тюльпан? Отрицаете ли вы, что выслеживали меня в саду в тот день, когда
я притворилась, что сажаю его? Не бросились ли вы тогда к тому месту,
где надеялись найти луковичку? Не рылись ли вы руками в земле, но, слава
богу, напрасно, ибо это была только моя уловка, чтобы узнать ваши наме-
рения? Скажите, вы отрицаете все это?
Бокстель не счел нужным отвечать на эти многочисленные вопросы.
И, оставив начатый спор с Розой, он обратился к принцу:
- Вот уже двадцать лет, - сказал он, - как я культивирую тюльпаны в
Дордрехте, и я приобрел в этом искусстве даже некоторую известность.
Один из моих тюльпанов занесен в каталог под громким названием. Я посвя-
тил его королю португальскому. А теперь выслушайте истину. Эта девушка
знала, что я вырастил черный тюльпан, и в сообщничестве со своим любов-
ником, который имеется у нее в крепости Левештейн, разработала план,
чтобы разорить меня, присвоив себе премию в сто тысяч флоринов, которую
я надеюсь получить благодаря вашей справедливости.
- О! - воскликнула Роза в возмущении.
- Тише, - сказал принц.
Затем, обратившись к Бокстелю:
- А кто этот заключенный, которого вы называете возлюбленным этой мо-
лодой девушки?
Роза чуть не упала в обморок, так как в свое время принц считал этого
узника большим преступником.
Для Бокстеля же это был самый приятный вопрос.
- Кто этот заключенный? - повторил он.
- Да.
- Монсеньер, это человек, одно только имя которого покажет вашему вы-
сочеству, какую веру можно придавать ее словам Этот заключенный - госу-
дарственный преступник, присужденный уже однажды к смерти.
- И его имя?
Роза в отчаянии закрыла лицо руками.
- Имя его Корнелиус ван Берле, - сказал Бокстель, - и он является
крестником изверга Корнеля де Витта.
Принц вздрогнул. Его спокойный взгляд вспыхнул огнем, но холодное
спокойствие тотчас же вновь воцарилось на его непроницаемом лице.
Он подошел к Розе и сделал ей знак пальцем, чтобы она отняла руки от
лица.
Она подчинилась, как это сделала бы женщина, повинуясь воле гипноти-
зера.
- Так, значит, в Лейдене вы просили меня о перемене места службы ва-
шему отцу для того, чтобы следовать за этим заключенным?
Роза опустила голову и, совсем обессиленная, склонилась, произнеся:
- Да, монсеньер.
- Продолжайте, - сказал принц Бокстелю.
- Мне больше нечего сказать, - ответил тот: - вашему высочеству все
известно Теперь вот то, чего я не хотел говорить, чтобы этой девушке не
пришлось краснеть за свою неблагодарность. Я приехал в Левештейн по сво-
им делам; там я познакомился со стариком Грифусом, влюбился в его дочь,
сделал ей предложение, и так как я не богат, то по своему легковерию по-
ведал ей о своей надежде получить премию в сто тысяч флоринов. И, чтобы
подкрепить эту надежду, показал ей черный тюльпан. А так как ее любов-
ник, желая отвлечь внимание от заговора, который он замышлял, занимался
в Дордрехте разведением тюльпанов, то они вдвоем и задумали погубить ме-
ня. За день до того, как тюльпан должен был распуститься, он был похищен
у меня этой девушкой и унесен в ее комнату, откуда я имел счастье взять
его обратно, в то время как она имела дерзость отправить нарочного к
членам общества цветоводов с известием, что она вырастила большой черный
тюльпан. Но это не изменило ее поведения. По всей вероятности, за те
несколько часов, когда у нее находился тюльпан, она его кому-нибудь по-
казывала, на кого она и сошлется, как на свидетеля. Но, к счастью, мон-
сеньер, теперь вы предупреждены против этой интриганки и ее свидетелей.
- О, боже мой, боже мой, какой негодяй! - простонала рыдающая Роза,
бросаясь к ногам штатгальтера, который, хотя и считал ее виновной, все
же сжалился над нею.
- Вы очень плохо поступили, девушка, - сказал он, - и ваш возлюблен-
ный будет наказан за дурное влияние на вас. Вы еще так молоды, у вас та-
кой невинный вид, и мне хочется думать, что все зло происходит от него,
а не от вас.
