улыбнулся и кивнул головой.
Клеть медленно начала спускаться и внезапно рухнула вниз, точно
оборвался канат. Ноги отделились от пола, сердце, казалось, подступило
к горлу, дыхание оборвалось. Падение клети все ускорялось, затем так
же внезапно и резко замедлилось. Огромная тяжесть придавила людей к
полу. Словно невидимые руки перетянули каждого широким, неумолимо
стягивающим поясом.
Это ощущение длилось не более секунды, и снова пол ушел из-под
ног, тело стало невесомым, а замирающее сердце устремилось вверх.
- Ох! - вскрикнул помощник Никитина.
Но клеть уже плавно замедляла свой спуск и остановилась на одном
из наиболее глубоких горизонтов шахты.
- Чтоб им пусто было! - выругался помощник, стараясь унять дрожь
в коленях.
Никитин задорно расхохотался, к негодованию своих перепуганных
сотрудников.
Палеонтолог спускался в шахту с небывалой уверенностью в успехе.
Причиной этой уверенности был и заново переконструированный аппарат, и
то, что здесь горняки обнаружили слой окаменевшей смолы, подобный
черному зеркалу, впервые показавшему ему призрак динозавра, и...
только что полученное письмо.
Никитин улыбнулся, перебирая в памяти немногие строки... Писала
Мириам, не забывшая ни его, ни тени минувшего.
Она писала, что через год ей удалось снова побывать на
асфальтовом месторождении. Черное зеркало оказалось разрушенным, но
ничто не могло разрушить впечатления от призрака динозавра, глубоко
запавшего ей в душу... Ей удалось заинтересовать тенью минувшего
талантливого исследователя Каржаева. И теперь у них ведутся поиски
слоев, сохранивших отпечатки световых волн.
Она не писала ему раньше потому, что это не было ему нужно - тут
Никитин почувствовал скрытый между строк упрек, - но она все время
следила за его работой и верила в то, что он доведет дело до конца. А
теперь они нашли интересное наслоение и просят его приехать к ним.
Никитин еще не успел осознать все значение для него письма
Мириам. Слишком мало времени было у него для размышлений в последний
день подготовки к исследованию. Только вернулась к нему легкость
прежних молодых дней, и эта возвращенная молодость удивляла окружавших
его людей.
...Из длинного старого штрека тянуло пощипывающей горло гарью,
тихо шелестел всасываемый мощным вентилятором воздух. Никитин спешил
приступить к испытанию сразу после отпалки[Отпалка - взрыв шпура.]
заложенных по его указанию шпуров[Шпур - скважина глубиной до двух
метров, пробуренная в горной породе для закладки взрывчатого
вещества.]. Здесь, в старых выработках, в стороне от оживленного
движения электровозов, грохота вагонеток, мелькания фонарей, было
пусто и тихо. Беспросветный подземный мрак, плотно обняв идущих,
сливался с безымянной чернотой угольных стен.
Где-то едва слышно сочилась вода, далеко в стороне мерно
потрескивала крепь, предупреждая горняков о тяжком давлении породы.
- Кто показал это замечательное место? - вполголоса спросил
Никитин шедшего рядом помощника.
Тот кивнул на маленького старика, замыкавшего шествие вместе с
инженером.
- Он редкостный горный мастер, знает каждый слой во всех забоях.
Если бы не он, потребовались бы годы поисков в этих бесконечных
выработках...
Палеонтолог посмотрел с немой благодарностью на старого горняка.
Впереди забелела чистая колоннада новых крепежных столбов. Уже по
их числу можно было догадаться, что ход заканчивался обширной камерой.
Действительно, черные стены разошлись, открывая большое пустое
пространство с высоким потолком.
Помощники Никитина замешкались, протаскивая громоздкий аппарат
между столбами. Инженер выступил вперед и высоко поднял сильный
фонарь. Истерзанная взрывами толща углистых сланцев окружила
исследователей, грозя бесчисленными острыми выступами и отсвечивая
сталью на гладких сколах...
