гую. Дантес повел строителя в лавку к еврею, прошел с ним в заднюю ком-
нату, и еврей отсчитал строителю шестьдесят тысяч франков.
Строитель предложил Дантесу свои услуги для найма экипажа. Но Дантес
поблагодарил его, сказав, что имеет привычку плавать один, и просил его
только сделать в каюте, у изголовья кровати, шкаф с секретным замком,
разгороженный на три отделения, тоже с секретными замками. Он указал
размеры этих отделений, и все было исполнено на следующий же день.
Два часа спустя Дантес выходил из генуэзского порта, провожаемый взо-
рами любопытных, собравшихся посмотреть на испанского вельможу, который
имел привычку плавать один.
Дантес справился превосходно: с помощью одного только руля он застав-
лял яхту исполнять все необходимые маневры, так что она казалась разум-
ным существом, готовым повиноваться малейшему понуждению, и Дантес в ду-
ше согласился, что генуэзцы по справедливости заслужили звание первых
кораблестроителей в мире.
Толпа провожала глазами яхту, пока не потеряла ее из виду, и тогда
начались толки о том, куда она идет: одни говорили - на Корсику, другие
- на Эльбу; иные бились об заклад, что она идет в Испанию; иные утверж-
дали, что в Африку; но никому не пришло в голову назвать остров Мон-
те-Кристо.
А между тем Дантес шел именно туда.
Он пристал к острову в конце второго дня. Яхта оказалась очень легка
на ходу и сделала рейс в тридцать пять часов. Дантес отлично изучил
очертания берегов и, не заходя в гавань, бросил якорь в маленькой бух-
точке.
Остров был пуст; по-видимому, никто не высаживался на нем с тех пор,
как Дантес его покинул. Он вошел в пещеру и нашел клад в том же положе-
нии, в каком оставил его.
На следующий день несметные сокровища Дантеса были перенесены на яхту
и заперты в трех отделениях потайного шкафа.
Дантес прождал еще неделю. Всю эту неделю он лавировал на яхте вокруг
острова, объезжая ее, как берейтор объезжает лошадь. За эти дни он узнал
все ее достоинства и все недостатки. Дантес решил усугубить первые и
исправить последние.
На восьмой день Дантес увидел лодку, шедшую к острову на всех пару-
сах, и узнал лодку Джакопо; он подал сигнал, на который Джакопо ответил,
и два часа спустя лодка подошла к яхте.
Эдмона ждал печальный ответ на оба его вопроса.
Старик Дантес умер. Мерседес исчезла.
Эдмон спокойно выслушал эти вести; но тотчас же сошел на берег, зап-
ретив следовать за собой.
Через два часа он возвратился; два матроса с лодки Джакопо перешли на
его яхту, чтобы управлять парусами; он велел взять курс на Марсель.
Смерть отца он предвидел; но что сталось с Мерседес?
Эдмон не мог бы дать ни одному агенту исчерпывающих указаний, не отк-
рыв своей тайны; кроме того, он хотел получить еще некоторые другие све-
дения, а это мог сделать только он один. В Ливорно зеркало парикмахера
показало ему, что ему нечего опасаться быть узнанным. К тому же в его
распоряжении были теперь все средства изменить свой облик. И вот однажды
утром парусная яхта Дантеса в сопровождении рыбачьей лодки смело вошла в
марсельский порт и остановилась против того самого места, где когда-то,
в роковой вечер, Эдмона посадили в шлюпку, чтобы отвезти в замок Иф.
Дантес не без трепета увидел подъезжавшего к нему в карантинной шлюп-
ке жандарма. Но он с приобретенной им спокойной уверенностью подал ему
английский паспорт, купленный в Ливорно, и с помощью этого иностранного
пропуска, уважаемого во Франции гораздо более французских паспортов,
беспрепятственно сошел на берег.
Первый, кого встретил Дантес на улице Каннебьер, был матрос с "Фарао-
на". Этот человек некогда служил под его началом и, как нарочно, нахо-
дился тут, чтобы Дантес мог убедиться в происшедшей в нем перемене. Дан-
тес прямо подошел к матросу и задал ему несколько вопросов, на которые
тот отвечал так, как говорят с человеком, которого видят первый раз в
жизни.
