это, несомненно, был совсем иной Петров, по сравнению с тем
унылотоскливым, слабосильным Петровым, который еще несколько
дней назад базировался в его телесной оболочке.
Петров двигался к остановке, ведя Людочку под руку.
Заметив приближающийся автобус, он ускорился, врезался в
группу соперников, и тут кто-то сбоку с придушенным криком:
"Петров!" ухватил его за рукав плаща
Петров резко остановился, вырвал руку и обернулся. Перед
ним стоядл Кожемякин, а в глазах этого Кожемякина стоял ужас.
- П-петров, - просипел он, судорожно вздохнул и добавил
совершенно обреченно, - это ты, Петров...
Петров поджал губы. Сейчас он готов был к встрече с самим
чертом, а не то, что с Кожемякиным. Но, если говорить
отвровенно, в этот момент он все же предпочел бы черта.
- Да, товарищ Кожемякин, это я.
- Ка... Как же так? Ведь вас уже похоронили... Извините
бога ради, но ведь я лично... И документы все...
- А я решил воскреснуть. Как Христос, - сказал Петров,
криво улыбаясь. - Вы меня решили сжечь, а я восстал из пепла.
- Но я не решал! - в отчаянье завопил Кожемякин. -
Общественность решила. Профком...
- Профком? Понятно. Я, собственно, не в претензии за то,
что меня предали огню, но почему вы решили, что это был я?
Это точно был я?
- Точно, совершенно точно, - заверил Кожемякин, в глазах
которого теперь появилась собачья преданность. - Только...
Только вы были какойто странный, серо-зеленый какой-то...
"Белый, симпатичный..." - вспомнил Петров и кивнул,
ожидая продолжения. Но тут Людочка дернула его за руку, он
оглянулся и увидел, что толпа штурмует заднюю дверь
автобуса. Шансов не было, даже если бы он был один. Петров
глянул на часы и махнул рукой.
- Надеюсь, меня с работы еще не уволили? -
поинтересовался он у Кожемякина. - Пропуск лежит на
проходной?
Тот сморщился, как от зубной боли, с тоской глянул вслед
отъехавшему автобусу и пожал плечами.
- А кстати, что у вас с ведомостями на зарплату? Сделали?
Кожемякин помотал головой.
- Как? Нет?! - удивился Петров,внутренне торжествуя. - и
зарплату не выдавали?
Кожемякин кивнул и горько-горько вздохнул. Петрову его
даже стало жалко на мгновение.
"В конце концов, он же не виноват... А кто виноват? Кто?!"
Из дальнейшего разговора выяснилось, что на работе царит
полный хаос, или "завал", как выразился Кожемякин. Пока
беседовали, к остановке подкатил другой автобус. Петров
собрался было его брать на абордаж, но тут произошло
следующее. Из-за автобуса выскочил некий индивидуум весьма
решительного вида - как можно было догадаться, шофер этого
автобуса - и подбежав к Кожемякину, охватил его за грудки.
- Ах ты скотина! - зарычал он, сотрясая Кожемякина. - Ты
почему вчера смылся? Удрал, а мне с гаишниками разбираться?
А?! Я из-за тебя чуть человека не задавил, и за крыло
пришлось платить! У-у, зараза... Так бы и придавил!
Петров глянул и обомлел, шофер как две капли воды был
похож на Кожемякина.
"Двойник!" - мелькнуло в голове у Петрова, но дожидаться
развязки он не стал, тем более, что народ прибывал, а к
остановке подъехали еще два автобуса...
У проходной Петров сказал Людочке, чтобы она его не
ждала, поскольку с пропуском могут быть проблемы, а время
поджимает. И напомнил, что после работы намечен поход в ЗАГС.
Как это ни странно, но пропуск Петрова оказался на месте.
Вероятно, слухи о его безвременной кончине еще не достигли
пределов отдела режима, и пропуск не успели изъять. Петров
подвергся пристальному изучению со стороны ВОХРовской
бабуси, которая на вопрос о том, почему нынче такие
строгости ворчливо ответила: "А потому!" И пояснила Петрову,
который начал было уже нервничать, что вот, мол, ходят тут
всякие, а некоторые проходимцы лезут на территорию
предприятия по чужим пропускам. И что двоих уже взяли, а еще
двое сбежали.
