пришла. Знать, как действовать, - половина дела, другая половина - знать
время, когда совершать действие. Для всех дел в мире есть надлежащее
время, но чаще всего люди упускают его.
- Александр тоже упустил?
- Нет, подозреваю, что он совершил свое слишком рано. Но ты опять
заставляешь меня судить о том, кто занимает тебя больше всего в мире. Иди
спать!
Таис повиновалась. Она поведала Эрис о том, как жрецы Храма Эриду
взялись выбить из сердца Эхефила его безумную любовь к ней. Черная жрица
не выразила ни радости, ни огорчения. Таис поставила себя на ее место. Она
была бы чуть опечалена утратой хотя и нелюбимого, и все же яркого и
преданного поклонника. Но Эрис думала только о Нагини - повелительнице
змей. Ее невозмутимую душу всколыхнул страшный обряд с такой громадной и
ядовитой змеей, о которых она даже не слыхала. Таис тоже была потрясена не
меньше. Стоило ей закрыть глаза перед сном, как образно, резко, будто
чередой бронзовых изваяний, вставала перед ней молодая индианка и
колоссальный змей в смертельном танце...
Прошло несколько дней их пребывания в храме Эриду, когда задул
горячий западный ветер. Таис плохо спала в знойную ночь. Ветер из
Сирийской пустыни с раздражающим однообразием шумел и свистел сквозь
бесчисленные проемы и оконца в потолках храма, неся с собой расслабление
тела и угнетение души. Он дул и на следующие сутки, не усиливаясь и не
стихая. На афинянку напала меланхолия. Стало казаться бесцельным ее
существование: память об ушедших, глубоко запрятанная любовь, долгое
ожидание Птолемея, роль хозяйки большого дома и хранительницы общих
богатств, по существу, доли награбленных войной сокровищ. Она могла
умножить сокровища - зачем? Она могла... много чего она могла, и всегда
перед ней вставал вопрос: зачем? Устала ли она от своего всегдашнего
азарта, с каким бралась за любое дело, от вспышек сильных чувств? Может
быть, она незаметно постарела и больше не может загораться, как прежде,
скакать сломя голову, сдерживать слезы восхищения при встрече с
прекрасным, слушать затаив дыхание рассказы и песни?
Даже Эрис уподобилась афинянке. Обе валялись нагишом на кожаных
подушках, положив головы на скрещенные руки и безмолвно уставясь на
расписанную синей краской стену.
Лисипп укрылся где-то в глубине храма, а Эхефила увели для
"выколачивания любви", как грубовато сказал учитель.
Прошло несколько дней. Или целый месяц? Время обычного счета
перестало существовать для Таис. Потеряло значение многое с ним связанное
из прошлого, настоящего и будущего. Все это в равной степени спокойно, без
горя и азарта, чаяния радости, режущих воспоминаний и сожаления о
несбывшемся смешалось в уравновешенном сердце Таис...
Лисипп появился, чему-то ухмыляясь, и нашел обеих лениво возлежавшими
рядышком и с большим аппетитом уничтожавшими лепешки со сливками.
Приглядываясь к ним, ваятель не заметил никаких перемен, кроме западинок
на щеках и воистину олимпийского спокойствия обеих.
- Чему ты смеешься, учитель? - равнодушно спросила Таис.
- Излечили! - Лисипп рассмеялся еще откровеннее.
- Кого? Нас?
- От чего вас лечить? Эхефила! Он решил остаться в Эриду!
Таис, заинтересованная, приподнялась на локте. Эрис повела глазами в
сторону Лисиппа.
- Остаться в Эриду и сделать здесь статуи этих, как их, словом,
раскосых Лилит.
- В самом деле излечили! - засмеялась Таис. - А ты все же потерял
своего ученика, Лисипп.
- Для искусства он не потерян, это главное! - ответил ваятель. -
Кстати, они хотят купить клеофрадовскую Анадиомену. Дают двойной вес
золота. Оно теперь стало дороже серебра. За статер, прежде стоивший две
драхмы, дают четырехдрахмовую сову. Многие торговцы Эллады разоряются.
- Так продай! - спокойно сказала Таис. Лисипп удивленно посмотрел на
нее.
