попытки спасти осужденных. Поэтому, вероятно, требуется такая большая
охрана, ведь когда шестерых закованных в цепи сторожат девять человек, это
кажется излишним.
Но на сей раз их спасать не будут. Из толпы то и дело доносились колкости
и насмешки, следом за процессией бежали дети и подростки. На Судилище
отправляется воин седьмого ранга, это большое развлечение. Суматоха росла,
шум становился все громче, люди выглядывали из окон, прибегали с соседних
улиц. Охранники начали злиться, прибавили шагу и раздраженно дернули цепь.
Уолли сжал зубы, но голову держал высоко и, пошатываясь, шел вперед.
В него попал комок жидкой грязи, потом еще один, уже не такой мягкий.
Все крики обращены были только к нему, благородному господину,
доблестному воину. Ты что, проиграл битву? Где твой меч, воин? А эту штучку
оставьте мне, светлейший!..
Один из охранников взялся за меч, и на мгновение показалось, что
кровопролития не избежать, а с ним и настоящего мятежа, народного восстания.
Но послали за подмогой. Появился еще один отряд воинов, вдвое больше, чем
первый, и толпу быстро разогнали. Уолли слишком изнемог от боли, он не
чувствовал страха, но послание расшифровал - воины седьмого ранга не
пользуются любовью народа. Если все они похожи на Хардуджу, то удивляться
нечему.
Тюрьма - это еще не ад, это только чистилище, настоящий ад начался только
сейчас. Миллион раз Уолли проклинал себя за то, что отказался от тележки,
пусть это было бы недостойно, пусть еще сильнее заболели бы его раны. Он не
помнил, как они вышли из города, не помнил, что было вокруг, он замечал
только тропинку, поднимающуюся теперь круто вверх. Он содрогался при мысли о
том, что может потерять сознание, потому что тогда его или поволокут по
земле, или просто проткнут мечом и бросят в воду. Лохмотья на ногах
пропитались кровью, боль и жара были просто невыносимы. Казалось, что кричит
каждый его мускул, каждый сустав. Они обогнули скалу и подходили к водопаду,
когда порыв свежего воздуха оживил Уолли. С одной стороны над тропинкой
поднималась прямая отвесная стена, с другой - нависал утес. Земля под ногами
качалась, ветер взвихривал пелену холодных брызг, а в ушах гремел рев воды.
Впереди стеной вставал водопад. Вытянув голову и посмотрев вниз, он увидел
бушующую белую пену, скалы и кружащие в водовороте стволы деревьев. Его
хрупкая вера пошатнулась - неужели возможно пройти через все это и не
погибнуть? И даже если он сможет, где гарантия, что он не окажется опять в
храме и не окончит там свои дни, потому что не знает, в чем состоит первая
сутра? Но потом все эти мысли заглушила боль, в глубине его души бушевала
ярость, ярость, вызванная несправедливостью и безнаказанной жестокостью; он
весь был полон желания отомстить этому мучителю Хардуджу - и в то же время
не мог без злости вспоминать и маленького мальчика, таинственного мальчика,
творящего чудеса, которому Уолли Смит служил забавной игрушкой. Он всем им
покажет. Негодование на одного увеличивало ненависть к другому.
Боль стала стихать, ноги оцепенели, и Уолли уже почти не чувствовал их.
Возможно, так подействовала на него прохлада воды, а может быть, он уже
начал терять сознание или утратил чувствительность от страха перед
предстоящим испытанием. Так или иначе, но он не переставая бормотал молитвы
- невнятные и запутанные, такие, что даже он сам плохо понимал, что говорит,
но надежда на то, что их поймет тот, к кому они обращены, не оставляла
Уолли.
Ущелье кончилось, тропинка резко оборвалась, и они оказались на поросшем
травой склоне, недалеко от вершины горной гряды. Пленников подтолкнули
вперед, сняли с них цепи, и обессиленные люди повалились на траву. Один из
рабов собрал набедренные повязки.
