Зарубежная фантастика - Роберт Джордан

Колесо времени 1-4

   РОБЕРТ ДЖОРДАН
   КОЛЕСО ВРЕМЕНИ  1-4



                                Robert Jordan "The Eye of The World", 1990
                                     Book One of The Wheel of Time. Part 1
                                                            РОБЕРТ ДЖОРДАН
                                                            КОЛЕСО ВРЕМЕНИ

                                                                  Харриет,
                                                                    Навеки
                                                     Любимой всем сердцем,
                                                         Свету моей жизни.

                                                                    ПРОЛОГ
                                                            ДРАКОНОВА ГОРА

 Время  от  времени  дворец подрагивал, словно сама земля  содрогалась  от
воспоминаний и тяжко вздыхала, не желая поверить в случившееся.  Солнечные
лучи,  прорываясь сквозь трещины в стенах, выхватывали клубившуюся  еще  в
воздухе  пыль.  Выжженные  отметины  пятнали  стены,  полы,  потолки.   На
вспучившихся  красках и позолоте когда-то ярких фресок  виднелись  широкие
черные  мазки,  хлопья  сажи покрывали тела людей и  животных,  так  и  не
сумевших  убежать  от  настигающего их безумия.  Мертвые  лежали  повсюду:
мужчины,  женщины,  дети, - искавшие спасения,  когда  в  них  из  каждого
коридора  ударили молнии, когда их объяло подкравшееся сзади пламя,  когда
под  их  ногами  потекли каменные плиты дворца, в которых они  тонули  еще
живыми,  -  потом  воцарилось  безмолвие.  Но,  в  странном  контрасте   с
окружающим,  неповрежденными остались многоцветные  гобелены,  сохранились
фрески.   Лишь  там,  где  стены  покосились,  творения  художников   были
попорчены.  Мебель с превосходными резными узорами, отделанная  золотом  и
драгоценной  костью,  стояла на прежних местах, только  кое-где  застывший
волнами   пол  опрокинул  стулья.  Удар,  поразивший  разум  и  скрутивший
рассудок, был нанесен точно в цель, не задев роскошную обстановку.
 Льюс  Тэрин  Теламон бродил по дворцу, ловко удерживая равновесие,  когда
пол под ногами вздрагивал.
 - Илиена! Любовь моя, где ты?
 Светло-серый  плащ его потянул за собой кровавый след, когда  Льюс  Тэрин
Теламон  перешагнул через тело золотоволосой женщины; черты  ее  красивого
лица  были  искажены ужасом последнего мгновения жизни, а  открытые  глаза
застыли в неверии.
 - Где ты, жена моя? Куда все попрятались?
 В  покосившемся зеркале на обожженном мраморе стены взор человека  уловил
его  собственное  отражение. Королевские одежды серого, алого  и  золотого
цветов,  -  одеяние,  некогда великолепное, из редкой  ткани,  привезенной
купцами  из-за  Мирового  Моря,  а теперь рваное  и  запачканное,  -  было
запорошено пылью, покрывавшей и лицо, и волосы. На мгновение рука  мужчины
коснулась  эмблемы на плаще - черно-белый круг, цвета которого разделялись
волной.  Что-то он значил, этот символ. Но вышитый круг задержал  внимание
не  надолго.  В удивлении Льюс Тэрин Теламон уставился на свое  отражение.
Высокий,  средних лет, когда-то красивый, но теперь седины  в  его  темных
волосах  было гораздо больше, морщины усталости и забот иссекли  лицо,  на
котором  выделялись  темные  глаза, видевшие слишком  многое.  Льюс  Тэрин
засмеялся  и  запрокинул  голову; эхо покатило его  смех  по  безжизненным
залам.
 - Илиена, любовь моя! Иди ко мне, жена! Ты должна увидеть это.
 Воздух  за  его  спиной  зарябил, задрожал и  уплотнился  в  человеческую
фигуру.  Возникший  словно  бы  ниоткуда  мужчина  стал  осматриваться  по
сторонам,  неприязненно кривя губы. Не такой высокий, как Льюс  Тэрин,  он
был  облачен во все черное, за исключением ослепительно белого  кружевного
воротника  и  отворотов высоких, до бедра, сапог, отделанных серебром.  Он
осторожно  шагнул  вперед,  брезгливо  подхватив  полы  плаща,  чтобы   не
коснуться  им  распростертого тела. Пол дрогнул в слабом  толчке,  но  все
внимание  человека в черном было приковано к смотрящему в зеркало  и  хохо
чущему мужчине.
 - Повелитель Утра, - произнес незнакомец, - я пришел за тобой.
 Смех  стих,  как будто его и не было, и Льюс Тэрин, ничуть не удивленный,
повернулся.
 -  А-а,  гость! У тебя есть Голос, незнакомец? Скоро настанет  время  для
Oесни,  все  приглашены принять в ней участие. Илиена, любовь моя,  у  нас
гость. Илиена, где же ты?
 Глаза  человека  в  черном расширились, взгляд метнулся  к  золотоволосой
женщине, затем обратно на Льюса Тэрина.
 - Шайи'тан тебя побери, неужели порча уже так вцепилась в тебя?
 -  Это  имя...  Шай...  -  Льюс Тэрин вздрогнул и предостерегающе  поднял
руку. - Не нужно было произносить это имя. Это опасно!
 -  Хоть это-то ты помнишь! Опасно для тебя, глупец, не для меня. Что  еще
ты  помнишь? Вспоминай, идиот, ослепленный Светом! Я не допущу, чтобы  все
кончилось, пока ты без памяти! Вспоминай!
 Минуту  Льюс Тэрин, подняв руку, любовался узорами копоти на  ней.  Затем
вытер руку о еще более грязное одеяние и повернулся к незнакомцу:
 - Кто ты такой? Чего тебе надо?
 Человек в черном развернул плечи и надменно произнес:
 - Когда-то меня называли - Элан Морин Тедронай, но теперь...
 -   Предавший  Надежду,  -  прошептал  Льюс  Тэрин.  Воспоминания  начали
пробуждаться, но он мотнул головой, испугавшись их.
 -  Значит,  кое-что ты помнишь. Да, Предавший Надежду! Так люди  называли
меня,  а  тебя  они  прозвали Драконом, но я - не ты, я не  принял  нового
имени.  Они  дали  его  мне, стремясь меня оскорбить,  но  я  заставил  их
склониться  пред  этим именем и служить ему. А как ты поступишь  со  своим
именем?  После  этого  дня люди будут звать тебя -  Убийца  Родичей.  Тебе
нравится новое имя?
 Льюс Тэрин обводил взглядом разоренный зал.
 -  Илиена  должна  быть  здесь и встречать гостя, -  отсутствующим  тоном
пробормотал он, затем сказал во весь голос: - Илиена, где же ты?
 Пол   вздрогнул,   тело   золотоволосой  женщины   шевельнулось,   словно
откликаясь на призыв. Льюс Тэрин не замечал ее. Элан Морин скривился.
 -  Посмотри на себя, - сказал он с презрением. - Было время, и ты  первым
стоял среди Слуг. Было время, и ты владел Кольцом Тамерлина и восседал  на
Высоком Троне. Было время, и ты призывал к себе Девять Жезлов Владычества.
Взгляни  на  себя теперь! Жалкое растерзанное создание. Но  и  этого  тебе
мало.  Ибо ты унизил меня в Зале Слуг. Ты одолел меня пред Вратами  Пааран
Дизен.  Но теперь я более велик. Я не дам тебе умереть в неведении.  Когда
ты умрешь, последней твоей мыслью будет мысль о твоем полном поражении, ты
осознаешь, сколь оно глубоко. Если я вообще позволю тебе умереть!
 -  Не могу понять, куда делась Илиена. У нее найдутся для меня неласковые
слова, если она подумает, что я прячу от нее гостя. Надеюсь, беседа с  ней
понравится тебе, а ее-то она точно обрадует. Но предупреждаю: ты  рискуешь
провести остаток дней своих, рассказывая ей обо всем, что знаешь.
 Отбросив черный плащ за спину, Элан Морин воздел руки.
 -  Как жаль, - посетовал он, - что здесь нет кого-нибудь из твоих Сестер.
Я  никогда  не  был  искушен в Исцелении, а сейчас я - последователь  иной
силы.  Но  ни  одна из них не смогла бы дать тебе больше нескольких  минут
ясного  ума,  даже если ты и не успел бы сокрушить ее первой.  То,  что  я
сделаю,  сослужит  неплохую службу и для моих целей.  -  Его  улыбка  была
неожиданна и жестока.-Но, боюсь, Шайи'таново исцеление отличается от всего
того, что тебе известно. Исцелись, Льюс Тэрин!
 Он простер руки, и свет потускнел, словно бы тень легла на солнце.
 Боль  вспыхнула  в  Льюсе Тэрине, и он закричал; крик исторгся  из  самой
глубины его души, крик, который он не мог остановить. Огонь опалил его  до
мозга  костей, по жилам хлынула кислота. Он выгнулся дугой и рухнул спиной
на  мраморный  пол, ударившись головой. Сердце бешено колотилось,  готовое
вырваться  из  груди, каждый удар пульса вновь вгонял  в  него  пламя.  Он
беспомощно  содрогался  и  извивался  в  конвульсиях,  его  череп,   грозя
взорваться от боли, превратился в источник неимоверных страданий.  Хриплые
вопли разносились по всему дворцу.
 Медленно,  очень  медленно  боль отступила. Она  отпускала  Льюса  Тэрина
долго,  чуть ли не тысячу лет; он лежал на полу, дрожа и судорожно  хватая
воздух  горящим  ртом. Казалось, прошла еще тысяча лет,  прежде  чем  Льюс
Тэрин сумел приподняться, напрягая непослушные мышцы-медузы; его качало из
стороны  в  сторону,  когда  он, опираясь на ладони  и  колени,  встал  на
четвереньки.  Взор  Льюса Тэрина упал на золотоволосую женщину,  и  вопль,
сорвавшийся  с  его уст, не мог сравниться ни с одним криком,  что  прежде
вырвала  из него боль. Шатаясь, едва не падая, он подполз к жене. Чуть  ли
-% все оставшиеся силы ушли на то, чтобы подтянуть Илиену к себе и обнять.
Дрожащими руками Льюис Тэрин убрал волосы с лица женщины, вглядываясь в ее
широко раскрытые глаза.
 -  Илиена! Да поможет мне Свет, Илиена! - Он склонился над ней,  стараясь
прикрыть  собой, еле сдерживая в горле рыдания и стоны человека,  которому
незачем больше жить. - Нет, Илиена! Нет!
 -  Ты  можешь вернуть ее, Убийца Родичей. Великий Повелитель  Тьмы  может
оживить ее, если ты будешь служить ему. Если будешь служить мне.
 Льюс  Тэрин поднял голову, и облаченный в черное человек невольно  шагнул
назад, увидев его горящие ненавистью глаза.
 -  Десять  лет, Предатель, - тихо произнес Льюс Тэрин - тихо, как  звучит
обнажаемый клинок. - Десять лет, как твой гнусный хозяин разрушил  мир.  А
теперь это. Я...
 -  Десять лет! Ты, жалкий глупец! Эта война длится не десять лет, а  идет
с начала времен. Ты и я сражались в тысячах битв на каждом обороте Колеса,
тысячи  тысяч  раз, и мы будем сражаться до тех пор, пока  не  остановится
время и не восторжествует Тень!
 Последние  слова он выкрикнул, взметнув вверх сжатый кулак, и теперь  уже
Льюс  Тэрин  отшатнулся, с трудом переводя дыхание, заметив, как  сверкают
глаза Предателя.
 Осторожно  Льюс  Тэрин  опустил  Илиену,  нежно  провел  пальцами  по  ее
волосам.  Когда  он  встал, слезы застилали взор,  но  голос  его  отдавал
холодом и металлом.
 -  Что  бы ты ни сделал, этому не будет прощения, Предатель, но за смерть
Илиены я уничтожу тебя, и твой хозяин не поможет тебе. Готовься к...
 -  Вспомни,  ты,  глупец!  Вспомни тщету  своего  нападения  на  Великого
Повелителя Тьмы! Вспомни ответный удар! Вспомни! Даже теперь Сто Спутников
раздирают  мир  на  части, и каждый день еще сто человек присоединяются  к
ним.  Чья  рука погубила Илиену Солнечноволосую, Убийца Родичей?  Не  моя.
Нет,  не  моя! Чья рука поразила всякую жизнь, которая несла в  себе  хоть
каплю  твоей  крови, всех, кто любил тебя, всех, кого любил  ты?  Не  моя,
Убийца  Родичей.  Нет,  не  моя.  Вспомни  все,  и  ты  узнаешь  цену   за
сопротивление Шайи'тану!
 Внезапно  по  лицу  Льюса Тэрина, покрытому копотью и грязью,  покатились
капли пота. Он вспомнил: туманное воспоминание, похожее на сон во сне,  но
он понял, оно - правда.
 Стены  отразили  дикий  рев  человека, вдруг  открывшего,  что  душа  его
проклята  навеки, проклята за деяния его собственных рук. Он стал царапать
лицо, словно желая вырвать глаза и не видеть того, что содеял. Везде, куда
бы  Льюс Тэрин ни устремлял взгляд, он видел мертвых. Были они растерзаны,
изломаны,   опалены  огнем,  наполовину  поглощены  камнем.   Везде   были
безжизненные  лица тех, кого он знал, тех, кого он любил. Старые  слуги  и
друзья детства, верные соратники, прошедшие с ним через многие годы  битв.
И его дети. Его сыновья и дочери, замершие навсегда, лежащие словно сломан
ные  куклы.  Все  пали от его руки. Лица детей обвиняли,  невидящие  глаза
вопрошали, - и слезы его не стали для них ответом. Смех Предателя  стегал,
как  кнут,  заглушая  стоны. Льюс Тэрин больше не  мог  видеть  эти  лица,
терпеть  эту  боль. Не мог вынести всего этого. В отчаянии он потянулся  к
Истинному Источнику, к попорченному Саидин, и Переместился.
 Местность оказалась ровной и пустынной. Поблизости несла свои воды  река,
широкая и прямая, но Льюс Тэрин ощущал, что на сотню лиг вокруг не было ни
души.  Он  был один, в таком одиночестве, в каком может пребывать человек,
пока  жив,  но  от  воспоминаний тем не менее убежать  не  удалось.  Глаза
преследовали его, преследовали по бесконечным пещерам разума.  Он  не  мог
спрятаться от них. Глаза его детей. Глаза Илиены. Слезы блеснули на  щеках
Льюса Тэрина, когда он поднял лицо к небу.
 - Свет, прости меня!
 Он  не  верил, что прощение придет. За то, что он сделал, - нет. Но  Льюс
Тэрин Теламон все равно кричал, обращаясь к небу, моля о том, чего не  мог
получить, моля о прощении, не веря в то, что может быть прощен.
 Он  по-прежнему  касался Саидин, мужской половины  силы,  которая  правит
Вселенной  и вращает Колесо Времени, и ощущал маслянистое пятно, пачкающее
его  поверхность, - пятно ответного удара Тени, пятно, которое обрекло мир
на гибель. Из-за него. Так как в гордыне своей он возомнил, что люди могут
сравниться с Создателем, что они могут восстановить созданное Творцом,  но
+n$l,( же испорченное. В гордыне своей он верил в это.
 Льюс  Тэрин  потянулся к Истинному Источнику, жадно припав  к  нему,  как
умирающий от жажды - к сосуду с водой. Он стал быстро черпать Единую Силу,
больше,  чем  мог  направить без посторонней помощи,  и  кожу  его  словно
охватило  пламенем. Напрягаясь изо всех сил, он заставил себя вобрать  еще
больше, стараясь вычерпать все.
 - Свет, прости меня! Илиена!
 Воздух  обратился  в  пламя, огонь стал жидким сиянием.  С  неба  ударила
молния,  и  всякий, кто хоть на миг бы узрел ее, выжег  бы  себе  глаза  и
ослеп.  Сорвавшись с небес, огненная стрела пронзила Льюса Тэрина Теламона
и  прожгла  себе  путь  в недра земли. Едва она коснулась  скалы,  как  та
обратилась  в пар. Земля заметалась и затряслась, словно живое существо  в
предсмертной  агонии.  Исчез  сияющий  стержень,  на  одно  биение  сердца
связавший  землю  и  небо, и земля пошла волнами, словно  море  в  бешеный
шторм. Плавящиеся скалы взлетели вверх на сотни футов, вздыбилась стонущая
земля,  взметнув  еще выше пылающий фонтан, С воем примчались  ветры  -  с
севера  и с юга, с востока и с запада. Они с хрустом переламывали деревья,
словно  те  были  тонкими  прутиками, яростные  порывы  своими  ударами  и
пронзительным свистом как бы помогали горе расти все выше к небу. Все выше
к небу, все выше.
 Наконец  ветры  стихли, земля успокоилась, подрагивая в такт  отдаленному
грохоту. От Льюса Тэрина Теламона не осталось и следа. Там, где он  стоял,
теперь,  устремившись  на  мили в небо, возвышалась  гора;  пышущая  жаром
земных  глубин  лава еще выплескивалась из обломанной верхушки.  Катаклизм
сдвинул  русло  прежде  прямой реки в сторону; теперь  она  большой  дугой
огибала  гору, и в самой середине реки, разделяя ее на два рукава,  возник
длинный  остров. Тень от горы почти достигала острова, ее  мрачная  полоса
легла   на   равнину   печатью  зловещего  пророчества.   Какое-то   время
единственным звуком был глухой протестующий гул.
 Воздух  над  островом  замерцал и сгустился. Появилась  фигура  человека.
Мужчина  в  черном  стоял  и разглядывал огненную  гору,  поднявшуюся  над
равниной. Черты его лица исказились от ярости и презрения.
 -  Ты  не  уйдешь так просто, Дракон. Меж нами еще не все кончено.  И  не
кончится - до скончания времен!
 Затем он исчез, а гора и остров остались одни. Остались ждать.
   И пала Тень на землю, и раскололся Мир, как камень. И отступили океаны,
и сгинули горы, и народы рассеялись по восьми сторонам Мира. Луна была как
   кровь, а солнце как пепел. И кипели моря, и живые позавидовали мертвым.
Разрушено было все, и все потеряно, все, кроме памяти, и одно воспоминание
превыше всех прочих - о том, кто принес Тень и Разлом Мира. И имя ему было
                                                                 - Дракон.

                                          (из Алет нин Таэрин алта Камора,
                                                              Разлом Мира.
                                       Неизвестный автор, Четвертая Эпоха)


  И явилось это в те дни, как являлось раньше и как будет являться не раз,
    - Тьма тяжко легла на землю и омрачила сердца людей, и увяли листья, и
   пожухли травы, и умерла надежда. И возопили люди к Создателю, говоря: О
   Свет Небес, Свет Мира, пусть гора родит Обещанного, о котором говорят
пророчества, как то было в эпохах прошедших и как то будет в эпохах
    грядущих. Пусть Принц Утра споет земле о зеленеющей траве и о долинах,
  полнящихся агнцами. Пусть длань Повелителя Рассвета укроет нас от Тьмы и
   великий меч справедливости защитит нас. Пусть вновь несется Дракон на
ветрах времени.

                                            (из Харал Дрианаан тэ Каламон,
                                                             Цикл Дракона.
                                       Неизвестный автор, Четвертая Эпоха)

                                                              КНИГА ПЕРВАЯ
                                                                  ОКО МИРА

                                                                     ТОМ 1

                                                                   ГЛАВА 1
                                                             ПУСТАЯ ДОРОГА

 Вращается  Колесо Времени, приходят и уходят Эпохи, оставляя в наследство
воспоминания, которые становятся легендой. Легенда тускнеет, превращаясь в
миф,  и  даже миф оказывается давно забыт, когда Эпоха, что породила  его,
приходит  вновь.  В Эпоху, называемую Третьей Эпохой, Эпоху,  которая  еще
будет, Эпоху, давно минувшую, поднялся ветер в Горах Тумана. Не был  ветер
началом.  Нет  ни  начала, ни конца оборотам Колеса Времени.  Оно  само  -
начало всех начал.
 Ветер,  что родился под пиками, вечно одетыми в облака, давшие  горам  их
название,  дул на восток, через Песчаные Холмы, что до Разлома  Мира  были
берегом  великого  океана.  Он устремился в Двуречье,  в  буреломный  лес,
прозванный  Западным  Лесом, и врезался в двух  человек,  идущих  рядом  с
лошадью,  запряженной  в  двуколку. Они спускались  по  усеянному  камнями
проселку, который назывался Карьерная Дорога. Ветер дышал ледяным  холодом
снежных зарядов, хотя весна должна была наступить уже добрый месяц назад.
 Порывы  ветра  налетели  на  Ранда ал'Тора, прижали  плащ  к  его  спине,
обернули  вокруг ног шерстяную ткань серо-бурого цвета, а затем  принялись
трепать  край  плаща. Ранд подумал, что стоило бы одеться потеплее,  взять
еще  одну рубаху или накинуть плащ потяжелее. Попытка справиться с  плащом
одной рукой - в другой он сжимал лук с наложенной на тетиву стрелой - ни к
чему  хорошему  не  привела:  пока  он возился  с  плащом,  тот  ухитрился
зацепиться за колчан, висящий у Ранда возле бедрам
 Когда  сильный порыв ветра выдернул плащ у него из рук, Ранд через  спину
косматой  гнедой  кобылы  взглянул на отца.  Он  чувствовал  себя  немного
неловко из-за своего желания убедиться, что Тэм все еще рядом, но такой уж
выдался  день.  Завывал ветер, но, когда вой утихал, стояла тишина.  Тихий
скрип  оси двуколки звучал неестественно громко. В лесу не пели птицы,  не
пересвистывались на ветках белки. Ранд этого и не ждал.- в такую-то весну.
 Зелеными были только те деревья, что не сбросили на зиму листья  и  хвою.
Камни  и корни деревьев оплетала коричневая спутанная паутина прошлогодних
побегов  куманики.  Среди  трав  больше  всего  было  крапивы,  попадались
растения  с  колючками и репьями, некоторые, когда их  подминал  под  себя
неосторожный  сапог, отвратительно воняли. В глубокой тени плотно  стоящих
деревьев  еще  сохранились белые снеговые тропки. Туда не могли  пробиться
солнечные  лучи,  не  имевшие ни нужной силы,  ни  тепла.  Бледное  солнце
зацепилось  за  верхушки деревьев на востоке, но  свет  его  был  подернут
темной  рябью, будто смешанный с тенью. Утро было тревожным, наводящим  на
малоприятные размышления.
 Без  всякой  задней мысли Ранд потрогал на хвостовике стрелы прорезь  для
тетивы, готовый одним плавным движением подтянуть ее к щеке - как учил его
Тэм. На фермах зима выдалась тяжелой, худшей из всех, что помнили старики,
но  в  горах она должна была оказаться еще более жестокой, если судить  по
количеству волков, устремившихся с гор в Двуречье. Волки совершали  набеги
на  овчарни и нацеливались на хлева, чтобы добраться до скотины и лошадей.
За овцами повадились и медведи - и это там, где медведей годами не видели.
Выходить  со  двора  с  наступлением темноты стало небезопасно.  Столь  же
часто,  как  и  овцы, добычей зверей становились люди, и не  только  после
захода солнца.
 По  другую  сторону  от Белы равномерно шагал Тэм,  используя  копье  как
дорожный  посох  и  не  обращая  внимания  на  ветер,  который  играл  его
коричневым плащом, развевая его, точно знамя. Время от времени он легонько
похлопывал   кобылу  по  боку,  чтобы  та  не  останавливалась.   Плотного
телосложения, с могучей грудью и с широким лицом, в это утро он был единст
венной  опорой  реального  мира, словно камень в самой  середине  медленно
проплывающего видения. Пусть морщинисты его загорелые щеки,  пусть  седина
выбелила  когда-то  темные волосы, но в нем была  прочность  -  поток  мог
бурлить вокруг него, но сбить его с ног был не в силах. Тэм спокойно шагал
по  дороге. Волки и медведи были, как он говаривал, "зверье что  надо",  и
+n!.),  кто  держит  овец, должен их опасаться, но им  лучше  не  пытаться
остановить Тэма ал'Тора, направляющегося в Эмондов Луг.
 Виновато вздрогнув, Ранд вернулся к наблюдению за своей стороной  дороги:
деловитость  Тэма напомнила ему о собственных обязанностях.  Ранд  был  на
голову  выше отца, выше любого в округе, но телосложением мало походил  на
Тэма,  за  исключением,  пожалуй, широких плеч. Серые  глаза  и  рыжеватые
волосы  достались Ранду, как утверждал Тэм, от матери. Она была нездешней,
и  Ранд  плохо  ее помнил, разве что улыбающееся лицо, хотя каждый  год  -
весной, в Бэл Тайн, и летом, в День Солнца,.- приносил цветы на ее могилу.
 В  повозке  лежали два маленьких бочонка яблочного бренди  Тэма,  там  же
находились  восемь  больших  бочек  яблочного  сидра  -  небольшая,   доля
спиртного  из  зимних  запасов. Каждый год  Тэм  доставлял  такой  груз  в
гостиницу "Винный Ручей", чтобы было что выпить в Бэл Тайн. Он заявил, что
этой весной его может остановить только нечто большее, чем просто волки  и
холодный ветер. Из-за волков-то они и не были в деревне несколько  недель.
В  эти  дни даже Тэм не уходил с фермы надолго. Но относительно  бренди  и
сидра  Тэм  дал слово, а для Тэма было важно исполнить обещанное,  -  даже
если  ему  придется  отложить доставку груза до кануна Праздника.  А  Ранд
только  рад  был  выбраться с фермы, почти так же рад, как  и  самому  Бэл
Тайну.
 Ранд  следил за своей стороной дороги и вдруг почувствовал,  что  за  ним
кто-то наблюдает. Какое-то время он старался не обращать на это внимания -
среди  деревьев ничто не шелохнулось, не раздалось ни звука, только  ветер
шумел.  Но  ощущение не только не исчезло, оно стало сильнее.  Волоски  на
руках шевельнулись, по коже пробежал зуд, ее защипало, словно бы ее кололи
тысячи иголок.
 Ранд раздраженно перехватил лук, чтобы почесать руки, и приказал себе  не
поддаваться фантазиям. С его стороны леса ничего не было, а Там сказал бы,
если  что-то произошло с его стороны. Ранд бросил взгляд через плечо...  и
прищурился.  Не  более чем в двадцати спанах за ними по  дороге  следовала
верхом на лошади фигура в плаще, лошадь и всадник одинаково черные, унылые
и без единого светлого пятна.
 Скорее машинально, Ранд отступил на шаг, к борту повозки.
 Плащ скрывал всадника до голенищ сапог, капюшон был надвинут так, что  не
позволял ничего разглядеть. Ранд смутно подумал, что во всаднике есть что-
то  странное,  взгляд  притягивало остающееся в тени лицо  под  капюшоном.
Видны были лишь неясные очертания лица, но у Ранда возникло ощущение,  что
смотрит он прямо в глаза верховому. И взгляда он отвести не мог. В  животе
появилась  вызывающая тошноту слабость. Под капюшоном  Ранд  видел  только
тень,  но  ощущал  ненависть, ощущал так же остро,  как  будто  смотрел  в
перекошенное от злобы лицо, - ненависть ко всему живому. И сильнее всего -
ненависть к нему.
 Вдруг  Ранд  споткнулся о подвернувшийся под ногу камень,  и  взгляд  его
оторвался  от  темного всадника. Он пошатнулся и, выронив лук  на  дорогу,
уцепился рукой за упряжь Белы, - если бы не это, он наверняка бы грохнулся
спиной  наземь. Испуганно фыркнув, кобыла остановилась и повернула голову,
чтобы увидеть, что ее там схватило.
 Тэм хмуро глянул на Ранда поверх спины Белы:
 - Что там с тобой, парень?
 -  Всадник, - выдохнул Ранд, выпрямляясь. - Кто-то чужой едет за нами  по
пятам.
 -  Где?  -  Старший  поднял  копье с широким  наконечником  и  пристально
посмотрел назад.
 -  Там,  на...  -  Слова застряли у Ранда в горле, когда  он  повернулся,
чтобы показать преследователя. Дорога была пуста. Не веря своим глазам, он
всмотрелся  в  лес по обе стороны дороги. Среди деревьев с голыми  ветвями
спрятаться  было никак нельзя, но там не было ни намека на лошадь  или  на
всадника. Его глаза встретились с сомневающимся взглядом отца.  -  Он  был
там. Человек в черном плаще и на черной лошади.
 - Не сомневаюсь в твоих словах, парень, но куда он делся?
 - Не знаю, но он там был.
 Ранд поднял лук и стрелу, торопливо проверил оперение, приложил стрелу  и
наполовину  натянул лук, но сразу же ослабил тетиву. Целиться  было  не  в
кого.
 - Он был!
 Тэм покачал седеющей головой:
 -  Ну,  если  ты  так  говоришь, парень... Пойдем  посмотрим.  От  лошади
останутся отпечатки копыт, даже на такой почве.
 Он развернулся и сделал несколько шагов, его плащ хлопал на ветру.
 -  Если  мы  обнаружим следы, то будем уверены в том, что он  был  здесь.
Если  же нет... Что ж, значит, эти дни заставляют человека думать, что  он
что-то видит.
 Вдруг  Ранда  осенило, что такого странного было во всаднике,  не  считая
того,  был ли он вообще. Ветер, который стегал Тэма и его, оказался  не  в
силах приподнять полы того черного плаща. У Ранда разом пересохло во  рту.
Он должен был сообразить это. Отец прав; это утро играет нехорошие шутки с
воображением. Но Ранду в это как-то не верилось. Вот только как  высказать
отцу, что незнакомец, - похоже, просто растворившийся в воздухе, - одет  в
плащ, которому нет дела до ветра?
 Обеспокоенно  нахмурившись, Ранд всматривался в окружающий  лес,  который
теперь  выглядел иначе, чем раньше. Юноша свободно бегал по лесу, чуть  ли
не  с того возраста, как начал ходить. Учился плавать в озерцах и речушках
Приречного  Леса,  что за последними фермами к востоку от  Эмондова  Луга.
Бродил по Песчаным Холмам - о которых многие в Двуречье говорят, будто  те
приносят  несчастье. Однажды он, вместе со своими лучшими  друзьями  Мэтом
Коутоном и Перрином Айбара, добрался до самых подножий Гор Тумана, намного
дальше  того, куда решалось зайти большинство жителей Эмондова  Луга,  для
тех  событием  было и путешествие в соседнюю деревню, к Сторожевому  Холму
или  к Дивен Райд. Но нигде Ранду не встретилось мест, к которым следовало
относиться с опаской. Однако сегодня Западный Лес не походил на  тот  лес,
что он помнил. Человек, который исчезает так неожиданно, столь же внезапно
может и появиться, возможно, даже прямо перед ними.
 -  Нет, отец, не надо! - Когда Тэм, удивленный, остановился, Ранд спрятал
свой румянец, натянув поглубже капюшон плаща. - Наверное, ты прав. Незачем
искать  то, чего здесь нет. Нет смысла впустую тратить время, мы  как  раз
успеем добраться до деревни и укрыться от этого ветра.
 -  Чтобы  согреться, мне хватит трубки и кружки эля,  -  медленно  сказал
Тэм. Он ухмыльнулся: - А ты, по-моему, очень хочешь увидеть Эгвейн.
 Ранд  вымученно  улыбнулся. Сейчас ему меньше  всего  хотелось  думать  о
дочке  мэра.  Мысли его и так были в крайнем беспорядке. За последний  год
она,  когда бы они ни встретились, постоянно сбивала его с толку.  И,  что
хуже  всего,  она, похоже, не сознавала этого. Нет, Ранду  определенно  не
хотелось забивать себе сейчас голову еще и мыслями об Эгвейн.
 Ранд  надеялся,  что  отец не заметил, как он испуган,  когда  Тэм  вдруг
сказал:
 - Помни пламя, парень, и пустоту.
 Этому  необычному  упражнению  Ранда научил  Тэм.  Сконцентрироваться  на
язычке  пламени  и  отправить в него все свои  сильные  чувства  -  страх,
ненависть,  гнев,  -  пока разум не станет пуст. Стань  един  с  пустотой,
говорил Тэм, и ты будешь способен на все. Никто больше в Эмондовом Лугу не
говорил  так.  Но  на ежегодных состязаниях лучников, в  день  Бэл  Тайна,
победы  все  время  одерживал Тэм - со своими пламенем  и  пустотой.  Ранд
спросил  себя, удастся ли ему самому стать одним из первых, если совладает
с  пустотой  и  она ему поможет. Упоминание Тэма означало,  что  отец  все
заметил, но больше ничего об этом тот не сказал.
 Тэм  причмокнул,  погоняя лошадь, и они пошли по  дороге  дальше,  причем
старший  зашагал  с  таким  видом, будто  ничего  не  произошло  и  ничего
произойти  и  не могло. Ранд попробовал, подражая ему, достичь  пустоты  в
своем  сознании,  но  постоянно мысли соскальзывали на  образ  всадника  в
черном плаще.
 Ему  хотелось верить, что Тэм прав и всадник - лишь игра его воображения,
но он очень хорошо помнил то ощущение ненависти. Кто-то был. И этот кто-то
затаил  на него зло. Ранд не оглядывался, пока не оказался среди  высоких,
островерхих, крытых соломой домов Эмондова Луга.
 Деревня  находилась вблизи Западного Леса, который к околице  мало-помалу
редел,  но  несколько  деревьев  стояли  возле  крепких  каркасных  домов.
Местность полого опускалась к востоку. Фермы, огороженные плетнями поля  и
пастбища,  перемежаемые иногда заплатами рощиц, стеганым одеялом покрывали
Двуречье за деревней вплоть до Приречного Леса с его путаной сетью речушек
и  прудов.  К  западу земля была весьма плодородной,  и  трава  на  тучных
/  ab!(i e росла в изобилии почти все годы, но фермы в Западном Лесу можно
было пересчитать по пальцам. Но даже их не было на мили вокруг от Песчаных
Холмов, не говоря уже о Горах Тумана, что возвышались за лесом и,  хотя  и
вдалеке,  ясно виднелись из Эмондова Луга. Некоторые заявляли, что  в  тех
местах  слишком много скал, - будто где-то в Двуречье их не было, - другие
утверждали, что те места не приносят счастья. Кое-кто ворчал вполголоса  о
том,  что нет никакого проку жить к горам ближе, чем нужно. Что бы ни было
тому  причиной,  но  только самые смелые обзаводились фермами  в  Западном
Лесу.
 Как  только  двуколка въехала в деревню, сразу вокруг нее стайками  стали
кружиться  ребятишки  и собаки. Бела терпеливо брела  вперед,  не  обращая
внимания  на  галдящих мальчишек, что вертелись у нее под носом,  играя  в
пятнашки и гоняя обручи. В прошлые месяцы детям было не до веселья  и  игр
на  улице:  страх перед волками удерживал их по домам, даже  когда  погода
смягчилась. Казалось, наступающий Бэл Тайн заново научил их играть.
 Близкий  Праздник  сказывался и на взрослых.  Широкие  ставни  распахнуты
настежь,  и почти в каждом окне хозяйки в передниках и с длинными  косами,
заправленными  под  головные  платки,  проветривали  простыни  и  взбивали
перекинутые  через подоконники и свешивающиеся из окон перины. Пробивается
листва  на  деревьях  или нет, но ни одна женщина не  позволит  Бэл  Тайну
наступить раньше, чем будет закончена весенняя приборка. В каждом дворе на
заборах  висели  коврики,  и ребятишки, которые  не  оказались  достаточно
проворными,  чтобы  сбежать на улицу, вымещали  обиду  за  крушение  своих
планов на половиках, поднимая клубы пыли плетеными выбивалками. Там и  тут
рачительные хозяева ползали по крышам, проверяя, какой урон нанесла зима и
не нужно ли позвать кровельщика, старого Кенна Буйе.
 Не  раз Тэма останавливали для короткого разговора. Его и Ранда несколько
недель  не  было  в деревне, и каждый хотел узнать, как  обстоят  дела  на
ферме.  Из Западного Леса уже прибыло несколько человек. Тэм рассказал  об
ущербе,  причиненном зимними вьюгами, одна хуже другой, о  ягнятах,  родив
шихся  мертвыми,  о  бурых пашнях, где должно было уже прорасти  зерно,  о
выгонах, где давно должна бы зеленеть трава, о воронах, сбивающихся стаями
там,  где раньше годами вили гнезда певчие птицы, Хмурые разговоры на фоне
приготовлений к Бэл Тайну, и еще больше озабоченных покачиваний  головами.
И так со всех сторон.
 Большинство  мужчин пожимали плечами и говорили: "Что ж, переживем,  будь
на  то  воля Света". Кое-кто ухмылялся и добавлял: "И если не будет на  то
воли Света, все равно переживем".
 Такова  была  жизнь людей Двуречья. Народа, которому приходится  смотреть
на  то,  как град побил его зерно, как волки уносят его ягнят, и  которому
нужно начинать все заново - неважно, сколько лет это продолжается, - такой
народ  так просто не уступит. Почти все те, кто быстро сдался, уже давным-
давно умерли.
 Тэм  не  остановился бы из-за Вита Конгара, если бы тот не протянул  свои
ноги  поперек улицы - ни проехать, ни пройти. Конгары, как и Коплины, (эти
две семьи так перемешались, что никто точно не знал, где кончается одна  и
начинается другая) - от Дивен Райд и до Сторожевого Холма, а может,  и  до
Таренского Перевоза были известны как вечно чем-то недовольный,  постоянно
на что-то жалующийся да еще и причиняющий всякие беспокойства народец.
 -  Мне  нужно  передать это Брану ал'Виру, Вит, - сказал  Тэм,  кивая  на
бочонки в повозке, но тощий Вит оказался упрям. Он с кислой миной разлегся
на  своем  крыльце,  а  не на крыше, хотя та явно  нуждалась  во  внимании
мастера  Буйе.  Готовностью  взяться за какое-либо  дело  второй  раз  или
закончить  раз  начатое  Вит не славился. Многие из  Коплинов  и  Конгаров
походили этим на него, а кто не был похож, оказывался еще хуже.
 -  Ну,  ал'Тор,  что будем делать с Найнив? - вопросил Конгар.  -  Нам  в
Эмондовом Лугу такая Мудрая без надобности.
 Тэм тяжело вздохнул:
 - Это не наша забота, Вит. Мудрая - дело женщин.
 -  Да  ладно,  надо  же  что-то делать, ал'Тор. Она говорила,  что  будет
мягкая  зима. И добрый урожай. А теперь спроси-ка у нее, что она слышит  в
ветре, так она лишь нахмурит брови, посмотрит сердито да ногой топнет.
 -  Если ты спросишь ее так, как спрашиваешь обычно, Вит, - сказал Тэм, не
теряя  выдержки,  - считай, что тебе повезло, если она не  поколотит  тебя
своим посохом. А сейчас, если ты не против, это бренди...
 -  Найнив  ал'Мира  чересчур молода для Мудрой, ал'Тор.  Если  ничего  не
делает Круг Женщин, значит, должен вмешаться Совет Деревни.
 -  Какое  тебе дело до Мудрой, Вит Конгар? - взвился женский  голос.  Вит
дернулся  и  поджал ноги, когда из дома показалась его жена.  Дейз  Конгар
была  вдвое  больше  мужа в обхвате, без единой унции  жира  и  с  грубыми
чертами  лица.  Она свирепо глядела на мужа, уперев руки  в  бедра.  -  Ты
лезешь  в  дела  Круга Женщин, а вот посмотрим, как тебе  понравится  есть
собственную стряпню. Которую ты будешь готовить не на моей кухне. И как ты
будешь  сам  стирать  свою одежонку, и как тебе будет  спаться  одному  на
кровати. Которая будет не под моей крышей!
 - Но, Дейз, - заскулил Вит, - я только...
 - С вашего позволения, Дейз, - сказал Там. - Вит! Да осияет вас Свет!
 Он  пустил Белу шагом в обход тощего малого. Покамест внимание Дейз  было
поглощено  мужем, но в любой момент до нее могло дойти,  с  кем  беседовал
Вит. И тогда...
 Именно  поэтому  Тэм  и  Ранд  и  не принимали  приглашений  остановиться
ненадолго и перекусить или выпить чего-нибудь горячего. Едва завидев Тэма,
добрые  хозяйки  Эмондова  Луга делали стойку,  словно  гончие,  почуявшие
кролика.  Любая из них в точности знала, кто в самый раз подойдет  в  жены
вдовцу с хорошей фермой в придачу, пускай даже и в Западном Лесу.
 Ранд  шел  в  этом  отношении почти вровень с Тэмом, а иногда,  может,  и
опережал отца. Не раз, когда Тэма не оказывалось рядом, его почти загоняли
в   угол,   не   оставляя  иного  способа  к  бегству,  кроме   проявления
невоспитанности.  Усадив  на  стул подле кухонного  очага,  его  потчевали
печеньем,  медовыми пряниками и пирожками с мясом. И всегда глаза  хозяйки
взвешивали и обмеряли Ранда с такой же точностью, как весы и мерные  ленты
торговца,  пока  сама она толковала: мол, угощенье по  вкусу  ни  в  какое
сравнение  не  идет  с  тем, что готовит ее вдовая сестрица,  или  кузина,
которая  всего-то  на  год  ее  старше.  Тэму,  конечно,  не  стоит  брать
молоденькую, убеждала его хозяйка. Хорошо, что он так любил свою  жену,  -
это  сулит только хорошее той, кто станет его женой, - но уж больно  долго
Тэм  в  трауре.  Ему  нужна хорошая женщина. Это же  очевидно,  утверждала
добровольная  сваха,  что мужчине не обойтись без  женщины,  которая  забо
тилась  бы  о  нем  и  оберегала от волнений. Хуже всего  бывало  с  теми,
которые,  многозначительно помолчав после такого вступления,  с  нарочитой
небрежностью спрашивали потом, сколько сейчас лет ему.
 Как   у   большинства  двуреченцев,  в  натуре  Ранда  ярко   проявлялось
упрямство.  Чужеземцы иногда говорили, что по этой,  чуть  ли  не  главной
черте  характера  всегда можно узнать людей из Двуречья: те  вполне  могут
давать  уроки упрямства мулам и учить этому камни. Хозяйки большей  частью
были  добрыми и славными женщинами, но Ранд терпеть не мог,  когда  его  к
чему-то  принуждают, и из-за их обращения чувствовал себя так,  будто  его
погоняют  палками.  Поэтому теперь он шагал быстро и всем  сердцем  хотел,
чтобы Тэм поторопил Белу.
 Вскоре  улица вышла на Лужайку - широкую площадь посреди деревни,  обычно
поросшую толстым травяным ковром. Этой весной на Лужайке, среди желтовато-
бурой  жухлой  травы и черноты голой земли, проглядывали  всего  несколько
островков новой зелени. Неподалеку вышагивали вперевалку пара дюжин гусей,
оглядывая  землю маленькими блестящими глазками, но не находя ничего,  что
заслуживало  бы их внимания. Кто-то привязал корову попастись  на  скудной
растительности.
 На  западной  стороне  Лужайки из-под Камня  брал  начало  Винный  Ручей,
который никогда не иссякал. Его течение было настолько сильным, что  могло
сбить  человека с ног, а вода оправдывала название ручья своей  свежестью.
От этого истока, быстро расширяясь, торопливо текла на восток Винная Река,
ее  берега заросли ивой до мельницы мастера Тэйна и даже дальше, пока  она
не  разделялась  на дюжины протоков в болотистых дебрях  Приречного  Леса.
Возле   Лужайки  через  прозрачный  поток  были  переброшены  два   низких
огражденных  мостика  и еще один, пошире и покрепче, чтобы  мог  выдержать
повозки.  Фургонный  Мост отмечал место, где Северная  Дорога,  идущая  от
Таренского  Перевоза  и  Сторожевого Холма,  становилась  Старым  Трактом,
ведущим к Дивен Райд. Чужестранцы иногда находили забавным, что одна и  та
же  дорога  имеет разные названия: одно - к северу, а другое - к  югу.  Но
таков был обычай, который, сколько помнили в Эмондовом Лугу, был всегда, и
значит, так тому и быть. Для народа Двуречья вполне резонная причина.
 На  дальней стороне мостков виднелись подготовленная к Бэл Тайну земляная
насыпь для костров и три аккуратные поленницы дров, почти такой же высоты,
что и дома. Какой бы ни был Праздник, костры должны гореть на Лужайке,  но
не  на  самой  траве, даже такой, как сейчас, а на очищенной земле.  Возле
Винного  Ручья  десятой два пожилых женщин устанавливали Весенний  Шест  и
негромко  напевали.  Очищенный  от  сучков,  прямой,  гладкий  ствол   ели
возвышался  на  десять футов, даже когда его опустили в вырытую  для  него
яму.  Чуть  поодаль  сидели скрестив ноги несколько девушек,  слишком  еще
молодых, чтобы им заплетали косы. Они завистливо наблюдали за происходящим
и время от времени подпевали работающим женщинам.
 Тэм  прицокнул на Белу, словно желая поторопить ее, на что она  никак  не
отреагировала,  и  Ранд намеренно отвел глаза, чтобы не видеть  того,  чем
заняты  женщины.  Утром мужчинам надо будет делать вид, что  они  удивлены
появлением  Шеста. Потом, днем, незамужние девушки будут танцевать  вокруг
Шеста,  обвивая  его длинными цветными лентами под песни холостых  мужчин.
Никто  не знал, откуда взялся этот обычай - еще один всегда существовавший
обычай, - но он был предлогом для песен и танцев, и никому в Двуречье  для
этого не нужен был иной предлог.
 Целый   день  Бэл  Тайна  занимали  песни,  танцы,  угощения,  не  считая
состязаний  по  ходьбе,  да  и  не только  по  ней.  Призами  награждались
победители  в  стрельбе  из лука, лучшие в метании  камней  из  пращи,  во
владении  дорожным  посохом.  Соревновались в разгадывании  головоломок  и
загадок,  в  перетягивании каната, в поднятии тяжестей  и  бросках  их  на
дальность.  Полагались  призы и лучшему танцору,  лучшему  певцу,  лучшему
скрипачу, самому быстрому в стрижке овец, даже лучшим игрокам в шары  и  в
дротики.
 Бэл  Тайн  всегда  проводится тогда, когда бесповоротно наступила  весна,
когда появляются на свет первые ягнята и когда зеленеют первые всходы.  Но
ни  у  кого  и в мыслях не было теперь отложить его, пусть даже  холод  не
хочет  отступать. Каждому хотелось немного попеть и потанцевать.  Вдобавок
ко  всему  на  Лужайке,  по  слухам, намечался  грандиозный  фейерверк,  -
разумеется,  если первый в этом году торговец появится вовремя.  Толки  об
этом  стали  предметом досужих пересудов - с последнего фейерверка  прошло
уже десять лет, но об этом событии все еще вспоминали.
 Гостиница  "Винный Ручей" стояла на восточном краю Лужайки,  сразу  возле
Фургонного  Моста.  Первый этаж ее был сложен из речного  камня,  хотя  на
фундамент пошли более древние камни, привезенные, поговаривали, чуть ли не
с гор. На втором этаже, чьи побеленные стены выступали, нависая над нижним
этажом,  вокруг  всего здания, в задних комнатах жил с  женой  и  дочерьми
Бранделвин ал'Вир, содержатель гостиницы и вот уже двадцать лет бессменный
мэр Эмондова Луга. Красная черепичная крыша - одна такая во всей деревне -
чуть  поблескивала  в слабых лучах солнца, а над тремя из  дюжины  высоких
труб на крыше поднимались дымки.
 К  южному  концу здания, в стороне от речки, примыкали остатки еще  более
обширного каменного фундамента, бывшего когда-то частью гостиницы  -  так,
по крайней мере, говорили. Теперь в самой его середине возвышался огромный
дуб  со стволом, имевшим в обхвате шагов тридцать, и с сучьями толщиной  с
человека.  Летом  под его раскидистую крону Бран ал'Вир выносил  столы,  и
посетители могли в свое удовольствие посидеть в тенечке, наслаждаясь вином
и  прохладным  ветерком, проводя время за беседой или разложив  доску  для
игры в камни.
 -  Вот  мы и на месте, парень. - Тэм протянул было руку к поводьям  Белы,
но  та  уже  остановилась  прямо у входа в  гостиницу.  -  Знаешь,  дорога
оказалась легче, чем я думал, - довольно усмехнулся он.
 Не  успела ось повозки скрипнуть в последний раз, как из дверей гостиницы
появился  Бран  ал'Вир, направляясь к двуколке легкой походкой,  необычной
для  человека, который был вдвое толще любого другого мужчины  в  деревне.
Широкая  улыбка  сияла  на его лице, редкие седые  волосы  были  аккуратно
расчесаны. Невзирая на холод, содержатель гостиницы был только в  жилетке,
живот  его  обтягивал белоснежный, без единого пятнышка,  фартук.  На  шее
висел серебряный медальон в виде чашечных весов.
 Медальон,  а  вместе  с  ним  набор чашечных весов  нормальных  размеров,
предназначенных для взвешивания монет купцов, приезжающих из  Байрлона  за
шерстью  и  табаком, являлся символом должности мэра. Бран носил  медальон
только при заключении сделок с купцами и на празднествах, званых обедах  н
-  свадьбах. Для праздника он надел его рановато, но ведь сегодняшняя ночь
будет  Ночью Зимы, ночью перед Бэл Таймом, когда всяк мог ходить по гостям
почти  до  утра,  обмениваясь маленькими подарочками, слегка  закусывая  и
выпивая  в  любом доме. "После такой зимы,- подумал Ранд,-  он,  наверное,
считает Ночь Зимы удобным предлогом не ждать до завтра".
 -  Там!  -  воскликнул мэр, спеша к Тэму и Ранду. - Да  сияет  надо  мной
Свет, я так рад наконец увидеть тебя! И тебя, Ранд. Как поживаешь, мальчик
мой?
 - Отлично, мастер ал'Вир, - ответил Ранд. - А как вы, сэр?
 Но внимание Брана уже переключилось на Тэма:
 -  Я  уже  начал думать, что в этом году тебе не удастся привезти бренди.
Раньше ты с этим делом никогда так не тянул.
 -  Не хотелось в эти дни оставлять ферму без присмотра, Бран, - отозвался
Там. - Волки эти кругом. Да еще и погода.
 Бран крякнул:
 -  Как  мне хочется, чтобы хоть кто-нибудь заговорил не о погоде. Все  на
нее  жалуются,  а кое-кто, кому следует соображать получше,  ждет,  что  я
наведу  порядок  и  в погоде. Вот сейчас я битых полчаса  объяснял  миссис
ал'Донел, что ничего не могу поделать с аистами. Н-да, знать бы,  что  она
хотела от меня... - Он покачал головой.
 -  Дурной  знак,- раздался скрипучий голос, - в Бэл Тайн  нет  на  крышах
аистиных гнезд.
 К   Тэму  и  Брану  прошествовал  угловатый  и  потемневший,  как  старое
корневище, Кенн Буйе, опиравшийся на такой же высокий и узловатый, как  он
сам,  посох.  Кенн  пытался  смотреть глазками-бусинками  сразу  на  обоих
мужчин.
 - Грядет нечто худшее, попомните еще мои слова.
 -  Ты  стал предсказателем, толкуешь знаки, а? -сухо осведомился  Тэм.  -
Или,  как  Мудрая,  слушаешь ветер? Несомненно, его тут хватает.  Недалеко
отсюда что-то происходит.
 -  Смейтесь, смейтесь, коли хочется, - пробормотал Кенн, - но если  тепла
недостанет, чтобы зерно поскорее дало всходы, то до жатвы опустеет не один
погреб  с  овощами. Следующей зимой в Двуречье не останется никого,  кроме
волков и воронов. И хорошо, если следующей зимой. То же может случиться  и
в эту.
 -  Ну  и  что  означают  сии предположения? - язвительно  поинтересовался
Бран.
 Кенн одарил его сердитым взглядом:
 -  Много хорошего о Найнив ал'Мира я не скажу. Ты это знаешь. Одно скажу:
она  слишком молода, чтобы... Ладно, неважно. Круг Женщин возражает, когда
Совет  Деревни всего лишь обсуждает их дела, хотя сами лезут в наши, когда
вздумается, что бывает почти всегда, или так кажется...
 - Кенн, - перебил его Тэм, - какой во всем этом смысл?
 -  Еще какой, ал'Тор! Спроси Мудрую, когда кончится зима, и она уйдет  от
ответа. Может, она не хочет нам рассказывать, что ей говорит ветер. Может,
она  слышит,  что зима не кончится. Может, всего лишь то, что  зима  будет
длиться  до  тех пор, пока не повернется Колесо и не кончится  Эпоха.  Вот
тебе и смысл.
 - А еще, может, овцы научатся летать, - парировал Тэм. Бран воздел руки:
 -  Да  сохранит  меня  Свет от дураков. Кенн, ты - в  Совете  Деревни,  а
повторяешь болтовню Коплина. Ладно, выслушай меня. У нас хватает  забот  и
без...
 Резкий  рывок  за рукав и приглушенный голос отвлекли Ранда от  разговора
старших:
 - Пойдем, Ранд, пока они тут спорят. Пока тебя на работу не запрягли.
 Ранд  глянул  вниз и усмехнулся. Рядом с двуколкой, изогнувшись  жилистым
телом,  словно старающийся сложиться вдвое аист, притаился Мэт Коутон.  Ни
Тэм, ни Бран, ни Кенн его не заметили.
 Карие глаза Мэта, как обычно, блестели озорством.
 -  Мы с Дэвом заловили большого старого барсука, он ворчит вовсю - его  ж
прямо из норы выдернули. Вот мы его сейчас на Лужайку выпустим и поглядим,
как девушки забегают.
 Улыбка  Ранда стала шире; хоть это и не казалось ему таким забавным,  как
год-другой  назад,  но  Мэт, похоже, так никогда и  не  повзрослеет.  Ранд
бросил  взгляд  на  отца.  Трое  мужчин, по-прежнему  занятые  разговором,
#.".`(+( уже чуть ли не все разом.
 Ранд сказал, понизив голос:
 - Я обещал разгрузить сидр. Так что можно встретиться попозже.
 Мат закатил Глаза:
 -  Таскать  бочки! Пусть я сгорю, да лучше мне в камни  играть  со  своей
младшей  сестренкой. Что ж, я знаю кое-что получше барсука. В  Двуречье  -
чужаки. Прошлым вечером...
 Ранд едва не задохнулся от волнения.
 -  Человек верхом на лошади? - спросил он, решившись. - Человек на черной
лошади, в черном плаще? И плащ на ветру не шевелится?
 Мэт проглотил ухмылку, и голос его упал до хриплого шепота:
 -  Ты  тоже его видел? Я думал, что только я. Не смейся, Ранд, но  он  до
смерти меня напугал.
 -  И  не  собираюсь.  Он и меня испугал. Готов поклясться,  он  так  меня
ненавидел,  что хотел убить. - При этом воспоминании Ранд содрогнулся.  До
того  дня он и не предполагал, что кто-то может захотеть его убить,  убить
по-настоящему. Такого в Двуречье еще не было. Кулачный бой может быть  или
борцовская схватка, но не убийство.
 -  Не  знаю  насчет  ненависти. Ранд, но все равно он  и  так  достаточно
жуткий.  Он  просто  сидел  на своей лошади и смотрел  на  меня,  у  самой
деревни,  на околице, и все, но я испугался как никогда в жизни. Всего  на
мгновение я отвел взгляд - что, сам понимаешь, оказалось нелегко, -  потом
смотрю, а его и нет. Кровь и пепел! Вот уже три дня, как это произошло,  а
он  все  из  головы  не  идет. Все время через плечо  оглядываюсь.  -  Мэт
попытался  засмеяться, но смех походил скорее на кваканье или карканье.  -
Занятно,  как  в  тебя может вцепиться испуг. Начинаешь  думать  о  всяком
таком,  странном. Мне даже пришло в голову, буквально на минутку, что  это
мог быть Темный. - Он попытался рассмеяться еще раз, но теперь смех совсем
застрял у него в горле.
 Ранд  глубоко  вздохнул и, то ли желая напомнить самому себе,  то  ли  по
какой другой причине, стал читать наизусть:
 -  Темный  и  все  Отрекшиеся  заключены в  Шайол  Гул,  что  за  Великим
Запустением,  заключены Создателем в миг Творения, заключены до  скончания
времен.  Рука  Создателя оберегает мир, и Свет сияет для всех  нас.  -  Он
перевел дыхание и сказал: - Кроме того, если он и освободился, что Пастырю
Ночи делать в Двуречье - подстерегать фермерских сынков?
 -  Не  знаю.  Но,  по-моему, этот всадник...  зло.  Не  смейся.  Я  готов
поклясться. Может, то был Дракон.
 -  Да-а,  ты  просто переполнен жизнерадостными мыслями, а?  -  проворчал
Ранд. - Твои речи похуже Кенновых.
 -  Моя  мама всегда твердила, что за мной придет Отрекшийся,  если  я  не
перестану себя плохо вести. Если когда-нибудь я увижу кого-то, похожего на
Ишамаэля или Агинора, то это наверняка будет кто-нибудь из них.
 -  Всех  матери  стращают  Отрекшимися, - сдержанно  сказал  Ранд,  -  но
большинство  вырастают из таких сказок. Раз уж речь  зашла  об  этом,  то,
может быть, он Человек Тени?
 Мэт пристально посмотрел на Ранда:
 -  Я  не  был  так напуган с тех... Нет, я вообще не был так испуган,  не
помню за собой такого.
 - Я тоже. Отец думает, что меня смутили тени под деревьями.
 Мэт мрачно кивнул и облокотился о колесо повозки.
 -  Вот-вот, и мой па то же самое. Я рассказал Дэву и Эламу Даутри. С  тех
пор  они озираются по сторонам, как ястребы, но ничего не заметили. Теперь
Элам считает, что я хотел надуть его. Дэв думает, что этот черный заявился
с  Таренского Перевоза - какой-нибудь ворюга, охочий до овец  или  цыплят.
Куриный вор, надо же!
 Мэт оскорбленно замолчал.
 -  Может, все это сплошная глупость, - подвел итог Ранд. - Может быть, он
всего-навсего тот, кто крадет овец.
 Он  попытался  вообразить себе эту картину, но это  было  все  равно  что
представить  здоровенного волчину, притаившегося вместо  кошки  у  мышиной
норки.
 -  Знаешь,  мне  совсем  не понравилось, как он на  меня  посмотрел.  Да,
видно,  и  тебе тоже, раз ты так ухватился за мои слова. Нам надо  кому-то
все рассказать.
 -  Уже  рассказали, Мэт, друг другу - и не поверили. Представь себе,  как
ты  сумеешь убедить мастера ал'Вира в существовании этого малого, когда он
такого  в глаза не видел? Да он пошлет нас к Найнив, чтобы удостовериться,
не больны ли мы.
 - Нас же двое. Никто не поверит, что мы оба это выдумали.
 Ранд  почесал  макушку,  задумавшись, что ответить.  В  деревне  Мэт  был
притчей  во  языцах.  Немногим повезло избежать его шуточек.  Если  где-то
белье  шлепнулось с бельевой веревки в грязь или расстегнувшаяся  подпруга
сбросила  фермера  на  дорогу, тут же всплывало имя Мэта,  которого  рядом
могло и не быть. Лучше уж совсем ничего, чем Мэт-свидетель.
 Чуть погодя Ранд сказал:
 -  Твой отец поверил бы мне, заяви я такое, но вот мой... - Он взглянул в
сторону  Тэма, Брана и Кенна и понял, что смотрит прямо в глаза отцу.  Мэр
все еще отчитывал угрюмо молчащего теперь Кенна.
 -  Доброе  утро, Мэтрим, - весело сказал Там, подтягивая один из бочонков
с  бренди  поближе  к  борту  повозки. -  Вижу,  ты  пришел  помочь  Ранду
разгрузить сидр. Хороший мальчик.
 При  первых  же  словах  Тэма Мэт вскочил на  ноги  и  начал  пятиться  в
сторонку.
 -  Доброго вам утра, мастер ал'Тор! И вам, мастер ал'Вир, мастер Буйе. Да
сияет над вами Свет. Мой па послал меня...
 -  Несомненно, послал, - сказал Тэм. - И нет сомнений, что поскольку ты -
парень, который делает работу по дому сразу, не откладывая, то ты свою уже
выполнил.  Что ж, чем раньше, ребятки, сидр окажется в подвале  у  мастера
ал'Вира, тем раньше вы сможете увидеть менестреля.
 -  Менестреля! - воскликнул Мэт, замерев на полдороге. В то же  мгновение
Ранд спросил:
 - Когда он здесь будет?
 За всю жизнь Ранд мог припомнить только двух менестрелей, появлявшихся  в
Двуречье.  Одного  из них он видел, когда был совсем малышом  и  сидел  на
плечах  у  Тэма. То, что здесь на Бэл Тайн будет менестрель,  с  арфой,  с
флейтой, со всеми историями и прочим... В Эмондовом Лугу станут лет десять
обсуждать этот Праздник, даже если никакого фейерверка и не будет.
 -  Глупость, - буркнул Кенн, но умолк, придавленный взглядом,  в  который
Бран вложил весь авторитет мэра.
 Тэм прислонился к борту повозки, опершись рукой о бочонок с бренди:
 -  Да, менестрель, и уже здесь. Если верить мастеру ал'Виру, то сейчас он
в гостинице, в своей комнате.
 -   Да,   да,   явился   в   глухую  полночь.  -  Содержатель   гостиницы
неодобрительно покачал головой. - Дубасил в парадную дверь, пока не поднял
на  ноги  весь  дом. Если б не Праздник, велел бы ему поставить  лошадь  в
конюшню  и  спать  в  стойле  вместе с ней, менестрель  ты  там  или  нет.
Представьте себе этакое пришествие посередь ночного мрака.
 Ранд  изумленно  вытаращил  глаза. Никому и на  ум  не  придет  выйти  за
околицу  ночью, да еще в эти дни, тем более в одиночку. Кровельщик  что-то
пробурчал  себе под нос, но в этот раз так тихо, что Ранд расслышал  всего
одно-два слова. "Безумец" и "странный".
 -  На нем не было черного плаща? - вдруг спросил Мэт. Живот мастера Брана
заколыхался от смеха:
 -  Черного!  Да  у  него плащ как и у всякого менестреля,  что  я  видел.
Больше  заплат,  чем  самого  плаща,  да  и  такой  расцветки,  что  вы  и
представить себе не можете.
 Ранд  был  поражен  своим  громким смехом, смехом,  полным  неподдельного
облегчения. Нелепо вообразить внушающего ужас всадника в черном одеянии  в
роли менестреля, но... Он смущенно прикрыл рот ладонью.
 -  Видишь,  Тэм, - сказал Бран. - С тех пор как наступила  зима,  в  этой
деревне  было  очень мало смеха. Теперь всего лишь плащ менестреля  принес
веселье.  Уже  за одно это стоит раскошелиться, раз он приехал  из  самого
Байрлона.
 -  Говорите  что  хотите,  - неожиданно произнес  Кенн.  -  Я  все  равно
утверждаю,  что это глупая трата денег. И эти фейерверки,  на  которых  вы
настояли и за которыми послали.
 - Значит, фейерверки есть, - сказал Мэт, но Кенн гнул свое:
 -  Они  должны  были  прибыть  еще месяц назад,  с  первым  в  этом  году
торговцем,  но торговец не явился, разве не так? А если он не прибудет  до
'  "b`  ,  что  мы будем делать с этими самыми фейерверками? Что,  устроим
другой Праздник, лишь бы запустить их? И то если он их привезет, конечно.
 -  Кенн, - вздохнул Тэм, - у тебя к людям столько же доверия, как у кого-
нибудь из Таренского Перевоза.
 - Так где же он тогда? Ответь мне, ал'Тор.
 -  Почему вы нам ничего не сказали? - обиженно спросил Мэт. - Вся деревня
радовалась  бы  этому известию не меньше, чем самому менестрелю.  Ну,  или
почти  так  же.  Вы же видите, как все приободрились только  от  слухов  о
фейерверке.
 -  Вижу,  вижу,  - отозвался Бран, искоса посмотрев на кровельщика.  -  И
знай  я наверняка, кто пустил эти слухи... Вспомни я, например, того,  кто
прилюдно  жаловался,  как  дорого  обходятся  кое-какие  вещи.  Хотя  ведь
подразумевалось,  что  о  них  никому не будет  сказано  ни  слова  и  они
останутся в тайне.
 Кенн прочистил горло:
 -  Для  такого  ветра мои кости слишком стары. Если не возражаете,  то  я
пойду  гляну, не согласится ли миссис ал'Вир приготовить горячего  вина  с
пряностями, чтобы мне согреться. Мэр. Ал'Тор.
 Последние  слова  Кенн произносил уже на ходу, направляясь  к  гостинице.
Когда дверь за ним захлопнулась, Бран вздохнул.
 -  Иногда  мне кажется, - сказал он, - что Найнив права насчет...  Ладно,
сейчас это неважно. Эй, молодежь, задумайтесь-ка на минутку. Верно, каждый
радуется  предстоящему фейерверку, но фейерверк-то пока - не  больше,  чем
слух.  Пораскиньте  мозгами,  что станется  с  людьми,  если  торговец  не
появится здесь вовремя - после такого ожидания и предвкушения веселья. А с
этой  погодой  так вполне может обернуться: кто знает, когда  он  приедет.
Менестрелю они радовались бы в пятьдесят раз больше.
 -  И  чувствовали бы себя в пятьдесят раз хуже, если бы тот не пришел,  -
медленно сказал Ранд. - После чего и Бэл Тайн был бы людям не в радость.
 -  У  тебя, оказывается, есть голова на плечах, когда захочешь ее к  делу
применить,  -  сказал Бран. - Придет день, Тэм, и этот  парнишка  будет  в
Совете Деревни. Попомни мои слова. Даже сейчас он наглупил бы меньше,  чем
некоторые.
 -  А повозку так никто и не разгружает, - сказал Тэм, вспомнив о деле. Он
вручил  первый  бочонок  с бренди мэру. - Мне бы сейчас  сесть  к  жаркому
огоньку, закурить трубочку и попросить у тебя кружку твоего доброго эля. -
Тэм  пристроил второй бочонок с бренди себе на плечо. - Мэтрим, я  уверен,
Ранд  обязательно скажет тебе за помощь спасибо. Вспомните-ка: чем  скорее
сидр окажется в подвале...
 Когда Тэм и Бран вошли в гостиницу, Ранд повернулся к другу:
 - Не нужно мне помогать. Того барсука Дэв долго удерживать не станет.
 -  М-да,  а почему? - без особой надежды в голосе сказал Мэт. -  Как  там
сказал твой па: чем скорее сидр будет в подвале... - Обхватив бочку  сидра
двумя  руками, он потрусил к гостинице. - Может быть, Эгвейн где-то рядом.
Одно удовольствие смотреть на тебя, как ты стоишь, уставясь на нее, словно
бычок на мясника с ножом. Развлеченьице не хуже барсука!
 Ранд,  который  укладывал  в двуколку лук и  колчан,  так  и  замер.  Ему
действительно  удалось выкинуть Эгвейн из головы. Само по  себе  это  было
необычно. Но Эгвейн наверняка где-то рядом с гостиницей. Не много  шансов,
что  удастся избежать встречи с нею. Конечно же, ведь в последний  раз  он
видел ее несколько недель назад.
 -  Ну, идешь? - окликнул его Мэт от дверей. - Я не говорил, что все  буду
делать один. Ты еще не в Совете Деревни.
 Ранд  рывком поднял бочку и направился вслед за Мэтом. Может, Эгвейн  тут
вообще  и  близко  нет.  Странно, но такая мысль  вовсе  не  улучшила  ему
настроения.

                                                                   ГЛАВА 2
                                                                    ЧУЖАКИ

 К  тому  времени, когда Ранд и Мэт понесли первые бочки через общий  зал,
мастер   ал'Вир  уже  наполнил  пару  кружек  лучшим  темным  элем  своего
собственного приготовления, из одного из бочонков, уложенных подле  стены.
На  верху  бочонка, прикрыв глаза и обернув хвост вокруг себя, примостился
Царапч - рыжий гостиничный кот. Тэм стоял перед огромным очагом, сложенным
('   речного  камня,  и  набивал  трубку  с  длинным  чубуком  табаком  из
полированной  табакерки, что хозяин гостиницы всегда  держал  на  каминной
полке. Камин занимал добрую половину стены большой квадратной комнаты, его
верхняя  перемычка находилась на высоте человеческого плеча,  и  тепло  от
яркого, потрескивающего в очаге пламени вытеснило холод за дверь.
 Ранд  предполагал, что в этот час полного забот дня накануне Праздника  в
общей зале не окажется никого, за исключением Брана, отца и кота, но перед
огнем,  в  креслах  с высокими спинками, расположились  еще  четыре  члена
Совета  Деревни,  считая  и Кенна. Они держали в руках  кружки,  а  головы
сидящих  окутывал голубовато-серый дым. На сей раз перед  ними  не  лежали
доски  для  игры  в  камни, и все книги Брана стояли на своих  местах,  на
полочке  напротив камина. Мужчины даже не разговаривали, молча уставившись
в  эль или постукивая в нетерпении чубуками трубок по зубам, словно ждали,
когда к ним присоединятся Бран и Тэм.
 Заботы  не  были редкостью в эти дни для Совета Деревни, ни  в  Эмондовом
Лугу,  ни  в  Сторожевом  Холме, ни в Дивен Райд.  И  даже  для  Совета  в
Таренском  Перевозе,  хотя  кто  знает,  думают  ли  о  чем-либо  люди  из
Таренского  Перевоза.  Лишь двое мужчин у камина,  кузнец  Харал  Лухан  и
мельник  Джон  Тэйн,  мельком глянули на вошедших  парней.  Мастер  Лухан,
однако, не просто глянул. Могучие, в буграх мускулов, руки кузнеца были  с
ляжку  обычного  человека. Он до сих пор не снял длинный  кожаный  фартук,
словно  его  срочно позвали на собрание прямо от кузнечного горна.  Кузнец
смерил  ребят хмурым взглядом, неторопливо выпрямился в кресле,  полностью
сосредоточившись на тщательном уминании табака в трубке.
 Ранд,  заинтригованный,  приостановился, но затем  едва  сдержал  взвизг,
когда  Мэт лягнул его, угодив по лодыжке. Он требовательным кивком  указал
Ранду  на  дверь в дальней части общей залы и заторопился туда, не  ожидая
ответа. Чуть прихрамывая, Ранд, не так быстро, поспешил следом.
 -  В  чем дело-то? - спросил Ранд, едва оказавшись в коридоре, ведущем  в
кухню. - Ты мне чуть ногу не...
 -  В  старом Лухане, - сказал Мэт, вглядываясь через плечо Ранда в  общий
зал. - По-моему, он подозревает, что именно я... - Он вдруг оборвал фразу,
когда  из кухни торопливым шагом вышла миссис ал'Вир, распространяя вокруг
себя запах свежеиспеченного хлеба.
 На  подносе,  который  она несла в руках, стояли тарелки  с  соленьями  и
сыром  и  лежало  несколько караваев с хрустящей  корочкой,  которыми  она
славилась в Эмондовом Лугу. Вид и запах еды напомнил вдруг Ранду, что этим
утром, перед выходом с фермы, он съел лишь краюху хлеба. В животе у Ранда,
к его смущению, заурчало.
 Миссис  ал'Вир,  стройная женщина с толстой седеющей  косой,  перекинутой
через плечо, по-матерински улыбнулась:
 -  На кухне всего этого с избытком, если вы оба проголодались; впрочем, я
никогда  не  встречала  мальчиков вашего  возраста,  которые  бы  не  были
голодны.  Или любого другого возраста, если уж об этом речь. Правда,  если
вам захочется, - этим утром я пеку медовые пряники.
 Она  была  одной  из  немногих  замужних  женщин  в  округе,  которые  не
набивались  Тэму  в  свахи.  Ее по-матерински  доброе  отношение  к  Ранду
проявлялось в теплых улыбках и небольшом угощении всякий раз, когда бы  он
ни  зашел в гостиницу, но таким же образом она поступала и по отношению ко
всем  молодым  парням в округе. Если же она порой поглядывала  на  него  с
более далеко идущими намерениями, то дальше взглядов она, по крайней мере,
не заходила, за что Ранд был глубоко ей признателен.
 Не  дожидаясь  ответа,  миссис ал'Вир умчалась в  общий  зал.  Немедленно
раздался скрежет отодвигаемых кресел, когда мужчины повставали с  мест,  и
похвалы хозяйке. Бесспорно, она стряпала лучше всех в Эмондовом Лугу, и на
мили  вокруг  не  было  человека, который бы с радостью  не  ухватился  за
подвернувшуюся возможность оказаться у нее в гостях за обеденным столом.
 - Медовые пряники, - облизываясь, сказал Мэт.
 - После, - твердо ответил ему Ранд, - или мы никогда не закончим.
 Над  лестницей  в погреб, как раз рядом с дверью на кухню, висела  лампа,
другая  ярко освещала сам погреб с каменными стенами. Лишь в самых дальних
его  углах притаилась полумгла. На деревянных полках, протянувшихся  вдоль
стен и поперек комнаты, стояли бочонки с бренди и сидром, а также бочки  с
элем  и  вином,  в  некоторые из них вместо затычек были вбиты  краны.  На
многих  бочках  имелись  собственноручные пометки Брана  ал'Вира,  который
,%+.,  надписывал год, когда они были куплены, у какого торговца и в каком
городе  изготовлено содержимое. Но весь эль и все бренди были от  фермеров
Двуречья  или  же  сделаны самим Браном. Торговцы и даже  купцы  продавали
иногда  бренди  или эль из других краев, но они никогда  не  были  так  же
хороши, как местные, стоили кучу денег, и их никто не просил больше одного
раза.
 -  Ну, - сказал Ранд, когда они поставили свои бочонки на полки, - что ты
такого натворил, раз тебе приходится прятаться от мастера Лухана?
 Мэт пожал плечами:
 -  Да  так,  вообще-то ничего. Сказал Адану ал'Каару и паре его  дружков-
сопляков  -  Ивину Финнгару и Дагу Коплину, - что фермеры  видели  гончих-
призраков, изрыгающих пламя, которые бежали через лес. Они скушали это  за
милую душу, как топленые сливки.
 -  И  за это мастер Лухан на тебя осерчал? - с сомнением в голосе спросил
Ранд.
 -  Не  совсем.  -  Мэт помолчал, затем тряхнул головой. -  Видишь  ли,  я
обсыпал  двух  его  собак  мукой, так что они стали  совсем  белые.  Потом
выпустил  их возле дома Дата. Откуда мне было знать, что они рванут  прямо
домой?  Это  уж точно не моя вина. Не оставь миссис Лухан двери открытыми,
собаки  не  забежали бы внутрь. Я вовсе не думал вывалять в муке  весь  ее
дом. - Мэт хохотнул. - Смешно, она выгнала из дома старого Лухана и собак,
всех троих, - веником.
 Ранд одновременно смеялся и морщился.
 -  На  твоем месте я бы больше беспокоился из-за Элсбет Лухан, чем  из-за
кузнеца. Она почти так же сильна, а характер у нее намного хуже. Хотя  это
все равно. Может, если ты, пройдешь быстро, он тебя и не заметит.
 По  лицу  Мэта  можно было понять, что шутки Ранда он воспринимает  более
чем серьезно.
 Тем  не  менее, когда они направились через общий зал обратно, торопиться
нужды  не  было. Шестеро мужчин сдвинули свои кресла перед камином  тесным
кружком.  Тэм,  сидя  спиной  к  огню, говорил  тихим  голосом,  а  другие
наклонились к нему, слушая его так внимательно, что навряд ли заметили  бы
даже  стадо овец, прогони его мимо них. Ранду захотелось подойти  поближе,
чтобы  услышать,  о  чем  идет разговор, но Мэт  дернул  его  за  рукав  и
посмотрел умоляющим взглядом. Со вздохом Ранд пошел за Мэтом к двуколке.
 Вернувшись,  на  верху  лестницы  ребята  обнаружили  поднос  с  горячими
медовыми  пряниками, заполнившими коридор своим ароматом. Там же оказались
две  кружки  и  кувшин  горячего сидра с пряностями. Вопреки  собственному
решению подождать со сладким. Ранд, как до него вдруг дошло, две последние
ходки от повозки в подвал пытался жонглировать бочонком и горячим, с  пылу
с жару, пряником.
 Пока  Мэт  отводил  душу  пряниками, Ранд установил  последнюю  бочку  на
полку, смахнул крошки с губ и сказал:
 - Ну, что там о мене...
 По  лестнице простучали шаги, и в погреб торопливо скатился Ивин Финнгар,
его   толстощекое   лицо  просто-таки  светилось  от  желания   поделиться
новостями.
 -  В  деревне  чужаки! - Он с трудом перевел дыхание и искоса  глянул  на
Мэта. - Никаких гончих-призраков я не видал, но слышал, что кто-то обсыпал
мукой  собак мастера Лухана. И слышал еще, что у миссис Лухан есть кое-кто
на примете, кого надо искать.
 Тех  лет, что разделяли Ранда и Мэта с Ивином, которому исполнилось всего
четырнадцать, обычно хватало, чтобы быстренько разобраться  со  всем,  что
тот  скажет.  На  этот раз парни переглянулись и затем почти  одновременно
заговорили.
 - В деревне? - спросил Ранд. - Не в лесу?
 -  Его  плащ был черным? Ты разглядел его лицо? - перебивая друга, сказал
Мэт.
 Ивин  непонимающе переводил взгляд с одного на другого, потом, когда  Мэт
угрожающе шагнул к нему, быстро заговорил:
 -  Конечно же, я разглядел его лицо. И плащ у него - зеленый. Или, может,
серый.  Все  время меняется. Кажется, он будто исчезает там, где  встанет.
Иногда,  если он не шевелится, его даже не заметишь, хоть и глядишь  прямо
на  него. А ее плащ - голубой как небо, и в десять раз наряднее, чем любые
праздничные  одежды,  что я видел. И к тому же она в десять  раз  красивее
"a%e,  кого  я  в  жизни встречал. Она высокородная леди, как  в  сказках.
Наверное, так.
 -  Ее?  - сказал Ранд. - О ком ты говоришь? Он уставился на Мэта, который
заложил руки за голову и зажмурился.
 -  О них-то я и хотел рассказать тебе, - проворчал Мэт, - до того как  ты
втянул  меня... - Он оборвал фразу и открыл глаза, чтобы пронзить взглядом
Ивина. - Они прибыли прошлым вечером, - продолжил Мэт через мгновение, - и
сняли комнаты в гостинице. Я видел, как они прискакали. А их лошади. Ранд!
Я  никогда  не  видывал  таких  высоких лошадей  или  таких  холеных.  Они
выглядели так, будто могут скакать вечно. По-моему, он у нее в услужении.
 -  На  службе, - вмешался, не утерпев, Ивин. - В сказаниях это называется
- быть на службе. Мэт продолжал, словно не слыша Ивина:
 -  Во  всяком случае, он ей подчиняется, делает все, что она приказывает.
Только  он  не похож на наемного слугу. Может, воин. Ты бы видел,  как  он
носит меч, кажется, что меч - его часть, рука или нога. По сравнению с ним
купеческие  охранники  просто шавки. А она, Ранд! Я никогда  и  вообразить
себе  не  мог никого похожего на нее. Она точно из менестрелевых преданий.
Она  словно... словно... - Он умолк, окидывая Ивина сердитым  взглядом.  -
Словно высокородная леди, - закончил он со вздохом.
 -  Но  кто  они  такие?  -  спросил Ранд. Не считая  купцов,  раз  в  год
приезжающих  закупать табак и шерсть, и торговцев, чужеземцы никогда,  или
почти  никогда, не появлялись в Двуречье. Может, в Таренском Перевозе,  но
не  так  далеко  к югу. К тому же большинство купцов и торговцев  наезжали
сюда  многие  годы подряд, так что их не считали на деле чужаками.  Просто
нездешними.  Минуло  добрых пять лет с той поры, как  в  последний  раз  в
Эмондовом  Лугу  появлялся настоящий чужак, да и тот пытался  скрыться  от
какой-то неприятности, приключившейся с ним в Байрлоне, а от какой - никто
в деревне не понял. Он надолго не задержался. - Чего им надо?
 -  Чего им надо? - воскликнул Мэт. - Мне все равно, чего им надо. Чужаки,
Ранд, и такие чужаки, какие тебе и не снились. Вдумайся в это!
 Ранд  открыл было рот, но так ничего и не сказал. Всадник в черном  плаще
действовал ему на нервы так же, как на нервы кошке бегущая за ней  собака.
Выглядело  же  все зловещим совпадением: трое чужаков рядом с  деревней  в
одно  и  то же время. Трое, если только плащ того, о ком говорил  Ивин,  -
плащ, меняющий цвет, - никогда не становится черным.
 -  Ее зовут Морейн, - сказал Ивин, воспользовавшись возникшей паузой. - Я
слышал, как он обращался к ней. Морейн, так он ее называл. Леди Морейн.  А
его имя - Лан. Мудрой она, может, и не нравится, а мне понравилась.
 - С чего ты взял, что Найнив ее невзлюбила? - спросил Ранд.
 -  Она спрашивала дорогу у Мудрой этим утром, - ответил Ивин, - и назвала
ее  -  "дитя".  -  И  Ранд, и Мэт тихо присвистнули, а  Ивин  затараторил,
торопясь  рассказать.  - Леди Морейн не знала, что Найнив  -  Мудрая.  Она
извинилась,  когда  это выяснилось. Да, извинилась.  И  стала  говорить  о
травах,  о  том.  кто есть кто в Эмондовом Лугу, и с тем  же  уважением  к
Найнив,  как и все женщины в деревне, и вопросов было много. Она о жителях
узнавала: о том, сколько человеку лет, долго ли он тут прожил, и...  да  я
всего  и  не  упомню.  В  любом случае, Найнив  отвечала  ей  так,  словно
раскусила  недозрелую  ягоду-сладину. Потом,  когда  леди  Морейн  отошла,
Найнив  смотрела ей вслед, будто... будто... ну, не очень одобрительно,  я
бы так сказал.
 -  Это  все?  -  сказал  Ранд. - Ты же знаешь характер  Найнив.  Когда  в
прошлом  году  Кенн  назвал ее "дитя", она стукнула его  по  голове  своим
посохом,  а  он все-таки из Совета Деревни и, кроме того, по  летам  ей  в
дедушки  годится. Она же вскипает по любому поводу, но долго не  сердится,
если только добивается своего.
 - По мне, так слишком... Слишком долго, - пробормотал Ивин.
 -  Мне  нет дела до того, кого бьет Найнив, - фыркнул Мэт, - до  тех  пор
пока  это  не я. Судя по всему, наш Бэл Тайн будет самым лучшим  из  всех.
Менестрель, леди - чего можно еще пожелать? Кому нужен фейерверк?
 - Менестрель? - Ивин едва не заверещал от восторга.
 -  Пойдем, Ранд, - продолжал Мэт, не обращая внимания на мальчишку. - Тут
мы уже закончили. Тебе надо бы взглянуть на того приятеля.
 Он взбежал по лестнице, следом карабкался Ивин, канюча:
 -  Что, и в самом деле менестрель, а, Мэт? Это не как те гончие-призраки,
правда? Или лягушки?
 Ранд задержался только для того, чтобы потушить лампу, потом поспешил  за
Мэтом и Ивином.
 В  общем зале к группе у камина присоединились Рауэн Хэрн и Сэмил Кро,  и
в  результате тут собрался Совет Деревни в полном составе. Теперь  говорил
Бран  ал'Вир, его обычно грубовато-добродушный голос был сейчас  так  тих,
что  от  тесно  сдвинутых кресел доносился лишь приглушенный  рокот.  Свои
слова  мэр  подчеркивал,  ударяя толстым указательным  пальцем  по  ладони
другой   руки  и  поочередно  вглядываясь  каждому  в  лицо.  Все  кивали,
соглашаясь  со  всем, что он говорил, хотя Кенн, в отличие  от  остальных,
кивал с большой неохотой.
 То,  каким  тесным кружком они расположились, говорило о теме  обсуждения
больше, чем ярко раскрашенная вывеска. О чем бы ни шла речь, дело касалось
исключительно Совета Деревни, по крайней мере пока. Члены Совета могли  бы
не  понять  Ранда,  попытайся  тот подслушать.  Юноша  неохотно  отошел  в
сторону. Еще оставался менестрель. И те чужаки.
 На  дворе  Белы  и  двуколки не было - о них позаботились  Хью  или  Тэд,
конюхи  гостиницы. Мэт и Ивин стояли в нескольких шагах от парадной  двери
гостиницы, уставившись друг на друга, ветер трепал их плащи.
 -  Говорю в последний раз, - рявкнул Мэт, - я не пытаюсь одурачить  тебя.
Менестрель  здесь. А теперь вали отсюда! Ранд, скажи этой бараньей  башке,
что я говорю правду, может, тогда он от меня отвяжется!
 Поплотнее  закутавшись  в плащ, Ранд шагнул вперед  на  помощь  Мэту,  но
слова  замерли у него на языке, а на затылке зашевелились волосы.  За  ним
опять наблюдали. Это ощущение не походило на то чувство, какое возникло от
всадника в капюшоне, но радости от этого все равно было мало, особенно так
скоро после той неожиданной встречи.
 Быстрый  взгляд на Лужайку, и Ранд увидел то же, что и раньше, - играющая
ребятня, люди, занятые подготовкой Празднества, и никого, кто смотрел бы в
его сторону. Одиноко возвышался ожидающий праздника Весенний Шест. Суета и
ребячьи  крики заполняли боковые улочки. Все было так, как и  должно  было
быть. Если не считать того, что за Рандом наблюдали.
 Тогда  что-то подсказало юноше повернуться кругом и взглянуть  вверх.  На
крало  черепичной крыши гостиницы расселся большой ворон, порывы  ветра  с
гор чуть покачивали его. Ворон склонил голову набок, блестящий черный глаз
смотрел прямо... как почудилось Ранду, прямо на него. Он почему-то поверил
в это, и внезапно жаркая волна гнева захлестнула юношу.
 - Мерзкий пожиратель падали, - пробормотал он.
 -  Мне  уже  смотреть надоело, - пожаловался Мэт, и Ранд понял,  что  его
друг подошел к нему и тоже неодобрительно рассматривает ворона.
 Друзья переглянулись, затем, как один, потянулись за камнями.
 Два  камня летели точно... но ворон отшагнул вбок; камни просвистели там,
где только что стояла птица. Захлопав крыльями, ворон опять склонил голову
набок,  без  всякой боязни уставившись на юношей мертвенно-черным  глазом,
ничем не выказывая, что произошло.
 Ранд, оцепенев от ужаса, уставился на птицу.
 -  Ты  видел  когда-нибудь ворона, который вел бы себя так? - спросил  он
негромко.
 Мэт, не отрывая взгляда от птицы, покачал головой:
 - Никогда. Да и вообще ни у какой птицы таких повадок не припомню.
 -  Скверная птица, - раздался позади женский голос, мелодичный,  несмотря
на  нотки  отвращения, звучащие в нем, - ворону не  доверяли  и  в  лучшие
времена.
 С  пронзительным карканьем ворон так резко взмыл в воздух, что  с  кромки
крыши на землю опустились два черных пера.
 Пораженные,   Ранд   и  Мэт  развернулись,  провожая  взглядами   ворона,
стремительно  пролетевшего  над Лужайкой и направившегося  в  сторону  Гор
Тумана,  которые  поднимались за Западным Лесом и, как  обычно,  упирались
своими  вершинами в облака. Птица превратилась в темное пятнышко на западе
и вскоре исчезла из виду.
 Ранд  перевел изумленный взгляд на женщину. Она тоже следила  за  полетом
птицы,  но теперь уже повернулась, и ее глаза встретились с глазами юноши.
Ранд  не мог вымолвить ни слова, он мог только смотреть. Это, должно быть,
и  есть леди Морейн, и она во всем оказалась такой, как ее описывали Мэт и
Ивин, во всем и даже больше.
 Когда  Ранд  услышал,  как она назвала Найнив "дитя",  то  представил  ее
ab `.), что на поверку оказалось совсем не так.
 Он  вообще  не  мог определить возраст незнакомки. На первый  взгляд  ему
показалось, что она так же молода, как и Найнив, но чем дольше он смотрел,
тем больше склонялся к мысли, что она старше Найнив. Вокруг больших темных
глаз лежала печать зрелости, намек на то знание, которое никому не суждено
обрести молодым. На миг Ранду почудилось, что ее глаза - глубокие омуты, в
которые  он  погружается с головой. И стало понятным, почему  Мэт  и  Ивин
назвали  ее  леди  из преданий менестреля. Женщина держала  себя  с  таким
достоинством и властностью, от которых испытываешь чувство неловкости и от
которых ноги становятся словно ватные. Хотя она была едва по грудь  Ранду,
но  осанка делала ее рост таким, каким ему и следовало бы быть, и  поэтому
высокий Ранд чувствовал себя не в своей тарелке.
 Женщина  совершенно не походила ни на кого, с кем Ранд встречался раньше.
Широкий  капюшон плаща обрамлял ее лицо и мягкие локоны темных  волос.  Он
никогда  не видел взрослую женщину с волосами, не заплетенными в  косу;  в
Двуречье  каждая  девушка с нетерпением ждала того дня, когда  деревенский
Круг  Женщин  объявит, что она уже взрослая и может  носить  косу.  Одежды
незнакомки тоже были необычными. Плащ, сшитый из небесно-голубого бархата,
с  богатым серебряным шитьем - листья, виноградные лозы, цветы шли по  его
краям.  Платье,  по  сравнению с плащом более темного  синего  оттенка,  в
разрезах которого проглядывала кремовая ткань, переливалось, когда женщина
двигалась. Шею ее обвивало ожерелье из тяжелых золотых звеньев;  еще  одна
золотая,   изящной  работы  цепочка,  лежащая  на  волосах,   поддерживала
маленький сверкающий голубой камень на лбу. Широкий пояс плетеного  золота
охватывал талию леди, а на указательном пальце левой руки блестело золотое
кольцо  в  виде  змея,  пожирающего собственный хвост.  Ранду  никогда  не
доводилось  видеть подобного кольца, хотя он сразу узнал Великого  Змея  -
символ еще более древний, чем само Колесо Времени.
 Наряднее,  чем любые праздничные одежды, сказал Ивин, и он  был  прав.  В
Двуречье никто и никогда так не одевался. Никогда.
 -  Доброе утро, миссис... э-э... леди Морейн! - Кровь бросилась  Ранду  в
лицо из-за того, что он произнес это так неловко.
 -  Доброе  утро, леди Морейн! - эхом вторил ему Мэт, более  благополучно,
но не намного.
 Она  улыбнулась, и в Ранде проснулась готовность что-нибудь  сделать  для
нее,  все, что в его силах, лишь бы это могло оправдать то, что  он  стоит
рядом  с нею. Он понимал, что она улыбается им всем, но, казалось,  улыбка
предназначалась только ему одному. На самом деле все походило на  то,  что
менестрелевы сказки обернулись былью. На лице Мэта застыла глупая улыбка.
 -  Вы  знаете  мое имя, - сказала она довольным тоном.  Как  будто  о  ее
приезде,  сколь  бы краток он ни был, не будут толковать в  деревне  целый
год! - Но вы должны звать меня просто Морейн, а не леди. А как зовут вас?
 Прежде  чем  кто-то из юношей успел сказать хоть слово,  вперед  выскочил
Ивин:
 -  Меня зовут Ивин Финнгар, леди. Это я сказал им ваше имя, вот потому-то
они  его  и  знают. Я слышал, как его произносил Лан, но я не подслушивал.
Никто вроде вас раньше не приезжал в Эмондов Луг. И еще в деревне будет на
Бэл  Тайн менестрель. А сегодня - Ночь Зимы. Вы зайдете ко мне в дом?  Моя
мама печет яблочный пирог.
 -  Надо  будет заглянуть, - ответила Морейн, положив руку Ивину на плечо.
Ее  глаза  блеснули радостным удивлением, хотя больше  оно  ни  в  чем  не
проявилось.  - Я не знаю, насколько мне удастся сравниться с  менестрелем,
Ивин.  Но  вы  все должны звать меня Морейн. - Она выжидающе взглянула  на
Ранда и Мэта.
 -  Я  -  Мэтрим  Коутон, ле... э-э... Морейн, - сказал  Мэт  и  деревянно
поклонился, затем, пунцовый от смущения, выпрямился.
 Ранд  подумал, стоит ли ему делать что-нибудь такое наподобие  того,  как
поступают  мужчины  в сказаниях, но, по примеру Мэта, лишь  произнес  свое
имя. По крайней мере, сейчас язык у него не заплетался.
 Морейн  перевела  взгляд с него на Мэта и обратно. Ранд подумал,  что  ее
улыбка  - едва заметная, уголками губ - была теперь похожа на ту,  которая
обычно бывала у Эгвейн, когда та скрывала какой-нибудь секрет.
 -  Пока  я  буду  в  Эмондовом Лугу, у меня, видимо,  найдутся  кое-какие
небольшие поручения, - сказала Морейн. - Может, вы пожелаете помочь мне?
 Она засмеялась, услышав, как они заторопились согласиться.
 -  Вот, - сказала Морейн, и удивленный Ранд почувствовал, как она вложила
ему в ладонь монету и крепко сжала его кулак своими пальцами.
 -  Не  нужно,  -  начал было Ранд, но она отмахнулась от его  возражений,
одаряя  монетой Ивина, а затем и Мэта, сжав ему руку точно так же,  как  и
Ранду.
 -  Конечно,  нужно, - сказала она. - Вы же не можете работать  за  просто
так.  Примите  это  на  память и храните у себя - и  будете  помнить,  что
согласились явиться ко мне, когда я попрошу об этом. Теперь между  нами  -
узы.
 - Никогда не забуду, - пискнул Ивин.
 -  Позже нам нужно будет поговорить, - сказала она. - и вы мне расскажете
все о себе.
 -  Леди...  я  хотел сказать, Морейн... - нерешительно начал Ранд,  когда
она  повернулась.  Женщина  остановилась и взглянула  через  плечо,  и  он
проглотил  комок  в горле, прежде чем продолжить: - Зачем  вы  приехали  в
Эмондов Луг? - Выражение ее лица не изменилось, но Ранду вдруг захотелось,
чтобы он не задавал этого вопроса, хотя юноша и не понимал, почему у  него
возникло  такое ощущение. Поэтому он сам поспешил все объяснить:  -  Прошу
прощения,  я  не хотел показаться невежливым. Просто дело  в  том,  что  в
Двуречье  никто  не  приезжает,  не считая  купцов  и  торговцев,  которые
появляются,  когда  снег  не  слишком глубок и  можно  сюда  добраться  из
Байрлона. Почти никто. И уж точно никто, кто был бы похож на вас. Люди  из
купеческой  охраны говорят порой, что здесь самая глухомань, и,  по-моему,
так и должно казаться любому нездешнему. Мне просто интересно.
 Улыбка  Морейн медленно исчезла, будто она что-то припомнила. Минуту  она
молча смотрела на Ранда.
 -  Я  изучаю  историю,  -  произнесла Морейн наконец,  -  собираю  старые
сказания.  Место,  которое вы зовете Двуречьем, всегда интересовало  меня.
Когда  могу,  я посвящаю свое время изучению историй о том, что  случилось
когда-то, здесь и в других местах.
 -  Историй?  -  сказал  Ранд. - Что вообще происходило  в  Двуречье,  что
заинтересовало бы кого-то вроде... я хочу сказать, что могло здесь  когда-
то случиться?
 -  А как же еще называть наши места, если не Двуречьем? - добавил Мэт.  -
Так всегда его называли.
 -  Когда вращается Колесо Времени, - сказала Морейн, наполовину про  себя
и  устремив взор вдаль, - страны меняют множество названий. Человек  носит
множество имен, множество лиц. Различных лиц, но всегда это один и тот  же
человек. Однако никому не ведом Великий Узор, что плетет Колесо, даже Узор
Эпохи. Мы можем лишь наблюдать, и изучать, и надеяться.
 Ранд  изумленно  уставился на нее, не в силах вымолвить  ни  слова,  даже
спросить,   о  чем  она  сказала.  Он  не  был  уверен,  что   эти   слова
предназначались  для  них. Как отметил про себя Ранд,  Ивин  и  Мэт  будто
онемели, а Ивин вдобавок стоял, разинув рот.
 Морейн  опять  посмотрела на ребят, и все трое чуть встряхнулись,  словно
проснувшись.
 -  Мы  побеседуем позже, - сказала она. Никто не сказал в ответ ни слова.
- Позже.
 Морейн  направилась  к Фургонному Мосту, не ступая  по  траве,  а  словно
скользя над ней. Плащ ее раздался в стороны, словно крылья.
 Когда она отошла, высокий мужчина, которого Ранд не замечал, пока тот  не
шагнул от парадной двери гостиницы, последовал за Морейн, положив руку  на
большую  рукоять своего меча. Темное его одеяние имело серо-зеленый  цвет,
оно  сливалось  с  листвой или тенью, а его плащ,  который  трепал  ветер,
принимал  разные  оттенки  серого,  зеленого,  бурого  цветов.  Плащ  этот
временами,  казалось, исчезал, сливаясь с тем, что было  за  ним.  Длинные
волосы  мужчины, тронутые на висках сединой, были схвачены  узким  кожаным
ремешком. На его обветренном лице, словно высеченном из камня, -  сплошные
грани  и  углы,  -  морщин, вопреки седине в волосах, не  было.  Когда  он
двинулся, то Ранду он сразу напомнил волка.
 Проходя  мимо  троих  ребят, он окинул каждого  острым  взглядом  голубых
глаз, холодным, как зимний рассвет. Он словно оценивал их в уме, и ни одна
черточка  его  лица не выдала того, каким оказался итог.  Мужчина  ускорил
шаг, чтобы догнать Морейн, затем пошел у нее за плечом, наклонившись к ней
и что-то говоря. Ранд перевел дыхание, которое невольно сдерживал.
 -  Это  был  Лан,  - хрипло, как будто тоже старался не дышать,  произнес
Ивин. - Готов поспорить, что он - Страж.
 -  Не будь дураком. - Мэт засмеялся неуверенным дребезжащим смехом. - Все
Стражи - в сказках. Так или иначе, у Стражей доспехи и мечи все в золоте и
драгоценностях,  и  они  проводят жизнь на севере, в  Великом  Запустении,
сражаясь со злыми тварями, и все такое прочее.
 - Он может быть Стражем, - упорствовал Ивин.
 -  Ты  что,  видел  на нем золото или драгоценные каменья?  -  иронически
спросил Мэт. - У нас в Двуречье водятся троллоки? У нас же овцы! Знать бы,
что могло такого интересного для нее случиться здесь.
 -  Что-то  да могло, - медленно произнес Ранд. - Поговаривают,  гостиница
стоит здесь тысячу лет, а может, и больше.
 - Тысячу лет одни овцы, - сказал Мэт.
 -  Серебряная  монета!  -  воскликнул Ивин. -  Она  мне  дала  серебряную
монету! Подумать только, что я могу купить, когда появится торговец!
 Ранд  разжал  руку  и  увидел монету, которую ему вручила  Морейн,  и  от
удивления чуть не выронил ее. Он не сразу узнал толстую серебряную  монету
с  выпуклым  изображением женщины, удерживающей на высоко поднятой  ладони
язычок  пламени,  но он не раз наблюдал за тем, как Бран ал'Вир  взвешивал
монеты,  что  купцы привозили из дюжины стран, и имел представление  о  ее
ценности.  На  такую уйму серебра в Двуречье можно вполне купить  хорошего
коня, и еще останется.
 Ранд  посмотрел  на  Мэта  и  увидел то же  ошеломленное  выражение,  что
наверняка было сейчас и на его лице. Повернув ладонь так, чтобы монету мог
заметить только Мэт, но никак не Ивин, он вопросительно поднял бровь.  Мэт
кивнул, и с минуту они обалдело глядели друг на друга.
 - Что за работу она имела в виду? - в конце концов промолвил Ранд.
 -  Не  знаю, - с твердостью в голосе сказал Мэт, - мне все равно. И я  не
истрачу  ее.  Даже  когда появится торговец. С этими  словами  он  засунул
монету в карман куртки. Кивнув, Ранд медленно сделал то же самое со  своей
монетой. Он решил, что Мэт прав, хотя и не был уверен почему. Нельзя,  раз
монета  досталась  от  нее.  Он  не смог  сообразить,  на  что  еще  может
пригодиться серебро, но...
 -  По-твоему,  я тоже должен сохранить свою? - Муки нерешительности  ясно
читались на физиономии Ивина.
 -  Не  должен,  если  не хочешь, - успокоил его Мэт.  Ивин  всмотрелся  в
монету, покачал головой и запихнул серебро в карман.
 - Я оставлю ее, - печально произнес он.
 - Еще остается менестрель, - сказал Ранд, и мальчишка встрепенулся.
 - Если он уже проснулся, - добавил Мэт.
 - Ранд, - спросил Ивин, - менестрель здесь?
 -  Увидишь,  -  со  смехом ответил Ранд, Ясное дело, Ивин  все  равно  не
поверит, пока собственными глазами не увидит менестреля. - Рано или поздно
он спустится из своей комнаты.
 По  ту  сторону Фургонного Моста раздались радостные возгласы,  и,  когда
Ранд увидел, что послужило поводом для них, он уже засмеялся от всей души.
К  мосту,  сопровождаемый беспорядочной толпой деревенских - от седовласых
стариков  до только-только научившихся ходить малышей, - двигался  высокий
фургон,  который тащила восьмерка лошадей. Округлый парусиновый  верх  был
увешан  снаружи  множеством  узелков и  котомок,  смахивающих  на  гроздья
винограда.  Наконец-то прибыл торговец. Чужаки и менестрель,  фейерверк  и
торговец. Судя по всему, намечался самый лучший Бэл Тайн из всех.

                                                                   ГЛАВА 3
                                                                  ТОРГОВЕЦ

 Под  перестук  гремящих  горшков фургон торговца прогрохотал  по  тяжелым
балкам  Фургонного  Моста.  По-прежнему окруженный  толпой  деревенских  и
пришедших   на   Праздник  фермеров,  торговец  остановил  лошадей   перед
гостиницей.  Со  всех  сторон  к  громадному  фургону  с  большими,   выше
человеческого роста, колесами стекался народ, все взоры были  прикованы  к
торговцу, сидевшему с вожжами в руках.
 Человека  в  фургоне  - бледного, щуплого мужчину с костлявыми  руками  и
большим  крючковатым носом - звали Падан Фейн. Фейн, всегда улыбающийся  и
смеющийся,  словно над ему одному известной шуткой, каждую весну,  сколько
/.,-(+ себя Ранд, являлся в Эмондов Луг со своим фургоном и упряжкой.
 Дверь  гостиницы распахнулась, едва только восьмерка, позвякивая  сбруей,
остановилась, и, предводительствуемый мастером ал'Виром и Тэмом,  появился
Совет Деревни. Члены Совета вышагивали нарочито медленно, даже Кенн Буйе в
сопровождении  нетерпеливых воплей всех прочих, требовавших  кто  булавок,
кто  кружев,  кто  книг или еще доброй дюжины видов всевозможных  товаров.
Толпа  неохотно  расступалась,  пропуская процессию,  и  тут  же  поспешно
смыкалась  за нею. Адресованные торговцу возгласы не смолкали. Большинство
сбежавшихся к фургону требовало новостей.
 С  точки  зрения жителей деревни, иголки, чай и тому подобное - не  более
чем  половина груза в фургоне. Столь же, если не более важно  любое  слово
извне,  известия  из  мира  за пределами Двуречья.  Одни  торговцы  просто
рассказывают,  что знают, вываливая все сразу в одну кучу  и  предоставляя
деревенским  самим в этой куче разбираться. Из других почти  каждое  слово
приходилось вытягивать чуть ли не клещами, они разговаривали нехотя и  без
особой  вежливости. Фейн, однако, говорил охотно, зачастую с подковырками,
и  истории свои заводил надолго, делясь разнообразными подробностями,  пре
вращая   рассказ   в  представление,  вполне  сравнимое  с  представлением
менестреля. Он просто наслаждался всеобщим вниманием, расхаживая с  гордым
видом,  словно  петух,  ловя на себе взгляды слушателей.  Ранду  пришло  в
голову, что Фейну не доставит особой радости узнать, что в Эмондовом  Лугу
оказался настоящий менестрель.
 Торговец,  с  нарочитой тщательностью занявшийся привязыванием  поводьев,
уделил  Совету  и  селянам одинаковое внимание, которое при  всем  желании
вообще трудно было назвать вниманием. Фейн небрежно кивнул всем и никому в
отдельности.  Он  улыбался, ничего не говоря, и  рассеянным  взмахом  руки
приветствовал  тех,  с кем был особо дружен, хотя его дружеские  отношения
всегда  отличались необычайной сдержанностью и никогда не заходили  дальше
похлопываний по спине.
 Все  громче  становились  просьбы  рассказать  о  новостях,  но  Фейн  не
торопился,  перекладывая  какие-то предметы у  сиденья,  пока  напряженное
ожидание  толпы  не достигло такого накала, к которому он стремился.  Лишь
Совет хранил молчание, в соответствии с достоинством, приличествующим  его
положению, только облако табачного дыма выдавало нетерпение членов Совета.
 Ранд  и  Мэт  втиснулись в толпу, подбираясь к фургону как  можно  ближе.
Ранд  наверняка бы застрял на полпути, не вцепись ему в рукав Мэт, который
и вытянул его прямо за спины членов Совета.
 -  Я  уж  подумал, что ты весь Праздник проторчишь на ферме, - перекрывая
гам,   выкрикнул   Перрин  Айбара.  На  полголовы  ниже  Ранда,   курчавый
подмастерье  кузнеца  был  коренастым, с широкой  грудью,  словно  полтора
человека в обхвате, с могучими, под стать самому мастеру Лухану, плечами и
руками. Перрин легко бы протолкался через столпотворение, но это было не в
его  характере.  Он  пробирался между людьми с осторожностью,  не  забывая
извиняться,  хотя на него вряд ли кто обращал внимание - оно целиком  было
отдано  торговцу.  Но  Перрин все равно извинялся  и  старался  никого  не
толкнуть,  когда прокладывал себе дорогу сквозь толпу к Ранду  и  Мэту.  -
Представляете, - сказал он, когда наконец добрался до них, -  Бэл  Тайн  и
торговец, оба вместе. Держу пари, что и фейерверк будет.
 -   Да   ты  и  четверти  всего  не  знаешь,  -  засмеялся  Мэт.   Перрин
подозрительно оглядел его, затем вопросительно посмотрел на Ранда.
 -  Это  верно!  -  крикнул Ранд, затем взмахнул рукой на  увеличивающуюся
толпу  и  гаркнул во весь голос: - Потом! Я объясню все позже... Потом,  я
сказал!
 В  этот  же  миг  Падан Фейн поднялся с сиденья фургона,  и  толпа  сразу
притихла.  Последние  слова Ранда громом прокатились в  полнейшей  тишине,
застигнув  торговца с поднятой рукой, в драматической позе  и  с  открытым
ртом.  Все  изумленно воззрились на Ранда. Костлявый низенький  человек  в
фургоне, который уже приготовился своими первыми словами приковать к  себе
все взоры, пронзил Ранда колючим, испытующим взглядом.
 Ранд  вспыхнул,  ему страшно захотелось стать ростом с  Ивина,  чтобы  не
возвышаться над толпой. К тому же его приятели неловко подались в сторону.
Всего год прошел с тех пор, как Фейн впервые стал признавать их за мужчин.
Обычно  у  Фейна не находилось времени для кого-то чересчур  юного,  чтобы
купить  у  него какой-нибудь товар по хорошей цене. Ранд надеялся,  что  в
глазах торговца он не скатится вновь до уровня детишек.
 Громко откашлявшись, Фейн одернул тяжелый плащ.
 -  Нет,  не  потом, - заявил торжественно торговец, снова  воздев  руку.-
Сейчас  я  расскажу  вам. - Широким движением руки он  словно  разбрасывал
слова над толпой. - Вы думаете, что у вас, в Двуречье, беды, разве не так?
Что ж, во всем мире беды: от Великого Запустения и к югу, до Моря Штормов,
от  Океана Арит на западе до Айильской Пустыни на востоке. И даже  дальше.
Зима  оказалась куда более жестокой, чем вы даже можете вообразить,  такой
холодной,  что от мороза у вас кровь стыла в жилах и трещали кости?  Да-а!
Зима  оказалась холодной и жестокой везде. В Пограничных Землях вашу  зиму
назвали бы весной. Но, весна не приходит, говорите вы? Волки убивают ваших
овец?  Наверно,  волки  нападали и на людей? Дела обстоят  именно  так?  А
теперь вот что. Весна запаздывает везде. Везде волки, алчущие любой плоти,
в которую можно впиться клыками, будь то овца, корова или человек. Но есть
вещи  похуже,  чем волки или зима. Есть те, кто был бы  рад,  если  б  ему
грозили только ваши маленькие неприятности.
 Падан Фейн сделал драматическую паузу,
 -  Что  может быть хуже волков, убивающих овец и людей? - спросил  громко
Кенн Буйе. Остальные согласно Загудели.
 -  Люди,  убивающие  людей! - откликнулся торговец  зловещим  тоном.  Его
ответ  вызвал  потрясенный  шепот,  который  стал  явственнее,  когда   он
продолжил. - Я хочу сказать, что это - война. В Гэалдане - война, война  и
безумие.  Снег в Лесу Даллин красен от людской крови. Воронами  и  криками
воронов  полно  небо. Армии идут к Гэалдану. Государства, великие  рода  и
великие мужи посылают солдат на бой.
 -  Война? - Язык мастера ал'Вира с трудом справился с непривычным словом.
В  Двуречье  никто никогда не имел ничего общего с войной.  -  Почему  они
затеяли войну?
 Фейн  ухмыльнулся, и у Ранда появилось чувство, что тот  насмехается  над
жителями  деревни,  отрезанной  от мира, и  над  их  неведением.  Торговец
склонился  к  мастеру  ал'Виру, словно бы желая поделиться  с  ним  некоей
тайной, но шепот его, предназначенный не только мэру, был услышан всеми:
 -  Поднят стяг Дракона, и собираются войска, чтобы выступить против него.
Или поддержать его.
 Один  долгий  вздох  пронесся  над всеми собравшимися,  и  Ранд  невольно
вздрогнул.
 - Дракон! - застонал кто-то.- Темный свободен и в Гэалдане!
 -  Не Темный, - прорычал Харал Лухан. - Дракон - это не Темный. И вообще,
это - Лжедракон!
 -  Давайте послушаем, что скажет мастер Фейн, - повысил голос мэр, но  не
так-то  просто  оказалось утихомирить всех. Со всех сторон  кричали  люди,
мужчины и женщины, стараясь перекричать друг друга.
 - Ничем не лучше Темного!
 - Мир-то Дракон разломал?
 - Он все начал! Он - причина Времен Безумия!
 -   Ты  пророчества  знаешь?  Когда  возродится  Дракон,  худшие  кошмары
покажутся тебе самыми нежными мечтаниями!
 - Он еще один Лжедракон. Он должен им быть!
 -  Да  какая  разница? Вспомни последнего Лжедракона.  Он  тоже  развязал
войну. Погибли тысячи, разве не так, Фейн? Он осадил Иллиан.
 -  Злые  времена!  Двадцать  лет  никто  не  объявлял  себя  Возрожденным
Драконом, а теперь - уже третий за последние пять лет. Злые времена!  Одна
погода чего стоит!
 Ранд  обменялся  взглядами с Мэтом и Перрином.  Глаза  Мэта  сверкали  от
возбуждения,  но Перрин обеспокоенно хмурился. Ранд помнил истории  о  тех
людях,  что  называли  себя Возрожденными Драконами.  Даже  если  все  они
оказывались потом Лжедраконами, погибая или бесследно исчезая, не исполнив
ни  одного из пророчеств, все равно они успевали содеять немало зла. Войны
сокрушали  целые  государства,  города и села  предавались  огню.  Мертвые
падали,  как листья осенью, беженцы забивали дороги, словно овцы маленький
загончик. Так рассказывали торговцы и купцы, и в Двуречье никто обладающий
здравым  смыслом  не  сомневался в этом. Как говаривали  некоторые,  когда
вновь родится подлинный Дракон, миру настанет конец.
 -  Прекратите! - закричал мэр. - Тихо! Хватит чесать языки и тешить  свое
воображение. Пусть мастер Фейн расскажет нам об этом Лжедраконе.
 Шум начал стихать, но Кенн Буйе молчать не намеревался.
 - Это на самом деле Лжедракон? - спросил кровельщик угрюмо,
 Мастер ал'Вир, опешив, заморгал, затем накинулся на Буйе:
 - Не будь старым дураком, Кенн! Но тот уже вновь распалил толпу.
 -  Он  не может оказаться Возрожденным Драконом! Да поможет нам Свет,  он
не может им быть!
 - Ты старый дурак, Буйе! Тебе что, этих бед мало?
 -  Следующим  еще  Темного  назови! Да ты одержим  Драконом,  Кенн  Буйе!
Хочешь на нас беду накликать?
 Кенн   вызывающе  обвел  взором  стоящих  вокруг  себя,  пытаясь  смутить
взглядом сердито уставившихся на него, и возвысил голос:
 -  Я  не  слышал, чтобы Фейн говорил о Лжедраконе. А вы слышали? Протрите
глаза! Есть где-нибудь всходы, что поднялись хотя бы до колена? Почему  до
сих  пор  зима, когда с месяц как положено быть весне? - Раздались гневные
возгласы, чтобы Кенн попридержал язык. - Я молчать не буду! Хоть мне и  не
по  нраву  этот разговор, но я не стану прятать голову под корзину,  когда
люди  из  Таренского  Перевоза придут резать  Мне  горло.  И  я  не  стану
попустительствовать  забавам  Фейна.  Говори  ясно,  торговец.  Что   тебе
известно? А? Этот человек - Лжедракон?
 Если  Фейн и был встревожен новостями, что он принес, или смущен  ссорой,
причиной которой стал, то ничем этого не показал. Он лишь пожал плечами  и
почесал нос худым пальцем.
 -  М-м,  насчет  этого... кто может сказать, пока это не  кончится  и  не
случится?  -  На  секунду он умолк, растянув губы в  своей  таящей  секрет
ухмылке   и  обежав  взглядом  лица  людей,  столпившихся  вокруг,   будто
раздумывая, как на них подействует то, что он скажет, и найдут ли они  это
занятным.  - Я знаю, - произнес Фейн нарочито небрежным тоном,  -  что  он
обладает  Единой  Силой. Другие же - нет. И он может ее направлять.  Земля
разверзается под ногами его врагов, крепкие стены рушатся от  его  голоса.
Молнии  являются  на его зов и бьют куда он укажет. Вот что  я  слышал,  и
слышал от людей, которым верю.
 Воцарилось  гробовое  молчание. Ранд взглянул на  своих  друзей.  Перрину
новости вовсе не нравились, но Мэт по-прежнему выглядел возбужденным.
 Тэм,  на  вид  лишь чуть-чуть менее спокойный, чем обычно,  потянул  мэра
поближе  к  себе,  но  не  успел  он ничего сказать,  как  прорвало  Ивина
Финнгара.
 -  Он же сойдет с ума и погибнет! В сказаниях мужчины, которые направляют
Силу,  всегда сходят с ума, а потом чахнут и умирают. Только женщины могут
управлять ею. Разве он этого не знает?
 Ивин едва увернулся от затрещины.
 -  Хватит тебе об этом, мальчишка! - Кенн потряс узловатым пальцем  перед
лицом  Ивина.  -  Выкажи надлежащее почтение старшим  и  оставь  это  дело
взрослым. Убирайся отсюда!
 -  Полегче,  Кенн,  -  проворчал Тэм. - Мальчик всего-навсего  любопытен.
Незачем так кипятиться.
 -  Не веди себя как ребенок, - добавил Бран, - и хоть сейчас вспомни, что
ты член Совета.
 С  каждым  словом  Тэма и мэра морщинистое лицо Кенна наливалось  кровью,
пока наконец не стало почти багровым.
 -  Да вы понимаете, о каких женщинах говорит этот сопляк?! Нечего на меня
хмуриться,  Лухан,  и  ты  не  смотри так,  Кро.  Это  порядочная  деревня
приличного  народа,  и  уже плохо то, что Фейн тут  вещает  о  Лжедраконе,
который  использует  Силу,  а  тут еще этот одержимый  Драконом  мальчишка
приплел  сюда и Айз Седай. Кое о чем вовсе не стоит говорить,  и  мне  нет
дела  до  того,  позволят  или нет этому шуту-менестрелю  рассказывать  те
сказки, что взбредут ему в голову. Это и неуместно, и неприлично!
 -  Никогда  я не видел, не слышал и не нюхал ничего такого, о чем  нельзя
было бы говорить, - сказал Тэм, но Фейн еще не закончил свою речь.
 -  Айз Седай уже в этом замешаны, - громко заговорил торговец. - Их отряд
поскакал  из Тар Валона на юг. Если он владеет Силой, то никто, кроме  Айз
Седай, не одолеет его, они с ним будут сражаться и попытаются его одолеть,
и в одной из битв одолеют. Если одолеют.
 Кто-то   в  толпе  громко  застонал,  и  даже  Тэм  и  Бран  встревоженно
обменялись  хмурыми  взглядами.  Толпа  разбилась  на  тесные  группки,  а
некоторые  поплотнев закутались в плащи, хотя ветер к  этому  времени  уже
стихал.
 - Конечно же, его одолеют! - выкрикнул кто-то.
 - Да, их всегда в конце концов били, этих Лжедраконов.
 - Его должны победить, как же иначе?
 - А если не победят?
 Тэм  наконец,  улучив момент, что-то стал тихо говорить мэру  на  ухо,  и
Бран, время от времени кивая и не обращая внимания на гомон, выслушал его,
а потом рявкнул во весь голос:
 -   Слушайте  все!  Успокойтесь  и  послушайте!  -  Выкрики   перешли   в
приглушенное бормотание. - Это уже не просто новости из внешнего мира. Это
должно  быть обсуждено на Совете Деревни. Мастер Фейн, если вы  не  против
присоединиться  к  нам в гостинице, то мы хотели бы задать  вам  несколько
вопросов.
 -  Добрая кружка горячего вина с пряностями оказалась бы для меня  сейчас
кстати,  -  усмехнувшись, ответил торговец. Он спрыгнул с  фургона,  вытер
руки о куртку и с готовностью оправил плащ. - Вас не затруднит присмотреть
за моими лошадьми?
 -  А  я  хочу  услышать,  что он скажет! - раздался протестующий  выкрик,
потом еще несколько.
 -  Вы не можете так просто увести его! Меня жена послала за булавками!  -
Это   заговорил  Вит  Конгар;  он  горбился  под  пристальными   взглядами
остальных, но стоял на своем.
 -  Мы  тоже  хотим задать вопросы! - крикнул кто-то из глубины  толпы.  -
Я...
 -  Тихо!  -  гаркнул мэр, добившись испуганного молчания. -  Когда  Совет
получит  ответы на свои вопросы, мастер Фейн вернется и расскажет вам  все
новости.  И  продаст вам горшки и булавки. Эй, Тэд! Уведи лошадей  мастера
Фейна в стойла.
 Тэм  и Бран пошли рядом с торговцем, прочие члены Совета - вслед за ними,
и  вся  процессия  чинным шагом направилась к гостинице "Винный  Ручей"  и
скрылась за плотно закрывшейся дверью, которая захлопнулась перед носом  у
тех,  кто  хотел проскользнуть вслед за Советом. На стук откликнулся  лишь
мэр:
 - Ступайте по домам!
 Люди  бесцельно кружили перед гостиницей, переговариваясь,  обсуждая  то,
что сказал торговец, и что это означает, то, о чем спросит Совет, и почему
им  должны  дать  все услышать и задать свои собственные вопросы.  Кое-кто
пробовал  заглянуть внутрь через фасадные окна, а некоторые даже  пытались
расспрашивать Хью и Тэда, но о чем они хотели узнать, им и самим  было  не
очень-то  ясно. Два флегматичных конюха в ответ лишь бурчали и  продолжали
методично распрягать лошадей Фейна, одну за другой уводя в конюшню.  Когда
последняя лошадь оказалась в стойле, к фургону конюхи уже не вернулись.
 Ранд  не  обращал внимания на толпу. Он присел на край древнего каменного
фундамента, завернулся в плащ и уставился на дверь гостиницы. Гэалдан. Тар
Валон.  Сами названия городов и стран звучали необычно и волнующе.  О  тех
местах  он  знал  только  понаслышке, от  торговцев  и  по  историям,  что
рассказывали охранники купцов. Айз Седай, войны, Лжедракон... сказки перед
камином  поздним  вечером, когда единственная свеча отбрасывает  на  стену
причудливые тени, когда за ставнями завывает ветер. Вообще-то Ранд считал,
что  ему  хватает  волков и буранов.. Но там, за границами  Двуречья,  все
должно быть совсем по-другому, как будто живешь в сказаниях менестреля.  В
приключении. В одном долгом приключении. Всю жизнь.
 Жители  деревни  мало-помалу расходились, по-прежнему ворча  и  покачивая
головами.  Вит Конгар приостановился, чтобы посмотреть внутрь оставленного
у  гостиницы  фургона, словно предполагал обнаружить другого спрятавшегося
там торговца. Наконец осталось всего несколько человек, одна молодежь. Мэт
и Перрин неспешным шагом подошли к Ранду.
 -  Не  понимаю,  как  менестрелю удастся его переплюнуть,  -  возбужденно
сказал Мэт. - Эх, знать бы, доведется ли хоть одним глазком увидеть  этого
Лжедракона?
 Перрин тряхнул лохматой головой:
 -  Что-то  мне  не хочется смотреть на него. Может, где-нибудь  в  другом
месте, но не в Двуречье. Не здесь, если это означает войну.
 -  Конечно, не здесь, если из-за этого тут появятся Айз Седай, -  добавил
Ранд.  -  Или ты позабыл, кто вызвал Разлом? Начать его мог и  Дракон,  но
ведь именно Айз Седай разрушили мир.
 -  Я слышал однажды рассказ, - медленно сказал Мэт, - от охранника купца,
что закупал здесь шерсть. Он говорил, будто Дракон может возродиться в час
величайшей нужды в нем и спасет всех нас.
 -  Что ж, значит, он глуп, если верит в такое, - твердо сказал Перрин.  -
А  ты  был дураком, раз его слушал, - В голосе его не было гнева; он редко
выходил  из себя. Но иногда его сердили неуемные фантазии Мэта, и на  этот
раз  в  тоне его проскользнула нотка раздражения. - Сдается мне, потом  он
заявил еще, что мы все живем в новой Эпохе Легенд.
 -  Я  не  говорил, что поверил, - возразил Мэт. - Я всего-навсего  слышал
это.  И  Найнив  тоже слышала, и я подумал тогда, что она  готова  содрать
шкуру  и  с  меня, и с охранника. Он сказал - это я про охранника,  -  что
многие  люди в это верят, только боятся говорить вслух. Боятся  Айз  Седай
или  Детей  Света.  После того, как на нас наткнулась  Найнив,  он  больше
ничего  не стал говорить. Она передала его слова купцу, и тот заявил,  что
для охранника это была последняя поездка с ним.
 -  Вот и хорошо, - сказал Перрин. - Дракон собирается нас спасать? Звучит
так, словно я с Коплином разговариваю.
 -  Что за нужда должна быть, чтобы нам захотелось Дракона в спасители?  -
сказал  задумчиво  Ранд. - Это почти то же самое,  что  просить  помощи  у
Темного.
 -  Об  этом  он не говорил, - смущенно ответил Мэт. - И про  новую  Эпоху
Легенд  -  ничего. Он сказал, что появление Дракона разорвало  бы  мир  на
части.
 -  Ага,  наверняка это спасет нас, - сухо отозвался Перрин.  -  Еще  один
Разлом.
 -  Чтоб  я сгорел! - заворчал Мэт. - Я лишь пересказываю то, что  говорил
охранник.
 Перрин покачал головой:
 -  Я  только надеюсь, что Айз Седай и этот Дракон, настоящий он или  нет,
останутся там, где они сейчас. Может, Двуречье переживет и без них.
 -  Ты  думаешь,  они на самом деле Друзья Темного? - Мэт  глубокомысленно
насупил брови.
 - Кто? - спросил Ранд.
 - Айз Седай.
 Ранд глянул на Перрина, тот пожал плечами.
 - Сказания... - начал он медленно, но Мэт перебил его:
 - Не во всех сказаниях говорится, что они служат Темному, Ранд.
 -  О  Свет, Мэт, - промолвил Ранд, - они же вызвали Разлом. Чего тебе еще
надо?
 -  Да  я  так,  раздумываю.  - Мэт вздохнул, но  в  следующий  миг  снова
ухмылялся: - Старый Байли Конгар утверждает, что их не существует. Ни  Айз
Седай. Ни Друзей Темного. Говорит, что это все россказни. Он заявлял,  что
и в Темного не верит.
 Перрин фыркнул:
 - Коплинские разговоры от Конгара. Чего еще можно ждать?
 -  Старый  Байли  называл Темного по имени. Держу пари,  этого-то  ты  не
знал.
 - Свет! - выдохнул Ранд. Ухмылка Мэта стала еще шире:
 -  Это  произошло прошлой весной, как раз перед тем, как гусеница  озимой
совки появилась на его полях, и больше ни на чьих. Как раз перед этим  все
его домашние слегли с желтоглазой лихорадкой. Я все слышал. Он по-прежнему
говорит,  что  не  верит, но теперь, когда я как-то попросил  его  назвать
Темного по имени, он швырнул в меня чем-то тяжелым.
 -  Ты  в самый раз глуп для того, чтобы поступать так, да. Мэт Коутон?  -
Темные  волосы в перекинутой через плечо косе Найнив топорщились от гнева.
Ранд  смущенно поднялся на ноги. Стройная и едва ли по плечо Мэту,  Мудрая
на  миг показалась ему выше любого из них, и никакого значения не Имели ни
ее молодость, ни ее красота. - Нечто подобное в отношении Байли Конгара  я
подозревала, но мне думалось, что хоть у тебя окажется больше  ума,  чтобы
не  насмехаться над ним таким образом. Может, для женитьбы ты  уже  вполне
взрослый,  но, по правде говоря, Мэтрим Коутон, тебя нельзя  отпускать  от
материнского  передника.  Следующий номер, который  ты  выкинешь,  -  тебе
самому взбредет в голову называть Темного по имени.
 -  Нет,  Мудрая,  - запротестовал Мэт, который готов был отдать  все  что
угодно,  лишь бы оказаться сейчас подальше от этого места и от  Найнив.  -
]то  старый Байл... я хотел сказать, мастер Конгар, не я! Кровь  и  пепел,
я...
 - Поменьше мели языком, Мэтрим!
 Ранд  выпрямился,  хотя на него Мудрая и не посмотрела.  Перрин  выглядел
столь   же  сконфуженным.  Позже  кто-то  из  них  почти  наверняка  будет
возмущаться  вслух  тем, что их отчитала женщина,  да  еще  и  не  намного
старше, - так поступали все после нагоняя от Найнив, но только если она не
могла  услышать, - однако разница в годах всегда превращалась в  пропасть,
когда  ребятам доводилось сталкиваться с нею лицом к лицу. Особенно  когда
Найнив бывала сердита.
 Своим  посохом  -  толстым  с одного конца и  гибким,  словно  прутик,  с
другого  -  она  могла задать взбучку любому, кто, по ее мнению,  поступал
глупо, - по голове, рукам, ногам, - невзирая на его возраст и положение.
 Внимание  Ранда было так поглощено Мудрой, что поначалу он и не  заметил,
что  она  пришла не одна. Когда Ранд осознал свой промах,  он  решил  было
потихоньку улизнуть, что бы потом ни сказала или ни сделала Найнив.
 В  нескольких  шагах  от  Мудрой стояла Эгвейн  и  с  живейшим  интересом
наблюдала за происходящим. Ростом с Найнив и с такими же темными волосами,
она  сейчас была воплощением настроения Найнив - руки скрещены  на  груди,
губы плотно, неодобрительно сжаты. Капюшон мягкого серого плаща скрывал ее
лоб, в карих глазах - ни смешинки.
 По  справедливости, думал Ранд, то, что он на два года ее старше,  должно
бы  давать ему преимущества, но все обстояло совершенно иначе. И в  лучшие
времена  у  него  никогда  не  был хорошо подвешен  язык  для  болтовни  с
девушками  деревни,  в  отличие от Перрина, но,  когда  на  него  смотрела
Эгвейн, смотрела такими широко раскрытыми глазами, словно отдавая ему  все
свое  внимание, все, до последней капли, он совсем терял нить разговора  и
говорил  что  угодно, но не о том, о чем хотел. Может, как  только  Найнив
закончит  с  выволочкой, он сумеет как-нибудь исчезнуть. Но Ранд  понимал,
что смыться ему не удастся, хотя почему - не понимал.
 -  Хватит тебе глядеть как ополоумевшему ягненку, Ранд ал'Тор, -  сказала
Найнив, - и лучше расскажи мне, почему вы болтаете о том, о чем вам,  трем
телкам-переросткам, должно бы держать рот на замке.
 Ранд  вздрогнул  и отвел глаза от Эгвейн; та, когда Мудрая  обратилась  к
Ранду,  наградила  его  улыбкой, приведя в  полное  замешательство.  Голос
Найнив  был  резок, но на лице ее появилась понимающая  улыбка...  Но  тут
громко  засмеялся  Мэт,  и улыбка пропала, а Мэт,  поймав  взгляд  Найнив,
подавился смехом, превратившимся в глухое карканье.
 - Ну, Ранд? - потребовала Найнив.
 Уголком  глаза Ранд видел, что Найнив по-прежнему улыбается.  Что  такого
забавного она заметила?
 -  Нет  ничего  необычного, что мы толкуем об этом,  Мудрая,  -  поспешил
объяснить  Ранд. - Торговец - Падан Фейн... э-э... мастер  Фейн  -  привез
вести о Лжедраконе в Гэалдане, и о войне, и об Айз Седай. Совет счел своим
долгом расспросить его подробнее. О чем же еще нам говорить?
 Найнив качнула головой:
 -  Вот, значит, почему фургон торговца стоит словно брошенный. Я слышала,
как  народ хлынул к нему, но я не могла уйти от миссис Айеллин, пока у нее
не  прошел  приступ лихорадки. Совет расспрашивает торговца о  событиях  в
Гэалдане, так? Насколько я их знаю, они зададут все неправильные вопросы и
ни  одного правильного. Ладно, Кругу Женщин придется заняться этим,  чтобы
выяснить хоть что-то полезное.
 Решительно поправив плащ на плечах, Найнив скрылась в гостинице.
 Эгвейн  не  последовала за Мудрой. Когда дверь гостиницы захлопнулась  за
Найнив, девушка подошла и встала перед Рандом. Хмурое выражение исчезло  с
ее лица, но от пристальных немигающих глаз Ранд чувствовал себя не в своей
тарелке.  Он повернулся к приятелям, но те отошли в сторону, ухмыляясь  во
весь рот.
 -  Напрасно  ты позволил Мэту втянуть себя в дурацкую болтовню,  Ранд,  -
серьезно, как сама Мудрая, сказала Эгвейн, затем вдруг хихикнула. -  Видел
бы ты себя со стороны. У тебя такой же вид, как в тот раз, когда Кенн Буйе
поймал вас с Мэтом на своих яблонях, вам тогда было по десять лет.
 Ранд  переступил  с  ноги  на ногу и оглянулся на  друзей.  Те  стояли  в
отдалении, Мэт что-то говорил, оживленно жестикулируя.
 -  Будешь  танцевать со мной завтра? - Это было вовсе не  то,  что  хотел
a*  ' bl Ранд. Он не думал о танце с нею, но готов был отдать все, лишь бы
не  чувствовать  себя  таким дураком едва ли не  при  каждом  разговоре  с
Эгвейн. Именно так он чувствовал себя и сейчас.
 Эгвейн улыбнулась уголками рта.
 - В полдень, - сказала она. - С утра я буду занята.
 Донесся возглас Перрина: "Менестрель!"
 Эгвейн повернулась в его сторону, но Ранд взял ее за руку:
 - Занята? Чем?
 Несмотря   на  прохладу,  она  откинула  капюшон  плаща  и  с   напускной
небрежностью поправила волосы. Последний раз, когда Ранд видел Эгвейн,  ее
волосы темными волнами ниспадали ниже плеч, и их удерживала красная лента;
теперь же они были заплетены в длинную косу.
 Он  уставился  на  косу, словно та превратилась в  ядовитую  змею,  потом
украдкой  глянул на Весенний Шест, который одиноко возвышался на  Лужайке,
готовый  к завтрашнему празднику. Утром незамужние женщины будут танцевать
вокруг  Шеста.  У  Ранда комок застрял в горле. Ему  как-то  в  голову  не
приходило, что Эгвейн достигнет брачного возраста одновременно с ним.
 -  Из  того,  что кому-то уже хватает лет, чтобы обзаводиться  семьей,  -
проворчал  он, - вовсе не вытекает, что они так и поступят.  Тем  более  -
сразу же.
 - Конечно, нет. Или вообще никогда.
 Ранд захлопал глазами:
 - Никогда?
 -  Мудрая  почти  никогда не выходит замуж. Ты же  знаешь,  меня  обучает
Найнив.  Она  говорит, у меня есть дар, так что я могу  научиться  слушать
ветер.  Найнив  говорит,  не  все Мудрые на  это  способны,  даже  если  и
заявляют, что могут слушать ветер.
 -  Мудрая!  -  присвистнул Ранд. Он не заметил,  как  угрожающе  блеснули
глаза Эгвейн. - Да Найнив будет здесь Мудрой еще пятьдесят лет! А может, и
дольше. Ты что, собираешься провести у нее в ученицах всю жизнь?
 -  Есть  другие деревни, - ответила запальчиво Эгвейн. - Найнив  говорит,
деревни  к  северу  от  Тарена всегда выбирают  Мудрую  из  дальних  мест.
Считается, что тогда у нее в деревне не будет любимчиков.
 Изумление Ранда растаяло столь же быстро, как и возникло.
 - Не в Двуречье? Так я больше тебя не увижу...
 -  А тебе это не нравится? Что-то в последнее время ты и виду не подавал,
что тебя волнует нечто подобное.
 -  Никто  никогда не покидал Двуречья, - продолжал Ранд. - Разве  что  из
Таренского Перевоза, но они там все с приветом. Мало чем схожи  с  народом
Двуречья.
 Эгвейн раздраженно вздохнула:
 -  Ладно, я, может, тоже с приветом. Может, мне хочется досмотреть  чужие
края, те, о которых я только слышала. Об этом ты когда-нибудь задумывался?
 -  Конечно,  задумывался. Иногда даже мечтал, но я понимаю разницу  между
грезами и жизнью.
 -  А я так - нет? - взбешенно бросила девушка и резко повернулась к Ранду
спиной.
 - Я не о тебе, я о себе говорил. Эгвейн!
 Она  рывком  оправила  плащ,  словно отгородившись  от  юноши  стеной,  и
решительно сделала несколько шагов в сторону. Ранд расстроенно потер  лоб.
Как так происходит? Уже не первый раз она находила в его словах тот смысл,
Который  он  в них никогда не вкладывал. В ее теперешнем настроении  любая
его  оплошность  наверняка ухудшит положение, а он был совершенно  уверен:
почти все, что он скажет, будет ошибкой.
 Тут  к  Ранду  подошли  Мэт и Перрин. Эгвейн и бровью  не  повела.  Парни
нерешительно посмотрели на нее, потом наклонились к Ранду.
 -  Морейн  и Перрину дала монету, - сказал Мэт. - Как нам. - Он помолчал,
потом добавил: - И он видел всадника.
 -  Где?  -  встрепенулся Ранд. - Когда? Кто еще его видел? Ты кому-нибудь
говорил?
 Перрин поднял большие ладони, останавливая поток вопросов:
 -  По  вопросу за раз. Я заметил его на краю деревни, когда он следил  за
кузницей,  вечером,  в сумерках. У меня аж мурашки  по  коже  забегали.  Я
сказал мастеру Лухану, вот только, когда он посмотрел, там никого не было.
Он  сказал,  что  меня  обманули тени. Но пока мы гасили  горн  и  убирали
(-ab`c,%-bk, он свой самый большой молот держал под рукой. Раньше  он  так
никогда не делал.
 - Значит, он тебе поверил, - сказал Ранд, но Перрин пожал плечами:
 -  Не  знаю.  Я  спросил, зачем ему молот, если мне  померещилось  что-то
среди теней, а он ответил что-то насчет волков, обнаглевших настолько, что
стали  появляться в деревне. Может, он решил, что я видел именно их,  хотя
мастер  Лухан  должен бы знать: я вполне могу отличить волка  от  человека
верхом на коне, даже в вечернем сумраке. Я знаю, что я видел, и никому  не
заставить меня поверить в другое.
 -  Я  тебе верю, - сказал Ранд. - Я тоже его видел. Перрин удовлетворенно
хмыкнул, словно раньше не был уверен в этом.
 -  О  чем  это  вы  говорите? - неожиданно раздался требовательный  голос
Эгвейн.
 Ранду  вдруг  захотелось  разговаривать шепотом.  Знай  он,  что  она  их
услышит,  он  бы так и сделал. Мэт и Перрин, с глупыми улыбками  до  ушей,
наперебой  принялись рассказывать Эгвейн о своих неожиданных  встречах  со
всадником  в  черном плаще, но Ранд хранил молчание. Он  был  уверен,  что
знает, какие слова она скажет, когда его друзья закончат свои истории.
 -  Найнив  оказалась права, - заявила Эгвейн куда-то в  небо,  едва  двое
юношей умолкли. - Ни одного из вас нельзя отпускать далеко от материнского
подола. Люди ездят верхом на лошадях, это вам известно. Но из-за этого они
не превращаются в страшилищ из менестрелевых сказок.
 Ранд  кивнул  про  себя  -  именно такого ответа  он  и  ожидал.  Тут  же
досталось от Эгвейн и ему:
 -  А  ты  эти слухи распускаешь. Порой ты, Ранд ал'Тор, как будто  вообще
ничего  не  понимаешь.  Зима и так была страшной, а  ты  еще  принимаешься
пугать детей.
 Ранд состроил кислую гримасу:
 -  Ничего  я не распускаю, Эгвейн. Но я видел то, что видел,  а  видел  я
вовсе не фермера, ищущего заблудившуюся корову.
 Эгвейн  набрала  полную  грудь воздуха, но что она намеревалась  сказать,
никто не узнал: дверь гостиницы распахнулась, и из нее торопливо, будто за
ним гнались, выскочил седой взлохмаченный человек.

                                                                   ГЛАВА 4
                                                                МЕНЕСТРЕЛЬ

 Дверь,  грохнув,  захлопнулась за спиной седого худого  мужчины,  который
волчком  крутанулся на месте и уставился на нее. Его можно было бы  счесть
высоким,  если бы он не сутулился, но двигался он с живостью,  создававшей
обманчивое  представление о его возрасте. Плащ мужчины выглядел  лоскутным
одеялом,  заплатки всевозможных размеров и очертаний трепетали от каждого,
даже  самого  легкого порыва ветра сотнями разноцветных  пятен.  На  самом
деле,  как успел разглядеть Ранд, плащ был достаточно толстым, что бы  там
ни  утверждал мастер ал'Вир: цветастые заплаты служили большей частью  для
украшения.
 -  Менестрель!  -  взволнованно прошептала Эгвейн.  Седой  мужчина  резко
развернулся, плащ взметнулся в воздух, открыв длинную необычную куртку  с.
мешковатыми  рукавами и большими карманами. Густые, такие же  белоснежные,
как  и волосы, висячие усы; угловатое его лицо наводило на мысль о дереве,
пережившем  суровые времена. Мужчина высокомерно указал  на  Ранда  и  его
друзей чубуком своей трубки, длинным, с необычной резьбой. В воздухе повис
дымный хвост.
 Голубые,  все  замечающие глаза впились в ребят  из-под  белых  кустистых
бровей.
 Ранд  с  интересом  рассматривал незнакомца, особенно его  заинтересовали
глаза.  В Двуречье у всех были темные глаза, как и у большинства купцов  и
охранников,  да  и  у  всех,  кого он видел в  жизни.  Конгары  и  Коплины
насмехались  над серыми глазами Ранда, пока однажды в конце концов  он  не
съездил  кулаком  Эвалу Коплину по носу, - Мудрой пришлось  тогда  всерьез
потрудиться.  Ранд  задумался: а есть ли в мире такие страны,  где  темных
глаз нет ни у кого? Может, и Лан из таких краев?
 -  Что  это за место такое? - спросил менестрель глубоким низким голосом,
который  звучал громче голоса обыкновенного человека. Его  звуки  даже  на
открытом воздухе будто заполняли огромное помещение и отражались от  стен.
-  Какие-то  недотепы из деревни на холме сказали мне, что  до  темноты  я
доберусь сюда, правда, забыв упомянуть, что для этого мне надо выехать  до
полудня. Когда я наконец достиг цели, продрогнув до костей и мечтая лишь о
теплой постели, этот хозяин гостиницы брюзжал целый час, словно я какой-то
приблудный свинопас и словно не меня ваш Совет Деревни пригласил  показать
свое искусство на этом вашем празднике. И он до сих пор даже не удосужился
уведомить  меня,  что  именно  он  - мэр. -Менестрель  замолчал,  переводя
дыхание,  окинул  всех взглядом и сразу же продолжил: -  И  вот,  когда  я
спустился вниз выкурить трубку перед камином и пропустить кружечку эля,  в
общем зале все мужчины уставились на меня, будто я самое меньшее - любимый
родственничек, припершийся одолжить у них деньжат. Один престарелый дедуля
взялся  поучать меня, какие сказания мне следует рассказывать, а какие  не
нужно,  а  потом девчушка крикнула, чтоб я убирался, и пригрозила угостить
меня  хорошим  ударом  дубины, дабы я быстрее пошевеливался.  Ну  где  это
видано, чтобы так обращались с менестрелем?
 На  лицо  Эгвейн  стоило посмотреть: она широко раскрытыми  от  изумления
глазами  разглядывала  менестреля, представшего  перед  нею  во  плоти,  и
удивление боролось в ней с желанием броситься на защиту Найнив.
 -  Прошу  прощения,  мастер Менестрель, - сказал Ранд.  Он  понимал,  что
самым глупейшим образом ухмыляется. - Это была наша Мудрая, и...
 -  Та  маленькая стройная прелестница? - воскликнул менестрель. -  Мудрая
вашей  деревни?  Как,  да  в ее лета ей бы лучше  кокетничать  с  молодыми
парнями, а не предсказывать погоду и лечить болезни!
 Ранд  переступил  с  ноги на ногу. Он надеялся,  что  Найнив  никогда  не
узнает о высказываниях менестреля. По крайней мере, пока не закончится его
выступление.  Перрин  вздрогнул  от  слов  менестреля,  а  Мэт   беззвучно
присвистнул, словно у них обоих появились одни и те же мысли.
 -  Мужчины - это Совет Деревни, - продолжал Ранд. - Уверен, они не хотели
показаться  невежливыми.  Понимаете,  мы  только  что  узнали  о  войне  в
Гэалдане, о человеке, называющем себя Возрожденным Драконом. О Лжедраконе.
Об  Айз  Седай, спешащих туда из Тар Валона. Совет старался  выяснить,  не
окажемся ли мы здесь в опасности.
 -  Старые новости, даже в Байрлоне, - облегченно вздохнул менестрель, - а
сюда вести доходят в самую последнюю очередь. - Он замолчал, оглянулся  на
деревенские  дома и сухо добавил: - Или почти в последнюю. - Потом  взгляд
его  зацепился  за  фургон,  одиноко стоящий  перед  гостиницей,  упираясь
оглоблями в землю. - Вот как. По-моему, я там, в гостинице, признал Падана
Фейна.  -  Голос  его  по-прежнему был глубок, но  удивительная  звучность
исчезла,  сменившись  презрением. - Фейн  всегда  быстро  приносит  плохие
вести,  а  самые  худшие - еще быстрее. В нем больше  от  ворона,  чем  от
человека.
 -  Мастер  Фейн  часто  бывает  в Эмондовом Лугу,  мастер  Менестрель,  -
сказала Эгвейн, нотка неодобрения проскользнула через стену восхищения.  -
Он  всегда  полон веселья, и хороших вестей Фейн приносит гораздо  больше,
чем недобрых.
 Менестрель зыркнул на нее, потом широко улыбнулся:
 -  Какая  премиленькая девица! К вашим волосам подошли бы бутоны  роз.  К
сожалению, сейчас я не могу достать розы прямо из воздуха, но не затруднит
ли  вас постоять завтра рядом со мной во время моего представления?  Чтобы
подать  мне  флейту,  когда я попрошу, и кое-какие прочие  инструменты.  Я
всегда выбираю в помощницы самую очаровательную девушку, какую удастся мне
найти.
 Перрин  тихо заржал, а Мэт, который и так едва сдерживал смех,  захохотал
во  весь  голос. Ранд обалдело захлопал глазами. Эгвейн свирепо посмотрела
на   него,   и   он  даже  не  улыбнулся.  Она  выпрямилась  и  заговорила
преувеличенно спокойным тоном:
 - Благодарю вас, мастер Менестрель. Я буду рада помочь вам.
 -  Том  Меррилин,  - сказал менестрель. Они уставились на  него.  -  Меня
зовут Том Меррилин, а не мастер Менестрель. - Он подтянул пестрый плащ,  и
внезапно голос его вновь зазвучал будто в огромном зале: - Некогда Придвор
ный   Бард,   сейчас  я  действительно  достиг  высокого  звания   Мастера
Менестреля, однако зовут меня просто - Том Меррилин, а менестрель -  всего
лишь  звание,  которым я очень горд. - С этими словами он отвесил  поклон,
очень  церемонно  и  при этом так искусно взмахнул полой  плаща,  что  Мэт
захлопал в ладоши, а Эгвейн задохнулась от восхищения.
 -  Мастер... э-э... мастер Меррилин, - произнес Мэт, не совсем  уверенный
в  том, какую форму обращения из названных Томом Меррилином выбрать, - что
сейчас  происходит в Гэалдане? Вам что-нибудь известно об этом Лжедраконе?
Или об Айз Седай?
 -  Парень,  я  что,  похож  на  торговца? - буркнул  менестрель,  выбивая
трубку, постукивая по ней ладонью. Он засунул ее внутрь то ли плаща, то ли
куртки  -  Ранд  не  поручился бы за то, куда и как она  исчезла.  -  Я  -
менестрель, а не разносчик сплетен. И стою на том, чтобы ничего  не  знать
об Айз Седай. Так намного спокойнее.
 -  Но  война, - с жаром заикнулся было Мэт, однако его сразу  же  оборвал
мастер Меррилин:
 -  В  войнах,  паренек,  одни глупцы убивают  других  глупцов  по  самому
глупому  поводу. Каждый должен зарубить это себе на носу. Я здесь -  из-за
своего  искусства.  -  Неожиданно он ткнул пальцем  в  Ранда:  -  Вот  ты,
приятель. Ты высокий. Ты еще не совсем вырос, но сомневаюсь, что в  округе
найдется  мужчина твоего роста. И еще, держу пари, мало у кого  в  деревне
глаза  такого  цвета. С рукоятью топора за плечами ты - айилец,  такой  же
высокий. Как твое имя, парень?
 Ранд  нерешительно назвался - в растерянности, потешается  над  ним  этот
человек или нет, а менестрель уже принялся за Перрина:
 - А ты сложением почти огир. Очень похоже. Как тебя зовут?
 -  Ну, если я еще встану себе на плечи, - засмеялся Перрин. - Боюсь, я  и
Ранд всего-навсего простые люди, мастер Меррилин, а не выдуманные твари из
ваших сказаний. Я - Перрин Айбара.
 Том Меррилин дернул себя за ус:
 -  Вот как. Выдуманные создания из моих сказаний. Выдуманные, да? Сдается
мне, вы, парни, порядком попутешествовали.
 Ранд  держал рот на замке: наверняка сейчас они стали мишенью для  шутки,
но Перрин заговорил:
 -  Мы  все  доходили  до Сторожевого Холма и Дивен Райд.  Не  многие  тут
забирались так далеко. - Он не хвастался: Перрин редко хвастался, это было
не в его привычке. Он говорил лишь правду.
 -  Мы  все  повидали Трясину, - добавил Мэт, а вот в его голосе слышалось
хвастовство. - Это болото на дальнем конце Мокрого Леса. Там вообще  никто
не  бывает  - везде полно топей и зыбучих песков, - только мы. И  к  Горам
Тумана  никто  не  ходит, а мы ходили один раз. Во  всяком  случае,  к  их
подножию.
 -  Вот  так  далеко,  да?  - негромко проговорил  менестрель,  теперь  не
переставая поглаживать усы. Ранду показалось, что этим он скрывает улыбку,
и юноша заметил, как Перрин хмурится.
 -  Заходить в горы - к несчастью. - Мэт будто оправдывался, что не  ходил
дальше. - Это всем известно.
 -  Это совершенная глупость, Мэтрим Коутон, - гневно прервала его Эгвейн.
-  Найнив говорит... - Она осеклась, щеки ее порозовели, а взгляд, которым
она окинула Тома Меррилина, отнюдь не светился дружелюбием, как раньше.  -
Неправильно, так... Это не... - Девушка покраснела еще больше  и  умолкла.
Мэт  прищурился,  словно ему в голову закралось подозрение  о  том,  каким
должно  было  быть  продолжение. - Ты права,  дитя,  -  сказал  сокрушенно
менестрель. - Я смиренно прошу прощения. Я здесь для того, чтобы выступать
и веселить людей. Ах, ах, всегда мой язык доставляет мне неприятности!
 -  Может,  мы и не странствовали так далеко, как вы, - решительно  заявил
Перрин, - но какое значение может иметь то, насколько высок Ранд?
 -  Сейчас-сейчас, парень. Чуть погодя я дам тебе возможность  попробовать
поднять меня, но ты не сможешь оторвать мои ноги от земли. Ни ты, ни  твой
высокий  друг  -  Ранд, правильно? - и никто другой. Ну, что  вы  об  этом
думаете?
 Перрин насмешливо фыркнул:
 - Думаю, могу поднять вас прямо сейчас.
 Но когда он шагнул вперед, Том Меррилин жестом остановил его:
 -  Позже,  парень, позже. Когда соберется побольше зевак.  Артисту  нужна
публика.
 С  того  момента,  как  из  гостиницы  появился  менестрель,  на  Лужайке
собралось  десятка  два человек - от молодых мужчин и  девушек  до  детей,
которые,  затаив дыхание и с широко раскрытыми глазами, выглядывали  из-за
спин  более  старших зрителей. Все словно бы ждали от менестреля  каких-то
gc$%a.  Седой мужчина оглядел стоящих вокруг него - как будто пересчитывая
их, - затем едва заметно качнул головой и вздохнул:
 -  По-моему, лучше кое-что вам показать, так, маленький образчик.  Такой,
чтоб  вы  смогли  поделиться впечатлениями с другими. А? Просто  небольшой
кусочек того, что вы увидите завтра на своем празднике.
 Менестрель  отступил  на  шаг  назад,  затем  внезапно,  одним   прыжком,
изогнувшись  и  сделав  в  воздухе  сальто,  оказался  на  кромке  старого
фундамента,  лицом  к  зрителям. Более того, в его руках,  едва  он  успел
приземлиться, затанцевали три шарика - красный, белый и черный.
 Вздох  изумления и удовольствия пронесся над зрителями. Даже Ранд позабыл
о  своей досаде. Он улыбнулся Эгвейн и получил в ответ восхищенную улыбку,
затем  они оба повернули головы и с нескрываемым интересом стали  смотреть
на менестреля.
 -  Вы хотите услышать сказания? - торжественно заговорил Том Меррилин.  -
Хорошо,  вы их услышите. Я сделаю так, что они оживут у вас перед глазами.
-  Откуда  ни возьмись к трем шарикам добавился синий, потом -  зеленый  и
желтый. - Сказания о великих войнах и великих героях, для мальчиков и  для
мужей.  Для женщин и девочек, полный Цикл Аптаригайн. Сказания  об  Артуре
Пейндраге  Танриале,  Артуре Ястребином Крыле. Артуре,  Верховном  Короле,
который когда-то правил всеми землями от Айильской Пустыни до Океана Арит,
и  даже  теми, что лежат еще дальше. Дивные истории о необычных народах  и
чужих  землях, о Зеленом Человеке, о Стражах и троллоках, об огир и  Айил.
Тысяча  Сказаний об Анла, Мудрой Советнице. "Джаэм Победитель  Великанов".
Как Сюэа приручила Джейина Далекоходившего. "Мара и три глупых короля".
 -  Расскажите нам о Ленне! - выкрикнула Эгвейн. - О том, как он летал  на
луну  в  брюхе  у  огненного орла. Расскажите  о  его  дочери  Салии,  что
странствует среди звезд.
 Ранд   скосил  глаза  на  Эгвейн,  но  она  вся  была  захвачена   речами
менестреля.  Ей  никогда  не нравились истории  о  приключениях  и  долгих
странствиях.  Любимыми  у  нее были забавные рассказы,  еще  она  отдавала
предпочтение  историям, где женщины хитростью брали  верх  над  теми,  кто
считался самым умным. Ранд был уверен: она попросила исполнить сказание  о
Ленне и Салии с тем, чтобы сунуть колючку ему под рубаху. Несомненно,  она
могла  бы понять, что большой мир - не место для народа Двуречья.  Слушать
сказания о приключениях, даже мечтать о приключениях - это одно, и  совсем
другое - когда они происходят с тобой.
 -  А-а,  эти старые предания, - сказал Том Меррилин, и танец разноцветных
шариков вдруг изменился, разбившись на два отдельных кольца по три шара. -
Предания из той Эпохи, что, как поговаривают, предшествовала Эпохе Легенд.
А может, и еще более древней. Но я, представьте себе, знаю все предания об
эпохах,  которые  уже миновали и которые еще предстоят. Об  Эпохах,  когда
люди были владыками неба и звезд, и об Эпохах, когда человек мог бродить с
животными  как  брат,  и об Эпохах Чудес, и об Эпохах  Ужаса.  Об  Эпохах,
которые  кончились  огнем,  дождем  пролившимся  с  небес,  и  об  Эпохах,
последний час которых пришел со снегом и льдом, покрывшими землю и моря. Я
знаю все предания, и я все расскажу вам. Сказания о Великане Моске, о  его
Огненном Копье, что протягивалось через весь мир, и о войнах, что он вел с
Элсбет,  Королевой  Всего Сущего. Сказание о Целительнице  Матрис,  Матери
Дивного Инда.
 Шарики  летали  теперь  между руками Тома Меррилина  двумя  сплетающимися
кольцами.  Он говорил нараспев и медленно поворачивался, словно  оценивая,
какое впечатление он произвел на зрителей.
 -  Я  расскажу  вам  о  конце  Эпохи Легенд, о  Драконе,  о  его  попытке
выпустить Темного в мир людей. Я расскажу вам о Времени Безумия, когда Айз
Седай  разбили  мир вдребезги; о Троллоковых Войнах, когда люди  бились  с
троллоками за господство над землей; о Войне Ста Лет, когда люди сражались
с  людьми  и  возникали государства наших дней. Я расскажу о  приключениях
мужчин  и  женщин, богатых и бедных, великих и малых, гордых  и  скромных.
Осада  Столпов Неба. "Как Достойная Кэрил мужа от храпа излечила".  Король
Дэрит и Падение Рода...
 Внезапно все кончилось. Том просто подхватил шарики в воздухе и умолк  на
полуслове.  Ранд  не  заметил, когда к слушателям  присоединилась  Морейн.
Подле  нее, у плеча, находился Лан, но, чтобы увидеть его, Ранду  пришлось
посмотреть дважды. Минуту Том глядел на Морейн искоса, замерев на месте  и
лишь  пряча шарики в рукава просторной куртки. Потом поклонился ей, широко
.b"%$o в сторону полу плаща.
 - Прошу прощения, но вы наверняка не местная?
 - Леди! - с жаром произнес свистящим шепотом Ивин. - Леди Морейн.
 Том прищурился, потом поклонился еще ниже:
 -   Еще  раз  прошу  прощения...  э-э...  леди.  Я  не  хотел  показаться
непочтительным.
 Морейн жестом отмахнулась от извинений:
 -  Не  волнуйтесь,  все  в порядке, Мастер Бард.  И  зовите  меня  просто
Морейн. Да, я здесь чужая, путник, как и вы, далеко от дома и близких. Для
чужака мир может стать опасным местом.
 -  Леди  Морейн собирает предания, - влез в разговор Ивин. -  Предания  о
том,  что  происходило в Двуречье. Только не знаю, что  же,  заслуживающее
сказания, могло бы здесь случиться.
 -  Надеюсь, вам понравятся и мои предания... Морейн. Том наблюдал за  ней
с  явной  опаской.  Похоже, встреча с нею не обрадовала  его.  Ранд  вдруг
задумался, какие развлечения могут быть у такой леди, как она, в городе  -
например,  в  Байрлоне  или  в  Кэймлине. Наверняка  им  не  сравниться  с
выступлением менестреля.
 -  Это  вопрос вкуса, Мастер Бард, - ответила Морейн. - Некоторые истории
я люблю, некоторые - нет. Том тем не менее склонился еще ниже:
 -  Уверяю  вас, ни одна из моих историй не покажется вам неприятной.  Они
доставят  вам  удовольствие и развлекут вас. И вы оказываете  мне  слишком
высокую честь. Я простой менестрель, и ничего более.
 Морейн  ответила  на  его  поклон  снисходительным  кивком.  На  миг  она
показалась  не  просто  леди,  как назвал ее Ивин,  милостиво  принимающей
подношение  от  одного  из  подданных, а кем-то более  важным.  Потом  она
повернулась и пошла в сторону, Лан - следом: волк, идущий по берегу  рядом
с  плавно  скользящим но водной глади лебедем. Том долго смотрел  на  них,
насупив  густые брови и поглаживая длинные усы костяшками пальцев, смотрел
до  тех пор, пока они. не оказались на середине Лужайки. Ему это вовсе  не
по душе, подумал Ранд.
 - Вы еще немного пожонглируете, а? - задал вопрос Ивин.
 -  Глотать  огонь!  -  воскликнул Мэт. - Мне хочется посмотреть,  как  вы
глотаете огонь.
 - Арфу! - раздался голос из толпы. - Поиграйте на арфе!
 Кто-то потребовал еще и флейту.
 В  этот  момент  дверь  гостиницы отворилась, и  оттуда  вывалился  Совет
Деревни, следом показалась Найнив. Падана Фейна Ранд не разглядел:  скорей
всего,  торговец решил остаться в гостиничном тепле и уюте, в  компании  с
подогретым вином.
 Пробормотав  что-то о "крепком бренди", Том Меррилин тат  же  спрыгнул  с
древнего  фундамента. Игнорируя крики зрителей, он устремился в  гостиницу
мимо членов Совета, проскользнув в дверь, прежде чем все они успели выйти.
 -  Что  он  о  себе  возомнил? Он кто вообще, менестрель  или  король?  -
раздраженно  бросил Кенн Буйе. - Спросите меня, и я скажу: уйма  денег,  и
все впустую.
 Бран  ал'Вир чуть повернулся, проводив взглядом менестреля, потом покачал
головой:
 - Этот человек может доставить больше хлопот, чем он того стоит.
 Найнив, занятая своим плащом, громко фыркнула:
 -  Беспокойся  о  менестреле,  если  есть  охота,  Бранделвин  ал'Вир.  В
Эмондовом  Лугу,  по  крайней  мере, хоть он может  сказать  о  Лжедраконе
побольше  вашего. Но как бы ты не тревожился, здесь есть и еще кое-кто,  о
ком тебе следовало бы побеспокоиться.
 -  С  вашего  позволения, Мудрая, - твердо сказал Бран, - будьте  любезны
оставить  на  мое  усмотрение тех, кто мог бы  меня  обеспокоить.  Госпожа
Морейн и мастер Лан - постояльцы в моей гостинице и добропорядочные, я  бы
сказал,  респектабельные люди. Никто из них не обзывал меня глупцом  перед
всем Советом. Никто из них не говорил Совету, что не у всех его участников
хватает ума.
 -  Похоже,  половине из них я еще и польстила, - парировала  Найнив.  Она
зашагала  прочь, ни разу не оглянувшись, оставив Брана двигать челюстью  в
поисках достойного ответа.
 Эгвейн  обернулась  к  Ранду, словно собиралась с ним  заговорить,  затем
вместо  этого  бросилась за Мудрой. Ранд понимал, что должен  быть  способ
c$%`&  bl  ее в Двуречье, но то, до чего смог додуматься, он не был  готов
принять, даже если этого хочет она. И то, что девушка столько раз заявляла
о своем нежелании, заставляло его чувствовать себя еще хуже.
 -  Этой  молодухе  нужно  замуж, - заворчал  Кенн  Буйе,  покачиваясь  на
носках.  Багровое  лицо  его потемнело больше  прежнего.  -  Ей  недостает
должного  уважения  к  мужчинам.  Мы -  Совет  Деревни,  а  не  мальчишки,
подметающие ее двор, и...
 Мэр   устало  выдохнул  через  нос  и  внезапно  повернулся   к   старому
кровельщику:
 -  Замолчи, Кенн! Хватит поступать так, словно ты Айил с черной  повязкой
на  лице!  -  Худой кровельщик, оторопев, застыл, вытянувшись  на  носках.
Никогда мэр не позволял гневу брать над ним верх. Бран свирепо смотрел  на
Кенна.  -  Сгореть  мне  на месте, но нам нужно заняться  более  насущными
делами,  чем  обсуждение  этих глупостей. Или ты хочешь  доказать  правоту
Найнив?
 С  этими  словами он, тяжело шагая, вернулся в гостиницу и  захлопнул  за
собой дверь.
 Члены  Совета глянули на окаменевшее лицо Кенна, потом двинулись в разные
стороны  -  все,  кроме Харала Лухана, который, негромко о чем-то  говоря,
пошел  рядом  с кровельщиком. Кузнец был единственным человеком,  кто  мог
убедить Кенна внять голосу разума.
 Ранд направился навстречу отцу, его друзья потянулись за ним.
 -  Я  ни  разу не видел мастера ал'Вира таким взбешенным, - было  первое,
что сказал Ранд, получив от Мэта полный недовольства взгляд.
 -  Мэр  и  Мудрая редко приходят к согласию, - сказал Тэм,  -  а  сегодня
согласия  между  ними  меньше обычного. Вот и все. То  же  самое  в  любой
деревне.
 -  А  что  о  Лжедраконе?  -  задал  Мэт вопрос,  к  которому  добавилось
нетерпеливое ворчание Перрина:
 - Что об Айз Седай?
 Тэм медленно покачал головой:
 -  Мастер  Фейн знает не намного больше того, что уже успел сказать.  Для
нас мало интересного. Битвы выиграны или проиграны. Города сданы или снова
отбиты. Все - в Гэалдане, хвала Свету. За его пределы война не вышла,  или
же это последнее, о чем узнал мастер Фейн.
 - Про битвы мне интересно, - произнес Мэт, а Перрин добавил:
 - Что он про них сказал?
 -  Для меня битвы интереса не представляют, Мэтрим, - сказал Тэм. - Но  я
уверен, что попозже он с радостью все : про них вам выложит. Главное,  нам
не следует тревожиться о них здесь, - как решил Совет. Мы не видим причин,
по  которым  Айз  Седай могут появиться тут на пути на  юг.  Что  касается
обратного  путешествия, я думаю, вряд ли им захочется проезжать через  Лес
Теней и переправляться через Белую.
 Ранд  и  его  друзья  при  этих словах насмешливо фыркнули.  Имелось  три
причины, по которым никто не появлялся в Двуречье иначе как с севера -  со
стороны   Таренского  Перевоза.  Первая,  разумеется,   -   Горы   Тумана,
возвышающиеся на западе, а на востоке путь надежно перекрывала Трясина. На
юге  текла  река  Белая, получившая свое название от  пены,  вскипающей  в
бурлящем  столкновении быстрого потока со скалами и валунами. А  за  Белой
лежал  Лес  Теней. Мало кто из двуреченцев когда-либо переправлялся  через
Белую, и совсем немногие из них смогли вернуться. Лес Теней протянулся  на
юг, по всеобщему мнению, на сотню или даже больше миль, без дорог и жилья,
но зато там было полным-полно волков и медведей.
 -  Значит,  для  нас  все этим и кончится, - сказал  Мэт.  В  голосе  его
слышалось по меньшей мере разочарование.
 -  Не  совсем, - отозвался Тэм. - Послезавтра мы отправим людей  в  Дивен
Райд,  в  Сторожевой  Холм и еще в Таренский Перевоз договориться  о  том,
чтобы  выставить  дозоры. Верховые вдоль Белой  и  Тарена,  а  между  ними
-пешие.  Сделать бы это сегодня, но со мною согласился один мэр. Остальным
никак  не решиться попросить кого-нибудь провести весь Бэл Тайн верхом  на
лошади, носясь по всему Двуречью.
 -  Но,  по-моему,  вы говорили, что нам тревожиться не о  чем,  -  сказал
Перрин, и Тэм отрицательно качнул головой:
 -  Я сказал, что не следует, я не говорил, что не должны. Я знавал людей,
погибших  потому,  что они были убеждены: того, что  случиться  не  может,
-(*.#$   и  не  случится. Кроме того, сражения сорвут  с  насиженных  мест
разный  люд.  Большинство будут лишь стараться обрести защиту,  но  другие
станут  искать  возможность поживиться в смуте. Первым  мы  протянем  руку
помощи, но вторым мы должны быть готовы дать от ворот поворот.
 Внезапно заговорил Мэт:
 -  А  можем  и  мы  поучаствовать в этом деле? Я, например,  очень  хочу.
Знаете, я могу ездить верхом, как и всякий в деревне.
 -  Тебе  хочется  несколько  недель холода  и  скуки,  сна  урывками  под
открытым  небом?  -  засмеялся Тэм. - Наверняка это все,  что  там  будет.
Надеюсь, только это. Мы далеко в стороне даже от пути беженцев. Но если ты
решился,  поговори  с  мастером  ал'Виром. Ранд,  нам  пора  отправляться,
обратно на ферму.
 Ранд заморгал от неожиданности:
 - Я думал, мы останемся на Ночь Зимы.
 - Дела требуют позаботиться о ферме, и ты мне будешь нужен.
 -  Даже если так, мы все равно можем задержаться на пару часов. И  еще  я
хотел вызваться в дозор.
 -  Мы  отправляемся немедленно, - отрезал отец Ранда тоном,  не  терпящим
возражений. Потом, более мягко, добавил: - Завтра мы вернемся,  и  у  тебя
будет время переговорить с мэром. И на Праздник времени хватит. А сейчас у
тебя есть пять минут, потом встречаемся в конюшне.
 -  Ты пойдешь со мной и Рандом в дозорные? - спросил Мэт у Перрина, когда
Тэм  ушел.  -  Готов  поспорить, ничего подобного  раньше  в  Двуречье  не
случалось. Что ж, если мы доберемся до Тарена, нам, может, удастся увидеть
даже солдат и кто знает, что еще. Даже Лудильщиков.
 -  Думаю, пойду с вами, - медленно сказал Перрин, - если я не буду  нужен
мастеру Лухану, вот так.
 -  В  Гэалдане  война, - перебил его Ранд. С трудом он понизил  голос:  -
Война в Гэалдане, Айз Седай Свет знает где, и ни первого, ни второго здесь
нет.  Зато есть человек в черном плаще, или вы о нем уже забыли?  Два  его
друга смущенно переглянулись.
 -  Извини, Ранд, - пробормотал Мэт. - Но не так уж часто выпадает  случай
сделать  что-то поинтересней, чем подоить коров моего па. - Он  выпрямился
под удивленными взглядами. - Да, я их дою, и к тому же каждый день.
 -  Черный  всадник,  -  напомнил друзьям Ранд. -  Что,  если  он  кому-то
наделает бед?
 - Может, он беженец, спасающийся от войны, - с сомнением сказал Перрин.
 - Кто бы он ни был, - заявил Мэт, - дозоры его найдут.
 -  Возможно, - сказал Ранд, - но похоже, он исчезает, когда ему  хочется.
Лучше, если они будут знать об этом, когда станут его искать.
 -  Мы  расскажем  обо всем мастеру ал'Виру, когда вызовемся  в  дозор,  -
сказал Мэт, - он расскажет Совету, а они передадут караульным.
 -  Совет! - недоверчиво сказал Перрин. - Нам очень повезет, если  мэр  не
расхохочется нам в лицо. Мастер Лухан и отец Ранда и без того уже  думают,
что мы оба от теней шарахаемся.
 Ранд вздохнул:
 -  Если  мы  хотим  рассказать о всаднике, то  можно  сделать  все  прямо
сейчас. Сегодня мэр будет смеяться не громче, чем завтра.
 -  Может,  -  сказал  Перрин, искоса глянув на Мэта,  -  нам  попробовать
отыскать  еще кого-нибудь, кто его видел? Сегодня вечером мы расспросим  в
деревне каждого.
 Мэт  помрачнел, но ничего не сказал. Все поняли, что Перрин имел в  виду:
нужно найти других свидетелей, понадежнее Мэта.
 -  Завтра  он  не  станет  смеяться громче,  -  добавил  Перрин,  заметив
нерешительность  Ранда. - Когда мы пойдем к мэру, я бы с радостью  взял  с
собой еще кого-нибудь. Мне сгодится хоть половина деревни.
 Ранд  задумчиво  кивнул. Он уже почти слышал, как смеется мастер  ал'Вир.
Побольше  свидетелей  точно не повредит. И если они  трое  заметили  этого
типа, то и другие наверняка его видели. Должны были видеть.
 -  Ладно,  завтра. Вы вдвоем вечером найдете, кого сможете, и  завтра  мы
пойдем к мэру. А после...
 Парни молча смотрели на него, и ни один не задал вопрос, что будет,  если
им  не удастся найти никого, кто бы видел человека в черном плаще. Тем  не
менее  вопрос ясно читался в их глазах, и ответа на него у Ранда не  было.
Он тяжело вздохнул.
 -  Мне, пожалуй, пора идти. А то отец уже, наверное, гадает, куда  это  я
запропастился.
 Провожаемый  словами прощания, он спешным шагом прошел во  двор  конюшни,
где, упершись в землю оглоблями, стояла двуколка с большими колесами.
 Конюшня  представляла собой длинное, узкое строение с высокой  двускатной
соломенной  крышей.  Внутри,  по  обе стороны  от  прохода,  располагались
стойла, устланные соломой. Свет, проникающий из открытых двойных дверей на
обоих концах конюшни, не мог рассеять царящий тут сумрак. В восьми стойлах
хрупали  овсом  лошади  торговца,  в  шести  других  переступали  копытами
тяжеловозы-дхурраны мастера ал'Вира, которых он обычно сдавал внаем, когда
фермерам  нужно было вывезти груз, что оказывался не под силу их  лошадям.
Из  остальных стойл заняты были всего лишь три. Ранд прикинул в  уме,  что
без  труда  мог  бы определить, кому какое животное принадлежит.  Высокий,
широкогрудый черный жеребец, который яростно встряхивал головой  и  прядал
ушами,  наверняка конь Лана. Холеная белая кобыла с выгнутой шеей, которая
переступала ногами с той же грацией, как и танцующая девушка, пусть даже и
в  стойле,  могла  принадлежать только Морейн. Третья  незнакомая  лошадь,
мускулистый,  поджарый  мерин  бурой масти,  в  самый  раз  подходил  Тому
Меррилину.
 Тэм   стоял   в  глубине  конюшни,  держа  Белу  под  уздцы  и   негромко
разговаривая  с  Хью и Тэдом. Не успел Ранд сделать и  двух  шагов  внутрь
конюшни, как его отец кивнул конюхам, вывел Белу и без слов взял Ранда под
руку,  проходя мимо него. Они молча запрягли косматую кобылу. Тэм выглядел
так  глубоко погруженным в свои мысли, что Ранд держал язык за зубами.  Он
вообще и не думал, что ему удастся убедить отца в существовании всадника в
черном  плаще  - еще меньше, чем мэра. Завтра, когда друзья  найдут  кого-
нибудь  из тех, кто видел этого человека, времени на все будет достаточно.
Если они вообще найдут хоть кого-то.
 Когда  двуколка,  дернувшись, покатила вперед, Ранд,  быстрым  шагом  идя
сбоку  от  повозки,  подхватил с ее задка лук, неловко повесил  колчан  на
пояс.  У  последнего ряда деревенских домов он наложил на  оружие  стрелу,
приподнял лук и наполовину натянул тетиву. Вокруг ничего не было видно, не
считая  деревьев, по большей части без листьев, но плечи  его  напряглись.
Черный всадник мог настичь их раньше, чем они узнали бы об этом. Тогда  не
хватит  времени натянуть тетиву лука, если только Ранд не  будет  готов  к
стрельбе заранее.
 Он  знал, что долго так удерживать лук не сможет. Ранд сам смастерил этот
лук, и Тэму, одному из немногих в округе, удавалось натянуть тетиву оружия
полностью,  до щеки. Юноша решил выбросить черного всадника  из  головы  и
думать  о  чем-нибудь другом. Но это оказалось непросто  -  кругом  темной
стеной стоял лес, и плащи хлопали на ветру.
 -  Отец,  -  в  конце  концов сказал Ранд, - я не понимаю,  зачем  Совету
понадобилось расспрашивать Падана Фейна. - С усилием он оторвал взгляд  от
леса  и посмотрел мимо Белы на Тэма. - По-моему, решение вы приняли  сразу
же, прямо у фургона. Мэр пугается любого недоумка, толкующего об Айз Седай
и Лжедраконе здесь, в Двуречье.
 -  У  каждого  человека свои странности. Ранд. Даже у  лучших  из  людей.
Возьми  Харала  Лухана. Мастер Лухан - сильный и храбрый  мужчина,  но  он
смотреть  не  может  на  то,  как забивают скот.  Становится  бледный  как
полотно.
 -  А  какое это имеет отношение хоть к чему-то? Всем известно, что мастер
Лухан  не  выносит вида крови, и никто, кроме Коплинов  и  Конгаров,  и  в
голову этого не берет.
 -  Сейчас объясню, парень. Люди не всегда думают или ведут себя так,  как
ты  мог бы ожидать. Эти люди... пусть град вбивает их зерно в грязь, пусть
ветер срывает крыши в округе, пусть волки убивают половину их скота, а они
закатают  рукава  и начнут все сызнова. Они бы поворчали,  но  у  них  нет
лишнего  времени. Но только подкинь им мысль об Айз Седай и  Лжедраконе  в
Гэалдане,  и  вскоре  они станут задумываться о том, что  Гэалдан  не  так
далеко,  хоть и по ту сторону Леса Теней, о том, не слишком  ли  близко  к
востоку от нас проходит прямая дорога от Тар Валона до Гэалдака. Как будто
Айз  Седай вместо пути через Кэймлин и Лугард выберут буераки в глухомани!
К  завтрашнему утру половина деревни пребывала бы в убеждении, что вся  та
война  вот-вот обрушится на нас. Переубедить их - дело не одной и не  двух
недель.  Веселенький получился бы Бэл Тайн! Поэтому Бран  и  подбросил  им
$`c#cn тему для размышлений раньше, чем они сами успели додуматься до чего-
нибудь  иного.  Они увидели, что Совет занялся обсуждением новостей,  и  к
этому  времени  люди  услышат, что мм решили. Люди  выбрали  нас  в  Совет
Деревни потому, что верят: мы основательно обдумаем состояние дел и придем
к  решению, которое будет наилучшим для всех. Они полагаются на нас.  Даже
на  мнение  Кенна, который, по-моему, посторонним многого не  говорит.  Во
всяком  случае, люди услышат, что тревожиться не о чем, и поверят. Это  не
означает,  что  они не могли бы прийти к тому же выводу  или  что  они  не
пришли бы в конечном счете к нему, но Совет поступил так вот почему: он не
хотел  испортить  Праздник,  и теперь никто  не  будет  неделями  мучиться
тревожными  мыслями о том, что вряд ли произойдет. Если же все  так  плохо
сложится  и  это случится... что ж, дозоры вовремя нас предупредят,  и  мы
сделаем  все, что сможем. Хотя я по-настоящему не верю, что дела обернутся
именно так.
 Ранд  надул  щеки. По-видимому, быть членом Совета гораздо более  сложное
дело,  чем  он  предполагал. Двуколка с громыханием катилась по  Карьерной
Дороге.
 - Кто-нибудь кроме Перрина видел того странного всадника? - спросил Там.
 -  Мэт, но... - Ранд моргнул, потом уставился на отца поверх спины  Белы:
- Ты мне веришь? Мне нужно вернуться. Я должен им рассказать!
 Ранд  уже  повернулся, готовый бежать обратно в деревню,  но  окрик  Тэма
остановил его.
 -  Постой,  парень, погоди! Неужели ты думаешь, что я без всякой  причины
так долго откладывал наш разговор?
 Ранд  неохотно  вновь  пошел  рядом с поскрипывающей  двуколкой;  впереди
терпеливо шагала Бела.
 - Теперь ты веришь? Почему мне нельзя рассказать Другим?
 -  Очень  скоро  они узнают. По крайней мере, Перрин. Насчет  Мэта  я  не
уверен.  Как можно быстрее нужно доставить известия на фермы,  ведь  через
час-другой в Эмондовом Лугу всем старше шестнадцати - по крайней мере тем,
у  кого есть голова на плечах, - будет известно, что рядом прячется чужак,
которого вряд ли кто пригласил бы на Праздник. Зима была и без того плоха,
чтобы еще вдобавок перепугать младших до полусмерти.
 -  На  Праздник?  - сказал Ранд. - Если бы ты видел его, то  захотел  бы,
чтобы он держался подальше от деревни, миль так за десять, не ближе.  Или,
может, за сотню.
 -  Может,  и  так,  - спокойно сказал Тэм. - Возможно, он  лишь  беженец,
спасающийся  от  смуты  в  Гэалдане, или,  более  вероятно,  вор,  который
надеется,  что  здесь  ему воровать будет легче,  чем  в  Байрлоне  или  в
Таренском  Перевозе. Пускай даже так, но ни у кого в округе  нет  лишнего,
чтобы позволить украсть что-нибудь. Если человек бежит от войны... ну, это
все  равно  не  оправдание  тому, что он пугает  людей.  Когда  караульные
возьмутся за дело, они либо обнаружат, либо отпугнут его.
 -  Надеюсь,  дозоры его отпугнут. Но почему ты поверил мне  теперь,  хотя
утром считал, что мне все померещилось?
 -  Тогда, парень, я поверил своим глазам, а они ничего не увидели. -  Тэм
качнул  седеющей головой. - Похоже, только молодые видят этого  типа.  Все
вышло  наружу,  когда  Харал Лухан упомянул о том,  что  Перрин  от  теней
вздрагивает. Его к тому же видел старший сын Джона Тэйна, а еще -  сынишка
Сэмила Кро, Бандри. Ладно; когда четверо заявляют, что они видели нечто, -
и  все  надежные  ребята,  -  мы стали думать: может,  это  и  существует,
неважно, видим мы его или нет. Разумеется, все, за исключением Кенна.  Так
или  иначе, именно поэтому мы направляемся домой. Если никого  из  нас  не
будет,  этот  чужак,  глядишь,  натворит  там  бед.  Я  бы  и  завтра   не
возвращался,  не  будь Праздника. Но мы не станем узниками  в  собственных
домах только потому, что где-то поблизости шатается этот тип.
 -  Я  не  знал  о  Бане и Леме, - сказал Ранд. - Перрин  с  Мэтом  хотели
сходить завтра к мэру, но мы опасались, что он нам не поверит.
 -  Седина в волосах - не короста в мозгах, - сухо сказал Тэм. -  Так  что
давай, гляди в оба. Может, я тоже ухитрюсь его заметить, появись он еще.
 Ранд  послушно стал глядеть в оба, как и было ведено. Он удивился, поняв,
что  шаг его стал легче. С плеч будто камень свалился. Страх не исчез,  но
был  теперь не таким гнетущим. Он и Тэм, как и утром, шагали по  Карьерной
Дороге  одни,  но  каким-то образом Ранд чувствовал,  что  с  ними  -  вся
деревня. Разница была в том, что другие теперь тоже знали и верили:
 Не  существовало ничего такого, что мог бы сделать всадник в черном плаще
и с чем не могли бы сообща справиться жители Эмондова Луга.

                                                                   ГЛАВА 5
                                                                 НОЧЬ ЗИМЫ

 Ко  времени,  когда двуколка достигла фермы, солнце уже  прошло  половину
своего  пути к закату. Жилой дом на ферме был не очень большим и мало  чем
напоминал  некоторые разросшиеся усадьбы дальше к востоку, - те  поселения
росли  год  от  года,  расширяясь, чтобы вместить  в  себя  многочисленные
семейства: в Двуречье под одной крышей зачастую жили три-четыре  поколения
семьи,  включая  всевозможных тетушек, дядюшек, кузенов и  племянников.  В
этом  отношении  Тэм  и Ранд совсем не походили на остальных  фермеров:  в
Западном Лесу только они вели хозяйство вдвоем.
 В  доме  без  всяких  пристроек почти все комнаты  находились  на  первом
этаже. На втором этаже были только две спальни да чердачная кладовая  -  в
мансарде  под  самой крышей с крутыми скатами. Если не считать  того,  что
после  зимних вьюг на крепких деревянных стенах почти не осталось побелки,
дом  был  в  хорошем  состоянии и ремонта не  требовал.  Солома  на  крыше
подновлена, а двери и ставни - выровнены и ладно пригнаны, петли смазаны.
 Дом,  сарай  и каменный загон для овец располагались в углах треугольного
двора фермы, на который отважились выйти прогуляться несколько цыплят -  в
надежде выкопать что-нибудь из мерзлой земли. Возле загона стояли открытый
навес, где стригли овец, и каменный наклонный желоб поилки. Неподалеку  от
полей,  между  двором  и  деревьями, смутно  вырисовывался  высокий  конус
сушильни  над плотно пригнанными досками ее стены. Немногие из фермеров  в
Двуречье могли прожить только продажей шерсти и табака.
 Ранд  заглянул в загон, и на него уставился вожак стада, баран с тяжелыми
витыми  рогами, но остальные черномордые овцы продолжали безмятежно лежать
или  стоять,  уткнувшись  в кормушки. На боках у  них  курчавилась  густая
шерсть, но для стрижки было еще очень холодно.
 -  Не  думаю,  чтобы  здесь появлялся человек  в  черном  плаще.  -  Ранд
повернулся  к  отцу, который медленным шагом обходил дом,  держа  наготове
копье  и  внимательно осматривая почву. - Овцы не были  бы  так  спокойны,
появись тот поблизости.
 Тэм  кивнул, но обхода не прервал. Обойдя вокруг дома, он осмотрел  землю
возле  сарая  и овечьего загона. Тэм проверил даже коптильню  и  сушильню.
Потом  вытянул ведро воды из колодца, зачерпнул из него пригоршню, понюхал
воду,  осторожно коснулся кончиком языка. Внезапно Тэм рассмеялся и  одним
глотком воду выпил.
 -  По-моему, его не было, - сказал он Ранду, вытирая руку о куртку. - Из-
за этих людей и лошадей, которых не могу ни увидеть, ни услышать, я на все
смотрю  шиворот-навыворот. - Он перелил воду из колодезного ведра в другое
и  направился к дому - с копьем в одной руке и ведром в другой. -  Я  что-
нибудь  сготовлю на ужин. И раз уж мы здесь, не помешало бы  сделать  кое-
какую работенку.
 Ранд  поморщился, с сожалением подумав о Ночи Зимы в Эмондовом  Лугу.  Но
Тэм  прав.  Работы на ферме всегда невпроворот; не успеешь  развязаться  с
одной,  как  приспели  еще две. Он поколебался, но  лук  и  колчан  далеко
убирать  не  стал. Если появится этот жуткий всадник, то под  рукой  лучше
иметь не только мотыгу.
 Первым  делом  нужно  заняться Белой. Ранд распряг  ее,  отвел  в  сарай.
Поставив  лошадь  в  стойло рядом с коровой, он сбросил  плащ  и,  обтерев
кобылу  пучками  сухой соломы, вычистил ее парой скребниц. Взобравшись  по
узкой  лестнице на сеновал, сбросил для лошади сена. Подумав, Ранд высыпал
в  кормушку  Белы  ковш  овса, хотя его оставалось  маловато  и,  если  не
потеплеет, запас придется растягивать надолго. Корову доили только  утром,
еще до света, правда, теперь, пока цепко держалась зима, молока она давала
раза в четыре меньше обычного.
 Овцам  корма было задано на два дня - их бы сейчас выпустить  на  выпасы,
но ничто в округе такого названия не заслуживало, - и Ранд только долил им
воды. Яйца тоже нужно собрать. Их оказалось всего три. Куры, похоже, набра
лись ума-разума и научились их прятать лучше.
 Взяв  мотыгу.  Ранд  направлялся за дом, к огороду, когда  Тэм  вышел  во
двор,  уселся на скамейку перед сараем и, прислонив рядом копье,  принялся
g(-(bl   упряжь.  Лук,  лежавший  на  плаще  в  шаге  от  Ранда,  излишней
предосторожностью теперь не казался.
 Немногие  сорняки пробились на свет, но их оказалось гораздо больше,  чем
всего  остального.  Капуста задержалась в росте, лишь  местами  показались
всходы  бобов и гороха, а на свеклу не было даже намека. Конечно, посажено
было  еще  не  все, только небольшая часть, в надежде, что  холода  успеют
закончиться  и удастся собрать урожай до того, как погреб опустеет.  Много
времени  прополка не отняла, что в прошлые годы обрадовало  бы  Ранда,  но
сейчас  он  задумался: что они будут делать, если в этот  год  не  удастся
ничего собрать? М-да, не очень-то приятная мысль. Так, теперь - дрова.
 Ранду  казалось: долгие годы уже миновали с тех пор, когда ему  не  нужно
было колоть дрова. Но жалобы и брюзжание тепла в доме не сохранят, так что
он  сходил  за  топором, прислонил лук с колчаном к колоде и  принялся  за
работу.  Сосна  - для жаркого, быстрого пламени, дуб - для  долгого  огня.
Вскоре Ранд вспотел и сбросил с себя плащ. Когда рядом с ним выросла груда
поленьев,  он  уложил их в поленницу у стены дома, рядом  с  уже  готовыми
штабелями  дров.  Почти  все они доходили до  крыши.  Обычно  к  весне  от
поленниц мало что оставалось и об их пополнении не заботились, но  в  этот
год  все  было по-иному. Колоть и укладывать, колоть и укладывать  -  Ранд
целиком  ушел  в  ритм  работы с топором и укладки  штабелей.  Рука  Тэма,
коснувшаяся  плеча  юноши,  вернула того к реальности,  и  на  миг  он  от
неожиданности зажмурился.
 Пока  Ранд  работал, подкрались серые сумерки, и быстро наползала  ночная
мгла.  Бледно-тусклая луна тяжело расплылась на верхушках деревьев, словно
готовая сорваться и упасть на голову. Ветер стал холоднее, - Ранд этого  и
не заметил, - и гнал по темнеющему небу драные клочья облаков.
 -  Давай, парень, умойся, и будем ужинать. Я уже наносил воды для горячей
ванны перед сном.
 -  В  самый  раз мне чего-нибудь горяченького. - сказал Ранд, подхватывая
плащ  и  набрасывая его на плечи. Пот пропитал рубаху, и ветер, о  котором
разгоряченный  колкой дров Ранд совсем позабыл, теперь, когда  он  отложил
топор  в  сторону, пытался заморозить его. Ранд подавил зевок и, дрожа  от
холода,  собрал  вещи.  - И поспать не помешает. Я мог  бы  проспать  весь
Праздник.
 -  На  что готов поспорить? - улыбнулся Тэм, и Ранд ухмыльнулся в  ответ:
он  ни  за что не пропустит Бэл Тайн, даже если придется не спать  неделю.
Никто не пропустил бы.
 Тэм  не  пожалел свечей; в большом, выложенном камнями очаге  потрескивал
огонь,  просторная  комната  радушно встречала  теплом.  Кроме  камина,  в
комнате  сразу притягивал взор огромный дубовый стол - такой длинный,  что
за  него одновременно могла сесть дюжина, а то и больше, человек,  хотя  с
тех  пор,  как  умерла  мать  Ранда, редко  выпадали  дни,  когда  за  ним
собиралось столько народу. Вокруг стола стояли стулья с высокими спинками,
вдоль  стен выстроились комоды и сундуки, добротно сработанные самим Тэмом
и  отличающиеся красотой отделки. К огню был повернут стул-с подушечкой на
сиденье,  который  Тэм называл своим читальным креслом.  Ранд  предпочитал
читать  растянувшись на ковре перед камином. Полка с  книгами,  висящая  у
двери, выглядела не такой длинной, как в гостинице "Винный Ручей", но ведь
и  достать  книги  было  не так просто. Редкие торговцы  привозили  больше
"горсточки" книг, да и те всегда раскупались в один момент.
 Комната,  на первый взгляд, не казалась такой уж прибранной, как  дома  у
большинства  фермерских жен: Тэмова подставке для  трубки  и  "Путешествия
Джейина Далекоходившего" лежали на столе, еще одна книга, переплетенная  в
дощечки,  покоилась на подушечке читального кресла; со  скамьи,  сбоку  от
камина,  свисали требующие починки ремни упряжи, рядом на стуле  -  стопка
рубах,  которые  нужно  заштопать. В общем, если комната  и  не  выглядела
безупречной,  то все равно в ней было вполне чисто и опрятно,-  на  взгляд
тех,  кто  жил в доме, - ив ней было тепло и уютно, благодаря огню,  пылаю
щему в камине. Здесь можно было забыть о холоде за стенами. Здесь ничто не
напоминало  о  Лжедраконе. Ни о войне, ни об Айз Седай.  Никаких  людей  в
черных  плащах.  Аромат  из котелка, висящего над  очагом,  растекался  по
комнате, и, вдохнув его, Ранд почувствовал волчий голод,
 Тэм   помешал  в  котелке  деревянной  ложкой  с  длинной  ручкой,  затем
зачерпнул для пробы:
 - Чуть-чуть подождем.
 Ранд  поспешил вымыть лицо и руки, - кувшин и тазик стояли та умывальнике
возле  двери. Юноша мечтал о горячей ванне, чтобы смыть пот и  выгнать  из
себя  озноб,  но  это - потом, когда будет время нагреть в задней  комнате
большой котел с водой.
 Тэм  порылся в шкафу и достал длинный, в полруки, ключ. Он вставил его  в
большой  железный  замок  на двери и повернул. В ответ  на  вопросительный
взгляд Ранда отец сказал:
 -  Осторожность  не  помешает.  Может, это моя  причуда,  или,  вероятно,
погода  затемнила  мой разум, но... - Тэм вздохнул  и  подбросил  ключ  на
ладони. - Займусь-ка я задней дверью. - И он скрылся в глубине дома.
 Ранд  попытался  припомнить, запиралась ли когда-нибудь дверь  его  дома,
хоть однажды. В Двуречье двери не запирал никто. В этом не было нужды.  По
крайней мере, пока. Сверху, из спальни Тэма, донесся скрежет, как будто по
полу  протащили что-то тяжелое. Ранд нахмурился. Если Тэму  не  взбрело  в
голову переставлять сейчас мебель, то он мог лишь выдвинуть из-под кровати
свой старый сундук. Еще одно, чего на памяти Ранда никогда не случалось.
 Ранд  наполнил  маленький чайник водой, повесил его на  крюк  над  огнем,
затем стал накрывать на стол. Миски и ложки он вырезал сам. Ставни еще  не
были  закрыты, и время от времени он посматривал в окно, однако  на  дворе
стояла  глухая  ночь и все, что ему удавалось разглядеть, -  это  тени  от
луны. Там вполне мог затаиться черный всадник, но Ранд старался об этом не
думать.
 Когда  вернулся Тэм, Ранд изумленно уставился на него: широкий ремень  на
поясе  Тэма оттягивал меч, с бронзовой цаплей на черных ножнах,  еще  одна
цапля  украшала рукоять. Раньше Ранду доводилось видеть людей с мечами,  -
но  то  были охранники купцов. Да еще, конечно, Лан. Что у его отца  может
быть  меч.  Ранду  и  в голову не приходило. Не считая цапель,  оружие  во
многом походило на меч Лана.
 -  Откуда  это?  -  спросил Ранд. - Ты его купил у торговца?  Сколько  он
стоит?
 Тэм  медленно  вытянул  клинок; огненные отблески заиграли  на  блестящем
лезвии.  Меч  ничем не напоминал прямые простые клинки, что Ранд  видел  у
купеческих  охранников.  Ни золото, ни самоцветы не  украшали  оружия,  но
Ранду  оно  все равно казалось благородным. Клинок был немного  изогнут  и
заострен  с  одной  стороны, на стали виднелось клеймо -  цапля.  Короткая
крестовина, сработанная в виде витого шнура, отделяла рукоять  от  клинка.
Клинок   выглядел  непрочным,  чуть  ли  не  хрупким  -  по  сравнению   с
обоюдоострыми и толстыми мечами охранников купцов, теми вполне можно  было
рубить деревья.
 -  Он мне достался очень давно, - сказал Тэм, - и очень далеко отсюда.  И
заплатил  я очень дорого: два медных котла - чересчур много за него.  Твоя
мать  этой  покупки  не одобрила, но она всегда была  мудрее  меня.  В  те
времена  я был молод, и тогда такая цена не казалось мне чрезмерной.  Мама
всегда  хотела, чтобы я от него избавился, и не раз я подумывал,  что  она
права и нужно просто отдать его.
 В   свете   пламени  клинок  переливался  желто-алыми  всполохами.   Ранд
зачарованно  любовался им - он частенько грезил, что у  него  когда-нибудь
будет меч.
 - Отдать его? Как можно отдать такой меч? Тэм хмыкнул:
 -  Много ли от него проку, когда пасешь овец? Поля им не вспашешь,  хлеба
не  сожнешь. - Минуту он смотрел на меч, словно раздумывая, на  что  может
сгодиться подобная вещь. В конце концов он отвел от него тяжелый взгляд. -
Но если только меня не одолевают самые дурные и мрачные предчувствия, если
счастье от нас и впрямь отвернулось, то, может быть, в следующие несколько
дней  мы будем радоваться, что я вытащил его из старого сундука. -  Клинок
плавно  скользнул  в  ножны, и Тэм с недовольным выражением  отер  руку  о
рубаху. - Мясо, должно быть, уже готово. Я разложу, а ты чай завари.
 Ранд  кивнул  и,  хотя и горел нетерпением узнать все  поподробнее,  взял
металлическую  коробку  с чаем. Для чего Тэму понадобилось  покупать  меч?
Ранду трудно было это представить. И где бывал Тэм? Далеко ли? Из Двуречья
вообще  никто  не  уходил;  по крайней мере, считанные  единицы.  У  Ранда
имелось смутное подозрение, что его отец бывал в чужих краях, а не  только
в  Двуречье,  -  ведь мать Ранда была чужестранкой, -  но  меч?..  У  него
накопилась уже целая уйма вопросов к тому времени, как они собрались сесть
за стол.
 Вода  для  чая  сильно кипела, и Ранду пришлось обхватить  ручку  чайника
тряпкой,  чтобы  снять его с крюка. Жар чувствовался  даже  сквозь  ткань.
Когда юноша выпрямился у камина, дверь содрогнулась от тяжкого удара -  от
него  хрустнул замок. Из головы сразу же вылетели всякие мысли  о  мече  и
горячем чайнике в руке.
 -  Кто-то  из  соседей, - неуверенно сказал Ранд. - Мастер  Доутри  хотел
одолжить...  - Но ферма Доутри, их ближайшего соседа, была в часе  ходьбы,
даже  при дневном свете, а Орен Доутри, каким бы бесстыдным просителем  ни
был, вряд ли в ночную темень высунет нос из дома.
 Тэм тихо поставил миски с тушеным мясом на стол. Медленно отодвинулся  от
стола. Обе его ладони легли на рукоять меча.
 -  Не  думаю...  - начал было он, но тут дверь с грохотом распахнулась  и
искореженные детали замка разлетелись по полу.
 Дверной   проем  заполнила  фигура  крупнее  любого  человека,  виденного
Рандом,  -  фигура  в  черной, до колен кольчуге, с шипами  на  запястьях,
локтях  и  плечах. Одна рука незнакомца сжимала тяжелый меч с искривленным
клинком, напоминающим косу, другая - заслоняла глаза, будто защищая их  от
света.
 Ранд почувствовал что-то вроде огромного облегчения. Кто бы то ни был,  -
это не всадник в черном плаще. Потом юноша заметил упирающиеся в притолоку
крученые бараньи рога, растущие из головы существа, а там, где должны были
быть  рот и нос, скалилось волосатое рыло. Ранд успел осознать все это  за
один  глубокий  вдох,  а потом, издав жуткий вопль, не  размышляя,  метнул
горячий чайник в нечеловеческую голову.
 Кипяток  выплеснулся из чайника и потек по морде, тварь  взревела,  в  ее
вое  слышался  крик боли и звериное рычание. В миг, когда чайник  попал  в
звериное  рыло,  сверкнул  меч  Тэма.  Рев  сразу  же  сменился  хрипом  и
бульканьем, и огромная фигура стала заваливаться на спину. Не успела тварь
упасть,  как мимо нее попыталась вломиться в дверь другая. Ранд  разглядел
уродливую  голову, увенчанную острыми шипами рогов, прежде чем Тэм  ударил
снова,  и  теперь два громоздких тела загораживали дверь. Он услышал,  как
отец кричит:
 - Беги, парень! Прячься в лесу!
 Тела  в  дверном проеме дергались - другие нападающие старались  выволочь
их наружу. Тэм подсунул плечо под массивную столешницу; крякнув от усилия,
он опрокинул стол поверх клубка тел.
 -  Их слишком много, не сдержать! Через заднюю дверь! Бегом! Бегом!  Я  -
следом!
 Ранд  повернулся,  и стыд - за то, что так быстро послушался  приказа,  -
ожег  его. Ему захотелось остаться и помочь отцу, хотя чем помочь,  он  не
имел ни малейшего представления. А страх ухватил его за горло, и ноги сами
несли  прочь. Ранд вылетел из комнаты, побежал в глубь дома,  так  быстро,
как никогда в жизни. Грохот, треск и крики, доносящиеся от передней двери,
преследовали его по пятам.
 Ранд  взялся за засов на задней двери, когда взгляд его упал на  железный
замок,  который никогда не запирался. Если не считать того, что Тэм  запер
его  именно  сегодня.  Оставив засов на месте, юноша метнулся  к  боковому
окну,  поднял раму и толкнул ставни. Полумрак сумерек уже сменился  ночною
мглой.  Медленно плывущие по диску полной луны облака пятнали  двор  фермы
неясными тенями, которые будто гонялись одна за другой.
 Тени,  сказал  себе Ранд. Всего лишь тени. Задняя дверь скрипнула,  когда
кто-то,  или что-то, налег на нее, пытаясь открыть. В горле у Ранда  разом
пересохло.  Глухой удар сотряс дверь и добавил ему прыти;  он  выскользнул
через  окно, словно заяц, прячущийся в нору, и съежился у стены под окном.
Внутри, в комнате, с громким и резким звуком раскололось дерево.
 Ранд  заставил  себя  приподняться к углу окна и  одним  глазом  заглянул
внутрь.  Многого  он в темноте не разобрал, но то, что  увидел,  оказалось
предостаточно, даже больше, чем ему хотелось. Дверь косо висела  на  одной
петле,  и  в  комнату  осторожно заходили смутные фигуры,  переговариваясь
низкими  гортанными  голосами.  Ранд  ничего  не  понял,  -  наречие,   не
предназначенное  для человеческого слуха, звучало неприятно  и  грубо.  На
топорах,  копьях,  шипастых доспехах сверкали случайные лунные  блики.  По
полу шаркали тяжелые башмаки и доносился ритмичный перестук, словно бы  от
копыт.
 Ранд  облизнул пересохшие губы. Сделав глубокий, судорожный вдох, он  изо
"a%e сил крикнул:
 -  Они  подбираются  сзади!  - Вначале вместо  крика  раздалось  какое-то
сдавленное хрипение, но потом в конце концов слова обрели смысл и силу, на
что он уже едва надеялся. - Я снаружи! Беги, отец!
 С последними словами Ранд рванул прочь от дома.
 Вслед  ему из задней комнаты понеслись яростные крики на странном  грубом
языке. Громко и отчетливо разлетелось вдребезги стекло, и позади юноши что-
то  с  глухим  шумом бухнулось на землю. Ранд догадался, что один  из  тех
решил просто проломиться через окно, а не протискиваться в него, но  он  и
не  подумал  оглянуться,  чтобы удостовериться в верности  своей  догадки.
Словно  лис, убегающий от своры гончих, Ранд устремился в ближайшую  тень,
где  не  было лунного света, как бы направляясь к лесу, затем бросился  на
землю, скользнул в сторону сарая и его огромной, еще более глубокой  тени.
Что-то упало ему на плечи, и Ранд заметался и заизвивался, сам не понимая,
старается  он убежать или бороться, пока вдруг не обнаружил, что сражается
с новым черенком для мотыги, который накануне доделывал Тэм.
 Идиот!  Несколько  мгновений он лежал, пытаясь  унять  неровное  дыхание.
Дурак  Коилин, вот идиот! Ранд стал пробираться вдоль задней стены  сарая,
волоча  черенок  за  собой. Подмога небольшая, но  лучше,  чем  ничего.  С
опаской он выглянул за угол, окидывая взглядом двор фермы и дом.
 Твари,  которая  выпрыгнула  следом за ним,  видно  не  было.  Она  могла
оказаться   где   угодно.   Естественно,  выслеживая   его.   Даже   могла
подкрадываться к нему вот в этот самый миг.
 Слева  от  Ранда, в овечьем загоне, раздавалось испуганное блеяние;  овцы
метались,  будто  пытаясь вырваться на волю. Смутные  фигуры,  похожие  на
тени, маячили у освещенных окон, и во тьме сталь лязгала о сталь. Внезапно
одно  окно  осыпалось  дождем стекла и щепок: из него  выскочил  Тэм,  по-
прежнему  с  мечом в руке. Он приземлился на ноги, но вместо  того,  чтобы
бежать  от  дома, бросился вокруг него, не обращая внимания  на  уродливых
тварей, которые полезли за ним из разбитого окна и из двери.
 Ранд  смотрел,  не  веря своим глазам. Почему Тэм не  попытался  убежать?
Потом понял: Тэм слышал его голос у задней двери.
 -  Отец!  -  выкрикнул Ранд. - Я уже здесь! Тэм развернулся на  бегу,  но
побежал не к Ранду, а в сторону от него.
 -  Беги,  парень! - крикнул он, махнув мечом, словно делая  знак  кому-то
впереди. - Прячься!
 С  дюжину  громадных  фигур устремилось за ним, ночной  воздух  разорвали
режущие слух крики и пронзительный вой.
 Ранд  прыгнул обратно в тень за хлевом. Из дома - в случае, если какая-то
из  тварей останется внутри, - его здесь не увидят. Он был в безопасности,
по  крайней мере на время. Он, но не Тэм. Тэм, который пытается увести  от
него  этих  тварей. Пальцы Ранда до боли в костяшках стиснули  черенок  от
мотыги,  и  он сцепил зубы, чтобы сдержать горький смех. Ручка от  мотыги.
Столкнуться  лицом к лицу с одним из этих чудовищ всего лишь  с  палкой  в
руках  -  это  не  то  же  самое, что забавляться с Перрином  схваткой  на
посохах. Но бросить Тэма...
 -  Если  я буду двигаться так, будто подкрадываюсь к кролику, - прошептал
он себе, - они никогда меня не услышат и не увидят. - Вселяющие ужас крики
эхом  отдавались  во тьме, и Ранд попытался проглотить  вставший  в  горле
комок.  -  Больше  похожи  на  стаю оголодавших  волков.  -  Беззвучно  он
скользнул от сарая к лесу, сжимая ручку от мотыги так, что ныли пальцы.
 Вначале  окружившие  со  всех  сторон деревья  успокоили  Ранда.  Деревья
помогут ему спрятаться от напавших на ферму существ - кем бы они ни  были.
Однако  лунные  тени, когда он крался по лесу, двигались кругом,  и  стало
казаться,  будто  тьма в лесу тоже меняется и двигается.  Деревья,  неясно
вырисовывающиеся  впереди,  стали  выглядеть  какими-то  недобрыми;  ветви
злобно изгибались к человеку. На самом ли деле это только деревья и сучья?
Ранд  почти слышал ворчание и еле сдерживаемые в глотках смешки  тех,  кто
поджидал  его. Вой преследователей Тэма не тревожил ночь, но в  безмолвии,
пришедшем  на смену крикам, юноша вздрагивал всякий раз, когда  в  порывах
ветра ветки скреблись друг о друга. Он пригибался все ниже и ниже и ступал
все  медленнее  и  медленнее.  Из  страха,  что  его  услышат,  Ранд  едва
осмеливался дышать.
 Вдруг  протянувшаяся сзади рука накрыла его рот, и запястье  юноши  сжало
железной  хваткой.  Свободной  рукой  Ранд,  чтобы  хоть  как-то  сдержать
- / "h%#., яростно махнул через плечо.
 - Не сломай мне шею, парень, - услышал он хриплый шепот Тэма.
 Напряжение  спало, превратив мускулы Ранда в кисель. Когда отец  выпустил
его,  он упал на четвереньки, тяжело дыша, словно пробежал несколько миль.
Там опустился рядом, опершись на локоть.
 -  Я  бы  и  не пытался так поступать, если б сообразил, как ты вырос  за
последние  пару  лет,  -  тихо произнес Там. Его  глаза  все  время  чутко
наблюдали  за  окружающей тьмой. - Но нужна была уверенность,  что  ты  не
вскрикнешь. У некоторых троллоков слух как у собаки. А может, и лучше.
 -  Но  троллоки только... - Ранд не закончил фразу. Теперь уже не  только
сказки, после сегодняшнего вечера - не только. Те твари могли вполне  быть
троллоками или даже самим Темным. - Ты уверен? - прошептал он.  -  Я  о...
троллоках?
 -  Да,  уверен. Но что занесло их в Двуречье?.. До сегодняшнего вечера  я
ни  одного  не  видел, но разговаривал с людьми, кто с  ними  сталкивался,
поэтому  кое-что мне известно. Может, достаточно, чтобы мы остались  живы.
Слушай внимательно. Троллоки в темноте видят лучше, чем человек, но  яркий
свет  их  слепит,  по крайней мере на время. Наверное,  поэтому-то  нам  и
удалось  удрать,  хоть  их и было много. Некоторые  могут  выслеживать  по
запаху или по звуку, но, говорят, они ленивы. Долгой погони они не любят.
 Услышанное не слишком обрадовало Ранда.
 - В сказаниях они ненавидят людей и служат Темному.
 -  Если  кому  и  место в стаде Пастыря Ночи, парень, так это  троллокам.
Убивать  для них - удовольствие, так мне говорили. Но на этом мои познания
кончаются,  добавлю  лишь еще одно: доверять им  можно,  только  если  они
боятся тебя, да и тогда не больно-то. Вот и все.
 Ранд  задрожал. Он не думал, что ему захочется встречаться  с  тем,  кого
боятся троллоки.
 - По-твоему, они еще гонятся за нами?
 -  Может,  да,  а  может, и нет. Соображают они, похоже, туго.  Когда  мы
оказались в лесу, я без особых хлопот отправил тех, что ломились за  мной,
в  сторону гор. - Там пошарил справа от себя, затем положил руку поближе к
мечу. - Однако лучше действовать так, словно бы они неподалеку.
 - Ты ранен.
 -  Говори  потише. Это всего-навсего царапина, и все равно сейчас  ничего
не  сделать. Хорошо хоть вроде потеплело. - С тяжелым вздохом Тэм  лег  на
спину. - Возможно, ночь не будет для нас очень плохой.
 Из  самой глубины сознания Ранда всплыли несбыточные мечты о куртке  и  о
теплом  плаще.  Деревья  защищали от самых сильных  пронизывающих  порывов
ветра, но все равно он впивался морозными кинжалами и чуть не резал  тело.
Нерешительно Ранд дотронулся до лба Тэма и вздрогнул.
 - Ты весь горишь. Тебе нужно к Найнив.
 - Чуток погодя, парень.
 -  У  нас нет времени. Идти неблизко, ив темноте. Юноша с трудом поднялся
на ноги и попытался приподнять отца. Вырвавшийся у Тэма сквозь сжатые зубы
стон заставил Ранда торопливо, но осторожно опустить его на землю.
 - Дай мне немного передохнуть, мальчик мой. Я устал.
 Ранд  в досаде стукнул себя кулаком по бедру. Укрывшись в доме, где  есть
огонь и одеяла, много воды и в избытке ивовой коры, он готов был ждать  до
рассвета,  а потом - запрячь Белу и отвезти Тэма в деревню. Здесь  же  нет
огня,  нет одеял, нет двуколки, нет Белы. Но эти твари по-прежнему в доме.
Если  Тэма  нельзя  отнести домой, то, может, удастся кое-что  из  нужного
принести  сюда, к Тэму. Если троллоки ушли. Должны же они  уйти  рано  или
поздно.
 Ранд  глянул на ручку от мотыги, потом отбросил ее. Он вытащил меч  Тэма.
Клинок тускло блестел в бледном лунном сиянии. Странно было чувствовать  в
ладони  длинную рукоять; своей тяжестью меч непривычно оттягивал руку.  Он
взмахнул  мечом несколько раз в воздухе и со вздохом опустил  его.  Рубить
воздух  - легко и просто. Если придется иметь дело с троллоком, не побежит
ли он вместо этого со всех ног или не застынет ли, похолодев, на месте, не
в  силах  пошевелиться,  пока  троллок будет  замахиваться  одним  из  тех
страшных клинков и пока... Хватит! Этим никак не поможешь!
 Когда Ранд повернулся, собираясь идти, Тэм поймал его за руку:
 - Куда ты собрался?
 -  Нам нужна повозка, - мягко ответил Ранд. - И одеяла. - Он был потрясен
b%,, как легко высвободил рукав из руки отца. - Отдыхай, я скоро вернусь.
 -  Будь осторожен, - выдохнул Тэм. Ранд не мог разглядеть в лунном  свете
лица Тэма, но чувствовал на себе его взгляд.
 - Хорошо.
 Так же осторожен, как мышь, угодившая в гнездо ястреба, подумал он.
 Бесшумно, словно тень, Ранд скользнул в темноту. Ему вспомнилось,  как  в
детстве  он  много раз играл в лесу с друзьями в пятнашки: подбираешься  к
приятелю, стараясь, чтобы он тебя не услышал, пока не положишь руку ему на
плечо. Вот только с троллоками в пятнашки играть как-то не хотелось.
 Пробираясь по лесу, Ранд пытался сообразить, что делать. Выйдя  к  опушке
леса,  он  успел  придумать и отбросить уже с десяток всяких  планов.  Все
упиралось  в  одно:  есть  еще троллоки на ферме  или  их  нет?  Если  они
убрались, тогда он просто зайдет в дом и возьмет все, что нужно.  Если  же
они  по-прежнему  там, то... В этом случае ничего не остается,  кроме  как
вернуться к Тэму, Последнее Ранду не нравилось, но что хорошего, если  его
просто убьют?
 Ранд  вглядывался  в  постройки  фермы. В лунном  свете  темными  пятнами
стояли  сарай  и  загон  для овец. Но светились окна  на  фасаде,  и  свет
вырывался  из прямоугольника открытой передней двери. Что это? Свечи,  что
зажег отец, или там засели троллоки?
 От  пронзительного  крика козодоя Ранд дернулся  и  подскочил  на  месте,
потом,  содрогаясь всем телом, осел у дерева. Такого с ним еще никогда  не
случалось.  Он  лег на живот и медленно пополз, неуклюже держа  меч  перед
собой.  Вжимаясь в землю, стараясь не поднимать головы. Ранд  добрался  до
загона.
 Скорчившись  у  задней стенки, сложенной из камней,  он  прислушался.  Ни
единый  звук  не  нарушал  ночную  тишь.  Юноша  осторожно  приподнялся  и
посмотрел  поверх  стенки  во двор фермы. У освещенных  окон  и  двери  не
мелькало  ни  единой тени. Сначала Бела и двуколка, или же  одеяла  и  все
остальное? Выбрать ему помог свет. В сарае было темно. Внутри могло  ждать
что угодно, а что именно - он узнает не раньше, чем станет слишком поздно.
По крайней мере то, что ждет в доме, можно увидеть заранее.
 Решив  снова  лечь  на  землю, он вдруг замер. Не  слышалось  ни  единого
звука. Овцы должны были уже успокоиться и уснуть, хотя это и маловероятно,
- даже в самый глухой ночной час несколько овец всегда не спали, шурша чем-
то  в  загоне  и  время от времени блея. Ранд с трудом различил  темнеющие
неподвижные холмики. Одна овца лежала совсем рядом с ним.
 Стараясь  не шуметь, он перегнулся через стенку и протянул руку к  смутно
видневшемуся  бугорку.  Пальцы  уткнулись в  завитки  шерсти,  затем  Ранд
почувствовал что-то влажное - овца не шевелилась. Из горла вырвался шумный
выдох,  он  отпрянул  назад и едва не выронил меч,  упав  на  землю  возле
загона. Они убивают ради забавы. Ранд вытер дрожащую руку о землю.
 Со  злостью  он напомнил самому себе, что ничего не изменилось.  Троллоки
сделали  свое кровавое дело и ушли. Повторяя это себе, он полз через  двор
фермы,  стараясь прижиматься ниже, но при этом не забывая оглядываться  по
сторонам.   Ранд  никогда  не  предполагал,  что  когда-нибудь  позавидует
червякам.
 Приблизившись  к  дому, юноша привалился к стене,  как  раз  под  выбитым
окном,  и  прислушался. Ровный глухой шум крови в ушах был  самым  громким
звуком, что он услышал. Медленно-медленно Ранд приподнял голову и заглянул
в окно.
 В  золе  очага  вверх  дном  валялась  кастрюля.  По  всей  комнате  было
разбросано  расщепленное,  изрубленное дерево,  из  мебели  в  целости  не
осталось  ничего. Даже стол лежал на боку, две ножки его торчали неровными
обрубками.  Все  ящики  комодов выдернуты и разломаны,  дверцы  буфетов  -
распахнуты,  многие  висели на одной петле. Содержимое шкафчиков  валялось
поверх  обломков, сверху все было обсыпано белым. Судя по всему - мукой  и
солью  из  рассеченных  мешков, сброшенных с  полки  у  камина.  Довершали
картину  разгрома  четыре скрюченных тела, кучей лежавшие  среди  обломков
мебели. Троллоки.
 Одного  из них Ранд признал по бараньим рогам. Другие. были очень  похожи
на  первого,  несмотря  на  некоторые  различия,  -  отвратительная  смесь
человеческих  лиц;  изуродованных рогами,  перьями,  шерстью  и  звериными
рылами.  Их  руки,  почти человеческие, только подчеркивали  уродство.  На
двоих  были тяжелые башмаки; у двух других ноги оканчивались копытами.  Не
,(#  o,  Ранд  смотрел на них до рези в глазах. Ни один  из  троллоков  не
шевелился. Они, должно быть, мертвы. А Тэм ждет.
 Ранд   вбежал   в  дверь  и  остановился:  в  ноздри  ударило   зловоние.
Единственное, с чем он мог сравнить этот запах, - хлев, который не чистили
месяцами. Стены измараны мерзкого вида пятнами. Дыша через рот. Ранд  стал
торопливо пробираться через царящий вокруг беспорядок. В каком-то из  буфе
тов должен быть бурдюк.
 Шорох  за спиной морозным ознобом прошелся по позвоночнику, и Ранд  резко
развернулся, зацепившись за обломок стола и едва не упав. Он удержался  на
ногах и застонал сквозь зубы, которые наверняка застучали бы, не стисни он
их так, что заныла челюсть.
 Один  из  троллоков поднимался на ноги. Над волчьим рылом горели запавшие
глаза.  Тусклые, лишенные всякого выражения глаза, но все  равно  чересчур
человеческие.  Волосатые,  заостренные уши непрерывно  подрагивали.  Тварь
переступила через тело одного из своих мертвых товарищей острыми козлиными
копытами.  Такая  же, как и на других, черная кольчуга терлась  о  кожаные
штаны, громадный, изогнутый косой меч болтался у чудища на боку.
 Тварь что-то невнятно произнесла, гортанно и грубо, затем сказала:
 -  Другие уйти. Нарг остаться. Нарг умный. - Слова были искажены и  плохо
понятны:  их  произносила пасть, вовсе не приспособленная для человеческой
речи.  Как казалось Ранду, их тон должен был быть успокаивающим, но  юноша
не  в силах был оторвать глаз от длинных и острых, покрытых пятнами зубов,
которые  сверкали всякий раз, когда это создание разевало  пасть.  -  Нарг
знать,  кто-то когда-то вернется обратно. Нарг ждать. Меч не  нужен  тебе.
Брось меч.
 Пока  троллок говорил, Ранд еще не понимал, что обеими руками сжимал  меч
Тэма,  направив  дрожащее  острие в огромную  тварь.  Ее  голова  и  плечи
возвышались над юношей, широкая грудь и могучие плечи не шли  ни  в  какое
сравнение с телосложением мастера Лухана.
 -  Нарг не делать больно, - жестикулируя, троллок подступил на шаг ближе.
- Ты брось меч.
 Темные волосы на тыльной стороне его рук густотой походили на мех.
 -  Стань  где  стоял, - сказал Ранд, стараясь, чтобы голос не  дрожал.  -
Зачем вы это сделали? Зачем?
 -  Влжа  дайг  ротхда! - Рык быстро превратился в оскал улыбки.  -  Брось
меч.  Нарг  не делать больно. Мурддраал хочет говорить с тобой.  -  Что-то
промелькнуло по исказившейся морде. Страх. - Другие вернутся, ты  говорить
с  Мурддраалом.  - Троллок сделал еще один шаг, большая рука  дернулась  к
эфесу меча-косы. - Ты брось меч.
 Ранд  облизнул  губы. Мурддраал! Наихудшие из сказаний расхаживают  наяву
нынче  ночью.  Явись Исчезающий, и троллоки покажутся по сравнению  с  ним
смирными овечками. Но если этот троллок вытащит свой тяжелый клинок, то не
останется уже ни единого шанса. Ранд вымученно улыбнулся дрожащими губами.
 -  Ладно. - Пальцы сильнее сжали рукоять меча, он опустил руки вниз. -  Я
поговорю.
 Волчья  улыбка превратилась в рычание, и троллок бросился на юношу.  Ранд
никогда  бы  не  поверил, что такая огромная тварь способна двигаться  так
быстро. В отчаянии он вскинул меч. Чудовищно-громадное тело обрушилось  на
него,  отшвырнув  к стаю. От навалившейся тяжести нельзя  было  вздохнуть.
Когда  они  упали на пол - троллок сверху, - Ранд стал бороться за  глоток
воздуха. Он бешено сопротивлялся, отталкивая ищущие деисте и толстые руки,
увертываясь от щелкающих челюстей.
 Вдруг  троллок  судорожно  дернулся и затих.  Порядком  помятый,  весь  в
ушибах,  чудом  не задохнувшийся, Ранд только и мог что  лежать,  не  веря
случившемуся.  Тем  не  менее он быстро пришел в  себя,  по  крайней  мере
настолько, чтобы выползти из-под тела троллока. Из-под мертвого тела. Окро
вавленный клинок торчал из самой середины троллоковой спины. Все же меч он
поднял вовремя. Пальцы Ранда были липки от крови, поперек груди шла быстро
темнеющая,  кровавая полоса. Ранда замутило. Его трясло как от  пережитого
ужаса, так и от облегчения - он все еще жив.
 Другие  вернутся,  сказал троллок. Другие троллоки  вернутся  обратно  на
ферму,  в  дом.  И  Мурддраал,  Исчезающий.  В  сказаниях  говорится,  что
Исчезающие футов двадцати ростом, с горящими огнем глазами, что они скачут
верхом  на  тенях,  словно бы на лошадях. Когда Исчезающий  сворачивает  в
сторону, он пропадает и никакая стена ему не помеха. Ранд решил, что  надо
a$%+ bl то, зачем он пришел, и побыстрее отсюда удирать.
 Закряхтев  от усилия, Ранд перевернул тело троллока, чтобы вытащить  меч,
-  и  чуть  не бросился наутек, когда открытые глаза уставились  на  него.
Только потом он сообразил, что смотрят они сквозь поволоку смерти.
 Ранд  вытер руки о превратившуюся в лохмотья тряпку - еще утром она  была
рубашкой  Тэма  - и выдернул меч. Очистив от крови клинок,  он  с  тяжелым
чувством бросил тряпку на пол. На уборку нет времени, подумал он с нервным
смехом и, чтобы унять его, с силой стиснул зубы. Ранд не понимал, можно ли
будет  отчистить  дом,  чтобы тот вновь обрел уютный,  обжитой  вид.  Этой
отвратительной  вонью  наверняка пропитались  все  балки.  Но  сейчас  нет
времени  размышлять  об  этих делах. Нет времени  на  уборку.  Может,  нет
времени уже ни на что.
 Ранд  был уверен, что о каких-то нужных вещах он позабыл, но Тэм ждал,  а
троллоки  возвращались.  Он  стал собирать  то,  о  чем  успел  вспомнить.
Шерстяные одеяла из спален наверху, чистое полотно, чтобы перевязать  рану
Тэма.  Плащи и куртки. Мех для воды, который он обычно брал с собой, когда
выгонял  овец  на  пастбище.  Чистую рубаху.  Выдастся  ли  минута,  чтобы
переодеться, Ранд не знал, но при первой же возможности он хотел скинуть с
себя испачканную кровью одежду. Маленькие мешочки с ивовой корой и другими
лечебными травами оказались сейчас частью темной неопрятной кучи на  полу,
и заставить себя прикоснуться к ней он был не в силах.
 Принесенное   Тэмом  ведро  по-прежнему  стояло  у   камина,   чудом   не
опрокинутое и не загаженное. Ранд наполнил мех, а оставшейся водой  наспех
ополоснул  руки.  Еще  раз напоследок обвел все взглядом,  припоминая,  не
забыл  ли чего. Среди разгрома он заметил свой лук, переломанный надвое  в
самом  толстом  месте. С болью в душе он уронил обломки на пол.  Хватит  и
того, что уже собрано, решил Ранд и сложил все снаружи, у двери.
 Последнее,  что  он сделал, перед тем как покинуть дом, -  отыскал  среди
беспорядка  фонарь  с  заслонками. В нем  еще  оставалось  немного  масла.
Засветив  его  от свечи, юноша задвинул заслонки - отчасти  от  ветра,  но
больше  для того, чтобы не привлечь внимания, - и заторопился во  двор,  с
фонарем  в одной руке и мечом - в другой. Вряд ли он мог сказать  заранее,
что  обнаружит  в  сарае.  Загон для овец дал ему  понять,  что  не  стоит
надеяться  на  многое. Но чтобы доставить Тэма в Эмондов  Луг,  ему  нужна
повозка,  а  для  двуколки  нужна  Бела.  Поэтому  приходилось  на  что-то
надеяться.
 Двери  сарая  были  распахнуты  настежь, одна  покачивалась  на  ветру  и
поскрипывала.  На  первый взгляд все внутри было как  обычно.  Потом  взор
Ранда упал на пустые стойла, их дверцы оказались сорваны с петель. Бела  и
корова исчезли. Торопливо Ранд прошел в глубину сарая. Двуколка лежала  на
боку, половина спиц в колесах оказалась выломана. От одной оглобли остался
обрубок длиной всего в фут.
 Отчаяние  от  безысходности положения, в которое  он  попал,  переполнило
Ранда.  Он  не был уверен, что сможет донести Тэма до деревни,  даже  если
отец  и выдержит такую дорогу. Боль могла убить Тэма скорее, чем жар.  Так
или  иначе,  но  это единственная оставшаяся возможность. Все,  что  можно
сделать,  сделано. Ранд развернулся и шагнул было к выходу,  когда  взгляд
его  зацепился  за  отрубленную оглоблю, валяющуюся на засыпанном  соломой
полу. Неожиданно он улыбнулся.
 Поспешно  юноша поставил фонарь на пол, рядом положил меч и  в  следующее
мгновение  уже  ухватился  руками за двуколку и  напряг  все  силы,  чтобы
перевернуть ее. С сухим треском посыпавшихся спиц повозка стала на колеса,
а  потом  Ранд, подсунув плечо, опрокинул ее на другой борт. Целая оглобля
теперь  торчала  прямо.  Подхватив с земли меч.  Ранд  рубанул  по  хорошо
высушенному  ясеню.  К  его радостному удивлению, от  его  ударов  во  все
стороны  полетели  щепки,  и Ранд отрубил оглоблю  быстрее,  чем  ему  это
удалось бы с помощью отточенного топора.
 Когда  оглобля упала на пол, Ранд с интересом посмотрел на  лезвие  меча.
Даже  отлично  заточенный  топор должен был затупиться  о  столь  твердое,
старое  дерево,  но  клинок казался таким же блестящим  и  острым,  как  и
раньше. Он дотронулся до лезвия большим пальцем и поспешил сунуть палец  в
рот. Лезвие до сих пор было острым как бритва.
 Но  удивляться  времени  не  было.  Задув  фонарь  -  не  хватало  еще  в
довершение  всего  спалить дотла сарай, - Ранд поднял  оглобли  и  побежал
обратно к дому, чтобы забрать оставленные там вещи.
 Все  вместе  оказалось страшно неудобной ношей. Пока он, спотыкаясь,  шел
по  распаханному полю, оглобли от двуколки, хоть и не тяжелые, так и  вело
из  стороны в сторону, и удержать их, норовящих выскользнуть или удариться
концами о землю, было не так просто. Однако в лесу оказалось еще хуже: они
задевали за стволы, и юноша не раз попадал оглоблями себе по ногам.  Проще
было бы их просто волочь по земле, но тогда за ним оставался бы отчетливый
след.  Поэтому  Ранд намеревался терпеть неудобство своей ноши  как  можно
дольше.
 Тэм  лежал  там,  где он его и оставил, и, похоже, спал.  Ранд,  внезапно
испугавшись, сбросил свою поклажу и положил руку отцу на лоб. Да, как он и
надеялся, Тэм спал; он по-прежнему дышал, хотя жар стал сильнее.
 Прикосновение потревожило Тэма, и в дремотном тумане он прошептал:
 -  Это  ты,  мальчик мой? Волновался за тебя. Грезы дней  умерли.  Ночные
кошмары.
 Тихо бормоча, он опять забылся.
 -  Не беспокойся, - сказал Ранд. Он укрыл Тэма от ветра курткой и плащом.
- Я быстро отнесу тебя к Найнив.
 Прежде  чем  продолжить говорить, чтобы убедить себя  и  чтобы  успокоить
Тэма, он стянул с себя измаранную кровью рубаху, почти не замечая холода и
стремясь  поскорее  избавиться от нее, и торопливо надел  чистую.  Сбросив
грязную  рубаху. Ранд почувствовал себя так, словно принял ванну. -  Очень
скоро  мы будем под надежной крышей, в деревне, и Мудрая сделает  все  как
надо. Вот увидишь, все будет хорошо.
 Эта  мысль  стала  теперь  для Ранда лучом надежды.  Юноша  натянул  свою
куртку  и  склонился  над.  Тэмом,  занявшись  его  раной.  Они  будут   в
безопасности, как только окажутся в деревне, и Найнив вылечит  Тэма.  Надо
только донести отца туда.

                                                                   ГЛАВА 6
                                                              ЗАПАДНЫЙ ЛЕС

 В  лунном  свете  Ранд  не  мог  ясно  разглядеть,  с  чем  ему  пришлось
столкнуться,  но  рана  Тэма  казалась  всего  лишь  неглубоким   порезом,
проходящим  по ребрам, не больше ладони в длину. Юноша недоверчиво  качнул
головой.  Случалось,  отец  получал раны  и  побольше  этой  и  все  равно
продолжал  работать, ну, может, лишь промыв их. Торопливо Ранд осмотрел  и
ощупал  Тэма с головы до, ног в поисках того, что является причиной  жара,
но обнаружил лишь эту резаную рану.
 Такой небольшой, этот порез все же внушал серьезные опасения; и хотя  Тэм
весь  пылал  так, что у Ранда сжались челюсти, тело вокруг раны  на  ощупь
было  словно  печка. Такой жар может или убить, или оставить  от  человека
одну оболочку. Водой из бурдюка Ранд смочил кусок полотна и положил его на
лоб Тэма.
 Ранд  старался  не  причинять Тэму боли, обмывая и перевязывая  рану,  но
слабое   бормотание  отца  порой  все  же  прерывалось   тихими   стонами.
Окоченевшие ветви нависали вокруг них, угрожающе покачиваясь под  порывами
ветра.  Когда  троллоки, не сумев найти его и Тэма, вернутся  на  ферму  и
обнаружат  ее  по-прежнему пустой, они отправятся восвояси.  Ранд  пытался
убедить  себя  в  этом,  но  беспричинный  разгром  в  доме,  полная   его
бессмысленность оставляли в душе мало места для такой веры. Поверить тому,
что эти создания так просто откажутся от возможности убить всех и каждого,
кого  могут найти, было опасно, и позволить себе попасться на такую удочку
Ранд не мог.
 Троллоки.  О  Свет,  троллоки! Создания из сказок менестреля  явились  из
ночи и вламываются в дверь. И Исчезающий. Сияй Свет надо мной. Исчезающий!
 Вдруг  Ранд  очнулся  от своих мыслей и понял, что держит  в  неподвижных
руках  свободные  концы  повязки. Застыл, словно кролик,  завидевший  тень
ястреба,  с  презрением  подумал он. Гневно  мотнув  головой,  он  затянул
повязку на груди Тэма.
 Знание  того, что нужно сделать, даже то, что дело уже идет  на  лад,  не
отогнало  его  страхов.  Когда  троллоки вернутся,  они  наверняка  начнут
обшаривать  лес вокруг фермы, искать следы убежавших от них людей.  Убитый
Рандом  троллок  убедит  их, что эти люди не так далеко.  Кто  знает,  что
сделает  Исчезающий или что он может сделать? В придачу ко всему в  голове
Ранда  вертелось замечание отца о слухе троллоков, оно звучало в ушах  так
#`.,*., будто только что сказанное. Он боролся с сильным желанием прикрыть
ладонью рот Тэма, приглушить его стоны и бормотание. Некоторые выслеживают
по запаху. А что я могу с этим поделать? Ничего. Больше тратить время впус
тую  на  тревожные раздумья о проблемах, решить которые ты не в состоянии,
нельзя.
 - Нельзя шуметь, - прошептал Ранд в ухо отцу. - Троллоки вернутся.
 Тэм хрипло произнес успокаивающим шепотом:
 - Ты все так же прекрасна, Кари. Все так же прекрасна, как девушка.
 Ранд  сжал  зубы.  Матери вот уже пятнадцать лет нет в  живых.  Если  Тэм
считает,  что  она до сих пор жива, его состояние еще хуже.  Как  удержать
отца от разговоров, сейчас, когда молчание может означать жизнь?
 -  Мать  хочет, чтобы ты не разговаривал, - зашептал Ранд. Горло  ему  на
миг  сжало. У нее были самые ласковые руки, он очень хорошо помнил  их.  -
Кари хочет, чтобы ты успокоился. Вот. Попей.
 Тэм  жадно  припал  к бурдюку, но, глотнув пару раз,  отвернул  голову  в
сторону  и  снова  стал нежно что-то говорить, очень  тихо.  Ранд  не  мог
разобрать  ни  слова, и ему оставалось надеяться, что этого не  услышат  и
рыщущие окрест троллоки.
 Не  мешкая  Ранд  принялся за дело. Тремя одеялами он  соединил  оглобли,
срубленные с двуколки, соорудив импровизированные носилки. Он мог  взяться
только  за один их конец, а другой тащить по земле, но жаловаться  нечего.
От последнего одеяла Ранд ножом отрезал длинную полосу и привязал ее концы
к оглоблям.
 Осторожно,  как  только  мог,  юноша стал  укладывать  Тэма  на  носилки,
болезненно  морщась  при  каждом  его  стоне.  Отец  всегда  казался   ему
несокрушимым.  Ничто  не могло причинить ему вреда;  ничто  не  могло  его
остановить  или хотя бы помешать ему. Теперешнее состояние  Тэма  едва  не
отнимало  у  Ранда те крохи мужества, которые ему удалось собрать.  Но  он
должен делать то, что делал. Лишь это двигало Рандом. Должен.
 Когда  Тэм  в  конце концов оказался на носилках. Ранд немного  помешкал,
затем  снял  с  него ремень с ножнами. Странное ощущение овладело  юношей,
когда  он  застегнул ремень у себя на поясе. Вместе ремень,  ножны  и  меч
весили  всего  несколько фунтов, но, когда он вложил клинок в  ножны,  ему
показалось, что его тянет к земле огромная тяжесть.
 Ранд  сердито  выбранил себя. Сейчас не время для всяких глупых  выдумок.
Это  всего-навсего большой нож. Сколько раз он видел в мечтах, что на боку
у  него  -  меч,  а  сам он участвует в каких-то приключениях.  Если  этим
клинком он смог сразить одного троллока, то, наверное, сможет схватиться и
с  другими. Вот только он очень хорошо понимал, что все случившееся в доме
на  ферме - чистой воды удача. И в своих мечтах-приключениях Ранд  никогда
не  стучал  зубами от страха, не убегал, спасая свою жизнь, в непроглядную
ночь, и в них не было отца, находящегося на грани жизни и смерти.
 Торопливо  Ранд  подоткнул последнее одеяло, положил  бурдюк  с  водой  и
оставшееся полотно рядом с отцом на носилки. Глубоко вздохнув, он встал на
колени  между оглоблями, просунул голову под полосу одеяла, которая  легла
на  плечи,  и  пропустил ее под мышки. Когда Ранд ухватился за  оглобли  и
выпрямился,  большая  часть  поднятого им  веса  пришлась  на  плечи.  Это
оказалось не очень-то удобно. Стараясь идти ровным шагом, он направился  в
Эмондов Луг, волоча за собой носилки.
 Ранд  уже  принял решение: выбраться к Карьерной Дороге и по ней  идти  к
деревне.  У дороги опасность будет самой большой, сомневаться  в  этом  не
приходилось,  но  Тэм  точно не дождется помощи, если  Ранд  заблудится  в
темноте, пытаясь выбраться к деревне через лес.
 Во  тьме  юноша почти выскочил на Карьерную Дорогу, прежде чем узнал  ее.
Когда  он  понял, где очутился, то у него перехватило дыхание,  будто  кто
сжал  горло.  Поспешно  развернув носилки,  Ранд  потянул  их  обратно  за
деревья,  потом  остановился, чтобы перевести дух и успокоить  колотящееся
сердце.  Все  еще  тяжело дыша, он повернул на восток, в сторону  Эмондова
Луга.
 Идти  между  деревьями  оказалось гораздо труднее,  чем  стащить  Тэма  с
дороги,  ночь  тут явно не помощница, но шагать по самой  дороге  было  бы
безумием.  Идея  заключалась  в  том,  чтобы  добраться  до  деревни,   не
встречаясь  с троллоками; даже так, чтобы и не видеть их. Ранд исходил  из
того,  что  троллоки, все еще охотясь за ними, рано или поздно  сообразят,
что  люди  отправились в деревню. Скорей всего, они пошли именно  туда,  а
Jарьерная  Дорога - самый вероятный путь. На самом деле,  -  Ранд  отдавал
себе  в этом отчет, - он подобрался к дороге ближе, чем ему того хотелось.
Ночь и тени под голыми деревьями навряд ли послужат хорошим укрытием и  не
спрячут его от взгляда с дороги.
 Лунного  сияния, просачивающегося через обнаженные ветви,  хватало  ровно
на  то, чтобы обманывать взгляд, когда Ранд пытался понять, что у него под
ногами.  На  каждом шагу корни норовили подставить подножку,  прошлогодние
заросли  куманики  опутывали ноги. Порой он  едва  не  падал  -  когда  на
внезапных  неровностях  почвы  нога вместо твердой  земли  не  чувствовала
ничего,  кроме  пустоты, или же когда он, сделав шаг  вперед,  спотыкался,
ударяясь  носком  о вдруг, выросший там бугор. Бормотание  Тэма  сменялось
стонами  боли,  когда оглобля слишком резко подскакивала на корневище  или
камне.
 До  рези  в  глазах Ранд всматривался в окружающую тьму, и  неуверенность
заставляла  его прислушиваться к шорохам ночи так, как никогда раньше.  От
любого  поскрипывания в ветвях, от случайного шуршания сосновых иголок  он
застывал  на месте, напрягая слух, едва осмеливаясь дышать из страха,  что
мог не услышать какой-то предостерегающий звук, из страха, что именно его-
то  он и услышал. Ранд делал очередной шаг вперед только тогда, когда  был
уверен, что виновник встревожившего его шума - лишь ветер.
 Мало-помалу в мышцы рук и ног вползала усталость, подстегиваемая  ветром,
который  ни  в  грош  не  ставил плащ и куртку Ранда.  Поначалу  не  очень
тяжелые,  носилки  теперь  тянули  к  земле.  Он  стал  чаще  спотыкаться.
Постоянная борьба за то, чтобы не упасть, отнимала столько же сил, сколько
уходило  на то, чтобы тащить носилки. Ранд встал еще до рассвета,  занялся
делами по хозяйству, и, даже не считая дороги в Эмондов Луг и обратно,  за
день он переделал свою обычную работу. Другим вечером он лежал бы сейчас у
камина, почитывая какую-нибудь книгу из небольшого собрания Тэма, а  потом
бы  отправился  спать. Пронизывающий холод пробирал до  костей,  а  пустой
желудок  напоминал, что он ничего не ел с тех пор, как угостился  медовыми
пряниками миссис ал'Вир.
 Ранд  упрекнул себя, что не захватил с фермы ничего съестного.  Несколько
минут  ничего  не  решали. Несколько минут на то, чтобы отыскать  хлеба  и
сыра.  За  эти три-четыре минуты троллоки все равно не вернулись  бы.  Или
хотя  бы  только  хлеб. Разумеется, миссис ал'Вир усадит  его  за  стол  и
поставит  перед  ним  чего-нибудь горяченького, как  только  они  с  отцом
доберутся до гостиницы. Наверное, это будет тарелка с толстым куском  мяса
молодого барашка, с поднимающимся над ней паром. И хлеб, который она печет
собственноручно. И горячий чай, да побольше.
 -  Они потоком хлынули через Стену Дракона, - вдруг произнес Там сильным,
гневным голосом, - и залили страну кровью. Сколько погибло за грех Ламана?
 От  неожиданности Ранд чуть не упал. Он устала опустил волокуши  и  вылез
из  "сбруи".  Плечи, натертые полосой одеяла, горели. Он  повел  затекшими
плечами,  разгоняя  кровь,  и встал на колени  рядом  с  Тэмом,  Нашаривая
бурдюк,  юноша всматривался в просветы между стволами, тщетно  стараясь  в
тусклом лунном свете разглядеть дорогу, что была не далее двадцати  шагов.
Кроме теней, там ничего не двигалось. Кроме теней - ничего.
 -  Нет  никакого  потока троллоков, отец. По крайней  мере,  нет  сейчас.
Скоро мы будем вне опасности, в Эмондовом Ауту. Выпей немного воды.
 Рукой,  которая, казалось, обрела прежнюю силу, Тэм отстранил  бурдюк  и,
ухватов  Ранда за ворот, подтянул к себе так близко, что тот  почувствовал
на своей щеке тепло от охваченного жаром тела отца.
 -  Их  называют  дикарями,  -  с  настойчивостью  сказал  Тэм.  -  Глупцы
заявляли,  будто  их  можно  смести  как  мусор.  Сколько  сражений   было
проиграно,  сколько городов сожжено, прежде чем они повернулись  лицом,  к
правде?  Прежде чем государства вместе поднялись против них? - Он  ослабил
хватку, и печаль наполнила его голос: - Поле у Марата устлано мертвыми,  и
не   слышно  никаких  звуков,  кроме  карканья  воронья  и  жужжания  мух.
Обезглавленные башни Кайриэна факелами полыхают в ночи. На  веем  пути  до
Сияющих Стен они сжигали и убивали, прежде чем их отбросили. На всем  пути
до...
 Ранд  зажал отцу рот рукой. Звук раздался вновь - ритмичный глухой  стук;
с  какой  стороны он доносился, нельзя было понять из-за деревьев  вокруг.
Перестук стих, затем, когда подул ветер, стал слышнее. Нахмурившись,  Ранд
медленно  повернул голову, стараясь определить, откуда  он  идет.  Уголком
#+  '   он уловил едва заметное движение, и в тот же миг нагнулся,  закрыв
собой  Тэма. Ранд был поражен тем, как крепко сжал рукоять меча, но  почти
все  свое  внимание сосредоточил на Карьерной Дороге, словно в целом  мире
для него существовал единственно этот проселок.
 Качающиеся тени на востоке разорвались, распавшись на лошадь и  всадника,
следом  за  ними  - движущиеся рысью громоздкие высокие фигуры.  В  лунном
сиянии поблескивали наконечники копий и лезвия секир. У Ранда даже и мысли
не  возникло о том, что это жители деревни, спешащие на подмогу. Он  знал,
кто это такие. Он почувствовал это - словно песком проскребли по костям  -
даже   раньше,  чем  они  приблизились  настолько,  что  в  лунном   свете
обрисовался  плащ  с  капюшоном, в который  был  закутан  верховой,  плащ,
свисавший  с  его плеч, не колеблемый ветром. Все фигуры казались  черными
пятнами  в  ночи, а стук лошадиных копыт звучанием походил на  шаги  любой
другой лошади, однако эту лошадь Ранд узнал бы из тысячи.
 За  мрачным всадником замаячили существа из ночных кошмаров, с рогами, со
звериными  мордами, клювастые: двумя цепочками, друг за  другом,  в  ногу,
словно  подчиняясь одному разуму, - сапоги и копыта одновременно громыхали
по  земле,  -  рысили троллоки. Когда они пробегали мимо.  Ранд  успел  их
сосчитать:  двадцать. Он поразился: какой человек осмелился бы повернуться
спиной к троллокам? Или хотя бы к одному троллоку.
 Колонна  исчезла в западном направлении, глухой топот стихал во тьме,  но
Ранд  оставался на месте, не шевелясь, едва дыша. Что-то шептало ему: надо
быть  уверенным,  абсолютно  уверенным, что троллоки  убрались  достаточно
далеко, и только потом можно двинуться дальше. Не скоро он вздохнул полной
грудью и с опаской начал выпрямляться.
 На   этот  раз  лошадь  возникла  совершенно  беззвучно.  Темный  всадник
возвращался в жуткой тишине, его призрачная. лошадь останавливалась  через
каждые  несколько  шагов, медленно ступая по дороге.  Порывы  ветра  стали
сильнее,  он  завывал  между деревьями - плащ  верхового  висел  не  шелох
нувшись.  При каждой остановке капюшон поворачивался из стороны в сторону,
будто   всадник  вглядывался  в  лес,  что-то  высматривая.  Лошадь  вновь
остановилась, как раз напротив Ранда, темный Провал в капюшоне  повернулся
в ту сторону, где юноша пригнулся над своим отцом.
 Ранд  судорожно стиснул рукоять меча. Он почувствовал на себе пристальный
взгляд,  совсем  как  этим утром, и вновь задрожал от  излучаемой  чужаком
ненависти,  пусть  даже всадник и не видел его. Этот  закутанный  в  плащ,
словно  в  саван,  человек ненавидел все живое, всех и  вся.  Несмотря  на
холодный ветер, бисеринки пота выступили на лбу Ранда.
 Потом лошадь двинулась дальше - несколько беззвучных шагов, остановка,  -
и вскоре Ранд видел лишь едва различимое в ночи пятно на дороге. Оно могло
быть  уже  чем угодно, но он ни на миг не отрывал взгляда. Юноша опасался,
что  потеряй  он  это расплывчатое пятно из виду - ив следующее  мгновение
всадник на неслышной лошади возникнет прямо перед ним.
 Внезапно  тень  устремилась  обратно, пронесшись  мимо  бешеным  галопом.
Всадник  смотрел только вперед, мчась на запад, в ночь, к Горам Тумана.  В
сторону фермы.
 Ранд  осел  на  землю,  жадно глотая воздух и  утирая  холодную  испарину
рукавом.  Его больше не волновало, почему приходили троллоки.  Будет  куда
лучше,  если он никогда не узнает причину их появления, до тех  пор,  пока
все это не закончится.
 Ранд  поднялся  на  дрожащих  ногах, торопливо  осмотрел  отца.  Тэм  по-
прежнему  бормотал, но так тихо, что юноша не мог разобрать его слова.  Он
попытался  напоить  отца, но вода лишь полилась  по  его  подбородку.  Тэм
закашлялся,   захлебнувшись  струйкой,  попавшей  в   рот,   затем   вновь
забормотал, словно продолжая разговор.
 Ранд  плеснул еще воды на полотно, положил его на лоб Тэма, убрал  бурдюк
и опять впрягся в волокуши.
 Он  пошел вперед, словно после хорошею ночного сна, но новых сил  хватило
ненадолго.  Сначала усталость скрывалась за пеленой страха,  но  туманящая
дымка  быстро  рассеялась,  хотя сам страх и остался.  Вскоре  Ранд  опять
ковылял  вперед,  стараясь не обращать внимания на голод и  ноющие  мышцы,
сосредоточившись лишь на том, чтобы переставлять ноги и не спотыкаться при
этом.
 В  мыслях ему рисовался Эмондов Луг, распахнутые ставни, дома, светящиеся
огнями в Ночь Зимы, люди, обменивающиеся поздравлениями, заходящие в гости
$`c# к другу; скрипки заполняют улицы разными мелодиями - и "Джаэмова  При
чуда"  и "Цапля в Полете". Харал Лухан в одиночку употребит слишком  много
бренди  и  -  как  всегда в таких случаях - голосом, как  у  лягушки-быка,
затянет  "Ветер в Ячмене", пока жена не утихомирит его, а Кенн Буйе  решит
доказать,  что  вполне  может станцевать так  же,  как  и  раньше,  а  Мэт
наверняка что-то такое планирует, и оно пойдет не так, как он замыслил,  и
всяк  будет уверен, что именно Мэт всему виной, даже если никто не  сумеет
этого  доказать.  Ранд при мысли о том, как все могло  бы  быть,  чуть  не
улыбнулся.
 Через какое-то время Тэм опять заговорил:
 -  Авендесора. Говорят, у него не бывает семян, но они принесли черенок в
Кайриэн, молодое деревце. Чудесный королевский дар, подарок Королю.
 Хотя  голос Тэма звучал гневно, Ранд едва его слышал и понимал речь  отца
с трудом. Тот, кто разобрал бы слова Тэма, наверняка услышал бы и носилки,
волочащиеся по земле. Ранд продолжал идти, прислушиваясь вполуха.
 -  Они  никогда  не  заключали мира. Никогда.  Но  они  принесли  молодое
деревце,  в  знак мира. Оно росло сотни лет. Сто лет мира с теми,  кто  не
заключал никакого мира с чужаками. Зачем он его срубил? Зачем? Кровь  была
ценой за Авендоралдера. Кровь стала ценой за гордость Ламана. - Бормотание
Тэма вновь стало невнятным..
 Измотанный  Ранд  пытался  понять, что за  горячечные  видения  одолевают
теперь  Тэма.  Авендесора. Считалось, что Древо Жизни обладает  множеством
чудотворных  свойств, но о молодом деревце не говорилось  ни  в  одном  из
сказаний,  и  "они"  не  упоминались  нигде.  Было  лишь  одно  дерево,  и
принадлежало оно Зеленому Человеку.
 Еще  этим утром Ранд счел бы за глупость размышлять о Зеленом Человеке  и
Древе Жизни. Они были всего лишь сказками. Разве? Этим утром троллоки тоже
были  сказками. Может быть, все сказания столь же правдивы, как и новости,
что  приносят купцы и торговцы, все эти менестрелевы предания  и  все  эти
сказки, что рассказывают вечерами у камина. Того и гляди, он вполне  может
встретить  Зеленого  Человека, или великана-огир,  или  дикаря-айильца,  с
черной повязкой на лице.
 Ранда  отвлек от его мыслей Тэм, который опять заговорил, иногда невнятно
бормоча,  иногда достаточно громко для того, чтобы можно было  понять  его
слова.  Время от времени он замолкал, тяжело и часто дыша, затем продолжал
говорить, словно и не останавливался.
 -  ...в  битве всегда жарко, даже в снегу. Горячка боя. Жар  крови.  Лишь
смерть  холодна. Склон горы... единственное место, где не  пахнет  кровью.
Надо  увести  от  ее запаха и ее вида... услышали детский плач.  Порой  их
женщины  сражаются вместе с мужчинами, но почему они разрешили ей идти,  я
не...  родила  здесь в одиночестве, прежде чем умереть  от  ран...  укрыла
ребенка  своим плащом, но ветер... сдул плащ... ребенок, весь  посинел  от
холода. Он тоже должен был умереть... изойдя плачем. Плача на снегу. Я  не
могу оставить тут ребенка... своих детей у нас нет... всегда знал, что  ты
хочешь  детей.  Я  знал, что ты примешь это близко  к  сердцу,  Кари.  Да,
любимая. Ранд - хорошее имя. Хорошее.
 Внезапно  ноги Ранда ослабели. Запнувшись, он упал на колени.  От  толчка
Тэм  застонал, а полоса одеяла врезалась в плечи Ранда, но он ни стона  не
услышал,  ни  боли не почувствовал. Выпрыгни из кустов сейчас прямо  перед
ним  троллок, он просто непонимающе уставился бы на него. Юноша  посмотрел
через  плечо  на  Тэма, который опять ушел в пучину бессловесного  шепота.
Горячечный бред, подумал Ранд тупо. От жара всегда плохие сны, а эта  ночь
- ночь кошмаров, даже и без жара.
 -  Ты  -  мой  отец, - громко сказал он, протянув руку назад и коснувшись
Тэма, - и я...
 Жар был еще сильнее. Намного сильнее.
 Помрачневший,  Ранд с трудом встал на ноги. Тэм что-то шептал,  но  юноша
запретил  себе  слушать.  Налегая всем весом  на  импровизированную  сбрую
волокуши,  он  пытался  все  мысли направить  на  то,  чтобы  переставлять
налившиеся  свинцом ноги, на то, чтобы поскорей добраться  до  безопасного
Эмондова  Луга. Он мой отец. Это был только горячечный бред. Он мой  отец.
Это был горячечный бред, и только. Свет, кто же я?

                                                                   ГЛАВА 7
                                                                   ИЗ ЛЕСА

 Пока  Ранд  упрямо тащился через лес, сквозь голые ветви стал пробиваться
серый рассвет. Сначала юноша его не замечал. Когда же наконец заметил, что
сумрак  понемногу рассеивается, то удивился. Неважно, о чем  говорили  ему
глаза,  -  он никак не мог поверить, что целую ночь добирался от фермы  до
Эмондова  Луга.  Конечно же, идти по привычной, надежной Карьерной  Дороге
днем  -  совсем не то же самое, что продираться через ночной лес. С другой
стороны,  казалось,  прошли уже дни, как он видел  на  дороге  всадника  в
черном  плаще, и минули чуть ли не недели, как он и Тэм сели было ужинать.
Он  больше  не чувствовал, как матерчатая полоса режет плечи, но  если  уж
говорить  об  этом,  он вообще не чувствовал ни онемевших  плеч,  ни  ног.
Однако  из груди Ранда с хрипом вырывалось тяжелое дыхание, горло я легкие
давно уже горели словно от огня, а от голодных спазмов в желудке его  чуть
не тошнило.
 Незадолго до рассвета Тэм замолчал. Ранд не помнил точно, когда слышал  в
последний  раз бормотание Тэма, но теперь остановиться и выяснить,  что  с
отцом,  он  не  отваживался. Остановись он сейчас - вряд ли заставит  себя
идти дальше.
 Каково  бы  ни было состояние Тэма, Ранд ничем помочь ему не мог,  только
тащить  волокуши. Единственная надежда - впереди, в деревне. Юноша боролся
с  усталостью, стараясь ускорить шаг, но одеревенелые ноги не слушались, и
он продолжал медленно и тяжело идти вперед. Он почти не замечал ни холода,
ни ветра.
 Откуда-то потянуло слабым запахом горящего дерева. По крайней мере,  Ранд
уже  почти  пришел,  раз  смог ощутить дымок из деревенских  труб.  Однако
появившаяся  на  его  лице  усталая  улыбка  сразу  сменилась  нахмуренно-
встревоженным выражением. Дым тяжело стлался в воздухе - слишком тяжело  и
густо. В такую погоду в каждом камине мог ярко пылать огонь, но все  равно
дым  был  слишком  плотным. Мысленно Ранд опять увидел бегущих  по  дороге
троллоков. Троллоки шли с востока, со стороны Эмондова Луга. Юноша пытался
разглядеть  дома  на  околице, готовый позвать  на  помощь  первого,  кого
увидит,  пускай даже им окажется Кенн Буйе или кто-то из Коплинов.  Слабый
голос  в  подсознании настойчиво убеждал надеяться на то, что  там  кто-то
сможет ему помочь.
 Внезапно  сквозь  голые ветви последних деревьев показался  дом,  и  Ранд
продолжал  шагать вперед. Когда он, пошатываясь, вошел в деревню,  надежда
сменилась горестным отчаянием.
 Вместо  половины  домов  Эмондова  Луга  громоздились  груды  почерневших
булыжников.  Из  обугленных  балок грязными пальцами  торчали  закопченные
кирпичные  трубы. Тонкие струйки дыма все еще поднимались над развалинами.
По  пожарищам  бродили жители деревни, некоторые еще в ночных  одеждах,  с
перепачканными  сажей  лицами, где вытаскивая уцелевшую  кастрюлю,  а  где
просто  с  несчастным видом вороша палкой обгоревшие обломки. То немногое,
что  удалось спасти от огня, перегораживало улицы; стояли высокие зеркала,
полированные комоды, высокие буфеты, вокруг - стулья и столы с наваленными
на  них  матрасами  и бельем, кухонной утварью, тонкими  стопками  одежды,
прочим имуществом.
 Разрушение  пронеслось  через  деревню, похоже,  беспорядочно.  На  одной
улице  стояло  в  ряд  пять целехоньких домов,  а  в  другом  месте  среди
прокатившегося опустошения одиноко возвышался единственный уцелевший дом.
 На  дальнем  берегу Винного Ручья, окруженные группой людей,  гудели  три
громадных  костра, сложенных на Бэл Тайн. Ветер клонил  к  северу  толстые
столбы  густо-черного  дыма, в котором просвечивали  беззаботные  искорки.
Один  из  дхурранских тяжеловозов мастера ал'Вира волок что-то по земле  -
Ранд  не  мог  разобрать,  что  именно, - в сторону  Фургонного  Моста,  к
кострам.
 Заметив  между  деревьями  Ранда,  к  нему  заспешил  Харал  Лухан  -   с
испачканным  копотью  лицом,  сжимая  толстыми  пальцами  тяжелый,  как  у
лесоруба, топор. Кряжистый кузнец был одет лишь в измаранную сажей  ночную
рубашку и башмаки, на груди его сквозь разорванную ткань виднелся воспален
ный  красный ожог. Возле волокуши кузнец опустился на колено.  Глаза  Тэма
были закрыты, дыхание оставалось слабым и затрудненным.
 -  Троллоки, да, мальчик? - спросил Ранда мастер Лухан охрипшим  от  дыма
голосом.  -  Здесь тоже. Здесь тоже. Считай как хочешь, но, раз  мы  живы,
нам,  по  сравнению  с другими, еще повезло. Ему нужна  Мудрая.  Но,  ради
Qвета, где же она? Эгвейн!
 Пробегавшая мимо Эгвейн, руки которой были заняты разорванными на  полосы
для  перевязки  простынями,  оглянулась, но не  замедлила  шаг.  Ее  глаза
смотрели куда-то далеко; из-за темных кругов под глазами они казались  еще
больше,  чем  на  самом  деле. Потом она заметила  Ранда  и  остановилась,
судорожно вздохнув.
 - О Нет, Ранд, твой отец? Он?.. Пойдем, я провожу тебя к Найнив.
 Ранд  слишком  устал и был слишком ошеломлен увиденным,  чтобы  говорить.
Всю  ночь Эмондов Луг представлялся ему островком безопасности. Теперь  же
ему,  похоже, оставалось одно - уставиться в смятении растерянным взглядом
на   покрытое  дымными  разводами  платье  Эгвейн.  Он  отметил  необычные
подробности,  словно они имели для hero большую важность. Нижние  пуговицы
сзади  на  платье  были  пришиты криво. А руки у  Эгвейн  -  чистые.  Ранд
удивился: почему у нее чистые руки, а на щеках - пятна сажи?
 Мастер Лухан, видимо, понял, что творится на душе у юноши. Положив  топор
на  оглобли,  кузнец  подхватил заднюю часть волокуш  и  мягко  двинул  их
вперед,  подталкивая  Ранда  идти за Эгвейн.  Юноша,  словно  бы  во  сне,
заковылял следом за девушкой. У него мелькнула мысль: откуда мастер  Лухан
узнал,  что  те  твари - троллоки, но мелькнула лишь на краткий  миг.  Раз
троллоков распознал Тэм, то почему бы и мастеру Лухану их не узнать?
 - Все сказания - правда, - пробормотал Ранд.
 - Похоже, что так, парень, - сказал кузнец. - Похоже, что так.
 Ранд  вряд  ли  слышал его. Он целиком сосредоточился на  том,  чтобы  не
отстать  от  стройной фигурки Эгвейн. Юноша собрался с силами  -  как  раз
настолько, чтобы у него появилось желание поторопить девушку, -  хотя,  по
правде  говоря, Эгвейн старалась идти так, чтобы двое мужчин поспевали  за
ней  со  своей  ношей.  Она провела их к дому Колдера,  что  находился  на
полпути  к  Лужайке.  Чернели  подпалинами края  соломенной  кровли,  сажа
покрывала  беленые стены. От домов на другой стороне улицы  остались  лишь
каменные  фундаменты  да две груды обгорелых балок  и  золы.  Первая  была
прежде  домом  Берина Тэйна, одного из братьев мельника. На  месте  другой
когда-то  стоял  дом  Абелла  Коутона.  Отца  Мэта.  Даже  дымовые   трубы
обвалились.
 -  Подожди  здесь,  -  сказала Эгвейн и взглянула на  них,  будто  ожидая
ответа. Они же просто молча стояли, и девушка, что-то прошептав, убежала в
дом.
 - Мэт, - произнес Ранд. - Он не?..
 -  Он  жив, - сказал кузнец. Опустил носилки и медленно выпрямился.  -  Я
видел  его совсем недавно. Чудо, что хоть кто-то из нас жив. То,  как  они
вломились  в  мои дом и в кузню, заставило бы подумать, что  у  меня  есть
золото  или драгоценности. Одному Элсбет раскроила череп сковородой.  Этим
утром  она  лишь  взглянула  на оставшееся  от  нашего  дома  пепелище  и,
прихватив самый большой молот, какой смогла откопать в развалинах кузницы,
отправилась  за  деревню охотиться - на тог случай,  если  кто-то  из  них
прячется  там,  вместо того чтобы унести ноги. Я почти  могу  пожалеть  ту
тварь, которую она найдет. - Кузнец кивнул на дом Колдера. - Миссис Колдер
и  еще  несколько тех, у кого уцелели дома, приютили раненых и  оставшихся
без  крыши над головой. Когда Мудрая осмотрит Тема, мы найдем ему постель.
Может быть, в гостинице. Мэр уже предлагал, но Найнив говорит, что раненые
пойдут на поправку быстрее, если им не будет тесно.
 Ранд  опустился на колени. Поведя плечами, он сбросил одеяльную упряжь  и
стал  поправлять  плащ на Тэме. Тэм не двигался, ничего не  говорил  и  не
стонал,  даже когда одеревенелые пальцы Ранда неловко толкали его.  Но  он
еще дышал. Мой отец. Все прочее - горячечный бред.
 - Что, если они вернутся? - подавленно сказал Ранд.
 -  Колесо плетет так, как хочет Колесо, - с беспокойством в голосе сказал
мастер Лухан. - Если они вернутся... Ну, сейчас они ушли. Так что разберем
обломки,   восстановим  разрушенное.  -  Он  вздохнул,  лицо   его   стало
разглаживаться, он постучал костяшками пальцев по пояснице. Только  сейчас
Ранд  впервые  понял, что дюжий мужчина устал так же, как и  он,  если  не
больше.  Кузнец смотрел на деревню, сокрушенно качая головой. - Не  думаю,
что  сегодняшний  день  подходит для Бэл Тайна. Но мы  проведем  его.  Как
всегда. - Он вдруг подхватил топор, а лицо его отвердело. - Меня тоже ждет
работа. Не тревожься, парень. Мудрая позаботится о нем, а Свет позаботится
обо  всех  нас.  Если же Свету будет не до нас, что  ж,  мы  сами  о  себе
/.' !.b(,ao. Не забывай: мы из Двуречья.
 Пока кузнец шагал прочь, Ранд, по-прежнему стоя на коленях, посмотрел  на
деревню,  впервые  посмотрел  по-настоящему. Мастер  Лухан  прав,  подумал
юноша;  его  поразило  то, что он совсем не удивлен  увиденным.  Люди  по-
прежнему Копались в развалинах своих домов, но даже за то короткое  время,
что  Ранд был здесь, в их действиях уже появилась осмысленность. Он  почти
ощущал  растущую  решимость. Но си все терялся в догадках.  Троллоков  они
видели; а видели ли Они всадника в черном плаще? Почувствовали ли они  его
Ненависть?
 Из  дома Колдера появились Найнив и Эгвейн, и Ранд вскочил на ноги.  Или,
скорее, попытался вскочить; он споткнулся, пошатнулся и чуть не упал лицом
в пыль.
 Мудрая  опустилась  на  колени подле носилок, лишь  мельком  взглянув  на
юношу.  Ее  платье и лицо были испачканы еще больше, чем у Эгвейн,  вокруг
глаз  темнели круги, хотя руки тоже были чистыми. Она ощупала  лицо  Тэма,
приоткрыла  большими  пальцами  его веки.  Нахмурившись,  Найнив  откинула
покрывала  и  сдвинула повязку, чтобы взглянуть на  рану.  Не  успел  Ранд
посмотреть,  что  под повязкой, как она вернула одеяло и  плащ  на  место,
нежным  движением  подтянув  их Тэму на шею  -  словно  укутывая  на  ночь
ребенка.
 -  Здесь  я  ничем не могу помочь, - произнесла она. Опершись  на  колени
ладонями, она распрямилась. - Мне очень жаль, Ранд.
 Несколько   мгновений  юноша  непонимающе  смотрел  на  то,  как   Найнив
повернулась  и  пошла  к  дому, потом кинулся к ней,  схватил  за  руки  и
развернул лицом к себе.
 - Он же умирает! - выкрикнул Ранд.
 -  Я знаю, - просто сказала она, и он почувствовал слабость в ногах от ее
прозаичного тона.
 - Вы должны что-то сделать. Вы должны. Вы же - Мудрая!
 Боль  исказила  черты  Найнив,  но лишь на мгновение,  потом  решительное
выражение  вновь вернулось на ее осунувшееся лицо с Ввалившимися  глазами,
голос был тверд и бесстрастен:
 -  Да,  я - Мудрая. Я знаю, что могу сделать с помощью своих лекарств,  и
знаю, когда это поздно. Ты что, думаешь, я не стала бы помогать, будь  это
в  моих  силах? Но я не могу. Не могу. Ранд. И есть другие, кому я  нужна.
Люди, которым я могу помочь.
 -  Я  принес  его  к вам так быстро, как только мог, - с  трудом  ворочая
языком,  сказал он. Пусть деревня - в развалинах, но здесь  была  надежда,
здесь  была  Мудрая.  И  когда  надежда исчезла,  Ранд  почувствовал  себя
опустошенным.
 -  Я  знаю,  что  ты сделал, - мягко сказала Найнив. Она ласково  провела
рукой по его щеке. - Это не твоя вина. Ты сделал больше, чем смог бы  кто-
то иной. Извини, Ранд, но мне нужно ухаживать за другими. Боюсь, наши беды
только-только начались.
 Ранд  безучастно смотрел вслед Найнив, пока за ней не закрылась дверь.  В
голове у него билась только одна мысль: она ему помочь не может.
 Когда Эгвейн бросилась ему на грудь, он от неожиданности отступил на  шаг
назад. В другое время такое ее крепкое объятие вызвало бы у него довольную
ухмылку; сейчас же он лишь молча смотрел на дверь, за которой исчезли  его
надежды.
 -  Мне так жаль, Ранд, - сказала девушка, уткнувшись ему в грудь. - Свет,
почему я ничего не могу сделать? Ранд ошеломленно обнял ее.
 -  Я знаю. Я... Я должен что-то сделать, Эгвейн. Не знаю, что именно,  но
я  не  могу  вот так просто дать ему... - Голос его сорвался,  и  она  еще
сильнее обняла юношу.
 -  Эгвейн! - громко позвала из дома Найнив. Эгвейн вздрогнула. -  Эгвейн,
ты мне нужна! И не забудь вымыть руки!
 Девушка освободилась из рук Ранда:
 - Ей нужна моя помощь, Ранд.
 - Эгвейн!
 Ему  почудилось  всхлипывание, когда она побежала от него.  Потом  Эгвейн
скрылась за дверью, а он остался один возле волокуш. Минуту он смотрел  на
Тэма,  не  чувствуя ничего, кроме опустошенности и безнадежности. Внезапно
лицо Ранда стало решительным.
 -  Мэр знает, что надо делать, - произнес он, снова берясь за оглобли.  -
Lэр знает.
 Бран  ал'Вир всегда знал, что делать. Усталый, но не утративший упорства,
Ранд отправился к гостинице "Винный Ручей".
 Еще  один  дхурранский  жеребец  прошел мимо  Ранда,  ремни  упряжи  были
обвязаны вокруг больших лодыжек, торчащих из-под грязного одеяла. По земле
волоклись поросшие грубой шерстью руки, из-под завернувшегося угла  одеяла
виднелся  козлиный рог. Двуречье - не место для ставших жуткой реальностью
сказаний. Откуда бы ни были троллоки, они наверняка явились из мира извне,
оттуда,  где были Айз Седай, Лжедраконы, и одному Свету ведомо, какие  еще
из сказаний менестреля ожили в тех краях. Но не здесь, не в Двуречье. Не в
Эмондовом Лугу.
 По  пути  к  Лужайке  некоторые окликали Ранда от развалин  своих  домов,
спрашивали,  не  нужно ли ему помочь. Даже если кто-то  оказывался  совсем
близко, даже если шел рядом с ним, он все равно почти не слышал никого,  -
лишь  приглушенный  шепот звучал в его ушах. Не  вдумываясь  в  слова,  он
старался отвечать, что помощь не нужна, что и сам справится. Ранд едва  ли
замечал,  когда его оставляли в покое, кто с встревоженным  лицом,  кто  с
обещанием прислать к нему Найнив. В голове у него билась одна мысль,  лишь
об одном он разрешил себе думать. Бран ал'Вир сможет что-то предпринять  и
поможет Тэму. Юноша старался особенно не рассуждать о том, как именно.  Но
мэр сумеет что-нибудь сделать, что-нибудь придумает.
 Разрушения,  которые обрушились на половину деревни, гостиницу  почти  не
затронули.  Несколько  подпалин  на  стене,  но  красно-черепичная   крыша
блестела  так  же ярко, как и обычно. Однако от фургона торговца  остались
лишь  почерневшие  железные  ободья  колес,  привалившиеся  к  обугленному
фургонному  остову,  сейчас  лежащему на земле.  Большие  круглые  обручи,
поддерживающие парусиновый верх фургона, покосились в разные стороны.
 На  камнях древнего фундамента сидел, скрестив ноги и аккуратно отстригая
маленькими  ножницами опаленные края лоскутков на своем плаще, менестрель.
Завидев  Ранда, он отложил плащ и ножницы, потом, не спрашивая,  нужна  ли
Ранду помощь, соскочил на землю и подхватил носилки сзади.
 -   Внутрь?  Конечно,  конечно.  Не  беспокойся,  мальчик.  Ваша   Мудрая
позаботится  о  нем. Я видел, как она работает, прошлой  ночью,  -  у  нее
ловкие  руки и уверенность в своем искусстве. Все могло оказаться и  хуже.
Кое-кто минувшей ночью умер. Может, и немногие, но для меня и один человек
-  уже  много. Исчез старый Фейн, а это самое худшее. Троллоки сожрут  что
угодно.  Благодари Свет, что твой отец здесь и еще жив, потому что  Мудрая
его вылечит.
 Ранд  не  слушал  менестреля - Он мой отец! - обращая  на  его  голос  не
больше внимания, чем на жужжание мухи. Он больше не вынесет сочувствия, не
вынесет попыток подбодрить, поддержать его. Не сейчас. Только после  того,
как Бран ал'Вир скажет ему, как помочь Тэму.
 Вдруг  Ранд понял, что прямо перед ним дверь гостиницы, на которой что-то
намалевано.-  изогнутая линия, проведенная головешкой, нарисованная  углем
перевернутая  слезинка. После всего происшедшего  Ранд  не  удивился  даже
этому:  Клык  Дракона  на дверях гостиницы "Винный  Ручей".  Его  не  инте
ресовало, почему кому-то захотелось обвинить содержателя гостиницы или его
семью  в  приверженности ко злу или накликать на гостиницу  несчастье,  но
ночь убедила юношу в одном. Возможно все. Все что угодно!
 Менестрель подтолкнул Ранда, тот поднял щеколду и вошел.
 В  общей зале никого, кроме Брана ал'Вира, не было, и там к тому же царил
холод  - ни у кого не нашлось времени растопить камин. Мэр сидел за  одним
из  столов:  склонив  седую  голову над листом пергамента,  макая  перо  в
чернильницу,  с  хмурой сосредоточенностью на лице.  Ночная  рубашка  была
наскоро  заправлена  в  штаны и складками висела на поясе.  Мэр  рассеянно
почесывал  босой  ногой другую. Ступни были грязными,  словно  он  не  раз
выходил  на улицу, не заботясь о том, чтобы надеть башмаки, - несмотря  на
холод.
 -  Что  у  вас  за заботы? - спросил мэр, не поднимая головы.  -  Давайте
побыстрее. У меня две дюжины дел, которые нужно сделать сию же  минуту,  и
еще  больше  нужно было сделать час назад. Так что времени или терпения  у
меня не много. Ну? Выкладывайте!
 - Мастер ал'Вир? - произнес Ранд. - Это мой отец. Мэр вскинул голову.
 -  Ранд? Тэм! - Он отбросил перо и вскочил, опрокинув стул. - Может, Свет
не  совсем покинул нас. Я боялся, что вы оба мертвы. Через час после ухода
b`.++.*."  в деревню галопом Примчалась Бела, взмыленная, тяжело  дышащая,
словно бежала всю дорогу от фермы, вот я и подумал... Ладно, сейчас не  до
этого. Отнесем его наверх. - Мэр перехватил носилки сзади, плечом оттеснив
менестреля. - Вы, мастер Меррилин, сходите за Мудрой. И передайте ей,  что
я  просил  поторопиться и у меня есть на то причины! Лежи  спокойно.  Там.
Скоро  мы тебя уложим в хорошую, мягкую постель. Идите, менестрель,  идите
же!
 Том Меррилин исчез в дверях раньше, чем Ранд успел вымолвить хоть слово.
 -  Найнив  ничего  не  может сделать. Она сказала, что  не  в  силах  ему
помочь. Я знаю... Я надеялся, что вы что-нибудь придумаете.
 Мастер ал'Вир взглянул на Тэма повнимательней, затем качнул головой:
 -  Посмотрим, мальчик. Посмотрим. - Но уверенности в его словах больше не
слышалось. - Давай отнесем его в постель. Он наконец спокойно отдохнет.
 Ранд  позволил  отвести себя к лестнице в дальней части общего  зала.  Он
всеми  силами старался удержать в душе уверенность в том, что с Тэмом  все
обойдется,  но  понимал,  что  надежды  на  благополучный  исход  тают,  а
сомнение, звучавшее в словах мэра, окончательно подкосило его.
 На   втором   этаже   гостиницы  находилось  полдюжины   уютных,   хорошо
обставленных  комнат, окнами выходящих на Лужайку. В основном  их  снимали
торговцы  или  гости  из Сторожевого Холма или Дивен Райд,  но  наезжавшие
каждый  год  купцы  частенько удивлялись, обнаружив в  такой  глуши  столь
удобные  номера.  Сейчас три из них были заняты, и мэр  направил  Ранда  к
одной из пустующих комнат.
 Нижнее  стеганое  и  тонкие шерстяные одеяла быстро  откинули  на  спинку
широкой  кровати,  и  Тэма  осторожно уложили на толстую  пуховую  перину,
подсунув  ему  под  голову  подушки, набитые  гусиным  пухом.  Когда  Тэма
перекладывали  с носилок на постель, с его губ сорвался лишь  приглушенный
хрип,  даже  не  стон,  но  мэр отмахнулся от  тревожного  взгляда  Ранда,
приказав ему развести огонь, чтобы прогреть комнату. Пока Ранд раскладывал
в  камине  дрова  из  дровяного ларя и поджигал растопку,  Бран  раздвинул
занавеси  на  окне,  впустив  в  комнату  утренний  свет,  затем  принялся
осторожными  движениями  умывать лицо Тэма. К  возвращению  менестреля  от
пламени в очаге в комнате стало тепло.
 -  Она  не  придет,  -  заявил Том Меррилин, тихо  войдя  в  комнату.  Он
повернулся  к Ранду, сдвинув густые белые брови: - Ты не сказал,  что  она
уже осматривала его. Она мне чуть голову не оторвала.
 -  Я  думал...  Я  не  знаю...  может,  мэр  что-нибудь  сделает,  сможет
заставить  ее  осмотреть...  -  Ранд, в волнении  судорожно  сжав  кулаки,
повернулся от камина к Брану: - Мастер ал'Вир, что мне делать?  -  Толстяк
растерянно  покачал  головой,  положил  на  лоб  раненого  свежее  влажное
полотенце,  стараясь не встречаться глазами с Рандом. - Я не  могу  просто
стоять  и  смотреть,  как  он  умирает, мастер  ал'Вир.  Я  должен  что-то
предпринять. - Менестрель шевельнулся, словно собираясь что-то сказать.  -
Что вы можете предложить? Я готов испробовать все.
 -  Я лишь хотел спросить, - произнес Том, уминая большим пальцем табак  в
своей  трубке с длинным мундштуком, - знает ли мэр, кто нацарапал  на  его
двери  Клык Дракона? - Он посмотрел в чашечку трубки, затем перевел взгляд
на Тэма и со вздохом сжал зубами незажженную трубку. - Похоже, мэра кто-то
сильно  невзлюбил.  Или,  вероятно,  кому-то  пришлись  не  по  нраву  его
постояльцы.
 Ранд  бросил  на  менестреля  полный  раздражения  взгляд  и  отвернулся,
уставившись в огонь. Его мысли танцевали, словно язычки пламени, и, словно
пламя,  неотвязно кружились вокруг одного. Он не должен сдаваться.  Он  не
может  стоять в стороне и смотреть, как умирает Тэм. Мой отец, в  отчаянии
подумал  он. Мой отец. Когда спадет жар, можно будет выяснить  и  это.  Но
сначала - сбить жар. Вот только как?
 Губы  Брана  ал'Вира, скользнувшего глазами по спине  Ранда,  сжались,  а
взгляд,  которым  он  окинул менестреля, привел бы в  замешательство  даже
медведя,  но  Том,  будто ничего не замечая, просто выжидающе  смотрел  на
мэра.
 -  Вероятно, дело рук кого-то из Конгаров или Коплинов, - в конце  концов
вымолвил мэр, - хотя один Свет знает, кого именно из них. Расплодилась  их
семейка,  и если есть что сказать худое о ком-то, они непременно  об  этом
заявят,  если же нет, то все равно брякнут какую-нибудь гадость.  По  срав
нению с ними Кенн Буйе просто соловей.
 -  А  эти  грузчики, которые заявились как раз перед рассветом? - спросил
менестрель. - От них несло не так сильно, как от троллоков, и им всем  так
хотелось  узнать, когда начнется Праздник, будто они ослепли и не  видели,
что полдеревни превратилось в пепел.
 Мастер ал'Вир мрачно кивнул:
 -  Одна  семейка. Все они походят друг на друга. Этот дурень Дарл  Коплин
полночи  провел  требуя  от меня, чтобы я выставил  из  гостиницы  госпожу
Морейн  и  мастера Лана да выслал обоих из деревни, хотя, не  будь  их,  о
какой деревне вообще могла идти речь?
 Ранд  слушал  разговор  мэра  и менестреля вполуха,  но  последняя  фраза
привлекла его внимание:
 - А что они сделали?
 -  Ну  как, она с чистого ночного неба вызвала молнию, - отозвался мастер
ал'Вир.  -  Швырнула  ее  прямехонько в троллоков.  Наверное,  ты  видывал
деревья,  разнесенные  молнией в щепки. Так  вот,  троллоки  оказались  не
крепче.
 - Морейн? - произнес Ранд недоверчиво, и мэр кивнул.
 -  Госпожа  Морейн. А мастер Лан был словно ураган, с этим  своим  мечом.
Мечом?  Да этот человек сам был оружием, и сразу в десяти местах,  или  же
так  казалось. Пусть я сгорю, но я бы ни за что не поверил,  не  выйди  за
дверь и не увидь своими глазами... - Он провел рукой по лысине. - Визиты в
Ночь  Зимы только-только начались, наши руки были полны подарков и медовых
пряников,  на  уме  одно вино, и тут зарычали собаки,  и  вдруг  эти  двое
выбежали  из  гостиницы,  помчались по деревне с криками  о  троллоках.  Я
подумал  было:  не  стоило им пить так много вина. После  всего...  еще  и
троллоки? Потом, прежде чем кто-то понял, что происходит, эти... эти твари
оказались  уже  на  улицах, прямо среди нас, разя наотмашь  людей  мечами,
поджигая  дома, воя так, что кровь стыла в жилах. - Мэр от омерзения  даже
закашлялся. - Мы все лишь бегали, словно цыплята от лиса, забравшегося  на
птичий двор, пока мастер Лан не вселил в нас твердость.
 -  Не  нужно быть к себе столь суровым, - сказал Том. - Вы вели себя так,
как могли. Не все троллоки, что лежат там, сражены теми двумя.
 -  Хм-м... м-да, ладно, - мастер ал'Вир кивнул. - Все еще трудно поверить
- так много всего. Айз Седай в Эмондовом Лугу. А мастер Лан - Страж.
 -  Айз Седай? - прошептал Ранд. - Не может такого быть! Я разговаривал  с
ней. Она не... Она не...
 -  По-твоему, на них есть метки, да? - криво усмехнулся мэр. - У  них  на
спинах   выведено:  "Айз  Седай"  -  или,  может  быть:  "Опасно,  держись
подальше!"?  -  Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу. - Айз  Седай!  Ах  я
старый дурак, совсем свой ум порастерял! Есть одна возможность. Ранд, если
ты захочешь ею воспользоваться. Я не стану тебе советовать так поступать и
не знаю, нашлось бы у меня самого мужество, окажись я на твоем месте.
 -  Какая  возможность?  -  спросил Ранд. - Я  готов  рискнуть,  если  это
поможет.
 -  Айз  Седай умеют Исцелять, Ранд. Пусть я сгорю, парень, ты  же  слышал
сказания.  Они могут исцелять тех, кому не помогают лекарства. Менестрель,
вы  должны  помнить  это  лучше меня. Чуть ли  не  во  всех  менестрелевых
преданиях  действуют Айз Седай. Почему вы ничего не говорите, а молчите  и
позволяете мне трепать языком?
 -  Я  здесь  чужак,  - сказал Том, вожделенно глядя на  свою  незажженную
трубку, - а почтенный Коплин не одинок в своем нежелании иметь какие бы то
ни было дела с Айз Седай. Лучше, чтобы такая идея исходила от вас.
 -  Айз  Седай,  -  пробормотал Ранд, пытаясь представить  себе:  женщина,
которая  улыбалась  ему,  явилась чуть ли не из сказаний.  Помощь  от  Айз
Седай,   как  говорят  сказания,  порой  оказывалась  гораздо  хуже,   чем
отсутствие  всякой поддержки, она подобна отраве в пироге, и  в  их  дарах
всегда  есть крючок - как в наживке для рыбы. Внезапно монета  в  кармане,
монета, которую Ранду вручила Морейн, показалась ему раскаленным угольком.
Он  с большим трудом удержался, чтобы не выхватить ее из кармана куртки  и
не вышвырнуть в окно.
 -  Никто не хочет впутываться в дела Айз Седай, - медленно произнес  мэр.
-  Я  вижу  единственный шанс, но решиться на него не пустяк.  За  тебя  я
думать  не  могу, но от госпожи Морейн... Морейн Седай, нужно бы  говорить
так, я видел только хорошее. Иногда, - он бросил на Тэма многозначительный
взгляд, - приходится хвататься за случай, даже если радости от него мало.
 -  Некоторые  сказания - в известной мере преувеличения,  -  добавил  Том
так, словно слова из него вытягивали каминными щипцами. - Некоторые. Кроме
того, есть ли у тебя выбор, мальчик?
 -  Никакого,  - вздохнул Ранд. Тэм до сих пор не пошевелился,  глаза  его
запали, как будто он болел уже неделю. - Я... Я пойду поищу ее.
 -  На  той стороне мостков, - сказал менестрель, - где... избавляются  от
мертвых  троллоков.  Но будь осторожен, мальчик. Айз  Седай  поступают  по
своему  усмотрению, исходя из своих собственных соображений -  которые  не
всегда такие, как думают другие.
 Последние слова он крикнул уже вслед Ранду, в закрывающуюся дверь.  Юноше
пришлось на бегу придерживать меч за рукоять, чтобы не зацепить ногами  за
ножны,  -  он  решил не снимать пояс с мечом, чтобы не терять  времени.  С
грохотом  Ранд  скатился  по лестнице и вылетел  из  гостиницы,  забыв  об
усталости.  Раз  есть возможность спасти Тэма - какой  бы  слабой  она  ни
казалась, - то можно не вспоминать о бессонной ночи, по крайней мере  пару
часов.  О том, что спасение - в руках Айз Седай, о том, какой будет  цена,
ему  думать не хотелось. А что касается того, чтобы прямо сейчас предстать
перед Айз Седай... Ранд глубоко вздохнул и попытался идти быстрее.
 Сразу же за последними домами северной части деревни, сбоку от дороги  на
Сторожевой  Холм,  на  обочине  со стороны Западного  Леса,  жарко  пылали
костры. По-прежнему ветер клонил от деревни черные столбы жирного дыма, но
в воздухе все равно висел тошнотворный приторно-сладковатый запах, похожий
на чад от жаркого, оставленного на вертеле на несколько лишних часов. Ранд
подавился запахом, потом судорожно, с трудом сглотнул, поняв, отчего такое
зловоние. Хорошенькое применение для костров к Бэл Тайну. За огнем следили
мужчины,  обвязавшие  рты и носы тряпками, но по гримасам  на  лицах  было
ясно, что уксус, которым пропитаны куски материи, помогал плохо. Даже если
уксус  перебивал вонь, они все-таки знали: зловоние никуда  не  делось,  и
понимали, чем заняты.
 Двое   мужчин   отвязывали  ремни  тяжеловоза-дхурранца  от   троллоковых
лодыжек. Лан, присев на корточки возле тела, откинул одеяло, открыв  плечи
троллока  и  козлорылую  голову. Когда подбежал  Ранд,  Страж  отодрал  от
ощетинившегося  шипами плеча троллоковой кольчужной  рубахи  металлический
значок: кроваво-красный эмалевый трезубец.
 -  Ко'бал,  -  сообщил Лан. Он подбросил значок на ладони и  с  ворчанием
подхватил его на лету. - Это означает пока семь разных стай.
 Неподалеку  от  него  Морейн,  сидевшая на земле  скрестив  ноги,  устало
покачала  головой. Жезл, целиком покрытый резьбой в виде цветов,  вьющихся
растений  и виноградных лоз, лежал у нее на коленях, а платье имело  такой
измятый вид, будто его не гладили год. Она проговорила:
 -  Семь стай. Семь! Так много не действовали заодно со времен Троллоковых
Войн. Плохие вести: одна другой хуже. Я боюсь, Лан. Я рассчитывала, что мы
опередим события, но мы можем опоздать - как никогда.
 Ранд  смотрел на Морейн во все глаза, не в силах вымолвить ни слова.  Айз
Седай.  Он старался убедить себя, что она не выглядит иначе теперь,  когда
он  узнал, на кого... на что он смотрит, и, к его удивлению, она ничуть не
изменилась. Она больше не была прежней: с растрепанной прической, с выбива
ющимися локонами волос, со слабой полоской сажи на носу, - однако на самом
деле  она  не  изменилась ни в чем. Определенно, что-то в ней должно  было
быть  особенное,  что-то  от Айз Седай. С другой стороны,  если  внешность
должна   отражать  ее  сущность  и  если  сказания  правдивы,  тогда   она
обязательно  должна  была  походить больше на троллока,  чем  на  красивую
женщину,  чье благородство ни в коей мере не умаляет то, что она сидит  на
пыльной земле. И она может помочь Тэму. Какова бы ни оказалась цена, это -
самое главное.
 Ранд глубоко вздохнул:
 -  Госпожа  Морейн... Я хотел сказать, Морейн Седай!  Оба  повернулись  и
посмотрели на него, и он застыл под ее взглядом. Не под тем, что был у нее
на  Лужайке:  спокойным, улыбчивым, внимательным. На  лице  Морейн  лежала
печать  усталости,  но  глаза ее смотрели по-ястребиному  остро.  Это  был
взгляд  Айз  Седай. Сокрушителей мира. Хозяев марионеток, что  дергают  за
ниточки  и  заставляют  троны  и государства  плясать  согласно  замыслам,
ведомым лишь женщинам из Тар Валона.
 -  Чуть больше света во тьме, - прошептала Айз Седай. Она повысила голос:
- Как твои сны. Ранд ал'Тор? Тот ошеломленно уставился на нее:
 - Мои сны?
 -  Такой  ночью  человеку могут сниться дурные сны.  Ранд.  Если  и  тебе
снились  кошмары,  расскажи мне о них. Иногда я могу  избавить  от  плохих
снов.
 -  Нет  ничего  плохого  в  моих... Мой отец. Он  ранен.  Не  больше  чем
царапина,  но жар сжигает его. Мудрая не поможет. Она говорит,  что  не  в
силах.  Но  сказания... - Морейн приподняла бровь, и он  замолк:  в  горле
запершило.  Свет,  есть ли хоть одно сказание, где Айз Седай  не  была  бы
злодейкой? Ранд посмотрел на Стража, но Лана, казалось, больше интересовал
мертвый  троллок, чем слова Ранда. Мямля и запинаясь под взглядом  Морейн,
юноша продолжил: - Я... э-э... говорят, Айз Седай могут исцелять. Если  вы
поможете  ему... что-нибудь сможете для него сделать... какой бы  ни  была
цена...  Я хочу сказать... - Он вздохнул и торопливо закончил: - Я заплачу
любую цену, которая в моих силах, если вы поможете ему. Любую!
 -  Любую  цену,  -  задумчиво протянула Морейн. - О  плате  мы  поговорим
позже, Ранд, если вообще такой разговор состоится. Я не даю обещаний. Ваша
Мудрая свое дело знает. Я сделаю что смогу, но не в моей власти остановить
вращение Колеса.
 -  Рано или поздно смерть приходит ко всем, - угрюмо сказал Страж, - если
они не служат Темному, и лишь дураки готовы платить такую цену.
 Морейн хмыкнула:
 -  Не  будь  таким  мрачным,  Лан. У нас есть  основание  для  праздника.
Маленький повод, но он есть. - Опершись на жезл, она поднялась с земли.  -
Отведи  меня  к своему отцу, Ранд. Я помогу ему как сумею. Слишком  многие
здесь вообще отказываются принимать мою помощь. Они тоже слышали сказания,
- добавила она сухо.
 -  Он  в  гостинице, - сказал Ранд. - Вот туда. И спасибо  вам.  Огромное
спасибо!
 Морейн  и  Лан пошли за ним, но Ранд вскоре намного опередил их  -  таким
быстрым  был его шаг. Снедаемый нетерпением, он подождал, пока они нагнали
его, потом опять устремился вперед, и опять ему пришлось остановиться.
 -  Пожалуйста,  поспешите, - настойчиво попросил Ранд,  которому  так  не
терпелось  доставить обретенных помощников к Тэму, что ему и в  голову  не
пришло: поторапливать Айз Седай несколько опрометчиво. - Жар сжигает его.
 Лан бросил на Ранда свирепый взгляд:
 -  Ты  что, не видишь, она устала? Даже с ангриалом, то, что она  сделала
прошлой  ночью, - это все равно что бегать вокруг деревни с мешком  камней
на  спине.  Неважно, что она сказала, но я не знаю, стоишь  ли  ты  этого,
пастух.
 Ранд захлопал глазами и прикусил язык.
 -  Спокойнее, друг мой, - сказала Морейн. Не замедляя шага, она протянула
руку  и  похлопала  Стража по плечу. Лан оберегающе  возвышался  над  нею,
словно  только  его  присутствие могло придать ей  сил.  -  Ты  стремишься
постоянно заботиться обо мне. Почему бы ему так же не беспокоиться о своем
отце?  -  Лан сердито нахмурился, но промолчал. - Я приду так  скоро,  как
смогу. Ранд, обещаю тебе.
 Ранд  не  знал,  чему  верить: беспощадности ее глаз или  спокойствию  ее
голоса  -  не мягкому, а твердо-властному. Или же, наверное, - и  тому,  и
другому. Айз Седай. Теперь он связан словом. Ранд умерил шаг, идя рядом  с
Морейн,  и стал гнать от себя мысли о том, какой может оказаться  цена  за
спасение Тэма, цена, которую они обсудят позднее.

                                                                   ГЛАВА 8
                                                                 ПРИБЕЖИЩЕ

 Еще  в  дверях  взгляд Ранда метнулся к отцу - его отцу, кто  бы  что  ни
говорил. Там по-прежнему лежал неподвижно, его глаза все еще были закрыты,
дышал  он  затрудненно,  слабо  и с хриплым присвистом.  Седой  менестрель
оборвал  разговор с мэром, который опять склонился над кроватью, поправляя
Тэму  одеяло,  -  и  встревоженно посмотрел на Морейн. Айз  Седай  его  не
замечала. Она не обращала внимания ни на кого, кроме Тэма, но смотрела  на
него напряженно и внимательно, хмуря брови.
 Том  сжал  нераскуренную трубку зубами, опять вынул ее изо рта и  сердито
уперся в нее взглядом.
 -  Человеку  даже покурить не дадут спокойно, - пробормотал он.  -  Лучше
ae.&c  проверю, не стащил ли мой плащ какой-нибудь фермер, чтобы  потеплее
укрыть  свою  корову. Пожалуй, трубку я могу покурить в  другом  месте,  И
менестрель  торопливо  вышел  из комнаты. Лан  проводил  Тома  пристальным
взглядом,  его  лицо,  словно вырубленное из камня,  было  лишено  всякого
выражения.
 -  Не  нравится  мне этот человек. В нем есть что-то  такое,  чему  я  не
доверяю. Его седину я прошлой ночью не видел.
 -  Он  там был, - сказал Бран, с сомнением рассматривая Морейн. -  Должен
был быть. Не у камина же ему плащ подпалило.
 Ранду было все равно, провел менестрель ночь прячась в конюшне или нет.
 -  Мой  отец? - умоляюще обратился он к Морейн. Бран открыл  рот,  но  не
успел вымолвить и слова, как заговорила Морейн:
 -  Оставьте  меня с ним, мастер ал'Вир. Сейчас вы ничего не можете  здесь
сделать, только помешаете.
 Минуту  Бран  колебался,  разрываясь  между  неприятием  того,  что   ему
указывают в собственной его гостинице, и нежеланием ослушаться Айз  Седай.
Наконец он выпрямился и похлопал Ранда по плечу:
 -  Пойдем,  мальчик. Давай оставим Морейн Седай с ее... э-э...  ее...  Ты
вполне сможешь подать мне руку и помочь спуститься по лестнице. Не успеешь
моргнуть, как Тэм попросит свою трубку и кружку эля.
 -  Можно  я  останусь?  - попросил Ранд Морейн, хотя  она,  казалось,  не
замечала  никого,  кроме Тэма. Рука Брана сжала  плечо  Ранда,  но  он  не
обратил на пожатие внимания. - Позвольте, а? Я не буду вам мешать. Вы даже
не  заметите,  что  я здесь. Он же мой отец! - добавил он  с  горячностью,
которая поразила его самого и от которой глаза мэра изумленно расширились.
Ранд надеялся, что все припишут его запальчивость усталости или напряжению
оттого, что он имеет дело с Айз Седай.
 -  Да, да, - нетерпеливо сказала Морейн. Она небрежно бросила плащ и жезл
на  единственный в комнате стул и затем поддернула рукава  своего  платья,
обнажив до локтей руки. Ее внимание полностью занимал Тэм, даже когда  она
говорила.
 -  Сядь  там. И ты тоже, Лан. - Морейн махнула рукой на длинную скамью  у
стены.  Ее  взгляд  медленно прошелся по Тэму: с ног до головы,  но  Ранда
кольнуло  чувство, что она каким-то образом смотрит сквозь него. -  Можете
разговаривать, если хотите, - рассеянно продолжила она, - но негромко. Ну,
ступайте  же,  мастер ал'Вир. Это комната больного,  а  не  зал  собраний.
Проследите, чтобы меня не беспокоили.
 Мэр  недовольно проворчал, но, разумеется, не так громко, чтобы  услышала
Морейн,  сжал напоследок плечо Ранда, затем послушно, хотя и  с  неохотой,
закрыл за собой дверь.
 Что-то  тихо  говоря,  Айз  Седай встала на  колени  у  кровати  и  мягко
возложила  руки  на  грудь  Тэма. Она закрыла  глаза  и  долгое  время  не
шевелилась и ничего не произносила.
 В  преданиях  чудеса Айз Седай всегда сопровождались яркими  вспышками  и
ударами  грома  или  иными явлениями, указывающими  на  свершение  великих
деяний и на действия могучих сил. На ту силу. На Единую Силу, черпаемую из
Истинного  Источника,  который приводит в движение Колесо  Времени.  Ранду
вовсе  не хотелось думать об этом - о Силе, что окутывала сейчас  Тэма,  и
его  самого  в  той комнате, куда устремилась Сила. Она уже действовала  в
этой  деревне  - что само по себе плохо. Однако, по мнению  Ранда,  Морейн
могла  просто  уснуть. Но ему показалось, что дыхание  Тэма  стало  легче.
Наверное,  она  все же что-то делает. Юноша так напряженно  вслушивался  и
всматривался, что вздрогнул, когда негромко заговорил Лан:
 - Прекрасное оружие. Нет ли случайно цапли и на самом клинке?
 На   мгновение  Ранд  уставился  на  Стража  непонимающим  взглядом.   Он
совершенно забыл о мече Тэма из-за этой сделки с Айз Седай. Больше  оружие
не казалось ему тяжелым.
 - Да, есть. А что она такое делает?
 - Не думал я найти клейменный цаплей меч в таком месте, - произнес Лан.
 -  Это  моего отца. - Ранд глянул на меч Лана, рукоять которого виднелась
из-под  плаща;  оба меча были по виду очень схожи, правда,  оружие  Стража
цапли  не  украшали.  Юноша вновь перевел взор на  кровать.  Дыхание  Тэма
звучало  спокойнее; хрипы исчезли. Ранд был совершенно в  этом  уверен.  -
Отец купил его давным-давно.
 - Странная покупка для овечьего пастуха.
 Ранд  бросил  на Лана косой взгляд. Чтобы чужак из праздного  любопытства
интересовался мечом? Да еще чтобы так поступал Страж... Тем не менее юноша
посчитал нужным ответить воину:
 -  Отец никогда им не пользовался, я это знаю. Он говорил, что от него не
было никакого проку. То есть до минувшей ночи. До тех пор я и не знал, что
у него был меч.
 -  Он назвал его бесполезным, да? Должно быть, он не всегда так думал.  -
Лан на миг коснулся пальцем ножен на поясе Ранда. - Есть края, где цапля -
знак  мастера  фехтования, мастера клинка. Этому мечу, наверное,  пришлось
проделать необычный и долгий путь, чтобы очутиться в руках пастуха овец из
Двуречья.
 Невысказанного  вопроса Ранд словно бы и не заметил.  Морейн  по-прежнему
не  шевелилась.  Да делает ли что-нибудь Айз Седай? Он вздрогнул  и  потер
ладонью  руку,  не совсем уверенный - хочет ли он вообще  знать,  что  она
делает. Айз Седай.
 Затем в голове у него возник вопрос, тот вопрос, задавать который ему  не
хотелось, но на который нужен был ответ.
 -   Мэр...  -  Он  откашлялся,  глубоко  вздохнул.  -  Мэр  сказал,   что
единственные, благодаря кому от деревни что-то осталось, - это вы и она. -
Ранд заставил себя взглянуть на Стража. - Если бы вам сказали о человеке в
лесу...  человеке,  который приводит людей в ужас одним  лишь  взглядом...
могло  бы  это  вас  остановить? Человек, лошадь которого  ступает  совсем
беззвучно?  А  ветер  не  колеблет его плаща?  Могли  бы  вы  узнать,  что
надвигалось? Могли бы вы и Морейн Седай предотвратить случившееся, знай вы
об этом человеке?
 -  Нет, не будь с нами рядом полудюжины моих сестер, - сказала Морейн,  и
Ранд вздрогнул. Она по-прежнему стояла на коленях у кровати, но уже отняла
руки от Тэма и полуобернулась к Ранду и Лану, сидящим на скамье. Голос  ее
не  изменился, но взгляд пригвоздил Ранда к стене. - Знай я,  покидая  Тар
Валон,  что  здесь  окажутся троллоки и Мурддраал,  я  взяла  бы  с  собой
полдюжины сестер, дюжину, пусть даже мне пришлось бы тащить их за шиворот.
По-моему,  мало  что  изменило  бы и предупреждение  за  месяц.  Наверное,
ничего.  Сделано  лишь столько, сколько можно сделать в одиночку,  даже  с
помощью Единой Силы, а здесь вчерашней ночью рассеялось по округе,  скорей
всего, за сотню троллоков. Целый кулак.
 -  Все  равно лучше узнать,- резко сказал Лан, жестко глядя на  Ранда.  -
Когда точно ты его видел и где?
 -  Сейчас  это  не имеет никакого значения, - сказала Морейн.  -  Мне  не
хотелось бы, чтобы мальчик считал, что в чем-то провинился, когда никакого
порицания  он  не заслуживает. Если кого и винить, то меня. Тот  вчерашний
мерзкий  ворон, его поведение должны были насторожить меня. И  тебя  тоже,
мой  старый  друг. - Морейн недовольно прищелкнула языком. -  Я  оказалась
чрезмерно  самонадеянной, на грани высокомерия, в своей  уверенности,  что
так  далеко прикосновение Темного не распространится. Что оно пока еще  не
так опасно. Была так уверена!
 Ранд моргнул:
 - Ворон? Я не понимаю.
 -  Пожиратели  падали. - Рот Лана скривился от отвращения. - Прихлебатели
Темного зачастую находят соглядатаев среди созданий, что питаются падалью.
В основном среди воронов и ворон. Иногда, в городах, среди крыс.
 Быстрая  дрожь пробежала по спине Ранда. Вороны и вороны в соглядатаях  у
Темного!  Сейчас  здесь  повсюду вороны и вороны.  Прикосновение  Темного,
сказала  Морейн.  Темный все время был тут - он знал, - но  если  идешь  в
Свете,  стараешься прожить хорошую жизнь и не называешь Темного по  имени,
он  не  может  навредить тебе. В это верил всякий,  каждый  впитал  это  с
молоком матери. Но Морейн, кажется, говорила...
 Взгляд Ранда упал на Тэма, и все прочие мысли вылетели из головы. С  лица
отца  заметно  спал  лихорадочный  румянец,  и  дыхание  его  стало  почти
нормальным. Ранд устремился было к нему, но его удержал за руку Лан.
 - Вы сделали это!
 Морейн покачала головой и вздохнула:
 -  Нет  еще.  Надеюсь,  только пока - нет. Троллочье  оружие  выковано  в
кузницах  долины,  называемой  Такан'дар, на  склонах  самого  Шайол  Гул.
Некоторые клинки несут на себе скверну этого места - зерна зла в  металле.
Это  оскверненное  оружие  наносит раны,  которые  не  заживают  сами  или
"k'k"  nb  смертельно опасные лихорадки, необычные болезни, с которыми  не
справиться  лекарственными снадобьями. Я облегчила страдания твоего  отца,
но  отметина,  эта порча, по-прежнему в нем. Оставь ее так,  и  она  вновь
проявится и уничтожит его.
 -  Но  вы  не  оставите его! - В словах Ранда звучала наполовину  мольба,
наполовину  требование. Он был ошеломлен, сообразив, как  разговаривает  с
Айз Седай, но она, казалось, не обратила внимания на его тон.
 -  Нет,  не оставлю, - легко согласилась она. - Я очень устала,  Ранд,  и
минувшей  ночью мне было не до сна. Обычно это не имеет значения,  но  для
такой  раны...  Это, - Морейн достала из сумки что-то завернутое  в  белый
шелк, - это ангриал. - Она заметила выражение лица Ранда. - Так ты знаешь,
что такое ангриал. Хорошо.
 Невольно  Ранд отстранился подальше от нее и от того, что она  держала  в
руках.  В  считанных сказаниях упоминаются ангриалы - эти древние реликвии
Эпохи  Легенд,  которыми пользовались Айз Седай для  претворения  в  жизнь
своих   величайших  чудес.  Ранд  испуганно  взирал  на  то,  как   Морейн
освобождает  от шелковых покровов гладкую статуэтку из драгоценной  кости,
потемневшую от времени до темно-коричневого цвета. Высотой не более чем  в
ладонь Морейн фигурка представляла собой женщину в ниспадающих одеждах,  с
длинными, до плеч, волосами.
 -  Мы  утратили  секрет  их  изготовления, - сказала  она.  -  Так  много
утеряно, что, возможно, он никогда не будет вновь раскрыт. Сохранилось так
мало,  что  Престол Амерлин скрепя сердце позволила мне  взять  ангриал  с
собой.  Эмондову Лугу и твоему отцу повезло, что она дала свое разрешение.
Но  на  многое  не  надейся. Сейчас, даже с ним, мне  не  удастся  сделать
намного  больше,  чем  я смогла бы вчера без него, а порочное  воздействие
сильно. Прошло время, рана успела нагноиться.
 - Вы поможете ему! - горячо сказал Ранд. - Я знаю, вы сможете.
 Морейн улыбнулась, чуть изогнув губы.
 - Посмотрим.
 Потом  она  повернулась к Тэму. Одну руку Морейн положила ему на  лоб;  в
ладони  другой  она  держала фигурку из кости. Глаза закрыты,  на  лице  -
выражение полной сосредоточенности. Казалось, она почти не дышала.
 -  Тот всадник, о котором ты говорил, - тихо произнес Лан, - тот, который
вверг тебя в ужас, - это был, несомненно, Мурддраал.
 -  Мурддраал! - воскликнул Ранд. - Но Исчезающие - двадцати футов  ростом
и... - Слова замерли у него на устах под невеселой усмешкой Стража.
 -  Иногда,  овечий пастух, в историях все намного больше,  чем  на  самом
деле.  Поверь  мне,  правды  в  случае  с  Получеловеком  и  так  хватает.
Получеловек, Таящийся, Исчезающий, Человек Тени: имена зависят от того,  в
каких  ты краях, но означают они одно - Мурддраал. Исчезающие - троллоково
отродье,  почти  имеющие  те  особенности человеческого  племени,  которым
воспользовались Повелители Ужаса для создания троллоков.  Почти.  Но  если
человеческие черты усилить, то получится такая же скверна, что  есть  и  в
троллоках.  Получеловек  обладает некоей силой,  которая  имеет  начало  в
Темном.  Только  слабейшая  Айз Седай потерпит поражение,  столкнувшись  с
Исчезающим один на один, но множество людей, храбрых и верных, пали от  их
рук. Со времен войн, которыми завершилась Эпоха Легенд, с тех пор как были
заточены   Отрекшиеся,  они  являются  тем  разумом,  который  приказывает
троллоковым  кулакам, где наносить удары. В дни Троллоковых Войн  Полулюди
под началом Повелителей Ужаса вели троллоков в битвы.
 -  Он  меня  испугал до смерти, - еле слышно вымолвил Ранд. -  Он  только
глянул на меня, и... - Он содрогнулся.
 -  Не  нужно  стыдиться, овечий пастух. Они пугают  и  меня.  Я  встречал
людей,   которые   всю  жизнь  были  солдатами,  и  они,  столкнувшись   с
Получеловеком,  застывали на месте, словно птица  под  взглядом  змеи.  На
севере,  в  Пограничных Землях вдоль Великого Запустения, есть  поговорка.
Взгляд Безглазого - страх.
 - Безглазого? - спросил Ранд, и Лан кивнул в ответ.
 -  Мурддраал видит как орел, в темноте или на свету, но у него нет  глаз.
Я  готов к кое-каким более опасным делам, чем столкновение лицом к лицу  с
Мурддраалом.  Морейн Седай и я вдвоем пытались убить  того,  кто  был  тут
прошлой ночью, и ничего не вышло. У Получеловека везение самого Темного.
 Ранд сглотнул комок в горле:
 -  Троллок говорил, что Мурддраал хочет говорить со мною. Я не знаю,  что
!k это могло означать.
 Лан вскинул голову - глаза словно голубые камни:
 - Ты говорил с троллоком?
 -  Не совсем так, - промямлил Ранд. Пристальный взгляд Стража держал  его
цепко,  словно  силок. - Говорил он. Он сказал, что мне  не  будет  ничего
плохого,  что Мурддраал хочет поговорить со мной. Потом он попытался  меня
убить.  -  Ранд  облизнул губы и рукой провел по гладкой коже  на  рукояти
меча. Короткими, немного сумбурными фразами он рассказал о возвращении  на
ферму  и  в  дом. - Но я убил его раньше, - закончил он объяснение.  -  На
самом деле случайно. Он набросился на меня, а я держал в руке меч.
 Лицо Лана немного смягчилось, - если камень может смягчиться.
 -  Даже если так, тебе есть о чем рассказывать, овечий пастух. До прошлой
ночи  к югу от Пограничных Земель не многие мужчины могли похвастать,  что
видели  троллока, и намного меньше среди них было тех, кому удалось  убить
его.
 -  И  еще  меньше  тех, кто убил троллока один на один, - устало  сказала
Морейн. - Все сделано, Ранд. Лан, помоги мне встать.
 Страж  устремился  к ней, но быстрее него к кровати рванулся  Ранд.  Кожа
Тэма  на  ощупь  была  прохладной, хотя  лицо  его  оставалось  бледным  и
изможденным, словно он давно не выходил на солнце. Глаза Тэма  по-прежнему
были закрыты, но дышал он глубоко, как будто спал.
 - С ним все будет в порядке? - озабоченно спросил Ранд.
 -  После отдыха - да, - сказала Морейн. - Несколько недель в постели и он
будет  здоров, как раньше. - Опираясь на руку Лана, она сделала  несколько
нетвердых  шагов. Страж подхватил плащ и жезл с подушечки на стуле,  чтобы
усадить   ее,  и  она  со  вздохом  опустилась  на  сиденье.  С  неспешной
тщательностью  Морейн  завернула ангриал в шелк и уложила  его  в  поясную
сумку.
 Плечи  Ранда  задрожали,  и, чтобы удержаться  от  радостного  смеха,  он
закусил  губу. В то же время ему пришлось провести рукой по глазам,  чтобы
вытереть слезы.
 - Спасибо вам!
 -  В  Эпоху  Легенд,  - продолжала Морейн, - некоторые  Айз  Седай  могли
раздуть самую малую искру жизни и здоровья, оставшуюся в человеке. Те  дни
прошли,  и  возможно,  навсегда. Столь многое было потеряно  -  не  только
секрет изготовления ангриалов. Если бы помнили, то сколь многое можно было
сделать, о чем мы и мечтать не смеем. Очень, очень мало нас теперь.  Почти
все  таланты  исчезли, а большинство из оставшихся стали, судя  по  всему,
слабее. В больном должны оставаться воля и силы, чтобы даже сильнейшие  из
нас  могли  преуспеть  на пути Исцеления. Большая  удача,  что  твой  отец
сильный  человек  - и душой, и телом. Как бы то ни было,  он  много  труда
потратил  на борьбу за жизнь, но все силы, что остались, теперь нужны  ему
для выздоровления. Оно потребует времени, но порчи больше нет;
 -  Я  ваш  вечный должник, - сказал юноша Морейн, не поднимая взгляда  от
Тэма,  -  и  сделаю для вас все, что могу. Все! - Он припомнил разговор  о
цене,  а потом и свое обещание. Стоя на коленях подле Тэма, Ранд был готов
ко  всему, даже больше, чем раньше, но до сих пор не решался взглянуть  на
нее. - Все. Если только это не причинит вреда, деревне или моим друзьям.
 Морейн подняла руку в отстраняющем жесте:
 -  Только если ты считаешь это необходимым. Но мне все равно хотелось  бы
поговорить  с  тобой. Нет никаких сомнений, что ты уедешь  одновременно  с
нами, и потом мы с тобой сможем побеседовать подробно.
 -  Уехать!  - воскликнул Ранд, с трудом поднявшись на ноги. - Неужели  на
самом деле так плохо? По-моему, у всех на уме одно: начать отстраивать все
заново. Мы, люди Двуречья, народ оседлый. Никто никогда не уезжал.
 - Ранд...
 -  Да  и куда нам идти? Падан Фейн говорит, погода везде такая же плохая.
Он...  он...  торговец. Троллоки:.. - У Ранда сжало  горло,  и  ему  очень
захотелось, чтобы Том Меррилин не рассказывал ему, что едят троллоки. - По-
моему, лучшее, что нужно сделать, - это остаться здесь, откуда мы родом, в
Двуречье, а потом все уляжется. У, нас зерно посеяно, и для стрижки  скоро
будет уже тепло. Не знаю, кто: завел этот разговор о том, чтобы уехать,  -
кто-то из Коплинов, готов поспорить,-но кто бы это ни был...
 -  Овечий  пастух,  -  вмешался Лан, - ты бы слушал,  вместо  того  чтобы
болтать.
 Ранд  уставился  на  них обоих. До него дошло, что он бессвязно  лепетал,
перескакивая  с  одного на другое, а она в это время пыталась  ему  что-то
втолковать.  С  ним  пыталась говорить Айз Седай! Юноша  лихорадочно  стал
искать слова для извинений, но Морейн улыбнулась ему.
 -  Я понимаю, что ты чувствуешь. Ранд, - сказала она, и ему стало неловко
оттого,  что она действительно понимает. - Не думай больше об этом.  -  Ее
губы  сжались,  и она покачала головой. - С этим, по-моему,  я  справилась
неважно.  Наверное,  мне сначала надо было отдохнуть. Уехать  нужно  будет
именно тебе, Ранд. Уехать отсюда должен ты, ради блага своей деревни.
 -  Я? - Голос сорвался, и он выдавил снова: - Я? - На этот раз получилось
чуть лучше. - Почему это мне надо уезжать? Я ничего не понимаю. Не хочу  я
никуда уезжать!
 Морейн  посмотрела на Лана, и тот расцепил сложенные на  груди  руки.  Он
взглянул  на  Ранда  из-под  кожаной головной повязки,  и  у  юноши  вновь
появилось такое чувство, будто его взвешивают на невидимых весах.
 -  Знаешь  ли  ты,  - неожиданно сказал Лан, - что на  некоторые  дома  в
деревне не напали?
 -  Да ведь полдеревни - пепелище, - возразил Ранд, но Страж отмахнулся от
этих слов.
 -  Некоторые из домов подожгли лишь для пущей сумятицы. А после  троллоки
не обращали на них никакого внимания, как и на людей, что из них выбегали,
если те не оказывались ненароком на острие истинной атаки. Большинство  из
тех, кто прибыл сюда из окрестных ферм, и шерстинки от троллока не видели,
даже  издали.  Они  и не догадывались, что здесь какие-то  беды,  пока  не
увидели деревню.
 -  Я слышал о Дарле Коплине, - медленно произнес Ранд. - Полагаю, что это
до него не дошло.
 -  Атакованы  были две фермы, - продолжал Лан. - Ваша и еще  одна.  Из-за
Бэл  Тайна все, кто жил на второй ферме, уже были в деревне. Не одна жизнь
оказалась спасена из-за того, что Мурддраал не знаком с обычаями Двуречья.
Праздник и Ночь Зимы сделали его задачу почти невыполнимой, но он этого не
знал.
 Ранд  посмотрел на Морейн, откинувшуюся на спинку стула, но она  молчала,
приложив палец к губам.
 - Наша ферма и чья еще? - наконец спросил он.
 -  Ферма  Айбара,  -  отозвался Лан. - Здесь же, в  Эмондовом  Лугу,  они
ударили  сперва по кузнице, затем напали на дом кузнеца и на  дом  мастера
Коутона.
 Во рту у Ранда вмиг пересохло.
 -  Это  безумие!  - Он старался подобрать слова для ответа  и  вздрогнул,
когда Морейн выпрямилась.
 -  Не безумие. Ранд, - сказала она. - Обдуманный план. Троллоки заявились
в  Эмондов  Луг  не  наудачу, и они поступали не так,  как  обычно,  -  из
удовольствия  убивать и поджигать, хотя и то и другое очень им  по  нраву.
Они знали, за чем или, вернее, за кем пришли. Троллоки явились сюда, чтобы
убить  или захватить юношей определенного возраста, которые живут рядом  с
Эмондовым Лугом.
 -  Моего возраста? - Голос Ранда дрогнул, но ему было все равно. -  Свет!
Мэт. Что с Перрином?
 - Живы и здоровы, - успокоила его Морейн, - ну, немного в саже.
 - Бан Кро и Лем Тэйн?
 -  Были  вне  опасности, - сказал Лан. - По крайней мере,  испугались  не
больше, чем прочие.
 -  Но  они  тоже видели всадника, Исчезающего, и лет им столько,  сколько
мне.
 -  С дома мастера Кро и соломинки не упало, - сказала Морейн, - а мельник
со  своим семейством благополучно проспал бы набег на деревню, не  разбуди
его  шум.  Бан  на  десять месяцев тебя старше, а Лем  на  восемь  месяцев
младше.  -  Она сухо улыбнулась удивленному Ранду. - Я говорила тебе,  что
задавала  вопросы.  И я еще сказала: юноши определенного  возраста.  Между
тобой  и  твоими друзьями разница - всего лишь недели. Именно вас троих  и
искал Мурддраал, вас и больше никого.
 Ранд  беспокойно заерзал, почувствовав, что не хочет, чтобы она  смотрела
на  него  такими глазами: ее взгляд словно проникал в. душу и читал  самые
потаенные его мысли, в самых дальних уголках.
 - Чего им от нас надо? Ведь мы простые фермеры, пастухи!
 -  Это  вопрос,  на который в Двуречье ответа не найти,  -  тихо  сказала
Морейн,  -  но  ответ важен. Троллоки, появившиеся там, где их  не  видели
почти две тысячи лет, - это говорит о многом.
 -  Во  многих  сказаниях речь идет о набегах троллоков, -  упрямо  сказал
Ранд.  -  Раньше их просто у нас не было. С троллоками постоянно сражаются
Стражи.
 Лан фыркнул:
 -  Мальчик,  я готов был сражаться с троллоками в Великом Запустении,  но
не  здесь,  за  шесть сотен лиг к югу от него. Набег такой  яростный,  как
минувшей ночью, я мог ожидать в Шайнаре или в любой из Пограничных Земель.
 -  В  ком-то  одном из парней, - произнесла Морейн, - или во  всех  троих
есть нечто, чего опасается Темный.
 -  Это...  это невозможно. - Ранд добрел до окна и уставился на  деревню,
на  людей  среди  развалин.  - Я не верю, что это  случилось,  это  просто
невозможно.  -  Что-то на Лужайке привлекло его взгляд.  Он  всмотрелся  и
понял,  что это почерневший обрубок Весеннего Шеста. Веселый Бэл  Тайн,  с
торговцем, и с менестрелем, и с чужаками. Ранда передернуло, и он отчаянно
замотал  головой:  -  Нет.  Нет, я простой пастух!  Темному  незачем  мною
интересоваться.
 -  Он приложил много сил и средств, - мрачно сказал Лан, - чтобы провести
так много троллоков, не подняв шума и тревоги, так далеко - от Пограничных
Земель до Кэймлина и дальше. Хотел бы я знать, как это им удалось. Неужели
ты веришь, что они пришли всего лишь затем, чтобы спалить несколько домов?
 -  Они  еще  вернутся,  - добавила Морейн. Ранд открыл  было  рот,  чтобы
возразить Лану, но замечание Морейн остановило его. Он повернулся к ней:
 -  Вернутся? Вы не можете их остановить? Как прошлой ночью,  хотя  вас  и
застали врасплох? А теперь вам известно, что они здесь.
 -  Возможно,  -  ответила Морейн. - Я могла бы послать  в  Тар  Валон  за
некоторыми  сестрами,  но  им потребуется время  на  нелегкий  путь  сюда.
Мурддраал  тоже знает, что я здесь, и, вероятно, нападать не станет  -  по
крайней  мере, в открытую, - нуждаясь в подкреплении: нужны еще Мурддраалы
и  побольше троллоков. С призванными Айз Седай и Стражами троллоков  можно
будет отогнать, хотя сколько для этого понадобится сражаться, я не знаю.
 Перед  мысленным  взором  Ранда пробежали картины:  весь  Эмондов  Луг  -
огромное  пепелище.  Пылают фермы. И Сторожевой  Холм,  и  Дивен  Райд,  и
Таренский Перевоз. Кругом пепел и кровь.
 -  Нет,  -  произнес он и почувствовал, как внутри что-то  оборвалось.  -
Поэтому-то  я  и должен ехать? Троллоки не вернутся, если  меня  здесь  не
будет. - Последняя кроха упрямства заставила его прибавить: - Если  они  в
самом деле явились за мной.
 Брови  Морейн приподнялись, как будто она удивилась тому, что его в  этом
еще не убедили.
 -  Ты хочешь держать пари, поставив в заклад свою деревню, овечий пастух?
- спросил Лан. - Все свое Двуречье?
 Упрямство Ранда тут же улетучилось.
 -  Нет,  -  вновь  сказал он и опять ощутил внутри  какую-то  пустоту.  -
Перрину и Мэту тоже придется уйти, да? - Покинуть Двуречье. Оставить дом и
отца. По крайней мере, Тэму должно стать лучше. По крайней мере, ему нужно
услышать  от  отца, что все сказанное на Карьерной Дороге -  вздор.  -  Мы
могли  бы,  наверное, отправиться в Байрлон или даже в Кэймлин. Я  слышал,
что  в  Кэймлине  людей  больше, чем во всем  Двуречье.  Там  мы  будем  в
безопасности.  - Ранд попробовал засмеяться, но смех прозвучал  совершенно
неискренне.-  Бывало, я мечтал о том, чтобы повидать Кэймлин.  Никогда  не
предполагал, что все может обернуться таким вот образом.
 Повисло долгое молчание, потом заговорил Лан:
 -  Я  бы  не  считал Кэймлин безопасным местом. Если ты так сильно  нужен
Мурддраалу,  то  до  тебя  доберутся  и  там.  Стены  -  не  преграда  для
Получеловека. А ты будешь круглым дураком, если не веришь, что ты очень им
нужен.
 Ранд  думал, что у него такое подавленное настроение,- дальше некуда,  но
после слов Лана он еще больше пал духом.
 -  Есть  безопасное место, - негромко произнесла Морейн, и Ранд навострил
уши.  -  В  Тар Валоне ты будешь среди Айз Седай и Стражей.  Даже  в  ходе
Троллоковых  Войн  войска  Темного  опасались  атаковать  Сияющие   Стены.
Eдинственная  попытка  штурма обернулась их величайшим  поражением,  самым
тяжелым за все то время. И Тар Валон хранит знания, которые мы, Айз Седай,
собирали  со  Времени  Безумия. Некоторые отрывки даже  датируются  Эпохой
Легенд.  В Тар Валоне, и только там, ты сможешь узнать, что нужно от  тебя
Мурддраалу. Почему ты лужен Отцу Лжи. Это я обещаю.
 Путешествие в Тар Валон - просто немыслимо. Путешествие туда, где  вокруг
него  будут  Айз Седай. Да, Морейн исцелила Тэма - или, по  крайней  мере,
выглядело  так,  что  она это сделала, - но куда  деваться  от  всех  этих
сказаний?  И так-то не очень уютно себя чувствуешь, когда рядом в  комнате
одна Айз Седай, а каково будет в городе, где они везде?.. И она все еще не
назвала цену за все. Цена была всегда - так говорится в преданиях.
 -  Как  долго проспит мой отец? - наконец вымолвил Ранд. - Я... Мне нужно
с ним поговорить. Нельзя, чтобы он проснулся и увидел, что меня нет рядом.
-  Ему  почудилось, будто он услышал, как облегченно вздохнул  Лан.  Юноша
пытливо взглянул на него, но лицо Стража ничего не выражало.
 -  Не  стоит его будить до нашего отъезда, - сказала Морейн. -  Я  думаю,
отправиться нужно вскоре после наступления темноты. Даже единственный день
промедления  может  стать  роковым. Будет  лучше,  если  ты  оставишь  ему
записку.
 - Уезжать на ночь глядя? - с сомнением заметил Ранд, и Лан кивнул.
 -  Получеловек очень скоро сможет обнаружить, что мы уехали. Нам  незачем
облегчать ему задачу.
 Ранд возился с одеялами. До Тар Валона - путь неблизкий.
 - В таком случае... В таком случае лучше я пойду разыщу Мэта и Перрина.
 -  Я  сама  займусь  этим.  -  Морейн проворно  поднялась  на  ноги  и  с
неожиданно вновь обретенной энергией набросила свой плащ на плечи.
 Она  положила  руку  на плечо юноше, и тот с огромным  трудом  сдержался,
чтобы  не  отстраниться.  Морейн не сжимала  его  плечо,  но  хватка  была
железная, - так палка с рогулиной надежно удерживает змею.
 -  Будет лучше, если этот разговор останется между нами. Понимаешь?  Если
кто-то  из тех, кто нарисовал Драконий Клык на двери гостиницы,  узнает  о
наших планах, они могут доставить нам кучу неприятностей.
 -  Да,  я  понимаю. - Ранд облегченно перевел дыхание, когда  она  убрала
руку.
 -  Я попрошу миссис ал'Вир принести тебе поесть, - Продолжила Морейн, как
бы  не  замечая его реакции. - Потом тебе нужно поспать. Даже после отдыха
тебе сегодня ночью предстоит тяжелая поездка.
 Дверь  за ними закрылась, и Ранд остался стоять, глядя на Тэма, -  глядя,
но  ничего не видя. До самой этой минуты он не осознавал, что Эмондов  Луг
тоже  часть  его души, как и сам он - часть Эмондова Луга.  Он  понял  это
именно  сейчас, потому что чувствовал, как мучительно и больно расставание
с  родной  деревней. Его ищет Пастырь Ночи. Это невозможно -  он  всего-то
фермер,  - но пришли троллоки, и в одном Лан прав. Ранд не может рисковать
деревней,  понадеявшись  на то, что Морейн ошибается.  Он  даже  не  может
никому  сказать, от Коплинов наверняка хлопот не оберешься,  прослышь  они
хоть что-то подобное. Ему придется поверить Айз Седай.
 -  Не  разбуди его ненароком, - сказала миссис ал'Вир, когда мэр,  войдя,
закрыл за собой и за женой дверь.
 От   покрытого   полотенцем  подноса,  который  она  держала   в   руках,
распространялись  соблазнительные  запахи  Горячей  еды.   Миссис   ал'Вир
поставила  поднос на сундук подле стены, затем решительно  потянула  Ранда
прочь от кровати.
 -  Миссис Морейн сказала мне обо всем, что тебе нужно, - тихо проговорила
она, - но среди ее указаний истощения у изголовья Тэма не было. Я принесла
тебе немножко поесть. Давай-ка, чтобы не остыло.
 -  По-моему,  не  стоило  ее  так называть, - сварливо  заметил  Бран.  -
Правильнее бы Морейн Седай. Она могла рассердиться.
 Миссис ал'Вир любя шлепнула мужа по щеке.
 -  Предоставь мне беспокоиться об этом. У нас с нею был долгий  разговор.
И  говори  потише. Если разбудишь Тэма, то за это ответишь  мне  и  Морейн
Седай.  - Она подчеркнуто выделила голосом титул Морейн, отчего требование
Брана  стало чуть ли не смешным. - Так, вы двое, не путайтесь у  меня  под
ногами. - Нежно улыбнувшись мужу, миссис ал'Вир повернулась к Тэму.
 Мастер ал'Вир расстроенно глянул на Ранда:
 -  Она - Айз Седай. Половина женщин в деревне ведут себя так, словно  она
('  Круга  Женщин,  а оставшиеся - словно она троллок.  Ни  одна  из  них,
похоже,   не   понимает,   что,  когда  рядом  Айз   Седай,   нужно   быть
осмотрительнее. Мужчины все время на нее косятся, но они-то хоть не делают
ничего такого, что может разозлить ее.
 Осмотрительнее, подумал Ранд. Слишком поздно быть осмотрительным.
 -  Мастер ал'Вир, - медленно произнес он, - вы не знаете, на сколько ферм
напали?
 -  Пока  я  слышал,  что только на две, считая и вашу.  -  Мэр  помолчал,
нахмурившись,  затем пожал плечами: - Судя по тому, что  здесь  случилось,
это,  наверное, не все. Будь так, я бы порадовался, но...  Ладно,  еще  до
исхода дня мы, скорей всего, услышим и узнаем больше.
 Ранд вздохнул. Нет смысла спрашивать, чья была вторая ферма.
 -  Здесь,  в  деревне, они... Я хочу сказать, ничего не было такого,  что
подсказало бы, зачем они сюда пришли?
 -  Зачем,  мальчик? Не знаю, ради чего они заявились, может,  просто  для
того,  чтобы  убить  всех нас. Все было так, как я рассказывал.  Загавкали
собаки, а Морейн Седай и Лан бегали по улицам, затем кто-то закричал,  что
загорелся дом мастера Лухана и кузница. Запылал дом Абелла Коутона  -  это
странно;  он  же почти в центре деревни. Так или иначе, но  троллоки  были
среди  нас,  были  везде. Нет, не думаю, что они пришли за  чем-то.  -  Он
коротко хохотнул и замолк, бросив опасливый взгляд на жену. Та не отводила
взгляда  от Тэма. - Сказать по правде, - продолжил мастер ал'Вир  тихо,  -
они,  кажется,  пришли в замешательство, как и мы. Сомневаюсь,  чтобы  они
обрадовались, обнаружив тут Айз Седай или Стража.
 - Да уж вряд ли, - ухмыльнулся Ранд.
 Если  Морейн сказала правду об этом, то, скорей всего, правду она сказала
и  об остальном. Ранд подумал было о том, чтобы спросить совета у мэра, но
мастер ал'Вир явно знал об Айз Седай не намного больше, чем любой другой в
деревне. Кроме того, ему не очень хотелось рассказывать даже мэру  о  том,
что  он  знает,  -  о том, что, происходит, по словам Морейн.  Он  не  был
уверен, чего боится больше - того, что его поднимут на смех, или того, что
ему  поверят. Юноша провел большим пальцем по рукояти меча Тэма. Его  отец
побывал  во внешнем мире; и он должен знать об Айз Седай больше, чем  мэр.
Но если Тэм на самом деле бывал вне Двуречья, тогда, быть может, его слова
в  Западном  Лесу... Юноша с силой провел руками по волосам, разгоняя  эту
вереницу мыслей.
 - Тебе нужно поспать, парень, - сказал мэр.
 -  Да-да,  нужно, - присоединилась к нему миссис ал'Вир. -  Ты  же  почти
валишься с ног.
 Ранд удивленно уставился на нее. Он даже не заметил, когда она отошла  от
его отца. Да, ему нужно поспать; и от этой мысли он зевнул.
 -  Можешь прилечь на кровать в соседней комнате, - сказал мэр. - Там  уже
камин разожгли.
 Ранд  посмотрел  на  отца. Тэм по-прежнему спал глубоким  сном,  и  юноша
снова зевнул.
 - Я бы здесь остался, если не возражаете. Пока он не проснется.
 Решение  этого вопроса мэр предоставил миссис ал'Вир: уход за  больным  -
ее дело. Она поколебалась и согласно кивнула.
 -  Но  ты  не  будешь  его  будить,  пусть  он  проснется  сам.  Если  ты
потревожишь его сон...
 Ранд попытался было сказать, что будет выполнять все ее распоряжения,  но
слова  потерялись  в  очередном зевке. Миссис ал'Вир  с  улыбкой  покачала
головой:
 -  Ты-то  точно  уснешь  сразу  же. Если хочешь  остаться,  то  подвинься
поближе к огню. И перед сном выпей немного говяжьего бульона.
 -  Обязательно, - сказал Ранд. Он готов был согласиться со всем, лишь  бы
остаться в этой комнате. -И я не стану его будить.
 -  Да  уж,  прослежу, чтобы не разбудил, - сказала миссис ал'Вир твердым,
но добродушным голосом. - Я принесу тебе подушку и пару одеял.
 Когда  в  конце  концов  дверь за четой ал'Вир закрылась,  Ранд  подтащил
единственный в комнате стул к кровати, поставив его так, чтобы можно  было
смотреть  на  Тэма, и устроился на нем. Миссис ал'Вир была права,  говоря,
что  ему надо вздремнуть, - при каждом зевке у него трещали челюсти, -  но
пока  еще  засыпать  ему нельзя. Тэм в любую минуту может  проснуться,  и,
скорей всего, ненадолго. Нужно подождать.
 Он  морщился и вертелся на стуле, рассеянно отодвигая эфес меча  подальше
от   ребер.   Ранд   постоянно  возвращался  к  запрету  Морейн   что-либо
рассказывать кому бы то ни было, но, в конце концов, это же Тэм. Это... Он
решительно сжал челюсти. Мой отец. Моему отцу я могу рассказать все.
 Ранд поерзал немного и откинул голову на высокую спинку стула. Тэм -  его
отец,  и  никто не может приказать ему говорить или не говорить  со  своим
отцом. Ему просто нужно подождать и не заснуть, пока не проснется Тэм. Ему
просто нужно...