Дантес дал матросу монету в благодарность за сообщенные им сведения;
минуту спустя он услышал, что добрый малый бежит за ним вслед.
Дантес обернулся.
- Прошу прощения, сударь, - сказал матрос, - но вы, должно быть,
ошиблись; вы, верно, хотели дать мне двухфранковую монету, а вместо того
дали двойной наполеондор.
- Ты прав, друг мой, я ошибся, - сказал Дантес, - но твоя честность
заслуживает награды, и я прошу тебя принять от меня еще второй и выпить
с товарищами за мое здоровье.
Матрос был так изумлен, что даже не поблагодарил Эдмона; он посмотрел
ему вслед и сказал.
- Какой-нибудь набоб из Индии.
Дантес продолжал путь; с каждым шагом сердце его замирало все
сильнее; воспоминания детства, неизгладимые, никогда не покидающие наши
мысли, возникали перед ним на каждом углу, на каждом перекрестке. Дойдя
до конца улицы Ноайль и увидев Мельянские аллеи, он почувствовал, что
ноги у него подкашиваются, и едва не попал под колеса проезжавшего эки-
пажа. Наконец он подошел к дому, где когда-то жил его отец. Ломоносы и
настурции исчезли с окна мансарды, где, бывало, старик так старательно
ухаживал за ними.
Дантес прислонился к дереву и задумчиво смотрел на верхние этажи ста-
рого дома, наконец, он подошел к двери, переступил порог, спросил, нет
ли свободной квартиры и, хотя комнаты в пятом этаже оказались заняты,
выразил такое настойчивое желание осмотреть их, что привратник поднялся
наверх и попросил у жильцов позволения показать иностранцу помещение.
Эту квартирку, состоявшую из двух комнат, занимали молодожены, всего
только неделю как повенчанные. При виде счастливой молодой четы Дантес
тяжело вздохнул.
Впрочем, ничто не напоминало Дантесу отцовского жилища; обои были
другие; все старые вещи, друзья его детства, встававшие в его памяти во
всех подробностях, исчезли. Одни только стены были те же.
Дантес взглянул на кровать, она стояла на том же самом месте, что и
кровать его отца. Глаза Эдмона невольно наполнились слезами: здесь ста-
рик испустил последний вздох, призывая сына.
Молодые супруги с удивлением смотрели на этого сурового человека, по
неподвижному лицу которого катились крупные слезы. Но всякое горе свя-
щенно, и они не задавали незнакомцу никаких вопросов. Они только отошли,
чтобы не мешать ему, а когда он стал прощаться, проводили его, говоря,
что он может приходить когда ему угодно, и что они всегда рады будут ви-
деть его в своей скромной квартирке.
Спустившись этажом ниже, Эдмон остановился перед другой дверью и
спросил, тут ли еще живет портной Кадрусс. Но привратник ответил ему,
что человек, о котором он спрашивает, разорился и держит теперь трактир
на дороге из Бельгарда в Бокер.
Дантес вышел, спросил адрес хозяина дома, отправился к нему, велел
доложить о себе под именем лорда Уилмора (так он был назван в паспорте)
и купил у него весь дом за двадцать пять тысяч франков Он переплатил по
меньшей мере десять тысяч. Но если бы хозяин потребовал с Дантеса пол-
миллиона, он заплатил бы не торгуясь.
В тот же день молодые супруги, жившие в пятом этаже, были уведомлены
нотариусом, совершившим купчую на дом, что новый хозяин предоставляет им
на выбор любую квартиру в доме за ту же плату, если они уступят ему сня-
тые ими две комнаты.
Это странное происшествие занимало в продолжение целой педели всех
обитателей Мельянских аллей и породило тысячу догадок, из которых ни од-
на не соответствовала истине.
Но еще более смутило все умы и сбило с толку то обстоятельство, что
тот самый иностранец, который днем побывал в доме на Мельянских аллеях,
вечером прогуливался по каталанской деревне и заходил в бедную рыбачью
хижину, где пробыл более часа, расспрашивая о разных людях, которые
умерли или исчезли уже лет пятнадцать тому назад.
На другой день рыбаки, к которым он заходил для расспросов, получили
в подарок новую лодку, снабженною двумя неводами и ахатом.
