в освещенную алебастровыми лампионами рабочую комнату.
- Ты слышала от Клеофрада, что он отдал мне Анадиомену, - сказал
Лисипп, обращаясь к Таис. - Еще раньше он сказал мне о твоем щедром
пожертвовании для завершения статуи. Таким образом, ты и я - совладельцы
Анадиомены, наследники Клеофрада. Скажи, что хотела бы ты: получить
изваяние себе, оставить у меня или поручить мне продать скульптуру богини.
Стоимость ее, не говоря уже о материале, громадна. Вряд ли я смогу
выплатить твою часть. Ты, наверное, сможешь возместить мне мою, но, мне
кажется, подобная статуя не годится тебе и вообще всякому человеку,
понимающему, что чудо искусства и богиню нельзя иметь в единоличном
владении.
- И ты прав, как всегда, учитель. Позволь мне отказаться от моей, как
ты называешь, доли и оставить статую у тебя.
- Щедрая моя Таис! - довольно воскликнул Лисипп. - Может статься, и
не будет нужды в твоем великодушии. Признаюсь тебе, что я когда-то говорил
с Александром о намерении Клеофрада изваять тебя, и... - Сердце Таис
забилось, она глубоко вздохнула.
- И он сказал, - невозмутимо продолжал Лисипп, - если, по моему
мнению, статуя удастся, он будет первым покупателем у Клеофрада. Я тогда
спросил, почему же он просто не закажет ее ваятелю? А он посмотрел на меня
так, будто я задал нескромный вопрос. Я полагаю, что ты согласишься, чтобы
я продал Анадиомену Александру. Он пошлет ее в Элладу, может быть, в
Афины, может быть, на Китеру.
Таис опустила ресницы и молча наклонила голову, потом спросила,
по-прежнему не поднимая глаз:
- А что решил Эхефил со своей Аксиопеной?
Молодой ваятель упрямо сказал:
- Я оставлю Аксиопену у себя до тех пор, пока. Эрис не согласится
быть моей!
Эрис гневно и громко ответила:
- Об этом не договариваются при всех, как с блудницей на базаре.
Великая Мать требует ночи для своего таинства. Те, кто осмеливается
нарушать ее заветы, уподобляются скотам, не знающим, что любовь священна и
нуждается в подготовке души И тела. Или вы, эллины, забыли веления Матери
Бездны, Кибелы?
Таис с изумлением посмотрела на черную жрицу. Что заставило ее
произнести такую тираду? Догадавшись, она улыбнулась, и веселые огоньки
мелькнули в ее печальных глазах.
- Эхефил, или лучше тебя называть Эрифилом?! Не будь ты художником, я
постаралась бы всеми силами отвратить тебя от безумного стремления,
означающего твою гибель. Даже художнику, создателю Аксиопены, я говорю:
берегись, берегись и еще раз берегись! Ты не добьешься счастья, но узнаешь
Эрос, какой встречают ценой смерти и только редкие люди.
- Что говоришь ты, госпожа? - резко повернулась к ней Эрис. - Ты
поощряешь его?
- Почему бы нет? Давно пора сбросить мрак, окутавший тебя в храме
Кибелы. Хочешь ты этого или нет, но часть тебя уже взята в изваяние.
- И ты предлагаешь мне служить мужу?
- Совсем наоборот. Муж будет служить тебе. Смотри, он едва
удерживается от желания обнять с мольбой твои колени.
- Я не могу нарушить обетов и покинуть тебя!
- Это уже твое и его дело прийти к согласию. А нет, так ты лучше убей
его, избавь от мучений!
- Согласен, госпожа Таис! - просияв, вскричал Эхефил.
- Не радуйся, - сурово оборвала Эрис, - ничего не случилось.
- Случится! - уверенно сказала Таис и попросила прощения у Лисиппа, с
любопытством следившего за "семейной сценой".
