прощание Ранда и похлопал его по спине напоследок. - Я знаю. К твоему
возвращению у меня будет вдвое больше овец, чтоб тебе было чем заняться.
Теперь иди, а не то этот приятель еще ненароком поранится.
Ранд помедлил, пытаясь найти слова, чтобы спросить о том, о чем не хотел
спрашивать, но Лан, не вытерпев ожидания, вошел в комнату, схватил его за
руку и выволок его в коридор. Страж был облачен в матово поблескивавшую
металлом рубаху серо-зеленых чешуйчатых доспехов. Голос Лана срывался от
гнева:
- Нам нужно торопиться! Тебе непонятно слово "неприятности"?
В коридоре уже ждал Мэт, в плаще и куртке, с луком в руке. На поясе его
болтался колчан. Мэт беспокойно качался на пятках и поглядывал в сторону
лестницы. Во взгляде его читалось нетерпение пополам со страхом.
- Это не очень-то похоже на сказания, а, Ранд? - хриплым голосом
произнес он.
- Что за неприятности? - спросил Ранд, но вместо ответа Страж устремился
мимо него вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Мэт рванул
за ним, махнув Ранду рукой, чтобы он бежал следом.
Пожав плечами под накинутым плащом, юноша догнал спутников внизу. Общая
зала была слабо освещена; половина свечей уже догорела, большая часть
остальных оплыли в огарки. Кроме Лана, Мэта и Ранда, здесь никого не было.
Мэт стоял возле одного из окон, выходящих на Лужайку, выглядывая наружу, и
при этом, похоже, старался, чтобы его не заметили. Лан чуть приоткрыл
дверь и через щель всматривался во двор гостиницы.
Решив узнать причину такого внимания, Ранд подошел к ним. Страж
проворчал, чтобы он поостерегся, но приоткрыл дверь пошире, чтобы дать
возможность выглянуть и Ранду.
Сначала тот не совсем осознал увиденное. Толпа односельчан, около трех
дюжин, окружила сгоревший остов фургона торговца, ночь отступила от
нескольких пылающих факелов. Лицом к собравшимся и спиной к гостинице
стояла Морейн, с нарочитой небрежностью опираясь на жезл. Впереди толпы
Ранд разглядел троих: Хари Коплина, его братца Дарла и Били Конгара. Там
же находился Кенн Буйе, который, по всей видимости, чувствовал себя не в
своей тарелке. Ранд был потрясен, увидев, как Хари размахивает кулаком
перед Морейн.
- Убирайся из Эмондова Луга! - кричал женщине угрюмолицый фермер.
Несколько голосов в толпе поддержали его, но не очень решительно, и
вперед никто не полез. Очевидно, в толпе, чувствуя локоть другого, они
готовы были выступить против Айз Седай, но выделяться из толпы никто не
спешил. Никому не хотелось встать напротив Айз Седай, у которой есть все
основания обижаться на них.
- Это ты привела чудовищ! - орал Дарл. Он взмахнул факелом над головой,
и раздались нестройные выкрики "Ты привела их!" и "Это твоя вина!", среди
которых выделялся голос кузена Дарла - Били.
Хари ткнул локтем Венна Буйе, и старый кровельщик поджал губы и бросил
на него косой взгляд.
- Эти твари... эти троллоки не появлялись, пока не пришли вы, - едва
слышно промямлил Кенн. С мрачным видом он покрутил головой из стороны в
сторону, как бы желая оказаться где-нибудь в другом месте и выискивая
подходящую дорогу. - Вы - Айз Седай. Нам в Двуречье никто из вас и вам
подобных даром не нужен! От Айз Седай одни беды, они их на хвосте
приносят. Если вы останетесь, их будет еще больше.
Речь его у собравшихся селян отклика не нашла, и Хари выглядел
разочарованным и сердито хмурил брови. Вдруг он выхватил у Дарла факел и
вытянул его в сторону Морейн.
- Убирайся! - заорал он. - Или мы тебя сожжем!
Повисла гробовая тишина, люди испуганно попятились. Народ Двуречья, если
на него нападали, мог дать сдачи, но насилие вовсе не было в обычае, и
угрожать людям было для двуреченцев чуждо, если не считать случайного
размахивания кулаками. Кенн Буйе, Били Конгар и Коплины остались впереди
односельчан одни. К тому же у Били был такой вид, будто он готов дать
$%`c.
