Игра была в самом разгаре; орган играл быстрее и быстрее, и все быстрее
прыгали духи, свертываясь спиралью, кувыркаясь на земле и перелетая, как
футбольные мячи, через надгробные камни. Голова у пономаря кружилась от
одного вида этих быстрых движений, и ноги подкашивались, когда призраки
пролетали перед его глазами, как вдруг король духов, бросившись к нему,
схватил его за шиворот и вместе с ним провалился сквозь землю.
Когда Гебриел Граб перевел дыхание, на секунду прервавшееся от
стремительного спуска, он убедился, что находится, по-видимому, в большой
пещере, наполненной толпами подземных духов, уродливых и мрачных. Посреди
пещеры на возвышении восседал его кладбищенский приятель, а возле него стоял
сам Гебриел Граб, который был не в силах пошевельнуться.
- Холодная ночь, - сказал король подземных духов, - очень холодная!
Принесите стаканчик чего-нибудь согревающего.
Услышав такой приказ, с полдюжины вечно улыбающихся подземных духов,
коих Гебриел Граб счел по этому признаку придворными, мгновенно скрылись и
быстро вернулись с кубком жидкого огня, который подали королю.
- Так! - воскликнул подземный дух, у которого щеки и глотка стали
прозрачными, когда он глотал пламя. - Бот это действительно хоть кого
согреет. Подайте такой же кубок мистеру Грабу.
Тщетно уверял злополучный пономарь, что он не имеет обыкновения пить на
ночь горячее; один из духов держал его, а другой вливал ему в глотку
пылающую жидкость; все собрание визгливо смеялось, когда, проглотив огненный
напиток, он кашлял, задыхался и вытирал слезы, хлынувшие из глаз.
- А теперь, - сказал король, шутливо ткнув в глаз пономарю острием
своей конусообразной шляпы и причинив этим мучительную боль, - а теперь
покажите человеку уныния и скорби несколько картин из нашей собственной
великой сокровищницы.
Когда подземный дух произнес эти слова, густое облако, заслонявшее
дальний конец пещеры, постепенно рассеялось, и появилась, как будто на
большом расстоянии, маленькая и скудно меблированная, но уютная и чистая
комнатка. Группа ребятишек собралась возле яркого огня, цепляясь за платье
матери и прыгая вокруг ее стула. Мать изредка вставала и отодвигала
занавеску на окне, словно поджидала кого-то. Скромный обед был уже подан на
стол, и кресло придвинуто к камину. Раздался стук в дверь; мать открыла ее,
а дети столпились вокруг и радостно захлопали в ладоши, когда вошел их отец.
Он промок, устал и отряхивал снег со своей одежды. Дети вертелись вокруг
него и, схватив его плащ, шляпу, палку и перчатки, мигом унесли их из
комнаты. Потом, когда он сел обедать возле очага, дети взобрались к нему на
колени, мать сидела подле него, и казалось, здесь все были счастливы и
довольны.
Но почти незаметно произошла какая-то перемена. Сцена превратилась в
маленькую спальню, где умирал самый младший и самый красивый ребенок; розы
увяли на его щеках, и свет угас в его глазах; и в тот момент, когда пономарь
смотрел на него с таким интересом, какого никогда еще не испытывал и не
ведал, он умер. Его юные братья и сестры столпились вокруг кроватки и
схватили его крохотную ручку, такую холодную и тяжелую; но они отшатнулись,
прикоснувшись к ней, и с ужасом посмотрели на детское личико, ибо хотя оно
было спокойным и безмятежным и прекрасный ребенок казался мирно и тихо
спящим, они поняли, что он умер, и знали, что он стал ангелом, взирающим на
них и благословляющим их с ясных и счастливых небес.
Снова легкое облако пронеслось перед картиной, и снова она изменилась.
