начнем промеж собой собачиться, что ж в мире-то начнется, а? То-то... А
насчет этих, ну, из Зачарованных лесов, ты уж, не обижайся, слишком...
того... Я, помню, в молодости-то видал их. вестимо, издали -- так по моему
разумению они вполне даже ничего; конешно, со своей заумью -- а кто без нее?
Ну и с птахами да зверушками они завсегда душа в душу... не то что эти твои,
мордорские... Я так себе мыслю, что оно вроде как и... того...
Вот так, резюмировал про себя Саруман и медленно провел ладонью по лицу
-- как будто пытался снять налипшую паутинку безмерной усталости.
Единственный, на чью поддержку можно было рассчитывать. Бороться уже не было
сил; все кончено -- он подо льдом.
-- Ты остался не в меньшинстве, а в полном одиночестве, Саруман.
Конечно, все твои соображения крайне ценны для нас. -- Теперь голос
Гэндальфа был преисполнен фальшивого почтения, просто-таки сочился им. --
Давайте сейчас же обсудим, как быть с Зеркалом, -- это и впрямь непростой
вопрос...
-- Теперь это твои проблемы, Гэндальф, -- тихо, но твердо ответил
Саруман. расстегивая мифриловую пряжку у ворота. -- Ты давно уже домогаешься
Белого плаща -- ну так возьми его. Делайте все, что находите нужным, а я
выхожу из вашего Совета.
-- Тогда твой посох утратит силу, слышишь! -- прокричал ему в спину
Гэндальф: видно было, что он по-настоящему ошарашен и перестал понимать
своего вечного соперника.
Саруман, обернувшись, оглядел напоследок сумрачный зал Белого Совета.
Край белоснежного плаща стекал с кресла на пол как посеребренная луною вода
в фонтане; мифрил застежки послал ему свой прощальный блик и погас. И застыл
на полпути устремившийся за ним Радагаст с нелепо растопыренными руками --
маг сделался вдруг маленьким и несчастным, как ребенок, оказавшийся втянутым
в ссору родителей. Вот тогда-то с его уст и слетела фраза, опять-таки
удивительным образом совпавшая с той, что была сказана по сходному поводу в
другом Мире:
-- То, что вы собрались совершить, -- хуже чем преступление. Это
ошибка.
А по прошествии нескольких недель разведслужба Мордора доложила, что на
окраинах Северных лесов неведомо откуда появились "эльфы" -- стройные
золотоволосые существа с мелодичным голосом и промороженными до дна глазами.
ГЛАВА 5
Средиземье, Война Кольца.
Историческая справка
Если читатель, минимально привычный к анализу крупных военных кампаний,
обратится к карте Средиземья, он без труда убедится в том, что все действия
обеих возникших коалиций (Мордорско-Изенгардской и Гондорско-Роханской) были
в действительности подчинены неумолимой стратегической логике, в основе
которой лежал страх Мордора оказаться отрезанным от источников
продовольственного снабжения. Усилиями Гэндальфа в центре Средиземья возник
предельно неустойчивый геополитический "сандвич", в коем роль "хлеба" играли
Мордор и Изенгард, а "ветчины" -- Гондор с Роханом. Ирония же судьбы
заключалась в том, что Мордорская коалиция, не помышлявшая ни о чем, кроме
сохранения статус-кво, имела идеальную позицию для агрессивной войны (когда
можно сразу заставить противника сражаться на два фронта), но крайне
невыгодную -- для войны оборонительной (когда объединенные силы противника
могут осуществить блицкриг, сокрушая партнеров по очереди).
