- Ну что же, об этом вы узнаете завтра или послезавтра вечером.
- Ждать до вечера, чтобы это узнать, Роза! Я умру от нетерпения. Не
можем ли мы установить какой-нибудь условный знак?
- Я сделаю лучше.
- Что вы сделаете?
- Если он распустится ночью, я приду; я приду сама сказать вам об
этом. Если он распустится днем, я пройду мимо вашей двери и просуну за-
писку или под дверь, или через окошечко, между первым и вторым обходом
моего отца.
- Так, так. Роза, одно слово от вас с весточкой об этом будет для ме-
ня двойным счастьем.
- Вот уже десять часов, я должна покинуть вас.
- Да, да, идите. Роза, идите.
Роза ушла почти печальная. Корнелиус почти прогнал ее. Правда, он
сделал это для того, чтобы она наблюдала за черным тюльпаном.
XXII
Цветок расцвел
Корнелиус провел очень приятную, но в то же время очень тревожную
ночь. Каждую минуту ему казалось, что его зовет нежный голос Розы. Он
внезапно просыпался, подбегал к двери, прислонял свое лицо к окошечку,
но у окошечка никого не было, коридор был пуст.
Роза тоже бодрствовала, но она была счастливее его: она следила за
тюльпаном. Перед ней, перед ее глазами стоял благородный цветок, чудо из
чудес, не только до сих пор невиданное, но и считавшееся недостижимым.
Что скажет свет, когда узнает, что черный тюльпан расцвел, что он су-
ществует и что вырастил его ван Берле, заключенный?
Как решительно прогнал бы Корнелиус человека, который пришел бы пред-
ложить ему свободу в обмен на тюльпан!
Следующий день не принес с собой никаких новостей. Тюльпан еще не
распустился.
День прошел, как и ночь.
Пришла ночь, и с ней явилась Роза, радостная и легкая, подобная пти-
це.
- Ну, как? - спросил Корнелиус.
- Ну, что же, все идет прекрасно. Этой ночью, несомненно, ваш тюльпан
расцветет.
- И будет черного цвета?
- Черного, как смоль.
- Без единого пятнышка другого цвета?
- Без единого пятнышка.
- О, радость! Роза, я провел ночь, мечтая сначала о вас...
Роза сделала движение, которое выражало недоверие.
- Затем о том, как мы должны поступить.
- Ну, и как?
- Как? А вот что я решил. Как только тюльпан расцветет, как только мы
установим, что он черный, вам нужно будет сейчас же найти курьера.
- Если дело только в этом, то у меня уже есть курьер наготове.
- Курьер, которому можно довериться?
- Курьер, за которого я отвечаю. Один из моих поклонников.
- Это, надеюсь, не Якоб?
- Нет, успокойтесь, это лодочник из Левештейна, бойкий малый, лет
двадцати пяти-двадцати шести!
- О, дьявол!
- Будьте покойны, - сказала, смеясь, Роза, - он еще не достиг того
возраста, который вы назначили, - от двадцати шести до двадцати восьми
лег.
- Словом, вы считаете, что на этого молодого человека можно поло-
житься?
- Как на меня самое. Он бросится со своей лодки в Вааль или в Маас,
куда мне будет угодно, если я ему это прикажу.
- Ну, хорошо, Роза, через десять часов этот парень сможет быть в Га-
арлеме. Вы мне дадите бумагу и карандаш или, лучше, чернила и перо, и я
напишу или, лучше всего, напишите вы сами; ведь я - несчастный заключен-
ный; в этом еще усмотрят, по примеру вашего отца, какойнибудь заговор.
Вы напишете председателю общества цветоводов, и я уверен, что председа-
тель приедет.
- Ну, а если он будет медлить?
- Предположите, что он промедлит день, даже два дня. Но это невозмож-
но: любитель тюльпанов не промедлит ни одного часа, ни одной минуты, ни
одной секунды, он сразу же пустится в путь, чтобы увидеть восьмое чудо
света. Но, как я сказал, пусть он промедлит день, два дня, все же
тюльпан будет еще во всем своем великолепии. Когда председатель увидит
тюльпан, когда он составит протокол, все будет кончено, и вы сохраните у
себя копию протокола, а ему отдадите тюльпан. Ах, Роза, если бы мы могли
снести его лично, то из моих рук он перешел бы только в ваши руки! Но
это мечты, которым не нужно предаваться, - продолжал, вздыхая, Корнели-
ус, - другие глаза увидят, как он будет отцветать. А главное, Роза, пока
его не увидит председатель, не показывайте его никому. Черный тюльпан!
