- И потом что? Обдумаем, а какой толк, если каждый будет делать
что попало?
- А чтоб так не получилось, соберемся, поговорим, может, не один
раз, тогда и распланируем, где чье место в бою.
Молодежь дружно одобрила предложение капитана, только инженер
скептически заметил:
- Я не хочу опровергать ваш жизненный опыт. Но большую часть его
вы набрали в совершенно других условиях. Сейчас, во второй половине
века, корабли так усовершенствованы, что любой мальчишка, если он не
идиот, может стать моряком. Ничего не случается с теми десятками тысяч
кораблей, которые плавают в далеких морях, как мы. Разве столкновения
в тумане, как с нашим лайнером "Дориа", а просто бури уже не властны
над кораблями.
- Вы правы только в том, что морское дело стало физически легче,
и рейсы быстрее, да прогнозы погоды очень облегчили деятельность
моряков. А что бури не властны - это вы просто не знаете!
- Какие примеры?
- Я не читал сводок Ллойда уже пять лет, так что не знаю
последних случаев. Но вот вам примеры. Несколько лет назад, - капитан
помолчал, набивая трубку, выпустил два клуба дыма и продолжал: -
пассажирский лайнер англо-австралийского направления, не помню его
имени, исчез без следа в тех водах, куда направляемся мы. Корабль был
оборудован всеми современными техническими приборами, о которых вы
говорите, и тем не менее ни одного вызова по радио, ни обломка, никого
из пассажиров или команды.
- Какой страх! - содрогнулась Сандра. - Когда это было?
- В 1955 году.
- Что же с ним случилось? - спросила Сандра.
- Неизвестно. Морской суд, погадав на кофейной гуще, решил, что
корабль мгновенно переломился пополам на сильном волнении и затонул.
- Но ведь это единственный случай, - заметил механик.
- Если бы это было так... Год спустя зимой грузовой английский
пароход "Северная звезда" в семь тысяч тонн исчез в Северной
Атлантике. Он послал двадцать седьмого декабря в свое общество обычную
радиограмму, что все в порядке. И это было все. Правда, капитан
парохода "Королева Елизавета" сообщил, что в районе, где исчезла
"Звезда", он видел волны высотой в семьдесят и восемьдесят футов.
- Это около двадцати пяти метров? Никогда не слыхал о таких
волнах в Атлантике! - воскликнул лейтенант.
- Все бывает, - спокойно заверил капитан. - В той же Атлантике не
так уж редко исчезают суда - я не говорю про рыбачьи или береговые, а
про мощные пароходы и теплоходы. За один сильный ураган иногда
пропадают вдали от берегов несколько хороших пароходов. Нет, друзья,
море - серьезная вещь.
- Как же вы, моряки, не боитесь? - наивно спросила Леа.
- Бояться нельзя - тогда лучше не плавать, - ответил капитан, -
но и легкомыслие, безответственность в нашем деле не лучше трусости.
Лейтенант зажег сигарету и смотрел на голубой дым, медленно
уходивший в открытую дверь каюты.
- А я боюсь почему-то потонувших кораблей, - задумчиво сказал он.
- Как странно! - воскликнула Леа. - Корабли на дне всегда
привлекали меня. Так интересно - кажется, в них скрыта какая-нибудь
тайна или обязательно найдешь что-нибудь интересное!
- Нет, у меня не так. Морская глубина чем-то мне неприятна, хотя
я всей душой люблю море... но на поверхности. А корабли - да, там
тайна, но в то же время и ужас гибели, оборванные жизни, исчезнувшие
надежды и труды...
