выражают свое удовольствие), толкались неподалеку от озера. Не зря
молодежь считает, что пасти драконов - очень романтичное занятие: они были
разноцветными. Я понял, почему Паук запретил мне называть пастухов Ла, Ло
или Ле. _Д_о _с_и_х _п_о_р_ не понимаю, как двоим из них удавалось
удерживаться на драконьих спинах. Но я сразу почувствовал к ним
расположение.
Один юноша обладал живым умом: вы можете долго рассказывать, какие у
него зеленые глаза, и как они сверкают, когда он смотрит на вас, и как
хорошо он владеет кнутом и управляется с драконами.... Только он был
мутант. Огорчило меня это и заставило подумать о Челке? Ваша работа....
Тут был и другой парень, по сравнению с которым Беленький выглядел
почти нормальным. Все тело его было усыпано язвами и нарывами, и от них
шел нездоровый плохой запах. И он сразу же захотел рассказать мне свою
историю. Его звали Вонючка. (Его словесное недержание вызывало интерес,
когда он выходил.)
Но мне хотелось поговорить с Зеленоглазым. Расспросить, где он был и
что видел. И ко всему прочему, он знал несколько хороших песен.
Драконы по ночам терялись и их надо было отлавливать и возвращать в
стадо. Меня послали объехать стадо и найти отбившихся животных.
За завтраком я узнал от Вонючки, что я буду заменять пастуха,
которого вчерашним вечером постигла беда - ужасный и грустный конец.
- Необычные люди здесь выживают, - задумчиво сказал Паук. - Необычные
- нет. Она выглядела более "нормальной", чем ты. Но сейчас ее здесь нет.
Она только идет...
Зеленоглазый подмигнул мне, откинув со лба черную прядь, перехватил
мой взгляд и отошел, сворачивая кнут.
- Когда, наконец, испекутся яйца? - спросил Ножик и протянул к очагу
серые руки.
Паук пнул его и пастух торопливо отскочил.
- Подожди, пока не поедим мы.
Но через пять минут Ножик подполз обратно и потер рукой камень очага.
- Теплый, - извиняющимся тоном пробормотал он, когда Паук его снова
пнул. - Я люблю это тепло.
- Бери еду.
- Где вы их берете? - я указал на стадо. - И куда гоните?
- Драконы рождаются на Горячем Болоте, в двухстах километрах отсюда.
Мы гоним их через Великий город к Браннингу-у-моря. Там животных режут,
яйца отнимают от родителей, оплодотворяют, а потом мы отвозим эти яйца
назад в Болото.
- Браннинг-у-моря? Что там с ними делают дальше?
- Пускают на мясо, большей частью. Других используют для работы. Это
почти фантастическое место для того, кто родился в лесу. Я мотаюсь
взад-вперед все время и мне приходится иметь два дома - в Браннинге и
возле Болота. Дом, жена, трое детишек - в городе, а другая семья - на
Болоте.
Мы ели драконьи яйца, драконье же сало с кусочками хлеба, обильно
посыпанное солью и перцем. Наевшись, я поднес мачете к губам и заиграл.
Это _м_у_з_ы_к_а_!
Это была мелодия со множеством ритмов. Я выбрал один и продолжал
играть. Проиграв еще пять нот, я заметил, что Паук удивленно таращит на
меня глаза.
- Где ты это слышал?
- Думаю, что мелодия пришла откуда-то свыше.
- Не прикидывайся дурачком.
- Музыка рождается в моей голове.
- Сыграй ее снова.
Я заиграл. Паук засвистел и наши мелодии слились.
Когда песня закончилась, он сказал:
- Ты знаешь, что ты иной?
- Мне об этом говорили. Скажи, как называется эта песня? Это совсем
не похоже на ту музыку, которую я играл раньше.
- Это соната Кодали для виолончели.
Дрок закачался от утреннего ветра." Что это?" - спросил я. Позади нас
застонали драконы.
- Ты услышал ее из моей головы? - спросил Паук. - Ты не мог слышать
ее раньше, разве только я, сам того не замечая, напевал ее про себя. И я
не мог напевать крещендо с тройными паузами.