- Монсерьер, монсерьер, - воскликнула Роза, - Корнелиус не виновен!
Вильгельм сделал движение.
- Не виновен в том, что натолкнул вас на это дело? Вы это хотите ска-
зать, не так ли?
- Я хочу сказать, монсерьер, что Корнелиус во втором преступлении,
которое ему приписывают, так же не виновен, как и в первом.
- В первом? А вы знаете, какое это было преступление? Вы знаете, в
чем он был обвинен и уличен? В том, что он, как сообщник Корнеля де Вит-
та, прятал у себя переписку великого пенсионария с маркизом Лувуа.
- И что же, монсерьер, - он не знал, что хранил у себя эту переписку,
он об этом совершенно не знал! Он сказал бы мне это! Разве мог этот че-
ловек, с таким чистым сердцем, иметь какую-нибудь тайну, которую бы он
скрыл от меня? Нет, нет, монсеньер, я повторяю, даже если я навлеку этим
на себя ваш гнев, что Корнелиус невиновен в первом преступлении так же,
как и во втором, и во втором так же, как в первом. Ах, если бы вы только
знали, монсеньер, моего Корнелиуса!
- Один из Виттов! - воскликнул Бокстель. - Монсеньер его слишком хо-
рошо знает, раз он однажды уже помиловал его.
- Тише, - сказал принц, - все эти государственные дела, как я уже
сказал, совершенно не должны касаться общества цветоводов города Гаарле-
ма.
Затем он сказал, нахмуря брови:
- Что касается черного тюльпана, господин Бокстель, то будьте покой-
ны, мы поступим по справедливости.
Бокстель с переполненным радостью сердцем поклонился, и председатель
поздравил его.
- Вы же, молодая девушка, - продолжал Вильгельм Оранский, - вы чуть
было не совершили преступления; вас я не накажу за это, но истинный ви-
новник поплатится за вас обоих. Человек с его именем может быть заговор-
щиком, даже предателем... но он не должен воровать.
- Воровать! - воскликнула Роза. - Воровать?! Он, Корнелиус! О, мон-
сеньер, будьте осторожны! Ведь он умер бы, если бы слышал ваши слова!
Ведь ваши слова убили бы его вернее, чем меч палача на Бюйтенгофской
площади. Если говорить о краже, монсеньер, то, клянусь вам, ее совершил
вот этот человек.
- Докажите, - сказал холодно Бокстель.
- Хорошо, я докажу, - твердо заявила фрисландка.
Затем, повернувшись к Бокстелю, она спросила:
- Тюльпан принадлежал вам?
- Да.
- Сколько у него было луковичек?
Бокстель колебался один момент, но потом он сообразил, что девушка не
задала бы этого вопроса, если бы имелись только те две известные ему лу-
ковички.
- Три, - сказал он.
- Что сталось с этими луковичками? - спросила Роза.
- Что с ними сталось? Одна не удалась, из другой вырос черный
тюльпан...
- А третья?
- Третья?
- Третья, где она?
- Третья у меня, - сказал взволнованно Бокстель.
- У вас? А где? В Левештейне или в Дордрехте?
- В Дордрехте, - сказал Бокстель.
- Вы лжете! - закричала Роза. - Монсеньер, - добавила она, обратив-
шись к принцу, - я вам расскажу истинную историю этих трех луковичек.
Первая была раздавлена моим отцом в камере заключенного, и этот человек
прекрасно это знает, так как он надеялся завладеть ею, а когда узнал,
что это надежда рушилась, то чуть не поссорился с моим отцом. Вторая,
при моей помощи, выросла в черный тюльпан, а третья, последняя (девушка
вынула ее из-за корсажа), третья, вот она, в той же самой бумаге, в ко-
торой мне ее дал Корнелиус, вместе с другими двумя луковичками, перед
тем как идти на эшафот. Вот она, монсеньер, вот она!
И Роза, вынув из бумаги луковичку, протянула ее принцу, который взял
ее в руки и стал рассматривать.
- Но, монсеньер, разве эта девушка не могла ее украсть так же, как и
тюльпан? - бормотал Бокстель, испуганный тем вниманием, с каким принц
рассматривал луковичку; а особенно его испугало то внимание, с которым
Роза читала несколько строк, написанных на бумажке, которую она держала
в руках. Неожиданно глаза молодой девушки загорелись, она, задыхаясь,
прочла эту таинственную бумагу и, протягивая ее принцу, воскликнула:
- О, прочитайте ее, монсеньер, умоляю вас, прочитайте!
