как-то прошел этот путь!"-задыхаясь, прошептал я и мысленно ответил себе:
"Да". Так в чем же дело? Вперед, только вперед...
Я зажег свет и опять пополз вперед, останавливаясь только затем, чтобы
отцепиться от очередного крючка.
От удушья и страшного напряжения я почти терял сознание, как вдруг на
меня пахнуло, как мне показалось, свежим воздухом. Я остановился и, осветив
стенки, увидел, что здесь от трубы ответвляется еще один канал. Это
ответвление было несколько шире, и в него уходили все провода и кабели. Я
догадался, что они ведут к Граберу.
"Ползи только прямо",-вспомнил я слова Пуассона.
Здесь я пролежал несколько минут и отдышался. Затем я посмотрел на часы,
и у меня в груди похолодело: было два часа ночи. Если и дальше я буду
двигаться с такой же скоростью, я не смогу вовремя вернуться обратно.
Я выключил свет и, работая обеими руками, стал двигаться дальше.
Наконец моя голова уткнулась во что-то твердое. Я зажег фонарик и увидел,
что нахожусь на дне колодца, подобного тому, какой был под моей
лабораторией. Вверх поднималась крутая каменная лестница...
Когда я вставлял ключ в замочную скважину, у меня было такое чувство,
будто там, за дверью, уже стоят охранники Грабера, готовые меня схватить. Я
так привык к заключению в лаборатории, что одна только мысль о том, что я
покинул ее, приводила меня в ужас. Мне казалось, будто мое отсут-ствие
обнаружено давным-давно и поднялась тревога. Но я делал все так, как
задумал. Пусть будет что будет. Я тихонько повернул ключ и открыл дверь.
Это было большое продолговатое помещение с широкими и низкими окнами.
Лунный свет в них не попадал, и я сообразил, что они обращены на восток.
Посредине комнаты возвышался силуэт сооружения, напоминающего печь древних
алхимиков: на четырех тонких опорах коническая крыша с трубой, уходящей в
потолок. У окон - широкие столы, и на них я увидел горшки с растениями. Их
листья и стебли четко выделялись на фоне серебристых окон.
Я долго стоял неподвижно у открытой двери и прислушивался. Ни единого
шороха, ни единого вздоха или шелеста. Воздух был затхлый. Казалось, в этом
помещении давно не было людей...
При свете фонаря я обнаружил, что пол дощатый.
"Эту комнату не контролируют", - решил я и недолго думая вышел из ящика.
Помещение походило на оранжерею. То, что возвышалось посредине, оказалось
обыкновенной печкой, на которой стояли металлические чаны. Горшки на столах
действительно были с растениями. Но даже в полутьме я понял, что это
необыкновенные растения. Их листья не были зелеными. При свете
электрического фонаря они казались желтыми.
Я не удержался и, подойдя к одному из горшков, тронул растение рукой.
Стебли и листья были жесткими, как грубая кожа. При надавливании они легко
ломались с тихим треском.
Все, что здесь росло, было таким же твердым и неестественным. Под
листьями одного из растений я заметил какие-то плоды, которые были твердыми
и плотными, хотя по виду и напоминали помидоры. Я вытащил из кармана нож,
перерезал стебель и спрятал трофей в карман.
Часы показывали пятнадцать минут четвертого, когда я подошел к двери в
правом углу оранжереи. Дверь была приоткрытой. Я не сразу сообразил, где
нахожусь, когда вышел наружу. Здание стояло в углу обширного сада,
огороженного высокими стенами. Они расходились под прямым углом и скрывались
за стволами деревьев. Я узнал эти деревья: пальмы, те самые, которые я
всегда видел, выходя из лаборатории.
Никаких сомнений, это был "оазис алых пальм". Однако теперь он больше
походил на огромное кладбище, на котором очень мало деревьев.
Передо мной над поверхностью песка возвышались высокие, обнесенные камнем
грядки, и на них росли какие-то кустарники. Начался предутренний ветерок, он
крепчал с каждой минутой, но листья растений были совершенно неподвижны.
