сумасшествия? Миленький праздничек!.. Но, пожалуй, несколько
затянувшийся.
Петров встряхнулся и поднялся с дивана.
- Пожалуй, мне уже пора, - сказал он.
- Да, уже поздно, - согласился Виктор. Он как-то по
особенному произнес слово "поздно" - Петров даже вздрогнул.
"Что поздно? - подумал он. - Все поздно... Неужели все
поздно и ничего нельзя поправить?.. И этот мой двойник,
он... Да он сумасшедший! Я, видите ли, его половина. А
почему, собственно, я... Интересно, кто я такой? Он -
спившийся, конченый человек, а я?"
В этот момент Петров поднял глаза - прямо перед ним стоял
однофамилец. Лицо этого человека... Таких лиц Петрову еще
видеть не приходилось. Губы однофамильца кривились в
презрительной усмешке, глаза сощурились, он непрерывно
двигал руками и ногами, и, казалось, вот-вот бросится на
Петрова. Виктор удерживал его сзади за плечи, и чтото
бормотал, а однофамилец неожиданно выбросил руку вперед и с
ненавистью закричал:
- Ты!.. Ах ты сволочь! Падла!.. Я тебя давно-о ищу, гад
ползучий... Ты высосал меня до дна, все выпил, ничего не
оставил. Образование - тебе, квартира - тебе, работа - тебе!
Все тебе! Даже мозги, и те тебе! А мне что? Водка?
Петров отшатнулся. Его охватил какой-то мистический ужас.
- Ты кто такой?! - двойник дернулся навстречу Петрову, но
Виктор его удержал. - Нет, ну кто ты такой, что все тебе?..
Отпусти, я ему сейчас в морду дам, с-суке! У-у, гнида!
Виктору наконец удалось его оттащить, после чего
однофамилец горько зарыдал и покорно направился в свою
комнату, выкрикивая по дороге угрозы в адрес Петрова.
Петров выскочил в коридор, долго шарил в темноте,
разыскивая свои туфли, а потом никак не мог выбраться на
лестничную площадку - замок не поддавался.
- Дай-ка я сам, - сказал появившийся Виктор. Он тоже
обулся и открыл дверь. - Я тебя провожу до остановки, а то у
нас тут по вечерам шпана гуртуется.
Они вдвоем вышли на улицу, и только глотнув свежего
воздуха, Петров немного пришел в себя.
- Что это с ним? - спросил он у Виктора, молча шагавшего
рядом.
- Да кто его знает... Белая горячка, должно быть.
- От воды? Виктор усмехнулся:
- От совокупности факторов.
- Ну да, конечно.., - саркастически заметил Петров. - От
этих факторов просто отбою нет!
- Да ты сам посуди, ну, что у него за жизнь? Ни кола, ни
двора ни жены, ни детей. Куда на работу ни устроится -
отовсюду его гонят...
- А кто во всем этом виноват?
- А тебе обязательно нужно найти виноватого? - в тон
Петрову осведомился Виктор. - И ему он тоже необходим
позарез. Теперь вы друг друга нашли, и виноват будешь ты.
- Я? - Петров даже остановился* - Ты что, всерьез?
Неужели ты поверил в его бредни?
- А ты действительно Петров Вадим Сергеевич?
- Действительно, Петров... Все совпадает.
- Ну, вот, видишь. Тут хоть верь. хоть не верь... Он,
кстати уже давно с этой концепцией носится. И, между прочим,
не такой дурак, как с первого взгляда кажется. А уж выпьет -
туши свет! Вот, например, недавно тоже была посиделка, так
он мне следующую мысль обосновал. Наше общество, говорит,
организовано по принципу воровской шайки. Есть пахан, есть
шестерки. Законы такие принимаются, чтобы нельзя было жить и
не нарушать. А, стало быть, в нашем государстве все
преступники сверху донизу. Для чего это делается? Тоже
объяснил. Если все преступники, то в любой момент любого
можно прижать к ногтю. Значит, все послушны и никто не
выступает.
- Кому послушны?
- Нижние верхним, а верхние - самым верхним. На самом
верху сидит главный пахан - он слушает волю народа, но
никакой воли у народа нет, поэтому он ее формирует, а, стало
быть, самый главный преступник, поскольку свое мнение ставит
выше законов. Ну, как?
