нуждались в покровительстве судьбы.
XXIV
Черный тюльпан меняет владельца
Корнелиус остался на том же месте, где стоял, прощаясь с Розой, ста-
раясь найти в себе силы перенести двойное бремя своего счастья.
Прошло полчаса.
Уже первые прозрачные голубоватые лучи проникли сквозь решетку окна в
камеру Корнелиуса, когда он вдруг вздрогнул от поднимавшихся по лестнице
шагов и донесшегося до него крика. Почти в тот же момент его лицо встре-
тилось с бледным, искаженным лицом Розы.
Он отшатнулся назад, тоже побледнев от ужаса.
- Корнелиус, Корнелиус! - кричала она, задыхаясь.
- Боже мой, что случилось? - спросил заключенный.
- Корнелиус! Тюльпан!..
- Что тюльпан?
- Я не знаю, как сказать вам это!
- Говорите же. Роза, говорите!
- У нас его отняли! У нас его украли!
- У нас его отняли! У нас его украли! - вскричал Корнелиус.
- Да, - сказала Роза, опираясь о дверь, чтобы не упасть. - Да, отня-
ли, украли.
И силы покинули ее. Она упала на колени.
- Но как это случилось? - спросил Корнелиус. - Расскажите мне, объяс-
ните мне...
- О, я не виновата в этом, мой друг.
Бедная Роза, она не решалась сказать мой любимый друг.
- Вы его оставили одного? - сказал печально Корнелиус.
- Только на один момент, чтобы пойти к нашему курьеру, который живет
шагах в пяти от нас, на берегу Вааля.
- И на это время, несмотря на мои наставления, вы оставили в дверях
ключ, несчастное дитя!
- Нет, нет, это меня и удивляет, - я не оставляла в дверях ключа, я
все время держала его в руках и крепко сжимала, как бы боясь потерять
его.
- Тогда как же это все случилось?
- Я сама не знаю. Я отдала письмо своему курьеру; он при мне уехал. Я
вернулась к себе, дверь была заперта, в моей комнате все оставалось на
своем месте, кроме тюльпана, который исчез Кто-нибудь, по всей вероят-
ности, достал ключ от моей комнаты или подделал его.
Она задыхалась, слезы прерывали голос.
Корнелиус стоял неподвижно с искаженным лицом, слушая ее почти без
сознания, и только бормотал:
- Украден, украден, украден, я погиб...
- О, господин Корнелиус, пощадите! - кричала Роза. - Я умру с горя.
При этой угрозе Корнелиус схватил решетку окошечка и, бешено сжимая
ее, воскликнул:
- Нас обокрали, Роза, это верно, но разве мы должны из-за этого пасть
духом? Нет! Несчастье велико, но, быть может, еще поправимо. Мы знаем
вора.
- Увы! Разве я могу сказать с полной уверенностью?
- О, я-то уверен, я вам говорю, что это - мерзавец Якоб! Неужели мы
допустим. Роза, чтобы он отнес в Гаарлем плод наших трудов, плод наших
забот, дитя нашей любви? Роза, нужно бежать за ним, нужно догнать его.
- Но как все это сделать, не открыв отцу, что мы с вами в сговоре?
Как я, женщина подневольная, к тому же мало опытная, как могу я сделать
то, чего, быть может, и вы не смогли бы сделать?
- Откройте мне эту дверь, Роза, откройте мне эту дверь, и вы увидите,
я это сделаю! Вы увидите, я разыщу вора; вы увидите, я заставлю его соз-
наться в своем преступлении! Вы увидите, как он запросит пощады!
- Увы, - сказала, зарыдав, Роза, - как же я вам открою? Разве у меня
ключи? Если бы они были у меня, разве вы уже не были бы на свободе?
- Они у вашего отца, они у вашего гнусного отца, который уже загубил
мне первую луковичку тюльпана. О, негодяй, негодяй! Он соумышленник Яко-
ба!
- Тише, тише, умоляю вас, - тише!
- О, если вы мне не откроете! - закричал Корнелиус в порыве бе-
шенства, - я сломаю решетку и перебью в тюрьме все, что мне попадется!
- Мой друг, сжальтесь надо мной!
- Я вам говорю. Роза, что не оставлю камня на камне!
И несчастный обеими руками, сила которых удесятерилась благодаря его
возбуждению, стал с шумом бить в дверь, не обращая внимания на громкие
раскаты своего голоса, который звонко разносился по винтовой лестнице.
