самых различных условиях. Имея дело с большими числами, нужно
отказаться от узких, рожденных житейским опытом представлений... "В
поисках минувшего моя Родина за меня, - думал ученый. - Где же еще
обнаружить новые снимки прошлого, как не на ее необозримых просторах!"
Уверенность и стремление к новым поискам, новой борьбе снова
воскресли в душе Никитина.
Прежде всего необходим аппарат, улавливающий отраженный от слоя
породы свет. Может быть, камера с очень светосильным и в то же время
широкоугольным объективом. Очень важно правильно установить угол
отражения... Может быть, сделать вращающуюся призму?
Никитин, не взглянув более на скелет тиранозавра, поспешил в свой
кабинет.
- Нет, не сюда, товарищ профессор. - Бородатый колхозник с
суровым лицом остановил шедшего в задумчивости Никитина. - Тропинка
эта верховая, а нам надо налево, в овраг.
- А далеко еще до красных обрывов? - спросил один из помощников
Никитина.
- Как спуститься оврагом до реки - с километр, да берегом
километра четыре. - И проводник деловито зашагал вперед.
Огромные, толстые ели стеснили тропинку. В промежутках между
серовато-зелеными стволами и косыми замшелыми нижними ветками глубоко
внизу поблескивала река, как разбросанные осколки разбитого зеркала.
Воздух был насыщен сладковатым запахом еловой смолы, более мягким и
приторным, чем запах сосны. Овраг, заросший ольхой, походил на длинный
крытый коридор, устланный толстым слоем побуревших старых листьев.
Листья становились все чернее и мокрее, под ними захлюпала вода. Овраг
кончился. Исследователи оказались на берегу быстрой и холодной реки,
узкое русло которой пролегало в высоких крутых берегах. Каждый поворот
реки и тихое плесо обозначались издали ярким блеском солнца. Быстрины
были тусклые и от этого казались хмурыми и холодными. Невдалеке
виднелись крутые обрывы темно-пурпурных глин, окаймленные сверху
зелеными арками заросшей верхней кромки склона.
Вскоре маленький отряд достиг обрывов, и рабочие приступили к
делу. В дюжих руках быстро замелькали лопаты и кирки. Глина крупными
зернами, шурша, катилась в реку, словно дождь орехов. Осторожно
подбивая клинья, обнажили блестящую, гладкую поверхность слоя глины.
Пласт лежал с небольшим наклоном, и Никитину пришлось соорудить помост
и установить свой аппарат высоко над вскрытым слоем. Кончив свое дело,
рабочие ушли, помощники отправились вверх по берегу с удочками, и
палеонтолог остался один.
Часы шли, Никитин дежурил у аппарата, изредка позволяя себе на
две-три минуты закрыть усталые глаза. Ученый не волновался, почти
совершенно уверенный в очередной неудаче. Неоднократно и в разных
местах Никитин устанавливал свой прибор, в томительном ожидании
вглядываясь в мертвую гладь камня. С каждым разом волнение и ожидание
нового открытия слабели, угасала надежда, но ученый упорно продолжал
свои наблюдения во всех подходящих, по его мнению, местах. Так и
теперь, почти без интереса, связанный лишь взятым на себя тяжелым
долгом, Никитин наблюдал в аппарат свежевскрытый слой затвердевшей
пурпурной глины. Солнце медленно изменяло углы освещения, могучие ели
слабо качали своими верхушками, чуть слышно плескала вода в прибрежной
осоке. И вдруг в однообразном ровном освещении появились редкие темные
пятна, стали резче, разбросались по всему вскрытому слою. Подбирая
наклон отражения с помощью вращающейся призмы, Никитин добился наконец
ясной видимости.
Перед ним был очень светлый берег необычайно прозрачного зеленого
моря. Почти идеальная плоскость серебряно-белого песка неуловимо
переходила в изумрудную воду. Длинные прямые гребешки маленьких волн
застыли в своем взлете, прочертив кристально ясную поверхность воды
яркими синевато-зелеными полосами. На более далеком плане полосы
дробились в треугольники, заостренные верхушки волн заворачивали вниз,
показывая вспышки ослепительно белой, тоже серебряной пены. В
чистейшей зелени воды даль казалась голубой, чувствовалась дивная
прозрачность воздуха и поразительная яркость света.