- Бред, - сказал Петров убежденно. - Почему это у народа
нет воли?
- А вот в этом пункте я с ним полностью согласен. Воли
нет потому, что никакого народа не существует. Существуют
люди. Один хочет то, другой се, а третий вообще хотеть не
научился. Понимаешь? Лю-ди. Они все, правда, хотят жить
хорошо, но что такое хорошо, а что такое плохо, каждый
понимает по-своему. Одному нравится строить БАМ, а другому -
греть бока в Сочи. И заметь, если даже всех сослать в Сочи,
все равно найдутся недовольные... А ты: веришь - не веришь.
Не в этом дело. Дело в том, что верить можно во что угодно,
но эта вера никак не влияет на реалии нашей жизни.
- Какие реалии?
- А такие. Наше общество поделено на две категории.
Первая категория сидит в конторах и ничего не делает. Только
время от времени пишет и подписывает бумажки. Другая -
пашет. Ей, в принципе, все равно, что делать, лишь бы деньги
платили. Можно работать, можно не работать - платить все
равно будут. Платят не за работу, а за что-то другое. Платят
за телодвижения, а результат никого не волнует!
Запланировали - делаем, зачем - вопрос десятый. Вчера делали
сто, сегодня сто один, завтра - сто два. Чего сто - какая
разница! Может быть это никому не нужно, что с того? У нас,
в общем-то, никому ничего не нужно. Вот ты что делаешь?
- Программы пишу.
- А зачем их писать?
- Да мало ли... Зарплату считать.
- А зачем ее считать?
- Зачем... - Петров растерялся. - Ну, деньги-то надо
платить:
- А может, как раз не надо? Может быть, вы ничего
полезного не делаете, за что же ее платить?
- Мы план выполняем, - буркнул Петров.
- Чей план? Кто его выдумал? Может быть людям то, что вы
делаете, не нужно. Кто их спросил, и как это можно сделать?
Петров пожал плечами и ничего не ответил.
- Вот у проклятых буржуев - там все понятно. Сделал,
продал - значит кому-то нужно то, что ты сделал. Не продал -
вылетел в трубу. Сам виноват - делай то, что покупают. Купил
то, что продать не сможешь - опять прогорел. Все, ты
понимаешь, делают то, что нужно. То, что можно продать, или
потребить с пользой. А польза-то у каждого своя! Понимаешь?
Значит, продавец должен соображать, для кого он готовит
товар... А у нас? Мне нужна квартира и ботинки, а мы
производим сталь, прокат и танки. А я танки не ем...
- Ты что, на экономическом, что ли?
- Да причем тут экономический! - Виктор даже сплюнул в
сердцах. - Я на электротехническом, но это даже ребенку
понятно. Ведь ты посмотри, как мы жили. Мы каждый год
наращивали выпуск всего на свете. А может быть, что-то пора
было снижать? Кто это определял? Дядя в Госплане? А он
откуда знает? Из бумажек. А бумажки кто пишет? Да вот те, из
первой категории. А откуда они сведения добывают? С потолка!
Они просто берут план за прошлый год и прибавляют к нему
надцатъ процентов. Между прочим, это называется
планированием от достигнутого - читал в газетах?
Петров, разумеется, читал, но он и понятия не имел, что
все так просто.
- Ладно, - сказал он, - пусть ты прав, но какое отношение
имеет мой однофамилец ко всему этому?
- Да самое прямое. Он в эту систему не вписался, и она
его вытолкнула. Нет прописки - не берут на работу. Нет
работы - не прописывают. Все, он вне закона! Болтался,
болтался, пока не спился. Бабка - это его дальняя
родственница - нашла, как-то прописала у себя, да теперь что
толку:
- Ага! - Петров начал горячиться. - Можно подумать, у
буржуев таких нет.
- Во первых, у буржуев нет прописки... Есть, конечно. Но
у них это неизбежно и, в каком-то смысле, даже естественно.
А у нас? Мы ведь строили светлое будущее, где человек
человеку брат и сват. Или уже не строим? А тогда что же мы
построили? Капитализм, социализм... Исторический выбор...