Рыбакам очень хотелось поблагодарить великодушного посетителя, но они
узнали, что накануне, поговорив с каким-то матросом, он сел на лошадь и
выехал из Марселя через Экские ворота.
V. ТРАКТИР "ГАРСКИЙ МОСТ"
Кто, как я, путешествовал пешком по Южной Франции, вероятно, видел
между Бельгардом и Бокером, приблизительно на полпути между селением и
городом, но все же ближе к Бокеру, чем к Бельгарду, небольшой трактир,
где на висячей жестяной вывеске, скрипящей при малейшем дуновении ветра,
презабавно изображен Гарский мосг Этот трактир, если идти по течению Ро-
ны, стоит по левую сторону от большой дороги, задней стеной к реке. При
нем имеется то, что в Лангедоке называют садом, то есть огороженный
участок земли на задворках, где чахнет несколько малорослых оливковых
деревьев и диких смоковниц с посеребренной пылью листвой, между этими
деревьями произрастают овощи, преимущественно чеснок, красный стручковый
перец и лук; наконец, в углу, словно забытый часовой, высокая пиния оди-
ноко возносит к небу свою вершину, потрескивающую на тридцатиградусном
солнце.
Все эти деревья, большие и малые, искривлены от природы и крепятся в
ту сторону, в которую дует мистраль - один из трех бичей Прованса, двумя
другими, как известно, или как, может быть, неизвестно, считались Дюран-
са [13] и парламент.
Кругом, на равнине, похожей на большое озеро пыли, произрастают там и
сям редкие пшеничные колосья, которые местные садоводы, вероятно, выра-
щивают из любопытства и которые служат насестом для цикад, преследующих
своим пронзительным и однообразным треском путешественников, забредших в
эту пустыню.
Уже лет семь этот трактир принадлежал супружеской паре, вся прислуга
которой состояла из работницы по имени Тринетта и конюха, прозывавшегося
Пако, впрочем, двух слуг было вполне достаточно, ибо с тех пор как между
Бокером и Эг-Мортом провели канал, барки победоносно заменили почтовых
лошадей, а перевозное судно - дилижанс.
Этот канал, к вящей досаде бедного трактирщика, проходил между питаю-
щей его Роной и поглощаемой им дорогой в каких-нибудь ста шагах от трак-
тира, который мы кратко, но верно только что описали.
Хозяин этого убогого трактирчика был человек лет сорока пяти, истый
южанин - высокий, сухощавый и жилистый, с блестящими, глубоко сидящими
глазами, орлиным носом и белыми, как у хищника, зубами. Волосы его, ви-
димо не желавшие седеть, несмотря на первые предостережения старости,
были, как и его круглая борода, густые и курчавые и только кое-где тро-
нуты сединой Лицо его, от природы смуглое, стало почти черным вследствие
привычки бедного малого торчать с утра до вечера на пороге и высматри-
вать, не покажется ли - пеший или конный - какой-нибудь постоялец, ждал
он обычно понапрасну, и ничто не защищало его лица от палящего зноя,
кроме красного платка, повязанного вокруг головы, как у испанских погон-
щиков. Это был наш старый знакомый, Гаспар Кадрусс.
Жена его, звавшаяся в девицах Мадлена Радель, была женщина бледная,
худая и хворая, она родилась в окрестностях Арля и сохранила следы былой
красоты, которою славятся женщины того края, но лицо ее рано поблекло от
приступов скрытой лихорадки, столь распространенной среди людей, живущих
близ эг-мортских прудов и камаргских болот. Поэтому она почти никогда не
выходила из комнаты во втором этаже и проводила целые дни, дрожа от ли-
хорадки, полулежа в кресле или полусидя на кровати, между тем как муж
ее, по обыкновению, стоял на часах у порога, весьма неохотно покидая
свой пост, ибо каждый раз, когда он возвращался к своей сварливой поло-
вине, она донимала его вечными жалобами на судьбу, па что муж обычно от-
вечал философски:
- Молчи, Карконта! Видно, так богу угодно.
Прозвище "Карконта" произошло оттого, что Мадлена Радель родилась в
деревне Карконте, между Салоном и Ламбеском; а так как в тех местах лю-
