просто выдающийся, а послезавтра вообще сомнительная
личность, да еще и руки по локоть в крови. Правые, левые,
либералы, демократы, коммунисты, социалисты - все на одно
лицо. Как доберутся до власти - так все, идут стенка на
стенку. А потом разбирайся, кто там был прав, и кто
виноват!.. Лично я теперь считаю, что самая выдающаяся
личность - вот он, Петров Вадик.
- Чем же он так выдвинулся? - поинтересовался лейтенант,
- А самый серый.
- Опять ты за свое?!
- Нет, ей богу, провалиться мне на этом месте! Серьезно,
раньше ведь как - все больше ученым стояли, да поэтам. Ну.
еще писателям - было дело. И нормально. У писателей -
книжки, у ученых, понятное дело, открытия. В любой момент
можно проверить. Закон всемирного тяготения на чьей совести?
Дураку понятно - Ньютона! А Парижская Коммуна?.. Тото и оно!
Теперь же вообще черт знает что... Ученых то сажают, то
выпускают. Ну, сейчас-то, конечно.., а лет тридцать назад...
А сейчас их, по-моему, вообще нет, и куда девались -
неизвестно... Кому стоять?! Вот мы и решили - стоим за
серых. Понимаешь, с этими серыми канители меньше. Стоит себе
вот такой Петров, никому не мешает. Молиться за него,
понятное дело, никто не будет. В пример ставить - тоже,
дорожному движению он не препятствует, и светлых идей не
оставит. Нормально! В стройные колонны ни противники, ни
сторонники не построятся. Нет сторонников! Нет
противников!.. Уж не знаю, как вы тут устроитесь, а нам,
памятникам, в самый раз. Ведь как было: встал, ну, думаешь,
навека, а тебя назавтра р-раз, и сняли. Или, того хуже,
переплавят... Вот чего я не пойму, так это почему Христа не
снимают? Две тысячи лет висит на кресте, и ничего ему
сделать не могут.
- Верно, потому, что он сам вместо памятника повисел, -
задумчиво произнес лейтенант. - А когда его попытались
снять...
-----
Петров так и не узнал, что случилось с Христом после этой
попытки. Мир опять помутнел, подернулся рябью и закрылся.
Петров оказался наедине с самим собой, но на сей раз общение
происходило в какой-то чрезвычайно мутной и вязкой жидкости,
наподобие битума, в которой мысли не распространялись.
Думать в этой жидкости было бесполезно. Петров сделал
несколько попыток, полностью отупел и вынужден был пассивно
ожидать продолжения. Его положение было просто отчаянным,
потому что он даже не знал, имеется ли хотя бы небольшой
шанс дождаться этого продолжения, и не имел никакого понятия
о его характере.
Тем не менее, после ожидания, длившегося примерно две с
половиной вечности (причем Петров сосчитал эту длительность
по секундам) в окружающей среде начали происходить некоторые
перемены. Вязкость среды резко уменьшилась, однородный серый
фон перед глазами сменился игрой света и теней, а мысли в
голове Петрова обрели некоторую свободу передвижения. Он
напрягся и...
Мешали гвозди. Они ограничивали свободу движения,
связывали по рукам и ногам, и Петров, как ни извивался, не
мог освободиться из их цепких объятий. Свобода казалась
недостижимой, но мало того она казалась еще и опасной. Ибо
гвозди стесняли, но, однако же, препятствовали падению в
бездну.
- Ну, что же, - произнес некто, - право выбора за тобой.
Решай.
- Где я?! - воскликнул Петров, и с ужасом понял, что
кричит вовсе не он, а кто-то другой, сидящий внутри него.
- Нигде. Ты не существуешь.
Петров попытался сообразить, что это означает, и пока он
это делал, внутренний Петров уже вступил в дело, перекрыв
ему всякую возможность для вмешательства.
- Как это может быть!? - воскликнул внутренний Петров.
- Это бывает...
- Что же теперь мне делать? Я ведь не могу так. Я не хочу!