Это же надо, оказывается, семьдесят лет назад за меня уже
все решили. Интересное дело, меня теперь даже и не
спрашивают! Семьдесят лет что-то строим, строим - может быть
пора и жить начинать?..
Петрову все эти рассуждения не понравились, хотя он, как
ни старался, не мог придумать какие-нибудь подходящие
возражения. В голову лезла какая-то дрянь. Особенно донимал
лозунг, вынесенный из глубокого детства: "КПСС - ум, честь и
совесть нашей эпохи!" Ну, ладно, пусть ум, пусть честь и
совесть. Дальше-то что?..
Они с Виктором подошли к остановке. На остановке никого
не было. Виктор закурил и стоял молча, пуская дым вверх.
- Да ты иди, я сам доберусь - сказал Петров, хотя, если
говорить честно, он вовсе не желал, чтобы Виктор уходил.
Улица была пустынна, район незнакомый - ВЕЛО ли что... А
кроме того, Петрову все же хотелось что-то возразить, найти
аргументы за то, что все не так безнадежно, но ничего
путного в голову не приходило. Наверное потому, что он,
Петров, не экономист. Был бы экономист, он бы нашелся, что
ответить.
Автобуса все не было, а Петров все пережевывал тезисы
Виктора, и чем больше он их жевал, тем отчетливее понимал,
что экономическая наука тут непричем. Она начинается позже,
когда установлены постулаты, описывающие свойства
экономических субъектов, А уже потом из этих постулатов
можно выводить теоремы и их следствия. Петров когда-то читал
Маркса - там все было по порядку. Сначала постулаты,
обоснованные с житейской точки зрения, то есть с позиций
здравого смысл а, а уже потом труд, продукт, рента,
кризисы... И дальше - политика. А у нас? Сначала политика, а
из нее - все, что душе угодно. Хочешь - коллективизация,
хочешь - индустриализация, а хочешь - тридцать седьмой год,
и концы в воду!
"Интересно, - подумал Петров, - а у нас они есть, эти
самые экономические субъекты? И кто они такие? Но уж я-то не
субъект - это точно!"
И вот тут он разозлился. Почему-то. И неизвестно, на
кого. Это было что-то новое, Петров стоял, подпирал стойку
навеса, и его просто трясло от злости. На все подряд. На то,
что не едет автобус, на бюрократов, сидящих в конторах и
высасывающих из пальца планы и валы, на все эти дурацкие
правила, по которым он жил до сих пор, и которые не давали
жить его однофамильцу. Он был зол и на самого себя за то,
что дожил почти до тридцати лет и ни разу ни у кого не
спросил, почему все так по идиотски устроено, что никто
никого ни о чем не спрашивает, а тем временем это все течет
неизвестно куда и неизвестно зачем...
Автобуса все не было. Вполне возможно, что его не было
случайно, но Петрову все больше и больше казалось, что его
нет в плановом порядке. Кто-то где-то решил, что сегодня
автобус ехать не должен. Почему? Это не известно. И не очень
важно. Если есть план, то объяснений не требуется. План надо
выполнять - расходитесь граждане, не заслоняйте другим
светлые перспективы! Точно так же, если положено платить
оклад, то его нужно платить. Потому, что есть фонд
заработной платы, и его нужно израсходовать. Деньги отпущены
и должны быть истрачены до последней копейки. Запущен некий
механизм, в котором тормоза не предусмотрены. И теперь
никто, даже сам генеральный секретарь не может его
остановить. Механизм стал умнее своих творцов, он
самоусовершенствовался, проэволюционировал, и люди над ним
больше не властны!
Петров подумал, что еще немного, и он сойдет с ума.
"Все, - подумал он, - теперь все. Либо автобус приедет,
либо нет. Если приедет, значит я еще что-то могу. Вот здесь,
на этой самой остановке, я должен показать этому скотскому
механизму, что я плевать на него хотел!"
И тут появился автобус. Он надвигался как огромная
свинья, урча и хрюкая от удовольствия. Как же. от него,
зависело будущее мира!
Петров поднял руку.
Но автобус не остановился. Он был загружен под завязку и