- А желание Александра?
- Мне кажется, Александру, если он вернется, будет не до Анадиомены.
Вспомни, какое огромное количество людей ждет его в Вавилоне. А кроме
людей, горы бумаг, прошений, отчетов со всей громадной его империи. Если
прибавится еще Индия...
- Она не прибавится! - уверенно сказал Лисипп.
- Я не имею понятия, сколько может стоить Анадиомена.
- Много! Хоть и не дадут, наверное, столько, как за Диадумена моего
учителя Поликлета. Всему миру известно, что за него было заплачено сто
талантов в прежние времена, когда деньги были дороже. Анадиомена настолько
прекрасна, что, включая стоимость серебра, за нее дадут не меньше чем
тридцать талантов.
- Это громаднейшая цена! А сколько вообще берут ваятели? - спросила
удивленная Таис.
- За модели и парадигмы хороший ваятель берет две тысячи драхм, за
статуи и барельефы до десяти тысяч.
- Так это всего полтора таланта!
- Разве можно сравнивать исключительное творение, созданное
Клеофрадом, и работу хорошую, но обычную? - возразил ваятель. - Так
подождем все же с Анадиоменой?
- Подождем, - согласилась Таис, думая о чем-то другом, и Лисипп
удивился отсутствию всяких признаков волнения, какое вызывало прежде
упоминание об Александре.
Афинянка взяла серебряный колокольчик, данный ей старшим жрецом, и
встряхнула его. Спустя несколько минут в келью явился он сам и остановился
на пороге. Таис пригласила его сесть и осведомилась о здоровье его
младшего собрата.
- Он заболел серьезно. Не годится для исполнения высших обрядов Тантр
с нею, - кивок в сторону Эрис.
- У меня к тебе большая просьба, жрец. Нам время покинуть храм, а мне
хотелось бы испытать себя еще в одном.
- Говори.
- Получить поцелуй змея, как ваша повелительница нагов.
- Она обезумела! Вы сделали из нее мэнолис, охваченную исступлением
менаду! - закричал Лисипп так громко, что жрец укоризненно выглянул на
него.
- Ты чувствуешь себя в силах выполнить страшный обряд? - серьезно
спросил индиец.
- Да! - уверенно сказала Таис с беспечной отвагой, издавна знакомой
Лисиппу.
- Ты губишь ее, - сказал ваятель жрецу, - ты убийца, если позволишь
ей.
Жрец покачал головой.
- Желание в ней возникло неспроста. Определить соразмерность своих
сил необходимо перед выполнением задач жизни, ибо жизнь - искусство, а не
хитрость, для открытых глаз и сердец. Возможно, она погибнет. Значит,
таково начертание Кармы - прервать ее жизнь в этом возрасте. Если не
погибнет, испытание умножит ее силы. Да будет так!
- И я тоже, - Эрис стала рядом с Таис.
- Иди и ты, я не сомневался в твоем желании.
Лисипп, потеряв дар речи от страха и негодования, вцепился себе в
бороду, как если бы это была борода жреца.
Таис и Эрис спустились в подземелье. Повелительница змея сняла с них
все одежды и украшения, вытерла молоком и полынью, надела передники.
Обучиться простому напеву для музыкальной афинянки было делом нескольких
минут. Обучение Эрис потребовало больше времени, но ритмы обе, как
танцовщицы, поняли сразу.
Повелительница змей вызвала свое чудовище, и Таис первая начала
смертельно опасную игру. Когда змей поднялся, склоняя вниз чешуйчатую
морду, Таис услышала шепот на непонятном языке, прижалась губами к носу
чудовища, молниеносно отпрянув. Змей бросился, брызгая ядом на передник,
но Таис, трепеща от пережитого, была уже вне опасности. Змею дали отведать
молока, и вперед выступила Эрис. Черная жрица не стала выжидать и, едва
змей поднялся на хвосте, звонко чмокнула его в нос и отпрянула, даже не
дав ему забрызгать себя ядом. Повелительница змей вскрикнула от
неожиданности, и разъяренное чудовище кинулось на нее. Индианка уклонилась
от укуса, плеснула в морду змея из второй чашки молоко, которую держала в
руках, оттолкнула Таис и Эрис за решетку и облегченно вздохнула. Таис
расцеловала ее и подарила дорогой браслет. В тот же вечер старший жрец
надел Эрис ожерелье необычайной редкости из ядовитых зубов самых
гигантских змей, когда-либо пойманных в индийских лесах. Таис получила
другой подарок - ожерелье из когтей черных грифов, окованных золотом и
нанизанных на цепочку.