                                                                   ГЛАВА 9
                                                   О ЧЕМ РАССКАЗАЛО КОЛЕСО

 Ранд   бежал,  сердце  бешено  колотилось,  и  он  в  смятении  оглядывал
окружающие  его  со  всех  сторон голые холмы. В эту  местность  весна  не
опоздала, - сюда она вообще никогда не приходила, да и не придет. Ничто не
росло  на  этой  промерзшей земле, хрустевшей под  сапогом,  лишь  кое-где
виднелись клочки лишайника. Ранд протиснулся между валунов высотой  в  два
человеческих  роста, припорошенных слоем пыли, словно на  них  никогда  не
падала  ни  единая капля дождям Солнце - распухший кроваво-красный  шар  -
немилосердно палило, сильнее, чем в самый жаркий летний полдень; его  лучи
жгли глаза, оно словно застыло на месте в опрокинутом свинцово-сером котле
неба,  где  на горизонте клубились и перекатывались пронзительно-черные  и
серебристо-серые  облака.  Но  от  крутящегося  облачного  водоворота   не
чувствовалось  даже самого слабого порыва ветра, и, несмотря  на  зловещее
солнце, воздух обжигал зимним холодом.
 Ранд  на  бегу оглянулся через плечо, но преследователей своих не увидел.
Лишь  унылые  холмы  да  черные зубья гор, над которыми  курились  плюмажи
темных дымов, сливающихся вверху с беспорядочно крутящимися облаками. Хоть
погоню  он и не заметил, но услышал ее: следом несся вой, трубые,  азартно
улюлюкающие   голоса,  предвкушающие  скорую  кровавую   развязку   вопли.
Троллоки. Все ближе, а силы на исходе.
 В  отчаянном броске Ранд вскарабкался на вершину острого, как нож, гребня
горы  и  со  стоном  упал на колени. Скальная стена  тысячефутовым  утесом
отвесно  обрывалась в громадное ущелье. Бледная туманная  дымка  окутывала
дно  каньона,  по  ее  плотно-серой поверхности пробегали  мрачные  волны,
накатываясь  и  разбиваясь  об  утес  внизу,  но  гораздо  медленнее,  чем
неторопливые океанские валы. На мгновение клубы тумана наливались красным,
будто  под ними вспыхивали, и угасали громадные языки пламени. В невидимых
глубинах  долины рокотал гром, в сумраке высверкивали молнии,  устремляясь
порой вверх, к небу.
 Но   не   сама  долина  отняла  у  Ранда  силы  и  наполнила   его   душу
безысходностью. Из самой середины клубящихся Ларов вздымалась  гора,  гора
выше  любой из Гор Тумана, что он видел, гора столь же мрачная, как потеря
всех  надежд. Именно этот черный пик, кинжалом вонзившийся в небеса,  стал
источником  опустошенности и отчаяния. Он никогда не видел ее  прежде,  но
узнал.  Воспоминание  о  ней ускользнуло от него, словно  ртуть,  едва  он
попытался ухватить его, но воспоминание об этой горе было с ним. Он  знал:
эта память - с ним.
 Невидимые  пальцы  коснулись Ранда, потянули за руки и за  ноги,  пытаясь
утащить  к  горе.  Тело  дернулось,  готовое  подчиниться.  Руки  и   ноги
напряглись,  будто он мог впиться пальцами рук и ног в камень.  Призрачные
струны  обвили  сердце, притягивая его, призывая к  горному  шпилю.  Слезы
заструились  по  лицу,  и он осел на землю. Он чувствовал,  как  воля  его
вытекает,  словно вода из дырявого ведра. Еще немного, и он  пошел  бы  на
зов.  Он  повиновался бы ему, сделал бы так, как приказывали. Внезапно  он
понял,  что  в нем осталось еще чувство - гнев. Подталкивать  его,  тянуть
его, будто он овца, которую ведут в загон? Гнев свернулся тугим клубком, и
Ранд вцепился в него, как тонущий хватается в наводнение за утлый плот.
 Служи  мне,  прошелестел голос в безмолвии мыслей. Знакомый  голос.  Ранд
был  уверен: прислушайся он внимательней, и он узнает его. Служи мне. Ранд
замотал  головой, стараясь выбросить голос из головы. Он  погрозил  черной
горе кулаком. Служи мне!
 - Да поглотит тебя Свет, Шай'итан!
 Внезапно  запах смерти окутал его. Над ним нависла выступившая  из  теней
фигура  в  плаще  цвета запекшейся крови, фигура с лицом...  Он  не  хотел
"($%bl лица, смотрящего на него. Он и думать не хотел об этом лице.  Самая
мысль  о  нем  причиняла  боль,  превращая  разум  в  горящие  угли.  Рука
протянулась  к  нему.  Не думая о том, что может сорваться  с  обрыва,  он
отпрянул   в   сторону.  Нужно  бежать.  Как  можно  дальше.   Он   падал,
переворачиваясь  в  воздухе, пытаясь кричать,  но  для  крика  не  хватало
воздуха, воздуха не хватало ни на что.
 Внезапно голые холмы исчезли, он больше не падал. Жухлая побитая  морозом
трава сминалась под сапогами; она напоминала цветы. Он чуть не рассмеялся,
увидев  растущие тут и там деревья и кусты без единого листика, усеивающие
холмистую равнину, что окружала его теперь. Позади в отдалении возвышалась
одинокая  гора, с обломанной и расщепленной вершиной, но от этой  горы  не
веяло  ни  страхом,  ни  отчаянием. Простая гора, хотя  здесь  для  нее  -
странное место: других гор поблизости не было.
 Возле  горы  протекала широкая река, на острове посреди  реки  раскинулся
город,  какой мог быть в сказаниях менестреля, город, окруженный  высокими
стенами,  которые под теплыми лучами солнца отливали белизной и  серебром.
Со  смешанным чувством облегчения и радости Ранд направился к этим стенам,
за которыми - он откуда-то знал - обретет убежище и спокойствие души.
 Подойдя ближе к стенам, он различил устремившиеся ввысь башни, многие  из
них  соединялись  между  собой  чудными переходами,  висящими  в  воздухе.
Высокие арки мостов перекинулись с берегов реки к городу на острове.  Даже
издалека  можно было разглядеть кружево каменной кладки пролетов этих  мос
тов,  кажущихся  чересчур изящными и хрупкими, чтобы противостоять  напору
бурлящего под ними быстрого потока. За этими мостами - убежище. Убежище!
 Вдруг  морозный озноб пробежал по костям, холодный пот выступил  у  Ранда
на  спине,  а  воздух вокруг него стал отдавать сыростью и  зловонием.  Не
оглянувшись,  он бросился бежать, бежать от преследователя, чьи  леденящие
пальцы  задели  его  спину и дернули за плащ, бежать от  поглощающей  свет
фигуры  с  лицом, которое... Ему не удавалось припомнить лица,  один  лишь
ужас  от него. Он не хотел вспоминать это лицо. Он бежал, и земля мелькала
у  него  под  ногами, неровные холмы и плоская равнина...  ему  захотелось
завыть  бешеной  собакой.  Чем  быстрее старался  он  бежать,  тем  дальше
отодвигались белые сверкающие стены и убежище. Они становились все  меньше
и  меньше, пока не превратились в бледное пятнышко на горизонте.  Холодная
рука преследователя ухватила Ранда за ворот. Если эти пальцы коснутся его,
то  он  сойдет  с ума. Или хуже. Намного хуже. И в тот же миг,  когда  эта
уверенность овладела им, он споткнулся и рухнул...
 - Неееееет! - завопил он.
 ...И  охнул,  когда булыжники мостовой вышибли из него дух. С  изумлением
озираясь, он поднялся на ноги. Он стоял на дороге, ведущей к одному из тех
переброшенных через реку чудесных мостов. Мимо Ранда шли улыбающиеся люди,
люди, одетые в такие яркие одежды, что невольно вспоминался цветущий  луг.
Некоторые  заговаривали с ним, (но он не понимал их, хотя  слова  казались
знакомыми. Лица были доброжелательны, и люди жестами приглашали Ранда идти
вперед,  через  мост  со  сложным каменным узором,  вперед,  к  сияющим  с
серебристыми  проблесками стенам и высящимся за  ними  башням.  Вперед,  к
убежищу, что ждало его там.
 Он  слился с толпой, текущей через мост в город, сквозь массивные ворота,
врезанные в высокие первозданно чистые стены. За стенами начиналась страна
чудес,  где  самое скромное здание выглядело дворцом. Как будто строителям
приказали взять камень, кирпич, черепицу, изразец и создать такую красоту,
от  которой у смертного должно захватить Дух. На любое здание,  на  каждый
памятник  нужно  было  смотреть широко раскрытыми  от  удивления  глазами.
Музыка  плыла  по  улицам, сотня разных песен, но все они  объединялись  с
гомоном  толпы  в одну величественную, преисполненную радости  и  гармонии
мелодию.  Ароматы  нежных благовоний, острых пряностей, множества  цветов,
удивительных кушаний струились в воздухе, - здесь словно были собраны  все
самые приятные в мире запахи.
 Улица,  по  которой  Ранд  вошел в город, - широкая,  вымощенная  гладким
серым  камнем,  -  вела  его прямо к центру. Впереди вырисовывалась  самая
большая  и  самая высокая в этом городе башня - ослепительно белая,  будто
свежевыпавший  снег. Эта башня стояла там, где для Ранда было  убежище,  и
она  олицетворяла собой знание, которое он искал. Но города этого Ранд  не
видел  раньше  ни  во сне, ни наяву. Разве будет иметь какое-то  значение,
если  он  ненадолго задержится на пути к башне? Он свернул в узкую  улицу,
#$%   давали   представление  жонглеры,  окруженные  уличными  торговцами,
наперебой предлагающими неизвестные Ранду фрукты.
 Перед  ним, дальше по улице, стояла белоснежная башня. Та же самая башня.
Чуть  помешкав,  он  свернул  за угол. В дальнем  конце  этой  улицы  тоже
возвышалась белая башня. Он упрямо повернул на другую улицу, еще на  одну,
и  всякий  раз  взор  его  натыкался на белую, как алебастр,  башню.  Ранд
бросился бежать прочь от нее... и застыл, опешив. Перед ним вновь  выросла
белая башня. Он не решался оглянуться назад, опасаясь увидеть ее и там.
 Лица  вокруг  юноши по-прежнему были дружелюбны, но на них лежала  теперь
печать  разбитой  надежды, надежды, которую разрушил он. По-прежнему  люди
приглашали  его идти вперед - но умоляющими жестами. Идти к  башне.  В  их
глазах застыло крайнее отчаяние, и лишь он мог выполнить их просьбу,  лишь
он мог спасти их.
 Очень  хорошо,  подумал он. В конце концов, башня была  там,  куда  он  и
хотел попасть.
 Едва  Ранд сделал первый шаг, как разочарование покинуло окружающих и  их
лица  озарились улыбками. Они пошли вместе с ним, и маленькие дети усыпали
его  путь лепестками цветов. В замешательстве Ранд посмотрел через  плечо,
чтобы  выяснить, кому предназначены эти цветы, но позади него были  только
радостно  улыбающиеся  люди, машущие ему руками. Должно  быть,  цветы  для
меня,  подумал  он  и удивился, почему такая мысль вдруг  не  кажется  ему
необычной. Но мимолетное удивление сразу же растаяло; все было так, как  и
должно быть.
 Сначала  запел один человек, затем к нему присоединился другой, и  вскоре
голоса  всех зазвучали в величественном гимне. Ранд по-прежнему не понимал
смысла слов, но множество переплетающихся созвучий провозглашали радость и
спасение.  Музыканты забавлялись в текущей вокруг толпе, присоединяя  свои
флейты, арфы, барабаны к всеобщему славословию, и все песни, что он слышал
раньше,  сливались  воедино  без  единой  фальшивой  ноты.  Вокруг   Ранда
танцевали  девушки, обвивая его шею гирляндами из душистых цветов,  осыпая
цветами его плечи. Они улыбались ему, их восторженность росла с каждым его
шагом. Ему оставалось только улыбаться в ответ. Ноги сами хотели кружиться
в  этом танце, и едва он подумал об этом, как начал танцевать, причем так,
будто знал все движения с детства. Он запрокинул голову и засмеялся;  ноги
его  ступали  легче  и  быстрее, чем когда он  танцевал  с...  Он  не  мог
вспомнить имени, но оно и не казалось важным.
 Это  твоя  судьба,  прошелестел голос у него  в  голове,  и  шепот  нитью
вплелся в победный гимн.
 Толпа,  что  несла  Ранда,  словно прутик на  гребне  волны,  хлынула  на
гигантскую  площадь  в центре города, и сейчас он впервые  разглядел,  что
белая  башня  возвышается над огромным, бледного мрамора, дворцом,  скорее
изваянным, чем построенным, с гнутыми стенами, выпуклыми куполами,  изящны
ми,   устремленными   к  небу  шпилями.  От  этого  великолепия   Ранд   в
благоговейном  трепете  затаил дыхание. Широкая  лестница  из  первозданно
чистого белого камня вела от площади ко дворцу, и у подножия ступеней люди
остановились, но песнь их зазвучала еще громче. Голоса нарастали,  окрыляя
его. Твоя судьба, прошептал голос, теперь настойчивый и энергичный.
 Он  больше  не танцевал, но и не остановился. Без колебаний он взошел  по
лестнице. Ему - туда.
 На   верху   лестницы  перед  ним  предстали  массивные  двери,  покрытые
орнаментом  в виде завитков, столь сложным и искусным, что ему  невозможно
было  представить себе резец такой тонкий, который бы вырезал его. Створки
ворот  распахнулись,  и  Ранд вошел. Ворота с гулким  стуком,  похожим  на
раскат грома, закрылись за ним.
 - Мы ждали тебя, - прошипел Мурддраал.

 Ранд  резко сел прямо, вытянувшись струной, глотая воздух и дрожа, тараща
глаза.   Там   спал  на  кровати.  Понемногу  дыхание  юноши  выровнялось.
Полусгоревшие  поленья  потрескивали в  камине,  возле  каминного  прибора
аккуратная  горка угля - кто-то побывал здесь, пока он спал, и позаботился
об  этом.  На  полу,  у  его ног, лежало одеяло: оно сползло,  когда  Ранд
проснулся.  Исчезли и изготовленные им на скорую руку  волокуши,  у  двери
висели плащи, его и Тэма.
 Не  слишком твердой рукой Ранд утер холодную испарину с лица и задумался,
не привлечет ли он внимание Темного, если назовет его по имени не наяву, а
". сне.
 За  окном  сгустились  сумерки; высоко в  небе  висела  луна,  круглая  и
толстобокая, над Горами Тумана зажглись вечерние звезды. Ранд проспал весь
день.  Он  потер  ноющий  бок. По-видимому, пока  он  спал,  рукоять  меча
вдавилась  ему  в  ребра.  Нечего удивляться,  что  ему  снились  кошмары:
затекший бок, пустой желудок, да еще и прошлая ночь.
 В  животе у Ранда заурчало, он поднялся, потянулся и подошел к столу, где
миссис  ал'Вир оставила поднос. Юноша снял белую салфетку. Хотя он проспал
довольно долго, говяжий бульон не остыл и хлебец с хрустящей корочкой  был
еще  теплым. Здесь явно чувствовалась заботливая рука миссис ал'Вир -  она
принесла другой поднос. Раз она решила, что тебе нужно поесть горячего, то
не отступится, пока еда не окажется у тебя внутри.
 Ранд  с жадностью глотнул немного бульона, положил на. ломоть хлеба  мясо
и сыр, накрыл сверху еще одним куском хлеба и сунул все это в рот. Откусив
пару раз сколько смог, он вернулся к кровати.
 Похоже,  миссис ал'Вир не обделила своим вниманием и Тэма. Он был раздет,
вычищенная  одежда  аккуратно  сложена  на  прикроватном  столике,  одеяло
подтянуто  к  самому  его подбородку. Когда Ранд коснулся  лба  отца,  Тэм
открыл глаза.
 -  Вот  и ты, мальчик мой! Марин говорила, что ты здесь, но я даже  сесть
не  мог,  чтобы взглянуть На тебя. Она сказала, ты очень устал, и,  по  ее
мнению,  не стоит тебя будить только ради того, чтоб посмотреть  на  тебя.
Даже  Брану  переубедить её не под силу, если она  вобьет  себе  что-то  в
голову.  Голос  Тэма был слаб, но взгляд - ясен и тверд.  Айз  Седай  была
права, подумал Ранд. Отлежавшись, отец будет здоров, как и прежде.
 -  Может, тебе принести чего-нибудь перекусить? Миссис ал'Вир тут  поднос
оставила.
 -  Она  меня уже накормила... если так можно сказать. Хотелось  бы  чего-
нибудь еще, одним бульоном сыт не будешь. Как не быть плохим снам, если  у
человека один бульон в... - Тэм неловко выпростал руку из-под покрывала  и
прикоснулся к мечу на поясе у Ранда. - Значит, это был не сон. Когда Марин
сказала  мне,  что я заболел, мне подумалось, что я... Но с  тобой  все  в
порядке. Это самое главное. Что с фермой?
 Ранд глубоко вздохнул.
 -  Троллоки перебили овец. Думаю, и корову они же увели, а дому требуется
большая  уборка.  -  Он выдавил слабую улыбку. - Нам повезло  больше,  чем
другим. Полдеревни сожжено.
 Ранд  рассказал  Тэму обо всем, что случилось, или почти  обо  всем.  Тэм
слушал  внимательно  и  задавал точные вопросы, так  что  скоро  Ранд  уже
рассказывал  о своем возвращении из леса в дом, на ферму, отсюда  недалеко
было и до убитого им троллока. Ему пришлось рассказать и о том, как Найнив
заявила,  что Тэм умирает, - чтобы объяснить, почему лечением занялась  не
Мудрая,  а Айз Седай. При этом известии - Айз Седай в Эмондовом Лугу  -  у
Тэма  расширились глаза. Но Ранд не счел необходимым касаться каждого шага
путешествия  с фермы, или своих страхов, или Мурддраала на  дороге.  И  уж
естественно,  он  ни словом не обмолвился о своих кошмарах,  привидевшихся
ему  подле постели отца. Тем более юноша не видел никаких причин упоминать
о  бессвязном  горячечном бреде. Не время. Правда, еще  оставался  рассказ
Морейн: избежать его было нельзя.
 -  Что ж, такой рассказ сделал бы честь менестрелю, - тихо произнес  Тэм,
когда  Ранд  закончил  свою историю. - Чего же  хотели  троллоки  от  вас,
ребята? Или сам Темный, да поможет нам Свет?
 -  По-твоему,  она  лгала? Судя по словам мастера  ал'Вира,  она  сказала
правду:  напали только на две фермы. И про дом мастера Лухана, и  про  дом
мастера Коутона - тоже правда.
 Минуту Тэм задумчиво молчал, потом произнес:
 -  Перескажи-ка мне, что она говорила. Припомни в точности ее слова - что
она говорила.
 Ранд  постарался вспомнить. Кому когда-либо приходилось вспоминать точные
слова,  которые  он  слышал?  Ранд пожевал губами  и  почесал  затылок,  и
понемногу копание в памяти дало свои плоды.
 -  Больше мне ничего не приходит на память, - закончил он. - Я не  совсем
уверен, что она сказала именно так, но точнее вспомнить не могу.
 -  Годится. Все так, да? Видишь ли, парень, Айз Седай - хитроумны. Они не
лгут тебе прямо в глаза, но правда, которую говорят Айз Седай, - не всегда
b  правда, о которой ты думаешь. Будь с нею настороже.
 - Я слышал сказания, - с обидой ответил Ранд. - Я не ребенок.
 -  Да,  ты не ребенок, конечно же. - Тэм тяжело вздохнул, потом досадливо
пожал плечами. - Мне бы надо пойти вместе с тобой. Мир вне Двуречья ничего
общего не имеет с Эмондовым Лугом.
 Вот  и настал удачный момент, чтобы порасспросить Тэма о том, как он ушел
из Двуречья, и обо всем прочем, но Ранд им не воспользовался. Наоборот, он
оторопел.
 -  Только  и  всего? Я думал, ты попробуешь уговорить меня  выкинуть  эти
мысли  из головы. Мне казалось, у тебя найдется сотня причин, чтобы  я  не
уходил.
 Ранд  понял: в душе своей он лелеял надежду, что у Тэма будет  эта  сотня
причин, и причем убедительных.
 -  Может, и не сотня, - хмыкнул Тэм, - но кое-какие причины на ум пришли.
Если  троллоки явились за тобой, то в Тар Валоне ты будешь целее, чем где-
нибудь  тут. Только заруби себе на носу: будь осторожен. У Айз Седай  свои
причины,  чтобы поступать так или иначе, и эти причины - не всегда  те,  о
которых думаешь ты.
 - Менестрель что-то похожее говорил, - медленно произнес Ранд.
 -  Значит,  он  знает, о чем говорит. Слушай чутко,  думай  крепко  и  не
распускай язык. Вот добрый совет для любых дел вне Двуречья, но особенно -
с  Айз  Седай. И со Стражами. Сказать что-то Лану - все равно что  сказать
Морейн. Коли он Страж, то связан с нею узами, будь уверен, - как и в  том,
что  этим  утром  взошло  солнце, и нет у  него  такого  секрета,  который
останется тайной для нее.
 Ранд  мало  что  знал об узах между Айз Седай и Стражами,  хотя  эти  узы
играли  важную  роль  во всех известных ему сказаниях  о  Стражах.  Что-то
такое,  имеющее  отношение  к Силе, дар Стражу  или,  может,  нечто  вроде
обмена. Как утверждали предания. Стражи получали от этого всяческие блага.
Они  выздоравливали гораздо быстрее, чем другие люди, могли намного дольше
обходиться  без  сна,  без  воды и еды. По  общему  мнению,  еще  не  видя
троллоков, они могли ощущать присутствие их, окажись те поблизости, как  и
прочих  созданий  Темного,  -  этим  объясняется  попытка  Лана  и  Морейн
предупредить деревню еще до троллочьего нападения. О том, что  приобретали
Айз  Седай, сказания умалчивали, но Ранд ни на минуту не поверил  бы,  что
они от этого ничего не имели.
 -  Я  буду осторожен, - сказал Ранд. - Просто хотелось бы знать, с  какой
стати. Нет же никакого смысла. Почему я? Почему мы?
 -  Я  тоже  хотел бы знать, мальчик мой. Кровь и пепел, мне тоже хотелось
бы  это  знать.  -  Тэм тяжело вздохнул. - Ладно, что  проку  в  стараниях
загнать разбитое яйцо обратно в скорлупу? Когда тебе нужно уходить?  Через
день-другой  я  встану на ноги, и мы сможем подумать о том, чтобы  завести
новое  стадо.  У  Орена Доутри имеется хороший скот,  которым  он,  может,
захочет поделиться, раз уж с выпасами туго, да и Джон Тэйн не откажет.
 -  Морейн...  Айз  Седай  распорядилась, чтобы ты  оставался  в  постели.
Недели,  она сказала. - Тэм открыл было рот, но Ранд продолжал:  -  И  она
договорилась об этом с миссис ал'Вир.
 -  Гм. Что ж, может, я сумею переубедить Марин. - Особой надежды, однако,
в  голосе Тэма не слышалось. Он бросил на Ранда острый взгляд. -  Судя  по
тому,  как  ты  постарался увильнуть от ответа, уходить тебе  нужно  очень
скоро. Завтра? Или сегодня вечером?
 - Сегодня вечером, - тихо произнес Ранд, а Тэм опечаленно кивнул:
 -  Да.  Что  ж, если это должно быть сделано, то лучше не мешкать.  Ну  а
насчет  "недель"  мы  еще  посмотрим. -  Он  дернул  за  одеяло  больше  с
раздражением, чем с силой. - Наверное, через несколько дней  все  равно  я
двинусь  за  тобой. Нагоню по дороге. Посмотрим, сумеет ли Марин  удержать
меня в постели, когда я захочу встать.
 Раздался легкий стук в дверь, и в комнату сунул голову Лан.
 - Быстрее прощайся, овечий пастух, и идем. Возможны неприятности.
 -  Неприятности?  - переспросил Ранд, и Лан не терпящим возражений  тоном
рявкнул на него:
 - Именно! Поторапливайся!
 Ранд  поспешно  схватил плащ. Он стал расстегивать ремень  меча,  но  Тэм
остановил его:
 -  Оставь себе. Тебе он наверняка пригодится больше, чем мне, а лучше  бы
- будь на то воля Света - никому из нас. Будь осторожен, парень. Слышишь?
 Не обращая внимания на непрекращающееся ворчание Лана, Ранд наклонился  и
крепко обнял Тэма.
 - Я вернусь. Обещаю тебе!
 -  Конечно, вернешься, - засмеялся Тэм. Он слабой рукой прижал к себе  на
прощание  Ранда  и похлопал его по спине напоследок. - Я  знаю.  К  твоему
возвращению  у меня будет вдвое больше овец, чтоб тебе было чем  заняться.
Теперь иди, а не то этот приятель еще ненароком поранится.
 Ранд  помедлил, пытаясь найти слова, чтобы спросить о том, о чем не хотел
спрашивать, но Лан, не вытерпев ожидания, вошел в комнату, схватил его  за
руку  и  выволок  его в коридор. Страж был облачен в матово поблескивавшую
металлом  рубаху серо-зеленых чешуйчатых доспехов. Голос Лана срывался  от
гнева:
 - Нам нужно торопиться! Тебе непонятно слово "неприятности"?
 В  коридоре уже ждал Мэт, в плаще и куртке, с луком в руке. На поясе  его
болтался  колчан. Мэт беспокойно качался на пятках и поглядывал в  сторону
лестницы. Во взгляде его читалось нетерпение пополам со страхом.
 -  Это  не  очень-то  похоже  на сказания, а,  Ранд?  -  хриплым  голосом
произнес он.
 -  Что за неприятности? - спросил Ранд, но вместо ответа Страж устремился
мимо  него вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Мэт  рванул
за ним, махнув Ранду рукой, чтобы он бежал следом.
 Пожав  плечами под накинутым плащом, юноша догнал спутников внизу.  Общая
зала  была  слабо  освещена; половина свечей уже догорела,  большая  часть
остальных оплыли в огарки. Кроме Лана, Мэта и Ранда, здесь никого не было.
Мэт стоял возле одного из окон, выходящих на Лужайку, выглядывая наружу, и
при  этом,  похоже,  старался, чтобы его не заметили. Лан  чуть  приоткрыл
дверь и через щель всматривался во двор гостиницы.
 Решив   узнать  причину  такого  внимания,  Ранд  подошел  к  ним.  Страж
проворчал,  чтобы  он поостерегся, но приоткрыл дверь пошире,  чтобы  дать
возможность выглянуть и Ранду.
 Сначала  тот не совсем осознал увиденное. Толпа односельчан,  около  трех
дюжин,  окружила  сгоревший  остов фургона  торговца,  ночь  отступила  от
нескольких  пылающих  факелов. Лицом к собравшимся и  спиной  к  гостинице
стояла  Морейн, с нарочитой небрежностью опираясь на жезл.  Впереди  толпы
Ранд  разглядел троих: Хари Коплина, его братца Дарла и Били Конгара.  Там
же  находился Кенн Буйе, который, по всей видимости, чувствовал себя не  в
своей  тарелке.  Ранд  был потрясен, увидев, как Хари размахивает  кулаком
перед Морейн.
 - Убирайся из Эмондова Луга! - кричал женщине угрюмолицый фермер.
 Несколько  голосов  в  толпе поддержали его, но не  очень  решительно,  и
вперед  никто  не полез. Очевидно, в толпе, чувствуя локоть  другого,  они
готовы  были выступить против Айз Седай, но выделяться из толпы  никто  не
спешил.  Никому не хотелось встать напротив Айз Седай, у которой есть  все
основания обижаться на них.
 -  Это  ты привела чудовищ! - орал Дарл. Он взмахнул факелом над головой,
и  раздались нестройные выкрики "Ты привела их!" и "Это твоя вина!", среди
которых выделялся голос кузена Дарла - Били.
 Хари  ткнул локтем Венна Буйе, и старый кровельщик поджал губы  и  бросил
на него косой взгляд.
 -  Эти  твари... эти троллоки не появлялись, пока не пришли  вы,  -  едва
слышно  промямлил Кенн. С мрачным видом он покрутил головой из  стороны  в
сторону,  как  бы  желая оказаться где-нибудь в другом месте  и  выискивая
подходящую  дорогу. - Вы - Айз Седай. Нам в Двуречье никто из  вас  и  вам
подобных  даром  не  нужен!  От Айз Седай одни  беды,  они  их  на  хвосте
приносят. Если вы останетесь, их будет еще больше.
 Речь   его  у  собравшихся  селян  отклика  не  нашла,  и  Хари  выглядел
разочарованным и сердито хмурил брови. Вдруг он выхватил у Дарла  факел  и
вытянул его в сторону Морейн.
 - Убирайся! - заорал он. - Или мы тебя сожжем!
 Повисла гробовая тишина, люди испуганно попятились. Народ Двуречья,  если
на  него  нападали, мог дать сдачи, но насилие вовсе не было в  обычае,  и
угрожать  людям  было  для двуреченцев чуждо, если не  считать  случайного
размахивания  кулаками. Кенн Буйе, Били Конгар и Коплины остались  впереди
односельчан  одни.  К тому же у Били был такой вид, будто  он  готов  дать
$%`c.
 Хари,  почувствовав отсутствие поддержки, беспокойно вздрогнул, но быстро
оправился.
 - Убирайся! - выкрикнул он снова, ему вторил Дарл и едва слышно Били.
 Хари  свирепо  обернулся  к  остальным.  Большинство  отводили  глаза   в
сторону.
 Неожиданно из теней выступили Бран ал'Вир и Харал Лухан и остановились  в
стороне  от  Айз  Седай  и  от толпы. В руке мэр небрежно  держал  большой
деревянный молоток, которым обычно вбивал краны в бочки.
 -  Тут  кто-то предлагает спалить мою гостиницу? - вкрадчиво  осведомился
мастер ал'Вир.
 Оба,  Коплина сделали шаг назад, а Кенн Буйе бочком отошел от  них.  Били
Конгар юркнул в толпу.
 -  Нет, - быстро сказал Дарл. - Мы этого никогда наговорили, Бран... э-э-
э, мэр. Бран кивнул.
 - Тогда я, верно, слышал, как ты грозишь постояльцам моей гостиницы?
 -  Она  -  Айз  Седай! - гневно начал Хари, но слова застряли  у  него  в
горле, когда шевельнулся Харал Лухан.
 Кузнец   просто  потянулся,  вытянув  над  головой  руки,  сжав  огромные
кулачищи до хруста в суставах, но Хари смотрел на него так, словно один из
этих кулаков сунули ему под нос. Харал сложил руки на могучей груди.
 - Прошу прощения, Хари. Я не хотел тебя перебивать. Что ты говоришь?
 Однако   Хари,  похоже,  вообще  утратил  всякое  желание  говорить,   он
ссутулился,  опустил  плечи, словно пытаясь сжаться  и  исчезнуть  с  глаз
долой.
 -  Удивляюсь я вам, люди! - гневно выпалил Бран. - Пайт ал'Каар, минувшей
ночью  у  твоего парнишки была сломана нога, но сегодня я  видел,  как  он
ходил,  -  это  ведь ее заслуга, разве нет? Эвард Кэндвин, ты  валялся  на
брюхе  с  разрубленной  спиной, словно выпотрошенная  рыба,  пока  она  не
возложила  на  тебя руки. А теперь все выглядит так, будто  поранили  тебя
месяц назад, и я не ошибусь, утверждая, что от твоей раны останется только
шрам. А ты, Кенн, - кровельщик попытался скрыться в толпе, но остановился,
неловко  ежась  под  пристальным взглядом Брана,  -  я  был  бы  потрясен,
встретив  тут кого-то из Совета Деревни, Кенн, а уж тебя... Твоя  рука  до
сих пор безвольно болталась бы сбоку, вся в ожогах и ушибах, не будь здесь
ее. Если у тебя нет благодарности, то и стыда нет, так?
 Кенн приподнял было правую руку, потом сердито отвел от нее взгляд.
 -  Не стану отрицать того, что она сделала, - заворчал он пристыженно.  -
Она помогла мне и другим, - продолжал Кенн заискивающим тоном, - но она же
Айз  Седай,  Бран. Если эти троллоки пришли не из-за нее,  то  почему  они
вообще  пришли? Мы, в Двуречье, не хотим иметь ничего общего с Айз  Седай.
Пусть она вместе со своими неприятностями держится от нас подальше.
 Несколько  человек, предусмотрительно из глубины толпы,  выкрикнули:  "Не
надо  нам Айз Седай с их неприятностями!", "Прогнать ее!", "Прочь, выгнать
ее!", "Чего они пришли, если не из-за нее?"
 Лицо  Брана  стало  наливаться гневом, но он не успел  сказать  и  слова,
Морейн  неожиданно  подняла вверх свой резной жезл и завертела  его  двумя
руками  над головой. Толпа охнула, вслед за ней и Ранд, когда из  кончиков
крутящегося   жезла  ударило  шипящее  белое  пламя  -   словно   огненные
наконечники  копья. Даже Бран и Харал чуть подались назад.  Морейн  резким
движением  выбросила руки перед собой, держа посох параллельно  земле,  но
бледные   огни   по-прежнему  пульсировали,  пылая  ярче  факелов.   Народ
шарахнулся  в  стороны,  заслоняя руками глаза, которым  стало  больно  от
яркого блеска.
 -  К  чему  пришла  кровь Аэмона? - Голос Айз Седай  не  был  громок,  но
перекрывал  весь шум. - Народец, что вздорно спорит по пустякам  за  право
спрятаться,  подобно кроликам? Вы забыли, кем вы были, забыли,  какими  вы
были, а я надеялась, что осталась какая-то малая часть, какая-то память  в
вашей  крови  и плоти. Какие-то крупицы, чтобы закалить вас  в  преддверии
долгой ночи.
 Никто  не произнес ни слова. Оба Коплина выглядели так, будто они никогда
больше рта не раскроют.
 Бран произнес:
 -  Забыли,  кем мы были? Мы - те, кем мы всегда и были. Честные  фермеры,
пастухи, ремесленники. Народ Двуречья!
 -  На  юге,  -  сказала Морейн, - лежит река, которую вы называете  Белой
Рекой,  однако  далеко к востоку отсюда люди зовут ее тем  названием,  что
принадлежит ей по праву: Манетерендрелле. На Древнем Языке - Воды  Горного
Приюта.  Искрящиеся воды, что некогда протекали через страну  храбрости  и
красоты. Две тысячи лет назад струилась Манетерендрелле мимо стен города в
горах, столь прекрасного, что каменщики огир приходили любоваться на него.
Повсюду  и в этой местности были разбросаны фермы и деревни, и в той,  что
вы  зовете  Лесом  Теней, и дальше. Но все эти люди считали  себя  народом
Горного Приюта, народом Манетерен. Королем их был Аэмон ал Каар ал  Торин,
Аэмон,  сын  Каара, сына Торина, а Элдрин ай Эллан ай Карлан  -  была  его
Королевой.  Аэмон,  муж  столь бесстрашный,  что  величайшей  похвалой  за
храбрость,  даже  среди его врагов, было сказать, что  у  человека  сердце
Аэмона.  Элдрин, столь прекрасная, что, как рассказывали, цветы раскрывали
лепестки,  чтобы  заслужить  ее улыбку. Смелость  и  красота,  мудрость  и
любовь,  которых  даже  смерти не разлучить. Оплачьте,  если  у  вас  есть
сердце,  То, что они погибли, то, что исчезла сама память о них.  Оплачьте
то,  что  пресекся  их род. Потом Морейн умолкла, но никто  не  заговорил.
Ранд,  как  и все, целиком подпал под власть чар Морейн. Когда  она  вновь
заговорила, он, как и остальные, жадно вслушивался в каждое слово.
 -  Около  двух  столетий Троллоковы Войны опустошали мир, и,  где  бы  ни
кипела  битва, стяг с Красным Орлом, знамя Манетерен, реял  в  самой  гуще
сражения. Воины Манетерен были занозой в ступне Темного и куманикой в  его
руках.  Пойте о Манетерен, что никогда не склонялась перед Тенью. Пойте  о
Манетерен, меч которой нельзя было сломать.
 Они  были  далеко,  воины  Манетерен, на Поле  Беккар,  прозванном  Полем
Крови, когда пришло известие о том. что армия троллоков идет на их родину.
Слишком далеко, чтобы сделать что-нибудь, кроме как ждать вестей о  гибели
родной  страны, ибо войска Темного намеревались покончить с нею. Сокрушить
могучий  дуб, обрубив его корни. Слишком далеко, чтобы сделать что-нибудь,
оставалось только скорбеть. Но они были народом Горного Приюта.
 Без  колебаний, без раздумий о расстоянии, которое нужно преодолеть,  они
двинулись маршем, с того самого поля победы, все еще покрытые пылью, потом
и кровью. День и ночь шли они, ибо видели ужас, оставленный повсюду армией
троллоков,  и  никто  из них не мог уснуть, пока такая  опасность  грозила
Манетерен. Они шли, будто ноги их обрели крылья, шли дальше и быстрее, чем
могли  надеяться  друзья или чем могли опасаться враги. В  другие  дни  об
одном  лишь  этом походе слагали бы песни. Когда армии Темного устремились
на  земли  Манетерен, перед ними стояли воины Горного Приюта, за спиной  у
них была Тарендрелле.
 Кое-кто  из  жителей деревни одобрительно зашумел, но  Морейн  продолжала
говорить, будто не слыша их:
 -  Полчище, вставшее перед Манетерен, могло своим числом устрашить  самое
храброе  сердце. Небо было черно от воронов; земля почернела от троллоков.
От троллоков и их союзников-людей. Троллоки и Приспешники Тьмы, в десятках
десятков  тысяч  под командованием Повелителей Ужаса.  Ночью  их  походных
костров  было  больше,  чем звезд в небе, а с рассветом  над  троллоковыми
армиями  взметнулось знамя Ба'алзамона. Ба'алзамон, Сердце Мрака.  Древнее
имя  Отца  Лжи. Темный не мог освободиться из своего узилища в Шайол  Гул,
ибо,  будь  он  со  своими  воинством, никакие  объединенные  войска  рода
людского  не  выстояли бы против него, но мощь его была здесь.  Повелители
Ужаса  и  некое  зло,  что установило это знамя, от  которого  мерк  свет,
казалось,  дополняли одни другое, и холод заползал в души людей,  стоявших
лицом к лицу с ними.
 Однако  они знали, что должны делать. Их родная страна была совсем рядом,
за рекой. Они должны удержать это полчище и ту силу, что явилась с ним, не
пустить  их в Горный Приют. Аэмон разослал вестников. Была обещана помощь,
если им удастся выстоять у Тарендрелле не меньше трех дней.
 Три  дня  сдерживать врага, который мог сокрушить их в первый же час.  Но
каким-то  образом,  отразив  кровавую атаку  и  отчаянно  обороняясь,  они
держались  час, другой, третий. Три дня они сражались, и хотя  земля  была
залита  кровью,  будто на бойне, враг не захватил ни единой  переправы.  К
исходу  третьей ночи помощь не пришла" не явились и вестники, и  сражались
они  одни.  Шесть  дней.  Семь.  И на десятый  день  Аэмон  познал  горечь
предательства.   Не  пришло  никаких  подкреплений,  и  дольше   оборонять
переправы через реку его поредевшее войско не могло.
 -  Что  же  они сделали? - спросил Хари. Свет факелов дрожал под холодным
ночным ветерком, но никто не думал плотнее закутаться в плащи.
 -  Аэмон переправился через Тарендрелле, - сказала Морейн, - разрушив  за
собой  переправы. И по всей стране он разослал весть, чтобы люди спасались
бегством, поскольку понимал: те силы, что идут с троллоковой ордой, найдут
способ  переправиться  через  реку. Уже когда сообщения  были  отправлены,
началась  переправа троллоков, и солдаты Манетерен вновь вступили  в  бой,
ценою  своих жизней покупая те часы, которые дали бы возможность  спастись
их  народу. В городе Манетерен Элдрин отправляла свой народ в лесные дебри
и в горные крепости.
 Но  некоторые  не бежали. Сначала тонким ручейком, потом  бурным  потоком
шли люди, но не прятаться, а чтобы присоединиться к армии, сражающейся  за
родной край. Пастухи с луками, фермеры с вилами, дровосеки с топорами. Шли
женщины, взвалив на плечи то оружие, которое смогли отыскать, шагали бок о
бок  со своими мужьями. Среди тех, кто отправился в этот путь, не было  ни
одного,  кто  бы  не знал, что вернуться ему не суждено. Но  это  была  их
страна. Это была земля их отцов, и она должна была стать землей их  детей,
и  они  шли  платить за нее дорогой ценой. Ни пяди земли они не  уступали,
пока  она  не  пропитывалась  кровью, но в конце  концов  армию  Манетерен
оттеснили,  оттеснили  вот сюда, к этому месту, что  вы  зовете  Эмондовым
Лугом. И здесь орды троллоков окружили их.
 В голосе Морейн слышались сдерживаемые холодные слезы.
 -  Мертвые  троллоки и тела людей-предателей громоздились  курганами,  но
все  новые  лезли и лезли через эти груды волнами смерти,  и  не  было  им
конца.  Конец мог быть только один. Ни один мужчина, ни одна женщина,  что
стояли  под знаменем Красного Орла на заре того дня, не дожили до  прихода
ночи. Меч, который нельзя было сломать, был разбит вдребезги.
 В  Горах  Тумана,  оставшись одна в опустевшем городе  Манетерен,  Элдрин
почувствовала  гибель Аэмона, и сердце ее умерло вместе с  ним.  Там,  где
раньше было сердце, осталась лишь жажда мести, мести за свою любовь, мести
за  свой  народ  и  за  свою  страну. В горе она  потянулась  к  Истинному
Источнику и обрушила на троллоково воинство Единую Силу. И тут же  погибли
Повелители Ужаса, где бы они ни находились: на своих тайных советах или  в
рядах  своих  солдат, которых они вели в бой. В мгновение ока были  объяты
пламенем Повелители Ужаса и генералы полчищ Темного. Огонь пожрал их тела,
и ужас охватил их только что победившее войско.
 Теперь  бежали они, словно звери, спасающиеся от быстрого лесного пожара,
не  думая  ни  о  чем, кроме бегства. На север и юг бежали  они.  Тысячами
тонули,  пытаясь  переправиться через Тарендрелле без  помощи  Повелителей
Ужаса;  в  страхе перед тем, что преследовало их, они сносили мосты  через
Манете-рендрелле. Там, где они обнаруживали людей, они убивали и жгли,  но
ими  владела одна мысль - бежать. И они бежали, пока наконец ни одного  из
них  не  осталось  в  землях Манетерен. Они рассеялись,  словно  пыль  под
натиском  урагана.  Возмездие настигло всех, пусть и  запоздав,  когда  их
преследовали  и убивали другие народы, другие армии в других  странах.  Из
тех, кто участвовал в резне на Аэмоновом Лугу, в живых не остался ни один.
 Но  для  Манетерен  цена оказалась высока. Элдрин пропустила  через  себя
Единой  Силы  больше, чем мог бы справиться без посторонней  помощи  любой
человек.  Едва  пали вражеские генералы, погибла и она, и  пламя,  которое
поглотило  ее,  поглотило  и покинутый город Манетерен,  даже  камни  его,
проникнув до нынешних горных утесов. Однако народ был спасен.
 Ничего  не  осталось от их ферм, от их деревень, от их  великого  города.
Кто-то мог бы сказать, что им не оставалось ничего, ничего, кроме как уйти
в  другие страны, где и начать все заново. Но не они. Такой ценой - кровью
и  надеждами  на  будущее - заплатили они за свою  землю,  ценой,  которой
никогда  не  платили  раньше, и теперь были связаны с  этой  землей  узами
крепче  стали. Другие войны разрушительно проносились над миром в грядущих
годах, пока в конце концов их уголок мира не был забыт и пока наконец  они
не  забыли  о  войнах  и о том, как воевать. Никогда более  не  возвысился
Манетерен. Его взметнувшиеся ввысь шпили и плещущие фонтаны превратились в
грезы,  понемногу стираясь из памяти народа. Но они, и дети их, и дети  их
Детей  держались  за землю, что принадлежала им. Они держались  за  нее  и
тогда,  когда  долгие столетия стерли из воспоминаний причины  этого.  Они
держались за нее до нынешних пор, до сегодняшнего дня, и они - это вы. Так
оплачьте Манетерен. Оплачьте то, что потеряно навеки!
 Огни  на посохе Морейн замерцали и погасли, и она опустила его так, будто
он весил добрую сотню фунтов. Долгое время слышался лишь стон ветра. Затем
мимо Коплинов протолкался вперед Пайт ал'Каар.
 -  Как-то я в толк не возьму ваш рассказ, - произнес длиннолицый  фермер.
-  Я не заноза в ноге у Темного, да и не буду ею никогда. Но благодаря вам
мой  Вил может ходить, и потому мне стыдно, что я здесь. Не знаю, простите
ли  вы меня, но, захотите вы того или нет, я буду просить прощения. По мне
- так оставайтесь вы в Эмондовом Лугу сколько вам захочется.
 Быстро наклонив голову, почти поклонившись, он протолкался обратно  через
толпу.  Тогда  и  прочие робко стали бормотать извинения,  стыдливо  пряча
глаза и торопливо исчезая один за другим. Коплины, с кислыми, злыми лицами
и хмурясь еще больше, поозирались вокруг и растворились в ночи без единого
слова. Били Конгар успел уже испариться раньше, опередив своих кузенов.
 Лан потянул Ранда за куртку и закрыл дверь.
 -  Идем,  парень. - Страж направился в заднюю часть гостиницы. - Ступайте
сюда, оба. Живее!
 Ранд   помедлил,   удивленно  переглянувшись   с   Мэтом.   Пока   Морейн
рассказывала о прошлом, даже дхурраны мастера ал'Вира не оттащили  бы  его
от двери, но сейчас нечто иное удерживало его на месте: вот оно, настоящее
начало,  -  выйти  из гостиницы и отправиться за Стражем  в  ночь...  Ранд
встряхнулся  и постарался укрепиться в своем решении. Иного выбора,  кроме
как  уйти,  у него нет, но он должен обязательно вернуться в Эмондов  Луг,
каким бы далеким и долгим ни оказалось предстоящее ему путешествие.
 -  Чего  ждете? - спросил Лан, стоя в задних дверях, ведущих во  двор  из
общей залы. Вздрогнув, Мэт заспешил к нему.
 Пытаясь  убедить  себя в том, что он на пороге грандиозного  приключения,
Ранд направился вслед за Ланом и Мэтом через темную кухню во двор конюшни.

                                                                  ГЛАВА 10
                                                                    ОТЪЕЗД

 Единственный фонарь с полуприкрытыми заслонками свисал с гвоздя,  вбитого
в  опорный  столб  конюшни. Тусклый свет оставлял большую  часть  стойл  в
глубоком  сумраке. Когда Ранд вошел в конюшню со двора, почти наступая  на
пятки Мэту и Стражу, Перрин, сидевший привалившись спиной к дверце стойла,
вскочил на ноги, зашуршав соломой. Тяжелый плащ свисал с плеч, скрывая всю
его крупную фигуру.
 Лан чуть приостановился, чтобы спросить:
 - Ты посмотрел, где я сказал, кузнец?
 -  Я  проверил, - отозвался Перрин. - Кроме нас, здесь никого нет. С чего
бы кому-то прятаться...
 -  Осторожность и долгая жизнь идут рука об руку, кузнец. - Страж  окинул
взглядом  погруженную в тени конюшню и поднял глаза к еще  более  глубоким
теням  сеновала,  потом качнул головой. - Нет времени, -  пробормотал  он,
похоже, споря с собой. - Она сказала "поторопиться".
 И  словно  подкрепляя свои слова, он, широко шагая, прошел под  фонарь  к
пяти  привязанным лошадям, уже взнузданным и оседланным.  Двух  -  черного
жеребца и белую кобылу - Ранд уже видел раньше. Другие, если и не такие же
высокие  и  холеные,  несомненно, производили впечатление  лучших  из  тех
лошадей,  что могло предложить Двуречье. Быстро, но тщательно Лан принялся
проверять  сбрую  и  подпруги, кожаные ремешки,  которыми  были  привязаны
переметные сумы, бурдюки и скатки одеял позади седел.
 Ранд  неуверенно улыбнулся своим друзьям, изо всех сил стараясь выглядеть
так, будто горит желанием отправиться в путь.
 Мэт, только сейчас заметив меч на поясе Ранда, ткнул в него пальцем.
 -  Решил  податься  в  Стражи? - Он засмеялся,  потом,  глянув  на  Лана,
осекся.  Страж,  видимо, не обратил на эти слова  внимания.  -  Или  же  в
купеческую  охрану? - продолжил Мэт с ухмылкой, которая, правда,  казалась
несколько  натянутой.  Он  взвесил на руке свой  лук.  -  Оружие  честного
человека тебе не очень-то подходит, да?
 О  том,  чтобы  похвастаться мечом, нарочито выставив его напоказ,  Ранд,
признаться,  подумывал, но присутствие Лана остановило его. В его  сторону
Страж  и  не  глядел,  но юноша был уверен, что тот замечает  все  вокруг.
Поэтому Ранд с преувеличенной небрежностью сказал:
 -  Он  может  оказаться полезным, - словно бы носить меч  -  дело  вполне
' c`o$-.%.
 Зашевелился  Перрин,  стараясь что-то скрыть под  складками  плаща.  Ранд
мельком  увидел  широкий  кожаный ремень на поясе подмастерья  кузнеца:  в
кожаную петлю на ремне была продета рукоять топора.
 - Что это у тебя там? - спросил он.
 - Точно в купеческую охрану собрался. - присвистнул Мэт.
 Лохматый  парень так глянул на Мэта из-под насупленных бровей, что  стало
понятно:  шуточками он уже сыт по горло; затем Перрин  тяжело  вздохнул  и
откинул  полу  плаща,  демонстрируя  топор.  Тот  не  походил  на  обычный
инструмент лесоруба. Весь его вид - широкое, полумесяцем, лезвие и  изогну
тый  шип  на обухе - делали этот топор для Двуречья вещью столь же чуждой,
как и меч Ранда. Однако ладонь Перрина лежала на нем привычно.
 -   Мастер  Лухан  сделал  его  года  два  назад  для  охранника   купца,
закупавшего  шерсть. Но когда работа была закончена, этот тип  не  захотел
платить оговоренную плату, а на меньшую мастер Лухан не соглашался. Он мне
его  отдал,  когда  - он кашлянул, потом стрельнул в Ранда  тем  же  самым
предостерегающим  хмурым взглядом, каким раньше одарил  Мэта,  -  ...когда
застал меня упражняющимся с ним. Он сказал, что я могу взять его, пока  он
не решит сделать из него что-нибудь полезное.
 -  Упражняющимся,  -  тихо заржал Мэт, но, когда  Перрин  поднял  голову,
успокаивающе выставил вперед ладони. - Ну ладно, ладно! Как ты сам сказал.
Можно подумать, кто-то из нас знает, как обращаться с настоящим оружием.
 -  Вот этот лук - настоящее оружие, - вдруг раздался голос Лана. Опираясь
рукой на седло своего высокого вороного, он серьезно смотрел на парней.  -
Как и те пращи, что я видел у деревенских ребятишек. Хотя вы никогда и  не
пользовались  ими  иначе,  как для охоты на кроликов  или  чтобы  отгонять
волков  от  овец, они не перестают быть оружием. Все может стать  оружием,
если   у  мужчины  или  у  женщины,  которые  держат  его  в  руках,  есть
самообладание  и  желание пустить его в ход. Если хотите  доехать  до  Тар
Валона  живыми,  выкиньте из головы троллоков, она должна  быть  абсолютно
пустой до тех пор, пока мы не выедем из Двуречья, из Эмондова Луга.
 Лицо  и  голос  Лана, холодные, как смерть, и безжалостные,  точно  грубо
высеченное надгробье, стерли улыбки и оборвали треп. Перрин поморщился  и,
пряча  топор, натянул плащ. Мэт уставился себе под ноги и принялся  носком
сапога  ворошить  солому на полу конюшни. Страж хмыкнул  и  вновь  занялся
своим делом. Молчание затягивалось.
 - Все это не очень-то похоже на сказания, - вымолвил наконец Мэт.
 -  Не  знаю, - угрюмо заметил Перрин. - Троллоки, Страж, Айз Седай.  Чего
еще тебе надо?
 - Айз Седай, - прошептал Мэт таким тоном, будто ему сразу стало холодно.
 -  Ты ей веришь, Ранд? - спросил Перрин. - То есть я о том, что троллокам
нужны мы?
 Втроем,  как  один,  они взглянули на Стража. Лан,  казалось,  был  занят
только  седельной  подпругой белой кобылы, но друзья отступили  поближе  к
воротам  конюшни,  подальше от него. Даже после этого  они  встали  тесным
кружком и заговорили вполголоса.
 Ранд покачал головой.
 -  Не  знаю, что и сказать, но она говорила правду: напали только на наши
фермы.  И  здесь,  в деревне, вначале напали на дом мастера  Лухана  и  на
кузницу. Я спрашивал у мэра. Столь же легко поверить в то, что они явились
за нашими головами, как и в любое другое, что я могу придумать.
 Внезапно  Ранд  понял, что оба его друга смотрят на него, широко  раскрыв
глаза.
 -  Ты  спрашивал у мэра? - недоверчиво произнес Мэт. - Она велела  никому
не говорить.
 -  Я  ему  и  не говорил, почему спрашиваю, - возразил Ранд.  -  Вы  что,
хотите  сказать, вообще ни с кем нельзя разговаривать? Вы никому  не  дали
знать, что уходите?
 Перрин пожал плечами и оправдывающимся тоном произнес:
 - Морейн Седай сказала - никому.
 -  Мы записки оставили, - сказал Мэт. - Родным. Утром их найдут. Ранд, да
моя  мать считает, что Тар Валон - нечто совсем близкое к Шайол Гул. -  Он
хохотнул,  показывая,  что не разделяет этого мнения.  Смех  прозвучал  не
очень убедительно. - Она бы меня в подвал заперла, если бы решила, что мне
только мысль такая взбрела в голову.
 -  Мастер Лухан упрям, как камень, - добавил Перрин, - а миссис  Лухан  и
того  пуще. Если б вы видели, как она роется в том, что осталось от  дома,
приговаривая,  мол, пусть только троллоки вернутся, она  им  такую  трепку
задаст...
 -  Пусть я сгорю. Ранд, - сказал Мэт, - да, я знаю, она - Айз Седай и все
такое  прочее, но троллоки на самом деле здесь были. Она приказала  никому
не  говорить.  Если  уж Айз Седай не знает, как поступить  верно,  то  кто
знает?
 -  Я  не  знаю. - Ранд потер лоб. Болела голова - ему никак не  удавалось
выбросить  из  головы тот сон. - Мой отец ей верит. По  крайней  мере,  он
согласен с тем, что нам нужно уходить.
 Неожиданно в дверях появилась Морейн.
 -  Ты  разговаривал со своим отцом об этом? - С головы до  пят  она  была
облачена  в  темно-серое, юбка с разрезом для езды верхом, и  единственным
золотым украшением на ней сейчас было кольцо со змеем.
 Ранд  посмотрел  на  ее жезл - пламя, что он видел, не  оставило  никаких
следов, даже пятен копоти.
 - Я не мог уйти, не сообщив об этом отцу.
 Она  на  мгновение  задержала на Ранде свой взгляд, поджала  губы,  потом
повернулась к другим.
 - И вы тоже решили, что одной записки не будет достаточно?
 Мэт  и Перрин заговорили, перебивая друг друга, уверяя ее, что они только
оставили  записки,  именно  так, как она сказала.  Кивнув,  Морейн  жестом
заставила их замолчать и пристальным взглядом пронзила Ранда.
 - Что сделано, то уже вплетено в Узор. Лан?
 -  Лошади  готовы, - сказал Страж, - и у нас достаточно  провизии,  чтобы
достичь  Байрлона,  и еще останется. Мы можем выступать  в  любой  момент.
Предлагаю прямо сейчас.
 -  Но  не  без  меня! - В конюшню проскользнула Эгвейн,  сжимая  в  руках
узелок. От удивления и неожиданности Ранд чуть не упал на месте.
 Меч  Лана  наполовину уже покинул ножны, когда Страж увидел, кто  это,  и
глаза  его внезапно потускнели. Перрин и Мэт залепетали, что никто из  них
не рассказывал Эгвейн об уходе. Айз Седай их уверений не слушала, а просто
смотрела на Эгвейн, задумчиво постукивая пальцем по губам.
 Капюшон  темно-коричневого плаща Эгвейн надвинула, но он не скрывал  того
вызывающего взгляда, которым она дерзко ответила Морейн.
 -  У  меня  все  с собой. И еда тоже. И я тут не останусь. Скорей  всего,
другой  возможности  повидать  мир вне  Двуречья  мне  больше  никогда  не
подвернется.
 -  Это тебе не поездка на пикник в Мокрый Лес, Эгвейн, - ухмыльнулся Мэт.
А когда девушка глянула из-под опущенных бровей, он шагнул назад.
 -  Спасибо,  Мэт.  Вот уж не знала. По-твоему, только вам  троим  хочется
посмотреть, что там, во внешнем мире? Я мечтала об этом не меньше твоего и
не намерена упускать этот случай.
 -  Как  ты узнала, что мы уходим? - спросил Ранд. - Все равно тебе нельзя
идти с нами. Мы же уезжаем не ради забавы. За нами охотятся троллоки.
 Эгвейн  укоризненно  посмотрела на него, и Ранд  вспыхнул  и  выпрямился,
кипя от негодования.
 -  Во-первых,  -  с бесконечным терпением сказала она ему,  -  я  увидела
крадущегося  Мэта, который изо всех сил старался, чтобы его  не  заметили.
Потом  я  увидела,  как Перрин пытался спрятать под  плащом  этот  нелепый
громадный топор. Я знала, что Лан купил лошадь, и мне вдруг пришло  на  ум
полюбопытствовать, зачем ему понадобилась еще одна.  И  раз  уж  он  купил
одну,  почему  бы  ему не купить и другую? Сложив еще и Мэта  с  Перрином,
которые шныряли вокруг, похожие на телят, прикидывающихся лисами... ну,  я
увидела  лишь один ответ. Не знаю, удивилась я или нет, Ранд, застав  тебя
здесь,  после всех ваших разговоров о своих мечтах. Раз в этом замешаны  и
Мэт,  и  Перрин,  мне, наверное, надо было понять, что  и  ты  от  них  не
отстанешь.
 -  Я  должен идти, Эгвейн, - сказал Ранд. - Все мы должны, иначе троллоки
вернутся.
 -  Троллоки!  -  недоверчиво засмеялась Эгвейн. -  Ранд,  если  ты  решил
посмотреть кусочек мира, это замечательно, но, пожалуйста, избавь меня  от
своих дурацких россказней.
 - Это правда, - сказал Перрин, а Мэт начал было:
 - Троллоки...
 -  Довольно,  - произнесла Морейн негромко,, но беседа мигом  оборвалась,
словно ее ножом обрезало. - Кто-нибудь еще заметил все это? - Голос Морейн
был  тихим,  но Эгвейн сглотнула комок в горле и выпрямилась,  прежде  чем
ответить.
 -  Со  вчерашней ночи все только и думают о том, чтобы отстроиться заново
и  тому подобное, и что делать, если случившееся повторится. Они ничего не
увидят,  если только им под нос не сунут. И я никому не говорила  о  своих
подозрениях. Ни единой живой душе.
 -  Очень хорошо, - сказала Морейн через минуту. - Ты можешь отправиться с
нами.
 Выражение  крайнего изумления промелькнуло на лице Лана. Только  на  миг,
потом  оно  вновь  стало внешне спокойным, но с уст Стража  уже  сорвались
слова, звеневшие от ярости:
 - Нет, Морейн!
 - Теперь это часть Узора, Лан.
 -  Это  нелепо!  -  возразил  он.  - Нет  ни  одной  причины,  чтобы  она
отправлялась с нами, и есть тысяча причин против этого.
 - Для этого есть причина, - холодно ответила Морейн. - Часть Узора, Лан.
 На каменном лице Стража не отразилось ничего, но он медленно кивнул.
 -  Но,  Эгвейн, - сказал Ранд, - за нами будут гнаться троллоки. Пока  не
окажемся в Тар Валоне, нам грозит опасность.
 - Не пытайся меня запугать, я не откажусь, - ответила она. - Я еду.
 Ранду  был  знаком этот тон. Его он не слышал с тех пор, как  она  решила
однажды,  что  лазить по самым высоким деревьям - дело  в  самый  раз  для
детей, но Ранд хорошо помнил эти нотки.
 -  Если,  по-твоему, забавно, когда за тобой гонятся троллоки... -  начал
было он, однако Морейн не дала договорить.
 -  На  разговоры  у нас нет времени. К рассвету нам надо быть  как  можно
дальше  отсюда. Если она останется здесь, Ранд, то поднимет  на  ноги  всю
деревню,  не  успеем  мы  и  мили проскакать,  и  это  наверняка  послужит
предупреждением для Мурддраала.
 - Я бы этого не сделала, - запротестовала Эгвейн.
 -  Она  может ехать на лошади менестреля, - сказал Страж..- Я ему оставлю
достаточно, чтобы он мог купить другую.
 -  Ну,  это  вряд ли получится, - донесся с сеновала хорошо  поставленный
голос Тома Меррилина. На сей раз меч Лана вылетел из ножен, и Страж, когда
поднял взгляд на менестреля, оружия не убрал.
 Том  скинул вниз скатанное одеяло, затем забросил на спину флейту и  арфу
в футлярах, а через плечо повесил переметные сумы.
 -  В  этой  деревне мне теперь делать нечего, а с другой стороны,  в  Тар
Валоне  я  представления  ни разу не давал. И хотя  обычно  я  предпочитаю
путешествовать  в  одиночку,  после вчерашней  ночи  у  меня  нет  никаких
возражений против того, чтобы отправиться в путь в компании.
 Страж придавил Перрина суровым взглядом, и тот опасливо поежился.
 -  На сеновал я и не подумал заглянуть, - пробормотал он. Пока долговязый
менестрель  спускался  с  сеновала  по приставной  лестнице,  Лан  спросил
подчеркнуто церемонно:
 - Это тоже часть Узора, Морейн Седай?
 -  Все  -  часть Узора, мой старый друг, - мягко ответила Морейн.  -  Нам
нельзя быть привередливыми. Но посмотрим.
 Том  ступил на пол конюшни и повернулся от лестницы, стряхивая солому  со
своего лоскутного плаща.
 -  Положительно, - произнес он спокойно, - я требую, чтобы меня приняли в
компанию. Много часов я провел над бессчетными кружками зля в раздумьях  о
том,  как  окончу свои дни. Котла троллоков в моих планах не  было.  -  Он
искоса  глянул  на меч Стража. - В этом нет нужды. Я не  сыр,  чтобы  меня
пластать на ломтики.
 -  Мастер  Меррилин, - сказала Морейн, - нам придется двигаться быстро  и
почти  наверняка в большой опасности. По-прежнему кругом  троллоки,  и  мы
будем  двигаться ночами. Вы уверены, что хотите пуститься в путь вместе  с
нами?
 Том, насмешливо улыбнувшись, обвел всех взглядом.
 -  Если  дорога  не  слишком опасна для девушки,  вряд  ли  она  окажется
слишком  опасной  для  меня.  К  тому же  какой  менестрель  отказался  бы
ab.+*-cblao с маленькой опасностью ради выступления в Тар Валоне?
 Морейн кивнула, и Лан вложил меч в ножны. Ранду вдруг стало интересно,  а
что  произошло  бы, если бы Том передумал или если бы Морейн  не  кивнула.
Менестрель  начал седлать свою лошадь как ни в чем не бывало и  как  будто
схожие  мысли не приходили ему в голову, однако Ранд заметил, что  Том  не
один раз бросал короткие взгляды на меч Лана.
 - Итак, - сказала Морейн. - Что с лошадью для Эгвейн?
 -  Лошади торговца не подойдут, как и дхурраны, - мрачно ответил Страж. -
Сильные, но ни резвости, ни выносливости.
 -  Бела,  -  сказал  Ранд, схлопотав от Лана взгляд,  от  которого  юноше
захотелось  проглотить  язык. Но он понимал, что  не  в  силах  отговорить
Эгвейн;  поэтому единственное, что оставалось, - это помочь  ей.  -  Бела,
может, и не такая быстрая, как остальные, но зато она выносливая. Иногда я
на ней ездил верхом. Она не отстанет.
 Лан заглянул в стойло Белы, что-то ворча себе под нос.
 -  Наверное, она будет немного лучше прочих, - сказал он в конце  концов,
- и не думаю, что есть выбор.
 -  Значит,  она  подойдет, - сказала Морейн. - Ранд, отыщи-ка  седло  для
Белы. И поторопись! Мы и так уже слишком долго мешкали.
 Торопливо  Ранд  выбрал седло и попону в упряжной, затем  вывел  Белу  из
стойла.  Пока  он  прилаживал седло на спину кобылы, та в удивлении  сонно
оглядывалась на него. Когда юноша ездил на ней верхом, он не седлал ее,  и
до сих пор Белу под седлом не использовали. Успокаивающе причмокивая. Ранд
затянул  подпругу,  и  кобыла отнеслась к этой странной  процедуре  вполне
мирно, лишь пару раз тряхнув гривой.
 Взяв  у  Эгвейн котомку, он приторочил ее за седлом, пока девушка влезала
на  кобылу  и  приводила в порядок свои юбки. Они  не  были  пригодны  для
верховой  езды,  поэтому ее ноги в шерстяных чулках оказались  открыты  до
колен. На ногах у Эгвейн были надеты такие же башмаки из мягкой кожи,  что
носили  все деревенские девушки. Для поездки в Сторожевой Холм, не  говоря
уж о Тар Валоне, они вовсе не годились.
 -  Я  все равно считаю, что тебе не нужно ехать, - сказал Ранд.  -  Я  не
выдумываю про троллоков. Но обещаю позаботиться о тебе.
 -  Скорей  я  позабочусь  о  тебе, - беспечно  ответила  Эгвейн.  На  его
сердитый  взгляд  она  улыбнулась  и,  наклонившись,  погладила  юношу  по
волосам.  - Я знаю, что я у тебя под присмотром, Ранд. Мы друг  за  другом
будем приглядывать. А сейчас тебе лучше сесть на свою лошадь.
 Ранд  заметил,  что  остальные  уже в седлах  и  ждут  его.  Единственной
лошадью  без всадника оставался Облако - высокий, серый, с белой гривой  и
хвостом, принадлежавший раньше Джону Тэйну. Ранд залез в седло, хотя и  не
без труда, поскольку, едва он поставил ногу в стремя, серый вскинул голову
и  прянул в сторону, после чего ножны меча запутались в ногах у юноши.  Не
случайно  его  друзья не выбрали Облака. Мастер Тэйн  частенько  спорил  с
купцами,  что  его горячий серый обгонит любую купеческую лошадь,  и  Ранд
знал,  что пари тот ни разу не проигрывал, а еще Ранд знал, что Облако  не
всякому  позволял  без  хлопот прокатиться в седле. Лану  пришлось  немало
выложить, чтобы уговорить мельника на такую сделку. Когда Ранд устроился в
седле,  Облако  загарцевал сильнее, будто готов  был  рвануть  с  места  в
карьер. Ранд потянул поводья и попытался думать, что никаких неприятностей
у  него не будет. Может, если он сумеет убедить в этом самого себя,  то  и
лошадь удастся убедить.
 Где-то  в  ночи  гукнула  сова, и четверо деревенских  ребят  вздрогнули,
только потом поняв, что это был за звук. Они нервно рассмеялись и стыдливо
переглянулись.
 -  В  следующий  раз мышь-полевка загонит нас на дерево, - со  сдавленным
смешком сказала Эгвейн. Лан покачал головой:
 - Лучше бы это были волки.
 -  Волки!  -  восклицание Перрина привлекло к нему внимание всезамечающих
глаз Стража.
 -  Волки  не  любят троллоков, кузнец, а троллоки не любят  волков,  и  с
собаками та же история. Если я слышу волков, то могу быть уверен, что  там
нас  не поджидают троллоки. - Лан двинулся в залитую лунным сиянием  ночь,
пустив своего высокого вороного шагом.
 За  ним,  нисколько  не  колеблясь, тронулась Морейн,  подле  Айз  Седай,
сбоку,  держалась Эгвейн. Ранд и менестрель замыкали цепочку  всадников  -
"a+%$ за Мэтом и Перрином.
 Позади  гостиницы все было погружено в темноту и тишину,  а  конный  двор
пятнали лунные тени. Приглушенный стук копыт вскоре стих в ночи. В сумраке
плащ  Стража превратил его в тень среди теней. Только из-за того, что  Лан
вел  отряд, остальные не сбивались тесной кучкой возле него. Выбраться  из
деревни  незамеченными  будет  непросто,  решил  Ранд,  подъехав  ближе  к
воротам.  По  крайней мере, не замеченными односельчанами. Деревня  мигала
множеством бледно-желтых огоньков, сейчас в ночи они казались слабыми,  но
в  окнах мелькали силуэты наблюдающих за происходящим на улице. Никому  не
хотелось вновь оказаться застигнутыми врасплох.
 В  глубокой  тени рядом с гостиницей, как раз у выезда со двора  конюшни,
Лан резко остановился, коротким жестом приказав сохранять молчание.
 По  Фургонному Мосту простучали башмаки, на мосту в лунном свете  блеснул
металл.  Башмаки  дробно  протопали через мост,  заскрипели  по  гравию  и
приблизились к гостинице. Из тени не донеслось ни звука. У Ранда  возникло
подозрение, что его друзья слишком испуганы, чтобы издать хоть писк. Как и
он сам.
 Шаги  стихли возле гостиницы, в сумраке рядом с тусклым пятном  света  из
окон  общей залы. Ранд ничего там не разглядел, пока вперед не шагнул Джон
Тэйн,  с  копьем  на  крепком  плече, в старой  короткой  кожаной  куртке-
безрукавке с нашитыми на груди стальными бляхами. Вместе с ним - с  дюжину
мужчин  из деревни и с близлежащих ферм, - кое-кто в шлемах или облаченные
в  отдельные части доспехов, что раньше годами пылились на чердаках, - все
при  оружии: одни с копьями, другие - с топором лесоруба на длинной ручке,
третьи - с заржавленной алебардой.
 Мельник всмотрелся в окно общей залы, затем повернулся, коротко бросив:
 - Похоже, здесь все в полном порядке.
 Остальные  выстроились перед ним в неровную колонну по двое,  и  дозорные
зашагали в ночь, будто маршируя под три разных барабана.
 -  Пара  троллоков  из  стаи  Да'вол  могут  позавтракать  ими  всеми,  -
проворчал Лан, когда стихли шаги дозорных, - но у них есть глаза и уши.  -
Он развернул своего жеребца. - За мной!
 Медленно  и бесшумно Страж повел их обратно через двор конюшни,  вниз  на
берег,  через  ивы  и  в  Реку  Винный  Ручей.  Быстрая,  холодная   вода,
поблескивая  водоворотами  вокруг лошадиных  ног,  лизала  подметки  сапог
всадников - так глубок был Винный Ручей у своего истока.
 Вскарабкавшись  на противоположный берег, цепочка лошадей двигалась  след
в  след под искусным руководством Стража, держась в стороне от деревенских
домов. Время от времени Лан останавливался, поднимая руку, чтобы никто  не
шумел,  хотя никто ничего не видел и не слышал. Однако всякий  раз  вскоре
мимо всадников проходил какой-нибудь отряд дозорных из селян или фермеров.
Понемногу уезжающие приближались к северной околице деревни.
 Ранд  всматривался  в  высокие  островерхие  дома,  стараясь  получше  их
запомнить. Хороший же из меня искатель приключений, подумал он.  Даже  еще
из  деревни не выехал, а уже по дому затосковал. Тем не менее озираться по
сторонам не перестал.
 Вереница  всадников миновала последние жилые дома на околице и  двинулась
по  полям  вдоль  Северной  Дороги, что вела к Таренскому  Перевозу.  Ранд
подумал,  что ночное небо наверняка нигде не будет таким красивым,  как  в
Двуречье.  Ничем  не замутненная чернота простиралась в саму  вечность,  и
мириады  звезд мерцали в ней, подобные искоркам света на гранях кристалла.
Луна, которую лишь тонкий ломтик отделял от полнолуния, висела так близко,
что до нее можно было достать рукой, стоило только потянуться...
 Черная  тень медленно скользнула по серебристому лунному диску.  Невольно
дернув за поводья. Ранд остановил серого. Летучая мышь, мелькнуло у него в
голове,  но  он  понимал, что это не так. Для летучих  мышей  самое  время
вечером,  когда они в сумерках ловят мух и мошкару. Крылья, что несли  это
создание,  могли  иметь  похожие очертания, но двигались  они  медленными,
мощными взмахами хищной птицы. И оно охотилось. То, как оно скользило туда-
сюда  по широким длинным дугам, не оставляло в этом никаких сомнений. Хуже
всего дело обстояло с его размерами. Чтобы летучая мышь выглядела на  фоне
луны  такой громадиной, она должна пролететь на расстоянии вытянутой  руки
от  человека.  Ранд попытался прикинуть, насколько далеко это  создание  и
насколько  оно велико. Туловище этого существа должно быть с  человеческий
рост,  а размах крыльев... Оно опять пересекло лик луны, неожиданно сорвав
шись вниз, и его поглотила ночная темень.
 Ранд  не  замечал  Лана, который, развернув жеребца,  подскакал  к  нему.
Страж ухватил его за локоть.
 -  Что  ты  стоишь  тут и на что уставился, парень? Нам  нужно  двигаться
дальше.
 Остальные ожидали позади Лана.
 Надеясь  в  душе  на  ответ,  что  он позволил  страху  перед  троллоками
обмануть свое зрение. Ранд рассказал Стражу об увиденном. Он надеялся, что
Лан  рассеет его страхи, объяснив все появлением летучей мыши или тем, что
тень ему почудилась.
 Лан процедил сквозь зубы слово, которое, казалось, оставило после себя  у
него во рту отвратительный привкус:
 - Драгкар.
 Эгвейн   и  остальные  двуреченцы  встревоженно  уставились  в  небо,   а
менестрель тихо охнул.
 -  Да, - произнесла Морейн. - Размеры слишком велики, чтобы надеяться  на
что-либо  другое. И если у Мурддраала под началом Драгкар,  значит,  скоро
ему  станет  известно, где мы находимся, если он этого пока не знает.  Нам
нужно  двигаться еще быстрее, лучше выехать на дорогу. Мы успеем добраться
до  Таренского  Перевоза раньше Мурддраала, а он и  его  троллоки  так  же
легко, как мы, на другой берег не переправятся.
 - Драгкар? - спросила Эгвейн. - А кто это?
 Вместо Морейн ей хриплым голосом ответил Том Меррилин:
 -  Во  время войны, которой завершилась Эпоха Легенд, были созданы  твари
много хуже троллоков и Полулюдей.
 При  этих  словах Морейн резко повернулась к менестрелю. Даже темнота  не
смогла скрыть пронзительность ее взгляда.
 Прежде  чем  кто-то  еще  успел  задать  менестрелю  вопрос,  Лан  принял
решение:
 -  Сейчас  мы выедем на Северную Дорогу. Если вам дорога жизнь,  следуйте
за мной, не отставайте и держитесь все вместе.
 Страж повернул коня, и все галопом поскакали вслед за ним.

                                                                  ГЛАВА 11
                                               ДОРОГА НА ТАРЕНСКИЙ ПЕРЕВОЗ

 По  плотно наезженной Северной Дороге лошади понеслись во весь опор,  они
мчались  на  север,  гривы и хвосты развевались в  лунном  сиянии,  копыта
выбивали  ровный  ритм.  Впереди  скакал Лан,  черная  лошадь  и  всадник,
облаченный в тень, были почти незаметны в холодной ночи. Белая  кобыла  ни
на  шаг  от жеребца не отставала - бледным копьем пронзала темноту. Следом
скакали  остальные, такой тесной цепочкой, будто Страж тянул  их  всех  на
одной веревке.
 Серый  конь Ранда галопом мчался последним, чуть впереди Том -  Меррилин,
дальше - все остальные. Менестрель ни разу даже головы не повернул,  глядя
перед  собой и только вперед. Если сзади появятся троллоки, или Исчезающий
на  своей  беззвучно ступающей лошади, или та летающая тварь, Драгкар,  то
тревогу поднимать придется Ранду.
 Каждые  несколько  минут  Ранд вытягивал шею и оглядывался,  цепляясь  за
гриву Облака и поводья. Драгкар... Хуже, чем троллоки и Исчезающие, сказал
Том.  Но небо было пусто, а на земле глаза видели лишь тьму и тени.  Тени,
которые могли скрывать целую армию.
 Теперь,  когда серого пустили свободно бежать, он призраком несся  сквозь
ночь,  с легкостью поддерживая темп Ланова жеребца. И Облако хотел  бежать
еще  быстрее.  Он  стремился нагнать вороного. Приходилось  твердой  рукой
осаживать его, дергая поводья. Облако же, не обращая на одергивания  Ранда
внимания,  рвался  вперед, словно считал, что он  на  скачках,  борясь  со
всадником  за  каждый шаг. Ранд слился с седлом и поводьями,  чувствуя  их
каждым мускулом. Он лишь желал, чтобы лошадь не заметила тревоги всадника.
Обнаружь  ее  Облако, юноша потерял бы свое единственное  реальное  преиму
щество, сколь бы непрочно оно ни было.
 Пригнувшись  к  шее  Облака, Ранд озабоченно посматривал  на  Белу  и  ее
всадницу.  Когда он говорил, что косматая кобыла не отстанет от  остальных
лошадей,  то  имел  в  виду  отнюдь не такую  скачку.  Сейчас  она  вполне
поспевала,  хотя  он  не  думал, что Бела угонится  за  другими.  Лану  не
e.b%+.al брать с собой Эгвейн. Снизит ли он из-за нее скорость, если  Бела
начнет сдавать? Или же он решит бросить ее? Айз Седай и Страж считали, что
Ранд  и  его друзья чем-то важны, но, как там ни говорила Морейн об Узоре,
он не думал, что Эгвейн значит для них что-то важное.
 Если  Бела отстанет, он тоже останется сзади, что бы ни сказали Морейн  и
Лан.  Останется.  Там, где Исчезающий и троллоки. Там, где  Драгкар.  Всей
душой,  полной отчаяния, он безмолвно приказывал Беле мчаться  как  ветер,
без  слов  внушая ей быть выносливой. Скачи! Кожу защипало,  кости  словно
заморозило так, что они вот-вот расколются. Да поможет ей Свет,  скачи!  И
Бела скакала.
 Все  дальше  и  дальше  спешили они на север в ночи,  время  сливалось  в
размытое пятно. Тут и там мелькали вспышками окошки ферм, затем сразу  же,
в  один  миг, словно их и не было, исчезали. Неистовый собачий лай  быстро
стихал  позади  или резко обрывался, когда псы думали,  что  уже  прогнали
чужаков.  Они  скакали во тьме, из которой внезапно выступали  придорожные
деревья,  а  потом так же внезапно исчезали в ней. Мрак,  один  лишь  мрак
окружал  их со всех сторон, и только редкий крик ночной птицы, одинокий  и
печальный, нарушал мерный перестук копыт
 Внезапно  Лан  замедлил  бег своего вороного, затем  и  совсем  остановил
колонну.  Ранд  не знал точно, сколько времени они уже скакали,  но  после
такой скачки тупая боль разлилась по ногам. Впереди в ночной мгле сверкали
огни: как будто небывалый рой светлячков завис между деревьев.
 Ранд  в  замешательстве сдвинул брови, глядя на огоньки,  потом  чуть  не
задохнулся  от  изумления. Светлячки оказались освещенными окнами,  окнами
домов,  что  теснились на склонах и на вершине холма. Это  был  Сторожевой
Холм.  Ранду с трудом верилось, что они унеслись уже так далеко.  Всадники
проделали  весь этот путь, наверное, быстрее, чем когда-либо.  По  примеру
Лана Ранд и Том Меррилин спешились. Облако стоял, опустив голову, бока его
вздымались.  Клочья  пены,  почти неразличимые  на  дымчатых  боках  коня,
покрывали  пятнами  его шею и плечи. Ранд подумал, что этой  ночью  Облако
нести своего седока больше не в состоянии.
 -  Больше всего мне хочется, чтобы все эти деревушки остались у  меня  за
спиной,  - заявил Том, - а отдохнуть несколько часов было бы кстати.  Как,
мы достаточно оторвались, чтобы позволить себе передышку?
 Ранд потянулся, потирая костяшками пальцев поясницу.
 -  Если  мы  хотим остановиться на остаток ночи в Сторожевом  Холме,  то,
может, лучше продолжить путь?
 Приблудившийся порыв ветра донес из деревни куплет песни, а еще -  запахи
стряпни,  от  которых у Ранда потекли слюнки. В Сторожевом Холме  все  еще
праздновали. Там не было троллоков, чтобы расстроить у них Бэл Тайн.  Ранд
повернулся  к  Эгвейн.  Она тяжело опиралась о  Белу,  едва  не  падая  от
усталости.  Остальные  тоже сползли с лошадей, со  вздохами,  потягиваясь,
растирая  ноющие  мускулы. Лишь Айз Седай и Страж  не  выказывали  никаких
видимых признаков усталости.
 -  Я  стерплю немного пения, - слабым голосом заговорил Мэт.  -  И  может
быть,  в "Белом Вепре" найдется горячий пирог с бараниной. - Помолчав,  он
добавил:  - Дальше Сторожевого Холма я никогда не бывал. А "Белому  Вепрю"
ох как далеко до "Винного Ручья".
 -  "Белый Вепрь" не так уж плох, - сказал Перрин. - От пирога с бараниной
я бы тоже не отказался И уймы горячего чая, чтобы выгнать холод из костей.
 -  Нам  нельзя  останавливаться, пока мы не переправимся через  Тарен,  -
резко сказал Лан. - Только на несколько минут, и не дольше.
 -  Но  лошади,  -  запротестовал Ранд. - Мы их загоним  до  смерти,  если
поскачем этой ночью дальше. Морейн Седай, вы, конечно же...
 Он  видел, как она ходит между лошадей, но не обращал особого внимания на
то,  что делает Морейн: Теперь она проскользнула мимо него и положила руки
Облаку  на  шею.  Ранд  замолчал. Вдруг лошадь с  тихим  ржанием  вскинула
голову,  чуть не вырвав поводья из рук Ранда. Серый затанцевал на месте  с
таким  норовом,  словно неделю простоял в конюшне.  Не  сказав  ни  слова,
Морейн направилась к Беле.
 -  Я  и не знал, что она умеет такое, - тихо сказал Ранд Лану, щеки юноши
горели.
 -  Все  вы  склонны в этом сомневаться, - ответил Страж. - Ты же наблюдал
за  нею  у  постели  своего отца. Она изгонит всю  усталость.  Сначала  из
лошадей, потом из вас.
 - Из нас? А как же вы?
 -  Из  меня - нет, овечий пастух. Пока я в этом еще не нуждаюсь. И не  из
самой  себя. То, что она делает для других, она не может сделать для себя.
Усталым будет скакать только один из нас. Вам лучше надеяться, что она  не
слишком устанет до того, как мы достигнем Тар Валона.
 - Слишком устанет для чего? - спросил Ранд Стража.
 -  Ты оказался прав насчет своей Белы, Ранд, - сказала Морейн, стоя возле
кобылы.  -  У  нее хорошее сердце и столько же упорства, как у  всех  вас,
двуреченцев. Странно, но она, похоже, устала меньше всех.
 Вопль  распорол  тьму,  вопль, словно сорвавшийся с  губ  умирающего  под
острыми  ножами человека, и низко, над самыми головами отряда, просвистели
крылья. Под тенью пронесшейся над отрядом твари сгустилась ночь. Испуганно
заржав, лошади дико заметались из стороны в сторону.
 Поток  воздуха  от  крыльев Драгкара обдал Ранда, -  и  у  него  возникло
ощущение,  как  от  прикосновения липкого ила, как от сырой  мути  ночного
кошмара,  когда  стучат  зубы.  Он  даже  испугаться  не  успел,   как   с
пронзительным  ржанием  рванулся. встав на дыбы,  Облако,  неистово  мотая
головой,  словно пытаясь сбросить какую-то прицепившуюся тварь. Ранда,  ух
ватившегося  за поводья, сбило с ног и проволокло по земле, а Облако  ржал
так,  будто  волки щелкали зубами, уже вплотную подбираясь  к  подколенным
сухожилиям серого.
 Каким-то  чудом  юноша удержал в руке поводья, он с  трудом  поднялся  на
ноги,  снова  рискуя  оказаться на земле, пока серый беспорядочно  метался
туда-сюда.   Дыхание  Ранда  стало  тяжелым,  судорожно-неровным.   Нельзя
позволить  Облаку вырваться и убежать. Отчаянно выбросив вперед  руку,  он
едва сумел перехватить поводья у морды серого. Облака вскинулся, встал  на
дыбы,  поднял юношу в воздух; Ранду оставалось лишь цепляться за  уздечку,
уповая на то, что лошадь в конце концов успокоится.
 От  удара  о  землю  Ранд чуть не откусил себе язык, но неожиданно  серый
встал  спокойно,  раздувая  ноздри  и  вращая  глазами,  с  дрожащими   от
напряжения  ногами.  Ранд тоже весь дрожал, тяжело повиснув  на  поводьях.
Должно  быть,  бедному животному тоже досталось, подумал он. Юноша  сделал
три-четыре  глубоких, с хрипом вдоха. Только потом он смог  оглянуться  по
сторонам, чтобы выяснить, что там с остальными.
 В  отряде царил хаос. Все, натягивая поводья, едва удерживали при  резких
рывках лошадей, дергающих головами, тщетно стараясь успокоить шарахающихся
животных, - люди и лошади беспорядочно кружили по дороге. Только у  двоих,
судя  по  всему,  не  возникло вообще никаких проблем с  лошадьми.  Морейн
сидела  в  седле,  выпрямив спину, ее белая кобыла деликатно  отступила  в
сторону  от  всеобщей сумятицы, словно бы не случилось ничего  необычного.
Лан,  все еще спешившийся, внимательно разглядывал небо, с мечом  в  одной
руке и поводьями в другой; холеный вороной жеребец спокойно стоял рядом  с
ним.
 Шум   веселья  больше  не  доносился  из  Сторожевого  Холма.  В  деревне
наверняка тоже услышали тот вопль. Ранд знал, что они какое-то время будут
внимательно  вслушиваться,  возможно, и  выглянут  полюбопытствовать,  что
послужило  причиной  этого вопля, а потом вернутся к  своему  празднеству.
Вскоре они позабудут про этот странный случай, воспоминание о нем утонет в
песнях  и  в угощениях, в танцах и в шутках. Вероятно, когда они прослышат
новости  из Эмондова Луга, кто-то и припомнит пронзительно-жуткий  крик  и
будет  удивляться.  И  вот  начала пиликать скрипка,  чуть  погодя  к  ней
присоединилась флейта. Деревня вновь окунулась в праздник.
 -  На  коней! - отрывисто скомандовал Лан. Вложив меч в ножны, он вскочил
в  седло.  -  Драгкар  не  стал бы появляться,  если  бы  уже  не  доложил
Мурддраалу  о  нас. - Ветер донес еще один резкий взвизг - издалека,  куда
слабее,  но от этого не менее неприятный. Музыка в Сторожевом Холме  разом
оборвалась.  -  Теперь  эта тварь следит за нами,  отмечая  наш  путь  для
Получеловека. А он не так далеко.
 Лошади,  теперь не только освеженные, но и охваченные страхом,  гарцевали
и   шарахались  от  своих  седоков,  пытающихся  есть  в  седла.  Сыплющий
проклятиями Том Меррилин оказался на своем мерине первым, за ним вскоре  в
седлах сидели все остальные. Все, кроме одного.
 -   Поторопись,   Ранд!  -  крикнула  Эгвейн.  Драгкар   вновь   испустил
душераздирающий  вскрик,  и  Бела пробежала несколько  шагов,  прежде  чем
девушке удалось удержать кобылу. - Скорее!
 Вздрогнув, Ранд понял, что вместо того, чтобы сесть на Облако, он  стоит,
запрокинув  голову  в  небо  в тщетной попытке  обнаружить  источник  этих
отвратительных, режущих слух воплей. Более того, неосознанным движением он
выхватил меч, будто готовясь сразиться с летающей тварью.
 Ранд покраснел, в душе порадовавшись, что в темноте краску, залившую  его
лицо,  никто  не  разглядит. Неуклюже, так как в  другой  руке  он  сжимал
поводья,  он  сунул  клинок в ножны, бросив быстрый взгляд  на  остальных.
Морейн,  Лан и Эгвейн втроем смотрели на него, хотя он и не знал,  что  им
удалось  разглядеть  лунном сиянии. У других седоков была  одна  забота  -
удержать своих лошадей в подчинении, что и поглощало все их внимание. Ранд
оперся  рукой  о переднюю луку и одним прыжком оказался в  седле  -  будто
только  этим  всю  жизнь  и занимался. Если кто-то  из  друзей  и  заметил
обнаженный  меч, наверняка Ранд об этом вскоре узнает. Потом  будет  время
побеспокоиться и об этом.
 Не  успел Ранд устроиться в седле, как они снова поскакали галопом  вверх
по  дороге,  мимо  купола  холма.  В деревне  загавкали  собаки,  так  что
появление  отряда  совершенно незамеченным не  прошло.  Или,  может  быть,
собаки учуяли троллоков, подумал Ранд. Лай быстро пропал за спиной, вместе
с огнями деревни.
 Лошади  неслись плотной группой. Лан снова приказал растянуться  в  цепь,
но никому не хотелось ни на миг остаться один на один с ночью. Откуда-то с
высоты упал резкий крик. Страж уступил, и они вновь сбились вместе.
 Ранд  скакал  сразу  за  Морейн  и Ланом,  серый  всеми  силами  старался
вклиниться  между  вороным Стража и изящной кобылой Айз  Седай.  По  бокам
юноши  мчались  наперегонки Эгвейн и менестрель, а друзья Ранда  теснились
позади.  Облако,  подгоняемый криками Драгкара,  бежал  так,  что  Ранд  и
помыслить  не  мог замедлить его бег, даже если бы и хотел, тем  не  менее
серому никак не удавалось отыграть у двух других лошадей больше чем шаг.
 Леденящие крики Драгкара по пятам преследовали отряд в ночи.
 Упорная  Бела  бежала, вытянув шею, с развевающимися на  скаку  гривой  и
хвостом, ни шагу Не уступая большим лошадям. Айз Седай нужно было  сделать
нечто большее, чем просто избавить ее от усталости.
 На  лице  Эгвейн  сияла  в  лунном свете  восторженная  улыбка.  Коса  ее
развевалась,  как  гривы лошадей, и глаза девушки блестели  не  только  от
луны,  в  чем Ранд был уверен. Рот у него раскрылся от изумления, пока  от
попавшей в горло мошки он не закашлялся.
 Должно  быть,  Лан задал какой-то вопрос, поскольку Морейн вдруг  громко,
перекрикивая ветер и топот копыт, сказала:
 -  Я  не  могу!  Тем более на спине скачущей галопом лошади.  Их  не  так
просто убить, даже когда видишь. Мы должны скакать дальше и надеяться.
 На  полном  скаку они пронеслись сквозь клочья тумана, почти прозрачного,
стлавшегося  на высоте колен лошадей. Облако пролетел сквозь  него  в  два
шага, и Ранд оторопело заморгал - не почудилось ли ему. В самом деле,  для
тумана  ночь была слишком холодной. Еще один рвано-серый лоскут,  побольше
первого,  промелькнул  мимо сбоку. Постепенно  дымка  росла,  будто  туман
вытекал  из  земли. Над головами яростно вскрикнул Драгкар.  На  несколько
мгновений туман окутал всадников и пропал, опять появился и исчез  позади.
Холодный  как  лед,  он оставил на лице и руках Ранда промозглую  сырость.
Затем  перед  всадниками проступила стена тускло-серого  сумрака,  которая
внезапно  окутала всадников. Стук копыт словно бы увязал  в  ее  толще,  а
крики  сверху  доносились  приглушенно, как сквозь  стену.  Ранду  удалось
различить  по  обе стороны от себя смутные очертания фигур Эгвейн  и  Тома
Меррилина. Лан мчался впереди, не сбавляя скорости.
 -  Все  равно нам нужно попасть в одно-единственное место! - крикнул  он,
голос звучал глухо, без повелительных ноток и непонятно откуда.
 -  Мурддраал  хитер, - отозвалась Морейн. - Я обращу его хитрость  против
него самого.
 Дальше они мчались во весь опор, не говоря больше ни слова.
 Темно-серый,  наплывающий  волнами туман  затянул  и  небо,  и  землю,  и
всадники,  сами  обернувшиеся  тенями, будто  плыли  меж  ночных  облаков.
Исчезли из виду даже ноги лошадей.
 Ранд  поерзал в седле, отстраняясь от знобкого тумана. Одно дело - знать,
что  Морейн  может творить такое, даже видеть ее за подобным занятием;  но
когда  все  это происходит с тобой, оставляя влагу на твоей  коже,  -  это
совсем иное. Ранд понял, что сдерживает дыхание, и обозвал себя по-всякому
'   тупость: нельзя же скакать всю дорогу до Таренского Перевоза вообще не
дыша.  Морейн  применила Единую Силу на Тэме, и  с  ним  вроде  бы  все  в
порядке.  Однако ему пришлось заставить себя дышать нормально. Воздух  был
тяжелым,  хоть и холоднее обычного, но более эта ночь ничем не  отличалась
от  любой  другой  туманной ночи. Ранд сказал себе об  этом,  но,  похоже,
убедить себя не сумел.
 Лан  разрешил  всем  держаться плотнее, чтобы теперь  каждый  мог  видеть
контуры  остальных в этой сырой, знобкой серости. Однако Страж по-прежнему
не  замедлял бешеный бег своего жеребца. Лан и Морейн, мчась  бок  о  бок,
уверенно  вели отряд сквозь туман, словно ясно видели, что лежит  впереди.
Остальным оставалось только доверять им и скакать следом. И надеяться.
 Они  мчались галопом, и те жуткие вопли, что преследовали их, слабели,  а
потом  затихли совсем, но на душе легче не стало. Лес и дома ферм, луна  и
дорога - все было закутано в туманный саван и скрыто от глаз. Когда  отряд
проносился  мимо  ферм, начинали лаять собаки, лай звучал  в  серой  дымке
глухо и отдаленно, но больше - никаких звуков, кроме монотонного перестука
копыт. В этом невыразительном мертвенно-бледном тумане не менялось ничего.
О  том,  сколько прошло времени, не говорило ничего - только усиливающаяся
боль в бедрах и спине.
 Ранд  был  уверен: должны пройти часы. Пальцы так долго сжимали  поводья,
что  он  сомневался, сможет ли разжать их, и гадал, в состоянии  ли  будет
нормально ходить. Оглянулся юноша всего лишь раз. Сзади в тумане  метались
тени, но сколько их, он определенно сказать не мог. Даже не знал, на самом
ли  деле  эти  тени  - его друзья. Сквозь плащ, сквозь  куртку  и  рубашку
просочились  холод  и  сырость, они проникли  чуть  ли  не  до  костей,  -
ощущение,  по крайней мере, было именно такое. В том, что он не  стоит  на
месте,  а  мчится  сквозь  ночь, убеждали лишь  бьющий  в  лицо  ветер  да
перекатывающиеся мускулы под шкурой его лошади.
 Наверняка должны были пройти часы.
 - Медленнее! - вдруг крикнул Лан. - Подбирайте поводья.
 Ранд  был  так  поражен,  что  Облако вклинился  между  Ланом  и  Морейн,
вырвавшись  вперед на полдюжину шагов, прежде чем Ранду удалось остановить
своего серого. Тогда он смог изумленно оглядеться.
 Со  всех  сторон в тумане смутно вырисовывались дома, непривычно  высокие
для  Ранда.  Раньше он никогда не бывал в этих местах, но часто  слышал  о
них.  Своей  высотой  дома были обязаны приподнятым фундаментам  из  рыже-
коричневого камня - нелишняя предосторожность, когда весной Тарен  выходит
из  берегов,  разливаясь  после таяния снегов в Горах  Тумана.  Итак,  они
достигли Таренского Перевоза.
 Лан пустил вороного боевого коня рысью вслед за Рандом.
 - Не будь таким нетерпеливым, овечий пастух.
 Смутившись, Ранд без всяких оправданий занял свое место в колонне;  отряд
двинулся дальше по деревенской улице. Лицо Ранда пылало, и с минуту  туман
приятно холодил щеки.
 Не  видимая  в  тумане приплутавшая собака яростно залаяла на  всадников,
потом  убежала прочь. Тут и там засветились окошки - засуетились  какие-то
ранние  пташки.  Глухой стук копыт, далекий собачий лай, - больше  поздний
ночной час не тревожил ни единый звук.
 Кое-кого  из Таренского Перевоза Ранд встречал. Он постарался  припомнить
то  немногое,  что  знал о жителях этой деревни. Они  редко  предпринимали
поездки  в  те места, что называли "нижними деревнями", задирая  при  этих
словах  носы кверху, словно унюхав что-то неприятное. Те немногие, которых
он  встречал,  носили странные имена, типа Бугрень и  Камнебот.  Каждый  в
отдельности  и  все  вместе, жители Таренского  Перевоза  имели  репутацию
прожженных плутов и мошенников. Говорили, что если вы пожали руку человеку
из Таренского Перевоза, то надо не забыть после пересчитать свои пальцы.
 Лан  и Морейн остановились возле высокого темного дома, который ничем  от
других  домов  в  деревне  не  отличался. Страж  спрыгнул  с  коня,  туман
водоворотом  закружился  вокруг него, поплыл за  ним  полосой,  когда  Лан
поднялся по лестнице к парадной двери. Оказавшись возле двери, что была на
высоте человеческого роста от улицы, Лан забарабанил по ней кулаком.
 - Мне почему-то казалось, что ему нужна была тишина, - пробормотал Мэт.
 Лан  дубасил по двери, в окне соседнего дома загорелась свеча,  раздались
негодующие крики, но Страж продолжал стучать.
 Внезапно  дверь  распахнулась, в проеме возник мужчина в ночной  рубашке,
!.+b  ni%)ao у голых лодыжек. Масляная лампа у него в руке выхватывала  из
темноты узкое лицо с острыми чертами. Он открыл рот для гневной тирады, да
так  и остался стоять с открытым ртом, выпучив глаза, лишь вращая головой,
озирая кружащиеся лохмы тумана.
 - Это еще что такое? - произнес он. - Что это такое?
 Холодные  серые  усики  спиралью вползли  в  дверь,  и  человек  поспешно
отступил от них.
 -  Мастер  Каланча, - сказал Лан. - Вы тот самый человек, кто мне  нужен.
Мы хотим переправиться на вашем пароме.
 -  Он  ни разу не видел каланчи, - хихикнул Мэт. Ранд протестующе  махнул
рукой.  Мужчина с острым лицом приподнял лампу и с подозрением  всмотрелся
вниз.
 Спустя минуту мастер Каланча сварливо заявил:
 -  Паром  ходит  днем.  Никак не ночью. Никогда!  И  не  в  такой  туман.
Возвращайтесь, когда взойдет солнце и рассеется туман.
 Он  было  повернулся,  собираясь уйти, но Лан ухватил  его  за  запястье.
Паромщик  возмущенно  открыл рот и втянул воздух. В свете  лампы  блеснуло
золото  -  Страж  стал отсчитывать ему в ладонь монеты,  одну  за  другой.
Каланча  облизывал губы, пока звякали монеты, и придвигал голову  ближе  к
своей руке, будто не веря глазам.
 -  И столько же потом, - сказал Лан, - когда мы благополучно окажемся  на
том берегу. Но отправляемся мы сейчас же.
 -  Сейчас  же?  - Пожевав нижнюю губу, напоминающий лицом хорька  мужчина
переступил  с  ноги на ногу и вгляделся в затянутую плотным туманом  ночь,
потом  резко кивнул. - Значит, сейчас же. Ладно, руку отпустите. Мне нужно
разбудить моих перевозчиков. Не думаете же вы, что я сам собираюсь  тянуть
паром, а?
 - Я буду ждать у парома, - без всякого выражения сказал Лан. - Недолго.
 Он выпустил руку паромщика.
 Мастер  Каланча прижал руку со стиснутыми в горсти золотыми  к  груди  и,
согласно кивая, суетливо захлопнул дверь бедром.

                                                                  ГЛАВА 12
                                                               ЧЕРЕЗ ТАРЕН

 Лан  спустился  по  лестнице, велев отряду спешиться и  вести  лошадей  в
поводу  за  ним. Снова им пришлось поверить, что Страж знает, куда  ведет.
Туман вился у колен, пряча его ноги за молочно-бледной пеленой, за которой
уже  в  ярде не было ничего видно. Бледная завеса не оставалась. в городке
такой  тяжелой,  как  на  Северной Дороге, но своих  спутников  Ранд  едва
различал.
 В  ночи,  кроме  них, не двигалась ни одна живая душа. Еще  в  нескольких
окнах  зажелтели  огни, но в толстых слоях тумана они расплылись  тусклыми
пятнами, и только этот смутный свет рассеивал висящий вокруг серый сумрак.
Иные  дома,  чуть  выступавшие из бледной дымки, казалось,  плыли  в  море
облаков, а те, что отчетливо выделялись в ряду своих прячущихся в  серости
соседей, словно стояли одни на мили вокруг.
 Одеревенело  шагая  вслед за Стражем, болезненно морщась  от  тупой  боли
после  долгой скачки, Ранд раздумывал, нельзя ли оставшийся  путь  до  Тар
Валона  ему  пройти  пешком. Нет, конечно, сейчас идти пешком  не  намного
лучше, чем скакать верхом, но просто едва ли не единственной частью  тела,
которая у него не болела, были ноги. По крайней мере, к ходьбе-то Ранд был
привычен.
 Лишь  раз  кто-то  заговорил так громко, чтобы юноша явственно  расслышал
слова.
 -  Ты  должен  с  этим  справиться, - произнесла Морейн  в  ответ  на  не
услышанные  Рандом слова Лана. - Он и так много будет помнить,  и  с  этим
ничего не поделать. Если я проявлюсь в его мыслях...
 Ранд  хмуро подтянул на плечах промокший плащ, стараясь держаться поближе
к  остальным.  Мэт  и  Перрин  что-то ворчали  недовольно  себе  под  нос,
сдавленно  охая, когда натыкались ногой на невидимые камни, кочки  и  тому
подобное. Том Меррилин тоже бормотал разные слова: "горячая еда", "огонь",
"подогретое вино", - достигавшие ушей Ранда, но ни Страж, ни Айз Седай  их
не замечали. Эгвейн молча шагала одна, выпрямившись и высоко держа голову.
Однако  у  нее  была какая-то мучительно нерешительная походка,  поскольку
.- , как и остальные из Двуречья, верхом ездить не привыкла.
 Вот  и  получила она свое приключение, мрачно подумал Ранд, и чем дальше,
тем больше он сомневался, замечает ли она такие мелочи, как туман, сырость
или  холод. Ему казалось, что должна быть разница между тем, сам ты  ищешь
приключения  или  тебя насильно в него втравили. Несомненно,  захватывающе
звучат  сказания: бешеная скачка сквозь туман, а следом гонится Драгкар  и
один  Свет знает, что еще. Эгвейн наверняка взволнована; он же ощущал лишь
холод  и  сырость и был рад, что вокруг него деревенские дома, пусть  даже
эта деревня и Таренский Перевоз.
 Вдруг  во  мраке Ранд ткнулся носом во что-то большое и теплое -  жеребец
Лана.  Страж  и  Морейн остановились, потом остановились и все  остальные,
принявшись  теперь поглаживать и похлопывать своих лошадей, причем  больше
для  того,  чтобы успокоить не животных, а себя. Туман стал немного  реже,
что позволило им увидеть друг друга пояснее, но и только. Ноги по-прежнему
скрывались в низких волнах серого половодья. Туманные валы поглотили  дома
совершенно.
 Ранд  осторожно  провел  Облако чуть вперед и с удивлением  услышал,  как
подошвы его сапог шаркнули по дощатому настилу.
 Паромная  пристань.  Он  с опаской отступил назад,  осадив  серого.  Ранд
слышал,  что  пристань в Таренском Перевозе... это  как  мост,  никуда  не
ведущий,  кроме  как  на паром. По слухам, Тарен был  широк  и  глубок,  с
коварным  течением  и омутами, в которые могло утянуть и  самого  сильного
пловца. Намного шире Реки Винный Ручей, решил он. Да еще и туман тут...  С
облегчением Ранд почувствовал под ногами привычную землю.
 Свирепое  "шш-ш!" Лана было столь же пронизывающим, как  и  туман.  Страж
взмахом  руки подозвал всех, быстро шагнул к Перрину и откинул назад  полы
плаща  коренастого парня, выставив напоказ громадный топор. Все еще ничего
не  понимая, Ранд послушно отбросил плащ с плеча, открыв взорам свой  меч.
Лан  двинулся к своему жеребцу, когда в тумане появились качающиеся  пятна
света и приглушенно зашуршали приближающиеся шаги.
 В  сопровождении шести молодцев с туповатыми физиономиями и в груботканой
одежде  явился мастер Каланча. Факелы в их руках выжгли вокруг них  лоскут
тумана.  Когда  они  остановились, осветив отряд из Эмондова  Луга,  серая
стена  окружающего  тумана будто уплотнилась из-за  отражающегося  от  нее
света факелов. Паромщик внимательно оглядел всех с ног до макушки, склонив
голову  набок,  нос  его  сморщился и зашевелился, как  у  принюхивающейся
ласки, опасающейся капкана.
 Лан  с  нарочитой  небрежностью прислонился  к  седлу,  причем  рука  его
подчеркнуто  случайно легла на длинную рукоять меча.  Воздух  вокруг  него
упруго сжался, словно металлическая пружина. Страж ждал.
 Ранд  торопливо скопировал позу Лана, - по крайней мере, так  же  положив
руку на меч. У него и в мыслях не было, что ему удастся добиться такой  же
смертоносной сутулости. Если я попробую так сделать, они наверняка на смех
меня подымут.
 Перрин  подвигал  в  кожаной  петле топор и нарочито  неспешно  расставил
ноги.  Мэт  положил ладонь на колчан, хотя Ранд не был уверен, что  тетива
его  лука  в хорошем состоянии, - из-за всей этой сырости. Том Меррилин  с
важным  видом  выступил  вперед, поднял руку,  медленно  повернул  ладонь,
показывая,  что она пуста. Вдруг он резко взмахнул рукой, и между  пальцев
менестреля  завертелся кинжал. Рукоять шлепнула в  ладонь,  и  Том,  сразу
приняв безразличный вид, принялся подравнивать ногти острием.
 Раздался  тихий восхищенный смех Морейн. Эгвейн захлопала в  ладоши,  как
будто  смотрела представление на Празднике, потом уронила руки и  смущенно
потупилась, хотя и с трудом сдерживала улыбку.
 Каланче,  похоже, было совсем не до смеха. Широко раскрытыми  глазами  он
уставился на Тома, затем громко откашлялся.
 -  Кто-то  говорил, что за переправу будет уплачено золота больше.  -  Он
вновь  оглядел  всех  мрачным бегающим взглядом. - То,  что  вы  дали  мне
раньше, уже в надежном месте, ясно? Ни одной монеты вам не видать.
 -  Остальное золото, - сказал ему Лан, - окажется в ваших руках, когда мы
ступим  на другой берег. - Страж чуть встряхнул зазвеневший кожаный кошель
у него на поясе.
 Тут  же  глаза паромщика метнулись на звон золота, но в конце  концов  он
кивнул.
 -  Ладно,  тогда этим и займемся, - пробормотал он и прошагал на пристань
".  главе шести своих помощников. Туман расступился перед факелами;  серые
щупальца  сомкнулись  за ними, быстро заполняя место,  где  стояли  раньше
паромщик и его шестерка.
 Сам   паром  представлял  собой  деревянную  баржу  с  высокими  бортами,
обшитыми досками, со сходнями, которые опускались на берег с носа и кормы.
Канаты толщиной с человеческую руку, проходящие вдоль бортов, крепились  к
массивным  столбам на пристани. Дальше канаты терялись в  ночи  за  рекой.
Подручные паромщика вставили факелы в железные держатели по бортам парома,
подождали,  пока всех лошадей завели на баржу, затем подняли  сходни.  Под
копытами и сапогами заскрипела палуба, и паром качнуло под тяжестью  людей
и животных.
 Каланча  буркнул  что-то, заворчав, чтобы все держали лошадей  поближе  к
середине  и  не  мешали перевозчикам. Он покрикивал на  своих  помощников,
гоняя их туда-сюда, пока они готовили паром к отплытию, но те, невзирая на
окрики хозяина, двигались без всякого желания и какой-либо спешки, на  что
паромщик реагировал с полным равнодушием, зачастую обрывая распоряжение на
полуслове, чтобы приподнять факел повыше и еще раз вглядеться в  туман.  В
конце  концов  он  совсем  замолчал и отошел на нос,  где  встал,  вперясь
взглядом в белесую дымку, за которой пряталась река. Он не шевелился, пока
один  из  перевозчиков  не тронул его за руку; тогда  паромщик  вздрогнул,
свирепо оглянувшись.
 -  Что?  А,  это  ты? Готовы? Давно пора. Ну, парни,  чего  ждете?  -  Он
взмахнул  руками  так  суматошно, что лошади всхрапнули  и  попятились.  -
Отчаливай! Посторонитесь! Пошевеливайся!
 Работники Каланчи засуетились, исполняя распоряжение, и , паромщик  опять
уставился в туман, нервно потирая куртку на груди.
 Паром   накренился,  когда  отдали  швартовы  и  его  подхватило  сильное
течение,  затем опять накренился, когда направляющие тросы  удержали  его.
Перевозчики,  по  трое  с  каждого борта. крепко ухватились  за  канаты  в
передней  части парома и, что-то негромко приговаривая, с усилием зашагали
к корме, изо всех сил борясь с окутанной сумраком рекой.
 Пристань  поглотил  туман, узкие и длинные бледные ленты  его  плыли  над
паромом   между  дрожащими  огнями  факелов.  Течение  покачивало   баржу.
Двигались, казалось, лишь перевозчики: вперед, чтобы ухватиться за канаты,
и   назад,  подтягивая  паром  дальше,  -  упорно,  непрерывно.  Никто  не
разговаривал. Ребята сбились в кучку в самой середине парома. Они слышали,
что  Тарен  гораздо шире, чем ближние реки, а из-за тумана его ширина  для
них стала еще громадной.
 Через  какое-то время Ранд передвинулся поближе к Лану. От  рек,  которые
нельзя  перейти  вброд, или переплыть, или хотя бы  окинуть  взглядом,  он
испытывал  какое-то  гнетущее чувство, как и  любой  человек,  никогда  не
видевший ничего шире или глубже прудов Мокрого Леса.
 -  А они на самом деле могут попробовать ограбить нас? - спросил он тихо.
- Он ведет себя так, будто боится, что это мы хотим его ограбить.
 Страж  окинул  взглядом паромщика и его помощников, -  похоже,  никто  не
прислушивался к разговору, - прежде чем ответить таким же тихим голосом:
 -  С туманом, что скрывает их... ну, если что-то люди делают в тайне, они
порой  ведут  себя  с чужаками так, как ни за что не стали  бы  поступать,
следи  за ними другие глаза. И скорее всего, навредит незнакомцу тот,  кто
более склонен думать, что чужой навредит ему. Этот малый... Я считаю,  что
продаст свою мать троллокам на жаркое, если они сойдутся в цене. Я немного
удивлен  твоим  вопросом. В Эмондовом Лугу я слышал, как вы отзываетесь  о
жителях Таренского Перевоза.
 -  Да, но... Ну, все говорят, что они... Но я никогда не думал, что они и
вправду...  -  Ранд  решил: надо положить конец всяким  мыслям,  будто  он
вообще  хоть  что-то  знает  о  людях не из  своей  деревни.  -  Он  может
рассказать  Исчезающему, что мы переправились на пароме, -  проговорил  он
наконец. - Может, он троллоков на наш след наведет.
 Лан скупо улыбнулся.
 -  Грабить незнакомцев - это одно, а иметь дело с Получеловеком  -  нечто
совершенно иное. Ты можешь себе представить, чтобы он взялся перевозить на
пароме троллоков, да еще в такой туман, сколько бы золота ему ни посулили?
Или  даже  то, как он разговаривает с Мурддраалом, будь у него выбор?  При
одной  мысли  об  этом паромщик будет бежать целый месяц без  оглядки.  Не
думаю,  что нам стоит тревожиться о Друзьях Темного в Таренском  Перевозе.
Mе  здесь.  Мы  в  безопасности... на время, по крайней  мере.  Во  всяком
случае, такой поворот событий нам не грозит. Но придержи язык.
 Каланча  бросил  рассматривать  туман и  обернулся.  Подавшись  вперед  и
подняв  вверх  факел,  он  уставился на Лана и Ранда,  словно  впервые  их
увидел.  Доски настила поскрипывали под ногами перевозчиков, иногда  глухо
стукало  копыто.  Внезапно  острые черты  лица  паромщика  исказились,  он
дернулся,  поняв,  что  они  наблюдают за тем, как  он  рассматривает  их.
Подскочив,  он волчком крутанулся на месте, опять принявшись  высматривать
противоположный берег или еще что-то в наплывах непроглядного тумана.
 -  Больше  ни  слова,  -  сказал Лан так тихо,  что  Ранд  едва-едва  его
услышал.  - Это плохие дни, чтобы говорить о троллоках, о Друзьях  Темного
или об Отце Лжи, когда рядом чужие уши. Подобный разговор может обернуться
худшим, чем нацарапанный на твоей двери Клык Дракона.
 У   Ранда   пропала  всякая  охота  продолжать  расспросы.  Подавленность
охватила  его  сильнее прежнего. Друзья Темного! Как будто  мало  забот  с
Исчезающим,  троллоками, Драгкаром. При виде троллока  хоть  разговаривать
можно.
 Неожиданно  из  тумана  впереди  смутно  очертились  сваи.  Паром   глухо
толкнулся о берег, и перевозчики торопливо бросились привязывать судно,  а
потом  с  тяжелым  ударом  опустили сходни. Мэт и Перрин  во  всеуслышание
заявили,  что Тарен и вполовину не так широк, как они слышали.  Лан  повел
своего  жеребца вниз по сходням, за ним - Морейн и остальные.  Когда  Ранд
последним ступил за Белой на сходни, гневно завопил мастер Каланча:
 - Эй, эй! Там! Где мое золото?
 -  Вы  его  получите, - донесся откуда-то из тумана голос Морейн.  Сапоги
Ранда  ступили  со  сходней на деревянную пристань. - И  серебряная  марка
каждому вашему человеку, - добавила Айз Седай, - за быструю переправу.
 Паромщик  заколебался, вытянув голову вперед, словно  чуя  опасность,  но
перевозчики  при  упоминании о серебре оживились.  Некоторые  замешкались,
выхватывая  из  скоб факелы, но дружной гурьбой все протопали  по  сходням
мимо  Каланчи, не дав тому и рта раскрыть. С угрюмым видом паромщик  после
довал за своей командой.
 Пока  Ранд  осторожно  шел по пристани, копыта Облака  в  тумане  стучали
приглушенно.  Серая  стена здесь была плотнее,  чем  над  рекой.  В  конце
пристани   стоял  Страж  и  раздавал  монеты  перевозчикам,  вокруг   него
потрескивали  факелы  Каланчи  и  его  людей.  Остальные,  кроме   Морейн,
встревоженно жались за спиной Стража. Айз Седай стояла чуть  в  стороне  и
смотрела  на  реку, хотя что она там могла увидеть, Ранду было  совершенно
непонятно. Знобко вздрогнув, юноша подтянул насквозь промокший  плащ.  Вот
он  и  на  самом  деле вне Двуречья, оно казалось таким  далеким,  намного
дальше, чем за рекой.
 -   Вот,  -  произнес  Лан,  вручая  последнюю  монету  Каланче.  -   Как
договаривались.  -  Он не стал убирать кошель, и мужчина  с  лицом  хорька
жадно впился в него взором.
 Раздался  громкий  скрип, пристань вздрогнула. Каланча  дернулся,  голова
резко,  как  на  шарнире, мотнулась в сторону затянутого  туманом  парома.
Оставшиеся  там  факелы  превратились в пару  расплывчатых  блеклых  клякс
света.  Пристань  застонала, и с оглушительным треском ломающегося  дерева
эти пятна-близнецы наклонились, затем начали вращаться. Эгвейн ойкнула,  а
у Тома вырвалось проклятье.
 -  Он  отвязался!  -  вскрикнул Каланча. Хватая  своих  перевозчиков,  он
принялся  толчками  гнать  их к концу пристани.  -  Паром  отвязался,  вы,
дурачье! Ловите его! Ловите!
 После  тычков  Каланчи перевозчики сделали, спотыкаясь, несколько  шагов,
но  потом  остановились.  Неясные огоньки на пароме  закружились  быстрее,
потом  еще  быстрее. Туман над ними клубился вихрем, завиваясь в  спираль.
Пристань дрожала. Треск и хруст ломающегося дерева наполнили воздух, когда
паром начал разваливаться на части.
 -  Водоворот,  -  произнес  один из перевозчиков,  в  голосе  его  звучал
благоговейный страх.
 -  На Тарене нет водоворотов, - бесцветно произнес Каланча. - Никогда  не
бывало водоворотов...
 -  Несчастный  случай. - Голос Морейн звучал глухо в тумане, превратившем
ее, когда она отвернулась от реки, в тень.
 -  Несчастный,  - согласился ровным тоном Лан. - Похоже,  какое-то  время
" , никого не придется переправлять через реку. Жаль, что вы потеряли свое
судно на нашей службе. - Страж опять порылся в кошельке, что был у него  в
руке. - Это возместит вам потерю.
 На  минуту  Каланча  уставился на золото, блестевшее в  свете  факела  на
ладони  Лана,  потом он сгорбился, и взгляд его забегал  по  его  недавним
пассажирам. Ребята из Эмондова Луга, плохо различимые сквозь туман, стояли
молча.  С  испуганным нечленораздельным воплем паромщик  выхватил  у  Лана
монеты,  крутанулся на каблуках и припустил бегом в туман.  Его  подручные
отстали от него лишь на полшага, и свет факелов рассеялся в тумане,  когда
перевозчики исчезли вверх по реке.
 -  Больше нас здесь ничто не держит, - сказала Айз Седай, будто ничего из
ряда  вон  выходящего не случилось. Взяв под уздцы свою белую кобылу,  она
направилась прочь от пристани вверх по берегу.
 Ранд  стоял, разглядывая скрытую туманом реку. Это могло оказаться чистой
случайностью. Он сказал, что никаких водоворотов, но... Вдруг он  заметил,
что  остальных  уже  не. видно, и торопливо стал подниматься  по  отлогому
берегу.
 Через  три шага плотный туман исчез. Ранд встал как вкопанный и  обалдело
оглянулся. По одну сторону над берегом висел тяжелый туман, а по другую  -
раскинулось  ясное  ночное небо, по-прежнему темное,  хотя  размытые  края
лунного диска намекали, что рассвет уже недалек.
 Страж  и Айз Седай совещались возле своих лошадей, в нескольких шагах  от
границы  тумана. Остальные плотной группой стояли чуть в стороне;  даже  в
лунном полусумраке их нервозность была очевидной. Все взоры были прикованы
к  Лану  и Морейн, и все, кроме Эгвейн, стояли в таких напряженных  позах,
будто  разрывались  между опасением потерять из виду эту  пару  и  страхом
подойти  к  ним  слишком близко. Ранд рысью пробежал  последние  несколько
шагов  до  Эгвейн, ведя следом Облако, и она улыбнулась юноше. Он подумал,
что глаза у нее блестят не только от лунного сияния.
 -  Он  идет  вдоль  реки,  словно его гонят в загон,  -  говорила  Морейн
довольным тоном. - В Тар Валоне нет и десяти женщин, которым это под  силу
сделать в одиночку. Не говоря уже о том, чтобы сотворить подобное со спины
несущейся галопом лошади.
 -  Я  нисколько  не  намерен высказывать недовольство,  Морейн  Седай,  -
сказал Том, в манере совершенно необычной для него, - но не лучше ли будет
скрывать нас и дальше? Скажем, до Байрлона? Если Драгкар обыщет этот берег
реки, мы потеряем все наше преимущество.
 -  Драгкар не очень сообразителен, мастер Меррилин, - холодно сказала Айз
Седай.  -  Грозный и смертельно опасный, с острым взором, но ума маловато.
Он  доложит  Мурддраалу, что этот берег реки чист, а  сама  река  затянута
туманом  на  мили в обе стороны. Мурддраалу станет известно о  тех  особых
усилиях,  которых это мне стоило. Он будет вынужден предположить,  что  мы
можем ускользнуть по реке, и это задержит его. Ему придется разделить свои
силы. Туман продержится еще долго, и Мурддраалу не понять, не уплыли ли мы
на  лодке. Я могла бы оттянуть часть тумана к Байрлону, но тогда  Драгкару
не  составит  труда обыскать реку целиком за несколько часов, и  Мурддраал
точно узнает, куда мы направляемся. Том чмокнул губами и качнул головой.
 - Приношу свои извинения, Айз Седай. Надеюсь, я не оскорбил вас.
 -  Э-э,  Мо...  э-э... Айз Седай. - Мэт умолк, чтобы  сглотнуть  комок  в
горле. - Паром... э-э... это вы... то есть... я не понимаю зачем...  -  Он
еще  что-то  едва  слышно промямлил, замолк, и воцарилась  такая  глубокая
тишина, что самым громким звуком, что расслышал Ранд, было его собственное
дыхание.
 Наконец Морейн заговорила, и голос ее в звенящей тишине прозвучал резко:
 -  Вы  все  хотите  объяснений, но, начни я  объяснять  вам  каждое  свое
действие,  у меня больше ни на что не останется времени. - Облитая  лунным
сиянием,  Айз  Седай  словно стала выше ростом, угрожающе  возвышаясь  над
ними. - Запомните: я намерена доставить вас в целости и сохранности в  Тар
Валон. Это единственное, что вам нужно знать.
 -  Если мы так и будем тут стоять, - вмешался Лан, - то Драгкару вовсе не
потребуется  обыскивать реку. Если я правильно помню... - Он повел  своего
коня дальше, вверх по речному берегу.
 Ранд  перевел дыхание, как будто движение Стража отпустило что-то у  него
в  груди.  Он  услышал  вздохи остальных, даже Тома,  и  припомнил  старую
поговорку.  Лучше плюнуть в глаза волку, чем перечить Айз  Седай.  Тем  не
,%-%%  напряжение спало. Больше Морейн не казалась такой угрожающе высокой
- она была едва ли ему по грудь.
 -  Видно, нам не удастся немного отдохнуть, - сказал с затаенной надеждой
в  голосе Перрин, зевнув во весь рот. Эгвейн, устало вздохнув, привалилась
к Беле.
 В    этом   вздохе   Ранд   впервые   уловил   какой-никакой   намек   на
разочарованность. Может, теперь ей станет понятно, что это вовсе не  таков
грандиозное приключение. Затем Ранд виновато вспомнил, что он,  в  отличие
от нее, проспал весь день.
 -  Нам  нужно отдохнуть, Морейн Седай, - сказал он. - В конце концов,  мы
же всю ночь проскакали верхом.
 -  Тогда предлагаю взглянуть, что там для нас у Лана, - сказала Морейн. -
Идемте.
 Она  повела  их  вверх по берегу, в лес за рекой. От  голых  ветвей  тени
стали  еще  плотнее. Через добрую сотню спанов от Тарена  открылся  темный
холм,  с  большой поляной перед ним. Когда-то давнее половодье  подмыло  и
опрокинуло  на  этом месте целую рощицу, превратив ее в  огромный  плотный
клубок,  на  вид  сплошную массу перепутанных стволов,  ветвей  и  корней.
Морейн   остановилась,  и  неожиданно  низко  над  землей  возник  огонек,
приближаясь из-под нагромождения деревьев.
 Из-под холма, вытянув перед собой обломок факела, вылез Лан и встал.
 -  Нежданных гостей не было, - сказал он Морейн. - И дрова, что я припас,
до  сих  пор  сухие, так что я развел небольшой костерок.  Мы  отдохнем  в
тепле.
 -  Вы  рассчитывали,  что у нас будет здесь привал? - удивленно  спросила
Эгвейн.
 -   Место  казалось  вполне  подходящим,  -  ответил  Лан.  -  При  любых
обстоятельствах лучше быть предусмотрительным.
 Морейн взяла у него из рук факел.
 -  Вы позаботитесь о лошадях? Когда закончите, я займусь вами. А сейчас я
хочу поговорить с Эгвейн. Эгвейн?
 Ранд  смотрел, как обе женщины нагнулись и исчезли под громадным  завалом
древесных стволов. Там оказался низкий вход, в который можно было с трудом
пролезть. Свет факела пропал.
 Во  вьюках, приготовленных Ланом, были, помимо прочего, уложены  торбы  и
немного  овса, но расседлывать лошадей Страж не позволил. Вместо этого  он
достал путы, также упакованные в седельные вьюки.
 -  Без  седел  им  отдыхать  было б удобней,  но,  если  придется  быстро
уходить, заново седлать их времени не будет.
 -  По-моему, они выглядят так, будто им вообще не нужен отдых,  -  сказал
Перрин, пытаясь накинуть торбу на морду своей лошади. Та, прежде чем  дать
ему  возможность  набросить лямки, пару раз вскинула голову.  Облако  тоже
заставил  Ранда  потрудиться - только с третьего раза ему  удалось  надеть
торбу на серого.
 -  Нужен,  - сказал Лан. Он выпрямился, стреножив своего жеребца.  -  Да,
скакать  они  еще  могут. Дай им волю, они помчатся изо всех  сил,  и  еще
быстрее,  а потом упадут замертво от изнурения, которого и не почувствуют.
Я  бы предпочел, чтобы Морейн Седай не делала того, что она делает. но это
необходимо.  -  Он похлопал жеребца по шее, и тот качнул головой,  как  бы
благодаря  Стража. - Следующие несколько дней, пока они не оправятся,  нам
нужно  их  придерживать. Придется скакать намного медленнее,  чем  мне  бы
хотелось. Но, если повезет, этого будет достаточно.
 -  Это то?.. - Мэт громко сглотнул. - Это то, о чем она говорила? О нашей
усталости?
 Ранд  потрепал Облако по шее и уставился взглядом в никуда.  Несмотря  на
то,  что  она  сделала для Тэма, ему как-то не хотелось, чтобы  Айз  Седай
использовала Силу на нем. Свет, так же, как она позволила парому утонуть!
 -  Нечто  вроде этого, - криво усмехнулся Лан. - Но вам не грозит загнать
себя  до смерти. Не понадобится, если только дела не пойдут намного  хуже,
чем сейчас. Думайте обо всем только как о дополнительном ночном сне.
 Внезапно  душераздирающий  вопль Драгкара эхом прокатился  над  затянутой
туманом рекой. Даже лошади застыли. Вновь, уже ближе, донесся крик,  потом
опять,  словно  иглами вонзаясь в череп Ранда. Затем крики стали  слабеть,
пока не затихли совсем.
 -  Повезло, - выдохнул Лан. - Тварь обыскивает реку, высматривая  нас.  -
Qтраж  быстро  пожал плечами и продолжил вдруг совершенно  прозаически:  -
Давайте  внутрь. Мне хватит горячего чаю и еще чего-нибудь, чтобы не  было
пусто в животе.
 Первым  в  лаз,  ведущий  в  глубь путаницы деревьев,  согнувшись  в  три
погибели, на четвереньках пополз вниз по короткому туннелю Ранд.  В  конце
прохода он, по-прежнему скорчившись, остановился. Впереди открылась пещера
с  неровными стенами, образованная переплетением стволов и ветвей,  вполне
просторная,  чтобы вместить весь отряд. Под низким сводом  выпрямиться  во
весь  рост могли только женщины. Дым от небольшого костерка, горевшего  на
основании  из  речной  гальки,  поднимался вверх  и  уходил  наружу  через
переплетение  ветвей, - оно было таким плотным, что наружу не  пробивалось
ни  единого  проблеска  пламени, но тяга оказалась достаточной.  Морейн  и
Эгвейн  сидели  лицом друг к другу у костра, скрестив  ноги  и  откинув  в
стороны плащи.
 -  Единая  Сила, - говорила Морейн, - берет начало от Истинного Источника
-  движущей  силы  Создания,  силы,  которая  волей  Создателя  заставляет
вращаться  Колесо  Времени.  - Она вытянула руки  перед  собой  и  сложила
ладонями вместе. - Саидин, мужская половина Истинного Источника, и Саидар,
женская  половина,  действуют  друг против друга  и  одновременно  вместе,
составляя  эту  силу. Саидин... - она подняла руку, затем  уронила  ее,  -
запятнан  прикосновением Темного, словно вода с тонкой пленкой прогорклого
масла,  плавающего наверху. Вода по-прежнему чиста, но  коснуться  ее,  не
запачкавшись  при  этом, нельзя. Безопасно можно пока пользоваться  только
Саидар.
 Эгвейн  сидела  спиной  к  Ранду. Он не видел ее  лица,  но  девушка  вся
подалась вперед, жадно ловя каждое слово Айз Седай.
 Сзади  Ранда  пихнул  Мэт,  что-то пробурчав при  этом,  и  тот  вполз  в
древесную  пещеру.  На появление Ранда ни Морейн, ни  Эгвейн  не  обратили
никакого внимания. Вслед за ним втиснулись остальные мужчины, они сбросили
промокшие  плащи и расположились вокруг костра, протягивая руки  к  теплу.
Лан,  пролезший  внутрь  последним, вытащил из укромного  уголка  в  стене
бурдюки  с  водой и кожаные мешки, достал чайник и занялся  приготовлением
чая.  Он не обращал внимания на разговор женщин, но друзья Ранда забыли  о
том,  чтобы греть руки над огнем, и в открытую таращили глаза.  Том  делал
вид, что всецело занят набиванием своей резной трубки, но его выдавало то,
как  он немного наклонился в сторону Айз Седай. Морейн и Эгвейн вели  себя
так, будто, кроме них, никого вокруг не было.
 -  Нет,  -  сказала Морейн, отвечая на вопрос, который Ранд прослушал,  -
Истинный  Источник нельзя вычерпать до конца, так же как нельзя  вычерпать
реку  мельничным  колесом. Источник - это река,  а  Айз  Седай  -  водяное
колесо.
 -  И вы думаете, я могу научиться? - спросила Эгвейн. Она вся сгорала  от
нетерпения.  Ранд  никогда не видел ее такой красивой и такой  далекой  от
него. - Я смогу стать Айз Седай?
 Ранд  вскочил, треснувшись головой о бревна низкого свода. Том  Меррилин,
схватив юношу за руки, дернул его обратно.
 -  Не  будь  дураком, - прошептал ему менестрель. Том  бросил  взгляд  на
женщин  -  ни  одна  из них, видимо, ничего не заметила -  и  сочувственно
посмотрел на Ранда. - Теперь, мальчик, это уже не в твоих силах.
 -  Дитя мое, - мягко сказала Морейн, - лишь очень немногим дано научиться
прикасаться  к  Истинному Источнику и применять Единую Силу.  Одних  можно
обучить  в  большей степени, других - в меньшей. Ты - одна  из  тех,  кого
можно  пересчитать  по пальцам, - кому учиться не нужно.  В  конце  концов
способность  прикасаться к Истинному Источнику придет к тебе сама,  хочешь
ты  того или нет. Однако без обучения в Тар Валоне ты никогда не научишься
полностью  направлять  ее,  и  ты  можешь погибнуть.  Мужчины,  обладающие
способностью  воздействовать на Саидин с рождения,  разумеется,  погибают,
если их не отыщут Красные Айя и не "укротят"...
 Том  издал  горлом сдавленный звук, а Ранд обеспокоенно заерзал.  Мужчины
вроде  тех, о ком говорила Айз Седай, были редки - за всю свою жизнь  Ранд
слышал  только  о  трех, и, благодарение Свету, их  никогда  не  бывало  в
Двуречье,  - но разрушения, причиненные ими, до того как их находили  Крас
ные Айя, были всегда такими большими, что вести о них расходились повсюду:
войны, землетрясения, сметавшие с лица земли целые города. Ранд никогда по-
настоящему  не  задумывался, что делают Айя. Судя по сказаниям,  Айя  были
.!j%$(-%-(o,(  у  Айз Седай ft все больше плели интриги и  вздорили  между
собой,  но  все  предания сходились в одном. Первоочередным  своим  долгом
Красные  Айя  считали предотвращение нового Разлома Мира и исполняли  его,
выискивая  любого  мужчину,  который хотя бы мечтал  об  обладании  Единой
Силой.  У  Мэта  и  Перрина  был такой вид,  словно  им  разом  захотелось
очутиться дома, в своих постелях.
 -   ...но   некоторые  женщины  тоже  погибают.  Трудно   обучиться   без
надлежащего  руководства. Женщины, которых нам не удалось найти,  те,  кто
выживает,  часто  становятся... ну, в этой  части  мира  они  могут  стать
Мудрыми в своих деревнях. - Айз Седай задумчиво помолчала. - Древняя кровь
сильна в Эмондовом Лугу, и древняя кровь поет. В тот момент, как я увидела
тебя, я узнала о твоем предназначении. Айз Седай не может не почувствовать
присутствия женщины, способной направлять силу или которая близка к своему
преображению.  -  Морейн  порылась  в поясной  сумке  и  извлекла  из  нее
небольшой  голубой драгоценный камень на золотой цепочке, что  она  раньше
носила  в  волосах.  -  Ты  очень близка к своему преображению,  к  своему
первому прикосновению. Будет лучше, если я проведу тебя через него.  Тогда
ты  избежишь...  неприятных  последствий, от  которых  страдают  те,  кому
приходится самим находить свой путь.
 Эгвейн  взглянула  на камень, глаза ее расширились, и она  несколько  раз
провела языком по губам.
 - Это... в нем есть Сила?
 -  Разумеется, нет, - отрезала Морейн. - В предметах нет Силы, дитя  мое.
Даже  ангриал - всего лишь инструмент. Это просто красивый голубой камень.
Но он может испускать свет. Давай.
 Руки  Эгвейн  задрожали,  когда  Морейн положила  камень  на  кончики  ее
пальцев.  Девушка  попыталась было отдернуть ладони, но  Айз  Седай  одной
рукой удержала ее за запястья, а другой ласково коснулась щеки Эгвейн.
 -  Смотри  на  камень,  - тихо произнесла Айз Седай.  -  Лучше  так,  чем
неумело идти ощупью в одиночку. Освободи свой разум от всего постороннего,
сосредоточься  на  камне. Освободи свои мысли и ни о чем  не  думай.  Есть
только  камень  и  пустота. Я начну. Доверься и позволь  мне  вести  тебя.
Никаких мыслей. Расслабься.
 Пальцы  Ранда  впились в колени; он до боли стиснул  челюсти.  У  нее  не
должно получиться. Не должно.
 В  камне вспыхнуло сияние - одна вскоре погасшая голубая вспышка, не ярче
светлячка, но Ранд вздрогнул, как от боли, словно она ослепила его. Эгвейн
и  Морейн с отрешенными лицами пристально смотрели на камень. Блеснула еще
одна вспышка, потом еще одна, пока лазурный огонек не запульсировал в такт
биению сердца. Это Морейн. Не Эгвейн.
 Еще  один,  последний,  слабый  голубой проблеск,  и  камень  вновь  стал
простой безделушкой. Ранд затаил дыхание.
 Еще  несколько  мгновений  Эгвейн продолжала  всматриваться  в  маленький
камень, затем подняла взгляд на Морейн.
 -   Я...   По-моему,  я  почувствовала...  что-то,  но...  Наверное,   вы
ошибаетесь во мне. Извините, если я напрасно отняла у вас время.
 -  Не  напрасно, дитя мое. - Легкая улыбка удовлетворения  скользнула  по
губам Морейн. - Последний огонек был только твоим.
 -  Да? - воскликнула Эгвейн, затем сразу же помрачнела. - Но он ведь  был
едва заметен.
 -  А  теперь  ты ведешь себя как глупая деревенская девчонка. Большинству
из  тех, кто приходит в Тар Валон, нужно многие месяцы учиться, прежде чем
они  добьются того, что ты сейчас сделала. Ты можешь далеко пойти.  Когда-
нибудь,  возможно,  даже станешь Престолом Амерлин,  если  будешь  усердно
учиться и упорно работать.
 -  Так  вы  думаете?.. - С восторженным криком Эгвейн обвила  руками  Айз
Седай. - О, благодарю вас! Ранд, ты слышал? Я буду Айз Седай!

                                                                  ГЛАВА 13
                                                                     ВЫБОР

 Перед  тем  как  все  легли спать, Морейн поочередно,  стоя  на  коленях,
возложила каждому руки на голову. Лан заворчал, что это ему не нужно и что
ей  следует  поберечь  силы, но остановить ее  не  пытался.  Эгвейн  самой
хотелось новых впечатлений, Мэт и Перрин явно побаивались предстоящего, но
" то же время и возразить боялись. Том дернулся было от руки Айз Седай, но
она  схватила  его седую голову, одарив взглядом, не допускающим  подобных
глупостей. В течение всей процедуры менестрель хмурился. Убрав руки с  его
шевелюры, Морейн насмешливо улыбнулась. Менестрель нахмурился еще  больше,
но выглядел он посвежевшим. Как и все.
 Ранд  вжался  в нишу между двумя стволами, надеясь, что его  не  заметят.
Едва  он привалился спиной к неровной стене, как глаза стали слипаться,  и
ему  пришлось заставлять себя держать их открытыми. Поднеся кулак ко  рту,
юноша  постарался скрыть зевок. Немножко сна, час-другой,  и  он  будет  в
порядке. Тем не менее Морейн не забыла о нем и не пропустила.
 Ранд  вздрогнул  от прикосновения к своему лицу ее прохладных  пальцев  и
сказал:
 -  Мне  не...  -  Глаза его изумленно расширились. Усталость  вытекла  из
него,  словно  поток,  бегущий  по склону  холма;  тупая,  тягостная  боль
отступила,  растворясь в смутные воспоминания, и исчезла. Ранд  ошарашенно
уставился на Морейн. Та лишь улыбнулась и отняла руки.
 -  Вот  и все, - сказала Морейн с усталым вздохом, и юноша вспомнил,  что
для  себя  она  такое сделать не может. Да, она лишь выпила  немного  чая,
отказавшись от хлеба и сыра, которые ей настойчиво предлагал Лан, а  потом
прикорнула  подле  костра.  Казалось, она уснула  сразу  же,  едва  только
завернулась в плащ.
 Остальные,  за  исключением Лана, улеглись там,  где  нашлось  достаточно
места,  чтобы вытянуться, хотя Ранд не мог представить, зачем  это  нужно.
Себя он чувствовал так, словно уже провел целую ночь в мягкой постели.  Но
не  успел он прислониться спиной к бревнам, как волной накатил сон.  Когда
часом  позже Лан легким толчком разбудил его, у Ранда было такое ощущение,
будто отдыхал он три дня подряд.
 Страж  разбудил всех, кроме Морейн, и строго шикал на любой звук, который
мог  бы  потревожить  ее  сон.  И все равно  он  не  позволил  им  надолго
задержаться  в уютной древесной пещере. Солнце не успело высоко  подняться
над  горизонтом, - всего на два своих диаметра, - а все следы ночевки были
уничтожены  и отряд уже верхом двигался в сторону Байрлона,  -  не  спеша,
чтобы  поберечь лошадей. Глаза Айз Седай были затуманены, но в  седле  она
сидела прямо и уверенно.
 Над  рекой  по-прежнему  висел  густой  туман,  серая  стена  противилась
попыткам  тусклого  солнца  развеять ее  и  скрывала  Двуречье.  Ранд  все
посматривал  через  плечо, надеясь в последний раз увидеть  родные  места,
пусть  даже Таренский Перевоз, пока туманный вал на берегу реки не  пропал
из виду.
 -  Никогда  не  думал, что окажусь так далеко от дома, -  произнес  Ранд,
когда река и туман спрятались за деревьями. - Помните, когда-то Сторожевой
Холм казался неблизким путем? - Всего два дня назад. А кажется - вечность.
 -   Через   месяц-другой  мы  вернемся,  -  сказал  Перрин  неестественно
напряженным голосом. - Подумай, что дома говорить будем.
 -  Даже троллоки не могут гоняться за нами вечно, - сказал Мэт. - Сгореть
мне,  не  могут.  -  Тяжело вздохнув, он привстал  в  стременах  и  тяжело
опустился в седло, словно не поверив собственным словам.
 -  Тоже  мне, мужчины! - фыркнула Эгвейн. - У вас на носу приключение,  о
котором  вы  все  время болтали, а уже говорите о доме.  -  Она  вздернула
подбородок,  однако Ранд уловил в ее голосе дрожь, уловил  именно  сейчас,
когда Двуречья нельзя было увидеть.
 Ни  Морейн, ни Лан не пытались успокоить ребят, ни единым словом уверить,
что  они,  конечно же, вернутся домой. Ранд гнал от себя мысли о том,  что
это  могло  означать. Даже отдохнув, он был слишком полон разных сомнений,
чтобы  искать  еще лишнюю причину для беспокойства. Сгорбившись  в  седле,
юноша принялся грезить, как он бок о бок с Тэмом пасет овец, ухаживает  за
ними  на  пастбище  с  густыми сочными травами, как  поют  весенним  утром
жаворонки. О поездке в Эмондов Луг, о Бэл Тайне, - какой он обычно бывает:
с  танцами  на  Лужайке, нисколько не думая о том, что можно запутаться  в
своих ногах. Ранд ухитрялся уходить в такие мысли надолго.
 Дорога  в Байрлон заняла почти неделю. Лан ворчал что-то о медлительности
путешествия, но именно он задавал темп и заставлял остальных держать  его.
Себя  же  и своего жеребца, Мандарба, - Лан сказал, что это имя на Древнем
Языке  означает  "Клинок", - он не очень щадил. Страж покрывал  расстояние
вдвое  больше, чем они, галопом посылал своего вороного вперед, - меняющий
f"%b  плащ  кружился и вился на ветру, - ведя разведку местности  впереди,
или отставал, чтобы осмотреть оставленные отрядом следы. Однако как только
кто-либо другой пытался чуть ускорить бег своей лошади, тут же раздавалось
резкое напоминание беречь животных и язвительное замечание о преимуществах
пешего  хода при нападении троллоков. Даже Морейн доставалось  от  Стража,
когда  она позволяла белой кобыле прибавить шаг. Кобыла звалась Алдиб;  на
Древнем Языке - "Западный Ветер", ветер, что приносит весенние дожди.
 Рейды Стража ни разу не выявили никакого признака погони либо засады.  Об
увиденном  он  сообщал  лишь Морейн, и так тихо, что  подслушать  не  было
никакой возможности, а остальным Айз Седай говорила только то, что, по  ее
мнению, им следовало знать. Поначалу Ранд оборачивался не переставая. И не
он  один.  Не  раз  Перрин проводил пальцами по топору, а  Мэт  скакал  со
стрелой,  наложенной  на  тетиву, - на  первых  порах.  Но  на  дороге  не
появлялось  ни троллоков, ни фигур в черных плащах, а в небе  не  пролетал
Драгкар. Понемногу Ранду начинало казаться, что они, наверное, и  в  самом
деле ускользнули от преследователей.
 Лес,  даже там, где деревья росли гуще, не был таким уж хорошим укрытием.
К  северу  от  Тарена  своей цепкой хватки зима  не  ослабляла  с  тем  же
упорством, что и в Двуречье. Купы сосен, елей, болотного мирта, тут и  там
островки лавра и других пахучих кустарников ярко выделялись на фоне  голых
серых  ветвей. Даже почек на ветвях не было. Кое-где лишь отдельные побеги
новой  поросли  пробивались  на бурых лугах, лежавших  под  гнетом  зимних
снегов. Да и по большей части здесь пускали ростки жгучая крапива,  грубый
чертополох, резко пахнущие травы. На обнаженной почве лесного  настила  до
сих  пор  тенистыми  заплатами-сугробами под низкими ветвями  вечнозеленых
деревьев  упорно держался последний снег. Все постоянно кутались в  плащи:
скудное  солнце совсем не грело, а ночной холод пробирал до костей.  Птиц,
даже воронов, здесь было едва ли больше, чем в Двуречье.
 Ничего  неправильного  в  медлительности их движения  не  было.  Северный
Большак  -  Ранд продолжал называть дорогу именно так, хотя и  подозревал,
что  тут, к северу от Тарена, у нее может быть другое название, - все  так
же  бежал прямо на север, но по настоянию Лана их путь огибал тракт и  шел
через  лес столь же часто, как и по самой наезженной дороге. Деревня,  или
ферма,  или  любой признак человека или поселения, хоть  их  и  попадалось
немного, заставляли отряд сворачивать в сторону и делать крюк, обходя  их.
За  весь первый день Ранд не заметил никаких свидетельств того, что в этих
лесах  когда-то бывали люди, - не считая самой дороги. Ему пришло  на  ум,
что,  даже когда он добирался до подножий Гор Тумана, он не был так далеко
от человеческого жилья, чем в этот день.
 Первая  ферма, что он увидел, - большой каркасный дом и высокий  амбар  с
остроконечной,  крытой  соломой крышей, над  каменной  трубой  поднимается
завиток дыма, - стала для него потрясением.
 -  Она  ничем  не  отличается от наших, - сказал Перрин, хмуро  глядя  на
отдаленные строения, еле различимые между деревьями. По двору фермы ходили
люди, пока не ведающие о путниках.
 -  Конечно же, отличается, - сказал Мэт. - Просто мы не так близко, чтобы
что-то заметить.
 - Да говорю тебе, никакой разницы, - настаивал Перрин.
 - А должна быть. В конце-то концов, мы севернее Тарена.
 -  Тихо,  вы,  оба,  -  рыкнул Лан. - Нам не нужно, чтобы  нас  заметили,
запомнили? Сюда! - Он свернул в чащу, на запад, направляясь в обход фермы.
 Оглянувшись,  Ранд  решил, что Перрин прав. Ферма во многом  походила  на
любую  из  ферм вокруг Эмондова Луга. Маленький мальчик тащил  от  колодца
ведро,  а  ребята постарше возились с овцами за огородкой. Даже сарай  для
сушки  табака.  Но  Мэт тоже прав. Мы севернее Тарена. Она  должна  чем-то
отличаться.
 На  ночевку  они  всегда останавливались, когда последний  свет  дня  еще
цеплялся за небо, и выбирали поляны с уклоном - для стока воды и защиты от
ветра,  который  только менял направление, но стихал очень  редко.  Всегда
небольшой, их костерок был заметен не ближе, чем всего с нескольких ярдов,
и как только заваривался чай, пламя гасили, а угольки и золу прикалывали.
 На  первом  привале, до захода солнца, Лан начал обучать юношей обращению
с  оружием, что те взяли с собой. Начал он с лука. Проследив,  как  Мэт  с
сотни шагов выпустил три стрелы в нарост размером с человеческую голову на
потрескавшемся  стволе  сухого  мирта, Страж  велел  ребятам  стрелять  по
.g%`%$(.  Перрин  повторил  достижение Мэта, а Ранд,  призвавший  пламя  и
пустоту, полное спокойствие, которое позволило луку стать частью  его  или
ему  стать  частью  лука,  уложил  свои  три  стрелы  так  тесно,  что  их
наконечники почти касались друг друга. Мэт одобрительно похлопал Ранда  по
плечу.
 -  Теперь,  если  у  вас всех будут луки, - холодно сказал  Страж,  когда
парни  начали  было ухмыляться, - и если троллоки согласятся не  подходить
близко  и  дадут  вам  воспользоваться этим  оружием...  -  Ухмылки  разом
исчезли.  -  Дайте-ка мне посмотреть, чему я могу вас научить, на  случай,
если они подойдут вплотную.
 Лан  показал  Перрину  несколько приемов обращения с топором,  оснащенным
огромным  лезвием; поднять топор на кого-то имеющего оружие  -  совсем  не
похоже  на то, как рубить дрова или размахивать им просто так, из  забавы.
Продемонстрировав   подмастерью  кузнеца  серию  уклонений,   блоков,   па
рировании, атакующих ударов, он занялся потом, обучением Ранда.  Не  дикие
прыжки  кругом,  рубя  вокруг мечом, что было на уме  у  Ранда,  а  мягкие
движения, плавно перетекающие одно в другое, почти танец.
 -  Махать  клинком  -  это еще не все, - сказал  Лан,  -  хотя  некоторые
считают  именно  так.  Разум - часть клинка, причем большая.  Очисти  свой
разум,  овечий  пастух. Освободи его от ненависти или  страха,  от  всего.
Выжги их дотла. И вы тоже послушайте. Применить это можно и для топора,  и
для лука, для копья или для посоха, даже действуя голыми руками.
 Ранд уставился на него.
 -  Пламя  и  пустота, - удивленно произнес он. - Вы это  имеете  в  виду,
правда? Мой отец учил меня очень похоже.
 В ответ Страж окинул его бесстрастным взглядом.
 -  Держи  меч,  как  я тебе показал, овечий пастух.  Я  не  могу  за  час
превратить туповатого деревенского парня в мастера клинка, но, может,  мне
удастся добиться, чтобы ты не настрогал ломтиками свои ноги.
 Ранд  вздохнул и сжал меч перед собой обеими руками. Морейн наблюдала  за
ними  без  всякого выражения на лице, но следующим вечером она  предложила
Лану продолжать занятия.
 По  вечерам  путники ели то же самое, что и днем, и на завтрак:  лепешку,
сыр  и  сушеное мясо; кроме того, вместо воды вечером был горячий  чай.  И
вечерами  всех  развлекал  Том. Лан ни за что не  разрешил  бы  менестрелю
играть  на  арфе  или флейте - Страж говорил, что нет  нужды  будить  всех
окрест,  -  но Том жонглировал и рассказывал предания. "Мара и три  глупых
короля",  или какой-нибудь из сотен рассказов об Анле - Мудрой  Советнице,
или  что-то  иное,  о доблестях, о приключениях, вроде  Великой  Охоты  за
Рогом, но всегда со счастливым концом и радостным возвращением домой.
 Однако  хоть  местность  вокруг  была  мирной,  хоть  между  деревьев  не
мелькали  троллоки,  хоть  среди  облаков не  показывался  Драгкар,  Ранду
казалось,  что  напряжение все возрастает, неважно, исчезла уже  опасность
или нет.
 Однажды  утром  Эгвейн  проснулась и принялась  расплетать  свои  волосы.
Краешком глаза Ранд наблюдал за ней, укладывая свое одеяло. Каждый  вечер,
когда  тушили  костер, каждый заворачивался в одеяла, кроме Эгвейн  и  Айз
Седай.  Две женщины всякий раз отходили в сторону от остальных, беседовали
час  или  два  и возвращались, когда все уже засыпали. Эгвейн  расчесывала
свои  волосы, сто раз проводя по ним гребнем; Ранд специально считал, пока
приторачивал переметные сумы и скатку позади седла. Потом девушка спрятала
гребень,  перебросила распущенные волосы через плечо  и  натянула  капюшон
плаща.
 Потрясенный, он спросил:
 - Что ты делаешь?
 Она,  искоса взглянув на него, ничего не ответила. Ранд вдруг  сообразил,
что впервые заговорил с ней за те два дня, что минули с ночи в убежище под
стволами деревьев на берегу Тарена, но это его не остановило.
 -  Всю  жизнь  ты  только и ждала дня, чтобы заплести волосы  в  косу,  а
теперь отказалась от этого? С чего бы? Потому что она свои не заплетает?
 -  Айз Седай не заплетают своих волос, - просто сказала она. - По крайней
мере, пока не захотят.
 -  Ты  же  не Айз Седай. Ты - Эгвейн ал'Вир из Эмондова Луга, и  у  всего
Круга Женщин случился бы припадок, увидь они тебя сейчас.
 -  Дела  Круга Женщин тебя не касаются, Ранд ал'Тор. И я буду Айз  Седай.
Jак только приеду в Тар Валон.
 Ранд хмыкнул.
 -  Как  только приедешь в Тар Валон! Зачем? Ради Света, скажи мне. Ты  же
никакой не Друг Темного.
 -  А  по-твоему, Морейн Седай - Друг Темного? Да? - Эгвейн, сжав  кулаки,
резко  повернулась к нему лицом, и он был почти уверен,  что  она  вот-вот
ударит его. - После того как она спасла деревню? После того как она спасла
твоего отца?
 -  Я  не знаю, кто она есть, но кем бы она ни была, это ничего не говорит
об остальных. Сказания...
 -  Да  когда  же ты повзрослеешь, Ранд! Забудь всякие россказни  и  разуй
пошире глаза.
 -  Мои  глаза видели, как она потопила паром! Попробуй возрази! Раз  вбив
себе  что-то в голову, ты и с места не сдвинешься, даже если сказать,  что
ты  пытаешься стоять на воде. Если бы ты не была такой ослепленной  Светом
дурой, то поняла бы!..
 -  Дура, я? Дай-ка я скажу тебе кое-что, Ранд ал'Тор! Ты - самый упрямый,
самый тупоголовый, набитый шерстью!..
 -  Эй,  вы,  двое, вы что, пытаетесь поднять на ноги всех на десять  миль
окрест? - вопросом оборвал перепалку Страж.
 Замерев на месте с открытым ртом, с трудом пытаясь улучить момент,  чтобы
вставить  хоть слово. Ранд вдруг понял, что кричит во все горло. Что  орут
они оба.
 Лицо  Эгвейн  заалело до бровей, она отбежала в сторону, коротко  бросив:
"Мужлан!" - что, казалось, относилось в равной мере и к Стражу, и к Ранду.
 Осторожно  обернувшись, Ранд оглядел лагерь. На  него  смотрели  все,  не
только  Страж.  Мэт  и  Перрин  -  с  побледневшими  лицами.  Том  -  весь
напряженный, будто готовый бежать или драться. Морейн. Лицо Айз  Седай  не
выражало  ничего, но глаза, казалось, просверлили его насквозь. В отчаянии
Ранд  попытался точно вспомнить, что он такого нагородил об  Айз  Седай  и
Друзьях Темного.
 -  Пора  в  путь,  -  сказала Морейн. Она повернулась  к  Алдиб,  и  Ранд
поежился, будто его выпустили из капкана. Чему он был очень удивлен.
 Через  две  ночи, сидя у неярко горящего костерка, Мэт слизнул с  пальцев
последние крошки сыра и сказал:
 - Знаете, по-моему, мы от них отделались.
 Лан  растворился в ночи, в последний раз осматривая лес. Морейн и  Эгвейн
отошли  в  сторону для одной из своих бесед. Том со своей  трубкой  клевал
носом, и юноши у костра оказались предоставлены самим себе.
 Перрин, бесцельно вороша палкой чуть тлеющие угольки, ответил Мэту:
 - Если мы от них отделались, то почему Лан все еще ездит на разведку?
 Почти заснув. Ранд перекатился на бок, повернувшись спиной к костру.
 -  Они  потеряли нас у Таренского Перевоза. - Мэт лежал на спине, закинув
руки  за голову, уставясь в лунное небо. - Даже если на самом деле гнались
за нами.
 -  Ты думаешь, Драгкар преследовал нас потому, что мы ему понравились?  -
спросил Перрин
 -  Я  говорю, пора бросить беспокоиться о троллоках и прочем, - продолжал
Мэт, словно Перрин ничего и не говорил, - и начать подумывать о том, чтобы
посмотреть  мир. Мы там, откуда приходят сказания. Как по-вашему,  на  что
похож настоящий город?
 - Мы и идем в Байрлон, - сонно произнес Ранд, но Мэт фыркнул.
 -  Байрлон - всяко очень хорошо, но мне доводилось видеть ту старую карту
мастера  ал'Вира.  Если  мы повернем на юг, когда достигнем  Кэймлина,  то
дорога приведет прямо в Иллиан, а там и дальше.
 - А что такого особенного в Иллиане? - зевая, спросил Перрин.
 - Во-первых, - ответил Мэт, - в Иллиане нет на каждом шагу Айз Седай...
 Пала тишина, и Ранд разом проснулся. Морейн вернулась раньше обычного.  С
ней  была Эгвейн, но именно Айз Седай, стоящая на краю светового круга  от
пламени  костра, приковала к себе всеобщее внимание. Мэт так  и  лежал  на
спине,  открыв  рот и уставясь на нее. В глазах Морейн,  словно  в  темных
полированных  камнях, плясало пламя. У Ранда мелькнула в голове  мысль:  а
как долго она там стоит?
 -  Парни  просто...  -  начал Том, но Морейн заговорила,  перекрывая  его
слова.
 -  Несколько  дней передышки, и вы готовы все забыть. - Ее  тихий  ровный
голос резко контрастировал с огнем в глазах. - День или два спокойствия, и
вы уже забыли о Ночи Зимы.
 - Мы не забыли, - сказал Перрин. - Просто...
 По-прежнему не повышая голоса, Айз Седай обошлась с ним так же, как  и  с
менестрелем.
 -  Вы  все  так  считаете? Вы все просто сгораете  от  нетерпения,  чтобы
удрать  в  Иллиан  и забыть о троллоках, о Полулюдях, о  Драгкаре?  -  Она
окинула  всех  троих взглядом - от холодного блеска глаз вкупе  с  обычным
тоном  ее голоса Ранд почувствовал себя очень неуютно, но Морейн  не  дала
никому  и рта раскрыть. - За вами троими гонится Темный, за одним  или  за
всеми, и если я позволю вам удрать, куда взбредет в ваши головы, то он вас
схватит.  Чего  бы  ни  добивался Темный, я буду противиться  этому  всеми
силами,  поэтому  послушайте и запоминайте: это -  правда.  Я  не  позволю
Темному заполучить вас, прежде я сама вас уничтожу.
 Было  нечто такое в ее голосе, сухая прозаичность, которая убедила Ранда.
Айз  Седай  сделает в точности то, что сказала, - если сочтет необходимым.
Этой  ночью  сон  не шел к нему, и не к нему одному. Даже храп  менестреля
раздался не раньше, чем погас последний уголек. На этот раз Морейн  никому
не предложила помочь уснуть.
 Все  эти  вечерние  беседы Эгвейн с Айз Седай камнем  лежали  на  душе  у
Ранда.  Когда  бы  они  ни  исчезали во  тьме,  немного  отойдя  подальше,
уединившись  от  остальных, ему хотелось узнать, о чем  они  говорят,  что
делают. Что Айз Седай делала с Эгвейн?
 Однажды вечером Ранд дождался, пока все улеглись, а Том захрапел,  словно
пила,  что  вгрызается  в дубовый сук. Тогда он,  прижав  к  себе  одеяло,
скользнул  в  сторону. Пользуясь каждой крохой ловкости, что он  приобрел,
подбираясь  к  кроликам, юноша двигался вместе с лунными тенями,  пока  не
притаился  между  ветвей  высокого болотного мирта  с  плотными,  широкими
листьями стоявшего недалеко от Морейн и Эгвейн, которые сидели на  упавшем
стволе, поставив рядом небольшой зажженный фонарь.
 -  Спрашивай,  - говорила Морейн, - и если я смогу ответить тебе  сейчас,
то  отвечу.  Дело в том, что есть многое, к чему ты не готова, есть  вещи,
которые  ты  не  сможешь понять, пока не изучишь другие, которые,  в  свою
очередь, требуют знания третьих. Но спрашивай о чем хочешь.
 -  Пять  Сил, - задумчиво сказала Эгвейн. - Земля, Ветер, Огонь,  Вода  и
Дух.  Наверное, несправедливо, что мужчины могут быть самыми  сильными  во
владении Землей и Огнем. Почему они обладают наиболее могучими Силами?
 Морейн рассмеялась.
 -  Ты  так  думаешь,  дитя мое? Есть ли скала столь  несокрушимая,  чтобы
ветер  и вода не смогли бы сточить ее до основания, а огонь столь сильный,
что его не может загасить вода или задуть ветер?
 Эгвейн замолчала ненадолго, рассеянно ковыряя носком башмака лесной мох.
 -  Это  они... они - те, кто... пытался освободить Темного и  Отрекшихся,
разве  нет?  Мужчины  Айз  Седай?  - Она  глубоко  вздохнула  и  торопливо
заговорила: - Женщины не принимали в этом участия. Это мужчины сошли с ума
и разломали мир.
 -  Ты  испугана,  -  сурово  сказала Морейн. -  Если  бы  ты  осталась  в
Эмондовом Лугу, то со временем стала бы Мудрой. Ведь таковы были намерения
Найнив?  Или  же ты сидела бы в Круге Женщин и заправляла делами  Эмондова
Луга,  хотя  Совет Деревни считал бы, что это делает он. Но  ты  поступила
немыслимо.  Ты  ушла  из  Эмондова  Луга,  покинула  Двуречье  в   поисках
приключений.  Ты  хотела этого, но боялась. И упорно не  позволяешь  своим
страхам  взять над тобою верх. Иначе ты не спрашивала бы меня о  том,  как
женщина  может  стать Айз Седай. Иначе ты не перевернула  бы  свою  жизнь,
отбросив обычаи и условности за забор.
 - Нет, - возразила Эгвейн. - Я не боюсь. Я просто хочу стать Айз Седай.
 -  Для  тебя  лучше, если бы ты боялась, но надеюсь, ты будешь  держаться
своей  уверенности. В эти дни немногие женщины обладают даром, чтобы стать
посвященными,  намного  меньше имеют желание ими  стать.  -  Голос  Морейн
звучал  так,  будто  она принялась размышлять вслух. -  Наверняка  никогда
раньше  не  бывало  двоих в одной деревне. Да, древняя  кровь  по-прежнему
сильна в Двуречье.
 Ранд  пошевелился в тени. Под его ногой хрустнула ветка. Он тут же застыл
на  месте, покрывшись холодным потом и почти не дыша, но ни одна из женщин
-% оглянулась.
 -  Двоих?  -  воскликнула Эгвейн. - А кто еще? Это Кари? Кари Тэйн?  Лара
Айеллан?
 Морейн в досаде прищелкнула языком, потом строго сказала:
 -  Забудь  о том, что я сказала. Боюсь, ее дорога лежит в другую сторону.
Пусть тебя беспокоит твое собственное положение. Ты избрала нелегкий путь.
 - Я не поверну обратно, - сказала Эгвейн.
 -  Пусть будет так, как будет. Но тебе по-прежнему нужны уверения, а я не
могу дать их тебе так, как ты того хочешь.
 - Я не понимаю.
 -  Ты  хочешь  узнать,  что Айз Седай - добрые и безгрешные,  что  именно
порочные  и злые мужчины из легенд вызвали Разлом Мира, а не женщины.  Да,
это  были мужчины, но они были не более порочны, чем любые другие мужчины.
Они  были  безрассудны, но не воплощали собой зло. Айз Седай,  которых  ты
встретишь  в  Тар Валоне, - те же люди, они ничем не отличаются  от  любых
других  женщин,  кроме  того  дара, что  выделяет  нас.  Они  -  смелые  и
малодушные, сильные и слабые, добрые и жестокие, сердечные и холодные. То,
что ты станешь Айз Седай, не изменит твоей сути.
 Эгвейн тяжело вздохнула.
 -  Наверное, я и была этим испугана - тем, что Сила изменит меня. Этим  и
троллоками.  И  Исчезающими. И... Морейн Седай, во имя  Света,  почему  же
троллоки явились в Эмондов Луг?
 Айз  Седай резко обернулась и посмотрела прямо на прячущегося под ветвями
мирта  Ранда.  У  того  перехватило  дыхание;  взгляд  ее  был  столь   же
безжалостным,  как тогда, когда она угрожала юношам, и у  Ранда  появилось
такое  чувство,  что  ее  взор  может  проникнуть  сквозь  толстые  листья
болотного мирта. Свет, что она сделает, когда обнаружит меня здесь  подслу
шивающим?
 Стараясь  слиться  с  самыми глубокими тенями, Ранд  двинулся  назад.  Не
сводя взгляда с женщин, он ненароком зацепился за сучковатую корягу и чуть
не  свалился  в сухой кустарник, который непременно выдал бы  его  треском
ломающихся  ветвей  - звуком взрывающегося фейерверка. Тяжело  дыша,  Ранд
пополз назад на четвереньках, не хрустнув ни единой веточкой, - то ли  из-
за  везения,  то ли благодаря старанию. Сердце колотилось так,  что  своим
стуком могло само выдать Ранда. Дурень! Подслушивать Айз Седай!
 Пробравшись  к  месту,  где  спали  остальные,  он  ухитрился   беззвучно
скользнуть  между ними. Лан пошевелился, когда Ранд улегся  и  натянул  на
себя  одеяло,  но Страж со вздохом перевернулся на спину. Он всего-навсего
ворочался во сне. Ранд беззвучно и облегченно выдохнул.
 Минутой  позже из сумрака появилась Морейн, она остановилась, внимательно
рассматривая фигуры спящих. Лунное сияние ореолом разливалось вокруг  нее.
Ранд  зажмурился  и задышал ровно, все время напряженно прислушиваясь,  не
раздадутся  ли  приближающиеся шаги. Никто не подходил.  Когда  он  открыл
глаза, Морейн уже ушла.
 Когда  Ранд наконец уснул, сон его был тревожен и полон сновидениями,  от
которых  бросало  в  пот: в них все мужчины Эмондова Луга  объявляли  себя
Возрожденными  Драконами,  а  у всех женщин в прическах  сверкали  голубые
камни,  такие же, какой носила Морейн. Подслушивать Морейн и  Эгвейн  Ранд
больше не решался.
 Неторопливое  путешествие  тянулось шестой день.  Негреющее  солнце  тихо
скользило к верхушкам деревьев, а горсточка облаков-перьев высоко  в  небе
медленно  плыла на север. На миг ветер дунул сильнее, и Ранд натянул  плащ
на  плечи,  что-то пробурчав. Ему хотелось знать, доберутся ли они  когда-
нибудь  до  Байрлона. Расстояния, которое преодолел отряд после переправы,
уже вполне хватило бы, чтобы доехать от Таренского Перевоза до Белой Реки,
но  Лан,  когда  бы  Ранд  ни спрашивал у него, отвечал,  что  это  просто
коротенькая  прогулка  и  она вряд ли заслуживает того,  чтобы  называться
путешествием. От таких замечаний настроение юноши ничуть не улучшалось.
 Впереди  между деревьев показался Лан, возвращающийся из своей  очередной
вылазки. Он придержал коня и поехал рядом с Морейн, склонив к ней голову.
 Ранд  поморщился,  но спрашивать ничего не стал. Лан  попросту  пропускал
все подобные вопросы мимо ушей.
 Одна  Эгвейн,  едва  заметив возвращающегося  Лана,  немного  отстала  от
Морейн,  как  будто они условились об этом заранее. Айз Седай могла  вести
себя  так, будто Эгвейн за старшую среди двуреченцев, но все равно она  ни
a+."   не  говорила девушке о том, что докладывал Страж.  Перрин  вез  лук
Мэта,  погрузившись  в  глубокое, задумчивое  молчание,  которое,  похоже,
охватывало  его  все больше и больше, по мере того как они  все  дальше  и
дальше  оказывались от Двуречья. Неспешная поступь лошадей позволяла  Мэту
тренироваться  в  жонглировании  тремя  маленькими  камешками  под  зорким
присмотром Тома Меррилина. Менестрель, как и Лан, тоже каждый вечер  давал
уроки.
 Лан  закончил свой доклад Морейн, и она повернулась в седле,  оглянувшись
на  отряд.  Ранд  постарался расслабиться, чтобы  не  одеревенеть  под  ее
взглядом.  Не задержался ли на нем ее взгляд на миг дольше, чем на  ком-то
другом?  Его  чуть  не  замутило  при  мысли,  что  Морейн  известно,  кто
подслушивал во мраке той ночью.
 -  Эй,  Ранд,  - окликнул Мэт, - а я могу жонглировать четырьмя!  -  Ранд
махнул  в  ответ  рукой и не посмотрев в сторону друга. - Говорю  тебе,  я
раньше тебя научился четырьмя. Я... Гляньте-ка!
 Они  въехали  на  вершину  низкого холма, а под ними,  в  какой-то  миле,
проглядывая между окоченевшими деревьями и вытянувшимися вечерними тенями,
раскинулся   Байрлон.   Захлопав  глазами,  Ранд  разинул   рот,   пытаясь
одновременно и улыбнуться.
 Город  окружал  бревенчатый частокол, высотой футов в двадцать,  по  всей
его  длине  возвышались деревянные сторожевые вышки. За стенами,  в  лучах
заходящего солнца, ярко сверкали шиферные и черепичные крыши, и  над  ними
из  труб медленно плыли вверх перышки дымков. Сотни труб. Ни одной  крытой
соломой  крыши не было видно. Широкая дорога бежала из города на восток  и
еще  одна  -  на  запад,  и на каждой из них виднелось  не  меньше  дюжины
фургонов и вдвое больше запряженных волами повозок, все они направлялись к
палисаду.  Вокруг города были разбросаны фермы, их было больше  к  северу,
тогда как на юге считанные единицы нарушали однообразие леса, но Ранду  бы
хотелось,  чтобы  их  там  вообще не было. Он же  больше,  Эмондова  Луга,
Сторожевого  Холма  и Дивен Раин вместе взятых! А может,  вдобавок  еще  и
Таренского Перевоза!
 -  Вот это, значит, и есть город, - выдохнул Мэт, наклоняясь вперед к шее
лошади и изумленно всматриваясь в открывшуюся картину.
 Перрин лишь покачал головой:
 - Как может столько людей жить в одном месте?
 Эгвейн просто удивленно разглядывала город. Том Меррилин глянул на  Мэта,
затем закатил глаза и распушил усы:
 - Тоже мне, город! - фыркнул он.
 -  А  ты,  Ранд?  -  сказала Морейн. - О чем ты подумал,  впервые  увидев
Байрлон?
 -  Я  подумал, что он очень далеко от моего дома, - медленно произнес он,
вызвав язвительный смешок Мэта.
 -  Однако вам предстоит идти дальше, - сказала Морейн. - Намного  дальше.
Но  иного выбора нет, кроме как бежать и прятаться. И опять бежать  -  всю
свою  оставшуюся жизнь. И жизни ваши будут коротки. Вам нужно  помнить  об
этом, когда путешествие станет тяжелым. Иного выбора у вас нет.
 Ранд  обменялся  взглядами с Мэтом и Перрином.  Судя  по  их  лицам,  они
думали  о том же, о чем и он сам. Как она может говорить о каком-то выборе
после того, что раньше сказала? За нас сделала выбор Айз Седай.
 Морейн продолжала так, словно их мысли не были ей совершенно понятны:
 -  Здесь снова начинаются опасности. В пределах этих стен следите за тем,
что  вы  говорите. Прежде всего - ни слова о троллоках, Полулюдях  и  тому
подобном. Вы даже думать не должны о Темном. В Байрлоне кое-кто любит  Айз
Седай гораздо меньше, чем в Эмондовом Лугу, здесь могут оказаться и Друзья
Темного.  -  Эгвейн ойкнула, а Перрин что-то пробурчал. Мэт побледнел,  но
Морейн  спокойно  продолжила:  - Мы должны  привлекать  как  можно  меньше
внимания.  - Лан уже сменил свой плащ, переливающийся серым и зеленым,  на
другой,  обычного темно-коричневого цвета, хотя и превосходного  покроя  и
тонкой пряжи. Меняющий цвета плащ стал большой выпуклостью в одной из  его
переметных  сум. - Своими собственными именами мы здесь не  пользуемся,  -
говорила  Морейн. - Тут я известна как Элис, а Лан - как Андра. Запомните.
Хорошо.  Пока  нас не догнала ночь, нужно оказаться за этими  стенами.  От
заката и до восхода солнца ворота Байрлона закрыты.
 Лан  во  главе отряда направился вниз по холму, через лес, к  бревенчатой
стене.  Дорога вела мимо полудюжины ферм, - близко к ней не было ни одной,
(  никто  из  фермеров,  заканчавающих свои дневные  работы,  путников  не
замечал,  - и упиралась в тяжелые деревянные ворота, обитые широкими  поло
сами кованого железа. Они были плотно закрыты, хотя солнце еще не село.
 Лан   подъехал  к  стене  вплотную  и  дернул  за  обтрепанную   веревку,
болтающуюся  рядом  с воротами. По ту сторону частокола  брякнул  колокол.
Сразу  же  над  срезом стены появилось сморщенное лицо под мятой  суконной
шапкой и уставилось в проем между двумя обтесанными концами бревен.
 -  Ну  и что это все такое, а? Чересчур поздно в эти дни, чтобы открывать
ворота.  Слишком поздно, говорю я. Идите в обход, к Воротам на Беломостье,
если  хотите...  -  Кобыла Морейн отделилась от отряда, чтобы  человек  на
стене  мог  ясно разглядеть всадницу. Неожиданно морщины сложились  в  щер
батую  улыбку, и человек, казалось, чуть не разорвался между разговором  и
исполнением  своих  обязанностей.  - Я  не  знал,  что  это  вы,  госпожа.
Подождите. Я сейчас спущусь. Только подождите. Я иду. Уже иду!
 Голова  исчезла  из  виду, но до Ранда все равно доносились  приглушенные
крики,  чтобы  они  не уходили, что стражник уже идет.  С  громким  ржавым
скрипом правая створка ворот медленно отворилась. Приоткрывшись так, чтобы
в  образовавшуюся щель могла проехать лошадь, створка остановилась,  из-за
нее высунулся привратник, вновь сверкая в улыбке сохранившимися зубами,  и
тут  же  отошел  назад, пропуская отряд. Морейн въехала  вслед  за  Ланом,
позади нее - Эгвейн.
 Ранд  пустил  Облако  за  Белой и оказался на узкой  улочке,  на  которую
выходили высокие деревянные заборы и склады - большие и без окон,  широкие
двери  закрыты  крепко-накрепко. Морейн и Лан  уже  спешились,  и  с  ними
разговаривал тот самый человечек со сморщенным лицом, Ранд тоже соскочил с
коня.
 Низенький человечек, в видавшем виды плаще и штопаной куртке, мял в  руке
суконную  шапку и тараторил, быстро кивая головой. Он внимательно  оглядел
тех, кто спешился позади Лана и Морейн, и покачал головой.
 -  Народ с низин, - ухмыльнулся человечек. - С чего бы вам, госпожа Элис,
заниматься  тем, чтоб подбирать всяких низинников с застрявшей  в  волосах
соломой?  -  Потом он перевел взгляд на Тома Меррилина. - А вот  вы  не  с
овечками  возитесь. Помнится, я пропускал вас несколько дней  тому  назад,
точно.  Что,  не  по  вкусу  пришлись  ваши  фокусы  там,  в  низинах,  а,
менестрель?
 -  Надеюсь,  вы забудете, что выпускали нас, мастер Эвин, -  сказал  Лан,
вкладывая монету привратнику в руку. - И что впускали обратно - тоже.
 -  Нет  нужды в этом, мастер Андра. Нет нужды. Вы мне прилично дали перед
отъездом.  Прилично. - Тем не менее монета из руки Эвина  пропала  так  же
незаметно и мгновенно, словно он сам был менестрелем. - Я не говорил и  не
скажу.  Тем паче этим, Белоплащникам, - с хмурым видом закончил  Эвин.  Он
решил было сплюнуть, но глянул на Морейн и передумал.
 Ранд  заморгал,  но рот держал на замке. Другие поступили  так  же,  хотя
это,  по-видимому,  Мэту  далось с трудом. Дети Света,  изумленно  подумал
Ранд.  В  историях,  которые  рассказывали  о  Детях  торговцы,  купцы   и
купеческие охранники, было все: от ненависти до восторга, но сходились они
на  том,  что  Чада Света ненавидят Айз Седай так же, как  и  Приспешников
Тьмы. Ранду стало интересно, все ли это неприятности или еще нет.
 - Дети - в Байрлоне? - спросил Лан.
 -  Туточки,  - привратник качнул головой. - Явились, как мне помнится,  в
тот  самый  день, в какой вы отбыли. Здесь они никому по душе не пришлись.
Большинство-то, конечно, это при себе держит.
 -  Сказали  они,  почему они здесь? - с настойчивостью в голосе  спросила
Морейн.
 -  Почему они здесь, госпожа? - Эвин был так поражен, что позабыл  кивать
Головой.  - Конечно, они говорили почему... Ох, я и забыл. Вы ж в  низинах
были.  Похоже, кроме блеяния овец, ничего и не слышали. Они  сказали,  что
явились из-за того, что происходит там, в Гэалдане. Дракон, знаете  ли,  -
ну,   тот,  который  себя  называет  Драконом.  Они  говорят,  этот  малый
распространяет зло, - которое, по-моему, он и есть, - и они  здесь,  чтобы
покончить  с ним, вот только он-то там, в Гэалдане, а вовсе не  тут.  Хоро
шенькое  оправдание,  чтобы совать свой нос в дела  других  людей,  так  я
считаю.  Уж  кое у кого на дверях появился Клык Дракона.  -  На  этот  раз
привратник сплюнул.
 -  Значит, они тут натворили дел? - сказал Лан, и Эвин энергично  закивал
#.+.".).
 -  Не  то чтобы они этого не добивались, по-моему, но губернатор доверяет
им  не  больше моего. Он позволил кое-кому из них, где-то десятку за  раз,
появляться  в  стенах  города, от чего они вне себя. Я  слышал,  остальные
стоят  лагерем чуть к северу. Держу пари, у фермеров они в печенке  сидят,
все время заглядывая им через плечо. А те, что в городе, только шляются  в
своих  белых  плащах, нос воротя от честного народа. Это у них  называется
"ходить в Свете", порядок, значит, такой. Не раз дело доходило до драки  с
фургонщиками, и рудокопами, и плавильщиками, да со всеми, даже со стражей,
но  губернатор хочет, чтоб все было тихо-мирно, так, как до сих пор. Я так
скажу: если они выслеживают зло, то почему они не в Салдэйе? Там, наверху,
слышал,  смута  какая-то.  Или не в Гэалдане? А  внизу,  говорят,  большое
сражение было. Очень большое.
 Морейн негромко вздохнула.
 - Я слышала, в Гэалдан направлялись Айз Седай.
 -  Да-да, госпожа, было такое. - Эвин вновь закивал. - Все верно,  они  и
явились  в  Гэалдан, поэтому-то битва и началась - так я слышал.  Говорят,
некоторые  из  тех  Айз Седай погибли. А может, и все.  Знаю,  кое-кто  не
одобряет  Айз Седай, но я так скажу: кто иной может остановить Лжедракона?
А?  И тех проклятых идиотов, кто возомнил себя мужчиной Айз Седай или кем-
то   в  этом  роде?  Как  насчет  них?  Конечно,  кое-кто  говорит  -   не
Белоплащники, заметьте, и не я, но кое-какой народец, - что,  может,  этот
малый  и  впрямь  Возрожденный Дракон. Слышал я, он кой на  что  способен.
Единую Силу применяет. Потому за ним толпами и идут.
 -  Не  будь  дураком,  -  перебил его Лан,  и  лицо  Эвина  сморщилось  в
обиженной мине.
 -  Я  лишь  говорю, что слышал, почему бы и нет? Только то,  что  слышал,
мастер  Андра. Говорят, - кое-кто говорит, - что он двинул свое войско  на
восток  и  на  юг, на Тир. - Голос Эвина стал мрачно многозначительным.  -
Поговаривают, он называет их Народом Дракона.
 -  Имена  значат  мало, - тихо сказала Морейн. Если что-то  услышанное  и
встревожило ее, то она ничем этого не выдала. - Если хочется, можешь своих
мулов назвать Народом Дракона.
 -  Навряд  ли  захочется, госпожа, - хихикнул  Эвин.  -  Уж  точно  не  с
Белоплащниками  за  забором.  Да на имечко такое,  сдается  мне,  никто  и
отзываться  не  станет. Понятно, к чему вы клоните, но... о нет,  госпожа.
Только не моих мулов.
 -  Вне всяких сомнений, мудрое решение, - сказала Морейн. - А сейчас  нам
пора идти.
 -  И  не  беспокойтесь, госпожа, - сказал привратник, с живостью  закивав
головой.  -  Я никого не видел. - Эвин метнулся к воротам и проворно  стал
закрывать  створку,  дергая ее на себя. - Никого  не  видел  и  ничего  не
слышал.  -  Ворота с глухим стуком затворились, и он, потянув за  веревку,
задвинул засов. - Вообще-то, госпожа, эти ворота уже несколько дней как не
открывались.
 -  Да  осияет  тебя Свет, Эвин, - сказала Морейн. Потом  она  направилась
прочь  от  ворот. Ранд разок глянул через плечо - Эвин все  так  же  стоял
перед воротами. Казалось, он полою плаща потирал монету и хихикал.
 Путь  отряда  шел  по немощеным улицам, где с трудом разъехались  бы  два
фургона,  прохожих не встречалось, по сторонам тянулись склады, да  иногда
попадались высокие деревянные заборы. Ранд шагал рядом с менестрелем.
 - Том, а что там такое было про Тир и Народ Дракона? Тир - это город где-
то далеко на юг, у Моря Штормов, разве не так?
 -  Кариатонский  Цикл,- коротко бросил Том. Ранд моргнул.  Пророчества  о
Драконе.
 -  В  Двуречье никто не рассказывал э-э... эти предания. По крайней мере,
в  Эмондовом Лугу. Если б кто-то рассказал, Мудрая шкуру бы с него  живьем
спустила.
 -  Полагаю, из-за этого вполне могла бы, - хмуро сказал Том. Он глянул на
Морейн,  идущую  впереди с Ланом, решил, что она его слов  не  услышит,  и
продолжил: - Тир - самый большой порт на Море Штормов, а Твердыня  Тира  -
крепость,  которая  его  защищает. Говорят, Твердыня  -  первая  крепость,
возведенная  после Разлома Мира, и за все времена она никогда  не  была  -
взята,  хотя  не  одна армия пыталась штурмовать ее.  Одно  из  Пророчеств
гласит:  Твердыня  Тира  никогда не падет, пока  к  ней  не  явится  Народ
Dракона.  Другое  гласит, что Твердыня не падет до тех  пор,  пока  Мечем-
Которого-Нельзя-Коснуться не завладеет рука Дракона. - Том скривил губы. -
Падение  Твердыни  будет одним из главных доказательств того,  что  Дракон
возродился. Может, Твердыня будет стоять, пока я не стану прахом.
 - Меч, которого нельзя коснуться?
 -  Так  говорится.  Не  знаю, меч ли это вообще.  Что  бы  это  ни  было,
хранится  оно  в  Сердце Твердыни - центральной цитадели крепости.  Никто,
кроме  Великих Лордов Тира, не имеет права входить туда, и они никогда  не
говорили  о  том, что находится внутри. Во всяком случае, уж наверняка  не
менестрелю.
 Ранд нахмурился.
 -  Твердыня  не  падет, пока Дракон не завладеет мечом, но  как  это  ему
удастся,  если  только  Твердыня уже не пала? Что,  предполагается,  будто
Дракон будет Великим Лордом Тира?
 -  Для  этого возможностей немного, - сдержанно сказал менестрель. -  Тир
ненавидит  все, что связано с Силой, даже больше, чем Амадор, а  Амадор  -
оплот Детей Света.
 -  Тогда  как же Пророчество может исполниться? - спросил Ранд.  -  Я  не
возражаю, если Дракон никогда не возродится, но в пророчестве, которое  не
может  исполниться, как-то мало смысла. Звучит так, будто предание  должно
убедить людей, что Дракон никогда не возродится. Разве не так?
 -  Ты задаешь очень много вопросов, мальчик, - сказал Том. - Пророчество,
которое исполняется с легкостью, немногого стоит, верно? - Вдруг голос его
оживился. - Ну, вот мы и пришли. Вот только куда!
 Лан  остановился  возле  одного деревянного,  высотой  в  рост  человека,
забора, который на вид ничем не отличался от тех, что они миновали.  Страж
орудовал  клинком  кинжала между двух досок. Вдруг  он  довольно  хмыкнул,
потянул,  и  под его рукой кусок забора отъехал в сторону, словно  створка
ворот.  Это  и  в  самом деле оказались ворота, хотя, как разглядел  Ранд,
открываться они должны были изнутри, о чем говорила металлическая щеколда,
которую Лан и поднял кинжалом.
 Морейн  сразу  же прошла внутрь, ведя в поводу Алдиб. Лан  махнул  рукой,
приказывая  остальным следовать за ней, потом замкнул цепочку; заперев  за
собой ворота.
 По  ту сторону забора Ранд обнаружил двор конюшни при гостинице. Из кухни
долетал  гомон суеты и звон посуды, но что поразило юношу, так это размеры
здания:  оно  занимало  раза  в два больше места,  чем  гостиница  "Винный
Ручей",  и  было  вдобавок  четырехэтажным.  Добрая  половина  окон   ярко
светилась  в  сгущающихся сумерках. Ранд дивился этому городу,  в  котором
может размещаться так много чужаков.
 Кавалькада  прошла  уже полдвора, когда в широкой  арке  ворот  громадной
конюшни  возникли три человека в грязных холщовых фартуках. Один  из  них,
жилистый  парень,  единственный без навозных вил в руках,  шагнул  вперед,
размахивая руками.
 - Эй! Эй! Отсюда нельзя входить! Нужно пройти в обход и въехать спереди!
 Рука  Лана  вновь отправилась к кошельку, но в этот момент  из  гостиницы
торопливо  вышел еще один мужчина, такой же широкий в обхвате, как  мастер
ал'Вир.  За  ушами  его  торчали пучки волос,  а  по  ослепительно  белому
переднику в нем безошибочно угадывался хозяин гостиницы.
 -  Все в порядке, Матч, - сказал этот человек. - Все в порядке. Эти  люди
-  гости,  которых  ждут. Займись-ка их лошадьми, живо. Хорошенько  о  них
позаботься.
 Матч  угрюмо  шлепнул  себя по лбу, затем, взмахнув  рукой,  подозвал  на
подмогу своих товарищей. Ранд и остальные поспешно сняли седельные вьюки и
скатки,  а  содержатель  гостиницы повернулся  к  Морейн.  Он  отвесил  ей
глубокий поклон и заговорил с искренней улыбкой:
 -  Добро  пожаловать, госпожа Элис! Добро пожаловать! Как приятно  видеть
вас,  вас и мастера Андру, вас обоих. Очень приятно. Так не хватало  вашей
изысканной речи. Очень не хватало. Должен заметить, я обеспокоился, вы вот
ушли  в  низины, и все такое. Ну, я хочу сказать, в такое время  -  погода
совсем  с  ума  посходила,  и по ночам волки воют  прямо  под  стенами.  -
Неожиданно  он  хлопнул  обеими ладонями по своему  объемистому  животу  и
покачал  головой.  - Ну вот, я тут стою, болтаю без умолку,  а  нет  чтобы
пригласить  вас вовнутрь. Проходите. Проходите! Горячий ужин и  теплая  по
стель  -  вот  что вам нужно. А здесь - все лучшее в Байрлоне.  Все  самое
+cgh%%!
 -  И  горячие  ванны,  надеюсь, тоже, мастер Фитч? - спросила  Морейн,  а
Эгвейн мечтательно откликнулась:
 - О да.
 -  Ванны?  - сказал содержатель гостиницы. - Разумеется, самые  лучшие  и
самые  горячие  в Байрлоне. Заходите. Добро пожаловать в  "Олень  и  Лев"!
Добро пожаловать в Байрлон!

                                                                     ГЛАВА 14
                                                                "ОЛЕНЬ И ЛЕВ"

 В  гостинице,  как  свидетельствовали шум и движение,  царила  сущая  суета.
Отряд  из Эмондова Луга проследовал за мастером Фитчем через заднюю  дверь  и
вскоре оказался в самой середине обтекающего их непрерывного потока мужчин  и
женщин  в  длинных передниках, несущих тарелки с едой и уставленные графинами
подносы  в  высоко поднятых руках. Разносчики вполголоса торопливо  бормотали
извинения, проскакивая перед носом у кого-нибудь из гостей, но шага  ни  разу
не  замедлили. Один из мужчин, получив срочные распоряжения от мастера Фитча,
бегом умчался.
 -  Боюсь,  гостиница  набита  почти битком,  -  сказал  Морейн,  содержатель
гостиницы.  -  Чуть не по самые стропила. И в каждой гостинице города  то  же
самое.  С  зимой у нас просто... ну, как только сошел снег и они  все  смогли
спуститься с гор, город попросту наводнил - да, именно это слово, -  наводнил
всякий  люд  с  рудников и плавилен, и все рассказывают истории  одна  другой
ужасней. Волки и еще хуже, много хуже. Такие истории рассказывают люди, когда
просидят взаперти всю зиму. Не думаю, чтобы там, наверху, еще кто-то остался,
-  так  много  их  у нас оказалось. Но не тревожьтесь. Может,  будет  немного
тесновато, но для вас и мастера Андры я все сделаю в лучшем виде. И для ваших
друзей,  разумеется, тоже. - Он с любопытством раз-другой глянул на  Ранда  и
прочих; в них всех, кроме Тома, одежда выдавала деревенских жителей;  а  плащ
менестреля  тоже  делал  Тома необычным спутником для  путешествия  вместе  с
"госпожой  Элис"  и  "мастером Андрой". - Можете быть уверены,  все  будет  в
лучшем виде.
 Ранд  удивленно взирал на круговерть и старался не встать ненароком у  кого-
нибудь  на  пути,  хотя  прислуге, казалось, было на  это  в  высшей  степени
наплевать.  Ранд  задумался  над  тем, как  это  мастер  ал'Вир  и  его  жена
справляются  в  "Винном  Ручье" одни, обходясь порой лишь  небольшой  помощью
своих дочерей.
 Мэт  и  Перрин  заинтригованно тянули шеи в сторону общей залы,  из  которой
всякий  раз,  как  распахивалась широкая дверь в конце  коридора,  накатывала
волна  смеха,  пения и веселых возгласов. Лан бросил пару  слов  о  том,  что
пойдет  разузнать  новости, и суровая фигура Стража  скрылась  за  хлопнувшей
дверью, поглощенная валом веселья.
 Ранду  хотелось  пойти  за ним, но принять ванну ему  хотелось  еще  больше.
Можно глянуть на общество и веселье прямо сейчас, но общая зала больше оценит
его  появление в умытом виде. Судя по всему, Мэт и Перрин испытывали  сходные
чувства; Мэт исподтишка почесывался.
 -  Мастер  Фитч,  -  сказала Морейн, - я слышала, тут, в  Байрлоне,  -  Дети
Света. Наверное, и неприятности есть?
 -  О, не беспокойтесь о них, госпожа Элис. Они все подстраивают свои обычные
каверзы.  Заявляют,  что  Айз Седай в городе. - Морейн  приподняла  бровь,  а
хозяин  гостиницы  развел толстыми руками. - Не тревожьтесь.  Это  у  них  не
новое.  В  Байрлоне  нет Айз Седай, и губернатору это известно.  Белоплащники
считают,  что если они покажут Айз Седай, тех нескольких женщин, которых  они
объявили Айз Седай, то народ всех Детей Света впустит в город. Что ж,  думаю,
кое-кто  так  бы и поступил. Кое-кто. Но большинство-то людей  понимает,  что
замышляют  Белоплащники,  и  поддерживает  губернатора.  Никому  не   хочется
смотреть,  как чинят зло какой-нибудь безобидной старушке только  ради  того,
чтобы у Детей имелся предлог для разжигания страстей.
 -  Рада  слышать, - сдержанно сказала Морейн. Она положила  ладонь  на  руку
содержателя гостиницы. - Мин все еще здесь? Если она тут, я хотела бы  с  ней
поговорить.  -  Ответ мастера Фитча Ранд не расслышал, тут  появились  слуги,
назначенные  проводить  гостей в ванные комнаты.  Морейн  и  Эгвейн  скрылись
следом  за  полной  женщиной с подкупающей улыбкой и с  охапкой  полотенец  в
руках.  Менестрель,  Ранд  и  его друзья отправились  за  тощим  темноволосым
пареньком по имени Ара.
 Ранд  пытался  расспрашивать  Ару о Байрлоне,  но  тот  отделывался  словом-
другим,  заметив  лишь, что у Ранда забавный выговор, а  потом  все  мысли  о
расспросах вылетели у Ранда из головы, когда он увидел ванную комнату. Дюжина
"ka.*(e  медных лоханей стояли кружком на вымощенном плитками  полу,  имевшем
легкий наклон для стока воды к центру просторной комнаты с каменными стенами.
На   табурете  возле  каждой  лохани  гостей  поджидали  мохнатое  полотенце,
аккуратно сложенное, и большой кусок желтого мыла, а над очагами, занимавшими
всю  стену, нагревались вместительные железные котлы с водой. От другой стены
горящие в большом камине поленья пылали жаром, добавляя еще тепла.
 -  Почти  так  же хорошо, как дома, в "Винном Ручье", - сказал  Перрин,  без
особого почтения к истине. Том захохотал, а Мэт хихикнул.
 - Похоже, мы прихватили с собой Коплина и даже не заметили.
 Ранд  скинул  с плеч плащ и сбросил одежду, пока Ара наполнял четыре  медные
лохани.  Спутники  Ранда отстали от него ненамного.  Как  только  вся  одежда
грудами легла на табуреты, Ара принес каждому по большому ведру горячей  воды
и ковшики. Закончив с этим, он уселся на табурет у двери, привалившись спиной
к   стене,  и  скрестил  руки  на  груди,  явно  погрузившись  в  собственные
размышления.
 Пока  все  намыливались и смывали недельную, въевшуюся в кожу грязь  ковшами
обжигающе горячей воды, было не до разговоров. То же продолжалось и во  время
долгого отмокания в лоханях; Ара налил такой горячей воды, что все влезали  в
ванны  медленно,  с  охами и вздохами блаженства. В комнате,  вначале  просто
теплой,  повис  горячий  туман.  Долго не  слышалось  никаких  звуков,  кроме
протяжных расслабленных вздохов, когда распускались тугие узлы мускулов и  из
костей  понемногу  стал  уходить  тот  холод,  который,  как  путешественники
считали, засел там навсегда.
 -  Нужно  еще  что-нибудь? - неожиданно спросил Ара. Не ему бы  толковать  о
выговоре  других  людей; он да и мастер Фитч говорили так, будто  рот  у  них
кашей набит. - Еще полотенец? Горячей воды?
 -  Нет,  ничего, - сказал Том своим звучным голосом. Смежив веки, он  лениво
махнул рукой. - Иди и наслаждайся вечером. Позже я позабочусь, чтобы за  свои
труды ты получил соответствующее вознаграждение. - Он еще глубже опустился  в
ванну - над водой остались только глаза и нос.
 Взгляд  Ары пробежался по табуретам позади ванн, куда была свалена одежда  и
пожитки.  Он  глянул  на лук, но дольше задержался на  мече  Ранда  и  топоре
Перрина.
 -  Что,  в низинах тоже тревожно? - вдруг спросил он. - В Речье, или как  вы
их там зовете?
 -  Двуречье, - сказал Мэт, отчетливо проговаривая каждый слог. -  Называется
- Двуречье. А что до тревог, то почему...
 - А что значит "тоже"? - спросил Ранд. - Тут как, что-то неладно?
 Перрин, нежась в горячей воде, бормотал:
 - Хорошо! Хорошо!
 Том чуть приподнялся и раскрыл глаза.
 -  Тут? - хмыкнул Ара. - Неладно? Рудокопы помахали кулаками на улице  перед
рассветом - это не беда. Или... - Он замолчал и с минуту разглядывал всех.  -
Я имел в виду беспорядки, навроде как в Гэалдане, - наконец сказал он. - Нет,
думаю,  нет. В низинах ничего, кроме овечек, да? Не надо обижаться. Просто  я
хотел  сказать, что там, внизу, все тихо-мирно. Я слышал, в Салдэйе появились
недавно  троллоки.  Но  ведь это-то в Пограничных Землях,  разве  нет?  -  Он
закончил  фразу,  но остался сидеть с открытым ртом, а потом  захлопнул  его,
явно удивленный своим многословием.
 Ранд  напрягся  при  слове  "троллоки" и попытался  скрыть  свое  состояние,
выжимая мочалку над головой. Когда парень продолжил говорить, он расслабился,
но не у всех рот оказался на замке.
 -  Троллоки?  - фыркнул, усмехнувшись, Мэт. Ранд плеснул на него  водой,  но
Мэт лишь утерся, ухмыляясь во весь рот. - Дай-ка я расскажу тебе о троллоках.
 Тут заговорил Том:
 -  А  если  не  дать?  Мне уже немного наскучило слушать от  тебя  пересказы
собственных историй.
 - Он - менестрель, - произнес Перрин, а Ара насмешливо глянул на него.
 - Я видел плащ. Вы собираетесь давать представление?
 -  Э,  минуточку,  - запротестовал Мэт. - Что значит "я пересказываю  Томовы
истории"? Вы что, все?..
 -  Просто ты рассказываешь их не так, как Том, - торопливо оборвал его Ранд,
а Перрин подхватил на лету:
 -  И  все  время  чего-нибудь  добавляешь от себя,  пытаясь  улучшить,  чего
никогда не получается.
 - И ты вечно все путаешь, - прибавил Ранд. - Лучше оставь сказания Тому.
 Парни говорили так быстро, что Ара ошеломленно переводил взгляд с одного  на
другого, сидя с открытым ртом. Мэт тоже уставился на них так, будто  они  все
разом  спятили. Ранд обдумывал, как бы заставить Мэта заткнуться  иначе,  чем
наброситься на него.
 С  грохотом  распахнулась дверь, впустив Лана - бурый плащ переброшен  через
плечо,  -  вместе со струёй прохладного воздуха, который моментально разрядил
туман.
 -  Итак, - произнес Страж, потирая руки - это именно то, что мне надо. - Ара
подхватил ведро, но Лан отмахнулся. - Нет, не нужно, я сам о себе позабочусь.
-  Бросив  плед  на  один  из табуретов, он выпроводил  банщика  из  комнаты,
невзирая  на  его  протесты, и захлопнул за ним дверь. Минуту  Лан  подождал,
склонив  голову  набок и прислушиваясь, потом обернулся  к  своим  спутникам:
голос  его  был  холоден, а взгляд вонзился в Мэта: - Хорошо, что  я  вовремя
вернулся, фермерский простофиля. Разве ты не слышал, что вам было сказано?
 -  Да я ничего не сделал, - возразил Мэт. - Я просто хотел рассказать ему  о
троллоках, а не о... - Он умолк и под взглядом Стража вжался в спинку ванны.
 -  Ни слова о троллоках, - жестко сказал Лан. - Даже не думай о троллоках. -
Гневно раздувая ноздри, он стал наполнять свою ванну. - Кровь и пепел, заруби
себе на носу: у Темного есть глаза и уши там, где ты меньше всего ожидаешь. А
если  Дети  Света  прослышат, что вами интересуются  троллоки,  то  воспылают
желанием  заполучить вас в свои руки. Для них это все равно что  назвать  вас
Друзьями  Темного. Может, к такому ты и не привык, но пока  мы  не  доберемся
туда, куда направляемся, держи свое доверие при себе, если госпожа Элис или я
не велим тебе поступать иначе. - Мэт даже вздрогнул от того, каким тоном было
произнесено имя Морейн.
 -  Этот парень кое о чем не захотел говорить, - сказал Ранд. - О чем-то, что
он счел неприятностями, но решил не рассказывать.
 -  Вероятно, о Детях, - сказал Лан, подливая в ванну побольше горячей  воды.
- Большинство людей считают, что от них одни неприятности. Хотя некоторые так
не  думают,  а  вас он почти совсем не знает и потому решил не рисковать.  Вы
вполне могли бы побежать к Белоплащникам, откуда ему знать.
 Ранд  помотал  головой;  судя  по услышанному, это  местечко  уже  оказалось
похуже, чем мог быть Таренский Перевоз.
 -  Он  говорил,  что  троллоки были в... в Салдэйе, это  правда?  -  спросил
Перрин.
 Лан швырнул загремевший пустой ковш на пол.
 -  Хочется  поболтать  об  этом, да? Троллоки всегда  бывают  в  Пограничных
Землях,  кузнец.  Просто  хорошенько вбейте  себе  в  голову,  что  мы  хотим
привлекать  к  себе столько же внимания, сколько мышь в поле. Запомните  это.
Морейн  желает  доставить  вас всех в Тар Валон живыми,  и,  если  это  можно
сделать, я сделаю, но если вы хоть чем-то причините ей вред...
 После  этих слов в купальне повисла гробовая тишина, не нарушаемая  никем  и
потом, когда все одевались.
 Наконец  мужчины вышли из купальни; в конце коридора стояла Морейн, рядом  с
нею  -  стройная  девушка,  немного выше ее ростом.  По  крайней  мере,  Ранд
подумал,  что  это девушка, хотя ее темные волосы были коротко подстрижены  и
одета  она была по-мужски - в мужскую рубашку и штаны. Морейн что-то сказала,
и девушка окинула мужчин острым взглядом, затем кивнула и поспешила уйти.
 -  Ну  ладно, - сказала Морейн, когда они подошли поближе. - Уверена,  ванна
вернула  вам  аппетит.  Мастер Фитч приготовил для нас отдельный  кабинет.  -
Повернувшись  и указывая дорогу, она стала не очень последовательно  говорить
об  отведенных  им  комнатах и столпотворении в городе,  о  надеждах  хозяина
гостиницы  на  то, что Том благосклонно отнесется к просьбе оказать  внимание
обществу в общей зале и развлечет его музыкой и историей-другой. Она ни  разу
не упомянула о девушке, словно бы ее не было.
 В  отдельном кабинете стоял полированный дубовый обеденный стол, вокруг него
-  дюжина  стульев,  на  полу - толстый ковер. Когда  они  вошли,  Эгвейн,  с
блестящими  после купания волосами, волной лежащими на плечах, грела  руки  у
камина,  где  потрескивал  огонь. Она повернулась и  взглянула  на  вошедших.
Долгая  тишина  в  купальне дала Ранду уйму времени для размышлений.  Твердое
напоминание Лана никому не доверять и особенно Ара, опасавшийся доверять  им,
заставили юношу осознать, как на самом деле они одиноки. Видимо, они не могут
положиться  ни  на  кого,  кроме  себя, и Ранд  по-прежнему  не  был  уверен,
насколько можно доверять Морейн или Лану. Только самим себе. А Эгвейн  -  все
та  же  Эгвейн. Морейн говорила, что это так или иначе с ней случилось  бы  -
прикосновение  к  Истинному  Источнику.  Она  не  в  состоянии   бороться   с
неизбежным, и, значит, ее вины в этом нет. И она по-прежнему та же Эгвейн.
 Ранд  открыл было рот, чтобы извиниться, но Эгвейн повернулась к нему спиной
раньше, чем он успел вымолвить хоть слово. Упершись взглядом в спину девушки.
Ранд  проглотил все, что намеревался сказать. Ладно, все в порядке. Если  она
хочет быть такой, я поделать ничего не в силах.
 Затем в комнату суетливо вошел мастер Фитч в сопровождении четырех женщин  в
белых  передниках,  таких  же  длинных,  как  у  него  самого;  они  принесли
деревянное  блюдо  с  тремя  жареными цыплятами, столовое  серебро,  глиняные
тарелки  и  накрытые миски. Женщины тут же принялись накрывать на стол,  пока
хозяин кланялся Морейн.
 -  Примите  мои  извинения,  госпожа Элис, что  заставил  вас  ждать,  но  в
гостинице  так  много народу, что просто чудо, если удается вообще  обслужить
кого-нибудь.  Боюсь,  это  вовсе не та еда. Просто цыплята,  немного  репы  и
горошка,  еще  немного  сыра. Да, это совсем не  то.  Примите  мои  искренние
извинения.
 -  Да это целое пиршество, - улыбнулась Морейн. - Для таких тревожных дней -
действительно пиршество, мастер Фитч.
 Содержатель гостиницы опять поклонился. Его клочковатые волосы, торчащие  во
все стороны, будто он постоянно пробегал по ним руками, сделали поклон весьма
комичным, но улыбка была такой довольной, что любой мог рассмеяться вместе  с
ним, но никак не над ним.
 -  Большое спасибо, госпожа Элис! Примите мою благодарность. - Выпрямившись,
мастер  Фитч  озабоченно нахмурился и смахнул со стола  воображаемую  пылинку
уголком  своего передника. - Разумеется, это не то, что я мог  бы  предложить
вам год назад. Совсем не то. Зима. Да-а. Это все зима. Мои погреба пустеют, а
рынок  все  еще скуден. И кто может винить фермерский люд? Кто?  Нет  никаких
разговоров  о том, когда соберут следующий урожай. Вообще никаких разговоров.
Волки умяли баранину и говядину, предназначенную для людского стола, и...
 Вдруг   до   него,  видимо,  дошло,  что  тему  для  разговора  с   гостями,
готовящимися к спокойной уютной трапезе, он выбрал не совсем удачно.
 -  О,  мне пора бежать. А то на уме одна стариковская болтовня, такой уж  я.
Стариковская  болтовня.  Мари, Синда, дайте этим добрым  людям  покушать  без
помех.  - Мастер Фитч взмахнул руками, прогоняя женщин, и, когда те выскочили
из  комнаты,  повернулся, чтобы еще раз поклониться Морейн.  -  Надеюсь,  вам
понравится ужин, госпожа Элис. Если понадобится еще что-то, только скажите, и
я  мигом  принесу.  Только  скажите. Это просто удовольствие  служить  вам  и
мастеру  Андра.  Просто удовольствие. - Он отвесил еще один низкий  поклон  и
ушел, тихо прикрыв за собою дверь.
 Все  это  время Лан стоял, опершись о стену, словно задремав. Сейчас  же  он
устремился к двери и в два прыжка очутился возле нее. Приложив ухо к  дверной
филенке,  он  внимательно  прислушался - Ранд  успел  медленно  досчитать  до
тридцати, - затем рывком распахнул дверь и выглянул в коридор.
 -  Они  ушли,  -  сказал  Лан наконец, закрыв дверь. -  Можем  говорить  без
опаски.
 -  Я знаю, вы говорите - никому не доверять, - сказала Эгвейн, - но коли  вы
с  подозрением  относитесь  к  хозяину, то как мы  можем  оставаться  в  этой
гостинице?
 -  Я  подозреваю его не больше, чем любого другого, - ответил Лан. - Но пока
мы  не  достигнем  Тар  Валона,  я буду сомневаться  в  каждом.  Там  я  буду
относиться с подозрением только к половине окружающих.
 Ранд начал было улыбаться, решив, что Страж пошутил. Но потом понял, что  на
+(f%  Лана  не было и намека на шутку. Да, он действительно готов подозревать
людей в Тар Валоне. Да есть ли где-то безопасное место?
 -  Он  преувеличивает, - успокоила Морейн. - Мастер Фитч - хороший  человек,
честный  и  заслуживающий  доверия. Но любит поговорить  и  из  самых  лучших
побуждений мог бы ненароком упустить словечко, которое скользнет не в то ухо.
И  я еще ни разу не останавливалась в гостинице, где бы половина служанок  не
подслушивала  под  дверями и не тратила на сплетни  времени  больше,  чем  на
перестилание постелей. Ладно, давайте сядем за стол, пока наш ужин совсем  не
остыл.
 Они  расселись  за столом, Морейн во главе, Лан - на другом конце  стола,  и
некоторое  время  было не до разговоров: каждый наполнял свои  тарелки.  Этот
ужин  нельзя было назвать пиром, но после почти недели одних лишь  лепешек  и
сушеного мяса такая трапеза могла показаться пиршеством.
 Спустя немного времени Морейн спросила:
 - Что ты разузнал в общей зале?
 Ножи и вилки замерли в воздухе, и все взгляды сосредоточились на Страже.
 -  Хорошего  мало,  -  ответил Лан. - Эвин был прав, по крайней  мере,  если
судить  по  слухам. В Гэалдане было сражение, и Логайн вышел победителем.  На
устах у всех дюжина всяких рассказов, но все они сходятся на этом.
 Логайн?  Должно  быть,  это  Лжедракон.  Впервые  Ранд  услышал,  как  этого
человека называют по имени. Причем Лан говорил таким тоном, будто знавал его.
 - Айз Седай? - тихо спросила Морейн, и Лан качнул головой.
 -  Не  знаю. Кто-то говорит, что все они погибли, а кто-то - что нет.  -  Он
хмыкнул.  - Кое-кто даже утверждает, что они переметнулись к Логайну.  Ничего
достоверного,  а  у  меня  не  было ни малейшего желания  проявлять  излишний
интерес.
 -  Да,  - сказала Морейн. - Хорошего мало. - Глубоко вздохнув, она вернулась
к ужину. - А что по поводу нашего положения?
 -  В  этом  отношении новости лучше. Никаких странных происшествий,  никаких
чужаков,  которые могут оказаться Мурддраалом, и точно нет никаких троллоков.
А  Белоплащники  заняты  тем, что плетут интриги против  губернатора  Айдана,
потому что тот не хочет с ними сотрудничать. Они нас даже и не заметят,  пока
мы сами не привлечем внимания к себе.
 -  Хорошо,  - сказала Морейн. - Это совпадает с тем, что сказала прислуга  в
купальне.  У сплетен свои достоинства. Итак, - она обратилась ко всем  членам
отряда,  - нам еще предстоит долгий путь, но минувшая неделя не была  легкой,
поэтому  я намерена пробыть здесь эту ночь и завтрашнюю и выехать послезавтра
рано  утром. - Молодежь радостно заухмылялась: как-никак, впервые  в  городе.
Морейн  улыбнулась, но все равно строго спросила: - Что на это скажет  мастер
Андра?
 Лан бесстрастным взором обвел ухмыляющиеся лица.
 - Вполне терпимо, если они все-таки запомнят, что я им сказал.
 Том хмыкнул в усы.
 - Эти деревенские потеряются в... городе.
 Он вновь хмыкнул и покачал головой.
 Так  как  гостиница была переполнена, новоприбывшим предоставили только  три
комнаты:  одну  -  для Морейн и Эгвейн и две - для мужчин.  Ранду  предстояло
делить  комнату с Ланом и Томом, она находилась на четвертом этаже, в  задней
части  здания,  под  самым  скатом крыши, с единственным  маленьким  окошком,
выходящим  на  конный двор. Уже пала глубокая ночь, и свет из окон  гостиницы
ложился  на  землю желтыми лужицами. Эта комната, с самого начала  небольшая,
после  того как поставили дополнительную кровать для Тома, стала еще  меньше,
хоть кровати и были узкими. И к тому же, как обнаружил Ранд, растянувшись  на
одной из них, еще и жесткими. Явно не самая лучшая комната.
 Том  задержался  ненадолго  - только для того,  чтобы  достать  из  футляров
флейту  и  арфу,  -  а  потом  ушел,  немного  попрактиковавшись  в  принятии
величественных поз. Лан отправился вместе с ним.
 Странно,  заметил  про себя Ранд, недовольно ворочаясь  на  постели.  Неделю
назад  он  бы,  словно сорвавшийся с горы камень, скатился вниз по  лестнице,
выпади  возможность поглядеть выступление менестреля, даже  пронесись  только
слух  о  нем. Но он слушал Томовы предания каждый вечер целую неделю,  и  Том
"%$l  будет  здесь завтрашним вечером и следующим, а горячая  ванна  ослабила
жгуты  мускулов, которые, как он думал, туго переплелись едва ли не навсегда,
и  от  горячей - впервые за неделю - еды в нем медленно растекалась  вялость.
Сквозь  сон ему пришла в голову мысль: знал ли Лан этого Лжедракона, Логайна?
Внизу  раздались  приглушенные  возгласы  -  общая  зала  радостными  криками
приветствовала появление Тома, но Ранд уже уснул.

 Каменный  коридор был сумрачен и затенен, в нем - один только  Ранд.  Он  не
мог  сказать, откуда пробивался свет, каким бы тусклым тот ни был;  на  голых
серых  стенах  не  было  ни свечей, ни фонарей, не было  вообще  ничего,  что
объясняло   бы  смутное  неясное  освещение.  В  неподвижном  сыром   воздухе
разносился  отдаленный глухой звук мерно капающей воды. Чем бы это  ни  было,
это  вовсе  не  гостиница. Нахмурившись, Ранд потер  лоб.  Гостиница?  Голова
разламывалась  от боли, и трудно было удержать в ней нить мысли.  Что-то  там
насчет... гостиницы? Так или иначе, но эта мысль исчезла.
 Ранд  облизал губы - хотелось пить. Его мучила ужасная жажда,  он  был  весь
как пересохший сухарь. Решиться его заставил этот капающий звук. Выбирать  не
из  чего,  есть лишь жажда, и он направился в сторону этого мерного "кап-кап-
кап".
 Коридор все тянулся и тянулся вперед, его не пересекал ни единый переход,  в
нем  ничего  не менялось, ни в малейшем отношении. Его монотонность  нарушали
лишь  простые двери, расположенные попарно друг против друга через правильные
промежутки,  растрескавшееся дерево было сухим, несмотря на  влажный  воздух.
Перед юношей отступали по коридору тени, остающиеся неизменными, а капель  не
приближалась ни на шаг. Устав от однообразия, Ранд решил свернуть в  одну  из
этих  дверей.  Она с легкостью открылась, и он шагнул через порог  в  мрачную
палату с каменными стенами.
 Одна  стена рядом сводчатых арок выходила на серокаменный балкон, за которым
открывалось  небо,  подобного которому Ранд никогда не  видел.  Чересполосица
облаков  -  черных и серых, красных и оранжевых - протянулась  по  небосводу,
словно их гнали ураганные ветры, бесконечно плетя и переплетая. Никто ни разу
не видел такого неба - его просто не могло быть.
 Ранд  оторвал  взгляд  от балкона, но остальная часть комнаты  оказалась  не
лучше.  Необычные изгибы и странные углы, словно эта комната волей  какого-то
случая  возникла в расплавившемся, а потом застывшем камне, -  колонны  будто
выросли  из серого пола. В огромном камине ревело пламя, напоминая  кузнечный
горн,  в  который мехи гонят воздух, но жара огонь не давал. Очаг был выложен
необычными овальными камнями: они лишь выглядели камнями, гладкими и  влажно-
блестящими, несмотря на яростные языки пламени, если смотреть прямо  на  них,
но стоило глянуть на них краешком глаза, как они превращались в лица мужчин и
женщин,  корчащихся  в страшных муках, разевающих рты в безмолвном  крике.  В
центре  комнаты  стояли  стулья  с высокими  спинками  и  полированный  стол,
совершенно   обычные,   но   их  привычность  лишь  подчеркивала   странность
остального.  На стене висело одинокое зеркало, но обыкновенным оно  вовсе  не
было.  Когда Ранд взглянул в него, то вместо своего отражения увидел размытое
пятно. Но все прочее в комнате зеркало показывало верно.
 У  камина  стоял человек. Войдя в комнату, Ранд сначала его не  заметил.  Не
увидеть его он не мог, он готов был поклясться, что здесь никого нет, пока не
взглянул  на  мужчину. Облаченный в темные одежды превосходного покроя,  тот,
казалось,  предстал  в  расцвете  зрелости,  и  Ранд  подумал,  что  женщины,
наверное, должны считать его привлекательным.
 -  Снова встречаемся мы лицом к лицу, - произнес мужчина, и в тот же миг его
рот и глаза превратились в расщелины, ведущие в бесконечные пещеры пламени.
 С  воплем Ранд попятился прочь из комнаты, так стремительно, что споткнулся,
перелетел коридор и, ударившись о противоположную дверь, распахнул  ее.  Ранд
извернулся и вцепился в дверную ручку, чтобы не упасть на пол, - и понял, что
широко раскрытыми глазами смотрит в ту каменную комнату с невероятным небом в
проеме арок, ведущих на балкон, и камин...
 - Так легко от меня тебе уйти не удастся, - сказал мужчина.
 Ранд  повернулся  на ватных ногах, вывалился из комнаты, чуть  не  упав.  На
этот раз коридора не было. Ранд застыл на месте, пригнувшись и весь сжавшись,
-%$  +%*.  от  полированного стола; он уставился на мужчину,  стоящего  возле
камина. По крайней мере, это было лучше, чем смотреть на камни очага  или  на
небо.
 -  Это сон, - сказал Ранд, выпрямившись. Он услышал, как за спиной, щелкнув,
захлопнулась дверь. - Это что-то вроде кошмара.
 Юноша  зажмурился,  попытавшись проснуться. Когда он  был  ребенком,  Мудрая
говорила: если так сделать в кошмарном сне, то он кончится. Мудрая? Что? Лишь
бы  мысли не разбегались. Лишь бы голова перестала так болеть, тогда  удастся
нормально соображать.
 Ранд  открыл  глаза.  Комната никуда не делась,  все  было,  где  и  раньше:
балкон, небо. Человек у камина.
 -  Это  сон?  - сказал мужчина. - Какая разница? - Опять на миг  его  рот  и
глаза стали глазками в вечное горнило. Голос человека не изменился; казалось,
он вообще не заметил того, что произошло.
 На  этот  раз Ранд вздрогнул, но от вопля удержался. Это - сон.  Это  должно
быть сном. Но все равно он отступил, пятясь, до двери, не отрывая взгляда  от
человека  у камина, и попробовал повернуть ручку двери. Та не шевельнулась  -
дверь оставалась закрытой.
 - Кажется, тебя мучает жажда, - сказал мужчина возле камина. - Выпей!
 На  столе, сверкая золотом, стоял кубок, украшенный орнаментом из рубинов  и
аметистов.  Раньше  его там не было. Ранд дрожал, как в  ознобе.  Это  всего-
навсего сон. Во рту пересохло, словно в пустыне.
 -  Да, немножко, - сказал Ранд, поднимая кубок. Мужчина, пристально наблюдая
за  ним,  чуть наклонился вперед, опершись рукой о спинку стула.  От  аромата
приправленного пряностями вина у Ранда закружилась голова, будто он  был  так
измучен жаждой, словно бы ничего не пил много дней подряд. Не пил?
 Задержав  руку  с  кубком  на полпути ко рту, юноша  замер.  Между  пальцами
мужчины, сжавшими спинку стула, с едва слышным шипением вились струйки  дыма.
И  глаза его просто впились в Ранда, быстро вспыхивая пламенем меж полуопущен
ных век.
 Ранд облизал губы и, не пригубив, поставил вино обратно на стол.
 - Мне не так хочется пить, как я думал.
 Человек вдруг выпрямился с ничего не выражающим лицом. Его разочарование  не
проявилась бы с большей очевидностью, даже если бы он выругался. Ранду  стало
интересно, что же было в вине. Но, разумеется, интерес этот совсем  дурацкий.
Это же все сон. Тогда почему сон никак не прекратится?
 - Что вам нужно? - спросил Ранд. - Кто вы?
 Пламя  полыхнуло  в  глазах  и во рту человека - Ранду  почудилось,  что  он
слышит, как оно ревет и бушует.
 -  Некоторые называют меня Ба'алзамоном. Ранд вдруг вновь оказался у  двери,
бешено дергая за ручку. Всякие мысли о снах исчезли. Темный! Дверная ручка не
шелохнулась, но он продолжал ее поворачивать.
 -  Ты - тот? - внезапно произнес Ба'алзамон. - Этого тебе от меня не скрыть.
Ты  даже не сможешь сам спрятаться от меня, ни на самых высоких горах,  ни  в
самых глубоких пещерах. Я знаю тебя всего, вплоть до мельчайшего волоска.
 Ранд  повернулся, встав лицом к мужчине - лицом к Ба'алзамону. Кадык у  него
дернулся.  Кошмар. Он дотянулся до ручки и надавил на нее еще один, последний
раз, потом выпрямился.
 -  Ты  надеешься на славу? - сказал Ба'алзамон. - На силу? Они тебе сказали,
что  Око  Мира  будет  служить тебе? Какая может  быть  слава  или  сила  для
марионетки?  Нити, которыми тебя заставляют двигаться, плелись  веками.  Твой
отец  был  выбран  Белой Башней, словно жеребец, заарканенный  и  влекомый  к
назначенной доле. Твоя мать в их планах была не более чем племенной  кобылой.
И эти планы ведут к твоей смерти.
 Руки Ранда сжались в кулаки.
 -  Мой отец - хороший человек, а моя мать была доброй женщиной. Не смей  так
говорить о них! Языки пламени захохотали.
 -  Так-так, в конце концов, в тебе есть какой-никакой характер. Может, ты  и
есть  тот.  Хорошего это тебе мало сулит. Престол Амерлин будет  использовать
тебя,  пока ты не зачахнешь, - точно так же, как они использовали Давиана,  и
Юриэна  Каменного Лука, и Гвайра Амаласана, и Раолина Проклятье  Тьмы.  Точно
b  *  же,  как ныне используют Логайна. Буду использовать, пока  от  тебя  не
останется ничто.
 -  Я  не  знаю...  -  Ранд помотал головой. Единственный  миг  ясности  ума,
рожденный гневом, миновал. Даже когда он попытался обрести его вновь, ему  не
удалось вспомнить, как он этого добился в первый раз. Мысли Ранда разбегались
и  кружились. Он вцепился в одну, словно в кружащийся в водовороте плот. Ранд
с  трудом выдавливал слова, голос с каждым словом становился все увереннее  и
громче:
 -  Ты...  же заточен... в Шайол Гул. Ты и все Отрекшиеся заточены Создателем
до скончания времен.
 -  До  скончания времен? - передразнил Ба'алзамон. - Ты живешь,  словно  жук
под скалой, а думаешь, что твой липкий ил - это вся вселенная. Смерть времени
даст мне такую власть, о которой ты, червь, и мечтать не смеешь.
 - Ты заточен...
 -  Дурак, никогда я не был заточен! - Огонь его лица забушевал так, что Ранд
отступил  назад, заслонясь ладонями. Пот на руках мигом высох от полыхнувшего
жара. - Я стоял за плечами Льюса Тэрина Убийцы Родичей, когда он совершал то,
что  дало  ему  прозвище. Именно я нашептал ему убить жену и  детей,  и  всех
родственников,  всех  живых существ, которых он любил и которые  любили  его.
Именно  я  одарил его минутой здравого рассудка, дабы он узнал, что совершил.
Слышал  ли  ты, червь, какой вопль издает человек, когда отлетает  его  душа?
Тогда он мог поразить меня. Он не одолел бы меня, но попытаться мог. А вместо
этого  он  обрушил  на себя свою любимую Единую Силу, так  много,  что  земля
разверзлась и вознесла Драконову Гору, отметившую его могилу.
 Тысячью  годами  позже я послал троллоков грабить юг,  и  три  столетия  они
беспощадно  опустошали мир. Эти ослепленные говорили,  что  в  итоге  я  буду
разбит, но Второе Соглашение, Договор Десяти Государств, распалось и не  было
возобновлено, и кто остался, чтобы тогда противостоять мне? Я  шепнул  в  ухо
Артуру Ястребиное Крыло, и по всей стране Айз Седай умерли. Я шепнул вновь, и
Верховный Король послал свои войска через Океан Арит, через Мировое  Море,  и
тем  скрепил одной печатью две судьбы. Вынес приговор своим грезам  о  единой
стране  и  едином народе и определил ту судьбу, что еще грядет. Я был  у  его
смертного одра, когда ему все советники говорили, что его жизнь могут  спасти
лишь Айз Седай. Я сказал, и он отправил своих советников на костер. Я сказал,
и  последними  словами Верховного Короля стали слова о  том,  что  Тар  Валон
должен быть разрушен.
 Когда  таким людям, как он, не устоять против меня, какие шансы  у  тебя,  у
жабы, притаившейся возле лесной лужицы? Ты будешь служить мне или же, пока не
умрешь, будешь плясать на нитях, за которые станут дергать Айз Седай. А потом
ты будешь моим. Мертвые принадлежат мне!
 - Нет, - невнятно пробормотал Ранд, - это сон. Это сон!
 -  Ты  считаешь,  что в своих снах укроешься от меня? Смотри!  -  Ба'алзамон
простер  руку в повелительном жесте, и голова Ранда повернулась за ней,  хотя
он и не поворачивал ее, - он совсем не хотел ее поворачивать.
 Кубок  исчез  со  стола. Там, где он стоял, сжалась в комок огромная  крыса,
она щурилась на свету, осторожно принюхивающаяся. Ба'алзамон согнул палец,  и
крыса  с  писком выгнула спину, передние лапы повисли в воздухе, а  сама  она
неуклюже  балансировала  на  задних.  Палец  согнулся  еще  больше,  и  крыса
опрокинулась  на  спину, отчаянно дергая лапами, скребясь и хватаясь  ими  за
ничто,  пронзительно визжа, а спинга ее все сгибалась, сгибалась,  сгибалась.
Раздался   отчетливый  сухой  треск,  как  от  сломавшегося  прутика,   крыса
содрогнулась всем тельцем и затихла, оставшись лежать, согнутая  чуть  ли  не
вдвое.
 У Ранда комок встал в горле.
 -  Всякое  может случиться во сне, - промямлил он. Не оглядываясь,  юноша  с
размаху  опять ударил кулаком по двери. Рука отозвалась болью, но  проснуться
все равно не удалось.
 -  Тогда  ступай к Айз Седай. Ступай в Белую Башню и расскажи  им.  Расскажи
Престолу  Амерлин  об этом... сне. - Мужчина расхохотался;  Ранд  ощутил  жар
огненного дыхания на своем лице. - Это единственный способ отделаться от них.
Тогда они не станут использовать тебя. Нет, не станут, когда узнают, что  мне
('"%ab-. об этом. Но вот позволят ли они тебе жить, чтобы ты повсюду болтал о
том, чем они занимаются? Ты такой непроходимый глупец и готов поверить в  то,
что позволят? Прах многих подобных тебе развеян на склонах Драконовой Горы.
 - Это - сон, - тяжело дыша, выдавил Ранд. - Это - сон, и я сейчас проснусь.
 - Да? Проснешься?
 Уголком  глаза  Ранд заметил, что палец мужчины начал поворачиваться  в  его
сторону.
 - Ты сейчас проснешься?
 Палец  согнулся,  и  Ранд закричал, когда его тело начало  сгибаться  назад,
мышцы дрожали от напряжения, и спина все прогибалась и прогибалась.
 - А проснешься ли ты?

 Ранд  судорожно  дернулся во тьме, руки сжали ткань. Одеяло. Бледный  лунный
свет лился через единственное окошко. Смутные очертания двух других кроватей.
С  одной из них раздается храп, словно рвущийся холст: Том Меррилин.  В  золе
камина мерцают красным несколько угольков.
 Значит,  это был сон, как тот кошмар в гостинице "Винный Ручей" в  день  Бэл
Тайн, - все, что он слышал и что он делал, смешалось со старыми преданиями  и
всякими невесть откуда взявшимися вздорными россказнями. Ранд подтянул одеяло
повыше,  на  плечи, но дрожал-то он совсем не от холода.  К  тому  же  ужасно
болела  голова.  Может,  Морейн удастся сделать  что-нибудь,  чтобы  эти  сны
прекратились? Она говорила, что может помочь, если будут кошмары.
 Вздохнув,  Ранд  лег обратно на постель. Неужели эти сны  такие  уж  плохие,
чтобы кинуться с просьбой о помощи к Айз Седай? С другой стороны, разве  все,
что  он  уже  сделал,  не  втянуло его во что-то еще более  таинственное?  Он
покинул  Двуречье, ушел с Айз Седай. Но ведь тогда не было иного выбора.  Так
есть  ли  какой другой выбор, кроме как довериться ей? Айз Седай? Подумать  о
таком  так  же  страшно, как и видеть эти сны. Ранд свернулся  калачиком  под
одеялом, стараясь обрести душевный покой тем способом, какому его научил Тэм,
но сон вернулся не скоро.

                                                                     ГЛАВА 15
                                                          НЕЗНАКОМЦЫ И ДРУЗЬЯ

 Солнечная  полоска  наползла на узкую кровать и  в  конце  концов  пробудила
Ранда  от глубокого, но беспокойного сна. Он сунул голову под подушку, солнца
от  этого  меньше не стало, да и спать-то больше не хотелось. За тем,  первым
сном  приходили  и  другие. Припомнить их не удавалось, но  и  первого  Ранду
хватило, так что других и даром не нужно было.
 Со  вздохом Ранд отпихнул подушку и сел, с хрустом потянувшись. Тупая  боль,
которая, как он полагал, исчезла после купания, вернулась. И голова болела по-
прежнему. Последнее не удивляло. Одного того сна с лишком бы хватило, чтобы у
любого была головная боль на неделю. Прочие сны уже изгладились из памяти, но
не этот.
 На  других кроватях никого не было. Солнечные лучи круто падали через окошко
в  комнату - окно поднялось над горизонтом уже высоко. В такой час  дома,  на
ферме,  Ранд бы давно приготовил себе перекусить и уже с головой  окунулся  в
дневные заботы. Сердито ворча, Ранд вылез из постели. Надо еще на этот  город
посмотреть,  а  его  разбудить не удосужились. Ладно хоть кто-то  позаботился
налить воды в кувшин для умывания, и она еще теплая.
 Ранд  быстро умылся и оделся, помедлив немного с мечом Тэма в руках.  Лан  и
Том,  разумеется, оставили в комнате свои переметные сумы и скатки одеял,  но
меча  Стража нигде не было заметно. Лан расхаживал по Эмондову Лугу  с  мечом
задолго  до  первых признаков беды. Ранду подумалось, что не худо последовать
примеру  более  опытного  человека. Твердя  себе,  что  это  не  из  простого
тщеславия,  не  из-за  частых  мечтаний  о  том,  чтобы  пройтись  по  улицам
настоящего города с мечом на боку, он застегнул пояс и перебросил плащ  через
плечо, будто мешок.
 Прыгая через две ступеньки, Ранд торопливо спустился в кухню. Наверняка  это
именно то местечко, где можно наскоро перекусить, а в свой единственный  день
в  Байрлоне  нет  смысла тратить время попусту - и так уже  сколько  потерял.
Jровь и пепел, могли, бы меня и разбудить.
 На  кухне мастер Фитч препирался с толстой женщиной, чьи руки были по локоть
в  пшеничной  муке,  - явно повариха. Хотя, скорее, это она  отчитывала  его,
грозно размахивая пальцем у него под носом. Прислуживающие девушки, судомойки
и мальчишки-поварята носились по своим делам, старательно не обращая внимания
на происходящее рядом.
 -  ...мой  Усатик - хороший кот, - колко говорила повариха, - и я  не  стану
слушать других слов, понятно вам? Жаловаться на то, что он делает свою работу
чересчур  добросовестно, - вот как называется то, с чем вы  явились  ко  мне,
если у меня спросить.
 -  А  у  меня жалобы, - ухитрился вставить мастер Фитч. - Жалобы,  сударыня.
Половина гостей...
 -  Не  хочу  и слышать об этом! Просто не стану слушать. Если им  вздумалось
жаловаться на моего котика, то пусть они и стряпают. Мой бедный старый котик,
который просто честно делает свою работу, и я, мы пойдем туда, где нас  будут
ценить, раз уж не ценят тут. - Женщина развязала фартук и начала снимать  его
через голову.
 -  Нет! - взвизгнул мастер Фитч и кинулся останавливать ее. Они закружились,
словно в танце: повариха, пытающаяся снять передник, и содержатель гостиницы,
старающийся надеть его обратно на нее.
 -  Нет,  Сара, - пыхтел мастер Фитч. - Не нужно этого. Не нужно,  я  говорю!
Что я стану без тебя делать? Усатик - славный кот. Превосходный кот. Он самый
лучший кот в Байрлоне. Если кто-то еще станет жаловаться, то я скажу ему, что
он   должен  быть  благодарен  коту,  раз  тот  делает  свою  работу.  Да-да,
благодарен. Не надо уходить. Сара? Сара!
 Повариха  остановила  их  кружение и высвободила  передник  из  рук  хозяина
гостиницы.
 -  Тогда ладно. Хорошо. - Сжимая передник в руках, она все еще не завязывала
его.  - Но если вы надеетесь, что у меня что-то будет готово к полудню, лучше
вам  убраться отсюда и дать мне заняться делом. Гостиница, может, и ваша,  но
уж  кухня  -  моя.  Если только вы сами не хотите заняться  стряпней?  -  Она
сделала движение, словно вручая передник мастеру Фитчу.
 Тот,  широко  разведя руки, попятился. Он открыл было рот, затем остановился
и  в  первый  раз  оглянулся вокруг. Кухонная прислуга  усердно  не  замечала
повариху  и  хозяина, а Ранд принялся усиленно шарить по карманам,  хотя,  не
считая той монеты, что ему дала Морейн, в них почти ничего не было: несколько
медяков и разная мелочь. Карманный нож и точило. Две запасные тетивы и  моток
бечевки, которая, как он считал, может пригодиться.
 -  Я уверен, Сара, - сказал мастер Фитч, тщательно подбирая слова, - что все
будет приготовлено с твоим обычным совершенством.
 С  этими  словами он в последний раз обвел кухонную прислугу  подозрительным
взглядом  и  удалился затем с таким достоинством, какое  сумел  напустить  на
себя.
 Сара  подождала,  пока  тот  не ушел, и быстро затянула  завязки  передника,
потом посмотрела на Ранда.
 -  Думаю,  тебе хочется чего-нибудь поесть, а? Что ж, давай, заходи,  -  она
усмехнулась. - Да не кусаюсь я, не кусаюсь, неважно, что ты видел то, чего не
следовало.  Циэль, дай-ка пареньку хлеба, сыра и молока. Это все, что  сейчас
есть.  Садись-ка, парень. Твои друзья все ушли, кроме одного, который, как  я
понимаю,  неважно  себя чувствует, и, сдается мне, ты  тоже  не  прочь  пойти
прогуляться.
 Одна  из  служанок,  пока  Ранд устраивался у стола  на  табурете,  принесла
поднос.  Юноша  занялся  едой, и повариха вновь принялась  месить  тесто  для
хлеба, но разговора не оставила.
 -  Не  бери  в  голову  то, что ты сейчас тут видел. Мастер  Фитч  -  вполне
достойный  мужчина, хотя и лучший из вас - не самый сговорчивый.  Этот  народ
жалуется,  словно делать ему больше нечего, вот он и раздражен, а из-за  чего
весь  сыр-бор? Им что, хочется вместо дохлой крысы найти пять живых? Хотя  на
Усатика не похоже - оставлять за собой свою работенку неприбранной. Да еще  и
больше дюжины? Усатик бы столько крыс в гостиницу ни за что бы не впустил, да
никогда!  К тому же тут опрятно, все время убирают, чего этим-то тварям  сюда
`"  blao?  Да  еще  все  с  переломанными хребтами. - Она  покачала  головой,
удивляясь всем этим странным делам.
 Хлеб и сыр во рту у Ранда по вкусу мигом стали пеплом.
 - У них хребты сломаны?
 Повариха махнула рукой, обсыпанной мукой.
 -  Думай  о  более  радостных вещах - так я смотрю  на  жизнь.  Знаешь,  тут
менестрель. Вот прямо в эту минуту, в общей зале. Но погоди, ты  же  вроде  с
ним пришел? Ты из тех, кто приехал с госпожой Элис прошлым вечером, верно? По-
моему,  да.  У  меня самой, наверное, вряд ли выпадет минутка  на  менестреля
поглядеть,  особенно  сейчас,  когда в гостинице  полно  постояльцев,  причем
большинство из них всякая шантрапа, спустившаяся с копей. - Она со всей  силы
звучно шлепнула по тесту. - Совсем не того сорта людишки, раньше мы бы  их  и
на  порог  не  пустили,  терпим  лишь в эти времена,  когда  они  весь  город
заполонили.  Но, по-моему, они оказались получше некоторых. Да-а,  а  я  ведь
менестреля не видела с самого начала зимы, и...
 Ранд  механически  жевал,  не чувствуя вкуса, не слушая  монолога  поварихи.
Мертвые крысы, с переломанными хребтами. Он торопливо доел завтрак, запинаясь
на  каждом  слове, поблагодарил за хлеб и сыр и поспешил вон. Ему обязательно
нужно с кем-нибудь поговорить.
 Большая  зала "Оленя и Льва", за исключением своего назначения,  имела  мало
общего  с  залой  в "Винном Ручье". Она оказалась вдвое шире  и  раза  в  три
длиннее,  а  стены  ее  были  расписаны красочными картинами:  необыкновенные
здания,  окруженные садами высоких деревьев и клумбами ярких  цветов.  Вместо
одного  огромного камина на всю залу, здесь жарко горело по одному  в  каждой
стене,  и все пространство заполняло множество столов, и почти каждый табурет
или скамья были заняты.
 Все  мужчины, сжимая в зубах трубки, а в руках - кружки, склонились  вперед,
целиком  увлеченные одним: на столе посередине залы стоял  Том,  многоцветный
плащ  переброшен  через спинку стула рядом с ним. Даже мастер  Фитч  замер  с
большой  серебряной кружкой с крышкой и тряпочкой для полировки в неподвижных
руках.
 -  ...гарцуя,  серебристые копыта и гордые, выгнутые дугой  шеи,  -  звучным
голосом  говорил Том, и в то же время каким-то образом казалось,  что  он  не
только  скачет  верхом  на  коне, но и что он - один  из  длинной  кавалькады
всадников.  - Они вскидывали головы, и развевались шелковистые гривы.  Тысяча
бьющихся  на  ветру  знамен  заслоняли радугу на бескрайнем  небе.  От  сотни
медноголосых труб дрожал воздух, а грохот барабанов разносился, словно  гром.
Радостные  крики  волна  за волной катились от тысяч  зрителей,  катились  по
гребням  крыш и между башен Иллиана, но ни грохота, ни тишины не слышали  уши
тысячи  всадников, чьи очи и сердца горели священным устремлением.  Вперед  и
вперед  скакала Великая Охота за Рогом, мчалась на поиски Рога Валир, который
должен призвать героев минувших Эпох из могильных объятий на битву за Свет...
 В  те  ночи у костра, когда отряд Морейн скакал на север, менестрель называл
такое  исполнение  Простой Декламацией. Предания, говорил он,  рассказываются
одним  из  трех голосов: Возвышенный Слог, Простая Декламация и  Обыкновенный
Стиль, причем последний подразумевал простой пересказ истории - так, будто ты
беседуешь со своим соседом о видах на урожай. Том рассказывал тогда  предания
именно в Обыкновенном, но ни в коей мере не скрывая своего пренебрежительного
отношения к исполнению в подобной манере.
 Ранд,  не  входя в залу, прикрыл дверь и привалился к стене. От Тома  сейчас
совета  не  получить.  Морейн...  как бы она  поступила,  если  бы  ей  стало
известно?
 Ранд  заметил,  как  проходящие мимо с удивлением  поглядывают  на  него,  и
понял,  что размышляет если и не вслух, то вполголоса. Одернув куртку,  юноша
выпрямился.  Нужно  с  кем-нибудь поговорить. Повариха  сказала,  что  кто-то
остался  в  гостинице.  Едва сдерживаясь, чтобы  не  бежать,  он  зашагал  по
коридору.
 Стукнув  в  дверь комнаты, в которой ночевали его друзья, и просунув  голову
вовнутрь,  Ранд  обнаружил там Перрина, который, до сих пор  еще  не  одетый,
лежал  в  постели. Перрин повернул голову на звук открывшейся  двери,  увидел
Ранда, затем опять смежил веки. В углу Ранд заметил прислоненные к стене  лук
( колчан Мэта.
 -  Слышал,  ты неважно себя чувствуешь, - сказал Ранд, заходя в комнату.  Он
подошел  к  Перрину  и сел на соседнюю кровать. - Я просто хотел  поговорить.
Я...  -  Он  вдруг  понял, что не знает, с чего начать. - Если  ты  болен,  -
произнес Ранд, привстав, - то тебе, наверное, надо бы поспать. Ладно, тогда я
пойду.
 -  Не  знаю, смогу ли я когда-нибудь опять уснуть, - вздохнул Перрин. - Мне,
если  хочешь  знать, приснился жуткий сон, и уснуть никак не удается.  А  Мэт
оказался довольно-таки шустр, раз успел рассказать тебе. Утром он поднял меня
на  смех,  когда я объяснил, почему слишком устал, чтобы идти с ним,  но  ему
тоже  что-то  снилось. Почти всю ночь напролет я слышал, как он ворочается  и
бормочет, и можешь мне не говорить, что он крепко спал ночью. - Перрин уронил
на  лицо  широкую  ладонь, закрывая глаза. - Свет, но я устал.  Может,  сумею
встать, если полежу тут часок-другой. Если из-за этого кошмара мне не удастся
посмотреть на Байрлон, Мэт мне все уши о нем прожужжит.
 Ранд медленно опустился обратно на кровать. Облизнул губы, затем выпалил:
 - Он убил крысу?
 Перрин опустил руку и уставился на друга.
 -  И  ты  тоже?  -  наконец смог он произнести. Когда  Ранд  кивнул,  Перрин
произнес: - Хотел бы я оказаться дома. Он мне сказал... он сказал... Что  нам
делать? Ты Морейн говорил?
 - Нет. Пока нет. Может, ничего и не скажу. Не знаю. А ты?
 -  Он  сказал... Кровь и пепел, Ранд, я не знаю. - Перрин резко  приподнялся
на локте. - Ты думаешь, Мэту снился тот же сон? Он смеялся, но ему было не до
смеха.  А когда Я сказал, что из-за этого сна не могу уснуть, то выглядел  он
как-то подозрительно.
 -  Может,  и тот же, - сказал Ранд. Он почувствовал облегчение, а  вместе  с
ним и ощущение вины, - что, оказывается, не на него одного такая напасть.
 -  Я собираюсь спросить совета у Тома, - сказал Ранд. - Он многое повидал  в
мире. Ты... ты не считаешь, что нам нужно рассказать все Морейн, да?
 Перрин повалился обратно на подушку.
 -  Ты  же  слышал предания об Айз Седай. По-твоему, Тому можно доверять?  Мы
вообще хоть кому-то можем доверять? Ранд, если мы выберемся из этой передряги
живыми,  если  когда-нибудь вернемся домой и ты  услышишь  от  меня  хотя  бы
словечко  о  том,  чтобы оставить Эмондов Луг, даже о том,  чтобы  сходить  в
Сторожевой Холм, пни меня хорошенько. Ладно?
 -  О  чем  разговор,  -  ответил  Ранд,  растягивая  губы  в  улыбке,  такой
жизнерадостной,  на  какую  только был способен. -  Мы  обязательно  вернемся
домой.  Давай, вставай. Мы же в настоящем городе, и у нас целый  день,  чтобы
поглядеть на него. Где твоя одежда?
 -  Ты  иди. Я просто немножко полежу. - Перрин опять прикрыл глаза рукой.  -
Ты иди. Я тебя через час или два найду.
 -  Многое  потеряешь,  -  сказал Ранд, поднявшись.  -  Подумай  о  том,  что
упустишь. - Он остановился у дверей. - Байрлон. Сколько раз мы говорили,  что
однажды увидим Байрлон?
 Перрин лежал с закрытыми глазами и не промолвил ни слова. Через минуту  Ранд
шагнул за порог и затворил за собою дверь.
 В  коридоре юноша прислонился к стене, улыбки как не бывало. Голова  до  сих
пор  болела;  лучше  не стало, наоборот, хуже. Вряд ли он  придет  в  большой
восторг от Байрлона, по крайней мере, не сейчас. Пожалуй, ничего не смогло бы
сейчас вызвать у Ранда воодушевления.
 Мимо  прошла служанка со стопкой простыней в руках и с интересом  оглянулась
на  него.  Прежде  чем  она  успела заговорить с Рандом,  он  заторопился  по
коридору, горбясь под плащом. До конца выступления Тома пройдет не один  час.
А  пока  можно  оглядеться вокруг. Может, удастся найти  Мэта  и  узнать,  не
появлялся  ли в его снах Ба'алзамон. На этот раз спускаться по лестнице  Ранд
стал помедленнее, потирая висок.
 Ступеньки  кончились  возле кухни, и юноша решил  выйти  отсюда.  Он  кивнул
Саре, но когда повариха, казалось, решила продолжить беседу с того места, где
она  прервалась в прошлый раз, Ранд поспешил шмыгнуть к выходу.  Конный  двор
оказался  пуст,  не  считая Матча, стоявшего в дверях  конюшни,  да  один  из
*.-ne."  нес  туда на плече какой-то мешок. Ранд кивнул и Матчу,  но  старший
конюх свирепо глянул на него и скрылся в конюшне. Ранд не терял надежды,  что
остальные  в  городе  больше  схожи с Сарой, а отнюдь  не  с  Матчем.  Полный
решимости посмотреть на то, каков он, этот самый город, юноша ускорил шаг.
 Около  распахнутых  ворот, ведущих с конного двора, он остановился  и  обвел
взглядом улицу. Она была полна народу, люди теснились на ней, словно  овцы  в
загоне, - закутанные в плащи и куртки до самых глаз, шапки надвинуты поглубже
от  холода, шли они быстрым шагом, то и дело обгоняя один другого,  будто  их
гнал  ветер,  свистевший в кровлях домов, они толкали друг друга и  проходили
мимо,  почти не обмениваясь ни словом приветствия, ни взглядом. Все - чужаки,
подумал Ранд. Никто из них никого не знает.
 Кругом  к  тому же витали необычные запахи - острые, и кислые,  и  душистые,
образуя  вместе такую смесь, от которой у Ранда засвербило в носу. И в  самый
разгар Праздника он ни разу не видел столько людей, толпящихся в одном месте.
Даже  вполовину  меньше.  А это только одна улица.  Мастер  Фитч  и  повариха
говорили, что весь город чуть ли не битком набит. Целый город... и так?
 Ранд  попятился  от  ворот, подальше от улицы, запруженной  народом.  Как-то
нехорошо  уйти  и  бросить  Перрина, больного, в постели.  А  что,  если  Том
закончит свое повествование, пока Ранд будет бродить по городу? Менестрель  и
сам  мог потом уйти, а поговорить с кем-нибудь обязательно нужно. Лучше всего
немного обождать. Повернувшись спиной к кишащей людьми улице. Ранд облегченно
вздохнул.
 Голова  разболелась,  и  возвращаться обратно  в  гостиницу  ему  совсем  не
хотелось  -  эта мысль нисколько не привлекала. Юноша присел на  перевернутый
бочонок возле стены гостиницы с надеждой, что холодный воздух умерит головную
боль.
 Время  от  времени в дверях конюшни возникал Матч и удивленно поглядывал  на
Ранда  и  даже  один  раз прошел по двору, и тогда юноша  встретил  брошенный
искоса  недобрый взгляд конюха. Что, если этому человеку не по душе  сельский
люд?  Или его привело в замешательство то, как их приветствовал мастер  Фитч,
после  того как он пытался не пустить их отряд с заднего двора? Может,  он  -
Друг  Темного,  подумал Ранд, надеясь, что подобная идея  рассмешит  его,  но
веселого  в  ней  было мало. Ранд провел рукой по эфесу  меча  Тэма.  Вообще,
веселого осталось не так много.
 -  Пастух  с  мечом,  отмеченным клеймом цапли, -  раздался  низкий  женский
голос.  -  Такого хватит, чтобы я поверила во что угодно. В  какой  ты  беде,
парень из низин?
 Вздрогнув,  Ранд  как  ужаленный вскочил на ноги.  Рядом  с  ним  стояла  та
девушка с коротко остриженными волосами, которую он видел с Морейн, выйдя  из
купальни. Она, как и тогда, была одета в мужские куртку и штаны. Девушка, как
решил Ранд, выглядела чуть старше его, с темными глазами, даже темнее, чем  у
Эгвейн, и необыкновенно внимательными.
 - Ты - Ранд, верно? - продолжала она. - Мое имя - Мин.
 -  Ни  в  какой  я не в беде, - сказал Ранд. Он не знал, что  ей  рассказала
Морейн, но предупреждение Лана не привлекать внимания помнил хорошо. - С чего
ты  взяла, что я в беде? Двуречье - тихие края, а мы все - люди мирные. Бедам
там нет места, если только они грозят не посевам и овцам.
 -  Мирные?  -  сказала Мин со слабой улыбкой. - Слыхивала я  людей,  которые
толковали  про  вас,  народ Двуречья. Слышала шутки про пастухов  с  дубовыми
головами, да и к тому же здесь есть люди, что сами бывали в низинах.
 -  С  дубовыми  головами? - переспросил Ранд, сдвинув брови. -  Что  еще  за
шутки?
 -  Те,  кто  знают, - продолжала девушка, словно он ничего и не  говорил,  -
говорят,   что  все  вы  ходите  с  улыбками,  полны  вежливости,  прямо-таки
податливые  и  мягкие,  словно масло. По крайней  мере,  внешне.  Внутри  же,
утверждают,  вы  все тверды, как старое дубовое корневище. Ткните  посильнее,
говорят,  и обнаружите камень. Но в тебе или в твоих друзьях камень зарыт  не
так  глубоко.  Словно  бы бурей сорвало с него почти  весь  дерн.  Морейн  не
рассказывала мне всего, но я вижу то, что вижу.
 Старое  дубовое корневище? Камень? Что-то не очень похоже на речи  купцов  и
их людей. Хотя от последних слов Ранд вздрогнул.
 Он  быстро  оглянулся  вокруг: двор конюшни был пуст,  а  ближайшие  окна  -
закрыты.
 - Я не знаю никого, кого зовут... как там, еще раз?
 -  Тогда,  если  угодно, госпожа Элис, - сказала Мин  с  лукавым  видом,  от
которого у Ранда на щеках проступил румянец. - Рядом нет никого, кто  мог  бы
нас услышать.
 - Почему ты думаешь, что у госпожи Элис есть другое имя?
 -  Потому  что она сказала мне, - ответила Мин с таким терпением  в  голосе,
что  он  вновь вспыхнул. - Думаю, не потому, что у нее был выбор. Я  увидела,
что  она... иная... сразу же. Когда она останавливалась здесь раньше, по пути
в  низины. Ей обо мне было известно. Я разговаривала с... другими,  как  она,
раньше.
 - Увидела? - спросил Ранд.
 -  Ну,  по-моему,  к  Детям ты не побежишь. Навряд ли,  учитывая,  кто  твои
спутники. Белоплащникам не понравилось бы то, что я делаю, точно так же,  как
и то, что делает она.
 - Я не понимаю.
 -  Она говорит, что я вижу части Узора. - Мин коротко рассмеялась и покачала
головой.  - По мне, это звучит слишком грандиозно. Просто когда я  смотрю  на
людей,  я  кое-что вижу и иногда знаю, что это значит. Я смотрю на мужчину  и
женщину,  которые  друг с другом даже и не разговаривали,  и  знаю,  что  они
поженятся. И они на самом деле женятся. Вот такие дела. Она хотела,  чтобы  я
взглянула на вас. На всех вас вместе:
 Ранда охватила дрожь.
 - И что же ты увидела?
 -  Когда  вы вместе? Искры кружатся вокруг вас, их тысячи, и огромная  тень,
темнее, чем полночный мрак. Она столь густа, что я удивлена, почему ее  никто
не замечает. Искры стремятся заполнить тень, а тень пытается поглотить искры.
-  Девушка  пожала  плечами. - Вы все завязаны вместе во что-то  опасное,  но
большего я разобрать не могу.
 -  Все  мы? - пробормотал Ранд. - Эгвейн тоже? Но они же приходили не  за...
то есть...
 Мин, казалось, не заметила его оговорки.
 -  Девушка? Она часть этого. И менестрель. Все вы. Ты влюблен в нее. -  Ранд
ошарашенно взглянул на Мин. - Я могу сказать об этом без всяких образов.  Она
тоже  любит тебя, но она не для тебя, и ты не для нее. Не так, как вам  обоим
хочется.
 - Что это все значит?
 -  Когда  я  смотрю на нее, передо мной встает та же картина, как  и  тогда,
когда я смотрю на... госпожу Элис. И другое тоже, другое, чего мне не понять,
но я знаю, что это означает. Она от этого не откажется.
 -  Это  все  глупости, - с неловкостью сказал Ранд. Головная  боль  ослабла,
превратившись  в  тягостное  онемение;  голову  словно  шерстью  набили.  Ему
хотелось убраться от этой девушки и всего, что она видит. И еще... -  Что  ты
видишь, когда смотришь на... остальных?
 -  Всякое,  - сказала Мин с усмешкой, словно бы знала, о чем на  самом  деле
хотел  спросить  юноша. - У Стр... э-э... мастера Андры  вокруг  головы  семь
разрушенных  башен, и младенец в колыбели, держащий меч, и... -  Она  качнула
головой.  -  Люди  вроде  него - понимаешь? - всегда обладают  столь  многими
образами,  что  они  вытесняют друг друга. Самые яркие образы  у  менестреля:
мужчина - не он сам, - который жонглирует огнем, и Белая Башня, а для мужчины
в  этом  нет  никакого  смысла. Самое отчетливое, что  я  видела  у  большого
курчавого  парня,  -  это волк, и сломанная корона, и  цветущие  вокруг  него
деревья.  А у другого - красный орел, око на чашечке весов, кинжал с рубином,
рог  и  смеющийся лик. Есть и другое, но ты понимаешь, о чем я. В этот раз  я
ничего не могу толком разобрать или понять.
 Потом  девушка  подождала,  все  улыбаясь, пока  Ранд  не  откашлялся  и  не
спросил:
 - А что про меня?
 Улыбка Мин внезапно сменилась безудержным смехом.
 -  То же, что и у остальных. Меч, который не меч, золотая корона из лавровых
+(abl%",  посох  нищего,  ты,  льющий воду на  песок,  окровавленная  рука  и
раскаленное  добела  железо, три женщины, стоящие  над  твоими  погребальными
носилками, черная скала, влажная от крови...
 -   Ладно,   -  перебил  обеспокоенным  голосом  Ранд.  -  Не  стоит   всего
перечислять.
 -  Чаще  всего  вокруг тебя мне видятся молнии, одни ударяют в тебя,  другие
вырываются из тебя. Не знаю, что это означает, кроме одного-единственного. Мы
с  тобой  вновь встретимся. - Мин кинула на юношу лукавый взгляд,  будто  она
тоже этого не понимала.
 -  Почему  бы  нам  и  не встретиться? - сказал Ранд. - Я буду  возвращаться
домой этой дорогой.
 -  Полагаю,  да, этой, - усмешка вдруг вернулась на лицо девушки,  кривая  и
загадочная,  и Мин легонько дотронулась до щеки Ранда. - Но если  я  расскажу
тебе  обо  всем, что видела, ты станешь таким же курчавым, как и твой  широко
плечий друг.
 Ранд отпрыгнул назад от руки Мин, словно от раскаленной докрасна железки.
 - О чем это ты? А крыс ты не видишь? Или сны там?
 -  Крыс!  Нет, никаких крыс. А сны - это ты про них придумал, а для  меня  -
это не сны.
 Ранд подумал: а не сумасшедшая ли она, с такой вот ухмылочкой?
 -  Мне  пора  идти,  - сказал он, бочком обходя девушку. -  Я...  Мне  нужно
встретиться со своими друзьями.
 - Ладно, ступай. Но тебе не убежать.
 Ранд  если  и  не припустил бегом, то с каждым шагом он шел  все  быстрее  и
быстрее.
 -  Беги, если хочешь! - крикнула девушка ему вдогонку. - Тебе не убежать  от
меня!
 Ее  смех  погнал  Ранда  через конный двор и дальше,  на  улицу,  в  людскую
толчею.  Последние  слова  Мин  были  слишком  похожи  на  те,  что  произнес
Ба'алзамон. Торопливо пробираясь в толпе. Ранд то и дело натыкался на  людей,
за  что получал злые взгляды и резкие слова, но юноша не замедлил шага,  пока
не оказался за несколько кварталов от гостиницы.
 Вскоре  он  вновь  стал обращать внимание на окружающее.  Хотя  голова  была
словно  воздушный шар, он все равно изумленно оглядывался и  поражался.  Ранд
думал,  что  Байрлон - величественный город, если в точности  не  такой,  как
города в Томовых преданиях. Он бродил по широким улицам, в большинстве  своем
мощенных  каменными плитами, по узким кривым переулкам, - там,  куда  заводил
его  случай  и людской поток. Ночью прошел дождь, и незамощенные улицы  толпы
прохожих истоптали в грязь, но грязные улицы для Ранда были не в диковинку. В
Эмондовом Лугу мощеной улицы не найдешь, как ни ищи.
 Дворцов здесь точно не было, и считанные дома оказались намного больше  тех,
что  остались  в  родных краях, но у всех зданий крыши  были  из  шифера  или
черепицы  -  такой же красивой, что и на "Винном Ручье". Ранд  решил,  что  в
Кэймлине наверняка найдется один или два дворца. Что касается гостиниц, то их
он  насчитал девять, ни одна не меньше "Винного Ручья", большинство такие  же
огромные, как "Олень и Лев", а ведь осталась уйма улиц, которых Ранд  еще  не
видел.
 Чуть  ли  не  на  каждом шагу попадались лавки, с навесами над выставленными
прилавками, на которых громоздились груды всевозможных товаров: от  одежды  и
материи  до книг, от горшков до сапог. Здесь словно бы рассыпался груз  сотни
купеческих  фургонов.  Ранд  так  таращил  глаза  вокруг,  что  не  раз   ему
приходилось  поспешно ретироваться под подозрительными взглядами  лавочников.
Когда  первый окинул его подобным взором, юноша не понял, почему тот  так  на
него посмотрел. Когда же Ранд сообразил, в чем дело, то было рассердился,  но
вспомнил, что здесь он - чужак. Все равно много купить он не мог. Ранд охнул,
когда  разглядел,  как  много медяков меняют на дюжину сморщенных  яблок  или
горсточку ссохшейся репы, - такая в Двуречье шла бы на корм лошадям, но люди,
видимо, были готовы платить и за нее.
 По  мнению  Ранда,  народу  в  городе было  предостаточно.  В  первое  время
неисчислимость людей ошеломила его. Некоторые носили одежды куда изящнее, чем
у любого в Двуречье, - почти такие же прекрасные, как у Морейн, - и совсем на
-%,-.#(e Ранд заметил длинные, до лодыжек, подбитые мехом шубы. У гостиниц  о
чем-то переговаривались рудокопы - сгорбленные и с обликом людей, которые всю
жизнь  проводят  за  тяжелой работой под землей. Но  большинство  встреченных
Рандом  по виду ничем - ни платьем, ни наружностью - не отличались от тех,  с
кем  он  вырос.  Ранд ожидал, что в них должно быть нечто  отличающее  их  от
прочих. На самом же деле некоторые так походили на двуреченцев лицом, что  он
вполне  мог вообразить, что они - близкие родственники той или иной  знакомой
ему семьи в округе Эмондова Луга. Вон тот беззубый, седоволосый тип, с ушами,
как  ручки у кувшина, тот, что сидит на скамье у гостиницы, тот, что уткнулся
мрачным взором в пустую кружку с крышкой, вполне мог приходиться кузеном Били
Конгару.  Узколицый,  со впалыми щеками портной, шьющий перед  дверями  своей
мастерской,  мог  оказаться братом Джона Тэйна, у него  даже  была  такая  же
проплешина  на  макушке. Мужчина, как две капли воды  похожий  на  Сэма  Кро,
толкнул Ранда, проходя мимо него, когда юноша повернул за угол, и...
 Не  веря  глазам.  Ранд  уставился  на  маленького  костлявого  человечка  с
длинными  руками  и  большим носом, в одежде, больше  смахивающей  на  связки
лохмотьев,  который  торопливо проталкивался сквозь  толпу.  Запавшие  глаза,
грязное  лицо, он выглядел изможденным, словно не спал несколько дней  кряду,
но  Ранд мог бы поклясться... Тут оборванец заметил его, застыл на месте,  не
обращая   никакого  внимания  на  толкающих  его  людей.  Последние  сомнения
улетучились из головы у Ранда.
 - Мастер Фейн! - заорал он. - Мы все думали, что вас...
 В  один миг торговец рванул прочь, но Ранд, петляя, устремился за ним, то  и
дело  бросая  через  плечо извинения прохожим, на которых  нечаянно  налетал.
Сквозь толпу он успел заметить, как Фейн шмыгнул в проулок, и свернул следом.
 Несколько  шагов  по переулку, и торговец уткнулся в высокий  забор.  Тупик.
Ранд, поскользнувшись, резко остановился, едва не въехав плечом в стену дома,
а  Фейн  обернулся  к юноше, с опаской пригибаясь и отступая  в  сторону.  Он
выставил  грязные ладони перед собой, защищаясь от Ранда. В его одежде  зияла
не  одна  прореха, а плащ был затаскан и превратился в такие драные лохмотья,
как будто побывал в переделке, которая вовсе не пошла ему на пользу.
 -  Мастер  Фейн?  - нерешительно произнес Ранд. - В чем дело?  Это  я,  Ранд
ал'Тор из Эмондова Луга. Мы все думали, что вас захватили троллоки.
 Фейн  резко дернул рукой и, по-прежнему пригибаясь, боком, по-крабьи, сделал
несколько шагов к выходу из переулка. Он пытался пройти мимо Ранда и при этом
не приближаться к нему.
 -  Нет!  -  надтреснутым  голосом вскрикнул торговец.  Он  постоянно  вертел
головой, будто стараясь увидеть все происходящее на улице за спиной Ранда.  -
Не  упоминай...  -  Фейн понизил голос до хриплого шепота и повернул  голову,
бросая на Ранда быстрые, косые взгляды. - ...их. В городе Белоплащники.
 -  У  них  нет причины беспокоить нас, - сказал Ранд. - Пойдемте со  мной  в
"Олень  и  Лев". Я там остановился с друзьями. Большинство из них вы  знаете.
Они будут рады видеть вас. Мы все думали, что вы умерли.
 -  Умер? - негодующе перебил торговец. - Только не Падан Фейн! Падану  Фейну
известно, куда прыгать и куда приземляться. - Он оправил свои лохмотья, будто
они  были праздничным одеянием. - Всегда знал и всегда буду знать. Я  проживу
долго. Дольше, чем... - Внезапно лицо торговца вытянулось, а пальцы впились в
одежду  на  груди. - Они сожгли мой фургон и все мои товары. По  какой  такой
причине,  а?  Мне  не удалось забрать своих лошадей. Моих  лошадей,  но  этот
старый  толстяк,  содержатель гостиницы, запер их в своей  конюшне.  Пришлось
шагать  очень  быстро, чтобы мне не перерезали горло, и чего я добился?  Все,
что у меня было, все нажитое - все ж погибло, все пропало. Ну, где же справед
ливость? Разве это справедливо?
 -  Ваши  лошади  в целости и сохранности стоят в конюшне у мастера  ал'Вира.
Можете забрать их в любое время. Если вы пойдете со мной в гостиницу, уверен,
Морейн поможет вам вернуться в Двуречье.
 -  А-а-а!  Она...  она  же  Айз  Седай, да? - Опасливо-сдержанное  выражение
промелькнуло на лице Фейна. - Может, хотя... - Он помолчал, нервно  облизывая
губы. - А долго вы пробудете в этой... Как там? Как ты назвал ее?.. "Олень  и
Лев"?
 - Мы уезжаем завтра, - сказал Ранд. - Но какое это имеет отношение к...
 -  Ты  просто  не  знаешь, - проскулил Фейн, - что значит  набитое  брюхо  и
хороший  ночной  сон в мягкой постели. С той ночи я глаз  не  сомкнул  ни  на
минуту.  От  бега  мои  башмаки совсем развалились, а то,  что  мне  пришлось
есть...  -  Лицо торговца скривилось. - Я и на милю не хочу подходить  к  Айз
Седай,  -  он  почти  выплюнул последние слова, - даже на десятки  миль,  но,
может, придется. У меня нет выбора, разве не так? Самая мысль о том, что  она
взглянет на меня, о том, что ей известно, где я... - Фейн потянулся к  Ранду,
будто  хотел  ухватиться  за куртку юноши, но руки его  замерли  на  полпути,
судорожно задрожав, и торговец отшатнулся. - Обещай мне, что не скажешь ей. Я
боюсь  ее. Не нужно ей говорить, не надо, чтобы Айз Седай знала, что  я  жив.
Обещай. Обещай!
 -  Обещаю,  - успокаивающе сказал Ранд. - Но нет никаких причин бояться  ее.
Идемте со мной. По крайней мере, поедите чего-нибудь горячего.
 -  Может быть. Может быть. - Фейн задумчиво почесал подбородок. - Завтра, ты
говоришь? В это время... Ты не забудешь своего обещания? Ты ей не?..
 -  Я  не  дам  ей  вас обидеть, - сказал Ранд, подумав о том,  как  это  ему
удастся - удержать Айз Седай от того, что бы она ни задумала.
 -  Она  не причинит мне вреда, - сказал Фейн. - Нет, не причинит.  Я  ей  не
позволю.
 В один миг торговец зайцем шмыгнул мимо Ранда и нырнул в толпу.
 -  Мастер  Фейн! - окликнул Ранд. - Подождите! Он выскочил из  переулка  как
раз  вовремя,  чтобы увидеть мелькнувший в толпе драный плащ торговца,  когда
тот  метнулся за угол дома на соседней улице. Окликая торговца, Ранд  побежал
за  ним,  свернул за угол. Он успел заметить чью-то спину, тут же врезался  в
нее и упал вместе с прохожим в грязное месиво.
 -  Ты что, не видишь, куда идешь? - донеслось из-под Ранда ворчание, и он  в
удивлении вскочил на ноги.
 - Мэт?
 Мэт  сел  прямо и, свирепо глядя на Ранда, с мрачным видом принялся  счищать
грязь с плаща.
 -  Ты  точно превратился в городского человека. Спишь все утро, бежишь сломя
голову  прямо  по  людям.  -  Поднявшись  на  ноги,  Мэт  уставился  на  свои
запачканные руки, что-то пробурчал и вытер их о плащ. - Слушай, ты никогда не
догадаешься, кого я, по-моему, только что видел.
 - Падана Фейна, - сказал Ранд.
 - Падана Фей... Откуда ты знаешь?
 - Я с ним разговаривал, но он убежал.
 -  Так  трол...  - Мэт осекся и с опаской огляделся кругом,  но  люди  текли
мимо, не удостаивая парней даже взглядом. Ранд обрадовался, что его друг хоть
немного  научился  осмотрительности. - Так они его не сцапали.  Интересно,  а
чего  он вот так, без единого словечка, ушел из Эмондова Луга? Наверное, тоже
тогда  пустился в бега и не останавливался, покуда тут не очутился. Но почему
же он убежал сейчас?
 Ранд  покачал  головой.  Лучше бы он этого не делал -  ему  показалось,  что
голова вот-вот оторвется и упадет.
 -  Непонятно, знаю лишь, что он боится Мо... госпожи Элис. - Следить за тем,
что  у  тебя  на языке, оказалось не так-то легко. - Он не хотел,  чтобы  она
знала, что он здесь. Он заставил меня пообещать, что я не проговорюсь.
 -  Ну,  у  меня эта тайна как за каменной стеной, - сказал Мэт. -  Мне  тоже
хочется, чтобы она не узнала, где я был.
 -  Мэт?  -  Люди по-прежнему проплывали мимо, не обращая на парней  никакого
внимания, но Ранд все равно понизил голос и склонился поближе к другу. - Мэт,
тебе снились этой ночью кошмары? С человеком, который убил крысу?
 Мэт не мигая уставился на него.
 -  У  тебя тоже? - выдавил он наконец. - Сдается мне, и у Перрина.  Я  почти
выспросил его этим утром, но... Ему наверняка снились. Кровь и пепел!  Теперь
кто-то  заставляет нас видеть сны. Ранд, я хочу, чтобы никто не знал,  где  я
был.
 -  Утром по всей гостинице валялись дохлые крысы. - Говоря об этом. Ранд  не
испытывал такого страха, как раньше. Он вообще мало что сейчас чувствовал.  -
Со сломанными хребтами. - От собственного голоса у Ранда звенело в ушах. Если
.- заболел, то лучше, наверное, обратиться к Морейн. Юноша удивился: мысль  о
том, что Единую Силу используют на нем, нисколько не обеспокоила его.
 Мэт  глубоко  вздохнул, подтягивая плащ, и оглянулся, словно  раздумывая,  в
какую сторону пойти.
 - Что происходит с нами, Ранд? Что?
 -  Не  знаю. Я собираюсь спросить совета у Тома. О том, стоит ли говорить...
кому-то еще.
 -  Нет!  Только  не  ей.  Может быть, ему, но не ей.  Такая  его  горячность
поразила Ранда.
 -  Значит,  ты  ему веришь? - Ему незачем было уточнять, кого друг  имеет  в
виду, говоря "ему", - выражение лица Мэта подсказало, что тому все понятно.
 -  Нет,  - медленно произнес Мэт. - Это случайности, вот и все. Если  мы  ей
расскажем,  а он лжет, то тогда, может быть, ничего не случится. Может  быть.
Но,  может  быть, именно то, что он появился в наших снах, как  раз...  Я  не
знаю.  -  Он  помолчал. - Если мы ей не скажем, может, нам еще будут  сниться
разные сны. С крысами или без крыс, но кошмары лучше, чем... Помнишь паром? Я
за то, чтобы оставить это в тайне.
 -  Договорились. - Ранд вспомнил паром... и угрозу Морейн тоже, но  все  это
происходило чуть ли не целую вечность тому назад. - Хорошо.
 -  А Перрин никому не скажет? - продолжал Мэт, раскачиваясь на носках. - Нам
нужно  вернуться  к нему. Если он ей расскажет, то она и нас раскусит.  Можно
поспорить. Пошли.
 Мэт  сорвался с места и устремился в толпу, Ранд стоял и смотрел ему  вслед,
пока   Мэт  не  вернулся  и  не  схватил  его  за  руку.  Ранд  заморгал   от
прикосновения, а потом пошел за Мэтом.
 - Да что с тобой творится? - спросил Мэт. - Ты что, опять уснул?
 -  Кажется, я простудился, - сказал Ранд. Голова была словно туго  натянутый
барабан и почти такой же пустой.
 -  Когда  вернемся  в  гостиницу,  тебе нужно  выпить  куриного  бульона,  -
посоветовал  Мэт.  Он  так  и  продолжал беспрестанно  болтать,  пока  друзья
пробирались   по   забитым  людьми  улицам.  Ранд  изо  всех   сил   старался
прислушиваться  и  даже порой вставлял словечко-другое, но  беседа  требовала
таких усилий. Он не устал - спать совсем не хотелось. Он лишь чувствовал, как
его несет словно бы по течению. Спустя какое-то время Ранд сообразил, что уже
рассказывает Мэту о Мин.
 -  Кинжал  с  рубином, а? - сказал Мэт. - Мне это нравится. Хотя насчет  ока
ничего не скажу. Ты уверен, она ничего не выдумывала? Сдается мне, она должна
бы знать, что все это значит, раз уж она и вправду предсказательница.
 -  Она  не говорила, что она предсказательница, - возразил Ранд. -  Я  верю,
она что-то видит. Вспомни, когда мы кончили мыться, Морейн ведь разговаривала
с нею. И она знает, кто такая Морейн.
 Мэт неодобрительно посмотрел на друга.
 - По-моему, это имя мы условились не произносить.
 -  Да, - пробормотал Ранд. Он с силой потер виски руками. Сосредоточиться на
чем-нибудь было так трудно.
 -  Кажется,  ты  и  в  самом деле заболел, - сказал Мэт, хмурясь.  Вдруг  он
дернул Ранда за рукав, чтобы тот остановился. - Глянь-ка на них.
 По  улице  в  сторону  Ранда  и Мэта вышагивали  трое  мужчин  в  кирасах  и
конических  стальных  шлемах,  начищенных  до  зеркально-серебряного  блеска.
Сверкала  даже  кольчуга у них на руках. Длинные плащи,  непорочно  белые,  с
вышитой  слева на груди эмблемой - солнце с расходящимися лучами  -  казались
просто  невероятными  на грязной, с лужами улице. Руки  мужчин  покоились  на
эфесах  мечей,  и  смотрели они вокруг себя с таким видом, будто  взирали  на
гадов,  выползших  из-под прогнившей колоды. Тем не менее  никто  на  них  не
оглядывался. Казалось, никто их даже не замечал. Вместе с тем этой троице  не
приходилось  проталкиваться через толчею: людской водоворот как  бы  случайно
расступался перед мужчинами в белых плащах, давая им шагать свободно, и  этот
кусочек пустого пространства двигался вместе с ними.
 -  По-твоему, это - Дети Света? - громким голосом осведомился Мэт.  Какой-то
прохожий холодно глянул на него и ускорил шаг.
 Ранд  кивнул. Дети Света. Белоплащники. Люди, которые ненавидят  Айз  Седай.
Kюди,  которые  указывают народу, как надо жить, доставляя неприятности  тем,
кто  отказывался  подчиняться их требованиям. Если  сгоревшие  фермы  и  даже
худшее  можно назвать таким мягким словом, как "неприятности". Мне, наверное,
нужно  быть  испуганным,  подумал Ранд. Или  же  заинтригованным.  Во  всяком
случае, хоть чуть-чуть. Вместо этого он равнодушно наблюдал за этой троицей.
 -  Что-то  они  мне  не  очень-то  по  душе,  -  сказал  Мэт.  -  Больно  уж
самодовольные, а?
 - Да ну их, - сказал Ранд. - Гостиница. Нам нужно поговорить с Перрином.
 -  Совсем  как  Эвард  Коплин. Тот тоже всегда нос  задирает.  -  Мэт  вдруг
заухмылялся,  в  глазах  загорелся огонек. -  Помнишь,  как  он  сверзился  с
Фургонного  Моста и пошлепал домой мокрый с ног до головы? С  него  спесь  на
месяц сбило.
 - Ну, и при чем тут Эвард?
 -  Видишь во-он там? - Мэт указал на опирающуюся оглоблями о землю двуколку,
что  стояла  в переулке впереди Детей. Единственный колышек удерживал  дюжину
уложенных на повозку бочек. - Смотри.
 Посмеиваясь, он нырнул в скобяную лавку слева от Ранда.
 Ранд  посмотрел  ему  вслед, понимая, что надо что-то предпринять.  Подобный
огонек  в  глазах Мэта не сулил ничего хорошего - тот явно собирался выкинуть
одну  из  своих  шуточек. Но, странное дело. Ранд и сам  предвкушал  то,  что
будет,  - чего бы ни собирался натворить Мэт. Что-то шептало ему, мол,  такое
чувство  неправильно, это опасно, но Ранд все равно улыбался  в  предвкушении
дальнейшего.
 Через  минуту показался Мэт, наполовину высунувшись из чердачного  окна  под
черепичной  крышей  лавки.  В руке у него появилась  праща,  она  уже  начала
крутиться.  Взор  Ранда вновь вернулся к двуколке. Почти  сразу  же  раздался
резкий  треск,  колышек, подпиравший бочки, сломался, и в то же  мгновение  с
переулком  поравнялись Белоплащники. Народ бросился врассыпную от скатившихся
по  оглоблям бочек, которые с грохотом понеслись по улице, разбрызгивая грязь
и  мутную  воду.  Трое  Детей  запрыгали с не  меньшей  прытью,  чем  прочие,
выражение  превосходства на их лицах сменилось оторопью. Кое-кто из  прохожих
растянулся  на  земле, обдав других фонтанами брызг, но те трое  двигались  с
проворством, легко уворачиваясь от бочек. Но летящей во все стороны грязи  им
избежать не удалось, и она заляпала их белые одеяния.
 Из  переулка, размахивая руками и гневно крича, выскочил бородач  в  длинном
фартуке, но один взгляд на троицу, тщетно пытающуюся отряхнуть грязь со своих
плащей,  -  и  он  исчез в переулке даже быстрее, чем появился  оттуда.  Ранд
глянул  на  крышу  лавки - Мэта там не было. Такая меткость под  силу  любому
мальчишке из Двуречья, но результат превзошел всякие ожидания. Ранд  не  смог
удержаться  от  смеха; шутка была совершенно дурацкая, в духе  Мэта,  но  все
равно  было  смешно.  Когда  Ранд  вновь  повернулся  лицом  к  улице,   трое
Белоплащников смотрели прямо на него.
 - Ты увидел нечто смешное, да?
 Говорящий  стоял чуть впереди остальных. Его немигающий взгляд был надменен,
в  глазах  вспыхивали  искорки, словно ему было ведомо что-то  важное,  нечто
неизвестное больше никому.
 Смех  Ранда  враз оборвался. Он и Чада Света остались наедине  с  бочками  и
грязью. У людей вокруг как-то тут же нашлись неотложные дела в других  концах
улицы, подальше от них.
 -  Страх пред Светом сковывает твой язык? - От гнева узкое лицо Белоплащника
вытянулось  еще больше. Он недоверчиво посмотрел на эфес меча,  выглядывающий
из-под  плаща Ранда. - Возможно, ты несешь за это ответственность,  да?  -  У
него,  в  отличие  от  двух других, на плаще под вышитым  солнцем  красовался
золотой бант.
 Ранд  попытался прикрыть меч полой, но плащ вместо этого совсем  соскользнул
с плеча. Где-то в глубине души у юноши возникло крайнее изумление тем, как он
себя ведет, но мысль эта была какой-то далекой и отстраненной.
 - Всякое случается, - сказал Ранд. - Даже с Детьми Света.
 Узколицый мужчина приподнял бровь.
 - Ты так опасен, юнец? - Белоплащник был по виду ненамного старше Ранда.
 -  Клеймо  цапли, Лорд Борнхальд, - предостерег узколицего один  из  стоящих
/.' $(.
 Узколицый  вновь  бросил  взгляд на эфес Рандова меча,  -  у  всех  на  виду
блестела бронзовая цапля, - и глаза Белоплащника мгновенно расширились. Затем
он поднял взор, всмотрелся в лицо Ранда и недоверчиво хмыкнул.
 -  Он  слишком молод. Ты - нездешний, да? - холодно спросил он  у  Ранда.  -
Откуда ты?                             |
 -  Я  только что приехал в Байрлон. - Легкий зуд пробежал по рукам  и  ногам
Ранда. Он почувствовал прилив крови, почти осязаемое тепло. - Вы, случаем, не
знаете хорошей гостиницы?
 -  Ты  уклоняешься от моих вопросов, - перебил его Борнхальд. - Какое зло  в
тебе, что ты не отвечаешь мне?
 Его  спутники  шагнули вперед и встали по бокам Борнхальда, с  посуровевшими
бесстрастными лицами. Хоть пятна грязи никуда не делись, теперь в этой троице
ничего смешного не было.
 Нервное  возбуждение охватило Ранда целиком, сердце лихорадочно  колотилось.
Ему хотелось смеяться, он чувствовал себя просто замечательно. Слабый голосок
в  голове  кричал: что-то не так, но юноша мог думать лишь  о  том,  что  его
переполняет энергия, она готова вырваться наружу. Улыбаясь, Ранд  качался  на
пятках и ждал, что произойдет дальше. В глубине души он отстраненно размышлял
над тем, во что все выльется.
 Лицо  предводителя Белоплащников налилось краской. Другой  на  дюйм  вытянул
свой меч, демонстрируя сталь клинка, и заговорил дрожащим от ярости голосом:
 -  Когда  Дети Света задают вопросы, деревенщина ты Сероглазая, они  требуют
ответов, иначе...
 Узколицый  оборвал его гневную тираду, положив руку ему на грудь.  Борнхальд
кивком указал на дальний конец улицы.
 Явилась  Городская  Стража  -  дюжина мужчин в  круглых  стальных  шапках  и
коротких кожаных куртках с железными заклепками, держа дубины в руках, словно
бы  они  знали,  как с ними управляться. Стражники молча стояли  в  ожидании,
шагах в десяти от Белоплащников и Ранда.
 -  Этот город утратил Свет, - прорычал тот, что наполовину вытащил свой меч.
Он повысил голос и крикнул Страже: - Байрлон стоит в Тени Темного!
 Повинуясь жесту Борнхальда, он со стуком вогнал клинок обратно в ножны.
 Борнхальд вновь повернулся к Ранду. Глаза его сверкали всеведением.
 -  Приспешникам Темного не скрыться от нас, юнец, даже в городе, что стоит в
Тени. Мы еще встретимся. Можешь быть в этом уверен!
 Он  развернулся  на  каблуках и, сопровождаемый по пятам обоими  спутниками,
зашагал  прочь,  словно  бы Ранд перестал для него существовать.  По  крайней
мере,  в  эту  минуту. Когда Белоплащники дошли до запруженной  людьми  части
улицы,  то,  как  и раньше, вокруг них сразу образовалась та  же,  на  первый
взгляд случайная, пустота. Стражники потоптались на месте, разглядывая Ранда,
затем пристроили дубинки на плечи и отправились за троицей в белых плащах. Им
пришлось  пробивать себе дорогу в толпе криками: "Дорогу  Страже!"  Мало  кто
уступал им путь, да и то неохотно.
 Ранд  по-прежнему качался на пятках, ожидая чего-то. Зуд был таким  сильным,
что он едва не дрожал; он чувствовал, будто весь горит.
 Из лавки вышел Мэт, изумленно посмотрел на Ранда большими глазами.
 - Нет, ты не заболел, - заявил он. - Ты спятил!
 Ранд  глубоко  вздохнул, и возбуждение разом улетучилось, словно  воздух  из
проколотого  пузыря. Теперь, когда все миновало, он был потрясен происшедшим,
осознание того, что он только что совершил, нахлынуло на него. Облизнув сухие
губы, юноша встретил пристальный взгляд Мэта.
 -  Наверно,  нам  сейчас лучше вернуться в гостиницу,  -  нетвердым  голосом
произнес он.
 - Да, - сказал Мэт. - Это уж точно. Думаю, и впрямь лучше вернуться.
 Улица  вновь  стала  заполняться народом, и не  один  прохожий  окинул  двух
парней  внимательным взором, шепча при этом что-то своему спутнику. Ранд  был
уверен:  слух  о  происшедшем  разойдется широко.  Какой-то  безумец  пытался
затеять драку с тремя Чадами Света. Есть о чем потолковать. Может, именно сны-
то и лишают меня разума.
 Несколько  раз  друзья, заблудившись, плутали по одним и тем же  улицам,  но
"a*.`%  случай свел их с Томом Меррилином, который величественно вышагивал  в
этом  столпотворении. Менестрель налево и направо говорил, что вышел  размять
ноги  и  глотнуть  свежего воздуха, но любому, кто дважды  посмотрел  на  его
многоцветный плащ, он заявлял звучным голосом:
 - Я - в "Олене и Льве", но только этот вечер.
 Первым  сбивчиво  рассказывать Тому о снах и  о  своих  сомнениях,  говорить
Морейн  о  кошмаре или нет, начал Мэт, а Ранд лишь поправлял и дополнял  его,
поскольку  в том, как они запомнили этот сон, были различия. Или, может,  сон
каждого  из  них сам чем-то немного отличался, подумал Ранд. Тем не  менее  в
главном их впечатления сходились.
 Ребята  успели  выложить  немногое, прежде чем  Том  стал  слушать  со  всем
вниманием.  Едва Ранд упомянул Ба'алзамона, как менестрель сграбастал  их  за
плечи  и приказал попридержать языки, приподнялся на цыпочки, оглядывая толпу
поверх  голов, а потом вытолкнул парней из толчеи в тупичок переулка, где  не
было   ни   души,  лишь  валялось  несколько  корзин  да  неподалеку  лежала,
свернувшись клубком от холода, рыжая собака - худющая, с выпирающими ребрами.
 Том   пристально  всмотрелся  в  людской  поток,  выискивая   взглядом,   не
остановился  ли  кто  их подслушать, затем повернулся к  Ранду  и  Мэту.  Его
голубые  глаза  буравили  их  насквозь. Время от  времени  менестрель  бросал
настороженные взгляды на улицу.
 -  Даже не произносите этого имени там, где его могут услышать чужие уши,  -
голос  Тома  был  тих,  но настойчив. - И даже там, где  они  лишь  могли  бы
услышать  его.  Это очень опасное имя, даже если по улицам  не  шляются  Дети
Света.
 Мэт фыркнул.
 -  Мог  бы  я  порассказать о Детях Света, - произнес он, искоса  глянув  на
Ранда.
 Том не обратил на эти слова никакого внимания.
 -  Если хоть один из вас видел этот сон... - Он яростно подергал себя за ус.
- Расскажите мне все, что помните. Во всех подробностях.
 Слушая, менестрель продолжал настороженно оглядываться.
 -  ...он называл мужчин, которых, как утверждал, использовали, - сказал  под
конец Ранд. Он постарался припомнить еще что-нибудь. - Гвайр Амаласан. Раолин
Проклятие Тьмы.
 - Давиан, - добавил Мэт, не дав другу продолжить. - Юриэн Каменный Лук.
 - И Логайн, - закончил Ранд.
 -  Опасные  имена, - промолвил Том. Глаза его, казалось, сверлили ребят  еще
упорнее,  чем  раньше. - Одно другого опаснее, как и то, первое.  Теперь  уже
мертвы   все,  не  считая  Логайна.  Некоторые  мертвы  давным-давно.  Раолин
Проклятие Тьмы вот уже два тысячелетия. Но все равно имя его опасно. Для  вас
лучше  не произносить эти имена вслух даже наедине с собой. Большинству людей
ни одно из них ничего не скажет, но услышь их кто-то не тот...
 - Но кто они были такие? - спросил Ранд.
 -  Люди,  -  ответил  Том. - Люди, что потрясли столпы  небес  и  поколебали
основы мира. - Он покачал головой. - Это неважно. Забудьте о них. Ныне они  -
Прах.
 - А... их использовали, так, как он сказал? - спросил Мэт. - И убили?
 -  Можно сказать, что их убила Белая Башня. Можно сказать и так. - Губы Тома
на миг сжались, и он вновь качнул головой. - Но использовали?.. Нет, этого  я
не понимаю. Один Свет знает, сколько планов у Престола Амерлин, но этого я не
понимаю.
 Мэт задрожал.
 -  Он  столько  всего наговорил. Всяких сумасшедших вещей.  Всякое  такое  о
Льюсе  Тэрине Убийце Родичей, Артуре Ястребином Крыле. И об Оке Мира. Во  имя
Света, что бы это такое могло означать?
 -   Легенда,  -  медленно  произнес  менестрель.  -  Может  быть.  Такая  же
известная,  как  Рог  Валир, по крайней мере, в Пограничных  Землях.  Там  на
поиски   Ока  Мира  отправляются  юноши  -  точно  так  же,  как  из  Иллиана
отправляются на поиски рога. Может быть, и легенда.
 -  Что  же нам делать, Том? - спросил Ранд. - Рассказать ей? Таких снов  мне
больше не хочется. Может, она что-то сделает.
 - А может, нам не понравится то, что она захочет сделать, - проговорил Мэт.
 Том  изучающе  смотрел на юношей, что-то взвешивая в уме  и  поглаживая  усы
костяшками пальцев.
 -  Я  бы советовал промолчать. Не говорить никому, по крайней мере, какое-то
время.  Если  на то пошло, всегда можно передумать. Если придется...  Но  как
только сказал, то - все, вы уже повязаны с гораздо худшим, чем раньше, с... с
нею.  -  Неожиданно  менестрель выпрямился, сутулость его  почти  исчезла.  -
Другой  парень!  Говорите, у него был тот же сон? У него  хватит  ума,  чтобы
держать рот на замке?
 - Думаю, да, - произнес Ранд в то же мгновение, когда Мэт сказал:
 - Мы шли обратно в гостиницу, чтобы предупредить его.
 -  Да  ниспошлет  Свет,  чтоб  мы  не опоздали!  -  Том  уже  широким  шагом
устремился  из переулка - плащ хлопал его по лодыжкам, заплаты  трепетали  на
ветру. Менестрель, не останавливаясь, глянул через плечо. - Ну? Или вам  ноги
колышками к земле прибили?
 Ранд  и  Мэт  поспешили за ним, но Том не стал дожидаться, пока они  догонят
его. На сей раз он не останавливался, чтобы заговаривать с людьми, глазевшими
на  его  плащ,  или  с теми, кто сам приветствовал менестреля.  Том  рассекал
запруженные  народом улицы, словно на них никого не было, Ранд  и  Мэт  почти
бежали  следом за ним. К "Оленю и Льву" они примчались намного  быстрее,  чем
рассчитывал Ранд.
 В  дверях  гостиницы Том и юноши столкнулись со спешившим на улицу Перрином,
который на ходу накидывал на плечи плащ. Налетев на них, он чуть не упал.
 -  Я  шел вас искать, - проговорил, тяжело дыша, Перрин своим друзьям, когда
утвердился на ногах. Ранд подхватил его под руку.
 - Ты о сне кому-нибудь говорил?
 - Скажи, что не говорил, - потребовал Мэт.
 - Это очень важно, - произнес Том. Перрин в замешательстве смотрел на них.
 -  Нет,  не говорил. Я с кровати-то встал меньше часа назад. - Плечи у  него
поникли.  -  Я  весь извелся от головной боли, стараясь не думать  о  сне,  а
говорил  о  нем еще меньше. Почему вы ему сказали? - Перрин мотнул головой  в
сторону менестреля.
 -  Нам  пришлось с кем-то поговорить, не то мы бы совсем спятили, -  ответил
Ранд.
 -  Я  объясню  позже,  - прибавил Том, многозначительно  поведя  глазами  на
людей, снующих туда-сюда по коридору "Оленя и Льва".
 -  Хорошо,  - медленно произнес Перрин, по-прежнему с виду сбитый  с  толку.
Вдруг  он шлепнул себя по лбу. - Из-за вас из головы чуть не вылетело, почему
я вас разыскивать пошел, - не хотелось, а пришлось. Найнив здесь.
 -  Кровь  и  пепел!  -  взвизгнул Мэт. - Как она сюда  добралась?  Морейн...
Паром...
 Перрин хмыкнул.
 -  По-твоему,  такая  мелочь,  как потонувший паром,  остановит  ее?  Найнив
разыскала Каланчу - не знаю, как он ухитрился перебраться обратно через реку,
но  она  сказала, он прятался у себя в спальне и даже близко к реке подходить
не  желал,  -  так  или  иначе,  она застращала паромщика,  и  тому  пришлось
разыскать лодку, чтобы туда поместилась и Найнив, и ее лошадь, и перевезти их
на  другой берег. Самому. Она лишь дала ему чуток времени разыскать одного из
своих перевозчиков, чтоб посадить того за второе весло.
 - О, Свет! - выдохнул Мэт.
 -  А что она тут делает? - Ранд сгорал от желания узнать об этом. Оба друга,
и Мэт, и Перрин, одарили его презрительными взглядами.
 -  Она  явилась за нами, - сказал Перрин. - Она сейчас с... с госпожой Элис,
и там такая холодина, что, того гляди, снег пойдет.
 -  Может,  нам просто исчезнуть куда-нибудь на время? - спросил Мэт.  -  Мой
отец говорит, что только дурак сует руку в осиное гнездо без крайней нужды.
 Тут вмешался Ранд.
 -  Она  не  заставит нас вернуться. Ей должно было хватить Ночи Зимы,  чтобы
понять это. А если она не уразумеет, то нам придется заставить ее понять.
 С  каждым словом Ранда брови Мэта поднимались все выше, а когда тот закончил
говорить, он тихо присвистнул.
 -  Ты  когда-нибудь пробовал заставить Найнив понять то, чего она не  желает
понимать?  Я  пробовал. Говорю же, нам надо схорониться  до  вечера  и  тогда
потихоньку проскользнуть внутрь.
 -  Судя  по  моему впечатлению от этой молодой женщины, - сказал  Том,  -  я
думаю,  она  не  успокоится, пока не добьется своего. Если ей  станут  чинить
препоны  и  не  позволят получить желаемого немедленно, она будет  продолжать
свои  попытки,  пока не привлечет к нам внимания, которое нам  совершенно  не
нужно.
 Это  заявление  сразу положило конец разговорам. Все четверо  переглянулись,
глубоко вздохнули и шагнули через порог - с таким видом, словно им предстояло
встретиться лицом к лицу с троллоками.

                                                                     ГЛАВА 16
                                                                       МУДРАЯ

 Перрин  шел  впереди, все дальше в глубь гостиницы. Ранд  был  так  поглощен
мыслями  о  том,  что  скажет Найнив, что увидел Мин лишь  тогда,  когда  она
схватила  его  за  руку  и  оттащила в сторону.  То,  что  Ранд  остановился,
остальные заметили, только сделав еще несколько шагов по коридору. Потом  они
тоже  остановились, нетерпеливо поджидая его и в то же время не горя желанием
продолжать свой путь.
 - Для этого, парень, у нас нет времени, - грубовато сказал Том.
 Мин пронзила беловолосого менестреля взглядом.
 -  Иди  пожонглируй чем-нибудь, - огрызнулась она, оттаскивая Ранда подальше
от спутников.
 -  У меня и вправду нет времени, - сказал ей Ранд. - И тем более его нет для
выслушивания новых глупостей о том, чтобы убегать и тому подобное.
 Он  попытался  было  высвободить руку, но как только  юноша  вырывался,  Мин
опять хватала его за рукав.
 -  И  у  меня  нет  времени для глупостей. Да успокойся же!  -  Она  бросила
быстрый  взгляд  на остальных, затем придвинулась ближе к  Ранду  и  понизила
голос:  -  Совсем недавно прибыла женщина - пониже меня, молодая,  с  темными
глазами и с темными, заплетенными в косу до талии волосами. Она - часть этого
тоже, вместе со всеми вами.
 Минуту Ранд растерянно смотрел на Мин. Найнив? Она-то тут при чем? Свет,  да
я-то сам тут при чем?
 - Это... это невозможно.
 - Ты ее знаешь? - прошептала Мин.
 - Да, и она никак не может быть замешана в... в то, что вы...
 -  Искры, Ранд. Войдя, она встретилась с госпожой Элис, и тут-то вокруг  них
вспыхнули искры. Вчера я не могла увидеть искр, только тогда, когда вас  было
трое-четверо,  но  сегодня они все явственнее и ярче.  -  Она  посмотрела  на
друзей  Ранда,  нетерпеливо  ждущих его, и, вздрогнув,  опять  повернулась  к
юноше.  -  Просто  чудо, что гостиница еще не загорелась. Сегодня  вы  в  еще
большей опасности. С того момента, как появилась она.
 Ранд оглянулся на своих спутников. Том, кустистые брови которого сошлись  на
переносице углом, был уже готов поторопить Ранда и словом, и делом.
 -  Она  не  сделает нам ничего плохого, - сказал Ранд Мин. -  А  сейчас  мне
нужно идти.
 На этот раз ему удалось высвободиться.
 Проигнорировав ее негодующее восклицание, юноша присоединился  к  остальным,
и они опять двинулись по коридору. Ранд оглянулся один раз. Мин погрозила ему
кулаком и топнула ногой.
 - Что она сказала толкового? - спросил Мэт.
 -  Найнив  - часть этого, - не подумав, брякнул Ранд, потом бросил  на  Мэта
испепеляющий взгляд, который застал того с открытым уже для вопроса  ртом.  И
тут  только  до  Мэта дошло, в чем дело, - это стало видно по  выражению  его
лица.
 -  Часть  чего?  -  негромко  поинтересовался Том.  -  Этой  девушке  что-то
известно?
 Пока Ранд собирался с ответом, заговорил Мэт.
 -  Конечно  же,  она  часть этого, - сердито сказал он.  Часть  того  самого
невезения, которое обрушилось на нас с Ночи Зимы. Может, появление Мудрой для
вас не такое уж грандиозное событие, но я лично с большей охотой повстречался
бы здесь с Белоплащниками.
 -  Она  видела,  как  приехала Найнив, - сказал  Ранд.  -  Видела,  как  она
разговаривала с госпожой Элис, и решила, что она имеет какое-то  отношение  к
нам.
 Том  искоса  посмотрел  на  юношу, хмыкнул,  взъерошил  усы,  но  остальные,
похоже,  не  имели ничего против такого объяснения. Таить секреты  от  друзей
Ранду  было  не  по  душе, но секрет Мин мог бы оказаться для  нее  столь  же
опасным, как и любая их тайна - для них самих.
 Вдруг  перед  одной  из  дверей Перрин остановился,  и  его  крупная  фигура
показалась  странно  нерешительной. Он глубоко вздохнул, посмотрел  на  своих
спутников,  вздохнул еще раз, затем медленно открыл дверь  и  вошел.  За  ним
цепочкой потянулись и остальные. Последним оказался Ранд, который и закрыл за
собой дверь - с крайней неохотой.
 Глазам  его  предстала та самая комната, где они ужинали прошлым вечером.  В
камине  потрескивало  яркое пламя, в самой середине  стола  стоял  изысканный
серебряный поднос, на нем - сверкающие серебряные кувшин и кубки. На  противо
положных  концах стола, не сводя глаз друг с Друга, сидели Морейн  и  Найнив.
Остальные  стулья  пустовали.  Руки  Морейн,  неподвижные,  как  и  ее  лицо,
покоились на столе. Найнив сжимала в кулаке кончик переброшенной через  плечо
косы  и теребила его потихоньку - как обычно делала на Совете Деревни,  когда
упрямо  держалась  своего  мнения.  Хотя  сейчас,  пожалуй,  упрямства  в  ее
движениях ощущалось еще больше. Перрин был прав. Несмотря на огонь, в комнате
словно бы царил леденящий холод, и исходил он от двух женщин за столом.
 Лан,  привалившись плечом к каминной полке, смотрел в пламя и растирал руки.
У  стены,  натянув  на голову капюшон плаща и упрямо выпрямив  спину,  стояла
Эгвейн. Том, Мэт и Перрин неуверенно переминались у дверей.
 Стесненно  поводя  плечами, Ранд шагнул к столу. Иногда  приходится  хватать
волка  за  уши,  напомнил он себе. Однако на память пришла  и  другая  старая
поговорка.  Когда схватил волка за уши, то держать его так же опасно,  как  и
отпустить. Ранд ощутил на себе взгляд Морейн, потом Найнив, и ему враз  стало
жарко, но он все равно сел - между ними.
 На  миг  все  в  комнате  замерли, как вырезанные из дерева  фигурки,  потом
Эгвейн  и  Перрин,  под  конец и Мэт, преодолевая  внутреннее  сопротивление,
подошли  к  столу и расселись - тоже в середине, как и Ранд. Эгвейн  натянула
капюшон  поглубже, наполовину скрыв свое лицо; сидящие за столом  старательно
избегали смотреть друг на друга.
 - М-да, - хмыкнул Том, по-прежнему стоя у двери. - Большое достижение.
 -  Поскольку  собрались все, - произнес Лан, отойдя  от  камина  и  наполняя
вином один из кубков, - может, вы в конце концов согласитесь выпить это. - Он
протянул  кубок Найнив, которая подозрительно посмотрела на него. - Не  нужно
бояться,  -  терпеливо  сказал  Лан.  - Вы  же  видели:  вино  принес  хозяин
гостиницы,  и  подсыпать туда чего-нибудь ни у кого из нас  не  было  никакой
возможности. Не бойтесь выпить.
 При слове бойтесь губы Мудрой гневно сжались, но кубок она взяла, буркнув:
 - Благодарю.
 - Мне интересно, - сказал Лан, - как вы нас нашли.
 -  Мне  тоже.  -  Морейн чуть подалась вперед. - Может, у вас теперь,  когда
Эгвейн и ребят привели к вам, появится желание разговаривать?
 Прежде чем ответить Айз Седай, Найнив пригубила вина.
 -  Кроме  как  в  Байрлон,  идти  вам  было  некуда.  Хотя  для  верности  я
направилась  по  вашим  следам. Петляли вы, конечно,  порядком.  Но  потом  я
решила, что вряд ли вы рискнете встречаться с добропорядочными людьми.
 -   Вы...  отправились  по  нашим  следам?  -  произнес  Лан,  по-настоящему
удивленный, - впервые, как припомнил Ранд. - Должно быть, я стал беспечен.
 -  Следов  вы оставляли очень мало, но я умею читать следы так же,  если  не
лучше,  как  и любой мужчина в Двуречье, не считая, пожалуй, Тэма ал'Тора.  -
Поколебавшись, она добавила: - Пока был жив мой отец, он брал меня с собой на
охоту и учил всему, чему хотел бы научить сыновей, которых у него никогда  не
!k+..
 Она с вызовом устремила свой взор на Лана, но тот лишь одобрительно кивнул.
 -  Если вам удалось пройти по следу, который я постарался скрыть, то он учил
вас хорошо. Такое немногим под силу, даже в Пограничных Землях.
 Неожиданно  Найнив  спрятала  лицо  в  кубок.  Ранд  вытаращил  глаза.   Она
покраснела от смущения. Смущенной Найнив не видели никогда. Разъяренной - да;
сыплющей  оскорблениями - частенько; но потерявшей самообладание -  ни  разу.
Сейчас же ее щеки горели румянцем, и она старалась скрыть краску смущения.
 -  Может быть, теперь, - тихо сказала Морейн, - вы ответите на некоторые мои
вопросы. На ваши я ответила.
 -  С  огромным  ворохом  менестрелевых россказней,  -  возразила  Найнив.  -
Единственные  факты,  о которых мне известно, - это то, что  четырех  молодых
ребят, один Свет знает зачем, увела с собой Айз Седай.
 -  Вам  же  говорили, о чем здесь не знают, - резко сказал Лан. - Вы  должны
научиться сдерживать свой язык.
 -  С  какой стати? - спросила Найнив. - С какой стати я должна помогать  вам
скрываться или что там еще? Я приехала забрать Эгвейн и мальчиков  обратно  в
Эмондов Луг, а не для того, чтобы помогать вам в тайном похищении.
 Тут вмешался Том, заговорив насмешливым голосом:
 -  Если  вы хотите, чтобы они - или же вы сами - вновь увидели свою деревню,
то  вам лучше быть поосторожнее. В Байрлоне найдутся готовые убить ее,  -  он
кивком  указал  на Морейн, - за то, кто она такая. И его тоже.  -  Менестрель
указал  на  Лана, затем внезапно шагнул вперед и уперся кулаками в  стол.  Он
навис  над  Найнив,  его  длинные усы и густые брови  вдруг  разом  угрожающе
встопорщились.
 Глаза  Мудрой расширились, и она отшатнулась от него; затем Найнив вызывающе
выпрямила  спину,  которая  стала словно деревянная.  Том  этого,  видно,  не
замечал, а продолжал зловеще-спокойным тоном:
 -  На  молву,  на один лишь слушок они поползут в эту гостиницу кровожадными
муравьями.  Так  сильна  их ненависть, их желание убить  или  поймать  любого
подобного этим двоим. А девушка? А парни? Вы? Для Белоплащников вы все  равно
заодно  с  ними. Вам вряд ли придется по нраву, как они задают свои  вопросы,
особенно  если  в  дело  замешана Белая Башня.  Вопрошающие  у  Белоплащников
заранее  считают  вас  виновными,  а для такой  вины  приговор  у  них  один.
Устанавливать  истину у них нет ни малейшего желания: они  уверены,  что  уже
знают  ее.  Все,  чего  они хотят добиться при помощи раскаленного  железа  и
клещей,  -  это  признание. Лучше запомните: есть тайны,  о  которых  слишком
опасно говорить вслух, даже если вы думаете, что знаете тех, кто их слышит. -
Том выпрямился, проворчав: - По-моему, я часто говорю людям эти слова, но уже
бывает слишком поздно.
 -  Хорошо  сказано,  менестрель,  -  произнес  Лан.  Страж  снова  посмотрел
оценивающим взглядом. - Я поражен тем, что вы так обеспокоены.
 Том пожал плечами:
 -  Всем  известно, что я тоже прибыл вместе с вами. Мне не по душе  мысль  о
том,  как  Вопрошающие  с раскаленным железом требуют от  меня  раскаяться  в
грехах и идти во Свете.
 -  Вот,  -  резким тоном сказала Найнив, - вот еще одна причина,  чтобы  они
утром  же отправились со мною домой. Или, коли на то пошло, сегодня  же.  Чем
скорее мы окажемся подальше от вас на обратном пути в Эмондов Луг, тем лучше!
 -  Мы не можем, - произнес Ранд и обрадовался, что тут же разом загомонили и
его  друзья. Ответом им стал рассерженный взгляд Найнив - она не обделила  им
никого.  Но  первым заговорил он, и все умолкли, оглядываясь  на  него.  Даже
Морейн   откинулась  на  спинку  стула,  наблюдая  за  ним  поверх  сложенных
"пирамидкой"  пальцев.  Ранд  постарался не  отводить  взгляда,  встретившись
глазами  с  Мудрой.  - Если в Эмондов Луг вернемся мы,  то  и  троллоки  тоже
вернутся.  Они...  выслеживают нас. Не знаю почему,  но  выслеживают.  В  Тар
Валоне  нам,  может,  удастся  выяснить  почему.  Может,  мы  разузнаем,  как
прекратить погоню за нами. Это единственный выход.
 Найнив вскинула руки.
 -  Ты  говоришь  совсем  как  Тэм! Он сам заявился  на  деревенский  сход  и
самолично  пытался убедить всех и каждого. На Совете Деревни он уже пробовал.
Qвет  знает,  как твой,.. Госпожа Элис, - она вложила в это имя целый  фургон
издевки,  -  ухитрилась заставить его поверить - обычно у него  бывает  кроха
здравого  смысла, больше, чем у многих мужчин. В любом случае, большую  часть
времени  Совет - это шайка глупцов, но он не так глуп для этого, и никто  еще
не  оказался столь безрассудным. Они сошлись на том, что вас нужно разыскать.
Потом  Тэм стал настаивать, что он должен отправиться за вами, а сам на ногах
едва  стоял.  Должно  быть,  безрассудство  передается  у  вас  в  семье   по
наследству.
 Мэт покашлял, затем пробормотал:
 - А что там мой па? Что он сказал?
 -  Он  опасается,  что тебе взбредет в голову испробовать  свои  шуточки  на
чужеземцах  и ты добьешься того, что за какую-нибудь выходку тебя  хорошенько
вздуют.  Похоже, что это его тревожило больше, чем... сама госпожа  Элис.  Да
что там, он никогда не отличался большим умом, чем ты.
 Мэт  выглядел несколько неуверенным, не зная, как принять сказанное, или как
отвечать, или даже стоит ли отвечать.
 -  Надеюсь,  - нерешительно начал Перрин. - То есть, по-моему,  наверное,  и
мастер Лухан тоже не очень-то обрадован моим уходом.
 -  А  что,  по-твоему, должен был обрадоваться? - Найнив возмущенно покачала
головой и посмотрела на Эгвейн. - Скорее всего, мне не стоит удивляться  этой
легкомысленной выходке - такого от вас троих можно было ждать, - но я думала,
что у других найдется больше рассудительности.
 Эгвейн отодвинулась назад и спряталась за Перрина.
 -  Я  оставила записку, - едва слышно произнесла девушка. Она все натягивала
капюшон  плаща, словно боялась, что Мудрая заметит ее не заплетенные  в  косу
волосы. - Я все объяснила.
 Лицо Найнив потемнело.
 Ранд  вздохнул.  С  языка  Мудрой уже готово  было  сорваться  ругательство,
которое, судя по всему, будет весьма злым и хлестким. Если в порыве гнева она
примет  решение  - к примеру, если скажет, что намерена вновь  увидеть  их  в
Эмондовом  Лугу, неважно, кто и что заявляет, - то сдвинуть ее с этого  будет
практически невозможно. Ранд открыл рот, но...
 - Записку! - начала Найнив, и в то же мгновение Морейн сказала:
 - Мы с вами должны спокойно побеседовать, Мудрая.
 Если  б  Ранд  мог  остановиться, то он бы так  и  поступил,  но  слова  уже
полились, будто вместо рта он открыл затворы шлюза.
 -  Все это очень хорошо, но ровным счетом ничего не меняет. Вернуться мы  не
можем. Нам нужно идти дальше.
 Он  говорил все медленнее и тише и под конец чуть ли не шептал, а  Мудрая  и
Айз Седай обе смотрели на него. Ранда одарили такими взглядами, словно бы  он
влез  в  разговор женщин, касающийся дел Круга Женщин, эти взгляды  говорили,
что он сунулся в дела, в которых ничего не смыслит. Юноша откинулся на спинку
стула и съежился, мечтая очутиться где-нибудь в другом месте.
 -  Мудрая,  -  произнесла Морейн, - вы должны поверить, что со  мной  они  в
большей безопасности, чем будут дома, в Двуречье.
 -  В  большей! - отметая всякие возражения, вскинула голову Найнив. - Именно
вы  и привели их сюда - сюда, где кругом Белоплащники. Те самые Белоплащники,
от  которых - если менестрель говорит правду - из-за вас могут пострадать эти
несмышленыши.  Скажите  же мне, в какой-такой они большей  безопасности,  Айз
Седай?
 -   Есть  множество  опасностей,  от  которых  я  не  смогу  их  уберечь,  -
согласилась  Морейн, - как и вы не сможете уберечь их от удара  молнии,  если
они отправятся домой. Но не молнии нужно им опасаться, даже не Белоплащников.
Темного и послушных орудий Темного. От этого я могу защитить. Эту защиту мне,
как   и   каждой  Айз  Седай,  дает  прикосновение  к  Истинному   Источнику,
прикосновение к Саидар.
 Найнив  скептически поджала губы. От гнева рот у Морейн тоже сжался,  однако
она продолжила, голос ее звенел на грани терпения.
 -  Даже  те  несчастные  мужчины, которые обнаружили у  себя  способность  к
владению Силой, на короткое время обретали многое, хотя изредка прикосновение
к  Саидин оберегало их, а иногда порча делала их более уязвимыми. Но я, как и
+n!  o  Айз Седай, могу распространить свою защиту на тех, кто рядом со мною.
Никакой Исчезающий не причинит им вреда - до тех пор пока они рядом со  мною,
как  сейчас. Ни один троллок не приблизится и на четверть мили, чтоб об  этом
не  узнал  Лан,  который чувствует исходящее от троллоков  зло.  Если  ребята
вернутся  с вами в Эмондов Луг, сможете вы, Мудрая, дать им хотя бы  половину
этого?
 -  Сколько у вас соломенных пугал, - сказала Найнив. - У нас в Двуречье есть
поговорка:  "Дерет ли медведь волка или волк медведя - кролику всегда  худо".
Ведите свои споры где-нибудь в другом месте, а народ Эмондова Луга оставьте в
покое.
 -  Эгвейн,  -  чуть  помедлив, произнесла Морейн, - забирай  всех  и  оставь
ненадолго меня с Мудрой наедине.
 Лицо  Морейн  было  бесстрастным;  Найнив расправила  плечи,  словно  борец,
готовящийся к схватке, в которой дозволены любые приемы.
 Эгвейн  вскочила на ноги, ее стремление держаться с достоинством явно  вошло
в  противоречие  с  желанием избежать столкновения  с  Мудрой  по  поводу  не
заплетенных в косу волос. Тем не менее выполнить просьбу Морейн особого труда
не  составило - она лишь обвела парней взглядом. По полу заскрипели торопливо
отодвигаемые стулья, послышалось вежливое бормотание Мэта и Перрина,  которые
изо  всех  сил старались не рвануть к двери бегом. Даже Лан, повинуясь  жесту
Морейн, направился к дверям, потянув за собой Тома.
 Следом  за  ними вышел и Ранд, Страж закрыл дверь и занял пост  в  коридоре.
Провожаемые  взглядом Лана, все пошли по коридору - им не дали  ни  малейшего
шанса  подслушать. Когда они удалились настолько, чтобы удовлетворить Стража,
Лан  прислонился к стене и замер в этой позе. Даже без своего меняющего  цвет
плаща  он был так незаметен и неподвижен, что узнать о его присутствии  можно
было только налетев на него.
 Менестрель  проворчал себе под нос, что у него найдутся  дела  повеселей,  и
ушел,  напоследок  бросив через плечо: "Помните, о  чем  я  говорил".  Больше
уходить, похоже, никому не хотелось.
 -  О  чем  это  он? - рассеянно спросила Эгвейн, глаза ее были  прикованы  к
двери,  за которой остались Морейн и Найнив. Она продолжала теребить  волосы,
словно разрываясь между необходимостью продолжать скрывать, что они больше не
заплетены в косу, и желанием откинуть капюшон плаща.
 - Да так, дал нам один свет, - сказал Мэт. Перрин пронзил его взглядом.
 -  Он  посоветовал не разевать рта, пока мы до конца не уверены в  том,  что
собираемся сказать.
 -  Похоже,  совет и в самом деле хороший, - заметила Эгвейн, но  было  ясно,
что по-настоящему ее интересует отнюдь не это.
 Мысли  Ранда занимало другое. Как могло получиться, что Найнив стала  частью
всего  этого?  Как  вообще  они  впутались в  дело  вместе  с  троллоками,  с
Исчезающими,  с появляющимся во снах Ба'алзамоном? Это безумие. Интересно,  а
Мин рассказала Морейн о Найнив? О чем они там говорят?
 Ранд  уже потерял счет времени, когда в конце концов дверь открылась.  Через
порог  шагнула  Найнив  и  вздрогнула, увидев  Лана.  Страж  что-то  негромко
произнес,  отчего она гневно дернула головой, затем он проскользнул  в  дверь
мимо нее.
 Мудрая  повернулась  к  Ранду,  и тут он впервые  сообразил,  что  остальные
потихоньку улизнули. Ему совсем не хотелось оставаться с Мудрой один на один,
но  теперь,  когда  он встретился глазами с Найнив, удрать  было  невозможно.
Какой  изучающий  взгляд, подумал он озадаченно. О чем же  они  говорили?  Он
невольно подтянулся, когда она подошла к нему вплотную.
 Найнив указала на меч Тэма.
 -  Кажется, это тебе теперь в самый раз, хотя я бы предпочла не видеть  тебя
с ним. Ты повзрослел, Ранд.
 -  За  неделю-то? - засмеялся юноша, но смех звучал фальшиво, и она покачала
головой, словно бы он не понял ее. - Она вас убедила? - спросил он.
 -  Это  и вправду единственный выход. - Ранд помолчал, раздумывая об  искрах
Мин.- Вы идете с нами?
 Глаза Найнив широко раскрылись от удивления:
 -  Идти  с вами! С чего бы это? До моего возвращения за делами присматривает
Lавра  Маллен из Дивен Райд, но она хотела вернуться домой как можно быстрее.
Я  все  еще надеюсь уговорить вас проявить побольше здравого смысла и поехать
обратно вместе со мною.
 -  Мы  не  можем. - Ранду почудилось у двери, по-прежнему открытой, какое-то
шевеление, но в коридоре они с Найнив были одни.
 -  Ты говорил мне об этом, и она тоже, - нахмурилась Найнив. - Если б во все
это не оказалась замешана она... Айз Седай нельзя доверять. Ранд.
 -  Вы говорите так, словно и вправду нам верите, - медленно сказал юноша.  -
Что произошло на деревенском сходе?
 Прежде  чем ответить, Найнив оглянулась на дверной проем - никакого движения
там сейчас заметно не было.
 -  Эго была настоящая битва, но ей не нужно знать, что мы не справимся  сами
со своими делами. И я уверена только в одном: пока ты с нею, ты в опасности.
 -  Что-то случилось, - настаивал он. - Почему вы хотите, чтобы мы вернулись,
если думаете, будто есть хоть тень той возможности, что мы окажемся правы?  И
почему вообще вы?.. Скорей всего, послали бы мэра, а не Мудрую.
 -  Да,  ты действительно повзрослел.,- Найнив улыбнулась, и от удивления  он
переступил  с  ноги на ногу. - Я могу вспомнить те времена, когда  тебе  и  в
голову  не  пришло  бы  спрашивать, куда я намереваюсь  идти  или  как  стану
поступать, что бы и где бы ни произошло. И было это всего неделю назад.
 Ранд прокашлялся и продолжал с настойчивостью:
 - Какое это имеет значение? Почему вы все-таки здесь?
 Мудрая мельком глянула на открытую дверь, затем взяла юношу под руку.
 - Давай прогуляемся и заодно поговорим.
 Ранд  позволил  увести  себя,  и когда они оказались  достаточно  далеко  от
двери, чтобы их не могли услышать, она заговорила вновь:
 -  Как я уже сказала, сход превратился в битву. С тем, что кого-то нужно  за
вами  послать,  согласились все, но деревня раскололась на две  группы.  Одни
требовали  вызволить вас, хотя по поводу того, как этого достичь,  разгорелся
спор не на шутку, принимая во внимание то, что вы оказались с... кем-то вроде
нее.
 Юноша был рад, что Найнив не забывает следить за своими словами.
 - А другие поверили Тэму? - сказал он.
 -  Не  до  конца,  но  и  они считали, что не дело для вас  оказаться  среди
чужаков, особенно в компании с кем-то вроде нее. Тем не менее, так или иначе,
но  почти  каждый  мужчина вызвался отправиться на розыски.  И  Тэм,  и  Бран
ал'Вир, с должностными весами на шее, и Харал Лухан, - пока Элсбет не усадила
его  на  место.  Даже Кенн Буйе. Убереги меня Свет от мужчин, которые  думают
волосами на груди. Хотя не знаю, есть ли из них кто-то другой породы.  -  Она
энергично  втянула воздух носом и посмотрела вверх осуждающим взглядом.  -  В
любом случае, я поняла, что пройдет день, а то и больше, прежде чем они  что-
то  решат, и почему-то... почему-то я была уверена, что оттягивать нам  никак
нельзя.  Поэтому  я  созвала Круг Женщин и объяснила, что нужно  сделать.  Не
скажу,  чтобы им это понравилось, но мою правоту они признали. Вот поэтому  я
здесь:  потому что мужчины в округе Эмондова Луга - упрямцы с шерстью  вместо
мозгов.  Наверняка  они  до сих пор спорят о том,  кого  послать,  хотя  я  и
оставила весточку, что займусь этим сама.
 Рассказ  Найнив объяснял ее присутствие в Байрлоне, но ни в  чем  не  убедил
Ранда.  Она по-прежнему продолжала уговоры, намереваясь забрать ребят обратно
с собой.
 -  Что она вам сказала? - спросил Ранд. Несомненно, Морейн разобьет в пух  и
прах  любой довод, но если найдется хоть один, который она упустила, лучше  о
нем знать.
 -  То  же  самое, только гораздо больше, - ответила Найнив. - И  она  хотела
узнать о вас, мальчики. Чтобы понять, может ли она найти ответ, почему  вы...
привлекли  подобное внимание, какое на вас обрушилось... так сказала  она.  -
Найнив помолчала, искоса наблюдая за Рандом уголком глаза. - Она старалась не
выдать этого, но больше всего ей хотелось узнать, не родился ли кто из вас за
пределами Двуречья.
 При  этих  словах лицо Ранда напряглось, как кожа, натянутая на барабан.  Он
умудрился хрипло хихикнуть.
 -  О  странных же вещах она думает. Надеюсь, вы убедили ее, что мы все родом
из Эмондова Луга.
 -  Разумеется, - сказала Найнив. Но ответила она с заминкой, в  одно  биение
сердца,  такой короткой, что если бы Ранд не был настороже, то он вполне  мог
ничего не заметить.
 Юноша  попытался что-нибудь сказать, но язык не слушался его. Она  знает.  В
конце-то концов, она Мудрая, и кому, как не Мудрой, полагается знать все  обо
всех.  Если она знает, значит, то был не горячечный бред. О, помоги мне Свет,
отец!
 - С тобой все в порядке? - спросила Найнив.
 -  Он сказал... сказал, что я... не его сын. Когда он бредил... в лихорадке.
Он говорил, что нашел меня. Я думал, что это был просто...
 В горле у Ранда запершило, и он замолчал.
 -  Ох,  Ранд. - Она протянула руки и обхватила его лицо ладонями. Для  этого
ей  пришлось привстать на цыпочки. - В лихорадке люди говорят странные  вещи.
Путано и неверно. Послушай меня. Тэм ал'Тор, когда был юношей не старше тебя,
убежал на поиски приключений. Я даже помню, как он вернулся в Эмондов  Луг  -
зрелый  мужчина с рыжеволосой женой-чужестранкой и младенцем  в  пеленках.  Я
помню,  с какой самозабвенной любовью и радостью Кари ал'Тор баюкала ребенка,
какого  я  никогда раньше не видела ни у одной женщины с младенцем. Ее  дитя,
Ранд, ты. А теперь выпрямись и довольно глупить.
 -  Конечно, - произнес Ранд. Я был рожден не в Двуречье.- Конечно.  -  Может
быть, у Тэма был бред от лихорадки, а может, младенца он нашел после битвы. -
Почему вы ей не рассказали?
 - До этого нет дела никакому чужаку.
 -  А  остальные  все  родились в Двуречье?.. - Но, едва задав  вопрос,  Ранд
мотнул головой. - Нет, не нужно отвечать. Это и не мое дело.
 Однако  хорошо бы знать, есть ли у Морейн особый к нему интерес, вдобавок  к
тому, который она питает ко всем парням вместе. Разве нет?
 -  Да,  это не твое дело, - согласилась Найнив. - Это, может, не будет иметь
ровным  счетом  никакого  значения. Скорей  всего,  она  просто  ищет  ощупью
причину, почему эти твари гонятся за вами. За всеми вами.
 Ранд криво ухмыльнулся:
 - Значит, вы верите, что они преследуют нас.
 Найнив сокрушенно покачала головой.
 -  С   тех  пор  как ты ее встретил, ты, вне всяких сомнении,  уже  научился
извращать смысл слов.
 -  Что вы собираетесь делать? - спросил Ранд. Найнив изучающе посмотрела  на
него - юноша твердо встретил ее взгляд.
 -  Сегодня я собираюсь принять ванну. Что до остального, то нам еще придется
поразмыслить, правда?