Боже мой, если бы кто-нибудь увидел черный тюльпан, он украл бы его.
- О!
- Не говорили ли вы мне сами, что вы опасаетесь этого со стороны ва-
шего поклонника Якоба? Ведь крадут и один флорин, почему же не украсть
сто тысяч флоринов?
- Я буду оберегать его, будьте спокойны.
- А что если он распустился, пока вы здесь?
- Капризный цветок способен на это, - сказала Роза.
- Если вы, придя к себе, найдете его распустившимся?
- То что же?
- Ах, Роза, если вы его найдете распустившимся, то не забывайте, что
нельзя терять ни минуты, нужно сейчас же предупредить председателя.
- И предупредить вас. Да, я понимаю.
Роза вздохнула, но без горечи, как женщина, начинающая понимать сла-
бость человека или привыкать к ней.
- Я возвращаюсь к тюльпану, господин ван Берле; как только он расцве-
тет, вы будете предупреждены; как только я предупрежу вас, курьер уедет.
- Роза, Роза, я не знаю больше, с каким земным или небесным сокрови-
щем сравнить вас!
- Сравнивайте меня с черным тюльпаном, господин Корнелиус, и я буду
очень польщена, клянусь вам. Итак, простимся, господин Корнелиус.
- Нет, скажите: до свидания, мой друг.
- До свидания, мой друг, - сказала Роза, немного утешенная.
- Скажите: мой любимый друг.
- Мой друг...
- Любимый, Роза, я вас умоляю, любимый, любимый, не правда ли?
- Любимый, да, любимый, - повторяла Роза, трепеща от безумного
счастья.
- Ну, Роза, раз вы сказали "любимый", скажите также и "очень счастли-
вый", скажите "счастливый", потому что человек еще никогда не был так
счастлив на земле, как я. Мне не хватает. Роза, только одного.
- Чего?
- Вашей щечки, вашей свежей щечки, вашей розовой щечки, вашей бархат-
ной щечки. О, Роза, по вашему доброму желанию, не невзначай, не случай-
но, Роза!
Заключенный вздохом закончил свою просьбу. Он встретил губы молодой
девушки, но не случайно, не невзначай. Роза убежала.
Корнелиус задыхался от радости и счастья. Он открыл окно и с перепол-
ненным радостью сердцем созерцал безоблачное небо, луну, серебрившую обе
сливающиеся реки, которые протекали за холмами. Он наполнил свои легкие
свежим, чистым воздухом, разум - приятными мыслями и душу - благодарным
и восторженным чувством.
- Бедный больной выздоровел, бедный заключенный чувствовал себя сво-
бодным.
Часть ночи Корнелиус оставался, насторожившись, у решетки своего ок-
на, сконцентрировав все свои пять чувств в одно, или вернее, в два, - в
слух и в зрение.
Он созерцал небо, он слушал землю.
Затем, обращая время от времени свои взоры в сторону коридора, он го-
ворил:
- Там Роза, Роза, которая так же, как и я, бодрствует, как и я, ждет
с минуты на минуту. Там, перед взором Розы таинственный цветок - живет,
приоткрывается, распускается. Быть может, сейчас Роза держит своими теп-
лыми, нежными пальцами стебель тюльпана. Роза, осторожно держи этот сте-
бель. Быть может, она прижимается своими устами к приоткрытой чашечке
цветка. Прикасайся к ней осторожно, Роза; Роза, твои уста пылают.
В этот миг на юге загорелась звезда, пересекла все пространство от
горизонта до крепости и упала на Левештейн.
Корнелиус вздрогнул.
- Ах, - сказал он, - небо посылает душу моему цветку.
Он словно угадал; почти в тот же самый момент заключенный услышал в
коридоре легкие шаги, как шаги сильфиды, шорох платья, похожий на взмахи
крыльев, и хорошо знакомый голос, который говорил:
- Корнелиус, мой друг, мой любимый друг, мой счастливый друг, скорее,
скорее!
Корнелиус одним прыжком очутился у окошечка. На этот раз его уста
опять встретились с устами Розы, которая, целуя, шептала ему:
- Он распустился! Он черный! Он здесь!