В самом начале камеры по обеим сторонам стояли чуть покачнувшиеся
толстые рубчатые стволы. Вросшие одной стороной в массу угля, они
выделялись лишь ромбическим узором коры. На расчищенной поверхности
пола распластались, словно громадные пауки, могучие пни с
разветвленными корнями. Корни стлались по древней почве, служившей им
опорой в бесконечно давно минувшие времена. Все пни были срезаны под
один уровень - уровень воды в затопленном каменноугольном лесу. В
уцелевших больших стволах мрачно зияли большие дупла.
Участок мертвого, превращенного в уголь и известь леса подавлял
глубокой древностью, как будто над головами людей висела не
двухсотметровая толща пород, а почти ощутимая глубина сотен миллионов
лет, пронесшихся над этими стволами и пнями.
В конце камеры груда обвалившихся сланцев обозначала место
произведенного взрыва. Над ними блестела косая черно-бурая плита -
затвердевший натек битума. Это и был намеченный к испытанию прослой,
отлагавшийся в крутом склоне небольшого холма в каменноугольном лесу.
Скоро магниевая лампа уперлась ярким белым лучом в плиту, и
Никитин установил фокус отражательной камеры. Ученый, волнуясь,
кашлянул и хрипло сказал:
- Будем пробовать...
Что скажет сейчас эта так тщательно выбранная поверхность слоя?
Палеонтолог включил фотоэлементы и усилил ток. Повернув винт призмы,
Никитин снова посмотрел в аппарат: порода уже не была черной - на
прозрачном сером фоне проступали неясные вертикальные штрихи.
Терпеливо и осторожно ученый регулировал прибор, пока с
невиданной ясностью не проявилась четвертая тень минувшего, открытая
им, - тень, которую теперь увидят тысячи людей!
Никитин смотрел на прогалину в чаще затопленного леса.
Бледно-серые стволы деревьев с насеченной ромбиками корой обступили
маслянистую черную воду. Вверху каждое дерево разделялось на две
расходившиеся под углом толстые ветки, исчезавшие в густой тени плотно
стеснившихся крон. Толстый чешуйчатый ствол лежал поперек воды, упав
на небольшой бугорок, выступавший налево. Бугорок зарос странными
растениями, похожими на грибы, высокие и узкие фиолетовые бокалы
которых усеивали мокрую красную почву. Мясистые отвороты чашечек
каждого гриба показывали маслянистую желтую внутренность. За бугорком,
над резко изогнутыми стеблями без листьев, виднелся просвет,
заполненный вдали мутным, слабо розовеющим туманом. Впереди из тумана
торчал какой-то искривленный голый сук, а на нем съежилось, втянув
голову, непонятное живое существо.
Всматриваясь в изображение, Никитин вздрогнул - из-под фиолетовых
грибов, скрывая тело в их гуще, выступала широкая параболическая
голова, покрытая слизистой лиловато-бурой кожей. Огромные выпуклые
глаза смотрели прямо на Никитина, бессмысленно, непреклонно и злобно.
Крупные зубы выступали из нижней челюсти, обнажаясь во впадинах края
морды. Справа лился, освещая всю картину, какой-то тусклый жемчужный
свет. Освещенный воздух казался черноватым, словно через закопченное,
но прозрачное стекло...
Долго смотрел Никитин в это волшебное окно в прошлое, в жизнь
мира каменноугольной эпохи. Триста пятьдесят миллионов лет легли уже
между настоящим и тем временем, когда в редкой игре случая световые
волны запечатлели свой снимок. Невероятно отчетливо виднелись злобные
глаза невиданной твари, фиолетовые грибы, неподвижная вода и странный
серый воздух. А в шахте слабо шипел прожектор и слышалось прерывистое
дыхание людей...
Никитину показалось, что он сходит с ума. Он отшатнулся от
аппарата. Реальные, грубо изломанные угольные стены, древние пни -
может быть, остатки тех самых деревьев, которые сейчас, живые и
стройные, видны в его аппарат... Сосредоточенные лица окружающих
людей... Овладев собой, ученый поспешно приготовил камеру и сделал
несколько цветных снимков.