Хари, почувствовав отсутствие поддержки, беспокойно вздрогнул, но быстро
оправился.
- Убирайся! - выкрикнул он снова, ему вторил Дарл и едва слышно Били.
Хари свирепо обернулся к остальным. Большинство отводили глаза в
сторону.
Неожиданно из теней выступили Бран ал'Вир и Харал Лухан и остановились в
стороне от Айз Седай и от толпы. В руке мэр небрежно держал большой
деревянный молоток, которым обычно вбивал краны в бочки.
- Тут кто-то предлагает спалить мою гостиницу? - вкрадчиво осведомился
мастер ал'Вир.
Оба, Коплина сделали шаг назад, а Кенн Буйе бочком отошел от них. Били
Конгар юркнул в толпу.
- Нет, - быстро сказал Дарл. - Мы этого никогда наговорили, Бран... э-э-
э, мэр. Бран кивнул.
- Тогда я, верно, слышал, как ты грозишь постояльцам моей гостиницы?
- Она - Айз Седай! - гневно начал Хари, но слова застряли у него в
горле, когда шевельнулся Харал Лухан.
Кузнец просто потянулся, вытянув над головой руки, сжав огромные
кулачищи до хруста в суставах, но Хари смотрел на него так, словно один из
этих кулаков сунули ему под нос. Харал сложил руки на могучей груди.
- Прошу прощения, Хари. Я не хотел тебя перебивать. Что ты говоришь?
Однако Хари, похоже, вообще утратил всякое желание говорить, он
ссутулился, опустил плечи, словно пытаясь сжаться и исчезнуть с глаз
долой.
- Удивляюсь я вам, люди! - гневно выпалил Бран. - Пайт ал'Каар, минувшей
ночью у твоего парнишки была сломана нога, но сегодня я видел, как он
ходил, - это ведь ее заслуга, разве нет? Эвард Кэндвин, ты валялся на
брюхе с разрубленной спиной, словно выпотрошенная рыба, пока она не
возложила на тебя руки. А теперь все выглядит так, будто поранили тебя
месяц назад, и я не ошибусь, утверждая, что от твоей раны останется только
шрам. А ты, Кенн, - кровельщик попытался скрыться в толпе, но остановился,
неловко ежась под пристальным взглядом Брана, - я был бы потрясен,
встретив тут кого-то из Совета Деревни, Кенн, а уж тебя... Твоя рука до
сих пор безвольно болталась бы сбоку, вся в ожогах и ушибах, не будь здесь
ее. Если у тебя нет благодарности, то и стыда нет, так?
Кенн приподнял было правую руку, потом сердито отвел от нее взгляд.
- Не стану отрицать того, что она сделала, - заворчал он пристыженно. -
Она помогла мне и другим, - продолжал Кенн заискивающим тоном, - но она же
Айз Седай, Бран. Если эти троллоки пришли не из-за нее, то почему они
вообще пришли? Мы, в Двуречье, не хотим иметь ничего общего с Айз Седай.
Пусть она вместе со своими неприятностями держится от нас подальше.
Несколько человек, предусмотрительно из глубины толпы, выкрикнули: "Не
надо нам Айз Седай с их неприятностями!", "Прогнать ее!", "Прочь, выгнать
ее!", "Чего они пришли, если не из-за нее?"
Лицо Брана стало наливаться гневом, но он не успел сказать и слова,
Морейн неожиданно подняла вверх свой резной жезл и завертела его двумя
руками над головой. Толпа охнула, вслед за ней и Ранд, когда из кончиков
крутящегося жезла ударило шипящее белое пламя - словно огненные
наконечники копья. Даже Бран и Харал чуть подались назад. Морейн резким
движением выбросила руки перед собой, держа посох параллельно земле, но
бледные огни по-прежнему пульсировали, пылая ярче факелов. Народ
шарахнулся в стороны, заслоняя руками глаза, которым стало больно от
яркого блеска.
- К чему пришла кровь Аэмона? - Голос Айз Седай не был громок, но
перекрывал весь шум. - Народец, что вздорно спорит по пустякам за право
спрятаться, подобно кроликам? Вы забыли, кем вы были, забыли, какими вы
были, а я надеялась, что осталась какая-то малая часть, какая-то память в
вашей крови и плоти. Какие-то крупицы, чтобы закалить вас в преддверии
долгой ночи.
Никто не произнес ни слова. Оба Коплина выглядели так, будто они никогда
больше рта не раскроют.
