и неправильно, независимо от того, хочешь ты этого или нет. Ты никогда не
хотел этого принять, даже когда был ребенком. Но пока ты не изменишь
своего отношения, ты не будешь счастлив.
- Ты рассказывал мне об этом, когда мне было четырнадцать лет.
- Я рассказываю тебе теперь. Челка рассказывала мне множество...
Я спрыгнул и пошел к деревьям.
- Чудик!
- Что? - я продолжал идти.
- Ты испугался меня?
- Нет.
- Я покажу тебе...
- Ты прекрасно показываешь кое-что в темноте? Это то, чем ты
отличаешься, да? - крикнул я через плечо.
Я пересек ручей и полез на скалы, не хуже самого Элвиса. На луг я
заходить не стал, а обошел его поверху, натыкаясь в темноте на ветки
деревьев и кустарников. Потом я услышал, как кто-то, насвистывая, идет
сквозь сумрак.
5
Там не было никого, кроме сумасшедшего; и те
немногие, знающие этот мир и то, что это он пытался
пробить пути в другие миры, но ничего не добился, потому
что никогда ничего не имел, кроме лишений, не были
уверены, что он, мудро рассуждающий днем, не поддастся
безумству ночью.
Николо Макиавелли "Воспоминания о Французской победе".
Эксперимент показал, что во всех объектах присутствует
что-то еще.
Жан-Поль Сартр "Святой Жене-мученик"
Я остановился. Шорох шагов приблизился и утих.
- Это ты, Чудик?
- Ты изменил свои намерения?
Вздох:
- Да.
- Тогда пойдем. - Мы зашагали. - Почему?
- Кое-что случилось. - Навозник не сказал, что именно, а я не стал
расспрашивать.
- Навозник, - сказал я немного погодя. - Я чувствую по отношению к
тебе что-то очень близкое к отвращению. Это настолько близко к ненависти,
как то, что я испытывал к Челке, было близко к любви.
- Сейчас незачем об этом беспокоиться. Ты слишком эгоцентричен,
Чудик. Надеюсь, пройдет время - и ты повзрослеешь.
- И ты пришел показать мне, как это делается? - спросил я. - В
темноте?
- Я показываю тебе сейчас.
Пока мы шли, заалел рассвет. Глаза мои слипались, веки набухли и
стали тяжелыми, а голова - просто чугунной.
- Ты работал всю ночь, - обратился я к Навознику, - да и я сам поспал
только пару часов. Почему бы нам не прилечь чуток поспать?
- Подожди до тех пор, пока не будет достаточно света, чтобы ты
убедился в том, что я здесь.
Это был странный ответ. Серый силуэт Навозника вырисовывался впереди
меня.
Когда восток сплошь закраснел, не затронув синевы в остальной части
неба, я стал высматривать место, куда бы упасть. Я был совсем измучен и
прикрывал глаза от солнца; все начинало плыть у меня перед глазами.
- Здесь, - сказал Навозник. Мы подошли к неглубокому оврагу у скалы,
на дне которого лежал плоский камень. Я спрыгнул на него. Навозник за
мной. Мы легли, мачете я положил между нами. Я запомнил, что перед тем как
я заснул, золотой лучик успел перебраться с моей руки на спину.
Я поднял руку и протер глаза. Они опять слипались.
- Навозник?..
Ко мне подбежала Родная.
Я попытался дотянуться до подола ее платья. Она испуганно посмотрела
на меня.
- Увалень! - крикнула она вверх. - Маленький Джон! Он здесь!
Я сел:
- Куда ушел Навозник?
К нам спускался Увалень, а за ним бежал Маленький Джон.
- Ла Страшная, - приблизившись, сказал Увалень, - хочет поговорить с
тобой... перед твоим уходом. Она и Ло Ястреб хотят поговорить с тобой.
- Эй, никто не видел Ле Навозника? Странно, убежал...
Тут я увидел выражение лица Маленького Джона.
- Ле Навозник умер, вот поэтому-то они и хотят поговорить с тобой.
- Что?
- Перед восходом, внутри клетки, - сказал Увалень. - Он лежал возле
могилы моего брата Беленького. Помнишь моего брата?..