У входа остались стоять двое охранников с обнаженными мечами, остальные,
казалось, не обращали на узников особого внимания. Тропинка, уводящая в
ущелье, была единственным выходом отсюда. Нет - единственным безопасным
выходом. Уолли старался побороть приступы тошноты. Он пытался думать не о
будущем, а лишь о том, что ему удалось наконец сюда добраться. Мальчику это
понравится.
На самом верху стояло некое подобие храма, беседка из какого-то синего
камня, скрывающая уменьшенный вариант статуи Богини. За ним поднималась
голая отвесная скала. С одной стороны поляна обрывалась в пустое
пространство, и вдалеке в облаке водяной пыли можно было различить
противоположную стену каньона. В такой ужасающей близости водопад поистине
прекрасен - он как река, которая мчится с небес в ад, безжалостная белая
смерть, сотрясающая землю.
Уолли повернулся ко всем спиной и тихо сидел, не спуская глаз с храма,
казавшегося огромным даже с такого расстояния. Прекрасное здание, похожее на
драгоценный камень в оправе парка, это щедрая дань тому божеству, в честь
которого он построен. Где-то там внизу - Хардуджу. Уолли ему кое-что должен.
Город было не видно, но он смог рассмотреть дорогу, огибающую стену, и
даже различил крохотные пятнышки - домики паломников. Он вспомнил и нежную
рабыню. Рожденная ни самой нижней ступени социальной лестницы, униженная,
бесправная, обреченная продавать себя ради выгоды других, она одна в этом
Мире подарила ему утешение и доброту. Если он выживет и благодаря
вмешательству богов сможет действовать, то он заплатит еще один долг.
Некоторое время ничего не происходило. Голые узники, охрана и рабы сидели на
солнышке так, словно решили устроить перекур. Ветерок застенчиво вился
вокруг, принося то ледяное касание смерти, то теплый запах влажной земли и
тропических цветов. Люди не смотрели друг на друга. Разговаривать все равно
было невозможно из-за рокота водопада.
Воин четвертого ранга не спускал глаз с храма и, видимо, заметил сигнал,
потому что вдруг закричал, что время пришло. Привилегия идти первым в цепи
сразу же превратилась в привилегию умереть последним. Уолли не испытывал
большого желания оспаривать такой порядок. Воины подошли к одному из
приговоренных, он завизжал и прижался к земле. Они прикрикнули на него и
принялись пинать ногами; наконец он поднялся и побежал на вершину, он обвил
руками статую. Примерно через полминуты один из охранников ударил его
деревянной дубинкой, и его тело осело. Рабы отнесли его к краю, раскачали,
швырнули в бездну, и если колокол в храме звонил и по нему, то рев водопада
заглушил эти звук и.
Узники пытались отползти от воинов, в отчаянии цепляясь за последние
мгновения жизни. Но это не помогло. Один за другим они летели вниз.
Наступила очередь Уолли.
К нему подошел один из Четвертых. Воину пришлось наклониться и кричать,
чтобы его было слышно.
- Вы шли сами, светлейший, как и подобает воину. Вы будете прыгать?
Его взгляд говорил, что мужество достойно восхищения в каждом, будь это
даже самозванец. Он всего лишь солдат, который исполняет свой долг; Уолли
нашел в себе силы улыбнуться.
- Я буду прыгать, - сказал Уолли. - Я бы хотел сначала помолиться, но
когда будет пора, скажите мне. Я не хочу, чтобы меня сбросили. - Он
надеялся, что его голос прозвучал достаточно спокойно.
Он с трудом подошел к статуе и опустился на колени. Сильно смущаясь,
Уолли стал молиться вслух, он просил Богиню дать ему физическую силу, чтобы
он смог бежать, и силу духа, чтобы этого захотеть.
Ответа не было, и сказать больше было нечего. Уолли чувствовал солнечные
лучи на голой спине, видел в синем небе белые облака, храм внизу в долине,
живописную стену воды, птиц, которые свободно кружились вокруг. Этот Мир
такой прекрасный, а жить так хорошо... и почему все это должно было
случиться именно с ним?
- Пора, - сказал воин с дубинкой.
