кремлевских стен?
Тогда хватит и десяти-пятнадцати минут, чтобы штурмовые группы, заняв первые
этажи нужных им зданий и не ввязываясь в бой за вертикаль, скатились по улицам
переулкам к Охотному ряду и Манежу, по Никольской и Ильинке пробились на Красную
площадь. Тогда, пожалуй, действительно Троцкому и данному варианту Советской
власти конец.
Кремль или не Кремль, а артиллерийский огонь прямой наводкой по воротам и
перекидной по внутренним и площадям быстро парализует оборону. Хотя, конечно,
держаться на стенах, в развалинах дворцов и храмов можно долго, только это уже
будет агония...
- Проспали, проспали они там, - возбуждено вскрикивал Станислав, а Людмила
просто подалась вперед через спинку переднего сиденья, кусая губы, всматривалась
в происходящее. Однако видно было не так уж много. Мелькающие тени людей,
вспышки дульного пламени в черных тоннелях улиц, у подножия нависающей над
площадью семиэтажной громады дома, с парапета Китайгородской стены.
- Вперед, подавайте вперед немного, - распорядился Станислав. - Как только
ворвутся в подъезды, мы следом. Очень нужно мне там успеть кое-что найти... И
наблюдательный пункт наверху хорош...
- Без нервов, друг, без нервов, - остановил я его, отнюдь не собираясь
высовываться из-за укрытия, образованной мощной кладкой угловых выступов музея.
Не верилось мне, что защитники ГПУ так легко сдадутся. Не знаю, как Шульгин, а
полковник Кирсанов должен понимать ценность этого объекта.
- Вас, может, и не учили, а я знаю, в XX веке генералы в атакующей цепи не
ходят...
На улицах было совсем темно. Но темно в обыкновенном смысле, с моей точки
зрения, человека, привыкшего к постоянным огням реклам, газосветным шарам через
каждые полсотни метров, сверкающим витринам и мягко светящимся окнам квартир. В
моей Москве темно на улицах не бывало никогда, разве что в укромных уголках под
сенью густых деревьев на бульварах и в скверах. А здесь люди привычнее к
темноте, им даже в комнатах остаточно керосиновой лампы или двадцатипятисвечовой
лампочки, на улицах же обходились редкими электрическими или даже газовыми
фонарями, при свете которых что-либо рассмотреть можно только стоя у самого
столба. Я бы сказал, уличное освещение здесь вообще не освещает, а лишь
обозначает направление улиц.
Но все же ориентироваться можно было и здесь. В разрывах туч проявлялась
полная луна, и тогда различались даже белокаменные бордюры между мостовой и
тротуаром, а когда луна скрывалась, на помощь сражающимся пришел наверняка никем
не запланированный фактор. Совершенно внезапно там и тут темнота вдруг стала
прорезаться высокими голубыми факелами. Они вспыхнули и возле занимающего центр
площади бассейна с бездействующим фонтаном, и в сквере напротив музея, и вниз по
Большому Лубянскому проезду. Я не сразу понял, в чем дело.
- Газ, - с досадой бросил Станислав. - Горит осветительный газ. Пулями
разбивает фонари и трубы. Совсем не к месту...
Дрожащий, мертвенный газовый свет придавал окружающей местности совершенно уже
мистический ореол.
Сзади из серо-фиолетовой мглы возникла смутная фигура. Человек бежал вдоль
тротуара, шарахаясь от колеблющихся теней и натыкаясь на неподвижные столбы.
Вначале мне показалось, что бежит сумасшедший, потерявший голову уличного боя.
Наперерез ему выскочил кто-то из взвода охраны командования, то есть нас со
Станиславом.
- Стой, брось оружие...
- Братцы, я связной, из главштаба. Мне Девятый нужен. Пароль - "Водоворот",
никто его не видел?
- Молчи дурак, чего разорался? Ты один?
- Один я, один...
- Оружие спрячь, руки за спину. Сейчас отведем...
Все это происходило в трех метрах от нашей машины. Связного подвели к правой
дверце. Указали на Станислава.
- Товарищ Девятый, Третий передать велели, что наши вышли на подступы к
Хрустальному переулку. Если у вас все в порядке, то поддержите атакой вдоль по
Никольской. Будут ждать до двадцати трех ровно...
Я тут же отдернул вверх обшлаг куртки. Фосфорные стрелки показывали 22.21.