                                                                     ГЛАВА 17
                                                           СТОРОЖА И ОХОТНИКИ

 Мудрая  ушла,  и  Ранд  направился в общую залу.  Ему  нужно  было  услышать
людской  смех,  чтобы постараться выкинуть из головы сказанное  Найнив  и  те
неприятности, которым она могла стать причиной.
 Зала  и  в  самом  деле оказалась набита битком, но никто не  смеялся,  хотя
занят  был  каждый стул и каждая скамья и люди стояли вдоль стен.  Том  вновь
давал  представление, взобравшись на стол у дальней стены, его величественные
жесты  видны  были  каждому.  Вновь звучала "Великая  Охота  за  Рогом",  но,
разумеется,  недовольных не нашлось. Имелось столько  сказаний  о  каждом  из
Охотников,  которых  к  тому же было не пересчитать,  что  два  повествования
никогда  не были схожи. Полностью это сказание заняло бы у Тома семь вечеров,
целую  неделю. Единственный звук вплетался в мелодию арфы и голоса менестреля
- потрескивание поленьев в каминах.
 -  ...В  восемь сторон света скакали Охотники, к восьми столпам  небес,  где
веют  ветры времени и рок хватает, словно за прядь волос, великих и малых.  И
вот  величайший из Охотников - Рогош из Талмура, Рогош Орлиный Глаз,  прослав
ленный  при  дворе  Верховного Короля, боялись Рогоша даже на  склонах  Шайол
Cул... - Охотники всегда представлялись могучими героями, все как один.
 Ранд  заприметил  двух  своих  друзей и  пристроился  на  краешке  скамейки,
втиснувшись  рядом  с  Перрином. Плывущие в залу из  кухни  дразнящие  запахи
напомнили юноше о том, что он голоден, но даже те, перед кем на столе  стояли
тарелки,  не  обращали  на  еду  внимания.  Девушки,  которым  положено  было
прислуживать  гостям, застыли в восторженном оцепенении, теребя  передники  и
зачарованно глядя на менестреля, и, похоже, ни до кого иного никому  дела  не
было. Лучше слушать, чем жевать, какой бы замечательной ни казалась стряпня.
 -  ...со  дня  ее  рождения Темный пометил Блайс как свою  любимицу,  но  не
таковой  была она - никакой не Друг Темного, Блайс из Матучина! Крепкая,  как
ясень,   стояла  она,  гибкая,  как  ивовая  ветвь,  прекрасная,  как   роза.
Золотоволосая Блайс. Готовая скорее умереть, чем сдаться. Но чу! Эхом  катясь
от  городских башен, запели трубы, пронзительно и громко. О прибытии героя  к
ее  двору возвестили герольды. Загрохотали барабаны, и грянули фанфары! Рогош
Орлиный Глаз идет засвидетельствовать свое почтение...
 "Сделка Рогоша Орлиного Глаза" подошла к концу, но Том остановился лишь  для
того,  чтобы  промочить горло кружечкой эля, а затем приступил  к  исполнению
"Привала  Лайана". За ним, в свою очередь, последовали "Падение Алетлориэла",
"Меч  Гайдала  Кейна" и "Последняя Скачка Буада из Албайна".  Вечер  тянулся,
паузы  становились все дольше, и когда Том сменил арфу на флейту, всем  стало
ясно: на этот вечер сказания кончились. К Тому присоединились двое мужчин - с
барабаном  и украшенными чеканкой цимбалами, но сели они рядом со столом,  на
котором расположился менестрель.
 При  первых  же тактах "Ветра, который качает иву" трое парней  из  Эмондова
Луга  дружно  начали  хлопать в ладоши, и не они одни. В Двуречье  эту  песню
любили, и в Байрлоне, похоже, к ней тоже были неравнодушны. Тут и там  разные
голоса подхватывали слова, а если кто-то не попадал в лад, то соседи на  него
не шикали.

 Любовь моя прошла, унесенная прочь
 ветром, который качает иву,
 и весь край жестоко избит,
 ветром, который качает иву.

 Но крепче к себе прижму я ее
 в сердце и в памяти
 и силой ее закалю свою душу,
 ее любовь согреет моего сердца струны,
 встану там, где когда-то мы пели,
 хоть холодный ветер качает иву.

 Вторая  песня была не столь грустной. На самом деле "Лишь одно  ведро  воды"
по сравнению с прочими оказалось даже веселее обычного, что вполне могло быть
замыслом  менестреля.  Народ бросился сдвигать столы,  освобождая  место  для
танцев,  и вскоре стены уже вздрагивали от ритмичного притоптывания и царящей
суматохи. После первого танца раздался радостный смех, и танцоры вернулись на
скамейки, держась за бока, а на их место устремились новые желающие.
 Том  заиграл  начальные такты "Летящих диких гусей",  затем  подождал,  пока
люди разместятся для быстрого танца - рила.
 -  Пойду-ка разомну ноги, - произнес Ранд, вставая. Перрин двинулся  за  ним
следом. Мэт решил пойти потанцевать последним и посему обнаружил, что остался
сторожить плащи в компании с Рандовым мечом и топором Перрина.
 - Не забудьте, мне-то тоже хочется! - крикнул Мэт вдогонку друзьям.
 Танцоры  выстроились двумя длинными рядами, мужчины напротив женщин. Вначале
барабан, а затем и цимбалы стали отбивать ритм, и все танцоры начали  в  такт
приседать. Девушка напротив Ранда, с темными косами, напомнившими ему о доме,
застенчиво  улыбнулась юноше, потом подмигнула, совсем  без  робости.  Флейта
Тома  затянула  мелодию,  и  Ранд  двинулся  вперед,  навстречу  темноволосой
девушке; она запрокинула голову и засмеялась, когда он закружил ее и  передал
следующему мужчине в ряду.
 Все  в  зале смеются, подумал Ранд, ведя в танце новую партнершу, - одну  из
$%"ch%*-служанок,  в  бешено развевающемся переднике.  И  тут  Ранд  приметил
единственное  неулыбающееся  лицо: у одного из  каминов  горбатился  мужчина,
через все его лицо, наискось, от виска до челюсти, шел шрам, перекашивая  нос
и  оттягивая  книзу  угол  рта. Мужчина поймал  пристальный  взгляд  юноши  и
скривился, Ранд в смущении отвернулся. Может, из-за этого-то шрама человек  и
не мог улыбаться.
 Ранд  подхватил следующую партнершу и закружился с нею, прежде чем отправить
ее  дальше. Еще три женщины станцевали С ним, а музыка убыстрялась,  потом  к
нему  вернулась  первая темноволосая девушка, последовал быстрый  переход,  и
ряды   полностью  перемешались.  Девушка  смеялась  не  переставая  и   вновь
подмигнула ему.
 Мужчина  со шрамом продолжал хмуро наблюдать за юношей. Ранд сбился с  шага,
щеки  его вспыхнули. У него и в мыслях не было смущать этого малого; он  и  в
самом  деле  не  предполагал,  что  его взгляд  будет  так  воспринят.  Юноша
повернулся встретить очередную партнершу, и мужчина тотчас вылетел из головы.
Следующей партнершей Ранда оказалась Найнив.
 Ранд  затоптался  и чуть не упал, изо всех сил стараясь не отдавить  молодой
женщине ноги. Она же танцевала с грациозностью, которой хватило бы на  двоих,
и все время улыбалась.
 -  А  мне казалось, что ты был танцором получше, - засмеялась Найнив,  когда
они менялись партнерами.
 В  эту  краткую паузу он едва сумел собраться и вдруг обнаружил, что танцует
с  Морейн. Если Ранду казалось, что с Мудрой у него ноги заплетались, то  это
не  шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал с Айз Седай. Она плавно
скользила по полу, платье кружилось вокруг нее; а он дважды споткнулся и чуть
не  упал.  Морейн сочувственно ему улыбнулась, от чего юноше стало ничуть  не
легче.  Следующая  партнерша, которую преподнес ему рисунок танца,  позволила
юноше облегченно вздохнуть, хоть ею и оказалась Эгвейн.
 Ранд  немного пришел в себя и потверже встал на ноги. В конце-то концов,  он
уже не раз танцевал с ней и не один год.
 Волосы  Эгвейн  по-прежнему не были заплетены в косу, но она  прихватила  их
сзади  красной лентой. Наверняка никак не могла решить, кому угодить - Морейн
или  Найнив,  со  злорадством подумал Ранд. Девушка смотрела с  таким  видом,
будто  хотела что-то сказать, но ничего не сказала, а заговаривать  первым  в
его  намерения  не входило. После того, как она оборвала его в том  кабинете,
где они ужинали накануне, - нет уж. Они сдержанно смотрели друг на дружку  и,
ничего не говоря, танцевали - каждый сам по себе.
 Когда рил кончился. Ранд даже обрадовался возможности вернуться на скамью  к
сгорающему  от  нетерпения Мэту. Пока он усаживался, заиграла музыка,  другой
танец  -  джига. Мэт уже устремился к танцующим, когда на скамейку  опустился
Перрин.
 - Видел ее? - начал Перрин, еще даже не успев сесть. - Видел?
 -  Ты про кого? - спросил в ответ Ранд. - Про Мудрую или про госпожу Элис? Я
танцевал с обеими.
 -  Ай... Госпожа Элис тоже? - воскликнул Перрин. - Я танцевал с Найнив. Я  и
знать не знал, что она танцует. Дома она вообще никогда не танцевала.
 -  Да-а, интересно, - задумчиво протянул Ранд, - а что сказал бы Круг Женщин
про танцующую Мудрую? Может, потому-то и не танцевала.
 Потом  музыка,  хлопки  в  ладоши и пение стали такими  оглушительными,  что
разговаривать  оказалось  просто невозможно. Ранд  и  Перрин  тоже  принялись
хлопать  в  ладоши  - танцоры кружились в середине залы. Несколько  раз  Ранд
ловил  на себе взгляды мужчины со шрамом. С таким шрамом человек вправе  быть
чересчур  чувствительным, но Ранд не понимал, как ему нужно поступить,  чтобы
еще  больше не ухудшить сложившееся положение. Юноша сосредоточился на музыке
и старался не смотреть в сторону того типа.
 Танцы  и пение продолжались весь вечер. В конце концов служанки спохватились
и  вспомнили о своих обязанностях - и Ранд с жадностью накинулся  на  горячее
тушеное мясо и хлеб. Все ели там, где сидели или стояли. Потом Ранд станцевал
еще три танца, и теперь, обнаружив своей партнершей Найнив, да и Морейн тоже,
собственными  ногами он владел лучше, чем раньше. На этот раз  обе  похвалили
его,  отчего  юноша  тут же начал запинаться. И опять он танцевал  с  Эгвейн;
$%"ch*   пристально смотрела на Ранда темными глазами, и все время  казалось,
что она вот-вот заговорит, но так ни слова и не промолвила. Ранд был таким же
разговорчивым, как и она, но с полной уверенностью мог заявить, что ни  капли
не хмурился на нее, что бы там ни говорил Мэт, когда он вернулся к скамейке.
 Ближе  к  полуночи Морейн ушла. Эгвейн, торопливо бросив взгляд  сначала  на
Айз  Седай,  а  потом на Найнив, поспешила за Морейн. Мудрая с  непроницаемым
лицом  посмотрела им вслед, а затем неторопливо присоединилась к танцующим  и
после этого танца тоже ушла, с таким видом, будто заткнула за пояс Айз Седай.
 Вскоре  Том уложил флейту в футляр, добродушно споря с теми, кому  хотелось,
чтобы  менестрель остался в зале подольше. За Рандом и его друзьями  в  общую
залу зашел Лан.
 -  Отправляемся  рано, - сказал Страж, нагибаясь к ним  поближе,  чтобы  его
услышали  сквозь  шум и гам веселья, - и было бы неплохо вам отдохнуть,  пока
есть время.
 -  Здесь тип один на меня пялился, - сказал Мэт. - Со- шрамом через лицо. Вы
не  думаете, что он может оказаться... м-м... одним из тех друзей, о  которых
вы нас предупреждали?
 -  С таким вот? - произнес Ранд, проводя пальцем через нос к уголку рта. - И
на  меня  тоже  он  смотрел. - Он оглядел залу. Народу понемногу  убывало,  а
большинство оставшихся собралось кучкой около Тома. - Теперь его здесь нет.
 -  Я  видел  этого человека, - сказал Лан. - По словам мастера Фитча,  он  -
шпион  Белоплащников. Нас он не должен беспокоить. - Может, и не  должен,  но
Ранд видел, что Страж чем-то встревожен.
 Ранд  глянул  на  Мэта,  на  лице у того застыло выражение,  которое  всегда
означало, что он что-то скрывает. Шпион Белоплащников? Неужели Борнхальду так
захотелось проучить нас?
 -  Рано  отправляемся? - спросил Ранд. - Очень рано?  -  Может  быть,  им  и
удастся уйти до того, как что-то случится.
 -  С первыми лучами солнца, - ответил Страж. Когда все вышли из общей залы и
направились к лестнице, Мэт напевал себе под нос какую-то песенку, Перрин  то
и дело останавливался, чтобы повторить новые па, которым только что научился.
К ним присоединился Том, пребывая в превосходном расположении духа. Лицо Лана
ничего не выражало.
 -  А  где  же  ночует Найнив? - спросил Мэт. - Мастер Фитч говорил,  что  мы
заняли последние комнаты.
 - Она в одной комнате, - сухо сказал Том, - с госпожой Элис и девушкой.
 Перрин присвистнул сквозь зубы, а Мэт пробормотал:
 -  Кровь  и пепел! За все золото в Кэймлине не хотел бы я оказаться в  шкуре
Эгвейн!
 Не  в  первый  раз  Ранду  захотелось, чтобы Мэт  мог  говорить  о  чем-либо
серьезно  дольше пары минут. В данный момент им в их собственных шкурах  тоже
приходилось несладко.
 -  Я  пойду попью молока, - сказал Ранд. - Думаю, поможет уснуть. - Хоть  бы
сегодня ночью не было снов. Лан окинул юношу острым взглядом.
 -  Что-то не то в этот вечер. Не уходи далеко. И помни: мы отправимся в путь
независимо от того, проснешься ты, чтобы усидеть в седле, или тебя придется к
нему привязывать.
 Страж  зашагал вверх по ступеням, остальные - следом за ним, их веселье  как
рукой сняло. Ранд остался в коридоре один. После того, как рядом было столько
людей, теперь здесь казалось совсем одиноко.
 Юноша  поспешил  на  кухню, где судомойка еще занималась своими  делами.  Из
большого глиняного жбана она нацедила ему кружку молока.
 Когда  Ранд  вышел из кухни, потягивая молоко, из глубины  коридора  к  нему
двинулась  тускло-черная размытая фигура, поднимая бледные руки  и  откидывая
скрывающий  лицо  капюшон.  Плащ висел на незнакомце  неподвижно,  а  лицо...
человеческое,  но  бледно-белое и одутловатое, как  слизняк  под  валуном,  и
безглазое. Гладкое, как яичная скорлупа, от сальных черных волос до мучнистых
щек. Ранд поперхнулся, расплескав молоко.
 -  Ты - один из них, мальчик, - произнес Исчезающий хриплым шепотом - словно
напильником провели по кости.
 Ранд  попятился, выронив кружку. Ему хотелось убежать, но  все,  на  что  он
.* ' +ao способен, - это переставлять по одной дрожащие и спотыкающиеся ноги.
Он не мог отвести глаз от этого безглазого лица; оно притягивало его, желудок
скрутило.  Он попытался позвать на помощь, просто завопить - горло окаменело.
Каждый судорожный вздох причинял боль.
 Исчезающий  плавно скользнул ближе к Ранду. В его широких шагах  угадывалась
гибкая   беспощадная   грация,   словно  у  извивающейся   гадюки,   сходство
подчеркивалось  перекрывающимися  черными  пластинками  чешуйчатой  брони  на
груди.  Тонкие  бескровные  губы  кривились в  жестокой  улыбке,  от  которой
становилось еще больше не по себе после взгляда на гладкую бледную кожу  там,
где  должны  были  быть глаза. По сравнению с этим голосом  голос  Борнхальда
казался задушевным и ласковым.
 - Где остальные? Я знаю, они здесь. Говори, мальчик, и я позволю тебе жить.
 Спина  Ранда  уперлась в дерево - оглянуться и посмотреть, во что,  в  дверь
или  в стену, он себя заставить не мог. Теперь, когда отступать стало некуда,
юноша  уже  был не в состоянии двинуть ногой. Он дрожал всем телом, наблюдая,
как  Мурдраал  скользит  все ближе и ближе. С каждым его  шагом  дрожь  Ранда
становилась все сильнее.
 - Говори, слышишь, иначе...
 Сверху  донесся быстрый перестук сапог - с лестницы, дальше по  коридору,  и
Мурддраал оборвал фразу, резко развернувшись. Плащ его не шелохнулся.  В  тот
же  миг голова Исчезающего запрокинулась, словно бы этот безглазый взгляд мог
проникнуть за деревянную стену. В мертвенно-бледной руке возник меч -  клинок
такой же черный, как плащ. От этого клинка тусклый свет в коридоре словно  бы
померк.  Топот сапог раздался громче, и Исчезающий волчком крутанулся обратно
к Ранду - одним движением, словно тело его было без костей. Взметнулся черный
клинок; узкие губы разошлись, из отверстия рта вырвалось рычание.
 Крупно  дрожа, Ранд понял, что сейчас умрет. Темная, как непроглядная  ночь,
сталь мелькнула у него над головой... и замерла.
 -  Ты  принадлежишь  Великому Повелителю Тьмы, -  скрипучий,  с  придыханием
голос, словно когтями скребли по шиферу, резал слух. - Ты - его.
 Повернувшись,  Исчезающий  превратился  в  размытую  кляксу  и  метнулся  по
коридору  прочь  от  Ранда.  Тени в конце коридора потянулись  к  Мурддраалу,
обняли, и он исчез.
 С   последних  ступеней  лестничного  пролета  спрыгнул  Лан,   с   грохотом
приземлился, в руке - меч.
 Ранд невероятным усилием вновь обрел дар речи.
 - Исчезающий, - с натугой выдохнул он. - Это был...
 И  только сейчас юноша вдруг вспомнил про свои меч. Очутившись лицом к  лицу
с  Мурддраалом,  он  напрочь о нем позабыл. Непослушной  рукой  Ранд  вытащил
клинок, клейменный цаплей, не думая о том, не поздновато ли он спохватился.
 - Он побежал туда!
 Лан рассеянно кивнул; по-видимому, он прислушивался к чему-то иному.
 -   Да.  Он  уходит,  исчезает.  Ладно,  времени  гнаться  за  ним  нет.  Мы
отправляемся сейчас, овечий пастух.
 По  лестнице  нестройно загремели шаги, вниз спустились Мэт, Перрин  и  Том,
обвешанные одеялами и седельными вьюками. Мэт на ходу затягивал свою  скатку,
неуклюже сжимая лук под мышкой.
 -  Отправляемся? - сказал Ранд. Вложив меч в ножны, он забрал  свои  вещи  у
Тома. - Сейчас? На ночь глядя?
 -  Ты  хочешь  подождать,  когда  вернется  Получеловек,  овечий  пастух?  -
раздраженно  отозвался Страж. - Тебе хватит одного или их нужно с  полдюжины?
Ему известно, где мы сейчас.
 -  Я  опять  поеду  с вами, - заявил Том Стражу, - если  у  вас  нет  особых
возражений. Слишком многие помнят, что я прибыл вместе с вами. Боюсь, еще  до
завтра  этот  городок станет не самым подходящим местом для тех, кого  сочтут
вашими друзьями.
 -  Можете отправляться с нами или скакать к Шайол Гул, Менестрель. - Страж с
силой вогнал меч в ножны.
 Мимо  них  из  задней двери стрелой вылетел конюх, и затем  в  сопровождении
мастера  Фитча  появилась Морейн, за ними показалась Эгвейн, сжимая  в  руках
замотанный наспех в шаль узелок. И Найнив. Эгвейн выглядела перепуганной чуть
+( не до слез, но лицо Мудрой застыло маской холодного гнева.
 -  Отнеситесь к этому со всей серьезностью, - говорила Морейн хозяину.  -  У
вас  здесь  утром  наверняка будут неприятности. Вероятно, Приспешники  Тьмы;
может,  и того хуже. Когда это произойдет, не медля дайте им понять,  что  мы
ушли. Не оказывайте сопротивления. Просто дайте знать тому, кто бы ни явился,
что ночью мы уехали, и больше они вас тревожить не будут. Им нужны мы.
 -  Не волнуйтесь о всяких там неприятностях, - весело отвечал мастер Фитч. -
Ни   чуточки.  Пусть  только  кто-нибудь  попробует  доставить  хлопоты  моим
постояльцам... ну, они быстро получат от ворот поворот - от моих парней и  от
меня.  Мы  с ними быстренько управимся. И они ни словечка не услышат  о  том,
куда или когда вы ушли, и даже о том, были ли вы вообще когда-нибудь здесь. В
такой  любезности никакого проку! Здесь о вас никто ни словечка не промолвит.
Ни словечка!
 - Но...
 -  Госпожа Элис, если вы собираетесь уезжать, то мне нужно пойти присмотреть
за вашими лошадьми, чтобы все было в должном порядке.
 Он выдернул свой рукав из руки Морейн и рысцой побежал в сторону конюшни.
 Морейн с досадой вздохнула.
 - Вот ведь упрямец! Он не будет слушать.
 - Вы думаете, троллоки, преследуя нас, могут явиться сюда? - спросил Мэт.
 -  Троллоки! - фыркнула Морейн. - Разумеется, нет! Опасаться следует многого
другого,  и  не  в  последнюю очередь того, каким образом  нас  разыскали.  -
Проигнорировав  насупленный  взгляд Мэта, она  продолжила:  -  Исчезающий  не
сможет  поверить, что мы останемся здесь, теперь, когда нам известно, что  он
нас  обнаружил,  однако  мастер Фитч чересчур беспечно  относится  к  Друзьям
Темного. Он считает их негодяями, скрывающимися под покровом ночи, но  Друзей
Темного  можно  встретить в лавках и на улицах любого города  и  в  верховных
советах тоже. Мурддраал мог послать их разузнать о наших планах.
 Морейн повернулась на каблуках и вышла, Лан ни на шаг не отставал от нее.
 На  пути  к  конному двору Ранд оказался рядом с Найнив. У нее в руках  тоже
были переметные сумы и одеяла.
 - Значит, ты все-таки идешь, - сказал он. Мин оказалась права.
 -  Здесь,  внизу,  что-то было? - тихо спросила Мудрая. - Она  сказала,  это
был... - Она внезапно осеклась и взглянула на Ранда.
 -  Исчезающий,  - ответил юноша. Он поразился тому, что произнес  это  слово
так спокойно. - Он был в коридоре со мной, а потом пришел Лан.
 Выйдя  из  гостиницы,  Найнив накинула на плечи плащ, защищаясь  от  порывов
ветра.
 -  Наверное, кто-то за вами и гонится. Но я пришла сюда проследить, чтобы вы
целыми  и  невредимыми вернулись в Эмондов Луг, - вы все, и я не  отступлюсь,
пока это не произойдет. Я не оставлю вас наедине с кем-то вроде нее.
 В конюшне, где седлали лошадей, мелькали огни.
 -  Матч! - рявкнул из дверей конюшни содержатель гостиницы, стоявший рядом с
Морейн. - Шевели копытами!
 Он  вновь  повернулся  к  Морейн, явно стараясь  больше  успокоить  ее,  чем
прислушиваясь  к  ее  словам: мастер Фитч вел себя  почтительно,  то  и  дело
кланяясь, перемежая поклоны приказами, которыми он подгонял конюхов.
 Вскоре  лошадей  вывели из конюшни, конюхи вполголоса ворчали  на  спешку  и
поздний  час. Ранд подержал узелок Эгвейн, пока та садилась на Белу, а  потом
протянул его девушке. Она смотрела на юношу большими, полными страха глазами.
По крайней мере, она больше не думает, что это приключение.
 Едва  только  эта  мысль пришла Ранду в голову, как он устыдился  ее.  Из-за
него  и  остальных девушка оказалась в опасности. Даже в одиночку отправиться
верхом  обратно  в Эмондов Луг для нее будет безопаснее, чем продолжать  путь
вместе с ними.
 - Эгвейн, я...
 Слова  замерли  у него на устах. Слишком она упряма, чтобы просто  повернуть
обратно,  тем более раз уж заявила, что проделает весь путь до Тар Валона.  И
что там видела Мин? Она - часть этого. Свет, часть чего?
 - Эгвейн, - сказал Ранд, - извини. У меня, наверное, мысли разбегаются.
 Девушка  наклонилась и крепко сжала его руку. В свете, падающем из  конюшни,
n-.h%  удалось  ясно увидеть ее лицо. Эгвейн не была такой испуганной,  какой
ему казалась.
 Когда  весь  отряд оказался на лошадях, мастер Фитч настоял  на  том,  чтобы
проводить их до ворот, конюхи освещали дорогу своими фонарями. Кругленький, с
животиком,  содержатель  гостиницы  не  переставая  кланялся,  рассыпаясь   в
уверениях  сохранить их тайны и в приглашениях приезжать вновь.  За  отъездом
отряда Матч наблюдал с тем же угрюмым видом, что и за прибытием.
 Есть  тут один, подумал Ранд, который вряд ли кому даст от ворот поворот,  а
тем более быстро. Матч все выложит первому встречному, который спросит о них,
-  когда они уехали и все остальное, что о них припомнит, и еще немало  того,
что  сам о них думает. Проехав немного по улице, Ранд оглянулся. Кто-то стоял
у  ворот,  высоко подняв фонарь и глядя им вслед. Ранду незачем  было  видеть
лицо, чтобы признать в этом человеке Матча.
 В  этот ночной час улицы Байрлона были пусты; лишь кое-где неяркие проблески
света  пробивались  сквозь плотно закрытые ставни, а сияние  луны  на  ущербе
становилось  то  тусклее,  то  чуть  ярче из-за  гонимых  ветром  облаков.  В
переулках то и дело взлаивали собаки, но безмолвие ночи не нарушалось  больше
ничем,  только  стук  лошадиных копыт да свист  ветра  в  кровлях.  Всадники,
закутавшиеся  в  плащи и погруженные каждый в свои думы,  хранили  еще  более
глубокое молчание.
 Как  обычно,  отряд вел Страж, сразу за ним ехали Морейн  и  Эгвейн.  Найнив
держалась  ближе  к девушке, другие тесной группой замыкали  колонну.  Лошадь
Лана, задавая общий темп, шла быстрым шагом.
 Ранд  настороженно  разглядывал улицы, подметив, что  его  друзья  поступают
точно  так  же. Движущиеся тени от луны напоминали ему тени в конце коридора,
которые  они  очень похоже вытягивались навстречу Исчезающему.  На  случайный
шум,   раздававшийся   вдалеке,  вроде  грохота  опрокинувшейся   бочки   или
заливистого  собачьего  лая,  все как по команде резко  поворачивали  головы.
Понемногу,  по мере того как отряд продвигался по городу, все стеснили  своих
лошадей поближе к черному жеребцу Лана и белой кобыле Морейн.
 У  Кэймлинских  Ворот Лан спешился и задубасил кулаком по  двери  небольшого
квадратного  каменного строения, жмущегося к стене. Оттуда усталой  походкой,
потирая рукой заспанное лицо, появился стражник. Едва Лан заговорил, как  его
сонливость будто рукой сняло, и он уставился, вытаращив глаза, мимо Стража на
остальных.
 -  Вы  хотите уехать? - воскликнул стражник. - Сейчас? Ночью? Вы, видать,  с
ума посходили?
 -  Разве  губернатор  издал  какое-то распоряжение,  которое  запрещает  нам
уехать? - сказала Морейн. Она тоже спешилась, но стояла в стороне, не  выходя
на свет, вырывавшийся из дверного проема на темную улицу.
 -  Такого  точно  не было, госпожа. - Стражник вгляделся  в  нее,  щурясь  и
пытаясь рассмотреть лицо. - Но ворота закрыты - с заката и до восхода солнца.
Никто  в  них не войдет, разве только при свете дня. Таков приказ. Все  равно
там,  снаружи,  волки.  На прошлой неделе задрали  дюжину  коров.  С  той  же
легкостью и с человеком управятся.
 -  Никто  не  войдет,  но ничего не говорится о том, чтобы  не  выходить  за
ворота, - произнесла Морейн, словно вопрос уже исчерпан. - Вам ясно? Мы же не
просим вас нарушать приказ губернатора.
 Лан с силой вложил что-то в ладонь стражника.
 - За ваши хлопоты, - негромко произнес он.
 -  По-моему...  -  медленно сказал стражник. Он  глянул  ни  свою  ладонь  и
торопливо  спрятал блеснувшее золото в карман. - По-моему,  о  том,  чтоб  не
выпускать, в нем не упоминалось. Погодите минутку. - Стражник сунул голову  в
караулку.  -  Арин!  Дар! А ну-ка, вылезайте и помогите мне  открыть  ворота.
Здесь люди уехать хотят. Не спорьте! Просто делайте, что говорят.
 Из  караулки  появились  еще  два стражника  и,  хлопая  глазами  спросонок,
остановились,  разглядывая отряд из восьми человек, который решился  в  такое
время  выехать из города. Понукаемые брюзжанием первого стражника, эти  двое,
шаркая  ногами, прокрутили ворот, поднявший тяжелый толстый засов, что  лежал
поперек  ворот,  а затем стали вращать ручку, чтобы открыть  створки.  Быстро
защелкал  храповый механизм, но хорошо смазанные створки дрогнули,  и  ворота
.беззвучно  двинулись наружу. Не успели они открыться и на четверть,  как  из
темноты раздался холодный голос:
 -  Что происходит? Разве приказ не гласил, чтобы эти ворота были закрыты  до
восхода солнца?
 В  полосу  света,  льющегося из двери караульной, шагнули  пятеро  мужчин  в
белых  плащах. Их лица скрывались под надвинутыми капюшонами, но руки каждого
покоились  на  мечах, а золотые солнца на левой стороне  груди  не  оставляли
никаких  сомнений  в  том,  кто  они такие. Мэт что-то  пробурчал.  Стражники
прекратили крутить ручку и встревоженно переглянулись.
 -  Это  вовсе не ваше дело! - запальчиво сказал первый стражник. Пять  белых
капюшонов повернулись в его сторону, и он закончил менее решительным голосом:
- У Детей Света здесь нет власти. Губернатор...
 -  У  Детей  Света, - тихо произнес мужчина в белом плаще, тот, что  говорил
раньше,  -  есть  власть  везде,  где люди  ходят  в  Свете.  Лишь  там,  где
господствует  Тень Темного, чинят препятствия Чадам Света и не  признают  их,
да?
 Его  капюшон  качнулся  от  стражника в сторону Лана,  и  Белоплащник  вновь
окинул Стража долгим настороженным взглядом.
 Страж  не  пошевелился;  в  действительности он, казалось,  чувствовал  себя
совершенно  непринужденно. Но немногие осмеливались смотреть на  Детей  столь
бестрепетно.  С  точно  таким  же  каменным  лицом  Лан  мог  смотреть  и  на
чистильщика сапог. Когда Белоплащник заговорил опять, голос его источал  подо
зрительность.
 -  Что  за  люди  хотят  выйти за городские стены  на  ночь  глядя  в  такие
неспокойные времена? Когда волки рыщут во мраке и когда творение рук  Темного
видели  пролетающим  над  городом?  -  Он  заметил  плетеную  кожаную  ленту,
пересекавшую лоб Лана и удерживающую его длинные волосы. - Северянин, да?
 Ранд  съежился  в седле. Драгкар. Наверняка это он, если только  мужчина  не
называет то, чего понять не в силах, творением рук Темного. После Исчезающего
в  "Олене и Льве" можно было ожидать и Драгкара, но в этот момент юноша  вряд
ли был способен думать о нем. Голос Белоплащника показался Ранду знакомым.
 -  Путники,  -  невозмутимо отвечал Лан. - Которые не  интересуются  вами  и
которые не интересуют вас.
 - Детей Света интересуют все. Лан едва заметно покачал головой.
 -  Вы  и  в самом деле хотите еще неприятностей от губернатора? Он ограничил
ваше  присутствие в городе, за вами даже следят. Как он поступит,  когда  его
известят,  что вы понапрасну тревожили честных граждан у ворот его города?  -
Лан  повернулся к стражникам. - Почему вы остановились? - Те помедлили, вновь
взялись за рукоять, но затем опять остановились, когда заговорил Белоплащник.
 -  Губернатору  неведомо,  что  творится у него  под  носом.  Здесь  -  зло,
которого  он  не  видит  или  не чует. Но Дети Света  -  видят.  -  Стражники
переглядывались друг с другом, кулаки их сжимались и разжимались,  словно  бы
они  сожалели,  что их копья остались в караулке. - Дети Света  чуют  зло.  -
Взгляд  Белоплащника прошелся по людям, сидящим на лошадях. - Мы чуем  его  и
искореняем его. Где бы оно ни обнаружилось.
 Ранд  постарался  стать  еще  меньше, но движение  лишь  привлекло  внимание
мужчины  в белом. - Ну-ка, что у нас здесь? Кто-то не желает быть замеченным?
Почему  вы?..  А-а!  -  Человек откинул назад капюшон белого  плаща,  и  Ранд
посмотрел,  в то лицо, которое готов был увидеть. Борнхальд покивал  с  явным
удовлетворением.  - Понятно. Стражник, я избавил тебя от великого  несчастья.
Это  -  Друзья  Темного, ты помогал им бежать от Света. О тебе  следовало  бы
доложить твоему губернатору, чтобы он подверг тебя наказанию, или, еще лучше,
передать Вопрошающим, дабы выведать о твоих истинных намерениях в эту ночь. -
Он  помолчал, наблюдая за тем страхом, что охватил стражника; казалось, испуг
того  не  произвел на Белоплащника никакого впечатления. - Тебе бы  этого  не
хотелось,  нет?  Вместо этого я заберу этих негодяев в наш лагерь,  чтобы  их
можно было расспросить в Свете - вместо тебя, да?
 -  Ты  заберешь  меня  в свой лагерь, Белоплащник? - Голос  Морейн  раздался
внезапно сразу со всех сторон. Когда появились Дети, она отступила назад, под
покров  ночной  темноты, и тени сомкнулись вокруг нее. - Ты будешь  расспраши
вать меня? - Она сделала шаг вперед, тьма заклубилась вокруг нее, отчего  она
/.* ' + al выше ростом. - Ты встанешь на моем пути?
 Еще  шаг, и у Ранда перехватило дыхание. Она стала выше, ее голова оказалась
вровень  с его головой, а он ведь сидел верхом на своем сером. Тени грозовыми
тучами обрамляли лицо Морейн.
 -  Айз  Седай!  - выкрикнул Борнхальд, и пять мечей, выхваченные  из  ножен,
блеснули  в  сумраке. - Умри! - Четверо других заколебались,  но  он  тем  же
движением, что обнажил меч, нанес удар.
 Ранд  вскрикнул, когда жезл Морейн поднялся навстречу клинку, парируя  удар.
Эта  изящная узорная деревяшка навряд ли смогла бы остановить разящую  сталь.
Меч  скрестился  с  посохом,  фонтаном брызнули искры,  шипящий  рев  швырнул
Борнхальда  назад, на его товарищей в белых плащах. Все пятеро повалились  на
землю.  Над  мечом  Борнхальда, упавшим подле Белоплащника, зазмеились  усики
дыма, клинок, сплавившийся почти у середины, согнулся под прямым углом.
 -  Ты  посмел напасть на меня! - ураганом проревел голос Морейн. Тень вихрем
кружилась вокруг нее, окутывая Айз Седай наподобие плаща с капюшоном;  фигура
ее уже сравнялась высотой с башней городской стены. Ее глаза свирепо смотрели
вниз - великан, разглядывающий насекомых.
 -  Вперед!  -  крикнул Лан. Быстрым, словно молния, движением, он  подхватил
поводья кобылы Морейн и прыгнул в свое седло. - Скорей! - приказал Страж. Его
плечи  слегка  задели  обе  створки ворот,  когда  жеребец  под  ним,  словно
выпущенный из пращи камень, устремился в узкую щель.
 На  миг Ранд застыл, глядя на происходящее широко раскрытыми глазами. Теперь
голова и плечи Морейн возвышались над стеною. Стражники и Дети сбились вместе
у стены караульной и пятились все дальше от Айз Седай. Лицо ее растворилось в
ночи, но глаза, огромные, как полная луна, сверкнули на Ранда в равной мере и
нетерпением,  и  гневом.  С  трудом проглотив комок  в  горле,  юноша  двинул
каблуками по ребрам Облаку, и тот галопом рванул вслед за отрядом.
 В  пятидесяти  шагах  от  стены Лан остановил  их,  и  Ранд  оглянулся.  Над
бревенчатым  палисадом,  словно башня, возвышалась  окутанная  тенями  фигура
Морейн,  голова  и  плечи - еще более глубокая тень  на  фоне  ночного  неба,
высокая,  окруженная  серебристым ореолом  от  луны,  которую  закрывала  эта
фигура.  Пока  юноша  смотрел на эту картину с отвисшей челюстью,  Айз  Седай
переступила через стену. Ворота, судорожно дергаясь, начали закрываться.  Как
только  обе  ноги  Морейн оказались на земле за городской стеной,  она  разом
обрела свой обычный рост.
 -   Придержите  ворота!  -  выкрикнул  за  стеною  нетвердый  голос.   Ранду
показалось,  что  это  Борнхальд. - Нам нужно догнать и  схватить  их!  -  Но
стражники  с прежним рвением продолжали закрывать ворота. Створки  со  стуком
захлопнулись,  и несколько мгновений спустя на скобы с грохотом  упал  засов,
заперев  ворота. Наверное, кое-кто из других Белоплащников не горит желанием,
в отличие от Борнхальда, встать поперек дороги Айз Седай.
 Морейн  торопливо подошла к Алдиб, погладила белую кобылу по носу,  а  потом
засунула  свой  жезл  под ремень подпруги. На этот раз Ранду  не  было  нужды
смотреть на него, чтобы убедиться: на посохе нет даже щербинки.
 -   Вы   были  выше  великана,  -  прерывающимся  голосом  сказала   Эгвейн,
приподнявшись на стременах. Больше никто не произнес ничего, но Мэт и  Перрин
бочком отводили своих лошадей подальше от Айз Седай.
 - Была? - рассеянно произнесла Морейн, устраиваясь поудобнее в седле.
 - Я же вас видела! - выдохнула Эгвейн.
 - Ночью разум может сыграть плохую шутку; глаз видит то, чего нет.
 -  Для  шуток сейчас не слишком-то подходящее время, - гневно начала Найнив,
но Морейн оборвала ее.
 -  Да,  для шуток времени нет. То, что мы приобрели в "Олене и Льве",  можем
потерять  здесь.  -  Она оглянулась на ворота и покачала головой.  -  Если  б
только  я верила, что Драгкар напал на след, оставленный нами на земле.  -  И
добавила  со вздохом, как бы примиряясь сама с собой: - Или если бы Мурддраал
был  действительно слеп. Если уж загадывать желание, с тем же успехом я  могу
пожелать  чего-то совершенно несбыточного. Ладно, неважно. Им известен  путь,
которым нам придется идти, но если повезет, мы будем держаться на шаг впереди
них. Лан!
 Страж  двинулся  по  Кэймлинскому Тракту на  восток,  остальные  -  за  ним,
ab ` oal не отставать; копыта мерно ударяли по плотно утрамбованному грунту.
 Лошади  шли легким шагом - в таком быстром темпе, которым они могли  скакать
часами  без поддержки их сил руками Айз Седай. Но не успел пройти и час,  как
они двинулись по дороге, когда обернувшийся Мэт вскрикнул, указывая назад:
 - Смотрите туда!
 Все натянули поводья и взглянули назад.
 Ночь  над  Байрлоном  осветилась пламенем: как будто кто-то  устроил  костер
размером  с  дом,  огонь подкрасил подбрюшья туч красными отсветами.  В  небе
кружились на ветру искры.
 -  Я  его  предупреждала,  - сказала Морейн, - но  он  не  отнесся  к  этому
серьезно. - Словно откликаясь на расстроенный голос Морейн, Алдиб затанцевала
вбок. - Он не отнесся к этому серьезно.
 - Гостиница? - произнес Перрин. - Это "Олень и Лев"? Откуда вы знаете?
 -  А  по-твоему, это просто случайное стечение обстоятельств? - спросил Том.
-  Это  мог  бы оказаться дом губернатора, но горит не он. И не склад  какой-
нибудь, и не чья-то кухонная плита, и не стог сена твоей бабушки.
 -  Возможно,  в эту ночь Свет хоть немного сияет над нами, - сказал  Лан,  и
Эгвейн с гневом обернулась к нему.
 -  Как  можно  так  говорить? Горит гостиница бедного мастера  Фитча!  Могут
пострадать люди!
 -  Если они напали на гостиницу, - сказала Морейн, - то, вероятно, наш  уход
из города и мое... проявление остались незамеченными.
 -  Если  только Мурддраал не захотел, чтобы мы так считали, - прибавил  Лан.
Морейн кивнула в темноте.
 -  Наверное.  В любом случае нам нужно поторапливаться. Сегодня ночью  много
отдыхать не придется.
 -  Вы с такой легкостью говорите это, Морейн! - воскликнула Найнив. - А люди
в гостинице? Пострадают люди, хозяин гостиницы потеряет свое имущество, и все
из-за  вас! Прячетесь за всю вашу болтовню о том, чтобы идти в Свете, а  сами
готовы  отправиться дальше, без всякой мысли о нем. Все его  несчастья  из-за
вас!
 -  Из-за  этих  троих,  -  сердито  произнес  Лан.  -  Пожар,  раненые,  все
происходящее  -  из-за  этих вот троих. Раз приходится  платить  такую  цену,
значит,  есть за что. Темному нужны эти ваши мальчики, а то, к  чему  он  так
жадно  стремится, нужно держать от него подальше. Или же вы скорей  позволите
забрать их Исчезающему?
 -  Спокойней, Лан, - сказала Морейн. - Спокойней. Мудрая, по-вашему, я  могу
помочь  мастеру  Фитчу  и  людям в гостинице?  Что  ж,  вы  правы.  -  Найнив
попыталась было что-то сказать, но Морейн отмахнулась и продолжила: - Я  могу
сама  вернуться и оказать какую-то помощь. Не очень большую, разумеется.  Это
привлечет  внимание к тем, кому я помогу, внимание, за которое они меня  вряд
ли  поблагодарят,  учитывая, что Дети Света в городе.  А  защищать  всех  вас
придется  оставить  одного  Лана.  Он очень  хорош,  но  если  вас  обнаружит
Мурддраал  с  кулаком  троллоков, то Лан в  одиночку  с  ними  не  справится.
Конечно,  мы  можем вернуться все вместе, однако сомневаюсь, что мне  удастся
провести нас всех в Байрлон незамеченными. И это раскрыло бы нас перед теми -
кем  бы они ни были, - кто устроил этот пожар, не говоря уже о Белоплащниках.
Будь вы на моем месте, какое решение из двух возможных выбрали бы вы?
 - Я что-нибудь сделала бы, - неохотно пробормотала Найнив.
 -  И по всей вероятности, вручили бы победу Темному, - отозвалась Морейн.  -
Помните,  чего - кого - он хочет. Мы ведем войну точно так же,  как  любой  в
Гэалдане,  хотя  там  сражаются тысячи, а здесь нас - всего  восемь.  Мастеру
Фитчу  я  пришлю достаточно золота, чтобы он отстроил заново "Оленя и  Льва",
золото,  которое  нельзя будет отследить от Тар Валона. И к  тому  же  помогу
каждому  пострадавшему. Что-то большее только подвергнет  их  опасности.  Все
далеко не так просто. Я надеюсь, вы понимаете, Лан.
 Страж повернул коня и вновь возглавил колонну.
 Время  от времени Ранд оборачивался. Ему удалось разглядеть только зарево  в
облаках  -  и  все,  а  потом даже оно растворилось во тьме.  Он  тешил  себя
надеждой, что с Мин ничего не случилось.
 Было  все так же темно, хоть глаз выколи, когда в конце концов Страж  съехал
a  утоптанной до каменной твердости дороги на обочину - а за ним и весь отряд
-  и  спешился.  Ранд  прикинул, что до рассвета  осталась  пара  часов.  Они
стреножили  лошадей,  по-прежнему оседланных, и разбили  лагерь,  не  разводя
костра.
 -  Один час, - предупредил Лан, когда все, кроме него, завернулись в одеяла.
Ему предстояло стоять на страже, пока остальные спят. - Один час, а потом - в
путь.
 Тишина опустилась на отряд.
 Через несколько минут Мэт произнес шепотом, который едва долетел до Ранда:
 - Интересно, а что сделал Дав с тем барсуком?
 Ранд молча покачал головой, а Мэт помолчал. Потом произнес:
 -  Знаешь,  Ранд,  я  считал,  что  ничто  не  предвещает  плохого.  Никаких
признаков угрозы, с тех пор как мы переправились через Тарен, и вот  мы  -  в
городе,  вокруг нас стены. Я думал, что нам ничего не угрожало. А потом  этот
сон. И Исчезающий. Будем ли мы когда-нибудь вновь в безопасности?
 - Пока не окажемся в Тар Валоне, - произнес Ранд. - Так она нам говорила.
 -  А  потом  мы  будем  под  защитой? - тихо  спросил  Перрин,  и  все  трое
посмотрели на затененный силуэт, которым была Айз Седай. Лан растаял во тьме;
он мог быть где угодно.
 Вдруг Ранд зевнул. При этом звуке его друзья нервно дернулись.
 -  По-моему,  нам  нужно  немного поспать, -  сказал  Ранд.  -  Утро  вечера
мудренее. Перрин тихо произнес:
 - Ей нужно бы что-то сделать.
 Никто не ответил.
 Ранд  поерзал  на  боку,  стараясь устроиться поудобнее  на  твердом  корне,
перевернулся на спину, потом перекатился дальше от камня и еще одного  корня,
врезавшихся  в  поясницу.  Место для привала было не  очень  подходящим,  оно
совсем  не походило на поляны, что выбирал Страж раньше, когда отряд двигался
на  север  от  Тарена. Ранд уснул с мыслью о том, какой сон ему приснится  от
корней, вдавившихся под ребра, и проснулся от прикосновения Лана к его плечу,
-  ребра ныли, и благодаря этому никаких снов, даже если они и были, юноша не
помнил.
 До  сих пор вокруг лежали предрассветные сумерки, но как только одеяла  были
свернуты  и  приторочены к седлам, Лан вновь повел отряд  дальше  на  восток.
После восхода солнца путники, еще сонные, позавтракали хлебом, сыром и водой,
не  слезая  с  лошадей и не останавливаясь, кутаясь в плащи на  пронизывающем
ветре.  Все,  кроме  Лана,  разумеется.  Он  тоже  завтракал,  но  глаза  его
затуманены не были, и он не ежился от холода. Лан переоделся в свой  меняющий
цвета   плащ,  и  тот  вился  вокруг  него,  переливаясь  серым  и   зеленым:
единственное,  чему  Страж, уделял внимание, - чтобы  правая  рука  его  была
свободна.  Лицо  Лана сохраняло бесстрастное выражение, но  глаза  все  время
рыскали по сторонам, словно он в любой момент ожидал нападения из засады.

                                                                     ГЛАВА 18
                                                            КЭЙМЛИНСКИЙ ТРАКТ

 От  Северного  Большака, проходящего через Двуречье,  Кэймлинский  Тракт  не
сильно  отличался. Будучи, разумеется, значительно шире и по  всем  признакам
гораздо  более  наезженным,  он представлял собой  плотно  утоптанную  полосу
земли, по обочь ее стояли деревья, которым в Двуречье было не место, особенно
из-за того, что там листва сохранилась только на вечнозеленых деревьях.
 Однако  к  полудню сам вид местности изменился - дорога пошла  среди  низких
холмов.  Два  дня она вилась между склонов, иногда проходила напрямик,  когда
холмы  были  слишком широки и увели бы далеко в сторону и если не требовалось
чересчур  много трудов, чтобы срезать часть склона. Полуденное солнце  каждый
день  немного смещалось, из чего следовал вывод, что дорога, хоть  на  первый
взгляд  и  прямая,  постепенно отклонялась к югу, по мере того  как  шла  все
дальше на восток. Когда-то Ранд просто наяву грезил над старой картой мастера
ал'Вира,   -  добрая  половина  мальчишек  предавалась  над  нею  несбыточным
мечтаниям, - и ему припомнилось, что тракт обходит нечто называемое Абшерским
Всхолмьем и потом достигает Беломостья.
 Время  от  времени  Лан заставлял всех спешиваться на вершине  какого-нибудь
холма,  откуда  открывался хороший обзор дороги в оба конца  и  окрестностей.
Страж  внимательно осматривал все вокруг, пока остальные разминали ноги  или,
присев под деревьями, наскоро перекусывали.
 -  Вообще-то  сыр  я  люблю, - заметила как-то Эгвейн на третий  день  после
отъезда  из  Байрлона. Она сидела прислонившись спиной  к  старому  пню  и  с
недовольной  гримасой  разглядывая обед, который  опять  был  таким  же,  как
завтрак, и каким, скорее всего, должен быть и ужин. - Сейчас бы чаю. Вкусного
горячего чаю!
 Девушка   поплотнее  закуталась  в  плащ  и  подвинулась,  тщетно   стараясь
спрятаться от кружащегося ветра.
 -  Чай  из  плосколиста и андилейный корень, - говорила Найнив, обращаясь  к
Морейн,  - лучшее средство от усталости. От них яснее в голове, и они снимают
боль в утомленных мышцах.
 -  Уверена,  что именно так, - тихо произнесла Айз Седай, искоса  глянув  на
Найнив.
 Челюсти Найнив на миг сжались, но она продолжила прежним тоном:
 - Значит, если вам нужно двигаться без сна...
 -  Никакого чая! - резко сказал Лан Эгвейн. - Никакого костра! Мы их еще  не
видим,  но они где-то там, позади, Исчезающий или двое, со своими троллоками,
и  им известно, что мы выбрали эту дорогу. Незачем точно подсказывать им наше
местонахождение.
 -  Я  ничего  не  просила,  - пробормотала Эгвейн  из-под  плаща.  -  Просто
сожалела.
 -  Если им известно, что мы на дороге, - спросил Перрин, - то почему бы  нам
не пойти напрямик к Беломостью?
 -  Даже Лан не может двигаться по бездорожью так же быстро, как и по тракту,
-  сказала Морейн, перебивая Найнив, - тем более не по Абшерскому Всхолмью. -
Мудрая  раздраженно вздохнула. Ранд задумался, что с ней такое  произошло:  в
первый  день  она  совершенно игнорировала Айз Седай,  а  последние  два  дня
пыталась беседовать с нею о травах и лекарственных растениях. Морейн отъехала
от Мудрой, продолжив: - Почему, по-вашему, тракт изгибается в обход холмов? И
нам  все  равно пришлось бы вернуться на дорогу. Тогда мы могли бы обнаружить
погоню впереди нас, а не позади.
 Сомнения одолевали Ранда, а Мэт что-то пробурчал о "долгом кружном пути".
 -  Хоть  одну ферму вы видели этим утром? - спросил Лан. - Или, может  быть,
дым из трубы? Нет, потому что на всем протяжении от Байрлона до Беломостья  -
глушь  и  безлюдье,  а  Беломостье находится  там,  где  нам  нужно  пересечь
Аринелле.  Потому  что к югу от Марадона, что в Салдэйе,  единственный  мост,
соединяющий берега Аринелле именно в Беломостье.
 Том фыркнул и расправил усы:
 - А что помешает им получить нечто - кого-то - желаемое в самом Беломостье?
 С   запада   донеслись  пронзительные  вопли  рогов.  Лан  дернул   головой,
обернулся,  пристально вглядываясь в ленту дороги позади отряда. Ранд  ощутил
знобкий  холодок.  Но оставшийся спокойным внутренний голос  подсказал:  миль
десять, не больше.
 -  Ничто им не помешает, менестрель, - сказал Лан. - Положимся на Свет и  на
удачу. Но сейчас мы знаем наверняка: там, позади нас, - троллоки.
 Морейн вытерла руки.
 - Нам пора в путь.
 Айз Седай села в седло.
 После  этого и все остальные вскарабкались на лошадей, их не в меньшей  мере
подстегнули проревевшие вновь рога. На этот раз первым рогам вторили  другие:
отдаленный ответ донесся с запада погребальным стоном. Ранд был готов прямо с
места  погнать  Облако  галопом, и все тоже немедля подобрали  поводья.  Все,
кроме Дана и Морейн. Страж и Айз Седай обменялись долгими взглядами.
 -  Пусть они скачут, Морейн Седай, - наконец сказал Лан. - Я вернусь  сразу,
как смогу. Если я погибну, ты об этом узнаешь.
 Положив  руку на луку седла Мандарба, он взлетел на спину черного жеребца  и
галопом помчался вниз с холма. На запад. Вновь взревели рога.
 -  Да  пребудет с тобою Свет, последний Лорд Семи Башен, - произнесла Морейн
b  * тихо, что Ранд едва расслышал. Глубоко вздохнув, она повернула Алдиб  на
восток.  -  Мы  должны ехать, - сказала Морейн и пустила кобылу  неторопливой
ровной рысью. Остальные тесной цепочкой следовали за ней.
 Ранд  повернулся  в седле, чтобы взглянуть на Лана, но Страж  уже  затерялся
среди  низких  холмов и голых деревьев. Она назвала его  Лордом  Семи  Башен.
Интересно  знать, что это означает. Юноша не думал, что кто-то,  кроме  него,
слышал  эти  слова, но Том покусывал кончики усов, а на лице у  него  застыло
задумчивое выражение. Менестрель, видимо, знал многое, очень многое.
 Рога  позади отряда воззвали и вновь получили ответ. Ранд беспокойно поерзал
в  седле.  На  этот раз рога звучали ближе - юноша был в этом твердо  уверен.
Миль  восемь.  Может,  семь. Мэт и Эгвейн оглянулись через  плечо,  а  Перрин
пригнулся,  будто  ждал,  что  его вот-вот  что-то  ударит  в  спину.  Найнив
подъехала к Морейн и заговорила с ней:
 - Мы не можем ехать побыстрее? - спросила она. - Эти рога все ближе.
 Айз Седай покачала головой.
 -  А почему они дали нам знать, что они уже здесь? Не для того ли, чтобы  мы
устремились вперед, не думая о том, что может нас там ждать?
 Отряд  продолжал  ехать дальше той же равномерной рысью.  Время  от  времени
позади  всадников трубно перекликались рога, и всякий раз ближе  и  ближе.  О
том,  насколько ближе, Ранд старался не думать, но с каждым бьющим по  нервам
воплем  эта  непрошеная  мысль  тревожила  его  все  больше.  Пять  миль,   с
беспокойством  определил  юноша,  когда из-за  холма  позади  отряда  галопом
вылетел Лан.
 Страж поравнялся с Морейн, натягивая поводья.
 -  Троллоков не меньше трех кулаков, во главе каждого - Получеловек.  Может,
пять кулаков.
 -  Если  вы  оказались  так близко, что увидели их, -  встревоженно  сказала
Эгвейн, - то и они могли вас заметить. Они могут явиться за вами по пятам.
 -  Его  не  видели.  - Найнив подтянулась, когда все посмотрели  на  нее.  -
Вспомни, я шла по его следу.
 -  Тише!  -  приказала Морейн. - Лан говорит, что там, позади нас, возможно,
находится пять сотен троллоков.
 Воцарилось ошеломленное молчание, потом вновь заговорил Лан:
 - И они перекрыли седловину. Через час или меньше нас настигнут.
 Словно размышляя вслух, Айз Седай сказала:
 -  Если их и раньше было так много, то почему их не использовали в Эмондовом
Лугу? Если же нет, то откуда они здесь взялись?
 -  Они  рассыпались цепью, чтобы гнать нас впереди себя,  -  сказал  Лан,  -
впереди основных отрядов рыщут разведчики.
 -  Гнать  -  к  чему? - размышляла Морейн. Словно бы в ответ  ей  на  западе
прозвучал  отдаленный  рог  - долгий протяжный  стон,  на  который  сразу  же
откликнулись  другие, все впереди отряда. Морейн остановила Алдиб;  остальные
последовали  ее  примеру, Том и двуреченцы боязливо  озирались  вокруг.  Рога
трубили впереди и позади. Ранду почудились в их кличах торжествующие нотки.
 - Что нам теперь делать? - сердито спросила Найнив. - Куда идти?
 -  Все,  что  осталось,  -  север и юг, - сказала Морейн,  больше  размышляя
вслух,  чем  отвечая  Мудрой.  -  На  юге  -  Абшерское  Всхолмье,  голое   и
безжизненное,  и Тарен, через который не переправиться, и никаких  лодок.  На
севере  - до наступления ночи мы достигнем Аринелле, и там возможно встретить
судно какого-нибудь торговца. Если у Марадона взломан лед.
 -  Есть  место, куда троллоки не пойдут, - заметил Лан, но Морейн  энергично
мотнула головой:
 - Нет!
 Она  жестом подозвала Стража, и тот наклонил к ней голову так, чтобы  нельзя
было услышать их разговор.
 Рога беспрестанно трубили, и лошадь Ранда нервно переступала на месте.
 -  Они  пытаются  нас  запугать,  - процедил Том,  стараясь  успокоить  свою
лошадь.  Голос его звучал наполовину гневно, а наполовину так, будто троллоки
вполне  в  своих попытках преуспели. - Они стараются напугать нас,  чтобы  мы
ударились  в  панику  и бросились бежать сломя голову. И  тогда  они  на  нас
накинутся.
 Голова   Эгвейн  дергалась  на  каждый  вскрик  рогов,  девушка   пристально
всматривалась  то  вперед,  то  назад,  словно  выискивала  взглядом   первых
троллоков. Ранда подмывало поступить точно так же, но он старался  не  выдать
этого. Юноша двинул Облако поближе к девушке.
 - Мы идем на север! - объявила Морейн.
 Отряд  оставил  дорогу  и  рысью направился по  холмам,  а  рога  продолжали
душераздирающе причитать.
 Холмы  оказались низкими, но все время приходилось ехать то вверх, то  вниз,
ровных  участков  не было, а кругом стояли деревья с голыми ветвями,  хрустел
мертвый  подлесок. Лошади старательно взбирались вверх по склону  только  для
того,  чтобы  легким галопом спуститься по другому. Лан вел отряд размашистой
рысью, быстрее, чем по дороге.
 Ветви  стегали  Ранда  по  лицу и груди. Старые ползучие  растения  и  вьюны
цеплялись  за  руки, а порой норовили выдрать ногу из стремени. Пронзительные
вскрики рогов слышались все ближе и чаще.
 Как  ни  погонял всех Лан, двигаться быстрее всадники не могли.  Каждый  фут
вперед  - это фут или два вверх или вниз, а карабкаться по косогору  было  не
так-то  легко.  А  рога все приближались. Две мили, подумал  Ранд.  Может,  и
меньше.
 Вскоре  Лан  начал тщательно высматривать путь, а сквозь жесткие  черты  его
лица  проступило выражение, столь близкое к беспокойству, которое Ранд увидел
у Лана впервые. Один раз Страж, оглянувшись, даже привстал на стременах. Ранд
видел  там  одни  лишь  деревья.  Закончив  осматривать  лес,  Лан  устроился
поудобнее  в  седле  и  неосознанным  движением  руки  отбросил  полу  плаща,
высвобождая рукоять меча.
 Ранд  с вопросом в глазах встретил взгляд Мэта, но тот лишь скорчил гримасу,
кивнув на спину Стража, и беспомощно пожал плечами.
 И тогда Лан заговорил, отрывисто бросая слова через плечо:
 -  Здесь  рядом  троллоки.  -  Отряд  взобрался  на  вершину  холма  и  стал
спускаться  по  склону. - Скорей всего, разведчики, высланные перед  главными
силами.  Вероятно. Если мы на них наткнемся, во что бы то ни стало  держитесь
возле  меня  и  делайте  то же, что и я. Нам нужно двигаться  тем  же  путем,
которым мы идем.
 - Кровь и пепел! - пробормотал Том.
 Найнив жестом приказала Эгвейн держаться ближе к ней.
 Единственным  укрытием для всадников могли служить разбросанные  там  и  тут
редкие  рощицы  вечнозеленых деревьев, но воображение Ранда, который  пытался
смотреть одновременно во все стороны, превращало замеченные краем глаза серые
древесные  стволы в троллоков. Рога звучали совсем близко. И  вдобавок  прямо
впереди отряда. Юноша был в этом уверен. А сзади они все время приближались.
 Отряд поднялся на вершину очередного холма.
 Ниже  них,  только-только начав подниматься по склону,  двигались  троллоки,
они  несли с собой шесты с большими веревочными петлями или длинными  крюками
на  концах. Много троллоков. Цепь вытянулась в обе стороны, насколько хватало
глаз, но в центре ее, как раз напротив Лана, ехал верхом Исчезающий.
 Казалось,  когда  на  вершине  холма  появились  люди,  несколько  мгновений
Мурддраал  был  в  нерешительности, но почти  сразу  выхватил  меч  с  черным
клинком,  который Ранд вспомнил с отвратительным чувством тошноты, и взмахнул
мечом над головой. Цепь троллоков дрогнула и двинулась вперед.
 Меч  Лана  оказался  у него в руке даже раньше, чем Мурддраал  потянулся  за
своим.
 -  Держитесь возле меня! - крикнул Страж, и Мандарб бросился вниз по  склону
- на троллоков. - За Семь Башен! - воскликнул Лан.
 У  Ранда перехватило дыхание, и он, ударив серого каблуками по бокам, послал
его вперед; весь небольшой отряд устремился вслед за Стражем. Юноша удивился,
поняв,  что сжимает в руке Тэмов меч. Вдохновленный кличем Лана, он  обрел  и
свой собственный:
 - Манетерен! Манетерен!
 Ему вторил Перрин:
 - Манетерен! Манетерен!
 Но Мэт кричал:
 - Карай ан Калдазар! Карай ан Эллисанде! Ал Эллисанде!
 Голова  Исчезающего  повернулась от троллоков  к  атакующим  его  всадникам.
Черный  меч  застыл над его головой, и дыра капюшона заходила  из  стороны  в
сторону, словно рассматривая приближающихся верховых.
 Затем,  когда  люди  врезались в цепь троллоков, Лан  напал  на  Мурддраала.
Клинок  Стража  скрестился с черной сталью из кузниц  Такан'дара  со  звоном,
подобным погребальному звону огромного колокола, отзвуки эхом прокатились  по
лощине, вспышка голубого огня рваной полосой полыхнула в воздухе.
 Зверинорылые  Полулюди роем кружились вокруг каждого человека, ловчие  шесты
и  крюки  качались  и  мотались вокруг них. Эти твари избегали  лишь  Лана  и
Мурддраала - те сражались один на один на пустом пятачке, копыта черных коней
высекали искры, от ударов мечей летели искры. Воздух вспыхивал и звенел.
 Облако  вращал  глазами и храпел, вставая на дыбы и лягая  копытами  рычащие
острозубые  морды.  Массивные тела теснились вокруг  Ранда  плечом  к  плечу.
Безжалостно  пиная  каблуками,  Ранд  сдерживал  серого,  заставляя  того  не
обращать  внимания  на троллоков, и размахивал мечом с  той  небольшой  долей
умения,  которое  пытался вложить в него Лан, - кромсая вокруг  себя,  словно
рубя  дрова. Эгвейн! Он отчаянно искал ее, ударами ног посылая серого вперед,
прорубаясь сквозь строй волосатых тел, словно круша подлесок.
 Белая  кобыла Морейн устремлялась вперед и умеряла шаг, отвечая на  малейшие
прикосновения руки Айз Седай к упряжи. С таким же суровым лицом, как у  Лана,
она наносила удары посохом. Троллоков охватывало пламя, которое потом с ревом
ярко  вспыхивало, оставляя на земле уродливые недвижные фигуры. Рядом  с  Айз
Седай  с  неистовым упорством скакали Найнив и Эгвейн: зубы оскалены,  как  у
троллоков,  в  руках - мельком заметил потемневшую поверхность резной  кости.
Ангриал. Айз Седай, держа в одной руке ангриал, в другой - жезл, повернулась,
расставив ноги, лицом к атакующим троллокам и черным мечам Исчезающих,  потом
высоко подняла жезл и ударила им в землю.
 Земля  откликнулась  звоном - будто по железному  котлу  ударили  деревянным
молотком. Металлический звон, дрожа в воздухе, затих вдали. Затем  в  тот  же
миг  воцарилась  тишина.  Все  погрузилось в  безмолвие.  Утих  ветер.  Крики
троллоков  умолкли;  даже их атакующая волна замедлилась и  остановилась.  На
один  удар  сердца - все замерло в ожидании. Медленно вернулся неясный  звон,
сменившийся  негромким  гулом,  который все  нарастал  и  нарастал,  пока  не
застонала земля.
 Под  копытами  Облака дрогнула земля. Вот о таких - похожих  -  деяниях  Айз
Седай  рассказывалось  в преданиях; и Ранду очень захотелось  оказаться  где-
нибудь  за сотню миль отсюда. Дрожь превратилась в сильные толчки, от которых
закачались стоящие неподалеку деревья. Серый споткнулся и чуть не упал.  Даже
Мандарб  и  Алдиб,  которая  была без седока,  зашатались  словно  пьяные,  а
всадникам пришлось вцепиться в поводья, в гривы животных, во что угодно, лишь
бы не свалиться с седла.
 Айз  Седай  стояла так, как и раньше, с ангриалом в руке и жезлом,  с  силой
воткнутым в вершину холма; ни она, ни жезл не сдвинулись ни на дюйм, несмотря
на  то  что  почва  вокруг тряслась и содрогалась. Теперь  земля  подернулась
рябью,  расходившейся от жезла к троллокам, словно волны в пруду,  эти  волны
росли,  выворачивая сухие кусты, швыряя в воздух палые листья, превращаясь  в
катящиеся  на  троллоков земляные валы. Прутиками в руках  мальчишек  гнулись
растущие в лощине деревья. Троллоки на дальнем склоне попадали друг на друга,
их копошащиеся кучи разбушевавшаяся земля подбрасывала вверх.
 Тем  не  менее,  словно  бы  земля  и  не дыбилась  вокруг  них,  Мурддраалы
двинулись вперед единым рядом, их черные, как сама смерть, лошади ни разу  не
сбились  с шага, их копыта ударяли в унисон. Вокруг черных коней катались  по
земле  троллоки, воя и цепляясь за склон холма, который вздымался  вверх,  но
Мурддраалы неумолимо продвигались вперед.
 Морейн  подняла  свой жезл, и земля замерла, но это было еще только  начало.
Она  простерла  жезл в сторону седловины между холмами, и из  земли  фонтаном
высотой в двадцать футов брызнуло пламя. Айз Седай развела руки в стороны,  и
огонь  быстро  побежал  вправо  и  влево, превращаясь  в  бесконечную  стену,
разделившую  людей  и троллоков. Жар, долетевший до вершины  холма,  заставил
Ранда  заслонить лицо руками. Черные верховые лошади Мурддраалов,  какими  бы
-%.!kg-k,( силами они ни обладали, заржали, охваченные огнем, встали на дыбы,
изо  всех  сил  сопротивляясь своим седокам, когда Мурддраалы,  заставляя  их
пройти сквозь языки пламени, нещадно били животных.
 - Кровь и пепел, - едва слышно вымолвил Мэт. Ранд оцепенело кивнул.
 Внезапно   Морейн  пошатнулась  и  наверняка  упала  бы,  не   подхвати   ее
спрыгнувший с коня Лан.
 -  Вперед! - приказал он остальным. Резкость тона Стража не вязалась  с  той
мягкостью,  с  какой  он усаживал Айз Седай в седло. - Этот  огонь  не  будет
гореть вечно. Торопитесь! Каждая минута на счету!
 Стена  пламени  ревела  так,  будто на самом деле  могла  пылать  вечно,  но
спорить  Ранд  не стал. Они во весь опор, нещадно гоня лошадей, поскакали  на
север.  Рога вдалеке разочарованно протрубили, словно уже зная о случившемся,
затем осеклись и смолкли.
 Немного погодя отряд нагнали Лан и Морейн, хотя Страж вел Алдиб в поводу,  а
Айз Седай покачивалась в седле и обеими руками держалась за переднюю луку.
 -  Скоро  силы  ко  мне  вернутся, - сказала она в  ответ  на  обеспокоенные
взгляды.  Голос  ее  звучал устало, однако уверенно,  а  взор  был  столь  же
непроницаем, как и всегда. - Работа с Землей и Огнем - не самая  сильная  моя
сторона. Во владении ими я слаба.
 Лан  и  Морейн вновь возглавили идущий быстрой рысью отряд. Ранд  не  думал,
что  Морейн сможет удержаться в седле, если лошади пойдут еще быстрее. Найнив
нагнала Айз Седай и поскакала с ней рядом, поддерживая ее под локоть. Вскоре,
когда  отряд пересекал холмы, женщины пошептались, а потом Мудрая пошарила  в
недрах своего плаща и вручила Морейн маленький пакетик. Та развернула  его  и
проглотила   содержимое.  Найнив  сказала  еще  что-то,   затем   отстала   и
присоединилась к другим двуреченцам, не обращая внимания на их вопросительные
взгляды.  Ранду  показалось,  что  вопреки обстоятельствам  по  ее  лицу  про
мелькнуло удовлетворенное выражение.
 Впрочем,  юношу мало интересовало, что там сделала Мудрая. Время от  времени
он  проводил рукой по эфесу меча и всякий раз, ловя себя на этом, в удивлении
опускал  взор  на  меч. Вот, значит, на что похожа битва.  В  памяти  у  него
осталось  не  много. В голове все смешалось, одни волосатые  морды  и  страх.
Страх  и  жар.  Пока длилась схватка, было, казалось, так жарко,  как  летним
знойным  полднем. Этого Ранд понять не мог. Ледяной ветер студил бусины  пота
на его лице и теле.
 Ранд  оглянулся  на друзей. Мэт утирал испарину с лица краем плаща.  Перрин,
уставившийся вдаль на что-то ему не очень нравящееся, казалось, совершенно не
замечал пота, струйками катившегося по лбу.
 Холмы  тем  временем становились все ниже, и местность начала выравниваться,
но,  вместо  того  чтобы гнать дальше, Лан остановил отряд. Найнив  двинулась
было  к  Морейн,  но  взгляд Стража остановил ее. Лан и  Айз  Седай  отъехали
немного  вперед  и, тесно сдвинув головы, стали совещаться;  судя  по  жестам
Морейн,  они  спорили. Найнив и Том не сводили с них глаз. Мудрая  озабоченно
хмурилась,  менестрель ворчал себе под нос и замолкал ненадолго,  оглядываясь
на всхолмье, откуда они прискакали, но остальные старались совсем не смотреть
на Морейн и Лана. Кто знает, что выйдет из спора между Стражем и Айз Седай?
 Через   несколько  минут  Эгвейн  тихонько  заговорила  с   Рандом,   бросая
беспокойные взгляды на спорящую пару:
 - То, что ты кричал троллокам...
 Она умолкла, словно не зная, как продолжить.
 -  А  что  такое?  - спросил Ранд. Он испытывал легкое смущение  -  все-таки
боевые кличи в самый раз для Стражей; у народа Двуречья они не в обычае,  что
бы  там ни говорила Морейн, но если Эгвейн из-за этого решила над ним подшучи
вать... - Мэт уже, наверное, раз десять пересказывал то предание.
 - И весьма скверно, - обронил Том. Мэт протестующе промычал.
 -  Как  бы  он  его  ни рассказывал, - произнес Ранд, - мы все  слышали  эту
историю  не один раз. К тому же что-то же надо было кричать. Я хотел сказать,
что именно это нужно делать в такой момент. Ты же слышала Лана.
 -  И  у  нас  есть на то право, - глубокомысленно добавил Перрин.  -  Морейн
говорит,  что  мы  все происходим от того народа Манетерен. Они  сражались  с
Темным, и мы сражаемся с Темным. Это и дает нам право.
 Эгвейн фыркнула, словно демонстрируя, что она об этом думает.
 - Я говорила не об этом. Что... что это такое ты кричал, Мэт?
 Мэт смущенно пожал плечами:
 -  Я  не помню. - Он обвел спутников настороженным взглядом: - Да, не помню.
Все  как в тумане. Я не знаю ни что это такое, ни откуда это взялось, ни  что
это означает.- Он усмехнулся, как бы осуждая себя. - Думаю, это вообще ничего
не значит.
 -  Я... я думаю, значит, - медленно сказала Эгвейн. - Когда ты крикнул,  мне
показалось  -  только на миг, - что я поняла тебя. Но сейчас все  пропало.  -
Девушка вздохнула и махнула рукой. - Может, ты и прав. Странно, что ты вообра
зил такое в тот момент, а?
 -  Карай ан Калдазар, - сказала Морейн. Все обернулись и уставились на  нее.
-  Карай  ан  Эллисанде. Ал Эллисанде. За честь Красного Орла. За честь  Розы
Солнца.  Роза  Солнца.  Древний  боевой  клич  Манетерен  и  боевой  клич  их
последнего   короля.   Розой  Солнца  называли  Элдрин.   -   Улыбка   Морейн
предназначалась  обоим  -  и  Эгвейн, и Мэту,  хотя  ее  внимательный  взгляд
задержался,  может, на миг дольше на нем, чем на ней. - В  Двуречье  все  еще
сильна кровь рода Арада. Древняя кровь поет до сих пор.
 Мэт  и  Эгвейн взглянули друг на друга, а остальные смотрели на  них.  Глаза
Эгвейн  были широко раскрыты, а губы растягивались в улыбке, которую  девушка
пыталась  сдержать, словно не чувствовала уверенности в том, как отнестись  к
разговору  о древней крови. Мэт же был уверен, если судить по его насупленным
бровям и хмурому лицу.
 У  Ранда  мелькнула мысль, что он знает, о чем думает Мэт. О том же,  о  чем
думал  он  сам.  Если  Мэт - потомок древних королей  Манетерен,  то,  может,
троллоки на самом-то деле явились за ним, а не за ними троими. От этой  мысли
Ранду  стало  стыдно.  Щеки  юноши зарделись, а  когда  он  уловил  виноватое
выражение на лице Перрина, то понял, что и тому пришла на ум такая же мысль.
 -  Не  могу  сказать, что мне доводилось раньше слышать  нечто  подобное,  -
произнес Том спустя минуту-другую. Он встряхнулся и заговорил резким тоном: -
В  другое время я мог бы даже сложить об этом историю, но прямо сейчас...  Вы
намерены оставаться здесь до исхода дня, Айз Седай?
 -  Нет,  - отозвалась Морейн, подбирая поводья. Как бы подчеркнув ее  ответ,
на  юге  прорезался  троллочий рог. На западе и востоке откликнулись  другие.
Лошади тонко заржали и нервно затоптались на месте.
 -  Они  прошли огонь, - ровным голосом произнес Лан. Он повернулся к Морейн:
-  Для того, что ты намереваешься сделать, у тебя еще недостаточно сил,  пока
еще недостаточно, - нужен отдых. А туда не войдет ни Мурддраал, ни троллок.
 Морейн  подняла руку, собираясь прервать Стража, потом вздохнула  и  уронила
ее.
 -  Очень  хорошо,  -  раздраженно заметила она. -  Я  считаю,  ты  прав,  но
предпочла  бы иметь иной выбор. - Айз Седай вытащила жезл из-под подпруги.  -
Соберитесь все вместе вокруг меня. Как можно ближе. Еще теснее!
 Ранд   подогнал  Облако  вплотную  к  Айз  Седай.  Подчиняясь   настойчивому
требованию Морейн, они все сдвигались вокруг нее тесным кружком, пока  головы
лошадей  не  оказались одна над крупом или холкой другой.  Только  тогда  Айз
Седай  удовлетворенно кивнула. Затем, не сказав ни слова,  она  привстала  на
стременах  и  закрутила  посох  над головами  людей,  вытягивая  руку,  чтобы
наверняка охватить весь отряд целиком.
 Всякий  раз,  когда  жезл проходил над ним, Ранд вздрагивал.  С  каждым  его
кругом  по  телу пробегало легкое покалывание. Юноша мог следить за движением
посоха  даже не глядя на него, просто наблюдая за тем, как нервно вздрагивают
его  товарищи,  когда  жезл рассекал воздух над их головами.  Его  совсем  не
удивляло, что один Лан никак не реагировал на происходящее.
 Внезапно  Морейн  выбросила  руку со сжатым в ней  жезлом  на  запад.  Палая
листва  закружилась  в  воздухе, и кусты хлестнули ветвями,  будто  небольшой
смерч  пробежал  туда,  куда указывал жезл Айз Седай. Когда  невидимый  вихрь
исчез из виду, она со вздохом опустилась в седло.
 -  Троллокам,  -  сказала она, - покажется, что наши запахи  и  следы  ведут
туда. Через какое-то время Мурддраалы распознают эту уловку, но тогда...
 - Тогда, - сказал Лан, - мы уже сами затеряемся.
 -  Ваш жезл таит в себе огромные силы, - произнесла Эгвейн, удостоившись  от
Найнив презрительного хмыканья. Морейн в досаде прищелкнула языком.
 -  Я  же  говорила  тебе,  дитя  мое, вещи не обладают  силой.  Единая  Сила
приходит  из  Истинного Источника, и лишь живой разум может владеть  ею.  Это
даже  не  ангриал,  а просто предмет, помогающий сосредоточиться.  -  Усталым
движением она сунула жезл за подпругу. - Лан?
 -  За мной, - сказал Страж, - и без шума. Если троллоки услышат нас, то  все
сорвется.
 Он  вновь повел отряд на север, но не в том невыносимом темпе, в котором они
мчались  от  погони,  а  скорее тем скорым шагом, которым  они  двигались  по
Кэймлинскому  Тракту.  Местность  вокруг становилась  все  ровнее,  хотя  лес
оставался таким же густым, как раньше.
 Путь  отряда  больше  не  был прямым, так как Лан выбирал  маршрут,  который
проходил  по  твердому грунту или скальным обнажениям, и больше  не  позволял
всадникам  ломиться через путаницу кустарника, а вместо этого объезжал  кусты
кругом, хотя такой крюк и требовал лишнего времени. Раз за разом он отставал,
внимательно  изучая  оставленный отрядом след. На любой  звук  громче  шепота
Страж строго шикал.
 Найнив  скакала подле Айз Седай, на лице отражалась внутренняя борьба  между
беспокойством и неприязнью. И еще, подумалось Ранду, у Мудрой что-то было  на
уме.  Морейн, с поникшими плечами, держалась за седло обеими руками,  намотав
поводья  на  запястье,  ее  качало при каждом  шаге  Алдиб.  Было  ясно,  что
проложенный ложный след - он мог показаться мелочью по сравнению с вызванными
ею  землетрясением и стеной огня, - потребовал от нее очень многого, отняв  у
Айз Седай силы, которых ей нельзя больше терять.
 Ранду  почти  захотелось, чтобы рога затрубили вновь. По крайней  мере,  они
подскажут, как далеко от отряда троллоки. И Исчезающие.
 Юноша  продолжал  озираться  вокруг,  поэтому  первым  заметил,  что  лежало
впереди.  Когда он разглядел это, то уставился на открывшуюся картину  широко
раскрытыми  глазами  и совершенно сбитый с толку. Нечто громадное  непонятной
формы  тянулось  насколько хватало глаз, в обе стороны, почти  везде  той  же
высоты, что и деревья, причем некоторые росли прямо на этой насыпи, а  тут  и
там  над  кронами  деревьев  возвышались какие-то остроконечные  образования.
Безлистные  ползучие растения и вьющиеся плющи густо, слоями  покрывали  все.
Скала?  Плющам-то лезть наверх легко и просто, а лошадей нам  туда  вовек  не
затащить.
 Вдруг, когда отряд подъехал ближе, юноша увидел башню. Это точно была  башня
с необычным остроконечным куполом наверху, а не какая-то скала.
 -  Город! - крикнул Ранд. Городская стена, а остроконечные вершины оказались
сторожевыми  башнями на стене. У Ранда отвисла челюсть. Да этот город  раз  в
десять больше Байрлона. А то и в пятьдесят!
 Мэт кивнул:
 - Город, - согласился он. - Но что тут, в таком лесу, делает город?
 -  И  без  людей, - сказал Перрин. Когда его друзья обернулись  к  нему,  он
указал  на  стену.  -  Разве допустили бы они, чтобы  ползучие  растения  так
разрослись? Вы же знаете, вьюны могут стену обрушить. Вот, взгляните, как она
развалилась.
 Увиденное поставило все на свои места. Дело обстояло именно так, как  сказал
Перрин.  Чуть  ли не под каждой брешью в стене бугрился поросший  кустарником
холмик; поверх них валялись остатки каменной кладки с обвалившейся стены.  Не
было и двух сторожевых башен одинаковой высоты.
 -  Интересно, что это был за город? - задумчиво произнесла Эгвейн. -  И  что
же такое с ним произошло? На папиной карте я ничего такого не припомню.
 -  Он  назывался Аридол, - сказала Морейн. - Во времена Троллоковых Войн  он
был  союзником  Манетерен. - Пристально вглядываясь в громадные  стены,  она,
казалось, не замечала никого вокруг, даже Найнив, которая поддерживала  ее  в
седле под руку. - Позже Аридол погиб, и это место назвали иначе.
 - А как? - спросил Мэт.
 -  Сюда,  -  сказал Лан. Он остановил Мандарба перед тем, что  было  некогда
воротами,  -  настолько широкими, что через них могли пройти в ряд  пятьдесят
человек.  Сохранились лишь разрушенные, укрытые занавесом  вьющихся  растений
$.'.`-k%  башни; от самих же ворот не осталось и следа. - Мы войдем здесь.  -
Вдалеке  пронзительно прокричали рога троллоков. Лан всмотрелся в ту сторону,
откуда  донеслись  эти  звуки,  затем  взглянул  на  солнце,  уже  наполовину
опустившееся  к вершинам деревьев на западе. - Они поняли, что  взяли  ложный
след. Идемте, до темноты нам надо найти крышу над головой.
 -  Как  его  назвали-то? - вновь спросил Мэт. Морейн ответила,  когда  отряд
въезжал в город.
 - Шадар Логот, - сказала она. - Он называется Шадар Логот.

                                                                     ГЛАВА 19
                                                                  ЗАСАДА ТЕНИ

 Лан  вел  отряд  по  городу,  раскрошившиеся  камни  мостовой  хрустели  под
копытами лошадей. Кругом были одни развалины и, как верно заметил Перрин,  не
замечалось  никаких  следов  людей.  Лишь изредка  вдалеке  срывался,  хлопая
крыльями, вспугнутый голубь, да трава, старая и пожухлая, пучками торчала меж
плит мостовой и в стыках каменных стенных блоков" Лишь кое-где стояли дома  с
уцелевшими  крышами,  у  большинства же зданий они  обрушились.  Обвалившиеся
стены веером рассыпали на улицах кирпичи и камни. Башни, внезапно возникающие
в  проемах улиц, расщепами торчали в небо. Неровные холмы булыжника, с парой-
тройкой  чахлых  деревцев, отмечали места, где ранее возвышались  дворцы  или
даже целые городские кварталы.
 Однако  и  от того, что сохранилось, у Ранда захватило дух. Самые  громадные
строения в Байрлоне утонули бы в тени любого здешнего здания. Куда бы  он  ни
глянул,  взор  его встречал дворцы из бледного мрамора, увенчанные  огромными
куполами.  Казалось, что каждое здание имело по меньшей мере один  купол;  на
некоторых дворцах их возвышалось четыре или пять, самых причудливых  форм,  и
одинаковых было не найти.
 Длинные  аллеи, обрамленные колоннадами, бежали к башням, которые, казалось,
упирались  а  небо.  Каждый перекресток был отмечен либо бронзовым  фонтаном,
либо  белоснежным пиком монумента, либо статуей на пьедестале. Пусть  фонтаны
высохли,  пусть  большая часть стел опрокинута, пусть многие статуи  разбиты,
уцелевшее предстало глазам Ранда едва ли не чудом.
 А  я  еше  считал Байрлон городом! Пусть я сгорю, но Том надо мной наверняка
посмеивался в усы. Да и Морейн с Ланом тоже.
 Ранд  так  увлеченно  таращил глаза по сторонам, что его  застало  врасплох,
когда Лан внезапно остановился перед большим белым зданием, которое оказалось
вдвое  больше "Оленя и Льва". Для каких целей служило это здание, когда город
кипел  жизнью  и все в нем дышало великолепием, сейчас сказать  было  трудно,
может,  тогда оно и вправду было гостиницей. От верхних этажей осталась  лишь
пустая  скорлупа стен: через глазницы-проемы окон - стекло и  дерево  давным-
давно  исчезли - проглядывало вечереющее небо, но первый этаж на вид  казался
вполне крепким.
 Морейн,  чьи  руки  по-прежнему лежали на передней луке, прежде  внимательно
осмотрела здание и лишь потом кивнула:
 - Это подойдет.
 Лан  спрыгнул  с  седла и осторожно, подхватив ее обеими руками,  помог  Айз
Седай спуститься на землю.
 -  Заводите  лошадей  внутрь,  - распорядился он.  -  Найдите  где-нибудь  в
глубине  дома  комнату под конюшню. Пошевеливайтесь, фермерские сынки!  Здесь
вам не деревенский лужок.
 Лан  исчез  в  здании, неся на руках Айз Седай. Найнив  слезла  с  лошади  и
заторопилась  вслед  за  Стражем, крепко прижимая к себе  сумку  с  целебными
травами  и  мазями. Эгвейн ни на шаг от нее не отставала. Их лошади  остались
стоять у порога.
 -  Заводите лошадей внутрь, - ворчливо передразнил Лана Том и фыркнул в усы.
Он  сполз  с  коня,  одеревенело  и медленно, потер  затекшую  спину,  тяжело
вздохнул,  а потом взял Алдиб под уздцы, - Ну? - сказал он, поведя  бровью  в
сторону Ранда и его друзей.
 Те  торопливо  спешились и занялись другими лошадьми.  Дверной  проем,  -  в
котором  давно  не осталось ничего, что можно было бы назвать дверью,  -  был
$.ab  b.g-. широк, чтобы через него можно было провести животных, даже  сразу
по двое.
 Внутри  оказалась  просторная комната, чуть ли не во все здание  шириной,  с
грязным   изразцовым   полом,  кое-где  сохранилась  на  стенах   драпировка,
изорванная,  поблекшая  и  выцветшая  до  неопределенно-бурого  цвета.  Ткань
выглядела  так, будто коснись ее, и она рассыплется в прах. Больше ничего  не
было. В ближайшем углу Лан расстелил для Морейн свой и ее плащи, на которые и
усадил ее. Возле Айз Седай на коленях стояла Найнив, ворча о пыли и копаясь в
своей сумке, которую держала перед ней Эгвейн.
 -  Она  может  мне не нравиться, это верно, - говорила Найнив Стражу,  когда
вслед  за  Томом,  ведя в поводу Белу и Облако, вошел Ранд,  -  но  я  помогу
любому, кто нуждается в моей помощи, нравится мне этот человек или нет.
 -  Я  не  имею  ничего  против,  Мудрая.  Я  лишь  заметил,  чтобы  вы  были
поосторожнее со своими травами. Она скосила на Лана глаза.
 -  Дело  в  том, что ей, как и вам, нужны мои травы, - тон Найнив,  поначалу
язвительный,  становился все более едким. - Дело в том, что она  сделала  так
много,  как смогла, едва лишь не доведя себя до изнеможения. Дело в том,  что
сейчас ваш меч ей ничем не поможет, Лорд Семи Башен, а мои травы помогут.
 Морейн положила руку на плечо Лана.
 - Успокойся, Лан. Она мне не причинит вреда. Просто она не знает.
 Страж насмешливо хмыкнул.
 Найнив  перестала  рыться в своей сумке и окинула его  хмурым  взглядом,  но
обратилась к Морейн:
 - Есть многое, о чем я не знаю. О чем речь идет сейчас?
 -  Во-первых, - ответила Морейн, - все, что мне нужно на самом деле,  -  это
немного  отдыха. Во-вторых, я согласна с вами. Ваши умения и  познания  будут
более  полезны, чем я считала. Теперь, не найдется ли у вас чего-нибудь,  что
поможет мне уснуть на часок и после чего я буду твердо стоять на ногах?..
 -  Слабый  настой  из  лисохвоста, марисина и... Последнего  слова  Ранд  не
расслышал, поскольку прошел за Томом в следующую комнату, - такую же  большую
залу,  как и первая, и даже еще более пустую. Здесь царила одна только  пыль,
лежащая  толстым  слоем и никем не потревоженная. На полу не отпечаталось  ни
единого следа - ни птичьего, ни звериного.
 Все  принялись  расседлывать лошадей: Ранд - Белу и Облако, Том  -  Алдиб  и
своего  мерина,  Перрин - свою и Мандарба. Все, кроме Мэта, который  выпустил
поводья,  едва оказался в комнате. Кроме того дверного проема, через  который
они сюда вошли, здесь виднелись еще два прохода.
 -  Переулок, - сообщил Мэт, сунувшись в первый. Второй дверной проем  черным
прямоугольником  зиял  в дальней стене. Мэт медленно прошел  туда  и  намного
быстрее  выскочил обратно, энергично счищая старую паутину с лица и волос.  -
Ничего нет, - сказал он, бросая взгляд в сторону переулка.
 -  Ты  думаешь  заняться  своей лошадью или нет? - спросил  Перрин.  Он  уже
закончил  расседлывать свою и снимал седло с Мандарба.  Как  ни  странно,  но
жеребец со свирепым взглядом не доставлял юноше никаких хлопот, хотя и  косил
глазом, наблюдая за Перрином. - За тебя этого никто делать не будет.
 Мэт кинул последний взгляд на переулок и со вздохом шагнул к своей лошади.
 Положив  седло Белы на пол, Ранд заметил на лице Мэта хмурое выражение.  Тот
будто  пребывал  в  тысяче миль отсюда и двигался с совершенно  отсутствующим
видом.
 -  Эй,  Мэт, что с тобой? - спросил Ранд. Мэт уже снял седло со своей лошади
и стоял, держа его в руках. - Мэт? Мэт!
 Мэт вздрогнул и чуть не уронил седло.
 - А? Что? Ох... Я... Я просто задумался.
 -  Задумался? - присвистнул Перрин, снимавший с Мандарба недоуздок. - Да  ты
спал на ходу.
 Мэт насупился.
 -  Я  задумался о... о том, что тогда произошло. О тех словах, которые я...-
Все, а не только. Ранд, обернулись к нему, и юноша смущенно переступил с ноги
на ногу. - Ну, вы слышали, что сказала Морейн. Будто какой-то мертвый человек
говорил моим голосом. Мне это не нравится.
 Мэт нахмурился еще больше, когда Перрин хмыкнул:
 -  Боевой  клич Аэмона, сказала она, да? Может, ты - вновь явившийся  Аэмон.
Судя  по  тому,  как ты болтаешь, что в Эмондовом Лугу, мол,  скучища,  я  бы
сказал,  что  тебе должно было понравиться нечто подобное - быть королем  или
возродившимся героем.
 -  Не  говори так! - Том глубоко вздохнул; теперь все уставились на него.  -
Это  опасный  разговор, да вдобавок и глупый. Мертвые могут возрождаться  или
вселяться в тела живых, и это не предмет для пустопорожней болтовни. - Он еще
раз вздохнул, успокаиваясь, и продолжил: - Древняя кровь, сказала она. Кровь,
а  не  мертвец. Я слышал, что такое бывает - иногда. Слышал, хотя никогда  не
думал... Это - твои корни, мальчик. Родословная, идущая от тебя через  твоего
отца  к  деду,  и дальше, к Манетерен, а может, и еще намного дальше.  Ладно,
теперь  ты  знаешь,  что род твой - древний. Остановись на  этом  и  радуйся.
Большинство людей не знают больше того, что у них был отец.
 Кое-кто  из  нас не уверен даже в этом, с горечью подумал Ранд. Может  быть,
Мудрая и была права. О Свет, надеюсь, что так.
 Мэт кивнул, соглашаясь со словами менестреля.
 -  Наверное, так и есть. Только... вам не кажется, что это как-то связано  с
тем, что с нами случилось? Троллоки и все остальное? Я хочу сказать... ох,  я
даже не знаю, что сказать-то хочу.
 -  По-моему,  тебе  лучше  об  этом забыть,  а  думать  лишь  о  том,  чтобы
благополучно выбраться отсюда. - Том извлек из глубин своего плаща  трубку  с
длинным чубуком. - А я, например, собираюсь покурить.
 Махнув   трубкой  в  сторону  ребят,  менестрель  скрылся  в  комнате,   где
расположились остальные.
 - Мы все в этом замешаны, а не ты один, - сказал Ранд Мэту.
 Мэт вздрогнул и коротко, лающе хохотнул.
 -  Точно!  Ладно, поговорим об общих делах: раз уж мы закончили с  лошадьми,
то  почему  бы нам не пойти взглянуть одним глазком на этот город?  Настоящий
город,  в  котором  нет толп людей, где всяк так и норовит пихнуть  тебя  или
сунуть  локтем  под ребра. Где нет никого, кто бы стал вынюхивать  нас  своим
длинным носом. Еще есть час, а то и два, пока совсем не стемнеет.
 -  Ты  забыл  про троллоков? - осведомился Перрин. Мэт с презрением  покачал
головой.
 -  Лан  же сказал, что они сюда не сунутся, не помнишь разве? Нужно слушать,
что люди говорят.
 -  Я  помню,  -  сказал  Перрин. - И я слушаю. Этот город...  Аридол?..  был
союзником Манетерен. Ну как? Я слушаю.
 -  Во  времена  Троллоковых  Войн  Аридол,  должно  быть,  был  громаднейшим
городом,  -  сказал  Ранд,  - раз троллоки до сих  пор  боятся  его.  Они  не
побоялись явиться в Двуречье, а Морейн говорила, что Манетерен был -  как  же
она выразилась? - занозой в ноге Темного.
 Перрин поднял руки.
 - Не упоминайте Пастыря Ночи, а? Пожалуйста.
 - О чем ты? - засмеялся Мэт. - Давай, идем.
 - Нужно спросить разрешения у Морейн, - сказал Перрин, и Мэт воздел руки.
 -  Спросить  разрешения  у Морейн? По-твоему, она позволит  исчезнуть  с  ее
глаз?  А  Найнив? Кровь и пепел, Перрин, почему бы тогда не отпроситься  и  у
миссис Лухан, раз уж речь об этом?
 Перрин  неохотно кивнул, соглашаясь, и Мэт повернулся к Ранду с ухмылкой  на
лице.
 -  А  ты как? Настоящий город! С дворцами! - Он лукаво хихикнул. - И никаких
пялящихся на нас Белоплащников.
 Ранд  одарил  друга  мрачным взглядом, но колебался не  дольше  минуты.  Эти
дворцы были совсем как из сказок менестреля.
 - Ладно.
 Стараясь   не   шуметь,  чтобы  не  услышали  в  соседней  комнате,   друзья
выскользнули  в переулок и прокрались по нему на другую улицу.  Юноши  шагали
быстро,  и,  когда  они  оказались в квартале от  белоснежного  здания,  Мэт,
дурачась, неожиданно пустился в пляс.
 -  Свободен,  - смеялся он. - Свободен! Мэт медленно закружился, по-прежнему
смеясь  и  зачарованно  разглядывая  все  вокруг.  Вытянулись  длинные  зубцы
"%g%`-(e теней, а клонящееся к горизонту солнце золотило руины города.
 -  Вам  такое и не снилось ведь? Или снилось? Перрин тоже смеялся,  но  Ранд
неуютно  поежился. Этот город не имел ничего общего с городом из его  первого
сна, но в то же самое...
 -  Если  мы  хотим хоть что-то увидеть, - сказал Ранд, - лучше поторопиться.
Сумерек ждать недолго.
 Мэт,  видимо, хотел увидеть все и, преисполненный энтузиазма, потащил друзей
по  улице.  Они пробирались через запорошенные пылью фонтаны с бассейнами,  в
которые  можно было собрать всех жителей Эмондова Луга, они бродили вокруг  и
залезали  внутрь выбранных наугад зданий, но всегда в самые большие,  которые
удавалось найти. Назначение некоторых домов они понимали, а иных - нет. Ладно
дворцы,  но чем было то громадное сооружение, увенчанное одним круглым  белым
куполом,  что своими размерами наводило на мысль о холме, и с одной  огромной
до нелепости залой внутри? А огороженное стеной место, открытое небу, где мог
поместиться  весь  Эмондов  Луг,  окруженное  поднимающимися  ряд  за   рядом
каменными скамьями?
 Мэт   явно  начинал  проявлять  нетерпение,  когда  они  раз  за  разом   не
обнаруживали ничего, кроме пыли, или булыжников, или ничем не примечательных,
утративших всякий цвет обрывков драпировок, которые рассыпались при  малейшем
прикосновении. Как-то попались нагроможденные у стены деревянные стулья - они
все развалились на кусочки, когда Перрин попытался приподнять один.
 Дворцы,  с огромными пустыми залами, некоторые размером с гостиницу  "Винный
Ручей",  а то и больше, - туда поместилась бы гостиница целиком, и еще  можно
было бы надстроить этаж и пристроить флигеля, - все чаще и чаще заставляли
 Ранда  задумываться  о тех людях, что некогда заполняли  их.  Ему  пришло  в
голову, что под тот круглый свод можно собрать всех двуреченцев, да и  в  том
месте  с  каменными  скамьями...  Он  уже  почти  видел  в  тенях  людей,   с
неодобрением смотревших на троих незваных чужаков, что нарушили их покой.
 В  конце  концов устал даже Мэт - столь огромными были здания, - и  все-таки
он  вспомнил, что накануне спал лишь час. Каждый из ребят начал вспоминать об
этом.  Зевая,  они  уселись на ступеньки возле высокого строения,  по  фасаду
которого рядами стояли колонны, и заспорили о том, что делать дальше.
 -  Пошли  обратно,  -  сказал Ранд, - и немного поспим,  -  Он  прикрыл  рот
тыльной стороной ладони. Когда он вновь сумел заговорить, то сказал: - Спать.
Мне хочется только этого.
 -  Спать  можно  в любое время, - решительно сказал Мэт. -  Да  ты  оглянись
вокруг. Разрушенный город. Сокровища!
 -  Сокровища?  -  Перрин  зевнул так, что хрустнули  челюсти.  -  Нет  здесь
никаких сокровищ. Здесь нет ничего, одна только пыль.
 Ранд  приложил  ладонь  к глазам и взглянул на солнце:  красный  диск  почти
касался крыш.
 -  Уже  поздно.  Скоро  совсем стемнеет. - Здесь  могут  быть  сокровища,  -
упорствовал  Мэт. - В любом случае, я хочу взобраться на одну из башен.  Вон,
посмотрите  на  ту. Она совсем целая. Спорим, что сверху  мы  увидим  все  на
многие мили окрест! Что скажете?
 - Башни - опасны, - раздался позади парней мужской голос.
 Ранд  вскочил  на ноги и волчком крутанулся на месте, сжимая  рукоять  меча.
Его друзья от него не отстали.
 На  верху  лестницы, в тени среди колонн, стоял мужчина. Он  сделал  полшага
вперед, поднял руку, прикрывая глаза, и снова отступил назад.
 -  Простите  меня, - мягко произнес он. - Я слишком долго пробыл  внутри,  в
темноте. Мои глаза еще не привыкли к свету.
 -  Кто  вы? - Ранду почудился в говоре незнакомца странный акцент,  странный
даже  после Байрлона; некоторые слова он произносил очень необычно,  так  что
Ранд едва понимал их. - Что вы здесь делаете? Мы думали, в городе никого нет.
 -  Я - Мордет. - Мужчина помедлил, словно ожидая, что юноши узнают названное
имя.  Когда  никто из них ничем не выказал этого, он что-то пробормотал  себе
под  нос  и продолжил: - Я могу задать тот же вопрос и вам. В Аридоле  долгое
время  никто  не  бывал. Долгое, очень долгое время. Я не  предполагал  найти
здесь трех молодых людей, шатающихся по улицам.
 -  Мы  направляемся в Кэймлин, - сказал Ранд. - Мы остановились здесь, чтобы
c*`kblao на ночь.
 -  Кэймлин,  -  медленно произнес Мордет, обкатывая это название  на  языке,
затем   покачал  головой.  -  Укрыться  на  ночь,  вы  сказали?   Может,   вы
присоединитесь ко мне?
 - Вы до сих пор не сказали, что здесь делаете вы, - сказал Перрин.
 - Ну разумеется, я - искатель сокровищ.
 -  Вы  нашли что-нибудь? - взволнованно спросил Мэт. Ранду показалось, будто
Мордет улыбнулся, но его могли ввести в заблуждение дрожащие тени.
 -  Да,  нашел, - ответил мужчина. - Больше, чем рассчитывал. Намного больше.
Больше,  чем  могу  унести. Я никак не предполагал встретить  троих  сильных,
крепких молодых парней. Если вы поможете мне перенести то, что я смогу взять,
к  моим  лошадям, то оставшееся поделите между собой. Берите столько, сколько
унесете.  Все  равно, что бы я ни оставил, это пропадет или собранное  унесут
другие охотники за сокровищами до того, как я сумею вернуться за ними.
 -  Я  же  говорил  вам,  что  в таком месте обязательно  есть  сокровища!  -
воскликнул Мэт. Он бросился вверх по лестнице. - Мы вам поможем перенести их.
Только приведите нас к ним!
 Он и Мордет ступили в тени под колоннами.
 Ранд посмотрел на Перрина:
 - Мы не можем оставить его.
 Перрин  глянул  на  заходящее солнце и кивнул.  Ранд  с  Перрином  осторожно
двинулись  вверх по лестнице. Перрин вытянул топор из петли  на  поясе.  Ранд
крепче  стиснул рукоять меча. Однако Мэт с Мордетом ждали их возле колоннады:
Мордет  скрестив  руки  на груди, а Мэт нетерпеливо  поглядывал  в  окутанную
полумраком дальнюю часть здания.
 - Идемте, - произнес Мордет. - Я покажу вам сокровища.
 Он  скользнул  внутрь, следом за ним устремился Мэт. Его друзьям  ничего  не
оставалось, как пойти за ним.
 Холл  был  весь скрыт тенями, но Мордет почти сразу же свернул в  сторону  и
начал  спускаться по узким ступеням винтовой лестницы, спиралью уходящей  все
ниже  и ниже, во все более глубокий мрак, пока парням не пришлось идти ощупью
в  непроглядной, как смоль, черноте. Рукой Ранд опирался о стену,  совсем  не
уверенный в том, что под его ногой на следующем шаге окажется ступенька, а не
пустота,  ведущая  в  бездну. Даже Мэт начал испытывать беспокойство  -  если
судить по дрогнувшему голосу:
 - Здесь внизу ужасно темно!
 -  Да,  да,  -  согласно отозвался Мордет. Ему темнота,  похоже,  не  мешала
вовсе. - Внизу есть фонари. Идемте!
 И  правда,  винтовая  лестница вдруг перешла в  коридор,  тускло  освещенный
коптящими  факелами,  воткнутыми  кое-где в укрепленные  на  стенах  железные
кольца.  В  колеблющемся пламени и дрожащих тенях Ранд в первый  раз  получше
взглянул на Мордета, который, не останавливаясь, шел вперед, жестами призывая
юношей за собой.
 В  нем  есть  что-то странное, подумалось Ранду, но что именно,  понять  ему
никак  не  удавалось.  На  вид  Мордет являл  собой  ухоженного,  полноватого
мужчину,  полуприкрытые  веки наводили на мысль, будто  он  скрывает  что-то,
глядя  на все внимательными глазами. Низкорослый и совершенно лысый, он шагал
так, словно был на голову выше любого из троих друзей. Одежды незнакомца тоже
не  походили ни на что виденное Рандом раньше. Черные панталоны в  обтяжку  и
мягкие  красные сапожки с отворотами на лодыжках. Длинный красный камзол  без
рукавов, с богатой золотой вышивкой, белоснежная рубашка с широкими рукавами,
свисающие  почти  до колен кружева манжет. Несомненно, это не  та  одежда,  в
которой отправляются на поиски сокровищ в заброшенный, разрушенный город.  Но
и не одежда придавала мужчине какой-то странный облик.
 Вскоре  коридор  закончился комнатой с изразцовыми стенами, и  Ранд  начисто
забыл  о  возможных странностях Мордета. Его вздох удивления  был  лишь  эхом
удивления его друзей. Под потолком коптили несколько факелов, бросая на стены
от  каждого из вошедших по несколько теней, но их свет тысячекратно отражался
от  золота  и  самоцветов,  грудами лежавших на полу,  от  курганов  монет  и
драгоценностей,   кубков,   блюд,  столового  серебра   и   золотой   посуды,
инкрустированных драгоценными каменьями мечей и кинжалов. Все  эти  богатства
!k+( навалены в осыпающиеся кучи высотой по пояс.
 Вскрикнув,  Мэт  кинулся к одной из золотых насыпей  и  упал  перед  нею  на
колени.
 -  Мешки! - выдохнул он, запуская руки в золото. - Чтобы унести все это, нам
нужны мешки.
 -  Мы  не  унесем всего, - сказал Ранд. Он растерянно оглянулся вокруг;  все
золото  купцов, привезенное в Эмондов Луг за многие годы, не шло ни  в  какое
сравнение с тысячной долей лишь одного из этих холмов. - Не сейчас. Уже почти
стемнело.
 Из  одной  груды сокровищ Перрин вытянул топор, небрежно отбросив в  сторону
запутавшиеся  вокруг него золотые цепи. На черной глянцевитой рукояти  топора
сверкали  драгоценные  камни, а его двойное лезвие покрывал  изящный  золотой
орнамент в виде завитков.
 -  Тогда завтра, - сказал Перрин, с улыбкой взвешивая боевой топор в руке. -
Морейн и Лан, когда мы им все это покажем, они нас поймут.
 -  Вы  не  одни?  -  спросил Мордет. Он пропустил юношей  вперед,  когда  те
стремглав бросились в сокровищницу, но теперь вошел следом за ними и стоял  у
дверей. - Кто с вами еще?
 Мэт,  по  локоть  зарывшись  в громоздящиеся перед  ним  богатства,  ответил
рассеянным тоном:
 -  Морейн  и Лан. А еще Найнив, Эгвейн и Том. Он менестрель. Мы едем  в  Тар
Валон.
 Ранд затаил дыхание. Повисшая тишина заставила его взглянуть на мужчину.
 Лицо  Мордета  исказилось  от ярости и еще от страха.  Губы  раздвинулись  в
злобном оскале.
 -  Тар  Валон! - Он потрясал кулаками. - Тар Валон! Вы же сказали, что идете
в этот... этот... Кэймлин! Вы солгали мне!
 -  Если вам по-прежнему нужна наша помощь, - сказал Перрин Мордету, - то  мы
вернемся завтра и поможем вам. - Он осторожно положил топор обратно, на груду
инкрустированных драгоценными камнями чаш и украшений. - Если она вам нужна.
 -  Нет! Это... - выдавил, задыхаясь, Мордет и замотал головой, словно  никак
не мог решиться. - Берите что хотите. Кроме... Кроме...
 Вдруг  до  Ранда  дошло,  что за червячок сомнения изводил  его  все  время.
Редкие факелы в коридоре окружали каждого из них кольцом теней, точно так же,
как и факелы в сокровищнице. Только вот... Юноша был настолько потрясен своим
открытием, что сказал вслух:
 - У вас нет тени.
 Из руки Мэта со звоном выпал кубок.
 Мордет  кивнул,  и  теперь  его мясистые веки впервые  открылись  полностью.
Гладкое холеное лицо сразу показалось изголодавшимся, чего-то жаждущим.
 - Так. - Мордет выпрямился и тут же будто прибавил в росте. - Решено!
 Внезапно  в нем все переменилось. Мордет разом распух в шар, его перекосило,
голова  уперлась  в  потолок, плечи прижались к стенам, заполнив  собою  этот
конец  комнаты  и  отрезав  парням путь к бегству. Мордет  -  с  ввалившимися
щеками, с вырывающимся сквозь оскаленные зубы из дыры рта рычанием - протянул
вперед  обе  руки,  ладони которых с легкостью могли  обхватить  человеческую
голову.
 С  воплем  Ранд  отпрянул назад. Ноги запутались в  золотой  цепи,  и  юноша
грохнулся на пол, порыв ветра ударил Ранда. Стараясь глотнуть воздух, он в то
же время старался вытащить меч, сражаясь со своим плащом, в складках которого
запутался  эфес.  Крики его друзей метались по комнате, там и  тут  грохотали
падающие  на  пол золотые блюда, гремели по камням покатившиеся кубки.  Вдруг
мучительный вопль вонзился в уши Ранда.
 Едва   не   всхлипывая,   он  наконец-то  умудрился  сделать   вдох,   почти
одновременно выхватывая из ножен меч. Озираясь, Ранд поднялся на ноги, гадая,
кто  из  друзей  издал этот вопль. С другого конца комнаты на  него  круглыми
глазами смотрел Перрин - пригнувшись и замахнувшись топором, словно собираясь
срубить  дерево. Из-за груды золота выглядывал Мэт, сжимая в руке подобранный
в куче раззолоченного оружия кинжал.
 Что-то  шевельнулось в глубоких тенях, куда не пробивался  свет  факелов,  и
трое  юношей  подскочили  на  месте. Это был  Мордет,  сжавшийся  в  комок  и
' !("h()ao в самый дальний от троих друзей угол.
 - Он нас надул! - выпалил Мэт. - Это был какой-то трюк.
 Мордет запрокинул голову и завыл; с задрожавших стен посыпалась пыль.
 - Вы все мертвы! - заорал он. - Все мертвы!
 И он прыгнул через всю комнату.
 Челюсть  Ранда отвисла, он чуть не выронил меч. На лету Мордет  вытянулся  и
истончился,  словно  усик дыма. Став тонким, как палец, он  вонзился  в  щель
между  плитами стены и исчез в ней. Последний крик Мордета, медленно  затихая
вдали, еще звучал в комнате:
 - Вы все мертвы!
 -   Давайте  выбираться  отсюда,  -  едва  слышно  произнес  Перрин,  крепче
стискивая  рукоять топора и стараясь смотреть сразу во все  стороны.  Золотые
украшения и самоцветы незамеченными рассыпались у его ног.
 -  Но  сокровища,  -  запротестовал Мэт. - Мы  теперь  не  можем  их  просто
бросить!
 -  От  него мне не надо ничего, - сказал Перрин, по-прежнему вертя  головой.
Он  возвысил  голос  и  крикнул, обращаясь к стенам: -  Это  ваши  сокровища,
слышите? Мы ничего не возьмем!
 Ранд впился в Мэта гневным взглядом.
 -  Ты  хочешь,  чтобы он увязался за нами? Или ты собираешься сидеть  здесь,
набивая карманы, и ждать, пока он не вернется с целым десятком ему подобных?
 Мэт  лишь  жестом указал на золото и драгоценности. И не успел он  вымолвить
хоть слово, Ранд и Перрин схватили его за руки и выволокли из комнаты, а  Мэт
отбивался и орал о сокровищах.
 Друзья не прошли по коридору и с десяток шагов, как и без того тусклый  свет
позади  них  начал слабеть. Факелы в сокровищнице гасли. Вопли Мэта  смолкли.
Парни ускорили шаг. Факел в коридоре мигнул, затем угас следующий. Когда трое
друзей  оказались у винтовой лестницы, тащить Мэта нужды больше не было.  Они
побежали к ступеням, а за ними по пятам наплывала темнота. Даже непроглядная,
смоляная  тьма на лестнице лишь на миг заставила их помедлить  перед  нею,  а
потом  они помчались по ступеням, крича во всю глотку. Крича, чтобы  испугать
то,  что  могло поджидать их; крича, чтобы убедить себя: они до сих  пор  еще
живы.
 Юноши  ворвались в холл наверху, поскальзываясь и падая на пыльном  мраморе,
чуть  ли  не  на  четвереньках  проскочили колоннаду,  кубарем  скатились  по
ступеням  и  приземлились, наставив друг другу синяков и ссадин, на  мостовой
барахтающейся кучей.
 Ранд  выбрался  из  свалки,  поднялся и  подхватил  с  мостовой  Тэмов  меч,
встревоженно  оглядываясь кругом. Над верхушками крыш  виднелась  четвертушка
солнца.  Почти заполнив собою улицу, темными рукавами протянулись тени,  став
еще  чернее в меркнущем свете. Ранд задрожал. Уж очень эти вытянувшиеся  тени
походили на Мордета.
 -  По  крайней  мере, мы выбрались. - Мэт, оказавшийся нижние  в  куче-мале,
встал  и  отряхнулся дрожащей рукой в манере, мало напоминающей  его  обычное
поведение. - И по крайней мере, я...
 - Выбрались? - спросил Перрин.
 На  этот  раз  Ранд понял: все вокруг не игра воображения. Кожу  у  него  на
затылке защипало. Из мрака под колоннами что-то наблюдало за ними. Ранд резко
развернулся  и пристально посмотрел на здание через дорогу. Он чувствовал  на
себе  взгляд  оттуда. Рука его сильнее сжала эфес меча,  хотя  он  и  не  мог
сказать, поможет ему оружие или нет. Подсматривающие глаза, казалось, следили
за  ним  отовсюду. Мэт и Перрин тоже настороженно оглядывались  по  сторонам;
Ранд понял, что они тоже чувствуют на себе чужие взгляды.
 -  Мы  останемся  на  середине улицы, - хрипло сказал  Ранд.  Он  встретился
глазами с друзьями; оба они выглядели такими же испуганными, как и он сам.  В
горле  у  Ранда было сухо. - Мы останемся на середине улицы, будем  держаться
подальше от теней и пойдем быстро.
 - Очень быстро, - торопливо согласился Мэт.
 Незримые  соглядатаи следовали за ними. Или же здесь было огромное множество
сторожей, множество глаз, высматривающих троих юношей из каждого дома.  Ранд,
как  ни  старался, не замечал никакого движения, но чувствовал на себе  чужие
"'#+o$k, жадные, изголодавшиеся. Он не знал, что хуже: тысячи глаз или  всего
несколько, но неотступно следующих за ними.
 В  редких  просветах,  куда еще доставали лучи солнца, парни  сбавляли  шаг,
совсем  чуть-чуть,  украдкой  посматривая во  тьму,  которая,  как  казалось,
неуклонно сгущалась впереди. Никому из них не хотелось шагнуть в тени;  никто
из  них  не  был  уверен,  что его не подстерегает там  нечто  неизвестное  и
опасное.  Когда  тени  протягивались поперек улицы, преграждая  троице  путь,
присутствие сторожей становилось чуть ли не осязаемым. Через такие места  они
пробегали с криками. Ранду чудился сухой шелестящий смешок.
 Наконец  уже  в  быстро  опускающихся сумерках друзья  увидели  белокаменное
здание,  из которого они ушли, казалось, несколько дней назад. Вдруг следящие
за ними глаза куда-то пропали. Шаг - они еще были, другой - они вмиг исчезли.
Не говоря ни слова, Ранд припустил быстрым шагом, его примеру последовали Мэт
и Перрин, потом друзья побежали во всю прыть и остановились лишь тогда, когда
зайцами  сиганули  в дверной проем и обессиленно опустились  на  пол,  тяжело
дыша.
 Посреди  выложенного  плитками  пола пылал маленький  костерок,  дым  уходил
через  дыру  в потолке, что неприятно напомнило Ранду о Мордете.  Около  огня
собрались  все,  кроме Лана, и все по-разному отнеслись к  появлению  парней.
Когда  их  троица  ворвалась в комнату, Эгвейн, гревшая ладони  над  костром,
вздрогнула,  прижала руки к горлу; потом, разглядев вошедших,  она  испустила
вздох  облегчения,  который как-то не вязался с попыткой одарить  каждого  из
юношей испепеляющим взглядом. Том что-то тихонько пробурчал в свою трубку, но
Ранд  ухватил слово "дурачье", прежде чем менестрель вновь принялся  ворошить
угли палкой.
 -  Вы, остряки-самоучки, с набитыми шерстью головами! - коршуном набросилась
на  ребят  Мудрая.  Она  буквально ощетинилась с  головы  до  пят,  глаза  ее
сверкали, щеки пылали ярким румянцем. - Почему, ради Света ответьте,  вы  вот
так  удрали? У вас с головой все в порядке? Вы что, совсем ума решились?  Лан
сейчас   повсюду  вас  разыскивает,  и  вам  повезет  больше,  чем  вы   того
заслуживаете, если он, вернувшись, не вколотит в ваши головы немного здравого
смысла!
 Лицо  Айз Седай ничем не выдавало ее волнения, но при виде парней ее  пальцы
с  побелевшими костяшками, сжимающие платье, ослабили хватку. Что бы ни  дала
ей  Найнив,  это  снадобье  помогло Морейн: она уже  была  на  ногах  и  явно
оправилась от слабости.
 -  Вам не следовало так поступать, - сказала она голосом чистым и спокойным,
как  пруд Мокрого Леса. - Об этом мы поговорим позже. Что-то случилось, иначе
вы не попадали бы друг на друга. Рассказывайте.
 -  Вы  говорили,  что  в  городе безопасно, - жалобно  заскулил  Мэт.  -  Вы
сказали, Аридол был союзником Манетерен, и троллоки не войдут в город, и...
 Морейн  шагнула вперед столь стремительно, что Мэт умолк с открытым ртом,  а
Ранд  и  Перрин  так  и застыли, не успев встать, один - сидя  на  корточках,
другой - стоя на коленях.
 -  Троллоки? Вы видели троллоков внутри городских стен? Ранд сглотнул  комок
в горле.
 - Не троллоков, - произнес он, и все трое взволнованно зачастили наперебой.
 Каждый  из  них  начал с разного. Мэт повел свой рассказ с сокровищ,  причем
говорил  так, будто нашел их в одиночку, а Перрин принялся объяснять,  почему
они  ушли,  никого не предупредив. Ранд же перескочил сразу к  тому,  что  он
считал  самым важным: к встрече с незнакомцем среди колонн. Но все трое  были
так возбуждены, что никто из них не стал излагать происшедшее по порядку; как
только один вспоминал о чем-то, то сразу выпаливал об этом, не задумываясь  о
том, что говорил раньше, или о том, что собирался сказать после, и совсем  не
обращая  внимания  на  рассказ  другого.  Соглядатаи.  Они  все  лепетали   о
соглядатаях.
 Все  это  нисколько не придавало связности всей истории  в  целом,  хотя  их
страх стал явно заметен всем. Эгвейн начала бросать встревоженные взгляды  на
пустые окна, выходящие на улицу. Там меркли последние остатки сумерек; костер
казался  маленьким  и  слабым. Том сжал трубку зубами  и  слушал,  хмурясь  и
склонив  голову  набок. В глазах Морейн отражался интерес и волнение,  но  не
g%`%agc`  сильно.  Пока вдруг Айз Седай шикнула и крепко  схватила  Ранда  за
локоть.
 -  Мордет!  Ты  уверен,  что  именно это имя? Вы все  его  верно  запомнили?
Мордет?
 Парни хором забормотали "да", захваченные врасплох напором Айз Седай.
 -  Он  до вас дотрагивался? - спросила она у всех троих. - Он вам что-нибудь
давал? Или, может, вы что-то для него делали? Мне нужно знать.
 -  Нет, - ответил Ранд. - Никто и ничего. Перрин кивнул в подтверждение  его
слов и добавил:
 -  Все, что он сделал, - попытался убить нас. Разве этого мало? Он раздулся,
пока  не  занял полкомнаты, выкрикнул, что мы все мертвы, а потом  сгинул.  -
Перрин повел рукой, жестом показывая, что произошло. - Словно дым.
 Эгвейн тихо пискнула.
 Мэт обиженно отвернулся.
 -  Никакой опасности, вы же сказали! Весь этот разговор, что троллокам  сюда
ходу нет. А что нам полагалось думать?
 -  Очевидно,  вы  об  этом вовсе не думали, - заметила  Морейн  невозмутимо,
вновь   совершенно  спокойная.  -  Всякий,  кто  хоть  чуточку  подумал   бы,
осмотрительно вел бы себя там, куда боятся заходить троллоки.
 -  Мэтова  работа,  -  с уверенностью в голосе заявила Найнив.  -  Вечно  он
подбивает других на проделки, и те, кому случится быть рядом с ним, теряют  и
ту еще оставшуюся малость умишка, с которой родились.
 Морейн коротко кивнула, но не сводила глаз с Ранда и его двоих друзей.
 -  Под конец Троллоковых Войн в этих руинах разбила лагерь армия - троллоки,
Друзья  Темного,  Мурддраалы, Повелители Ужаса, тысячи и  тысячи.  Когда  они
отсюда  не  вышли,  за  городские стены были посланы  разведчики.  Они  нашли
оружие,  кое-где  доспехи и везде - текущую ручьями кровь. И нацарапанные  на
стенах  домов послания на языке троллоков, в которых те в свой последний  час
призывали  Темного  на  помощь.  Люди,  которые  побывали  здесь  позже,   не
обнаружили  никаких  следов - ни крови, ни надписей. Они  были  стерты.  Этот
случай  до сих пор на памяти у Полулюдей и троллоков. Именно страх удерживает
их подальше от этого места.
 -  И сюда-то вы привели нас прятаться? - не веря своим ушам, спросил Ранд. -
Да мы бы были в меньшей опасности, если б попытались убежать от них!
 -  Если бы вы не сбежали, - терпеливо объяснила Морейн, - То узнали бы,  что
вокруг  здания  я расставила стражей. О том, что они там, Мурддраал  даже  не
догадается,  поскольку их предназначение - воспрепятствовать иному  злу;  то,
что  обитает в Шадар Логоте, не пересечет их и даже близко к ним не подойдет.
Утром  мы  без  опаски  двинемся в путь: эти существа не  выносят  солнечного
света. Они спрячутся глубоко в землю.
 -  Шадар  Логот?  -  неуверенно произнесла Эгвейн. - Мне  казалось,  что  вы
сказали, что этот город назывался Аридолом.
 -  Некогда он назывался Аридолом, - ответила Морейн, - и был одним из Десяти
Государств  - стран, заключивших Второе Соглашение, стран, боровшихся  против
Темного с первых дней после Разлома Мира. В те дни Торин ал Торен ал Бан  был
королем  Манетерен, а королем Аридола - Балвен Майел, Балвен Железнорукий.  В
сумерках отчаяния длившихся Троллоковых Войн, когда казалось, будто Отец  Лжи
вот-вот  покорит все и вся, ко двору Балвена явился человек, называвший  себя
Мордетом.
 - Тот самый? - воскликнул Ранд, а Мэт сказал:
 - Не может быть!
 Взгляд  Морейн  заставил их замолчать. В заполнившей комнату  тишине  звучал
лишь голос Айз Седай.
 -  Недолго  Мордет пробыл в городе, но его речам начал благосклонно  внимать
Балвен, и вскоре он стал первым после короля. Шепотом Мордет вливал отраву  в
ухо  Балвена,  и Аридол начал меняться, Аридол замкнулся в себе, ожесточился.
Говорили,  что  кое-кто охотнее повстречался бы с троллоками, чем  с  войском
Аридола. Победа Света - это все! Такой боевой клич дал ему Мордет,  и  с  ним
войска Аридола шли в бой, пока своими делами не отвратили от себя Свет.
 Полностью  этот рассказ слишком длинен и слишком страшен, даже в Тар  Валоне
известны  лишь  его  фрагменты. Они повествуют о том, как сын  Торина,  Каар,
o"(+ao  в  Аридол, чтобы убедить короля вновь присоединиться  ко  Второму  Со
глашению,  а  Балвен восседал на своем троне - высохшая оболочка  с  безумным
огнем  в  глазах  -  и смеялся, когда стоявший подле него  Мордет  с  улыбкой
приказал казнить Каара и все его посольство как Друзей Тьмы. О том, как принц
Каар стал прозываться Каар Однорукий. О том, как он спаем из подземных темниц
Аридола  и бежал один в Пограничные Земли, преследуемый по пятам не ведающими
жалости  наемными  убийцами Мордета. О том, как  там  он  встретился  с  Риа,
которая  не  знала,  кто он такой, и стала его женой; и так  Каар  перепутал,
переплел  нити в Узоре, что и привело его к гибели от ее руки, а  потом  и  к
смерти  Риа от ее же собственной руки на его могиле и к падению Алет-лориэла.
О  том,  как  войска Манетерен пришли отомстить за Каара и обнаружили  ворота
Аридола  разбитыми,  а  внутри  городских стен  не  было  ни  единого  живого
существа, а лишь нечто худшее, чем сама смерть. Не враг погубил Аридол, а сам
Аридол.   Подозрительность  и  ненависть  породили  нечто,  пожравшее   своих
создателей, породили нечто, запертое в скалах, на которых стоит город.
 Ненасытный, до сих пор ждет Машадар. Больше об Аридоле люди не говорят.  Его
назвали Шадар Логот, Место-Где-Под-жидает-Тень, или попросту Засада Тени.
 Одного  Мордета  не  пожрал  Машадар, но он  был  пойман  этим  чудовищем  в
ловушку,  и  теперь  он  тоже ждет, ждет, заключенный в  этих  стенах  долгие
столетия.  Иным доводилось видеть его. На некоторых он воздействует  -  через
свои  дары, которые извращают разум и оскверняют душу, эта порча то  убывает,
то  усиливается,  пока  она властвует... или убивает. Если  когда-нибудь  ему
удастся заманить кого-нибудь к этим стенам, к границе власти Машадара, Мордет
окажется в силах погубить душу этого человека. И Мордет уйдет, приняв обличье
и тело того, кого он хуже чем убил, и вновь выпустит в мир свое зло.
 -  Сокровища,  - пробормотал Перрин, когда Морейн закончила  рассказ.  -  Он
хотел,  чтобы  мы  помогли ему перенести сокровища к лошадям.  -  Лицо  юноши
осунулось. - Держу пари, они должны были якобы ждать где-нибудь за  городской
стеной.
 Ранд содрогнулся.
 -  Но  теперь-то мы в безопасности, да? - спросил Мэт. - Он  нам  ничего  не
давал  и  до  нас  не  дотрагивался.  Мы  в  безопасности,  правда  ведь,   с
выставленными вами стражами?
 -  Мы  в  безопасности,  -  согласилась Морейн. - Ему  не  пройти  за  линию
стражей, как и любым другим обитателям этого места. А с первыми лучами солнца
им  придется  спрятаться,  так что днем мы без опаски  отсюда  уедем.  Теперь
постарайтесь уснуть. Мои стражи защитят нас, пока не вернется Лан.
 -  Его  уже  долго нет. - Найнив обеспокоенно всмотрелась в ночь  за  окном.
Черная как смоль тьма повисла там.
 -  С  Ланом  все  будет  хорошо, - успокоила ее Морейн  и  расстелила  возле
костерка свое одеяло. - Ему было суждено сражаться с Темным, еще когда он  не
вырос из колыбели, - с мечом в младенческих руках. Кроме того, я бы узнала  о
его  смерти и о том, как она его настигла, в тот же самый миг, точно  так  же
как он узнал бы и о моей. Отдыхайте, Найнив. Все будет хорошо.
 Но,  начав кутаться в одеяло, она вдруг замешкалась, обернувшись и посмотрев
на улицу, словно бы ей тоже хотелось знать, почему Страж задерживается.
 Руки  и  ноги Ранда будто свинцом налились, а веки опустились сами по  себе,
однако  сон к нему не торопился. Когда сон наконец сморил его, спал он плохо,
бормоча  что-то,  брыкаясь  и  сбрасывая одеяло. Проснувшись,  причем  как-то
вдруг,  Ранд  непонимающе  оглянулся по сторонам, прежде  чем  вспомнил,  где
находится.
 Взошла  луна  -  последняя  тоненькая корочка перед  новолунием,  ее  слабое
сияние  пасовало  перед мраком ночи. Все по-прежнему еще  спали,  хотя  и  не
каждый  крепким  сном. Эгвейн и Перрин с Мэтом ворочались с  боку  на  бок  и
невнятно бормотали. Похрапывание Тома, на этот раз негромкое, порой сменялось
обрывками слов. На Лана - ни намека.
 Вдруг Ранд почувствовал себя так, будто лишился всякой защиты стражей.  Там,
во  мраке,  могло  таиться все что угодно. Упрекая себя за глупые  мысли,  он
подложил  пару  поленьев к тлеющим углям костра. Вспыхнувшие  язычки  пламени
были слишком малы, чтобы дать побольше тепла, но немного света они прибавили.
 Ранд  не  понимал, что его пробудило от неприятных снов. В них он был  снова
,  +%-l*(, мальчиком с мечом Тэма в руке, на спине его висела колыбель, и  он
бежал  по  пустым улицам, его преследовал Мордет, крича, что ему  нужна  лишь
рука  мальчика. И еще Ранду снился старик, который наблюдал  за  ними  и  все
время безумно хихикал кудахтающим смешком.
 Ранд  подобрал  свои одеяла и опять лег, уставясь взглядом  в  потолок.  Ему
очень  хотелось  спать, пусть даже опять приснятся сны вроде  последнего,  но
юноша никак не мог заставить себя закрыть глаза.
 Вдруг   из   темноты  в  комнату  бесшумно  вбежал  Лан.  Будто  разбуженная
колоколом, проснулась Морейн и седа, глядя на Стража. Лан раскрыл ладонь -  с
металлическим звоном перед Айз Седай упало три маленьких предмета. Три значка
- кроваво-красные рогатые черепа.
 -  Внутри  городских стен - троллоки, - сказал Лан. - Меньше чем  через  час
они будут здесь. И это Да'волы - худшие из них.
 Страж  принялся  будить  остальных. Морейн спокойно  стала  складывать  свои
одеяла.
 - Сколько их? Им известно, что мы тут?
 Спешки в ее голосе не слышалось.
 -  Думаю,  известно,  - ответил Лан. - Их намного больше  сотни,  испуганных
настолько,  что  они готовы убивать все, что движется, и  друг  друга  в  том
числе.  Полулюдям  приходится гнать их, - четверо  командуют  одним  кулаком,
чтобы  держать троллоков в подчинении, - и даже Мурддраалам, похоже,  хочется
просто пройти через город и убраться из него как можно быстрее. Сворачивать в
сторону  и  прочесывать  дома в их намерения явно  не  входит,  и  они  столь
небрежны, что если бы не направлялись, почти прямиком в нашу сторону, то я бы
сказал, что беспокоиться нам не о чем.
 Лан заколебался.
 - Что-нибудь еще?
 -  Только одно, - медленно сказал Лан. - Мурддраалы гонят троллоков в город.
Что гонит Мурддраалов?
 Все,   замерев  в  молчании,  слушали  этот  разговор.  Теперь  Том  шепотом
выругался, а Эгвейн едва слышно выдохнула:
 - Темный?
 -  Не  будь  дурой,  девочка! - накинулась на нее Найнив. -  Темный  заточен
Создателем в Шайол Гул.
 -  По  крайней  мере - сейчас, - согласилась Морейн. - Нет,  Лукавого  здесь
нет, но в любом случае нам нужно уходить. Найнив пристально посмотрела на нее
сузившимися глазами.
 - Выйти из-под защиты стражей и пересечь Шадар Логот ночью?
 -  Или  остаться здесь и столкнуться лицом к лицу с троллоками, - подытожила
Морейн.  -  Чтобы  не подпустить их сюда, потребуется воспользоваться  Единой
Силой.  Это разрушит стражей и привлечет к нам внимание той самой  твари,  от
которой  они  должны  оберегать. Не говоря уже о том, что  этим  я  зажгу  на
верхушке  одной  из  тех  башен сигнальный огонь для каждого  Получеловека  в
пределах двадцати миль. Я бы не ратовала за уход, но мы - дичь, а охоту ведет
и ее правила диктует свора гончих.
 -  А  что, если за стенами города их будет еще больше? - спросил Мэт. -  Что
тогда мы будем делать?
 -  Последуем моему первоначальному плану, - сказала Морейн. Лан посмотрел на
нее. Она подняла руку и добавила:
 -  Который  я  хотела претворить в жизнь раньше, но тогда я слишком  устала.
Теперь, спасибо Мудрой, я восстановила силы. Мы направимся к реке. Там,  имея
за  спиной воду, я смогу выставить меньшего стража, который удержит троллоков
и  Полулюдей,  пока мы не смастерим плот и не переправимся на  другой  берег.
Или,  что еще лучше, может, повезет окликнуть торговое судно, идущее вниз  из
Салдэйи.
 Двуреченцы были озадачены. Лан заметил:
 -  Троллоки и Мурддраалы не любят глубокую воду. Троллоки приходят от нее  в
ужас. Ни те ни другие плавать не умеют. Получеловек ни за что не пойдет через
брод, если глубина выше пояса, тем более если вода проточная. Троллоки,  будь
хоть какой-то способ избежать подобной переправы, не захотят даже вброд идти.
 -  Значит,  как  только  мы переправимся через реку,  избавимся  от  погони,
-сказал Ранд, на что Страж кивнул.
 -  Мурддраалам будет непросто заставить троллоков построить плоты, - так  же
трудно,  как и загнать их в Шадар Логот. Если Мурддраалы попытаются принудить
их  переправиться  через  Аринелле  таким  способом,  то  половина  троллоков
разбежится, а оставшиеся, по всей вероятности, утонут.
 - К лошадям! - сказала Морейн. - Мы еще не переправились через реку.

                                                                     ГЛАВА 20
                                                                ПЫЛЬ НА ВЕТРУ

 Когда  отряд  на  нервно  прядающих ушами лошадях  выехал  из  белокаменного
здания,  налетели  сильные порывы ледяного ветра, который  жалобно  стенал  в
крышах,  хлопал плащами, словно знаменами, гнал по тонкой щепке  луны  жидкие
облака.  Тихо  скомандовав держаться теснее, Лан повел всех по улице.  Лошади
танцевали  под  седоками  и дергали поводья из рук, горя  нетерпением  вскачь
умчаться подальше.
 Ранд  настороженно поглядывал на дома, мимо которых он проезжал, они  теперь
смутно виднелись в ночи, уставясь на мир пустыми глазницами окон. Тени вокруг
словно  бы  двигались. Изредка доносился глухой стук: где-то ветер  ронял  со
стены камушек. По крайней мере, глаза исчезли. Облегчение Ранда длилось  лишь
миг. Почему они исчезли?
 Том  и  двуреченцы сбились в кучку, такую тесную, что могли  коснуться  друг
друга рукой. Плечи Эгвейн поникли, словно она хотела ослабить стук копыт Белы
по  мостовой.  Ранд  даже дышал через раз. Любой звук мог  привлечь  внимание
троллоков.
 Вдруг  юноша заметил, что от Стража и Айз Седай, превратившихся  в  неясные,
расплывчатые силуэты впереди, остальных отделяет добрых тридцать шагов.
 -  Мы  отстаем, - пробормотал он и поторопил Облако каблуками. Впереди  него
через улицу плыл тонкий усик серебристо-серого тумана.
 -  Стой!  - раздался приглушенный окрик Морейн, резкий и требовательный,  но
разнесшийся совсем недалеко.
 Неуверенный, Ранд сразу же остановил лошадь. Туманный жгут теперь  полностью
перегородил  улицу,  понемногу  распухая, словно  бы  наливаясь  и  наливаясь
туманом, сочащимся из домов по обе стороны улицы. Теперь он уже стал толщиной
в руку человека. Облако заржал и попятился, и тут Ранда нагнали Эгвейн, Том и
остальные.
 Лан  и  Морейн  медленно приблизились к туманному рукаву,  увеличившемуся  в
обхвате  до  человеческой ноги, и остановились поодаль  от  него,  по  другую
сторону.  Айз  Седай  внимательно изучала взглядом разделившую  отряд  полосу
дымки. От неожиданно пробежавших между лопаток мурашек страха Ранд передернул
плечами. Вокруг тумана разливалось слабое свечение, разгораясь по мере  того,
как  набухало  туманное  щупальце, но оно все равно было  лишь  чуточку  ярче
лунного света. Лошади беспокойно переступали копытами, даже Алдиб и Мандарб.
 - Что это такое? - спросила Найнив.
 -  Зло  Шадар Логота, - ответила Морейн. - Машадар. Невидящий, без проблеска
мысли, движущийся через город столь же бесцельно, как червь, что роет  ход  в
земле. Если он коснется вас, вы умрете.
 Ранд  и  остальные  быстро  заставили  отступить  нервничающих  лошадей   на
несколько  шагов, но не слишком далеко. Настолько, насколько  Ранд  осмелился
отойти  от  Айз  Седай:  по сравнению с тем, что окружало  их,  она  казалась
воплощением самой безопасности, совсем как родной дом.
 -  Тогда  как нам попасть к вам? - спросила Эгвейн. - Вы можете его убить...
или очистить дорогу? Смех Морейн был горек и короток.
 -  Машадар  столь  же огромен, как и сам Шадар Логот. Всей  Белой  Башне  не
убить его. Если я смогу нанести ему такой урон, чтобы вам удалось пройти,  то
придется затратить столько Единой Силы, что это неминуемо призовет Полулюдей,
словно  сигналом трубы. И Машадар немедля заживит ту рану, что я нанесу  ему,
заживил бы он ее очень скоро и, может, поймал бы нас в свою сеть.
 Ранд  обменялся  с Эгвейн взглядами и потом повторил ее вопрос.  Прежде  чем
ответить, Морейн вздохнула.
 -  Мне  это  не  по душе, но что нужно сделать, то должно быть сделано.  Эта
b"  `l  не  всюду  ползет  над землей. Другие улицы могут  оказаться  от  нее
свободными.  Видите  ту звезду? - Она повернулась и указала  рукой  на  низко
висящую  над  горизонтом  красную  звезду в  восточной  части  небосклона.  -
Держитесь  ее, и она приведет вас к реке. Что бы ни случилось,  двигайтесь  к
реке.  Скачите как можно быстрее, но самое главное - без шума. Помните: здесь
по-прежнему кругом троллоки. И четыре Получеловека.
 - Но как мы вновь найдем вас? - спросила Эгвейн.
 -  Я  найду  вас,  - сказала Морейн. - Не сомневайтесь, я сумею  вас  найти.
Теперь - в путь. Эта тварь абсолютно безмозгла, но пищу она чует.
 И   правда,  серебристо-серые  пряди  отделились  от  большого  каната.  Они
шевелились,  колыхаясь на ветру, словно отростки сторучницы на  дне  пруда  в
Мокром Лесу.
 Когда  Ранд оторвал взор от толстого ствола мрачно-густого тумана, Стража  и
Айз  Седай  уже  не  было.  Юноша  облизнул губы  и  встретил  взгляды  своих
спутников.  Как и он, они нервничали. И что самое худшее: все они  как  будто
ждали, кто тронется с места первым. Ночь и развалины окружали их. Где-то  там
-  Исчезающие,  а  вдобавок и троллоки, может, за следующим  углом.  Туманные
щупальца  подплыли  ближе,  преодолели полпути к  всадникам,  они  больше  не
трепетали.  Они  уже наметили для себя добычу. Ранд вдруг остро  почувствовал
отсутствие Морейн.
 Все   по-прежнему   оглядывались  вокруг,  раздумывая,   в   какую   сторону
направиться.  Ранд  повернул  Облако, и серый рванул  быстрым  шагом,  дергая
поводья,  стремясь  ускорить аллюр. Раз Ранд двинулся  первым,  то  во  главе
уменьшившегося отряда оказался он, за ним следом ехали остальные.
 Морейн  с  ними не было, так что, появись Мордет, защитить их от него  будет
некому.  И от троллоков. И... Ранд заставил себя не думать об этом. Он  будет
двигаться на красную звезду. Он решил держать в голове лишь одну эту мысль.
 Трижды  им  пришлось  возвращаться:  улицы  оказались  перегорожены  грудами
битого  кирпича  и щебня, перебраться через которые лошади  не  смогли.  Ранд
слышал  дыхание  спутников, резкое и учащенное, едва не  паническое.  Сам  он
стискивал зубы, стараясь унять собственное тяжелое дыхание. Ты хотя бы должен
заставить  их  думать,  что  не испуган. Ты делаешь  нужное  дело,  шерстяная
голова! Ты всех выведешь целыми и невредимыми.
 Всадники завернули за угол. Стена тумана заливала взломанную мостовую  ярким
сиянием,  как  от  полной  луны. К отряду устремились  толстые,  с  лошадь  в
обхвате,  отростки.  Мешкать никто не стал. Развернув лошадей,  люди  галопом
помчались  прочь тесной группкой, не обращая внимания на гулко  раскатившийся
по пустым улицам грохот копыт.
 Впереди них, не далее десяти шагов, на мостовую шагнули два троллока.
 Мгновение  люди  и троллоки просто оторопело глядели друг на  друга,  причем
кто  удивлен больше, сказать было трудно. Появилась еще одна пара  троллоков,
еще одна, другая, теснясь друг к другу, сбиваясь в потрясенную толпу при виде
людей.  Хотя  замерли  они всего лишь на какой-то миг.  Здания  отразили  эхо
гортанных  выкриков,  и троллоки рванулись вперед. Люди кинулись  врассыпную,
как перепелки.
 Три шага, и Рандов серый несся галопом.
 -  Сюда!  - крикнул юноша, но услышал тот же крик в пять голосов. Торопливый
взгляд  через плечо: его спутники скачут в разные стороны, и за ними  гонятся
троллоки.
 Следом  за Рандом увязалось трое троллоков, над ними мотались ловчие  шесты.
По  спине его пробежали мурашки, когда он понял, что преследователи ни на шаг
не  отстают от Облака. Ранд припал к шее лошади и яростно погонял  серого,  а
сзади раздавались хриплые вопли.
 Улица  впереди  сужалась, здания с разбитыми крышами пьяно  клонились  вбок.
Пустые окна мало-помалу заполняло серебристое свечение, наружу сочился густой
туман. Машадар.
 Ранд  рискнул  оглянуться. Троллоки все так же бежали  сзади,  менее  чем  в
пятидесяти  шагах; их фигуры явственно виднелись в туманном свечении.  Теперь
позади них скакал Исчезающий, и казалось, что троллоки бегут от Получеловека,
а  не  преследуют Ранда. Впереди юноши из окон свешивались колеблющиеся серые
усики,  полдюжины,  дюжина, они прощупывали воздух. Облако  задрал  голову  и
"ae`  /-c+,  но  Ранд жестко ткнул его каблуками под ребра,  и  серый  бешено
ринулся вперед.
 Усики  натянулись, напряглись, когда Ранд во весь опор промчался между ними,
но он припал к шее Облака, даже не взглянув на них. За щупальцами тумана путь
был  свободен. Если б хоть один коснулся меня... Свет! Юноша еще сильнее сжал
коленями  бока  Облака,  и  тот устремился вперед, в  желанные  тени.  Облако
продолжал  бежать, и, когда свечение Машадара стало тускнеть. Ранд  оглянулся
назад.
 Качающиеся  серые  отростки Машадара перегородили пол-улицы,  и  троллоки  в
нерешительности замешкались, но Исчезающий схватил с седельной  луки  кнут  и
щелкнул им над головами заартачившихся загонщиков. Раздался раскат грома, как
при  ударе  молнии, в воздухе посыпались искры. Пригнувшись, троллоки  шаткой
походкой  двинулись  вслед за Рандом. Получеловек заколебался,  повел  черным
капюшоном  из  стороны  в  сторону, изучая протянувшиеся  щупальца  Машадара,
пространство перед ними, потом пришпорил своего коня.
 Неуверенно   поколыхавшись  мгновение,  разом  утолстившиеся  жгуты   тумана
нанесли удар, быстрый и резкий, гадюками кинувшись на добычу. Не меньше  двух
из  них обхватили каждого троллока, окутав жертвы серым свечением; головы  со
звериными  мордами поднялись, чтобы завыть, но туман перекатился по раскрытым
ртам,  влился  в глотки и оборвал рвущиеся из них крики. Четыре толстых,  как
ноги,  щупальца  обвились  вокруг Исчезающего, и  Получеловек  и  его  лошадь
задергались в захлестнувшем их тумане, забились в дикой пляске, капюшон  спал
с головы, обнажив бледное, безглазое лицо. Исчезающий испустил вопль.
 Этот  крик  был беззвучен, как и троллоковы, но однако что-то прорвалось  до
слуха  Ранда:  жалобный вой, за гранью слышимости, словно  бы  все  осы  мира
впились  в  уши  юноше, в звуке был весь существующий  в  мире  ужас.  Облако
судорожно   дернулся,  словно  тоже  услышал  этот  немой  крик,  и,   словно
подстегнутый им, помчался дальше с новыми силами. Тяжело дыша, Ранд  цеплялся
за поводья изо всех сил, в горле у него пересохло, как в песчаной пустыне.
 Спустя  немного  он  понял,  что больше не слышит безмолвного  предсмертного
вопля  Исчезающего, и сразу же в ушах у него громом раздался грохот  копыт  в
галопе.  Ранд  рванул поводья, останавливая Облако рядом с  зубчатой  стеной,
чуть  не  доехав  до перекрестка. Во тьме впереди него возвышался  непонятный
монумент.
 Тяжело  осев  в седле, Ранд прислушался, но не услышал ничего,  кроме  стука
крови  у себя в ушах. Холодный пот бусинками выступил на лице, и, когда ветер
дернул за плащ, юноша вздрогнул.
 Наконец Ранд выпрямился. Облака порой закрывали усеивающие небо. звезды,  но
низкую  красную звезду на востоке заметить было нетрудно. Жив ли  кто-нибудь,
видит  ли  ее  кто? Свободны они или попали в лапы троллоков? Эгвейн,  ослепи
меня  Свет,  почему ты не поскакала за мной? Если они живы и на  свободе,  то
обязательно  будут держаться этой звезды. Если же нет... Руины огромны  -  на
поиски  здесь  можно потратить дни и не найти никого, даже  если  повезет  не
нарваться  на  троллоков. А еще есть Исчезающие, и Мордет, и Машадар.  Скрепя
сердце. Ранд решил двинуться к реке.
 Он  подобрал  поводья. На боковой улице с отчетливым стуком камень  упал  на
камень. Похолодев, Ранд замер и затаил дыхание. Его скрывали тени, а до  угла
-  один шаг. В голове мелькнула мысль об отступлении. Что там было позади?  А
если  каким-то звуком он выдаст себя? Вспомнить никак не удавалось, а отвести
взгляд от угла дома Ранд боялся.
 Возле  этого угла горбатилась тьма с длинной тенью древка, торчащей из  нее.
Ловчий шест! Едва эта мысль взорвалась в голове у Ранда, он вонзил каблуки  в
бока  Облака и меч его вылетел из ножен; с бессловесным криком юноша бросился
в  атаку,  со  всего  размаху  рубанув мечом.  Лишь  отчаянным  усилием  Ранд
остановил разящий удар. Мэт с визгом опрокинулся на спину, чуть не свалившись
с  лошади и едва не выронив лук. Ранд глубоко вздохнул и опустил меч,  сжимая
его дрожащей рукой.
 - Ты еще кого-нибудь видел? - выдавил он.
 Мэт с трудом сглотнул, потом неуклюже уселся в седле.
 -  Я... я... Только троллоков. - Он провел ладонью по горлу и облизал  губы.
- Только троллоков. А ты? Ранд покачал головой.
 - Наверное, они стараются добраться до реки. Нам лучше поступить так же.
 Мэт  молча  кивнул,  по-прежнему  щупая свое  горло,  и  юноши  двинулись  в
направлении красной звезды.
 Не  успели  они  проехать и сотни шагов, как позади  них  в  глубине  города
взметнулся  клич  троллокова рога. Откуда-то из-за стен,  снаружи,  отозвался
другой рог.
 У  Ранда  дрогнуло  сердце,  но он сдержал себя и  продолжал  ехать  тем  же
быстрым  шагом, следя за самыми темными местами и по возможности избегая  их.
Разок  дернув  за  уздечку,  словно собираясь  погнать  лошадь  галопом,  Мэт
последовал  примеру  друга. Больше рога не трубили, и  висела  тишина,  когда
юноши приблизились к пролому в опутанной диким виноградом и плющом стене, где
некогда были ворота. Сохранились лишь башни, вонзившиеся в черное небо своими
обломанными верхушками.
 В воротах Мэт заколебался было, но Ранд тихо сказал:
 - Здесь что, безопаснее, чем снаружи?
 Сам  он  серого придерживать не стал, и через мгновение Мэт следом за другом
выехал из Шадар Логота, стараясь смотреть сразу во все стороны. Ранд медленно
выдохнул воздух из легких; во рту у него пересохло. У нас все выйдет. Свет, у
нас вот-вот все получится!
 Городские  стены  растворились во тьме, скрылись за покровом  ночи  и  леса.
Прислушиваясь к малейшему шуму. Ранд держал путь прямо на красную звезду.
 Неожиданно сзади выскочил и пронесся, мимо них галопом на своем мерине  Том,
успев крикнуть:
 - Скачите, вы, дурни!
 Через   мгновение   крики  погони  и  треск  кустарника  позади   менестреля
возвестили о взявших его след троллоках.
 Ранд  ударил  каблуками коня, и Облако бросился догонять Томова мерина.  Что
случится, когда мы доберемся до реки без Морейн? О Свет, Эгвейн!

 Перрин на своей лошади затаился в тени, наблюдая за открытыми воротами  чуть
подальше  и  в стороне от него, и рассеянно водил большим пальцем по  топору.
Казалось,  что  эти  ворота  представляют собой простой  и  легкий  выход  из
разрушенного  города, но он сидел тут уже минут пять, разглядывая  их.  Ветер
трепал его лохматые кудри и старался сорвать с плеч плащ, но Перрин натягивал
плащ  и  кутался  в него совершенно машинально, совсем не думая  о  том,  что
делает.
 Он  знал, что Мэт, да и почти всякий в Эмондовом Лугу считают его тугодумом.
Отчасти  такое  отношение  к  нему складывалось из-за  того,  что,  отличаясь
высоким  ростом  и  крепким сложением, двигался он обычно с  осторожностью  -
всегда  боялся,  что может случайно что-нибудь разбить или ненароком  задеть,
ушибить  кого-то,  -  с тех пор как стал больше других  мальчишек,  вместе  с
которыми  рос;  но Перрин и в самом деле предпочитал обдумать  дело  со  всех
сторон,  от  начала до конца, если это было возможно. Скорый на  решения,  не
думающий о последствиях Мэт раз за разом влипал в разные истории и попадал со
своим  скоропостижным  умом на горячую плиту, а  то  и  втягивал  в  котел  с
неприятностями Ранда, или Перрина, или их обоих.
 Горло  у  Перрина перехватило. Свет, нечего размышлять о разных  котлах.  Он
попытался собраться с мыслями. Самый верный способ - тщательно все обдумать.
 Сразу  перед  воротами города некогда было нечто вроде площади,  с  огромным
фонтаном  в  центре. От фонтана мало что уцелело: несколько разбитых  статуй,
стоящих  в  большой  круглой чаше, а потому вся площадь  теперь  была  просто
пустым пространством. Чтобы добраться до ворот, нужно проскакать почти  сотню
спанов, и защитой от ищущих глаз будет одна только ночь. Такая мысль тоже  не
прибавляла бодрости. Перрин слишком хорошо помнил тех невидимых сторожей.
 Перрин  подумал  об  услышанных  им  рогах,  протрубивших  где-то  в  городе
немногим  раньше.  Он  уже  почти  повернул обратно,  решив,  что  кто-то  из
остальных мог быть захвачен, когда понял: если они даже и пленены, помочь  им
в  одиночку  он не в силах. Не против - как говорил Лан - сотни  троллоков  и
четырех Исчезающих. Да и Морейн Седай велела пробираться к реке.
 Перрин  вернулся  к  разглядыванию ворот. Тщательное размышление  мало  дало
ему,  но  решение  он принял. Юноша выехал из густых теней в  менее  глубокую
bl,c.
 В  этот  миг на дальнем краю площади появилась другая лошадь и остановилась.
Перрин  тоже  остановился и нашарил топор; тот, правда, не  дал  ему  большой
поддержки. Если та темная фигура - Исчезающий...
 - Ранд? - донесся слабый нерешительный голос. Перрин облегченно вздохнул.
 - Это Перрин, Эгвейн, - откликнулся он, почти так же тихо.
 Во  тьме  эти  слова все равно прозвучали чересчур громко. Лошади  съехались
возле фонтана.
 -  Тебе кто-нибудь еще встретился? - спросили друг у друга оба - и Перрин, и
Эгвейн - одновременно, и оба отрицательно покачали головами.
 -  С  ними все будет хорошо, - пробормотала Эгвейн, похлопав Белу по шее.  -
Правда?
 -  Морейн  Седай и Лан присмотрят за ними, - ответил Перрин. - А как  только
мы доберемся до реки, они присмотрят и за нами.
 На последнее он очень надеялся.
 Едва  оказавшись за воротами, Перрин почувствовал огромное облегчение,  даже
если  в  лесу есть троллоки. Или Исчезающие. Перрин отогнал эти мысли.  Голые
ветви не были так густы, чтобы заслонить от него путеводную красную звезду, и
теперь  они  вне  досягаемости Мордета. Он напугал Перрина куда  больше,  чем
троллоки до того.
 Вскоре  они окажутся у реки, встретятся с Морейн, и она сделает так,  что  и
троллоки их не достанут. Перрин верил в это, потому что ему нужно было в  это
верить. Ветер царапал ветви одну о другую, шуршал на них листвой и хвоей.  Во
мраке  раздался одинокий крик козодоя, и Перрин с Эгвейн придвинулись поближе
друг  к  другу,  словно  одновременно подумали, что  так  будет  теплее.  Они
чувствовали себя очень-очень одинокими.
 Где-то  позади  них  протрубили рога троллоков - торопливые,  воющие  звуки,
настойчиво   подгоняющие  охотников,  -  быстрей,  быстрей.   Затем   хриплые
получеловеческие  завывания, подстегнутые еще не успевшими  стихнуть  рогами,
разорвали  ночь.  Вой троллоков, почуявших человеческий след,  стал  резче  и
сильнее.
 Перрин  пустил  свою лошадь галопом, крикнув: "Давай!" Эгвейн  понеслась  за
ним  следом,  оба всадника нещадно били своих лошадей каблуками,  не  обращая
внимания ни на хруст подлеска, ни на ветки, хлещущие по ним.
 Когда  они  скакали  между  деревьев, ведомые больше  инстинктом  и  тусклым
лунным сиянием, Бела отстала. Перрин оглянулся. Эгвейн подгоняла ее каблуками
по  бокам и, словно плеткой, хлестала поводьями, но толку от этого было мало.
Судя  по крикам, троллоки к ним приближались. Перрин придержал лошадь,  чтобы
не оставлять девушку одну.
 -  Торопись! - крикнул он. Теперь юноша мог различить снующие среди деревьев
темные  фигуры  троллоков, которые ревели и рычали так,  что  в  жилах  стыла
кровь.  Перрин сжал рукоять висящего у пояса топора, пальцам стало больно.  -
Быстрее, Эгвейн! Быстрее!
 Вдруг  лошадь  его  тонко заржала, и Перрин вылетел из  седла.  Он  выбросил
вперед  руки, чтобы не разбить лицо о землю, и ухнул головой вперед в ледяную
воду - его сбросило с лошади у самой кромки отвесного обрыва реки Аринелле.
 Холодная волна ожгла, он судорожно вдохнул и порядком нахлебался воды,  пока
выныривал  на  поверхность.  Он скорее почувствовал,  чем  услышал  еще  один
всплеск, и решил, что это, наверное, Эгвейн, - раз она скакала за ним следом.
Пыхтя и отфыркиваясь, Перрин молотил руками и ногами по воде.
 Держаться  на плаву оказалось непросто: куртка и плащ отяжелели  от  воды  и
сапоги  были  уже полны. Он поискал взглядом Эгвейн, но увидел  лишь  отблеск
лунного сияния на покрытой рябью черной воде.
 - Эгвейн! Эгвейн!
 Прямо  перед его глазами мелькнуло копье, и в лицо плеснуло водой.  Потом  и
другие  копья зашлепали в реку вокруг юноши. На берегу разгорелась перебранка
гортанных голосов, и троллоковы копья падать перестали, но Перрин на какое-то
время решил воздержаться от повторных окликов.
 Течение несло его вниз по реке, но хриплые крики и рычание следовали за  ним
вдоль  берега  не отставая. Развязав завязки, Перрин отдал плащ реке.  Теперь
его  тянула ко дну куда меньшая тяжесть. С упрямством юноша поплыл к  другому
!%`%#c. Там троллоков нет. Вся его надежда была только на это.
 Перрин  плыл  так,  как плавал дома, в прудах Мокрого Леса,  -  по-лягушачьи
загребая  двумя руками, толкаясь ногами, держа голову над водой.  По  крайней
мере, стараясь держать голову над водой, что оказалось не так-то легко.  Хотя
плаща  не  было, но куртка и сапоги по отдельности, казалось, весили  столько
же, сколько он сам. Да и топор болтался на поясе, угрожая если и не утянуть в
глубину,  то перевернуть. Перрину пришла в голову мысль избавиться  от  него,
подарив топор реке; эта идея не выходила из головы. Это же так легко, намного
проще,  чем  отделаться от сапог, например. Но всякий  раз,  задумавшись  над
таким решением, Перрин размышлял и о предстоящем: выползаешь на тот берег,  а
там  уже  ждут  не  дождутся троллоки. Топор вряд  ли  много  поможет  против
полудюжины  троллоков - или даже, быть может, и против одного, -  но  все  же
лучше оказаться перед ними не с голыми руками.
 Вскоре  Перрин  уже  не  был уверен, хватит ли у него сил  вообще  взмахнуть
топором,  окажись  на берегу троллоки. Руки и ноги налились  свинцом;  каждое
движение  давалось  с трудом, с каждым гребком лицо все глубже  зарывалось  в
воду.  Он закашлялся: вода попала в нос. Целый день в кузнице не идет с  этим
ни в какое сравнение, устало подумал он и тут же задел обо что-то ногой. Лишь
ударившись  во  второй  раз,  он сообразил,  в  чем  дело.  Дно.  Он  уже  на
мелководье. Он переплыл реку.
 Втягивая  воздух  ртом,  Перрин  шумно  встал  из  воды,  ноги  подгибались.
Замерзшей рукой он вытянул из петли топор и, дрожа на ветру, тяжело шагнул на
берег.  Никаких  троллоков он не увидел. Не увидел он  и  Эгвейн.  На  речном
берегу  стыло  лишь несколько одиноких деревьев, да дрожала на  водной  глади
дорожка лунного света.
 Отдышавшись, Перрин стал окликать друзей. Ответом ему были слабые и  неясные
выкрики  с  дальнего берега; даже с такого расстояния он узнал грубые  голоса
троллоков. Но спутники Перрина не отзывались.
 Поднялся ветер, своим стоном заглушив троллоков, и юношу бросило в дрожь  от
его  резких  порывов.  Было не так холодно, чтобы вода,  пропитавшая  одежду,
замерзла, но ощущение было именно таким: его словно ледяным клинком  пронзали
до  костей. Крепко обхватив себя руками, Перрин попытался унять дрожь, но это
не  помогло.  Оставшись теперь один, он с трудом вскарабкался  по  откосу,  в
надежде укрыться где-нибудь от ветра.

 Шепотом  успокаивая  Облако. Ранд похлопывал серого по  шее.  Тот  вскидывал
голову и танцевал на быстрых ногах. Троллоки отстали - или так казалось, - но
Облако  чуял их запах, слишком сильный для него. Ожидая внезапного  нападения
из  ночи,  Мэт  скакал  с  наложенной на тетиву  стрелой,  пока  Ранд  и  Том
выискивали  среди  ветвей  красную звезду на небе, которая  стала  теперь  их
проводником.  Не  терять ее из виду было очень легко, даже с нависающими  над
головой  ветвями, до тех пор пока они скакали прямо на нее. Но затем  впереди
замаячили еще троллоки, и путники галопом рванули в сторону, а следом за ними
завыли  обе  своры. Троллокам удалось удержаться за лошадьми, но  лишь  около
сотни  шагов, и в конце концов трое всадников оставили погоню и  вой  позади.
Но, петляя и сворачивая, они потеряли путеводную звезду.
 -  А  я  говорю, что она там, - повторял Мэт, показывая рукой вправо. -  Под
конец мы ехали на север, и это значит, что восток - там.
 -  Вот  она,  -  вдруг произнес Том. Он ткнул пальцем в переплетение  ветвей
слева, прямо в красную звезду. Мэт что-то буркнул под нос.
 Уголком  глаза Ранд уловил, как из-за дерева сзади него бесшумно  выпрыгнул,
размахивая  ловчим  шестом, троллок. Ранд ударил каблуками,  и  серый  рванул
вперед как раз в тот момент, когда из теней за первым вынырнули еще двое трол
локов. Петля скользнула по затылку и шее Ранда, а по спине пробежали мурашки.
 В  глаз  одной  из звериных морд вонзилась стрела, а затем  рядом  с  другом
поскакал  Мэт; их лошади с трудом пробирались между деревьев. Они  скакали  к
реке,  сообразил Ранд, но он не был уверен, к добру ли это. За  ними  гнались
троллоки, совсем близко, вот-вот дотянутся и ухватят за развевающиеся  хвосты
лошадей. Еще полшага, и ловчие шесты сдернут их обоих с седел.
 Ранд  пригнулся к шее серого, чтобы расстояние между его шеей и петлей стало
как   можно  больше.  Мэт  зарылся  лицом  в  гриву  своего  коня.  Но  Ранда
(-b%`%a."  +.,  куда  подевался  Том.  Не  решил  ли  менестрель,  что  лучше
действовать на свой страх и риск, раз все три троллока увязались за ребятами?
 Вдруг  из  ночи  за  троллоками галопом выскочил  мерин  Тома.  У  троллоков
хватило  времени  лишь  на  то, чтобы в удивлении оглянуться,  а  потом  руки
менестреля  быстро  метнулись назад, затем вперед. Луна сверкнула  на  стали.
Один  троллок  кувырнулся  вперед, покатился по земле  и  замер  бесформенной
грудой,  а  второй со стоном рухнул на колени, закинув руки за спину.  Третий
зарычал, обнажив в оскале звериной морды острые клыки, но, когда его приятели
свалились  замертво,  понесся во мрак. Рука Тома вновь двинулась,  словно  он
щелкал кнутом, и тот завопил, убегая, но крики его стихли вдалеке.
 Ранд и Мэт придержали лошадей и пораженно уставились на менестреля.
 -  Мои лучшие кинжалы! - проворчал Том, но не сделал ничего, чтобы спешиться
и  забрать  их. - Этот обязательно приведет других. Надеюсь, река не  слишком
далеко. Надеюсь...
 Вместо  того  чтобы  сказать,  на что он надеется.  Том  покачал  головой  и
двинулся быстрым кентером. Ранд и Мэт пристроились за ним.
 Вскоре  они  выехали на пологий берег, где у самой кромки  черной  как  ночь
воды,  подернутой  от  ветра рябью, росли деревья.  На  реке  дрожала  лунная
дорожка. Противоположного берега Ранду разглядеть не удалось. Ему не по  душе
была  мысль о переправе на плоту ночью, но еще меньше нравилась идея остаться
на этом берегу. Если нужно будет, я и вплавь переберусь.
 Где-то  в  стороне  от  реки  истошно  завопил  во  мраке  троллочий  рог  -
пронзительно,  торопливо и настойчиво. Эти трубные  призывы  звучали  с  того
момента,  как путники выбрались из развалин. Ранд задумался, не  означают  ли
они, что кто-то из их спутников захвачен в плен.
 -  Никакого толку не будет, если стоять здесь всю ночь, - сказал  Том.  -  В
какую сторону? Вверх по течению или вниз?
 -  Но  Морейн и другие могут быть где угодно, - возразил Мэт. - В  какую  бы
сторону мы ни поехали, это может увести нас от них еще дальше.
 -  Может.  - Том цокнул мерину и повернул его вниз по реке, вдоль берега.  -
Может.
 Ранд посмотрел на Мэта, тот пожал плечами, и они двинулись за менестрелем.
 Какое-то время ничего не происходило. Кое-где берег был выше, кое-где  ниже,
там деревья росли чаще, там попадались небольшие проплешины, но ветер дул все
так  же,  стояла  ночь,  текла  река, обе - холодные  и  мрачные.  И  никаких
троллоков.  От  такой перемены в однообразии их дороги  Ранд  с  радостью  бы
отказался.
 Затем  он  увидел впереди свет, всего-навсего одинокую точку. Когда  путники
подъехали ближе, юноша разглядел, что пятнышко света висит весьма высоко  над
рекой,  словно бы на дереве. Том ускорил шаг мерина и начал что-то  мурлыкать
себе под нос.
 Наконец  все трое ясно увидели источник света - фонарь на верхушке одной  из
мачт большого торгового судна, приставшего на ночь у узкой поляны, окруженной
деревьями.  Судно,  добрых восемнадцати футов в длину, мягко  покачивалось  в
набегавшем  потоке, удерживаемое на месте привязанными к стволам  швартовами.
Снасти  гудели  и  скрипели на ветру. Фонарь вкупе с луной бросал  на  палубу
пятна света, но на виду никого не было.
 -  Итак,  это, - сказал Том, спешившись, - лучше, чем плот Айз Седай,  разве
нет? - Он стоял, уперев руки в бока, и даже в темноте его самодовольство было
очевидно.  -  Не похоже, что корабль приспособлен для перевозки лошадей,  но,
учитывая опасность, в которой оказалась команда и о которой мы собираемся  их
предупредить,  капитан  мог  бы и поддаться уговорам.  Только  позвольте  все
переговоры вести мне. Так что тащите свои одеяла и переметные сумы.
 Ранд слез с коня и принялся отвязывать вьюки, притороченные позади седла.
 - Но вы же не хотите отправиться, не дожидаясь остальных?
 О  том,  как  он  намеревался поступить, менестрель ответить  не  успел.  На
поляну  ворвались  два троллока, воя и размахивая ловчими шестами,  за  ними,
чуть  отстав,  бежали  еще четверо. Лошади встали на  дыбы  и  тихо  заржали.
Громкие  крики,  раздавшиеся невдалеке, подсказали, что на подходе  троллоков
еще больше.
 -  На  корабль! - закричал Том. - Живо! Бросайте все! Бегите! - Слова у него
-%  разошлись с делом: менестрель устремился к кораблю, заплаты трепетали  на
бегу,  а  футляры с инструментами стукались друг о друга у него за спиной.  -
Эй, на борту! - кричал он. - Просыпайтесь, дурачье! Троллоки!
 Рывком  освободив скатку одеял и седельные сумки от последнего  ремня.  Ранд
помчался следом за Томом, едва не наступая ему на пятки. Перебросив свою ношу
через  планширь,  юноша одним прыжком перемахнул через  него.  Он  еще  успел
заметить  свернувшегося на палубе человека, только-только начавшего садиться,
будто  вот-вот  проснувшись, когда ноги Ранда угодили ему  прямо  по  голове.
Человек  громко хрюкнул, Ранд споткнулся, а ловчий шест с крюком  грохнул  по
планширю  там,  где  юноша  только что перебрался на  борт.  По  всему  судну
поднялись крики и суматоха, по палубе загрохотали шаги.
 Рядом  с  ловчим шестом в борт вцепились мохнатые руки, и над  ними  выросла
козлинорогая голова. Едва не падая, оступаясь, Ранд умудрился все же вытащить
меч и взмахнуть им. Пронзительный вопль, и троллок свалился.
 По  всему  судну  с криками носились люди, обрубая топорами швартовы.  Судно
накренилось,  закачалось, готовое отчалить. На носу три  человека  дрались  с
троллоком.  Кто-то тыкал копьем через борт, хотя, куда матрос наносил  удары,
Ранд  не  разглядел.  Лопнул носовой швартов, затрещал  и  лопнул  еще  один.
Человек,  на  которого  спрыгнул  Ранд, отползал  от  него  на  четвереньках.
Заметив, что юноша смотрит на него, он испуганно заслонился руками:
 -  Пощадите  меня!  -  воскликнул он. - Берите что хотите,  заберите  судно,
возьмите все, но пощадите меня!
 Вдруг  что-то  обрушилось на спину Ранда, швырнув  его  на  палубу.  Меч  со
звоном  вылетел  из вытянутой руки. Стараясь вдохнуть широко  разинутым  ртом
хоть  глоток воздуха, юноша пытался дотянуться до меча. Мускулы отзывались  с
мучительной медлительностью; он корчился, будто слизняк. Человек, моливший  о
пощаде, бросил испуганно-алчный взгляд на меч, а потом растворился в тенях.
 До  боли вывернув шею, Ранд ухитрился посмотреть через плечо назад и  понял,
что  удача  покинула  его. Троллок с волчьей мордой  стоял,  ловко  удерживая
равновесие, на планшире, глядя на юношу и сжимая расщепленный обломок ловчего
шеста, которым чуть не вышиб из Ранда дух. Ранд старался дотянуться до  меча,
сдвинуться с места, удрать, но руки и ноги двигались какими-то рывками и едва
ли  наполовину  так,  как  он  хотел.  Они  подламывались  и  как-то  странно
расползались. Грудь словно стянули железными обручами; в глазах плавали сереб
ристые пятна. Ошалело юноша пытался найти какой-нибудь путь к спасению. Время
будто  замедлилось,  когда троллок занес зазубренный шест,  словно  собираясь
проткнуть  им  парня. Ранду казалось, что тварь движется словно  во  сне.  Он
наблюдал,  как  толстая  рука ушла в замахе назад;  он  уже  чувствовал,  как
обломанное  древко  ломает  ему хребет, ощущал мучительную  боль,  будто  оно
пропарывает  его  внутренности. Ему казалось, что легкие  сейчас  разорвутся.
Сейчас  я  умру! Да поможет мне Свет, я сейчас!.. Рука троллока  начала  свое
движение  вперед,  направляя  в цель расщепленное  древко,  и  Ранду  хватило
воздуха, лишь чтобы завопить:
 - Нет!
 Вдруг  судно  накренилось, и откуда-то из теней вывернулся гик и  с  размаху
обрушился  троллоку  на грудь. Раздался хруст ломающихся костей,  и  троллока
снесло за борт.
 Минуту  Ранд лежал, тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем и глядя  вверх
на  болтающийся  туда-сюда  гик.  Повезло так  повезло,  подумал  он.  Ничего
большего после такого и быть не может.
 Ранд  поднялся с палубы, ноги противно дрожали. Он подобрал меч,  держа  его
теперь  обеими руками, так, как учил Лан, но не осталось врага,  против  кого
нужно  было бы его использовать. Полоса темной воды между кораблем и  берегом
быстро расширялась; крики троллоков затихали в удаляющейся ночи.
 Когда  юноша  вложил  меч  в ножны и тяжело оперся  о  планширь,  коренастый
мужчина  в долгополом, до колен, кафтане быстрыми шагами приблизился к  нему.
Длинные волосы, падавшие на мощные плечи, и борода, оставлявшая верхнюю  губу
голой, обрамляли круглое лицо. Круглое, но отнюдь не мягкое. Гик вновь повело
в  сторону, бородач мельком глянул на него и с отчетливым шлепком поймал  его
широкой ладонью.
 -  Гелб! - взревел бородач. - Удача! Ты где, Гелб? Он говорил быстро,  слова
* b(+(al друг за другом сливаясь, и Ранд едва понимал его речь.
 -  На  моем  собственном  судне тебе от меня не  спрятаться!  Привести  сюда
Флорана Гелба!
 Появился  матрос с сигнальным фонарем "бычий глаз", и еще два члена  команды
корабля  вытолкнули в круг света узколицего мужчину. В нем  Ранд  узнал  того
типа, который предлагал ему забрать судно. Глаза узколицего бегали из стороны
в  сторону,  избегая  встречаться со взглядом коренастого  мужчины.  То  есть
капитана,  решил  Ранд. На лбу Гелба, там, куда угодил каблук  Ранда,  темнел
кровоподтек.
 -  Так-то  ты  закрепил  этот  гик, Гелб? - спросил  капитан  с  неожиданным
спокойствием, но столь же быстро, как и прежде.
 Гелб выглядел совершенно сбитым с толку.
 -  Но  я  закрепил  его!  Привязал крепко-накрепко. Да,  согласен,  я  порой
малость медлителен в работе, капитан Домон, но я ее делаю.
 -  А-а,  так  ты  медлителен? А спать ты не замедлил. Спал,  когда  тебе  бы
стоять на вахте. Нас могли перебить тут всех поголовно, и все из-за тебя.
 -  Нет,  капитан,  нет!  - Гелб указал на Ранда. - Я был  настороже,  как  и
положено,  когда  он  вот  прокрался на борт  и  огрел  меня  дубиной.  -  Он
притронулся к кровоподтеку, сморщился и зло посмотрел на Ранда.  -  Я  с  ним
сражался,  но  потом  появились троллоки. Он заодно  с  ними,  капитан.  Друг
Темного. Заодно с троллоками.
 -  Заодно с моей престарелой бабулей! - заорал капитан Домон. - Разве  я  не
предупреждал тебя в последний раз, Гелб? В Беломостье убирайся с корабля! Вон
с  глаз моих, пока я не выкинул тебя за борт прямо сейчас. - Гелб метнулся из
круга света, а Домон стоял, сжимая и разжимая кулаки, устремив невидящий взор
в  никуда.  - Эти троллоки и впрямь преследуют меня. Почему они не отвяжутся?
Почему?
 Ранд  посмотрел  поверх планширя и обомлел, не увидев берега.  Два  человека
заняли  место у длинного рулевого весла, торчащего над кормой, а вдоль  борта
работали  еще  шесть  длинных весел, отгребающих  судно,  похожее  теперь  на
водяного клопа, все дальше на середину реки.
 -  Капитан, - сказал Ранд, - у нас там друзья. Если вы вернетесь и подберете
их, уверен, награда вам обеспечена.
 Капитан повернул круглое лицо к Ранду, а когда появились Том и Мэт, он и  на
них уставился лишенным всякого выражения взглядом.
 - Капитан, - с поклоном начал Том, - позвольте мне...
 -  Спустимся вниз, - предложил капитан Домон, - где я смогу разглядеть,  что
тут  мне  надуло на палубу встречным ветром. Идемте. Направь меня  удача,  да
закрепит кто-нибудь или нет этот рогом проклятый гик!
 Команда бросилась выполнять распоряжение, а капитан тяжело зашагал к  корме.
Ранд и оба его спутника последовали за ним.
 На  корме по короткому трапу они спустились в каюту Домона - аккуратную, где
каждая  вещь производила впечатление находящейся на своем собственном  месте,
начиная от висящих на крючках на задней стороне двери курток и плащей.  Каюта
занимала  всю  ширину  судна,  к одному борту крепилась  широкая  кровать,  к
другому  - тяжелый стол. Здесь было всего одно кресло - с высокой спинкой,  с
крепкими подлокотниками, и капитан сел в него сам, жестом пригласив остальных
располагаться  на разнообразных сундуках и скамьях, которые и составляли  всю
прочую  обстановку.  Громкое  и недвусмысленное его  покашливание  остановило
Мэта, уже собравшегося было усесться на кровать.
 -  Так,  - произнес капитан, когда все расселись. - Зовут меня - Байл Домон,
я  -  капитан и владелец "Ветки", которая и есть это судно. А теперь: кто  вы
такие  и  откуда взялись здесь, в самом центре "нигде", и почему я не  должен
вышвырнуть вас за борт в награду за те беды, что вы навлекли на меня?
 Ранд  по-прежнему, как и раньше, с трудом поспевал за быстрой речью  Домона.
Когда   он   осмыслил  последнюю  фразу  капитана,  то  ошарашенно  заморгал.
Вышвырнуть нас за борт?
 Мэт поспешно сказал:
 -  У  нас  и  в  мыслях  не  было причинять вам  какие-то  неприятности.  Мы
направляемся в Кэймлин, а потом...
 -  А  потом  туда, куда нас понесет ветер, - спокойно перебил  Мэта  Том.  -
Hменно так странствует менестрель, словно пыль на ветру. Я, как вы понимаете,
менестрель, по имени Том Меррилин. - Он развернул плащ, чтобы по многоцветным
заплатам  пробежала  волна, словно капитан мог не  заметить  их.  -  Эти  два
деревенских  оболтуса набились мне в ученики, хотя я еще не уверен,  что  мне
того хочется.
 Ранд взглянул на ухмыляющегося Мэта.
 -  Все это просто замечательно, приятель, - безмятежно сказал капитан Домон.
-  Но  мне это не говорит ничего. И даже еще меньше. Не видать мне удачи,  но
эта  поляна  совсем не по пути в Кэймлин, - из какого бы места, о  котором  я
хоть раз слыхал, вы ни ехали.
 -  Что  ж,  вот  вам  моя история, - произнес Том и тотчас  же  принялся  за
рассказ.
 Если  верить  Тому,  зимние метели и снега поймали его в ловушку  в  городке
рудокопов,  что в Горах Тумана, за Байрлоном. Там-то он и услышал  легенды  о
сокровищах,  времен  Троллоковых Войн, в заброшенных  развалинах  города  под
названием  Аридол.  И  так сложилось, что раньше он узнал  о  местонахождении
Аридола  -  из карты, которую вручил ему много лет назад в Иллиане  умирающий
друг,  кому он однажды спас жизнь. Тот на пороге смерти прошептал, что  карта
озолотит  Тома,  чему  Том никогда не верил, - пока не услышал  легенд.  Едва
сошел снег, Том отправился в путь вместе с несколькими компаньонами, считая и
двух  предполагаемых  учеников,  и  после  полного  лишений  путешествия  они
действительно обнаружили разрушенный город. Но, как оказалось, это  сокровище
принадлежало  одному  из Повелителей Ужаса, и за ним были  посланы  троллоки,
чтобы  доставить богатства обратно в Шайол Гул. Чуть ли не все  опасности,  с
которыми  путники  на самом деле сталкивались, - троллоки,  Драгкар,  Мордет,
Машадар,  - обрушивались на них то в одном месте рассказа, то в другом,  хотя
если  судить по тому, как менестрель живописал свою версию событий, казалось,
будто все напасти были направлены лично против него и справлялся с ними Том с
величайшей ловкостью. Проявляя чудеса отчаянной храбрости, - главным  образом
проявлял ее Том, - они бежали, преследуемые троллоками, хотя ночь и разлучила
их  троих с остальными спутниками, пока в конце концов Том и два его  ученика
не  обрели  прибежище  там, куда забросила их судьба, -  на  весьма  радушном
корабле капитана Домона.
 Когда  менестрель произнес последние слова своего рассказа, до  Ранда  вдруг
дошло, что все это время он просидел с открытым ртом, и юноша захлопнул  его.
Посмотрев на Мэта, он увидел, что тот вытаращил глаза на менестреля.
 Капитан Домон побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
 -  В  такую  историю ни за что не поверило бы большинство людей. Разумеется,
троллоков я видел, а то нет.
 -  Каждое слово правда, - вкрадчиво  произнес Том, - каждое слово того,  кто
пережил все это.
 - Посчастливилось ли вам прихватить кое-что из этих сокровищ с собой?
 Том печально развел руками.
 -  Увы, то немногое, что нам удалось унести, было с нашими лошадьми, которые
удрали,  когда появились троллоки. Все, что у меня осталось, - арфа,  флейта,
немного медных монет да та одежда, что на мне. Но поверьте мне, вам не  нужно
ни  крупицы из этих сокровищ. Все драгоценности несут на себе порчу  Темного.
Лучше оставить их руинам и троллокам.
 -  Так что денег заплатить за проезд у вас нет. Я бы даже собственному брату
не  позволил  отплыть  со мной, если он не в состоянии оплатить  дорогу,  тем
более  если б он притащил с собой троллоков, которые порубили мой планширь  и
искромсали мои снасти. Почему бы мне не отправить вас вплавь туда, откуда  вы
явились, и тем самым не избавиться от вас?
 -  А  не могли бы вы просто высадить нас на берег? - спросил Мэт. - Где  нет
троллоков?
 -  Кто  говорил что-то о береге? - сухо ответил Домон. С минуту,  он  изучал
собеседников,   затем  оперся  о  стол  ладонями.  -   Байл   Домон   человек
благоразумный. Я не стану вышвыривать вас за борт, если есть способ  обойтись
без этого. Вижу, у одного из ваших учеников есть меч. Мне нужен добрый меч, и
я, такой славный парень, за него позволю вам доплыть до Беломостья.
 Том открыл было рот, но Ранд торопливо выпалил:
 - Нет!
 Не  за тем Тэм дал ему меч, чтобы Ранд торговал им. Пальцы его скользнули по
эфесу, коснулись бронзовой цапли. Пока меч с Рандом, то Тэм словно бы тоже  с
ним.
 Домон покачал головой.
 -  Что  ж,  нет  так нет. Но Байл Домон пассажиров задарма не возьмет,  даже
родную мать.
 С  неохотой  Ранд  вывернул карман. Там оказалось  не  так  мало:  несколько
медяков  и серебряная монета, подаренная ему Морейн. Он протянул ее капитану.
Через секунду Мэт, вздохнув, сделал то же самое. Том свирепо глянул на ребят,
но  недовольное выражение его лица так быстро сменилось улыбкой, что Ранд  не
был уверен, не померещилось ли ему.
 Капитан  Домон ловко выхватил две толстые монеты из рук парней и  извлек  из
обитого медью сундука позади своего кресла небольшой набор весов и звякнувший
кошель.  После тщательного взвешивания он сунул монеты в кошель  и  отсчитал,
каждому  юноше по несколько меньших серебряных монеток и медяков. По  большей
части медяков.
 -  До  Беломостья,  -  сказал  Домон, внося  аккуратным  почерком  запись  в
гроссбух в кожаном переплете.
 - Многовато будет только лишь до Беломостья, - пробурчал Том.
 -  Плюс  компенсация за повреждения моему судну, - спокойно ответил капитан.
Он  убрал  кошель  и  весы обратно в сундучок и закрыл его с  удовлетворенным
видом. - Плюс немного мелочи за то, что привели ко мне троллоков, так что мне
пришлось  в ночь бежать вниз по реке, а здесь кругом уйма мелей, и  наскочить
на любую - проще простого.
 -  А что насчет остальных? - спросил Ранд. - Их вы тоже возьмете? Они сейчас
наверняка  добрались  до реки или вот-вот доберутся и увидят  тот  фонарь  на
вашей мачте.
 Капитан Домон удивленно вздернул брови.
 -  Ба,  да ты, человече, видимо, считаешь, что мы стоим на месте, а? Направь
меня  удача,  да мы уже в трех, если не в четырех милях ниже по реке  от  той
поляны, где вы залезли на борт. Троллоки заставили парней приналечь на  весла
и  не  жалеть спин: они знают троллоков лучше, чем им бы того хотелось,  -  и
течение  тоже  помогает. Да и не было мне других хлопот. Я бы ни  за  что  не
пристал  к берегу сегодня ночью, даже окажись там моя старенькая бабушка.  До
Беломостья я вообще могу не приставать к берегу. Задолго до этой ночи за мной
по пятам и так уже гналась уйма троллоков, и я вовсе не хочу предоставлять им
еще один удобный случай.
 Том заинтересованно наклонился вперед.
 - У вас были раньше стычки с троллоками? Совсем недавно?
 Домон помедлил с ответом, пристально разглядывая Тома, а когда заговорил,  в
голосе его слышалось неприкрытое отвращение.
 -  Я  зимовал  в  Салдэйе, человече. Не по своему хотению, но река  замерзла
рано,  а лед вскрылся поздно. Говорят, с самых высоких башен в Марадоне можно
увидеть  Запустение, но мне было не до того. Я бывал в тех  краях  раньше,  и
всегда  там  толковали про то, что троллоки нападают на фермы, или  о  чем-то
подобном.  Правда, этой зимой фермы пылали каждую ночь. Да  и  целые  деревни
тоже. Они даже подходили к городским стенам. И это еще не все: люди все время
твердили,  что  зашевелился  Темный, что  близятся  Последние  Дни.  -  Домон
вздрогнул и поскреб голову, словно эта мысль зудела у него в волосах. - Я жду
не  дождусь, когда вернусь туда, где люди думают, что троллоки -  всего  лишь
сказки, а истории, которые я рассказываю, - враки путешественника.
 Ранд  перестал слушать. Он уставился в стену и думал об Эгвейн и  остальных.
Для  него вряд ли казалось правильным сидеть в безопасности на "Ветке",  пока
они  где-то  там,  в  ночи. Капитанская каюта больше не  казалась  ему  столь
уютной, как раньше.
 Юноша  удивился,  когда  Том  потянул его  за  рукав,  поднимая.  Менестрель
подтолкнул Мэта и его к трапу, сыпля через плечо извинениями перед  капитаном
Демоном за деревенских недотеп. Ранд, не говоря ни слова, полез наверх.
 Когда  они  втроем оказались на палубе, Том быстро оглянулся  кругом,  чтобы
убедиться, что никто их не подслушивает, затем негромко упрекнул:
 -  Я бы мог заплатить за наш проезд несколькими песнями и историями, если бы
вы двое не поторопились показать серебро.
 -  А  я  не  так  уверен, - сказал Мэт. - По мне, так  он  слишком  серьезно
говорил о том, чтобы выкинуть нас в реку.
 Ранд  медленно подошел к планширю и облокотился на него, всматриваясь назад,
вверх  по  течению, в окутанную саваном ночи реку. Он не увидел ничего,  даже
речного  берега, только черноту. Через минуту Том положил руку ему на  плечо,
но юноша не пошевелился.
 -  Ничего не поделаешь, парень. К тому же они, вероятно, целы и невредимы  и
сейчас... сейчас с Морейн и Ланом. Можешь ты думать о чем-нибудь получше, чем
о той доле, что выпала девушкам?
 - Я пытался отговорить ее от этой затеи с отъездом, - сказал Ранд.
 - Ты сделал, что мог, парень. Никто не может требовать от тебя большего.
 - Я сказал, что пригляжу за ней. Это я виноват. Я сделал не все.
 Скрип длинных весел и низкое гудение снастей окрасили слова юноши печалью.
 - Я для этого не все сделал, - прошептал Ранд.

                                                                     ГЛАВА 21
                                                                 СЛУШАЯ ВЕТЕР

 Лучи восходящего солнца, прокравшись через Аринелле, проторили дорожку в  ло
щину  неподалеку  от  речного  берега, где,  прислонившись  спиной  к  стволу
молодого  дубка,  спала Найнив. Дыхание ее было глубоким и спокойным.  Лошадь
тоже  спала,  опустив  голову и широко расставив ноги.  Поводья  кобылы  были
обмотаны  .вокруг  запястья  Найнив.  Солнечный  свет  коснулся  век  лошади,
животное открыло глаза и вскинуло голову, дернув уздечку. Найнив вздрогнула и
проснулась.
 С   минуту   она  недоуменно  осматривалась,  словно  пытаясь  понять,   где
оказалась,  а  затем  стала испуганно озираться по  сторонам,  вспомнив,  что
произошло накануне. Но сейчас окружали ее только деревья, рядом с ней  стояла
лошадь,  дно  лощинки устилал ковер сухих листьев. В самой  глубине  сумрака,
прячась  под  сенью  призрачных теней, на упавшем стволе  выстроили  хороводы
прошлогодние грибы-мрачнята.
 -  Обереги тебя Свет, женщина, - прошептала Найнив, привалившись к стволу, -
если  ты  не  можешь не поспать всего одну ночь. - Она распутала  поводья  и,
встав, потерла запястье, - Ты могла бы проснуться в котле у троллоков.
 Найнив  вскарабкалась по шуршащим листьям на край ложбинки  и  выглянула  из
нее.  Между ложбинкой и рекой стояла лишь рощица ясеней. Потрескавшаяся  кора
их  стволов и голые сучья говорили о том, что деревья сухие. За ясенями текла
сине-зеленая  река. Пусто. Пусто и никого. На дальнем берегу  виднелись  купы
вечнозеленых деревьев, ив и елей, и их там, похоже, было гораздо больше,  чем
на  этой  стороне реки. Если Морейн или кто-то из несмышленышей там,  то  они
хорошо   спрятались.   Разумеется,  совершенно  не   обязательно,   что   они
переправились  или  пытались  переправиться  на  том  участке  реки,  который
предстал  взору Найнив. Они могут быть где угодно, на десять миль  вверх  или
вниз по реке. Если они вообще живы после, минувшей ночи.
 В  гневе  на  саму  себя  за то, что вообще подумала  о  возможности  такого
исхода,  Найнив соскользнула обратно в лощинку. Ни Ночь Зимы, ни  сражение  у
Шадар  Логота  не подготовили ее к прошлой ночи, к той твари  -  к  Машадару.
Вспоминалась бешеная скачка во весь опор, с бьющейся в голове мыслью  о  том,
остался ли кто-то еще в живых, в ожидании, что вот-вот столкнешься нос к носу
с  троллоками  или  с  Исчезающим. Да и какие еще мысли могли  быть,  если  в
отдалении  она  слышала  рев  и  вопли троллоков,  а  от  визгливых  вскриков
троллоковых охотничьих рогов пробирало холодом сильнее, чем от ветра. Но,  не
считая  первого столкновения с троллоками в. развалинах, Найнив видела  их  в
городе лишь один раз; и еще раз, когда уже выбралась из города. С десяток  их
будто из-под земли выскочило впереди, не далее тридцати шагов, и в тот же миг
с воплями и криками устремились к ней, размахивая ловчими шестами с петлями и
крючьями.  Однако,  когда  Найнив,  разворачивая  лошадь,  резко  дернула  за
поводья,  они  умолкли,  приподняв звериные  морды  и  принюхиваясь.  Слишком
изумленная, чтобы тут же пуститься наутек, она наблюдала за тем, как троллоки
/."%`-c+(al к ней спинами и исчезли в ночи. И это было самым пугающим.
 -  Они знают запах тех, кто им нужен, - сказала Найнив лошади, остановившись
в лощинке, - и это не я. Айз Седай, похоже, права, поглоти ее Пастырь Ночи!
 Приняв  решение, Найнив двинулась по течению, ведя лошадь в поводу. Она  шла
медленно, настороженно наблюдая за лесом: то, что прошлой ночью она оказалась
не нужна троллокам, вовсе не означает, что они дадут ей уйти, наткнись она на
них вновь. С тем же вниманием, с каким Найнив смотрела на лес, она пристально
разглядывала почву перед собой. Если за ночь другие переправились через  реку
ниже  по  течению,  наверняка  остались какие-то признаки  переправы,  следы,
которые  можно упустить, глядя с седла. Найнив даже могла выйти на них  всех,
еще  оставшихся на берегу. Если она ничего не обнаружит, река приведет  ее  в
конечном  счете к Ведомостью, а от Беломостья есть дорога в Кэймлин,  и  если
потребуется, то и до Тар Валона.
 Перспектива  была  столь огромна, что вполне могла обескуражить  Найнив.  До
этого  она  уезжала из Эмондова Луга не дальше, чем бывали ребята.  Таренский
Перевоз  казался ей чужим и странным; в Байрлоне она, не будь столь  нацелена
на  поиски  Эгвейн и ребят, в удивлении глазела бы по сторонам. Но Найнив  не
позволила  ни  одной  мысли поколебать ее решимость. Раньше  или  позже,  она
найдет Эгвейн и мальчиков. Или найдет способ заставить Айз Седай ответить  за
все, что случилось с ними. Либо то, либо другое, поклялась она себе.
 Время от времени Найнив встречались следы, множество следов, но всякий  раз,
как  она ни старалась, ей никак не удавалось определить, кто их оставил - те,
кто  искал,  или те, кто гнался, или те, за кем гнались. Некоторые  отпечатки
были  от  сапог,  которые  могли принадлежать как  людям,  так  и  троллокам.
Остальные следы оставили копыта, похожие на козлиные или бычьи; эти уж  точно
принадлежали  троллокам. Но ей ни разу не попались следы ясные  и  четкие,  о
которых  Найнив с уверенностью сказала бы, что они оставлены теми,  кого  она
ищет.
 Она  проделала  уже,  может, мили четыре, когда ветер  донес  дымок.  Что-то
горело  -  дальше по течению реки и не очень далеко, определила  Найнив.  Она
чуть  поколебалась, а потом привязала лошадь к стволу в маленьком, но  густом
ельничке, в стороне от реки, где ее не заметит чужой взгляд. Дым мог означать
близость  троллоков,  но  единственный способ все  выяснить  -  это  пойти  и
посмотреть.  Найнив старательно гнала от себя мысль о том,  какое  применение
огню могли найти троллоки.
 Пригибаясь,  молодая женщина быстро перебегала от дерева к дереву,  мысленно
проклиная  юбки,  которые  приходилось все время довольно  высоко  подбирать,
чтобы  они  не  путались в подлеске и не мешали при ходьбе. Платье  -  не  та
одежда,  чтобы  подкрадываться  к добыче, охотясь  в  лесу.  Фырканье  лошади
умерило  шаг  Найнив, и когда в конце концов она осторожно  высунулась  из-за
ствола ясеня, то увидела, как с черного боевого коня спешивается Страж. Рядом
с ним на небольшой полянке у берега сидела на бревне Айз Седай; над маленьким
костерком  закипал  котелок. Белая кобыла пощипывала  скудную  траву.  Дальше
Найнив не пошла, выжидая у ясеня.
 -  Они  все ушли, - хмуро сообщил Лан. - Четверо Полулюдей двинулись на  юг,
часа  за два до рассвета, насколько я смог определить, - следов они за  собой
оставили  немного,  -  но троллоки куда-то пропали.  Даже  трупы  исчезли,  а
троллоки не славятся тем, что уносят своих убитых. Если они не голодны.
 Морейн бросила пригоршню чего-то в кипящую воду и сняла котелок с огня.
 -  В  крайнем  случае, можно бы надеяться на то, что они вернулись  в  Шадар
Логот и их там всех пожрали, но это было бы чересчур хорошо.
 Душистый  аромат  чая долетел до Найнив. Свет, лишь бы у меня  в  животе  не
заурчало.
 -  Там  нет  никаких отчетливых следов мальчишек или кого-то  из  остальных.
Следы слишком запутаны и затоптаны, сказать что-то определенное нельзя.  -  В
своем  тайном  убежище  Найнив  улыбнулась;  неудача  Стража  служила  слабым
оправданием  ее собственной неудаче. - Но важно другое, Морейн, -  продолжил,
хмурясь,  Лан. Он отмахнулся от чая, предложенного ему Айз Седай, и  принялся
ходить взад-вперед перед костром - одна рука на эфесе меча, плащ менял цвета,
когда   он   резко  разворачивался.  -  Я  могу  примириться  с   троллоками,
появившимися  в  Двуречье, даже с сотней троллоков. Но  это?  За  нами  вчера
.e.b(+ al, должно быть, тысяча.
 -  Нам  очень  повезло, что не все они направились обыскивать  Шадар  Логот.
Мурддраалы,  наверное,  сомневались, что  мы  там  спрячемся,  но  они  также
побаивались  вернуться  в  Шайол Гул, оставив нам даже  малейшую  возможность
скрыться. Темный никогда не был снисходительным господином.
 -  Не  старайся  уклониться от главного. Ты понимаешь, о  чем  я.  Если  эта
тысяча уже была здесь, то ее можно было послать в Двуречье, так почему же  их
не  послали?  Есть  лишь  один  ответ. Их направили  сюда,  только  когда  мы
переправились  через Тарен, когда стало ясно, что одного Мурддраала  и  сотни
троллоков  против  нас  уже недостаточно. Как? Как их  послали?  Если  тысячу
троллоков  можно  доставить  так далеко к югу от  Запустения,  так  быстро  и
незаметно,  - не говоря уже о том, чтобы убрать их отсюда тем же способом,  -
почему бы не послать десять тысяч их в самый центр Салдэйи, или Арафела,  или
Шайнара? Пограничные Земли можно опустошить за год.
 -  Весь мир будет опустошен в пять лет, если мы не отыщем этих мальчиков,  -
просто  ответила Морейн. - Твой вопрос и меня беспокоит, но  ответов  у  меня
нет.  Все  Пути  закрыты,  и  со Времен Безумия  не  было  Айз  Седай,  столь
могущественных,  чтобы  Перемещаться. Разве только  не  освободился  один  из
Отрекшихся, - упаси Свет от такого сейчас и в будущем, - пока еще подобное не
удавалось  никому. Так или иначе, я не думаю, что все Отрекшиеся вместе  были
бы в состоянии перенести тысячу троллоков. Оставим это и давай разбираться  с
проблемами, которые стоят перед нами здесь и сейчас, - все прочее терпит.
 - Мальчишки.
 Это не было вопросом.
 -  Пока  тебя  не было, я не предавалась безделью. Один из них  переправился
через  реку,  он  жив. Что до других, то вниз по реке есть слабый  след,  но,
когда я нащупала его, он уже стирался. Узы были оборваны не один час, когда я
приступила к поиску.
 Притаившись за деревом, Найнив озадаченно наморщила лоб.
 Лан замер на месте.
 - Ты думаешь, Полулюди отправились на юг, захватив их?
 -  Возможно. - Морейн налила себе в чашку чай, потом продолжила: - Но  я  не
допускаю  той возможности, что они мертвы. Не могу. Не смею. Ты  знаешь,  как
высока  ставка.  Мне  нужны эти молодые ребята. Того,  что  Шайол  Гул  будет
охотиться за ними, я ожидала. Противодействие в Белой Башне, даже от Престола
Амерлин,  - допускала. Всегда были Айз Седай, признающие только одно решение.
Но...  - Вдруг Морейн опустила чашку и села прямо, досадливо поморщившись.  -
Если  сторожить волка чересчур усердно, - пробормотала она, - то мышь  укусит
за  лодыжку.  -  И  она  взглянула прямо на то дерево, за  которым  пряталась
Найнив. - Госпожа ал'Мира, теперь, если желаете, можете выйти.
 Найнив  встала  на ноги, наскоро отряхнув сухие листья с платья.  Едва  взор
Морейн  упал  на дерево, Лан резко повернулся туда лицом; еще не  успела  она
произнести имени Найнив, как меч оказался у него в руке. Теперь же он  вложил
клинок в ножны с большей силой, чем требовалось. Лицо Стража было почти столь
же  бесстрастным,  как  и раньше, но Найнив почудилась  мимолетная  досада  в
уголках  его  рта.  Она ощутила внезапный прилив удовлетворения;  по  крайней
мере, Страж не знал о ее присутствии.
 Однако  удовлетворение  длилось лишь мгновение. Найнив  перевела  взгляд  на
Морейн  и  зашагала  прямиком  к ней. Она старалась  оставаться  спокойной  и
невозмутимой, но голос ее дрожал от гнева.
 -  В какие сети вы поймали Эгвейн и мальчиков? В каких мерзких заговорах Айз
Седай вы замышляете их использовать?
 Айз  Седай взяла чашку и стала спокойно, маленькими глотками пить  чай.  Тем
не  менее, когда Найнив подошла к ним ближе, Лан вытянул руку, преграждая  ей
путь. Она попыталась оттолкнуть возникшее препятствие и удивилась, когда рука
Стража  даже  не шелохнулась, словно это был дубовый сук. Найнив  не  считала
себя слабой и хрупкой, но его мускулы были как стальные.
 - Хотите чаю? - предложила Морейн.
 -  Нет,  не хочу я никакого чая. Вашего чая я не стала бы пить, даже  умирая
от  жажды. Из людей Эмондова Луга вам никого не удастся использовать в  своих
грязных интригах!
 -  Не  вам  бы  выговаривать мне, Мудрая. - Морейн уделяла  больше  интереса
горячему чаю, чем брошенным ей словам. - Вы и сами в состоянии владеть Единой
Силой - в некоторой степени.
 Найнив  вновь  толкнула руку Лана; та по-прежнему не  двинулась,  и  молодая
женщина решила не обращать на этот барьер внимания.
 - А почему бы вам не объявить, что я - троллок?
 Улыбка Морейн была такой понимающей, что Найнив захотелось ударить ее.
 -  Вы  думаете,  что я могу встретиться с женщиной, способной прикасаться  к
Истинному Источнику и направлять Единую Силу, пусть даже иногда, и не понять,
кто  она такая? Вы же точно так же почувствовали дарование Эгвейн. Как иначе,
по-вашему,  я  догадалась, что вы стоите за деревом? Не будь я  расстроена  и
отвлечена  разговором, то узнала бы о вас в тот же миг, когда вы  подобрались
поближе.  Вы,  разумеется, не троллок, поскольку я чувствую зло Темного.  Так
что  же  я  ощутила,  Найнив ал'Мира. Мудрая Эмондова Луга  и  обладательница
Единой Силы, не понимающая того?
 Лан  посмотрел на Найнив сверху вниз, так, как ей никогда не нравилось;  его
взгляд  показался ей удивленным и задумчивым, хотя га лице Стража не  дрогнул
ни  единый  мускул,  изменились  лишь глаза.  Эгвейн  и  в  самом  деле  была
особенной;  Найнив всегда знала это. Из Эгвейн вышла бы превосходная  Мудрая.
Они оба заодно, подумала Найнив, и стараются вывести меня из себя.
 - Я больше не собираюсь ничего слушать. Вы...
 -  Вы должны выслушать, - твердо сказала Морейн. - В Эмондовом Лугу, еще  до
встречи  с вами, у меня уже появились подозрения. Люди говорили, как огорчена
Мудрая, что не предсказала суровой зимы и запоздалой весны. Они рассказывали,
как  точна  она  бывала  в  предсказании  погоды,  в  видах  на  урожай.  Они
рассказывали,  как  замечательны ее снадобья, как она иногда  исцеляет  раны,
которые  могут  оставить  человека калекой, да  столь  хорошо  исцеляет,  что
остается лишь шрам, и никакой хромоты или приступов боли. Единственные дурные
отзывы о вас я слышала от тех немногих, кто думал, что вы слишком молоды  для
такой  ответственности,  и  они  лишь  укрепили  мои  подозрения.  Так  много
искусства вкупе с такой молодостью.
 -  Миссис  Барран хорошо обучила меня. - Найнив старалась смотреть на  Лана,
но  от  его взгляда ей по-прежнему было неуютно, поэтому она решила  смотреть
поверх  головы  Айз Седай на реку. Как осмелели деревенские кумушки-сплетницы
перед  чужестранкой!  -  Кто сказал, что я слишком  молода?  -  требовательно
спросила Найнив.
 Морейн улыбнулась, не давая беседе перейти в другое русло.
 -  В  отличие  от  большинства женщин, заявляющих, что они способны  слушать
ветер,  ты  и  вправду такое можешь - иногда. О, естественно,  это  не  имеет
ничего общего с ветром. Все дело в Воздухе и Воде. Это нечто такое, чему тебе
нет  нужды  учиться;  это рождается в тебе самой, точно  так  же  как  это  с
рождения  присуще  Эгвейн. Но ты научилась управлять этим,  а  ей  еще  нужно
поработать. Через две минуты после того, как я встретилась с тобой, я уже все
о  тебе знала. Помнишь, как я вдруг спросила, не ты ли Мудрая? Почему, как ты
думаешь?  Ты  ничем  не  отличалась  от Прочих  хорошеньких  молодых  женщин,
готовящихся  к Празднику. Даже высматривая молодую Мудрую, я ожидала  увидеть
кого-то раза в полтора старше, чем ты.
 Ту  встречу Найнив помнила очень хорошо; эта женщина, у которой хладнокровия
больше,  чем у любой из Круга Женщин, в платье, намного прекраснее, чем  все,
что  девушке доводилось видеть, обратилась к ней со словами "дитя мое". Потом
вдруг  прищурилась, словно чему-то удивилась, и затем ни с  того  ни  с  сего
спросила...
 Найнив  облизнула разом высохшие губы. Они оба смотрели на нее, на  каменном
лице   Стража  ничего  нельзя  было  прочесть,  а  лицо  Айз  Седай  выражало
сочувствие, но в то же время и решимость. Найнив замотала головой:
 -  Нет! Нет, это невозможно. Я бы знала. Вы просто пытаетесь обмануть  меня,
но у вас ничего не выйдет!
 -  Конечно,  ты не знаешь, - успокоила ее Морейн. - А откуда  в  тебе  могла
зародиться  хоть  капля  подозрения? Всю свою жизнь ты  слышала  о  том,  как
слушают  ветер.  Во  всяком случае, с большей охотой  ты  объявила  бы  всему
Эмондову  Лугу о том, что являешься Другом Темного, чем призналась  бы  себе,
$  &%  в  самых  укромных уголках своей души, что у тебя есть нечто  общее  с
Единой  Силой  или  с  ужасными Айз Седай. - Тень улыбки  мелькнула  по  лицу
Морейн. - Но я могу рассказать, как все это начиналось.
 -  Вашей  лжи я больше не хочу слушать! - проговорила Найнив, но  Айз  Седай
просто продолжила:
 -  Наверное, восемь или десять лет назад - возраст бывает разный, но  всегда
это  происходит  в юности, - тебе чего-то хотелось больше всего  в  мире,  ты
желала получить нечто необходимое тебе. И ты получила это. К твоей руке вдруг
наклонилась  ветка,  и ты смогла вытянуть себя из омута,  вместо  того  чтобы
утонуть. Другу или любимой зверюшке стало лучше, когда все считали,  что  они
умрут.
 В  тот миг ты не почувствовала ничего особенного, но неделю или десять  дней
спустя у тебя проявился первый отклик на прикосновение к Истинному Источнику.
Может,  внезапно одолевшая лихорадка, как от малярии, уложила тебя в постель,
а  затем  через  несколько  часов исчезла. Никакой отклик,  хотя  они  бывают
разные,  не  длится  больше  нескольких  часов.  Головные  боли,  оцепенение,
неестественная  веселость - все смешивается вместе, и ты по-глупому  рискуешь
или  ведешь  себя  легкомысленно. Вспомни периоды  головокружения,  когда  ты
спотыкалась,  ушибалась  на  каждом  шагу,  когда  ты  не  могла   произнести
предложение  без  того, чтобы твой язык не исказил половины  слов.  Бывало  и
другое. Ты помнишь?
 У  Найнив подкосились ноги, и она тяжело опустилась на мох. Она вспомнила те
дни,  но  все равно замотала головой. Наверняка случилось простое совпадение.
Или же Морейн задавала в Эмондовом Лугу гораздо больше вопросов, чем полагала
Мудрая.  Да,  Айз Седай задавала жутко много вопросов. Скорей  всего,  так  и
было. Лан протянул Найнив руку, но она ее даже не заметила.
 -   Пойдем  дальше,  -  сказала  Морейн;  Найнив  хранила  молчание.  -   Ты
использовала  Силу для Исцеления - либо Перрина, либо Эгвейн.  Обнаруживается
близость.  Ты  можешь  чувствовать присутствие  того,  кого  ты  Исцелила.  В
Байрлоне  ты  направилась прямиком в "Оленя и Льва", хотя  эта  гостиница  не
рядом  с  теми воротами, через которые ты могла въехать в город.  Из  жителей
Эмондова  Луга в гостинице, когда ты туда пришла, оставались только Перрин  и
Эгвейн. Это был Перрин? Или Эгвейн? Или же оба?
 -  Эгвейн,  - прошептала Найнив. Она всегда считала само собой разумеющимся,
что  могла иногда, даже не видя, сказать, кто подходит к ней; и только сейчас
она  поняла, что это всегда был тот, кто почти чудесным образом выздоравливал
от  ее  лекарств.  И  она всегда знала, когда ее лекарство подействует  сверх
всяких ожиданий, всегда чувствовала уверенность, утверждая, что урожай  будет
особенно  хорош, и говоря о том, рано пойдут дожди или запоздают. Таков,  как
она  думала,  был  порядок вещей. Не все Мудрые способны  слушать  ветер,  но
лучшие  из  них могут. Именно так всегда говорила миссис Барран,  и  еще  она
повторяла, что Найнив будет одной из лучших.
 -  У нее была огневица-костоломка. - Найнив роняла слова, опустив голову.  -
Я  была еще ученицей у миссис Барран, и она послала меня ухаживать за Эгвейн.
Я  была  совсем  юной  и  не знала, что не все в моих  руках.  Это  ужасно  -
наблюдать  за огневицей-костоломкой. Девочка, вся мокрая от пота,  стонала  и
металась,  а  я  смотрела и не понимала, почему не слышу  треска  ее  костей.
Миссис  Барран сказала мне, что жар у Эгвейн спадет через день, самое большее
через два, но мне казалось, что она говорит это по доброте душевной, не желая
меня  расстраивать.  Я думала, Эгвейн умирает. Когда она еще  была  ребенком,
только-только начавшим ходить, мне приходилось присматривать за ней, -  когда
ее  мать  бывала занята, - и я заплакала, потому что мне предстояло смотреть,
как  малышка умрет. Но вот через час миссис Барран вернулась, а жар у  Эгвейн
уже  спал. Это ее удивило, но ее больше заботила я, чем Эгвейн. По-моему, она
считала, что я дала ребенку некое снадобье, и была слишком напугана, чтобы  в
этом признаться.
 Я  всегда думала, что она старалась успокоить меня, убедить, чтобы я поняла,
что  не  причинила вреда Эгвейн. Через неделю после этого у миссис  Барран  в
гостиной я упала на пол, то дрожа, как от холода, то пылая, будто в огне. Она
уложила меня в постель, но к ужину у меня все прошло.
 Договорив, Найнив уронила голову на руки. Айз Седай выбрала хороший  пример,
/.$c,  +   она,  испепели  ее  Свет! Пользоваться  Силой,  будто  Айз  Седай.
Презренная Айз Седай - Друг Темного!
 -  Тебе  очень  повезло,  -  произнесла Морейн, и  Найнив  села  прямо.  Лан
отступил  от женщин, будто их разговор - вовсе не его дело, и занялся  седлом
Мандарба, даже не оборачиваясь к ним.
 - Повезло! - усмехнулась Найнив.
 -  Ты  овладела  грубым  контролем над Силой,  пусть  даже  прикосновение  к
Истинному Источнику у тебя пока еще приходит от случая к случаю. Если бы тебе
не удалось этого сделать, Сила в конце концов убила бы тебя. Как она, по всей
вероятности, убьет Эгвейн, если тебе удастся не пустить ее в Тар Валон.
 -  Если  я  научилась контролировать... - У Найнив перехватило дыхание.  Это
было  все  равно что полностью признать, что она может делать все то,  о  чем
говорила  Айз  Седай. - Если я научилась контролировать это,  значит,  и  она
может  найти  ключ.  Значит, ей нет нужды отправляться в Тар  Валон,  где  ее
обязательно впутают в ваши интриги.
 Морейн медленно покачала головой.
 -  Айз  Седай  по  всему миру разыскивают девушек, которые могут  сами,  без
посторонней  помощи,  дотягиваться до Истинного  Источника,  ищут  с  тем  же
усердием, как и способных на это мужчин. Главное здесь - не желание увеличить
число  Айз  Седай  -  или, скажем, не только оно, - и не  опасение,  что  эти
женщины употребят Силу во зло. Грубого контроля над Силой, которого они могут
достичь, - если Свет осияет их, - редко хватает на то, чтобы причинить  жизни
значительный  вред,  ибо по-настоящему касаться Истинного Источника  возможно
лишь  под  руководством наставницы, а иначе эта способность вне их  власти  и
проявляется  лишь случайно. И, разумеется, они не впадают в безумие,  которое
ввергает  мужчин во зло или искажает мир в их глазах. Мы стремимся  сохранить
им  жизнь.  И  спасти  жизни  тех, кому никогда не  овладеть  вообще  никаким
контролем.
 -  Тот  жар  и  озноб, что были у меня, не могут никого убить, -  настаивала
Найнив. - Ни за три, ни за четыре часа. Со мной было и другое, и это тоже  не
могло бы никого убить. А через несколько месяцев все недомогания прошли.  Что
скажете?
 -  Это  были  всего лишь отклики, - терпеливо отвечала Морейн.  -  С  каждым
разом  все  меньше  различие по времени между появлением отклика  и  реальным
прикосновением к источнику - и так будет до тех пор пока отклик и источник не
сольются.  Потом не бывает никаких заметных проявлений, но это все равно  что
начали тикать часы. Год. Два года. Я знала одну женщину, которая прожила пять
лет. Из четырех женщин, имеющих такие способности от рождения, как у тебя и у
Эгвейн,  трое  умрут, если мы не найдем их и не обучим. Гибель  их  будет  не
столь  ужасной,  как  у  мужчин, но никакую смерть нельзя  назвать  приятной.
Конвульсии. Стоны. Это длится целыми днями, и, раз агония началась, ничто  не
предотвратит  гибель, даже если все Айз Седай Тар Валона соберутся  вместе  у
постели умирающей.
 -  Вы  лжете! Разузнали обо мне в Эмондовом Лугу. Об огневице-костоломке  вы
разузнали у Эгвейн, и о моих жаре и ознобах, обо всем. А остальное выдумали.
 - Ты же знаешь, что это не так, - мягко сказала Морейн.
 Очень  неохотно, более неохотно, чем делала что-либо в своей  жизни,  Найнив
кивнула.  В ее последней упрямой попытке не согласиться с очевидным  не  было
никакого смысла, сколь бы неприятной ни предстала перед Найнив истина. Первая
ученица  миссис  Барран умерла именно так, как описала Айз Седай,  еще  когда
Найнив играла в куклы, и нечто подобное случилось с молодой женщиной в  Дивен
Райд  всего несколько лет назад. Она тоже была ученицей у Мудрой, и она умела
слушать ветер.
 -  Думаю,  у тебя огромный потенциал, - продолжала Морейн. - После  обучения
тебе  под силу стать даже более сильной, чем Эгвейн, а она, я полагаю,  может
стать одной из наиболее могущественных Айз Седай за последние столетия.
 Найнив отшатнулась от Айз Седай, словно та вмиг превратилась в гадюку.
 -  Нет!  Я  не  хочу иметь ничего общего с... - С чем? С собой?  Она  тяжело
опустилась на землю, голос ее нерешительно задрожал: - Прошу вас, не говорите
об  этом никому. Пожалуйста! - Это слово почти застряло у Найнив в горле.  Ей
легче  было  бы, если б сейчас появились троллоки, чем вынужденно  произнести
"пожалуйста" этой женщине. Но Морейн лишь кивнула, давая девушке обещание,  и
Найнив  обрела  часть  своего  былого настроя.  -  Но  ваши  слова  никак  не
проясняют, чего вы хотите от Ранда, Мэта и Перрина.
 -  Они нужны Темному, - ответила Морейн. - Если что-то понадобилось Темному,
я  всячески буду препятствовать его желанию. Может ли быть причина проще  или
важнее?
 Морейн допила чай, поглядывая на Найнив поверх чашки.
 -  Лан, нам пора в путь. Думаю, отправимся на юг. Боюсь, Мудрая не будет нас
сопровождать.
 Губы  Найнив  сжались  в ниточку от того, каким тоном Айз  Седай  произнесла
слово  "Мудрая";  казалось, в нем прозвучала насмешка над девчонкой,  которая
отвергает нечто великое в пользу чего-то ничтожного. Она не хочет брать  меня
с  собой.  Она  пытается настроить меня, чтобы я вернулась  обратно  домой  и
оставила ребят наедине с нею.
 - Нет-нет, я отправлюсь с вами. Вы меня не остановите!
 -  Никто  не  станет удерживать вас здесь, - присоединился к  беседе  женщин
Лан. Он опорожнил котелок над костром и перемешал угли палкой. - Часть Узора?
- обратился он к Морейн.
 -  Возможно,  и так, - задумчиво ответила она. - Мне нужно бы  поговорить  с
Мин.
 - Как видите, Найнив, вас приглашают отправиться вместе с нами.
 В  словах  Лана проскользнула едва заметная пауза - намек на непроизнесенное
"Седай" после ее имени.
 Найнив  сердито вскинулась, приняв подобное обращение к себе за насмешку,  и
еще  оттого,  что эти двое разговаривают в ее присутствии о  своем  -  о  тех
делах, о которых она ничего не знала, потому и не понимала, о чем идет  речь,
-  даже из вежливости не потрудившись объяснить ей хоть что-то, но доставлять
этой паре удовольствие своими вопросами ей не хотелось.
 Страж  продолжал  заниматься приготовлениями к отъезду, его скупые  движения
были  так  выверены  и  расчетливо  быстры,  что  очень  скоро  он  закончил:
переметные сумы, одеяла и прочие вьюки уже оказались приторочены позади седел
Мандарба и Алдиб.
 - Я приведу вашу лошадь, - сказал Лан Найнив, затянув последний ремешок.
 Он  направился  вверх по береговому откосу, и девушка незаметно  улыбнулась.
После  того, как она, необнаруженная, наблюдала за ним, он собрался найти  ее
лошадь  сам,  без  ее  помощи. Ему предстоит узнать, что  по  пути  сюда  она
оставила  за  собой  в лесу не так уж много следов. Будет приятно,  когда  он
вернется с пустыми руками.
 -  Почему  на  юг? - спросила Найнив у Морейн. - Я слышала, как вы  сказали,
будто один из мальчиков пересек реку. И как вы об этом узнали?
 -  Каждому из юношей я вручила подарок на память. Он создал в некотором роде
узы  между ними и мною. Пока они живы и монеты с ними, я в силах найти ребят.
-  Взгляд  Найнив  метнулся  в сторону, куда ушел Страж,  и  Морейн  покачала
головой.  - Нет, не такие. Эти узы лишь дают мне возможность знать,  живы  ли
мальчики,  и,  если  мы  разлучимся, помогут  найти  их.  Ну  как,  разве  не
предусмотрительно в сложившихся обстоятельствах?
 -  Мне  вообще  не  нравится, что нечто связывает вас с кем-то  из  Эмондова
Луга,  - с прежним упрямством заявила Найнив. - Но если это поможет нам найти
их...
 -  Поможет.  Если  бы  я могла, то сначала нагнала бы  того  парня,  который
переправился через реку. - В голосе Айз Седай на миг послышалось сожаление. -
Он всего в нескольких милях от нас. Но мне нельзя терять время. Теперь, когда
троллоки  исчезли,  он  вполне может продолжить свой  путь  до  Беломостья  в
безопасности.  Пока  ему ничего не угрожает. Двоим, что отправились  вниз  па
реке,  я, возможно, нужна больше. Монет своих они лишились, и к тому же  есть
Мурддраалы,  которые  преследуют их или же пытаются перехватить  всех  нас  у
Беломостья.  -  Морейн  вздохнула. - Сначала я должна  позаботиться  о  самом
неотложном.
 - Мурддраалы могут... могут убить их, - сказала Найнив.
 Морейн  чуть  качнула  отрицательно головой, словно  подобное  предположение
представлялось  ей чересчур легковесным, чтобы о нем вообще стоило  говорить.
Mайнив поджала губы.
 - Тогда где Эгвейн? О ней вы и словом не обмолвились.
 - Не знаю, - произнесла Морейн, - но надеюсь, что она в безопасности.
 -  Не  знаете?  Надеетесь? Но к чему была вся ваша  болтовня  о  том,  чтобы
спасти ей жизнь, отведя девушку в Тар Валон, если она, несмотря на все  ваши.
знания, может погибнуть!
 -  Можно  было  бы  поискать ее и дать Мурддраалам  больше  времени  для  их
действий,  прежде чем я успею явиться на помощь двум молодым парням,  которые
двинулись  на юг. Темному нужны именно они, а отнюдь не она. Им нет  никакого
дела до Эгвейн, пока остается непойманной их истинная жертва.
 Найнив  припомнила свою неожиданно закончившуюся встречу  с  троллоками,  но
отказывалась признать разумным то, что говорила Морейн:
 -  Поэтому  для вас лучше всего предположить, что девочка жива,  -  если  ей
повезло.  Жива,  может  быть,  одна-одинешенька,  напугана,  даже  ранена,  в
нескольких  днях пути до ближайшей деревни, и нет никакой опоры с ней  рядом,
не считая нас. А вы намерены бросить ее на произвол судьбы!
 -  С  тем  же  успехом она может найти себе защитника в том  парне,  который
переправился  через  реку. Или уже на пути к Ведомостью с  двумя  другими.  В
любом  случае  троллоков, могущих ей угрожать, здесь нет, а  она  -  сильная,
смышленая  девочка  и  вполне  способна сама добраться  до  Беломостья,  если
потребуется.  Вы  по-прежнему  настаиваете,  что  ей  нужна  помощь,  или  же
попытаетесь  помочь  тем,  кто в ней, как нам известно,  явно  нуждается?  Вы
хотите,  чтобы я стала искать ее и бросила бы юношей на произвол судьбы  -  и
Мурддраалов,  которые гонятся за ними? Так же, как я надеюсь,  что  Эгвейн  в
безопасности,  я,  Найнив,  борюсь  против  Темного,  и  сейчас  именно   это
направляет мой путь.
 На  спокойном лице Морейн не дрогнул ни один мускул, в ее ровном  голосе  не
проскользнуло  ни  одной  тревожной  нотки,  когда  она  перечисляла  ужасные
альтернативы;  Найнив  хотелось  закричать  на  нее.  Сморгнув   слезы,   она
отвернулась,  чтобы  Айз  Седай не увидела ее  лица.  Свет,  Мудрой  положено
заботиться  обо всех ее подопечных. Почему именно мне приходится сталкиваться
с .подобным выбором?
 -  Вот  и  Лан,  -  сказала Морейн, поднимаясь и расправляя  плащ  на  своих
плечах.
 То,  что  Страж  вывел из-за деревьев ее лошадь, уже не  так  больно  задело
самолюбие  Найнив.  Когда он протянул ей поводья, она  по-прежнему  поджимала
губы.  Заметь  она  на  его лице хотя бы след скрываемого  злорадства  вместо
невыносимого  каменно-спокойного выражения, это послужило  бы  поддержкой  ее
душевному  состоянию. Когда Лан увидел лицо Найнив, глаза его расширились,  и
она  повернулась  к  нему спиной, чтобы стереть слезы со щек.  Как  он  смеет
насмехаться над моими слезами!
 -  Вы идете, Мудрая? - невозмутимо спросила Морейн. Найнив окинула последним
долгим  взглядом  лес, гадая, не там ли где-то прячется  Эгвейн,  а  потом  с
поникшей головой уселась в седло. Лан и Морейн уже сидели верхом, поворачивая
своих  лошадей  на  юг.  Найнив поехала следом за ними,  выпрямив  спину,  не
позволяя себе оглянуться назад; вместо этого она впилась взором в Морейн. Айз
Седай столь уверена в своем могуществе и в своих планах, думала она, но  если
они  не  найдут  Эгвейн  и  мальчиков, всех  их  живыми  и  невредимыми,  все
могущество   Морейн  не  защитит  ее.  Вся  ее  Сила  Айз   Седай!   Я   могу
воспользоваться  ею,  вот  так, женщина! Ты сама  мне  так  сказала.  Я  могу
воспользоваться ею против тебя!

                                                                     ГЛАВА 22
                                                                  ПУТЬ ИЗБРАН

 В  небольшой  рощице,  зарывшись  в  груду  грубо  нарубленного  в  потемках
кедрового  лапника, Перрин проспал долго; солнце давно уже взошло,  когда  он
проснулся. Разбудили его кедровые иглы, все время коловшие сквозь по-прежнему
мокрую одежду и в конце концов пробившие таки покров сонного изнеможения. Ему
снился  Эмондов  Луг,  работа в кузнице мастера Лухана,  и,  пробудившись  от
глубокого  сна,  юноша открыл глаза и непонимающе уставился на  переплетенные
-  $  головой,  приятно пахнущие ветви, через которые просачивался  солнечный
свет.
 Перрин  в  удивлении сел, кедровые лапы посыпались с него, но  некоторые  из
них зацепились за плечи, запутались в волосах, отчего он сам стал походить на
дерево.  Картину приснившегося Эмондова Луга в его уме смыло  бурным  потоком
вернувшихся  воспоминаний, события минувшей ночи  так  живо  предстали  перед
мысленным  взором Перрина, что показались гораздо более реальными,  чем  все,
что окружало его сейчас.
 Тяжело  дыша, яростно дергая, он высвободил из-под груды веток  свой  топор.
Перрин  сжал  его обеими руками и стал внимательно оглядываться по  сторонам,
стараясь сдерживать дыхание. Ничего не двигалось. Утро было холодным и тихим.
Если  на  восточном берегу Аринелле и находились троллоки, они ничем себя  не
выдавали,  по  крайней  мере, рядом с юношей, - ни звуком,  ни  движением.  С
облегчением глубоко вздохнув, он опустил топор на колени и подождал, пока его
сердце не перестало бешено колотиться.
 Первым   убежищем,  которое  Перрин  нашел  вчера  ночью,  оказалась  рощица
вечнозеленых деревьев. Здесь редкие деревья, если Перрин встанет,  не  скроют
его  от ищущих глаз. Стряхнув ветки с головы и плеч, юноша отпихнул в сторону
остатки  своего колючего одеяла, потом подполз на четвереньках к  опушке.  Он
залег, разглядывая речной берег и почесывая зудевшие укусы кедровых иголок.
 Пронизывающий  ветер  прошлой ночи утих до легкого ветерка,  который  слегка
морщил  поверхность воды. Тихая, без единого признака живой души, текла  мимо
река. И широкая. Вне всяких сомнений, слишком широкая и слишком глубокая  для
переправы  Исчезающих. Дальний берег отсюда казался сплошной стеной деревьев,
в  обе стороны, вверх и вниз по реке, насколько хватало глаз. Ничего нигде не
двигалось.
 Перрин  с  трудом мог бы сказать, что он сейчас чувствует. Без  троллоков  и
Исчезающих,  даже  оставшихся на другой стороне реки,  он  вполне  мог  бы  и
обойтись,  но  с появлением Айз Седай, или Стража, или, что даже  лучше,  его
друзей исчез бы целый перечень тревог. Будь у желаний крылья, овцы бы летали.
Так обычно говаривала миссис Лухан.
 С  тех пор как его лошадь скакнула с обрыва, юноша ее не видел; он надеялся,
что  она  благополучно  переплыла реку, - ну и ладно,  он  все  равно  больше
привычен  к ходьбе пешком, чем к скачке верхом, а сапоги у него крепкие  и  с
хорошими  подметками. Еды никакой, но вокруг пояса у него до сих пор обмотана
праща,  и  с ее помощью или с помощью бечевки для силка, что лежит в кармане,
кролик  обеспечен,  ждать этого недолго. Огниво и все прочее  для  разжигания
костра  пропало вместе с переметными сумами, но кедры дадут трут, а приложить
немного руки - и готов лук для добывания огня.
 Перрин  вздрогнул, когда в его убежище прорвался ветерок. Плащ уплыл куда-то
по  реке,  а куртка и вся остальная одежда, вымокшие в потоке, оставались  до
сих  пор  холодными  и  неприятно-влажно липли к телу. Прошлой  ночью  Перрин
слишком устал, чтобы его беспокоили сырость и холод, но сейчас его бил  озноб
от  каждого порыва ветра. Все же он решил не развешивать одежду на ветвях для
просушки.  Если денек выдался и не совсем холодным, то теплым его можно  было
назвать с очень большой натяжкой.
 Самая  большая  проблема,  подумал Перрин со вздохом,  это  время.  Высушить
одежду - на это нужно время, пусть даже недолгое. Кролика поджарить, развести
костер,  на котором его зажарить, - на это тоже надо время, хоть и  не  очень
много.  В животе у него громко заурчало, и юноша попытался выкинуть из головы
мысли о еде. Минуты нужно употребить на более важные цели. Одно дело за  раз,
и самое важное - первым. Так он поступал всегда.
 Взор  Перрина  проследил за течением Аринелле. Не  в  пример  Эгвейн,  он  -
пловец  отличный.  Если она сумела переправиться через реку...  Нет,  никаких
"если"!  Место, где она переправилась через реку, должно быть где-то ниже  по
течению. Юноша побарабанил задумчиво пальцами по земле, взвешивая в  уме  все
"за" и "против" своего положения.
 Приняв  решение,  Перрин  времени зря терять  не  стал:  подхватил  топор  и
двинулся берегом по течению реки.
 Эта  сторона  Аринелле  не  отличалась густым лесом,  растущим  на  западном
берегу.  Небольшие рощицы виднелись там и тут среди полян, что с наступлением
"%a-k  стали бы лугами. Некоторые рощи можно было назвать перелесками,  среди
голых стволов ясеней, ольхи и твердокамедников ярко выделялась зелень елей  и
кедров.  Дальше  по  течению рощицы становились реже и меньше.  Единственное,
хоть и весьма жалкое укрытие могли дать лишь они.
 Перрин,  пригибаясь, короткими перебежками двигался от зарослей к  зарослям,
оказавшись  под  сенью  деревьев, припадал к  земле,  внимательно  осматривая
берега  -  и  дальний, и свой. Хоть Страж и утверждал,  что  река  будет  для
Исчезающих и троллоков преградой, но стала ли? Вдруг у них пропадет  нелюбовь
к глубокой воде, если они заметят его? Поэтому Перрин с большой осторожностью
выглядывал  из-за  деревьев  и бежал от одного укрытия  к  другому  быстро  и
стараясь пригибаться пониже к земле.
 Подобными короткими бросками юноша преодолел уже несколько миль, как  вдруг,
на  полпути  к  манящему убежищу под сенью ив, он хмыкнул и замер  на  месте,
упершись взглядом в землю. Меж спутанной бурой прошлогодней травой попадались
островки  голой  земли, и вот в середине одного такого  серого  пятна,  прямо
перед  его  носом,  явственно  виднелся  отпечаток  копыта.  Улыбка  медленно
расплывалась  по  лицу Перрина. Кое-кто из троллоков был с  копытами,  но  он
сомневался,  что  хоть  один  из них подкован, особенно  подковой  с  двойной
поперечиной, которую мастер Лухан добавлял для прочности.
 Забыв  о  возможной слежке с противоположного берега, Перрин кинулся  искать
другие следы копыт. На плетеном ковре жухлой травы они отпечатались плохо, но
его зоркие глаза все-таки нашли их. Прерывистый, слабый след вел в сторону от
реки,  к  густой рощице, где деревья - болотный мирт и кедры - стояли плотной
стеной,  защищая  Перрина от ветра и высматривающих добычу глаз.  Раскидистая
крона одинокой тсуги возвышалась над центром рощицы.
 По-прежнему  усмехаясь,  Перрин продрался через  сплетенные  друг  с  другом
ветви,  не  заботясь  о том, сколько шума поднимает. Внезапно  он  шагнул  на
небольшую  полянку  под  тсугой  -  и остановился.  За  маленьким  костерком,
прижавшись  спиной  к  Беле,  пригнувшись,  стояла  Эгвейн.  Лицо   ее   было
решительным и суровым, в руках она сжимала, точно дубинку, толстый сук.
 -  Наверное,  мне  нужно было окликнуть тебя, - сказал  Перрин,  сконфуженно
пожимая плечами.
 Отбросив дубинку, девушка бросилась к нему и обняла парня.
 -  Я думала, ты утонул. Да ты же все еще весь мокрый! Давай садись у огня  и
грейся. Лошадь ты свою потерял, да?
 Перрин  позволил ей подтолкнуть себя к костру и вытянул руки  над  пламенем,
наслаждаясь  теплом.  Эгвейн достала из седельной сумки сверток  промасленной
бумаги  и протянула юноше хлеба и сыра. Сверток был так туго обвязан и плотно
завернут, что еда осталась сухой даже после пребывания в воде.
 Ты тут о ней беспокоился, а она справилась со всем лучше тебя.
 -  Бела меня переправила, - сказала Эгвейн, погладив косматую кобылу. -  Она
убежала подальше от троллоков и попросту утащила меня за собой.
 Девушка помолчала, потом добавила:
 - Перрин, я больше никого не видела.
 Он  услышал  невысказанный вопрос. С сожалением проводив  взглядом  сверток,
который  девушка  вновь плотно обвязала, Перрин слизнул  последние  крошки  с
пальцев, потом заговорил:
 -  С прошлой ночи я никого из наших не видел. И ни Исчезающих, ни троллоков.
Вот так.
 -  С  Рандом  все будет в порядке, - сказала Эгвейн, быстро прибавив:  -  Со
всеми! Должно быть так. Наверное, сейчас они нас ищут. Теперь они могут дойти
до нас в любой момент. Морейн же все-таки Айз Седай.
 -  Я  себе  постоянно об этом твержу, - сказал Перрин. -  Сгореть  мне,  как
хотелось бы о ней забыть!
 -  Что-то  я  не  слышала твоих сетований, когда она не дала  троллокам  нас
поймать, - ехидно заметила Эгвейн.
 -  Мне  просто хочется, чтобы мы могли обойтись без нее. - Он неловко  повел
плечом  под  пристальным взглядом девушки. - Хотя, как я считаю, пока  мы  не
сможем. Я думал об этом.
 Она  приподняла  брови, но, впрочем, когда бы Перрин  ни  выдвигал  какое-то
предположение,  оно  обычно  удивляло всех. Даже если  его  идеи  оказывались
b  *(,(  же  разумными,  как  и  у них, друзья  его  всегда  вспоминали,  как
неторопливо он обдумывал пришедшие ему на ум мысли.
 - Мы можем подождать, пока нас найдут Лан с Морейн, - предложил юноша.
 -  Конечно  же, - прервала она ход его рассуждении. - Морейн Седай  сказала,
что  найдет  нас,  если  мы  потеряемся.  Перрин  дал  ей  договорить,  потом
продолжил:
 -  Или же первыми нас найдут троллоки. К тому же Морейн могли убить. Всех их
могли  убить. Я надеюсь, что они живы. Надеюсь, что в любую минуту они выйдут
к  этому  вот костерку. Но надежда - все равно что обрывок веревки, когда  ты
тонешь; чтобы вытащить себя из омута, одной надежды мало.
 Эгвейн  закрыла  рот  и уставилась на Перрина, на скулах  ее  перекатывались
желваки. Наконец она вымолвила:
 -  Ты  хочешь  отправиться вниз по реке к Ведомостью? Если Морейн  Седай  не
найдет нас здесь, то это следующее место, где она станет нас искать.
 -  Я  понимаю,  - медленно сказал Перрин, - что Беломостье -  это  куда  нам
нужно бы идти. Но об этом, скорей всего, известно и Исчезающим. Там-то они  и
станут нас искать, и на этот раз с нами не будет Айз Седай или Стража,  чтобы
защитить от врагов.
 -  По-моему,  ты  собираешься  предложить  сбежать  куда-нибудь,  как  хотел
поступить  Мэт?  Спрятаться  где-нибудь, чтобы  нас  не  нашли  Исчезающие  и
троллоки? И укрыться от Морейн Седай?
 -  Не  думай,  что  я не размышлял и над этим, - спокойно сказал  он.  -  Но
всякий  раз,  когда  мы считали, что уже отвязались от погони,  Исчезающие  и
троллоки  вновь  находили  нас.  Я не знаю, можем  ли  мы  вообще  где-нибудь
спрятаться от них. Не то чтобы это мне очень нравилось, но Морейн нам нужна.
 -  Тогда  я  ничего  не понимаю, Перрин. Куда же нам идти? Перрин  удивленно
воззрился  на девушку. Она ждала ответа от него. Ждала, чтобы он  сказал  ей,
что  делать. Никогда не случалось прежде такого, чтобы она надеялась, что  он
возьмет  на себя инициативу. Эгвейн не нравилось поступать согласно чужим,  а
не  ее  планам,  и она никогда не позволяла никому указывать ей,  что  и  как
делать. Не считая, быть может, Мудрой, но Перрину подчас казалось, что  порой
она  и  ей  перечит. Юноша разгладил рукой сухую землю перед собой  и  громко
откашлялся.
 -  Если мы вот здесь, а это - Беломостье, - он дважды ткнул в землю пальцем,
-  тогда  Кэймлин  будет  приблизительно где-то  здесь.  -  Перрин  нанес  на
импровизированную карту третью метку, далеко в стороне.
 Он  замолчал, разглядывая на земле три точки. Весь план был основан на  том,
что  осталось  у  Перрина  в памяти от старой карты ее  отца.  Мастер  ал'Вир
говаривал, что карта не слишком-то верна, и вообще Перрин не проводил над нею
в мечтаниях столько времени, как Ранд и Мэт. Однако Эгвейн ничего не сказала.
Когда  Перрин поднял голову, то увидел, что она по-прежнему смотрит на  него,
сжимая руками колени.
 - Кэймлин? - Голос ее звучал ошеломленно.
 -  Кэймлин. - Перрин провел по земле линию между двумя точками. - В  сторону
от  реки  и  напрямик. Никто до такого не додумается. Мы будем ждать  всех  в
Кэймлине.
 Он  отряхнул руки и стал ждать. Перрин считал, что план разумен, но у Эгвейн
наверняка  найдутся  сейчас  возражения.  Он  предполагал,  что  она  возьмет
главенство на себя: она всегда силком втягивала его во что-то, и ее лидерство
никоим образом не задевало его самолюбия.
 К его удивлению, девушка кивнула.
 - Там обязательно будут деревни. Мы сможем спросить дорогу.
 -  Одно  меня беспокоит, - сказал Перрин, - а вдруг Айз Седай не найдет  нас
там? Свет, думал ли кто, что мне придется тревожиться о чем-то подобном? Что,
если  она  не  придет в Кэймлин? Вдруг она считает нас мертвыми?  Может,  она
заберет Ранда и Мэта прямиком в Тар Валон.
 -  Морейн Седай говорила, что сумеет отыскать нас, - твердо, сказала Эгвейн.
-  Если  она  может  найти нас здесь, то может найти и в Кэймлине,  и  найдет
обязательно.
 Перрин медленно кивнул.
 -  Раз  уж  ты  так  говоришь... Но если она не появится  в  Кэймлине  через
-%a*.+l*.  дней,  то мы отправимся в Тар Валон и вынесем  наше  дело  на  суд
Престола Амерлин.
 Юноша  глубоко  вздохнул. Две недели назад ты Айз  Седай  и  в  глаза-то  не
видел, а сейчас говоришь о Престоле Амерлин. О Свет!
 -  Если  верить  Лану,  из  Кэймлина есть хорошая дорога.  -  Он  глянул  на
промасленный бумажный пакет, лежащий рядом с Эгвейн, и кашлянул. - Может, еще
немного сыра и хлеба?
 -  Видимо, этот запас придется растянуть надолго, - сказала девушка, -  пока
тебе  не повезет с силками больше, чем мне прошлой ночью. По крайней мере,  с
костром никаких проблем.
 Засовывая  сверток  обратно  в переметные суммы,  она  тихонько  засмеялась,
словно это была шутка.
 Явно  существовали некие границы того, кому и сколько главенства  над  собой
готова была уступить Эгвейн. В животе у Перрина бурчало.
 -  Ну,  раз  так, - произнес он, вставая, - можем отправляться в путь  прямо
сейчас.
 - Но ты все еще мокрый, - возразила девушка.
 -  Высохну  на  ходу, - решительно заявил Перрин и принялся ногами  сгребать
землю,  засыпая  костер. Раз теперь главный он, то пора начинать  руководить.
Ветер, дувший от реки, подгонял путников.

                                                                     ГЛАВА 23
                                                                  ВОЛЧИЙ БРАТ

 С  самого начала Перрин отдавал себе отчет, что путешествие в Кэймлин  будет
далеко  не  спокойным  и безмятежным, раз началось оно с  требования  Эгвейн,
чтобы  они  по очереди ехали верхом на Беле. Еще не известно, как далеко  при
дется  идти до цели, заявила она, но слишком далеко для того, чтобы она  одна
ехала на лошади. Челюсти ее сжались, а глаза, не мигая, впились в юношу.
 -  Я  слишком большой, чтобы ехать на Беле, - сказал он. - И я привык ходить
пешком, и вообще так мне лучше.
 - А я, значит, к ходьбе непривычна? - язвительно осведомилась Эгвейн.
 - Это вовсе не то, что я...
 -  Ага,  лучше мне одной страдать от болячек и натертостей от седла, это  ты
имел  в  виду?  А  когда  ты  дошагаешь  до  того,  что  ноги  у  тебя  будут
отваливаться, мне, значит, прикажешь за тобой ухаживать?
 -  Ладно,  пусть  будет по-твоему, - вздохнул Перрин, когда она  уже  решила
было  продолжать  в  том же духе. - Все равно тебе черед  -  первой.  -  Лицо
девушки упрямо вытянулось, но он не дал ей и слова поперек вставить.  -  Если
ты  сама не заберешься в седло, я тебя туда посажу. Она ошарашенно глянула на
него, и мимолетная улыбка скривила ее губы.
 - В таком случае...
 Судя  по  голосу, она готова была вот-вот засмеяться, но на лошадь  все-таки
села.
 Что-то  буркнув  негромко, Перрин повернул в сторону от  реки.  В  преданиях
предводителям  никогда  не приходилось сталкиваться с подобным  отношением  к
себе.
 Эгвейн  все время удавалось настоять на пересменке, и, как бы ни пытался  он
пропустить свою очередь, она насмешками загоняла Перрина в седло. Стройному и
хрупкому не по плечу кузнечное ремесло, а Бела не такая крупная лошадь, чтобы
быть  под  стать Перрину. Каждый раз, когда он ставил ногу в стремя, косматая
кобыла  оборачивалась на него с укоризненным видом -  он  готов  был  в  этом
поклясться.  Может, и мелочи, но они-то и раздражали. Вскоре  он  вздрагивал,
когда бы Эгвейн ни заявляла:
 - Твоя очередь, Перрин!
 В  преданиях  предводители вздрагивали редко, и их не  изводили  насмешками.
Однако, рассудил Перрин, им никогда не выпадало иметь дело с Эгвейн.
 В  путь  они  отправились со скудным запасом хлеба и сыра, который  к  концу
первого дня весь и вышел. Пока Эгвейн разводила костер, Перрин поставил силки
на  кроличьих тропках: тропки выглядели старыми, но все же попробовать  поохо
титься  стоило. Закончив с западенками, он решил, пока день совсем  не  угас,
/`."%`(bl свою пращу, выяснить, по-прежнему ли тверда с ней его рука. Хоть им
и  не  попадалось на глаза никакой живности, но... К своему удивлению,  почти
сразу  же  юноша  спугнул тощего кролика. Перрин был так поражен,  когда  тот
выскочил  из-под куста чуть ли не под его ногой, что едва не упустил кролика,
но  ему  удалось попасть в добычу с сорока спанов, как раз в тот  миг,  когда
зверек метнулся было за дерево.
 Вернувшись  в  лагерь с добычей, Перрин обнаружил, что Эгвейн  уже  наломала
сушняка для костра, но стоит на коленях возле кучи хвороста, закрыв глаза.
 -  Что  ты  делаешь?  Одним желанием костра не разжечь. При  первых  же  его
словах  Эгвейн  чуть не подскочила, резко обернувшись к нему лицом,  прижимая
ладонь к горлу.
 - Ты... ты напугал меня.
 -  Мне повезло, - сказал Перрин, демонстрируя кролика. - Давай-ка кремень  и
огниво. Сегодня, по крайней мере, мы поедим как следует.
 -  У  меня  нет  кремня, - негромко произнесла девушка. - Он был  у  меня  в
кармане, и я его потеряла в реке.
 - Тогда как?..
 -  Там,  на берегу, это было так легко, Перрин. Так, как показала мне Морейн
Седай.  Я просто потянулась, и... - Она сделала жест, как будто хватала  что-
то,  затем вздохнула, и рука ее бессильно упала. - А теперь у меня ничего  не
получается.
 Перрин взволнованно облизал губы.
 - Это... Сила?
 Девушка кивнула, и он ошеломленно уставился на нее.
 - Ты с ума сошла? То есть... Единая Сила! Нельзя же просто баловаться с чем-
то таким.
 - Это было так легко, Перрин. Я могу это делать. Я могу направлять Силу.
 Юноша глубоко вздохнул.
 -  Я  смастерю лук для огня, Эгвейн. Обещай мне, что ты не будешь  пробовать
сделать эту... эту... это вновь.
 -  И  не подумаю! - Челюсти Эгвейн сжались, и Перрин тяжело вздохнул.  -  Ты
можешь  выбросить свой топор, Перрин Айбара? Ты можешь ходить с одной  рукой,
привязанной за спину? Я этого не сделаю!
 -  Я смастерю лук для огня, - устало сказал он. - Хотя бы сегодня больше  не
надо, ладно? Пожалуйста!
 Эгвейн  нехотя согласилась, но даже после того, как кролик был  зажарен  над
огнем,  у  юноши  не пропало ощущение, что она в глубине души считает,  будто
могла бы сделать лучше. От своих попыток Эгвейн не отказалась и предпринимала
все новые каждый вечер, хотя самое большее, чего она добилась, - почти тут же
исчезнувшая   струйка  дыма.  Она  вызывающе  глянула  на  Перрина,   готовая
испепелить его, вымолви он хоть словечко, но тот благоразумно держал язык  за
зубами.
 После  того вечера с горячей едой путникам пришлось довольствоваться  сырыми
дикими клубнями и попадавшимися порой молодыми побегами. Ни в том ни в другом
не  чувствовалось  даже  намека на весну, ни то ни другое  не  отличалось  ни
сытностью,  ни  приятным вкусом. Никто не жаловался, но ни  одна  трапеза  не
проходила  без одного-другого вздоха, полного сожаления, в котором,  как  они
понимали,  звучало воспоминание об особом вкусе домашнего  сыра  или  даже  о
запахе  хлеба.  Огромную  радость  и чудное  пиршество  вызвали  обнаруженные
однажды  днем  в тенечке, в глубине леса, грибы - причем самые лучшие,  Венцы
Королевы.   Перрин  и  Эгвейн  с  жадностью  съели  их,  смеясь  и  наперебой
рассказывая друг другу истории, истории, которые случались в Эмондовом  Лугу,
истории,  что  начинались  со слов "А помнишь, когда...".  Но  грибам  вскоре
пришел  конец,  а  вместе с ними ненадолго хватило и смеха. С  пустого  брюха
веселья мало.
 Тот,  кто шел пешком, всегда держал наготове пращу, на случай, если на глаза
попадется кролик или белка, но у обоих камень вылетал из петли лишь в  досаде
или разочаровании. Устанавливаемые каждый вечер с большой осторожностью силки
утром  оставались  пустыми, а провести еще день на том же  месте  путники  не
осмеливались.  Никто из них не знал, как далеко до Кэймлина, и не  чувствовал
себя  в  безопасности,  пока  они не окажутся  там,  -  если,  конечно,  туда
$.!%`cbao.  Перрин  стал  с  опаской задумываться:  куда  же  у  него  внутри
закатится, сжавшись в горошину, желудок?
 Они,  как понимал Перрин, продвигались с хорошей скоростью, но по мере того,
как  путники уходили все дальше и дальше от Аринелле, не встречая ни деревни,
ни  даже фермы, где могли бы спросить дорогу, сомнения по поводу своего плана
стали  одолевать  юношу  все сильнее. Эгвейн продолжала  сохранять  столь  же
уверенный  вид, с каким она отправилась в путь, но Перрин был  убежден:  рано
или  поздно  девушка  заявит,  что  было  бы  лучше  рискнуть  встретиться  с
троллоками, чем провести остаток жизни в бестолковых блужданиях по  буеракам.
Таких слов еще не прозвучало, но он ожидал услышать их в любой момент.
 Дня  через  два  после  того, как они уехали от реки, местность  изменилась:
поднялись поросшие густым лесом холмы - зима еще крепко держалась за них, как
и  за  все  вокруг, - а днем позже, когда холмы вновь сгладились,  в  плотной
стене  леса появились бреши, прогалины часто тянулись на милю или  больше.  В
укромных  ложбинках по-прежнему лежал снег, воздух по утрам бодрил и  освежал
путников, а ветер был холодным всегда. Не встретилось ни дороги, ни пашни, ни
курящегося над трубой далекого дымка, никакого признака человеческого  жилья,
- по крайней мере, где бы еще жили люди.
 Однажды  им  попался старый форт: верхушку ближнего холма  окружали  остатки
высокого  крепостного каменного вала. Внутри обвалившегося  кольца  виднелись
какие-то  каменные  постройки без крыш. Лес давно  уже  поглотил  здесь  все;
деревья  проросли  сквозь  камень, паутина старых  ползучих  растений  оплела
громадные  каменные  блоки. В другой раз путники вышли  к  каменной  башне  с
разбитой верхушкой, побуревшей от облепившего ее древнего мха, башню подпирал
огромный  дуб, чьи толстые корни мало-помалу опрокидывали каменного великана.
Но  ни  разу им не попадались места, которые помнили бы человеческое дыхание.
Память  о  Шадар Логоте заставляла путников держаться подальше от развалин  и
ускорять  шаги, пока юноша с девушкой не углублялись в заросли, где, казалось
никогда не ступала нога человека
 В  снах  Перрина  терзали  видения,  наводящие  ужас  кошмары.  Ему  являлся
Ба'алзамон, гонявшийся за ним по лабиринтам, преследующий его, но,  насколько
помнил  Перрин, они ни разу не сталкивались лицом к лицу. Да и само  по  себе
путешествие давало достаточно пищи для дурных снов. Эгвейн, особенно две ночи
после того, как они набрели на разрушенный форт и покинутую башню, жаловалась
на  мучившие ее кошмары о Шадар Логоте. О своих снах Перрин помалкивал,  даже
когда  просыпался  во  мраке,  весь в поту, охваченный  крупной  дрожью.  Она
ожидала  от него, что он благополучно приведет их в Кэймлин, так что не  было
смысла делиться с ней тревогами - все равно с этим ничего не поделаешь.
 Перрин  шагал у головы Белы, гадая, найдут ли они что-нибудь поесть  сегодня
вечером,  когда почуял запах. Тут же, мотнув головой, раздула ноздри  кобыла.
Прежде чем лошадь успела заржать, он схватил ее под уздцы.
 -  Это  дым,  -  взволнованно произнесла Эгвейн. Она  вся  подалась  вперед,
сделала  глубокий  вдох. - Костер для стряпни. Кто-то готовит  ужин.  Кролика
жарит.
 -  Может  быть, - осмотрительно сказал Перрин, и ее радостная улыбка  увяла.
На  смену  праще  у парня в руках появился хищный полумесяц  боевого  топора.
Пальцы Перрина то и дело поудобнее перехватывали толстую рукоять. В его руках
-  оружие,  но  ни  тренировки  тайком позади  кузни,  ни  обучение  Лана  не
подготовили юношу по-настоящему к тому, чтобы пустить его в дело. Даже бой  у
Шадар  Логота  слишком  смутно  сохранился  в  памяти,  чтобы  придать  юноше
уверенности. Да и с той пустотой, о которой толковали Ранд и Лан, ему никогда
не удавалось сладить.
 Лучи   солнца  наискось  расчерчивали  деревья  позади  них,  и  лес   стоял
неподвижной стеной пятнистых теней. Слабый запах горящего дерева плыл  вокруг
путников, в нем чувствовался едва уловимый аромат жарящегося мяса. Может, это
и  кролик.  мелькнула у Перрина мысль, и в желудке у него заурчало.  А  может
оказаться  и  кое-что другое, напомнил себе юноша. Он глянул на  Эгвейн;  она
наблюдала за ним. Быть предводителем - значит нести ответственность.
 -  Жди  здесь,  -  тихо сказал Перрин. Девушка нахмурилась,  но,  когда  она
попыталась открыть рот, он оборвал ее: - И тихо тут! Мы же не знаем, кто это.
 Она  кивнула.  Неохотно, но кивнула. Перрину вдруг стало  интересно,  почему
b  *.)  тон не срабатывал, когда он пытался заставить ее ехать верхом  вместо
него. Глубоко вздохнув, юноша двинулся к источнику дыма.
 Перрин не проводил так много времени в лесах вокруг Эмондова Луга, как  Ранд
или  Мэт,  но  на кроликов охотиться ему доводилось, и не так  уж  редко.  Он
крался  от дерева к дереву, под ногами у него не хрустнула ни единая веточка.
Прошло  совсем немного времени, и юноша уже выглядывал из-за ствола  высокого
дуба,   чьи  раскидистые  ветви  по-змеиному  изгибались  к  земле,  а  потом
устремлялись  вверх. Рядом с собой Перрин увидел лагерную стоянку:  небольшой
костерок,  а  неподалеку от него, прислонившись спиной к толстой ветке  дуба,
сидел худощавый, дочерна загорелый мужчина.
 На  троллока,  по  крайней  мере,  он не походил,  но  был  самым  необычным
человеком, которого Перрин когда-либо видел. Все дело заключалось в том,  что
вся  одежда  незнакомца  была сшита из звериных шкур,  даже  обувь  и  чудная
круглая  плоская  сверху  шапочка у него на макушке. Плащ  представлял  собой
лоскутное одеяла из кроличьих и беличьих шкурок, а штаны, похоже, были пошиты
из  шкуры  длинношерстного козла буро-белого окраса. Его седеющие  каштановые
волосы,  прихваченные  сзади у шеи шнурком, свисали до пояса.  Густая  борода
веером закрывала половину груди. Длинный нож, больше напоминающий меч,  висел
на поясе, а под рукой у него, опираясь на ветку, стояли колчан и лук.
 Человек, прикрыв глаза, сидел, прислонившись спиной к дубовой ветви,  и  как
будто  спал, но Перрин тем не менее не шевелился в своем укрытии. Над костром
у  незнакомца  были  наклонно воткнуты шесть палок, и на каждую  насажено  по
кролику,  уже зажаренному до коричневой корочки; с тушек то и дело  срывались
капли  сока и с шипением исчезали в пламени. От запаха жареного мяса,  такого
близкого, рот у Перрин. наполнился слюной.
 -  Что,  слюнки  текут?  - Человек открыл один глаз  и  взглянул  туда,  где
прятался  Перрин.  -  Ты  и твоя приятельница можете тоже  присесть  здесь  и
перекусить.  Я  не  заметил, чтобы за последние пару дней  вы  хоть  раз  как
следует поели.
 Перрин  в  нерешительности  помедлил, потом неторопливо  встал,  по-прежнему
крепко сжимая топор.
 - Вы два дня за нами следили? Мужчина издал приглушенный смешок.
 -  Да, я следил за тобой. И за той хорошенькой девушкой. Все помыкает тобой,
словно  петухом-недомерком, верно? По большей части слышал тебя. Из всех  вас
одна  только лошадь не топает так, чтоб слышно было за пять миль. Ну так как,
ты позовешь ее или намерен слопать всех кроликов сам?
 Перрин насупился; он же знал, что не поднимал столько шума. В Мокром Лесу  к
кролику не подберешься близко с пращой в руке, если будешь шуметь. Но  аромат
поджаренного кролика напомнил юноше: Эгвейн тоже голодна, да и не худо бы  ей
сказать, что учуяли они отнюдь не троллочий костер.
 Перрин сунул рукоять топора в ременную петлю и громко позвал:
 -  Эгвейн! Все в порядке! Это и вправду кролик! - Протянув руку, он прибавил
нормальным тоном: - Меня зовут Перрин. Перрин Айбара.
 Мужчина  посмотрел  на его руку и лишь потом неловко,  будто  непривычный  к
такому обычаю, пожал ее.
 - Я - Илайас. Илайас Мачира.
 Челюсть  Перрина отвисла, и он выпустил, почти бросил ладонь Илайаса.  Глаза
мужчины  были  желтыми, желтыми, как блестящее полированное золото.  Какое-то
воспоминание  шевельнулось в глубине памяти Перрина, потом  оно  исчезло.  Но
одно  Перрин  сумел сейчас сообразить: глаза всех виденных им троллоков  были
почти черными.
 Из-за  деревьев,  осторожно  ведя  в  поводу  Белу,  появилась  Эгвейн.  Она
обмотала уздечку вокруг одного из сучьев пониже и, когда Перрин представил ее
Илайасу,  что-то вежливо пробормотала, но ее глаза не отрывались от кроликов.
Похоже, она не заметила, какого необычного цвета глаза мужчины. Когда  Илайас
жестом пригласил путников угощаться жареным мясом, она тут же набросилась  на
еду.  Перрин  отстал  от нее лишь на какое-то мгновение и  тоже  принялся  за
кролика.
 Илайас  молча  ждал, пока они утолят свой голод. Перрин так  проголодался  и
отрывал куски мяса такие горячие, что ему приходилось чуть ли не жонглировать
ими,  перекидывая с ладони на ладонь, прежде чем поднести ко рту. Даже Эгвейн
"k*  '  +   мало  своей обычной аккуратности - жирный сок  стекал  у  нее  по
подбородку. Пока они ели, день мало-помалу сменился сумерками, вокруг  костра
сгущалась безлунная тьма. И тогда заговорил Илайас.
 - Что вы тут делаете? В любую сторону на пятьдесят миль нет никакого жилья.
 -  Мы  идем  в  Кэймлин, - сказала Эгвейн. - Может, вы... Брови  ее  холодно
приподнялись, когда Илайас захохотал во все горло, запрокинув голову.  Перрин
уставился на него, не донеся кроличью ножку до рта.
 -  Кэймлин?  -  прохрипел, когда наконец-то смог заговорить, Илайас.  -  Тем
путем,  что вы идете, тем путем, в том направлении, в каком топаете последние
два  дня,  вы пройдете мимо Кэймлина, к северу от него миль на сто,  если  не
больше.
 -  Мы собирались спросить у кого-нибудь дорогу, - ершисто заявила Эгвейн.  -
Только пока еще не встретили ни одной деревни, ни одной фермы.
 -  И  не встретите, - смеясь, произнес Илайас. - Если вы так пойдете, можете
дошагать  до самого Хребта Мира, не повстречав ни единого человека.  Конечно,
если вам удастся перевалить через Хребет, - кое-где это удается сделать, - то
в Айильской Пустыне можно встретить людей, однако там вам вряд ли понравится.
Днем в Пустыне вы жарились бы на солнце, мерзли ночью и все время умирали  бы
от  жажды. Чтобы найти воду в Пустыне, нужно быть айильцем, а они не очень-то
любят  чужаков.  Я  бы  даже сказал, очень не любят. -  Он  опять  разразился
хохотом,  еще  более громким и неистовым, на этот раз чуть ли не  катаясь  по
земле. - Вообще-то совсем не любят! - только и смог вымолвить он.
 Перрин встревоженно заерзал. Неужели нас угощает сумасшедший?
 Эгвейн  нахмурилась,  но  подождала,  пока  стихнет  чужое  веселье,   затем
спросила:
 -  А  вы  могли  бы указать нам дорогу? Судя по всему, вам о здешних  местах
известно намного больше, чем нам.
 Илайас  перестал  смеяться. Подняв голову, он водрузил на нее  свою  круглую
меховую шапку, упавшую от смеха, и посмотрел на девушку исподлобья.
 -  Я не так уж сильно люблю людей, - сказал он разом поскучневшим голосом. -
В  городах  полным-полно народу. Я стараюсь пореже ходить рядом с  деревнями,
даже мимо ферм. Селяне, фермеры - им не по душе мои друзья. Я бы даже вам  не
стал  помогать, если б вы не блуждали рядом, такие же беспомощные и  наивные,
словно новорожденные щенята.
 -  Но, по крайней мере, вы можете указать нам, куда идти, - настаивала  она.
-  Если  вы  направите нас к ближайшей деревне, пускай даже она в  пятидесяти
милях, то там наверняка покажут дорогу в Кэймлин.
 -   Тихо,   -  сказал  Илайас.  -  Мои  друзья  идут  сюда.  Вдруг,  чего-то
испугавшись,  заржала  Бела  и стала рваться с привязи.  Перрин  привстал:  в
темнеющем  лесу  вокруг  них  появились какие-то тени.  Бела  задергалась,  с
пронзительным ржанием вставая на дыбы.
 -  Успокойте  кобылу, - сказал Илайас. - Они не причинят  ей  вреда.  И  вам
тоже, если вы останетесь на месте.
 В  свет костра вступили четыре волка - лохматые, ростом по пояс человеку, их
челюсти могли бы с легкостью раздробить человеческую ногу. Они, словно бы тут
никого  и  не  было,  подошли к огню и легли между  людьми.  Во  мраке  среди
деревьев  отблески костра со всех сторон отражались в глазах  других  волков,
зверей, их было множество.
 Желтые  глаза, мелькнуло в голове у Перрина. Совсем как глаза  Илайаса.  Вот
что он раньше пытался вспомнить. Настороженно следя за волками, улегшимися  у
костра, Перрин потянулся к топору.
 -  Я  бы этого не делал, - заметил Илайас. - Если они почуют, что ты задумал
плохое, их дружелюбию конец.
 Перрин  увидел: все четыре волка, не мигая, смотрят на него. У него возникло
ощущение,  что  все волки там, за деревьями, тоже смотрят на  него.  От  этой
мысли  холодок пробежал у него по спине. Перрин осторожно убрал руки подальше
от топора. Ему почудилось, он ощутил, как напряжение волков ослабло. Медленно
юноша  сел, прислонившись к дубу, руки у него дрожали, и, чтобы унять  дрожь,
ему пришлось обхватить ладонями колени. Эгвейн, будто натянутая струна, почти
дрожала  от  напряжения. Рядом с девушкой, едва не касаясь  ее,  лежал  волк,
почти черный, со светло-серым пятном на морде.
 Бела  прекратила дико ржать и метаться на привязи. Теперь она стояла,  дрожа
всем  телом, и все время переступала копытами, пытаясь держать всех волков  в
поле  зрения  и  изредка  взбрыкивая, чтобы продемонстрировать,  на  что  она
способна,  и показать хищникам намерение подороже продать свою жизнь.  Волки,
однако, не обращали на нее внимания, впрочем, и на остальных тоже. Они просто
спокойно ждали, вывалив языки из острозубых пастей.
 - Ну вот, - сказал Илайас. - Так-то лучше.
 -  Они  приручены? - слабо, но с надеждой спросила Эгвейн. - Они...  ручные?
Илайас фыркнул.
 -  Волков  не приручают, девушка, так же как и людей. Они - мои  друзья.  Мы
составляем  друг дружке компанию, охотимся вместе, разговариваем -  некоторым
образом. Просто как друзья. Верно ведь, Пестрая?
 Волчиха  с  мехом, окрас которого сочетал в себе дюжину оттенков серого,  от
темного до совсем светлого, повернула к мужчине морду.
 - Вы с ними разговариваете? - поразился Перрин.
 -  Ну,  это не совсем разговор, если быть точным, - медленно ответил Илайас.
-  Слова  значения  не  имеют, и они не совсем верны и  точны...  Ее  имя  не
Пестрая.  В ее имени - то, как играют тени на глади лесного пруда на рассвете
в середине зимы, а легкий ветерок рябит по воде, и резкий привкус льда, когда
язык  касается воды, и намек на снег, висящий в воздухе сгущающихся  сумерек.
Но это все равно не совсем то. Словами этого не выразить. В этом больше ощуще
ний. Вот так разговаривают волки. Других зовут Паленый, Прыгун и Ветер.
 У  Паленого на плече виднелся старый шрам, который мог объяснить его имя, но
у  двух  других волков не было никаких явных примет, указывающих,  что  могут
означать их имена.
 Несмотря  на  всю резкость мужчины, Перрин подумал, что Илайас рад  выпавшей
ему  возможности перемолвиться с другим человеком. По крайней  мере,  похоже,
разговаривает  он  с  охотой. Перрин разглядел, как в  свете  костра  блестят
волчьи  клыки,  и решил, что продолжать разговор с Илайасом вовсе  не  плохая
мысль.
 - Как... как вы научились разговаривать с волками, Илайас?
 -  Они  обнаружили эту мою способность, - ответил Илайас, - а  не  я.  Не  я
первый  узнал о ней. Как понимаю, так обычно и бывает. Волки находят тебя,  а
не  ты их. Кое-кто полагает, будто меня коснулся Темный: куда бы я ни пришел,
там  начинают  появляться волки. Прежде, по-моему, я  сам  тоже  так  считал.
Добропорядочный люд начал сторониться меня, а те, кто Илайаса разыскивал,  не
принадлежали  к  тем, кого я хотел бы знать, - так или иначе.  Затем  я  стал
подмечать,  что были моменты, когда волки будто бы понимали, о чем  я  думаю,
отвечали  на  те  мысли, что крутились в моей голове. Вот с  этого-то  все  и
началось - по-настоящему. Они хотели побольше узнать обо мне. Вообще-то волки
могут  обычно  чувствовать  людей, но не так. Они обрадовались,  когда  нашли
меня.  Они  говорят, что много времени минуло с тех пор,  как  они  охотились
вместе с людьми, а когда они говорят "много времени", у меня возникает  такое
чувство, будто воет холодный ветер, воет чуть ли не с Первого Дня.
 -  Я  никогда не слышала, чтобы люди охотились вместе с волками,  -  сказала
Эгвейн.  Голос ее был не совсем тверд, но тот факт, что волки просто  лежали,
видимо, придал девушке смелости.
 Если Илайас и услышал ее, то он ничем не выдал этого.
 -  Волки  помнят  все  иначе, чем люди, - сказал  он.  Его  необычные  глаза
приобрели  отсутствующее  выражение, словно бы его  самого  несло  по  потоку
воспоминаний.  -  Каждый  волк помнит историю всех  волков  или  хотя  бы  ее
основные  события. Как я уже сказал, этого нельзя достаточно  верно  изложить
словами.  Они помнят, как бежали за добычей бок о бок с людьми, но  это  было
так давно, что само воспоминание о той охоте превратилось в тень тени.
 -  Очень интересно, - сказала Эгвейн, и Илайас пронзил ее острым взглядом. -
Нет,  на  самом деле, очень интересно. - Девушка провела языком по  губам.  -
Можете... э-э... можете вы научить нас разговаривать с ними?
 Илайас вновь фыркнул.
 -  Этому  нельзя научить. Некоторые способны на это, другим - не  дано.  Они
говорят, что он - может.
 Мужчина указал на Перрина.
 Перрин  уставился  на палец Илайаса, будто на нож. Да он и вправду  безумец.
Волки опять не сводили глаз с юноши. Он беспокойно шевельнулся.
 -  Говорите, вы идете в Кэймлин, - сказал Илайас, - но вот чего  вы  до  сих
пор не объяснили: что вы делаете здесь, в днях пути от чего бы то ни было?
 Он  скинул  с плеч мехолоскутный плащ, улегся на бок, опершись на локоть,  и
выжидающе посмотрел на путников.
 Перрин  взглянул  на Эгвейн. Они недавно придумали историю  на  тот  случай,
если  встретят людей, чтобы объяснить, куда они направляются, и которая могла
бы избавить их от лишних неприятностей. Которая, в конце концов, никому бы не
подсказав  откуда они на самом деле или куда в действительности направляются.
Кто  знает, не дойдет ли какое неосторожное слово до ушей Исчезающего? Ребята
исправляли  и дополнили" свой рассказ каждый день, латая его прорехи  вместе,
заделывая  слабые  места. Было решено, что рассказывать  придуманную  историю
будет  Эгвейн.  Со словами она управлялась большей легкостью, чем  Перрин,  к
тому  же  девушка заявила, что по его лицу всегда может определить, когда  он
врет.
 Эгвейн  сразу  же бойко начала рассказывать. Они - с севера, из  Салдэйи,  с
ферм  возле  крошечной  деревушки. Прежде никому  из  них  за  всю  жизнь  не
доводилось  бывать  дальше  двадцати миль от дома.  Но  они  слышали  истории
менестреля и рассказы купцов и им захотелось хоть одним глазком посмотреть на
мир.  На  Кэймлин  и  Иллиан.  На  Море Штормов,  а  может,  даже  увидеть  и
легендарные острова Морского Народа.
 Перрин  слушал  с  удовлетворением. Даже Том Меррилин не  слепил  бы  лучшей
истории  из  того немногого, что они с Эгвейн знали о мире вне  Двуречья,  не
выдумал бы сказку, лучше подходящую для их целей.
 - Из Салдэйи, вот как? - спросил Илайас, когда Эгвейн закончила рассказ.
 Перрин кивнул.
 -  Верно. Мы подумывали о том, чтобы сперва пойти в Марадон. Я бы непременно
посмотрел на короля. Но первым же местом, куда бросились разыскивать нас наши
отцы, оказалась бы столица.
 Теперь  настала его очередь - объяснить то обстоятельство, что  они  никогда
не  были в Марадоне. Объяснение было заготовлено, чгобы никто не ждал от них,
что им что-то известно о городе, просто на тот случай, если они наткнутся  на
кого-то, кто бывал там. Главное - все это далеко отстояло от Эмондова Луга  и
событий  в  Ночь Зимы. Ни у кого из услышавших эту историю и мысли не  должно
возникнуть о Тар Валоне или об Айз Седай.
 -  История в самый раз, - кивнул Илайас. - Да, та еще история. Кое-что в ней
не  совсем  верно, но главное, как говорит Пестрая, - сплошное  нагромождение
лжи. Вплоть до последнего слова.
 - Лжи! - воскликнула Эгвейн. - Да с чего бы нам лгать?
 Четверка  волков  не двинулась с места, но теперь они, казалось,  не  лежали
просто  возле  костра; сейчас они все подобрались, и немигающие желтые  глаза
цепко следили за лжецами из Эмондова Луга.
 Перрин  ничего не сказал, но рука его потихоньку, как бы невзначай  поползла
к  топору. Четверка валков поднялась на ноги одним быстрым движением, и  рука
юноши замерла. Звери не издали ни звука, но густая шерсть на загривках стояла
дыбом.  Под  деревьями один из волков раскатисто завыл в  ночи.  Ему  вторили
другие - пять волков, десять, двадцать, пока вся тьма не наполнилась их воем.
Так же внезапно волки смолкли. Холодная струйка пота сбежала по лицу Перрина.
 -  Если  вы  думаете... - Эгвейн остановилась, говорить  ей  мешал  комок  в
горле.  Несмотря на разлитую в воздухе прохладу, испарина выступила у нее  на
лбу.  - Если вы думаете, что мы лжем, тогда, наверное, предпочтете, чтобы  мы
разбили свой собственный лагерь на ночь, подальше от вашего.
 -  Вообще-то,  обыкновенно, так и произошло бы, девушка. Но  сейчас  я  хочу
знать о троллоках. И о Полулюдях. - Перрин изо всех сил старался, чтобы ничто
не  отразилось  на его лице, и надеялся, что преуспел в этом  больше  Эгвейн.
Илайас  продолжил тем же тоном, будто ничего не случилось: - Пестрая говорит,
что она учуяла троллоков и Полулюдей в ваших мыслях, пока вы рассказывали эту
глупую  байку.  Они  все почуяли. Как-то вы замешаны  в  нечто,  связанное  с
троллоками  и  Безглазыми.  Волки ненавидят  троллоков  и  Полулюдей  сильнее
лесного пожара, сильнее всего, и я тоже их ненавижу.
 -  Паленый  хочет разделаться с вами, - говорил Илайас. - Троллоки  оставили
ему  эту  отметину,  когда он был годовалым щенком. Он  говорит,  дичь  здесь
редка, а вы упитаннее любого из оленей, которых он видел за эти месяцы, и нам
нужно с вами разделаться. Но Паленый всегда отличался нетерпеливостью. Почему
бы  вам не рассказать мне обо всем? Надеюсь, вы не Друзья Темного. Мне не  по
душе убивать людей после того, как я накормил их. Только помните: они узнают,
когда  вы соврете, и даже Пестрая вот-вот выйдет из себя, почти так же как  и
Паленый.
 Глаза  Илайаса, такие же желтые, как у волков, теперь тоже не мигали, -  как
и у них. У него же глаза - волчьи, подумал Перрин.
 Он  вдруг понял, что Эгвейн смотрит на него, явно ожидая решения от Перрина.
Свет,  я  вдруг опять главный. Они с самого начала условились, что им  нельзя
рисковать  и рассказывать настоящую историю, но он не видел ни единого  шанса
для  них убраться подобру-поздорову, даже если он успеет вытащить свой  топор
раньше, чем...
 Пестрая  глухо,  утробно  заурчала, и ее рычание подхватили  трое  зверей  у
костра,  а  потом и волки в окружающей темноте. Угрожающее урчание  заполнило
ночь.
 -  Ладно, - быстро сказал Перрин. - Ладно! Рычание оборвалось вдруг и разом.
Эгвейн расцепила пальцы и кивнула Перрину.
 -  Все началось за несколько дней до Ночи Зимы, - начал Перрин, - когда  наш
друг Мэт увидел человека в черном плаще...
 У  Илайаса  не изменилось ни выражение лица, ни поза, в какой  он  лежал  на
боку,  но  в  наклоне  головы  появилось  нечто,  что  заставило  подумать  о
поднявшихся  настороженных ушах. Перрин заговорил, и  четыре  волка  сели;  у
юноши возникло ощущение, что они тоже его слушают. Рассказ был долгим,  и  он
сообщил  почти все. Однако о сне, который приснился в Байрлоне ему и  другим,
он умолчал. Перрин ожидал, что волки подадут какой-нибудь знак, поймав его на
оплошности, но они лишь смотрели на него. Пестрая выглядела дружелюбной. Пале
ный - сердитым. Перрин договорил вконец охрипшим голосом:
 -  ...и если она не найдет нас в Кэймлине, мы пойдем в Тар Валон. У нас  нет
выбора, кроме как получить помощь от Айз Седай.
 -  Троллоки и Полулюди так далеко к югу, - задумчиво протянул Илайас. -  Что
ж, есть над чем поразмыслить.
 Он  пошарил  у  себя  за спиной и бросил Перрину кожаный  бурдюк,  почти  не
взглянув  на  юношу.  По всей видимости, мужчина о чем-то глубоко  задумался.
Подождав,  пока  Перрин напьется, он всунул затычку обратно  и  только  потом
вновь заговорил.
 -  Я  не  одобряю Айз Седай. Красные Айя, - те, что так любят  охотиться  за
мужчинами, которые валяют дурака с Единой Силой, - однажды захотели  укротить
меня. Я заявил им в лицо, что они - Черные Айя; вы служите Темному, сказал я,
и эти слова им вовсе не понравились. Тем не менее, раз уж я ушел в лес, им не
удалось  меня  поймать, хотя они и пытались. Да, пытались. Коль  уж  речь  об
этом,  то  сомневаюсь,  чтобы  хоть  одна  из  Айз  Седай  отнеслась  ко  мне
благосклонно - после всего случившегося. Мне пришлось убить парочку  Стражей.
Нехорошее дело - убивать Стражей. Не люблю этого.
 -  Эти  разговоры с волками, - смущаясь, сказал Перрин. - Это...  это  имеет
какое-то отношение к Силе?
 -  Разумеется, нет, - проворчал Илайас. - Наверняка бы со мной не  сработало
это  укрощение, но меня вывело из себя, что они хотели его на мне опробовать.
Это  все старо, мальчик. Старее Айз Седай. Старее любого использующего Единую
Силу.  Старо, как род человеческий. Старо, как волки. И этим тоже не нравится
Айз  Седай.  Вновь  приходит  старое. Я -  не  единственный.  Есть  и  другие
проявления,  другие  люди.  Айз  Седай  нервничают,  все  это  заставляет  их
бормотать об ослаблении древних барьеров. Все разваливается на части, говорят
они.  Просто боятся, что освободится Темный, вот чего. Если судить  по  тому,
как  кое-кто смотрел на меня, вы б подумали, что я кругом виноват.  Ладно  бы
Красные  Айя,  но ведь и другие туда же. Престол Амерлин...  А-ах!  Обычно  я
держусь  подальше от них, остерегаюсь и друзей Айз Седай. Вам бы тоже  стоило
сторониться их, если у вас есть голова на плечах.
 - Я бы и сам был рад оказаться подальше от Айз Седай, - сказал Перрин.
 Эгвейн  бросила на него колючий взгляд. Перрин лишь надеялся, она не брякнет
вдруг,  что  сама хочет стать Айз Седай. Но девушка ничего не  сказала,  хотя
губы ее сжались в ниточку, и Перрин продолжил:
 -  Все складывается так, будто у нас нет выбора. За нами гнались троллоки, и
Исчезающие, и Драгкар. Все, кроме Друзей Темного. Спрятаться мы  не  можем  и
отбиваться в одиночку - тоже. Так кто же нам поможет? Кто еще столь же силен,
как Айз Седай?
 Илайас  погрузился в молчание, поглядывая на волков, причем чаще на  Пеструю
и  Паленого. Перрин поерзал, нервничая, и постарался отвести глаза. Когда  он
смотрел  на  Илайса и волков, у него появлялось чувство, что он  почти  наяву
слышит, о чем они говорят друг другу. Даже если здесь ничего общего с  Силой,
все равно впутываться в это ему не хотелось. Он наверняка сыграл с нами какую-
то  дикую шутку. Я не могу разговаривать с волками. Один из волков -  Прыгун,
решил  Перрин,  - обернулся к нему и, как ему показалось, довольно  ощерился.
Перрин  вдруг задумался: а каким образом он определил, что этого волка  зовут
именно так?
 - Вы можете остаться со мной, - вынес наконец решение Илайас. - С нами.
 Брови Эгвейн взлетели вверх, а у Перрина упала челюсть.
 -  Ну  что  может быть безопаснее? - спросил Илайас. - Троллоки  не  упустят
случая,  если появится возможность убить попавшегося им одинокого волка,  но,
чтобы  избежать  встречи со стаей, они свернут, со  своего  пути  на  мили  в
сторону.  Да  и об Айз Седай можете не тревожиться. В эти леса они  забредают
нечасто.
 -  Даже  не  знаю. - Перрин старался не глядеть на волков,  лежащих  по  обе
стороны  от  него.  Одним из них была Пестрая, и он  чувствовал  на  себе  ее
взгляд. - Вообще-то говоря, дело не в одних троллоках.
 Илайас холодно усмехнулся.
 -  Я  видел,  как  стая  набросилась  на одного  Безглазого.  Было  потеряно
полстаи,  но,  раз учуяв его запах, они не отступят. Троллоки,  Мурддраалы  -
волкам  все едино. На самом деле им нужен ты, мальчик. Они слышали  о  других
людях,  которые  могут  разговаривать с волками, но ты  -  первый,  кого  они
встретили,  если  не считать меня. Тем не менее они примут  и  твою  подружку
тоже,  и  здесь вы оба будете в большей безопасности, чем в любом  городе.  В
городах есть Друзья Темного.
 -  Послушайте,  -  с  настойчивостью в голосе  произнес  Перрин,  -  мне  бы
хотелось,  чтоб вы перестали говорить об этом. Я не могу... делать то...  то,
что вы делаете, то, о чем вы говорите.
 -  Будь  по-твоему, мальчик. Валяй дурака, если так решил. Тебе  не  хочется
оказаться в безопасности?
 - Я себя не обманываю. Мне не в чем себя обманывать. Все, что мы хотим...
 -  Мы  идем в Кэймлин, - громко и твердо заявила Эгвейн. - А потом -  в  Тар
Валон.
 Закрыв  рот, Перрин сердито посмотрел на девушку и наткнулся на  ее  гневный
взгляд. Он понимал, что она подчинялась его главенству, только когда ей  того
хотелось, только лишь тогда, но все-таки она могла бы позволить ему  ответить
за себя.
 -  А  как  ты,  Перрин? - произнес он и ответил сам себе: -  Я?  Ну,  дай-ка
подумаю.  Да.  Да,  я  решил идти. - Юноша повернулся  к  девушке  с  кроткой
улыбкой.  -  Это  касается нас обоих. Поэтому-то я иду с  тобой.  Только  вот
хорошо бы обсудить все, прежде чем принять решение, правда?
 Эгвейн вспыхнула, но ее плотно сжатые губы не смягчились.
 Илайас хрюкнул.
 -  Пестрая сказала: именно так ты решил. Она сказала: девушка прочно  вросла
корнями  в  человеческий мир, в то время как ты, - он кивнул  на  Перрина,  -
стоишь  на  перепутье. В сложившихся обстоятельствах, я  полагаю,  нам  лучше
пойти  на  юг  с вами. А то, глядишь, вы еще с голоду умрете, или потеряетесь
где-нибудь, или...
 Вдруг  Паленый встал, и Илайас повернул голову к большому волку.  Мгновением
позже поднялась и Пестрая. Она придвинулась теснее к Илайасу и тоже встретила
пристальный  взгляд  Паленого. На несколько долгих минут  эта  живая  картина
застыла,   потом   Паленый  круто  развернулся  и  исчез  в   ночи.   Пестрая
"ab`oe-c+  al,  затем  вновь легла, плюхнувшись на  землю,  будто  ничего  не
произошло.
 Илайас поймал вопросительный взгляд Перрина.
 -  Пестрая - вожак стаи, - объяснил он. - Кое-кто из самцов может, вызвав ее
на  бой,  взять в схватке верх, но она умнее любого из них, и всем волкам  об
этом  известно. Она не раз выручала стаю. Но Паленый считает,  что  стая  зря
теряет время с вами тремя. Для него самое важное - ненависть к троллокам,  и,
раз здесь, так далеко к югу, есть троллоки, он хочет отправиться убивать их.
 -  Нам  его  чувства вполне понятны, - сказала Эгвейн, в голосе  ее  звучало
облегчение.  -  Мы  и сами можем отправиться своей дорогой...  имея  какие-то
указания, конечно, если вы их нам дадите.
 Илайас махнул рукой.
 -  Разве  я  не сказал, что Пестрая ведет эту стаю? На рассвете я отправлюсь
на юг с вами, и то же самое сделают они.
 Лицо  у  Эгвейн было таким, будто девушка услышала совсем не самую радостную
для нее весть.
 Перрин  же  сидел,  отгородившись  от всех  молчанием.  Он  чувствовал,  как
удаляется  Паленый.  И  не одного его, матерого самца  со  шрамом,  -  дюжину
других:  все  -  молодые  самцы, они вприпрыжку бежали  за  Паленым.  Перрину
страшно  хотелось  верить, что все это - игра воображения, навеянная  словами
Илайаса, но убедить себя ему не удавалось. Прежде чем уходящие волки  исчезли
из разума Перрина, юноша почувствовал мысль, которая, как он понял, пришла от
Паленого,  такую  же  отчетливую и ясную, словно она  была  его  собственной.
Ненависть. Ненависть и вкус крови.

                                                                     ГЛАВА 24
                                                          БЕГСТВО ПО АРИНЕЛЛЕ

 Где-то  вдалеке  капала  вода, приглушенные всплески многократно  отдавались
эхом,  существуя как бы сами по себе, оторвавшись от своего источника. Везде,
куда  бы  ни  падал  взгляд, висели каменные мосты  и  ничем  не  огражденные
переходы,  словно  выросшие из широких уплощенных верхушек  шпилей,  гладкие,
элегантные,  в  красно-золотую полоску. Во мраке, уровень на  уровень,  уходя
вверх  и  вниз,  раскинулся лабиринт, в котором не видно было ни  начала,  ни
конца.  Каждый  мост  вел к шпилю, каждый переход - к другому  шпилю,  другим
мостам.  Куда бы ни посмотрел Ранд, везде, насколько хватало глаз,  насколько
можно  было различить в тусклом свете, - везде было то же самое, и  внизу,  и
наверху. Скудный свет не позволял ясно видеть окружающее, чему Ранд был почти
рад.  Некоторые переходы оканчивались площадками, которые наверняка  нависали
над  другими.  Он  не  видел, на что они опирались.  Он  торопился,  стремясь
вырваться на свободу, зная, что это - иллюзия. Все вокруг было иллюзией.
 Он  узнал это видение: оно посещало его слишком часто, чтобы его не  узнать.
Как  бы далеко он ни уходил, вверх или вниз, в любую сторону, там его окружал
один  лишь  отполированный камень. Камень, а еще -  разливающаяся  в  воздухе
тьма,  тьма глубокой, только что вспаханной земли и тошнотворно-сладкий запах
разложения  и  тлена. Запах разрытого кладбища. Ранд старался не  дышать,  но
запах заползал ему в ноздри. Словно масло, лип к коже.
 Глаз  Ранда уловил движение, и он замер на месте, пригнувшись за глянцевитым
поребриком вокруг верхушки одного из шпилей. Это и укрытием-то не было. Любой
увидел  бы его из тысячи мест. Воздух заполняла тень, но нигде тени  не  были
настолько глубокими, чтобы в них можно было спрятаться. Ни ламп, ни  фонарей,
ни  факелов; свет просто был, сам по себе, словно светился сам воздух.  Чтобы
видеть,  света  вполне хватало; и его вполне хватало, чтобы увидели  тебя.  И
неподвижность защищала мало.
 Вновь  возникло  какое-то движение, и теперь Ранд отчетливо увидел  его.  По
отдаленному  переходу  вверх широко шагал мужчина,  не  обращая  внимания  на
отсутствие  перил  и  не  опасаясь  возможного  падения  вниз,  в  ничто.  От
величественной поспешности по его плащу пробегали волны, голова мужчины, что-
то  высматривая, поворачивалась из стороны в сторону. Расстояние  до  идущего
было  слишком  велико,  чтобы  Ранд смог разглядеть  в  сумраке  больше,  чем
очертания  этой  фигуры,  но ему вовсе не нужно было подходить  ближе,  чтобы
c'-  bl:  у  плаща красный, как брызнувшая из раны кровь, цвет, а  настойчиво
ищущие глаза пылают, точно два раскаленных горна.
 Ранд  попытался проследить взглядом по лабиринту, чтобы определить,  сколько
переходов нужно пройти Ба'алзамону, чтобы настичь его, но потом отказался  от
этого  бесполезного занятия. Расстояния здесь обманчивы -  таков  был  другой
урок,  который  Ранд  уже успел усвоить. Казавшееся далеким  могло  очутиться
рядом,  стоило  только  повернуть  за угол,  казавшееся  близким  могло  быть
недосягаемым. Единственное, что оставалось делать, - продолжать идти, как  он
и  шел  с  самого  начала. Идти и не думать. Думать, как он  уже  знал,  было
опасно.
 Тем  не  менее,  едва Ранд отвернулся от далекой фигуры Ба'алзамона,  он  не
удержался, чтобы не подумать о Мэте.
 Интересно, Мэт тоже где-то в этом лабиринте? Или же есть два лабиринта,  два
Ба'алзамона?  Его мысли, словно вспугнутая птица, понеслись прочь  от  такого
предположения:  размышлять об этом было слишком ужасно. Это как  в  Байрлоне?
Тогда  почему  он  не может найти меня? Уже чуточку лучше.  Слабое  утешение.
Утешение? Кровь и пепел, в чем же тут утешение?
 Здесь  ему попадались раньше густые кусты, раза два или три, хотя  он  и  не
мог отчетливо вспомнить их, но Ранд уже бежал и бежал, долго, очень долго,  -
как долго? - а Ба'алзамон тщетно преследовал его. Похоже ли на то, что было в
Байрлоне, или же все просто кошмар, простой сон, какой снится людям?
 Затем  на  миг - на краткий миг, в который уместился лишь вдох, - он  понял,
почему  опасно думать, что за опасность таится в мыслях. Как и раньше, каждый
раз,  как  он  позволял себе подумать, что все окружающее его -  сон,  воздух
замерцал,  в  глазах  помутилось. Воздух превратился в  вязкий,  неподатливый
студень. Только на миг.
 От  жара саднило кожу, в горле уже вечность как пересохло, а он все бежал по
лабиринту вдоль колючих изгородей. Сколько это уже продолжается? Пот  высыхал
раньше,  чем Ранд успевал его стереть, глаза жгло. Над головой - и  не  очень
высоко  -  бешено  кипели  серо-стальные, исчерченные  черным  облака,  но  в
лабиринте не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. В голове  у  Ранда
мелькнуло, что в этом есть какая-то странность, но мысль испарилась  в  жаре.
Он уже долго пробыл здесь. Он знал: думать - опасно.
 Гладкие   камни,  бледные  и  округлые,  которыми  была  выложена  мостовая,
наполовину зарылись в совершенно сухую пыль, которая взлетала облачками  даже
от самых легких и осторожных шагов. От нее свербило в носу, хотелось чихнуть,
что  угрожало неминуемо выдать его; когда Ранд попытался вдохнуть через  рот,
пыль набилась ему в горло, и он чуть не задохнулся.
 Место  было опасным - это он тоже знал. Впереди Ранд различил три прохода  в
высокой  стене колючек, а потом тропинка исчезала из виду, свернув в сторону.
В  этот  самый момент к любому из этих углов мог уже приближаться Ба'алзамон.
Он  сталкивался с ним уже, встречался неожиданно, два или три раза,  хотя  не
мог  вспомнить  ничего,  кроме  того,  что  они  встречались  и  ему  удалось
спастись... как-то. Слишком много размышлять - опасно.
 Жадно  втягивая  ртом  жаркий  воздух, Ранд остановился,  чтобы  рассмотреть
поподробнее  стену лабиринта. Густые, плотно переплетенные  заросли  колючек,
бурых и с виду безжизненных, с жестоко изогнутыми черными шипами, похожими на
дюймовой длины крючки. Не посмотреть ни поверх этой живой изгороди, ни сквозь
нее:  слишком  высока и слишком плотна колючая стена. Он робко прикоснулся  к
ней  и  охнул.  Как ни был он осторожен, шип пронзил палец,  обжигая,  словно
раскаленная  игла. Ранд попятился, цепляясь каблуками за камни  мостовой.  Он
тряс  рукой, и вокруг разлетались брызгами капли густой крови. Жжение  начало
спадать, но по всей руке пробегали волны боли.
 Вдруг  он разом позабыл о боли. Его каблук вывернул из сухой земли  один  из
гладких  камней. Оторопев, Ранд уставился на него, а в ответ на  юношу  зияли
пустые глазницы. Череп. Человеческий череп. Ранд взглянул на дорожку, на ряды
гладких  бледных камней, всех в точности похожих один на другой. Поспешно  он
отдернул  ногу,  но  ни двинуться, ни остаться на месте, не  стоя  на  камнях
ногами, он не мог. Шальная мысль обрела неясную форму: о том, что вещи  могут
не  быть  тем,  чем они кажутся, но он безжалостно загнал ее обратно.  Думать
здесь - опасно.
 Ранд  с  трудом пришел в себя. Стоять на одном месте - тоже опасно.  Это  он
осознавал смутно, но уверенно. Струйка крови из пальца унялась, лишь  изредка
срывались  алые  капли,  а пульсирующая боль почти прошла.  Посасывая  кончик
пальца,  он  двинулся  по тропе в том направлении, куда  стоял  лицом.  Какая
разница, в какую сторону идти, - любая хороша.
 Теперь  ему  припомнилось, как однажды он слышал,  что  из  лабиринта  можно
выбраться,  все  время  поворачивая в одну и ту  же  сторону.  Возле  первого
прохода в стене колючек он повернул направо, у следующего - опять направо.  И
оказался лицом к лицу с Ба'алзамоном.
 Удивление  мелькнуло  на  лице  Ба'алзамона, он  резко  остановился,  и  его
кроваво-красный  плащ обвис. Языки пламени бились в его  глазах,  но  в  зное
лабиринта Ранд едва чувствовал их жар.
 -  Как  долго, по-твоему, удастся тебе избегать встречи со мной,  мальчишка?
Как долго, по-твоему, удастся тебе избегать своей судьбы? Ты - мой!
 Попятившись,  Ранд с изумлением подумал, с чего бы это он лихорадочно  шарит
рукой у пояса, будто стараясь нащупать меч.
 - Помоги мне Свет, - пробормотал он. - Помоги мне Свет!
 И никак не удавалось вспомнить, что значат эти слова.
 -  Свет не поможет тебе, мальчишка, и Око Мира не будет служить тебе.  Ты  -
мой  пес,  и,  если  ты не побежишь по моему приказу, я  удавлю  тебя  трупом
Великого Змея!
 Ба'алзамон  протянул  руку  и  внезапно Ранд  понял,  как  ему  спастись,  -
туманное,  едва обретшее форму воспоминание кричало об опасности,  опасности,
которая ничто по сравнению с той, когда его коснется Темный.
 - Сон! - закричал Ранд. - Это сон!
 Глаза  Ба'алзамона начали расширяться от удивления или от гнева, или  же  от
того   и  другого  сразу,  затем  воздух  замерцал,  черты  лица  Ба'алзамона
затуманились, поблекли.
 Ранд   развернулся  на  месте  и  оторопело  заморгал.  Увидел  тысячекратно
отраженного самого себя. Десять тысяч раз! Выше разливалась чернота,  и  ниже
была  чернота,  а  вокруг  него стояли зеркала,  зеркала,  установленные  под
всевозможными  углами, зеркала, насколько видел глаз, и во  всех  -  он,  при
гнувшийся  и  поворачивающийся, смотрящий на самого  себя  округлившимися  от
испуга глазами.
 В  зеркалах  медленно  двигалось  красное пятно.  Ранд  крутанулся  волчком,
пытаясь  увидеть  его  воочию, но в каждом зеркале оно проползло  позади  его
собственного  отражения  и  исчезло. Затем оно  возникло  вновь,  но  уже  не
расплывчатым пятном. В зеркалах шагал Ба'алзамон, десять тысяч Ба'алзамонов -
ищущих Ранда, вновь и вновь пересекающих серебряные зеркала.
 Ранд  понял, что он уставился на отражение своего собственного лица, бледное
и  дрожащее  от  пронизывающего до костей холода. Фигура Ба'алзамона  выросла
позади  Ранда,  пристально глядя на него, - не видя, но все  равно  глядя.  В
каждом  зеркале  пламенники лица Ба'алзамона бушевали позади Ранда,  окутывая
его,  поглощая, сливаясь с ним. Ему захотелось закричать, но крик  застрял  в
горле.  В  этих бесконечных зеркалах отражалось лишь одно-единственное  лицо.
Его собственное лицо. Лицо Ба'алзамона. Одно и то же лицо.

 Ранд  дернулся  и  открыл  глаза. Темнота, лишь  чуть  разбавленная  бледным
светом.  Юноша  лежал  неподвижно, едва дыша,  лишь  взгляд  его  метался  по
сторонам.  Грубое шерстяное одеяло укрывало его по плечи, руки были  заложены
за голову. Пальцы чувствовали гладкие деревянные доски. Доски палубного насти
ла.  Снасти  поскрипывали в ночи. Ранд облегченно вздохнул. Он - на  "Ветке".
Все кончено... по крайней мере, до следующей ночи.
 Без  всякой  задней мысли Ранд сунул палец в рот. От привкуса крови  у  него
перехватило дыхание. Медленно Ранд поднес руку поближе к глазам и в  неверном
лунном  свете заметил выступившую на кончике пальца бусинку крови.  Крови  из
уколотого шипом пальца.

 "Ветка"  медленно  плыла  вниз по Аринелле. Ветер усилился,  но  он  не  был
попутным, и паруса ничем не могли помочь судну. Как ни требовал капитан Домон
быстрого  хода,  суденышко еле ползло. Ночью матрос на носу  бросал  за  борт
a,  '  --k)  жиром  лот и при свете фонаря громко выкрикивал  промеры  глубин
рулевому, пока течение и длинные весла подгоняли корабль наперекор ветру.  На
Аринелле  не было опасных скал, но река изобиловала мелководьями и  отмелями,
где  судно могло накрепко засесть, все глубже зарываясь в ил носом,  пока  не
подоспеет  подмога.  Если она, конечно, придет. Днем, от восхода  до  заката,
работали  длинные весла, но встречный ветер сопротивлялся гребцам, как  будто
хотел погнать судно вспять по реке.
 К  берегу  не приставали ни днем, ни ночью. Байл Домон управлял  кораблем  и
командой  в равной степени твердо, ругая противный ветер, проклиная медленный
ход. Он постоянно называл гребцов лентяями, разносил в пух и прах команду  за
каждый  плохо  привязанный линь; его низкий резкий  голос  рисовал  троллоков
десяти футов росту, бегающих по палубе и вспарывающих всем животы. Дня на два
этих  впечатлений  хватило, чтобы заставить любого матроса кидаться  работать
чуть ли не бегом. Потом потрясение от нападения троллоков ослабело, и команда
начала  ворчать,  что,  дескать,  неплохо бы выкроить  часок,  чтобы  немного
размять ноги на бережку, и что, мол, вообще плавать по реке в темноте -  дело
опасное.
 Свое   недовольство  люди  открыто  не  высказывали,  жалуясь  друг   другу,
постоянно  косясь по сторонам, чтобы убедиться, что капитана нет  поблизости,
но  тот, казалось, слышал каждое сказанное на его корабле слово. Всякий  раз,
как поднимался ропот, он молча выносил длинный, напоминающий косу меч и топор
с  хищно  загнутым  крюком  на обухе, которые были найдены  на  палубе  после
нападения. Он вывешивал их на мачте на час, а раненые тыкали пальцами в  свои
повязки, и шепотки стихали... по меньшей мере на день-другой, пока кому-то из
команды  опять не приходила в голову мысль, что теперь-то троллоки  наверняка
остались далеко позади, и все повторялось сызнова.
 Ранд подметил, что, когда матросы начинали перешептываться и хмуриться,  Том
Меррилин держался в стороне от команды, хотя обычно похлопывал их по  спинам,
шутил,  обменивался с матросами добродушными подтруниваниями, вызывая ухмылки
даже  у  самого усердного из них и занятого работой. Тревожным  взглядом  Том
наблюдал  за этими скрытными перешептываниями, хотя, глядя на него, казалось,
что  он  целиком поглощен раскуриванием своей длинной трубки, или  настройкой
своей  арфы,  или чем угодно, но только не тем, чтобы обращать хоть  какое-то
внимание на команду. Почему он так себя вел. Ранд не понимал. Судя по  всему,
команда  винила в случившемся скорее Флорана Гелба, но никак  не  ту  троицу,
которая заявилась на корабль, преследуемая по пятам троллоками.
 Первые  день  или два жилистую фигуру Гелба можно было почти всегда  увидеть
рядом  с  каким-нибудь матросом, которого тому удавалось  загнать  в  угол  и
заставить выслушивать свою версию событий той ночи, когда Ранд и его спутники
оказались на борту. С бахвальства Гелб незаметно срывался в хныканье, а потом
его  скулеж  сменялся  хвастливыми угрозами, и губы его постоянно  кривились,
когда  он  зло  указывал пальцем на Тома или Мэта, и  особенно  -  на  Ранда,
стараясь взвалить вину на них.
 -  Они  -  чужаки, - понизив голос, заявил как-то Гелб, одним глазом косясь,
не  появился ли где капитан. - Что мы о них знаем? С ними пришли и  троллоки,
вот это мы знаем. Они с ними заодно.
 -  Удача,  Гелб, распоряжается так, - угрюмо проворчал матрос с  косичкой  и
вытатуированной на щеке маленькой голубой звездочкой. Он не глядел на  Гелба,
а укладывал линь кольцами на палубе, причем делал это голыми ногами. Несмотря
на  холод, все матросы ходили разутыми: на мокрой палубе сапоги скользили.  -
Ты  б родную мать назвал Другом Темного, если б это позволило тебе отлынивать
от работы. Пшел прочь!
 Он сплюнул под ноги Гелбу и вновь занялся тросом.
 Вся  команда помнила ту вахту, на которой Гелб сладко спал, и ответ  матроса
с  косичкой был самым вежливым из всех, которых тот удостоился. Даже работать
с  ним не желал никто. Гелб обнаружил, что его все время отправляют на работы
одного,  причем на работы самые грязные, вроде как чистить на камбузе  жирные
котлы  или  ползать  в трюме на брюхе, выискивая течи в толще  давней  липкой
грязи.  Вскоре  он перестал с кем-либо заговаривать. Плечи его  настороженно-
защищающе сгорбились, а обиженное молчание стало обычным состоянием  Гелба  -
многие, мол, на него косятся, многие обижают, хотя он-то заслуживает в худшем
a+cg % только ворчания. Тем не менее, когда взгляд Гелба падал на Ранда,  или
на Мэта, или на Тома, готовность к убийству читалась на его длинноносом лице.
 Когда  Ранд  обмолвился  Мэту, что рано или поздно  Гелб  доставит  им  кучу
неприятностей, Мэт оглядел судно и заявил:
 -  А  можно  ли  верить  кому-то из них? Хоть кому-то? И  отправился  искать
уголок,  где мог бы остаться один, в одиночестве, какое возможно  на  корабле
длиной  меньше  тридцати шагов - от приподнятого носа до ахтерштевня  с  уста
новленными  там  рулевыми веслами. С той памятной ночи  в  Шадар  Логоте  Мэт
проводил слишком много времени в одиночестве, в раздумьях, как считал Ранд.
 -  Беда,  если она придет, парень, - откликнулся Том, - придет не от  Гелба.
Пока  еще не от него. Из команды его никто не поддержит, а ему не хватит духу
попытаться  учинить  что-нибудь в одиночку. Но вот другие?..  Домой,  похоже,
вбил  себе в голову, что троллоки преследуют лично его, но остальные начинают
думать,  что  опасность уже миновала. Они вполне могут решить,  будто  с  них
довольно. Они уже на грани срыва, вот так-то. - Менестрель подтянул лоскутный
плащ, и у Ранда возникло ощущение, что тот проверяет свои спрятанные ножи,  -
лучший  из оставшихся наборов. - Если вспыхнет бунт, парень, то вряд  ли  они
оставят в живых пассажиров, чтобы мы потом могли рассказывать разные истории.
Так  далеко от Кэймлина Указ Королевы вряд ли будет иметь много силы, но даже
деревенский мэр что-то да предпримет в таком случае.
 После  этих слов Ранд тоже стал стараться, чтобы его не заметили,  когда  он
тайком следил за командой.
 Том  по-своему  пытался отвлечь матросов от мыслей о мятеже. Он  рассказывал
всякие  истории,  все - пышные, с прикрасами, каждое утро и каждый  вечер,  а
между  ними  исполнял любые песни, какие просили. Дабы подтвердить маскировку
Ранда  и Мэта как желающих стать учениками менестреля, каждый день он отводил
час-другой  для уроков, которые тоже в немалой степени забавляли команду.  Ни
одному из ребят Том, разумеется, и пальцем не позволил коснуться своей  арфы,
а  то, что они вытворяли с флейтой, заставляло его страдальчески морщиться, -
по крайней мере, поначалу, а команда от их упражнений с хохотом зажимала уши.
 Менестрель   научил   ребят  кое-каким  из  сказаний   попроще,   нескольким
простейшим акробатическим номерам и, конечно же, жонглированию. Мэт стенал от
требований Тома, но тот лишь дул в усы и свирепо смотрел на него в ответ.
 -  Я не знаю, как играть в обучение, парень. Я или учу чему-то, или нет. Ну,
давай!  Даже  неотесанная деревенщина в состоянии сделать простую  стойку  на
руках. Ну-ка, вставай!
 Матросы,  свободные от судовых работ, всегда собирались вокруг этой  троицы.
Они  сидели на корточках, перешучивались, кое-кто сам пробовал выполнить  то,
чему  обучал  юношей  Том, посмеиваясь над своими неловкими  попытками.  Гелб
стоял поодаль и мрачно взирал на все горящим от ненависти взглядом.
 Добрых  полдня Ранд проводил опершись на поручень и провожая взглядом берег.
Не  то  чтобы  он  и  вправду ожидал увидеть, как Эгвейн  или  кто-то  другой
неожиданно появятся на речном берегу, но судно плыло так медленно, что  порой
юноша  надеялся на такое. Они вполне могли нагнать корабль, даже  не  слишком
понукая лошадей. Если им удалось убежать. Если они все еще живы.
 Река  несла свои воды, вокруг - никакого признака жизни, не было заметно  ни
единого суденышка, одна лишь "Ветка". Но сказать, что смотреть тут не на  что
и  удивляться нечему, было неверно. К середине первого дня Аринелле текла меж
высоких обрывов, протянувшихся по обе стороны на полмили. По всей их длине  в
скале  были  высечены  статуи, мужчины и женщины в  сотню  футов  высотой,  с
коронами на головах, указывающими на то, что это - короли и королевы. Не было
в  этой  королевской  веренице  и двух похожих фигур,  и  долгие-долгие  годы
отделяли первого в этой череде от последнего. Ветра и дожди оставили на камне
следы прошедших лет, сгладив и отшлифовав те скульптуры, что были высечены на
северном  конце.  Но  дальше  к  югу лица и детали  становились  четче.  Река
плескалась  у подножий статуй, у ног, обкатанных до гладкости бугорков,  если
вообще не сточенных полностью. Сколько же они стоят тут, с удивлением подумал
Ранд.  Сколько,  если  река  сточила так много камня?  Никто  из  команды  не
отрывался  от  своей работы, чтобы взглянуть на статуи, - эти древние  фигуры
матросы видели раньше уже не один раз.
 В  другой раз, когда восточный берег вновь превратился в плоские луга,  лишь
*.%-где нарушаемые пучками кустов, солнце сверкнуло на чем-то далеком.
 -  Что  бы  это  могло  быть? - вслух удивился Ранд.  -  Похоже,  что-то  из
металла.
 Проходивший  мимо  него  капитан Домон остановился и  покосился  на  далекий
блеск.
 -  Это  и  есть металл, - сказал он. Его слова по-прежнему сливались вместе,
но  теперь  Ранд  уже вполне сносно понимал их, не ломая голову  над  смыслом
речей  Домона. - Башня из металла. Я видывал ее вблизи, так что знаю.  Речные
торговые суда используют ее в качестве ориентира. При такой скорости, с какой
идем, мы в десяти днях от Беломостья.
 -  Металлическая  башня?  - спросил Ранд, и Мэт, сидевший  скрестив  ноги  и
привалившись спиной к бочке, очнулся от своих мыслей и прислушался.
 Капитан кивнул.
 -  Точно  так!  Сверкающая  сталь, на взгляд и на  ощупь,  но  без  пятнышка
ржавчины. В две сотни футов высотой, в поперечнике такая же большая, как дом,
на ней нет никаких знаков и никогда на ней не найдешь ни единой щели.
 -  Бьюсь  об  заклад,  там  внутри сокровища, - произнес  Мэт.  Он  встал  и
пристально смотрел в сторону далекой башни, а река несла "Ветку" все  дальше.
- Такая штука нужна, чтобы защитить что-то ценное.
 -  Может  статься, и так, парень, - пророкотал капитан. - Хотя в  мире  есть
вещи  и почуднее этой. На Тремалкине, одном из островов Морского Народа, есть
каменная  рука  пятидесяти футов высотой, торчащая  над  холмом  и  сжимающая
хрустальную сферу величиной с этот корабль. Уж если где-то и есть  сокровища,
так это под тем холмом, но островному народу нет дела до того, чтобы копаться
там, а Морской Народ ничем не интересуется, кроме плавания под парусами своих
кораблей и поисков Корамура, их Избранного.
 - Уж я бы покопался, - сказал Мэт. - А как далеко этот... Тремалкин?
 Купа  деревьев  заслонила сверкающую башню, но он все  равно  смотрел  туда,
словно бы все еще видел ее.
 Капитан Домон покачал головой.
 -  Нет, парень, не эти сокровища заставят тебя объехать весь мир. Ну найдешь
ты   горсть   золота  или  драгоценности  мертвых  королей,  все   хорошо   и
замечательно,  но,  понимаешь ли, именно неизведанность тянет  тебя  к  новым
горизонтам. В Танчико - это порт на Океане Арит - часть Дворца Панарха  была,
как  говорят,  построена  в Эпоху Легенд. Там есть стена,  на  фризе  которой
изображены животные, каких ни один живой человек никогда не видел.
 -  Любой  ребенок может нарисовать зверя, которого никто не видел, - заметил
Ранд, и капитан усмехнулся.
 -  Это  точно, парень, они-то могут. Но может ли ребенок сделать кости таких
животных? В Танчико есть такие кости, скрепленные вместе, как в животном. Они
стоят  в  залах  Дворца Панарха, куда всякий может зайти  и  на  этот  скелет
посмотреть.  После Разлома остались тысячи чудес, и с тех пор  возвысилось  и
погибло  полдюжины  или  больше империй, некоторые  из  них  не  уступали  по
величине  и  силе  империи Артура Ястребиного Крыла, и после каждой  осталось
многое,  что  стоит  искать  и найти. Светящиеся жезлы,  бритвенное  кружево,
камень мужества. Хрустальная решетка, покрывающая остров, и она гудит,  когда
над  ней  встает  луна.  Гора,  выдолбленная в  виде  чаши,  а  в  ее  центре
серебристая спица высотой в сто спанов, и тот, кто подходит к ней  ближе  чем
на милю, умирает. Подернутые ржавчиной развалины, обломки, черепки, предметы,
поднятые с морского дна, предметы, о назначении которых не упоминается даже в
самых  старых книгах. У меня самого есть несколько таких вещиц. В мире  полно
такого, о чем вы и не мечтали, в стольких местах, что вам и за десять  жизней
не обойти. Вот такая неизведанность и притягивает.
 -  В Песчаных Холмах нам как-то довелось выкопать кости, - медленно произнес
Ранд.  -  Необычные кости. Кусок рыбьего скелета - я думаю,  что  рыбьего,  -
величиной с этот корабль. Кто-то поговаривал, мол, не к добру это - в  холмах
копаться.
 Капитан окинул его проницательным взглядом.
 -  Ты, парень, уже о доме задумался, а ведь только-только шагнул в мир!  Мир
еще  поймает тебя на крючок. Ты бросишься в погоню за рассветом, вот подожди,
и  увидишь... а если ты когда-нибудь вернешься, твоя деревня окажется не  так
"%+(* , чтобы удержать тебя.
 -  Нет! - Ранд вздрогнул. Сколько времени прошло с тех пор, как он вспоминал
о  доме, об Эмондовом Луге? И о Тэме! Должно быть, несколько дней. А ощущение
было  -  как будто месяцы. - Когда смогу, я обязательно вернусь домой.  Стану
разводить  овец, как... как мой отец, и я никогда больше не уйду  из  дома  и
вернусь туда очень скоро. Разве не так, Мэт? Как только сможем, мы отправимся
домой и забудем даже о том, что это все есть на белом свете.
 С  видимым  усилием  Мэт  оторвался от разглядывания деревьев,  за  которыми
исчезла выше по реке башня.
 -  Что?  А,  да,  конечно. Мы пойдем домой. Конечно. - Когда он  повернулся,
отходя,  Ранд услышал его бормотание: - Бьюсь об заклад, он просто не  хочет,
чтобы кто-то еще отправился за сокровищем.
 Похоже, Мэт не заметил, что произнес эти слова вслух.
 Четвертый день путешествия вниз по реке застал Ранда на мачте, он  сидел  на
топе, ногами зацепившись за штаги. "Ветку" мягко несло по реке, покачивая  на
волнах,  но в пятидесяти футах над водой от этой легкой качки верхушка  мачты
колебалась  взад  и вперед, описывая широкие дуги. Ранд запрокинул  голову  и
рассмеялся бившему в лицо ветру.
 Весла  были  выставлены, и отсюда корабль походил на  какого-то  диковинного
двенадцатиногого паука, ползущего по Аринелле. Ранд и прежде, бывало, залезал
на  такую  высоту - на деревья в Двуречье, - но на сей раз ветви не заслоняли
ему  обзор.  Все  на палубе, гребцы на веслах, матросы, на коленях  скребущие
палубу  лощильными  камнями или занятые работой с линями и  у  крышек  люков,
выглядели  такими чудными, если смотреть на них прямо сверху, - все  какие-то
приземистые и укороченные, - что Ранд провел битый час, просто глазея на  них
и посмеиваясь.
 Он  по-прежнему  ухмылялся,  поглядывая вниз на  команду,  но  теперь  юноша
рассматривал проплывающие мимо речные берега. Ощущение было такое,  будто  он
сидит  на шесте, - не считая, разумеется, покачиваний взад-вперед, - а берега
медленно скользят мимо, деревья и холмы медленно маршируют по обе стороны  от
него. Он оставался неподвижен, а целый мир двигался своим путем.
 Повинуясь   внезапному  импульсу.  Ранд  выпростал  ступни  из  переплетения
оттяжек,  крепящих мачту, и вытянул ноги и руки в стороны, удерживая  вопреки
качке  равновесие.  Ему удалось балансировать три полные дуги,  а  потом  все
разом  кончилось.  Руки и ноги крутанулись, словно крылья ветряной  мельницы,
сам Ранд повалился вперед и ухватился за фока-штаг. Ступни его скользнули  по
мачте,  и теперь ничто не удерживало Ранда на ненадежном насесте, кроме  рук,
вцепившихся в штаг, а он засмеялся. Огромными глотками жадно втягивая свежий,
прохладный ветер, Ранд смеялся, испытывая приступ пьянящего веселья.
 -  Парень! - раздался хриплый голос Тома. - Парень, если ты хочешь  свернуть
свою глупую шею, то не обязательно падать на меня.
 Ранд  глянул  вниз.  Прямо  под  ним, лишь в нескольких  футах,  держась  за
выбленки,  сверлил  юношу  суровым  взглядом  Том.  Как  и  Ранд,  свой  плащ
менестрель оставил внизу.
 - Том, - с сияющим лицом произнес Ранд. - Когда ты залез сюда?
 -  Когда  ты  словно  оглох  на оба уха и не услышал  криков.  Сгореть  мне,
парень, если все не подумали, будто ты совсем спятил.
 Ранд  посмотрел  вниз  и поразился, увидев удивленно  поднятые  кверху  лица
матросов  на палубе. Один Mat, скрестив ноги сидящий на носу спиной к  мачте,
не  смотрел на него. Даже гребцы на веслах подняли головы, нестройно  работая
веслами. И никто их за это не бранил. Ранд, вывернув голову, взглянул  из-под
руки  на  корму.  Капитан Домон стоял возле кормового весла, уперев  в  бедра
кулаки,  с  добрый  окорок каждый, и свирепо глядя на юношу,  болтающегося  у
мачты. Ранд повернулся к Тому с ухмылкой на лице.
 - Ты хочешь, чтобы я слез? Том энергично кивнул.
 - Был бы весьма признателен.
 - Ладно!
 Сдвинув  хватку на фока-штаге. Ранд прыгнул с верхушки мачты. Он  расслышал,
как  у  Тома  вырвалось проклятье, а юноша после короткого  полета  повис  на
руках, держась за фока-штаг. Менестрель, вытянув руку, уже готов был схватить
Ранда и теперь сердито хмурился. Ранд опять ухмыльнулся Тому.
 - Ну, я пошел вниз!
 Качнув  ногами вверх. Ранд перекинул одну ногу через толстый канат,  который
от  мачты  крепился на носу. затем зацепился за него сгибом  локтя  и  разжал
руки.  Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее он заскользил  вниз.  На
самом  носу  он спрыгнул на палубу, прямо перед Мэтом, сделал шаг,  удерживая
равновесие, и повернулся лицом к корме, широко разведя в стороны  руки,  так,
как делал Том после акробатического трюка.
 Раздались  матросские недружные хлопки в ладоши, но Ранд удивленно уставился
на Мэта и на то, что тот держал в руках, скрытое от всех остальных. Изогнутый
кинжал  в  золотых  ножнах, отделанных странными эмблемами.  Изящное  золотое
плетение обвивало рукоять, в головку ее был вставлен рубин размером с  ноготь
большого  пальца Ранда, а крестовина представляла собой двух змеев в  золотой
чешуе, с открытыми пастями, в которых виднелись кривые зубы.
 Мэт  какое-то  время  еще продолжал двигать клинок в ножнах  туда-сюда.  По-
прежнему  играя  им,  он  медленно  поднял  голову;  в  его  глазах   застыло
отсутствующее выражение. Внезапно они сфокусировались на Ранде, Мэт вздрогнул
и сунул кинжал за пазуху.
 Ранд присел на корточки, скрестив руки на коленях.
 -  Где  ты  это  взял?  - Мэт ничего не ответил, быстро  оглянувшись,  чтобы
проверить,  нет ли кого чужого рядом. Как ни странно, парни были одни.  -  Ты
ведь не из Шадар Логота его унес, а?
 Мэт пристально посмотрел на Ранда.
 -  Это  все  из-за  тебя! Из-за тебя и Перрина. Вы вдвоем  утащили  меня  от
сокровища, а он был у меня в руке. Мордет мне его не давал. Я его  взял  сам,
так что предостережения Морейн о подарках - не в счет. Не рассказывай никому,
Ранд. А то они его украдут.
 -  Я никому не скажу, - ответил Ранд. - По-моему, капитан Домон - честнейший
человек, но за прошлое остальных, особенно Гелба, я не поручусь.
 -  Никому!  -  настаивал Мэт. - Ни Домону, ни Тому, вообще никому.  Нас,  из
Эмондова Луга, осталось двое, Ранд. Мы не можем никому доверять.
 -  Они  живы,  Мэт.  Эгвейн  и Перрин. Я знаю,  они  живы.  -  Мэт  выглядел
пристыженным.  -  Но я все равно сохраню твою тайну. Будем  знать  только  мы
двое.  По  крайней мере, о деньгах нам больше волноваться не нужно. Если  его
продать,  то  нам  с лихвой хватит, чтобы путешествовать до  Тар  Валона  как
королям.
 -  Н-да,  конечно, - произнес через минуту Мэт. - Если придется.  Только  не
говори о нем никому без моего разрешения.
 -  Я  же обещал. Слушай, у тебя были еще сны, с тех пор как мы оказались  на
корабле? Как в Байрлоне? В первый раз выпал случай спросить об этом без толпы
вокруг.
 Мэт отвернулся, искоса глянув на друга.
 - Может, и были.
 - Что значит "может"? Либо были, либо нет.
 -  Ладно, ладно, были. Не хочу о них говорить. Я даже думать о них не  хочу.
Ничего хорошего из этого не будет.
 Прежде  чем  кто-то из друзей успел сказать еще что-нибудь,  к  ним  подошел
Том,  неся  свой плащ перекинутым через руку. Ветер трепал его белые  волосы,
длинные усы топорщились.
 -  Я  сумел убедить капитана, что ты не спятил, - объявил он, - что это было
частью твоего обучения. - Менестрель взялся за фока-штаг и качнул его. - Этот
твой  глупый  трюк,  когда  ты соскользнул вниз по веревке,  помог,  но  тебе
повезло, что ты не сломал свою дурную шею.
 Взгляд  Ранда  задержался на фока-штаге и прошелся по нему  до  самого  топа
мачты, после чего юноша обалдело открыл рот. Он сумел съехать вниз по нему. И
он усидел на верхушке...
 Вдруг  Ранд  словно увидел себя там, на этой верхотуре, с широко раскинутыми
в  стороны  руками и ногами. Он шлепнулся задом на палубу и  едва  удержался,
чтобы не растянуться во весь рост. Том задумчиво смотрел на него.
 -  Не знал, парень, что у тебя хорошая голова для высоты. Мы могли бы давать
представления  в  Иллиане, или в Эбу Даре, или даже в Тире. Народ  в  больших
городах на юге любит канатоходцев и танцоров на провисающей веревке.
 -  Мы же идем... - В последний миг Ранд спохватился и глянул вокруг - нет ли
рядом  кого,  кто мог бы услышать их разговор. Несколько человек  из  команды
наблюдали  за  ними,  в  том  числе и Гелб, который,  как  обычно,  кидал  на
ненавистную троицу злобные взгляды, но слышать слов Ранда не мог никто.
 -  В  Тар Валон, - докончил он. Мэт пожал плечами, будто ему было все равно,
куда они направляются.
 -  Это  сегодня,  парень,  -  заметил Том,  усаживаясь  на  палубу  рядом  с
ребятами,  - но завтра... кто знает? Такова жизнь менестреля. - Он извлек  из
широкого рукава горсть разноцветных шариков. - Раз уж я спустил тебя с небес,
мы поработаем над тройной связкой.
 Взгляд  Ранда скользнул к верхушке мачты, и его пробрала дрожь. Что со  мной
творится? Свет, что? Он должен в этом разобраться. Он должен добраться до Тар
Валона прежде чем и вправду сойдет с ума.

