- Н-нормально, - сипло выдавил Петров.
- Ты закусывай, не стесняйся. Чайком вон запей... Дрянь
редкостная - "Агдам" пополам с "Солнцедаром". Из чего они ее
гонят сейчас, не знаю, но раньше она называлась
"Плодоовощное"... Нет, "Плодо..." Вот, опять забыл!
- "Ягодное", - буркнул Петров.
- Ну! - обрадовался товарищ по бутылке. Он запихал
бутерброд в рот, с трудом прожевал его, и, опершись локтями
на стол, критическим взором окинул Петрова.
- А ты, друг, что такой квелый? Жена из дому поперла, или
на работе позвонок протерли?
- На работе, - признался Петров.
- А кем пашешь?
- Программистом.
- Программи-истом? Это которые на эвеемах, что ли? Ну, ты
даешь! И как там нынче?
Петров не успел ничего сообразить, а только уже задним
числом с удивлением зафиксировал, что выкладывает своему
новому приятелю все свои беды и невзгоды. Тот слушал
внимательно, поддакивал, а когда Петров кончил, пожал
плечами:
- И всего то?..
- Мало тебе, что ли?
- Ерунда. Плюнь и разотри. Петров окончательно разделился
надвое. Один из этих двух Петровых спокойно стоял и
отрешенно наблюдал за тем, как другой, взвинчиваясь,
пытается доказать собутыльнику, что неработающая программа
вовсе не пустяк, и что события вчерашнего дня ставят крест
недоверия на личные усилия Петрова в деле внедрения
передовой информационной технологии.
- Да с чего ты взял, что в твоей программе есть ошибка?
Может, она все правильно рассчитала.
- Как? - опешил Петров.
- Да вот так, - уверенно сказал тип. - Может они, эти
твои сотруднички, ничего не заработали за месяц, а
наоборот... Ты, главное, не дрейфь - прорвемся. Как звать-то?
- Петров.
- Да? - тип глянул на Петрова озадаченно, потом зачем-то
дунул в свой стакан, словно бы ожидал, что от этого
дуновения в стакане снова забулькает.
В стакане, однако, никаких перемен не наступило. Тогда
тип уставился на Петрова. Петров растерялся. С одной стороны
было непонятно, почему кто-либо должен сомневаться, что он,
Петров - именно Петров, а не Иванов или Сидоров. С другой
стороны, а какая, собственно, разница?
- Ты - Петров? - на лице типа отразилась теперь какая-то
мучительная работе мысли.
- Ну, Петров!.. А в чем дело?
Петров забеспокоился. В самом деле, связался с каким-то
босяком - мало ли что у него на уме...
Да, Петров забеспокоился, но в то же время ощутил
какое-то внутреннее раскрепощение. Словно бы гора упала с
плеч, ощущение раздвоения личности исчезло, равно как и
тоскливое предчувствие чегото неприятного в самом недалеком
будущем. Теперь он начал просто медленно вскипать.
- А врешь! - тип подпрыгнул на месте и, схватив Петрова
за лацкан плаща, сделал такое лицо, словно уличил его в
крайне неблаговидном поступке.
- Я - Петров! - закричал Петров, багровея. - Сам-то ты
кто?! Отцепись!
- Тихо, граждане, - строго предупредила продавщица, не
прекращая торговых операций. - Будете шуметь - выставлю.
- Это я Петров - понял! - зашипел тип, не оставляя
попыток оторвать лацкан плаща Петрова.
- Ну и что, если ты - Петров, то других Петровых и быть
не должно? Ты что, один такой Петров в мире?
- Я - Петров, - повторил тип, петушась. - А ну-ка
предъяви паспорт!
Петров хотел показать ему шиш, но, неожиданно для самого
себя выудил из внутреннего кармана паспорт и сунул его под
нос оппоненту.
- На, читай: Петров Вадим Сергеевич!
С типом произошла разительная метаморфоза. Вместо того,
чтобы изучать паспорт, он вдруг расплылся в улыбке и,
хлопнув Петрова по плечу воскликнул:
- Так это ты? Ну, ты даешь! А я тебя сразу узнал!.. Не
врешь?
- Вот паспорт - проверяй, - наседал Петров.
