зом из-за девочки и еще потому, что он знал: его баскский акцент вообще
вызывает удивление, а в такой момент он покажется просто смешным. И тог-
да он решил предотвратить удар и, раздраженно взмахнув рукой, сказал:
- Вы уверяете, что на вас напали. Но ведь здесь никого больше не бы-
ло. Вот - кто был, тот и остался. Лично я, мадам, не знаю, почему вы го-
ворите, будто на вас напали, просто не знаю.
Она смотрела на него через свои темные очки, и он не видел ее глаз.
Болю и агент по продаже недвижимого имущества попрежнему молчали. Навер-
ное, они думали, что она эпилептичка или что-нибудь в этом роде, и им
было не по себе. Но Мануэль знал, что это не так. Однажды ночью, как раз
в тот год, когда он приехал во Францию, у него на станции техобслужива-
ния под Тулузой украли сумку с инструментом. И сейчас ему казалось, хотя
он и не смог бы объяснить почему, что он опять влип в какую-то историю.
- Кто-то туда вошел, - утверждала дама. - Вы должны были его увидеть,
ведь вы стояли неподалеку.
Говорила она так же неторопливо, как и ходила, но голос звучал четко,
в нем не чувствовалось никакого волнения.
- Если бы кто-нибудь вошел, мы, конечно, увидели бы, - согласился Ма-
нуэль. - Но в том-то и дело, мадам, что никто, никто туда не входил.
Она повернулась к Болю и агенту. Болю пожал плечами.
- Не станете же вы утверждать, что это был кто-то из нас? - спросил
Мануэль.
- Не знаю. Я вас в первый раз вижу.
Все трое от неожиданности онемели и с глупым видом уставились на нее.
Предчувствие Мануэля, что снова на него надвигаются какие-то неприятнос-
ти, как тогда под Тулузой, еще более усилилось. Правда, его успокаивало
то, что он не покидал своих клиентов все время, пока она была в туалете
(сколько это длилось - минут пять, шесть?), но по наступившей вдруг зло-
вещей тишине он понял, что и они насторожились. Тишину нарушил агент.
- Может, вашей жене следовало бы увести девочку? - обратился он к Ма-
нуэлю.
Мануэль по-баскски сказал жене, что Рири нечего здесь делать, да и
сама она, если не хочет получить такую взбучку, о которой долго будет
помнить, пусть лучше пойдет подышать свежим воздухом. Жена ответила ему,
тоже по-баскски, что он ее просто-напросто изнасиловал, ее, вдову изуми-
тельного человека, изнасиловал, даже не сняв с нее траурного платья, и
поэтому ее ничуть не удивляет, что он так же поступил с другой женщиной.
Но все же она вышла, уводя девочку, которая, обернувшись, переводила
взгляд с дамы на Мануэля, пытаясь понять, кого в чем обвиняют.
- Никто из нас троих туда не входил, - проговорил Болю, обращаясь к
даме, - не утверждайте того, чего не было.
У большого, тучного Болю и голос был под стать. Когда в деревенском
кабачке играли в карты, его голос всегда гремел громче всех. Мануэль на-
шел, что Болю сказал именно то, что надо. Нечего возводить на них нап-
раслину.
- У вас украли деньги? - спросил Болю.
Дама отрицательно мотнула головой и сделала это не задумываясь, без
колебаний. Мануэль все меньше и меньше понимал, к чему она клонит.
- Как же так? Ради чего же на вас напали?
- Я не сказала - напали.
- Но именно это вы хотели сказать, - возразил Болю и сделал шаг в
сторону дамы.
И вдруг Мануэль увидел, как она изо всех сил прижалась к спинке сту-
ла, и понял, что она боится. Из-под ее очков выкатились две слезинки и
медленно поползли по щекам, оставляя на них полоски. На вид ей было не
больше двадцати пяти лет. Мануэль испытывал какое-то странное чувство
неловкости и возбуждения. Ему тоже хотелось подойти к ней, но он не ре-
шался.
- И вообще снимите ваши очки, - продолжал Болю. - Я не люблю разгова-
ривать с людьми, когда не вижу их взгляда.
