и себя, и покатила на Юг. Какой смысл обедать в Париже, я это делаю каж-
дый день! Я поеду в Милли-ла-Форе, потому что это прекрасно звучит и я
никогда не была там, я закажу не бифштекс с жареной картошкой, а что-ни-
будь, неважно что, но совершенно сказочное, и на десерт-малину, я найду
такой ресторан, где мне накроют столик в саду. Итак, все решено, но ты
уже опрокинула три аперитива и будь внимательна, иначе вернешься на бук-
сире. Но пока что я мчалась с курьерской скоростью.
Первую машину я обогнала на повороте. Я обгоняла ее как раз в тот мо-
мент, когда мы проезжали поворот на Милли-ла-Форе, и, вероятно, этим
можно объяснить, почему мне пришлось продолжать путь прямо. Но и без
этого я бы все равно не свернула. Руль в моих руках был приятно чуток,
солнце приятно пригревало мне лицо, ветер приятно ласкал меня на поворо-
тах, а повороты были плавны, глубокие спуски-пологи. И вся моя огромная
Стремительная птица - мой друг, мой соучастник - была так тиха и так
послушна, она так быстро и мягко летела по дороге среди полей, что оста-
новить меня можно было только силой. В машинах, которые мчались в том же
направлении, я видела детишек, приплюснувших носы к стеклу, уже полных
предстоящими каникулами, яркие мячи на загруженных до отказа, перехва-
ченных веревками багажниках, катящиеся на прицепах лодки со сложенными
мачтами - все это ехало к морю, а взгляд парочки, который на секунду
скрестился с моим, как бы говорил, что они со мной заодно. Во всяком
случае, пока я ехала по автостраде, я хотела заставить себя поверить - и
заставить поверить других! - что и дальше поеду вместе со всеми и, быть
может, вечером мы встретимся в какой-нибудь гостинице между Балансом и
Авиньоном. Чокнутая.
Когда я замедлила ход, чтобы свернуть с автострады, Матушка сказала
мне: "Пожалуйста, теперь послушай меня, ты только навредишь себе этим.
Отведи машину обратно". Я мысленно поклялась себе, что доеду лишь до
первого ресторана, ну, до первого маломальски приличного, и, как только
расплачусь за обед, тотчас же поверну на Париж. Матушка сказала, что она
не верит мне, что это я клянусь спьяну и чем дальше, тем труднее мне бу-
дет удержаться от глупостей. На одном из указателей я увидела, что прое-
хала пятьдесят километров. У меня тоскливо защемило сердце. Сейчас от
того мгновения меня отделяет всего несколько часов, пять или шесть, но
мне все кажется каким-то искаженным, таким же далеким, как сны после
пробуждения.
Я остановилась у дорожного ресторанчика неподалеку от Фонтенбло. Соо-
ружение из никеля и пластика, огромные распахнутые окна. Одно из них,
почти напротив моего столика, как бы обрамляло неподвижный "тендерберд".
Посетителей было мало, в основном парочки. Когда я вошла, меня проводили
внимательным взглядом - наверное, из-за машины, а может, еще и потому,
что я держалась с преувеличенной уверенностью. В ресторане было очень
светло, и я не стала снимать темные очки.
Я заказала жаркое из баранины с томатами по-южному, салат из одуван-
чиков и полбутылки-маленьких бутылок не было - сухого розового вина, так
как розовое меня меньше пьянит, чем красное. Это по-твоему, крошка! А
когда я попросила газету, мне принесли ту же "Франс Суар", которую я уже
просматривала в Орли. Я больше не пыталась ее читать, лишь попробовала,
не прилагая особых усилий, найти семь неточностей, нарочно допущенных
художником в какой-то картинке. Занимаясь этой ерундой, я вдруг вспомни-
ла, как, бывало, злилась на меня Анита, когда не могла отыскать всех
ошибок, потом подумала о том, что у меня на счету в банке должно быть
около двух тысяч франков. Я вынула из сумки свою чековую книжку, чтобы
проверить. Две тысячи триста франков, но из них надо вычесть очередной
взнос за телевизор и двести франков, которые я ежемесячно посылаю в при-
ют. Вместе с тем, что было у меня в кошельке и в конверте, врученном мне
сегодня утром шефом, у меня получалось, я прикинула, более трех тысяч
франков. На это не проживешь целый год в гостинице "Негреско", но четыре
дня - я подсчитала на пальцах: суббота, воскресенье, понедельник и втор-
ник - я буду богатой, восхитительно богатой. Мне не очень хотелось есть,
я почти все оставила на тарелке. Но вино выпила до капельки - больше,
чем выпиваю порой за целую неделю.