Перепуганная Роза напрасно старалась успокоить эту неистовую бурю.
- Я вам говорю, что я убью этого мерзавца Грифуса, - рычал ван Берле,
- я вам говорю, что я пролью его кровь, как он пролил кровь моего черно-
го тюльпана.
Несчастный начал терять рассудок.
- Хорошо, хорошо, - говорила дрожащая от волнения Роза, - хорошо, хо-
рошо, только успокойтесь. Хорошо, я возьму ключи, я открою вам, только
успокойтесь, мой Корнелиус.
Она не докончила, раздавшееся вдруг рычание прервало ее фразу.
- Отец! - закричала Роза.
- Грифус! - завопил ван Берле - Ах, изверг!
Никем не замеченный среди этого шума, Грифус поднялся наверх Он грубо
схватил свою дочь за руку
- Ах, ты возьмешь мои ключи! - закричал он прерывающимся от злобы го-
лосом - Ах, этот мерзавец, этот изверг, этот заговорщик, достойный висе-
лицы Это твой Корнелиус Так ты соумышленница государственного преступни-
ка? Хорошо!
Роза с отчаянием всплеснула руками.
- А, - продолжал Грифус, переходя с тона яростного и гневного на хо-
лодный иронический тон победителя - А, невинный господин цветовод. А,
милый господин ученый! Вы убьете меня; вы прольете мою кровь. Очень хо-
рошо, не нужно ничего лучшего И при соучастии моей дочери? Боже мой, да
я в разбойничьем вертепе! Ну, хорошо. Все это сегодня же будет доложено
господину коменданту, а завтра же узнает обо всем этом и его высочество
штатгальтер. Мы знаем законы. Статья шестая гласит о бунте в тюрьме. Мы
покажем вам второе издание Бюйтенгофа, господин ученый, и на этот раз
хорошее издание! Да, да, грызите свои кулаки, как медведь в клетке, а
вы, красавица, пожирайте глазами своего Корнелиуса! Предупреждаю вас,
мои голубки, что теперь вам уже не удастся благополучно заниматься заго-
ворами. Ну-ка, спускайся к себе, негодница! А вы, господин ученый, до
свидания; будьте покойны, до свидания!
Роза, обезумев от страха и отчаяния, послала воздушный поцелуй своему
другу; затем, осененная, по всей вероятности, внезапной идеей, она бро-
силась к лестнице, говоря:
- Еще не все потеряно, рассчитывай на меня, мой Корнелиус.
Отец, рыча, следовал за ней.
Что касается бедного заключенного, то он постепенно отпустил решетку,
которую судорожно сжимали его пальцы, голова его отяжелела, глаза зака-
тились, и он тяжело рухнул на плиты своей камеры, бормоча:
- Украли! Его украли у меня!
Тем временем Бокстель, выйдя из тюрьмы через ту калитку, которую отк-
рыла сама Роза, с тюльпаном, обернутым широким плащом, Бокстель бросился
в экипаж, ожидавший его в Горкуме, и исчез, не предупредив, разумеется,
своего друга Грифуса о столь поспешном отъезде.
А теперь, когда мы видели, что он сел в экипаж, последуем за ним, ес-
ли читатель согласен, до конца его путешествия.
Он ехал медленно: быстрая езда может повредить черному тюльпану.
Но, опасаясь, как бы не запоздать, Бокстель заказал в Дельфте короб-
ку, выложенную прекрасным свежим мхом, и уложил туда тюльпан. Цветок по-
лучил спокойное мягкое ложе, экипаж мог свободно катиться с полной быст-
ротой, безо всякого риска повредить тюльпану.
На утро следующего дня Бокстель, измученный от усталости, но торжест-
вующий, прибыл в Гаарлем и, чтобы скрыть следы кражи, он пересадил
тюльпан в другой сосуд, фаянсовый же горшок разбил, а осколки его бросил
в канал. Затем он написал председателю общества цветоводов письмо о сво-
ем прибытии в Гаарлем с тюльпаном совершенно черного цвета и остановился
с неповрежденным цветком в прекрасной гостинице.
И там он ждал.
XXV
Председатель ван Систенс
Роза, покинув Корнелиуса, приняла решение. Она решила или вернуть ему
тюльпан, украденный Якобом, или больше никогда с ним не встречаться.
