ней красная нитка, и когда на каком-либо участке шпильку с ниткой
приходилось отодвигать назад, сердце мальчика болезненно сжималось, словно
это в него входило острое лезвие.
Беготня на станцию отнимала много времени, и Гриша лихорадочно принялся
собирать собственный детекторный радиоприемник. Иногда ему помогал отец. Он
плохо разбирался в радиотехнике, больше мешал, чем помогал. Но отец и сын
любили эти часы совместной работы - они порождали радость, вечную спутницу
любого творчества, и чувство единства.
Грише никогда не забыть лицо отца, когда, наконец, приемник был готов.
Ничего, что внешне приемник выглядел неуклюжим, а слова диктора по временам
были едва слышны. Но слышны! Теперь уже не на следующий день из газет, а три
и даже четыре раза на протяжении дня можно узнавать о последних событиях и
Испании.
Поймав новое сообщение, Гриша не в силах был усидеть за учебниками и
бежал на участок, где отец осматривал колею, полол траву или подсыпал песок
и гравий. Обходчик молча продолжал работать, а мальчик пересказывал только
что услышанное, тут же комментировал информационное сообщение, сыпал
огромным количеством незнакомых названий испанских городов, рек, старинных
крепостей.
Ночью они ему снились. Он видел себя бойцом революционной армии,
которая, прорываясь сквозь огонь и дым, с ходу захватывает вражеские
позиции, чтобы водрузить над ними алый стяг. Гришу будило биение
собственного сердца, и мальчик долго лежал с открытыми глазами,
прислушиваясь к длинным зовущим гудкам паровозов, которые мчались мимо
домика. "Ту-да! И-ди!" - кричали они. "Быст-рей! Быстрей!" - выстукивали
колеса вагонов.
Живя далеко от станции, Гриша редко виделся со своими товарищами по
школе, и все впечатления, накапливавшиеся в его душе, искали выхода в
действии. Однажды вечером он сказал отцу:
- Папа, я поеду в Испанию!
Павло Гончаренко серьезно поглядел на сына.
- А что ты умеешь?
- Драться с фашистами.
Отец даже не улыбнулся.
- Ну, одного, двух, пусть даже десяток уложишь, а дальше? Фашисты во
всем мире начинают показывать зубы. Чтобы уничтожить их всех до единого,
надо много уметь и много знать.
В тот вечер старый солдат Павло Гончаренко долго беседовал с сыном. Не
уговаривал, не кричал просто рассказывал. И Гриша с удивлением отметил:
молчаливый, малообразованный отец гораздо лучше его понимает, какая грозная
опасность нависла над миром.
- К этому жестокому бою надо готовиться, сынок, таким вот молодым, как
ты. Сам же читаешь, что фашисты техникой побеждают - танками, самолетами...
А техника вон как шагает во всех армиях мира. Справиться с ней - не на коня
вскочить, здесь одной ловкости мало, храбрости - тоже! Умом все надо
постичь...
С этого вечера Гриша повзрослел. Интерес к событиям в Испании больше не
отвлекал его от учебы, а, наоборот, подгонял: скврее, лучше!
В 1939 году Григорий Гончаренко был уже курсантом специальной школы.
Теперь восемнадцатилетний юноша многое знал - уже мог бы помочь испанским
трудящимся в их вооруженной борьбе против фашизма. Но Франко к этому времени
стал полновластным диктатором Испании.
И вот спустя много лет Гончаренко все-таки оказался на испанской земле!
Быть может, даже у стен этого бывшего монастыря несколько лет назад шли
ожесточенные бои? Быть может, эта опаленная солнцем земля густо полита
кровью лучших сынов Испании, да и не только Испании, а всех тех, кто
поспешил сюда, чтобы собственным телом преградить путь фашизму!
Где вы теперь, бесстрашные бойцы революционной испанской армии, где вы,
бойцы прославленных интернациональных бригад? Сколько полегло вас здесь, у
стен разрушенного в боях монастыря, который после восстановления стал еще
более страшным вражеским логовом, нежели был! Сколько вас томится в тюрьмах
Каталонии и Андалузии, Мадрида и Барселоны?
