или доверие такого секрета тому, кто и так скоро будет очередной жертвой - я
не мог понять. Опасность жгла мне уши, я понимал, что мог бы в жизни
обойтись и без такого секрета, что я - законченный идиот - сам, сам
запрыгнул на катер! Пойманный мимолетным капризом мистера Шульца в его сети!
Боже мой! Меня охватила слабость и тошнота, будто я снова оказался в море. Я
подумал о Бо и представил, что он все еще опускается на дно - открытые
глаза, тазик с цементом на ногах... Несмотря на испуг, мелькнула мысль и о
Лоле, она ведь тоже все видела, а общая сентенция такова - убийцы не любят
оставлять в живых посторонних свидетелей. Но по ее поводу я почему-то не
очень волновался, сам не знаю почему, во всем этом деле что-то было скрыто
от меня. Я захотел ее увидеть, да и с какой стати паниковать? Она ведь еще
жива.
Все эти мысли отрезвили мой рассудок, я обратил свой взгляд в окно -
структура города, упорядоченная многолетней мыслью и заботой, мощь зданий и
сияние фонарей в черноте улиц, приглушили страх. Город успокаивал меня. Я
попытался снова поразмышлять о своих далеко идущих планах и имперских
амбициях. Если мои предчувствия изменяют мне, то класс и уровень восприятия
мира мистером Шульцем мне недостижим. Он ведет себя без излишней
обдуманности - так же должен делать и я. Нас вела общая судьба-злодейка, и,
если я верю себе, то должен верить и ему. Я оказался в восхитительном и
возбуждающем мире опасности, не вымышленном, а самом натуральном, в трех
измерениях, я стал опасен самому себе, опасен моему наставнику, опасен всем
опасностям, которые окружают его самого, т.е. его бизнесу, его жизни, полной
убийств; вне этого мира были полицейские. Четвертое измерение. Я распахнул
окошко, вдохнул немного свежего воздуха и расслабился.
Машины двигались в центр. Мы проехали по 4-ой авеню, затем через
тоннель, по пандусу, который окружал Центральный вокзал, потом поехали по
Парк-авеню, по настоящему, а не бронксовской подделке, мимо новых башен
Уолдорф-Астории с его знаменитой аллеей Пикока и не менее знаменитым
хозяином, неугомонным Оскаром. Все это я черпал из газет, из этой бездонной
бочки информации. Мы свернули на 59-ую улицу и последовали за трамваем, чей
звонок напоминал гонг на боксерских матчах, наконец, развернулись к обочине
Централ-парка и встали в тень статуи генералу Шерману, сидящему на усталом
коне. Дождь лил как из ведра, вода лилась не только с неба - безостановочно
работал многоярусный фонтан - вода стекала в большую емкость, окружающую еще
несколько фигур. Если бы Шерману захотелось отпробовать каменных фруктов у
женщины с корзиной, которая стояла на ярус ниже чем он, ему пришлось бы
перепрыгивать через весь бассейн. Мне никогда не были по душе монументальные
скульптуры. Для Нью-Йорка они - как неуместные изыски, привнесенные чужой
культурой, абсолютно не гармонирующие с духом города. Более того, они
выглядят аляписто и лживо; можно сказать много, но представить в Бронксе
каменных генералов на конях, или дам с корзинами фруктов, или солдат,
стоящих в патетическом окружении умирающих товарищей, поднимающих руки и
ружья к небу - невозможно! К моему изумлению мистер Шульц вышел из машины,
подошел к нашей и, открыв дверь, сказал: "Эй, малыш!", взял меня за руку и
вытащил под дождь. Я стоял, мгновенно мокрый, и думал, что, вот, стою здесь
в море воды и скоро я - жонглер, занесенный черт знает за чем в мир
бандитов, буду найден лицом вниз в грязной луже под каким-нибудь кустом
парка и что, если глубина лужи может служить мерилом моей ценности или того,
что я мог достигнуть, то, по всей видимости, лужа будет глубиной в дюйм -
вполне достаточно для бродячей собаки, которая решит вытащить меня за
штанину из грязи и слизать грязь с моих мертвых глаз. Но босс, подводя меня
к первой машине, сказал:
- Сопроводи леди в ее номер. Она не должна никому звонить, что бы там
ни случилось. Хотя она и не будет пытаться. Она сложит вещи. Ты сиди с ней,
а когда снизу позвонит кто-нибудь из моих людей, спускайся с ней вниз.
