прямо в чистом поле и оттуда наступать к центру, блокировав все выходящие из
города железнодорожные и шоссейные дороги. Телеграф тоже имеет смысл занимать,
когда у неприятеля отсутствуют другие способы передачи информации, а самому есть
с кем и для чего поддерживать связь. Ну и так далее.
Не проще, было Бы всеми имеющимися у мятежников силами нанести удар именно по
Кремлю и Лубянке, арестовать правительство, а уж тогда заняться чисткой города?
Но я промолчал. Каков мне, и по легенде, дай в действительности, дело до их
военно-политических забав?
Пусть Шульгин с Новиковым сами разбираются в беспорядках на подведомственной
им территории.
Я же, исходя из исторического опыта, чисто теоретически предполагал, что
подобная тактика, мятежа оправдана лишь в единственном случае, если достижение
решительного результата не планируется, а имеется в виду обозначит успех, взять
центральную власть за горло и предъявить ей какие-то условия.
При этом нужно быть заведомо уверенным, что армия сохраняет и, главное,
сохранит полный нейтралитет, а полицейские силы неприятеля небоеспособны.
Мои догадки тут же и подтвердились. Кириллов указал карандашом в центр карты
города. С моего места не видно было, куда именно, но явно внутри Бульварного
кольца.
- Когда вы рассчитываете занять Лубянку? - спросил он.
- С наступлением темноты. Подготовлено восемь штурмовых групп, которые атакуют
здание и одновременно блокируют все радиальные улицы. К этому времени будет
проведена подготовительная работа изнутри. После ареста членов коллегии и,
возможно, самого Агранова мы сможем по спецсвязи дать команду о прекращении
вооруженного сопротивления "восставшему народу".
А с крыши здания можно будет организовать прямой обстрел внутренней территории
кремля и корректировку артиллерийского огня, если потребуется.
- Благодарю, продолжайте работу. Возможно, я сам поприсутствую при штурме.
Иванов не слишком отчетливо щелкнул каблуками и удалился, зажав карту под
мышкой.
- Все слышали - неожиданно обратился ко мне Кириллов.
- В основном, но я не особенно прислушивался...
- Хм! Трудно поверить...
- И тем не менее. Не имею привычки вникать в то, что меня не слишком касается.
- А разве происходящее в Москве вас не касается?
- Я сказал - не слишком. Я ведь не генштабист, даже не строевой командир.
Задача брать штурмом Кремль или оборонять его передо мной не стоит. Так зачем я
буду забивать себе голову? Она потребуется, когда придется решать
непосредственно ко мне относящиеся вопросы.
- Странный вы человек, - включился в разговор Станислав. - Какие же вопросы вы
считаете непосредственно для себя касающимися?
- Пока - личное выживание и благополучие. Других передо мною никто не ставил,
и цели моего "похищения" по-прежнему остаются для меня загадкой.
- Совершенной загадкой?
- Ну конечно не совсем так... Используя дарованный мне Богом и природой
мыслительный аппарат, я могу предположить, что вы надеетесь меня использовать в
целях скорее внешне политических, поскольку моя личная боевая ценность
практически равна нулю, и ни с Троцким, ни с Аграновым, ни с Мураловым я связей
не имею. Те же люди, которых знаю я и которые знают меня, находятся не в Москве.
- Так вы себе это приблизительно представляете?
- Приблизительно так. Поскольку ничего более разумного и логичного в голову не
приходит. Кое-что подобное мы и хотели вам предложить. Пока же вас ждет другая,
хотя тоже весьма ответственная миссия. После захвата штаб-квартиры ГПУ вы
пойдете парламентером лично к Троцкому...
Вот это предложение меня по настоящему поразило. Прежде всего своей видимой
бессмысленностью. Захватить в плен представителя вражеской стороны, тем более
простого курьера (откуда они могли знать, что курьером окажется человек, мягко
говоря, не совсем обычный?), убедиться, что этот курьер располагает довольно
обширной информацией и готов к сотрудничеству, и не придумать ничего лучшего,
как посылать его для переговоров с главой государства, против которого поднят
мятеж.
