- Не старайтесь вспомнить то, чего не было. Я скульптор, -
пояснил Даярам, сам удивляясь своему желанию уязвить пакистанца.
- А-а, - протянул режиссер, показывая полнейшее равнодушие ко
всем скульпторам мира.
Трейзиш поспешил устранить натянутое молчание, усадив гостей в
глубокие европейские кресла.
- Мы попросим господина Рамамурти посоветовать нам экспозиции и
планы, наиболее интересные с художественной и исторической точки
зрения.
- Для этого мне нужно знать цель и содержание вашего фильма. А
вообще Кхаджурахо снят несколько лет назад правительственной
киностудией Индии. Фильм получил первую премию на международном
фестивале. Кажется, в Маниле.
- Вот это деловой разговор, я не ошибся в вас! - воскликнул
довольный продюсер, хлопая Даярама по колену. - Конечно, мы знаем
фильм Вадхвани, и его успех как раз побудил нас выбрать Кхаджурахо.
Сигарету? Лимонаду?
Рамамурти отверг первое и принял второе. Трейзиш продолжал:
- Мы производим фильмы не для Индии, а для Запада и для Пакистана
тоже. Я считаю самыми выгодными романтические фильмы, с приключениями.
Верный сбыт и широкий спрос. Но сейчас зритель стал умнее и
требовательнее, его не проведешь дешевыми декорациями в стиле Тарзана
или Кин Конга. Нет, мы хотим дать подлинную Индию с ее храмами,
джунглями, развалинами...
- А что вы имеете в виду, говоря о романтике?
- Ну, боже мой, о чем мечтает массовый зритель, усталый от угрозы
войны, политики, неустойчивых заработков и неопределенного будущего?
Надо перенести его в совершенно иной мир, где будут невиданные страны,
подземелья с тайнами, факиры с чудесами, прекрасные девушки и отважные
героические принцы. Но сейчас, в век путешествий, реактивных
самолетов, телевидения и спутников, уже трудно заставить зрителя
поверить в то, что это может происходить где-нибудь на нашем шарике.
Значит, фильм или должен быть историческим, или уводить в космос, на
далекие планеты. Меня не интересует космос, но исторические фильмы -
это реальный бизнес, это возможность самой причудливой фантазии,
потрясающих приключений. И этот наш фильм будет историческим боевиком.
Приключения храмовой танцовщицы - девадаси, похищенной из храма,
разрушенного во время мусульманского завоевания Индии, проданной в
гарем и спасенной оттуда индийским принцем.
Мы не поскупимся на съемки храмов и подземелий, поедем в Эллору и
Аджанту, а до этого проведем месяц у магараджи Рева. Там, где водятся
огромные белые тигры. Они поймали несколько штук, и теперь магараджа
разводит их в одном из своих заброшенных дворцов в Говиндархе. Как это
удачно - тигры прямо во дворце. И еще факиры! Ведь вы уже встретили
вашего друга...
Даярам улыбнулся - уж очень сильно отличался облик его тонкого и
образованного друга от странствующего факира, хитрого фокусника.
Продюсер заметил усмешку художника и весело подмигнул ему.
- Я, конечно, не дурак и понимаю, что ваш друг, как и его
учитель, - образованные люди, согласившиеся играть свои роли с
определенными целями. Ну что ж, это устраивает их и меня, плюс еще
порядочная оплата за затруднения. Время вы, индийцы, кажется, не так
цените, как мы, европейцы, и особенно американцы.
- Это не совсем верно. Просто у нас с вами разная оценка событий
жизни, и многое, чему вы придаете значение, не интересует нас.
- Однако деньги - они нужны всем?
Рамамурти пожал плечами. Вступать в дискуссию с бизнесменом
показалось ему бессмысленным. Он начал называть интересные точки
съемки, показывая зарисовки, фото и планы храмов. Режиссер, вначале
слушавший скептически, стал одобрительно постукивать пальцами по столу
и кивать головой, непрерывно дымя сигаретой. Хозяин подливал ему и
себе какой-то крепкий напиток. Режиссер делал торопливые отметки в
съемочном плане и еще каких-то листах.