И Мануэль, наверное, и агент, да, пожалуй, и сам Болю, который наро-
чито преувеличивал свой гнев, чтобы казаться грозным, могли поклясться,
что она не снимет очков. Но она сняла их. Она сделала это сразу же,
словно испугалась, что ее силой заставят повиноваться, и на Мануэля это
произвело такое же впечатление, как если бы она перед ним разделась. У
нее были большие печальные глаза, совершенно беспомощные, видно было,
что она с трудом сдерживает слезы. И честное слово, черт побери, без оч-
ков она выглядела еще более привлекательной и безоружной.
Видимо, и на остальных она произвела такое же впечатление, так как
снова воцарилось тягостное молчание. Потом, не говоря ни слова, она под-
няла вдруг свою раздувшуюся руку и показала ее мужчинам. И тут Мануэль,
которого она с трудом различала без очков, отстранив Болю, шагнул к ней:
- Это? - спросил он. - Ну нет! Вы не посмеете сказать, что это вам
сделали здесь! Сегодня утром это уже было!
И в то же время он подумал: "Какая-то чушь!" Только что он был уве-
рен, что разгадал подоплеку этой комедии - просто его хотят одурачить, -
и вот сейчас ему в голову пришел один довод, который опрокинул все. Если
она, предположим, и вправду хотела заставить их поверить, что ее покале-
чили здесь, у Мануэля, и вытянуть у него некоторую сумму, пообещав не
сообщать об этом полиции (но уж он-то не попался бы на эту удочку, хотя
и побывал однажды в тюрьме), какого же черта она примчалась сюда утром с
уже сломанной рукой.
- Это неправда.
Неистово тряся головой, она порывалась встать. Болю пришлось помочь
Мануэлю удержать ее. В вырез ее костюма было видно, что на ней нет ком-
бинации, а только белый кружевной лифчик, и что кожа у нее на груди та-
кая же золотистая, как и на лице. Наконец она отказалась от мысли
встать, и Мануэль с Болю отошли в сторону. Надевая очки, она продолжала
твердить, что это неправда.
- Что? Что неправда?
- Сегодня утром у меня ничего не было с рукой. А если бы даже и было,
то вы не могли бы этого увидеть, я находилась в Париже.
Ее голос снова зазвучал звонко, а в манере держаться опять появилось
что-то надменное. Но Мануэль понимал, что это вовсе не надменность, а
лишь усилие сдержать слезы и в то же время выглядеть настоящей дамой.
Она пристально разглядывала свою неподвижную левую руку и странный рубец
на ладони почти у самых пальцев.
- Мадам, вы не были в Париже, - спокойно возразил Мануэль. - Вам не
удастся заставить нас поверить в это. Я не знаю, чего вы добиваетесь, но
никого из присутствующих вы не убедите, что я лжец.
Она подняла голову, но посмотрела не на него, а куда-то в окно. Они
тоже посмотрели в окно и увидели, что Миэтта заправляет какой-то грузо-
вичок. Мануэль сказал:
- Сегодня утром я чинил задние фонари вашего "тендерберда". Там отсо-
единились провода.
- Неправда.
- Я никогда не говорю неправду.
Она приехала на рассвете, он пил на кухне кофе с коньяком и тут услы-
шал гудки ее автомобиля. Когда он вышел, у нее было такое же выражение
лица, как и сейчас: спокойное, но одновременно настороженное, напряжен-
ное - казалось, чуть тронь ее, и она заплачет, - и в то же время всем
своим видом она как бы говорила: "Попробуйте-ка троньте, я себя в обиду
не дам". Через свои темные очки она смотрела, как он засовывает полы
своей пижамной куртки в брюки. Мануэль сказал ей: "Извините. Сколько вам
налить?" Он думал, что ей нужен бензин, но она коротко объяснила, что не
в порядке задние фонари и что она вернется за машиной через полчаса. Она
взяла с сиденья белое летнее пальто и ушла.
- Вы принимаете меня за кого-то другого, - возразила дама. - Я была в
Париже.
- Вот тебе и на! - сказал Мануэль. - Ни за кого другого, кроме как за
вас!
- Вы могли спутать машины.
- Если уж я чинил машину, я ее не спутаю ни с какой другой, даже если
они похожи как близнецы. Мадам, это вы принимаете Мануэля за кого-то
другого. Больше того, могу вам сказать, что, закрепляя провода, я сменил
винты и сейчас там стоят винты Мануэля, можете проверить.
Сказав это, он резко повернулся и направился к двери, но Болю удержал
его за руку.
- Но ты ведь где-нибудь записал, что произвел ремонт?