- Есть несколько вариантов. Ты должен выбрать. Итак,
вариант первый: все остается как было. Но учти, этот Петров
жить тебе не даст - ты ему не нужен. Он висит на своих
идеологических гвоздях, и такое положение его вполне
устраивает. Не забывай, он сейчас превращается в памятник ,
но это не конец. Не это - цель!
- Какова же цель? И кто ее поставил?
- Ее первым поставил тот, кто понял, что именно благие
намерения следует использовать для строительства дороги в
светлое будущее. И куда на самом деле ведет эта дорога, знал
только он. Последователи приняли все за чистую монету.
Собственно, под этим утлом зрения можно рассматривать всю
историю человечества... Но мы перенесемся в тот ее период,
когда на вооружение был принят лозунг социальной
справедливости. Благость намерений здесь несомненна, ибо что
может быть справедливее самоей справедливости, как таковой.
Но очень скоро выяснилось, что для воплощения этой идеи
существующий человеческий материал непригоден. Слишком велик
спектр мнений относительно содержания понятия
справедливости. И тогда возникла идея вырастить нового
человека. Причем, не одного-двух, а целое поколение,
грядущее на смену старому. Цель, как всегда, оправдывала
средства. Так вот, твой Петров - результат воплощения этой
идеи. Цели, разумеется, достичь не удалось - люди есть люди.
Но Петров дальше всех продвинулся в новое качество. Он уже
достиг уровня памятника эпохе, и через некоторое время
начнет превращаться в обобщенный образ. Это и есть цель.
Когда она будет достигнута, ты исчезнешь, ибо совесть образу
не нужна.
"Ах, так вот кто он такой!" - догадался Петров, но тут же
был подавлен изнутри.
- Хорошо, а какие еще варианты?
- Второй вариант - падение в бездну. Петров находится в
подвешенном состоянии, и от падения его удерживают те самые
гвозди. Это, собственно, все те же заповеди, но особым
образом заточенные для нужд классовой борьбы, и отличающиеся
идеологической направленностью. Ими Петров пришпилен к
кресту, который и несет. крест, в свою очередь, несет
Петрова, и они парят в пустоте. Петров станет образом, а
крест символом.
- И третий вариант?
- Есть и третий - воскресение...
-----
Петров не успел узнать, что от него требуется по третьему
варианту, ибо мир снова проявил себя.
Вероятно, низкое весеннее солнце, вырвавшееся из цепких
объятий облаков крыш и деревьев, как-то по особенному
ударило в глаза Петрову и он вдруг начал воспринимать звуки.
Ему показалось, что он слышит глазами, а уши при этом только
мешают, потому что через них в мозг проникало какое-то
монотонное бормотание, бессодержательное и назойливое. Может
быть, он продолжал свой внутренний диалог - может быть... Но
какой толк от внутреннего диалога, если он непонятен даже
тому, в котором происходит. Петров напрягся, задвинул ушные
заслонки и только после этого получил возможность слышать
по-настоящему.
Казалось, вокруг собралась целая толпа, но внимательно
прислушиваясь, Петров определил, что разговаривают трое,
причем один голос принадлежал "памятнику", еще один -
старичку, и последний, хрипловато-безапелляционный, -
неизвестному лицу, к которому "памятник" обращался "товарищ
милиция"
- Товарищ милиция, гражданин старичок ошибается,
утверждая, что этот товарищ пьян. У него нет никаких
оснований для подобных утверждений! - горячо настаивал
"памятник".
- Как это нет! - сказал старичок. - Вы посмотрите!..
Посмотрите, какой у него вид!
- В чем дело? - вопросил "товарищ милиция". - Вы кем
приходитесь этому гражданину?
- Я ему прихожусь памятником, - заявил "памятник" с
достоинством.
- Так... А вы?
- Я? - казалось, что старичок сейчас выпрыгнет из самого
себя от возмущения. - Я ему никем не прихожусь! Но это не
значит, что я буду проходить мимо отдельных безобразий.
- Ясно. Кто нарушитель общественного порядка?
- Вот этот товарищ утверждает, что он - памятник. А я так
думаю, что он, извините, врет. Они вдвоем вот с этим
товарищем в нетрезвом состоянии утащили памятник...