Как бы то ни было, по прошествии нескольких дней Артемис Аксиопена
покинула дом Лисиппа, купленная за громадные деньги и даже не эллином, а
одним из тех индийских художников, кто некогда был гостем Лисиппа. Он
приобрел изваяние для древнего храма странной веры, называвшегося Эриду и
находившегося в низовьях Евфрата, около самого древнего города
Месопотамии. Ваятель увидел в названии храма, почти однозвучном с его
любовью, особо счастливое предзнаменование.
Что произошло между ними Эрис, навсегда осталось под покровом ночи.
Таис, наблюдательная от природы, заметила, что быстрые движения Эрис стали
чуть более плавными, а синие глаза иногда теряли холодный голубой отблеск.
Месяца через два после продажи статуи Эхефил явился к Таис с
несчастным видом, прося пройтись с ним по саду. Недалеко от каменного
забора, там, где ручей из бассейна протекал через небольшую яму,
скульптор, пренебрегая отглаженной одеждой, бросился в воду, доходившую
ему до пояса. Став на колени, Эхефил погрузил обе руки в дно ямы и поднял
их сложенными в двойную горсть. Под солнцем засверкали крупные рубины,
смарагды, сапфиры, сардониксы, золотые и серебряные браслеты, пояса,
отделанная бирюзой золотая чашка.
Сообразив, в чем дело, Таис расхохоталась и посоветовала молодому
ваятелю собрать свои дары в мешок, унести домой и более не пытаться
подносить Эрис никаких драгоценностей. Она ничего не примет, кроме как от
самой Таис.
- Почему же так?
- Мы связаны с ней жизнью и смертью, взаимным спасением. Если очень
хочешь, то дари ей сандалии с серебряными ремешками - единственное из
одежды и украшений, которое она не в силах отвергнуть. И не только от
тебя, от любого, кто захочет сделать ей подарок.
После смерти афинского художника началась новая олимпиада. Время шло
быстро к назначенному Птолемеем сроку. В Экбатане зимние ночи стали совсем
прохладными. Таис долгие вечера проводила в беседах с Лисиппом и его
учеными друзьями.
От Александра и его сподвижников не приходило совершенно никаких
вестей. Ни караванов с добычей, ни обозов с больными и ранеными. Может
быть, и в самом деле великому завоевателю удалось осуществить свою мечту и
выйти за пределы Ойкумены, на заповедный край мира?
Гесиона беспокоилась, а Таис начала подумывать о жизни без Птолемея,
если он не пожелает возвратиться из Садов Мудрости, изведав Воду Жизни.
Леонтиск в четыре года уже смело ездил на маленькой коняшке, доставленной
из-за Иберии, с Моря Птиц, и плавал наперегонки с матерью в озере-запруде.
Таис очень не хотелось расставаться с сыном. Все же приходилось выполнить
просьбу Птолемея и оставить его под надежным наблюдением македонского
ветерана Ройкоса, его жены и преданной мальчику рабыни-сирийки. Леонтиск,
еще не научившись читать, говорил на трех языках - аттическом, македонском
и арамейском.
В месяце гамелионе Таис покинула Экбатану. Вместе с нею встречать
своего покровителя и главного заказчика ехал Лисипп, а с ним увязался
Эхефил, якобы из желания увидеть свою Аксиопену, потому что Лисипп обещал
поездку в Эриду. Ему досталось немало "леуса дрегма драконтос" - брошенных
на него драконьих взглядов, как называла Таис неласковые взоры Эрис.
Ваятель перенес их отважно.
Вавилон встретил их огромным скопищем народа, криками базаров,
говором на невообразимых языках, смесью диковинных одежд. Послы из разных
стран ожидали Александра, а от него по-прежнему не приходило вестей. Более
того, распространились слухи о его гибели - сначала в водах Инда, потом
будто бы на горных высотах. Наместник Александра в Вавилоне приказал
немедля хватать распространителей слухов и вести их к нему на допрос,
чтобы под угрозой бичевания или даже смерти выяснить источник сведений.
Нити вели к иноземным торговцам или политикам, рассчитывавшим вызвать
смятение и так или иначе поживиться.