- Значит я получил ее от тебя?
- Эта музыка звучит у меня в голове несколько недель. Я слышал ее
прошлым летом на побережье, за ночь до того, как отправился в путешествие
к Болоту с оплодотворенными яйцами. Тогда я откопал часть музыкальной
секции в развалинах античной библиотеки в Хайфе.
- Так значит, этой музыке я научился у тебя? - внезапно все стало
ясно... все разговоры с Ла Страшной, встреча с Родной, когда я заиграл
"Билли, Билли". - Музыка. Так вот откуда я получаю музыку, вот чем я
отличаюсь от остальных, вот почему я иной - я воткнул мачете в землю и
присел рядом.
Паук пожал плечами.
- Я не знал, что получаю ее от других людей, - я нахмурился и
пробежал пальцами по отверстиям рукоятки.
- Я тоже иной, - сказал Паук.
- Как?
- Вот так, - он закрыл глаза и на всех его плечах вздулись бугры
мускулов.
Мачете вылетело из моей руки, протащилось по земле и завертелось в
воздухе. Потом оно вонзилось в бревно и задрожало.
Я захлопнул в прямом смысле отвисшую челюсть.
Все это было настолько захватывающим...
- То же самое я могу проделывать и с животными.
- С какими?
- С драконами. Я могу успокаивать их, сгонять вместе, отгонять от них
опасных зверей.
- Челка, - сказал я. - В этом вы похожи на Челку?
- Кто это?
Я посмотрел на мачете. Мелодия, которой я оплакивал ее, была моя
собственная.
- Никто. Не спрашивайте меня о ней.
(Мелодия была моя собственная). Потом я спросил:
- Вы что-нибудь слышали о Киде Смерть?
Паук отложил еду, сложил руки на груди и склонил голову. Длинные
ноздри раздувались. Я отвернулся, чтобы не спугнуть его. Но остальные
смотрели на меня так, что я снова перевел взгляд на Паука.
- Зачем тебе Кид Смерть?
- Я хочу найти его и... - я подбросил мачете и завертел его, как
Паук, но только руками. - ...я хочу найти его. Расскажи мне о нем.
Они засмеялись. Сначала Паук, потом Вонючка и Ножик, а потом и
Зеленоглазый.
- Ты отправился в трудное время, - в конце концов сказал Паук, - но,
- он поднял вверх палец, - идешь в правильном направлении.
- Расскажи мне о нем, - еще раз попросил я.
- Минуты на это не хватит, а нам сейчас нужно работать.
Он встал, порылся в холщовом мешке и бросил мне кнут. Я поймал его за
середину рукоятки.
- Отложите мачете, он будет петь потом, - над моей головой свистнул
кнут.
Он подошел к своему верховому дракону и из мешка, висящего на
чешуйчатом горбе, достал узду и стремена. Потом я понял, почему Паук не
заставил меня садиться на неоседланного дракона. Это было трудно, а
полуседло и ножные ремни делали верховую езду на драконе почти приятной.
- Направляй его за нами, - крикнул Паук, и я стал подражать движениям
пастухов, двигавшихся рядом со мной.
Драконы толпились в солнечном свете.
Над горбами заблестели и защелкали смазанные жиром кнуты, и весь мир
сосредоточился для меня в покачивающемся подо мной звере. Деревья, холмы,
можжевельник, валуны и земляника - все было в движении.
Драконы стонали. Это значило, что они счастливы.
Иногда свистели. Это значило, что надо быть поосторожней.
Ворчанье, проклятия и крики. Это значило, что пастухи тоже счастливы.
Этим утром, носясь взад-вперед среди драконов, я научился
невероятному количеству вещей. Пять или шесть драконов были вожаками, а
остальное стадо следовало за ними. Главной задачей было - направлять
вожаков. Драконы свернули вправо. Ими легко управлять, пощелкивая кнутом
по заднему бедру - этому я научился позднее - там находятся нервные узлы,
превосходящие величиной даже мозговой центр.