Какая-то пара, шедшая к выходу - мужчина лет пятидесяти, с залысина-
ми, загорелым и спокойным лицом, и молодая женщина в бежевом костюме, -
остановилась у моего столика. Мужчина, улыбаясь, спросил меня, довольна
ли я своей машиной. Я подняла голову, прижав указательным пальцем дужку
очков к переносице, где от нее оставался след, и ответила, что, если моя
машина вызовет у меня неудовольствие, я обязательно дам ему знать. Улыб-
ка сошла с его лица, он пробормотал извинения. Я пожалела о своих во-
инственных словах и окликнула его. Лицо его снова озарилось улыбкой.
Не помню, что там я рассказала им о машине, но они сели за мой сто-
лик. Я доедала малину с сахаром. Они уже выпили кофе, но заказали себе
еще по чашечке, чтобы иметь повод угостить меня. Они сказали, что наблю-
дали за мной во время обеда, что они бесспорно знают меня или, во всяком
случае, где-то видели. Женщина спросила, не актриса ли я. "Ничего подоб-
ного, - ответила я, - моя специальность-реклама. У меня рекламное
агентство". В таком случае, может быть, она видела меня по телевидению,
где я давала интервью или в какой-нибудь другой подобной передаче? "Да,
вполне вероятно". Она повернулась к мужчине, и тот сказал ей: "Видишь, я
был прав". Я на Юг или уже возвращаюсь? Я ответила, что еду повидать
друзей в Кан-д'Антиб, а заодно хочу уладить за праздники кое-какие дела
в Ницце. Они позавидовали мне, потому что сами уже возвращались после
отдыха, и дали несколько советов относительно дороги. До Монтелимара до-
рога еще сносная, но дальше творится что-то невообразимое: встречный по-
ток машин, растянувшийся на несколько километров, заставил их простоять
больше двух часов. Не следует также ехать через Лион, там просто гибель.
Лучше всего - по автостраде N 6, а затем через какой-то там Ла-Деми-Люн
перебраться на автостраду. N 7. Я сказала: "Конечно, я так всегда и ез-
жу". Мужчина оказался военным врачом в чине полковника. "Мой отец тоже
был полковником, - заявила я, - но только немецкой армии: моя мать сог-
решила во время оккупации. Ну и, сами понимаете, ей обрили голову". Они
сочли, что я обладаю большим чувством юмора, и, совершенно очарованные,
прощаясь со мной, нацарапали свой адрес на листке из записной книжки. Я
сожгла его в пепельнице, когда закуривала сигарету.
Матушка нашла, что я пьяна, что положение становится угрожающим и
лучше мне уйти в туалет, пока я не разревелась. Но я не разревелась. Я
решила, что верну машину во вторник вечером или даже в среду утром. На
обратном пути, на станции техобслуживания, я ее вымою. Анита не из тех,
кто проверяет спидометр. И никто ничего никогда не узнает.
На улице я снова закурила и прошлась по обочине дороги. Под ярким
солнцем моя тень резко выделялась на земле, а когда я села в машину, си-
денье было раскалено. Я поехала в Фонтенбло. Там поставила машину у тро-
туара, надела правую туфлю и вышла. Я купила платье, которое показалось
мне красивым в витрине и которое выглядело еще лучше, когда я его приме-
рила: из белого муслина, с воздушной юбкой. В том же магазине я приобре-
ла ярко-желтый купальник, лифчик, две пары трусиков, бирюзовые брюки,
белый пуловер с высоким воротником и без рукавов, два больших махровых
полотенца и две рукавички для ванны в тон полотенцам. Вот и все. Пока
мне подгоняли платье по фигуре, я перешла на другую сторону улицы и по-
добрала к брюкам пару босоножек с золотыми ремешками. Ни за что на свете
я не вернулась бы к себе на улицу Гренель, чтобы взять все это дома. И
не столько потому, что мне было жаль потерять два часа на дорогу туда и
обратно, сколько из опасения, что снова начну раздумывать и тогда уж у
меня не хватит мужества уехать.