Бран произнес:
- Забыли, кем мы были? Мы - те, кем мы всегда и были. Честные фермеры,
пастухи, ремесленники. Народ Двуречья!
- На юге, - сказала Морейн, - лежит река, которую вы называете Белой
Рекой, однако далеко к востоку отсюда люди зовут ее тем названием, что
принадлежит ей по праву: Манетерендрелле. На Древнем Языке - Воды Горного
Приюта. Искрящиеся воды, что некогда протекали через страну храбрости и
красоты. Две тысячи лет назад струилась Манетерендрелле мимо стен города в
горах, столь прекрасного, что каменщики огир приходили любоваться на него.
Повсюду и в этой местности были разбросаны фермы и деревни, и в той, что
вы зовете Лесом Теней, и дальше. Но все эти люди считали себя народом
Горного Приюта, народом Манетерен. Королем их был Аэмон ал Каар ал Торин,
Аэмон, сын Каара, сына Торина, а Элдрин ай Эллан ай Карлан - была его
Королевой. Аэмон, муж столь бесстрашный, что величайшей похвалой за
храбрость, даже среди его врагов, было сказать, что у человека сердце
Аэмона. Элдрин, столь прекрасная, что, как рассказывали, цветы раскрывали
лепестки, чтобы заслужить ее улыбку. Смелость и красота, мудрость и
любовь, которых даже смерти не разлучить. Оплачьте, если у вас есть
сердце, То, что они погибли, то, что исчезла сама память о них. Оплачьте
то, что пресекся их род. Потом Морейн умолкла, но никто не заговорил.
Ранд, как и все, целиком подпал под власть чар Морейн. Когда она вновь
заговорила, он, как и остальные, жадно вслушивался в каждое слово.
- Около двух столетий Троллоковы Войны опустошали мир, и, где бы ни
кипела битва, стяг с Красным Орлом, знамя Манетерен, реял в самой гуще
сражения. Воины Манетерен были занозой в ступне Темного и куманикой в его
руках. Пойте о Манетерен, что никогда не склонялась перед Тенью. Пойте о
Манетерен, меч которой нельзя было сломать.
Они были далеко, воины Манетерен, на Поле Беккар, прозванном Полем
Крови, когда пришло известие о том. что армия троллоков идет на их родину.
Слишком далеко, чтобы сделать что-нибудь, кроме как ждать вестей о гибели
родной страны, ибо войска Темного намеревались покончить с нею. Сокрушить
могучий дуб, обрубив его корни. Слишком далеко, чтобы сделать что-нибудь,
оставалось только скорбеть. Но они были народом Горного Приюта.
Без колебаний, без раздумий о расстоянии, которое нужно преодолеть, они
двинулись маршем, с того самого поля победы, все еще покрытые пылью, потом
и кровью. День и ночь шли они, ибо видели ужас, оставленный повсюду армией
троллоков, и никто из них не мог уснуть, пока такая опасность грозила
Манетерен. Они шли, будто ноги их обрели крылья, шли дальше и быстрее, чем
могли надеяться друзья или чем могли опасаться враги. В другие дни об
одном лишь этом походе слагали бы песни. Когда армии Темного устремились
на земли Манетерен, перед ними стояли воины Горного Приюта, за спиной у
них была Тарендрелле.
Кое-кто из жителей деревни одобрительно зашумел, но Морейн продолжала
говорить, будто не слыша их:
- Полчище, вставшее перед Манетерен, могло своим числом устрашить самое
храброе сердце. Небо было черно от воронов; земля почернела от троллоков.
От троллоков и их союзников-людей. Троллоки и Приспешники Тьмы, в десятках
десятков тысяч под командованием Повелителей Ужаса. Ночью их походных
костров было больше, чем звезд в небе, а с рассветом над троллоковыми
армиями взметнулось знамя Ба'алзамона. Ба'алзамон, Сердце Мрака. Древнее
имя Отца Лжи. Темный не мог освободиться из своего узилища в Шайол Гул,
ибо, будь он со своими воинством, никакие объединенные войска рода
людского не выстояли бы против него, но мощь его была здесь. Повелители
Ужаса и некое зло, что установило это знамя, от которого мерк свет,
казалось, дополняли одни другое, и холод заползал в души людей, стоявших
лицом к лицу с ними.
Однако они знали, что должны делать. Их родная страна была совсем рядом,