- Это наряд хранительницы заповедных троп, ведущих на восток за горы,
- пояснил жрец.
- А мое?
- Как и полагается, символ бесстрашия, неутомимости и воздаяния, -
ответил индиец, глядя на черную жрицу с гораздо большим, чем ранее,
уважением.
Кроме того, старший жрец подарил Таис чашу из прозрачного халцедона с
вырезанным на ней изображением змеиного танца.
15. НЕСБЫВШАЯСЯ МЕЧТА
Верховой на взмыленной лошади примчался с Евфрата. Там, на древней
пристани, ждала Гесиона с тридцативесельной гребной лодкой - преимущество
жены начальника флота! Короткая записка гласила: "Вести от Неарха и
Александра. Армия возвращается. Я - за вами". Этого было достаточно, чтобы
Лисипп, Таис и Эрис немедленно собрались, и после долгого прощания с
индийцами - жрецы поднесли всем огромные венки невесть откуда взявшихся
голубых цветов.
Эхефил, забравшись на выступ портика, долго махал вслед облаку пыли,
поднятому конскими копытами.
Эллины без передышки проскакали несколько парасангов на выносливых и
худощавых местных лошадях.
Еще издали они увидели на сверкающей глади реки длинное
коричнево-красное судно, а на плитах пристани - навес из полотна. Фиванка
стремглав кинулась навстречу Таис.
- В Индии они не достигли пределов Ойкумены! - возбужденно, торопясь,
заговорила она. - Армия взбунтовалась на пятой реке, отказавшись идти
дальше, когда мой Неарх открыл, что Инд течет из гор, очень далеких от
источников Нила, и не на восток, а на юг, в океан. Устье Инда лежит в
направлении солнца. Громадные пространства суши и моря разделяют эти две
реки, такие огромные, что никто не представлял себе...
Лисипп, успокаивая, положил руку на плечо Таис. Она вздрогнула от
прикосновения мудреца.
- Александр был тяжело ранен при атаке крепости, его спас твой
Птолемеи и получил за это прозвище Сотера (Спасителя). Они сражались со
множеством слонов. Букефал погиб. Потом они спустились вниз к Инду. Армия
пошла через пустыни, а Неарх поплыл морем вдоль берегов Индии, плыл
восемьдесят дней и едва не умер от голода, а в это время Александр погибал
от жажды в пустыне. Потом Александр долго ждал его в условленном месте,
откуда в Персеполис и прибыли гонцы с известиями...
Все это фиванка выпалила одним духом и умолкла, чтоб перевести
дыхание.
Лисипп шутливо встряхнул Гесиону за плечи.
- Остановись, иначе ты погибнешь, и мы ничего не узнаем дальше. Жене
такого флотоводца, как Неарх, надлежит излагать сведения в лучшем порядке.
Кто рассказал тебе все это?
- Дейномах, один из помощников Неарха. Он заболел и был послан с
караваном вперед, в Персеполис, а оттуда прибыл в Вавилон ждать Неарха.
- Так где же сам Неарх?
- Ведет флот в Вавилон, а по дороге изыскивает удобный путь для
плавания к Арабии и Либии.
- Еще одного плавания! - воскликнула Таис.
- Да! Сам Александр хочет плыть морем, более не надеясь на карты и
периэгеск - описания суши, жестоко обманувшие его и в Бактрии и в Индии.
- Что же говорил тебе Дейномах?
- Все! Он привел одного лахогоса из тех, что шли с Александром через
Гедрозию [современный северо-западный Пакистан и юго-восточная окраина
Ирана]. Два дня и две ночи оба попеременно рассказывали о невероятных
испытаниях, перенесенных ими в походе. Потом я оставила их в своем доме
отсыпаться и отдыхать, а сама поспешила сюда О, я запомнила все