В прошлом году морские летчики взяли меня в полет на геликоптере
на остров Сфактерия. Мы летели совсем низко в яркий и тихий день над
Наваринской бухтой. Море у западного Пелопоннеса почти всегда
прозрачно, как здесь или у нас в Южной Италии. И вдруг я увидел на
большой глубине - не меньше тридцати фатомов - много затонувших
старинных кораблей. Совсем отчетливо и в то же время с тем оттенком
нереальности, который дает даже самая прозрачная вода. Я попросил
задержаться, и мы повисли над бухтой, созерцая угрюмые призраки
сражения - с обломанными мачтами, лежащие как попало: на борту, на
ровном киле, даже поперек друг друга, вверх днищем... У одного
большого корабля сохранились мачты, лишь стеньги были обломаны, и
перекошенные нижние реи до сих пор еще сопротивлялись времени и
судьбе. Я смотрел и думал о тех, чьи кости лежат там, на пушечных
палубах и в трюмах, под сверкающими солнечными волнами Ионического
моря, окруженными синими от зноя каменистыми берегами греческой земли,
древней и вечно юной, по-прежнему полной жизни и мечты...
- Боже мой, вы поэт, лейтенант, - усмехнулся Флайяно. - Любовь к
женщинам и поэзия - скверная комбинация, вы не преуспеете в жизни...
- О каком сражении вы говорили? - перебила Леа.
- Наваринском, когда соединенный русско-англо-французский флот
утопил всю турецкую эскадру.
- Значит, это было около двухсот лет назад, точно не помню, -
сказала Сандра. - Но как же так сохранились корабли?
- Между двумя мысами Пилос море на глубине всегда спокойно, и
волны не уничтожили судов. А без волн под водой дубовые корпуса
разрушаются очень медленно.
- Шведы только что подняли свой корабль "Ваза", галион в полторы
тысячи тонн, потонувший в Стокгольмской гавани больше трехсот лет
назад, - подал голос капитан Каллегари.
- Зачем? - недоуменно спросил Иво.
- Просто так, как национальную реликвию, археологическую
редкость. Дуб, из которого построен был галион, стал совершенно
черным, но отлично сохранился. Корабль стоит в сухом доке, но его
непрерывно поливают водой, иначе дерево раскрошится. Оно должно
высыхать очень постепенно и долго, тогда дуб снова станет крепким, еще
крепче, чем был. Секрет, давно известный мебельным мастерам.
- И хорошо сохранился корабль?
- Очень, за исключением повреждений при подъеме. Даже красная
краска, которой красили пушечные палубы боевых кораблей, местами
уцелела.
- Странно, почему такой цвет внутри корабля? - удивилась Сандра.
- Совсем не странно, если вспомните назначение судна. Прежние
ядра и картечь наносили ужасные раны. Кровь обильно лилась в бою. Так
вот, чтобы не смущать людей видом крови, ее маскировали окраской
боевых помещений корабля... - Сандра нервно передернула плечами.
- Начали с бурь, перешли на потонувшие корабли, теперь кончили
кровью. Обнадеживающая беседа перед выходом в большое плавание.
- Сандра права, - рассмеялся капитан Каллегари. - Я сам начал
этот разговор, я же предлагаю его кончить. Поплывем, друзья, смело,
готовые ко всему и надеясь на самое лучшее!
Последние слова капитана были заглушены одобрительными криками и
требованием запить вином такие хорошие слова.
А через несколько часов "Аквила", низко стеля едкий дымок
дизельных выхлопов над спокойным морем, вышла в пятитысячекилометровый
путь до берегов Южной Африки. Капитан вел свое небольшое, но
быстроходное судно по всем законам дальнего плавания - по дуге
большого круга, сильно отклоняясь к западу от африканских берегов,
круто уходивших на восток. Он не намеревался заходить в порты Конго
или Анголы, чтобы избежать возможных осложнений в этих сотрясаемых
внутренней борьбой странах.
На пятнадцати градусах южной широты капитан рассчитывал повернуть
прямо на восток и подойти к берегам Африки приблизительно на границе
Анголы и Юго-Западной Африки, к устью реки Кунене, запастись водой и
на остатках топлива дойти до Китовой бухты, уже совершив "операцию
Гваданьо" ("Хватай"), как прозвала предприятие Леа.