"Может шпионы?" - предположил Петров.
" Да нет, не похожи, - сказала бабуся отдавая пропуск. -
Были бы шпионы, разве бы они через проходную перли? Да и
какие сейчас шпионы... Обыкновенные проходимцы!"
Сразу же за проходной Петров остановился и увидел на
стенде для объявлений лист ватмана со своей фотографией в
траурной рамке и с приколотой сбоуу красной гвоздикой
восточного происхождения. Взгляд Петрова на фотографии был
задумчив и отрешен, как будто он смог возвыситься над всей
этой суетой и может быть даже постичь какую-то истину,
недоступную живому Петрову. Надпись под портретам гласила,
как обычно, что "от нас ушел наш товарища которого мы знали
как чуткого и отзывчивого..." тл далее в том же духе, а в
конце стандартное: "Память о нем..."
"Слух обо мне пройдет по всей Руси великой", - нескромно
сказал Петров сам себе. И, подойдя к стенду, убрал гвоздику
в нагрудной карман пиджака. Потом он снял ватман и аккуратно
свернул в трубочку. Кто-то заинтересовался его действиями:
"Что, уже похоронили?" "Да, - ответил Петров, - состоялась
кремация, но потом выяснились кое-какие обстоятельства, и
теперь компетентные органы требуют эксгумации трупа.
Поэтому, вот, приходится снимать"
Эта туманная фраза целиком удовлетворила интересующегося,
и он отстал. Петров же направился в свой корпус.
Его появление в служебном помещении вызвало у сотрудников
самые неожиданные эмоции. Так например, женщина средних лет,
мать двоих детей и профорг сектора, увидев Петрова в дверях,
взвизгнула совершенно дико и неестественно, а потом упала на
стул и забилась в истерике. Отчасти это помогло сообществу
коллег выйти из состояния шока: одни побежали за водой,
другие - за валерьянкой, третьи пытались вспомнить, как
делается искусственное дыхание и непрямой массаж сердца у
женщин. Петров же без лишних слов вынул из аптечки за дверью
флакон с нашатырным спиртом, открыл его и сунул женщине под
нос. Та на секунду пришла в себя. но увидев Петрова,
вскрикнула и снова потеряла сознание. Однако, действия
Петрова продемонстрировали всем, что он не какой-нибудь там
фантом, или дух, а живой человек.
Неведомым образом слух о его воскресении облетел соседние
комнаты, и оттуда повалил народ. Явился среди прочих и некто
Славик из смежного отдела - приятель Петрова и бывший
компаньон в торговых операциях с книгами не вполне
законного, но в достаточной степени безобидного характера.
Он продемонстрировал полную материальность Петрова тем, что
крепко хлопнул его по плечу и заявил:
- Ну, ты молодец. Это же надо - так всех разыграть!
- Что значит, разыграть? - поддельно обиделся Петров. - Я
действительно умер, но, к сожалению, не очень удачно. Ногу
вот только подвернул. Пришлось четыре дня лежать дома, а
меня тем временем похоронили. В общем, глупая история. Зато
плакат и гвоздика...
Все эти тонкие шутки не могли, однако, успокоить
общественное мнение. Когда непричастные убрались восвояси,
нашлись лица, присутствовавшие на похоронах лично и видевшие
Петрова в гробу. Обнаружив теперь этого же Петрова живым и
невредимым, они, естественно, не могли спорить с
реальностью, но жаждали объяснений, и притом немедленно.
Петров их понимал, но делал вид, что ничем помочь не может.
Ситуация усугублялась отсутствием Кожемякина, бывшего
главной движущей силой кампании по организации похорон и
знавшего детали.
Рассматривались и были отвергнуты различные варианты,
вспоминались аналогичные случаи. Кто-то вспомнил, что
недавно прочитал в журнале "Химия и жизнь" о какой-то
морской рыбе, из которой в Японии готовят совершенно
деликатесное блюдо, но если повар даст маху, недопарит или
недожарит, человек впадает в коматозное состояние, все видит
и слышит, но совершенно неотличим от покойника.
