по-приятельски: я вам - Фред, вы мне - Гарри. Эти цирлих-манирлих перед
путешествием, когда можно гульнуть... Вы не возражаете?
- Если приятельские отношения не помеха служебным делам.
- Вам не понравилось слово "гульнуть"?
- Отчасти. Не хочу быть педантом, но должен напомнить: к сожалению, мы
отправляемся не на прогулку, и ждут нас не развлечения, а дела, возможно,
даже опасные.
- Вижу тень Шлитсена, стоящую за вами!
- Тогда должен предупредить еще об одном: я понимаю юмор, люблю шутку,
но не переношу, когда переступают дозволенные вежливостью границы.
- Вы неправильно поняли меня, герр Шульц!
- Очень рад, если так. А теперь простите меня, хочу немного вздремнуть.
Очень устал за день.
Обиженный Гарри замолчал, а Фред откинулся на спинку сиденья и закрыл
глаза. Он и впрямь надеялся заснуть, но сон бежал, как ни старался Фред
отделаться от назойливых мыслей.
Почему за документами послали именно его? Если они столь важны, опасно
давать задание человеку новому, незнакомому с местными условиями, да к тому
же не владеющему испанским языком. За документами такой важности следовало
бы поехать Шлитсену или даже самому Нунке. Верно, документы не столь уж
важны, если их поручено... Тут-то, верно, и зарыта собака! Если же бумаги не
такие важные, как о них говорят, то их мог получить и привезти один Гарри,
этот недотепа, которого дали ему в помощники. Вернее сказать, не в
помощники, а в наблюдатели. Именно так! Проверка политической
благонадежности Генриха-Фреда или испытание его деловых качеств? Скорее
последнее. Хотя... Позорное поражение, вместо мирового господства, отрезвило
многих немцев. Такой опытный проныра, как Нунке, не мог не учитывать этого.
А Шлитсен и подавно: он, возможно, и не знает о взаимоотношениях Генриха фон
Гольдринга с такой важной персоной, как Бертгольд, отношениях, служивших
раньше для Генриха, а теперь для Фреда самой надежной аттестацией, крепким
щитом, за которым можно чувствовать себя в безопасности...
Незаметно пришел сон.
Когда Гарри, уже на мадридском аэродроме, разбудил Фреда, часы
показывали четверть одиннадцатого.
По всему было заметно - Гарри в Мадриде не первый раз. Взяв небольшой
чемодан, он уверенно пошел вперед, время от времени оглядываясь, не отстал
ли попутчик. Выйдя с аэродрома на площадь, он так же уверенно свернул налево
и подошел к большой черной машине, стоявшей немного в стороне. Небрежно
поздоровавшись с шофером и жестом пригласив спутника садиться, Гарри бросил:
- Поехали!
Он не назвал адреса. Очевидно, водитель знал, куда надо доставить
пассажиров.
Восстанавливая в памяти план города, Фред старался угадать, по каким
улицам они едут, но машина мчалась с такой скоростью, что дома с ярко
освещенными пятнами окон и еще более яркими витринами стремительно убегали
назад, фонари уличного освещения сливались в одну сплошную линию.
Машина остановилась перед высоким домом в стиле модерн. Гостиницу
построили, очевидно, совеем недавно, она, кажется, не значилась в
путеводителе. Впрочем, проверять это не было времени.
Гарри издали, как с добрым знакомым, поэдоровался с портье и дежурным
администратором и, войдя в лифт, нажал кнопку четвертого этажа.
А еще через минуту он уже по-хозяйски, как у себя дома, распоряжался в
двухкомнатном номере: аккуратно повесил на плечики чистые рубашки и
светло-сиреневый, модного покроя костюм, приказал налить в графин свежей
воды, бросить туда лед и принести бутылку вина.
- Это на всякий случай, чтобы всегда было в запасе, - подмигнул он
Фреду и стал переодеваться. - В ресторан пойдем?
- Нет, я не выспался. Хочу отдохнуть.
- Как знаете... А то пойдем? Кусочек остро приправленной рыбы и рюмка
бренди плюс хорошенькая певичка сразу прогоняют сон и усталость. Ручаюсь!