Океан, тропически ленивый и жаркий, медленно вздымавший крупные
пологие волны, качал яхту в сонной влажной истоме и в слепяще знойные
дни, и в ночи, сверкающие звездами в небе и светящимися животными в
воде. Все участники "Гваданьо" большую часть времени проводили в
ленивой дремоте, простертые на палубе под тентом, поднимаясь лишь для
того, чтобы добыть из холодильника пиво или облить друг друга
забортной водой, не дававшей прохлады распаренным телам. Старый
капитан и Сандра объединились в распивании горячего мате -
парагвайского чая. Запас его старый моряк всегда возил с собой, находя
наилучшим этот способ борьбы с жарой и бесконечным потением.
Действительно, оба "парагвайца" были бодрее всех и, когда уставали
созерцать море, часами играли в "ма-цзян" - сложнейшее китайское
домино. Хуже всего жара действовала на Иво - в нем накипало
раздражение против всего света. Затея с экспедицией казалась ему
пустой и опасной, компаньоны - неинтересными и недостаточно
уважительными к нему - хозяину яхты, оплачивавшему путешествие всей
компании. Когда Чезаре, выйдя из апатии, захотел рисовать Сандру, то
получил резкий отказ - не от нее, а от Иво. Лейтенант, продолжавший
состоять рыцарем при Сандре, тоже получил однажды грубое замечание
киноартиста, и только его военная дисциплинированность помогла
избегнуть ссоры. Сандра стала избегать Иво и льнула к капитану
Каллегари, опекавшему ее с добродушной нежностью.
На пятые сутки плавания пересекли экватор. Прошло еще тридцать
тягучих часов угнетающей духоты, монотонного стука дизелей и
отупляющего безделья. Внезапно, будто волшебным мановением, море
утратило свой слепящий металлический блеск, а небо - недобрый оттенок
свинцового марева. Чистый и глубокий небосвод раскинул бесконечную
даль над лазурным океаном, а с юга задул ветер, крепчавший с каждым
часом. Было еще не время для постоянных юго-восточных ветров мыса
Добрей Надежды, но и этот ветер явился отголоском могучей циркуляции
атмосферы вокруг Антарктического материка.
После застойного зноя казалось, что ветер несет знобящий холод,
хотя термометр не опускался ниже двадцати градусов. Куртки, свитеры и
брюки сменили прежние до предела облегченные одеяния.
Волнение усиливалось. Яхта металась, то взлетая над
затуманившимся горизонтом, то падая в темные шумящие провалы.
К ночи ветер продолжал дуть с тем же раздражающе упорным
постоянством и достиг почти ураганной силы. На яхту стали наваливаться
гигантские волны. Капитан спустился в машинное отделение, встреченный
тревожными взглядами обоих дизелистов, и распорядился идти на одной
машине, держа вторую в готовности.
Каллегари огляделся. Как всегда, вид корабельной машины вселял в
него силы для предстоящей борьбы с морем. Длинные серые тела
дизель-моторов, наглухо закрытые щитками, ничем не выдавали бешеной
скачки поршней и вращения коленчатых валов. Только глухой гул под
ногами, сотрясение всего корабля да еще голубоватый угарный дымок,
плававший над переплетом трубок и проводов. Пульты с циферблатами
тахометров, масляных манометров и указателей температуры освещались
матовыми лампочками, желтоватый свет которых казался по-домашнему
спокойным в контрасте с яростным воем ветра в вентиляторах и
сокрушительным грохотом волн за тонкими бортами.
Каллегари вздохнул и поднялся по внутреннему трапу в каютный
проход, бесшумно шагая по толстому ковру между стенками полированного
амарантового дерева. Серебристый свет широких плафонов подчеркивал
роскошь отделки, может быть, уместную для гигантского лайнера, но
здесь, на борющейся с океаном маленькой яхте, показавшуюся старому
моряку вызывающей и наглой.
Сандра и Леа стояли у дверей своей каюты внешне спокойные. Широко
раскрытые тревожные глаза их тронули капитана. Все мужчины, за
исключением Флайяно, находились на местах по штормовому расписанию.
- Можно с вами, капитан? - робко попросила Сандра.
- Пойдемте в рубку! - согласился капитан. - Только держитесь за