Вильгельм передал третью луковичку председателю, взял бумажку и стал
читать.
Едва Вильгельм окинул взглядом листок, как он пошатнулся, рука его
задрожала, и казалось, что он сейчас выронит бумажку; в глазах его поя-
вилось выражение жестокого страдания и жалости.
Этот листок бумаги, который ему передала Роза, и был той страницей
библии, которую Корнель де Витт послал в Дордрехт с Кракэ, слугой своего
брата Яна де Витта, с просьбой к Корнелиусу сжечь переписку великого
пенсионария с Лувуа.
Эта просьба, как мы помним, была составлена в следующих выражениях:
"Дорогой крестник, сожги пакет, который я тебе вручил, сожги его, не
рассматривая, не открывая, чтобы содержание его осталось тебе неизвест-
ным. Тайны такого рода, какие он содержит, убивают его владельца. Сожги
их, и ты спасешь Яна и Корнеля. Прощай и люби меня, Корнель де Витт. 20
августа 1672 г."
Этот листок был одновременно доказательством невиновности ван Берле и
того, что он являлся владельцем луковичек тюльпана.
Роза и штатгальтер обменялись только одним взглядом.
Взгляд Розы как бы говорил: вот видите. Взгляд штатгальтера говорил:
молчи и жди.
Принц вытер каплю холодного пота, которая скатилась с его лба на ще-
ку. Он медленно сложил бумажку. А мысль его унеслась в ту бездонную про-
пасть, которую именуют раскаянием и стыдом за прошлое.
Потом он с усилием поднял голову и сказал:
- Прощайте, господин Бокстель. Будет поступлено по справедливости, я
вам обещаю.
Затем, обратившись к председателю, он добавил:
- А вы, дорогой ван Систенс, оставьте у себя эту девушку и тюльпан.
Прощайте.
Все склонились, и принц вышел сгорбившись, словно его подавляли шум-
ные приветствия толпы.
Бокстель вернулся в "Белый Лебедь" очень взволнованный. Бумажка, ко-
торую Вильгельм, взяв из рук Розы, прочитал, тщательно сложил и спрятал
в карман, встревожила его.
XXVIII
Песня цветов
В то время, как происходили описанные нами события, несчастный ван
Берле, забытый в своей камере в крепости Левештейн, сильно терпел от
Грифуса, который причинял ему все страдания, какие только может причи-
нить тюремщик, решивший во что бы то ни стало сделаться палачом.
Грифус, не получая никаких известий от Розы и от Якоба, убедил себя в
том, что случившееся с ним - проделка дьявола и что доктор Корнелиус ван
Берле и был посланником этого дьявола на земле.
Вследствие этого в одно прекрасное утро, на третий день после исчез-
новения Розы и Якоба, Грифус поднялся в камеру Корнелиуса еще в большей
ярости, чем обычно.
Корнелиус, опершись локтями на окно, опустив голову на руки, устремив
взгляд в туманный горизонт, который разрезали своими крыльями дорд-
рехтские мельницы, вдыхал свежий воздух, чтобы отогнать душившие его
слезы и сохранить философски-спокойное настроение.
Голуби оставались еще там, но надежды уже не было, но будущее утопало
в неизвестности.
Увы, Роза под надзором и не сможет больше приходить к нему. Сможет ли
она хотя бы писать? И если сможет, то удастся ли ей передавать свои
письма?
Нет. Вчера и третьего дня он видел в глазах старого Грифуса слишком
много ярости и злобы. Его бдительность никогда не ослабнет, так что Ро-
за, помимо заключения, помимо разлуки, может быть, переживает еще
большие страдания. Не станет ли этот зверь, негодяй, пьяница мстить ей?
И, когда спирт ударит ему в голову, не пустит ли он в ход свою руку,
слишком хорошо выправленную Корнелиусом, придавшим ей силу двух рук, во-
оруженных палкой?
Мысль о том, что с Розой, быть может, жестоко обращаются, приводила
Корнелиуса в отчаяние. И он болезненно ощущал свое бессилие, свою беспо-
лезность, свое ничтожество. И он задавал себе вопрос, праведен ли бог,