На столе высилась стопка оттисков статьи Никитина, и к каждому
была приложена цветная репродукция пойманной тени прошлого. Надписав
последний из назначенных к рассылке оттисков, палеонтолог вздохнул.
Давно уже не было ему так легко и радостно.
Теперь по его дороге пойдут многие, более молодые, может быть,
более талантливые. Раскрыта первая страница тайной книги природы.
Кончилось одиночество на долгом и трудном пути! Но одиночество - оно
было только в познании... В работе ему помогали многие десятки людей,
не говоря уж о его сотрудниках, совсем чужие, казалось бы, люди,
далекие от науки...
Вереница знакомых лиц прошла перед мысленным взором ученого. Вот
они, горняки, рабочие каменоломен, колхозники, охотники. Все они
доверчиво и бескорыстно, не спрашивая о конечной цели, уважая в нем
известного ученого, помогли ему найти и схватить тень минувшего.
Значит, он работал и пользовался их помощью в долг... Да, и
теперь этот долг уплачен - вот откуда громадное облегчение!
Никитин вспомнил, как в этом же кабинете он не раз тосковал и
сомневался в правильности своего жизненного пути.
Ученый улыбнулся, быстро набросал текст телеграммы Мириам,
извещавшей ее о завтрашнем выезде. Уверенность в дальнейшем пути
переполняла его радостью. Нет, он не сделал ошибки, не зря потратил
годы на трудную борьбу с загадкой природы!
1944
АЛМАЗНАЯ ТРУБА
Начальник главка раздраженно отодвинул наполненную окурками
пепельницу и негодующе посмотрел на собеседника.
Тот, худой, маленький, седобородый, утонул в большом кожаном
кресле, сжавшись, подобрав ноги. Глаза его поблескивали сквозь очки
непримиримым упорством.
- Третий год работает Эвенкийская экспедиция - и никаких
результатов! - бросил начальник.
- Как - никаких? А кимберлиты?[Кимберлит - плотная туфообразная
горная порода из группы ультраосновных, то есть с малым содержанием
кварца и увеличенным - железа и магния.]
- Вот, кстати, о кимберлитах. Вы знаете, что академик Чернявский
дал о них отрицательное заключение? Он не признает эту породу за
кимберлит. И вообще, Сергей Яковлевич, лично мне все ясно. Это ведь
огромная, почти неисследованная страна. Экспедиция стоит дорого,
особенно после того, как вы прибавили к ней маятниковую партию.
Результатов же нет. Я категорически настаиваю на прекращении работ! У
нашего института много более неотложных задач, и расходование крупных
ассигнований на такого рода изыскания идет в ущерб практике. На этом
кончим...
Начальник главка, недовольно морщась, бросил папиросу. Сидевший в
кресле директор института, профессор Ивашенцев, резко выпрямился:
- Вы прекращаете дело, которое должно принести стране миллионы, и
не только экономии, но и прямых доходов от экспорта!
- Это дело принесло пока только разочарования. Впрочем, я уже
сказал, что для меня все ясно. Решение мое окончательное.
Начальник встал. Рядом с ним профессор казался совсем маленьким и
беззащитным. Он молча поднялся с кресла, поправил очки. Потом
пробормотал что-то невнятное и протянул начальнику круглый камень.
- Я уже видел это, - сухо сказал тот. - "Река Мойеро, река
Мойеро"! Три года слышу! И эту грикваитовую породу[Грикваит,
грикваитовая порода - порода из смеси гранита и оливина из очень
глубоких зон земной коры.] вы мне тоже показывали.
Профессор сгорбился над портфелем, застегивая непослушный замок.
Начальнику стало жаль ученого. Он подошел к Ивашенцеву:
- Сергей Яковлевич, вы должны признать мою правоту. Но, извините,
я не понимаю вашего упорства в этом вопросе...
- Всякой работой, - перебил Ивашенцев, - легче управлять, когда