А тот, кто в юности мечтал защитить эту землю от врага, сегодня шагает
по ней не как борец за свободу Испании, а как человек, вынужденный
скрываться под личиной чуть ли не сторонника ненавистного режима Франко.
Отвратительное ощущение! Словно лицо и в самом деле закрывает пропахший
клеем муляж, который хочется сорвать - сорвать даже с кожей.
"Надо как можно лучше ознакомиться с обстановкой, а тогда..."
Что будет "тогда", "там", Григорий представлял очень туманно. Побег?
Вряд ли. Не для этого его спасли от расстрела, завезли в такую даль, заперли
в клетку, чтобы он так легко выпорхнул из нее. И парк и вся территория
школы, конечно, тщательно охраняются. В Мадриде тоже будут следить за каждым
его шагом: "помощник", безусловно, приставлен для наблюдения. Его еще будут
проверять и проверять. Итак, надо остерегаться! Излишней поспешностью можно
отрезать все пути к свободе. Особенно теперь. До тех пор, пока он не усыпил
их бдительность... Да и жаль бежать, ничего не узнав о черных планах этих
недобитых врагов. По всему видно, немало их спаслось от заслуженной кары! И
они снова слетаются в темные утолки, подобные этой школе... "рыцарей:
благородного духа" - надо же такое придумать!
Невзирая на приказ Нунке немедленно готовиться в дорогу, Григорий всю
вторую половину дня бродил по аллеям парка. Бродил вначале наобум, просто
так, чтобы изучить территорию. Он обошел его весь - вдоль и поперек. Но куда
бы он не направился, всюду перед ним вырастала высокая, глухая стена, без
единой щелочки или уступа, на который можно было бы упереться ногой.
Подходить к единственным большим воротам не имело смысла - издали бросалось
в глаза, как крепко они заперты и как тщательно охраняются. Парк был
отличный, тенистый, и тем более поражало безлюдие, царившее в нем. За все
время прогулки никогошеньки. И лишь возвращаясь в бокс, Григорий чуть не
столкнулся на веранде с высоким тучным стариком, который прохаживался здесь,
заложив руки за спину и что-то мурлыча.
- А-а, мой будущий преемник! Привет, привет! громко воскликнул
незнакомец, уступая дорогу.
- Простите, не имею чести...
- Называйте Вороновым или господином генералом... что больше по вкусу!
Надеюсь, в ближайшие дни мы познакомимся ближе. А сейчас, извините, мне надо
идти. Спокойной ночи!
И старик исчез за дверью. В сумерках Григорий даже не успел хорошенько
его разглядеть.
"Русским языком владеет безукоризненно... - засновали мысли. - Но
почему он сказал "преемник"? Возможно, он собирался в Мадрид, а посылают
меня... Впрочем, хватит забивать себе голову догадками и предположениями.
Главное - воз сдвинулся с места, а куда он покатится, об этом надо
позаботиться самому..."
На следующее утро у школьного библиотекаря было немало хлопот -
позвонил новичок и приказал приготовить все путеводители по Мадриду.
- Все путеводители, герр Шульц? - переспросил библиотекарь, и его
мохнатые брови поднялись высоко, чуть ли не до подстриженных ежиком седых
волос. Получив утвердительный ответ, он сокрушенно покачал головой: видно,
этот Шульц не имеет представления о том, сколько таких путеводителей. Их не
два, не три и даже не десять!
Заглянув минут через двадцать в библиотеку, Фред и впрямь увидал на
столике целые штабели книг разной толщины и формата. Пришлось отобрать
несколько штук. Изданные в Германии, они поражали обстоятельностью,
богатством разнообразных сведений, множеством отступлений и экскурсов в
прошлое. Это касалось не только памятников старины, но и всех более или
менее известных сооружений. Авторы не только подробно описывали внешний вид
и внутреннее устройство, но и перечисляли фамилии тех, кому в различные
времена принадлежали эти здания, когда и за какую цену они были проданы,
какие пристройки или перестройки были произведены ноны ми владельцами и т.п.