Уолли встал, повернулся и, прихрамывая, начал спускаться. С удивлением
обнаружив, что ноги его слушаются, он попробовал бежать. Сзади послышались
одобрительные выкрики. Уже у самого края он раскинул руки и прыгнул вперед,
как будто ныряя. Завыл ветер, брызги ударили ему в лицо, потом все исчезло.
Глава 4
Грозный рев урагана...
Темнота...
Беспомощно, как тряпка, он повис на деревянной балке. Все вокруг ревело
так, что одна только сила звука могла сдвинуть его с места, подхватить и
кружить как щепку; тонкий луч света падал лишь на эту деревянную балку,
которая вклинивалась в стену острых скал; внизу поднимались волны. Уолли
крепко обхватил колени руками, и в ту же секунду вода настигла его,
подхватила и закружила. Волна жадно подхватывала человеческое тело, потом
бросала его, и он ждал следующего удара.
В полном отчаянии, задыхаясь, Уолли все же стал карабкаться вверх по этой
балке, а тем временем вода внизу опять поднималась. Из последних сил он
рванулся к скале, зацепился, подтянулся и обхватил камень руками и ногами.
Теперь вода поднялась только до пояса. Пальцы Уолли заскользили по камню.
Темнота и страшный грохот.
Все равно его никто не услышит, но еще одну волну он не переживет. Уолли
попытался закричать, но вышел какой-то напряженный хрип: "Недомерок!
Помоги!"
Внезапно все стихло. Волн больше не было.
Уолли решил, что оглох или уже умер. Боль в груди была просто невыносима.
Он сползал по скале все ниже и ниже.
Тьма вокруг рассеивалась. Уолли уже мог различить скалы, деревянную балку
внизу, опять крутые каменные склоны, валуны, огромные, как дом, и совсем
маленькие, не больше булыжника. Везде валялись какие-то обломки: балка,
которая оказалась частью корабельной мачты, доски, стволы деревьев; здесь
царил полнейший хаос. Вся эта гора была похожа на какую-то мусорную кучу,
устроенную великанами, а Уолли сидел на ней, как муха.
Боль в груди стала невыносимой. Каждый, даже самый слабый вздох казался
Уолли последним.
Свет падал непонятно откуда, но он сверкал все ярче и ярче, как снег под
солнцем. В его лучах мерцал камень и зеркально светилось дерево. Сверху
нависали скалы. Внизу сияло застывшее великолепие хрусталя и серебра,
переливающиеся всеми цветами радуги острые льдины. Ужасные волны, бушевавшие
почти под ногами, застыли и образовали глубокие ущелья темного
зеленовато-синего обсидиана, деревянные обломки переливались ярко-голубым, а
вдалеке темнели и становились совсем черными. В воздухе мерцали мириады
светящихся точек, как будто алмазная дымка. Уолли находился в самом сердце
водопада, под водой: он стал свидетелем чуда.
Но сейчас он не мог оценить это чудо. Увидев ровный участок, он попытался
забраться на него, но не хватило сил. Изо рта, причиняя невыносимую боль,
хлынул поток воды. Его стошнило. Потом он лег и затих, время от времени
шумно вдыхая полной грудью.
Постепенно Уолли пришел в себя. Боль отпустила, и он поднял голову,
осматривая этот безмолвный хрустальный собор, ледяную пещеру, которая
светилась, как дворец Снежной Королевы. Скала под ним круто обрывалась вниз.
Повсюду вздымались огромные окаменевшие волны - как злые великаны,
рассерженные тем, что им не дали поймать добычу.
- Ну вот ты и добрался, - раздался голос мальчика. - Жив, хотя и не
совсем здоров. Он сидел, поджав под себя ноги. Его камень, казалось, был
выше, ровнее и удобнее, чем тот, на котором сидел Уолли. В руке он держал
все тот же прутик. В насмешливой улыбке опять показалась дырка между его
зубов. - Похоже, я умираю, - слабым голосом сказал Уолли. Ему было все
равно. Каждому человеку положен свой предел, а он подошел уже к самому краю.
Пусть боги играют с кем-нибудь другим.
- Ну, это можно поправить, - сказал мальчик. - Встань.