Бред, если я хоть что-то понимаю в политике. Или игра, настолько тонкая и
сложная, что мне, чужаку, незнакомому с местными традициями, постичь ее правила
самостоятельно не под силу.
Примерно так, хотя и в гораздо более сдержанных выражениях, я и ответил.
- Необходимый инструктаж вы получите, - успокоил меня Станислав. - А на досуге
можете поупражнять воображение. Я вас заверяю, что смысл здесь кроется глубокий.
Догадаетесь - хорошо. Нет - в свое время все разъяснится само собой.
Возможно, так оно и есть, но я пока не видел ни малейших зацепок для дедукции
или индукции. Разве что...
- А чтобы вам было не слишком скучно ждать, пока придет время вашей миссии,
предлагаю вам нетрудную, но интересную работу... Не против?
- Отчего же мне быть против? А справлюсь ли?
- Вне всяких сомнений. Людей, у нас видите ли, не слишком много, все загружены
делами выше головы. Так я вас попрошу - поработайте несколько часов фронтовым
разведчиком. На верхнем этаже дома, где мы находимся оборудовано нечто среднее
между запасным командным и наблюдательным пунктом. Будете смотреть в
стереотрубу, наносить обстановку на план города и каждый час докладывать ее
непосредственно мне по телефону. И все. Чтобы не было скучно, товарищ Бутусова
составит вам компанию. Вдвоем вы будете иметь постоянный круговой обзор. Заодно
она удержит вас от опрометчивых поступков. А затем, исходя из складывающейся
обстановки, мы с вами подробно побеседуем о предстоящей миссии.
... Интересно у них тут все устроено, думал я, обходя помещение, в котором
оказался.
Насколько я успел узнать, это десятиэтажное, почти пятидесяти метровой высоты
здание, "первый Московский небоскреб", как его гордо тогда величали в газетах,
было сооружено незадолго до мировой войны на Тверской, несколько ниже ее
пересечения с бульварами, в глубине узкого, изогнутого подковкой переулка.
Относясь к категории "доходных домов", здание состояло из нескольких десятков
роскошных квартир в шесть, семь и более комнат, а нижние три этажа
предназначались для всякого рода частных контор, адвокатских, финансовых и
прочих... Сейчас, в частности, там помещалось представительство богатой и
влиятельной газеты "Накануне", совместно издаваемой
московско-харьковско-берлинскими сторонниками консолидации всех русских людей на
платформе "Евразийского союза истинных национал-патриотов". И совершенно
непонятно было мне, для каких целей еще в благополучное довоенное время хозяин
заказал, а архитектор спроектировал и встроил внутрь дома этот потайной бетонный
ствол, догадаться о существовании которого, из-за сложной внутренней планировки,
ни жильцам, ни обслуге было практически невозможно.
Ствол этот шел из подвала до крыши, внутри находилась лифтовая шахта и
обвивающая ее чугунная лестница. Из-за какой-то давней поломки, устранить
которую, по понятным причинам, теперь оказалось некому, лифт не работал, и нам с
Людмилой пришлось подниматься пешком четырнадцать маршей, вдыхая затхлый воздух,
пахнущий ржавчиной и машинным маслом. Которым были некогда смазаны тросы лифта.
Через каждые два этажа в глухую стену были врезаны неизвестно куда ведущие
железные двери. Судя по покрывавшей их пыли и паутине, они тоже не открывались
очень и очень давно.
Над десятым, последним этажом располагался обширный чердак, где размещались
огромные, оснащенные чугунными колесами машины, поднимающие и опускающие восемь
"легальных" лифтов, водонапорные баки и связанное с ними хозяйство,
электрощитовые и траснсформаторные залы, многочисленные выводы дымовых и
вентиляционных труб - одним словом, все, потребное для автономного
жизнеобеспечения громадного дома. В то время в Москве общегородского
коммунального хозяйства, можно сказать и не было, всякий домовладелец полагался
на собственные возможности и предусмотрительность.
Вдобавок чердак разделялся на секции несколькими глухими противопожарными
перегородками.