Почти со страхом смотрел Никитин на этот кусочек несказанно
светлого и ясного мира, сознавая, что гребешки волн застыли в
солнечных лучах, светивших более четырехсот миллионов лет назад. Это
был берег силурийского моря...
Видение исчезло очень скоро с ничтожным поворотом солнца. Дневной
свет, вызывая видение, сам же и гасил его, не давая возможности
пустить в ход фотографический аппарат. Никитин остался ночевать тут
же, под помостом. Только завтра в этот же час солнце снова могло
вызвать к жизни призрачные тени.
Но напрасно дрожал ученый от ночной сырости, отбивался от
надоедливых комаров. Переменчиво северное лето: пасмурное утро
закончилось дождем. В промозглом тумане ученый с отчаянием следил, как
струилась вода по гладкой поверхности глины, как струйки дождя
постепенно краснели и как, наконец, снимок чудесного силурийского моря
превратился в липкую бурую грязь.
Второй раз удалось Никитину увидеть темь минувшего, только на миг
восхитившись прекрасным видением. Но все же, если поиски удались
однажды, нужно пробовать снова и снова!
Теперь Никитин решил попытаться искать снимки прошлого на стенах
пещер - этих естественных камерах-обскурах. Там снимок защищен от
капризов погоды, от изменений солнечного освещения. А он, наученный
горьким опытом, будет теперь приготовлять фотоаппарат заранее, перед
наблюдением. Тогда минувшее не ускользнет. Нужно искать в неглубоких
пещерах, где в известковых натеках окажутся изменяющиеся от света
вещества.
Над густой масляной водой медленно полз редкий серый туман.
Берега светились от инея, а круто спадавшие горные склоны угрюмо
чернели, оттаяв в лучах поднявшегося солнца. Тупой нос неуклюжего
карбаза, закрытый просмоленным брезентом, был направлен на далекую
отвесную скалистую кручу, вставшую поперек могучей реки.
Широкое плесо дышало пронизывающим холодом, струилось беззвучно и
быстро. Издалека несся рокочущий тяжелый рев. Никитин стоял на
ослизлых досках рулевого помоста рядом с лоцманом, крепко державшимся
за деревянные колышки, вбитые в бревно рулевого весла. На бортовых
веслах сторожко напряглись гребцы.
Лоцман потер неуклюжей рукавицей покрасневший нос.
- То Боллоктас ревет, - хрипло сказал он, придвигаясь к Никитину,
- самый страшный порог!
- За поворотом? - медленно спросил Никитин.
Лоцман хмуро кивнул.
- Там есть и пещера? - продолжал Никитин. - На левом берегу?
- Взаправду причаливаться хотите? - тревожно прохрипел лоцман.
- Да, другого выхода нет, берегом по кручам не пройти, - твердо
ответил ученый.
Поверхность воды начала вспучиваться длинными и плоскими волнами.
Карбаз - тяжелый плоскодонный ящик с треугольным носом - стал медленно
покачиваться и нырять. Под носом захлюпала вода. Рев приближался,
нарастая и отдаваясь в высоких скалах. Казалось, самые камни грозно
ревели, предупреждая пришельцев о неминуемой гибели.
Лоцман подал команду, гребцы заворочали тяжелыми веслами. Карбаз
повернулся ныряя. Река входила в узкое ущелье, сдавившее ее мощный
простор. Гигантские утесы, метров четыреста высотой, надменно
вздымались, сближаясь все больше и больше. Русло реки напоминало
широкий треугольник, вершина которого, вытягиваясь, исчезала в изгибе
ущелья. У основания треугольника высокий пенистый вал обозначал
одиночный большой камень, а за ним треугольник пересекался рядом
острых, похожих на черные клыки камней, окруженных неистово крутящейся
водой. Ущелье вдали было заполнено острыми стоячими волнами, точно
целый табун вздыбленных белых коней протискивался в отвесные темные
стены. Налево в каменную стену вдавался широкий полукруглый залив,
искривляя левую сторону треугольника, и туда яростно била главная
струя реки, взметывая столбы сверкающих брызг.