Нагруженная большими бумажными пакетами с покупками, я зашла в мага-
зин кожаных изделий, выбрала чемодан из черной кожи и все уложила в не-
го. Мне ни капельки не хотелось подсчитывать сумму выданных мною чеков.
Впрочем, я настолько привыкла контролировать себя в расходах, что у меня
в голове было что-то вроде счетчика, и, если бы я потратилась так, что
это могло бы сорвать мой отдых, он обязательно сработал бы.
Я поставила чемодан в багажник, но тут же пожалела, что он не рядом
со мной, вынула его и положила на заднее сиденье. Часы на щитке показы-
вали четыре. Я развернула Анитину карту дорог, прикинула, что, если я не
буду нигде останавливаться до самой темноты, то смогу переночевать
где-нибудь в окрестностях Шалона-сюр-Сон или, может быть, Макона. Я пос-
мотрела в самый низ карты и прочла названия, от которых у меня трепетно
забилось сердце: Оранж, Салон-де-Прованс, Марсель, Сен-Рафаэль. Повязав
голову косынкой, я сняла правую туфлю и поехала.
Выезжая из Фонтенбло, я вспомнила слова полковника и спросила у цве-
точницы, как проехать к автостраде. N 6. Я купила букетик фиалок и
пристроила его у ветрового стекла. Чуть дальше, на перекрестке, я увиде-
ла нескольких жандармов на мотоциклах, которые о чем-то болтали. И в эту
секунду у меня мелькнула мысль: "А вдруг Каравей вернется до конца
праздников? Что-нибудь случится, и он прилетит сегодня вечером?" Я не-
вольно замедлила ход.
Не обнаружив машины, он решит, что произошло несчастье, и, конечно
же, позвонит мне (только есть ли у него мой телефон?), а не найдя меня,
обратится в полицию. Я представила себе, как на все дороги сообщают мои
приметы и повсюду устанавливают посты жандармов. Да нет, глупости. В от-
личие от меня, все нормальные люди, если говорят, что сделают то-то или
то-то, так и поступают. Каравей не вернется до среды. С ним жена и ребе-
нок, и он не станет портить им праздник. Он будет говорить дочке, чтобы
она дышала поглубже, катать ее на лодке по озеру. Да и зачем ему возвра-
щаться в Париж? До среды все учреждения закрыты. В праздники ко всему
подходят с иной меркой, и я - похитительница автомобиля лишь на время
танцев по случаю 14-го июля, так что нечего себя запугивать и делать из
себя преступницу. Я увеличила скорость. Небо было ясное, густо-синее,
почти лиловое, пшеничные поля - словно припудрены теплым светом, солнеч-
ной пылью. Однако притихшая было тревога, которая закралась в мою душу,
когда я свернула с автострады, упорно не оставляла меня, она затаилась в
самом дальнем и смутном уголке моей совести и по любому пустячному пово-
ду, а то и вовсе без него, вдруг принималась буйствовать, словно растре-
воженный зверь или какое-то существо, сидящее во мне самой, которое ме-
чется во сне. Я проехала долину Ионны. Помню, что остановилась в Жуаньи,
у бистро, чтобы купить сигареты и зайти в туалет. В бистро над стойкой
висели трехцветная афиша, сообщавшая о "праздничных увеселениях", и фо-
тографии, на которых были изображены разбитые в автомобильных катастро-
фах грузовики. Несколько шоферов грузовиков болтали у стойки, потягивая
пиво. Когда я вошла, они замолчали, а один из них, увидев, что я, выпив
фруктовый сок, положила на стойку деньги, сказал хозяину, что платит за
меня. Я не хотела этого, но шофер - он говорил с южным акцентом - возра-
зил: "Не хватало еще, чтобы вы отказались", - и я взяла обратно свою ме-
лочь. Когда я включила мотор, он вместе с приятелем вышел из бистро и,
направляясь к своему грузовику, остановился около меня. Это был молодой
- примерно моего возраста - черноволосый парень с беспечным видом и ос-
лепительной улыбкой. Как на рекламе зубной пасты "Жибс". Переводя взгляд
с капота машины на вырез моего костюма, он сказал мне со своим южным ак-