- Я, видите ли, после болезни. Всего три дня как поднялся с постели.
- Тогда прислать что-нибудь в номер?
- Очень вам благодарен, Гарри... Кстати, как ваша фамилия? Мы так и не
представились друг другу.
- Браун... для таких случаев, как этот, Браун... В школе же нас
величают только по имени... Так прислать что-нибудь?
- Еще раз спасибо, не волнуйтесь!
Минут десять Гарри Браун прихорашивался у зеркала и, наконец, отбыл.
Фред расстелил постель и стал медленно раздеваться. Только теперь он в
полной мере почувствовал, что отравление сигаретой не прошло для него даром.
Видно, не пожалел тюремный человеколюбец этой чертовщины, подмешанной в
табак. Чуть не усыпил навеки!
Прохладное прикосновение свежего постельного белья прогнало эти мысли.
Так приятно было вытянуться во весь рост и расслабить мышцы. В самолете сон
был тревожным. Перед глазами прыгали страницы путеводителей, словно
телеграфная лента, разворачивались строчки черных букв. Между словами не
было интервалов, и он не мог понять смысла фраз. Теперь же его сморил сон,
глубокий, крепкий, без сновидений.
Проснулся Фред поздно ночью, и не потому, что выспался. Его разбудили
непривычные для уха звуки. Спросонья он не мог понять, откуда они. Казалось,
где-то рядом расположен зоопарк, все его обитатели чем-то взволнованы и
проявляют недовольство каждый на свой лад: клекотом, свистом, хрюканьем,
хрипением.
Фред вскочил с кровати и включил свет. Одного взгляда было достаточно,
чтобы понять: Браун перебрал в ресторане и теперь расплачивался за это
кошмарами, душившими его. О том, что Гарри был сильно пьян,
свидетельствовали и разбросанные повсюду вещи: пиджак небрежно свисал с
кресла, рубашка и галстук валялись на ковре, одна туфля лежала в проеме
двери, ведущей в спальню. Вторую Браун даже не снял, просто расшнуровал, да
так и свалился прямо на одеяло.
Тихо выругавшись, Фред направился к Гарри, чтобы разбудить его при
помощи нескольких тумаков, но на полпути остановился. Напрасные старания! Ни
тумаками, ни кружкой холодной воды, вылитой на голову, Брауна не отрезвить.
Пришлось взять под мышку подушку, простыню, одеяло и идти в другую
комнату досыпать на диване.
Но о сне нечего было и думать. Тоненькая раздвижная стенка не могла
приглушить звуки, доносившиеся из спальни. Они даже стали громче. Верно,
голова пьяного скатилась с подушки, и теперь он то вскрикивал, то стонал.
Набросив на плечи макинтош, Фред вышел на балкон и плотно прикрыл
дверь. Сюда разноголосый храп Брауна почти не долетал, но балкон был
маленький, ночной ветер продувал его насквозь, а шезлонг за недостатком
места не раздвигался - спинка торчала чуть ли не под прямым углом. Пейзаж
тоже не радовал: небо над Мадридом закрыли тучи, уличное освещение частично
было выключено - фонари горели тускло и лишь кое-где.
Злой, взбешенный Фред сидел в темноте, не зная, куда себя девать.
"А что, если послать письмо Матини на адрес Курта? Собственно, не
письмо, а показания по делу бедняги доктора. Самому Матини писать не стоит,
он, верно, арестован. А Курт догадается передать показания фон Гольдринга,
куда следует..." От этой мысли Григория бросало то в жар, то в холод.
"Рискованно, черт подери! Разведчик не имеет права никому писать. Если
письмо перехватят и об этом станет известно в школе... Нет, нельзя давать
показания. Их могут опубликовать в прессе... и тебе крышка. Тогда уж не
выскользнуть. Впрочем, можно проинструктировать Курта, как действовать и
кого из товарищей Ментарочи он должен разыскать. Свидетелем может стать и
Карл Лютц. Если он жив и Курт поддерживает с ним связь... Письмо надо
написать без подписи, спросить только, как ходят часы, которые подарены
Курту. Он поймет, от кого письмо и почему оно не подписано..."