Теперь отец и мать были стары и беспомощны, и число их близких уменьшилось
больше чем наполовину; но спокойствие и безмятежность отражались на всех
лицах и сияли в глазах, когда все собрались возле очага и рассказывали или
слушали старые истории о минувших днях. Тихо и мирно отец сошел в могилу, а
вскоре за ним последовала в обитель покоя та, которая делила все его заботы
и невзгоды. Те немногие, что пережили их, преклонили колени возле их могилы
и оросили слезами зеленый дерн, ее покрывавший; потом встали и отошли
печально и скорбно, но без горьких воплей и отчаянных жалоб, ибо знали, что
когда-нибудь встретятся снова; затем они вернулись к своей будничной жизни,
и снова воцарились среди них спокойствие и безмятежность. Облако окутало
картину и скрыло ее от пономаря.
- Что ты думаешь об этом? - спросил подземный дух, повертывая широкое
лицо к Гебриелу Грабу.
Гебриел пробормотал, что это очень мило, но вид у него был
пристыженный, когда подземный дух устремил на него огненный взгляд.
- Ты - жалкий человек! - сказал подземный дух тоном глубокого
презрения. - Ты...
Он, по-видимому, предполагал еще что-то добавить, но негодование
заставило его оборвать фразу; поэтому он поднял гибкую ногу и, помахав ею
над своей головой, чтобы хорошенько прицелиться, дал Гебриелу Грабу здоровый
пинок; немедленно вслед за этим все приближенные духи столпились вокруг
злополучного пономаря и начали лягать его немилосердно, следуя
установленному и неизменному обычаю всех придворных на земле, которые лягают
того, кого лягает король, и обнимают того, кого обнимает король.
- Покажите ему еще! - сказал король подземных духов.
При этих словах облако рассеялось, и открылся яркий и красивый пейзаж
тот самый, какой можно видеть и по сей день на расстоянии полумили от
старого монастырского города. Солнце сияло на чистом синем небе, вода
искрилась в его лучах, и деревья казались зеленее и цветы пестрее благодаря
его благотворному влиянию. Вода струилась с приятным журчаньем, деревья
шелестели под легким ветром, шуршавшим в листве; птицы пели на ветках, и
жаворонок в вышине распевал гимн утру. Да, было утро, яркое, благоухающее
летнее утро. В самом крохотном листочке, в самой маленькой былинке трепетала
жизнь. Муравей полз на дневную работу, бабочка порхала и грелась в теплых
лучах солнца, мириады насекомых расправляли прозрачные крылья и упивались
своей короткой, но счастливой жизнью. Человек шел, очарованный этой сценой,
и все вокруг было ослепительно и прекрасно.
- Ты - жалкий человек! - сказал король подземных духов еще
презрительнее, чем раньше.
И снова король подземных духов помахал ногой, снова она опустилась на
плечи пономаря, и снова приближенные духи стали подражать своему повелителю.
Много раз облако надвигалось и рассеивалось, многому оно научило
Гебриела Граба, а он, - хотя его плечи и болели от частых пинков, наносимых
духами, - смотрел с неослабевающим интересом. Он видел, что люди, которые
работали упорно и зарабатывали свой скудный хлеб тяжким трудом, были
беззаботны и счастливы и что для самых невежественных кроткий лик природы
был неизменным источником веселья и радости. Он видел, что те, кого бережно
лелеяли и с нежностью воспитывали, беззаботно переносили лишения и побеждали
страдание, которое раздавило бы многих людей более грубого склада, ибо
первые хранили в своей груди источник веселья, довольства и мира. Он видел,
что женщины - эти самые нежные и самые хрупкие божьи создания - чаще всего
одерживали победу над горем, невзгодами н отчаянием, ибо они хранят в своем
сердце неиссякаемый источник любви и преданности. И самое главное он видел:
люди, подобные ему самому, - злобствующие против веселых, радующихся людей,
- отвратительные плевелы на прекрасной земле, а взвесив все добро в мире и
все зло, он пришел к тому заключению, что в конце концов это вполне
пристойный и благоустроенный мир. Как только он вывел такое заключение,
облако, спустившееся на последнюю картину, словно окутало его сознание и
убаюкало его. Один за другим подземные духи скрывались из виду, и когда
последний из них исчез, он погрузился в сон.