Таис, поняв, что ожидание может стать долгим, решила снова арендовать
дом в Новом Городе, по ту сторону Евфрата, у ворот Лугальгиры, где она
жила прежде. К полному изумлению, она не нашла там прежнего дома. Только
сад, старая деревянная пристань и дорожка к ней остались нетронутыми. На
месте дома построили красивый павильон, отделанный полупрозрачным розовым
мрамором, с колоннами из ярко-синего с золотом камня по сторонам
прямоугольного бассейна с чистой проточной водой. Все это принадлежало
самому Александру и охранялось двумя дикого вида скифами, которые без
церемонии прогнали Таис прочь. Разгневанная Эрис предложила тут же без
промедления их прикончить. Афинянка, тронутая доказательством памяти
Александра, категорически приказала Эрис ничего не делать. В конце концов
все экбатанцы поселились вместе у Гесионы, к великой радости Эхефила.
Город оказался переполненным.
Таис нашла в Вавилоне и другие новости. Громадный театр Диониса, о
котором она знала от Гесионы, оставался все еще незаконченным. Материал
для него из разобранной башни Этеменанки, по слухам, откупили жрецы храма
Мардука. Александр разрешил восстановить его вопреки совету старого
прорицателя Аристандра. Старик предвещал большую беду лично для царя после
возрождения зловещего храма. Однако Александр, повсюду стараясь усилить
свое влияние с помощью жрецов разных религий, не послушался.
14. МУДРОСТЬ ЭРИДУ
Кончилась теплая вавилонская зима. Близкое лето грозило жарой,
по-прежнему без вестей от Александра. Лисипп решил осуществить поездку в
Эриду. Шутя, ваятель говорил, что Эриале и Эрис отправились в Эриду с
Эрифилом. Четверо друзей поплыли вниз по Евфрату. Гесиона осталась дома
поджидать Неарха, хотя и клялась, что это будет в последний раз, или она
покинет его навсегда. Река на юге разделялась на множество рукавов, стариц
и приток, образуя громадное болото в полтысячи стадий протяженностью -
сплошное море тростников и осоки. Только очень опытные кормчие могли
разыскать в этом лабиринте главное русло, отклонявшееся к западу, где
вязкие глины и солончаки охраняли восточный край сирийской пустынной
степи. Они проплыли около пятидесяти парасангов, или полторы тысячи
стадий, за три дня, не приставая к берегу ни на час. Дальше Евфрат тек
широким руслом, направляясь на восток. Еще через двадцать пять парасангов
река стала огибать с севера каменистую возвышенную равнину, где некогда
располагались изначальные города Месопотамии. Болота и солончаки
простерлись на левый берег к северо-востоку и востоку. Нескончаемое
пространство тихой воды, болот и тростников, населенное кабанами, доходило
до русла Тигра и еще дальше приблизительно на тысячу стадий.
На пятый день плавания к вечеру они причалили к древней, наполовину
разрушенной пристани с лестницей из огромных глыб камня на правом берегу
реки. Отсюда широкая дорога, утонувшая в горячей пыли, повела их сначала к
развалинам города незапамятной древность, а затем, минуя их, дальше на
юго-запад к небольшому городку на плоском холме. Величественные развалины
с убогими новыми жилищами и большой постоялый двор окружали три
великолепных храма. Два из них, вернее, один более целый, напомнил Таис
главное здание святилища Кибелы и похожие постройки Вавилона и Сузы.
Третий храм со следами неоднократного восстановления отличался особенной
архитектурой. Платформа с закругленными углами, облицованная кирпичом,
поддерживала его основание. В центре ее широкая лестница вела к портику из
трех Колонн, под тяжелой пирамидальной крышей. Позади этого помещения
поднималась огромной высоты круглая башня с несколькими скошенными
уступами.
Предупрежденные о приезде гостей, жрецы и служители встретили
экбатанцев на платформе, отдавая им поклоны с достоинством и смирением.
Среди них преобладали темнокожие, вроде знакомых Таис индийцев,
приезжавших в Экбатану.
После церемонии приветствий гостей проводили в боковой придел,
приспособленный, очевидно, для отдыха и ночлега, подали орехи, финики,
мед, ячменные лепешки и молоко. Путники насыщались после омовения. Вошел