Саруман, однако, тоже не терял даром времени. Он лично посетил Теодена
и Денетора -- королей Рохана и Гондора -- и благодаря своему обаянию и
красноречию сумел убедить их в том, что Изенгард и Барад-Дур не желают
ничего, кроме мира. Кроме того, он частично открыл Денетору и Саурону секрет
двух палантиров, что хранились с незапамятных времен в обеих столицах, и
обучил тех пользоваться этими древними магическими кристаллами как системой
прямой связи; этот простенький ход существенно снизил недоверие между
владыками-соседями. В Эдорасе, при дворе Теодена, начало работать
изенгардское консульство во главе с Гримой -- великолепным дипломатом,
опытным разведчиком и мастером придворной интриги. Довольно долгое время
между Саруманом и Гэндальфом шла осторожная позиционная борьба, ограниченная
сферой династических отношений.
Так, сын Теодена Теодред, известный своим здравомыслием и умеренностью,
при неясных обстоятельствах погиб на севере -- якобы при нападении орков; в
итоге наследником престола был объявлен королевский племянник Йомер --
блестящий полководец, кумир молодых офицеров и, что вполне естественно, один
из лидеров "партии войны". К несчастью для Гэндальфа, тот в разговорах со
своими приятелями начал слишком уж откровенно примерять роханскую корону.
Гриме, располагавшему превосходной агентурой, не составило особого труда
собрать всю эту пьяную болтовню в папочку и -- через вторые руки -- положить
ее на стол Теодену. В итоге Йомер был выключен из активной политики до такой
степени, что Грима вообще перестал уделять ему внимание (что, как стало ясно
позднее, было крупной ошибкой). В Гондоре удалось полностью подорвать
позиции принца Боромира, тоже известного любителя помахать мечом, и удалить
его от двора; тот, разобидевшись, отбыл на поиски приключений в северные
земли (что имело довольно неприятные последствия -- но опять-таки позднее).
В общем и целом этот раунд остался за Саруманом.
И тем не менее, хотя все три короля отчетливо понимали, что "худой мир
лучше доброй ссоры", положение оставалось предельно неустойчивым.
Продовольственная ситуация в Мордоре медленно, но верно ухудшалась, так что
безопасность проходящих через Итилиен торговых путей на Юг стала здесь тем
самым, что называют "национальной паранойей". Тут любая провокация может
вызвать лавинообразный процесс, а уж за этим-то дело не стало. И когда в
районе итилиенского Перекрестка несколько караванов кряду было уничтожено
невесть откуда взявшимися людьми, которые были одеты в зеленые гондорские
плащи (хотя говорили они с отчетливым северным акцентом), ответ последовал
"по полной программе".
Саруман, немедленно связавшийся с Сауроном через свой палантир,
заклинал, умолял, угрожал -- все было тщетно: доводы разума перестали
действовать, и король (власть которого в Мордоре была в общем-то
номинальной) ничего уже не мог поделать с ополоумевшими от страха
лавочниками из тамошнего парламента. И вот на рассвете 14 апреля 3016 года
Третьей Эпохи мордорские войска силами в двести легковооруженных конников
вступили в демилитаризованный, согласно недавнему договору с Гондором,
Итилиен, "дабы обезопасить караванные пути от разбойников". Гондор в ответ
объявил мобилизацию и взял под контроль Осгилиатскую переправу. Мышеловка
захлопнулась.
И тогда Мордор совершил вторую ошибку... Впрочем, как и всегда в таких
случаях, ошибочность стратегического решения можно установить лишь
постфактум; приведи этот ход к успеху (а это было вполне реально), он
наверняка остался бы в анналах как "гениальный". Короче, была предпринята
попытка расколоть коалицию противника, выведя из игры Рохан, которого,
вообще-то говоря, итилиенская ситуация впрямую не касалась. С этой целью за
Андуин был переброшен экспедиционный корпус в составе четырех лучших полков
мордорской армии. Корпус должен был скрытно пройти по северному краю
роханских равнин, где, по данным разведки, не было регулярных сил
противника, и соединиться с армией Изенгарда; риск был велик, но этим путем
уже неоднократно проходили более мелкие подразделения. И если бы в тылу у
рохирримов действительно возникла ударная группировка, способная за пять
дневных переходов достичь Эдораса, те, без сомнения, и думать забыли бы о
походах на Юг -- день и ночь карауля выход из Хельмовой пади. С оставшимся
же В одиночестве Гондором можно было бы начать поиск компромиссного решения
по Итилиену.