Один из вожаков все время норовил вернуться, беспокоясь о своей самке
(она была отягощена неоплодотворенными яйцами, как объяснил Паук) и мы
делали все, что могли, чтобы удерживать этих животных порознь. Я потратил
кучу времени (подражая Зеленоглазому), помогая пастухам следить за
драконами, которых волновали совсем другие вещи.
Я начал понимать, что мне, например, надо делать, когда двадцать
драконов попадут в мятное болото (_б_о_л_о_т_а_ из сыпучего песка
зарастали громадными кустами мяты. Поэтому их и называют
"_м_я_т_н_ы_м_и_", верно? Мятное болото). Паук объезжал стадо, хлопая
тремя кнутами, и следил, чтобы ящеры не проваливались в зыбучие пески.
Наконец, мы вывели драконов из болота.
- В этих местах болот не очень много, - заметил Паук, когда мы
выбрались на твердую землю. - Скоро доберемся до города, если, конечно, не
собьемся с пути.
Рука болела от постоянных взмахов кнутом.
Некоторое время я ехал, слушая Зеленоглазого: "Не это ли самый глупый
способ потратить свою жизнь, парень?"
Он усмехнулся.
Потом два очень дружелюбных дракона запрыгали между нами. Пот заливал
мне глаза, тело ныло, хотя упряжь несколько смягчала тряску. Неожиданно
меня окликнул Паук.
- Смотри, Город над головой!
Я посмотрел наверх, но глаза залил свежий пот, а воздух рябил от
жары.
Я подстегнул дракона. Заросли дрока стали пореже, и мы начали
спускаться.
Земля крошилась под ногами ящеров. Солнце вонзало золотые иглы в наши
шеи, от земли веяло жаром. Начался песок. Драконы пошли медленнее. Паук
остановился возле меня и тыльной стороной ладони вытер пот с глаз.
- Мы обычно останавливаемся на Мак-Клеллан-авеню, - сказал он,
взглянув на дюны. - Но сегодня, я думаю, мы дойдем до Майн-стрит, это в
пяти километрах от Мак-Клеллан. Остановимся на перекрестке и отдохнем до
сумерек.
Драконы шипели в песках Города. Болотные создания, они не переносили
сухости. Когда мы проходили по этому древнему месту, я вдруг с ужасом
ощутил себя окруженным толпой. Узкие улицы, сажа, дым, странный шум
погибшей планеты старой расы.
Я пару раз хлестнул кнутом, чтобы избавиться от наваждения.
Солнце спускалось к горизонту. Два дракона стали кусать друг друга, и
мне пришлось пощелкать кнутом, чтобы разогнать их в разные стороны. Ящеры
в негодовании попытались вырвать его и погрызть. Горячий воздух царапал
горло. Когда драконы отбежали, я заметил, что усмехаюсь. В этот день мы
остались довольны своей работой.
7
Выскользнув из ночных вод Адриатики, мы устремились
по узкому проливу к Пирею. На горизонте, слева и справа,
прекрасные исполинские горы заслоняли небо. По утру
корабль идет легко. Из колонок звучит французская,
английская и греческая поп-музыка. Солнце серебрит еще
мокрую, надраенную палубу, пылает над трубой с клочками
дыма. Я купил билет на палубный проезд, но, набравшись
наглости, в первую же ночь, забрался в пустую каюту и
прекрасно выспался. Сидя на палубе сегодня утром, я
размышлял, какое влияние Греция окажет на Пересечения...
Эта музыка так подходит к миру, по которому я плыву. Я
осознавал, насколько она подошла бы для замкнутой жизни
Нью-Йорка. Ее мчащиеся гармонии даже больше сочетаются с
покоем. Как я смогу взять Чудика в центр этого блестящего,
движущего звуками хаоса? Прошлой ночью пил с с греческими
матросами. На ломаном итальянском и еще худшем греческом
мы говорили о мифах. Таики узнал историю Орфея не в школе
и не из книг, а от своей тети. Матросы моего возраста
хотели послушать по транзисторному приемнику английскую
или французскую поп-музыку. А кто постарше - греческие
народные песни.
- Традиционные песни - заявил Демо. - Все молодые
