нас предали, но однажды, около пяти часов вечера, когда мы собрались
ужинать, к нам подбежал в тревоге наш маленький юнга и сообщил, что он
видел целый отряд таможенных досмотрщиков, направлявшихся в нашу сторо-
ну. В сущности нас испугал не самый отряд - по берегам Роны, особенно в
то время, бродили целью роты, - а те предосторожности, которые, по сло-
вам мальчика, этот отряд принимал, чтобы не быть замеченным. Мы сразу
повскакивали на ноги, но было уже поздно: наша лодка, несомненно являв-
шаяся предметом розыска, была окружена со всех сторон. Среди таможенных
досмотрщиков я заметил жандармов, их вид всегда пугал меня, в то время
как просто солдат я обычно не страшился, а потому я быстро спустился в
трюм и, проскользнув в грузовой люк, бросился в реку. Я плыл под водой,
только изредка набирая воздух, так что, никем не замеченный, доплыл до
недавно вырытого рва, соединявшего Рону с каналом, идущим из Бокера в
Эг-Морт. Как только я добрался до этого места, я почувствовал себя спа-
сенным, потому что мог плыть незамеченным вдоль рва. Таким образом, я
без всяких злоключений добрался до канала. Я выбрал этот путь не случай-
но: я уже рассказывал вашему сиятельству об одном нимском трактирщике,
державшем на дороге из Бельгарда в Бокер небольшую гостиницу.
- Прекрасно помню, - сказал Монте-Кристо. - Этот достойный человек,
если не ошибаюсь, был даже вашим компаньоном.
- Вот-вот! Но лет за семь до этого он передал свое заведение одному
бывшему портному из Марселя, который, разорившись на своем ремесле, ре-
шил попытать счастья в другом. Разумеется, те связи, которые у нас были
с первым владельцем, продолжались и со следующим; вот у этого человека я
и надеялся найти пристанище.
- А как его звали? - спросил граф, который, по-видимому, снова заин-
тересовался рассказом Бертуччо.
- Гаспар Кадрусс, он был женат на женщине из села Карконта, и мы все
только под этим именем ее и знали; эта бледная женщина страдала болотной
лихорадкой и медленно умирала от истощения. Сам же он был здоровый ма-
лый, лет сорока пяти, и уже не раз показал себя, в трудные для нас мину-
ты, человеком находчивым и храбрым.
- И когда, вы говорите, это происходило? - спросил Монте-Кристо.
- В тысяча восемьсот двадцать девятом году, ваше сиятельство.
- В каком месяце?
- Июне.
- В начале или в конце?
- Это было вечером третьего июня.
- Так! - заметил Монте-Кристо, - третьего июня тысяча восемьсот двад-
цать девятого года... Продолжайте.
- Так вот, у этого Кадрусса я и собирался попросить пристанища; но
так как обычно, даже при спокойной обстановке, мы никогда не входили к
нему через дверь, выходящую на дорогу, то я решил не изменять этому пра-
вилу; я перескочил через садовую изгородь, прополз под низенькими мас-
личными деревцами и дикими смоковницами и, опасаясь, что в трактире у
Кадрусса может находиться какой-нибудь путник, добрался до пристройки, в
которой я уже не раз проводил ночь не хуже, чем в самой лучшей постели.
Эта пристройка отделялась от комнаты в нижнем этаже только дощатой
перегородкой, в которой нарочно для нас были оставлены щели, чтобы мы
могли улучить благоприятную минуту и дать знать, что мы находимся по со-
седству. Я рассчитывал, в случае если у Кадрусса никого не будет, уведо-
мить его о моем прибытии, закончить у него ужин, прерванный появлением
таможенных досмотрщиков, и, пользуясь надвигающейся грозой, вернуться на
берег Роны и узнать, что сталось с лодкой и теми, кто был в ней. Итак, я
тихонько пробрался в пристройку; это вышло очень кстати, потому что в ту
самую минуту вернулся домой Кадрусс и привел с собой незнакомца.
Я притих и стал ждать, не потому, что хотел подслушать тайны трактир-
щика, а просто потому, что не мог поступить иначе; к тому же так бывало
уже раз десять.
Человек, который пришел с Кадруссом, несомненно, не принадлежал к
обитателям Южной Франции; это был один из тех негоциантов, которые при-
езжают на ярмарку в Бокер, чтобы торговать драгоценностями, и за месяц,
пока длится эта ярмарка, привлекающая торговцев и покупателей со всех
концов Европы, заключают иногда сделки на сто, а то и на полтораста ты-
сяч франков.