- Ай, хорошо, аччи! - воскликнул Хамруд, когда Даярам кончил. -
Вы верно поступили, бара-сагиб, найдя умного муртикара. Но я пойду, с
вашего разрешения. Салаам!
Даярам тоже поднялся. Трейзиш энергично запротестовал.
- Мы еще не рассчитались!
- Ничего не нужно. Для меня это не составило трудности, а время -
мы, индийцы, его не ценим, - улыбнулся своей открытой улыбкой
художник.
- Но тогда позвольте же угостить вас чаем! Не отказывайтесь,
иначе вы просто обидите меня. Я же принял вашу помощь!
Трейзиш позвонил в колокольчик и что-то негромко сказал
явившемуся слуге.
- Сейчас вы познакомитесь с нашей звездой, исполнительницей роли
девадаси. Ее зовут Тиллоттама - это, конечно, только псевдоним, но он
хорош... Что с вами? Вы боитесь женщин? - Даярам уже овладел собой.
- Пустое, у меня иногда случаются боли в сердце. Они быстро
проходят!
- Ручаюсь, что сейчас вы получите сердечную боль, которая не
скоро пройдет, - громко рассмеялся хозяин, уже немного захмелевший.
Художник, у которого все внутри затрепетало, попросил сигарету.
Трейзиш протянул было портсигар, подумал, отдернул руку и поспешно
встал.
- Я угощу вас самыми лучшими, - продюсер достал из ящика стола
лаковую японскую коробку, набитую сигаретами в красно-золотой бумаге.
Даярам глубоко вдохнул душистый дым с каким-то более резким, чем у
обычного табака, привкусом.
Быстро вошедшая в комнату Тиллоттама побледнела и замерла от
неожиданности. Хозяин представил гостя, и Даярам неуклюже поклонился,
не сводя с нее глаз. Трейзиш внимательно посмотрел на обоих и громко
расхохотался.
- Впервые вижу мою дерзкую девочку такой растерянной! Что
художник погиб с первого взгляда, то это закономерность. Но ты,
Тиллоттама!
Тиллоттама оправилась от неожиданности и быстро заговорила на
малаяламе, гневно глядя на художника:
- Зачем вы здесь? Не доверяйте ему ни в коем случае! Это очень
опасный человек, помните, Даярам!
Художник ободряюще улыбнулся. Продюсер обхватил девушку за талию,
привлекая к себе жестом собственника, и все закипело в душе Рамамурти.
- Честно говоря, если бы я не знал, что это невозможно, я подумал
бы, что вы давние друзья. И что это за манера говорить на каком-то
собачьем языке в моем присутствии? Что за тайны? Давайте же пить чай,
который я обещал мистеру Рамамурти полтора часа назад. Садитесь,
наконец!
Тиллоттама наотрез отказалась. Трейзиш равнодушно пожал плечами.
- Я думал, что ты составишь нам приятную компанию. Иди!
Тиллоттама поклонилась и на пороге опять посмотрела на художника
глубоким и тревожным взглядом.
- Даярам, эти люди - они совсем другие, чем мы, чем вы. Не
доверяйте ему!
Тиллоттама встряхнула голубыми цыганскими серьгами-кольцами и
исчезла за дверью.
- Как вы ее находите? - спросил американо-португалец, отвергнув
услуги боя и сам разливая чай.
- Вы считаете нужным спрашивать?
- Я не имею в виду ее женских качеств, - сухо сказал Трейзиш, -
об этом я могу судить сам. Годится ли она на роль девадаси, как
по-вашему?
- Во всей Индии не найдете девушки, более подходящей, - искренне
ответил художник. - Она воплощение читрини - женщины-блеска, самой
прекрасной в физическом смысле из тех четырех категорий, на какие
делит женщин наша древняя литература. Насколько я понимаю, именно
читрини больше всего подходят для кино. Недаром она всегда считалась
подругой художников и музыкантов. - Трейзиш удовлетворенно хмыкнул.
- Вот видите! Правда, она обошлась мне недешево, в цену хорошей
яхты. Едва я ее увидел в ночном клубе, как понял, что эта девушка -
редкостный клад... Вы позволите, я к чаю добавлю себе двойного. -
Трейзиш придвинул широкую рюмку.