Пропуская излишние детали, Фред читал самое необходимое. Иногда он
закрывал глаза, чтобы лучше представить прочитанное. И тогда перед его
мысленным взором в мельчайших деталях возникали никогда не виданные здания,
оживали целые ансамбли, наполнялись шумом улицы и площади.
После короткого перерыва на обед Фред развернул план Мадрида. Теперь,
когда ему были знакомы детали, мертвая схема словно обросла живой плотью.
Начиная от аэродрома, Фред медленно путешествовал по городу, не пропуская ни
одной улицы, ни одной площади, придумывая все новые и новые маршруты,
комбинируя их так, чтобы не спрашивать дорогу у встречных. К концу вечера
план так хорошо запечатлелся у него в голове, что город казался знакомым,
словно Фреду и впрямь приходитесь бродить по его улицам, посещать музеи,
любоваться памятниками и пейзажами.
Не успел Фред поужинать, как его вызвали к Шлитсену. Начальника школы в
кабинете не было, и его заместителю представился отличный случай
удовлетворить свое пристрастие к велеречивым спичам. Нудно и длинно Шлитсен
разглагольствовал о чувстве ответственности, которым должен проникнуться
Шульц, вылетая сегодня в Мадрид, о высочайшей чести, которая ему оказана
тем, что такая важная миссия возложена на него, об историческом значении
самого факта получения документов.
Неизвестно, сколь долго распространялся бы на эти темы Шлитсен, если бы
Нунке не вошел в кабинет. Этот, к радости Фреда, мгновенно перевел разговор
на деловые рельсы.
- Сколько денег вы берете в дорогу? - прервал он тираду своего
заместителя о чувстве благодарности, которое должно жить в груди каждого
немца, если тому...
- Я думал, что вопрос о деньгах...
- Вы должны не думать, а знать: если вам приказано быть готовым
вылететь в любой момент, это значит, вы обязаны каждую минуту быть готовым
выехать на аэродром.
- Простите, герр начальник! Виноват!
- Возьмите! - Нунке бросил на стол пачку банкнот. - Тратьте экономно,
но и не прибедняйтесь: возможно, придется угостить человека, который
привезет багаж...
Дав еще несколько деловых наставлений, Нунке вышел, но только Шлитсен
принялся упрекать Шульца в беспечности, как начальник школы неожиданно
вернулся.
- Чуть было не забыл! Вы хоть немного разбираетесь в гобеленах? -
спросил он у Фреда уже совсем другим, дружеским тоном.
- Очень мало!
- Жаль! Что же делать? Ладно, рискну! Понимаете, через несколько дней
моей жене исполняется... надцать лет - не станем раскрывать женские тайны!
Она очень увлекается гобеленами. А Мадрид, говорят, славится ими. Выберите
на свой вкус... Нунке положил перед своим подчиненным пятидесятидолларовую
бумажку.
- Я разыщу лучшего консультанта, только бы угодить фрау Нунке.
- Хочу надеяться, что моя жена не будет на вас в претензии... Герр
Шлитсен, поторапливайтесь, через четверть часа самолет должен быть в
воздухе!
- Немедленно едем!
Когда Шлитсен и Фред подошли к машине, рядом с шофером кто-то сидел.
Незнакомец, не обернувшись, поднял руку в знак приветствия и тотчас
замурлыкал какой-то модный мотив. Это очень раздражало Шлитсена - всю дорогу
он мрачно молчал. Даже в момент посадки ограничился лишь коротким
напоминанием:
- Герр Шульц! Вы отвечаете за выполнение задания как старший!
Фред молча козырнул в ответ.
Сделав круг над школьным аэродромом, самолет взял курс на Мадрид.
Только теперь Фред смог разглядеть своего будущего помощника. Это был
высокий, но узкоплечий и узкогрудый молодой человек с маловыразительной,
однако довольно нахальной физиономией. Во всяком случае держался он развязно
и тотчас заговорил фамильярным тоном:
- Надеюсь, герр старший, вы не очень гордый и важный. Давайте