Кадрусс вошел первым, быстрыми шагами. Затем, увидав, что нижняя ком-
ната пуста, как всегда, и что ее охраняет только пес, он позвал жену.
"Эй, Карконта, - крикнул он, - священник не обманул нас: алмаз насто-
ящий".
Послышалось радостное восклицание, и ступеньки лестницы заскрипели
под нетвердыми от слабости и болезни шагами.
"Что ты говоришь?" - спросила Карконта.
"Говорю, что алмаз настоящий, и вот этот господин, один из первых па-
рижских ювелиров, готов дать нам за него пятьдесят тысяч франков. Но
только он хочет окончательно убедиться в том, что камень действительно
наш: так ты расскажи ему, как рассказал и я, каким чудесным образом он
попал в наши руки. А пока, сударь, присядьте, пожалуйста: сейчас так
душно, я принесу вам чего-нибудь освежиться".
Ювелир внимательно разглядывал внутренность трактира и бросающуюся в
глаза бедность людей, которые предлагали ему купить алмаз, достойный
княжеской шкатулки.
"Рассказывайте, сударыня", - сказал он, желая, по-видимому, вос-
пользоваться отсутствием мужа, чтобы тот не мог как-нибудь повлиять на
жену и чтобы посмотреть, насколько оба рассказа совпадут.
"Ах, господи, - затараторила женщина, - это божье благословение, мы
ничего такого не ожидали. Представьте себе, дорогой господин, что мой
муж дружил в тысяча восемьсот четырнадцатом или тысяча восемьсот пятнад-
цатом году с одним моряком, которого звали Эдмон Дантес; этот бедный ма-
лый, которого Кадру ее совершенно забыл, помнил о нем, и, умирая, оста-
вил ему тот алмаз, который вы видели".
"А каким же образом оказался у него этот алмаз? - спросил ювелир. -
Или он был у Дантеса до того, как он попал в тюрьму?"
"Нет, сударь, - отвечала женщина, - но в тюрьме он познакомился с
очень богатым англичанином; тот заболел, и Дантес ухаживал за ним, как
за родным братом; за это англичанин, выходя на свободу, оставил ему вот
этот алмаз. Бедному Дантесу не посчастливилось, он так в тюрьме и умер,
а алмаз перед смертью завещал нам и поручил почтенному аббату, который
был у нас сегодня утром, передать его нам".
"Она говорит то же самое, - прошептал ювелир. - В конце концов, может
быть, все это так и было, хотя на первый взгляд и кажется неправдоподоб-
ным. В таком случае, - сказал он громко, - дело только в цене, о которой
мы все еще не сговорились".
"Как не сговорились! - воскликнул вошедший Кадрусс. - Я был уверен,
что вы согласны на мою цену".
"То есть, - возразил ювелир, - я вам предложил за него сорок тысяч
франков".
"Сорок тысяч! - возмутилась Карконта. - Уж, конечно, мы его не отда-
дим за эту цену. Аббат сказал нам, что оп стоит пятьдесят тысяч, не счи-
тая оправы".
"А как звали этого аббата?"
"Аббат Бузони".
"Так он иностранец?"
"Он итальянец, из окрестностей Мантуи, кажется".
"Покажите мне алмаз, - продолжал ювелир, - я хочу его еще раз посмот-
реть; иной раз с первого взгляда ошибаешься в камнях".
Кадрусс вынул из кармана маленький черный футляр из шагреневой кожи,
открыл его и передал ювелиру. При виде алмаза, который был величиною с
небольшой орешек (я как сейчас это вижу), глаза Карконты загорелись алч-
ностью.
- А что вы думали обо всем этом, господин подслушиватель? - спросил
Монте-Кристо. - Вы поверили этой сказке?
- Да, ваше сиятельство; я считал Кадрусса не плохим человеком и ду-
мал, что он не способен совершить преступление или украсть.
- Это делает больше чести вашему доброму сердцу, чем житейской опыт-
ности, господин Бертуччо. А знавали вы этого Эдмона Дантеса, о котором
шла речь?
- Нет, ваше сиятельство, я никогда ничего о нем не слыхал ни раньше,
ни после; только еще один раз от самого аббата Бузони, когда он был у
меня в нимской тюрьме.