- Я знаком с вашими поговорками и преданиями, - продолжал
Трейзиш, - например, шесть обязанностей жены: в работе - слуга, в
разговоре - мудрец, в красоте - Лакшми, в стойкости - как Земля, в
заботе - мать, в постели - блудница.
- Что вы этим хотите сказать? - прервал его Даярам.
- Ничего, если вы не поняли, что я воспевал качества, знакомые
мне в индийской женщине.
- И какое же из них вы находите самым важным?
- Я - таоист и часто прибегаю к лекарству Трех Гор, чтобы снимать
нервное напряжение...
Даярам не понял хозяина, хотя по гадкой его усмешке догадался,
что он чем-то порочит Красу Ненаглядную.
Рамамурти испытывал странное возбуждение и раздражение. Продюсер
сидел, откинувшись и выпятив грудь, не спуская с художника прищуренных
темных глаз. Все в его лице с крепкими челюстями, слегка горбатым
носом, крупным ртом и высоким гладким лбом дышало уверенностью, столь
сильной, что она граничила с наглостью. Рамамурти взял вторую
сигарету.
- Мне не совсем понятны выражения "обошлась недешево" и "цена", -
начал художник, стараясь говорить безразлично. - Разве в наши дни есть
рабыни? И разве закон не карает за торговлю живым товаром?
- Мой молодой друг, вы наивны. Даже в Европе и Америке промышляют
этими делами. Утянуть красивую девчонку из деревенской глуши и продать
в публичный дом подальше. Что же говорить про ваши дикие страны!
Особенно тут поживились во время резни сорок седьмого года. Но я шучу,
разумеется, мы, американцы, люди с большим юмором, и это надо
понимать! - добавил Трейзиш, заметив недобрый огонек, появившийся в
глазах гостя. - Дело обстояло совсем наоборот. Я спас эту девчонку от
публичного дома и ночного клуба, сделал киноактрисой.
- Порнографических фильмов?
- Э, да вы знаете больше, чем я думал! Догадливые люди опасны,
ха-ха-ха! Но ведь это только с точки зрения цензуры, особенно вашей,
индийской, да еще, насколько знаю, русской. Ваш президент комитета
киноцензуры выступал в газете и высказывал, что с точки зрения индийца
не только нагота женщины, но даже публичные поцелуи недопустимы.
А с нашей, западной точки зрения фильм без секса, без того, чтобы
показать красивую девчонку раздетой, - как ваш индийский фильм без
пения и танцев! Да ведь и у вас так стало только после мусульманских
завоеваний! А до того - кто был смелее во всем мире в вопросах секса,
как не индийцы! Посмотрите в окно, на храмы Кхаджурахо! Да, о чем я
говорил? Ага, неприкрытая девчонка, и фильм уже попадает в разряд
порнографических! И черт с ним! Вы не знаете этого, но частный прокат
для любителей у нас ненамного меньше широкого показа для всей публики.
А стоимость его значительно выше - доходная вещь!
- Но ведь вы, кроме всего, человек искусства, - возражал Даярам.
- Вы должны обладать совестью и вкусом настолько, чтобы видеть цель и
грань дозволенного. Можно показать женщину совершенно обнаженной и в
то же время кристально чистой и благородно прекрасной. Можно
изобразить страсть так, что в ней не будет ничего аморального, да
посмотрите вы как следует на те же скульптуры Кхаджурахо. Или вы,
европейцы, видите их другими глазами?
Продюсер налил себе еще вина, а художнику - чаю.
- В отношении Кхаджурахо - вы правы. Надо обладать накаленным
сексуальным воображением или быть мальчишкой десяти лет, чтобы
посчитать их аморальными. Но, дорогой мой, в этом-то и дело. Все
фотографы красивых моделей знают, что полная нагота не имеет, ну, как
это сказать, мы называем это секс-эппил - полового призыва. Чтобы
получить его, надо искусно полураздеть женщину. Без этого снимок не
будет иметь спроса, следовательно, успеха. Также и в фильмах - нас
вовсе не интересует обнаженность и красота, а только секс-эппил. Пусть
это даже будет некрасиво! Для всего есть свои законы, и, поверьте, они
нами изучены.
- Охотно верю! - воскликнул Даярам, стискивая кулаки от
