специально сконструированной им магниевой лампой.
Ученый поворачивал то лампу, то призму, меняя углы освещения и
отражения, но ни малейшего намека на видение не проступало в стеклах
прибора.
Больше десяти тонких слоев уже было осмотрено и сбито со стены.
Оставалась очень тонкая корка натека. Никитин незаметно проработал всю
ночь, но, озлобленный неудачей, не чувствовал усталости. Только рябило
в глазах от яркого света да подходил к концу запас магниевой смеси.
Неужели еще одно потерянное лето - сейчас, когда он достаточно
вооружен для поимки тени прошлого!
Одиннадцатый слой показался Никитину еще более гладким, чем все
прежние. Ученый снова зажег магниевую лампу. Несколько поворотов
шаровой головки - и в приборе проступило круглое смутное изображение.
Серая, неясная тень в правом углу походила на согнутую человеческую
фигуру с какой-то косой линией за плечом: налево смутные пятна
очерчивали нечто округленное и непонятное. Никитин регулировал прибор,
но видение не становилось яснее. Он понимал, что перед ним новый
снимок минувшего, однако настолько неясный, что было бы затруднительно
даже описать его, не только сфотографировать. Никитин всыпал новую
порцию магниевой смеси, увеличив до предела свет лампы. Да, это, без
сомнения, человеческая фигура. Значит, все дело в силе освещения. Хотя
магниевый свет и дает спектр, подобный солнечному, но сила его
недостаточна. Только могучее солнце может дать жизнь им же порожденным
теням! И чувствительность его аппарата недостаточна - он слишком
прост, этот копирующий фотокамеру прибор. Придется ждать, пока техника
создаст чудо-осветитель!
Перегревшаяся лампа, вспыхнув в последний раз, погасла. В тьме
пещеры явственно выделялось круглое отверстие входа... Рассвет!
Обычное спокойствие оставило ученого - в ярости он стукнул кулаком по
ни в чем не повинному прибору.
Никитин совсем разъярился. В пещере ему не хватало воздуха, он
бросился наружу и, сильно стукнувшись головой о свод, упал на колени.
Удар несколько образумил ученого, но ярость, клокотавшая в нем, не
угасла. Прищуренным глазом он оглядел нависшую над входом глыбу. Так,
его лампа не годится! Но он увидит тень минувшего при солнечном свете!
Он всегда имел при себе аммонал, чтобы при случае быстро вскрыть
нужные слои, взорвав лежащую на них породу.
Палеонтолог деловито осмотрел склон над пещерой, заметил длинные
вертикальные трещины, рассекавшие гнейсовые глыбы. Обрушить этот
каменный занавес - пустяки!
Ученый начал спускаться к берегу, где расположились на ночлег его
спутники, но передумал и вернулся в пещеру. Там он определил угол, под
которым падал на поверхность известкового слоя свет его лампы, и взял
по компасу направление. Отлично! Солнце будет тут между двумя и тремя
часами. Можно успеть выспаться как следует, а то глаза так устали, что
и при солнце он ничего не увидит. Хорошо, что утро обещало погожий
день!
Как только рассеялась пыль от взрыва, Никитин стал поспешно
устанавливать аппарат, балансируя на грудах каменных осколков. Гладкая
зеленоватая стена, не поврежденная взрывом, влажно отблескивала в
ярком дневном свете.
Нет, теперь он не будет наивен - приготовленная кассета крепко
зажата в руке. Едва мелькнет в стекле прибора рожденное солнцем
изображение - и он установит фокус, сразу же кассета будет вставлена в
аппарат. В результате удачного снимка будет доказано существование,
более того - возможность сохранения и передачи теней минувшего.
Решительный поворот в трудном пути - дальше он пойдет уже не один! Что
значат усилия одиночки в сравнении с дружной работой многих людей,
очень хорошо известно каждому, кто пытался проложить новые дороги в
науке или технике.
Никитин посмотрел на часы - два часа двадцать три минуты - и
прильнул к стеклу, вцепившись в поворотный винт призмы. Снова медленно
потянулось время, по сейчас ожидание было напряженным - ученый знал,
что увидит минувшее.