- Хорошо, продолжайте.
- Ювелир взял из рук Кадрусса перстень и достал из кармана маленькие
стальные щипчики и крошечные медные весы; потом, отогнув золотые крючки,
державшие камень, он вынул алмаз из оправы и осторожно положил его на
весы.
"Я дам сорок пять тысяч франков, - сказал он, - и ни гроша больше:
это красная цепа алмазу, я взял с собой только эту сумму".
"Это не важно, - сказал Кадрусс, - я вернусь вместо с вами в Бокер за
остальными пятью тысячами".
"Нет, - отвечал ювелир, отдавая Кадруссу оправу и алмаз, - нет, это
крайняя цена, и я даже жалею, что предложил вам эту сумму, потому что в
камне есть изъян, который я вначале не заметил; но делать нечего, я не
беру назад своего слова; я сказал сорок пять тысяч франков и не отказы-
ваюсь от этой цифры".
"По крайней мере вставьте камень обратно", - сердито сказала Каркон-
та.
"Вы правы", - сказал ювелир.
И он вставил камень в оправу.
"Не беда, - проворчал Кадрусс, пряча футляр в карман, - продадим ко-
му-нибудь другому".
"Конечно, - отвечал ювелир, - только другой не будет так сговорчив,
как я; другой не удовлетворится теми сведениями, которые вы сообщили
мне; это совершенно неестественно, чтобы человек в вашем положении обла-
дал перстнем в пятьдесят тысяч франков; он сообщит властям, придется ра-
зыскивать аббата Бузони, а разыскивать аббатов, раздающих алмазы ценою в
две тысячи луидоров, не легкое дело; правосудие для начала наложит на
него руку, вас засадят в тюрьму, а если обнаружится, что вы ни в чем не
виновны, и вас через три или четыре месяца освободят, то окажется, что
перстень затерялся в какой-нибудь канцелярии, или вам всучат фальшивый
камень, франка в три ценою, вместо алмаза, стоящего пятьдесят, может
быть, даже пятьдесят пять тысяч франков, но покупка которого, согласи-
тесь, сопряжена с некоторым риском".
Кадрусс и его жена переглянулись.
"Нет, - заявил Кадрусс, - мы не настолько богаты, чтобы терять пять
тысяч франков".
"Как вам угодно, любезный друг, - сказал ювелир, - а между тем я, как
видите, принес с собой деньги наличными".
И он вытащил из одного кармана горсть золотых монет, засверкавших пе-
ред восхищенными глазами трактирщика, а из другого - пачку ассигнаций.
В душе Кадрусса явно происходила тяжелая борьба: было ясно, что ма-
ленький футляр шагреневой кожи, который он вертел в руке, казался ему не
соответствующим по своей ценности огромной сумме денег, прельщавшей его
взоры.
Он повернулся к жене.
"Что ты скажешь?" - тихо спросил он ее.
"Отдавай, отдавай, - сказала она, - если он вернется в Бокер без ал-
маза, он донесет на нас; и он верно говорит: кто знает, удастся ли нам
когда-нибудь разыскать аббата Бузони".
"Ну что ж, так и быть! - сказал Кадрусс. - Берите камень за сорок
пять тысяч франков; но моей жене хочется иметь золотую цепочку, а мне
пару серебряных пряжек".
Ювелир вытащил из кармана длинную плоскую коробку, в которой находи-
лось несколько образцов названных предметов.
"Берите, - сказал он, - в делах я не мелочен, выбирайте".
Жена выбрала золотую цепочку, стоившую, вероятно, луидоров пять, а
муж пару пряжек, цена которым была франков пятнадцать.
"Надеюсь, теперь вы довольны?" - сказал ювелир.
"Аббат говорил, что ему цена пятьдесят тысяч франков", - пробормотал
Кадрусс.
"Ну, ну, ладно! Вот несносный человек, - продолжал ювелир, беря у не-
го из рук перстень, - я даю ему сорок пять тысяч франков, две с полови-
ной тысячи ливров годового дохода, то есть капитал, от которого я сам не
отказался бы, а он еще недоволен!"
"А сорок пять тысяч франков? - спросил Кадрусс хриплым голосом. - Где
они у вас?"
"Вот, извольте", - сказал ювелир.
И он отсчитал на столе пятнадцать тысяч франков золотом и тридцать
тысяч ассигнациями.