Понятно?
Я кивнул. Мы подошли к его машине и, хотя вода уже стекала с полей его
шляпы, он только сейчас достал черный зонт с заднего сиденья и открыл его.
Затем он дал девушке руку и помог ей выйти, вручив мне и ее, и зонтик; это
был приятный момент, мы трое - под одной шелковой полусферой, она загадочно
смотрела на него, полу-улыбаясь, он гладил ей щеку и тоже улыбался. Затем он
резко нырнул в машину и дверь еще не успела захлопнуться, как авто взяло с
места, взвизгнуло шинами и рвануло вперед. За ней умчалась и вторая машина.
Мы стояли в эпицентре бури. Тут до меня дошло, а где, собственно, мисс
Лола проживает? Я как-то продолжал думать, что раз уж мне дадены полномочия
по ее поводу, то она должна подчиниться мне и сейчас ждать. Но она сама
взяла мою руку двумя своими и, тесно прижавшись ко мне под зонтом, его
натянутая ткань звенела барабанной дробью, повела меня торопливо через 5-ое
авеню. Улица была просто затоплена дождем; стекающая с зонта вода поместила
нас в цилиндр с тонкой пленкой - краем. Мисс Лола, кажется, вела меня к
отелю "Савой-Плаза"... да, так и есть, швейцар выскочил из вращающихся
дверей, в руках зонтик, ринулся к нам, выказывая заботу; через несколько
секунд мы уже были в ковровом царстве - ярко освещенном, но уютном лобби.
Какой-то слуга в смокинге и полосатых брюках разъединил нас. Лицо у мисс
Лолы покраснело от возбуждения, она рассмеялась, глядя на промокший низ
своего платья, рукой взъерошила волосы, обрызгивая все вокруг, одновременно
глянула на клерка за стойкой - Добрый вечер, мисс Дрю, Добрый вечер, Чарльз
- ответила на приветствие полицейского, стоящего неподалеку в окружении
приятелей из обслуги. Так хорошо ему было стоять в сухости лобби, когда на
улице жуткое ненастье, а я, опустив глаза долу, ждал, с пересохшим горлом,
как она объяснит ему мое пребывание в таком отеле. Ведь я, с его точки
зрения, был обыкновенный голоштанник с улицы. Я пытался не оборачиваться
назад к вертушке-двери - моей спасительнице в случае бегства. Впереди, за
кривыми изгибами дверцы лифта, угадывался проход, который, как я думал, тоже
ведет на улицу. Я молился, что мистер Шульц знал, что делал, послав меня
сюда, молился, чтобы мисс Лола проявила понимание и даже помощь мне,
неуклюжему в окружении роскоши, мисс Лола, мисс Дрю, кто бы она ни была и
что бы она ни пережила этой ночью в связи со смертью близкого ей человека, с
которым ей, возможно, было очень приятно ходить в рестораны и ложиться в
постель. Но никаких объяснений с ее стороны на последовало, будто она только
и делала, что каждую ночь заходила сюда с очередным пацаном в дешевой
куртке, старых синих брюках и чисто бронксовской стрижкой; взяв меня за
руку, она проследовала в лифт вместе со мной. Я будто превратился в ее
компаньона, а лифтер, даже не спрашивая, нажал кнопку и я сразу вырос в
своем понимании того, что объяснений можно ждать от кого угодно, кроме людей
с самой вершины и кошмарная тень откровения, блещущая в жутко-зеленых глазах
мисс Дрю стала в моих снах одним большим адом. Вместе с той поездкой на
катере.
Отель был из серии сногсшибательных! Когда двери лифта открылись, мы
оказались прямо в номере. Полы блестели лаком, на противоположной стене
висели коврик и гобелен, изображающий рыцарей, закованных в латы, с пиками,
верхом на лошадях, каждая на задних ногах, ряды рыцарей и лошадей выстроены
как по линеечке - а мебели здесь не было потому, что это было фойе, прихожая
с лифтом, и стояли по углам лишь две огромные урны с изображенными на них
древнегреческими философами со свитками в руках. Или саванами, я так и не
разобрал, потому что настроение мое больше предполагало все, что связано со
смертью. Но я предпочел не заострять внимание на убранстве фойе, а двинулся
следом за девушкой через распахнутые двери, двойные, до потолка, в маленькую
зальцу, сплошь увешанную картинами в темных тонах, каждая потрескавшаяся от
времени. Слева виднелась еще одна дверь, из-за нее мужской голос на шум
наших шагов вопросил:
- Дрю?