Это безмолвное песчаное поле с безжизненной растительностью казалось в
лучах заходящей луны призрачным и неестественным. Здесь не было ощущения
свежести, не было запаха зелени и цветов, влаги и гниения. Я медленно брел
меж грядок-могил, и мне казалось, что на них растут не настоящие кустарники,
а какие-то искусственные, сделанные из странного сухого и жесткого
материала. Я несколько раз касался руками листьев и стеблей и всегда
инстинктивно отдергивал руку, потому что они, жесткие и твердые, создавали
ощущение высохших трупов.
Я шел по этому удивительному саду как зачарованный, забыв о трудном пути,
который я проделал, не думая, как я буду возвращаться обратно. Я терялся в
догадках, пытаясь понять, как и для чего был создан этот страшный,
противоестественный растительный мир, который в лунной мгле не имел границ и
который так напоминал кладбище в пустыне. Меня вдруг охватило гнетущее
чувство. Мертвый сад в пустыне, высокие, могилоподобные грядки, далекие
силуэты пальм, глубокий песок и легкий шорох в неподвижной листве создавали
впечатление, словно я попал в потусторонний мир, в страну мертвых, в
загробный мир растений...
Лупа спустилась над горизонтом и почти касалась ограды, отделявшей оазис
от остального мира. Я решил, что пора возвращаться. Когда я вошел в глубокую
тень, отбрасываемую оградой, неожиданно послышались звуки, напоминавшие
далекие выстрелы. Они доносились откуда-то слева. Я прислушался.
Действительно, несколько одиночных далеких выстрелов, а затем
"та-та-та-та-та" - как будто пулеметная очередь...
Двигаясь все время в тени, я наконец почти вплотную подошел к тому месту,
где стена под прямым углом уходила на восток. Выстрелы и пулеметные очереди
теперь стали слышны более явственно, и я остановился, раздумывая, что могло
происходить там, за стеной. Я медленно побрел вдоль нее, мучимый
любопытством, и натолкнулся на калитку. Она оказалась запертой. Снова в
ночной тишине я услышал "та-та-та-та-та" и вслед за этим далекий,
напоминающий плач ребенка голос... "Неужели за стеной
расстреливают"?-подумал я. Выстрелы умолкли, и, сколько я ни ждал, больше не
повторялись.
Не знаю, как долго я простоял возле калитки, как вдруг она заскрипела, и
я инстинктивно прыгнул в сторону и спрятался за низеньким, богатым листвой
деревом.
Я не видел, как отворилась дверь, потому что тень в углу была очень
глубокой, а луна еще ниже опустилась над горизонтом. Я напряженно
всматривался в темноту и долго ничего не мог увидеть. Только через несколько
томительных минут я заметил, как вдоль стены по направлению к оранжерее
очень медленно двигалось что-то серое. Это был человек. Вернее, я
догадывался, что это человек. Серый силуэт двигался странными рывками,
тяжело ступая по глубокому песку.
Я стоял в своем укрытии, боясь пошевелиться, провожая серую тень вдоль
стены глазами. Кто это такой? Что он делал там, за стеной, в этот час ночи?
Почему так медленно идет? Затем в моей голове, как молния, пронеслась мысль:
"Он идет к оранжерее! Все пути возвращения сейчас окажутся отрезанными!"
Спотыкаясь о какие-то тяжелые и твердые, как камень, плоды, я быстро
пошел через грядки, двигаясь параллельно каменной ограде. Вскоре серая тень
оказалась далеко позади, а я стоял у двери оранжереи.
Отсюда я разглядел, что медлительный человек толкает перед собой огромную
садовую тачку. Был слышен едва уловимый скрип ее единственного колеса.
Я решительно вошел в оранжерею и направился к заветной двери.
Здесь стало совершенно темно, и я вынужден был несколько раз включать
электрический фонарик. В тот момент, когда я опускался вниз, стало слышно,
как под тяжестью грузных шагов зашуршал песок за окнами. Тогда я закрыл за
собой дверь и бесшумно повернул ключ.
Обратный путь по трубе показался мне гораздо короче.