Так что в этот лабиринт великолепно вписалось крестообразное помещение. Четыре
комнаты, выходящие окнами на все стороны света, соединенные двумя узкими
перпендикулярными коридорами, а на их пересечении - лестнично-лифтовая площадка.
На стенах мраморные щиты с десятком больших медных рубильников. Очевидно, для
независимого и тайного управления домовой электросетью. Имелись здесь и туалет и
ванная комната, достаточно большая кухня, несколько кладовых с холодильными
шкафами.
Установить существование этого убежища можно было только путем тщательных
обмеров дома снаружи и изнутри. Что скорее всего никому до сих пор сделать в
голову не приходило.
Я сразу представил себе сумасшедшего домохозяина, решившего жить инкогнито в
собственном доме, незаметно его покидать и так же незаметно возвращаться. И,
судя по дверям на этажах, обеспечившего себе возможность тайно проникать внутрь
чужих офисов и частных квартир.
Все это я выяснил и рассмотрел примерно за час. Насколько можно судить, сейчас
постоянных жильцов здесь не имелось, в скудно меблированных комнатах везде
лежала пыль, только в выходящей двумя окнами на запад - было прибрано, и низкая
деревянная кровать аккуратно застелена чистым бельем. Однако в примыкающей к
кухне кладовке обнаружились солидные запасы консервов в ящиках, мешки с крупами,
сухим картофелем, яичным порошком и сухарями, на полках - не меньше сотни
бутылок с еще дореволюционной водкой, шустовскими коньяками, головы сахара,
обернутые в синюю плотную бумагу, и десятифунтовые ящички с чаем. В случае
необходимости здесь можно было отсидеться не одну неделю.
И все же вопрос, для чего солидному домовладельцу в благополучные царские
времена потребовалось оборудовать подобное убежище, оставался. Версия с
сумасшествием, конечно, отпадала. Навскидку я нашел сразу четыре объяснения.
Хозяин мог быть очень предусмотрительным человеком, может быть даже
ясновидцем, и готовился к грядущим революционным беспорядкам. Не к тем, что
произошли здесь на самом деле, а гораздо более скромным, того типа, что
случились в моем мире в 1919-1920 годах.
И рассчитывал эти беспорядки пережить здесь, исчезнув бесследно на время и
наблюдая за происходящим из невидимых снаружи окон.
Другой вариант - домовладелец, носивший, кстати, немецкую фамилию, знал о
грядущей войне и приготовил в самом центре Москвы тайную штыб-квартиру для
разведчиков любезного фатерланда. Почему в Москве, а не в тогдашней столице? А
откуда мы знаем, может, и там имеется нечто подобное? Москва же в любом случае
не может не представлять интереса.
А отсюда весь город как на ладони. До самых дальних, пригородных деревень и
теряющихся в туманной дымке глухих подмосковных лесов.
Третий - уголовный. Здесь могла размещаться, к примеру, лаборатория
фальшивомонетчиков.
И четвертый - данное помещение предназначалось не для самого господина
Нирензее, а, с равной вероятностью, для жандармского управления или каких-нибудь
эсеров и социал-демократов. И построено вообще без ведома хозяина. По сговору с
архитектором и подрядчиком. Менее вероятно, но не исключено.
В комнате, выходящей в сторону Кремля, я нашел военный полевой телефон в
футляре из толстой кожи, красный лакированный проводи которого уходил вниз, в
лестничный колодец, и артиллерийскую стереотрубу на треноге. Рядом, на столе
лежала карта города, на которую я должен был наносить визуально наблюдаемую
обстановку. Не хватало только поблизости артиллерийской батареи, которой я мог
бы давать корректировку огня.
А может быть, и есть где-то, только я об этом еще не знаю.
Вид отсюда открывался, с точки зрения туриста, великолепный. Бесконечное
пространство крыш, то красных, то ржаво-желтых, то зеленых, двух-, трех-,
пятиэтажные дома с квадратными и треугольными глухими дворами внутри, о
существовании которых я и не догадывался, проезжая по улицам мимо, полоски и
пятна покрытых осенним золотом и багрянцем бульваров и скверов...