- Мне надо по маленькому, - ответила она. Буднично. Не останавливаясь,
прошла дальше, где обнаружилась еще одна дверь, за углом, и скрылась в ней.
Я остановился и оглядел апартаменты: за той дверью, откуда донесся мужской
голос, виднелась маленькая библиотека, с книгами в шкафах за стеклами,
высокая лестница на колесиках, громадный глобус из дерева, отполированного
до блеска, две бронзовых настольных лампы с зелеными абажурами с обеих
концов маленькой софы. На ней сидели двое мужчин, один старше другого почти
вдвое. Старший держал, вздутый от возбуждения, половой член молодого в своей
руке.
Боюсь, я загляделся на них.
- Я думал тебя до утра не будет! - прокричал старший, глядя на меня, но
прислушиваясь к шагам мисс Дрю.
Он отпустил то, что держал, встал с софы и поправил галстук-бабочку.
Это был Харви, высокий, стройный мужчина, выхоленный, в твидовой тройке. Он
засунул палец в карман жилетки и подошел ко мне. Он выглядел здоровым и
ухоженным, внушая всем своим видом только уважение. Я, даже не успев оценить
его облик, просто отступил назад. Проходя мимо меня, он спросил:
- Ты в порядке?
Получилось очень громко, потому что он был так близко, что я заметил
как тщательно вычесаны его волосы, волосок к волоску. Вот такой он был,
Харви.
Жить гораздо проще на планете, где никому ничего не надо объяснять.
Воздух там прорежен, немного свободнее, чем тот, к которому я привык, но
никакого напряжения. Парень, сидящий на софе, двумя пальцами взял косметичку
и начал снимать тушь с глаз. Он взглянул на меня и засмеялся, будто мы -
сообщники, и я понял, что он тоже не принадлежит этому дому, он - пришедший,
как и я. Сразу об этом догадаться было трудно. Пока он занимался гигиеной, я
разглядел его - черные волосы прилизаны, маслянистые глаза, нахальные и
живые, смотрят весело, костлявые плечи скрывались под обыкновенным
студенческим свитером грубой вязки бордово-серого рисунка.
За все нахлынувшее на меня разнообразие жизни в тот день и ночь нес
ответственность мистер Шульц и я предпочел делать то, что он велел. Я
походил по залу, заглядывая в разные двери, их обнаружилось несколько, и
нашел Харви в необъятной, по размерам втрое превышающей нашу квартиру в
Бронксе, спальне серо-белых тонов. Дверь в ванную была открыта, виднелись
плитки, тоже белые, Дрю мылась там под душем, а сам Харви сидел со
скрещенными ногами на краю безбрежной кровати и курил. Говорил он очень
громко, заглушая шум льющейся воды:
- Дорогая! Скажи мне, что ты делала и почему вернулась? Угробила
мужичка?
- Нет, дорогой. Но больше в моей жизни его не будет.
- Что же он такого сделал? Ты же просто стелилась перед ним? - спросил
Харви грустно, улыбаясь самому себе.
- Ну... если хочешь... он умер.
Спина Харви выпрямилась, он поднял голову, будто проверяя, правильно ли
расслышал. Затем взглянул на меня, сидящего в дальнем углу на стуле с мягкой
серой обивкой. Я был так же не к месту здесь, как и в библиотеке, с той
разницей, что сейчас предстал перед хозяином в полном своем обличье. Я тоже
распрямился и постарался ответить на его взгляд таким же строгим взором.
Харви резко встал, прошел в ванную и закрыл за собой дверь. Я взял
трубку телефонного аппарата, стоящего на столике рядом и прослушал вежливую
фразу оператора отеля, мол, он внимательно слушает и весь готов к услугам,
затем положил ее обратно. Телефон был белый. Я никогда в жизни не видел