Никитин опустил бинокль и схватился за рулевое весло, помогая
лоцману. Навстречу летел, оглушительно шумя, средний камень. Карбазу
нужно было пройти не по сливу, а с опасной левой стороны, иначе
непреодолимая сила воды отбросит судно к гряде камней, и... к пещере
можно будет попасть лишь в будущем году. А это значит - никогда,
потому что работы экспедиции были закончены, предстояло спешное
возвращение.
- Бей пуще! Пуще! - заорал лоцман.
Карбаз взлетел на гребень высокого вала - за камнем вода падала в
глубокую темную яму. Карбаз рухнул туда. Раздался тупой стук днища о
камень, рывок руля едва не сбросил Никитина и лоцмана с мостков, но
оба крепко уперлись в бревно и пересилили. Судно слегка повернуло и
неслось теперь под тупым углом к берегу, отклоняясь к грозным каменным
клыкам. Карбаз, заливаемый водой и пеной, отчаянно дергался, прыгая на
высоких волнах.
- Греби! - надсаживался лоцман.
Промокшие и вспотевшие гребцы - рабочие и сотрудники экспедиции
Никитина - изо всех сил рвали непослушные весла. Менее опытные со
страхом ожидали крушения, взглядывая на упрямого начальника. Его лицо,
обросшее темной бородой, казалось грозным.
Никитин стоял, широко расставив ноги, на дрожащих мостках,
мысленно измеряя и рассчитывая расстояние до белой пенной линии -
границы отраженного обратного течения. Лоцман, закусив губу, смотрел
туда же. Карбаз замедлил ход, потом снова рванулся вперед и бросился
прямо в кипящую пену. Хотелось зажмурить глаза и сжаться в комочек -
секунда, и судно неминуемо разобьется в щепы о скалы. Однако ход
карбаза снова стал замедляться. С резким толчком судно остановилось и,
подхваченное обратным течением, вошло в глубокую черную воду, тихо
плескавшуюся у подножия гнейсовых уступов, круто спадавших в реку.
Никитин не сдержал вздоха облегчения. В конце концов рискованное
исследование пещер Боллоктаса вовсе не входило в задание его
экспедиции, и если бы в погоне за тенью минувшего случилось
несчастье... Но карбаз уже причалил, мягко ткнувшись в скалу.
Коллектор лихим прыжком соскочил на выступ скалы и закрепил за камень
причальный канат.
- С благополучным прибытием, товарищ начальник! - шутливо
согнулся перед Никитиным лоцман.
- Лихо прошли! - одобрительно отозвался ученый.
- По-русски, верняком! - отрубил лоцман.
Крутые склоны поднимались над карбазом метров на полтораста. Выше
склон образовал широкий уступ, длинную площадку, полукольцом огибавшую
выступ берега. Над площадкой склон горы становился пологим. У его
основания располагалось девять черных отверстий - входы в пещеры. Весь
склон зарос невысокими кудрявыми соснами, белел сухим оленьим мхом.
Никитину и его помощникам без особого труда удалось поднять
наверх все нужное снаряжение. Весь остаток дня провел палеонтолог в
пещерах, пока не убедился, что был прав в своих предположениях.
На плоской задней стене пещеры тонкие гладкие натеки наслаивались
последовательно. Порода была окрашена в густой желто-зеленый цвет.
Никитин надеялся, что примеси солей железа и хрома, изменившись под
действием света, могут сохранить в каком-либо слое световой отпечаток
той эпохи, когда здесь были горячие ключи и еще не потухла
окончательно вулканическая деятельность, - около шестидесяти тысяч лет
назад.
Помощники ученого расчистили ход. Круглое отверстие отбрасывало
свет на заднюю стену. Пещера и в самом деле была похожа на
внутренность фотографического аппарата.
С бесконечным терпением и тщательностью Никитин приступил к
работе. Счищая слой за слоем, он освещал поверхность каждого слоя