                                                                     ГЛАВА 25
                                                          СТРАНСТВУЮЩИЙ НАРОД

 Под  едва  греющим  солнцем Бела безмятежно шагала  вперед,  словно  те  три
волка,  что  трусили невдалеке, были для нее обычными деревенскими  собаками,
хотя  время  от  времени она так косила на них глазом, что  виднелись  белки.
Эгвейн,  сидя  на  кобыле,  держалась столь же неестественно.  Она  постоянно
следила  за  волками  уголком  глаза и порой поворачивалась  в  седле,  чтобы
оглядеться  вокруг. Перрин был уверен, что она высматривает  остальную  стаю,
хотя   девушка  гневно  отрицала  это,  когда  он  рискнул  высказать   такое
предположение, отрицала, что боится тех волков, которые бежали  впереди  них,
отрицала, что ее тревожит стая или то, что задумали звери. Отрицала и тут  же
опять  принималась  кидать  из-под  опущенных  ресниц  опасливые  взгляды   и
беспокойно облизывать губы.
 А  стая  была  далеко - Перрин мог бы сказать девушке об  этом.  И  что  тут
хорошего,  даже если она мне поверит? Особенно если поверит. У  Перрина  и  в
мыслях не было открывать эту корзину со змеями, пока совсем уж не припрет. Он
и  думать не хотел о том. как он узнал о стае. Мужчина в шкурах бежал впереди
вприпрыжку, иногда сам почти походя на волка, и он никогда не оглядывался при
появлении Пестрой, Прыгуна и Ветра, но тоже узнавал об их приближении.
 Перрин  и  Эгвейн проснулись на рассвете этого первого утра и  увидели,  как
Илайас  жарит  кролика  и  посматривает на них  со  спокойным  выражением  на
бородатом лице. Не считая Пестрой, Прыгуна и Ветра, волков видно не было. Под
большим  дубом все еще держались темные тени, ясно выделяясь в бледном  свете
раннего  утра,  и  голые  деревья поодаль походили на обглоданные  до  костей
пальцы.
 -  Они рядом, - ответил Илайас, когда Эгвейн поинтересовалась, где вся стая.
-  Достаточно  близко,  чтобы прийти на помощь, если понадобится.  Достаточно
далеко,  чтобы остаться в стороне от любой человеческой неприятности, которая
с  нами  случится. Там, где собираются вместе два человека, рано или  поздно,
всегда возникают неприятности. Если они нам будут нужны, они придут.
 Что-то  щекотнуло  подсознание Перрина, когда  он  вонзил  зубы  в  жареного
кролика. Направление, смутно ощутимое. Точно! Там, где они... Горячий  сок  у
него  во рту тотчас утратил всякий вкус. Он взял клубни, которые Илайас запек
в углях, - по вкусу они напоминали репу, - но аппетит у Перрина уже пропал.
 Собираясь,  Эгвейн  решительно заявила, что верхом будут  ехать  по  очереди
все, и Перрин даже не подумал с ней спорить.
 - Первая - ты, - сказал он только. Она кивнула.
 - А затем - вы, Илайас.
 -  Для  меня  и  мои ноги хороши, - сказал Илайас. Он взглянул  на  Белу,  и
кобыла  завращала глазами, словно он был одним из волков. - Кроме того,  вряд
ли она захочет, чтобы я ехал на ней верхом.
 -  Чепуха!  -  твердо  ответила  Эгвейн. - Нет никакого  смысла  упрямиться.
Разумно  же  -  каждому иногда ехать верхом. Как вы говорите, впереди  у  нас
долгая дорога.
 - Я сказал "нет", девочка.
 Эгвейн  сделала  глубокий вдох, и Перрину стало интересно,  как  ей  удастся
-  "o' bl свое решение Илайасу, - тем самым способом, каким она обращалась  с
ним,  или иначе. Но тут же он понял, что девушка стоит открыв рот. не в силах
вымолвить ни слова. Илайас же смотрел на нее, просто смотрел желтыми волчьими
глазами.  Эгвейн сделала шаг назад от худощавого мужчины и провела языком  по
губам,  потом  опять  отступила  на  шаг.  Так  она  и  допятилась  до  Белы,
вскарабкалась  в  седло,  и  только потом Илайас  отвернулся.  Когда  мужчина
повернулся  и двинулся на юг, Перрин подумал, что ухмылка у того  тоже  очень
сильно смахивает на волчью.
 Так  они путешествовали на юг и на восток три дня, пешком и верхом целые дни
напролет,  останавливаясь лишь в сгустившихся сумерках. Илайас,  по-видимому,
торопливость горожан презирал, но в то же время не считал, что стоит  попусту
терять время, если есть куда идти.
 Три  волка  на  глаза  им  попадались редко. Каждый  вечер  звери  на  время
выходили  к  костру  и иногда днем, когда их меньше всего ожидали,  ненадолго
появлялись рядом и исчезали. Но Перрин знал, что они неподалеку, и знал  где.
Он  знал,  когда волки разведывали дорогу впереди и когда волки наблюдали  за
происходящим  позади  них.  Он узнал, когда они  оставили  обычные  охотничьи
угодья  и  Пестрая  отослала  свою стаю обратно,  -  ждать  ее.  Иногда  трое
оставшихся  волков пропадали из мыслей Перрина, но задолго до того,  как  они
появлялись  в  поле  зрения, он уже знал об их возвращении.  Даже  когда  лес
сменился  разбросанными  там и тут рощами, разделенными  громадными  полосами
мертвой   травы,  волки,  когда  не  хотели,  чтобы  их  заметили,   казались
призраками,  но  он  мог  в любой момент указать на них  пальцем.  Перрин  не
понимал,  как он узнает все это, и пытался уверить себя, что его  воображение
играет с ним шутки, но все было бесполезно. Как знал Илайас, так знал и он.
 Перрин  старался не думать о волках, но они все равно прокрадывались  в  его
мысли. С тех пор как он встретился с Илайасом и волками. Ба'алзамон пропал из
его  снов. Его сновидения, насколько Перрин помнил при пробуждении,  касались
обыденных  дел, того, что могло сниться дома... до Байрлона... до Ночи  Зимы.
Обычные  сны  -  с одним дополнением. В этих снах, как он помнил,  одно  было
общим:  когда он выпрямлялся у горна мастера Лухана, стирая пот с  лица,  или
возвращался  с  Лужайки после танцев с деревенскими девушками,  или  поднимал
голову  от  книги, которую читал у камина, то где бы он ни был - в  лесу,  на
улице,  под крышей, - рядом всегда находился волк. Всегда рядом с ним маячила
волчья  спина;  и  всегда он знал, - в снах это казалось нормальным,  даже  у
обеденного стола Элсбет Лухан, - что желтые волчьи глаза, охраняя его,  зорко
следят  за тем, какая опасность может появиться. Лишь при пробуждении  волчье
присутствие казалось ему странным.
 Они путешествовали три дня. Пестрая, Прыгун и Ветер приносили им кроликов  и
белок,  Илайас  показывал растения, годные в пищу, некоторые  из  них  Перрин
узнавал.  Однажды кролик выскочил чуть ли не из-под самых копыт Белы;  прежде
чем  Перрин  успел  вложить камень в пращу, Илайас в  двадцати  шагах  точным
броском своего длинного ножа пригвоздил зверька к земле. В другой раз  Илайас
подстрелил  из лука взлетевшего толстого фазана. Ели теперь Перрин  с  Эгвейн
намного  лучше, чем когда шли одни, но юноша с радостью вернулся  бы  к  тому
скудному  рациону, лишь бы обойтись без серых попутчиков. Он не  был  уверен,
какие  чувства испытывает Эгвейн, но предпочел бы голодать, лишь бы жить  без
волчьей компании. Три дня, до этого самого вечера.
 Впереди,  в добрых четырех милях, раскинулся лесок, больший, чем  многие  из
повстречавшихся  путникам. На западе низко висело солнце,  отбрасывая  справа
косые  тени,  усиливался  ветер.  Перрин почувствовал,  что  волки  перестали
держаться  сзади  и неторопливо двинулись вперед. Они не чуяли  и  не  видели
ничего опасного. Сейчас на Беле ехала Эгвейн. Пора уже было подыскивать место
для ночлега, и большая роща хорошо подходила для этой цели.
 Когда  путники  приблизились к деревьям, из леска  выскочили  три  мастиффа,
широкомордые  псы,  не уступающие ростом волкам, даже крупнее;  они  оскалили
клыки, громко, утробно рыча. Едва вырвавшись на опушку, псы остановились,  но
от  троих  людей  их  отделяло не больше тридцати футов, темные  глаза  собак
сверкали убийственными огоньками.
 Бела, которая и так уже изнервничалась из-за волков, тихо заржала и чуть  не
сбросила  Эгвейн  с  седла, но Перрин в тот же миг закрутил  свою  пращу  над
#.+.".). Нет нужды тупить топор об собак; камень по ребрам заставит убежать и
самого злобного пса.
 Илайас махнул ему рукой, не отрывая взгляда от замерших собак.
 - Чш-ш! Прекратите!
 Перрин недоуменно нахмурился на него, но, крутанув пращу еще несколько  раз,
опустил ее. Эгвейн сумела утихомирить Белу; и она, и кобыла с опаской следили
за собаками.
 На  загривках мастиффов дыбом стояла шерсть, уши их были прижаты,  рык  псов
звучал  как  землетрясение. Вдруг Илайас поднял вытянутый  палец  на  уровень
плеча и засвистел долгим пронзительным свистом, который становился все выше и
выше,  нескончаемо. Рычание собак неровно оборвалось. Псы отступили  на  шаг,
поскуливая  и вертя головами, будто хотели убежать, но что-то их  удерживало.
Глаза их были прикованы к пальцу Илайаса.
 Медленно  Илайас стал опускать руку, и тональность свиста понижалась  вместе
с  нею.  Собаки следовали за движением руки, пока не легли плашмя  на  землю,
вывалив языки из пастей. Три хвоста завиляли.
 -  Смотрите,  -  сказал Илайас, шагнув к собакам. - В оружии  нет  нужды.  -
Мастиффы  лизали  ему руки, а он почесывал их широколобые  головы  и  ласково
трепал  псов  за ушами. - Они выглядят гораздо более злобными,  чем  есть  на
самом  деле. Они хотели всего лишь отпугнуть нас и укусили бы, только если  б
мы  попробовали сунуться в лес. Так или иначе, теперь об этом волноваться  не
стоит. До того как совсем стемнеет, мы успеем добраться до другой рощицы.
 Перрин  посмотрел  на  Эгвейн:  рот у нее был  открыт.  Клацнув  зубами,  он
захлопнул свой.
 По-прежнему поглаживая псов, Илайас изучал рощу.
 -  Здесь  будут  Туата'ан. Странствующий Народ. Перрин с Эгвейн  непонимающе
уставились на него, и он добавил:
 - Лудильщики.
 -   Лудильщики?   -  воскликнул  Перрин.  -  Мне  всегда  хотелось   увидеть
Лудильщиков.  Они  иногда останавливались лагерем у Таренского  Перевоза,  за
рекой, но в Двуречье, насколько помню, они не бывали. Почему так, я не знаю.
 Эгвейн фыркнула:
 -  Наверное, потому, что людишки в Таренском Перевозе такие же большие воры,
как и Лудильщики. Несомненно, они кончили тем, что без всякого толку воровали
друг  у  друга. Мастер Илайас, если тут и вправду недалеко Лудильщики, может,
мы  дальше пойдем? Нам не хочется, чтобы Белу украли и... ну, богатства у нас
все  равно  нет,  но всем известно, что Лудильщики готовы украсть  хоть  что-
нибудь.
 -  В  том  числе и младенцев? - сухо осведомился Илайас. - Похищают детей  и
все  такое прочее? - Он сплюнул и девушка вспыхнула. Такие истории про  детей
иногда  рассказывали, но чаще всего - Кенн Буйе или кто-то  из  Коплинов  или
Конгаров.  Каждый  знал: это те еще россказни. - Порой  от  Лудильщиков  меня
попросту  тошнит, но воруют они не чаще, чем другие. Намного реже,  чем  кое-
кто, кого я знаю.
 -  Скоро  совсем стемнеет, Илайас, - сказал Перрин. - Где-то  же  мы  должны
остановиться на ночь. Почему бы не вместе с ними, если они примут  нас?  -  У
миссис Лухан имелся в хозяйстве починенный Лудильщиками котел, о котором  она
заявляла,  что  он  лучше нового. Мастер Лухан не испытывал  особой  радости,
когда   его  жена  превозносила  работу  Лудильщиков,  но  Перрину   хотелось
взглянуть, как те достигают своего мастерства. Однако в тоне и облике Илайаса
сквозило  какое-то  нежелание, которого юноша  понять  не  мог.  -  Или  есть
причина, из-за которой нам нельзя так поступать?
 Илайас  отрицательно  покачал  головой, но нежелание  не  пропало,  оно  по-
прежнему чувствовалось в развороте его плеч и в напряженно сжатых губах.
 -  Можно,  можно.  Только  не берите в голову то, что  они  говорят.  Всякую
глупость.   По   большей   части   Странствующий   Народ   ведет   себя   как
заблагорассудится, но порой они придают очень большое значение формальностям,
поэтому делайте то же самое, что и я. И держите свои секреты при себе. Нечего
выкладывать все каждому встречному-поперечному.
 Собаки,  виляя  хвостами, трусили рядом с путниками, пока Илайас  вел  ребят
дальше  в лес. Перрин почувствовал, что волки задержались на опушке, и понял,
gb.  дальше  они не пойдут. Собак они не боялись - к ним волки  относились  с
пренебрежением, ведь те променяли свободу на сон возле костра, - но людей они
избегали.
 Илайас шагал уверенно, словно знал, куда идти, и в глубине леска, меж  дубов
и ясеней, показались фургоны Лудильщиков.
 Как  и  любой  в  Эмондовом Лугу, Перрин много слышал  о  Лудильщиках,  хоть
никогда и не видел никого из них, и лагерь оказался точно таким, каким  он  и
ожидал  его  увидеть. Фургоны представляли собой небольшие дома  на  колесах:
высокие  деревянные сундуки, покрытые лаком и раскрашенные в  яркие  цвета  -
красные,  синие,  желтые,  зеленые, различные их  оттенки,  названия  которых
Перрин  не  знал.  Странствующий Народ занимался  делами,  которые  оказались
разочаровывающе обыденными: кто готовил еду, кто шил, кто возился  с  детьми,
кто  чинил упряжь, но у всех одежда оказалась еще более многоцветной, чем  их
фургоны, - и на первый взгляд выбранной наугад; иногда от сочетания расцветок
куртки  и  штанов  или  платья и шали у Перрина рябило в  глазах.  Лудильщики
напоминали ему бабочек на лугу с яркими полевыми цветами.
 Четыре  или  пять  человек в разных концах лагеря  играли  на  скрипках  или
флейтах,  и  немногие танцующие кружились рядом с ними,  будто  колибри  всех
цветов  радуги.  Среди  костров бегали и играли дети и  собаки.  Собаки  были
мастиффами,  точно такими же, что встретили путников, но дети дергали  их  за
уши  и таскали за хвосты, карабкались им на спины, а здоровенные псы спокойно
сносили  подобное обращение. Трое мастиффов, идущих рядом с Илайасом,  свесив
языки, глядели на бородача как на лучшего друга. Перрин покачал головой.  Все
равно  в  них хватало роста, чтобы достать человеку до горла, просто  оторвав
свои передние лапы от земли.
 Внезапно  музыка  оборвалась, и Перрин понял, что все Лудильщики  глядят  на
Илайаса  и  его  спутников.  Даже  дети  и  собаки  стояли  тихо  и  смотрели
настороженно, будто готовые тут же сорваться с места и убежать.
 Минуту  вообще  не слышалось ни звука, а затем вперед выступил  седоволосый,
жилистый, невысокого роста мужчина и степенно поклонился Илайасу. Мужчина был
одет  в красную куртку с высоким воротником-стойкой и мешковатые ярко-зеленые
штаны, заправленные в высокие, до колен сапоги.
 - Добро пожаловать к нашим кострам! Известна ли вам песня?
 Илайас поклонился ему столь же церемонно, приложив обе руки к груди:
 -  Ваш  радушный  прием,  Махди, согревает душу, как ваши  костры  согревают
тело, но я не знаю песни.
 -  Тогда  мы по-прежнему ищем, - нараспев произнес седоголовый. - Как  было,
так  и  будет,  если только мы помним, ищем и находим. - Он с  улыбкой  повел
рукой в сторону костров, и в голосе его зазвучало радостное, приветливое ожив
ление. - Ужин почти готов. Пожалуйста, присоединяйтесь к трапезе!
 Словно  по  сигналу,  вновь заиграла музыка, детвора опять  затеяла  веселую
беготню и возню с собаками. Все в лагере вернулись к прерванному делу, словно
бы вновь пришедшие были давнишними друзьями Лудильщиков.
 Однако седоволосый взглянул на Илайаса и, поколебавшись, спросил:
 -  А  ваши...  другие  друзья?  Они не придут?  А  то,  бедные  собачки  так
пугаются.
 -  Они  не  придут.  Раин. - Илайас качнул головой с едва заметным  оттенком
презрения. - Пора бы тебе это понять.
 Седоволосый  развел  руками,  словно  сетуя,  что  ни  в  чем  нельзя   быть
уверенным.  Когда  он  повернулся,  чтобы отвести  гостей  в  лагерь,  Эгвейн
спешилась и подошла ближе к Илайасу.
 - Вы - друзья?
 Чтобы отвести Белу, появился улыбающийся Лудильщик;
 Эгвейн  с  видимой  неохотой отдала ему уздечку, и то после  кривой  усмешки
Илайаса.
 - Мы знаем друг друга, - коротко ответил одетый в шкуры мужчина.
 - Его имя - Махди? - спросил Перрин. Илайас что-то проворчал шепотом.
 -  Его  зовут  Раин. Махди - это нечто вроде звания. Ищущий. Он предводитель
их  отряда.  Если так для вашего слуха необычно, можете называть его  Ищущим.
Ему все равно.
 - А что это было о песне? - спросила Эгвейн.
 -  Это  то,  из-за чего они странствуют, - сказал Илайас, - или же  так  они
говорят. Они ищут песню. Именно ее разыскивает Махди. Они утверждают, что при
Разломе  Мира  утеряли  ее, и если им удастся найти ее,  вернется  рай  Эпохи
Легенд.  -  Он  обежал взглядом лагерь и хмыкнул. - Они даже не знают,  какую
ищут  песню;  заявляют, что когда отыщут ее, то узнают. Они не ведают,  каким
образом  она, как предполагается, принесет рай, но они верят в это уже  почти
три  тысячи лет, с самого Разлома. Полагаю, искать они будут, пока Колесо  не
перестанет вертеться.
 Путники  подошли к костру Раина в центре лагеря. Фургон Ищущего был  желтым,
с  красной  окантовкой,  красные  спицы высоких  колес  с  красными  ободьями
чередовались с желтыми. Полная женщина, такая же седая, как и Раин, но со все
еще  гладкими  щеками,  появилась  на  лестнице  в  задней  части  фургона  и
остановилась, расправляя на плечах украшенную голубой бахромой шаль. Кофточка
на  ней  была  ярко-желтой, юбка - ярко-красной. От такого  сочетания  цветов
Перрин зажмурился, а Эгвейн сдавленно охнула.
 Увидев  идущих  за  Райном  людей,  женщина  с  радушной  улыбкой  пошла  им
навстречу.  Ила,  жена Раина, оказалась на голову выше  мужа,  и  вскоре  она
заставила   Перрина   забыть  о  расцветке  ее  одежды.   Материнской   своей
заботливостью она напомнила ему миссис ал'Вир, а от первой же  ее  улыбки  на
душе у него стало теплее и радостнее.
 Ила  приветствовала  Илайаса  как старого знакомого,  но  со  сдержанностью,
которая,  по-видимому,  ранила Райна. Илайас криво  улыбнулся  ей  и  кивнул.
Перрин  и  Эгвейн представились женщине сами, и она пожала руки им  обоим  со
много большим теплом, чем она выказала Илайасу, а Эгвейн даже обняла.
 -  Как  ты  прелестна,  дитя,  - сказала она, погладив  Эгвейн  по  щеке,  и
улыбнулась.  -  И вдобавок продрогла до костей, как я вижу.  Садись  ближе  к
огню, Эгвейн. Все присаживайтесь. Ужин почти готов.
 Вокруг  костра  лежали обрубки бревен, предназначенные для  сидения.  Илайас
отказался даже от такой уступки цивилизации. Вместо этого он вольготно уселся
прямо на землю. Над пламенем в железных треногах стояли небольшие котелки,  а
около углей - печка. Ила захлопотала возле них.
 Когда  Перрин и остальные расселись, к костру упругим шагом подошел стройный
молодой  человек, в одежде в зеленую полоску. Он крепко обнял  Раина  и  Илу,
окинул  холодным взглядом Илайаса и ребят. С Перрином он был  примерно  одних
лет и двигался так, будто со следующего шага готов пуститься в танец.
 -   Что,  Айрам,  -  нежно  улыбнулась  Ила,  -  решил  откушать  со  своими
старенькими  дедушкой  и  бабушкой, так? -  Наклонившись  помешать  в  котле,
висящем  над костром, она с улыбкой перевела взгляд на Эгвейн. - Хотелось  бы
узнать, почему?
 Айрам  легко  присел, скрестив руки на коленях, напротив Эгвейн,  по  другую
сторону костра.
 -  Я  -  Айрам,  -  сказал он ей тихим, уверенным голосом. Казалось,  здесь,
кроме  нее, он больше никого не замечал. - Я ждал первую розу весны, и теперь
я нашел ее возле костра моего дедушки.
 Перрин  ожидал,  что Эгвейн захихикает, а потом увидел, как  она  смотрит  в
глаза   Айраму.  Перрин  пригляделся  к  молодому  Лудильщику.  Ему  пришлось
признать,  что  тот наделен изрядной долей миловидности. Через минуту  Перрин
понял,  кого  он ему напомнил. Вила ал'Сина: на него, когда тот  приходил  из
Дивен Райд в Эмондов Луг, заглядывались и о нем перешептывались за его спиной
все  девушки.  Вил ухаживал за каждой девушкой, какую встречал,  и  ухитрялся
убедить каждую из них, что с остальными он просто-напросто вежлив.
 -  Эти  ваши  собаки, - громко произнес Перрин, отчего Эгвейн вздрогнула,  -
выглядят большими, как медведи. Удивительно, как вы разрешаете детям играть с
ними.
 Улыбки Айрама как не бывало, но, когда он взглянул на Перрина, улыбка  вновь
вернулась на его лицо, причем куда более самоуверенная, чем раньше.
 -  Они  не  укусят  тебя.  Они просто принимают  грозный  вид,  чтобы  чужих
отпугнуть,  и предупреждают нас, но они обучены как положено -  в  духе  Пути
Листа.
 -  Пути  Листа? - сказала Эгвейн. - А что это такое? Айрам жестом указал  на
деревья, его глаза внимательно и неотрывно смотрели на девушку.
 -  Лист живет отмеренное ему время и не борется с ветром, который уносит его
прочь.  Лист  не причиняет зла, в конце срока опадает, чтобы вскормить  новые
листья. Так должны поступать и все мужчины. И женщины.
 Эгвейн в ответ посмотрела на него, слабый румянец окрасил ее щеки.
 -  Но что это значит? - сказал Перрин. Айрам бросил на пего сердитый взгляд,
но на вопрос ответил Раин.
 -  Это  значит, что человек не должен причинять вреда другому  ни  по  какой
причине.  -  Взгляд  Ищущего  переместился на  Илайаса,  -  Для  насилия  нет
оправдания. Никакого. Никогда.
 -  А что, если кто-то нападет на вас? - настаивал Перрин. - Что, если кто-то
ударит вас или попытается ограбить, а то и убить?
 Раин  сокрушенно  вздохнул, словно Перрин просто  не  понял  того,  что  для
самого Раина столь очевидно.
 -  Если  меня  ударят, то я спрошу у ударившего, почему ему  захотелось  так
поступить.  Если  он  по-прежнему хочет меня ударить, я убегу,  как  убегу  и
тогда,  когда  меня  захотят ограбить или убить. Будет много  лучше,  если  я
позволю забрать то, чего пожелает грабитель, даже мою жизнь, чем сам прибегну
к насилию. И я буду надеяться, что он не слишком сильно повредит себе.
 - Но вы же сказали, что ничего плохого ему не сделаете, - сказал Перрин.
 -  Нет,  не  сделаю,  но  само насилие наносит вред тому,  кто  прибегает  к
насилию,  -  в  той  же  мере,  в какой от него  страдает  тот,  кто  насилию
подвергается.
 На лице Перрина явно читалось сомнение.
 -   Ты  можешь  срубить  своим  топором  дерево,  -  сказал  Раин.  -  Топор
торжествует  путем  насилия над деревом и останется невредимым.  Так  ты  это
видишь?  По  сравнению со сталью дерево слабо и податливо, но. острая  сталь,
когда  рубит,  тупится, и соки дерева попортят ее, покрыв оспинами  ржавчины.
Могучий  топор содеет насилие над беззащитным деревом, и сам будет  поврежден
им. Так же и с людьми, хотя здесь уже ущерб причинен душе.
 - Но...
 -  Хватит, - прорычал Илайас, оборвав Перрина. - Раин, и так уже плохо,  что
ты  пытаешься  обратить деревенских несмышленышей в вашу чушь,  -  это  почти
всюду, где бы ты ни ходил, доставляет тебе уйму бед, верно? - но я не за  тем
привел этих щенят сюда, чтобы ты принялся за них. Оставь это!
 -  И  оставить их тебе? - вмешалась Ила, растирая в ладонях сушеные травы  и
ссыпая  их  тонкой струйкой в один из котелков. Голос ее был ровен,  но  руки
яростно  мяли  траву. - Чтобы ты научил их своему пути - убить  или  умереть?
Чтобы  ты  обрек  их  на  ту судьбу, которую ищешь для себя  самого:  умереть
одному, в окружении лишь воронов и твоих... твоих друзей, вздорящих над твоим
телом?
 -  Успокойся,  Ила, - мягко сказал Раин, будто эти слова,  а  то  и  похуже,
слышал сотни раз. - Он же приглашен к нашему костру, жена моя.
 Ила  успокоилась, но про себя Перрин отметил, что извиняться она  не  стала.
Вместо извинения она посмотрела на Илайаса и печально покачала головой, затем
отряхнула  руки  и  принялась доставать ложки и глиняные  миски  из  красного
сундука на боку фургона.
 Раин повернулся обратно к Илайасу.
 -  Мой  старый  друг, сколько раз должен я говорить тебе, что мы  никого  не
пытаемся  обратить. Когда деревенский люд любопытствует о наших  обычаях,  мы
отвечаем на их вопросы. Да, правда, намного чаще спрашивающий молод, и иногда
один  из них уходит вместе с нами, но - по своей собственной воле, по  своему
собственному желанию.
 -  Попробуй  скажи это тем фермерским женам, которые только что узнали,  что
их  сын или дочь сбежали с Лудильщиками, - скривившись, сказал Илайас. -  Вот
потому-то города побольше не разрешают вам даже лагерь свой разбить возле  их
стен. Деревни терпят вас, так как у них есть что чинить, но городам этого  не
нужно,  и  горожанам  не  нравится, когда своими  разговорами  вы  подбиваете
молодежь пускаться в бега.
 -  Мне  неведомо,  что  разрешают или запрещают  города.  -  Терпение  Раина
казалось безграничным. Определенно, гнев вообще не знал над ним власти.  -  В
городах  всегда  найдутся люди, склонные к насилию. Во всяком  случае,  я  не
$c, n, что песню можно найти в городе.
 -  Не хочу обидеть вас, Ищущий, - медленно произнес Перрин, - но... ну, я не
полагаюсь  на  силу. Не помню, чтобы я боролся с кем-то в  летах,  не  считая
состязаний по праздникам. Но если кто-то ударит меня, я дам сдачи. Коли я так
не  сделаю, то лишь внушу ему мысль, что он может ударить меня, когда бы  ему
ни  вздумалось. Некоторые люди считают, что можно использовать других в своих
целях,  и если не дать им понять обратного, они просто так и будут издеваться
над теми, кто слабее их.
 -  Некоторым  людям,  -  заметил Айрам с неизбывной печалью,  -  никогда  не
одолеть своих низменных инстинктов.
 Он  сказал это, взглянув на Перрина, отчего стало ясно, что говорит он вовсе
не о тех задирах, которых упоминал Перрин.
 -  Бьюсь  об  заклад,  что убегать тебе приходилось не  единожды,  -  сказал
Перрин,  и  лицо  молодого Лудильщика вытянулось от гнева,  который  не  имел
ничего общего с Путем Листа.
 -  А  вот  мне,  - сказала Эгвейн, испепеляя Перрина взглядом,  -  интересно
встретить  того,  кто  не  считает, что его  мускулы  могут  разрешить  любую
проблему.
 К  Айраму  вернулось  хорошее настроение, и он  встал,  с  улыбкой  протянув
девушке руки.
 - Позволь показать тебе наш лагерь. Здесь и танцуют!
 -  С  удовольствием,  -  улыбнулась в ответ ему  девушка.  Ила  выпрямилась,
достав из маленькой железной печки каравай хлеба.
 - Но ужин уже готов, Айрам.
 -  Я  поужинаю у матери, - сказал через плечо Айрам, взяв Эгвейн под руку  и
уводя ее от фургона. - Мы поужинаем с матерью..
 Он  одарил  торжествующей улыбкой Перрина. Айрам с  Эгвейн  побежали,  и  до
Перрина донесся смех девушки.
 Перрин  встал  на  ноги, затем остановился. Вряд ли здесь с ней  приключится
какая беда, если весь лагерь следует, как утверждает Раин, этому самому  Пути
Листа. Обернувшись к Раину я Иле, - те оба смотрели вслед внуку, - он сказал:
 - Прошу прощения. Я - гость, и мне не следовало бы...
 -  Не глупи, - успокаивающе сказала Ила. - Это его вина, а не твоя. Садись и
ешь.
 -  Айрам  -  беспокойный молодой человек, - с печалью  добавил  Раин.  -  Он
хороший мальчик, но порой я думаю, что Путь Листа окажется для него труден. С
некоторыми,  к сожалению, так бывает. Ладно, оставим. Мой костер  -  ваш.  Хо
рошо?
 Перрин медленно сел на место, по-прежнему чувствуя себя неловко.
 -  А  что  бывает  с тем, кто не может следовать Пути? -  спросил  он.  -  С
Лудильщиком, я имею в виду?
 Раин и Ила встревоженно переглянулись, и Раин сказал:
 - Они покидают нас. И Потерянные уходят жить в деревни.
 Ила пристально посмотрела в ту сторону, куда ушел внук.
 - Потерянные не могут быть счастливы.
 Она  вздохнула,  но когда женщина стала раздавать миски  и  ложки,  лицо  ее
снова было спокойно.
 Перрин  потупился, кляня себя за этот вопрос, и больше разговоров  не  было.
Ила  молча наполнила миски .густым овощным рагу, молча раздала толстые  ломти
хлеба с хрустящей корочкой. Ели все тоже молча. Рагу оказалось очень вкусный,
и  Перрин  умял  три  порции и лишь потом остановился. Илайас,  как  отметил,
ухмыльнувшись, юноша, опустошил четыре миски.
 После  ужина  Раин  набил трубку, Илайас достал свою  и  тоже  набил  ее  из
непромокаемого   кисета  Раина.  Раскуривание,  уминание  табака,   повторное
закуривание, а молчанию будто не было конца. Ила достала узелок  с  вязанием.
Солнце превратилось в красный мазок пожара над верхушками деревьев на западе.
Лагерь   устраивался  на  ночь,  но  суета  не  улеглась,  лишь   изменилась.
Музыкантов,  игравших, когда путники вошли в лагерь, сменили  другие,  и  еще
больше  народу,  чем  раньше, танцевало в свете костров,  -  тени  прыгали  и
метались  по  стенкам фургонов. Где-то в глубине лагеря зазвучал хор  мужских
голосов.  Перрин  соскользнул с бревна на землю и  вскоре  почувствовал,  что
*+n%b носом.
 Через некоторое время Раин произнес:
 -  Не  встречал ли ты кого-нибудь из Туата'ан, Илайас, с тех пор как  был  у
нас прошлой весной?
 Глаза Перрина медленно открылись, и вновь веки потянуло вниз.
 -  Нет,  -  ответил  Илайас, не вынимая трубку изо рта. -  Не  люблю,  когда
вокруг меня сразу много людей.
 Раин хохотнул:
 -  Особенно таких, которые живут совершенно не так, как ты сам, а? Нет,  мой
старый друг, не волнуйся. Я уже многие годы как отказался от надежды, что  ты
вступишь на Путь. Но после того, как мы виделись с тобою в последний  раз,  я
услышал одну историю, и если ты еще не слышал ее, то, может, она заинтересует
тебя.  Меня она заинтересовала, и я слышал ее вновь и вновь, всякий раз,  как
мы встречали других из нашего народа.
 - Я слушаю.
 -  Все  началось весной, два года назад. Один отряд Народа пересекал Пустыню
северным маршрутом. Сонливость Перрина тотчас как рукой сняло.
 - Пустыню? Айильскую Пустыню? Они пересекали Айильскую Пустыню?
 -  Кое-какой  люд заходит в Пустыню, и их не беспокоят, - сказал  Илайас.  -
Менестрели.  Торговцы,  если  они  честны.  Туата'ан  постоянно  ходят  через
Пустыню. Купцы из Кэймлина там бывали до истории с Древом и Айильской Войны.
 -  Айильцы  избегают  нас, - с грустью отметил Раин, - хотя  многие  из  нас
пытались  поговорить  с  ними. Они наблюдают за нами  издали,  но  близко  не
подходят  и не подпускают нас к себе. Временами меня охватывает беспокойство:
вдруг им известна песня, хотя я и не считаю это правдоподобным. Знаете ли,  у
Айил  мужчины  не  поют.  Разве  не странно?  Со  времени,  как  мальчик-айил
становится  мужчиной, он не поет ничего, кроме боевой песни или  погребальной
над  павшими. Мне доводилось слышать, как они поют над своими погибшими и над
теми, кого они сразили в бою. Эта песня заставит рыдать и камни.
 Ила,   прислушивающаяся  к  разговору  мужчин,  согласно  кивала  над  своим
вязанием.
 Перрин,  быстро  поразмыслив,  кое-что  для  себя  решил.  Он  полагал,  что
Лудильщики все время должны чего-то опасаться, судя по всем этим разговорам о
том,  что лучший выход из опасного положения - убежать прочь, но ни  один  из
тех,  кто  страшится опасности, даже и помыслить не мог бы о  переходе  через
Айильскую  Пустыню.  Из всего услышанного им раньше следовало,  что  ни  один
здравомыслящий человек не стал бы пытаться пересекать Пустыню.
 -  Если это какая-то история про песню, - начал было Илайас, но Раин покачал
головой.
 -  Нет.  мой  старый друг, не о песне. Я не уверен, что вообще знаю,  о  чем
она.  -  Он  повернулся к Перрину. - Молодые Айил часто бродят по Запустению.
Некоторые  из  молодых уходят в одиночку, отчего-то считая, что они  призваны
убить Темного. Большинство ходит небольшими группами. Охотиться на троллоков.
-  Раин  сокрушенно покачал головой, и, когда он продолжил,  голос  его  стал
мрачен.  - Два года назад отряд Народа, пересекавший Пустыню в сотне  миль  к
югу от Запустения, наткнулся на одну из таких групп.
 -  Молодые женщины, - столь же скорбным голосом, как у мужа, вставила Ила. -
Совсем юные девушки, почти девочки.
 У Перрина вырвался вздох удивления, и Илайас криво улыбнулся ему.
 -  Айильские девушки не ведут хозяйство и не занимаются стряпней,  если  они
того  не  хотят, парень. Вместо этого те, кто хочет стать воином, вступают  в
одно из своих воинских обществ - Фар Дарайз Май, Девы Копья, и сражаются  бок
о бок с мужчинами.
 Перрин покачал головой. Илайас усмехнулся, глядя на его лицо.
 Раин  вновь  вернулся к рассказу, отвращение и недоумение  смешались  в  его
голосе.
 -  Все  молодые женщины, за исключением одной, были мертвы, и  оставшаяся  в
живых  умирала.  Она  ползла к фургонам. Ясно было:  она  знала,  что  они  -
Туата'ан.  Ее отвращение превосходило боль, но у нее было послание столь  для
нее  важное, что она должна была обязательно передать его кому-нибудь,  пусть
даже  нам,  прежде чем позволить себе умереть. Мужчины пошли  посмотреть,  не
,.#cb  ли они помочь остальным, - по ее кровавому следу, но все девушки  были
мертвы,  а  вокруг  них лежали убитые троллоки, в три раза  превосходящие  их
числом.
 Илайас сел прямо, едва не выронив трубку изо рта.
 -  На  сотню  миль  в  Пустыню? Быть не может! Дьевик  К'Шар,  так  троллоки
называют  Пустыню. Гиблая Земля. Да они не прошли бы на сотню миль в Пустыню,
даже гони их все Мурддраалы в Запустении!
 - Вы ужасно много знаете о троллоках, Илайас, - сказал Перрин.
 - Продолжай свою историю, - угрюмо сказал Илайас Раину.
 -  По  добыче,  которую с собой несли Айил, стало ясно, что они возвращались
из Запустения. За ними следом шли троллоки, но, судя по следам, лишь немногим
из  них удалось уцелеть после убийства Айил. Что до девушки, то она никому не
давала  прикоснуться к себе, даже чтобы перевязать раны. Но она  вцепилась  в
куртку  Ищущего того отряда, и вот что она сказала, слово в слово.  "Губитель
Листьев вознамерился ослепить Око Мира, Потерянный. Он намерен убить Великого
Змея.  Предупреди  Народ, Потерянный. Пламенноглазый идет.  Скажи  им,  пусть
готовятся  к  Тому,  Кто Идет с Рассветом. Скажи им..." И потом  она  умерла.
Губитель  Листьев и Пламенноглазый, - добавил Раин для Перрина,  -  так  Айил
называют  Темного,  но  прочего из этих слов я  не  понимаю.  Однако  девушка
считала  это  достаточно важным, раз обратилась к тем, кого  явно  презирала,
чтобы передать такое послание со своим последним вздохом. Но кому? Мы сами  -
Народ, но, по-моему, вряд ли оно предназначено нам. Айил? Они не стали бы нас
слушать,  попытайся мы рассказать им о происшедшем. - Он тяжело  вздохнул.  -
Она  назвала нас Потерянными. Никогда не предполагал раньше, насколько сильно
они нас не любят.
 Ила опустила вязание на колени и ласково погладила мужа по волосам.
 -  Что-то  они  узнали в Запустении, - задумчиво сказал  Илайас.  -  Но  все
лишено всякого смысла. Убить Великого Змея? Уничтожить само время? И ослепить
Око  Мира? Все равно что сказать, будто он собирается уморить голодом  скалу.
Может  быть,  она  бредила.  Раин. Раненая,  умирающая,  она  могла  утратить
представление о том, что реально, а что - нет. Может, она даже  не  понимала,
кто были эти Туата'ан?
 -  Она  понимала, о чем говорила и кому она это говорила. Нечто более важное
для  нее,  чем  собственная жизнь, а мы этого даже понять не можем.  Когда  я
увидел,  как  ты входишь к нам в лагерь, то решил, что, наверное,  мы  найдем
разгадку, поскольку ты был... - Илайас сделал быстрое движение рукой, и  Раин
сказал совсем не то, что собирался, - ...и останешься нашим другом и знаешь о
многом необычном.
 -  Не об этом, - сказал Илайас тоном, который положил конец беседе. Повисшую
у  костра  тишину  нарушали  музыка  и  смех,  долетающие  из  разных  концов
закутанного в ночные покровы лагеря.
 Лежа  и  упираясь  плечами  на  одно  из бревен  у  костра,  Перрин  пытался
разгадать послание женщины-айил, но для него оно имело не больше смысла,  чем
для  Раина  или  Илайаса.  Око Мира. Это было  в  его  снах  не  однажды,  но
размышлять  о тех снах ему не хотелось. Теперь Илайас. Был вопрос,  ответ  на
который Перрину очень хотелось услышать. Что же такого чуть не сказал Раин  о
бородаче  и почему Илайас оборвал его? Над этим он тоже ломал голову,  и  без
особого успеха.
 Перрин  пытался  представить себе, каковы должны быть айильские  девушки,  -
уходящие  в  Запустение,  где,  как он раньше  слышал,  бывают  лишь  Стражи,
сражающиеся  с  троллоками, - когда услышал, как,  негромко  что-то  напевая,
возвращается Эгвейн.
 Поднявшись,  Перрин  пошел  ей навстречу, к краю  светового  круга  от  огня
костра.  Она  замерла  на месте, склонив голову набок и  разглядывая  его.  В
сумраке Перрину не удавалось разобрать выражение ее лица.
 - Долго ты, - сказал он. - Весело было?
 -  Мы  поужинали с его матерью, - ответила она. - А потом мы танцевали...  и
смеялись. Кажется, я не танцевала целую вечность.
 -  Он мне напоминает Вила ал'Сина. У тебя всегда хватало здравого смысла  не
дать Вилу прибрать тебя к рукам.
 -  Айрам  -  добрый  парень,  с которым приятно провести  время,  -  сказала
$%"ch*  натянуто. - Он повеселил меня.
 Перрин вздохнул.
 - Извини. Я рад, что ты весело потанцевала.
 Вдруг  Эгвейн  обвила  его  руками и уткнулась, всхлипывая,  в  его  рубаху.
Перрин  неловко погладил ее по голове. Ранд бы знал, что делать, подумал  он.
Ранд  умел непринужденно вести себя с девушками. А вот он - никогда не знает,
как с ними поступать или говорить.
 -  Я  же  сказал,  Эгвейн,  я  извиняюсь.  Я  вправду  рад,  что  ты  весело
потанцевала. Нет, честно!
 - Скажи мне, что они живы, - пробормотала девушка ему в грудь.
 - Что?
 Эгвейн  отодвинулась  от него - ее ладони лежали на  его  предплечьях  -  ив
темноте посмотрела в глаза Перрину.
 - Ранд и Мэт. Остальные. Скажи мне, что они живы.
 Он глубоко вздохнул и неуверенно оглянулся по сторонам.
 - Они живы, - произнес Перрин в конце концов.
 -  Хорошо.  - Она потерла щеки быстрыми пальцами. - Это именно то,  что  мне
хотелось услышать. Доброй ночи, Перрин. Приятных снов! - Привстав на цыпочки,
девушка  слегка  коснулась губами его щеки и торопливо прошла  мимо  Перрина,
прежде чем он успел вымолвить хоть слово.
 Перрин повернулся, провожая ее взглядом. Навстречу девушке поднялась Ила,  и
обе  женщины, тихо переговариваясь, зашли в фургон. Ранд бы смог это  понять,
подумал Перрин, а я не понимаю.
 Вдалеке  в ночной тьме на тонкий серпик нарождающейся луны, поднявшийся  над
горизонтом,  завыли волки, и юноша вздрогнул. Завтра будет  вдоволь  времени,
чтобы  опять  начать тревожиться о волках. Он ошибся. Они ждали, чтобы  попри
ветствовать Перрина в его снах.

                                                                     ГЛАВА 26
                                                                   БЕЛОМОСТЬЕ

 Последняя  дрожащая  нота  того звучания, что  весьма  отдаленно  напоминало
"Ветер,  который  качает  иву", проявив милосердие, смолкла,  и  Мэт  опустил
украшенную  золотом и серебром флейту Тома. Ранд отнял руки от ушей.  Матрос,
который  поблизости  на палубе сворачивал в бухту трос, облегченно  вздохнул.
Какое-то  время  слышались лишь плеск волн о корпус, ритмичное  поскрипывание
весел  и раздающееся время от времени гудение снастей на ветру. Ветер  упорно
дул точно в нос "Ветки", и бесполезные паруса были убраны.
 -  Наверное, я должен поблагодарить тебя, - вымолвил в конце концов  Том,  -
за  урок,  как  верна старая добрая поговорка. Как ни учи  поросенка  играть,
флейтистом ему вовек не бывать!
 Матрос загоготал, а Мэт замахнулся флейтой, словно собираясь запустить ею  в
насмешника. Том проворно выдернул инструмент из руки Мэта и уложил  флейту  в
жесткий кожаный футляр.
 -  А  я-то думал, что все вы, пастухи, когда пасете стадо, коротаете  время,
играя  на дудочках или флейтах. И это лишний раз доказывает: не стоит  верить
тому, что узнал не из первых рук.
 - Это Ранд пастух, - буркнул Мэт. - Он на дудочках играет, а не я.
 -  Да, верно, кое-какие способности у него есть. Может, нам с тобой, парень,
поработать над жонглированием? По крайней мере, это у тебя получше выходит.
 -  Том,  - сказал Ранд, - не знаю, чего ради ты так стараешься. - Он  бросил
взгляд на матроса и понизил голос. - В конце концов, мы же не хотим на  самом
деле  стать  менестрелями. Для нас это всего лишь ширма, пока  мы  не  найдем
Морейн и остальных.
 Том  потянул  себя  за кончик уса и уткнулся взглядом во что-то  на  гладкой
темно-коричневой коже футляра флейты, лежащего у него на коленях.
 -  А  что, если мы их не найдем, парень? Ничего же не говорит за то, что они
хотя бы в живых остались.
 -  Они  живы,  -  твердо  заявил  Ранд. Он обернулся  к  Мэту,  ища  у  него
поддержки,  но  брови  того  сдвинулись к  переносице,  губы  превратились  в
ниточку, а взгляд уперся в доски палубы.
 -  Ну  скажи  же,  - обратился к Мэту Ранд. - Зачем так сердиться,  если  не
умеешь играть на флейте? Я тоже не умею, разве только чуть-чуть. Раньше же ты
никогда не хотел играть.
 Мэт поднял глаза, по-прежнему хмурясь.
 -  А вдруг они погибли? - тихо произнес он. - Нам придется смириться с этим,
верно?
 Впередсмотрящий на носу внезапно закричал:
 - Беломостье! Впереди Беломостье!
 Долгую  минуту,  не желая верить, что Мэт смог сказать нечто подобное  будто
мимоходом,  Ранд  смотрел  ему  в глаза, а вокруг  кипела  суматоха:  матросы
готовились  подводить судно к пристани. Мэт сердито глядел на  Ранда,  втянув
голову  в плечи. Ранду хотелось сказать ему сразу очень многое, но он не  мог
найти  слов. Они должны верить, что остальные живы. Должны верить. А  почему?
въедливо вопрошал голосок где-то глубоко-глубоко. Чтобы все закончилось,  как
в  каком-нибудь из преданий Тома? Герои находят сокровище и побеждают злодея,
а  потом живут долго и счастливо? Кое-какие сказания кончаются совсем не так.
Иногда  даже  герои умирают. А разве ты герой, Ранд ал'Тор? Разве  ты  герой,
овечий пастух?
 Вдруг  Мэт  вспыхнул  и отвел глаза. Нерадостные мысли отступили,  освободив
Ранда  из  своих  цепких когтей, и он вскочил, и устремился  сквозь  суету  к
борту. Мэт поплелся за ним, даже не стараясь уворачиваться от проносящихся по
палубе матросов.
 Команда  сновала  по судну, шлепая босыми ногами по палубе,  волоча  канаты,
привязывая  одни  тросы и отвязывая другие. Одни выносили  из  трюма  большие
клеенчатые  мешки, набитые шерстью под завязку так, что едва не  лопались,  а
другие  в  это  же время готовили канаты толщиной с руку Ранда.  Несмотря  на
спешку, все двигались с уверенностью людей, которые прежде проделывали то  же
самое  тысячу  раз,  но капитан Домон тяжело вышагивал туда-сюда  по  палубе,
выкрикивая  команды и браня тех, кто, на его взгляд, действовал  недостаточно
проворно.
 Ранд  не  мог  оторвать  взгляд  от  чуда,  сияющего  за  плавной  излучиной
Аринелле,  которую  огибало судно. Он знал о нем по  песням  и  историям,  по
рассказам торговцев, но теперь воочию узрел легенду.
 Над  широкой рекою высокой аркой изгибался Белый Мост, раза в два-три  выше,
чем  поднималась мачта "Ветки"; и весь, целиком, сиял в лучах солнца молочной
белизной, впитывая свет в себя, а потом как бы искрясь изнутри. Тонкие  опоры
из  того  же  материала уходили в глубину, а вокруг них бурлило  водоворотами
сильное  течение,  и они выглядели слишком хрупкими, чтобы  держать  на  себе
тяжесть   пролетов.  Весь  мост  казался  словно  бы  высеченным  из  одного-
единственного  камня  или отлитым в одной форме рукой  гиганта  -  широкий  и
высокий,  взметнувшийся через реку с фантастическим изяществом, которое  едва
не  заставляло  забыть о его величине. В общем, мост своей громадой  затмевал
город,  раскинувшийся  у  его подножия на восточном берегу,  хотя  Беломостье
намного превосходило Эмондов Луг: каменные и кирпичные дома такие же высокие,
как   в   Таренском   Перевозе,  и  деревянные  пристани,  тонкими   пальцами
вытянувшиеся  в  реку. Небольшие лодки густо усеивали гладь Аринелле,  тянули
сети рыбаки. И над всем этим возвышался и сиял Белый Мост.
 - Похоже на стекло,- произнес Ранд, ни к кому не обращаясь.
 Проходящий  позади него капитан Домон остановился и заложил  большие  пальцы
за широкий пояс.
 -  Нет,  парень. Чем бы оно ни было, это никак не стекло. Какой  бы  сильный
дождь  ни  шел,  мост никогда не бывает скользким, и лучшее  зубило  в  самой
сильной руке не оставит на нем ни царапины.
 -  Реликт Эпохи Легенд, - сказал Том. - Вот чем он должен быть, я всегда так
думал.
 Капитан угрюмо хмыкнул.
 -  Может  статься,  и так. Но тем не менее польза от него по-прежнему  есть.
Может,  и  кто-то другой его построил. Он не должен быть работой  Айз  Седай,
направь  меня  удача. Он не должен быть таким старым, как все остальное,  ими
созданное. Давай, гни спину, ты, дурак проклятый, небось не переломишься!
 Домон  заторопился дальше по палубе. Ранд уставился на мост  с  еще  большим
(-b%`%a.,  и удивлением. Из Эпохи Легенд. Значит, сделан Айз Седай.  Так  вот
почему капитан Домон вел себя так странно, когда начал тот разговор о чудесах
и  диковинках,  таящихся в мире. Работа Айз Седай. Одно  дело  -  услышать  о
таком,  другое - увидеть, прикоснуться. Ты понимаешь это, правда? На  краткий
миг   Ранду   показалось,  будто  тень  рябью  пробежала  по   мелочно-белому
сооружению. Он перевел взгляд на приближающиеся причалы, но уголком глаза по-
прежнему видел мост.
 -  У нас все получилось, Том,- сказал Ранд, потом принужденно рассмеялся:  -
И никакого бунта.
 Менестрель  только  крякнул  и  дунул в  усы,  но  два  матроса,  возившиеся
неподалеку  с  канатом,  бросили  на юношу  острые  взгляды,  а  затем  опять
склонились  над  работой. Ранд оборвал смех и постарался не смотреть  на  эту
парочку, пока судно приближалось к Ведомостью.
 "Ветка"  плавно свернула у первого причала - толстые балки плотно сидели  на
тяжелых,  просмоленных  сваях,- и остановилась, сдав назад,  табаня  веслами,
вокруг  лопастей вспенились водовороты. Весла тут же втянули на борт, матросы
бросили  швартовы людям на причале, которые с шуточками принялись  обматывать
их  вокруг  причальных тумб. А через борт уже перебрасывали мешки с  шерстью,
чтобы защитить корпус судна от ударов о сваи.
 Еще судно не успели подтянуть к причалу, как у пристани появились коляски  -
высокие,  черного  цвета, глянцевито сверкающие лаком, у  каждой  из  них  на
дверце  большими  буквами,  золотыми или алыми, были  выведены  имена.  Когда
перебросили  сходни, по ним, торопясь, зашагали приехавшие в  этих  колясках,
гладковыбритые  мужчины в долгополых бархатных одеждах,  плащах  на  шелковой
подкладке  и  мягких полотняных туфлях, каждого господина сопровождал  просто
одетый слуга, несущий окованный железом денежный ящик.
 Они  приблизились к капитану с деланными улыбками, которые испарились, когда
тот вдруг гаркнул им в лицо:
 -  Эй!  -  Домон  ткнул толстым пальцем мимо них, и Флоран Гелб,  проходящий
вдоль борта, замер на месте, словно громом пораженный. Синяк на лбу Гелба  от
башмака  Ранда  уже  сошел, но он по-прежнему время от времени  притрагивался
пальцами  к этому месту, словно напоминая о нем самому себе. - На моем  судне
ты  спал на вахте в последний раз! Как и на любом другом, которое будет моим.
Иди куда угодно - на пристань или в реку, - но вон с моего судна! Немедля!
 Гелб  сгорбился  и  сверкнул ненавистью в глазах  на  Ранда  и  его  друзей,
особенно задержав горящий злобой взгляд на Ранде. Жилистый человек огляделся,
в  поисках поддержки у членов команды, работающих на палубе, но во взоре  его
было  мало  надежды. Один за другим матросы выпрямляли спины,  отрывались  от
работы  и  холодно смотрели на него. Гелб заметно сник, но затем  его  взгляд
вспыхнул  огнем  ярости  и  ненависти  вдвое  сильнее  прежнего.  Пробормотав
проклятье,  он  устремился  вниз, в кубрик. Домон,  проводив  своего  бывшего
матроса мрачным ворчанием, послал вслед за Гелбом двух человек - присмотреть,
чтобы  тот чего не натворил. Когда капитан снова повернулся к купцам,  на  их
лица  вернулись  улыбки  и  они опять принялись  кланяться,  будто  их  и  не
прерывали.
 Мэт  и  Ранд по указке Тома начали собирать свои пожитки. Не считая  одежды,
которая  была  на них, у всех троих вещей оказалось не много.  У  Ранда  было
одеяло в скатке, переметные сумки и отцовский меч. Он с минуту подержал меч в
руках, и тоска по родине так сильно накатила на него, что защипало глаза.  Он
спросил  себя:  доведется ли ему когда-нибудь вновь увидеть  Тэма?  Или  дом?
Родной  дом.  Собираешься  провести  оставшуюся  жизнь  в  бегах,  все  время
скрываясь и страшась собственных снов. Тяжело вздохнув, юноша затянул  ремень
поверх куртки.
 На  палубе вновь возник Гелб, сопровождаемый по пятам парой надзирателей. Он
глядел  прямо перед собой, но Ранд по-прежнему чувствовал исходящие  от  него
волны ненависти. С негнущейся, одеревеневшей спиной и потемневшим лицом, Гелб
сошел  на негнущихся ногах по сходням и, распихивая всех локтями, протолкался
через  небольшую толпу, собравшуюся на пристани. Через минуту он  скрылся  из
виду, исчезнув за купеческими колясками.
 На  причале  собралось не очень-то много народу, да и  те  -  просто  одетые
ремесленники,   рыбаки,  штопающие  сети,  и  несколько  горожан,   пришедших
/.#+  '%bl  на первое в атом году судно, приплывшее вниз по реке из  Салдэйи.
Среди  девушек ни одна не походила на Эгвейн, и в толпе не было никого,  хоть
отдаленно  напоминающего Морейн, или Лана, или того,  кого  надеялся  увидеть
Ранд.
 - Может быть, они просто не пришли на пристань. - произнес он.
 -  Может  быть,  - коротко отозвался Том. Он осторожно пристроил  футляры  с
инструментами у себя на спине. - Вы поглядывайте, не попадется ли Гелб вам на
глаза.  Если  сможет,  он  нам  бед  еще доставит.  Нам  нужно  пройти  через
Беломостье так тихо, чтобы никто не вспомнил о нас уже через пять минут,  как
мы исчезнем из города.
 Когда  они  зашагали  к  сходням, ветер стал  трепать  плащи  путников.  Мэт
прижимал  к  груди  свой  лук,  который  и  сейчас,  после  нескольких  дней,
проведенных  юношей  на  борту  судна, все  еще  притягивал  взоры  некоторых
матросов: у них луки были много короче.
 Капитан Домон, оставив купцов, нагнал Тома у сходней.
 -  Уже уходите, менестрель? Может, я уговорю вас остаться? Я собираюсь  идти
дальше  вниз,  до  Иллиана, где у народа еще сохранилось должное  уважение  к
менестрелям. В мире нет места лучше для вашего искусства. Я вас доставлю туда
как  раз к Празднику Сефан. Состязания, вы же знаете. Сотня золотых марок  за
лучшее исполнение "Великой Охоты за Рогом"!
 -  Достойная  награда, капитан, - ответил Том с изящным поклоном,  элегантно
взмахнув  полою  плаща,  на котором затрепетали разноцветные  лоскутки,  -  и
великие  состязания,  они по справедливости привлекают менестрелей  со  всего
мира.  Но,  -  сдержанно добавил он, - боюсь, нам не по средствам  та  плата,
которую вы требуете за проезд.
 -  Ну,  что до этого... - Капитан вытащил из кармана кожаный кошелек и кинул
его Тому. Тот поймал звякнувший мешочек. - Возвращаю вашу плату и еще немного
сверх  того.  Ущерб оказался не столь велик, как я полагал, и  вы  отработали
свою  дорогу,  и  даже больше, рассказанными историями и арфой.  Допустим,  я
заплачу  еще  столько же, если вы останетесь на борту до Моря  Штормов.  И  я
готов  доставить  вас на берег в Иллиане. Хороший менестрель сумеет  устроить
там свою судьбу, даже и без состязания.
 Том заколебался, взвешивая кошелек на ладони, но тут заговорил Ранд:
 -  Мы встречаемся здесь с друзьями, капитан, и собираемся идти в Кэймлин все
вместе. В Иллиан мы отправимся как-нибудь в другой раз.
 Том скривил губы, затем дунул в свои длинные усы и сунул кошель в карман.
 -  Вполне вероятно, капитан, - если людей, с которыми мы должны встретиться,
здесь нет.
 -  Точно  так,  -  кисло произнес Домон. - Подумайте над моим  предложением.
Очень жаль, но я не мог оставить Гелба на борту, чтобы другие срывали на  нем
свой  гнев,  но  я  сделал, как обещал. Наверное, мне  нужно  теперь  помягче
обращаться  с  командой, даже если это означает, что путь до  Иллиана  займет
втрое  дольше времени, чем мне хотелось бы. Что ж, может статься, те троллоки
гнались именно за вами.
 Ранд  моргнул,  но  удержал  язык за зубами,  зато  Мэт  оказался  не  столь
осмотрителен.
 -  А  почему бы им не гнаться за нами? - спросил он. - Они охотились за  тем
же самым кладом, который искали и мы.
 -  Может  статься,  и  так, - пробурчал капитан, в  голосе  которого  такого
убеждения  не  слышалось. Он запустил свои толстые  пальцы  в  бороду,  затем
указал  на  карман, куда Том спрятал кошель. - Вдвое больше  этого,  если  вы
вернетесь,  чтобы  удержать  мысли команды подальше  от  рассуждении  о  моем
суровом  обращении с матросами. Подумайте хорошенько. Я отплываю на рассвете,
с первыми лучами.
 Домон  развернулся  на каблуках и зашагал обратно к купцам,  широко  разводя
руками, словно извиняясь, что заставил их ждать.
 Том  по-прежнему колебался, но Ранд подтолкнул его вниз по сходням,  не  дав
возможности  спорить,  и  менестрель  позволил  увести  себя,  словно   овцу,
направляемую  твердой  рукой  пастуха. Между зеваками  на  пристани  пробежал
шепоток, когда они заметили лоскутный плащ Тома, и кто-то громко спросил, где
будет  выступать  менестрель. И это называется не быть  замеченными,  подумал
.!%a*c` &%--. Ранд. К заходу солнца всем в Беломостье станет известно, что  в
городе  появился  менестрель.  Юноша  тем  не  менее  торопил  Тома,  и  тот,
погруженный в сумрачное молчание, даже не попытался замедлить шаг, чтобы хотя
бы минуту понежиться в лучах всеобщего внимания.
 На  Тома  с  интересом  поглядывали и кучера экипажей  с  высоты  козел,  но
окликнуть   его  им,  по-видимому,  не  позволяло  достоинство  их   высокого
положения. Не имея ни малейшего представления о том, куда идти, Ранд повернул
на улицу, что вела вдоль берега и под мост.
 -  Нам нужно найти Морейн и остальных, - сказал он. - И побыстрее. Жалко, не
сообразили поменять плащ Тома.
 Менестрель вдруг встряхнулся и остановился как вкопанный.
 -  Если  они  здесь  или появлялись в городе, то нам о них расскажет  какой-
нибудь хозяин гостиницы. Нужно только найти подходящего. Содержатели гостиниц
обычно  собирают все новости и слухи. Если же их здесь нет... - Он  посмотрел
на Ранда и оглянулся на Мэта. - Нам нужно поговорить втроем.
 Плащ  закрутился у его ног, и менестрель двинулся в город,  прочь  от  реки.
Чтобы не отстать от него, Ранду и Мэту пришлось ускорить шаг.
 Широкая  молочно-белая арка, давшая городу название, вблизи возвышалась  над
Беломостьем точно так же, как и издали, но Ранд, едва очутившись на городских
улицах, понял, что этот город не меньше Байрлона, хотя и не столь многолюден.
По  улицам  катилось несколько повозок, влекомых лошадью,  волом,  ослом  или
человеком,  но колясок путникам не попадалось. Все они принадлежали,  видимо,
купцам и сейчас выстроились внизу у пристани.
 Вдоль  улиц рядами тянулись всевозможные лавки и мастерские, перед ними  под
покачивающимися  на  ветру  вывесками  трудолюбиво  хозяйствовали  лавочники.
Путники прошли мимо ремесленника, чинящего кастрюли, мимо портного, выкладыва
ющего   на  обозрение  заказчика  рулоны  тканей.  Сапожник,  сидя  в  дверях
мастерской,  стучал молотком по каблуку башмака. Точильщики  громко  оглашали
улицу криками "Точить ножи-ножницы!", лоточники наперебой предлагали прохожим
содержимое  своих  скудных фруктово-овощных лотков, но ни  те  ни  другие  не
вызывали  ни  у  кого особого интереса. Торгующие съестными  припасами  лавки
демонстрировали  такой  же  жалкий подбор  товара,  который  Ранд  помнил  по
Байрлону.  Даже  торговцы  рыбой выложили на прилавки  лишь  маленькие  горки
мелкой  рыбешки, несмотря на обилие лодок на реке. Времена еще не  стали  по-
настоящему тяжелыми, но каждый мог видеть, что грядет, если погода вскоре  не
переменится,  и  даже  те,  кого не коснулась печать хмурой  встревоженности,
казалось, смотрели на что-то невидимое, неприятное.
 Там,  где  Белый Мост спускался в центр города, раскинулась большая площадь,
мощенная  каменными  плитами, стертыми несколькими  поколениями  пешеходов  и
разбитыми бесчисленными колесами фургонов. Площадь окружали гостиницы, лавки,
высокие краснокирпичные дома с вывесками, на которых Ранд увидел те же имена,
что  и  на  колясках у причала. В одну из гостиниц, выбрав  ее,  по-видимому,
наугад,  и  нырнул Том. На вывеске, покачивающейся на ветру над дверями,  был
нарисован шагающий человек с узелком на спине, а на другой ее стороне  -  тог
же   человек,  но  лежащий  головой  на  подушке.  Надпись  гласила:  "Привал
Путников".
 В  общей  зале было пусто, не считая толстого хозяина гостиницы, цедящего  в
кружку  эль  из  бочонка,  да двух мужчин в груботканых  одеждах  мастеровых,
сидевших за столом в глубине комнаты. Они угрюмо уткнулись в свои кружки.  На
вошедших  поднял взгляд один лишь толстяк у бочонка. Стенка высотой по  плечо
делила залу вдоль пополам, в каждой части пылал камин и стояли столы. У Ранда
мелькнула  праздная мысль: а не были ли все содержатели гостиниц людьми  толс
тыми и полысевшими?
 Энергично  растирая ладони. Том посетовал на задержавшиеся холода и  заказал
горячего вина с пряностями, а затем тихо добавил:
 -  Здесь найдется местечко, где мы с друзьями можем поговорить и где бы  нас
не беспокоили?
 Хозяин гостиницы кивком указал на низкую перегородку.
 -  Вон  с  той  стороны  - уголок, который я вам могу  предложить,  если  не
захотите  снять  комнату. Располагайтесь, пока не заявились с  реки  матросы.
Похоже,  что одна половина из них имеет зуб на вторую. Мне совсем  не  нужно,
gb.!  в  драке мое заведение разнесли в щепки, так что приходится рассаживать
их  отдельно.  - Говоря, он все время смотрел на плащ Тома, а теперь  склонил
голову набок, с хитринкой в глазах, - Вы останетесь? Давненько здесь не  было
менестреля. Народ заплатил бы, не скупясь, за то, что отвлечет умы от  забот.
Я для вас даже скинул бы немного за комнату и стол.
 Незамеченными, мрачно подумал Ранд.
 -  Вы  чересчур щедры, - с легким поклоном сказал Том. - Может,  я  и  приму
ваше предложение. Ну а сейчас - немного уединенности.
 - Я принесу вам вино. Здесь для менестреля - хороший заработок.
 Столы  в  дальней половине помещения были все свободны, но Том  выбрал  один
прямо в центре.
 -  Так нас никто не подслушает: мы его обязательно увидим, - объяснил он.  -
Вы  слышали этого малого? Он, видите ли, скинет немного. А почему нет,  я  же
удвою  его  выручку,  просто сидя здесь. Любой честный содержатель  гостиницы
поселит менестреля в приличной комнате и будет кормить, да еще как!
 Голый  стол  оказался  не слишком чист, а пол не подметали  несколько  дней,
если  не недель. Ранд оглянулся вокруг и скорчил недовольную гримасу.  Мастер
ал'Вир  ни за что не запустил бы так свою гостиницу, никогда не довел  бы  до
такого  состояния,  даже если б ему пришлось больному подняться  из  постели,
чтобы навести порядок.
 - Мы здесь лишь только за сведениями. Помните?
 -  А почему именно здесь? - спросил Мэт. - Тут по пути встречались гостиницы
и почище.
 -  Сразу  от моста, - объяснил Том, - дорога на Кэймлин. Никому, проходящему
через  Беломостье, не миновать этой площади, если только  он  не  приплыл  по
реке, а мы знаем: ваши друзья этим путем не придут. Если уж здесь мы о них ни
слова  не  услышим,  значит, о них никаких слухов нет и  в  помине.  Разговор
позвольте вести мне. Выспрашивать надо осторожно.
 В  этот самый момент появился содержатель гостиницы, подцепивший пальцами за
ручки  три  помятые  оловянные кружки. Толстяк махнул  полотенцем  по  столу,
поставил кружки и спрятал Томовы деньги.
 - Если вы останетесь, за выпивку платить не нужно. Вот, хорошее вино.
 Улыбка скользнула по губам Тома.
 -  Я  подумаю,  хозяин.  Какие тут новости? Мы были  далеко,  почти  никаких
вестей не слышали.
 -  Большие  новости,  так-то  вот.  Важные  новости!  Содержатель  гостиницы
перекинул полотенце через плечо и придвинул стул. Он скрестил руки на  столе,
устроился  поудобнее, с долгим вздохом заявив, что для него отдохнуть  -  это
просто  вытянуть  гудящие  от усталости ноги. Звали  его  Бэртим,  и  он  все
продолжал  толковать со всеми подробностями о мозолях и  опухолях,  о  ноющем
большом пальце, о том, как много; времени ему приходится проводить на  ногах,
о  том, что он промочил их недавно, пока Том вновь не упомянул о новостях,  и
лишь тогда толстяк, осекшись и чуть помолчав, перешел к новостям.
 Новости  и  в  самом  деле  оказались, как он и  заявлял,  важными.  Логайн,
Лжедракон,  был  захвачен в плен после большой битвы под Лугардом,  когда  он
пытался  двинуть свое войско из Гэалдана на Тир. Сами понимаете, Пророчества.
Том  кивнул,  и  Бэртим продолжил. Дороги на юг забиты  людьми,  которым  еще
посчастливилось унести кой-какие пожитки на своем горбу. Тысячи  пострадавших
разбегаются во все стороны.
 -  Никто,  -  криво хихикнул Бэртим, - Логайна, конечно же не  поддержал.  О
нет,  согласных  на это вы найдете не много, тем паче сейчас. Просто  беженцы
пытаются найти пристанище на смутное время.
 Разумеется, к пленению Логайна приложили руку Айз Седай. Произнеся  эти  два
слова,  Бэртим сплюнул на пол, а потом плюнул еще раз, когда сказал, что  они
ведут  Лжедракона  на север, в Тар Валон. Бэртим - человек приличный,  заявил
он,  добропорядочный,  и  что до него, так эти Айз  Седай  могут  отправиться
обратно в Запустение, откуда и явились, да и Тар Валон забрать с собой. Он бы
к ним и на тысячу миль не приблизился, будь у него такая возможность. Конечно
же,  эти  Айз Седай останавливались в каждой деревушке и каждом городишке  по
пути  на север, чтобы выставить Логайна напоказ, так он слышал. Дабы показать
народу,  что Лжедракон схвачен и мир вновь спасен. Ему бы хотелось посмотреть
-   это  зрелище,  пусть даже пришлось бы приблизиться  к  Айз  Седай.  Такой
соблазн, что он уже почти было отправился в Кэймлин.
 -  Они  поведут  его  туда, чтобы показать Королеве Моргейз.  -  Содержатель
гостиницы почтительно коснулся лба. - Я никогда не видел Королеву. Подданному
неплохо бы взглянуть на свою королеву, как по-вашему?
 Логайн мог творить "нечто", и по тому, как забегали глаза Бэртима и как  его
язык скользнул по губам, стало ясно, что он имел в виду. Одного Лжедракона он
видел года два назад, когда тот гордо шествовал по полю, но этот был каким-то
простым парнем, который возомнил, что может сделать себя королем. В тот раз в
Айз  Седай  никакой  нужды и не было. Солдаты посадили  Лжедракона  на  цепь.
Угрюмый  на  вид  парень, который стонал в повозке, прикрывая руками  голову,
когда  люди  швыряли в него камнями или тыкали палками. Тычков и камней  было
предостаточно, а солдаты и пальцем не пошевелили, чтобы остановить людей, так
его  и  забили до смерти. В конце концов, самое лучшее - дать народу увидеть,
что  нет  в нем ничего особенного. Он не умел делать "нечто". Хотя  на  этого
Логайна  стоило бы посмотреть. Было бы Бэртиму о чем внукам порассказать.  Да
вот только гостиница крепко держит, оставить ее не на кого.
 Ранд  слушал  с неподдельным интересом. Когда до Эмондова Луга через  Падана
Фейна дошла весть о Лжедраконе - мужчине, который взаправду обладал Силой,  -
она  стала  самой  большой  новостью в Двуречье за  многие  годы.  Дальнейшие
события  заслонили  ее, затолкав в самую глубину человеческого  сознания,  но
такое   происшествие  оставило  после  себя  столько  тем  для  пересудов   и
разговоров,  что  люди  станут  вспоминать о,  нем  годы,  да  еще  и  внукам
пересказывать.  Наверняка Бэртим будет говорить своим внукам,  что  видел  Ло
гайна,  а  кто  тогда разберет, видел он его или нет. Ни у кого  и  мысли  не
возникло  о  том, что происшедшее с несколькими жителями Двуречья заслуживает
упоминания в разговоре, если только этот "кто-то" сам не из народа Двуречья.
 -   Из  всего  этого,  -  сказал  Том,  -  вполне  можно  сложить  сказание,
повествование, которое станут рассказывать тысячу лет. Жаль, что меня там  не
было.  -  Слова  его  звучали чистой правдой, и Ранд подумал,  что  сожаление
менестреля  искренне.  -  А попробовать увидеть его  все-таки  стоит.  Вы  не
сказали,  какой  путь они выбрали. Может, где-нибудь здесь есть  какие-нибудь
путники? Они могли бы подсказать нам.
 Бэртим отмахнулся грязной рукой.
 -  На  север, это все, что тут известно. Если хотите увидеть его -  идите  в
Кэймлин.  Это все, что я знаю, и если в Беломостье что-то знать стоит,  то  я
это знаю.
 -  Не  сомневаюсь, знаете, - подхватил Том. - Полагаю, здесь останавливается
множество  чужестранцев,  проходящих через город.  Вашу  вывеску  мой  взгляд
поймал еще у основания Белого Моста.
 -  Только  не  с  запада, - хочу, чтоб вы знали. Пару дней назад  был  здесь
один,  иллианец, с воззванием, целиком увешанным печатями на  уйме  ленточек.
Огласил его прямо здесь вот, на площади. Сказал, что едет с депешей до  самых
Гор Тумана, а может, и до Океана Арит, если на перевалах сошел снег. Говорил,
глашатаи  разосланы  во  все  страны мира. -  Содержатель  гостиницы  покачал
головой.  -  Горы Тумана. Слышал, они круглый год затянуты  мглой,  и  в  том
тумане  какие-то  твари  сдирают плоть с твоих костей,  ты  даже  убежать  не
успеешь.
 Мет хихикнул, за что заслужил от Бэртима острый взгляд.
 Том наклонился вперед, весь внимание.
 - А о чем говорилось в воззвании?
 -  Ах,  да  конечно, - об охоте за Рогом? - воскликнул Бэртим. - Я  что,  не
сказал? Иллианцы созывают всех желающих посвятить свою жизнь поискам, которые
объявлены в Иллиане. Можете себе представить? Отдать жизнь служению  легенде?
Полагаю,  с  дюжину дураков найдется. Дураки всегда находятся. Этот  приятель
утверждал, что грядет конец мира. Последняя битва с Темным. - Он хихикнул, но
как-то  глухо  и  неискренне, словно пытаясь рассмеяться, чтобы  самого  себя
убедить: мол, над этим стоит шутить. - Догадываюсь, они считают, что,  прежде
чем  миру  придет  конец, должен быть найден Рог Валир.  Ну  и  как  это  вам
понравится? - С минуту Бэртим задумчиво покусывал костяшки пальцев.  -  Да-а,
после  нынешней зимы я не знаю, как и возразить-то на это. Зима, и  еще  этот
Kогайн,  и те двое, до него. Откуда на нашу голову в последние несколько  лет
все  эти  парни,  которые объявляют себя Драконами? И зима.  Что-то  все  это
значит. Что, по-вашему?
 Том,  казалось, его не слышал. Тихим голосом менестрель начал декламировать,
будто самому себе:

 В последний гибельный бой
 против падения ночи долгой,
 горы встанут караулом.
 и мертвые встанут стражей,
 ибо могила - не преграда для зова моего.

 -  Вот-вот, - осклабился Бэртим, словно бы уже видел толпы отдающих ему свои
деньги  слушателей  Тома.  -  Именно так.  Великая  Охота  за  Рогом.  Вы  ее
рассказываете,  а  они  здесь со стропил будут свешиваться.  О  воззвании  же
всякий слышал.
 Том, казалось, пребывал за тысячу миль, поэтому Ранд сказал:
 -  Мы ищем наших друзей, они идут с той стороны. С запада. На прошлой неделе
здесь не было чужестранцев? Или недели две назад?
 -  Кое-кто был, - протянул Бэртим. - Всегда кто-то бывает, и с востока, и  с
запада.  -  Он  оглядел  каждого из троих по очереди  вдруг  насторожившимися
глазами. - Как они выглядят, эти ваши друзья?
 Ранд  открыл  было рот, но Том, сразу вернувшийся обратно  из  своих  далей,
пронзил  его  взглядом,  заставив  юношу умолкнуть.  С  раздраженным  вздохом
менестрель повернулся к содержателю гостиницы.
 -  Двое мужчин и три женщины, - с явной неохотой сказал он. - Они могут быть
вместе, а могут идти и порознь.
 Том  описал  их  коротко,  в нескольких словах, но достаточно  точно,  чтобы
любой  увидевший путников узнал бы их, и в то же время ничто в  его  речи  не
выдало того, кто они такие.
 Бэртим  провел рукой по макушке, растрепав свои редеющие волосы, и  медленно
поднялся со стула.
 -  Забудьте  о  выступлении здесь, менестрель. Я к тому  же  был  бы  весьма
признателен, если вы выпьете свое вино и уйдете. Уходите из Беломостья,  коли
у вас есть голова на плечах.
 -  Кто-то  еще  выспрашивал о них? - Том пригубил кружку,  словно  ответ  на
вопрос  интересовал его менее всего в мире, и, приподняв бровь, посмотрел  на
содержателя гостиницы.
 Бэртим  опять  поскреб голову и переступил с ноги на ногу, как бы  собираясь
уйти, а затем кивнул в ответ на собственные раздумья.
 -  Около  недели  назад, точнее сказать не могу, с той  стороны  через  мост
пришел  какой-то человек, с виду - законченный пройдоха, хорек хорьком.  Всяк
бы решил - сумасшедший. Все разговаривал сам с собою, стоять даже спокойно не
мог,  все  дергался, даже когда на месте топтался. Спрашивал о тех  же  самых
людях... о некоторых. Он спрашивал о них, будто это очень важно, а затем  вел
себя  так,  словно ему все равно, что ответят. То говорил, что ему  нужно  их
здесь  дождаться,  то собирался идти дальше, торопился. То жалобно  скулил  и
умолял,  а  в следующую минуту - распоряжался, будто король. Раз  или  два  -
безумный  он там или нет - едва не нарвался на взбучку. От греха  подальше  -
еще б пришибли, - Стража готова была его арестовать. В тот же день он ушел  в
сторону Кэймлина, плача и бормоча. Сразу видать: безумец, как я и говорил.
 Ранд  вопросительно  взглянул на Тома и Мэта, и те  оба  покачали  головами.
Если этот тип искал их, то им он никого не напоминал.
 - Вы уверены, что ему нужны были те же самые люди? - спросил Ранд.
 -  Кое-кто из них. Мужчина-воин и женщина в шелковом платье. Но больше всего
он  интересовался  не ими. Тремя деревенскими парнями. - Глаза  толстяка  так
коротко  скользнули по Ранду и Мэту, что Ранд не был уверен: заметил он  этот
взгляд или же ему почудилось. - Он уже отчаялся найти их. Совсем ума лишился,
я ж говорил.
 Ранд  вздрогнул и принялся гадать, кем бы мог быть этот сумасшедший и почему
он их искал. Друг Темного? Ба'алзамон использовал безумца?
 -  Он-то  был  сумасшедшим,  но вот другой...  -  Глаза  Бэртима  беспокойно
забегали, и язык скользнул по губам, словно у него вдруг во рту пересохло.  -
На следующий день... на следующий день в первый раз пришел другой.
 Толстяк умолк.
 -  Другой? - в конце концов пришлось Тому напомнить. Бэртим оглянулся,  хотя
в  этой  части  перегороженной комнаты, кроме них, никого не  было.  Он  даже
приподнялся  на  цыпочки  и  посмотрел поверх низкой  перегородки.  Когда  он
наконец решился, то заговорил свистящим торопливым шепотом.
 -  В  черном он был, во всем черном. Всегда в надвинутом капюшоне,  так  что
лица  не  видать, но когда он смотрит на тебя, ты это чувствуешь, чувствуешь,
будто в твой хребет сосульку всунули. Он... он разговаривал со мной. - Бэртим
вздрогнул  и замолчал, покусывая губу, потом продолжил: - Голос - будто  змея
ползет  по  сухой листве. У меня желудок точно в ледышку превратился.  Каждый
раз,  как  возвращается, он задает одни и те же вопросы. Те же  вопросы,  что
задавал  тот безумец. Никто никогда не замечал, как он приходит, - он  просто
вдруг появляется, днем или ночью, и ты на месте застываешь. Люди начинают уже
через плечо оглядываться. Хуже всего то, что стражники у ворот утверждают: он
ни разу ни через какие ворота не проходил, ни в город, ни из города.
 Ранд  изо  всех сил старался удержать на лице равнодушную маску; челюсти  он
стиснул  до  боли в зубах. Мэт хмурился, а Том разглядывал свое вино.  Слово,
которое  никто  из  них  произнести не хотел,  висело  в  воздухе  меж  ними.
Мурддраал.
 -  Думаю, я бы вспомнил, если б когда-то встречал кого-нибудь вроде него,  -
через минуту сказал Том. Бэртим яростно затряс головой.
 -  Сгореть мне, вспомнили бы! Свет свидетель, вспомнили бы. Он... Ему  нужны
были  те  же,  что  и тому сумасшедшему, только вот он говорит,  что  с  ними
девушка. И... - Бэртим покосился на Тома, - ...и беловолосый менестрель.
 Том вскинул брови в неподдельном - в этом Ранд был уверен - изумлении.
 -  Беловолосый менестрель? Ну, навряд ли я единственный в мире менестрель  в
годах.  Уверяю  вас,  этого малого я не знаю и у него нет причин  разыскивать
меня.
 -  Может, оно и так, - угрюмо сказал Бэртим. - Многословием он не отличался,
но  мне показалось, что он будет очень недоволен любым, кто решит помочь этим
людям  или попытается их спрятать от него, В любом случае я скажу вам то  же,
что  сказал и ему. Никого из них я не видел, не слышал, чтобы о них говорили,
и это - правда. Ни о ком из них, - закончил он многозначительно. Вдруг Бэртим
шлепнул  деньги Тома обратно на стол. - Вот, допивайте свое вино и  ступайте.
Договорились? Ладно?
 И он быстро-быстро, колобком, откатился прочь, поглядывая через плечо.
 -  Исчезающий,  -  шепотом вымолвил Мэт, когда Бэртим  ушел.  -  Нужно  было
сообразить, что они станут нас здесь искать.
 -  И он вернется, - сказал Том, склоняясь над столом и понизив голос. - И  я
говорю:  нужно  тишком  пробраться  на корабль  и  сказать  капитану  Домону:
принимаем  его предложение. Погоня уйдет по дороге на Кэймлин,  а  мы  в  это
время будем плыть в Иллиан, за тысячу миль от того места, где нас будет ждать
Мурддраал.
 -  Нет,  -  решительно  сказал Ранд. - Мы дожидаемся Морейн  и  остальных  в
Беломостье или же идем в Кэймлин. Либо одно, либо другое, Том. Именно так  мы
и решили.
 -  Это  безумие, парень. Обстоятельства изменились. Послушай меня.  Неважно,
что там говорит содержатель гостиницы: когда на него уставится Мурддраал,  он
выложит о нас все, вплоть до того, что мы заказали выпить и сколько пыли было
на  наших  сапогах. - При воспоминании о безглазом взгляде Исчезающего  Ранда
передернуло. - А что до Кэймлина... Ты думаешь, Полулюдям неизвестно, что  вы
хотите  добраться  до  Тар Валона? Самое время оказаться  на  борту  корабля,
который держит курс на юг.
 -  Нет, Том. - Ранду пришлось выдавливать слова из себя, наперекор мыслям  о
том,  чтобы  очутиться  где-нибудь в тысяче миль от  того  места,  где  рыщут
Исчезающие, но он сделал глубокий вдох и сумел справиться со своим голосом. -
Нет.
 -  Подумай,  парень. Иллиан! На лике земли нет города более величественного.
H Великая Охота за Рогом! В минувшие четыре сотни лет не было Охоты за Рогом.
Целый  новый цикл рассказов ждет, чтобы их сложили. Только подумай! Ты  ни  о
чем  подобном  никогда  даже  и не мечтал. К тому времени,  когда  Мурддраалы
сообразят,  куда  ты  подевался, ты будешь старым  и  седым  и  так  устанешь
присматривать  за  своими внуками, что тебе будет все равно,  если  они  тебя
найдут.
 На лице Ранда появилось упрямое выражение.
 -  Сколько  раз мне говорить "нет"? Они отыщут нас, куда бы мы ни  пошли.  В
Иллиане тоже будут поджидать Исчезающие. И как нам от снов отделаться? Я хочу
знать,  что  со мной происходит, Том, и почему. Я собираюсь в  Тар  Валон.  С
Морейн, если получится, или без нее, если придется. Если понадобится, то и  в
одиночку. Мне нужно знать!
 -  Но  Иллиан,  парень! И безопасный путь дальше, вниз  по  реке,  пока  они
разыскивают  тебя  в  другом месте. Кровь и пепел, от  кошмаров  тебе  ничего
плохого не будет!
 Ранд хранил молчание. Ничего плохого не будет? А разве от укола колючкой  во
сне  течет по-настоящему кровь? Его так и подмывало рассказать Тому и об этом
сне. Ты осмелишься кому-нибудь рассказать? В твоих снах - Ба'алзамон, но  что
между  сном и явью? Кому ты осмелишься рассказать, что Темный как-то с  тобой
связан?
 Том, по-видимому, понял. Лицо менестреля смягчилось.
 -  Даже  те  сны.  Они же просто-напросто сны, разве нет? Ради  Света,  Мэт,
скажи ему. Я же знаю, что ты, по крайней мере, в Тар Валон не хочешь.
 Мэт  покраснел,  наполовину от смущения, наполовину  от  гнева.  Он  избегал
смотреть на Ранда и вместо этого хмурился на Тома.
 -  К чему вам все эти волнения и хлопоты? Вы хотите вернуться на корабль? Ну
так возвращайтесь. Мы сами о себе позаботимся.
 Худые  плечи  менестреля  задрожали в беззвучном  смехе,  но  в  его  голосе
зазвучал сдерживаемый гнев.
 -  Ты  полагаешь,  тебе  известно  о Мурддраалах  достаточно,  чтобы  самому
спастись  от  них,  да?  Ты готов один идти в Тар Валон  и  препоручить  себя
Престолу Амерлин? Ты даже сумеешь отличить одну Айю от другой? Испепели  меня
Свет, мальчик, но если ты считаешь, что тебе под силу в одиночку добраться до
самого Тар Валона, то скажи, чтоб я уходил.
 -  Уходи!  - прорычал Мэт, сунув руку под плащ. Потрясенный Ранд понял,  что
тот сжимает там кинжал из Шадар Логота, может, даже готов пустить его в ход.
 По  ту  сторону разделяющей комнату низкой перегородки раздался  раскатистый
хриплый смех, и насмешливый голос громко и презрительно произнес:
 -  Троллоки?  Натяни  на  себя менестрелев плащ, дядя!  Ты  пьян!  Троллоки!
Небылицы Пограничных Земель!
 Эти  слова  остудили гнев споривших, словно ведро холодной  воды.  Даже  Мэт
обернулся к перегородке с вытаращенными глазами.
 Ранд   привстал,  заглядывая  поверх  деревянной  стенки,  а   потом   резко
пригнулся, ощущая в животе внезапную слабость. По другую сторону перегородки,
за  столом  с двумя мужчинами, которых они видели, когда вошли, сидел  теперь
Флоран Гелб. Эти двое над ним смеялись, но они его слушали. Бэртим, не  глядя
на  Гелба и его собеседников, вытирал соседний стол, который в этом  очень  и
очень  нуждался,  но он тоже навострил уши, раз за разом протирая  полотенцем
одно  и то же место и нависая над столом так, что, казалось, вот-вот уляжется
на столешницу.
 -  Гелб, - прошептал Ранд, рухнув обратно на стул, и его спутники напряженно
замерли. Том быстрым изучающим взглядом окинул их половину залы.
 По другую сторону перегородки к разговору присоединился второй мужчина:
 -  Нет,  нет,  когда-то Троллоки там были. Но их всех перебили в Троллоковых
Войнах.
 - Небылицы Пограничных Земель! - повторил первый голос.
 -  Это  правда, говорю вам, - громко возражал Гелб. - Я бывал в  Пограничных
Землях.  Я  видел троллоков, и они были именно троллоками, это так же  верно,
как  и  то, что я сижу тут. Те трое утверждали, что Троллоки гнались за ними,
но  я-то знаю лучше. Вот потому-то мне и нельзя оставаться на "Ветке". Насчет
Байла  Домона у меня и раньше были подозрения, но те трое уж наверняка Друзья
Rемного. Говорю вам... Смех и соленые шутки заглушили остальные слова  Гелба.
Сколько  времени,  гадал Ранд, пройдет до того, как хозяин гостиницы  услышит
описание "тех троих"? Если уже не услышал. Если только он уже не соотнес  его
с внешностью только что увиденных троих незнакомцев. В перегородке была всего
одна  дверь с одной половины общей залы на другую, и пройти к выходу пришлось
бы мимо столика Гелба.
 -  Может быть, корабль и не такая уж плохая идея, - пробормотал Мэт, но  Том
покачал головой.
 -  Теперь  уже  нет. - Менестрель говорил тихо и быстро. Он вытащил  кожаный
кошель, который ему вручил капитан Домон, и торопливо разделил монеты на  три
кучки. - Через час эта история станет известна всему городу, - поверят в  нее
или  нет,  -  ив  любой момент о ней услышит Получеловек. Домой  не  отплывет
раньше завтрашнего утра. В лучшем случаю троллоки будут преследовать его  всю
дорогу  до  Иллиана. Ладно, все равно он почему-то ожидает такого исхода,  но
для  нас в этом нет ничего хорошего. Ничего не остается, кроме как бежать,  и
причем бежать во все лопатки.
 Мэт  быстро  ссыпал монеты, которые ему пододвинул Том, в свой карман.  Ранд
забрал  свою  кучку намного медленнее. Той монеты, что ему  дала  Морейн,  не
было.  Домой  дал равный вес серебра, но Ранду по какой-то причине  хотелось,
чтобы  вместо  всех этих монет у него оказалась монета Айз  Седай.  Засовывая
деньги в карман, он вопросительно посмотрел на менестреля.
 -  На  тот случай, если мы разделимся, - объяснил Том. - Вероятно, этого  не
случится,  но  если так сложится... ну, вы оба сами во всем  разберетесь.  Вы
хорошие ребята. Только, ради своих жизней, держитесь подальше от Айз Седай.
 - Я думал, вы останетесь с нами, - сказал Ранд.
 -  Да,  парень.  Остаюсь. Но сейчас они все ближе, и один  Свет  знает,  что
будет.  Ну,  неважно. Маловероятно, чтобы что-то случилось. -  Том  помолчал,
глядя на Мэта. - Надеюсь, ты больше не против того, чтобы я остался с вами, -
сухо сказал он.
 Мэт  пожал плечами. Он посмотрел на Тома, потом на Ранда, затем снова  пожал
плечами.
 -  Я  просто  очень нервничаю. Не могу представить, когда все это  кончится.
Всякий  раз, когда мы останавливаемся для передышки, они тут как тут, гонятся
за  нами. У меня такое чувство, будто кто-то все время смотрит мне в затылок.
Что будем делать?
 С  той  стороны  выгородки  раздался взрыв смеха,  опять  вызванный  Гелбом,
который громко и безуспешно пытался убедить тех двоих, что он говорит правду.
Сколько  это  будет  продолжаться, раздумывал Ранд. Рано  или  поздно  Бэртим
сложит троицу Гелба и их троих и все смекнет.
 Том  отодвинул  стул и встал, пригнувшись, чтобы рост не выдал  его:  с  той
половины  залы  никто, случайно бросив взгляд на перегородку,  не  увидел  бы
менестреля. Том жестом предложил парням следовать за ним и прошептал:
 - Ни звука.
 По  эту  сторону  выгородки окна с боков от камина выходили в  проулок.  Том
внимательно изучил одно из окон, а потом аккуратно приподнял раму  настолько,
чтобы  они могли выскользнуть наружу. Раздавшийся При этом шум едва ли  можно
было   расслышать   в   трех  футах  от  хохочущей   и   спорящей   компании,
расположившейся по другую сторону невысокой стенки.
 Очутившись  в  переулке, Мэт сразу устремился было на улицу, но  Том  поймал
его за руку.
 - Не так быстро, - сказал ему менестрель. - Пока не решим, что мы делаем.
 Том,   как  сумел,  опустил  оконную  раму  и  повернулся,  изучая  взглядом
переулок.
 Ранд  проследил  за  взглядом  Тома. Не считая  полудюжины  дождевых  бочек,
выставленных  возле  гостиницы и следующего здания, лавки портного,  переулок
оставался пуст, плотно утоптанная земля была сухой и пыльной.
 -  Зачем  вы  это делаете? - спросил вновь Мэт. - Вы бы целее были,  если  б
бросили нас. Зачем вы остались с нами? Том посмотрел на него долгим взглядом.
 -  У меня был племянник, Овайн, - устало сказал он, движением плеч сбрасывая
плащ.  Отвечая, менестрель сложил свои скатки одеял в кучу, сверху  осторожно
поставил  футляры с инструментами. - Единственный сын моего брата,  мой  един
ственный  родственник.  Он попал в беду с Айз Седай,  а  я  оказался  слишком
занят...  другими делами. Я не знал, как поступить, а когда  в  конце  концов
попробовал  что-то  предпринять, было уже поздно.  Несколькими  годами  позже
Овайн умер. Можно сказать, что Айз Седай убили его. - Он выпрямился, не глядя
на  ребят.  Голос его был по-прежнему ровным, но Ранд заметил  блеснувшие  на
глазах  Тома  слезы,  когда тот отвернулся. - Если мне удастся  удержать  вас
обоих  подальше  от Тар Валона, то я, может, перестану тосковать  по  Овайну.
Ждите меня здесь.
 По-прежнему  не взглянув в глаза ребятам, он торопливо зашагал к  выходу  из
переулка,  замедлив  шаг  в  конце его. Бросив быстрый  взгляд  по  сторонам,
менестрель  небрежно, словно бы прогуливаясь, вышел на  улицу  и  скрылся  из
виду.
 Мэт привстал, собравшись идти за ним следом, затем сел обратно.
 -   Этого   он   не  бросит,  -  сказал  он,  коснувшись  кожи  футляров   с
инструментами. - Ты веришь этой истории?
 Ранд терпеливо присел на корточки возле дождевых бочек.
 -  Да  что  с  тобой,  Мэт?  Ты таким никогда не был.  Твоего  смеха  я  уже
несколько дней не слышал.
 -  Мне  не нравится, когда на меня охотятся, как на кролика, - перебил друга
Мэт.  Он вздохнул, опершись затылком на кирпичную стену гостиницы. Даже  сидя
так,  он казался напряженным. Взгляд его настороженно шарил вокруг. - Извини.
Это  бегство,  и  все  эти чужаки, и... да и просто все. Я  весь  издергался.
Посмотрю на кого-нибудь и не могу удержаться от мыслей, не собирается  ли  он
рассказать  о  нас Исчезающему, или обмануть нас, или ограбить, или...  Свет,
Ранд, разве тебе все это не действует на нервы?
 Ранд засмеялся - быстрый лающий смешок где-то в горле.
 - Я слишком испуган, чтобы нервничать.
 - Как по-твоему, что Айз Седай сделали с его племянником?
 -  Не знаю, - встревоженно сказал Ранд. Для мужчины ему была известна только
одна  возможная беда, которая связана с Айз Седай. - Наверное, не то,  что  с
нами.
 - Да. Не то, что с нами.
 Какое-то  время  друзья,  не  разговаривая, сидели  прислонившись  к  стене.
Сколько они ждали, Ранд точно не сказал бы. Вероятно, несколько минут, но ему
эти  минуты  показались часом - ожидание того, когда вернется  Том,  ожидание
того, что в любой момент Бэртим или Гелб высунутся в окно и обвинят их в том,
что  они - Друзья Темного. Затем в переулок свернул человек: высокий мужчина,
капюшон  плаща надвинут, скрывая лицо, и плащ его на фоне светлой  улицы  был
черен как ночь.
 Ранд  с  трудом  поднялся  на ноги, обхватив рукой рукоять  Тэмова  меча  до
ломоты  в суставах пальцев. Во рту у него пересохло. Мэт, пригнувшись,  встал
рядом с другом и сунул руку под плащ.
 Человек  подходил  к ним все ближе, и горло у Ранда сжимало  все  сильнее  с
каждым  его шагом. Вдруг мужчина остановился и откинул капюшон. Ноги у  Ранда
подкосились. Это был Том.
 -  Ну, если вы меня не узнали, - ухмыльнулся менестрель, - то, наверное, это
вполне пригодная маскировка для прохода мимо стражников у ворот.
 Том  прошел между юношами и принялся перекладывать вещи из своего лоскутного
плаща  в новый так проворно, что некоторые из них Ранд и разглядеть не успел.
Теперь-то он рассмотрел, что новый плащ на Томе темно-коричневого цвета. Ранд
сделал  глубокий,  рваный  вдох - все еще не оставляло  ощущение,  будто  его
душили,  обхватив руками за горло. Коричневый, а не черный.  Мэт  по-прежнему
держал  руку под плащом и таким взглядом буравил спину Тома, будто  подумывал
воспользоваться спрятанным кинжалом.
 Том окинул юношей взглядом, затем посмотрел на них пристальней.
 -  Не  время норов проявлять. - В свой старый плащ, подкладкой наружу, чтобы
спрятать  лоскутные  заплаты, он ловко завернул футляры  с  инструментами.  -
Отсюда  мы  пойдем по одному, но так, чтобы видеть друг друга, не  ближе.  Не
нужно  выделяться так-то вот. Ты сгорбиться не можешь? - спросил Том у Ранда.
-  С твоим ростом все равно что со знаменем идти. - Он забросил узел себе  за
спину  и  встал,  натягивая капюшон обратно. Теперь  он  ничем  не  напоминал
!%+.".+.a.#.  менестреля.  Просто еще один путник,  человек  слишком  бедный,
которому не по средствам лошадь, не говоря уже о коляске. - Пошли. Мы  и  так
уже потеряли уйму времени.
 Ранд  тотчас  же с ним согласился, но все же замешкался, прежде чем  шагнуть
из переулка на площадь. Ни один из редких прохожих не взглянул на Ранда и его
спутников  дважды - большинство вообще на них не смотрело, но плечи  у  юноши
онемели в ожидании крика о Друзьях Темного, который мог превратить обывателей
в  толпу,  одержимую  одним - жаждой убийства. Ранд обвел  взглядом  открытое
пространство,  людей, идущих по своим обычным делам, но,  когда  он  повернул
голову  обратно,  взор  его  наткнулся на  Мурддраала,  который  уже  пересек
полплощади и направлялся к переулку.
 Откуда  появился  Исчезающий, Ранд и гадать не стал, а тот  шагал  к  ним  с
неторопливой  неумолимостью - хищник, двигающийся к своей  жертве,  застывшей
под  его  взглядом.  Люди  расступались перед облаченной  в  черное  фигурой,
стараясь  не смотреть на нее. Площадь начала пустеть: прохожие вдруг  решали,
что где-то в другом месте их ждут неотложные дела.
 Взглянув  на  черный капюшон, Ранд просто-таки застыл, будто  вмороженный  в
землю.  Он  попытался  вызвать пустоту, но это  было  все  равно  что  ловить
пальцами дым. Невидимый пристальный взор Исчезающего словно ножом пронзал его
до мозга костей, превращая внутренности в сосульки.
 -  Не смотри ему в лицо, - пробормотал Том. Голос его дрожал и срывался,  он
словно  через  силу произносил слова. - Испепели тебя Свет, не смотри  ему  в
лицо!
 Ранд  с  трудом отвел глаза в сторону; юноша чуть не застонал, будто оторвал
пиявку от лица, - но даже уткнувшись взглядом в камни площади, он по-прежнему
видел,  как  приближается Мурддраал: точно играющий  с  мышами  кот,  который
забавляется,  глядя на их тщетные попытки спастись, а потом, в конце  концов,
сомкнутся,  щелкнув  острыми зубами, безжалостные челюсти.  Расстояние  между
Исчезающим и его целью сократилось вдвое.
 -  Мы  что,  так просто и будем здесь стоять? - промямлил Ранд. - Нам  нужно
бежать... удирать отсюда!
 Но сам даже шага сделать не мог.
 Мэт  наконец-то  вытащил  кинжал с рубином в рукояти,  сжимая  его  дрожащей
рукой. Губы его раздвинулись, обнажив оскаленные зубы, из искаженного страхом
рта вырывалось рычание.
 -   Думаешь...-  Том  умолк,  чтобы  проглотить  комок  в  горле,  и  хрипло
продолжить: - Думаешь, ты сумеешь убежать от него, да, парень?
 Он  стал  что-то  бормотать вполголоса; Ранд разобрал только  одно  слово  -
"Овайн". Вдруг Том проворчал:
 -  Мне  вообще не нужно было впутываться в ваше дела Вообще нельзя  было.  -
Дернув  плечом.  Том скинул со спины обернутый менестрелевым  плащом  узел  и
сунул его Ранду. - Позаботься об этом. Когда я скажу бежать, вы побежите и не
остановитесь   до  самого  Кэймлина.  "Благословение  Королевы".   Гостиница.
Запомните, в случае... Просто запомните.
 -  Я не понимаю, - сказал Ранд. Мурддраал был теперь не более чем в двадцати
шагах. Ноги у юноши будто свинцом налились.
 - Просто запомни! - рявкнул Том. - "Благословение Королевы". И все. БЕГИТЕ!
 Он  подтолкнул парней - каждого хлопнув по плечу рукой, - чтобы  те  сделали
хоть шаг, и Ранд нетвердо, на спотыкающихся ногах, побежал, сбоку - Мэт.
 -  БЕГИТЕ! - Том тоже бросился бежать, с долгим, бессловесным ревом.  Но  не
за ребятами, а к Мурддраалу. Его руки широко взметнулись в стороны, словно он
давал  представление, и в руках блеснули кинжалы. Ранд  остановился,  но  Мэт
потащил его дальше.
 Исчезающего   будто  громом  поразило.  Неторопливая  поступь  сбилась,   он
запнулся.  Его  рука потянулась к эфесу черного меча, висящего  на  боку,  но
длинные  ноги  менестреля куда быстрее преодолели разделявшее их  расстояние.
Том  врезался  в  Мурддраала прежде, чем тот успел даже  наполовину  вытащить
черный  клинок,  и  они оба покатились по земле. Немногие оставшиеся  еще  на
площади люди кинулись врассыпную.
 -  БЕГИТЕ!  -  Над площадью полыхнула ослепительная, режущая  глаза  голубая
вспышка, и Том закричал, но даже в вопле можно было разобрать: - БЕГИТЕ!
 Ранд подчинился. Пронзительные крики преследовали его м Мэта.
 Прижимая узел Тома к груди. Ранд бежал изо всех сил. От площади через  город
катила  волна ужаса и паники, и спасающиеся бегством Ранд и Мэт оказались  на
ее  гребне. Лавочники бросали свои товары, когда юноши пробегали мимо них.  В
витринах  магазинов  с грохотом опускались ставни, в окнах  домов  появлялись
испуганные лица, потом исчезали. Люди, которых и в помине рядом с площадью не
было  и которые ничего и видеть-то не могли, бежали с диким видом, ни на  что
не  обращая  внимания. Они налетали друг на друга, а упавших  и  не  успевших
подняться на ноги топтали бегущие следом.
 Беломостье всколыхнулось, засуетилось, словно развороченный муравейник.
 Когда  Ранд  и  Мэт  с  трудом  пробились к  воротам,  Ранд  вдруг  вспомнил
замечание  Тома  о  его  росте.  Не замедляя бега,  он  пригнулся  настолько,
насколько  смог,  и так, чтобы никто, глядя со стороны, не  заметил,  что  он
сутулится.  Однако сами ворота - толстые бревна, обитые полосами  из  черного
железа,  - стояли открытые нараспашку. Два стражника-привратника, в  стальных
шлемах и кольчужных рубахах, надетых поверх дешевых с виду красных мундиров с
белыми  воротниками, сжимали в руках алебарды и встревоженно посматривали  на
городские  улицы.  Один  из  них глянул на Ранда  и  Мэта,  но  они  были  не
единственными, кто выбегал из ворот. Из города извергался непрерывный  поток:
запыхавшиеся  мужья  прижимали  к себе жен,  рыдающие  матери  несли  грудных
малышей  и тянули за собой ревущих детишек постарше, бледные мастеровые,  все
еще в рабочих фартуках, по-прежнему сжимали в руках инструменты.
 Тут  же  нет  ни  одного,  кто мог бы сказать, куда они  бегут,  ошеломленно
подумал на бегу Ранд. Том. О, обереги меня Свет, Том.
 Рядом  с  другом  споткнулся Мэт, он удержался на ногах, и они  оба  бежали,
пока  последний из удиравших неведомо от чего не остался далеко  позади  них,
бежали, пока город и Белый Мост не исчезли из виду.
 В  конце концов Ранд рухнул на колени в пыль, судорожно хватая воздух  ртом,
глотая  его  саднящим  горлом огромными глотками.  Позади  вытянулась  пустая
дорога, теряясь среди обнаженных деревьев. Мэт потянул Ранда за рукав.
 -  Давай. Ну давай же, - задыхаясь, сказал Мэт, глотая слоги. Покрытое пылью
лицо  расчертили  дорожки пота, и, глядя на него, казалось,  что  он  вот-вот
обессиленно рухнет на землю. - Нам нужно двигать дальше.
 -  Том,  - произнес Ранд. Он крепче прижал к груди узел, обмотанный  Томовым
плащом; внутри него твердыми буграми прощупывались футляры с инструментами. -
Том.
 - Он умер. Ты же видел. Ты же слышал. Свет, Ранд, он умер!
 -  Ты  считаешь,  что Эгвейн, и Морейн, и остальные тоже  мертвы.  Если  они
погибли, то почему Мурддраал до сих пор гоняется за ними? Что ты мне  на  это
ответишь?
 Мэт упал на колени рядом с другом.
 -  Хорошо.  Может,  они и живы. Но Том... Ты же сам видел!  Кровь  и  пепел,
Ранд, то же самое могло и с нами случиться.
 Ранд  медленно  кивнул.  Дорога  позади была  по-прежнему  пуста.  Где-то  в
глубине души он ожидал - по крайней мере, надеялся, - увидеть Тома, шагающего
по дороге, дующего в усы, собирающегося рассказать им, из какой передряги они
едва  выбрались. "Благословение Королевы" в Кэймлине. Ранд с огромным  трудом
поднялся  на ноги и забросил узел Тома себе на спину рядом со своим скатанным
одеялом. Мэт смотрел на него снизу вверх сузившимися настороженными глазами.
 -  Пошли, - сказал Ранд и двинулся по дороге в сторону Кэймлина. Он  услышал
бормотание Мэта, и через мгновение тот догнал Ранда.
 Они  брели  по  пыльной  дороге, понурив головы  и  не  разговаривая.  Ветер
закружил пылевые смерчики, которые быстро-быстро перебегали дорогу. Несколько
раз Ранд оглядывался, но дорога позади все время оставалась пустой.



КОЛЕСО ВРЕМЕНИ
КНИГА ВТОРАЯ
"ВЕЛИКАЯ ОХОТА"

Роберт ДЖОРДАН




ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com  http://bestlibrary.org.ru


   Эта книга посвящается Люсинде Калпин, Алу Демпси, Тому Догерти, Сюзан
Ингланд, Дику Галлвну, Джону Джарольду, "Парням из Джонсон-Сити"  (Майку
Лесли, Кеннету Лавлесу, Джеймсу Д.  Ланду,  Полу  Р.  Робинсону),  Карлу
Лундгрену, "Монтанской  Шайке"  (Элдону  Картеру,  Рэю  Гренфеллу,  Кену
Миллеру, Роду Муру, Дику Шмидту, Рэю Сэшионсу, Эду Уайлди, Майку  Уайлди
и Шерману Уилъямсу), Уильяму Макдугалу, Луизе Шиве Попхэм Раоул, Тэду  и
Сидни Ригни, Роберту А. Т. Скотту, Брайану и Шэрон Уэбб и Хэзер Вуд.

   Они пришли мне на помощь, когда Господь прошел по  воде  и  подлинное
Око Мира прошло через мой дом.
   Роберт Джордан Чарлстон, Южная Каролина Февраль 1990 г.

   И свершится  так,  что  созданное  людьми  будет  разрушено,  и  Тень
проляжет чрез Узор Эпохи, и Темный  вновь  наложит  длань  свою  на  мир
людей. Жены возрыдают, а мужей охватит ужас,  когда  государства  земные
распадутся, будто сгнившая ветошь. Не устоит ничто и  не  уцелеет...  Но
будет рожден один, дабы встретить не дрогнув Тень, рожден  вновь  -  как
был рожден прежде и будет рожден  опять,  и  так  бесконечно.  Возрожден
будет Дракон, и при его  новом  рождении  станут  причитать  и  скрипеть
зубами. В рубище и  пепел  облачит  он  людей  и  своим  явлением  вновь
расколет мир, разрывая скрепляющие узы. Словно раскованная заря, ослепит
он нас и опалит нас, но в то же время Дракон Возрожденный встанет против
Тени в Последней Битве, и кровь его  дарует  нам  Свет.  Пусть  струятся
слезы, о люди мира! Восплачьте свое спасение.
   Из "Кариатонского  цикла:  Пророчества  о  Драконе",  как  переведено
Эллейн Марис'идин Алшинн, Главным библиотекарем при Дворе Арафела, в Год
Благодати Создателя 231 Новой Эры, Третьей Эпохи.

ПРОЛОГ
В ТЕНИ

   Человек, который - по крайней мере, здесь - называл себя Борс, кривил
в усмешке губы, а вокруг приглушенным гусиным  гоготом  раскатывалось  в
сводчатом зале негромкое жужжание голосов. Закрывающая все  лицо  черная
шелковая маска - ничем не отличающаяся от тех, что скрывали сотню лиц  в
зале, - прятала презрительную гримасу. Сотня черных масок  и  сотня  пар
глаз, пытающихся разглядеть то, что находится под масками.
   Громадная комната, если не приглядываться с особым вниманием,  вполне
могла сойти за один  из  дворцовых  покоев:  высокие  мраморные  камины,
свисающие  с  купола-потолка  золотые  лампы,   многоцветные   гобелены,
выложенный  замысловатым  узором  мозаичный  пол.  Но  только  если   не
приглядываться. Камины  были  холодны.  На  толстых,  с  ногу  человека,
поленьях  плясали  языки  пламени,  но  тепла  не  давали.   Стены   под
гобеленами, потолок, высоко над лампами, -  неотделанный,  почти  черный
камень. Окон не было совсем, лишь два дверных проема на  противоположных
концах помещения. Выглядел зал так, будто кто-то предполагал придать ему
сходство  с  дворцовой  приемной,   но   не   удосужился   придать   ему
достоверность большую, чем свойственна беглому наброску.
   Где находится этот зал, человек, который называл себя Борс, не знал -
и не думал, что об этом известно хоть кому-то  из  остальных.  Ему  даже
размышлять было неприятно о его местоположении. Достаточно и  того,  что
он был вызван сюда. Об этом ему тоже не нравилось думать, но на подобное
приглашение даже он не смел ответить отказом.
   Он поддернул плащ, мысленно поблагодарив  огонь  за  холод.  Было  бы
слишком жарко под черной шерстяной  тканью,  скрывающей  его  фигуру  до
самого пола. Вся его одежда была черной. Многочисленные толстые  складки
прятали под собой ссутуленные плечи - так он маскировал свой рост - и не
позволяли определить, толст он или худ. Здесь не он один завернулся чуть
ли не в штуку ткани.
   Молча он рассматривал своих  сотоварищей.  Большая  часть  его  жизни
прошла под  знаком  терпения.  Всегда  -  если  он  выжидал  и  наблюдал
достаточно долго - кто-то допускал  ошибку.  Большинство  присутствующих
тут мужчин и женщин исповедовали тот же жизненный принцип; они наблюдали
и молча слушали тех, кто говорил. Некоторые люди не выносят ожидания или
молчания, и потому они выдают больше, даже не осознавая того.
   Среди  гостей  скользили  слуги  -  стройные  золотоволосые  юноши  и
девушки, - предлагавшие с поклоном и бессловесной улыбкой вино.  Похожие
друг на друга молодые люди,  они  носили  обтягивающие  белые  бриджи  и
свободные белые блузы. И двигались они все с волнующей  грацией.  Каждый
походил на другого, словно отражение в зеркале, юноши столь же  красивы,
как прекрасны девушки. Вряд ли он смог бы отличить одного от другого,  а
ведь он обладал острым, цепким взором и хорошей памятью на лица.
   Облаченная во все белое, улыбающаяся девушка предложила ему поднос  с
хрустальными бокалами. Он взял один, нисколько не намереваясь пить; если
он совсем отвергнет вино, отказ может показаться знаком недоверия - а то
и хуже, и любой неверный шаг мог оказаться здесь смертельно  опасным,  -
но в питье можно подсыпать  что  угодно.  Наверняка  кто-нибудь  из  его
сотоварищей не станет возражать,  если  число  соперничающих  за  власть
уменьшится, а кому именно не повезло - какая разница?
   От нечего делать он стал гадать,  придется  ли  избавляться  от  слуг
после этого собрания. Слуги слышат все.  Когда  прислуживающая  девушка,
поклонившись,  выпрямилась,  его  взгляд  встретили  ее  глаза  на  мило
улыбающемся лице. Ничего не выражающие глаза. Пустые глаза. Глаза куклы.
Глаза более мертвые, чем смерть.
   Она изящно отошла, он вздрогнул и поднес бокал к губам, спохватившись
в последний момент. Похолодел  он  вовсе  не  от  того,  что  сделали  с
девушкой. Просто всякий раз, когда он полагал, что выявил слабое место у
тех, кому теперь служил, обнаруживалось, что его опередили: эта слабость
отсекалась с безжалостной точностью, которая изумляла его. И  тревожила.
Первым правилом  его  жизни  было  всегда  выискивать  слабости  других,
поскольку любая из слабостей - щель, через которую  он  мог  выведывать,
подсматривать, воздействовать. Если у его нынешних  хозяев,  его  хозяев
сейчас, нет слабых мест...
   Хмурясь под маской, он изучал своих сотоварищей. Тут-то,  по  крайней
мере, слабых мест в избытке. Нервозность предавала их, даже тех, у  кого
доставало ума следить за языком. Натянутость в том, как тот держит себя,
судорожность в движениях у той, что приподнимает при ходьбе юбки.
   Добрая четверть из присутствующих, как он прикинул, не побеспокоилась
о маскировке более  серьезной,  чем  черные  маски.  Одежда  говорила  о
многом. У стены, возле бордово-золотой драпри,  стояла  женщина  и  тихо
разговаривала с особой, облаченной в серый плащ с  низким  капюшоном,  -
мужчина это  или  женщина,  определить  было  невозможно.  Женщина  явно
выбрала это место из-за того, что цвета гобелена подчеркивали ее  наряд.
Вдвойне глупо привлекать к себе внимание, так как и без того низкий лиф,
выставлявший  напоказ  слишком  много  плоти,   и   укороченный   подол,
открывающий расшитые золотом мягкие туфли, говорили о том, что она -  из
Иллиана, причем женщина богатая, возможно даже благородной крови.
   Неподалеку от иллианки,  одиноко  и  примечательно  молчаливо  стояла
другая женщина. С лебединой шеей и блестящими черными волосами,  волнами
ниспадающими до талии,  она  стояла,  прислонившись  спиной  к  стене  и
наблюдая за  всем.  Никакого  волнения,  лишь  спокойное  самообладание.
Весьма похвально, однако ее  медного  оттенка  кожа  и  кремового  цвета
одеяние с высоким воротом - не оставлявшее открытым ничего,  кроме  рук,
однако облегающее и лишь едва-едва непрозрачное, так что оно, намекая на
все, не выдавало ничего, - не оставляли сомнений в том, что та, кто  его
носит, - из знатнейших родов Арад Домана. В подтверждение  этих  догадок
широкий золотой браслет на левом запястье женщины нес эмблемы  ее  Дома.
Они должны быть эмблемами ее собственного Дома;  ни  один  из  родовитых
Домани не поступится своей несгибаемой гордостью настолько, чтобы носить
знаки другого Дома. Это даже не глупость, это еще хуже...
   Мимо Борса, окинув его с головы до ног настороженным взглядом  сквозь
прорези маски, прошел человек в небесно-лазоревом шайнарском кафтане  со
стоячим воротом. Осанка мужчины выдавала в нем солдата:  разворот  плеч,
пристальный взгляд, никогда не задерживающийся на одной  точке  надолго,
постоянная готовность руки выхватить меч, которого сейчас не было, - все
свидетельствовало  о  том.  На  человека,  который  называл  себя  Боре,
шайнарец не потратил много времени: сутулые плечи и согбенная  спина  не
таили в себе угрозы.
   Человек, который называл себя Борс, хмыкнул, когда шайнарец  двинулся
дальше, сжимая правую  руку  в  кулак  и  уже  изучая  взглядом  других,
высматривая опасность в ином месте. Можно было разгадать каждого из  них
- вплоть до положения в обществе и из какой они страны.  Купец  и  воин,
простолюдин и благородный. Из Кандора и Кайриэна,  Салдэйи  и  Гэалдана.
Всех стран и  почти  каждого  народа.  Нос  его  сморщился  от  внезапно
нахлынувшего отвращения. Даже Лудильщик тут, в ярко-зеленых шароварах  и
ядовито-желтой куртке. Придет День, и мы без ЭТИХ обойдемся.
   Те, кто удосужились переодеться, замаскировались не лучше, многие  из
них лишь завернулись в длинные плащи. Под краем одной из  темных  мантий
он уловил промельк отделанных серебром сапог Благородного Лорда Тира,  а
под другой заметил  блеснувшие  золотом  шпоры  в  виде  львиных  голов,
которые носят лишь высшие офицеры андорской Гвардии  Королевы.  Стройный
мужчина - стройный даже в волочащейся по полу черной  широкой  одежде  и
безликом сером плаще, заколотом простой серебряной фибулой, - следил  за
всем из тени низко надвинутого капюшона. Он мог быть кем угодно,  откуда
угодно... вот только на правой руке у него, между большим и указательным
пальцами, вытатуирована шестиконечная звезда. Значит, он -  из  Морского
Народа, и взгляд на его левую руку сказал бы по знакам на ней  все  -  о
его клане и происхождении, о роде занятий. Человек, который называл себя
Боре, просто не захотел этим себя утруждать.
   Вдруг его глаза сузились, когда взгляд впился в женщину, закутанную с
головы до пят в черное. На оставшейся не  закрытой  тканью  правой  руке
блеснуло золотое кольцо в виде пожирающего собственный хвост  змея.  Айз
Седай или, по крайней мере, обученная в Тар Валоне у  Айз  Седай.  Никто
другой не стал бы носить такое кольцо. Для него  между  этими  двумя  не
существовало никакого различия. Он отвернулся,  прежде  чем  она  успела
заметить его взгляд, и почти сразу же увидел вторую женщину,  облаченную
также в черное и с кольцом Великого Змея на пальце. Две ведьмы ничем  не
выказывали, что знают одна другую. Сидят в Белой Башне,  будто  пауки  в
центре тенет, дергая за нити и заставляя плясать, как им угодно, королей
и королев, вмешиваясь не в свои дела. Будь они прокляты в вечной смерти!
Он понял, что скрежещет зубами. Если число наше должно быть уменьшено  -
а так и должно быть в преддверии Дня, - есть некоторые, без  кого  можно
будет обойтись, и Лудильщики - не первые среди них.
   Раздался звон колокола, одиночная  дрожащая  нота,  донесшаяся  сразу
отовсюду и будто ножом отрезавшая все прочие звуки.
   Высокие двери в дальнем конце зала  распахнулись  настежь,  и  в  них
вступили два троллока в свисающих до колен черных кольчугах, на  которых
поблескивали шипы. Все люди отпрянули.  Даже  человек,  который  называл
себя Борс.
   Голова и плечи троллоков возвышались над  самым  рослым  человеком  в
зале, и троллоки являли собой  тошнотворную  помесь  зверя  и  человека,
человеческие лица - искаженные и перекроенные. У одного на месте  рта  и
носа торчал тяжелый острый  клюв,  а  вместо  волос  топорщились  перья.
Второй ступал на копытах, лицо выдавалось вперед косматым рылом,  а  над
ушами торчали козлиные рога.
   Игнорируя  людей,  троллоки  повернулись  к  дверям  и   поклонились,
подобострастно и раболепно. Перья одного  встали  плотным  гребНем.  Меж
троллоками шагнул Мурддраал,  и  они  пали  на  колени.  Исчезающий  был
облачен в черное, по сравнению с его одеждой троллоковы кольчуги и маски
людей казались яркими пятнами. Одеяния его свисали не  шелохнувшись,  ни
единая морщинка не пробегала по ним, когда он двигался с грацией гадюки.
   Человек, который  называл  себя  Боре,  почувствовал,  как  его  губы
оттягиваются, обнажая зубы, наполовину в рычании и наполовину -  как  он
ни стыдился признаться в этом даже себе - от страха. Лицо Мурддраала  не
было скрыто ничем. Болезненно-бледное лицо, человеческое лицо, но, будто
яйцо, безглазое, похожее на личинку могильного червя.
   Гладкое белое лицо медленно повернулось,  словно  рассматривая  людей
одного за другим. Заметный трепет пробежал по собравшимся в  зале  вслед
за  этим  безглазым   взором.   Тонкие,   бескровные   губы   язвительно
вывернулись, что можно было почти счесть за улыбку, но, один  за  одним,
люди в масках  старались  отступить,  вжаться  в  беспорядочно  кружащую
толпу, стремясь не попасть под этот взор.  После  взгляда  Мурддраала  у
двери образовался полукруг. Человек, который называл себя Борс, сглотнул
комок в горле. Придет день.  Получеловек.  Когда  вновь  явится  Великий
Повелитель Тьмы, он выберет себе новых Повелителей Ужаса, и ты сожмешься
в страхе перед ними. Ты съежишься перед людьми. Передо мною!  Почему  он
молчит? Хватит на меня таращиться. Говори же!
   - Ваш Господин идет, - голос Мурддраала проскребся сухой, осыпающейся
змеиной кожей. -  Ниц,  черви!  Падите  ниц,  дабы  его  великолепие  не
ослепило и не испепелило вас!
   Ярость захлестнула  человека,  который  называл  себя  Боре,  ярость,
вызванная и самими словами, и тоном, которым  слова  эти  были  сказаны.
Затем воздух над Получеловеком замерцал, и суть сказанного  стала  ясна.
Этого не может быть! Не может!.. Троллоки уже  растянулись  на  животах,
корчась так, словно хотели зарыться в пол.
   Не став  ждать,  пока  двинется  кто-либо  другой,  человек,  который
называл себя Борс, пал лицом вниз и охнул, ударившись  о  камень.  Слова
слетели с  его  уст  как  заклинание  против  опасности  -  они  и  были
заклинанием-оберегом, хоть и хрупким, как тонкая тростинка, против того,
чего он боялся, - и он услышал, как сотня голосов произносит в пол те же
слова, едва шевеля губами от страха.
   - Великий Повелитель Тьмы - мой Господин, и ревностнее всего служу  я
ему, до последнего  клочка  своей  души.  -  В  глубине  сознания  голос
вибрировал ужасом. Темный и все Отрекшиеся заточены...  Весь  дрожа,  он
задавил этот срывающийся шепоток. Уже давно он позабыл этот голос. - Ибо
Господин мой - Господин смерти. Не спрашивая ничего,  служу  я  ко  Дню,
когда он явится, однако служу в несомненной и  определенной  надежде  на
жизнь вечную. - ...заточены в Шайол Гул, заточены  Создателем  в  момент
творения. Нет, ныне я служу иному  господину.  -  Нет  сомнений,  верные
будут возвеличены на земле, возвеличены над неверующими,  возвышены  над
тронами, однако  я  служу  смиренно  ко  Дню  его  Возвращения.  -  Рука
Создателя оберегает нас всех. и Свет оберегает нас от  Тени.  Нет,  нет!
Иному господину. - Скоро наступит День Возвращения. Скоро явится Великий
Повелитель Тьмы, дабы повести нас и править миром вечно и всегда.
   Человек, который называл себя  Борс,  договорил  слова  кредо  тяжело
дыша, словно пробежал десять миль. Хриплые вздохи вокруг подсказали ему,
что не он один чувствовал себя так.
   - Поднимитесь. Все поднимитесь. Сладкозвучный голос застал  врасплох.
Наверняка никто  из  его  сотоварищей,  лежащих  на  животах,  вжимая  в
мозаичные плиты лица в масках, не произнес и слова, но не такого  голоса
он ожидал от... Робко он приподнял голову, чтобы одним глазом...
   В  воздухе  над  Мурддраалом  парила  фигура   мужчины,   кайма   его
кроваво-красного одеяния висела в спане над головой Получеловека. И тоже
в маске кроваво-красного цвета. Чтобы Великий Повелитель  Тьмы  предстал
перед ними в образе человека? Да  к  тому  же  в  маске?  Тем  не  менее
Мурддраал, самый взгляд которого внушал страх, стоя в тени этой  фигуры,
трепетал и чуть ли не втягивал в плечи голову. Человек, который  называл
себя Борс, ухватился за тот ответ, который мог вместить в себя его разум
и выдержать  бремя  заключавшегося  в  нем  смысла.  Наверное,  один  из
Отрекшихся, И все равно подобная мысль была немногим  менее  пугающей  и
неприятной. Даже так это должно значить, что  День  Возвращения  Темного
приблизился вплотную,  раз  свободен  один  из  Отрекшихся.  Отрекшиеся,
тринадцать самых могущественных обладателей Единой Силы в  Эпоху,  когда
подобных им было множество, были замурованы в Шайол Гул вместе с Темным,
изолированы от мира людей Драконом  и  Сотней  Спутников.  Нанесенный  в
ответ на это действие  пагубный  удар  запятнал  мужскую  половину  силы
Истинного Источника; и все мужчины Айз Седай, эти  проклятые  обладатели
Силы, сошли с ума и взломали мир, разбили его на куски, словно  глиняный
горшок о камень, а после, разлагаясь  заживо,  завершили  своей  смертью
Эпоху Легенд. Самая подходящая смерть для Айз Седай, по мнению человека,
который называл себя Борс. Да и та слишком хороша для них. Он жалел лишь
о том, что подобной участи избежали женщины.
   Медленно, с усилием он загнал  паническое  чувство  в  самую  дальнюю
часть сознания, сжав и крепко держа его,  хотя  оно  и  вопило  во  весь
голос, стремясь вырваться. Это было лучшее, что он мог сделать. Ни  один
из распластавшихся на полу  не  поднялся,  и  лишь  немногие  отважились
приподнять голову.
   - Поднимитесь. - На этот раз в голосе фигуры в красной маске слышался
щелчок кнута. Фигура повелительно двинула руками. - Встаньте!
   Человек, который называл себя Борс, начал было неуклюже вставать,  но
на полпути заколебался. Эти жестикулирующие руки были страшно  обожжены,
испещрены черными трещинами, а  ободранная,  лишенная  кожи  плоть  была
такой же красной, как и мантия. Мог ли Темный появиться  так?  Или  даже
кто-то из Отрекшихся? Провалы  глазниц  кроваво-красной  маски  медленно
скользнули по нему, и он  торопливо  распрямился.  В  этом  взгляде  ему
почудился жар разверстого горнила.
   Остальные, подчинившись приказанию, встали не с большей ловкостью и с
не меньшим  страхом.  Когда  все  оказались  на  ногах,  парящая  фигура
заговорила:
   - Меня знают под многими именами, но то, под которым вы знаете  меня,
- Ба'алзамон.
   Человек, который  называл  себя  Боре,  сцепил  зубы,  чтобы  они  не
стучали. Ба'алзамон. На языке троллоков это означает Душа Мрака, и  даже
неверящим известно, что таково троллоково имя  для  Великого  Повелителя
Тьмы. Того, Чье Имя Нельзя Произносить. Не Подлинное Имя,  Шайи'тан,  но
все равно запретное. Среди тех, кто собрался здесь, и  у  всех  из  рода
людского кощунством считалось осквернить человеческий язык произнесением
любого из них. Воздух со свистом вырывался из ноздрей, и вокруг себя  он
слышал тяжелое  дыхание  из-под  других  масок.  Слуги  исчезли,  как  и
троллоки, хотя, как они уходили, он не заметил.
   - Место, где вы находитесь, лежит в Тени Шайол Гула. - Не  один  стон
раздался при этом известии; человек, который называл себя Боре,  не  был
уверен, не звучал ли в хоре остальных его голос. Нотка того,  что  можно
было почти назвать насмешкой, проскользнула в голосе Ба'алзамона,  когда
он развел руки широко в стороны. - Бояться нечего, ибо  День  возвышения
над миром вашего Господина недалек. День Возвращения близится. Разве то,
что я здесь, - дабы меня  узрели  вы,  немногие  избранные  среди  ваших
братьев и сестер, - не говорит вам об этом? Скоро Колесо  Времени  будет
сломано. Скоро умрет Великий Змей, и властью этой смерти, гибели  самого
Времени, ваш Господин переделает мир по-своему - для этой  Эпохи  и  для
всех Эпох грядущих. И те, кто служит мне  преданно  и  стойко,  воссядут
подле ног моих над звездами в небе и станут править миром  людей  вечно.
Так обещал я, и так будет, будет бесконечно.  Вечно  будете  вы  жить  и
править.
   По рядам слушателей пробежали шепотки предвкушения,  а  кое-кто  даже
сделал шаг  вперед,  к  парящей  темно-красной  фигуре,  устремив  вверх
восторженные глаза. Даже человек,  который  называл  себя  Боре,  ощутил
притягательность этого обещания, обещания, ради  осуществления  которого
он продавал свою душу добрую сотню раз.
   - День Возвращения близок, - произнес Ба'алзамон.  -  Но  многое  еще
нужно сделать. Многое.
   Воздух слева от Ба'алзамона  зарябил  и  сгустился,  и  немного  ниже
повисла фигура юноши. Человек, который называл себя Боре, никак  не  мог
решить, была ли она живой или нет. Деревенский парень, судя по одежде, с
лукавым огоньком в карих глазах и намеком на улыбку на губах, словно при
воспоминании или в предвкушении озорной проделки. Тело выглядело теплым,
но грудная клетка не шевелилась от дыхания,  глаза  смотрели  вперед  не
моргая.
   Справа от багровой мантии воздух заволновался как от жара, и  немного
ниже Ба'алзамона повисла вторая, одетая по-деревенски, фигура.  Курчавый
юноша, с могучей мускулатурой кузнеца. И еще странность: на боку у  него
висел боевой топор, большой  полумесяц  лезвия  уравновешивался  толстым
клювом обуха. Человек,  который  называл  себя  Борс,  внезапно  подался
вперед, заинтересованный еще большей странностью. У  юноши  были  желтые
глаза.
   В третий раз воздух уплотнился  в  фигуру  молодого  мужчины,  теперь
прямо перед Ба'алзамоном, у самых его  ног.  Высокий  парень,  с  серыми
глазами, ставшими на свету почти голубыми,  и  с  темными,  с  рыжинкой,
волосами. Еще один селянин или фермер. И вдруг человек, который  называл
себя Боре, открыл от изумления рот. Еще одно обстоятельство,  совершенно
необычное, хотя с какой стати ему ожидать  тут  чего-то  обыденного.  На
поясе у юноши висел меч, меч с бронзовой цаплей на ножнах и еще с  одной
на длинной двуручной рукояти.  Как!  ДЕРЕВЕНСКИЙ  МАЛЬЧИШКА  с  клинком,
отмеченным цаплей? Быть того не может! Что бы это значило?  И  парень  с
ЖЕЛТЫМИ глазами. Он заметил, что Мурддраал с дрожью глядит  на  эти  три
фигуры; и если только суждение не было совершенно  неверным,  то  дрожал
Получеловек теперь не от страха, а от ненависти.
   Пала мертвая тишина, тишина, которой Ба'алзамон позволил обрести  еще
большее напряжение, и заговорил лишь потом:
   - Пресуществлен тот, кто бродит по миру, тот, кто  был  и  будет,  но
которого нет сейчас. Дракон.
   Испуганный шепот прошелестел по внимавшим Ба'алзамону.
   - Возрожденный Дракон! Мы должны убить  его,  Великий  Повелитель?  -
спросил шайнарец. Его рука искала на боку меч.
   - Возможно, - просто сказал Ба'алзамон. - А может быть,  нет.  Может,
его удастся обратить на мою сторону. Рано или поздно, но так будет  -  в
эту Эпоху или в другую.
   Человек, который называл себя Боре, прищурился. В  эту  Эпоху  или  в
другую? А я-то полагал, что День Возвращения близок. Что мне за дело  до
того, что случится в другой Эпохе, если я, ожидая, состарюсь  и  умру  в
этой?
   Но Ба'алзамон заговорил вновь:
   - В Узоре уже формируется изгиб, одна из многих точек, где того,  кто
станет Драконом, можно обратить на служение мне. Он должен быть обращен!
Лучше, чтобы он служил мне живым, нежели мертвым, но, живым или мертвым,
он должен и будет служить мне! Этих троих вы  обязаны  знать,  поскольку
каждый - нить в узоре, который я намерен сплести, и ваше дело,  когда  я
прикажу, - найти, где они находятся. Рассмотрите  хорошенько,  чтобы  вы
смогли узнать их.
   Внезапно все звуки  смолкли.  Человек,  который  называл  себя  Борс,
беспокойно шевельнулся, оглянулся и заметил, что  остальные  ведут  себя
так же. Все, кроме  иллианки.  Обхватив  руками  грудь,  словно  скрывая
округлости тела, что раньше выставляла напоказ,  широко  раскрыв  глаза,
наполовину испуганная и наполовину экстатичная,  она  энергично  кивала,
как будто кто-то стоял рядом с нею  лицом  к  лицу.  Иногда  она  словно
отвечала кому-то, но человек, который называл себя Боре,  не  слышал  ни
слова. Внезапно женщина  выгнулась  дугой  назад,  дрожа  и  вытянувшись
струной. Он не мог понять, почему она  не  падает,  разве  только  нечто
невидимое удерживает ее. Потом, так же внезапно, она опять встала  прямо
и вновь кивнула, дрожа и кланяясь. Когда иллианка  выпрямилась,  тут  же
вздрогнула и принялась кивать одна из женщин,  носящих  кольцо  Великого
Змея.
   Значит, каждый из нас слышит распоряжения, касающиеся только  его.  а
приказаний  другим  -  нет.  Человек,   который   называл   себя   Борс,
разочарованно что-то пробормотал. Если б он узнал, что приказано хотя бы
одному из всех прочих, то мог бы использовать подобное  знание  в  своих
интересах, но раз так... Нетерпеливо он ждал, когда  придет  его  черед,
забывшись настолько, что стоял выпрямившись во весь рост.
   Один за  другим  собравшиеся  получали  свои  приказания,  окруженные
стеной безмолвия, которая, однако, все  же  позволяла  получить  намеки,
дразнящие ложными надеждами на разгадку тайны. Если бы только можно было
верно истолковать  их...  Человек  из  Ата'ан  Миэйр,  Морского  Народа,
кивнул, одеревенелый от нежелания. Шайнарец, хотя и соглашался молча, но
поза его  говорила  о  замешательстве.  Вторая  женщина  из  Тар  Валона
вздрогнула, как от удара, а закутанная в серое фигура,  чей  пол  он  не
сумел определить, покачала головой,  прежде  чем  рухнуть  на  колени  и
неистово  закивать.  Некоторых  охватывала  такая  же  судорога,  что  и
иллианку, словно боль заставляла их вставать на цыпочки.
   - Борс.
   Человек, который называл себя Борс,  дернулся,  когда  красная  маска
предстала перед самыми его  глазами.  Он  по-прежнему  мог  видеть  зал,
видеть парящую фигуру Ба'алзамона, а рядом с нею - три фигурки поменьше,
но в то же самое время видел он лишь лицо в красной маске. Ошеломленный,
он почувствовал, как его череп будто распался надвое, а глаза вытолкнуло
из головы. На миг ему почудилось пламя в прорезях маски.
   - Ты - верный... Борс?
   От проскользнувшего в этом имени намека на насмешку по спине пробежал
холодок.
   - Я верный, Великий Повелитель. От вас нельзя ничего скрыть. - Да,  я
верный! Клянусь в этом!
   - Конечно, нельзя.
   От звука уверенного голоса Ба'алзамона  пересохло  во  рту,  но  Боре
заставил себя говорить:
   - Приказывайте мне. Великий Повелитель, и я исполню вашу волю.
   - Во-первых, ты вернешься в Тарабон и продолжишь вершить свои  добрые
труды. Если быть точнее, я приказываю тебе удвоить рвение.
   Он озадаченно воззрился на Ба'алзамона,  но  потом  за  маской  вновь
полыхнуло пламя,  и  он  счел  за  благо  поклониться,  чтобы  под  этим
предлогом отвести взгляд.
   - Как прикажете. Великий Повелитель, так и будет.
   - Во-вторых, ты станешь искать этих троих юношей и  заставишь  искать
их своих приверженцев. Будь настороже: эти трое опасны.
   Человек, который называл себя Боре, окинул взглядом фигуры, висящие в
воздухе перед Ба'алзамоном. Как это получается? Я вижу их,  но  не  вижу
ничего, кроме ЕГО лица. Голова у него чуть ли не раскалывалась. Ладони в
тонких перчатках повлажнели, а сорочка прилипла к спине.
   - Опасны, Великий Повелитель? Деревенские мальчишки?  Разве  один  из
них...
   - Меч опасен тому, на кого направлено острие, но не тому, кто  держит
его за рукоять. Если только человек,  который  держит  меч,  не  круглый
дурак, или не беспечен, или же  не  неумел,  в  каковых  случаях  оружие
вдвойне опаснее для него самого, чем для кого-то другого.  Того,  что  я
сказал тебе, достаточно, чтобы опознать их. Этого достаточно,  чтобы  ты
повиновался мне.
   - Как прикажете. Великий Повелитель, так и будет.
   - В-третьих, относительно тех, кто  высадился  на  Мысе  Томан,  и  о
Домани. Об этом не рассказывать никому. Когда ты вернешься в Тарабон...
   Человек, который называл себя Боре, понял, что  слушает  с  раскрытым
ртом. В приказах не было ровным счетом никакого смысла. Если бы я  знал,
что поручено хоть кому-то из  остальных,  наверное,  я  бы  мог  сложить
фрагменты воедино.
   Вдруг он почувствовал, что голову сдавило  -  будто  гигантская  рука
сжимает виски, почувствовал, что его поднимают, и мир разлетелся тысячью
звездных вспышек, каждая вспышка становилась картинкой, что  проносилась
перед его мысленным взором или кружилась, уменьшаясь и удаляясь, едва он
успевал   заметить   ее.   Немыслимое   небо   в   полосатых    облаках,
красно-желто-черных, несущихся взапуски,  будто  гонимых  самым  сильным
ветром, какой только видел мир. Женщина - девушка?  -  одетая  в  белое,
едва появившись, отодвинулась в черноту и исчезла. В глаза ему уставился
ворон, знающий его, потом пропал. Закованный в доспехи мужчина, в жутком
шлеме,   раскрашенном   и   покрытом   позолотой   наподобие   какого-то
чудовищного, отвратительного насекомого, поднял меч и нанес удар куда-то
вбок,  за  пределы  поля  зрения.  Рог,  изогнутый,  золотой,   прилетел
откуда-то издалека. Он несся прямо в лицо,  звучала  одна  пронзительная
нота, которая вытягивала из него душу.  В  последний  миг  рог  вспыхнул
слепящим золотым кругом  света,  который  прошел  сквозь  него,  обжегши
холодом,  по  сравнению  с  которым  хлад  смерти  -  ничто.  Из   теней
потерянного зрения выпрыгнул волк и разорвал ему горло.  Кричать  он  не
мог. Стремительный поток несся дальше, топя его, погребая его под собой.
Он едва помнил, кто  он  и  где  находится.  Небеса  пролились  огненным
дождем, канули в небытие луна и звезды;  реки  текли  кровью,  и  шагали
мертвые; разверзлась земля, и выплюнула фонтаны расплавленного камня...
   Человек, который называл  себя  Борс,  очнулся  и  понял,  что  стоит
пригнувшись в том же зале вместе с остальными, большинство из которых  в
гробовой тишине наблюдало за ним. Куда бы он ни глянул - вверх, вниз,  в
любую сторону, - везде перед глазами вставало лицо Ба'алзамона в  маске.
Образы, затопившие сознание, блекли, тускнели; он был уверен, что многие
из них уже выветрились из памяти. Нерешительно он выпрямился, Ба'алзамон
постоянно находился перед ним.
   - Великий Повелитель, что?..
   - Некоторые приказания чересчур важны,  чтобы  быть  известными  даже
тем, кто исполняет их.
   Человек, который называл себя Борс, склонился в  поклоне  вдвое  ниже
обычного.
   - Как прикажете. Великий Повелитель, - хрипло прошептал он, -  так  и
будет.
   Выпрямившись, он опять оказался в  одиночестве  и  в  безмолвии.  Еще
один, тайренский Благородный  Лорд,  кивнул  и  поклонился  кому-то,  не
видимому более никому. Человек, который называл себя Боре,  приложил  ко
лбу дрожащую ладонь, стараясь удержать в памяти хоть каплю из того,  что
хлынуло через его сознание, хотя и не был уверен до  конца,  хочется  ли
ему это вспоминать. Ужасающий шлейф вспыхнул и пропал, и  неожиданно  он
задумался: что же он пытается припомнить? Я знаю; что-то  было,  но  вот
что? Было же что-то! Или нет? Он потер друг  о  дружку  руки,  брезгливо
морщась от неприятного  чувства  пота  под  перчатками,  и  обратил  все
внимание на три изображения, висящие без  опоры  перед  парящей  фигурой
Ба'алзамона.
   Мускулистый курчавый юноша; фермер  с  мечом;  и  паренек  с  озорным
выражением лица. Человек, который называл себя Борс, уже окрестил их для
себя - Кузнец, Мечник и Плут. Каково их место в головоломке? Они  должны
иметь большое значение, иначе зачем Ба'алзамону делать их центром  этого
собрания. Но, согласно одному из полученных им приказов, они  все  могут
умереть в любое время, и он склонен был полагать, что некоторые  из  его
сотоварищей имеют приказы, тоже подразумевающие смерть для  этих  троих.
Насколько они важны?  Голубые  глаза  могут  означать  принадлежность  к
аристократии Андора - неправдоподобно в сочетании с такими  одеждами,  -
есть и Порубежники со светлыми глазами, как и  кое-кто  из  Тайрени,  не
говоря уж об отдельных гэалданцах и конечно же... Нет, его  не  поможет.
Но вот желтые глаза? Кто они такие? Что они такое?
   Он вздрогнул от прикосновения к руке и, оглянувшись, увидел сбоку  от
себя слугу в белом, молодого мужчину. Прочие слуги  тоже  вернулись,  их
стало больше, чем раньше, по одному для каждого из гостей в  масках.  Он
прищурил глаз. Ба'алзамон исчез. Мурддраал - тоже,  и  лишь  шероховатый
камень был там,  где  прежде  находилась  дверь,  через  которую  входил
Получеловек. Тем не менее три фигуры по-прежнему висели  в  воздухе.  Он
чувствовал себя так, словно они смотрели на него.
   - Если соблаговолите, милорд Борс, я провожу вас в ваши апартаменты.
   Избегая смотреть в эти безжизненные глаза, он еще раз взглянул на три
фигуры, потом пошел за слугой, с тревогой размышляя, откуда  тот  узнал,
как к нему следует обратиться.  Но  раздумывал  недолго,  пока  покрытые
необычной резьбой двери не захлопнулись  за  ним.  Он  прошел  с  дюжину
шагов, когда понял, что они со слугой в коридоре одни. Он  подозрительно
насупил брови под маской, но не успел открыть рот, как слуга заговорил:
   - Других тоже провожают в их комнаты, милорд. Вы  позволите,  милорд?
Время истекает, а наш Господин нетерпелив. Человек, который называл себя
Борс, скрипнул зубами как от  досады  на  скудость  предоставленных  ему
сведений, так и от того, что своими словами слуга поставил его и себя на
одну доску, но следовал за тем молча. Лишь глупцы огрызаются на слугу, а
припомнив глаза парня,  он  засомневался,  что  отповедь  возымеет  хоть
какое-то действие, если не приведет к худшему. И как  он  узнал,  что  я
собираюсь задать ему вопрос? Слуга улыбнулся.
   Человек, который называл себя Борс, чувствовал себя совершенно  не  в
своей тарелке, пока не вернулся в комнату, где ожидал,  прибыв  сюда  по
зову, но и тогда беспокойство не оставило  его.  Даже  найти  пломбы  на
своих седельных сумках нетронутыми казалось слабым утешением.
   Слуга входить не стал, остался в коридоре.
   - Если угодно, милорд,  вы  можете  переодеться  в  свое  собственное
платье. Никто не увидит ни того, как вы отбудете отсюда, ни того, как вы
окажетесь в нужном вам месте, но,  вероятно,  лучше  появиться  там  уже
одетым надлежащим образом. Вскоре за вами придут, дабы проводить вас.
   Дверь, к которой не притронулась ничья видимая рука, закрылась.
   Человек,  который  называл  себя  Борс,  не  сдержал  нервной  дрожи.
Поспешно он сорвал печати,  расстегнул  пряжки  на  седельных  сумках  и
вытащил обычный для себя плащ.  Где-то  в  глубине  души  тихий  шепоток
спрашивал, стоит ли еще одного подобного  сборища  обещанное  могущества
или даже бессмертие, но он сразу же  рассмеялся.  Ради  такой  власти  я
готов вознести хвалу Великому Повелителю Тьмы  даже  под  самым  Куполом
Истины! Вспоминая данные ему Ба'алзамоном  распоряжения,  он  машинально
поглаживал пальцами вышитое на груди белого плаща золотое посверкивающее
солнце, за  которым  краснел  крюк  пастырского  посоха,  -  символ  его
положения и поста в мире людей. Он чуть не рассмеялся, В Тарабоне  и  на
Равнине Алмот предстоит работа, большая работа.

Глава 1
ПЛАМЯ ТАР ВАЛОНА

   Кружится Колесо Времени, Эпохи приходят и уходят,  оставляя  наследие
воспоминаний,  которые  становятся  легендой,  а   после   выцветают   и
превращаются в мифы, и когда та же Эпоха приходит вновь, они  уже  давно
забыты. В некую Эпоху, называемую Третьей Эпохой, в Эпоху,  которая  еще
будет, в Эпоху, давно минувшую, в Горах Рока поднялся  ветер.  Ветер  не
был началом. Нет ни начала, ни конца оборотам Колеса Времени. Однако оно
- начало всех начал.
   Ветер, родившийся меж черных,  бритвенно-острых  ликов  гор,  где  по
перевалам бродит смерть, таясь от тварей  еще  более  опасных,  чем  она
сама, ветер этот дул на  юг  через  чащобный  лес  Великого  Запустения,
испорченный и извращенный  прикосновением  Темного.  Ко  времени,  когда
ветер миновал ту невидимую линию, что люди  называли  границей  Шайнара,
где весенние цветы густо усеяли деревья,  тошнотворно-сладковатый  запах
разложения уже рассеялся. Должно было уже давно прийти  лето,  но  весна
припоздала, и все буйно цвело, стремясь наверстать  упущенное.  Молодая,
светлая зелень  топорщилась  на  каждом  кусте,  и  рыжеватыми  молодыми
побегами оканчивалась каждая веточка на деревьях. Ветер  рябью  шелестел
по полям вокруг ферм, словно по зеленым прудам озимых, что чуть ли не на
глазах пробивались вверх и вверх.
   Запах смерти почти совершенно развеялся задолго до  того,  как  ветер
достиг стоящего на холмах, окруженного каменной стеной города Фал Дара и
захлестнул, будто кнутом, башню цитадели в самом центре города, закружил
вокруг башни, на верхней площадке которой будто танцевали два  человека.
Фал Дара - с высокими и крепкими стенами - никогда не был  взят  врагом,
никогда не был предан - ни цитадель, ни город. Ветер стонал над  крытыми
гонтом кровлями, вился вокруг высоких  дымоходов  и  еще  более  высоких
башен и выл, словно рыдал погребальную песнь.
   От холодной ласки ветра Ранд ал'Тор, обнаженный по  пояс,  вздрогнул,
пальцы его сжались крепче на длинной  рукояти  тренировочного  меча.  От
жаркого  солнца  грудь  юноши  стала  скользкой  от  пота,  его  темные,
рыжеватые волосы слиплись. Слабый запах  в  вихре  заставил  затрепетать
ноздри, но юноша не связал его с промелькнувшей в голове картиной только
что раскопанной старой могилы. Он едва ли осознал вообще  этот  запах  и
этот образ; он изо всех сил  старался  держать  свой  разум  пустым,  но
другой человек, с которым юноша находился на верху башни, все  вторгался
и вторгался в эту пустоту. Площадка, окруженная высоким  -  по  грудь  -
парапетом  с  бойницами,  была  шириной  шагов  в   десять.   Достаточно
просторной, чтобы не чувствовать никакой стесненности. Даже более  того.
Разве что если твой противник - Страж.
   Юноша был высок, но Лан не уступал ему в росте и  отличался  развитой
мускулатурой, хотя и не был так широк в плечах, как Ранд. Узкая  полоска
плетеной кожи удерживала длинные волосы Стража, не позволяя им падать на
лицо, которое казалось грубо высеченным из камня, с гранями и углами, на
лицо, вопреки налету седины на висках не тронутому ни  единой  морщиной.
Несмотря на жару и напряжение занятия, на груди и руках  Лана  пот  едва
поблескивал. Ранд всматривался в ледяные голубые глаза  Лана,  выискивая
какой-нибудь намек на то, что собирается предпринять  противник.  Страж,
как казалось, словно и не  моргал,  а  тренировочный  меч  в  его  руках
двигался уверенно и плавно, когда он перетекал из одной стойки в другую.
   Учебный меч - свободно связанные вместе тонкие пластины вместо клинка
- при ударе громко щелкал и оставлял на коже  алый  след.  Ранд  слишком
хорошо знал это. На ребрах у него больно ныли три  полосы,  и  еще  одна
жгла плечо. Он прилагал все  силы,  чтобы  не  получить  в  награду  еще
больше. На Лане не было ни одного рубца.
   Как Ранда и учили, он вызвал в уме язычок пламени и сконцентрировался
на нем, стараясь сжечь в нем  все  эмоции  и  вспышки  чувств,  стараясь
создать в себе пустоту, прогнав всякую  мысль  от  себя.  Опустошенность
пришла. Как это бывало в последнее время  слишком  часто,  она  была  не
абсолютной пустотой; пламя оставалось  на  месте,  а  какое-то  ощущение
света волновало неподвижность. Но и  этого  хватало  -  хотя  едва-едва.
Прохладное спокойствие пустоты текло через него, и  юноша  был  един  со
своим тренировочным мечом, с гладкими камнями под подошвами сапог,  даже
с Ланом. Все было едино, и он двигался без всякой мысли,  в  ритме,  что
шаг в шаг и движение в движение соответствовал перемещениям Стража.
   Вновь поднялся ветер, донесший из города звон колоколов.  Кто-то  все
еще празднует приход весны... Посторонняя мысль порхнула на волнах света
через пустоту, взбаламутив ее, а Страж словно  прочитал  мысли  Ранда  -
тренировочный меч закружился в руках Лана.
   Долгую  минуту  верхушку  башни  оглашал   быстрый   "клак-клак-клак"
связанных планок, ударяющихся друг о друга. Ранд и  не  пытался  достать
противника; он мог лишь парировать выпады Стража. Отражая удары  Лана  в
самый последний момент, он был вынужден отступать. Выражение  лица  Лана
нисколько не менялось.  Внезапно  круговой  удар  Стража  превратился  в
прямой выпад. Ранд,  застигнутый  врасплох,  отступил,  уже  морщась  от
удара, который - понимал - на этот раз остановить ему не удастся.
   Ветер с воем накинулся  на  крепостную  башню...  и  поймал  юношу  в
ловушку. Воздух  будто  мгновенно  сгустился,  обернувшись  вокруг  него
коконом, и толкнул его вперед. Время и движения замедлились;  охваченный
ужасом. Ранд наблюдал, как тренировочный меч Лана медленно  приближается
к его груди. Нечем было ни задержать,  ни  смягчить  неотвратимый  удар.
Ребра хрустнули, будто по Ранду ударили молотом. Он охнул, но  ветер  не
позволил  ему  уклониться;  наоборот,  ветер  по-прежнему  толкал  юношу
вперед.  Пластины  меча  Лана  согнулись  дугой,  вывернулись  -   Ранду
казалось, неизмеримо медленно,  -  затем,  лопнув,  разлетелись,  острые
концы  обломков  медленно  двинулись  по  направлению  к  сердцу  Ранда,
зазубренные планки вонзились в кожу. Боль пикой пронзила все тело;  кожу
будто исполосовали настоящим  клинком.  Словно  солнце  своим  опаляющим
жаром захотело превратить юношу в прожаренный до хрустящей корочки бекон
на сковородке.
   С воплем Ранд отшатнулся, споткнулся и упал спиной на каменную стену.
Дрожащей рукой он провел по порезам  на  груди  и  поднес  окровавленные
пальцы к серым глазам, будто не веря.
   - И что это было за дурацкое движение, пастух? - проскрежетал Лан.  -
Теперь ты лучше знаешь, или же должен был знать, если только не  позабыл
все, чему я пытался научить тебя. Сильно ты?..
   Он осекся, когда Ранд поднял на него глаза.
   - Ветер, - промолвил Ранд сухими губами. -  Он...  он  толкнул  меня!
Он... Он был тверд, как стена!
   Страж молча рассматривал юношу, потом протянул руку. Ранд сжал ее,  и
тот рывком поставил его на ноги.
   - В такой близи  от  Запустения  могут  твориться  странные  дела,  -
наконец произнес Лан, но за  всей  категоричностью  его  слов  слышалась
тревога. Уже само по себе это  было  необычно.  Стражи,  полулегендарные
воители, служившие Айз Седай, редко выказывали свои чувства, а Лан  даже
для Стража был идеалом сдержанности. Он  отшвырнул  расщепленный  меч  в
сторону и оперся о стену там, где, чтобы не  мешать  тренировке,  лежали
настоящие мечи.
   - Но не такие же, - возразил Ранд. Он подошел к Лану и сел  рядом  на
корточки, привалившись спиной к камню.  Теперь  гребень  стены  оказался
выше головы, как-никак заслоняя его от  ветра.  Если  это  было  ветром.
Никакой ветер не бывает таким... твердым...  как  этот.  -  Мир!  Может,
эдакого и в самом-то Запустении не случается!
   - Для такого, как ты... - Лан пожал плечами, будто это все объясняло.
- Долго ты еще будешь собираться, пастух? Говорил, что  уходишь,  а  уже
месяц миновал, а по-моему, тебе следовало бы уйти еще три недели назад.
   Ранд в удивлении поднял глаза на Стража. Он  ведет  себя  так,  будто
ничего не случилось! Нахмурившись, он отложил тренировочный меч, взял  в
руки свой настоящий меч и положил его на  колени.  Пальцы  пробежали  по
длинной, обернутой шершавой кожей рукояти с бронзовой  вставкой  в  виде
цапли. Еще одна бронзовая цапля распласталась на  ножнах,  и  еще  одна,
выгравированная на стали, украшала клинок, сейчас  спрятанный  в  ножны.
То, что у него есть меч, до сих пор было  для  Ранда  немного  странным.
Любой меч, а тем более со знаком мастера клинка. Все-таки он - фермер из
Двуречья, пусть  теперь  и  такого  далекого.  Теперь,  может,  далекого
навсегда. Он был пастухом, как и его отец, - я БЫЛ пастухом. Кто я такой
теперь? - и его отец дал ему меч с клеймом цапли. Мой отец - Тэм, кто бы
что ни говорил. Ранду хотелось, чтобы его собственные мысли  не  звучали
так, словно он пытался убеждать самого себя.
   Лан опять словно бы прочел мысли Ранда.
   - В Пограничных Землях, пастух,  если  человек  берет  на  воспитание
ребенка, то этот ребенок - его, и никто не скажет иного.
   Хмурясь, Ранд пропустил мимо ушей слова Стража. Это дело не  касалось
никого, кроме него самого.
   - Я хочу  научиться  владеть  им.  Мне  нужно.  -  Все  его  проблемы
проистекали из того, что он носит меч со знаком цапли. Не  каждый  знал,
что означает бронзовая птица, или даже вовсе не замечал ее, но все равно
клинок со знаком цапли, особенно в руках  юноши,  которого  по  возрасту
едва можно назвать мужчиной, по-прежнему привлекал ненужное внимание.  -
Пару раз, когда мне не удалось убежать,  я  сумел  обмануть  людей.  Ну,
кроме всего прочего, мне еще и повезло. Но что будет, когда убежать  мне
не удастся и ввести человека в заблуждение я не смогу, а удача  от  меня
отвернется?
   - Ты можешь продать его, - осторожно предложил Дан. - Такой клинок  -
редкость даже среди мечей, меченных знаком цапли. Ты мог бы выручить  за
него хорошие деньги.
   - Нет! - Об этом Ранд уже не раз думал,  но  теперь  отверг  подобную
идею по той же причине, что и всегда, и с большей  горячностью  -  из-за
того, что предложение исходило от другого человека. Пока он со  мной,  я
имею право называть Тэма отцом. Он дал его мне, и  это  дает  мне  такое
право. - А я думал, что клинки с клеймом цапли и так встречаются редко.
   Лан искоса взглянул на юношу:
   - Значит, Тэм тебе не говорил? Он должен знать. Наверно, он не верил.
Многие не верят.
   Он подхватил свой меч, почти близнец Рандову,  не  считая  отсутствия
цапель, и быстрым  движением  выдернул  его  из  ножен.  Клинок,  слегка
изогнутый, с  односторонней  заточкой,  серебряно  сверкал  в  солнечных
лучах.
   Это был меч королей Малкир. Лан не говорил об этом -  ему  совсем  не
нравилось,  даже  когда  другие  заговаривали  об  этом,  -  но   ал'Лан
Мандрагоран был Лордом  Семи  Башен,  Лордом  Озерным  и  некоронованным
королем  Малкир.  Ныне  Семь  Башен  были  разрушены,  а   Тысяча   Озер
превратилась   в   логовище   отвратительных   тварей.   Малкир   лежала
проглоченная Великим Запустением, и  из  всех  лордов  Малкири  в  живых
оставался лишь один.
   Некоторые утверждали, что Стражем, связанным узами с Айз  Седай,  Лан
стал, чтобы найти смерть в  Запустении  и  воссоединиться  с  остальными
людьми своего рода. Ранд имел не один случай убедиться, что от опасности
Лан не бегал, наоборот, стремился к ней, явно нисколько  не  заботясь  о
себе. Но превыше своей жизни он полагал жизнь и безопасность Морейн, Айз
Седай, с которой он был связан узами долга. Ранд не думал, что Лан  стал
бы на самом деле искать смерти до тех пор, пока жива Морейн.
   Повернув клинок к свету, Лан заговорил:
   - В Войну Тени Единая  Сила  сама  использовалась  как  оружие,  и  с
помощью Единой Силы оружие создавалось. Некоторые его виды  использовали
Единую Силу - они могли одним ударом уничтожить целый город,  превратить
местность на мили вокруг в пустыню. И все это оружие было уничтожено при
Разломе; и никто также не помнит о том, как его делать. Но было оружие и
попроще, для тех, кому приходилось сражаться с  Мурддраалами  и  тварями
похуже, которых создавали Повелители Ужаса, сражаться клинок к клинку.
   С помощью Единой Силы Айз Седай извлекали из земли  железо  и  другие
металлы, плавили их, придавали форму и обрабатывали.  Все  -  с  помощью
Силы. Мечи и другое оружие тоже. Многие, что уцелели после Разлома Мира,
были уничтожены людьми, которые боялись и ненавидели работу Айз Седай, а
другие  со  временем  пропали.  Осталось  немногое,  и  считанные   люди
по-настоящему знают, чем является  это  оружие.  О  нем  ходят  легенды,
полные сказочных преувеличений о мечах, которые вроде бы обладали  силой
сами по себе. Ты ведь слышал сказания менестрелей. А на деле...  Клинки,
что никогда не сломаются и не утратят своей остроты.  Я  видел,  как  их
точили люди - больше играя в то, что они острят их, -  но  лишь  потому,
что никак не могли поверить в существование меча, который бы не нуждался
в  этом.  Единственное,  чего  они  добивались  при  этом,  -  стачивали
точильные камни.
   Такое оружие создали Айз Седай, и никогда не будет другого. Когда оно
было закончено, подошли к концу и  война,  и  Эпоха,  вместе,  а  мир  -
разлетелся вдребезги; непохороненных  мертвых  было  много  больше,  чем
оставшихся в живых, и эти живые спасались  бегством,  стремясь  отыскать
какое-нибудь - любое - убежище, каждая вторая  женщина  оплакивала  мужа
либо сыновей, которых она больше не увидит; когда создание  оружия  было
завершено, Айз Седай, которые еще оставались в живых, поклялись: никогда
впредь не создавать оружия, чтобы один человек убивал другого.  Все  Айз
Седай дали такую клятву, и каждая женщина из них с тех пор  верна  этому
обету. Даже Красные Айя, а они мало беспокоятся о том, что  случается  с
любым человеком мужского пола.
   - Один из этих мечей, простой солдатский меч, -  с  легкой  гримасой,
почти печальной, если бы про Стража можно было сказать, что тот  выказал
подобное чувство, он вложил клинок обратно в ножны, - стал чем-то  иным.
С другой стороны, те, что были изготовлены для полководцев,  с  клинками
столь твердыми, что ни один кузнец ничего не мог поделать с ними,  и  на
которых уже стояло клеймо цапли, эти  клинки  стали  товаром,  спрос  на
который весьма и весьма велик.
   Руки Ранда, будто обжегшись, отдернулись от  меча,  лежащего  поперек
колен. Меч стал падать, и он инстинктивно подхватил оружие,  прежде  чем
оно ударилось о камни площадки.
   - Вы хотите сказать, что этот сделан  Айз  Седай?  Я  думал,  что  вы
говорите о своем мече.
   - Не все  клинки,  отмеченные  знаком  цапли,  -  работа  Айз  Седай.
Немногие владеют мечом с таким искусством,  чтобы  называться  мастерами
клинка и удостоиться в награду клинка с клеймом цапли, но даже и  так  -
сохранилось недостаточно клинков Айз Седай, чтобы эта горсточка мастеров
имела  каждый  по  одному.   Большинство   клинков   с   цаплей   -   от
мастеров-оружейников; лучшая сталь, какую могут выковать  люди,  но  все
равно обрабатывается она человеческими руками. Но  вот  этот,  пастух...
этот клинок мог бы поведать историю трех тысячелетий, а то и больше.
   - Я не  могу  удрать  от  них,  -  произнес  Ранд,  -  правда?  -  Он
балансировал перед  собой  мечом,  держа  за  наконечник  ножен;  оружие
выглядело совершенно так же, каким он помнил его раньше.  -  Работа  Айз
Седай. - Но Тэм дал его мне. Мои ОТЕЦ дал его мне. Юноша  гнал  от  себя
мысли о том, как двуреченскому пастуху достался клинок с клеймом  цапли.
На их течении таились опасные скалы и глубокие омуты, которые ему  вовсе
не хотелось изучать.
   - Ты и в самом деле хочешь удрать, пастух? Спрошу еще раз. Почему  ты
тогда не ушел? Меч? За пять лет я сделал бы тебя достойным  его,  сделал
бы тебя мастером клинка. У тебя быстрые кисти, хороший баланс, и  ты  не
повторяешь одной ошибки дважды. Но у меня нет пяти лет на твое обучение,
и у тебя нет пяти лет на учебу. У тебя нет даже одного года, и тебе  это
известно. Как бы то ни было, по ноге ты себе мечом не попадешь.  Держишь
ты себя так, пастух, словно родился с  мечом  на  поясе,  и  большинство
деревенских задир почувствуют это. Но этого у тебя было с лихвой почти с
того самого дня, как ты опоясал себя  мечами.  Так  почему  ты  все  еще
здесь?
   - Мэт и Перрин еще тут, - промямлил Ранд. - Я не хочу  уходить,  пока
не отправились в путь они. Я боюсь  никогда...  Я  могу  не  увидеть  их
всю... многие  годы,  может  быть.  -  Он  запрокинул  голову,  опершись
затылком о стену. - Кровь и пепел! Ладно, они хоть просто думают, что  я
спятил, раз не иду домой вместе с ними. А Найнив то смотрит на меня  как
на несмышленыша шести лет от роду с разбитыми коленками, за  которым  ей
приходится ухаживать; то она смотрит так, будто увидела чужака, которого
она может обидеть, если станет  присматриваться  повнимательнее.  Она  -
Мудрая, и, кроме того, вряд ли, по-моему, ее что-то испугает, но  она...
- Ранд покачал головой. - И Эгвейн. Чтоб я сгорел! Она знает, почему мне
нужно уйти, но всякий раз, как я заговариваю об  этом,  она  смотрит  на
меня, и у меня внутри все переворачивается... - Он прикрыл глаза, прижав
рукоять меча ко лбу, словно  бы  мог  выдавить  из  головы  все,  о  чем
раздумывал, мог забыть о существовании подобных мыслей. - Я бы  хотел...
хотел...
   - Ты бы хотел, чтобы все снова стало так, как  и  было,  пастух?  Или
чтобы девушка отправилась с тобой, вместо того чтобы идти в  Тар  Валон?
По-твоему,  она  променяет  возможность  стать  Айз  Седай  на  жизнь  в
скитаниях? С тобой? Если ты найдешь верные  слова,  она,  может,  так  и
поступит. Любовь - чудная штука. - Голос Лана звучал неожиданно  устало.
- Такая чудная она штука.
   - Нет. - Хотел Ранд именно этого, - чтобы она захотела уйти с ним. Он
открыл глаза и распрямил спину, придал голосу твердости. - Нет,  если  б
она спросила, я не позволил бы ей идти со мной. -  Он  не  допустил  бы,
чтобы это с ней случилось. Но, Свет, как было бы хорошо - всего на  миг,
- если б она сказала, что хочет! - В ней просыпается ослиное  упрямство,
если она думает, будто я пытаюсь указывать ей, как поступать, но  я  все
еще в силах уберечь ее от такого. - Ему хотелось, чтобы  она  оставалась
дома, в Эмондовом Лугу, но все надежды на это оказались перечеркнутыми в
тот день, когда в Двуречье появилась Морейн. - Даже если  это  означает,
что она станет Айз Седай!
   Краем глаза Ранд заметил приподнятую бровь Лана и вспыхнул.  А  Страж
заметил:
   - И в этом-то вся причина? Тебе хочется провести побольше  времени  с
друзьями по деревне,  прежде  чем  они  уйдут?  Потому-то  ты  еле  ноги
волочишь? Ты же знаешь, кто дышит на твои следы.
   Ранд сердито вскочил на ноги:
   - Хорошо, это из-за Морейн! Если б не она, меня бы и  близко  тут  не
было, а она даже словом со мной не обмолвится.
   - Ты бы погиб, если б не она, пастух, - ровно произнес Лан, но  Ранда
было уже не удержать.
   - Она рассказывала  мне...  рассказывала  ужасные  вещи  обо  мне.  -
Пальцы, сжимавшие меч, побелели. То, что я сойду с ума  и  умру!..  -  А
теперь и двух слов мне сказать не хочет. Она ведет  себя  так,  будто  я
ничуть не изменился с того дня, когда она  отыскала  меня,  и  это  тоже
дурно попахивает.
   - Ты хочешь, чтобы она обращалась с тобой как с тем, кто ты есть?
   - Нет! Я не  об  этом.  Чтоб  я  сгорел,  я  не  знаю  зачастую,  что
сказать-то хочу! Этого я не хочу, а  другое  приводит  меня  в  ужас.  А
теперь она куда-то подевалась, совсем исчезла...
   - Я говорил тебе: иногда ей нужно побыть одной. И не тебе  спрашивать
о ее поступках. И никому другому.
   - ...не сказав никому, куда уходит,  или  когда  вернется,  или  даже
вернется ли вообще. Она должна же что-то сказать мне, чтобы помочь, Лан.
Хоть что-то. Должна. Если она когда-нибудь вернется.
   - Она вернулась, пастух. Минувшей ночью. Но, думаю, она сказала  тебе
все, что могла. Удовольствуйся этим. От нее ты узнал все, что мог. - Лан
качнул головой, и голос его оживился. - Сидя  ты  ничему  не  научишься.
Пора заняться немного стойками. Через  "Рассечение  Шелка",  начиная  от
"Цапли, Шагающей в Камышах". Запомни, что стойка Цапли - единственно для
тренировки равновесия. В ней ты  -  открыт;  если  станешь  ждать,  пока
первым двинется противник, ты успеешь поразить цель, но его клинка  тебе
не избежать.
   - Должна же она что-то сказать мне, Лан. Этот  ветер.  В  нем  что-то
неестественное, и какая мне разница, насколько близко мы от Запустения!
   - "Цапля, Шагающая в Камышах", пастух. И помни о движениях запястья и
кисти.
   С  юга  донесся  слабый  раскат  фанфар,  трубные   звуки   понемногу
становились  громче,  сопровождаемые  непрерывным  "трам-трам-ТРАМ-трам"
барабанов. Мгновение Ранд и Лай смотрели друг  на  друга,  потом  грохот
барабанов заставил их броситься к парапету башни и посмотреть на юг. Сам
город расположился на  высоких  холмах,  земля  у  городских  стен  была
расчищена, образуя кольцо травы  высотой  не  более  чем  по  щиколотку,
шириной в милю. Цитадель стояла  на  самом  высоком  холме.  С  верхушки
башни, поверх дымоходов и крыш, открывался ясный  вид  до  самого  леса.
Первыми из-за деревьев показались барабанщики, их была дюжина,  барабаны
поднимались и опускались, когда они маршировали в такт  ударам,  палочки
так и кружились в воздухе. Потом появились трубачи,  длинные  сверкающие
горны подняты, по-прежнему играя туш. С такого расстояния  Ранд  не  мог
различить, что за огромное квадратное знамя полощется  на  ветру  позади
них. Тем не менее Лан хмыкнул  -  зрение  Стража  не  уступало  остротой
зрению снежного орла.
   Ранд бросил на него взгляд, но Страж ничего не сказал,  его  взор  не
отрывался  от  вытекающей  из  леса  колонны.  Из-за  деревьев   выехали
всадники, мужчины в доспехах,  за  ними  -  тоже  верхом  на  лошадях  -
женщины. Следом показался паланкин между двумя  лошадьми,  одна  впереди
него, другая - сзади, занавески его были опущены;  затем  -  еще  больше
верховых. Шеренги пехотинцев, ощетинившиеся длинными шипами вздымающихся
пик, лучники с луками, висящими поперек груди, и все маршировали в  такт
барабанам. Вновь взревели горны. Словно поющий змей,  колонна  вилась  к
Фал Дара.
   Ветер трепал знамя выше человеческого роста, расправляя  его.  Теперь
оно, такое  большое,  оказалось  достаточно  близко,  чтобы  Ранд  сумел
разглядеть его. Переливающиеся цвета ничего не говорили ему, но в центре
этого кружения сияла чистой белизной похожая на слезу эмблема.  У  Ранда
перехватило дыхание. Пламя Тар Валона.
   - С ними Ингтар. - Лан говорил  так,  словно  мыслями  был  где-то  в
другом месте. - Наконец вернулся из своих поисков. Долго  его  не  было.
Знать бы, повезло ли ему?
   - Айз Седай, - наконец-то  сумел  вымолвить  шепотом  Ранд.  Все  эти
женщины там... Да, Морейн была Айз Седай,  но  он  делил  с  нею  тяготы
путешествия, и если не доверял ей всецело, по крайней мере он  ее  знал.
Или думал, что знал. Но она была всего одна. Теперь же совсем  другое  -
так много Айз Седай вместе, да еще и появившиеся с  такой  помпой.  Ранд
прочистил горло; когда он говорил, то голос звучал  скрипуче:  -  Почему
так много, Лан? Зачем вообще? С барабанами, трубами, и еще со знаменем!
   В Шайнаре Айз Седай почитали, во всяком случае большая часть  народа,
а остальные относились с опасливым уважением, но Ранд бывал в тех краях,
где это было не так, где их боялись и зачастую ненавидели. Там,  где  он
вырос, встречались и такие, кто говорил о "тарвалонских  ведьмах"  точно
так же, как о  Темном.  Ранд  попробовал  пересчитать  женщин,  но  они,
переговариваясь друг с другом или с тем, кто ехал в паланкине, постоянно
меняли свое место в колонне, не придерживаясь никакого видимого порядка.
Юноша покрылся гусиной кожей. Он провел не один день в  пути  с  Морейн,
встречался с другой Айз Седай и уже  начал  было  считать  себя  бывалым
человеком. Никто никогда не покидал Двуречья, или  почти  никто,  но  он
покинул родные края. Он видел  то,  чего  никто  дома,  в  Двуречье,  не
видывал даже одним глазком, совершал то, о чем лишь мечтали двуреченские
мальчишки, если их мечты и заходили так  далеко.  Он  видел  Королеву  и
встречался  с  Дочерью-Наследницей  Андора,  стоял  лицом   к   лицу   с
Мурддраалом,  путешествовал  по  Путям  -  и  ничто  из  пережитого   не
подготовило его к этому моменту, - Почему так много? -  опять  прошептал
он.
   - Прибыла Престол Амерлин собственной персоной.  -  Лан  поглядел  на
юношу, выражение лица Стража было суровым и непроницаемым, как скала.  -
Уроки закончены, пастух. - Потом он помолчал, и Ранду почти  показалось,
что он заметил на лице Стража сочувствие. Этого,  разумеется,  не  могло
быть. - Для тебя было бы лучше, если б ты ушел неделю назад.
   С этими словами Страж подхватил свою рубашку  и  исчез  на  лестнице,
ведущей внутрь башни.
   Ранд  судорожно  двигал  челюстью,  стараясь  хоть   как-то   смочить
пересохший рот. Он смотрел на приближающуюся к  Фал  Дара  колонну  так,
словно та  и  впрямь  была  змеей,  смертельно  опасной,  источающей  яд
гадюкой. В его ушах громко звенели трубы и  рокотали  барабаны.  Престол
Амерлин, та, которая повелевает Айз Седай. Она  идет  сюда  из-за  меня.
Иной причины Ранду придумать не удавалось.
   Они знали многое, обладали знанием, которое - он был уверен в этом  -
могло помочь ему. И Ранд не осмеливался ни одну из них спросить об этом.
Он боялся, что они здесь с целью укротить его. И боюсь,  что  они  здесь
вовсе не за этим, как с неохотой он признался себе. Свет, я не знаю, что
пугает меня больше!
   - У меня и в мыслях не было направлять Силу, - прошептал Ранд. -  Это
вышло случайно! Свет, я не хочу иметь ничего общего с этим.  Клянусь,  я
никогда ее не трону! Клянусь!
   Вздохнув, юноша вдруг понял,  что  отряд  Айз  Седай  уже  вступил  в
городские ворота. Яростно закружился ветер, морозными  порывами  обращая
капли пота в льдинки, от шума  ветра  трубы  звучали  затаенным  ехидным
смехом; Ранду почудился в воздухе сильный запах раскопанной могилы. Моей
могилы - если я останусь тут.
   Сграбастав свою рубашку, он скатился по лестнице и бросился бежать.

Глава 2
РАДУШНАЯ ВСТРЕЧА

   Обтесанные  каменные  стены   залов   крепости   Фал   Дара,   скудно
декорированные простыми,  но  элегантными  гобеленами  и  разукрашенными
драпировками, гудели от известий о скором  появлении  Престола  Амерлин.
Туда и сюда чуть ли не бегом носились слуги в черно-золотом, озабоченные
тем, чтобы приготовить  для  гостей  покои,  или  тем,  чтобы  доставить
распоряжения на кухни; то и дело кто-то из них сокрушался и вздыхал, что
им не успеть приготовить все для столь значительной особы,  раз  они  не
были своевременно предупреждены. Темноглазые воины, с обритыми головами,
за исключением пучка волос, перевязанного кожаным ремешком,  не  бежали,
но спешка подталкивала их в спину, а лица сияли от  возбуждения,  обычно
приберегаемого для битвы. Кое-кто из солдат заговаривал с торопящимся по
коридору Рандом.
   - А, вот и ты, Ранд ал'Тор! Да  покровительствует  мир  твоему  мечу!
Торопишься переодеться? Наверно, тебе захочется выглядеть получше, когда
тебя представят Престолу Амерлин. Будь уверен, она захочет увидеть  тебя
и твоих друзей, да и женщин тоже.
   Ранд бегом направился к широкой лестнице, по которой  могли  свободно
пройти в  ряд  двадцать  человек  и  которая  вела  наверх,  на  мужскую
половину.
   -  Сама  Амерлин,  прибыла  без  всякого  предупреждения,  почти  как
торговец-разносчик. Должно быть, из-за Морейн  Седай  и  вас,  южан,  а?
Из-за чего же еще?
   У дверей в  мужскую  половину,  широких,  окованных  железом,  теперь
распахнутых настежь, толпились мужчины с кисточками волос на макушках  и
приглушенно переговаривались о прибытии Амерлин. От множества голосов  в
коридоре висело монотонное гудение.
   - Эй, южанин! Амерлин  здесь.  Прибыла  ради  тебя  и  твоих  друзей,
наверное. Мир, что за честь для вас! Она редко покидает Тар Валон,  а  в
Пограничные Земли ни разу не приезжала на моей памяти...
   Ранд отвечал немногословно. Ему нужно умыться. Найти чистую  рубашку.
На разговоры мало времени. Они  понимающе  кивали  и  пропускали  юношу.
Никто из них не знал сути происходящего, за исключением того, что он  со
своими друзьями путешествовал вместе с Айз Седай, что двое из его друзей
- женщины, собирающиеся отправиться в Тар Валон обучаться на Айз  Седай,
но слова мужчин ранили, вонзаясь в душу, словно шайнарским солдатам было
известно все. Она прибыла сюда из-за меня.
   Ранд вихрем промчался через мужскую половину, ворвался в  комнату,  в
которой жил вместе с Мэтом и Перрином... и застыл, как примороженный,  с
разинутым  от  изумления  ртом.  В  комнате  оказалось  полно  женщин  в
черно-золотом, все сосредоточенно занимались своим делом. Помещение было
небольшим, а с такими окнами - пара высоких узких бойниц  для  стрел,  -
выходившими в один из внутренних двориков, комната  ничуть  не  казалась
просторнее. Три кровати на выложенных черно-золотой плиткой возвышениях,
в ногах каждой - сундук, еще три простых стула, умывальник у двери, а  в
углу громоздится высокий  широкий  гардероб.  Восемь  женщин  в  комнате
походили на рыб в садке.
   Женщины едва взглянули на Ранда и продолжали выгребать из  шкафа  его
одежду - а заодно и Мэтову, и Перринову  -  и  заменяли  ее  новой.  Все
обнаруженное в карманах выкладывалось на крышки ларей, а  старая  одежда
была небрежно, будто ненужное тряпье, связана в узлы.
   - Что вы делаете? - спросил Ранд, когда вновь обрел дар речи.  -  Это
же моя одежда!
   Одна из женщин фыркнула, просунув палец сквозь прореху в  рукаве  его
единственной куртки, потом кинула ее в кучу на полу.
   Другая женщина, черноволосая, с  большой  связкой  ключей  на  поясе,
обернулась к Ранду. Это была Элансу - шатайян крепости.  Он  считал  эту
узколицую женщину домоправительницей -  хотя  дом,  что  она  вела,  был
крепостью, и не один десяток слуг исполнял ее приказания.
   - Морейн Седай сказала,  что  вся  ваша  одежда  износилась,  и  Леди
Амалиса распорядилась подарить вам взамен новую. Так что, чем меньше  вы
будете путаться под ногами, - твердо добавила она, -  тем  скорее  мы  с
этим закончим.
   Не многие мужчины смогли бы выдержать натиск шатайян, когда та хотела
что-то сделать по-своему, - поговаривали, даже  Лорд  Агельмар,  бывало,
пасовал перед ней, - и она совершенно не ожидала каких-то  неприятностей
от молодого парня, который по возрасту годился ей в сыновья.
   Ранд проглотил слова, которые уже крутились на языке, - на  споры  не
было времени. В любую минуту за ним могла послать Престол Амерлин.
   - Низкий поклон Леди Амалисе за ее дар, - промолвил он, как сумел, на
манер шайнарцев, - и поклон вам, Элансу Шатайян.  Пожалуйста,  передайте
мою благодарность Леди Амалисе и скажите ей,  что  я  готов  служить  ей
душой и телом. - Это должно было  бы  удовлетворить  шайнарскую  тягу  к
церемонности как самой Леди Амалисы, так и Элансу. - Но сейчас, если  вы
извините меня, я хотел бы переодеться.
   - Вот и хорошо, - спокойно сказала Элансу.  -  Морейн  Седай  сказала
выкинуть все старое. Вплоть до ниточки. Белье тоже.
   Пара женщин искоса стрельнули глазами на юношу. К дверям никто даже и
шага не сделал.
   Ранд, чтобы не рассмеяться истерично, прикусил себе щеку.  В  Шайнаре
многие обычаи отличались от того, к чему он привык, и было такое, к чему
он никак не сумел бы приспособиться,  живи  он  тут  вечно.  Купался  он
теперь в тихие предутренние  часы,  когда  большие,  выложенные  плиткой
бассейны были пусты, после того как обнаружил, что в любой момент  рядом
с ним в воду могла забраться женщина (это могла оказаться судомойка  или
сама Леди Амалиса, сестра Лорда Агельмара, -  в  Шайнаре  купальни  были
единственным местом, где  не  существовало  ни  титулов,  ни  разницы  в
положении), надеясь, что он потрет ей спину в обмен на такую же  услугу,
и спрашивая, отчего у него такое красное лицо, не сгорел ли  он  случаем
на солнце. Вскоре они поняли, о чем говорит краска на  его  лице,  и  не
было в крепости женщины, которую, по-видимому, не очаровало бы  смущение
этого парня.
   Через час я могу оказаться мертвым или чего похуже. а они стоят тут и
ждут, когда я начну краснеть! Ранд громко откашлялся.
   - Если вы обождете в  коридоре,  я  передам  вам  оставшуюся  одежду.
Честное слово.
   Одна из женщин тихонько хихикнула,  даже  губы  Элансу  дрогнули,  но
шатайян кивнула и жестом указала остальным забрать связанные  узлы.  Она
уходила последней и в дверях, приостановившись, прибавила:
   - И сапоги тоже. Морейн Седай сказала - все. Ранд открыл было рот, но
потом захлопнул. Уж сапоги-то еще были точно хорошими - пошитые  Олвином
ал'Ваном, сапожником в Эмондовом Лугу, разношенные и  удобные.  Но  если
для того, чтобы шатайян оставила его одного и дала ему шанс уйти,  нужно
отдать сапоги, то он готов на такую жертву,  он  готов  отдать  ей  все,
чтобы ей еще не вздумалось бы попросить. У него и так нет времени.
   - Да! Да,  конечно.  Честное  слово.  Ранд  закрыл  дверь,  буквально
выталкивая Элансу из комнаты.
   Оставшись один, он бухнулся на кровать и принялся стаскивать сапоги -
они были вполне хорошими: кожа, немного потертая, кое-где  потрескалась,
но носить их еще можно, крепкие и в самый раз по ноге, - затем торопливо
разделся, бросив все в кучу на сапоги, и, так же торопясь, ополоснулся в
тазу. Вода  обожгла  холодом;  на  мужской  половине  вода  всегда  была
ледяной.
   У  гардероба  были  три  широкие  дверцы,   украшенные   по-шайнарски
незатейливой резьбой, напоминающей вереницы водопадов и озер между скал.
Распахнув центральную створку, Ранд на минуту оторопел  при  виде  того,
что заменило ту немногую одежду,  которую  он  принес  с  собой.  Дюжина
кафтанов и курток с высоким воротником, из лучшей шерсти,  скроенные  не
хуже, чем те, что Ранду доводилось видеть на плечах купцов  или  лордов,
богато расшитые, как праздничные одежды. Целая дюжина! По три рубашки  к
каждой куртке - льняные и  шелковые,  с  широкими  рукавами  и  плотными
манжетами. Два плаща. Два, когда он всю  жизнь  обходился  всего  одним!
Один плащ был  из  обыкновенной  толстой  шерсти  темно-зеленого  цвета,
другой  -  густо-голубой,  с  жестким   воротником-стойкой,   украшенный
вышитыми золотом цаплями... и высоко на левой стороне  груди,  где  лорд
мог бы носить свой герб-Рука медленно ползла по плащу, сама собой. Будто
неуверенные в  том,  что  чувствуют,  пальцы  коснулись  вышитого  змея,
свернувшегося чуть ли не кольцом, но змея с четырьмя  лапами  и  золотой
львиной  гривой,  в  золотой  и   темно-красной   чешуе,   каждая   лапа
оканчивалась пятью золотыми  когтями.  Рука  Ранда  отдернулась,  словно
обжегшись. Помоги мне Свет! Сделала ли это Амалиса, или  Морейн?  Многие
ли видели это? Многие ли знают, что это такое, что оно  значит?  Один  -
уже будет слишком много. Чтоб я сгорел, она вовсю старается, чтобы  меня
убили. Проклятая Морейн даже разговаривать со мной не желает,  а  теперь
подарила мне проклятую красивую одежду, чтобы я в ней и умер!
   От легкого скрипа двери Ранд чуть из шкуры своей не выскочил.
   - Все? -  донесся  голос  Элансу.  -  Вплоть  до  последней  ниточки.
Вероятно, мне было бы лучше...
   Раздался скрип - словно бы она пыталась повернуть ручку двери.
   Вздрогнув, Ранд понял, что он все еще голый.
   - Уже почти все, - крикнул он. -  Мир!  Не  входите!  -  Поспешно  он
собрал то, что когда-то носил, сапоги, все. - Я принесу!  -  Прячась  за
дверь. Ранд открыл ее лишь настолько, чтобы сунуть узел в руки  шатайян.
- Это - все.
   Элансу постаралась заглянуть в приоткрытую дверь.
   - Вы уверены? Морейн Седай сказала  -  все.  Может  быть,  мне  лучше
просто заглянуть и удостовериться...
   - Это все! - прорычал Ранд. - Честное слово!
   Он плечом надавил на  дверь,  захлопнув  ее  перед  носом  Элансу,  и
услышал с той стороны смех.
   Ворча,  Ранд  торопливо  одевался.  Он  не  мог  допустить,  чтобы  у
кого-нибудь нашелся предлог войти к нему. Серые  штаны  оказались  более
облегающими, чем те, что были ему привычны, но  все  равно  удобными,  а
рубашка,  с   пышными   рукавами,   сияла   белизной,   которая   вполне
удовлетворила бы любую хозяйку в Эмондовом Лугу в день старки.  Высокие,
по колено, сапоги пришлись впору, да так, будто он их носил  целый  год.
Ранд надеялся, что причиной тому искусство сапожника, а не Айз Седай.
   Вся одежда, если ее сложить, наверняка бы образовала кучу  высотой  с
Ранда. Но юноша уже привык к роскоши чистых  рубашек,  к  тому,  что  не
нужно носить штаны день за днем, пока от пота и грязи они не становились
такими же жесткими, как и сапоги, а потом надевать и надевать их  опять.
Ранд достал из ларя седельные сумки и, что смог, запихал в них, потом  с
неохотой расстелил на постели причудливый плащ и набросал  на  него  еще
несколько рубашек и штанов. Свернутый опасным знаком внутрь и  затянутый
веревкой так, чтобы его можно было бы повесить на плечо,  плащ  немногим
отличался от узлов, что несли с собой  парни,  которых  он  встречал  на
дорогах.
   Через бойницы в комнату ворвался раскат фанфар - труб, приветствующих
из-за городских стен, труб, откликающихся с крепостных башен.
   - При первой возможности спорю вышивку, - пробормотал Ранд. Как-то он
видел, как женщины, ошибившись или разочаровавшись в  узоре,  распускали
вышитое ими, и со стороны эта процедура непосильной не выглядела.
   Оставшуюся одежду -  по  правде  говоря,  большую  ее  часть  -  Ранд
затолкал обратно в гардероб. Не нужно оставлять доказательства  бегства,
да в тому же такие, которые обнаружит первый же  заглянувший  в  комнату
после его ухода.
   По-прежнему хмурясь. Ранд опустился на колени  возле  своей  кровати.
Выложенные  плиткой  помосты,  на  которые  опирались  ножки   кроватей,
представляли собой печи, где притушенный огонь, горя всю ночь,  сохранял
постель теплой даже в самую холодную ночь шайнарской зимы. В  это  время
года ночи были холоднее, чем Ранд привык, но теперь  хватало  и  одеяла.
Открыв заслонку, он вытащил сверток,  оставить  который  не  мог.  Юноша
порадовался про себя, что Элансу не пришло в голову, что там  кто-нибудь
может хранить одежду.
   Водрузив узел на одеяла,  он  отвязал  уголок  и  отогнул  его.  Плащ
менестреля, вывернутый наизнанку,  чтобы  скрыть  от  чужих  глаз  сотни
покрывающих его заплат, заплат всех вообразимых  расцветок  и  размеров.
Сам плащ был вполне плотным и целым,  а  по  многоцветью  заплат  всегда
безошибочно узнавался менестрель.  Это  плащ  менестреля.  Был  когда-то
плащом менестреля.
   Внутри узла  сиротливо  жались  друг  к  другу  два  жестких  кожаных
футляра. В большом хранилась арфа, к которой Ранд не прикасался. Арфа  -
не для неуклюжих фермерских пальцев, парень. В другом, узком и  длинном,
лежала украшенная  золотой  и  серебряной  гравировкой  флейта,  которой
юноша, с тех пор как ушел из  дома,  не  раз  зарабатывал  себе  ужин  и
ночлег. На флейте его научил играть Том Меррилин - перед тем как  погиб.
Ранд, касаясь инструмента, всегда вспоминал  менестреля,  проницательные
голубые глаза Тома, его длинные седые усы, то, как Том сует ему  в  руки
свернутый плащ и кричит, чтобы он  убегал.  А  потом  Том  побежал  сам,
кинжалы как по волшебству появились  у  него  в  руках,  совсем  как  на
представлении, и бежал он сразиться с Мурддраалом, что шел убивать Ранда
и Мэта...
   С душевным трепетом Ранд вновь затянул узел.
   - С этим покончено. - Раздумывая  о  ветре,  налетевшем  на  него  на
верхушке башни, он добавил: - Странные  дела  случаются  так  близко  от
Запустения.
   Он не был уверен, что верит в это. Во  всяком  случае,  не  так,  как
полагал, очевидно, Лан. В любом случае,  даже  не  появись  тут  Престол
Амерлин, ему уже давно было пора уходить из Фал Дара.
   Натянув  на  себя  отложенную  куртку,  -   которая   была   густого,
темно-зеленого цвета, напоминавшего  ему  о  лесах  в  родных  краях,  о
Тэмовой ферме в Западном Лесу, где он рос, о Мокром Лесе, где он  учился
плавать, - Ранд застегнул пояс с  мечом,  отмеченным  знаком  цапли,  на
другой бок повесил ощетинившийся стрелами колчан. Лук со снятой  тетивой
стоял в углу рядом с луками Мэта и Перрина - длинный, на две ладони выше
юноши, посох. Ранд сам вырезал его вскоре после возвращения в Фал  Дара,
и кроме него лишь Лан и Перрин могли натянуть его. Просунув скатку одеял
и новый плащ под петли на своих вьюках, он повесил узлы на левое  плечо,
забросил поверх них седельные сумки и взял  лук.  Оставить  правую  руку
свободной, подумал Ранд. Заставить их думать, что я опасен. Может  быть,
кто-то так и решит.
   Дверь, скрипнув, отворилась, открыв взору почти  опустевший  коридор;
один слуга в ливрее пронесся мимо,  но  он  ограничился  лишь  тем,  что
бросил на Ранда мимолетный взгляд. Едва стремительные шаги стихли.  Ранд
выскользнул в коридор.
   Он пытался идти естественной, небрежной  походкой,  но  с  седельными
сумками на плече и узлами за спиной выглядел он тем, кем и был на  самом
деле - человеком,  отправляющимся  в  дальний  путь  н  не  собирающимся
возвращаться. Ранд  прекрасно  понимал,  как  выглядит  со  стороны,  но
поделать ничего не мог. Вновь взревели трубы, теперь,  внутри  крепости,
звуча чуть глуше.
   У Ранда была лошадь, высокий  гнедой  жеребец,  в  северной  конюшне,
прозываемой "Конюшня Лорда", рядом с воротами для вылазок, через которые
Лорд Агельмар обычно отправлялся на верховую прогулку. Сегодня навряд ли
Лорд Агельмар или же кто-то из его семьи решит прокатиться верхом,  и  в
конюшне могут оказаться разве что двое-трое младших конюхов. До "Конюшни
Лорда" из комнаты Ранда было два пути. Один вел в обход  всей  крепости,
огибая личный сад Лорда Агельмара, потом по дальней стороне  цитадели  и
через кузницу, теперь тоже наверняка опустевшую, и на  конюшенный  двор.
Пока доберешься до лошади, уже сто раз успеют отдать распоряжения начать
поиски. Другой путь был много короче: сначала через  внешний  крепостной
двор-плац, где как раз сейчас вот-вот должна появиться Престол  Амерлин,
а в придачу к ней - дюжина или даже больше Айз Седай.
   При этой мысли кожу защипало; с него уж хватит Айз Седай на всю жизнь
здравомыслящего человека. Одной и так хватило  по  горло.  Все  сказания
твердят об этом, и он твердо знал это.  Но  Ранд  удивился,  когда  ноги
понесли его к внешнему двору.  Скорей  всего,  увидеть  легендарный  Тар
Валон ему никогда не доведется - такого риска он себе позволить  не  мог
ни теперь, ни когда-нибудь  в  будущем,  -  но  можно  напоследок  одним
глазком глянуть на Престол  Амерлин  до  своего  ухода.  Все  равно  что
повидать королеву. Нет ничего опасного в одном взгляде, да еще и издали.
Останавливаться я не буду и уйду раньше, чем она успеет  понять,  что  я
был там.
   Ранд потянул тяжелую, окованную железными полосами дверь, ведущую  во
внешний двор цитадели, и шагнул в тишину. Народ  густо  усеивал  дорожки
для часовых по верху каждой стены - солдаты  с  хохолками  на  макушках,
слуги в ливреях, челядинцы, еще  не  успевшие  отмыться  от  грязи,  все
плотно прижатые друг к другу, на плечах  у  многих  сидели  дети,  глядя
поверх голов старших, другие ребятишки протискивались вперед,  вытягивая
шеи между колен и под локтями у взрослых. На галереях для лучников  было
не протолкнуться, они казались забитыми, будто бочки  яблоками,  даже  в
узких бойницах стен виднелись лица. Плотная людская масса окаймляла двор
крепости еще одной стеной. Все в молчании смотрели и ждали.
   Ранд протолкался вдоль  стены,  мимо  выстроившихся  по  краям  двора
кузниц и мастерских оружейников - Фал Дара был крепостью, а не  дворцом,
несмотря на свои размеры и суровое великолепие, и  все  тут  подчинялось
одной цели, - тихо извиняясь перед людьми,  которых  ненароком  задевал.
Некоторые оборачивались сердито, кое-кто бросал вслед недоуменный взгляд
на седельные сумки и узлы, но никто не нарушил  тишины.  Большинство  же
даже не удосужилось полюбопытствовать, кто это там мимоходом толкнул их.
   Поверх голов большей части собравшихся Ранд мог без  труда  наблюдать
за происходящим во дворе крепости. Сразу за  главными  воротами,  внутри
цитадели, выстроилась шеренга мужчин, стоящих рядом со своими  лошадьми.
Юноша насчитал их шестнадцать. Ни  у  одного  из  них  не  было  похожих
доспехов или одинаковых мечей, и ни один не походил на Лана, но Ранд  не
сомневался, что все они - Стражи. Круглые лица, квадратные  лица,  узкие
лица, у всех шестнадцати был такой облик, будто они видят то, что другим
людям недоступно, слышат то,  что  другие  услышать  не  могут.  Стоя  в
непринужденных позах, они выглядели столь же смертоносно, как  и  волчья
стая. Лишь одно у них было схоже: все, как один, носили  меняющие  цвета
плащи, который Ранд впервые увидел  на  Лане,  плащи,  которые  зачастую
словно сливались с тем, что находилось позади. Глядя сразу  на  стольких
воинов в этих  плащах,  нельзя  было  сохранить  ни  легкое  сердце,  ни
безмятежный вид.
   Впереди Стражей, в дюжине шагов  от  них,  стояли,  рядом  со  своими
лошадьми, женщины, капюшоны их плащей были отброшены  за  спину.  Теперь
Ранд пересчитал их. Четырнадцать. Четырнадцать Айз Седай.  Должно  быть,
они. Высокие и низкие, стройные и полные, смуглые  и  белокожие,  волосы
подстрижены коротко или нет, распущенные по плечам, свободно ниспадающие
на спину или заплетенные в косы, одежды  столь  же  различны,  как  и  у
Стражей, сколько женщин - столько же фасонов и цветов. Однако  они  тоже
обладали сходством в одном - теперь, когда они стояли  все  вместе,  оно
стало явственным. Для женщин они выглядели лишенными  всякого  возраста.
Издалека их можно было назвать молодыми, но, если подойти поближе,  они,
как знал Ранд, напоминали Морейн. Молодо выглядящие и в то же время нет,
с гладкой кожей, но с лицами слишком зрелыми для столь  юного  возраста,
глаза - знающие и повидавшие слишком многое.
   Поближе? Дубина! И без того я слишком уже близко! Чтоб  мне  сгореть,
надо было идти длинным путем! Ранд продолжал протискиваться к своей цели
- к другой окованной железными полосами двери в дальнем конце двора,  но
оторвать взгляд от происходящего ему было не под силу.
   Невозмутимые Айз Седай  игнорировали  любопытствующих,  все  внимание
обратив на паланкин, находящийся  теперь  в  центре  крепостного  двора.
Несущие его лошади вели себя так спокойно, будто их  держали  под  уздцы
конюхи, хотя возле паланкина стояла лишь  одна  женщина,  лицо  ее  было
лицом Айз Седай, и она не обращала на лошадей никакого  внимания.  Перед
собой обеими руками она держала вертикально жезл, высотой в ее рост,  на
жезле, выше ее глаз, было насажено позолоченное пламя.
   В дальнем конце двора цитадели, обратившись лицом к паланкину,  стоял
Лорд Агельмар, выпрямив спину и развернув плечи, с  невозмутимым  лицом.
На темно-синем кафтане  с  высоким  воротом-стойкой  алели  три  бегущие
лисицы Дома Джагад и виднелся устремившийся вниз черный ястреб  Шайнара.
Рядом с Лордом Фал Дара - Ронан, высохший от прожитых  лет,  но  высокий
по-прежнему; высокий жезл шамбайяна увенчивали три лисицы, вырезанные из
красного аватина. По рангу  и  полномочиям  шамбайян  Ронан  был  ровней
шатайян Элансу, но Элансу оставляла ему лишь распоряжаться церемониями и
секретарствовать у Лорда Агельмара. Кисточки прически обоих мужчин  были
белыми как снег. Все они - Стражи,  Айз  Седай,  Лорд  Фал  Дара  и  его
шамбайян - стояли неподвижно, будто скала. Толпа зевак затаила  дыхание.
Вопреки самому себе.  Ранд  замедлил  шаг.  Вдруг  Ронан  трижды  громко
стукнул о широкие плиты жезлом, выкрикнув в тишину:
   - Кто идет  сюда?  Кто  идет  сюда?  Кто  идет  сюда?  Женщина  возле
паланкина легко ударила своим жезлом в ответ, тоже трижды.
   - Блюститель Печатей. Пламя Тар Валона. Престол Амерлин.
   - Почему мы должны бдить? - вопросил Ронан.
   - Ради надежды рода людского, - отозвалась высокая женщина.
   - От чего мы охраняем?
   - От Тени в полдень.
   - Долго ли нам охранять?
   - От восхода солнца до восхода солнца, пока вращается Колесо Времени.
   Агельмар поклонился, его белый чуб шевелился на слабом ветерке.
   -  Фал  Дара  предлагает  хлеб  и   соль   и   гостеприимство.   Рады
приветствовать Престол Амерлин, ибо здесь стоят на страже, здесь  блюдут
Пакт. Добро пожаловать.
   Высокая женщина отдернула полог паланкина, и из него ступила на землю
Престол Амерлин. Темноволосая, неопределенного возраста, как и  все  Айз
Седай,  женщина,  выпрямляясь,  обежала   взглядом   собравшихся.   Ранд
отшатнулся, когда ее взор скользнул по нему; он  чуть  ли  не  физически
почувствовал его прикосновение. Но ее взгляд прошел дальше и остановился
на Лорде Агельмаре. Слуга в ливрее опустился подле нее на колено,  держа
в руках серебряный  поднос  со  сложенными  полотенцами,  над  ними  еще
поднимался пар. Женщина церемонно промокнула лицо и вытерла руки влажной
тканью.
   - Я благодарю, сын мой, за ваш радушный прием. Пусть Свет осияет  Дом
Джагад. Пусть Свет  осияет  Фал  Дара  и  всех  в  Нем.  Агельмар  вновь
поклонился:
   - Вы оказываете нам честь, мать. - То, что она называла его  "сыном",
а он обращался к ней "мать", не прозвучало странным, хотя, если сравнить
ее гладкие щеки с его резко очерченным лицом, скорее, он походил  на  ее
отца, если не на деда. Ее осанка могла поспорить с его  манерой  держать
себя. - Дом Джагад - к вашим услугам. Фал Дара - в вашем распоряжении.
   Со  всех  сторон  раздались  радостные  кличи,  набегающими   волнами
ударяясь о стены.
   Затрепетав всей душой. Ранд  заспешил  к  дверям,  ведущим  прочь  от
опасности, уже не заботясь о том, что кого-то толкает на ходу.  Это  все
твое проклятое воображение. Она и не подозревает, кто ты такой, не знает
об этом. Пока еще. Кровь и пепел, если б она знала... Он не  хотел  даже
думать о том, что произошло бы, знай она, кто он такой,  что  он  такое.
Что произойдет, когда она в конце концов выяснит это? Он гадал, не имела
ли она какое-то отношение к тому ветру на верхней  площадке  башни;  Айз
Седай ведь способны на подобные штуки. Протиснувшись в желанную дверь  и
захлопнув ее за собой, отсекая приветственные крики, что  еще  сотрясали
крепостной двор, Ранд облегченно перевел дух.
   Коридоры тут были так же пусты, как и  те,  по  которым  он  проходил
немногим ранее, и поэтому юноша пустился бегом. Через  дворик  поменьше,
где в центре плескался фонтан, еще по  одному  коридору  и  на  мощенный
плитняком конный двор. Сама "Конюшня Лорда",  высокая  и  длинная,  была
выстроена внутри крепостной стены, с большими окнами, выходящими  внутрь
крепости; лошадиные стойла располагались  на  двух  этажах.  Кузница  на
противоположной стороне двора стояла непривычно тихой, ковочный кузнец и
его подручные ушли поглазеть на Приветствие.
   В широких дверях  Ранда  глубоким  поклоном  встретил  Тима,  старший
конюх. Кланяясь, он прикоснулся  ладонью  к  морщинистому,  обветренному
лбу, потом к сердцу.
   - Душой и сердцем готов служить вам, милорд. Чем может услужить Тима,
милорд? - На голове конюха не было чуба воина;  волосы  Тимы  напоминали
опрокинутый серый горшок, нахлобученный на голову.
   Ранд вздохнул:
   - В сотый раз, Тима, повторяю: я не лорд.
   - Как угодно, милорд.
   Поклон конюха на этот раз оказался еще ниже.
   Причиной этого недоразумения послужило сходство  имен.  Ранд  ал'Тор.
Ал'Лан  Мандрагоран.  В  случае  с  Ланом,   согласно   обычаю   Малкир,
королевское "ал"  именовало  его  Королем,  но  сам  он  никогда  им  не
пользовался. Для Ранда же "ал" было просто частью его имени, правда,  он
слышал, что когда-то раньше, очень давно,  до  того  еще,  как  Двуречье
стало называться  Двуречьем,  эта  приставка  значила  "сын  такого-то".
Кое-кто из слуг в цитадели Фал Дара счел, однако, что  поэтому  он  тоже
король, ну, или по меньшей мере принц. Все  его  попытки  убедить  их  в
обратном не возымели большого эффекта, разве что снизили его "титул"  до
лорда. По крайней мере так Ранд предполагал; он никогда не видел,  чтобы
так много кланялись и расшаркивались даже перед Лордом Агельмаром.
   - Мне нужно, чтобы Рыжий был оседлан, Тима. - Ранд  знал,  что  лучше
обойтись так, чем пытаться самому заняться этим; Тима не позволил бы ему
марать благородные руки. - Я решил провести пару дней за городом.
   Дайте только оказаться верхом на большом гнедом жеребце, и через пару
дней его увидят у реки Эринин или переходящим границу Арафела. Тогда они
меня ни за что не найдут.
   Конюх сложился чуть ли не вдвое и остался в таком положении.
   - Простите, милорд, - хрипло прошептал он. -  Простите,  но  Тима  не
может исполнить приказания.
   Вспыхнув от замешательства. Ранд обеспокоенно оглянулся вокруг  -  на
виду не было ни одной живой души, - потом схватил Тиму за плечо и  силой
заставил того выпрямиться. Запретить Тиме и немногим другим  вести  себя
подобным образом он не мог, но попытаться сделать так,  чтобы  этого  не
видел чей-нибудь взор, было в его силах.
   - Почему не может, Тима? Тима,  посмотри  мне  в  глаза,  пожалуйста.
Почему?
   - Таковы распоряжения, милорд, - произнес Тима, по-прежнему  шепотом.
Он продолжал прятать глаза, не от страха,  а  от  стыда,  что  не  может
выполнить того, о чем просит Ранд. Чувствовать стыд - для шайнарцев  все
равно, что для другого человека получить на лоб клеймо вора. - Вплоть до
изменения приказа ни одна лошадь  не  покинет  эту  конюшню.  И  никакую
другую в крепости, милорд.
   Ранд открыл рот, чтобы сказать конюху, что все в порядке и  его  вины
тут нет, но вместо этого облизал губы.
   - Ни одна лошадь ни из какой конюшни?
   - Да, милорд. Приказ был отдан совсем недавно. Какие-то минуты назад.
- Голос Тимы обрел силу. - Также  закрыты  и  все  ворота,  милорд.  Без
разрешения никто не выйдет и не войдет. Даже городской караул, так  было
сказано Тиме.
   Ранд тяжело сглотнул,  но  ощущение  сдавливающих  горло  пальцев  не
исчезло.
   - Тима, что это за приказ? От Лорда Агельмара?
   - Конечно, милорд. От кого же еще? Конечно, Лорд  Агельмар  лично  не
отдавал такого распоряжения Тиме, и даже тому, кто передал его Тиме, но,
милорд, кто еще мог отдать в Фал Дара такой приказ?
   Кто еще? Ранд чуть не  подпрыгнул,  когда  на  крепостной  колокольне
ударил гулко самый большой колокол. К его звону  присоединились  другие,
потом затрезвонили колокола в городе.
   - Если Тиме будет позволено  сказать,  -  обратился  к  юноше  конюх,
улучив момент между колокольными ударами,  -  то  милорд,  должно  быть,
очень счастлив. Ранду пришлось в ответ кричать, чтобы Тима его услышал:
   - Счастлив? Почему?
   - Приветствие кончилось, милорд, - Тима указал рукой на колокольню. -
Теперь Престол Амерлин пошлет  за  милордом  и  за  друзьями  милорда  и
пригласит их к себе.
   Ранд бросился бежать. Он еще  успел  заметить  озадаченное  выражение
лица Тимы, а потом конюх исчез из виду  за  углом.  Какая  разница,  что
подумает Тима. Она сейчас пошлет за мной.

Глава 3
ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

   Далеко Ранд не убежал, всего-навсего до ворот для  вылазок  сразу  за
углом конюшни. Не доходя до них, он перешел на  шаг,  пытаясь  выглядеть
непринужденным и никуда не спешащим.
   Ворота были плотно закрыты. Через неширокую арку едва  проскакали  бы
два человека верхом, но, как и все ворота во внешней стене,  створки  их
были обиты широкими полосами черного железа. Сейчас ворота были заложены
толстенным засовом.  Перед  воротами  стояли  два  стражника  в  простых
конических шлемах и пластинчато-кольчужных доспехах, с  длинными  мечами
на боку. На  их  золотистых  налатниках-сюрко  темнел  на  груди  Черный
Ястреб. Одного из стражников, Рагана, Ранд немного знал.  За  решетчатым
забралом заметен был на смуглой щеке Рагана белый треугольник  шрама  от
троллочьей стрелы. На морщинистых щеках старого воина появились  ямочки,
когда он увидел Ранда.
   - Да будет благосклонен к  тебе  мир,  Ранд  ал'Тор.  -  Раган  почти
кричал, чтобы его услышали в звоне колоколов. - Решил посшибать кроликов
или же все еще упорствуешь, что эта дубина - лук?
   Второй стражник шагнул вбок, встав ближе к центру ворот.
   - Да благосклонен мир к тебе, Раган, - произнес Ранд,  останавливаясь
перед стражниками. Сдерживать дрожь в голосе требовало огромных  усилий.
- Вам известно ведь, это лук. Вы же видели, как я из него стреляю.
   - Неудобен с лошади, - недовольным тоном заметил второй стражник.
   Теперь Ранд узнал его - по глубоко посаженным, почти  черным  глазам,
которые, казалось, никогда не мигали. Они  смотрели  на  юношу  двойными
туннелями из пещеры шлема. Вот так невезение: хуже не  придумать,  чтобы
ворота охранял именно Масима. Хотя  нет,  хуже  могут  оказаться  только
Красные Айя, но намного ли хуже - непонятно.
   - Слишком длинный! - прибавил Масима.  -  Из  кавалерийского  лука  я
выпущу три стрелы, пока ты успеешь выпустить одну этим чудищем.
   Ранд заставил себя улыбнуться, будто сочтя это  замечание  за  шутку.
Ранду не доводилось слышать от Масимы ни шуток,  ни  смеха.  Большинство
людей в Фал Дара хорошо относились к Ранду: он занимался с  Ланом,  Лорд
Агельмар сажал его за свой стол, и, что важнее  всего,  в  Фал  Дара  он
прибыл вместе с  Морейн,  с  Айз  Седай.  Некоторым,  правда,  никак  не
удавалось забыть, что он - чужестранец, они едва цедили ему пару слов, и
то если им приходилось отвечать ему. Из этих Масима был худшим.
   - А для меня - хорош, - сказал Ранд. - Кстати, о кроликах, Раган, как
насчет того, чтобы выпустить меня? Не по мне вся эта суета и гам.  Лучше
уж поохотиться на кроликов, даже если ни один из них  мне  на  глаза  не
попадется.
   Раган чуть обернулся к своему товарищу, и надежды Ранда стали  расти.
Раган,  несмотря  на  мрачность,  придаваемую  ему   шрамом,   отличался
покладистым характером и  Ранду  симпатизировал.  Но  Масима  уже  мотал
головой. Раган вздохнул.
   - Нельзя, Ранд ал'Тор. - Он, словно бы объясняя, едва заметно  кивнул
на Масиму. Мол, если б все зависело  от  одного  Рагана...  -  Никто  не
выйдет без письменного пропуска. Очень  жаль,  вот  стоило  тебе  только
попросить несколько минут назад. Только что  доставили  приказ  запереть
ворота.
   - Но зачем бы Лорду Агельмару держать меня внутри крепости?
   Масима рассматривал узлы за спиной  Ранда  и  седельные  сумки.  Ранд
старался не замечать его взглядов. - Я -  его  гость,  -  продолжал  он,
обращаясь к Рагану. - Сказать по чести, я мог уйти в любое время за  эти
минувшие недели. С чего бы этот приказ касался меня? Это же приказ Лорда
Агельмара, разве нет?
   Масима прищурил глаз, отчего его обычная хмурость стала еще  мрачнее;
он, похоже, забыл о тюках Ранда.
   Раган засмеялся:
   - Кто же еще отдал бы такой приказ. Ранд ал'Тор? Конечно же, мне  его
передал Уно, но чей же иначе это мог быть приказ?
   Немигающие глаза Масимы впились в лицо Ранда.
   - Я просто хотел выйти, - сказал  Ранд.  -  Ладно,  тогда  погуляю  в
каком-нибудь саду. Кроликов нет, но и толпы-то не будет тоже. Да  осияет
вас Свет, и пусть будет мир благосклонен к вам.
   Не дожидаясь ответного благословения. Ранд  зашагал  прочь,  решив  в
любом случае к садам вообще не приближаться. Чтоб я сгорел, как.  только
церемония кончится, в любом из них могут  оказаться  Айз  Седай.  Ощущая
спиной взгляд Масимы - Ранд был уверен, что  вслед  ему  смотрит  именно
тот, - юноша шел нормальным шагом.
   Внезапно трезвон колоколов стих, и Ранд запнулся. Бежали минуты. Одна
за другой, множество. Сейчас Престол Амерлин провожают в  отведенные  ей
апартаменты. Вот сейчас она пошлет за ним, а когда его не найдут, начнут
розыски. Едва ворота для вылазок скрылись из глаз, Ранд пустился бегом.
   Находящиеся возле казарменных кухонь Возчиковы Ворота, через  которые
в цитадель доставлялась провизия, стояли закрытые и запертые  на  засов,
за спинами пары солдат. Ранд поспешил мимо, через двор кухни, как  будто
и не думал тут останавливаться.
   Собачья Калитка, в дальнем конце крепости, в которую едва Мог  пройти
леший  воин,  тоже  охранялась.  Ранд  развернулся  кругом,  прежде  чем
стражники заметили его. Для такой большой крепости, как Фал Дара,  ворот
было немного, но коли уж  под  охраной  и  Собачья  Калитка,  то  стража
несомненно стоит у всех.
   Если б у него была веревка... Ранд взобрался по лестнице  на  гребень
внешней стены, к широкому парапету, огражденному зубцами. Он  чувствовал
себя тут очень неуютно: стоять высоко наверху,  открытым  тому  ветру  -
вдруг тот задует опять? - но отсюда был виден весь город до самых  своих
стен. Даже спустя месяц панорама островерхих крыш с высокими  дымоходами
смотрелась чудно, на двуреченский взгляд, - свесы крыш доходили почти до
земли, словно дома были одной крышей из деревянного  гонта,  а  дымоходы
изгибались под углом, чтобы тяжелый снег соскальзывал  с  них.  Цитадель
окружала широкая мощеная площадь, но всего в сотне шагов от ее  стен  на
улицах суетился всякий люд, занятый повседневными  делами:  возле  своих
лавок возились под навесами лавочники, просто одетые фермеры,  пришедшие
в  город  чего-нибудь  купить  или  продать,  лоточники,   ремесленники,
горожане собирались группками, несомненно, судача о  неожиданном  визите
Престола Амерлин. Ранд видел, как через одни из ворот в городской  стене
тек людской поток, катили повозки - очевидно, там у стражников  не  было
приказов кого-либо останавливать.
   Ранд поднял глаза на ближайшую сторожевую башню; солдат приветственно
поднял руку, блеснувшую  сталью  перчатки.  Горько  усмехнувшись,  юноша
помахал ему в ответ. Без надзора не оставалось и фута стены. Выглянув  в
амбразуру, он окинул взором отвесный  камень:  от  пазов  для  установки
переносных щитов до сухого рва далеко внизу.
   Двенадцать  шагов  шириной  и  десять   глубиной,   облицованный   до
зеркальной гладкости. Низенькая стенка,  имеющая  наклон  к  крепости  -
чтобы за ней нельзя было спрятаться, - оберегала прохожего от случайного
падения в ров, дно которого было усажено лесом острых  как  бритва  пик.
Даже имей Ранд веревку и не будь на стене бдительных  часовых,  ему  все
равно не перебраться через ров. То, что сдерживало троллоков,  в  высшей
степени успешно служило и тому, чтобы удержать юношу в крепости.
   Внезапно Ранд почувствовал себя усталым, усталым  и  опустошенным  до
крайности. Престол Амерлин - здесь, и выхода нет. Выхода нет, и  Престол
Амерлин - здесь. Если ей известно, что он тут, если это она наслала  тот
ветер, который вцепился в него, то она уже наверняка ищет  его,  ищет  с
помощью возможностей Айз  Седай.  У  кроликов  против  его  лука  больше
шансов. Однако у Ранда и в мыслях не было сдаваться. Встречались те, кто
утверждал, будто народ Двуречья  мог  бы  учить  камни  и  давать  уроки
упрямства мулам. Когда  больше  ничего  не  оставалось,  народ  Двуречья
крепко держался за свое упрямство.
   Спустившись со стены. Ранд побрел через крепость. Ему было все равно,
куда он идет, лишь бы не туда, где его  ждут.  Куда-нибудь  подальше  от
своей комнаты, от любой конюшни, от всех ворот - Масима  мог  отважиться
на то, чтобы ослушаться приказа Уно, и доложить, что Ранд хотел уйти  из
крепости, - и подальше от сада. Ранд мог сейчас думать лишь об  одном  -
не попадаться на глаза любой Айз Седай. Даже Морейн. Она  знает  о  нем.
Вопреки этому  она  ничего  против  него  не  предпринимала.  Пока  что.
Насколько тебе известно, пока что ничего. А вдруг она передумала? Может,
это она послала за Престолом Амерлин.
   На миг ощутив себя брошенным всеми и покинутым,  Ранд  прислонился  к
стене, опершись плечом на твердый камень. Пустыми глазами он уставился в
далекое ничто и увидел то, чего видеть  не  хотел.  Укрощенный.  Неужели
будет так плохо, раз этому положат конец? И в самом деле конец?
   Ранд прикрыл глаза, но по-прежнему  видел  себя  съежившегося,  будто
кролик, которому некуда бежать, а Айз Седай окружают его словно  вороны.
Почти всегда вскоре они умирают, те мужчины,  которых  укротили.  У  них
исчезает желание жить. Он слишком хорошо помнил  слова  Тома  Меррилина.
Встряхнувшись,  Ранд  заторопился  дальше  по  коридору.  Нечего  стоять
столбом, пока тебя не найдут. Сколько пройдет времени, пока они все-таки
найдут тебя? Ты как овца в загоне.  Сколько  ему  времени  отпущено?  Он
коснулся эфеса меча, висящего на боку. Нет, не овца. Ни для  Айз  Седой,
ни  для  кого  другого.  Ранд  чувствовал  себя   немного   нелепо,   но
решительности ему было не занимать.
   Народ  понемногу  возвращался  к  своим  обыденным  занятиям.  Кухню,
ближайшую к Большому Залу, где этим вечером  должен  быть  пир  в  честь
Престола Амерлин и ее отряда, наполнял шум голосов и громыхание  котлов.
Повара, поварята, все, как  один,  сновали  между  плитами;  в  плетеных
колесах рысцой бегали  собаки,  вращая  вертела  с  насаженными  на  них
кусками мяса. Ранд торопливо пробился через  жар  и  пар,  окунувшись  в
запахи специй и стряпни. Никто не взглянул на юношу дважды  -  все  были
слишком заняты.
   Дальняя  часть  крепости,  где  в  небольших  комнатах  жили   слуги,
напоминала разворошенный  муравейник  -  мужчины  и  женщины  торопились
облачиться в свои лучшие ливреи. По углам,  чтобы  не  мешать  взрослым,
возились и играли дети.  Мальчишки  размахивали  деревянными  мечами,  а
девочки играли вырезанными из дерева куклами, причем одна  заявляла  что
именно ее-то  кукла  и  есть  Престол  Амерлин.  Двери  были  распахнуты
настежь, дверные проемы закрыты  лишь  занавесями  из  бус.  Обычно  это
означало, что живущие здесь рады видеть гостей, но сегодня все  попросту
спешили. Даже те, кто кланялся Ранду, едва ли замедляли для  приветствия
шаг. Мог бы кто-то из них, отправившись на  службу,  услышать,  что  его
разыскивают, и рассказать, что видел  его?  Заговорить  с  Айз  Седай  и
сказать ей, где найти его? Глаза тех, мимо  кого  Ранд  проходил,  вдруг
показались  пугающими,  они  оценивали  его  исподтишка,  они  задумчиво
ощупывали  его  спину.  В  мыслях   Ранда   даже   дети   обрели   более
проницательные  взгляды.  Он  понимал:  это  всего   лишь   злые   шутки
воображения - он был уверен: так оно и есть, так должно быть, - но когда
комнаты слуг остались позади. Ранд почувствовал себя так, будто выскочил
из капкана раньше, чем тот успел захлопнуться.
   Кое-где в крепости никого не было, люди, обычно  работавшие  там,  по
случаю неожиданного выпавшего праздника были  освобождены  от  работ.  В
кузнице оружейника  все  горны  притушены,  наковальни  не  звенели  под
молотами. Тихо. Холодно.  Безжизненно.  Однако  как-то  не  пусто.  Кожу
закололо, и Ранд развернулся на каблуках. Там -  никого.  Лишь  огромные
лари с инструментами и  полные  масла  бочки  для  закалки.  Волоски  на
затылке зашевелились, и он  резко  крутанулся  опять.  Молотки  и  клещи
висели на стене на своих крючках. Гневно он оглядел большую комнату. Тут
никого нет. Это просто мое воображение. Этот ветер,  и  Амерлин;  хватит
для того, чтобы всякое стало мерещиться...
   Едва Ранд ступил на  двор  оружейной  мастерской,  ветер  моментально
закружился вокруг него. Невольно он вздрогнул, решив,  что  ветер  хочет
схватить его. На мгновение ему вновь  почудился  слабый  запах  гнили  и
послышался за спиной гадкий смешок. Всего на мгновение.  Напуганный,  он
настороженно обошел двор  кругом,  опасливо  глядя  по  сторонам.  Двор,
вымощенный  неотесанным  камнем,  был  пуст.  Просто-напросто  проклятое
воображение! Но тем не менее  юноша  побежал,  и  вновь  ему  послышался
смешок, на сей раз в безветренном воздухе.
   На  дровяном  дворе  это  чувство  вернулось  -   ощущение   чьего-то
присутствия. Ощущение чьего-то взгляда из-за высоких поленниц  наколотых
дров, сложенных под длинными навесами, быстрые взгляды, поверх  штабелей
выдержанных  досок  и  бревен,  лежащих  в  другом  конце  двора   возле
плотницкой мастерской, сейчас с плотно затворенными дверями.  Ранд  едва
сдерживался, чтобы  не  оглянуться,  отказывался  думать  о  том,  каким
образом одни и те же глаза могли так  быстро  перемещаться  с  места  на
место - от навеса лесопильни через пустой двор к плотницкой, а  он  даже
краем глаза не уловил и тени движения. Ранд был уверен, что глаза - одни
и те же. Воображение. Или, наверное, я уже потихоньку схожу  с  ума.  Он
поежился.  Только  не  это.  О  Свет,  пожалуйста,  только  не  это!   С
одеревеневшей спиной  Ранд  пересек  дровяной  двор,  чувствуя  на  себе
неотвязный взгляд невидимого наблюдателя.
   Все дальше  по  коридорам,  освещенным  лишь  немногими  факелами  из
тростника, в кладовые, полные мешков с сушеным горохом и бобами,  тесные
от битком набитых сеток со сморщенной репой и  свеклой  или  уставленные
винными бочками и бочонками с солониной, бочонками поменьше, с  элем,  а
глаза уже были там, иногда преследующие его, иногда  поджидающие,  когда
он войдет. Ранд не слышал ничьих шагов, только свои собственные, ни разу
не уловил скрипа двери, лишь когда сам открывал и закрывал ее, но взгляд
этот ни на миг не оставлял его. Свет, я и впрямь начинаю с ума сходить.
   Ранд открыл дверь в еще одну кладовую,  и  хлынувшие  оттуда  людские
голоса, людской смех затопили юношу облегчением. Уж здесь невидимых глаз
быть не должно. Он переступил через порог. Полкомнаты было  загромождено
до самого потолка мешками с зерном. В другой половине возле голой  стены
тесным полукругом стояли на коленях с десяток мужчин. Почти на всех были
короткие кожаные куртки челядинцев, волосы подстрижены  под  горшок.  Ни
чубов воинов, ни ливрей. Никого, кто ненароком мог бы выдать его. А если
нарочно? Негромкое бормотание, стук  игральных  костей,  чей-то  хриплый
смешок при очередном броске.
   За игрой в  кости  наблюдал  Лойал,  задумчиво  почесывая  подбородок
мизинцем толще большого пальца крупного мужчины, головой  огир  едва  не
задевал стропил высокого - спана в два - потолка. На него не оглядывался
ни один из игроков. Нельзя сказать, что  огир  были  совсем  уж  обычным
делом в Пограничных Землях, или где-то в других краях, но  здесь  о  них
знали и радушно  встречали,  а  Лойал  к  тому  же  пробыл  в  Фал  Дара
достаточно долго, чтобы его появление  вызывало  не  больше  чем  легкую
заинтересованность.  Темная   туника   огир   со   стоячим   воротником,
застегнутая на все пуговицы  до  самой  шеи,  широко  свисала  до  самых
высоких сапог, а один из больших карманов от чего-то  распух.  Насколько
Ранд знал Лойала -  от  книг.  Даже  с  любопытством  глядя  на  азартно
играющих людей, Лойал вряд ли далеко отошел бы от книги.
   Несмотря на все происходящее, Ранд вдруг сообразил,  что  ухмыляется.
Лойал часто так на него действовал. Огир так много знал  об  одном,  так
мало о  другом  и,  казалось,  хотел  знать  все.  Тем  не  менее  Ранду
вспомнилось, как он впервые увидел Лойала  -  уши  с  кисточками,  брови
висят будто длинные усы, нос почти во всю ширину лица, -  увидел  его  и
решил, будто столкнулся нос к носу с троллоком. Он до сих  пор  стыдился
того, как вел себя тогда. Огир  и  троллоки.  Мурддраал  и  создания  из
мрачных закоулков полночных сказок. Существа из преданий и  легенд.  Так
думал он о них до того, как ушел из Двуречья. Но с  тех  пор,  как  Ранд
покинул дом, ему довелось увидеть слишком много сказочных событий, вживе
прошедших перед глазами,  чтобы  оставаться  столь  же  уверенным  в  их
сказочности. Айз Седай, и невидимые соглядатаи, и ветер, что  схватил  и
держал его в своих объятиях. Улыбка сошла с лица Ранда.
   - Все сказания - правда, - тихо произнес он. Уши Лойала дернулись, он
обернулся к  Ранду.  Когда  огир  узнал  его,  лицо  Строителя  рассекла
добродушная улыбка, и он подошел поближе к юноше.
   - А, вот ты где, - прогудел он, словно громадный  шмель  перелетел  с
цветка на цветок. - На Приветствии я тебя не заметил. Такого прежде я не
видывал. Одновременно и Шайнарское Приветствие, и Престол  Амерлин.  Она
устало выглядит, как по-твоему? Навряд ли легко  -  быть  Амерлин.  Могу
предположить, тяжелее, чем быть Старейшиной. - Он помолчал с  задумчивым
видом, но лишь для того, чтобы сделать вдох. - Скажи мне, Ранд, ты  тоже
играешь в кости? Тут они играют в игру попроще, всего с тремя костями. В
стеддинге мы обычно пользуемся четырьмя. Знаешь, они не пускают  меня  в
игру. Они просто говорят "Слава Строителям" и не  делают  ставок  против
меня. По-моему, это нечестно! Кости, которыми они играют, и в самом деле
немного малы, - Лойал хмуро оглядел свою большую ладонь,  которой  можно
было накрыть человеческую голову, - но все равно я считаю...
   Ранд вцепился ему в руку и прервал Лойала. Строители!
   - Лойал, ведь Фал Дара построили  огир?  Тебе  известен  какой-нибудь
выход наружу, не считая  ворот?  Какая-нибудь  лазейка.  Водосток.  Хоть
что-то, лишь бы человек прополз. И еще бы  хорошо,  чтоб  ветра  там  не
было.
   Лойал состроил страдальческую гримасу, кончики бровей почти коснулись
щек.
   - Ранд, огир возвели Мафал Дадаранелл, но тот город  был  разрушен  в
Троллоковы Войны. Этот же, - он легко провел кончиками  широких  пальцев
по камню, - построили люди. План Мафал Дадаранелл  набросать  я  могу  -
как-то я видел карты, в древней книге, еще в Стеддинге Шангтай... но про
Фал Дара я знаю не больше твоего. Правда, построен  он  очень  добротно,
да? Холодно-непреклонный, но крепкий и добротный.
   Ранд тяжело привалился к стене и зажмурился.
   - Мне нужно выбраться наружу, - прошептал он. - Ворота на  запоре,  и
никого не выпускают, но мне нужно выбраться из крепости.
   - Но почему, Ранд? - медленно сказал Лойал. - Никто здесь не  сделает
тебе ничего плохого. Тебе нехорошо? Ранд? - Неожиданно он громко позвал:
- Мэт! Перрин! По-моему, Ранд заболел.
   Ранд открыл глаза и увидел, как два его друга подняли головы и встали
в кругу  игроков.  На  лице  Мэта  Коутона,  по-аистиному  длинноногого,
блуждала полуулыбка, словно он видел нечто забавное,  чего  не  замечает
больше никто. Перрина Айбару, с  взлохмаченными,  непокорными  волосами,
отличали могучие плечи и сильные руки - в Эмондовом Луге он был учеником
кузнеца. Оба они щеголяли в своем двуреченском наряде, простой и крепкой
одежде, но поношенной, со следами долгих путешествий.
   Мэт, шагнув от игроков, швырнул кости обратно в полукруг, и  один  из
челядинцев окликнул:
   - Эй, южанин, не дело уходить, когда выигрываешь!
   - Лучше теперь, чем когда начнешь проигрывать, -  со  смехом  ответил
Мэт. Машинально он коснулся рукой  куртки  у  пояса,  и  по  лицу  Ранда
пробежала тень. За пазухой  Мэт  хранил  кинжал  с  рубином  в  рукояти,
кинжал, без которого он и шагу не ступал теперь, кинжал, без которого он
не мог обходиться. Это был клинок, отмеченный порчей, из мертвого города
Шадар Логот, оскверненного и извращенного злом почти столь же  страшным,
что и Темный, злом, которое две тысячи лет назад погубило  Шадар  Логот,
но которое все еще жило среди  заброшенных  развалин.  Эта  порча  убьет
Мэта, если тот будет хранить при себе этот кинжал; и она же еще  быстрее
убьет его, если он выбросит его. - У тебя еще будет случай отыграться.
   Пренебрежительные хмыканья стоящих на коленях мужчин ясно говорили  о
том, что, по их мнению, сегодняшнему неудачнику вряд ли повезет в  новой
игре с Мэтом.
   Перрин, не поднимая глаз, двинулся следом за Мэтом к Ранду. В эти дни
Перрин никогда не поднимал глаз, а плечи у него поникли,  будто  он  нес
груз, слишком тяжкий даже для таких широких плеч.
   - Чего стряслось. Ранд? - спросил Мэт. -  Ты  весь  белый,  что  твоя
рубашка. Эге! Где это ты так разоделся? Совсем шайнарцем стал? Может,  я
себе прикуплю такую вот куртку и рубашку понарядней. -  Он  похлопал  по
карману куртки, где зазвенели монеты. - Похоже, в кости мне везет. Стоит
лишь дотронуться - и выигрыш в кармане.
   - Тебе ничего не придется покупать, - устало отозвался Ранд. - Морейн
сменила нам  весь  гардероб.  Насколько  знаю,  вся  старая  одежда  уже
сгорела, осталась та, что на вас. Элансу явно намерена забрать и ее, так
что, на вашем месте, я бы быстренько переоделся, прежде чем  она  сдерет
ее с ваших спин. - Перрин по-прежнему не поднимал глаз, но щеки  у  него
заалели; ухмылка  Мэта  стала  еще  шире,  хотя  и  выглядела  несколько
натянутой. У них тоже случались неожиданные встречи в купальнях, и  лишь
один Мэт старательно делал вид, будто ничего особенного не происходит. -
И я не болен. Просто мне надо выбраться отсюда. Престол  Амерлин  здесь.
Лан сказал... он сказал, раз она тут, то для меня было бы лучше, если  б
я ушел неделю назад. Мне нужно уйти, а все ворота - на запоре.
   - Он так сказал? - Мэт  нахмурился.  -  Не  понимаю.  Он  никогда  не
говорил ничего против Айз Седай. С чего бы  сейчас?  Слушай,  Ранд,  Айз
Седай я люблю не больше твоего, но с нами-то они  ничего  не  собираются
делать. -Он понизил голос и оглянулся через плечо, проверяя"  не  слышит
ли кто из играющих в кости. Опасаться Айз Седай можно, но в  Пограничных
Землях ненависти к ним не испытывали, и непочтительное замечание  о  них
могло привести к хорошей взбучке, если не к чему-то похуже. -  Глянь  на
Морейн. Она не такая уж плохая, пускай даже и Айз Седай. Ты стал  думать
совсем как старый Кенн Буйе,  который  дома  талдычил  свои  невероятные
байки, рассевшись в "Винном  Ручье".  Раз  она  нам  ничего  плохого  не
сделала, то и они не сделают. С чего бы?
   Перрин поднял глаза. Желтые глаза,  мерцающие  в  тусклом  свете  как
полированное золото. Морейн не сделала нам ничего плохого? подумал Ранд.
Глаза  у  Перрина,  когда  они  уходили  из  Двуречья,  были  такие   же
темно-карие, как и у Мэта. Ранд  представления  не  имел  о  том,  каким
образом изменился их цвет - Перрин не хотел говорить об этом,  как  и  о
многом  из  того,  что  случилось  после  этой  метаморфозы,  -  но  все
происшедшее наложило на него и иной  отпечаток:  поникшие  плечи,  некая
отчужденность, будто он чувствовал себя одиноким даже рядом с  друзьями.
Глаза Перрина и кинжал у Мэта. Ничего бы этого не случилось, если б  они
не покинули Эмондов Луг, а ведь именно Морейн увела  их  из  дома.  Ранд
понимал, что думать  так  несправедливо.  Вероятно,  они  бы  погибли  в
троллочьих лапах, да и многие из жителей Эмондова Луга - тоже,  если  бы
она не появилась у них в деревне. Но от этого Перрин не станет смеяться,
как раньше, и кинжал не исчезнет с пояса Мэта. А я? Будь я дома и живой,
мог бы я все-таки быть тем, кто есть сейчас? Ну,  хоть  бы  не  пришлось
тревожиться о том, что собираются сделать со мною Айз Седай.
   Мэт продолжал  насмешливо  разглядывать  Ранда,  а  Перрин  приподнял
голову настолько, чтобы исподлобья посмотреть на друга. Лойал  терпеливо
ждал. Почему ему нужно держаться подальше от Престола Амерлин,  Ранд  не
мог объяснить друзьям. Они не ведали о том, что он такое. Лан - знал,  и
Морейн. И Эгвейн, и Найнив. Ранду бы очень хотелось, чтобы никто из  них
не знал, а в первую очередь - Эгвейн, но, по крайней мере, Мэт и  Перрин
- и Лойал тоже -  считали,  что  Ранд  ничуть  не  изменился,  оставшись
прежним. Он подумал, что скорее умрет, чем позволит  им  узнать  о  себе
правду. Невыносимо видеть после  неуверенность  и  тревогу,  которые  он
изредка подмечал в глазах Эгвейн и Найнив, даже когда те  старались  изо
всех сил скрыть свои чувства.
   - Кто-то... следит за мной, - наконец сказал Ранд. -  Ни  на  шаг  от
меня не отстает. Только... Только вот никого там нет.
   Перрин вскинул голову, а Мэт облизнул губы и прошептал:
   - Исчезающий?
   - Разумеется, нет, - фыркнул Лойал. - Как бы мог  один  из  Безглазых
войти в Фал Дара, в город ли,  в  крепость  ли?  Есть  закон:  никому  в
городских стенах не позволено скрывать  лицо,  а  фонарщикам  вменено  в
обязанность освещать по ночам улицы, так что для  Мурддраала  нет  тени,
чтобы в ней спрятаться. Этого не может случиться.
   - Исчезающего стены не остановят, - пробормотал Мэт. - Не  остановят,
коли ему захочется проникнуть внутрь. Не понимаю, как с этим лучше  стен
справятся законы и фонари.
   Голос его вряд  ли  походил  на  голос  человека,  считавшего,  будто
Исчезающие - всего лишь сказки менестрелей. А полгода назад он  полагал,
что так оно и есть. Ему тоже довелось немало повидать.
   - И еще ветер, - добавил Ранд. Голос  его  слегка  дрожал,  когда  он
рассказывал о  том,  что  случилось  на  верху  башни.  Кулаки  Перрина,
хрустнув, сжались.
   - Я просто хочу выбраться отсюда, -  закончил  Ранд.  -  Я  собираюсь
отправиться на юг. Куда-нибудь подальше. Просто куда-нибудь подальше.
   - Но раз ворота на запоре, - сказал Мэт, - как мы выберемся?
   Ранд уставился на него:
   - Мы? - Он должен  идти  один.  Рядом  с  ним  любому  будет  грозить
опасность. Он сам теперь опасен, и даже Морейн не в силах  сказать,  как
долго это будет продолжаться. - Мэт, ты же знаешь, тебе нужно идти в Тар
Валон с Морейн. Она говорила, там единственное место, где  тебе  помогут
отделаться от этого проклятого кинжала и не дадут при  этом  умереть.  И
тебе известно, что случится, если ты не избавишься от него.
   Мэт, не осознавая, очевидно, того, что делает, прикоснулся к кинжалу,
спрятанному под курткой.
   - "Подарок Айз Седай - наживка для рыбы", - процитировал  он.  -  Ну,
может, мне не хочется набрасываться на крючок. Вдруг то, что ей  хочется
сделать в Тар Валоне, будет много хуже того, что случится, если я вообще
туда не пойду. Может, она лжет.  "Правда,  которую  говорят  Айз  Седай,
никогда не та правда, о которой думаешь ты".
   - У тебя есть в запасе еще старые поговорки, которые из тебя полезли?
- спросил Ранд. - "С южным ветром приходит добрый гость, а с северным  -
пустота в дом"? "Как ни крась свинью золотом,  она  все  равно  свинья"?
Или, может: "Болтовня овец не стрижет"? "Речи дурня - пыль на ветру"?
   - Полегче, Ранд, - тихо заметил Перрин. - Незачем грубить.
   - Да? А может, я не очень-то  хочу,  чтоб  вы  вдвоем  шли  со  мной,
болтались рядом, попадали в беду, ожидая, чтобы я вытащил вас оттуда? Об
этом вы хоть думали? Чтоб я сгорел, тебе не приходило в  голову,  что  я
мог устать от вашего постоянного присутствия рядом? Все время вы тут,  и
я от вас устал. - Обида, отразившаяся на лице Перрина, была Ранду  будто
нож в сердце, но он безжалостно продолжал: - Кое-кто тут думает, что я -
лорд. Лорд. А может, мне нравится. А вы взгляните  на  себя,  играете  в
кости на конюшне с работниками. Когда я уйду, то пойду сам по  себе.  Вы
же оба можете идти в Тар Валон или на все четыре стороны,  но  отсюда  я
уйду один!
   Лицо у Мэта  вытянулось,  пальцы,  сжимающие  сквозь  куртку  кинжал,
побелели.
   - Если тебе этого так хочется, - холодно сказал он. - А  я-то  думал,
что мы были... Как тебе хочется, ал'Тор. Но если  я  решу  уйти  в  одно
время с тобой, то я уйду, а ты лучше не попадайся мне на глаза.
   - Никто никуда еще не уходит, - заметил Перрин, - раз ворота заперты.
   Он вновь уперся взглядом  в  пол.  У  стены  раздался  веселый  хохот
игроков - кому-то крупно не повезло с броском.
   - Пойдете или останетесь, -  заявил  Лойал,  -  вместе  или  порознь,
значения это не имеет. Вы все трое - та'верен. Даже я, хоть у меня и нет
этого Таланта, вижу это, просто по тому, что происходит  вокруг  вас.  И
Морейн Седай утверждает то же самое.
   Мэт вскинул руки:
   - Больше не надо, Лойал. Больше об этом и слышать не желаю.
   Лойал покачал головой:
   - Слушаешь ты или нет, это все равно остается верным. Колесо  Времени
ткет Узор Эпохи нитями людских жизней. А вы трое - та'верен, центральные
точки плетения.
   - Больше не надо, Лойал.
   - Какое-то время, что бы вы ни делали.  Колесо  будет  обводить  Узор
вокруг вас троих. И как бы вы ни поступали, более  вероятно,  что  выбор
ваших действий определен будет Колесом, а не  вами.  Та'верен  тянут  за
собой историю, одним своим бытием  создавая  Узор,  но  Колесо  оплетает
та'верен туже, чем линии жизней прочих людей. Куда бы вы ни пошли и  что
бы вы ни делали,  до  тех  пор,  пока  Колесо  выбирает  по-другому,  вы
будете...
   - Хватит! - заорал Мэт. Игроки оглянулись, оторвавшись от костей,  он
ожег их взглядом, и те поспешили вернуться к игре.
   - Извини меня, Мэт, - пророкотал Лойал. - Я знаю, что  слишком  много
говорю, но я не хотел...
   -  Нет,  я  здесь  не  могу  оставаться,  -  высказал  Мэт  стропилам
наболевшее, - вместе с болтуном-огир  и  набитым  дураком,  который  нос
задрал выше крыши! Ты идешь, Перрин?
   Тот вздохнул, глянул на Ранда и кивнул.
   Ранд следил, как уходят его друзья, словно его обидные слова гнали их
палкой. Я должен идти один. Да поможет мне Свет, так нужно.
   Лойал тоже глядел им вслед, брови озабоченно поникли.
   - Ранд, я и  в  самом  деле  не  хотел...  Ранд  постарался  говорить
погрубее:
   - А ты чего ждешь? Иди с ними! Не понимаю, чего ты тут торчишь.  Если
ты не знаешь какого-нибудь выхода отсюда, мне от тебя проку  мало.  Иди!
Иди ищи свои деревья, свои драгоценные рощицы, если их еще не срубили, а
если нет - то скатертью к ним дорога.
   Большие, как чашки, глаза Лойала смотрели удивленно-обиженно сначала,
но понемногу они сужались от того, что почти могло быть гневом. Ранд  не
предполагал,  что  Лойал  способен  на  ярость.  В  отдельных  сказаниях
утверждалось, что огир бывают разъяренными, хотя никогда не  уточнялось,
какими именно, но Ранд пока еще не встречал кого-то столь же  спокойного
и вежливого, как Лойал.
   - Если вам того хочется, Ранд ал'Тор, - чопорно проговорил Лойал.  Он
холодно поклонился и зашагал следом за Мэтом и Перрином.
   Ранд привалился к груде мешков с зерном. Ну вот,  язвительно  отметил
внутренний голос, ты сделал это, верно?  -  Я  должен  был,  отвечал  он
голосу. Я опасен, лишь если нахожусь рядом. Кровь и пепел, я сойду с ума
и... Нет! Нет, не сойду! Я не стану использовать  Силу,  и  тогда  я  не
сойду с ума, и... Но я не могу идти  на  такой  риск.  Не  могу,  неужто
непонятно? Но голос только смеялся над ним.
   Вдруг Ранд заметил, что игроки смотрят на него. Все они,  по-прежнему
стоя на коленях, обернулись  и  пораженно  смотрели  на  него.  Шайнарцы
любого ранга почти всегда были вежливы  и  корректны,  даже  с  кровными
врагами, а огир никогда не бывали в  Шайнаре  врагами.  Глаза  шайнарцев
переполняло потрясение. Хоть лица их ничего не выражали, глаза  говорили
о том, что поступок Ранда чудовищен, выходит  за  рамки  всех  приличий.
Где-то в душе Ранд соглашался с ними, и  оттого  их  молчание  было  еще
более осуждающим. Они  лишь  смотрели  на  него,  и  Ранд  заковылял  из
кладовой прочь, словно их взоры гнали его.
   Оцепенело он бродил по кладовым, выискивая место, где  бы  затаиться,
пока не откроют вновь ворота. Тогда можно будет спрятаться, например, на
дне повозки,  доставляющей  в  крепость  провиант.  Если  не  станут  на
обратном пути обыскивать телеги. Если не обыщут  кладовые,  если,  начав
искать его, не перевернут вверх дном всю крепость. С упрямством  Ранд  и
думать отказывался о такой возможности,  сосредоточившись  полностью  на
том, чтобы найти укрытие. Но в каждом обнаруженном  убежище  -  будь  то
щель в груде сложенных мешков с зерном или узкий проход вдоль  стены  за
винными бочками, заброшенная кладовка, с пустыми корзинами и  тенями,  -
он представлял себе то, как его тут находят. И то,  как  этот  невидимый
соглядатай, кто бы - или что бы - он ни был, тоже  отыскивает  его  тут.
Поэтому Ранд продолжал свои настойчивые поиски, мучаясь от жажды, весь в
пыли и с паутиной в волосах.
   А потом он очутился в сумрачном,  освещенном  факелами  коридоре,  по
которому крадучись шла Эгвейн, то и дело останавливаясь и  заглядывая  в
кладовые, мимо которых проходила. Темные, свисающие до талии волосы были
стянуты сзади алой лентой, на девушке было серое, цвета  гусиного  пуха,
платье шайнарского покроя, отделанное красным. Когда Ранд увидел ее,  то
печаль и горечь утраты охватили его сильнее, чем тогда, когда он прогнал
от себя Мэта с Перрином и Лойала. Он рос с мыслью, что однажды, может, и
женится на Эгвейн; они оба так думали. Но теперь...
   Девушка вздрогнула, когда прямо перед ней вдруг возник Ранд,  ойкнула
и сказала:
   - Вот ты где! Мэт с Перрином мне рассказали, что ты выкинул. И Лойал.
Я знаю, что ты замыслил, Ранд, и это попросту дурость. -  Она  скрестила
руки на груди, большие темные глаза сурово впились в него. Ранда  всегда
поражало, как ей удавалось смотреть на него сверху вниз - когда ей  того
хотелось, - хотя ростом Эгвейн была ему лишь по грудь -  и  вдобавок  на
два года младше.
   - Ладно, пусть дурость, - сказал Ранд. Вдруг ее волосы привели его  в
гнев. До того как оставить Двуречье, Ранд никогда не  встречал  взрослую
женщину с не заплетенными в косу волосами. Там каждая  девушка  ждет  не
дождется дня, когда Круг Женщин деревни решит, что она  вполне  выросла,
чтобы заплетать косу. Эгвейн этого разрешения точно ждала с нетерпением.
И вот теперь ее волосы распущены, если не считать ленточки. Я хочу  уйти
домой и не могу, а она ждет не дождется, чтобы забыть Эмондов Луг. -  Ты
тоже уходи и оставь меня в покое. Больше тебе не стоит водить  дружбу  с
пастухом. Тут теперь предостаточно Айз Седай,  можешь  увиваться  вокруг
них сколько твоей душе угодно. И не говори никому  из  них,  что  видела
меня. Они явились за мной, и я не хочу, чтоб ты им помогала.
   Ярко-алые пятна расцвели на щеках Эгвейн.
   - По-твоему, я бы могла...
   Ранд повернулся, собираясь уйти, и она с  криком  кинулась  на  него,
обхватив его ноги руками. Они оба упали на каменный пол, седельные сумки
и узлы разлетелись по сторонам. От  удара  Ранд  крякнул,  рукоять  меча
воткнулась в бок, и он опять охнул, когда девушка взгромоздилась ему  на
спину, будто на стул.
   - Моя матушка, - твердо заявила Эгвейн, - всегда говаривала мне,  что
лучший способ обращаться с мужчиной - это  научиться  ездить  верхом  на
муле. Она говорила, что по уму они большей частью  почти  равны.  Иногда
мул даже посообразительнее.
   Ранд приподнял голову и оглянулся через плечо.
   - Слезь с меня, Эгвейн. Слезь, я сказал! Эгвейн, если ты не  слезешь,
- он угрожающе понизил голос, - я тебе задам. Ты же знаешь меня.
   Для большего веса к своим словам он прибавил еще и свирепый взгляд на
девушку.
   Эгвейн фыркнула:
   - Ты не стал бы, даже если б и мог.  Ты  бы  не  стал  никому  ничего
делать. Но ты все равно не можешь. Я знаю,  ты  не  способен  направлять
Силу по  своему  хотению;  это  бывает  случайно,  и  ты  не  можешь  ею
управлять. Так что ничего ты не сделаешь ни  мне,  ни  кому  другому.  С
другой стороны, я брала уроки у Морейн, поэтому, если ты останешься глух
к голосу разума, Ранд ал'Тор, я могу чуточку подпалить тебе штаны. Уж  с
этим-то я справлюсь. Продолжай в том же духе и увидишь, под силу это мне
или нет.
   Вдруг, на миг, ближайший к ним факел на стене с ревом ярко  вспыхнул.
Эгвейн пискнула и, напуганная, уставилась на пламя.
   Извернувшись, Ранд схватил ее за руку и  стащил  с  себя,  толкнув  к
стене. Когда он уселся, девушка сидела напротив него, взбешенно  потирая
руку.
   - Ты и впрямь могла бы, да? - гневно сказал Ранд. -  Ты  балуешься  с
тем, чего не понимаешь. Ты бы нас обоих в головешки превратила!
   - Ох уж эти мужчины! Когда  не  можете  победить  в  споре,  то  либо
убегаете, либо руки распускаете.
   - Погоди-ка, погоди! Кто кого с ног сбил? Кто  на  ком  сидел?  И  ты
угрожала - пыталась! - что... - Он поднял руку. - Нет, не пыталась.  Все
время ты со мной это делала. Всякий раз, как ты понимала, что спор  идет
не так, как хочется тебе, мы вдруг начинали спорить совсем о другом.  Но
сейчас это не пройдет.
   - Я не спорю, - спокойно сказала Эгвейн, - и от разговора я не ухожу.
Зачем прятаться, если не задумал убежать? А после того  как  спрячешься,
ты наверняка убежишь. И кто обидел Мэта, Перрина и  Лойала?  И  меня?  Я
знаю, почему. Ты боишься, что если позволишь кому-то оставаться рядом  с
собой, то принесешь этим больше горя. Если ты  поступаешь  так,  как  не
надо, тогда почему тебе нужно беспокоиться, что кого-то обидишь? Все эти
шараханья  из  стороны  в  сторону  и  размахивания  кулаками,  и   даже
неизвестно, есть ли на то причина. С какой стати Амерлин или  кто-то  из
Айз Седай, кроме Морейн, будет знать о том, что ты существуешь на свете?
   Ранд посмотрел на нее. Чем больше времени девушка проводила с  Морейн
и Найнив, тем больше она перенимала у них, по  крайней  мере,  когда  ей
того хотелось. Временами Айз Седай  и  Мудрая  очень  походили  друг  на
друга, сдержанно-холодные  и  знающие.  Обнаружив  подобное  качество  у
Эгвейн, он пришел в полное замешательство. В конце концов  Ранд  выложил
ей, что рассказывал ему Лан.
   - Что еще он имел бы в виду? Ладонь девушки застыла у него на руке, и
она сосредоточенно нахмурилась.
   - Морейн о тебе известно, и она ничего не сделала раньше,  почему  же
должна сделать что-то теперь? Но раз Лан... - По-прежнему  хмурясь,  она
встретила взгляд Ранда. - Первым делом они  станут  искать  в  кладовых.
Если станут искать. Пока мы не выясним, начали  ли  поиски,  тебе  нужно
спрятаться куда-то, где им в голову не придет искать. Знаю! Тюрьма.
   Ранд с трудом встал на ноги.
   - Тюрьма?!
   - Ну не в камеру же, глупышка. Иногда по вечерам я хожу туда навещать
Падана Фейна. И Найнив тоже заходит. Никому не покажется странным,  если
сегодня я зайду туда пораньше. По правде сказать, пока  все  глазеют  на
Амерлин, нас даже и не заметит никто.
   - Но Морейн...
   - Расспрашивать мастера Фейна она в подземелье не спускается.  Его  к
ней приводят. И за последние недели это бывало не  очень  часто.  Поверь
мне, там ты будешь в безопасности.
   Ранд все еще колебался. Падан Фейн.
   - Зачем ты вообще навещаешь  торговца?  Он  -  Приспешник  Тьмы,  сам
признался, он нехороший человек. Чтоб я сгорел,  Эгвейн,  он  же  привел
троллоков в Эмондов Луг! Гончая Темного, как он назвал  себя,  он  же  с
Ночи Зимы вынюхивал мой след.
   - Ну, теперь, за решеткой, он  никому  не  страшен,  Ранд.  -  Теперь
девушка смотрела на него умоляюще. - Ранд, он приезжал со своим фургоном
в Двуречье каждую весну еще до моего рождения. Он  знает  всех  знакомых
мне людей, все известные мне места. Странно, но, чем дольше он в тюрьме,
тем спокойнее он становится.  Он  вроде  как  освобождается  от  влияния
Темного. Он опять смеется, рассказывает забавные истории, говорит  людях
из Эмондова Луга, а иногда о местах, о которых я раньше  и  не  слышала.
Порой его почти не отличить  от  прежнего  Фейна.  Просто  мне  нравится
разговаривать с кем-то о родных краях.
   С тех самых пор. как я стал чураться тебя,  подумал  Ранд,  и  с  тех
самых пор, как Перрин стал всех сторониться, а  Мэт  проводит  все  свое
время за игрой и в пирушках.
   - Не нужно было держать все в себе так долго, - пробормотал он, потом
вздохнул. - Ну раз Морейн Седай считает,  что  для  тебя  это  ничем  не
грозит, наверное, для меня это тоже безопасно. Но  лучше,  чтобы  ты  не
была замешана в это дело.
   Эгвейн поднялась на ноги и  принялась  тщательно  отряхивать  платье,
избегая встречаться глазами с Рандом.
   - Морейн говорила, что эти посещения безопасны, Эгвейн?
   - Морейн Седай никогда не говорила, что мне нельзя  навещать  мастера
Фейна, - осторожно подбирая слова, ответила девушка.
   Ранд, пораженный, уставился на нее, потом его прорвало:
   - Ты у нее никогда и не спрашивала. Она и ведать не  ведает.  Эгвейн,
это глупо. Падан Фейн - Друг Темного, и он ничем не лучше любого другого
Друга Темного.
   - Он в тюрьме, под замком, - твердо заявила Эгвейн, - и  мне  незачем
спрашивать позволения Морейн на все, что я делаю. Тебе не поздновато  ли
беспокоиться о том, что думает Айз Седай? Ну, идешь?
   - Тюрьму отыскать я и без тебя смогу. Они ищут меня или скоро начнут,
и если тебя найдут вместе со мной, хорошего для тебя в этом будет мало.
   - Без меня, - сухо сказала Эгвейн, - ты, скорей  всего,  запнешься  о
собственные ноги и грохнешься прямиком  под  ноги  Престолу  Амерлин,  а
потом, пытаясь выпутаться из этого положения, сознаешься во всем.
   - Кровь и пепел, останься ты дома, наверняка  бы  оказалась  в  Круге
Женщин. Если б мужчины все были такими неуклюжими  и  беспомощными,  как
ты, похоже, о них думаешь, то мы никогда бы...
   - Ты собрался стоять тут и  трепать  языком,  пока  тебя  не  найдут?
Собирай-ка свои вещички, Ранд, и пойдем со мной.
   Не ожидая ответа, Эгвейн повернулась и двинулась по  коридору.  Ранд,
что-то бормоча себе под нос, неохотно подчинился.
   В дальних переходах, по которым они пробирались,  им  встретилось  не
много людей - в основном слуги, - но у Ранда  появилось  такое  чувство,
будто все они особо к нему приглядываются. Не как к человеку  с  вещами,
готовому к дальнему путешествию, а именно к нему, к  Ранду  ал'Тору.  Он
понимал, что это игра его воображения, - надеялся, что только они, -  но
все равно у него с  плеч  будто  гора  свалилась,  когда  они  с  Эгвейн
остановились в коридоре, глубоко в подземелье  крепости,  перед  высокой
дверью, обитой железными  полосами  так,  словно  она  располагалась  во
внешней стене.  В  двери  имелось  маленькое  зарешеченное  окошко,  под
которым висела колотушка.
   Сквозь решетку Ранд разглядел голые стены и двух солдат с  кисточками
на макушках. Стражники сидели с непокрытыми головами за столом. Один  из
них длинными плавными движениями  точила  правил  кинжал.  Его  рука  не
дрогнула от резкого  звона  железа  о  железо,  когда  Эгвейн  постучала
колотушкой в дверь. Второй солдат повернул к двери вялое, угрюмое лицо и
какое-то время смотрел на нее, будто раздумывая, и  лишь  потом  наконец
поднялся и подошел. Приземистому и коренастому, ему едва  хватало  роста
заглянуть сквозь густые прутья решетки.
   - Чего надо?  А,  это  опять  ты,  девочка.  Пришла  проведать  этого
Приятеля Темного? А это кто?
   Он даже пальцем не пошевелил, чтобы открыть дверь.
   - Он мой друг, Чангу. Он тоже хотел бы повидать мастера Фейна.
   Солдат принялся разглядывать Ранда, оттопырив верхнюю губу и  обнажив
передние зубы. Ранд сомневался, что эта гримаса сошла бы за улыбку.
   - Что ж, - заключил наконец Чангу.  -  Ладно.  Высок,  да?  Высок.  И
занятно одет для вашего брата. Кто-то заловил тебя молодым на  Восточном
Пограничье и приручил? - Он с лязгом отодвинул засовы и дернул дверь.  -
Ладно,  заходите,  коли  пришли.  -  В  голосе  скользнула  насмешка.  -
Осторожнее, милорд, не ударьтесь головой.
   Подобная опасность Ранду не грозила; в дверь свободно, не пригибаясь,
мог зайти и Лойал. Ранд последовал за Эгвейн, хмурясь и гадая, не  будет
ли от Чангу каких-то бед. Он оказался первым встреченным  Рандом  грубым
шайнарцем; даже Масима был не по-настоящему груб, а всего лишь  холоден.
Но Чангу просто захлопнул дверь, вбил тяжелые  засовы  на  место,  потом
прошел к полкам у стола и снял оттуда один из фонарей.  Второй  стражник
все острил свой кинжал, он даже глаз не оторвал  от  своего  занятия.  В
помещении было пусто, не считая стола,  скамеек  да  полок,  пол  устлан
соломой, а в глубине виднелась еще одна окованная железом дверь, ведущая
внутрь.
   - Немного света вам не помешает, - сказал Чангу, - во Тьме, в которой
сидит ваш и ее приятель. - Он хрипло и сухо рассмеялся и зажег фонарь. -
Он вас ждет. - Чангу протянул фонарь Эгвейн и чуть ли не  с  готовностью
отпер внутреннюю дверь. - Ждет вас. Там, во Тьме.
   Ранд замешкался,  смущенный  мраком  за  порогом,  и  за  его  спиной
хихикнул Чангу, но Эгвейн схватила юношу за  рукав  и  потянула  внутрь.
Дверь захлопнулась, чуть не ударив Ранда по пяткам; лязгнули  задвинутые
запоры. Остался лишь свет фонаря, маленькое пятно вокруг них с Эгвейн  в
обступившем со всех сторон мраке.
   - Ты уверена, он нас выпустит обратно? - спросил Ранд. Стражник  даже
не взглянул на его меч и лук, не поинтересовался, что у него в узлах.  -
Они не очень-то хорошие сторожа.  А  вдруг  мы  здесь,  чтобы  вызволить
Фейна?
   - Они слишком хорошо меня знают, - ответила Эгвейн, правда  голос  ее
звучал встревоженно, и она добавила: - Каждый раз, как  я  прихожу,  они
выглядят хуже. Все сторожа. Все мрачнее и  все  неприветливее.  Впервые,
когда я пришла сюда, Чангу шутил, а Нидао совсем теперь замкнулся, слова
не проронит. Наверное, такая работа не прибавляет  человеку  радости  на
сердце. А может, дело только во мне. От этого места у меня на душе  тоже
не веселее.
   Но с этими словами она уверенно потянула Ранда во мрак. Он же положил
ладонь другой руки на эфес меча.
   Тусклый свет фонаря выхватывал из темноты вытянувшиеся по обе стороны
широкого коридора решетки из полосового  железа,  разделенные  каменными
стенами на камеры. Лишь две камеры из всех, мимо которых прошли Эгвейн с
Рандом, были заняты. Заключенные, сидевшие  на  узких  койках,  прикрыли
глаза от света, глядя между пальцами. Даже не видя лиц узников, Ранд был
уверен в том, что они внимательно смотрят на него. Их глаза  сверкали  в
свете фонаря.
   - Этот вот любит напиться и  подраться,  -  тихо  произнесла  Эгвейн,
указывая на дюжего мужчину со сбитыми костяшками пальцев. - На этот  раз
онразнес в щепки общий зал в городской гостинице, причем в одиночку,  да
еще кое-кому от него крепко досталось.
   На втором арестанте были вышитый золотом кафтан с широкими рукавами и
короткие лакированные сапоги.
   - Он пытался улизнуть из города, не уплатив за  гостиницу,  -  громко
фыркнула девушка - отец ее владел гостиницей  в  Эмондовом  Луге  и  был
мэром деревни, - и задолжав полудюжине лавочников  и  купцов.  Арестанты
огрызнулись  бранью,  сыпля  грязными  ругательствами,   которые   Ранду
доводилось изредка слышать от купеческих охранников. - С каждым днем они
тоже становятся хуже, - напряженным голосом  заметила  девушка,  ускорив
шаг. Эгвейн опередила Ранда, первой дойдя  до  камеры  Падана  Фейна,  в
самом конце коридора, так что  Ранд  очутился  за  световым  кругом.  Он
остановился, держась в тени, позади фонаря в руке девушки.
   Фейн сидел на топчане, подавшись всем телом вперед, словно бы чего-то
ожидал, - в точности, как описал Чашу.  Костлявый  мужчина,  с  длинными
руками, длинным носом и  пронзительными  глазами,  казался  теперь  даже
более исхудалым, чем  помнил  Ранд.  Исхудалым  не  из-за  заключения  в
подземной темнице - арестантов кормили так же, как и слуг, и ни в чем он
не был обделен, -  но  из-за  того,  что  он  делал  прежде,  до  своего
появления в Фал Дара.
   Вид Фейна всколыхнул воспоминания, которые Ранд с охотой и с радостью
позабыл  бы.  Фейн,  сидящий  на   козлах   своего   большого   фургона,
громыхающего колесами по Фургонному Мосту, - Фейн приехал в Эмондов  Луг
в канун Ночи Зимы. И в Ночь Зимы появились троллоки, они жгли,  убивали,
искали. Искали, как сказала Морейн, троих молодых  ребят.  Искали  меня.
если только они знали это. и использовали Фейна, чтобы  охотничьим  псом
идти по моему следу.
   При приближении Эгвейн Фейн встал, не прикрывая глаз, даже  не  мигая
от света. Он улыбнулся девушке, - улыбка коснулась только его губ, затем
взглянул поверх ее головы. Устремив взор прямо на прячущегося в  темноте
Ранда, Фейн воздел руку, указывая на юношу длинным пальцем.
   - Я чувствую, что ты там прячешься. Ранд ал'Тор, - произнес  он  чуть
ли не напевно. - Тебе не спрятаться ни от меня, ни от них. Ты думал, все
кончено? Но битве не будет конца никогда, ал'Тор. Они идут  за  мной,  и
они идут за тобой, и война продолжается. Неважно, жив ты или  умер,  для
тебя она никогда не кончится. Никогда.
   Вдруг Фейн принялся декламировать:

   Скоро день придет - свободны будут все.
   Даже ты, и даже я.
   Скоро день придет - тогда погибнут все.
   Точно - ты, никак не я.

   Рука его упала, взгляд поднялся кверху, уставившись во  тьму.  Кривая
ухмылка исказила его губы, он хохотнул, словно бы увидел нечто забавное.
   - Мордет знает больше всех вас. Мордет знает.  Эгвейн  попятилась  от
камеры, встала рядом с Рандом, и лишь кромка света лизала решетку камеры
Фейна.  Даже  не  видя  его.  Ранд  был  уверен,  что  Фейн  по-прежнему
всматривается в ничто. Тьма окутала торговца, но они слышали его смешки.
   Вздрогнув, Ранд отлепил пальцы от рукояти меча.
   - Свет! - хрипло вымолвил он. - Так ты говоришь, он такой  же,  каким
обычно был прежде?
   - Иногда он лучше, а иногда - хуже, - голос Эгвейн дрожал. - Сейчас -
хуже, чем обычно, - хуже некуда.
   - Интересно, на что он уставился? Он сумасшедший, таращится во  мраке
на каменный потолок. - Не будь  камня,  он  бы  смотрел  точнехонько  на
женскую половину. Где находится Морейн и Престол  Амерлин.  Юноша  опять
вздрогнул. - Он - сумасшедший.
   - Этот план оказался не очень хорош. Ранд. - Поглядывая  через  плечо
на камеру, девушка потащила его прочь от нее. Она понизила голос, словно
боясь, что Фейн ее услышит. Смешки Фейна катились следом за ними. - Даже
если они и не станут тут искать, я не могу оставаться здесь рядом с  ним
таким, да и тебе нельзя. Что-то с ним сегодня такое... - Она  прерывисто
вдохнула. - Есть  одно  место,  даже  более  укромное,  чем  это.  Я  не
упоминала о нем раньше, потому что сюда тебя провести было легче, но они
никогда не будут искать тебя на женской половине. Никогда.
   - Женской?! Эгвейн, Фейн-то, может, и полоумный,  но  ты  совсем  ума
лишилась. Нельзя спрятаться от ос в осином гнезде!
   - Можешь предложить место  получше?  Куда  еще  в  крепости  ни  один
мужчина не войдет без приглашения женщины, даже Лорд Агельмар?  В  каком
еще месте никто и не подумает искать мужчину?
   - Где еще в крепости место, в котором  наверняка  будет  полным-полно
Айз Седай? Это безумие, Эгвейн.
   Тыкая в узлы, она заговорила так, будто уже все решено.
   - Тебе нужно завернуть меч и лук в плащ, и тогда все будет выглядеть,
как будто ты несешь мои вещи. Не так сложно отыскать  для  тебя  кожаную
куртку и рубашку поплоше, не такие яркие  и  заметные.  Хотя  сутулиться
тебе все равно придется.
   - Сказал же - не стану я этого делать.
   - Раз уж ты ведешь себя упрямо, как мул, тебе в  самый  раз  придется
роль вьючного животного, если только ты не решишь,  что  лучше  остаться
здесь, внизу, вместе с ним.
   По черным теням долетел смеющийся шепот Фейна:
   - Битве никогда не будет конца, ал'Тор. Мордет знает.
   - Лучше я попробую спрыгнуть со стены, - пробормотал Ранд. Но, скинув
узлы, он принялся, как и предложила Эгвейн, заворачивать в  плащ  меч  и
лук с колчаном.
   Во тьме рассмеялся Фейн:
   - Она не кончится никогда, ал'Тор. Никогда.

Глава 4
ПРИЗВАННАЯ

   Морейн, одна  в  отведенных  ей  апартаментах  на  женской  половине,
поправляла  на  плечах  шаль,  украшенную  вышитыми  листьями  плюща   и
виноградными лозами, разглядывая результат в  высоком,  стоящем  в  углу
зеркале с простой рамой. Когда ее охватывал гнев, темные  большие  глаза
вспыхивали ястребиной зоркостью. Теперь они почти буравили посеребренное
стекло. Лишь по случайности шаль, когда  Морейн  приехала  в  Фал  Дара,
оказалась в переметных сумах. Шали - с сияющим белым Пламенем Тар Валона
в центре, на спине носительницы, и с длинной цветной бахромой; у  Морейн
бахрома была лазурно-голубой, как утреннее небо, - шали редко носили вне
Тар Валона, да и там обычно только в Белой Башне. Немногое в Тар Валоне,
за  исключением  собраний   Зала   Башни,   предусматривало   соблюдение
формальностей ношения шалей, и за пределами Сияющих Стен эмблема Пламени
распугала бы слишком многих, обратив их в бегство  или,  что  вероятней,
отправив их за Детьми Света. Для Айз Седай стрелы Белоплащников столь же
смертоносны, как и для любого другого, а Чада слишком хитры  и  коварны,
чтобы позволить Айз Седай увидеть лучника раньше, чем  стрела  ударит  в
цель, чтобы позволить той как-нибудь избежать гибельного выстрела.  И  в
Фал Дара Морейн не  собиралась  никогда  носить  шаль.  Но  аудиенция  у
Амерлин требовала соблюдения церемониала.
   Морейн, стройная и вовсе не  высокая,  от  присущей  всем  Айз  Седай
неопределенности возраста, от гладких щек, не тронутых старостью,  часто
казалась моложе своего возраста, но она обладала повелительной грацией и
уверенной осанкой, подчинявшими  себе  любое  собрание.  Умение  держать
себя, привитое в юные годы  в  Королевском  Дворце  Кайриэна,  за  время
пребывания среди Айз Седай не размылось, наоборот, обрело новые грани  и
силу. Она знала, что сегодня ей это качество крайне понадобится - вся ее
воля и выдержка, до последней капли. Однако  еще  больше  бесстрастности
скрывало бурю в ее душе. Должно быть, что-то  стряслось,  иначе  она  не
явилась бы сюда сама, подумала Морейн - наверное, уже в десятый раз.  Но
кроме этого вопроса возникали еще тысячи. Что же стряслось  и  кого  она
выбрала себе в сопровождающие? Почему сюда? Почему сейчас? Нельзя, чтобы
теперь все пошло наперекосяк.
   Кольцо с Великим Змеем на правой руке тускло блеснуло,  когда  Морейн
коснулась тонкой золотой  цепочки,  обегающей  ее  волосы,  что  волнами
падали на плечи. Маленький, чистой воды голубой камень свисал с  цепочки
в середине ее лба. Многим в Белой Башне было известно о тех уловках,  на
которые она была способна с помощью этого камня. Это  был  всего-навсего
полированный голубой кристалл, нечто такое, что использует юная  девушка
при начальном обучении, когда рядом нет того, кто мог бы руководить  ею.
Та девушка вспоминала предания об ангриалах и о еще более могущественных
са'ангриалах - этих легендарных предметах, оставшихся от  Эпохи  Легенд,
позволявших Айз Седай направлять больше Единой  Силы,  с  которой  можно
было  бы  совладать  без  риска  для  себя  без  посторонней  помощи,  -
вспоминала  и  думала:  чтобы  вообще  уметь  направлять,  нужен  объект
сосредоточения. Ее сестры по Белой Башне знали о нескольких ее трюках, о
других - подозревали, в том числе и о тех, которых и не  было  вовсе,  о
тех, которые потрясли ее саму, когда она научилась им.  То,  что  Морейн
проделывала с помощью камня, было простым и незначительным, хотя порой и
весьма полезным, - такое мог бы вообразить себе ребенок. Но если Амерлин
сопровождают не те женщины, кристалл мог бы  разбить  их  спокойствие  -
из-за слухов и толков. Раздался  отрывистый  настойчивый  стук  в  дверь
комнаты. Ни один шайнарец не стал бы стучать так ни  в  чью  дверь,  тем
более - в дверь к ней. Морейн продолжала смотреть  в  зеркало,  пока  ее
взгляд не обрел вновь прежнего спокойствия, все мысли спрятав  в  темных
глубинах глаз. Она провела рукой по кошелю из мягкой  кожи,  висящему  у
нее на поясе. Какие бы тревоги ни привели ее сюда  из  Тар  Валона,  она
позабудет о них, едва я положу перед нею этот предмет тревог.  Вторичный
стук в дверь, еще более энергичный, раздался еще  до  того,  как  Морейн
успела пересечь комнату и с  безмятежной  улыбкой  открыть  дверь  перед
двумя женщинами, что явились за нею.
   Морейн узнала обеих. Темноволосая Анайя, в шали с голубой бахромой, и
белокурая Лиандрин - с красной. Лиандрин, не просто молодо выглядящая, а
молодая и привлекательная, с кукольным  личиком  и  маленьким  капризным
ротиком, подняла уже руку, собираясь стучать вновь. Ее  темные  брови  и
еще более темные глаза  резко  контрастировали  со  множеством  медового
цвета кос до плеч, но  такое  сочетание  не  редкость  в  Тарабоне.  Обе
женщины были выше Морейн, хотя Лиандрин - не больше чем на ладонь.
   Когда Морейн  открыла  дверь,  грубоватое  лицо  Анайи  расплылось  в
улыбке. Эта улыбка придала  ей  ту  единственную  красоту,  которой  она
обладала, но этого было достаточно; почти каждый,  когда  ему  улыбалась
Анайя, чувствовал себя умиротворенным, утешенным, избранным  из  многих,
чувствовал себя в безопасности.
   - Да осияет тебя Свет, Морейн! Рада вновь видеть тебя. Здорова ли ты?
Так давно мы не виделись.
   - Ты рядом, и мне светлее на душе, Анайя. - Это была  чистая  правда;
хорошо знать, что среди Айз Седай, прибывших в Фал Дара, есть по крайней
мере один друг. - Озари тебя Свет.
   Губы Лиандрин сжались, и она резко одернула свою шаль.
   - Престол Амерлин требует тебя к себе, сестра. - Голос ее  был  столь
же капризен, как и рот, и холодно колок. Не из-за Морейн, или не  только
из-за нее одной. Лиандрин всегда говорила  недовольным  тоном.  Хмурясь,
она попыталась заглянуть в глубь комнаты  поверх  плеча  Морейн.  -  Эта
опочивальня, она под стражей. Мы не можем  войти.  Почему  ты  поставила
стражей против своих сестер?
   - Против всех, - ровным голосом отметила Морейн. - Многие из  женской
прислуги проявляют любопытство к Айз Седай, и мне не хочется, чтобы  они
шарили в моих комнатах, когда меня нет. До сего дня нужды различать одну
женщину от другой не было. - Она шагнула в  коридор  и  потянула  дверь,
закрывая за собой. - Мы идем? Нельзя заставлять ждать Амерлин.
   Морейн двинулась по коридору, рядом с ней -  непринужденно  болтающая
Анайя. Мгновение Лиандрин стояла, уставившись пронзительным  взглядом  в
закрытую дверь, будто гадая, что же там  прячет  Морейн,  потом  быстрым
шагом догнала двух других женщин.  Она  пошла  по  другую  руку  Морейн,
вышагивая  рядом  с  суровым  и  решительным  видом,  словно   стражник,
охраняющий преступника. Анайя просто шла рядом со  своей  спутницей.  На
толстых тканых коврах с незамысловатыми узорами приглушенно звучали шаги
обутых в мягкие туфли  ног.  Женщины  в  ливреях  приседали  в  глубоком
реверансе перед проходящими Айз Седай, причем многие - гораздо ниже, чем
перед самим Лордом Фал Дара. Айз Седай,  сразу  три  вместе,  и  Престол
Амерлин в цитадели - это казалось большей честью, чем  любая  женщина  в
крепости могла бы ожидать за всю свою жизнь. В коридорах  встретились  и
несколько женщин благородных Домов, и они тоже склонились в  реверансах,
чего, несомненно, не стали бы делать перед Лордом Агельмаром.  Морейн  и
Анайя улыбками и  кивками  вознаграждали  выказываемые  знаки  почтения,
равным образом от служанки и до благородной дамы. Лиандрин  игнорировала
всех.
   Здесь, разумеется, были только женщины, ни одного  мужчины.  Ни  один
шайнарец старше десяти лет без разрешения или приглашения не  посмел  бы
ступить в женские покои, хотя по коридорам и  бегали,  играя,  несколько
маленьких мальчиков. Они, когда их сестры низко опускались в реверансах,
неловко преклоняли колено. Анайя, проходя мимо, улыбалась им  и  ласково
трепала малышей по головам.
   - В этот раз, Морейн, - сказала  Анайя,  -  из  Тар  Валона  ты  ушла
надолго. Очень надолго. Тебя не хватало в Тар Валоне. Твоим  сестрам  не
хватало тебя. И ты нужна в Белой Башне.
   - Нужно же кому-то из нас работать в мире, - мягко сказала Морейн.  -
Собрание Башни я оставлю на тебя, Анайя. Однако в Тар Валоне  ты  больше
моего слышишь, что происходит в мире. Слишком  часто  что-то  происходит
там, где я была только вчера. Какие у вас новости?
   - Еще три Лжедракона. - Лиандрин будто выплевывала резкие слова. -  В
Салдэйе, Муранди и Тире Лжедраконы опустошали страны. В то время как вы.
Голубые, улыбаетесь, и болтаете ни о чем, и цепляетесь за прошлое.
   Анайя приподняла бровь, и Лиандрин с резким  звуком  захлопнула  рот,
раздраженно фыркнув. - Три, - задумчиво произнесла Морейн. На миг  глаза
ее блеснули, но  она  быстро  опустила  взгляд,  пряча  блеск  глаз  под
ресницами. - Три за прошлые два года, и теперь сразу трое.
   -  Как  и  с  другими,  с  этими  так   же   разделаются.   С   этими
мужчинами-паразитами и всяким разношерстным сбродом, что следует  за  их
знаменами.
   Морейн почти забавляла уверенность  в  голосе  Лиандрин.  Почти.  Она
слишком  хорошо  знала  о   реальностях,   слишком   хорошо   осознавала
возможности.
   - Неужели  хватило  нескольких  месяцев,  чтобы  ты  забыла,  сестра?
Последний Лжедракон едва не разодрал Гэалдан на части,  прежде  чем  его
армия - разношерстный сброд или нет - была разбита. Да, Логайн сейчас  в
Тар Валоне, укрощенный и не  представляющий  опасности,  я  полагаю,  но
некоторые из наших сестер, чтобы одолеть его, погибли. Даже одна умершая
сестра - большая утрата, чем мы можем перенести, но  потери  в  Гэалдане
оказались  много  тяжелее.  Те  двое,  до  Логайна,  не  были   способны
направлять, и все равно народы Кандора и Арад Доман  хорошо  помнят  их.
Спаленные деревни и люди, погибшие в битве. Так ли легко мир справится с
тремя в одно и то же время? Как много стечется под их  знамена?  Никогда
не бывало недостатка в сторонниках у любого мужчины,  объявлявшего  себя
Возрожденным Драконом. Насколько мощно заполыхают войны на этот раз?
   - Все не так зловеще, - сказала  Анайя.  -  Насколько  нам  известно,
способен направлять лишь один, в Салдэйе.  У  него  нет  времени,  чтобы
привлечь многих  последователей,  и  сестры,  должно  быть,  уже  там  и
занимаются им. Тайренцы, не давая передышки, гонят своего  Лжедракона  и
его сторонников через Хаддонское Сумрачье, а  парень  в  Муранди  уже  в
цепях. - Она коротко, удивленно усмехнулась; -  Подумать  только,  чтобы
мурандийцы, из всех народов мира, так  скоро  управились  бы  со  своим.
Спроси, и они даже назовут  себя  не  мурандийцами,  а  лугардцами,  или
Инишлинни, или подданными того или этого лорда или леди. Но  из  страха,
что один из соседей воспользуется предлогом и вторгнется  в  пределы  их
страны, мурандийцы набросились на своего Лжедракона чуть ли не в тот  же
миг, едва тот рот раскрыл, заявив о себе.
   - И все же, - сказала Морейн, - нельзя никак  игнорировать  появление
сразу трех  одновременно.  Кто-нибудь  из  сестер  в  состоянии  сделать
Предсказание? - Шансы на это были слабые: считанные Айз Седай  проявляли
за века хоть какую-то, даже крохотную искру этого Дара,  поэтому  Морейн
не  удивилась,  когда  Анайя  покачала   головой.   Не   удивилась,   но
почувствовала себя чуточку легче.
   У пересечения коридоров три Айз Седай оказались одновременно  с  Леди
Амалисой. Та тут же присела в полном реверансе, низко склонив  голову  и
широко отведя в стороны бледно-зеленые юбки.
   - Почтение Тар Валону, - тихо-тихо произнесла  она.  -  Почтение  Айз
Седай.
   На приветствие сестры Лорда Фал Дара просто невежливо  отвечать  лишь
кивком головы - она заслуживала большего. Морейн взяла Амалису за руки и
подняла.
   - Вы оказываете нам честь,  Амалиса.  Встаньте,  сестра.  Амалиса,  с
внезапным румянцем на щеках, грациозно выпрямилась. Она ничего не желала
так сильно, как побывать в Тар Валоне, а от того, что Айз Седай  назвала
ее "сестрой", кружило голову, как от крепкого вина, даже при ее  высоком
положении.  Невысокую  средних  лет  женщину  отмечала  смуглая  красота
зрелости, а румянец еще больше подчеркивал это.
   - Вы удостаиваете меня слишком высокой чести, Морейн Седай.
   Морейн улыбнулась:
   - Сколько мы знакомы,  Амалиса?  Должна  ли  я  называть  вас  Миледи
Амалиса, словно бы мы никогда не засиживались вместе за чаем?
   - Конечно, нет, - улыбнулась  в  ответ  Амалиса.  Сила,  очевидная  в
чертах ее брата, читалась и на ее лице, хотя  линии  скул  и  подбородка
были мягче. Находились те,  кто  утверждал,  что,  каким  бы  сильным  и
прославленным бойцом ни был Агельмар, сестра ничем ему не уступает. - Но
здесь Престол Амерлин... Когда в  Фал  Дара  приезжает  Король  Изар,  в
беседе наедине я  зову  его  Магами,  Дядюшка,  как  звала  его,  будучи
ребенком, а он носил меня на плечах, но на людях все должно быть  совсем
иначе.
   Анайя пренебрежительно цыкнул:
   - Порой церемонии  необходимы,  но  люди  иногда  уделяют  церемониям
гораздо больше внимания, чем нужно. Будьте добры, зовите меня Анайей,  а
я, если позволите, буду называть вас Амалисой.
   Краем глаза Морейн заметила Эгвейн, торопливо завернувшую  вдалеке  в
боковой коридор. За ней  по  пятам,  шаркая  ногами,  двигалась  сутулая
фигура в кожаной короткой куртке - голова опущена, в руках узлы.  Морейн
позволила себе чуть улыбнуться, быстро стерев улыбку  с  губ.  Если  эта
девушка выкажет столько же предприимчивости и  в  Тар  Валоне,  иронично
подумала она, однажды  она  воссядет  на  Трон  Амерлин.  Если  научится
обуздывать  свою  инициативность.  Если  к  тому   времени   еще   будет
существовать Трон Амерлин.
   Когда Морейн вновь обратила внимание на остальных, говорила Лиандрин:
   - ...и я бы с радостью ухватилась за возможность  побольше  узнать  о
вашей стране.
   На лице у нее была  улыбка,  открытая  и  почти  что  девичья,  голос
излучал дружелюбие.
   Морейн усилием воли удержала на  лице  безмятежное  выражение,  когда
Лиандрин охотно приняла приглашение Амалисы присоединиться к  ней  и  ее
дамам в ее личном саду. Дружила Лиандрин с немногими, и все  ее  подруги
были среди Красных Айя. И уж наверняка нет ни одной не  Айз  Седай.  Она
скорее свела бы дружбу с  мужчиной  или  с  троллоком.  Морейн  не  была
уверена,  что  для  Лиандрин  существует  разница  между   мужчинами   и
троллоками. Она не была уверена, существует ли такая  разница  хоть  для
кого-то из Красных Айя.
   Анайя объяснила, что сейчас они  срочно  должны  явиться  к  Престолу
Амерлин.
   - О-о, извините, - сказала Амалиса. - Озари  ее  Свет,  и  да  защити
Создатель. Но тогда я буду рада увидеть вас позже.
   Она выпрямилась и, когда три Айз  Седай  прошли  мимо  нее,  склонила
голову.
   Морейн, бросая взгляды искоса и никогда -  прямо,  изучала  Лиандрин.
Медововолосая Айз Седай смотрела прямо  перед  собой,  задумчиво  сложив
губы, ставшие похожими на розовый бутон. Она будто забыла и про  Морейн,
и про Анайю. Что у нее на уме?
   Анайя будто ничего  необычного  не  замечала,  но  она  всегда  умела
принимать людей - и такими, какими те были, и такими, какими  те  хотели
быть. Эта черта неизменно изумляла Морейн, к  тому  же  Анайя  таким  же
образом вела себя и в Белой Башне, но неискренние всегда ее честность  и
открытость, ее доброе отношение ко всем воспринимали как некий коварный,
изощренный замысел. Их вечно сбивало с толку, что она думает именно  то,
что сказала, и говорит именно то, что думает. Когда это выяснялось,  эти
лицемеры  просто  места  себе  не  находили.  Вдобавок  Анайя   обладала
способностью сразу ухватить  суть  фактов,  что  называется  -  зреть  в
корень. И она принимала увиденное как есть. Сейчас  же  Анайя  оживленно
продолжала делиться новостями:
   - Из Андора вести и хороши, и плохи. С приходом весны бунт на  улицах
Кэймлина  стих,  но  по-прежнему  ходят  толки,  слишком  много  слухов,
обвиняющих Королеву, и заодно Тар Валон, за долгую  зиму.  Трон  Моргейз
менее прочен, чем в прошлом году, но она удерживает  его  по-прежнему  и
будет удерживать до тех пор, пока Гарет Брин остается  Капитан-Генералом
Гвардии Королевы. И Леди Илэйн, Дочь-Наследница, и ее брат, Лорд  Гавин,
благополучно прибыли в Тар Валон для обучения. В Белой Башне  испытывали
опасения, что давний обычай мог быть нарушен.
   - Этого не будет, пока дышит Моргейз, - заметила Морейн.
   Лиандрин, словно только сейчас проснувшись, чуть вздрогнула:
   - Молитесь, чтоб ее дыхание не оборвалось. До реки Эринин за  отрядом
Дочери-Наследницы следом ехали Дети Света. До самых мостов к Тар Валону.
Еще больше их стоят лагерем у стен Кэймлина, на случай просчета Моргейз,
а в самом городе все еще есть те,  кто  прислушивается  к  происходящему
там.
   - Наверное, пора бы уж  Моргейз  научиться  немного  осторожности,  -
вздохнула Анайя. - С каждым днем мир становится все  опаснее,  даже  для
Королевы. Для Королевы, наверное, еще  в  большей  степени.  Она  всегда
отличалась своеволием. Я помню, как она девочкой приехала в Тар Валон. У
нее не было дарования, чтобы стать полноправной сестрой, и  это  терзало
ее душу. Иногда мне кажется, что из-за этого-то она и давит на дочь,  не
обращая внимания на желания девочки.
   Морейн пренебрежительно фыркнула:
   - Илэйн родилась с искрой дара; дело не в выборе. Моргейз не стала бы
рисковать жизнью девушки из-за  недостатка  обучения,  пускай  даже  все
Белоплащники в Амадиции разобьют лагерь возле Кэймлина. Она приказала бы
Гарету Брину и Гвардии Королевы прорубить через них дорогу до самого Тар
Валона, и Гарет Брин исполнил бы этот приказ, даже если ему пришлось  бы
сделать это в одиночку. - Но она тем не менее обязана  хранить  в  тайне
полную степень потенциала девушки. Знай об этом народ Андора, примет  ли
он Илэйн на Трон Льва  после  Моргейз?  Не  просто  Королеву,  прошедшую
обучение в Тар Валоне, соответственно обычаю, а настоящую Айз  Седай?  В
архивах, списках и летописях имелись упоминания лишь о  горсточке  -  по
пальцам счесть можно - Королев, которых по праву можно было назвать  Айз
Седай, а те немногие, кто позволил узнать об  этом  подданным,  сожалели
всю оставшуюся жизнь. Морейн почувствовала касание печали. Но в движение
пришло столь многое, что требовало помощи  или  хотя  бы  озабоченности,
чтобы испытывать тревогу за одну страну и  за  один  трон.  -  Что  еще,
Анайя?
   - Ты должна знать, что  в  Иллиане,  впервые  за  четыре  сотни  лет,
созвана Великая Охота за Рогом.  Иллианцы  говорят,  близится  Последняя
Битва, - Анайя чуть вздрогнула, как и Морейн, но продолжала без паузы, -
и до окончательного сражения с Тенью Рог Валир должен  быть  найден.  Из
всех стран собираются люди, желающие стать частью  легенды,  стремящиеся
найти Рог. Муранди и Алтара, разумеется, настороже, полагая, что за всем
этим скрываются приготовления для нападения на кого-то из них. Вероятно,
поэтому-то мурандийцы и поймали своего Лжедракона столь скоро.  Так  или
иначе, менестрелям и бардам будет что  прибавить  к  циклу  сказаний  об
Охоте. Обилие новых историй - единственное, что посылает Свет.
   - Возможно, не те истории, что они ждут, - сказала  Морейн.  Лиандрин
глянула  на  нее  острым  взором,  но  взгляд  ее  натолкнулся  лишь  на
непроницаемое лицо Морейн.
   - Думаю, что не те, - безмятежно  откликнулась  Анайя.  -  Именно  те
истории, которые они ждут меньше всего, и прибавятся к  прежним  циклам.
Кроме  этих  известий,  могу  предложить  еще   слухи.   Морской   Народ
взбудоражен, их корабли  носятся  из  порта  в  порт,  в  них  почти  не
задерживаясь. Сестры с  островов  утверждают:  вот-вот  явится  Корамур,
Избранный Морского Народа; но большего они не  говорят.  Ты  же  знаешь,
насколько скрытны и немногословны о Корамуре с чужаками Ата'ан Миэйр,  а
в этом отношении наши  сестры  больше  Морской  Народ,  чем  Айз  Седай.
Похоже, Айил тоже пришли в волнение, но никому не ведомо  почему.  Никто
вообще не имеет понятия о делах  Айил.  По  крайней  мере,  нет  никаких
доказательств тому, что они намереваются  вновь  пересечь  Хребет  Мира,
хвала Свету! - Она вздохнула и покачала  головой.  -  Я  бы  что  угодно
отдала, чтобы среди Айил была хотя бы одна сестра. Всего лишь  одна.  Мы
слишком мало о них знаем.
   Морейн рассмеялась:
   - Иногда мне кажется, что ты, Анайя, из Коричневой Айя.
   - Равнина Алмот, - произнесла Лиандрин с изумленным видом оттого, что
вдруг заговорила.
   - Вот уж что и впрямь слух, сестра, - сказала  Анайя.  -  Пара-другая
словечек на ухо, услышанных при отъезде из Тар Валона. На Равнине Алмот,
может быть, идут сражения, и еще вроде бы на Мысе  Томан.  Я  сказала  -
может быть. Шепотки смутные, неясные. Тени слухов. Мы отбыли прежде, чем
услышали большее.
   - Должно быть, это Тарабон и Арад Доман, -  сказала,  качая  головой,
Морейн. - Они грызутся из-за Равнины Алмот  почти  триста  лет,  но  эта
свара никогда не доходила до открытого столкновения. - Она посмотрела на
Лиандрин - считалось, что Айз Седай отказываются от всех  своих  прежних
чувств  верности  странам  и  правителям,  но  немногим  удавалось  быть
последовательными до конца. Нелегко отбросить любовь к  стране,  где  ты
родился. - Так почему же они именно сейчас?..
   - Хватит праздной болтовни, - гневно прервала медововолосая  женщина.
- Тебя, Морейн, ждет Амерлин. - Она сделала три быстрых широких  шага  и
толчком распахнула перед Морейн и Анайей  высокие  двери.  -  Амерлин  с
тобой попусту болтать не будет.
   Невольно коснувшись рукой поясной сумки, Морейн  следом  за  Лиандрин
шагнула через порог, кивнув так, словно та для нее  придерживала  дверь.
Морейн едва отметила про себя,  как  на  мгновение  бледность  сменилась
вспышкой на лице Лиандрин. Что же СЕЙЧАС на уме у негодной девчонки?
   Переднюю слоями устилали многоцветные ковры, а комната была со вкусом
обставлена удобными стульями, мягкими скамьями и небольшими столиками  -
дерево отделано  очень  просто  или  всего  лишь  отполировано.  Высокие
бойницы из-за повешенных парчовых занавесей отчасти напоминали  окна.  В
каминах огонь не горел - день был теплым, а  раньше  сумерек  шайнарский
холод сюда не заползет.
   Из сопровождавших Амерлин Айз Седай Морейн увидела в передней  меньше
полудюжины. Верин  Матвин  и  Серафелле,  из  Коричневой  Айя,  даже  не
обратили внимания на появление Морейн.  Серафелле  не  отрываясь  читала
старый  фолиант  в  потертом,  выцветшем  кожаном  переплете,  аккуратно
перелистывая  страницы  с  излохмаченными  краями.  Полная  Верин,  сидя
скрестив ноги под одной из амбразур,  держала  в  руке,  поворачивая  на
свету, маленький цветок и  уверенной  рукой  делала  рисунки  и  вносила
пометки в книгу, прижав ту к  колену.  Рядом  на  полу  стояла  открытая
чернильница, а в подоле горкой лежали другие  цветы.  Коричневых  сестер
интересовал лишь поиск новых знаний и почти ничего кроме  этого.  Иногда
Морейн приходило в голову: а понимают ли они,  что  происходит  в  мире,
окружающем их, или хотя бы то, что происходит  непосредственно  рядом  с
ними?
   Три другие женщины в комнате обернулись к дверям, но ни одна даже  не
пошевелилась, чтобы подойти к Морейн, они на нее лишь смотрели.  Одну  -
стройную, из Желтой Айя, - Морейн не знала:  слишком  мало  времени  она
проводила в Тар Валоне, чтобы знать в лицо всех Айз Седай, хотя число их
и не было очень велико. Но с двумя другими Морейн была знакома. Карлиния
обладала такой же бледной кожей и была столь же холодной в общении,  как
и белая бахрома ее шали; полной противоположностью ей  являлась  смуглая
вспыльчивая Аланна Мосвани,  из  Зеленой,  но  обе  они  безмолвно,  без
всякого выражения на лицах, стояли и смотрели на Морейн.  Аланна  резким
движением одернула свою шаль,  но  Карлиния  не  пошевелилась.  Стройная
Желтая сестра отвернулась, окинув  напоследок  Морейн  полным  сожаления
взглядом.
   - Да осияет вас всех Свет, сестры, -  сказала  Морейн.  Ей  никто  не
ответил. Серафелле и Верин, похоже, даже не услышали приветствия Морейн.
Где же остальные? Хотя и незачем всем быть  здесь  -  большинство  после
долгой дороги наверняка отдыхает в своих комнатах,  -  но  Морейн  очень
нервничала. В голове пронеслись чередой  все  вопросы,  которые  она  не
могла задать, но ни один не отразился на ее лице.
   В открывшейся двери, ведущей во внутренние  покои,  появилась  Лиане,
без своего посоха с позолоченным языком пламени. Хранительница Летописей
ростом не уступала большинству мужчин, -  гибкая  и  стройная,  все  еще
красивая, с медного цвета кожей и  короткими  темными  волосами.  Вместо
шали  она  носила  голубой  палантин,  шириной   в   ладонь,   поскольку
Хранительница,  хотя  и  заседала  в  Зале  Башни,  свою  Айю   там   не
представляла.
   - Вот и ты! - оживленно обратилась Лиане к Морейн и показала на дверь
у себя за спиной. - Заходи, сестра. Престол Амерлин ждет.
   У нее была привычка говорить быстро, проглатывая  окончания  слов,  -
эта манера ничуть не изменялась, независимо от того, сердилась  ли  она,
радовалась или волновалась. Морейн, последовав за Лиане,  гадала,  какие
же чувства испытывает сейчас Хранительница. Лиане захлопнула  дверь;  та
закрылась со звуком, напомнившим громыхание двери тюремной камеры.
   За широким столом,  стоящим  в  центре  ковра,  сидела  сама  Престол
Амерлин, на столе покоился золотой куб, со сглаженными углами,  размером
с дорожный сундук, покрытый замысловатой серебряной отделкой. Хотя  стол
был массивным и крепким, с толстыми ножками, он словно бы прогибался под
тяжестью, которую пусть и  с  трудом,  но  могли  поднять  двое  сильных
мужчин.
   При взгляде на золотой куб Морейн  с  трудом  сохранила  невозмутимое
выражение лица. В последний раз она видела его под надежными запорами  в
сокровищнице  Агельмара.  Узнав  о  прибытии   Престола   Амерлин,   она
намеревалась сама рассказать ей о находке. То, что ларец оказался уже  у
Амерлин, было пустяком, но пустяком,  таящим  в  себе  тревогу.  Похоже,
события опережают ожидания Морейн.
   Она с  достоинством  склонилась  в  глубоком  реверансе  и  церемонно
произнесла:
   - Вы звали меня, мать, и я пришла. - Амерлин протянула руку, и Морейн
поцеловала кольцо с Великим Змеем, ничем не отличающееся от колец других
Айз Седай. Поднявшись, она заговорила более непринужденно, но не слишком
- помня, что позади, возле двери, стоит Хранительница: - Надеюсь,  мать,
путешествие прошло хорошо.
   Амерлин родилась в Тире, в семье простого рыбака, а не в  благородном
Дому, и звали ее Суан Санчей, хотя не многие употребляли  это  имя,  или
даже вспоминали его, за те десять лет, как  она  возвысилась  над  Залом
Башни. Она была Престол Амерлин; это значило все. Широкий палантин на ее
плечах имел семь цветных полос, по числу Айя; Амерлин принадлежала  всем
Айя и  ни  одной.  Женщина  за  столом  была  среднего  роста  и  скорее
миловидной, чем красивой, но лицо отмечала сила, отличавшая  ее  еще  до
возвышения, сила девушки, выжившей на  улицах  Мауле,  портового  района
Тира, а взгляд чистых голубых глаз заставлял королей и Королев,  и  даже
Капитан-Командора Детей Света, опускать взоры. Сейчас в  глазах  Амерлин
читалось напряжение, в изгибе губ - беспокойство.
   - Мы призвали ветры, чтобы  ускорить  ход  наших  кораблей  вверх  по
Эринин, дочь моя, и даже обратили в помощь нам  течения.  -  В  глубоком
голосе  Амерлин  звучала  печаль.  -  Я  видела  деревни   возле   реки,
затопленные наводнением, которое мы вызвали, и один Свет знает,  что  мы
содеяли с погодой. Мы не внушим к себе любви за причиненный нами ущерб и
за погубленные хлеба. И все ради того, чтобы как можно быстрее добраться
сюда. - Взор Амерлин скользнул к покрытому орнаментом золотому  кубу,  и
она приподняла руку, будто собираясь коснуться его, но лишь  сказала:  -
Элайда в Тар Валоне, дочь моя. Она пришла с Илэйн и Гавином.
   Морейн не забывала, что рядом стоит Лиане, как всегда  в  присутствии
Амерлин безмолвная. Но все видящая и слышащая.
   - Я удивлена, мать, - сказала она осторожно. - Не время  для  Моргейз
оставаться без совета Айз Седай.
   Моргейз принадлежала  к  тому  малому  числу  правителей,  которые  в
открытую признавали, что пользуются помощью советницы Айз  Седай;  почти
все прочие тоже имели таких советниц, но не многие признавались в этом.
   - Элайда настаивала, дочь моя, и я сомневаюсь, что Моргейз, будь  она
Королева или нет, ровня для Элайды в борьбе воль. Во всяком  случае,  на
этот раз, наверное, она не пожелала  вступать  в  спор.  Илэйн  обладает
неплохими задатками. Большими возможностями, чем я когда-либо встречала.
Она уже сейчас делает успехи.  Отчего  Красные  сестры  надулись  словно
рыба-дутыш. Не думаю, что девушку прельстит их образ  мышления,  но  она
молода и ничего еще  нельзя  сказать  определенного.  Даже  если  им  не
удастся склонить ее на свою сторону,  это  будет  играть  несущественную
роль. Илэйн обещает стать самой могущественной Айз Седай за тысячу  лет,
и нашла ее Красная Айя. С этой девушкой они приобретут  в  Зале  больший
вес и престиж.
   - Со мной в Фал Дара, мать, две молодые женщины, - сказала Морейн.  -
Обе они из Двуречья, где по-прежнему сильна кровь  Манетерен,  хотя  они
даже и не помнят, что некогда эта страна называлась  Манетерен.  Древняя
кровь поет, мать, и она громко  поет  в  Двуречье.  Эгвейн,  деревенская
девушка, столь же сильна, как и Илэйн. Я  видела  Дочь-Наследницу,  и  я
знаю. Что касается второй... Найнив была в своей  деревне  Мудрой,  хотя
сама она - еще почти девочка. То, что женщины деревни выбрали ее  Мудрой
в таком возрасте, о чем-то да говорит. Когда она научится управлять тем,
что сейчас делает не зная, то станет сильна, как  любая  в  Тар  Валоне.
Обучить ее - и она станет пламенем костра рядом с огоньками свечей Илэйн
и Эгвейн. И ни единого шанса на то, что эти две выберут Красную. Мужчины
их смешат, раздражают, но и нравятся им. Они с легкостью уравновесят  то
влияние, которое приобретают Красные Айя в Белой Башне после  того,  как
они нашли Илэйн.
   Амерлин кивнула с таким видом, будто все услышанное не имело никакого
значения. Брови Морейн  в  удивлении  поползли  вверх,  прежде  чем  она
спохватилась и исправила свою оплошность. Зал Башни  беспокоили  главным
образом две вещи: то, что с каждым годом число  девушек,  которых  можно
научить направлять Единую Силу, становилось все  меньше  -  или  же  так
представлялось, - и то, что из найденных все меньше  и  меньше  обладали
подлинной силой. Худшим из всего, худшим, чем страх  в  душах  тех,  кто
винил Айз Седай за Разлом  Мира,  худшим,  чем  ненависть  Детей  Света,
худшим даже, чем злодеяния Друзей Темного, было резкое сокращение  числа
неофитов и уменьшение их способностей. Коридоры Белой Башни пустовали, а
когда-то в них было тесно, и то, что  некогда  можно  было  сделать  при
помощи Единой Силы легко и просто, теперь достигалось с трудом, а  то  и
вовсе оказывалось непосильным.
   - Для приезда в Тар Валон у Элайды имелась  и  другая  причина,  дочь
моя. Она послала одно и то же  сообщение  шестью  голубями,  чтобы  быть
уверенной, что я его получу, - и кому еще  в  Тар  Валоне  она  отослала
голубей, я могу только догадываться, - затем явилась сама.  Она  заявила
Залу Башни, что ты влезла не в свое дело, с молодым мужчиной -  та'верен
и к тому же опасным. Он был в Кэймлине, заявила  Элайда,  но  когда  она
отыскала гостиницу, в которой он остановился, то узнала, что его с собой
увела ты.
   - Люди в этой гостинице сослужили хорошую службу, и  они  -  честные.
Если хоть кому-то из них она как-то повредила... -  Морейн  не  сдержала
резкости  в  голосе  и  услышала,  как  шевельнулась  Лиане.  Никто   не
осмеливался разговаривать с Престолом  Амерлин  в  подобном  тоне;  даже
король на троне не смел так говорить.
   - Тебе следовало бы знать, дочь моя, - сухо заметила Амерлин,  -  что
Элайда  не  сделает  ничего  плохого  никому,  кроме  тех,  кого  сочтет
опасными.  Приспешников  Темного   или   несчастных   глупцов,   которые
попытаются направлять Единую Силу. Или того, кто представляет угрозу для
Тар Валона. Любой, кто не  принадлежит  к  Айз  Седай,  может  оказаться
фишкой на доске для игры в камни, так  она  рассуждает.  К  счастью  для
него, хозяин гостиницы, некий мастер Гилл, насколько я  помню,  наслышан
об Айз Седай и ответил, к ее  удовлетворению,  на  все  вопросы.  О  нем
Элайда отозвалась  хорошо.  Но  больше  всего  она  говорила  о  молодом
человеке, которого ты увела с собой.  Куда  опаснее  любого  мужчины  со
времен Артура Ястребиного Крыла, так она сказала. Ты же  знаешь,  у  нее
иногда бывают Пророчества, и слова ее имеют вес в Зале.
   Из-за Лиане Морейн как смогла сделала свой голос кротким. Кротости  в
нем стало немногим больше, но уж как смогла, лучше не удалось.
   - Я привела с собой трех молодых мужчин мать, и ни  один  из  них  не
король, и я очень сомневаюсь, чтобы хоть кто-то из  них  даже  в  мечтах
мыслил объединить весь мир под властью одного правителя. После Столетней
Войны никто не грезил мечтою Артура Ястребиное Крыло.
   - Да,  дочь  моя.  Деревенские  парни  -  так  рассказывал  мне  Лорд
Агельмар. Но один из них - та'верен. -  Взгляд  Амерлин  вновь  притянул
уплощенный куб. - В Зале выдвигали предложение послать тебя в  уединение
для размышлений. Предложение исходило от одной из Восседающих из Зеленой
Айя, две остальные одобрительно кивали.
   Лиане издала звук, выражающий отвращение или, возможно, расстройство.
Когда говорила Престол Амерлин, она всегда держалась на заднем плане, но
Морейн  сумела  на  этот  раз  понять  это  небольшое  нарушение  правил
поведения. Зеленые Айя были заодно с Голубыми на протяжении тысячи  лет;
со времен Артура Ястребиное Крыло они говорили в один голос.
   -  У  меня  нет  никакого  желания  пропалывать  овощные   грядки   в
какой-нибудь глухой деревушке, мать. - И не буду, что бы там ни говорило
Собрание Башни.
   - Еще было  предложено  -  также  Зелеными,  чтобы  на  время  твоего
уединения опека  над  тобой  была  возложена  на  Красных  Айя.  Красные
Восседающие пытались притвориться удивленными, но  выглядели  они  будто
птицы-рыболовы, прознавшие, что улов без охраны. - Амерлин  фыркнула.  -
Красные напускали на себя вид, будто им вовсе не хочется брать  на  себя
опеку над одной не из их Айя, но сказали, что согласятся с решением Зала
Башни. Против воли Морейн вздрогнула:
   - Это было бы... крайне неприятно, мать. -  Это  было  бы  более  чем
неприятно, много хуже: Красные никогда не  отличались  ни  добротой,  ни
мягкостью обращения. Она отложила эту мысль, чтобы обдумать ее после.  -
Мать, я не понимаю этого явного союза  между  Зелеными  и  Красными.  Их
убеждения, их отношение к мужчинам, их взгляды на самые  наши  цели,  на
наше предназначение как Айз Седай абсолютно  противоположны.  Красные  и
Зеленые даже разговаривать между собой не могут без того, чтобы  тут  же
не дошло до крика.
   - Все меняется, дочь моя. Я  -  пятая  в  череде  взошедших  на  Трон
Амерлин из Голубых Айя. Возможно, они считают, что это чересчур много  и
что  образ  мыслей  Голубых  больше  не  подходит  для   мира,   полного
Лжедраконов. За тысячу лет многое  меняется.  -  Амерлин  поморщилась  и
сказала будто бы самой себе: - Древние стены слабеют, и древние преграды
рушатся. - Она встряхнулась, голос стал тверже. - Однако было  еще  одно
предложение, от которого до сих  пор  несет  тухлятиной,  как  от  рыбы,
неделю провалявшейся на пристани. Поскольку Лиане - из Голубой Айя  и  я
вышла из Голубых, было заявлено, что послать со мной в  это  путешествие
двух сестер из Голубых Айя  означало  бы  для  четырех  представительниц
Голубых. Сказано было в Зале, открыто, прямо мне в лицо, будто речь  шла
об очистке канав. Двое из Белых Восседающих встали против  меня,  и  еще
двое Зеленых. Желтые пошептались между собой,  а  потом  не  сказали  ни
"за", ни "против". Скажи еще одна "нет", и твоих сестер Анайи  и  Майган
здесь бы не было. Говорили даже, причем вслух, что я  вообще  не  должна
покидать Белую Башню.
   Услышав о таком, Морейн была потрясена куда больше, чем  от  новости,
что Красные Айя желают заполучить ее в свои руки. Из какой бы Айя она ни
была. Хранительница Летописей говорит лишь от имени Амерлин,  а  Амерлин
говорит за всех Айз Седай и за всех Айя. Так было всегда, и  никто  даже
не допускал иного, даже в  самые  мрачные  дни  Троллоковых  Войн,  даже
тогда, когда армии Артура Ястребиное Крыло загнали  всех  уцелевших  Айз
Седай в стены Тар Валона. Прежде всего Престол  Амерлин  была  Престолом
Амерлин.  Каждая  Айз  Седай  клялась  повиноваться  ей.  Никто  не  мог
спрашивать у нее, что она сделала или куда намерена отправиться. Это  же
предложение противоречило трем тысячам лет обычая и закона.
   - Кто осмелился бы, мать?
   Престол Амерлин с горечью рассмеялась:
   - Почти что любая, дочь моя. Смута в Кэймлине. Созвана Великая  Охота
- а ни у кого из нас даже намека на это не было, о ней узнали, когда она
уже была провозглашена. Лжедраконы  появляются,  будто  поганки-багрянки
после дождя.  Государства  слабеют,  исчезают  с  лица  земли,  а  знать
забавляется Игрой Домов увлеченнее, чем когда-либо с тех пор, как  Артур
Ястребиное Крыло в корне пресек их интриги и козни: И, что  хуже  всего,
каждой из нас известно: Темный вновь  зашевелился.  Покажи  мне  сестру,
которая не считает, что Белая  Башня  теряет  былое  понимание  событий,
цепкость и точность мыслей, и, если она не  из  Коричневой  Айя,  она  -
слепа и глуха. Отпущенного нам времени все меньше,  дочь  моя.  Порой  я
чувствую, как укорачивается этот срок.
   - Как вы говорите,  мать,  все  меняется.  Но  по-прежнему  наихудшие
опасности ждут за Сияющими Стенами, а не внутри них.
   Долгие  минуты  Амерлин  смотрела  в  глаза  Морейн,  потом  медленно
кивнула:
   - Оставь нас, Лиане. Мне нужно поговорить с  моей  дочерью  Морейн  с
глазу на глаз.
   Миг колебания, и лишь потом Лиане произнесла:
   - Как вам угодно, мать.
   Морейн  чувствовала  изумление  Лиане.  Амерлин   редко   удостаивала
кого-либо аудиенцией без присутствия Хранительницы,  тем  более  сестру,
которую есть все основания наказать.
   Дверь открылась и закрылась за Лиане. Она ни словом не  обмолвится  в
приемной о том, что происходило здесь, но известие, что Морейн  осталась
наедине с Амерлин, распространится среди Айз Седай  в  Фал  Дара  словно
лесной пожар по сухостою, и наверняка оно послужит пищей для размышлений
и предположений.
   Едва дверь закрылась, как Амерлин встала, и у Морейн на миг  защипало
кожу - так бывало всегда, когда другая женщина направляла  Единую  Силу.
На мгновение ей показалось, что Престол Амерлин окружена ореолом  яркого
света.
   - Не знаю, научился ли кто твоему старому фокусу, - заметила Амерлин,
легко  коснувшись  пальцем  голубого  камня  на  лбу  Морейн,  -  но   у
большинства из нас есть свои маленькие хитрости, не забытые с детства. В
любом случае, никто не услышит того, что будет сейчас нами сказано.
   Вдруг она обвила Морейн руками; Морейн обняла ее  в  ответ  -  теплые
объятия старых подруг.  -  Ты  одна-единственная,  Морейн,  с  кем  могу
вспомнить, кем я была. Даже Лиане всегда ведет себя так, будто  я  стала
палантином и жезлом, пусть мы даже остаемся одни с нею, будто мы никогда
не  хихикали,  будучи  послушницами.  Иногда  мне  хочется,   чтобы   мы
по-прежнему оставались послушницами, ты  и  я.  Такими  наивными,  чтобы
видеть  все  будто  обернувшейся   явью   сказкой   менестреля,   такими
простодушными, чтобы думать, будто мы найдем мужчин  -  они  обязательно
принцы, помнишь, красивые, сильные, добрые? - которые могли бы выдержать
жизнь вместе с женщиной, обладающей силой Айз Седай. Такие глупые, чтобы
мечтать о счастливом конце историй менестреля, о том, чтобы прожить свои
жизни подобно жизням других женщин, просто немного подольше, чем они.
   - Мы - Айз Седай, Суан. У нас есть долг. Даже если б мы родились  без
дара направлять Силу, отказалась бы ты от долга ради дома и мужа,  пусть
даже принца? Я в это  не  верю.  Это  мечта  деревенской  кумушки.  Даже
Зеленые не заходят в своих мечтах так далеко.
   Амерлин отступила на шаг:
   - Нет, я ни за что не отказалась бы. Нет. Но бывают минуты,  когда  я
завидую той деревенской кумушке. В этот самый момент я почти ей завидую.
Морейн, если кто-нибудь, даже Лиане, прознает,  что  мы  замышляем,  нас
обеих усмирят. И не могу сказать, что в этом случае они будут не правы.

Глава 5
ТЕНЬ В ШАЙНАРЕ

   Усмирят. Слово, будто став видимым, осязаемо дрожало в воздухе. Когда
подобное делали с мужчиной, способным направлять Силу и  которого  нужно
остановить" прежде чем безумие приведет к уничтожению всего вокруг него,
тогда это называли "укрощением", но для Айз Седай это было "усмирением".
Усмирят. Утратить возможность  направлять  поток  Единой  Силы.  Ощущать
саидар,  женскую  половину  Истинного  Источника,  но  более  не   иметь
возможности коснуться ее. Помнить  о  том,  что  исчезло  навсегда.  Это
проделывали  столь  редко,  что  всех  послушниц   заставляли   наизусть
заучивать имена каждой усмиренной Айз Седай со времен Разлома Мира и  ее
вину, но никто не  мог  помыслить  об  этом  без  душевного  содрогания.
Женщины  переносили  процедуру  усмирения  не  лучше,  чем   мужчины   -
укрощение.
   Морейн с самого начала представляла себе весь риск и  знала,  что  он
неизбежен. Это отнюдь не означало, что подобные  рассуждения  доставляли
удовольствие. Ее глаза сузились, и лишь огонек в них выдавал ее  гнев  и
ее тревогу.
   - Лиане пойдет за тобой на склоны Шайол Гула, Суан, и в Бездну  Рока.
Она не предаст тебя, и думать об этом не стоит.
   -  Нет,  не  предаст.  Но...  сочтет  ли  она   это   предательством?
Предательство ли выдать отступника? О таком ты никогда не задумывалась?
   - Никогда. То, что мы делаем, Суан, должно быть сделано. Это известно
нам обеим уже почти двадцать лет. Колесо плетет как того желает  Колесо,
а ты и я избраны для этого Узором. Мы - часть Пророчеств, а  Пророчества
должны свершиться. Должны!
   - Пророчества должны быть исполнены. Нас учили, что они исполнятся  и
должны будут исполниться, однако осуществление их - предательство всего,
чему нас учили. Кое-кто сказал бы - всего, во что мы верим,  всех  наших
принципов. - Престол Амерлин, потирая руки, подошла к узкой амбразуре  и
посмотрела на сад  внизу.  Коснулась  занавесей.  -  Здесь,  на  женской
половине, они повесили портьеры, чтобы смягчить  облик  комнат,  разбили
прекрасные сады, но здесь нет уголка,  не  предназначенного  для  битвы,
смерти, убийства. - Она продолжала тем же задумчиво-печальным  тоном:  -
Лишь дважды с Разлома Мира у Престола Амерлин отбирали палантин и жезл.
   - Тетсуан, которая предала Манетерен из ревности к силам Элисанде,  и
Бонвин,  которая  пыталась  использовать  Артура  Ястребиное  Крыло  как
марионетку,  чтобы  господствовать  над  миром,  и  тем  самым  едва  не
уничтожила Тар Валон.
   Амерлин продолжала разглядывать сад.
   - Обе - из Красных, и обеих сменили Амерлин  из  Голубых.  В  этом  и
причина того, что после Бонвин ни одна Амерлин не избиралась из Красных,
и в этом же причина того, что Красные Айя  готовы  ухватиться  за  любую
зацепку, чтобы сместить Амерлин  из  Голубых,  -  все  слишком  очевидно
связано. Морейн, у меня нет никакого желания стать третьей, кто потеряет
палантин и жезл. Для тебя,  разумеется,  это  означало  бы  усмирение  и
выдворение за Сияющие Стены.
   - Что касается этого, то Элайда меня так просто не отпустит. - Морейн
смотрела в спину подруги. Свет, что на нее нашло? Она прежде никогда  не
была такой. Где ее сила, ее огонь? - Но до этого не дойдет, Суан.
   Та продолжала, словно бы не слышала слов Морейн:
   - А для меня все будет иначе. Даже  усмиренную,  низложенную  Амерлин
нельзя отпускать бродить по миру свободно; на нее будут смотреть как  на
мученицу, она превратится в объединяющее начало для оппозиции. Тетсуан и
Бонвин стали в Белой Башне служанками,  посудомойками,  превратившись  в
живое предостережение,  в  знак  того,  что  может  случиться  с  самыми
могущественными. Никто не сплотится вокруг женщины,  которая  весь  день
должна мести  пол  и  скрести  котлы.  Жалеть  ее  -  да,  но  никак  не
объединяться вокруг нее.
   С горящими глазами Морейн оперлась кулаками о стол.
   - Взгляни на меня, Суан. Взгляни на меня! Неужели  ты  говоришь,  что
хочешь сдаться, после всех этих лет, после всего того, что  мы  сделали?
Сдаться и махнуть на мир рукой? И все это  -  из  страха  перед  розгами
из-за плохо вычищенной кастрюли! - Она вложила  в  эти  слова  все  свое
презрение  и  облегченно  вздохнула  про  себя,  когда   подруга   резко
повернулась к ней. Да, сила еще есть, звенящая, как натянутая струна, но
еще есть сила.  Эти  чистые  голубые  глаза  пылали  гневом,  как  и  ее
собственные.
   - Я помню, кто из нас  двоих,  будучи  послушницами,  визжал  громче,
когда нас стегали розгами. В  Кайриэне,  Морейн,  у  тебя  была  сладкая
жизнь. Вовсе не работа на рыбачьей лодке. - Вдруг Суан  громко  хлопнула
ладонью по столу. - Нет, я не предлагаю от всего отказаться, но я  и  не
собираюсь смотреть, как все выскальзывает у меня из рук, а я  ничего  не
могу поделать! Подоплека большей части моих неприятностей с Залом -  это
ты, все упирается в тебя. Даже Зеленые поражаются, почему я  не  вызываю
тебя в Башню, чтобы поучить немного дисциплине. Половина сестер заявляют
при мне,  что  тебя  нужно  передать  Красным,  и  случись  такое,  тебе
останется лишь мечтать, чтобы ты опять стала  послушницей,  для  которой
самое страшное - порка розгами. Свет! Если бы кто-то из  них  припомнил,
что мы с тобой послушницами были подругами, то я оказалась  бы  с  тобой
вместе.
   У нас был план! План, Морейн! Отыскать мальчика и привести его в  Тар
Валон, где бы мы могли спрятать его, обезопасить его, руководить  им.  С
тех пор как ты покинула Башню, я получила от тебя всего  два  сообщения.
Два! У меня такое чувство, будто я пытаюсь плыть  в  Пальцах  Дракона  в
темноте. В одном послании говорилось, что ты - в Двуречье, направляешься
к той деревне, Эмондову Лугу. Скоро уже, подумала я. Он найден  и  скоро
будет у нее в руках. Потом сообщение из Кэймлина, оно  гласило,  что  вы
отправились в Шайнар, в Фал  Дара,  а  не  в  Тар  Валон.  Фал  Дара,  а
Запустение от него - в двух шагах. Фал Дара, где чуть ли не каждый  день
набеги троллоков и Мурддраалов. Почти двадцать лет планов и  поисков,  а
ты швыряешь все наши замыслы практически в лицо Темному. Ты сошла с ума?
   Теперь, пробудив жизнь в собеседнице, сама Морейн вновь стала  внешне
спокойной. Спокойной, но и настойчиво твердой.
   - Узору нет дела до людских планов, Суан. Со всеми нашими замыслами и
расчетами мы забыли, с чем связались. Та'верен. Элайда не  права.  Артур
Пейндраг Танриал никогда не был столь сильным  та'верен.  Колесо  плетет
вокруг этого юноши Узор так, как оно того желает, невзирая на  все  наши
планы.
   Гнев пропал с лица Амерлин, сменившись бледностью потрясения.
   - Твои слова звучат так, будто ты говоришь,  что  мы  можем  сдаться.
Теперь ты предлагаешь стоять в стороне и наблюдать, как полыхает мир?
   - Нет, Суан. Стоять в стороне?  Никогда.  -  Однако  мир  заполыхает,
Суан, так или иначе, что бы мы ни делали. Ты никогда этого не  понимала.
- Но теперь мы должны осознать, что наши планы  -  вещь  ненадежная.  Мы
контролируем гораздо  меньше,  чем  думаем.  Возможно,  лишь  удерживаем
ноготком. Веют ветры судьбы, Суан, и мы должны оседлать их, куда бы  они
ни влекли нас.
   Амерлин поежилась, словно почувствовав затылком ледяное дыхание  этих
ветров. Ее руки коснулись сглаженного золотого куба,  грубоватые  ловкие
пальцы отыскали нужные завитки в сложных узорах. Крышка,  изобретательно
сбалансированная, открылась вверх и назад, выставив на обозрение лежащий
в предназначенном  ему  гнезде  Золотой  Рог.  Амерлин  подняла  золотую
спираль инструмента и провела по серебряной текучей надписи  на  Древнем
Наречии, выложенной вокруг конусообразного раструба.
   - "Могила не преграда для зова моего", - перевела она, произнеся  эти
слова так тихо, словно говоря самой себе. -  Рог  Валир,  созданный  для
того, чтобы призвать мертвых героев прошлого  из  могил.  И  пророчество
утверждает, что найден он будет лишь перед  Последней  Битвой.  -  Вдруг
Амерлин чуть ли не швырнула Рог обратно на место  и  захлопнула  крышку,
словно больше не в силах видеть его. - А Агельмар сунул мне это в  руки,
едва только кончилась церемония Приветствия. Заявив при этом, что боится
заходить в сокровищницу, пока ларец  находится  там.  Искушение  слишком
велико, сказал он. Самому протрубить в Рог  и  повести  отозвавшееся  на
этот зов войско на север, через  Запустение,  чтобы  сровнять  с  землей
Шайол Гул и покончить с Темным. Агельмар просто-таки был охвачен  огнем,
порывом славы, и именно это, заявил он, сказало ему, что такое  бремя  -
не для него, должно быть, не для него.  Он  едва  дождался,  когда  смог
избавиться от него, и в то же время он все равно желает его.
   Морейн кивнула. Агельмару было известно Пророчество  о  Роге,  как  и
большинству сражающихся с Темным.
   - "Кто бы ни вострубил в меня, пусть тот не  о  славе  помышляет,  но
единственно о спасении".
   - Спасении, - горько  рассмеялась  Амерлин.  -  По  глазам  Агельмара
нельзя было понять, то ли он отказывается от спасения, то ли обрекает на
вечные муки собственную душу. Он знал лишь одно - он  должен  избавиться
от этого, прежде чем оно сожжет его. Агельмар  старался  хранить  все  в
тайне, но он сказал, что по цитадели уже ходят слухи. Я не чувствую  его
искушения, но от Рога у меня по-прежнему по спине мурашки бегают.  Нужно
будет вернуть Рог в сокровищницу и хранить там до моего  отъезда.  Я  не
усну, пока Рог находится рядом, пусть даже в  соседней  комнате.  -  Она
потерла нахмуренный лоб и вздохнула. - И он не должен был  быть  найден,
пока не подошло время Последней Битвы. Неужели она настолько  близка?  Я
предполагала, я надеялась, что у нас в запасе больше времени.
   - Кариатонский Цикл.
   - Да, Морейн. Незачем мне напоминать. Я знаю Пророчество о Драконе не
хуже твоего. - Амерлин покачала головой. - Никогда за время жизни одного
поколения со времен Разлома не бывало больше одного Лжедракона, а теперь
одновременно в мир вырвалось сразу трое, и было еще трое за минувшие два
года. Узор требует Дракона, потому что Узор плетется к  Тармон  Гай'дон.
Меня порой одолевают сомнения, Морейн. - Она произнесла  это  задумчиво,
словно удивляясь такому, и продолжала тем же тоном: - А что, если им был
Логайн? Он был способен направлять, прежде чем  Красные  привели  его  в
Белую Башню и мы не укротили его. Как и Мазрим Таим,  из  Салдэйи.  Что,
если это он? В Салдэйе уже есть сестры; может,  он  уже  захвачен.  Что,
если мы ошибаемся с самого начала? Что произойдет, если  еще  до  начала
Последней Битвы Возрожденный Дракон окажется укрощен?  Даже  пророчество
не сбудется, если тот, кто предсказан, убит  или  укрощен.  И  тогда  мы
предстанем перед Темным будто нагие перед бурей.
   - Ни один из них не тот, Суан. Узор  требует  не  просто  Дракона,  а
единственного, подлинного Дракона. До тех пор пока  он  не  провозгласит
себя сам, Узор будет продолжать подбрасывать Лжедраконов,  но  после  не
будет ни одного. Если Логайн или кто другой были бы  им,  других  бы  не
было.
   - "Ибо явится  он  как  прорвавшаяся  заря  и  своим  приходом  вновь
разобьет мир и создаст его заново". Или мы идем нагими перед бурей,  или
цепляемся за защиту, которая сметет нас. Да поможет  нам  всем  Свет.  -
Амерлин повела плечом, словно бы сбросив с себя собственные слова.  Лицо
ее стало решительным, будто она собралась с  духом  для  удара.  -  Тебе
никогда не удавалось скрыть от  меня  то,  что  думаешь,  как  это  тебе
удается с другими, Морейн. У тебя есть что рассказать,  больше,  чем  ты
уже сказала, и хороших новостей ты не принесла.
   Вместо  ответа  Морейн  сняла  с  пояса  кожаную  сумку  и   высыпала
содержимое на  стол.  С  виду  это  казалось  всего  лишь  грудой  битых
черепков, глянцевито блестящих, черных и белых.
   Престол Амерлин  с  интересом  коснулась  одного  осколка,  и  у  нее
перехватило дыхание.
   - Квейндияр!
   - Камень мужества, - согласилась Морейн. Способ  создания  квейндияра
был утрачен при Разломе Мира, но изготовленное  из  квейндияра  до  него
пережило катаклизм. Даже те предметы, что поглотила земля, или  те,  что
утонули в море, уцелели; должны были уцелеть. Раз созданный квейндияр не
могла разбить ни одна известная сила;  даже  направленная  против  камня
мужества Единая Сила лишь укрепляла  его.  Если  не  считать  того,  что
какая-то мощь разбила этот.
   Амерлин быстрыми движениями сложила осколки  вместе.  Они  образовали
диск, в ладонь человека в поперечнике,  половина  -  черна  как  деготь,
половина - белее снега, черный и белый цвета, не поблекшие  от  времени,
соединялись вдоль волнистой линии. Древний  символ  Айз  Седай,  еще  до
разбитого мира, когда мужчины и женщины вместе владели  Силой.  Половина
этого символа ныне носила название  Пламя  Тар  Валона;  другая,  наспех
намалеванная на дверях, называлась Клык Дракона  и  обвиняла  отмеченных
этим знаком в злодеянии. Таких дисков было создано всего семь; обо всем,
изготовленном из камня мужества, хранились записи в Белой  Башне,  а  об
этих семи дисках помнили едва ли не все. Суан  Санчей  глядела  на  него
так, будто увидела у себя на подушке гадюку.
   - Одна из печатей на узилище Темного, - наконец вымолвила  она  через
силу. Одна из тех семи печатей, Блюстителем которых, как предполагалось,
являлась Престол Амерлин. Тайна, сокрытая от мира, если  в  мире  вообще
задумывались об этом, заключалась в том, что со времен Троллоковых  Войн
ни одна Престол Амерлин не знала, где находятся печати.
   - Нам известно, Суан, что Темный шевелится. Мы знаем, что его узилище
не останется вечно запечатанным. Работа человека никогда не сравнится  с
трудами Создателя. Нам было известно, что Темный вновь  воздействует  на
мир, пусть даже - благодарение Свету! - и  не  впрямую.  Друзья  Темного
множатся, и то, что мы называли злом всего десять  лет  назад,  выглядит
чуть ли не шалостью по сравнению с  творящимся  сейчас  едва  не  каждый
день.
   - Если печати уже поддаются... Времени у нас нет совсем.
   - Совсем мало. Но этой малости может хватить. Ее должно хватить.
   Амерлин коснулась разломанной печати, и голос стал таким, словно  она
заставляла себя говорить:
   - Знаешь, во дворе, во время Приветствия, я видела парнишку. Это один
из моих Талантов - видеть та'верен. Редкий Талант в эти дни,  еще  более
редко встречающийся, чем та'верен, и, несомненно, от него не  так  много
толку. Высокий юноша, весьма привлекательный молодой мужчина.  Мало  чем
отличающийся от  любого  молодого  парня,  которого  встретишь  в  любом
городе. - Она перевела дыхание. - Морейн, он сиял будто солнце. В  жизни
меня редко что пугало, но при виде его у меня сердце в пятки ушло -  так
мне стало страшно. Мне захотелось спрятаться, сжаться,  завыть.  Я  едва
могла говорить. Агельмар решил, что я сердита на него -  раз  сказала  я
столь мало. Этот молодой парень... он тот, кого мы искали  эти  двадцать
лет.
   В голосе Амерлин прозвучала вопросительная нотка. Морейн ответила  на
ее вопрос:
   - Да, это - он.
   - Ты уверена? Может ли он?.. Может ли он... направлять Единую Силу?
   При этих словах  губы  Амерлин  напряглись,  и  Морейн  тоже  ощутила
натянутость, какой-то тугой клубок внутри, сжавший сердце холод. Но лицо
ее осталось спокойным.
   - Он - может. - Мужчина, владеющий Единой Силой. О  таком  размышлять
без страха не могла ни одна Айз Седай. Именно этого боялся целый мир.  И
я выпущу это в мир.  -  Ранд  ал'Тор  встанет  перед  миром  как  Дракон
Возрожденный.
   Амерлин вздрогнула:
   - Ранд ал'Тор. Это не то имя, которое внушает  страх  и  воспламеняет
мир. - Она опять вздрогнула и энергично потерла руки, но ее глаза  вдруг
засверкали решительным огнем. - Если он - тот, тогда  у  нас  и  вправду
хватит времени. Но безопасно  ли  ему  находиться  здесь?  Со  мной  две
Красные сестры, и я больше не могу ручаться ни за Зеленых, ни за Желтых.
Поглоти меня Свет, я не поручусь ни за одну из них - в этом  деле.  Даже
Верин и Серафелле, скорей всего, набросятся на  него  так,  будто  он  -
гадюка-багрянка, вползшая в детскую.
   - На какое-то время он - в безопасности. Амерлин подождала, но Морейн
ничего больше не добавила. Тишина  стала  звеняще-напряженной,  но  было
ясно, что она ничего не скажет. В конце концов Амерлин сказала:
   - Ты  утверждаешь,  что  наш  прежний  план  бесполезен.  Что  же  ты
предлагаешь теперь?
   - Я нарочно позволила ему думать, что больше не интересуюсь им, чтобы
он, без оглядки на меня, мог идти куда пожелает.  -  Она  подняла  руки,
когда Амерлин попыталась возразить. - Это необходимо, Суан. Ранд  ал'Тор
вырос в Двуречье, где в жилах каждого течет упрямая кровь  Манетерен,  а
его кровь -  подобна  камню  рядом  с  глиной,  по  сравнению  с  кровью
Манетерен. С ним нужно обходиться мягко, иначе он сбежит куда угодно, но
не в ту сторону, куда нам надо.
   - Тогда мы будем обращаться с ним как с  новорожденным.  Мы  завернем
его в пеленки и станем щекотать ему пятки, если это, по-твоему,  от  нас
требуется. Но с какой целью, что нужно для начала?
   - Два его друга, Мэтрим Коутон и Перрин Айбара,  вполне  созрели  для
того, чтобы посмотреть на мир, прежде  чем  опять  уйти  в  бесцветность
Двуречья. Если им это удастся - они тоже та'верен,  пусть  и  в  меньшей
степени, чем он. Я сделаю так, чтобы они несли Рог Валир в Иллиан. - Она
помешкала, хмурясь. - Только... с Мэтом не все просто. У  него  с  собой
кинжал из Шадар Логота.
   - Из Шадар Логота! О Свет, почему ты вообще  разрешила  им  оказаться
рядом с этим местом! Каждый камень  его  -  зачумлен.  Там  любой  голыш
опасен, если его взять в руки и унести оттуда.  Помоги  нам  Свет,  если
мальчика коснулся Мордет... -  Голос  у  Амерлин  был  такой,  точно  ее
душили. - Если это случилось, то мир обречен.
   - Но этого не случилось, Суан. Мы  делаем  лишь  то,  что  велит  нам
необходимость, а это было необходимо. Я сумела сделать так, чтобы Мэт не
заразил остальных, но кинжал был при нем слишком  долго,  прежде  чем  я
узнала о случившемся. Эта связь по-прежнему существует.  Я  решила,  что
нужно доставить его для исцеления в Тар Валон, но,  раз  тут  так  много
сестер, все проделать возможно  и  здесь.  Если  только  есть  немногие,
которым можно доверять, кто не видит Друзей Темного там, где их в помине
нет. Хватит  тебя  и  меня,  и  еще  двоих,  если  воспользоваться  моим
ангриалом.
   - Одной будет Лиане, а другую я сумею найти. -  Амерлин  вдруг  криво
усмехнулась. - Зал Башни хочет получить этот ангриал обратно, Морейн. Их
осталось не  так  много,  а  тебя  теперь  считают...  не  заслуживающей
доверия.
   Морейн улыбнулась, но улыбка тронула лишь ее губы.
   - Прежде чем я закончу, они станут думать обо мне еще хуже.  Мэт  тут
же ухватится за возможность стать  частью  легенды  о  Роге,  а  убедить
Перрина большого труда не составит. Ему нужно что-то - отвлечь мысли  от
собственных тревог. Ранду известно, кто он такой,  -  по  крайней  мере,
кое-что об этом, немногое, - и, вполне понятно, он боится. Он хочет уйти
куда-нибудь один,  туда,  где  не  сможет  никому  причинить  вреда.  Он
говорит, что никогда больше не станет пользоваться Силой, но боится, что
не сможет покончить с этим.
   - Еще бы он смог! Легче отказаться пить воду.
   - Верно. И он хочет избавиться от опеки Айз Седай.  -  Морейн  слегка
улыбнулась невесело. - Воспользоваться случаем отвязаться от Айз Седай и
подольше побыть со своими друзьями  -  в  этом  его  желание  ничуть  не
уступает Мэтову.
   -  Но  как  он  отделается  от  Айз  Седай?  Ты  обязательно   должна
отправиться с ним. Морейн, мы не можем теперь потерять его.
   - Я не могу отправиться с ним. - От Фал Дара до Иллиана долгий  путь,
но он уже проделал путь не меньший. - Его нужно  на  время  отпустить  с
привязи. Ничего не  поделаешь.  Я  распорядилась  сжечь  всю  их  старую
одежду. Чересчур велика возможность, что какой-то лоскут их одежды попал
не в те руки. Перед тем как они выступят в дорогу, я очищу  их.  С  этой
стороны их  никак  не  смогут  выследить,  и  единственная  иная  угроза
подобного рода заперта  здесь  в  подземелье.  -  Амерлин,  одобрительно
кивнув, после вопросительно взглянула на Морейн, но та продолжала:  -  В
их путешествии - насколько я сумею, Суан, - опасностей не будет. А когда
Ранду в Иллиане буду нужна я, я там буду и  прослежу,  чтобы  именно  он
передал Рог Совету Девяти и Ассамблее. В Иллиане  я  прослежу  за  всем.
Суан, иллианцы пойдут за Драконом, или за самим  Ба'алзамоном,  если  он
принесет им Рог Валир, и за ним же последует большая  часть  собравшихся
на Охоту. Истинному Возрожденному Дракону незачем собирать  вокруг  себя
последователей, пока государства не  двинулись  на  него.  Он  начнет  с
государством вкруг себя и с армией за спиной.
   Амерлин почти упала в кресло, но сразу же подалась вперед. Она словно
разрывалась между усталостью и надеждой.
   - Но он провозгласит себя? Если он напуган... Свет знает,  он  должен
бояться, Морейн, но мужчины, именовавшие себя Драконом, желают власти  и
могущества. Если он не...
   - У меня есть средства проследить за тем, чтобы его назвали  Драконом
- хочет он того или нет. И если это мне  как-то  не  удастся,  сам  Узор
проследит за тем, чтобы его назвали Драконом - хочет он  того  или  нет.
Помни, Суан, он - та'верен. Он властен над своей судьбой не больше,  чем
фитиль свечи властен над пламеНем. Амерлин вздохнула:
   -  Это  рискованно,  Морейн.  Рискованно.  Но  мой  отец   говаривал:
"Девочка, не ухватишь случай за хвост, никогда и медяка  не  выиграешь".
Нам нужно выработать план. Садись, с этим быстро не управишься. Я  пошлю
за вином и сыром.
   Морейн покачала головой:
   - Мы и без  того  просидели  запершись  слишком  долго.  Если  кто-то
пытался подслушать и  обнаружил  твою  Охрану,  то  он  уже  теряется  в
догадках. Это не стоит  риска.  Мы  можем  устроить  еще  одну  встречу,
завтра. - Кроме того, моя самая дорогая подруга, я не могу сказать  тебе
всего и я не могу рисковать, позволив тебе узнать, что я утаиваю что-то.
   - Наверное, ты права. Но с утра - за дело. Мне многое нужно узнать.
   - Утром, - согласилась Морейн. Амерлин встала, и женщины вновь крепко
обнялись. - Утром я расскажу все, что тебе нужно знать.
   Лиане окинула вышедшую  в  переднюю  Морейн  острым  взглядом,  затем
рванулась в покои Амерлин. Морейн постаралась  напустить  на  себя  вид,
будто ее наказали, будто  только  что  ее  настигла  одна  из  выволочек
Амерлин - большинство  женщин,  какой  бы  сильной  волей  ни  обладали,
возвращались от Амерлин со слабостью в коленях и с большими  глазами,  -
но подобная маска была чужда Морейн. Она скорей выглядела  разгневанной,
что  куда  лучше  послужило  для  создания  нужного  эффекта.  Она  едва
различала в передней комнате других женщин; ей  показалось,  что  с  тех
пор, как она переступила порог Амерлин, одни ушли, а  другие  появились,
но Морейн и не взглянула на них. Час был поздний, а до  утра  предстояло
многое сделать. Многое - до того, как вновь  нужно  будет  беседовать  с
Амерлин.
   Ускорив шаг, Морейн двинулась по коридору в глубь крепости.