Она видела отчаяние заключенного, двойное неизлечимое отчаяние: с од-
ной стороны - неизбежная разлука, так как Грифус открыл тайну и их любви
и их свиданий; с другой стороны - крушение всех честолюбивых надежд ван
Берле, надежд, которые он питал в течение семи лет.
Роза принадлежала к числу тех женщин, которые из-за пустяка легко па-
дают духом, но которые полны сил перед лицом большого несчастья и в са-
мом же несчастье черпают энергию, чтобы побороть его.
Девушка вошла к себе, осмотрела в последний раз комнату, чтобы убе-
диться, не ошиблась ли она, не стоит ли тюльпан в каком-нибудь из угол-
ков, в который она не заглянула. Но Роза напрасно искала: тюльпана не
было, тюльпан был украден.
Роза сложила в узелок кое-какие необходимые ей пожитки, взяла скоп-
ленные ею триста флоринов, то есть все свое достояние, порылась в круже-
вах, где хранилась третья луковичка, тщательно спрятала ее у себя на
груди, заперла на двойной запор свою комнату, чтобы скрыть этим возможно
дольше свое бегство, и спустилась с лестницы. Она вышла из тюрьмы сквозь
ту же калитку, из которой час назад вышел Бокстель, зашла в почтовый
двор и попросила дать ей экипаж, но там был только один экипаж, именно
тот, который Бокстель нанял накануне и в котором он мчался теперь по до-
роге в Дельфт.
Мы говорим "по дороге в Дельфт" вот почему. Чтобы попасть из Левеш-
тейна в Гаарлем, приходилось делать большой круг; по прямой линии это
расстояние было бы вдвое короче. Но по прямой линии в Голландии могут
летать только птицы, - Голландия больше всякой другой страны в мире ис-
пещрена речками, ручьями, каналами и озерами.
Розе поневоле пришлось взять верховую лошадь. Ей охотно доверили:
владелец лошади знал, что Роза - дочь привратника крепости.
Роза надеялась нагнать своего курьера, хорошего, честного парня, ко-
торого она взяла бы с собой и который служил бы ей одновременно и защит-
ником и проводником. Действительно, она не сделала и одного лье, как за-
метила его. Он шел быстрым шагом по склону прелестной дороги, тянувшейся
вдоль берега.
Она пришпорила лошадь и нагнала его.
Славный парень хотя и не знал всей важности данного ему поручения, но
шел, однако, так быстро, как если бы он знал это. Через час он прошел
полтора лье.
Роза взяла у него обратно письмо, которое стало теперь ненужным, и
объяснила ему, чем он мог быть ей полезен. Лодочник отдал себя в ее рас-
поряжение, обещая поспевать за ней, если только она позволит ему дер-
жаться за круп или за гриву лошади. Молодая девушка разрешила ему дер-
жаться за все, что ему угодно, лишь бы он не задерживал ее.
Оба путешественника находились в пути уже пять часов и сделали восемь
лье, а старик Грифус еще не знал, что девушка покинула крепость. Тюрем-
щик, как человек очень злой, наслаждался тем, что поверг свою дочь в
глубокий ужас.
Но в то время, как он радовался возможности рассказать своему прияте-
лю Якобу столь блестящую историю, Якоб тоже мчался по дороге в Дельфт.
Только благодаря своей повозке он опередил Розу и лодочника на четыре
лье. Он все еще воображал, что Роза находится в своей комнате в трепете
или в гневе, а она - уже нагоняла его.
Итак, никто, кроме заключенного, не находился там, где он должен был
быть по предположению Грифуса.
С тех пор, как Роза ухаживала за тюльпаном, она так мало времени про-
водила с отцом, что только в обычное обеденное время, то есть в двенад-
цать часов дня, Грифус, почувствовав голод, заметил, что его дочь слиш-
ком долго дуется.
Он послал за ней одного из своих помощников. Затем, когда тот вернул-
ся и сказал, что нигде не мог ее найти, Грифус сам пошел звать дочь. Он
пошел прямо в ее комнату, но, несмотря на его стук, Роза не отвечала.
Позвали слесаря крепости, слесарь открыл дверь, но Грифус не нашел
Розы, так же как Роза в свое время не нашла тюльпана.
- Роза в этот момент въезжала в Роттердам. Поэтомуто Грифус не нашел
ее и в кухне, так же как и в комнате, не нашел он ее и в саду, так же
как и в кухне.
Можно себе представить ярость, в какую пришел Грифус, когда, обежав
окрестности, он узнал, что дочь его наняла лошадь и уехала, как истая