- Как здесь? - воскликнул Корнелиус, отнимая свои губы от губ девуш-
ки.
- Да, да, большая радость стоит того, чтобы ради нее пойти на не-
большой риск. Вот он, смотрите.
И одной рукой она подняла на уровень окошечка зажженный потайной фо-
нарь, другой - подняла на тот же уровень чудесный тюльпан.
Корнелиус вскрикнул, ему показалось, что он теряет сознание.
- О, боже, о, боже! - шептал он, - эти два цветка, расцветшие у око-
шечка моей камеры, - награда за мою невиновность и мое заключение.
- Поцелуйте его, - сказала Роза, - я тоже только что поцеловала его.
Корнелиус притаил дыхание и осторожно губами дотронулся до цветка; и
никогда поцелуй женщины, даже Розы, не проникал так глубоко в его душу.
Тюльпан был прекрасен, чудесен, великолепен; стебель его был восем-
надцати дюймов вышины. Он стройно вытягивался кверху между четырьмя зе-
леными гладкими, ровными, как стрела, листками. Цветок его был сплошь
черным и блестел, как янтарь.
- Роза, - сказал, задыхаясь, Корнелиус, - нельзя терять ни одной ми-
нуты, надо писать письмо.
- Оно уже написано, мой любимый Корнелиус, - сказала Роза.
- Правда?
- Пока тюльпан распускался, я писала, так как я не хотела упустить ни
одной минуты. Просмотрите письмо и скажите, так ли оно написано.
Корнелиус взял письмо, написанное почерком, который значительно улуч-
шился после первой записки, полученной им от Розы, и прочел:
"Господин Председатель, черный тюльпан распустится, может быть, через
десять минут. Сейчас же, как только он расцветет, я пошлю к вам нарочно-
го, чтобы просить вас приехать за ним лично в крепость Левештейн. Я -
дочь тюремщика Грифуса, почти такая же заключенная, как узники моего от-
ца. Поэтому я не смогу сама привезти вам это чудо природы. Вот почему я
и осмеливаюсь умолять вас приехать за ним лично.
Мое желание, чтобы его назвали Rosa Barlaensis.
Он распустился. Он совершенно черный... Приезжайте, господин предсе-
датель, приезжайте...
Имею честь быть вашей покорной слугой Роза Грифус".
- Так, так, дорогая Роза, это чудесное письмо. Я не мог бы написать
его с такой простотой. На съезде вы дадите все сведения, которые у вас
потребуют. Тогда узнают, как был выращен тюльпан, сколько бессонных но-
чей, опасений, хлопот он причинил. Ну, а теперь, Роза, не теряйте ни се-
кунды. Курьер, курьер!
- Как имя председателя?
- Давайте я напишу адрес. О, он очень известный человек! Это господин
ван Систенс, бургомистр Гаарлема. Дайте, Роза, дайте! - и Корнелиус на-
писал на письме дрожавшей рукой:
"Мингеру Петерсу ван Систенс, бургомистру и председателю Общества
цветоводов города Гаарлема".
- А теперь. Роза, ступайте, ступайте, - сказал Корнелиус, - и отда-
димся воле судьбы, которая до сих пор покровительствовала нам.
XXIII
Завистник
Действительно, эти бедные молодые люди очень нуждались в покрови-
тельстве судьбы. Никогда еще им не грозила такая опасность, как в этот
самый момент, когда они были так уверены в своем счастье.
Мы не сомневаемся в сообразительности наших читателей настолько, что-
бы сомневаться в том, что они узнали в лице Якоба нашего старого друга
или, вернее, недругаИсаака Бокстеля.
Читатель, конечно, догадывается, что Бокстель последовал из Бюйтенго-
фа в Левештейн за предметом "своей страсти и предметом своей ненависти:
за черным тюльпаном и за ван Берле.
То, чего никто, кроме любителя тюльпанов и притом завистливого люби-
теля, никогда не мог бы открыть, то, есть существования луковичек и за-
мыслов заключенного, - было обнаружено или, во всяком случае, предполо-
жено Бокстелем.
Мы видели, что под именем Якоба ему больше, чем под именем Исаака,
посчастливилось сдружиться с Грифусом. Пользуясь его гостеприимством, в
продолжение уже "нескольких месяцев он спаивал старого тюремщика самой
лучшей водкой, какую только можно было найти на всем протяжении от Текс-