***

   Колонна, под звон сбруи вытянувшаяся в тарабонской  ночи  под  серпом
прибывающей луны, произвела бы неизгладимое впечатление, если бы  кто-то
увидел ее. Полные две тысячи Детей Света, все верхом, в белых табарах  и
плащах, доспехи блестят,  обоз  -  фургоны,  походные  кухни,  конюхи  с
вереницами сменных лошадей. В этой бедной лесами местности были деревни,
но отряд держался в стороне от дорог и избегал даже фермерских хозяйств.
Они должны встретиться - с кем-то - у крохотной  деревушки  на  северной
границе Тарабона, на краю Равнины Алмот.
   Джефрам Борнхальд, скачущий во главе своих людей, гадал о том, в  чем
же тут дело. Он слишком хорошо помнил разговор  в  Амадоре  с  Пейдроном
Найолом,  Лордом  Капитан-Командором  Детей  Света,  но  понял  из  него
чрезвычайно мало.

   - Мы одни, Джефрам,  -  сказал  беловолосый  человек.  Голос  его  от
возраста был  тонким  и  пронзительным.  -  Я  помню,  как  ты  принимал
присягу... да, теперь, наверное, тридцать шесть лет назад.
   Борнхальд выпрямился:
   - Милорд Капитан-Командор, могу ли я спросить, почему  меня  отозвали
из Кэймлина, и с такой поспешностью? Еще один удар - и Моргейз бы  пала.
В Андоре есть Дома, которые относятся к Тар Валону так же, как мы, и они
готовы заявить права на трон. Я оставил Эамона Валду за старшего, но он,
по-видимому, счел за лучшее сопровождать Дочь-Наследницу до Тар  Валона.
Я не удивлюсь, если узнаю, что он похитил девушку или  же  атаковал  Тар
Валон. - И Дэйн, сын Борнхальда, прибыл как.  раз  перед  вызовом.  Дэйн
преисполнен усердия. Иногда даже чересчур много рвения. Настолько, чтобы
слепо соглашаться со всем, что предлагает Валда.
   - Валда идет в Свете, Джефрам. Но ты - лучший боевой  командир  среди
Детей. Ты соберешь  полный  легион  -  лучших,  кого  сможешь  найти,  и
поведешь их в Тарабон, избегая любых глаз,  имеющих  язык,  чтобы  после
говорить. Если такой язык и найдется, он должен будет замолчать навеки о
том, что увидели глаза.
   Борнхальд замялся. Пятьдесят Детей,  пускай  даже  сотня,  могли  без
всяких вопросов вступить в любую страну -  по  крайней  мере  впрямую  о
причинах никто расспрашивать не стал бы, но целый легион...
   - Это война, милорд Капитан-Командор? На  улицах  о  всяком  толкуют.
Дикие слухи, главным образом о  вернувшихся  войсках  Артура  Ястребиное
Крыло. - Старик ничего не сказал. - Король...
   - Король не командует Чадами Света, Лорд-Капитан Борнхальд. - Впервые
в  голосе  Лорда  Капитан-Командора  повеяло  на  краткий  миг  холодной
резкостью. - Ими командую я. Пусть Король сидит в своем дворце и  делает
то, что он делает лучше всего. То есть ничего не делает. Тебя встретят у
деревни под названием Алкруна, и там вы получите окончательный приказ. Я
рассчитываю, что ваш  легион  будет  на  месте  через  три  дня.  Теперь
ступайте, Джефрам. У вас есть чем заняться.
   Борнхальд нахмурился:
   - Прошу прощения, милорд  Капитан-Командор,  но  кто  меня  встретит?
Почему я рискую вызвать войну с Тарабоном?
   - Когда будете у Алкруны, вам сообщат все, о чем вам нужно знать.
   Лорд Капитан-Командор вдруг показался старше своих лет. Рассеянно  он
теребил ткань белой туники с золотой эмблемой Детей  Света  на  груди  -
солнечной вспышкой почти во всю грудь.
   - Тут действуют силы, которых вам, Джефрам, не  понять.  Которых  вам
даже не суметь понять. Быстро отберите себе людей.  Теперь  -  ступайте.
Больше никаких вопросов. И да сопутствует вам Свет.

   Теперь Борнхальд выпрямился в седле, разминая затекшую спину. Старею,
подумал он. День и ночь в седле,  с  двумя  остановками,  чтобы  напоить
лошадей, - и он почувствовал каждый свой седой  волос.  Всего  несколько
лет назад он не обратил бы внимания на такую недолгую скачку. По крайней
мере, я не убил никого невиновного. К Приспешникам Тьмы он  относился  с
той же суровостью, как и любой  присягнувший  Свету,  -  Друзья  Темного
должны быть уничтожены до того, как успеют затянуть  весь  мир  покровом
Тени, - но вначале он должен убедиться, что они и в  самом  деле  Друзья
Темного. Такому многочисленному отряду тяжело избежать глаз  тарабонцев,
даже в такой глухомани, но он сумел провести своих людей  незамеченными.
Заставить замолчать не пришлось ни один язык.
   Возвращались высланные разведчики, а позади них скакали  еще  люди  в
белых плащах, у некоторых в  руках  пылали  факелы,  испортившие  ночное
зрение всех в голове колонны. Пробурчав  проклятие,  Борнхальд  приказал
остановиться, одновременно рассматривая тех, кто ехал ему навстречу.
   На груди их белых плащей были вышиты  такие  же,  как  у  Борнхальда,
знаки солнечной вспышки - как у любого из Детей Света, а у  старшего  из
них  даже  поблескивали  под  золотой  эмблемой  золотые  банты  -  ранг
предводителя не уступал рангу  Борнхальда.  Но  солнечные  эмблемы  были
нашиты поверх красных пастырских посохов-ерлыг. Вопрошающие. Раскаленным
железом, и щипцами, и капающей водой Вопрошающие вытягивали признание  и
раскаяние из Приспешников Темного, но находились такие,  кто  утверждал,
будто они заранее, еще не начав  допрос,  решают  вопрос  о  виновности.
Борнхальд не раз говорил об этом сам.
   Меня послали сюда для встречи с ВОПРОШАЮЩИМИ?
   - Мы ожидали вас, Лорд-Капитан Борнхальд, - неприятным голосом сказал
предводитель Вопрошающих - высокий мужчина с крючковатым носом и горящей
в глазах уверенностью, которая отличала каждого из них. -  Вы  могли  бы
проделать путь и  побыстрее.  Я  -  Эйнор  Сарен,  заместитель  Джайхима
Карридина, который командует Дланью Света в Тарабоне. -  Длань  Света  -
Рука, которая  докапывается  до  правды,  -  так  они  говорили.  Им  не
нравилось, когда их называли Вопрошающими, тем более Допросниками.  -  У
деревни есть мост. Переведите своих людей через  него.  Мы  поговорим  в
гостинице. Как ни удивительно, она вполне сносна и удобна.
   - Сам Лорд Капитан-Командор приказал мне избегать чужих глаз.
   - Деревня уже... умиротворена. А сейчас - переправляйте ваших  людей.
Теперь приказы отдаю я. Если сомневаетесь, у меня есть приказ с  печатью
Лорда Капитан-Командора.
   Борнхальд с трудом удержался,  чтобы  не  рявкнуть  на  Вопрошающего.
Умиротворена. Он гадал, свалены  ли  тела  грудой  за  деревней  или  же
сброшены в реку. Как это похоже на Допросников,  равнодушных  настолько,
чтобы перебить всю деревню ради скрытности, и  глупых  настолько,  чтобы
бросить тела в реку и таким образом возвестить о своем "подвиге" по всей
реке вниз по течению, от Алкруны до Танчико.
   - В чем я сомневаюсь, Допросник, так это в том, с  какой  стати  я  с
двухтысячным отрядом оказался в Тарабоне.
   Лицо Сарена вытянулось, но голос остался жестким и требовательным:
   - Все просто, Лорд-Капитан. По всей Равнине  Алмот  разбросано  много
городков и деревень, где высшая власть - мэр или Городской Совет. Прошло
много времени с тех пор, как их привели к Свету. В таких краях наверняка
развелось много Друзей Темного.
   Лошадь Борнхальда переступила с ноги на ногу.
   - Если полагаться на ваши слова, Сарен, я скрытно провел целый легион
почти через весь Тарабон лишь затем, чтобы искоренить пару-тройку Друзей
Темного в каких-то грязных деревушках?
   - Вы, Борнхальд, здесь  затем,  чтобы  исполнять  то,  что  прикажут.
Исполнять работу Света! Или вы ускользаете от Света?  -  Гримаса  улыбки
скривила лицо  Сарена.  -  Если  вы  ищете  битву,  то  случай  вам  еще
представится. У чужаков огромные силы на Мысе Томан, больше,  чем  могли
бы сдержать вместе Тарабон и Арад  Доман,  даже  если  они  и  умудрятся
прекратить на время свару между собой и станут действовать сообща.  Если
чужаки прорвутся, то вам потребуются  все  силы,  которые  у  вас  есть.
Тарабонцы  заявляют,  что  чужестранцы  -  чудовища,  исчадия   Темного.
Некоторые утверждают, будто за них сражаются Айз Седай.  Если  они,  эти
чужестранцы, и в самом деле  Приспешники  Тьмы,  то  с  ними  тем  более
необходимо разделаться. В  свой  черед.  На  минуту  дыхание  Борнхальда
оборвалось.
   - Тогда слухи верны. Вернулись армии Артура Ястребиное Крыло.
   - Чужаки, - ровным голосом произнес  Сарен.  -  Чужаки  и,  вероятно,
Приспешники Тьмы - откуда бы они ни явились. Это все, что мы знаем, все,
что вам нужно знать, и сейчас вам до них не должно быть  дела.  Мы  лишь
напрасно теряем время. Переправляйте своих людей через реку,  Борнхальд.
В деревне я передам для вас приказы.
   Он  развернул  лошадь  и  галопом  ускакал  туда,  откуда   появился,
факельщики скакали следом за ним.
   Борнхальд  прикрыл  глаза,  стараясь  поскорее  восстановить   ночное
зрение. Нас используют будто камни на игровой доске.
   - Байяр! - он открыл глаза, когда его помощник возник сбоку,  замерев
в седле подле Лорда-Капитана. Глаза на худом лице горели  совсем  как  у
Вопрошающих, несмотря на это, он был хорошим солдатом. - Там  впереди  -
мост. Переправьте легион через реку и разбейте лагерь. Я присоединюсь  к
вам как только смогу.
   Борнхальд  подобрал  поводья  и  поскакал  в  том  направлении.  куда
скрылись Вопрошающие. Камни на доске. Но кто делает ходы? И зачем?

***

   Лиандрин шла по женской половине, когда послеполуденные тени уступали
место сумеркам. Из-за бойниц наползала тьма и обнимала  огоньки  ламп  в
коридоре. С недавних пор сумерки стали для Лиандрин  тревожным  временем
суток, как вечерние, так и предрассветные. На  рассвете  рождался  день,
точно так же сумерки вечером давали начало ночи, но на рассвете  умирала
ночь, а в сумерках - день. Могущество Темного корнями уходит в смерть; в
смерти он обретал власть, черпал свою силу из смерти, и в  эти  часы  ей
казалось, что она чувствует, как пробуждается, шевелится  его  мощь.  По
крайней мере, что-то в полутьме шевелилось. Ей почти казалось,  что  она
успевала уловить нечто такое, если поворачивалась достаточно  быстро,  и
она  была  уверена,  что  сумеет  разглядеть  это  "нечто",  если  будет
пристально всматриваться.
   Женская  прислуга  приседала  в  реверансе  перед   проходящей   мимо
Лиандрин, но та не замечала их. Ее взгляд был устремлен прямо вперед,  и
она не видела никого вокруг себя.
   У двери, которую она искала, Лиандрин приостановилась, быстро глянула
в оба конца коридора. На глаза ей попались лишь женщины-служанки; мужчин
тут, разумеется, не было. Лиандрин, не постучавшись, толчком  распахнула
дверь и шагнула внутрь.
   Прихожая покоев Леди Амалисы была ярко освещена, а пылающий в  камине
огонь сдерживал прохладу шайнарского вечера. В креслах и на разостланных
друг на друге коврах сидели Леди Амалиса и ее  дамы,  слушая  стоящую  в
центре чтицу. Та читала "Танец Ястреба  и  Колибри"  Тевена  Аэрвина,  в
котором излагались правила надлежащего поведения мужчин по  отношению  к
женщинам  и  женщин  -  к  мужчинам.  Лиандрин   поджала   губы;   этого
произведения она, разумеется, не читала, но все, что ей нужно было знать
о нем, она знала. Каждое высказывание Леди Амалиса и ее  дамы  встречали
взрывами смеха, слезно девчонки валясь друг на друга и колотя пятками по
коврам.
   Первой  заметила  появление  Лиандрин  чтица.  Она  осеклась,   глаза
удивленно округлились. Остальные обернулись: куда  та  уставилась,  -  и
молчание сменило веселый смех. Все, кроме Амалисы, поднялись,  торопливо
приглаживая юбки и поправляя прически.
   Леди Амалиса с изяществом встала, улыбнувшись Лиандрин:
   - Вы делаете нам честь своим  посещением,  Лиандрин.  Очень  приятный
сюрприз. Я ждала вас только завтра. Я предполагала,  что  вам  захочется
отдохнуть после долгого пути...
   Лиандрин резко перебила ее, ни к кому конкретно не обращаясь:
   -  Я  буду  разговаривать  с  Леди  Амалисой  наедине.  Все  уходите.
Немедленно.
   Мгновение безмолвного замешательства,  затем  женщины  попрощались  с
Амалисой. Одна за другой они приседали в реверансе перед Лиандрин, но та
не удостоила их даже взглядом. Она смотрела прямо перед собой в  никуда,
но  все  видела  и  слышала.  Едва  дыша,  придворные  дамы  почтительно
приветствовали Айз Седай, испытывая неловкость  от  ее  настроения.  Она
будто  не  замечала  приветствий,  и   дамы   опускали   взоры,   бочком
протискиваясь к двери, опасливо держась подальше от  Лиандрин,  стараясь
не задеть своими юбками ее юбки.
   Когда за последней из придворных закрылась дверь, Амалиса сказала:
   - Лиандрин, я не пони...
   - Идешь ли ты в Свете, дочь моя? -  Сейчас  не  до  глупостей,  чтобы
называть ее сестрой. Собеседница была старше на несколько лет, но должны
соблюдаться издревле принятые формы обращения. Сколь  долго  бы  они  ни
были забыты, пора их вспомнить.
   Но едва вопрос сорвался с губ, Лиандрин поняла, что допустила ошибку.
Такой вопрос от Айз Седан, несомненно, подразумевал сомнение  и  вызывал
обеспокоенность, но Амалиса выпрямилась, а лицо ее затвердело.
   - Лиандрин Седай, это - оскорбление. Я -  шайнарка,  из  благородного
Дома, и моя кровь - кровь воинов. Мои предки сражались с  Тенью  столько
же, сколько существует Шайнар, три тысячи лет, ни на  день  не  ослабляя
борьбы.
   Лиандрин не отступила, но сменила направление атаки. Широкими  шагами
пройдя через комнату, она взяла с каминной полки  переплетенный  в  кожу
рукописный том "Танца Ястреба и Колибри" и взвесила в руке, не глядя  на
книгу.
   - В Шайнаре, дочь моя, прежде прочих стран должно ценить Свет, а Тени
- опасаться. - Она небрежно кинула книгу  в  огонь.  Пламя  с  жадностью
принялось лизать томик, словно он был поленом  смолистого  дерева,  и  с
гудением рванулось в дымоход. В тот же миг все лампы в комнате, зашипев,
вспыхнули ярким пламенем, и  столь  яростно,  что  затопили  все  вокруг
чистым светом. - Здесь - прежде всего. Здесь, так  близко  к  проклятому
Запустению, где таится порча. Здесь, где даже тот, кто считает,  что  он
идет в Свете, может быть уже испорчен влиянием Тени.
   Бисеринки пота заблестели на лбу Амалисы. Рука,  поднявшаяся  было  в
протестующем жесте из-за того, как Лиандрин обошлась с книгой,  медленно
опустилась. Лицо Амалисы по-прежнему оставалось решительным, но Лиандрин
заметила, как шайнарка тяжело сглотнула и переступила с ноги на ногу.
   - Я не понимаю, Лиандрин Седай. При чем тут книга? Это  всего-навсего
безобидное дурачество, глупая забава.
   В голосе слышалась слабая дрожь. Хорошо. Фитили за ламповыми стеклами
затрещали, когда языки огня полыхнули выше  и  жарче,  осветив  комнату,
будто летний полдень чистое  поле.  Амалиса  стояла  неподвижно,  словно
столб, с напряженным лицом, она как будто старалась не жмуриться.
   - Кто глуп, так это ты, дочь моя. Какое мне дело до книг! Здесь,  где
мужчины вступают в Запустение и проходят по его  испорченности.  В  саму
Тень. Почему же удивляться тому, что эта порча может просочиться в  них?
По их воле или вопреки ей, но она может просочиться. Почему,  по-твоему,
сама Престол Амерлин явилась сюда?
   - Не знаю, - прозвучало едва слышно.
   - Дочь моя, я - из Красных, - безжалостно продолжала  Лиандрин.  -  Я
преследую всех мужчин, затронутых порчей.
   - Я не понимаю.
   - Не  только  тех  презренных,  которые  пробуют  Единую  Силу.  Всех
затронутых порчей мужчин. Всякого звания, благородных и простолюдинов, я
преследую.
   - Я не... - Амалиса облизала дрогнувшие  губы  и  с  видимым  усилием
собралась с духом. - Я не понимаю, Лиандрин Седай. Пожалуйста...
   - Благородных даже прежде, чем простолюдинов. - Нет! -  Словно  упала
невидимая подпорка, и Амалиса  рухнула  на  колени,  голова  поникла.  -
Пожалуйста, Лиандрин Седай, скажите, что вы говорите не  про  Агельмара!
Это не может быть он!
   В этот момент замешательства и сомнения Лиандрин и нанесла удар.  Она
не двинулась, но хлестнула Единой Силой. Амалиса охнула и дернулась, как
от укола иглой, и капризные губки Лиандрин оживила улыбка.
   Это был ее собственный особенный трюк, еще с детства, то первое,  что
она узнала о своих способностях. Ей запретили им  пользоваться,  едва  о
нем узнала Наставница Послушниц, но для  Лиандрин  запрет  означал  лишь
одно: есть еще нечто, что ей нужно и что приходится скрывать от тех, кто
завидует ей.
   Она шагнула вперед и резким движением приподняла подбородок  Амалисы.
Металл, который  придавал  гордой  шайнарке  крепость  духа,  никуда  не
пропал, но утратил что-то от своего благородства,  став  податливей  для
нужных Лиандрин действий. По щекам, блестя,  побежали  из  глаз  Амалисы
слезы. Лиандрин позволила огням спасть до обычного сияния - в них больше
не было необходимости. Она смягчила свои слова, но голос был твердым как
сталь.
   - Дочь моя, никому не хочется видеть тебя и  Агельмара  выставленными
перед народом как Приспешников Темного. Я помогу тебе, но ты тоже должна
помочь.
   - П-помочь вам? - Амалиса  поднесла  руки  к  вискам;  она  выглядела
сбитой с толку. - Пожалуйста,  Лиандрин  Седай,  я  не...  понимаю.  Все
так... Это все...
   Умение Лиандрин не отличалось совершенством  -  Лиандрин  никогда  не
удавалось заставить  других  сделать  то,  чего  она  хочет,  -  хотя  и
пыталась; о, как она старалась добиться этого! Но  она  могла  заставить
захотеть верить ей, захотеть стать убежденными в ее правоте более  всего
прочего.
   - Повинуйся, дочь моя. Повинуйся и правдиво отвечай на мои вопросы, и
я обещаю: никто не заикнется ни о тебе, ни об Агельмаре  как  о  Друзьях
Темного. Вас не проволокут нагими по улицам, чтобы после кнутами выгнать
из города, если народ раньше не разорвет вас  на  части.  Я  не  позволю
этому случиться. Тебе понятно?
   - Да, Лиандрин Седай, да. Я сделаю как вы  скажете  и  честно  отвечу
вам.
   Лиандрин выпрямилась, глядя на шайнарку  сверху  вниз.  Леди  Амалиса
продолжала стоять на коленях, с лицом искренним  и  по-детски  открытым,
как у ребенка, ожидающего от более сильного и мудрого утешения и помощи.
Лиандрин видела во  всем  этом  некую  справедливость.  Она  никогда  не
понимала, почему Айз Седай достаточно  приветствовать  простым  поклоном
или реверансом, когда мужчины и женщины преклоняют колени перед королями
и королевами. Какая королева обладает силой вроде  моей?  Губы  Лиандрин
гневно искривились, и Амалиса вся затрепетала.
   - Успокойся, дочь моя. не тревожься. Я пришла не наказывать, а помочь
тебе. Будут наказаны лишь те, кто заслуживает того.  Правду,  одну  лишь
правду говори мне.
   - Лишь правду, Лиандрин Седай. Только правду,  клянусь  в  этом  моим
Родом и честью.
   - Морейн явилась в Фал Дара вместе с приспешниками Тьмы.
   Амалиса была чересчур испугана, чтобы выказать удивление.
   - О нет, Лиандрин Седай. Нет. Тот человек пришел позже, теперь  он  в
подземелье.
   - Позже, говоришь? Но ведь верно, что она часто разговаривает с  ним?
Она часто бывает с этим Другом Темного? Наедине?
   - И-иногда, Лиандрин Седай. Только иногда. Она хочет выяснить, почему
он пришел сюда. Морейн Седай... - Лиандрин резко подняла руку, и Амалиса
осеклась, проглотив слова, что собиралась произнести.
   - Морейн сопровождали трое молодых мужчин. Это я  знаю.  Где  они?  Я
была в их комнатах, и их не нашли.
   - Я... я не знаю, Лиандрин Седай.  С  виду  они  славные  ребята.  Не
думаете же вы, что они - Приспешники Тьмы?
   - Не Приспешники Тьмы, нет. Хуже. Куда опаснее Друзей  Темного,  дочь
моя. От них грозит опасность всему миру. Их нужно  отыскать.  Ты  отдашь
слугам распоряжение обшарить крепость, этим же пусть займутся твои  дамы
и ты сама.  Осмотреть  надо  все  закоулки  и  щелочки.  За  исполнением
проследишь сама. Сама! И никому и словом не обмолвишься, кроме тех, кого
назову я. Больше знать не должен никто. Никто. Этих молодых мужчин нужно
будет  тайно  вывезти  из  Фал  Дара  и  доставить  в   Тар   Валон.   В
совершеннейшей тайне.
   - Как прикажете, Лиандрин Седай. Но мне непонятна  такая  скрытность.
Здесь никто не станет чинить препятствия Айз Седай.
   - А о Черных Айя ты слышала?
   Глаза Амалисы распахнулись, сна отшатнулась от Лиандрин, подняв руки,
словно защищаясь от удара.
   - М-мерзкий слух, Лиандрин Седай!  М-мерзкий  и  гнусный.  Н-нет  Айз
Седай, которые с-служат Темному. Я этому не верю. Вы должны мне  верить!
Светом клянусь, я не верю этому! Своей честью и своим Родом клянусь...
   Лиандрин  невозмутимо  молчала,  наблюдая  за  тем,  как  в   тишине,
воцарившейся  вслед  за  последними  словами,  шайнарку   покидает   еще
остававшаяся сила духа. Было известно, что  Айз  Седай  очень  сердятся,
впадают в крайний гнев на тех, кто хотя бы упомянет о Черных Айя,  -  но
гораздо в меньшей степени, чем гневаются на тех, кто говорит, что  верит
в их неподтвержденное существование. После  такого  вопроса  Амалиса,  с
волей, уже смятой тем маленьким детским трюком, станет  глиной  в  руках
Лиандрин. Еще только один удар.
   - Черные Айя, дитя мое, существуют. Они есть, и в стенах Фал  Дара  -
тоже. - Амалиса стояла на коленях с  раскрытым  ртом.  Черные  Айя.  Айз
Седай, которые к тому же и Приспешники Тьмы. Услышать такое -  столь  же
ужасно, как и то, будто сам Темный появился  Б  крепости  Фал  Дара.  Но
теперь для Лиандрин идти на попятную было невозможно.  -  Любая  из  Айз
Седай, мимо которой ты пройдешь  по  коридору,  может  оказаться  Черной
сестрой. В этом я готова поклясться. Я не могу сказать тебе, кто из  них
в точности, но на мою защиту можешь рассчитывать. Если ты идешь в  Свете
и послушна мне.
   - Буду послушна, - хрипло прошептала  Амалиса.  -  Буду.  Пожалуйста.
Лиандрин Седай, пожалуйста, скажите, что вы защитите моего брата и  моих
придворных...
   - Кто заслуживает защиты, тот получит мое покровительство. Беспокойся
о себе, дочь моя. И думай лишь о том, что я приказала  тебе.  Только  об
этом. С этим связана судьба мира, дочь моя. Обо  всем  остальном  можешь
забыть.
   - Да, Лиандрин Седай. Да. Да!
   Лиандрин развернулась и пересекла  комнату,  оглянулась  она  лишь  у
двери. Амалиса по-прежнему стояла на  коленях,  по-прежнему  с  тревогой
глядя на Айз Седай.
   - Встаньте, миледи  Амалиса,  -  Лиандрин  постаралась,  чтобы  голос
звучал полюбезнее, с едва ощутимым намеком на издевку. Сестра, как же! И
дня  бы  в  послушницах  не  протянула.  А  ведь  она  обладает  властью
приказывать  другим.  -  Встаньте.  -  Амалиса  выпрямилась,   медленно,
скованно, рывками, словно провела несколько часов связанной по  рукам  и
ногам. Когда она наконец поднялась с  колен,  Лиандрин  произнесла  -  и
сталь вновь зазвучала в полную силу: - И если вы обманете ожидания мира,
если подведете меня, то позавидуете  тому  жалкому  Другу  Темного,  что
сидит в темнице.
   Глянув на лицо Амалисы, Лиандрин решила, что из-за недостатка  рвения
со стороны шайнарки неудача не грозит.
   Захлопнув за собой дверь, Лиандрин вдруг почувствовала, как  защипало
кожу. Затаив дыхание, она крутанулась на  каблуках,  вглядываясь  в  оба
конца тускло освещенного коридора. Пусто. За бойницами темнела  глубокая
ночь. В коридоре было пусто, однако  она  чувствовала  на  себе  взгляд.
Пустой коридор, тени дрожат между лампами на стенах, дразня и обманывая.
Лиандрин обеспокоенно передернула плечами, затем решительно зашагала  по
коридору. Воображение разыгралось. Больше ничего Уже поздняя ночь, и  до
рассвета предстоит многое сделать. Приказы были точны и недвусмысленны.

***

   В любой час дня и ночи подземелье тонуло во мраке, черном  и  вязком,
как смола, если только кто-нибудь не  приносил  лампу,  но  Падан  Фейн,
сидящий на краешке топчана, всматривался в темноту с улыбкой на лице. Он
слышал, как ворочаются и бормочут от привидевшихся во сне кошмаров  двое
других  узников.  Падан  Фейн  чего-то  ждал,  чего-то  такого,  что  он
дожидался уже долго. Слишком долго. Но теперь ожиданию конец.
   Дверь, ведущая в караулку, отворилась, пролив поток света, в  котором
неясно вырисовывалась возникшая в дверном проеме фигура.
   Фейн встал.
   - Ты! Не тебя я ожидал. - Он потянулся, с небрежностью, которой вовсе
не испытывал. Кровь быстрее побежала по жилам; Фейну показалось, что он,
если попытается, может одним прыжком перемахнуть через всю  крепость.  -
Сюрпризы для всех, да? Ну ладно. Дело за полночь,  а  я  хочу  иногда  и
поспать.
   Когда лампа оказалась в камере, Фейн поднял голову, ухмыляясь чему-то
незримому, но уже ощущаемому сквозь каменные своды подземелья.
   - Еще не кончилось, - прошептал он. - Битва никогда не кончится.

Глава 6
ТЕМНОЕ ПРОРОЧЕСТВО

   Под яростными ударами снаружи сотрясалась дверь дома;  тяжелый  засов
прыгал в скобах. За  окном  возле  двери  двигался  тяжеломордый  силуэт
троллока. Везде были окна, и еще больше смутных фигур за ними. Хотя и не
совсем смутных. Ранд вполне различал их.
   Окна, с отчаянием подумал юноша. Он попятился от двери, обеими руками
сжимая перед собой меч. Даже если выдержит дверь, они могут вломиться  в
окна. Почему они не пытаются влезть в окна?
   С оглушительным зловещим скрипом металла  одна  из  скоб  вылезла  из
косяка, оставшись болтаться на гвоздях, на палец выбитых из  дерева.  От
очередного удара вновь задрожал засов, и опять завизжали гвозди.
   - Мы должны остановить их! - выкрикнул Ранд. Вот только остановить мы
не сможем. Мы не можем их  остановить.  В  поисках  пути  к  бегству  он
огляделся вокруг, но дверь была всего одна. Комната оказалась  ловушкой.
Всего одна дверь, и так много окон. - Мы  должны  что-то  сделать.  Хоть
что-то!
   - Слишком поздно, - отозвался Мэт. - Разве непонятно?  -  Ухмылка  на
бескровном, бледном лице смотрелась жутко, а из  груди  торчала  рукоять
кинжала - рубин на рукояти сверкал,  словно  пылая  огнем.  В  самоцвете
жизни было больше, чем в лице Мэта. -  Для  нас  слишком  поздно  что-то
изменить.
   - Наконец-то я от них избавился, - сказал, смеясь, Перрин. Из  пустых
глазниц по лицу  будто  потоком  слез  струилась  кровь.  Он  протягивал
обагренные руки, стараясь  показать  Ранду  то,  что  держал  в  них.  -
Теперь-то я свободен. Кончено.
   - Это никогда не кончится, ал'Тор, - вскричал Падан  Фейн,  прыгая  и
кривляясь. - Битва никогда не кончится.
   Дверь взорвалась дождем щепок, и Ранд пригнулся, стараясь  увернуться
от летящих осколков дерева. Две облаченные в красное Айз  Седай  шагнули
через порог,  кланяясь  своему  входящему  господину.  Лицо  Ба'алзамона
скрывала маска цвета запекшейся крови,  но  Ранд  разглядел  в  прорезях
маски огненные глаза; он услышал гудящий пламенник рта Ба'алзамона.
   - Между нами еще не кончено, ал'Тор, - сказал Ба'алзамон, и он и Фейн
говорили как один: - Для тебя битва никогда не кончится.
   Сдавленно вздохнув, Ранд сел на полу, словно  когтями  продираясь  из
сна в явь. Голос Фейна еще звучал у него в  ушах,  так  четко  и  резко,
будто торговец стоял перед  ним.  Это  никогда  не  кончится.  Битва  не
кончится никогда.
   Ранд мутным взглядом посмотрел вокруг себя, чтобы убедиться,  что  он
по-прежнему  сидит  в  том  убежище,  где  его  спрятала  Эгвейн,  -  на
соломенном  тюфяке  в  углу  ее   комнаты.   Комнату   тускло   освещала
единственная  лампа,   и   Ранд   удивился,   увидев   Найнив,   которая
расположилась в кресле-качалке по другую сторону нерасстеленной кровати.
Найнив вязала. За окном царила ночь.
   Темноглазая и стройная, Найнив по-прежнему заплетала волосы в толстую
косу, переброшенную сейчас на плечо и доходящую почти до талии.  Она  не
забыла о родных краях.
   Лицо ее было спокойным, и ее, казалось,  не  занимало  ничего,  кроме
мягко  покачивающихся  вязальных  спиц.  Мерное  "клик-клик"  спиц  было
единственным звуком. Ковер скрадывал шорох кресла-качалки.
   В последнее время не одну ночь Ранд сожалел, что на холодном каменном
полу в его комнате нет ковра, но в Шайнаре в мужских апартаментах всегда
было голо и стыло. Здесь же на  стенах  висели  два  гобелена  с  видами
горных водопадов, а у бойниц - вышитые цветами занавеси.  На  столике  у
кровати в низкой круглой вазе плавали свежие, недавно  срезанные  цветы,
белые утренние звезды, и еще больше  цветов  склоняло  головки  в  белых
глазурованных бра на стенах. В углу стояло  высокое  зеркало,  еще  одно
висело над умывальником, отражая кувшин и тазик в голубую полоску. Ранда
заинтересовало, зачем это Эгвейн два зеркала; в его комнате не  было  ни
одного, и нельзя сказать, чтобы они были ему позарез нужны. Горела всего
одна лампа, но в комнате было еще  четыре  -  причем  она  размерами  не
уступала той, что отвели Ранду на троих с Мэтом и  Перрином.  Эгвейн  же
занимала ее одна.
   Не поднимая глаз, Найнив сказала:
   - Если спишь днем, то вряд ли хорошо будешь спать ночью.
   Ранд насупился, хотя она и не могла заметить его  недовольного  лица.
Найнив была старше юноши всего на  несколько  лет,  но  то,  что  она  -
Мудрая, добавляло ей лет пятьдесят к авторитету и куда  больше  веса  ее
словам.
   - Мне нужно было где-то спрятаться, и я очень устал, -  сказал  Ранд,
потом торопливо добавил: - Я сюда  не  просто  так  пришел.  На  женскую
половину меня пригласила Эгвейн.
   Найнив  опустила  вязание,  окинула  юношу  насмешливым  взглядом   и
улыбнулась. Она была красивой женщиной. Дома Ранд как-то не  замечал  ее
красоты - просто никто и не думал так о Мудрой.
   - Да поможет мне Свет, Ранд, ты с каждым днем  все  больше  и  больше
становишься шайнарцем. Ну как же, приглашен на женскую половину.
   Найнив фыркнула. - Того гляди, назавтра ты еще  начнешь  толковать  о
своей чести и просить, чтобы мир был благосклонен к твоему мечу. - Юноша
залился румянцем, надеясь, что в этом неверном освещении она не  заметит
его смущения. Она смотрела на меч, рукоять которого торчала из  длинного
свертка на полу рядом с  Рандом.  Он  знал,  что  Найнив  неодобрительно
относится к мечу, вообще к любому мечу, но на этот  раз  она  ничего  не
сказала. - Эгвейн объясняла мне, почему тебе где-то надо спрятаться.  Не
волнуйся. Мы спрячем тебя от Амерлин или от любой другой Айз Седан, если
тебе этого так хочется.
   Найнив встретилась с ним взглядом и  быстро  отвела  глаза,  но  Ранд
успел до того заметить ее смущение. Ее сомнение. Все верно, я ведь  могу
направлять Силу. Мужчина. владеющий Единой Силой! Тебе же  следовало  бы
помогать Айз Седай выследить меня и укротить.
   Хмурясь, Ранд одернул кожаную  короткую  куртку,  которую  ему  нашла
Эгвейн, и, повернувшись, прислонился спиной к стене.
   - Как только смогу, я спрячусь в телеге или как-нибудь  еще  выберусь
отсюда. Вам  не  придется  долго  укрывать  меня.  -  Найнив  ничего  не
ответила; она вновь принялась за вязание и сердито фыркнула, когда у нее
соскочила петля. - Где Эгвейн?
   Найнив уронила вязание на колени:
   - Не знаю, с чего это я мучаю себя этим  вечером.  Я  даже  почему-то
петли отследить не могу... Она пошла вниз проведать  Падана  Фейна.  Она
считает, что если он почаще будет  видеть  знакомые  лица,  то  это  ему
поможет.
   - Мое ему точно не поможет. Ей бы  подальше  от  него  держаться.  Он
опасен.
   - Она хочет помочь ему, - спокойно сказала Найнив. - Не забывай,  она
обучалась у меня, готовясь мне в помощницы, а быть Мудрой  -  не  значит
лишь предсказывать погоду. Целительство  тоже  часть  работы  Мудрой.  У
Эгвейн мечта - лечить людей, ей это нужно. А если Падан  Фейн  настолько
опасен, то Морейн что-нибудь да сказала бы.
   Ранд рассмеялся коротко, лающе:
   - Ты же у нее и не спрашивала. Эгвейн призналась в этом,  а  ты...  я
просто представить не могу, чтобы ты о чем-то спрашивала  разрешения.  -
Приподнятая  бровь  Найнив  смела  смешливость  с  лица  Ранда.  Правда,
извиняться он и не собирался. От дома  их  отделял  ох  какой  неблизкий
путь, и он не понимал, как Найнив ухитрится остаться Мудрой в  Эмондовом
Лугу, если сама собирается в Тар Валон. - Но ведь меня уже ищут,  верно?
Эгвейн не была уверена, что  станут  разыскивать,  но  Лан  сказал,  что
Амерлин здесь из-за меня, и я решил, что лучше положиться на его мнение,
а не на ее.
   С минуту Найнив не отвечала. Вместо ответа она принялась возиться  со
своими клубками. Наконец Найнив сказала:
   - Я не уверена. Одна из  служанок  заходила,  совсем  недавно.  Чтобы
приготовить постель на ночь, как  она  заявила.  Как  будто  Эгвейн  уже
собралась спать, когда вечером пир в честь Амерлин. Я отослала ее;  тебя
она не видела.
   - На мужской половине никто не разбирает вечером  постель.  -  Найнив
окинула его холодным взглядом, от  которого  год  назад  Ранд  начал  бы
заикаться. Он покачал головой. - Найнив, вряд ли бы они отправили искать
меня прислугу.
   - Когда немногим раньше я пошла в кладовую за  чашкой  молока,  то  в
коридорах было что-то многовато женщин. Те, которые приглашены  на  пир,
должны бы одеваться к празднику, а  другие  -  либо  помогать  им,  либо
готовиться прислуживать на нем, либо... - Найнив озабочено  нахмурилась.
- Раз здесь Амерлин, то у всех наверняка по горло работы. И  встречались
они не только на женской половине. Я видела, как  из  кладовой  рядом  с
молочной вышла сама Леди Амалиса, и лицо у нее было все в пыли.
   - Это нелепо! Зачем ей участвовать в поисках? Да и любой  из  женщин?
Они бы отправили солдат Лорда Агельмара и Стражей. И Айз  Седай.  Им  же
надо чем-то заниматься к  празднику.  Чтоб  я  сгорел,  если  знаю,  что
имеется в виду под шайнарским праздником.
   - Иногда кажется, Ранд, будто в голове у тебя одна  шерсть.  Мужчины,
которых я видела, не знали, чем  это  заняты  женщины.  Я  слышала,  как
некоторые сетовали,  что  им  приходится  всю  работу  делать  самим.  Я
понимаю, нет никакого смысла в том, что они ищут именно тебя.  Никто  из
Айз Седай, похоже, никакого интереса не проявляет. Но  вряд  ли  Амалиса
готовится к празднику, пачкая себе платье в кладовой. Они что-то искали,
что-то важное. Даже если она начала прихорашиваться к пиру  сразу  после
того, как я ее увидела, то у нее  едва  хватит  времени,  чтобы  принять
ванну и переодеться. Кстати об этом: если вскоре Эгвейн не вернется,  ей
придется выбирать - или переодеться, или опоздать.
   Только сейчас до Ранда дошло, что на Найнив не шерстяное двуреченское
платье, к которому он привык. Теперь ее  платье  было  из  бледно-синего
шелка, вышитое цветками подснежника по  горлу  и  внизу  по  рукавам.  В
центре каждого цветка сверкала маленькая жемчужина, а  пояс  был  тиснен
серебром, с серебряной же пряжкой, отделанной жемчужинами. Ранд  никогда
не видел Найнив в похожем наряде. Даже дома праздничная одежда не шла ни
в какое сравнение с таким платьем.
   - Ты собралась на пир?
   - Конечно. Даже если б Морейн не сказала, что я должна  идти,  я  все
равно не позволила бы ей думать, будто я... - На миг  глаза  ее  яростно
вспыхнули, и Ранд понял, что она имела в виду. Найнив никогда  и  никому
не позволит думать, что она боится, даже если это и в самом деле так.  И
уж конечно, не Морейн, и тем  более  не  Лану.  Ранд  надеялся,  она  не
подозревает, что ему известно о ее чувствах к Стражу.
   Через минуту взгляд Найнив, упав на рукав платья, смягчился.
   - Его мне подарила Леди Амалиса, - сказала она так тихо, что Ранд  уж
решил, что Найнив разговаривает сама с собой. Она  провела  пальцами  по
шелку, обводя вышитые цветы, улыбаясь, думая о чем-то своем.
   - Оно очень красиво на тебе смотрится,  Найнив.  Сегодня  вечером  ты
очень красивая.
   Ранд вздрогнул, едва произнеся эти  слова.  Любая  Мудрая  болезненно
относилась ко всему, что касалось ее авторитета, а Найнив была обидчивее
большинства из них. Дома Круг Женщин вечно стоял у нее над душой - из-за
того, что она была молода, и, может  быть,  из-за  того,  что  она  была
красива, - а ее стычки с мэром и Советом Деревни  были  стержнем  многих
историй.
   Найнив резко отдернула руку от вышивки и  впилась  в  Ранда  свирепым
взглядом из-под опущенных бровей. Ранд, не дав  ей  и  слова  вымолвить,
быстро заговорил сам:
   - Они же не могут вечно держать  ворота  на  запоре.  Как  только  их
откроют, я уйду, и Айз Седай меня никогда не найдут. Перрин  говорит,  в
Черных Холмах и в Каралейнской Степи есть места, где можно идти не  один
день и не встретить  ни  одной  живой  души.  Может...  может,  я  сумею
придумать, что сделать с... - Он неловко пожал плечами. Незачем говорить
это ей. - А если не сумею, то там никому не причиню зла.
   Найнив молчала с минуту, потом медленно произнесла:
   - Я в этом не так уверена. Ранд. Не скажу, что для  меня  ты  с  виду
чем-то отличаешься от какого-нибудь  деревенского  паренька,  но  Морейн
настаивает, что ты - та'верен, и я не  думаю,  что  она  считает,  будто
Колесо закончило с тобой. Темный, видимо...
   - Шайи'тан мертв, - хрипло сказал  Ранд,  и  комнату  внезапно  будто
качнуло. Волны головокружения окатили юношу, он схватился за голову.
   - Ты - дурак! Ты -  полнейший  дурак,  слепой,  наидурнейший  дурень!
Называешь Темного по имени, привлекая к себе его внимание! Тебе что, бед
мало?
   - Он мертв, - пробормотал Ранд, потирая висли. Потом сглотнул комок в
горле. Головокружение уже почти прошло. -  Хорошо,  хорошо,  Ба'алзамон,
если хочешь. Но он мертв; я видел, как он умер, видел, как он горел.
   - А я не видела, как на тебя, вот только что, пал взор Темного? И  не
смей говорить, что ты ничего не почувствовал, иначе я тебе уши надеру, -
я видела, какое у тебя было лицо.
   - Он мертв, - не сдавался Ранд. Невидимый наблюдатель всплыл и пропал
в его мыслях, вспомнился ветер на верхушке башни.  Ранд  содрогнулся.  -
Странные вещи случаются так близко от Запустения.
   - Ты и впрямь дурак, Ранд ал'Тор. - Найнив погрозила ему кулаком. - Я
бы надрала тебе уши, если бы этим могла вбить немного ума...
   Последние ее слова потонули в звоне колокола,  набатом  прогремевшего
по всей крепости.
   Ранд вскочил на ноги:
   - Тревога! Они ищут... - Назови Темного по имени, и зло его падет  на
тебя.
   Найнив встала, но куда медленнее, хотя и обеспокоенно качая головой:
   - Нет, вряд ли так. Если б искали тебя, то звон колоколов предупредил
бы тебя. Нет, если это тревога, то не из-за тебя.
   - Тогда что это? - Ранд  поспешил  к  ближайшей  бойнице  и  выглянул
наружу.
   По закутанной в плащ ночи крепости  светлячками  метались  огоньки  -
туда-сюда носились фонари и  факелы.  Некоторые  устремились  к  внешним
стенам, к башням, но большинство из тех, что  Ранд  видел,  беспорядочно
кружили по саду под окном и по одному внутреннему дворику, самый  уголок
которого чуть виднелся из окна. Что бы ни вызвало  тревогу,  причина  ее
находилась внутри крепости. Колокола  смолкли,  и  теперь  стали  слышны
крики людей, но что те кричали. Ранд не разобрал.
   Если это не из-за меня...
   - Эгвейн, - вдруг произнес Ранд. Если он по-прежнему жив,  если  есть
какое-то зло. то оно должно настигнуть меня.
   От другой бойницы к нему обернулась Найнив:
   - Что?
   -  Эгвейн.  -  Ранд  быстрыми,  широкими  шагами  пересек  комнату  и
высвободил из узла ножны с мечом. Свет, удар же должен прийтись по  мне,
а не по ней! - Она в подземелье, в темнице с Фейном.  А  что,  если  тот
как-то освободился?
   Найнив поймала его у двери, схватив за руку. Ростом она была Ранду по
плечо, но хватка у нее была железная.
   - Не глупи, Ранд ал'Тор, не выставляй себя полным идиотом с  овечьими
мозгами - каковым ты сейчас и выглядишь. Даже если эта тревога не  имеет
к тебе никакого отношения, то ведь женщины  же  чего-то  ищут!  О  Свет,
мужчина, это же женская половина! В коридорах почти наверняка будут  Айз
Седай. С Эгвейн все будет хорошо. Она собиралась взять с  собой  Мэта  и
Перрина. Даже если б  она  попала  в  неприятности,  они  сумеют  о  ней
позаботиться.
   - А если ей не удалось их найти, Найнив? Такой оборот никогда  бы  не
остановил Эгвейн. Она, как и ты, пошла бы одна,  и  тебе  это  известно.
Свет, я же говорил ей, что Фейн опасен! Испепели меня, я же говорил ей!
   Рывком освободившись, Ранд резко толкнул дверь и выскочил в  коридор.
Испепели меня Свет, это же должно было случиться со мной!
   Завидев Ранда - в грубой рубахе и куртке работника и с мечом в  руке,
пронзительно закричала какая-то женщина.  Даже  будучи  приглашенным  на
женскую половину, мужчина не смел к шагу ступить сюда  с  оружием,  если
только крепость не подверглась нападению. Коридор наполнился  женщинами:
прислугой в черно-золотом, дамами  из  крепости  в  шелках  и  кружевах,
женщинами в вышитых  шалях  с  длинной  бахромой,  все  громко  и  разом
говорили, все спрашивали друг у друга, что происходит. Повсюду  за  юбки
цеплялись плачущие и орущие дети. Ранд устремился сквозь толпу, лавируя,
где мог, бормоча на ходу извинения тем, кого отталкивал плечом, стараясь
на замечать обращенные на него испуганные и изумленные взгляды женщины.
   Одна из женщин с шалью на плечах повернулась, собираясь  вернуться  в
свою комнату, и Ранд  увидел  ее  со  спины  -  увидел  мерцающую  белую
слезинку в центре шали. Он вдруг узнал лица, которые  видел  во  внешнем
дворе крепости. Айз Седай - смотрящие теперь с тревогой на него.
   - Кто ты? Что тут делаешь?
   - На крепость напали? Отвечай же, мужчина!
   - Он не солдат. Кто ты? Что происходит?
   - Это молодой лорд-южанин!
   - Кто-нибудь, остановите его!
   Страх  растянул  ему  губы,  блеснули  в  оскале  зубы,  но  Ранд  не
остановился, а постарался двигаться быстрее.
   Потом в коридор шагнула женщина, оказавшись лицом к лицу с Рандом,  и
тот, сам того не желая, остановился. Он узнал это лицо, помня его  лучше
всех прочих, - юноше казалось, что  он  будет  помнить  его,  даже  если
станет жить вечно. Престол Амерлин.  Глаза  ее  расширились,  когда  она
увидела Ранда, и она шагнула назад. Вторая Айз Седай - высокая  женщина,
которую он видел с жезлом, - встала между ним и  Амерлин,  что-то  крича
ему, - он не расслышал слов  в  нарастающем  гуле  голосов.  Она  знает.
Помоги мне Свет, она знает! Морейн рассказала ей. Зарычав, Ранд  побежал
дальше. Свет, только дайте мне убедиться, что с Эгвейн  все  в  порядке,
прежде чем они... Он слышал позади себя крики,  но  не  прислушивался  к
ним.
   В самой крепости, за порогом женской половины, суматохи хватало и без
него. Мужчины с обнаженными мечами бегали по крепостным дворам, не глядя
на Ранда. Теперь в тревожном звоне набатных колоколов слышались и другие
звуки. Крики. Вопли.  Лязг  металла  о  металл.  У  Ранда  едва  хватило
времени, чтобы сообразить, что он слышит звуки боя - Битва? В самом  Фал
Дара? - когда из-за угла перед ним выскочили три троллока.
   Покрытые шерстью рыла уродливо выделялись на человеческих -  во  всем
прочем - лицах, у одного из троллоков были бараньи рога. Оскалив зубы  и
взметнув мечи-косы, они устремились к Ранду.
   Коридор, в котором  мгновением  раньше  было  полно  бегущих  солдат,
теперь оказался пуст. Лишь он сам и три троллока. Захваченный  врасплох,
Ранд неуклюже вытащил меч из ножен, попытался применить "Колибри  Целует
Медвяную Розу".  Потрясенный  тем,  что  обнаружил  троллоков  в  сердце
цитадели Фал Дара, он исполнил этот  прием  настолько  плохо,  что  Лан,
случись ему увидеть такое, воспринял  бы  это  как  личное  оскорбление,
развернулся бы и, ни слова не говоря, ушел бы прочь. Троллок с медвежьей
мордой легко уклонился от удара, на мгновение замедлив шаг двум другим.
   Вдруг мимо Ранда на троллоков ринулась дюжина шайнарцев -  наполовину
одетых в пышные праздничные наряды, но с  мечами  наголо.  Медвежьерылый
троллок издал предсмертное рычание, а его товарищи бежали,  преследуемые
криками солдат и взмахами стали.  Доносящиеся  отовсюду  крики  и  вопли
повисли в воздухе.
   Эгвейн!
   Ранд свернул в глубь цитадели и промчался по вымершим коридорам.  Там
и тут на полу лежали мертвые троллоки. Или мертвые люди.
   Потом Ранд выскочил на пересечение переходов - и слева  застал  конец
схватки. Там лежало неподвижно  шесть  окровавленных  солдат  с  чубами,
седьмой  -  умирал.  Мурддраал,  вытаскивая  свой   клинок   из   живота
противника, повернул его вдобавок в ране, и  солдат  вскрикнул,  выронил
меч и упал. Исчезающий двинулся с гадючьей грацией,  сходство  со  змеей
усиливалось от защищающего его грудь доспеха  из  черных,  перекрывающих
друг друга пластинок.  Он  повернулся,  и  его  бледное  безглазое  лицо
уставилось на Ранда.  Мурддраал  шагнул  к  юноше,  улыбаясь  бескровной
улыбкой,  нисколько  не  торопясь.  Из-за  одного  человека   торопиться
незачем.
   Ранд почувствовал,  что  ноги  приросли  к  полу  и  он  не  в  силах
сдвинуться с места; язык прилип к небу. Взгляд Безглазого -  страх.  Так
говаривают на Порубежье. Руки Ранда, когда он поднял меч, дрожали. Он  и
думать забыл о пустоте, о том, чтобы сосредоточиться на  ней.  Свет,  он
только что убил сразу семерых вооруженных солдат.  Сеет,  а  мне-то  что
делать? Свет!
   Внезапно Мурддраал остановился, улыбка пропала.
   - Этот - мой, Ранд. - Юноша вздрогнул,  когда  рядом  с  ним,  шагнув
сзади, встал Ингтар - смуглый и коренастый, в праздничной желтой куртке,
держа меч обеими руками. Темные глаза Ингтара неотрывно смотрели в  лицо
Исчезающему; если шайнарец и чувствовал страх от этого взгляда, то ничем
не выдавал его. - Попробуй свои силы на троллоке-другом, - тихо произнес
Ингтар, - прежде чем сразиться с одним из этих.
   - Я шел вниз, проверить, все ли в порядке с Эгвейн. Она собиралась  в
подземелье, навестить Фейна, и...
   - Тогда иди и проверь. Ранд сглотнул комок в горле:
   - Мы займемся им вместе, Ингтар.
   - Ты не готов для этого. Иди займись девушкой. Иди!  Или  ты  хочешь,
чтобы на нее, беззащитную, наткнулись троллоки?
   Мгновение Ранд еще стоял в нерешительности. Исчезающий поднял  меч  -
на Ингтара. Рот  Ингтара  скривился  в  бессловесном  рычании,  но  Ранд
понимал - это не страх. А Эгвейн, может, осталась в  темнице  наедине  с
Фейном, или еще с чем хуже. Но когда он бежал  к  ведущей  в  подземелье
лестнице,  ему  все  равно  было  стыдно.  Ранд  знал,  что  от  взгляда
Исчезающего страх проберет до печенок всякого, но  Ингтар  победил  свой
страх, преодолел его. А у Ранда до сих пор внутри цепко держался холодок
ужаса.
   Коридоры под крепостью были тихи и бледно освещены мигающим  пламенем
настенных ламп, далеко отстоящих одна от другой.  Оказавшись  неподалеку
от подземных темниц, Ранд сбавил шаг, стараясь красться как можно  тише,
на цыпочках. Поскрипывание подошв по голому камню било по ушам. Дверь  в
темницы предстала сломанной и приоткрытой на  ширину  ладони,  а  должна
была быть  закрытой  и  запертой  на  засов.  Уставясь  на  дверь,  Ранд
попытался сглотнуть комок в горле, но не смог. Он открыл было рот, чтобы
позвать девушку, но тут же прикусил язык. Если Эгвейн там, внутри,  и  в
беде, то, позвав ее, он лишь насторожит любого, кто бы  ни  угрожал  ей.
Или то, что ей угрожает. Сделав глубокий вдох, Ранд решился.
   Одним движением он широко распахнул дверь, толкнув  створку  ножнами,
зажатыми в левой руке, и бросился внутрь, перекатившись через  плечо  по
устланному соломой полу, и тут же вскочил на ноги,  быстро  крутанувшись
на  месте,  чтобы  окинуть  взором  помещение,  в  отчаянии  высматривая
возможного врага и ища взглядом Эгвейн. Никого.
   Взор Ранда упал на стол, и он замер  не  дыша,  и  даже  мысли  будто
оледенели. По обе стороны от  все  еще  горящей  лампы,  будто  какое-то
украшение, в лужах крови лежали головы стражников. Выпученные  от  ужаса
глаза уставились на Ранда, рты раскрыты в последнем, не слышном  никому,
вопле. Ранда  затошнило,  и  он  согнулся  вдвое;  желудок  выворачивало
наизнанку. Наконец юноша кое-как сумел выпрямиться, утирая рот  рукавом,
- в горле будто наждаком провели.
   Мало-помалу Ранд стал воспринимать в караульной и все  остальное,  до
того лишь замеченное мельком и не осознанное в те  мгновения,  когда  он
торопливо  выискивал  нападающего.  По  соломе  раскиданы   кровоточащие
обрубки плоти. Ничего нельзя было признать за  останки  человека,  кроме
этих двух голов. Кое-какие из кровавых ошметков выглядели так, словно их
жевали. Так вот что случилось с телами. Ранд подивился спокойствию своих
мыслей, почти такому же, будто он, не прилагая усилий,  достиг  ощущения
пустоты. Это от потрясения, отсутствующе отметил он про себя.
   Ни одну голову юноша не узнал;  после  того  как  он  здесь  побывал,
охранники сменились. Ранд этому даже обрадовался.
   Хуже  было  бы  узнать  их,  даже  Чангу.  Кровь   покрывала   стены,
разбрызгавшись во все стороны буквами-каракулями, отдельными  словами  и
целыми предложениями. Некоторые буквы были угловатыми  и  неровными,  на
языке, которого Ранд не знал, хотя  и  узнал  троллоков  почерк.  Другие
слова  он  сумел  прочитать,  о  чем  сразу   же   пожалел.   От   таких
непристойностей и ругательств побледнели бы самый распоследний конюх или
купеческий охранник.
   - Эгвейн. - Спокойствие исчезло. Засунув ножны за пояс. Ранд  схватил
со стола лампу, вряд ли заметив, как опрокинулись головы. - Эгвейн!  Где
ты?
   Он устремился к внутренней двери и,  едва  сделав  два  шага,  замер,
широко раскрыв глаза. На двери, темные и влажно поблескивающие  в  свете
лампы, были ясно видны МЫ ВСТРЕТИМСЯ ВНОВЬ НА МЫСЕ ТОМАН. ЭТО НИКОГДА НЕ
КОНЧИТСЯ, АЛ'ТОР.
   Меч выпал из разом похолодевшей руки. Не отрывая взора от двери. Ранд
нагнулся подобрать оружие.  Вместо  этого  он  схватил  пучок  соломы  и
принялся яростно стирать слова с двери. Тяжело дыша, он тер до тех  пор,
пока не размазал  надпись  в  одно  кровавое  пятно,  но  никак  не  мог
остановиться.
   - Что ты делаешь?
   От резкого голоса за спиной Ранд развернулся, пригибаясь и  хватая  с
пола свой меч.
   В дверях, ведущих во внешний  коридор,  стояла  женщина,  всем  видом
своим выражающая возмущение и негодование. Волосы, заплетенные в  дюжину
или  больше  косичек,  отливали  тусклым  золотом,   но   темные   глаза
пронзительно смотрели прямо Ранду в лицо. С виду она была не старше, чем
Ранд, и по-своему красива в своей  угрюмости,  но  такие  поджатые  губы
Ранду никогда не нравились. Потом он разглядел шаль, в  которую  женщина
плотно закуталась, - с длинной красной бахромой.
   Айз Седой. И да поможет мне Свет, она - из Красной. Лия.
   - Я... я только... Это - разные непристойности. Всякая мерзость.
   - Все должно быть оставлено в точности как есть, чтобы  мы  осмотрели
здесь все досконально. Ничего не трогай. - Глядя на Ранда,  она  сделала
шаг вперед, а он попятился. - Да. Так, как я и думала. Один из тех,  что
с Морейн. Какое ты имеешь  отношение  к  этому?  -  Она  широким  жестом
указала на головы на столе и кровавые каракули на стенах.
   С минуту он таращился на нее:
   - Я? Да никакого! Я спустился сюда, чтобы отыскать... Эгвейн!
   Ранд повернулся, намереваясь открыть внутреннюю дверь, но  Айз  Седай
крикнула:
   - Нет! Отвечай мне!
   Все, что он сумел сделать, это  -  встать  прямо,  продолжая  держать
лампу и меч. Ледяной  холод  сжал  его  со  всех  сторон.  Голова  будто
очутилась в морозных тисках; он едва мог дышать - что-то  словно  давило
на грудь.
   - Отвечай мне, мальчишка. Скажи мне свое имя. Невольно Ранд  хрюкнул,
пытаясь ответить и борясь  с  холодом,  который  вминал  лицо  в  череп,
стягивая грудь заиндевелыми железными обручами. Он сцепил зубы, стараясь
не произнести ни звука. Борясь  с  болью,  он  сдвинул  глаза,  устремив
сквозь пелену слез яростный взгляд на  женщину.  Сожги  тебя  Свет,  Айз
Седай! Я ни слова не скажу, побери тебя Тень!
   - Отвечай мне, мальчишка! Ну!
   Морозные иглы болезненно вонзились в  мозг  Ранда,  вгрызаясь  ему  в
кости. Пустота сформировалась  внутри  Ранда  -  еще  до  того,  как  он
сообразил, что подумал о ней, но и она не могла  сдержать  боль.  Смутно
где-то вдалеке он ощутил свет и  тепло.  От  мерцания  света  накатывала
дурнота, но свет значил тепло, а ему было холодно. Свет был далеко,  вне
поддающихся осознанию пределов, но  тем  не  менее  дотянуться  до  него
можно. О Свет, так холодно. Я должен дотянуться... до чего? Она  убивает
меня. Я должен дотянуться до  него,  иначе  она  убьет  меня.  Отчаянным
усилием он потянулся к свету.
   - Что здесь происходит?
   Вдруг  холод,  тяжесть,  тиски,  иглы   исчезли.   Колени   у   Ранда
подогнулись, но он усилием  воли  выпрямил  их.  Ему  нельзя  упасть  на
колени; он не доставит ей такого удовольствия. Пустота тоже исчезла  так
же внезапно, как и появились. Она и в  самом  деле  хотела  убить  меня.
Тяжело дыша, Ранд поднял голову. В дверях стояла Морейн.
   - Я спросила, что здесь происходит, Лиандрин, - сказала она.
   - Я нашла здесь этого мальчишку, - спокойным тоном  ответила  Красная
Айз Седай. - Стража - перебита, а он тут.  Один  из  твоих.  А  что  тут
делаешь ты, Морейн? Сражение идет наверху, а не здесь.
   - Я могла бы то же самое спросить у тебя, Лиандрин. - Морейн оглядела
помещение, лишь едва заметно поджав губы при виде  страшной  картины.  -
Почему же ты здесь?
   Ранд отвернулся от Айз Седай, неловкими движениями отодвинул засовы и
потянул дверь на себя.
   - Эгвейн спустилась сюда, - заявил он - кому это было интересно? -  и
шагнул через порог, высоко подняв  лампу.  Колени  у  него  дрожали;  он
вообще не был уверен в том, как ухитряется  держаться  на  ногах,  разве
только из-за того, что ему нужно отыскать Эгвейн. - Эгвейн!
   По правую руку раздались сдавленное горловое  бульканье  и  удары,  и
Ранд протянул лампу туда. Узник в  нарядной  куртке  повис  на  железной
решетке своей камеры, один конец его  пояса  стягивал  шею,  другой  был
захлестнут вокруг перекладин. Когда Ранд посмотрел на арестанта,  тот  в
последний раз взбрыкнул ногой,  шаркнул  по  полу,  разметав  солому,  и
затих; язык вывалился изо рта, глаза выкатились  из  орбит,  лицо  стало
почти черным. Колени едва не касались пола - если б он захотел,  то  мог
бы в любой момент встать на ноги.
   Содрогнувшись, Ранд всмотрелся в соседнюю камеру. Забившись  в  самый
дальний угол, съежившись, сидел  тот  здоровяк  с  выбитыми  костяшками,
обезумевшие глаза раскрыты дальше некуда. При  виде  Ранда  он  завопил,
извернулся и принялся неистово скрести по каменной стене.
   - Я  не  сделаю  вам  ничего  плохого!  -  воскликнул  Ранд.  Мужчина
продолжал вопить и царапать камень. Руки его были в  крови  и  оставляли
полосы на темных подозрительного вида пятнах. Это  была  уже  не  первая
попытка голыми руками зарыться в камень.
   Ранд отвернулся, радуясь, что в желудке у него уже пусто. Но  ни  для
одного из узников он не мог ничего сделать.
   - Эгвейн!
   Свет лампы наконец-то пробился к  концу  коридора.  Дверь  опустевшей
камеры Фейна была распахнута, но у порога снаружи виднелись две  фигуры,
при виде которых Ранд бросился вперед и упал на колени между ними.
   На  полу,  распростершись,  обмякнув,  лежали  Эгвейн  и   Мэт,   без
сознания... или  мертвые.  С  громадным  облегчением  Ранд  увидел,  как
дыхание вздымает  грудь  Мэта.  Эгвейн  тоже  дышала.  Ни  у  кого,  как
казалось, не было ни одной раны.
   - Эгвейн? Мэт? - отложив меч в сторону,  он  нежно  потряс  за  плечо
Эгвейн. - Эгвейн? - Девушка не открывала глаз. - Морейн! С Эгвейн что-то
случилось! И с Мэтом! - Дыхание  Мэта  было  затруднено,  на  смертельно
бледном  лице  -  ни  кровинки.  Ранд   едва   сдерживался,   чтобы   не
расплакаться. Это должно было случиться со мной. Я называл Темного. Я!
   - Не трогай их, пусть так лежат, - в голосе Морейн  не  слышалось  ни
волнения, ни даже удивления.
   Комнату вдруг затопило светом, это вошли две Айз Седай. У каждой  над
ладонью в воздухе плыл горящий холодным светом шар.
   Лиандрин прошла прямо вперед по центру широкого  коридора,  приподняв
свободной рукой свои юбки, чтобы они не волочились по соломе, но  Морейн
приостановилась, прежде чем последовать за ней,  и  посмотрела  на  двух
заключенных.
   - Для одного уже ничего не сделать, - сказала она, - а  другой  может
подождать.
   Лиандрин оказалась возле Ранда первой и склонилась было к Эгвейн,  но
Морейн, метнувшись к девушке, опередила ее и положила свободную руку  на
голову Эгвейн. Лиандрин с кислой миной выпрямилась.
   - Ей не очень сильно досталось, - спустя несколько мгновений сообщила
Морейн. - Ее ударили сюда. - Она обвела пальцем область сбоку на  голове
Эгвейн; Ранд не видел ничего  такого,  что  отличало  бы  это  место  от
другого - и там такие же волосы, и тут. - Это единственный ушиб, который
она получила. С ней все будет в порядке.
   Ранд переводил взгляд с одной Айз Седай на другую.
   - А что с Мэтом?
   Лиандрин дугой изогнула бровь и с  гримасой  на  лице  повернулась  к
Морейн.
   - Тише, - сказала Морейн. Пальцы ее по-прежнему оставались там, куда,
по ее словам, ударили Эгвейн. Айз Седай прикрыла  глаза.  Эгвейн  что-то
пробормотала и пошевелилась, потом затихла.
   - Она?..
   - Она спит, Ранд. С ней все будет хорошо, но ей нужно поспать.
   Морейн повернулась к Мэту, но лишь прикоснулась к нему на миг,  потом
отодвинулась.
   - Это куда серьезней, - тихо произнесла  она.  Пошарила  на  поясе  у
Мэта, расстегнув куртку, потом сердито хмыкнула. - Кинжал пропал.
   - Что за кинжал?  -  спросила  Лиандрин.  Вдруг  из  дальней  комнаты
донеслись голоса, восклицания, в которых звучали гнев и отвращение.
   - Сюда, - позвала Морейн. - Принесите двое носилок. Быстрее.
   Кто-то в той комнате громко распорядился о носилках.
   - Фейн исчез, - сказал Ранд.
   Обе Айз Седай посмотрели на него. На их  лицах  он  не  мог  прочесть
ровным счетом ничего, лишь глаза их блестели в холодном свете.
   - Это я вижу, - сказала Морейн бесцветным голосом.
   - Я говорил, чтобы она не ходила. Я говорил ей, что он опасен.
   - Когда я пришла, -  безучастным  голосом  сообщила  Лиандрин,  -  он
уничтожал надпись в караульной.
   Ранд поерзал, стоя на коленях. Теперь взгляды  Айз  Седай  показались
очень похожими. Взвешивающие его и  оценивающие,  холодные  и  внушающие
страх.
   - Это... это была мерзость, -  сказал  Ранд.  -  Всего  лишь  грязные
слова. - Они продолжали, не говоря ни слова, смотреть на него. -  Вы  же
не думаете, что я... Морейн, вы же не думаете, что я имею отношение к...
к тому, что там случилось?
   Свет, а если имею? Ведь я же назвал Темного. Она не ответила, и  Ранд
ощутил холодок, который не пропал, когда в темницы ворвались  солдаты  с
факелами и фонарями. Свои светящиеся шары Морейн и Лиандрин погасили,  а
фонари и факелы не давали столько же  света.  В  углах  камер  запрыгали
тени. К лежащим на полу фигурам  подбежали  люди  с  носилками.  Их  вел
Ингтар. Кисточка волос на его макушке дрожала от ярости, и, судя по  его
лицу, воин искал повода пустить в дело свой меч.
   - Та-ак, к тому же бежал Приспешник Темного, - прорычал он. - Ну  это
самое малое из того, что стряслось этой ночью.
   - Самое  малое  даже  здесь,  -  резко  сказала  Морейн.  Она  жестом
распорядилась уложить Мэта и Эгвейн на носилки. - Девушку отнесите в  ее
комнату. К ней нужно будет приставить сиделку на случай, если она  ночью
проснется. Она может быть напуганной, но более всего ей теперь необходим
сон. Мальчика... - Она прикоснулась к Мэту, когда  двое  мужчин  подняли
носилки с ним, и  поспешно  отдернула  руку.  -  Отнесите  его  в  покои
Престола Амерлин. Отыщите Амерлин  -  где  бы  она  ни  находилась  -  и
передайте ей, что он там. Скажите ей, что его имя - Мэтрим  Коутон.  Как
только смогу, я явлюсь к ней.
   - Амерлин! - воскликнула Лиандрин. - Ты хочешь, чтобы  Амерлин  стала
Целительницей для твоего... твоего любимца? Ты обезумела, Морейн.
   - Престол Амерлин, - спокойно сказала Морейн, - не разделяет ваших  -
Красных Айя - предубеждений. Она исцелит мужчину, не имея  в  намерениях
использовать его для какой-то особой цели. Идите вперед, -  сказала  она
солдатам с носилками.
   Лиандрин проводила взглядом уходящих - Морейн и тех, кто нес  Мэта  и
Эгвейн, потом пристально посмотрела на Ранда. Тот попытался игнорировать
ее. Он сосредоточился на том, чтобы вложить меч в ножны, на  том,  чтобы
тщательно счистить все соломинки, прилипшие к штанам и рубашке.  Правда,
когда юноша поднял голову, Лиандрин по-прежнему  изучала  его,  лицо  ее
было  холоднее  льда.  Ничего  не  сказав,  она   повернулась,   обратив
задумчивый  взор  на  остальных.  Один  из   солдат   придерживал   тело
повесившегося, пока второй распутывал пояс. Ингтар и другие  почтительно
ждали. Бросив последний взгляд на Ранда,  Лиандрин  ушла,  по-королевски
вздернув голову.
   -  Жестокая  женщина,  -  пробормотал  Ингтар,  затем,  кажется,  сам
удивился тому, что сказал. - Что здесь случилось, Ранд ал'Тор?
   Ранд покачал головой:
   - Не знаю, кроме, разве, того, что Фейн каким-то образом бежал. И при
этом пострадали Эгвейн и Мэт. Я видел караулку... - юноша  передернулся,
- но здесь... Что бы тут ни произошло, Ингтар,  это  настолько  испугало
того бедолагу, что он полез в петлю. По-моему, другой, увидев все, сошел
с ума.
   - Сегодня ночью мы все сойдем с ума.
   - Исчезающий... ты убил его?
   - Нет! - Ингтар со звоном вогнал меч в ножны; рукоять торчала под его
правым плечом. Он выглядел одновременно разъяренным  и  пристыженным.  -
Сейчас он уже вне крепости, вместе с теми, кого мы не сумели добить.
   - По крайней мере, Ингтар, ты  -  жив.  Этот  Исчезающий  убил  сразу
семерых!
   - Жив? Разве это так важно? - Вдруг лицо Ингтара стало не яростным, а
усталым и огорченным. - Он был в  наших  руках.  В  наших  руках!  И  мы
потеряли его, Ранд. Потеряли!
   Он говорил так, словно не мог поверить своим словам.
   - Что потеряли? - спросил Ранд.
   - Рог! Рог Валир. Он пропал, ларец и все остальное.
   - Но он же был в сокровищнице.
   - Сокровищница ограблена, - устало сказала Ингтар. - Не считая  Рога,
многого они не взяли. Только то, чем сумели набить карманы. Если  б  они
забрали все оставшееся и оставили его... Ронан мертв, и часовые, которых
он выставил на охрану сокровищницы, тоже. - Голос  Ингтара  стал  совсем
тихим. - Когда я был еще мальчишкой, Ронан с двадцатью  воинами  удержал
Башню Джехаан против тысячи троллоков. Но так  легко  он  не  дался.  На
кинжале старика была кровь. Мужчине о большем спрашивать незачем.  -  Он
помолчал. - Они вошли через Собачью Калитку и  через  нее  же  ушли.  Мы
прикончили с пятьдесят или больше, но  куда  больше  спаслось  от  наших
клинков. Троллоки! Никогда прежде троллок не ступал в цитадель. Никогда!
   - Как им удалось проникнуть через Собачью Калитку, Ингтар?  Там  один
может остановить сотню. А все ворота были  заперты  на  засовы.  -  Ранд
поежился, вспомнив, почему они были закрыты. -  Стража  не  впустила  бы
никого.
   - Им перерезали горло, - сказала Ингтар.  -  Оба  добрые  солдаты,  и
все-таки их зарезали как свиней. Все было сделано изнутри.  Кто-то  убил
стражников, потом открыл ворота. Кто-то, кому удалось подобраться к  ним
близко, не вызвав подозрений. Кто-то, кого они знали.
   Ранд оглянулся на пустую камеру Падана Фейна.
   - Но ведь это значит...
   - Да. В стенах Фал Дара есть Друзья  Темного.  Или  были.  Если  дело
таково, то мы вскоре узнаем. Сейчас Каджин проверяет, не пропал ли  кто.
Мир! Предательство в крепости Фал Дара! - Нахмурившись,  Ингтар  оглядел
подземелье, ждущих его приказа людей. У всех были мечи,  надетые  поверх
праздничных одежд, у некоторых были  шлемы.  -  Тут  нам  больше  нечего
делать. Выходите! Все! - Ранд присоединился к уходящим солдатам.  Ингтар
похлопал по куртке Ранда. - Что такое? Ты решил стать конюхом?
   - Долго рассказывать, - ответил Ранд. - Да и  не  место  тут.  Может,
как-нибудь в другой раз. - А может, и никогда - если мне повезет. Может,
сумею в этой суматохе улизнуть. Нет, я не могу. Не могу, пока не  узнаю,
что с Эгвейн все в порядке. И с Мэтом. Свет, что станется с ним  теперь,
когда кинжала нет? - Наверное, Лорд  Агельмар  на  всех  воротах  удвоил
стражу.
   - Утроил, - сказал Ингтар удовлетворенным тоном. - Никто  не  пройдет
через ворота, ни сюда, ни отсюда.  Как  только  Лорд  Агельмар  узнал  о
происходящем, он приказал  никого  не  выпускать  из  крепости  без  его
личного разрешения.
   Как только он узнал?..
   - Ингтар, а до того? А раньше приказа никого не пропускать не было?
   - Раньше? Что за приказ?  Ранд,  крепость  была  открыта,  пока  Лорд
Агельмар не услышал о происходящем. Кто-то сказал тебе неправду.
   Ранд медленно  покачал  головой.  Ни  Раган,  ни  Тима  не  стали  бы
выдумывать ничего подобного. И даже  если  приказ  исходил  от  Престола
Амерлин, Ингтар должен был знать о нем. Тогда  кто?  И  как?  Он  глянул
искоса на Ингтара, раздумывая, не лжет ли шайнарец. Ты и впрямь  сходишь
с ума, если подозреваешь Ингтара.
   Теперь они находились в караулке подземной тюрьмы. Отрезанные  головы
и изрубленные тела стражников убрали,  хотя  о  них  напоминали  красные
потеки на столе и влажные пятна на соломе. Тут были  две  Айз  Седай,  с
безмятежными лицами, в шалях  с  коричневой  бахромой;  женщины  изучали
намалеванные на стенах надписи, совершенно не заботясь  о  том,  что  их
юбки волочатся по соломе. На поясе у каждой был несессер с чернильницей,
и каждая  пером  делала  заметки  в  небольшой  книжечке.  Они  даже  не
оглянулись на мужчин, строем проходящих мимо.
   - Взгляни сюда, Верин, - сказала одна из  них,  указывая  на  участок
камня,  покрытый  строчками  троллоковых  письмен.  -  Выглядит   весьма
любопытно.
   Вторая поспешила к ней, юбкой пройдясь по красноватым пятнам.
   - Да, вижу. Рука много лучше прочих. Не троллок. Очень  интересно.  -
Она принялась писать в своей  книжке,  поглядывая  иногда  вверх,  чтобы
прочесть угловатые буквы на стене.
   Ранд заторопился наружу. Даже если б они не  были  Айз  Седай,  то  и
тогда ему совсем не хотелось бы оставаться в одной и той  же  комнате  с
кем-то, кто считает "интересным" читать троллоковы письмена,  выведенные
человеческой кровью.
   Впереди  шагали  Ингтар  и  его  солдаты,  намеренные   вернуться   к
исполнению своих обязанностей. Ранд бесцельно брел следом,  гадая,  куда
же ему теперь идти. Без помощи Эгвейн вернуться на женскую половину вряд
ли возможно. Свет, только бы с ней все было хорошо! Морейн  же  сказала,
что с ней все будет в порядке!
   Прежде чем Ранд дошел до первой лестницы, ведущей наверх, его отыскал
Лан.
   - Ты можешь вернуться в свою комнату,  пастух,  если  хочешь.  Морейн
распорядилась, чтобы твои вещи перенесли из комнаты Эгвейн в твою.
   - Как она узнала?..
   - Морейн знает великое множество всего обо всем, овечий пастух.  Тебе
бы следовало уже  это  понимать.  Лучше  бы  обращал  внимание  на  свое
поведение. Все женщины только и толкуют о том, как ты, размахивая мечом,
несся по коридорам. Приведя в замешательство своим взглядом  Амерлин,  -
так они говорят.
   - Свет! Мне жаль, что они сердятся, Лан, но меня пригласили  туда.  И
когда я услышал тревогу... чтоб я сгорел, Эгвейн же была внизу!
   Лан задумчиво подвигал губами; на  его  лице  больше  не  дрогнул  ни
единый мускул.
   - О, говоря точнее, они не сердятся. Хотя  большинство  считает,  что
тебе нужна строгая рука, чтобы немного тебя приструнить. Более  вероятно
- ты всех зачаровал  и  заинтриговал.  Даже  Леди  Амалиса  беспрестанно
задает о тебе вопросы. Кое-кто уже начинает верить  в  сказки  служанок.
Они думают, что ты, пастух, - переодетый принц.  Совсем  не  так  плохо.
Здесь, в Пограничных Землях, есть  старая  поговорка:  "Лучше  иметь  на
своей стороне одну женщину, чем десяток мужчин". Судя по тем разговорам,
что женщины ведут между собой, они решают, чья дочь настолько  энергична
и сильна, чтобы совладать с тобой. Если  не  будешь  смотреть  себе  под
ноги, пастух, то раньше, чем успеешь понять,  что  случилось,  окажешься
женатым и станешь членом шайнарского Рода. - Лан вдруг расхохотался; это
было столь же необычно, словно бы смеялась скала. - Беготня по коридорам
женской половины посреди ночи, в одежде работника,  размахивание  мечом.
Если  они  тебя  не  выпорют,  то,  по  крайней  мере,   годами   станут
рассказывать о  тебе.  Они  же  никогда  не  видывали  столь  необычного
представителя рода мужского, как ты. Какую жену они  тебе  ни  подберут,
она наверняка за десять лет  сделает  тебя  главой  твоего  собственного
Дома, причем обставив все так, что ты будешь полагать, будто это всецело
твоя заслуга. Очень плохо, что тебе нужно уходить.
   Ранд, разинув рот, глядел на Стража, но потом пробурчал:
   - Я пытался. Ворота охранялись, и никого не выпускали. Я пытался, еще
днем. Я даже Рыжего не мог вывести из конюшни.
   - Теперь все неважно. Морейн послала меня передать тебе кое-что. Если
хочешь, можешь уходить в любое время. Хоть сейчас. Морейн  сделала  так,
что приказание Агельмара тебя не касается.
   - Почему сейчас, а не раньше? Почему меня не отпускали раньше?  И  не
она ли тогда закрыла передо мной ворота? Ингтар сказал, что до  ночи  не
было никакого приказа о том, чтобы не выпускать людей из крепости. Он  о
таком приказе не знает.
   Ранду показалось, что по лицу Стража пробежала тень беспокойства,  но
Лан лишь сказал:
   - Когда кто-то дарит тебе лошадь, пастух, не стоит сетовать, что  она
не так резва, как тебе бы хотелось.
   - Что с Эгвейн? И с Мэтом? С ними и в самом деле  все  хорошо?  Я  не
уйду, пока не узнаю, что с ними все в порядке.
   - С девушкой все обойдется. Утром она проснется и, возможно, даже  не
вспомнит о происшедшем. После удара по голове такое бывает.
   - А Мэт?
   - Выбор - за тобой, овечий пастух. Можешь уйти  сейчас,  или  завтра,
или на следующей неделе. Решать - тебе.
   Лан  зашагал  прочь,  оставив  Ранда  стоять  в  коридоре  подземелья
крепости Фал Дара.

Глава 7
КРОВЬ ЗОВЕТ КРОВЬ

   Когда носилки с Мэтом вынесли  из  покоев  Престола  Амерлин,  Морейн
тщательно  завернула  ангриал  -   маленькую,   вырезанную   из   кости,
потемневшую от времени фигурку женщины в широких, складками, одеяниях  -
в шелковый  квадрат  и  уложила  в  свою  поясную  сумку.  И  при  самых
благоприятных  обстоятельствах,  даже  с  помощью  ангриала,  совместная
работа с другой Айз Седай - соединяя вместе  свои  дарования,  направляя
поток Единой Силы на одну задачу, - была утомительной, а  ночь  напролет
без  сна  никак  нельзя,  назвать  наилучшими  условиями.  А   то,   что
потребовалось сделать для юноши, отняло немало сил.
   Лиане проводила носильщиков резкими жестами и несколькими отрывистыми
словами. Двое мужчин продолжали вжимать головы  в  плечи,  взволнованные
тем, что вокруг так много сразу Айз Седай, а одна из них - сама Амерлин,
пусть даже эти Айз Седай и не используют  Единую  Силу.  Они  ожидали  в
коридоре, сидя на корточках у стены, пока работа не была закончена, и им
не терпелось побыстрее покинуть женскую половину. Мэт лежал с  закрытыми
глазами и бледным лицом, но грудь его поднималась  и  опадала  в  ровном
ритме глубокого сна.
   Как это скажется на всем? - размышляла Морейн. - Случившееся с ним не
связано логически с пропавшим Рогом, и тем не менее...
   Дверь за Лиане и носилками закрылась, и Амерлин прерывисто вздохнула:
   - Гнусное дело. Гнусное. -  Лицо  ее  оставалось  спокойным,  но  она
потерла руки, словно ей хотелось их вымыть.
   - Но довольно интересное, - заметила Верин. Она  была  четвертой  Айз
Седай, которую выбрала для этой задачи Амерлин. - Очень жаль, что у  нас
нет кинжала, тогда Исцеление  можно  было  бы  завершить.  Долго  он  не
проживет, и то лишь благодаря  сделанному  нами  этой  ночью.  В  лучшем
случае, вероятно, несколько месяцев. Три Айз Седай были  одни  в  покоях
Амерлин. Небо в бойницах окрасилось рассветным жемчугом.
   - Но теперь у него есть эти месяцы, - резко сказала Морейн. - И  если
удастся вернуть кинжал, то эту связь еще можно  разорвать.  -  Если  его
удастся вернуть. Да, именно так.
   -  Ее  можно  еще  разорвать,  -  согласилась  Верин  -  толстушка  с
квадратным  лицом.  Несмотря  на  дар  Айз  Седай,  дар  нестарения,  ее
каштановых  волос  уже  коснулась  седина.  Седина   была   единственным
указанием на возраст Верин, но для Айз Седай  это  значило,  что  она  в
самом деле очень стара. Тем не менее голос ее звучал твердо, и щеки были
гладкими.  -  Однако  он  был  связан  с  кинжалом  слишком  долго,  что
необходимо учитывать в  таком  вот  деле.  И  будет  связан  еще  долго,
независимо от того, найдется кинжал или нет.  Он  уже  может  измениться
так, что полностью исцелить будет невозможно, пусть даже  других  теперь
он не заразит. Столь незначительная вещица, этот  кинжал,  -  размышляла
вслух она, - но  любого,  кто  будет  нести  его  достаточный  срок,  он
подвергнет воздействию порчи. Тот, кто несет  кинжал,  в  свою  очередь,
станет заражать тех, кто рядом с ним, а  те  -  других,  и  ненависть  и
подозрительность, что уничтожили Шадар  Логот  и  обратили  в  нем  всех
мужчин и женщин против всех и каждого, вновь вырвутся в мир.  Интересно,
сколь многих он может  заразить,  скажем,  за  год?  Приблизительно  это
вполне можно высчитать.
   Морейн покосилась на Коричневую сестру. Еще одна угроза встала  перед
нами, а она  говорит  так,  будто  это  головоломка  в  книге,  О  Свет,
Коричневые и в самом деле НЕ понимают ничего о мире!
   - Тогда мы должны отыскать кинжал, сестра. Агельмар  посылает  воинов
на поиски тех, кто выкрал Рог и убил верных ему людей, его клятвенников.
На поиски тех же  самых,  кто  забрал  и  кинжал.  Если  найдется  одно,
найдется и другое.
   Верин кивнула, но в то же мгновение нахмурилась:
   - Но даже если он найдется, кто вернет его без  опасности  для  себя?
Любой прикоснувшийся к нему рискует заразиться, если кинжал останется  в
руках достаточно долго. Возможно, в ларце,  хорошенько  завернутым  и  с
мягкой  прокладкой,  но  он  все  равно  опасен  для  находящихся  рядом
продолжительное время. Не имея для изучения самого кинжала, мы не  можем
быть уверены в том, в какой степени от него требуется защищаться. Но ты,
Морейн, видела его, и более  того.  Ты  имела  с  кинжалом  дело,  сумев
добиться того, чтобы этот юноша  выжил,  имея  его  при  себе.  Оградила
других от заражения порчей. У тебя должно быть представление, и хорошее,
о том, насколько сильно воздействие кинжала.
   - Есть тот,  -  сказала  Морейн,  -  кто  может  вернуть  кинжал,  не
подвергаясь опасности пострадать  от  него.  Тот,  кого  мы  защитили  и
оберегли от этой порчи, насколько вообще возможно. Это Мэт Коутон.
   Амерлин кивнула:
   - Да, разумеется. Он может вернуть кинжал. Если проживет  так  долго.
Одному Свету ведомо, как далеко унесут кинжал, прежде чем люди Агельмара
найдут похитителей.
   Если найдут. И если мальчик умрет раньше... что ж,  если  кинжал  так
долго пробудет на воле, то с нас хватит и другой тревоги. -  Она  устало
потерла глаза. - Думаю, нам надо также найти этого Падана Фейна.  Почему
этот Приспешник Темного  настолько  важен  для  них,  что  они  рискнули
вызволить его? Для них куда проще было просто выкрасть Рог. Проникнуть в
такую крепость опаснее, чем попасть в зимнюю бурю в Море Штормов,  -  но
они пошли на такой риск, чтобы  освободить  этого  Друга  Темного.  Если
Таящиеся полагают, что он настолько важная фигура, - она сделала  паузу,
и Морейн поняла, что та задумалась о том, Мурддраал  ли  на  самом  деле
отдавал приказы, - тогда так же должны считать и мы.
   - Его нужно найти, - согласилась Морейн, надеясь, что ничем не выдала
себя, так настаивая на своем, - но скорей всего его найдут там  же,  где
будет и Рог. - Как скажешь, дочь моя. - Амерлин прикрыла зевок  ладонью.
- А теперь, Верин, если ты извинишь меня, то я лишь скажу несколько слов
Морейн и потом немного  вздремну.  Думаю,  Агельмар  станет  настаивать,
чтобы  вечером  сегодня  состоялся  пир,  раз  прошлый  вечер   оказался
испорчен. Твоя помощь, дочь  моя,  была  неоценима.  Пожалуйста,  помни:
никому не говори о том, как и от чего  пострадал  мальчик.  Среди  твоих
сестер найдутся такие, кто увидит в  нем  Тень,  а  не  то,  что  просто
случается с людьми.
   Не было нужды упоминать о Красных Айя. И, вероятно, подумала  Морейн,
остерегаться теперь следовало не одних только Красных.
   - Конечно же, мать, я ничего не скажу, -  Верин  поклонилась,  но  ни
шага не сделала к двери. - Думаю, мать, вы захотите взглянуть на это.  -
Она достала из-за  пояса  маленькую  записную  книжку,  переплетенную  в
мягкую коричневую кожу. - Вот что  было  написано  на  стенах  подземной
темницы. С переводом кое-где пришлось потрудиться. По большей части  все
как обычно - кощунство и бахвальство; троллокам, кажется, больше  ничего
не  ведомо,  -  но  была  одна  часть,  сделанная   рукой   поувереннее.
Образованный  Приспешник  Тьмы  или,  вероятно,  Мурддраал.  Она   может
оказаться всего-навсего издевкой, но имеет форму то  ли  стихов,  то  ли
песни и несет в себе отзвук пророчества. О пророчествах из  Тени,  мать,
нам известно мало.
   Амерлин помедлила немного, потом кивнула. Пророчества из Тени, темные
предсказания, как и пророчества от . Света, очень  часто,  к  несчастью,
исполнялись.
   - Прочти мне.
   Верин зашуршала страничками, затем, кашлянув, начала негромким ровным
голосом:

   Дочь Ночи, вновь она ступает по земле.
   Древняя война, но еще сражается она.
   Любовника новою ищет она, кто будет служить ей и умрет, но будет  все
равно служить. Кто встанет против нее? Сияющие Стены  падут  на  колени.
Кровь питает кровь. Кровь зовет кровь. Кровь  есть,  кровь  была,  кровь
пребудет всегда.

   Мужчина, что направляет Силу, стоит одинок.
   Друзей он своих отдает на заклание.
   Две дороги пред ним, одна к гибели вослед за смертью, одна - к  жизни
вечной. Какую он изберет? Какую он изберет? Чья рука защищает? Чья  рука
убивает? Кровь питает кровь. Кровь зовет кровь. Кровь есть, кровь  была,
кровь пребудет всегда.

   Люк пришел к Горам Рока.
   Изам ждал на перевалах.
   Охота теперь начата.
   Гончие Тени по следу бегут, бегут и убивают.
   Тот жил, а тот умер, но оба существуют.
   Настало Время Перемен.
   Кровь питает кровь.
   Кровь зовет кровь.
   Кровь есть, кровь была, кровь пребудет всегда.

   Наблюдающие ждут на Мысе Томан.
   Семя Молота сушит древнее дерево.
   Смерть посеет всходы, и лето  опалит,  до  того  как  явится  Великий
Повелитель.
   Смерть пожнет урожай, и не хватит тел, до  того  как  явится  Великий
Повелитель.
   Вновь  семена  породят  древнее  зло,  до  того  как  явится  Великий
Повелитель.
   Явится ныне Великий Повелитель.
   Явится ныне Великий Повелитель.
   Кровь питает кровь.
   Кровь зовет кровь.
   Кровь есть, кровь была, кровь пребудет всегда.
   Явится ныне Великий Повелитель.

   Верин  закончила,  и  повисло  долгое   молчание.   Наконец   Амерлин
промолвила:
   - Кто еще видел это, дочь моя? Кто знает об этом?
   - Только Серафелле, мать. Как только мы скопировали  эту  надпись,  я
распорядилась, чтобы мужчины очистили стены. Вопросов они  не  задавали;
им хотелось поскорее избавиться от этого.
   Амерлин кивнула:
   -  Хорошо.  Слишком  многие  в  Пограничных  Землях   разбираются   в
троллоковых письменах. Незачем давать лишний повод для тревог.  Забот  у
них и без того хватает.
   - Что ты поняла из  этого?  -  спросила  у  Верин  Морейн,  тщательно
подбирая слова. - Это - пророчество, как по-твоему?
   Верин задумчиво склонила голову набок, поглядывая в записи.
   - Возможно. По стилю надпись эта напоминает кое-какие  из  нескольких
известных нам темных пророчеств. Отдельные куски этого  вполне  понятны.
Хотя оно все равно может быть  всего-навсего  злобной  издевкой.  -  Она
уперла палец в одну строчку. - "Дочь Ночи, вновь она ступает по  земле".
Это может значить лишь то, что Ланфир вновь  на  свободе.  Или  то,  что
кто-то хочет, чтобы мы считали, будто так случилось.
   - Будь это правдой, - сказала Престол Амерлин, - об  этом  стоило  бы
тревожиться, дочь моя. Но Отрекшиеся по-прежнему скованы. - Она  глянула
на Морейн, казня себя за то, что позволила тревоге на миг отразиться  на
лице. - Даже если печати и в самом деле слабеют. Отрекшиеся  по-прежнему
скованы.
   Ланфир. На Древнем Языке - Дочь Ночи. Настоящее ее имя нигде не  было
записано, но именно это имя она избрала для. себя сама -  в  отличие  от
большей части Отрекшихся, которым давали имена  те,  кого  они  предали.
Поговаривали, что  после  Ишамаэля,  Предавшего  Надежду,  она  -  самая
могущественная из Отрекшихся, но умело скрывала свою силу. Слишком  мало
осталось от тех времен, чтобы любой книгочей мог бы заявить  об  этом  с
уверенностью.
   - Раз появляются в таком количестве  Лжедраконы,  неудивительно,  что
кто-то пытается приплести сюда и Ланфир. - Голос  Морейн  был  столь  же
невозмутим, как и лицо, но в душе у нее все так и  кипело.  Только  одно
было известно о Ланфир, не считая имени: до того как  она  переметнулась
на сторону Тени, еще до того, как Льюс Тэрин  Теламон  встретил  Илиену,
Ланфир была его возлюбленной. Осложнение, которого нам. совсем не надо.
   Амерлин нахмурилась, будто у нее  возникла  та  же  мысль,  но  Верин
кивнула, словно подтверждая сказанное:
   - Другие имена,  мать,  тоже  понятны.  Лорд  Люк,  разумеется,  брат
Тигрейн, некогда Дочери-Наследницы Андора, и  он  пропал  в  Запустении.
Однако кто такой Изам и как он связан с Люком, мне неизвестно.
   - В свое время мы выясним то, что нам нужно узнать, - мягко  заметила
Морейн. - Пока нет доказательств тому, что это - пророчество.
   Ей  было  знакомо  это  имя.  Изам  был  сыном  Брийан,  жены   Лайна
Мандрагорана, чья попытка захватить трон Малкир для своего мужа повлекла
сокрушительный набег троллоковых орд. Когда троллоки  наводнили  Малкир,
Брийан и ее сын-младенец, оба исчезли. И Изам  приходился  Лану  кровным
родственником. Или же ПРИХОДИТСЯ кровным родственником? Мне нужно скрыть
это от Лана, пока я не узнаю, как он отреагирует на такую новость.  Пока
мы не окажемся вдали от Запустения. Если он решит, что Изам жив...
   - "Наблюдающие ждут на Мысе Томан", - продолжала Верин.  -  Еще  есть
немногие, кто до сих пор цепляется за старое поверье, будто армии Артура
Ястребиное Крыло, посланные за Океан Арит, однажды вернутся, хотя прошло
уже столько времени...  -  Она  пренебрежительно  хмыкнула.  -  До  Миер
А'врон, Наблюдающие-за-Волнами,  по-прежнему  эта...  община,  по-моему,
лучшее слово... на Мысе Томан, в Фалме. А одно  из  старых  имен  Артура
Ястребиное Крыло - Молот Света.
   - Дочь моя, ты клонишь к тому, - сказала Престол Амерлин, - что армии
Артура Ястребиное Крыло, или, вернее, их потомки, могут и в  самом  деле
вернуться, через тысячу-то лет?
   - Ходят слухи о войне на Равнине Алмот и на Мысе  Томан,  -  медленно
произнесла Морейн. - А вместе с армиями  Ястребиное  Крыло  послал  двух
своих сыновей. Если они выжили в тех краях, какую бы землю ни открыли, у
Ястребиного Крыла могло оказаться много потомков. Или же ни одного.
   Амерлин кинула на Морейн предостерегающий взгляд, явно  желая,  чтобы
они с ней были в комнате одни - чтобы можно было спросить, что у  Морейн
на уме. Морейн успокаивающе махнула рукой,  на  что  ее  старая  подруга
ответила гримасой.
   Верин, уткнувшись носом в свои записи, ничего из этого не замечала.
   - Я не знаю, мать. Но сомневаюсь  в  такой  возможности.  Нам  совсем
ничего не  известно  о  тех  землях,  которые  наметил  завоевать  Артур
Ястребиное Крыло. Очень плохо, что Морской Народ отказывается пересекать
Аритский. Океан. Они утверждают, будто  на  той  стороне  лежат  Острова
Мертвых. Знать бы, что они под этим имеют  в  виду,  но  этот  проклятый
Морской Народ - сплошные молчальники... - Она вздохнула, по-прежнему  не
поднимая головы. - Все, что у нас есть, - единственный намек  на  "земли
под Тенью, за заходящим солнцем, за Океаном Арит,  где  властвуют  Армии
Ночи". Ничего, чтобы сказать нам, хватило ли посланных Ястребиным Крылом
войск, чтобы разбить эти "Армии Ночи", или  хотя  бы  то,  что  с  этими
войсками случилось после смерти Ястребиного Крыла. Едва  началась  Война
Ста Лет, всех занимало лишь одно: урвать для себя  побольше  от  империи
Ястребиного Крыла, куда там мыслям о его армиях за морем.  Мне  кажется,
мать, если их потомки еще живы и если они намерены были вернуться, то  с
какой стати им нужно было ждать так долго?
   - Значит, по-твоему, дочь моя, это - не пророчество?
   - Теперь "древнее дерево", - сказала Верин, погруженная в собственные
мысли. - Всегда были слухи - и не больше, - что, пока живет  государство
Алмот, у них есть веточка Авендесоры, возможно даже и  живой  росток.  И
знамя Алмот было - "голубизна для неба наверху, черное для земли внизу и
раскинувшееся Древо Жизни,  что  соединяет  их".  Разумеется,  тарабонцы
называют  себя  Древом  Человека  и  претендуют  на   происхождение   от
правителей и  знати  Эпохи  Легенд.  И  Домани  заявляют,  будто  они  -
наследники тех, кто в Эпоху Легенд создал Древо  Жизни.  Есть  и  другие
варианты, но следует отметить, мать, что по  крайней  мере  три  впрямую
указывают на Равнину Алмот и. Мыс Томан.
   Тон Амерлин стал вкрадчивым и обманчиво мягким.
   - Каково же твое решение, дочь моя? Если семя Артура Ястребиное Крыло
не возвращается, тогда это - не пророчество, и тогда болтовня о  древнем
дереве тухлой рыбьей головы не стоит.
   - Я лишь говорю вам, мать, что знаю, - сказала Верин, подняв глаза от
своих записей, - и предоставляю решение на ваше усмотрение. Мое  мнение:
последние заморские армии Артура Ястребиное Крыло давным-давно  сгинули,
но от того, что я так считаю, они таковыми  не  станут.  Время  Перемен,
конечно же, отсылка на конец Эпохи, а Великий Повелитель...
   Амерлин - словно удар грома - хлопнула ладонью по столу.
   - Я очень хорошо знаю, кто такой Великий Повелитель, дочь моя. Думаю,
сейчас тебе лучше уйти.
   Она сделала глубокий вдох и с видимым усилием взяла себя в руки.
   - Ступай, Верин. Я не хочу сердиться на тебя.  Я  не  хочу  забывать,
кто, когда я была послушницей,  уговаривал  поваров  оставлять  на  ночь
сладкие оладьи.
   - Мать, в этом нет ничего, - сказала  Морейн,  -  что  заставляло  бы
считать  его  пророчеством.  Любой,  обладающий   обрывками   знаний   и
проблесками ума,  способен  состряпать  такое,  а  никто  и  никогда  не
отказывал Мурддраалам в изворотливом уме.
   - И  конечно  же,  -  спокойно  сказала  Верин,  -  мужчина,  который
направляет  Силу,  должен  быть  одним  из  тех  трех  юношей,   которые
путешествуют с тобой, Морейн.
   Морейн, потрясенная, уставилась на Верин. Не  имеет  представления  о
мире вокруг? Я - круглая дура. Еще не  успев  понять,  что  делает,  она
потянулась к свечению, чье пульсирующее ожидание чувствовала всегда, - к
Истинному Источнику. По венам хлынула Единая Сила, заряжая ее  энергией,
приглушая блеск Силы вокруг Престола Амерлин, - которая  сделала  то  же
самое. Морейн раньше никогда и в голову не приходило  использовать  Силу
против другой Айз Седай. Мы живем в опасные  времена,  и  мир  висит  на
волоске, и то, что должно  быть  сделано,  нужно  сделать.  Нужно.  О-о,
Верин, зачем тебе понадобилось сунуть нос куда не следовало!
   Верин  захлопнула  книжку,  заткнула  ее  за  пояс,  затем  поглядела
поочередно на обеих женщин. Она  не  могла  не  заметить  ореола  вокруг
каждой из них - сияния, которое вспыхивает от прикосновения к  Истинному
Источнику. Только обученная направлять Силу могла сама видеть  свечение,
но для Айз Седай проглядеть такое в другой женщине - вещь невероятная.
   На лице Верин появился намек на удовлетворение, но по ней нельзя было
сказать, понимает ли она, что в нее вот-вот  устремятся  стрелы  молний.
Она  выглядела  так,  словно  только   что   нашла   недостающую   часть
головоломки.
   - Да, я считаю, что дело должно обстоять именно так. Морейн не  стала
бы поступать так в одиночку,  а  кто  лучше  поможет,  как  не  подружка
детства, та, которой не впервой прокрадываться с  ней  на  кухню,  чтобы
стянуть сладких оладий. - Она прищурилась. - Простите меня, мать. Мне не
следовало этого говорить.
   - Верин,  Верин...  -  озадаченно  покачала  головой  Амерлин.  -  Ты
обвиняешь свою сестру - и меня? - в... Я этого даже произносить не хочу.
И  ты  еще  беспокоишься,  что  чересчур  фамильярно  разговариваешь   с
Престолом Амерлин?1 Ты пробила дыру в лодке и волнуешься, что промокнешь
под дождем. Лучше поразмысли над тем, дочь моя, что ты допускаешь.
   Для этого уже слишком поздно, Суан, подумала Морейн. Если  бы  мы  не
ударились в панику и не потянулись к Источнику,  тогда,  возможно...  Но
теперь-то она уверена.
   - Почему ты говоришь нам об этом, Верин? - произнесла Морейн вслух. -
Если ты уверена в том, что  говоришь,  то  обязана  была  бы  рассказать
другим сестрам, и уж точно - Красным.
   Верин удивленно округлила глаза:
   - Да. Да, наверное, обязана. Об этом я не подумала. Но тогда, если  я
поступлю так, вас бы усмирили - тебя, Морейн, и вас, мать, а мужчину  бы
- укротили; Никто еще не записал, что  происходит  с  мужчиной,  который
владеет Силой. Когда приходит безумие, точный срок, и как оно овладевает
им? Как быстро оно усиливается? В силах ли  он  управлять  своим  телом,
когда оно заживо гниет? Как долго? Если он не  укрощен,  тогда  то,  что
случится с юношей, кем бы он ни был, все равно  случится,  все  равно  -
буду я рядом или нет, дам ли я ответы на эти вопросы или  нет.  Если  за
ним следить и им руководить, то мы смогли бы  вести  какие-то  записи  в
разумных и безопасных пределах, по крайней мере,  какое-то  время.  И  к
тому же есть Кариатонекий Цикл.  -  Она  спокойно  встретила  пораженные
взгляды собеседниц. - Мать, я верно  допускаю,  что  он  и  есть  Дракон
Возрожденный? Не могу поверить, чтобы вы совершили такое - отпустить  на
волю мужчину, который способен направлять Силу,  -  если  б  он  не  был
Драконом.
   Она думает исключительно о  приумножении  знаний,  изумилась  Морейн.
Кульминация этого ужасающего, худшего из всех известных миру  пророчеств
- возможный конец мира, а ее интересуют лишь знания.  Но  потому-то  она
все равно опасна.
   - Кому  еще  известно  об  этом?  -  голос  Амерлин  был  слабым,  но
по-прежнему резким. - Думаю, Серафелле. Кому еще, Верин?
   - Никому, мать. На самом деле Серафелле не интересуется ничем,  кроме
того, что кто-то некогда уже занес в книги, предпочтительнее  как  можно
более древние. Она считает, что есть много старых книг  и  манускриптов,
разрозненных фрагментов, потерянных или забытых, по крайней мере  раз  в
десять больше того, что собрано в Тар Валоне. Она убеждена,  что  в  них
предостаточно древних знаний, нужно лишь отыскать...
   - Довольно, сестра, - сказала Морейн. Она  ослабила  ток  энергии  из
Истинного Источника, спустя мгновение поняв,  что  так  же  поступила  и
Амерлин. Это  было  сродни  ощущению  потери  -  чувствовать,  как  Сила
вытекает из тебя, словно кровь и жизнь уходят из открытой раны. Какая-то
часть Морейн хотела удержать ее, но, в отличие от некоторых сестер,  она
вырабатывала свою внутреннюю дисциплину, стараясь подавить  в  себе  это
чувство, не дать ему завладеть собой. - Садись, Верин, и  расскажи  нам,
что тебе известно и как ты все выяснила. Постарайся не упустить ничего.
   Пока Верин усаживалась, -  взглядом  испросив  у  Амерлин  позволения
сидеть в ее присутствии, - Морейн с печалью смотрела на нее.
   -  Маловероятно,  -  начала  Верин,  -  чтобы  тот,  кто  не  изучает
досконально старые архивы, заметил бы что-нибудь - кроме того, что вы не
совсем обычно себя ведете. Извините  меня,  мать.  Это  случилось  почти
двадцать лет назад, когда Тар Валон был  осажден,  тогда  я  и  ухватила
первую ниточку, и она была единственной...
   Помоги мне Свет, Верин, как я любила тебя за сладкие оладьи и за  то,
что можно было поплакаться у тебя на груди.  Но  я  сделаю,  что  должна
сделать. Сделаю. Я должна.

***

   Выглянув за угол, Перрин  провожал  взглядом  спину  удаляющейся  Айз
Седай. От нее пахло лавандовым мылом, хотя большинство не учуяло бы этот
запах и с двух шагов. Как только она скрылась за углом, он заторопился к
двери лазарета. Один раз Перрин уже пытался повидаться с  Мэтом,  и  эта
Айз Седай, Лиане - он слышал, как кто-то ее окликнул по имени, - выгнала
его, не дав и слова вымолвить, не оглядываясь и не  разбираясь,  кто  он
такой. Возле Айз Седай Перрин чувствовал себя неуютно, особенно если  те
начинали заглядывать ему в глаза.
   Задержавшись у двери, чтобы прислушаться - ни с того,  ни  с  другого
конца коридора шагов не слышалось, как  ничего  не  доносилось  и  из-за
двери, - Перрин вошел и тихонько прикрыл за собой дверь.
   В лазарете - длинной комнате с белыми  стенами  -  было  очень  много
света; его пропускали пробитые в обоих концах комнаты выходы на  галереи
для лучников. На одной из многих выстроившихся  вдоль  стен  узких  коек
лежал Мэт. После минувшей ночи Перрин предполагал увидеть,  что  большая
часть коек будет занята, но в этот же  миг  сообразил,  что  в  крепости
полно Айз Седай. Единственно, от чего не могли вылечить  Исцелением  Айз
Седай, так это от смерти. Но все равно для  Перрина  эта  комната  пахла
болезнью.
   Подумав об этом,  Перрин  поморщился.  Мэт  лежал  неподвижно,  глаза
закрыты, руки поверх одеяла. Он выглядел изнуренным. Не больным, а  так,
будто работал в поле три дня кряду  и  только  сейчас  выкроил  часок  и
прилег отдохнуть. Хотя пах он... неправильно. Перрин  не  мог  подобрать
точного слова. Просто неправильно.
   Перрин с осторожностью сел на койку рядом с постелью Мэта. Он  всегда
старался все делать осторожно. Перрин был крупнее большинства  людей  и,
сколько себя помнил, был  больше  других  ребят.  Ему  приходилось  быть
осторожным, чтобы нечаянно кого-нибудь не ушибить или что-то не  разбить
или сломать. Теперь эта привычка стала его второй натурой. Еще он  любил
тщательно все обдумывать, а иногда и обсудить кое-что с кем-нибудь.  Раз
Ранду вздумалось возомнить себя лордом, с ним мне не поговорить, а Мэту,
нет сомнений, вряд ли есть много что рассказать.
   Прошлым вечером Перрин отправился в один из садов, чтобы подумать обо
всем. При воспоминании об  этом  ему  до  сих  пор  немного  становилось
стыдно. Если бы он не ушел, то оказался бы в своей комнате и  отправился
бы с Эгвейн и Мэтом и, глядишь, сумел бы уберечь их от случившегося.  Но
более вероятно, и Перрин это понимал, он мог бы лежать на одной из  этих
коек, как Мэт, или вообще мертвым, но от понимания этого легче  на  душе
не становилось. Так или иначе, он отправился в сад, и ничего нельзя было
с этим  поделать,  как  ни  мучили  теперь  Перрина  мысли  о  нападении
троллоков. Сидящим там во тьме его и нашли служанки и одна дама из свиты
Леди Амалисы, Леди Тимора. Едва приметив юношу, Тимора отослала одну  из
служанок, и Перрин расслышал, как  она  распорядилась:  "Найди  Лиандрин
Седай! Быстро!"
   Они стояли так невдалеке, наблюдая за ним,  словно  думали,  что  он,
будто менестрель, может  исчезнуть  в  клубах  дыма.  Тогда  к  раздался
впервые звон колокола, и вслед за  тревогой  все  в  крепости  пришло  в
движение, все забегали, засуетились.
   - Лиандрин, - тихо произнес сейчас Перрин. - Красная Айя. Чуть ли  не
единственное, что они делают, - вылавливают мужчин,  которые  направляют
Силу. Ты же не думаешь, будто она считает, что я - один из них?  -  Мэт,
разумеется не отвечал. Перрин уныло потер нос. - Теперь я  сам  с  собой
стал разговаривать. Вдобавок ко всему остальному еще и это  -  даром  не
надо.
   Веки Мэта дрогнули:
   - Кто?.. Перрин? Что случилось? - Глаза Мэта  чуть  приоткрылись,  не
полностью, а голос звучал так, словно Мэт разговаривал во сне.
   - А ты не помнишь, Мэт?
   - Помню? - Мэт, как во сне, поднес руку  к  лицу,  затем  со  вздохом
уронил ее. Глаза стали медленно закрываться. - Помню  Эгвейн.  Попросила
меня...  пойти  вниз...  повидать  Фейна.  -  Он  рассмеялся,   и   смех
превратился в зевок. - Она не просила. Сказала мне... Что потом было, не
знаю...
   Он причмокнул губами, и дыхание его стало глубоким,  ровным  дыханием
сна.
   Перрин, едва его слух уловил шорох приближающихся шагов,  вскочил  на
ноги, но прятаться было некуда. Когда открылась дверь и вошла Лиане,  он
так и стоял у постели Мэта. Она остановилась, уперла кулаки  в  бедра  и
внимательно осмотрела Перрина с головы до пят. Ростом она была почти что
с него.
   -  Вот  ты,  -  сказала  Лиане  негромко,  но  с  живостью,  -  такой
симпатичный мальчик, что мне почти, захотелось быть Зеленой.  Почти.  Но
если ты потревожил моего больного... что ж, мне приходилось иметь дело с
братьями, с тебя ростом, - еще до того, как я попала  в  Башню,  поэтому
нечего рассчитывать, что эти плечи тебе чем-то помогут.
   Перрин прочистил горло. В половине случаев он не  понимал  того,  что
хотят сказать женщины в разговоре с ним. Не то что  Ранд.  Он-то  всегда
знает, что сказать девушкам. Перрин понял, что грозно хмурится, и согнал
насупленное выражение с лица. О Ранде думать ему не хотелось, но и вовсе
не  хотелось  сердить  Айз  Седай,  особенно  ту,  которая   нетерпеливо
принялась постукивать ногой.
   - М-м, э-э... Я его не разбудил. Он спит. Видите?
   - Да, спит. Что для тебя хорошо. Итак, что ты тут делаешь?  Помнится,
я уже однажды выгоняла тебя отсюда; с чего ты  взял,  что  я  не  сделаю
этого снова?
   - Я просто хотел узнать, как он. Айз Седай помедлила с ответом:
   - Он спит, вот и все. Через несколько часов он  встанет,  и  ты  даже
подумаешь, что с ним ничего плохого не случалось.
   От этого промедления у Перрина  зашевелились  волосы  на  затылке.  В
чем-то она лжет. Айз Седай никогда не  лгут,  но  и  правду  говорят  не
всегда. Перрин не совсем понимал, что тут творится - Лиандрин ищет  его.
Лиане ему лжет, - но решил, что пора бы убраться подальше от Айз  Седай.
Все равно Мэту он ничем не мог помочь.
   - Спасибо,  -  сказал  Перрин.  -  Тогда,  пожалуй,  пусть  он  спит.
Извините.
   Он попытался быстро проскочить мимо Айз Седай к  двери,  но  ее  руки
вдруг взлетели к его лицу, сжали виски, пригнули голову, и Лиане впилась
взглядом в глаза  Перрину.  Что-то  будто  пронзило  его,  тепло  волной
прокатилось от макушки до  пят,  потом  -  обратно.  Перрин  рванулся  и
освободил голову из цепких пальцев Айз Седай.
   - Ты здоров, как молодой звереныш, - сказала она, морща  губы.  -  Но
если ты родился с этими глазами, тогда я - Белоплащник.
   - Других глаз у меня сроду не было, - огрызнулся  он,  чувствуя  себя
странно от замешательства, что в таком тоне разговаривает с  Айз  Седай,
но  удивился  не  меньше  Лиане,  когда,  мягко  взяв  сильными  руками,
приподнял ее и поставил в сторону, освободив себе дорогу к двери.  Когда
они уставились обалдело друг на друга, Перрину оставалось  лишь  гадать:
такие же большие у него глаза, какими они стали у Лиане?
   - Извините, - повторил он и чуть ли не бегом сорвался с места.
   Мои глаза! Мои проклятые Светом глаза! В луче утреннего солнца  глаза
Перрина сверкнули полированным золотом.

***

   Ранд ворочался на кровати, пытаясь  поудобнее  устроиться  на  тонком
матрасе. Солнечный свет врывался в  бойницы,  расчертив  голые  каменные
стены. Остаток ночи Ранд не спал и, как ни  устал,  был  уверен,  что  и
сейчас уснуть не сможет. Кожаная куртка валялась на полу между  кроватью
и стеной, но больше ничего он  не  снял,  даже  новые  сапоги.  Меч  был
прислонен к кровати, а на свернутых плащах в углу лежали лук и колчан.
   Ранд  никак  не  мог  отделаться   от   ощущения,   что   надо   было
воспользоваться шансом, который ему предоставила  Морейн,  и  не  мешкая
уходить. Эта мысль мучила его всю ночь.  Трижды  он  вставал,  собираясь
было уходить. Два раза он даже открывал дверь. В коридорах  было  пусто,
не считая нескольких припозднившихся с работой слуг; путь был  свободен.
Но ему нужно узнать...
   Вошел Перрин - зевающий, с опущенной головой, и Ранд сел на постели.
   - Как Эгвейн? И Мэт?
   - Она спит, так мне сказали. Я ее не видел - на женскую половину меня
не впустили. Мэт... - Вдруг Перрин уткнулся хмурым  взглядом  в  пол.  -
Если тебе это так интересно, чего же ты сам не сходил его проведать? Мне
казалось, что мы тебя больше не интересуем. Ты же так сказал.
   Он открыл дверцу платяного шкафа и принялся копаться  там  в  поисках
свежей рубашки.
   - Я ходил в лазарет, Перрин. Там была Айз Седай, та, высокая, которая
всегда рядом с Престолом Амерлин. Она сказала, что Мэт спит, а я мешаюсь
тут и могу прийти как-нибудь  в  другое  время.  Чем-то  она  напоминала
мастера Тайна, как он распоряжается всеми на  мельнице.  Ты  же  знаешь,
каков мастер Тэйн - всякие колкости,  "сделай  то",  "сделай  это",  "да
сделай хоть раз".
   Перрин не отвечал. Он только что  сбросил  куртку  и  стягивал  через
голову рубашку.
   Ранд порассматривал спину друга, затем раскатисто рассмеялся:
   - Хочешь, кое-что скажу? Знаешь, что  она  мне  сказала?  Ну  та  Айз
Седай, в лазарете. Ты же  видел,  какая  она  высокая.  Как  большинство
мужчин. Будь она на ладонь выше, и она смотрела бы мне  прямо  в  глаза.
Так вот, она смерила меня взглядом, затем пробормотала: "Высок, да?  Где
ж ты был, когда мне было шестнадцать? Или хотя  бы  тридцать?"  А  потом
рассмеялась, словно это была шутка. Ну что об этом скажешь?
   Перрин наконец-то натянул чистую рубашку и искоса  глянул  на  Ранда.
Дюжие плечи и густые курчавые волосы навели Ранда  на  мысль  о  раненом
медведе. Медведе, который никак не может понять, почему он ранен.
   - Перрин, я...
   - Если вам угодно шуточки шутить с Айз Седай, - оборвал Перрин, -  то
это ваше дело. Милорд. - Он принялся заправлять рубашку  в  штаны.  -  Я
как-то не проводил много времени, чтобы... острить -  то  слово,  да?  -
острить с Айз Седай. Тогда я, значит, всего лишь грубый кузнец, и я могу
кому-то мешать. Милорд.
   Подхватив с пола свою куртку, он двинулся к двери.
   - Чтоб мне сгореть, Перрин, прости. Мне было страшно, я думал, что  я
в беде - может, был, может, еще она меня не миновала, не знаю, - и я  не
хотел, чтобы ты и Мэт угодили в кипящий  котел  вместе  со  мной.  Свет,
прошлой ночью все женщины искали меня. Наверное,  это  часть  всех  бед,
которые на меня обрушились. Я так  думаю.  И  Лиандрин...  Она...  -  Он
вскинул руки. - Перрин, поверь мне, тебе ничего из этого совсем не надо.
   Перрин остановился, но стоял он лицом к двери, лишь немного  повернув
голову - Ранд видел золотистый глаз.
   - Искала тебя? Может, они искали всех нас.
   - Нет, они искали меня. Хотелось бы мне, чтоб было не так, но я  знаю
лучше. Перрин покачал головой:
   - Все разно, Лиандрин был нужен я. Сам это слышал. Ранд нахмурился:
   - Почему же ей?.. А-а, все равно это  ничего  не  меняет.  Слушай,  я
ляпнул, чего  вовсе  не  надо  было.  Я  не  хотел,  Перрин.  А  теперь,
пожалуйста, расскажи, что с Мэтом?
   - Он спит. Лиане - это та Айз Седай - сказала,  что  через  несколько
часов он встанет на ноги. - Перрин недовольно пожал плечами. - По-моему,
она врет. Я знаю, Айз Седай никогда не лгут - так, чтобы ты поймал их на
вранье, но она лгала или же что-то скрывала. - Он помедлил, искоса глядя
на Ранда. - Ты не хотел всего этого? Мы уйдем отсюда  вместе?  Ты,  я  и
Мэт?
   - Я не могу, Перрин. Не могу сказать, почему,  но  я  на  самом  деле
должен уйти в  оди...  Перрин,  постой!  Дверь  громко  захлопнулась  за
Перрином. Ранд рухнул на кровать.
   - Я не могу сказать тебе, - прошептал он, ударив кулаком по  кровати.
- Не могу.
   Но теперь можешь уходить, заметил  внутренний  голос.  С  Эгвейн  все
будет хорошо, и Мэт оправится через час-другой. Ты можешь  сейчас  идти.
Пока Морейн не передумала.
   Ранд уже сел, когда стук в дверь заставил его вскочить на ноги.  Если
бы вернулся Перрин, то он бы стучать не стал. Стук раздался опять.
   - Кто там?
   Вошел Лан, захлопнув  за  собой  дверь  пяткой.  Как  обычно,  поверх
простой куртки из зеленой ткани, почти невидимой в лесу, он  носил  меч.
Но на этот раз высоко на левой руке был повязан  широкий  золотой  шнур,
бахрома на его кончиках болталась почти у самого локтя. На банте сверкал
приколотый к нему золотой журавль в полете - эмблема Малкир.
   - Престол Амерлин желает видеть тебя, пастух. В таком виде тебе  идти
нельзя. Снимай эту рубашку и расчеши волосы.  Ты  выглядишь  будто  стог
сена.
   Лан рывком распахнул дверцы шкафа и стал перебирать  одежду,  которую
Ранд предполагал здесь оставить.
   Ранд как встал, так и стоял столбом;  у  него  было  такое  ощущение,
будто его молотом по голове ударили. В какой-то степени  такого  оборота
событий он ожидал, но был уверен, что успеет уйти раньше, чем  последует
подобное приглашение. Она знает! Свет, я уверен в этом.
   - Она желает меня видеть? Что ты хочешь сказать? Я же ухожу, Лан.  Ты
был прав. Вот сейчас я пойду в конюшню, заберу свою лошадь и уйду.
   - Ты должен был поступить  так  минувшей  ночью.  -  Страж  кинул  на
кровать шелковую белую рубашку. - Никто не отказывается от  аудиенции  у
Престола Амерлин, пастух. Даже сам Лорд Капитан-Командор  Белоплащников.
Пейдрон Найол всю дорогу бы планировал, как бы убить ее, если можно  это
провернуть и убраться живым, но он бы явился к  ней.  -  Он  повернулся,
приподняв одну из курток со стоячим воротом, которую держал в  руках.  -
Вот эта подойдет. - Широкой полосой золотого шитья взбирались по красным
рукавам и вились по обшлагам переплетенные побеги шиповника  с  длинными
колючками. На окаймленном  золотой  тесьмой  воротнике  стояли  в  углах
золотые цапли. - Цвет тоже подходящий. - Казалось,  он  чему-то  приятно
удивлен или чем-то, доволен. - Давай, пастух. Переодевайся. И поживей.
   С явной неохотой Ранд потянул через голову простую шерстяную рубаху.
   - Я буду чувствовать себя круглым дураком, - проворчал он. - Шелковая
рубашка! Я в жизни не носил шелковых рубашек. И я никогда не носил такую
нарядную куртку, даже по праздникам. - Свет,  если  меня  увидит  в  ней
Перрин... Чтоб мне сгореть, после того дурацкого разговора,  будто  я  -
лорд, если он увидит меня в  этом,  то  моих  объяснений  и  слушать  не
станет.
   - Пастух, ты не можешь предстать перед Престолом Амерлин одетый будто
какой-то конюх  только-только  из  конюшни.  Дай-ка  взглянуть  на  твои
сапоги. Ладно, сойдет. Ну, давай одевайся, одевайся.  Нельзя  заставлять
Амерлин ждать. Меч не забудь.
   - Меч! - Шелковая рубашка на голове заглушила вскрик-взвизг Ранда. Он
рывком натянул на себя рубашку. - На женскую половину? Лан, если я пойду
на аудиенцию к Престолу Амерлин - к Престолу Амерлин! - с мечом, она...
   - Ничего не поделаешь, - сухо оборвал  излияния  Ранда  Лан.  -  Если
Амерлин опасается тебя - а для тебя  будет  умнее  думать,  что  она  не
опасается, поскольку мне не известно ничего, что способно  испугать  эту
женщину, - то не из-за меча. Теперь  запоминай:  когда  окажешься  перед
нею, преклони колено. Только помни - встань  на  одно  колено,  -  резко
прибавил он. - Ты не какой-нибудь купчишка, пойманный на обвесе.  Может,
тебе лучше попрактиковаться?
   - Думаю, я знаю, как это делается. Я видел, как Гвардейцы вставали на
колено перед Королевой Моргейз. Призрак улыбки коснулся губ Стража:
   - Да, делай точно так же, как они. Это даст им пищу для  размышлений.
Ранд нахмурился:
   - Почему ты говоришь мне об этом, Лан? Ты ведь - Страж, а ведешь себя
так, словно ты на моей стороне.
   - Я - на твоей стороне, пастух.  Чуть-чуть.  Ровно  настолько,  чтобы
немного помочь. -  Лицо  Стража  оставалось  каменным,  и  сочувственные
слова, произнесенные этим суровым голосом,  звучали  странно.  -  С  той
подготовкой, что я тебе преподал, вряд ли я  увижу  тебя  хныкающим  или
пресмыкающимся. Колесо всех нас  вплетает  в  Узор  так,  как  оно  того
желает.  В  этом  отношении  у  тебя  свободы  гораздо  меньше,  чем   у
большинства прочих, но, с помощью Света, ты сумеешь  встретить  будущее,
стоя прямо. Помни, кто  такая  Престол  Амерлин,  пастух,  и  выкажи  ей
надлежащее почтение, но сделай то, что я тебе сказал, и ты без  стыда  и
страха посмотришь ей в глаза. Ладно, не стой разинув рот. Лучше  рубашку
заправь.
   Ранд захлопнул рот и заправил рубашку. Помнить, кто она такая? Чтоб я
сгорел, чего бы я ни отдал, лишь бы забыть, кто она такая!
   Пока Ранд влезал плечами в красную куртку и застегивал пояс с  мечом,
Лан продолжал без перерыва инструктировать его. Что сказать  и  кому,  и
чего не говорить. Что делать и чего не делать. Даже как двигаться.  Ранд
не был уверен, что сумеет все  запомнить  -  большая  часть  наставлений
звучала странно и их легко было забыть, - а юноша почему-то уверен  был:
что бы он ни забыл, именно из-за этого-то Айз Седай на него рассердятся.
Если они еще не рассердились. Если Морейн рассказала  Престолу  Амерлин,
то кому еще рассказала?
   - Лан, почему я не могу уйти прямо сейчас, как планировал?  Пока  она
узнает, что я не пришел, я уже галопом буду скакать в лиге от  городских
стен.
   - И не успеешь отъехать на две, как  за  тобой  вдогонку  она  вышлет
следопытов. Если Амерлин что-то хочет, пастух, то она это получает. - Он
поправил пояс на талии  у  Ранда,  чтобы  тяжелая  пряжка  оказалась  по
центру. - То, что я делаю, - это самое лучшее, что я  могу  сделать  для
тебя. Ты уж поверь.
   -  Но  зачем  все  это?  Что  это  все  означает?  Почему  я   должен
прикладывать руку к сердцу, когда встает Престол Амерлин?  Почему  нужно
отказываться от всего, кроме воды, - нельзя сказать, что я горю желанием
с ней пообедать, - а потом тонкой струйкой пролить  на  пол  и  сказать:
"Земля истомилась от жажды"? А если она спросит, сколько мне лет, почему
я должен говорить, что столько, сколько прошло с тех пор, как я  получил
меч? Из того, что ты мне говоришь, я и половины не понимаю.
   - Три капли, овечий пастух, не вздумай лить воду. Ты  капнешь  только
три капли. Позже ты поймешь, а сейчас -  просто  запоминай.  Отнесись  к
этому как к принятому обычаю. Амерлин поступит с тобой как должна.  Если
считаешь, что можешь обойтись  без  всего  этого,  тогда  ты,  наверное,
можешь, как Ленн, улететь на луну. Убежать тебе не удастся,  но,  может,
не потеряешь духа на время, а  то  и  сумеешь  сохранить  хотя  бы  свою
гордость. Испепели меня Свет, я, скорей всего, напрасно время теряю,  но
ничего лучшего мне не сделать. Стой спокойно.
   Из  кармана  Страж  достал  длинный  отрезок  широкого,  с  бахромой,
золотого шнура и обвязал его вокруг  левого  предплечья  Ранда,  скрепив
замысловатым узлом. На узел он приколол значок - красный эмалевый  орел,
расправивший крылья.
   - Я собирался его тебе подарить, а сейчас или потом - какая  разница.
Это заставит их задуматься.
   Теперь уже не оставалось никаких сомнений. Страж улыбался.
   Ранд с тревогой  опустил  взор  на  значок.  Калдазар.  Красный  Орел
Манетерен.
   - Заноза в ноге Темного, - прошептал он, - и куманика на руке его.  -
Ранд перевел  взгляд  на  Стража.  -  Лан,  Манетерен  давно  погибла  и
позабыта. Теперь это всего лишь название в книге. Есть просто  Двуречье.
Чем бы иным я ни был, я - пастух и фермер. Вот и все.
   - Что  ж,  пастух,  меч,  который  нельзя  сломать,  в  конце  концов
разлетелся вдребезги, но бился он с Тенью до последнего часа. Есть  один
закон, превыше прочих, - быть мужчиной. Что бы ни случилось, стой твердо
на ногах и встречай все смело. Ну, готов? Престол Амерлин ждет.
   Ощущая холодный комок под ложечкой, Ранд шагнул вслед  за  Стражем  в
коридор.

Глава 8
ДРАКОН ВОЗРОЖДЕННЫЙ

   Ранд шагал рядом со Стражем и чувствовал, что его ноги деревенеют. Он
был взволнован до крайности. Стой твердо на ногах и встречай все  смело.
Легко Лану говорить. Его-то не призвала к себе Престол Амерлин. Он-то не
гадает сейчас, не укротят ли его еще до исхода дня, а то и чего  похуже.
Ранд чувствовал  себя  так,  будто  что-то  застряло  в  горле  -  и  не
проглотить, как ни хотелось.
   В коридорах было полно народа, слуги торопились по  обычным  утренним
делам, у  воинов  поверх  повседневной  одежды  висели  мечи.  Рядом  со
взрослыми держались несколько мальчиков с  небольшими  учебными  мечами,
копируя походку и манеры старших. Никаких следов схваток не осталось, но
даже вокруг детей в воздухе чувствовались напряжение и  настороженность.
Взрослые мужчины выглядели будто коты, ожидающие стаю крыс.
   Ингтар окинул Ранда и Лана, проходивших мимо  него,  странным,  почти
встревоженным взглядом, открыл было рот, но  так  ничего  и  не  сказал.
Каджин, высокий, худой, с землистого цвета лицом,  потряс  кулаками  над
головой и воскликнул:  "Тай'шар  Малкир!  Тай'шар  Манетерен!"  Истинная
кровь Малкир. Истинная кровь Манетерен.
   Ранд вздрогнул. Свет, почему он так  сказал?  Не  будь  дураком.  Они
здесь все знают про Манетерен. Им известна каждая старая история, если в
ней упоминается сражение. Чтоб мне сгореть, нужно взять себя в руки!
   Лан поднял в ответ свои кулаки.
   - Тай'шар Шайнар!
   Если броситься бежать, сумеет  ли  он  затеряться  в  толпе  и  потом
добраться до лошади? Если она отправит за мной  следопытов...  С  каждым
шагом напряжение в душе Ранда становилось все сильнее.
   Когда  они  подходили  к  женской  половине,  Лан   вдруг   отрывисто
скомандовал:
   - "Кот Пересекает Двор Замка"!
   Вздрогнув, Ранд инстинктивно начал идти так,  как  его  учили:  спина
прямая, но каждый мускул расслаблен, словно бы тело свисает на  веревке,
закрепленной  на  макушке  головы.  Это  была  расслабляющая,  снимающая
напряжение, почти надменная походка. Расслабленная наружно; внутри  Ранд
ничего похожего,  конечно,  не  чувствовал.  Времени  удивляться  своему
поведению не оставалось. Они с Ланом свернули.  в  последний  коридор  и
зашагали нога в ногу.
   Когда Ранд и Лан подошли ближе, женщины у входа на  женскую  половину
спокойно подняли на них глаза. Некоторые  сидели  за  столами-пюпитрами,
проверяя гроссбухи и иногда внося записи. Другие вязали или  работали  с
иглой и пяльцами. За работой присматривали дамы в шелках, да и женщины в
ливреях. Арочные двери были открыты, их  никто  не  охранял,  не  считая
самих женщин. Большего и не требовалось.  Ни  один  шайнарец-мужчина  не
вошел  бы  сюда  без  приглашения,   но   любой   шайнарец-мужчина   при
необходимости грудью встал бы на защиту этой двери и был бы  до  глубины
души потрясен, возникни необходимость ее защищать.
   В животе у Ранда  что-то  сжалось,  перевернулось,  во  рту  появился
резкий кислый привкус. Они лишь разок взглянут на наши мечи и  дадут  от
ворот поворот. Ладно, этого-то ведь я и хочу? Если  они  нас  развернут,
может, я и сумею улизнуть. Если они не позовут стражу из-за нас.  Словно
утопающий за соломинку. Ранд держался за  стойку,  в  которой  шагал  по
приказу Лана; лишь она не давала ему тут  же  развернуться  и  броситься
наутек.
   Одна из дам Леди Амалисы, Нисура, круглолицая женщина, отложила  свою
вышивку и, когда Ранд с Ланом подошли ближе и остановились,  встала.  Ее
взгляд пробежался по их мечам, она поджала губы, но  не  обмолвилась  об
оружии ни словом. Все женщины оставили свои дела  и  стали  смотреть  за
происходящим молча и напряженно.
   - Почтение вам обоим, - произнесла Нисура,  слегка  наклонив  голову.
Она бросила взгляд на Ранда столь мимолетный, что он не был  в  точности
уверен, заметил он его или взгляд ему почудился;  этот  взгляд  напомнил
Ранду рассказ Перрина. - Престол Амерлин ждет вас.
   Она сделал знак рукой, и две другие дамы - не слуги, им оказали честь
- шагнули вперед в качестве эскорта.  Женщины  поклонились,  на  волосок
ниже, чем Нисура, и жестом пригласили мужчин  проходить  под  арку.  Обе
искоса глянули на Ранда и больше на него не смотрели.
   Искали ли они всех нас или только меня? Почему всех?
   Внутри они сразу привлекли взгляды, которые Ранд  и  ожидал,  -  двое
мужчин на женской половине, где мужчины редкие гости, - а  при  виде  их
мечей приподнялась не одна бровь, но никто из женщин ничего  не  сказал.
За спиной у себя  двое  мужчин  оставляли  шушукающиеся  группки,  тихие
разговоры были едва слышны Ранду, и ему ничего не  удавалось  разобрать.
Лан шагал так, словно ничего и не замечал. Ранд шел рядом, на шаг позади
эскорта, жалея, что не слышит ни слова.
   А вскоре они достигли покоев Престола Амерлин,  у  двери  в  коридоре
стояли три Айз Седай.  Высокая  Айз  Седай,  Лиане,  держала  увенчанный
золотым пламенем жезл. Двух других - судя по  бахроме,  одна  из  Белой,
вторая из Желтой Айя - Ранд  не  знал.  Правда,  лица  их  он  помнил  -
обращенные к нему, когда он бежал по этим самым коридорам. Гладкие  лица
Айз Седай со все понимающими глазами. Они разглядывали его, дугой выгнув
брови и поджав губы. Сопровождавшие  Лана  и  Ранда  женщины,  присев  в
реверансе, препоручили их вниманию Айз Седай.
   С легкой улыбкой Лиане оглядела  Ранда.  Несмотря  на  улыбку,  голос
прозвучал резко и энергично:
   - Что ты принес к Престолу Амерлин сегодня, Лан Гайдин?  Юного  льва?
Лучше не позволить никому из Зеленых увидеть его, а то не  успеет  он  и
глазом моргнуть, как одна из них свяжет его с собой узами. Зеленые любят
делать это, когда они молоды.
   - Ранд задумался, возможно ли, чтобы холодный пот прошиб человека под
кожей  -  именно  такое  у  него  сейчас  было  ощущение.  Ему  хотелось
посмотреть на Лана, но эту часть наставлений Стража он помнил.
   - Я - Ранд ал'Тор, сын Тэма ал'Тора,  из  Двуречья,  которое  некогда
было Манетерен. Меня призвала к себе Престол Амерлин, Лиане Седай, и вот
я пришел. Я готов. Ранд удивился, что голос  его  ни  разу  не  дрогнул.
Лиане моргнула, и ее улыбка сменилась задумчивым выражением:
   - Считалось, что он - пастух, Лан Гайдин? Этим утром он не был так  в
себе уверен.
   - Он - мужчина. Лиане Седай, - твердо заявил Лан, - не больше,  и  не
меньше. Мы те, кто мы есть. Айз Седай покачала головой:
   - С каждым днем мир становится все страннее.  Того  и  гляди,  кузнец
наденет корону и заговорит Высоким Слогом. Ждите здесь.
   Она  исчезла  за  дверями,  чтобы  известить   о   пришедших.   Лиане
отсутствовала всего пару минут, но Ранд чувствовал себя не очень  уютно,
ловя на себе взгляды оставшихся Айз Седай. Он старался смотреть в  ответ
спокойно и бесстрастно, как  говорил  ему  Лан,  и  те,  перешептываясь,
склонили друг к дружке головы. О чем они говорят? Что знают?  Свет,  они
что, собираются укротить меня? Про это  Лан  говорил:  встречать  смело,
твердо стоя на ногах, что бы ни случилось?
   Вернулась Лиане, жестом пригласив Ранда  войти.  Когда  Лан  двинулся
следом за ним, она преградила Стражу дорогу, наклонив свой жезл.
   - Не ты, Лан Гайдин. У Морейн  Седай  есть  для  тебя  задание.  Твой
львенок сам себя защитить сумеет.
   Дверь за Рандом захлопнулась, но до этого он еще услышал голос  Лана,
энергичный и громкий, но  тихий  -  только  для  него  одного:  "Тай'шар
Манетерен!"
   В комнате по левую руку сидела Морейн, по правую - одна из Коричневых
Айз Седай, которую Ранд видел в подземелье, но взгляд  его  приковала  к
себе женщина,  расположившаяся  в  высоком  кресле  за  широким  столом.
Занавеси над бойницами были наполовину опущены, но в эти  "окна"  позади
нее прорывалось недостаточно света, ее лицо стало трудноразличимо. Но он
все же узнал ее. Престол Амерлин.
   Ранд быстро пал на одно колено, левая рука - на  эфесе  меча,  правый
кулак уперт в узорный ковер, голова - склонена.
   - Вы призвали меня к себе, мать, и вот я пришел. Я готов.  Он  поднял
голову, успев заметить, как приподнялись ее брови.
   - Так уж и готов, юноша? - Ее,  казалось,  забавляло  происходящее  -
если судить по голосу. Но было в голосе еще что-то,  чего  он  не  сумел
определить. И забавляющейся она никак не выглядела. - Встань,  юноша,  и
позволь мне взглянуть на тебя.
   Ранд выпрямился и постарался, чтобы  лицо  оставалось  спокойным.  Не
сжать кулаки потребовало  усилий.  Три  Айз  Седай.  Сколько  нужно  для
укрощения мужчины? За Логайном они  послали  дюжину  или  больше.  Может
Морейн  сделать  такое  со  мной?  Он  встретился  с  Престолом  Амерлин
взглядами. Она смотрела на него не мигая.
   - Сядь, юноша, - наконец сказала она, указывая на стул со спинкой  из
перекладин, который был поставлен прямо перед столом. - Боюсь,  разговор
будет долгим.
   - Благодарю, мать. - Он наклонил голову, потом, как ему говорил  Лан,
взглянул на стул и коснулся меча.  -  С  вашего  позволения  я  останусь
стоять. Стража еще не завершена.
   Престол Амерлин раздраженно хмыкнула и повернулась к Морейн:
   - Ты оставила его на Лана, дочь моя? Будет и так трудно - и без того,
что он нахватался от Стража.
   - Лан обучал всех мальчиков, мать,  -  спокойно  отвечала  Морейн.  -
Немного больше времени он уделил ему потому, что у него был меч.
   Коричневая Айз Седай шевельнулась на стуле:
   - Гайдины горды и упрямы, мать,  но  полезны.  Я  не  смогла  бы  без
Томаса, и вы не хотели бы потерять Алрика. От нескольких Красных я  даже
слышала, как они говорили: мол, иногда им жаль, что у них нет Стража.  И
Зеленые, конечно же...
   Сейчас три Айз Седай совершенно не замечали Ранда.
   - Этот меч, - произнесла Амерлин.  -  Если  не  ошибаюсь,  клинок  со
знаком цапли. Как он попал к нему?
   - Там ал'Тор еще юношей оставил Двуречье. Он вступил в армию  Иллиана
и провоевал в Белоплащниковой Войне и в двух последних войнах  с  Тиром.
Со  временем  он  дорос  до  мастера  клинка  и  стал  Вторым  Капитаном
Соратников. После Айильской Войны Там  ал'Тор  вернулся  в  Двуречье,  с
женой из Кэймлина и с мальчиком-младенцем.  Эти  сведения  могли  многое
спасти, узнай я об этом раньше, но узнала я лишь сейчас.
   Ранд вытаращился на Морейн. Он знал, что Тэм  уходил  из  Двуречья  и
вернулся с женой-чужестранкой и с мечом, но остальное... Откуда она  все
это узнала? Не в Эмондовом Лугу. Если только  Найнив  не  рассказала  ей
больше того, что когда-то рассказывала  мне.  Мальчик-младенец.  Она  не
говорит - его сын. Но ведь так оно и есть.
   - Против Тира. - Престол Амерлин слегка нахмурилась. - Что ж,  в  тех
войнах хватало вины с обеих сторон. Глупцы-мужчины,  которые  предпочтут
драться, а  не  договариваться.  Можешь  сказать,  Верин,  подлинный  ли
клинок?
   - Есть способы проверить, мать.
   - Тогда возьми его и проверь, дочь моя. Три женщины даже не  смотрели
на Ранда. Он отступил на шаг, крепко сжимая рукоять.
   - Мне этот меч дал мой отец, - гневно сказал он. - Никто  не  отберет
его у меня.
   Только потом он сообразил, что Верин даже не  подумала.  двинуться  с
места.  Ранд  посмотрел  на  женщин  смущенно,   стараясь   восстановить
самообладание.
   - Итак, - заключила Престол Амерлин, - в тебе есть  кое-какой  огонь,
не считая того, что вложил Лан. Тебе он понадобится.
   - Я тот, кто я есть, мать, - сумел вымолвить он достаточно  спокойно.
- Я готов к тому, что грядет. Престол Амерлин поморщилась:
   - Лан крепко вбил это в тебя. Послушай меня, юноша.  Через  несколько
часов на розыски похищенного Рога отправится  Ингтар.  Твой  друг,  Мэт,
поедет с ним. Полагаю, твой другой Друг - Перрин, да? - тоже. Не  хочешь
составить им компанию?
   -  Мэт  и  Перрин  уезжают?  Почему?  -  Запоздало  он   вспомнил   о
почтительности и добавил; - Мать.
   - Тебе известно о кинжале, который нес с собой твой друг? - По изгибу
ее губ было ясно, что она думает о кинжале.  -  Он  тоже  похищен.  Пока
кинжал  не  найден,  связь  между  клинком  и  Мэтом   нельзя   оборвать
окончательно, и твой друг погибнет. Если хочешь,  можешь  отправиться  с
ним. Или  остаться  здесь.  Нет  никаких  сомнений,  что  Лорд  Агельмар
разрешит тебе  оставаться  гостем  сколько  пожелаешь.  Я  сегодня  тоже
уезжаю. Морейн Седай будет сопровождать меня, как и Эгвейн и Найнив, так
что ты, если останешься, останешься один. Выбор - за тобой.
   Ранд уставился на Амерлин. Она говорит, что я могу  идти  куда  хочу.
Ради этого она меня сюда вызвала? Мэт  умирает!  Он  глянул  на  Морейн,
невозмутимо сидящую со сложенными на  коленях  руками.  Вид  у  нее  был
такой, словно менее всего ее интересовало, куда он уйдет. На какой  путь
вы, Айз Седай, меня толкаете? Чтоб я сгорел, но я пойду другим.  Но  раз
Мэт умирает... Я не могу его бросить. Свет, но как  же  нам  найти  этот
кинжал?
   - Тебе необязательно  говорить  сейчас  о  своем  выборе,  -  сказала
Амерлин. Ее, казалось, это тоже не интересовало. - Но ты  должен  решить
до отъезда Ингтара.
   - Я поеду с Ингтаром, мать. Престол Амерлин рассеянно кивнула:
   - Теперь,  когда  мы  разобрались  с  этим,  можно  перейти  к  делам
поважнее. Мне известно, юноша, что ты способен направлять Силу.  Что  ты
скажешь?
   У Ранда отвалилась  челюсть.  Произнесенные  небрежным  тоном,  слова
Амерлин врезали по нему, охваченному тревогой за Мэта,  не  слабее,  чем
захлопывающаяся  амбарная  дверь.  Ответы  и   указания   Лана   волчком
закружились в голове. Ранд, облизывая губы, хлопал глазами и смотрел  на
Амерлин. Одно - предполагать, что она знает, и совершенно другое - вдруг
выяснить, что ей и в самом деле об этом известно. На лбу выступил пот.
   Ожидая ответа, Амерлин подалась вперед в своем кресле но у Ранда было
чувство, что ей хотелось отодвинуться подальше. Он  помнил,  что  сказал
Лан. Если она опасается тебя... Ему  захотелось  рассмеяться.  Если  она
опасалась его.
   - Нет, не могу. То есть... Нарочно  я  этого  не  делаю.  Это  просто
случается. Я не хочу на... направлять Силу. Больше я  не  стану  никогда
этого делать. Клянусь.
   - Не хочешь, - произнесла Престол Амерлин. - Что  ж,  очень  мудро  с
твоей стороны. И к тому же глупо. Кое-кого возможно обучить  направлять;
большинство - нельзя. Правда, от рождения  немногие  обладают  задатками
для этого. Рано или поздно,  они  обретают  способность  владеть  Единой
Силой - хотят они того или нет, это столь же несомненно, как то, что  из
икринок рождается рыба. Ты будешь продолжать направлять ее,  юноша.  Тут
ты бессилен, ничего не поделаешь. И лучше бы тебе научиться  направлять,
научиться контролировать ее, иначе тебе  не  прожить  достаточно  долго,
чтобы успеть сойти с ума. Единая Сила убивает тех, кто  не  в  состоянии
справиться с ее потоком.
   - А как же мне научиться? - спросил он. Морейн и Верин просто сидели,
невозмутимо наблюдая за ним. Будто паучихи. - Как? Морейн  говорит,  что
она ничему меня научить не может, а я сам понятия не имею, как или  чему
учиться. Да и не хочу я. Я хочу покончить с этим.  Как  вы  не  поймете?
Покончить!
   - Я сказала тебе правду. Ранд, - заметила Морейн. Она говорила  таким
тоном, будто они вели приятную беседу.  -  Те,  кто  мог  обучить  тебя,
мужчины Айз Седай, три тысячи лет мертвы. Ни одна из  живущих  ныне  Айз
Седай не может обучить тебя  прикосновению  к  саидин  -  не  в  большей
степени, чем ты сумеешь научить прикасаться к саидар. Птице  не  научить
рыбу летать, а рыба не научит птицу плавать.
   - Всегда считала эту поговорку неверной, - вдруг вмешалась  Верин.  -
Есть птицы, которые ныряют и  плавают.  И  в  Море  Штормов  есть  рыбы,
которые летают, - с длинными плавниками, которые раскидывают в  стороны,
будто  распростертые  руки,  и  с  клювами  будто  мечи,  которые  могут
вонзиться... - Она смешалась, слова словно застряли в горле,  смутилась.
На нее без всякого выражения на лицах взирали Морейн и Престол Амерлин.
   Возникшей паузой Ранд воспользовался для того, чтобы постараться хоть
как-то взять себя в руки. Как давным-давно учил его Тэм,  он  представил
себе в мыслях язык пламени и  скормил  ему  все  свои  страхи,  стремясь
добиться пустоты, ее неподвижности и спокойствия, уйти  в  ничто.  Пламя
все росло, пока не объяло все, пока не стало слишком большим -  его  уже
было ни сдержать, ни удержать  дольше  в  воображении.  После  чего  оно
исчезло, оставив после себя чувство покоя. На границах пустоты  все  еще
подрагивали, трепетали чувства  -  черные  кляксы  страха  и  гнева,  но
пустота держалась. Словно голыши по льду, скользнули по  ее  поверхности
мысли. Айз Седай оставили Ранда без внимания на  считанные  секунды,  но
когда  они  повернулись  к  нему  опять,  лицо   его   было   совершенно
бестрепетным.
   - Почему вы так разговариваете со мной, мать? - спросил Ранд. - Вы бы
должны укрощать меня.
   Престол Амерлин нахмурилась и повернулась к Морейн:
   - Этому его Лан научил?
   - Нет, мать. Это - от Тэма ал'Тора.
   - Почему? - повторил вопрос  Ранд.  Престол  Амерлин  посмотрела  ему
прямо в глаза и сказала:
   - Потому что ты - Дракон Возрожденный. Ничто подернулось  рябью.  Мир
зашатался. Все вокруг словно завертелось. Ранд сосредоточился на  ничто,
и пустота вернулась, мир выровнялся.
   - Нет, мать. Я могу направлять, да поможет мне Свет, но я - не Раолин
Проклятие Тьмы, не Гвайр Амаласан, не  Юриэн  Каменный  Лук.  Вы  можете
укротить меня, или убить, или  отпустить,  но  я  не  стану  прирученным
Лжедраконом на поводу у Тар Валона.
   Он услышал, как ахнула Верин,  увидел  расширенные  глаза  Амерлин  -
взгляд твердостью не уступал голубому камню. Этот  взгляд  нисколько  не
взволновал Ранда; он лишь скользнул по внутренней пустоте.
   - Где ты услышал эти имена? - требовательно спросила Амерлин.  -  Кто
сказал тебе, будто Тар Валон дергает за нити каждого Лжедракона?
   - Один друг, мать, -  ответил  Ранд.  -  Менестрель.  Его  звали  Том
Меррилин. Теперь он мертв. Морейн что-то произнесла, и  он  поглядел  на
нее. Она заявляла, что Том не погиб, но ничем  не  могла  доказать  свои
слова, а он не понимал, как человек  может  выйти  живым  из  рукопашной
схватки с Исчезающим. Мысль была  чуждой  и  ненужной,  и  она  исчезла.
Существовали теперь лишь ничто и единство.
   - Ты - не Лжедракон, - твердо  сказала  Амерлин.  -  Ты  -  настоящий
Возрожденный Дракон.
   - Я - пастух из Двуречья, мать.
   -  Дочь  моя,  расскажи  ему.  Подлинную   историю,   юноша.   Слушай
внимательно.
   Морейн начала рассказ. Ранд не отрывал взгляда от  лица  Амерлин,  но
слушал.
   - Почти  двадцать  лет  назад  Айил  перевалили  через  Хребет  Мира,
Драконову Стену, - так они сделали всего лишь однажды, и  именно  в  тот
раз. Они опустошили Кайриэн, разбили все  высланные  против  них  армии,
сожгли сам город Кайриэн и с боем прошли весь путь до Тар Валона. Стояла
зима, шел снег, но холод или жара мало значат для Айил. Решающая  битва,
последняя по счету, кипела подле Сияющих Стен, в тени  Драконовой  Горы.
Три дня и три ночи сражения, и Айил заставили  отступить.  Или,  вернее,
они отступили, так как свершили то, ради чего  пришли,  -  убили  короля
Ламана Кайриэнского за его прегрешение против Древа. Тогда-то и началась
моя история. И твоя.
   Они хлынули через Драконову Стену будто поток. До самых Сияющих Стен.
Ранд обождал, пока воспоминания затушевались, но он слышал  голос  Тэма,
Тэма, больного, в бреду, приподнимающего завесу тайны над своим прошлым.
Голос цепко держался по ту сторону ничто, настойчиво пробиваясь внутрь.
   - Тогда я была одной из Принятых, - продолжала Морейн, - как  и  мать
наша, Престол Амерлин. Вскоре нас должны были возвести в ранг сестер,  и
тем вечером  мы  состояли  при  тогдашней  Амерлин.  С  ней  была  и  ее
Хранительница Летописей,  Гайтара  Моросо.  Все  остальные  полноправные
сестры, даже Красные, были  заняты  Исцелением  -  так  много  оказалось
раненых. Наступил рассвет.
   Огонь в камине  не  мог  отогнать  холод.  Снегопад  в  конце  концов
прекратился, но в покоях Амерлин, в Белой Башне, мы чувствовали  дым  от
пепелищ деревень, сгоревших во время сражения.
   В битве всегда жарко, даже в снегу.  Нужно  уйти  от  запаха  смерти.
Голос бредящего Тэма  царапался  в  лишенную  содержания  тишину  внутри
Ранда.  Пустота  затрепетала,  сжалась,  сделалась   устойчивей,   вновь
заволновалась, Взгляд Амерлин буравил Ранда. Он  опять  ощутил  на  лице
пот.
   - Это все было горячечным бредом, - сказал он. - Он был болен.  -  Он
повысил голос. - Меня зовут Ранд ал'Тор. Я -  пастух.  Мой  отец  -  Там
ал'Тор, а моей матерью была...
   Морейн остановилась, дав юноше сказать, но теперь ее тот же, ни в чем
не изменившийся голос, тихий и неумолимый, оборвал его слова:
   - Кариатонский Цикл, Пророчества о Драконе,  утверждает,  что  Дракон
возродится на склонах Драконовой Горы, там, где погиб во  время  Разлома
Мира. У Гайтары Седай иногда бывали  Предсказания.  Она  была  стара,  с
волосами белыми, как снег за окном, но Предсказания ее были  твердыми  и
имеющими силу. Я подавала ей чашку с чаем, утренний  свет  пробивался  в
окна все сильнее. Престол Амерлин спросила меня о вестях с поля битвы. А
Гайтара Седай встала со стула, негнущиеся руки и ноги  дрожали,  а  лицо
такое, будто она заглянула в Бездну Рока у Шайол Гула, и она выкрикнула:
"Он вновь рожден! Я чувствую его! Дракон  сделал  свой  первый  вдох  на
склоне Драконовой Горы! Он идет!  Он  идет!  Да  поможет  нам  Свет!  Да
поможет Свет миру! Он лежит на снегу и орет будто гром! Он пылает  будто
солнце!" И мертвая рухнула мне на руки.
   Склон горы. Слышу плач ребенка. Родила  здесь  одна,  перед  смертью.
Ребенок весь посинел от холода.  Ранд  попытался  отогнать  прочь  голос
Тэма. Пустота сжалась.
   - Горячечный бред, - выдохнул он. Я  не  мог  бросить  ребенка.  -  Я
родился в Двуречье. - Всегда знал, что ты хочешь детей. Кари. Ранд отвел
глаза от Амерлин, испытующе глядевшей на него. Попытался  изо  всех  сил
удержать пустоту. Он  понимал,  что  это  не  тот  способ,  но  она  все
сжималась и сжималась. Да, любимая. Ранд - хорошее имя. -  Я...  Ранд...
ал'Тор! - Ноги у него дрожали.
   - И так мы узнали, что Дракон  возродился,  -  продолжала  Морейн.  -
Амерлин взяла с нас обеих слово сохранить все в тайне, так как  знала  -
не все сестры поняли бы Возрождение так, как его должно было понять. Она
отправила нас на поиски. После  этой  битвы  много  детей  осталось  без
отцов. Слишком много. Но нам рассказали, как один мужчина нашел на  горе
младенца. И все. Мужчина и младенец-мальчик.  Поэтому  мы  стали  искать
дальше. Годы прошли в поисках, мы находили другие нити,  размышляли  над
Пророчествами. "Он будет древней крови - и восстанет старой кровью". Это
был один ключ к разгадке; были и другие.  Но  во  многих  местах  старая
кровь,  происходящая  из  Эпохи  Легенд,  оставалась  сильна.  Потом   в
Двуречье, где старая кровь Манетерен бурлит по-прежнему, словно  река  в
половодье в Эмондовом Лугу, я нашла трех  мальчиков,  чьи  дни  рождения
приходятся на те недели, когда была битва у Драконовой Горы. И  один  из
них способен направлять. По-твоему, троллоки  явились  за  тобой  просто
потому, что ты - та'верен? Ты - Возрожденный Дракон.
   Колени у Ранда подогнулись; он упал, ладони шлепнули по  ковру  -  он
едва не ударился лицом об пол. Пустота  пропала,  спокойствие  разбилось
вдребезги. Ранд поднял голову - они смотрели на  него,  три  Айз  Седай.
Лица их были безмятежными, спокойными, словно гладь пруда в безветренный
день, но глаза смотрели не мигая.
   - Мой отец - Тэм ал'Тор, и  я  родился...  -  Они,  не  шелохнувшись,
смотрели на него. Они лгут. Я не... не то, что они сказали!  Как-то,  не
знаю как. но  они  лгут,  пытаются  использовать  меня.  -  Вы  меня  не
используете.
   - Якорь, когда его используют, чтобы удержать лодку, никак не унижен,
- сказала Амерлин. - У тебя есть  предназначение,  Ранд  ал'Тор.  "Когда
ветра Тармон Гай'дона станут рыскать по земле, он встанет пред  Тенью  и
вновь родит Свет в мир"; Пророчества должны быть исполнены, иначе Темный
вырвется на свободу и переделает мир по своему образу и подобию.  Грядет
Последняя Битва, и ты был рожден, дабы  объединить  род  человеческий  и
повести его против Темного.
   -  Ба'алзамон  мертв,  -  хрипло  произнес  Ранд,  а  Амерлин  громко
фыркнула, будто какой-то конюх.
   - Если ты веришь этому, то ты такой же дурак, как Домани. Многие  там
верят, что он мертв, или заявляют, что верят в это, но я  замечала,  что
они все равно не отваживаются называть его по  имени.  Темный  жив  -  и
рвется на волю. Ты встанешь лицом к лицу с Темным. Это - твоя судьба.
   Это - твоя судьба. Он уже слышал эти слова прежде, во  сне,  который,
может, был и не совсем сном. Он гадал, что бы  сказала  Амерлин,  узнав,
что во снах с ним разговаривал Ба'алзамон. С этим покончено.  Ба'алзамон
мертв. Я видел, как он умер.
   Вдруг до Ранда дошло, что он, будто жаба, припал к земле,  съежившись
под взглядами Айз Седай. Он попытался опять создать  пустоту,  но  вихрь
голосов кружился в голове, сметая слабые барьеры, сводя на нет  все  его
усилия. Это  -  твоя  судьба.  Ребенок,  лежащий  в  снегу.  Ты  -Дракон
Возрожденный. Ба'алзамон мертв.  Ранд  -  хорошее  имя,  Кари.  Вы  меня
используете. Ухватившись за свое исконное упрямство,  он  заставил  себя
выпрямиться.  Стой  твердо  на  ногах  и  смело  встречай  все.  Сумеешь
сохранить хотя бы свою гордость. Три Айз Седай взирали на него с  ничего
не выражающими лицами.
   - Что... - Сделав над собой усилие, он заставил голос не  дрожать.  -
Что вы собираетесь со мной сделать?
   - Ничего, - сказала Амерлин, и Ранд заморгал. Вовсе не такого  ответа
он ожидал,  не  такого  ответа  он  боялся.  -  Ты  сказал,  что  хочешь
сопровождать  своего  друга,  который   отправляется   с   Ингтаром,   -
пожалуйста. Я тебя ни к чему не принуждаю. Кому-то из  сестер  известно,
что ты - та'верен, но не более того. Лишь мы трое знаем, кто ты на самом
деле. Твоего друга Перрина, так же как и тебя, приведут ко мне, а твоего
второго друга я навещу  в  лазарете.  Можешь  поступать  так,  как  тебе
угодно, не страшась, что мы напустим на тебя Красных сестер.
   Кто ты на самом деле? Ярость, горячая и все разъедающая, вспыхнула  в
нем. Он заставил ее остаться внутри, спрятал ото всех.
   - Почему?
   - Пророчества должны исполняться. Мы отпускаем  тебя,  зная,  кто  ты
такой, потому что иначе Темный предаст землю огню и смерти. Учти,  не  у
всех Айз Седай такое отношение к этому. Здесь, в Фал Дара, есть те, кто,
знай о тебе даже десятую часть всего, уничтожили бы тебя, испытывая  при
этом не больше угрызений совести, чем при потрошении рыбы. Но, вдобавок,
здесь есть мужчины, с  которыми  ты,  без  сомнения,  вместе  смеялся  и
которые сделают то же самое, узнай они обо всем.  Будь  осторожен.  Ранд
ал'Тор, Дракон Возрожденный.
   Ранд поочередно посмотрел на каждую Айз Седай. Ваши пророчества -  не
про меня. Взгляды в ответ были такими спокойными, и с  трудом  верилось,
что именно эти трое старались убедить его, будто он - самый ненавистный,
самый пугающий и страшный человек в истории мира. Он прошел сквозь страх
и вынырнул где-то по ту сторону, на холод. Лишь гнев согревал  его.  Они
могут укротить его или испепелить дотла на месте, но это его  больше  не
волновало.
   В памяти всплыла часть инструкций Лана. Левую руку - на эфес, отвести
меч за себя, поймать ножны в правую руку,  затем  поклониться,  руки  не
сгибать.
   - С вашего позволения, мать, могу я оставить это место?
   - С нашего позволения ты можешь идти,  сын  мой.  Выпрямившись,  Ранд
постоял еще мгновение.
   - Вам не  удастся  меня  использовать,  -  сказал  он  им.  Когда  он
повернулся и вышел, повисло долгое молчание.

***

   После ухода Ранда молчание растекалось по  комнате,  пока  тишину  не
нарушил долгий вздох Амерлин.
   - Никак не заставить  себя,  чтобы  только  что  сделанное  нами  мне
понравилось, - сказала она. - Это было необходимо, но... Это  сработает,
дочери мои?
   Морейн покачала головой, но совсем чуть-чуть:
   - Я не знаю. Но это было необходимо - и необходимо по-прежнему.
   - Необходимо, - подтвердила Верин. Она тронула лоб рукой и посмотрела
на влажные пальцы. - Он силен.  И  упрям,  как  ты  и  сказала,  Морейн.
Намного сильнее, чем я  предполагала.  Может,  после  всего,  нам  нужно
укротить его, прежде чем... - Глаза ее расширились.  -  Но  мы  ведь  не
можем, верно? Пророчества. Да простит нас Свет за то, что мы выпускаем в
мир.
   - Пророчества, - кивнула Морейн. - Потом мы сделаем, что должны.  Как
мы и сделали сейчас.
   - Как мы и должны, - сказала Амерлин. -  Да.  Но  когда  он  научится
направлять Силу, да поможет Свет всем нам.
   Вновь воцарилось молчание.

***

   Надвигалась гроза. Найнив чувствовала ее приближение. Сильная  гроза,
худшая из всех, что она видела. Она умела слушать  ветер  и  определять,
какая будет погода. Все Мудрые  заявляли,  что  способны  на  это,  хотя
многие не могли  ни  того,  ни  другого.  Найнив,  обладая  этим  даром,
чувствовала себя куда увереннее, пока не узнала, что такая способность -
проявление  Силы.  Любая  женщина,  умевшая  слушать   ветер,   способна
направлять  Силу,  хотя  большая  часть  из  них,  вероятно,  ничем   не
отличалась от нее. Ведь она не осознавала, что делает, добиваясь нужного
по настроению, в порыве чувств. Правда, на сей раз что-то было не так. В
чистом голубом небе светило  золотым  шаром  утреннее  солнце,  в  садах
щебетали птицы, но дело было не в атом. Какой смысл слушать ветер,  если
не можешь предсказать погоду до того, как признаки ее  изменения  станут
очевидными. Что-то было не то в ее предчувствии, что-то было не так, как
обычно. Гроза представлялась далекой - слишком далекой,  она  не  должна
была ее почувствовать. Однако  ощущение  было  такое,  словно  небо  над
головой вот-вот прольется дождем, оттуда ударит град, обрушатся  снежные
заряды,  все  -  одновременно;  налетят  завывающие  ветры  и   примутся
расшатывать камни крепости. И она еще  предчувствовала  хорошую  погоду,
которая будет стоять еще не один день и  не  два,  но  на  это  ощущение
наслаивалось второе, забивая, затушевывая его.
   Словно в насмешку над ее предчувствиями  погоды,  на  Карниз  бойницы
уселся голубой зяблик, заглянул в коридор. Увидев Найнив, птица  исчезла
во всплеске голубых и белых перьев.  Она  посмотрела  туда,  где  сидела
птица. Это гроза и в то же время - не гроза. Что-то это значит. Но что?
   В дальнем конце коридора, полном женщин и  малышей,  Найнив  заметила
быстро шагающего Ранда, сопровождающие его дамы едва  не  бежали,  чтобы
поспеть за юношей. Найнив решительно кивнула. Если это - гроза,  которая
и не гроза вовсе, то наверняка он - в  ее  центре.  Подобрав  юбки,  она
поспешила следом за Рандом.
   Женщины, с которыми со времени прибытия  в  Фал  Дара  Найнив  успела
подружиться, пытались заговорить с  нею;  им  было  известно,  что  Ранд
появился тут вместе с нею и что они оба из Двуречья, и им  не  терпелось
узнать, зачем его приглашала к  себе  Амерлин.  Престол  Амерлин!  Холод
ледяными пальцами сжал сердце, и Найнив припустила бегом, но  не  успела
она оставить женскую половину, как потеряла Ранда из  виду  за  чересчур
многими поворотами и за чересчур многими людьми.
   - Куда он пошел? - спросила она Нисуру. Не было нужды  уточнять  кто.
Найнив уловила имя Ранда  в  разговоре  других  женщин,  столпившихся  у
арочных дверей.
   - Не знаю, Найнив. Он вышел так быстро, словно за ним гнался по пятам
сам Губитель Душ. Да и могли гнаться -  коли  явился  сюда  с  мечом  на
поясе. После  такого  Темный  будет  самым  меньшим,  о  чем  нужно  ему
беспокоиться. К чему катится  мир?  И  его  представляли  Амерлин  в  ее
покоях, подумать только! Скажи, Найнив, в  вашей  стране  он  и  вправду
принц?
   Остальные женщины умолкли и,  навострив  уши,  придвинулись  ближе  к
Найнив. Найнив даже и не помнила, что ответила. Лишь бы  ее  пропустили.
Сжав кулаки, она торопилась  прочь  от  женской  половины,  озираясь  на
каждом разветвлении коридоров в поисках  Ранда.  Свет,  что  они  с  ним
сотворили? Я должна была держать его подальше от Морейн, ослепи ее Свет.
Я же Мудрая.
   Да разве? - язвительно отозвался  внутренний  голос.  Ты  же  бросила
Эмондов Луг на произвол судьбы. Как можешь ты по-прежнему называть  себя
Мудрой?
   Я не бросила их, с жаром возразила она  самой  себе.  Я  привезла  из
Дивен Райд Мавру Маллен, попросив ее приглядеть за  делами,  пока  я  не
вернусь. Она вполне справится с мэром и Советом Деревни, и она поладит с
Кругом Женщин.
   Мавре придется вернуться в свою деревню. Деревня  не  может  обойтись
без Мудрой. У Найнив все внутри сжалось. Уже месяцы,  как  она  ушла  из
Эмондова Луга.
   - Я - Мудрая Эмондова Луга! - сказала она вслух. Несший рулон  холста
слуга в ливрее заморгал,  потом  низко  поклонился  и  суетливо  побежал
дальше. Судя по  выражению  его  лица,  ему  очень  и  очень  захотелось
оказаться где-нибудь в другом месте.
   Вспыхнув, Найнив оглянулась - не увидел ли этой сцены  кто-нибудь.  В
коридоре было всего несколько мужчин, поглощенных собственными беседами,
и пара-тройка женщин в черно-золотом, идущих  по  своим  делам.  Они  ей
кланялись или приседали в реверансе, когда она проходила мимо. Этот спор
сама с собой Найнив вела сотню раз и прежде, но впервые  дело  дошло  до
разговора с собой вслух. Она шепотом выругала себя, затем  плотно  сжала
губы, сообразив, что делает.
   Найнив  уже  начала  понимать,  что  ее  розыски  тщетны,  когда  она
наткнулась на Лана. Он стоял спиной к ней и  смотрел  через  бойницу  во
двор крепости. Оттуда доносились лошадиное ржание и людские  крики.  Лан
так  внимательно  наблюдал  за  происходящим  во  дворе,  что   впервые,
казалось, не услышал,  как  появилась  Найнив.  Молодую  женщину  крайне
раздражал тот факт, что ей никогда не удавалось незаметно подкрасться  к
нему, как бы бесшумно она ни ступала. Дома,  в  Эмондовом  Лугу,  Найнив
считалась знатоком леса и неплохим  следопытом,  хотя  подобное  занятие
было вообще-то не женским делом.
   Найнив замерла, прижав руки к животу, чтобы унять волнение. Нужно  бы
напоить себя отваром раннела и корня овечьих язычков,  сердито  подумала
она. Эту микстуру она давала всякому, кто  хандрил  и  говорил,  что  он
болен, или вел себя как наивный дурачок. Раннел и корень овечьих язычков
немного подбодрили бы, ничем не повредив, но  главное  -  вкус  у  этого
отвара просто жуткий и чувствуется он во рту  весь  день.  Самое  лучшее
лекарство для тех, кто поступает как законченный болван.
   Невидимая для него, Найнив рассматривала Лана, который прислонился  к
камню и поглаживал пальцем подбородок, наблюдая за тем, что  происходило
внизу. С одной стороны, он слишком высок; по годам годится мне  в  отцы,
это с другой. Мужчина с таким лицом обязательно будет безжалостным. Нет,
он не такой. Конечно  же,  не  такой.  И  он  был  королем.  Его  страну
уничтожили, когда он был еще ребенком, и он не претендовал на корону, но
все равно он был королем. Зачем королю деревенская женщина? К тому же он
- Страж. Связанный узами с Морейн. Ей он верен до самой  смерти,  с  ней
связан крепче, чем любой возлюбленный, и он - всецело  ее.  У  нее  все,
чего я хочу, испепели ее Свет!
   Он отвернулся от бойницы, и женщина развернулась, решив уйти.
   - Найнив. - Его голос поймал и удержал ее, словно аркан.  -  Я  хотел
поговорить с тобой наедине. А ты, кажется,  все  время  или  на  женской
половине, или вместе с кем-то.
   Она сделала над собой усилие, чтобы повернуться к нему лицом, но была
уверена  -  когда  она  подняла  на  него  взгляд,  лицо  ее  не  выдало
обуревающих ее чувств. - Я ищу Ранда. - Найнив не собиралась признавать,
что избегает Лана. - Мы - вы и я - давным-давно сказали друг другу  все,
что нужно было сказать. Мне стыдно за себя - такое  больше  со  мной  не
повторится, - и вы сказали мне, чтоб я уходила.
   - Я никогда не говорил... - Он глубоко вздохнул. - Я говорил, что мне
нечего предложить в качестве  свадебного  подарка,  кроме  как  вдовьего
одеяния. Это не тот подарок, какой мужчина  может  преподнести  женщине.
Иначе он не смеет называться мужчиной.
   - Понимаю, - холодно ответила она. - Так или иначе, король  не  дарит
подарков деревенским женщинам. И этой  деревенской  женщине  не  следует
принимать их. Вы не видели Ранда? Мне нужно поговорить с ним. Он  был  у
Амерлин. Не знаете, чего ей было от него нужно?
   Его глаза сверкнули, как голубой лед на солнце. Она удержалась, чтобы
не отступить на шаг, и ответила таким же горящим взглядом.
   - Забери их обоих Темный, и  Ранда  ал'Тора,  и  Престол  Амерлин,  -
проскрежетал он, что-то вкладывая с силой ей в руку.  -  Я  сделаю  тебе
подарок, и ты возьмешь его, даже если мне придется цепью  приковать  его
тебе на шею.
   Найнив отвела взгляд от его глаз. В гневе он напоминал  голубоглазого
ястреба. В своей руке она увидела кольцо с печаткой,  тяжелое,  золотое,
потертое от времени, такое большое, что она могла просунуть в  него  оба
больших пальца. На  печатке,  тщательно  проработанной  в  деталях,  над
копьем и короной летел журавль.  Кольцо  королей  Малкири.  Она  подняла
голову, совсем забыв выглядеть рассерженной.
   - Лан, я не могу этого принять. Он пренебрежительно пожал плечами:
   - Это пустяк. Старое, ненужное теперь. Но есть те, кто,  увидев  его,
наверняка узнают. Покажи его, и в Пограничных Землях от любого лорда  ты
получишь помощь и все права гостя. Покажи его Стражу, и он поможет  тебе
или отнесет мне послание. Пошли его мне или запечатай им послание,  и  я
приду к тебе непременно, не промедлив и часа. Это я обещаю.
   В глазах у нее все стало слегка расплываться. Если я сейчас  заплачу,
то не знаю, что с собой сделаю!
   - Я не могу... Мне не надо от вас подарка, ал'Лан  Мандрагоран.  Вот,
заберите.
   Он тут же пресек все  ее  попытки  вернуть  ему  кольцо.  Его  ладонь
обхватила ее руки, мягко и нежно, но крепко, как кандалы.
   - Тогда возьми кольцо ради меня, в знак своей  милости  ко  мне.  Или
выброси его, раз оно тебе не нравится. Лучшего  применения  у  меня  для
него нет. -  Он,  едва  касаясь,  провел  пальцем  по  ее  щеке,  и  она
вздрогнула. - Сейчас  я  должен  идти,  Найнив  машиара.  Амерлин  хочет
выступить в обратный  путь  до  полудня,  а  сделать  надо  еще  многое.
Возможно, у нас будет время поговорить по дороге в Тар Валон.
   Он повернулся и ушел по  коридору  широким  шагом.  Найнив  коснулась
своей щеки. Она по-прежнему чувствовала его прикосновение. Машиара.  Что
значит - любимая всем сердцем и душой, но  также  и  любовь  потерянная.
Потерянная и невозвратимая. Глупая женщина!  Хватит  вести  себя  словно
девчонка, у которой еще коса не заплетена. К чему  давать  себе  столько
воли?
   Крепко стискивая кольцо, она  повернулась  и  вздрогнула,  оказавшись
лицом к лицу с Морейн.
   - Давно вы тут стоите? - требовательно спросила у нее  Найнив.  -  Не
так долго, чтобы услышать нечто такое, чего мне не следовало бы слышать,
- спокойно ответила Айз Седай. - Мы скоро уезжаем. Это я  слышала.  Тебе
нужно собраться.
   Отъезд. Она не придала этому значения, когда Лан сказал...
   - Мне нужно будет попрощаться с мальчиками,  -  пробормотала  Найнив,
затем пронзила Морейн острым взглядом. - Что вы сделали  с  Рандом?  Его
отвели к Амерлин. Зачем? Вы рассказали ей  о...  о...  -  Она  не  могла
вымолвить этого. Он был из ее деревни, и она, будучи  ненамного  старше,
пару раз оставалась с ним нянькой, но даже думать о том, кем он стал, не
могла без содрогания.
   - Амерлин встретится  со  всеми  тремя,  Найнив.  Та'верен  не  такая
обычная вещь, чтобы она отказалась от возможности увидеть  сразу  троих.
Может, она ободрит их несколькими словами,  так  как  они  отправятся  с
Ингтаром в погоню за похитителями Рога. Их отряд покинет крепость  почти
тогда же, когда и мы, поэтому тебе лучше поспешить с прощаниями.
   Найнив бросилась к ближайшей бойнице и кинула взгляд во внешний  двор
крепости. Везде были лошади, вьючные и  верховые,  вокруг  них,  окликая
друг друга, суетились люди. Единственное свободное пространство окружало
паланкин Амерлин, запряженная в него  пара  лошадей  терпеливо  ожидала,
когда позаботятся и о них. Здесь было и несколько Стражей, они проверяли
сбрую своих коней, а в  другом  конце  двора  возле  Ингтара  сгрудились
шайнарцы в  доспехах.  Иногда  какой-нибудь  Страж  или  солдат  Ингтара
быстрым  шагом  пересекал  двор  и  обменивался  несколькими  словами  с
детальными.
   -  Надо  было  мне  забрать  от  вас  мальчиков,  -  сказала  Найнив,
по-прежнему глядя в окно. И Эгвейн тоже, если б я смогла сделать это, не
убив ее. Свет, ну почему она родилась с этим проклятым даром? - Я должна
была отвезти их домой.
   - Они уже вполне взрослые, чтобы не цепляться  за  фартук  матери,  -
сухо заметила Морейн. - И ты очень хорошо знаешь, почему  никогда  этого
бы не сделала. С одним из них, по крайней мере. Кроме того, это означало
бы отпустить Эгвейн в Тар Валон одну. Или ты решила не идти сама  в  Тар
Валон? Если ты не обучишься  применению  Силы,  то  никогда  не  сможешь
обратить ее против меня.
   Найнив крутанулась волчком, повернувшись лицом к Айз Седай с отвисшей
челюстью. Совладать с собой ей не удалось.
   - Не понимаю, о чем вы говорите.
   - Ты думаешь, я не знаю, дитя мое?  Ладно,  как  тебе  угодно.  Верно
понимаю, что ты едешь в Тар Валон? Да, по-моему, так.
   Найнив так и  подмывало  хлесткой  пощечиной  согнать  ту  мимолетную
улыбку, что озарила лицо Айз Седай.  Со  времен  Разлома  Айз  Седай  не
обладали в открытую властью, намного меньше ею,  чем  Единой  Силой,  но
интриговали и умело манипулировали людьми,  дергая  за  ниточки,  словно
кукольники, играя тронами и государствами, словно фишками на  доске  для
игры в камни. Она хочет использовать как-то и меня.  Если  можно  короля
или королеву, то чем лучше Мудрая? Так, как она использует Ранда.  Я  не
дитя, Айз Седай.
   - А что вы намерены делать с Рандом теперь? Мало вы его использовали?
Непонятно, почему вы  не  укротили  его,  раз  тут  Амерлин  и  все  эти
остальные Айз Седай, но у вас должна быть на то  причина.  Наверное,  вы
что-то замышляете. Если Амерлин знает, что у  вас  на  уме,  то,  готова
спорить, она...
   Морейн перебила ее:
   - Что за интерес может быть у Амерлин к пастуху? Разумеется,  если  б
его выставили перед Амерлин в плохом свете, его могли укротить или  даже
убить. В конце концов, он тот, кто  он  есть.  И  нельзя  сбрасывать  со
счетов случившееся прошлой ночью. Все искали, на кого бы  свалить  вину,
Айз Седай погрузилась в молчание, позволив ему  стать  почти  осязаемым.
Найнив смотрела на нее, скрежеща зубами.
   - Да, - наконец сказала Морейн, - намного  лучше,  чтобы  спящий  лев
продолжал спать. А пока лучше тебе заняться сборами в дорогу.
   Она двинулась в ту же сторону,  куда  ушел  Лан,  будто  скользя  над
камнем пола.
   Скривившись, Найнив  с  размаху  врезала  по  стене  кулаком,  кольцо
отозвалось в ладони легкой болью. Она раскрыла ладонь  и  посмотрела  на
него. Это кольцо подогревало, казалось, ее  ярость,  вобрав  в  себя  ее
ненависть. Я обязательно научусь.  Ты  полагаешь,  что  раз  знаешь,  то
сумеешь спастись от меня. Но я научусь лучше, чем ты предполагаешь, и  я
сполна тебе выдам за то, что ты сделала. За то, что ты сделала с Мэтом и
с Перрином. И за Ранда, помоги ему Свет и защити его Творец. Особенно за
Ранда. Пальцы ее сомкнулись вокруг тяжелого золотого кольца. И за меня.

***

   Горничная в ливрее укладывала платья в обитый кожей дорожный  сундук,
а Эгвейн взирала  на  это  по-прежнему  немного  стесняясь,  даже  после
месяца, когда кто-то делал за нее то, с чем она без труда справилась  бы
сама. Такие красивые платья, все - подарки Леди Амалисы, как и то  серое
шелковое платье для верховой езды, которое она сейчас носила,  хотя  оно
было простым, всего с несколькими цветками утренних звезд,  вышитыми  на
груди. Многие  из  подаренных  платьев  отличались  куда  .более  щедрой
отделкой. Любое из них затмило бы все на Дне  Солнца  или  в  Бэл  Тайн.
Девушка вздохнула, вспомнив, что в следующий День Солнца она будет не  в
Эмондовом Лугу, а в Тар Валоне. Судя по тому немногому,  что  рассказала
ей о подготовке послушниц Морейн - на самом деле  почти  что  ничего,  -
вряд ли повезет быть дома на Бэл Тайн весной или даже  на  следующий  за
ним День Солнца. В комнату всунула голову Найнив:
   - Ты готова? - Она вошла в комнату. - Скоро нам  пора  спускаться  во
двор.
   Она тоже была одета в платье для верховой езды  -  голубого  шелка  с
красными цветками любовных  узелков  на  лифе.  Еще  один  подарок  Леди
Амалисы.
   - Почти готова, Найнив. Я почти жалею, что нужно уезжать. Едва  ли  в
Тар Валоне нам представится случай носить  эти  прекрасные  платья,  что
подарила Леди Амалиса. - Она отрывисто рассмеялась.  -  Однако,  Мудрая,
тогда не надо будет все время оглядываться через плечо, когда принимаешь
ванну. Об этом я скучать вряд ли буду.
   - Куда лучше принимать ванну в одиночку, -  с  живостью  откликнулась
Найнив. Лицо ее не дрогнуло, но чуть погодя щеки у нее заалели.
   Эгвейн улыбнулась. Она думает о Лане. Так странно  думать  о  Найнив,
Мудрой, которая влюблена. Она не считала, что разумно говорить о  Найнив
таким вот образом, но в последнее время Мудрая иногда вела себя  так  же
странно, как и любая девушка, страстно влюбившаяся в мужчину. И причем в
такого, кому недостает здравого смысла, чтобы  быть  достойным  ее.  Она
любит его, и я вижу,  что  и  он  ее  любит,  так  почему  он  не  имеет
достаточно здравого смысла, чтобы громко сказать об этом?
   - Я думаю, тебе больше не нужно называть меня Мудрой, - вдруг сказала
Найнив. Эгвейн заморгала. Вообще-то Найнив никогда и не требовала от нее
подобного обращения, разве что когда сердилась, или для проформы,  когда
требовалось, но это... это что-то новенькое...
   - Почему же?
   - Теперь ты женщина, - Найнив посмотрела на ее незаплетенные  волосы,
и Эгвейн с трудом подавила импульс  поспешно  скрутить  из  них  подобие
косы. Айз Седай  носили  прически  какие  им  хотелось,  но  собственные
распущенные волосы стали для Эгвейн символом начала новой жизни.
   - Ты женщина, - твердо повторила Найнив. - Мы - две  женщины,  далеко
от Эмондова Луга, и до него будет еще дальше, пока мы не вернемся домой.
Будет лучше, если ты станешь называть меня просто Найнив. - Мы  вернемся
домой, Найнив. Обязательно вернемся.
   - Не старайся утешать Мудрую, девочка,  -  мрачным  голосом  заметила
Найнив, но улыбнулась.
   Раздался стук в дверь, но прежде чем  Эгвейн  успела  ее  открыть,  в
комнату вошла Нисура, на лице - смятение.
   - Эгвейн, один из ваших молодых  людей  пытается  пройти  на  женскую
половину. - Судя по голосу, она была шокирована до глубины  души.  -  Да
еще с мечом. Только потому, что  так  ему  позволила  пройти  Амерлин...
Лорду Ранду следовало бы  быть  аккуратнее.  Он  там  всех  переполошил.
Эгвейн, ты должна поговорить с ним.
   - Лорд Ранд, - фыркнула Найнив. - Этот мальчишка перерос свои  штаны.
Вот доберусь до него, я ему такого лорда покажу!
   Эгвейн положила ладонь на руку Найнив:
   - Позволь мне поговорить с ним, Найнив. Наедине.
   - О-о, очень хорошо. Лучшие из мужчин  ненамного  лучше  прирученного
котенка. - Найнив помолчала, потом вполголоса, для себя, добавила: -  Но
тогда лучшие из них стоят хлопот, чтобы их приручить.
   Эгвейн, выходя за Нисурой в коридор, покачала  головой.  Еще  полгода
назад Найнив ни за что и никогда не сказала бы последнюю фразу.  Но  она
никогда не приручит, как котенка, Лана. Мысли ее вернулись к Ранду. Всех
переполошил, он?
   - Приручать его? - пробормотала Эгвейн. - Если он к этому возрасту не
научился себя вести как следует, я с него живьем шкуру спущу.
   - Иногда именно этого они и заслуживают,  -  сказала  Нисура,  быстро
шагая впереди. - Мужчины всегда воспитаны лишь наполовину,  до  тех  пор
пока не женятся. - Она искоса взглянула на Эгвейн. - Вы  намерены  выйти
замуж за Лорда Ранда? Я не хотела бы вмешиваться не в свое дело,  но  вы
собираетесь в Белую Башню, а Айз Седай  редко  выходят  замуж  -  как  я
слышала, почти никто из них, кроме некоторых из Зеленой Айя, и их  очень
немного, - и...
   До остального Эгвейн могла додуматься и сама. На женской половине она
слышала всякие  пересуды  и  разговоры  о  подходящей  жене  для  Ранда.
Поначалу они вызывали у Нее уколы ревности и гнев. Чуть ли не с  детства
его сулили ей в мужья. Но она собиралась стать Айз Седай, а он был  тем,
кем был. Мужчиной, способным направлять Силу. Она могла бы выйти за него
замуж. И смотреть, как он  сходит  с  ума,  смотреть,  как  он  умирает.
Единственный способ избежать такого исхода - укротить  его.  Я  не  могу
сделать этого для него. Не могу!
   - Я не знаю, - с печалью сказала она. Нисура кивнула:
   -  Никто  не  станет  браконьерствовать  в  ваших  угодьях,   но   вы
собираетесь в Башню, а он будет хорошим мужем. Когда его должным образом
воспитают. Вот и он.
   У дверей на женскую половину, с этой стороны и в коридоре,  толпились
женщины, все следили за тремя мужчинами, стоящими у порога. Ранд, пояс с
мечом поверх красной куртки, напротив него - Агельмар  и  Каджин.  Ни  у
того, ни у другого мечей не было: даже после  случившегося  ночью  здесь
все же - женская половина. Эгвейн остановилась чуть поодаль.
   - Тебе понятно, почему ты не можешь пройти? - говорил Агельмар.  -  Я
знаю, что в Андоре все по-другому, но тебе понятно?
   - Я не пытаюсь пройти, - Ранд будто объяснял все это уже не в  первый
раз. - Я сказал Леди Нисуре, что хочу видеть Эгвейн, а она ответила, что
Эгвейн занята и мне нужно обождать. Все, что я сделал, - это покричал ей
от двери. Я не собирался входить. Можно подумать, я назвал Темного,  так
они все на меня накинулись.
   - У женщин - свои обычаи, - сказал Каджин. Для шайнарца он был высок,
ростом почти с Ранда, долговязый, с желтоватым  лицом,  а  чуб  его  был
черен как смоль. - Для женской половины они приняли свои правила, и  нам
приходится мириться с ними, пусть даже те и глупы. - От  последних  слов
вздернулась не одна бровь, и он торопливо откашлялся. -  Нужно  передать
послание, если хотите поговорить с кем-то из женщин, но  его  передадут,
когда они сами выберут время, и, пока этого не произойдет, нужно  ждать.
Таков наш обычай.
   -  Я  должен  увидеть  ее,  -  упрямо  твердил  Ранд.  -   Мы   скоро
отправляемся. Не так скоро, как мне хотелось бы, но я все  равно  должен
увидеть Эгвейн. Мы вернем Рог Валир и  кинжал,  и  этому  -  конец.  Да,
конец. Но перед отъездом я хочу повидаться с нею.
   Эгвейн нахмурила брови; слова Ранда звучали очень странно.
   - Незачем так горячиться, -  сказал  Каджин.  -  Вы  с  Ингтаром  или
найдете Рог, или нет. Если нет - то его возвратят другие. Колесо плетет,
как того хочет Колесо, и мы - лишь нити в Узоре.
   - Не позволяй Рогу завладеть твоим разумом. Ранд, - сказал  Агельмар.
- Он может, пленить человека - мне известно, как это случается, - и  это
- неверный путь. Мужчина должен стремиться исполнить долг, а  не  искать
славы. Что будет, то  будет.  Если  суждено  Рогу  Валир  протрубить  на
стороне Света - значит, так и будет.
   - Вот ваша Эгвейн, - сказал Каджин, взглядом отыскав девушку.
   Агельмар оглянулся и, заметив Эгвейн рядом с Нисурой, кивнул:
   - Оставляю тебя в ее руках, Ранд ал'Тор. Запомни: здесь  ее  слово  -
закон, ее, а не твое. Леди Нисура, не будьте слишком строги к  нему.  Он
просто хотел повидать свою девушку, и он не знаком с нашими обычаями.
   Эгвейн двинулась вслед за Нисурой, шайнарка  пробивала  дорогу  через
толпу с любопытством смотрящих на девушку женщин. Нисура слегка склонила
голову, приветствуя Агельмара и Каджина, подчеркнуто не удостоив  кивком
Ранда. Голос ее был сух и сдержан.
   - Лорд Агельмар. Лорд Каджин. К этому времени ему стоило  бы  столько
знать о наших обычаях, но  он  слишком  большой,  чтобы  его  отшлепать,
поэтому я позволю Эгвейн разобраться с ним.
   Агельмар по-отечески потрепал Ранда по плечу:
   - Вот видишь. Ты поговоришь с ней, пусть даже и не  совсем  так,  как
того хотел. Пойдем, Каджин. У нас еще  много  дел.  Амерлин  по-прежнему
настаивает, чтобы...
   Его голос стих, когда оба  шайнарца  свернули  в  коридор.  Ранд  все
стоял, глядя на Эгвейн.
   А женщины по-прежнему смотрели на них, как сообразила Эгвейн. На  нее
и на Ранда. Ждут, чего же она предпримет. Итак, значит, я должна  с  ним
разобраться, так? Но ее сердце просто затопила нежность к Ранду. Ему  не
помешало бы причесаться. На лице его явственно читались гнев, вызов всем
и вся и усталость.
   - Ступай за мной, - сказала она ему.
   Ранд зашагал рядом с девушкой по коридору, прочь от женской половины,
а позади них зашелестели шепотки и ворчание. Ранд,  кажется,  боролся  с
собой, силился отыскать нужные слова.
   - Я наслышана о твоих... подвигах, - наконец сказала Эгвейн. -  Бегал
прошлой ночью по женской половине с мечом. Явился с мечом на аудиенцию к
Престолу Амерлин. - Он по-прежнему ничего не говорил, лишь шагал  рядом,
насупившись и уткнувшись взглядом в пол. -  Она...  ничего  с  тобой  не
сделала? - Она не могла заставить себя спросить, не укротили ли его;  он
выглядел каким угодно, только не укрощенным, но  откуда  ей  знать,  как
после такого должен выглядеть мужчина. Ранд вздрогнул.
   - Нет.  Она  не...  Эгвейн,  Амерлин...  -  Он  отрицательно  замотал
головой. - Нет, она мне ничего не сделала.
   У нее возникло ощущение, что он собирался сказать  что-то  совершенно
другое. Обычно Эгвейн удавалось из него вытянуть то, что он хотел от нее
скрыть, но если в нем верх брало упрямство, тогда для нее проще было  бы
выковырять ногтями кирпич из стены. Судя по  лицу  Ранда,  упрямей,  чем
сейчас, он еще никогда не бывал.
   - Что ей от тебя надо. Ранд?
   - Ничего особенного. Та'верен. Она хотела увидеть  та'верен.  -  Лицо
его смягчилось, когда он посмотрел на нее. - А как ты, Эгвейн?  С  тобой
все в порядке? Морейн сказала, что с  тобой  все  будет  хорошо,  но  ты
лежала так неподвижно. Вначале я решил, что ты умерла.
   - Ну, я не  умерла,  -  она  засмеялась.  Последнее,  что  она  могла
припомнить о случившемся, - это как она попросила Мэта  пойти  с  нею  в
подземелье. Потом - сразу то, как этим  утром  она  проснулась  в  своей
постели. Услышав о минувшей ночи, она почти обрадовалась, что ничего  не
сохранилось в памяти. - Морейн сказала, что надо было  за  мою  глупость
оставить мне головную боль, если б она могла при Исцелении избавиться от
всего прочего и оставить лишь мигрень. Но она так не может.
   - Я же говорил тебе, что Фейн опасен, - пробурчал Ранд. - Говорил, но
ты и слушать не стала.
   - Если ты вознамерился  разговаривать  в  таком  тоне,  -  решительно
заявила Эгвейн, - то я отведу тебя обратно к Нисуре. Она с тобой вряд ли
станет  рассусоливать,  как  я.  Последний  мужчина,   который   пытался
прорваться на женскую половину, месяц просидел по локти в мыльной  воде,
помогая в женской прачечной, а он лишь хотел найти свою суженую и затеял
спор. Но у него, по крайней мере, хватило ума не  тащить  с  собой  меч.
Свет знает, что они бы с тобой сделали.
   - Каждому хочется что-то со мной сделать, - прорычал  он.  -  Каждому
хочется для чего-то меня использовать. Нет уж,  мною  не  попользуетесь.
Как только мы отыщем Рог и кинжал Мэта, меня больше никто не использует.
   Негодующе заворчав, Эгвейн схватила юношу за плечи и развернула лицом
к себе. Гневно посмотрела на него снизу вверх.
   - Если ты не начнешь говорить нормально, то, клянусь, - я надеру тебе
уши. Ранд ал'Тор.
   - А теперь ты  говоришь  совсем  как  Найнив.  -  Он  засмеялся.  Но,
посмотрев на девушку, осекся. - Наверное... Наверное, я  больше  никогда
тебя не увижу. Я знаю, что ты отправляешься в  Тар  Валон.  Знаю.  И  ты
станешь Айз Седай. А у меня, Эгвейн, с Айз Седай -  все  кончено.  Я  не
буду марионеткой для них, ни для Морейн, ни для кого-то из них.
   Он выглядел таким потерянным, что ей  хотелось  положить  его  голову
себе на плечо, и таким упрямым, что ей и вправду захотелось надрать  ему
уши.
   - Послушай меня, ты, здоровенный бычок. Да,  я  собираюсь  стать  Айз
Седай, и я найду, как тебе помочь. Обязательно.
   - В следующий  раз,  когда  ты  меня  увидишь,  тебе,  скорей  всего,
захочется укротить меня.
   Эгвейн поспешно оглянулась вокруг; в этом отрезке коридора  они  были
одни.
   - Если ты не научишься следить за своим  языком,  я  тебе  помочь  не
смогу. Хочешь, чтобы все узнали?
   - Слишком многие и так уже знают, - сказал он. - Эгвейн, мне  бы  так
хотелось, чтобы все было по-другому, но по-другому не будет.  Я  хочу...
Береги себя. И обещай мне, что ты не выберешь Красную Айя.
   Она бросилась ему на шею, в глазах, туманя взор, блестели слезы.
   - Это ты береги себя, - горячо говорила Эгвейн, уткнувшись лицом  ему
в грудь. - Если ты себя не будешь беречь, я... я...  -  Ей  послышалось,
как он тихо-тихо произнес: "Я  люблю  тебя",  а  затем  Ранд  решительно
разнял ее объятия и мягко отстранил девушку от себя. Потом повернулся  и
зашагал, почти побежал от нее.
   Когда Нисура взяла ее под руку, Эгвейн вздрогнула.  -  У  него  такой
вид, словно ты послала его с поручением, которому он совсем не  рад.  Но
не позволяй ему видеть, как ты из-за этого плачешь. Так ты  все  сведешь
на нет. Пойдем. Тебя зовет Найнив. Утирая щеки, Эгвейн пошла за Нисурой.
Побереги себя, ты, шерстеголовый телепень. Свет, обереги его!

Глава 9
В ПУТЬ

   Внешний крепостной двор бурлил в упорядоченной суматохе,  когда  Ранд
наконец-то выбрался туда - со своими седельными сумами и узлом с арфой и
флейтой. Солнце  подбиралось  к  полудню.  Вокруг  лошадей  суетились  и
перекликались солдаты и конюхи, подтягивая подпруги и  проверяя  вьючную
упряжь. Другие прибегали  и  приторачивали  к  вьючным  седлам  походное
снаряжение, о котором в спешке забыли,  или  обносили  водой  работающих
мужчин,  или  носились  с  какими-то  последними  поручениями.  Но  все,
казалось, точно знали, что  делают  и  куда  направляются.  Дорожки  для
часовых и галереи для  лучников  вдоль  стен  были  вновь  забиты,  и  в
утреннем воздухе всеобщее возбуждение едва  не  разряжалось  грозой.  По
каменным плитам глухо стукали копыта. Одна  из  вьючных  лошадей  начала
брыкаться, и конюхи кинулись утихомиривать  ее.  Густо  висел  лошадиный
дух. Плащ Ранда несколько раз дернулся в порывах свежего ветра,  который
трепал стяги с устремившимся вниз ястребом, но лук, висящий через спину,
не давал плащу улететь.
   Со стороны открытых ворот, из-за стены, донеслись топот и звон оружия
- там на площади строились копейщики и лучники Амерлин. Из крепости  они
вышли через боковые ворота. Кто-то из трубачей проверял звучание  своего
инструмента.
   Некоторые  Стражи  поглядывали  на  проходящего  через  двор   Ранда;
двое-трое, заметив меч со  знаком  цапли,  приподняли  брови,  но  никто
ничего не сказал. Половина из Стражей носили те самые плащи, при взгляде
на которые рябило в глазах. Мандарб, жеребец Лана, был тут,  -  высокий,
вороной, со свирепыми глазами, но самого хозяина, как  и  ни  одной  Айз
Седай, да и никого из женщин. Ранд пока не  заметил.  Рядом  с  жеребцом
грациозно переступала копытами белая кобыла Морейн, Алдиб.
   Гнедой жеребец Ранда был привязан в дальнем конце крепостного  двора,
где находились Ингтар, знаменщик со стягом Ингтара - с Серой Совой и еще
двадцать солдат в латах и с пиками, оснащенными  двухфутовыми  стальными
наконечниками;  все  уже  сидели  верхом.  Решетчатые   забрала   шлемов
закрывали лица, а золотистые сюрко с Черным Ястребом на  груди  скрывали
под собой пластинчато-кольчужные доспехи. Лишь на шлеме  у  Ингтара  был
гребень - полумесяц надо  лбом,  рожками  вверх.  Кое-кого  Ранд  узнал.
Грубоватый на язык Уно - с  длинным  шрамом  по  подбородку  и  с  одним
глазом.  Раган   и   Масима.   Другие,   с   кем   как-то   перемолвился
словечком-другим или сыграл в камни.  Раган  помахал  Юноше  рукой,  Уно
кивнул, но Масима и кое-кто из других пронзили Ранда холодными взглядами
и отвернулись. Вьючные лошади стояли тихо, лишь обмахивались хвостами.
   Крупный гнедой затанцевал, пока Ранд пристраивал сумки и узел  позади
седла с высокой задней  лукой.  Юноша  вставил  ногу  в  стремя  и  тихо
произнес:
   - Тише, тише, Рыжий, - и одним махом вскочил  в  седло,  но  не  стал
более успокаивать застоявшегося жеребца.
   К удивлению Ранда, со стороны  конюшен  появился  Лойал.  Он  ехал  к
отряду верхом на лошади с волосатыми щетками над копытами  -  большой  и
тяжелой, как лучший дхурранский жеребец. По сравнению с лошадью огир все
прочие животные размерами напоминали Белу, но  с  Лойалом  в  седле  она
казалась чуть ли не пони.
   Оружия у Лойала Ранд никакого не заметил, да он никогда и не  слышал,
чтобы кто-то из огир пользовался оружием. Их стеддинги были  достаточной
защитой  сами  по  себе.  А  у  Лойала  были   собственные   приоритеты,
собственные представления о том, что нужно для путешествия. Карманы  его
долгополой куртки предательски оттопыривались, а в переметных сумах  без
труда угадывались прямоугольники книг. Немного не доехав до Ранда,  огир
остановил свою лошадь и посмотрел на юношу, кисточки на ушах  неуверенно
подергивались.
   - Не знаю, куда ты собрался, - сказал Ранд. -  Мне-то  казалось,  что
тебе с лихвой хватило путешествия с  нами.  А  на  этот  раз  ничего  не
известно: как долго все продлится и где все закончится.
   Уши Лойала чуть приподнялись.
   - Так же ничего не было известно об этом, когда я впервые  встретился
с тобой. Кроме того, что удерживало тогда, не отпускает и теперь.  Я  не
прощу себе, если упущу возможность увидеть, как  на  деле  история  сама
обвивается вокруг та'верен. А помочь в поисках Рога...
   Вслед за Лойалом подъехали и остановились  чуть  позади  него  Мэт  и
Перрин. Хоть вокруг глаз у Мэта лежали темные  круги,  свидетельствующие
об усталости, но на лице появился румянец.
   - Мэт, - сказал Ранд, - прости за те мои слова. Перрин, я не то хотел
сказать. Я дурень.
   Мэт лишь глянул на него, потом покачал головой и изрек что-то Перрину
- Ранд этого не услышал. У Мэта были при себе только лук и колчан, но  у
Перрина вдобавок виднелся за поясом топор  -  большой  полумесяц  лезвия
уравновешивался длинным шипом.
   - Мэт? Перрин? И вправду, я не... - Они повернули лошадей  в  сторону
Ингтара.
   - Ты одет совсем не для долгой дороги. Ранд, - сказал Лойал.
   Ранд опустил  взгляд  на  золотые  колючки,  обвивающие  кармазиновый
рукав, и поморщился. Чего уж удивляться, раз Мэт  и  Перрин  по-прежнему
считают, будто я  корчу  из  себя  важную  персону.  Вернувшись  в  свою
комнату, он обнаружил, что все уже упаковано  и  отослано.  Как  сказали
слуги, все его полученные в подарок простые  куртки  уже  во  вьюках;  и
любая куртка из оставшихся в гардеробе  по  своей  нарядности  ничем  не
уступала той, что была на  нем.  В  седельные  сумы,  кроме  пары-тройки
рубашек, нескольких шерстяных вязаных чулок и запасной  пары  штанов  он
ничего из одежды не уложил. По крайней мере, Ранд снял с рукава  золотой
шнур, но значок с красным орлом убрал в карман. В конце концов,  это  же
подарок Лана.
   - Я переоденусь, когда мы остановимся на ночь, - пробормотал Ранд. Он
сделал глубокий вдох. - Лойал, я говорил тебе то,  чего  не  должен  был
говорить, и надеюсь, ты меня простишь. Да, я виноват, но надеюсь, ты  на
меня не держишь зла.
   Лойал заухмылялся, уши встали торчком. Он придвинул  лошадь  ближе  к
Ранду:
   - Я все время говорю то, что не должен. Старейшины всегда утверждали,
что я сначала час буду говорить и лишь потом начну думать, что же это  я
несу.
   Вдруг у стремени Ранда вырос Лан, в серо-зеленой пластинчатой  броне,
в которой в лесу или темноте он почти что исчезал с глаз.
   - Мне нужно с тобой поговорить, пастух, - он посмотрел на  Лойала.  -
Наедине, если позволите, Строитель.
   Лойал кивнул и отъехал на своей большой лошади в сторонку.
   - Не знаю, слушать ли тебя, - заявил Ранд Стражу. - Вся  эта  смешная
одежда, да и то, что ты мне говорил, не много мне помогли.
   -  Когда  не  по  силам  одерживать  большую  победу,  пастух,  учись
довольствоваться малыми. Если ты заставил их думать о себе как о  чем-то
большем, чем о фермерском мальчишке, которым легко манипулировать, тогда
ты одержал малую победу. А теперь молчи  и  слушай.  У  меня  время  для
одного, последнего урока, самого трудного. Вложить Меч в Ножны.
   - Ты  каждое  утро  по  целому  часу  заставлял  меня  только  тем  и
заниматься, что вытаскивать этот проклятый меч и убирать  его  в  ножны.
Стоя, сидя, лежа. Думаю, я сумею вернуть его на место не порезавшись.
   - Пастух, я сказал "слушай", - рыкнул Страж. - Настанет момент, когда
ты должен будешь во что бы то ни стало добиться поставленной  цели.  Это
может случиться в атаке или в  защите.  И  единственным  способом  будет
позволить мечу вонзиться в твое собственное тело, как в ножны.
   - Это безумие, - сказал Ранд. - С чего мне когда-нибудь?..
   Страж перебил его:
   - Когда это время наступит, пастух, ты  сам  поймешь  -  когда  успех
стоит такой цены и другого выбора у тебя не останется. Это и  называется
- Вложить Меч в Ножны. Запомни.
   Появилась Амерлин, она  пересекала  запруженный  людьми  двор,  рядом
шагала Лиане со своим жезлом, у другого ее плеча шел Лорд Агельмар. Даже
в зеленом бархатном кафтане Лорд Фал Дара не  выглядел  неуместно  среди
такого  множества  облаченных  в  доспехи  мужчин.  Других   Айз   Седай
по-прежнему видно не было. Когда эта троица проходила мимо. Ранд  уловил
обрывок их беседы.
   - Но, мать, - возражал  Агельмар,  -  у  вас  даже  не  было  времени
отдохнуть после долгого пути сюда. Останьтесь  хотя  бы  на  пару  дней.
Обещаю устроить сегодня вечером такой праздник, какой вы едва ли увидите
в Тар Валоне.
   Не останавливаясь, Амерлин покачала головой:
   - Я не могу, Агельмар. Вам же известно: если  б  могла,  я  осталась.
Надолго задерживаться я и не планировала, и  дела  настоятельно  требуют
моего присутствия в Белой Башне. Мне уже сейчас не помешало бы оказаться
там.
   - Мать, для меня это позор: вы отбываете на следующий же  день  после
приезда. Клянусь вам, повторения прошлой ночи не будет. Я утроил  стражу
и у городских ворот, и  у  ворот  в  крепости.  Я  пригласил  из  города
акробатов, из Мос Шираре пришел бард. Да еще из Фал Морана  едет  Король
Изар. Я послал весточку, как только...
   Голоса постепенно  стихли,  утонув  в  шуме  предотъездной  суматохи.
Проходя мимо Ранда, Амерлин лишь скользнула по нему взглядом.
   Когда Ранд опять посмотрел вниз. Стража рядом не было, и нигде его не
было видно. Лойал подъехал опять ближе к Ранду и остановился сбоку:
   - Да-а, такого человека поймать и удержать тяжело, правда. Ранд?  Его
нет здесь, потом он тут, потом он исчез, а ты и знать не знаешь, как  он
приходит-уходит.
   Вложить  Меч  в  Ножны.  Ранд  содрогнулся.  Наверное,   все   Стражи
сумасшедшие.
   Страж, с которым разговаривала  Амерлин,  вдруг  взлетел  в  седло  и
рванул с места в карьер, уже галопом промчавшись в  широко  растворенные
ворота. Она провожала его взглядом, вся ее  поза  будто  подгоняла  его:
быстрее, быстрее.
   - Куда это он так спешит? - вслух удивился Ранд.
   - Я слышал, - отозвался Лойал, - что она кого-то сегодня  отправляла,
до самого Арад Домана. Пришло  известие  о  какой-то  смуте  на  Равнине
Алмот,  и  Престол  Амерлин  хочет  точно  выяснить,  что  все-таки  там
происходит. Чего я не понимаю: почему именно  сейчас?  Из  того,  что  я
слышал, слухи об этих волнениях пришли  из  Тар  Валона,  вместе  с  Айз
Седай.
   Ранд почувствовал озноб. У отца Эгвейн была большая карта, карта, над
которой Ранд не единожды сиживал, витая в мечтах, пока на своей шкуре не
узнал, на что похожи мечты, обернувшиеся  явью.  Она  была  старая,  эта
карта, с нанесенными на нее землями и государствами, о которых купцы  из
внешнего мира утверждали, что тех больше нет, но Равнина Алмот на  карте
имелась, непосредственно гранича с Мысом Томан. Мы встретимся  вновь  на
Мысе Томан. Дорога туда лежала через весь известный Ранду мир, к  самому
Океану Арит.
   - К нам это не имеет никакого отношения, - прошептал он.  -  Никакого
отношения.
   Лойал, казалось, не слышал. Почесывая  нос  пальцем,  смахивающим  на
небольшую колбаску, огир по-прежнему внимательно смотрел  на  ворота,  в
которых исчез Страж.
   - Если ей хочется знать, то почему она не послала гонца до выезда  из
Тар Валона? Но вы, люди, всегда непредсказуемы и возбудимы,  то  и  дело
перескакиваете с одного на другое, торопитесь, кричите. - Его уши  вдруг
замерли от замешательства. - Извини, Ранд. Вот видишь, это-то я и имел в
виду, сказав, что сначала говорю, а потом думаю. Как ты  знаешь,  я  сам
порой бываю поспешен и возбудим.
   Ранд  рассмеялся.  Смех  оказался  нерешительным,  но  лучше   сейчас
посмеяться над чем-нибудь.
   - Может, если б мы жили так же  долго,  как  вы,  огир,  мы  были  бы
гораздо спокойнее. - Лойалу было девяносто  лет  от  роду;  по  огирским
меркам, в одиночку его нельзя отпускать из стеддинга еще десять лет.  Но
все равно то, что он ушел, было доказательством - так утверждал Лойал  -
его опрометчивости и безрассудства. Если Лойал - легко возбудимый  огир,
тогда Ранд считал, что большинство из них, наверное, из камня.
   - Вероятно, так, - задумчиво протянул Лойал, - но вы,  люди,  столько
всего делаете за свои жизни.  Мы  же  не  делаем  ничего,  разве  только
теснимся в наших стеддингах. Выращиваем рощицы, и  даже  здания  кое-где
строим, но все было  свершено  до  того,  как  подошло  к  концу  Долгое
Изгнание. - Рощицы и грели душу Лойала, а вовсе не  города,  по  которым
люди  помнили  воздвигших  их  огир.  Ради  рощиц,  что  были   посажены
Строителями-огир, чтобы напоминать о стеддингах, ради них,  дорогих  его
сердцу рощиц, в надежде увидеть их покинул дом Лойал. - С тех пор как мы
обрели путь обратно в стеддинг, мы...
   Его  слова  потихоньку  стихали,  по  мере  того  как  к  их   отряду
приближалась Амерлин.
   Ингтар и все остальные зашевелились, собираясь спешиться и преклонить
колени, но она знаком велела им оставаться в седлах.  Подле  нее  стояла
Лиане, на шаг позади -  Агельмар.  Судя  по  его  пасмурному  лицу,  он,
видимо, отказался от попыток убедить ее остаться подольше.
   Прежде чем заговорить, Амерлин посмотрела поочередно на каждого члена
отряда. Ее взгляд задержался на Ранде не дольше, чем на любом другом.
   - Да будет благосклонен мир к вашему мечу.  Лорд  Ингтар,  -  наконец
сказала она. - Слава Строителям, Лойал Кизеран.
   - Вы удостаиваете нас чести, мать. Пусть мир будет благосклонен к Тар
Валону. - Ингтар поклонился, сидя в седле, и остальные шайнарцы -  вслед
за ним.
   - Все чтут Тар Валон, - кланяясь, сказал Лойал. Лишь Ранд и  оба  его
друга в другом конце отряда сидели прямо. Ранд  гадал,  что  же  Амерлин
сказала Мэту и Перрину. Нахмуренный взгляд  Лиане  буравил  всех  троих,
глаза Агельмара расширились, но Амерлин не обратила на них внимания.
   - Вы отправляетесь искать Рог Валир, - сказала она, - и надежда  мира
отправляется с вами.  Рог  не  может  оставаться  в  неправедных  руках,
особенно в руках Приспешников Темного. Те, кто явятся  в  ответ  на  его
призыв, явятся - кто бы ни призвал их, и они связаны узами с Рогом, а не
со Светом.
   По внимающим Престолу Амерлин людям пробежала волна. Все верили,  что
те герои, призванные из могилы, станут сражаться за Свет.  Если  же  они
вместо этого могут сражаться за Тень...
   Амерлин продолжала говорить, но Ранд уже не  слушал.  Вновь  вернулся
невидимый соглядатай. Волосы на затылке зашевелились. Он  поднял  взгляд
на забитые любопытными галереи для лучников, тянущиеся вкруг крепостного
двора, обежал глазами ряды людей,  выстроившиеся  вдоль  зубчатых  стен.
Где-то среди них есть глаза, которые, оставаясь невидимыми,  следили  за
ним. Этот липкий взгляд пристал к нему,  точно  грязное  масло.  Это  не
может быть Исчезающий, не здесь же. Тогда кто? Или что? Ранд  повернулся
в  седле,  разворачивая  Рыжего,  оглядывая  все  вокруг.  Гнедой  вновь
принялся танцевать на месте.
   Вдруг что-то  пронеслось  перед  носом  у  Ранда.  Проходящий  позади
Амерлин солдат вскрикнул и упал - в боку у него  торчала  чернооперенная
стрела. Амерлин стояла спокойно, глядя на дырку в рукаве  платья;  кровь
медленно расплывалась по серому шелку.
   Пронзительно  завопила  какая-то  женщина,  и  двор   крепости   вмиг
огласился боевыми кличами  и  вскриками.  Люди  на  стенах  закружили  в
яростном водовороте, все мужчины во дворе обнажили  мечи.  Даже  Ранд  -
чему сам он несказанно удивился.
   Агельмар погрозил своим мечом небу.
   - Найти его! - взревел он. - Привести ко мне! Покрасневшее  от  гнева
лицо Агельмара сделалось смертельно-бледным, когда он  увидел  кровь  на
рукаве Амерлин.
   Он пал на колени со склоненной головой:
   - Простите, мать. Я не уберег вас. Я опозорен.
   - Чепуха,  Агельмар,  -  сказала  Амерлин.  -  Лиане,  перестань  так
трястись надо мной и лучше посмотри,  что  с  этим  человеком.  Когда  я
чистила рыбу, у меня бывали царапины и похуже, и не однажды, а ему нужно
помочь без промедления. Агельмар, встаньте. Встаньте, Лорд Фал Дара.  Вы
ни в чем предо мной не виноваты, и вам не за что корить себя. В  прошлом
году, в Белой Башне,  с  моей  собственной  охраной  у  каждых  ворот  и
вездесущими Стражами вокруг, человек с ножом подобрался ко мне  на  пять
шагов. Вне всяких сомнений - Белоплащник, хотя доказательств у меня нет.
Пожалуйста, встаньте, иначе буду опозорена я. - Когда Агельмар  медленно
поднялся, она потрогала пробитый стрелой рукав. - Скверный  выстрел  для
лучника-Белоплащника или даже Приспешника Тьмы.  -  Ее  глаза  взглянули
чуть вверх, встретившись на миг с глазами Ранда. - Если он метил в меня.
   Амерлин отвела взор, прежде чем Ранд успел хоть что-то  прочитать  по
ее лицу,  но  ему  вдруг  захотелось  спрыгнуть  с  коня  и  куда-нибудь
спрятаться.
   Выстрел был нацелен не в нее, и она об этом  знает.  Лиане  встала  с
колен и выпрямилась. Кто-то уже прикрыл плащом лицо солдата,  сраженного
стрелой.
   - Он мертв, мать. - Голос у Лиане звучал устало. - Он уже был  мертв,
когда ударился о землю. Даже если бы я оказалась подле него...
   - Ты сделала что могла, дочь моя. Смерть нельзя исцелить.
   Агельмар подошел ближе:
   - Мать, если вокруг шныряют убийцы  -  Белоплащники  или  Приспешники
Тьмы, позвольте мне послать с  вами  солдат.  Хотя  бы  до  реки.  Я  не
переживу,  если  с  вами  в   Шайнаре   что-то   случится.   Пожалуйста,
возвращайтесь на женскую половину. Пока вы не подготовитесь к дороге, ее
будут охранять, порукой - моя жизнь.
   - Успокойтесь, - сказала ему Амерлин.  -  Эта  царапина  меня  ни  на
минуту не задержит. Да, да, я с радостью принимаю ваш  эскорт  до  реки,
раз вы так настаиваете. Но и Ингтара я не стану задерживать ни  на  миг.
Пока Рог не найден,  каждый  миг  на  вес  золота.  Вы  разрешите,  Лорд
Агельмар, отдать приказ вашим клятвенникам?
   Он согласно склонил голову. В этот момент он отдал  бы  ей  весь  Фал
Дара, попроси она о том.
   Амерлин вновь повернулась к Ингтару и его отряду. На Ранда она больше
не взглянула. Он удивился, увидев, как она вдруг улыбнулась.
   - Держу пари, Иллиан никогда не  устраивал  своей  Великой  Охоте  за
Рогом столь горячих проводов, - сказала она. - Но ваш поиск -  подлинная
Великая Охота. Вас немного, и вы можете передвигаться  быстро,,  но  вас
достаточно, чтобы свершить то, что должны. Я поручаю вам. Лорд Ингтар из
Рода Шинова, я приказываю всем вам - найти Рог Валир, и пусть  ничто  не
преградит вам путь.
   Ингтар выхватил из-за спины свой меч и поцеловал клинок.
   - Жизнью своей и душой, Родом своим и честью клянусь, мать: я исполню
приказ.
   - Тогда - вперед!
   Ингтар развернул лошадь к воротам.
   Ранд вбил каблуки в бока Рыжего и галопом понесся  за  колонной,  уже
исчезающей в воротах.
   Не подозревающие о случившемся в стенах крепости копейщики и  лучники
Амерлин стеной стояли по обочинам дороги,  ведущей  от  ворот  в  город,
Пламя Тар Валона сверкало у них на груди. Возле ворот ждали,  готовые  к
маршу при появлении Амерлин, трубачи и  барабанщики.  На  площади  перед
крепостью, за рядами солдат в доспехах, теснился городской люд.  Кое-кто
из горожан приветствовал знамя Ингтара, а другие, несомненно, сочли, что
это - голова отбывающей колонны Престола Амерлин. По площади,  вслед  за
Рандом, покатился, нарастая, приветственный рев.  Ингтара  Ранд  нагнал,
когда по обе стороны колонны потянулись дома и лавки с низкими кровлями,
а на мощеных улицах было полно народу. Кое-кто тоже приветствовал отряд.
С Ингтаром и Лойалом в голове колонны скакали и Мэт с Перрином, но когда
к тем присоединился Ранд, они отстали. Да как же  мне  извиниться,  если
они сразу сбегают от меня, я даже слова вымолвить не успеваю?  Чтоб  мне
сгореть, с виду и не скажешь, что он умирает.
   - Пропали Чангу и Нидао, - внезапно сказал Ингтар холодно  и  гневно,
но и потрясение. - Мы всех пересчитали в крепости по  головам,  живых  и
мертвых, прошлой ночью, и еще раз сегодня  утром.  Они  -  единственные,
кого не оказалось при проверке.
   - Вчера Чангу был на страже в подземелье, - медленно сказал Ранд.
   - И Нидао. Они стояли вторую стражу. Они всегда держались  вместе  на
постах, даже если для этого приходилось меняться дежурствами  или  нести
дополнительную службу. Когда все это случилось, они уже сменились, но...
Они бились у  Тарвинова  Ущелья,  всего  месяц  назад,  и  спасли  Лорда
Агельмара, когда под ним, окруженным троллоками, убили лошадь. А  теперь
такое! Приспешники Тьмы. - Ингтар втянул воздух. - Все разваливается.
   Через  запруженную  людской  толчеей  улицу   пробился   верховой   и
пристроился  за  Ингтаром.  Судя  по  одежде  -  горожанин,   тощий,   с
морщинистым лицом, с седеющими длинными волосами. Позади его седла  были
приторочены котомка и бурдюки с водой, а с  пояса,  не  считая  дубинки,
свисали короткий меч и зубчатый мечелом.
   Ингтар заметил, как на незнакомца с удивлением поглядывает Ранд.
   - Это Хурин, наш нюхач. Не нужно, чтобы о нем знали  Айз  Седай.  Нет
ничего плохого в том, что он делает, сам понимаешь.  У  короля  есть  на
службе нюхач в Фал Моране и еще один в Анкор  Дейле.  Просто  Айз  Седай
редко относятся хорошо к тому, чего не понимают, а  он  вдобавок  еще  и
мужчина... С Силой, разумеется, тут и в помине ничего общего  нет.  А-а!
Расскажи ему, Хурин.
   - Да, Лорд Ингтар, - сказал тот. Низко поклонился Ранду: - Имею честь
служить вам, милорд.
   - Зовите меня Ранд, - Ранд протянул руку,  и,  чуть  помешкав,  Хурин
расплылся в улыбке и пожал ее.
   - Как вам угодно, милорд Ранд. Лорду  Ингтару  и  Лорду  Каджину  все
равно, какого звания человек, - и  Лорду  Агельмару,  конечно,  -  но  в
городе толкуют, что вы - чужеземный принц, откуда-то с юга, а  некоторые
чужеземные лорды строго относятся к разнице в положении.
   - Я - не лорд. - По крайней мере сейчас я от этою всего отделаюсь.  -
Просто Ранд. Хурин прищурился:
   - Как вам будет угодно, мило... э-э... Ранд. Как вы  понимаете,  я  -
нюхач. В этот День Солнца тому будет уже четыре года. До того о подобном
я ничего не слыхал, но я знаю, что есть еще несколько таких, как я.  Все
начиналось потихоньку, поначалу улавливаешь  скверные  запахи  там,  где
никто ничего не чует, дальше - больше. Прошел целый год,  прежде  чем  я
осознал, что это такое. Я мог чуять насилие, убийство, чужую боль. Чуять
там, где это происходило. Чуять след совершивших эти  злодеяния.  Каждый
из следов отличен  от  других,  поэтому  спутать  их  невозможно.  Лорду
Ингтару стало известно о моей способности, и он  взял  меня  к  себе  на
службу, на службу королевскому правосудию.
   - Вы можете чуять насилие? - сказал Ранд. Он не удержался,  чтобы  не
взглянуть на нос Хурина. Нос как нос, не большой,  не  маленький,  самый
заурядный. - Вы хотите сказать, что  можете  следовать  за  любым,  кто,
допустим, убил человека? Выследить по запаху?
   - Да, могу, милор... э-э... Ранд. Со временем запах исчезает, но, чем
хуже насилие, тем дольше держится след. Айе, я могу  учуять  поле  битвы
десятилетней давности, хотя все следы,  некогда  оставленные  людьми  на
нем, давно истерлись и  пропали.  В  такой  близи  от  Запустения  следы
троллоков не исчезают почти никогда. Не так силен  запах  троллока,  как
убийства и боли. Драка в таверне тем не менее, в которой сломают руку...
этот запах пропадает в считанные часы.
   - Понятно, почему вам не хочется, чтобы об этом прознали Айз Седай.
   - Ах, Лорд Ингтар прав но поводу Айз Седай, осияй их  Свет...  э-э...
Ранд. Была однажды в Кайриэие одна - Коричневая Айя,  хотя,  клянусь,  я
было решил, что она Красная, пока она  меня  не  отпустила,  -  так  она
промытарила меня месяц, стараясь вызнать, как я это делаю.  Не  очень-то
ей  по  вкусу  пришлось  неведение.  Она  все  бормотала:  "Это   старое
вернулось, или уже новое?" - и ох как  глядела  на  меня  -  можно  было
счесть, что я-таки пользуюсь Единой  Силой.  Я  сам  уже  начал  в  себе
сомневаться. Но с ума я не схожу и  ничего  такого  вроде  не  делаю.  Я
просто чую это, вот и все.
   Тут Ранд, помимо желания, но вспомнил слова Морейн. Древние  преграды
слабеют. В наше время есть нечто от крушения и  перемен.  Вновь  оживает
старое, рождается новое. Может, мы живем, дабы увидеть коней Эпохи. Ранд
вздрогнул:
   - Значит, мы будем выслеживать тех, кто забрал Рог, с помощью  вашего
носа.
   Ингтар кивнул. Хурин горделиво осклабился и сказал:
   - Именно так... э-э... Ранд. Как-то я преследовал убийцу до Кайриэна,
а другого до  самого  Марадона,  чтобы  поставить  их  пред  королевским
правосудием. - Улыбка его исчезла, сменившись встревоженным  выражением.
- Правда, этот случай куда хуже. Убийства пахнут мерзко, и  след  убийцы
зловонен, но сейчас... - он сморщил нос. - Прошлой  ночью  в  этом  были
замешаны люди. Должно  быть,  Приспешники  Тьмы,  но  по  запаху  Друзей
Темного не распознаешь. Я пойду по следу троллоков и  Полулюдей.  И  еще
чего-то гораздо худшего. - Не переставая хмуриться,  Хурин  говорил  все
тише, словно разговаривая с самим собой, но Ранд расслышал его слова.  -
Чего-то гораздо худшего, да. поможет мне Свет.
   Отряд достиг городских ворот, и, едва оказавшись  за  стенами,  Хурин
поднял лицо навстречу налетевшему ветерку. Ноздри его  раздулись,  затем
он с отвращением выдохнул воздух.
   - В эту сторону, милорд Ингтар, - Хурин указал на юг. Ингтар, похоже,
удивился:
   - Не к Запустению?
   - Нет, Лорд Ингтар. Тьфу! - Хурин утер рот рукавом. - Я  их  чуть  на
языке не чувствую. На юг, туда они двинулись.
   - Тогда,  значит,  она  была  права.  Престол  Амерлин,  -  задумчиво
произнес Ингтар. - Великая и мудрая женщина, служить которой  мы  просто
не достойны. Она заслуживает лучшего. Бери след, Хурин.
   Ранд оглянулся и посмотрел в створ  ворот,  вдоль  улицы,  ведущей  к
цитадели. Он надеялся, что с Эгвейн все хорошо.
   Найнив за ней присмотрит. Может, так оно  и  к  лучшему,  как  чистый
разрез, который потом будет меньше болеть.
   Ранд скакал  на  юг,  за  Ингтаром  и  за  знаменем  с  Серой  Совой.
Усиливающийся ветер дул в спину и холодил  ее,  несмотря  на  солнце.  В
ветре ему послышался смех, слабый и издевательский.

***

   Прибывающая луна бросала неровный  свет  на  пронизанные  сыростью  и
окутанные ночным сумраком улицы  Иллиана,  что  до  сих  пор  оглашались
звуками дневных празднеств. Всего несколько дней -  и  помчится  Великая
Охота  за  Рогом,  после  пышных  церемоний,  которые,  как   утверждало
предание, восходят еще к  Эпохе  Легенд.  Торжества  в  честь  Охотников
плавно перетекали в Праздник  Тевен,  с  прославленными  состязаниями  и
наградами  для  менестрелей.  Как  всегда,   самой   почетной   из   них
удостаивалось лучшее исполнение "Великой Охоты за Рогом".
   Сегодняшним вечером  менестрели  выступали  во  дворцах  и  особняках
города, где развлекались великие  и  могущественные,  а  из  всех  стран
собирались Охотники, чтобы обрести если не сам Рог Валир, то, по крайней
мере, бессмертие - в песнях и сказаниях. Для них - музыка,  и  танцы,  и
забавы, и мороженое, чтобы развеять первую в  году  настоящую  жару,  но
карнавал кружился на улицах, в яркой от луны  и  душной  ночи.  Карнавал
каждый день, пока не отправится Охота, каждый день и каждую ночь.
   Мимо Байла Домона бежали люди, в масках и  костюмах  эксцентричных  и
фантастических, у многих - чересчур много обнаженного тела. С криками  и
пением бежали они,  полдюжины  вместе,  потом  хихикающие,  обнимающиеся
парочки, затем тесная охрипшая группа человек двадцати. В небе то и дело
с треском рассыпались фейерверки,  золотые  и  серебристые  всполохи  на
черном фоне. Числом Иллюминаторы не уступали ныне менестрелям.
   Фейерверки  мало  занимали  мысли  Домона,  да  и  Охота   тоже.   Он
направлялся  на  встречу  с  людьми,  которые,  как  он  считал,   могут
попытаться убить его.
   Домон пересек по Мосту Цветов один из  множества  городских  каналов,
вошел в Благоухающий Квартал - портовый район Иллиана. От  канала  несло
громадным  ночным  горшком,  и  никакого  признака,  что   возле   моста
когда-либо рос хоть один цветок. В квартале  пахло  пенькой,  дегтем  от
верфей и причалов и гниющей портовой тиной, запахи  казались  тяжелее  в
нагретом и влажном - хоть пей - воздухе. Домон тяжело дышал: каждый  раз
при возвращении из северных стран он удивлялся  себе:  ведь  он  родился
здесь, в зное и духоте раннего иллианского лета.
   В одной руке Домон сжимал  увесистую  дубинку,  другая  покоилась  на
эфесе короткого меча, которым он частенько защищал палубы своего речного
судна от разбойников. В эти разгульные ночи не одни и не  два  грабителя
выходили  на  промысел,  когда  мелкая  пожива  приносила  богатство,  а
большинство из гуляк было сильно во хмелю.
   Однако Домон был крепко сбитым, мускулистым мужчиной, и никто из тех,
кто вышел на охоту за золотом, не считал его богатой добычей - глядя  на
его простую, обычного покроя куртку, - чтобы рисковать связываться с ним
и тем паче с его дубинкой. Те немногие, кто успевал рассмотреть шкипера,
когда он выходил на свет, льющийся из окон, с опаской отступали поглубже
в тень, пока тот не удалялся подальше. Темные волосы до плеч  и  длинная
борода с бритой верхней губой обрамляли его круглое лицо, но оно никогда
не бывало мягким, и теперь оно было решительным и сурово-мрачным, словно
Домон намеревался проломить себе  дорогу  через  стену.  Его  ждали  для
встречи, и встреча эта его отнюдь не радовала.
   Мимо пробежало еще несколько кутил, напевая не в лад и  фальшиво,  от
вина их языки заплетались.  "Рог  Валир".  бабушка  моя  престарелая!  -
подумал угрюмо Домон. Мое суденышко, вот за что  я  буду  держаться  изо
всех сил. И за свою жизнь, направь меня Удача.
   Домон протолкался внутрь таверны, на вывеске  которой  был  изображен
большой, в белых полосках барсук, танцующий на  задних  лапах  вместе  с
человеком, держащим в рука; серебряный совок. "Ублажить Барсука"  -  так
она называлась, хотя даже сама Ниеда Сидоро, хозяйка таверны, не  знала,
откуда взялось это название; в Иллиане с названиями подобное встречалось
сплошь да рядом.
   Общий зал был ярко  освещен,  на  полу  -  опилки,  в  дальнем  конце
музыкант негромко  наигрывал  на  двенадцатиструнном  биттерне  какую-то
печальную мелодию Морского Народа.  В  зале  было  спокойно,  у  себя  в
заведении Ниеда не допускала никаких беспорядков, а ее  племянник  Били,
дюжий молодец, запросто, одной  левой,  мог  выкинуть  за  дверь  любого
бузотера. Моряки, рабочие с доков  и  со  складов  заходили  в  "Барсук"
выпить, может, немного поговорить, сыграть партию-другую в камни  или  в
дартс. Сейчас зал был наполовину пуст; даже любителей спокойно  провести
время  затянуло  во   всеохватное   карнавальное   веселье.   Посетители
беседовали вполголоса, но чуткий слух  Домона  уловил  упоминания  и  об
Охоте, и о Лжедраконе,  которого  захватили  мурандийцы,  и  о  том,  за
которым по всему Хаддонскому Сумрачью гонялись  тайренцы.  В  последнем,
казалось, проскользнул вопрос: что предпочтительнее,  мертвый  Лжедракон
или мертвые тайренцы?
   Домон  скривился.  Лжедракон!  Направь  меня  Удача,  да  в  эти  дни
безопасного места нет. Вообще говоря. Лжедраконы его заботили не больше,
чем Охота.
   Дородная хозяйка, с уложенными на затылке волосами, протирала кружку,
не забывая при этом приглядывать острым  взором  за  заведением.  Своего
занятия она не прерывала, даже не посмотрела на вошедшего Домона, но  ее
левое веко. опустилось и она глазами указала на троицу за столом в углу.
Даже для "Барсука" они были слишком тихими,  почти  угрюмыми,  а  своими
смахивающими  на  колокола  бархатными  шляпами  и  темными   кафтанами,
вышитыми  на  груди  серебристыми,  алыми  и  золотыми   полосами,   они
выделялись среди прочих посетителей, одетых весьма просто.
   Домон вздохнул и занял пустой столик в углу. Теперь  кайриэнцы,  надо
же! Девушка принесла ему кружку бурого  эля,  и  шкипер  сделал  большой
глоток. Когда Домон опустил кружку, трое мужчин в полосатых кафтанах уже
стояли перед столиком. Незаметным жестом он дал Ниеде понять, что пока в
услугах Били не нуждается.
   - Капитан  Домон?  -  Все  трое  ничем  особенно  друг  от  друга  не
отличались, но что-то такое в облике говорящего было, из-за  чего  Домон
сразу признал в нем старшего. На первый взгляд, вооружены незнакомцы  не
были; правда, несмотря на изящные одежды, вид у них был такой, как будто
оружие им не очень-то и надобно. С  их  заурядных  лиц  жестко  смотрели
суровые глаза: - Байл Домон, капитан "Ветки"?
   Домон коротко кивнул, и эти трое, не дожидаясь  приглашения,  уселись
за столик. Говорить продолжал тот же самый; другие двое лишь  наблюдали,
почти не моргая. Гвардейцы, подумал Домон, как бы они ни  принаряжались.
Кто он такой, чтобы к нему в сопровождающие дали пару гвардейцев?
   - Капитан Домон, у нас есть  человек,  которого  нужно  доставить  из
Майена в Иллиан.
   - "Ветка" - речное судно, - прервал его Домон.  -  С  малой  осадкой,
киля для глубокой воды у нее нет. - Это было не вполне правдой,  но  для
сухопутной крысы достаточно. По меньшей мере, что-то новенькое,  не  Тир
опять. Они становятся умнее.
   Кайриэнца с виду ничуть не смутило, что его перебили.
   - Мы слышали, вы забросили речную торговлю.
   - Может, и так, а может, и нет. Я еще не решил. -  Вообще-то  решение
его было твердым. Обратно в Пограничные Земли он не пойдет, даже за  все
тайренские суда, доверху загруженные  шелком.  Такого  рейса  салдэйские
меха и ледяной перец не стоят, а со Лжедраконом, который, как он слышал,
в тех краях появился, лучше ничего общего не иметь. Домон тем  не  менее
терялся в догадках, как кто-то пронюхал о его решении. Другим  откуда-то
тоже известно, а он ведь ни с кем об атом не говорил.
   - До Майена вы легко доплывете вдоль берега. Наверняка, капитан,  вам
захочется отплыть в малый каботаж за тысячу золотых марок.
   Невольно  Домон  выпучил  глаза.  В  четыре  раза  больше  последнего
предложения - от такого у любого челюсть отвалится.
   - И кого же за такие деньги я, по-вашему, должен буду перевезти? Саму
Первую Майена? Неужели Тир наконец-то вытурил ее совсем?
   - Не нужно имен,  капитан.  -  Человек  положил  на  стол  объемистый
кожаный мешок и запечатанный пергамент. В мешке глухо и тяжело звякнуло,
когда он  толкнул  его  и  пергамент  через  стол.  На  большом  красном
сургучном кружке, скрепляющем сложенный пергамент,  отчетливо  виднелось
многолучевое Восходящее Солнце Кайриэна. - Две сотни - весомый аванс. За
тысячу  марок,  по-моему,  никаких  имен  не  нужно.  Вручите   это,   с
неповрежденной печатью, в Майене Капитану порта, и он передаст  вам  еще
три сотни и пассажира. Когда этот пассажир высадится здесь на  берег,  я
лично отсчитаю вам оставшееся. При условии, что вы не станете  прилагать
усилий раскрыть инкогнито данной особы.
   Домон глубоко вздохнул. Ну, Удача, это стоило бы плавания, даже  если
б и не заплатили пенни сверх того, что лежит в этом  кошеле.  А  за  три
года прибыль от торговли  куда  меньше  тысячи  золотых.  В  уме  Домона
зародилось подозрение, что" начни он прощупывать  глубже,  будут  другие
намеки, всего лишь намеки, что плавание связано  с  тайными  отношениями
Иллианского Совета Девяти и Первой  Майена.  Во  всем,  кроме  названия,
город-государство Первой являлся провинцией  Тира,  и  ей  без  сомнения
пришлась бы по  душе  поддержка  Иллиана.  И  в  Иллиане  многие  голоса
говорили, что приспело, мол, время для войны, что Тир урвал львиную долю
торговли в Море Штормов. Весьма заманчивая  западня  для  Домона  -  вот
только в прошлом месяце он уже избежал трех похожих ловушек.
   Он потянулся за мешочком, и тот, кто вел переговоры, схватил капитана
за запястье. Домон ожег его свирепым взглядом, но тот посмотрел на  него
в ответ бестрепетным взором.
   - Вы должны отчалить как можно быстрее, капитан.
   - С первым светом, - прорычал Домон, мужчина кивнул и отпустил руку.
   - Значит, с первым светом,  капитан  Домон.  И  не  забывайте:  чтобы
воспользоваться своими деньгами, человек должен быть живым, а  оберегает
человека осмотрительность.
   Домон проводил взглядом уходящую троицу, затем  мрачно  уставился  на
кошель и пергамент, лежащие перед ним на столе. Кто-то  хочет  отправить
меня на восток. Тир или  Майен,  безразлично,  лишь  бы  убрать  его  на
восток. Он подумал, что знает, кому это нужно. И, значит, опять  у  меня
нет к ним ниточки. Кому известно, кто Приспешник Тьмы, а кто нет? Но  он
знал, что Приспешники Тьмы гоняются за ним, - он еще не  успел  покинуть
Марадон и отправиться вниз  по  реке  в  обратный  путь,  как  появилась
погоня. Приспешники Тьмы  и  троллоки.  В  этом-то  он  был  уверен.  Но
главное, вопрос, на который  у  него  не  было  даже  намека  на  ответ:
почему?
   - Неприятности, Байл? - спросила Ниеда.  -  У  тебя  лицо,  будто  ты
троллока узрел.
   Она захихикала  -  неправдоподобно  тонко  и  мелко,  чего  никак  не
ожидаешь от женщины такой комплекции. Как и большинство людей,  ни  разу
не бывавших в Пограничных Землях, в троллоков  Ниеда  не  верила.  Домон
как-то пробовал втолковать ей правду о них, но его  рассказы  ее  только
позабавили, и она сочла их если и не откровенной ложью, то побасенками и
выдумками наверняка. В снег она, впрочем, тоже не верила.
   - Никаких неприятностей, что  ты,  Ниеда!  -  Домон  развязал  мешок,
выудил не глядя монету и кинул трактирщице. - Выпивку на всех,  и,  если
что, дам еще.
   Ниеда удивленно уставилась на монету:
   - Тарвалонская марка! Байл, ты что, завел торговлю с колдуньями?
   - Нет, - хрипло произнес он. - Ничего  подобного!  Ниеда  попробовала
монету на зуб, затем быстрым движением спрятала в свой широкий пояс.
   - Ладно, золото ведь. И все равно, сдается мне, эти колдуньи  не  так
плохи, как их малюют. Не о многих я готова сказать так  много  хорошего.
Есть у меня знакомый меняла, который возьмет такую. Народу мало сегодня,
и вторую тебе давать резону нет. Тебе еще эля, Байл?
   Он машинально кивнул, хотя кружка у него  была  еще  почти  полна,  и
Ниеда вперевалку удалилась. Она была другом и не станет распространяться
об увиденном. Домон сидел  и  смотрел  на  мешок  с  золотом.  На  столе
появилась вторая кружка, но прошло еще сколько-то  времени,  прежде  чем
Домон заставил себя заглянуть внутрь мешка, немного приоткрыв его. Потом
покопался в монетах мозолистым пальцем. Золотые марки сверкнули в  свете
лампы - на каждой  из  монет  это  проклятое  Пламя  Тар  Валона.  Домон
поспешно затянул горловину. Опасные монеты. Одна или две еще ничего,  но
когда их так много, - большинству людей в голову придет именно  то,  что
решила Ниеда. Детей Света в городе хватало, и  хотя  никаким  законом  в
Иллиане не было запрещено вести дела с Айз  Седай,  он  вряд  ли  успеет
объясниться с магистратом, прознай о его капитале Белоплащники. Те  трое
позаботятся о том, чтобы капитан не смог взять золото и остаться с ним в
Иллиане.
   Пока Домон сидел, терзаемый тревожными раздумьями, в  "Барсук"  вошел
Ярин Маэлдан, вечно задумчивый, смахивающий на аиста  помощник  капитана
"Ветки". Подойдя к  столу  Домона,  он  посмотрел  на  своего  капитана,
сдвинув над длинным носом хмурые брови.
   - Карн мертв, капитан.
   Нахмурясь, Домон поднял взгляд на помощника. Трое его людей уже  были
убиты - каждый после того, как  он  отказывался  от  поручения,  которое
увело бы  его  на  восток.  Магистраты  лишь  разводили  руками:  улицы,
говорили они, ночами опасны,  а  моряки  -  народ  драчливый,  буйный  и
задиристый.  Происходящее  в  Благоухающем   Квартале   мало   волновало
магистратов,  за  исключением  тех  случаев,  пока  там  не  доставалось
почтенным горожанам.
   - Но на этот-то раз я принял их предложение, - пробормотал Домон.
   - Еще не все, капитан, - сказал Ярин. - Они  изрезали  Карна  ножами,
будто хотели, чтобы он им о чем-то рассказал. И не прошло и часу, как на
борт "Ветки" пытались пролезть еще несколько человек, куда больше, чем в
прошлый раз. Их прогнала охрана доков. Третий раз за десять  дней,  и  я
никогда не сталкивался со столь настырными  портовыми  крысами.  У  этой
швали не в обычае, лезть вновь, пока  не  уляжется  тревога.  И  прошлой
ночью кто-то перерыл все у меня в комнате в "Серебряном Дельфине". Взяли
немного серебра - я было решил, что навестили меня обычные  воры,  -  но
они оставили эту мою пряжку, украшенную гранатами и лунными  камнями,  а
ремень с ней лежал на виду. Что происходит, капитан? Люди напуганы, да я
и сам немного нервничаю.
   Домон вскочил на ноги:
   - Команде - сбор, Ярин. Разыщи их и скажи,  что  "Ветка"  отчаливает,
как только на борту  хватит  людей,  чтобы  управлять  ею.  -  Засовывая
пергамент в карман куртки,  он  подхватил  мешок  с  золотом  и  толкнул
помощника к двери вперед себя. - Собирай их, Ярин, так как  любого,  кто
промешкает, я оставлю стоять на причале.
   Домон добрым толчком отправил Ярина бегом в  глубь  квартала,  а  сам
зашагал к причалам. Даже разбойники, заслышавшие позвякивание в  кошеле,
что он нес, сторонились Домона - он шел теперь как  тот,  кому  уже  все
равно и кто готов даже на убийство.
   К появлению Домона команда уже карабкалась на  борт  "Ветки",  и  еще
больше матросов шлепало босиком  по  камню  причальной  стенки.  Они  не
ведали ни того, что он боялся  преследования,  ни  того  даже,  что  его
что-то преследует, но они твердо знали: он получит  хорошую  прибыль,  а
после, как истинный иллианец, каждому из команды выдаст причитающуюся им
долю.
   Двухмачтовая "Ветка" была судном широким, восемнадцати футов длиной и
могла брать груз как в трюмы, так и на грузовую палубу. Что бы Домон  ни
говорил кайриэнцам - если те трое и были кайриэнцами, - сам  он  считал,
что "Ветка" будет хорошо идти  по  открытой  воде.  Летом  Море  Штормов
бывало тише.
   - Должна пройти, - пробормотал он и спустился в свою каюту.
   Войдя,  Домон  кинул  мешок  с  золотом  на  свою  койку,   аккуратно
принайтовленную, как и все в кормовой каюте, к корпусу судна, и  вытащил
из кармана пергамент. Засветив фонарь и повесив  его  в  вертлюг,  Домон
принялся внимательно рассматривать  запечатанный  документ,  поворачивая
его, словно мог прочитать его не вскрывая. Легкий стук в дверь  заставил
капитана нахмуриться.
   - Войди. В дверь просунул голову Ярин.
   - Капитан, на борту все, кроме троих, которых я не сумел отыскать. Но
в каждой таверне, игорном притоне, борделе в квартале я оставлял для них
сообщение. Они будут на борту до того, как рассветет  достаточно,  чтобы
идти вверх по реке.
   - "Ветка" отплывает немедленно.  В  море.  -  Домон  в  корне  пресек
возражения Ярина о рассвете, приливах-отливах, о  том,  что  "Ветка"  не
приспособлена для плавания в открытом море. - Сейчас! При  самом  низком
отливе "Ветка" минует отмели. Ты еще не позабыл, случаем, как плавать по
звездам? Выводи ее, Ярин. Выводи ее немедленно и возвращайся,  когда  мы
окажемся за молом.
   Помощник  замешкался  -  Домон   при   любом,   вызывающем   малейшие
затруднения или сомнения маневре с парусами всегда находился на  палубе,
отдавая приказы, а вывести  "Ветку",  какой  бы  мелкой  осадкой  та  ни
обладала, ночью по фарватеру - задача не из простых. Затем Ярин кивнул и
исчез. Через несколько мгновений в своей каюте Домон услышал над головой
крики отдающего команды Ярина и  топот  по  палубам  босых  ног.  Он  не
обращал на них внимания, даже  когда  судно,  влекомое  отливом,  слегка
накренилось.
   В конце концов Домон поднял заслонку фонаря  и  сунул  в  пламя  нож.
Масло обожгло лезвие, закурился дымок, но металл не успел раскалиться  -
Домон сдвинул в  сторону  карты,  прижал  поплотнее  к  столу  сложенный
пергамент и осторожно стал продвигать горячую сталь под  сургуч  печати.
Верхний клапан приподнялся.
   Текст документа оказался простым, без вступления или  приветствия,  и
от его содержания капитана Домона прошиб холодный пот.

   Податель сего есть Друг Темного, разыскиваемый в Кайриэне за убийства
и прочие отвратительные преступления, наименьшее из которых  -  кража  у
Нашей Особы. Мы обращаемся к вам с просьбой схватить его и  конфисковать
все вещи, обнаруженные при нем. вплоть до самых мелких.  Наш  доверенный
явится, дабы забрать похищенное у Нас. Пусть все.  чем  он  владеет,  за
исключением того, что Мы объявим своим, отойдет вам в награду за поимку.
Пусть сам этот мерзкий негодяй будет незамедлительно повешен,  дабы  его
порожденные Тенью злодеяния более не пятнали. Свет.
   Запечатано Нашей Рукой. Галдриан  су  Райатин  Ри,  Король  Кайриэна,
Защитник Драконовой Стены.

   Ниже подписи, на  тонком  кружке  красного  сургуча,  были  оттиснуты
кайриэнская печать Восходящего Солнца и Пять Звезд - знак Дома Райатин.
   - Защитник Драконовой Стены, бабушке  моей  престарелой  расскажи,  -
брюзгливо буркнул  Домон.  -  Хватает  же  наглости  человеку  так  себя
именовать.
   Он скрупулезно осмотрел печати и подпись, вплотную к  фонарю  поднеся
пергамент, почти водя по нему носом, но в первых не сумел найти никакого
изъяна,  а  что  касается  второй,  то  у  него  не  было  ни  малейшего
представления, каков должен быть почерк Галдриана. Если и не сам  король
подписал это послание, то, как подозревал Домон, кто бы это  ни  сделал,
этот некто  невероятно  хорошо  сымитировал  руку  Галдриана,  этакие-то
каракули. Так или иначе, разницы никакой. В  Тире  это  письмо  в  руках
иллианца немедленно станет убийственной уликой. Или в  Майене,  где  так
сильно тайренское влияние. Войны пока  не  было,  и  люди  обоих  портов
свободно входили-выходили, но в Тире иллианцев, равно  как  и  наоборот,
любили весьма мало. Домону выкажут весьма  "радушный"  прием,  имея  для
себя такое оправдание.
   В голове  у  Домона  мелькнула  мгновенная  мысль,  а  не  сунуть  ли
пергамент в пламя фонаря - избавиться от опасного документа, все равно -
в Тире, или Иллиане, или в каком угодно ином городе, как  представлялось
капитану, - но в конце концов он осторожно  засунул  письмо  в  потайное
отделение позади стола, замаскированное панелью. Как открывается тайник,
знал лишь сам Домон.
   - Все, чем я владею, так?
   Домон, сколько жил на борту, коллекционировал старые вещи. То, что он
видел, но не мог купить - в силу ли дороговизны или громоздкости,  -  он
складывал в кладовую памяти. Еще мальчишкой притянули  его  к  себе  эти
предметы - оставшиеся от давно минувших времен, все эти разбросанные  по
миру чудеса, из-за них он тогда и ступил впервые на  палубу  корабля.  В
свой последний рейс, в Мара-дон,  он  прибавил  к  своей  коллекции  еще
четыре вещицы - и тогда-то его и начали преследовать Друзья  Темного.  И
какое-то время троллоки тоже гнались. Он слышал, что сразу  после  того,
как он отплыл оттуда, Беломостье выгорело дотла, и  еще  доходили  слухи
как о троллоках, так и о Мурддраале. Все вместе взятое  впервые  убедило
Домона, что вовсе не воображение у него разыгралось,  вот  потому-то  он
был уже начеку, когда к нему обратились с первым странным  предложением,
суля бешеные деньги за простое плавание  в  Тир,  приводя  шитую  белыми
нитками, явно надуманную причину.
   Порывшись  в  сундуке,  Домон  выложил  на  стол   свои   марадонские
приобретения. Светящийся жезл, уцелевший  от  Эпохи  Легенд,  -  так  по
крайней мере утверждали. И уж  точно  теперь  никто  не  ведал,  как  их
изготовляли. Дорогая вещица и куда более редкая, чем честный  магистрат.
Выглядела она как простой стеклянный стержень, потолще  большого  пальца
Домона и чуть короче его же предплечья, но если держать стержень в руке,
он светится  не  хуже  фонаря.  Вдобавок  светящиеся  жезлы  разлетаются
вдребезги совсем как стекло;  случайно  разбив  первый  купленный  жезл,
Домон  едва  не  спалил  "Ветку".  Небольшая,  потемневшая  от  времени,
вырезанная из тусклой кости фигурка мужчины, держащего в руке  меч.  Тот
малый, что ее продавал, заявлял, будто если подержать ее  в  ладони,  то
начнешь ощущать тепло. Домон, сколько ни  держал  фигурку,  так  никогда
тепла не почувствовал, как и те члены команды, которым он разрешал брать
ее в руки, но фигурка была  старой,  и  для  Домона  одного  этого  было
достаточно. Череп кота, размерами неуступавшего льву, такой древний, что
обратился в окаменелость. Но ни у одного льва в помине не бывало  клыков
- чуть ли не бивней, как у  моржа,  -  в  фут  длиной.  И  толстый  диск
диаметром  в  ладонь,  наполовину  белый,   наполовину   черный,   цвета
разделялись волнообразной линией. Лавочник  в  Марадоне  говорил,  будто
диск относится к самой Эпохе Легенд, - причем думал, что просто набивает
цену и явно заговаривает зубы покупателю, -  однако  Домон  поторговался
лишь для виду и купил черно-белую редкость, так как понял  то,  чего  не
сообразил продавец: это древний символ Айз Седай, еще до  Разлома  Мира.
Иметь такую вещицу определенно небезопасно, но ее никак не мог  упустить
человек, обуреваемый тягой к старине и древностям.
   И диск был из камня мужества. Владелец лавки никогда бы не  осмелился
прибавить такое к тем словам, которые считал  неправдой.  В  Марадоне  в
приречных торговых рядах не найдется лавочника, которому бы  по  карману
приобрести даже крохотный кусочек квейндияра.
   В руке диск  ощущался  твердым  и  на  ощупь  гладким  и  с  виду  не
представлял абсолютно никакой ценности, не считая разве своего возраста,
но Домон  опасался,  что  именно  это  -  цель  его  преследователей.  И
светящиеся  жезлы,  и  вырезанные  из  светлой  кости  фигурки,  и  даже
превратившиеся в камень черепа, а то и скелеты, ему доводилось  видывать
в  другие  времена  в  других  местах.  Но,  даже   зная,   чего   хотят
преследователи, - если и знал, - Домон по-прежнему пребывал в  полнейшем
неведении, почему они за ним гоняются, и больше он не был уверен в  том,
кто его преследователи. Марки Тар Валона - и древний символ  Айз  Седай.
Домон провел рукой по губам; привкус страха горечью ощущался на языке.
   Стук в дверь. Домон положил диск и развернутой морской картой прикрыл
лежащие на столе предметы.
   - Входи. Ярин вошел.
   - Мы - за волноломом, капитан.
   Домон ощутил мгновенную вспышку удивления, затем рассердился на себя.
Нельзя так уходить в раздумья, чтобы не почувствовать, как "Ветку" мягко
качает на зыби.
   - Бери курс на запад, Ярин. Проследи за этим сам.
   - Эбу Дар, капитан?
   Не так уж далеко. Не на пять сотен лиг. - Туда мы зайдем ненадолго  -
я только раздобуду карты и под завязку зальем  питьевой  водой  бочонки.
Потом отплывем на запад.
   - На запад, капитан?  На  Тремалкин?  Морской  Народ  скуп  с  любыми
торговыми судами, кроме собственных.
   - В Аритский Океан, Ярин.  Между  Тарабоном  и  Арад  Доманом  весьма
оживленная торговля, и  вряд  ли  стоит  беспокоиться  о  конкурентах  с
тарабонского  судна  или  корабля  Домани.  Как  я  слышал,   моря   они
недолюбливают. На  Мысе  Томан  не  счесть  мелких  городков,  и  каждый
держится особняком, не подчиняясь вообще никакому государству. Мы  можем
даже, если повезет, прикупить там салдэиские меха и  ледяные  перцы,  по
дешевке привезенные из Бандар Эбана.
   Ирин задумчиво покачал головой. Он имел обыкновение смотреть на  веши
пессимистично, находя во всем мрачные стороны, но моряком был хорошим.
   - Меха и перцы нам могут обойтись там дороже, чем если брать их  выше
по реке, капитан. И, как я слышал, там что-то вроде войны. Если  Тарабон
и Арад Доман воюют, то какая торговля? Сомневаюсь,  что  в  городках  на
одном лишь Мысе Томан мы много заработаем, даже если там все тихо. Самый
большой городок - Фалме, а он не очень-то велик.
   - Тарабонцы и Домани вечно вздорят из-за Равнины Алмот и Мыса  Томан.
Даже если на этот раз дело дошло до  драки,  осторожный  человек  всегда
сумеет выгодно поторговать. Курс - на запад, Ярин.
   Когда Ярин ушел наверх.  Домой  быстро  спрятал  черно-белый  диск  в
тайник, а остальные свои сокровища уложил обратно на дно сундука. Друзья
Темного или Айз Седай но я не пойду  тем  путем,  на  который  они  меня
гонят. Направь меня Удача, ни за что не пойду.
   Впервые за многие месяцы чувствуя себя в безопасности, Домон вышел на
верхнюю палубу, а "Ветка" накренилась, ловя ветер, и  повернула  нос  на
запад, в темное ночное море.

Глава 10
ОХОТА НАЧАЛАСЬ

   Для начала  Ингтар  повел  отряд  скорым  шагом.  Ранд  даже  немного
забеспокоился о лошадях. Животные могли часами идти  рысью,  но  впереди
еще целый день, а  сколько  таких  дней  еще  предстоит?  Судя  по  лицу
Ингтара, тот намерен был настичь похитителей Рога в первый  же  день,  в
первый же час. Чему Ранд, припомни голос, которым шайнарец давал  клятву
перед Престолом Амерлин, ничуть не удивлялся. Тем не  менее  рта  он  не
раскрывал. Здесь командовал Лорд Иигтар; как бы ни  был  он  по-дружески
расположен к Ранду, вряд ли он оценит советы пастуха.
   На шаг позади Ингтара скакал Хурин, но отряд на юг вел именно  нюхач,
он показывал дорогу Ингтару. Вокруг лежали холмы, поросшие лесом - тесно
стоящими елями, вересками, дубами, - но  путь,  избранный  Хурином,  вел
прямо, как стрела,  отклоняясь  лишь  изредка,  огибая  холмы,  объехать
которые гораздо быстрее,  чем  преодолевать  в  лоб.  Знамя  Серой  Совы
трепетало на ветру.
   Ранд решил скакать рядом  с  Мэтом  и  Перрином,  но  когда  он  чуть
придержал лошадь, отставая, и поравнялся с ними, Мэт подтолкнул  Перрина
локтем, и тот неохотно погнал коня галопом к голове  колонны  за  Мэтом.
Заметив себе, что нет никакого интереса скакать в хвосте. Ранд  вернулся
на место впереди. Его друзья незамедлительно отстали, причем  Мэт  опять
потянул за собой Перрина.
   Чтоб им сгореть! Я ж просто хочу  извиниться.  Ранд  чувствовал  себя
ужасно одиноким. Ничего не попишешь, он знал: в случившемся всецело  его
вина.
   На верхушке одного холма Уно спешился и принялся осматривать  взрытую
копытами почву. Он потыкал носком сапога в катыши  лошадиного  помета  и
проворчал:
   - Проклятье, скачут очень быстро, милорд. - Голос у него был резок  и
громок, он будто кричал, когда просто говорил. - Мы не нагнали  их  даже
на час. Чтоб я сгорел, мы даже отстали на растреклятый час. Так  они  до
смерти загонят своих лошадей. - Он указал пальцем на отпечаток копыта: -
А вот это никакая не лошадь. Проклятый  троллок.  Какие-то  растреклятые
козлиные ноги вон там.
   - Мы их нагоним, - сурово заявил Ингтар.
   - А наши лошади, милорд? Что проку вогнать их в проклятую землю и  не
настичь этих злодеев,  милорд?  Даже  если  они  уморят  своих  лошадей,
проклятые троллоки способны бежать дольше лошадей.
   - Мы их нагоним. В седло, Уно.
   Уно посмотрел на Ранда единственным глазом, пожал  плечами  и  сел  в
седло. Ингтар рысью повел отряд по дальнему склону, к подножию, а  потом
- галопом к следующему холму.
   Почему он так смотрел на меня? - терялся в догадках Ранд. Уно был  из
тех, кто никогда не выказывал особого дружелюбия к Ранду.  Это  была  не
явная неприязнь Масимы; Уно ни с кем  не  дружил,  не  считая  двух-трех
ветеранов, таких же поседевших в сражениях, как и он. Наверняка он-то не
верит сказочке, что я - лорд.
   Уно тем временем изучал лежащую впереди местность, но,  заметив,  что
на него смотрит Ранд, ответил юноше таким же пристальным взглядом  и  не
сказал ни слова. Это ничего не значило. Он и Ингтару мог смотреть  прямо
в глаза. Таков был Уно.
   Путь, выбранный Приспешниками Темного - И кто они  там,  гадал  Ранд;
Хурин все ворчал о "чем-то  куда  худшем",  -  теми,  кто  похитил  Рог,
никогда не пролегал вблизи деревень. То с  одной  вершины  холма,  то  с
другой, в миле или больше, Ранд замечал деревни,  но  ни  одна  не  была
настолько близко, чтобы различить людей на улицах. Или настолько близко,
чтобы люди там увидели направляющийся к югу отряд. На гребнях и  склонах
холмов, в долинах встречались и фермы - дома с низкими стрехами, высокие
сараи, курящиеся дымоходы, - но никогда настолько близко,  чтобы  фермер
заметил тех, за кем гнался отряд.
   В конце концов Ингтару пришлось  признать,  что  лошади  не  выдержат
взятого  ими  темпа  движения.  До  ушей   Ранда   донеслись   сказанные
вполголоса, сквозь зубы, проклятия, Ингтар  в  досаде  ударил  по  бедру
кулаком в латной рукавице, но в итоге отдал приказ всем  спешиться.  Они
бежали, ведя лошадей в поводу, вверх по холму  и  вниз  где-то  с  милю,
потом сели верхом и опять  поскакали.  Затем  они  опять  спешивались  и
бежали. Бежали с милю,  потом  скакали  верхом  с  милю.  Бежали,  потом
верхом.
   Ранд удивился, увидев, что Лойал, когда все спешились и  тащились  по
холму, ухмыляется. Когда они с ним впервые встретились,  огир  испытывал
неловкость при езде верхом и вообще побаивался лошадей, больше полагаясь
на свои ноги, но Ранду представлялось, что  огир  давным-давно  забыл  о
своих опасениях.
   - Ты любишь бегать. Ранд?  -  засмеялся  Лойал.  -  Мне  нравится.  В
Стеддинге Шангтай я был самым быстрым. Как-то раз я лошадь обогнал.
   Ранд лишь головой покачал. Он не хотел сбивать  дыхание  разговорами.
Он оглянулся на Мэта и Перрина, но они были сзади, их заслоняло  слишком
много людей. Ранд задумался, а каково шайнарцам в этих доспехах? Ни один
из них не замедлил бега и ни единым словом не выразил недовольства.  Уно
словно и не вспотел - такой у него был вид, а знамя Серой Совы  ни  разу
не качнулось в руках знаменосца.
   Отряд двигался в быстром темпе, но начали  сгущаться  сумерки,  а  от
тех, кого они преследовали, не было ни  слуху  ни  духу  -  одна  полоса
следов. Наконец, с явным нежеланием, Ингтар  объявил  в  лесу  привал  и
приказал разбить на ночь  лагерь.  Шайнарцы  стали  разжигать  костры  и
устанавливать коновязи, со спокойной экономностью движений, наработанной
долгим опытом. Ингтар выставил на первую смену шесть часовых, по парам.
   Первым делом Ранд  отыскал  в  плетеных  коробах,  снятых  с  вьючных
лошадей, свой узел. Найти его оказалось несложно - среди припасов личных
свертков было не много, - но, развязав свой, он издал громкий  крик,  от
которого все солдаты в лагере замерли наготове с мечами в руках.
   Подбежал Ингтар:
   - Что такое? Мир, кто-то прорвался? Я не слышал часовых.
   - Эти куртки, - прорычал Ранд, по-прежнему уставясь  в  разворошенный
узел. Одна куртка - черная, украшенная серебряной  канителью,  другая  -
белая, вышитая золотом. На воротниках обеих - цапли, и обе украшены с не
меньшим богатством, чем та  алая,  что  сейчас  была  на  нем.  -  Слуги
сказали, что тут у меня две хорошие куртки. Посмотрите на них!
   Ингтар вложил меч в ножны за плечами. Другие тоже вернулись  к  своим
делам.
   - Ну, они вполне годятся.
   - Я не могу их надеть! Нельзя же все время ходить в таком!
   - Носить их можно. Куртка есть куртка. Если не ошибаюсь, Морейн Седай
сама проследила за твоими вещами.  Может,  Айз  Седай  не  совсем  точно
представляют,  что  надевает  солдат,  отправляясь  в  поход.  -  Ингтар
ухмыльнулся. - Когда мы поймаем этих троллоков, вдруг мы устроим  пир...
По крайней мере, если не мы, то ты для него будешь одет подобающе.
   С этими словами Ингтар зашагал обратно к уже  пылающим  кострам,  где
начали готовить еду.
   Ранд не шевелился, едва  Ингтар  упомянул  Морейн.  Он  уставился  на
куртки. Что она  делает?  Чем  бы  это  ни  было,  меня  ни  за  что  не
используют. Он скатал все вместе и засунул узел обратно в короб.  Всегда
можно идти голым, горько подумал Ранд.
   В походе шайнарцы готовили пищу во очереди, и когда Ранд  вернулся  к
кострам, то обнаружил, что сейчас стряпней  занимается  Масима,  который
помешивал в котле. Аромат варева из тушеной репы, лука и  вяленого  мяса
плыл над лагерем. Первым свою порцию получил Ингтар, потом Уно,  но  все
остальные, подойдя, вставали в очередь. Большим черпаком Масима  шлепнул
варева в миску Ранда; тот быстро отступил, чтобы не плеснуло на  куртку,
и посторонился,  пропуская  следующего  и  посасывая  обожженный  палец.
Масима смотрел на Ранда с неизменной  усмешкой,  никогда  не  касавшейся
глаз. Но тут подошел Уно и отвесил ему затрещину;
   - Проклятье, мы не  везем  с  собой  столько,  чтоб  ты  тут  лил  на
растреклятую землю.
   Одноглазый глянул на Ранда и отошел. Масима потирал ухо, но глаза его
неотрывно следили за Рандом.
   Ранд пошел к Ингтару и Лойалу, расположившимся под раскидистым дубом.
Ингтар лишь снял шлем и положил его  на  землю  подле  себя,  он  так  и
оставался полностью облачен в доспехи. Маг  и  Перрин  уже  сидели  тут,
жадно хлебая из мисок. Мэт с широкой усмешкой оглядел Рандову куртку, но
Перрин едва поднял взор, золотистые глаза сверкнули в отсветах  костров,
и потом он вновь склонился над миской.
   На этот раз они хоть не ушли.
   Скрестив ноги. Ранд сел рядом с Ингтаром,  Мэт  и  Перрин  сидели  по
другую сторону от шайнарца.
   - Интересно, почему Уно все смотрит на меня так. Наверное, из-за этой
проклятой куртки.
   Ингтар задумался, перестав ненадолго жевать. Потом он заметил:
   - Без сомнения, Уно гадает,  заслуживаешь  ли  ты  клинка  со  знаком
цапли. - Мэт громко хмыкнул, но Ингтар, ничуть не смущенный,  продолжал:
- Пусть Уно тебя не волнует. Дай ему волю, он  бы  с  Лордом  Агельмаром
обращался как с зеленым новобранцем. Ну, положим, не с самим Агельмаром,
но с кем-нибудь еще - пожалуйста. Язык у него как напильник,  но  советы
он дает толковые. Кто  же,  как  не  он:  Уно  участвовал  в  походах  и
сражениях еще до моего рождения. Прислушивайся к его советам, не обращай
внимания на его язык, и ты поладишь с Уно.
   - А я-то думал, что он как Масима. - Ранд  отправил  ложку  варева  в
рот. Оно оказалось слишком горячим, но юноша проглотил с жадностью.  Они
не ели с тех пор, как выехали из Фал Дара, а этим утром Ранд был слишком
взволнован  и  занят  и  не  успел  позавтракать.  В  животе   заурчало,
напоминая, сколько прошло уже времени.  Мелькнула  мысль:  если  сказать
Масиме, что ему понравилась еда, хоть как-то отношение шайнарца  к  нему
улучшится? - Масима ведет себя так, будто ненавидит меня, и я  этого  не
понимаю.
   - Масима три года служил в Восточном Пограничье, - сказал Ингтар. - У
Анкор Дейл, против Айил. - С хмурым  видом  он  помешал  ложкой  тушеные
овощи. - Заметь, я ни о чем не спрашиваю. Если  Лан  Дай  Шан  и  Морейн
Седай решили сказать, что ты из Андора, из Двуречья, то так оно и  есть.
Но Масима-то не может выкинуть из головы облик Айил, и  когда  он  видит
тебя... - Ингтар пожал плечами. - Я ни о чем не спрашиваю.
   Ранд со вздохом уронил ложку в миску:
   - Каждый думает, что я кто-то такой, кем я вовсе не являюсь. Я  -  из
Двуречья, Ингтар. Я выращивал табак вместе... вместе с отцом и пас овец.
Вот и все. Вот кто я есть. Фермер и пастух из Двуречья.
   - Он из Двуречья, - с презрительной насмешкой откликнулся Мэт.  -  Мы
выросли вместе с ним, хотя сейчас и не подумаешь. Вы  всю  эту  чушь  об
Айил наваливаете ему в голову точнехонько поверх всякого  разного,  а  в
ней и без того вздора хватает, и теперь один Свет знает,  что  из  этого
выйдет. Глядишь, айильский лорд получится.
   - Нет, - сказал Лойал, - внешность у него  как  раз  такая.  Помнишь,
Ранд, как-то я уж однажды отмечал это, правда, я-то думал, что это из-за
того, что я тогда плохо знал вас, людей. Помнишь? "Пока не сгинет  тень,
пока не спадет вода, в Тень, оскалив зубы, с последним  вздохом  бросить
вызов, чтобы в Последний День плюнуть в  очи  Затмевающему  Зрение".  Ты
помнишь, Ранд?
   Ранд уставился в миску. Обмотай шуфу  вокруг  головы,  и  ты  вылитый
айилец. Так сказал Гавин, брат Илэйн, Дочери-Наследницы  Андора.  Каждый
думает, что я кто-то такой, кем я вовсе не являюсь.
   - Что это? - спросил  Мэт.  -  Ну,  о  том,  чтобы  плюнуть  в  глаза
Темному?
   - Сколько сражаются айильцы, они так говорят, - сказал Ингтар, - и не
сомневаюсь, что так они и сделают. Айил  делят  мир  на  две  части,  не
считая торговцев и менестрелей. Это сами Айил и враги. Пятьсот лет назад
они сделали исключение для  Кайриэна  -  по  какой-то  причине,  которую
никому не понять, кроме айильцев, но, по-моему, снова такого никогда  не
будет.
   -  Я  тоже  думаю,  что  нет,  -  вздохнул  Лойал.  -  Но   Туата'ан,
Странствующему Народу, они разрешают  пересекать  Пустыню.  И  огир  они
врагами не считают, правда, сомневаюсь, чтобы кому-то из нас  захотелось
побродить в Пустыне. Иногда  айильцы  приходят  в  Стеддинг  Шангтай  за
воспетым деревом. Но народ они суровый и жестокий, сильный и стойкий.
   Ингтар кивнул:
   - Хотел бы я сам  иногда  быть  таким  сильным  и  стойким.  Хотя  бы
наполовину.
   - Это что, шутка? - засмеялся Мэт. -  Да  пробеги  я  милю  со  всеми
вашими железными штуковинами, что на вас, я свалюсь и просплю неделю.  А
вы-то так весь день милю за милей одолеваете.
   - Айилы - сильны и выносливы, - сказал Ингтар. - Мужчины  и  женщины,
все такие. Я сражался с ними, я знаю. Они  пробегут  пятьдесят  миль,  а
потом будут сражаться в битве. Они - смерть на двух ногах, с оружием ли,
без него. Кроме меча. По какой-то причине они к мечу и не прикасаются. И
верхом не ездят, разве только когда очень  надо.  Если  у  тебя  меч,  а
айилец с голыми руками, это равный бой. Если ты хорошо  мечом  владеешь.
Они пасут скот и коз там, где вы или я умрем от жажды еще до исхода дня.
Свои деревни они вырубают в громадных  скальных  пиках  в  Пустыне.  Они
живут там почти что с самого Разлома.  Артур  Ястребиное  Крыло  пытался
выгнать их из своих  нор,  но  лишь  обескровил  свои  войска,  потерпев
единственное крупное поражение. Днем воздух в Айильской Пустыне от  жары
дрожит, а  ночью  он  промерзает.  А  айилец  окинет  тебя  голубоглазым
взглядом и заявит, что нет на земле иного места,  которое  нравится  ему
больше. И он не лжет, нет. Если они когда-нибудь решат  прорваться,  нам
будет стоить немалых трудов остановить их. Айильская Война  длилась  три
года, а тогда воевало всего четыре клана из тринадцати.
   - Серые глаза от матери айильцем его не сделают, - сказал Мэт.
   Ингтар пожал плечами:
   - Как я говорил, я ни о  чем  не  спрашиваю.  Когда  Ранд  наконец-то
устроился на своих одеялах  на  ночь,  в  голове  гудело  от  непрошеных
мыслей. Вылитый айилец. Морейн Седай решила сказать, что ты из Двуречья.
Айил опустошили  все  на  пути  до  Тар  Валона.  Рожденный  на  склонах
Драконовой Горы. Возрожденный Дракон.
   - Меня не используют, - пробормотал он, но сон пришел не скоро.
   Лагерь  Ингтар  снял  утром,  еще  до  восхода.  Все  позавтракали  и
отправились на юг, а облака на востоке еще были  розово-красными,  и  на
листьях подрагивали блестки росы. Сегодня Ингтар выслал  разведчиков,  и
хотя вел  отряд  быстро,  выбранный  им  аллюр  не  настолько  изматывал
лошадей. Ранд подумал, что Ингтар, наверное, понял: за один день они  не
обернутся. Как сказал Хурин, след по-прежнему ведет на юг. Но через  два
часа после восхода галопом возвратился один из разведчиков:
   - Милорд, впереди покинутый лагерь. Вот на той вершине холма. Прошлой
ночью, милорд, там их было тридцать или сорок.
   Ингтар пришпорил лошадь, будто ему сказали, что  Друзья  Темного  еще
там, и Ранду пришлось тоже погнать своего коня, а не то его стоптали  бы
шайнарцы, галопом поскакавшие вверх по холму вслед за командиром.
   Особо любоваться там было не на что. Остывший пепел бивачных костров,
хорошо спрятанных под деревьями,  в  золу  накидано  то,  что  выглядело
остатками ужина. Сваленные кучей отбросы - слишком близко от костров,  и
над ними уже гудели мухи.
   Ингтар жестом остановил отряд, спешился  и  медленно  обошел  стоянку
вместе  с  Уно,  внимательно  разглядывая  землю.  Хурин,  принюхиваясь,
объехал вокруг лагеря. Ранд сидел на своем жеребце рядом с остальными: у
него не было никакого желания поближе  рассматривать  поляну  с  лагерем
троллоков и Приспешников Темного. И Исчезающего. И еще чего-то худшего.
   По холму поднялся спешившийся Мэт и прошелся по бивачной стоянке.
   -  Вот  так,  значит,  выглядит  лагерь   Друзей   Темного?   Немного
пованивает, но,  по  мне,  он  не  сильно  отличается  от  какого-нибудь
другого. - Он пинком разворошил одну  из  куч  золы,  потом  нагнулся  и
поднял обгоревшую кость, оказавшуюся на виду. - Что едят Друзья Темного?
На баранью кость не похоже, да и на коровью тоже.
   - Тут произошло убийство, - мрачно сообщил Хурин.  Он  высморкался  в
носовой платок. - Хуже чем убийство.
   - Тут были троллоки, -  сказал  Ингтар,  глядя  в  упор  на  Мэта.  -
Полагаю, они проголодались, а Друзья Темного оказались под рукой.
   Мэт выронил почерневшую кость; у него был такой вид, будто его сейчас
стошнит.
   - Теперь они двигаются не на юг, милорд, - сказал  Хурин.  Эти  слова
привлекли внимание всех. Нюхач махнул рукой в обратном  направлении,  на
северо-восток.  -  Может,  они  решили  в  конце  концов  прорываться  в
Запустение.  Обойти  нас.  Может,  направившись  на  юг,  они   пытались
оторваться от нашей погони.
   Судя по голосу, сам он этому не верил. Говорил он с недоумением.
   - Как бы они ни старались, - прорычал Ингтар, - теперь я их настигну.
По коням!
   Но прошло чуть больше часа, и Хурин натянул поводья.
   - Они вновь свернули, милорд. Опять на юг. И здесь они убили  кого-то
еще.
   Здесь,  в  седловине  меж  двух  холмов,  пепла  не  было,  но  после
нескольких минут поисков обнаружили  тело.  Скрюченный  в  три  погибели
мужчина, запрятанный в кусты. Затылок размозжен, а от силы  удара  глаза
вылезли из орбит.  Его  никто  не  опознал,  хотя  одежда  на  нем  была
шайнарской.
   - Незачем терять время на похороны Приспешников Темного,  -  процедил
Ингтар. - Мы скачем на юг.  -  Он  последовал  своим  словам,  едва  они
слетели у него с губ.
   Тем не менее  день  этот  ничем  не  отличался  от  предыдущего.  Уно
осматривал след и помет, говорил, что они немного нагнали  свою  добычу.
Наступили сумерки, но ни троллоков, ни Друзей Темного никто не видел,  а
на следующее утро обнаружили другой брошенный  лагерь  -  и  здесь,  как
заявил  Хурин,  совершено  было  еще  одно  убийство,  -  и  опять  след
сворачивал, на этот раз на северо-запад. Менее чем  через  два  часа  на
этом следу нашли еще одно тело -  мужчины  с  расколотым  ударом  топора
черепом, - и опять смена  направления.  Опять  на  юг.  Опять  сократили
разрыв, как сообщил Уно, осмотрев эти следы.  Опять  не  видели  ничего,
кроме далеких ферм, и так до наступления  ночи.  И  следующий  день  был
таким же; смены направления, трупы и все остальное. И следующий.
   С каждым днем погоня немного приближалась к  цели,  но  Ингтар  почти
кипел от гнева. Утром, когда  след  изменил  направление,  он  предложил
срезать - наверняка они вновь выйдут на след, когда тот опять свернет  к
югу, и выиграют время, - но не успел никто слова сказать,  как  командир
заявил, что эта идея никуда не годится: вдруг те, кого  они  преследуют,
на сей раз не свернут на юг. Он требовал  от  каждого  скакать  быстрее,
выступать раньше и двигаться до полной темноты. Он напоминал солдатам  о
задании, которое дала им Престол Амерлин: вернуть Рог Валир, и ничто  не
должно помешать им исполнить приказ. Он говорил о  ждущей  их  славе,  о
том, что их имена останутся в сказаниях  и  хрониках,  в  повествованиях
менестрелей и песнях бардов, - имена тех, кто найдет  Рог.  Он  говорил,
словно не мог остановиться, и смотрел на след, по  которому  шел  отряд,
так, словно все его надежды на Свет ждали в конце пути. Даже  Уно  начал
коситься на него.
   И так они оказались у реки Эринин.

***

   На взгляд Ранда, эту деревню  никак  нельзя  было  назвать  деревней.
Юноша, сидя верхом, всматривался из-за деревьев в  полдюжины  домишек  с
дранковыми крышами и стрехами  почти  у  самой  земли,  сгрудившихся  на
вершине холма, что возвышался над залитой утренним солнцем  рекой.  Этим
путем прошло несколько человек. Всего несколько часов назад  отряд  снял
лагерь, и пришло  время  обнаружить  ночевку  Друзей  Темного,  если  те
придерживаются прежнего порядка. Но ничего  похожего  на  стоянку  нигде
заметно не было.
   Сама же река мало напоминала могучую Эринин из сказаний - до  истоков
на Хребте Мира было совсем близко, и поток не успевал еще набрать  здесь
полной силы. Здесь противоположный берег,  очерченный  линией  деревьев,
отделяло шагов шестьдесят быстротекущей воды.  Берега  соединял  толстый
канат перевоза. Сам паром, похожий на  баржу,  был  привязан  у  другого
берега.
   Впервые след вел прямиком к человеческому жилью.  Прямо  к  домам  на
холме. На единственной утоптанной улице, вдоль которой теснились дома, -
никакого движения.
   - Не засада ли, милорд? - тихо произнес Уно.
   Ингтар  отдал  нужные  приказы,  и  шайнарцы,  взяв  пики  наперевес,
понеслись к деревне, охватывая ее в клещи. По взмаху  руки  Ингтара  они
галопом с четырех сторон  проскакали  с  грохотом  по  деревне  -  глаза
высматривают врага, пики наготове,  пыль  столбом  из-под  копыт.  Кроме
всадников - никакого  движения.  Они  натянули  поводья,  и  пыль  стала
оседать.
   Ранд вернул в колчан наложенную было на тетиву стрелу и  повесил  лук
через плечо. Так же поступили и Перрин с Мэтом.  Лойал  и  Хурин  просто
ждали там, где их оставил Ингтар, и встревоженно озирались.
   Ингтар махнул рукой, и оставшиеся поскакали к шайнарцам.
   - Мне не нравится, как тут пахнет, - пробормотал  Перрин,  когда  они
подъехали к домам.  Хурин  бросил  на  него  взгляд,  а  тот  пристально
посмотрел в ответ на нюхача, и Хурин отвел глаза. - Тут пахнет как-то не
так.
   - Проклятые Друзья Темного и троллоки прошли здесь напрямик,  милорд,
- сказал Уно, указывая на несколько не затоптанных  копытами  шайнарских
лошадей отпечатков. - Прямиком к  козлом  целованному  парому,  который,
будь они прокляты, оставили на том берегу. Кровь и проклятый пепел!  Нам
несказанно повезло, что эти треклятые не обрубили  канат  и  не  пустили
паром по течению.
   - Где люди? - спросил Лойал.
   Двери были распахнуты  настежь,  в  открытых  окнах,  хлопая,  бились
занавески, но никто не вышел, не выглянул на шум и топот лошадей.
   - Обыщите дома, - приказал Ингтар. Солдаты спешились и бегом кинулись
исполнять приказ, но очень скоро вернулись, качая головами.
   - Они попросту исчезли, милорд, - доложил Уно.  -  Попросту  исчезли,
как сквозь землю провалились, чтоб мне сгореть. Будто они мигом вскочили
и решили прогуляться невесть куда в самый разгар треклятого дня. - Вдруг
он умолк, выбросив руку в сторону дома за спиной Ингтара. - В  том  окне
была женщина. Будь  я  проклят,  как  я  ее  просмотрел...  -  Он  бегом
устремился в дом прежде, чем кто-то еще успел двинуться.
   - Не напугай ее! - крикнул  Ингтар.  -  Уно,  ее  нужно  расспросить.
Ослепи тебя Свет, Уно, только не напугай  ее!  -  Одноглазый  скрылся  в
открытой двери, а Ингтар заговорил громко и отчетливо: - Мы  не  сделаем
вам ничего худого, добрая госпожа. Мы - клятвенники Лорда Агельмара,  из
Фал Дара. Не бойтесь! Ничего плохого мы не сделаем.
   На чердаке распахнулось окошко, в него высунулся Уно,  ошалело  крутя
головой. С проклятьями солдат  влез  обратно.  Тяжелые  удары  и  грохот
отмечали  его  возвращение,  похоже,  в  расстройстве  он  пинал  ногами
попадавшуюся на пути мебель. Наконец он возник в дверях:
   - Пропала, милорд. Но она там была. Женщина в белом платье, у окна. Я
ее видел. Мне даже показалось, что я ее внутри заметил, на миг, но потом
она пропала а... - Ой глубоко вздохнул. - Милорд, этот дом пуст. - Столь
велико было его смятение, что он позабыл о проклятьях.
   - Занавески, - пробормотал Мэт. - Его обманули проклятые занавески. -
Уно остро глянул на него, потом вернулся к своей лошади.
   - Куда они подевались?  -  спросил  Ранд  Лойала.  -  По-твоему,  они
убежали, когда появились Друзья Темного? - И  троллоки  и  Мурддраал.  И
нечто худшее, о чем твердит Хурин. Сообразительные тут  люди,  если  они
убежали во все лопатки.
   - Боюсь, Ранд, Друзья  Темного  их  захватили,  -  медленно  произнес
Лойал. Он сморщил широкий нос, засопел, почти зарычал. - Для  троллоков.
Ранд тяжело сглотнул и пожалел, что спросил; никогда лучше не спрашивать
и не думать, чем питаются троллоки.
   - Что бы тут ни было сделано, - сказал Ингтар, - это дело  рук  наших
Приспешников Темного. Хурин, что здесь было? Что за  насилие?  Убийство?
Хурин!
   Нюхач вздрогнул в седле и дикими глазами огляделся  кругом.  До  того
как его окликнули, он смотрел за реку.
   - Насилие,  милорд?  Да.  Убийство  -  нет  Или,  точнее,  не  совсем
убийство. - Он искоса глянул на Перрина. - Никогда прежде не чуял такого
запаха, милорд. Но что-то плохое здесь было сделано.
   - Они переправились или есть  сомнения?  Или  они  вернулись,  путают
след?
   - Они переправились, милорд. - Хурин с  тревогой  глядел  на  дальний
берег. - Они переправились. Но вот что они делали на той стороне... - Он
пожал плечами.
   Ингтар кивнул:
   - Уно, мне нужно, чтобы паром перегнали на эту сторону  реки.  И  мне
нужно, чтобы тот берег разведали до  того,  как  мы  переправимся.  Если
засады нет. здесь, еще не значит, что  ее  не  будет  там  -  когда  нас
разделит река. За один раз на этом пароме  весь  отряд  не  переправить.
Займись этим.
   Уно кивнул, и через пару мгновений Раган и Масима уже  помогали  друг
другу снимать доспехи. Раздевшись до набедренных повязок  и  заткнув  за
пояс  за  спиной  кинжалы,  они  потрусили  к  реке  на   кривых   ногах
кавалеристов, вошли  в  воду  и  заскользили  вдоль  толстого  паромного
каната, перехватывая его руками. Трос в середине провис, погрузившись  в
реку на половину человеческого роста,  а  течение  было  сильным,  грозя
унести шайнарцев, сбить с ног, но вскоре - куда скорее, чем ожидал Ранд,
- они перелезли через дощатый борт  парома.  Вытащив  кинжалы,  Раган  и
Масима скрылись между деревьев. Чуть ли не через  вечность  двое  солдат
вновь появились на берегу и принялись медленно тянуть паром через  реку.
Баржа уткнулась в берег ниже  деревни,  Масима  стал  привязывать  ее  к
причальным столбам, а Раган трусцой побежал к Ингтару. Лицо солдата было
бледным, на щеке четко выделялся шрам от стрелы, и заговорил он голосом,
который выдавал потрясение:
   - Тот берег... На том берегу нет засады, милорд,  но...  -  Он  низко
поклонился, мокрый и дрожащий от холодной воды и  ветра.  -  Милорд,  вы
должны увидеть сами. Большой каменный дуб, в пятидесяти шагах к  югу  от
пристани. Я не могу описать словами. Вы должны увидеть все сами.
   Ингтар нахмурился, перевел взгляд с Рагана на дальний берег.  Наконец
сказал:
   - Хорошо сделано, Раган. Оба молодцы. - Голос его  оживился.  -  Уно,
найди в этих домах чем обтереть людей. И проверь, не осталось ли у  кого
воды для чая. Если сможешь, дай им чего-нибудь горячего. Потом переправь
вторую группу и вьючных животных. - Ингтар повернулся  к  Ранду:  -  Ну,
готов посмотреть на южный  берег  Эринин?  -  Не  дожидаясь  ответа,  он
поскакал к парому вместе с Хурином  и  половиной  своих  конников.  Ранд
помедлил лишь мгновение и последовал за ними. За Рандом поскакал  Лойал.
К удивлению Ранда, вниз  по  склону  впереди  него  скакал  посуровевший
Перрин. Несколько воинов, перекинувшись  грубыми  шуточками,  спешились,
взялись за канат и приготовились его тянуть.
   Мэт чего-то ждал и в последнюю минуту, когда один  из  шайнарцев  уже
отвязывал паром, ударил ногами свою лошадь и въехал на баржу, где и  так
было весьма тесно.
   - Рано или поздно я же тоже там буду, верно? - заметил  он,  переводя
дыхание и не обращаясь ни к кому конкретно. - Я должен его найти.
   Ранд покачал головой. Мэт выглядел здоровым и цветущим,  как  обычно,
отчего Ранд чуть не забыл, почему он отправился в этот  поход  вместе  с
друзьями. Чтобы найти кинжал. Пусть Ингтар ищет Рог. Мне же нужен кинжал
для Мэта.
   - Мы найдем его, Мэт.
   Мэт окинул насмешливо-ехидным взглядом красивую красную куртку Ранда,
нахмурился и отвернулся. Ранд вздохнул.
   - Все будет хорошо. Ранд, -  тихо  сказал  Лойал.  -  Как-нибудь,  но
будет.
   Течение, ударив  в  борт,  подхватило  отчаливший  от  берега  паром;
противно заскрипел канат. Какими  необычными  паромщиками  ни  выглядели
солдаты, шагавшие по палубе в шлемах и доспехах, с мечами, торчащими  за
спинами, но паром они вывели в реку вполне сносно.
   - Вот совсем так мы уехали из дома, - вдруг  заговорил  Перрин.  -  В
Таренском Перевозе. Сапоги паромщиков топают  по  настилу,  вода  журчит
вокруг парома. Совсем как тогда. На этот раз все будет гораздо хуже.
   - Как может  быть  хуже?  -  спросил  Ранд.  Перрин  не  ответил.  Он
рассматривал дальний берег, и его золотистые глаза  почти  сверкали,  но
совсем не нетерпением.
   Спустя минуту спросил Мэт:
   - Как может быть хуже?
   -  Будет.  Я  чую  это,  -  вот  и  все,  что  сказал  Перрин.  Хурин
взволнованно поглядел на него, но тогда Хурин, получается, на все с  тех
пор, как отряд покинул Фал Дара, смотрит нервно.
   Паром глухо ударился о  южный  берег,  крепкие  доски  проскребли  по
твердой глине, над головой нависли ветви деревьев. Шайнарцы,  кто  тянул
за веревку, сели на лошадей, кроме тех двоих,  которым  Ингтар  приказал
перегнать паром и забрать остальных. Все двинулись за Ингтаром на берег.
- Пятьдесят шагов к большому каменному дубу, - сказал Ингтар, когда  они
скакали между деревьев. Говорил он как-то сухо и отстранение. Если Раган
ничего не  сумел  сказать  об  увиденном...  Солдаты  проверили  мечи  в
заспинных ножнах и покрепче взяли пики.
   Сначала Ранд принял подвешенные за руки фигуры за пугала, болтающиеся
на толстых серых сучьях каменного дуба. За темно-красные  пугала.  Затем
он узнал знакомые лица. Чангу и второй, тот, кто  был  вместе  с  ним  в
карауле. Нидао. Выпученные глаза, зубы в оскале боли. После того как это
было начато, они жили еще долго.
   Перрин издал горловой звук, похожий на рычание.
   - Хуже я не встречал, милорд, - слабым голосом произнес Хурин. - Хуже
я не нюхал никогда, не считая подземной тюрьмы в Фал Дара той ночью.
   Ранд  отчаянно  искал  пустоту.  Попутно,  казалось,   вошло   пламя,
тошнотворный свет неровно бился в ритм с его судорожными  сглатываниями,
но он упорно пытался и старался, пока не окружил себя щитом из ничто. Но
позывы к рвоте пульсировали в пустоте вместе с ним. Не снаружи  на  этот
раз, а внутри. Чего же удивляться, если видишь такое? Эта  мысль,  легко
касаясь, пронеслась по  этой  пустоте,  словно  капля  воды  по  горячей
сковородке. Что с ними случилось?
   - Заживо содрали кожу, - услышал  Ранд,  как  сказал  кто-то  за  его
спиной, и еще звуки - кого-то рвало. Он  решил,  что  это  Мэт,  но  все
отстояло  так  далеко  от  него,  плавающего  в   пустоте.   Однако   то
отвратительное мерцание тоже было там, внутри. Он подумал, что его  тоже
вот-вот стошнит.
   -  Снимите  их,  -  резко  приказал  Ингтар.  Помедлив,  добавил:   -
Похороните. Мы не можем быть уверены, что они были Друзьями Темного. Они
могли быть  пленниками.  Могло  так  быть.  Пусть  они  все-таки  узнают
последнее объятие матери.
   Несколько солдат, осматриваясь, выехали вперед с ножами в руках; даже
для закаленных в битвах шайнарцев задача была, не из простых  -  срезать
ободранные тела тех, кого они знали.
   - Как ты, Ранд? - сказал Ингтар. - К такому я тоже не привык.
   - Я... со мной  все  в  порядке,  Ингтар.  -  Ранд  позволил  пустоте
исчезнуть. Без  нее  тошнота  немного  отступила;  в  желудке  все  было
скручено по-прежнему, но все равно полегчало. Ингтар кивнул  и  повернул
лошадь, наблюдая за действиями своих солдат.
   Похороны были просты. Две вырытые в земле ямы, туда уложили  тела,  а
остальные шайнарцы наблюдали молча.
   Могильщики с  серьезными  лицами  начали  без  лишних  слов  и  суеты
забрасывать могилы землей.
   Ранд был потрясен, но Лойал тихо объяснил:
   - Шайнарцы верят, что все  мы  пришли  из  земли  и  в  землю  должны
вернуться. Они никогда не кладут мертвых в гробы  и  не  заворачивают  в
саваны, а  тела  их  никогда  не  одевают.  Земля  должна  обнять  тело.
Последнее объятие матери, так они называют это.  И  никогда  не  говорят
других слов, кроме  как:  "Да  осияет  тебя  Свет,  и  да  защитит  тебя
Создатель. Последнее объятие матери принимает тебя". - Лойал вздохнул  и
покачал громадной головой. - Вряд ли,  по-моему,  кто-нибудь  произнесет
эти слова сейчас. Что бы ни говорил Ингтар, нет больших сомнений,  Ранд,
это Чангу и Нидао  убили  караульных  у  Собачьих  Ворот  и  впустили  в
цитадель Друзей Темного. Во всем происшедшем виноваты они.
   - Тогда кто выпустил стрелу в... в  Амерлин?  -  Ранд  сглотнул.  Кто
стрелял в меня?
   Лойал ничего не ответил.
   Когда последние комья земли сгребли на могилы, появился Уно вместе со
второй половиной отряда и  вьючными  лошадьми.  Кто-то  рассказал  им  о
страшной находке, и одноглазый сплюнул:
   - Козлом целованные троллоки, бывает, вытворяют такое  в  Запустении.
Когда им хочется поколебать твою  решимость,  заставить  задрожать  твои
проклятые нервы или таким растреклятым  образом  предупредить,  чтоб  ты
перестал за ними гнаться. Но здесь у них не выйдет, чтоб мне сгореть.
   Перед тем как отряд поскакал дальше, Ингтар остановил свою  лошадь  у
неотмеченных могил, двух земляных холмиков,  которые  выглядели  слишком
маленькими, чтобы под ними лежали тела людей. Через мгновение он сказал:
   - Да осияет вас Свет, и да защитит вас Создатель.  Последнее  объятие
матери принимает вас. - Он поднял голову и обвел взглядом своих  солдат.
Их лица не выражали ничего, как и лицо  самого  Ингтара.  -  Они  спасли
Лорда Агельмара у Тарвинова Ущелья,  -  сказал  он.  Несколько  конников
кивнули. Ингтар повернул свою лошадь. - Куда, Хурин?
   - На юг, милорд.
   - Бери след! Охота - вперед!
   Вскоре лес уступил место равнине с пологими холмами, которую  изредка
пересекала неглубокая речушка, пробившая себе русло - овраг  с  высокими
берегами.  Изредка  встречались  небольшой   бугор   возвышенности   или
приземистый холм, что едва заслуживал такое название. Для  скачки  самое
то, лошадям тут приволье. Ингтар немедленно воспользовался преимуществом
такой местности и задал равномерный,  сберегающий  силы  лошадей,  но  и
непрестанный шаг. Земля так и летела под  копыта  лошадей.  Иногда  Ранд
замечал вдалеке то, что могло быть  домом  на  ферме,  а  один  раз  ему
показалось, будто он разглядел деревню: в  нескольких  милях  дымки  над
трубами, и что-то белое сверкнуло на  солнце,  но  местность  вокруг  не
несла на  себе  ни  единого  следа  человека  -  длинные  полосы  травы,
испещренные кустами и редкими деревьями, тут и там небольшие  перелески,
самый большой - в сотню шагов в поперечнике.
   Ингтар выслал разведку - впереди скакали два солдата, появлявшиеся на
виду только когда они оказывались на гребне случайной  возвышенности.  У
Ингтара на  шее  висел  серебряный  свисток,  которым  он  мог  отозвать
разведчиков, если Хурин скажет, что след свернул в сторону, но такого не
случалось. След вел на юг. Все время  на  юг.  -  В  таком  темпе  через
три-четыре дня мы  достигнем  Талидарского  поля,  -  заметил  на  скаку
Ингтар. - Величайшая из всех побед Артура Ястребиное Крыло. Тогда против
него Полулюди вывели из Запустения троллоков. Шесть дней и ночей длилась
битва, а когда она кончилась, троллоки бежали  в  Запустение  и  никогда
более не осмеливались бросить вызов Артуру Ястребиное Крыло. В память  о
своей победе он воздвиг там памятник, стелу в сотню спанов  высотой.  Он
не позволил выбить на нем  свое  имя,  а  лишь  имена  всех  до  единого
погибших воинов, и на верхушке  приказал  установить  золотое  солнце  -
символ того, что здесь Свет восторжествовал над Тенью.
   - Я бы посмотрел на него, - сказал Лойал. - Никогда раньше не  слышал
об этом монументе.
   Ингтар помолчал с минуту, а когда заговорил, голос его был тихим:
   - Его там больше нет. Строитель. Когда Ястребиное Крыло умер, те, кто
воевал, стремясь заполучить его империю, не  смирились  с  памятником  в
честь его победы, пусть даже на нем  не  было  его  имени.  Не  осталось
ничего, кроме кургана, на котором стоял  монумент.  Курган,  по  крайней
мере, мы увидим, дня через три-четыре.
   Тон Ингтара не располагал  к  дальнейшему  разговору.  Солнце  висело
золотым диском над головами,  когда  отряд  миновал  какое-то  строение,
квадратное, сложенное из оштукатуренного кирпича, менее чем  в  миле  от
идущего на юг следа. Оно не было высоким, устояло два этажа,  но  здание
обросло толстой  шкурой  земли.  Вокруг  него  висела  атмосфера  давней
заброшенности, крыши не было, если не считать нескольких лоскутов темной
черепицы, цепляющихся за огрызки стропил, белая  штукатурка  по  большей
части  обвалилась,   обнажив   темный,   выветрившийся   кирпич,   стены
обрушились, открыв взорам внутренние дворики  и  разрушающиеся  комнаты.
Кусты и даже деревья росли в расселинах того, что некогда было дворами и
плацами.
   - Замок, - объяснил Ингтар. Та толика хорошего настроения, которая  к
нему вернулась, похоже, исчезла при взгляде на манор. - Когда еще  стоял
Харад Дакар, думаю, хозяин замка сдавал в аренду земли на  лигу  вокруг.
Наверное, под фруктовые сады. Хардани любили свои фруктовые сады.
   - Харад Дакар? - переспросил Ранд, и Ингтар фыркнул:
   - Что, нынче никто историю не изучает? Харад Дакар, столица  Хардана,
чьей территорией было то, через что мы сейчас скачем.
   - Я видел старую карту, -  сдержанно  отозвался  Ранд.  -  Я  знаю  о
странах, которых больше нет. Маредо, и Гоабан, и Каралейн. Но на ней  не
было никакого Хардана.
   - Были некогда и другие, которых теперь тоже нет, - сказал  Лойал.  -
Мар Хаддон, который ныне Хаддонское Сумрачье, и Алмот. И Кинтара.  Война
Ста  Лет  разорвала  империю  Артура  Ястребиное  Крыло   на   множество
государств,  больших  и  малых.  Малые  были  поглощены   большими   или
объединились, как Алтара и Муранди.  Соединены  оружием,  по-моему,  так
будет точнее, чем объединены.
   - И что же случилось с ними? - спросил  Мэт.  Ранд  не  заметил,  как
подъехали Перрин с Мэтом. Они ехали в хвосте колонны, как  можно  дальше
от Ранда ал'Тора, когда он их видел в последний раз.
   - Они не удержались вместе, - ответил  Лойал.  -  Урожай  не  удался.
Торговля не удалась. Народ не удался. Всякий раз чего-то не удавалось, и
государство уменьшалось., Зачастую, когда государство исчезало, соседние
страны  захватывали  эту  территорию,  но  недолго   сохранялись   новые
приобретения. Со временем местность  оказывалась  совсем  заброшенной  и
покинутой. Тут и там еще держались деревни, но и они в большинстве своем
исчезали под наступлением пустошей, безлюдья и диких лесов. Прошло почти
три сотни лет, как Харад Дакар был в конце концов  покинут,  но  еще  до
этого  он  превратился  в  пустую  скорлупу,  с  королем,  не  способным
справиться даже с происходящим внутри городских  стен.  Как  я  понимаю,
теперь Харад Дакар полностью исчез. Все села и города  Хардана  исчезли,
камни их увезли фермеры и селяне для своих нужд. Большая  часть  ферм  и
деревень, сложенных из тех камней, тоже сгинула. Так я читал, и не  вижу
причины не верить прочитанному.
   - Да, хорошая была каменоломня на месте Харад Дакара, почти на  сотню
лет хватило, - горько сказал Ингтар. - Жители из него  ушли  наконец,  а
потом этот город растащили по камешкам, один за другим.  Постепенно  все
исчезло, а что  еще  осталось,  исчезает,  сглаживается.  Все  исчезает,
везде.  Вряд  ли  найдется  государство,   которое   на   деле   владеет
территорией, которую на картах объявляет своей, и едва  ли  найдется  на
карте, сделанной хотя  бы  сто  лет  назад,  страна,  заявившая  о  себе
сегодня. Когда  завершилась  Столетняя  Война,  от  Запустения  до  Моря
Штормов человек скакал из одного государства в другое: выехав из одного,
он попадал сразу в соседнее. Теперь же скачешь через заброшенные  земли,
на которые не претендует ни одно государство. Нас в  Пограничных  Землях
заставляет оставаться сильными и нераздробленными война  с  Запустением.
Наверное, у них не было ничего, чтобы сохранить себя сильными. Говорите,
они не удались, ослабели. Строитель? Да, они ослабли, потеряли  силы,  а
какое из государств, ныне единое и могучее,  не  ослабеет  завтра?  Нас,
человечество, сметает прочь.  Сметает,  сносит  -  так  обломки  смывает
потоком. Сколько  пройдет  времени,  пока  не  останется  ничего,  кроме
Пограничных Стран? Сколько еще пройдет, прежде чем мы тоже погибнем и не
останется совсем ничего, одни  троллоки  и  Мурддраалы  до  самого  Моря
Штормов?
   Повисло потрясенное молчание. Даже Мэт не  нарушил  его  каким-нибудь
вопросом. Ингтар погрузился в свои мрачные раздумья.
   Вскоре  галопом  вернулись   разведчики,   спины   выпрямлены,   пики
вертикально подняты - черные на фоне неба.
   - Впереди деревня, милорд. Нас не заметили,  но  она  прямо  на  пути
нашей колонны.
   Ингтар стряхнул с себя глубокую  задумчивость,  но  не  промолвил  ни
слова,  пока  отряд  не   выехал   на   гребень   невысокого   косогора,
спускающегося к деревне. И тогда он лишь  дал  команду  остановиться,  а
потом достал из переметной сумы смотровую трубу и  стал  разглядывать  в
нее деревню.
   Ранд с интересом рассматривал деревню. Большая, как Эмондов Луг, хоть
и не так велика по сравнению с некоторыми городками, что он видел с  тех
пор, как оставил Двуречье,  и  намного  меньше  любого  города.  Низкие,
обмазанные белой глиной дома, на  скатах  крыш,  похоже,  растет  трава.
Дюжина  ветряных  мельниц,  россыпью  разбросанных  по  деревне,  лениво
поворачивали длинные, обтянутые тканью крылья, блестя белым  на  солнце.
Деревню окружала невысокая земляная насыпь, высотой по грудь и  поросшая
травой, перед валом выкопан широкий  ров,  в  дно  воткнуты  заостренные
колья. В единственном проеме, которое разглядел Ранд, ворот не было,  но
наверняка его легко можно загородить телегой или фургоном. Людей Ранд не
заметил.
   - На виду даже собаки нет, - сказал Ингтар, убирая в седельную, сумку
смотровую трубу. - Уверены, что вас не видели? - спросил он разведчиков.
- Если только у них нет везения самого Темного, милорд, -  ответил  один
из солдат. - Мы не поднимались на гребень. Тогда  мы  тоже  не  заметили
никакого движения, милорд.
   Ингтар кивнул:
   - След, Хурин? Хурин глубоко вздохнул:
   - К этой деревне, милорд. Прямо к ней,  совсем  близко,  насколько  я
могу определить отсюда.
   - Всем быть начеку, - скомандовал Ингтар, подбирая поводья.  -  И  не
считайте их дружелюбными лишь потому, что они улыбаются. Если там кто-то
есть.
   Он повел отряд вниз по склону медленным шагом, одновременно  проверяя
меч в наспинных ножнах.
   Позади Ранд услышал шорох и звяканье  оружия  -  солдаты  последовали
примеру командира. Через пару мгновений он поступил так же.  Постараться
остаться в живых - это не то же самое, что пытаться быть героем,  здраво
рассудил Ранд.
   - По-вашему, эти люди помогают Друзьям Темного? -  спросил  Перрин  у
Ингтара. С ответом тот не спешил.
   - Шайнарцев они не слишком-то жалуют, - наконец сказал Ингтар. -  Они
считают, что мы должны бы защищать их. Мы или  кайриэнцы.  Когда-то,  по
смерти последнего короля Хардана, Кайриэн объявил эти земли своими.  Все
земли до Эринин. так было заявлено. Но удержать их они не сумели. Где-то
около ста лет назад они отказались от своих  требований.  Тем  немногим,
кто еще живет здесь, не стоит беспокоиться об угрозе троллочьих  набегов
- слишком далеко к югу, но тут в  изобилии  разбойников  в  человеческом
обличье. Вот почему тут стена и ров. Во всех деревнях так  делают.  Поля
скрыты в окрестных лощинах, но все живут под защитой стены.  Они  готовы
присягнуть на верность любому королю, который обеспечит  им  защиту,  но
все, что можем, мы делаем: троллоков сюда не пускаем. Правда, нас они за
это почему-то недолюбливают. - Отряд  уже  достиг  прохода  в  невысокой
стене, и Ингтар опять, напомнил: - Быть начеку!
   Все улицы сходились на деревенской площади, но  на  улицах  ни  души,
никто не  выглядывал  в  окна.  Даже  собака  не  пробежала  мимо,  даже
цыпленок. Вокруг ничего живого.  Качались  распахнутые  двери,  визгливо
споря на ветру с ритмичным поскрипыванием  ветряков.  По  утрамбованному
грунту улиц громко стучали копыта лошадей.
   - Как у того перевоза, - пробормотал Хурин, -  но  по-другому.  -  Он
сгорбился в седле, втянув голову в плечи, словно хотел так ее  спрятать.
- Здесь было насилие, но... я не знаю. Здесь было что-то плохое.  Пахнет
плохо.
   - Уно, - распорядился Ингтар, - возьми один  десяток  и  обыщи  дома.
Если кого найдете, приведите ко мне. Я буду на площади. И  не  испугайте
их на этот раз. Мне нужны ответы, а не спасающиеся бегством жители.
   Ингтар повел солдат к центру деревни,  а  Уно  и  его  десяток  стали
спешиваться.
   Ранд замешкался, оглядываясь. Повизгивающие двери, скрипучие ветряки,
стук лошадиных копыт - слишком много шума, словно  в  мире  не  осталось
других звуков. Он обвел взглядом дома. Занавески в открытом окне  выдуло
сквозняком наружу, и они бились под порывами ветра. Все  дома  выглядели
абсолютно безжизненными. Вздохнув,  Ранд  слез  с  лошади  и  зашагал  к
ближайшему дому, потом остановился, уставившись на дверь.
   Это просто дверь. Чего ты боишься? Как  ему  хотелось  избавиться  от
ощущения, будто что-то ждет по ту сторону. Юноша толкнул дверь.
   Его взору предстала чистая комната. Или когда-то чистая. На столе все
было    готово    для    обеда,    вокруг    расставлены    стулья    со
спинками-перекладинами,  по  некоторым  тарелкам  разложена  еда.   Мухи
жужжали над мисками с  репой  и  горошком,  еще  больше  их  ползало  по
жареному мясу - холодному, с застывшим жиром. В  полуотрезанном  ломтике
жаркого еще торчала вилка, возле куска мяса в  блюде  лежал,  как  будто
оброненный, разделочный нож. Мигнуло.
   Улыбающийся лысый мужчина в груботканой одежде положил кусок мяса  на
тарелку, которую держала женщина  с  усталым  лицом.  Правда,  она  тоже
улыбалась. Женщина положила на тарелку горошка и  репы  и  протянула  ее
одному из  детей,  выстроившихся  вдоль  стола.  Там  было  с  полдюжины
детишек, мальчиков и девочек, от почти уже выросших до малышей,  которым
едва хватало роста, чтобы посмотреть на стол. Женщина что-то сказала,  и
девочка взяла тарелку из рук засмеявшейся матери. Мужчина начал отрезать
другой кусок.
   Вдруг,  указывая  на  дверь,  ведущую  на  улицу,  вскрикнула  другая
девочка. Мужчина выронил разделочный нож, резко развернулся, потом  тоже
закричал, лицо искажено ужасом, и подхватил ребенка. Женщина схватила  в
охапку другого и в отчаянии замахала остальным  детям,  губы  двигались,
неистово, беззвучно. Все устремились к  задней  двери  в  дальнем  конце
комнаты.
   Та дверь с грохотом распахнулась, и... Мигнуло.
   Ранд не в силах был пошевелиться. Мухи жужжали над  столом,  жужжание
стало громче. Дыхание облачком вырвалось изо рта. Мигнуло.
   Улыбающийся лысый мужчина в груботканой одежде положил кусок мяса  на
тарелку, которую держала женщина  с  усталым  лицом.  Правда,  она  тоже
улыбалась. Женщина положила на тарелку горошка и  репы  и  протянула  ее
одному из  детей,  выстроившихся  вдоль  стола.  Там  было  с  полдюжины
детишек, мальчиков и девочек, от почти уже выросших до малышей,  которым
едва хватало роста, чтобы посмотреть на стол. Женщина что-то сказала,  и
девочка взяла тарелку из рук засмеявшейся матери. Мужчина начал отрезать
другой кусок.
   Вдруг,  указывая  на  дверь,  ведущую  на  улицу,  вскрикнула  другая
девочка. Мужчина выронил разделочный нож, резко развернулся, потом  тоже
закричал, лицо искажено ужасом, и подхватил ребенка. Женщина схватила  в
охапку другого и в отчаянии замахала остальным  детям,  губы  двигались,
неистово, беззвучно. Все устремились к  задней  двери  в  дальнем  конце
комнаты.
   Та дверь с грохотом распахнулась, и...
   Мигнуло.
   Ранд силился двинуться, но мышцы будто проморозило. В  комнате  стало
холоднее; ему хотелось дрожать, но он был неспособен и на такую малость.
Мухи  ползали  по  всему  столу.  Ранд  нащупал  пустоту.  Там  был  тот
неприятный свет, но ему было все равно. Ему нужно...
   Мигнуло.
   Улыбающийся лысый мужчина в груботканой одежде положил кусок мяса  на
тарелку, которую держала женщина  с  усталым  лицом.  Правда,  она  тоже
улыбалась. Женщина положила на тарелку горошка и  репы  и  протянула  ее
одному из  детей,  выстроившихся  вдоль  стола.  Там  было  с  полдюжины
детишек, мальчиков и девочек, от почти уже выросших до малышей,  которым
едва хватало роста, Чтобы посмотреть на стол. Женщина что-то сказала,  и
девочка взяла тарелку из рук засмеявшейся матери. Мужчина начал отрезать
другой кусок.
   Вдруг,  указывая  на  дверь,  ведущую  на  улицу,  вскрикнула  другая
девочка. Мужчина выронил разделочный нож, резко развернулся, потом  тоже
закричал, лицо искажено ужасом, и подхватил ребенка. Женщина схватила  в
охапку другого и в отчаянии замахала остальным  детям,  губы  двигались,
неистово, беззвучно. Все устремились к  задней  двери  в  дальнем  конце
комнаты.
   Та дверь с грохотом распахнулась, и...
   Мигнуло.
   Комната промерзла насквозь. Так холодно. Мухи зачернили  стол;  стены
облепила шевелящаяся масса, пол, потолок, все стало черным-черно от мух.
Они ползали по Ранду, покрывая его плотным одеялом, ползли по  лицу,  по
глазам, залезали в нос, в рот. Свет, помоги мне. Холод. Мухи  зажужжали,
словно грохотал гром. Холод. Он пронизывал пустоту, издевался  над  этим
ничто,  заковывал  Ранда  в  ледяной  панцирь.  В  отчаянном  порыве  он
потянулся к тому трепещущему свету. Желудок скрутило, но этот  свет  был
теплым. Теплым. Жарким. Ему было жарко.
   Вдруг он нарвался на... что-то.  Он  не  понимал,  что  это,  отчего.
Сплетенные из стали паутины. Вырезанные из камня полосы  лунного  света.
При прикосновении Ранда они осыпались, но он знал,  что  ни  к  чему  не
прикасался. Они скручивались и таяли от жара, который хлынул через него,
жара, подобного огню в кузнечном горне, жара,  что  опаляет  мир,  жара,
что...
   Все  кончилось,  исчезло.  Тяжело  дыша.  Ранд   оглядывался   вокруг
ошалевшими глазами. Несколько мух  валялось  в  тарелке  с  недорезанным
жарким. Дохлых мух. Шесть мух.  Всего  лишь  шесть.  Были  еще  мухи,  в
мисках, полдюжины крохотных черных пятнышек среди холодных  овощей.  Все
дохлые. Пошатываясь, Ранд вышел на улицу.
   Из дома напротив только что шагнул, покачивая головой, Мэт.
   - Там никого, - сказал он Перрину, который по-прежнему сидел в седле.
- Похоже, будто они только что встали посреди ужина и ушли прочь отсюда.
   С площади донесся крик.
   - Они что-то нашли, - заключил Перрин, ударяя каблуками свою  лошадь.
Мэт взгромоздился в седло и галопом поскакал вслед за ним.
   Ранд, намного медленнее,  сел  в  седло  Рыжего;  жеребец  попятился,
словно чуял  взвинченность  хозяина.  Ранд,  неторопливо  направляясь  к
площади, поглядывал на дома, но не мог заставить себя  смотреть  на  них
подольше. Мэт заходил в один, и ничего с ним не случилось. Но  для  себя
юноша твердо решил: ни за что не переступать порога любого дома  в  этой
деревне. Ударив каблуками Рыжего,  он  убыстрил  его  шаг.  Все  застыли
статуями перед  фасадом  большого  строения  с  широкими  двустворчатыми
дверями. Ранд бы не подумал, что это постоялый двор: ну,  во-первых,  не
было никакой вывески. Скорей всего,  здесь  просто  собирались  местные.
Ранд встал в  безмолвный  круг  и  посмотрел  туда,  куда  смотрели  все
остальные.
   На дверях, приколоченный толстыми  костылями  за  плечи  и  запястья,
висел  распятый  человек.  Еще  гвозди-костыли  были  вогнаны  в  глаза,
удерживая голову поднятой вверх. Темная кровь веерами засохла на  щеках.
Царапины на дереве, на уровне сапог, свидетельствовали, что тот был жив,
когда это с ним проделывали. Во всяком случае, когда все началось.
   У Ранда перехватило дыхание. Не человек. Эти  черные  одежды,  чернее
самой черноты, никогда не носил  ни  один  человек.  Ветер  трепал  угол
плаща, прижатого телом, - чего ветер  не  делал  никогда,  Ранд  слишком
хорошо знал это; ветер никогда не  трогал  этих  одежд,  -  но  на  этом
бледном, бескровном лице никогда не было глаз, - Мурддраал,  -  выдохнул
Ранд,  и  его  голос  словно  освободил  других  от  неподвижности.  Они
зашевелились, стали дышать.
   - Кто, - начал было говорить Мэт,  но  ему  пришлось  остановиться  и
сглотнуть, - кто мог сделать такое с Исчезающим? -  Голос  его  в  конце
сорвался на визг. - Не знаю, - промолвил Ингтар.  -  Я  не  знаю.  -  Он
посмотрел  на  свой  отряд,  вглядываясь  в  лица   или,   быть   может,
пересчитывая своих солдат, чтобы проверить, все ли тут. -  И,  по-моему,
здесь мы больше ничего не узнаем. Выступаем. По коням! Хурин, ищи,  куда
ведет след отсюда.
   -  Да,  милорд.  Да.  С  радостью.  Сюда,  милорд.  Они   по-прежнему
направляются на  юг.  Они  поскакали  прочь,  оставив  висеть  мертвого,
распластанного Мурддраала, и ветер шевелил его черный  плащ.  Первым  за
стеной-насыпью оказался Хурин, даже не обождавший Ингтара, но Ранд  ехал
вплотную за нюхачом.