Вот тут-то и сказало свое слово Зеркало; представьте-ка себе, что в
ходе современной маневренной войны одна из сторон располагает данными
космической разведки, а другая -- нет. Находившийся фактически под домашним
арестом Йомер получил через Гэндальфа исчерпывающую информацию о движении
мордорцев и понял, что такой шанс полководец получает единожды в жизни.
Воспользовавшись болезнью Теодена и своей огромной популярностью в войсках,
он поднял по тревоге отборные роханские части и повел их на север; терять
Йомеру теперь было нечего -- в случае неудачи его, без сомнения, ожидала
казнь за государственную измену.
Зеркало, однако, не подвело. Пятью днями спустя застигнутый на марше и
не успевший даже толком перестроиться из походных колонн мордорский
экспедиционный корпус был стремительно атакован скрытой до поры в
Фангорнском лесу панцирной конницей рохирримов. Внезапный удар был
сокрушителен; тем не менее значительная часть тяжелой пехоты (формируемой в
основном из троллей) успела построиться в свои знаменитые "гранитные каре" и
отбивалась несколько часов кряду, причем с большим уроном для атакующих. С
наступлением сумерек они попытались уйти в глубь Фангорна, надеясь в чаще
оторваться от конных преследователей, однако все до единого полегли под
отравленными стрелами эльфийских лучников, методично бивших из своих засидок
в древесных кронах.
Победа обошлась рохирримам недешево, но зато элита мордорской армии,
собранная в экспедиционном корпусе, перестала существовать; уйти удалось
лишь орокуэнской легкой кавалерии. Йомер вернулся в Эдорас триумфатором, и
Теоден принужден был сделать вид, будто все идет по заранее согласованному
плану. Одновременно королю были публично вручены доказательства того, что
изенгардский консул ведет в столице Рохана разведывательную деятельность;
этим, как известно, занимаются едва ли не все дипломаты от сотворения мира,
однако Теодену, вынужденному теперь плыть в кильватере "партии войны",
ничего не оставалось, кроме как объявить Гриму персоной нон грата.
А тем временем роханское войско, у коего еще не выветрился из головы
хмель фангорнской победы, запрудило площадь перед дворцом и, грохоча мечами
о щиты, требовало от своего любимца Йомера вести их вперед -- не важно куда.
И когда тот вскинул над собою клинок, будто пронзая клонящееся к закату
солнце -- "На Изенгард!!!" -- стоявший чуть в отдалении, в тени стенного
контрфорса, Гэндальф понял, что заслужил наконец толику отдыха: дело
сделано.
ГЛАВА 6
На юге тем временем шла "странная война". Хотя Осгилиатская переправа
трижды за эти два года переходила из рук в руки, ни одна из сторон не
сделала никаких попыток развить успех и перенести боевые действия на другой
берег Андуина. Да и сами эти боевые действия являли собою череду
"благородных" поединков -- не то рыцарский турнир, не то гладиаторское
сражение: лучшие бойцы были поименно известны по обе стороны фронта, и
ставки на них делались вне зависимости от патриотических чувств бьющихся об
заклад; офицеры соревновались в учтивости и, перед тем как проткнуть
противника мечом, не забывали поздравить того с тезоименитством его монарха
или иным престольным праздником. Диссонанс в эту возвышенную симфонию
куртуазного человекоубийства вносили лишь отряды дунаданских "следопытов",
слетевшихся сюда как осы на варенье; эти занимались в основном "диверсиями
на коммуникациях противника", а попросту говоря -- грабежом караванов.
Мордорцы считали эту публику не вражескими воинами, а просто разбойниками, с
коими в военное время разговор короткий, так что немалое число их повисло на