- Да, да, - сказал я. - Я помогал его хоронить... Перед восходом? Это
невозможно. Когда мы с ним легли здесь спать, солнце уже взошло. - Потом я
переспросил с сожалением. - Умер?
Маленький Джон кивнул.
- Так же, как Челка. Это сказала Ла Страшная.
Я вскочил, сжимая мачете.
- Но это невозможно! Ведь кто-то говорил мне: "ПОДОЖДИ ДО ТЕХ ПОР,
ПОКА НЕ БУДЕТ ДОСТАТОЧНО СВЕТА, ЧТОБЫ ТЫ УБЕДИЛСЯ, ЧТО Я ЗДЕСЬ". Ле
Навозник был вместе со мной после восхода. Потом мы легли спать.
- Ты спал с Ле Навозником _п_о_с_л_е_ того, как он умер? - изумленно
спросила Родная.
Сбитый с толку, я пошел в деревню. Ла Страшная и Ло Ястреб встретили
меня возле пещеры с родником. Мы заговорили о мелочах; я смотрел на них,
глубоко задумавшись о явлениях, которых не понимал, обо всей творящейся
неразберихе. Потом мы заговорили о быке, убитом мною.
- Ты хорошо поохотился Ло Чудик, - сказал наконец Ло Ястреб. - И хотя
при дележе мяса мне достался кусок поменьше, ты - образец честного
мужчины. Тебя кругом подстерегало множество опасностей. Я все-таки многому
научил тебя. Помнишь, как ты удивлялся зарождению утра среди ночи?
(Очевидно, смерть Ле Навозника убедила Ло Ястреба, что подозрения Ла
Страшной о смерти Челки обоснованы, правда, я не понимал, что связывает
эти две смерти. А они так и не просветили меня.)
- Используй то, чему я тебя учил, когда будешь странствовать.
Постарайся выжить и вернуться.
- Ты иной, - сказала Ла Страшная. - Ты видишь, что это очень опасно и
это очень важно. Я пыталась расширить твой кругозор. И ты должен будешь
еще многому научиться. Пусть тебе пригодятся знания, которые я тебе дала.
Не имея ни малейшего представления, куда идти, я повернулся и зашагал
прочь, все еще не придя в себя после смерти Ле Навозника. По-видимому,
тройняшки Блой почти всю ночь провели в этой пещере, ловя в ручье слепых
раков. Они возвращались, когда еще было темно. Размахивая палками,
мальчишки брели по берегу реки. Они-то и увидели - Ле Навозник лежал за
изгородью клетки в круге света, уткнувшись лицом в кучу гравия. Это,
похоже, было как раз тогда, когда я только ушел.
Я продирался через ежевику, по направлению к солнцу, и в моем
сознании, как изображение на незамутненном дне родника, вырисовывалась
одна единственная мысль: "Если Навозник умер, и в то же время шагал вместе
со мной через дрок, огибая камни ("Я показываю сейчас, Чудик"), то,
наверное, и Челка сможет вернуться ко мне. Если бы мне удалось обнаружить
того, кто убивает нас, иных... но чье иное возвращает нас к жизни после
смерти..."
Из мачете полилась медленная мелодия для умершего Навозника; и глухие
удары моих ступней о землю поддерживали ритм. Примерно через час такого
своеобразного похоронного танца в невыносимой жаре, я весь блестел от
пота.
Солнце уже клонилось к закату, когда я наткнулся на красные цветы,
громадные - величиной с мое лицо, похожие на кровавые капли, разбрызганные
между шипов. Они часто растут на голых камнях. Возле них нельзя
останавливаться. Плотоядны.
Чуть позже я присел отдохнуть на плоский, покрытый трещинками, кусок
гранита. Улитка шевелила рожками - глаз в крохотной лужице величиной с мою
ладонь. А через полчаса я пробирался по каньону. Небо стало темнеть. Уже в
глубоких сумерках я увидел в скале вход в пещеру и, решив тут
переночевать, нырнул в нее.
Особый запах человека и смерти. К лучшему. Хищные животные избегают
таких мест. Пол, покрытый землей, заросший мхом. Снаружи наступила ночь,
затрещали сверчки и завыли осы. Я не стал играть, мне было хорошо в
темноте. Тут же я обнаружил рельсы и пошел по ним, нащупывая металл рукой
среди мусора, рассыпанных листьев и веток. Потом стал спускаться вниз по
длинному тоннелю. Я хотел уже остановиться, откатиться к стене, где было
посуше, и заснуть... Но рельсы вдруг оборвались.