Глава 11
ПРОБЛЕСКИ УЗОРА

   Золотое солнце еще висело у горизонта,  и  Ингтар  впервые  так  рано
назначил  привал  после  дневного  марша.  На   посуровевших   шайнарцев
увиденное в деревне наложило свой отпечаток, и страшная картина засела в
умах и сердцах. Прежде Ингтар не останавливал  отряд  в  такую  рань,  и
место для лагеря он выбирал явно из соображений  удобства  обороны.  Это
была глубокая, почти круглая лощина, и к тому  же  большая,  в  ней  без
труда могли  разместиться  все  -  и  лошади,  и  люди.  Редкие  заросли
карликового дуба  и  болотного  мирта  разбросаны  по  внешним  склонам.
Гребень лощины скрывал собой всех в лагере,  даже  если  бы  не  было  и
деревьев. В такой местности эту высотку вполне можно считать холмом.
   Когда все спешились, услышал Ранд слова Уно. - Одно  только  я,  будь
проклят, говорю, - втолковывал  тот  Рагану,  -  это  то,  что  я,  будь
проклят, видел ее, чтоб тебе сгореть. Как раз перед тем,  как  мы  нашли
этого козлом целованного Получеловека. Ту же  самую  треклятую  женщину,
как и у треклятого перевоза. Она была, а потом, будь оно проклято, взяла
и исчезла! Говорить-то, что тебе вздумалось, говори, но следи,  треклято
будь все, за тем, как говоришь, а не то я спущу с тебя дурацкую шкуру  и
сожгу ее, козлом целованную, понял ты, овечий потрох, молокосос?
   Ранд тал и замер: с одной ногой еще в стремени, вторая уже на  земле.
Та же самая женщина? Но у  перевоза  не  было  никакой  женщины,  просто
занавески на ветру. И она не могла бы добраться до  той  деревни  вперед
нас, будь все так. Деревня...
   От этой мысли он испуганно шарахнулся. Больше, чем прибитого к  двери
гвоздями-костылями Исчезающего, Ранду хотелось забыть о той комнате, и о
мухах, и о людях, что там были и не были. Получеловек был реален  -  все
его видели, - но та комната... Может, я все же схожу с ума. Он  пожалел,
что рядом нет Морейн, чтобы поговорить с нею. Жалеешь, что рядом нет Айз
Седай? Да ты и впрямь дурак. Ее рядом нет, вот и держись от всего такого
подальше. А верно ли, что нет рядом? Что же там случилось?
   - Вьючных лошадей и припасы - в центр, - распорядился Ингтар  воинам,
начавшим обустраивать лагерь. - Обтереть  лошадей  насухо,  потом  вновь
оседлать на случай, если придется  уходить  быстро.  Каждый  спит  возле
своей лошади, костры на ночь  затушить.  Часовые  сменяются  каждые  два
часа. Уно, необходимо выслать  разведчиков;  они  должны  проверить  все
вокруг и обязательно вернуться до темноты. Я хочу знать, что  происходит
вокруг. Он чувствует  это,  подумал  Ранд.  Это  уже  не  просто  друзья
Темного, и несколько троллоков, и, вероятно. Исчезающий.  Просто  Друзья
Темного, и несколько троллоков, и, вероятно, Исчезающий! Всего несколько
дней назад и в мыслях не было какого-то там "просто"! Даже в Пограничных
Землях, даже с Запустением менее чем в дневном переходе, Друзья Темного,
троллоки, Мурддраал и  так  были  сущим  кошмаром.  Пока  он  не  увидел
пришпиленного к дверям Мурддраала. Кто, пребывая в Свете, мог  бы  ТАКОЕ
сделать? А что, если не в Свете? Пока он не  переступил  порог  комнаты,
где ужинала семья, и пока не оборвался их  смех.  Я  должен  представить
себе это. Должен. Даже для самого себя эти уговоры  не  были  в  должной
мере убедительны. Он  не  мог  представить  себе  ветер  на  башне,  или
Амерлин, говорящую...
   - Ранд! - Он вздрогнул, когда Ингтар заговорил у него за плечом. - Ты
что, всю ночь хочешь простоять с ногой в стремени?
   Ранд поставил ногу на землю.
   - Ингтар, а что случилось в той деревне?
   - Их захватили троллоки. То же самое, что с людьми у  переправы.  Вот
что случилось. Исчезающий... - Ингтар пожал плечами и опустил взгляд  на
обтянутый холстиной узел, большой, квадратной формы,  который  держал  в
руках; он смотрел на сверток так, будто  увидел  скрытые  в  нем  тайны,
которые предпочел бы не знать. -  Троллоки  захватили  их  как  съестные
припасы.  Иногда  они  так  делают,  в  деревнях  и  на  фермах   вблизи
Запустения,  если  набег  миновал  ночью  пограничные  башни.  Порой  мы
отбиваем пленников, иногда - нет. Порой мы отбиваем  пленников  и  почти
жалеем, что отбили. Троллоки не  всегда  убивают,  прежде  чем  заняться
мясницким делом. И у Полулюдей есть свои любимые... забавы. Куда худшие,
чем то, что делают троллоки.
   Голос Ингтара был тверд и ровен, словно ему говорили о таких  случаях
каждый день, да, пожалуй, для шайнарских солдат эти ужасы были обыденным
делом.
   Ранд глубоко вздохнул, стараясь унять взбунтовавшийся желудок.
   - Там, для Исчезающего, это было вовсе не забавой, Ингтар. Что  могло
приколотить Мурддраала к двери заживо?
   Ингтар помолчал, покачивая  головой,  потом  протянул  Ранду  большой
узел:
   - Вот. Морейн Седай сказала мне отдать тебе это на первом же  привале
к югу от Эринин. Что в нем,  я  не  знаю,  но  она  говорила,  тебе  это
понадобится. Она просила сказать, чтобы ты берег это, -  от  него  может
зависеть твоя жизнь.
   Ранд неохотно взял узел; при прикосновении к холстине кожу  защипало.
В свертке лежало что-то  мягкое.  Может  быть,  одежда.  Ранд  осторожно
держал узел. Он о Мурддраале даже вспоминать не хочет. Что  произошло  в
той комнате? До Ранда вдруг  дошло,  что  сам  он  готов  размышлять  об
Исчезающем или даже  о  той  комнате,  лишь  бы  не  думать,  что  могло
находиться в посылке от Морейн.
   - Мне приказано,  чтобы  тогда  же  я  сообщил  тебе:  если  со  мной
что-нибудь случится, воины последуют за тобой.
   - За мной! - задохнулся Ранд, позабыв обо всем, даже об узле.  Ингтар
встретил его неверящий взгляд спокойным кивком. - Это безумие! Я в жизни
за собой ничего не вел, кроме овечьей отары, Ингтар. Все  равно  они  не
станут меня слушаться. Кроме  того,  Морейн  не  вправе  назначать  тебе
заместителя. Это же Уно!
   - Перед отбытием меня и Уно вызвали к Лорду Агельмару.  Морейн  Седай
была у него, но приказание мне отдал Лорд Агельмар. После меня  командир
- ты, Ранд.
   - Но почему,  Ингтар?  Почему?  -  Во  всем  отчетливо  и  несомненно
просматривалась  рука  Морейн,  ее  рука   и   рука   Амерлин,   которые
подталкивали его на выбранный ими путь, на путь, которого он не хотел.
   По шайнарцу было видно, что и сам  он,  сколько  ни  силился,  понять
ничего не мог, но он был  солдатом,  привыкшим  в  бесконечной  войне  с
Запустением к самым странным приказам.
   - До меня доходили с женской половины слухи, что ты,  мол,  на  самом
деле... - Ингтар развел руками в боевых рукавицах. -  Ладно,  не  важно.
Знаю, ты все отрицаешь. Но тогда ты отрицаешь и свой собственный  облик,
свое лицо. Морейн Седай говорит, что ты пастух, но я никогда не встречал
пастуха, носящего меч со знаком цапли. Не стану утверждать, что  сам  бы
тебя выбрал, но считаю: в тебе есть то, что необходимо.  Когда  настанет
время, ты свой долг исполнишь.
   Ранду захотелось сказать, что ни о каком долге и речи нет, но  вместо
этого произнес:
   - Уно знает об этом. Кто еще, Ингтар?
   - Все воины. Когда шайнарцы выступают в поход, каждый  солдат  знает,
кто следующим сменит командира, если тот погибнет. Неразрывная  цепь  до
самого последнего человека, пусть даже он подручный конюха. Тогда,  если
он  и  в  самом  деле  останется  один,  он  не  просто   одиночка   без
подразделения, старающийся выжить и спастись. У него есть приказ, и долг
обязывает исполнить то, что должно быть сделано.  Если  я  отправлюсь  в
последние объятия матери, то долг  ляжет  на  тебя.  Ты  отыщешь  Рог  и
доставишь куда надо. Ты это исполнишь.
   Последние слова Ингтар произнес с особенным нажимом. Узелок  в  руках
Ранда мигом потянул к земле камнем весом в десяток  стоунов.  Свет,  она
будет в сотне лиг, но она все равно достанет и дернет  за  повод.  Сюда,
Ранд. Туда. Ты - Дракон Возрожденный, Ранд.
   - Не нужен мне  этот  долг,  Ингтар.  Я  его  не  приму.  О  Свет,  я
всего-навсего пастух! Почему никто не верит?
   - Ты исполнишь  свой  долг.  Ранд.  Когда  человек  на  вершине  цепи
сдается, все под ним разваливается. Слишком многое разваливается. Уже  и
без того слишком многое. Да будет благосклонен мир к твоему  мечу,  Ранд
ал'Тор.
   - Ингтар, я... - Но Ингтар уже шагал прочь, окликая Уно  и  проверяя,
выслал ли тот разведку.
   Ранд уставился на узел у себя в  руках  и  облизнул  губы.  Ему  было
страшно, ему казалось, что он знает, что в узле. Ему хотелось  взглянуть
на содержимое, но ему хотелось в то же время, не открывая, выбросить его
в огонь; он бы швырнул, если бы был уверен, что сверток сгорит  и  никто
не увидит, что там внутри, если бы был  уверен,  что  содержимое  вообще
сгорит. Но нельзя разворачивать  узел  там,  где  могут  увидеть  другие
глаза, а не только его.
   Ранд  окинул  взглядом  лагерь.  Шайнарцы  развьючивали   лошадей   с
припасами, кое-кто уже раздавал холодный ужин - вяленое мясо и  лепешки.
Мэт и Перрин чистили лошадей, Лойал сидел на камне и читал книгу,  зажав
в зубах трубку с длинным чубуком, и над головой огир вился хвостик дыма.
Крепко прижимая к себе  сверток,  словно  страшась  его  выронить,  Ранд
крадучись забрался в заросли погуще и подальше.
   На маленькой полянке под прикрытием ветвей с густой листвой он  встал
на колени и положил сверток на землю. Какое-то время он  просто  смотрел
на сверток. Она не должна  была.  Она  не  могла.  А  голосок  в  голове
отвечал; э, нет, она могла. Могла и сделала. В конце концов Ранд решился
развязать узелки на бечевках, стягивающих  сверток.  Аккуратные  узелки,
завязанные с тщательностью, во всеуслышание заявляющей  о  руке  Морейн;
она собственноручно затянула их. Она ни за что не решилась бы  пойти  на
риск, что содержимое хоть краем глаза увидит слуга.
   Когда Ранд распустил последнюю бечевку,  он  онемевшими  вмиг  руками
развернул узел, затем уставился на это,  во  рту  -  выжженная  пустыня.
Всего одно -  ни  сотканное,  ни  окрашенное,  ни  разрисованное.  Стяг,
белоснежный, большой, чтобы видели с любого места поля битвы. А  поперек
него шагала волнообразная  фигура,  смахивающая  на  змея  в  золотых  и
багряных чешуйках, но змей с четырьмя чешуйчатыми лапами,  на  каждой  -
пять золотых когтей, змей с глазами ярче  солнца  и  с  золотой  львиной
гривой. Однажды Ранд уже видел это знамя, тогда Морейн  и  сказала,  что
это такое. В Войну Тени это был стяг Льюса Тэрина Теламона, Льюса Тэрина
Убийцы Родичей. Стяг Дракона.
   - Глянь на это! Гляди-ка, что тут у него! - На поляну  ворвался  Мэт,
следом, куда медленнее, появился Перрин.  -  Сначала  -  чудные  наряды,
куртки там, - язвил Мэт, - а теперь - знамя! Теперь у нас уши завянут от
разговоров о его лордстве, важничанью конца-края не будет, раз... -  Мэт
подошел ближе, ясно разглядел теперь знамя, и челюсть у него отвисла.  -
О Свет! - Он отступил на шаг. - Чтоб мне сгореть! - Он тоже был при том,
когда Морейн говорила про знамя. Как и Перрин.
   Гнев вскипел в душе  Ранда,  гнев  на  Морейн  и  Престол  Амерлин  -
подталкивающих его, подтягивающих. Он подхватил знамя руками и потряс им
перед Мэтом, а слова неудержимо и яростно рвались с губ:
   - Да, все верно! Знамя Дракона! - Мэт отшатнулся еще на шаг. - Морейн
хочет, чтоб я стал куклой на веревочках Тар Валона, Лжедраконом для  Айз
Седай. Какая ей разница, чего хочу я, она все равно затолкнет мне это  в
глотку. Но - меня - не - используют!
   Мэт привалился спиной к стволу дерева.
   - Лжедракон? - Он тяжело сглотнул. - Ты? Это... это безумие.
   Перрин не отступил от Ранда. Он присел на корточки,  положил  сильные
руки на колени и рассматривал Ранда ярко-золотистыми глазами. В вечерних
тенях они будто горели.
   - Айз Седай хотят  сделать  из  тебя  Лжедракона...  -  Он  помолчал,
хмурясь, обдумывая тщательно все про себя. Потом тихо спросил:  -  Ранд,
ты можешь направлять?
   Мэт издал сдавленный стон.
   Ранд выпустил знамя, оно упало на землю; перед тем  как  кивнуть,  он
колебался лишь мгновение.
   - Я этого не просил. И не хочу. Но... Но, по-моему, я не знаю, как  с
этим покончить. - Перед мысленным взором непрошено возникла та  комната,
полная мух. - И, по моему, они меня не оставят и не дадут  мне  с  этим.
покончить.
   - Чтоб я сгорел! - выдохнул Мэт. - Кровь и проклятый пепел!  Они  нас
убьют, вы же знаете. Всех нас. Перрина  и  меня  заодно  с  тобой.  Если
прознают Ингтар и остальные, они перережут нам наши проклятые глотки как
Друзьям Темного. Свет, они же наверняка решат,  что  мы  каким-то  боком
причастны к краже Рога и к убийству тех людей в Фал Дара.
   - Заткнись, Мэт, - спокойно сказал Перрин.
   - Не затыкай мне рот! Если нас не убьет Ингтар, то Ранд сойдет с  ума
и сделает это вместо него. Чтоб мне сгореть! Чтоб  мне  сгореть!  -  Мэт
скользнул спиной по дереву, сел на землю. - Почему они тебя не укротили?
Если Айз Седей знают, почему они не укротили тебя?  Никогда  не  слыхал,
чтоб они отпускали на  все  четыре  стороны  мужчину,  который  способен
обладать Силой.
   - Они не все знают, - вздохнул Ранд. - Амерлин...
   - Престол Амерлин! Она знает? О Свет, а я-то удивлялся, чего она  так
странно на меня смотрела.
   - ...И Морейн Седай сказала мне, будто я  -  Дракон  Возрожденный,  а
потом они заявили, что я могу идти куда хочу. Неужто  не  понятно,  Мэт?
Они пытаются меня использовать.
   - Ну и что, все равно ты способен направлять, - бурчал Мэт. -  Да  на
твоем месте я бы  сейчас  был  уже  на  полпути  к  океану  Арит.  И  не
остановился, не отыскав местечка, где в помине нет никаких Айз  Седай  и
где их никогда не будет! И где людей нет. Ну... то есть...
   - Заткнись, Мэт, - сказал Перрин. -  Ранд,  но  почему  ты  тут?  Чем
дольше ты остаешься среди  людей,  тем  больше  шансов,  что  кто-нибудь
прознает о тебе и пошлет за Айз Седай. За Айз Седай, которые не отпустят
тебя куда тебе заблагорассудится.  -  Он  помолчал,  почесывая  пятерней
голову. - И Мэт прав про Ингтара. Не сомневаюсь,  он  причислит  тебя  к
Друзьям Темного и убьет. Убьет нас всех,  может  быть.  Похоже,  ты  ему
нравишься, но, считаю, он так и  сделает.  Лжедракон?  Другие  тоже  так
поступят. Масиме, например, хватит и не столь веского основания. Ну  так
почему же ты не ушел?
   Ранд пожал плечами:
   - Я совсем уже собрался,  но  сначала  приехала  Амерлин,  потом  Рог
похитили и кинжал, и Морейн сказала, что Мэт умирает, и... Свет, я думал
остаться с вами, пока мы не отыщем хотя бы кинжал; я  думал,  что  смогу
помочь с этим. Может, я ошибался.
   - Ты пошел из-за кинжала? -  тихо-тихо  произнес  Мэт.  Потер  нос  и
скривился.  -  Никогда  бы  не  подумал.  Никогда  не  думал,  что  тебе
захочется... А-а! Ты себя нормально чувствуешь? То есть  с  ума  еще  не
сошел, или как?
   Ранд нашарил на земле камушек и запустил в Мэта.
   - Уй! - Мэт потер руку. - Я же просто  спросил.  Я  же  про  все  эти
нарядные одежки и про треп о том, как хорошо быть лордом. Ну,  в  голове
вроде у тебя не все ладно.
   - Я пытался сделать так, чтобы ты отстал от меня,  дурак!  Я  боялся,
что сойду с ума и что-нибудь с тобой  из-за  этого  случится.  -  Взгляд
Ранда упал на знамя, и он понизил голос: - В конце концов я  и  сойду  с
ума, если не сумею покончить с этим. О Свет, я же не знаю,  как  с  этим
покончить!
   - Вот этого-то я и опасаюсь, - сказал,  вставая,  Мэт.  -  Только  не
обижайся, Ранд, но спать я буду  как  можно  дальше  от  тебя,  если  не
возражаешь. Это если ты останешься. Как-то я слышал про одного,  который
мог направлять. Купеческий охранник рассказывал. Прежде чем Красные  Айя
его нашли, просыпается  он  как-то  утром,  а  деревни  как  не  бывало,
разгромлена напрочь. Все дома, все люди, все, кроме кровати, на  которой
он спал, все уничтожено, будто по деревне гора проехалась.
   Перрин заметил:
   - Тогда, Мэт, тебе лучше спать с ним в обнимку.
   - Пусть я дурак, но лучше быть живым дураком. - Мэт помедлил,  искоса
глядя на Ранда. - Послушай, я знаю, ты пошел с нами, чтобы мне помочь, и
спасибо за это. По правде спасибо. Но теперь ты  больше  не  такой,  как
раньше. Это-то тебе понятно, а?
   Он помолчал, как будто ждал ответа. Не дождался, наконец повернулся и
скрылся между деревьев, возвращаясь в лагерь.
   - А ты? - спросил Ранд.
   Перрин покачал головой, кудрявые лохмы мотнулись.
   - Не знаю. Ранд. Ты тот же, но притом и не  такой.  Мужчина,  могущий
направлять... Когда я был маленьким, моя мать пугала меня этим. Я просто
не знаю. - Он протянул руку и потрогал уголок знамени. - Думаю, на твоем
месте я бы сжег это или зарыл. А потом убежал так далеко и  так  быстро,
чтобы Айз Седай никогда не разыскали меня. В этом Мэт был прав. - Перрин
встал, посмотрел, прищурившись, на запад, на небо, наливающееся  розовым
от заходящего солнца. - Пора обратно в лагерь. Поразмысли над тем, что я
сказал, Ранд. Я бы убежал. Но, может, ты бежать не можешь.  И  над  этим
тоже поразмысли. - Желтые глаза будто смотрели куда-то в себя,  а  голос
звучал устало. - Бывает, бежать-то и не можешь.
   Потом Перрин тоже ушел.
   А Ранд так и стоял на коленях, глядя на лежащее перед ним знамя.
   - Ну, иногда только бежать и можешь, - пробормотал он. - Только вдруг
она передала мне это, чтобы заставить бежать? Может,  я  побегу,  а  она
чего-то такого ждет от меня. А я не хочу ничего делать, что нужно ей. Не
хочу и не буду. Вот прямо здесь  и  зарою.  Но  она  сказала,  от  этого
зависит моя жизнь, а Айз Седай никогда не лгут... чтобы ты понял  это...
- Вдруг плечи его затряслись от безмолвного смеха. - Так, теперь я сам с
собой разговариваю. Может, я и в самом деле уже схожу с ума.
   Возвращаясь в лагерь, Ранд нес с  собой  знамя,  вновь  завернутое  в
парусину и завязанное  бечевками,  и  стянутое  узлами,  пусть  и  менее
аккуратными, чем те, которые раньше завязала Морейн.
   Свет дня начал меркнуть,  и  тень  от  краев  лощины  протянулась  до
половины лагеря. Солдаты устраивались на ночлег: лошади - рядом, пики  -
под рукой. Чуть подальше, возле своих лошадей, стелили себе постели  Мэт
с Перрином. Ранд печально посмотрел на друзей, потом  сходил  за  Рыжим,
который, по-прежнему взнузданный, позвякивая поводьями, стоял  там,  где
он его и оставил, и отправился на другую сторону  лощины,  где  рядом  с
Лойалом расположился Хурин.  Огир  отложил  книгу  и  изучал  наполовину
ушедший в землю и обросший мхом валун, на котором раньше сидел, водя  по
этому камню длинным чубуком своей трубки.
   Хурин встал и отвесил Ранду нечто вроде короткого поклона.
   - Надеюсь, вы не против, если я здесь расстелю свою постель,  Лорд...
э-э... Ранд. Я тут вот Строителя слушаю.
   - А, это ты, Ранд, - заметил юношу Лойал. - Знаешь, мне кажется, этот
камень когда-то обтесывали. Взгляни, он весь  выветрился,  но  похож  на
какую-то колонну. К тому же здесь и какие-то рисунки есть. Не могу точно
разобрать, но выглядят они как-то знакомо.
   - Утром, наверное, будет видно получше, - откликнулся Ранд, стаскивая
с Рыжего переметные сумы. - Я рад вашему соседству, Хурин. - Я буду  рад
соседству с любым, кто не боится меня. Но  надолго  ли  люди  задержатся
рядом со мной?
   Сначала он переложил все в одну из сумок: запасные рубашки  и  штаны,
шерстяные чулки, набор ниток с иголками, трутницу, оловянные  тарелку  и
кружку, деревянную коробочку с ножом, вилкой и ложкой, пакет  с  вяленым
мясом и лепешками - паек на крайний случай, и  все  прочие  предметы  из
снаряжения для  долгого  пути,  а  в  освободившееся  отделение  запихал
завернутое в парусину  знамя.  Сума  распухла,  вздулась,  ремешки  едва
достали до пряжек, но  второй  карман  теперь  тоже  весьма  округлился.
Ладно, сойдет.
   Лойал и Хурин, по-видимому, чувствовали настроение Ранда и молчали. А
он расседлал и разнуздал рыжего, обтер его досуха пучками сорванной  тут
же травы, потом опять оседлал гнедого. От предложенного спутниками ужина
Ранд  отказался;  вряд  ли  он  смог  бы  съесть  хоть  кусочек   самого
изысканного кушанья, когда-либо виденного в жизни. Они втроем расстелили
возле того камня свои нехитрые постели - сложенное одеяло вместо подушки
и плащ, чтобы накрыться.
   Лагерь затих, но и после наступления темноты Ранду не спалось.  Мысли
так и метались в голове туда-сюда. Знамя.  Что  она  пытается  заставить
меня сделать? Деревня. Что вот так может убить Исчезающего? И хуже всего
- тот дом в деревне. Произошло ли все на самом деле? Я уже схожу с  ума?
Бежать мне или остаться? Я должен остаться. Должен помочь Мэту  отыскать
кинжал.
   Но вот наконец явился вымученный сон, и со сном, незваная-непрошеная,
Ранда  окружила  пустота,  мерцающая   неприятным   свечением,   которое
тревожило его сновидения.
   В ночь мимо единственного в лагере  костра  смотрел  на  север  Падан
Фейн, улыбаясь недвижной, застывшей улыбкой, никогда не  касающейся  его
глаз. Он по-прежнему думал о себе как о Падане Фейне -  Падан  Фейн  был
его сущностью, - но он изменился и знал об этом. Теперь он знал  многое,
куда больше, чем мог заподозрить любой из  его  прежних  хозяев.  Долгие
годы он был Другом Темного, еще до того как  Ба'алзамон  призвал  его  и
пустил по следу трех юношей  из  Эмондова  Луга,  выцедив  из  него  все
известное ему о них, выцедив, а потом вложив выжатое обратно,  чтобы  он
мог ощущать их, чуять, где они, и следовать за ними повсюду, куда бы  те
ни бежали. В первую очередь за одним. Часть существа Фейна сжималась при
воспоминании о том, что с ним  сделал  Ба'алзамон,  но  эта  часть  была
маленькой, спрятанной,  подавленной.  Его  изменили.  Преследование  тех
троих привело его в Шадар Логот. Он не  хотел  туда  идти,  но  пришлось
повиноваться. Тогда. А в Шадар Логоте...
   Фейн глубоко вздохнул и провел пальцами по висящему на поясе  кинжалу
с рубином  в  рукояти.  Это  тоже  из  Шадар  Логота.  Этот  кинжал  был
единственным оружием, что он носил, единственным  оружием,  которое  ему
нужно; кинжал стал словно бы частью самого Фейна. Теперь он был целым  в
себе самом. Только это имело значение, больше ничего.
   Он бросил взгляд по ту  сторону  костра.  Двенадцать  еще  оставшихся
Друзей Темного, их когда-то красивые и нарядные одеяния измяты и грязны,
они жались друг к другу в темноте по ту сторону огня, глядя не на пламя,
а на него. Рядом сгрудились его  троллоки,  числом  около  двадцати,  их
чересчур человеческие глаза  на  изуродованных  звериными  рылами  лицах
ловили каждое движение Фейна, каждый жест - так мышь боязливо следит  за
кошкой.
   Сначала шла борьба:  просыпаясь  по  утрам,  вновь  ощущать  себя  не
цельным, вновь обнаруживать Мурддраала - отдающего  приказы,  орущего  в
бешенстве и требующего двигаться на север, в Запустение, к Шайол Гул. Но
кроха за крохой такие утра слабости становились все короче,  пока...  Он
припомнил тяжесть молотка в руке,  удары,  вгоняющие  гвозди-костыли,  и
улыбнулся; на этот раз улыбка затронула и уголки глаз - удовольствие  от
сладостного воспоминания.
   Слух уловил плач в темноте,  и  улыбка  увяла.  На  будущее  надо  не
позволять троллокам брать с собой так  много.  Целая  деревня  замедляла
марш. Если б те несколько домишек у переправы не  оказались  покинутыми,
то наверное... Но троллоки  по  натуре  своей  жадны,  и  в  эйфории  от
созерцания, как умирает Мурддраал, он не обратил внимания на них, а надо
было.
   Он бросил взгляд на троллоков. Любой из них был почти в два раза выше
его ростом и силен настолько, чтобы одной рукой  переломать  ему  кости,
однако они жались подальше, опасливо косясь на него.
   - Убейте их. Всех. Можете поесть, а потом  что  останется  свалите  в
кучу - пусть наши  друзья  полюбуются.  Сверху  положите  головы.  И  не
разводите грязи теперь. - Он засмеялся и резко оборвал смешок. - Идите!
   Троллоки гурьбой отступили, вытягивая из ножен  смахивающие  на  косы
мечи и топоры с шипами на  обухах.  Через  пару  мгновений  оттуда,  где
находились связанные селяне, раздались пронзительные вопли, плач и  рев.
Мольбы о пощаде  и  детские  крики  обрывались  тупым  глухим  стуком  и
противным хлюпаньем - будто раскалывались дыни.
   Фейн повернулся  спиной  к  этой  какофонии  и  посмотрел  на  Друзей
Темного. Они принадлежали ему телом и душой. Той душой, что  у  них  еще
оставалась. Каждый из них погряз в крови - глубже некуда, как и он  сам,
до того как обрел свой путь к свободе. Каждому из них некуда идти, кроме
как следовать  за  ним.  Их  взгляды  не  отрывались  от  него,  робкие,
просительные.
   -  Вы  думаете  о  том,  успеют  ли  они  проголодаться,  прежде  чем
встретится какая-нибудь деревня  или  ферма?  Да,  вполне  возможно.  Вы
думаете, что я отдам кого-нибудь из вас им? Ну, может, одного или  двух.
Лишних лошадей больше нет.
   - Прочие  были  всего  лишь  простолюдинами,  -  срывающимся  голосом
выдавила одна из женщин. Грязь полосами расчертила ее лицо  над  платьем
превосходного покроя, которое выдавало ее принадлежность  к  купеческому
сословию, причем к купцам весьма богатым. Добротная серая ткань  была  в
пятнах, длинная дыра портила юбку. - Они были крестьянами. Мы служили...
Я служила...
   Фейн перебил ее, от непринужденного тона слова звучали еще  жестче  и
страшней:
   - Что вы такое для меня?  Меньше,  чем  крестьяне.  Стадо  скота  для
пропитания троллоков, наверное? Если скот хочет  жить,  то  должен  быть
полезным.
   Лицо женщины смялось. Она всхлипнула, заплакала, и тут  же  остальные
забубнили, говоря, чем они для него будут полезны, - мужчины и  женщины,
обладавшие влиянием и положением, до того как их  призвали  исполнить  в
Фал Дара данные ими клятвы. Они наперебой сыпали именами  важных  людей,
обладающих властью, известных им в Пограничных  Землях,  в  Кайриэне,  в
других странах. Они лепетали о том, что лишь они одни обладают какими-то
сведениями о той стране или об этой, о политических ситуациях, альянсах,
интригах, они все расскажут ему, если он позволит им служить  ему.  Этот
гомон смешался со звуками устроенной троллоками бойни и как нельзя лучше
подходил им.
   Фейн игнорировал происходящее - он не  боялся  поворачиваться  к  ним
спиной, не боялся с тех пор,  как  они  увидели,  как  он  разделался  с
Исчезающим, - и направился к своему трофею. Опустившись  на  колени,  он
провел руками по орнаментированному золотому ларцу,  ощущая  запертую  в
нем мощь. Он поручил  нести  ларец  троллокам  -  он  не  настолько  мог
положиться на этих людей, чтобы доверить им погрузить  ларец  на  лошадь
или на вьючное седло;  мечты  о  власти  и  могуществе  могли  оказаться
сильнее и преодолеть даже  страх  перед  ним,  но  троллоки  никогда  не
мечтали ни о чем, их влекла лишь жажда  убивать,  -  а  сам  он  еще  не
разгадал, как открывается крышка ларца. Но  со  временем  он  решит  эту
задачу. Ответ будет. Все будет. Все.
   Перед тем как улечься возле  костра,  он  вынул  кинжал  из  ножен  и
положил на ларец. Этот клинок - сторож лучший, чем троллок или  человек.
Все они видели, что случилось, когда он пустил его однажды в дело. Никто
и на спан не подойдет к этому обнаженному кинжалу без его приказания,  и
даже тогда подчинятся неохотно.
   Лежа завернувшись в одеяло,  он  взглянул  на  север.  Сейчас  он  не
чувствовал ал'Тора; слишком велико меж ними расстояние.  Или,  вероятно,
ал'Тор проделал  свой  трюк  с  исчезновением.  Временами,  в  крепости,
мальчишка вдруг исчезал для Фейна, он не чувствовал его. Фейн  не  знал,
как это происходило, но всегда ал'Тор возвращался, возникал вновь, столь
же неожиданно, как и пропадал. На этот раз тоже вернется.
   - На этот раз ты придешь ко мне. Ранд  ал'Тор.  Раньше  я  выслеживал
тебя, как собака вынюхивает дичь, но теперь ты следуешь за мной. -  Смех
его был хихиканьем - даже он понимал - хихиканьем безумца, но  ему  было
наплевать. Безумие тоже стало частью его самого. - Иди ко  мне,  ал'Тор.
Танец еще даже не начинался. Мы станцуем на Мысе Томан, и  я  освобожусь
от тебя. В конце концов я увижу тебя мертвым.

Глава 12
ВПЛЕТЕННЫЕ В УЗОР

   Эгвейн торопилась вслед за Найнив к  Айз  Седай,  плотно  обступившим
паланкин Престола Амерлин. Девушка была охвачена  желанием  узнать,  что
послужило причиной такой суматохи в крепости Фал Дара, любопытство  даже
перевешивало тревогу за Ранда. Сейчас его рядом  нет  и  ничем  ему  она
помочь не в силах. Ее косматая кобыла Бела, как и лошадь Найнив,  стояла
среди лошадей Айз Седай.
   Вокруг Айз Седай и паланкина образовали стальной заслон Стражи - руки
на  мечах,  глаза  выискивают  что-то.   Они   являли   собой   островок
относительного  спокойствия  посреди  крепостного   двора,   где   между
перепуганных обитателей цитадели по-прежнему бегали шайнарские  солдаты.
Эгвейн протолкалась в круг следом за Найнив - один пронзительный  взгляд
Стражей, и о  них  почти  забыли;  всем  было  известно,  что  эта  пара
отправляется вместе с Амерлин. В толпе усиленно шептались,  и  Найнив  с
Эгвейн узнали о прилетевшей как будто из ниоткуда стреле и о пока еще не
пойманном лучнике.
   Эгвейн  встала  как  вкопанная,  широко  распахнув   глаза,   слишком
потрясенная и едва ли понимая, что ее окружают Айз Седай.  Покушение  на
жизнь Амерлин! Немыслимо! Даже в голове не укладывается.
   Амерлин сидела в паланкине, занавески раздернуты, запачканный  кровью
разрез в рукаве притягивал все взоры, а она смотрела на Лорда Агельмара.
   - Ты или найдешь лучника, или не найдешь лучника, сын  мой.  Так  или
иначе, но мои дела в Тар Валоне столь же не терпят  промедления,  как  и
миссия Ингтара. Я отбываю сейчас же.
   - Но, мать, - возражал  Агельмар,  -  это  покушение  на  вашу  жизнь
кардинально все меняет. Нам по-прежнему неизвестно, кто и почему  послал
этого человека. Еще час, и у меня будут для вас и стрелок, и все ответы.
   Амерлин кашляюще рассмеялась, горьким, совсем невеселым смехом.
   - Чтобы поймать эту рыбку, сын мой, тебе понадобится наживка похитрее
или бредень с ячейками помельче. К тому времени, когда ты схватишь этого
человека, будет уже поздно для отъезда. Слишком многие обрадовались  бы,
увидев меня мертвой, поэтому незачем мне чрезмерно беспокоиться  еще  об
одном. Пошлешь мне весточку о том,  что  обнаружишь,  если  вообще  хоть
что-то обнаружишь. - Ее взгляд обежал возвышающиеся  над  двором  башни,
крепостные валы, галереи для лучников, где по-прежнему  толпился  народ,
сейчас, правда, безмолвствующий. Стрела прилетела  откуда-то  оттуда.  -
Мое мнение: этот стрелок уже сбежал из Фал Дара.
   - Но, мать...
   Резким, категорическим  жестом  женщина  в  паланкине  прервала  его.
Чересчур настаивать на своем, вопреки настроению  Престола  Амерлин,  не
мог даже Лорд Фар Дара. Ее взгляд  остановился  на  Эгвейн  и  Найнив  -
пронзительный взгляд, который, как показалось Эгвейн, увидел  все  в  ее
душе, все, что она хотела бы сохранить в тайне от всех. Эгвейн отступила
на шаг, затем спохватилась и присела в реверансе,  гадая,  правильно  ли
поступает; ей никто пока не объяснил требования этикета  при  встрече  с
Престолом Амерлин. Найнив же стояла с прямой спиной и смотрела  в  глаза
Амерлин, но и она нащупала руку Эгвейн и крепко сжала ей ладонь - как  и
сама девушка.
   - Так вот  твои  двое,  Морейн,  -  сказала  Амерлин.  Морейн  слегка
кивнула, и остальные Айз Седай повернулись  и  стали  разглядывать  двух
женщин из Эмондова Луга. Эгвейн сглотнула.  Все  смотрели  на  нее  так,
будто они  знали  нечто,  нечто  неведомое  прочим  людям,  и  никак  не
определить, что же они действительно знают. -  Да,  в  каждой  я  ощущаю
великолепную искру. Но что возгорится от нее? Вот в чем вопрос, верно?
   У Эгвейн пересохло во рту. Она вспомнила, как мастер Падвин,  плотник
в ее деревне, смотрит на свои инструменты,  -  Амерлин  точно  таким  же
взглядом смотрела на них с Найнив. Пила -  для  одного,  рубанок  -  для
иного.
   Внезапно Амерлин заявила:
   - Нам давно пора в путь. К лошадям! Лорд Агельмар  и  я  в  состоянии
сказать друг другу что нам нужно и без  вас,  а  то  глазеете  тут,  как
послушницы в свободный день. К лошадям!
   По  ее  приказу  Стражи  врассыпную  разбежались  к  своим   лошадям,
по-прежнему настороже, и все Айз Седай, кроме Лиане, плавно  заскользили
к своим. Когда  Эгвейн  и  Найнив  повернулись,  повинуясь  распоряжению
Амерлин, у плеча  Лорда  Агельмара  вырос  слуга  с  серебряным  кубком.
Агельмар взял кубок, пряча досаду в уголках рта.
   - С этой чашей из моей руки прими, мать, пожелания доброго  пути,  на
этот день и на каждый...
   Дальнейшего разговора Эгвейн не услышала - она влезала в седло  Белы.
Пока она похлопала ласково косматую кобылу, пока поправила  подол  юбки,
паланкин уже двинулся к распахнутым воротам, лошади его шли без узды или
поводьев. Возле паланкина ехала Лиане, уперев жезл в  стремя.  Эгвейн  и
Найнив пристроили лошадей за остальными Айз Седай.
   Процессию приветствовали рев и крики толп, выстроившихся на городских
улицах, они почти заглушали гром барабанов и многоголосье труб.  Колонну
возглавили Стражи, впереди развевалось знамя с  Белым  Пламенем,  и  еще
Стражи ехали вокруг Айз Седай,  охраняя  их,  сдерживая  людскую  массу;
следом выверенными шеренгами шагали лучники и копейщики, на груди у  них
- знак  Пламени.  Трубачи  смолкли,  едва  колонна  вышла  из  города  и
повернула на юг, но вслед со стороны города катился приветственный  шум.
Эгвейн то и дело оглядывалась, пока деревья и холмы не  скрыли  стены  и
башни Фал Дара.
   Скачущая рядом с девушкой Найнив тряхнула головой:
   - С Рандом все будет хорошо. С ним Лорд Ингтар и двадцать воинов. Все
равно ничего не поделаешь. Мы обе ничем не поможем ему.  -  Она  бросила
быстрый взгляд на Морейн; подтянутая белая  кобыла  Айз  Седай  и  Ланов
высокий  черный  жеребец  составляли  необычную   пару   неподалеку   от
двуреченцев. - Пока еще.
   Колонна все больше начала забирать к западу, и двигалась она не очень
быстро. По шайнарским холмам даже пехотинцы в полудоспехах не  могли  ни
идти скорым шагом, ни держать долго хороший темп.  Тем  не  менее  отряд
продвигался как можно быстрее.
   Лагерь   каждый   вечер   разбивали   поздно,    Амерлин    разрешала
останавливаться  лишь  когда  последнего  света  едва   хватало,   чтобы
расставить палатки - уплощенные белые купола, в которых едва можно  было
выпрямиться во весь рост. Одна палатка - на пару Айз Седай из одной Айя,
и у Амерлин и у Хранительницы - отдельные шатры. Морейн ночевала в одной
палатке с двумя сестрами из Голубой Айя. Солдаты спали на земле, в своем
собственном  биваке.  Стражи  -  завернувшись  в  плащи  возле   шатров,
отведенных для тех Айз Седай, с которыми они были связаны узами. Палатки
Красных сестер со стороны выглядели странно одинокими  -  Стражей  подле
них не было, в то время как у палаток Зеленых царил чуть ли не  праздник
- две Айз Седай  засиживались  допоздна,  болтая  с  четырьмя  Стражами,
которых они привели с собой.
   Однажды к палатке, которую Эгвейн делила с  Найнив,  подошел  Лан  и,
подозвав Мудрую, отошел с нею чуть поодаль. Эгвейн всматривалась в  ночь
мимо откинутого клапана палатки. О чем они говорили, Эгвейн не  слышала,
но под конец разговора Найнив взорвалась в гневе, вернулась  в  палатку,
завернулась в одеяла и в корне пресекла любые попытки с ней  заговорить.
Эгвейн показалось, что щеки у Найнив мокры, хотя та и прятала  лицо  под
уголком одеяла. Лан еще долго стоял в темноте и смотрел на палатку. Ушел
он не скоро. После этого он больше не приходил.
   Морейн к двум двуреченкам не подходила, лишь  кивком  приветствовала,
проходя мимо. Похоже, все время она разговаривала с другими Айз Седай  -
со всеми, кроме Красных сестер, - отъезжая с ними немного в  сторону  от
колонны. Амерлин позволяла несколько раз останавливаться для отдыха,  но
весьма ненадолго.
   - Может, у нее на нас и свободной минутки больше  нет,  -  с  грустью
заключила Эгвейн.  Морейн  была  единственной  знакомой  ей  Айз  Седай.
Вероятно, - хотя ей не хотелось этого признавать, -  единственной,  кому
она с уверенностью могла доверять. - Она нас нашла, и вот мы на  пути  в
Тар Валон. Теперь у нее и другие дела появились, ей не до нас.
   Найнив тихо хмыкнула:
   - Я поверю, что ей нет до нас дела, только когда она умрет - или  мы.
Скрытничает она, хитрюга этакая.
   К ним в палатку приходили другие Айз Седай. Той  первой  ночью  после
отъезда из Фал Дара Эгвейн чуть до небес  не  подпрыгнула,  когда  полог
откинулся и в палатку,  пригнувшись,  шагнула  пухлая,  широколицая  Айз
Седай, с седеющими волосами  и  отстраненно-рассеянным  взглядом  темных
глаз. Она глянула на лампу, висящую под пологом палатки, и  пламя  стало
чуть больше. Эгвейн  показалось,  будто  она  что-то  почувствовала,  ей
показалось, будто она что-то увидела вокруг Айз Седай, когда пламя стало
ярче. Помнится, Морейн говорила, что  однажды,  -  когда  девушка  будет
более тренирована, - Эгвейн сумеет увидеть, когда другая женщина  станет
направлять,  и  будет  в  состоянии  указать   на   женщину,   способную
направлять, даже если та ничего и не делает.
   - Я - Верин Матвин, - улыбнувшись, сказала женщина. - А вы  -  Эгвейн
ал'Вир и Найнив  ал'Мира.  Из  Двуречья,  что  некогда  было  Манетерен.
Сильная кровь, да. Она поет.
   Эгвейн переглянулась с Найнив; они поднялись.
   - Нас зовут к Престолу Амерлин? - спросила Эгвейн.
   Верин рассмеялась. На  носу  у  Айз  Седай  заметно  было  чернильное
пятнышко.
   - Ну что ты, нет. У Амерлин есть чем заняться, и дела  поважнее,  чем
две молодые женщины, которые еще даже и не послушницы.  Правда,  никогда
не скажешь о ее планах. У вас обеих значительный потенциал,  особенно  у
тебя, Найнив. Наступит день... - Она замолчала,  задумчиво  потерев  нос
пальцем прямо поверх чернильного пятнышка. - Но  сегодня  не  тот  день.
Эгвейн, я пришла сюда, чтобы дать тебе  урок.  Боюсь,  ты  торопишься  и
ставишь телегу впереди лошади.
   Встревоженная Эгвейн оглянулась на Найнив:
   - А что я сделала? По-моему, ничего такого?
   - О, ничего плохого. Нет, не совсем так. Кое-что  опасное,  возможно,
но не неверное. - Верин опустилась на брезентовый пол палатки,  подогнув
под себя ноги. - Садитесь, обе. Садитесь! У  меня  шея  заболит  на  вас
снизу смотреть. - Она поерзала, устраиваясь поудобнее. - Садитесь.
   Эгвейн уселась, скрестив ноги, напротив Айз  Седай  и  изо  всех  сил
старалась не смотреть на Найнив. Незачем выглядеть виноватой, до тех пор
пока не узнаю, виновата ли я. И тогда, наверное, тоже не надо.
   - Что такого я сделала - опасное, но не неверное?
   - Ты направляла Силу, дитя.
   Эгвейн только рот разинула. Найнив взорвалась:
   - Это попросту смешно! С какой стати мы идем в Тар Валон, если не  за
этим?
   - Морейн мне... То есть Морейн Седай мне давала уроки, - выдавала  из
себя Эгвейн.
   Верин подняла руки, жестом прося тишины, и они замолчали.  Она  могла
выглядеть рассеянной, но она была Айз Седай, в  конце  концов.  -  Дитя,
по-твоему, Айз Седай немедленно начинают обучать любую девочку,  которая
заявляет, что хочет стать одной из нас, обучать  тому,  как  направлять?
Ладно, думаю, ты не совсем "любая девочка", но в то же  время...  -  Она
серьезно покачала головой.
   - Тогда почему именно ее? - требовательно спросила  Найнив.  Для  нее
уроков не проводили, и Эгвейн  не  была  уверена:  не  задевает  ли  это
обстоятельство самолюбия Мудрой.
   - Потому что Эгвейн уже направляла, - терпеливо отвечала Верин.
   - И... И я тоже. - Радости в голосе  Найнив  не  слышалось  при  всем
желании.
   -  Твои  обстоятельства  отличны,  дитя.  Ты  по-прежнему  жива,  это
доказывает,  что  ты  преодолела  многие   кризисы   и   проделала   это
самостоятельно. Думаю, тебе известно, насколько тебе повезло. Из  каждых
четырех женщин,  вынужденных  поступить  как  ты,  выживает  лишь  одна.
Конечно, дикарки... - Верин  скорчила  гримасу.  -  Извини,  но,  боюсь,
именно так мы в Белой Башне зачастую называем тех  женщин,  которые  без
всякой  подготовки  умудрились  овладеть  неким   грубым   контролем   -
случайным, и едва ли это заслуживает обычно слова  "контроль",  вот  как
вы, но тем не менее это какой-никакой контроль.  Да,  верно,  у  дикарок
есть трудности. Почти всегда они ограждаются стенами, не  позволяя  себе
понять, что они делают, и  эти-то  стены  и  препятствуют  сознательному
контролю. Чем. дольше пришлось выстраивать эти барьеры, тем  труднее  их
убрать, но если их можно снести... что ж, кое-кто из  наиболее  сведущих
сестер когда-то были дикарками.
   Найнив раздраженно зашевелилась и посмотрела  на  выход  из  палатки,
словно прикидывая, не пойти ли ей прогуляться.
   - Не понимаю, что тут может быть общего со мной, - сказала Эгвейн.
   Верин, прищурившись, взглянула на девушку - словно недоумевая, откуда
та свалилась.
   - С тобой? Ну, ничего. Твой случай - совсем  иное  дело.  Большинство
девушек, желающих  стать  Айз  Седай,  -  даже  девушки  с  тем  ростком
способностей, как у тебя, - страшатся своего  дара.  Даже  оказавшись  в
Башне, даже после обучения, что и как  делать,  их  месяцами  приходится
вести за собой, шаг за шагом, - сестре или  одной  из  Принятых.  Но  не
тебя. Судя по тому, что  мне  рассказала  Морейн,  ты  бросилась  вперед
безрассудно, как в  омут  головой,  едва  узнав  о  своем  даре,  ощупью
отыскивая свой путь в темноте, совершенно не задумываясь, не ждет ли  на
следующем шаге бездонная пропасть. О, были и другие, похожие на тебя; ты
не единственная в своем роде. Морейн сама была  такой.  Как  только  она
узнала про тебя, ей не оставалось ничего другого,  лишь  начать  обучать
тебя. Морейн ничего не говорила об этом?
   - Ничего. - Эгвейн очень хотелось, чтобы голос  ее  не  дрожал  и  не
срывался. - У нее... хватало и других забот. Найнив тихонько хмыкнула.
   - Ну, Морейн всегда считала, что  не  нужно  никому  ничего  говорить
больше того, что им положено знать.  Знающий  не  станет  действовать  с
истинной целеустремленностью. но, значит,  и  незнающий  тоже.  Лично  я
знающих предпочитаю незнающим.
   - А она есть? Я про ту пропасть.
   - Видимо, пока еще нет, - сказала Верин, склонив голову набок.  -  Но
со следующим шагом... - Она пожала  плечами.  -  Видишь  ли,  дитя.  чем
больше ты стараешься прикоснуться  к  Истинному  Источнику,  чем  больше
стараешься направить Единую Силу, тем легче становится это  делать.  Да,
поначалу ты тянешься к Источнику и гораздо чаще у тебя не выходит  -  ты
будто воздух хватаешь. Или же,  на  самом  деле  коснувшись  саидар,  ты
чувствуешь текущую через тебя Единую Силу, но ничего  не  можешь  с  нею
сделать. Или же что-то делаешь, но вовсе  не  то,  чего  хотела.  Вот  в
этом-то и опасность. Обычно при должном  руководстве  и  обучении,  -  а
собственный страх девушки только тормозит учебу, - умение прикоснуться к
Источнику  и  умение  направлять  Силу   приходят   вместе   с   умением
контролировать свои действия. Но ты начала попытки направлять,  не  имея
наставницы, которая преподала бы тебе азы контроля над тем, что делаешь.
Знаю, ты считаешь, что продвинулась недалеко, и это  действительно  так.
Но ты напоминаешь человека, самостоятельно научившегося взбегать на холм
- иногда, по крайней мере, - и не  знающего,  как  бегом  спуститься  по
склону или хотя бы спуститься обычным шагом.  Рано  или  поздно,  но  ты
упадешь, если не научишься тому, что нужно знать. Нет, я не говорю ни  о
чем таком, что случается с теми бедолагами мужчинами,  которые  начинают
направлять, - с ума ты не сойдешь. Ты  не  погибнешь,  если  рядом  есть
сестры, которым поручено обучать тебя и наставлять, - но что  можешь  ты
натворить по чистой случайности, вовсе не желая того?
   На мгновение затуманенность  пропала  из  глаз  Верин.  На  мгновение
показалось, что взгляд Айз Седай, такой же острый, как у Амерлин, быстро
вонзился в Найнив, вновь потом обратившись на Эгвейн.
   - Твои  врожденные  способности,  дитя,  сильны,  и  они  станут  еще
сильнее. Ты обязана научиться контролировать их до того,  как  повредишь
себе, или кому-то другому, или очень многим  людям.  Вот  чему  пыталась
научить тебя Морейн. Именно овладеть контролем я постараюсь помочь  тебе
сегодня вечером, и каждый вечер именно этому будут обучать тебя  сестры,
пока мы не препоручим тебя заботам Шириам. Она - Наставница Послушниц.
   Эгвейн подумала, может ли Верин знать о Ранде?  Это  невозможно.  Она
никогда бы не выпустила его из  Фал  Дара,  будь  у  нее  даже  малейшие
подозрения. Но девушка была уверена: ей вовсе не  привиделось  то,  чему
она была свидетелем.
   - Спасибо, Верин Седай. Я буду стараться. Найнив  спокойно  поднялась
на ноги:
   - Пойду к костру, посижу там. Не буду мешать.
   - Тебе лучше остаться, - заметила Верин. -  Вреда  не  будет,  только
польза.  Судя  по  словам  Морейн,  тебе  требуется   совсем   небольшая
подготовка, и ты поднимешься на ступень к Принятым.
   Найнив мгновение нерешительно постояла, потом твердо мотнула головой:
   - Благодарю вас за предложение, но я погожу, пока мы не достигнем Тар
Валона. Эгвейн, если я тебе понадоблюсь, то я буду...
   - По всем меркам, - прервала  ее  Верин,  -  ты,  Найнив,  -  женщина
взрослая. Обычно, чем  моложе  послушница,  тем  лучше  у  нее  выходит.
Послушница, и не в  одной  только  учебе,  обязана  делать  то,  что  ей
сказано, - как только ей сказали и  без  вопросов.  На  самом  деле  это
приносит пользу тогда, когда процесс подготовки достигает  определенного
этапа: промедление, или колебание, не там, где  нужно,  или  сомнение  в
том, что ведено сделать, порой могут иметь трагические последствия, - но
лучше следовать этому правилу все время. От Принятых, с другой  стороны,
ожидают  расспросов,  когда  им  становится  известно   достаточно   для
понимания, какие вопросы задавать и когда. Что бы ты выбрала?
   Пальцы Найнив сжали ткань юбки, и она вновь, нахмурясь, посмотрела на
полог. Потом коротко кивнула и села обратно на пол.
   - Думаю, я тоже тут побуду, - сказала она.
   - Хорошо, - согласилась Верин. -  Итак.  Эту  часть  ты  уже  знаешь,
Эгвейн, но ради Найнив я проведу тебя через этот этап шаг за  шагом.  Со
временем это  станет  второй  натурой,  и  ты  станешь  проделывать  все
быстрее, чем успеешь подумать. Но сейчас  самое  лучшее  не  торопиться.
Закройте глаза, пожалуйста. Начинать лучше, если ничто не отвлекает.
   Эгвейн закрыла глаза. Потом вышла заминка.
   - Найнив, - сказала Верин, - пожалуйста, закрой глаза. Так и в  самом
деле пойдет лучше. - Опять пауза. - Спасибо, дитя. Теперь вы  должны  от
всего отрешиться Выбросить из головы все мысли. У вас в разуме лишь одно
Цветочный бутон. Только он. Один бутон, и все. Вы  видите  его  во  всех
деталях. Вы ощущаете его аромат. Можете  потрогать  его.  Пощупать  его.
Каждую прожилку каждого листка, каждый изгиб  каждого  лепестка.  Можете
почувствовать, как в нем пульсирует сок. Почувствуйте это. Узнайте  его.
Станьте им. Вы и бутон - одно и то же. Вы едины. Вы и есть бутон.
   Монотонный голос Верин гипнотизировал, но Эгвейн его не слышала;  она
и прежде выполняла это упражнение с Морейн. Тогда все было медленно,  но
Морейн говорила, что побольше практики - и все будет получаться  намного
скорей. В самой себе  она  была  бутоном  розы,  красные  лепестки  туго
сложены. Но неожиданно там появилось еще что-то.  Свет.  Свет  давил  на
лепестки. Медленно лепестки раскрылись, поворачиваясь к свету,  впитывая
свет.  Роза  и  свет  стали  едины.  Эгвейн  и  свет  стали  едины.  Она
чувствовала, как через нее просачиваются наичистейшие его  струйки.  Она
напряглась еще, потянулась еще за большим.
   И вмиг все пропало, и роза, и свет. Морейн говорила также, что нельзя
пытаться насильно ускорить учебу. Вздохнув,  девушка  открыла  глаза.  И
увидела на лице Найнив мрачное выражение. Верин  была  спокойна,  как  и
прежде.
   - Нельзя заставить это случиться, - говорила Айз Седай. -  Ты  должна
позволить этому случиться. Прежде чем сможешь  контролировать  Силу,  ты
должна поддаться ей.
   - Это совершенная глупость, - пробормотала Найнив. - Я не ощущаю себя
цветком. Если уж об этом, то скорее терновым кустом.  Нет,  все-таки  я,
наверное, подожду у костра.
   - Как хочешь, - сказала  Верин.  -  Я  не  говорила,  что  послушницы
обязаны работать по хозяйству? Моют  посуду,  подметают  полы,  стирают,
прислуживают за столом и прочее. Лично я считаю, что  слуги  делают  все
намного, лучше, но в  общем  считается,  что  подобная  работа  закаляет
характер. О-о, ты остаешься? Замечательно. Ладно, дитя мое, помни, что и
на кусте терновника иногда бывают цветки, великолепные белые цветы среди
колючек. Попробуем-ка еще раз, поодиночке. Итак, сначала, Эгвейн. Закрой
глаза.
   Несколько раз до ухода Верин Эгвейн ощущала течение Силы через  себя,
но оно никогда не было очень сильным, и самое большее, чего она сумела с
ним добиться, - ток воздуха,  от  которого  шевельнулся  полог  палатки.
Девушка была уверена, что от простого  чиха  толку  было  бы  больше.  С
Морейн у нее получалось лучше, иногда во всяком случае.  Ей  захотелось,
чтобы обучением занималась Морейн.
   Найнив даже мерцания не чувствовала, или же  она  так  утверждала.  К
концу урока в глазах читалась решимость, а губы сжаты  так,  что  Эгвейн
стала бояться, вдруг та вздумает выбранить Верин,  словно  Айз  Седай  -
деревенская кумушка, нарушившая уединение Мудрой. Но Верин просто велела
Найнив закрыть глаза еще раз, на сей раз без Эгвейн.
   Эгвейн сидела, поглядывая на двух женщин, то и дело зевая.  Было  уже
очень поздно, обычно в такой час она давно спала. Лицо у Найнив  застыло
смертной маской недельной давности, глаза зажмурены, словно  она  решила
никогда их не открывать, руки лежали на коленях, кулаки сжаты,  костяшки
побелели. Эгвейн  лишь  надеялась,  что  теперь  темперамент  Найнив  не
вырвется на свободу - раз Мудрая так долго сдерживала себя.
   - Почувствуй поток через себя, - говорила Верин. Голос ее  ничуть  не
изменился, но глаза вдруг вспыхнули. -  Почувствуй  поток.  Поток  Силы.
Поток, похожий на слабый ветерок, легкое шевеление в воздухе.  -  Эгвейн
села прямо. Именно так Верин наставляла ее всякий раз, когда девушка  на
самом деле добивалась потока Силы через себя. - Тихий ветерок, легчайшее
движение воздуха. Слабенькое.
   Вдруг стопка одеял полыхнула, будто полено смоленки.
   Найнив с воплем открыла глаза. Эгвейн не поняла, кричала ли она  сама
или нет. Эгвейн помнила лишь то, как  она  вскочила  на  ноги  и  пинком
постаралась  выбросить  загоревшиеся  одеяла  наружу,  пока  от  них  не
занялась палатка. Не успела девушка пнуть стопку второй раз,  как  пламя
исчезло, оставив от себя клочья  дыма  от  обуглившихся  одеял  и  запах
паленой шерсти.
   - Хорошо, - заметила Верин. - Хорошо. Не ожидала,  что  мне  придется
тушить пожар. Дитя мое, не нужно на меня в обморок  падать.  Теперь  все
хорошо. Я все уладила.
   - Я... Я рассердилась, - проговорила Найнив трясущимися  губами  -  в
лице ни кровинки. -  Я  слышала,  как  вы  говорите  о  легком  ветерке,
указывая, что мне делать, и огонь просто вспыхнул у меня в голове.  Я...
я не хотела ничего поджигать. Это был просто маленький огонек, у меня...
у меня в голове.
   Ее передернуло.
   - Да, наверное, огонь был  маленький.  -  Верин  хихикнула,  но  смех
оборвался, едва она посмотрела на Найнив. - С тобой все в порядке,  дитя
мое? Если ты себя плохо чувствуешь, я могу... - Найнив замотала головой,
и Верин кивнула. - Отдых - вот что тебе нужно.  Вам  обеим.  Мы  с  вами
чересчур много поработали. Вам надо отдохнуть. Амерлин поднимет  всех  и
отправится в путь еще до света. -  Встав,  Айз  Седай  коснулась  носком
обуглившихся одеял. - Я позабочусь, чтобы вам  принесли  другие  одеяла.
Надеюсь, это показывает вам обеим, насколько важен контроль.  Вы  должны
научиться делать то, что хотите сделать, и ничего большего. Не говоря  о
том, что можно повредить кому-то еще, но если вы зачерпнете больше Силы,
чем способны без риска справиться, - пока же вы еще не справляетесь и  с
гораздо меньшим, но этот уровень будет расти, - но  если  вы  зачерпнете
слишком много, вы уничтожите себя. Вы можете умереть. Или  выжечь  себя,
уничтожить те способности, которыми обладаете.
   И, будто бы не заявив ученицам, что те идут по лезвию  бритвы,  Верин
приветливо добавила: "Добрых снов" - и с этими словами ушла.
   Эгвейн обняла Найнив и крепко прижала к себе.
   - Все хорошо, Найнив. Незачем  пугаться.  Когда-нибудь  ты  научишься
контролировать... Найнив каркающе рассмеялась:
   - Я не напугана. - Она покосилась на  дымящиеся  одеяла  и  торопливо
отвела глаза. - Маленьким огоньком меня не напугать. - Но на одеяла  она
больше не смотрела, даже когда  пришедший  Страж  забрал  их  и  оставил
новые.
   Верин больше не приходила, как она и сказала. Вообще, пока кавалькада
двигалась все дальше, на юг и запад, день за днем, так быстро, как могли
идти пешие воины, Верин уделяла двум женщинам из Эмондова Луга не больше
внимания, чем Морейн, чем любая из Айз Седай. Нельзя  сказать,  что  они
были  совсем   недружелюбными,   но   скорее   холодно   сдержанными   и
отчужденными, эти Айз  Седай,  словно  бы  всецело  поглощенными  своими
думами. От их  холодности  смущение  Эгвейн  усугублялось,  и  вновь  ей
припоминались те предания, которые она слышала ребенком.
   Мама всегда рассказывала ей об Айз Седай предания, которые были уймой
всякого дурацкого вздора, но ни ее  мать,  ни  любая  другая  женщина  в
Эмондовом Лугу не видели Айз Седай, пока туда  не  пришла  Морейн.  Сама
девушка провела с  Морейн  не  один  день,  и  Морейн  была  для  Эгвейн
доказательством, что не все Айз Седай похожи на  тех,  из  сказаний.  На
равнодушных  манипуляторов  и  не  ведающих  жалости  разрушителей.   На
Разламывателей Мира. Теперь она  знала,  что  те,  по  крайней  мере,  -
Разламыватели Мира, -  были  мужчинами  Айз  Седай,  когда  таковые  еще
существовали, в Эпоху Легенд, но легче от этого не становилось.  Не  все
Айз Седай похожи на  тех,  что  в  сказаниях,  но  многие  ли  похожи  и
насколько?
   Айз  Седай,  приходившие  в  палатку,  оказались  настолько   пестрой
компанией, что разобраться в своих мыслях, прояснить свои сомнения никак
не удавалось. Алвиарин, холодная  и  деловитая,  как  купец,  приехавший
закупать шерсть и табак, и  удивленная  тем,  что  с  Найнив  тоже  надо
заниматься, но согласившаяся с этим, была резка в своих  замечаниях,  но
всегда  готова  повторить  урок  заново.  Аланна  Мосвани  смеялась   и,
занимаясь с двуреченками, много времени говорила об окружающем  мире,  о
мужчинах. Хотя Аланна выказала, с точки зрения  встревожившейся  Эгвейн,
слишком много интереса к Ранду, Перрину и Мэту. Особенно к  Ранду.  Хуже
всех  оказалась  Лиандрин,  единственная,  кто  носил  шаль;   остальные
упаковали их еще перед отъездом из Фал Дара. Лиандрин сидела,  перебирая
пальцами  красную  бахрому,  учила  мало  и   вдобавок   неохотно.   Она
расспрашивала Эгвейн и Найнив, расспрашивала таким тоном, будто обвиняла
в преступлении, и все ее вопросы касались  трех  ребят.  Она  продолжала
допытываться до тех пор, пока Найнив не выпроводила  ее  вон,  -  почему
Мудрая так поступила, Эгвейн не вполне  понимала,  -  и  ушла  Лиандрин,
напоследок предупредив:
   - Будьте осторожны, дочери мои. Больше вы не у себя в деревне. Теперь
вы босиком шлепаете по воде, где есть создания, которые не прочь укусить
вас.
   И  вот  наконец  колонна  достигла  деревни   под   названием   Медо,
раскинувшейся на берегах Меры, что текла вдоль границы между Шайнаром  и
Арафелом и дальше в реку Эринин.
   Эгвейн была уверена, что расспросы Айз Седай  о  Ранде  заставили  ее
увидеть его в снах, расспросы и беспокойство о нем, о том,  не  пришлось
ли ему и другим в погоне за Рогом Валир углубиться  в  Запустение.  Сны,
всегда дурные, поначалу ничем не отличались от обычных  кошмаров.  Но  к
той ночи, когда  кавалькада  Престола  Амерлин  оказалась  в  Медо,  сны
изменились.
   - Извините, Айз Седай, - робко спросила Эгвейн, - но не видели ли  вы
Морейн Седай?
   Стройная Айз Седай отмахнулась от девушки и  заторопилась  дальше  по
запруженной людьми и  освещенной  факелами  деревенской  улице,  окликая
кого-то, чтобы были поосмотрительнее  с  ее  лошадью.  Женщина  была  из
Желтой Айя, хотя и не носила сейчас шали; Эгвейн знала только это  и  не
больше, даже имени ее не знала.
   Медо был деревней маленькой -  хотя  Эгвейн  поразилась,  поняв,  что
считает "маленькой" деревню, не уступающую размерами Эмондову Лугу, -  и
чужаков в ней оказалось намного больше, чем самих жителей. Лошади и люди
заполонили узкие улочки, гурьбой устремившись к  пристаням  мимо  селян,
которые бухались на  колени,  когда  мимо  них  торопливо  проходили  не
замечающие их Айз Седай. Режущий глаза свет факелов заливал деревню. Два
причала каменными пальцами выдавались в реку  Мора,  и  у  каждого  была
пришвартована пара небольших двухмачтовых судов. Тут на  борт  принимали
лошадей - с помощью гиков, канатов, парусиновых  люлек,  подведенных  им
под животы. Еще больше судов - с высокими  бортами,  с  виду  крепких  и
прочных, с фонарями на верхушках мачт, - теснились на  глади  реки,  где
пролегла лунная дорожка, уже загруженные или еще ждущие  своей  очереди.
Гребные шлюпки перевозили лучников и пикейщиков, а от поднятых вверх пик
лодки выглядели так, будто по реке плывут гигантские колюшки.
   У левого причала Эгвейн отыскала Анайю, та  следила  за  погрузкой  и
подгоняла тех, кто шевелился недостаточно резво. Хотя Анайя и двух  слов
зараз не говорила Эгвейн, она, казалось, отличалась от других Айз Седай,
очень напоминая женщину из родных мест. Эгвейн вполне могла  представить
ее с тестом на кухне; но другие в эту картинку никак не вписывались.
   - Анайя Седай, вы случайно не видели Морейн Седай? Мне  нужно  с  ней
поговорить.
   Айз Седай оглянулась с хмурым отсутствующим видом:
   - Что? А-а, это ты, дитя. Морейн нет. А твоя подружка Найнив  уже  на
"Речной Королеве". Мне пришлось собственноручно затолкать ее в лодку,  а
она кричала, что никуда без тебя не пойдет. Свет, что  за  свалка!  Тебе
самой нужно на борт. Найди лодку, которая идет к "Речной  Королеве".  Вы
обе будете плыть с Престолом Амерлин, поэтому  веди  себя  как  следует,
когда окажешься на борту. Никаких скандалов, капризов и сцен.
   - На каком корабле Морейн Седай?
   - Морейн не на корабле, девочка. Она пропала,  уже  два  дня  как,  и
Амерлин из-за этого волнуется. - Анайя скривилась  и  покачала  головой,
хотя ее внимание по большей части занимали рабочие. - Вначале  вместе  с
Ланом исчезла Морейн, за ними по  пятам  -  Лиандрин,  а  потом  пропала
Верин, и никто из них и словом ни с кем не обмолвился. Верин даже своего
Стража не взяла; Томас извелся весь, волнуется, ногти все сгрыз.  -  Айз
Седай подняла взор к небу. Прибывающая луна,  не  скрадываемая  облачной
пеленой, ярко сияла. - Нам придется опять призвать  ветер,  еще  и  этим
Амерлин будет недовольна. Она говорит, что хочет, чтобы мы отплыли в Тар
Валон не позже чем через час, и задержек не потерпит.  Не  хотела  бы  я
оказаться на месте Морейн, или Лиандрин, или Верин, когда она увидит  их
в следующий раз. Им захочется вновь стать  послушницами.  Кстати,  дитя,
что стряслось? Зачем ты ее ищешь?
   Эгвейн сделала глубокий вздох. Морейн  пропала?  Она  не  могла!  Мне
нужно рассказать кому-нибудь,  кому-нибудь,  кто  не  станет  надо  мной
смеяться. Она представила себе,  как  в  Эмондовом  Лугу  Анайя  слушает
рассказ дочери о ее затруднениях; эта женщина  ничем  не  портила  такой
картины.
   -  Анайя  Седай,  Ранд  в  беде.  Анайя  окинула  девушку  задумчивым
взглядом:
   - Тот высокий юноша из твоей деревни? Уже заскучала по нему,  да?  Ну
чего же мне удивляться, если он и в самом деле в беде. У  молодых  ребят
его возраста вечно так. Правда, это у  другого  -  у  Мэта,  да?  -  был
плачевный вид. Ладно, дитя. Я вовсе не хочу насмехаться  над  тобой  или
относиться к твоим словам с пренебрежением. Что это за  беда  и  как  ты
узнала? К этому времени он и Лорд  Ингтар  должны  были  вернуть  Рог  и
возвратиться в Фал Дара. Или же они еще в Запустении, и тут уж ничего не
поделать.
   - Я... Я не думаю, что они в Запустении или вернулись в Фал  Дара.  У
меня был сон. - Эгвейн произнесла эти слова отчасти с  вызовом.  Как  ни
глупо это звучало, но сон казался таким реальным. Это был кошмар, но  от
этого он не становился менее реальным. Вначале появился мужчина с маской
на лице и огнем вместо глаз. Несмотря на эту маску, ей  показалось,  что
мужчина удивился, увидев ее. Вид его был настолько пугающ и ужасен,  что
Эгвейн думала, будто ее кости  вот-вот  разломаются  от  сотрясавшей  ее
дрожи, но вдруг мужчина исчез и она увидела Ранда.  Он  спал  на  земле,
завернувшись в плащ. Над Рандом, глядя на него, стояла женщина. Лицо  ее
скрывали тени, но глаза ее сияли как  луна,  и  Эгвейн  знала,  что  эта
женщина - зло. Затем вспышка, и они пропали. Оба, и Ранд, и та  женщина.
И за всем, как нечто совсем иное, - ощущение опасности, как будто капкан
начал захлопываться, грозя поймать в западню ни о чем не  подозревающего
ягненка, капкан со множеством захватов-челюстей. Время  будто  замедлило
свой бег, и она видела, как смыкаются  железные  челюсти,  все  ближе  и
ближе. С пробуждением, как обычно происходит  со  сновидениями,  сон  не
поблек, не изгладился. И опасность ощущалась столь сильно,  что  девушку
все время подмывало оглядываться через плечо - только  каким-то  образом
она понимала, что угроза направлена на Ранда, а не на нее.
   Она подумала было, не Морейн ли та женщина, но тут же выбранила  себя
за такую мысль. Лиандрин подходила к этой роли куда лучше.  Или,  может,
Аланна, она тоже интересовалась Рандом.
   Девушка не сумела убедить себя рассказать все  Анайе.  Эгвейн  просто
сухо сказала:
   - Анайя Седай, я знаю, это звучит глупо,  но  он  -  в  опасности.  В
большой опасности. Я это знаю. Я почувствовала ее. Я и сейчас чувствую.
   У Анайи был задумчивый вид.
   - Ну что же, - тихо произнесла  она,  -  есть  возможность,  которую,
держу пари, никто и в расчет не берет. Ты можешь  оказаться  Сновидицей.
Шанс мал, дитя; но... У нас таких не было за эти...  э-э...  четыре  или
пять столетий. А Сновидение  тесно  связано  с  Предсказанием.  Если  ты
действительно способна к Сновидению, то тогда, может статься, ты сумеешь
и Предсказывать.  Вот  это  могло  бы  быть  кукишем  под  нос  Красным.
Разумеется, это мог быть обыкновенный кошмар, вызванный  поздней  ночью,
холодной едой, да и нашим энергичным путешествием, этим  темпом,  взятым
после отъезда из Фал Дара. И ты скучаешь по своему парню. Гораздо  более
вероятно. Да-да, дитя, я знаю. Ты о нем тревожишься.  В  твоем  сне  был
какой-нибудь намек, что это за опасность?
   Эгвейн покачала головой:
   -  Он  просто  исчез,  и  я  чувствовала  опасность.  И  зло.  Зло  я
чувствовала до его исчезновения. - Она задрожала и  потерла  руки.  -  Я
по-прежнему его чувствую.
   - Хорошо, мы поговорим об этом поподробнее на "Речной Королеве". Если
ты и в самом деле Сновидица,  я  прослежу,  чтобы  ты  прошла  обучение,
которое Морейн, будь она здесь... Эй ты, там! - неожиданно рявкнула  Айз
Седай, и Эгвейн вздрогнула. Высокий мужчина, который только  что  присел
на бочонок вина, подпрыгнул. Несколько других работников убыстрили  шаг.
- Это надо на борт грузить, а не рассиживаться на нем! Мы  поговорим  на
судне, дитя. Ну ты, дурень! Тебе одному не унести! Надорваться хочешь? -
Анайя зашагала по пристани, демонстрируя незадачливым селянам куда менее
изысканный и вежливый, но куда более грубый и резкий язык,  чем  от  нее
могла ожидать Эгвейн.
   Эгвейн всмотрелась в мрак на юге. Он где-то там. Не в Фал Дара и не в
Запустении. В этом девушка была уверена. Держись, шерстеголовый  балбес.
Если ты позволишь себя убить прежде, чем я выручу тебя, я с  тебя  шкуру
живьем спущу! Ей в голову не пришло  спросить  себя,  как  она  намерена
выручить его из чего бы то ни было, направляясь в Тар Валон.
   Поправив  плащ,  Эгвейн  отправилась  искать  лодку,  отплывающую  на
"Речную Королеву".

Глава 13
ОТ КАМНЯ К КАМНЮ

   Ранда разбудил свет восходящего солнца, и он недоуменно  подумал,  уж
не сон ли он видит. Озираясь, юноша медленно сел. Вокруг изменилось все,
или почти все. Солнце  и  небо  были  такими,  какие  он  и  предполагал
увидеть, если б последнее не  стало  теперь  мертвенно-бледным  и  почти
безоблачным. По бокам юноши по-прежнему  спали,  завернувшись  в  плащи,
Лойал и Хурин, в шаге от них по-прежнему стояли стреноженные лошади,  но
все остальные пропали. Солдаты, лошади, его друзья - все пропали.
   Да и сама лощина изменилась, и теперь  они  втроем  находились  в  ее
центре, а не  с  краю.  Подле  головы  Ранда  воздвигся  серый  каменный
цилиндр, в точности  трех  спанов  высотой  и  в  полный  шаг  толщиной,
испещренный сотнями, если не тысячами глубоко высеченных схем и значков,
букв какого-то языка, которого он не понимал. Дно лощины  было  вымощено
белым камнем, ровным как пол, отполированным чуть ли  не  до  блеска.  К
краю  лощины  концентрическими  кольцами  поднимались  широкие   высокие
ступени  по-разному  окрашенного  камня.  И  у  окоема  деревья   стояли
почерневшие и перекрученные, словно там отбушевала  огненная  буря.  Все
вокруг казалось бледнее, чем следовало, так же как и солнце, - свет  его
был притушенным, будто пробивался сквозь дымку. Только вот ни дымки,  ни
тумана не было. Лишь они  втроем  и  лошади  казались  тут  неизменными,
по-настоящему устойчивыми, твердыми. Но когда Ранд прикоснулся  к  камню
под собой, то тот ощущался вполне твердым.
   Протянув руки, юноша потряс за плечи Лойала и Хурина.
   - Проснитесь! Проснитесь и  скажите  мне,  что  я  сплю.  Пожалуйста,
проснитесь!
   - Уже утро?  -  осведомился  Лойал,  садясь,  потом  челюсть  у  него
отвисла, и без того большие круглые глаза раскрывались все шире и шире.
   Вздрогнув,  проснулся  Хурин,  затем   вскочил   на   ноги   и   стал
подпрыгивать, будто блоха на раскаленном камне, стараясь  посмотреть  то
туда, то сюда.
   - Где мы? Что случилось? Где все? Где мы, Лорд  Ранд?  -  Он  пал  на
колени, заламывая руки, но взгляд метался по сторонам. - Что случилось?
   - Я не знаю, - медленно произнес Ранд. - Я  надеялся,  что  это  сон,
но... Может, это и есть сон.
   У него уже бывали сны, которые не были сном, ни вспоминать о них,  ни
повторения их ему не хотелось. Он с  крайней  осторожностью  встал.  Все
оставалось каким и было.
   - Я  так  не  думаю,  -  сказал  Лойал.  Он  рассматривал  колонну  и
счастливым не выглядел. Его длинные брови обвисли  по  щекам,  а  уши  с
кисточками словно надломились. - По-моему, это тот же  самый  камень,  у
которого мы прошлым вечером ложились спать. По-моему, теперь-то я  знаю,
что это такое. - Впервые  в  его  голосе  слышалось  сожаление  о  своей
осведомленности.
   - Это... - Нет. То, что этот камень тот же самый, не большее безумие,
чем то, что он видит вокруг себя: Мэт и Перрин,  шайнарцы  пропали,  все
изменилось. Я думал, что спасся, а это  началось  вновь,  и  больше  нет
ничего безумного. Разве что только я. Ранд оглянулся на Лойала и Хурина.
Судя по их поведению, они еще не обезумели; они тоже  видели.  Что-то  в
этих ступенях зацепило взор: различные цвета, семь, поднимаются вверх от
голубого до красного.
   - По одной для каждой Айя, - сказал Ранд.
   - Нет, Лорд Ранд, - простонал Хурин. - Нет. Айз Седай не  сделали  бы
нам ничего плохого. Они не могли! Я иду в Свете.
   - Как и мы, Хурин, - одернул его Ранд. - Айз Седай нам не сделали  бы
ничего плохого. - Если только не встанешь у них на пути.  Не  Морейн  ли
как-нибудь сотворила такое? - Лойал, ты сказал, тебе известно,  что  это
за камень. Ну и что же это такое?
   - Я сказал, что, по-моему, знаю,  Ранд.  Был  обрывок  старой  книги,
всего пяток страниц, но на одной из них я  видел  рисунок  этого  камня,
этого Камня, - слово это во второй раз огир  произнес  совсем  по-иному,
явно подчеркивая значимость сказанного, -  или  очень  похожего.  И  под
рисунком надпись: "От Камня к Камню бегут линии  "если",  между  мирами,
что могут быть".
   - Что это значит, Лойал? Тут же нет никакого смысла.
   Огир уныло покачал массивной головой:
   - Было-то всего несколько страничек. Частью в них говорилось про  Айз
Седай в Эпоху Легенд, о тех немногих из них, кто мог  Перемещаться.  Так
вот самые могущественные из них могли использовать эти Камни.  Как,  там
не сказано, но из того, что я сумел разгадать и разобрать, вероятно, эти
Айз Седай как-то использовали Камни для путешествий к тем  мирам.  -  Он
глянул  на  обожженные  деревья  и  быстро  опустил  глаза,   словно   и
задумываться не хотел о том, что лежит за границей ложбины.  -  Но  даже
если Айз Седай и умеют пользоваться ими или умели, с нами все равно  нет
Айз Седай, чтобы направлять Силу, так что мне непонятно, как  эти  Камни
нам помогут.
   У Ранда по спине забегали мурашки. Айз Седай их использовали. В Эпоху
Легенд,  когда  были  мужчины  Айз  Седай.  Всплыло  в  памяти   смутное
воспоминание,  как,  пока  он  спал,  пустота  смыкалась  вокруг   него,
наполняясь тем беспокойным  свечением.  И  он  вспомнил  комнату  в  той
деревне и свет, к которому потянулся в поисках  спасения.  А  что,  если
свет тот - мужская половина Истинного Источника?.. Нет, не  может  быть.
Но что, если так? О Свет, я гадаю, бежать мне или нет, а это  все  время
со мной, у меня в голове. А вдруг это я перенес нас сюда? Дальше  думать
совсем не хотелось.
   - Миры, что могут быть? Чего-то непонятно, Лойал. Огир пожал плечами,
тяжело и неловко:
   - Мне тоже. Ранд. У большинства из  тех  страниц  смысл  очень  схож.
"Если женщина пойдет налево или направо, разделится  ли  поток  Времени?
Будет ли тогда Колесо плести два Узора?  Тысячу  -  для  каждого  из  ее
поворотов?  Столько,   сколько   звезд?   Один   подлинный,   прочие   -
всего-навсего тени и отражения?" Вот видишь, Ранд, все очень  неясно.  В
основном вопросы, большая часть которых  противоречит  один  другому.  И
вообще говорилось там не очень многое. - Он опять подошел  к  колонне  и
принялся разглядывать ее, но вид у огир был такой, словно ему  хотелось,
чтоб  столб  куда-нибудь  исчез.  -  Судя  по  этим  страницам,   должно
существовать множество таких Камней, разбросанных по всему миру, или  же
так когда-то было, но я  никогда  не  слышал,  чтобы  кто-то  хоть  один
находил. Вообще я не слышал ни о ком, находившем нечто подобное.
   - Милорд Ранд? - Теперь, стоя более-менее на  месте,  Хурин  выглядел
поспокойнее, но он нервно сжимал свою куртку у пояса руками, на  лице  -
настойчивость. - Милорд Ранд, вы вернете нас обратно, правда? Обратно, в
наш мир? У меня жена, милорд, детишки. Мелии моей и  без  того  несладко
придется, умри я,  но  если  она  даже  моего  тела  не  сможет  предать
материнскому объятию, то будет горевать  до  конца  дней  своих.  Вы  же
понимаете, милорд! Мне нельзя, чтоб она не знала! Вы нас вернете. И если
я умру, если вы не сможете передать ей мое тело, то расскажите  ей  все,
пусть знает хоть об этом.
   Под конец нюхач уже  не  спрашивал.  В  голосе  его  слышалась  нотка
уверенности.
   Ранд собрался в который раз возразить, что никакой он не лорд, но, не
произнеся ни слова, захлопнул рот. Теперь об этом говорить  было  совсем
не важно. Ты его в  это  втянул.  Ему  хотелось  откреститься  от  этого
утверждения, но он-то знал, кто он такой, знал, что способен направлять,
пусть даже это всегда происходит не  по  его  воле,  само  собой.  Лойал
сказал: Айз Седай использовали Камни, что означает  Единую  Силу.  Лойал
всегда говорил только то, что знал, в этом можно быть уверенным  -  огир
никогда не заявлял, будто что-то знает, если не  знал,  -  и  рядом  нет
больше никого, кто мог бы владеть Единой Силой. Ты его в это втянул,  ты
и должен его спасти. Должен постараться.
   - Я сделаю  что  в  моих  силах,  Хурин.  -  А  поскольку  Хурин  был
шайнарцем, то добавил: - Клянусь своим Родом и честью. Родом  пастуха  и
честью пастуха, но для меня они такие же, как и у лорда.
   Хурин перестал нервно теребить куртку. Теперь уверенность  отразилась
и в глазах. Он низко поклонился:
   - Почту за честь служить вам, милорд.
   Ранд вдруг почувствовал себя в чем-то виноватым.  Теперь  он  думает,
что ты обязательно доставишь его  домой,  потому  что  шайнарские  лорды
всегда держат свое слово. Ну и что ж ты намерен делать, ЛОРД Ранд?
   - Ничего такого не надо, Хурин. Не надо больше кланяться. Я  не...  -
Внезапно Ранд сообразил: у него теперь язык не повернется вновь  сказать
этому человеку, что он не лорд. Все, что поддерживало нюхача, - это  его
вера в лорда, и Ранд не вправе лишать Хурина этой веры,  не  сейчас.  Не
здесь. - Не нужно больше кланяться, - неловко договорил Ранд.
   - Как скажете. Лорд Ранд. - Ухмылка Хурина была такой же широкой, как
при первой встрече с ним Ранда.
   Ранд прочистил горло:
   - М-да. Хорошо, значит, так я и сказал.
   Оба его спутника наблюдали за ним, Лойал с интересом, Хурин с  верой,
и оба ждали, что же он станет делать. Из-за меня они попали сюда. Должно
быть, из-за меня. Поэтому я должен вывести их обратно. И это означает...
   Глубоко вдохнув. Ранд пошел по белым камням, которыми  была  выложена
лощина, к покрытому  символами  цилиндру.  Маленькие  строчки  какого-то
неведомого ему языка окружали каждый символ, необычные  письмена,  будто
струящиеся изгибами и  спиралями,  неожиданно  наламывались  зазубринами
крючков и углов, потом  опять  текли  дальше.  Ладно,  хорошо,  хоть  не
троллоковы  закорючки.  Без  особого  желания  Ранд  положил  ладонь  на
колонну. На ощупь она походила на сухой, полированный камень, но была на
удивление скользкой и гладкой, совсем как смазанный маслом металл.
   Ранд закрыл глаза и вызвал  перед  мысленным  взором  пламя.  Пустота
приходила медленно, с  заминками.  Он  понимал,  его  собственный  страх
сдерживает ее, страх перед тем, что он пытался сделать. Чем  быстрее  он
отправлял страх в пламя, тем больше его  появлялось.  Мне  нельзя  этого
делать. Направлять Силу. Я не хочу. Свет, должен же быть другой выход. С
суровой мрачностью он утихомирил эти  мысли,  загнал  их  в  неподвижную
глубину. Он чувствовал на лице капельки пота. Решительно  он  продолжал,
заталкивая свой страх во всепожирающее пламя, отчего оно росло и  росло.
И там была пустота.
   Суть его самого плавала в ничто. Он видел свет  -  саидин  -  даже  с
закрытыми глазами, ощущал его теплоту, свет окружал  его,  окружал  все,
заливал  все.  Он  колебался  подобно  пламени  свечи,  видимому   через
промасленную бумагу. Прогорклое масло. Дурно пахнущее масло.
   Ранд потянулся к свечению - он не был уверен, как  он  потянулся,  но
это было что-то, какое-то движение, стремление к свету,  к  саидин  -  и
ничего не ухватил, руки словно бы  прошли  сквозь  воду.  Ощущение  было
такое, будто погружаешь  ладонь  в  илистый  пруд,  где  на  поверхности
плавает пена, ниже - чистая вода, но не получалось зачерпнуть  ни  капли
воды. Вновь и вновь она струйками сбегала меж пальцев, и  даже  капельки
не оставалось, лишь склизкая пена, отчего кожу стянуло мурашками.
   В полном отчаянии он постарался представить себе картину этой лощины,
какой она была, - с Ингтаром и воинами, спящими у своих лошадей, с Мэтом
и Перрином и лежащим Камнем, заросшим мхом  так,  что  торчал  лишь  его
кончик. За  пределами  пустоты  сформировал  Ранд  эту  картину,  крепко
цепляясь за скорлупку ничто, что окружало его. Он пытался соединить  это
изображение со светом, силился слить их воедино. Лощину, какой та  была,
и себя с Лойалом и Хурином - там,  вместе.  Голова  заболела.  Вместе  с
Мэтом, и Перрином, и с шайнарцами. Жжение в голове. Вместе!
   Пустота взорвалась, разлетелась тысячью бритвенно острых,  кромсающих
разум осколков. Содрогаясь всем телом,  он  отшатнулся,  выпучив  глаза.
Прижатые к Камню ладони болели,  руки  и  плечи  ломило,  они  тряслись;
желудок готов был вывернуться наизнанку от  ощущения  покрывающей  юношу
грязи, а голова... Ранд силился  успокоить  дыхание.  Такого  прежде  не
случалось. Когда пустота пропадала, то словно лопался проколотый пузырь,
она просто исчезала, в один миг. И никогда не разбивалась,  как  стекло.
Голова будто онемела, словно тысячу порезов нанесли так быстро, что боль
еще не успела явиться. Но каждая царапина ощущалась настолько  реальной,
как будто сделанная ножом. Он провел  рукой  по  виску  и  удивился,  не
увидев крови на пальцах.
   По-прежнему Хурин стоял и наблюдал  за  ним,  по-прежнему  уверенный.
Более того, к этой минуте нюхач выглядел еще увереннее. Лорд Ранд что-то
делает. То, что лордам и полагается. Они  защищают  и  страну,  и  народ
своими телами и жизнями, а когда что-то  неладно,  они  все  исправят  и
проследят, дабы восторжествовала справедливость и свершилось правосудие.
Пока Ранд что-то делает, неважно что именно, но делает, Хурин не утратит
уверенности, что в итоге все будет хорошо. Как и полагается быть,  когда
за дело берутся лорды.
   Лойал же смотрел совсем иначе, взгляд у него был нахмуренный и слегка
озадаченный, но глаз от Ранда он тоже не отрывал. Ранду стало интересно,
о чем же думает сейчас огир.
   - Попробовать стоило, - сообщил Ранд спутникам. То противное ощущение
протухшего масла в голове - Свет, это же внутри меня! Не хочу, чтобы это
было у меня внутри! - медленно ослабевало, но тошнота пока не проходила.
- Я еще попробую, через пару минут.
   Ранд надеялся, что голос его звучит  уверенно.  У  него  не  было  ни
малейшего представления, как действуют эти Камни, - в случае если  вдруг
его действия имеют шанс на  успех.  Может,  есть  правила,  как  с  ними
обращаться. Может, нужно сделать нечто особенное. Сеет,  может,  один  и
тот же Камень нельзя использовать дважды подряд или...  Он  оборвал  эти
свои мысли. Ни к  чему  хорошему  размышления  в  таком  направлении  не
приведут. Нужно что-то делать. Глядя на Лойала и Хурина, Ранд решил, что
знает теперь, что имел в виду Лан, когда говорил о долге, который  давит
будто гора.
   - Милорд, я думаю... - Хурин умолк на полуслове, выглядя смущенным. -
Милорд, может быть, если мы найдем Друзей Темного, то  сумеем  заставить
одного из них рассказать, как вернуться.
   - Я готов спросить Друга Темного, а то и самого  Темного,  если  буду
знать, что получу правдивый ответ, - сказал Ранд. - Но здесь только  мы.
Только мы трое. - Только я. Единственный, кто обязан это сделать, - я.
   - Мы могли бы пойти по их следу, милорд. Если мы их догоним...
   Ранд уставился на нюхача:
   - Ты до сих пор их чуешь?
   - Да, милорд. - Хурин нахмурился. - След  слабый,  какой-то  блеклый,
как и все остальное здесь, но я чую этот след. Вверх, прямо туда.  -  Он
указал за край лощины. - Я этого не понимаю, милорд, но... Вчера вечером
я готов был поклясться, что след уходил из лощины обратно - туда, где мы
были. Ну, теперь след в том же самом месте, только здесь и слабее, как я
говорил. Не старый, нет, слабый он не потому, но... Не знаю. Лорд  Ранд.
Только одно - след здесь есть.
   Ранд поразмыслил. Если Фейн и эти Друзья Темного были тут  -  где  бы
это "тут" ни находилось, - они могут знать, как вернуться. Должны знать,
если они первыми сюда добрались. И у них же - и Рог, и кинжал. Мы должны
вернуть этот кинжал. Лишь только поэтому, если и не по  другой  причине.
Ранд должен найти их. Окончательно решиться - как он со стыдом  понял  -
помогло то, что  он  боялся  попробовать  еще  раз.  Боялся  попробовать
направлять  Силу.  Менее  страшным  ему  представлялось  столкнуться   с
Друзьями Темного и троллоками, имея  на  своей  стороне  лишь  Хурина  и
Лойала, менее страшным, чем то...
   - Тогда мы отправимся за Друзьями Темного. - Ранд постарался  придать
голосу уверенности - как уверены бывали в своих решениях Лан или Ингтар.
- Нужно вернуть Рог. Если мы не можем придумать, как его у них отобрать,
то по крайней мере мы, когда найдем Ингтара, будем  знать,  где  они.  -
Только бы не стали спрашивать, как мы будем  искать  Ингтара.  -  Хурин,
проверь, тот ли это след, по которому мы шли.
   Нюхач одним махом вскочил в седло, в нетерпении сделать что-то самому
и, наверное, в нетерпении оказаться подальше от этой  лощины,  и  пустил
свою лошадь вверх по широким цветным ступеням. Копыта  громко  зазвенели
по камню, но оставляя на нем ни царапинки.
   Ранд уложил путы Рыжего в переметные сумы - знамя по-прежнему  лежало
там; он нисколько не возражал бы, потеряйся оно где-нибудь, - потом взял
лук и колчан и сел на жеребца. Позади седла горбатился свернутый в  узел
плащ Тома Меррилина.
   Лойал подвел к юноше свою большую лошадь; голова  стоящего  на  земле
огир  доставала  Ранду,  сидящему  в  седле,  почти  до   плеча.   Лойал
по-прежнему пребывал в явном недоумении.
   - По-твоему, мы должны  остаться  здесь?  -  спросил  Ранд.  -  Вновь
попробовать использовать Камень? Если Друзья Темного тут, то  мы  должны
их отыскать. Мы не можем оставить Рог Валир в руках Друзей Темного -  ты
же слышал Амерлин. И нужно обязательно вернуть тот кинжал. Без него  Мэт
умрет.
   Лойал кивнул:
   - Да, Ранд, мы должны. Но, Ранд, Камни...
   - Найдем другой. Ты же говорил, они разбросаны повсюду,  а  если  они
все такие, вроде этого, - со всякой такой каменной кладкой, -  то  найти
их будет вовсе не трудно.
   - Ранд, в том фрагменте говорилось, что Камни пришли из Эпохи древнее
Эпохи Легенд, и даже Айз Седай тогда не понимали их, хоть и пользовались
ими,  -  некоторые  из  поистине  могущественных.  Они  использовали  их
посредством Единой Силы, Ранд. Как ты полагаешь использовать тот Камень,
чтобы вернуть нас обратно? Да и любой Камень, какой мы найдем?
   Минуту Ранд только и мог, что таращиться на огир, думая куда быстрее,
чем когда-либо в жизни.
   - Если  они  древнее  Эпохи  Легенд,  то,  может,  те  люди,  которые
построили их, не использовали Единую  Силу.  Должен  быть  иной  способ.
Друзья Темного сюда добрались, а они наверняка не применяли Силу.  Каков
бы ни был этот иной способ, я его  узнаю.  Я  верну  нас,  Лойал.  -  Он
посмотрел на высокую колонну с теми необычными значками  и  ощутил  укол
страха. Свет, если бы только мне не надо  было  для  этого  использовать
Силу. - Верну, Лойал, обещаю. Так или иначе, но верну.
   Огир ограничился полным  сомнений  кивком.  Он  вспрыгнул  на  своего
рослого коня и поехал за Рандом вверх по ступеням к  Хурину,  ожидавшему
возле почерневших деревьев. Перед тремя всадниками раскинулась холмистая
низина, скудно поросшая тут  и  там  перелесками,  между  ними  -  луга,
пересеченные не одним потоком. В отдалении,  как  Ранду  показалось,  он
разглядел еще одну выжженную заплату. Все было блеклое,  цвета  размыты.
Ни единого признака чего-либо созданного руками человека, не считая того
каменного круга позади трех путников. Небо - пусто, ни дымка  из  трубы,
ни птиц, лишь считанные облачка и бледно-желтое солнце.
   Но хуже всего - местность обманывала глаз. То, что находилось вблизи,
совсем рядом, выглядело  обычно,  как  и  то,  что  было  вдалеке  прямо
впереди. Но предметы - казавшиеся далекими, когда юноша видел их уголком
глаза, - будто устремлялись к нему, как только Ранд  поворачивал  к  ним
голову. От такого  свойства  местности  кружилась  голова;  даже  лошади
нервно всхрапывали и вращали глазами. Ранд старался поворачивать  голову
медленно;  кажущееся  движение  предметов,  которые  вроде   бы   должны
оставаться на месте, не исчезло, но такое решение, по-видимому, немножко
помогло.
   - В твоем отрывке книги что-нибудь про это было? - спросил Ранд.
   Лойал покачал головой, затем судорожно глотнул, явно жалея  о  лишних
движениях.
   - Ничего.
   - Наверное, ничего с этим не поделаешь. Куда, Хурин?
   - На юг, Лорд Ранд. - Нюхач не отрывал взгляда от земли.
   - Значит, на юг. - Должен быть способ вернуться без помощи Силы. Ранд
ударил  каблуками  Рыжего  по  бокам.  Он   попытался   придать   голосу
беспечности, словно не видел ничего трудного в том, что  им  предстояло.
Как  там  говорил  Ингтар?  Три  или  четыре  дня  до  памятника  Артуру
Ястребиное Крыло? Интересно, а он существует тут, как  эти  Камни?  Если
это мир, который может быть, вдруг здесь он стоит по-прежнему? Будет  на
что поглядеть, а, Лойал?
   Они поскакали на юг.

Глава 14
ВОЛЧИЙ БРАТ

   - Пропали? - спросил ни у кого конкретно  Ингтар.  -  И  мои  часовые
ничего не заметили. Ничего! Они не могли  так  просто  пропасть!  Сутуля
плечи, Перрин слушал и  смотрел  на  стоявшего  неподалеку  Мэта  -  тот
хмурился и что-то бормотал. Как предполагал Перрин, он  спорил  с  самим
собой. Над горизонтом проклюнулось солнце - отряд уже должен был мчаться
в  погоне.  Тени  располосовали  лощину  поперек,  вытянувшись  вдаль  и
утончаясь,  но  по-прежнему  они  походили  на  те   деревья,   что   их
отбрасывали. Вьючные животные, нагруженные и на  длинном  общем  поводе,
нетерпеливо топтались, но все стояли подле своих лошадей и ждали.
   Широким шагом подошел Уно.
   - Ни единого козлом целованного отпечатка, милорд. - Тон у  него  был
оскорбленный; неудача слишком обидно задевала его искусство следопыта. -
Чтоб мне сгореть, нет даже такой малости, как растреклятая  царапина  от
подковы. Проклятье, они просто исчезли.
   - Три человека и три  лошади  так  просто  не  исчезают,  -  прорычал
Ингтар. -  Иди  проверь  еще,  Уно.  Если  кто  и  обнаружит,  куда  они
подевались, так только ты.
   - Может, они просто убежали, - заметил Мэт. Уно остановился и  смерил
его свирепым взглядом. Будто бы тот обругал Айз Седой, подумал изумленно
Перрин.
   - С какой стати им убегать? - Голос Ингтара был опасно тихим. - Ранд,
Строитель, мой нюхач - мой нюхач!  С  какой  стати  кому-нибудь  из  них
убегать, тем более всем троим?
   Мэт пожал плечами:
   - Я не знаю. Ранд был... - Перрину  захотелось  чем-нибудь  кинуть  в
Мэта, ударить его, сделать что-то, лишь бы остановить его  болтовню,  но
на Мэта смотрели  и  Ингтар,  и  Уно.  Когда  Мэт  замялся,  на  Перрина
нахлынуло облегчение, а тот потом развел руками и пробормотал:  -  Я  не
знаю почему. Я просто подумал, что так случилось.
   Ингтар скривился.
   - Убежали, - пробурчал он, явно ни на миг этому не веря. -  Строитель
мог уйти куда захочет, но Хурин бы не убежал. Как и Ранд ал'Тор. Он - ни
за что; теперь он знает свой долг. Иди, Уно. Осмотри там все еще раз.  -
Уно еле заметно поклонился и заторопился прочь,  рукоять  меча  качалась
над плечом. Ингтар ворчал: - С чего бы  Хурину  уйти  вот  так,  посреди
ночи, ни слова не сказав? Он знает, что мы должны сделать. Как  мне  без
него выслеживать это мерзостное отродье Тени? Тысячу золотых крон  отдал
бы за свору гончих-следопытов! Если бы я не знал точно,  то  сказал  бы,
что эти Друзья Темного ухитрились свернуть  и  улизнуть  на  восток  или
запад, оставив меня с носом. Мир, я совсем не уверен, знаю ли я точно! -
Он тяжело зашагал вслед за Уно.
   Перрин обеспокоенно пошевелился. Несомненно, Друзья Темного с  каждой
минутой все дальше. Все дальше они уходят, а с ними - Рог Валир и кинжал
из Шадар Логота. Он считал, что Ранд - Кем бы он ни стал, что бы  с  ним
ни стряслось, - не бросил бы эту погоню. Но куда он ушел и почему? Лойал
мог пойти с Рандом из дружбы, но Хурин-то почему?
   - Может, он и убежал, - пробормотал Перрин, затем оглянулся.  Похоже,
его никто не услышал; даже Мэт  не  обращал  на  него  внимания.  Перрин
почесал затылок, пригладил волосы. Если  б  за  ним  самим  явились  Айз
Седай, вознамерившись сделать из него Лжедракона, он бы тоже ударился  в
бега. Но беспокойство о Ранде ничем не  поможет  выследить  Приспешников
Темного.
   Есть, наверное, один способ, если он захочет  им  воспользоваться.  А
идти на это Перрину совсем не хотелось. Он бежал от одной мысли о таком,
но, наверное, теперь ему нельзя бежать. Так тебе и надо. Сам то же самое
говорил Ранду. Как бы мне хотелось, чтобы я мог бежать. Даже  зная:  то,
что он мог делать, поможет всем, - то, что он должен сделать,  -  Перрин
колебался и не мог решиться.
   На него никто не смотрел. Никто даже не понял бы, что они видят, даже
если бы и смотрели. В конце концов,  без  всякой  охоты,  Перрин  закрыл
глаза и расслабился, позволил мыслям течь свободно, плыть от него.
   Поначалу он пытался отрицать это, задолго  до  того,  как  его  глаза
начали изменять цвет с темно-карих на желтый, цвет полированного золота.
В ту первую встречу, в то первое мгновение, когда  узнал,  он  отказался
поверить, и с тех пор всячески избегал этого знания. И по-прежнему хотел
бежать от него.
   Его мысли дрейфовали, нащупывая то, что должно где-то быть,  то,  что
всегда есть в местности, где людей мало, а поселения их далеки  друг  от
друга. Он нащупывал своих братьев. Ему не нравилось так о них думать, но
таковыми они были.
   На первых порах он боялся: вдруг то, что он  делает,  несет  на  себе
пятно Темного или Единой Силы - равно скверно для  мужчины,  который  не
желает ничего большего, чем быть кузнецом и прожить жизнь в  Свете  и  в
спокойствии. Со временем он кое-что узнал о том, каковы чувства Ранда, -
бояться себя, ощущать себя запачканным. Он все еще не избавился до конца
от ощущения страха. Но то,  что  он  делал,  было  куда  древнее  людей,
использующих Единую Силу, это было нечто идущее с начала самого Времени.
Вовсе  не  Сила,  Морейн  ему  говорила.  Это  было  чем-то  давно-давно
исчезнувшим, теперь вновь появившимся. Эгвейн тоже знала об  этом,  хотя
ему хотелось, чтобы она не ведала о его способности. Ему хотелось, чтобы
не знал никто. Ему оставалось надеяться, что она никому не рассказывала.
   Есть! Он почувствовал  их,  почувствовал  иные  разумы.  Почувствовал
своих братьев, волков. Их  мысли  обрушились  на  него  мешаниной,  нет,
водоворотом образов и эмоций. Поначалу он был не в  состоянии  вычленить
ничего, кроме голых эмоций, но теперь его разум облек их в слова. Волчий
Брат.  Удивление.  Двуногий,  который  разговаривает.  Туманный   образ,
тускнеющий со временем, древнее древнего,  о  людях,  бегущих  вместе  с
волками, две стаи, вышедшие вместе на охоту. Нам известно, что это вновь
идет. Ты - Длинный Клык?
   Возникла смутная картина мужчины в одеждах из шкур, с длинным ножом в
руке, но на этот образ наплывал другой, главный - косматый волк, с одним
клыком длиннее остальных, стальной зуб, поблескивающий в  лучах  солнца,
когда волк вел стаю в безнадежный бросок через глубокий снег  к  оленям,
которые означали жизнь вместо медленной голодной смерти, а олени убегали
по животы в пороше, и солнце вспыхивало и искрилось на снежной  белизне,
пока  глазам  не  становилось  больно,  и  с  перевалов  завывал  ветер,
закручивая вихрями этот мелкий снег,  будто  дымку,  и...  Волчьи  имена
всегда заключали в себе очень и очень многое...
   Мужчину Перрин узнал. Илайас Мачира. Тот, кто впервые представил  его
волкам. Иногда Перрин горько жалел, что встретился с ним, и хотел, чтобы
той встречи никогда не было.
   Нет, подумал он и попытался нарисовать себя в своих мыслях.
   Да. Мы знаем о тебе.
   Это был не тот образ,  который  он  нарисовал,  -  юноша  с  тяжелыми
плечами и непокорными каштановыми кудрями,  юноша  с  топором  у  пояса,
юноша, который, по мнению других, медленно двигался  и  медленно  думал.
Этот человек тоже присутствовал где-то в глубине той мысленной  картины,
пришедшей в ответ от волков, но ярче всего был  громадный  дикий  бык  с
изогнутыми  рогами  сверкающего  металла,  несущийся   через   ночь   со
стремительностью и безрассудностью юности,  шкура  в  плотных  кудряшках
мерцает в лунном сиянии, этот бык кидается в гущу конных  Белоплащников,
а воздух холоден, бодрящ и темен, а кровь так красна на рогах, и...
   Юный Бык.
   На мгновение, потрясенный, Перрин утратил контакт  с  волками.  Он  и
помыслить не мог, что они дали ему имя. Ему хотелось забыть и никогда не
вспоминать, как он его заслужил. Перрин коснулся топора на поясе, провел
по мерцающему полумесяцу лезвия.  Да  поможет  мне  Свет,  я  убил  двух
человек. Они бы куда скорей убили меня и Эгвейн, но...
   Отбросив все эти мысли, - что сделано, то сделано, и уже в прошлом; и
вспоминать ни о чем из тех событий нет ни малейшего  желания,  -  Перрин
передал волкам запахи Ранда, Лойала и Хурина и спросил, не чуют  ли  они
кого-то из них. Способность чуять  запахи  появилась  у  него  вместе  с
переменой в глазах, и не только она  одна;  он  мог  узнавать  людей  по
запаху, даже не видя их. Еще он мог теперь видеть гораздо лучше  и  даже
почти в кромешной темноте. Теперь,  скрывая  появившийся  дар  различать
предметы в сумраке, он всегда обращал внимание на недостаток света  ламп
или свечей, порой до того, как кто-то другой решал, что они нужны.
   От волков пришел ответ: картинка людей на лошадях,  приближающихся  к
лощине минувшим днем. Это было  последнее,  что  они  видели  или  чуяли
относительно Ранда и двух других.
   Перрин колебался. Если не рассказать Ингтару, в  следующем  шаге  нет
никакого смысла. Если мы не  отыщем  тот  кинжал,  Мэт  умрет.  Чтоб  ты
сгорел, Ранд, зачем тебе нюхач понадобился?
   Один раз, когда Перрин спускался с Эгвейн  в  подземную  темницу,  от
запаха Фейна волосы у него дыбом встали; даже троллоки  не  пахли  столь
скверно. Ему хотелось тогда голым" руками выломать решетку  и  разорвать
сидящего в камере, к вдруг он открыл для себя, что больше  Фейна  боится
увиденного в  своей  душе.  Чтобы  замаскировать  запах  Фейна  в  своем
мысленном послании, Перрин добавил к нему  запахи  троллоков,  с  трудом
удерживаясь, чтобы не завыть в голос.
   Издалека донесся вой волчьей стаи,  и  лошади  в  ложбине  беспокойно
задвигались и боязливо  заржали.  Кое-кто  из  солдат  потрогал  длинные
острия своих пик л с тревогой взглянул  на  край  лощины.  У  Перрина  в
голове все было еще хуже. Он почувствовал ярость волков,  их  ненависть.
Только две вещи волки ненавидели. Со всем прочим они лишь  мирились,  но
огонь и троллоков они ненавидели, а чтобы убить  троллоков,  они  готовы
были идти сквозь огонь.
   Больше троллочьего духа привел волков в бешенство запах Фейна  -  они
словно учуяли нечто такое, по сравнению с чем троллоки  казались  чем-то
обычным и естественным.
   Где?
   Небо завертелось у Перрина в голове;  закружилась  местность  окрест.
Восток и запад - понятия волкам неизвестные.  Они  знали,  как  движутся
солнце и луна, сменяются времена года, знали очертания  этой  местности.
Перрин разобрался в  сообщении  волков.  Юг.  И  еще.  Стремление  убить
троллоков. Волки позволят Юному  Быку  участвовать  в  охоте.  Если  ему
хочется, пусть ведет с собой двуногих с теми твердыми шкурами,  но  Юный
Бык, и Дымчатый, и Два Оленя, и Зимний Рассвет, и все остальные  в  стае
будут травить Испорченных, которые посмели заявиться  к  ним  в  страну.
Пусть несъедобная плоть и горькая кровь жгут язык, но этих нужно  убить.
Убить их. Убить Испорченных.
   Ярость волков заразила Перрина. Губы  растянулись  в  рычании,  и  он
сделал шаг, чтобы быть с ними,  чтобы  бежать  с  ними  в  охоте,  чтобы
убивать.
   С усилием Перрин оборвал  контакт,  оставив  лишь  тоненькую  нить  -
чувство, что  волки  рядом.  Он  мог  указать  на  волков,  несмотря  на
разделявшее их расстояние. В душе он похолодел. Я человек,  а  не  волк.
Помоги мне Свет, я - человек!
   - Что с тобой, Перрин? - спросил, подходя, Мэт. Голос его звучал, как
всегда, легкомысленно - ив последнее время с оттенком горечи, - но вид у
Мэта был озабоченный. -  Этого  мне  еще  не  хватало.  Ранд  сбежал,  а
вдобавок еще и ты собрался заболеть. Не знаю, где  я  тут  найду  Мудрую
тебя выхаживать. По-моему, у  меня  где-то  в  суме  завалялось  немного
ивовой коры. Давай сделаю  тебе  немного  отвара  из  нее,  если  Ингтар
позволит тут настолько задержаться. Хуже не будет,  только  лучше,  надо
лишь заварить покрепче.
   - Со мной... со мной все хорошо, Мэт. - Отвязавшись от друга,  Перрин
пошел искать Ингтара. Шайнарский лорд вместе с Уно,  Раганом  и  Масимой
рассматривал землю на гребне  лощины.  Когда  юноша  потянул  Ингтара  в
сторонку, остальные смерили его хмурыми взглядами. Перрин удостоверился,
что Уно и те два шайнарца достаточно  далеко  и  ничего  не  услышат,  и
только тогда заговорил:  -  Ингтар,  я  не  знаю,  куда  делись  Ранд  и
остальные, но Падан Фейн и троллоки - и, наверное, другие Друзья Темного
- все еще направляются на юг. -  Откуда  ты  узнал?  -  спросил  Ингтар.
Перрин глубоко вздохнул:
   - Волки мне рассказали.
   Он ждал, но чего - не знал. Смеха, презрительной усмешки, обвинения в
том, что он - Друг Темного, заявления, что он сошел с ума. С умыслом  он
заткнул большие пальцы за пояс, подальше от топора. Я не  буду  убивать.
Больше никогда. Если он решит убить меня как Друга Темного, я убегу,  но
больше никого убивать не стану.
   - Я слышал о таких вещах, - через минуту медленно произнес Ингтар.  -
Всякие слухи. Мол, был один  Страж,  мужчина  по  имени  Илайас  Мачира,
который якобы умел разговаривать с волками. Он пропал много лет назад. -
Шайнарец, кажется, пытался что-то разглядеть в глазах Перрина. - Ты  его
знаешь?
   - Я его знаю, - ровно ответил Перрин. - Он тот... Не хочу говорить об
этом. Я этого не просил. - Вот и Ранд так  говорил.  Свет,  как  я  хочу
домой, обратно в кузницу мастера Лухана.
   - Эти волки, - сказал Ингтар, - они будут выслеживать для нас  Друзей
Темного и троллоков? - Перрин кивнул. - Хорошо. Во что бы то  ни  стало,
но Рог будет  у  меня!  -  Шайнарец  оглянулся  на  Уно  и  его  солдат,
по-прежнему выискивающих следы пропавших. - Правда, лучше никому  больше
не  говорить.  В  Пограничных  Землях  волки  считаются  добрым  знаком.
Троллоки их боятся. Но все равно лучше  пусть  все  останется  на  время
между нами. Кое-кто из них не поймет.
   - Мне еще больше хочется, чтобы никто больше  не  прознал,  -  сказал
Перрин.
   - Я скажу всем, что, по-твоему, у тебя  есть  такой  же  дар,  как  у
Хурина. О таком они  наслышаны;  против  такого  они  ничего  не  имеют.
Некоторые видели, как ты морщил нос тогда, в той деревне, у переправы. Я
слышал шуточки о твоем чувствительном носе. Да. Сегодня ты поведешь  нас
по следу, а Уно увидит достаточно отпечатков, чтобы подтвердить, что  мы
и впрямь идем по следу, и еще до ночи каждый в отряде,  самый  последний
солдат, будет уверен в том, что ты -  нюхач.  Я  отобью  Рог.  -  Ингтар
посмотрел на небо и возвысил голос: - Дневной свет теряем! По коням!
   К удивлению Перрина, шайнарцы,  похоже,  нисколько  не  усомнились  в
утверждениях Ингтара. Немногие выглядели скептичными -  Масима  в  своей
неприязни сплюнул, но Уно задумчиво  кивнул,  и  остальным  этого  кивка
хватило. Труднее всего было убедить Мэта.
   - Нюхач! Ты? Ты станешь выслеживать убийц по запаху? Перрин, ты такой
же сумасшедший, как и Ранд. Видно, из Эмондова Луга  один  я  остался  в
своем уме, раз Эгвейн с Найнив спешат в Тар Валон, порешив стать... - Он
оборвал себя на полуслове, заметив  обращенные  на  него  косые  взгляды
шайнарцев. Перрин - как раньше Хурин -  занял  место  возле  Ингтара,  и
маленькая колонна поскакала на юг. Мэт сыпал беспрерывно уничижительными
замечаниями, пока Уно не обнаружил оставленные  троллоками  и  верховыми
следы, но Перрин все равно мало прислушивался к шпилькам  Мэта.  Он  изо
всех сил старался удержать волков, чтобы те  не  устремились  немедленно
вперед  убить  троллоков.  Волков  волновало  лишь   одно   -   перебить
Испорченных; для них Приспешники Темного ничем не отличались  от  прочих
двуногих. Перрин почти наяву видел, как. пока волки убивают троллоков, в
дюжину разных сторон врассыпную разбегаются Друзья  Темного,  и  убегают
они с Рогом Валир. Убегают с кинжалом.  А  как  только  троллоки  умрут,
навряд ли он сумеет склонить волков к выслеживанию людей,  даже  если  у
него будет  представление,  кого  конкретно  нужно  выслеживать.  Перрин
продолжал вести спор с волками, сдерживал их порыв, и на  лбу  выступила
не первая испарина, когда его настигла первая яркая картина, от  которой
внутри все перевернулось.
   Перрин натянул поводья, осадив коня. Остальные сделали то  же  самое,
поглядывая на него и замерев в ожидании. Он  посмотрел  вперед  и  тихо,
ожесточенно выругался.
   Людей волки убивали, но люди никогда не являлись хорошей  добычей.  С
одной стороны, волки помнили о временах совместной  охоты,  а  с  другой
стороны, на вкус  двуногие  были  плохи.  В  еде  волки  оказались  куда
разборчивей и привередливей, чем Перрин мог предположить. Падали они  не
едят, если только не умирают от голода, и немногие волки убивают больше,
чем съедают. А те образы, вспыхнувшие у него перед  мысленным  взором...
То,  что,  как  почувствовал  Перрин  ощущения   волков,   лучше   всего
описывалось бы как омерзение. Он видел их куда яснее, чем того хотел бы.
Тела  мужчин,  женщин,  детей,  нагроможденные  в  кучу,   сваленные   в
беспорядке. Пропитанная кровью земля, изрытая копытами и  истоптанная  в
отчаянных  попытках  спастись.  Разорванная  плоть.  Отрезанные  головы.
Вокруг суетливо хлопали крыльями стервятники, их белые крылья  испятнаны
красным; окровавленные, голокожие,  морщинистые  головы  рвали  и  жадно
пожирали плоть. Прежде чем желудок взбунтовался,  Перрин  оборвал  нить,
связующую его с волками.
   Далеко над деревьями он различил кружащие черные  пятнышки,  черточки
то падали к земле, то взмывали вверх. Стервятники дрались за обед.
   - Там что-то плохое.  -  Перрин  сглотнул,  встретившись  взглядом  с
Ингтаром. Как все сообразуется с рассказанной им историей, будто  Перрин
- нюхач? И близко не хочу оказаться, не то  что  смотреть  на  это.  Но.
увидев стервятников, им захочется проверить,  что  там  такое.  Придется
рассказать им столько, чтобы объехали то место кругом.  -  Люди  из  той
деревни... По-моему, троллоки их убили.
   Уно начал вполголоса ругаться, и кое-кто  из  шайнарцев  тихо  что-то
пробормотал. Судя по всему, ни один из отряда не  воспринял  утверждения
Перрина как необычные. Лорд Ингтар сказал, что этот  юноша  -  нюхач,  а
нюхачи умеют чуять убийство.
   - И нас кто-то догоняет, - заметил Ингтар. Мэт развернул свою лошадь.
   - Может, это Ранд. Я же знал, он меня не бросит! К северу  поднимался
полупрозрачный шлейф клубящейся пыли; лошадь бежала по  прогалинам,  где
трава была редкой. Шайнарцы развернули строй,  рассыпались  цепью,  пики
наготове, глядя во все стороны. Здесь не место забывать об осторожности,
мало ли что за незнакомец.
   Возникло темное пятнышко - лошадь и всадник; острые глаза  подсказали
Перрину задолго до того, как кто-либо еще сумел различить всадника,  что
это женщина. Пятнышко быстро приближалось. Подъезжая к отряду,  всадница
перевела лошадь с галопа на  рысь.  Полная  седеющая  женщина,  плащ  ее
приторочен сзади к седлу, она обмахивалась и  отсутствующе  щурилась  на
солдат.
   - Это одна из Айз Седан, - разочарованно сказал Мэт. -  Я  ее  узнал.
Верин.
   - Верин Седай, - с нажимом поправил Ингтар, затем поклонился  ей,  не
сходя с коня.
   - Меня послала Морейн Седай, Лорд Ингтар, - заявила Верин с довольной
улыбкой. - Она подумала, что я вам понадоблюсь. Ну  и  скачка,  скажу  я
вам! Мне казалось,  я  вас  до  Кайриэна  не  нагоню.  Ту  деревню,  вы,
разумеется, видели? О, как там было отвратительно! И тот  Мурддралл.  На
всех крышах вороны и вороны, но к нему ни одна  тварь  не  приближается,
хоть тот и мертв. Правда, чтобы увидеть, что  там  такое,  мне  пришлось
согнать столько мух, будто они на зов Темного  слетелись.  Крайне  жаль,
что у меня не было времени спешиться и вплотную заняться им. Никогда  не
выпадало случая изучить... - Вдруг глаза Верин сузились, и отсутствующий
вид как ветром сдуло. - Где Ранд ал'Тор?
   Ингтар скривился:
   - Пропал, Верин Седай. Исчез прошлой ночью,  бесследно.  Он,  огир  и
Хурин, один из моих людей.
   - Огир, Лорд Ингтар? И с ним же ваш нюхач? Что может  быть  общего  у
этих двоих с...? - Ингтар воззрился на нее, открыв рот, и она  фыркнула.
- Неужели вы рассчитывали нечто такое сохранить в  тайне?  -  Она  вновь
фыркнула. - Нюхач! Исчезли, говорите?
   -  Да,  Верин  Седай.  -  Голос  Ингтара  был  расстроенным.  Нелегко
смириться, что Айз  Седай  известны  тайны,  которые  пытаешься  от  них
скрыть; Перрин надеялся, что о нем Морейн никому не  говорила.  -  Но  у
меня есть... у меня есть  новый  нюхач.  -  Шайнарец  жестом  указал  на
Перрина. - Видимо, у этого человека также есть похожий дар. Я отыщу  Рог
Валир, как и поклялся, не тревожьтесь за это. Если решите отправиться  с
нами, мы будем рады вам, Айз Седай. - К удивлению Перрина,  тон  Ингтара
был не таким, будто он имел в виду именно это.
   Верин взглянула на Перрина, и тот беспокойно заерзал.
   - Новый нюхач,  когда  вы  только  что  лишились  прежнего.  Какое...
счастливое обстоятельство. Вы не нашли  никаких  следов?  Нет,  конечно,
нет. Вы сказали, бесследно, Странно. Прошлой ночью.
   Она повернулась в седле, оглянувшись на север, и на миг Перрин решил,
что она  намерена  поскакать  обратно,  повторив  в  другом  направлении
проделанный ею путь.
   Ингтар, нахмурившись, смотрел на Верин:
   - По-вашему, их исчезновение как-то связано с Рогом, Айз Седай?
   Верин села прямо:
   - С Рогом? Нет. Нет... думаю, нет. Но это странно. Очень странно. Мне
не нравятся странности, которые я не понимаю.
   - Верин Седай, я могу выделить двух человек проводить вас  до  места,
где они исчезли. Они без хлопот доставят вас прямо туда.
   - Нет. Если вы утверждаете, что они  исчезли  бесследно...  -  Долгое
мгновение она с непроницаемым лицом изучала Ингтара. - Я  отправляюсь  с
вами.  Наверное,  мы  найдем  их,  или  они  нас  найдут.  Лорд  Ингтар,
расскажете мне все на ходу. Расскажите мне все,  что  сможете,  об  этом
юноше. Все, что он сделал, все, что сказал.
   Позвякивая сбруей и доспехами, отряд двинулся дальше.  Верин  скакала
бок о бок с Ингтаром и дотошно его расспрашивала, но настолько тихо, что
не слышал никто. Когда Перрин попытался занять свое прежнее  место,  она
лишь глянула на юношу, и он отстал.
   - За Рандом она заявилась, - пробормотал Мэт, - а не за Рогом.
   Перрин кивнул. Куда бы ты. Ранд, ни подевался, там и  оставайся.  Там
ты целее будешь.

Глава 15
УБИЙЦА РОДИЧЕЙ

   От того, как эти выцветшие далекие  холмы  будто  скользили  к  нему,
когда Ранд оборачивался к ним, голова у него кружилась, если  только  он
не  закутывался  в  кокон  пустоты.  Порой  пузырь  ничто  подкрадывался
незаметно для юноши и обволакивал его разум, но Ранд шарахался  от  него
как  от  смерти.  Лучше  пусть  кружится  голова,  чем  пустота  и   тот
беспокойный свет. Лучше пока смотреть на этот  поблекший  край.  Тем  не
менее Ранд старался не смотреть ни на что слишком далекое,  если  только
это не оказывалось прямо впереди маленького отряда.
   Лицо Хурина застыло неподвижной маской, он словно пытался  отрешиться
от местности, через  которую  вел  след,  след,  что  он  сосредоточенно
вынюхивал. Когда нюхач замечал окружающее, то вздрагивал и вытирал  руки
о куртку, затем, будто гончая, вытягивал нос вперед, глаза стекленели  и
не видели больше ничего. Лойал ехал рядом, осев в седле будто  мешок,  и
хмурился, едва глядя по  сторонам,  уши  беспокойно  дергались,  и  огир
что-то бурчал.
   Вновь они пересекли почерневший и выгоревший участок где  даже  почва
хрустела под  лошадиными  копытами,  словно  опаленная  или  иссушенная.
Полосы выгоревшей травы иногда в милю шириной, иногда всего в  несколько
сот шагов протянулись по прямой на восток и на запад, устремившись вдаль
в обе стороны. Дважды Ранд видел конец  опалины:  один  раз,  когда  они
проскакали прямо по ней, другой - когда миновали пал  совсем  рядом;  на
концах выжженные участки сходились острым кончиком. По крайней мере  так
оканчивались увиденные Рандом выгоревшие полосы; однако  он  подозревал,
что они все такие.
   Как-то Ранд  наблюдал,  как  дома,  в  Эмондовом  Лугу,  Уотли  Элдин
раскрашивал ко Дню Солнца повозку: яркими цветами Уот нарисовал картинки
и окружил их причудливым орнаментом в виде завитков.  Проводя  кайму  по
границе, Уот  касался  кончиком  кисти  повозки,  нанося  тонкую  линию,
которая становилась толще, когда он прижимал  кисть  сильнее,  и  тоньше
опять, когда ослаблял нажим. У этой местности был такой вид,  словно  по
ней кто-то прочертил полосы исполинской огненной кистью.
   На гари не росло ничего, хотя вид у выжженных  участков,  по  крайней
мере у некоторых, был довольно давний. И намека не осталось в воздухе на
копоть, даже на дымок - Ранд нагнулся с седла, отломал черный  прутик  и
понюхал. Старый, но ничто не пробило новых ростков на этой земле. Черное
расступалось перед зеленым, зеленое уступало черному, между ними - будто
бритвой проведенные границы.
   Да и сама по себе местность вокруг лежала  мертвая,  как  и  опалины,
хоть трава и устилала  землю  ковром,  а  деревья  стояли  в  лиственном
наряде. У всего был увядший, поблекший вид, какой приобретает одежда  от
частых стирок или выгоревшая на солнце. Не было ни  птиц,  ни  зверей  -
Ранд их не видел и не слышал. В небе  не  кружили  ястребы,  не  тявкала
охотящаяся лиса, не пели птицы. Ничто не шуршало в траве, не  сидело  на
ветках  деревьев.  Ни  пчел,   ни   бабочек.   Несколько   раз   путники
переправлялись через  мелкие  речушки,  хотя  порой  поток  вгрызался  в
глубокий овраг с крутыми  склонами,  и  лошади  с  трудом  спускались  и
карабкались по осыпающимся песку  и  глине.  Вода  в  этих  ручьях  была
чистой, хоть копыта лошадей взбаламучивали ил, но ни  разу  из  поднятой
мути не вылетел стремглав ни пескарь, ни головастик, даже  водяной  паук
не пробежал, танцуя, по воде,  и  не  кружилась  над  потоком  суетливая
златоглазка.
   Эту воду пить было можно -  пришлось  проверить,  поскольку  воды  во
фляжках все равно надолго не хватило бы. Ранд  попробовал  ее  первым  и
заставил Лойала с Хурином обождать и посмотреть, не случится  ли  с  ним
чего худого, и лишь потом разрешил им пить. Ему пришлось долго  убеждать
спутников в том, что проверять должен он; это была его обязанность. Вода
оказалась холодной и мокрой - но лучшего о ней сказать было нечего.  Она
была выдохшейся, будто прокипяченной. Глотнув,  Лойал  скорчил  гримасу,
лошадям вода тоже пришлась не по вкусу -  они  мотали  головами  и  пили
неохотно.
   Был один признак жизни - по крайней мере, таковым  его  считал  Ранд.
Дважды  он  замечал  лохматую  полоску,  ползущую  по  небу,   -   будто
начерченная облаком линия. С виду черточки  казались  неестественными  -
очень уж ровными и прямыми они были, но юноша представить себе  не  мог,
откуда они взялись. Своим товарищам он об облачных линиях не обмолвился.
Скорей всего, и не заметили: Хурин всецело отдался следу, а Лойал совсем
погрузился в свои мысли. Во всяком случае, об этих полосах они ничего не
сказали.
   Трое всадников скакали все дальше, разгорался  блеклый  день.  И  тут
Лойал вдруг, ни слова  не  произнеся,  одним  махом  соскочил  со  своей
большой лошади и зашагал к купе гигантского метельника. Стволы деревьев,
в шаге над землей,  расходились  множеством  толстых  сучьев,  прямых  и
негибких.  На  верхушке  каждый  сук  разделялся  опять,  превращаясь  в
лиственную метелку, от которой и пошло их название.
   Ранд остановил Рыжего и собрался спросить, что огир делает, но что-то
в походке Лойала - тот словно в чем-то  был  неуверен  -  удержало  язык
Ранда. Пристально посмотрев на дерево, Лойал положил  руки  на  ствол  и
запел глубоким тихим голосом.
   Однажды Ранд уже слышал огирскую  древопеснь,  тогда  Лойал  пел  над
умирающим деревом и вернул  его  к  жизни,  и  Ранд  слышал  о  воспетой
древесине  -  предметах,  которые  изготовляют  из  дерева   с   помощью
древопесни. Как говорил Лойал, Дар постепенно исчезает;  он  -  один  из
немногих, у  кого  имеется  ныне  этот  талант;  последнее-то  и  делало
воспетое дерево еще более редким  и  высоко  ценимым.  Когда  Лойал  пел
прежде, песнь его звучала так, будто пела сама  земля,  теперь  же  огир
бормотал свою песнь почти застенчиво, и этот странный  край  вторил  ему
шепотом.
   Это казалось чистой песней, музыкой без слов - слух Ранда, по крайней
мере, ни одного не разобрал; если слова и были, то  они  растворились  в
музыке, исчезли в ней, как струйки воды сливаются в поток. Хурин смотрел
на огир разинув рот.
   Ранд не был уверен,  что  же  такое  делает  Лойал  или  как  делает;
негромкая песнь гипнотически обволокла его, заполняя разум почти так же,
как и пустота. Лойал провел большими руками по стволу,  напевая,  лаская
голосом, как и пальцами.  Теперь  ствол  казался  как-то  ровнее,  будто
поглаживания придавали ему форму. Ранд заморгал. Он был уверен, что сук,
над  которым  работал  Лойал,  имел  на  своей  верхушке  ветви,  как  и
остальные, но теперь он  заканчивался  закруглением  прямо  над  головой
огир. Ранд открыл было рот, но песня погасила его  порыв.  Она  казалась
столь знакомой, эта песня, он будто знал ее.
   Вдруг голос Лойала вознесся до высшей точки - почти  благодарственный
гимн, так все прозвучало, - и песнь  кончилась,  затихая,  как  замирает
легкий ветерок.
   - Чтоб мне сгореть, - прошептал Хурин. Он  выглядел  ошеломленным.  -
Чтоб  мне  сгореть,  никогда  не  слыхал  ничего  похожего...  Чтоб  мне
сгореть...
   В руках Лойал держал гладкий и ровный посох высотой  в  свой  рост  и
толщиной с руку Ранда. Там,  где  этот  сук  раньше  отходил  от  ствола
гигантского метельника, проклюнулся черенок новой поросли.
   Ранд сделал глубокий вдох. Всегда что-то новое, всегда что-то  такое,
чего я не ожидаю, и порой совсем не ужасное.
   Ранд смотрел, как Лойал влезал, в седло, укладывал посох впереди себя
поперек седла, и гадал, зачем этот посох вообще понадобился огир, они же
верхом. Затем он по-иному поглядел на этот толстый стержень -  не  такой
большой по сравнению с огир, увидел, как его держит Лойал.
   - Боевой посох, - заметил Ранд удивленно. - Лойал,  я  не  знал,  что
огир носят оружие.
   - Обычно не носим, - ответил огир отрывисто, почти грубо.  -  Обычно.
Цена всегда была чересчур высока. - Он взвесил на руке громадный  боевой
посох и с отвращением сморщил  широкий  нос.  -  Несомненно,  Старейшина
Хаман сказал бы, что я приделываю к своему топору длинное топорище,  но,
Ранд, я не то чтобы поспешен или безрассуден. Само  это  место...  -  Он
скривился, уши дернулись.
   - Скоро  мы  отсюда  выберемся,  -  сказал  Ранд,  стараясь  говорить
поубедительнее.
   Лойал продолжал, будто и не слыша его:
   - Все... связано. Ранд. Живет это или нет, думает или нет,  все,  что
существует, складывается воедино. Дерево  не  думает,  но  оно  -  часть
целого, а у целого есть... есть свое  чувство,  настроение.  Я  не  могу
объяснить иначе... Как объяснить,  что  значит  быть  счастливым,  но...
Ранд,  эта  местность  радовалась  тому,  что   было   сделано   оружие.
Радовалась!
   - Да осияет нас Свет, - нервно пробормотал  Хурин,  -  и  да  защитит
длань Создателя. Пусть мы и идем в последнее объятие матери,  да  озарит
Свет наш путь.
   Он продолжал повторять  катехизис,  словно  тот  обладает  магической
силой и защитит его.
   Ранд справился с порывом оглянуться вокруг. И не стал глядеть  вверх.
Окажись на небе в этот миг одна из тех дымных полос -  и  моральный  дух
отряда будет подорван совершенно.
   - Нам тут ничто не угрожает, - твердо заявил Ранд. - Мы будем начеку,
и ничего не случится.
   Он произнес это столь уверенно, что  ему  захотелось  посмеяться  над
собой. Он вообще не был ни в чем уверен.  Но,  наблюдая  за  остальными:
увенчанные кисточками уши Лойала поникли, Хурин упорно  старался  ни  на
что не смотреть, - Ранд понял: один из троих должен  хотя  бы  выглядеть
уверенным, не то страх и неопределенность сломят  их  волю  и  единство.
Колесо плетет как желает Колесо. Он с усилием избавился от  этой  мысли,
выдавил ее из себя. Нечего приплетать сюда Колесо. И  та'верен  тоже,  и
Айз Седай, и Дракона. Нужно выбраться отсюда, просто  выбраться,  вот  и
все.
   - Лойал, ты закончил тут? - Огир кивнул, с раскаянием поглаживая свой
посох. Ранд повернулся к Хурину. - Ты по-прежнему чуешь след?
   - Да, Лорд Ранд. Я его чую.
   - Тогда веди нас. Найдем Фейна и  Друзей  Темного,  ну  вот  тогда  и
вернемся героями, с кинжалом для Мэта и с Рогом Валир.  Веди,  Хурин.  -
Героями? Я буду несказанно рад, если мы уберемся отсюда живыми.
   - Мне не нравится это место, -  решительно  заявил  огир.  Он  держал
посох так, будто намеревался очень скоро пустить его в ход.
   - Вообще-то мы не собираемся тут  оставаться,  или  как?  -  произнес
Ранд. Хурин кашляюще рассмеялся, словно бы шутке,  но  Лойал  бросил  на
него пристальный взгляд:
   - Верно, Ранд, не собираемся.  Тем  не  менее,  когда  они  поскакали
дальше на юг, Ранд подметил:  его  нечаянно  взятая  ответственность  за
всех,  напускная  самонадеянность,  что  они  вернутся  домой,   немного
подбодрила спутников. Хурин сидел в седле чуть  прямее,  уши  Лойала  не
казались совсем уж безнадежно поникшими. Не время и не место делиться  с
ними тем, что сам Ранд испытывает страх не меньший,  поэтому  он  держал
свои чувства при себе и боролся со страхом в одиночку.
   Все утро повеселевший Хурин бормотал себе под нос:
   - Мы же не собираемся тут оставаться. - Потом хихикал, так что  Ранд,
которому  его  бормотание  надоело  по  горло,  все  собирался  с  духом
приказать нюхачу вести себя потише. Но к полудню  тот  и  сам  замолчал,
покачивая головой и хмурясь,  и  Ранду  вдруг  захотелось,  чтобы  Хурин
продолжал твердить те слова и посмеиваться.
   - Что-то не то со следом, Хурин? - спросил он. Нюхач  пожал  плечами,
но вид был взволнованный.
   - Да, Лорд Ранд, и, как бы так сказать, в то же время и нет.
   - Либо одно, либо другое. Ты потерял след? Если так, то не  беда.  Ты
говорил, что он слаб и был таким с самого  начала.  Если  мы  не  отыщем
Друзей Темного, то найдем другой Камень и вернемся через него.  -  Свет,
все что угодно, лишь бы  не  таким  способом.  Ранд  старался  выглядеть
спокойным. - Если Друзья Темного могут сюда приходить и уходить, то и мы
сумеем. Чем мы хуже?
   - О, я не терял следа. Лорд Ранд. Я по-прежнему чую их вонь. Дело  не
в этом. Просто... Это... - Сморщив лицо, Хурин затараторил: -  Это  так,
будто я не вынюхиваю след, а  вспоминаю  его,  Лорд  Ранд.  Но  я-то  не
вспоминаю. Все это время его пересекают дюжины следов, дюжины и  дюжины,
всевозможные запахи насилия, некоторые совсем свежие, только, как и  все
тут, вроде как размытые. Этим утром, сразу как  мы  оставили  лощину,  я
готов был поручиться, что у моих ног лежат сотни зарезанных,  зарезанных
всего минуты назад, но никаких тел не было, а на траве - никаких следов,
только от наших собственных лошадей. Такого не  могло  случиться,  чтобы
земля не оказалась разворочена и окровавлена,  но  ничего  такого  я  не
видел. И все вот так, милорд. Но я иду по следу. Иду, милорд. Вот только
место тут такое, что у меня нервы натянуты как тетива. Вот в  чем  дело.
Наверное.
   Ранд  глянул  на  Лойала  -  огир  порой  обнаруживал  знание  крайне
необычных вещей, - но вид у того был как у Хурина. Он так же был сбит  с
толку. Ранд придал голосу больше уверенности, чем чувствовал, и сказал:
   - Я знаю: ты делаешь все, что в твоих силах, Хурин. Все мы на нервах.
Просто иди по следу, и мы их найдем.
   - Как скажете. Лорд  Ранд.  -  Хурин  каблуками  послал  свою  лошадь
вперед. - Как скажете.
   Однако к ночи по-прежнему  не  было  никаких  признаков  Приспешников
Темного, а Хурин сказал, что след по-прежнему  слабее.  Нюхач  продолжал
бурчать под нос о "воспоминании".
   Вообще не было никаких признаков тех, за кем они  гнались.  Абсолютно
никаких следов. Ранд не считал себя Таким хорошим следопытом,  как  Уно,
но в Двуречье любой мальчишка должен уметь отыскать пропавшую  овцу  или
выследить себе на обед кролика. Ранд же не видел ничего.  Все  выглядело
так, будто до появления здесь трех всадников ни одно живое  существо  не
нарушало покоя этой равнины. Если Друзья Темного прошли перед  ними,  то
должны же были остаться хоть какие-то следы. Но Хурин продолжал идти  по
следу, который, по его словам, он чуял.
   Когда солнце лизнуло горизонт, маленький отряд разбил свой  лагерь  в
рощице, где деревья были не тронуты  палом.  Поужинали  они  запасом  из
переметных сум. Вяленое мясо и лепешки запивали  вялой  на  вкус  водой;
навряд ли ужин был сытным - всухомятку и далеко не вкусный. Ранд  решил,
что провизии им хватит на неделю. А  потом...  Хурин  жевал  медленно  и
решительно, но Лойал, состроив гримасу,  проглотил  свою  долю  сразу  и
уселся, посасывая трубку и пристроив  свою  большую  дубину  под  рукой.
Костерок, разведенный Рандом,  был  маленьким  и  хорошо  укрытым  среди
деревьев. Не ровен час, Фейн со своими  Друзьями  Темного  и  троллоками
окажется поблизости и заметит огонь, как  бы  там  ни  волновался  Хурин
относительно странно слабого следа.
   А самому Ранду  показалось  странным,  что  он  стал  думать  так:  о
Фейновых Друзьях Темного, Фейновых троллоках.  Фейн  же  просто-напросто
безумец. Тогда почему они его вызволили? Фейн был частью замысла Темного
отыскать Ранда. Возможно, именно потому его и спасли.  Тогда  почему  он
убегает,  вместо  того  чтобы  гнаться  за  мной?  И  что   убило   того
Исчезающего? Что произошло в  той  комнате,  полной  мух?  И  те  глаза,
следившие за мной в Фал Дара? И тот ветер, что поймал меня, будто жука в
сосновую смолу? Нет. Нет, Ба'алзамон должен быть мертв. Айз Седай  этому
не поверили. Морейн этому не поверила, и Амерлин тоже. Обдумывать дальше
Ранд упрямо отказывался. Все, о чем нужно думать сейчас, - о том,  чтобы
найти нужный Мэту кинжал. Найти Фейна - и Рог. Это никогда не  кончится,
ал'Тор.
   Голос походил на слабый ветерок, шепчущий где-то у него в голове, еле
слышный, морозный шорох, пробивающийся в расщелины разума. Ранд едва  не
кинулся искать пустоту, чтобы спрятаться от него, но, вспомнив, что ждет
его там, тут же отказался от своего желания.
   В полутьме сумерек Ранд поупражнялся с  мечом,  проделав  те  приемы,
которым его научил Лан, правда без пустоты. "Рассечение Шелка". "Колибри
Целует Медвяную Розу". "Цапля,  Шагающая  в  Камышах",  для  равновесия.
Всецело отдавшись быстрым, отточенным движениям,  забыв  на  время,  где
находится. Ранд отрабатывал упражнения, пока не  вспотел.  Но  когда  он
закончил тренировку, все вернулось; не изменилось ничто. Погода не  была
холодной, но юноша задрожал и,  завернувшись  в  плащ,  сгорбился  возле
костра. Спутники Ранда уловили  его  настроение  и  вскоре  быстро  и  в
молчании покончили с едой. Никто не  стал  возражать,  когда  он  ногами
накидал  земли  на  последние,  еще  пробивающиеся  сквозь  золу  язычки
пламени.
   Ранд сам встал на первую стражу, шагая  по  опушке  рощицы  с  луком,
иногда проверяя меч в ножнах. Холодная, почти полная луна стояла  высоко
в черноте, и ночь была такая же безмолвная,  как  и  день,  и  такая  же
пустая. Пустая -  подходящее  слово.  Местность  вокруг  была  такой  же
пустой, как пыльный кувшин из-под молока. Почти не верилось, что в целом
мире есть еще кто-то, во всем  этом  мире,  кроме  них  троих,  даже  не
верилось, что где-то есть Друзья Темного - где-то там, впереди.
   Чтобы составить себе компанию, Ранд развернул  плащ  Тома  Меррилина,
положил поверх многоцветных заплат твердые кожаные  футляры  с  арфой  и
флейтой. Достал из футляра украшенную золотом и серебром флейту,  провел
по ней пальцами, вспоминая, чему учил его менестрель, и  взял  несколько
нот "Ветра, Который Качает Иву", тихо-тихо, чтобы не разбудить Хурина  и
Лойала. Даже тихая, печальная мелодия прозвучала чересчур громко в  этом
месте, чересчур реально. Вздохнув, Ранд убрал  флейту  и  вновь  свернул
плащ в узел.
   Долго еще стоял он на страже в эту ночь, оберегая сон  спутников.  Он
не знал, какой был час, когда вдруг заметил поднявшийся  туман.  Стелясь
по земле, наплывал он, плотный и густой, и Хурин с Лойалом  превратились
в смутные горбы холмиков, виднеющиеся из белесых клубов. Выше  от  земли
туман редел, окутывая местность  пеленой,  скрыв  от  взора  все,  кроме
ближайших деревьев. Будто через  влажный  шелк  светила  луна.  Все  что
угодно могло незамеченным подкрасться к лагерю. Ранд взялся за меч.
   - Против меня мечи бесполезны, Льюс Тэрин. Кому, как не  тебе,  знать
об этом.
   Водоворотами взвился у ног Ранда туман, когда он крутанулся на голос,
меч сам оказался в руках, клинок, клейменный цаплей, поднят вверх  перед
собой. Внутри вспух пузырь пустоты; впервые Ранд едва  замечал  нечистый
свет саидин.
   Сквозь туман приближалась призрачная  фигура,  шагавшая  опираясь  на
высокий посох. Позади нее, словно эта  теневая  тень  была  безгранична,
туман потемнел и стал чернее ночи.  По  спине  Ранда  забегали  мурашки.
Фигура подошла ближе, обретя наконец обличье мужчины, одетого в  черное,
в черных  перчатках,  лицо  закрывала  черная  шелковая  маска,  и  тень
надвинулась вместе с ним. Посох тоже был черен, будто обугленное дерево,
но гладок и блестящ, как вода в  лунном  сиянии.  На  мгновение  прорези
маски запламенели, будто за ними были не  глаза,  а  огни,  но  Ранд  не
нуждался в подобной подсказке, чтобы понять, кто это.
   - Ба'алзамон, - прошептал он. - Это - сон. Точно, сон. Я уснул и...
   Смех Ба'алзамона прозвучал ревом открытой топки.
   - Всегда ты стараешься отрицать то, что  есть,  Льюс  Тэрин.  Если  я
протяну руку, то смогу коснуться тебя, Убийца  Родичей.  Я  всегда  могу
коснуться тебя. Всегда и везде.
   - Я не Дракон! Мое имя - Ранд ал'!.. - Ранд изо всех сил сцепил зубы,
обрывая себя.
   - О, мне известно имя, которое ты, Льюс Тэрин, нынче используешь. Мне
известны все имена, что ты носил Эпоху за Эпохой, задолго до  того,  как
ты  стал  Убийцей  Родичей.  -  Голос  Ба'алзамона  начал   усиливаться,
нарастать; иногда пламенники его глаз вспыхивали столь  ярко,  что  Ранд
видел их в  прорезях  шелковой  маски,  видел  их  будто  безграничными,
бездонными океанами огня. - Я  знаю  тебя,  знаю  твое  происхождение  и
родословную, вплоть до первой искры жизни, что некогда была,  до  самого
Изначального Мига. Тебе никогда от меня не скрыться. Никогда! Мы связаны
вместе накрепко, спаяны друг с  другом,  мы  -  как  две  стороны  одной
монеты. Обычный человек может спрятаться в  изгибе  Узора,  но  та'верен
выделяется сразу, будто сигнальный огонь на холме, и ты, ты  выделяешься
так, будто в небе сияют десять тысяч стрел, указуя на тебя! Ты - мой,  и
моя рука всегда достанет тебя!
   - Отец Лжи? -  выдавил  из  себя  Ранд.  Несмотря  на  пустоту,  язык
намертво прикипел к небу. Свет, пожалуйста, пусть это будет  сон.  Мысль
на излете скользнула по границе ничто. Пусть даже это будет один из  тех
снов, что не сон. Не может  же  он  ПО-НАСТОЯЩЕМУ  стоять  передо  мной.
Темный замурован в Шайол Гул, заключен туда Создателем в миг Творения...
Слишком много он знал правды, чтобы убедить себя этими словами. -  Верно
тебя прозвали! Если б ты мог  просто  забрать  меня,  то  чего  медлишь?
Потому что не можешь. Я иду в Свете, и ты не можешь коснуться меня!
   Ба'алзамон оперся на посох и с минуту смотрел на Ранда, потом  шагнул
к Лойалу и Хурину и, стоя над ними, глядел на нюхача и огир.  Безбрежная
тень двинулась вместе с ним. Он не потревожил туман. Ранд  видел  это  -
Ба'алзамон двинулся, посох качнулся вместе с его шагами, но серый  туман
не закружился, не заклубился подле него, как раньше  у  ног  Ранда.  Это
обстоятельство придало Ранду мужества. Скорей всего,  Ба'алзамона  здесь
нет. Наверное, это сон.
   -  Странных  последователей  ты  подбираешь,  -  задумчиво   произнес
Ба'алзамон. - Всегда. Эти двое. Девушка, что  пытается  оберегать  тебя.
Жалкий опекун и слабый. Убийца Родичей. Если она и  проживет  достаточно
долго и разовьет свой дар, она никогда не станет настолько сильна, чтобы
ты за нею спрятался.
   Девушка? Кто? Наверняка это не про Морейн.
   - Не знаю, о чем ты говоришь, Отец Лжи. Ты лжешь, все лжешь,  и  даже
когда говоришь правду, ты извращаешь ее в ложь.
   - Я, Льюс Тэрин? Ты знаешь, что ты такое, кто ты такой.  Я  тебе  уже
говорил. И те женщины из Тар  Валона.  -  Ранд  напрягся,  и  Ба'алзамон
хохотнул - небольшой раскат грома. - Они считают себя в  безопасности  в
своей Белой Башне, но в моих приверженцах числятся и некоторые  из  них.
Айз Седай по имени Морейн рассказала тебе, кто ты такой, разве  не  она?
Она солгала? Или она - одна из моих? В планах Белой Башни тебе уготовано
место гончей на поводке. Неужели я лгу? Солгу ли я, сказав, что ты ищешь
Рог Валир? - Он опять засмеялся; благодаря ли  спокойствию  пустоты  или
нет, но Ранд сдержался и не зажал  руками  уши.  -  Порой  старые  враги
сражаются столь долго, что становятся союзниками и не замечают того. Они
думают, что наносят удар по тебе, но они столь теперь тесно связаны, что
получается так, будто ты сам направляешь удар.
   - Ты меня не направишь, - сказал Ранд. - Я отвергаю тебя.
   - К тебе, Убийца Родичей, протянута  от  меня  тысяча  нитей,  каждая
тоньше шелковой и прочнее стальной. Тысячами струн  связало  нас  Время.
Битва, которую мы вдвоем вели, - ты помнишь из нее хоть эпизод? Есть  ли
у  тебя  хоть  смутное  представление,  что  мы  раньше   сражались,   -
бесчисленные битвы с начала Времени? Я знаю многое, о чем ты не ведаешь!
Скоро этой битве конец. Близится Последняя Битва. Последняя, Льюс Тэрин.
Ты в самом деле считаешь, что сумеешь избежать ее? Ты, жалкий,  дрожащий
червь! Ты станешь служить мне или умрешь! И на сей раз с  твоей  смертью
цикл не начнется заново. Могила - под владычеством  Великого  Повелителя
Тьмы. На сей раз, если ты  умрешь,  ты  будешь  уничтожен  окончательно,
полностью. На сей раз, что бы ты ни делал, Колесо будет сломано, а  этот
мир перекроен по новому лекалу. Служи мне! Служи Шайи'тану, иначе будешь
уничтожен навеки!
   Едва  прозвучало  это  имя,  как  воздух  будто  сгустился.  Мрак  за
Ба'алэамоном набух, поднялся, угрожая поглотить все. Ранд  почувствовал,
как он засасывает его, - тьма холоднее льда и  в  то  же  время  горячее
углей, чернее смерти, затягивала его в свои глубины, затопляя мир.
   Он до боли в костяшках пальцев стиснул рукоять меча.
   - Я отвергаю тебя, и я отвергаю твою силу. Я иду в Свете. Нас  хранит
Свет, и мы защищены ладонью Создателя.
   Ранд заморгал. Ба'алзамон по-прежнему стоял там, а за ним по-прежнему
нависала великая тьма, но  вот  все  остальное  теперь  выглядело  будто
мираж.
   - Хочешь увидеть мое лицо? -  услышал  Ранд  шепот.  Юноша  судорожно
сглотнул:
   - Нет.
   - А стоило бы. - Рука в перчатке начала двигаться к черной маске.
   - Нет!
   Маска упала. Открылось мужское лицо,  страшно  обожженное.  Но  между
пересекавшими  его  красными  трещинами,   окаймленными   черным,   кожа
выглядела здоровой и гладкой. Темные глаза смотрели на  Ранда;  жестокие
губы улыбнулись со вспышкой белых  зубов.  -  Взгляни  на  меня.  Убийца
Родичей, и узри сотую часть своего собственного лица. - На миг  глаза  и
рот распахнулись устьями бесконечных огненных пещер. - Вот что  способна
сделать необузданная Сила даже со мною. Но я врачую  себя,  Льюс  Тэрин.
Мне ведомы пути к куда более могущественной силе. Тебя она  спалит,  как
мотылька, влетевшего в горнило.
   - Я к ней не прикоснусь! - Ранд ощутил окружающую его пустоту, ощутил
саидин. - Ни за что!
   - Себя остановить не сможешь.
   - Отстань - от - МЕНЯ!
   - Сила. - Голос Ба'алзамона стал тихим, вкрадчивым. - Льюс Тэрин,  ты
вновь можешь обрести силу. Сейчас, в это мгновение, ты связан с  нею.  Я
знаю. Я вижу это. Почувствуй ее, Льюс Тэрин. Почувствуй свечение  внутри
себя. Почувствуй силу, что может стать твоею.  Все,  что  тебе  надо,  -
потянуться к ней. Но между нею и тобой - Тень. Безумие и смерть. Тебе не
нужно умирать, Льюс Тэрин, больше не нужно.
   - Нет, - сказал Ранд, но настойчивый голос проникал в него.
   - Я научу тебя управлять этой силой  так,  чтобы  она  не  уничтожила
тебя. Этому среди живых тебя не научит больше никто. Великий  Повелитель
Тьмы сумеет защитить тебя от безумия. Сила будет твоей, и ты будешь жить
вечно. Вечно! Все, что ты должен сделать взамен, -  служить  мне.  Всего
лишь служить. Простые слова: "Я - твой, Великий Повелитель",  -  и  сила
станет твоей. Сила, мощь которой превыше всего, о чем смеют  мечтать  те
женщины из Тар Валона, и жизнь вечная - если ты  принесешь  себя  мне  и
станешь мне служить.
   Ранд облизал губы. Не сойти с ума. Не умирать.
   - Никогда! Я иду в Свете, - хрипло просипел он, - и тебе никогда меня
не коснуться!
   - Не коснуться, Льюс Тэрин? Тебя? Да я могу поглотить тебя!  Пожрать!
Попробуй-ка этого и знай, как знаю я!
   Те темные глаза вновь обернулись огнем и этот рот, а пламя  расцвело,
взметнулось и росло, пока не стало ярче летнего солнца. Оно все росло, и
вдруг меч Ранда  раскалился  добела,  будто  только  что  вытащенный  из
кузнечного горна. Когда рукоять обожгла руки. Ранд закричал и  с  воплем
выронил меч. И туман охватило пламя - устремившийся вперед огонь, огонь,
сжигающий все на своем пути.
   С воплями Ранд принялся хлопать по одежде, от  которой  повалил  дым,
она обугливалась, осыпалась пеплом, а он бил, хлопал по ней чернеющими и
скрючивающимися руками, обнаженная  плоть  трещала  и  отшелушивалась  в
языках пламени. Он вопил. В пустоту  внутри  него  ударила  боль,  и  он
попытался глубже заползти в ничто. Там было свечение, нечистый  свет  за
пределами видимости.  Наполовину  обезумев,  больше  не  соображая,  что
делает. Ранд потянулся к саидин,  стараясь  обернуть  себя  ею,  пытаясь
спрятаться в ней от ожога и боли.
   Столь  же  внезапно,  как  и  возник,  огонь  исчез.  Ранд  поражение
уставился на руку, торчащую из красного рукава  куртки.  На  ткани  даже
одной подпалины не  было.  Мне  все  это  пригрезилось.  Ошеломленно  он
оглянулся вокруг. Ба'алзамон исчез. Во сне зашевелился  Хурин;  нюхач  и
Лойал по-прежнему были двумя холмиками над низко  лежащим  туманом.  Это
лишь мое воображение.
   Не успело облегчение дать  свободно  вздохнуть,  как  в  правую  руку
вцепилась боль, и Ранд повернул ладонь  к  себе.  Наискось  ладони  была
выжжена  цапля.  Цапля  с  рукояти  меча,  воспаленная  и  красная,  так
аккуратно нанесенная, будто выписанная с мастерством художника.
   Нашарив в кармане куртки носовой платок,  юноша  обмотал  его  вокруг
руки. Теперь ожог тупо пульсировал на ладони. Пустота  помогла  бы  -  в
пустоте он знал о боли, но не чувствовал ее, но Ранд выбросил из  головы
эту мысль. Уже дважды неосознанно - и один раз намеренно, о чем  ему  не
забыть, - он пытался направлять Единую Силу, будучи в пустоте. Этим-то и
хотел соблазнить, этим и искушал его Ба'алзамон. Этого и хотят  от  него
Морейн и Престол Амерлин. А он не будет этого делать.

Глава 16
В ЗЕРКАЛЕ МРАКА

   - Напрасно вы так сделали,  Лорд  Ранд,  -  заявил  Хурин,  когда  на
рассвете Ранд разбудил спутников. Солнце еще пряталось за горизонтом, но
света уже хватало, и  все  было  видно.  Туман  растаял,  а  сумрак  еще
держался, рассеиваясь с неохотой. -  Если  вы  измотаете  себя,  милорд,
стараясь сберечь наши силы, то кто доставит нас домой?
   - Мне нужно было подумать, - сказал Ранд. Ничто не  указывало  ни  на
ночной туман, ни на появление Ба'алзамона. Он потрогал обернутый  вокруг
правой руки платок. Вот доказательство, что Ба'алзамон здесь был. Тотчас
Ранду захотелось убраться подальше от  этой  рощицы.  -  Если  мы  хотим
настичь Друзей Темного, то пора уже быть в седле. Давно пора. Перекусить
можно и на скаку.
   Потягивающийся Лойал замер - поднятые руки застыли так высоко, что до
пальцев Хурин мог достать, только встав Ранду на плечи.
   - Твоя рука, Ранд. Что случилось?
   - Я поранился. Ничего страшного.
   - У меня в сумке есть бальзам...
   - Ничего страшного! - Ранд понимал, что говорит резко, даже грубо, но
один взгляд на клеймо - и неминуемы вопросы, отвечать на которые  он  не
хотел. - Время зря уходит. Давайте собираться.
   Он  принялся  седлать  Рыжего,  из-за  больной  руки  неловко.  Хурин
подскочил к собственной лошади.
   - И зачем так обижаться, - пробормотал Лойал.
   Какой-нибудь след, решил Ранд, когда отряд двинулся  дальше,  был  бы
чем-то  настоящим  в  этом  мире.  Слишком   много   тут   ненастоящего,
неестественного. Даже один-единственный отпечаток  копыта  был  желанен.
Должны же Фейн, Друзья Темного и троллоки оставить хоть  какой-то  след!
Ранд сосредоточенно разглядывал почву, пытаясь увидеть  любой  намек  на
то, что здесь прошло другое живое существо.
   Не было ничего - ни перевернутого камешка, ни разбитого комка  земли,
ничего. Раз он оглянулся - просто чтобы убедить себя, что на этой  земле
остаются отпечатки копыт их лошадей; содранный  дерн  и  примятая  трава
четко отмечали пройденный ими путь, однако впереди земля и  трава  ничем
не были потревожены.  Но  Хурин  настаивал,  что  чует  след,  слабый  и
неясный, но по-прежнему ведущий на юг.  Вновь  нюхач  уткнулся  носом  в
след,  будто  гончая,  выслеживающая  оленя,   и   вновь   Лойал   ехал,
погрузившись в свои думы, бормоча что-то под нос  и  поглаживая  лежащий
поперек седла громадный посох.
   Они проскакали не больше часа, как Ранд заметил впереди шпиль. Он был
настолько занят высматриванием следов, что когда он впервые увидел  его,
то суживающийся кверху монолит уже возвышался над деревьями неподалеку.
   - Интересно, что это такое?
   Колонна находилась точно на пути отряда.
   - Не знаю, Ранд, - сказал Лойал.
   - Если это...  Если  бы  это  был  наш  мир,  Лорд  Ранд...  -  Хурин
взволнованно заерзал в седле. - Ну, тот монумент, о котором говорил Лорд
Ингтар, - в честь победы Артура Ястребиное Крыло над троллоками,  -  тот
огромный шпиль. Но его же снесли тысячу лет назад. Ничего  не  осталось,
кроме большого кургана, навроде  холма.  Я  видел  его,  когда  ездил  в
Кайриэн по поручению Лорда Агельмара.
   - По словам Ингтара, - заметил Лойал, - до него еще  три  или  четыре
дня пути. Если здесь он вообще существует. Не знаю, почему здесь  должно
быть так. По-моему, тут вообще никаких людей нет.
   Нюхач опять уставился в землю.
   - Но вот же он. Строитель. Или его нет? Нет людей, но вот он  впереди
нас. Может, нам лучше держаться от него подальше, милорд Ранд? Не говоря
уж о том, что это такое, мало ли кто тут есть, в таком-то месте.
   Раздумывая, Ранд побарабанил пальцами по высокой передней луке.
   - Мы будем держаться вплотную к следу, как  можно  ближе,  -  наконец
сказал он. - Похоже, к Фейну мы пока не подобрались, и  мне  не  хочется
терять время, терять просто  так.  Если  заметим  людей  или  что-нибудь
необычное, мы объедем кругом, пока вновь не выйдем на след.  Но  до  тех
пор будем держаться следа.
   - Как скажете, милорд. - Ответ нюхача прозвучал как-то странно, и  он
искоса бросил на Ранда быстрый взгляд. - Как скажете.
   Ранд на миг нахмурился, потом сообразил, и пришел черед вздыхать ему.
Лорды ничего не объясняют тем, кто следует  за  ними,  а  только  другим
лордам. Проклятье, я ведь не просил его  принимать  меня  за  лорда.  Но
он-то принял, будто ответил внутренний голос, а ты с этим согласился. Ты
сделал выбор; теперь долг - твой.
   - Бери след, Хурин, - сказал Ранд.
   Блеснув облегченной ухмылкой, нюхач каблуками послал лошадь вперед.
   Они скакали дальше, а слабое солнце взбиралось по небу, и, когда  оно
оказалось над головой,  всадники  были  где-то  в  миле  от  шпиля.  Они
достигли одного из потоков, в овражке глубиной в шаг,  и  деревья  здесь
были редки. Ранд разглядел  возвышавшийся  впереди  курган,  похожий  на
круглый холм с приплюснутой верхушкой. Сам  серый  шпиль  возносился  по
меньшей мере на сотню  спанов,  и  теперь  юноша  сумел  различить,  что
навершие шпиля вырезано в виде птицы с простертыми крыльями.
   - Ястреб, - сказал Ранд. -  Это  действительно  монумент  Ястребиного
Крыла. Должно быть, он. Здесь были люди, неважно, есть  они  тут  сейчас
или нет. Просто в этом мире они возвели его в другом месте и никогда  не
сносили. Только подумай, Хурин!  Когда  мы  вернемся,  ты  сможешь  всем
рассказать, как на самом деле выглядит этот памятник.  Во  всем  мире  -
лишь мы трое, видевшие его.
   Хурин кивнул:
   - Да, милорд. Мои дети обрадуются такому рассказу, о том, что их отец
видел стелу Ястребиного Крыла.
   - Ранд, - встревоженно начал Лойал.
   - Можем проскакать до него галопом,  -  предложил  Ранд.  -  Давайте.
Галоп тут в самый раз. Место, может, и мертвое, но мы-то живые.
   - Ранд, - сказал Лойал, - по-моему, это не... Не став  слушать,  Ранд
ударил ногами Рыжего по бокам, и жеребец рванулся вперед. В два шага  он
с плеском пересек мелкую  ленту  воды,  затем  вскарабкался  на  дальний
откос. Сразу за ним гнал свою лошадь  Хурин.  Ранд  слышал,  как  позади
окликает их Лойал, но засмеялся, взмахнул рукой, приглашая за  собой,  и
помчался во весь  опор.  Если  все  время  смотреть  в  одну  точку,  то
местность вокруг не так сильно скользила и дергалась, да  и  чувствовать
ветер на лице было приятно.
   Курган занимал добрых два гайда, но поросший травой  склон  повышался
полого. Серый шпиль вонзился в небо, квадратный и широкий,  и,  несмотря
на свою высоту, выглядел массивным, почти приземистым. Смех Ранда замер,
и, помрачнев лицом, юноша натянул поводья.
   - Это монумент Ястребиного Крыла, Лорд Ранд? -  обеспокоенно  спросил
Хурин. - Как-то он выглядит не так.
   Ранд узнал грубые, угловатые  значки,  покрывавшие  переднюю  сторону
монумента, и он узнал  некоторые  символы,  высеченные  во  всю  ширину,
высеченные в рост человека.
   Рогатый череп Да'волов. Троллоки! Железный кулак Дей'монов.  Трезубец
Ка'болов и вихрь Иф'фритов. Был здесь и ястреб, вырезанный в самом низу,
у основания. Раскинув  крылья  в  десяток  шагов,  он  лежал  на  спине,
пронзенный стрелой-молнией, и вороны клевали ему глаза. Громадные крылья
на верхушке шпиля  будто  заслонили  солнце.  Ранд  услышал,  как  сзади
галопом подскакал Лойал.
   - Я пытался сказать тебе. Ранд, - произнес Лойал.  -  Это  ворон,  не
ястреб. Я его ясно разглядел.
   Хурин развернул лошадь, отказываясь  теперь  даже  смотреть  на  этот
шпиль.
   - Но как? - сказал Ранд.  -  Артур  Ястребиное  Крыло  одержал  здесь
победу над троллоками. Так говорил Ингтар.
   - Не здесь, - медленно произнес Лойал. - Явно не здесь. "От  Камня  к
Камню бегут линии "если", между мирами, что могут быть". Я размышлял над
этим и, полагаю, знаю, что это за  "миры,  что  могут  быть".  Наверное,
знаю. Миры,  которыми  наш  мир  мог  бы  быть,  если  какие-то  события
произошли бы по-иному.  Может,  поэтому  все  так...  размыто  выглядит.
Потому что это - "если", "может быть". Только тень  настоящего  мира.  В
этом мире, я думаю, победили троллоки. Наверное,  потому-то  мы  тут  не
видели ни людей, ни деревень.
   У Ранда по спине пробежал холодок. Там, где побеждают  троллоки,  они
не оставляют в живых людей, разве только чтобы потом  съесть.  Если  они
победили во всем мире...
   - Если б победили троллоки, они бы тут кишмя кишели. Мы бы  их  здесь
видели тысячи. Мы бы еще вчера были мертвы.
   - Не знаю. Ранд. Возможно, убив всех людей, они перебили друг  друга.
Троллоки живут, чтобы убивать. Это все, что они делают; это все, что они
есть. Я просто не знаю.
   - Лорд Ранд, - вдруг сказал Хурин, - что-то там движется.
   Ранд рывком развернул лошадь, готовый увидеть атакующих троллоков, но
Хурин указывал туда, откуда они пришли, и там ничего не было.
   - Что ты видел, Хурин? Где? Нюхач уронил руку.
   - Прямо на краю той купы деревьев, где-то в миле. Мне показалось, это
была... женщина... и  что-то  еще,  чего  я  не  разобрал,  но...  -  Он
вздрогнул. - Так сложно тут что-то различить, если это не  под  носом  у
тебя. А-ах, от этого места меня  наизнанку  выворачивает.  Или  мне  уже
невесть что мерещится, милорд. Тут всякое странное  мерещится.  -  Плечи
Хурина горбились, словно от того ощущения, что шпиль давит на него. - Не
сомневайтесь, то просто ветер, милорд.
   Лойал заметил:
   - Боюсь, осталось еще кое-что обсудить. -  Голос  у  него  опять  был
тревожный. Он указал на юг: - Что ты там видишь?
   Ранд прищурился - далеко отстоящие предметы все равно будто скользили
к нему.
   - Ну, местность, похожая на ту, которую мы пересекали. Деревья. Потом
какие-то холмы, горы. Больше ничего. А что, по-твоему, я должен увидеть?
   - Горы, - вздохнул Лойал. Кисточки на ушах поникли, а кончики  бровей
опустились к щекам. - Ранд,  это  должен  быть  Кинжал  Убийцы  Родичей.
Другими горами они быть не могут, иначе этот мир  совершенно  отличается
от нашего. Но Кинжал Убийцы Родичей лежит более чем в сотне лиг к югу от
Эринин. Намного дальше. В этом-месте трудно судить о расстояниях,  но...
Я считаю, до темноты мы  к  горам  доберемся.  -  Большего  говорить  не
требовалось. Сотню лиг им не покрыть меньше чем за три дня.
   Не подумав. Ранд пробормотал:
   - Может, это похоже на Пути.
   Он услышал стон Хурина и немедленно раскаялся, что не удержал язык на
привязи и ляпнул первое, что пришло в голову.
   Приятной и радостной мысль о Путях не была. Входишь в Путевые  Врата,
- а их можно обнаружить лишь рядом с огирским стеддингом или в  огирской
рощице, - входишь и идешь день, а потом  выйдешь  через  другие  Путевые
Врата в сотне лиг от того места, откуда отправился. Ныне эти Пути  стали
омрачены и осквернены, а путешествовать по ним означало рисковать жизнью
или рассудком. Даже Исчезающие страшились путешествовать по Путям.
   - Если так. Ранд, - медленно произнес Лойал, - тогда любая оплошность
тут убьет нас, как и там? И есть  ли  тут  твари,  которых  мы  пока  не
видели, но которые способны на худшее, чем убить нас?
   Хурин опять застонал.
   Тут они уже пили воду, разъезжали верхом - без оглядки на суть  мира,
где они очутились. В Путях беспечность  убила  бы  быстро.  Ранд  тяжело
сглотнул, надеясь, что желудок уляжется на место.
   - Слишком поздно тревожиться о том, что уже в прошлом, - сказал он. -
Но теперь мы будем осторожны на каждом шагу. - Он  взглянул  на  Хурина.
Нюхач вжал голову в плечи, а глаза бегали по сторонам, словно он  гадал,
что и откуда на него кинется. Этот человек выслеживал убийц, но к такому
обороту дел он вовсе не был готов. - Очнись, Хурин, возьми себя в  руки.
Мы еще не мертвы, и до этого очень далеко. Просто теперь мы должны  быть
осторожнее. Вот и все.
   В этот миг они услышали пронзительный крик, далекий и потому тонкий.
   - Женщина! - воскликнул Хурин. Даже такая малость обыкновенного,  как
казалось, немного оживила его. - Я же знал, что я видел...
   Еще один крик, еще отчаяннее первого.
   - Дело плохо, видно, ей не убежать, - заметил Ранд. - Она  к  югу  от
нас. - Он погнал Рыжего, и тот в два шага перешел на рысь.
   - Будь осторожнее, ты сам говорил! - выкрикнул  ему  вслед  Лойал.  -
Света ради, не забывай. Ранд! Будь осторожен!
   Ранд пригнулся к шее Рыжего, позволив жеребцу мчаться свободно. Крики
становились ближе. Легко говорить - быть осторожным, но в голосе женщины
явственно звучал ужас. Похоже, у нее нет времени, чтобы он осторожничал.
На берегу протоки, текущей в овражке куда глубже и круче  многих,  юноша
потянул поводья. Рыжий съехал вниз в  потоке  камешков  и  земли.  Крики
раздавались... Вот оттуда!
   С одного взгляда Ранд охватил всю картину целиком.  В  ручье,  шагах,
наверное, в двухстах, рядом со своей лошадью, стояла спиною  к  дальнему
берегу женщина. Обломком сука она отбивалась от рычащего... чего-то.  На
мгновение ошеломленный. Ранд сглотнул. Так могла  бы  выглядеть  лягушка
размером с медведя или если  бы  у  медведя  вдруг  оказалась  лягушачья
серо-зеленая кожа. У очень крупного медведя.
   Не дав  себе  задуматься  об  этой  твари,  Ранд  спрыгнул  с  седла,
сдергивая с плеча лук. Начни он подъезжать ближе - окажется уже  поздно.
Женщина едва сдерживала натиск... твари... не подпуская  ее  к  себе  на
длину сука. Расстояние между Рандом  и  бестией  было  приличное  -  ему
приходилось щуриться, чтобы разглядеть женщину, - но мишень из  себя  та
представляла немаленькую. Натягивать тетиву с  перевязанной  рукой  было
неудобно, но стрелу он выпустил, едва ноги коснулись земли.
   Древко погрузилось в кожистую шкуру на половину своей длины, и  тварь
резво развернулась к Ранду. Как ни далека она  была,  Ранд  отступил  на
шаг. Такого громадного клина головы он никогда вообразить не мог  ни  на
одном живом  существе,  как  и  этого  рогового  клюва-пасти,  загнутого
крючком и предназначенного рвать мясо. У этого существа было три  глаза,
маленьких и свирепых, окруженных  с  виду  жесткими  кольцами-складками.
Подобрав  лапы,  тварь  громадными  прыжками,  громко  плюхая  по  воде,
запрыгала по ручью  к  Ранду.  Глазам  казалось,  что  некоторые  прыжки
покрывают вдвое большее расстояние, чем другие, хотя он был уверен,  что
все они одинаковы.
   - В глаз! - крикнула женщина. Голос у нее был на  удивление  спокоен,
по сравнению с полными  отчаяния  криками.  -  Чтобы  убить  его,  нужно
попасть в глаз.
   Ранд подтянул  оперение  второй  стрелы  к  уху.  Нехотя  он  поискал
пустоту; ему очень не хотелось, но такому приему его научил Там,  и  без
нее. Ранд знал, никогда не сделать точного выстрела. Мой  отец,  подумал
он с горьким чувством утраты, и ничто наполнило его.  Там  был  дрожащий
свет саидин, но он отсек его.  Он  был  един  с  луком,  со  стрелой,  с
чудовищным монстром, скачущим к нему. Един с тем крохотным глазом.  Ранд
даже не почувствовал, как с тетивы слетела стрела.
   Тварь взмыла в очередном прыжке, и в самой высокой его  точке  стрела
ударила ее в центральный глаз. Тварь  приземлилась,  взметнув  громадный
фонтан воды и грязи.  От  нее  пошли  волны,  но  серо-зеленая  туша  не
пошевелилась.
   - Отличный выстрел, и смелый, - воскликнула женщина. Она  уже  верхом
на лошади направлялась к юноше. Ранд смутно удивился тому,  что  она  не
бросилась наутек, едва  тварь  отвлеклась  от  нее.  Она  проехала  мимо
громадной туши, все еще окруженной рябью агонии, даже не взглянув  вниз,
послала лошадь вверх по береговому откосу и спешилась. - Не многие воины
выстоят перед атакой гролма, милорд.
   Женщина была во всем белом: белое платье с разрезом для верховой езды
подпоясано серебром, и сапожки, виднеющиеся из-под подола, тоже отделаны
серебром. Даже белое седло инкрустировано серебром. Белоснежная  кобыла,
с выгнутой дугой шеей и грациозным шагом,  ростом  не  уступала  Рандову
жеребцу. Но взгляд юноши сразу же привлекла сама женщина - как он решил,
одних лет с Найнив. Она была высока, вообще-то говоря:  на  ладонь  выше
Ранда и почти вровень смотрела ему в глаза. И к тому же она была красива
- кожа цвета бледной кости резко контрастировала с длинными темными  как
ночь волосами и черными глазами. Ранд встречал красивых  женщин.  Морейн
была красивой, пусть и холодно-отстраненной, и  Найнив  тоже,  когда  ее
нрав не брал над нею верх. Эгвейн, и Илэйн, Дочь-Наследница Андора.  При
виде любой из них у мужчины перехватило бы дыхание.  Но  эта  женщина...
Язык у Ранда присох к небу; он почувствовал, как  вновь  начало  стучать
сердце.
   - Ваши слуги, милорд?
   Вздрогнув, Ранд оглянулся. К  ним  подъехали  Хурин  и  Лойал.  Хурин
глядел на незнакомку так же, как - он знал - смотрел и он  сам,  и  даже
огир казался зачарованным.
   - Мои друзья, - сказал он. - Лойал и Хурин.  Меня  зовут  Ранд.  Ранд
ал'Тор.
   - Никогда не задумывался над этим, - вдруг заявил Лойал, тоном, будто
разговаривал сам с собой, - но  если  существует  воплощенная  в  ком-то
совершенная человеческая красота, тогда вы...
   - Лойал! - воскликнул Ранд. Уши огир замерли торчком  от  смущения  и
замешательства. У самого Ранда уши были алыми; слова  Лойала  прозвучали
слишком близко к его собственным мыслям.
   Женщина мелодично рассмеялась, но в следующее мгновение она вся стала
царственно церемонной, как королева на троне.
   - Я зовусь Селин, - сказала она. - Вы рисковали своей жизнью и спасли
мою. Я - ваша. Лорд Ранд ал'Тор. И, к ужасу Ранда, она опустилась  перед
ним на колени. Не глядя ни на  Хурина,  ни  на  Лойала,  юноша  поспешно
схватил женщину под руки и поставил на ноги.
   - Мужчина, который не готов умереть ради того, чтобы спасти  женщину,
- не мужчина. - И тут  же  постыдным  образом  покраснел.  Так  говорили
шайнарцы, и он понимал, что слова эти звучат  напыщенно,  понял  еще  до
того, как они слетели у него с губ, но манеры женщины передались ему,  и
Ранд не сумел остановить себя. - Я имею в виду... Это...  то  есть...  -
Дурень, ты что, хочешь сказать  женщине,  что  спасти  ей  жизнь  -  это
ничего, пустяк? - Это была честь для меня.
   Это прозвучало неопределенно по-шайнарски и церемонно. Ранд надеялся,
что это сработает. В голове у него было пусто, ни одной мысли, будто  он
по-прежнему еще пребывал в пустоте.
   Внезапно Ранд заметил, что ее взор прикован к  нему.  Выражение  лица
Селин  не  изменилось,  но  от  устремленных  на  него  темных  глаз  он
почувствовал себя будто голым. Непрошеной мелькнула  мысль  о  том,  как
выглядит Селин без одежды. Он опять густо покраснел.
   - А-ах! Ах, откуда вы, Селин? С тех пор как мы здесь, мы не видели ни
одного человеческого существа. Где-то рядом ваш город?
   Она задумчиво взглянула на него, и он  отступил  на  шаг.  Ее  взгляд
заставил его подумать, как близко к ней он стоял.
   - Я не из этого мира, милорд, - сказала Селин. - Здесь людей нет.  Ни
одного живого существа, кроме гролмов и кое-каких других схожих  с  ними
созданий. Я из Кайриэна. А что до того, как я очутилась здесь,  то  я  в
точности не знаю. Я выехала покататься, потом остановилась вздремнуть, а
когда проснулась, то моя лошадь и  я  были  тут.  Могу  лишь  надеяться,
милорд, что вы вновь спасете меня и поможете добраться до дома.
   - Селин, я не... это, пожалуйста, зовите  меня  Ранд.  -  Опять  ушам
стало жарко. Свет, ничего же плохого не будет, если она считает, будто я
- лорд. Чтоб я сгорел. никому же ничего плохого не будет.
   - Если вы так  просите...  Ранд.  -  От  ее  улыбки  у  него  дыхание
перехватило. - Вы мне поможете?
   - Конечно, помогу. - Чтоб я сгорел, но она - красавица.. И смотрит на
меня, будто я герои из сказания. Он помотал головой, стараясь отделаться
от всяких глупостей. - Но сначала мы должны  найти  тех  людей,  которых
преследуем. Я постараюсь, чтобы вы были вне опасности, но мы обязаны  их
найти. Идти с нами все равно лучше, чем оставаться здесь одной.
   Какое-то время она молчала, лицо спокойное и безмятежное; Ранд вообще
не мог сказать, о чем она думает,  кроме  того,  что  она,  по-видимому,
рассматривает его как-то по-новому.
   - Человек долга, - наконец промолвила она. Легкая улыбка коснулась ее
губ. - Мне это нравится. Да, а кто эти злодеи, которых вы преследуете?
   - Приспешники Темного и троллоки, миледи, - вмешался в беседу  Хурин.
Сидя в седле, он неловко поклонился. женщине. - В крепости Фал Дара  они
совершили убийство и похитили  Рог  Валир,  миледи,  но  Лорд  Ранд  его
вернет.
   Ранд удрученно посмотрел на нюхача; в ответ  Хурин  слабо  улыбнулся.
Вот и  храни  тайны.  Здесь  это  не  играло  роли,  подумал  он,  но  с
возвращением в их мир...
   - Селин, вы никому не должны говорить про Рог. Если о  нем  прознают,
за нами по пятам окажется сотня желающих заполучить Рог себе.
   - Нет, этого никогда не будет, - заявила Селин, - чтобы он попал не в
те руки. Рог Валир. Как часто я грезила  о  том,  чтобы  прикоснуться  к
нему, подержать в руках!  Обещайте  мне:  когда  Рог  будет  у  вас,  вы
позволите мне потрогать его.
   - Прежде нужно отыскать его. Лучше нам  отправиться  дальше.  -  Ранд
предложил Селин руку, чтобы помочь ей сесть в седло; Хурин слез со своей
лошади и подержал ее стремя. - Чем бы ни была та тварь, что  я  убил,  -
гролм, да? - здесь вокруг их может быть еще больше.
   Рука ее оказалась твердой и уверенной - в  пальцах  чувствовалась  на
удивление большая сила, - а кожа Селин была... Как шелк. Еще мягче,  еще
нежнее. Ранд затрепетал.
   - Наверняка есть, -  заметила  Селин.  Высокая  белая  кобыла  игриво
скакнула и оскалилась на  Рыжего,  но  прикосновение  Селин  к  поводьям
успокоило ее.
   Ранд перекинул лук за спину и взобрался на  Рыжего.  Свет,  как  кожа
может быть такой мягкой?
   - Хурин, где след? Хурин? Хурин!
   Нюхач вздрогнул и перестал таращиться на Селин.
   - Да, Лорд Ранд. Ах... след. На юг,  милорд.  По-прежнему  на  юг.  -
Тогда вперед. - Ранд  бросил  беспокойный  взгляд  на  лежащую  в  ручье
серо-зеленую тушу гролма. Лучше считать, что в этом мире из живых тварей
есть только такие. - Бери след, Хурин.
   Вначале Селин скакала рядом с  Рандом,  разговаривав  о  том  о  сем,
задавая вопросы и  продолжая  звать  его  лордом.  С  полдюжины  раз  он
порывался сказать ей, что он не лорд, а простой пастух,  и  всякий  раз,
взглянув на нее, не мог произнести этих слов. Такая леди,  как  она,  не
стала бы вот так разговаривать с пастухом - Ранд был в  этом  уверен,  -
пусть даже этот пастух и спас ей жизнь.
   - Когда найдете Рог, вы станете великим  человеком,  -  говорила  ему
Селин. - Человеком из легенды. Человек, который  протрубит  в  Рог,  сам
сотворит о себе легенды.
   - Не хочу я трубить в него, и не хочу я быть частью легенды. - Он  не
знал, пользуется ли она духами,  но  от  нее  словно  исходило  какое-то
благоухание, нечто такое, от чего голова у него была  полна  только  ею.
Пряные ароматы, острые и душистые, щекотали ноздри, заставляли то и дело
сглатывать.
   - Каждый человек хочет быть великим. Вы станете  величайшим  из  всех
людей во всех Эпохах.
   Это звучало слишком похоже  на  сказанное  Морейн.  Наверняка  Дракон
Возрожденный выделится среди всех и вся в Эпохах.
   - Только не я, - с горячностью возразил он. - Я только... - мелькнула
мысль о презрении к нему Селин, если он расскажет  ей,  что  он  простой
пастух, когда позволил ей считать себя лордом. Поэтому Ранд передумал  и
сказал совсем не то, что собирался: - ...только пытаюсь его отыскать.  И
помочь другу.
   Она помолчала недолго, потом сказала:
   - Вы руку поранили.
   - Ничего страшного. - Ранд начал было засовывать обожженную  руку  за
отворот куртки - ладонь пульсировала  болью  от  поводьев,  -  но  Селин
потянулась и взяла его руку в свою.
   Он  так  удивился,  что  не  сопротивлялся,  а  потом  стало  поздно,
оставалось лишь грубо вырвать руку или позволить  ей  размотать  платок.
Прикосновение Селин  было  прохладным  и  уверенным.  На  воспаленной  и
отекшей ладони по-прежнему выделялась цапля - ясно и отчетливо.
   Селин  коснулась  ожога  пальцем,  но  ничего  не  сказала,  даже  не
спросила, откуда он взялся.
   - Если о нем не позаботиться, у вас рука  одеревенеет.  У  меня  есть
мазь, она поможет.  -  Из  внутреннего  кармана  она  достала  маленький
каменный фиал, откупорила его и, даже не  замедляя  бега  своей  кобылы,
стала нежными движениями втирать в ожог белый бальзам.
   Холодная вначале мазь словно втаяла в плоть, оставив ощущение  тепла.
И подействовала она не хуже, чем порой снадобья Найнив.  Ранд  изумленно
глядел, как  под  поглаживаниями  Селин  краснота  исчезает,  а  опухоль
спадает.
   - Некоторые мужчины, - сказала она, не поднимая взгляда от его  руки,
- сами делают выбор в пользу величия, в  то  время  как  других  к  нему
принуждают. Всегда лучше выбирать самому, чем по  принуждению.  Человек,
которого к чему-то принуждают, никогда не будет до конца хозяином самому
себе. Ему приходится действовать по воле тех,  кто  его  принуждает,  он
танцует по желанию тех, кто дергает за ниточки.
   Ранд высвободил руку. Почти заживший ожог выглядел так, будто ему уже
неделя, а то и больше.
   - Это вы о чем? - спросил Ранд требовательно. Селин улыбнулась ему, и
он устыдился за свою вспышку.
   - Как о чем, о Роге, разумеется, - невозмутимо ответила  она,  убирая
свою мазь. Ее кобыла, что скакала рядом с Рыжим, была высокой,  и  глаза
Селин были лишь чуть ниже Рандовых. - Если вы отыщете Рог Валир,  нельзя
будет избежать величия. Но вот принудят ли  вас  к  нему,  или  вы  сами
примете его? Вот в чем вопрос.
   Ранд пару раз сжал пальцы в кулак. Очень  уж  похоже  на  Морейн  она
говорила.
   - Вы - Айз Седай?
   Селин вздернула брови, сверкнула на него темными  глазами,  но  голос
оставался негромок и спокоен:
   - Айз Седай? Я? Нет.
   - Я не хотел вас обидеть. Извините.
   - Обидеть? Я не обиделась, но я не Айз Седай. - Губы ее скривились  в
усмешке; но  и  это  было  прекрасно.  -  Они  боязливо  оберегают  свою
безопасность, а могли бы свершить столь многое. Они служат, а  могли  бы
править, позволяют людям сражаться в войнах, когда способны  принести  в
мир порядок. Нет, никогда не зовите меня Айз Седай.
   Она улыбнулась и положила ладонь на руку Ранда, показывая, что она не
сердится, - от ее прикосновения захватило дух, -  но  ему  стало  легче,
когда она отстала, и вскоре кобыла ее  скакала  подле  громадной  лошади
Лойала. Хурин, будто старый слуга семьи, качнул в сторону Селин головой.
   Ранду стало легче на душе, но ему и не хватало ее рядом.  Селин  была
всего лишь в двух спанах от него - он повернулся в седле и посмотрел  на
женщину, скачущую сбоку от Лойала; огир, разговаривая  с  нею,  сложился
чуть ли не вдвое в седле - но это совсем не то же  самое,  если  бы  она
находилась рядом с ним, так близко, чтобы вдыхать  ее  пьянящий  аромат,
так  близко,  чтобы  можно  было  коснуться  ее.  Ранд  сердито   уселся
поудобней. Не то чтобы ему хотелось именно коснуться ее  -  он  напомнил
себе, что любит Эгвейн; причем почувствовал себя виноватым  оттого,  что
пришлось напомнить, - но Селин была красива, и  считала  его  лордом,  и
говорила, что он может быть великим человеком. В мыслях  он  раздраженно
спорил с собой.  Морейн  тоже  говорит,  что  ты  можешь  быть  великим;
Возрожденный Дракон. Селин не Айз Седай. Все верно,  она  -  кайриэнская
аристократка, а ты - овечий пастух. Что ей, кстати, неизвестно.  Сколько
ты еще будешь скрывать от  нее  правду?  Только  пока  мы  не  выберемся
отсюда. Если выберемся. Если. На этой ноте его раздумья канули в  пучину
угрюмого молчания.
   Ранд старался продолжать наблюдение за  местностью,  по  которой  они
двигались. Раз Селин сказала, что здесь водится еще больше тех тварей...
тех гролмов, то он ей верит, а Хурин чересчур внимательно вынюхивал след
и ничего вокруг не замечал; Лойал же совсем увлекся беседой с Селин и не
глядел по сторонам и ничего не заметит, пока его не цапнут за пятку.  Но
наблюдать  было  очень  тяжело.  От  слишком  быстрого  поворота  головы
слезились глаза; холм или купа деревьев отстояли на милю под одним углом
зрения, а под другим - оказывались всего в нескольких сотнях  спанов.  В
одном он был уверен - горы становились все ближе. Кинжал Убийцы  Родичей
теперь очертился  на  фоне  неба:  острозубая  пила  пиков  со  снежными
шапками.   Местность   вокруг   поднялась   предгорьями,    возвещавшими
приближение хребта. Еще до темноты отряд доберется до самых гор,  может,
через час или около того. Больше сотни лиг - менее чем за три дня.  Хуже
не придумаешь. В настоящем мире мы большую часть дня провели  к  югу  от
Эринин. Сотня лиг с лишком - меньше чем за два дня, здесь.
   - Она говорит, ты был прав насчет этого места. Ранд. Вздрогнув,  Ранд
сообразил, что рядом с ним скачет Лойал. Юноша поискал взглядом Селин  и
обнаружил ее возле Хурина; нюхач ухмылялся, кивал головой и чуть  ли  не
бил себя кулаком по лбу при каждом ее слове. Ранд покосился на огир.
   - Удивлен, что ты  отпустил  ее  от  себя,  вы  так  увлеклись  своей
беседой. В чем это я был прав?
   - Она очаровательная женщина, согласен? Немногие из  Старейшин  знают
из истории столько же, сколько она, - особенно про  Эпоху  Легенд,  -  и
об... о-о, да. Она говорит, ты был прав,  говоря  про  Пути,  Ранд.  Айз
Седай,  некоторые  из  них,  изучали  миры  наподобие   этого   и   свои
исследования положили в  основу  того,  как  они  выращивали  Пути.  Она
говорит, есть миры, где время меняется быстрее, чем расстояние.  Проведи
день в одном из них, и, вернувшись назад, обнаружишь,  что  в  настоящем
мире прошел год или двадцать. Или наоборот. Эти миры  -  этот  вот,  все
прочие, - отражения истинного  мира,  так  она  говорит.  Нам  этот  мир
кажется бледным, потому что он - слабое отражение, мир, у которого малая
возможность когда-либо быть. Другие - почти похожи на наш. Они такие  же
цельные и прочные, как и наш мир, и там есть люди.  Те  же  самые  люди,
говорит она.
   Ранд, представь себе! Можешь попасть в один из них и встретить самого
себя. Как она говорит, у Узора бесконечное число изменений, вариаций,  и
каждая разновидность, которая может существовать, будет существовать.
   Ранд покачал головой, тут же пожалев об  этом:  ландшафт  заколыхался
туда-сюда, а желудок рванулся было кверху. Он сделал глубокий вдох.
   - Откуда она столько всего знает? Ты знаешь многое  о  многом,  я  не
встречал никого, знающего столько же, сколько и ты,  Лойал,  а  то,  что
тебе известно об этом мире, - не более чем слухи.
   - Она - кайриэнка, Ранд. Королевская Библиотека в Кайриэне - одна  из
величайших в мире, вероятно, самая большая, не считая  той,  что  в  Тар
Валоне. Знаешь, Айил намеренно пощадили ее, когда сожгли Кайриэн. Они не
уничтожают книги. Ты не знаешь, что они...
   - Мне нет дела до айильцев, - раздраженно сказал Ранд. -  Если  Селин
столько известно, надеюсь, она прочитала, как нас вытащить отсюда. Хотел
бы я, чтоб Селин...
   - Хотели бы, чтобы Селин что? - рассмеялась подъехавшая  к  Лойалу  и
Ранду женщина.
   Ранд уставился на нее, будто она пропадала где-то не один  и  не  два
месяца, - такое у него было чувство.
   - Хотел бы, чтоб Селин скакала рядом со мной еще  немного,  -  сказал
он. Лойал хихикнул, и Ранд почувствовал, как щекам стало горячо.
   Селин улыбнулась и посмотрела на Лойала.
   - Извините нас, алантин.
   Огир поклонился в седле, придержал свою большую лошадь  и  отстал,  и
кисточки на ушах у него жалобно поникли.
   Какое-то время Ранд молчал, наслаждаясь тем, что Селин - рядом. То  и
дело он ,косился на нее. Хотел  бы  он  разобраться  в  своих  ощущениях
относительно ее честности. Не могла  ли  она  быть  Айз  Седай,  как  ни
отрицала того? Кто-то, кого послала Морейн, чтобы  подталкивать  его  на
тот путь, который назначен ему в  планах  Айз  Седай?  Морейн  не  могла
знать, что его перенесет в этот странный мир, и ни  одна  Айз  Седай  не
стала бы отгонять ту бестию палкой, вместо  того  чтобы  обратить  ее  в
бегство или убить одним ударом с помощью Силы. Ладно. Раз она  принимает
его за лорда и никому в Кайриэне не известно,  где  это  не  так,  пусть
тогда она так и думает. И уж точно она - самая красивая  женщина,  какую
он в жизни видел, умная и много знающая, и она думает,  что  он  смелый;
чего большего мужчине требовать от жены? Это тоже безумие. Я  женюсь  на
Эгвейн, если на ком-нибудь вообще женюсь, но я не могу  просить  женщину
выйти замуж за человека, который сойдет с ума, может, даже  причинит  ей
вред. Но Селин была такой красивой...
   Ранд заметил, как  она  рассматривает  его  меч.  Он  начал  готовить
мысленно слова. Нет, он не мастер клинка, но  меч  дал  ему  отец.  Тэм,
Свет, ну почему тебе на самом деле не быть моим  отцом?  Он  безжалостно
загнал эту мысль подальше.
   - Тот выстрел был великолепен, - сказала Селин.
   - Нет, я не... - начал Ранд, потом осекся и заморгал. - Выстрел?
   - Да. Крошечная цель - этот глаз - движущаяся, и в сотне шагов. У вас
удивительно уверенная рука в обращении с луком.
   Ранд смутился:
   - Э-э... спасибо. Этому приему меня обучил отец. - Он рассказал Селин
о пустоте, о том, как учил его Тэм применять ее при стрельбе из лука. Он
даже поймал себя на том,  что  рассказывает  ей  о  Лане  и  его  уроках
фехтования.
   - Единение, - сказала Селин с видимым удовлетворением.  Она  заметила
вопросительный взгляд Ранда и добавила: - Так это  называют...  кое-где.
Единение. Чтобы  научиться  всесторонне  им  пользоваться,  лучше  всего
постоянно обертывать пустоту вокруг себя, жить в ней все  время.  Так  я
слышала.
   Для ответа Ранду даже  думать  не  надо  было  -  помня  о  том,  что
поджидает, затаившись, в пустоте, но он сказал лишь:
   - Я подумаю.
   - Постоянно пусть пустота будет с вами. Ранд ал'Тор, и  вы  научитесь
применять ее ко многому, так, как даже не подозревали.
   - Я сказал, что подумаю. - Она вновь открыла рот, но он опередил  ее:
- Вы знаете обо всем этом. О пустоте - о Единении, как вы ее назвали. Об
этом мире. Лойал все время книги читает; он прочитал больше книг, чем  я
видел, а о Камнях он не встречал больше фрагмента.
   Селин вся подобралась в седле. Вдруг она  напомнила  Ранду  Морейн  и
королеву Моргейз, когда те были разгневаны.
   - Об этих мирах была написана книга, -  сдержанно  сказала  Селин.  -
Зеркала Колеса. Алантин, знаете ли, не читал всех существующих книг. - А
почему вы его называете алантином? Я никогда не слышал...
   - Портальный Камень, возле  которого  я  проснулась,  -  вон  там,  -
сказала Селин, указывая в сторону гор, к востоку  от  того  направления,
которым следовал отряд. Ранд вдруг обнаружил, что  ему  хочется  теплоты
Селин, ее улыбки. - Если вы проводите меня к нему,  то  вернете  меня  к
дому, как и обещали. Через час мы будем у Камня.
   Ранд едва взглянул в ту сторону. Если ему нужно вернуть ее в реальный
мир, то использовать Камень - Портальный Камень, как его назвала  Селин,
- означает применение Единой Силы.
   - Хурин, как след?
   - Слабее прежнего. Лорд Ранд, но по-прежнему есть. - Нюхач не забыл и
Селин, на ее долю достались быстрая ухмылка  и  кивок.  -  По-моему,  он
начинает заворачивать к западу. Там есть перевалы полегче, у оконечности
Кинжала, как я помню по тому разу, когда бывал в Кайриэне.
   Ранд вздохнул. Фейн или кто-то из его  Друзей  Темного  должен  знать
другой способ использовать Камни.  Друзья  Темного  не  могут  применять
Силу.
   - Я должен следовать за Рогом, Селин.
   - Откуда вам знать, что ваш драгоценный Рог  хотя  бы  в  этом  мире?
Пойдемте со мною, Ранд. Вы обретете свою легенду, обещаю  вам.  Пойдемте
со мною.
   - Воспользуйтесь Камнем, этим  Портальным  Камнем,  сами,  -  сердито
бросил Ранд. Едва слова слетели с языка, он пожалел о сказанном. А  чего
ей вздумалось опять толковать о  легендах?  Юноша  упрямо  продолжал:  -
Портальный Камень не сам по себе  вас  сюда  перенес.  Вы  это  сделали,
Селин. Если вы заставили Камень перенести вас сюда, то можете  заставить
его и обратно вернуть.  Я  провожу  вас  до  него,  но  потом  я  должен
отправиться по следу, за Рогом.
   - Я не знаю ничего об использовании Портальных Камней, Ранд.  Если  я
что и сделала, то не знаю, что именно. Ранд смотрел на нее. Она сидела в
седле, высокая, с прямой спиной, царственная, как и  прежде,  но  как-то
смягчившаяся. Гордая, но в то же время уязвимая, и он был нужен ей. Ранд
счел, что Селин одних лет с Найнив - та на считанные годы старше него, -
но понял, что ошибся тогда. Селин была куда старше его, и была  красива,
и она нуждалась в его помощи. Мысль, одна лишь мысль о пустоте мелькнула
в  голове,  -  мысль  о  том  свечении.  Саидин.  Чтобы  воспользоваться
Портальным Камнем, ему придется опять окунуться в эту  испорченность,  -
Останьтесь со мной, Селин, - сказал он. - Мы найдем Рог и Мэтов кинжал и
отыщем дорогу обратно. Обещаю вам. Только останьтесь со мной.
   - Всегда вы... - Селин глубоко вдохнула, словно  бы  успокаиваясь.  -
Всегда вы такие упрямые. Что ж, упрямство в мужчине  меня  восхищает.  В
мужчине, который чересчур послушен, мало от настоящего мужчины.
   Ранд залился краской; слишком это походило на  те  слова,  что  порой
говорила Эгвейн, а еще с детских лет им сулили, что  они  поженятся.  Но
услышать подобное от Селин, да еще вдобавок тот прямой  взгляд,  которым
она их сопроводила, было потрясением. Он повернулся к Хурину,  собираясь
поторопить нюхача со следом.
   Позади  отряда  раздалось  отдаленное,  похожее  на  кашель,  то   ли
хрюканье, то ли ворчанье. Пока Ранд разворачивал Рыжего  и  оглядывался,
излаяло еще раз, вслед за этим кашлянуло еще трижды. Сначала  он  ничего
не различил в зарябившем в его глазах пейзаже, но потом  увидел  их  меж
широко разбросанных куп деревьев, едва прикрывающих  плешь  холма.  Пять
пятен, всего в полумиле от  отряда,  самое  большее  в  какой-то  тысяче
шагов, и приближались они тридцатифутовыми прыжками.
   -  Гролмы,  -  спокойно  заметила  Селин.  -  Маленькая   стая,   но,
по-видимому, они идут по нашему запаху.

Глава 17
ВЫБОР

   - Удерем, - сказал Ранд. - Хурин, ты не потеряешь след на галопе?
   - Нет, Лорд Ранд.
   - Тогда вперед. Мы...
   - Ничего хорошего из этого не выйдет, - сказала Селин. Лишь  одна  ее
белая кобыла не шарахалась от хриплого кашля гролмов. - Они  не  бросают
преследования, никогда. Едва почуяв запах, гролмы идут по следу  днем  и
ночью, пока не настигнут жертву. Нужно или их всех убить,  или  отыскать
способ куда-нибудь уйти отсюда. Ранд, Портальный Камень может  перенести
нас.
   - Нет! Мы можем их всех убить. Я могу. Одного я уже убил. А их  всего
пять. Если найти только... - Ранд оглянулся вокруг в поисках подходящего
места и увидел то, что ему было нужно. - За мной!
   Ударив каблуками  Рыжего,  он  погнал  его  галопом,  уверенный,  что
спутники поскачут за ним, и услышал позади топот копыт.
   А заметил Ранд низкий круглый холм, без единого деревца.  Сюда  ничто
не могло приблизиться незамеченным.
   Ранд спрыгнул одним махом с седла и сдернул с плеча  длинный  лук.  К
юноше подбежали спешившиеся Лойал с Хурином, огир взвешивал на руке свой
огромный боевой посох, а нюхач сжимал короткий меч. Ни от посоха, ни  от
меча много проку не будет, если гролмы подойдут вплотную.  Я  должен  не
подпустить их.
   - Незачем так рисковать, - сказала Селин. В сторону гролмов она почти
не смотрела, а, склонившись с седла, вперила взор  в  Ранда.  -  Мы  без
труда доберемся до Портального Камня.
   - Я их остановлю. - Торопливо Ранд пересчитал  оставшиеся  в  колчане
стрелы. Восемнадцать, каждая длиной в руку, десять  -  с  наконечниками,
напоминающими резцы, узкие, граненые,  предназначенные  пробивать  броню
троллоков. С тем же успехом они сгодятся и для гролмов, наверняка  шкура
у них не крепче троллочьих доспехов. Ранд воткнул четыре стрелы в  землю
перед собой, пятую наложил на тетиву.
   - Лойал, Хурин, тут вы ничем не поможете. Садитесь на коней и  будьте
готовы проводить Селин к Камню, если хоть одна тварь  прорвется.  -  Его
заинтересовало, а сумеет ли он убить хоть одну  из  этих  тварей  мечом,
если дело зайдет так далеко. Нет, ты и впрямь безумец! Даже Сила не  так
плоха, как это.
   Лойал что-то сказал, но Ранд не слышал; он уже искал пустоту, как для
того чтобы сконцентрироваться на предстоящей схватке,  так  и  для  того
чтобы убежать от своих мыслей. Ты знаешь, что тебя ждет. Но этого  я  не
должен касаться.  Там  было  свечение,  свет  за  пределом  зрения.  Это
свечение будто плыло к Ранду, но ничто  было  всем.  Мысли  метались  по
границе  пустоты,  видимые  в  этом  болезненном  свете.  Саидин.  Сила.
Безумие. Смерть. Чуждые, лишние  мысли.  Ранд  стал  един  с  луком,  со
стрелой, с поднявшимися на гребень тварями.
   Гролмы приближались, взлетая в прыжках  один  выше  другого,  -  пять
громадных, кожистых туш, трехглазые, с раззявленными  роговыми  пастями.
Их хрюкающие кличи, едва слышимые, отскакивали от пустоты.
   Ранд не осознавал ни того, как  поднял  лук,  ни  того,  как  натянул
тетиву, оперение - к щеке, к уху.  Он  был  един  с  бестиями,  един  со
средним глазом первой из них. Затем стрела улетела. Первый  гролм  умер;
когда тот рухнул, один из его сотоварищей запрыгнул  на  него,  раздирая
крючковатым клювом ошметки плоти. Он зарычал на других, и  они  обогнули
его по широкой дуге. Но они приближались, и,  будто  подчиняясь  им  или
понукаемый собратьями, он бросил свою трапезу и заскакал вслед за  ними,
а с роговой пасти, уже окровавленной, срывались красные капли.
   Ранд действовал размеренно и  плавно,  не  думая,  наложил  стрелу  -
отпустил. Наложил - отпустил.
   С тетивы слетела пятая стрела, и он опустил лук,  по-прежнему  еще  в
пустоте, а четвертый гролм шмякнулся на землю  огромной  марионеткой,  у
которой обрезали нити. Хотя последняя стрела еще летела, откуда-то  Ранд
знал, что нового выстрела  не  потребуется.  Последняя  бестия  обмякла,
распластавшись на земле, словно все кости у нее в один миг  растаяли,  а
из среднего глаза торчало оперенное древко. Все - из среднего глаза.
   - Великолепно, Лорд Ранд, - сказал Хурин. - Я... я никогда  не  видел
такой стрельбы.
   Пустота  не  отпускала  Ранда.  Свет  манил,  звал  его,  и  юноша...
потянулся... к нему. Он окружил Ранда, наполнил его.
   - Лорд Ранд? - тронул его за руку Хурин, и Ранд вздрогнул, а  пустота
наполнилась тем, что было вокруг него. - Вам плохо, милорд?
   Ранд провел по лбу кончиками пальцев. Кожа была сухой, а по ощущениям
он должен был истекать потом.
   - Я... со мной все хорошо, Хурин.
   - С каждым разом проделывать это все легче, как я слышала, - заметила
Селин. - Чем больше времени вы живете в Единении, тем легче.
   Ранд взглянул на нее:
   - Ну, какое-то время оно мне не понадобится.
   Что  случилось?  Я  хотел...  Он  -  как  сейчас  с  ужасом  понял  -
по-прежнему хотел. Он хотел вернуться в пустоту, хотел, чтобы его  вновь
наполнил тот свет. Казалось,  что  по-настоящему  живым  он  был  именно
тогда, пусть и присутствовала в том  состоянии  некая  болезненность,  а
сейчас от подлинной жизни осталась лишь  имитация.  Нет,  хуже.  Он  был
почти жив, зная при этом, что значит "жив". Все,  что  надо  сделать,  -
потянуться к саидин...
   - Больше никогда, - пробормотал Ранд. Он перевел  взгляд  на  мертвых
гролмов: пять уродливых фигур, лежащих на земле. Больше  не  опасных.  -
Теперь мы можем дви...
   Кашляющий лай, до боли знакомый, раздался за мертвыми гролмами, из-за
следующего холма, и ему вторили другие.  Приближалось  еще  больше  этих
чудовищ - с востока, с запада.
   Ранд начал поднимать лук.
   - И много стрел у вас осталось? - поинтересовалась Селин. - Можете вы
убить двадцать гролмов? Тридцать? Сотню? Нам придется идти к Портальному
Камню.
   - Она права. Ранд, - медленно сказал  Лойал.  -  Теперь  у  тебя  нет
никакого выбора.
   Хурин с тревогой неотрывно смотрел на Ранда. Гролм испустил крик, ему
наперебой ответило десятка два.
   - Ладно, к Камню, - неохотно согласился Ранд. В досаде и  раздражении
он вскочил в седло, забросив лук за спину. - Ведите нас к Камню, Селин.
   Кивнув, она повернула кобылу и пришпорила ее,  та  перешла  на  рысь.
Ранд и остальные двинулись следом за женщиной, они - с  явным  желанием,
он - с тяжелым сердцем. За ними катились лай и хрюканье чуть ли не сотни
гролмов. Судя по доносящимся звукам, гролмы  смыкались  вокруг  людей  в
полукольцо, сжимая его, и отряду оставалось бежать лишь в одну сторону -
только вперед.
   Быстро и  уверенно  Селин  вела  их  через  холмы.  Местность  вокруг
превратилась в предгорье, склоны становились все круче, и вскоре  лошади
карабкались по размыто  выглядящим  скальным  обнажениям  и  пробирались
между увядшими с виду  кустами,  что  цеплялись  за  них.  Дорога  стала
труднее, крутизна становилась все больше и больше.
   Мы не успеем, подумал Ранд, когда  Рыжий  в  пятый  раз  оступился  и
заскользил вниз в потоке каменной осыпи. Лойал  отбросил  свой  посох  -
против гролмов он был бесполезен и лишь мешал ему. Огир уже  шел  пешим;
одной рукой он цеплялся за выступы скал, а другой тянул  за  собой  свою
лошадь. Высокое животное,  с  мохнатыми  щетками  над  копытами,  шагало
тяжело, но куда легче, чем с Лойалом на  спине.  Позади,  теперь  ближе,
лаяли гролмы.
   Потом Селин натянула поводья и указала  на  открывшуюся  ниже  уютную
впадину в гранитном массиве. Там-то  все  и  было  -  те  семь  широких,
цветных ступеней, а в центре - высокая каменная колонна.
   Селин спешилась и повела кобылу  во  впадину,  вниз  по  ступеням,  к
колонне, которая нависла над ней. Женщина повернулась лицом  к  Ранду  и
его спутникам. Гролмы хрюкали и  лаяли,  все  больше,  все  громче.  Все
ближе.
   -  Скоро  они  нас  настигнут,  -   сказал   Селин.   -   Вы   должны
воспользоваться этим Камнем, Ранд. Или же придумать  способ  убить  всех
гролмов. Со вздохом Ранд слез с седла и повел Рыжего во впадину.  Следом
поспешили Лойал и Хурин. Ранд  с  беспокойством  уставился  на  покрытую
всевозможными символами колонну. Портальный  Камень.  Она  должна  уметь
направлять, даже если не знает того, иначе он не  перенес  бы  ее  сюда.
Женщинам Сила вреда не причиняет.
   - Если это перенесло вас сюда, - начал было Ранд, но  Селин  перебила
его.
   - Я знаю, что это такое, - решительно заявила она, - но не знаю,  как
им пользоваться. Вы должны сделать то, что должно быть  сделано.  -  Она
провела пальцем по одному символу, который был  немного  больше  других.
Треугольник  в  круге,  стоящий  на  своей  вершине.  -  Вот  этот  знак
обозначает настоящий мир, наш мир.  Думаю,  поможет,  если  держать  его
перед мысленным взором, пока вы...  -  Она  развела  руками,  словно  не
уверенная в том, что же именно будет делать Ранд.
   - Э-э... милорд? - робко промолвил Хурин. - Времени не так  много.  -
Он глянул через плечо на гребень. Лай стал громче. - Эти твари будут тут
через минуту-другую.
   Лойал кивнул.
   Глубоко вдохнув. Ранд приложил ладонь  к  указанному  Селин  символу.
Посмотрел на нее, чтобы убедиться, что  делает  все  правильно,  но  она
просто наблюдала, на матовой коже лба  нет  даже  легчайшего  намека  на
морщинки тревоги. Она убеждена, что ты спасешь ее. Ты должен. Аромат  ее
наполнил ноздри.
   - Э-э... милорд?
   Ранд сглотнул и вызвал пустоту. Она с  легкостью  явилась,  возникнув
вокруг него без всякого усилия с его стороны. Ничто. Одно ничто, если бы
не свет, колеблющийся, колеблющийся так, что от  него  все  внутренности
переворачивались. Одно ничто, если бы не саидин. Но даже  тошнота  стала
далекой. Он был един с Портальным Камнем. Колонна под  ладонью  была  на
ощупь гладкой и  слегка  маслянистой,  но  треугольник  с  кругом  будто
потеплели под ожогом на руке. Должен перенести их  в  безопасное  место.
Должен перенести их домой. Свет, как почудилось, подплыл к нему, окружил
его, и Ранд... принял... его.
   Свет наполнил его. Жар наполнил его. Ранд видел Камень, видел других,
наблюдающих за ним, - Лойал и Хурин озабоченно, Селин без тени сомнения,
что он ее спасет, - но их могло и не быть здесь. Свет был  всем.  Жар  и
свет наполняли его руки и ноги - так вода  впитывается  в  сухой  песок,
.затопляя его. Знак жег ладонь. Ранд постарался впитать в себя все, весь
жар, весь свет. Все. Символ...
   Внезапно, словно на краткий, невероятно краткий миг, пропало  солнце,
мир мигнул. И опять. Знак под ладонью превратился в раскаленный  уголек;
он буквально пил свет. Мир мигнул. Мигнул.  Ему  стало  дурно  от  этого
света, что был родниковой водой для умирающего  от  жажды.  Мигнуло.  Он
жадно припал к нему. От этой света его тошнило; но ему хотелось  впитать
в себя весь свет. Мигнуло. Треугольник-круг жег его; он чувствовал,  как
знак обугливает ладонь.
   Мигнуло. Ему нужно все! Он застонал, взвыл от боли, взвыл от желания.
   Мигнуло... мигнуло... мигнуломигнуломигнуло... Чьи-то  руки  потянули
Ранда - он едва замечал их. Он попятился; пустота ускользала прочь, этот
свет и та болезненность,  что  свернулась  в  нем  самом.  Свет.  Полный
сожаления, он следил за тем, как тот пропадает. Свет, это безумие желать
его. Но я был так ПОЛОН им! Я был так... Потрясенный,  он  посмотрел  на
Селин. Это она держала его за плечи и с интересом смотрела ему в  глаза.
Ранд поднял ладонь к лицу. Ожог в  виде  цапли,  но  больше  ничего.  На
ладони не выжгло треугольник-круг. - Удивительно, - медленно  произнесла
Селин. Она взглянула на Лойала и Хурина.  У  огир  был  оглушенный  вид,
глаза - большие как тарелки; нюхач сидел на корточках, ладонью  опираясь
о землю, будто иначе не мог удержаться на месте. - Мы все  тут,  и  наши
лошади. А вы даже не знаете, что сделали. Удивительно.
   - Мы?.. - прохрипел Ранд, и ему пришлось остановиться и сглотнуть.
   - Оглянитесь вокруг, - сказала Селин. - Вы перенесли нас домой. - Она
вдруг рассмеялась. - Вы перенесли нас всех домой!
   Только сейчас Ранд  начал  осознавать  окружающее.  Лощина  была  без
всяких ступеней, хотя там  и  тут  лежали  подозрительно  гладкие  куски
камня, красного цвета или голубого. Колонна валялась на  горном  склоне,
наполовину  похороненная  под  скальной  осыпью.  Символы  на  ней  были
нечеткие; ветер и  вода  долго  над  ними  трудились.  И  все  выглядело
настоящим. Цвета были чистыми, гранит  -  выразительно  серым,  кусты  -
зелеными и бурыми. После того, другого,  места  тут  все  представлялось
чуть ли не чрезмерно ярким и живым.
   - Дома, - прошептал Ранд, и потом он тоже стал смеяться, - Мы - дома.
   Смех Лойала напоминал бычий рев; Хурин на радостях выделывал коленца.
   - Вы сделали это, - произнесла Селин, наклоняясь ближе, пока Ранд  не
увидел только ее лицо. - Я знала, что вы сумеете.
   Смех Ранда тут же оборвался.
   - Да... да, наверно, это  я  сделал.  -  Он  взглянул  на  поваленный
Портальный Камень и выдавил из себя слабый смешок. - Вот только хотелось
бы знать, что такое я сделал.
   Селин пристально смотрела Ранду прямо в глаза.
   -  Возможно,  когда-нибудь  и  узнаете,  -  тихо  произнесла  она.  -
Определенно, вы предназначены судьбой для великих деяний.
   Глаза ее казались темными и бездонными,  как  ночь,  и  нежными,  как
бархат. Ее  губы...  Если  я  поцелую  ее...  Он  заморгал  и  торопливо
попятился, прочищая горло.
   - Селин, пожалуйста, не говорите об этом никому. О Портальном Камне и
обо мне. Я этого не понимаю, и никто больше тоже. Вы же знаете, как люди
относятся к тому, чего не понимают.
   На ее  лице  отсутствовало  всякое  выражение.  Вдруг  Ранду  страшно
захотелось,  чтобы  тут  были  Мэт  с  Перрином.   Перрин   знает,   как
разговаривать с девушками, а Мэт умел врать в лицо, не  моргнув  глазом.
Сам он не умел ни того ни другого. Никогда хорошо не выходило.
   Неожиданно Селин улыбнулась и присела в шутливом реверансе.
   - Я сохраню вашу тайну, милорд Ранд ал'Тор.
   - Ранд глянул на нее и опять прочистил горло. Она сердится  на  меня.
Она точно рассердилась бы, попытайся  я  ее  поцеловать.  По-моему.  Ему
захотелось, чтоб она не смотрела на него так - будто бы знает, о чем  он
думает.
   - Хурин, не могли Друзья Темного как-то воспользоваться  этим  Камнем
прежде нас?
   Нюхач отрицательно покачал головой.
   - Их след свернул к востоку отсюда. Лорд Ранд. Если только эти  самые
Портальные Камни не такая редкость, как я видывал, то я бы  сказал,  что
они по-прежнему в том, другом мире. Но и часа не пройдет, как я все могу
проверить. Местность тут та же самая, как и там. Здесь я  могу  отыскать
место, где потерял след там, если вы понимаете, что я имею в виду. Вот и
проверю, не прошли ли они уже.
   Ранд поднял взгляд к небу. Солнце - на удивление яркое солнце, совсем
не блеклое - сидело на западе низко, протянув  тени  через  лощину.  Еще
час, и совсем стемнеет.
   - Утром, - решил Ранд. - Но, боюсь, мы  их  потеряли.  -  Нам  нельзя
потерять тот кинжал! Никак нельзя! - Селин, если так случится, то  утром
мы проводим вас домой. Куда - в сам город, в Кайриэн, или же?..
   - Вы не можете потерять Рог Валир, он  еще  не  потерян  для  вас,  -
медленно произнесла Селин. - Как вам известно, об этих мирах  я  кое-что
знаю.
   - Зеркала Колеса, - промолвил Лойал.  Она  бросила  на  него  взгляд,
потом кивнула:
   - Да. Именно. Те миры поистине зеркала в какой-то  степени,  особенно
те, где нет людей. В некоторых из них отражаются только великие  события
истинного мира, но в некоторых -  тени  отражений,  которые  отбрасывает
событие, что еще не произошло.  Прохождение  Рога  Валир  -  событие  из
великих. Отражения того, что будет, слабее, чем отражения того, что есть
или было, а Хурин как раз и говорит:  след,  по  которому  он  шел,  был
слабым.
   Хурин недоверчиво прищурил глаз:
   - То есть вы хотите сказать,  миледи,  будто  я  вынюхивал,  где  эти
Друзья Темного еще будут? Помоги мне Свет, что-то мне это не нравится. И
так-то худо бывать, где произошло насилие, а  тут  еще  чуять,  где  оно
только будет! Верно, мало где не было или не будет какого-то насилия,  в
какое-то время. Я бы от такого, скорей всего, рехнулся.  Вот  то  место,
которое мы только что покинули, меня почти до сумасшествия довело. Там я
все время чуял убийство, и боль, и самое  отвратительное  зло,  о  каком
только подумать можно. Я его даже на нас мог учуять. На всех  нас.  Даже
на вас, миледи, если вы простите мне мои слова. Вот такое было то место,
так меня выворачивало. Совсем как оно изворачивалось  в  глазах.  -  Его
передернуло. - Я рад, что мы оттуда убрались. Но от запаха мне никак  не
отделаться, он будто в ноздри забился.
   Ранд рассеянно потер тавро на ладони:
   - Что скажешь, Лойал? Могли мы и  в  самом  деле  опередить  Фейновых
Приспешников Тьмы? Огир, хмурясь, пожал плечами:
   - Не знаю, Ранд. Ничего, ни о чем из этого не знаю. Я считаю,  что  в
свой мир мы вернулись. Считаю, что мы - в горах Кинжал Убийцы Родичей. А
сверх того... - Он опять пожал плечами.
   - Нужно проводить вас домой, Селин, -  сказал  Ранд.  -  Ваши  родные
наверняка о вас беспокоятся.
   - День или три, ничего  плохого  не  будет,  -  нетерпеливо  заметила
Селин. - За несколько дней ничего не случится. А Хурин  отыщет,  где  он
ушел со следа; он так говорил. Мы проследим за  тем  местом.  Рог  Валир
вскоре там окажется, долго ждать не придется. Рог  Валир,  Ранд.  Только
подумайте!  Человек,  который  протрубит  в  Рог,  будет  вечно  жить  в
легендах.
   - Не хочу иметь ничего общего с легендами, - отрезал  Ранд.  Но  если
Друзья Темного окажутся поблизости от тебя...  А  что,  если  Ингтар  их
упустит? Тогда Рог Валир навсегда останется  у  Друзей  Темного,  а  Мэт
умрет. - Ладно, несколько дней. Самое худшее -  мы,  вероятно,  встретим
Ингтара и остальных. Не могу представить себе,  чтобы  они  остановились
или повернули обратно только потому, что мы... куда-то подевались.
   - Мудрое решение. Ранд, - сказала Селин, - и  хорошо  продуманное.  -
Она коснулась его руки, и он вновь поймал себя на  мысли  о  том,  чтобы
поцеловать ее.
   - Гм... нам нужно бы быть поближе к тому месту, куда они выйдут. Если
они туда выйдут. Хурин, можешь отыскать  нам  стоянку  на  ночь?  Такую,
чтобы оттуда наблюдать за тем местом, где ты потерял след? - Он взглянул
на Портальный Камень и подумал, что не стоит спать возле  него,  и  едва
мелькнула эта мысль, как в последний раз пустота прокралась  к  нему  во
сне. Мысль о том свете в пустоте. - Где-нибудь подальше отсюда.
   - Предоставьте это мне. Лорд Ранд. - Нюхач влез в  седло.  -  Впредь,
клянусь, не лягу спать, не проверив, что за камень у меня под боком.
   Выезжая на Рыжем из ложбинки, Ранд  поймал  себя  на  том,  что  чаще
смотрит на Селин, чем на  Хурина.  Она  казалась  такой  невозмутимой  и
хладнокровной, не старше, чем  он,  однако  царственной,  но  когда  она
улыбалась ему, вот  как  тогда...  Эгвейн  бы  не  сказала  про  меня  -
"мудрое". Эгвейн  бы  обозвала  меня  шерстеголовым.  Он  погнал  Рыжего
вперед, ожесточенно ударив жеребца каблуками по бокам.

Глава 18
К БЕЛОЙ БАШНЕ

   Эгвейн ловко удерживала равновесие на кренящейся  палубе,  а  "Речная
Королева" ходко шла вниз по широкой Эринин под темно-облачными  небесами
и под всеми парусами, и на грот-мачте яростно билось Белое Пламя.  Ветер
поднялся сразу после того, как в Медо последний пассажир взошел на борт,
и не ослабевал и не стихал с тех пор ни на мгновение ни днем, ни  ночью.
Река стремительно катила свои воды, будто в весеннее половодье,  волнами
шлепая корабли по бортам и неся их все дальше. Ни один  из  кораблей  не
сбавлял хода,  они  держались  тесной  группкой,  а  ветер  и  вода  все
подгоняли их. Впереди шла "Речная Королева", и по праву - ведь это судно
почтила своим присутствием Престол Амерлин.
   Кормчий крепко держал румпель,  уверенно  упираясь  в  палубу  широко
расставленными ногами, а  матросы  деловито  сновали  по  судну,  шлепая
босыми ступнями, и тщательно выполняли свою работу; взглянув на небо или
реку, они. с тихим бормотанием отводили  глаза.  Позади,  за  излучиной,
исчезала из виду деревня, вдоль берега бежал мальчишка.
   -  Он  направлял?..  -  тихо  произнесла  Найнив.   Невольно   Эгвейн
огляделась - нет ли кого рядом, кто может услышать. Они  с  Мудрой  были
одни, дверь - закрыта, но тем не менее девушка отвечала так же тихо.
   - Не знаю. Может быть. - Незачем говорить о том, что могут делать Айз
Седай, - Эгвейн повидала уже достаточно, чтобы поверить во  все  истории
об их способностях, - и она не хотела рисковать, чтобы их подслушали.  Я
не хочу рисковать Рандом. Правильно ли я сделала, сказав им?  Но  Морейн
знает, и она ничего не сказала. И это ведь Ранд! Я не могу. -  Не  знаю,
что и делать.
   - Анайя сказала что-нибудь еще про эти  сны?  -  По-видимому,  Найнив
задалась правилом никогда не добавлять почтительное "Седай",  тем  более
когда они с Эгвейн оставались наедине. Большинство Айз Седай  как  будто
нисколько это не задевало,  но  подобная  привычка  привлекла  к  Найнив
несколько странных взглядов, и притом суровых: как такое понять, она  же
вроде собирается обучаться в Белой Башне?!
   - "Колесо плетет как угодно Колесу", - повторила Эгвейн слова  Анайи.
- "Мальчик далеко, дитя, и, пока не  узнаем  большего,  тут  сделать  мы
ничего не можем. Как только мы достигнем Тар Валона, я  лично  прослежу,
чтобы тебя проверили".  А-ах!  Она  знает,  в  этих  снах  что-то  есть.
Убеждена, знает. Мне нравится эта  женщина,  Найнив,  да,  нравится.  Но
она-то не расскажет мне то, что я хочу знать. И я не могу рассказать  ей
всего. Может, если б я могла...
   - Опять мужчина в маске?
   Эгвейн кивнула. Почему-то она была уверена, что  о  нем  Анайе  лучше
даже не заикаться. Откуда взялось это убеждение, она  не  знала,  только
вот уверена, и все. Трижды мужчина с глазами, как огонь, появлялся в  ее
снах, и каждый раз ей снился сон, который убеждал ее, что Ранд  в  беде.
Все время на лице  у  того  мужчины  была  маска;  иногда  ей  удавалось
разглядеть его глаза, а порой она видела вместо них пламя.
   - Он смеялся надо мной. С таким... презрением.  Будто  я  -  какой-то
щенок, которого он собирается ногой отпихнуть со своей дороги. Это  меня
пугает. Он меня пугает.
   - Ты уверена, что это как-то связано с другими  снами,  с  теми,  где
Ранд? Иногда сон - просто сон. Эгвейн воздела руки:
   - О-о, Найнив, иногда ты говоришь  совсем  как  Анайя  Седай!  -  Она
специально подчеркнула последнее слово и внутренне обрадовалась,  увидев
гримасу Найнив. - Вот встану я с этой кровати, Эгвейн... Стук в дверь не
дал  Найнив  договорить.  Не  успела  Эгвейн  что-нибудь   сказать   или
двинуться, как на пороге  возникла  Амерлин  собственной  персоной.  Она
вошла в каюту и закрыла за собою дверь. Как  ни  странно,  Амерлин  была
одна; она редко покидала свою каюту, и всегда в этих случаях рядом с ней
оказывалась Лиане и иногда другая Айз Седай.
   Эгвейн вскочила на ноги. В помещении, где теперь их было трое,  стало
немного тесно.
   - Вы обе здоровы? - приветливо спросила Амерлин. Она склонила  голову
набок и взглянула на Найнив: - Надеюсь, и  аппетит  хороший?  Настроение
бодрое?
   Найнив с трудом села, привалившись спиной к переборке:
   - Настроение у меня просто прекрасное, благодарю.
   - Вы оказали нам честь, мать, - начала  Эгвейн,  но  Амерлин  взмахом
руки попросила ее замолчать:
   - Хорошо вновь оказаться на воде; но скоро надоедает ничего не делать
и становится скучно, как у пруда возле мельницы. -  Корабль  качнуло,  и
она переступила поустойчивее, даже не заметив  этого.  -  Сегодня  вести
урок буду я. - Амерлин ловко села на краешек койки Эгвейн, подобрав  под
себя ноги. - Садись, дитя.
   Эгвейн села, но Найнив, оттолкнувшись от койки, попыталась встать  на
ноги.
   - По-моему, мне лучше выйти наверх.
   - Я сказала - садись! - Голос Амерлин щелкнул как  хлыст,  но  Найнив
продолжала вставать, хоть и покачиваясь. Руки ее еще были на кровати, но
она уже почти выпрямилась.
   Эгвейн была готова подхватить ее, если у нее вдруг ноги подкосятся.
   Смежив веки, Найнив медленно опустилась обратно на постель:
   - Наверно, я останусь.  Наверху  наверняка  дует...  Амерлин  коротко
рассмеялась:
   - Мне говорили, что характер у тебя будто пекан с застрявшей в  горле
костью.  Кое-кто,  дитя,  утверждает,  что  ты  ведешь  себя  порой  как
послушница, невзирая на то, сколько тебе лет. Я же говорю: если  у  тебя
такие способности, как я слышала,  то  ты  заслуживаешь  быть  одной  из
Принятых. - Она опять рассмеялась. - Не перестаю  верить  -  людям  надо
давать то, что они заслуживают. Да. Полагаю, ты  много  чему  научишься,
когда попадешь в Белую Башню.
   - Лучше бы какой-нибудь Страж обучил меня, как обращаться с мечом,  -
буркнула Найнив.  Она  судорожно  сглотнула  и  открыла  глаза.  -  Есть
кое-кто, на ком я бы его охотно опробовала.
   Эгвейн остро взглянула на Мудрую. Кого Найнив имеет в виду - Амерлин?
Это глупо, не говоря уж о том, что  вдобавок  и  опасно.  Или  же  Лана?
Найнив накидывалась на Эгвейн всякий раз, когда девушка упоминала Лана.
   - Мечом? - промолвила Амерлин. -  Никогда  не  думала,  что  у  мечей
широкая область для применения, - даже если у тебя  есть  умение,  дитя,
всегда найдется мужчина, умеющий столько же и обладающий к тому же  куда
большей силой, - но раз тебе нужен меч... - Она подняла  руку  -  Эгвейн
раскрыла в изумлении рот, даже Найнив вытаращила глаза: в руке был  меч.
С клинком и рукоятью необычного  голубовато-белого  цвета,  меч  казался
каким-то... холодным. - Он из  воздуха,  дитя  мое,  создан  при  помощи
Воздуха. Ничем не хуже стальных клинков, даже лучше, но тем не менее  не
намного  полезней.  -  Меч  превратился  в  кривой  нож-резак.   Он   не
уменьшался, не сжимался; просто сначала  была  одна  вещь,  потом  сразу
другая. - Вот теперь это получше. -  Нож  обратился  в  туман,  а  туман
медленно истаял. Амерлин опустила ладонь на колено. - но и то  и  другое
требуют больше усилий, чем они того стоят. Лучше, легче, проще носить  с
собой добрый нож. Тебе нужно будет обучиться  тому,  когда  использовать
свой дар, так же как и тому, как его использовать, и тому,  когда  лучше
что-то делать так, как это делает любая  женщина.  Пусть  кузнец  делает
ножи для потрошения рыбы. Используй Единую Силу слишком часто и чересчур
вольно, и глядишь, тебе она слишком  полюбится.  А  этот  путь  ведет  к
опасности. Тебе захочется ее все больше, и рано или поздно  ты  рискнешь
зачерпнуть больше, с чем  научилась  справляться.  И  ты  сгоришь  из-за
этого, как оплывшая свечка, или...
   - Если я должна учиться всему этому, - холодно перебила Найнив, -  то
с тем же успехом я обучилась бы  и  чему-нибудь  полезному.  Все  это...
это... "Найнив, заставь воздух пошевелиться. Найнив, зажги свечу. Теперь
погаси ее. Зажги ее снова". Фу-у!
   Эгвейн  на  мгновение  прикрыла   глаза.   Ну   пожалуйста,   Найнив!
Пожалуйста, не давай воли своему характеру! Девушка прикусила губу, чтоб
не сказать этого вслух. Амерлин помолчала с полминуты.
   - Полезному, - произнесла она наконец. - Чему-нибудь полезному.  Тебе
нужен меч. Предположим, на  меня  бросился  мужчина  с  мечом.  Что  мне
делать? Что-то полезное, можешь быть уверена. Вот это, например.
   На миг Эгвейн привиделось свечение вокруг женщины, сидящей на  другом
конце ее койки.  Потом  воздух  будто  уплотнился;  ничего  видимого  не
произошло, ничто не изменилось; но она точно  чувствовала  это.  Девушка
попыталась поднять руку, та не сдвинулась ни на дюйм;  Эгвейн  будто  по
самую шею погрузили в густое желе. Она ничем не могла  пошевелить,  лишь
головой.
   - Освободите меня! - прохрипела Найнив. Глаза  ее  яростно  сверкали,
голова дергалась из стороны в сторону, но  сидела  она  неподвижно,  как
каменная статуя. Эгвейн сообразила, что не одну  ее  схватила  неведомая
сила. - Пустите меня!
   - Полезное, так ты говоришь? А ведь  это  просто  воздух.  -  Амерлин
говорила оживленно, будто вела обычную беседу за чашкой чая.  -  Большой
мужчина, со всеми своими мускулами и мечом, и от  меча  ему  столько  же
проку, сколько от волос на груди.
   - Пустите меня, говорю!
   - А если мне не нравится, где он находится, ну  что  ж,  я  могу  его
переставить.  -  Найнив  яростно  заклекотала,  когда  ее,   по-прежнему
сидящую, медленно приподняло от  кровати,  пока  она  головой  почти  не
коснулась  потолка.  Амерлин  улыбнулась.  -  Как  часто  мне   хотелось
использовать это, чтобы летать. Архивы утверждают, что Айз  Седай  могли
летать в Эпоху Легенд, но как именно  они  того  добивались,  записи  не
уточняют.  Наверное,  не  таким  способом.  Так  не  получается.   Можно
протянуть руки и поднять сундук, равный по весу твоему собственному.  Ты
сможешь, выглядишь ты сильной. Но как себя ни хватай, от земли ни за что
не оторвешь.
   Голова Найнив бешено  дергалась,  но  больше  не  дрогнул  ни  единый
мускул.
   - Испепели вас Свет, пустите меня! Эгвейн  тяжело  сглотнула  и  лишь
надеялась, что ее не станут поднимать в воздух.
   - Итак, - продолжила Амерлин, -  большой,  волосатый  мужчина  и  так
далее. Ничего ему мне не сделать, а я с ним  могу  сделать  что  угодно.
Допустим, если мне придет в голову, - она наклонилась вперед,  глаза  не
отрывались  от  Найнив;  вдруг  ее  улыбка  показалась   не   слишком-то
дружелюбной, - ...я могу перевернуть его вверх тормашками и отшлепать по
заднице. Вот так... - Вдруг  Амерлин  отлетела  назад,  голова  с  силой
стукнулась о переборку, и так она и осталась  сидеть,  будто  что-то  не
пускало ее.
   Эгвейн смотрела во все глаза, губы у нее пересохли. Этого  нет.  Нет.
Мне все мерещится.
   - Они были правы, - заметила Амерлин. Голос был  приглушенным,  будто
дышать ей приходилось через силу. - Они сказали, что учишься ты  быстро.
И они сказали: чтобы пробиться до сердцевины того, на что  ты  способна,
нужно подпалить тебе пятки, тогда характер и прорежется. - Она с усилием
вздохнула. - Дитя, отпустим друг друга вместе? Найнив, плавая в воздухе,
с горящими глазами, сказала:
   - Вы отпустите меня немедленно, а не то я... Внезапно на лице  у  нее
промелькнуло изумление, потом растерянность. Губы  беззвучно  двигались.
Амерлин села прямо, поводя плечами.
   - Всего ты пока не знаешь, да, дитя? Даже сотой части всего. Ты и  не
предполагала, что я способна отсечь  тебя  от  Истинного  Источника.  Ты
по-прежнему чувствуешь его, но достать его  можешь,  как  рыба  -  луну.
Когда ты научишься достаточно, чтобы подняться до  полноправной  сестры,
ни одна женщина не  сумеет  сделать  такого  с  тобой.  Чем  сильнее  ты
становишься, тем больше потребуется Айз Седай, чтобы закрыть тебя против
твоей воли. Ну как теперь, хочешь  обучаться?  -  Найнив  сжала  губы  в
тонкую ниточку и в упор мрачно смотрела на Амерлин. Та вздохнула. - Имей
ты, дитя, на волосок меньше потенциальных способностей,  я  бы  отослала
тебя к Наставнице Послушниц и велела бы ей продержать у  себя  всю  твою
жизнь. Но ты получишь чего заслуживаешь.
   Глаза Найнив  расширились,  и  у  нее  осталась  еще  секунда,  чтобы
вскрикнуть, а потом она упала  с  громким  стуком,  глухо  ударившись  о
кровать. Эгвейн поморщилась; матрасы были тонкими, а дерево под  ними  -
жестким. Лицо Найнив оставалось застывшим, когда она  чуть-чуть,  совсем
чуть-чуть, переменила позу, в которой сидела.
   - А теперь, - твердо  сказала  Амерлин,  -  если  тебе  не  требуется
дальнейшей демонстрации, мы приступим к  вашему  уроку.  Можем  сказать,
продолжим ваш урок.
   - Матушка? - пискнула Эгвейн. Она по-прежнему не  могла  пошевелиться
ниже подбородка.
   Амерлин вопросительно на нее взглянула, потом улыбнулась:
   - О-о, прости, дитя. Из-за твоей подруги я о тебе  совсем  забыла.  -
Неожиданно Эгвейн вновь обрела способность двигаться. Она подняла  руки,
просто для того чтобы убедиться, что они действуют. - Ну как, обе готовы
к занятию?
   - Да, матушка, - быстро сказала Эгвейн.  Амерлин,  глядя  на  Найнив,
приподняла бровь. Через секунду Найнив сказала напряженным голосом:
   - Да, мать.
   У Эгвейн вырвался вздох облегчения.
   - Хорошо. Тогда приступим. Освободите мысли от  всего,  кроме  бутона
цветка.
   Когда Амерлин ушла, Эгвейн вся взмокла. Раньше  у  нее  закрадывались
мысли, что некоторые из Айз Седай были суровыми и крайне требовательными
учителями,  но  эта  улыбчивая  женщина  с  некрасивым  лицом  терпеливо
добивалась нужного ей результата, выжимала  из  учениц  последние  капли
усилий, потом вытягивала еще, а когда ничего не оставалось уже, то будто
своей рукой доставала из них еще. Правда, и результат  был  великолепен.
Едва за Амерлин закрылась  дверь,  как  Эгвейн  подняла  руку;  вспыхнул
крохотный огонек, колеблясь в волоске от кончика  указательного  пальца,
затем он  затанцевал  с  пальца  на  палец.  Без  присмотра  со  стороны
наставницы - на худой конец, без одной из Принятых  -  делать  этого  не
полагалось, но девушка была слишком взволнована  своими  достижениями  и
больше ни о чем и не думала.
   Найнив вскочила с кровати и швырнула подушку в закрывшуюся дверь.
   - Эта... эта подлая, презренная, несчастная...  ведьма!  Испепели  ее
Свет! О, с каким удовольствием я бы скормила рыбам ее! Я бы  ее  пичкала
тем, от чего она на всю жизнь позеленела бы! Плевать, что по  летам  она
мне в матери годится, но, попадись она мне  в  Эмондовом  Лугу,  она  бы
сидеть как следует не смогла...
   Зубы Мудрой заскрежетали так громко, что Эгвейн вздрогнула.
   Погасив пламя, Эгвейн уткнулась взглядом в колени. Если бы придумать,
как улизнуть из каюты, не встретившись ненароком взглядом с Найнив...
   Для Найнив урок прошел не гладко, потому что свой нрав она держала  в
узде, пока не ушла Амерлин. Ей ни разу не удалось достичь многого,  если
она не сердилась, а в гневе все вырывалось из нее бурным потоком.  После
одной неудачи за другой Амерлин делала  все  возможное,  стараясь  вновь
разъярить Найнив. Эгвейн очень хотелось, чтобы Найнив забыла о том,  что
девушка при сем присутствовала и все слышала и видела.
   Найнив с негнущейся спиной прошествовала к своей  кровати  и  вперила
взор в стену, сжав руку в кулак у бедра. Эгвейн с тоской  посмотрела  на
дверь.
   - Это не твоя вина, - сказала Найнив, и Эгвейн вздрогнула.
   - Найнив, я...
   Найнив повернулась и взглянула на девушку сверху вниз.
   - Это не твоя вина, - повторила она неуверенным тоном. - Но  если  ты
шепнешь хоть одно словечко, то я... я...
   - Ни слова, - торопливо произнесла Эгвейн. - Я даже не помню  ничего,
совсем ничегошеньки.
   Найнив долгим взглядом смотрела на девушку, потом кивнула. Вдруг  она
скорчила гримасу:
   - Свет, я-то думала, что ничего нет  на  вкус  гадостнее,  чем  сырой
корень овечьего язычка. Это я запомню, так что в  следующий  раз,  когда
будешь валять дурочку, имей в виду...
   Эгвейн поморщилась. Чтобы пробудить гнев Найнив, Амерлин сделала  это
самым  первым.  Вдруг  появился  комок  чего-то   жирно   блестящего   и
отвратительно пахнущего, и, пока  Амерлин  держала  Найнив  Силой,  этот
комок начал впихиваться в рот Мудрой. Амерлин даже зажала ей нос,  чтобы
она проглотила. А Найнив, даже если что-то и проделывали всего единожды,
помнила  все.  Эгвейн  не  думала,  что  найдется  какой-нибудь   способ
остановить ее, если Найнив что-то вобьет  себе  в  голову  и  решит  это
сделать. У самой же Эгвейн все ее достижение - танцующий язычок пламени,
и уж она никогда не сумеет прижать Амерлин к стене.
   - Ну, по крайней мере, тебя  больше  не  мутит,  хоть  мы  еще  и  на
корабле.
   Найнив хмыкнула, затем коротко, резко рассмеялась:
   - Я слишком разозлилась, чтобы меня  мутило.  -  Еще  один  невеселый
смешок, и она покачала головой. - Мне  слишком  плохо,  чтобы  мне  было
дурно. О Свет, я себя так чувствую, будто меня задом наперед через свиль
протащили. Если таково  обучение  послушниц,  то  у  тебя  есть  причина
учиться быстро.
   Эгвейн рассматривала колени. Ее-то,  в  отличие  от  Найнив,  Амерлин
подбадривала лаской, уговаривала, улыбалась  ее  успехам,  сочувствовала
неудачам, потом опять улещивала. Но все Айз Седай, как  одна,  говорили,
что в  Белой  Башне  все  будет  по-другому:  трудней  и  суровей,  хотя
насколько - не уточняли. Если придется пройти  через  то,  что  испытала
Найнив, и так день за днем, вряд ли она выдержит.
   В движении корабля что-то изменилось. Качка ослабла, а по палубе  над
головой затопали. Мужчина что-то  прокричал  -  Эгвейн  не  разобрала  в
точности что.
   Девушка подняла взгляд на Найнив:
   - Думаешь... Тар Валон?
   - Есть лишь  один  способ  узнать  наверняка,  -  ответила  Найнив  и
решительно сняла плащ с крючка.
   Когда женщины поднялись на палубу,  там  повсюду  сновали  матросы  -
тянули тросы и канаты, сворачивали паруса, готовили длинные весла. Ветер
спал до легкого бриза, а облака поредели.
   Эгвейн устремилась к поручням:
   - Вот! Вот Тар Валон!
   Найнив подошла к ней с ничего не выражающим  лицом.  Остров  оказался
настолько велик, что казалось, будто сама река расщепилась надвое, а  не
широкий поток омывает клочок земли. Мосты, словно сплетенные из  кружев,
арками  выгибались  к  острову  от  каждого  берега,  над  рекой  и  над
болотистой поймой. Городские стены. Сияющие Стены Тар Валона,  искрились
и отсвечивали белым в пробивающемся сквозь облака солнечном свете. А  на
западном берегу, с сочащимся над изломом вершины жгутом дыма, чернела на
фоне голубого неба Драконова Гора, одинокая  гора,  вознесшаяся  посреди
плоских равнин и невысоких холмов. Драконова  Гора,  где  погиб  Дракон.
Драконова Гора, созданная смертью Дракона.
   Эгвейн, разглядывая гору, никак  не  могла  отделаться  от  мыслей  о
Ранде, хотя и хотела о нем не думать. Мужчина, способный направлять.  Да
поможет мне Свет!
   "Речная Королева" миновала широкий проем в высокой полукруглой стене,
что выдавалась в реку. За стеной круглую  гавань  обегала  одна  длинная
пристань. Матросы убрали последние паруса и при  помощи  только  длинных
весел подавали  судно  к  причалу  кормой  вперед.  Вдоль  всей  длинной
пристани теперь  швартовались  пришедшие  вниз  по  реке  суда,  занимая
стоянки рядом с кораблями, бросившими тут якорь раньше. При виде  Белого
Пламени на штандарте рабочие на и без того  деловито  бурлящей  пристани
засуетились пуще прежнего.
   Еще не успели отдать швартовы, а Амерлин уже вышла на палубу, и, едва
она появилась,  портовые  рабочие  перебросили  на  борт  сходни.  Подле
Амерлин шагала Лиане, в руке - увенчанный  пламенем  посох,  а  за  ними
последовали с корабля на берег и остальные Айз Седай. На Эгвейн и Найнив
никто из них и не взглянул. На пристани Амерлин  встречала  делегация  -
Айз Седай в шалях  церемонно  кланялись,  целовали  кольцо  Амерлин.  На
пристани царила суматоха - обычная суета порта  многократно  усугубилась
прибытием Престола Амерлин; солдаты, высадившись на берег, выстраивались
на пристани, рабочие устанавливали  лебедки  для  выгрузки;  а  со  стен
гремели фанфары, заглушая приветственные крики горожан.
   Найнив громко засопела:
   - Похоже, про нас все забыли. Идем! Уж мы-то про себя не забудем.
   Эгвейн, впервые увидевшей легендарный Тар Валон,  очень  не  хотелось
уходить, но она пошла за Найнив вниз, собирать вещи. Когда они вернулись
наверх с узелками в руках, то обнаружили, что солдаты и трубачи  исчезли
- и Айз Седай  тоже.  Матросы  открывали  нараспашку  люки  в  палубе  и
спускали в трюмы канаты.
   На палубе Найнив схватила за руку  докера,  здоровяка  в  груботканой
коричневой безрукавке.
   - Наши лошади... - начала она.
   - Я занят, - огрызнулся докер, вырываясь. - Лошадей доставят в  Белую
Башню. - Он оглядел женщин с ног до головы. - Если вы в Башню  по  делу,
то лучше вам самим туда пошевеливаться. К опаздывающим  новичкам  у  Айз
Седай отношение не самое лучшее.
   Другой рабочий, борющийся с тюком, болтавшимся на  тросах  над  люком
трюма, крикнул здоровяку, и тот, не оглянувшись  на  женщин,  побежал  к
товарищу.
   Эгвейн  переглянулась  с  Найнив.  Похоже,  они  и   в   самом   деле
предоставлены самим себе.
   Найнив зашагала по сходням  с  суровой  решительностью  на  лице,  но
Эгвейн сошла с корабля удрученная и в подавленном  настроении  двинулась
по пристани, сквозь  висящий  над  нею  запах  смолы  и  дегтя.  Сначала
разговоры, что нас тут с нетерпением ждут. и вот, пожалуйста, теперь  до
нас никому дела нет.
   С пристани широкие ступени вели  вверх  к  большой  арке  из  темного
красного камня. Подойдя к ней, Эгвейн  и  Найнив  замерли  в  изумлении,
широко раскрыв глаза.
   Каждое здание казалось дворцом, хотя большинство близких к арке домов
были, скорей всего,  судя  по  вывескам  над  дверями,  гостиницами  или
лавками. Везде - причудливая каменная кладка,  а  линии  каждого  здания
будто предназначались для того, чтобы дополнить и украсить следующее,  и
глаз скользил по  домам  как  по  составным  частям  единого,  цельного,
громадного рисунка. Отдельные здания и  зданиями-то  не  выглядели,  они
напоминали  гигантские  волны  прибоя,  или  громадные   раковины,   или
фантастические, изваянные  ветром  утесы.  Прямо  за  аркой  открывалась
широкая площадь, с фонтаном и деревьями, а дальше  Эгвейн  заметила  еще
одну. И над  всем  возвышались  башни,  изящные  и  устремленные  ввысь,
некоторые были соединены высоко в небе  крыльями  мостов.  А  над  всеми
башнями господствовала одна, выше и больше прочих,  ослепительно  белая,
как и Сияющие Стены.
   - С первого взгляда прямо-таки дух  захватывает,  -  раздался  позади
двуреченок женский голос. - На десятый взгляд тоже. И на сотый.
   Эгвейн обернулась. Женщина была Айз Седай; она хоть и не носила шали,
но Эгвейн была в этом уверена. Ни  у  кого  больше  нет  такой  лишенной
возраста  внешности;  и  она  держалась  с  уверенностью,  которая  лишь
подкрепляла это предположение. Один взгляд на руку - на пальце  блеснуло
золотое кольцо, змей, пожирающий собственный хвост. Немного  полная  Айз
Седай, с теплой улыбкой на лице, оказалась женщиной  с  самой  необычной
наружностью из всех, кого  встречала  Эгвейн.  Ее  полнота  не  скрывала
высоких скул, необычного разреза  глаза,  удлинявшиеся  к  скулам,  были
прозрачными, бледно-зелеными, а волосы имели почти огненный цвет. Эгвейн
едва удержалась, чтобы не таращиться все время на  эти  волосы,  на  эти
слегка раскосые глаза.
   - Возведено огир, разумеется,  -  продолжала  Айз  Седай,  -  и,  как
утверждают  некоторые,  их  лучшая  работа.  Один  из  первых   городов,
построенных после Разлома. Тогда здесь и полтысячи человек не было -  не
больше двадцати сестер, - но они построили все, что могло понадобиться в
будущем.
   - Очаровательный город, - сказала Найнив. - Нам положено идти в Белую
Башню. Мы приехали сюда для обучения, но, видимо, никому  не  интересно,
уйдем мы или останемся.
   - Интересно, - сказала, улыбаясь, женщина. - Я пришла встретить  вас,
но задержалась  из-за  разговора  с  Амерлин.  Я  -  Шириам,  Наставница
Послушниц.
   - Я не в послушницы, - сказала Найнив  твердым  голосом,  но  отчасти
чересчур быстро. - Сама Амерлин сказала, что я буду одной из Принятых.
   - Так было и мне сказано, - с весельем в голосе согласилась Шириам. -
Никогда не слышала, чтобы так  бывало  раньше,  но  говорят,  что  ты...
незаурядная. Но помни, даже Принятая может быть вызвана в  мой  кабинет.
Потребуется нарушить больше правил, чем  для  послушницы,  но  известно,
подобное случалось. - Она повернулась к Эгвейн, будто и не заметив,  как
нахмурилась Найнив. - А ты -  наша  новая  послушница.  Всегда  радостно
встречать приходящих послушниц. В эти дни их слишком мало. С тобой будет
сорок. Всего сорок. И не больше восьми или девяти поднимутся  до  уровня
Принятых. Хотя тебе, по-моему, об этом слишком-то волноваться не  нужно,
если ты будешь усердно работать и с полной отдачей. Учеба  трудна,  даже
для той, у кого  такие  высокие  данные,  которыми,  как  мне  говорили,
обладаешь ты, обучение все равно не будет простым.  Если  ты  не  будешь
упорна, как бы тяжело ни приходилось, или если ты  сломаешься  под  этим
напряжением, лучше выяснить это сейчас, и отпустить тебя на  все  четыре
стороны, и позволить тебе жить по-своему, чем тянуть и ждать, пока ты не
станешь полноправной сестрой и когда  от  тебя  будут  зависеть  другие.
Жизнь у Айз Седай нелегка. Здесь мы подготовим тебя к ней, если  в  тебе
найдется  то,  что  потребуется.   Эгвейн   сглотнула.   Сломаться   под
напряжением?
   - Я буду стараться, Шириам Седай, - слабым голосом сказала она.  И  я
не сломаюсь.
   Найнив озабоченно посмотрела на девушку.
   - Шириам... - Она замолчала и глубоко вдохнула. - Шириам  Седай...  -
она будто вытолкнула из  себя  почтительное  обращение,  -  неужели  это
должно быть настолько суровым для нее? Плоть  и  кровь  могут,  конечно,
вынести очень многое. Я  знаю...  немного...  через  что  должны  пройти
послушницы. Наверняка нет нужды пытаться сломить ее лишь для того, чтобы
узнать, насколько она сильна.
   - Ты о том, что с тобой сделала  Амерлин?  -  Найнив  одеревенела;  у
Шириам  был  такой  вид,  будто  она  изо  всех  сил  старалась,   чтобы
обуревающее ее веселье не отразилось  на  лице.  -  Я  же  сказала,  что
разговаривала  с  Амерлин.  Не  тревожься  за  свою  подругу.   Обучение
послушниц  тяжело,  но  не  настолько.  Самое  тяжелое  время  -  первые
несколько недель у новоиспеченной Принятой. - У Найнив отвисла  челюсть.
И у Эгвейн мелькнула мысль, что у Мудрой глаза вот-вот на лоб полезут. -
Дабы отсеять тех немногих, кто сумел бы проскользнуть  через  подготовку
послушниц, когда их не следовало бы к ней и  близко  подпускать.  Мы  не
можем рисковать  тем,  чтобы  среди  нас  -  полноправных  Айз  Седай  -
оказалась бы та, кто сломится под давлением внешнего мира. -  Айз  Седай
обняла обеих женщин за плечи. Найнив, похоже, едва понимала, куда  идет.
- Пойдемте, - сказала Шириам, - я устрою вас  в  ваших  комнатах.  Белая
Башня ждет.

Глава 19
ПОД КИНЖАЛОМ

   Ночь на хребте Кинжал Убийцы Родичей была холодна -  как  это  обычно
бывает в горах. Хлеставший с высоких пиков  ветер  нес  ледяное  дыхание
снежных шапок. Ранд ерзал на жесткой земле, подтянув плащ  и  одеяло,  и
спал вполглаза. Рука двинулась к лежащему рядом  мечу.  Еще  один  день,
сонно подумал он. Всего один, а потом мы уйдем.  Если  завтра  никто  не
появится, ни Ингтар, ни какой-нибудь Друг Темного,  я  провожу  Селин  в
Кайриэн.
   Это он и прежде себе говорил. Каждый день, который они  проводили  на
горном склоне, следя за местом, где, по словам Хурина,  в  том,  другом,
мире, был след, - где, по словам Селин, в этом мире  наверняка  появятся
Друзья Темного, и каждый день он убеждал себя, что пора уходить. А Селин
говорила про Рог Валир, и дотрагивалась до его руки,  и  глядела  ему  в
глаза, и, не успев понять ничего, он соглашался погодить с  выступлением
еще один день.
   От  холодного  ветра  Ранд  поежился,  думая   о   Селин,   как   она
дотрагивается до его руки и заглядывает ему в глаза.
   Если б это увидела Эгвейн, то она остригла бы меня не хуже овцы, да и
Селин тоже. Сейчас Эгвейн, наверное, в  Тар  Валоне,  обучается  на  Айз
Седай. В следующий раз, когда встретимся, она. скорей всего,  попытается
меня укротить.
   Ранд немного сдвинулся на своем одеяле, рука скользнула мимо  меча  и
коснулась узла  с  арфой  и  флейтой  Тома  Меррилина.  Невольно  пальцы
сомкнулись на плаще менестреля. А ведь тогда я, по-моему, был  счастлив,
пусть и бежал, стараясь жизнь спасти. Играя на флейте за ужин. Совсем не
зная и не понимая, что происходит. К прошлому возврата нет.
   Дрожа, он открыл глаза. Свет исходил лишь от ущербной луны, - недавно
было полнолуние, - низко висящей в небе. Костер мог бы  выдать  их  тем,
кого они выслеживали. Тихий рокот - во сне  забормотал  Лойал.  Одна  из
лошадей топнула копытом. Первым на страже  стоял  Хурин  -  у  скального
обнажения немного выше по склону; скоро он уже должен  прийти  разбудить
Ранда на смену.
   Ранд перекатился на бок... и замер.  В  лунном  сиянии  он  разглядел
фигуру  Селин,  склонившейся  над  его  переметными  сумами,  пальцы  ее
расстегивали пряжки. Белое платье будто впитало в себя весь свет.
   - Вам что-то нужно?
   Селин вздрогнула и повернулась к Ранду:
   - Вы... вы испугали меня.
   Ранд рывком поднялся на ноги,  сбрасывая  одеяло  и  заворачиваясь  в
плащ, и направился к ней. Он был  уверен,  что,  ложась  спать,  положил
сумки себе под бок; он всегда держал их рядом. Ранд взял  сумки  из  рук
Селин. Все пряжки были расстегнуты, даже на том кармане, где  лежало  то
проклятое знамя. Как моя жизнь зависит от того, что я буду хранить  его?
Если кто-то увидит его и поймет, что это такое, я умру из-за  того,  что
его найдут у меня. Он подозрительно посмотрел на Селин.
   Та не сдвинулась с места, глядя на Ранда снизу  вверх.  В  ее  темных
глазах мерцала луна.
   - Мне подумалось, - сказала Селин, - что я слишком долго  носила  это
платье. Я хотя бы могла вычистить  его,  если  б  у  меня  было  во  что
переодеться на время. Например, в одну из ваших рубашек.
   Ранд кивнул, внезапно почувствовав облегчение.  Платье  ее  выглядело
таким же чистым, как и тогда, когда он впервые увидел ее,  но  он  знал:
если на платье у Эгвейн появилось пятнышко, она не успокоится,  пока  не
ототрет его немедленно.
   - Конечно.
   Ранд открыл  вместительный  карман,  в  который  запихал  все,  кроме
свертка со знаменем, и вытащил одну из своих белых шелковых рубашек.
   - Спасибо.
   Она отвела руки за спину. К пуговицам, вдруг дошло до Ранда.
   С округлившимися глазами он отвернулся от нее.
   - Если вы поможете мне, будет много проще. Ранд прочистил горло.
   - Это... м-м... было бы неприлично. Мы же не  нареченные  и  не...  -
Перестань думать об этом! Тебе нельзя ни на ком жениться. -  Просто  это
было бы неприлично.
   От ее негромкого смешка по спине пробежала дрожь, словно она  провела
ему пальцем по позвоночнику. Ранд старался не прислушиваться к  шуршанию
позади. Он сказал:
   - Э-э... завтра... завтра мы отправимся в Кайриэн.
   - А как же Рог Валир?
   - Может, мы ошибаемся.  Может,  они  сюда  вообще  не  придут.  Хурин
говорит, через Кинжал Убийцы столько перевалов, что и  не  счесть.  Если
они заберут немного западнее, они вообще пройдут мимо гор.
   - Но след, по которому мы шли, вел сюда. Они будут здесь.  Рог  будет
здесь. Теперь можно повернуться.
   - Это вы так говорите, но мы-то не знаем... - Он повернулся, и  слова
замерли у него на языке. Платье перекинуто через согнутую руку, а  Селин
надела его рубашку, свисавшую на ней  мешковатыми  складками.  Это  была
длиннополая рубашка, сшитая на его  рост,  но  для  женщины  Селин  была
высока. Подол рубашки едва доходил до середины ее бедер. Нельзя сказать,
что Ранд никогда прежде не видел ног девушек; в Двуречье девушки  всегда
подтыкали юбки, переходя вброд пруды в Мокром Лесу. Но сейчас  все  было
по-другому, да и девушки переставали так делать  задолго  до  того,  как
становились настолько взрослыми, что им заплетали волосы в косу. К  тому
же сейчас все происходило в полумраке.  От  лунного  сияния  кожа  Селин
словно светилась.
   - Чего ты не знаешь. Ранд?
   Звук ее голоса разморозил его. Громко закашлявшись, он резко и быстро
развернулся прочь от нее.
   - А-а... я думаю... э-э... думаю... э-э...
   - Думайте о славе, Ранд. - Ее рука легла ему на спину,  и  Ранд  едва
позорно не пискнул. - Думайте о славе, которая придет к тому, кто найдет
Рог Валир. Как горда я буду, стоя рядом с ним, держащим  в  своих  руках
Рог. Вы и представить не можете тех высот, которых мы достигнем  вместе,
вы и я. С  Рогом  в  вашей  руке  вы  станете  королем.  Вторым  Артуром
Ястребиное Крыло. Вы...
   - Лорд Ранд! - В лагерь, пыхтя, влетел Хурин. - Милорд, они...  -  Он
остановился, чуть не споткнувшись, вдруг издав горлом  булькающий  звук.
Потом уткнулся взглядом в землю и  стоял,  сжимая  кулаки.  -  Простите,
миледи. Я и не думал... э-э.., я... Простите меня.
   Резко поднялся Лойал, с него спали одеяло и плащ.
   - Что случилось? Моя очередь караулить? - Он  посмотрел  на  Ранда  и
Селин, и даже в лунном свете было заметно, как у него расширились глаза.
   Ранд услышал за спиной вздох Селин. Он отступил от  нее,  по-прежнему
не глядя на женщину. Ноги у нее такие белые, такие гладкие.
   - Что такое, Хурин? - Он постарался смягчить голос,  не  понимая,  на
Хурина сердится, на себя или на Селин? На нее-то за что сердиться? -  Ты
что-нибудь заметил, Хурин?
   Нюхач заговорил, не поднимая глаз:
   - Костер, милорд. Внизу, в холмах. Вначале я его не видел. Он  у  них
маленький и спрятан, но они скрывают его от тех, кто идет за ними, а  не
от тех, кто впереди и наверху. Две мили. Лорд Ранд.  Определенно  меньше
трех.
   - Фейн, - сказал Ранд. - Ингтар  не  стал  бы  таиться  ни  от  кого,
идущего следом. Это должен быть Фейн. - И сейчас он вдруг сообразил, что
не знает, как поступать дальше. Они ждали Фейна, и вот теперь тот  всего
где-то в миле, а Ранд - в растерянности. - Утром... Утром мы  пойдем  за
ними следом. Когда нагонят Ингтар и другие, мы сможем точно указать, где
они.
   - Ну вот, - сказала Селин. - Вы позволите забрать Рог этому  Ингтару.
И слава тоже ему достанется.
   - Я не хочу... - Не подумав, он повернулся, и там  стояла  она,  ноги
светлели в лунном сиянии, а Селин и дела нет, что она полуодета,  словно
она тут одна. Словно мы тут одни, мелькнула  мысль.  Ей  нужен  мужчина,
который найдет Рог. - Втроем нам у них Рог не отобрать. А  у  Ингтара  -
двадцать конников. - Вы не знаете, можете отобрать или  нет.  Сколько  у
этого человека приверженцев? Этого вы тоже не знаете. - Голос Селин  был
тихим, но настойчивым. - Вы даже не знаете, есть ли Рог у тех людей, что
разбили там, внизу, свой лагерь. Единственный способ все узнать -  пойти
туда самому и проверить. Возьмите с собой алантина. У его племени острое
зрение, даже при лунном свете. И  он  обладает  силой  и  унесет  Рог  с
ларцом, если вы примете верное решение.
   Она права. Ты не знаешь наверняка, Фейн там или нет. Хорошенькое дело
бы вышло, если б Хурин шастал там в поисках следа, которого еще  нет,  и
Ранд, Лойал, Селин - рядом, все - на  равнине,  как  на  ладони,  а  вот
тут-то появляются наконец настоящие Приспешники Тьмы.
   - Я пойду один, - сказал Ранд. - Хурин  и  Лойал  останутся  охранять
вас.
   Засмеявшись, Селин подошла к нему  так  грациозно,  будто  танцевала.
Лунные тени бросили на ее лицо  вуаль  тайны,  когда  она  взглянула  на
юношу, и эта загадочность сделала ее еще красивей.
   - До тех пор, пока вы не вернетесь, я сумею за  себя  постоять  сама.
Возьмите алантина.
   - Она права, Ранд, - заметил, вставая, Лойал. - При луне я вижу лучше
тебя. С моими глазами, может, не понадобится подходить так близко, как в
случае, если ты будешь один.
   - Очень хорошо. - Ранд сделал несколько шагов к мечу,  поднял  его  и
застегнул пояс. Лук и колчан он оставил,  где  они  и  лежали:  в  такой
темноте лук - не помощник, и он-то  собирался  не  сражаться,  а  только
посмотреть. - Хурин, покажи мне, где этот костер.
   Вслед за нюхачом Ранд  вскарабкался  по  склону  к  скале,  громадным
каменным пальцем торчащей из горы.  Костер  был  маленьким  пятнышком  -
указанный Хурином огонек он заметил  лишь  со  второго  раза.  Тот,  кто
развел костер, хотел, чтобы огонь не был виден со стороны. Ранд  отметил
мысленно направление на костер.
   Когда они с нюхачом вернулись в лагерь, Лойал уже  оседлал  Рыжего  и
свою лошадь. Ранд сел в седло, и тогда Селин поймала его за руку.
   - Помните о славе, - тихо произнесла она. - Помните и не забывайте.
   Сорочка будто бы сидела на ней лучше, чем он помнил, сам шелк облегал
и подчеркивал ее фигуру.
   Ранд глубоко вздохнул и высвободил руку.
   - Хурин, оберегай ее ценой своей жизни. Лойал?  -  И  легонько  ткнул
каблуками Рыжего. Следом за жеребцом брела большая лошадь огир.
   За быстротой разведчики не гнались.  Горный  склон  окутала  ночь,  а
отбрасываемые луной тени  не  позволяли  видеть,  куда  ступают  лошади.
Больше костра Ранд не видел - нет сомнении, с этого уровня он  укрыт  от
посторонних  взоров  намного  лучше,  -  но  в  голове  он  держал   его
местоположение. Тому, кто научился охотиться в чащобе Западного  Леса  в
Двуречье, найти этот костер большого труда не потребуется. А что  потом?
Лицо Селин маячило перед глазами. Как горда я буду, стоя  рядом  с  тем,
кто держит Рог. - Лойал, - вдруг сказал он, стараясь перевести  мысли  в
иное русло, - что это такое - алантин, как она тебя зовет?
   - Это Древний Язык, Ранд. - Лошадь огир  ступала  с  опаской,  но  он
направлял ее почти столь же уверенно, как будто при  свете  дня.  -  Это
означает Брат, сокращение от тиа авендей алантин. Брат Древам. Древесный
Брат. Выражение очень официальное, но, с другой стороны, я  слышал,  что
кайриэнцы - народ, придающий формальностям весьма большое  внимание.  По
крайней мере, знатные Дома. Простой люд, что я там встречал, был  весьма
бесцеремонен.
   Ранд нахмурился. Навряд ли пастух  -  компания  под  стать  чопорному
кайриэнскому благородному  Дому.  Свет,  Мэт  прав  насчет  тебя!  Ты  -
безумец,, вдобавок и гонору у тебя... Но если бы я мог жениться...
   Ранду захотелось вообще перестать думать, и еще  не  успел  он  этого
понять,  как  внутри  сформировалась  пустота,  отдалив,   отстранив   в
бесконечность все мысли, превратив в часть чего-то  иного.  Ему  засияла
саидин, маня его. Ранд скрипнул зубами и игнорировал  сияние;  это  было
все равно что игнорировать пылающий уголь в голове, но так он  мог  хоть
не подпускать ее  близко.  С  превеликим  трудом.  Он  бы  избавился  от
пустоты, но где-то там в ночи - Друзья Темного, и теперь  уже  рядом.  И
троллоки. Ему нужно было это  ничто,  нужно  это,  пусть  и  тревожащее,
спокойствие пустоты. Я не должен касаться ее. Не должен.
   Вскоре Ранд натянул поводья, останавливая Рыжего у подошвы  холма,  в
ночи чернели разбросанные там и сям на склоне деревья.
   - По-моему, сейчас мы уже близко, - тихо произнес он. -  Лучше  всего
дальше идти пешими.
   Он соскользнул с седла и привязал поводья гнедого к суку.
   - С тобой все хорошо? - прошептал Лойал, слезая с лошади.  -  У  тебя
голос странный.
   -  Со  мной  все  хорошо.  -  Действительно,   голос   был   какой-то
напряженный. Чуть дрожащий. Саидин звала его. Нет! - Будь  осторожен.  Я
не знаю точно, как они далеко, но костер должен  быть  немного  впереди.
Скорей всего - на вершине холма.
   Огир кивнул.
   Ранд медленно крался от дерева  к  дереву,  аккуратно  ставя  ногу  и
прижав меч, чтоб тот не стучал по стволам. Хорошо, что подлеска  тут  не
было. Следом большой тенью скользил Лойал; только ее Ранд и  видел.  Все
вокруг было объято мраком и лунными тенями.
   Неожиданно какой-то случайный луч лунного сияния раздернул, растворил
тени впереди Ранда, и  он  застыл,  ощущая  под  руками  шершавый  ствол
болотного мирта. Смутно видневшиеся бугры на земле превратились в людей,
завернувшихся в одеяла, а в стороне от них -  кучка  холмиков  побольше.
Спящие троллоки. Костер они  потушили.  Лунный  луч,  пробившись  сквозь
ветви, сверкнул золотом и серебром у земли между этими двумя  всхолмьями
тел. Луч, кажется, стал ярче; на миг Ранд  увидел  все  яснее.  У  этого
отблеска обрисовалась фигура спящего человека, но не  он  притянул  взор
Ранда. Ларек, Рог. И еще что-то поверх него, красная точка  вспыхнула  в
лунном сиянии. Кинжал! Зачем это Фейн положил?..
   Громадная ладонь Лойала закрыла Ранду рот и в придачу добрую половину
лица. Ранд извернулся, посмотрев на огир. Лойал медленно, будто движение
могло привлечь внимание, указал вправо от себя.
   Поначалу Ранд не увидел ничего, потом - в десяти  шагах,  не  дальше,
шевельнулась тень. Высокая, громоздкая тень с вытянутым  рылом.  Дыхание
Ранда оборвалось.  Троллок.  Он  приподнял  рыло,  словно  принюхиваясь.
Некоторые из них охотятся по запаху.
   На  мгновение  пустота  дрогнула.   Кто-то   зашевелился   в   лагере
Приспешников Темного, и троллок повернулся туда.
   Ранд застыл, позволяя спокойствию ничто окутать себя.  Ладонь  лежала
на мече, но об оружии  он  не  думал.  Пустота  была  всем.  Что  бы  ни
случилось, уже случилось. Не мигая, Ранд следил за троллоком.
   Еще с полминуты тень с рылом наблюдала  за  биваком  Друзей  Темного,
потом, как бы удовлетворившись, сложилась  у  дерева.  Почти  тотчас  же
оттуда донесся низкий храп, словно рвали грубую ткань.
   Придвинувшись вплотную, Лойал, не веря, шепнул Ранду в самое ухо:
   - Он уснул.
   Ранд кивнул. Тэм говорил ему: троллоки ленивы  и  к  любому  заданию,
кроме приказа убивать, относятся  спустя  рукава,  если  только  ими  не
движет страх. Юноша вновь повернулся к лагерю.
   Тут все вновь было тихо и спокойно. Лунный луч не сверкал  больше  на
ларце, но юноша знал, которая из теней - он.  Ранд  видел  его  в  своем
разуме плавающим вне пределов пустоты, сверкающим золотом, гравированным
серебром, в свечении саидин. Рог Валир и так нужный Мэту кинжал, и то  и
другое рядом - только руку за ними протянуть. В мысленном образе всплыло
вместе с ларцом лицо Селин. Утром они могут последовать за отрядом Фейна
и подождать, пока их не нагонит Ингтар. Если Ингтар  появится,  если  он
без нюхача по-прежнему идет по следу. Нет, лучшей возможности никогда не
представится. Все - на расстоянии вытянутой руки. А на горе ждет Селин.
   Жестом указав Лойалу следовать за собой. Ранд опустился  на  живот  и
пополз к  ларцу.  Он  слышал  приглушенный  вздох  огир,  но  взгляд  не
отрывался от того затененного холмика впереди.
   Слева и справа от Ранда лежали Друзья Темного и троллоки, но  однажды
Ранд видел, как Тэм подкрался к оленю и  положил  тому  ладонь  на  бок,
прежде чем животное отскочило в сторону; и он старался  сейчас  во  всем
подражать  Тэму.  Безумец!   Эта   мысль   пронеслась   мимо,   смутная,
далекая-далекая. Это - безумие! Ты - сходишь -  с  ума!  Смутные  мысли,
мысли кого-то другого.
   Медленно, бесшумно  подполз  он  ужом  к  одной,  особенной,  тени  и
протянул вперед руку.  Пальцы  встретили  вычурный  узор,  вырезанный  в
золоте. Да, это был тот самый ларец, в котором  лежал  Рог  Валир.  Рука
нащупала еще что-то на крышке. Кинжал, без ножен. Во мраке  глаза  Ранда
расширились. Вспомнив, что кинжал содеял с  Мэтом,  он  дернулся  назад,
пустота заколебалась от его волнения.
   Спящий рядом мужчина - не далее чем в двух  шагах  от  ларца;  другие
лежали намного  дальше,  в  нескольких  спанах,  -  застонал  во  сне  и
заметался на своем одеяле. Ранд позволил пустоте отмести прочь все мысли
и страх. Беспокойно бормоча, мужчина успокоился.
   Ранд вновь двинул руку к кинжалу, едва не  коснувшись  его.  Поначалу
кинжал Мэту не повредил. По крайней мере не  много,  не  сразу,  не  так
скоро. Одним быстрым движением Ранд смахнул кинжал, сунул его за пояс  и
тотчас отдернул руку, будто стараясь как можно меньше  времени  касаться
им обнаженной кожи. Глядишь, его это и убережет, а Мэт без кинжала точно
умрет. Ранд чувствовал кинжал, тот словно гирей тянул его к земле, давил
на тело. Но в пустоте ощущения были столь же  далеки,  как  и  мысли,  и
скоро ощущение  кинжала  потускнело,  превратившись  во  что-то  давнее,
привычное.
   Он помедлил всего мгновение, смотря на запеленутый  тенями  ларец,  -
Рог должен быть внутри, но как его открыть, он не знал,  и  не  мог  сам
приподнять ларец, - потом оглянулся в  поисках  Лойала.  Огир  притаился
недалеко от него, массивная голова медленно поворачивалась -  от  спящих
людей, Друзей Темного, до спящих троллоков, туда и обратно. Даже в  ночи
было заметно, что глаза Лойала как никогда широко раскрыты; в свете луны
они казались большими блюдцами. Ранд протянул руку  и  взял  Лойала  под
локоть.
   Огир вздрогнул и едва слышно охнул.  Ранд  приложил  палец  к  губам,
положил ладонь  Лойала  на  ларец  и  мимикой  попросил  поднять  ларец.
Какое-то время - показавшееся вечностью:  ночь,  везде  Друзья  Темного,
троллоки; но длилось это не больше нескольких  ударов  сердца,  -  Лойал
смотрел на золотой ларец. Потом медленно обхватил его руками и встал. Со
стороны казалось, что огир проделал все без малейших усилий.
   Очень осторожно, куда более осторожно, чем пробирался в лагерь,  Ранд
двинулся прочь из него, следом за Лойалом и ларцом. Держа обеими  руками
меч, он наблюдал за спящими Друзьями Темного, за  неподвижными  фигурами
троллоков. Они с Лойалом  отступали,  а  все  эти  затененные  очертания
начали все глубже погружаться во мрак. Почти выбрались. Нам это удалось!
   Вдруг мужчина, спавший подле  ларца,  сел,  издав  сдавленный  вопль,
затем вскочил на ноги.
   - Он пропал! Проснитесь, вы, отбросы! Он пропа-а-а-ал! - Голос Фейна;
даже в пустоте Ранд узнал его.  Другие  в  лагере  повскакивали.  Друзья
Темного и троллоки, одни - крича  и  стараясь  понять,  что  происходит,
другие - рыча и утробно ворча. Голос Фейна сорвался на вой.  -  Я  знаю,
это ты, ал'Тор! Ты от меня прячешься, но я знаю, что это ты  там!  Найти
его! Найти! Ал'То-о-ор!
   Люди и троллоки россыпью брызнули во все стороны. Ранд,  завернувшись
в покров ничто, продолжал шагать. Почти  забытая  вначале,  пульсировала
саидин.
   - Он нас не видит, - тихо прошептал Лойал. - Как только мы  доберемся
до лошадей...
   Из темноты перед  ними  выпрыгнул  троллок,  тяжелый  и  безжалостный
орлиный клюв был на человеческом лице там, где место рту  и  носу,  и  в
воздухе уже свистел похожий на косу меч.
   Ранд двигался не думая. Он  был  един  с  клинком.  "Кот  Танцует  на
Стене". Падая, троллок вскрикнул, потом вскрикнул еще, уже умирая.
   - Беги, Лойал! - приказал Ранд. Саидин взывала к нему. - Беги!
   Он еще неясно, как бы издалека, слышал, как  неуклюже  бежит,  громко
топая, Лойал, а из ночи обрисовался другой троллок, с  кабаньей  мордой,
блестя клыками, воздев оснащенный шипом топор.  Плавным  движением  Ранд
скользнул между троллоком и огир - Лойал должен унести  Рог.  Троллок  -
голова и плечи выше Ранда, сам вдвое шире - с бессловесным  рыком  пошел
на Ранда. "Придворный Постукивает Веером". На этот раз  крика  не  было.
Ранд пятился за Лойалом, настороженно следя за ночью. Саидин  пела  ему,
какая сладкая песня! Сила могла бы испепелить их всех, дотла сжечь Фейна
и всех остальных. Нет!
   Еще два троллока, волк и баран, - поблескивали клыки  и  витые  рога.
"Ящерица в Боярышнике". Он плавно поднялся  с  колена,  когда,  едва  не
задев его плечо рогами, опрокинулся второй троллок. Песня саидин ласкала
его соблазном, тянула его  тысячью  шелковых  нитей.  Сжечь  их  всех  с
помощью Силы. Нет. Нет! Лучше умереть, чем так.  Если  я  умру,  с  этим
покончено.
   На виду появилась  группа  троллоков,  они  неуверенно  озирались  по
сторонам. Трое, четверо. Внезапно один указал на  Ранда  и  поднял  вой,
который, бросившись в атаку, подхватили и другие.
   - Пусть с этим будет покончено! - выкрикнул Ранд и кинулся  навстречу
троллокам.
   На мгновение удивление замедлило их, а затем они  кинулись  вперед  с
гортанными криками, радостные, алчущие крови,  мечи  и  топоры  подняты.
Ранд танцевал меж ними под песню саидин. "Колибри Целует Медвяную Розу".
Столь прельстительна песня, наполнявшая его. "Кот на Горячем Песке". Меч
будто ожил в его руках, чего никогда не бывало  прежде,  и  он  сражался
так, будто отбивал  клейменным  цаплей  клинком  натиск  саидин.  "Цапля
Расправляет Крылья".
   Ранд уставился на бездвижные, распростертые на земле тела.
   - Лучше быть мертвым, - пробормотал он. Поднял взор вверх,  к  гребню
холма, где находился троллочий лагерь.  Там  были  Фейн,  и  Приспешники
Тьмы, и еще больше троллоков. Слишком много,  чтобы  с  ними  сражаться.
Слишком много, чтобы сразиться с ними и остаться в  живых.  Ранд  сделал
шаг туда. Еще один.
   - Ранд, идем! - Сквозь ничто к нему проник  настойчивый  шепот-призыв
Лойала. - Ради жизни и Света, Ранд, идем же!
   Осторожно Ранд нагнулся и тщательно вытер клинок о  куртку  троллока.
Затем с той же выверенностью и точностью, будто  за  ним  на  тренировке
наблюдает Лан, вложил меч в ножны.
   - Ранд!
   Словно зная, что спешить не нужно, Ранд подошел к Лойалу, возившемуся
у лошадей. Огир ремнями, вытащенными  из  переметных  сум,  приторачивал
золотой ларец поверх своего седла. Плащ он запихал под низ, чтобы  ларец
поустойчивей держался на закругленном сиденье.
   Саидин больше не пела. Оно было там,  это  болезненное  свечение,  от
которого спазмы дергали желудок, но оно держалось поодаль, будто Ранд  и
впрямь отбил его натиск. Удивленный, он позволил пустоте исчезнуть.
   - Мне показалось, я схожу с ума, - произнес он. Неожиданно  до  Ранда
дошло, где они с Лойалом находятся, и он  всмотрелся  туда,  откуда  они
пришли.  С  полудюжины  направлений  доносились  вой  и  рычания;  явные
признаки розысков, но о преследовании не говорило ничего. Ранд запрыгнул
в седло Рыжего.
   - Иногда я не понимаю и половины того, что  ты  говоришь,  -  заметил
Лойал. - Если тебе понадобилось сходить с ума, не подождешь ли, пока  мы
не вернемся к Леди Селин и Хурину?
   - А как ты намерен ехать верхом, когда в седле вот это?
   - А я побегу!
   И в подтверждение своих слов он пустился быстрой рысью и,  дернув  за
уздечку, потянул лошадь за собой. Ранд двинул Рыжего за огир.
   Темп, с которым бежал Лойал, сделал бы честь любому скакуну. Ранд был
уверен, что огир такой рыси долго не выдержит, но ноги Лойала  двигались
с прежней резвостью. Вскоре Ранд  решил,  что  похвальба  Лойала,  будто
когда-то он обогнал лошадь, все-таки могла быть правдой. То и дело  огир
оглядывался на бегу, но  крики  Друзей  Темного  и  завывания  троллоков
отдалялись и стихали.
   Даже когда склон начал круче забирать вверх,  бег  Лойала  замедлился
едва, и  он  прирысил  в  их  лагерь  на  горном  склоне,  лишь  немного
запыхавшись.
   - Он - у вас, - зазвенел ликованием голос Селин, когда ее  взор  упал
на причудливо орнаментированный ларец  в  Лойаловом  седле.  На  женщине
опять было белое платье; для Ранда выглядело оно таким  же  ослепительно
белым, как и свежевыпавший снег. - Я знала, что вы  сделаете  правильный
выбор. Можно мне... посмотреть на него?
   - Кто-нибудь вас преследует, милорд? - встревоженно спросил Хурин. На
ларец он воззрился с благоговейным страхом, но взгляд его скользнул вниз
по горе, в ночную темень. - Если да, то нам придется пошевеливаться.
   - Вряд ли. Иди на скалу и проверь, если сумеешь что-то разглядеть.  -
Ранд слез с седла, а Хурин заторопился вверх по  горе.  -  Селин,  я  не
знаю, как открывается ларец. А ты, Лойал?
   Огир замотал головой.
   - Позвольте мне попробовать... - Даже  для  женщины  с  ростом  Селин
седло Лойала было высоко  от  земли.  Она  потянулась  вверх,  коснулась
тончайших узоров на ларце, ее пальцы пробежали по ним, нажали.  Раздался
щелчок, и она толкнула крышку, откинув ее нараспашку.
   Когда Селин привстала на цыпочки, собираясь  запустить  руку  внутрь,
Ранд протянул свою руку поверх ее плеча и вытащил Рог Валир.  Раньше  он
уже видел его, но никогда не касался. Хоть и великолепно сделанный,  Рог
не выглядел вещью  безмерно  старой  или  громадного  могущества.  Витой
золотой Рог,  мерцающий  в  слабом  свете,  инкрустированные  серебряные
письмена текучими строками обегали расширяющийся  раструб.  Он  коснулся
пальцем необычных букв. Те будто ловили отсветы луны.
   - Тиа ми авен Моридин исайнде водим, - произнесла Селин. - "Могила не
преграда для зова моего". Вы будете более великим, чем был некогда Артур
Ястребиное Крыло.
   - Я отвезу его в Шайнар, Лорду Агельмару. - Он должен бы оказаться  в
Тар Валоне. подумал Ранд, но с Айз Седай у меня дел  больше  нет.  Пусть
Агельмар или Ингтар доставят его им. Юноша уложил Рог обратно  в  ларец;
вновь лунным отблеском, притянув к себе взор, сверкнул раструб.
   - Это безумие, - сказала Селин. При этом слове Ранд вздрогнул:
   - Безумие или нет, но я так поступлю. Я говорил вам,  Селин:  мне  от
величия и крупицы не надо. Когда-то мне вроде хотелось  этого.  Какое-то
время, как мне думалось, мне хотелось того... - Свет, она так прекрасна!
Эгвейн... Селин... Я не достоин ни одной из них.  -  Мной  будто  что-то
овладело. - Ко мне явилась саидин, но я одолел ее мечом.  Или  это  тоже
безумие? Он глубоко вздохнул. - В Шайнаре самое место  для  Рога  Валир.
Если же нет, то Лорд Агельмар знает, как им распорядиться.
   С горы показался Хурин.
   - Опять появился огонь, Лорд Ранд,  и  больше  прежнего.  И  мне  еще
послышались крики. Все - внизу, в холмах. Пока еще там. На гору  они  не
лезут.
   - Вы не так истолковали мои слова. Ранд, - произнесла Селин. - Теперь
вам нельзя возвращаться. Вы связаны обязательством. Приспешники Тьмы  не
уберутся восвояси, раз вы отобрали у них Рог. Совсем наоборот. Если  вам
не известен какой-нибудь способ убить их всех, отныне они станут гнаться
за вами, как до того за ними гнались вы.
   - Нет! - Лойала и Хурина удивила горячность Ранда. Он смягчил тон.  -
Я не знаю никакого способа всех их убить. По мне все равно, пусть  живут
хоть вечно.
   Селин покачала головой, и по ее длинным волосам побежали волны.
   - Значит, возвращаться  вам  нельзя,  только  идти  вперед.  До  стен
Кайриэна вы доберетесь скорее, чем возвратитесь в Шайнар. Неужели  мысль
о еще нескольких днях в моем обществе вам кажется настолько тягостной?
   Ранд уставился на ларец. Общество Селин было вовсе не в  тягость,  но
рядом с нею он не мог удержаться и не думать о всяких  вещах,  думать  о
которых не следовало бы. Однако попытка  отправиться  обратно  на  север
чревата риском нарваться на Фейна и его компанию. В  этом  Селин  права.
Фейн от своего не отступится. Ингтар тоже порученного  на  полдороге  не
бросит. Если Ингтар пойдет на юг, а Ранд не  видел  причин,  из-за  чего
тому сворачивать со своего пути, то рано или поздно шайнарец появится  в
Кайриэне.
   - Кайриэн, - согласился Ранд. - Вы мне покажете, где живете, Селин. Я
никогда не был в Кайриэне. - Он потянулся, собираясь закрыть ларец.
   - Вы еще что-то захватили у Приспешников Тьмы? - спросила Селин. - Вы
раньше говорили о кинжале.
   Как я мог забыть? Ранд оставил ларец в покое и  вытащил  из-за  пояса
кинжал. Обнаженный клинок был изогнут как  козлиный  рог,  а  крестовины
представляли собой золотых змеев. В лунном сиянии вставленный в  рукоять
рубин, размером с ноготь большого пальца, мерцал словно злобный глаз.  С
виду и на ощупь этот кинжал - причудливо украшенный и,  как  знал  Ранд,
таящий в себе порчу, - ничем не отличался от какого-нибудь ножа.
   - Осторожнее, - заметила  Селин.  -  Не  порежьтесь.  Ранд  внутренне
содрогнулся. Если просто носить его при себе опасно, то лучше не  знать,
чем грозит малейшая царапина.
   - Это из Шадар Логота, -  объяснил  Ранд  спутникам.  -  Он  извратит
любого, кто долго носит его, зарази его скверной до самых костей -  так,
как заражен сам Шадар Логот. Без Исцеления Айз Седай эта порча  в  конце
концов убивает.
   - Так вот чем страдает Мэт, -  тихо  произнес  Лойал.  -  Никогда  не
предполагал такого.
   Хурин долго смотрел на кинжал в руке Ранда, потом отер ладони о  полы
куртки. Счастливым нюхач не выглядел.
   - Никто из нас не должен брать его в руки, только если очень нужно, -
продолжил Ранд. - Я что-нибудь приду маю, как его нести...
   - Это опасно, - Селин хмуро смотрела на клинок будто змеи на нем были
настоящими и смертельно ядовитыми. - Выбросьте  его.  Оставьте  тут  или
заройте, если желаете оградить его от иных рук, но избавьтесь от него, -
Он нужен Мэту, - твердо заявил Ранд.
   - Он слишком опасен. Вы сами так сказали.
   - Он нужен Мэту. Ам... Айз Седай сказали: если его не используют  для
исцеления Мэта, то он умрет.
   У них по-прежнему есть к нему нить, но этот клинок обрежет ее. Пока я
не избавлюсь от кинжала и от Рога, у них и ко мне есть  нить,  но  я  не
буду танцевать по их указке, как бы они ни дергали за нее!
   Ранд положил кинжал в ларец, внутрь витка Рога - там как раз было для
него место, - и опустил крышку. Она закрылась с резким сухим щелчком.
   - Ларец защитит нас от него. - Он надеялся на это. Лан говорил: когда
ты ни в чем не уверен, уверенным должен быть голос.
   - Ларец наверняка нас защитит, - сказала Селин напряженным голосом. -
А теперь я собираюсь доспать, что не успела.
   Ранд покачал головой:
   - Мы чересчур близко. Похоже, иногда Фейну как-то удается  отыскивать
меня.
   - Если боитесь, прибегните к Единению, - предложила Селин.
   - К утру я хочу оказаться как можно дальше от этих Друзей Темного.  Я
оседлаю вашу кобылу.
   - Упрямый! -  В  голосе  слышался  нескрываемый  гнев,  и,  когда  он
посмотрел на Селин, губы кривились в улыбке, которой и в помине не  было
в темных глазах. - Упрямый мужчина -  лучший,  однажды...  -  Она  сразу
замолчала, и это-то обеспокоило Ранда. Видимо, женщины  часто  оставляют
что-то недосказанным, а из своего небогатого опыта он знал,  что  именно
недоговоренность - источник всех хлопот. Селин молча наблюдала  за  тем,
как он  забросил  седло  на  спину  белой  кобылы  и  нагнулся  затянуть
подпруги.

***

   -  Сгоните  их  всех  сюда!  -  прорычал  Фейн.  Козломордый  троллок
попятился прочь от него. Костер, разгоревшийся  от  подкинутых  в  огонь
дров, разбрасывал по верхушке холма колеблющиеся тени. У яркого  пламени
теснились люди, они боялись оказаться в темноте наедине с троллоками.  -
Соберите их, всех, кто еще жив, а если они вздумают  убежать,  дайте  им
знать - они получат тогда то, что один уже получил.
   Фейн ткнул пальцем в  троллока,  который  принес  ему  известие,  что
ал'Тор  не  найден.  Тот  по-прежнему  грыз   землю,   испачканную   его
собственной кровью, а дергающиеся копыта проскребали канавки.
   - Иди, - прошипел Фейн, и  козломордый  троллок  опрометью  убежал  в
ночь.
   Презрительным   взглядом   Фейн    окинул    своих    последователей,
принадлежащих людскому племени, - им еще найдется  применение,  -  затем
повернулся и всмотрелся в ночь, в сторону Кинжала Убийцы Родичей. Ал'Тор
был где-то там, в горах. С Рогом. При этой мысли Фейн громко заскрежетал
зубами. Где точно, он не знал, но что-то тянуло его в горы.  К  ал'Тору.
Столь многое от... дара... Темного еще оставалось при нем.  Он  едва  ли
думал об этом, старался не думать, пока внезапно,  после  того  как  Рог
пропал - Пропал! - ал'Тор не оказался там,  притягивая  его,  как  кусок
мяса притягивает изголодавшегося пса.
   - Я больше не пес. Больше не пес! - Он услышал вокруг костра  людскую
беспокойную суету, но не повернулся к шепоту и шороху. - Ты отплатишь за
то, что со мной сделали, ал'Тор! Мир отплатит! - Он закатился  безумным,
кудахтающим смехом. - Мир заплатит!

Глава 20
САИДИН

   Ранд гнал свой отряд всю ночь, разрешив недолгий привал на рассвете и
дав  отдохнуть  лошадям.  И  Лойалу.  Седло  его  занимал  Рог  Валир  в
серебряно-золотом ларце, а сам  огир  шагал  или  трусил  впереди  своей
большой лошади, без единой жалобы и не замедляя движение  отряда.  Ночью
они пересекли границу Кайриэна.
   - Я хочу еще на него взглянуть, - сказала Селин,  едва  Ранд  объявил
привал. Она спешилась и зашагала к  Лойаловой  лошади.  Тени  лошадей  и
всадников, длинные  и  слабые,  указывали  на  запад,  от  солнца,  чуть
высунувшегося над горизонтом. - Снимите его для меня, алантин.  -  Лойал
начал развязывать ремни. - Рог Валир...
   - Нет, - сказал Ранд, слезая с Рыжего. - Нет, Лойал.
   Огир перевел взгляд с Ранда на Селин, его уши подрагивали, но руки он
опустил.
   - Я хочу увидеть Рог, - потребовала Селин. Ранд был уверен,  что  она
не старше его, но в этот момент она вдруг показалась старой и  холодной,
как эти горы, и на много царственнее, чем королева Моргейз при  всей  ее
надменности.
   - Я думаю, лучше держать кинжал подальше, - заметил Ранд. -  Судя  по
тому, что я знаю, смотреть на него столь же скверно, как и  прикасаться.
Пусть он там и лежит, пока я не отдам его в  руки  Мэту.  Он...  он  сам
передаст его Айз Седай. - И какую цену  они  потребуют  от  него  за  то
Исцеление? Но другого выхода у него нет. Он  почувствовал  себя  отчасти
виноватым за испытанное им самим облегчение:  он-то,  по  крайней  мере,
распрощался с Айз Седай. С ними у меня покончено. Так, или иначе.
   - Кинжал! Вас, видно, волнует один этот кинжал! Я же  говорила,  надо
избавиться от него. Рог Валир, Ранд!
   - Нет.
   Она подошла к нему, от плавной походки, покачивания  бедрами  у  него
возникло такое ощущение, будто в горле что-то застряло.
   - Мне хочется только взглянуть на него при свете дня. Я не стану  его
трогать. Можете сами держать его. Будет что вспоминать - вас,  держащего
в своих руках Рог Валир. - С этими словами Селин взяла его руки в  свои;
от ее прикосновения по коже побежали мурашки, а во рту пересохло.
   Будет что вспоминать - когда она уйдет... Достав Рог из ларца,  можно
вновь закрыть в нем кинжал. Да, что-то в этом есть - держать в руках Рог
и любоваться им при свете дня.
   Он пожалел, что слишком мало ему  известно  о  Пророчествах  Дракона.
Как-то раз, еще  в  Эмондовом  Лугу,  он  слышал  краем  уха,  как  один
купеческий охранник что-то из них рассказывал, да Найнив веник сломала о
плечи незадачливого рассказчика. В услышанной им малости ничего  о  Роге
Валир не упоминалось.
   Айз  Седай  стараются  заставить  меня  делать  то,  что  им   нужно.
По-прежнему Селин пристально смотрела Ранду в глаза,  лицо  у  нее  было
такое юное и прекрасное, что ему захотелось поцеловать ее,  несмотря  на
все свои мысли. Никогда он не видел, чтобы Айз Седай поступали так,  как
вела себя она, и выглядела Селин юной, а  вовсе  не  лишенной  возраста.
Девушка моих лет не может, быть Айз Седай. Но...
   - Селин, - очень тихо произнес он, - вы - Айз Седай?
   - Айз Седай, - почти выплюнула она  эти  слова,  резко  отбросив  его
руки. - Айз Седай! Все время вы осыпаете  меня  этими  упреками!  -  Она
глубоко вздохнула и пригладила платье, взяв себя в руки. - Я -  та,  кто
есть. И я - не Айз Седай!
   И она обернулась в молчаливую холодность, от  которой  даже  утреннее
солнце показалось знобким.
   Лойал и Хурин изо всех  сил  старались  сохранить  хорошую  мину  при
плохой игре и со всей тактичностью не замечали этой сцены, пытаясь вести
свой разговор и скрывая смущение, когда взгляд Селин  ожег  их  морозным
холодом. Они поскакали дальше.
   К вечеру путники  разбили  лагерь  у  горного  потока,  в  котором  и
наловили рыбы на ужин, к Селин, похоже, вернулось ее настроение,  и  она
оживленно щебетала с огир  о  книгах,  доброжелательно  разговаривала  с
Хурином.
   Но Ранду она едва слово молвила, и то, если он заговаривал первым,  -
и тем вечером, и весь следующий день, когда они скакали через горы,  что
вздымались по обе стороны громадными зазубренными  серыми  стенами,  все
время поднимавшимися выше и выше. Однако когда  бы  он  ни  взглянул  на
Селин, она смотрела на него в ответ  и  улыбалась.  Иногда  улыбка  была
такой, что Ранд улыбался в ответ, иногда от ее улыбки у него  першило  в
горле и он вспыхивал от возникающих в голове  мыслей,  а  иногда  улыбка
излучала таинственность, такая всезнающая  улыбка  порой  появлялась  на
лице Эгвейн. И такая улыбка всегда действовала Ранду на нервы -  но  это
была всего лишь улыбка.
   Она НЕ МОЖЕТ быть Айз Седай.
   Дорога пошла под уклон, и с обещанием в воздухе скорых сумерек Кинжал
Убийцы Родичей уступил место холмам, округлым, тесностоящим,  где  росло
больше кустов, чем деревьев, - скорей густой кустарник, чем лес.  Дороги
здесь не было, просто тропинка, по которой, вероятно,  не  часто  катили
редкие повозки. Поля ступенями-террасами срезали кое-какие  холмы,  поля
со зреющими хлебами, но опустевшие в  такой  поздний  час.  Ни  одна  из
редких ферм не оказывалась настолько близко к тропе, по  которой  скакал
отряд, чтобы Ранду  удалось  разглядеть  больше  того,  что  здания  все
сложены из камня.
   Когда впереди он увидел деревню, в вечерней полумгле  уже  мерцали  в
нескольких окошках огни.
   - Сегодня мы будем спать на кроватях, - сказал он - Чему я буду очень
доволен, Лорд Ранд, - рассмеялся Хурин. Лойал покивал, соглашаясь.
   - Деревенская гостиница, - фыркнула Селин. - Без сомнения, грязная  и
где полно черни, накачивающейся элем. Почему бы нам опять не  заночевать
под звездами? Для меня одно удовольствие спать под звездным небом.
   - Мало будет удовольствия, если, пока мы спим, нас настигнет Фейн,  -
сказал Ранд, - он и эти троллоки. Он гонится за мной, Селин. И за  Рогом
тоже, но меня он в состоянии отыскать. Зачем, по-вашему, в минувшие ночи
я выставлял часовых?
   - Если Фейн нас настигнет, вы с ним  разделаетесь.  -  Голос  ее  был
самоуверенно смел, - А в этой  деревушке  тоже  могут  быть  Приспешники
Тьмы.
   - Но даже знай они, кто  мы,  что  они  смогут?  В  деревне-то  полно
другого народу. Если, конечно, вы не  считаете,  что  там  все,  как  на
подбор, Друзья Темного.
   - А если они дознаются, что у вас Рог? Стремитесь к величию  вы  сами
или нет, но даже фермеры о нем грезят.
   - Она права, Ранд, - заметил Лойал. - Боюсь, даже фермерам  захочется
отобрать его.
   - Раскатай свое одеяло, Лойал, и накинь его поверх ларца.  И  замотай
поплотнее. - Лойал исполнил требуемое, и Ранд кивнул.  Со  стороны  было
очевидно: под полосатым одеялом огир - ящик  или  сундук,  но  ничто  не
наводило на подозрение, что там  нечто  большее,  чем  обычный  дорожный
сундук.
   - Сундук с одеждой миледи,  -  с  ухмылкой  объявил  Ранд  и  отвесил
поклон.
   Его шуточку Селин встретила кислым молчанием и ничего  не  выражающим
взглядом. И вот отряд уже двинулся дальше.
   Почти тотчас же вдалеке,  слева  от  Ранда,  лучи  заходящего  солнца
отразились  от  чего-то  на  земле.  Чего-то  большого.  Чего-то   очень
большого, судя по блику. Заинтригованный, Ранд повернул туда жеребца.
   - Милорд? - спросил Хурин. - А как же деревня?
   - Сначала я хочу взглянуть, что это такое, - сказал Ранд.  Это  ярче,
чем солнечные блики на воде. Что это может быть?
   Он не отрывал глаз от  отблеска  и  удивился,  когда  Рыжий  внезапно
остановился. Уже собравшись погнать  его  вперед,  Ранд  сообразил,  что
стоит конь на краю глинистого обрыва, над гигантским котлованом. Большая
часть холма была срыта на глубину где-то до  сотни  шагов.  Определенно,
тут исчез не один холм, и, вероятно, фермерские поля тоже, поскольку яма
была в ширину раз в  десять  больше,  чем  в  глубину.  Дальняя  сторона
котлована, по-видимому, была плотно утрамбована в  виде  ската.  На  дне
копошились люди, их было с  дюжину,  они  разжигали  костер:  внизу  уже
сгустилась  тьма,  тут  и  там  тускло  отсвечивали  доспехи,  на  боках
покачивались мечи. На них Ранд едва глянул.
   Из глины карьера  поднималась  наклонно  исполинская  каменная  рука,
держащая  хрустальную  сферу,  она-то  и  сверкала  в  последних   лучах
меркнущего солнца. Ранд потрясенно взирал на сферу, с трудом  осмысливая
ее  размеры:  идеальный  шар,  и  по  меньшей  мере  двадцати  шагов   в
поперечнике, поверхность которого - юноша был уверен  -  не  портила  ни
единая царапина.
   Поодаль от руки, соразмерное ей, было отрыто каменное лицо. Бородатое
мужское лицо, оно. выступало из грунта с достоинством бесчисленных  лет;
черты широкого лица будто хранили в себе мудрость и знание.
   Незваная, обрела форму  пустота,  в  мгновение  ока  став  цельной  и
завершенной. Светилась, маня, саидин. Так  пристально  Ранд  разглядывал
лицо  и  руку,  что  даже  не  понял,  как  и  что  произошло.   Однажды
капитан-корабельщик  рассказывал  ему  о  гигантской   руке,   сжимающей
громадную хрустальную сферу; Байл Домон утверждал: торчит она  на  холме
острова Тремалкин.
   - Тут опасно, - заметила Селин. - Отойдите, Ранд.
   - По-моему, я сумею здесь спуститься, - рассеянно заметил он.  Саидин
пела ему. Громадный шар будто засиял белым от лучей  садящегося  солнца.
Как казалось Ранду, в глубинах кристалла свет кружился и танцевал в такт
песне саидин. Он удивился про себя, почему ничего не  замечают  те  люди
внизу?
   Селин подъехала ближе и крепко взяла юношу за руку:
   - Пожалуйста, Ранд, вы должны отодвинуться. Он  озадаченно  посмотрел
на ее руку, затем скользнул взглядом по руке к  лицу.  Она  была  не  на
шутку встревожена, может, даже напугана.
   - Если этот обрыв не обвалится под  весом  наших  лошадей,  а  мы  не
свернем себе шеи, то все равно эти люди - стражники. А никто не поставит
охрану и при этом пустит туда  всякого  прохожего,  снедаемого  праздным
любопытством. Что хорошего, если вы ускользнете от Фейна, а вас арестуют
стражники какого-то лорда? Идемте.
   Внезапно - дрейфующая, далекая мысль - Ранд понял, что  его  окружила
пустота. Саидин пела, сфера пульсировала, - даже не видя, он  чувствовал
эти пульсации, - и всплыла мысль, что если он запоет песню, которую поет
саидин, то громадное каменное лицо откроет рот и запоет вместе с ним.  С
ним и с саидин. Воедино.
   - Пожалуйста, Ранд, - сказала Селин. - Я поеду  в  деревню  вместе  с
вами. И больше не буду говорить о Роге. Только поедем отсюда!
   Ранд высвободил пустоту... а она не исчезла. Саидин  продолжала  петь
вполголоса, и свет в сфере бился  в  такт  ударам  сердца.  Его  сердца.
Лойал, Хурин, Селин - все они смотрели на Ранда, но будто бы не замечали
исходящего от кристалла чудесного сверкания. Он постарался оттолкнуть от
себя пустоту. Она не поддавалась, словно обратившись в гранит; он плавал
в ничто, ставшем твердым как  камень.  Песня  саидин,  песня  сферы,  он
ощущал  их  дрожь  своими  костями,  всем  своим  естеством.  С  мрачной
решительностью он отказывался сдаваться, потянулся в глубь себя... Я  не
буду...
   - Ранд!
   Он не знал, чей это был голос.
   ...потянулся к сущности того, кем он был, к  сущности  того,  чем  он
был... ...не буду...
   - Ранд!
   Песня наполняла его, наполняла ничто. ...коснулся камня, горячего  от
жестокого  солнца,  холодного  от  безжалостной  ночи...  ...не...  Свет
наполнял его, слепил его.
   - Пока не исчезнет тень, - бормотал он, - пока не уйдет вода...
   Сила наполняла его. Он был един со сферой.
   - ...в Тень, оскалив зубы...
   Эта сила была его. Эта Сила была его.
   - ...плюнуть в глаза Затмевающему Зрение... Сила для Разлома Мира.
   - ...в последний день! - вырвалось криком, и пустота  исчезла.  Рыжий
шарахнулся от вопля; глина осыпалась под  копытами  жеребца,  крошась  в
карьер, стекая ручьями  комков.  Гнедой  пал  на  колени.  Ранд  подался
вперед, подбирая поводья, и Рыжий выбрался на твердую землю, подальше от
кромки обрыва.
   Ранд увидел, что все глядят на него. Селин, Лойал, Хурин, все.
   - Что случилось? - Пустота... Он коснулся лба.  Пустота  не  исчезла,
когда он высвободил ее, и свечение саидин  стало  сильнее,  и...  Ничего
больше он не помнил. Саидин. Ранд похолодел. - Я... что-нибудь делал?  -
Он хмурился, стараясь припомнить. - Я что-нибудь говорил?
   - Ты просто сидел, окаменев точно статуя, - сказал Лойал, -  бормоча,
что бы тебе кто ни говорил. Что ты бормотал, я не разобрал, пока  ты  не
выкрикнул "день!" так громко, что и мертвый бы проснулся. А  потом  чуть
не послал своего коня с обрыва. Ты не болен? С  каждым  днем  ты  ведешь
себя все более странно.
   - Я не заболел, - резко ответил Ранд,  потом  уже  мягче  добавил:  -
Лойал, со мной все в порядке. Селин настороженно наблюдала  за  ним.  Из
карьера донеслись оклики, слова были неразличимы.
   - Лорд Ранд, - сказал Хурин, - по-моему, эти охранники  нас  все-таки
заметили. Если им известна по этой стороне дорога вверх, в любую  минуту
они будут здесь.
   - Да, - подтвердила Селин. - Давайте поскорее отсюда уедем.
   Ранд бросил  взгляд  на  котлован,  затем  торопливо  отвел  взор.  В
огромном кристалле не было ничего,  кроме  отраженного  света  вечернего
солнца, но Ранд не хотел на него смотреть. Он почти  вспомнил...  что-то
об этой сфере.
   - Незачем их ждать. Мы ничего не сделали. Давайте поищем гостиницу.
   Он развернул Рыжего в сторону деревни, и вскоре котлован  и  кричащие
охранники остались позади.
   Как и многие деревни, Тремонсин занимала вершину холма, но холм этот,
как и те, где располагались фермы,  мимо  которых  отряд  проезжал,  был
разделен на террасы, укрепленные каменными стенами. Квадратные  каменные
дома располагались на ухоженных  участках,  позади  домов  -  аккуратные
садики, как и вдоль нескольких прямых улиц, пересекавшихся  под  прямыми
углами. Казалось, здесь никому и в голову не  пришло  закруглять  улицы,
огибающие холм.
   Однако народ тут выглядел  открытым  и  дружелюбным:  они  приветливо
кивали друг другу, хоть и спешили закончить дневные дела до  наступления
темноты. Жители этой деревни, темноглазые и с  бледными  узкими  лицами,
оказались низкорослыми - никого выше плеча Ранда, а с  Хурина  ростом  -
раз-два и обчелся. Одеты все были  в  темную  одежду,  кроме  нескольких
встреченных, у которых на груди были цветные разрезы. В воздухе носились
запахи готовящейся еды - нос  Ранда  учуял  ароматы  необычных  приправ.
Немногие хозяйки стояли, облокотясь на свои двери, и  беседовали;  двери
были разделены на две половинки, так  что  верхняя  створка  открыта,  а
нижняя - закрыта. Народ посматривал  на  приезжих  с  любопытством,  без
капли враждебности. Некоторые ненадолго задерживали  взгляд  на  Лойале,
огир  шагал  рядом  с  лошадью,  крупной,  как   жеребец-дхурранец,   но
задерживали они взор не дольше, чем позволяла учтивость.
   На самой вершине холма открылась гостиница - каменное, как и все дома
в деревне, здание,  и  о  его  назначении  ясно  говорила  разрисованная
вывеска, прибитая над широкими дверями. "Девять Колец".  Улыбаясь,  Ранд
соскочил с Рыжего и привязал уздечку  к  перекладине  коновязи.  "Девять
Колец" была одной из любимых им в детстве историй о  приключениях;  Ранд
надеялся, что любимой она и останется.
   Селин, когда он помогал ей  слезть  с  лошади,  по-прежнему  казалась
встревоженной.
   - Как вы? - спросил он. - Я вас тогда, случаем, не напугал? Рыжий  ни
за что бы не упал с откоса со мной.
   Ему все не давало покоя, что же произошло на самом деле.
   - Вы меня до  смерти  перепугали,  -  сказала  Селин  натянуто,  -  а
испугать меня нелегко. Вы могли убиться, погибнуть... -  Она  разгладила
платье. - Поедем со мной. Сегодня. Сейчас. Возьмите Рог,  и  я  навсегда
останусь рядом с вами. Подумайте. Я - рядом с вами,  и  Рог  Валир  -  в
ваших руках. И это  будет  только  начало,  обещаю.  Чего  больше  можно
просить?
   Ранд покачал головой:
   - Не могу, Селин. Рог... - Он оглянулся вокруг. В доме  через  дорогу
из окна  выглянул  мужчина,  затем  задернул  занавески;  вечер  затянул
сумраком улицу, и на виду, кроме Лойала и Хурина, теперь никого не было.
- Рог - не мой. Я это вам уже говорил.
   Селин повернулась к  Ранду  спиной,  отгородившись  от  него,  словно
непробиваемой кирпичной стеной, белым плащом.

Глава 21
"ДЕВЯТЬ КОЛЕЦ"

   Ранд ожидал, что раз время ужина, то общая зала будет  пуста,  но  за
одним из столов сгрудились с полдюжины мужчин,  азартно  метавших  кости
между высоких кружек с элем, и в сторонке сидел за ужином еще один. Хотя
у игроков не было на виду оружия и доспехов  они  не  носили,  а  только
простые куртки и бриджи темно-синего цвета, что-то в их  манере  держать
себя подсказало Ранду,  что  это  -  солдаты.  Ранд  обратил  взгляд  на
сидевшего в одиночестве мужчину. Офицер, высокие  сапоги  с  отворотами,
меч прислонен к столу возле стула. Грудь синего офицерского  кафтана  от
плеча до плеча пересекал один разрез красного цвета и еще один, желтого;
голова спереди была  чисто  выбрита,  а  сзади  свисали  длинные  черные
волосы. Солдатские прически были короткими, будто их  всех  стригли  под
один и тот же горшок. Все семеро повернулись к вошедшим - к Ранду и  его
спутникам.
   В гостинице хозяйничала худая женщина с  длинным  носом  и  седеющими
волосами, но морщины на ее лице казались скорее частью  широкой  улыбки.
Она торопливо устремилась к гостям,  вытирая  руки  белым,  без  единого
пятнышка передником.
   - Добрый вам вечер, - быстрые  глаза  цепко  пробежались  по  вышитой
золотыми нитями красной куртке Ранда, по изящному белому платью Селин, -
милорд, леди. Я - Маглин Мадвен,  милорд.  Добро  пожаловать  в  "Девять
Колец"! И вам доброго вечера,  огир.  Немногие  из  вашего  рода-племени
ходят этой дорогой. Вы, часом, не из Стеддинга Тсофу?
   Лойал, отягощенный тяжелым ларцом, умудрился как-то полупоклониться.
   - Нет, добрая хозяйка. Я пришел из иных мест, из Пограничных Земель.
   - Из Пограничных Земель, говорите? Ладно. А вы, милорд? Простите, что
спрашиваю, но внешность-то у вас  не  Порубежника,  если  вы  не  имеете
ничего против моего интереса?
   - Я из Двуречья, миссис Мадвен, это в Андоре.  -  Ранд  покосился  на
Селин - он для нее будто и не существовал; ее безразличный взгляд  почти
не заметил ни этой комнаты,  ни  кого-то  в  ней.  -  Леди  Селин  -  из
Кайриэна, из столицы, а я - из Андора.
   - Как скажете, милорд. - Глаза миссис Мадвен вспыхнули при взгляде на
меч Ранда; бронзовые цапли ясно виднелись на рукояти и  ножнах.  Хозяйка
чуть нахмурилась, но через мгновение лицо ее вновь стало безоблачным.  -
Наверняка вам захочется поесть, вам самим, и вашей  прекрасной  леди,  и
вашим  спутникам.  И  вам  нужны  будут  комнаты.  О  ваших  лошадях   я
позабочусь. Вот сюда, прошу, здесь для вас хороший стол, а на плите  уже
ждет свинина с желтыми перцами. Вы, часом, не за Рогом Валир  охотитесь,
милорд, вы и ваша леди?
   Шагая за хозяйкой, Ранд едва не споткнулся.
   - Нет! А с чего вы взяли?
   - Уж не обижайтесь, милорд. Были тут у нас  двое,  щеголи  такие,  ну
вылитые герои - о вас, милорд, и речи нет, вы совсем  другого  сорта,  -
да, в прошлом месяце. Здесь не так много путников бывает, ну, не  считая
тех, кто приезжает из столицы овса закупить, ячменя. Не думаю, что Охота
еще успела  Иллиан  покинуть,  но  вдруг  кое-кто  смекнул,  что  ему-то
благословение вовсе незачем и лучше других обставить, чем на  это  время
тратить.
   - Нет, хозяйка, мы не за Рогом охотимся. - Ранд и не взглянул на узел
.в руках Лойала; одеяло в цветных полосках складками висело  на  толстых
предплечьях огир  и  хорошо  скрывало  ларец.  -  Мы-то  точно  нет.  Мы
направляемся в столицу.
   - Как скажете, милорд. Прошу прощения, что спрашиваю, но  вашей  леди
нездоровится?
   Селин взглянула на содержательницу и впервые заговорила:
   - Я вполне здорова. - После ее слов в воздухе остался такой лед,  что
на миг его холод погасил беседу.
   - Вы - не  кайриэнка,  миссис  Мадвен,  -  неожиданно  заявил  Хурин.
Навьюченный переметными сумами и Рандовым узлом, он  очень  смахивал  на
самоходную нагруженную тачку. - Извините, но выговор у вас не тот.
   Миссис Мадвен приподняла брови и стрельнула взглядом в  Ранда,  потом
ухмыльнулась:
   - Мне бы стоило знать, что  вы  позволили  своему  человеку  свободно
разговаривать, но я выросла, привыкнув... - Ее взор метнулся к  офицеру,
который вернулся к своей тарелке. - О Свет, нет, я не кайриэнка,  но  за
грехи свои вышла замуж за кайриэнца. С ним и прожила двадцать три  года,
а когда он умер у меня на руках - да осияет его Свет, -  и  я  собралась
возвращаться в Лугард, он в последний раз посмеялся надо  мной,  ох  как
посмеялся. Он оставил мне гостиницу, а своему брату  -  деньги,  а  я-то
была уверена, что будет наоборот.  Обманщик  и  интриган,  вот  кто  был
Барин, как и все мужчины, которых я знала, а уж кайриэнцы -  хуже  всех.
Так вы сядете, милорд? Миледи?
   Хозяйка удивленно захлопала глазами, когда вместе со  всеми  за  стол
уселся и Хурин, - разумеется, огир это одно, но  Хурин,  по  ее  мнению,
безусловно являлся слугой. Кинув еще один быстрый взгляд на  Ранда,  она
поспешила на кухню, и вскоре появились девушки с ужином. Они хихикали  и
таращились на лорда, на огир, пока миссис Мадвен не прогнала их  обратно
к работе.
   Поначалу Ранд с сомнением рассматривал тарелку.  Свинина,  порезанная
мелкими кусочками, была перемешана с длинными узкими  полосками  желтого
перца, с горохом и с разными овощами и еще с чем-то, чего он не узнал, и
все блюдо залито густым прозрачным соусом. Пахло оно  в  одно  и  то  же
время остро и сладко. Селин лишь поковырялась в своей тарелке, но  Лойал
уписывал за обе щеки.
   Хурин ухмыльнулся поверх своей вилки:
   - Они необычно приправляют свою еду, кайриэнцы то  есть,  Лорд  Ранд,
но, вообще-то говоря, весьма неплохо.
   - Оно тебя не  укусит,  Ранд,  -  добавил  Лойал.  Ранд  нерешительно
попробовал и чуть не задохнулся. Вкус был такой же, как и запах, сладкий
и острый одновременно, свинина прожарена до хрустящей корочки, а  внутри
мясо было сочным,  дюжина  различных  приправ  и  специй  смешивались  и
подчеркивали друг друга непередаваемо. Ничего подобного  он  никогда  не
ел. Вкус у этого блюда был удивительный, просто восхитительный. Он  чуть
не облизал тарелку, а когда со служанками, пришедшими убрать  со  стола,
вернулась миссис Мадвен, он чуть не  попросил  добавки  -  как  поступил
Лойал. У Селин на тарелке  еще  оставалась  едва  не  половина,  но  она
коротким жестом показала одной из девушек унести ее.
   - С радостью, друг огир. - Хозяйка улыбнулась. - Немало нужно,  чтобы
такой, как вы,  наелся.  Катрин,  принеси  еще  порцию  и  пошевеливайся
поживей. - Девушка стрелой  унеслась  на  кухню.  Миссис  Мадвен  теперь
улыбалась Ранду. - Милорд, был у меня человек здесь,  который  играл  на
биттерне, но он женился  на  девушке  с  фермы,  и  теперь,  видно,  его
заставляют бренчать поводьями за плугом. Не могла не  заметить,  что  из
узла вашего человека торчит нечто очень похожее на футляр флейты. Раз уж
моего музыканта нет, не разрешите ли вашему  человеку  немного  развлечь
нас музыкой?
   Хурин обалдел.
   - Он не играет, -  объяснил  Ранд.  -  Я  играю.  Женщина  заморгала.
Похоже, лорды на флейтах не играют, уж точно не в Кайриэне.
   - Тогда беру обратно свою просьбу, милорд. Свет порукой, я  нисколько
не хотела вас обидеть, уверяю вас. Никогда бы не стала  просить  такого,
чтоб вы самолично играли в общей зале.
   Ранд колебался всего мгновение. Давно он  не  упражнялся  в  игре  на
флейте, с мечом и то чаще занимался, а монет в его  кошеле  навсегда  не
хватит. Когда-нибудь он избавится от этих нарядных причудливых  одежд  -
когда отдаст Рог Ингтару и вернет кинжал Мэту, -  а  флейта  пригодится,
чтобы  опять  зарабатывать  себе  на   ужин,   когда   придется   искать
какое-нибудь убежище от Айз Седай. И убежище  от  себя?  Что-то  же  там
сегодня случилось! Что?
   - А я не против, - сказал Ранд. - Хурин, дай-ка  мне  футляр.  Просто
вытяни его из узла.
   Незачем выставлять на обозрение плащ  менестреля;  и  без  того  уйма
невысказанных вопросов сверкала в темных глазах миссис Мадвен.
   Отделанный золотом, с серебряной насечкой,  инструмент  выглядел  как
тот, на котором не зазорно играть лорду, если  лорды  вообще  играют  на
флейтах. Цапля, выжженная на ладони, игре нисколько не  мешала.  Бальзам
Селин подействовал так превосходно, что Ранд  вряд  ли  вспомнил  бы  об
ожоге, не попадись тот ему на глаза. Но теперь он не шел  из  головы,  и
машинально Ранд начал наигрывать "Цаплю в Полете".
   В такт мелодии Хурин качал головой, а Лойал  отбивал  ритм  по  столу
толстым пальцем. Селин смотрела на Ранда, будто гадала,  кто  он  такой.
Да, миледи, я не лорд. Я - пастух и играю на флейте на постоялых дворах.
Но солдаты, прекратив болтовню,  слушали,  и  офицер  закрыл  деревянную
крышку переплета книги, которую начал было читать. Неотрывный взор Селин
высек в душе Ранда  искру  упрямства,  и  он,  твердо  решив  для  себя,
всячески избегал песен,  которые  могли  бы  звучать  во  дворце  или  в
поместье высокородного лорда. Он играл "Всего одно ведро воды" и "Старый
двуреченский лист", "Старик Джак на дереве" и "Трубка хозяина Прикета".
   Последней мелодии шестеро солдат начали подпевать хриплыми и  сиплыми
голосами, правда, зазвучали не те слова, которые знал Ранд.

   Мы скакали к Реке Иралелл
   И видели, как тайренцы пришли.
   Мы стояли вдоль берега реки,
   А солнце тогда всходило.
   Летняя равнина черна от их коней,
   От их знамен небеса черны,
   Но отстояли мы нашу землю на берегах Иралелл.
   О, отстояли мы нашу землю.
   Да, отстояли мы нашу землю.
   Отстояли нашу землю у реки утром тем.

   Не в первый раз обнаруживал Ранд, что в разных странах, порой даже  в
деревнях одной страны, одна и та же мелодия имеет разные названия и поют
на них разные песни. Он играл солдатам, пока слова не стихли  и  они  не
стали хлопать друг друга по  плечам  и  грубовато  комментировать  пение
товарищей.
   Когда Ранд опустил флейту, офицер встал и сделал резкий жест. Солдаты
на полуслове оборвали смех, шаркнули стульями и сапогами, приложив  руки
к груди, поклонились офицеру - и Ранду тоже - и ушли не оглядываясь.
   Офицер подошел к столу Ранда и поклонился, рука - у сердца;  выбритое
темя с виду было присыпано чем-то вроде белой пудры.
   - Да пребудет с вами Благодать, милорд. Полагаю, этим пением  они  не
обеспокоили вас. Они простой люд, но нисколько не хотели  оскорбить  ваш
слух, уверяю вас. Я - Алдрин Калдеввин, милорд. Капитан  на  службе  Его
Величества, да осияет его Свет! - Его взор скользнул по  мечу  Ранда;  у
юноши было чувство, что цапель тот заметил, едва Ранд вошел в гостиницу.
   - Нет, они меня  не  оскорбили.  -  Выговор  офицера  напомнил  Ранду
Морейн: каждое слово произносилось полностью и тщательно. Неужели она  и
в самом деле меня отпустила? Интересно, а не едет ли за мной следом? Или
же  поджидает  меня?  -  Присаживайтесь,  Капитан.  Прошу.  -  Калдеввин
пододвинул стул от соседнего  стола.  -  Если  не  против,  Капитан,  не
скажете ли, в  последнее  время  вы  не  встречали  чужестранцев?  Леди,
невысокая и стройная, и мужчина-боец, с голубыми  глазами?  Он  высок  и
иногда меч носит за спиной.
   - Я  вообще  не  видел  чужестранцев,  -  сказал  Калдеввин,  чопорно
опускаясь на сиденье. - За исключением вас и вашей леди, милорд. В  этих
краях бывали не многие благородные. -  Его  взгляд  дернулся,  как  удар
хлыста, к Лойалу, и на  миг  офицер  нахмурился;  Хурина  как  слугу  он
игнорировал напрочь.
   - Просто интересно знать.
   - Света ради, милорд, я не хотел бы выказывать  непочтительность,  но
могу я услышать ваше имя? Здесь бывает столь мало чужестранцев, что я не
прочь знать каждого.
   Ранд  назвался  -  никакого  титула  он  не   упоминал,   а   офицер,
по-видимому, не  придал  этому  значения,  -  и,  как  до  того  хозяйке
гостиницы, добавил:
   - Из Двуречья, что в Андоре.
   - Как я слышал, чудесный край, лорд Ранд - могу я вас так называть? -
и превосходный народ, андорцы. Ни один кайриэнец никогда не  носил  меча
мастера клинка столь молодым, как вы. Когда-то я  встречал  андорцев,  и
среди них - Капитан-Генерала Гвардии Королевы.  Вот  незадача,  имя  его
запамятовал. Не затруднит вас мне напомнить?
   Краем глаза Ранд увидел, как девушки-служанки начали убирать столы  и
подметать  пол.  Калдеввин,  казалось,  только  поддерживал  беседу,  но
последним вопросом он явно прощупывал собеседника.
   - Гарет Брин.
   - О, точно! Молодой для такого ответственного поста.  Ранд  спокойным
голосом заметил:
   - У Гарета Брина в волосах достаточно седины, чтобы быть  вам  отцом,
Капитан.
   - Извините, милорд Ранд. Я хотел сказать, что он добился его молодым.
- Калдеввин повернулся к Селин и некоторое  время  лишь  смотрел.  Потом
наконец встряхнулся, словно очнувшись от транса. - Простите, миледи, что
смотрю на вас, и простите,  что  говорю  так,  но  Благодать  несомненно
пребывает  над  вами.  Не  подскажете  ли  имя,  которое   носит   столь
совершенная красота?
   И в тот миг, когда Селин  открыла  рот,  одна  из  девушек  с  воплем
уронила лампу, которую снимала с полки. Масло выплеснулось,  и  на  полу
занялась огненная лужица. Ранд вскочил на ноги, как и все за столом, но,
прежде чем кто-то успел двинуться, появилась миссис Мадвен  и  вместе  с
девушкой своими передниками  загасила  пламя.  -  Я  же  говорила  тебе,
Катрин, будь  осторожней!  -  попеняла  хозяйка,  потрясая  перед  носом
девушки своим  теперь  закопченным  передником.  -  Ты  гостиницу  дотла
спалишь, да и себя заодно.
   Девушка, казалось, вот-вот расплачется.
   - Я была осторожна, миссис, но в руку вдруг такая боль ударила.
   Миссис Мадвен воздела руки:
   - Всегда у тебя найдется оправдание, и тем не менее ты одна  перебила
тарелок больше, чем все остальные. Ах, ну ладно, будет! Прибери тут и не
сожги себя ненароком. - Она повернулась к Ранду  и  прочим,  по-прежнему
стоящим вокруг стола. - Надеюсь, никто этого всерьез  не  воспринял.  На
самом-то деле девушка вовсе не хотела сжечь гостиницу. Посуде  лучше  не
попадать  к  ней  в  руки,  когда  малышке  вздумается   замечтаться   о
каком-нибудь парне, но с лампой прежде она так сурово не обращалась.
   - Я не против, если мне покажут мою комнату. После всего  мне  что-то
не очень хорошо. - Селин говорила осторожным тоном, будто  прислушиваясь
неуверенно к своему самочувствию, но голос, как и взгляд,  был  тверд  и
холоден, как всегда. - Долгая дорога, а тут еще этот огонь.
   Хозяйка гостиницы засуетилась и заклохтала точно наседка.
   - Конечно, конечно, миледи. У меня найдется  прекрасная  комната  для
вас и вашего лорда. Может, послать за Матушкой Каредвайн? У  нее  легкая
рука и травы успокаивающие есть.
   Голос Селин стад резче.
   - Нет. И мне нужна комната для  меня  одной.  Миссис  Мадвен  бросила
взгляд на Ранда, но в следующую секунду поклонилась и  заботливо  повела
Селин к лестнице.
   - Как вам будет  угодно,  миледи.  Лидан,  будь  хорошей  девочкой  и
быстренько принеси вещи леди. - Одна из служанок подбежала  к  Хурину  и
забрала седельные сумки  Селин,  и  женщины  исчезли  наверху  лестницы.
Селин, одеревенев спиной, шла молча.
   Калдеввин смотрел им вслед, потом, когда они скрылись с  глаз,  вновь
встряхнулся. Он подождал, пока усядется Ранд, и только тогда придвинул к
столу свой стул и сел сам.
   - Простите меня, милорд Ранд, что я любовался вашей леди,  но  в  ней
вам действительно ниспослана Благодать.  Простите,  я  не  хотел  никого
обидеть.
   - Ни в коей мере, - откликнулся Ранд. Он терялся в  догадках:  каждый
ли мужчина, когда он смотрит на Селин, испытывает чувства, сходные с его
чувствами? - Капитан, когда я подъезжал к деревне, то  заметил  огромную
сферу. Как показалось, хрустальную. Что это такое? Взгляд кайриэнца стал
жестче.
   - Это часть статуи, милорд Ранд, - медленно  произнес  он.  Его  взор
метнулся к Лойалу; на мгновение показалось, что он задумался над  чем-то
совершенно для него новым.
   - Статуи? Я разглядел руку и еще лицо. Должно быть, она громадна.
   - Так и есть, милорд Ранд. И к тому  же  древняя.  Мне  говорили,  из
Эпохи Легенд.
   Ранд ощутил холодок. Эпоха Легенд,  когда  Единую  Силу  использовали
повсюду, если можно полагаться на те предания. Что же там  произошло?  Я
же знаю, что-то там было.
   - Эпоха Легенд, - произнес Лойал. - Да, скорей всего, именно  так.  С
тех пор никто не свершал столь огромной работы.  Немалых  трудов  стоило
откопать ее, Капитан.
   Хурин сидел безмолвно, словно он не только не слушал,  а  его  вообще
тут не было.
   Калдеввин неохотно кивнул:
   - За раскопом у меня в лагере пять сотен рабочих, и даже  так  мы  ее
расчистим не раньше конца лета. Эти люди - народ из  Слободы.  Заставить
их копать - полдела,  а  вторая  половина  -  удержать  их  подальше  от
деревни. Слободские не  прочь  выпить  да  побуянить,  вы  понимаете,  а
местный люд  ведет  тихую  жизнь.  -  По  тону  капитана  было  нетрудно
догадаться, что его симпатии - на стороне жителей деревни.
   Ранд кивнул. Слободские, кем бы они ни были, его не интересовали.
   - А что вы с ней будете делать? - Капитан  замялся,  но  Ранд  просто
смотрел на него, пока тот не ответил:
   - Галдриан самолично приказал доставить ее в столицу. Лойал моргнул:
   - Совсем немалая  работа  предстоит.  Не  понимаю,  как  нечто  столь
громадное можно перевезти так далеко.
   - Приказ Его Величества, - резко отозвался Калдеввин. - Ее  установят
у города, как памятник величию Кайриэна и Дома Райатин.  Не  одним  огир
известно, как двигать камни. - Лойал смутился, а Капитан явно взял  себя
в руки. - Прошу прощения, друг огир. Я сказал второпях и был неучтив.  -
Голос у него и сейчас звучал отчасти резко. - Надолго  вы  в  Тремонсин,
милорд Ранд?
   - Утром мы уедем, - ответил Ранд. - Мы направляемся в Кайриэн.
   - Так сложилось, что завтра я отправляю часть своих людей в город.  Я
должен их сменять; они устают  и  тупеют,  чрезмерно  долго  разглядывая
людей, машущих кирками и лопатами. Вы не  возражаете,  если  завтра  они
поедут  вместе  с  вами?  -  Калдеввин  задал  вопрос,  но  так,  словно
положительный ответ на него был  предопределен.  На  лестнице  появилась
миссис Мадвен, и он встал. - С вашего позволения, милорд Ранд.  Утром  я
должен рано подняться. Значит, до утра. Да пребудет с вами Благодать.
   Капитан поклонился Ранду, кивнул Лойалу и ушел. Когда  за  кайриэнцем
затворилась дверь, хозяйка подошла к столу:
   - Милорд, я устроила вашу леди. И  приготовила  хорошие  комнаты  для
вас, и вашего человека, и для вас, друг огир. -  Она  помолчала,  изучая
взглядом Ранда. - Простите, милорд, если преступаю границы дозволенного,
но думаю, я могу говорить прямо и свободно с лордом, позволяющим  своему
человеку высказываться без спросу. Если я ошибусь... ну, оскорбить я  не
хотела. Все двадцать три года мы с Барином Мадвеном, так сказать, друг с
другом спорили, когда не целовались. Так что кое-какой опыт я имею.  Вот
сейчас вы думаете, что ваша леди видеть вас больше в жизни не хочет, а я
вот думаю, что если попозже вы к ней в дверь  постучитесь,  то  она  вас
непременно впустит. Улыбнитесь и скажите, что во всем ваша вина,  а  так
оно или нет - какая разница!
   Ранд прочистил горло и понадеялся, что не покраснел до ушей. Свет, да
Эгвейн убила бы меня, если б узнала, что я только помыслил  об  этом.  А
Селим наверняка убьет меня, если я так поступлю. Или не убьет? От  таких
мыслей запылали щеки.
   - Я... спасибо за совет, миссис Мадвен. Комнаты... -  Ранд  изо  всех
сил старался не смотреть на укрытый одеялом ларец у стула Лойала. Они не
осмелятся  оставить  его  без  присмотра,  и  его  нужно  будет  кому-то
сторожить. - Мы втроем будем спать в одной комнате.
   Хозяйка выглядела озадаченной, но быстро справилась с удивлением.
   - Как пожелаете, милорд. Сюда, пожалуйста. Ранд  последовал  за  ней.
Лойал нес укутанный в одеяло ларец - ступеньки охали и стонали под общим
весом Лойала и ларца, но хозяйка, видимо, целиком относила жалобы  своей
лестницы на тяжелую поступь огир, - а Хурин тащил на себе все переметные
сумы и свернутый плащ с арфой и флейтой.
   Миссис  Мадвен  распорядилась  внести  третью  кровать,  ее  поспешно
собрали и застелили. Одна из кроватей уже протянулась от стены до  стены
во всю длину комнаты, и с самого начала  она  явно  предназначалась  для
Лойала. Теперь в комнате стало не  повернуться,  между  кроватями  места
едва хватало, чтобы пройти. Как только хозяйка ушла. Ранд  повернулся  к
спутникам. Лойал затолкнул по-прежнему укрытый одеялом  ларец  под  свою
кровать и теперь проверял матрас на мягкость. Хурин распихивал по  углам
переметные сумы.
   - Кто-нибудь из  вас  знает,  почему  этот  Капитан  был  к  нам  так
подозрителен? В этом сомневаться не приходится. - Ранд покачал  головой.
- Я уже поверил, будто он считает, что нам под силу украсть  ту  статую,
судя по тому, как он разговаривал.
   - Даэсс Дей'мар. Лорд Ранд, - отозвался Хурин. -  Великая  Игра.  Как
некоторые ее называют. Игра  Домов.  Этот  Калдеввин  думает,  будто  вы
обязательно делаете что-то к своей выгоде, иначе зачем вы здесь?  А  что
бы вы ни делали, это  может  быть  невыгодно  для  него,  поэтому  он  и
держался так настороженно.
   Ранд потряс головой:
   - "Великая Игра"? Что за игра?
   - Вообще-то, Ранд, это совсем не игра, - откликнулся со своей кровати
Лойал. Он успел достать из кармана книгу, но она  лежала  нераскрытой  у
него на груди. - Много я о ней не знаю - у огир такого не бывало, - но я
о  ней  слышал.  Аристократы  и  благородные  Дома  всячески  интригуют,
добиваясь для себя выгод. Они делают  то,  что,  по  их  предположениям,
поможет им, или повредит врагу, или и то и  другое  вместе.  Обычно  все
действия происходят тайно, а если  не  втайне,  то  участники  стремятся
придать им видимость того, будто делается нечто совсем иное,  а  не  то,
что имеет место быть. - Огир недоуменно почесал ухо с кисточкой. -  Даже
зная, что это такое,  я  ничего  не  понимаю.  Старейшина  Хаман  всегда
говаривал: чтобы понять то, что делают люди, нужен разум получше, чем  у
него. Правда, умнее Старейшины Хамана мне мало кто встречался. Вы, люди,
- необычное племя.
   Хурин покосился на огир, но сказал:
   - Он верно судит о Даэсс Дей'мар, Лорд Ранд. Кайриэнцы играют  в  нее
больше прочих, хотя этим занимаются все южане.
   - И эти солдаты утром, - заметил  Ранд.  -  Они  -  тоже  часть  игры
Калдеввина в эту  самую  Великую  Игру?  Ни  во  что  такое  нам  нельзя
оказаться втянутыми.
   О Роге никто не упоминал. О нем, о том, что  Рог  рядом,  в  комнате,
помнили все трое.
   Лойал покачал головой:
   - Не знаю. Ранд. Он - человек, поэтому значить это может что угодно.
   - Хурин?
   - Я тоже не знаю. - Голос у Хурина был такой же обеспокоенный, как  и
вид у Лойала. - Он, может, и делает лишь  то,  что  говорит,  или  же...
Такая она. Игра Домов.  Никогда  не  знаешь.  Большую  часть  времени  в
Кайриэне, Лорд Ранд, я провел в Слободе и мало что  знаю  о  кайриэнской
знати, но... ну, Даэсс Деи'мар опасна повсюду, но особенно - в Кайриэне,
как я слышал. - Вдруг Хурина осенило. - Леди Селин,  Лорд  Ранд!  Она-то
лучше знает, чем я или Строитель. Утром спросите у нее.
   Но утром Селин пропала. Когда Ранд спустился  в  общую  залу,  миссис
Мадвен вручила ему запечатанный пергамент.
   - Уж простите меня, милорд, но вам бы послушаться  меня.  Зря  вы  не
постучались в дверь к вашей леди.
   Ранд обождал, пока она отойдет, и только тогда сломал белую  восковую
печать. На воске были выдавлены полумесяц и звезды.
   Я должна на время Вас оставить. Здесь слишком много людей, и  мне  не
нравится Калдеввин. Я буду ждать Вас в Кайриэне. Помните: я всегда  буду
рядом с Вами. Я всегда буду думать о Вас, а Вы, как  я  уверена,  -  обо
мне.
   Подпись отсутствовала, но в  этом  элегантном,  плавном  почерке  без
труда угадывалась рука Селин.
   Ранд  тщательно  сложил  пергамент,  спрятал  в  карман  и  вышел  из
гостиницы. Хурин уже держал лошадей наготове.
   У коновязи стоял Капитан Калдеввин с другим  офицером  помоложе  и  с
пятьюдесятью конными солдатами, запрудившими улицу. Головы двух офицеров
были не покрыты, но  на  руках  -  латные  перчатки,  а  поверх  голубых
кафтанов надеты стянутые ремнями кирасы с золотой насечкой.  К  амуниции
за  спиной  офицеров  были  прикреплены  короткие  древки  с  маленькими
жесткими голубыми знаменами над головой. На  знамени  Калдеввина  белела
одинокая звезда, а у молодого офицера поле было пересечено двумя  косыми
белыми полосами. Оба офицера выделялись среди солдат в простых  доспехах
и шлемах. Солдатские шлемы смахивали на  колокола,  у  которых  вырезана
часть спереди, чтобы открыть лица.
   Калдеввин поклонился вышедшему из гостиницы Ранду:
   - Доброго вам утра, милорд Ранд. Это  -  Элрикейн  Таволин,  командир
вашего эскорта, если можно так его назвать. -  Второй  офицер  без  слов
поклонился; голова его была выбрита так же, как у Калдеввина.
   - Рад вашему эскорту, капитан, - сказал Ранд,  сумев  произнести  это
непринужденно. Против пятидесяти солдат Фейн вряд  ли  рискнет  что-либо
предпринимать, но Ранд хотел бы быть уверен, что это всего лишь  эскорт,
а не конвой.
   Капитан взглянул на шагавшего к  своей  лошади  Лойала,  который  нес
скрытый одеялом ларец:
   - Тяжелая ноша, огир. Лойал сбился с шага.
   - Не люблю расставаться со своими книгами, Капитан. -  В  застенчивой
ухмылке широкого рта сверкнули крупные зубы, и огир  принялся  торопливо
приторачивать к седлу ларец.
   Калдеввин, хмурясь, оглянулся вокруг:
   - Ваша леди еще не спустилась. И ее превосходного животного тут нет.
   - Она уже уехала,  -  сказал  ему  Ранд.  -  Ей  понадобилось  срочно
отправиться в Кайриэн, еще ночью. Калдеввин приподнял брови:
   - Ночью? Но мои люди... Простите меня,  милорд  Ранд.  -  Он  оттащил
молодого офицера в сторону, что-то взбешенно шепча.
   - Он выставил часовых у гостиницы. Лорд Ранд, -  прошептал  Хурин.  -
Леди Селин, должно быть, сумела как-то уйти незамеченной.
   Морщась, Ранд влез в седло Рыжего. Если  и  был  какой-то  шанс,  что
Калдеввин их ни в чем не подозревает, то, похоже, Селин его окончательно
похоронила.
   - Слишком много людей, она говорит, - пробормотал он.  -  В  Кайриэне
народу будет гораздо больше.
   - Вы что-то сказали, милорд? Ранд поднял взор  на  Таволина,  который
подъехал к нему на высоком саврасом мерине. Хурин сидел в седле, и Лойал
стоял возле головы своей большой лошади. Солдаты выстроились в  колонну.
Калдеввина нигде не был видно.
   - Все случается не так, как я ожидаю, - сказа Ранд.
   Таволин коротко улыбнулся - улыбка едва заметно искривила губы.
   - Едем, милорд?
   И необычная кавалькада направилась к плотно  убитой  дороге,  которая
вела в город Кайриэн.