Хрустальный - это совсем рядом с Красной площадью. Мне пришла в голову
неожиданная мысль. А что, если все наоборот? И Шульгин с "Братством"
заинтересованы как раз в том, чтобы сегодня победили мятежники. Взять их руками
Кремль, свергнуть Троцкого, а уж потом... Это стыковалось с некоторыми фактами
происходящего со мной и вообще в городе.
- Много вас там? - спросил я, опередив Станислава.
- Два взвода, сорок человек...
- Сейчас поддержим...
Станислав обернулся ко мне с некоторым удивлением. Будто не ожидал моего
вмешательства. Я поднял руку.
- Спокойно. Сделаем. Я возьму тех, кто под рукой, - по моим подсчетам у стен
Политехнического толпилось не меньше полусотни вооруженных бойцов, - и двинулись
через дворы. Главное, не терять темпа... Здесь уже все решено, а если мы еще и к
Кремлевской стене под шумок вскочим...
- Я с вами, - тут же вскинулась Людмила. Она уже несколько минут сидела сзади,
как бы невзначай положив руку мне на плечо, и дышала прямо в ухо. Все-таки
внушение действует. Знать бы, надолго ли, и что в случае чего возобладает, моя
воля или "служебный долг"?
Станислав не успел ответить. Случилось наконец то, чего я уже отчаялся
дождаться. Огромное здание Лубянки словно содрогнулось изнутри ( так мне в этот
миг показалось), опоясавшись пламенем по всем этажам. Так, наверное, выглядел
бортовой залп старинного парусного фрегата по пиратским бригантинам. И почти
такой же огневой шквал ударил во фланг и тыл атакующим отрядам с верхних этажей
Политехнического музея и из-за зубцов Китайгородской башни, запирающей въезд на
Никольскую улицу.
Стреляло, наверное, десятка три пулеметов и в несколько раз больше винтовок и
автоматов.
Причем момент для сокрушительного фронтального залпа, кинжального и
перекрестного огня был выбран идеально точно. Ловушку готовил явно
квалифицированный командир. Он дал команду в тот самый миг, когда в атаку
поднялась вся масса наступающих, и от фасада Лубянского дома их отделяло всего
метров тридцать. При такой концентрации свинца на единицу площади добежать до
цели у первых трех-четырех шеренг шансов не было. А отступить назад тоже было
невозможно.
Площадь мгновенно покрылась не отдельными телами убитых и раненых, не кучками
даже, а рядами и грудами изорванных пулями тел.
Пулеметы били без пауз, то есть конечно, какие-то смолкали, чтобы перезарядить
ленту, сменить воду в кожухах или воткнуть в приемник полный диск взамен
расстрелянного, но общий темп огня не снижался.
- Мать твою... - еще не испуганно, просто ошеломленно выдохнул Станислав.
Над нами и вокруг пули засвистели и защелкали тоже, рикошетящие от брусчатки и
стен окружающих домов. Хорошо, что под прямые выстрелы мы пока не попали. Да и
внимания на удачно скрытую густой тенью машину никто пока не обратил.
Но это ненадолго. Уцелевшие от чудовищного по своим результатам залпа бойцы
начали отход. Хотя отходом то, что происходило, назвать было нельзя. Те, кто
остался за пределами зоны сплошного поражения, начали просто разбегаться по
дворам и переулкам. Остальные же... Под крики, стоны, верещание рикошетов,
непрекращающийся грохот выстрелов кто-то пытался отползти назад, кто-то прячась
за трупами, сам старался притвориться мертвым, еще кто-то, укрывшись за
ограждением бассейна, уже размахивал прицепленной на штык тряпкой - полотенцем
или портянкой, что нашлось под рукой, и кричал сорванным голосом, тщетно
стараясь перекричать адский грохот:
- Сдаемся, не стреляйте, сдаемся!..
И лишь одиночки, от отчаяния, пребывая в шоке или, что самое редкое в таких
ситуациях, сохраняя рассудок и боевую выучку, продолжали вести неорганизованный,
судорожный огонь. Без всякого, впрочем, смысла, потому что защитники здания,
убедившись в полной своей победе, наверное уже отходили от пулеметов,
закуривали, накапливались внизу для вылазки. И лишь отдельные снайперы,
снабженные скорее всего ночными прицелами, продолжали для собственного
удовольствия гасить последние очажки сопротивления.