- Знаешь, некогда мне заниматься всякой писаниной, - ответил Мануэль.
И добавил, желая быть до конца честным: - Сам понимаешь, стану я записы-
вать два жалких винтика, чтобы Феррант заработал еще и на них!
Феррант был сборщиком налогов, жил в той же деревне, и по вечерам они
вместе пили аперитив. Будь он сейчас здесь, Мануэль сказал бы то же са-
мое и при нем.
- Но ей-то я дал бумажку.
- Квитанцию?
- Да вроде того. Листок из записной книжки, но со штампом, все как
полагается.
Она смотрела то на Болю, то на Мануэля, поддерживая правой рукой свою
вздувшуюся ладонь. Наверное, ей было больно. Не видя ее глаз, трудно бы-
ло понять, что она думает и чувствует.
- Во всяком случае, есть один человек, который может это подтвердить.
- Если она хочет доставить вам неприятности, - сказал агент, - то ни
ваша жена, ни дочь не могут выступить свидетелями.
- Оставьте мою дочь в покое, на черта мне еще ее впутывать в эту ис-
торию. Я говорю о Пако.
Пако были владельцами одного из деревенских кафе. У них обычно завт-
ракали дорожные рабочие с шоссе на Оксер, и мать с невесткой вставали
рано, чтобы обслужить их. Туда Мануэль и послал даму в белом костюме,
когда она спросила, где можно перекусить в такое время. Он был настолько
поражен, что женщина одна путешествует ночью, да еще в темноте едет в
черных очках (тогда он не догадался, что она близорука и скрывает это),
настолько поражен, что лишь в последний момент обратил внимание на по-
вязку на ее левой руке, белевшую в сумраке занимающегося утра.
- Мне больно, - сказала дама. - Дайте мне уехать. Я хочу показаться
врачу.
- Минутку, - остановил ее Мануэль. - Простите меня, но вы были у Па-
ко, они это подтвердят. Я сейчас позвоню им.
- Это кафе? - спросила дама.
- Совершенно верно.
- Они тоже спутали.
Наступила тишина. Дама сидела не двигаясь и смотрела на мужчин. Если
бы они могли видеть ее глаза, они прочли бы в них упорство, но они не
видели их, и Мануэль вдруг окончательно поверил, что у нее не все дома,
что она действительно не желает ему зла, просто она ненормальная. И он
сказал ей ласковым голосом, удивившим его самого:
- Сегодня утром у вас на руке была повязка, уверяю вас.
- Но сейчас, когда я приехала сюда, у меня же ничего не было!
- Не было? - Мануэль вопросительно посмотрел на мужчин. Те пожали
плечами. - Мы не обратили внимания. Но какое это имеет значение, если я
говорю вам, что сегодня утром ваша рука была забинтована.
- Это была не я.
- Ну так зачем же вы снова приехали сюда?
- Не знаю. Я не снова приехала. Не знаю.
По ее щекам опять покатились две слезинки.
- Дайте мне уехать. Я хочу показаться доктору.
- Я сам отвезу вас к доктору, - сказал Мануэль.
- Не трудитесь.
- Я должен знать, что вы там ему наговорите. Надеюсь, вы не собирае-
тесь причинять мне неприятности?
Она с раздражением мотнула головой: "Да нет же! - и поднялась. На
этот раз они отступили.
- Вот вы говорите, будто я спутал, и Пако спутал, и все спутали, -
сказал Мануэль. - Я никак не могу понять, чего вы добиваетесь.
- Оставь ее в покое, - вмешался Болю.
Когда они все вышли - впереди она, за нею агент по продаже недвижи-
мости, затем Болю и Мануэль, - они увидели, что у бензоколонок собралось
много машин. Миэтта, которая никогда не была слишком расторопной, бук-
вально разрывалась между ними. Девочка играла с детьми на куче песка у
шоссе. Увидев, что Мануэль садится вместе с дамой из Парижа в свой ста-
рый "фрегат", она, размахивая ручками, подбежала к нему. Личико у нее
было в песке.
- Иди играй, - сказал ей Мануэль. - Я только съезжу в деревню и скоро
вернусь.
Но девочка не ушла, а молча стояла у дверцы машины, пока он прогревал
мотор. Она не спускала глаз с дамы, сидевшей рядом с Мануэлем. Развора-
чиваясь у бензоколонки, Мануэль заметил, что агент и Болю уже рассказы-