- Что ты болтаешь, старик! - возопил "памятник" несколько
правда, театрально, но с хорошо поставленной ноткой
негодования в голосе. - Я этого гражданина вижу первый раз.
Согласитесь, ведь памятник не может быть знаком со своим
э-э-э... Памятник устанавливается уже после смерти, когда
усопший, так сказать, лежит в земле сырой.
- Понятно. Стало быть вы - памятник. Вы это утверждаете?
На каком основании? - осведомился "товарищ милиция".
- Вон на том, посреди газона.
- Ясно. Так-так-так... Понятно. Если вы памятник, то
встаньте на свое место и не вмешивайтесь в действия
представителей органов охраны общественного порядка. А если
нет, то стойте и не мешайте, пока я не задам вам вопросы.
Потом будете отвечать, только не на все сразу, а по порядку!
- А мне теперь на этом месте делать нечего. Памятник ведь
для чего нужен? Чтобы люди помнили о том, кому он стоит. А
зачем им помнить, если поминаемый - вот он, живой и
здоровый. Можно даже потрогать...
- Товарищ милиционер! Я протестую! Он уже два часа
морочит тут голову своими инсинуациями. Вы ведь знаете, что
Вадим Петров - один из тех людей, которые стояли у
колыбели... Он - один из тысяч жертв царского произвола,
отдавший свою жизнь за то, чтобы мы с вами... Это кощунство!
Я требую, чтобы положили, наконец, конец надругательству...
Это вопрос, имеющий политическую окраску!
- Ясно, - произнес "товарищ милиция"! - Помолчите пять
минут. А, кстати, где же сам памятник? Кто может
подтвердить, что памятник на этом месте действительно стоял?
Свидетели есть?
- Есть, - хором произнесли "памятник" и старичов.
- Прошу предъявить документы. Ваши документы, гражданин!
- Нет у меня документов, - буркнул "памятник". - С каких
это пор у памятников требуют документы? Единственное, что я
могу предъявить, так это вон ту доску с надписью. Вас это
устроит?
- Я протестую! - вмешался старичок. - Кто сказал, что это
ваша доска? Может быть вы - самозванец! Любой дурак может
сказать, что это его доска. Я, например, скажу...
- А может быть вы сами самозванец? Где ваши документы?
- Мои? Вот они!
- Ну вот, видите... Значит, доска не ваша. Да и по вас не
скажешь, что вы памятник. А у меня и окрас бронзовый, и
документов нет. Так что уж, извините, это моя доска.
- А я вам не верю! Настоящий памятник стоит на своем
месте, а не бегает вокруг фундамента. И молчит. Я в Москве
был - там Пушкин стоит, как миленький, и Маяковский - тоже.
А, между прочим, памятники великим поэтам - не чета вашему
Петрову.
- Ты моего Петрова не трожь! - с дрожью в голосе сказал
"памятник".- Он хоть и не Пушкин, но и не такой сморчок, как
ты!
- Попрошу избавить меня от оскорблений! - завопил
старичок.
Дело, вероятно, закончилось бы нападением "памятника" на
старичка с нанесением "тяжких" и "менее тяжких" телесных
повреждений, тем более, что рука у первого должна была быть
весьма тяжелой. Но тут в окрестности скамейки произошло
какое-то движение, и голос лейтенанта спросил:
- В сознание приходил?
- Приходил, - сказал "памятник", - бормотал что-то
неразборчиво, - Давайте, забирайте его, а то как бы мне
снова не пришлось становиться в позицию.
- В какую позицию?
- Ясно, в какую. Если он, не дай Бог, помрет, то мне
деваться будет некуда. Сам ведь понимаешь, сейчас я
незаконный, поскольку прототип жив. А если помрет. то...
Пусть живет пока, и я тоже побегаю, погляжу, что и как. Мнее
теперь лафа - наши-то ничего не знают, другому стоять не
назначат!
- Опять ты начал чушь молоть! - сказал лейтенант. - А.вы,