7. РОБЕРТ ФЕРНАН
Однажды рано утром доктор Шварц привел ко мне человека, которого я раньше
никогда не видел. Это был уже немолодой высокий, широкоплечий мужчина с
копной черных курчавых волос на голове.
- Знакомьтесь. Это господин Фернан, наш биохимик, - объявил Шварц.
Фернан глядел на меня сощуренными, будто близорукими глазами и слегка
улыбался.
- Добрый день, - сказал я.
- Добрый день,-ответил он по-французски с едва уловимым иностранным
акцентом.
- Доктор Фернан будет выполнять функции, которые раньше выполнял Морис
Пуассон,-сказал Шварц.-Я надеюсь, что вы подружитесь.
Он кивнул мне и вышел. Фернап поставил на мой рабочий стол штатив с
пробирками, наполненными знакомыми мне мутными жидкостями, и начал молча
обходить лабораторию. Он остановился у приборов, низко наклоняя над ними
лохматую голову. Я следил за его движениями, стараясь угадать, кто он и что
из себя представляет. Мне почему-то казалось, что он не француз. Чтобы не
выдать любопытства, я принялся сортировать пробирки, а он все расхаживал по
комнате, заложив руки за спину и ни к чему не прикасаясь. Он только смотрел.
- Анализы нужны полные или только спектральный? - спросил я безразличным
тоном.
- А как у вас положено?
- В зависимости от того, что требуется. Я не знаю, что вам нужно.
Он задумался, затем ответил:
- Сделайте для начала полный анализ.
Я кивнул и принялся за препарат номер один.
- Вы не возражаете, если я понаблюдаю, как вы работаете?
- Если вам нравится, пожалуйста,-ответил я без всякого энтузиазма.
Про себя я решил, что этого Фернана приставили ко мне соглядатаем. Я
прошел в препараторскую, отфильтровал раствор и положил листок бумаги с
осадком сушиться на электрическую печку. Раствор я перелил в кварцевую
кювету и вернулся к спектрографу. Фернан неотступно следовал за мной, низко
наклоняя голову над моими руками. Это начало меня раздражать.
- Сейчас я буду экспонировать спектр, и вы можете отдохнуть, - сказал я
по-немецки, стараясь произнести фразу как можно более едко.
- Спасибо, - ответил он мне на чистейшем немецком языке.
"Так оно и есть: немец", - решил я.
Загудел трансформатор водородной лампы, я установил кювету в держатель и
сел рядом со спектрографом. Фернан уселся за столом. Несколько минут мы
молчали.
- А вы не боитесь обжечь лицо ультрафиолетом? - спросил я.
Он покачал головой.
- Я уже привык. На мое лицо ультрафиолетовые лучи не действуют.
Я посмотрел на его лицо. Для немца оно было слишком смуглым. Это меня
немного смутило.
- А вы здесь уже давно? - осведомился он.
- Да, давно, - ответил я и отвернулся.
- Вы из Франции?
- Да.
- Вам здесь правится?
Я поднял на него удивленные глаза.
- А это имеет какое-нибудь отношение к делу?
- Извините,-засмеялся Фернан.-Это, конечно, праздное любопытство.
Извините, - повторил он.
После этого он больше не ходил за мной по пятам. Он сидел, облокотившись
о стол, с закрытыми глазами, погруженный в свои мысли. Когда я принялся за
третью пробирку, он вдруг встал и, ни слова ни говоря, вышел из помещения.
Через окно я видел, как он обогнул мой барак и, широко шагая по песку,
отправился в южную лабораторию. На полпути его остановил часовой, и он
предъявил ему пропуск. Часовой козырнул и отошел в сторону.
"Важная птица. Разгуливает, где ему вздумается".
Вернулся он только к вечеру. Вид у него был немного встревоженный и
одновременно усталый.
- У вас все готово? - спросил он,
- Давно. Вот здесь, на бланках, все написано. Несколько секунд он молча
рассматривал мои записи, а затем поднял на меня свои близорукие глаза.
- По-моему, бессмысленная работа, - сказал он как-то неопределенно. - Не
знаю. Доктору Граберу и доктору Шварцу виднее.