"Но ведь его же кремировали!" - сказала бойкая секретарша
Кожемякина.
"Не было этого, - заявил Петров. - Я лежал дома в
постели. Ко мне приходила Людмила из сто пятнадцатой
комнаты, и мы с ней обсуждали вопрос заключения брачного
договора, чего безусловно не могло быть, если бы мое тело
было предано огню. Спросите Людмилу - она создает мне полное
алиби."
Мнения разделились. Но постепенно разговоры начали
возвращатьоя к теме, которую обсуждали уже второй день, и
которая волновала умы передовой интеллигенции предприятия.
Зарплату по-прежнему не выдавали, хотя Кожемякин два дня
перед этим носился с какими-то ведомостями. Откуда они
взялись - никто не знал. Ходил упорный слух, что Петрова
видели на улице Первого Мая и в пивбаре на набережной возле
коммунального моста. Высказывались предположения, что Петров
пал в неравной схватке с расхитителями соцсобственности, но
теперь это не подтвердилось, хотя стало ясно, что ни в
пивбаре, ни в универмаге он не был и быть не мог. И наконец,
кто-то рассказал жуткую историю о том, что в кабинете
директора предприятия уборщица обнаружила вечером целую лужу
крови, а ночью его самого, якобы, видела на проходной и в
коридоре директорского корпуса, где он крадучись пробирался
к выходу. При этом директор был, по слухам, одет в
телогрейку, заляпанную известкой, его лицо было разбито и
нос опух. Одновременно директора видели в Москве, и не
где-нибудь, а в самом министерстве.
Этот последний слух показался Петрову наиболее
подозрительным.
Разумеется, верить подобному слуху было нельзя, но дыма
без огня не бывает, и Петров хотел понять, какой процент
огня в этом дыме. Именно после рассказа о директоре в его
голове родилось некое подобие гипотезы, а точнее сказать,
некая связная концепция происходящего Петров постарался
перевести разговор со своей персоны на общие темы. Больших
трудов это не стоило, достаточно было вскользь заметить, что
цены в последнее время.., а очереди - так те просто
взбесились! Упав на благодатную почву женского коллектива,
слово "очередь" получило мощную поддержку и заиграло всеми
красками. Немедленно была рассказана история о том. как
вчера в Кондрашкином переулке выбросили женские сапоги
зимние, теплые я без всяких талонов. Автор рассказа встала в
конец этой кошмарной очереди, но ей точно не хватило бы,
если бы не Нинель Петровна, которая стояла гораздо ближв и
пустила к себе, но которой не повезло , потому что как раз
ее-то размер и кончился первым.
Нинель Петровна, сидевшая за столом в углу комнаты,
выслушала этот расоказ до конца, а потом неожиданно заявила:
- Что это вам, милочка, пришло в голову выдумывать такую
глупую историю? Как это мне не досталось? Очень даже
досталось! Я купила себе отличные чешские сапоги на "манке",
но только не в Коадрашкином. а на Пьяном базаре в
"Промтоварах". И очередь была не очень большая, потому что
никто не знал, что выбросят, а вас, дорогая, я там не
видела, и в Кондрашкином меня вчера не было.
- Как это - не было?! - возмутилась рассказчица. А к кому
же я, в таком случае, стала в очередь, и у кого заняла
тридцать рублей?
- Вот уж не знаю...
Петров под шумок улизнул, сел за стол и попытался
сосредоточиться. Почему-то начала болеть голова, но он не
сдавался. Женщины еще немного поговорили на повышенных
тонах, но очень скоро поссорились навеки и, paзбившись на
группы по интересам, продолжали обсуждать жизненные проблемы
вполголоса.
Петров думал. О чем же думал Петров? "И у них те же
проблемы.., - думал он. - Интересное дело
- у всех одни и те же проблемы. Люди умудряются
одновременно пребывать в разных местах. Сидять на работе, и
в то же время стоят в очередях... Двойники, у всех