- Да не надо - я тебе верю. Я же сам Петров Вадим
Сергеевич, что же я Петрову не поверю. - великодушно заявил
тип. Потом, вздохнул облегченно и добавил. - Встретились
значит. Надо это дело обмыть.
Петров слегка протрезвел. Перспектива продолжения
контактов с этим нежданным-негаданным тезкой улыбалась ему
весьма криво. Но тезка уже активизировался, подхватил
портфель, взял Петрова под локоть и повлек его к выходу.
На улице было свежо, дул холодный апрельский ветер. В
голове у Петрова прояснилось, и он теперь мог сопоставлять
факты. Неужели этот тип тоже Петров Вадим Сергеевич? Такое
совпадение - не может быть!
- Не может быть.., - повторил он вслух.
- Что не может быть? Что я - Петров? Что ты Петров -
может быть, а что я Петров - не может? Обижаешь,
начальник!.. Все может быть. Я знал, что ты где-то есть, а
вот где - не знал. Ну, теперь, слава богу, встретились...
Петров остановился и помотал головой.
- Знал?.. Как - знал? Откуда ты мог меня знать?!
- Да тут. понимаешь, какая история, Мне один знакомый
сказал. что я не настоящий. Не весь. Что где-то моя половина
бродит, и пока я ее не найду, никакого толку не будет.
Петрова взяла злость. И как его угораздило связаться с
этим?.. Это же надо: еще какие-то полчаса назад они даже не
были знакомы, а теперь вместе идут что-то обмывать... И
несет какую-то несусветную чушь, прости Господи!
Он выдернул портфель из-под мышки однофамильца, круто
повернул и двинулся в обратную сторону.
- Да та погоди, дурачок! - однофамилец догнал его и пошел
сбоку,
- Ну, пошутил я, пошутил... Вот человек - шуток не
понимает!
- Отвяжись! - коротко приказал Петров,
- Да ты послушай. Я же не:
- Тебе, дядя, чего надо? Иди, откуда пришел, пока я
добрый!
- Ишь ты, ишь ты... Он добрый!.. Чего ты взъерепенился?
Давай поговорим ладом...
В этот момент Петров переступил через свою
интеллигентность и треснул однофамильца по голове портфелем.
То ли порция внутрь сработала, то ли гнусное настроение и
сырая погода, но он сделал то, чего не позволял себе с тех
самых пор, как закончил школу. Последствия этой акции долго
ждать не заставили. Однофамилец, не будь дурак, тут же
заехал Петрову в ухо. Портфель упал, раскрылся, листинги
программ вывалились на грязный тротуар. Мгновенно сбежалась
толпа, а спустя некоторое время через нее протиснулся
представитель власти, в лице постового, констатировавший
пьяную драку с нанесением взаимных оскорблений, а также
причинением менее тяжких телесных повреждений, и предложил
пройти. Добровольные помощники из толпы собрали бумаги в
портфель и вручили его милиционеру.
- Чьи документы? - строго спросил милиционер.
Петров было потянулся за портфелем, но однофамилец
неожиданно и нагло заявил:
- Мои!
- Да ты что?! - на всю улицу закричал Петров,
окончательно выведенный из себя поведением этого типа.
- А то. Мой портфельчик, и точка!
- Это мой портфель, - жалобно сказал Петров милиционеру.
- Там листинги...
- Разберемся, - сказал милиционер. - Пройдемте в
отделение, там и разберемся, чьи это листики.
- Тоже мне, аристократ.., - язвительно заметил
однофамилец.
- Пройдемте! - гаркнул милиционер, завершая дискуссию.
В отделении, куда они "прошли", народу било достаточно.
Милиционер поставил их в очередь, сказав лейтенанту,
сидевшему за конторкой, что "товарищи в легком подпитии
нарушали общественный порядок, но без особого криминала, так
что по десятке с носа - и можно отпустить".
Очередь двигалась медленно. Нарушители общественного
порядка препирались и бранились, сваливая друг на друга все
грехи. Петров уселся на скамейку, а однофамилец подсел
рядом. Петров хотел пересесть, но свободных мест не было, и
он только отвернулся.
- Нy вот, видишь, чем дело кончилось? Я тебя
предупреждал, между прочим... Ты не дуйся, как индюк, а
слушай. Участковому скажем, что, мол, братья, а поссорились
случайно, понял? - Забубнил он.