Теперь Фред готов был расцеловать Гарри Брауна за то, что тот напился.
Его храп казался Фреду райской музыкой. Прикрыв настольную лампу верхней
рубашкой, Фред принялся за письмо, старательно подбирая и взвешивая каждое
слово, пересыпая текст намеками, которые мог понять лишь один Курт...
Гарри Браун проснулся в девять часов утра, когда Фред уже побрился и,
выпив утренний кофе, сидел в первой комнате, листая иллюстрированные
журналы, хмурый и злой:
- Доброе утро, герр Шульц, - с деланной непринужденностью поздоровался
Гарри, приглаживая растрепанные волосы и массируя опухшие щеки.
- Отправляйтесь ко всем чертям, Браун! Ну и концерт вы закатили ночью.
Это даже не назовешь храпом - никогда не слыхал, чтобы из человеческого
горла вылетали подобные звуки. Больше ни одной ночи не проведу с вами в
общей спальне.
- Понимаете, герр Шульц...
- К черту все оправдания! Я хочу спать, а не торчать ночью на балконе!
Поступайте, как хотите: перебирайтесь из номера или переселяйте меня - с
вами я не останусь.
- Но...
- Никаких "но"!
- Герр Шульц, уверяю вас, сейчас я все устрою, растерянно лопотал
Гарри, топчась на пороге. - Я мигом.
Браун вернулся в спальню, провозился минут пять и, на ходу завязывая
галстук, направился к двери.
Справился он действительно очень быстро.
- Устроил! - весело воскликнул он с порога. - Я иуду жить в соседнем
номере, справа.
- А нельзя хотя бы через номер? - улыбнулся Фред.
Эту улыбку Гарри счел знаком примирения. Выражение униженности и
растерянности сошло с его лица, оно снова стало самоуверенным и наглым.
- Может, позавтракаем вместе?
- Я уже завтракал.
- Собственно, о еде я не могу даже подумать. Вот пивка бы... А то в
голове после вчерашнего .. Пойду, может, где и набреду на настоящее.
- Отправляйтесь, куда хотите, но от шести до семи сыть в номере!
- Есть!
- Советую припомнить нашу беседу в самолете.
Чуть ироническая улыбка заиграла на губах Брауна.
- О том, что мы прибыли не на прогулку?
- Вот-вот... И что я буду точно придерживаться данной инструкции.
- Мне такой инструкции не давали!
- Зато дали мне! Как старшему, отвечающему за выполнение задания!
- Уверяю вас, ждать сегодня - это напрасная трата времени. В кои-то
веки выбраться в Мадрид и не использовать всех возможностей! Вы как хотите,
а у меня на сегодняшний вечер другие планы.
- Меня они не касаются. У меня есть приказ Шлитсена, и я обязан
обеспечить его выполнение.
- А если я вам скажу, что ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра никто
не позвонит?
- Откуда у вас такая уверенность?
- Из опыта... и еще из кое-каких источников.
Фред откинулся на спинку кресла и смерил Гарри Брауна холодным
взглядом.
- Так вот, запомните раз и навсегда, - раздельно произнес он, - приказы
не истолковываются, как кому вздумается, не обсуждаются, а выполняются.
Ровно в шесть вы будете в номере!
- Быть ровно в шесть. Слушаю, герр начальник! с подчеркнутой
вежливостью, в которой звучал вызов, Гарри вытянулся и откозырял.
"Почему он так дерзко ведет себя? - подумал Фред. - Такими
самоуверенными нахалами бывают обычно трусы, они лезут на рожон, лишь когда
за их спиной кто-то стоит. И раз этот паршивец отважился... Ничего, ты у
меня останешься в дураках!"
Написанное ночью письмо не давало покоя. Листочки, даже не запечатанные
в конверт, лежали во внутреннем кармане пиджака. С десяток конвертов лежит
на письменном столе, но на всех стоит фирменный знак гостиницы. Было бы
неосторожностью использовать один из них. Надо отложить отправку письма до
удобного случая. А пока спрятать его как можно лучше. Куда? Под туго
накрахмаленный манжет сорочки, осторожно подрезав его с изнанки бритвой.
Здесь листочки не зашелестят и будут наготове.