К этому моменту я уже выдернул свою роскошную "Испано-Сюизу" из-под огня без
малейшей царапины, задним ходом, выворачивая шею в попытках разобрать, что там
делается в темноте, дополз до Ильинских ворот, развернулся, не включая фар,
медленно поехал в сторону Солянки.
Станислав, по-моему, пребывал в полушоковом состоянии. Он жадно, со всхлипами
втягивал дым, курил, откинувшись на спинку заднего сиденья, и даже не спросил
куда я еду.
Понять его было можно, но все же до такой степени терять лицо не стоило бы.
В 2047 году мне пришлось вести репортажи с улиц горящего Карачи, когда не
удалось очередное восстание мусульманских сепаратистов, попытавшихся в четвертый
раз отделиться от Индийской федерации. Ночь я провел в подвале, где генерал
Айюб-хан отдавал последние распоряжения о порядке и условиях капитуляции, после
чего вышел в соседний отсек и застрелился. До последнего мгновения жизни он
сохранял абсолютное спокойствие, ни губы, ни пальцы у него не дрожали...
- Может вам коньяку стоит выпить? У меня есть. И какие дальше будут
приказания?
Не знаю, возможно, в моих словах ему послышалась насмешка, но он вдруг
повернулся и вцепился мне в рукав.
- Это ты! Ты все знал и не предупредил! Потому и собирался сбежать перед
началом...
При свете слабых лампочек приборного щитка я увидел, что оружия у него в
свободной руке нет. Не сильно, но резко толкнул в грудь.
- Успокойся. Будь мужчиной. Что я знал? Откуда? Ты мне до последнего не
говорил даже, куда и зачем едем. Раньше надо было думать. Разведчики, вашу мать!
Даже на верхний этаж Политеха не доперли подняться. Поставили бы там сами
пулеметы... Разворачиваются для штурма, а в тылу у них вражеский батальон с
тяжелым оружием. Кретины!..
- Он прав, Сидней, - внезапно поддержала меня сидевшая до того тихо как мышь,
Людмила. - Только мы здесь виноваты. С чего ты взял, что в ГПУ осталось не
больше сотни чекистов и половина из них на нашей стороне? Кому ты поверил, что у
Троцкого надежных войск - только кремлевский полк? Да что сейчас говорить?! Надо
думать, может, еще не все потеряно...
- Так куда все-таки ехать? - вмешался я в их спор. - Налево, направо?
- Где мы сейчас?
- Налево - Яузский бульвар, направо - Устьинский мост...
- На мост, через Замоскворечье и к Арбату. Попробуем еще кое-что сделать. Рано
отчаиваться. Наступление, наступление и еще раз наступление. Если удержим
инициативу, то победим. Пусть хоть одна боевая группа выполнит свою задачу, и
остальные воодушевляться. А помирать, так с музыкой...
... Надо признать, взял себя в руки Станислав, он же, как выяснилось, Сидней,
так же быстро, как до этого сорвался. Глухими купеческими и мещанскими
переулками Замоскворечья, где обывателям было, кажется все равно, что там
происходит в центре, мы добрались до Крамского моста, с него выехали на
Остроженку.
Здесь было почти тихо, только со стороны храма Христа Спасителя изредка
постреливала малокалиберная пушка. Наверное с броневика или танка.
Дорогой мои пассажиры обсуждали положение, в котором мы оказались.
Станислав все еще не оставлял надежды, что случившееся на Лубянке - только
неприятный эпизод. Что все еще можно изменить.
- Предположим, Агранов, Самсонов, Вацетис действительно нас предали. Перешли
на сторону Троцкого и Муралова вчера-сегодня или даже с самого начал вели
двойную игру. Но есть и другие. Нам обещали поддержку конвойная дивизия,
бронедивизион, Ходынский полк, кавалеристы... Они должны были выступить
одновременно с нами... Если выжидают, надо их заставить. Любой ценой. И есть еще
наши два батальона. Слышишь, - он указал пальцем в сторону едва угадывающегося в
дали храма, - бой продолжается. Там до Кремля тоже недалеко. Дождемся утра -
посмотрим еще. А пока есть у меня одно дело...
Во дворе приземистого двухэтажного особняка толпились люди, горело несколько
костров, перед воротами попыхивали моторами грузовики, в кузовах которых