- Что-о? Братья?! - Петров аж поперхнулся от злости.
- Но-но-но! Не очень то... А то ведь я могу и обидеться.
Скажу, что ты меня публично оскорбил, и адью. Пятнадцать
суток обеспечено.
- Пошел ты к...
- Ладно-ладно, посмотрим, кто куда пойдет! Разговор на
этом прекратился. Петров, однако, постепенно начал
осознавать, что попал в очень неприятную историю. Сообщат на
работу, будут склонять в кулуарах... Зря он, конечно,
погорячился. Лучше все уладить миром и разойтись, как в море
корабли.
Он повернулся к однофамильцу.
- Ты что, действительно Петров, или так, придуриваешься?
- Я-то? Конечно Петров, а кто же я. по-твоему? Самый
натуральный Петров Вадим Сергеевич - Вадик, значит. Родился
в одна тыща девятьсот шестьдесят втором году, русский,
беспартийный, холостой...
Петров похолодел. Он точно помнил, что в паспорт этот тип
даже не заглянул - тогда откуда же он мог узнать год
рождения?
- ...Место рождения - город Саратов, - проникновенным
голосом вещал однофамилец, - отец - Сергей Никанорович, из
служащих, русский, мать - Татьяна Петровна, украинка...
Про отца и мать даже в паспорте ничего не было! Только в
метриках...
- Откуда ты знаешь? - прошептал Петров, чувствуя, как
деревенеет лицо, и противно засосало под ложечкой.
- Да я тебе говорю, дураку, что мы с тобой - одно и то
же. Неужели не понятно. Один и тот же человек, только в
разных лицах.
- Ерунда какая, господи ты боже мой...
- Если бы... А этот твой господи, между прочим, был даже
в трех лицах: отец, сын и святой дух,
- Святой дух.., - простонал Петров, - Идиот! Да ты просто
сумасшедший!
Он попытался встать - ноги были как ватные.
- Сиди и не рыпайся, - строго предупредил однофамилец, -
А то залетишь на пятнадцать суток. На тебе мой паспорт -
убедись.
Он вынул из-за пазухи довольно свежий на вид паспорт и
сунул его Петрову.
Петров взял паспорт дрожащими руками и стал читать подряд
страницу за страницей - и то, что было напечатано, и то, что
написано от руки. Это был сон, кошмарный сон! Петрову
захотелось проснуться, но не мог, не знал, как это сделать.
Паспорта отличались только пропиской, серией и номером.
Однофамилец был прописан совсем по другому адресу, да и то
временно.
- Ну, что? Убедился? Так что, брат, никуда ты теперь от
меня не денешься. Теперь мы с тобой вдвоем! А я думал, что
та уже знаешь, что не полный. Я и сам не знал, да вот один
кореш надоумил. Сидим как-то в слесарке - это в подвале того
дома, где моя бабулька живет, - ну, выпиваем по маленькой, а
дядя Фаня мне и говорит... И говорит мне, значит, ты,
говорит, Вадик, какой-то неполный. Где-то твоя половина
бродит, и надо тебе ее найти. А я, говорит, давно к тебе
присматриваюсь - все у тебя напополам. Даже водки - и той
половинной дозы хватает. Мы - по триста, а ты сто пятьдесят
- и готов. Я, конечно, разозлился, хвать его за грудки и
ору, мол, какое право имеешь оскорблять, то да се... А он
грустно так отвечает, дескать, вот, мол, попадаются такие
люди, и в последнее время все чаще и чаще. Он и сам такой,
поэтому знает. Только он - конченный человек, потому что его
половина умерла. Сам, говорит, читал в газете - замминистра
он был, заслуженный человек, сгорел, видать, на работе... Я
его тогда ударил в сердцах, дядю Фаню. а он ничего. Полежал
малость, очухался, и говорит: "А ежели ударят тебя по правой
щеке - подставь левую. А у меня, Вадик, нет ее, этой левой
щеки, оттого мне больно и грустно, что подставить нечего".
Леригиозный, одним словом, был этот Фаныч, отравленный
дурманом, но попал в самую точку. Я потом себя оглядел в
зеркале, присмотрелся и на людях, и так, в одиночку, и
понял: прав он на все сто! С тех пор ищу тебя, а сегодня в