Уже совсем рассвело, когда Гебриел Граб проснулся и увидел, что лежит,
вытянувшись во весь рост, на плоской могильной плите. Пустая плетеная фляжка
лежала возле него, а его куртка, лопата и фонарь, совсем побелевшие от
ночного инея, валялись на земле. Камень, где он увидел сидящего духа, торчал
перед ним, и могила, которую он рыл прошлой ночью, находилась неподалеку.
Сначала он усомнился в реальности своих приключений, но, когда попытался
подняться, острая боль в плечах убедила его в том, что пинки подземных духов
были весьма реальными. Он снова поколебался, не найдя отпечатков ног на
снегу, где духи прыгали через надгробные камни, но быстро объяснил себе это
обстоятельство, вспомнив, что они, будучи духами, не оставляют никаких
видимых следов. Затем Гебриел Граб кое-как поднялся, чувствуя боль в спине,
и смахнув иней с куртки, надел ее и направился в город.
Но он стал другим человеком, и ему невыносимо было вернуться туда, где
над его раскаянием будут издеваться и его исправлению не поверят. Он
колебался в течение нескольких секунд, а потом побрел куда глаза глядят,
чтобы зарабатывать себе на хлеб в других краях.
Фонарь, лопата и плетеная фляжка были найдены в тот день на кладбище.
Сначала строили много догадок о судьбе пономаря, но вскоре было решено, что
его утащили подземные духи; не было недостатка и в надежных свидетелях,
которые ясно видели, как он летел по воздуху верхом на гнедом коне, кривом
на один глаз, с львиным крупом и медвежьим хвостом. В конце концов всему
этому слепо поверили, и новый пономарь показывал любопытным за ничтожную
мзду порядочный кусок церковного флюгера, который был случайно сбит копытом
вышеупомянутого коня во время его воздушного полета и подобран на кладбище
года два спустя.
К несчастью, этим рассказам несколько повредило неожиданное возвращение
- лет через десять - самого Гебриела Граба, одетого в лохмотья, благодушного
старика, страдающего ревматизмом. Он рассказал свою повесть священнику, а
также мэру, и со временем к ней начали относиться как к историческому факту,
которым она остается и по сей день. Сторонники истории с флюгером, обманутые
однажды в своем доверии, не так-то легко соглашались чему-нибудь поверить,
поэтому они постарались напустить на себя глубокомысленный вид, пожимали
плечами, постукивали себя по лбу и толковали о том, что Гебриел Граб выпил
весь джин и потом заснул на могильной плите; и они тщились объяснить все,
якобы виденное им в пещере подземного духа, тем, что он видел мир и поумнел.
Но это мнение, которое никогда не пользовалось большой популярностью, со
временем было отвергнуто; как бы то ни было, но ввиду того, что Гебриел Граб
страдал ревматизмом до конца жизни, в этой истории есть по крайней мере, за
неимением ничего лучшего, одно нравоучение, а именно: если человек
злобствует и пьет в полном одиночестве на святках, он может быть уверен, что
ему от этого не поздоровится, хотя бы он и не увидел никаких духов, даже
таких, каких видел Гебриел Граб в подземной пещере".
ГЛАВА XXX
Как пиквикисты завязали и укрепили знакомство
с двумя приятными молодыми людьми,
принадлежащими к одной из свободных профессий,
как они развлекались на льду и как
закончился их визит
- Ну, что, Сэм, - сказал мистер Пиквик, когда в рождественское утро его
фаворит принес ему горячей воды в спальню, - все еще подмораживает?
- Вода в умывальном тазу покрылась льдом, сэр, - ответил Сэм.
- Сильный мороз, Сэм, - заметил мистер Пиквик.
- Славная погода для тех, кто тепло укутан, как сказал самому себе
полярный медведь, скользя по льду, - отозвался мистер Уэллер.
- Через четверть часа я сойду вниз, Сэм, - сказал мистер Пиквик, снимая