Глава 22
НАБЛЮДАЮЩИЕ

   - Ничто не случается так, как я предполагаю,  -  проговорила  Морейн,
нисколько не ожидая от Лана ответа.
   Длинный полированный стол перед нею был завален книгами  и  бумагами,
свитками и манускриптами, многие от долгого лежания припорошены пылью, а
края пообтрепались от возраста, и кое-какие из всего этого  многообразия
были  лишь  обрывками.  Эта  комната  была  будто  создана  для  книг  и
манускриптов: повсюду вдоль стен полки, уступившие  место  лишь  дверным
проемам, окнам и камину. Стулья - с высокими спинками и хорошо  набитыми
сиденьями, но половина из них и еще больше маленьких столиков заставлены
книгами, под некоторые из них книги  и  манускрипты  попросту  засунуты.
Правда, ответственность Морейн несла лишь за беспорядок, учиненный ею на
столе.
   Она встала и подошла к окну, уставилась в ночь, разреженную огоньками
деревни, что лежала  неподалеку.  Никакой  угрозы  погони.  Никто  и  не
подумает, что она появится здесь. Пусть прояснится  в  голове,  и  начну
заново, решила она. Вот и все, что нужно сделать.
   В деревне никто и не подозревал, что две пожилые  сестры,  живущие  в
этом уютном укромном домике, - Айз Седай. Об атом не подозревал ни  один
из жителей маленькой деревушки Тифанов Родник, земледельческой общины  в
глуши травянистых равнин Арафела. Селяне приходили к сестрам за  советом
в своих делах и за снадобьями от хвороб и с почтением относились  к  ним
как к женщинам, благословенным  Светом,  но  не  более  того.  Аделис  и
Вандене удалились в добровольное уединение  столь  давно,  что  в  Белой
Башне не многие помнили, живы ли они вообще.
   С одним Стражем, тоже в возрасте, который оставался с ними, они  вели
тихую жизнь, по-прежнему намереваясь написать историю мира после Разлома
и включить в нее все сведения, которые удастся найти, о  том,  что  было
ранее. Когда-нибудь. А  тем  временем  так  много  сведений  требовалось
собрать,  так  много  загадок  надо  разрешить.  В  этом   доме   Морейн
обязательно отыщет нужную ей информацию. Если  не  допускать  того,  что
этих сведений тут просто нет.
   Ее глаз уловил движение, и Морейн повернулась. Опираясь на  камин  из
желтого кирпича, стоял Лан, невозмутимый, как валун.
   - Лан, ты  помнишь,  как  мы  впервые  встретились?  Она  внимательно
наблюдала, стараясь не упустить ничего,  -  иначе  не  увидела  бы,  как
быстро  дернулась  у  него  бровь.  Нечасто  ей  удавалось  застать  его
врасплох. Этой темы ни один из них не касался; как  она  помнила,  почти
двадцать лет назад она заявила ему - со всей непреклонной гордыней  той,
кто останется всегда молодой, чтобы называться молодой, - что никогда не
заговорит больше об этом, и ожидала того же молчания от него.
   - Я помню, - все, что он сказал.
   - И по-прежнему никаких извинений? Ты же бросил меня в пруд. - Она не
улыбнулась, хотя сейчас и могла почувствовать юмор  той  ситуации.  -  Я
промокла до нитки, а ту погоду вы, Порубежники, называете весной.  Тогда
я замерзла почти до костей.
   - И я припоминаю, что развел  костер  и  развесил  одеяла,  чтобы  ты
согрелась в уединении. - Он поворошил горящие поленья и повесил  кочергу
обратно на крюк. В Пограничных Землях даже  летние  ночи  холодны.  -  Я
также помню, что той ночью ты выплеснула на меня, спящего, половину того
пруда. Нам обоим тогда пришлось бы меньше дрожать от холода, если  б  ты
прямо сказала, что ты - Айз Седай, а не взялась бы это  демонстрировать.
Не стала бы пытаться разлучить меня  с  моим  мечом.  Не  лучший  способ
знакомства с воином в Пограничье, даже для молодой женщины.
   - Я была молодой и одна, а ты был такой же большой, как и  теперь,  а
твоя неистовость - ничем не скрытой. Я не хотела, чтобы ты знал, что я -
Айз Седай. В то время мне казалось, что ты ответишь на мои вопросы более
свободно, если останешься в неведении. - Она  помолчала  недолго,  годы,
минувшие с той встречи, пронеслись перед  ее  мысленным  взором.  Хорошо
оказалось найти товарища,  разделившего  с  нею  все  нелегкие  труды  и
тяготы. -  В  последующие  недели  ты  не  думал,  что  я  попрошу  тебя
соединиться со мною узами? Для себя-то я в первый же день решила, что ты
- именно тот, кто нужен.
   - И не предполагал, - сухо сказал он. - Я был слишком занят - меня не
оставляла в покое мысль, сумею ли я сопроводить тебя в Чачин и уберечь в
целости шкуру. На каждую ночь ты припасала для меня всякие сюрпризы. Тех
муравьев я надолго запомнил. По-моему, за ту поездку я и одной ночи  как
следует не выспался.
   Она позволила себе легко улыбнуться, вспоминая.
   - Я была молодой, - повторила она. - А все эти годы твои узы  неужели
тебя не раздражают? Такой мужчина, как ты, не станет  безропотно  ходить
на поводке, пусть даже он такой легкий и незаметный, как мой.
   Замечание было до обиды язвительным;  она  знала,  что  таким  оно  и
будет.
   - Нет. - Голос его был ровен, но он  опять  взял  кочергу  и  яростно
поворошил в пламени, чего вовсе  не  требовалось.  По  дымоходу  смерчем
взвился каскад искр. - Я выбрал по доброй воле, зная, что  это  повлечет
за собой. - Железный прут загремел о крюк, и он сухо поклонился. - Честь
служить вам, Морейн Айз Седай. Так было,  и  так  будет  всегда.  Морейн
фыркнула:
   - В твоей смиренности, Лан Гайдин, всегда больше высокомерия,  чем  у
королей, за спиною у которых грозные армии. С того самого  первого  дня,
как я встретила тебя, так и было.
   - К чему все эти разговоры о прошлом, Морейн? В сотый раз -  или  так
ей показалось - она взвесила слова, которые собиралась сказать.
   - Прежде чем мы покинули Тар Валон, я оставила распоряжения: если  со
мной что случится, твои узы передадут другой. - Безмолвно он смотрел  на
нее. - Когда ты почувствуешь мою смерть,  ты  обнаружишь,  что  вынужден
немедленно разыскать мою преемницу. Не хочу, чтобы для  тебя  это  стало
неожиданностью.
   - Вынужден, - тихо, едва слышно  произнес  он  с  гневом.  -  Никогда
прежде ты не использовала мои узы, чтобы к чему-то меня вынуждать.  Я-то
думал, ты к этому относишься неодобрительно.
   -  Оставь  я  это  дело  неулаженным,  по  моей  смерти  ты  мог   бы
освободиться от уз и тебя не удержал бы и самый сильный мой приказ. Я не
позволю тебе погибнуть в бессмысленной попытке отомстить за меня. И я не
позволю тебе вернуться к твоей,  в  равной  степени  лишенной  смысла  и
пользы, собственной войне в Запустении. Война, в которой мы сражаемся, -
та же война, если ты мог бы так на нее взглянуть, и я позабочусь,  чтобы
ты сражался  в  ней  не  напрасно.  Не  будет  ни  мести,  ни  гибели  в
Запустении.
   - И ты предвидишь свою скорую смерть? - Голос его был негромок,  лицо
не выражало ничего, оба  схожи  со  скалой  в  бушующем  зимнем  буране.
Подобную манеру держать себя она видела не единожды, обычно -  когда  он
бывал на грани ярости. - Ты что-то задумала, какой-то  план,  в  котором
мне нет места, и поэтому видишь себя мертвой?
   - Я вдруг обрадовалась, что в этой комнате нет  пруда,  -  проворчала
она,  затем  вскинула  руки,   когда   он   подобрался,   обиженный   ее
легкомысленным тоном. - Я вижу свою смерть каждодневно, как и ты. Как же
иначе, раз выполняем все эти годы такую  задачу?  Теперь,  когда  назрел
перелом, я должна помнить, что она даже еще более вероятна.
   Какое-то время он рассматривал свои ладони, крупные и широкие.
   - Я никогда не думал, - медленно произнес он, - что  может  случиться
так, что из нас двоих первым умру не я.  Как-то,  даже  в  самых  худших
ситуациях, такой исход всегда казался... - Внезапно он сомкнул ладони  и
энергично растер их.  -  Если  существует  вероятность  того,  что  меня
отдадут как комнатную собачонку, то я не прочь хотя бы узнать, кому меня
отдадут.
   - Никогда не считала тебя домашней  собачонкой,  -  резко  отозвалась
Морейн, - как не считает и Мирелле.
   - Мирелле. - Он поморщился. - Да, это должна быть одна из Зеленых или
какой-нибудь сущий ребенок, только-только ставшая полноправной сестрой.
   - Если Мирелле умудряется держать в узде троих своих  Гайдин,  может,
она и с тобой справится. Хотя ей ты по нраву и  она  не  прочь  оставить
тебя при себе, она обещала передать твои узы другой, когда подыщет  тебе
ту, кто подходит тебе лучше.
   - Ну вот! Не песик, так посылка. Мирелле, значит...  опекун!  Морейн,
даже Зеленые так со своими Стражами не обращаются. За четыре  сотни  лет
ни одна  Айз  Седай  не  передавала  узы  своего  Стража  другой,  а  ты
вознамерилась сделать это со мной, и не один раз, а дважды!
   - Все решено, и переделывать я не стану.
   - Ослепи меня Свет, если я пойду по рукам, имеешь ли ты хоть какое-то
представление, в чьих руках я в итоге окажусь?
   - То, что я делаю, - для твоего же блага, и, может, к тому же  и  для
блага других.  А  если  Мирелле  найдет  сущего  ребенка,  только-только
ставшего полноправной сестрой, - разве не  ты  так  сказал?  -  которому
нужен Страж, закаленный в битвах и умудренный  в  обычаях  мира?  Сущего
ребенка, девчонку, которой, вероятно, нужно, чтобы кто-нибудь швырнул ее
в пруд? Ты многое можешь дать, Лан, и стоит ли,  чтобы  все  это  кануло
втуне  в  безвестную  могилу  или  досталось  воронам,  когда  бы  могло
послужить женщине, которая в этом нуждается? А то  иначе  все  обернется
куда худшим, чем грех, о котором злословят Белоплащники. Да, я убеждена,
ты будешь ей очень нужен.
   Глаза Лана слегка расширились; для него такая реакция - все равно что
для другого человека замереть столбом в ошеломлении  от  догадки.  Редко
она видела его выведенным из равновесия. Он дважды открывал рот  и  лишь
потом заговорил:
   - И кого ты имеешь в виду, говоря о... Она оборвала его:
   - Лан Гайдин, ты уверен, что узы  тебя  не  раздражают?  Ты  впервые,
только сейчас, осознал силу этих  уз,  их  основательность?  Ты  мог  бы
оказаться с многообещающей Белой, у которой нет  сердца  и  которая  вся
воплощенная логика, или с юной  Коричневой,  которая  видит  в  тебе  не
больше пары рук для того, чтобы таскать за нею книги и заметки.  Я  могу
передать тебя, когда захочу, как посылку или как комнатную собачонку,  -
а тебе не останется ничего, как подчиниться. Ты уверен, что они тебя  не
раздражают?
   - Значит, они нужны для этого? - проскрипел он. Глаза горели  голубым
огнем, рот кривился. Ярость. Впервые она видела, как ярость  в  открытую
гравировала морщинами  его  лицо.  -  Значит,  все  эти  разговоры  были
испытанием - испытанием! - дабы проверить крепость своих уз, не натирает
ли поводок? Спустя столько времени? С того дня, как я дал тебе слово,  я
скакал туда, куда ты велела, даже  когда  считал  это  безрассудным  или
глупым, даже когда у меня был резон скакать другим путем.  Никогда  тебе
не приходилось принуждать меня узами. По твоему слову я смотрел, как  ты
шагаешь в опасность, и держал руки по  швам,  когда  хотел  я  одного  -
выхватить меч и  прорубить  тебе  безопасный  пути.  И  после  всего  ты
испытываешь меня?
   - Нет, это не испытание, Лан. Я говорю откровенно, без уверток,  и  я
сделала так, как сказала. Но в Фал Дара я засомневалась, по-прежнему  ли
ты всецело со мной. - Настороженность вползла в его глаза. Прости  меня,
Лан. Я не стала бы ломать стены, что ты выстраивал, но я обязана  знать.
- Почему ты так поступил с Рандом? -  Он  моргнул;  он  явно  ожидал  не
такого вопроса. Она знала, какие мысли пришли ему в голову, и  не  стала
бы оставлять его в покое теперь, когда он выведен из  равновесия.  -  Ты
привел его к Амерлин, а он заговорил и повел себя как лорд Пограничья  и
прирожденный солдат. Это некоторым образом соответствовало тому,  что  я
для него планировала, но мы с тобой никогда не упоминали  о  том,  чтобы
обучить его чему-то такому. Почему, Лан?
   - Это представлялось... уместным. Когда-то  молодой  волкодав  должен
встретить своего первого волка, но если этот  волк  увидит  перед  собой
щенка, если тот станет вести себя как щенок, волк наверняка  убьет  его.
Волкодав, если хочет выжить, должен быть волкодавом в глазах волка  даже
больше, чем в своих собственных.
   - Так ты смотришь на Айз Седай? На Амерлин? На меня? Как  на  волков,
готовых загрызть твоего юного волкодава? - Лан покачал головой.  -  Тебе
известно, кто он такой, Лан. Тебе известно, кем он станет. Должен стать.
Для чего я и трудилась с того дня, как мы с тобою встретились, и задолго
до него. Ты и теперь сомневаешься в том, что я делаю?
   - Нет. Нет, но... - Он уже оправился, вновь возводя стены. Но они еще
не достроены. - Сколько раз ты говорила, что  та'верен  затягивает  всех
вокруг себя, словно щепки в водоворот? Возможно, меня тоже  затянуло.  Я
лишь знаю, что это казалось правильным. Этим крестьянским  парням  нужен
кто-то на их стороне. По крайней мере, Ранду. Морейн, я верю в  то,  что
ты делаешь, даже сейчас, когда и половины не знаю; верю, потому что верю
в тебя. Я не просил освобождать меня от уз и не стану. Каковы бы ни были
твои  планы  погибнуть  самой  и  обеспечить  мою  безопасность  -   как
распорядилась, - я с превеликой радостью готов сохранить  твою  жизнь  и
сделать так, чтобы эти планы, по крайней мере, завершились ничем.
   - Та'верен, - вздохнула Морейн. - Может, оно  и  так.  Скорей,  я  не
щепку направляю в потоке, а стараюсь править бревно через пороги. Всякий
раз, как я толкаю его, оно  толкает  меня,  и  чем  дальше,  тем  больше
становится бревно.  Однако  я  должна  идти  до  конца.  -  Она  коротко
рассмеялась. - Я не буду несчастна, мой старый друг, если ты  умудришься
опрокинуть эти планы. А  теперь,  пожалуйста,  оставь  меня.  Мне  нужно
поразмышлять одной. - Он замешкался на мгновение и повернулся  к  двери.
Но в последний момент она не позволила ему уйти, не задав напоследок еще
одного вопроса: - Лан, ты мечтал когда-нибудь о чем-то другом?
   - Все люди мечтают. Но я знаю: есть мечты для мечтаний. Это же, -  он
коснулся эфеса меча, -  реальность.  -  Стены  вновь  стояли,  такие  же
высокие и крепкие, как прежде.
   Он ушел, а Морейн откинулась на спинку  стула,  глядя  в  огонь.  Она
думала о Найнив и о трещинах в стене. Не стараясь, не  задумываясь,  что
делает, эта молодая женщина пробила трещины в Лановых защитных  валах  и
посадила в этих трещинах ползучие  побеги.  Лан  считал,  что  ничто  не
грозит ему, запертому в крепости судьбой и своей собственной  волей,  но
неторопливо,  исподволь,  терпеливо  эти  побеги  разрушают  его  стены,
обнажая там человека. Он уже испытывал привязанность к Найнив; а вначале
был безразличен к народу из Эмондова Луга, относясь к  ним  лишь  как  к
тем, кто представляет определенный интерес для Морейн. Найнив переменила
это отношение, как она переменила и Лана.
   К своему удивлению, Морейн ощутила вспышку ревности. Ничего подобного
раньше она за собой не замечала, никогда, - ни к одной  из  тех  женщин,
которые бросали к ногам Лана свои сердца, ни к  тем,  кто  делил  с  ним
ложе. Честно сказать, она  никогда  не  думала  о  нем  как  об  объекте
ревности, как никогда не думала так ни об  одном  из  мужчин.  Она  была
замужем за своей битвой, как и он женат на своей. И в  этих  битвах  они
так долго были соратниками. Он загнал до смерти коня,  а  потом  и  чуть
себя не загнал до смерти, на руках принеся ее к Анайе за исцелением.  Не
однажды она ухаживала за  его  ранами,  своим  искусством  сохраняя  ему
жизнь, - жизнь, которой он  готов  был  пожертвовать  ради  спасения  ее
собственной. Он всегда говорил, что обвенчан со смертью. Теперь же новая
невеста взяла в плен его  взоры,  хотя  он  и  был  слеп  к  этому.  Ему
представлялось, будто он по-прежнему стоит силен за своими  стенами,  но
Найнив уже вплела свадебные цветы в его волосы.  Найдет  ли  он  в  себе
решимость столь же блаженно ухаживать за смертью? Морейн  гадала,  когда
же он попросит ее освободить себя от уз. И как же она поступит, когда он
попросит.
   С недовольной миной она поднялась на ноги.  Есть  дела  куда  важнее.
Намного  важнее.  Взгляд  пробежал  по  раскрытым  книгам   и   бумагам,
заполнявшим всю комнату.  Так  много  намеков,  ниточек,  но  ни  одного
ответа.
   Вошла Вандене, в руках -  поднос  с  чайником  и  чашками.  Она  была
изящной и стройной,  с  прямой  спиной,  почти  белые  волосы  аккуратно
собраны на затылке. Безвозрастности гладкого лица - много-много лет.
   - Я бы не стала беспокоить тебя сама, а послала бы с этим Джаэма,  но
он в амбаре тренируется с мечом. - Она хихикнула,  отодвигая  в  сторону
помятый  манускрипт  и  ставя  на  стол  поднос.  -  Лан  здесь,  и  его
присутствие заставило Джаэма вспомнить, что он не  просто  садовник  или
работник на подхвате. Гайдины такие упрямцы! Я думала, Лан  еще  тут,  и
поэтому прихватила лишнюю чашку. Ты нашла, что искала?
   - Я даже не уверена, что же  я  ищу.  -  Морейн  нахмурилась,  изучая
собеседницу. Вандене была из Зеленой Айя, а не  из  Коричневой,  как  ее
сестра, но они вдвоем провели  в  изысканиях  столько  времени,  что  ее
познания в истории сравнялись со знаниями Аделис.
   - Чем бы это ни было, ты, видно, даже  не  знаешь,  где  смотреть.  -
Вандене, покачивая головой, покопалась в книгах и манускриптах на столе.
- Такой разнобой тем. Троллоковы Войны. Наблюдающие За Волнами.  Легенда
о Возвращении. Два трактата о Роге Валир. Три -  о  темном  пророчестве,
и... Свет, это же труд Сантры об Отрекшихся! Отвратительная вещь!  Такая
же гадкая, как эта, о Шадар Логоте. И Предсказания  о  Драконе,  в  трех
переводах и вдобавок оригинал.  Морейн,  чего  же  тебе  все-таки  надо?
Пророчества я еще могу понять - до нас здесь доходили  кое-какие  вести,
хоть и на отшибе мы. Кое-что слышали  и  о  происходящем  в  Иллиане.  В
деревне ходят слухи, что, мол, кто-то уже сыскал Рог. - Она постучала по
манускрипту о Роге и закашлялась от  поднявшегося  пыльного  облачка.  -
Конечно, этому я не доверяю. Слухи они  слухи  и  есть.  Но?..  Нет.  Ты
говорила, тебе нужно уединение, и не буду тебе мешать.
   - Погоди-ка, - сказала Морейн, останавливая вторую Айз Седай у двери.
- Может, ты сумеешь дать ответы на некоторые вопросы.
   - Я постараюсь. - Вандене неожиданно улыбнулась. -  Аделис  заявляет,
что я зря не выбрала Коричневую. Спрашивай. - Она налила две чашки чая и
подала одну Морейн, затем пододвинула стул к камину.
   Парок вился  над  чашками,  а  Морейн  тщательно  продумывала,  какие
вопросы задать. Чтобы получить ответы и не открыть чрезмерно много.
   - Рог Валир не упоминается в  Пророчестве,  но  он  как-то  связан  с
Драконом?
   - Нет. За исключением того факта,  что  Рог  должен  быть  найден  до
Тармон Гай'дон и что, как считается. Дракон должен сражаться в Последней
Битве, между ними нет никакой связи.
   Беловолосая женщина потягивала чай и ждала.
   - Что-нибудь связывает Дракона с Мысом  Томан?  Вандене  помешкала  с
ответом.
   - И да, и нет. Этот вопрос - яблоко раздора между мною  и  Аделис.  -
Голос ее обрел менторский тон, и какое-то время она  говорила  в  манере
Коричневой. - В оригинале есть  строфа,  которая  буквально  переводится
так: "Пятеро скачут дальше, и  четверо  возвращаются.  Над  наблюдающими
провозгласит он себя, со знаменем пронесясь через небо в огне..."  Ну  и
так далее. Вся закавыка в слове маврон. Я утверждаю, что оно переводится
не просто  "наблюдающие",  которое  есть  аврон.  Здесь  намного  важнее
маврон. Я утверждаю, что оно значит "Наблюдающие За Волнами", хотя  сами
они называют себя До  Миер  А'врон,  разумеется,  а  не  Маврон.  Аделис
говорит мне, что я занимаюсь софистикой, что это натяжка. Но я  полагаю,
это означает, что Возрожденный Дракон появится где-то над Мысом Томан, в
Арад Доман или в Салдэйе.  Пусть  Аделис  думает,  что  я  глупа,  но  я
прислушиваюсь к каждому словечку, каждой крупице новостей, приходящих  в
эти дни из Салдэйи. Мазрим Таим способен направлять, как  я  слышала,  и
нашим сестрам не удалось еще его обложить и загнать в угол. Если  Дракон
возрожден и Рог Валир найден, значит, скоро Последняя  Битва.  Мы  можем
так и не закончить  нашу  историю.  -  Она  вздрогнула,  затем  внезапно
засмеялась. - Нашла о чем беспокоиться.  Наверное,  я  и  в  самом  деле
становлюсь более Коричневой. Страшно даже размышлять  о  таком.  Задавай
следующий вопрос.
   - Не думаю, что тебе стоит волноваться о Тайме, - рассеянно  заметила
Морейн. Нащупалась связь с Мысом Томан, хотя и тонкая и слабая. - С  ним
разделаются, как и с Логайном. Что по поводу Шадар Логота?
   - Шадар Логот! - фыркнула Вандене.  -  Если  вкратце,  то  город  был
уничтожен  своею  собственной  ненавистью,  были  уничтожены  все  живые
существа, до единого, исключая Мордета, советника, который все и затеял,
начав применять тактику Друзей Темного против самих Приспешников Тьмы, и
теперь он пойман в ловушку,  дожидаясь  возможности  украсть  какую-либо
душу. Входить туда небезопасно, и небезопасно прикасаться  в  городе  ко
всему. Но любой послушнице, приблизившейся к ступени Принятой,  известно
столько же. Если подробно, то тебе  нужно  остаться  здесь  на  месяц  и
выслушать лекцию Аделис - она об этом знает все доподлинно,  но  даже  я
могу сказать тебе, что Драконом там и не пахнет. Этот  город  был  мертв
еще за сто лет до того, как из  пепла  Троллоковых  Войн  восстал  Юриэн
Каменный Лук, а из всех Лжедраконов по времени он  ближе  всех  к  нему.
Морейн подняла руку:
   - Я не говорю точно, и пока я не говорю о Драконе,  Возрожденном  или
ложном. Не могла бы ты указать причину, по которой  Исчезающий  взял  бы
нечто, пришедшее из Шадар Логота?
   - Нет, если он знает, что  это  за  вещь.  Ненависть,  убившая  Шадар
Логот,  была  ненавистью,  которую  предполагали   использовать   против
Темного; исчадия Тени она уничтожает с тем же успехом, как  и  тех,  кто
шагает в Свете. Они справедливо боятся Шадар Логота, и  не  меньше,  чем
мы.
   - А что ты можешь рассказать мне об Отрекшихся?
   - Что-то ты перескакиваешь с одной темы на другую? Рассказать я  могу
не многим более того, что  ты  узнала  послушницей.  Сверх  того  никому
больше не известно о Безымянных. Ты хочешь, чтоб мы болтали о том о сем,
что выучили будучи обе девчонками?
   Морейн молчала. Ей не хотелось говорить слишком многое, но у  Вандене
и Аделис под рукой сведений обо всем неизмеримо больше, чем где-либо, не
считая Белой Башни, а там ее ждало сложностей куда больше, чем  ей  того
хотелось иметь сейчас. Она позволила  имени  скользнуть  с  губ,  словно
радуясь избавлению от него.
   - Ланфир.
   - На сей раз, - вздохнула собеседница, - я не знаю ни чуточки больше,
чем знала послушницей. Дочь Ночи остается во многом загадкой, как  будто
и вправду закутана в плащ мрака. - Она помолчала, глядя в чашку, а когда
подняла взор, острые глаза впились в лицо Морейн.  -  Ланфир  связана  с
Драконом, с Льюсом Тэрином  Теламоном.  Морейн,  у  тебя  есть  какой-то
намек, где будет Возрожден Дракон? Или был Возрожден? Он уже идет?
   - Если бы был, - спокойно ответила Морейн, - разве сидела бы я здесь,
вместо того чтобы находиться в Белой Башне? Амерлин  знает  столько  же,
сколько и я, в этом готова поклясться. Ты получила от нее вызов?
   - Нет, но полагаю, что получу. Когда придет время и мы  должны  будем
встретиться с Возрожденным Драконом, Амерлин понадобится каждая  сестра,
каждая Принятая,  каждая  послушница,  способная  самостоятельно  зажечь
свечу. - Голос Вандене стал глуше, задумчивей. - При той  мощи,  которой
он будет обладать, мы обязаны сокрушить его до того, как у него появится
шанс использовать ее против нас, до того, как он сойдет с ума  и  успеет
разрушить мир. Но сначала мы должны позволить ему встретиться с  Темным.
- Она нерадостно рассмеялась, видя лицо Морейн. -  Я  -  не  Красная.  Я
достаточно изучала Пророчества, чтобы понимать: до того мы не  осмелимся
его укротить. Если мы вообще сумеем укротить его. Я не хуже  тебя  знаю,
как  и  любая  сестра,  которая  имеет  желание  понять,   что   печати,
удерживающие Темного в Шайол Гуле,  слабеют.  Иллианцы  сзывают  Великую
Охоту за Рогом. Лжедраконы кишмя кишат. И двое из них, Логайн  и  теперь
тот, в Салдэйе, способны направлять. Когда было в последний  раз,  чтобы
Красные  меньше  чем  за  год  обнаруживали   двух   мужчин,   способных
направлять? Когда в последний раз они находили одного в пять лет? Не  на
моей памяти, а я порядком старше тебя. Знамения повсюду. Тармон  Гай'дон
близится. Темный вырвется на свободу. И Дракон будет Возрожден. -  Чашка
задребезжала,  когда  Вандене  поставила  ее  на  поднос.  -   Вероятно,
потому-то я и опасаюсь, что ты увидела какие-то признаки этого.
   - Он придет, - ровным голосом сказала Морейн, - и мы сделаем то,  что
должно быть сделано.
   - Если б я думала, что из этого будет какой-то толк, то  оторвала  бы
от книг нос Аделис и отправилась в Белую Башню. Но мне здесь хорошо, и я
рада, что я здесь, а не там. Вдруг у  нас  будет  время  закончить  нашу
историю.
   - Надеюсь, сестра, что будет. Вандене встала:
   - Ладно, у меня еще есть дела перед сном. Если вопросов  больше  нет,
то я оставлю  тебя,  продолжай  свои  поиски.  -  Но  помедлила,  и  тут
обнаружилось, что, сколько бы она ни  провела  времени  с  книгами,  она
по-прежнему оставалась сестрой из Зеленой Айя. - Ты что-то должна решить
с Ланом, Морейн. В душе этот мужчина клокочет похлеще  Драконовой  Горы.
Рано или поздно, но его прорвет. Я достаточно  знаю  мужчин  и  понимаю,
когда мужчина взволнован из-за женщины. Вы долго были вместе. Может,  он
наконец-то увидел в тебе не только Айз Седай, но и женщину.
   - Лан видит во мне ту, кто я есть, Вандене. Айз Седай. И по-прежнему,
как я надеюсь, друга.
   - Ох уж эти Голубые. Всегда готовы спасать мир, а теряют сами себя.
   Беловолосая Айз Седай ушла,  и  чуть  погода  Морейн  взяла  плащ  и,
бормоча, вышла в сад. Что-то из сказанного Вандене зацепило ее мысли, но
ей не удавалось вспомнить,  какие  именно  слова  стали  тому  причиной.
Ответ, или намек на ответ, на вопрос, который она не задала,  -  но  все
равно вопрос упрямо не давался, не облекался в осмысленные слова.
   Сад, как и дом, был небольшим, но аккуратным даже в лунном  свечении,
смешанном с желтыми пятнами из окошек домика, между ухоженными  клумбами
с цветами бежали  песчаные  дорожки.  От  мягкой  прохлады  ночи  Морейн
накинула на плечи плащ. Каков же был ответ и каков же был вопрос?
   Позади заскрипел песок, и она повернулась, думая, что это Лан.
   В нескольких шагах от нее в полутьме  смутно  вырисовывалась  тень  -
тень, казавшаяся очень высоким человеком, закутанным в плащ.  Но  лунные
отсветы выхватили лицо: со впалыми щеками, бледное, с черньми, чрезмерно
большими глазами над морщинистым  красногубым  ртом.  Плащ  распахнулся,
распластавшись в громадные крылья, наподобие крыльев летучей мыши.
   Понимая, что опоздала, она открыла себя сандар, но Драгкар уже  начал
еле слышно напевать, и это тихое воркование наполнило  ее,  разбивая  ее
волю. Саидар ускользнула прочь. Она ощутила лишь неопределенную  печаль,
шагнув к  этому  созданию;  низкий  напев,  что  притягивал  все  ближе,
притуплял, подавлял чувства. Белые-белые руки  -  как  человеческие,  но
оснащенные когтями, - протянулись навстречу Морейн, и губы  цвета  крови
изогнулись в пародии на улыбку, обнажая острые зубы, но  смутно,  совсем
смутно, она понимала - он не будет ни кусать, ни рвать. Бойся Драгкарова
поцелуя. Как только эти губы  коснутся  ее,  она  будет  все  равно  что
мертва, они высосут душу, после - жизнь. Кто бы ни нашел ее, пусть  даже
Драгкар выпустит ее, когда они придут, но обнаружат тело без единой раны
и холодное, как двухдневный труп. А если они появятся  прежде,  чем  она
умрет, обнаружат они куда худшее и на самом  деле  не  ее  вовсе.  Напев
тянул ее все ближе, к этим бледным рукам, и уже голова Драгкара медленно
склонилась к ней.
   Когда клинок мелькнул над плечом Морейн и пронзил Драгкару грудь, она
почувствовала слабое - слабее некуда - удивление, и лишь чуть  побольше,
когда второй меч накрест блеснул над другим ее плечом  и  ударил  вослед
первому.
   Ошеломленная, покачиваясь на слабых ногах,  она  словно  бы  издалека
наблюдала, как тварь отбросили назад, прочь от нее. Потом появился  Лан,
затем Джаэм. Костистые руки  седоволосого  Стража  сжимали  меч  так  же
уверенно и крепко, как и у мужчины помоложе. Скребущие по  острой  стали
бледные руки Драгкара окровавились, крылья оглушительно хлопали по  двум
мужчинам. Вдруг, израненный и истекающий кровью,  он  вновь  начал  тихо
напевать. Теперь - Стражам.
   С  усилием  Морейн  собрала  волю  в  кулак;  она  чувствовала   себя
опустошенной, словно бы твари удалось ее поцеловать.  Нет  времени  быть
слабой. Мгновенно она открыла себя саидар и, когда  Сила  наполнила  ее,
собралась с духом, чтобы непосредственно дотронуться  до  исчадия  Тени.
Двое людей были слишком близко; что-нибудь иное неизбежно заденет и  их.
Даже используя Единую Силу, она знала, что почувствует себя  запачканной
Драгкаром.
   Но когда она шагнула вперед, Лан выкрикнул:
   - Прими смерть!
   Эхом твердо отозвался Джаэм:
   - Прими смерть!
   И оба шагнули вплотную к Драгкару, по рукоять вбивая клинки.
   Запрокинув голову, Драгкар взвыл, его пронзительный крик,  сорвавшись
на визг, тысячью иголок вонзился в голову Морейн. Даже в  коконе  саидар
Морейн ощущала этот визг. Словно подрубленное дерево, Драгкар  завалился
на спину, ударом крыла сбив Джаэма на колени. Лан, как будто  обессилев,
осел на землю.
   От дома спешили фонари, это подбегали Вандене и Аделис.
   - Что тут за шум?  -  спросила  Аделис.  Она  была  почти  зеркальным
отражением своей сестры. -  Ушел  Джаэм  и...  -  Свет  фонаря  упал  на
Драгкара; слова замерли у нее на языке.
   Вандене взяла Морейн за руки.
   - Он не?..
   Она не договорила, как взору Морейн предстал сияющий нимб, окруживший
Вандене. Чувствуя силу, втекающую в нее от другой женщины, Морейн уже не
в первый раз пожалела, что Айз Седай не могут сделать для себя столь  же
многого, как в состоянии сделать другим.
   - Нет, - благодарно произнесла она. - Он не сумел.  Посмотри,  что  с
Гайдином.
   Лан с напряженным выражением на лице посмотрел на Морейн.
   - Если бы ты не рассердила меня настолько, что я  пошел  отрабатывать
приемы вместе с Джаэмом, настолько, что бросил их и  решил  вернуться  в
дом...
   - Но я рассердила, - сказала она. - Узор все включает в  плетение.  -
Джаэм заворчал, но позволил Вандене осмотреть плечо. Он был костистый  и
жилистый, но выглядел будто старое корневище - таким же крепким.
   - Каким образом, - спросила Аделис, - какое из порождений Тени смогло
приблизиться настолько, а мы его и не почувствовали?
   - Его опекали, - сказала Морейн.
   - Невозможно, - отрезала Аделис. - Только сестра могла  бы...  -  Она
осеклась, и Вандене, отвернувшись от Джаэма, посмотрела на Морейн.
   Морейн произнесла слова, которые ни одна из них не хотела услышать.
   - Черные Айя. - От деревни раздались крики. - Лучше вам спрятать это,
- она указала на Драгкара,  распростертого  на  цветочной  клумбе,  -  и
поскорее. Они придут и станут спрашивать, не нужна ли вам помощь, но вид
этого вызовет толки, которые вам ни к чему.
   - Да, разумеется, - сказала Аделис. - Джаэм, иди встреть  их.  Скажи,
что не знаешь, откуда такой  шум,  но  у  нас  все  хорошо.  Задержи  их
подольше.
   Седоволосый Страж торопливо зашагал в ночь на  голоса  приближающихся
селян.  Аделис  повернулась,  разглядывая  Драгкара,  словно   тот   был
запутанным абзацем в ее книгах, какой-то головоломкой.
   - Вовлечены в это дело Айз Седай или нет, но что привело его сюда?
   Вандене молча смотрела на Морейн.
   - Боюсь, мне нужно от вас  уезжать,  -  сказала  Морейн.  -  Лан,  не
подготовишь ли лошадей? - Когда он ушел, она сказала: -  Я  оставлю  вам
письма, которые надо отправить в Белую Башню. Сумеете их отослать?
   Аделис молча кивнула, не отрывая взора от твари на земле.
   - А там, куда ты уходишь, ты найдешь ответы? - спросила Вандене.
   - Видимо, я уже нашла один ответ, который искала, не зная об этом.  Я
лишь надеюсь, что не слишком опоздаю. Мне нужно перо и пергамент.
   Она увлекла Вандене к дому, оставив Аделис разбираться с Драгкаром.

Глава 23
ИСПЫТАНИЕ

   Найнив с опаской разглядывала огромный зал, расположенный глубоко под
Белой Башней, и с той же опаской посматривала на стоящую  рядом  Шириам.
Наставница  Послушниц,  казалось,  чего-то  ожидала,  даже  с  некоторым
нетерпением. За несколько дней пребывания в  Тар  Валоне  Найнив  всегда
видела на  лицах  Айз  Седай  только  безмятежность,  и  они  с  улыбкой
принимали то, что случилось и случится.
   Купольный зал был высечен в скальном основании острова; свет  фонарей
на высоких стойках отражался от бледных гладких каменных стен.  В  самом
центре купола находилось сооружение из трех закругленных серебряных арок
- высоких, в них можно было пройти во весь рост, - посаженных на толстое
серебряное же кольцо-основание; боковинами  арки  касались  друг  друга.
Арки  и  кольцо  составляли  единое  целое.  Внутренность  арок   Найнив
разглядеть не могла; там странно мерцал свет, а  если  смотреть  слишком
долго, возникало сосущее чувство под ложечкой. Там, где арки соединялись
с кольцом, на голом камне пола,  скрестив  ноги  и  созерцая  серебряную
конструкцию,  сидели  Айз  Седай.  Еще  одна  была   поблизости,   возле
обыкновенного стола, на котором стояли  три  больших  серебряных  кубка.
Каждый, как знала Найнив - или же так ей говорили, -  наполнен  ключевой
водой. Все четыре Айз Седай были  в  шалях,  как  и  Шириам;  с  голубой
бахромой - у Шириам, красная - у смуглой женщины  у  стола,  с  зеленой,
белой и серой - у трех, что расположились у арок. На Найнив был одно  из
платьев, подаренных ей в Фал Дара,  -  бледно-зеленое,  вышитое  мелкими
белыми цветками.
   - Сначала вы оставляете меня с утра до ночи пялиться на свои  большие
пальцы, - проворчала Найнив, - а теперь гоните, как на пожар.
   - Сей час ни одной женщине не слуга,  -  ответила  Шириам.  -  Колесо
плетет так, как угодно Колесу, - и тогда, когда оно желает.  Терпение  -
добродетель и качество характера, которому должно научиться, но  мы  все
должны быть готовы к мгновенным переменам.
   Найнив удержалась от яростного  взгляда.  Самой  раздражающей  чертой
характера рыжеволосой Айз Седай, которую Найнив успела для себя открыть,
была  та,  что  порой  Шириам  говорила  так,  словно  цитировала  некое
высказывание, пусть даже обстояло все совсем по-иному.
   - Что это за штука?
   - Тер'ангриал.
   - Ну, это мне ровным счетом ничего не говорит. Что она делает?
   -  Тер'ангриал,  дитя  мое,  многое  делает.  Подобно   ангриалам   и
са'ангриалам, они остались от Эпохи Легенд  и  используют  Единую  Силу,
хотя и не столь редки, как другие два. Некоторые тер'ангриалы, вероятно,
предназначены для работы с Айз Седай, как этот вот, а другие срабатывают
просто в присутствии женщины, способной направлять. Считают даже,  будто
есть и такие, что  будут  действовать  в  руках  любого.  В  отличие  от
ангриалов и  са'ангриалов,  они  предназначены  для  исполнения  чего-то
определенного. В Белой  Башне  имеется  один  такой,  его  назначение  -
скреплять  клятвы.  Когда  ты   станешь   полноправной   сестрой,   свои
завершающие обеты ты  принесешь,  держа  в  руках  тот  тер'ангриал.  Не
говорить ни единого слова, которое не  является  правдой.  Не  создавать
никакого оружия, чтобы  с  его  помощью  один  человек  убивал  другого.
Никогда не использовать Единую Силу как оружие иначе как  против  Друзей
Темного  или  исчадий  Тени,  или  как  крайнее  средство   для   защиты
собственной жизни, или жизни своего Стража, или жизни другой сестры.
   Найнив покачала головой. Для клятвы это звучало  или  слишком  много,
или чересчур мало, и она не преминула так и заявить.
   - Когда-то  от  Айз  Седай  не  требовалось  приносить  клятвы.  Было
общеизвестно, кто такие Айз Седай, что они защищают, и в большем не было
необходимости. Многие из нас хотели бы, чтобы  так  было  и  впредь.  Но
Колесо поворачивается, и времена меняются.  Поэтому  мы  даем  клятвы  и
поэтому известно, что мы ими связаны, это и позволяет государствам иметь
с нами дела без боязни, что мы бросим свою  мощь,  Единую  Силу,  против
них. Этот выбор мы сделали между Троллоковыми Войнами и Войной Ста  Лет,
и благодаря такому решению Белая Башня еще стоит и мы можем делать  все,
что в наших силах, в борьбе с Тенью. - Шириам  глубоко  вздохнула.  -  О
Свет, дитя мое, я пытаюсь научить тебя тому, что всякая другая  женщина,
стоящая на твоем месте, постигала бы в течение целых  лет.  Так  нельзя.
Сейчас твои мысли должны занимать тер'ангриалы. -Нам неведомо, для какой
цели они созданы. Мы осмеливаемся пользоваться  лишь  горсточкой  их,  и
способ, каким мы смеем их использовать, может не иметь ничего  общего  с
целями,  для  которых  их  предназначали   создатели.   Большинство   из
тер'ангриалов - как мы узнали по  горькому  опыту  -  лучше  -  а  то  и
необходимо - избегать. За минувшие годы немало Айз Седай погибли или  их
Талант выжгло, когда они пытались узнать о них больше.
   Найнив ощутила внутренний трепет:
   - И вы хотите, чтобы я шагнула в этот?..
   Свет в арках мерцал теперь меньше, но, что лежит за ними, она  видела
ничуть не лучше.
   - Нам известно, что он делает. Он поставит тебя лицом к лицу с твоими
самыми большими страхами. - Шириам мило улыбнулась. - Никто  не  спросит
тебя, с чем ты столкнулась; тебе не нужно рассказывать больше того,  что
пожелаешь. Страхи любой женщины - ее личное дело.
   Туманно Найнив подумала о своем нервном отношении к паукам,  особенно
в темноте, но вряд ли Шириам имела в виду именно это.
   - Я просто шагну в одну арку и выйду из другой? Три  раза  пройти,  и
все?
   Айз Седай, раздраженно дернув плечом, поправила шаль.
   - Если тебе угодно свести к такому, то да, - сухо ответила она. -  По
пути сюда я рассказала тебе, что ты должна знать о церемонии заранее,  и
не более того, что положено знать. Если бы ты пришла  сюда  послушницей,
то знала бы все наизусть, но не волнуйся об ошибках. Надо будет, я  тебе
напомню. Ты уверена, что готова к испытанию?  Если  хочешь  остановиться
сейчас, я могу еще записать твое имя в книгу послушниц.
   - Нет!
   - Тогда ладно. Теперь я скажу тебе две вещи, которые ни одна  женщина
не услышит,  не  оказавшись  в  этом  зале.  Первое.  Начав,  ты  должна
продолжать до конца. Откажешься - и, каков бы  ни  был  твой  потенциал,
тебя очень вежливо выпроводят из Башни,  снабдив  серебром  в  достатке,
чтобы поддержать тебя год, и тебе никогда не будет позволено  вернуться.
- Найнив открыла было рот, чтобы заявить, что не  откажется,  но  Шириам
оборвала ее резким жестом. - Слушай и  говори  лишь  когда  знаешь,  что
сказать. Второе. Чтобы добиваться  чего-то,  чтобы  бороться  с  чем-то,
должно знать опасность. Здесь ты осознаешь опасность. Некоторые  женщины
вошли  туда  и  никогда  не  вышли.  Когда   тер'ангриалу   дали   время
успокоиться, их - там - не было. И больше их не видели. Чтобы выжить, ты
должна  быть  стойкой.  Дрогни,  потеряйся,  и...  -  Ее  молчание  было
красноречивей любых слов. - Это твой последний шанс, дитя.  Сейчас  еще,
прямо сейчас, ты можешь повернуться и уйти, и я впишу твое имя  в  книгу
послушниц, и против тебя будет  одна-единственная  пометка.  Дважды  еще
тебе будет позволено прийти сюда, и  лишь  после  третьего  отказа  тебя
выставят вон из Башни. В отказе нет ничего позорного. Многие так делали.
В первый раз я тоже не смогла войти. Теперь можешь говорить.
   Найнив покосилась на  серебряные  арки.  Свечение  в  них  больше  не
дрожало; они были наполнены мягким белым сиянием. Чтобы узнать, что  она
хочет узнать, ей нужна свобода  Принятой  -  свобода  задавать  вопросы,
заниматься  по  своему  собственному  усмотрению,  без  руководства   со
стороны, сверх того, что она сама попросит. Я  должна  заставить  Морейн
заплатить за то, что она содеяла с нами. Должна.
   - Я готова.
   Шириам медленно двинулась внутрь зала. Найнив шла рядом с ней.
   И, словно по сигналу, громким церемонным тоном заговорила Красная:
   -  Кого  ты  привела  с  собой,  сестра?  -  Три  Айз  Седай   вокруг
тер'ангриала продолжали неотрывно смотреть на него.
   - Та, кто пришла кандидатом к Принятию, сестра, - столь же  церемонно
отозвалась Шириам.
   - Готова ли она?
   - Она готова отринуть все, чем была, и,  пройдя  через  свои  страхи,
добиться Принятия.
   - Знает ли она свои страхи?
   - Она никогда с ними не сталкивалась, но таково ее желание.
   - Тогда пусть она встретится с тем, чего страшится. В двух  шагах  от
арок Шириам встала, и рядом остановилась Найнив. Твое платье, - не глядя
на нее, прошептала Шириам.
   Щеки Найнив порозовели - она успела забыть, что  говорила  Шириам  по
пути из ее комнаты. Торопливо она сняла платье,  сбросила  туфли  чулки.
Сворачивая одежду и аккуратно укладывая ее рядом, она почти позабыла  об
арках. Под платье она тщательно запрятала Ланово кольцо; она не  хотела,
чтобы его видели. Потом с одеждой  было  покончено;  а  тер'ангриал  был
по-прежнему тут, он по-прежнему ждал.
   Камень холодил голые ступни, и Нагнив тут же  вся  покрылась  гусиной
кожей, но стояла  прямо  и  дышала  медленно.  Она  никому  не  позволит
увидеть, что она боится.
   - Первый раз, - произнесла Шириам, - за то, что  было.  Путь  обратно
появится, но лишь единожды. Будь стойкой.
   Найнив заколебалась. Потом шагнула вперед, через арку и  в  свечение.
Оно окружило ее, словно сиял сам воздух, она будто погружалась  в  свет.
Свет был везде. Свет был всем.

***

   Сообразив,  что  она  нага,  Найнив   вздрогнула,   потом   изумленно
оглянулась. По бокам от нее стояли каменные стены, вдвое выше ее роста и
гладкие,  будто  обтесанные.  Под  пальцами  ног  чувствовались  пыльные
шероховатые  каменные  плиты.  Блеклое  небо  над  головой  было   будто
свинцовое, лишенное облаков, и в нем висело распухшее красное солнце.  В
стенах  в  обоих  направлениях  имелись  проемы,  отмеченные   короткими
квадратными приворотными тумбами. На краю зрения стены сходились, но  от
места, где она стояла, уровень земли понижался - и  впереди,  и  позади.
Через ворота она разглядела дальше еще больше толстых стен и проходов за
ними. Она очутилась в гигантском лабиринте.
   Где это? Как я сюда попала? Будто сказанная другим  голосом,  явилась
мысль. Выход появится, но лишь единожды.
   Она помотала головой.
   - Если есть лишь один выход, то, стоя тут, я его не найду.  -  Хорошо
хоть воздух был сухим и теплым. -  Надеюсь,  до  того  как  наткнусь  на
людей, я пату какую-нибудь одежду.
   Смутно она припомнила, как маленькой  девочкой  играла  на  бумаге  в
лабиринты; был прием, как отыскивать выход, но на память он не приходил.
Прошлое  казалось  неясным,  словно  прячущимся  в  дымке,  словно   все
случилось с кем-то другим. Ведя рукой по стене, она зашагала  вперед,  и
облачка пыли закружились из-под  ног.  У  первого  проема  в  стене  она
поймала себя на том, что вглядывается вдоль  второго  прохода,  который,
по-видимому, ничем не отличался  от  того,  в  котором  находилась  она.
Глубоко вздохнув, она зашагала прямо, мимо бесчисленных ворот, которые в
точности походили друг на друга. Вскоре она наткнулась  на  нечто  иное.
Путь раздваивался. Она свернула налево и в конце концов вновь  оказалась
у развилки. Еще раз она пошла налево. У третьей развилки поворот  налево
привел к глухой стене.
   С мрачным видом она вернулась к последней  развилке  и  оттуда  пошла
направо. Теперь в тупик она уперлась после  четырех  поворотов  направо.
Несколько мгновений она зло смотрела на стену.
   - Как я здесь очутилась? - вслух  поинтересовалась  она.  -  Где  это
место?
   Выход появится лишь единожды.
   Еще  раз  она  вернулась  обратно.  Она  была  уверена:  есть  способ
выбраться из  лабиринта.  У  последней  развилки  она  пошла  налево,  у
следующей - свернула направо.  Так  и  решив  поступать,  она  двинулась
дальше. Налево, потом направо. Прямо до развилки. Налево, потом направо.
Ей показалось, что этот трюк действует. По крайней мере она  миновала  с
дюжину развилок, а тупика на сей  раз  не  встретилось.  Она  подошла  к
очередному разветвлению.
   Уголком глаза она уловила мимолетное движение. Повернулась и  увидела
лишь пыльный проход между гладкими каменными стенами. Она  шагнула  было
на левую дорожку... крутанулась волчком  на  другой  промельк  движения.
Ничего не было, но на этот раз она чувствовала уверенность.  Кто-то  был
позади нее. Кто-то был. Взволнованной  рысцой  она  сорвалась  с  места,
устремившись в противоположную сторону.
   Теперь вновь и вновь, на самой границе зрения, дальше по тому проходу
или по этому, она замечала какое-то  движение,  неразличимое  -  слишком
быстрое, пропадавшее, не успевала она повернуть голову  и  присмотреться
получше. Она рванула  бегом.  В  Двуречье,  когда  она  была  девчонкой,
немногие мальчишки могли обогнать ее. Двуречье? Что это такое?
   Из проема впереди нее выступил мужчина. Темные одежды имели  затхлый,
наполовину сгнивший вид, а сам он был  стар.  Старее,  чем  стар.  Кожа,
смахивающая на пергамент с тонкими трещинками, слишком  туго  обтягивала
череп,  под  нею  будто  не  было  плоти.  Редкие  пучки  ломких   волос
топорщились на покрытом струпьями скальпе, а запавшие глаза выглядывали,
будто из двух пещер.
   Она остановилась, тормозя ногами и обдирая  их  о  шершавые  каменные
плиты.
   - Я - Агинор, - произнес он, улыбаясь, - и я пришел за тобой.
   Сердце у нее чуть из груди не выпрыгнуло. Один из Отрекшихся.
   - Нет. Нет, этого не может быть!
   -  А  ты  хорошенькая,  девочка.  Я  тобой  потешусь.  Вдруг   Найнив
вспомнила, что на ней ни лоскутка, ни ниточки нет. Завизжав, с красным -
лишь отчасти от гнева  -  лицом,  она  юркнула  в  ближайший  поперечный
коридор. Кудахтающий смех погнался за  нею,  и  звуки  шаркающего  бега,
которые не отставали от нее, бегущей во всю прыть,  и  шепоток  обещаний
того, что он с нею сделает, когда поймает. От этих обещаний,  услышанных
даже наполовину, крепко сдавило и скрутило желудок.
   Отчаянно она искала выход, с яростью высматривая его, а сама  бежала,
стискивая кулаки. Выход появится, но лишь единожды. Будь стойкой. Ничего
не было, один только бесконечный лабиринт. Как ни быстро бежала она,  за
спиной беспрестанно раздавались непристойные  слова.  Мало-помалу  страх
совершенно переплавился в ярость.
   - Чтоб тебе сгореть! - всхлипнула она. - Сожги его Свет! Он не смеет!
   Внутри себя она почувствовала цветок, он  распускается  разворачивает
лепестки к свету.
   Оскалив зубы,  она  повернулась  лицом  к  преследователю  и  тут  же
появился Агинор, смеющийся, приближающийся галопом, вперевалку.
   - Ты  не  смеешь!  -  Она  выбросила  кулак  в  его  сторону,  пальцы
раскрылись, будто она что-то швырнула. Вид сорвавшегося с руки огненного
шара мало удивил ее.
   Шар взорвался на груди Агинора, сбив его наземь.  Лишь  мгновение  он
лежал распростершись, потом, пошатываясь, встал. Он  словно  не  замечал
тлеющей на груди одежды.
   - Ты осмелилась? Ты  осмелилась!  -  Он  затрясся,  и  струйка  слюны
сбежала по подбородку.
   Внезапно в небе набухли облака, грозные серые и черные валы.  С  тучи
сорвалась, прямо в сердце Найнив, молния.
   Так ей показалось - всего  на  одно  биение  сердца,  -  время  будто
остановилось, удар сердца как будто длился вечно.  Она  ощутила  в  себе
поток - саидар, пришла отдаленная мысль, - почувствовала ответный  поток
в молнии. И она изменила направление потока. Время устремилось вперед.
   С грохотом молния разнесла камень над головой Агинора. Запавшие глаза
Отрекшегося раскрылись, и он отшатнулся.
   - Ты не можешь! Этого не может быть! - Он отскочил в  сторону,  когда
туда, где он стоял, взметнув фонтан каменных осколков, ударила молния.
   Найнив  неумолимо  двинулась  к  Агинору.  И  тот   побежал.   Саидар
превратилась в несущийся через нее поток. Она Чувствовала  скалы  вокруг
нее и воздух, чувствовала крошечные струящиеся потоки Единой  Силы,  что
пропитывали их, образовывали их. И она чувствовала, что Агинор делает...
что-то. Она чувствовала  это  неопределенно,  как  бы  издалека,  словно
никогда такого по-настоящему не знала, но видела вокруг себя  результаты
этого и понимала, что к чему.
   Под ее ногами рокотала  и  колебалась  земля.  Впереди  нее  рушились
стены, груды камня перекрывали путь. Она  карабкалась  по  обломкам,  не
замечая, как острый щебень режет ступни, и старалась не  терять  Агинора
из виду. Поднялся ветер, завывая по коридорам ей в  лицо,  неистовствуя,
пока он не разгладил ее щеки и пока от него не заслезились глаза; и пока
он пытался сбить  ее  с  ног,  она  изменила  поток,  и  Агинор  кубарем
покатился по проходу, закувыркался, будто вырванный с корнем  куст.  Она
коснулась потока в толще земли, изменила  его  направление,  и  каменные
стены обрушились на Агинора,  замуровывая  его.  Вслед  за  ее  яростным
взором  пала  молния,  другая,  ударяя  возле  него,   камень   лопался,
выплевывая крошку, все ближе и ближе. Она чувствовала, как  он  борется,
пытаясь  обратить  все  на  нее,  но  фут  за  футом   слепящие   стрелы
придвигались к Отрекшемуся.
   Что-то   заблестело   справа   от   нее,   что-то   открывшееся    за
опрокинувшимися стенами.
   Найнив чувствовала, как слабеет Агинор, чувствовала, что его  попытки
ударить по ней все отчаяннее и немощнее. Однако откуда-то знала, что  он
не сдался. Отпусти она  его  сейчас,  он  погонится  за  нею  с  прежним
упорством, убежденный, что в конце концов она оказалась чересчур  слаба,
чтобы остановить, не дать сделать с ней то, чего он желает.
   Серебряная арка  высилась  там,  где  некогда  темнел  камень,  арка,
наполненная мягким серебристым сиянием. Выход...
   Когда Отрекшийся не стал больше атаковать, она поняла,  что  наступил
перелом - тот момент, когда все его силы уходят  на  то,  чтобы  отвести
направленные на него удары. И его сил  не  хватало,  он  не  мог  больше
отражать их. Теперь ему приходилось уворачиваться от  брызжущих  камней,
выбиваемых молниями, и взрывы опять сбросили его наземь.
   Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой.
   Молнии  больше  не  падали.  Найнив  отвернулась  от  ползающего   на
четвереньках Агинора  и  взглянула  на  арку.  Опять  обернулась  она  к
Агинору, а тот уже скрывался из виду за курганом каменных обломков.  Она
расстроенно зашипела. От лабиринта многое, очень многое еще  уцелело,  и
Отрекшийся  мог  спрятаться  в  сотне  других  мест,  хоть  в   булыжных
нагромождениях, что учинили они с Агинором. Вновь отыскать его потребует
уймы времени, но она была уверена: если она не найдет его первой, он сам
ее найдет. Собрав все свои силы, он нападет  на  нее,  когда  она  менее
всего ожидает.
   Путь обратно появится, но лишь единожды.
   Испугавшись, она  повернулась  и  с  облегчением  увидела,  что  арка
по-прежнему тут. Если она сумеет по-быстрому отыскать Агинора...
   Будь стойкой.
   В ярости и досаде сна зарычала и  стела  карабкаться  по  опрокинутым
каменным блокам к арке.
   - Кто бы ни был виновен, что я очутилась тут, - проворчала она, - они
у меня попляшут. По сравнению с ними  Агинор  еще  счастливо  отделался.
Я... - Она шагнула в арку, и свет затопил ее.

***

   - Я... - Найнив ступила из арки и замерла, оглядываясь. Все было так,
как  она  и  помнила:  серебряный  тер'ангриал,  Айз  Седай,   зал,   но
воспоминание походило на удар, отсутствующая память обрушилась в  разум.
Она вышла из той же арки, в которую входила.
   Красная сестра высоко подняла  одну  из  серебряных  чаш,  и  струйка
холодной чистой воды потекла по голове Найнив. - Ты омыта от того греха,
который могла свершить, - нараспев произнесла Айз Седай, - и от тех, что
свершены  против  тебя.  Ты  омыта  от  того  злодеяния,  которое  могла
совершить, и от тех, что совершили против тебя. Ты явилась к нам омытая,
свободная и очищенная, душой и сердцем.
   Найнив задрожала, когда вода побежала по телу, капая на пол.
   Шириам с  успокаивающей  улыбкой  взяла  ее  за  руку,  но  в  голосе
Наставницы Послушниц не было ни намека на прошлую тревогу.
   - Пока ты все делаешь хорошо. Вернулась  -  уже  хорошо.  Помни,  что
является твоей целью, и все будет хорошо и дальше. - Рыжеволосая  повела
Найнив вокруг тер'ангриала к другой арке.
   - Это было так по-настоящему, - шепотом произнесла Найнив, Она смогла
вспомнить все,  вспомнила,  как  направляла  Единую  Силу  -  с  той  же
легкостью, что поднимала руку. Она смогла вспомнить Агинора  и  то,  что
Отрекшийся хотел с ней сделать. Ее опять  прошибла  дрожь.  -  Это  было
по-настоящему?
   - Никто не знает, - ответила Шириам. - В воспоминаниях  все  выглядит
настоящим, и бывало, возвращались с реальными ранами,  полученными  там.
Другие же рассекали тело до кости и  появлялись  оттуда  без  царапинки.
Каждый раз для всех женщин, входящих в  арку,  все  по-разному.  Древние
утверждали,  что  существует  множество  миров.  Вероятно,   тер'ангриал
переносит тебя в них. Даже если так, это происходит при соблюдении очень
строгих правил, что весьма  необычно  для  устройства,  предназначенного
просто для переноса из одного места в другое. Я полагаю, это  все  -  не
по-настоящему. Но помни:  реально  или  нет  происходящее,  опасность  -
реальна, как реален нож, вонзающийся тебе в сердце.
   - Я направляла Силу. Это было так легко. Шириам запнулась.
   - Считается, что такое невозможно. Ты даже вспомнить не должна  была,
что способна направлять. - Она изучала Найнив пытливым взглядом. -  И  с
тобой ничего плохого не случилось.  Я  ощущаю  по-прежнему  в  тебе  эту
способность, столь же сильную, как и прежде.
   - Вы говорите так, будто  это  было  опасно,  -  медленно  произнесла
Найнив, и Шириам перед ответом немного помолчала.
   - Незачем задумываться о необходимости предупреждения, раз ты его  не
в состоянии вспомнить, но... Это  тер'ангриал  был  обнаружен  во  время
Троллоковых Войн. В архивах у нас есть записи о его исследовании. Первую
вошедшую туда сестру охраняли, как только возможно  поскольку  никто  не
знал, что случится. Память у не осталась, и  она  при  угрозе  ее  жизни
направляла Единую Силу. И она вышла  -  все  способности  выжжены  дотла
неспособная  направлять,  утратившая  даже   возможность   почувствовать
Истинный Источник. Вторую вошедшую туда, также охраняли, и она тоже была
уничтожена  схожим  образом.  Третья  отправилась  без  защиты,  утратив
воспоминания, едва вступила  туда,  и  вернулась  невредимой.  Это  одна
причина, почему мы послали тебя совершенно беззащитной.  Найнив,  ты  не
должна  больше  направлять,  будучи  внутри  тер'ангриала.  Я   понимаю,
что-либо помнить трудно, но постарайся.
   Найнив сглотнула. Она могла помнить, могла помнить не вспоминая.
   - Я не буду направлять, - сказала она. Если я смогу помнить. Она едва
удерживалась от истерического смеха.
   Они оказались у следующей арки. Свечение  по-прежнему  наполняло  все
три. Шириам напоследок  опять  предостерегающе  взглянула  на  Найнив  и
оставила ее стоять одну у арки.
   - Второй раз - за то,  что  есть.  Путь  обратно  появится,  но  лишь
единожды. Будь стойкой.
   Найнив уставилась в сверкающую серебром арку. Что там  на  этот  раз?
Другие женщины ждали, смотрели. Она решительно шагнула в свет.

***

   Найнив с удивлением поглядела на простое коричневое  платье,  которое
оказалось на ней, потом вздрогнула. Почему она уставилась на собственное
платье? Путь обратно появится, но лишь единожды.
   Оглядываясь, она улыбнулась. Она стояла на краю Лужайки  в  Эмондовом
Лугу, вокруг - крытые соломой дома, а прямо перед  нею  -  гостиница  "У
Винного Ручья", Сам Винный Ручей  бил  ключом  из  каменного  основания,
журчал в траве на Лужайке, и из-под ивовых ветвей возле гостиницы бежала
на восток Винная  Река.  Улицы  были  безлюдны,  но  наверняка  в  тихий
утренний час у большинства жителей найдется уйма работ по хозяйству.
   Найнив присмотрелась к гостинице, и ее улыбка  пропала.  Над  зданием
витала не просто атмосфера запущенности и небрежения, побелка  потемнела
и облупилась, ставня покосилась, в прорехе черепицы виднелся  подгнивший
конец стропила. Что такое с Браном? У него  что,  обязанности  мэра  все
время  отнимают,  да  настолько,  что  он  бросил  свою  гостиницу   без
присмотра?
   Дверь гостиницы распахнулась,  за  порог  вышел  Кенн  Буйе  и  встал
столбом, увидев Найнив.  Старый  кровельщик  был  узловат,  как  дубовый
корень,  и  взгляд,  которым  он   окинул   ее,   отличался   такой   же
приветливостью.
   - Вот, значит, и вернулась? Ну, так можешь опять уходить.
   Она нахмурилась, а он сплюнул ей под ноги и  торопливо  прошел  мимо.
Кенн никогда не был приятным человеком, но в  откровенной  грубости  его
упрекнуть было нельзя. По крайней мере ей он никогда не грубил. В лицо -
никогда. Проследив за ним взглядом, она заметила  признаки  запущенности
по всей деревне: крыши, которые требовали внимания,  заполонившие  дворы
сорняки. Дверь дома миссис ал'Каар скособочилась на сломанной петле.
   Покачивая головой, Найнив вошла в гостиницу. Об этом  я  Брану  много
чего скажу.
   Общая зала была пуста, лишь одна женщина, с толстой  седеющей  косой,
переброшенной через плечо, вытирала стол, но по тому, с каким видом  она
смотрела на  столешницу,  Найнив  сомневалась,  что  она  осознает,  что
делает. Зала выглядела пыльной.
   - Марин?
   Марин ал'Лир дернулась, вскинула  голову  и  застыла  уставившись  на
Найнив и схватившись за  горле.  Она  вы  глядела  намного  старше,  чем
помнила ее Найнив. Измотанной.
   - Найнив? Найнив! Ох, это ты!  Эгвейн?  Ты  привел,  обратно  Эгвейн?
Скажи, что привела!
   - Я... - Найнив приложила ладонь ко лбу. Где Эгвейн? Да, ей нужно  бы
суметь вспомнить. - Нет. Нет, я не привела ее. - Путь обратно  появится,
но лишь единожды.
   Миссис ал'Вир тяжело осела на стул с прямой, высокой спинкой.
   - Я так надеялась... С тех пор как умер Бран...
   - Бран умер? -  Найнив  не  могла  себе  такого  представить;  всегда
казалось, этот большой улыбчивый человек будет жить вечно.  -  Я  должна
была быть здесь.
   Вторая женщина вскочила на ноги  и,  торопливо  подбежав  к  окну,  с
тревогой всмотрелась в Лужайку и деревню.
   - Если Малена узнает, что ты здесь, беды не миновать. Я же знаю,  что
Кенн к ней кинется, выше головы прыгнет, чтобы ее отыскать. Теперь мэр -
он.
   - Кейн? Каким-таким образом эти шерстеголовые мужчины выбрали Кенна?
   - Это все Малена. Она весь Женский Круг на мужей спустила ради  него.
- Марин чуть нос о стекло не расплющила, стараясь смотреть сразу  везде.
- Глупые мужчины даже словом заранее не обмолвились друг  другу  о  том,
чье имя опустят в коробку; думаю, каждый мужчина, голосовавший за Кенна,
думал, будто он единственный, у кого жена всеми  правдами  и  неправдами
вытянула согласие на это. Подумаешь, один голос, какая разница! Ну  вот,
теперь они узнали лучше. Мы все узнали.
   - Кто такая Малена, которая заставляет Женский Круг что-то делать  по
ее указке? Никогда о ней не слышала.
   - Она из Сторожевого Холма. Она... - Марин отлепилась от окна,  ломая
руки. - Малена Айлар - Мудрая, Найнив. Когда ты  не  вернулась...  Свет,
надеюсь, она не прознает, что ты здесь.
   Найнив изумленно качала головой:
   - Марин, ты ее боишься. Ты вся дрожишь. Что она  за  женщина?  Почему
Женский Круг вообще выбрал такую? Миссис ал'Вир горько рассмеялась:
   - Наверно, мы посходили с ума. Малена пришла навестить  Мавру  Маллен
за день до того, как Мавра собралась обратно в Дивен Райд, и  той  ночью
прихворнули детишки и Малена осталась присмотреть за ними, а потом стали
умирать овцы, и Малена и за ними  ухаживала.  Так  естественно  казалось
выбрать ее, но... Она - скандалистка, Найнив. Она запугивает тебя,  пока
ты не сделаешь так, как ей хочется. Она донимает и надоедает тебе,  пока
ты не устанешь говорить ей "нет". И еще хуже. Она ударила Элсбет Лухан и
сбила ее с ног. В голове Найнив мелькнули образы Элсбет Лухан и ее  мужа
Харала, кузнеца. Ростом она почти  не  уступала  мужу,  и  была  хоть  и
красивой, но крепкого сложения.
   - У Элсбет силы не меньше, чем у Харала. Поверить не могу...
   - Малена - женщина не рослая, но она... она  неистовая,  Найнив.  Она
била Элсбет посохом, гоняясь за ней по всей Лужайке, а ни у кого из нас,
видевших это, не хватило  духу  попытаться  прекратить  это  безобразие.
Узнав об этом, Бран и Харал сказали, что она должна уйти, пусть даже они
и вмешиваются в дела Круга Женщин. Думаю, кое-кто из  Круга  и  внял  бы
этим речам, но той же ночью они  оба,  и  Бран,  и  Харал,  заболели,  и
следующим днем один за другим умерли. - Марин  закусила  губу  и  обвела
взглядом залу, будто в каком-то углу мог кто-то прятаться. Она  понизила
голос: - Лекарства  для  них  смешивала  Малена.  Она  заявила,  это  ее
обязанность, пусть даже они ее и хулили. Я видела... я видела,  как  она
уносила потом с собой серый фенхель.
   Найнив ахнула:
   - Но... Точно? Ты уверена, Марин? - Та кивнула, лицо  ее  сморщилось,
она  готова  была  вот-вот  расплакаться.  -   Марин,   если   ты   даже
подозреваешь, что эта женщина могла отравить Брана, как же ты не пошла и
не сказала всего Кругу?
   - Она заявила, будто Бран и Харал не ходили  во  Свете,  -  с  трудом
пробормотала Марин, - раз перечили Мудрой,  да  еще  так.  Она  заявила,
будто потому-то они и умерли - Свет их покинул. Все время она толкует  о
грехе. Она заявила, что, мол, Пайт ал'Каар  грешен,  раз  мутит  воду  и
говорит о ней плохо после смерти Брана и Харала. А все, что он сказал: у
нее Исцеление не такое, как у тебя. Но она  вывела  на  его  двери  Клык
Дракона, и все видели ее с головешкой в руке. Не прошло  и  недели,  как
оба его мальчика умерли - просто  были  мертвы,  когда  мать  пришла  их
будить. Бедняжка Нела. Мы нашли  ее,  когда  она  бродила  за  околицей,
смеялась и плакала, кричала, что Пайт - сам Темный  и  что  он  убил  ее
мальчиков. Назавтра Пайт повесился. - Марин содрогнулась, а  голос  стал
таким тихим, что Найнив едва слышала ее. - У меня  под  крышей  осталось
четверо живых дочерей. Живых, Найнив. Тебе понятно, о чем я говорю?  Они
еще живы, и я хочу, чтобы они живыми и были.
   Найнив ощутила разлившийся в душе холод.
   - Марин, ты не можешь такого допустить. - Путь обратно  появится,  но
лишь единожды. Будь стойкой. Она отогнала эту мысль. - Если Круг  Женщин
будет держаться вместе, вы можете избавиться от нее.
   - Держаться вместе, против Малены? -  Смех  Марин  очень  походил  на
рыдания. - Мы все ее боимся. Но она добра  с  детьми.  В  эти  дни,  как
кажется, дети болеют чуть ли не постоянно, но Малена старается изо  всех
сил. Почти никто не умер от болезни, когда она была Мудрой.
   - Марин, послушай меня. Неужели тебе непонятно, почему дети все время
болеют? Если она не заставит вас  себя  бояться,  то  она  заставит  вас
думать, что она нужна вашим детям. Она этому виной, Марин. Точно так же,
как она сделала с Браном.
   - Она не могла, - прошептала Марин.  -  Она  бы  не  сделала  такого.
Только не с малышами.
   - Она, она,  Марин.  -  Путь  обратно...Найнив  беспощадно  вытравила
мелькнувшую было мысль. - Есть кто-нибудь в Круге, кто не  запуган?  Кто
послушает нас?
   Марин ответила:
   - Ни одной, кто бы не был запуган. Но Корин  Айелин,  может  быть,  и
выслушает. Тогда она может еще двух-трех привести. Найнив, если  к  тебе
прислушаются в Круге, ты снова будешь нашей Мудрой? По-моему, ты, может,
единственная, кто не отступится и не даст Малене спуску, пусть даже  все
мы о ней знаем. Но ты ведь не знаешь, какая она!
   - Узнаю. - Путь обратно... Нет! Это мой народ! - Бери плащ и пойдем к
Корин.
   Марин не хотела, ох как не хотела  уходить  из  гостиницы,  и,  когда
Найнив вытащила ее за дверь, она стала перебегать от  порога  к  порогу,
хоронясь у заборов и озираясь.
   Не прошли они и полпути до дома Корин  Айелин,  как  Найнив  заметила
высокую сухопарую  женщину,  широким  шагом  направляющуюся  по  дальней
стороне Лужайки к  гостинице,  на  ходу  срубая  толстым  ивовым  прутом
головки сорняков. Хотя и была она костлявой, но в ней  сразу  замечались
жилистость и выносливость, а о решительности  свидетельствовала  твердая
прорезь рта. За ней по пятам трусил Кенн Буйе.
   - Малена. - Марин увлекла Найнив в  закоулок  между  двумя  домами  и
зашептала, будто боялась, что та услышит через Лужайку: -  Я  же  знала,
что Кенн побежит к ней.
   Что-то заставило  Найнив  оглянуться  через  плечо.  Позади  высилась
серебряная арка, выгнувшись от дома к дому, светясь белым. Путь  обратно
появится, но лишь единожды. Будь стойкой.
   Марин тихо вскрикнула:
   - Она нас заметила. Да поможет нам Свет, она идет сюда!
   Повернув, высокая женщина шагала через Лужайку, а  Кенн  нерешительно
топтался на распутье. На лице Малены неуверенности и в помине  не  было.
Она приближалась не спеша, будто у ее жертвы не было никакой надежды  на
спасение, и жестокая улыбка с каждым шагом становилась шире.
   Марин задергала Найнив за рукав:
   - Нам надо бежать. Надо  спрятаться.  Найнив,  идем.  Кенн  наверняка
рассказал ей, кто ты. Она ненавидит всех, кто хотя  бы  раз  вспомнил  о
тебе.
   Серебряная арка притягивала взор Найнив. Путь обратно... Она замотала
головой, силясь вспомнить.  Это  не  по-настоящему.  Она  посмотрела  на
Марин; лицо у той исказилось от животного ужаса. Чтобы выжить, ты должна
быть стойкой.
   - Пожалуйста, Найнив. Она увидела меня с тобой. Она - увидела - меня!
Пожалуйста, Найнив!
   Малена подходила все ближе, и неумолимо. Мой  народ.  Арка  сверкала.
Путь обратно. Это не по-настоящему.
   Всхлипнув, Найнив вырвала руку из цепких пальцев Марин и  устремилась
к серебристому сиянию.
   Следом летел пронзительный вопль Марин:
   - Ради Света, Найнив, помоги мне! ПОМОГИ МНЕ! Свечение объяло Найнив.
***

   Ничего не видя - ни  залы,  ни  Айз  Седай,  -  Найнив,  пошатываясь,
ступила из арки. В ушах по-прежнему звенел последний крик Марин. Она  не
вздрогнула, когда холодная вода внезапно потекла по голове.
   - Ты омыта от ложной гордости. Ты омыта  от  ложного  честолюбия.  Ты
явилась к нам омытая, чистая душой и сердцем.
   Красная Айз Седай отступила, и подошедшая  Шириам  взяла  Найнив  под
руку.
   Найнив  вздрогнула,  затем  осознала,  кто  это.  Обеими  руками  она
вцепилась в ворот платья Шириам.
   - Скажите мне, что это было не по-настоящему. Скажите мне!
   - Плохо? - Шириам оторвала руки Найнив от себя, освободившись  от  ее
хватки, словно ожидала подобной реакции. - Это  всегда  хуже,  а  третья
наихудшая из всех.
   - Я бросила своих друзей... Я вернулась и  бросила  свой  народ...  в
Бездне Рока!
   Пожалуйста, Свет, это же не по-настоящему! Я же не по-настоящему... Я
заставлю Морейн отплатить. Я заставлю ее!..
   - Всегда есть причина не возвращаться, что-то  не  пускает  или  рвет
душу. Этот тер'ангриал сплетает силки  из  твоих  собственных  мыслей  и
чувств,  и  плетет  их  тугими  и  крепкими,  прочнее  стали  и  намного
смертоноснее, чем яд. Вот потому мы используем  его  как  испытание.  Ты
должна захотеть стать Айз Седай  более  всего  в  целом  мире,  и  чтобы
достичь этого - встретиться с чем  угодно  и  победить.  Меньшего  Белая
Башня не примет. Вот чего мы требуем от тебя.
   - Вы требуете очень и очень многого.
   Найнив  смотрела  на  третью  арку,  к  которой  теперь  подвела   ее
рыжеволосая Айз Седай. Третья наихудшая из всех.
   - Я боюсь, - прошептала она. Что может быть хуже того, что  я  только
что сделала?
   - Хорошо, -  заметила  Шириам.  -  Ты  стремишься  стать  Айз  Седай,
направлять Единую Силу. Никому нельзя приближаться к сему без  страха  и
благоговения. Страх заставит тебя быть осторожной; осторожность сохранит
тебе жизнь. - Она повернула Найнив лицом к арке, но не  сразу  отступила
от нее. - Никто не заставит тебя входить третий раз, дитя мое.
   Найнив облизнула губы.
   - Если я откажусь, вы выставите меня из Башни и никогда не  позволите
вернуться. - Шириам кивнула. - В этот раз будет  хуже  всего.  -  Шириам
вновь кивнула. Найнив глубоко вздохнула. - Я готова.
   - Третий раз, - нараспев церемонно произнесла Шириам, -  за  то,  что
будет. Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой.
   Найнив бегом кинулась в арку.

***

   Смеясь, она вбежала  в  кружащиеся  облачка  бабочек,  что  взмыли  с
цветков и диких трав, многоцветным одеялом высотой  по  колено  укрывших
вершину холма. На краю луга,  позвякивая  сбруей,  нервно  танцевала  ее
серая кобыла, и Найнив, чтобы не пугать животное еще больше, перешла  на
шаг. Бабочки успокоились, некоторые уселись ей  на  платье,  на  вышитые
цветки и жемчужные зерна, или порхали вокруг сапфиров и  лунных  камней,
свисающих у плеч, сверкающих в ее волосах.
   Под холмом, в ожерелье Тысячи Озер,  раскинувшемся  по  всему  городу
Малкир, отражались задевающие  облака  Семь  Башен  -  на  них  реяли  в
поднебесной дымке знамена с  Золотым  Журавлем.  В  городе  была  тысяча
садов, но ей больше нравился этот  дикий  сад  на  вершине  холма.  Путь
обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой.
   Стук копыт заставил ее обернуться.
   Со своего боевого коня спрыгнул ал'Лан Мандрагоран, король Малкир, и,
смеясь, зашагал к ней сквозь кутерьму  бабочек.  На  лице  мужчины  была
запечатлена суровость воина, но  адресованные  женщине  улыбки  смягчали
жесткие, будто высеченные в неподатливом камне, черты.
   Разинув рот, она смотрела на него, и, к  ее  крайнему  изумлению,  он
обнял ее, обхватив сильными руками, и поцеловал. На несколько  мгновений
она, забыв обо всем, приникла  к  нему,  отвечая  на  поцелуй.  Ноги  ее
болтались в футе над землей, а ей было все равно.
   Вдруг она уперлась ему в грудь руками, отстранилась.
   - Нет. - Она толкнулась сильнее. - Пусти меня! Поставь на землю! -  В
замешательстве он опустил ее, ноги ее коснулись земли, она попятилась от
него. - Не это, - сказала она. - Только не это. Все что  угодно,  но  не
это. - Пожалуйста, пусть опять  это  будет  Агинор.  Вихрем  крутанулись
воспоминания. Агинор? Она не поняла, откуда взялась  эта  мысль.  Память
накренилась и опрокинулась, перемешав свои фрагменты,  будто  льдины  на
реке в ледоход. Она хваталась за обломки, цеплялась за  них  -  лишь  бы
что-то удержать.
   - Ты здорова, любовь моя? - озабоченно спросил Лан.
   - Не называй меня так! Я не твоя любовь! Я  не  могу  выйти  за  тебя
замуж!
   Он  поразил  ее  до   глубины   души,   закинув   голову   и   громко
расхохотавшись.
   - Твое предположение, что мы не  женаты,  огорчило  бы  наших  детей,
жена. И как это ты не моя любовь? Другой у меня нет и не будет.
   - Мне нужно вернуться. - Она в отчаянии заозиралась, высматривая арку
и обнаружив лишь луг и небо. Прочнее стали и более смертоносно, чем  яд.
Лан. Дети Лана. Помоги мне Свет! - Мне нужно сейчас же вернуться.
   - Вернуться? Куда? В Эмондов Луг? Если хочешь...  Я  отправлю  письма
Моргейз и распоряжусь об эскорте.
   - Одна, - пробормотала она, не переставая озираться. Где же она?  Мне
нужно уходить! - Не хочу в них запутаться. Я не вынесу. Только  не  это!
Мне нужно уходить, сейчас же!
   - В чем запутаться, Найнив? Чего ты не вынесешь? Нет,  Найнив.  Здесь
ты можешь кататься одна сколько хочешь, но если королева Малкири  явится
в Андор без надлежащего эскорта, Моргейз если и не  обидится,  то  будет
шокирована. Ты же не хочешь ее обидеть? Я думал, что вы с ней подруги.
   У Найнив было такое чувство, будто ее по  голове  стукнули,  -  удар,
потом опять ошеломляющий удар.
   - Королева? - неуверенно сказала она. - У нас дети?
   - Ты точно не заболела? По-моему, тебя лучше отвести к Шарине Седай.
   - Нет. - Она опять от него попятилась. - Никаких Айз Седай.
   Это не по-настоящему. Меня в этот раз ни во что не втянут. Ни за что!
   - Очень хорошо, - медленно произнес он.  -  Как  моей  жене  не  быть
королевой? Здесь мы - Малкири, не южане. Тебя короновали в  Семи  Башнях
тогда же, когда мы обменялись кольцами.
   Невольно он двинул левой рукой; указательный палец охватывал  гладкий
золотой ободок. Она глянула на свою руку, на кольцо, которое - она знала
- там было. Найнив  сжала  ладонь  другой  рукой,  но  что  она  хотела:
спрятать его и забыть о нем или же удержать, - не сказала бы.
   - Теперь ты вспомнила? - продолжил  Лан.  Он  протянул  руку,  словно
собираясь погладить ее по щеке; и она отступила еще на шесть  шагов.  Он
вздохнул.
   - Как хочешь, любовь моя. У нас трое детей, хотя лишь  одного  можно,
строго говоря, назвать ребенком. Марик тебе почти по плечо  и  никак  не
может решить, что ему больше нравится - лошади или книги. Элнора  начала
уже упражняться, как кружить мальчикам головы, если только  не  докучает
Шарине с расспросами, когда ей по летам будет отправиться в Белую Башню.
   - Элнора - так звали мою мать, - тихо сказала она.
   - Так ты и сказала, когда выбрала это имя, Найнив...
   - Нет. Меня на этот раз ни во что не втянут. Не во что. Нет! - Позади
него, среди деревьев у луга, она  увидела  серебряную  арку.  Раньше  ее
заслоняли  деревья.  Путь  обратно  появится,  но  лишь  единожды.   Она
повернулась к арке. - Мне нужно идти.
   Он поймал ее за руку, и ноги ее будто обернулись каменными  столбами;
она не могла заставить себя двинуться с места.
   - Не знаю, что тебя гнетет, жена, но, что бы это ни было, скажи - и я
со всем разберусь. Да, знаю, я - не  самый  лучший  из  мужей.  Когда  я
встретил тебя, я был весь из твердых граней,  но  ты  кое-какие  из  них
сгладила.
   - Ты - самый-самый лучший из мужей,  -  пробормотала  она.  К  своему
ужасу, она обнаружила, что вспоминает его как  своего  мужа,  вспоминает
смех и слезы, ожесточенные ссоры и нежные примирения. Воспоминания  были
смутными, но она чувствовала, как они крепчают, теплеют. - Я не могу.
   Арка стояла там, всего в нескольких шагах. Путь обратно появится,  но
лишь единожды. Будь стойкой.
   - Я не понимаю, что происходит, Найнив, но у меня такое ощущение, что
я тебя теряю. Такого я не перенесу. - Он  погрузил  руку  ей  в  волосы;
закрыв глаза, она прижалась щекой к его  пальцам.  -  Останься  со  мной
навсегда.
   - Я хочу остаться, - тихо произнесла она. - Я хочу остаться с  тобой.
- Когда она открыла глаза, арка исчезла... Появится, но лишь единожды...
- Нет! Нет!
   Лан повернул ее лицом к себе:
   - Что тревожит тебя? Если я могу помочь, ты должна мне рассказать.
   - Это не по-настоящему.
   - Не по-настоящему? До того как встретить тебя, я  считал,  что  все,
кроме моего меча, - не настоящее. Оглянись вокруг,  Найнив.  Это  все  -
по-настоящему, все - реальность. Что бы ты ни захотела по-настоящему, мы
можем вместе сделать это реальным, ты и я.
   Изумленная, она и вправду  оглянулась.  Луг  по-прежнему  был  здесь.
По-прежнему над Тысячью Озер стояли Семь Башен. Арка исчезла,  но  ничто
больше не изменилось. Я могла  бы  остаться  тут.  С  Ланом.  Ничего  не
изменилось. Мысли свернули в сторону. Ничего не изменилось. Эгвейн  одна
в Белой Башне. Ранд будет направлять Силу  и  сойдет  с  ума.  А  Мэт  и
Перрин? Могут они собрать вновь обрывки своих жизней? И Морейн,  которая
в клочья разорвала всю нашу жизнь, жизнь каждого из нас,  по-прежнему  с
нее как с гуся вода?
   - Мне нужно вернуться, - прошептала она. Не  в  силах  вынести  боль,
отразившуюся у него на лице, она вырвалась. В отчаянии она  сформировала
в разуме цветочный бутон, белый бутон на кусте терновника.  Она  сделала
колючки острыми и жестокими, желая, чтобы они могли  вонзиться  в  тело,
чувствуя себя так, будто сама уже повисла на терновых ветках.  На  грани
слышимости кружил голос Шириам Седай, он твердил,  что  опасно  пытаться
направлять Силу. Бутон раскрылся, и саидар наполнила ее светом.
   - Найнив, скажи мне, в чем дело?
   Голос скользнул по ее сосредоточенности; она запретила себе  услышать
его. Все равно должен быть путь обратно.  Глядя  на  место,  где  стояла
серебряная арка, она старалась отыскать какие-либо ее следы. Ничего.
   - Найнив...
   Она пыталась мысленно нарисовать картину арки, вылепляя ее,  придавая
форму до последней детали, изгиб мерцающего металла наполнился свечением
как будто от белоснежного огня. Арка будто рябила там, перед нею, где  и
была  раньше,  между  нею  и  деревьями,  потом  исчезла,  потом   опять
появилась.
   - ...я люблю тебя...
   Она зачерпнула из саидар, припав к потоку Единой  Силы,  пока  ей  не
стало казаться, что вот-вот  взорвется.  Излучение  наполнило  ее,  сияя
вокруг нее, больно ударяя по глазам. Жар будто поглотил ее. Огонь и боль
словно  заполнили  ее  всю;  кости  немилосердно   жгло;   череп   будто
превратился в ревущую топку.
   - ...всем своим сердцем!
   Она бегом рванулась в серебряный изгиб, не позволив себе  оглянуться.
Раньше Найнив была уверена: самое мучительное и горькое, что она слышала
когда-либо, был крик о помощи Марин ал'Вир, когда Найнив покинула ее, но
тот  вопль  был  сладостной  песней  по  сравнению  с  преследующим   ее
страдальческим голосом Лана:
   - Найнив, пожалуйста, не покидай меня!
   Белое свечение поглотило ее.

***

   Нагая, Найнив вывалилась через арку и рухнула на колени, с  дрожащими
губами, содрогаясь от рыданий, и слезы струились у нее по щекам.  Шириам
опустилась подле нее  на  колени.  Найнив  сверкнула  злыми  глазами  на
рыжеволосую Айз Седай.
   - Я ненавижу вас! - через  ярость  и  горечь  слез  едва  сумела  она
выговорить. - Я ненавижу всех Айз Седай!
   Шириам едва заметно вздохнула, затем потянула глотающую слезы  Найнив
на ноги.
   - Дитя мое, почти каждая проделавшая это женщина  говорит  во  многом
схожие слова. Немалое нужно мужество и силы, чтобы смело встретиться  со
своими страхами. Что это? -  резко  спросила  она,  поворачивая  к  себе
ладони Найнив. Руки Найнив пробила внезапная дрожь - от боли, которую до
того она не чувствовала.  Точно  в  центре  каждой  ладони,  пронзив  их
насквозь,  торчали  длинные  черные  шипы.  Шириам  аккуратно  выдернула
колючки. При прикосновении Айз Седай  Найнив  ощутила  холод  Исцеления.
После себя шипы оставили маленькие шрамики - на ладонях и на тыльных  их
сторонах. Шириам нахмурилась:
   - Никаких шрамов остаться не должно. И как ты умудрилась засадить две
колючки, да еще так точно? Если ты запуталась в терновом кусте,  то  вся
должна быть в царапинах и колючках.
   - Должна бы, - горько согласилась Найнив. - Может, я решила, что  уже
заплатила достаточно, - Всегда есть цена, -  согласилась  Айз  Седай.  -
Теперь идем. Первую цену ты заплатила. Прими то, за что ты заплатила.
   Она легонько подтолкнула Найнив вперед.
   До нее дошло вдруг, что в зале стало больше  Айз  Седай.  Амерлин,  в
своем полосатом палантине, стояла тут, по обе стороны от нее выстроились
сестры в шалях, цветов всех Айя, и все  смотрели  на  Найнив.  Припомнив
наставления Шириам, Найнив неверной походкой прошла вперед и  встала  на
колени перед Амерлин.  Последний  кубок  держала  она,  и  она  медленно
наклонила чашу над головой Найнив. - Ты омыта от той,  что  была  Найнив
ал'Мира из Эмондова Луга. Ты омыта от всех  уз,  что  связывали  тебя  с
миром. Ты явилась к нам омытая, чистая сердцем  и  душой.  Отныне  ты  -
Найнив ал'Мира, Принятая в Белую Башню. - Передав чашу одной из  сестер,
Амерлин подняла Найнив на ноги. - Отныне судьба твоя - быть с нами.
   В глазах Амерлин будто таилось  темное  свечение.  Дрожь,  охватившая
Найнив, не имела ничего общего с тем, что она была нагой и мокрой.

Глава 24
НОВЫЕ ДРУЗЬЯ И СТАРЫЕ ВРАГИ

   Эгвейн шла за Принятой по коридорам  Белой  Башни.  Стены,  такие  же
белые, как и сама башня,  были  увешаны  гобеленами  и  картинами;  полы
выложены узорчатыми плитками. Белое платье Принятой почти не  отличалось
от одежды Эгвейн, не считая семи узких цветных полос на  манжетах  и  по
подолу. Эгвейн хмурилась, глядя на это платье. Со вчерашнего дня  платье
Принятой носит Найнив и, похоже, никакой радости от этого не испытывает,
как не радуется  и  отмечающему  ее  ступень  золотому  кольцу  -  змей,
глотающий  собственный  хвост.  В  те  немногие  минуты,  когда   Эгвейн
удавалось повидаться с Мудрой, глаза Найнив были будто подернуты  тенью,
как будто она увидела  такое,  чего  всей  душой  желала  бы  не  видеть
никогда.
   - Сюда, - указывая на дверь,  коротко  обронила  Принятая.  Звали  ее
Педра, и она была невысокой сухощавой женщиной, немногим старше Найнив и
с всегдашней живостью в голосе. - Это время тебе  отпущено  потому,  что
сегодня - твой первый день, но я буду ждать тебя в судомойне, когда гонг
ударит Разгар, и ни мигом позже.
   Эгвейн присела в реверансе, затем  показала  язык  удаляющейся  спине
Принятой. Лишь накануне вечером Шириам наконец-то вписала ее имя в книгу
послушниц, но Эгвейн уже  успела  понять,  что  Педра  ей  не  нравится.
Девушка толкнула дверь и вошла.
   Комната оказалась обыкновенной, маленькой, с  белыми  стенами,  и  на
одной   из   двух   жестких   скамей   сидела    молодая    женщина    с
золотисто-рыжеватыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Пол был  голым;
послушниц не баловали комнатами с коврами. Эгвейн  решила,  что  девушка
примерно того же возраста, что и она сама, но из-за окружающей  ее  ауры
достоинства и самообладания та казалась  старше.  На  ней  даже  простое
скромное  платье  послушницы  выглядело   чем-то   большим.   Оно   было
элегантным. Изящным.
   - Меня зовут Илэйн,  -  сказала  девушка  и  склонила  голову  набок,
разглядывая Эгвейн. - А ты - Эгвейн. Из Эмондова Луга, в Двуречье. - Она
произнесла это со значением, но сразу же продолжила: - Новую  послушницу
на несколько дней всегда определяют к той,  которая  пробыла  уже  здесь
какое-то время, чтобы новенькой помогли разобраться, что к чему. Садись,
пожалуйста.
   Эгвейн уселась на вторую скамью, напротив Илэйн.
   - Я думала,  Айз  Седай  начнут  меня  учить,  раз  я  наконец  стала
послушницей. Но Педра разбудила меня за добрых два часа  до  рассвета  и
заставила подметать коридоры. Она говорит,  что  после  обеда  я  должна
помочь мыть тарелки.
   Илэйн скривилась:
   - Ненавижу мыть посуду.  Никогда  не  приходилось...  ну  неважно.  А
обучение еще будет. Каждый день, начиная с  сегодняшнего,  в  этот  час,
вообще-то говоря, будут занятия. От завтрака до Разгара, потом от  обеда
до Тройки. Если ты обучаешься быстрее или медленнее, чем прочие, с тобой
будут дополнительно заниматься также от ужина до Полноты, но обычно  это
время отводится для поденной работы. - В голубых глазах Илэйн  появилась
задумчивость. - Это у тебя с рождения,  да?  -  Эгвейн  кивнула.  -  Да,
кажется, я это чувствую. У меня тоже с рождения. Не расстраивайся,  если
не определила. Ты еще научишься чувствовать способность к этому у других
женщин. У меня-то есть преимущество - я росла рядом с Айз Седай.
   Эгвейн захотелось порасспросить об этом. Интересно, кто растет  РЯДОМ
с Айз Седай? Но Илэйн продолжала:
   - И не огорчайся, если получаться будет не сразу. Я про Единую  Силу.
Даже  наипростейшая  вещь  требует  сколько-то   времени.   Терпение   -
добродетель и одновременно качество,  которому  должно  учиться.  -  Она
сморщила носик. - Шириам Седай вечно так говорит и  делает  все  от  нее
зависящее, чтобы мы это обязательно  выучили.  Попробуй  только  бежать,
когда она говорит идти: и глазом моргнуть не успеешь - очутишься у нее в
кабинете.
   - У меня было  уже  несколько  уроков,  -  сказала  Эгвейн,  стараясь
говорить скромно. Она открыла себя саидар -  этот  этап  теперь  давался
легче  -  и  почувствовала,  как  тело  пропитывает  тепло.  Она  решила
попробовать самое большее, что умела и знала, как делать.  Она  вытянула
руку, и над пальцами возникла сияющая сфера, чистый свет. Сфера  дрожала
- Эгвейн никак не удавалось удерживать ее устойчивой, - но она была.
   Спокойным жестом Илэйн вытянула руку, и шар  света  появился  над  ее
ладонью. Ее шар тоже мерцал.
   Через миг вокруг Илэйн разлилось слабое  свечение.  Эгвейн  удивленно
раскрыла рот, и ее шар исчез.
   Илэйн неожиданно захихикала, и свет пропал - сфера, и  то  окружавшее
ее свечение.
   - Ты увидела это вокруг меня? - возбужденно  сказала  она.  -  Вокруг
тебя я видела. Шириам Седай говорила, что со временем и я увижу. Но  это
в первый раз! И у тебя тоже?
   Эгвейн кивнула, засмеявшись вместе с девушкой.
   - Ты мне нравишься, Илэйн. Думаю, мы подружимся.
   - Я тоже так думаю, Эгвейн. Значит, ты -  из  Двуречья,  из  Эмондова
Луга, так? А ты знаешь парня по имени Ранд ал'Тор?
   - Я его знаю. - Вдруг Эгвейн вспомнила историю,  которую  рассказывал
Ранд, историю, которой она не поверила, - о  том,  как  он  свалился  со
стены в сад и встретил... - Ты -  Дочь-Наследница  Андора,  -  выдохнула
она.
   - Да, - просто ответила Илэйн. - Если бы Шириам Седай услышала, что я
об этом говорю, то не успела бы я и договорить, как она отвела бы меня к
себе в кабинет.
   - Все тут твердят о вызове в кабинет Шириам. Даже Принятые.  Она  так
сурово и строго отчитывает? Мне она показалась очень доброй.
   Илэйн замялась, но потом медленно, не глядя в глаза Эгвейн, сказала:
   - На столе она держит ивовую розгу. Она говорит, что  если  ты  не  в
состоянии  следовать  правилам  по-культурному,  то  она   научит   тебя
по-другому. Тут  для  послушниц  так  много  правил,  что  волей-неволей
какое-нибудь да нарушишь, - договорила она.
   - Но это... это же ужас! Я не ребенок, да и ты тоже!  И  я  не  хочу,
чтобы со мной обращались как с ребенком.
   - Но мы - дети.  Айз  Седай,  полноправные  сестры,  это  -  взрослые
женщины. Принятые - молодые девушки, которые выросли настолько, чтобы им
доверяли и не заглядывали то и дело им через плечо. А послушницы - дети,
их нужно опекать, оберегать, за ними нужно ухаживать, вести по  жизни  и
наказывать их, когда они делают что не следует. Вот  так  все  объясняет
Шириам Седай. Никто не будет  наказывать  тебя  на  уроке,  пока  ты  не
попытаешься сделать то, что  тебе  велели  не  делать.  Иногда,  правда,
трудно удержаться; ты обнаружишь, что тебе хочется направлять, это будет
для тебя все равно что  дышать.  Но  если  ты  перебьешь  слишком  много
тарелок из-за того, что замечтаешься за мойкой, если выкажешь неуважение
или будешь невежлива с Принятой, или без разрешения покинешь Башню,  или
заговоришь с Айз  Седай  прежде,  чем  она  заговорит  с  тобой,  или...
Единственное, что нужно делать, - стараться изо всех сил. Больше  ничего
делать нельзя.
   - Похоже на то, будто они пытаются сделать так, чтобы нам  захотелось
уйти отсюда, - возразила Эгвейн.
   - Нет, это не так, хотя, с другой стороны, все  именно  так  и  есть.
Эгвейн, здесь в Башне всего сорок послушниц. Всего сорок,  и  не  больше
семи или восьми  станут  Принятыми.  Как  говорит  Шириам  Седай,  этого
недостаточно. Шириам Седай говорит, теперь недостаточно Айз Седай, чтобы
делать то,  что  необходимо.  Но  Башня  не...  может...  понижать  свои
стандарты. Айз Седай нельзя принимать  в  сестры  женщину,  если  та  не
обладает способностями, силой и желанием. Они не станут вручать кольцо и
шаль той, которая не может в должной степени направлять Силу,  или  той,
которая поддастся угрозам и  запугиванию,  или  той,  которая  повернет,
когда  дорога  окажется  тяжкой.  Обучение  и  проверка  помогут   верно
направлять, а что до силы и желания... Ну если  ты  захочешь  уйти,  они
тебя отпустят. Но как только ты узнаешь достаточно, вряд ли ты  захочешь
умереть от неведения.
   - Да, наверное, - медленно сказала Эгвейн. - Шириам кое-что из  этого
нам говорила. Я никогда, правда, не  думала,  что  здесь  так  мало  Айз
Седай.
   - У Шириам есть теория. Она говорит, что мы подвергли выбраковке  род
человеческий. Знаешь, что  такое  выбраковка?  Отделяешь  от  стада  тех
животных, которые обладают свойствами, что тебе не  нравятся.  -  Эгвейн
нетерпеливо закивала; расти среди овец и  не  знать,  как  отбраковывают
отару! - Шириам Седай говорит,  что  Красные  Айя  охотятся  на  мужчин,
способных направлять, три тысячи лет и таким  образом  мы  вытравили  из
всех нас способность направлять. На твоем месте я не стала  бы  говорить
такое, если рядом есть Красные. На эту тему у них с Шириам Седай не один
спор до крика был, а мы-то всего-навсего послушницы.
   - Не буду.
   Илэйн помолчала, потом сказала:
   - С Рандом все хорошо?
   Эгвейн почувствовала внезапный  укол  ревности  -  Илэйн  была  очень
хорошенькой, - но еще сильнее укусил страх. Она  пробежала  мысленно  по
той   малости,   что   знала   о   единственной    встрече    Ранда    с
Дочерью-Наследницей, убеждая себя: Илэйн никак не может знать, что  Ранд
способен направлять.
   - Эгвейн?
   - С ним все  хорошо,  как  только  может  быть.  -  Надеюсь  на  это,
шерстеголовый балбес. - Когда я его видела в последний  раз,  он  скакал
вместе с шайнарскими солдатами.
   - С шайнарцами! Мне он  сказал,  что  он  пастух.  -  Илэйн  покачала
головой. - Я ловлю себя на том, что вспоминаю о  нем  в  очень  странные
моменты. Элайда считает,  что  он  в  каком-то  отношении  очень  важен.
Впрямую она такого не заявляла и ничего точно не знает, но она приказала
отыскать его и пришла в ярость, когда узнала, что он покинул Кэймлин.
   - Элайда?
   - Элайда Седай. Советница  моей  матери.  Она  из  Красной  Айя,  но,
несмотря на это, матери она, по-видимому, нравится.
   У Эгвейн пересохло во рту. Из Красной Айя и интересуется Рандом.
   - Я... я не знаю, где он сейчас. Он уехал  из  Шайнара  и,  по-моему,
возвращаться не собирался.
   Илэйн посмотрела на нее безразличным взглядом.
   - Эгвейн, я не стала бы говорить Элайде, где его искать, даже если бы
и знала. Насколько мне известно, ничего плохого он  не  сделал,  а  она,
боюсь, хочет каким-то образом его использовать. Так  или  иначе,  я  все
равно не видела ее со дня приезда сюда, а по дороге  за  нами  по  пятам
шныряли Белоплащники. Они до сих пор стоят лагерем на склоне  Драконовой
Горы. - Внезапно она вскочила со скамьи: - Давай поговорим о  чем-нибудь
повеселее. Здесь есть еще две девушки, которые знают Ранда, и с одной из
них я бы хотела тебя познакомить.
   Она взяла Эгвейн за руку и потащила из комнаты.
   - Две девушки? Похоже, Ранду повстречалась уйма девушек.
   - М-м? - Ведя Эгвейн по коридору, Илэйн посматривала изучающе на нее.
- Да. Ну вот. Одна - лентяйка по имени Эльз Гринвелл. Вряд ли, по-моему,
она долго тут пробудет. От работы по хозяйству она отлынивает  и  всегда
тайком подглядывает, как Стражи с мечами тренируются. Она говорит, будто
Ранд приходил на ферму ее отца со своим другом Мэтом.  Видно,  они-то  и
заронили в ее головку мысли о мире за околицей ближайшей деревни, и  она
сбежала из дому, чтобы быть Айз Седай.
   - Мужчины, - проворчала Эгвейн. - Как-то я потанцевала с  симпатичным
пареньком танец-другой, так Ранд слонялся вокруг, как побитая собака, но
он... - Она оборвала себя, когда в коридор впереди них  шагнул  мужчина.
Рядом с нею замерла на месте и Илэйн, крепче сжав пальцы в руке Эгвейн.
   Оставляя в стороне  неожиданность  появления,  ничего  тревожащего  в
облике мужчины не было. Высокий и красивый, среднего возраста,  если  не
моложе, с длинными и темными вьющимися волосами; но в глазах его таилась
печаль, и он едва заметно сутулился. Он не сделал  и  шага  к  Эгвейн  и
Илэйн, просто стоял и глядел на девушек, пока у  плеча  его  не  выросла
одна из Принятых.
   - Вам не следует здесь находиться, - сказала она ему совсем незло.
   - Я хочу погулять. - Голос его был глубоким и печальным, как и глаза.
   - Вы можете выйти погулять в сад, это вам разрешено.  Солнечный  свет
будет вам полезен. Мужчина горько рассмеялся:
   - И за каждым моим шагом надзирают парочка-тройка из ваших? Вы просто
боитесь, что я найду нож. - Увидев взгляд Принятой, он вновь рассмеялся:
- Для себя, женщина. Для себя. Веди меня в ваш сад, к вашим  недреманным
очам.
   Принятая легко коснулась его руки и повела его прочь.
   - Логайн, - произнесла Илэйн, когда он исчез из виду.
   - Лжедракон!
   - Он укрощен, Эгвейн. Теперь он не более  опасен,  чем  любой  другой
мужчина. Но я помню,  я  видела,  нужно  было  шесть  Айз  Седай,  чтобы
удержать его, не дать воспользоваться Силой и уничтожить всех нас.
   Она вздрогнула. Эгвейн тоже. Вот, значит, что Красные Айя сделали  бы
с Рандом.
   - А это обязательно - укрощать? - спросила она. Илэйн  уставилась  на
нее, раскрыв рот, и Эгвейн поспешила  добавить:  -  Просто  я  подумала,
вдруг Айз Седай найдут другой способ, как с ними  справляться.  Анайя  и
Морейн, они обе говорили, что величайшие деяния  Эпохи  Легенд  свершены
совместной работой с Силой и мужчин, и женщин. Я  просто  подумала,  что
они могли попробовать найти какой-то способ.
   - Ладно, только бы эти твои мысли вслух не услышала  какая-нибудь  из
Красных сестер. Эгвейн, они пытались. Все три тысячи лет, с тех пор  как
построена Белая Башня, они пытались. Они отказались от  поисков  потому,
что стало нечего искать. Идем. Я хочу, чтобы  ты  познакомилась  с  Мин.
Хвала Свету, она не в том саду, куда пошел Логайн.
   Имя прозвучало для Эгвейн смутно знакомо, и, увидев молодую  женщину,
она поняла почему. В саду протекал узкий  ручей,  с  невысоким  каменным
мостом над ним, и на парапете этого моста сидела, скрестив ноги. Мин. На
ней были мужские обуженные штаны  и  мешковатая  рубашка,  а  с  коротко
подрезанными волосами она  вполне  могла  сойти  за  парня,  хотя  и  на
редкость хорошенького. Через парапет рядом перекинута серая куртка.
   - Я тебя  знаю,  -  сказала  Эгвейн.  -  Ты  работала  в  байрлонской
гостинице.
   Легкий ветерок рябил воду под мостом,  в  деревьях  в  саду  щебетали
серокрылки.
   Мин улыбнулась:
   - А ты - одна из тех, за кем явились Друзья Темного, которые  спалили
нашу гостиницу. Нет, не волнуйся. Посланец, приехавший за  мной,  привез
золота в достатке, чтобы мастер Фитч отстроил гостиницу заново,  и  даже
вдвое больше. Доброе утро, Илэйн! Не надрываешься на своих занятиях? Или
над кастрюлями? - Сказано было добродушным  тоном,  как  подначка  между
друзьями, что и доказала ответная ухмылка Илэйн.
   - Вижу, Шириам пока не удалось обрядить тебя в платье.
   Мин озорно рассмеялась:
   - Я-то не послушница. - Она произнесла писклявым голосом: - "Да,  Айз
Седай. Нет, Айз Седай. Могу ли я еще раз подмести  пол,  Айз  Седай?"  Я
одеваюсь так, - девушка вновь заговорила обычным своим низким голосом, -
как хочется мне. - Она повернулась к Эгвейн: - Как поживает Ранд?
   Эгвейн поджала губы. Ему бы в самый раз бараньи рога, как у троллока,
подумала он гневно.
   - Мне было очень жаль, что ваша гостиница  сгорела,  и  я  рада,  что
мастер Фитч сумел ее отстроить. А почему ты приехала в Тар  Валон?  Ясно
же, что ты и не думаешь быть Айз Седай.
   Мин дугой выгнула бровь - как была убеждена  Эгвейн,  это  изображало
веселье.
   - Он ей нравится, - объяснила Илэйн.
   - Я знаю. - Мин глянула на Эгвейн, и на миг  Эгвейн  показалось,  что
она заметила в этом взоре печаль - или сожаление? - Я здесь, - осторожно
выбирая слова, сказала  Мин,  -  потому  что  за  мной  послали,  и  мне
предоставили выбор: ехать верхом самой  или  быть  привезенной  в  мешке
связанной.
   - Вечно ты преувеличиваешь, - заметила Илэйн. - Шириам  Седай  видела
письмо, и она говорит, в послании была просьба. Мин видит нечто, Эгвейн.
Потому она и здесь, чтобы Айз Седай могли изучить, как она  это  делает.
Это не Сила.
   - Как же, просьба, - фыркнула Мин. - Когда тебя приглашает Айз Седай,
это смахивает на приказ королевы, к которому прилагается  сотня  солдат,
чтобы он выглядел убедительнее.
   - Все что-то видят, - сказала Эгвейн. Илэйн замотала головой:
   - Не как Мин. Она видит... ауры... вокруг людей. И образы.
   - Не всегда, - вставила Мин. - И не вокруг каждого.
   - И она может по ним что-то растолковать о тебе, хотя и  не  уверена,
что она всегда говорит правду. Она говорила,  что  мне  придется  делить
своего мужа с двумя другими женщинами, а с таким я не  смирюсь  никогда.
Она же просто смеется и говорит, что понятия не имеет и о том,  как  все
происходит. Но она сказала, что я буду королевой, еще  не  зная,  кто  я
такая; она сказала, что видела корону, и это была Корона Роз Андора.
   У Эгвейн с языка сорвался вопрос:
   - Что ты видишь, глядя на меня? Мин взглянула на нее:
   - Белое пламя, и... Ох, да много всего разного. Я не  знаю,  что  это
все значит.
   - Вот такого она много говорит, - сухо заметила Илэйн. - Посмотрев на
меня, она сказала, что увидела отрубленную руку. Говорит, не мою.  И  об
этом, утверждает, ничего  растолковать  не  может,  не  знает,  что  она
значит.
   - Потому что не знаю, - сказала Мин. - Я не понимаю, что значит  хотя
бы половина всего этого.
   Скрип сапог на дорожке заставил девушек  обернуться,  и  они  увидели
двух юношей - блестящие от пота торсы, через локоть переброшены куртки и
рубашки, в руках - мечи в ножнах. Эгвейн поймала себя на том, что во все
глаза глядит на самого красивого мужчину, которого она в  жизни  видела.
Высокий, стройный, но мускулистый,  он  вышагивал  с  кошачьей  грацией.
Вдруг до нее дошло, что  он  склонился  над  ее  рукой  -  она  даже  не
почувствовала, как он взял ее ладонь своей рукой, - и пошарила в  памяти
в поисках услышанного раньше имени.
   - Галад, - пробормотала она. Его темные глаза смотрели на нее в упор.
Юноша был старше нее. Старше Ранда. При мысли о Ранде она  вздрогнула  и
очнулась.
   - А я - Гавин, - ухмылялся второй юноша. - По-моему, в первый раз  вы
не расслышали.
   Мин тоже широко улыбалась, и одна Илэйн глядела хмуро.
   Эгвейн внезапно вспомнила про  свою  руку,  которую  все  еще  держал
Галад, и высвободила ее.
   - Если позволят ваши обязанности, - сказал Галад,  -  я  был  бы  рад
снова увидеть вас, Эгвейн. Мы могли бы погулять, или, если  вы  получите
разрешение оставить Башню, мы могли бы выбраться за город на пикник.
   - Это... это было бы славно.  -  Она  стеснялась  остальных,  стоящих
рядом. Мин и Гавин по-прежнему ухмылялись, будто  эта  сцена  их  немало
забавляла, Илэйн смотрела  мрачнее  тучи.  Эгвейн  попыталась  успокоить
себя, думая о Ранде. Он такой... красивый. Она вздрогнула,  испугавшись,
что невзначай сказала это вслух.
   - Тогда до встречи. - Наконец оторвав свой взгляд от глаз Эгвейн,  он
поклонился Илэйн. - Сестра. - Гибкий словно  клинок,  он  зашагал  через
мост.
   - Этот, - проворчала Мин, глядя ему вслед, - всегда будет делать  то,
что сочтет правильным. Невзирая на тех, кому от этого будет больно.
   - Сестра? - сказала Эгвейн.  Пасмурный  вид  Илэйн  с  уходом  Галада
смягчился лишь чуть. - Я думала, он твой... то  есть  по  тому,  как  ты
хмурилась... - Она решила, что  Илэйн  ревновала,  и  все  еще  не  была
уверена в обратном.
   - Я ему не сестра, - твердо заявила Илэйн. - Отказываюсь быть.
   - Наш отец был его отцом, - сухо сказал Гавин. - Этого отрицать ты не
можешь, если не хочешь только назвать мать  лгуньей,  а  это,  по-моему,
потребует куда больше нахальства, чем у нас есть на двоих.
   Впервые Эгвейн поняла, что  у  Гавина  такие  же  рыжевато-золотистые
волосы, что и у Илэйн, хотя сейчас потемневшие и слипшиеся от пота.
   - Мин права, - сказала Илэйн. - У Галада нет ни  капли  человечности.
Он ставит правоту выше милосердия, или жалости, или... Он человек  не  в
большей степени, чем троллок.
   На лице Гавина вновь расплылась ухмылка:
   - Об этом ничего не знаю. Если судить по тому, как он тут  на  Эгвейн
смотрел, то нет. - Он поймал на  себе  взгляд  Эгвейн,  потом  сестры  и
поднял руки, словно парируя их взоры своим мечом в ножнах. - Кроме того,
с мечом у него выходит лучше, чем у кого бы то ни  было.  Стражам  нужно
лишь раз что-то ему показать, и он уже выучил это. Меня они загоняли  до
смерти, с меня семь потов сошло, пока они научили  меня  половине  того,
что Галаду удается делать не напрягаясь.
   - И быть ловким во владении мечом - достаточно? - фыркнула  Илэйн.  -
Мужчины! Эгвейн, как ты могла догадаться, этот постыдно раздетый  балбес
- мой брат. Гавин, Эгвейн знает Ранда ал'Тора. Она из той же деревни.
   - Вот как? Он и вправду родился в Двуречье, Эгвейн?
   Эгвейн заставила себя спокойно кивнуть. Что он знает?
   - Конечно. Я вместе с ним росла.
   - Конечно, - медленно произнес  Гавин.  -  Какой  необычный  человек.
Пастух, как он сказал, но он выглядел и вел  себя  совсем  не  так,  как
виденные мною пастухи. Необычный. Я с разными людьми встречался,  и  они
встречались с Рандом ал'Тором. Некоторые и имени его  не  знают,  но  по
описанию точь-в-точь он, и Ранд переменил жизнь каждого. Старый  фермер,
который приехал в Кэймлин, чтобы просто  посмотреть  на  Логайна,  когда
того провозили через город по пути сюда. Он, однако,  остался  и,  когда
вспыхнули беспорядки, поддержал  мать.  Из-за  молодого  парня,  который
отправился повидать мир, того парня, который  заставил  его  задуматься,
что в жизни есть что-то большее, чем ферма. Ранд ал'Тор. Можно подумать,
будто он - та'верен. Элайда определенно им интересуется. Вот я и  гадаю:
изменит ли встреча с ним наши жизни в Узоре?
   Эгвейн посмотрела на Илэйн и Мин. Она была уверена: у них нет  ничего
в подтверждение того, что Ранд и в самом деле та'верен. Раньше под таким
углом она над этим не задумывалась; он был Рандом, и он страдал от того,
что мог направлять... Но та'верен приводят в движение людей, хотят  того
они или нет.
   - Вы мне в самом деле очень нравитесь,  -  внезапно  сказала  Эгвейн,
жестом охватывая обеих девушек. - Я хочу быть вашей подругой.
   - И я хочу быть твоей подругой, -  сказала  Илэйн.  Эгвейн  порывисто
обняла ее, а потом Мин спрыгнула с парапета,  и  они  втроем  стояли  на
мосту, обнявшись вместе.
   - Мы втроем связаны, - сказала Мин,  -  и  мы  не  позволим  никакому
мужчине сюда вмешаться. Даже ему.
   - Не соблаговолит ли одна из вас сказать мне, что все это означает? -
вежливо осведомился Гавин.
   - Ты не поймешь, - сказала ему сестра, и все три  девушки,  будто  им
смешинки в горло  попали,  захихикали.  Гавин  поскреб  шевелюру,  потом
покачал головой:
   - Ладно, если дело касается Ранда ал'Тора, то уверен, вы  не  хотите,
чтобы услышала Элайда. С тех  пор  как  мы  приехали  сюда,  она  трижды
вытрясала из меня душу не хуже Белоплащника-Вопрошающего. Не думаю,  что
она намерена ему... - Он вздрогнул; сад пересекала  женщина,  женщина  в
шали с красной бахромой. - "Назови Темного, - процитировал он,  -  и  он
тут как тут". Мне вовсе не требуется еще одно поучение на  тему,  что  я
должен носить рубашку, когда выхожу с учебного двора. Всего вам доброго.
   Взойдя на мост, Элайда бросила взгляд в спину уходящему  Гавину.  Как
подумалось  Эгвейн,  она  была  скорее  привлекательной  женщиной,   чем
красивой, но это лицо без возраста отличало ее так же несомненно, как  и
шаль; только новоиспеченные сестры подчеркивали  свою  принадлежность  к
Айз Седай ношением шали, остальным  она  не  была  нужна.  Когда  взгляд
Элайды скользнул, задержавшись на мгновение, по  Эгвейн,  девушка  вдруг
увидела безжалостность в Айз Седай. Она всегда считала Морейн сильной  и
твердой, сталью под шелком, но Элайда обходилась вовсе без шелка.
   - Элайда, - сказала Илэйн, - это - Эгвейн. Она тоже родилась с зерном
этого дара. И у нее уже было несколько уроков, поэтому она  продвинулась
так же далеко, как и я. Элайда?
   Лицо Айз Седай было бесстрастным и ничего не выражающим.
   - В Кэймлине, дитя мое, я - советница королевы, твоей матери, но  тут
- Белая Башня, а ты - послушница.  -  Мин  сделала  движение,  собираясь
уйти, но Элайда пригвоздила ее к месту резким: -  Останься,  девочка.  Я
хочу с тобой поговорить.
   - Я знала тебя всю свою жизнь, Элайда, - не веря, произнесла Илэйн. -
На твоих глазах я росла, зимой ты заставляла цвести сады, где бы я могла
играть.
   - Дитя мое, там ты была Дочерью-Наследницей. Здесь ты послушница.  Ты
должна это запомнить и уразуметь. Придет день, и ты станешь великой,  но
ты должна помнить!
   - Да, Айз Седай.
   Эгвейн была поражена. Если б ее кто так отчитал  перед  другими,  так
унизил, она бы была взбешена.
   - Теперь ступайте, обе. - Начал мерно бить гонг, глубоко и звонко,  и
Элайда склонила голову набок. Солнце  стояло  на  полпути  к  зениту.  -
Разгар, - сказала Элайда. -  Вы  должны  поторопиться,  если  не  хотите
другого выговора. Да, Илэйн! После того как  исполнишь  порученную  тебе
работу,  зайди  к  Наставнице  послушниц  в   кабинет.   Послушницы   не
заговаривают с Айз Седай, пока их не спросят. Бегите, обе. Вы опоздаете.
Бегите!
   И они побежали, подхватив подолы. Эгвейн глянула на Илэйн. На щеках у
той горели два алых пятна, а в глазах сверкала решимость.
   - Я буду Айз Седай, - тихо произнесла Илэйн, но прозвучали эти  слова
обещанием или, скорее, клятвой.
   Позади себя Эгвейн услышала, как заговорила Айз Седай:
   - Мне дали понять, девочка, что сюда тебя вызвала Морейн Седай.
   Эгвейн  хотелось  остаться  и  послушать,   не   начнет   ли   Элайда
расспрашивать о Ранде, но по Белой  Башне  звенел  Разгар,  и  ее  ждала
работа. Она и бежала, как ей было приказано.
   -  Я  буду  Айз  Седай,  -  прорычала  она.  Илэйн  блеснула  быстрой
понимающей улыбкой, и девушки припустили быстрее.

***

   В конце концов с моста Мин ушла, но рубашка ее прилипла к  телу.  Она
взмокла не от жаркого солнца, а от  того  допроса,  который  ей  учинила
Элайда. Девушка поглядывала через плечо - не идет ли следом  Айз  Седай,
но Элайды видно не было.
   Откуда Элайда пронюхала, что ее вызвала Морейн?  Мин  была  убеждена,
что этот секрет известен только ей, Морейн и Шириам. И все эти расспросы
о Ранде. Не так-то легко оказалось сохранить спокойным  лицо  и  твердый
честный взгляд, заявив в лицо Айз Седай, что никогда она  не  слыхала  о
таком и ничего о нем не знает. Ей-то что от  него  нужно?  Свет,  а  что
Морейн от него нужно?  Кто  он  такой?  Свет,  не  хочу  я  влюбиться  в
человека, которого всего раз встречала, мало того, в мальчишку с фермы.
   - Морейн, ослепи тебя Свет, - пробормотала Мин, - ради чего бы ты  ни
привезла меня сюда, вылезай из норы, где ты там прячешься, и скажи  мне,
скажи, чтобы я смогла наконец уйти отсюда!
   Единственным ответом ей стали, нежные трели серокрылок. С недовольной
миной девушка отправилась на поиски укромного уголка, где бы можно  было
остыть и успокоиться.

Глава 25
КАЙРИЭН

   Город Кайриэн раскинулся на холмах вдоль реки Алгуэнья, и взору Ранда
он открылся с севера, освещенный полуденным солнцем. Элрикейн Таволин со
своими  пятьюдесятью  солдатами-кайриэнцами  по-прежнему  смахивали   на
конвой - это стало еще заметнее после того, как отряд миновал мост через
Гаэлин. Чем дальше к югу они скакали, тем более скованными  и  холодными
становились кайриэнцы. Лойал и Хурин словно не замечали этого, и он тоже
старался не обращать на эскорт внимания.  Ранд  рассматривал  город,  не
уступавший размерами тем, которые  он  повидал.  Круглобокие  корабли  и
широкие баржи теснились  на  реке,  вдоль  дальнего  берега  расползлись
высокие амбары, но сам  Кайриэн,  обнесенный  высокими  серыми  стенами,
казалось, был распланирован  по  строгой,  четкой  решетке.  Сами  стены
образовывали точный квадрат, одной стороной опирающийся на реку.  Внутри
стен, подчиняясь единому шаблону,  высились  башни,  возносясь  вверх  в
двадцать раз выше стены, но даже с холмов  Ранд  разглядел,  что  каждую
башню венчает как будто венец обломанных неровных зубцов. Вне  городских
стен, охватывая их от берега до берега, лежали улицы, пересекающиеся под
всякими углами и кишащие людьми, напоминали они то ли муравейник, то  ли
громадный  садок  для  кроликов.  От  Хурина  Ранд  уже  знал,  как   он
называется,  -  Слобода;  когда-то  у  каждых  городских  ворот   стояла
деревенька с рынком, но за годы они срослись в одну, растянувшись во все
стороны мешаниной улиц и переулков. Когда Ранд и все  остальные  въехали
на эти грязные, замусоренные улицы, Таволин  отрядил  нескольких  солдат
окриками и угрозами расчищать путь  сквозь  людское  скопище  и  топтать
лошадьми  всякого,  кто  не  уберется  с   дороги   по-быстрому.   Народ
расступался, окинув солдат всего лишь одним взглядом, будто  такое  было
каждодневным явлением. Ранд поймал себя на том, что улыбается.
   Одежды слободских были в большинстве  своем  поношенными,  совсем  не
новыми, но в большинстве своем радовали глаз разноцветьем. Здесь  кипела
хриплая и пронзительная  суматоха  жизни.  Разносчики  нахваливали  свои
товары, лавочники зазывали прохожих взглянуть  на  свои,  выложенные  на
лотках перед лавками. Цирюльники, торговцы фруктами, точильщики, мужчины
и  женщины,  предлагающие  дюжину  услуг  и  сотню  всякой  всячины  для
торговли, бродили в толпах. Не  из  одного  строения  пробивалась  через
гомон музыка; поначалу Ранд принял их за постоялые дворы, но вывески  на
фасадах изображали людей, играющих на флейтах и арфах, кувыркающихся или
жонглирующих, и к тому же в этих громадных зданиях не было окон. Судя по
всему, большая часть зданий в Слободе были деревянными,  хотя  и  весьма
внушительными, и многие выглядели новыми, пусть и сколоченными на скорую
руку. Изумленный взор Ранда привлекли несколько - высотой в семь  этажей
и более; они слегка покачивались, но люди сновали туда и обратно, словно
не замечая угрожающего покачивания.
   - Чернь всякая, - пробормотал Таволин,  от  отвращения  глядя  только
перед  собой.  -  Только  взгляните  на  них,  испорченных   чужеземными
обычаями. Им тут не место.
   - А где им место? - спросил Ранд. Кайриэнский офицер сверкнул на него
глазами  и  пришпорил  коня,  устремившись  вперед  и   охаживая   толпу
арапником.
   Хурин тронул Ранда за локоть.
   - Это из-за Айильской Войны, Лорд Ранд. - Он оглянулся, нет ли  рядом
кого из солдат, не услышат ли они ненароком. - Многие фермеры  побоялись
возвращаться на свои земли у Хребта Мира, и все пришли сюда,  поближе  к
столице. Вот почему у Галдриана на реке полным-полно барж  с  хлебом  из
Андора и Тира. С ферм на востоке зерна нет, потому что  на  востоке  нет
ферм. Правда, кайриэнцу лучше  всего  об  этом  не  напоминать,  милорд.
Они-то делают вид, что войны и не было или что, на худой конец,  они  ее
выиграли.
   Как ни свистел арапник Таволина,  солдатам  пришлось  остановиться  и
пропустить странную процессию. Полдюжины мужчин, танцующих и  лупящих  в
барабаны, торили путь веренице  огромных  кукол,  в  полтора  раза  выше
людей, что приводили их в движение  длинными  шестами.  Толпе  кланялись
гигантские коронованные фигуры мужчин и женщин  в  длинных  изукрашенных
одеяниях, окруженные всяческими фантастическими тварями. Лев с крыльями.
Шагающий  на  задних  ногах  козел  с  двумя  головами,  причем  обе   -
огнедышащие, судя по болтающимся  в  обоих  ртах  длинным  темно-красным
лентам. Нечто, наполовину  выглядевшее  кошкой,  полуорел,  и  еще  одно
страшилище, с медвежьей головой на человеческом торсе, которое Ранд счел
троллоком. Проходящих скоморохов толпа приветствовала криками и смехом.
   - Человек, соорудивший эту куклу,  никогда  троллока  не  видывал,  -
проворчал Хурин. - Голова чересчур велика, и сам он чересчур тощ. Да все
равно, милорд, они, похоже, в них верят не больше, чем  в  существование
тех вот тварей. Единственные чудовища, в которых верит  этот  слободской
люд, - айилы.
   -  У  них  какой-то  праздник?  -  спросил  Ранд.  Других   признаков
праздника, кроме процессии, он не видел, но ему подумалось, что для  нее
должна быть какая-никакая причина. Таволин приказал  солдатам  двигаться
дальше.
   - Не больший, чем в любой другой день. Ранд, -  сказал  Лойал.  Шагая
рядом со своей крупной лошадью, к седлу  которой  был  притянут  ремнями
запеленутый в одеяло ларец, огир привлекал к себе  не  меньше  взглядов,
чем те куклы. Кое-кто даже хлопал в ладоши и смеялся, так приветствовали
и кукловодов. - Боюсь, Галдриан удерживает  этих  людей  в  спокойствии,
лишь развлекая их. Менестрелям и музыкантам он выдает  Королевский  Дар,
вознаграждение серебром, а они выступают здесь,  в  Слободе,  и  еще  он
каждый день ниже  по  реке  устраивает  скачки.  И  многими  вечерами  -
фейерверки. - В голосе огир послышалось отвращение. -  Старейшина  Хаман
говорит, что Галдриан - само бесчестье. - Он  заморгал,  сообразив,  что
сорвалось с языка, и  торопливо  заозирался,  не  услышали  ли  солдаты.
Похоже, те не услышали.
   - Фейерверки, - кивая, промолвил Хурин. - Как я слышал.  Иллюминаторы
тут выстроили свой квартал, такой же как в Танчико. Когда  я  был  здесь
раньше, мне как-то недосуг было на фейерверки любоваться.
   Ранд покачал головой. Ему не доводилось видеть фейерверков  настолько
сложных, чтобы они требовали даже одного Иллюминатора. Ранд лишь слышал,
что те выезжают из Танчико только для того, чтобы устраивать показы  для
правителей. В странное, однако, место он попал.
   У высокой прямоугольной арки городских  ворот  Таволин  отдал  приказ
остановиться и спешился возле приземистого  каменного  строения  уже  за
стенами. Вместо окон тут были прорезаны бойницы, а тяжелая дверь окована
железом.
   - Минуту, милорд Ранд, - сказал  офицер.  Бросив  поводья  одному  из
солдат, он скрылся внутри.
   Настороженно глянув на солдат -  те  сидели  на  лошадях  неподвижно,
двумя длинными цепочками, - Ранд гадал, что станут делать солдаты,  если
они с Лойалом и Хурином вздумают  уехать  сейчас,  -  он  воспользовался
случаем рассмотреть открывшийся перед ним город.
   Собственно Кайриэн  разительно  отличался  от  хаотичной,  суматошной
Слободы. Мощеные широкие улицы, такие, что людей на них казалось меньше,
чем их было на самом деле, пересекались под  прямыми  углами.  Как  и  в
Тремонсине, холмы были спрямлены и разделены на  террасы,  и  все  -  по
прямым линиям. С неспешностью Двигались закрытые портшезы, на  некоторых
трепетали маленькие вымпелы со  знаками  Домов,  и  медленно  катили  по
улицам экипажи. Молча шли люди в темных одеждах, ярких цветов  не  было,
если не считать попадающиеся тут и там разрезы и нашивки на груди куртки
или платья. Чем больше нашивок, тем с  большей  гордостью  вышагивал  их
носитель, но никто не смеялся, даже не улыбался. Здания на террасах  все
сплошь из камня, в их декоре доминировали прямые линии и острые углы. На
улицах не было ни  лоточников,  ни  торговцев,  и  даже  лавки  казались
какими-то придавленными,  снаружи  -  никаких  выставленных  товаров,  а
вывески - совсем маленькие.
   Теперь Ранд разглядел яснее те высокие башни. Их  окружали  подмостки
на столбах, и по  лесам  карабкались  рабочие,  укладывая  новые  камни,
вытягивая башни все выше.
   - Поднебесные Башни Кайриэна, - с  грустью  тихо  произнес  Лойал.  -
Да-а, когда-то они были настолько высоки, что оправдывали это  название.
Когда айилы взяли Кайриэн - как раз в то  время,  когда  ты  родился,  -
башни сгорели, потрескались, обрушились.  Среди  каменщиков  я  огир  не
вижу. Здесь огир не понравилось бы работать - кайриэнцы требуют то,  что
хотят, украшений им не нужно, - но когда я был тут  раньше,  огир  здесь
были.
   Вышел Таволин, следом - еще один офицер и два писаря,  один  тащил  с
собой большую, в деревянном переплете, канцелярскую  книгу,  второй  нес
поднос с письменными принадлежностями. Темя второго офицера было выбрито
так же, как и голова Таволина,  хотя  наступающая  лысина,  по-видимому,
оттяпала волос больше, чем бритва.  Оба  офицера  посмотрели  на  Ранда,
потом на скрытый полосатым одеялом Лойала ларец, и опять на  Ранда.  Что
под одеялом, никто не спросил. Таволин по пути  из  Тремонсин  частенько
поглядывал на непонятный груз, но и тогда не спрашивал об этом. Лысеющий
мужчина посмотрел на меч Ранда и пожевал губами.
   Таволин сказал, что второго офицера  зовут  Асан  Сандайр,  и  громко
объявил:
   - Лорд Ранд из Дома ал'Тор,  из  Андора,  и  его  слуга,  прозываемый
Хурин, вместе с Лойалом, огир из Стеддинга Шангтай.
   Писарь открыл  гроссбух,  держа  двумя  руками,  и  Сандайр  округлым
почерком вписал туда названные имена.
   - Завтра в этот же час, милорд, вам нужно вернуться в эту караулку, -
сказал Сандайр, оставив второму писарю посыпать лист песком, - и назвать
гостиницу, где вы остановились.
   Ранд глянул на степенные улицы Кайриэна,  потом  -  на  полную  жизни
Слободу.
   - Можете мне посоветовать приличную гостиницу вон там? - Юноша кивнул
на Слободу.
   Хурин издал отчаянное "тс-с-с" и нагнулся ближе.
   - Это было бы вам не приличествующе, Лорд Ранд,  -  прошептал  он.  -
Если вы, лорд и все такое, остановитесь в Слободе, они точно решат,  что
у вас что-то на уме.
   Ранд понял, что нюхач прав. Услышав  такой  вопрос,  Сандайр  отвалил
челюсть, а  Таволин  вздернул  вверх  брови,  и  оба  офицера  неотрывно
смотрели на юношу. Ему хотелось заявить  им,  что  он  не  играет  в  их
Великую Игру, но вместо этого сказал:
   - Мы будем жить в городе. Теперь мы можем идти?
   - Разумеется, милорд Ранд. - Сандайр отвесил поклон. -  Но...  э-э...
гостиница?
   - Когда мы найдем гостиницу, я дам вам знать. - Ранд повернул Рыжего,
потом помедлил. В кармане зашуршала записка Селин.  -  Мне  нужно  найти
одну молодую женщину из Кайриэна. Леди Селин. Она моих лет и красивая. Я
не знаю, из какого она Дома.
   Сандайр и Таволин переглянулись, затем Сандайр сказал:
   - Я наведу справки, милорд. Наверное, когда вы  завтра  вернетесь,  я
буду в состоянии что-нибудь сообщить.
   Ранд кивнул и поехал впереди Лойала и Хурина  в  город.  Внимания  их
троица привлекала мало, хотя всадников на улицах было немного.  Даже  на
Лойала почти не смотрели. Казалось, будто люди нарочно  показывают,  что
их занимают только собственные дела.
   - Они могут неправильно понять то, что я спрашивал о Селин? - спросил
Ранд у Хурина.
   - Кто скажет, что на уме у кайриэнца. Лорд Ранд? Они, видно, считают,
что все на свете связано с Даэсс Дей'мар.
   Ранд пожал плечами. У него было такое ощущение, будто люди смотрят на
него. Он дождаться не мог момента, когда наденет вновь добротную простую
куртку и покончит с этой глупостью - прикидываться тем, кем он вовсе  не
является.
   В городе Хурин знал несколько  гостиниц,  хотя  в  прошлый  приезд  в
Кайриэн  он  большую  часть  времени  провел  в  Слободе.  Нюхач  привел
спутников к гостинице под  названием  "Защитник  Драконовой  Стены".  На
вывеске красовался мужчина в короне, поставивший ногу на  грудь  другому
мужчине и приставивший меч  к  его  горлу.  У  распростертого  на  спине
человека были рыжие волосы.
   Поводья лошадей принял конюх, который, думая, что за ним не  смотрят,
бросал быстрые взгляды на Ранда и  Лойала.  Ранд  заставлял  себя  унять
разгулявшееся воображение; не каждый же в этом городе играет  в  эту  их
Игру. А коли и так, сам он все равно в нее играть не станет.
   Общая зала оказалась аккуратно прибранной, столы расставлены  так  же
строго, что и распланирован сам город, и людей за ними  сидело  немного.
Посетители глянули на вошедших и тут же вновь уткнулись в свое  вино;  у
Ранда появилось чувство, что они все равно наблюдают  и  прислушиваются.
Хотя день был погожим, в большом очаге горел маленький огонь.
   Хозяин  гостиницы  -  пухлый,  елейного  вида  мужчина,  поперек  его
темно-серой куртки проходил единственный зеленый разрез, - завидев новых
гостей, вздрогнул,  чему  Ранд  не  удивился.  Входя  в  дверь,  Лойалу,
несущему в руках под полосатым одеялом ларец, пришлось пригнуть  голову,
на Хурина были навьючены все их седельные сумки и узлы, а красная куртка
самого Ранда ярким пятном выделялась на фоне унылых цветов одежд сидящих
за столами.
   Содержатель ухватил взглядом Рандову куртку и  его  меч,  и  льстивая
улыбка вернулась на его лицо. Он поклонился, угодливо потирая руки:
   - Простите меня, милорд. Всего на мгновение я принял вас...  Простите
меня. Разум у меня уже не тот, что был. Вам нужны комнаты, милорд? -  Он
отвесил еще один поклон, не такой низкий, Лойалу. -  Меня  зовут  Куале,
милорд.
   Он решил, что я - айил,  сумрачно  подумал  Ранд.  Ему  уже  хотелось
уехать из Кайриэна. Но этот город - единственное место, где Ингтар может
их отыскать. И Селин говорила, что будет ждать Ранда в Кайриэне.
   Придется немного обождать, пока комнаты будут готовы, объяснял Куале,
расточая улыбки и поминутно кланяясь, ведь необходимо разместить кровать
для Лойала. Ранд хотел, чтобы они втроем вновь заняли одну  комнату.  Но
под  давлением  шокированных  взглядов  хозяина  и  настойчивого  шепота
Хурина: "Лорд Ранд, мы должны показать этим кайриэнцам, что нам тоже,  и
не меньше, чем им, известно, что правильно и прилично", - он уступил,  и
они с Куале сошлись на двух: одна для самого Ранда,  вторая  -  смежная,
соединенная с первой  дверью,  для  его  спутников.  Комнаты  во  многом
походили друг на друга, только в первой стояли две кровати, одна из  них
- под рост огир, а в комнате Ранда кровать была одна, и большая, как обе
кровати из соседней комнаты вместе взятые, -  с  массивными  квадратными
столбиками,  доходящими  почти  до  потолка.  Квадратными  и  массивными
оказались и мягкое кресло с высокой спинкой" и умывальник, а  стоящий  у
стены платяной шкаф был вырезан в  тяжеловесном  суровом  стиле,  отчего
казалось, будто сей предмет обстановки готов в любой момент опрокинуться
на постояльца. Пара Окон, пообочь от кровати,  выходили  на  улицу,  что
была двумя этажами ниже.
   Едва содержатель гостиницы  ушел.  Ранд  распахнул  дверь  и  впустил
Лойала и Хурина в свою комнату.
   - Что-то тут у меня кошки на душе скребут. Жутко неуютно, - сказал он
им. - Каждый смотрит на тебя так, словно думает,  что  ты  что-то  такое
делаешь. Я схожу в Слободу, где-то на часок. Там хоть люди смеются.  Кто
из вас будет первым охранять Рог?
   - Я останусь, - быстро  сказал  Лойал.  -  Я  бы  не  прочь  почитать
немножко. Только потому, что я не заметил  огир,  еще  не  следует,  что
здесь нет каменщиков из Стеддинга Тсофу. Он неподалеку от города.
   - А мне казалось, ты захочешь с ними встретиться.
   - Э-э... нет. Ранд, В прошлый раз  они  и  так  много  расспрашивали,
почему я один в большом мире. Если  до  них  дошли  вести  из  Стеддинга
Шангтай... Так что, по-моему, я лучше тут отдохну и почитаю.
   Ранд покачал головой. Подчас  он  забывал,  что  Лойал,  в  сущности,
убежал из дома, решив посмотреть на мир.
   - А ты, Хурин? В Слободе музыка и люди смеются. Готов поспорить,  там
никто не играет в Даэсс Дей'iар - Лично я, Лорд Ранд, далеко  не  так  в
этом уверен. Все равно спасибо, что позвали. Но я не пойду. Там  слишком
много драк - и убийств  тоже,  да  и  запах  там,  в  Слободе,  если  вы
понимаете, что я хочу сказать. Нет, навряд ли они решат докучать  лорду,
конечно; начни они задираться, солдаты быстро с ними разберутся.  Но  я,
если вы не против, посидел бы в общей зале, пропустил кружечку-другую.
   - Хурин, тебе незачем просить у меня  разрешения  что-нибудь  делать.
Тебе же это известно.
   - Как скажете, милорд. - Нюхач изобразил нечто вроде слабого поклона.
   Ранд тяжело вздохнул. Если они вскоре не уберутся из Кайриэна, Хурин,
того и гляди, начнет раскланиваться и  расшаркиваться.  А  увидев  такую
сцену, Мэт и Перрин никогда не дадут Ранду об этом забыть.
   - Надеюсь, Ингтара ничто не задержит. Если в  скором  времени  он  не
появится, мы сами доставим Рог в Фал Дара. -  Он  тронул  записку  Селин
через ткань куртки. - Должны будем доставить... Лойал, я скоро  вернусь,
и вы сможете посмотреть на город.
   - Я предпочел бы не рисковать, - заметил Лойал. Хурин проводил  Ранда
вниз по лестнице. Когда они оказались в общей зале, перед Рандом  возник
Куале, с поклоном протянув поднос. На подносе  лежали  три  сложенных  и
скрепленных печатями пергамента. Ранд взял их - чего, видимо,  и  ожидал
хозяин гостиницы. Пергамент был превосходного качества, мягкий и гладкий
на ощупь. Дорогой.
   - Что это такое? - спросил Ранд. Куале опять поклонился:
   - Разумеется, приглашения, милорд. От трех особ из благородных Домов.
- Вновь поклонившись, он удалился.
   - Кто бы мог прислать мне приглашения? -  Ранд  вертел  их  в  руках.
Никто из сидящих не поднял на него взора, но у него было  ощущение,  что
они в то же время наблюдают за ним. Печати ни о чем не сказали Ранду. Ни
на одной не было полумесяца и звезд, которыми  была  запечатана  записка
Седин. - Кто бы мог узнать, что я тут?
   - К этому моменту, Лорд Ранд, - кто угодно, -  тихо  произнес  Хурин.
Похоже, он тоже чувствовал, что за ними наблюдают. - Стражники  у  ворот
не станут держать рот на замке, сразу  разболтают  о  чужеземном  лорде,
прибывшем в Кайриан. Конюх,  хозяин  гостиницы...  всякий  выложит,  что
знает, там, где, как полагает, ему из такого рассказа  будет  наибольшая
выгода, милорд.
   Морщась,  Ранд  сделал  два  шага  и  швырнул  приглашения  в  камин.
Пергамент вспыхнул моментально.
   - Я не играю в Даэсс Дей'мар, - сказал он громко, чтобы услышали все.
Но на него даже Куале не взглянул. - Мне дела нет до вашей Великой Игры.
Здесь я просто жду друзей.
   Хурин схватил Ранда за руку:
   - Прошу, Лорд Ранд, - настойчиво шептал он, - пожалуйста, не  делайте
больше так.
   - Ты что, и в самом деле считаешь, что я получу еще?
   - Уверен. Свет, вы напомнили  мне  один  случай,  когда  Тева  совсем
обезумел от осы, жужжащей в уши. Тогда он наподдал по ее гнезду.  Скорей
всего, вы убедили всех в этой зале,  что  вы  замыслили  что-то  глубоко
скрытое. Должно быть, вы участвуете в тайной части Игры, раз  вы  вообще
отрицаете свое участие, - так они решат. В Кайриэне  в  нее  играют  все
лорды  и  леди.  -  Нюхач  посмотрел   на   приглашения,   чернеющие   и
сворачивающиеся в  жарком  огне,  и  скривился:  -  И  наверняка  у  вас
появились враги в трех Домах. В Домах не из великих, иначе они не  стали
бы так спешно действовать, но все-таки из благородных. Милорд, вам  надо
отвечать на любое приглашение, которое еще получите. Отклоните его, если
вам угодно, - но они что-то прочтут в том, чьи приглашения вы отклонили.
И в том, чьи примете. Конечно, если вы откажетесь ото всех  или  примете
все...
   - Я не стану в этом участвовать, - тихо  сказал  Ранд.  -  Как  можно
скорее мы уезжаем из Кайриэна. - Он сунул в карманы куртки сжатые кулаки
и почувствовал смявшуюся  записку  Селин.  Вытащив  ее  из  кармана,  он
разгладил записку на груди. - Так скоро, как сумеем, - произнес негромко
он, пряча ее обратно в карман. - Закажи себе выпить, Хурин.
   Кипя  от  гнева.  Ранд  широким  шагом  вышел  на  улицу,  не  совсем
уверенный, на что сердится больше: на самого  себя,  на  Кайриэн  и  его
Великую Игру, или на Селин за ее исчезновение, или на  Морейн.  Это  она
всему виной, она стащила его куртку и  подсунула  взамен  одежку  лорда.
Даже сейчас, когда он утверждал, что свободен от их влияния,  Айз  Седай
тем не менее умудряются вмешиваться в его жизнь, даже и не будучи  рядом
с ним.
   Ранд прошел через те же ворота, в которые он входил в город, так  как
другой дороги не знал. Солдат, стоящий перед караулкой, сделал пометку -
яркой курткой, как  и  ростом.  Ранд  выделялся  среди  кайриэнцев  -  и
торопливо скрылся в помещении, но Ранд этого не заметил. Его влекли смех
и музыка, несущиеся из Слободы.
   Если  внутри  городских  стен  своей  вышитой  золотом  курткой  Ранд
бросался всем в глаза, то в Слободе она казалась  в  самый  раз.  Многие
люди, кружащие по  запруженным  толпами  улицам,  были  одеты  столь  же
мрачно, как и в городе, но не меньше народу носило куртки красного,  или
синего, или зеленого,  или  золотистого  цветов  -  некоторые  пестротой
нарядов напоминали Лудильщиков, - и намного  больше  женщин  щеголяли  в
платьях с вышивкой, с многоцветными шарфиками или шалями. Большая  часть
нарядов была потрепанной, поношенной, плохо сидела, словно первоначально
была сшита для кого-то другого, но если кто из обладателей  великолепных
лохмотьев и разглядывал расшитую золотом куртку Ранда, то,  по-видимому,
не воспринимал ее как-то превратно.
   Раз  юноше  пришлось  остановиться,  пропуская  процессию  гигантских
кукол. Барабанщики стучали по барабанам, кривлялись, прыгая и  дурачась,
свиномордый троллок с  клыками  сражался  с  мужчиной  в  короне.  После
трех-четырех  беспорядочных   ударов   троллок   рухнул   под   смех   и
одобрительные возгласы зрителей.
   Ранд хмыкнул. Так легко они не умирают.
   Остановившись у дверей одного большого, без окон, здания, он заглянул
вовнутрь. Его удивленному  взору  предстала,  видимо,  одна-единственная
огромная комната: в одном конце - возвышение, вдоль стен - балконы, а  в
центре зал был открыт небу. Ни о чем подобном Ранд не слышал, не  говоря
уже о том, что ничего похожего не видывал. На балконах и на  полу  самой
комнаты - битком набито людей, смотрящих за представлением  на  помосте.
Проходя мимо других таких же зданий.  Ранд  заглядывал  в  них  и  видел
жонглеров, музыкантов, разных акробатов, и даже менестреля  в  плаще  из
лоскутных заплаток, который декламировал отрывок из  "Великой  Охоты  за
Рогом" торжественно-звучным голосом, исполняя поэму Высоким Слогом.
   Это навело Ранда на мысли о Томе Меррилине, и он заторопился  дальше.
Воспоминания о Томе всегда вызывали  печаль.  Том  был  другом.  Другом,
который погиб за него. А я убежал и бросил его погибать.
   В другом большом здании женщина в свободном белом одеянии  заставляла
предметы исчезать в одной корзине  и  появляться  в  другой,  потом  они
пропадали из ее рук в густых клубах дыма. Толпа  жадно  смотрела  за  ее
действиями, громко ахая и охая.
   - Две медных монетки, добрый господин, - обратился  к  нему  крысиной
наружности человечек в дверях. - Два медяка, чтобы увидеть Айз Седай.
   - Что-то не похоже. - Ранд  оглянулся  на  женщину.  У  нее  в  руках
захлопал крыльями появившийся ниоткуда белый голубь. Айз Седай? - Нет. -
Он чуть поклонился коротышке и пошел дальше.
   Юноша с трудом пробивался сквозь толпу, гадая, что увидит здесь  еще,
когда из дверей,  под  которыми  была  прибита  вывеска  с  нарисованным
жонглером, до его слуха донесся глубокий, звучный голос, в сопровождении
переборов на арфе.
   -  ...холодный  задувал  ветер  с  Перевала  Шара;  холодными  лежали
безымянные могилы. Но каждый год в День  Солнца  на  этих  грудах  камня
появляется одинокая роза, она, как хрустальная слезинка, блестит,  будто
капля росы на лепестках, возложенная прекрасной рукой Дунсинин, ибо  она
твердо держит слово, данное Рогошем Орлиным Глазом.
   От этого голоса Ранд встал как вкопанный, его будто на скаку осадили.
Он развернулся и протолкался через дверь, когда раздались аплодисменты.
   - Две медные монетки, добрый господин, - сказал крысинолицый мужчина,
верно близнец  того,  уже  встреченного  Рандом.  -  Два  медяка,  чтобы
посмотреть...
   Ранд выудил две монеты и сунул их человечку. Изумленный юноша вошел в
зал, неотрывно глядя на мужчину на возвышении; тот кланялся в  ответ  на
аплодисменты слушателей, одной рукой прижимая к  груди  арфу,  а  другой
взмахивая плащом в многоцветных лоскутах, будто ловя им радостные  вопли
зрителей. Высокий мужчина, долговязый и  немолодой,  с  длинными  усами,
такими же белыми, как и волосы на голове. И когда он выпрямился и увидел
Ранда, широко раскрывшиеся глаза сверкнули пронзительной голубизной.
   - Том. - Шепот Ранда потерялся в гомоне толпы.
   Смотря Ранду в глаза. Том Меррилин медленно кивнул на небольшую дверь
возле  помоста.  Затем  вновь   поклонился,   улыбаясь   и   купаясь   в
аплодисментах.
   Ранд пробился к двери  и  прошел  в  нее.  Здесь  оказался  маленький
коридорчик, с тремя ступенями, ведущими на подмостки.  В  дальнем  конце
коридорчика  разминались  шесть  акробатов  и  тренировался  с  цветными
шариками жонглер.
   На ступенях появился Том, он прихрамывал, как будто его  правая  нога
не сгибалась так, как раньше. Том глянул на жонглера и акробатов,  дунул
пренебрежительно в усы и повернулся к Ранду:
   - Они хотят слушать только одно, подавай им "Великую Охоту за Рогом".
Если они вспоминают про вести из  Хаддонского  Сумрачья  и  Салдэйи,  то
кто-нибудь просит  еще  исполнить  "Кариатонский  Цикл".  А  если  и  не
попросят,  то  я  сам  заплачу,  лишь  бы  рассказать  что-то  иное.   -
Пронзительным взглядом он окинул Ранда с головы до ног: - Парень, да  ты
выглядишь так, будто дела  у  тебя  идут  распрекрасно!  -  Он  потрогал
пальцем воротник Ранда и поджал  губы.  -  Прекрасней  некуда.  Ранд  не
удержался от смеха:
   - Я уходил из Беломостья в полной уверенности, что ты  погиб.  Морейн
говорила, что ты по-прежнему жив, но я... Свет,  Том,  я  так  рад  тебя
видеть! Надо было мне вернуться тебе помочь.
   - Парень, если б ты вернулся, то большей дурости не  придумаешь.  Тот
Исчезающий... - Том огляделся вокруг; никого, кто мог бы услышать, рядом
не было, но он все равно понизил голос, - я ему был совсем не нужен.  Он
оставил мне маленький подарочек -  нога  теперь  плохо  сгибается,  -  и
побежал за тобой и Мэтом. Ты бы ничего не сумел, только погиб бы.  -  Он
помолчал, задумчиво глядя на Ранда. - Морейн сказала, что я все еще жив,
верно? Значит, она с тобой?
   Ранд замотал головой. К его удивлению. Том выглядел разочарованным.
   - Где-то в чем-то это совсем плохо. Она - прекрасная  женщина,  пусть
даже и... - Он не договорил. - Значит, ей нужен был Мэт или  Перрин.  Не
хочу спрашивать, кто именно. Они хорошие ребята, поэтому и  знать  я  не
хочу. - Ранд беспокойно повел плечами и вздрогнул, когда Том упер в него
костлявый палец. - Вот что я хочу знать, так это у тебя  ли  по-прежнему
мои арфа и флейта? Парень, они мне нужны. На тех, что у меня  сейчас,  и
поросенок играть постесняется.
   - Они у меня. Том. Я их принесу тебе, обещаю. Поверить не  могу,  что
ты жив. И не могу поверить, что ты не в Иллиане. Скоро выступает Великая
Охота. Приз за лучшее исполнение "Великой Охоты за  Рогом".  Ты  же  так
хотел туда отправиться? Том фыркнул:
   - После Беломостья? Если бы я так поступил,  я  бы  наверняка  погиб.
Даже если бы я добрался до корабля раньше, чем он отчалил, Домон и  весь
его экипаж по всему  Иллиану  растрезвонили  бы,  как  за  мной  гнались
троллоки. Если они видели Исчезающего, или слыхали о нем  до  того,  как
Домон  обрубил  швартовы...  Иллианцы  считают  Исчезающих  и  троллоков
небылицами,  но  кое-кого  может  заинтересовать,  с  какой  стати   эти
"небылицы" кого-то преследуют, так что Иллиан  для  бедолаги  станет  не
очень уютным местом.
   - Том, мне так много нужно тебе рассказать! Менестрель оборвал его:
   - Позже, парень.  -  Он  переглянулся  через  весь  зал  с  узколицым
мужчиной у двери. - Если я не вернусь и не расскажу еще, он, вне  всяких
сомнений, выпустит на сцену жонглера, и тогда вся эта компания  разнесет
тут все по бревнышку, и нам достанется. Приходи в "Виноградную  гроздь",
это сразу у Джангайских Ворот. У меня там комната.  Спроси  -  и  всякий
тебе покажет, где это. Через часок-другой я приду. Еще одна  история,  и
они будут довольны. - Он зашагал по ступеням, бросив через плечо: - И не
забудь принести мою арфу и мою флейту!

Глава 26
РАЗЛАД

   Ранд стрелой пролетел через общую залу "Защитника Драконовой Стены" и
через две ступеньки проскочил вверх по лестнице, улыбнувшись в ответ  на
потрясенный взгляд хозяина гостиницы, которым тот проводил  юношу.  Ранд
готов был улыбаться каждому и по любому поводу. Том жив!
   Он распахнул дверь в свою комнату и прямиком направился к шкафу.
   Из соседней комнаты в  дверь  высунулись  Лойал  и  Хурин,  оба  -  в
рубашках, с трубками, от которых тянулись дымные шлейфы.
   - Что-то случилось, Лорд Ранд? - встревоженно спросил Хурин.
   Ранд перебросил через плечо узел Томова плаща.
   - Самое лучшее, что могло случиться, не считая появления Ингтара. Том
Меррилин жив. Он здесь, в Кайриэне.
   - Менестрель, о котором ты мне рассказывал? -  сказал  Лойал.  -  Это
замечательно, Ранд. Я бы не прочь с ним встретиться.
   - Тогда идем со мной, если Хурин тем временем останется на страже.
   - С удовольствием, Лорд Ранд. - Хурин вынул трубку  изо  рта.  -  Тот
народец в общей зале все старался выудить из меня - разумеется,  и  виду
не показывая, что они делают, - кто вы такой,  милорд,  и  почему  вы  в
Кайриэне. Я сказал им, что мы здесь ждем друзей, но, будучи кайриэнцами,
они измыслили, будто я  что-то  от  них  утаиваю,  что-то  прячу  совсем
глубоко.
   - Пусть думают что хотят. Идем, Лойал.
   - Я думаю, не  стоит.  -  Огир  вздохнул.  -  Наверно,  лучше  я  тут
останусь. - Он поднял книгу, заложив толстым пальцем  страницу.  -  А  с
Томом Меррилином я познакомлюсь как-нибудь в другой раз.
   - Лойал, не можешь же ты забиться в эту  нору  навечно!  Мы  даже  не
знаем, долго ли пробудем в Кайриэне. Все равно  ни  одного  огир  мы  не
видели. И даже если увидим, они же не будут за тобой гоняться, правда?
   - Гоняться определенно не будут, но... Ранд, может, я  и  поторопился
чересчур, уходя из Стеддинга Шангтай. Когда я  вернусь  домой,  то  могу
угодить в неприятности. - Уши у него поникли. -  Даже  если  я  дождусь,
пока не стану таким же старым, как Старейшина  Хаман.  Вот  если  б  мне
повезло отыскать покинутый стеддинг и остаться там до той поры...
   - Если Старейшина  Хаман  не  пустит  тебя  обратно,  можешь  жить  в
Эмондовом Лугу. Это красивое место. - Прекрасное место!
   - Уверен, Ранд, так оно и есть, но  из  этого  ничего  бы  не  вышло.
Видишь ли...
   - Лойал, поговорим на эту тему, когда  дойдет  до  этого.  Сейчас  ты
идешь к Тому.
   Огир встал - в два раза выше Ранда, но тот  затолкал  его  в  длинную
тунику и плащ и, подталкивая сзади,  свел  по  лестнице.  Проходя  через
общую залу, Ранд подмигнул хозяину, потом  рассмеялся  его  озадаченному
виду. Пусть себе думает, будто иду играть в  эту  их  проклятую  Великую
Игру. Пусть думает что хочет. Том жив!
   У Джангайских Ворот, что в восточной стене города, все, видно,  знали
"Виноградную гроздь". Вскоре Ранд и Лойал оказались там, на относительно
тихой для Слободы улочке.  Солнце  уже  миновало  полпути  к  закату  по
дневному небу.
   Трехэтажное деревянное здание было покосившимся,  но  в  общей  зале,
кстати чистой, народу хватало. В одном углу несколько  мужчин  играли  в
кости, в другом - женщины метали дартс. Половину  посетителей,  судя  по
внешности, явно составляли кайриэнцы, хрупкие и бледные,  но  ухо  Ранда
среди незнакомых акцентов уловило и андорский выговор. Но на  всех  была
одежда Слободы, мешанина стилей полудюжины разных стран.  Когда  Ранд  с
Лойалом вошли, кое-кто на них оглянулся, но они тут же вернулись к своим
занятиям.
   Содержательница "Грозди" - женщина с белыми, как у Тома,  волосами  и
цепкими глазами, - ощупала взглядом  и  Лойала,  и  Ранда.  Судя  по  ее
выговору и смуглой коже, она была не из Кайриэна.
   - Том Меррилин? Да, есть у него  тут  комната.  На  самом  верху,  по
лестнице,  первая  дверь  направо.  Наверно,  Дена  разрешит   вам   его
подождать. - Она окинула взглядом красную куртку Ранда, задержавшись  на
цаплях, вышитых на стоячем воротнике,  и  золотых  листьях  куманики  на
рукавах, на мече юноши, и добавила: - Милорд.
   Ступени заскрипели под сапогами  Ранда,  не  говоря  уж  о  Лойаловой
поступи. Ранд испугался, что такого гостя здание не выдержит. Он  увидел
дверь и постучал, гадая, кто такая Дена.
   - Входите, - раздался женский голос. - Я ее открыть не могу.
   Нерешительно Ранд открыл  дверь  и  всунул  в  щель  голову.  Большая
кровать  со  смятой  постелью  придвинута   к   стене,   все   остальное
пространство занимали пара шкафов, несколько  окованных  медью  дорожных
сундуков и баулов, стол и два деревянных  стула.  На  кровати,  скрестив
ноги и подоткнув под себя юбки, сидела стройная  женщина,  а  в  воздухе
между ее руками кружились колесом шесть цветных шариков. - Что бы это ни
было, - сказала она, не отрывая взора от летающих шариков, - оставьте на
столе. Том заплатит, когда вернется.
   - Вы - Дена? - спросил Ранд.
   Она на лету подхватила  шарики  и  повернулась  к  вошедшим.  Девушка
оказалась ненамного старше Ранда, всего на несколько лет, миловидная, со
светлой кайриэнской кожей и темными, рассыпавшимися по плечам волосами.
   - Я вас не знаю. Это комната моя, моя и Тома Меррилина.
   - Хозяйка сказала, что вы, может, разрешите нам подождать здесь Тома,
- сказал Ранд. - Так вы Дена?
   -  Нам?  -  Ранд  шагнул  в  комнату,  и  через  порог,  пригнувшись,
переступил Лойал, и брови молодой  женщины  взлетели.  -  Выходит,  огир
вернулись. Я - Дена. Что вам угодно? - Она так неспешно оглядела Рандову
куртку, что отсутствие обращения "милорд" наверняка было преднамеренным,
хотя ее брови опять приподнялись при виде цапель  на  ножнах  и  рукояти
меча.
   Ранд показал узел, что принес:
   - Я принес Тому его арфу и флейту. И я  хотел  с  ним  повидаться,  -
быстро добавил он; похоже, Дена готова была  сказать  нежданным  гостям,
чтобы они уходили. - Я его очень давно не видел.
   Она посмотрела на узел.
   - Том всегда сокрушался, чуть ли не стенал, из-за потери лучшей  арфы
и лучшей флейты, какие у него когда-либо были. По его манерам и замашкам
можно подумать, будто он был придворным  бардом.  Очень  хорошо.  Можете
подождать, но мне нужно упражняться. Том говорит, на следующей неделе он
позволит мне выйти на сцену и выступить. - Она грациозно встала  и  села
на стул, жестом предложив Лойалу располагаться на кровати.  -  Если  под
вами сломается стул, друг огир, Зера заставит Тома заплатить за шесть.
   Усевшись на второй стул - тот предостерегающе заскрипел даже под  его
весом, - Ранд назвал себя и Лойала и с сомнением поинтересовался:
   - Вы - ученица Тома? Дена легко улыбнулась:
   - Можно сказать так. - Она вновь принялась жонглировать, и  глаза  ее
следили за кружащимися шариками.
   - Никогда не слышал о женщинах-менестрелях, - заметил Лойал.
   - Я буду первой. - Один большой  круг  превратился  в  два  поменьше,
перекрывающих один другой. - Я смогу весь мир посмотреть!  Том  говорит,
вот скопим денег и отправимся в Тир. - Теперь она  подбрасывала  по  три
шарика каждой рукой. - А  потом,  быть  может,  и  на  острова  Морского
Народа. Ата'ан Миэйр щедро платят менестрелям.
   Ранд оглядел комнату, заставленную  дорожными  сундуками  и  баулами.
Как-то  не  похоже,  чтобы  отсюда  вскоре   собирались   съезжать.   На
подоконнике даже цветок  в  горшке.  Взор  юноши  упал  на  единственную
большую кровать, где сидел Лойал. Это комната моя, моя и Тома Меррилина.
Дена бросила на юношу вызывающий взгляд через  большое  колесо,  которое
опять кружилось перед нею. Ранд покраснел.
   Пряча смущение, он откашлялся и предложил:
   - Может, нам внизу обождать? - Но в этот  момент  открылась  дверь  и
вошел Том, плащ с трепещущими лоскутками хлопал  у  лодыжек.  За  спиной
висели флейта и арфа в футлярах; футляры были из  дерева  с  красноватым
отливом, отполированные бессчетными прикосновениями рук.
   Шарики Дены исчезли в складках платья, и она кинулась  Тому  на  шею,
забросила руки ему на плечи и приподнялась на цыпочки.
   - Я скучала без тебя, - сказала она и поцеловала Тома.
   Поцелуй был долгим, таким долгим, что Ранд начал подумывать, не  уйти
ли им с Лойалом, но Дена со вздохом отпустила Тома.
   - Знаешь, девочка, что учудил этот  недоумок  Сиган?  -  сказал  Том,
глядя на нее сверху вниз. - Он взял  шайку  оболтусов,  называющих  себя
актерами. Они расхаживают там с таким видом,  будто  они  и  есть  Рогош
Орлиный Глаз, и Блэйз,  и  Гайдал  Кейн,  и...  Э-эх!  Позади  себя  они
вывесили раскрашенную холстину, чтобы, пялясь на нее, публика  поверила,
будто они, олухи эти, - в Матучинском Чертоге или на перевалах  в  Горах
Рока. Я заставляю слушателя увидеть каждое  знамя,  почувствовать  запах
каждой битвы, прочувствовать душой все и вся. Я заставляю их верить, что
они - Гайдал Кейн. Сигану разнесут весь его зал и забьют  щепки  в  уши,
если он выпустит этих деревенщин следом за мной.
   - Том, у нас гости. Лойал, сын Арента, сына  Халана.  О,  и  мальчик,
который называет себя Рандом ал'Тором. Том, хмурясь, взглянул поверх  ее
головы на Ранда.
   - Оставь нас ненадолго, Дена. Вот, возьми. - Он вложил  ей  в  ладонь
несколько серебряных монет. - Твои ножи готовы. Давай  сходи-ка  заплати
за них Ивону. - Он провел по ее гладкой щеке узловатой костяшкой пальца.
- Иди. В долгу не останешься.
   Она мрачно взглянула на него, но плащ на плечи набросила, ворча:
   - Проверю, как Ивон выверил баланс...
   Когда Дена ушла, Том с горделивой ноткой сказал:
   - Придет время, и она еще будет бардом. Девочка выслушивает  сказание
один раз - представьте себе, всего один раз! - и запоминает  его  верно,
не только слова, но и каждую  интонацию,  всю  ритмику.  К  арфе  у  нее
великолепные способности, а на флейте она  играла,  впервые  взяв  ее  в
руки, намного лучше, чем получалось у тебя. -  Том  водрузил  деревянные
футляры с инструментами поверх сундука побольше, потом упал на  стул,  с
которого только что встала Дена. - Когда по пути сюда я  проходил  через
Кэймлин, Базел Гилл рассказал мне, что ты ушел в компании с огир. В  том
числе. - Он поклонился Лойалу, ухитрившись даже взмахнуть  приветственно
своим плащом, несмотря на то что на нем сидел.  -  Рад  познакомиться  с
вами, Лойал, сын Арента, сына Халана.
   - А я рад знакомству с вами. Том Меррилин. - Лойал встал и поклонился
в ответ. Когда он  выпрямился,  то  едва  не  задел  головой  потолок  и
поспешно уселся обратно. - Та молодая женщина сказала,  что  хочет  быть
менестрелем.
   Том с сомнением покачал головой:
   - Это не жизнь для женщины. Да во многом  не  жизнь  и  для  мужчины.
Бродить от городка к городку, от деревни к деревне, теряясь в  догадках,
на сколько тебя надуют в этот раз, а зачастую и не  зная,  где  удастся,
если вообще повезет, поесть. Нет, прямо я ей говорить так не  буду.  Она
станет Придворным Бардом при каком-нибудь  короле  или  королеве.  А-ах!
Ладно, вы же сюда не о Дене  беседовать  пришли.  Ну,  парень,  где  мои
инструменты? Ты их принес?
   Ранд толкнул узел через стол. Том торопливо развязал его. Увидев, что
это его старый плащ, весь обшитый многоцветными заплатами,  как  и  тот,
который был на  нем,  менестрель  прищурился,  потом  открыл  футляр  из
жесткой кожи, покивав при  виде  лежащей  в  нем  украшенной  золотом  и
серебром флейты.
   - Как мы расстались, ею я зарабатывал себе на еду и постель, - сказал
Ранд.
   - Знаю, - сдержанно ответил Том. - Я останавливался  в  некоторых  из
тех же гостиниц, но мне пришлось обходиться жонглированием и несколькими
простыми рассказами, раз у тебя оказались мои... Арфу не  трогал?  -  Он
рывком открыл второй футляр темной кожи и достал  блеснувшую  золотом  и
серебром арфу, изукрашенную орнаментами, как и флейта, держа  инструмент
в руках будто малого ребенка. - Эта арфа не для твоих неуклюжих пальцев.
- Нет, не трогал, - заверил менестреля Ранд. Том щипнул,  морщась,  пару
струн.
   - По крайней мере, не расстроил, - проворчал  он.  Ранд  склонился  к
нему через стол:
   - Том, ты хотел идти в Иллиан, посмотреть, как  отправляется  Великая
Охота, и одним из первых сложить о ней новые  рассказы,  но  у  тебя  не
вышло. А что ты скажешь на то, если я заявлю тебе, что ты все еще можешь
стать частью этого? Значительной частью?
   Беспокойно заерзал Лойал:
   - Ранд, э-э... ты уверен?.. - Ранд махнул рукой, прося  помолчать,  и
пристально смотрел на Тома. Том бросил взгляд на огир и сдвинул брови.
   - Это зависит от того, какой частью и  как.  У  тебя  есть  основания
полагать, что кто-то из Охотников направится этим  путем...  Думаю,  они
уже могли покинуть Иллиан,  но,  пока  они  доберутся  сюда,  даже  если
поскачут напрямую, пройдет не одна неделя и не две, да и с  какой  стати
им направляться сюда? Или это один из тех, кто никогда и  в  Иллиане  не
появлялся? Ему ни за  что  не  попасть  в  сказания,  если  у  него  нет
благословения, что бы он ни совершил.
   - Какая разница, в Иллиане Охота или уже нет. - Ранд услышал,  как  у
Лойала пресеклось дыхание. - Том, Рог Валир - у нас.
   Воцарилась гробовая тишина. Нарушили ее громовые раскаты хохота Тома.
   - У вас двоих - Рог? У пастуха и безбородого огир - Рог  Ва...  -  Он
переломился вдвое, колотя себя по колену. - Рог Валир!
   - Но он - у нас, - серьезно сказал Лойал. Том глубоко втянул  воздух.
Запоздалые судорожные смешки, казалось, все еще нечаянно прорывались  на
волю.
   - Не знаю, что вы нашли, но готов проводить  к  десятку  таверн,  где
ловкий малый поведает вам, будто он знает одного человека, который знает
того, кто уже отыскал Рог, и поделится тем, как Рог нашли, - лишь бы  вы
ему эля покупали побольше. Могу проводить к трем ловкачам,  которые  вам
рог продадут и которые поклянутся своими душами пред Светом,  что  он  -
подлинный и настоящий. В городе даже лорд  отыщется,  который  заявляет,
будто Рог находится под замком в его поместье. Он  утверждает,  что  это
сокровище передается в его Доме по наследству с самого Разлома. Не знаю,
найдут ли когда Охотники Рог, но выдумок и  обманов  на  всем  пути  они
отыщут тысячи, десятки тысяч.
   - Морейн сказала, что это Рог, - заметил Ранд. Веселость вмиг слетела
с Тома:
   - Она так сказала, да? Мне казалось, ты говорил, что ее с тобой нет.
   - Ее нет со мной, Том. После отъезда из Фал Дара - это в Шайнаре -  я
ее не видел, а за месяц до этого она мне и двух слов за раз не  сказала.
-  В  голосе  прорвалась  сдерживаемая  до  того  горечь.  А  когда  она
заговорила со мной, то мне захотелось,  чтобы  она  продолжала  меня  не
замечать. Никогда не стану плясать под ее дудку, испепели Свет ее и всех
прочих Айз Седай. Нет!  Не  Эгвейн.  Не  Найнив.  Ранд  понял,  что  Том
внимательно на него смотрит. - Ее здесь нет. Том. Я не знаю, где она,  и
знать не желаю.
   - Что ж, по крайней мере у тебя хватает  ума  не  распространяться  о
такой находке. А если бы не хватило, то сейчас слухом полнилась  бы  вся
Слобода,  и  пол-Кайриэна  подкарауливала  момент  отобрать  его.   Нет,
полмира!
   - О, мы держим это в тайне. Том! И мне нужно доставить его обратно  в
Фал Дара, как бы ни хотели отобрать его  Друзья  Темного  или  еще  кто.
Рассказанного тебе достаточно? Мне нужен друг,  который  знает  мир.  Ты
везде побывал; ты знаешь такое, чего я и вообразить  не  могу.  Лойал  и
Хурин знают больше меня, но мы втроем барахтаемся на глубине.
   -  Хурин?..  Нет,  не  рассказывай  мне.  Не  хочу  ничего  знать.  -
Менестрель отодвинул стул и встал, уставясь в окно.  -  Рог  Валир.  Что
значит: грядет Последняя Битва. И кто это замечает? Видели  вы  там,  на
улицах, смеющихся людей? Не приди на неделе баржа с зерном - и  они  уже
не будут смеяться. Галдриану покажется, будто они все разом превратились
в Айил. Знать вся играет в Игру  Домов,  интригами  и  кознями  стараясь
пробиться поближе к королю, пытаясь прибрать  побольше  власти,  больше,
чем у Короля, замышляя свергнуть Галдриана и самим занять  трон.  Каждый
хочет стать королем.  Или  королевой.  Они  решат,  что  Тармон  Гай'дон
всего-навсего уловка, хитрый ход в Игре. - Том  отвернулся  от  окна.  -
Вряд ли, по-моему, вы ведете речь просто о том, чтобы поскакать в Шайнар
и вручить Рог... кому там?.. королю? И почему  именно  Шайнар?  По  всем
легендам, Рог связан с Иллианом?
   Ранд посмотрел на Лойала. Уши у огир обвисли.
   - Шайнар потому, что я знаю, кому там его отдать. И за  нами  гонятся
троллоки и Друзья Темного.
   - Ну, меня это  не  удивляет.  Нисколько!  Я  могу  оказаться  старым
дураком, но я всю жизнь был старым дураком. Парень, вся слава - твоя.
   - Том...
   - Нет!
   Повисла тишина, в которой скрипнула кровать  -  это  на  ней  неловко
пошевелился Лойал. Наконец Ранд произнес:
   - Лойал, ты не  против  оставить  нас  с  Томом  наедине?  Ненадолго?
Пожалуйста?
   Лойал выглядел удивленным - кисточки на ушах встали почти торчком,  -
но кивнул и поднялся:
   - В общей зале играют в кости. Может, они возьмут меня в игру.
   Когда дверь за огир  затворилась.  Том  с  подозрением  посмотрел  на
Ранда.
   Ранд заколебался. Ему нужно было знать кое-что, и это "кое-что"  Тому
наверняка известно: когда-то казалось, что менестрель знает на удивление
о многом, - но юноша не представлял себе, как спросить.
   - Том, - наконец сказал он, - существуют какие-нибудь книги, где есть
"Кариатонский Цикл"?
   Проще и легче произнести это название, чем вымолвить  "Пророчества  о
Драконе".
   - В  больших  библиотеках  имеются,  -  медленно  проговорил  Том.  -
Многочисленные переводы, и даже на Древнем Наречии. Где  только  нет.  -
Ранд заикнулся было, есть ли  способ  ему  их  отыскать,  но  менестрель
продолжил: - Древний Язык обладал замечательной мелодичностью, но  столь
многие, даже из благородных, нетерпеливы и не любят его  слушать  в  эти
дни. Предполагается, что  все  благородные  знают  Древнее  Наречие,  но
многие учат лишь столько, чтобы произвести впечатление на людей, которые
в нем несведущи. Переводы не дают того же звучания, если только  они  не
слагаются в Возвышенном Стиле, а такая переделка порой  вносит  в  смысл
куда более значительные изменения, чем большинство  переводов.  В  Цикле
имеется одна стихотворная строфа - при переводе слово в слово размер  не
выдерживается, но в смысловом отношении ничего не теряется.  Звучит  она
вот так:

   Дважды и дважды он будет отмечен: дважды - жить, и дважды - умереть.
   Раз - цаплей, дабы на путь направить.
   Два - цаплей, дабы верно назвать.
   Раз - Дракон, за память утраченную.
   Два - Дракон, за цену, что заплатить обязан.

   Том протянул руку и Коснулся цапель,  вышитых  на  высоком  воротнике
Ранда.
   Какое-то время Ранд только и мог,  что  сидеть  с  раскрытым  ртом  и
хлопать  глазами,  а  когда  сумел  пошевелить  языком,  то  голос   был
нетвердым:
   - С мечом будет пять. Рукоять,  ножны  и  клинок.  Он  повернул  руку
ладонью вниз, прижав ее к  столешнице,  пряча  клеймо.  Впервые  с  того
времени, как мазь Селин залечила ожог, он дал о себе знать. Не болью, но
Ранд теперь знал, что у него на ладони.
   - Да, верно. - Том кашлянул смехом. - Вот и другое вспомнилось:

   Дважды день рассветет, когда его кровь прольется.
   Раз - для горя, раз - для рождения.
   Красна на черном, кровь Дракона пятнает скалу Шайол Гул.
   В Бездне Рока освободит его кровь людей от Тени.

   Ранд качал головой, не соглашаясь, но Том словно не замечал.
   - Не понимаю, как день может заняться дважды, но, по правде  сказать,
в большинстве Пророчеств смысла не больше. Тирская  Твердыня  не  падет,
пока    Калландором    не    завладеет    Возрожденный    Дракон.     Но
Меч-Которого-Нельзя-Коснуться находится в  Сердце  Твердыни,  так  каким
образом он вначале им завладеет, а? Ладно, если возможно, то так  будет.
Подозреваю, Айз Седай захотели бы подогнать события  под  Пророчества  -
чтоб по возможности ни сучка ни задоринки. Но  вот  погибнуть  где-то  в
Проклятых Землях - слишком высокая цена, чтобы их в этом поддержать.
   От Ранда потребовалось немало усилий, чтобы голос его был спокоен, но
он справился:
   - Ни для чего меня Айз Седай не используют.  Говорил  же  я  тебе,  в
последний раз я видел Морейн в Шайнаре. Она сказала, что я могу идти  на
все четыре стороны, и я ушел.
   - И с тобой сейчас нет Айз Седай? Ни одной?
   - Нет.
   Том провел костяшками пальцев  по  вислым  белым  усам.  Он  выглядел
удовлетворенным, но в то же время и озадаченным.
   - Тогда к  чему  вопросы  о  Пророчествах?  Зачем  понадобилось  огир
выпроваживать?
   - Я... не хотел его тревожить. Он и без того нервничает  из-за  Рога.
Вот я о чем хотел спросить. Упоминается ли Рог в...  в  Пророчествах?  -
Ранд по-прежнему не мог заставить себя выложить все до конца. - Все  эти
Лжедраконы, теперь вот и  Рог  нашелся.  Всяк  считает,  что  Рог  Валир
призовет мертвых героев якобы сразиться с Темным  в  Последней  Битве  и
будто бы... будто бы Возрожденный Дракон  будет  сражаться  с  Темным  в
Последней Битве. По-моему, вполне естественно об этом спрашивать.
   - Наверное, ты прав. Немногие знают, что  Возрожденный  Дракон  будет
сражаться в Последней Битве, а если и знают, то считают, будто он станет
сражаться заодно с Темным. Чтобы выяснить это, нужно читать Пророчества,
а читают их немногие. Что ты имел в виду, говоря про Рог? "Будто бы"?..
   - С тех пор как мы расстались, Том, я кое-что  узнал.  Они  явятся  к
тому, кто протрубит в Рог, кем бы он ни был, даже Другом Темного.
   Кустистые белые брови Тома взлетели вверх:
   - А вот этого я не знал! Ты и впрямь кое-что узнал.
   - Это не значит, что я позволю  Белой  Башне  использовать  меня  как
Лжедракона.  Не  хочу  иметь  ничего  общего  ни  с  Айз  Седай,  ни   с
Лжедраконами, ни с Силой, ни... - Ранд прикусил язык. С ума сошел,  чуть
все не растрепал! Вот дурень!
   - Какое-то время, парень, я считал, что именно ты нужен  Морейн.  Мне
даже представлялось, что я знаю почему. Знаешь, ведь ни один мужчина  не
выбирает, направлять ли ему Силу. Просто с ним такое случается, это  как
болезнь. Нельзя винить человека  за  то,  что  он  захворал,  даже  если
болезнь может убить и тебя заодно.
   - Твой племянник мог направлять,  да?  Ты  говорил  мне,  что  именно
поэтому  нам  помогаешь  -  потому,  что  у   твоего   племянника   были
неприятности с Белой Башней, а никого не нашлось, чтобы ему помочь. Есть
только одна неприятность, которая может быть у мужчины с Айз Седай.
   Том, кусая губы, разглядывал столешницу:
   - Наверно, нет никакого толку отрицать очевидное. Понимаешь,  это  не
тема для разговора с человеком, у которого родственник  мог  направлять.
Э-эх! Красные Айя не дали Овайну ни малейшего шанса. Они укротили его, и
потом он умер. Он просто расхотел жить...  -  Том,  опечаленный,  тяжело
вздохнул.
   Ранда пробила дрожь. Почему Морейн со мной этого не сделала?
   - Шанса, Том? Ты хочешь сказать, был какой-то способ, он мог  с  этим
справиться? И не сойти с ума? Не умереть из-за этого?
   - Овайн сдерживался почти три года. Он никому плохого не  сделал.  Не
использовал Силу, если только вконец не припирало, да  и  тогда  только,
чтобы помочь своей деревне. Он... - Том вскинул руки. - Полагаю,  выбора
не было. Люди, там, где он жил, говорили мне, что в последний год он вел
себя  странно.  Об  этом  они  не  очень-то  распространялись,  а  когда
прознали, что я прихожусь Овайну дядей, они едва не побили меня камнями.
Наверное, он и в самом деле сходил с ума. Но он - моей крови, парень. За
то, что они сделали с ним, я не могу полюбить Айз Седай, даже если им  и
пришлось на такое пойти. Раз Морейн тебя отпустила, значит,  ты  тут  ни
при чем.
   Ранд  помолчал.  Дурак!  Разумеется,   нет   никакого   способа   это
преодолеть. Ты сойдешь с ума и умрешь, что бы ты ни делал. Но Ба'алзамон
сказал...
   - Нет! - Ранд покраснел под испытующим взором Тома. -  То  есть...  с
этим у меня ничего общего нет. Но Том, Рог  Валир  по-прежнему  у  меня.
Подумай о  нем,  Том.  Рог  Валир!  Другой  менестрель  о  нем  сказание
сложить-то сложит, но ты-то сможешь сказать,  что  держал  его  в  своих
руках. - Он сообразил, что говорит словами Селин, но где она сейчас, ему
оставалось лишь гадать. - Том, больше всего я бы  хотел,  чтобы  ты  был
рядом.
   Том хмурился, будто в  раздумье,  но  потом  в  конце  концов  твердо
покачал головой:
   - Парень, ты мне нравишься, но не хуже меня знаешь: раньше я  помогал
потому, что в дело были замешаны Айз Седай. Сиган не  отломит  от  моего
куска больше, чем я ожидаю. А если прибавить сюда Королевский Дар, то по
деревням я никогда не заработаю  больше.  К  моему  великому  удивлению,
Дена, кажется, любит меня, и - что не менее удивительно -  это  взаимно.
Ну и зачем мне менять такую жизнь на  гоняющихся  за  мной  троллоков  и
Друзей Темного? Рог Валир? О да, признаю, искушение велико,  но  -  нет.
Нет, в такое я снова влезать не стану.
   Том наклонился, взял один из  деревянных  футляров  с  инструментами,
длинный и узкий. Он открыл  его,  внутри  лежала  флейта,  изготовленная
незамысловато, но оправленная в  серебро.  Менестрель  закрыл  футляр  и
толкнул через стол к Ранду.
   - Может, парень, пригодится тебе опять,  если  когда-нибудь  придется
зарабатывать на ужин.
   - Может, пригодится, - сказал Ранд. - Но если захочешь поговорить, то
пожалуйста. Я буду в... Менестрель замотал головой:
   - Парень, самое лучшее - порвать сразу и навсегда. Если ты все  время
будешь оказываться рядом, даже если не станешь упоминать  о  нем,  я  не
смогу выкинуть Рог из головы. И я не хочу впутаться в это дело. Не хочу.
***

   После ухода Ранда Том швырнул плащ на кровать и сел, опершись локтями
о стол. Рог Валир. Как этот фермерский мальчик нашел... Он  оборвал  эти
мысли. Стоит подольше подумать о Роге, и потом глядь, а ты уже сбежал  с
Рандом, чтобы отнести  Рог  в  Шайнар.  Да-а.  из  этого  получилась  бы
великолепная история - доставить Рог Валир в  Пограничные  Земли,  а  по
пятам преследуют троллоки и Приспешники  Темного.  Угрюмо  Том  напомнил
себе о Дене. Даже если бы она и не любила его, то такой  талант,  как  у
нее, встречается не каждый день. А она любит, даже если самому Тому и не
представить себе, почему она его любит.
   - Старый дурак, - пробормотал он.
   - Вот-вот, именно,  старый  дурак,  -  сказала  от  двери  Зера.  Том
вздрогнул; он так углубился в свои думы, что не услышал,  как  открылась
дверь. Он знал Зеру не год и не два, бывал здесь в  своих  скитаниях,  и
она всегда, как другу, говорила ему откровенно обо всем, что  думает.  -
Старый дурак, который вновь ввязался в Игру Домов. Если меня не подводит
слух, у этого юного лорда - андорский выговор. И уж нечего  сомневаться,
он не кайриэнец.  Даэсс  Дей'мар  -  вещь  опасная  и  без  того,  чтобы
позволять чужеземному лорду впутывать тебя в его интриги.
   Том моргнул, затем припомнил, как выглядел Ранд. Та куртка - в  самый
раз для лорда, нарядная и превосходно сшитая. Да, он стареет: проглядеть
то, что бросается в глаза! Удрученно он понял, что решает,  говорить  ли
Зере правду, или пускай она думает, что думает. Все наводит на  мысли  о
Великой Игре и о том, что я начал в нее играть.
   - Зера, этот парень - пастух, он из Двуречья.
   - Ага, а я - Королева Гэалдана. Говорю тебе, за  последние  несколько
лет в Кайриэне Игра стала гораздо опаснее. Дело  до  убийств  дошло.  Не
остережешься, так и тебе глотку перережут.
   - А я тебе говорю, я больше не в Великой Игре. С нею покончено, все в
прошлом, вот почти уже двадцать лет!
   - Та-ак, значит. - Не похоже, что она ему поверила. - Пусть  так.  Не
будем о юном лорде-чужеземце, но сам-то ты начал выступать  в  поместьях
лордов. - Они хорошо платят.
   - И они впутают тебя в свои козни,  как  только  придумают,  как  это
сделать. Они смотрят на человека и прикидывают,  как  его  использовать,
для них это так же естественно, как дышать. Юный лорд тебе  не  поможет;
они сожрут его живьем, и даже без соли.
   Том отказался от безуспешных попыток переубедить хозяйку.
   - Зера, ты поднялась сюда, только чтобы сказать мне это?
   - Да, так!  Забудь  про  Великую  Игру,  Том!  Женись  на  Дене.  Она
согласится выйти за тебя, что с ее стороны большая глупость, - ты  такой
худющий и беловолосый.
   Женись на ней и позабудь про того юного лорда и Даэсс Дей'мар!
   - Спасибо за совет,  -  с  холодком  сказал  Том.  Жениться  на  ней?
Обременить ее стариком мужем. Ей  никогда  не  стать  бардом,  если  мое
прошлое будет камнем висеть у нее на шее. - Если не возражаешь, Зера,  я
хочу немного побыть один. Сегодня вечером я выступаю для Леди  Арилин  и
ее гостей, и .мне нужно подготовиться.
   Зера фыркнула на Тома и мотнула головой. Грохнула закрывшаяся за  нею
дверь.
   Том побарабанил пальцами по столу. В куртке или без куртки. Ранд  тем
не менее был просто пастухом. Если он был кем-то большим,  если  он  был
тем,  кого  в  нем  когда-то  заподозрил  Том,  -  мужчиной,   способным
направлять, - ни Морейн, ни какая другая Айз Седай не отпустили  бы  его
восвояси неукрощенным. Рог или не Рог, паренек всего-навсего пастух.
   - Он тут ни при чем, - громко сказал Том, - и я тоже.

Глава 27
ТЕНЬ В НОЧИ

   Никак не пойму, - заметил Лойал. -  Я  выигрывал,  почти  все  время.
Потом пришла Дена, села  играть  и  все  отыграла.  Каждый  бросок.  Она
назвала это маленьким уроком. Что она под этим подразумевала?
   Ранд и огир шагали по Слободе, оставив позади  "Виноградную  гроздь".
На западе, отбрасывая длинные тени, низко сидело солнце, превратившись в
красный шар, наполовину закатившийся за горизонт. На улице  было  пусто,
лишь с другого конца улицы к  Ранду  и  Лойалу  двигалась  одна  из  тех
больших кукол, козлорогий троллок с мечом на  поясе,  которой  управляли
пятеро мужчин с шестами, но  со  всех  концов  Слободы,  где  находились
таверны  и  увеселительные  заведения,  по-прежнему   доносились   звуки
веселья.  Но  на  этой  улице  ставни  на  окнах  позакрывали,  а  двери
позапирали, заложили засовами.
   Ранд перестал задумчиво  ощупывать  деревянный  футляр  с  флейтой  и
повесил его на плечо. Наверное, не стоило ожидать, что он все  бросит  и
уйдет со мной, но поговорить-то со мной он мог!  Свет,  хоть  бы  Ингтар
поскорее появился! Юноша сунул руки в карманы, и пальцы ощутили  записку
Селин. - Не думаешь же ты, что она... - Замявшись, Лойал замолчал. -  Не
думаешь же ты, что она жульничала? Все  ухмылялись,  словно  она  делала
что-то ловкое или хитроумное.
   Ранд движением плеча поправил плащ. Нужно забрать Рог и уходить. Если
мы станем  ждать  Ингтара,  всякое  может  случиться.  Рано  или  поздно
объявится Фейн. Я должен опередить его. Люди с куклой  были  уже  совсем
рядом.
   - Ранд, - вдруг сказал Лойал, - по-моему, это не...
   И тут кукловоды бросили шесты, загремевшие по утоптанной до  каменной
твердости земляной улице. Троллок же, вместо того чтобы рухнуть, прыгнул
на Ранда, широко раскинув руки.
   На раздумье времени не оставалось. Ранд выдернул из ножен меч.  Дугой
сверкнула сталь. "Луна Восходит Над Озерами".  Захлебнувшись  булькающим
воплем, троллок завалился навзничь и, упав, продолжал еще рычать.
   На мгновение все застыли. Потом люди - должно быть, Приспешники Тьмы,
- подняли взоры от распростертого поперек улицы троллока  на  Ранда,  на
меч в его руках, на Лойала рядом с юношей. Они повернулись и побежали.
   Ранд тоже уставился на троллока. Пустота окружила его  до  того,  как
рука коснулась эфеса; саидин сиял в его разуме, манящий, болезненный.  С
усилием он заставил пустоту исчезнуть и облизал губы. Ничто  исчезло,  и
страх мурашками пополз по коже.
   - Лойал, нам нужно в гостиницу. Хурин один, и они... - Ранд  крякнул,
когда толстая длинная рука обхватила его, прижав обе его руки к груди, и
подняла в воздух. Волосатая пятерня  вцепилась  юноше  в  горло.  Скосив
глаза, он  разглядел  над  головой  рыло  с  торчащими  вверх  кабаньими
клыками.  В  нос  ударил  противный  запах  -  кислый  пот  пополам   со
свинарником.
   Столь же стремительно, как пятерня схватила его,  так  же  быстро  ее
оторвали от  Ранда.  Оглушенный,  Ранд  уставился  на  нее,  на  сжавшие
троллоково запястье толстые пальцы огир.
   - Держись, Ранд. - Голос Лойала  чуть  дрожал  от  напряжения.  Сбоку
появилась вторая рука огир и взялась за руку,  что  по-прежнему  держала
Ранда над землей. - Держись!
   Огир с троллоком боролись, а Ранда  дергало  из  стороны  в  сторону.
Неожиданно троллочья лапа отпустила его,  и  он  упал.  Пошатываясь,  он
сделал два шага в сторону и повернулся, подняв меч.
   Стоя позади троллока с мордой секача, Лойал держал того за запястье и
предплечье, широко разведя его руки в сторону, и тяжело дышал от натуги.
Троллок гортанно рычал на грубом троллочьем  языке  и  закидывал  голову
назад, пытаясь достать Лойала клыками. Ноги противников шаркали по земле
Ранд хотел отыскать место, куда сподручнее, не задев Лойала, вонзить меч
в тело троллока, но огир и троллок кружили как будто в  танце,  и  юноше
никак не удавалось улучить момент.
   Захрипев,  троллок  вырвал  левое  предплечье,   но   не   успел   он
освободиться совсем, как Лойал зажал локтем его шею, плотно обняв тварь.
Троллок  цапнул  пальцами,  не  сразу  попав  по  рукояти  своего  меча;
смахивающий на косу клинок висел на другом боку, как у левши, но дюйм за
дюймом темная сталь начала выскальзывать  из  ножен.  Огир  с  троллоком
беспрестанно метались вокруг, и Ранду не удалось  бы  нанести  удар,  не
ранив Лойала.
   Сила. Да, так может получиться.  Как,  он  не  представлял  себе,  но
ничего большего придумать не удавалось. Троллок наполовину  уже  вытащил
меч. Когда изогнутый клинок освободится, троллок неминуемо убьет Лойала.
   Неохотно Ранд сформировал пустоту. Ему сиял саидин.  притягивал  его.
Смутно ему припомнилось время, когда он  пел  ему,  но  теперь  он  лишь
притягивал его: так аромат цветка привлекает пчелу,  так  вонь  навозной
кучи притягивает муху. Он открыл себя  саидин,  потянулся  к  нему.  Там
ничего не оказалось. С  тем  же  успехом  он  мог  тянуться  за  светом.
Испорченность скользнула в Ранда, пачкая его, но не было  потока  света.
Понуждаемый отстраненным отчаянием. Ранд пытался вновь и вновь. И  вновь
и вновь там была лишь испорченность.
   Внезапно, рывком, Лойал отшвырнул от себя троллока, так  сильно,  что
тварь  кубарем  покатилась  в  стену  здания.  С  громким  хрустом   она
впечаталась в камень головой вперед,  скользнула  по  стене  и  осела  с
вывернутой  под  неестественным  углом  шеей.  Лойал  стоял,  смотря  на
троллока, грудь его вздымалась.
   Ранд еще чуть поискал ничто и только потом уразумел,  что  случилось.
Едва сообразив, он позволил исчезнуть пустоте  и  испорченному  свету  и
поспешил к Лойалу.
   - Я никогда... раньше не убивал. Ранд. - Лойал судорожно, со всхлипом
вздохнул.
   - Иначе он убил бы тебя, - сказал ему Ранд. Настороженно он посмотрел
на проулки, на закрытые  ставнями  окна,  на  запертые  двери.  Где  два
троллока, там наверняка их больше. - Мне жаль,  что  тебе  пришлось  это
сделать, Лойал, но тогда он убил бы нас обоих или еще чего хуже.
   - Я понимаю. Но мне не нравится убивать. Даже троллока. -  Указав  на
заходящее солнце, огир схватил Ранда за руку: - Вон еще они!
   Против солнца Ранд не разглядел  деталей,  но  там  появилась  другая
группа людей с огромной  куклой,  они  приближались  к  нему  и  Лойалу.
Теперь, зная,  на  что  смотреть.  Ранд  увидел,  что  "кукла"  чересчур
натурально  переставляет  ноги,  а  голова  с  выдающимся  вперед  рылом
приподнялась  и  стала  принюхиваться,  а  шестом  никто  и  не  подумал
пошевелить. Ранд считал, что в густеющих вечерних тенях троллок и Друзья
Темного его не увидят, даже улицу вокруг него; для этого  они  двигались
слишком медленно. Однако ясно  -  они  его  выслеживают,  и  к  тому  же
приближаются.
   - Фейну известно, что я где-то здесь,  вне  города,  -  сказал  Ранд,
торопливо вытирая клинок о куртку мертвого троллока. -  Он  отправил  их
искать меня. Но он опасается, что троллоков заметят, иначе не стал бы их
маскировать под кукол. Если мы выберемся на людные  улицы,  мы  спасены.
Нам нужно вернуться к Хурину. Если Фейн найдет его, одного и с Рогом...
   Ранд потянул Лойала за угол  и  зашагал  по  первому  же  попавшемуся
переулку туда, где слышались смех и музыка, но задолго до того, как  они
добрались до  людей,  впереди  двух  друзей,  на  другой  пустой  улице,
появилась группа с куклой, которая была совсем не куклой. Ранд с Лойалом
тут же свернули на какую-то тихую улочку. Та вела на восток.
   Всякий раз, как Ранд стремился добраться до музыки и смеха,  на  пути
возникал троллок, подчас принюхивающийся. Некоторые троллоки выслеживают
по запаху. Иногда, там,  где  не  было  людских  глаз,  крался  одинокий
троллок. Не раз Ранд чувствовал уверенность,  что  этого  урода  он  уже
видел раньше. Они приближались, и стало ясно, что  Ранду  с  Лойалом  не
выбраться с безлюдных улиц.  Мало-помало  их  оттесняли  к  востоку,  от
города и от Хурина, отрезали от людей, загоняя на  узкие,  наполняющиеся
мраком улочки, что разбегались во все стороны, вверх по  холму  и  вниз.
Ранд озирал дома, мимо которых они проходили, - высокие здания,  наглухо
затворенные к ночи, озирал их с немалым сожалением.  Даже  если  взяться
колотить в дверь, пока ее не откроют, даже если их с Лойалом впустят, ни
одна дверь не остановит троллока. Только будет больше жертв. -  Ранд,  -
наконец вымолвил Лойал, - идти больше некуда.
   Они очутились на восточной окраине Слободы; высокие здания  справа  и
слева от них были последними. В  окошках  верхних  этажей  издевательски
горели  огни,  но  ниже  все  было  накрепко-наглухо  закрыто.   Впереди
горбились холмы, затянутые пологом первых сумерек и голые -  даже  фермы
на них не было. Правда, не совсем пустые. С трудом Ранд различал бледные
стены, огибавшие один холм побольше, в миле  от  них,  а  за  стенами  -
какие-то здания.
   - Когда они выгонят нас отсюда, - заметил Лойал, - им больше  незачем
будет прятаться. Ранд указал на стены вокруг холма:
   - Вот это остановит троллоков. Должно быть, это усадьба лорда. Может,
нас туда впустят. Огир и  чужеземного  лорда?  Сослужит  же  службу  эта
куртка, рано или поздно. - Он оглянулся. Троллоков пока видно  не  было,
но юноша все равно потянул Лойала за угол.
   -  Ранд,  по-моему,  это  квартал  Иллюминаторов.  А   секреты   свои
Иллюминаторы берегут пуще  глаза.  Мне  кажется,  они  самого  Галдриана
внутрь не пустят.
   - В какую беду вы угодили на этот раз? -  раздался  знакомый  женский
голос. В воздухе пряно запахло духами.
   Ранд захлопал глазами: из-за того дома, откуда они с  Лойалом  только
что завернули, шагнула Селин, в сумраке ярко белело платье.
   - Как вы здесь оказались? Что вы здесь  делаете?  Вам  нужно  немедля
уходить! Бегите! За нами троллоки гонятся!
   - Я видела. - Голос ее был сух, холодно-спокоен. - Я пошла вас искать
- и что вижу? Вы позволили троллокам пасти себя, будто овцу.  Как  может
мужчина, владеющий Рогом Валир, допустить такое?
   - У меня с собой его нет, - огрызнулся Ранд, - и не знаю, чем  бы  он
помог сейчас. Не затем же он нужен, чтобы  герои,  восстав  из  мертвых,
спасали меня от троллоков! Селин, вам надо уходить. Сейчас же! - С этими
словами он выглянул за угол.
   Так и есть: не далее  сотни  шагов  на  улицу  осторожно  выдвинулась
рогатая троллочья голова, принюхиваясь к ночи. Тень побольше рядом с нею
наверняка второй троллок, а были еще тени помельче. Друзья Темного.
   - Слишком поздно, - пробормотал Ранд. Он сдвинул  футляр  с  флейтой,
стянул свой плащ и набросил его на плечи  Седины.  Длинный  плащ  совсем
скрыл под собой ее белое платье и волочился по земле сзади.  -  На  бегу
вам придется его придерживать, - сказал Ранд Селин. - Лойал, если нас не
впустят, отыщем способ пробраться туда без спросу.
   - Но, Ранд...
   - Лучше, по-твоему,  дождаться  троллоков?  -  Он  подтолкнул  Лойала
вперед и, взяв Селин за руку, рысцой двинулся следом. - Лойал, веди  нас
по дороге, так чтобы мы шеи себе не свернули.
   - Вы позволяете себе  волноваться,  -  сказала  Селин.  Казалось,  ей
доставляло меньше труда идти за Лойалом в меркнущем свете, чем Ранду.  -
Ищите Единение и будьте спокойны. Тот, кто будет великим, всегда  должен
быть спокойным.
   - Вас могут услышать троллоки, - сказал  он  ей.  -  Величие  мне  не
нужно. - Ему показалось, что он услышал в ответ раздраженное хмыканье.
   Порой под ногой поддавался камень, но подниматься по холму,  несмотря
на сумерки, оказалось не очень трудно.
   Деревья и даже кусты давным-давно были подчистую сведены на  топливо.
Росла тут лишь трава, высотой  до  колена,  она  мягко  шуршала  у  ног.
Потянуло свежим ночным ветерком. Ранд забеспокоился, не донесет ли ветер
их запах до троллоков. Лойал остановился, дойдя до стены; она была вдвое
выше огир, камни обмазаны бледной  штукатуркой.  Ранд,  напрягая  глаза,
вгляделся  в  сторону  Слободы.   Полосы   светящихся   окошек   спицами
гигантского колеса протянулись к городским стенам.
   - Лойал, - тихо спросил Ранд, - ты их видишь? Идут они за нами?
   Огир оглянулся на Слободу и удрученно кивнул:
   - Я вижу всего нескольких троллоков, но они идут сюда. Бегут. Ранд, я
в самом деле думаю, что... Селин оборвала его:
   - Если он хочет войти, алантин, ему нужна дверь. Такая,  например.  -
Она указала на темное пятно чуть дальше на стене. Даже когда она сказала
ему. Ранд не был уверен, что  это  настоящая  дверь,  но  когда  женщина
подошла и потянула, дверь открылась.
   - Ранд, - начал Лойал. Ранд подтолкнул его к двери:
   - Потом, Лойал. И потише. Мы же прячемся, не забыл?
   Юноша втолкнул своих спутников внутрь и  закрыл  дверь.  В  ней  были
скобы для засова, но никакого засова Ранд поблизости не  заметил.  Дверь
никого не задержит, но вдруг троллоки замешкаются, не решаясь войти.
   Они втроем очутились на аллее, ведущей  вверх  по  холму  между  двух
длинных приземистых строений  без  окон.  Поначалу  Ранд  принял  их  за
каменные, но потом сообразил, что белая штукатурка положена  на  дерево.
Стало уже настолько темно, что отраженный от  стен  отблеск  луны  слабо
освещал узкий переулок.
   - Лучше быть задержанными Иллюминаторами, чем схваченными троллоками,
- пробормотал Ранд, начиная подниматься по холму.
   - Но я и старался тебе сказать, - возразил Лойал.  -  Я  слышал,  что
Иллюминаторы незваных гостей убивают. Ранд, свои  секреты  они  охраняют
безжалостно и скоры на расправу.
   Ранд встал как вкопанный и посмотрел на  дверь.  За  нею  по-прежнему
троллоки.  Ладно,  все  равно  лучше  иметь  дело  с  людьми,  нежели  с
троллоками. Может, он уговорит Иллюминаторов отпустить их; троллоки  же,
если и не убьют сразу, слушать ничего не станут.
   - Простите, Селин, что втянул вас в это.
   - Опасность придает нечто определенное, - негромко произнесла она.  -
И до сих пор вы с опасностью неплохо  справляетесь.  Посмотрим,  что  мы
нашли? - Она чуть задела его, проходя мимо, и зашагала  по  аллее.  Ранд
двинулся за нею, пряный аромат Селин щекотал ноздри.
   На верху холма проулок  открылся  широкой  площадкой  выровненной  до
гладкости глины,  почти  такой  же  бледно-белесой,  как  и  штукатурка,
площадку обступали белые безоконные строения, с густыми тенями  проулков
между ними, но справа от Ранда оказалось единственна  здание  с  окнами,
свет из которых падал на бледную глину. Он поспешил попятиться  в  тени,
когда появились  мужчина  и  женщина,  медленно  идущие  через  открытое
пространство.
   Их одежда, вне всяких сомнений, была не кайриэнской. Мужчина  щеголял
в мешковатых, как и рукава рубашки, шароварах, и то и другое  -  мягкого
желтого цвета, с вышивкой на штанинах и по груди рубахи. Платье женщины,
искусно отделанное на груди, в сумраке казалось  бледно-зеленым,  волосы
ее были заплетены во множество коротких косичек.
   - Все наготове, говоришь? - спросила женщина. -  Ты  уверен,  Таммуз?
Все?
   Мужчина развел руки:
   - Вечно ты проверяешь после  меня,  Алудра.  Все  наготове.  Начинать
можно в любой момент, хоть сейчас.
   - Ворота и двери, они все заперты? Все?.. - Голос стих, когда парочка
подошла к дальнему торцу освещенного здания.
   Ранд разглядывал открытую площадку, почти  ничего  не  понимая  и  не
узнавая.  В  самой  середине,  установленные   на   большие   деревянные
основания, в небо смотрели  несколько  дюжин  труб,  каждая  с  человека
высотой и в фут, а то и больше в поперечнике. От каждой трубы  по  земле
отходила темная крученая веревка. Все шнуры уползали  за  низкую  стену,
шага в три длиной,  в  дальнем  конце  площадки.  Вокруг  всей  площадки
громоздились деревянные стойки с неразберихой труб,  раздвоенных  палок,
лотков и уймой всякого прочего.
   Все фейерверки, которые Ранду доводилось видеть, можно  было  держать
одной рукой - вот, пожалуй, и все, что он знал о них,  не  считая  того,
что взрываются они с оглушительным ревом,  или  со  свистом  летают  над
землей в спиралях искр, или иногда выстреливали  в  воздухе.  Фейерверки
всегда привозили от Иллюминаторов со строгими предупреждениями, что  при
вскрытии фейерверка может произойти взрыв.  В  любом  случае  фейерверки
были  вещью  слишком  дорогостоящей,  чтобы   Совет   Деревни   позволил
какому-нибудь неумехе расковырять хоть один. Ранд хорошо помнил  случай,
когда Мэт попытался сделать именно это; после чего с ним неделю никто не
разговаривал, кроме матери. Ранд счел более или менее знакомым одно: эти
шнуры - фитили. Как он знал, их поджигают.
   Бросив взгляд в сторону незапертой двери. Ранд  знаком  показал  всем
идти за  ним  и  пошел  в  обход  труб.  Если  они  ищут  местечко,  где
спрятаться, то лучше быть как можно дальше от той двери.
   Приходилось двигаться, а то и  протискиваться  между  стоек,  и  Ранд
всякий раз затаивал дыхание, когда задевал  их.  Лежащие  там  предметы,
дребезжа, сдвигались от малейшего касания. Все они казались сработанными
из дерева, без единого кусочка металла.  Ранд  почти  наяву  слышал  тот
грохот, который раздастся,  если  хоть  одну  стойку  опрокинуть.  Он  с
опаской косился на высокие трубы, помня, как шарахнул фейерверк размером
с палец. Если эти трубы - фейерверки, то ему не  хотелось  бы  оказаться
рядом с ними.
   Лойал беспрестанно бормотал, особенно яростно заворчал, когда налетел
на одну из стоек, а потом он так шустро дернулся в сторону, что ударился
о другую. Огир крался вдоль стоек в облаке стука и бормотания.
   Селин нервировала  не  меньше.  Она  шагала  с  небрежностью,  словно
прогуливалась по городской улице. Она ни за что не цеплялась,  двигалась
абсолютно беззвучно, но ничуть не старалась придерживать  плащ.  Белизна
ее платья казалась ярче всех стен  вместе  взятых.  Ранд  вглядывался  в
освещенные окна, с дрожью ожидая, что вот-вот кто-нибудь  там  появится.
Итог будет один: Селин нельзя  не  заметить,  и  обязательно  поднимется
тревога.
   Но  окна  оставались  пустыми.  Когда  беглецы  почти  добрались   до
низенькой стены - а за нею скрылись бы и проулки, и здания - и Ранд  уже
облегченно вздохнул, то тут Лойал задел стойку  возле  самой  стены.  На
стойке лежали десять мягких с  виду  палочек,  длиной  с  Рандову  руку,
кончики их курились жгутиками дыма. Упав, стойка едва слышно  стукнулась
оземь, дымящиеся  палочки  раскатились  по  фитилю.  Зашипев,  фитиль  с
потрескиванием занялся, и огонек побежал к одной из высоких труб.
   Ранд, на мгновение вылупил глаза, потом шепотом крикнул:
   - За стену!
   Селин гневно заворчала, когда Ранд толкнул ее  на  землю,  но  он  не
обратил внимания. Он постарался  прикрыть  ее  собой;  рядом  притулился
Лойал. Ожидая взрыва трубы. Ранд гадал, уцелеет ли хоть что-то от стены.
Глухой тяжелый удар, который  он  услышал,  ощутимо  передался  и  через
землю. Осторожно Ранд приподнялся, кинув  взгляд  поверх  кромки  стены.
Селин больно ткнула ему кулаком в ребра и  вывернулась  из-под  юноши  с
проклятием на языке, которого он не  узнал,  но  Ранд  ничего  этого  не
заметил.
   Со среза одной из труб сочился дымок. И все. Ранд  изумленно  покачал
головой. Если это все, что...
   С оглушительным, будто гром, треском  высоко  в  темном  теперь  небе
распустился громадный красно-белый  цветок,  потом  он,  искрясь,  начал
медленно таять.
   Ранд во все  глаза  смотрел  на  это  зрелище,  а  освещенное  здание
взорвалось  шумом.  Окна   заполнили   кричащие   мужчины   и   женщины,
выглядывающие и тычущие пальцами.
   Ранд жаждуще посмотрел на темнеющий закоулок, всего в  дюжине  шагов.
После первого же шага он будет виден людям в окнах  как  на  ладони.  Из
здания затопали шаги.
   Ранд пригнул Лойала и Селин обратно за стену, надеясь, что издали они
выглядят еще одной тенью.
   - Не двигайтесь и молчите, - прошептал он. - Только на это и надежда.
   - Иногда, - тихо промолвила Селин, - если ты  совсем  не  двигаешься,
тебя вообще никто не видит.  -  Судя  по  голосу,  она  ничуть  не  была
встревожена.
   По ту сторону стены  туда-сюда  грохотали  сапоги  и  гневно  звенели
голоса. Особенно сердитым был тот, который Ранд узнал: Алудра.
   - Знатный ты шут, Таммуз! Ну и свинья же ты!  А  твоя  мать,  Таммуз,
вообще коза! Когда-нибудь ты нас всех убьешь.
   - За это меня винить нельзя, Алудра, -  возражал  мужчина.  -  Я  был
уверен, что установил все по местам, и труты, они...
   -  Не  смей  разговаривать  со  мной,  Таммуз!  Даже  большая  свинья
недостойна разговаривать по-человечески! - Тон Алудры  изменился,  когда
она стала отвечать на вопрос другого мужчины. - Подготовить  другой  нет
времени. Сегодня Галдриан пусть удовлетворится оставшимся.  И  одним  до
срока. А ты, Таммуз! Ты  тут  все  поправишь,  а  завтра  отправишься  с
телегами,  покупать  навоз.  И  если  этим  вечером  что-нибудь   пойдет
наперекосяк, я тебе впредь и такой малости, как навоз, не доверю!
   Шаги стихли по  направлению  к  зданию,  под  аккомпанемент  ворчания
Алудры.  Таммуз  остался,  вполголоса  стеная   о   несправедливости   и
обрушившихся на него напастях.
   Он вплотную приблизился к упавшей  стойке,  и  Ранд  затаил  дыхание.
Вжавшись спиной в стену, прячась в ее тени, юноша видел  спину  и  плечи
Таммуза. Стоит тому только повернуть голову,  и  он  непременно  заметит
Ранда и его товарищей. По-прежнему жалуясь на невезение, Таммуз разложил
тлеющие палочки по стойке, потом  побрел  к  зданию,  где  скрылись  все
остальные.
   Переведя дыхание. Ранд бросил торопливый взгляд  вслед  Иллюминатору,
затем отодвинулся обратно под защиту тени.  У  окон  по-прежнему  стояли
люди.
   - Вряд ли сегодня нам повезет еще больше, - прошептал он.
   - Как говорится, везение великих - дело их  рук,  -  тихо  промолвила
Селин.
   - Хватит уж вам, - устало произнес Ранд. Ему  очень  хотелось,  чтобы
запах ее не кружил так голову; было  трудно  сосредоточиться  и  мыслить
ясно. Ранду вспомнилось ощущение ее тела,  когда  он  прижал  женщину  к
земле: податливость и твердость в волнующем сочетании,  и  в  голове  от
этого воспоминания яснее не стало.
   - Ранд? - Лойал смотрел над краем  стены  в  сторону  от  освещенного
здания. - Думаю, еще немного везения нам очень бы пригодилось. Ранд.
   Ранд придвинулся к плечу огир. За открытой  площадкой,  в  ведущем  к
незапертой двери переулке, из  теней  выглядывало  трое  троллоков.  Они
смотрели на освещенное здание, где у окна стояла одна  женщина;  видимо,
троллоков она не замечала.
   - Ну вот, - спокойно отметила Селин. - Теперь это ловушка.  Те  люди,
если они вас схватят, могут вас убить.  Троллоки  убьют  наверняка.  Но,
возможно, вы можете убить троллоков так быстро, что  они  и  пикнуть  не
успеют. Возможно, вы сумеете остановить тех людей, и они не убьют вас  в
стремлении сохранить  свои  никчемные  секреты.  Величия  вы  можете  не
хотеть, но, чтобы проделать такое, нужен великий человек.
   - Не вижу повода вам этому радоваться, - сказал Ранд. Он старался  не
думать о том, как она пахнет, о своих ощущениях от ее  тела,  и  пустота
почти окружила его. Ранд стряхнул объятия пустоты. Похоже,  троллоки  не
обнаружили укрытия беглецов, но лишь пока. Ранд опять присел,  глядя  на
ближайший темный проулок. Одно движение к ней, и троллоки  неминуемо  их
увидят, как и женщина у  окна.  И  тогда  вопрос  один:  кто  быстрей  -
троллоки или Иллюминаторы - их настигнет.
   - Ваше  величие  меня  обрадует.  -  Вопреки  словам  говорила  Селин
сердитым тоном. - Наверно, я должна бы оставить вас отыскать со временем
ваш собственный путь. Если вы не примете  величия,  когда  оно  в  вашей
руке, то, вероятно, вы заслуживаете смерти.
   Ранд сдержал себя и не посмотрел на нее.
   - Лойал, ты не видишь, там, в конце переулка, нет двери?
   Огир покачал головой:
   - Тут слишком светло, а там слишком темно. Если бы я был в  переулке,
то сказал бы точно. Ранд потрогал рукоять меча:
   - Возьми с собой Селин. Как только увидишь дверь -  если  увидишь,  -
сразу позови, и я - за вами. Если там, в конце, двери нет, подсадишь ее,
чтобы она достала до верха стены и перебралась наружу.
   - Хорошо, Ранд.  -  Лойал  заволновался.  -  Но  когда  мы  двинемся,
троллоки погонятся за нами, кто бы ни смотрел из  окна.  Даже  если  там
будет дверь, они нас настигнут.
   - Позволь мне волноваться о троллоках. - Их трое.  С  пустотой,  я  с
ними справлюсь. Мысль о саидин помогла принять  решение.  Слишком  много
странного случалось, когда он подпускал к себе близко  мужскую  половину
Истинного Источника. - Я пойду за вами, как только смогу. Идите.
   Он повернулся и впился  взглядом  в  троллоков.  Уголком  глаза  Ранд
уловил, как двинулась массивная фигура Лойала,  мелькнуло  белое  платье
Селин,  наполовину  прикрытое  плащом.  Один  из  троллоков  за  трубами
возбужденно указал на беглецов,  но  все  трое  по-прежнему  колебались,
поглядывая на окно, в которое по-прежнему выглядывала женщина. Их  трое.
Должен быть способ. Не пустота. Не саидин, нет.
   - Дверь есть! - донесся тихий зов Лойала. Один троллок сделал шаг  из
теней, остальные двинулись следом, вплотную к нему. Как будто  издалека,
Ранд услышал вскрик женщины у окна, и что-то прокричал Лойал.
   Ни секунды не раздумывая, Ранд вскочил  на  ноги.  Он  должен  как-то
остановить троллоков, иначе они накинутся на него, на Лойала и Селин. Он
подхватил тлеющую палочку и метнулся к ближайшей трубе, с размаху ударил
ее плечом. Труба накренилась, начала падать, а он уцепился за квадратное
деревянное основание; труба оказалась направлена прямо на троллоков.  Те
неуверенно замялись, а женщина у окна завопила, и Ранд  ткнул  дымящимся
кончиком палочки в фитиль, в то место, где тот соединялся с трубой.
   Тут же раздался гулкий хлопок,  толстая  деревянная  плита  основания
прыгнула на Ранда, сбив его с ног.  Ночь  разорвал  рев,  по  силе  мало
уступавший грому, и слепящая вспышка рассекла мрак.
   Отмаргиваясь и кашляя в едком, густом дыму. Ранд, шатаясь,  поднялся,
в ушах звенело. Он поражение  оглянулся  вокруг.  Половина  труб  и  все
стойки валялись на боку, угол здания, возле  которого  стояли  троллоки,
просто-напросто исчез, языки  пламени  лизали  торчащие  концы  досок  и
стропил. От троллоков ни следа.
   Сквозь  звон  в  ушах  Ранд   слышал   раздающиеся   в   доме   крики
Иллюминаторов. Ранд заковылял прочь спотыкаясь, свернул  в  аллейку.  На
пути запнулся обо что-то, понял, что это его  плащ.  Не  останавливаясь,
подхватил  его  с  земли.  Позади  него   ночь   перекликалась   криками
Иллюминаторов. Возле распахнутой двери нетерпеливо топтался Лойал. И  он
был один.
   - Где Селин? - спросил Ранд.
   - Она пошла  обратно.  Ранд.  Я  попытался  не  пустить  ее,  но  она
прямо-таки выскользнула из моих рук.
   Ранд повернулся на шум. Из-за непрекращающего звона в ушах  некоторые
крики были еле-еле различимы Теперь позади посветлело от пламени.
   - Ведра с песком! Быстро, несите ведра с песком!
   - Что за несчастье!
   - Вот туда они побежали! Туда! Лойал схватил Ранда за плечо.
   - Ты ей не поможешь. Ранд. Ничем - если тебя поймают. Нужно  уходить.
- В конце переулка кто-то появился - тень, обрамленная  дрожащим  позади
свечением, указала на беглецов:
   - Идем же, Ранд.
   Ранд позволил  вытащить  себя  через  дверь  во  тьму.  Огонь  позади
постепенно превратился в  тусклое  зарево  в  ночи,  и  огоньки  Слободы
подступили ближе. Ранду почти хотелось, чтобы  ему  сейчас  подвернулись
троллоки - нечто такое, с чем он мог сразиться. Но в траве  лишь  шуршал
ночной ветерок.
   - Я  старался  ее  остановить,  -  промолвил  Лойал.  Повисло  долгое
молчание. - Мы и вправду ничего не могли поделать. Они бы и нас поймали.
   Ранд вздохнул:
   - Знаю, Лойал. Ты сделал, что мог. - Он вернулся на несколько  шагов,
глядя на зарево. Оно будто стало меньше; должно быть. Иллюминаторы сбили
пламя. - Я обязан ей как-нибудь помочь.  -  Как.?  Саидин?  Сила?  Юноша
вздрогнул. - Обязан.
   Освещенными улицами Ранд с Лойалом прошли через Слободу,  закутавшись
в молчание, которое отсекало от них веселость царившего там праздника.
   Когда они переступили порог "Защитника Драконовой Стены", содержатель
гостиницы протянул поднос, на котором лежал запечатанный пергамент.
   Ранд взял его и уставился на белую печать. Полумесяц и звезды.
   - Кто оставил это? Когда?
   - Пожилая женщина, милорд. И четверти часа не минуло. Служанка,  хотя
какого Дома, она не сказала. - Куале улыбался, стремясь внушить  доверие
к себе.
   - Спасибо, - сказал Ранд, по-прежнему не  отрывая  взора  от  печати.
Содержатель задумчивым взглядом проводил поднимавшихся по лестнице юношу
и огир.
   Когда в комнату вошли Ранд и Лойал, Хурин вынул изо  рта  трубку.  На
столе перед ним лежали его короткий меч и мечелом, нюхач протирал оружие
промасленной тряпицей.
   - Долго вы гостили у менестреля, милорд. Он здоров?
   Ранд вскинул голову:
   - Что? Том? Да, он...
   Поддев большим пальцем, юноша сломал печать и прочел:
   Когда мне кажется, будто я  знаю.  что  вы  собираетесь  сделать,  вы
поступаете совершенно по-другому. Вы опасный человек. Наверное,  пройдет
немного времени, и мы снова будем вместе. Подумайте о Роге. Подумайте  о
славе. И подумайте обо мне, ибо вы всегда мой.
   Подписи опять не было, но все тот  же,  говорящий  за  себя,  текучий
почерк.
   - Неужели все женщины - сумасшедшие? - спросил Ранд у потолка.  Хурин
пожал плечами. Ранд бухнулся в соседнее кресло - что  размерами  было  в
самый раз для огир; ноги юноши болтались над  полом,  но  ему  было  все
равно. Он смотрел на укрытый одеялом  ларец,  торчавший  из-под  кровати
Лойала. Подумайте о славе. - Как мне хочется, чтобы тут появился Ингтар.
Глава 28 НОВАЯ НИТЬ В УЗОРЕ

   Горы, носящие  имя  Кинжал  Убийцы  Родичей,  Перрин  рассматривал  с
тревожным чувством. Склон по-прежнему вел  вверх,  и  выглядел  он  так,
будто карабкаться  предстоит  вечно,  а  ему-то  казалось,  что  гребень
перевала не  так  уж  далеко.  С  одной  стороны  от  следа  горы  круто
обрывались к мелкой горной речке, бурлящей и брызгающей пеной по  острым
скалам; по другую сторону вздымалась череда зубчатых,  неровных  утесов,
смахивающих на  застывшие  каменные  водопады.  Сам  же  след  бежал  по
россыпям валунов - некоторые с  голову  человека,  некоторые  не  меньше
телеги. Спрятаться тут было проще простого.
   Волки сказали, что люди в  горах  есть.  Перрин  поинтересовался,  не
Фейновы ли это Приспешники Тьмы. Волки не знали,  или  же  им  было  все
равно. Они лишь знали, что  где-то  впереди  -  Искаженные.  По-прежнему
впереди, как ни гнал отряд Ингтар. Перрин подметил, что Уно разглядывает
горы во многом со схожим чувством.
   Мэт, забросив лук  за  спину,  вел  себя  с  видимой  беззаботностью,
жонглируя тремя разноцветными  шариками,  но  вид  у  него  был  бледнее
обычного. Верин теперь осматривала его по два-три  раза  на  дню  и  все
хмурилась, и Перрин  был  уверен,  что  по  меньшей  мере  единожды  она
пыталась Целить, но результатов Перрин не заметил. Во всяком случае, она
казалась поглощенной  мыслями  о  чем-то  другом,  и  оставалось  только
гадать, о чем именно.
   Все дело в Ранде, думал Перрин, глядя в спину Айз Седай.  Она  всегда
скакала  во  главе  колонны  рядом  с  Ингтаром  и  постоянно  требовала
двигаться еще быстрее, чем приказывал  шайнарский  лорд.  Что-то  она  о
Ранде знает. Картинки от волков замелькали в голове - каменные  дома  на
фермах, деревни-террасы, все за горными пиками; волки  смотрели  на  них
так же, как на луга и холмы, только присутствовало некое  ощущение,  что
дома портят  местность.  Какое-то  мгновение  он  разделял  это  чувство
сожаления, вспоминая  места,  которые  давным-давно  покинули  двуногие,
вспоминая стремительный бросок через деревья, и челюсти, сжимающиеся  на
напряженной  ноге  пытающегося  бежать  оленя,  и...  С  усилием  Перрин
вытолкал волков из своей головы. Эти Айз Седай нас всех уничтожат.
   Ингтар придержал свою лошадь и ехал теперь рядом с  Перрином.  Порой,
на взгляд Перрина, полумесяц гребня на шлеме шайнарца весьма смахивал на
троллоковы рога. Ингтар негромко попросил:
   - Расскажи мне еще раз, что сообщили волки.
   - Я рассказывал раз десять, - пробурчал Перрин.
   - Расскажи еще! Все, что я мог бы  упустить,  все,  что  поможет  мне
отыскать Рог... - Ингтар втянул воздух и медленно выдохнул. -  Я  должен
найти Рог Валир, Перрин. Расскажи мне еще раз.
   Перрину не понадобилось раскладывать все по полочкам у себя в  уме  -
после стольких-то повторений. Он монотонно начал рассказывать:
   - Кто-то - или что-то - напал  ночью  на  Приспешников  Тьмы  и  убил
троллоков, трупы которых мы нашли. - При  этом  желудок  Перрина  больше
болезненно не сжимался. Вороны и стервятники - едоки не из аккуратных. -
Волки называют его - или это - Убийца-Призрак. Я думаю, что это человек,
но  они  не  стали  подходить  близко  и  не  рассмотрели  ясно.   Этого
Убийцу-Призрака они не боятся, скорей относятся к нему с  благоговением.
Они сказали, что троллоки теперь идут за  Убийцей.  Волки  говорят,  что
Фейн с идет с троллоками... - даже после стольких повторений  воскресший
в памяти запах Фейна, ощущение этого человека, заставил кривиться  губы,
- ...так что остальные Друзья Темного, должно быть, тоже с ними.
   - Убийца-Призрак, - проворчал  Ингтар.  -  Тоже  порождение  Темного,
вроде Мурдрраала? Встречались мне  в  Запустении  твари,  которых  можно
назвать убийцами-призраками, но... Больше они ничего не видели?
   - Они не подходили к нему близко. Это не Исчезающий.  Говорил  же  я.
Исчезающего они убьют куда быстрее, чем троллоков, даже  если  при  этом
потеряют полстаи. Ингтар, видевшие это волки передали другим, потом  еще
раз другим, пока сообщение достигло меня. Я могу лишь пересказать  тебе,
что они передали, и после стольких пересказов...
   Перрин умолк. К нему и к Ингтару подъехал Уно.
   - В скалах айилец, - тихо промолвил одноглазый.
   - Так далеко от Пустыни? - недоверчиво сказал  Ингтар.  Уно  каким-то
образом умудрился, не изменяя выражения лица, выглядеть оскорбленным,  и
Ингтар добавил: - Нет, я не сомневаюсь в твоих словах. Я просто удивлен.
   - Этот треклятый захотел, чтоб его увидели, иначе навряд ли бы я  его
заметил. - Уно явно было неприятно подобное допущение. - И его проклятое
лицо не под повязкой, этой их вуалью, - значит, не убивать он вышел.  Но
раз увидел одного проклятого айильца, то можно быть уверенным - найдется
куда больше, которых не видно. - Вдруг глаз у него широко  раскрылся:  -
Чтоб мне сгореть! Дело обстоит  так,  будто  он,  проклятый,  сам  очень
хочет, чтоб его  увидели!  -  Уно  указал  вперед:  из-за  скалы  шагнул
мужчина.
   Масима тут же уронил пику наперевес  и  вонзил  шпоры  в  бока  коню,
который в три шага перешел на галоп. И не один Масима;  четыре  стальных
острия неслись на пешего.
   - Стоять! - гаркнул Ингтар. - Стоять, я сказал! Отрежу  уши  каждому,
кто не остановится!
   Масима со злобой, чуть не оборвав  поводья,  осадил  лошадь.  Другие,
окутавшись облаком пыли, тоже остановились, не  далее  десяти  шагов  от
айильца, их пики по-прежнему смотрели ему  в  грудь.  Тот  поднял  руку,
разгоняя пыль, подплывшую к нему; это было его первое движение.
   Он был высок. Кожа его потемнела от солнца, а  рыжие  волосы  коротко
подрезаны, кроме свисавшего до плеч хвоста на затылке. Его одежда  -  от
мягких сапог на шнуровке по колени и до полосы ткани, свободно обернутой
вокруг шеи, - была коричневых и серых  тонов,  которые  сливались  бы  с
землей или скалами. Над  плечом  выглядывал  кончик  короткого  рогового
лука, а колчан сбоку на поясе щетинился стрелами. На другом  боку  висел
длинный нож. В левой руке незнакомец сжимал  небольшой  круглый  щит  из
шкур и три коротких копья, в длину не  больше  половины  его  роста,  но
наконечники у них не уступали по длине наконечникам пик шайнарцев. -  Со
мной нет дудочников, которые сыграли бы  мелодию,  -  заявил  с  улыбкой
мужчина, - но если вы желаете танца... - Он не двинулся с места,  стойка
осталась прежней, но Перрин уловил в нем мгновенную готовность ко всему.
- Меня зовут Уриен, из септа Два Копья, из Рийнских Айил.  Я  -  Красный
Щит. Запомните это имя.
   Ингтар спешился и, сняв шлем, зашагал вперед. Перрин замешкался всего
на миг, потом тоже слез с лошади и пошел  с  шайнарцем.  Не  мог  же  он
упустить шанс поближе посмотреть на айильца.  Действовать,  как  Айил  в
черной  повязке.  Из  предания  в  предание  переходили  смертоносные  и
опасные, как троллоки, айильцы - некоторые даже утверждали, что все они,
мол. Друзья Темного, - но улыбка Уриена  как-то  не  выглядела  опасной,
несмотря на то что в любой момент он был готов к броску.  Глаза  айильца
отливали голубизной.
   - На Ранда похож. - Перрин оглянулся и увидел рядом  Мэта.  -  Может,
Ингтар и прав, - тихонько добавил Мэт. - Может, Ранд - айилец.
   Перрин кивнул:
   - Но это ровным счетом ничего не меняет.
   - Да, не меняет. - Мэт будто говорил совсем не о том, что имел в виду
Перрин.
   - Мы оба далеко от своих родных краев, - сказал Ингтар айильцу, -  и,
по крайней мере, мы явились сюда не сражаться.  -  Перрин  изменил  свое
мнение об улыбке Уриена; вид у того был огорченный.
   - Как хочешь, шайнарец.  -  Уриен  повернулся  к  Верин,  только  что
спрыгнувшей с лошади, и отвесил странный поклон: вонзил острия  копий  в
землю и протянул правую руку ладонью вверх. Голос его стал почтительным:
- Хранительница Мудрости, моя вода - ваша.
   Верин отдала поводья одному из солдат. Подойдя ближе,  она  принялась
рассматривать айильца:
   - Почему ты назвал меня так? Ты принял меня за айил?
   - Нет, Хранительница Мудрости. Но у вас  обличье  тех,  кто  проделал
путь до  Руидин  и  остался  в  живых.  Годы  не  касаются  Хранительниц
Мудрости, как прочих женщин, или так, как они  оставляют  свой  след  на
мужчинах.
   На лице Айз  Седай  отразилось  волнение,  но  нетерпеливо  заговорил
Ингтар:
   - Мы преследуем Приспешников Темного и троллоков, Уриен. Ты не  видел
каких-нибудь их следов?
   - Троллоки? Здесь? - Глаза Уриена вспыхнули. - Это одно из  знамений,
о которых говорится в  пророчествах.  Когда  троллоки  вновь  выйдут  из
Запустения,  мы  покинем  Трехкратную  Землю  и  вернем  свои   древние,
исконные, места. - Среди  сидящих  верхом  шайнарцев  пробежал  шепоток.
Уриен обвел их гордым взглядом - он словно свысока взирал на них.
   - Трехкратная Земля? - сказал Мэт.  Перрину  показалось,  что  вид  у
друга еще бледнее - не больной, а, если точнее, такой, будто Мэт слишком
долго не был на солнце.
   - Вы зовете ее Пустыней, - сказал Уриен. - Для  нас  она  Трехкратная
Земля. Камень, придающий облик, - дабы создать нас;  земля  испытаний  -
дабы проверить нас; и наказание - за грех...
   - Какой грех? - спросил  Мэт.  Перрин  затаил  дыхание,  ожидая,  что
сейчас сверкнут копья в руке Уриена.
   - Так давно  это  было,  что  никто  не  помнит.  Кроме  Хранительниц
.Мудрости и вождей кланов, а они не говорят о нем. Должно быть, грех был
крайне тяжек, если им  не  заставить  себя  рассказать  о  нем  нам,  но
Создатель воздает нам сполна.
   - Троллоки, - не отступал от своего Ингтар. - Ты не видел  троллоков?
- Уриен покачал головой:
   - Тогда бы я убил их, но я не видел ничего, кроме скал и неба.
   Ингтар качнул головой, явно утратив  всякий  интерес,  но  заговорила
Верин, в голосе ее слышались настойчивость и сосредоточенность.
   - Этот Руидин. Что это такое? Где он? Как выбираются девушки, которые
туда идут?
   Лицо Уриена превратилось в бесстрастную маску, он прикрыл веки.
   - Я не могу говорить об этом. Хранительница Мудрости.
   Против воли, ладонь Перрина обхватила  топор.  Что-то  такое  было  в
голосе  Уриена.  Ингтар  тоже  напрягся,  готовый  потянуться  к   мечу,
зашевелились и верховые. Но Верин сделала  несколько  шагов  к  айильцу,
пока не подошла вплотную, почти  касаясь  его  груди,  и  подняла  взор,
всматриваясь ему в лицо.
   - Я -  не  Хранительница  Мудрости,  каких  ты  знаешь,  Уриен,  -  с
настойчивостью произнесла она. -  Я  -  Айз  Седай.  Расскажи  мне,  что
можешь, о Руидин.
   Мужчина, готовый только что сразиться с  двадцатью  латниками,  вдруг
как-то неловко сник и выглядел теперь  так,  словно  испытывал  огромное
желание убежать от одной этой полной и седоволосой женщины.
   - Я... могу сказать только то, что известно всем. Руидин находится  в
землях Дженн-Айил, тринадцатого клана. Я ничего о  них  не  знаю,  кроме
названия. Туда  никому  нельзя  ходить,  кроме  женщин,  желающих  стать
Хранительницами Мудрости, и тех мужчин, кто  хочет  быть  вождем  клана.
Возможно, Дженн-Айил и выбирают кого-то среди них. Но я не знаю.  Многие
уходят; немногие возвращаются, и они мечены, они несут  знак  того,  кем
они стали... Хранительницами Мудрости или вождями кланов. Большего я  не
могу сказать, Айз Седай. Не могу.
   Верин продолжала разглядывать айильца, поджав губы.  Уриен  посмотрел
на небо, словно пытаясь его запомнить.
   - Теперь вы убьете меня, Айз Седай? Та заморгала:
   - Что?
   - Вы убьете меня теперь? Одно из пророчеств гласит: если когда-нибудь
мы вновь обманем ожидания  Айз  Седай,  они  убьют  нас.  Я  знаю,  ваше
могущество превышает силу Хранительниц  Мудрости.  -  Неожиданно  айилец
рассмеялся, совсем без радости. В глазах сверкал дикий огонь. -  Давайте
свои молнии, Айз Седай. Я буду с ними танцевать.
   Айил думает, что умрет, и  не  боится.  Перрин  понял,  что  стоит  с
раскрытым ртом, и поспешил его закрыть.
   - Что бы я не отдала, - пробормотала Верин,  глядя  на  Уриена  снизу
вверх, - чтобы заполучить тебя в  Белую  Башню.  Или  чтобы  ты  захотел
говорить. Успокойся, воин. Ничего я тебе не сделаю. Если ты  мне  ничего
худого не сделаешь, раз заговорил о танце.
   Уриен был поражен до крайности. Он посмотрел  на  шайнарцев,  сидящих
вокруг на лошадях, и будто пытался разгадать какой-то обман.
   - Вы - не Дева Копья, - медленно произнес он. - Как  я  смею  ударить
женщину, которая не повенчана с копьем? Это  запрещено,  кроме  как  для
спасения жизни, но и тогда я должен быть ранен.
   - Почему ты здесь, так далеко от  своей  земли?  -  спросила  она.  -
Почему ты вышел к нам? Остался бы в скалах, и мы никогда не узнали бы  о
твоем присутствии. - Айил замялся, и Верин прибавила: - Расскажи  только
то, что желаешь сказать. Я не знаю, что делают  ваши,  но  неволить  или
обижать тебя не буду.
   - Так и Хранительницы Мудрости говорят, - с холодком заметил Уриен, -
однако даже у вождя клана должны быть крепкие нервы,  чтобы  не  сделать
того, что они хотят. - Казалось,  он  тщательно  подбирает  слова.  -  Я
ищу...  кое-кого.  Человека.  -  Его  взгляд  обшарил   Перрина,   Мэта,
шайнарцев, отвергая всех. - Того, Кто Приходит С Рассветом.  Сказано,  к
приходу его будут великие знамения и чудеса. По доспехам вашего  эскорта
я определил,  что  вы  из  Шайнара,  и  внешность  у  вас  Хранительницы
Мудрости, вот я и  решил,  что  вы  везете  весть  о  великих  событиях,
событиях, которые могут возвещать о Нем. - Человека? - Голос  Верин  был
мягок, но глаза стали остры, как  кинжалы.  -  Что  за  знамения?  Уриен
покачал головой:
   - Сказано, что мы узнаем их, когда услышим о них, так же  как  узнаем
его, когда увидим его, ибо он отмечен. Он придет с запада, из-за  Хребта
Мира, но будет он нашей крови. Он пойдет  к  Руидин  и  выведет  нас  из
Трехкратной Земли. - Айилец взял копье в правую руку.  Заскрипела  кожа,
звякнули доспехи - солдаты потянулись за мечами. Перрин  сообразил,  что
тоже взялся за свой топор, но Верин, раздраженно глянув на всех, взмахом
руки пресекла попытки обнажить оружие.  На  земле  острием  копья  Уриен
начертил круг, потом провел в нем линию в виде  волны.  -  Сказано:  под
этим знаком он победит.
   Ингтар хмуро глядел на символ, ни единой черточкой лица не показывая,
что узнает его, но Мэт что-то нехорошее  пробурчал  под  нос,  а  Перрин
почувствовал, как пересохло во рту. Древний символ Айз Седай.
   Верин ногой стерла рисунок.
   - Я не могу сказать тебе, где он, Уриен, - промолвила она, - и  я  не
слышала ни о каких знамениях или чудесах, которые направили  бы  тебя  к
нему.
   - Тогда я продолжу  свой  поиск.  -  Это  был  не  вопрос,  но  Уриен
подождал, пока она кивнет, с вызовом обвел  шайнарцев  гордым  взглядом,
затем повернулся к ним  спиной.  Мягкой  походкой,  не  оглядываясь,  он
зашагал прочь и вскоре исчез среди скал.
   Кое-кто из солдат зароптал. Уно заметил  что-то  об  "этих  проклятых
сумасшедших айилах", а Масима  прорычал,  что  им  нужно  было  оставить
айильца воронам.
   - Мы теряем драгоценное время,  -  громко  объявил  Ингтар.  -  Чтобы
наверстать упущенное, придется скакать быстрее.
   - Да, - согласилась Верин, - мы должны скакать быстрее.
   Ингтар взглянул на нее, но Айз Седай смотрела на растертую землю, где
ее нога уничтожила нарисованный Уриеном символ.
   - Спешиться, - приказал Ингтар.  -  Доспехи  -  на  вьючных  лошадей.
Теперь мы в Кайриэне. Не хотим же мы, чтоб кайриэнцы подумали, будто  мы
явились воевать с ними! Поживее с этим!
   Мэт нагнулся к Перрину:
   - Ты не?.. Ты не думаешь, что это он про Ранда толковал? Это безумие,
знаю, но даже Ингтар считает, что он - айилец.
   - Я не знаю, - сказал Перрин. - Все обратилось в безумие с  тех  пор,
как мы связались с Айз Седай.
   Совсем  тихо,  словно  беседуя  сама  с  собой,   заговорила   Верин,
по-прежнему уставившись в землю.
   - Это должно быть частью Узора, однако каким образом? Неужели  Колесо
Времени вплетает нити в Узор, о котором  нам  ничего  не  известно?  Или
Темный вновь касается Узора?
   Перрин ощутил, как его обдало морозом. Верин подняла взор на- солдат,
снимающих с себя доспехи.
   - Поторопитесь! - приказала она с большей резкостью, чем Ингтар и Уно
вместе взятые. - Мы должны спешить!

Глава 29
ШОНЧАН

   На чад горящих домов и на распростертые в уличной пыли  тела  Джефрам
Борнхальд не оглядывался. Следом  за  ним  в  деревню  въехали  Байар  и
облаченная в белые плащи охранная сотня. Борнхальду  не  нравилось,  что
его легион распылен, что Вопрошающие забрали слишком  много  власти,  но
приказы, отданные  ему,  не  оставляли  места  для  сомнений:  следовало
подчиняться Вопрошающим.
   Здесь сопротивление было совсем слабым; столбы дыма вились  лишь  над
полудюжиной  жилищ.  Борнхальд  увидел  уцелевшую  гостиницу:  такое  же
каменное с белой штукатуркой здание, как и почти все на Равнине Алмот.
   Натянув поводья возле гостиницы, Борнхальд  скользнул  взглядом  мимо
пленных, согнанных его  солдатами  к  деревенскому  колодцу,  к  длинной
виселице, уродовавшей центральную площадь. Сооруженная наспех  -  просто
длинный столб на опорах, - но на  ней  болталось  тридцать  тел.  Одежду
повешенных трепал ветерок. Среди взрослых висели и  маленькие  тела.  На
такую картину даже Байар взирал с неверием.
   -  Муад!  -  рявкнул  Борнхальд.  От  солдат,  охраняющих  пленников,
отделился седой мужчина. Когда-то Муад угодил в руки Друзей  Темного,  и
теперь его покрытое шрамами лицо приводило в трепет даже самых  стойких.
- Муад, твоя работа или Шончан?
   - Ни то ни другое, милорд  Капитан.  -  Голос  Муада  звучал  хриплым
шепчущим ворчанием - еще одна памятка от Друзей Темного. Больше Муад  не
добавил ничего.
   Борнхальд нахмурил брови.
   - Наверняка не эти учинили такое,  -  сказал  он,  ткнув  пальцем  на
пленников. Дети Света выглядели не такими  опрятными,  с  иголочки,  как
тогда, когда он повел их через Тарабон, но по сравнению с  тем  сбродом,
который ежился и прятал глаза  под  их  бдительными  взорами,  они  хоть
сейчас готовы к параду. Мужчины в лохмотьях и с уцелевшими  кое  у  кого
деталями  доспехов,  с  угрюмыми  лицами.  Остатки  тарабонской   армии,
отправленной против захватчиков на Мыс Томан.
   Муад помедлил, потом осторожно сказал:
   - Селяне говорят, на них были плащи тарабонцев, милорд Капитан. Среди
них был один здоровенный детина, сероглазый,  с  длинными  усами,  -  по
описанию близнец чаду Эрвину. И молодой парень, который  пытался  скрыть
миловидное лицо за золотистой бородой. Этот  бился  левой  рукой.  Очень
похоже на чадо Вуана, милорд Капитан.
   - Допросчики! - чуть ли не выплюнул Борнхальд. Эрвин и  Вуан  были  в
числе тех, кого он передал  под  командование  Вопрошающих.  Прежде  ему
доводилось  сталкиваться  с  тактикой   Вопрошающих,   но   впервые   он
собственными глазами видел тела ребятишек.
   - Если так говорит милорд Капитан. - Тон Муада говорил  о  готовности
согласиться со словами командира.
   - Срежьте их, - устало распорядился Борнхальд. - Срежьте их  и  дайте
понять селянам, что больше убийств не будет.
   Если только какой-нибудь дурень не воспылает храбростью  из-за  того,
что на него смотрит его женщина, и в  назидание  прочим  я  должен  буду
наказать его. Борнхальд спешился, вновь оглядывая пленников, а Муад  тем
временем заторопился к солдатам, выкрикивая  требования  о  лестницах  и
ножах.  Борнхальду  было  о  чем  поразмыслить  и  кроме   сверхрьяности
Вопрошающих; ему очень хотелось напрочь выкинуть  Вопрошающих  из  своих
мыслей.
   - Они не лезут в сражения, милорд Капитан, - сказал Байар, -  ни  эти
тарабонцы, ни то, что осталось от Домани. Огрызаются, точно загнанные  в
угол крысы, но бегут, когда что-то кусает в ответ.
   - Неизвестно еще, как мы, Байар, справимся с захватчиками, поэтому не
стоит пока смотреть на этих людей свысока, хорошо? - На лицах  пленников
застыло то же выражение - разгром, рухнувшие надежды, - какое было и  до
того, как появились Белоплащники. - Пусть Муад подберет для меня одного.
- Взгляда на лицо Муада обычно  хватало,  чтобы  поколебать  упорство  и
самых храбрых, не говоря уже про большинство  людей.  -  Лучше  офицера.
Кого-нибудь потолковее с виду, посмышленее, чтобы рассказал об увиденном
без  прикрас,  но  помоложе,  у  которого  хребет  еще  не  окостенел  с
возрастом. Скажи Муаду, чтоб не очень  церемонился,  хорошо?  Пусть  тот
парень поверит: я готов допустить, что с ним  случится  кое-что  похуже,
чем  он  даже  думать  смеет,  если  не  сможет  убедить  меня  в  своей
полезности.
   Борнхальд кинул поводья одному из Детей и зашагал в гостиницу.
   Как ни странно, там оказался ее содержатель. - заискивающий,  обильно
потеющий мужчина, грязная рубашка так натянулась на животе, что  красная
вышивка в виде завитков готова  была  распуститься.  От  него  Борнхальд
отмахнулся; он едва  заметил  прячущихся  в  дверном  проеме  женщину  и
нескольких ребятишек, да и то только тогда,  когда  толстый  содержатель
вытолкал их вон.
   Борнхальд стащил латные перчатки и уселся на стол. Мало что ему  было
известно о захватчиках, о чужаках. Так их окрестили почти  все,  кто  не
нес ерунды об Артуре Ястребиное Крыло.  Борнхальд  знал,  что  себя  они
называют Шончан и  Хайлине.  Он  достаточно  знал  Древний  Язык,  чтобы
понять,  что  последнее  значит   "Те,   Кто   Приходят   Раньше",   или
"Предвестники". Еще они называли себя  Райагел,  "Те,  Кто  Возвращаются
Домой", и говорили о Коринне, о Возвращении. Таких сведений  было  почти
довольно, чтобы он поверил  сказаниям  о  возвращающихся  армиях  Артура
Ястребиное Крыло. Никто не знал, откуда явились Шончан, кроме  одного  -
они прибыли на  кораблях.  Все  вопросы  Борнхальда  к  Морскому  Народу
натыкались на глухую стену молчания. Ата'ан Миэйр  были  не  в  чести  у
Амадора и теперь платили за подобное  отношение  той  же  монетой,  и  с
лихвой. Все, что Борнхальд разузнал о Шончан, - крохи, которые он выудил
у таких же людей, что стояли сейчас  на  площади.  Сломленная,  разбитая
толпа - вытаращив глаза, истекая потом, они лопотали о людях,  идущих  в
битву верхом на монстрах, как  на  лошадях,  сражающихся  бок  о  бок  с
монстрами и для которых  Айз  Седай  раскалывают  землю  под  ногами  их
врагов. Стук сапог у дверей заставил Борнхальда изобразить волчий оскал,
но Байар вошел один, Муада с ним не было. Рядом с ним  замер  навытяжку,
шлем на сгибе  руки,  Джерал.  Чадо  Света,  который,  по  предположению
Бронхальда, должен находиться в сотне миль отсюда. Поверх своих доспехов
молодой мужчина носил не белый  плащ  Детей,  а  плащ  покроя  Домани  с
голубой отделкой.
   - Милорд Капитан, Муад беседует сейчас с молодым человеком, -  сказал
Байар. - Чадо Джерал только что Прискакал с посланием.
   Борнхальд жестом приказал Джералу приступать к рапорту.
   Молодой Белоплащник ничуть не расслабился.
   - Приветствия от Джайхима Карридина, - начал он,  глядя  прямо  перед
собой, - который направляет Длань Света в...
   - Мне не нужны приветствия  от  Вопрошающих,  -  рыкнул  Борнхальд  и
заметил изумление во взгляде юноши. Да, Джерал совсем еще юн и зелен.  С
другой стороны, и Байар вроде как смутился. -  Ты  должен  передать  мне
послание, да? Не слово в слово, не надо,  если  я  не  потребую.  Просто
перескажи мне, чего он хочет.
   Посланец, сглотнув, принялся за ответ:
   - Милорд Капитан, он... он  говорит,  вы  перемещаете  излишне  много
людей чересчур близко к Мысу Томан. Он говорит, что Приспешников Тьмы на
Равнине Алмот должно вырвать  с  корнем  и  вы...  простите  меня.  Лорд
Капитан,  вы  обязаны  немедленно  повернуть  обратно  и  отправиться  в
центральные области равнины.
   Молодой Белоплащник недвижно замер в ожидании. Борнхальд изучал  его.
Степная пыль запорошила лицо Джерала, лежала на его плаще и сапогах.
   - Иди и поешь, - сказал Борнхальд посланцу. - Где-то  в  домах,  если
захочешь умыться, найдется для этого вода. Через час возвращайся ко мне.
У меня будут для тебя послания, отвезешь их. - Взмахом руки он  отпустил
юношу.
   - Милорд Капитан, Вопрошающие, может, и правы, - сказал Байар,  когда
ушел Джерал. - По  равнине  разбросано  много  деревень,  а  Приспешники
Тьмы...
   Обрывая его, ладонь Борнхальда с силой хлопнула по столу.
   - Какие Приспешники Тьмы? Ни в одной  деревне,  которую  он  приказал
захватить, я не видел никого, одних  только  фермеров  и  ремесленников,
встревоженных тем, что мы оставим их без  средств  к  существованию,  да
несколько старух, которые ухаживают за больными. - На лицо Байара стоило
посмотреть, на нем отсутствовало всякое выражение; он всегда  с  большим
рвением готов был выискивать Друзей Темного, чем Борнхальд.  -  А  дети,
Байар? Тут что, дети стали Приспешниками Тьмы?
   - За грехи матери воздается до пятого колена, - процитировал Байар, -
за грехи отца - до десятого.
   Но выглядел он смущенным. Даже Байар детей никогда не убивал.
   - Байар, тебе никогда не приходило в голову поинтересоваться,  почему
Карридин отобрал знамена и плащи у  тех,  кого  возглавили  Вопрошающие?
Даже сами Вопрошающие сняли белое. Наводит на кое-какие мысли, да?
   - У него должны быть свои резоны. Лорд Капитан, -  медленно  произнес
Байар, - У Вопрошающих всегда есть свои причины,  даже  если  они  и  не
говорят о них остальным.
   Борнхальд напомнил себе, что Байар - хороший солдат.
   - Байар, Дети, находящиеся к северу от нас, носят плащи тарабонцев, а
те, кто к югу, - доманийские. Мне не нравятся  мысли,  на  которые  меня
наводят эти факты. Здесь есть Друзья Темного, но они в Фалме,  а  не  на
равнине. Когда Джерал отправится в путь, он поскачет не  один.  Послания
пойдут в каждый отряд Детей, которые я знаю, где найти. Байар, я намерен
собрать легион и повести его на  Мыс  Томан,  проверить,  что  замышляют
настоящие Друзья Темного, эти Шончан.
   Байар выглядел встревоженным, но не успел заговорить - появился  Муад
с одним из пленников. Взмокший от страха  юноша  в  полосатой  изысканно
украшенной кирасе кидал испуганные взгляды на отталкивающее лицо Муада.
   Борнхальд вытащил кинжал и принялся подравнивать ногти. Он  никак  не
мог понять, почему такой прием заставлял некоторых нервничать, но охотно
пользовался подобной уловкой. Перепачканное лицо пленника побледнело еще
больше при виде по-отечески доброй улыбки Борнхольда.
   - Итак, молодой человек, ты расскажешь мне обо всем, что  знаешь  про
этих чужаков, да? Если тебе нужно обдумать, что говорить, я отошлю  тебя
обратно, поразмышлять, а Чадо Муад поможет.
   Пленник метнул на Муада перепуганный взор.  Затем  слова  хлынули  из
него водопадом.

***

   Длинные накатывающие волны Аритского Океана качали "Ветку", но Домон,
крепко утвердившись на палубе  широко  расставленными  ногами  и  припав
глазом к подзорной трубе, которую держал в руках,  наблюдал  за  большим
кораблем, что преследовал их. Преследовал и мало-помалу  настигал.  Там,
где бежала "Ветка", ветер не был ни лучшим, ни самым  сильным,  но  там,
где второй корабль разбивал валы в пенные горы своим крутым носом, он не
мог дуть лучше. Береговая линия  Мыса  Томан  смутно  обрисовывалась  на
востоке - мрачные утесы и узкие ленты песка. Домон не удосужился отвести
"Ветку" мористее  и  теперь  опасался,  что  за  промашку  может  дорого
заплатить.
   - Чужаки, капитан? - В голосе Ярина слышались нотки тревоги, если  не
испуга. - Это корабль чужаков?
   Домон опустил подзорную трубу, но  перед  глазами  по-прежнему  стоял
огромный, высокий, массивный  с  виду  корабль  с  какими-то  необычными
полосатыми парусами.
   - Шончан, - сказал он и услышал  стон  Ярина.  Домон  побарабанил  по
поручню толстыми пальцами, затем сказал рулевому:  -  Подверни  ближе  к
берегу. Этот корабль не осмелится идти  на  мелководье,  а  "Ветка"  там
пройдет.
   Ярин  проорал  команды,  забегали  матросы,  перекладывая  паруса,  а
рулевой повернул румпель, направив нос "Ветки" ближе  к  побережью.  Ход
"Ветки" замедлился - корабль оказался слишком круто к  ветру,  но  Домон
был уверен: он сумеет  добраться  до  мелкой  воды,  прежде  чем  второй
корабль нагонит его. Будь трюмы полны, "Ветка" все равно имела бы осадку
меньше, чем тот корабль с пустыми трюмами.
   Его судно сидело в воде чуть выше, чем при отплытии из Танчико. Треть
принятого  там  на  борт  груза  фейерверков   распродали   в   рыбачьих
деревеньках на Мысе Томан, но вместе с потоком серебра,  вырученного  за
фейерверки, пришли  тревожные  слухи.  Люди  рассказывали  о  появлениях
высоких, коробкообразных кораблей чужаков. Корабли Шончан бросали  якоря
у берега, небольшие шлюпки переправляли  захватчиков  на  берег,  а  тех
селян, кто решал защищать свои дома, гвоздили с неба молнии, и земля под
их ногами извергала из себя огонь. Домон со здоровым скептицизмом  счел,
что ему приходится выслушивать несусветную чушь, но после  ему  показали
почерневшую развороченную землю, и вскоре сомнениям не осталось места  -
в очень многих деревнях  он  увидел  похожие  следы  и  услышал  похожие
рассказы. Чудовища, говорили жители деревень, сражались вместе с Шончан,
и те не встречали особого сопротивления, если  оно  и  было,  а  кое-кто
утверждал, будто эти Шончан сами  были  чудовищами,  с  головами  как  у
гигантских насекомых.
   В Танчико никто даже не слыхал, как называют себя чужаки, а тарабонцы
уверенно и самонадеянно заявляли, что их солдаты вытесняют, а то  и  уже
сбросили захватчиков  в  море.  Но  во  всех  прибрежных  городках  дела
обстояли по-иному. Шончан объявляли изумленному  люду,  что  все  должны
вновь  принести  клятвы,  которые  позабыли.  Правда,  они  никогда   не
снисходили до объяснений, когда люди их позабыли или  что  означают  эти
самые клятвы. Молодых женщин по одной уводили  для  проверки,  некоторых
отвозили на корабли - их  больше  не  видели.  Исчезли  также  несколько
женщин постарше, несколько  Целительниц  и  Советчиц.  Шончан  назначили
новых мэров, выбрали новые Советы. Тех, кто смел протестовать по  поводу
исчезновения женщин или возмущался навязанным выбором,  могли  повесить,
несчастные могли вдруг взорваться в пламени, или их  могли  пинком,  как
тявкающую собаку, отбросить прочь. Заранее сказать было нельзя, а  потом
оказывалось слишком поздно.
   И когда жители городка  были  уже  основательно  запуганы,  когда  их
заставляли встать  на  колени  и,  приведенных  в  смятение,  поклясться
повиноваться Предвестникам, ожидать Возвращения и  жизнью  служить  Тем,
Кто Возвращается Домой, после этого Шончан отплывали и больше обычно  не
появлялись. Говорили,  что  Фалме  -  единственный  город,  который  они
удерживали.
   В некоторых  деревнях,  откуда  Шончан  уходили,  мужчины  и  женщины
потихоньку налаживали житье-бытье по прежней колее, до того даже, что  в
голос начинали предлагать заново выбрать Совет,  но  большинство  нервно
косили в сторону моря и, бледнея как  полотно,  возражали,  твердя,  что
станут держаться клятв, которые их заставили принести, пусть  они  и  не
понимают их смысла.
   В намерения Домона встреча с кем-нибудь из Шончан,  если  того  можно
избежать, вовсе не входила.
   Капитан поднимал подзорную трубу, собираясь разглядеть, что  удастся,
на палубах приближающегося шончанского корабля,  когда  не  далее  сотни
шагов по левому борту море взметнулась ревущим фонтаном воды и  пламени.
Не успел Домон удивиться невиданному  прежде  явлению,  как  по  правому
борту море рассекла другая  огненная  колонна,  а  когда  он  крутанулся
взглянуть на нее, еще одна взорвалась впереди. Разрывы  опали  столь  же
быстро, как возникли, пену от них ветер швырнул на палубу. Там, где были
столбы, над булькающим пузырями морем кружился пар.
   - Мы... мы будем на мелкой воде раньше, чем они сблизятся с  нами,  -
вымолвил Ярин.  Казалось,  он  старался  не  смотреть  на  бурлящую  под
туманными облачками воду.
   Домон мотнул головой:
   - Они запросто разнесут нас в щепки, даже загони я "Ветку" в  буруны.
- Он содрогнулся, подумав о пламени внутри водяных фонтанов  и  о  своих
трюмах, набитых фейерверками. - Направь меня Удача, но мы и  утонуть  не
успеем. - Он подергал за бороду, потер бритую  верхнюю  губу,  не  желая
отдавать единственно возможный приказ: кроме судна и его груза,  у  него
не было в  целом  мире  ничего,  -  но  в  конце  концов  заставил  себя
произнести скрепя сердце: - Лечь в дрейф, Ярин, и спустить паруса. Живо,
живо! Пока они не решили, что мы по-прежнему хотим убежать.
   Пока команда суетилась, торопливо спуская треугольные паруса,  Домон,
повернувшись, наблюдал  за  приближением  шончанского  корабля.  "Ветка"
потеряла ход и закачалась  вверх-вниз  на  волнах.  Корабль  чужаков,  с
деревянными башнями  на  носу  и  корме,  возвышался  над  водой  и  над
Домоновым  судном.  Матросы  возились  с  такелажем,  скатывая  странные
паруса, на верхушках башен стояли фигуры в доспехах. Спустили баркас,  и
он на десяти веслах устремился к "Ветке". На нем были закованные в  латы
фигуры, и - Домон удивленно сдвинул брови  -  на  корме  скорчились  две
женщины. Баркас тяжело стукнулся о корпус "Ветки".
   Первым на борт  вскарабкался  один  из  людей  в  доспехах,  и  Домон
незамедлительно сообразил, почему  некоторые  селяне  утверждали,  будто
Шончан сами монстры. Шлем выглядел очень похожим на  голову  чудовищного
насекомого, тонкие красные перья  смахивали  на  усики;  носитель  шлема
будто взирал на мир через жвалы. Впечатление усиливали раскраска шлема и
его позолота,  и  остальные  доспехи  чужака  были  искусно  окрашены  и
позолочены. Грудь покрывали перекрывающиеся пластины - черные и красные,
отделанные по краям золотом, - и они же  свисали  на  плечах  и  спереди
бедер. Даже сталь тыльной стороны латных перчаток была черной и красной.
Там, где чужака не закрывал металл, одежда его являла собой темную кожу.
Ножны и рукоять двуручного меча у  него  на  боку  -  тяжелый  изогнутый
клинок - были обтянуты черно-красной кожей.
   Затем облаченный в броню человек снял  свой  шлем,  и  Домон  выпучил
глаза. Чужак  оказался  женщиной.  Коротко  остриженные  темные  волосы,
суровое решительное лицо, но ошибиться было  нельзя.  Домон  никогда  не
слыхал о таком, разве что у Айил, но про Айил всем хорошо известно,  что
они те еще сумасшедшие. Не в меньшей степени сбивало с толку,  что  лицо
незнакомки ничем особенным не отличалось,  по  нему  никак  нельзя  было
сказать, что она - Шончан.  Голубые  глаза,  все  верно,  и  чрезвычайно
светлая кожа, но и то и другое  Домону  доводилось  видывать.  Если  эту
женщину обрядить в платье,  никто  не  взглянет  на  нее  дважды.  Домон
присмотрелся к ней и передумал: этот холодный взор и эти  твердые  скулы
выделят ее везде.
   Вслед за женщиной на палубу  поднялись  солдаты.  Домон  почувствовал
облегчение, когда некоторые из них сняли шлемы, он увидел,  что  они-то,
по крайней мере, мужчины - мужчины с  черными  глазами  или  карими,  на
которых никто не обратит внимания в Танчико или Иллиане. А  то  ему  уже
привиделись полчища голубоглазых женщин с мечами. Айз  Седай  с  мечами,
мелькнула у него мысль, едва он припомнил взрывы в море.
   Шончанка обвела судно надменным взором,  затем  определила  в  Домоне
капитана - которым должен был быть либо он, либо Ярин,  если  судить  по
одежде;  но  зажмуренные  глаза  Ярина,  вдобавок  бормочущего   шепотом
молитвы, указали на Домона, - и будто копьем пригвоздила того взглядом.
   - В твоей команде или среди пассажиров есть женщины? - Произношение у
нее оказалось отчасти невнятное, она проглатывала слоги, и  понимать  ее
удавалось не без труда, но резкость в голосе говорила, что она  привыкла
получать ответы на свои вопросы. - Говори, если капитан -  ты.  Если  не
ты, то встряхни  того  остолопа,  пусть  очнется,  и  скажи  ему,  чтобы
отвечал.
   - Капитан - я, миледи, - осторожно начал Домон. Он и понятия не имел,
как обращаться к незнакомке, и сесть в лужу ему совсем  не  хотелось.  -
Пассажиров у меня нет, и женщин в команде  тоже  нет.  -  Он  подумал  о
девушках  и  женщинах,  которых  куда-то  уводили,  и,  уж  не  впервой,
попытался сообразить, чего этим чужакам от них надобно.
   Тут из баркаса на "Ветку" перебрались две женщины, одетые  по-женски;
одна  тянула  другую  -  Домон  заморгал  -   за   привязь,   серебристо
отсвечивающую металлом. Привязь тянулась от браслета  первой  женщины  к
ошейнику на второй. Домон не взялся бы утверждать, сплетен этот  поводок
или спаян - казалось, будто и так и эдак, - но он  явно  составлял  одно
целое с браслетом и ошейником. Пока вторая женщина залезала  на  палубу,
первая сматывала привязь в витки. На женщине  в  ошейнике  было  простое
темно-серое платье, и стояла она, сложив руки и опустив глаза  к  доскам
настила под ногами. У второй на труди голубого  платья  и  по  бокам  на
юбках, оканчивающихся у самых лодыжек сапожек, имелись красные  вставки,
на которых были раздвоенные серебристые стрелы молний. Домон с  тревогой
смотрел на женщин.
   -  Говори  медленнее,  мужчина,  -  потребовала  голубоглазая,   сама
по-прежнему не очень отчетливо  выговаривая  слова.  Она  твердым  шагом
подошла к нему и вперилась  в  него  ледяным  взором,  каким-то  образом
показавшись выше и больше Домона, чем была на самом  деле.  -  Тебя  еще
труднее понимать, чем прочих в  этой  забытой  Светом  стране.  И  я  не
утверждаю, будто я из Высокородных. Пока еще  я  к  ним  не  принадлежу.
После Коринне... Я - капитан Эгинин.
   Домон повторил, что сказал, стараясь говорить медленнее, и добавил:
   - Я мирный торговец, капитан. Ничего плохого вам я не  замышляю  и  к
вашей войне отношения не имею.
   Он не удержался, чтобы  опять  не  посмотреть  на  двух  женщин,  так
странно связанных друг с другом.
   - Мирный торговец? - задумчиво произнесла Эгинин. -  В  таком  случае
тебя сразу отпустят, когда  ты  вновь  присягнешь  на  верность.  -  Она
подметила взгляды Домона и  повернулась  к  женщинам  с  гордой  улыбкой
собственника: - Ты любуешься на мою дамани? Она мне дорого обошлась,  но
стоит каждой монеты.  Кроме  благородных,  немногие  могут  похвастаться
дамани,  а  большинство  из  них  -  собственность  трона.  Она  сильна,
торговец. Она могла бы разнести твою скорлупку в щепки, пожелай я того.
   Домон во все глаза смотрел на женщин и на серебристую привязь. Он уже
связал ту, с молниями, с огненными фонтанами в море, и предположил,  что
она -  Айз  Седай.  Но  от  слов  Эгинин  у  него  в  голове  все  разом
перемешалось. Никто не сумел бы сделать такое с...
   - Она - Айз Седай? - недоверчиво спросил он. Небрежного удара тыльной
стороной ладони Домон так и не увидел.
   Он отшатнулся, когда окованная сталью перчатка рассекла губу.
   - Эти слова не произносят никогда, - с опасной вкрадчивостью заметила
Эгинин. - Есть только дамани, Обузданные, и ныне  они  служат  столь  же
верно, как и имя. - От ее взгляда льдина казалась бы солнцепеком.
   Домон проглотил кровь и крепко сжал руки на широком ремне. Даже  будь
под рукой у него меч, он все равно не бросил бы свой экипаж на убой, под
мечи дюжины латников, но немало сил пришлось приложить, чтобы  заставить
свой голос звучать смиренно.
   - Я не хотел показаться непочтительным, капитан. Я ничего не знаю  ни
о вас, ни о ваших обычаях. Если я совершил проступок, то по незнанию,  а
не по умыслу.
   Она посмотрела на него, потом сказала:
   - Все вы незнающие, капитан, но вы заплатите долг ваших праотцов. Эта
земля была нашей, и она снова будет наша. После  Возвращения  она  снова
будет наша. - Домон растерялся, не зная, что  говорить.  -  Неужели  она
имеет в виду, будто вся та болтовня об Артуре Ястребиное Крыло - правда?
- и потому предусмотрительно помалкивал.
   - Ты поведешь свое судно в Фалме, - он попытался было  возразить,  но
от свирепого взгляда мигом захлопнул рот, -  где  тебя  и  твой  корабль
проверят. Если ты всего  лишь  мирный  торговец,  как  заявляешь,  после
досмотра вам позволят плыть куда заблагорассудится.  Естественно,  после
того, как вы дадите клятву.
   - Клятву, капитан? Какую клятву?
   - Повиноваться, ожидать, служить. Вашим предкам стоило бы помнить.
   Она забрала своих людей - кроме одного солдата  в  простой  кольчуге,
которая,   как   и   очень   низкий   его   поклон   капитану    Эгинин,
свидетельствовала о его низком  ранге,  и  баркас  удалился  к  большому
кораблю.  Оставшийся  шончан  приказов  не  отдавал,  а  просто  уселся,
скрестив ноги, на палубу и  взялся  точить  меч,  пока  команда  ставила
паруса и судно медленно набирало ход. Перспектива остаться  одному  его,
видимо, не пугала нисколько, да Домон собственноручно  вышвырнул  бы  за
борт любого матроса, который посмел бы тронуть того  пальцем,  поскольку
"Ветка" шла вдоль побережья, а следом, немного в  стороне,  по  глубокой
воде двигался корабль Шончан.  Два  корабля  разделяла  миля,  но  Домон
понимал: убежать нет никакой надежды, и он намерен был передать  солдата
обратно капитану Эгинин целым и невредимым, будто того баюкала на  руках
родная мама.
   Переход до Фалме долог, и Домон в  конце  концов  немного  разговорил
шончанского солдата. Темноглазого мужчину средних лет, со старым  шрамом
над бровями и еще одним рубцом на подбородке, звали Кэбан, и ко всем  по
ею сторону Океана Арит он не испытывал иного чувства,  кроме  презрения.
Такое отношение заставило Домона ненадолго оставить свои попытки. Может,
они и вправду... Нет,  это  точно  безумие.  Речь  Кабана  имела  ту  же
невнятность, он так же глотал слоги, как и Эгинин, но  если  ее  выговор
был шелком, скользящим по железу, то у него - кожа скрипела по камню,  и
беседовать ему хотелось главным образом о битвах,  выпивке  и  женщинах,
которые у него были в жизни.  Подчас  Домон  не  испытывал  уверенности,
говорит ли тот о "сейчас и здесь"  или  же  о  том,  откуда  он  явился.
Несомненно, этот вояка мало о чем мог  поведать  Домону  -  о  чем  тому
хотелось узнать.
   Однажды  Домон  поинтересовался  о  дамани.  Кэбан,  сидевший   перед
рулевым, вытянул руку вверх и приставил острие меча к горлу Домона.
   -  Осторожней  со  своим  языком,  не  то  потеряешь  его.  Это  дело
Высокородных и совсем не твоего ума. И не моего.  -  Он  осклабился  при
этих словах и умолк, вновь  принявшись  водить  точилом  вдоль  тяжелого
изогнутого клинка.
   Домон смахнул капельку крови,  выступившую  над  воротом,  и  зарекся
вновь спрашивать, по крайней мере на эту тему.
   Чем ближе к Фалме, тем чаще встречались высокие,  громоздкие  с  виду
корабли Шончан, некоторые  под  парусами,  но  в  большинстве  своем  на
якорях. Громадные, каждый с башнями, с крутым носом - Домон  никогда  не
видел такие длинные корабли, даже у Морского Народа. Он, заметил местные
суденышки, с острыми носами и косыми парусами. Они сновали туда-сюда  по
зеленым волнам. Это зрелище  придало  ему  уверенности.  Похоже,  Эгинин
говорила правду о том, что его отпустят.
   Когда  "Ветка"  приблизилась  к  мысу,  где  стоял  Фалме,  у  Домона
перехватило дыхание при виде множества  шончанских  кораблей,  бросивших
якорь вне гавани. Он попытался пересчитать их, но, насчитав с сотню -  а
это было меньше половины, - сбился и  бросил  это  занятие.  Раньше  ему
случалось видеть сразу много судов - в Иллиане,  и  в  Тире,  и  даже  в
Танчико, - но суда там были намного мельче. Угрюмо  бурча,  Домон  завел
"Ветку" в  гавань,  как  ,  овечку  в  загон,  под  надзором  громадного
шончанского сторожевого пса.
   Фалме располагался на намывной косе, на самой оконечности Мыса Томан,
дальше на запад не было ничего, только Океан Арит. У входа в гавань,  по
обе стороны, возносились высокие утесы, и на  верхушке  одной  из  скал,
которые должно обязательно миновать каждое  вплывающее  в  Фалме  судно,
стояли башни Наблюдающих За Волнами. Сбоку одной башни  висела  огромная
клетка, внутри нее,  просунув  ноги  между  перекладинами,  уныло  сидел
человек.
   - Кто это? - спросил Домон.
   Кэбан перестал в конце концов  острить  меч,  когда  Домон  уже  стал
подумывать, не решил ли  тот  им  бриться.  Шончан  глянул  вверх,  куда
показал Домон:
   - А-а,  это!  Старший  Наблюдатель.  Не  тот,  конечно,  который  был
главным, когда мы впервые пришли сюда. Каждый раз, как он  умирает,  они
выбирают нового, и мы сажаем его в клетку.
   - Но зачем? - спросил Домон.
   Ухмылка Кэбана открыла слишком много зубов:
   - Они наблюдали не за тем и позабыли, когда нужно было помнить.
   Домон отвел глаза от Шончан. "Ветка" скользнула с последней настоящей
морской волны в более спокойные воды гавани. Я - торговец, и это не  мое
дело.
   Фалме поднимался от каменных причалов по склонам ложбины,  которая  и
образовывала эту гавань. Домон никак не мог решить, то ли это  приличных
размеров село, то ли маленький город. Среди домов из  темного  камня  он
определенно не видел ни  одного  здания,  готового  сравниться  с  самым
ничтожным дворцом Иллиана.
   Домон направил "Ветку" к причалу и, пока  команда  швартовала  судно,
прикидывал, не купят ли Шончан фейерверков из его трюмов. Не мое дело.
   К удивлению Домона, к пирсу на шлюпке подплыла сама Эгинин, со  своей
дамани. На этот раз браслет носила другая женщина, в платье  с  красными
вставками и с  раздвоенными  молниями,  но  дамани  была  той  же  самой
женщиной с печальным лицом, которая никогда  не  поднимала  взора,  если
только вторая не заговаривала с нею. Эгинин  выпроводила  Домона  и  его
команду с корабля, и тех усадили на  пристани  под  присмотром  пары  ее
солдат - похоже, она считала, что большего не требуется, и Домон спорить
с нею не собирался, - а другие солдаты тем временем  обыскивали  под  ее
руководством "Ветку". В обыске участвовала и дамани.
   Вдалеке  на  пирсе  появилась  тварь.  По-иному  это  "нечто"   Домон
охарактеризовать не мог.  Массивное  создание  с  кожистой  серо-зеленой
шкурой и пастью-клювом на клинообразной голове. И с тремя  глазами.  Оно
тяжело шлепало рядом с мужчиной, на чьих доспехах было три  нарисованных
глаза, таких, как у этого создания.  Местный  люд,  портовые  рабочие  и
моряки,  в  непритязательно  расшитых  рубахах  и  длинных,  до   колен,
фуфайках, шарахались от проходящей мимо парочки, но из Шончан  никто  не
посмотрел на нее дважды.  По-видимому,  человек  управлял  этой  бестией
жестами.
   Мужчина и тварь свернули и исчезли за зданиями, а  Домон  пялился  им
вслед, и его команда тихо перешептывалась. Оба шончанских охранника,  не
проронив ни слова, насмешливо скалились.  Не  мое  дело,  напомнил  себе
Домон. Его дело - его корабль.
   В воздухе  ощущался  знакомый  запах  соленой  воды  и  смолы.  Домон
беспокойно ерзал на нагретом солнцем камне и терялся в догадках, чего же
ищут Шончан. Что же ищет та дамани? Гадал, что  же  это  за  тварь  была
такая. Описывая круги над гаванью, кричали  чайки.  Он  подумал  о  том,
какие крики срывались бы с туб того человека в  клетке.  Это  -  не  мое
дело.
   Наконец Эгинин вывела своих  людей  на  причал.  Встревоженный  Домон
заметил, что капитан Шончан несла что-то,  завернутое  в  отрез  желтого
шелка. Что-то маленькое, умещавшееся в ладони, но  она  осторожно  несла
это "что-то" обеими руками.
   Домон поднялся на ноги - медленно, из-за солдат, хотя  их  взгляды  и
излучали то же презрение, что и взор Кэбана.
   - Вот видите, капитан? Я всего-навсего мирный торговец. А не  захотят
ли ваши люди купить фейерверки?
   -  Может,  и  захотят,  торговец.  -  Эгинин  с   трудом   сдерживала
возбуждение, отчего тревога Домона только усилилась, а от  следующих  ее
слов на душе у него стало совсем худо. - Ты пойдешь со мной.
   Она приказала двум солдатам идти с нею,  и  один  из  них  подтолкнул
Домона вперед. Тычок был совсем не грубым; таким, как доводилось  Домону
видеть, фермеры  поторапливают  корову.  Стиснув  зубы,  он  зашагал  за
Эгинин.
   Булыжная мостовая вела вверх по склону, прочь  от  портовых  запахов.
Улица шла все вверх, и крытые шифером дома становились  больше  и  выше.
Как ни странно для города, оказавшегося под пятой захватчика, на  улицах
было  больше  местных  жителей,  чем  шончанских  солдат,  и   частенько
носильщики, обнаженные по пояс, проносили мимо паланкины  с  задернутыми
шторками. Со стороны казалось, будто фалмийцы  занимаются  повседневными
делами, будто Шончан тут и в помине  нет.  Или  почти  нет.  Когда  мимо
проносили паланкин или проходили солдаты, и бедный люд,  с  единственной
извивающейся полосой, или с двумя, нашитыми на грязные одежды,  и  народ
побогаче, в сорочках, жилетах  и  платьях,  от  плеч  до  пояса  вышитых
замысловатыми узорами, кланялись и замирали в поклоне,  пока  Шончан  не
удалялись на приличное расстояние. Так же они поступили и перед  Домоном
и его охраной. И Эгинин, и солдаты только скользили по ним взглядом.
   С неожиданным потрясением Домон уразумел, что кое у кого из встречных
горожан на поясе висят кинжалы, а у трех-четырех он заметил мечи. Он был
так потрясен, что, не подумав, спросил:
   - Кое-кто из них принял вашу сторону? Эгинин бросила на  него  хмурый
взгляд через плечо, явно озадаченная. Не замедляя шага,  она  посмотрела
на прохожих и кивнула понимающе:
   - Ага, ты про мечи. Торговец,  отныне  они  -  наши  люди;  они  дали
клятву. - Она внезапно остановилась и указала на высокого  широкоплечего
мужчину в богато вышитом жилете и с мечом на простой кожаной перевязи. -
Эй, ты!
   Застигнутый врасплох прохожий вздрогнул и  замер  на  полушаге,  одна
нога застыла в воздухе. Несмотря на твердое  лицо,  вид  у  мужчины  был
такой, будто ему хотелось убежать. Вместо этого он повернулся к Эгинин и
поклонился - руки на коленях, взор опущен к ее сапогам.
   -  Как  сей  недостойный  может  служить  капитану?  -   спросил   он
напряженным голосом.
   - Ты - купец? - сказала Эгинин. - Ты дал клятву?
   - Да, капитан. Дал. - Он не отрывал взора  от  ее  сапог.  -  Что  ты
будешь говорить людям, когда отправишься со  своими  фургонами  в  глубь
страны?
   -  Что  они  должны  повиноваться  Предвестникам,  капитан,   ожидать
Возвращения и служить Тем, Кто Возвращается.
   - И ты никогда не воспользуешься этим мечом против нас?
   Пальцы мужчины до белизны костяшек стиснули колени, и  в  его  голосе
внезапно прорезался страх:
   - Я дал клятву, капитан. Я повинуюсь, ожидаю и служу.
   - Вот видишь? - сказала Эгинин, обернувшись к Домону.  -  Нет  причин
для запрета носить оружие.  Торговля  должна  вестись,  а  купцы  должны
защищать себя от бандитов. Мы позволяем людям  приходить  и  уходить  по
собственной воле, пока они повинуются,  ожидают  и  служат.  Их  праотцы
нарушили клятву, но эти научены лучше. - Она  вновь  зашагала  вверх  по
холму, и солдаты подтолкнули Домона вслед за нею.
   Он оглянулся на купца. Мужчина оставался согбенным  в  поклоне,  пока
Эгинин не отошла от него на десять шагов, после  чего  он  выпрямился  и
заторопился  в  противоположную  сторону,  чуть  ли  не  вприпрыжку   по
наклонной улице.
   Эгинин и оба охранника не оглянулись и когда мимо,  вверх  по  улице,
проследовал  отряд  верховых  Шончан.  Солдаты  скакали  на   созданиях,
чрезвычайно похожих на кошек, только размерами с лошадь, но  шкуры,  под
которыми  прокатывались  волны  мускулов,  бронзово  отсвечивали  чешуей
ящериц. Оснащенные когтями  лапы  мягко  ступали  по  булыжникам.  Когда
колонна  гарцевала  мимо  Домона,  к  нему,  любопытствуя,   повернулась
трехглазая голова. Оставляя в стороне все прочее, она  выглядела  как-то
чрезмерно... понятливой... и это вовсе  не  прибавило  Домону  душевного
равновесия. Он споткнулся и чуть не  упал.  Вдоль  всей  улицы  фалмийцы
вжимались спинами в стены домов, некоторые зажмурились.  Шончан  на  них
даже и не глядели.
   Теперь Домон понял, почему Шончан дали горожанам так много  воли.  Он
гадал, а хватило  ли  у  него  самого  духу,  решимости  сопротивляться?
Дамани. Монстры. Да существует  ли  хоть  что-то,  способное  остановить
Шончан, избавить мир от их победного марша до самого Хребта Мира? Не мое
дело, ожесточенно напомнил он себе и принялся размышлять над  тем,  есть
ли какой-нибудь способ избежать  в  будущей  торговле  новой  встречи  с
Шончан.
   Домон и его конвой добрались до гребня склона, дальше  город  уступал
холмам. Городская стена отсутствовала. Впереди были постоялые  дворы,  в
которых селились купцы, ведущие  торговлю  в  глубине  страны,  а  также
конюшни и фургонные дворы. Здесь дома  уже  доросли  до  вполне  сносных
размеров - в Иллиане как раз для  поместья  какого-нибудь  второсортного
лорда.  У  фасада  самого  большого  здания  стоял  почетный  караул  из
шончанских солдат, а над  ним  трепетало  знамя  с  голубой  каймой,  на
полотнище раскинул крылья  золотой  ястреб.  Прежде  чем  ввести  Домона
внутрь, Эгинин сдала меч и кинжал. Оба ее солдата остались на  улице.  В
душе Домона нарастал страх, по спине побежал  холодный  пот.  Он  нутром
чуял тут во всем лорда; а ничего хорошего не будет, если имеешь  дело  с
лордом, да еще и в его владениях.
   В передней Эгинин оставила Домона у двери и переговорила  со  слугой.
Тот, судя по широким рукавам рубашки и вышитым поперек  груди  спиралям,
был местным;
   Домон вроде как  уловил  краем  уха  слова  "Верховный  Лорд".  Слуга
торопливо исчез, вскоре вернулся и провел Эгинин и Домона  в  комнату  -
весьма вероятно,  в  самую  большую  комнату  в  доме.  Вся  мебель,  до
последней скамеечки, была отсюда вынесена, даже коврики отсутствовали, и
ярко блестел отполированный каменный пол. Складные ширмы с нарисованными
причудливыми птицами скрывали стены и  окна,  Переступив  порог,  Эгинин
сразу остановилась. Домон попытался спросить, где они очутились и зачем,
но она заставила  его  замолкнуть  взбешенным  взглядом  и  бессловесным
рычанием. Она не двигалась с  места,  однако  казалось,  что  она  стоит
вытянувшись в струнку, почти встав на цыпочки. Словно драгоценность, она
держала в руках то, что принесла с корабля Домона. Тот все ломал голову,
стараясь понять, что же это могло быть.
   Вдруг  прозвучал  приглушенно  гонг,  и  шончанка  пала  на   колени,
осторожно положив рядом завернутое в шелк нечто. Глянув  на  нее,  Домон
тоже опустился на пол. У лордов вообще странные обычаи, и он подозревал,
что у шончанских властителей привычки могут оказаться еще страннее,  чем
замашки известных  ему  лордов.  В  дверях,  в  дальнем  конце  комнаты,
возникли два человека. У одного левая половина головы  была  выбрита,  а
оставшиеся бледно-золотистые волосы заплетены в косу, свисавшую за  ухом
до плеча. Когда он шел, из-под длинного,  густо-желтого  цвета,  одеяния
едва виднелись носки мягких желтых туфель. Второй носил голубую шелковую
робу, украшенную парчовыми птицами и длинную настолько,  что  волочилась
за ним по полу почти на спан.  Голова  его  была  чисто  выбрита,  ногти
оказались длиной по крайней мере в дюйм, причем ногти на указательных  и
средних пальцах обеих рук покрыты голубым  лаком.  У  Домона  отвалилась
челюсть.
   - Вы находитесь в присутствии Верховного  Лорда  Турака,  -  нараспев
огласил желтоволосый, - который предводительствует  Теми,  Кто  Приходят
Раньше, и споспешествует Возвращению.
   Эгинин распростерлась  на  полу,  раскинув  руки.  Домон  с  живостью
скопировал ее позу.  Даже  Благородные  Лорды  Тира  не  потребовали  бы
такого, подумал он. Уголком глаза он подметил, как  Эгинин  целует  пол.
Скривившись, он решил, что это - предел для подражания. Все равно они не
увидят, делаю я что-то или нет.
   Эгинин вдруг поднялась. Домон начал тоже вставать и уже встал на одно
колено, прежде чем горловой рык женщины и  шокированное  выражение  Лица
мужчины с косой вернуло его обратно лицом в пол. Домон шепотом  ругался.
Я бы такого не сделал и  для  Короля  Иллиана  и  Совета  Девяти  вместе
взятых!
   - Твое имя - Эгинин? - Мягкий голос  принадлежал  мужчине  в  голубом
одеянии. Его невнятная речь -  он  тоже  проглатывал  слоги  -  обладала
ритмикой, почти схожей с пением.
   - Так меня назвали в  мой  день  меча,  Верховный  Лорд,  -  смиренно
отвечала она.
   - Это редкостный образчик, Эгинин.  Встречающийся  крайне  редко.  Ты
желаешь вознаграждения?
   - То, что Верховный Лорд доволен, достаточное вознаграждение. Я живу,
чтобы служить. Верховный Лорд.
   - Я упомяну твое имя Императрице,  Эгинин.  После  Возвращения  новые
имена причислят к Высокородным. Выкажи себя  достойной,  и,  может,  имя
Эгинин воссияет среди высших.
   - Верховный Лорд удостаивает меня великой чести.
   - Да. Можешь меня оставить.
   Домон ничего не видел, кроме того, как пятились из комнаты ее сапоги,
останавливаясь  ненадолго,  когда  Эгинин  кланялась.   Дверь   за   нею
закрылась. Повисло долгое молчание. Домон глядел на то, как  капли  пота
со лба шлепались на пол, когда Турак вновь заговорил:
   - Ты можешь встать, торговец.
   Домон поднялся на ноги и увидел, что Турак держит пальцами с длинными
ногтями. Диск квейндияра в форме древней  печати  Айз  Седай.  Припомнив
реакцию Эгинин, когда он упомянул Айз Седай, Домон начал  потеть  не  на
шутку. В темных глазах Верховного Лорда  враждебности  не  было,  только
легкое любопытство, но лордам Домон не доверял.
   - Тебе известно, торговец, что это такое?
   - Нет, Верховный Лорд.
   Ответ Домона был столь же  твердым,  как  камень;  торговец,  который
неспособен лгать с  честным  лицом  и  уверенным  голосом,  очень  скоро
вылетит в трубу.
   - И тем не менее хранил ты это в тайнике.
   -  Я  коллекционирую  древности.  Верховный  Лорд,   предметы   давно
прошедших времен. Подальше положишь - поближе возьмешь,  а  то  найдутся
охочие до чужого добра, украдут ведь, окажись оно на виду.
   Турак разглядывал черно-белый диск.
   - Это - квейндияр, торговец, - известно  тебе  такое  название?  -  и
древнее, чем ты, вероятно, думаешь. Ступай за мной.
   Домон  настороженно  последовал  за  ним,   чувствуя   себя   немного
поувереннее. Любой лорд  из  известных  ему  стран,  если  бы  собирался
вызвать стражу, то уже давным-давно бы вызвал. Но та малость, которую он
успел увидеть и понять про Шончан, подсказывала ему, что  они  поступают
не так, как другие. Домон натянул на лицо маску спокойствия.
   Его привели в  другую  комнату.  Домон  подумал,  что  вся  мебель  и
обстановка здесь, скорее всего, привезена Тураком с собой. Она вся  была
из изгибов, прямые линии отсутствовали напрочь, а отполированное  дерево
являло необычную текстуру и причудливый рисунок. На шелковом коврике,  с
ткаными изображениями птиц и цветов, стояло единственное кресло, рядом -
большой шкаф-комод округлых  форм.  Складные  ширмы  образовывали  новые
стены.
   Мужчина с косой распахнул дверцы комода, открыв для обозрения  полки,
уставленные необычным набором статуэток, кубков, чаш, ваз,  пятьюдесятью
разнообразными предметами, среди которых не было двух одинаковых  ни  по
форме, ни по размеру.  У  Домона  сжало  горло,  когда  Турак  аккуратно
поместил диск подле его точного двойника.
   - Квейндияр, - произнес Турак. - Вот что я коллекционирую,  торговец.
Только у самой Императрицы имеется коллекция лучше.
   Глаза Домона чуть из орбит не выскочили.  Если  все  на  этих  полках
настоящий квейндияр, то этого хватило  бы  купить  королевство  или,  по
меньшей мере, чтобы основать великий  Дом.  Даже  король  согласился  бы
разориться, лишь бы купить столько, знай  только  он,  где  найти  такое
богатство. Домон растянул губы в улыбке.
   - Верховный Лорд, примите, пожалуйста, этот предмет в качестве  дара.
- Ему вовсе не хотелось потерять для себя такую ценность,  но  лучше  уж
так, чем прогневать этого шончанского лорда. Может быть,  теперь  станут
гоняться за ним. - Я -  всего-навсего  простой  торговец.  Я  хочу  лишь
торговать. Позвольте мне уплыть, и я обещаю, что...
   Выражение лица Турака ничуть не изменилось, но мужчина с косой злобно
набросился на Домона:
   - Небритый пес! Ты говоришь о том, чтобы вручить Верховному Лорду то,
что  уже  преподнесла  капитан  Эгинин.  Ты  смеешь  торговаться,  будто
Верховный Лорд... какой-то купец! Пес, да,  с  тебя  будут  девять  дней
сдирать шкуру заживо, и...
   Едва заметное движение пальца Турака, и он умолк.
   - Торговец, я не могу  позволить  тебе  покинуть  меня,  -  промолвил
Верховный Лорд. - В этой затененной стране клятвопреступников я не нашел
никого, кто  мог  бы  беседовать  с  человеком,  имеющим  вкус  и  тонко
чувствующим. Но ты  -  коллекционер.  Возможно,  беседа  с  тобой  будет
интересна.
   Турак уселся  в  кресло,  удобно  расположившись  в  его  изгибах,  и
принялся рассматривать Домона.
   Тот постарался изобразить обаятельную улыбку.
   - Верховный Лорд, я обыкновенный  торговец,  простой  человек.  Я  не
привычен к беседам с великими лордами.
   Мужчина с косой ожег Домона свирепым взглядом, но Турак  будто  и  не
слышал.  Из-за  одной  из  ширм,  быстро  переступая  ногами,  появилась
красивая, великолепно  сложенная  молодая  женщина.  Она  опустилась  на
колени подле Верховного Лорда, протянув  тому  лакированный  поднос,  на
котором стояла одна-единственная чашка, тонкая и без ручки,  с  какой-то
дымящейся черной  жидкостью.  Смуглое  круглое  лицо  девушки  отдаленно
напоминало о Морском Народе. Турак осторожно  взял  чашечку  пальцами  с
длинными ногтями, не взглянув ни разу на женщину, и  вдохнул  парок  над
напитком. Домон окинул девушку взглядом и тут же со  сдавленным  вздохом
отвел глаза: ее белое  шелковое  одеяние,  вышитое  цветками,  было  так
прозрачно, что сквозь ткань он видел все. И  тонкий  шелк  нисколько  не
скрывал ее прелестное стройное тело.
   - Каф... Его ароматом, как и его вкусом, -  заметил  Турак,  -  можно
наслаждаться вечно. Итак, торговец!  Мне  уже  известно,  что  Квейндияр
здесь еще более редок, чем в Шончан. Расскажи мне, как простому торговцу
случилось стать обладателем столь великолепного образчика.  -  Он  отпил
глоток кафа и выжидающе замолчал.
   Домон глубоко вздохнул и приступил к  попытке  ложью  проторить  себе
дорогу из Фалме.

Глава 30
ДАЭСС ДЕЙ'МАР

   Ранд стоял у окна в комнате, которую делили Хурин и Лойал, и  смотрел
на разграфленный улицами и террасами Кайриэн, на его каменные  здания  и
шиферные крыши. Отсюда квартал Иллюминаторов не увидеть - если  бы  даже
этому не мешали громадные башни и большие дома лордов, то  не  позволили
бы  городские  стены.  В  городе   все   чесали   языками   только   про
Иллюминаторов, даже теперь, спустя несколько дней после той ночи,  когда
они запустили в небо всего один-единственный ночной цветок, да и тот  до
срока.  Обсуждалась   дюжина   различных   версий   этого   скандального
происшествия, не считая уймы малозначащих вариантов, но ни одна не  была
близка к правде.
   Ранд отвернулся от окна. Он надеялся, что в огне никто не  пострадал,
но Иллюминаторы не допускали даже  возможности,  будто  у  них  случился
пожар. Из мастеров фейерверков даже слова никому не удавалось вытянуть о
происшествии в их квартале.
   - Я буду дежурить  следующим,  -  сказал  он  Хурину,  -  как  только
вернусь.
   -  В  этом  нет  нужды,  милорд.  -  Хурин  поклонился,  низко,   как
какой-нибудь кайриэнец. - Я буду на страже. По правде  сказать,  милорду
незачем утруждать себя.
   Ранд сделал глубокий  вздох  и  переглянулся  с  Лойалом.  Огир  лишь
плечами пожал. С каждым днем пребывания в Кайриэне нюхач становился  все
более церемонным; огир же попросту отделывался замечаниями, что зачастую
люди, мол, ведут себя довольно странно.
   - Хурин, - сказал Ранд, - обычно  ты  зовешь  меня  Лордом  Рандом  и
обычно не кланяешься, стоит мне на тебя посмотреть. - Я хочу,  чтобы  он
перестал мне кланяться и вновь звал меня  Лордом  Рандом,  с  изумлением
подумал он. Лорд Ранд! Свет, мы должны убраться  отсюда  раньше,  чем  я
начну хотеть, чтобы он кланялся мне. - Не будешь ли ты добр сесть? Я  от
одного взгляда на тебя устаю.
   Хурин стоял навытяжку, но по виду готовый сорваться  с  места,  чтобы
исполнить любое задание, которое поручит Лорд  Ранд.  Он  не  сел  и  не
расслабился.
   -  Это  не  было  бы  прилично,  милорд.  Мы  обязаны  показать  этим
кайриэнцам, что знаем, досконально знаем, что есть прилично...
   - Да прекрати ты так говорить! - гаркнул Ранд.
   - Как вам угодно, милорд.
   Ранд едва удержался от очередного сокрушенного вздоха.
   - Хурин, прости меня. Я не должен был на тебя кричать.
   - Вы в своем праве, милорд, - просто сказал Хурин. - Если я не  делаю
так, как хотите вы, то вы вправе кричать.
   Ранд шагнул  к  нюхачу,  с  намерением  схватить  того  за  грудки  и
хорошенько встряхнуть.
   От стука в дверь,  соединяющую  эту  комнату  с  Рандовой,  все  трое
застыли на месте, но Ранд обрадовался, увидев, что Хурин сразу  выхватил
меч, а не стал ждать и спрашивать разрешения. Отмеченный  цаплей  клинок
был у Ранда на поясе; шагнув вперед, он положил ладонь  на  рукоять.  Он
обождал, пока Лойал усядется на свою длинную кровать, расставив  ноги  и
поправив  полы  своей  куртки,  чтобы  получше  скрыть  от  чужих   глаз
спрятанный в одеяле ларец под кроватью.  Затем  юноша  рывком  распахнул
дверь.
   Там стоял хозяин, весь трясущийся  от  рвения  и  сующий  Ранду  свой
поднос. На подносе лежало два запечатанных пергамента.
   - Простите меня, милорд, - едва дыша промолвил  Куале.  -  Я  не  мог
ждать, пока вы спуститесь, а потом вас не было в вашей комнате и... и...
Простите меня, но... - Он качнул поднос.
   Ранд схватил приглашения - так много их уже он получил!  Потом,  даже
не посмотрев на них, взял содержателя под руку и повернул его к двери  в
коридор.
   - Спасибо вам, мастер Куале, что  взяли  на  себя  такой  труд.  Если
теперь вы оставите нас одних, будьте так любезны...
   - Но, милорд, - протестовал Куале, - они же от...
   - Спасибо. - Ранд вытолкнул того в коридор и плотно затворил  за  ним
дверь. Потом швырнул послания на стол. - Раньше он так не делал.  Лойал,
как по-твоему, он не подслушивал у двери, прежде чем постучать?
   - Ты начинаешь мыслить как эти кайриэнцы, - рассмеялся огир,  но  его
уши задумчиво дернулись, и он добавил: - Ну  он  -  кайриэнец,  так  что
вполне мог. По-моему, мы не говорили ни о чем таком, что ему нельзя было
услышать.
   Ранд постарался  воскресить  в  памяти  разговор.  Никто  из  них  не
упоминал ни Рог Валир, ни троллоков, ни Друзей Темного. Поймав  себя  на
том, что гадает, многое ли мог понять Куале из того, что  они  на  самом
деле сказали, юноша встряхнулся.
   - Это место и за тебя взялось, - пробормотал он себе.
   - Милорд?  -  Хурин  держал  запечатанные  пергаменты  и  выпученными
глазами глядел на печати. - Милорд, это - от Лорда Бартанеса, Главы Дома
Дамодред, а это от... - голос его понизился до благоговейного трепета, -
...от короля.
   Ранд отмахнулся от посланий:
   - Все равно им одна дорога, туда  же,  куда  и  прочим,  -  в  огонь.
Нераспечатанными.
   - Но милорд!
   - Хурин, - терпеливо сказал Ранд, - ты вместе с Лойалом объяснил мне,
что есть эта Великая Игра. Если я пойду куда  они  меня  пригласили,  то
кайриэнцы обязательно что-то увидят в моем поступке и решат, будто  я  -
часть какого-то замысла. Если я не пойду, то они что-то увидят и в этом.
Если я отошлю ответ, они и тогда найдут какой-нибудь потаенный смысл,  и
точно так же будет, если я не отвечу. И, поскольку половина  кайриэнцев,
по-видимому, шпионит за второй половиной, все узнают, что  я  сделаю.  Я
сжег предыдущие, сожгу и эти. - Однажды в камин общей  залы  он  покидал
сразу двенадцать, не сломав на них печатей. -  Что  бы  они  в  этом  ни
увидели, по крайней мере со всеми - одинаково. В Кайриэне я ни за  кого,
и я не против кого-то.
   - Я пытался втолковать тебе, - сказал Лойал, - что, как ни  старайся,
но, по-моему, ничего не выйдет. Что бы ты ни сделал, кайриэнцы все равно
заподозрят в  этом  какую-то  интригу.  Так,  по  крайней  мере,  всегда
говаривал Старейшина Хаман.
   Хурин протягивал Ранду запечатанные пергамента с таким видом,  словно
предлагал золото:
   - Милорд, вот это запечатано личной  печатью  Галдриана.  Его  личной
печатью, милорд. А на этом - личная печать Лорда Бартанеса,  который  по
могуществу уступает лишь королю. Милорд, сожгите эти послания, и  у  вас
появятся враги такие, что посильнее вряд  ли  сыщете.  Раньше  вы  могли
сжечь приглашения, и это сходило с  рук,  потому  что  все  другие  Дома
выжидали, стараясь уразуметь, что вы замышляете, и считали, будто у  вас
имеются  могущественные  союзники,   раз   вы   отваживаетесь   наносить
оскорбления им. Но Лорд  Бартанес...  и  Король!  Оскорбите  их,  и  они
наверняка станут действовать, уж они не будут выжидать!
   Ранд обхватил голову руками, запустив пальцы в рыжеватые волосы:
   - А что, если я откажу им обоим?
   - Это не выход, милорд. Все Дома, все без  исключения,  прислали  вам
теперь приглашения. Если вы отклоните и эти... ну по крайней  мере  один
из других Домов точно придет к выводу, что, раз вас не  поддерживает  ни
король, ни Лорд Бартанес, тогда можно ответить на ваше оскорбление -  за
то, что вы сожгли приглашение. Милорд,  я  слышал,  что  теперь  Дома  в
Кайриэне используют убийц. Нож в уличной сутолоке. Стрела с  крыши.  Яд,
подсыпанный вам в вино.
   - Ты мог бы принять оба,  -  предложил  Лойал.  -  Я  знаю,  тебе  не
хочется, но, может, там будет весело. Вечер в поместье у лорда или  даже
в Королевском Дворце! Ранд, шайнарцы же поверили.
   Ранд скривился. Он знал: случайность то, что шайнарцы  посчитали  его
лордом; случайное сходство имен, слухи среди слуг, а всю  кашу  заварили
Морейн и Амерлин. Но ведь и Селин поверила. А вдруг она будет  на  одном
из этих приемов?
   Правда, Хурин отчаянно мотал головой:
   - Строитель, вы не понимаете Даэсс Дей'мар,  хотя  и  думаете,  будто
знаете о ней! Не так они играют в Кайриэне, не теперь.  Для  большинства
Домов это не имело бы значения. Даже когда их козни  друг  против  друга
доходят до ножа, они действуют так, словно они ни при чем,  чтобы  никто
ничего не видел. Но в этом случае все не  так.  Дом  Дамодред  удерживал
трон, пока Ламан не потерял  его,  и  они  жаждут  вернуть  его.  Король
сокрушил бы их, не будь они почти равны ему по силе. Не найти двух столь
злейших врагов, как Дом Райатин и Дом Дамодред. Если милорд  примет  оба
приглашения, оба Дома узнают об этом, едва он отправит ответы, и они оба
решат, что милорд -  часть  какого-то  заговора  со  стороны  соперника,
заговора, направленного против них. Они пустят в ход нож или яд едва  ли
не быстрее, чем взглянут на вас.
   - И получается, - пробурчал Ранд, - если я приму одно приглашение, то
другая сторона решит, что я заодно с тем Домом. - Хурин кивнул. - И они,
скорее всего, попытаются убить меня, стремясь пресечь то, во что бы  там
я ни был вовлечен. - Хурин опять кивнул. - Тогда есть у вас предложения,
как мне не принять никакое из них и чтобы никому из них не  возжаждалось
увидеть меня мертвым? - Хурин покачал головой. - Как жаль, что  я  тогда
сжег первые два!
   - Да, милорд. Но, вероятно,  большой  разницы  не  было  бы.  Чье  бы
приглашение вы ни  приняли  или  ни  отвергли,  эти  кайриэнцы  в  вашем
поступке обязательно увидели бы тайный смысл.
   Ранд протянул руку,  и  Хурин  вложил  ему  в  ладонь  два  сложенных
пергамента. Первый был запечатан  не  гербом  Дома  Дамодред,  Древом  и
Короной, а Бартанесовым Атакующим Вепрем. На втором -  Олень  Галдриана.
Личные печати. Да-а, явно он ухитрился возбудить к себе интерес в  самых
высших сферах, вообще ничего не делая.
   - Этот народ - сплошные  сумасшедшие,  -  промолвил  он,  лихорадочно
пытаясь сообразить, как выбираться из западни, в которую угодил.
   - Да, милорд.
   - Сделаем так: я покажусь всем в  общей  зале  с  этими,  -  медленно
промолвил он. Что бы ни увидели в общей зале в середине дня, до ночи обо
всем узнают в десятке Домов, а к рассвету следующего дня - во всех. -  Я
не сломаю печатей. Таким образом, они будут знать, что я еще не  ответил
ни тому, ни другому. Пока они будут ждать, на чьей  стороне  я  окажусь,
может, удастся отыграть пару-тройку дней. Скоро должен появиться Ингтар.
Должен!
   - Вот это, милорд, и есть думать по-кайриэнски, - ухмыляясь,  заметил
Хурин.
   Ранд кинул на него кислый взгляд, затем засунул пергаменты в  карман,
поверх писем Селин.
   - Пойдем, Лойал. Может, Ингтар уже приехал.
   Когда они с Лойалом спустились в общую залу, ни один мужчина, ни одна
женщина не посмотрели на Ранда. Куале начищал серебряный поднос с  таким
тщанием, будто от его блеска зависит его жизнь. Между столиками  сновали
девушки, будто Ранда и огир не существовало. Сидящие за столиками все до
единого уставились в свои кружки, будто в вине  или  эле  крылись  тайны
власти и могущества. Никто из них не проронил и слова.
   Чуть помедлив, Ранд вытянул из кармана  два  приглашения  и  нарочито
внимательно оглядел печати, затем засунул послания обратно.  Куале  чуть
заметно вздрогнул, когда Ранд направился  к  двери.  Не  успела  еще  за
Рандом и Лойалом закрыться дверь, а юноша услышал, как  вновь  вспыхнули
разговоры.
   Ранд шагал по улице так быстро, что Лойалу  не  пришлось  укорачивать
шаг, чтобы идти рядом.
   - Нам нужно вырваться из города, Лойал, нужно найти какой-то  способ.
Уловки с приглашениями хватит дня на два или три, не больше. Если к тому
времени Ингтар не появится, нам все равно нужно будет уйти.
   - Согласен, - подтвердил Лойал.
   - Но как?
   Лойал принялся загибать толстые пальцы, отмечая предположения.
   - Где-то рядом Фейн, иначе в Слободе не оказалось бы троллоков.  Если
мы выедем верхом, они нападут, как только город исчезнет из  виду.  Если
мы отправимся с купеческим караваном, они наверняка нападут и на него.
   - У купца вряд ли будет больше пяти-шести человек охраны,  да  и  те,
вероятней всего, разбегутся при виде  троллоков.  -  Если  б  мы  знали,
сколько у Фейна троллоков и сколько у него Друзей Темного. Их  число  ты
немного сократил.
   О троллоке, которого убил он сам, Лойал  промолчал,  но,  по  хмурому
виду, по свесившимся до щек длинным бровям, думал огир именно о том.
   - Неважно, сколько их у него, - сказал Ранд. - Десять ничем не  лучше
ста. Если нас атакуют десять троллоков, по-моему,  мы  вряд  ли  от  них
уйдем. - Он старался не думать о том способе, которым мог  -  мог  бы  -
разделаться разом с десятком троллоков. Хоть, вообще-то  говоря,  ничего
же не получилось, когда он пытался помочь Лойалу.
   - И я не думаю, что мы уйдем от них. И, если не ошибаюсь, денег у нас
немного, оплатить дорогу на лодке далеко не хватит, но и все же, если мы
сумеем добраться до причалов Слободы... ну наверное,  за  ними  у  Фейна
наблюдают Друзья Темного. Если он решит,  что  мы  садимся  на  корабль,
по-моему, он не станет раздумывать, увидит кто троллоков или  нет.  Даже
если мы как-то  от  них  отобьемся,  придется  объясняться  с  городской
стражей, и они-то Точно не поверят,  что  мы  не  можем  открыть  ларец,
поэтому...
   - Лойал, этот ларец не должен видеть ни один кайриэнец.
   Огир кивнул:
   - И городские пристани  ничем  не  лучше.  -  У  городских  пристаней
швартовались только зерновые баржи и прогулочные лодки  лордов  и  леди.
Никого не подпустили бы к ним без разрешения. Со стены на них посмотреть
- пожалуйста, но если сорваться при спуске, то даже Лойал  сломает  шею.
Незагнутым у огир оставался только большой  палец.  Лойал  покрутил  им,
будто стараясь придумать пункт и для него. - Полагаю, очень жаль, что мы
не можем добраться до Стеддинга Тсофу. В стеддинг троллоки никогда бы не
сунулись. Но, по-моему, маловероятно, что они дадут нам уйти так далеко,
нападут они куда раньше.
   Ранд ничего не ответил. Они подошли к большой караульне внутри ворот,
тех самых, через которые трое  путников  вступили  в  Кайриэн.  За  ними
кружила в суматохе и бурлила Слобода. У ворот несли стражу два  солдата.
Ранду показалось, как какой-то человек, одетый в то,  что  некогда  было
добротным шайнарским платьем, завидев Ранда и Лойала, нырнул в толпу, но
уверен юноша не был.  Слишком  много  людей  в  одеждах  слишком  многих
земель,  и  все  куда-то  торопились.  Ранд  поднялся  по  ступенькам  в
караулку, мимо стражников в кирасах, застывших по обе стороны от двери.
   В  большой  приемной  на  жестких  деревянных  скамьях  сидели  люди,
пришедшие сюда с различными делами,  по  большей  части  они  ожидали  с
покорностью и смиренным терпением. На них были  простые  темные  одежды,
говорившие, что это -  беднейшие  простолюдины.  Среди  них  глаз  сразу
замечал нескольких выделявшихся убогостью и яркими  цветами  слободских,
несомненно явившихся за разрешением поискать работу в городских стенах.
   Ранд направился прямиком к длинному столу в глубине комнаты.  За  ним
восседал один-единственный человек, не солдат, с одной зеленой  полоской
на кафтане. Толстый малый, щеки которого готовы были лопнуть,  подровнял
на столе стопки бумаг, дважды  переставил  чернильницу  и  только  потом
поднял взор на Ранда и Лойала, фальшиво улыбаясь.
   - Чем могу помочь вам, милорд?
   - Надеюсь, тем же, чем вы могли помочь мне вчера,  -  сказал  Ранд  с
большим терпением, чем испытывал, - и позавчера,  и  за  день  до  того.
Прибыл ли Лорд Ингтар?
   - Лорд Ингтар, милорд?
   Ранд сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:
   - Лорд Ингтар из Дома  Шинова,  из  Шайнара.  Тот  самый  человек,  о
котором я спрашиваю каждый день, с тех пор как прибыл сюда.
   - Никто с таким именем не вступал в город, милорд.
   - Вы уверены? Вам не нужно свериться хотя бы с вашими списками?
   - Милорд, списками прибывших в  Кайриэн  чужестранцев  все  караульни
обмениваются на восходе и на закате, и я проверяю их, как только  списки
попадают ко мне. За истекшее время ни один шайнарский лорд не  входил  в
Кайриэн.
   - А Леди Селин? Пока вы не спросили опять: я не знаю, из  какого  она
Дома. Но я назвал вам ее имя и описал ее внешность уже три  раза!  Разве
не достаточно?
   Мужчина за столом развел руками:
   - Мне жаль, милорд.  Очень  трудно,  не  зная  ее  Дома.  -  На  лице
появилось льстивое выражение. У Ранда мелькнула мысль: а сказал  бы  тот
правду, даже если 6 и знал?
   Глаз Ранда уловил движение  у  одной  из  дверей  позади  стола  -  в
приемную шагнул было мужчина, потом торопливо развернулся обратно.
   - Возможно, капитан Калдеввин поможет мне, - сказал Ранд писарю.
   - Капитан Калдеввин, милорд?
   - Я только что видел его позади вас.
   - Мне очень жаль, милорд.  Если  бы  в  этой  караульне  был  капитан
Калдеввин, я бы об этом знал.
   Ранд долго смотрел на того, пока Лойал не тронул юношу за плечо:
   - Ранд, думаю, здесь нам больше делать нечего.
   - Благодарю за помощь, - напряженным голосом сказал Ранд на прощание.
- Я приду завтра.
   - С удовольствием сделаю, что могу, -  с  прежней  фальшивой  улыбкой
ответил писарь.
   Ранд  устремился  из  караулки  так  быстро,  что   Лойалу   пришлось
поторопиться, и он нагнал юношу уже на улице.
   - Знаешь, Лойал, а ведь он врал! - Ранд не сбавлял шага, а,  пожалуй,
зашагал еще быстрее, словно хотел физическим напряжением сил сжечь часть
своего расстройства. - Калдеввин был  там!  Может,  он  врет  обо  всем.
Ингтар уже может быть здесь и искать нас. Готов спорить, ему известно  и
кто такая Селин!
   - Наверное, Ранд. Даэсс Дей'мар... -  Свет,  да  устал  я  слышать  о
Великой Игре! Не хочу в нее играть! Не хочу быть никакой ее частью!
   Лойал шагал рядом, ничего не говоря.
   - Я знаю, - наконец вымолвил Ранд. - Они считают, будто я - лорд, а в
Кайриэне даже иноземные лорды - часть Игры. Как бы мне хотелось  никогда
не надевать эту куртку!
   Морейн, подумал он с горечью и ожесточением. По-прежнему от  нее  мне
одни треволнения. Правда, почти сразу же, пускай и  не  желая  того,  он
признался себе, что вряд ли стоит за это ее  винить.  Всегда  находилась
причина выдавать себя за того, кем он вовсе не был. Сначала  требовалось
поддержать Хурина, вдохнуть в него мужество,  потом  пытался  произвести
впечатление на Селин... А после Селин уже казалось, что из  этого  никак
не выпутаться. Ранд шагал все медленнее и под конец остановился.
   - Когда Морейн отпустила меня, я подумал, что все опять будет просто.
Даже погоня за Рогом, даже с... со всем этим, я думал, все будет  проще.
- Даже с САИДИН в твоей, башке? - Свет, что бы я ни отдал, лишь  бы  все
опять стало просто!
   - Та'верен... - начал было Лойал.
   - И об этом слышать не  хочу.  -  Ранд  сорвался  с  места  столь  же
стремительным шагом, которым шел раньше. -  Хочу  я  одного  -  передать
кинжал Мэту, а Рог отдать Ингтару. - А что потом? Сойти с  ума?  Если  я
умру раньше, чем сойду с ума. то тогда хотя бы никому не причиню  вреда.
Но умирать мне тоже не хочется. Лану хорошо говорить о Вложении  Меча  в
Ножны, но я-то пастух, а не Страж.
   - Если я сумею не касаться ее, - пробормотал он,  -  может,  сумею...
Овайну же почти удалось.
   - Что, Ранд? Я не расслышал.
   - Так, ничего, - устало отозвался Ранд. - Как бы мне хотелось,  чтобы
Ингтар оказался тут! И Мэт, и Перрин.
   Какое-то время они шагали в молчании. Ранд совсем ушел в свои  мысли.
Томов племянник продержался почти три года, направляя лишь тогда,  когда
считал нужным.  Если  Овин  сумел  ограничить  себя  и  направлять  лишь
изредка, то, должно  быть,  возможно  не  направлять  совсем,  сколь  бы
обольстителен ни был саидин.
   - Ранд, - промолвил Лойал, - там, впереди, пожар.
   Ранд встряхнулся от невеселых мыслей и нахмурясь посмотрел на  город.
Над крышами к небу поднимался толстый столб густого черного дыма. Откуда
он шел, видно не было, но очень близко от гостиницы.
   - Друзья Темного, - произнес он, уставясь на  клубящуюся  колонну.  -
Троллоки незамеченными в город не войдут, но Друзья Темного... Хурин!  -
Ранд бросился бежать, Лойал с легкостью держался вровень с ним.
   Чем ближе к гостинице, тем более очевидным  становилось,  где  пожар,
пока Ранд с Лойалом не свернули  за  угол  последней  выложенной  камнем
террасы, и перед ними предстал "Защитник Драконовой Стены" -  дым  валил
из  верхних  окон,  сквозь  крышу  прорывались  языки   пламени.   Перед
гостиницей толпился народ. Мечущийся у дверей и кричащий Куале руководил
спасением мебели и прочей домашней  утвари,  что  люди  выволакивали  на
улицу. Вдоль улицы вытянулись две цепочки - по одной  внутрь  передавали
от колодца ведра с водой, по другой - возвращали пустые.  Большая  часть
собравшихся тут горожан просто стояла и глазела; шиферную  крышу  пробил
еще один ревущий  огненный  кулак,  и  над  толпой  прокатилось  громкое
"а-а-ах!".
   Ранд протолкался к хозяину гостиницы:
   - Где Хурин?
   - Поосторожней там со столом! - кричал Куале. - Только не поцарапайте
его! - Он посмотрел на Ранда и захлопал глазами. Лицо его было  вымазано
копотью. - Милорд? Кто? Ваш слуга? Не помню, чтобы  видел  его,  милорд.
Несомненно, он оттуда вышел. Не урони  эти  подсвечники,  придурок!  Они
серебряные!
   Всплескивая  руками,  Куале  кинулся  к  мужчинам,  вытаскивавшим  из
гостиницы скарб, и принялся увещевать их.
   - Хурин бы не ушел, - сказал Лойал. - Он не  бросит...  -  Он  глянул
вокруг и не договорил; кое-кто из зевак, похоже, пялился  теперь  больше
на огир, чем на пожар.
   - Знаю, - сказал Ранд и устремился в гостиницу. Общая зала  выглядела
так, словно гостиница и не горела вовсе. По лестнице выстроились  в  две
цепочки люди, передававшие туда-сюда ведра, другие карабкались  по  ней,
вынося оставшуюся мебель, но дыма было не больше,  чем  если  бы  что-то
пригорело на кухне. Когда Ранд заторопился вверх по ступеням, дым  начал
густеть. Закашлявшись, он взбежал по лестнице.
   На площадке между этажами Цепочки  обрывались,  мужчины,  стоящие  на
полпролета выше, водой из ведер окатывали  задымленный  коридор.  Язычки
пламени, облизывающие стены, багрово вспыхивали в черном дыму.
   Кто-то ухватил Ранда за руку:
   - Наверх нельзя, милорд! Выше все горит. Огир, скажите же ему!
   Только сейчас до Ранда дошло, что Лойал топает следом.
   - Возвращайся, Лойал. Я его выведу.
   - Ранд, тебе не унести сразу и Хурина, и ларец. - Огир пожал плечами.
- Кроме того, я не хочу, чтобы сгорели мои книги.
   - Тогда пригнись. Ниже дыма.
   Ранд встал на четвереньки и прополз по лестнице вверх на второй этаж.
Внизу, у пола, воздух  был  чище;  правда,  от  дыма  юноша  по-прежнему
кашлял, но дышать тут было  можно.  Однако  даже  такой  воздух  казался
обжигающе горячим. Вдыхать через нос - не хватало дыхания, поэтому  Ранд
дышал ртом, от чего язык моментально стал как терка.
   Вода, которой тушили огонь, частью угодила на Ранда, пропитав одежду.
Прохлада принесла облегчение всего на миг; жар  тут  же  вернулся.  Ранд
целеустремленно полз дальше, зная, что Лойал  позади,  только  по  кашлю
огир.
   Одна стена  коридора  превратилась  чуть  ли  не  в  сплошную  завесу
пламени, и пол возле нее  уже  вплетал  тонкие  жгутики  к  висящим  над
головой черным клубам. Ранду оставалось радоваться; к  счастью,  ему  не
видно того, что творится поверх  дыма.  Но  об  этом  говорило  зловещее
потрескивание.
   Дверь в комнату Хурина еще не занялась, но была  такой  горячей,  что
Ранду пришлось толкнуть ее дважды, прежде чем он открыл ее. Первое,  что
он увидел-в комнате, был распростертый на полу  Хурин.  Ранд  подполз  к
нюхачу и приподнял его. Сбоку на голове у того набухла шишка размером  с
хорошую сливу.
   Хурин открыл невидящие глаза.
   - Лорд Ранд? - слабым голосом прошептал  он.  -  ...Стук  в  дверь...
подумал, еще приг... - Глаза у него закатились. Ранд ощутил под ладонью,
как бьется сердце, и  у  него  гора  свалилась  с  плеч.  Он  облегченно
вздохнул.
   - Ранд... - закашлялся Лойал. Стоя на коленях возле своей кровати, он
отвернул покрывала и показал на опустевшие голые доски под  ними.  Ларец
исчез.
   За пологом дыма заскрипел потолок, на пол попадали горящие щепки.
   Ранд сказал:
   - Забирай свои книги. Я возьму Хурина. Поторопись.
   Он стал взваливать обмякшего нюхача себе на плечи, но Лойал отобрал у
него Хурина.
   - Что делать. Ранд, пусть книги сгорят. Ты не унесешь его ползком,  а
коли встанешь, то ни за что до лестницы не дойдешь.
   Огир взгромоздил Хурина себе на широкую  спину,  свесившиеся  руки  и
ноги нюхача болтались по бокам Лойала. Потолок громко затрещал.
   - Нужно торопиться. Ранд!
   - Иди, Лойал. Иди, я за тобой.
   Огир со своей ношей пополз в коридор, и Ранд двинулся  было  за  ним.
Затем остановился, оглянувшись на дверь в свою комнату. В ней оставалось
знамя. Знамя Дракона. Пусть горит, подумал Ранд, и тут же ответная мысль
- он словно бы услышал, как говорит Морейн. От него может зависеть  твоя
жизнь. Она  по-прежнему  старается  использовать  меня.  От  него  может
зависеть твоя жизнь. Айз Седой никогда не лгут.
   Застонав, он перекатился по полу и  пинком  распахнул  дверь  в  свою
комнату.
   Вторая комната являла собой сплошное пламя. Кровать полыхала, по полу
разбегались красные дорожки. И речи не могло быть о том, чтобы проползти
на четвереньках. Встав на ноги. Ранд сгорбился, вжал голову  в  плечи  и
вбежал в комнату, уворачиваясь от жара, кашляя,  задыхаясь.  От  влажной
куртки повалил пар. Боковина платяного шкафа уже  горела.  Он  распахнул
дверцу. Внутри лежали переметные сумы, по-прежнему убереженные от  огня,
один карман распух от знамени Льюса Тэрина  Теламона.  Рядом  с  сумками
лежал деревянный футляр с флейтой. На миг Ранд заколебался. Я  еще  могу
оставить его, пускай сгорит.
   Потолок над ним  натужно  застонал.  Ранд  схватил  сумки,  футляр  и
кинулся обратно в дверь, приземлившись на колени,  когда  туда,  где  он
только что стоял, обрушились пылающие балки. Волоча вещи за собой, юноша
выполз в коридор. Половицы содрогались от падающих обломков перекрытий.
   Добравшись до лестницы, Ранд не увидел тут людей с ведрами.  Он  чуть
не кубарем скатился по ступенькам до следующей площадки, с трудом устоял
на ногах и побежал через  опустевшее  теперь  здание  на  улицу.  Зеваки
воззрились на него, на вымазанное сажей лицо, на почерневшую куртку,  но
Ранд проковылял через улицу. Там к стене дома  Лойал  прислонил  Хурина.
Женщина из толпы вытирала Хурину лицо тряпицей,  но  глаза  нюхача  были
по-прежнему закрыты и дышал он с хрипом и натугой.
   - Есть где-нибудь поблизости Мудрая? -  спросил  Ранд.  -  Ему  нужно
помочь. -  Женщина  непонимающе  посмотрела  на  него,  и  он  попытался
припомнить, как называли люди женщин, которые в Двуречье были Мудрыми. -
Мудрая Женщина? Женщина, которую вы зовете  Матушка  такая-то?  Женщина,
которая разбирается в травах и врачевании?
   - Я - Предсказательница, если вы именно об этом говорите,  -  сказала
женщина, - но, как мне известно, для него можно сделать одно -  устроить
поудобнее. Боюсь, что-то у него с головой неладно.
   - Ранд! Это вправду ты!
   Ранд обернулся. Это был Мэт, он вел через толпу в поводу свою лошадь,
лук заброшен за спину. Мэт, с бледным и осунувшимся лицом,  но  это  был
Мэт, и он ухмылялся, пусть и слабо. Позади него обнаружился Перрин,  его
желтые глаза сияли в отсветах пожара, и на них  поглядывали  не  меньше,
чем на огонь. И Ингтар, пеший, в куртке с высоким воротом вместо лат, но
все так же над его плечом торчала рукоять меча.
   Ранда сотрясла крупная дрожь.
   - Слишком поздно, - сказал он друзьям. - Вы пришли слишком поздно.
   Он сел наземь и начал смеяться.