Медленно, очень медленно солнце изменяло свое положение на небе.
Никитин забыл про все окружающее. Вот свет коснулся плиты, порождая
неясные отблески.
Вот серая согнутая тень направо постепенно вырисовалась четким
контуром человеческой фигуры. Косая линия обрисовала копье.
Вобрав голову в широкие плечи со вздутыми, напряженными
мускулами, человек уселся, пригнувшись, выставил вперед длинное копье.
Широкое, изборожденное морщинами лицо было наполовину повернуто к
Никитину, но глаза устремлены на синеющие вдали округлые, заросшие
лесами горы, открывавшиеся за обрывом площадки. Никитин успел заметить
густые всклокоченные волосы, обрамлявшие довольно высокий лоб,
выдающиеся скулы, массивные челюсти. Ученому показалось, что на лице
человека он прочел тревожное и мучительное раздумье, словно тот в
самом деле пытался заглянуть в будущее. Все это Никитин рассмотрел за
несколько мгновений. Несмотря на жгучий интерес к другим деталям
картины, палеонтолог не мог разрешить себе дольше всматриваться в
аппарат, ему нужен был снимок. Никитин быстро вставил кассету и
схватился за шибер, чтобы открыть пластинку, но замер на месте, так и
не сделав нужного движения. Блеск гладкой стены внезапно потух, вокруг
потемнело, и, оглянувшись, Никитин увидел массивную длинную тучу,
медленно наползавшую на солнце. А за ней сомкнутыми рядами, оседая на
вершины окрестных сопок, ползли из-за гор тяжкие свинцовые облака того
зловещего лилового оттенка, который предвещает сильный снегопад.
С отчаянием в душе ученый осматривал небо. Если пойдет снег, то
он больше ничего не увидит - тончайшие отпечатки света неминуемо будут
стерты.
Затаив смутную надежду, Никитин покрыл аппарат плащом, оставив
его на месте до следующего дня, и апатично поплелся к палаткам.
Нелепая случайность, новая неудача отравили сознание, обессилили тело.
Спутники Никитина притихли, глядя на подавленного, молча сидящего
начальника; они переговаривались вполголоса, как у постели
тяжелобольного.
В скалах жалобно завыл ветер, закрутились крупные хлопья снега.
Никитин налил себе спирту, выпил и приказал принести сверху
аппарат. Не только погибла всякая надежда увидеть снова образ древнего
человека - больше нельзя было допускать ни одного лишнего часа
задержки. Приходилось взять себя в руки: запоздание могло привести к
тому, что карбаз попадет в ледостав и застрянет в замерзшей реке ниже
порогов, среди безлюдной тайги.
Наутро, едва лишь на небе резко выступили вершины сопок, люди
засуетились, укладывая вещи.
Причальный канат тихо плеснул, упав в воду; карбаз едва заметно
продвигался к пенной границе главной струи. Вдруг словно чудовищная
мягкая лапа подхватила судно. Карбаз рванулся вперед и понесся в
ущелье, где исчез, прыгая, как щепка, в реве и пене острых волн.
Настольная лампа с глубоким колпаком бросала круг света на
заваленный книгами стол. В большом кабинете было полутемно. Никитин в
напряженном раздумье неподвижно сидел у стола.
Три года, как он не знает покоя... Прежняя работа кажется ему
теперь такой спокойной и ясной, так манит снова отдаться ей целиком! А
он не может и разрывается между старым и новым, стараясь добросовестно
выполнять свои прежние задачи, в то время как вся душа его - в погоне
за тенью минувшего. За эти три года еще дважды минувшее было у него в
руках, два раза он видел то, что не дано было никому увидеть. И он так
же далек от выполнения задачи, как в тот незабываемый момент в горах
Аркарлы. И аппарат... он не годится. Он слишком груб.
Должно быть, он сделал ошибку в прошлом. Человек не должен быть
одинок...