Я вскочил.
Свистнул в мачете. И долгое эхо отозвалось справа: там был
бесконечный тоннель. Слева звук отражался быстрее: что-то вроде комнаты. Я
пошел налево и через минуту ушибся о дверной косяк.
В комнате передо мной внезапно вспыхнул свет. Сенсорные датчики до
сих пор были чувствительны. Решетчатые стены, синий стеклянный пульт,
медные провода освещения, кабинеты и телевизионный экран на стене. Когда
здесь спокойно работали люди, цвета обстановки были приятными для глаз и
складывались в узоры. От этих узоров во мне звучала музыка. Люди,
исследовавшие подобные пещеры, рассказывали мне об этом. Два года назад я
ходил в одну из пещер и научился слушать эту музыку.
Цветное телевидение было определенно веселее нашего ужасно
раскованного генетического метода репродуцирования. Эх, хорошо. Это
любимый мир.
Я сел за пульт и стал нажимать клавиши, пока одна из них не щелкнула.
Экран замигал, засветился и брызнул цветами.
Потом все на экране замерло. Я нашел массу кнопок и стал нажимать на
все подряд... так я мог слушать музыку меняющихся цветов. И только я
поднес мачете ко рту, как что-то произошло.
Смех.
Сначала я подумал, что это мелодия. Но это был человеческий смех. И
на экране, из хаотического мерцания цветов выплывало чье-то лицо. Это была
картина. Не замечая остального, я смотрел, как из отдельных точек и
оттенков, переплетений мелодии рождалось лицо. Среди этого визуального
буйства - лицо Челки.
Но смеялся другой человек.
Челка растворилась. На экрана возникло другое лицо: Навозник. Снова
странный смех. Неожиданно на одной стороне экрана появилась Челка, а на
другой - Навозник. В центре появился смеющийся юноша, и смеющийся явно
надо мной. Картина очистилась и заполнила всю комнату. Позади юноши были
разукрашенные улицы, блестящие развалины стен, заросшие травой. И все это
освещало бледное солнце на сетчатом небе. На фонарном столбе сидело
какое-то создание с плавниками и белыми жабрами и красной ногой царапало
ржавчину.
Юноша, красноволосый - краснее, чем братья Блой, краснее, чем
насыщенная кровь - смеялся, потупив глаза. Его ресницы были золотистыми.
Прозрачная зеленая кожа фосфоресцировала, но я знал, что при нормальном
освещении она должна быть бледной, как у умершего Беленького.
- Чудик, - при смехе у него показывались мелкие зубы - много, слишком
много для него. Похоже на рот акулы, ее я видел в книге у Ла Страшной. Ряд
за рядом - игольчатые зубы. Чудик, как ты собираешься отыскать меня?
- Что?.. - сказал я, надеясь, что иллюзия исчезнет, как только я
заговорю.
Но все осталось по прежнему. Юноша по-прежнему стоял там, одной ногой
в водосточной канаве, заросшей травой. С экрана исчезли только Челка и
Навозник.
- Где ты?
Он поднял глаза. Белков в этих глазах не было, они сверкнули
коричневым и золотым. Попробуйте представить собачьи глаза на человеческом
лице.
- Мать называла меня Бонни Вильямс. Теперь меня все называют Кид
Смерть. - Он сел на траву, положив руки на колени. - Ты хочешь отыскать
меня и убить, как я убил Челку и Навозника?
- Ты? Ты, Ло Бонни Вильямс...
- Не Ло. Кид Смерть. Не Ло Кид.
- Ты _у_б_и_л_ их? Но... _з_а_ч_е_м_? - прошептал я в глубоком
отчаянии.
- Потому что они иные. Я сам иной, еще больше, чем некоторые из вас.
Вы пугаете меня, а когда я пугаюсь, - он опять засмеялся, - я убиваю. - Он
заморгал. - Ты знаешь, что на самом деле ты не видишь меня. А я тебя вижу.
- Что ты собираешься делать?
Он затряс огненной копной волос.
- Я поведу тебя вниз, сюда, ко мне. Если я не захочу, ты никогда не