Никитин зажег верхний свет и, щурясь, стал собирать разбросанные
бумаги. Бросил взгляд на свой прибор, стоявший на отдельном столике,
потертый и исцарапанный в путешествиях. На секунду сравнил себя с ним,
горько усмехнулся и вышел.
В музее было темно. Кабинет Никитина находился в конце огромного
зала, заполненного витринами и скелетами вымерших животных. Выйдя из
освещенной комнаты, Никитин как бы ослеп. Он знал проходы между
витринами, но знал также, что в нескольких местах в проходе выступают
рога и оскаленные пасти скелетов, стоящих на открытых платформах. В
темноте легко было ушибиться или, что еще хуже, разбить хрупкие кости.
Ученый остановился и стал ждать, пока глаза привыкнут к темноте.
Вот едва заметно заблестели стекла витрин, но темные кости скелетов
сливались с темным пространством зала, который казался пустым.
Многолетней привычкой Никитин чувствовал незримое присутствие мертвого
населения музея. Странное впечатление овладело палеонтологом - словно
зал был наполнен призраками, ощущаемыми, но невидимыми.
Никитин двинулся вперед, ворча на несовершенство собственных
глаз. Он знает все, что здесь находится, знает, что где стоит, и
ничего не видит. Не хуже тени минувшего! Скелеты существуют и в то же
время исчезли - для глаз слишком мало света...
И вдруг Никитин остановился - сравнение с тенью минувшего
поразило его. Как он был наивен, надеясь только на свои глаза! Почему
он упустил из виду, что тончайшие отпечатки световых волн могут в
огромном большинстве случаев отражать лишь ничтожные количества света,
количества, не воспринимаемые обычным зрением? Потому и искусственное
освещение не могло вызвать вполне отчетливо запечатлевшиеся картины
минувшего. А сколько, значит, пропущено более слабых отпечатков!
Никитину стало стыдно. Он, ученый, действовал при создании своего
прибора кустарно, по-дилетантски! Он забыл про мощь современной
техники, обладающей приборами, чувствующими самые ничтожные количества
света!
Медленно переступая, двигался палеонтолог по темному залу музея,
и с каждым шагом крепло представление о новой конструкции его
аппарата. Он обратится снова к физикам и техникам. Ему нужно получить
восприятие отраженного от снимка света не непосредственно, а через
комбинацию чувствительных фотоэлементов, перевести свет в
электрический ток, усилить его и снова превратить в свет, уже видимый
глазом.
Затруднение предвидится в точной передаче цветов, но тут можно
комбинировать. Можно дать усиление контуров, а цвет получится из
непосредственного отражения.
Никитин задел плечом витрину и шарахнулся в сторону... Да, тут
есть над чем подумать, но, кажется, ключ к решению вопроса найден.
"Если удастся создать такой аппарат, - продолжал думать ученый, - мне
ничего не страшно. На открытом воздухе я делаю навес, даю
искусственный свет. А под землей и говорить нечего! Тогда тень
минувшего - тут! - Палеонтолог сжал пальцы в кулак. - С несколькими
фотоэлементами я могу менять настройку аппарата, повышая или понижая
чувствительность к разным лучам спектра".
...Веселый молодой машинист придвинулся поближе к инженеру,
провожавшему в шахту группу явно наземных людей.
- Как их, Андрей Яковлевич? - шепотом спросил он. - С ветерком
или с подпояской? - Машинист выразительно подмигнул на пришедших.
- Что ты, что ты! - ужаснулся инженер. - Это ведь знаменитый
ученый! - Он украдкой указал на замешкавшегося Никитина. - И аппарат
их повредишь... Посмей только! - угрожающе закончил инженер.
Никитин, отличавшийся тонким слухом, расслышал весь этот короткий
и непонятный для непосвященных разговор и поспешил вмешаться.
- Давайте и с ветерком и с подпояской! - громко обратился он к
машинисту. - Ни мне, ни аппарату ничего не сделается. Люблю вспомнить
старые времена! А моим ребятам полезно - пусть привыкают.
Смутившийся машинист удивленно посмотрел на ученого, потом широко