Глава 31
ПО СЛЕДУ

   Верин Ранд не замечал, пока Айз Седай не обхватила его лицо ладонями.
На мгновение он успел увидеть тревогу в ее лице, может,  даже  страх,  а
потом вдруг почувствовал себя так, словно его окатили студеной водой,  -
не влагу ощутил, а покалывание. Он крупно вздрогнул и перестал смеяться;
Верин  отпустила  его  и  склонилась  над   Хурином.   Предсказательница
внимательно следила за нею. Как и Ранд. Что она там делает? Будто бы  ты
не знаешь!
   - Куда вы подевались? - хриплым голосом  поинтересовался  Мэт.  -  Вы
просто исчезли, а теперь объявились в Кайриэне, опередив нас. А, Лойал?
   Огир неопределенно пожал плечами и обвел толпу  взором,  уши  у  него
подрагивали. Добрая половина любопытствующих  отвернулась  от  пожара  и
теперь рассматривала чужеземцев.  Кое-кто  придвинулся  бочком  поближе,
решив послушать, о чем те толкуют.
   Ранд поднялся, опершись на протянутую руку Перрина.
   - Как вы отыскали гостиницу? - Он указал взглядом на  Верин,  стоящую
на коленях возле нюхача, положив тому руки на голову. - Она?
   - Да, наверное, - откликнулся Перрин. - Стражники у ворот потребовали
назвать наши имена, и один малый,  вышедший  из  караулки,  услыхав  имя
Ингтара, вздрогнул. Он сказал, что оно ему неизвестно, но на лице у него
была улыбочка, которая за милю кричала:
   "Ложь!"
   - По-моему, я знаю, о ком ты говоришь, - сказал Ранд. -  Он  так  все
время улыбается.
   - Верин показала ему свое кольцо, - встрял Мэт, - и зашептала в  ухо.
- Вид у Мэта, как и голос, был больной,  горящие  щеки  туго  обтягивали
скулы, но он при всем при этом умудрялся ухмыляться. Прежде Ранд никогда
не замечал его скул. - Я не сумел расслышать, что она  сказала,  но  вот
только не знаю, то ли у него глаза на лоб вылезут, то ли он сперва  язык
проглотит. И вдруг его прорвало, он из кожи вон для нас  лез.  Рассказал
нам, что вы ждете нас, где остановились.  Вызвался  даже  проводить,  но
когда Верин сказала, что не нужно, с виду  ему  явно  полегчало.  -  Мэт
хмыкнул: - Лорд Ранд из Дома ал'Тор.
   - Длинная история, долго объяснять, -  сказал  Ранд.  -  А  где  Уно,
другие? Они нужны будут.
   - В Слободе. - Мэт нахмурился и медленно продолжил: - Уно сказал, что
они лучше останутся там, а не за городскими стенами. По тому, что  вижу,
я бы лучше остался с ними.  Ранд,  а  зачем  нам  будет  нужен  Уно?  Ты
нашел... их?
   Вдруг Ранд понял, что именно этого вопроса он и  боялся.  Он  глубоко
вздохнул и посмотрел другу в глаза:
   - Мэт, я нашел кинжал, и я потерял  его.  Друзья  Темного  опять  его
забрали. - Он услышал сдавленные охи кайриэнцев, но  ему  уже  было  все
равно. Пусть играют  в  свою  Великую  Игру,  коли  хочется,  но  Ингтар
появился, и для Ранда с этим делом кончено. -  Но  далеко  уйти  они  не
могли.
   Ингтар молчал, но теперь шагнул вперед и сжал Ранду руку:
   - Он был у тебя? И... - он глянул на зевак, - и другая вещь?
   - Они и ее забрали, - тихо промолвил Ранд. Ингтар  в  досаде  стукнул
кулаком по ладони и развернулся; кое-кто из кайриэнцев попятился, увидев
его лицо.
   Мэт покусал губу, потом качнул головой:
   - Я не знал, что его нашли, поэтому для меня  он  не  потерян  опять.
Просто он все еще потерян. - Ясно было, что говорит он о, кинжале, а  не
о Роге Валир. - Мы отыщем его еще раз. Теперь у нас два  нюхача!  Перрин
тоже нюхач. Он вел по следу до  самой  Слободы,  после  того  как  вы  с
Хурином и  Лойалом  исчезли.  Я  подумал,  что  ты  мог  просто-напросто
сбежать... ну ты понимаешь, о чем я. Так куда же вы все-таки подевались?
Мне никак не понять, как вы нас так опередили.  Тот,  у  ворот,  сказал,
будто вы тут уже несколько дней.
   Ранд глянул на Перрина: нюхач? Он?  -  и  увидел,  что  тот  изучающе
смотрит  на  него.  Ему  показалось,   что   Перрин   что-то   бормочет.
Убийца-Призрак? Я, видно, плохо расслышал. Желтые глаза Перрина какое-то
время не отрывались от друга, словно бы тая  в  себе  какие-то  тайны  о
Ранде. Твердя себе, что это разыгралось воображение. - Я не сумасшедший.
Пока еще, - Ранд отвел взгляд.
   Верин помогла встать на ноги все еще пошатывающемуся Хурину.
   - Я себя чувствую  немного  пощипанным,  -  говорил  он.  -  Каким-то
чуточку усталым, но... - Слова замерли у него  на  языке  -  похоже,  он
только  сейчас  разглядел  ее,  Только  сейчас  впервые  уразумев,   что
произошло.
   - Усталость будет чувствоваться несколько часов, - сказала ему Верин.
- Чтобы быстро исцелиться, тело должно само поработать.
   Кайриэнская Предсказательница встала.
   - Айз Седай? - негромко произнесла  она.  Верин  склонила  голову,  и
Предсказательница опустилась в глубоком реверансе.
   Какими бы тихими ни оказались эти  слова,  "Айз  Седай"  побежало  по
толпе,  повторяемое  многими  -   с   благоговением   или   страхом,   с
почтительностью или возмущением.  Все,  как  один,  смотрели  сейчас  на
чужаков - даже Куале позабыл про  свою  пылающую  гостиницу,  -  и  Ранд
подумал, что толика предосторожности, в конце концов, была бы совсем  не
лишней.
   - Вы уже сняли комнаты? - спросил он. - Нам нужно поговорить, а здесь
- как-то не с руки.
   - Хорошая мысль, - сказала Верин. - Прежде я здесь останавливалась  в
"Великом Древе". Идемте туда.
   Лойал сходил  за  лошадьми  -  гостиничная  крыша  теперь  совершенно
обвалилась, но на конюшни огонь не перекинулся, - и вскоре они  всемером
двигались по городским улицам, все ехали верхом, кроме  Лойала,  который
заявил, будто вновь обрел привычку к ходьбе пешком. Перрин вел в  поводу
одну из вьючных лошадей, что шайнарцы взяли на юг.  -  Хурин,  -  сказал
Ранд, - скоро ли ты будешь в  силах  вновь  идти  по  следу?  Можешь  их
выследить? Людей, которые оглушили тебя и  подожгли  гостиницу?  Они  же
оставили след, верно?
   - Я хоть сейчас готов идти по нему, милорд. И  я  чую  их  на  улице.
Правда, долго след не продержится. Троллоков не было, и никого не убили.
Только люди, милорд. Друзья Темного, думаю, но по одному  только  запаху
никогда нельзя быть уверенным. День, наверное, след  продержится,  потом
исчезнет.
   - И еще, Ранд. По-моему, вряд ли они сумеют открыть ларец, -  заметил
Лойал, - иначе они попросту забрали бы один Рог. Куда проще унести  его,
чем тащить его вместе с ларцом.
   Ранд кивнул:
   - Они должны погрузить его на повозку или на лошадь. Как  только  они
выберутся да Слободу, с ними будут и троллоки, сомнений в этом  нет.  Ты
сумеешь идти по этому следу, Хурин?
   - Да, милорд.
   - Тогда отдыхай, пока не наберешься сил, - сказал нюхачу Ранд.  Хурин
выглядел покрепче, но тяжело сидел в седле, на лице - печать  усталости.
- В лучшем случае они будут всего в нескольких часах  впереди.  Если  мы
поскачем как следует... - Неожиданно он заметил, что  остальные  смотрят
на него - Верин и Ингтар, Мэт и Перрин.  Тут  до  Ранда  дошло,  что  он
делает, и юноша  залился  краской:  -  Извини,  Ингтар.  Это,  наверное,
потому, что я попривык быть старшим. Я не пытаюсь занять твое место.
   Ингтар медленно кивнул:
   - Морейн  сделала  верный  выбор,  когда  заставила  Лорда  Агельмара
назначить тебя мне в  заместители.  Вероятно,  было  б  лучше,  если  бы
Престол Амерлин возложила командование на тебя. - Шайнарец  хохотнул.  -
По крайней мере, ты-то сумел коснуться Рога.
   После все ехали в молчании.
   "Великое  Древо"  вполне  сошло  бы  за   брата-близнеца   "Защитника
Драконовой Стены" - высокий куб  каменного  здания,  общая  зала  обшита
панелями темного дерева и отделана серебром, большие  полированные  часы
на полке над камином. Хозяйка гостиницы могла приходиться Куале сестрой.
Миссис Тидра была такой же полной и имела те же самые  елейно-вкрадчивые
манеры - и  такие  же  проницательные  глаза,  ту  же  самую  готовность
услышать потаенный смысл в том, что вы говорите. Но Тидра знала Верин, и
радушная улыбка, адресованная Айз Седай, излучала тепло; она ни разу  не
сказала вслух "Айз Седай", но Ранд был убежден,  что  ей  известно,  кто
такая Верин.
   Тидра и рой слуг и служанок позаботились о лошадях и проводили гостей
по комнатам. Рандова комната  оказалась  ничем  не  хуже  сгоревшей,  но
больше всего юношу влекла к себе  большая  медная  ванна,  которую  двое
дюжих слуг на руках внесли в дверь, и ведра  с  горячей  водой,  что  из
кухни притащили судомойки.  Глянув  в  зеркало  над  умывальником.  Ранд
увидел лицо, которое будто натирала углями, а на красной  шерсти  куртки
чернели пятна сажи.
   Ранд разделся и залез в  ванну,  но,  сколько  мылся,  столько  же  и
размышлял. Верин тут. Одна из трех Айз Седай, которые -  в  чем  он  был
уверен - не пытались ни укротить его сами, ни передать его  другим,  кто
бы сделал это. Или же так только казалось. Одна из трех, которые хотели,
чтобы он поверил тому, будто он -  Возрожденный  Дракон,  явно  стремясь
воспользоваться им как Лжедраконом. Она  -  глаза  Морейн,  следящие  за
мной, рука Морейн, старающаяся дергать за  ниточка.  Но  я  эти  ниточки
обрежу.
   Седельные сумы уже принесли наверх, как и узел с  чистой  одеждой,  -
немногим раньше он приметал его на вьючной лошади. Ранд  вытерся  свежим
полотенцем м распаковал узел - и вздохнул. Он и  позабыл,  что  обе  его
другие куртки были расшиты с не меньшей роскошью, чем красная. Последняя
была переброшена через спинку стула,  чтобы  ее  после  вычистили.  Чуть
подумав. Ранд  выбрал  черную  куртку,  по  цвету  в  самый  раз  к  его
настроению.  По  воротнику-стойке  шагали  цапли,  по  рукавам   сбегали
серебряные водопады, пеной разбиваясь о зубчатые утесы.
   Перекладывая содержимое карманов из старой куртки,  он  наткнулся  на
пергаменты. Машинально, глядя на два письма Седин, он сунул  приглашения
в карман. Он думал, каким же был круглым дураком. Она  -  красивая  юная
дочка из высокородного Дома. Он -  пастух,  которого  пытаются  в  своих
целях использовать Айз Седай, человек, обреченный на  безумие,  если  не
умрет раньше. Однако Ранд по-прежнему чувствовал, как его  тянет  к  ней
при одном только взгляде на ее почерк, он почти уловил запах ее духов. -
Я - пастух, - заявил он письмам, - а не великий человек, и если бы я мог
на ком-то жениться, то - на Эгвейн, но она хочет стать Айз Седай... да и
как я могу жениться, любить какую-то женщину, раз сойду с ума и,  может,
убью ее?
   Слова тем не менее нисколько не притупили воспоминаний ни  о  красоте
Седин, ни о том, как бурлила кровь от одного ее взгляда. Почти  казалось
Ранду, будто она в комнате вместе с ним, он чуть ли не почувствовал  тот
ее запах. Настолько все представилось реальным, что он оглянулся  вокруг
и, увидев, что в комнате один, громко рассмеялся:
   - Да-а, с такой фантазией, как у меня, не  ровен  час,  мозги  и  так
набекрень станут, - пробурчал он.
   Внезапно Ранд открыл колпак лампы на прикроватном столике, зажег ее и
сунул  письма  Селин  в  пламя.  За  стенами  гостиницы  взревел  ветер,
пробиваясь сквозь ставни и играя с язычками пламени,  жадно  пожиравшими
пергамент. Поспешно юноша кинул горящие письма в  холодный  камин,  пока
огонь не успел достать пальцев. Он  подождал,  пока  погаснет  последний
почерневший завиток, застегнул пояс с мечом и вышел из комнаты.

***

   Верин расположилась в отдельной  столовой,  где  серебра  на  палках,
протянувшихся вдоль стен,  было  еще  больше,  чем  в  общей  зале.  Мэт
жонглировал тремя крутыми яйцами и старался казаться беззаботным. Хмурый
Ингтар вперил взор в неразожженный камин. У Лойала в  карманах  осталось
несколько книг из Фал Дара, и сейчас он читал, придвинувшись  поближе  к
лампе.
   За столом сутулился Перрин, разглядывая прижатые к столешнице ладони.
Он чуял, как в комнате пахло воском, которым обычно натирали панели. Это
был он, думал Перрин. Ранд - Убийца-Призрак. Свет, что же  случилось  со
всеми нами? Его руки сжались в кулаки, крупные  и  квадратные.  Этим  бы
рукам кузнечный молот держать, а не боевой топор!
   Он  поднял  взгляд  на  вошедшего  Ранда.  Перрину   друг   показался
преисполненным решимости, к  чему-то  готовым  и  непреклонным  в  своем
выборе. Айз Седай указала Ранду на кресло  с  высокой  спинкой  напротив
себя.
   - Как Хурин? - спросил у нее Ранд, пристраивая меч, чтобы можно  было
сесть. - Отдыхает?
   - Он настоял на том,  чтобы  немедленно  проверить  след,  -  ответил
Ингтар. -  Я  приказал  ему  отследить  след  до  места,  где  он  учует
троллоков.  Оттуда  мы  сможем  двинуться  назавтра.   Или   ты   хочешь
отправиться за ними сегодня вечером?
   - Ингтар, - смутившись, сказал Ранд, - честно говоря, я и не  пытался
командовать. Я просто не подумал тогда.
   Однако  не  так  волнуясь,  как  раньше,  отметил  про  себя  Перрин.
Убийца-Призрак. Все мы изменились.
   Ингтар не ответил, только продолжал смотреть в камин.
   - Нам надо кое-что  выяснить.  Ранд,  -  негромко  сказала  Верин.  -
Первое: как вы исчезли из лагеря Ингтара,  причем  абсолютно  бесследно?
Второе: как вы оказались в Кайриэне на неделю  раньше  нас?  Тот  писарь
сказал об этом предельно ясно. Вам пришлось бы лететь.
   Одно из яиц, которыми забавлялся Мэт,  хлопнулось  об  пол,  хрустнув
скорлупой. Правда, на него Мэт и  не  взглянул.  Он  смотрел  на  Ранда,
Ингтар тоже повернулся к  юноше.  Лойалу  притворялся,  что  по-прежнему
читает, но на  лице  отразилось  беспокойство,  а  мохнатые  уши  встали
торчком.
   До Перрина дошло, что он тоже уставился на Ранда.
   - Да ладно, лететь он не летел, - сказал он. - Крыльев-я  чего-то  не
замечаю. Может, у него есть что рассказать нам, поважнее.
   Верин перевела взгляд  на  него,  но  всего  на  пару  мгновений.  Он
встретил ее взгляд, но глаза отвел первым. Айз Седай.  Свет.  почему  мы
были  такими  дурнями,  что  пошли  за  Айз  Седай?  Ранд  ответил   ему
благодарным взглядом, и Перрин улыбнулся ему. Он не был прежним Рандом -
эта чудная куртка сидела на нем как влитая, он будто вырос  с  ней,  так
теперь казалось, - но он по-прежнему оставался тем мальчишкой, с которым
Перрин   вырос.   Убийца-Призрак.   Человек,   который   внушал   волкам
благоговейный страх. Мужчина, способный направлять.
   - Я не против, пожалуйста, - откликнулся Ранд и  просто  поведал  обо
всем.
   Перрин слушал с открытым ртом. Портальные  Камни.  Другие  миры,  где
сама земля будто перемещалась. Хурин, который прошел по следу туда,  где
будут Друзья  Темного.  И  попавшая  в  беду  красавица,  совсем  как  в
сказаниях менестреля.
   Мэт тихонько присвистнул в изумлении:
   - И она привела  вас  обратно?  С  помощью  одного  из  этих...  этих
Камней?
   Ранд колебался лишь миг. - Должно быть, она, - сказал он. -  Ну  вот,
так мы и оказались впереди вас. Когда появился Фейн, Лойал  и  я  сумели
утащить ночью Рог Валир. Потом мы отправились в Кайриэн,  потому  что  я
рассудил: нам мимо них не проскользнуть, раз мы  их  переполошили,  а  я
знал, что Ингтар пойдет за ними на юг и в  конечном  итоге  до  Кайриэна
доберется.
   Убийца-Призрак. Ранд посмотрел на Перрина сузившимися глазами, и  тот
понял, что произнес это имя вслух. Правда, не так громко, чтобы  услышал
еще кто-нибудь. На него  больше  никто  в  не  взглянул.  Перрину  вдруг
захотелось рассказать Ранду про волков. Я  знаю  о  тебе.  Будет  только
справедливо, если и ты узнаешь мою тайну. Но тут  была  Верин.  При  ней
Перрин говорить не мог. - Интересно, - заметила Айз Седай  с  задумчивым
выражением лица. - Очень бы мне хотелось встретиться  с  этой  девушкой.
Если она умеет пользоваться Портальным Камнем... Даже  это  название  не
очень-то известно. - Она стряхнула с себя оцепенение.  -  Ладно,  это  в
другой раз. Среди кайриэнских Домов отыскать высокую девушку  не  так  и
сложно. Ага, вот и наш обед.
   Мясо молодого барашка Перрин учуял  еще  до  того,  как  в  столовую,
возглавляемая миссис Тидрой, вступила  процессия  с  подносами,  полными
еды. От запаха мяса у него потекли слюнки, куда сильнее,  чем  при  виде
горошка и кабачков, моркови и капусты на гарнир  или  горячих  хрустящих
булочек. Он по-прежнему находил овощи вкусными, но  иногда  в  последнее
время ему мечталось о мясе с кровью. Временами даже о сыром. Это  как-то
озадачивало - поймать  себя  на  мысли,  что  изысканно  розовые  пласты
баранины,  что  нарезала  хозяйка,  слишком  хорошо  прожарены.   Перрин
решительно положил себе на тарелку по порции всего. И два куска мяса.
   Обед прошел почти что в тишине, каждого одолевали свои мысли.  Перрин
с болью смотрел, как ест Мэт. Аппетит у того был, как всегда,  отменным,
несмотря на лихорадочный румянец на щеках,  а  жадность,  с  которой  он
запихивал куски в рот, заставляла подумать, будто ест он последний раз в
жизни. Перрин старался не отрывать  взгляда  от  своей  тарелки,  и  ему
мучительно хотелось, чтобы никогда они с друзьями не уходили из Эмондова
Луга.
   Когда служанки убрали со стола и  ушли,  Верин  настояла,  чтобы  все
оставались здесь вместе до возвращения Хурина.
   - Он может принести весточку, которая будет означать, что  мы  должны
немедленно выступать.
   Мэт вновь принялся жонглировать, а  Лойал  вернулся  к  чтению.  Ранд
спросил хозяйку, не найдется ли у нее какой-нибудь книги, и она принесла
ему "Путешествия Джейина Далекоходившего". Перрину она  тоже  нравилась,
особенно истории о приключениях среди Морского Народа  и  странствиях  к
землям за Айильской Пустыней, откуда привозят шелк. Особой тяги к чтению
он не испытывал, поэтому вместе с Ингтаром  устроился  играть  в  камни,
разложив доску на столе. Шайнарец играл в стремительном  дерзком  стиле.
Перрин всегда играл в камни  с  упорством,  неохотно  отдавая  поле,  но
обнаружил, что ставит камни с не  меньшим  безрассудством,  чем  Ингтар.
Большинство партий кончались вничью, но Перрин  сумел  выиграть  столько
же, сколько и Ингтар. Ко временя, когда возвратился нюхач - начинало уже
вечереть. - шайнарец поглядывал на Перрина с возросшим уважением.
   Хурин улыбался в равной степени торжествующе и растерянно:
   - Лорд Ингтар, Лорд Ранд,  я  отыскал  их.  Проследил  их  до  самого
логова.
   -  Логова?  -  вскинулся  Ингтар.  -  То  есть  они  прячутся  где-то
поблизости?
   - Точно так. Лорд Ингтар. Те, кто забрали Рог. Я прошел прямо туда, и
там повсюду  следы  троллоков,  хотя  эти  там  ходили  хоронясь,  будто
боялись, что их увидят.
   И не  удивительно.  -  Нюхач  глубоко  вздохнул.  -  Это  только  что
построенное громадное поместье Лорда Бартанеса.
   - Лорда Бартанеса! - воскликнул Ингтар. -  Но  ведь  он...  он  же...
он...
   - Среди высокородных, как и  среди  простолюдинов,  есть  Приспешники
Тьмы, - спокойно заметила Верин. - Люди могущественные отдают свои  души
Теня так же часто, как и люди слабые.
   Ингтар помрачнел, будто и помыслить о подобном не желал.
   - Там стража, - продолжал Хурин. - С  двадцатью  людьми  мы  туда  не
пробьемся, как и обратно не вырвемся. Сотня, еще куда ни шло, но с двумя
было бы лучше. Вот что я думаю, милорд.
   - А король? - спросил Мэт. - Если этот Бартанес - Приспешник Темного,
король поможет нам.
   - Я нисколько не сомневаюсь, - холодно сказала Верин, - что  Галдриан
Райатин обрушится на Бартанеса  Дамодреда  из-за  одного  только  слуха,
будто Бартанес -  Друг  Темного,  и  только  обрадуется  подвернувшемуся
предлогу. Я также не сомневаюсь, что Галдриан, заполучи Рог, никогда  не
выпустит его из своих рук. Он  станет  выносить  его  перед  народом  по
праздникам, дабы продемонстрировать, как велик и могуч Кайриэн, и  никто
более Рога не увидит.
   Потрясенный Перрин захлопал глазами:
   - Но ведь Рог Валир должен... когда случится  Последняя  Битва...  Не
может же он просто забрать его себе!
   - Я мало знаю о кайриэнцах, - сказал ему Ингтар,  -  но  о  Галдриане
наслышан. Он устроит в нашу честь  празднество  и  отблагодарит  нас  за
славу, что мы принесли  Кайриэну.  Он  набьет  нам  карманы  золотом,  с
головой осыплет почестями и наградами. А  если  мы  попытаемся  покинуть
Кайриэн, взяв  с  собой  Рог,  то  он,  не  долго  думая,  отрубит  наши
прославленные головы, мы и вздохнуть не успеем.
   Перрин провел ладонью по волосам. Чем больше он  узнавал  о  королях,
тем меньше они ему нравились.
   - А кинжал? - робко поинтересовался Мэт. - Кинжал же  ему  не  нужен,
зачем он ему? - Ингтар свирепо глянул на него, и тот неловко ерзнул. - Я
знаю. Рог важнее, но я-то не собираюсь сражаться в Последней Битве. Этот
кинжал...
   Верин положила ладони на подлокотники кресла:
   - Галдриан не получит и кинжала. Нам нужно каким-то образом попасть в
манор Бартанеса. Если мы отыщем только Рог, то сумеем также  отыскать  и
способ вернуть его. Да, Мэт, и кинжал. Как только станет известно, что в
городе появилась Айз Седай - ну, обычно я сторонюсь всего  этого,  -  но
если оброню Тидре словечко,  хочу,  мол,  взглянуть  на  новое  поместье
Бартанеса, то через день-другой мне пришлют приглашение. Будет  нетрудно
провести с собой по крайней мере нескольких из вас. Что такое, Хурин?
   Едва Верин упомянула про приглашение, нюхач взволнованно закачался на
носках:
   - У Лорда Ранда уже есть. От Лорда  Бартанеса.  Перрин  уставился  на
Ранда, да и не он один. Ранд вытянул из кармана куртки два  запечатанных
пергамента и, ни слова не произнеся, протянул их Айз Седай.
   Ингтар встал, подошел к Верин и из-за ее плеча посмотрел на печати  с
любопытством.
   - Бартанес и... И Галдриан! Ранд, как это они у тебя  оказались?  Что
ты тут делал?
   - Ничего, ровным счетом, - сказал Ранд. - Я ничего не  делал.  Просто
они прислали их мне. - Ингтар  протяжно  выдохнул.  Мэт  сидел,  отвесив
челюсть. - Ну, они просто их прислали,  -  тихо  вымолвил  Ранд.  В  нем
обнаружилась  величественность,  которой  Перрин  не  припоминал;   Ранд
смотрел на Айз Седай и на шайнарского лорда как на равных.
   Перрин потряс головой. Эта куртка и в самом деле ему под  стать.  Все
мы изменились.
   - Остальные все Лорд Ранд сжег, - сообщил Хурин. -  Каждый  день  они
приходили, и каждый день он их сжигал. Кроме этих, конечно. Каждый  день
от все более могущественных Домов. -  Голос  нюхача  просто-таки  звенел
гордостью.
   - Колесо Времени всех нас вплетает в Узор,  как  ему  это  угодно,  -
сказала Верин, рассматривая пергаменты, - а порой оно  предусмотрительно
дает нам то, что нужно, еще до того, как мы узнаем, что нам это нужно.
   Небрежным жестом она скомкала королевское приглашение и кинула его  в
камин, где оно осталось лежать белым пятном на холодных поленьях. Вскрыв
большим пальцем печать на втором, она прочитала его.
   - Да! Да, это будет очень хорошо.
   - Как я пойду туда? - спросил ее Ранд. - Они же поймут, что никакой я
не лорд. Я пастух,  фермер.  -  Ингтар  смотрел  скептически.  -  Да-да,
Ингтар. Я же говорил тебе, кто я такой!
   Ингтар пожал плечами; его еще ни в чем не убедили.  Хурин  взирал  на
Ранда с категорическим неверием.
   Чтоб мне сгореть, подумал Перрин, если б не знал его  всю  жизнь,  то
тоже ни за что бы не поверил. Мэт, склонив голову, рассматривал Ранда  и
хмурился, словно видел нечто такое, чего прежде не видывал. Теперь и  он
это видит.
   - Ты справишься. Ранд, - сказал Перрин. - Сможешь.
   - Все получится, - сказала Верин, - если  ты  не  примешься  говорить
каждому, будто ты пастух. Люди видят то, что хотят видеть.  Кроме  того,
смотри им в глаза и говори уверенно. Так, как разговариваешь со мной,  -
сухо присовокупила она, и на щеках Ранда выступили малиновые  пятна,  но
взгляда он не опустил. - Не имеет  значения,  что  именно  ты  говоришь.
Сказанное не к месту они спишут на то, что ты  -  чужестранец.  Так  же,
кстати, будет, если ты вспомнишь, как вел себя с Престолом Амерлин. Если
ты станешь держаться столь же нахально-надменно, они поверят  тому,  что
ты - лорд, пусть даже ты будешь не в камзоле, а в тряпье.
   Мэт хихикнул.
   Ранд поднял ладони:
   - Хорошо, ладно. Я это сделаю. Но я по-прежнему считаю, что  они  все
поймут - через пять минут, как я раскрою рот. Когда идти?
   - Бартанес предлагает на выбор пять  различных  дат,  одна  -  завтра
вечером.
   - Завтра! - взорвался Ингтар. - Да завтра к вечеру Рог может быть  за
пятьдесят миль вниз по реке, или... Верин осадила его:
   - Уно и ваши солдаты смогут вести наблюдение за поместьем.  Если  они
решат перенести Рог в другое  место,  мы  легко  последуем  за  ними  и,
наверно, вернем его куда проще, чем из логова Бартанеса.
   - Может статься, и так, - нехотя согласился Ингтар. - Не по душе  мне
ждать, особенно теперь, когда Рог почти что у меня в руках.  Я  заполучу
его. Я должен! Должен!
   Хурин во все глаза смотрел на него:
   - Но, Лорд Ингтар, так  нельзя!  Что  случится  -  случится,  и  чему
суждено быть - бу... - Свирепый взгляд Ингтара обрезал его,  хотя  он  и
продолжал бормотать: - Это неправильно, так говорить - "должен".
   Ингтар, с напряженным лицом, повернулся к Верин:
   - Верин Седай, кайриэнцы весьма строги в правилах этикета. Если  Ранд
не отошлет ответа, Бартанес может быть настолько уязвлен, что не впустит
нас, даже с этим пергаментом. Но если Ранд... ну Фейн, по крайней  мере,
его узнает. Мы их предупредим, и они устроят западню.
   - Мы устроим им  сюрприз.  -  Ее  быстрая  улыбка  не  сулила  ничего
приятного. - Но, я думаю, Бартанес захочет увидеть Ранда в любом случае.
Друг он Темного или нет, но сомневаюсь, что он отказался  от  участия  в
заговорах, направленных против трона. Ранд, он пишет, ты проявил интерес
к одному из проектов короля, но не уточняет, о каком идет  речь.  О  чем
он?
   - Не знаю, - медленно сказал Ранд. - После приезда я вообще ничего не
делал. Только вас  ждал.  Может,  он  про  статую?  Мы  проезжали  через
деревню, где выкапывают огромную  статую.  Эпохи  Легенд,  как  говорят.
Король намерен перевезти ее к Кайриэну, правда, я не понимаю, как  можно
с места даже сдвинуть подобную громадину. Но я только спросил  там,  что
это такое.
   - Днем мы проехали мимо нее  и  не  останавливались,  чтобы  задавать
вопросы.  -  Верин  уронила   приглашение   на   колени.   -   Вероятно,
неблагоразумный поступок для Галдриана - вызволять из земли эту  статую.
Нет, реальной опасности здесь нет, но  никогда  не  будет  благоразумным
тот, кто не знает, что делает, начав  возиться  с  предметами  из  Эпохи
Легенд.
   - Что это? - спросил Ранд.
   - Са'ангриал. - Она сказала так, будто на самом  деле  слово  это  не
представляет никакой важности, но у Перрина неожиданно возникло чувство,
что те двое вступили в свой, только для  них,  разговор,  произнося  то,
чего никто не услышит. - Один из пары, двух  самых  больших,  когда-либо
созданных, о которых нам известно. И к тому же  весьма  необычная  пара.
Один, пока по-прежнему зарытый, на Тремалкине, он может быть использован
только женщиной. Этим  может  воспользоваться  лишь  мужчина.  Они  были
созданы в годы Войны Силы в качестве оружия, но если и есть за что  быть
благодарным той Эпохе, или Разлому Мира, так только за то, что Эпоха  та
закончилась раньше, чем их успели пустить в ход. Вместе они обладали  бы
чудовищной  мощью,  способной  вновь  Разломать  Мир,  что  привело  бы,
вероятно, к последствиям намного худшим, чем после первого Разлома.
   Пальцы Перрина сплелись тугими узлами. Он избегал прямо  смотреть  на
Ранда, но и уголком глаза приметил, как побелела кожа вокруг губ  Ранда.
Он решил, что Ранд, видимо, испуган, и  ничуть  не  винил  его  за  этот
страх.
   Вид у Ингтара был потрясенный, как, верно, и у Перрина.
   - Нужно зарыть ее обратно,  как  можно  глубже,  забросать  землей  и
камнями.  Что  бы  случилось,  найди  Логайн  эту  статую?   Или   любой
несчастный, мужчина, способный направлять, какой-то  одиночка,  которому
взбрело в голову заявить, будто он - Возрожденный Дракон!  Верин  Седай,
вы должны предостеречь Галдриана от неверного поступка.
   - Что? О, мне  кажется,  в  этом  нет  никакой  необходимости.  Чтобы
справиться с потребным для Разлома Мира количеством Единой Силы, эти два
са'ангриала должны быть использованы в унисон - так действовали в  Эпоху
Легенд. Работая вместе, рука об руку,  мужчина  и  женщина  всегда  были
вдесятеро сильнее,  чем  порознь,  -  а  какая  Айз  Седай  ныне  станет
пособлять мужчине направлять? Сам по  себе  этот  са'ангриал  достаточно
могуществен, но, по-моему, найдутся считанные женщины, которым под  силу
не погибнуть и направить  поток  Силы  через  тот,  что  на  Тремалкине.
Разумеется, Амерлин. Морейн и Элайда. Может, еще одна-другая. И  две-три
из тех, кто пока еще обучается. А что до  Логайна...  у  него  все  силы
просто ушли бы лишь на то, чтобы не испепелило его самого, больше ни  на
что. Нет, Ингтар, я думаю, тревожиться не о чем. По крайней мере до  тех
пор, пока не провозгласит себя настоящий Возрожденный Дракон, а тогда  у
нас и без этого хлопот будет полон рот. Давай-ка покамест беспокоиться о
том, что мы станем делать, когда окажемся в поместье Бартанеса.
   Она говорила для Ранда. Перрин понимал это,  и,  судя  по  болезненно
скривившемуся лицу Мэта, тот понимал не хуже. Даже Лойал нервно елозил в
кресле. О Свет, Ранд, подумал Перрин. Свет, не дай ей использовать себя!
   Ладони Ранда плотно вдавились в крышку  стола,  с  такой  силой,  что
побелели костяшки, но голос не дрожал. Взор ни на миг  не  отрывался  от
лица Айз Седай.
   - Сначала нам нужно вернуть Рог и кинжал. А потом - с  этим  кончено,
Верин. Тогда - все кончено.
   Глядя  на  улыбку  Верин,  мимолетную  и  загадочную,  Перрин  ощутил
холодок. Вряд ли и Ранд понимает то, что, как ему представляется, он сам
делает. Если и понимает, то очень и очень мало.

Глава 32
ОПАСНЫЕ СЛОВА

   Поместье Лорда Бартанеса огромной жабой притаилось в  ночи,  занимая,
со всеми стенами и пристройками, участок размером с добрую крепость.  Но
крепостью поместье не было, повсюду - огни, высокие окна, откуда звенела
музыка и доносился смех, тем не менее Ранд заметил стражу - на верхушках
башен  и  шагавшую  по  зубчатым  парапетам,  и  ни  одно  из  окон   не
располагалось близко от земли.  Юноша  спрыгнул  с  Рыжего  и  пригладил
куртку, поправил пояс с мечом. Рядом, у подножия широкой,  белого  камня
лестницы,  ведущей  к  большим,  с  богатой   резьбой   дверям   манора,
спешивались его спутники.
   В качестве эскорта прибывших сопровождало десять шайнарцев во главе с
Уно. Прежде чем отъехать со своими людьми в сторону, к  эскортам  прочих
гостей, -  там  на  большом  костре  жарился  на  вертеле  целый  бык  и
предусмотрительно расставлены припасенные для  них  бочонки  с  элем,  -
одноглазый солдат обменялся с Ингтаром короткими кивками.
   Второй десяток шайнарцев,  как  и  Перрина,  было  решено  не  брать.
Каждому из отправившихся на прием, как выразилась Верин,  отведена  своя
роль, и Перрину в этот вечер подходящей не  нашлось.  Эскорт  необходим,
чтобы придать гостям значимость, подчеркнуть  их  достоинство  в  глазах
кайриэнцев, но больше десяти человек выглядело  бы  подозрительно.  Ранд
пошел понятно почему - приглашение ведь  прислано  на  его  имя.  Ингтар
должен своим титулом придать визиту больший престиж, а Лойал шел потому,
что огир были в моде в самых высоких кругах  кайриэнской  знати.  Хурина
решено было выдать за личного слугу Ингтара. Истинной  его  целью  будет
обнаружить по возможности следы Приспешников Темного и троллоков,  а  от
тех и Рог Валир недалеко. Мэт,  беспрестанно  ворчавший  и  сетующий  на
горькую долю, пытался прикинуться слугой Ранда. Мэта взяли  потому,  что
он способен был почувствовать присутствие кинжала. Если у Хурина  ничего
не выйдет, то, глядишь, найти Друзей Темного получится у него.
   Когда же Ранд поинтересовался у Верин, почему  идет  она,  Айз  Седай
лишь улыбнулась и сказала:
   - Чтобы остальные в беду не угодили. Когда они одолели лестницу,  Мэт
пробурчал:
   - Все равно непонятно, с чего мне быть слугой. - Они  с  Хурином  шли
позади остальных. - Чтоб я сгорел, если Ранду можно быть  лордом,  то  я
тоже могу натянуть на себя маскарадную куртку.
   - Слуга, - заметила Верин, не оборачиваясь, - может пройти во  многие
места, куда другому человеку хода нет, а многие  благородные  его  и  не
заметят. У вас с Хурином своя задача.
   - А теперь, Мэт, тихо, - вмешался Ингтар, - если не хочешь, чтобы нам
отказали.
   Они  приближались  к  дверям,  подле  которых  стояло   с   полдюжины
стражников с Древом и Короной Дома Дамодред  на  груди  и  равное  число
мужчин в темно-зеленых ливреях с Древом и Короной на рукаве.
   Глубоко вздохнув. Ранд протянул приглашение.
   - Я - Лорд Ранд из Дома ал'Тор, - выпалил он единым  духом,  лишь  бы
побыстрее с этим покончить. - А это - мои  гости.  Верин  Айз  Седай  из
Коричневой Айя. Лорд Ингтар из  Дома  Шинова,  из  Шайнара.  Лойал,  сын
Арента, сына Халана, из  Стеддинга  Шангтай.  -  Лойал  просил  опустить
название стеддинга, но Верин настояла на  обязательном  соблюдении  всех
возможных с их стороны формальностей.
   Слуга, с небрежным поклоном потянувшийся за приглашением, при  каждом
новом имени слегка вздрагивал; на Верин он глядел  выпученными  глазами.
Потом сдавленным голосом он просипел:
   - Добро пожаловать в Дом Дамодред,  милорды.  Добро  пожаловать,  Айз
Седай. Добро пожаловать, друг  огир.  -  Взмахом  руки  он  распорядился
широко открыть двери и с поклонами ввел Ранда и  остальных  внутрь,  где
поспешно передал приглашение другому слуге в ливрее  и  что-то  зашептал
тому в ухо.
   У того Древо и Корона, вышитые на груди зеленой куртки, были  больше,
чем у слуг, виденных ранее.
   - Айз Седай,  -  произнес  он  и,  опершись  на  свой  длинный  жезл,
поклонился ей, согнувшись почти вдвое, - голова едва не коснулась колен,
потом одарил таким поклоном поочередно каждого  из  гостей.  -  Милорды.
Друг огир. Меня зовут Ашин. Пожалуйста, следуйте за мной.
   Дальше в зале были одни слуги, но Ашин ввел всех в громадную комнату,
наполненную знатными господами, в одном конце  ее  выступал  жонглер,  в
другом - акробаты. Голоса и музыка, доносящиеся отовсюду, говорили,  что
в этой зале собрались не все гости и представление дают не  только  тут.
Благородные стояли по двое, по трое  и  по  четверо,  иногда  мужчины  и
женщины вместе, иногда только мужчины или только женщины, и всегда между
группками сохранялось пустое пространство - чтобы ни одно лишнее ухо  не
услышало, о чем идет разговор. Одежда  гостей  была  темных  кайриэнских
цветов, и у  каждого  яркие  цветные  полоски-нашивки  не  менее  чем  в
половину его или ее груди, а у некоторых они доходили до  пояса.  Волосы
женщин уложены в высокие сложные башни из локонов, прически не повторяли
одна другую, юбки были тоже темного цвета и столь широки, что  в  дверях
поуже, чем в этом маноре, им пришлось бы поворачиваться боком. Ни у кого
из мужчин  не  было  заметно  бритых  голов  солдата  -  длинные  волосы
покрывали темные бархатные шляпы, у одних по  форме  вроде  колокола,  у
других  -  плоские,  и,  как  и  у  женщин,  руки  утопали  в  кружевных
гофрированных манжетах цвета темной желтоватой кости.
   Ашин стукнул  об  пол  жезлом  и  громким  голосом  объявил  о  вновь
прибывших, имя Верин прозвучало первым.
   Все взоры устремились на вновь пришедших. На плечах Верин лежала шаль
с коричневой бахромой,  вышитая  виноградными  листьями;  появление  Айз
Седай вызвало шепотки среди лордов и леди,  а  жонглер  выронил  кольцо,
правда на него больше никто не смотрел. Не меньшего внимания  удостоился
Лойал, не успел еще Ашин огласить его имя. Несмотря на серебряное  шитье
на воротнике и рукавах, однотонная во всем  остальном  чернота  Рандовой
куртки заставляла его выглядеть совсем невзрачным рядом с кайриэнцами, и
многие взгляды притянули их  с  Ингтаром  мечи.  На  первый  взгляд,  из
здешних лордов  никто  вооружен  не  был.  Ранд  расслышал  не  единожды
произнесенные слова "клинок со знаком цапли". Некоторые из  устремленных
на Ранда взглядов можно было назвать хмурыми; он подозревал, что это те,
кого он оскорбил, сжегши их приглашения.
   К Ранду подошел  стройный  красивый  мужчина.  У  него  были  длинные
седеющие волосы, а темно-серый кафтан пересекали многоцветные  полосы  -
от шеи почти до самых колен, где кафтан и кончался. Для кайриэнца он был
чрезвычайно высок, всего на полголовы ниже Ранда, а то, как он  стоял  -
вздернув подбородок и словно глядя на всех сверху вниз, - заставляло его
казаться еще выше. Глаза сверкали черными  камушками.  Но  на  Верин  он
бросил опасливый взгляд.
   -  Я  удостоен  Благодатью  вашего  появления,  Айз  Седай.  -  Голос
Бартанеса  Дамодреда  был  глубок  и  уверен.  Его  взгляд  прошелся  по
остальным. - Я не ожидал столь  выдающихся  гостей.  Лорд  Ингтар,  друг
огир, - Его поклон каждому был лишь  чуть  больше,  чем  простой  кивок;
Бартанес доподлинно знал, насколько он могуществен. -  И  вы,  мой  юный
Лорд Ранд. Вы столько толков возбудили в городе, да  и  во  всех  Домах.
Возможно, у нас будет шанс побеседовать этим вечером. - Тон его говорил,
что разговор состоится, подвернется этот шанс или нет, что никакие слухи
его нисколько не взволновали, но глаза его на долю  секунды  скользнули,
прежде чем он спохватился, к  Ингтару  и  Лойалу  и  к  Верин.  -  Добро
пожаловать.
   Он позволил себя увести красивой женщине, которая положила  унизанную
кольцами ладонь, утопающую в кружевах, ему на руку, но взгляд Бартанеса,
пока он отходил, то и дело возвращался к Ранду.
   Опять  загудели  прерванные  разговоры,  вытянутыми  петлями   начали
взлетать почти до  самого  оштукатуренного  потолка,  в  добрых  четырех
спанах, кольца жонглера.  Акробаты  же  и  не  останавливались;  женщина
взмыла вверх со сложенных в замок рук  партнеров,  в  свете  сотни  ламп
блестя в полете смазанной маслом кожей, и приземлилась  ногами  на  руки
мужчины, уже стоящего на плечах второго. Он поднял ее вверх на вытянутых
руках, а нижний атлет проделал то же самое с ним,  потом  она  раскинула
руки в стороны, словно ожидая аплодисментов. Никто из кайриэнцев  словно
и не замечал выступавших.
   Верин и Ингтар потихоньку вклинились  в  толпу.  Шайнарец  удостоился
нескольких настороженных взглядов; кое-кто смотрел на Айз Седай большими
глазами, другие встревоженно хмурились, будто  на  расстоянии  вытянутой
руки от себя обнаружили бешеного волка. Подобные взгляды-чаще кидали  на
нее мужчины, чем женщины, а некоторые женщины с нею заговаривали.
   До Ранда дошло, что Мат с Хурином уже исчезли на кухню, где  собирали
всех слуг, пришедших с гостями, и где они будут ждать, пока  не  позовут
хозяева. Ранд  надеялся,  что  им  нетрудно  будет  потихоньку  улизнуть
оттуда.
   Лойал склонился к юноше и проговорил только ему на ухо:
   - Ранд, поблизости здесь Путевые Врата. Я чувствую их.
   - То есть тут была огирская роща? - негромко произнес Ранд,  и  Лойал
кивнул:
   - Когда ее высадили, Стеддинг Тсофу еще не был заново  найден,  иначе
огир, помогавшим возводить Ал'кайр'раиеналлен, незачем была бы рощица  в
напоминание о стеддинге. Когда я проходил через Кайриэн в  прошлый  раз,
тут повсюду стоял лес, и принадлежал он королю.
   - Видно, Бартанес оттяпал его себе какой-то интригой. -  Ранд  окинул
комнату нервным взглядом. Все продолжали беседовать, но не один  человек
и не два посматривали на него и огир. Ингтара  Ранд  не  заметил.  Верин
обступила тесная кучка женщин. - Жаль, не можем мы оставаться вместе.
   - Верин сказала "нет". Ранд. Она говорит,  тогда  все  начнут  что-то
подозревать, рассердятся, считая,  будто  мы  чураемся  их.  Мы  обязаны
заглушить все подозрения, пока Мэт и Хурин чего-нибудь не найдут.
   - Что она говорила, я слышал не хуже тебя, Лойал.  Но  я  по-прежнему
считаю: если Бартанес - Приспешник Тьмы, тогда  он  понимает,  зачем  мы
здесь. Разбрестись поодиночке - все  равно  что  попросить  стукнуть  по
голове.
   -  Верин  говорит,  он  ничего  не  станет  предпринимать,  пока   не
придумает, как ему нас использовать. Ранд, делай что  она  нам  сказала.
Айз Седай знают, что делают.
   Лойал отошел к толпе, и не успел ступить  и  десяти  шагов,  как  его
взяли в плотное кольцо лорды и леди.
   Остальные устремились к Ранду, оставшемуся теперь в  одиночестве,  но
он развернулся в другую сторону и торопливо зашагал прочь. Айз Седай-то,
может, и знают, что они делают, но мне бы хотелось, чтобы я  тоже  знал.
Мне это не нравится. Свет, как.  мне  хочется  знать,  говорила  ли  она
правду. Айз Седай не лгут никогда, но правда, которую ты слышишь,  может
оказаться совсем не той правдой, о какой ты думаешь.
   Чтобы с ним не заговаривали гости, юноша продолжал идти.  Он  миновал
анфиладу комнат,  во  всех  -  полно  лордов  и  леди,  во  всех  давали
представления: Ранд видел трех менестрелей в  разноцветных  плащах,  еще
больше  жонглеров  и  акробатов,  музыкантов,   играющих   на   флейтах,
биттернах, цимбалах, лютнях, плюс к этому на скрипках пяти размеров,  на
шести видах труб, прямых, изогнутых,  скрученных  спиралью,  на  десятке
всевозможных барабанов - от  литавров  до  тамбуринов.  Кое  на  ком  из
игравших на рожках и трубах Ранд задержал  взгляд  -  у  кого  они  были
скручены, - но все инструменты были обыкновенными, медными.
   Дурень, не стали бы они вытаскивать Рог Валир сюда,  подумал  он  про
себя. Если только Бартанесу не вздумалось  подать  мертвых  героев  как.
часть представления для гостей на своем приеме.
   Здесь был даже бард,  в  отделанных  серебром  тайренских  сапогах  и
желтой куртке. Он расхаживал по комнатам, пощипывая струны арфы, изредка
останавливался  и  декламировал  какие-то  строфы  Высоким  Слогом.   Он
пренебрежительно  глядел  на  менестрелей  и  не  особо  задерживался  в
комнатах, где они выступали, но между ними  и  бардом  Ранд  не  заметил
большой разницы, если не считать одежды.
   Неожиданно сбоку от Ранда зашагал Бартанес.  Мигом  ливрейный  лакей,
поклонившись, протянул ему серебряный поднос. Бартанес взял бокал дутого
стекла. Пятясь и по-прежнему согнувшись в поклоне, слуга  держал  поднос
перед Рандом и отошел в сторону, затем  растворившись  в  толпе,  только
когда юноша отрицательно покачал головой.
   - Вы кажетесь взволнованным, - заметил Бартанес, потягивая вино.
   - Люблю пройтись. - Ранд знать не знал, как следовать  наказу  Верин,
и, припомнив, что она сказала о его визите к Амерлин,  он  зашагал  так,
будто  выполнял  упражнение   "Кот   Пересекает   Двор   Замка".   Более
высокомерно-вызывающей походки он не знал. Губы Бартанеса сжались,  и  у
Ранда мелькнула мысль,  не  нашел  ли  лорд  такое  поведение  чрезмерно
надменным, но, кроме совета Верин, руководствоваться юноше было нечем, и
он продолжал держать себя по-прежнему. Чтобы  немного  сгладить  остроту
ситуации. Ранд любезно сказал:
   - Хороший вечер. У вас много друзей, и я  никогда  не  видел  столько
выступающих сразу.
   - Друзей много, - согласился Бартанес. -  Можете  сказать  Галдриану,
сколько их и кто они. Некоторые имена его бы удивили.
   - Я никогда не встречался с королем, лорд Бартанес, и навряд ли когда
встречусь.
   -  Разумеется.  Вам  просто  случилось  оказаться  в  той   крохотной
деревушке.  И  вы  не  проверяли,  насколько  продвигаются   работы   по
откапыванию той статуи. Что само по себе предприятие великое.
   - Да. - Ранд вновь подумал о  Верин,  жалея,  что  она  не  дала  ему
совета, как  разговаривать  с  человеком,  который  предполагает,  будто
собеседник лжет. Не подумав, он брякнул: - Опасно связываться с тем, что
дошло из Эпохи Легенд, если не понимаешь того, что делаешь.
   Бартанес вперился в вино, размышляя с таким видом, словно Ранд только
что произнес нечто глубокомысленное.
   - Вы говорите, что в  этом  не  поддерживаете  Галдриана?  -  наконец
спросил Бартанес.
   - Я же сказал вам: я никогда не встречался с королем.
   - Да, разумеется. Я и не знал, что  андорцы  столь  хорошо  играют  в
Великую Игру. В Кайриэне мы видели немногих.
   Ранд глубоко вздохнул, сдерживая себя, чтобы сердито не заявить тому,
что он вовсе не играет в эту их Игру.
   - На реке много барж с зерном из Андора.
   - Купцы и торговцы. Кто таких  замечает?  Легче  заметить  жучков  на
листьях. - В голосе Бартанеса звучало равное презрение и к жучкам,  и  к
купцам, но он вновь нахмурился, будто Ранд на что-то намекал. - Немногие
путешествуют в обществе Айз Седай. Для Стража вы выглядите слишком юным.
Предполагают Стражем у Верин Седай является Лорд Ингтар?
   - Мы именно те, кем назвались,  -  промолвил  Ранд  и  сморщился.  За
исключением меня.
   Бартанес изучал лицо Ранда почти в открытую:
   - Молод, слишком молод для клинка со знаком цапли.
   - Мне меньше года, - сказал Ранд невольно и тут же пожалел, что слово
- не воробей, вылетит - не поймаешь. Для его слуха эта фраза  прозвучала
глупо, но Верин сказала: действовать так, как при  Престоле  Амерлин,  и
именно такой ответ  его  заставил  заучить  Лан.  В  Пограничных  Землях
считают днем своего рождения день, когда мужчине вручают меч.
   - Вот как! Андорец, да вдобавок обученный в Пограничье. Или  Стражем?
- Глаза Бартанеса сузились,  изучающе  ощупывая  Ранда.  -  Насколько  я
понимаю, у Моргейз всего один сын. По имени Гавин,  как  я  слышал.  Вы,
должно быть, почти одних лет с ним.
   - Я встречался с ним, - осторожно сказал Ранд.
   - Эти глаза. Эти  волосы.  Я  слышал,  что  по  цвету  волос  и  глаз
андорская королевская ветвь почти что Айил.
   Ранд споткнулся на ровном мраморном полу.
   - Я - не Айил, Лорд Бартанес, и я - не из королевской ветви.
   - Как скажете. Над многим вы заставили меня задуматься.  В  следующий
раз, наверное, мы сумеем найти общую  тему  для  разговора.  -  Бартанес
кивнул  и  приподнял  бокал  в  небольшом  салюте,  затем  повернулся  и
заговорил с седоволосым мужчиной, со множеством нашивок на  кафтане,  до
самого низу.
   Ранд покачал головой и  пошел  дальше,  прочь  от  новых  разговоров.
Хватило и беседы с одним кайриэнским лордом; рисковать еще  раз  ему  не
хотелось.  Похоже,  Бартанес  отыскивал  глубинные  значения   в   самых
банальных фразах. Ранд понял, что уже достаточно узнал о Даэсс  Дей'мар,
чтобы сообразить: у него нет  ни  малейшего  представления,  как  в  нее
играют. Мэт, Хурин, найдите поскорее хоть  что-нибудь,  чтобы  мы  могли
убраться отсюда! Эти люди все сумасшедшие.
   Он шагнул в очередную комнату, и в конце  ее  он  увидел  менестреля,
который бренчал на арфе и читал  наизусть  сказания  из  цикла  "Великой
Охоты за Рогом". Этим менестрелем был не кто  иной,  как  Том  Меррилин.
Ранд остановился как вкопанный. Том, по-видимому, его не  замечал,  хотя
взор менестреля дважды скользнул по нему. Похоже, Том имел в виду именно
то, что сказал. Полный разрыв. Ранд развернулся, собираясь уйти, но путь
мягко заступила какая-то женщина и положила ему на грудь ладонь, кружева
открыли нежное запястье. Ростом она  не  дотягивала  ему  до  плеча,  но
высоко  зачесанные  локоны  оказались  у   него   перед   глазами.   Под
подбородком, вокруг высокого ворота ее платья, сборками лежали  кружева,
а нашивки на платье темно-синего цвета опускались ниже лифа.
   - Я - Алайне Чулиандред, а вы -  тот  самый  известный  Ранд  ал'Тор.
Предполагаю,  что  в  своем  поместье   Бартанес   имел   право   первым
побеседовать с вами, но то, что мы о вас слышали,  у  всех  нас  вызвало
глубокий интерес. Я даже знаю, что вы играете  на  флейте.  Неужели  это
правда?
   - Да, я играю на флейте. -  Откуда  она?..  Калдеввин.  Свет,  каждый
слышал обо всем в Кайриэне! - Надеюсь, вы меня извините...
   - Я слышала, что чужеземные лорды занимаются музыкой, но  никогда  не
верила этому. Я бы очень хотела сама услышать, как вы играете.  Наверно,
мы с вами поговорим о всяком-разном. Видимо,  Бартанес  счел  общение  с
вами увлекательным. Мой муж все дни  напролет  проводит  на  собственных
виноградниках и оставляет меня в совершенном  одиночестве.  Никогда  его
нет рядом, когда хочется поговорить.
   -  Должно  быть,  вы  скучаете  по  нему,  -  сказал  Ранд,  стараясь
потихонечку обойти и саму женщину, и ее широкие  юбки.  Она  рассыпалась
звонким смехом, словно он сказал нечто смешное, смешнее не придумаешь.
   Перед  Алайне  боком  вклинилась  вторая  женщина,  и  вторая  ладонь
уперлась Ранду в грудь. Нашивок у нее было не меньше, чем  у  Алайне,  и
возраст у женщины был тот же самый - обе на добрый  десяток  лет  старше
него.
   - Хочешь захватить  его  только  для  себя,  Алайне?  -  Две  женщины
улыбнулись друг дружке, но взоры метали кинжалы.  Вторая  обратила  свою
улыбку Ранду. -  Я  -  Биливере  Осиеллин.  Неужели  все  андорцы  такие
высокие? И такие красивые?
   Ранд прочистил горло:
   - А-э... некоторые - такие же высокие. Простите меня, но если вы...
   - Я видела, как вы разговаривали  с  Бартанесом.  Говорят,  будто  вы
знаете и Галдриана. Вы обязательно должны навестить меня и поговорить со
мною. Мой муж объезжает наши имения на юге.
   - У тебя утонченность девки  из  портовой  таверны,  -  прошипела  ей
Алайне и  немедленно  заулыбалась  Ранду:  -  У  нее  нет  изысканности.
Никакому мужчине  не  понравится  женщина  со  столь  грубыми  манерами.
Приходите с флейтой ко мне в усадьбу,  и  мы  побеседуем.  А  может,  вы
научите меня играть на ней?
   - То, о чем Алайне  думает  как  об  утонченности,  -  мило  заметила
Биливере, - не что  иное,  как  недостаток  смелости.  Мужчина,  носящий
отмеченный цаплей меч, должен быть храбрецом. Это и в самом деле  клинок
со знаком цапли, да?
   Ранд решил уйти от них, пятясь:
   - Я надеюсь, вы будете столь снисходительны, что... - Они ни  на  шаг
не отставали от него, и вскоре Ранд  спиной  уперся  в  стену;  широкими
крыльями юбок они отсекли ему все пути к  отступлению,  выстроив  вместе
еще одну стену перед ним.
   Ранд вздрогнул, когда рядом с этими двумя втиснулась третья  женщина,
ее юбки вдвинулись перед ним, скрепив стену шелков. Она была старше,  но
такая же красивая,  с  веселой  улыбкой,  которая  не  смягчала  остроты
проницательных глаз. Нашивок на  одежде  у  нее  оказалось  раза  в  два
больше, чем у Алайне и Биливере; они чуть присели в реверансе  и  мрачно
взирали на нее.
   - Эти две паучихи вознамерились затянуть тебя в свои сети? -  Старшая
женщина рассмеялась. - Обычно им удается накрепко впутать друг дружку, а
не кого-то еще. Идемте  со  мной,  мой  прекрасный  юный  андорец,  и  я
расскажу вам, в какие беды они бы вас ввергли. К тому же вам  не  о  чем
тревожиться,  мужа  у  меня  нет.  От  мужей  всегда  одни   хлопоты   и
неприятности.
   Поверх  головы  Алайне  Ранд  заметил  Тома,  тот  выпрямлялся  после
поклона, который  остался  никем  не  замеченным  и  не  вознагражденным
аплодисментами.  Поморщившись,  менестрель  подхватил  бокал  с  подноса
оторопевшего слуги.
   - Я тут увидел одного человека, с которым  мне  нужно  поговорить,  -
сказал Ранд женщинам и вырвался из угла, в который они  его  загнали,  в
тот момент, когда последняя из подошедших к нему  женщин  потянулась  за
его рукой. Втроем они смотрели ему вслед, а он устремился к менестрелю.
   Том посмотрел на юношу  поверх  края  бокала,  потом  сделал  большой
глоток.
   - Том, я знаю, ты сказал, что между нами все кончено,  но  мне  нужно
было вырваться от этих баб. Только об одном и говорят  -  что  мужья  их
где-то далеко, да намеки всякие делают... -  Том  поперхнулся  вином,  и
Ранд похлопал его по спине: -  Когда  пьешь,  нельзя  торопиться,  а  то
кое-что иногда идет не в то горло. Том, они думают, будто я с Бартанесом
что-то замышляю или, может, с Галдрианом, и, по-моему, если я скажу  им,
что ничего подобного у меня и в мыслях нет, они не поверят. Просто нужен
был предлог отвязаться от них.
   Согнутым пальцем Том пригладил длинные  усы  и  посмотрел  через  всю
комнату на трех женщин.  Они  по-прежнему  стояли  вместе,  наблюдая  за
Рандом и менестрелем.
   - Этих трех я узнаю, парень. Одна Бриане Таборвин преподала  бы  тебе
такой урок, который раз в жизни стоит пройти каждому  мужчине,  если  он
выживет после этого обучения. Тревожишься за их мужей. Это мне нравится,
парень. - Вдруг глаза  Тома  стали  колючими.  -  Ты  говорил  мне,  что
свободен от Айз Седай. Половина сегодняшних разговоров тут - о том,  что
андорский лорд заявился без предупреждения, да еще с Айз  Седай  заодно.
Бартанес и Галдриан! На этот раз ты позволил-таки Белой  Башне  засунуть
себя на горячую сковородку.
   -  Она  приехала  только  вчера.  Том.  И  как  только  Рог  будет  в
безопасности, я опять от них освобожусь. Я хочу быть уверен, что  все  с
Рогом будет хорошо.
   - Ты говоришь так, будто сейчас с  ним  что-то  неладно,  -  медленно
произнес Том. - Раньше ты не так говорил.
   - Том, его похитили Приспешники Тьмы. Они принесли его сюда. Бартанес
- один из них.
   Со стороны казалось, что Том изучает свое вино, но взгляд его  обежал
всех вокруг, проверяя, нет ли кого настолько близко, чтобы  услышать  их
разговор. Искоса за менестрелем и Рандом  наблюдали  не  только  те  три
женщины, но и многие другие, причем всем своим видом стараясь  показать,
что заняты беседой, но каждая группка сохраняла  свою  обособленность  и
взаимную дистанцию. Тем не менее Том понизил голос:
   - Говорить такое опасно, если  это  неправда,  и  еще  опаснее,  если
наоборот. Подобное обвинение против самого могущественного в королевстве
человека... Значит, Рог - у него? Видимо, вновь ты  ищешь  моей  помощи,
теперь, когда еще раз впутался в историю с Белой Башней.
   - Нет. - Ранд решил, что Том прав, пусть даже менестрель и  не  знает
почему. Больше никого нельзя втягивать в свои беды.  -  Я  просто  хотел
отвязаться от тех женщин.
   Менестрель дунул в усы, отступил:
   - Так. Да. Ладно. Когда я помог тебе в последний  раз,  то  заработал
хромоту, а ты, похоже, опять позволил посадить  себя  на  веревочки  Тар
Валона. На сей раз выпутываться тебе придется самому. - Говорил он таким
тоном, словно убеждал самого себя.
   - Да, Том. Самому. - Как только Рог будет в безопасности и Мэт вернет
тот проклятый кинжал. Мэт, Хурин, где же вы?
   Словно откликнувшись на мысленный зов, в зале появился Хурин.  Взгляд
его ищуще скользил по лордам и леди. Те смотрели сквозь него; слуг, пока
те не понадобятся, для них не существовало. Когда нюхач заметил Ранда  и
Тома, то двинулся к ним, лавируя между небольшими группами  благородных,
и, приблизившись, поклонился Ранду.
   - Милорд, меня послали сказать вам. Ваш слуга упал и вывихнул колено.
Насколько с ним худо, милорд, я не знаю.
   Какое-то время Ранд непонимающе смотрел  на  него,  потом  сообразил.
Отдавая себе отчет в том, что сейчас все взоры устремлены  на  него,  он
громко - чтобы слышали рядом находящиеся знатные гости - сказал:
   - Вот неуклюжий олух! Что толку мне от него, коли он ходить не может?
Думаю, мне стоит посмотреть, как сильно он расшибся.
   Похоже, сказанное оказалось уместным и верным.  Хурин  с  облегченным
видом опять поклонился и чуть менее напряженно сказал:
   - Как милорду будет угодно. Не соблаговолит ли милорд последовать  за
мной?
   - В лорда ты играешь очень хорошо, -  тихонько  произнес  Том.  -  Но
запомни: кайриэнцы могут играть в  Даэсс  Дей'мар,  но  первое  место  в
Великой Игре - у Белой Башни. Будь осторожен, парень.
   Окинув   благородных   взглядом   исподлобья,   менестрель   поставил
опустевший бокал на поднос проходящего мимо слуги  и,  перебирая  струны
арфы, прошествовал  в  сторонку.  Чуть  погодя  он  начал  декламировать
"Добрую жену Мили и торговца шелком".
   - Веди, человек, - сказал Ранд Хурину, чувствуя себя круглым идиотом.
Выходя следом за нюхачом из зала, он спиной ощущал устремленные на  него
взоры.

Глава 33
ПОСЛАНИЕ ИЗ ТЬМЫ

   - Вы нашли его? -  спросил  Ранд,  спускаясь  за  Хурином  по  узкому
лестничному пролету. Внизу располагались кухни, и туда же отсылали слуг,
сопровождавших прибывших гостей. - Или Мэт и в самом деле расшибся?
   - О, с Мэтом все хорошо. Лорд Ранд. - Нюхач нахмурился. - По  крайней
мере, с головой у него все  в  порядке,  и  ворчит  он  не  хуже  любого
здорового человека. Я не собирался волновать вас, но нужен был  предлог,
чтобы вы спустились. След я отыскал совсем  легко.  Люди,  что  подожгли
гостиницу,  вошли  в  огороженный  стеной  сад   за   манором.   К   ним
присоединились троллоки и вместе с ними вошли  в  сад.  По-моему,  вчера
днем. Может, даже позапрошлой ночью. - Он помедлил. - Лорд Ранд, обратно
они не выходили. Они по-прежнему должны быть еще там.
   У подножия лестницы из коридора доносились смех и пение -  слуги  тем
временем развлекались сами. У кого-то нашелся биттерн, хрипло дребезжала
мелодия, в такт ей хлопали, под нее с топотом танцевали. Здесь  не  было
ни оштукатуренных стен, ни прекрасных гобеленов, только голый  камень  и
простое  дерево.  В  коридорах  чадили  тростниковые  факелы,  отстоящие
довольно далеко один от другого - кое-где переходы скрадывал полумрак.
   - Я рад, что ты опять разговариваешь со мной по-человечески, - сказал
Ранд.  -  По  тому,  как  ты  раскланивался  и  расшаркивался,  я   стал
подумывать, будто ты стал большим кайриэнцем, чем сами кайриэнцы.
   Хурин покраснел:
   - Ну, что к этому... - Он  повернул  на  шум  веселья,  несущийся  по
коридору, и вид у него был такой, будто нюхачу  захотелось  сплюнуть.  -
Все они из кожи вон лезут, стараясь выглядеть приличными  людьми,  но...
Лорд Ранд, из них каждый клянется,  будто  верен  своему  господину  или
хозяйке, все намекают, что готовы продать то, что им известно или о  чем
слышали. А когда вольют в  себя  пару-другую  стаканов,  то  скажут  вам
шепотом, на ухо, о лордах и леди такое, от чего волосы встают  дыбом.  Я
знаю, они кайриэнцы, но никогда не слыхал о подобном поведении.
   - Скоро, Хурин, мы отсюда уйдем. - Ранд надеялся, что это  правда.  -
Где этот сад? - Хурин свернул в  боковой  коридорчик,  ведущий  в  глубь
манора. - Ингтара и остальных ты уже привел?
   Нюхач помотал головой:
   - Лорд Ингтар позволил загнать себя в угол шести или семи  особам  из
тех, кто  называет  себя  леди.  Я  не  смог  пробиться  к  нему,  чтобы
поговорить. А Верин Седай была с Бартанесом. Она так на меня посмотрела,
когда я подошел ближе, что я даже и не пытался ей сказать.
   Они уже завернули за угол, где их поджидали Лойал и Мэт.  Огир  стоял
немного пригнувшись - потолок был для него низок.
   Улыбка рассекла лицо Лойала почти надвое:
   - Вот и вы! Ранд, никогда я не был так рад от кого-то  убраться,  как
от этих людей наверху. Они беспрерывно расспрашивали меня:  возвращаются
ли огир, согласился ли Галдриан заплатить что был  должен.  По-видимому,
причина, почему ушли все огир, в том, что Галдриан перестал им  платить,
разве только одними обещаниями. Я все  твердил,  что  не  знаю  об  этом
ничего, но половина из них, по лицам  видно,  думает,  будто  я  лгу,  а
вторая половина - будто я на что-то намекаю.
   - Скоро мы отсюда уйдем, -  заверил  его  Ранд.  -  Мэт,  ты  как,  в
порядке?
   Щеки у друга ввалились больше, чем помнил Ранд, даже по  сравнению  с
тем, что было в гостинице, и скулы на лице Мэта выдавались еще больше.
   - Я чувствую себя хорошо, - брюзгливо пробурчал Мэт, - но меня  точно
ничуть не огорчает, что я ушел от других слуг. Кто не расспрашивал меня,
не моришь ли ты меня голодом, наверняка думал, будто я больной, и близко
ко мне не подходил.
   - Кинжала ты  не  чувствуешь?  -  спросил  Ранд.  Мэт  угрюмо  качнул
головой:
   - Если я что и чувствую, так это то, что  за  мной  почти  все  время
кто-то следит. Эти  неслышно  шныряющие  повсюду  типы  ничем  не  лучше
Исчезающих. Чтоб мне сгореть, я чуть не обалдел, когда Хурин сказал мне,
что напал на след  Приспешников  Темного.  Ранд,  я  вообще  кинжала  не
чувствую, а я излазил это, проклятое здание от чердака до подвала.
   - Это не значит, что его тут нет, Мэт. Я ведь  положил  его  в  ларец
вместе с Рогом, помнишь? Может, поэтому ты его и не чувствуешь. Вряд ли,
по-моему, Фейну известно, как открыть крышку, иначе он не потащил  бы  с
собой тяжеленный ларец, когда сбежал из Фал Дара. Даже такая уйма золота
ничто по сравнению с Рогом Валир. Когда мы отыщем Рог, тогда же найдется
и кинжал. Вот увидишь!
   - Только чтобы мне недолго приходилось прикидываться твоим слугой,  -
пробурчал Мэт. - Только чтобы ты не спятил и не...  -  Он  умолк,  кривя
губы.
   - Ранд не сошел с ума, Мэт, - сказал Лойал. -  Кайриэнцы  никогда  не
впустили бы его сюда, не будь он лордом. Это они с ума посходили.
   - Я не сумасшедший, -  хрипло  произнес  Ранд.  -  Пока  еще.  Хурин,
покажи, где этот сад.
   - Сюда, Лорд Ранд.
   Вчетвером они вышли в ночь через маленькую  дверь  -  Ранду  пришлось
пригнуть голову, а Лойалу - сложиться вдвое и сгорбить  плечи.  Света  в
желтых лужицах из окон наверху хватало, и между прямоугольными  клумбами
Ранд различал выложенные кирпичом дорожки. По обе  стороны  в  полумраке
виднелись темные очертания конюшен и прочих  пристроек.  От  веселящихся
внизу слуг и от музыкантов, выступающих для их хозяев, с верхних  этажей
долетали случайные обрывки мелодий.
   Хурин вел спутников по дорожкам, вскоре пропало даже тусклое свечение
фонарей и дорогу освещала  одна  лишь  луна,  сапоги  тихо  скрипели  по
кирпичу. Кусты, при свете дня наверняка  расцвеченные  яркими  бутонами,
сейчас во тьме превратились в странные бугры. Ранд то и дело трогал  меч
и не позволял взору  задерживаться  на  чем-то  слишком  долго.  Вокруг,
невидимая, могла прятаться сотня троллоков. Да, он знал, Хурин бы  учуял
их, будь они тут,  но  эта  мысль  мало  успокаивала.  Если  Бартанес  -
Приспешник Тьмы, то и кто-то из его слуг и стражников - тоже,  а  учуять
Друзей Темного Хурину не всегда под силу.  А  выскакивающие  из  ночного
мрака Приспешники Темного немногим лучше  троллоков.  -  Вон  там.  Лорд
Ранд, - прошептал Хурин, указав рукой.
   Впереди отсекали участок каменные стены - чуть выше головы  Лойала  и
длиной где-то шагов в пятьдесят. Из-за теней Ранд  не  был  уверен,  но,
похоже,  сад  продолжался  и  за  стенами.  Интересно,  зачем  Бартанесу
понадобилось огораживать стеной часть своего сада, да еще  в  самом  его
центре? Крыши над стеной вроде заметно не было. Почему они туда вошли  и
не выходят?
   Лойал склонился губами к самому уху Ранда:
   - Я же говорил тебе, здесь, на этом месте, была огирская роща.  Ранд,
за этой стеной, внутри, - Путевые Врата. Я чувствую их.
   Ранд услышал обреченный вздох Мэта.
   - Мэт, мы не сдадимся, - сказал он.
   - Да я и  не  думал  сдаваться.  Просто  у  меня  хватает  мозгов  не
путешествовать по Путям опять.
   - Может, придется, - сказал ему Ранд. - Иди отыщи  Ингтара  и  Верин.
Сделай так, чтобы они остались одни - неважно как, -  и  скажи  им,  что
Фейн, кажется, унес Рог через Путевые Врата. Только чтобы  больше  никто
не слышал. И  не  забывай  хромать.  Весь  Кайриэн  уже  знает,  что  ты
расшибся.
   Странно было, что Фейн осмелился вступить на Пути, но, видимо, других
возможностей не оставалось. Не стали бы они проводить день и ночь,  сидя
там без дела, без крыши над головой.
   Мэт изогнулся в низком поклоне и  напыщенным  голосом,  сочащимся  от
сарказма, произнес:
   - Сию секунду, милорд. Как будет угодно милорду. Разрешит  ли  милорд
нести его  знамя?  -  Он  направился  обратно  к  манору,  его  ворчание
потихоньку стихало: - Теперь мне нужно хромать. Потом от меня  потребуют
сломать шею, а то и...
   - Он просто волнуется из-за кинжала, Ранд, - заметил Лойал.
   - Знаю, - отозвался Ранд. Но сколько он еще станет молчать о том, кто
я такой, и не проговорится ненароком? Он не верил, чтобы  Мэт  намеренно
мог предать его; для этого еще слишком много оставалось  от  прежней  их
дружбы. - Лойал, подсади меня, я хочу заглянуть за стену.
   - Ранд, если Приспешники Темного по-прежнему там...
   - Их там нет. Подсади меня, Лойал.
   Они втроем приблизились к стене, и Лойал сцепил руки  в  замок  перед
собой, а Ранд поставил туда ногу  -  как  в  стремя.  Огир  с  легкостью
выпрямился с таким весом, и голова Ранда оказалась над гребнем стены,  и
юноша заглянул туда.
   Тонкая корочка луны на ущербе давала мало света, и многое пряталось в
сумраке, но на огороженном  участке,  похоже,  не  было  ни  цветов,  ни
кустов. Лишь одинокая скамья бледного мрамора, расположенная так,  чтобы
сидящий на ней оказывался лицом  к  чему-то  напоминающему  поставленную
вертикально в самой середине площадки громадную каменную плиту.
   Ранд ухватился за гребень  стены  и  подтянулся.  Лойал  издал  тихое
"ш-ш!" и вцепился ему в ногу, но юноша вырвался и перекинул тело  на  ту
сторону. Ноги встретили коротко  подрезанную  траву;  у  него  появилась
неясная мысль, не загоняет ли Бартанес сюда овец,  которые  так  коротко
объедают траву. Глядя на темнеющую каменную  плиту  Путевых  Врат,  Ранд
вздрогнул, услышав, как о землю грузно стукнули сапоги.
   Отряхиваясь, на ноги встал Хурин:
   - В таких делах вам нужно быть осмотрительнее, Лорд Ранд. Мало ли кто
тут мог прятаться. Или что. - Он уставился во  мрак  в  углах,  ощупывая
пояс, будто нашаривая оставленные в гостинице короткий  меч  и  мечелом;
слуг вооруженными в Кайриэн не впускали. - Сунься в нору без оглядки - и
там тебя ждет змея.
   - Ты бы их учуял, - заметил Ранд.
   - Может быть. - Нюхач вдохнул поглубже. - Но  мне  под  силу  унюхать
только, что они сделали, а не то, что замышляют.
   Над головой у Ранда раздалось царапание, поскребывание,  и  после  со
стены спрыгнул Лойал. Огир не нужно было даже рук выпрямлять, а  он  уже
коснулся сапогами земли.
   -  Опрометчиво,  -  пробормотал  он.  -  Вы,   люди,   всегда   такие
опрометчивые и торопливые. И теперь я себя веду так же. Старейшина Хаман
обязательно сурово отчитал бы меня, а моя мать... - Темень скрывала  его
лицо, но Ранд был уверен - уши огир  энергично  подергивались.  -  Ранд,
если ты не начнешь проявлять осторожность, то,  того  и  гляди,  втянешь
меня в какую-нибудь беду.
   Ранд подошел к Путевым Вратам, обошел вокруг  них.  Даже  вблизи  они
ничем с виду не отличались от обыкновенной  квадратной  каменной  плиты,
высотой более его роста. Обратная сторона на ощупь оказалась гладкой,  и
прохладной - он лишь быстро провел рукой, -  но  лицевая  была  вырезана
рукою художника. Вьющиеся растения, листья, цветы покрывали  ее,  каждый
исполнен столь искусно, что в  призрачном  лунном  сиянии  они  казались
почти живыми. Ранд ощупал почву перед  ними;  так  и  есть,  трава  была
частью ободрана двумя полукружиями, словно ворота эти недавно открывали.
   - Это и есть Путевые Врата? - с сомнением вымолвил Хурин. -  Конечно,
рассказы о них я слыхал, но... - Он втянул вечерний воздух. - След ведет
к ним и обрывается. Лорд Ранд. Так как мы выследим их теперь? Я  слыхал,
будто если пройти в Путевые Врата, то выходишь оттуда обезумевшим,  если
вообще выйдешь.
   - Хурин, это можно сделать. Мне это удалось,  и  Лойалу,  и  Мэту,  и
Перрину. - Ранд не отрывал взора от переплетений листьев  на  камне.  Он
знал: есть один, не похожий на все прочие вырезанные  тут.  Трехконечный
лист легендарной Авендесоры, Древа Жизни. Он положил на него  ладонь.  -
Готов спорить, ты сумеешь взять след на Путях. Мы можем проследить, куда
бы они ни сбежали. - Не помешает и себе лишний  раз  доказать,  что  сам
Ранд может ступить в Путевые Врата. - Я тебе это докажу.
   Он услышал тихий вздох Хурина. Лист, сработанный в камне, как  и  все
прочие, вдруг очутился в ладони у Ранда. Лойал охнул тоже.
   На один миг вырезанные на Вратах листья и ветви  вдруг  будто  ожили.
Каменные листья словно зашевелил ветерок, цветы даже во тьме наполнились
красками. Вниз по центру монолита  пробежала  трещина,  и  две  половины
плиты стали медленно-медленно распахиваться на Ранда. Он отступил, давая
им открыться. Он не увидел перед собой другую сторону обнесенного стеной
участка,  но  его  взгляду  не  предстало  и  то  памятное   серебристое
отражение. Проем, ворот был черен, так  черен,  что  ночь  вокруг  будто
посветлела от этого мрака. Между по-прежнему  раскрывающимися  створками
проступила смоляная чернота.
   С воплем Ранд отскочил назад, в спешке  выронив  лист  Авендесоры,  и
Лойал вскрикнул:
   - Мачин Шин! Черный Ветер!
   Гул ветра ударил в уши; по траве побежали волны, разбиваясь о  стены,
в  воздух  взметнулась  и  заклубилась  пыль.  И  в  ветре  разом  будто
закричала, запричитала тысяча обезумевших голосов,  нет,  десять  тысяч,
стараясь  заглушить  один  другой,  наслаиваясь...  Ранд  различил  лишь
некоторые и тут же горько пожалел об услышанном.
   ...кровь так сладка,  так  сладко  пить  кровь,  кровь,  что  капает,
капает, так красны капли: красивые глаза, прекрасные глаза, у  меня  нет
глаз, вырвать глаза из твоей головы;  разгрызть  твои  кости,  расколоть
твои кости, что в твоей плоти, высосать из них  мозг,  пока  ты  вопишь;
крик, крик, поющие крики, пой свои крики...
   Но самое худшее - во все остальное нитью вплеталось шепотом - Ал'Тор.
Ал'Тор. Ал'Тор.
   Ранд обнаружил вокруг себя пустоту и кинулся в ее  объятия,  невзирая
на  мучительное,  болезненное,  на  грани  видимого,  свечение   саидин.
Величайшей из опасностей, поджидающей на Путях, был Черный  Ветер  -  он
отбирал души у тех, кого убивал, и ввергал в безумие тех, кого  оставлял
в живых, но Мачин Шин был частью Путей; он не мог их  покинуть.  Но  вот
лишь он дул в ночи, и Черный Ветер звал Ранда по имени.
   Путевые Врата раскрылись еще не  до  конца.  Если  только  установить
обратно лист Авендесоры... Во тьме Ранд  заметил,  как  на  четвереньках
ползает Лойал и шарит в траве.
   Саидин наполнял Ранда. Он чувствовал, его кости будто  завибрировали,
он ощутил раскаленный докрасна, холодный  как  лед  поток  Единой  Силы,
почувствовал себя поистине живым, как будто без нее не существовало  его
самого, ощутил маслянисто-скользкое пятно порчи... Нет! И  безмолвно  он
закричал на себя из пустоты. Это настигает тебя! Это убьет всех нас!  Он
швырнул все в черный волдырь, вздувшийся сейчас из Путевых Врат на целый
спан. Он не понимал, что метнул туда, или  как,  но  в  сердцевине  того
мрака расцвел ослепительный фонтан света.
   Черный Ветер вскричал, завизжал - десять  тысяч  бессловесных  стонов
агонии.  Медленно,  сопротивляясь,  дюйм  за  дюймом,   пузырь   опадал;
набрякшая тьма  постепенно  отступала,  втягиваясь  обратно  в  зев  еще
распахнутых Врат.
   Сила потоком устремилась через Ранда. Он чувствовал связь между собой
и саидин, подобную  реке  в  половодье,  пробившую  русло  между  ним  и
чистейшим огнем, пылающим в  глубине  Черного  Ветра,  обернувшись  этим
громадным беснующимся  водопадом.  Жар  внутри  Ранда  дошел  до  белого
каления, и дальше, к сиянию, от  которого  плавится  камень,  испаряется
сталь и воздух взрывается огненным  дождем.  Холод  все  нарастал,  пока
воздух в  легких  не  замерз  льдом  до  металлической  твердости.  Ранд
чувствовал,  как  это  сокрушает,  подавляет  его,   как   самая   жизнь
размывается, словно податливый глинистый речной берег,  чувствовал,  как
его самого стирает, что сам он исчезает.
   Не могу остановить! Если это вырвется... Нужно уничтожить  это!  Я-не
могу - остановить!  Отчаянным  рывком  Ранд  вцепился  в  расползающиеся
фрагменты своего "я". Единая Сила бушевала в нем; он несся на ее потоке,
словно деревяшка на порогах. Пустота начала таять и расплываться;  ничто
испарялось леденящим холодом.
   Раскрывающиеся Путевые  Врата  остановились,  движение  сменилось  на
попятное.
   Ранд  смотрел  широко  распахнутыми   глазами,   уверенный,   что   в
неотчетливых мыслях, текущих вне пустоты, он видит лишь  то,  что  хочет
видеть.
   Створки смыкались все ближе  одна  к  другой,  заталкивая  Мачин  Шин
обратно, будто тот был плотной субстанцией. В сердцевине  Черного  Ветра
по-прежнему бушевал ад.
   С каким-то отстраненным неопределенным удивлением  Ранд  увидел,  как
Лойал, по-прежнему на четвереньках, отползает от закрывающихся ворот.
   Щель сузилась, исчезла. Листья и лозы сцепились, сплавились в твердую
стену, застыли камНем. Ранд почувствовал, как связь между  ним  и  огнем
оборвалась, бьющий через него поток Силы пресекся. Еще секунда - и поток
снес бы его самого. Вздрагивая всем телом,  юноша  упал  на  колени.  Он
по-прежнему был внутри. Саидин. Больше не текучий, но  образовавший  там
заводь. Ранд был резервуаром Единой Силы. От осознания этого он  дрожал.
Он ощущал запахи травы, земли под ногами, камня стен. Даже во  мраке  он
видел каждую травинку,  по  отдельности  и  вместе,  все  разом  в  одно
мгновение. На своем лице он ощущал  каждое,  самое  ничтожное  дуновение
воздуха. Язык от гадостного вкуса испорченности одеревенел; свернувшийся
в узловатый комок желудок дергало спазмами.
   Яростно  Ранд  продрался  из  пустоты;  по-прежнему  на  коленях,  не
двигаясь с места, он боролся за свободу. А потом все  пропало,  осталось
лишь слабеющее мерзостное ощущение на языке, резь в  желудке  и  память.
Вот что... быть живым.
   - Вы нас спасли. Строитель. - Хурин прижимался спиной к стене,  голос
был хриплым. - Это вот... это - Черный Ветер?.. Это было  намного  хуже,
чем... оно хотело швырнуть в нас тем огнем? Лорд Ранд! Оно ничего вам не
сделало? Оно вас не коснулось?
   Нюхач подбежал  к  поднимающемуся  Ранду  и  помог  ему  окончательно
утвердиться на ногах. Лойал  тоже  встал,  отряхивая  колени  и  вытирая
ладони.
   - Сквозь такое нам за Фейном никогда не пройти. - Ранд тронул  Лойала
за локоть. - Спасибо. Ты на самом деле нас спас. - Уж меня  точно  спас.
Это убивало меня. Убивало меня, и ощущение этого было... великолепно. Он
сглотнул; слабый привкус еще сохранялся во рту. - Неплохо бы чего-нибудь
выпить.
   - Я просто нашел лист  и  приставил  его  обратно,  -  сказал  Лойал,
пожимая плечами. - Если бы мы не сумели закрыть Врата, Мачин Шин убил бы
нас. Боюсь, Ранд, герой из меня не ахти какой. Я был  так  испуган,  что
едва соображал.
   - Мы  оба  были  испуганы,  -  сказал  Ранд.  -  Может,  герои  мы  и
никудышные, но мы то, что есть. Хорошо, что с нами Ингтар.
   - Лорд Ранд, - робко произнес Хурин, - а мы теперь можем... уйти?
   Когда Ранд решил перелезть через стену первым, Хурин поднял было шум,
что, мол, неизвестно еще, кто поджидает с той стороны, но  Ранд  резонно
указал нюхачу, что из всех троих у него одного есть оружие.  Даже  тогда
Хурину, казалось, не очень-то понравилось, когда Лойал  поднял  Ранда  и
тот ухватился за гребень стены, подтянулся и перевалился через нее.
   Ранд  приземлился  на  ноги  с  глухим   стуком,   стал   внимательно
вслушиваться и всматриваться в ночь.  На  миг  ему  почудилось  какое-то
движение, послышался шорох сапога на кирпичной  дорожке,  но  ни  то  ни
другое не повторилось, и он списал все на свою  взвинченность.  Подумав,
юноша решил, что немудрено разнервничаться.  Потом  повернулся  и  помог
спуститься Хурину.
   - Лорд Ранд, - заявил нюхач, едва его ноги твердо встали на землю,  -
как же теперь мы станем их преследовать? Из того, что я слыхал обо  всем
таком, вся эта шайка может уже полмира миновать, в любую сторону света.
   - Верин должна знать как. - Ранду вдруг захотелось рассмеяться; чтобы
отыскать Рог и кинжал  -  если  их  еще  можно  найти,  -  ему  придется
вернуться к  Айз  Седай.  Они  отпустили  его,  а  теперь  ему  придется
вернуться. - Я не допущу, чтобы Мэт умер, я должен помочь ему.
   К Ранду и Хурину присоединился Лойал, и они втроем зашагали обратно к
манору и у той маленькой дверцы столкнулись с Мэтом, который открыл ее в
тот момент, когда Ранд взялся за ручку.
   - Верин говорит, вы ничего не должны делать. Она говорит, мы  уходим,
как только вы вернетесь, и разработаем план. А я говорю, что в последний
раз бегал на посылках! Если ты хочешь кому-нибудь что-нибудь сказать, то
отныне изволь самолично с ними беседовать. - Мэт вгляделся  мимо  друзей
во тьму. - Рог где-то там? Во флигеле? Ты кинжал видел?
   Ранд развернул друга кругом и втолкнул в дверь:
   - Он не в пристройке, Мэт. Надеюсь, у Верин есть хорошая  мысль,  что
теперь делать; у меня вообще нет никаких мыслей на этот счет.
   По виду Мэта, тому хотелось немедленно расспросить обо  всем,  но  он
безропотно  позволил  увести  себя  по  тускло   освещенному   коридору.
Поднимаясь по лестнице, он даже вспомнил, что ему положено хромать.
   Когда Ранд со всей компанией вернулся в залы со знатными гостями,  на
них устремилось множество взоров. Ранда интересовало, не узнали  ли  они
каким-то образом о том, что происходило в саду, или  не  нужно  ли  было
отослать Хурина и Мэта подождать в передней, но потом понял: взгляды эти
ничем  не  отличались  от  тех,  какими  на  него  смотрели  раньше,   -
любопытствующие  и  просчитывающие,  заинтригованные,   что   же   такое
замыслили лорд и огир. Слуг эти люди вовсе не замечали, не  брали  их  в
расчет. Никто и шагу не ступил к Ранду и Лойалу, раз  они  были  вместе.
Видимо, в Великой Игре существовали некие правила для  заговоров;  любой
мог постараться подслушать тайный разговор, не предназначенный  для  его
ушей, но вмешиваться в чужую беседу считалось неприличным.
   Верин и Ингтар стояли вместе  и,  таким  образом,  тоже  отдельно  от
прочих. Вид у  Ингтара  был  несколько  ошеломленный.  На  Ранда  и  его
спутников Верин коротко взглянула, нахмурилась, увидев  их  лица,  потом
подтянула шаль и направилась к выходу.
   Когда Айз Седай со спутниками добрались до  передней  залы,  появился
Бартанес - словно ему доложили, что они уходят.
   - Вы так рано  уходите?  Верин  Седай,  не  мог  бы  я  упросить  вас
задержаться подольше?
   Верин покачала головой:
   - Нам нужно идти. Лорд Бартанес. Я несколько лет не была в  Кайриэне.
Меня обрадовало ваше приглашение для юного Ранда. Это было... интересно.
   - Тогда пусть Благодать увидит вас в безопасности в вашей  гостинице.
"Великое  Древо",  я  не  ошибаюсь?  Может,  вы   почтите   меня   своим
присутствием еще раз? Это была бы честь для меня,  Верин  Седай,  и  вас
прошу, Лорд Ранд, и вас, Лорд Ингтар, не говоря уже о  вас,  Лойал,  сын
Арента, сына Халана. - Айз Седай  Бартанес  поклонился  чуть  ниже,  чем
остальным, но все равно  поклон  его  был  лишь  едва-едва  значительней
обычного кивка.
   Верин кивнула в знак благодарности:
   - Может, и зайдем. Да осияет вас Свет, Лорд Бартанес.
   Она повернулась к дверям.
   Когда Ранд шагнул было за  остальными,  Бартанес  ухватил  его  двумя
пальцами за рукав, удержав позади. Мэт тоже  хотел  остаться,  но  Хурин
потянул его вслед за Верин и прочими.
   - Вы втянулись в Игру даже глубже, чем я предполагал, - тихо произнес
Бартанес. - Когда я услышал ваше имя, то  поверить  не  мог,  однако  вы
пришли, и наружность у вас соответствовала описанию, и...  Мне  оставили
для вас послание. Я решил, что после всего я передам его.
   Когда заговорил Бартанес, Ранд почувствовал, как по  спине  пробежали
мурашки, но  после  заключительных  его  слов  посмотрел  на  кайриэнца,
удивленно раскрыв глаза:
   - Послание? От кого? От Леди Селин?
   - От мужчины. Не того обличия, от кого бы я стал передавать послания,
но у него имелись... определенные... требования ко мне,  проигнорировать
которые я не мог. Он не назвался, но он - лугардец. Ага! Вы его знаете!
   - Я его знаю. - Фейн оставил послание? Ранд обвел  взглядом  обширный
зал.  Мэт,  Верин  и  остальные  поджидали  у  дверей.  Ливрейные  лакеи
столбиками застыли вдоль стен - неслышимые и невидимые, но по первому же
слову готовые броситься исполнять приказания хозяина. Из глубины  манора
лились шум и гомон людского скопления. Совсем не похоже  на  место,  где
могут атаковать Друзья Темного. - Что за послание?
   - Он сказал, что будет ждать вас на Мысе Томан.  То,  что  вы  ищете,
находится у него, и, если вам оно нужно, вы должны отправиться  за  ним.
Если вы откажетесь, то, как мне было заявлено, он намерен  травить,  как
зверей, ваших родных, ваш народ, всех тех, кто вам дорог,  до  тех  пор,
пока вы с ним не  встретитесь.  Конечно,  это  звучит  безумно...  чтобы
человек вроде него говорил,  что  будет  травить  лорда...  но  все-таки
что-то такое в нем было. Я считаю, что он и в  самом  деле  безумен:  он
смел отрицать, что вы лорд,  тогда  как  всякому,  имеющему  глаза,  это
видно, - но все равно что-то было. Что такое он нес с собой,  с  охраной
из троллоков? Вы именно это ищете?  -  Бартанеса,  казалось,  смутила  и
шокировала прямота его собственного вопроса.
   - Да осияет вас Свет, Лорд Бартанес. - Ранд ухитрился сделать поклон,
но, когда он подошел к Верин и своим друзьям, колени у него подгибались.
Он ХОЧЕТ, чтобы я следовал за  ним?  И  если  я  так.  не  поступлю,  он
навредит Эмондову Лугу, станет гоняться за Тэмом. Он не сомневался,  что
Фейн способен на такое, что тот так и поступит. По крайней  мере  Эгвейн
ничего  не  грозит,  она  в  Белой  Башне.   Перед   глазами   предстали
омерзительные картины, как орды троллоков обрушиваются на  Эмондов  Луг,
как безглазые Исчезающие подкрадываются тайком к Эгвейн. Но как  я  могу
последовать за ним? Как?
   А потом он уже оказался в ночи,  садясь  на  Рыжего.  Верин,  Ингтар,
остальные давно сидели в седлах, вокруг них теснился шайнарский эскорт.
   - Что вы обнаружили? - спросила Верин. - Где он его хранит?
   Хурин громко откашлялся, а Лойал заерзал в своем высоком  седле.  Айз
Седай пронзила обоих взглядом.
   - Фейн унес Рог через Путевые Врата на  Мыс  Томан,  -  уныло  сказал
Ранд, - Сейчас он, наверное, уже дожидается меня там.
   - Поговорим об этом позже, - сказала Верин столь твердо, что никто не
заговорил с ней, пока они скакали к городу и там к "Великому Древу".
   У  гостиницы  они  расстались  с  Уно,  который  получил  от  Ингтара
негромкие распоряжения и с солдатами отправился обратно  в  Слободу,  на
постоялый двор. В свете общей залы Хурин  разок  глянул  на  решительное
лицо Верин, пробурчал что-то про эль и суетливо уселся один за  столиком
в  углу.  Айз  Седай  отмахнулась  от  высказанных  хозяйкой  заботливых
приветствий, сказала, что она хорошо провела время, и молча повела Ранда
и остальных к отдельному кабинету.
   Перрин  оторвал  взор  от  "Путешествий   Джейина   Далекоходившего",
посмотрел на вошедших и нахмурился, увидев их лица.
   - Ничего не вышло, да? -  промолвил  он,  закрывая  книгу  в  кожаном
переплете. Комната была хорошо освещена  лампами  и  восковыми  свечами;
цены миссис Тидра назначила немилосердные, но и сама не скупилась.
   Верин тщательно сложила шаль и перекинула ее через спинку кресла.
   - Расскажите мне заново. Друзья  Темного  унесли  Рог  через  Путевые
Врата? Из поместья Бартанеса?
   - На месте усадьбы раньше была огирская роща,  -  объяснил  Лойал.  -
Когда мы строили... - Голос его стих, и  под  ее  взглядом  уши  у  него
поникли.
   - Хурин проследил их до самых Врат. - Ранд устало обвалился в кресло.
Теперь мне нужно идти за ним больше, чем когда-либо. Но как? - Я  открыл
их, чтобы показать ему, что он все же может идти по следу, куда  бы  они
ни ушли, а там был Черный Ветер. Он попытался добраться до нас, но Лойал
успел закрыть ворота, пока тот не вырвался. - При этих словах он  слегка
покраснел, но Лойал же действительно закрыл ворота,  и  Ранд  знал,  что
иначе Мачт Шин вырвался бы оттуда. - Он был там на страже.
   - Черный Ветер, - прошептал Мэт, застыв на полпути к  креслу.  Перрин
тоже глянул на Ранда округлившимися глазами. Как и Верин, как и  Ингтар.
Мэт грузно упал в кресло.
   - Ты, должно,  ошибся,  -  наконец  произнесла  Верин.  -  Мачин  Шин
невозможно использовать в качестве стража. Никому не под  силу  вынудить
Черный Ветер что-нибудь делать.
   - Это - тварь Темного, - тупо произнес Мэт. -  А  они  -  Приспешники
Темного. Может, им известно, как  попросить  его  помочь  или  заставить
помочь.
   - Никому не ведомо, что такое в точности Мачин Шин. - сказала  Верин,
- кроме, вероятно, того, что он - самая суть безумия и жестокости.  Мэт,
с ним невозможно сторговаться, его нельзя уговорить, с ним и говорить-то
невозможно. Его даже заставить нельзя, никакой Айз Седай, ныне  живущей,
подобное не под силу, и, возможно, даже ни одной из  живших  когда-либо.
Ты и впрямь полагаешь, будто Падан Фейн способен на то, что  десяти  Айз
Седай не совершить?
   Мэт замотал головой.
   В комнате повисло ощущение отчаяния, утраченной надежды и  потерянной
цели. То, к чему они стремились, что они искали, исчезло, и даже по лицу
Верин было видно, что она сбита с толку и никак не может чего-то понять.
   - Никогда бы не подумал, что у Фейна достанет  храбрости  сунуться  в
Пути. - Голос Ингтара прозвучал почти мягко, но он вдруг грохнул кулаком
по стене: - Мне безразлично, с какой стати Мачин Шин на  стороне  Фейна,
хоть бы и так. Айз Седай, они унесли Рог Валир в Пути. К  этому  моменту
они могут быть в Запустении, или на полдороге к Тиру или Танчико, или по
ту сторону  Айильской  Пустыни.  Рог  потерян.  Я  пропал.  -  Руки  его
безвольно повисли, плечи поникли. - Я проиграл.
   - Фейн несет его на Мыс Томан, - сказал  Ранд,  и  все  взоры  тотчас
вновь обратились на него. Верин пристально рассматривала юношу:
   - Ты уже говорил это раньше. Откуда ты знаешь?
   - Он оставил через Бартанеса послание, - сказал Ранд.
   - Уловка, - хмыкнул Ингтар. - Он бы не сказал нам, куда направляется.
   - Не знаю, что вы будете  делать  дальше,  -  сказал  Ранд,  -  но  я
отправляюсь на Мыс Томан. Я должен. На рассвете я ухожу.
   - Но, Ранд, - возразил Лойал, - до Мыса Томан нам добираться придется
не один месяц. Откуда ты знаешь, будет ли Фейн нас там дожидаться?
   - Будет. - Но сколько пройдет времени, пока он не  решит,  что  я  не
приду? Зачем он поставил у Врат такого стража, если хочет, чтобы  я  шел
за ним? - Лойал, я буду скакать так быстро, как  сумею,  а  если  загоню
Рыжего до смерти, то куплю другую лошадь, или украду, если придется.  Ты
уверен, что хочешь отправиться со мной?
   - Я так долго был с  тобой.  Ранд.  С  чего  бы  мне  разбивать  нашу
компанию? - Лойал вытянул из кармана кисет и трубку и принялся  набивать
ее, уминая табак большим пальцем. - Видишь ли, ты мне нравишься.  Ты  бы
мне нравился, даже не будь ты та'верен. Может, ты нравишься мне  вопреки
этому обстоятельству. Похоже, ты втягиваешь меня по уши в  кипяток.  Но,
так или иначе, я с тобой иду. - Он пососал чубук, проверяя  тягу,  потом
взял лучину из каменного кувшина на каминной полке и сунул ее  кончик  в
огонек свечи. - И не думаю, что тебе удастся меня отговорить.
   - Ладно, я тоже иду, - заявил Мэт. - Кинжал, как-никак, по-прежнему у
Фейна, поэтому я иду. Но с сегодняшнего вечера я не  намерен  изображать
лакея.
   Перрин вздохнул, в желтых глазах - такое выражение, будто он наблюдал
за собой со стороны.
   - По-моему, я тоже с вами иду. - Потом он  улыбнулся.  -  Кому-то  же
надо удерживать Мэта подальше от всяких бед.
   - Уловка-то не из умных, - пробормотал Ингтар. - Как-нибудь я застану
Бартанеса одного и узнаю правду. Мне нужно  получить  Рог  Валир,  а  не
гоняться за блуждающими огоньками.
   - Это может и не быть уловкой, - осторожно заметила Верин, изучая пол
под ногами. - В подземелье Фал Дара  были  оставлены  некие  несомненные
знаки, надписи, указывающие на связь между случившимся той ночью И...  -
она кинула на Ранда молниеносный взгляд из-под  опущенных  ресниц,  -  и
Мысом Томан. Я по-прежнему не понимаю до конца эти надписи,  но  считаю,
что мы должны отправиться на Мыс Томан. И я считаю, что  Рог  мы  найдем
там.
   - Даже если они отправились на Мыс Томан, - сказал Ингтар, - когда мы
туда доберемся, Фейн или кто-то из  других  Приспешников  Тьмы  сто  раз
успеет протрубить в Рог, и вернувшиеся из могил герои встанут на сторону
Тени.
   - Фейн мог протрубить в Рог сто раз с тех пор, как бежал из Фал Дара,
- сказала Ингтару Верин. - И, думаю, так бы и случилось, если б он сумел
открыть ларец. Тревожиться нам надо о том, чтобы он  не  нашел  кого-то,
кто знает, как открывается ларец. За Фейном нам придется отправиться  по
Путям.
   Перрин вскинул голову, Мэт заерзал в своем кресле, Лойал издал глухой
стон.
   - Даже если нам удастся проскользнуть мимо  стражников  Бартанеса,  -
сказал Ранд, - то, по-моему, там все равно будет Мачин Шин. В  Пути  нам
не пройти.
   - И многие ли из нас  сумеют  проникнуть  незамеченными  во  владения
Бартанеса? -  подытожила  Верин.  -  Есть  и  другие  Путевые  Врата.  К
юго-востоку от города, не так  далеко,  находится  Стеддинг  Тсофу.  Это
молодой стеддинг, найденный вновь всего  около  шестисот  лет  назад,  а
тогда огирские Старейшины еще выращивали Пути. В Стеддинге Тсофу  должны
быть Путевые Врата. Туда-то мы и отправимся с первым светом.
   Лойал простонал чуть громче, и Ранд не решился бы сказать,  относятся
ли его сетования к Путевым Вратам или же к стеддингу.
   Ингтар, видимо, так и не  поверил  до  конца,  но  Верин  по-прежнему
оставалась податлива и  неудержима,  как  и  катящаяся  по  склону  горы
снежная лавина.
   - Ингтар, нужно, чтобы ваши солдаты были готовы к выступлению. Прежде
чем Хурин соберется спать, пошлите его с приказом к Уно. Думаю, нам всем
не помешает пораньше лечь спать. Приспешники Темного  опережают  нас  по
крайней мере на день, и я намерена завтра сделать этот разрыв как  можно
меньше.
   В своей настойчивости толстушка Айз Седай оказалась столь  энергична,
что, еще не договорив, чуть ли не подталкивала Ингтара к двери.
   Вслед за всеми Ранд двинулся из комнаты, но у двери остановился возле
Айз Седай и проводил взглядом Мэта,  шагавшего  по  освещенному  свечами
коридору.
   - Почему у него такой вид? - спросил он у Верин. - Я  думал,  вы  его
исцелили, по крайней мере настолько, чтобы дать ему какое-то время.
   Айз Седай обождала, пока Мэт  вслед  за  остальными  не  повернул  на
лестницу, ведущую наверх, и лишь потом ответила:
   - Очевидно, Исцеление не сработало так хорошо, как  мы  рассчитывали.
Болезнь в  нем  приобрела  интересное  течение.  Силы  в  нем  остаются;
полагаю, он сохранит их до самого конца. Но  тело  его  чахнет,  болезнь
изнуряет его. Я бы сказала, еще несколько недель, самое большее. Видишь,
есть еще одна причина, чтобы поспешить.
   - Меня незачем погонять, Айз  Седай,  -  сказал  Ранд,  постаравшись,
чтобы обращение прозвучало пожестче. Мэт. Рог.  Угроза  Фейна.  О  Свет,
Эгвейн! Чтоб мне сгореть, чем же меня еще можно подгонять?
   - А что с тобой, Ранд ал'Тор? Как себя  чувствуешь  ты?  Ты  все  еще
сопротивляешься или уже сдался, уступил Колесу?
   - Я отправляюсь с вами, чтобы отыскать Рог, - сказал он ей.  -  Более
того, между мной и любой Айз Седай ничего нет. Понимаете? Ничего!
   Верин не сказала ни слова, и Ранд зашагал прочь  от  нее,  но,  когда
повернулся, собираясь подниматься по лестнице, она по-прежнему стояла  у
двери  и  смотрела  на  него  темными  глазами   -   проницательными   и
задумчивыми.

Глава 34
КОЛЕСО ПЛЕТЕТ

   Забрезжившее утро окрасило жемчужным отсветом небо,  и  Том  Меррилин
обнаружил, что устало  тащится  обратно  в  "Виноградную  гроздь".  Даже
здесь, где таверны и залы увеселений встречались чуть ли  не  на  каждом
шагу, стояли те несколько кратких часов тишины, когда Слобода притихала,
собираясь с силами для нового дня. Но в своем нынешнем настроении Том не
заметил бы и пожара, пылающего на пустой улице.
   Кое-кто из  гостей  Бартанеса  настоял,  чтобы  менестрель  продолжал
выступление, и оно затянулось надолго, надолго после того, как разошлась
большая часть  приглашенных,  после  того  как  хозяин.  Лорд  Бартанес,
отправился почивать. Во всем был виноват сам Том, кого  корить,  как  не
себя! Сам Том отказался от чтения "Великой Охоты за Рогом",  вместо  нее
начав исполнять те сказания и песни, что рассказывал и пел  в  деревнях,
вроде "Март и  трех  глупых  королей"  и  "Как  Суза  приручила  Джейина
Далекоходившего", историй об Анла Мудрой Советчице. Так он хотел  втайне
посмеяться над их глупостью, не мечтая даже, чтобы они  слушали,  и  тем
более не думая пробудить в них интерес. Но они вдруг ни с того ни с сего
заинтересовались. Они требовали еще такого же,  но  смеялись  не  в  тех
местах и не над тем. И над ним они тоже смеялись, явно полагая,  что  он
не заметит или же что полный кошель, сунутый ему в карман,  исцелит  его
раны. Его так и подмывало выбросить кошель, и по дороге  он  уже  дважды
едва так не поступил.
   Для такого настроения тяжелый кошель,  жгущий  карман,  и  уязвленная
гордость были не единственной причиной, даже и не презрение  знати.  Они
расспрашивали его о Ранде, нисколько  не  утруждая  себя  вежливостью  с
простым менестрелем. Почему Ранд приехал  в  Кайриэн?  Почему  андорский
лорд отвел его, менестреля, в сторону? Слишком много  вопросов.  Том  не
чувствовал уверенности, что его ответы  оказались  достаточно  удачными.
Для Великой Игры его рефлексы немного проржавели.
   Прежде чем направиться в "Виноградную  гроздь".  Том  сделал  крюк  в
"Великое Древо"; в Кайриэне не трудно узнать, кто где остановился,  если
вложить в ладонь-другую серебро. Он до сих пор не  был  уверен,  что  же
хотел сказать. А Ранд со своими друзьями уехал, и Айз  Седай  тоже.  Это
известие оставило в душе Тома ощущение  чего-то  незаконченного.  Парень
теперь сам себе голова. Чтоб мне сгореть, но я во всем этом не участвую.
   Широким шагом Том миновал общую залу, пустую,  что  бывало  редко,  и
начал подниматься по лестнице, перескакивая через две  ступеньки  зараз.
По крайней мере пытался; правая нога не сгибалась как следует, и он едва
не упал ворча  под  нос,  оставшиеся  ступеньки  Том  преодолел  гораздо
медленнее и дверь в свою комнату открыл  тихонько,  чтобы  не  разбудить
Дену.
   Увидев ее, лежащую  на  кровати,  отвернувшись  к  стене,  в  платье,
менестрель невольно расплылся в улыбке.
   Заснула, пока ждала  меня.  Глупая  девочка.  Но  мысль  эта  приятно
согрела сердце; Том не был уверен, что не найдет оправдания или прощения
всему, что бы она ни сделала. Тут же, в это  мгновение,  он  решил,  что
сегодняшним вечером разрешит ей выступить на сцене в первый раз, опустил
на пол футляр с  арфой  и  положил  руку  девушке  на  плечо,  собираясь
разбудить ее и обрадовать своим решением.
   Она безвольно перекатилась  на  спину,  уставившись  на  Тома  широко
раскрытыми остекленевшими глазами над зияющей раной на горле. Скрытая до
того ее телом сторона кровати была мокрой и темной.
   Внутри у Тома все перевернулось; если бы горло  не  перехватило  так,
что он и вздохнуть не мог, то его бы стошнило, или бы он  закричал,  или
же и то и другое сразу.
   Предупреждением  ему  послужил  лишь  скрип  дверец   гардероба.   Он
развернулся, кинжалы скользнули в ладони и вылетели  из  рук,  и  все  -
единым движением. Первый клинок вонзился точно в горло лысому  толстяку,
сжимавшему  в  кулаке  большой  кинжал;  головорез  повалился  навзничь,
попытался  вскрикнуть,  но  лишь  кровь  запузырилась  вокруг   пальцев,
обхвативших горло.
   Правда, поврежденное колено подвело, и поворот на больной  ноге  сбил
Тому  прицел  второго  клинка;  нож  ударил  в   правое   плечо   весьма
мускулистого детины со шрамами на лице,  который  выбирался  из  другого
шкафа.  Нож  здоровяка  выпал  из  руки,  неожиданно  отказавшейся   его
слушаться, и убийца затопал к двери.
   Едва он успел сделать второй шаг, как Том выхватил еще один кинжал  и
полоснул громилу под коленом. Головорез заорал и споткнулся. Том сгреб в
горсть сальные волосы громилы и впечатал физиономию со шрамами  в  стену
возле двери. Здоровяк опять вскрикнул, когда рукоять кинжала, торчащая у
него из плеча, ударилась о дверь.
   Теперь Том держал свой кинжал в дюйме от  темного  глаза  незнакомца.
Шрамы придавали здоровяку устрашающий и жестокий вид,  но  он  не  мигая
смотрел  на  острие  клинка  и   не   шевелился.   Толстяк,   наполовину
вывалившийся из гардероба, дернулся, брыкнул напоследок и затих.
   - Прежде чем я тебя убью, - сказал Том, - расскажи мне все. Почему?
   Голос его был тихим, оцепенелым; внутри он тоже весь оцепенел.
   - Великая Игра, - быстро произнес шрамолицый. Выговор у него,  как  и
одежда, был как у человека с улицы Слободы, но  одежка  на  убийце  была
слишком хорошей, совсем необмятой, непоношенной; явно  у  него  водилось
куда больше монет, чем у любого слободского, - Ничего против тебя лично,
понимаешь? Это просто Игра.
   - Игра? Я не влезал в Даэсс Дей'мар! Кому это захотелось убивать меня
в Великой Игре? - Громила заколебался. Том придвинул кинжал ближе.  Если
молодчик мигнет, то ресницами заденет кончик клинка. - Кто?
   - Бартанес, - последовал хриплый ответ. - Лорд Бартанес. Мы не  стали
бы тебя убивать. Бартанес хочет кое-что узнать. Мы просто хотели узнать,
что тебе известно. Для  тебя  дело  могло  обернуться  золотом.  Хорошая
такая, полновесная золотая крона за то, что тебе известно, Может, и две.
   - Врешь! Я был прошлой ночью в поместье Бартанеса, стоял так близко к
нему, как к тебе сейчас. Если бы ему от меня было  что-то  нужно,  я  бы
живым оттуда не ушел.
   - Говорю тебе, мы искали тебя или  кого-нибудь,  кто  знает  об  этом
андорском лорде, и не один день искали. До прошлой ночи я и имени твоего
не слышал, только вчера услыхал, там, внизу. Лорд Бартанес щедр.  Может,
будет и пять золотых крон.
   Мужчина  попытался  отодвинуть  лицо  от  кинжала  в  руке  Тома,   и
менестрель посильнее прижал его голову к стене.
   - Что за андорский лорд? - Но сам-то знал. Помоги ему Свет, но  он-то
знал.
   - Ранд. Из Дома ал'Тор. Высокий. Молодой. Мастер клинка - по  крайней
мере такой у него меч. Я знаю, он приходил к тебе, вы с ним виделись.  С
ним и с огир, и у вас был разговор. Расскажи мне, что тебе  известно.  Я
мог бы и от себя прибавить крону-другую.
   - Ты, дурень, - прошептал Том. Из-за этого погибла Дена?  О-о,  Свет,
она мертва! Ему хотелось заплакать. - Этот парень -  пастух.  -  Пастух,
разодетый в пух и прах, а вокруг него  Айз  Седай,  точно  пчелы  вокруг
медвяных роз? - Всего-навсего пастух. - Он крепче сжал в  горсти  волосы
шрамолицего.
   - Погоди! Постой! Ты можешь получить больше пяти крон, а то и десяти.
Вероятней всего, сотню. Каждый Дом алчет узнать об этом  Ранде  ал'Торе.
Два или три раза ко мне подкатывались с расспросами. С тем, что известно
тебе, и с моим знанием тех, кто хочет о нем узнать, мы оба набьем полные
карманы. И еще есть одна женщина, леди. Расспрашивала о нем, видел я  ее
не один раз. Если мы сумеем выяснить, кто она... ну и это  заодно  могли
бы продать.
   - Во всем этом ты сделал одну большую ошибку, - сказал Том.
   - Ошибку? - Левая рука здоровяка начала потихоньку скользить к поясу.
Никаких сомнений, там он прячет другой кинжал. Том  не  обратил  на  это
внимания.
   - Тебе и пальцем не стоило трогать девушку. Рука убийцы  рванулась  к
поясу, потом он конвульсивно дернулся: нож Тома вошел по самую рукоять.
   Том отшагнул, позволив ему отвалиться от двери,  и  постоял  недолго,
потом  устало  нагнулся  и  выдернул  свои   клинки.   Дверь   с   шумом
распахнулась, и менестрель, оскалившись, развернулся.
   Зера отпрянула от него, прижав руку к горлу и глядя на Тома:
   - Эта глупая Элла только сейчас мне сказала, - запинаясь,  промолвила
она, - что двое людей Бартанеса спрашивали о тебе прошлым вечером, а  из
того, что я услышала этим утром... Мне-то казалось,  ты  вроде  говорил,
будто больше не играешь в Игру?
   - Он нашли меня, - обессиленно сказал он. Зера отвела взгляд  от  его
лица и увидела тела двух  мужчин.  Торопливо  она  переступила  порог  и
захлопнула за собой дверь.
   - Вот это худо. Том. Тебе нужно уходить из Кайриэна. - Ее  взор  упал
на кровать, и дыхание у нее оборвалось. - О нет! Нет! О Том,  бедный  ты
мой!
   - Пока я не могу уйти, Зера. - Том  помедлил,  потом  нежно  набросил
одеяло на Дену, прикрыв ей  лицо.  -  Сначала  мне  нужно  убить  одного
человека.
   Хозяйка гостиницы вздрогнула и оторвала взгляд от кровати.  В  голосе
отчетливо слышалось придыхание:
   - Если ты имеешь в виду Бартанеса, то ты опоздал. Об  этом  уже  всяк
судачит. Он мертв. Этим утром слуги нашли его в опочивальне  разорванным
на части. Узнать его они сумели только по голове, насаженной на крюк над
камином. - Она положила ладонь Тому на руку. - Том, тебе не скрыть того,
что прошлым вечером ты был там, не скрыть этого  от  того,  кто  захочет
узнать. Прибавь к сему этих двух, и в Кайриэне не найдется и одного, кто
поверит, что ты тут ни при чем.
   В последних словах Зеры проскользнула  легкая  вопросительная  нотка,
будто она тоже сомневалась.
   - Наверное, это неважно, - вяло заметил Том. Он не мог отвести  взора
от укрытой одеялом фигурки на кровати. - Скорей всего, я вернусь обратно
в Андор. В Кэймлин.
   Зера сжала его плечо, развернула прочь от кровати:
   - Вы, мужики, - вздохнула она, - вечно  думаете  либо  сердцем,  либо
мускулами, и  никогда  -  головой.  Для  тебя  Кэймлин  ничем  не  лучше
Кайриэна. Там или тут ты либо мертвец, либо  в  тюрьме.  По-твоему,  она
хотела бы такого? Если хочешь уважить ее память, оставайся живым.
   - Ты позаботишься о... - Выговорить он не  сумел.  Стареешь,  подумал
Том. Чувствительным становишься. Он вытащил из кармана  тяжелый  кошель,
сунул Зере в руку и сжал ее ладони. - Этого должно хватить на... на все.
И пригодится, когда начнут обо мне расспрашивать.
   - Я все сделаю, - мягко ответила ему Зера. - Тебе нужно идти. Том. Не
медли.
   Он нехотя кивнул и медленно начал укладывать  в  пару  седельных  сум
немногие вещи. Пока менестрель занимался сборами, Зера  впервые  поближе
разглядела толстяка, отчасти разлегшегося в шкафу, и  громко  вздохнула.
Том вопросительно взглянул на нее; сколько он знал Зеру, при виде  крови
она никогда не падала в обморок.
   - Том, это не люди Бартанеса. По крайней мере не этот. -  Она  кивком
указала на толстяка. - Ни для кого в  Кайриэне  не  тайна,  что  вот  он
работает на Дом Райатин. На Галдриана.
   - Галдриан, -  отстраненно  вымолвил  Том.  Во  что  же  втянул  меня
проклятый пастух? Во что втянули нас обоих Айз  Седай?  Но,  значит,  ее
убили люди Галдриана.
   Должно быть, что-то из его мыслей отразилось и  на  лице  Тома.  Зера
резко сказала:
   - Дене нужно, чтобы ты был жив, дурень  ты  этакий!  Вздумаешь  убить
короля - и ты мертвец, прежде чем окажешься от него в сотне шагов,  если
повезет добраться так близко!
   От городских стен накатил рев, будто орала половина Кайриэна. Сдвинув
брови, Том всмотрелся в окошко. За кромкой  серых  стен,  высящихся  над
крышами Слободы,  в  небо  поднимался  толстый  столб  дыма.  Далеко  за
стенами. Рядом с первой черной колонной несколько  серых  жгутов  быстра
вырастали в  Другую,  и  чуть  подальше  появилось  еще  больше  дымовых
завитков. Прикинув расстояние. Том глубоко вздохнул:
   - Пожалуй, тебе самой тоже лучше подумать о том, чтобы уйти.  Похоже,
кто-то поджигает амбары с зерном.
   - Я пережила в этом городе не один бунт. Давай, Том, пора уходить.
   Бросив последний взгляд на укрытое тело  Дены,  менестрель  подхватил
вещи, но, когда он сделал шаг к дверям, вновь заговорила Зера:
   - В твоих глазах, Том Меррилин, опасный огонек. Представь себе, здесь
сидит Дена, живая и невредимая. Подумай, что бы она  сказала.  Отпустила
бы она тебя, чтобы ты дал себя убить без всякого толку?
   - Я - всего-навсего старый менестрель, - отозвался  он  от  двери.  И
Ранд ал'Тор всего-навсего пастух, но мы оба делаем то, что должны. - Для
кого бы я мог быть опасен?
   Том затворил дверь, которая скрыла женщину, скрыла Дену,  и  на  лице
его появилась безрадостная усмешка, больше похожая на волчий оскал. Нога
болела, но он не чувствовал боли, полный решимости  торопливо  спускаясь
по лестнице и выходя из гостиницы.

***

   На  вершине  холма,  господствовавшего  над   Фалме,   в   одной   из
немногочисленных рощиц, уцелевших на всхолмье вокруг города, Падан  Фейн
рывком поводьев остановил свою  лошадь.  Вьючная  лошадь  с  драгоценным
грузом ударила его по ноге, и он не глядя  пнул  ее  в  ребра;  животное
фыркнуло и отпрянуло на всю длину повода, который он привязал  к  своему
седлу. Свою лошадь та женщина отдавать желала не больше,  чем  любой  из
последовавших за  Фейном  Приспешников  Тьмы  хотел  остаться  в  холмах
наедине с троллоками, без оберегающего присутствия Фейна. Обе задачки он
решил с легкостью. Мясо в троллочьем  котле  необязательно  должно  быть
кониной. Товарищи женщины и без того были потрясены дорогой по Путям,  к
Путевым Вратам в давным-давно заброшенном стеддинге  на  Мысе  Томан,  и
лицезрение того, как троллоки  стряпают  свой  обед,  сделало  уцелевших
Друзей Темного чрезвычайно сговорчивыми и послушными.
   С опушки Фейн рассматривал не обнесенный стенами  город  и  усмехался
презрительно. Из мешанины конюшен, загонов и тележных дворов, окружающих
город, выкатывался, грохоча, один короткий  купеческий  обоз,  пока  еще
один тем временем въезжал в город, поднимая мало пыли  с  накатанной  за
многие годы дороги. Судя по одежде, возницы и немногие верховые рядом  с
фургонами все были местными, однако у всадников по меньшей мере  имелись
мечи на перевязях, а кое у кого и копья, и луки. Солдаты,  которых  Фейн
тоже приметил  и  которых  было  совсем  мало,  похоже,  не  следили  за
вооруженными людьми, кого они, как считается, завоевали.
   Кое-что об этих чужаках, об этих Шончан, он узнал  за  день  и  ночь,
проведенные  на  Мысе  Томан.  Узнал  не  меньше,  чем   было   известно
побежденным. Никогда не составляло большого труда отыскать какого-нибудь
одиночку, и они всегда отвечали на должным образом заданные  вопросы.  У
мужчин обычно оказывалось больше сведений о  захватчиках,  будто  они  и
впрямь верили, что в конце концов отыщется  применение  их  знаниям,  но
вот, правда, иногда они пытались упорствовать и утаить  то,  что  знали.
Женщин же, в общем, интересовали, видимо, обстоятельства их  собственной
жизни, кто бы ни правил в  их  стране,  но  порой  они  подмечали  такие
детали, что проходили мимо внимания мужчин. Как  только  они  прекращали
вопить и плакать,  слова  из  них  просто-таки  сыпались.  Бойчей  всего
болтали дети, но редко они говорили что-то стоящее.
   Три четверти услышанного Фейн отбросил как полную чушь и раздутые  до
небылиц  слухи,  но  теперь  к  некоторым  из  ранних  выводов  пришлось
вернуться. Да, верно, в Фалме можно входить кому угодно.  Вздрогнув,  он
признал истинность кое-чего из "чуши", увидев, как из города выехало два
десятка солдат. Отчетливо животных под седлом разглядеть ему не удалось,
но уж лошадьми они точно не были. Они двигались  с  текучей  грацией,  и
темные шкуры  словно  блестели  в  лучах  утреннего  солнца,  как  будто
отсвечивала чешуя. Фейн вытянул шею, провожая удаляющийся в глубь страны
отряд взглядом, потом ударил лошадь каблуками и направил ее в город.
   Местный люд, толкущийся среди  конюшен,  у  распряженных  фургонов  и
телег, у огороженных  загонов  для  лошадей,  оделял  Фейна  одним-двумя
взглядами. Да и его они нимало не интересовали; он въехал  в  город,  на
булыжные мостовые, на улицы, спускающиеся к гавани. Открылся хороший вид
на гавань,  на  стоящие  там  на  якорях  огромные,  странных  очертаний
шончанские корабли. Никто не мешал ему, рока он выискивал улицы, которые
не были бы ни пустынными, ни многолюдными.  В  самом  городе  шончанских
солдат было больше. Люди торопливо шагали по своим делам, опустив  глаза
долу и кланяясь проходящим солдатам, но Шончан  до  них  не  снисходили.
Внешне, несмотря на обилие на улицах Шончан в доспехах и  на  корабли  в
гавани, все выглядело мирным и спокойным, но  Фейн  ощущал  под  внешним
затишьем скрытую напряженность. А там, где люди боятся и  напряжены,  он
был как рыба в воде.
   Фейн вышел к большому дому, перед  которым  на  стране  стояло  более
дюжины солдат. Он остановился и спешился. Кроме  одного  военного,  явно
офицера, на большинстве были совершенно черные доспехи,  а  шлемы  своим
видом  напоминали  головы  саранчи.  По  сторонам  от   парадной   двери
гигантскими жабами сидели две трехглазые бестии,  с  кожистой  шкурой  и
роговыми клювами взамен пасти. Рядом с  каждой  стоял  солдат,  с  груди
которого, прямо с доспехов, смотрели на мир по три  нарисованных  глаза.
Фейн поглядел на хлопавшее над  крышей  окаймленное  голубым  знамя,  на
котором ястреб, широко раскинувший крылья, сжимал в своих когтях молнии.
Поглядев на знамя, Фейн радостно фыркнул про себя.
   Через улицу находился дом, в который входили и из  которого  выходили
женщины - женщины, соединенные сребристыми поводками, - но на  них  Фейн
не смотрел. О дамани он знал понаслышке от деревенских  жителей.  Может,
попозже им найдется применение, но сейчас не до них.
   Солдаты смотрели на него,  не  говоря  уж  об  офицере,  чьи  доспехи
целиком были золотыми, красными и зелеными.
   Натянув на лицо как можно более очаровывающую улыбку,  Фейн  заставил
себя низко поклониться.
   - Милорды, у меня есть  нечто,  наверняка  заинтересующее  Верховного
Лорда. Уверяю вас, он пожелает самолично увидеть это, и меня тоже. -  Он
указал на прямоугольных очертаний тюк, притороченный на вьючной  лошади,
по-прежнему завернутый в огромное полосатое одеяло, в каком люди Фейна и
нашли ларец.
   Офицер осмотрел просителя с головы до пят:
   - У тебя нездешний выговор. Ты дал клятвы?
   - Я подчиняюсь, жду и готов служить, - немедленно  откликнулся  Фейн.
Всякий, кого бы он ни спрашивал, твердил о  клятвах,  хоть  ни  один  не
разумел, что они  значат.  Если  этим  людям  угодны  клятвы,  он  готов
поклясться в чем угодно.  Он  уже  давным-давно  потерял  счет  клятвам,
которые давал.
   Офицер жестом приказал двоим из своих  проверить,  что  под  одеялом.
Раздалось удивленное кряхтение,  когда  солдаты,  сгибаясь  от  тяжести,
сняли тюк с вьючной лошади, потом, когда они  содрали  одеяло,  ворчание
сменилось тихим оханьем. Без всякого выражения на  лице  офицер  оглядел
золотой  с  серебряной  отделкой  ларец,  стоящий  на  брусчатке,  потом
посмотрел на Фейна:
   - Дар, достойный самой Императрицы. Ты пойдешь со мной.
   Один из  солдат  грубо  обыскал  Фейна,  но  тот  снес  обыск  молча,
приметив, как офицер и двое солдат, взявших ларец,  сдали  свои  мечи  и
кинжалы, прежде чем войти  вовнутрь.  Пригодится  любая  малость,  какую
можно узнать об этих людях, хоть Фейн и был уверен уже в своем плане. Он
всегда был уверен, ко всего более там, где лорды страшатся ножа наемного
убийцы от собственных сторонников. Когда  они  прошли  в  дверь,  офицер
неожиданно нахмурился, и Фейн стал было гадать почему. Ну  конечно!  Эти
бестии. Чем бы они ни были, наверняка они не страшнее троллоков, а рядом
с Мурддраалами вообще ничто, и он едва взглянул на них. А теперь слишком
поздно делать вид, что они его испугали. Но  Шончан  ничего  не  сказал,
просто повел его дальше в дом.
   И вот уже Фейн лежал лицом вниз, в комнате, начисто лишенной  мебели,
не считая закрывавших стены  ширм,  а  офицер  тем  временем  докладывал
Верховному Лорду Ту раку о нем и его подношении.  Слуги  внесли  столик,
куда водрузили ларец, дабы Верховному Лорду не требовалось  наклоняться;
видел Фейн одни лишь снующие туда-сюда мягкие туфли.  Он  с  нетерпением
выжидал благоприятного момента. Ничего, будет еще время,  когда  не  ему
придется кланяться и валяться у кого-то в ногах.
   Потом солдат отпустили, а Фейну приказали подняться. Он проделал  это
медленно, поглядывая на обоих: на Верховного Лорда,  с  бритой  головой,
длинными ногтями и в  шелковом  голубом  облачении,  с  вышитыми  парчой
цветками, и на стоящего рядом с ним мужчину, голова которого была  брита
наполовину, а оставленные бледные волосы сплетались в длинную косу. Фейн
был убежден, что этот в зеленом -  всего  лишь  слуга,  правда  высокого
ранга, но слуги - вещь полезная, особенно  если  в  глазах  хозяина  они
стоят высоко.
   - Чудесный дар. - Турак поднял взор от ларца на Фейна. От  Верховного
Лорда поплыл аромат роз. - Однако сам собой напрашивается вопрос:  каким
образом некто вроде  тебя  стал  обладателем  ларца,  который  не  могут
позволить себе многие меньшие лорды? Ты вор?
   Фейн подергал за изношенную не очень чистую одежку:
   - Человеку иногда необходимо казаться куда менее значительным, чем он
есть. Верховный Лорд. Мой теперешний убогий вид  позволил  мне  принести
вам этот дар без  досадных  помех.  Этот  ларец,  Верховный  Лорд,  вещь
древняя - такая же древняя, как  Эпоха  Легенд,  -  и  в  нем  находится
сокровище, равное которому видывали  не  многие  глаза.  Скоро  -  очень
скоро, Верховный Лорд, - я сумею открыть его и преподнести вам  то,  что
позволит вам завоевать эту страну до тех пределов, каких  пожелаете,  до
Хребта Мира, до Айильской Пустыни и земли за нею. Ничто не устоит против
вас, Верховный Лорд, как только я...
   Фейн осекся, когда Турак принялся водить по ларцу своими  пальцами  с
длинными ногтями.
   - Я видел ларцы, такие, как этот, ларцы из Эпохи Легенд, -  промолвил
Верховный Лорд, - пусть и не  столь  превосходные.  Предполагается,  они
открываются. лишь тем, кому известен некий секрет рисунка, но я...  ага!
- Он нажал на какие-то из причудливых завитушек и выпуклостей,  раздался
резкий щелчок, и  Турак  откинул  крышку.  Тень  того,  что  могло  быть
разочарованием, пробежала по его лицу.
   Фейн, чтобы удержаться от злобного рычания, до  крови  прикусил  губу
изнутри. То, что не он открыл ларец, сильно снижало  в  этом  торге  его
ставки. Ладно, все остальное пойдет так, как он замыслил, если он сумеет
заставить себя быть терпеливым. Но ведь он и так терпел слишком долго!
   - И это сокровища из Эпохи Легенд? - произнес Турак, поднимая в одной
руке витой Рог, а в другой - искривленный кинжал  с  рубином  в  золотой
рукояти. Фейн стиснул кулаки и прижал их  к  телу,  чтобы  не  выхватить
кинжал, до того его влекло к нему.  -  Эпоха  Легенд,  -  тихо  повторил
Турак, прослеживая кончиком кинжала серебряную надпись - инкрустацию  на
золотом  раструбе  Рога.  Брови  его  изумленно  приподнялись  -  первое
открытое проявление чувств, что заметил у  него  Фейн,  но  в  следующее
мгновение лицо Турака обрело прежнюю невозмутимость. - У тебя есть  хоть
какое-то представление, что это такое?
   -  Это  Рог  Валир,  Верховный  Лорд,  -  вкрадчиво  сказал  Фейн,  с
удовольствием глядя на отвисшую челюсть мужчины с косой. Турак  же  лишь
кивнул, будто своим мыслям.
   Верховный Лорд повернулся и вышел. Фейн заморгал и открыл  было  рот,
но, подчинившись резкому жесту желтоволосого,  без  слов  последовал  за
Тураком.
   Фейн  оказался  в  другой  комнате,  изначальную  обстановку  которой
вынесли, заменив ширмами  и  единственным  креслом,  поставленным  перед
высоким округлым шкафчиком. По-прежнему держа  в  руках  Рог  и  кинжал,
Турак посмотрел на шкафчик, после отвел взгляд. Он ничего  не  произнес,
но второй Шончан отрывисто бросил короткие приказы, и тут  же  несколько
мужчин в простых шерстяных  одеяниях  внесли  через  дверь,  скрытую  за
ширмами, другой маленький  столик.  Следом  за  ними  появилась  молодая
женщина с волосами столь светлыми, что казались почти белыми, руки у нее
были заняты множеством  небольших  подставок  из  полированного  дерева,
разнообразных размеров и форм. Сквозь ее тонкое одеяние из белого шелка,
почти прозрачное, Фейн с легкостью увидел бы ее тело, но  его  глаза  не
отрывались от кинжала. Рог был только средством для достижения  цели,  а
кинжал являлся частью самого Фейна.
   Турак мимолетно коснулся одной из деревянных подставок,  что  держала
девушка, и она поставила ее в центр  столика.  По  указанию  человека  с
косой слуги повернули кресло лицом к столику.  Волосы  же  самых  низших
слуг  доходили  до  плеч.  Кланяясь,  почти  касаясь  лбами  колен,  они
торопливо удалились.
   Поместив Рог на подставку, так чтобы  раструб  смотрел  прямо  вверх,
Турак положил кинжал на столик перед ним и уселся в кресло.
   Больше Фейн не выдержал, терпение его лопнуло.  Он  протянул  руку  к
кинжалу.
   Желтоволосый поймал его запястье, больно сдавив своими пальцами.
   - Небритый пес! Знай, что рука, коснувшаяся собственности  Верховного
Лорда без его соизволения, подлежит усекновению.
   - Он мой, - прорычал Фейн. Терпение! Как же долго!
   Турак,  удобно  откинувшись  на  спинку  кресла,  приподнял  покрытый
голубым лаком ноготь, и Фейна отшвырнули в сторону, дабы ничто не мешало
Верховному Лорду лицезреть Рог. - Твой?  -  промолвил  Турак.  -  Внутри
ларца, который тебе не открыть? Если ты достаточно  заинтересуешь  меня,
я, может, и дам тебе кинжал. Даже если он и из Эпохи Легенд, к  подобным
вещицам у меня нет интереса.  Прежде  всего  ты  ответишь  мне  на  один
вопрос. Почему ты принес Рог Валир мне?
   Фейн жадно взирал на кинжал, но недолго,  потом  вырвал  запястье  из
цепкой хватки и потер его, поклонившись:
   - Потому что вы можете протрубить в него, Верховный  Лорд.  Потом  вы
можете захватить всю эту землю, если  пожелаете.  Весь  мир!  Вы  можете
разрушить Белую Башню и в пыль стереть всех Айз Седай, так как  даже  их
могуществу не остановить героев, восставших из мертвых.
   - Значит, мне следует протрубить в него. -  Тон  Турака  был  так  же
ровен. - И разрушить Белую Башню. И вновь - почему?  Ты  заявляешь,  что
подчиняешься, ждешь и служишь, но эта страна - земля клятвопреступников.
Почему ты отдаешь свою страну мне? У тебя какие-то  личные  причины  для
обиды на этих... женщин?
   Фейн  постарался  придать  голосу   побольше   убедительности.   Будь
терпелив, как подтачивающий изнутри червь.
   - Верховный Лорд, в моей семье, поколение за поколением,  сохранялась
традиция. Мы служили Верховному Королю, Артуру  Пейндрагу  Танриалу,  и,
когда он был убит тарвалонскими  ведьмами,  мы  не  отреклись  от  своих
клятв. Пока другие воевали и рвали созданное Артуром  Ястребиное  Крыло,
мы  держались  наших  обетов  и  претерпевали  за  то,  что  по-прежнему
оставались им верны. Таковы были заветы. Верховный Лорд, передаваемые от
отца к сыну и от матери к дочери, все  годы  после  убийства  Верховного
Короля.  Так  мы  ждали  возвращения  армий  Артура  Ястребиное   Крыло,
посланных за  Океан  Арит,  так  мы  ждали  возвращения  родичей  Артура
Ястребиное Крыло, чтобы уничтожить Белую Башню  и  вернуть  им  то,  что
принадлежало  Верховному  Королю.  И  когда   вернутся   родичи   Артура
Ястребиное  Крыло,  мы  будем  служить,  словом  и  делом,  как  служили
Верховному Королю. За исключением каймы, Верховный Лорд, знамя, что реет
над этой крышей,  -  знамя  Лютейра,  сына  Артура  Пейндрага  Танриала,
посланного во главе войск за океан. - Фейн пал  на  колени,  убедительно
прикидываясь, будто переполнен обуревающими его чувствами.  -  Верховный
Лорд,  я  всего  лишь  горю  желанием  служить,  словом  и  делом,  роду
Верховного Короля!
   Турак молчал столь долго, что Фейн начал гадать, не требуется ли  еще
речей  для  убеждения;  что  ж,  он  готов  говорить  столько,   сколько
понадобится. Но наконец Верховный Лорд промолвил:
   - Кажется,  ты  знаешь  то,  о  чем  никто,  ни  из  знатных,  ни  из
низкорожденных, не говорил с тех пор, как  увидели  эту  землю.  Здешний
народ говорил об этом как об одном слухе из десятка,  но  ты  знаешь.  Я
вижу по твоим глазам, слышу в твоем голосе.  Я  почти  поверил,  что  ты
подослан, дабы заманить меня в ловушку. Но  кто,  обладая  Рогом  Валир,
стал бы так нелепо использовать его?  Никто  из  тех  Высокородных,  что
явились с Хайлине, не имел Рога, ибо легенда гласит, что  он  сокрыт  по
эту сторону океана. И наверняка, владей им  какой-либо  властитель  этой
страны, он воспользовался бы им против меня и не стал бы передавать  его
в мои руки. Как ты стал владеть Рогом Валир? Ты хочешь сказать, будто ты
герой, как в легенде? Ты свершаешь великие деяния и доблестные подвиги?
   - Я не герой. Верховный Лорд.  -  Фейн  отважился  на  самоосуждающую
улыбку, но лицо Турака оставалось непроницаемым, и он стер улыбку. - Рог
был обнаружен моим предком в воцарившемся после смерти Верховного Короля
смятении. Он знал, как открывается ларец, но секрет этот сгинул вместе с
ним в Войне Ста Лет, которая разоряла империю Артура  Ястребиное  Крыло,
поэтому мы - те, кто унаследовал этот ларец, - знали  лишь,  что  внутри
хранится Рог и что мы  обязаны  беречь  этот  ларец,  пока  не  вернутся
потомки Верховного Короля.
   - Я почти готов тебе поверить.
   - Верьте, Верховный Лорд. Едва вы протрубите в Рог...
   -  Не  порти  того  впечатления,   которое   сумел   создать   своими
убедительными речами. Я не стану трубить в Рог Валир.  Когда  вернусь  в
Шончан, я преподнесу его Императрице как самый главный из своих трофеев.
Вероятно, в него протрубит сама Императрица.
   - Но, Верховный Лорд, - возразил Фейн, - вы должны...
   Очухался он на боку, со звоном в голове.  Лишь  когда  перед  глазами
прояснилось, он разглядел, как мужчина с бледной косой потирает кулак, и
уразумел, что случилось.
   - С некоторыми словами, -  заметил  желтоволосый,  -  никогда  нельзя
обращаться к Верховному Лорду. Фейн решил для  себя,  как  именно  умрет
этот человек. Турак перевел взгляд с  Фейна  на  Рог  столь  безмятежно,
будто ничего не видел.
   - Возможно,  наряду  с  Рогом  Валир  я  отдам  Императрице  и  тебя.
Вероятно, она сочтет тебя занятным - человека, который утверждает, будто
его семья оставалась верной, где все другие нарушили клятвы или позабыли
их.
   Поднимаясь на ноги, Фейн постарался скрыть  свою  нежданную  радость.
Пока Турак не упомянул об Императрице, он даже  и  не  подозревал  о  ее
существовании,  но  вновь  открывшаяся  тропка  к   правителю...   такая
перспектива открывала новые пути, рождала новые планы. Оказаться рядом с
правительницей, под властью которой вся мощь Шончан, а в руках у нее Рог
Валир, куда лучше, чем превращать этого Турака в Великого Короля. Что ж,
некоторые пункты его плана  подождут  своего  часа.  Спокойнее.  Незачем
давать ему знать, как сильно тебе этого  хочется.  После  столь  долгого
ожидания еще чуточку терпения не повредит.
   - Как будет угодно Верховному Лорду, - произнес он, стараясь говорить
голосом человека, который лишь желает служить своему господину.
   - Ты - чуть ли не самая ревностность, ты горишь от желания, -  сказал
Турак, и Фейн едва скрыл нервную дрожь. - Я скажу тебе, почему не  стану
трубить в Рог Валир и почему не  оставлю  его  себе,  и,  вероятно,  мое
объяснение остудит твой пыл. Я не желаю, дабы какой-нибудь мой  поступок
оскорбил Императрицу; если пыл твой остудить  нельзя,  тогда  пламя  его
будет гореть вечно, ибо этих берегов ты не покинешь никогда. Известно ли
тебе, что, кто бы ни протрубил в Рог Валир,  после  он  будет  связан  с
Рогом? Что пока он или она живы, для другого сей предмет - не более  чем
обычный рог? - Судя по тону, ответа Турак не ждал, да и в  любом  случае
прерывать  свою  речь  он  не  собирался.  -  В  линии  престолонаследия
Хрустального Трона я - двенадцатый. Если я оставлю Рог Валир  себе,  все
стоящие между мною и троном могут возомнить, будто в  скором  будущем  я
намерен стать первым. Хотя Императрица,  разумеется,  желает,  чтобы  мы
соперничали  друг  с  другом  -  чтобы  сильнейший  и  самый  хитроумный
наследовал ей, сама она ныне выказывает  высочайшее  расположение  своей
второй дочери. И она вряд ли с удовольствием отнесется к  любой  угрозе,
направленной против Туон. Если я протрублю в Рог,  пусть  даже  и  брошу
этот край к ее ногам и обуздаю всех женщин из Белой Башни,  Императрица,
да живет она вечно, несомненно сочтет, что я покушаюсь на нечто большее,
чем просто быть ее наследником.
   Фейн остановил себя, не высказав вслух предположение,  насколько  это
возможно, если у Турака будет  Рог.  Нечто  в  голосе  Верховного  Лорда
подсказало - как ни трудно Фейну было в это поверить,  -  что  тот  и  в
самом  деле  искренне  желал,  чтобы  она  жила  вечно.  Я  должен  быть
терпеливым. Как червь, точащий корень.
   - Слухачи Императрицы могут быть где угодно, - продолжал Турак. - Они
могут быть кем угодно. Хуан родился и был возвышен в Доме Аладон, как  и
его семья за  одиннадцать  поколений  до  него,  однако  даже  он  может
оказаться Слухачом. - Человек с косой было протестующе двинулся, но  тут
же одернул себя и застыл в неподвижности. - Даже высокородный  лорд  или
знатная леди могут обнаружить, что самые их сокровенные  тайны  известны
Слухачам, могут проснуться и обнаружить себя в руках Взыскующих  Истину.
Отыскивать истину - занятие всегда непростое, но  Взыскующие  нещадны  в
своих стараниях и не жалеют трудов в своих поисках, а ищут они  столько,
сколько считают нужным. Разумеется, они прилагают великие  усилия,  дабы
благородный лорд или высокая леди не умерли, находясь под их опекой, ибо
ничья рука не  смеет  убить  того,  в  чьих  жилах  течет  кровь  Артура
Ястребиное Крыло. Если Императрица вынуждена отдать подобный приказ,  то
несчастного помещают живьем в шелковый мешок  и  этот  мешок  вешают  за
стену Башни Воронов и оставляют так, пока тот не сгниет. Для такого, как
ты, подобной заботы не  предусмотрено.  При  Дворе  Девяти  Лун,  что  в
Шондаре, такого, как ты, предадут Взыскующим за неверное движение глаза,
за неуместно оброненное слово, из простого каприза. Ты  по-прежнему  еще
горишь желанием?
   Фейн нарочно дрогнул в коленях:
   - Я всего лишь хочу служить словом и делом. Верховный  Лорд.  Я  знаю
многое, что может оказаться полезным. - Видно, этот двор в Шондаре -  то
самое место, где его планы и способности найдут благодатную почву.
   - Пока я не отплыву обратно  в  Шончан,  ты  будешь  развлекать  меня
историями о своей семье и ее традициях. Утешительно найти в этой  Светом
забытой стране второго человека, способного развлечь  меня,  пусть  даже
оба вы, как я подозреваю, мне лжете. Можешь покинуть меня.
   Больше не было произнесено ни слова, но,  быстро  переступая  ногами,
появилась девушка с почти белыми волосами и  в  едва  ли  не  прозрачном
одеянии и встала, склонив голову, на колени  возле  Верховного  Лорда  и
протянула на лакированном подносе одну-единственную дымящуюся чашку.
   - Верховный Лорд, - произнес Фейн. Мужчина с косой, Хуан, схватил его
за руку, но он вырвался. Губы Хуана гневно стянулись, когда Фейн тем  не
менее отвесил свой самый низкий поклон. Да-а, я  убью  его  медленно.  -
Верховный Лорд, есть те, кто гонятся за  мной.  Они  хотят  забрать  Рог
Валир. Приспешники Темного, а то и кое-кто похуже.  Верховный  Лорд,  и,
верно, отстают они не больше чем на день или два.
   Турак отхлебнул  глоток  черной  жидкости  из  тонкостенной  чашечки,
аккуратно держа ее кончиками пальцев с длинными ногтями:
   - Немного осталось в Шончан Приспешников Тьмы. Те, кто избежал хватки
Взыскующих Истину, встречаются обычно с топором палача. Встреча с Другом
Темного могла бы быть интересной.
   - Верховный Лорд, они опасны. С ними троллоки. Во главе  у  них  тот,
кто называет себя Рандом ал'Тором. Молодой  мужчина,  но  до  невероятия
подл и мерзок в своем падении во Тьму, с  лживым,  изворотливым  языком.
Верховный Лорд, во многих краях, где он появляется,  бывает  разное,  но
всегда  туда,  где  его  видели,  приходят  троллоки.  Всегда   являются
троллоки... и убивают.
   - Троллоки, - задумчиво промолвил Турак. - В Шончан троллоков нет. Но
у  Воинства  Ночи  есть  другие  союзники.  Другие  твари.  Меня   часто
интересовало, сумеет ли гролм справиться с троллоком. Я прослежу,  чтобы
этих твоих Друзей Темного и этих твоих троллоков захватили живьем,  если
они не окажутся еще одной ложью. Эта страна заставляет меня скучать.
   Он вздохнул и вдохнул  парок,  вьющийся  над  чашкой.  Фейн  позволил
злобно  кривящемуся  Хуану  выволочь  себя  из  комнаты,  нисколько   не
утруждаясь выслушиванием гневной отповеди о возможных последствиях, если
когда-либо впредь тот ослушается и  посмеет  не  удалиться,  получив  от
Лорда  Турака  на  то  соизволение.  Фейн  почти  не  заметил,  как  его
вытолкнули на улицу, одарив монетой и наказом вернуться  завтра  поутру.
Теперь Ранд ал'Тор - его. Наконец-то я увижу его мертвым.  А  затем  мир
заплатит за то, что было сделано со мной.
   Хихикая под нос, Фейн повел своих лошадей вниз в  город,  высматривая
подходящую гостиницу.

Глава 35
СТЕДДИНГ ТСОФУ

   Полдня скачки - и приречные холмы, на которых  стоял  город  Кайриэн,
уступили  место  пологой  равнине  с  перелесками.  По-прежнему  доспехи
шайнарцев покоились во вьючных мешках. Дорог в этой местности  не  было,
лишь редкие колеи от повозок  да  считанные  фермы  и  деревушки.  Верин
настойчиво подгоняла, и Ингтар - беспрестанно ворча, что  они  позволяют
себя обмануть, что Фейн ни за что бы не сказал, куда он  на  самом  деле
собрался; однако  в  то  же  время  брюзжа,  что  скачут  они  совсем  в
противоположном направлении от Мыса Томан,  словно  бы  какой-то  частью
разума шайнарец все-таки верит и Мыс Томан, куда бы отряд ни направился,
все равно не в месяцах пути, - Ингтар подчинялся Айз Седай. И, вслед  за
командиром, отряд несся вперед, и знамя с Серой Совой билось на ветру.
   Ранд скакал с мрачной решимостью, избегая  разговоров  с  Верин.  Ему
нужно кое-что сделать - исполнить свой долг, как сказал бы Ингтар,  -  а
потом он будет свободен от Айз Седай раз и навсегда. Казалось, что-то из
настроения Ранда передалось и Перрину, тот  устремил  взгляд  вперед,  в
никуда. Когда отряд на опушке леса остановился  на  ночевку,  а  темнота
почти  сгустилась  вокруг,  Перрин  принялся  расспрашивать   Лойала   о
стеддинге. Троллоки в стеддинг не входят; а волки могут?  Лойал  коротко
ответил,  что  только  создания  Тени  не  желают   пересекать   границу
стеддинга. И Айз Седай, конечно, так как они  в  пределах  стеддинга  не
способны касаться Истинного Источника и направлять Единую Силу.  Правда,
сам огир выказывал крайнюю неохоту идти в Стеддинг  Тсофу,  едва  ли  не
больше всех ему не хотелось  туда.  Единственный,  кто  горел  желанием,
просто-таки рвался вперед, был Мэт. Кожа у него приобрела такой оттенок,
словно он год не видел солнца, а щеки запали, хотя он и  утверждал,  что
готов бежать наперегонки. Прежде чем Мэт закутался в свои одеяла,  Верин
наложила на него руки для Исцеления, а потом повторила процедуру  утром,
перед выступлением отряда, хотя на внешнем облике Мэта ее манипуляции не
сказались. Глядя на Мэта, хмурился даже Хурин.
   На второй день пути, когда солнце  уже  стояло  высоко,  Верин  вдруг
выпрямилась в седле и огляделась. Рядом с ней вздрогнул Ингтар.
   Ничего необычного в лесе, что теперь окружал отряд, Ранд не  замечал.
Не очень густой подлесок, и было  легко  двигаться  под  сенью  дубов  и
гикори, ниссы и буков, зеленый полог тут и там  пронзали  высокие  сосны
или мирты,  или  рассекала  белая  прореха  берестянки.  Но  когда  Ранд
последовал за Верин и Ингтар, он внезапно ощутил, как по телу  пробежала
прохлада, словно он зимой  сиганул  в  пруд  Мокрого  Леса.  Его  обдало
ознобом, и холод исчез, оставив чувство свежести.  И  еще  -  смутное  и
отдаленное ощущение потери, хотя какой именно,  он  сообразить  не  мог.
Каждый всадник, достигая этой точки,  вздрагивал  или  издавал  какое-то
восклицание. Хурин разинул рот, а  Уно  прошептал:  "Проклятье,  что  за
треклятое..." Потом он помотал головой, явно не  зная,  что  сказать.  В
желтых глазах  Перрина  появилось  выражение,  словно  он  узнал  что-то
знакомое.
   Лойал сделал глубокий медленный вздох и выпустил воздух из легких:
   - Такое ощущение... как хорошо... вновь оказаться в стеддинге.
   Сдвинув брови, Ранд  поглядел  вокруг.  Он-то  считал,  что  стеддинг
окажется чем-то особенным, но, не считая того холодка, лес был таким же,
как и тот, через который они  скакали  весь  день.  Да,  было,  конечно,
неожиданное ощущение умиротворения.
   А потом из-за дуба шагнула огир.
   Она была ниже Лойала - это значило, что она на голову  и  плечи  выше
Ранда, - но с таким же широким носом и большими  глазами,  с  такими  же
крупным ртом и ушами с кисточками.  Брови  ее  были,  правда,  не  столь
длинны, как у Лойала, и по сравнению с  ним  черты  ее  лица  отличались
изяществом, а кисточки на ушах были нежнее. Одета  она  была  в  длинное
зеленое платье и зеленый плащ, вышитый цветками,  в  руках  девушка-огир
держала букет цветущих веточек галезии,  словно  она  их  собирала.  Она
спокойно смотрела на пришельцев и ждала.
   Лойал слез со своей высокой лошади  и  торопливо  поклонился.  То  же
сделали и Ранд с товарищами, пусть не  столь  быстро,  как  Лойал;  даже
Верин склонила голову. Лойал  церемонно  представил  всех,  но  название
Своего стеддинга он не упомянул.
   Несколько мгновений девушка-огир - Ранд был уверен, что она не старше
Лойала, - смотрела на них с интересом, потом улыбнулась.
   - Добро пожаловать  в  Стеддинг  Тсофу.  -  Голос  был  более  мягкой
вариацией голоса Лойала; более мягкое гудение  шмеля  поменьше.  -  Я  -
Эрит, дочь Ивы, дочери Алар. Добро пожаловать. С тех пор  как  каменщики
покинули Кайриэн, у нас бывало мало гостей из людского  рода,  а  теперь
так много сразу. Ах да, конечно,  у  нас  были  люди  из  Странствующего
Народа, но они ушли, когда... Ох, я слишком много болтаю. Я отведу вас к
Старейшинам. Только... - Она поискала взглядом старшего  в  отряде  и  в
конце концов остановила взор на Верин. - Айз Седай,  с  вами  так  много
людей, и вдобавок вооруженных. Вы не против оставить  некоторых  из  них
Снаружи? Простите меня, но всегда как-то  тревожно,  когда  в  стеддинге
сразу очень много вооруженных людей.
   - Разумеется, Эрит, - сказала Верин. - Ингтар, вы не распорядитесь?
   Ингтар отдал приказ Уно, и получилось так, что из шайнарцев только он
и Хурин последовали за Эрит в стеддинг. Ведя жеребца  в  поводу,  как  и
другие. Ранд поднял взгляд на подошедшего к нему поближе Лойала, который
то и дело бросал взгляды на идущую впереди вместе  с  Верин  и  Ингтаром
Эрит. Немного отстав, за ними шагал  Хурин,  в  изумлении  глазевший  по
сторонам, хотя Ранд и не был уверен, на что именно  тот  смотрит.  Лойал
нагнулся к юноше, тихо заговорив:
   - Разве она не красива. Ранд? И голос у нее как песня. Мэт  хихикнул,
но, когда Лойал вопросительно поглядел на него, сказал:
   - Очень хорошенькая,  Лойал.  Понимаешь  ли,  на  мой  вкус,  немного
высоковата, но очень хорошенькая, точно. Лойал неуверенно нахмурился, но
кивнул:
   - Да, верно. - Лицо у него прояснилось. - Так хорошо себя чувствуешь,
вернувшись  в  стеддинг.  Нет,  это  не  Тоска  мною  завладела,  ты  же
понимаешь.
   - Тоска? - сказал Перрин. - Чего-то я не понимаю, Лойал.
   - Перрин, мы, огир, привязаны к стеддингам. Говорят, до Разлома  Мира
мы могли ходить повсюду, где хотели, и столько, сколько хотели,  подобно
вам, людям, но с Разломом все переменилось. Огир рассеяло, как и  всякий
другой народ, и  они  никак  не  могли  вновь  отыскать  стеддинги.  Все
переместилось, все переменилось. Горы, реки, даже моря.
   - Про Разлом все знают, - нетерпеливо заметил Мэт. - А  при  чем  тут
эта... эта Тоска?
   - И вот во время  Изгнания,  пока  мы  скитались,  потерянные.  Тоска
впервые обрушилась на нас. Стремление еще  раз  оказаться  в  стеддинге,
почувствовать  себя  опять  дома.  Многие  умерли  из-за  нее.  -  Лойал
опечаленно покачал головой. - Больше умерло, чем осталось в живых. Когда
мы наконец начали  опять  обнаруживать  стеддинги,  по  одному,  в  годы
Соглашения  Десяти  Государств,  казалось,  что   мы   победили   Тоску,
преодолели ее, но она изменила нас, заронила в нас свои семена.  Теперь,
если огир пробудет Снаружи чересчур долго, вновь  подступает  Тоска;  он
начинает слабеть, и если не вернется, то умирает.
   - Тебе нужно тут остаться  на  время?  -  озабоченно  поинтересовался
Ранд. - Незачем убивать себя, отправившись с нами.
   - Я буду знать, когда на меня нападет Тоска,  -  засмеялся  Лойал.  -
Задолго до того, как она станет настолько сильной, чтобы мне от нее было
плохо. Вот Далар, к примеру, провела среди Морского Народа  десять  лет,
даже не видя стеддинга, а она благополучно вернулась домой.
   Из-за деревьев выступила  женщина-огир,  ненадолго  задержавшись  для
короткого разговора с Эрит и Верин. Она оглядела с головы до ног Ингтара
и, как показалось, вовсе  о  нем  забыла,  чем  привела  того  в  полное
замешательство.  Ее  взор  скользнул  по  Лойалу,  коснулся   Хурина   и
двуреченцев, и она снова шагнула в лес; у Лойала был такой вид, будто он
хотел спрятаться за своей лошадью.
   - Кроме того, - отметил он, осторожно выглядывая поверх  седла  вслед
уходящей огир, - в стеддинге скучная жизнь, по сравнению с  путешествием
вместе с тремя та'верен.
   - Если ты опять решил поболтать об этом,  -  заворчал  Мэт,  и  Лойал
быстро промолвил:
   - Тогда с тремя друзьями! Вы же мои друзья, я надеюсь.
   - Я - да, - просто ответил Ранд, а Перрин кивнул.
   Мэт засмеялся:
   - Как же мне не дружить с тем,  у  кого  при  игре  кости  так  плохо
падают? - Он вскинул руки, когда Ранд с Перрином на него  посмотрели.  -
Ох, да ладно. Лойал, ты мне нравишься, Ты - мой друг. Только вот не надо
о... Э-эй! Порой ты  ведешь  себя  не  лучше  Ранда.  -  Потом  он  тихо
пробормотал: - По крайней мере здесь, в стеддинге, нам ничего такого  не
грозит.
   Ранд поморщился. Он понял, к чему клонил Мэт. Здесь, в стеддинге, где
я не могу направлять.
   Перрин ткнул  Мэта  кулаком  в  плечо,  но  вид  у  него  сразу  стал
виноватым, когда Мэт, скривившись, повернул к нему изможденное лицо.
   Сначала Ранд услышал музыку:  невидимые  флейты  и  скрипки  выводили
веселую мелодию, что плыла между  деревьев,  и  звучные  голоса  пели  и
смеялись:

   Выполи поле, разровняй, разрыхли.
   Не оставь ни сорняка, ни стерни.
   Тут мы работаем, тут трудимся  мы,  тут  выситься  деревьям,  тут  им
расти.

   Почти в тот же миг он  сообразил,  что  та  громадная  колонна  между
деревьями и есть дерево; его ствол с бороздчатой  корой  имел  не  менее
двадцати шагов в толщину. Раскрыв от потрясения рот. Ранд  проследил  по
нему взглядом вверх, за лесной балдахин, где в доброй  сотне  шагов  над
землей ствол подпирал ветви,  раскинувшиеся  в  стороны  подобно  шляпке
гигантского гриба, и ветви немногим тоньше уходили еще выше.
   - Чтоб я сгорел, - прошептал Мэт. - Из одного такого можно  выстроить
десять домов. Пятьдесят!
   - Срубить Великое Древо? - Вопрос Лойала прозвучал возмущенно и очень
гневно. Уши его одеревенели, застыв неподвижно, длинные брови спустились
на щеки. - Мы никогда не срубаем  Великие  Древа,  если  только  оно  не
погибло, а они почти никогда не умирают. Немногие  пережили  Разлом,  но
некоторые из самых больших в Эпоху Легенд были еще саженцами.
   - Извини, - сказал Мэт. - Я просто говорил, какие они большие.  Вашим
деревьям я не желаю ничего плохого.
   Лойал кивнул, похоже, успокоившись.
   Среди  деревьев  теперь   показались   огир.   Большинство,   видимо,
занимались своими делами; хотя все поглядывали  на  незнакомцев  и  даже
дружески кивали или чуть кланялись, никто не остановился и не заговорил.
Ходили  они  удивительной  походкой,   вобравшей   в   себя   осторожную
неторопливость вкупе с почти по-детски непосредственными  беззаботностью
и радостью. Они знали, кто они и что делают, и  им  это  нравилось,  как
нравилось и то, где они есть, и казалось, они пребывают в мире с  самими
собой и со всем, что их окружает, Ранд вдруг даже позавидовал им.
   Немногие из мужчин-огир оказались выше Лойала, но легко было выделить
среди них тех, кто постарше: последние, все как на подбор, имели  усы  -
такие же длинные, как и вислые брови, - и узкие бородки.  Огир  помладше
были гладко выбриты, как и Лойал. Многие мужчины были в одних рубашках и
держали в руках лопаты, мотыги или пилы и ведра со смолой; другие носили
простые куртки, наглухо застегнутые до  шеи  и  расширяющиеся  у  колен,
словно килт. Женщины явно отдавали предпочтение  вышитым  цветкам,  а  у
многих цветы были и в волосах. У молодых женщин  вышивка  ограничивалась
плащами; у женщин постарше вышиты были и платья, а у некоторых женщин, с
седыми волосами, цветы и вьющиеся  растения  поднимались  от  подола  до
ворота. Считанные огир, в основном девушки и женщины, похоже, проявили к
Лойалу особый интерес. Но тот шагал, глядя  прямо  перед  собой,  и  чем
дальше шли гости, тем испуганней подрагивали у него уши.
   Ранд оторопел, увидев, как один огир шагнул, будто из-под  земли,  из
одного поросшего травой, осыпанного дикими цветами кургана,  что  тут  и
там возвышались между деревьев. Потом он разглядел в курганах окна, а  в
одном стоящую женщину-огир,  явно  раскатывающую  тесто  для  пирога,  и
сообразил,  что  видит  перед  собой  огирские  дома.  Рамы  окон   были
каменными, но они не только выглядели естественными  образованиями,  они
будто были за многие поколения изваяны ветром и водой.
   Великим Древам, с могучими стволами и массивными,  толщиной  с  коня,
разлапистыми  корнями,  требовалось  каждому  немало  пространства,   но
несколько деревьев росли прямо в городке.  Поверх  корней,  по  земляным
насыпям проходили тропинки. На деле, если не считать тропинок, с  одного
лишь взгляда отличить городок от леса возможно было  только  по  большой
свободной поляне в центре поселения, вокруг того, что могло представлять
собой  только  пень  одного  из  Великих  Древ.  Около  сотни  шагов   в
поперечнике, с отполированным  срезом,  ровным  как  пол.  В  нескольких
местах ко пню были пристроены ступеньки. Ранд пытался представить  себе,
какой же высоты было это дерево, но тут Эрит громко, чтобы все услышали,
сказала:
   - Вот идут другие наши гости. Сбоку, обходя огромный ствол, появились
три женщины. Самая молодая несла деревянную чашку.
   - Айил, - произнес Ингтар. - Девы Копья. Как хорошо,  что  я  оставил
Масиму вместе со всеми. - Но сам тем не  менее  отступил  в  сторону  от
Верин и Эрит и, протянув руку за плечо, проверил меч в ножнах.
   Ранд  рассматривал  Айил  с   беспокойством   и   любопытством.   Они
принадлежали к тому народу, к которому, как твердили ему слишком многие,
якобы принадлежал и он. Две женщины были зрелого возраста, третья -  еще
почти ребенок, но все три были  не  по-женски  высокого  роста.  Коротко
подрезанные  волосы  -  оттенков  от  золотисто-каштанового   до   почти
золотистого - были собраны узким, длиной по плечо, хвостом  на  затылке.
Носили они свободные шаровары,  заправленные  в  мягкие  сапоги,  а  вся
одежда имела оттенки коричневого, серого, зеленого. Он  решил,  что  эти
одеяния сольются с лесом или со скалами  не  хуже  плащей  Стражей.  Над
плечами у женщин торчали короткие  луки,  на  поясах  висели  колчаны  и
длинные ножи, и каждая несла с собой маленький круглый  щит  из  кожи  и
несколько копий с короткими  древками  и  длинными  наконечниками.  Даже
младшая  двигалась  с  грацией,  которая  убеждала:   она   знает,   как
использовать свое оружие.
   Внезапно женщины увидели других людей; казалось, они были  ошеломлены
тем, что сами были потрясены при виде Ранда и прочих, но двигались они с
быстротой  молнии.  Младшая  вскрикнула:  "Шайнарцы!"  и,  повернувшись,
аккуратно поставила чашку на землю позади себя. Женщины постарше  быстро
обернули головы коричневой тканью, стянув ее с плеч. Надвинули  на  лица
черные вуали, скрыв все, кроме глаз, а младшая выпрямилась, стараясь  во
всем подражать им. Низко пригнувшись, три  женщины  начали  приближаться
осторожным шагом, выставив щиты вперед, сжимая  в  той  же  руке  копья,
кроме одного, которое каждая держала наготове в другой руке. Меч Ингтара
вылетел из ножен:
   - Отойдите, Айз Седай. Посторонитесь, Эрит. Хурин  выхватил  мечелом,
помедлил нерешительно, выбирая между дубинкой и мечом; еще раз  взглянув
на копья Айил, остановил выбор на мече.
   - Нет, нельзя, - запротестовала  девушка-огир.  Заламывая  руки,  она
поворачивалась то к Ингтару, то к Айил. - Вы не должны!
   До Ранда дошло, что меч со знаком цапли уже у него  в  руках.  Перрин
наполовину вытащил свой топор из  петли  на  поясе,  потом  заколебался,
качая головой.
   - Вы чего, оба спятили? - вопросил Мэт.  Его  лук  по-прежнему  висел
через плечо. - Какое мне дело, Айил они или нет, но они женщины!
   - Прекратите! - потребовала Верин. - Сейчас же прекратите!
   Айил и шага не замедлили, и Айз Седай в расстройстве сжала кулачки.
   Мэт двинулся назад, собираясь поставить ногу в стремя.
   - Я сматываюсь, - заявил он. - Вы меня  слышите?  Не  намерен  я  тут
оставаться, чтоб они меня проткнули теми штуками, и не буду я стрелять в
женщин!
   - Пакт! - кричал Лойал. - Вспомните  Пакт!  Его  слова  произвели  не
больший эффект, чем продолжающиеся мольбы Верин и Эрит.
   Ранд подметил, что  обе,  и  Айз  Седай,  и  девушка-огир,  держались
подальше от пути Айил. Потом подумал, не подал ли Мэт хорошую мысль.  Он
не был уверен, сумеет ли ударить женщину, даже если она  на  самом  деле
попытается его убить. Но тут же появилась мысль,  которая  и  определила
его дальнейшие действия: даже если он успеет добраться до седла  Рыжего,
Айил уже будут не далее чем в тридцати шагах. А эти короткие копья,  как
он подозревал,  вполне  можно  метнуть  с  такого  расстояния.  Женщины,
по-прежнему пригибаясь, копья наготове, приближались, и  Ранд  прекратил
беспокоиться о том, чтобы не причинить вреда им, и начал беспокоиться  о
том, как бы они не причинили вреда ему.
   Нервно он потянулся  за  пустотой,  и  она  явилась.  Извне  приплыла
отдаленная мысль: пустота была всего лишь пустотой.  Свечения  саидар  в
ней не было. Ничто оказалось еще более пусто, чем он помнил,  громадное,
голодное, алчное, готовое поглотить его. Жаждущее еще большего;  значит,
есть еще что-то большее?
   Внезапно между двух групп быстрым  шагом  вышел  какой-то  огир,  его
узкая борода тряслась:
   - Что все это значит? Спрячьте  оружие.  -  Возмущению  его  не  было
предела, - Для вас, - он ожег взглядом Ингтара и Хурина, Ранда и Перрина
и не пощадил и Мэта, хоть тот и был с пустыми руками,  -  есть  какое-то
оправдание, но для вас...  -  Он  повернулся  к  женщинам-айил,  которые
остановили свое наступление: - Вы забыли Пакт?
   Женщины  обнажили  головы  и  открыли  лица   столь   поспешно,   что
показалось, будто они хотят притвориться, что ничего и не было.  Лицо  у
девушки стало пунцовым, а две другие  женщины  выглядели  сконфуженными.
Одна из них, с рыжеватыми волосами, сказала:
   - Простите нас. Древесный Брат. Мы помним Пакт, и мы не  обнажили  бы
сталь, но мы в стране Древоубийц, где против нас - каждый, и мы  увидели
людей при оружии.
   Ее глаза, как заметил Ранд, были как и у него - серыми.
   - Вы в стеддинге, Риан, - мягко сказал огир. - В стеддинге, маленькая
сестра, никому ничего не грозит. Здесь не сражаются, и ни у кого  да  не
поднимется на другого рука.
   Пристыженная, она кивнула, а огир взглянул на Ингтара и остальных.
   Ингтар вложил меч в ножны. Ранд сделал то же самое,  хотя  и  не  так
быстро, как Хурин, который  выглядел  смущенным  не  меньше,  чем  Айил.
Перрин так и не вытаскивал топора. Убрав руку с рукояти.  Ранд  отпустил
пустоту и вздрогнул. Пустота  ушла,  но  оставила  после  себя  медленно
затухающее эхо, прокатившийся через него отзвук ничто и  желание  чем-то
вновь ее заполнить.
   Огир повернулся к Верин и поклонился:
   - Айз Седай, я - Джуин, сын Лацела, сына Лауда.  Я  пришел  проводить
вас к Старейшинам. Они хотели бы знать, зачем к нам явилась Айз Седай  с
вооруженными людьми и с одним из наших юношей. -  Лойал  сгорбился  так,
словно желал провалиться сквозь землю.
   Верин с сожалением взглянула  на  Айил.  Видимо,  ей  очень  хотелось
побеседовать с ними. Затем она жестом попросила Джуина  идти  вперед,  и
тот увел ее, не сказав больше ни слова, даже не взглянув вообще ни  разу
на Лойала.
   Какое-то время Ранд с друзьями в каком-то стеснении  стояли  лицом  к
лицу с тремя женщинами-Айил. По крайней мере Ранд испытывал  неловкость.
Ингтар выглядел непоколебимым, как камень, с таким же  выражением  лица,
которое имеет камень. Да, тех черных повязок-вуалей  на  лицах  Айил  не
было, но копья по-прежнему оставались у них в руках, и они рассматривали
четырех мужчин, словно бы пытаясь  заглянуть  к  ним  в  душу.  Особенно
досталось Ранду, женщины бросали на  него  все  более  и  более  гневные
взоры. Он услышал, как самая молодая пробормотала:
   - Он носит меч!
   Сказано было тоном, в котором смешались ужас и презрение.  Потом  они
втроем ушли, остановившись, чтобы взять деревянную чашку, и  оглядываясь
через плечо на Ранда и его спутников, и вскоре скрылись из виду.
   - Девы Копья, - пробормотал Ингтар.  -  Никогда  не  думал,  что  они
остановятся, раз натянули вуали на лица. Наверняка не  из-за  нескольких
слов. - Он посмотрел на Ранда и двух его друзей. - Видели  бы  вы  атаку
Красных Щитов, или Каменных Солдат. Легче лавину остановить.
   - Они не нарушат Пакт, раз им напомнили о нем, -  сказала,  улыбаясь,
Эрит. - Они пришли за воспетым деревом. - В голосе  ее  зазвучали  нотки
гордости. - У нас в Стеддинге  Тсофу  есть  два  Древопевца.  Нынче  они
редкость. Я  слышала,  в  Стеддинге  Шангтай  есть  молодой  Древопевец,
который очень талантлив, но у нас двое. -  Лойал  вспыхнул,  но  она  не
подала вида, что заметила его смущение. - Пойдемте со  мной,  я  покажу,
где вы можете обождать, пока беседуют Старейшины.
   Пока все шли за Эрит, Перрин пробормотал:
   - Воспетое дерево, как же, так я и поверил! Эти Айил ищут  Того,  Кто
Приходит с Рассветом. А Мэт сухо добавил:
   - Тебя они ищут. Ранд.
   - Меня?! Что за безумие! С чего ты взял, будто...  Он  оборвал  себя,
когда Эрит указала  на  ступеньки.  ведущие  вниз,  в  усыпанный  дикими
цветами дом, по-видимому отведенный для гостей из людского рода-племени.
Комнаты, от одной  каменной  стены  до  другой,  имели  в  ширину  шагов
двадцать, крашеные потолки возвышались над полом на добрых два слана, но
огир явно вовсю постарались, чтобы людям здесь было удобно. И все  равно
для уютной жизни мебель  оказалась  чуточку  великовата,  кресла  высоки
(пятки сидящего болтались бы над полом), а стол Ранду едва до  груди  не
доставал. В каменный очаг, что будто был выточен  водой,  а  не  вытесан
руками, свободно, не пригибаясь, мог войти, по крайней мере, Хурин.
   Эрит с сомнением оглядела Лойала, но он отмахнулся от ее  заботливого
взора и утянул одно из кресел в самый незаметный от двери уголок.
   Едва девушка-огир ушла. Ранд подтащил Мэта и Перрина в сторону:
   - Что вы  там  такое  говорили,  будто  они  меня  ищут?  Почему?  По
какой-такой причине? Они посмотрели на меня и ушли.
   - Они смотрели на тебя так, - ухмыляясь, сказал Мэт,  -  будто  ты  с
месяц не мылся, а вместо этого окунался в овечьей поилке. - Ухмылка  его
исчезла. - Но  искать  они  могут  именно  тебя.  Мы  встретили  другого
айильца.
   Со все возрастающим изумлением Ранд слушал рассказ о встрече в  горах
Кинжала Убийцы Родичей.  По  большей  части  говорил  Мэт,  Перрин  лишь
поправлял его, вставляя слово-другое, когда того слишком заносило  и  он
начинал привирать. Описывая, как опасен был айилец  и  насколько  близко
встреча подошла к  грани,  за  которой  неминуем  смертельный  бой,  Мэт
устроил целое представление.
   - И поскольку ты единственный известный нам Айил, - докончил  Мэт,  -
ну это мог бы быть ты. Ингтар говорит, что Айил  никогда  не  живут  вне
Пустыни, поэтому ты, должно быть, единственный.
   - По-моему, это совсем не смешно, Мэт, - огрызнулся Ранд. - Никакой я
не Айил.
   Амерлин говорила, что это так. Ингтар так думает. Тэм  говорил...  Он
был болен, в горячке. Они отсекли те корни, что, как  он  считал,  имел,
эти Айз Седай и Тэм с ними, хотя Тэм был слишком болен и не понимал, что
говорит. Они вырвали Ранда из земли, бросив на ветер, как перекати-поле,
затем предложили нечто новое, за что он мог  бы  удержаться.  Лжедракон.
Айил. Нет, он не примет это, не будет пускать в такой земле новые корни.
Ни за что.
   - Может, я вообще никто. Но Двуречье - единственная родина, которую я
знаю, - промолвил Ранд.
   - Да я ничего такого и не имел в виду, - возразил  Мэт.  -  Просто...
чтоб мне сгореть, Ингтар говорит, что  ты  айилец.  Уриен  сошел  бы  за
твоего кузена, а если Риан наденет платье и назовет себя твоей тетушкой,
ты и сам поверишь. Ну ладно, ладно. Не смотри на меня так, Перрин.  Если
он хочет сказать, что он не Айил, так тому  и  быть.  Ладно,  И  вообще,
какая разница?
   Перрин покачал головой.
   Девушки-огир принесли воды и  полотенца  для  умывания,  потом  сыра,
фруктов и вина, вместе с  оловянными  кубками,  чуть-чуть  великоватыми,
чтобы удобно лежать в руке. Заходили и другие огирские женщины, в богато
вышитых платьях. Они появлялись одна за другой, заговаривали с  гостями,
спрашивали, удобно ли устроены люди, не нужно ли им чего. Перед тем  как
уйти, каждая обращала внимание и на Лойала. Он отвечал  почтительно,  но
скупо и немногословно, чего Ранд никогда за ним не замечал. Лойал стоял,
прижимая к груди книгу размерами под стать огир,  в  древнем  деревянном
переплете.  Он  держал  ее  как  щит.  Когда  визитерши  уходили,  Лойал
съеживался в кресле и заслонялся книгой, пряча лицо. Единственное, что в
этом доме совсем не подходило людям по размерам, были книги.
   - Вы только вдохните этот  воздух.  Лорд  Ранд,  -  сказал  Хурин,  с
улыбкой на губах наполняя легкие. Он  сидел  на  стуле  у  стола  и  как
мальчишка болтал ногами. - Никогда не считал, будто в  большинстве  мест
пахнет плохо, но тут... Лорд  Ранд,  по-моему,  здесь  никогда  не  было
какого-то убийства. Даже не ушибали никого, ну разве что ненароком.
   - Считается, что  в  стеддинге  все  безопасно,  -  сказал  Ранд.  Он
наблюдал за Лойалом. - Так, по крайней мере, утверждают сказания.
   Он проглотил последний кусочек белого сыра и подошел к Лойалу. Следом
за ним - Мэт, с кубком в руке.
   - В чем дело, Лойал? -  спросил  Ранд.  -  С  того  момента,  как  мы
оказались тут, ты такой нервный и взвинченный, словно кот на псарне!
   - Ни в чем, - сказал Лойал, с тревогой косясь на дверь.
   - Ты боишься, они узнают,  что  ты  ушел  из  Стеддинга  Шангтай  без
разрешения ваших Старейшин?
   Лойал  пугливо  оглянулся  вокруг,  кисточки  на   ушах   мелко-мелко
подрагивали:
   - Не говори этого, - свистящим шепотом промолвил он. - Они  же  могут
услышать! Если они прознают... -  С  тяжелым  вздохом  он  привалился  к
спинке кресла, переводя взгляд с Ранда на Мэта. - Я  не  знаю,  как  это
принято у людей, но у огир...  Если  девушка  видит  парня,  который  ей
нравится, то она идет к своей матери. Или иногда  мать  ее  видит  того,
кого она считает подходящим. В любом случае,  если  они  согласны,  мать
девушки идет к матери парня, и следующее, о чем  узнает  парень,  это  о
том, что с его женитьбой все устроено.
   - Что, парень даже слова в этом деле не имеет?  -  не  поверил  своим
ушам Мэт.
   - Никакого. Женщины все время говорят, мол, мы,  чай  нам  волю,  всю
жизнь проведем в браке с деревьями. -  Лойал,  гримасничая,  поерзал.  -
Половина наших браков заключаются между стеддингами; группы молодых огир
из одного стеддинга приходят в другой стеддинг, чтобы других  посмотреть
и себя показать. Если откроется, что я без  позволения  ушел  в  большой
мир. Старейшины почти наверняка  решат,  что  мне  нужна  жена,  дабы  я
остепенился. Я даже не узнаю про то, как они отошлют весточку в Стеддинг
Шангтай, к моей матери, и она явится сюда и женит меня,  не  успев  даже
дорожную пыль смыть. Она  всегда  говорила,  что  я,  дескать,  чересчур
тороплив и мне нужно жениться. Думаю, когда  я  ушел,  она  мне  жену  и
присматривала. Какую бы жену она мне ни выбрала... ну вряд ли какая жена
снова отпустит меня в большой мир,  пока  в  бороде  у  меня  седина  не
пробьется. Жены всегда говорят,  никакого  мужчину  нельзя  отпускать  в
большой мир, пока он не остепенится  настолько,  чтобы  обуздывать  свой
характер.
   Мэт загоготал так громко,  что  все  повернули  к  нему  головы,  но,
повинуясь яростной жестикуляции Лойала, заговорил тихо:
   - А у нас мужчины сами делают свой выбор, и никакая жена не  помешает
мужчине делать то, что он хочет.
   Ранд  нахмурился,  припоминая,  как  Эгвейн,  когда  они   оба   были
маленькими, начала ходить за ним по пятам. Вот  тогда-то  миссис  ал'Вир
стала проявлять к нему особый интерес, куда больший,  чем  к  любому  из
других мальчиков. Потом, позже, некоторые девушки  танцевали  с  ним  на
праздниках,  а  некоторые  -  нет,  и  те,  кто  танцевал,  всегда  были
подружками Эгвейн, а те девушки, с кем  он  не  танцевал,  Эгвейн  и  не
нравились. Он также припомнил, как вроде миссис  ал'Вир  отвела  Тэма  в
сторонку - и она ворчала, что у Тэма нет жены, чтобы с ней поговорить! -
и после той беседы Там, да и все остальные, вели себя так, будто Ранд  и
Эгвейн помолвлены, хотя они и не давали слова,  стоя  на  коленях  перед
Кругом Женщин. Раньше он как-то не задумывался над этим;  казалось,  все
между Эгвейн и им просто шло своим чередом, так; как  и  должно,  вот  и
все.
   - А по-моему, у нас то же самое, -  пробормотал  Ранд,  а  когда  Мэт
засмеялся, добавил: - Ты не помнишь, твой отец когда-нибудь делал что-то
такое, чего твоя мать на самом деле не хотела?
   Мэт ухмыльнулся, открыл было рот, потом задумчиво нахмурился и закрыл
его.
   В дом по ступенькам спустился Джуин:
   - Не соблаговолите ли вы все пойти со  мной?  Вас  хотели  бы  видеть
Старейшины. - На Лойала он не посмотрел, но тот чуть не уронил книгу.
   - Если Старейшины попытаются заставить тебя остаться, - сказал  Ранд,
- мы скажем, что нам нужно, чтобы ты пошел с нами.
   - Держу пари, это вообще  не  из-за  тебя,  -  заявил  Мат.  -  Готов
поспорить, они просто  собираются  сказать,  что  мы  можем  идти  через
Путевые Врата. - Его передернуло, голос стал совсем тихим.  -  Нам  и  в
самом деле очень нужно, как же иначе. - Это был совсем не вопрос.
   - Остаться и оказаться женатым или уйти  в  Пути.  -  Лойал  горестно
поморщился. - Когда в друзьях у тебя та'верен, жизнь весьма  беспокойная
штука.

Глава 36
У СТАРЕЙШИН

   Джуин вел гостей по огирскому городку, и Ранд видел, как  Лойала  все
больше и больше одолевает тревога.  Напряженные,  стоящие  торчком  уши,
одеревенелая спина; глаза его округлялись все больше с каждым разом, как
он ловил на себе взгляды других огир, особенно женщин и девушек,  причем
казалось, что почти все они обращают на него внимание. Вид у Лойала  был
такой, будто идет он на собственную казнь.
   Бородатый огир указал  на  широкие,  ступени,  ведущие  вниз,  внутрь
поросшего травой кургана, который был намного больше всех прочих; вообще
говоря, это был целый холм почти у самого  подножия  одного  из  Великих
Древ. - Почему бы тебе, Лойал, не подождать здесь? - сказал Ранд.
   - Старейшины... - начал было Джуин.
   - ...Скорей всего, просто хотят увидеть  остальных,  -  договорил  за
него Ранд.
   - Почему им не оставить его в покое? - обронил Мэт.
   Лойал энергично закивал:
   - Да. Да, я думаю...  -  За  ним  наблюдало  немало  женщин-огир,  от
беловолосых бабушек до дочек возраста Эрит;  стоя  неподалеку  небольшой
группкой, они переговаривались между собой, но все  не  сводили  глаз  с
него. Уши Лойала подрагивали,  но  он  посмотрел  на  широкую  дверь,  к
которой вели каменные ступени, и вновь кивнул: - Да, я  посижу  здесь  и
почитаю. Вот именно! Почитаю. - Пошарив в  кармане  куртки,  он  вытащил
книгу. Устроился на бугорке подле ступеней и  вперил  взор  в  страницу,
книга в его ладонях казалась совсем маленькой. - Я  буду  просто  сидеть
тут и читать, пока вы не выйдете. - Уши у него подергивались,  будто  он
чувствовал на себе женские взгляды.
   Джуин покачал головой, потом  пожал  плечами  и  повел  рукой,  опять
указывая на ступени:
   - Прошу вас. Старейшины ждут.
   Громадная, без окон, комната внутри кургана была в самый раз под рост
огир, с потолком из толстых балок более чем в четырех спанах  вверху;  а
своими размерами скорей подходила под зал какого-нибудь дворца. Комната,
правда, казалась немного меньше,  из-за  семерых  огир,  восседавших  на
возвышении прямо напротив двери, но у Ранда возникло  ощущение,  что  он
находится в пещере. Темные камни пола были ровными, хоть  и  большими  и
неправильной формы, но серые  стены  вполне  могли  оказаться  нетесаным
боком скалы. Грубо обтесанные балки потолка напоминали огромные корни.
   Не считая стула, на котором лицом  к  возвышению  сидела  Верин,  всю
обстановку составляли тяжелые, с резьбой в виде вьющихся стеблей, кресла
Старейшин. В  центре  возвышения  на  кресле  чуть  выше  прочих  сидела
женщина-огир, слева от нее - трое бородатых мужчин в долгополых, широких
книзу куртках, по правую руку от нее - три женщины в платьях, таких  же,
как у нее, вышитых плющами и цветами от ворота до подола. У всех огир  -
умудренные годами лица и выбеленные сединой волосы, вплоть  до  кисточек
на ушах, и все огир были преисполнены неизбывного достоинства.
   Хурин без зазрения совести хлопал глазами, и Ранд чувствовал,  что  и
сам недалек от этого. Даже в облике Верин  не  было  той  мудрости,  что
светилась в огромных глазах Старейшин,  даже  у  Моргейз,  в  короне  ее
властности,  даже  у  Морейн  с  ее  невозмутимым  спокойствием.  Первым
опомнился Ингтар и поклонился первым, столь церемонно, как Ранд  никогда
не видел, пока остальные стояли как вкопанные.
   - Я - Алар, - произнесла сидящая в самом высоком кресле женщина-огир,
когда пришедшие наконец разместились возле Верин. - Старейшая  Старейшин
стеддинга Тсофу. Верин  поведала  нам,  что  вам  нужно  воспользоваться
здешними Путевыми  Вратами.  Да,  вернуть  Рог  Валир,  отобрать  его  у
Приспешников Темного необходимо, это великая цель, но мы более сотни лет
не позволяли никому ступать на Пути. И мы, и Старейшины  любого  другого
стеддинга.
   - Я найду Рог, - яростно сказал  Ингтар.  -  Я  должен.  Если  вы  не
разрешите нам воспользоваться Путевыми Вратами...
   Когда Верин взглянула на него, он  умолк,  но  смотрел  на  Старейшин
набычась.
   Алар улыбнулась:
   - Не будь столь поспешен, шайнарец. У вас, людей, никогда нет времени
поразмыслить.  Верны  только  те  решения,  что  приняты   в   спокойной
обстановке, спокойным умом. - Ее улыбка  сменилась  серьезностью,  но  в
голосе  оставалось  неторопливое  спокойствие.  -  Опасности  Путей   не
встретить с мечом в руке, это не атакующие Айил или рыщущие троллоки.  Я
обязана сказать вам:  шагнуть  на  Пути  чревато  не  только  смертью  и
безумием, но вы рискуете и самими вашими душами.
   - Мы видели Мачин Шин, - сказал Ранд, а Мэт с  Перрином  согласились.
Вряд ли они сумели бы придать своим голосам жажду новой с ним встречи.
   - Если потребуется, я пойду за Рогом Валир до самого  Шайол  Гула,  -
твердо заявил Ингтар. Хурин лишь кивнул,  как  бы  подтверждая  от  себя
слова Ингтара.
   - Приведите Трайала, - распорядилась Алар, и  Джуин,  остававшийся  у
двери, поклонился и вышел. - Недостаточно, - сказала  она,  обращаясь  к
Верин, - только услышать, что может  случиться.  Нужно  увидеть,  понять
сердцем.
   Пока не возвратился Джуин, в комнате  царило  тягостное  молчание,  и
тишина  сгустилась  еще  более  неприятно,  когда  за  ним   вошли   две
женщины-огир, ведя под руки  темнобородого  огир  средних  лет,  который
шаркающей походкой шагал между  ними,  словно  не  вполне  понимал,  как
следует  переставлять  ноги.  Безвольное  лицо  без  всякого  выражения,
большие глаза пусты  и  немигающи,  они  не  смотрят,  не  видят,  даже,
кажется, вообще незрячи. Одна из женщин заботливо утерла струйку  слюны,
побежавшую из уголка его рта. Они взяли его за руки,  чтобы  остановить;
нога его двинулась вперед, застыла в воздухе, потом со стуком  упала  на
пол. Ему было все равно.
   - Среди нас  Трайал  был  последним,  кто  ходил  по  Путям,  -  тихо
произнесла Алар. - Вышел он таким, каким вы его  видите.  Не  хотите  ли
коснуться его, Верин?
   Верин посмотрела на  нее  долгим  взглядом,  потом  встала  и  быстро
подошла к Трайалу. Он не шелохнулся, когда она положила  ладони  ему  на
широкую  грудь,  в  глазах  даже  не  мелькнуло  проблеска  сознания  ее
прикосновения. Зашипев, Айз Седай отдернула руки и отшатнулась, глядя на
огир, потом крутанулась на каблуках лицом к Старейшинам.
   - Он... пуст. Это тело живет, но внутри него ничего нет. Ничего.
   На лице у всех Старейшин отражалась непередаваемая печаль.
   - Ничего, - тихо повторила одна из Старейшин справа от Алар. Ее глаза
будто вобрали всю ту боль, что Трайал не испытывал более. -  Ни  разума.
Ни души. Ничего не осталось от Трайала, кроме тела.
   - Он был великолепным Древопевцем, - вздохнул один мужчина.
   Алар сделала знак рукой, и две сопровождающие  развернули  Трайала  к
дверям; чтобы тот сделал шаг, им пришлось его подтолкнуть.
   - Мы знаем о риске, - сказала Верин. - Но, каков бы ни был  риск,  мы
должны идти за Рогом Валир. Старейшая кивнула:
   - Рог Валир. Не знаю, какая из вестей хуже: что  он  в  руках  Друзей
Темного или что он вообще найден. - Она опустила взор на ряд  Старейшин;
каждый поочередно кивал. Один из мужчин, прежде чем  кивнуть,  задумчиво
подергал  бороду.  -  Очень  хорошо.  Верин  говорила  мне,  что   время
поджимает. Я сама покажу вам Путевые Врата.
   Ранд испытал наполовину облегчение, наполовину опасение,  когда  Алар
добавила:
   - С вами юный огир. Лойал, сын  Арента,  сына  Халана,  из  Стеддинга
Шангтай. Далековато он от дома.
   - Он нам нужен, -  быстро  сказал  Ранд.  Под  удивленными  взглядами
Старейшин и Верин речь его стала медленней, но он  упрямо  продолжил:  -
Нам нужно, чтобы он шел с нами, и он сам этого хочет.
   - Лойал - Друг, - сказал Перрин, а Мэт в то же время сказал:
   - Он никому не мешает, даже наоборот, он для нас важен.
   То, что пристальное внимание Старейшин переместилось на них,  ребятам
пришлось очень не по душе, но они не дрогнули.
   - Есть какая-ни6удь причина, чтобы он не мог идти с ними?  -  спросил
Ингтар. - Как говорит Мэт, перед трудностями Лойал не пасует.  Не  знаю,
нужен ли он нам, но раз он хочет идти, так почему?..
   - Он нам нужен, - ровным тоном перебила Верин. - Не многие ныне знают
Пути, но Лойал изучал их. Он способен расшифровывать Указатели.
   Алар оглядела каждого по очереди, затем принялась изучать Ранда.  Она
смотрела на него так, словно знала, в чем дело. Такой вид был и  у  всех
Старейшин, но она словно понимала более всех.
   - Верин говорит, ты - та'верен, -  произнесла  она  наконец,  -  и  я
чувствую это в тебе. Последнее означает, что  ты  поистине  должен  быть
очень сильным та'верен, поскольку Таланты в  нас  слабеют,  если  вообще
проявляются. Так ты затягиваешь Лойала,  сына  Арента,  сына  Халана,  в
та'марал'айлен, в Паутину, что Узор сплетает вкруг тебя?
   - Я... я просто хочу найти Рог и... - Ранд умолк, не договорив  фразу
до конца. Про Матов кинжал Алар не упомянула. Он не знал, рассказала  ли
Верин о кинжале Старейшинам или же по какой-то причине  умолчала.  -  Он
мой друг, Старейшая.
   - Твой друг, - промолвила Алар. - Согласно нашим понятиям, он еще юн.
Ты тоже юн, но ты - та'верен. Ты присмотришь за ним, а  когда  сплетение
завершится, ты проследишь,  чтобы  он  благополучно  вернулся  домой,  в
Стеддинг Шангтай.
   - Присмотрю, - сказал ей Ранд. Было в этом какое-то ощущение, что  он
берет некое обязательство, дает клятву.
   - Тогда пойдемте к Путевым Вратам. Все потянулись к выходу, во  главе
шагали Алар и Верин. Когда они вышли из зала Старейшин, то поджидавший у
кургана Лойал неуклюже встал на ноги. Ингтар велел Хурину сбегать за Уно
и солдатами. Лойал настороженно посмотрел на Старейшую, потом  отстал  с
Рандом в хвост процессии. Женщины-огир, наблюдавшие за Лойалом,  куда-то
исчезли.
   - Старейшины обо мне что-нибудь говорили? Она?..  -  Он  уставился  в
широкую спину Алар, когда она  распорядилась  Джуину  привести  лошадей.
Джуин еще пятился, кланяясь, а  Старейшая  уже  шагала  вместе  с  Верин
дальше и тихо беседовала с Айз Седай, склонив к ней голову.
   - Она просила Ранда заботиться о тебе, - напустив на себя важный вид,
заявил Лойалу Мэт, - и проследить, чтобы тебя благополучно отвели домой,
как ребенка, за ручку. Не понимаю, почему бы тебе не остаться тут  и  не
жениться.
   - Она разрешила тебе идти с нами. - Ранд глянул на Мэта,  отчего  тот
сдавленно захихикал. Смех прозвучал  странно,  особенно  в  сочетании  с
изможденным  лицом.  Лойал  вертел  между  пальцев  стебель  с   цветком
верноцвета. - Ты ходил собирать цветы? - спросил Ранд.
   - Мне его Эрит подарила. -  Лойал  наблюдал  за  вертящимися  желтыми
лепестками. - Она и вправду очень хорошенькая, даже если Мэт того  и  не
видит.
   - Так ты, значит, теперь не хочешь с нами идти? Лойал вздрогнул:
   - Что? Ох нет! То есть да. Я хочу  отправиться  с  вами.  Она  просто
подарила мне цветок. Простой цветок, ничего такого.  -  Правда,  сам  он
вынул из кармана книгу и заложил цветок под обложку. Спрятав  книгу,  он
пробормотал сам себе - Ранд едва расслышал: - И она сказала, что я  тоже
красивый. - Мэт всхлипнул и сложился вдвое,  с  трудом  шагая  дальше  и
схватившись руками за живот.  Щеки  Лойала  заалели.  -  Ну...  она  так
сказала. Не я.
   Перрин постучал Мэту по макушке согнутыми  пальцами  -  небольно,  но
чувствительно.
   - Никто никогда не говорил Мэту, что он красивый. Он  просто-напросто
завидует.
   - Это неправда, - заявил Мэт, разом  выпрямившись.  -  Нейса  Айеллин
считает меня красивым. Она сама не раз мне так говорила.
   - А Нейса хорошенькая? - поинтересовался Лойал.
   - У нее  лицо  как  у  козы,  -  вкрадчиво  отметил  Перрин.  Мэт  аж
поперхнулся, попытавшись вставить возражения.
   Против воли Ранд расплылся в ухмылке. Нейса  Айеллин  была  такой  же
красивой, как и Эгвейн. И  разговор  был  совсем  как  в  старые  добрые
времена, совсем как дома: поддразнивания, шуточки  -  и  ничего  в  мире
важнее, чем смех и подтрунивания над приятелем.
   Они шли по городку,  и  огир  приветствовали  Старейшую  поклонами  и
реверансами,  с  интересом  разглядывая  гостей.  Но,  видя  лицо  Алар,
заговаривать никто не решался.  О  том,  что  путники  миновали  границу
городка, свидетельствовало единственно отсутствие курганов; огир  вокруг
меньше не стало, они осматривали деревья, иногда заботливо обихаживая их
смолой или аккуратно действовали пилой или  топором  -  где  требовалось
удалить мертвые сучья или где дерево нуждалось в большем солнце.
   К  отряду  присоединился  Джуин,  он  привел  лошадей,  чуть   погодя
прискакал Хурин с Уно и остальными воинами и с вьючными лошадьми. Вскоре
после этого Алар указала вперед и заметила:
   - Вот они, там.
   Смешки тут же стихли.
   Ранд удивился, но  удивление  было  недолгим.  Путевые  Врата  должны
находиться вне пределов стеддинга -Путям ведь дала начало  Единая  Сила;
они не могли быть созданы внутри стеддинга. - но ничто не говорило,  что
отряд пересек эту границу. Затем он  уловил  отличие:  ощущение  потери,
которое появилось, едва он ступил в пределы стеддинга,  пропало.  Теперь
по спине опять пробежал холодок, но по другой  причине.  Вновь  появился
саидин. Поджидающий...
   Алар провела  отряд  мимо  высокого  дуба,  и  за  ним  на  маленькой
прогалине стояла большая плита Путевых  Врат,  лицевая  сторона  покрыта
изящной резьбой -  плотное  кружево  виноградных  лоз  и  листьев  сотни
всевозможных  растений.  По  кромке  поляны  огир  построили   невысокую
каменную ограду, которая имела такой вид, будто выросла  тут,  напоминая
кольцо корней. При взгляде на нее Ранду  стало  неуютно.  Через  миг  он
понял,  что  корни  эти  наводят  на  мысли  о  ежевике   и   шиповнике,
жгучелистнике и чесоточном  дубе.  Совсем  не  те  растения,  в  заросли
которых кому-нибудь хотелось бы забрести.
   Старейшина остановилась, не доходя до изгороди.
   - Стена - дабы предупредить того, кто придет  сюда.  Нельзя  сказать,
что многие из нас это делают. Сама я не переступлю за нее. Но вы можете.
   Джуин держался дальше от Врат, чем Алар; он стоял  в  стороне  и  все
утирал руки о перед своей куртки, и  на  Путевые  Врата  и  смотреть  не
желал.
   - Спасибо вам, - сказала Верин Старейшей. - Нужда велика, иначе я  не
просила бы.
   Ранд  напрягся,  когда  Айз  Седай   перешагнула   через   ограду   и
приблизилась к Путевым Вратам. Лойал глубоко вздохнул и забормотал.  Уно
и солдаты заерзали в седлах и потянулись  к  мечам.  На  Путях  не  было
ничего, против  чего  пригодился  бы  меч,  но  прикосновение  к  оружию
убеждало воинов, что они  готовы  ко  всему.  Спокойными  казались  лишь
Ингтар и Айз Седай; даже Алар стиснула юбку пальцами.
   Верин выдернула лист Авендесоры, и Ранд подался вперед. Он  осознавал
желание обратиться к пустоте, чтобы, если понадобится, суметь дотянуться
до саидин.
   Под неощутимым ветерком шевельнулась  растительность,  вырезанная  на
Путевых Вратах, затрепетали листья, когда по центру  монолита  вскрылась
щель и две створки начали распахиваться.
   Ранд  пристально  всматривался  в  появившуюся  брешь.  Там  не  было
тусклого серебристого отблеска, лишь мрак чернее смоли.
   - Закрывайте их! - выкрикнул он. - Черный Ветер! Закрывайте!
   Верин  бросила  всего  один  пораженный  взгляд  и  тотчас   воткнула
трехконечный лист обратно, в гущу всевозможных листьев; он остался  там,
когда она убрала руку  и  попятилась  к  ограде.  Едва  лист  Авендесоры
вернулся на место, как Путевые  Врата  сразу  начали  закрываться.  Щель
исчезла, лозы и листья слились, скрывая черноту  Мачин  Шин,  и  Путевые
Врата вновь стали всего лишь камнем, хотя и камнем, вырезанным  в  таком
близком сходстве с жизнью, с живыми растениями, которое  казалось  почти
невероятным.
   Алар испустила прерывистый выдох:
   - Мачин Шин. Так близко!
   - Он не пытался выйти, - сказал Ранд. Джуин издал сдавленный стон.
   - Я же говорила вам, - сказала  Верин.  -  Черный  Ветер  -  создание
Путей. Он не может их покинуть.
   Голос у Айз Седай был спокойным, но она по-прежнему вытирала ладони о
свою юбку. Ранд открыл рот, но потом передумал.
   - И тем не менее, - продолжила она,  -  меня  удивляет,  что  он  тут
объявился. Сначала в Кайриэне, потом здесь. Странно...
   Искоса Верин кинула на Ранда быстрый взгляд,  отчего  тот  вздрогнул.
Взгляд был таким молниеносным, что вряд ли его заметил  еще  кто-то,  но
Ранду казалось, что он связывает его с Черным Ветром.
   - Никогда прежде не слышала о таком, медленно вымолвила Алар, - чтобы
Мачин Шин поджидал, когда откроют Путевые Врата.  Он  всегда  бродил  по
Путям. Но минуло много лет, и, возможно. Черный Ветер испытывает голод и
надеется подловить кого-нибудь, неосторожно вошедшего в  ворота.  Верин,
вне всяких сомнений, вам этими Путевыми Вратами  не  воспользоваться.  И
какой бы великой ни была ваша нужда, не  могу  сказать,  что  сожалею  о
таком исходе. Отныне Пути принадлежат Тени.
   Ранд насупленно смотрел на Путевые  Врата.  Неужели  он  явился  сюда
вслед за мной? Слишком много  вопросов.  Фейн  приказал  Черному  Ветру?
Верин утверждает, что это невозможно. И  зачем  Фейну  требовать,  чтобы
Ранд отправился за ним, а потом пытаться остановить его? Ранд знал одно:
посланию он верит. Нужно идти на Мыс Томан. Даже если они завтра  найдут
под кустом Рог Валир и кинжал Мэта, он все равно должен идти туда.
   Верин стояла, задумавшись, взор устремлен  в  никуда.  Мэт  сидел  на
ограде, уронив голову на руки, и  Перрин  озабоченно  смотрел  на  него.
Лойал.  казалось,  испытывал  облегчение  оттого,  что  им  не   удалось
воспользоваться Путевыми Вратами, и стыд за это облегчение.
   - Тут нам делать нечего, - заявил Ингтар. - Верин Седай,  я  следовал
за вами вопреки своему убеждению, но больше идти  за  вами  не  могу.  Я
намерен вернуться в  Кайриэн.  Бартанес  мне  скажет,  куда  отправились
Приспешники Тьмы. Как-нибудь я заставлю его сказать мне об этом.
   - Фейн ушел на Мыс Томан, - устало заметил Ранд. -  И  там,  куда  он
ушел, - и Рог, и кинжал.
   - Я считаю... - без охоты протянул Перрин. - Я считаю, мы могли бы  и
другими Вратами воспользоваться. В другом стеддинге?
   Лойал погладил подбородок и быстро заговорил, будто стараясь сгладить
впечатление от своего облегчения за неудачу тут.
   - Стеддинг Кантойн лежит сразу за Рекой Иралелл, а  Стеддинг  Тайджин
восточное его, на Хребте Мира. Но Путевые Врата  в  Кэймлине,  где  была
роща, ближе, а из прочих ближе всего Врата в роще у Тар Валона.
   - Какими бы Путевыми Вратами мы ни попытались пройти, - отсутствующим
тоном произнесла Верин, - боюсь, мы и там обнаружим  притаившийся  Мачин
Шин. - Алар с вопросом в глазах посмотрела на нее, но Айз  Седай  больше
во всеуслышание ничего не добавила. Вместо этого она  тихо  забормотала,
качая головой, будто споря с собой.
   - Что нам надо, - робко промолвил Хурин, - это один из тех Портальных
Камней. - Он поглядел на Алар, потом на Верин, и, раз никто  из  них  не
велел ему замолчать, он продолжил, все более и более  уверенно:  -  Леди
Селин говорила: те, прежние, Айз  Седай  изучали  те  миры,  и  так  они
узнали, как сотворить Пути. А в том месте, где мы были... вот там  всего
за два дня... да нет, меньше, мы  одолели  сотню  лиг!  Если  мы  сумеем
использовать  Портальный  Камень  и  отправиться  в  тот   мир   или   в
какой-нибудь с ним схожий, ну, глядишь, за  неделю-другую  доберемся  до
Океана Арит и вернемся обратно прямиком на Мыс Томан. Может,  и  не  так
быстро, как по Путям, но все равно это куда  лучше  и  осмысленней,  чем
просто скакать на запад.  Что  скажете.  Лорд  Ингтар?  Лорд  Ранд?  Ему
ответила Верин:
   - То, что ты предлагаешь, нюхач, может,  и  выполнимо,  но  надеяться
найти Портальный Камень... все равно что  надеяться,  вновь  открыв  эти
Врата, обнаружить, что Мачин Шин пропал. Ни одного Камня  ближе,  чем  в
Айильской Пустыне, я не знаю. Правда, можно вернуться  в  Кинжал  Убийцы
Родичей, если ты, или  Ранд,  или  Лойал  считаете,  что  сумеете  вновь
отыскать тот Камень.
   Ранд посмотрел на Мэта. Когда разговор зашел о Камнях, он с  надеждой
поднял голову.  Несколько  недель  -  так  сказала  Верин.  Если  просто
поскакать на запад, то Мэту не увидеть Мыс Томан, он не доживет до  того
дня.
   - Я смогу его отыскать, - неохотно признался Ранд. Ему  было  стыдно.
Мэт скоро умрет. Рог Валир у Друзей Темного, Фейн готов разорить Эмондов
Луг, если за ним не пойти, а ты боишься направлять Силу. Один раз - туда
добраться, и один раз - вернуться. От двух раз с ума не сойдешь. Правда,
на самом деле юношу испугало другое. При одной мысли о том, чтобы  опять
направлять, в душе  Ранда  вспыхнуло  нетерпеливое  желание,  стремление
вновь ощутить наполняющую его Силу, почувствовать себя поистине живым.
   - Не понимаю, - медленно  сказала  Алар.  -  Портальными  Камнями  не
пользовались с Эпохи Легенд. Мне  казалось,  что  нет  никого,  кто  еще
знает, как с ними обращаться.
   - Коричневым Айя известно многое, - холодно заметила Верин, -  и  мне
известно, как можно воспользоваться Камнями.
   Старейшина кивнула:
   - Воистину, в Белой Башне есть чудеса, о которых мы и не грезили. Но,
раз вы умеете обращаться с Портальным Камнем, незачем скакать к  Кинжалу
Убийцы Родичей. Неподалеку от того места, где мы стоим, имеется Камень.
   - Колесо плетет, как угодно Колесу, и  в  Узоре  есть  все,  что  нам
нужно. - С этими словами рассеянное выражение слетело с  лица  Верин.  -
Ведите нас к нему, - оживившись, сказала она. - Мы и  так  уже  потеряли
слишком много времени.

Глава 37
ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ

   Величественно ступая, Алар повела всех прочь от Путевых  Врат.  Джуин
явно сгорал от нетерпения поскорее оказаться подальше от входа на  Пути,
но обогнать Алар не  решался.  Мэт  нетерпеливо  смотрел  вперед,  Хурин
выглядел уверенным, а Лойала в то же время,  по-видимому,  больше  всего
интересовал вопрос, не переменит ли Алар своего  мнения  по  поводу  его
ухода. Ранд, ведя Рыжего под уздцы, особо не спешил. Он-то не думал, что
Верин сама намерена заняться КамНем. Серокаменная колонна высилась подле
бука, имевшего сотню футов в высоту и четыре шага в  диаметре;  Ранд  бы
почел его за очень большое дерево, если бы не видел Великих Древ.  Здесь
не  было  предупреждающей  изгороди,   только   немногие   дикие   цветы
пробивались через прель  лесного  настила.  Сам  Портальный  Камень  был
выветрившимся, но испещрявшие его символы  оставались  вполне  ясными  и
хорошо различимыми.
   Конные шайнарские солдаты неплотным кольцом растянулись вокруг Камня.
   - Мы установили его стоймя, - сказала Алар, - когда  много  лет  тому
назад нашли его, но мы его не сдвигали. Он...  как  будто...  противился
тому, чтобы его передвигали. - Она подошла к Камню вплотную и  приложила
к нему широкую ладонь. - Я всегда думала о нем как о символе  того,  что
потеряно, того,  что  забыто.  В  Эпоху  Легенд  его  изучали  и  как-то
понимали. Для нас же он только камень.
   -  Надеюсь,  все-таки  больше,  чем  просто  камень.  -  Голос  Верин
оживился. - Старейшая, я благодарю вас за помощь. Извините за отсутствие
этикета и поспешный наш уход, но Колесо не ждет даже женщин. По  крайней
мере мы более не будем тревожить спокойствие вашего стеддинга.
   - Мы отозвали каменщиков из Кайриэна, - сказала Алар, - но все  равно
о событиях в мире Снаружи  осведомлены.  Лжедраконы.  Великая  Охота  за
Рогом. Мы осведомлены, и эти события проходят мимо  нас.  Но  не  думаю,
чтобы Тармон Гай'дон прошел мимо нас  или  оставил  нас  в  спокойствии.
Прощайте, Верин Седай. Доброго вам всем пути,  и  да  укроет  вас  длань
Создателя. Джуин!
   Она задержалась чуть, бросив взгляд  на  Лойала  и  в  последний  раз
укоризненно  посмотрев  на  Ранда,  а  после  оба  огир  скрылись  среди
деревьев. Заскрипела кожа, солдаты зашевелились в седлах.  Ингтар  обвел
взглядом образованное ими кольцо.
   - Разве это так необходимо, Верин Седай? Даже если и получится... Нам
даже неизвестно, правда ли, что Друзья Темного унесли Рог на Мыс  Томан.
Я по-прежнему уверен, что заставлю Бартанеса...
   - Если мы не уверены, - мягко заметила Верин, перебив  его,  -  тогда
для поисков Мыс Томан нисколько не хуже любого другого места. Не однажды
я слышала, как ты говоришь, что готов отправиться хоть в Шайол Гул, коли
нужно вернуть Рог. Теперь же ты  колеблешься  из-за  вот  этого?  -  Она
указала на Камень, стоящий под деревом с гладкой корой.
   Спина у Ингтара одеревенела.
   - Это не колебание. Я ни перед чем не отступлю.  Ведите  нас  на  Мыс
Томан или к Шайол Гул. Если Рог Валир - там, я пойду за вами!
   - Вот и хорошо, Ингтар. Ну, Ранд, тебя  Портальный  Камень  переносил
совсем недавно, в отличие от меня. Пойдем. - Она махнула  ему,  и  юноша
повел Рыжего за ней к Камню.
   - Вы пользовались Портальным Камнем? - Он покосился через плечо - нет
ли кого случайно рядом, не услышит ли кто их разговор. - Значит, не  мне
это делать. - Он облегченно повел плечами.
   Верин с иронией взглянула на Ранда:
   - Я никогда не пользовалась Портальным Камнем, а  ты  им  пользовался
совсем недавно. Свои пределы  я  хорошо  осознаю.  Меня  уничтожит  куда
раньше, чем я сумею приблизиться к тому потоку Силы, который  нужен  для
работы  с  Портальным  Камнем.  Но  немного  я  о  них  знаю.  Мало,  но
достаточно, чтобы помочь тебе.
   -  Но  я-то  не  знаю  ничего.  -  Ранд  повел  коня  вокруг   Камня,
рассматривая его сверху донизу. -  Единственное,  что  я  помню,  -  это
символ для нашего мира. Мне показывала Селин, но тут я его не вижу.
   - Разумеется, его тут нет. Зачем он нужен на  Камне  в  нашем,  мире;
символы помогают попасть в тот или иной мир. - Она покачала  головой.  -
Что бы я не отдала, чтобы побеседовать с этой  твоей  девушкой!  Или  же
лучше заполучить в свои руки ее книгу. Вообще-то  считается,  что  после
Разлома не уцелело ни одного экземпляра "Зеркал Колеса". Серафелле вечно
твердит мне, что существует намного больше  книг,  которые  мы  полагаем
утраченными.
   Они ждут своего часа, чтобы найтись, и  их  куда  больше,  чем  можно
поверить. Ну ладно, без толку изводить  себя  мыслями  о  том,  что  мне
неизвестно. Но  кое-что  я  знаю.  Символы  на  верхней  половине  Камня
обозначают миры. Конечно, не все  Миры-Что-Могли-Бы-Быть.  Очевидно,  не
все Камни соединены со всеми мирами, и Айз Седай Эпохи Легенд  полагали,
что возможно существование миров, которые вообще не связаны  Камнями.  В
памяти ничего не оживает?
   - Нет, ничего. - Если отыскать нужный  символ,  с  его  помощью  Ранд
найдет Фейна и Рог, спасет Мата, остановит Фейна, не даст ему  навредить
Эмондову Лугу, Если отыщется символ. Ранду  придется  коснуться  саидин.
Спасти Мэта и остановить Фейна он хотел, но касаться саидин не хотел. Он
боялся направлять и стремился к этому, как умирающего  от  жажды  мучает
мысль о глотке воды. - Я ничего не помню.
   Верин вздохнула:
   - Символы внизу обозначают Камни в других местах. Если известен некий
прием, то можно доставить нас не к тому же самому Камню в другом мире, а
к одному из них там, или даже к одному  из  здешних.  Думаю,  это  нечто
сродни Перемещению, но поскольку никто не помнит, как Перемещаться,  так
никто и не помнит этого секрета, этого приема. Без знания  его  подобная
попытка может запросто уничтожить всех  нас.  -  Верин  указала  на  две
параллельные волнистые линии, пересеченные странной загогулиной,  значок
был вырезан низко на колонне: -  Вот  этот  обозначает  Камень  на  Мысе
Томан. Это один из  трех  Камней,  для  которых  мне  известны  символы;
единственный из трех, которые я посетила. И что узнала я  -  после  того
как едва не осталась погребенной под снегом в Горах  Тумана  и  чуть  не
замерзнув по пути через Равнину Алмот? Абсолютно ничего.  Ты  играешь  в
кости или в карты. Ранд ал'Тор?
   - У нас Мэт игрок. А что?
   - М-да. Ладно, не  будем,  наверное,  его  сюда  вмешивать.  Эти  вот
символы мне тоже знакомы.
   Одним пальцем она обвела прямоугольник, внутри которого было вырезано
восемь очень похожих значков - круг и  стрела,  но  в  половине  из  них
стрела находилась в круге, а в других кружках  острие  выходило  за  его
границу. Стрелки указывали влево, вправо, вверх и вниз, а каждый  кружок
обегали разные линии, которые являлись, как был убежден Ранд,  какими-то
надписями, хоть и на  языке,  совершенно  ему  неизвестном,  причем  все
изгибающиеся строки вдруг становились зубцами  каких-то  кавычек,  потом
вновь растекались.
   - По крайней мере об этих, - продолжал Верин, -  я  знаю  достаточно.
Каждый символ обозначает  мир,  исследование  которого  в  конце  концов
привело к созданию Путей. Эти миры не все, что были изучены, но те,  для
которых мне известны обозначения. Вот тут и заключается элемент игры.  Я
не знаю, на что похожи эти миры. Полагают, есть миры, где  год  -  всего
день тут, и другие, где день - год тут. Предполагается, существуют миры,
где мы погибнем, едва лишь  вдохнув  их  воздух,  и  миры,  которым  еле
достает скрепляющей их реальности. Не  стану  и  размышлять,  что  может
случиться с нами, очутись мы в одном из таких. Выбрать  должен  ты.  Как
сказал бы мой отец, пора кидать кости.
   Ранд уставился на значки, качая головой:
   - Что бы я ни выбрал, я могу убить нас всех.
   - Ты не желаешь идти на такой риск? Ради Рога Валир? Ради Мэта?
   - А почему вы так хотите этого? Я  даже  не  знаю,  сумею  ли  что-то
сделать. Это... это получается не каждый раз, как я пытаюсь. - Он  знал,
что ближе  никто  не  подходил,  но  все  равно  оглянулся.  Все  ждали,
неплотным кольцом оцепив Камень, смотрели, но достаточно  далеко,  чтобы
не услышать. - Иногда саидин просто рядом. Я  могу  чувствовать  ее,  но
дотронуться до нее - все равно что до луны тянуться.  И  даже  если  все
сработает, вдруг я перенесу нас куда-то туда,  где  мы  и  дышать-то  не
сможем? Что в этом будет хорошего для Мэта? Или для Рога?
   - Ты - Возрожденный Дракон, - тихо произнесла она. -  О,  умереть  ты
можешь, но не думаю, чтобы Узор позволил тебе погибнуть, пока плетение с
тобой не кончено. С другой стороны. Тень лежит  ныне  на  Узоре,  и  кто
скажет, как она влияет на плетение? Все,  что  ты  можешь,  -  следовать
своей судьбе.
   - Я - Ранд ал'Тор, - прорычал он. - Никакой я не Возрожденный Дракон.
Я не буду Лжедраконом!
   - Ты тот, кто ты есть. Будешь выбирать или стоять тут  столбом,  пока
твой друг умирает?
   Ранд услышал  скрежет  собственных  зубов  и  заставил  себя  разжать
челюсти. Что бы символы ни значили для него, они могли с тем же  успехом
быть  совершенно  одинаковыми.  Надпись  вполне  могла  быть  отпечатком
цыплячьих лапок. Наконец Ранд остановил выбор на том знаке, где  стрелка
указывала влево, потому что направлена она была в  сторону  Мыса  Томан.
Стрелка в этом символе пронзала окружность, она вырывалась на волю,  как
того хотел он сам. Ранд  едва  сдержал  смех.  Исход  зависит  от  таких
незначительных вещей, а на кону в этой игре стоят все их жизни.
   - Подойдите ближе, - обратилась Верин к  остальным.  -  Будет  лучше,
если вы станете поближе. - Они подчинились, лишь на миг заколебавшись.
   - Пора начинать, - сказала она, когда отряд собрался вокруг Камня.
   Отбросив плащ за спину, Верин приложила ладони  к  колонне,  но  Ранд
видел,  как  она  следит  за  ним  уголком  глаза.  Он  слышал   нервные
покашливания и перешептывания солдат вокруг Камня, Уно  выругал  кого-то
замешкавшегося, вяло пошутил Мэт, громко вздохнул Лойал. И Ранд  призвал
пустоту.
   Сейчас это оказалось легко. Пламя поглотило страх и  гнев  и  пропало
почти тотчас, едва он мысленно сформировал его. Пропало, оставив ничто -
и сияющий саидин, мучительный,  болезненный,  от  которого  выворачивало
нутро, дразнящий, соблазнительный. Ранд... потянулся  к  нему...  и  тот
наполнил  Ранда,  оживив  его.  Юноша  и  мускулом  не   шевельнул,   но
почувствовал, словно дрожит от напора Единой Силы, хлынувшей в него. Сам
собой возник символ, стрела, пронзившая окружность, плавая вне  пределов
пустоты, столь же твердый, как и вещество, в котором он был высечен.  Он
пустил ток Единой Силы через себя к символу.
   Символ замерцал, мигнул.
   - Что-то происходит, - сказала Верин. - Что-то...
   Мир мигнул.

***

   Железный замок закувыркался по полу фермерского дома, и Ранд  выронил
горячий чайник, когда в дверях обрисовалась громадная фигура с бараньими
рогами на голове, а за ее спиной была темень Ночи Зимы.
   - Беги! - крикнул Тэм. Блеснул  его  меч,  троллок  опрокинулся,  но,
падая, успел уцепиться за Тэма, потянув за собой.
   У двери столпилось еще больше облаченных  в  черные  кольчуги  фигур,
человеческие лица изуродованы звериными рылами, клювами, рогами, странно
изогнутые  мечи  вонзились  в  пытающегося  подняться  на   ноги   Тэма,
маятниками закачались топоры с шипами, кровь алела на стали.
   - Отец! - вскрикнул Ранд.  Выдергивая  из  ножен  на  поясе  нож,  он
перепрыгнул через стол, кинувшись на помощь  отцу,  и  вновь  вскрикнул,
когда первый меч пронзил его грудь.
   Изо рта запузырилась кровь, и в голове зашептал голос:
   "Я опять победил, Льюс Тэрин". Мигнуло.

***

   Ранд изо всех сил удерживал символ, смутно слыша голос Верин:
   - ...не совсем... Хлынула Сила. Мигнуло.

***

   После женитьбы на Эгвейн Ранд был счастлив и старался не  поддаваться
настроению, когда ему временами случалось думать, будто жизнь его должна
была быть иной, в чем-то большей. Новости из внешнего мира  приходили  в
Двуречье с торговцами и с купцами, приезжавшими за шерстью и табаком,  и
всегда - вести о новых бедах, о  войнах  и  о  появляющихся  повсеместно
Лжедраконах. Был год, когда  не  появились  ни  купцы,  ни  торговцы,  а
вернувшись на следующий год, они сообщили, что возвратились армии Артура
Ястребиное Крыло или же их потомки. Говорили,  что  прежние  государства
уничтожены, что  новые  хозяева  мира,  которые  использовали  в  битвах
посаженных на цепь Айз Седай, снесли Белую Башню и засыпали солью землю,
на которой стоял прежде Тар Валон. Больше не стало Айз Седай.
   Все  это  мало  коснулось  Двуречья,  мало  что  изменило   в   жизни
двуреченцев. Все равно нужно было сеять хлеб, стричь овец, ухаживать  за
ягнятами.  Тэм,  прежде  чем  лечь  в  землю  подле  своей  жены,  успел
понянчиться с внуками и внучками, покачать их на колене, а старый дом на
ферме  оброс  новыми  комнатами.  Эгвейн  стала  Мудрой,  и  большинство
считало, что оказалась она даже лучше прежней Мудрой, Найнив ал'Мира. Но
как бы искусна она ни была, ее снадобья, так  чудесно  лечившие  других,
еле-еле удерживали в Ранде жизнь, едва  не  уступая  той  хворобе,  что,
видимо, постоянно угрожала  ему.  Приступы  меланхолии  и  подавленности
становились все тяжелее, мрачнее, и он бесился, понимая - это не то, что
все думают. Когда на него находило, Эгвейн боялась все больше,  так  как
порой, когда  он  впадал  в  самое  мрачное  состояние  духа,  случались
странные вещи - грозы с молниями, а она, сколько ни слушала ветер, их не
слышала; лесные пожары. Но она любила его, ухаживала за ним и удерживала
в здравом уме, хотя кое-кто и ворчал, что Ранд ал'Тор безумец, и  причем
опасный.
   Когда Эгвейн умерла, он долгие  часы  сидел  один  подле  ее  могилы,
побитая сединой борода промокла от  слез.  Хворь  вернулась,  он  чах  с
каждым днем; мизинец и безымянный палец на правой руке отвалились, и еще
один палец на левой, от ушей остались одни шрамы, и люди бурчали, что от
него воняет гнилью. Его угрюмость стала еще беспросветней.
   Однако, когда дошли ужасные вести, никто не отказался от его  помощи.
Троллоки, и Исчезающие, и твари, и в самом кошмарном сне  не  снившиеся,
вырвались из Запустения, и новые хозяева мира были  отброшены,  невзирая
на всю ту мощь, которой обладали.  Так  что  Ранд  взял  свой  лук,  для
которого у него хватало пальцев натягивать тетиву, и  захромал  с  теми,
кто отправился на север, к реке Тарен, с мужчинами из всех деревень,  со
всех ферм и изо всех уголков Двуречья, взявшими кто лук, кто топор,  кто
рогатину, кто мечи, годы ржавевшие на чердаках. Ранд тоже прихватил меч,
что обнаружил после смерти Тэма, меч с цаплей на клинке, хотя и не знал,
как с ним обращаться. И женщины тоже шли, неся на плечах то оружие,  что
сумели для себя сыскать, шагали плечом к плечу  с  мужчинами.  Некоторые
посмеивались, говоря, что у них какое-то  странное  чувство,  будто  уже
было раньше похожее.
   И у Тарена народ Двуречья встретил захватчиков: бесчисленные  шеренги
троллоков, ведомые жуткими Исчезающими  под  мертвенно-черным  знаменем,
которое словно пожирало  свет.  Увидев  это  знамя.  Ранд  подумал,  что
безумие вновь овладевает  им,  потому  что  ему  почудилось,  будто  для
этого-то он и был рожден - сражаться с этим знаменем. Он посылал в  него
каждую стрелу, так точно, как позволяли его мастерство и  призванная  им
пустота, нисколько не тревожась, что троллоки  пробиваются  через  реку,
что по обе стороны от  него  погибают  мужчины  и  женщины.  И  один  из
троллоков пронзил его мечом, а потом, воя  от  жажды  крови,  вприпрыжку
устремился в глубь Двуречья. И когда Ранд лежал на берегу Тарена, глядя,
как полуденное небо словно наливается мраком, и дыхание его  становилось
все медленнее, он услышал, как голос произнес: "Я  опять  победил,  Льюс
Тэрин".
   Мигнуло.

***

   Стрела-и-круг исказились в параллельные волнистые линии, и  он  опять
отразил их. Голос Верин:
   - ...правильно. Что-то... Сила бушевала. Мигнуло.

***

   Тэм как мог утешал Ранда, когда Эгвейн после недолгой болезни  умерла
всего за неделю до свадьбы. Найнив тоже старалась утешить юношу, но  она
сама была потрясена, так как со всем своим искусством не имела  никакого
представления, что же погубило девушку. Все время, пока Эгвейн  умирала.
Ранд сидел у ее дома, и во всем Эмондовом Лугу не было места,  куда  мог
он спрятаться и не слышать ее криков. Он понял, что оставаться здесь ему
больше не под силу. Тэм дал  Ранду  меч  с  клинком,  отмеченным  знаком
цапли, и хотя и не объяснил, как к двуреченскому  пастуху  попала  такая
вещь, но научил Ранда обращаться с ним. В день  расставания  Тэм  вручил
Ранду письмо, которое, как он сказал, поможет  Ранду  вступить  в  армию
Иллиана, обнял юношу и сказал: "У меня никогда не было другого сына, и я
не хотел другого. Если сможешь, возвращайся с женой, как я, мальчик,  но
так или иначе - возвращайся".
   Правда, деньги у Ранда стащили в  Байрлоне,  как  и  рекомендательное
письмо, и чуть не украли и меч, а еще юноша встретил  женщину  по  имени
Мин, которая рассказывала ему такие дикие, просто безумные  вещи  о  нем
самом, что он счел за благо в  конце  концов  оставить  город,  лишь  бы
сбежать от нее. Со временем  скитания  привели  его  в  Кэймлин,  и  там
искусство владения мечом открыло ему дорогу в Гвардию  Королевы.  Иногда
он ловил себя на том, что заглядывается на Дочь-Наследницу, Илэйн,  и  в
такие моменты в голове у него начинали бродить странные мысли: что, мол,
совсем не так все должно  быть,  что  в  его  жизни  должно  быть  нечто
большее. Илэйн на него, естественно, и не смотрела; она вышла замуж  за,
принца из Тира, но  брак  этот  не  выглядел  счастливым.  Ранд  же  был
всего-навсего  солдатом,  бывшим  пастухом   из   маленькой   деревеньки
далеко-далеко к западной границе, и только линия на карте, и  не  более,
связывала эту деревню с Андором.  Кроме  того,  у  Ранда  была  недобрая
слава, он прослыл человеком, подверженным приступам буйства.
   Кое-кто поговаривал, будто он  безумец,  и  в  обычные  времена  даже
умелое владение мечом, вероятно, не сохранило бы Ранду место в  Гвардии,
вот только времена не были обычными. Как сорняки, возникали  Лжедраконы.
Каждый раз, как только разделывались с одним, появлялись двое,  а  то  и
трое новых и провозглашали себя  Драконами,  и  вскоре  все  государства
оказались разодраны войнами. И взошла тогда Рандова звезда, так  как  он
разгадал секрет своего безумия, секрет,  который  -  он  понимал  это  -
должен хранить и хранил в тайне от всех.  Он  мог  направлять.  В  битве
всегда найдется место, время, когда немного направить -  не  так  много,
чтобы заметили в неразберихе боя, - и можешь ухватить  удачу  за  хвост.
Иногда срабатывали эти попытки направлять, иногда -  нет,  но  частенько
все получалось. Он знал, что он безумец, и ему было  наплевать  на  свое
безумие. Изнуряющая болезнь накинулась на него, но и  на  это  ему  тоже
было  наплевать,  впрочем,  как  и  любому  другому,  поскольку   пришло
известие, что вернулись армии Артура Ястребиное Крыло, дабы  потребовать
обратно земли предка.
   Тысячу человек вел  Ранд,  когда  Гвардия  Королевы  перевалила  Горы
Тумана, - ему и в голову не  пришло  завернуть  навестить  Двуречье;  он
вообще редко вспоминал о Двуречье, -  а  когда  разбитые  остатки  армии
отступали обратно за горы, он командовал уже всей Гвардией.  Через  весь
Андор прошел он, сражаясь и отступая, среди орд спасающихся от нашествия
беженцев, пока наконец не оказался у стен Кэймлина. Многие горожане  уже
бежали из Кэймлина, многие советовали армии отступать дальше, но  теперь
Королевой была Илэйн, и она поклялась, что не оставит  Кэймлина.  Она  и
смотреть бы не стала на обезображенное шрамами и болезнью лицо Ранда, но
он не мог  бросить  ее.  И  так  Гвардейцы  Королевы  остались  и  стали
готовиться защищать Королеву, в то время как народ ее бежал.
   В битве за Кэймлин Сила снизошла на Ранда, и он швырял молнии и огонь
в захватчиков, раскалывал землю под их  ногами,  однако  вновь  на  него
нахлынуло ощущение, что рожден он был для чего-то иного. Что  бы  он  ни
делал, но остановить врага не мог. Слишком многочислен  был  враг,  и  у
него тоже были те, кто мог направлять. И вот стрела молнии сбила Ранда с
дворцовой стены, изломанного, истекающего кровью, обожженного,  а  когда
последний вздох хрипом вырвался из горла, он услышал шепчущий голос:  "Я
опять победил, Льюс Тэрин". Мигнуло.

***

   Пустота дрожала от того, как мигал мир, содрогаясь от миганий, словно
от ударов молотом, а Ранд изо всех сил старался  удержать  ее,  удержать
единственный символ, один - среди  тысячи  проносящихся  по  поверхности
пустоты. Он старался ухватиться хоть за какой-нибудь один символ.
   - ...не так! - кричала Верин.
   Сила стала всем.
   Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло.

***

   Он был солдат. Он был пастух. Он был нищий. И король. Он был  фермер,
менестрель, матрос, плотник. Он был рожден, жил и умер Айилом. Он умирал
безумным,  он  умирал,  сгнивая  заживо,  он  умирал  от   хворобы,   от
несчастного случая, от старости. Его казнили, и толпы радостными воплями
приветствовали его смерть. Он провозглашал себя Возрожденным Драконом  и
вздымал свой стяг к небесам; он бежал от  Силы  и  прятался;  он  жил  и
умирал в неведении. Он не подпускал безумие и болезнь многие годы; он  и
двух зим не протягивал.  Иногда  приходила  Морейн  и  забирала  его  из
Двуречья, одного или с теми из друзей, кто пережил Ночь Зимы; иногда она
не появлялась. Иногда за ним приходили другие Айз  Седай.  Иногда  -  из
Красной Айя. Эгвейн выходила за него замуж; Эгвейн, с суровым  лицом,  в
палантине Престола  Амерлин,  вела  Айз  Седай,  которые  укрощали  его;
Эгвейн, со слезами на глазах, вонзала кинжал ему в сердце, и, умирая, он
благодарил ее. Он любил  других  женщин,  женился  на  других  женщинах.
Илэйн, и Мин, и белокурая дочка фермера, которую он встретил по дороге в
Кэймлин, и женщины, которых он никогда не  видел,  пока  не  прожил  эти
жизни. Сотню жизней. Больше. Так много, что он и сосчитать был их  не  в
силах. И в конце каждой жизни, когда он лежал при смерти, когда испускал
последний вздох, в ухо ему шептал голос: "Я опять победил, Льюс Тэрин".
   Мигнуло мигнуло  мигнуло  мигнуло  мигнуло  мигнуло  мигнуло  мигнуло
мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло  мигнуло
мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло мигнуло.
   Пустота исчезла, контакт с саидин оборвался, и Ранд тяжело  упал,  от
удара о землю из груди вышибло бы дух, если б он уже не  был  наполовину
оцепеневшим. Под щекой и под руками  он  ощутил  шершавый  камень.  Было
холодно.
   Ранд увидел лежащую Верин, которая пыталась встать на четвереньки. Он
услышал, как кого-то шумно  рвет,  и  приподнял  голову.  Уно  стоял  на
коленях, тыльной стороной ладони вытирая  рот.  Все  покинули  седла,  а
лошади стояли, судорожно подергиваясь, на напряженных ногах, дико вращая
ошалелыми  глазами.  Ингтар,  уставясь  перед  собой  в  никуда,  держал
обнаженный меч, так  сильно  стиснув  рукоять,  что  клинок  подрагивал.
Широко разбросав ноги и руки, сидел Лойал, оглушенный и с  вытаращенными
глазами. Мэт свернулся клубком, обхватив голову руками,  а  Перрин  вжал
пальцы в свое лицо, словно хотел вырвать то, что видел, или  же  вырвать
глаза, что видели это. Ни у кого из солдат вид не был лучше. Масима,  не
таясь, утирал струящиеся по лицу слезы, а  Хурин  затравленно  озирался,
будто высматривая, куда бежать.
   - Что?.. - Ранд умолк,  сглотнул.  Он  лежал  на  грубом  выветренном
валуне, наполовину ушедшем в грунт. - Что произошло?
   - Выплеск Единой Силы. - Айз Седай, шатаясь, утвердилась на ногах  и,
вздрогнув, поглубже натянула на плечи плащ. - Так, словно  нас  насильно
выталкивали... вынуждали... Он появился словно бы из ниоткуда. Ты должен
научиться контролировать ее. Должен! Такое количество  Силы  может  тебя
сжечь дотла.
   - Верин, я... Я жил... Я был... - Он сообразил вдруг, что камень  под
ним - округлый. Портальный Камень. Поспешно, весь дрожа, он рывком встал
на ноги. - Верин, я жил и умирал, сколько раз, не знаю, очень  много.  И
каждый раз было по-иному, но это был я. Это был я.
   - Те Нити, что соединяют Миры-Что-Могли-Бы-Быть, протянуты теми,  кто
знал Числа Хаоса. - Верин содрогнулась; она,  казалось,  говорила  самой
себе. - Никогда о таком не слыхала, но нет причины, почему мы  не  могли
бы родиться в тех мирах, и тем не менее  прожитые  нами  жизни  были  бы
другими жизнями.  Ну  разумеется.  Различные  жизни  для  тех  различных
вариантов событий, что могли бы произойти.
   - Так это и случилось? Я... мы... видели, какими могли бы  быть  наши
жизни? - "Я опять победил, Льюс Тэрин". Нет! Я - Ранд ал'Тор!
   Верин встряхнулась и посмотрела на него:
   - Тебя удивляет, что  твоя  жизнь  могла  пойти  иначе,  если  бы  ты
принимал другие решения или же если с тобой случалось бы  нечто  другое?
Хотя я никогда не думала, что я... Ладно.  Самое  важное,  что  мы  тут.
Пусть и не так, как мы надеялись.
   - Где это  -  тут?  -  спросил  он.  Леса  Стеддинга  Тсофу  исчезли,
сменились холмами. Не очень далеко к западу вроде бы  виднелись  роща  и
несколько холмов. Когда в стеддинге  они  собрались  вокруг  Камня,  был
разгар дня, но здесь солнце в сером небе стояло низко, клонясь к закату.
Горсточка деревьев  поблизости  раскинула  голые  ветви,  а  у  немногих
остались считанные листья,  яркие  от  красного  и  желтого.  С  востока
налетал порывистый холодный ветер, с шуршанием гоняя  по  земле  опавшие
листья.
   - Мыс Томан, - сказала Верин. - Это тот самый Камень, который  я  уже
видела. Не стоило тебе пытаться доставить нас прямо к нему. Не знаю, что
пошло не так - и вряд ли, по-моему, когда-либо  узнаю,  -  но,  судя  по
деревьям, я бы сказала, что здесь давно поздняя  осень.  Ранд,  этим  мы
нисколько времени не выиграли. Мы потеряли время. Я бы сказала,  что  мы
потратили, добираясь сюда, месяца четыре.
   - Но я не...
   - Ты должен позволить мне руководить тобой в этих делах. Обучить тебя
я не могу, это верно, но, может, я сумею по крайней мере  не  дать  тебе
убить себя - и нас тоже, - если ты зарвешься. Пусть даже ты и не  убьешь
себя, но если Врожденный Дракон спалит себя  как  оплывшую  свечку,  кто
тогда встанет против Темного?
   Не дожидаясь, когда  юноша  вновь  возобновит  свои  протесты,  Верин
направилась к Ингтару.
   Шайнарец вздрогнул, когда  она  тронула  его  за  руку,  и  безумными
глазами посмотрел на Айз Седай:
   - Я шагаю во Свете, - хрипло сказал он. - Я найду Рог Валир и  нанесу
удар по силе Шайол Гула. Найду!
   - Да, конечно, так все и будет, - утешающе сказала она.  Верин  взяла
его лицо в ладони, он неожиданно вздохнул, разом очнувшись от  державших
его видений. Не считая того, что перед глазами  его  по-прежнему  стояла
пелена воспоминаний.
   - Ну вот, - сказала Верин. - Так лучше. Пойду  посмотрю,  чем  помочь
остальным. Мы по-прежнему можем вернуть Рог, но ровнее  наша  дорога  не
стала.
   Она  начала  обходить  остальных,  останавливаясь   ненадолго   подле
каждого, а Ранд подошел к друзьям.  Когда  он  наклонился  к  Мату,  тот
дернулся и уставился на него,  потом  обеими  руками  вцепился  Ранду  в
куртку.
   - Ранд, я никому не говорил о... тебе. Я не предам тебя. Верь мне!
   Вид у него был хуже прежнего, но Ранд  подумал,  что  так  кажется  в
основном потому, что Мэт испуган.
   - Верю, - сказал Ранд. Что же за жизнь довелось прожить Мэту, что  же
сделал он? Должно быть, он кому-то рассказал,  иначе  не  тревожился  бы
из-за этого так сильно. Ранд не мог таить на него  зла.  То  был  другой
Мэт, не этот. Кроме того, после некоторых альтернатив, что он увидел для
себя... - Я верю тебе. Как ты, Перрин?
   Курчавый юноша со вздохом отнял руки от лица. На лбу и щеках,  где  в
кожу вонзились ногти, остались алые отметины. Желтые глаза скрывали  его
мысли.
   - На самом-то деле выбор у нас небогатый, правда,  Ранд?  Что  бы  ни
случилось, что бы мы ни делали, почти всегда что-то остается неизменным.
- Он протяжно вздохнул. - Где мы? Это один из тех самых миров, о которых
говорили вы с Хурином?
   - Это Мыс Томан, - ответил ему  Ранд.  -  В  нашем  мире.  Так  Верин
говорит. И сейчас осень. Мэт выглядел встревоженным.
   - Как так?.. Нет, не хочу знать, как так  вышло.  Но  как  мы  теперь
станем искать Фейна и кинжал? К этому времени он может быть где угодно.
   - Он тут, - заверил друга Ранд. Он надеялся, что прав. У  Фейна  было
время нанять корабль и отплыть  в  любое  место,  куда  ему  вздумалось.
Время, чтобы доскакать до Эмондова Луга. Или  до  Тар  Валона.  О  Свет,
пожалуйста, только бы ему не надоело ждать! Если он что-то плохое Эгвейн
сделает или кому-нибудь в Эмондовом Лугу, я... Испепели меня Свет, но  я
пытался добраться вовремя!
   - Городки побольше на Мысе Томан находятся к западу отсюда, - громко,
чтобы услышал весь отряд, объявила Верин. Все, за  исключением  Ранда  и
его двух друзей, уже встали на ноги; Верин подошла и возложила  руки  на
Мэта, продолжая говорить. -  Нельзя  сказать,  чтобы  здесь  было  много
деревень, таких больших, чтобы  называться  городками.  Если  нам  нужно
отыскать какой-то след Друзей Темного, то самое лучшее место для  начала
поисков - к западу. Я считаю, не должны мы впустую терять дневной свет и
зря тут рассиживать.
   Мэт моргнул и встал - по-прежнему выглядел он больным, но двигался  с
проворством, - и она возложила руки на Перрина. Когда Верин потянулась к
нему. Ранд попятился.
   - Не глупи, - сказала она ему.
   - Не нужна мне ваша помощь, - тихо произнес он. -  И  вообще  от  Айз
Седай помощи мне не нужно. Губы Верин дрогнули:
   - Как хочешь.
   Все тотчас же сели на коней и поскакали на запад, оставив  Портальный
Камень позади. Никто не протестовал, и менее всего Ранд. Свет, лишь бы я
не опоздал!

Глава 38
ОБУЧЕНИЕ

   Эгвейн, одетая в белое платье, сидела скрестив ноги на своей  кровати
и заставляла три крохотных  шарика  света  плести  узоры  над  ладонями.
Вообще-то заниматься этим без присмотра хотя бы одной из  Принятых  было
нельзя, но Найнив, расхаживающая взад-вперед перед маленьким  камином  и
глядящая перед собой, в конце концов, носила кольцо со Змеем,  вручаемое
Принятым, да и на белом платье подол обегали разноцветные кольца  каймы,
пусть даже ей и не разрешали еще обучать  других.  И  за  эти  последние
тринадцать недель Эгвейн выяснила, что не может удержаться.  Она  знала,
как легко теперь касаться  саидар.  Она  могла  всегда  чувствовать  ее,
ждущую, похожую на аромат духов или прикосновение шелка,  притягивающую,
манящую. И раз прикоснувшись к саидар, она редко могла  остановиться  на
этом и не попытаться направлять. Попытки оказывались неудачными столь же
часто,  что  и  успешными,  но  неудачи  лишь  подстегивали  девушку   в
стремлении продолжать и продолжать попытки.
   Зачастую это  желание  пугало  Эгвейн.  Сколько  бы  ей  ни  хотелось
направлять, это пугало ее, как и то, какие скуку  и  монотонность  бытия
она чувствовала, когда не направляла,  по  сравнению  с  тем  ощущением,
когда направляла. Ей хотелось припасть к  этому  потоку,  пить  и  пить,
несмотря на предупреждения о том, что так можно  сжечь  себя,  и  это-то
желание пугало ее больше всего. Порой ей хотелось; чтобы она никогда  не
приходила в Тар Валон. Но страх не мог  надолго  остановить  ее,  как  и
опасение, что ее поймает за самостоятельными  занятиями  кто-то  из  Айз
Седай или  из  Принятых,  кроме  Найнив.  Правда,  в  своей  келье  было
более-менее  безопасно.  Здесь  же  сидела  и  Мин,  она  устроилась  на
трехногом табурете  и  смотрела  на  Эгвейн,  но  та  знала  теперь  Мин
достаточно, чтобы понимать: Мин не побежит  на  нее  ябедничать.  Эгвейн
подумала, как ей повезло, что после приезда в Тар Валон у нее  появилось
два хороших друга.
   Комната, как и у всех послушниц, была маленькой, без окон.  От  белой
стены к белой стене Найнив проходила  за  три  коротких  шага;  у  самой
Найнив комната была куда  больше,  но,  поскольку  подруг  среди  других
Принятых она не  завела,  когда,  ей  хотелось  с  кем-то  перемолвиться
словечком, Найнив приходила в келью к Эгвейн.  Порой  даже  как  сейчас,
когда ей не очень хотелось говорить. Крохотное пламя в узком очаге легко
отгоняло первую прохладу подкрадывающейся осени, хотя Эгвейн и  не  была
уверена, сослужит ли такую же добрую службу очаг  и  наступающей  зимой.
Обстановку дополнял небольшой столик для занятий,  а  небогатые  пожитки
Эгвейн либо висели аккуратно на вбитых в стену колышках, либо стояли  на
короткой полочке над столом. Послушницы обычно  бывали  слишком  заняты,
чтобы проводить  много  времени  у  себя  в  комнатах,  но  сегодня  был
свободный день, всего третий свободный день с тех пор, как они с  Найнив
приехали в Белую Башню.
   -  Сегодня  Эльз  телячьими  глазами  глядела  на  Галада,  пока  тот
занимался  у  Стражей,  -  заметила  Мин,  покачиваясь  на  двух  ножках
табурета.
   На мгновение маленькие шарики над ладонями Эгвейн дрогнули.
   - Пусть себе смотрит на кого хочет, -  небрежно  ответила  Эгвейн.  -
Представить не могу, какой мне-то тут интерес.
   - Никакого, по-моему. Он ох как красив, и  если  б  не  держался  так
строго... Приятно на него посмотреть, особенно если он без рубашки.
   Шарики яростно закружились.
   - Вот у меня определенно нет ни малейшего желания любоваться Галадом,
в рубашке или без нее.
   - Не стоило мне тебя дразнить, - раскаивающимся тоном произнесла Мин.
- Извини меня. Но тебе-то нравится смотреть на негои нечего так на  меня
коситься! Да и почти каждой женщине в Тар Валоне нравится, если  она  не
Красная. В тренировочном  дворе,  когда  он  отрабатывал  упражнения,  я
видела Айз Седай, особенно из Зеленых. Проверяли своих Стражей, как  они
говорили, но что-то их не  так  много  бывает,  когда  Галада  там  нет.
Поглазеть на него приходили даже поварихи и служанки.
   Шарики застыли в воздухе, и какую-то секунду Эгвейн смотрела на  них.
Они исчезли. Вдруг она захихикала.
   - Он и в самом деле красив. Даже когда он идет,  у  него  такой  вид,
будто он танцует. - Румянец на щеках стал гуще.  -  Знаю,  мне  не  след
глазеть на него, но удержаться не могу.
   - Я - тоже, - сказала Мин, - и я вижу, на что он похож.
   - Но если он хорош?..
   - Эгвейн, Галад настолько хорош, что заставит  тебя  волосы  на  себе
рвать от отчаяния. Он запросто обидит любого из-за того, что сам  служит
великой  цели.  Он  даже  не  заметит,  кого  он  обидит,   потому   что
сосредоточен на другом,  но  если  обидит,  то  он  будет  ожидать,  что
окружающие поймут и согласятся, будто все верно и правильно.
   - Наверное, тебе  виднее,  -  промолвила  Эгвейн.  Ей  была  известна
способность  Мин  смотреть  на  людей  и  видеть  вокруг  них  нечто   и
истолковывать увиденное;
   Мин не рассказывала всего, что видела, и не всегда она что-то видела,
но и этого хватало, чтобы Эгвейн ей верила. Она взглянула на Найнив - та
продолжала мерить комнату шагами, бормоча под нос, затем  девушка  вновь
потянулась к саидар и вернулась к беспорядочному жонглированию.
   Мин пожала плечами:
   - Наверно, я могу и тебе сказать. Он даже  не  заметил,  что  с  Эльз
творится. Он спросил у нее, не знает ли она, не собираешься ли ты  после
ужина, раз уж сегодня свободный день, погулять в Южном Саду. Мне ее даже
жалко стало.
   - Бедненькая Эльз, - проворчала Эгвейн, и шарики света над ее  руками
задвигались поживее. Мин рассмеялась.
   С грохотом отворилась дверь, потянуло сквозняком.  Эгвейн  ойкнула  и
погасила шарики, прежде чем разглядела, что то была всего лишь Илэйн.
   Золотоволосая  Дочь-Наследница  Андора  рывком  захлопнула  дверь   и
повесила плащ на колышек.
   - Только что услышала, - сказала  она.  -  Слухи  оказались  верными.
Король Галдриан мертв. Что означает войну за престолонаследие.
   Мин фыркнула:
   -  Гражданская  война.  Война  за  престолонаследие.  Сколько  глупых
названий для одного и того же! Какая разница, раз мы не об этом говорим?
Это все мы знаем. Война в Кайриэне. Война на Мысе Томан. В  Салдэйе  уже
могли поймать Лжедракона, но в  Тире  по-прежнему  воюют.  И  все  равно
большая часть всего этого - слухи. Вчера я слышала, как одна из  поварих
говорит, что она слышала, будто Артур Ястребиное Крыло  идет  маршем  на
Танчико. Артур Ястребиное Крыло!
   - Мне казалось,  что  тебе  не  хотелось  об  этом  разговаривать,  -
заметила Эгвейн.
   - Я видела Логайна, - сказала  Илэйн.  -  Он  сидел  на  скамейке  во
Внутреннем Дворе, плакал. Увидел меня и убежал. Мне его так жалко стало.
   - Лучше пусть плачет он, чем все мы, Илэйн, - сказала Мин.
   - Я знаю, кто он такой, - с прохладней заметила Илэйн. - Или, вернее,
кем он был. Но теперь-то он уже не тот, могу же я почувствовать  к  нему
жалость?
   Эгвейн привалилась спиной к стене. Ранд. Логайн всегда наводил ее  на
мысли о Ранде.  Сны  о  нем,  вроде  тех,  что  ей  снились  на  "Речной
Королеве", ее больше не посещали, вот уже несколько  месяцев.  Анайя  до
сих пор заставляла девушку записывать все,  что  снилось,  и  Айз  Седай
проверяла сны девушки на знамения или на возможные связи с событиями, но
о Ранде ничего не было, кроме снов, и это, как  сказала  Анайя,  значит,
что Эгвейн по нему скучает. Как ни странно, у нее  было  такое  чувство,
будто его больше нет, словно он  пропал,  не  существует  больше,  исчез
вместе с ее снами, через несколько недель после Приезда Эгвейн  в  Белую
Башню. А я сижу и раздумываю о том, как  мило  ходит  Галад,  с  горечью
подумала девушка. С Рандом все  должно  быть  в  порядке.  Если  бы  его
поймали и укротили, я бы что-то да услышала.
   От этой мысли в сердце закрался холодок, что неизбежно случалось  при
мысли об укрощенном Ранде, Ранде, который плачет и хочет умереть  -  как
Логайн.
   Рядом с Эгвейн на кровать, подогнув под себя ноги, уселась Илэйн.
   - Если ты, Эгвейн, втюрилась в  Галада,  то  от  меня  сочувствия  не
дождешься. Я попрошу Найнив угостить тебя одной из тех ужасных смесей, о
которых она все время твердит. - Она покосилась на  Найнив,  которая  не
заметила и того, как вошла Илэйн. - Что с ней такое?  Только  не  говори
мне, что и она вздыхает по Галаду!
   - Я бы не стала ее трогать. - Мин  нагнулась  поближе  к  девушкам  и
понизила голос. - Та Принятая, Ирелла, - ну, кожа да  кости,  -  заявила
ей, будто она неуклюжая корова и у нее и половины Таланта нет, а  Найнив
ездила ей по уху. Илэйн поморщилась.
   - Вот именно, - проворчала Мин. - Ее  моментально  отвели  в  кабинет
Шириам, и с тех пор она никак не смирится с этим.
   Видимо, Мин не так  тихо  говорила,  со  стороны  Найнив  послышалось
рычание. Внезапно дверь вновь резко  распахнулась,  в  комнату  ворвался
порыв ветра. От него даже одеяла на кровати Эгвейн  не  шелохнулись,  но
Мин вместе табуретом опрокинулась к стене. Тут же ветер стих,  а  Найнив
застыла, будто громом пораженная.
   Эгвейн кинулась к  двери  и  выглянула.  Полуденное  лице  уничтожало
последние следы грозы,  отбушевавшей  прошлой  ночью.  Все  еще  влажный
балкон вокруг Двора Послушниц был пуст, все двери келий  послушниц  были
закрыты. Те послушницы,  которые,  воспользовавшись  нечасто  выпадавшей
роскошью свободного  дня,  не  гуляли  в  садах,  наверняка  отсыпались.
Происшедшего никто не видел. Эгвейн притворила дверь и вновь уселась  на
свое место возле Илэйн, Найнив тем временем помогла встать Мин.
   - Прости, Мин, - промолвила натянуто Найнив. - Порой мои  характер...
нет, за такое извинения не просят. - Она сделала глубокий вдох.  -  Если
ты хочешь рассказать обо мне Шириам, я пойму. Я сама виновата.
   Эгвейн хотелось бы не слышать такого  признания;  на  некоторые  вещи
Найнив  реагировала  очень  остро.  Эгвейн  принялась  искать,  чем   бы
заняться, что-нибудь такое,  чтобы  Найнив  могла  поверить,  будто  это
занятие всецело отняло внимание Эгвейн, девушка  вдруг  обнаружила,  что
машинально еще раз потянулась  к  саидар  и  начала  вновь  жонглировать
световыми шариками. К ней быстро присоединилась Илэйн; Эгвейн  заметила,
как Дочь-Наследницу окружило знакомое свечение, еще до того как  над  ее
руками вспыхнули  три  крошечных  шарика.  Девушки  начали  перекидывать
маленькие светящиеся сферы туда и обратно  во  все  более  усложняющихся
узорах. Иногда один шарик пропадал - кто-то из девушек  не  успевал  его
подхватить, когда он переходил к ней, - потом опять  появлялся,  немного
разнясь по цвету или размеру.
   Единая Сила  наполняла  Эгвейн  жизнью.  Девушка  чувствовала  слабый
аромат розового мыла, которым пользовалась во  время  утреннего  купания
Илэйн. Она могла ощутить шероховатую штукатурку  стен  и  гладкие  камни
пола так же отчетливо, как и  кровать,  на  которой  сидела.  Она  могла
слышать дыхание Мин и Найнив, которое было намного тише их  самых  тихих
слов. - Что до извинений, - говорила Мин, - то, может,  это  тебе  нужно
простить меня. У тебя - характер, у меня  -  чересчур  длинный  язык.  Я
извиню тебя, если ты извинишь меня.
   Под тихие обоюдные "извиняю" две женщины обнялись.
   - Но если ты сделаешь так еще раз, - со смехом заметила Мин, - я могу
и тебе влепить по уху.
   - В следующий раз, - отозвалась Найнив, - я в тебя чем-нибудь кину. -
Она тоже смеялась, но смех ее разом оборвался,  едва  ее  взор  упал  на
Эгвейн и Илэйн. - Ну-ка,  обе  прекратите,  не  то  кто-то  очень  скоро
отправится к Наставнице Послушниц. И этих "кого-то" будет две.
   - Найнив, ты же не станешь! - запротестовала Эгвейн. Но, увидев глаза
Найнив, торопливо оборвала все  ниточки,  связывающие  ее  с  саидар.  -
Хорошо. Я тебе верю. Незачем доказывать!
   - Нам нужно практиковаться, - сказала Илэйн. - Они требуют от нас все
больше и больше.  Если  мы  не  будем  заниматься  сами,  то  мало  чего
добьемся.
   На лице у нее было спокойствие самообладания, но контакт с саидар она
оборвала с не меньшей поспешностью, чем Эгвейн.
   - И что случится, когда ты  зачерпнешь  чересчур  много,  -  спросила
Найнив, - и никого не окажется рядом,  чтобы  остановить  тебя?  Мне  бы
хотелось, чтобы ты была более осторожна. Как я. Не думаешь же ты, что  я
не знаю, каково это для тебя? Источник  всегда  рядом,  и  тебе  хочется
наполнить себя им.  Иногда  единственное,  что  я  способна  сделать,  -
заставить себя остановиться. А мне хочется всего!  Я  знаю,  это  сожжет
меня дотла, но мне все равно хочется. - Она вздрогнула. - Просто я хочу,
чтобы вы боялись больше.
   - Я боюсь, - со вздохом сказала Эгвейн. - Я до смерти  напугана.  Но,
видно, ничего с этим не поделать. А как ты, Илэйн?
   - Единственное, от чего я в ужасе, - легкомысленно отвечала Илэйн,  -
это от мытья тарелок. Я  словно  дни  напролет  только  тарелки  и  мою.
-Эгвейн кинула в подругу  подушкой.  Илэйн  поймала  ее  над  головой  и
бросила обратно, но потом ее плечи поникли. - Ну ладно. Я так  испугана,
что не знаю, почему у меня еще зуб на  зуб  попадает.  Элайда  твердила,
будто я буду так испугана, что мне захочется  сбежать  со  Странствующим
Народом, но я не понимала. Пастуха, который гонит быков так сурово,  как
они нас подгоняют, смело бы  само  стадо.  Я  все  время  чувствую  себя
усталой. Просыпаюсь усталой и ложусь в постель опустошенной, и иногда  я
опасаюсь, что не удержусь и направлю больше Силы, чем смогу  справиться,
что я... - Опустив глаза, она замолчала.
   Эгвейн знала, о чем Илэйн недоговорила. Их комнаты находились  рядом,
и, как и во многих кельях послушниц, давным-давно в разделяющей их стене
была проверчена дыра, слишком маленькая  и  незаметная,  если  не  знать
точно,  где  ее  искать,  но   полезная   -   через   нее   можно   было
переговариваться, когда тушили лампы, в случае если девушкам нельзя было
выйти из комнат. Не раз Эгвейн слышала, как Илэйн засыпала, всхлипывая в
подушку, и она не сомневалась, что и Илэйн слышала ее плач.
   - Странствующий Народ - это заманчиво, -  согласилась  Найнив,  -  но
куда бы ни пошла ты, ничего не изменится в том, что ты можешь делать. От
саидар не убежать.
   Судя по голосу, ей не нравилось то, что она говорит.
   -  Что  ты  видишь.  Мин?  -  сказала  Илэйн.   -   Мы   все   станем
могущественными Айз Седай,  или  проведем  остаток  жизней,  моя  посуду
послушницами, или... -  Она  поежилась,  словно  ей  не  хотелось  вслух
произносить третью пришедшую на ум возможность. Отправят домой. Выставят
из Башни. После прихода Эгвейн отослали двух послушниц, и все говорили о
них шепотом, будто те умерли.
   На табурете шевельнулась Мин.
   - Не нравится мне читать по друзьям, -  пробормотала  она.  -  Дружба
каким-то образом влияет на чтение. Из-за нее я  стараюсь  все  видеть  в
лучшем свете. Вот потому я и не делаю этого больше для  вас.  Все  равно
вокруг вас ничего не изменилось, что  я  могу...  -  Она  прищурилась  и
внезапно нахмурилась. - Вот это новое, - тихо произнесла она.
   - Что? - вскинулась Найнив. Мин помедлила с ответом.
   - Опасность. Вы все в какой-то опасности. Или окажетесь очень  скоро.
Точно я разобрать не могу, но опасность есть.
   - Вот видите,  -  обратилась  Найнив  к  двум  девушкам,  сидящим  на
кровати. - Вы должны быть осторожнее. Мы все должны. Пообещайте обе, что
не будете впредь направлять без присмотра.
   - Не хочу больше об этом говорить, - сказала Эгвейн.
   Илэйн с готовностью закивала:
   - Да. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Мин,  если  ты  наденешь
платье, то, готова  поспорить,  Гавин  попросит  тебя  погулять  с  ним.
Знаешь, он на тебя посматривает, но, по-моему, штаны  и  мужская  куртка
его отпугивают.
   - Я одеваюсь как  мне  хочется  и  не  собираюсь  переодеваться  ради
какого-то лорда, пусть даже он и твой брат. -  Мин  говорила  рассеянно,
по-прежнему щурясь и хмурясь на подруг: такой разговор между ними был не
первым. - Иногда бывает полезно сойти за парня.
   - Никто, взглянув на тебя получше, не поверит,  будто  ты  парень,  -
улыбнулась Илэйн.
   Эгвейн почувствовала  какую-то  напряженность.  Илэйн  изо  всех  сил
прикидывалась веселой. Мин мало на что обращала внимание, а вид у Найнив
был такой, словно она хотела вновь предостеречь их.
   Когда опять  распахнулась  дверь,  Эгвейн  вскочила  на  ноги,  чтобы
закрыть ее, радуясь, что  может  сделать  нечто  иное,  а  не  сидеть  и
смотреть, как притворяются другие. Но не дошла она до двери,  как  через
порог шагнула темноглазая Айз Седай с белокурыми волосами,  заплетенными
во множество косичек. От неожиданности Эгвейн заморгала, как потому, что
увидела перед собой Айз Седай, так и потому, что ею оказалась  Лиандрин.
Эгвейн не слыхала, чтобы Лиандрин возвращалась в Белую Башню, да и кроме
того, если Айз Седай нужны были послушницы, то за ними  посылали.  Такое
появление сестры собственной персоной в келье послушницы вряд  ли  сулит
что-то хорошее.
   С ее приходом  в  комнате  сразу  стало  тесно.  Лиандрин  помедлила,
поправляя  шаль  с  красной  бахромой  и  разглядывая  девушек.  Мин  не
двинулась с места, но Илэйн встала, и  трое  стоящих  сделали  реверанс,
причем  Найнив  едва  согнула  колени.  Эгвейн  не  думала,  что  Найнив
когда-нибудь смирится с тем, что кто-то имеет над нею власть.
   Взор Лиандрин вонзился в Найнив.  -  Почему  ты  здесь,  на  половине
послушниц, дитя? - Тон ее дышал ледяным холодом.
   - Я пришла в гости к друзьям, - напряженным голосом  сказала  Найнив.
Спустя пару мгновений она добавила положенное: - Лиандрин Седай.
   - Среди послушниц у Принятых нет и не  может  быть  друзей.  К  этому
времени ты должна была бы усвоить это, дитя мое. Но хорошо, что я  нашла
тебя здесь. Ты и ты, - ее палец ткнул в Илэйн и Мин, - можете идти.
   - Я  вернусь  попозже.  -  Мин  небрежно  встала,  всем  своим  видом
показывая,  что  нисколько  не  торопится  подчиняться,  и  прошла  мимо
Лиандрин с ухмылкой, на  которую  Лиандрин  не  обратила  ровным  счетом
никакого внимания.  Илэйн  бросила  на  Эгвейн  и  Найнив  встревоженный
взгляд, потом присела в реверансе и ушла.
   Дверь за Илэйн закрылась, а Лиандрин стояла и изучающе  рассматривала
Эгвейн и Найнив. Под пристальным взглядом Айз Седай Эгвейн занервничала,
но Найнив держалась прямо, лишь чуть порозовело лицо.
   - Вы обе из той же  деревни,  что  и  парни,  которые  путешествовали
вместе с Морейн. Разве не так? - внезапно сказала Лиандрин.
   - У вас есть  известия  о  Ранде?  -  порывисто  воскликнула  Эгвейн.
Лиандрин выгнула бровь. - Простите меня, Айз Седай. Я забылась.
   - У вас есть о них известия? - спросила Найнив, почти  требовательно.
Правилами не было запрещено Принятым заговаривать с Айз Седай первыми.
   - Вы о них волнуетесь. Это хорошо. Им грозит опасность, и  вы  можете
им помочь.
   - Откуда вы знаете, что они в опасности? - На сей раз в голосе Найнив
звучала требовательность - сомневаться не приходилось.
   Розовый бутон губ Лиандрин сжался, но тон не изменился:
   - Хотя вы об этом и не осведомлены, Морейн отсылает  письма  в  Белую
Башню, письма, касающиеся вас. Морейн Седай беспокоится о вас и о  ваших
юных... друзьях. Эти мальчики в  опасности.  Хотите  вы  им  помочь  или
бросите их на произвол судьбы?
   - Да, - воскликнула Эгвейн, а Найнив в тот же миг спросила:
   - Что за опасность? И с какой стати вам  есть  дело  до  того,  чтобы
помогать им? - Найнив кинула взгляд на красную бахрому шали Лиандрин.  -
И мне казалось, что Морейн вам не слишком-то нравится.
   - Не стоит предполагать слишком многое, - резко заметила Лиандрин.  -
Быть Принятой еще не значит быть сестрой. Принятые  и  послушницы  равно
слушают, когда говорит сестра, и поступают так,  как  им  велят.  -  Она
вдохнула и выдохнула; тон ее вновь  был  холодно-спокоен,  но  на  щеках
проступили белые пятна гнева. -  Уверена,  придет  день,  и  ты  станешь
служить общему делу, и тогда ты поймешь: чтобы служить  ему,  ты  должна
будешь работать даже с теми, кто тебе совсем не  нравится.  Скажу  тебе,
мне доводилось работать со многими, с кем бы в иных обстоятельствах я  и
в одной комнате находиться не согласилась. Будешь ли ты работать  вместе
с тем, кого ненавидишь больше  всего,  если  это  спасет  твоих  друзей?
Найнив через силу кивнула.
   - Но вы все еще не сказали, в какой они опасности, Лиандрин Седай.
   - Угроза исходит от Шайол Гул. За ними гонятся, что, как  я  понимаю,
однажды уже было. Если вы пойдете со  мной,  по  меньшей  мере  какую-то
часть опасности удастся устранить. Не спрашивай как,  потому  что  я  не
могу сказать, но говорю тебе прямо, что это так.
   - Мы пойдем, Лиандрин Седай, - сказала Эгвейн.
   - Пойдем куда? - спросила Найнив. Эгвейн раздраженно глянула на нее.
   - На Мыс Томан.
   Эгвейн разинула рот от удивления, а Найнив пробормотала:
   - На Мысе Томан - война.  Эта  опасность  как-то  связана  с  армиями
Артура Ястребиное Крыло?
   - Ты веришь слухам, дитя? Но даже если они верны,  неужели  тебя  это
остановит? Мне казалось, ты зовешь этих мужчин друзьями.
   Скривившиеся губы Лиандрин дали понять, что сама она  такого  никогда
бы не сказала.
   - Мы пойдем, - сказала Эгвейн. Найнив открыла  было  рот,  но  Эгвейн
продолжила: - Мы пойдем, Найнив. Если Ранду нужна наша помощь - и  Мэту,
и Перрину, - то мы обязаны им помочь.
   - Знаю, - промолвила Найнив, - но вот что бы я хотела знать -  почему
мы? Что мы можем такого, чего Морейн или вы, Лиандрин, не можете?
   Белые пятна на щеках Лиандрин стали больше - Эгвейн  сообразила,  что
Найнив забыла прибавить к ее  имени  почтительное  обращение,  -  но  та
сказала лишь:
   - Вы обе родом из их деревни. Каким-то образом, для  меня  совершенно
непостижимым, вы с ними связаны. Более сказать я не могу. И больше ни на
один из ваших глупых вопросов отвечать не стану. Пойдете вы ради них  со
мной? - Она обождала их согласия; когда они кивнули,  Лиандрин  покинуло
явственно заметное напряжение. - Хорошо. Встречаемся на северной  опушке
огирской рощицы за час до захода солнца, возьмите с собой все нужное для
дороги и приведите своих лошадей. Об этом никому ни слова.
   - Но ведь без разрешения нам не положено уходить из Башни, - медленно
произнесла Найнив. - Я вам разрешаю. Никому не говорите. Вообще  никому.
По коридорам Белой Башни шныряет Черная Айя.
   Эгвейн так и  задохнулась  и  услышала,  как  эхом  сдавленно  охнула
Найнив, но Найнив быстро оправилась от потрясения.
   - Мне казалось, все Айз Седай отрицают существование... этого.
   Рот Лиандрин сжался в презрении.
   - Многие, да, отрицают, но  Тармон  Гай'дон  близится,  и  время  для
отрицаний подходит к концу. Да, Черная Айя противостоят  всему,  за  что
сражается Башня, но она существует, дитя. Если ваших  друзей  преследует
Тень, как по-вашему, оставит ли Черная  Айя  вас  живыми  и  свободными,
чтобы вы помогли им? Не говорите никому -  никому!  -  или  рискуете  не
дожить до Мыса Томан. За час до захода. Не подведите меня.
   С этими словами она ушла, плотно затворив за собой дверь.
   Эгвейн рухнула на кровать, сложив руки на коленях.
   - Найнив, она - из Красной Айя! Она не может знать  про  Ранда.  Если
знает...
   - Она не может знать, - согласилась Найнив. - Но вот как понять,  что
Красной вздумалось помогать? Или почему она  готова  работать  заодно  с
Морейн? Готова поклясться, ни одна из них не даст другой воды  напиться,
если вторая будет умирать от жажды.
   - Ты думаешь, она лжет?
   - Она - Айз Седай, - коротко  ответила  Найнив.  -  Я  поставлю  свою
лучшую серебряную заколку против гнилой ягоды, что каждое  сказанное  ею
слово - правда. Но вот интересно: услышали ли мы то, что,  как  считаем,
услышали?
   - Черная Айя, - передернуло Эгвейн. - В  том,  что  она  говорила  об
этом, нет никакой ошибки, помоги нам Свет!
   - Никакой ошибки,  -  сказала  Найнив.  -  И  она  предостерегла  нас
спрашивать у кого  бы  то  ни  было  совета,  потому  что  после  такого
заявления, кому мы можем доверять? Да, и вправду, помоги нам Свет!
   В комнатку ворвались Мин и Илэйн, захлопнув за собою дверь.
   - Вы на самом деле собрались уходить? - спросила Мин, и Илэйн пальцем
указала на маленькое отверстие в стене над кроватью Эгвейн, сказав:
   - Мы слушали из моей комнаты. И все слышали. Эгвейн  переглянулась  с
Найнив, только догадываясь, сколь многое те подслушали, и увидела ту  же
тревогу на лице Найнив. Если они прознают про Ранда...
   - Держите язык за зубами, - предупредила Илэйн и Мин Найнив. - Думаю,
Лиандрин получила от Шириам разрешение увести нас, но даже если  и  нет,
даже если нас завтра станут искать и  обыщут  Башню  сверху  донизу,  вы
никому не должны говорить ни слова.
   - Держать язык за зубами? - сказала Мин. - Насчет этого  можете  быть
спокойны. Я отправляюсь с вами. Дни напролет я занимаюсь только тем, что
пытаюсь объяснить той или другой Коричневой сестре то, чего  и  сама  не
понимаю. Я даже пройтись не  могу  без  того,  чтобы  рядом  тут  же  не
появилась  Амерлин  и  не  стала  просить  меня  посмотреть  на  каждого
встречного и прочитать, что я вижу. Когда эта женщина тебя просит что-то
сделать, увильнуть никак не удастся. Для нее я, должно быть,  перечитала
половину народу в Белой Башне, но ей и этого мало, она требует еще.  Мне
нужен лишь предлог, чтобы уйти отсюда, и я его нашла.
   На лице Мин читалась такая решимость, что спорить  с  ней  было  явно
бесполезным занятием.
   Эгвейн не понимала, почему Мин так  настроена  отправиться  вместе  с
ними, вместо того чтобы просто уйти одной куда ей хочется, но времени на
догадки у нее не оказалось, потому что Илэйн заявила:
   - Я тоже иду.
   - Илэйн, - мягко заметила Найнив,  -  мы  с  Эгвейн  старые  знакомые
мальчиков еще по Эмондову Лугу. Ты же - Дочь-Наследница Андора. Если  ты
исчезнешь из Белой Башни, ну... из-за этого может начаться война.
   - Мать не начнет войну с Тар  Валоном,  если  они  зажарят  меня  или
засолят, что они вполне могут попытаться сделать. Если вы втроем  уйдете
и у вас будет приключение, то не надо думать, будто я  останусьтут  мыть
тарелки и подметать полы, а какие-то Принятые будут шпынять меня за  то,
что я не зажгла огонек нужного им голубого  оттенка.  Гавин  от  зависти
умрет, когда  узнает.  -  Илэйн  улыбнулась  и  протянула  руку,  игриво
потрепав Эгвейн по голове. - Кроме  того,  если  ты  отпустишь  Ранда  с
поводка, то у меня будет шанс его прибрать к рукам.
   - Не думаю, что кто-то из нас его  заполучит,  -  с  грустью  сказала
Эгвейн.
   - Тогда мы узнаем, кого выберет он, и сделаем ее  жизнь  невыносимой.
Ну не может же он быть таким дураком,  чтобы  выбрать  кого-то  другого,
когда есть мы. Ну улыбнись же, Эгвейн! Знаю, он твой. Я просто  чувствую
себя... - она помолчала, подыскивая слово, - свободной. У меня  в  жизни
никогда приключения не было! Готова спорить, никто из нас не  станет  во
время приключения засыпать в слезах. А  если  кто  и  станет,  то  пусть
менестрели эту часть пропустят.
   - Это безрассудство и глупость, - заявила Найнив. - Мы собираемся  на
Мыс Томан. Тебе известны и новости,  и  слухи.  Это  будет  опасным.  Ты
должна остаться здесь.
   - Я слышала, что Лиандрин Седай сказала и о... о Черных  Айя.  -  При
этом названии голос Илэйн упал почти до шепота. - В какой безопасности я
тут буду, если они здесь? Если бы матушка даже заподозрила,  что  Черные
Айя существуют на самом деле,  то  она  сунула  бы  меня  в  самую  гущу
сражения, лишь бы подальше от них.
   - Но, Илэйн...
   - У  тебя  есть  только  один  способ  не  пустить  меня.  Рассказать
Наставнице  Послушниц.  Хорошенькая  будет  картинка,  как   мы   втроем
выстроимся по линеечке у нее в кабинете. Вчетвером. По-моему, при  таком
раскладе и Мин не отвертится. Итак,  если  вы  не  собираетесь  говорить
Шириам Седай, то я тоже иду.
   Найнив вскинула руки.
   - Может, ты сумеешь как-то ее убедить, - сказала она Мин.
   Мин, прислонившаяся к  двери,  искоса  поглядела  на  Илэйн  и  потом
покачала головой.
   - Я думаю, она должна идти, ей это нужно не меньше, чем вам. Чем нам.
Теперь опасность вокруг вас мне видна более ясно. Не  очень  ясно  и  не
разобрать, в чем она, но, по-моему, она связана с  тем,  что  вы  решили
идти. Поэтому она яснее видна; потому она более определенна.
   - Это не довод, чтобы она шла с нами, - сказала Найнив, но Мин  вновь
покачала головой.
   - Она связана с... с этими мальчиками, так же как и ты,  или  Эгвейн,
или я. Она - часть этого, Найнив, чем бы это ни было.  Как  сказали  бы,
наверное, Айз Седай - часть Узора.
   Судя по всему, Илэйн была ошеломлена и вдобавок заинтригована.
   - Я? Что за часть, Мин?
   - Я не вижу этого ясно. - Мин смотрела в пол. - Иногда  мне  хочется,
чтобы я вообще не умела читать по другим. Большинство людей все равно не
удовлетворены тем, что я могу им объяснить.
   - Если мы все собрались идти, - сказала Найнив, - то самое  лучшее  -
заняться планами.
   Сколь бы много и горячо она ни спорила до того, но как только решение
принято и нужно действовать, практичная сторона характера Найнив  всегда
приступала к делу: что необходимо им взять с собой, как холодно будет  к
тому времени, когда они доберутся до Мыса Томан, как без  помех  забрать
лошадей из конюшни.
   Слушая Найнив, Эгвейн никак не могла отделаться от  дум,  что  же  за
опасность углядела в них Мин и какая опасность грозит Ранду.  Она  знала
только об одной опасности, которая могла бы ему угрожать,  и  при  одной
мысли об этом она вся холодела. Держись, Ранд. Держись, шерстеголовый ты
балбес. Как-нибудь я тебе помогу.

Глава 39
ПОБЕГ ИЗ БЕЛОЙ БАШНИ

   Эгвейн и Илэйн коротко склоняли головы перед каждой  группой  женщин,
мимо которых они проходили по пути  через  Башню.  Хорошо,  что  сегодня
здесь так много женщин не из  Башни,  подумала  Эгвейн,  слишком  много,
чтобы  каждую  сопровождала  Айз  Седай  или  Принятая.   Одиночки   или
маленькими группками, в богатых одеяниях или бедном  платье,  в  нарядах
полудюжины стран, на  некоторых  по-прежнему  еще  заметна  пыль  долгой
дороги в Тар Валон, они были  предоставлены  сами  себе  и  ждали  своей
очереди, чтобы испросить совета у Айз Седай  или  обратиться  со  своими
просьбами. При некоторых из женщин -  леди,  лавочницах  или  купеческих
женах - были служанки. С ходатайствами явились  даже  несколько  мужчин,
стоявших особняком, вид  у  них  был  неуверенный,  в  Белой  Башне  они
чувствовали себя не в своей тарелке и на всех остальных  посматривали  с
опаской.
   Впереди шла Найнив, устремив взор вперед, плащ развевался за  спиной,
она шагала с таким  видом,  как  будто  знала,  куда  они  идут,  -  что
соответствовало истинному  положению  дел,  если  только  кто-нибудь  не
остановит их, - и имеет  полное  право  туда  идти  -  что,  разумеется,
обстояло совсем по-иному. Одетые теперь в  одежду,  которую  привезли  с
собой в Тар Валон, они совершенно не  походили  на  обитающих  в  Башне.
Каждая выбрала самое лучшее платье, с юбками-штанами для верховой  езды,
и плащи из  превосходной  шерсти,  богато  украшенные  вышивкой.  Эгвейн
подумала: пока им удается держаться  подальше  от  всех,  кто  может  их
узнать, - они уже увернулись от нескольких, кто знает их в  лицо,  -  их
замысел имеет шансы на успех.
   - Это больше подошло бы для прогулки в парке какого-нибудь лорда, чем
для дороги на Мыс Томан, - заметила Найнив,  когда  Эгвейн  помогала  ей
управиться с пуговицами серого шелкового платья, шитого золотой нитью, и
с жемчужными цветами на лифе и вдоль рукавов, -  но  поможет,  наверное,
улизнуть незамеченными.
   Теперь Эгвейн поддернула плащ и  провела  ладонью  по  своему  шитому
золотом, зеленому шелковому платью  и  оглянулась  на  Илэйн,  одетую  в
голубое, с кремовой отделкой в разрезах, надеясь, что Найнив  права.  До
сих пор все принимали их за  просительниц  благородного  звания  или  по
меньшей мере зажиточных особ, но, как  ей  казалось,  среди  прочих  они
все-таки выделялись. Сообразив, почему у  нее  возникло  такое  чувство,
Эгвейн удивилась; ей было немного не по себе  в  нарядном  платье  после
того, как несколько последних месяцев она носила простое  белое  одеяние
послушницы.
   Маленькая  тесная  группка  деревенских  женщин  в   прочных   темных
шерстяных платьях опустились в реверансе, когда  беглянки  прошли  мимо.
Едва они остались позади, Эгвейн оглянулась на Мин. Та облачилась в свои
штаны и мешковатую мужскую  рубаху,  сверху  -  мальчишеские  коричневые
куртку  и  плащ,  довершив  наряд  видавшей  виды  широкополой   шляпой,
нахлобучив ее на коротко стриженную голову.
   - Одной из нас нужно быть слугой, - заявила Мин со смехом. - Женщины,
разодетые как вы, всегда имеют хотя бы одного. Коли придется  бежать,  о
моих штанах вам останется только мечтать.
   Мин тащила на себе четыре комплекта  переметных  сум  с  раздувшимися
карманами, набитых  теплыми  вещами,  так  как  еще  до  их  возвращения
наверняка наступит зима.  Туда  же  упаковали  и  свертки  с  провизией,
стянутой с кухни,  -  на  первых  порах  хватит,  а  потом  можно  будет
прикупить.
   - Ты уверена, что мне  нельзя  тебе  помочь.  Мин?  -  тихо  спросила
Эгвейн.
   - Да нет, с ними просто неудобно, - с ухмылкой сказала Мин,  -  вовсе
они  не  тяжелые.  -  Казалось,  она  считала  все  какой-то  игрой  или
притворялась, что так думает. - И будь уверена, народ начнет дивиться: с
чего бы такая разодетая леди, как  ты,  вдруг  волочит  свои  переметные
сумы. Свои можешь понести - да и мои тоже, если захочется, - когда мы...
- Ухмылка ее исчезла, и она яростно прошептала: - Айз Седай!
   Взгляд Эгвейн метнулся вперед. Навстречу по коридору шагала Айз Седай
с  длинными  черными  прямыми  волосами  и  кожей,  напоминающей  цветом
пожелтевшую от времени  кость,  она  внимательно  слушала  идущую  рядом
женщину в домотканой фермерской одежде и залатанном плаще. Айз Седай еще
не заметила их четверку, но Эгвейн узнала ее  -  Такима,  из  Коричневой
Айя, которая преподавала историю Белой Башни и Айз Седай и  которая  без
труда с сотни шагов узнает одну из своих учениц.
   Не сбавляя шага, Найнив свернула в боковой коридор, но там  оказалась
одна из Принятых, долговязая женщина  с  вечно  нахмуренным  лицом,  она
торопливо прошла мимо, волоча за ухо послушницу с алыми от обиды и  боли
щеками.
   Заговорить Эгвейн сумела не сразу.
   - Это были  Ирелла  и  Эльз.  Они  нас  заметили?  -  Заставить  себя
оглянуться она не могла.
   - Нет, - через мгновение ответила  Мин.  -  Они  видели  только  наши
тряпки.
   Эгвейн облегченно вздохнула и услышала такой же вздох Найнив. - Мы до
конюшен не доберемся, у меня  сердце  раньше  разорвется,  -  проворчала
Илэйн. - Эгвейн, во время приключений всегда так? Сердце готово из груди
выскочить, а душа в пятки уходит?
   - Наверное, да, - медленно  ответила  Эгвейн.  Она  поймала  себя  на
мысли, что ей непросто вспомнить  то  время,  когда  она  с  нетерпением
рвалась к приключениям, свершать нечто опасное и волнующее, как  люди  в
сказаниях. Теперь она думала, что увлекательная часть - это то,  что  ты
вспоминаешь,  оглядываясь  на  прошедшее,  а  в  сказаниях  добрая  доля
неприятного опущена. Так она и оказала Илэйн.
   - И все-таки, - твердо заявила Дочь-Наследница, - прежде со  мной  не
случалось  ничего  по-настоящему  захватывающего,  и,  вероятно,  и   не
случится, пока матери принадлежит решающее слово, а так  будет,  пока  я
сама не займу трон.
   - Тихо, вы, обе, - произнесла Найнив. На удивление, они  оказались  в
коридоре одни, никого  на  виду  в  оба  конца.  Она  указала  на  узкую
лестницу, уходящую вниз. - Вот то,  что  нам  надо.  Если  я  вконец  не
запуталась во всех поворотах и галереях.
   Тем не менее она  уверенно  ступила  на  лестницу,  остальныеза  нею.
Лестница не подвела, и за маленькой дверцей внизу открылся пыльный  двор
Южной Конюшни, где содержались лошади послушниц - у  кого  они  были,  -
пока им не понадобятся вновь  эти  животные,  что  обычно  случалось  не
раньше,  чем  послушницы  становились  Принятыми  или  когда   нерадивых
отправляли домой.  Позади  беглянок  высилась  мерцающая  громада  самой
Башни; владения  же  Башни  охватывали  многие  и  многие  гайды  земли,
огражденные собственными стенами, иногда повыше некоторых городских.
   Найнив размашистой поступью вошла в конюшню с таким видом,  будто  та
принадлежала ей. Ярко пахло сеном  и  лошадьми,  стойла  двумя  длинными
рядами уходили в сумрак, пересеченный квадратами света из люков в крыше.
Как ни странно, но косматая Бела  и  серая  кобыла  Найнив  оказались  в
стойлах у самых дверей. Увидев Эгвейн, Бела положила морду на створку  и
тихо заржала. На виду был один-единственный конюх,  миловидный  малый  с
сединой в бороде. Он меланхолично жевал соломинку.
   - Нам нужны наши лошади, оседланные, - заявила ему Найнив самым своим
приказным тоном. - Эти две. Мин, найди свою лошадь и лошадь Илэйн.
   Мин сбросила с плеч переметные  вьюки  и  потянула  Илэйн  в  глубину
конюшни.
   Конюх,  насупив  брови,  проводил  их  взглядом  и  медленно  вытащил
соломинку изо рта.
   - Здесь, видать, какая-то ошибка, миледи. Эти животинки...
   - ...наши, - твердо закончила за него Найнив, сложив руки, чтобы ясно
стало видно кольцо со Змеем. - И Ты немедленно их оседлаешь.
   Эгвейн затаила дыхание; это было последнее средство, по плану  Найнив
прибегла бы к нему для того, чтобы выдать себя за Айз Седай, если у  них
возникнут затруднения с тем, кто мог бы и  поверить  обману.  Ни  с  Айз
Седай, ни  с  Принятой  этот  номер  не  прошел  бы,  разумеется,  даже,
наверное, и послушница не попалась  бы  на  такой  крючок,  но  конюх...
Мужчина прищурился на кольцо Найнив, потом, также прищурившись, взглянул
на нее саму.
   - Мне было сказано про двух, - промолвил он наконец  тоном  человека,
на которого увиденное не произвело ровным счетом никакого впечатления. -
Одна Принятая и одна послушница. О четырех не было сказано ничего.
   Эгвейн готова была смеяться. Естественно,  Лиандрин  не  понадеялась,
что они сумеют сами добыть своих лошадей.
   Найнив выглядела разочарованной, и голос ее стал резче.
   - Ты выведешь этих лошадей и оседлаешь их, не  то  тебе  понадобится,
чтобы Лиандрин исцеляла тебя, если она тобой вообще займется.
   Конюх повторил имя Лиандрин одними губами, но, разок взглянув на лицо
Найнив, начал возиться с лошадьми, ограничившись недолгим  ворчанием,  и
то лишь только  так,  чтобы  кроме  него  никто  не  услыхал.  Когда  он
затягивал вторую подпругу, вернулись со своими лошадьми и Мин с Илэйн. У
Мин был высокий саврасый мерин, у Илэйн - гнедая кобыла с выгнутой шеей.
   Когда беглянки уселись верхом, Найнив вновь обратилась к конюху:
   - Несомненно, тебе сказали держать рот на замке,  и  это  остается  в
силе, сколько бы нас ни было, две или  две  сотни.  Если  ты  полагаешь,
будто  есть  разница,  поразмысли,  что  сделает   Лиандрин,   если   ты
обмолвишься о том, о чем тебе ведено было помалкивать.
   Выезжая из конюшни, Илэйн кинула конюху монету, проворчав:
   - За твои хлопоты, добрый человек. Ты хорошо справился. -  Во  дворе,
уловив взгляд Эгвейн, она улыбнулась. - Мать говорит, что кнут и  пряник
вместе помогают лучше, чем один только кнут.
   - Надеюсь, со стражей не понадобится ни того ни другого, - произнесла
Эгвейн. - Надеюсь, Лиандрин и им сказала.
   Но у Тарломеновых Ворот, пробитых в высокой стене, с юга  ограждавшей
территорию Башни, даже если стражников и не уведомили, никаких  вопросов
не  возникло.  Те  просто  махнули  четырем  женщинам  проезжать,  разок
взглянув и вежливо кивнув. Стражники стояли у ворот, чтобы  не  впускать
тех, кто опасен; по-видимому, не выпускать  кого-то  у  них  приказа  не
было.
   Прохладный ветерок с  реки  послужил  беглянкам  предлогом  надвинуть
капюшоны, и они медленно продолжили  путь  по  городским  улицам.  Цокот
подков их лошадей по брусчатке  затерялся  в  гомоне  заполнявшей  улицы
толпы и в музыке, доносящейся из  отдельных  зданий,  мимо  которых  они
проезжали. Люди, облаченные в одежды чуть ли не всех стран, от темных  и
строгих,  по  унылой   моде   Кайриэна,   до   ярких,   броских   цветов
Странствующего Народа и всех  мыслимых  покроев  и  сочетаний  красок  и
стилей, расступались перед всадницами, обтекая их, точно река скалу,  но
все равно продвигались те не быстрее неторопливого шага.
   Эгвейн  совсем  не  смотрела  ни  на  сказочные  башни,   соединенные
повисшими в поднебесье мостами, ни на дома, что куда больше походили  на
волны прибоя, чем на каменные строения. Или на источенные ветром  утесы,
или на причудливые раковины. Айз Седай часто наведывались в город,  и  в
такой толпе запросто можно нос к носу столкнуться с кем-нибудь  из  них.
Вскоре Эгвейн сообразила, что ее спутницы поглядывают вокруг  с  тем  же
напряженным вниманием, но, когда показалась  огирская  роща,  у  девушки
немного отлегло от сердца.
   Над крышами теперь завиднелись Великие Древа, распростершие в  вышине
свои кроны на сотни и больше спанов. Рядом, а точнее под  ними,  высокие
дубы и вязы, ели и болотный мирт казались карликами. Рощу, в поперечнике
в добрых пару миль, окружало нечто вроде стены, но  на  самом  деле  это
была бесконечная череда закручивающихся в спираль каменных арок,  каждая
пяти спанов высотой и вдвое больше  шириной.  С  внешней  стороны  стены
вдоль нее шли люди, катили коляски, громыхали повозки, а по  ту  сторону
царила дикая природа. Роща не имела  вида  ухоженного  парка,  но  и  до
совершенной чащобы лесной глухомани ей было далеко.  Скорее,  так  могла
выглядеть идеальная природа, некий совершенный лес,  самый  красивый  из
всех мыслимых. Некоторые листья уже расцветились,  и  мазки  оранжевого,
желтого  и  багряного  казались  Эгвейн  элегантными  тонами,  присущими
осенней листве.
   За  открытыми  арками  прогуливались  немногие,  и  никто  дважды  не
взглянул на четырех женщин, углубившихся под сень деревьев. Вскоре город
пропал из виду, его шум стал  глуше,  затем  роща  совсем  отсекла  его.
Преодолев пространство в десять шагов, они словно оказались в нескольких
милях от ближайшего поселения.
   -  Северная  опушка  рощи,  сказала  она,  -   пробормотала   Найнив,
осматриваясь. - Куда уж  севернее,  чем...  -  Она  осеклась,  когда  из
зарослей черной бузины выскочили две лошади: темная лоснящаяся кобыла со
всадником и слегка нагруженная вьючная лошадь.
   Темная кобыла попятилась, ударив копытами в воздухе,  когда  Лиандрин
резко осадила ее. Лицо Айз Седай, будто маской, стянуло яростью.
   - Я же сказала вам: об этом никому  не  говорить!  Никому!  -  Эгвейн
заметила на вьючной лошади шесты с фонарями, что показалось ей странным.
   - Это - друзья, - начала было Найнив, одеревенев, но  Илэйн  перебила
ее:
   - Простите нас, Лиандрин Седай. Они нам не говорили,  мы  подслушали.
Мы не хотели слушать ничего, что предназначалось не для наших  ушей,  но
мы услышали. И мы тоже хотим помочь Ранду  ал'Тору.  И  другим  ребятам,
конечно, - быстро добавила она.
   Лиандрин вперила взор в Илэйн,  в  Мин.  Лучи  клонящегося  к  вечеру
солнца косо пробивали ветви и оставляли в тени лица под капюшонами.
   - Ладно, - наконец сказала она, по-прежнему глядя на двух девушек.  -
Я оставила распоряжение, чтобы о вас  позаботились,  но  раз  вы  здесь,
значит, так и быть. Что двое, что четверо, для дороги все равно.
   - Чтобы позаботились, Лиандрин Седай? - сказала Илэйн. - Не понимаю.
   - Дитя, ты и та, вторая, как известно, дружите с этими  двумя.  Разве
не вас станут  расспрашивать,  когда  откроется,  что  они  исчезли?  Не
думаешь же ты, будто Черные Айя станут с тобой миндальничать потому, что
ты наследница трона? Останься ты в Белой Башне, и, скорей всего, до утра
бы ты не дожила. - Такое заявление  сразу  пресекло  все  разговоры,  но
Лиандрин развернула лошадь и позвала: - За мной!
   Айз Седай повела беглянок глубже в рощу, и  вскоре  они  очутились  у
высокой  изгороди  из  крепких  железных  прутьев,   утыканной   поверху
бритвенно острыми  наконечниками.  Слегка  изгибаясь,  словно  охватывая
большой участок, изгородь исчезала из виду за деревьями слева и  справа.
В ограде была калитка, запертая на большой замок. Лиандрин отомкнула его
длинным  ключом,  который  вытащила  из   внутреннего   кармана   плаща,
пропустила всех внутрь, затем заперла замок вновь и немедленно поскакала
впереди. Над головами всадниц засвиристела  на  ветке  белка,  откуда-то
издалека донеслась бойкая дробь дятла.
   - Куда мы едем? - спросила Найнив. Лиандрин  не  ответила,  и  Найнив
гневно посмотрела на подруг. - Зачем мы скачем дальше и  дальше  в  этот
лес? Нам надо  было  переехать  мост  или  сесть  на  корабль,  если  мы
собрались покинуть Тар Валон, и никаких мостов, никаких кораблей в...
   - А вот куда, - объявила Лиандрин. - Изгородь не подпускает тех,  кто
мог бы пострадать, но в этот день у нас есть  цель.  -  Она  указала  на
высокую  толстую  плиту,  с  виду  походившую   на   каменную,   стоящую
вертикально, одна сторона  вырезана  замысловато  листьями  и  вьющимися
побегами.
   У Эгвейн перехватило горло; внезапно она поняла, зачем Лиандрин взяла
с собой фонари, и ей не понравилось то, что  она  поняла.  Она  услышала
шепот Найнив:
   - Путевые Врата.
   Они обе очень хорошо помнили Пути.
   - Однажды мы уже сделали это, - сказала Эгвейн,  столько  же  убеждая
себя, сколько и Найнив. - Сумеем и еще раз.
   Если Ранду и другим мы нужны, то мы обязаны им помочь. Вот и все. что
надо.
   - Это  в  самом  деле?..  -  начала  Мин  срывающимся  голосом  и  не
договорила.
   - Путевые Врата, - прошептала Илэйн. - Вот не думала, что  Путями  до
сих  пор  пользуются.  Мне,  по  крайней   мере,   представлялось,   что
пользоваться ими не разрешено.
   Лиандрин уже спешилась и выдернула трилистник  Авендесоры  из  густой
резьбы; подобные двум огромным, сплетенным из  живых  стеблей  створкам,
ворота распахивались, открывая взору то, что казалось серебристо-матовым
зеркалом, в котором смутно отражались люди и лошади.
   - Вам идти необязательно, - сказала Лиандрин. - Можете подождать меня
здесь, под защитой изгороди, пока я не приду  за  вами.  Или,  вероятно,
раньше вас отыщут Черные Айя. - Приятного в ее улыбке было мало.  Позади
нее Врата открылись полностью и остановились.
   - Я не говорила, что  не  пойду,  -  сказала  Илэйн,  но  бросила  на
тенистый лес долгий взгляд.
   - Если нам нужно туда, - хрипло произнесла Мин, - то давайте не будем
тянуть. - Она  смотрела  на  Путевые  Врата,  и  Эгвейн  послышалось  ее
бормотание: - Испепели тебя Свет, Ранд ал'Тор.
   - Я должна идти последней, - сказала  Лиандрин.  -  Все,  входите.  Я
следом за вами. - Теперь и она поглядывала на лес, словно  считала,  что
кто-то мог бы преследовать их. - Быстрее! Быстрее!
   Эгвейн не знала, кого  там  высматривает  Лиандрин,  но  если  кто  и
появится,  наверняка  им  не  дадут  войти  в   Путевые   Врата.   Ранд,
шерстеголовый ты идиот, подумала она,  почему  ты  хоть  раз  не  можешь
влезть в какую-нибудь беду, которая не заставляла бы меня вести себя как
героиня сказания?
   Девушка ткнула пятками по бокам Белы, и косматая кобыла, застоявшаяся
в конюшне, рванулась вперед.
   - Медленней! - крикнула Найнив, но было поздно.
   Эгвейн и Бела устремились к своим блеклым  отражениям;  две  косматые
лошадки соприкоснулись носами будто вплывая одна в другую. Потом  Эгвейн
смешалась с собственным отражением, ощутив, как ее обдало морозом. Время
будто растянулось, холод наползал на нее по волоску  за  раз,  и  каждый
волосок растягивался на минуты.
   Вдруг Бела споткнулась в кромешном мраке, двигаясь  так  быстро,  что
едва не кувырнулась через голову. Она удержалась и, подрагивая,  стояла,
пока Эгвейн торопливо слезла и стала ощупывать в  темноте  ноги  кобылы,
проверяя, не ушиблась ли та. Девушка почти обрадовалась темноте, которая
скрадывала ее пунцовое лицо. Она ведь знала: время,  как  и  расстояние,
отличны по другую сторону Путевых Врат; прежде чем что-то сделать, ей бы
стоило подумать.
   Повсюду вокруг нее была чернота, не  считая  прямоугольника  открытых
Врат, с этой  стороны  подобных  окну  с  закопченным  стеклом.  Оно  не
пропускало света - темень будто выдавливала его отсюда, - но сквозь него
Эгвейн  видела  остальных,  двигающихся  до  неправдоподобия   медленно,
похожих на фигуры из кошмара. Найнив настаивала сейчас же раздать  шесты
с фонарями и зажечь их; Лиандрин без охоты соглашалась с нею,  в  то  же
время требуя поторапливаться.
   Когда Найнив шагнула через Путевые Врата -  медленно  ведя  в  поводу
серую кобылу и стараясь идти еще  медленней,  -  Эгвейн  чуть  не  бегом
кинулась обнять ее, и не меньше половины ее радостных чувств  относилось
к фонарю, что несла Найнив. Лужицы света от  фонарей  оказались  меньше,
чем должны были быть, - темнота сдавливала свет,  стараясь  загнать  его
обратно в фонари, - но Эгвейн начала  чувствовать,  будто  тьма,  словно
налившись тяжестью, давит и на нее. Но она заставила себя произнести:
   - С Белой все в порядке, и я не сломала себе шею, как заслуживала.
   Когда-то на Путях было светло, до того как пятно на Силе,  с  помощью
которой они и были некогда созданы,  пятно  Темного  на  саидин,  начало
разлагать и портить их.
   Найнив сунула девушке в руки шест с фонарем и, повернувшись, вытянула
другой из-под подпруги своего седла.
   - До тех пор, пока ты понимаешь, чего заслуживаешь, - проворчала она,
- ты этого не заслуживаешь. - Вдруг она хихикнула. - Иногда я думаю, что
такие вот высказывания более всего прочего придают веса  званию  Мудрой.
Ладно, вот еще один. Если сломаешь себе шею, я  ее  тебе  залечу  -  для
того, чтобы потом самой тебе ее свернуть.
   Это было сказано  с  беспечностью,  и  Эгвейн  обнаружила,  что  тоже
смеется, - пока не  вспомнила,  где  находится.  Веселости  Найнив  тоже
надолго не хватило.
   Нерешительно в Путевые Врата шагнули Мин  и  Илэйн,  ведя  лошадей  и
держа фонари.  Девушки,  по-видимому,  ожидали  узреть  поджидающих  тут
чудовищ. Сначала на лицах отразилось облегчение - они не увидели ничего,
кроме темноты, но эта гнетущая атмосфера вскоре заставила и Илэйн с  Мин
нервно переминаться с ноги на ногу. Лиандрин  поставила  на  место  лист
Авендесоры и въехала  в  закрывающиеся  Врата,  ведя  за  повод  вьючную
лошадь.
   Ждать, пока ворота закроются совсем, Лиандрин не стала, и,  ни  слова
не говоря, сунула  повод  вьючной  лошади  Мин  и  двинулась  по  неясно
проступающей в свете  фонарей  белой  линии,  что  вела  на  сами  Пути.
Поверхность напоминала изъеденный и изъязвленный кислотой камень. Эгвейн
поспешно вскарабкалась на Белу, но вслед за Айз  Седай  она  поехала  не
особенно спеша. Казалось, в мире не осталось больше ничего, кроме грубой
тропы под лошадиными копытами.
   Прямая, как стрела, белая линия вела через мрак  к  большой  каменной
плите,  покрытой  огирскими  письменами,  выложенными  серебром.  Те  же
оспины, что испещряли тропу, местами попортили и надпись.
   -  Указатель,  -  пробормотала  Илэйн,  поворачиваясь   в   седле   и
оглядываясь. - Элайда немного рассказывала мне о  Путях.  Много  она  не
говорила. Совсем мало, - добавила она угрюмо.  -  Или,  может,  чересчур
много.
   Лиандрин спокойно сравнила надпись на Указателе с пергаментом,  затем
засунула его в карман плаща, и Эгвейн не успела  глянуть  на  него  даже
одним глазком.
   Свет фонарей не тускнел по краям, его будто резко отсекало, но и  так
Эгвейн  разглядела   толстую   каменную   балюстраду,   местами   совсем
искрошившуюся, а Айз Седай повела  отряд  дальше,  прочь  от  Указателя.
Остров - так назвала это  место  Илэйн;  в  темноте  судить  о  размерах
Острова было затруднительно, но, по прикидке Эгвейн, тот  в  поперечнике
мог достигать  сотни  шагов.  Балюстраду  пересекали  каменные  мосты  и
переходы,   каждый   отмечен   стоящим   рядом   каменным   столбом    с
одной-единственной строкой огирских письмен. Мосты арками  выгибались  в
ничто. Скаты вели вверх или вниз. Проезжая мимо них, всадники  не  могли
разглядеть ничего, кроме начала  переходов.  Останавливаясь  только  для
того, чтобы бросить взгляд на  каменные  столбы,  Лиандрин  свернула  на
скат, уводящий вниз, и  совсем  скоро  вокруг  остались  лишь  путь  под
копытами лошадей да тьма повсюду кругом. Царя над всем, повисла  влажная
тишина, и у Эгвейн появилось ощущение, что стук копыт по шершавому камню
не разносится далее пятна света.
   Вниз и вниз сбегал скат, выгибаясь сам собой, пока не достиг  другого
Острова,  с  порушенной  балюстрадой  между  мостами  и  переходами,   с
Указателем, у которого Лиандрин сверилась с пергаментом. Остров  казался
подобен  твердому  камню,  как  и  тот,  первый.  Эгвейн  упорно   гнала
уверенность, будто первый Остров находится прямо у них над головами.
   Внезапно, вторя мыслям Эгвейн, заговорила  Найнив.  Голос  ее  звучал
твердо, но на середине фразы она остановилась и перевела дыхание.
   - Может... может быть, и так, - слабо откликнулась Илэйн. Она подняла
глаза кверху и  быстро  опустила  их.  -  Элайда  говорит,  в  Путях  не
выполняются законы природы. По крайней мере, не так, как снаружи.
   - О Свет! - проворчала Мин, потом повысила голос: - И  долго  мы  тут
проторчим?
   Медового цвета косички Айз Седай  качнулись,  она  резко  повернулась
лицом к девушкам.
   - До тех пор, пока я не выведу вас, - глядя на  них  в  упор,  ровным
голосом сказала Лиандрин. - Чем больше вы станете  отвлекать  меня,  тем
дольше все затянется.
   И она вновь склонилась над пергаментом и Указателем.
   Эгвейн и ее подруги умолкли.
   Лиандрин вела свой отряд  от  Указателя  к  Указателю,  по  скатам  и
мостам,  что  словно  без  всякой  опоры  протянулись  над   безбрежной,
бесконечной тьмой. На других Айз Седай обращала очень мало внимания, и у
Эгвейн мелькнула мысль, а вернется ли Лиандрин, если кто  из  них  вдруг
отстанет. Видимо, похожая  мысль  посетила  и  ее  подруг,  поэтому  они
скакали тесной кучкой, ни на шаг не отставая от темной кобылы.
   Эгвейн поразило, что она по-прежнему ощущает  притяжение  саидар.  ее
удивило как само присутствие женской половины Истинного Источника, так и
желание  коснуться  его,  направить  поток  этой  силы.   Почему-то   ей
представлялось, что пятно Тени, омрачившее Пути, как-то  скроет  от  нее
Источник.  До  некоторой  степени  она  чувствовала   эту   порчу.   Она
чувствовалась слабо и ничего общего не, имела с саидар, но девушка  была
убеждена: потянуться здесь к Истинному Источнику -  это  все  равно  что
просунуть руку в жирный, вонючий дым, чтобы достать чистую чашку. Что бы
она ни сделала, всякое ее действие будет нести на  себе  отпечаток  этой
порчи.  В  первый  раз  за  многие  недели  ей  не   представило   труда
сопротивляться притягательности саидар.
   В мире вне Путей уже давно была  бы  ночь,  когда  на  одном  Острове
Лиандрин вдруг спешилась и объявила привал для ужина и сна. Во вьюке  на
второй ее лошади оказались запасы провизии.
   - Разделите ее, - сказала она, ни к кому  конкретно  не  обращаясь  с
этим поручением. - Рассчитывайте что дорога до Мыса Томан займет  у  нас
самое  меньшее  два  дня.  Мне  не  нужно,   чтобы   вы   прибыли   туда
изголодавшимися, раз вы оказались настолько глупы, что не взяли с  собой
съестного.
   Резкими движениями она расседлала и стреножила свою кобылу,  а  потом
уселась на седло и стала  ждать,  когда  одна  из  девушек  принесет  ей
что-нибудь поесть.
   Илэйн протянула Лиандрин ее долю плоских хлебцев и  сыра.  Айз  Седай
взяла их, всем своим видом показывая, что не  желает  общества  спутниц,
так что остальные ужинали нехитрой снедью в сторонке от нее, усевшись на
тесно  сдвинутых  седлах.  Слабой  приправой  к  ужину   служила   тьма,
сгустившаяся за пределами освещенного фонарями круга.
   Спустя немного времени Эгвейн сказала:
   - Лиандрин Седай, а что, если мы столкнемся с Чертам  Ветром?  -  Мин
повторила название одними губами, с вопросом в  глазах,  но  Илэйн  тихо
пискнула. - Морейн Седай говорила, что он может и не убить или повредить
не слишком сильно, но я  ощущаю  в  этом  месте  испорченность,  которая
только и ждет, чтобы извратить любое наше действие с Силой.
   - Не думай впредь так много об Источнике, если я  тебе  не  скажу,  -
отрезала Лиандрин. - Ладно, если ты вздумаешь тут, на Путях, направлять,
то ты так же, как мужчины, можешь сойти с ума. Ты не обучена  обращаться
с испорченностью, с порочным воздействием тех мужчин, что создали  Пути.
Если появится Черный Ветер, я с ним разберусь. -  Она  пожевала  губами,
рассматривая кусок сыра. - Морейн знает не так много, как считает. - И с
улыбкой отправила сыр в рот.
   - Мне она не нравится, - пробормотала Эгвейн совсем тихо,  чтобы  Айз
Седай ни за что не услышала.
   - Если Морейн может с ней работать, - вполголоса сказала Найнив, - то
и мы сумеем. Нельзя сказать, что Морейн нравится мне больше Лиандрин, но
если они опять стояли что-то, решив втянуть туда Ранда и остальных...  -
Она замолчала, подтянула  плащ.  Тьма  не  была  холодной,  но  ощущения
говорили обратное.
   - Что это за Черный Ветер? - спросила Мин. После объяснения  Илэйн  -
со слов Элайды и матери, Мин вздохнула. - За многое  ответственен  Узор.
Не знаю, заслуживает ли такого какой-нибудь мужчина.
   - Тебя никто не заставлял идти, - напомнила  ей  Эгвейн.  -  В  любое
время ты могла уйти. Никто  бы  не  стал  останавливать  тебя,  реши  ты
покинуть Башню.
   - О, я могла бы потихоньку смыться, - с кривой ухмылкой сказала  Мин.
- Запросто, как и ты, и Илэйн. Узору мало заботы до того, чего хотим мы.
Эгвейн,  а  что,  если  после  того,  как  ты  пройдешь  через   столько
опасностей,  Ранд  на  тебе  не  женится?  Что,  если  он   женится   на
какой-нибудь женщине, которую ты никогда раньше не видела, или на Илэйн,
или на мне? Что тогда?
   Илэйн фыркнула:
   - Мамочка никогда не одобрит.
   Эгвейн помолчала. Ранд может и не успеть ни на ком жениться.  А  если
женится... Она представить себе не могла, чтобы Ранд кого-нибудь обидел.
Нет, даже после того, как он сойдет с ума. Должен быть  какой-то  способ
прекратить это, способ переменить все! Айз  Седай  столь  многое  знают,
столь многое умеют! Если они могут  остановить  это.  тогда  почему  они
ничего не сделали? Был единственный ответ, почему они так не  поступили,
и вовсе не такого ответа ей хотелось.
   Эгвейн постаралась придать голосу беззаботности:
   - Не думаю, что я выйду за  него.  Вы  же  знаете,  Айз  Седай  редко
выходят замуж. Но я бы не стала сокрушаться и страдать, если это  будешь
ты. Или ты, Илэйн. По-моему... - Голос у нее сорвался, и, пряча душившие
ее слезы, она закашляла. - По-моему, вряд ли он когда-нибудь женится. Но
если так обернется, то желаю всего хорошего той,  кто  с  ним  свяжется,
даже одной из вас. - Ей показалось, что она говорит так, словно  уверена
в этом. - Он упрямей мула и чересчур упорствует в своих ошибках,  но  он
добрый.
   Голос у Эгвейн задрожал, но она сумела обернуть всхлип в смех.
   - Как бы ты ни твердила, но тебе  совсем  не  все  равно,  -  сказала
Илэйн. - Я думаю, ты одобрила бы куда меньше мамочки. С  ним  интересно,
Эгвейн. Намного интереснее, чем с любым мужчиной,  какого  я  когда-либо
встречала, пусть он и пастух. Если ты настолько глупа, что откажешься от
него, то вини одну себя, если я решу пойти наперекор и тебе, и  мамочке.
Что ж, не впервой до женитьбы у Принца Андора не будет никакого  титула.
Но  ты-то  не  будешь  такой  глупышкой,  так  что  и  не  прикидывайся!
Несомненно, ты выберешь Зеленую Айя и  сделаешь  Ранда  одним  из  своих
Стражей. Не многие Зеленые, имеющие всего-навсего одного Стража, замужем
за ними.
   Эгвейн заставила себя  продолжить  разговор,  сказав,  это  если  она
станет Зеленой, то у нее будет десять Стражей.
   Мин, хмурясь, наблюдала за ней, а Найнив задумчиво наблюдала за  Мин.
Позже, достав из своих седельных вьюков более подходящую для путешествия
одежду и переодевшись в нее, нового  разговора  подруги  не  заводили  и
молчали. Не так-то легко в таком месте не вешать носа.
   Сон приходил к Эгвейн медленно, судорожными толчками,  и  снились  ей
кошмары. Ранд в снах не появлялся, но снился  мужчина,  чьи  глаза  были
пламенем. На этот раз лицо не скрывалось под маской, и оно  было  ужасно
от почти заживших ожогов. Он только смотрел на нее  и  смеялся,  но  это
было намного страшнее, чем последующие сны -  о  том,  как  она  навечно
потерялась в Путях, о том, как ее преследовал Черный Ветер. Она испытала
прилив благодарности к Лиандрин, когда  та  разбудила  ее,  ткнув  ребра
носком сапога.  Эгвейн  чувствовала  себя  так,  будто  вообще  глаз  не
сомкнула.
   На следующий день - или что считалось тут за день, с одними  фонарями
заместо солнца, - Лиандрин гнала отряд  еще  скорей  и  остановилась  на
отдых, лишь когда спутницы ее чуть ли не из седел вываливались. Камень -
постель жесткая, но Лиандрин  без  всякой  жалости  подняла  всех  через
несколько часов и, едва дождавшись, пока те  сядут  верхом,  отправилась
дальше. Скаты и мосты, острова и Указатели.  Эгвейн  перевидала  в  этой
смоляной темноте такое их множество, что давно сбилась  со  счета.  Счет
дням или часам она потеряла и подавно. Лиандрин разрешала лишь  короткие
остановки - перекусить и дать отдохнуть лошадям,  и  на  плечи  путникам
наваливалась тьма. Кроме Лиандрин, все вяло сидели в седлах, точно мешки
с зерном. А Айз  Седай  будто  не  брали  ни  усталость,  ни  мрак.  Она
оставалась так же свежа,  какой  была  и  в  Белой  Башне,  и  такой  же
холодной. Сверяясь по Указателю с пергаментом, она не  позволяла  никому
бросить взгляд  на  него.  А  когда  Найнив  спросила  о  нем,  засунула
пергамент в карман, коротко бросив:
   - Ты в этом ничего не поймешь.
   А потом, пока Эгвейн  устало  щурилась,  Лиандрин  поехала  прочь  от
Указателя, не к мосту или скату, а по ямчатой  белой  линии,  ведущей  в
темноту. Эгвейн обернулась на подруг,  а  после  они  гурьбой  заспешили
следом. Впереди, в свете фонаря, Айз Седай уже вынимала лист  Авендесоры
из резных узоров Путевых Врат.
   - Ну вот мы и приехали, - сказала, улыбаясь, Лиандрин.  -  Наконец  я
вас привела туда, куда вы должны были прийти.

Глава 40
ДАМАНИ

   Пока Путевые Врата открывались, Эгвейн спешилась  и,  когда  Лиандрин
жестом приказала выходить, осторожно вывела косматую кобылу. И даже  при
всей осмотрительности и она, и Бела, обе, внезапно став двигаться  будто
еще медленнее, запнулись в путанице побегов, прижатых открытыми Вратами.
Полог плотных зарослей  окружал  и  скрывал  Путевые  Врата.  Поблизости
виднелось  несколько  деревьев,  и  утренний  ветерок  шевелил   листву,
немногим более тронутую красками осени, чем в Тар Валоне.
   Наблюдая за тем, как за  нею  появляются  друзья,  девушка  простояла
добрую минуту и лишь тогда осознала, что здесь есть и другие - по другую
сторону ворот, невидимые с Путей. Заметив незнакомцев,  она  недоверчиво
уставилась на них; страннее людей она не видела, и слишком много  слухов
о войне на Мысе Томан довелось услышать.
   Солдаты - не меньше пятидесяти,  -  в  доспехах,  с  перекрывающимися
стальными пластинами на груди и в угольно-черных шлемах,  сработанных  в
виде голов насекомых, сидели в седлах или стояли подле лошадей, глядя на
нее и появляющихся женщин, глядя на Путевые Врата и тихо  перешептываясь
между собой. Среди них выделялся  непокрытой  головой  один  -  высокий,
темнолицый, с крючковатым носом. Он стоял, держа у бедра позолоченный  и
раскрашенный шлем, и потрясение взирал  на  происходящее.  Среди  солдат
были  и  женщины.  Две,  в  простых  темно-серых  платьях  и  в  широких
серебряных ошейниках, пристально смотрели на выходящих из Путевых  Врат,
за плечом у каждой, словно готовые говорить им в ухо, стояли две  другие
женщины. Еще две женщины, расположившиеся чуть в стороне, были  облачены
в широкие юбки-штаны, кончавшиеся у самых лодыжек и украшенные  вышитыми
вставками с зигзагообразными молниями на лифах и юбках. Самой  необычной
из всех была последняя женщина, сидевшая в  паланкине,  который  держали
восемь мускулистых, обнаженных по пояс носильщиков в  мешковатых  черных
шароварах. Череп ее был выбрит по бокам, так что  прическа  представляла
собой широкий гребень  черных  волос,  ниспадавших  на  спину.  Длинное,
кремового цвета одеяние, вышитое цветами и птицами  на  голубых  овалах,
было тщательно уложено, дабы показать белые плиссированные  юбки,  ногти
женщины были не меньше дюйма длиной и на первых двух пальцах  обеих  рук
покрыты голубым лаком.
   - Лиандрин Седай, - обеспокоенно спросила Эгвейн, -  вы  знаете,  кто
эти люди? - Ее подруги перебирали поводья, готовые вскочить  в  седло  и
пуститься бежать, но Лиандрин переставила лист Авендесоры и, когда Врата
начали закрываться, уверенно шагнула вперед.
   -  Верховная  Леди   Сюрот?   -   промолвила   Лиандрин   -   отчасти
вопросительно, отчасти утвердительно. Женщина в паланкине чуть кивнула.
   - Вы - Лиандрин. - Речь ее была немного  неотчетливой,  и  Эгвейн  не
сразу поняла ее. - Айз Седай, - прибавила  Сюрот,  скривив  губы,  и  по
рядам солдат пробежал ропот. - Нам нужно  поскорее  заканчивать  с  этим
делом, Лиандрин. Не нужно обнаруживать себя патрулям. Вы не больше моего
обрадуетесь вниманию Взыскующих Истину.  Я  обязана  вернуться  в  Фалме
раньше, чем Турак узнает о моем уходе.
   - О чем вы тут говорите? - вмешалась в их беседу Найнив. - О чем  она
говорит, Лиандрин?
   Лиандрин положила ладонь на плечо Найнив, другую - на плечо Эгвейн.
   - Вот те две, о которых вам говорили. А это еще одна. -  Она  кивнула
на Илэйн. - Она - Дочь-Наследница Андора.
   Две женщины с молниями на платьях  выдвинулись  вперед,  встав  перед
Вратами,  -  Эгвейн   заметила   у   них   в   руках   витки   какого-то
металлически-серебристого цвета, - и вместе с ними шагнул и тот воин без
шлема на голове. Хотя на лице у него играла рассеянная улыбка и к  мечу,
рукоять которого торчала у него над плечом,  он  не  сделал  ни  единого
движения, Эгвейн все равно пристально наблюдала за ним.  Лиандрин  ничем
не  выказала  своей  тревоги;  в  противном  случае  Эгвейн  тотчас   бы
запрыгнула на Белу.
   - Лиандрин Седай, - с настойчивостью спросила она опять,  -  кто  эти
люди? Они здесь тоже, чтобы помочь Ранду и другим?
   Крючконосый вдруг схватил Мин и Илэйн за шиворот, а в  следующий  миг
произошло  множество  событий.  Мужчина,  вскрикнув,  громко  выругался,
завопила женщина, или даже и не одна - Эгвейн не была уверена.  Внезапно
легкий ветерок обернулся ураганным порывом,  который  в  тучах  земли  и
листьев смел прочь  яростный  крик  Лиандрин  и  от  которого  застонали
склонившиеся деревья. С пронзительным ржанием взвились на дыбы лошади. И
одна из женщин защелкнула что-то вокруг шеи Эгвейн.
   Плащ хлопал и бился как парус, Эгвейн боролась с ветром и дергала  за
то, что на  ощупь  походило  на  ошейник  из  гладкого  металла.  Он  не
поддавался; отчаянно дергающие его пальцы находили сплошной кусок,  одно
целое, хотя девушка  понимала,  что  должно  быть  у  него  нечто  вроде
защелки. Серебристые витки, что прежде женщина держала  в  руке,  теперь
свисали с плеча Эгвейн, второй конец был соединен с блестящим  браслетом
на левом запястье женщины.  Крепко  сжав  кулак,  Эгвейн  изо  всех  сил
ударила женщину прямо в глаз и, пошатнувшись, сама упала  на  колени,  в
голове звенело. Ощущение было такое, будто ее в лицо ударил  здоровенный
мужик.
   Когда девушка сумела вновь встать на ноги,  ветер  уже  спал.  Многие
лошади, вырвав поводья, бегали окрест, среди них Бела  и  кобыла  Илэйн,
несколько солдат с проклятьями поднимались с земли. Лиандрин невозмутимо
отряхивала платье от налипших листьев и комочков земли.  Мин  стояла  на
коленях, опершись на руки, и, будто пьяная, пыталась подняться. Над  нею
высился крючконосый, из его руки капала кровь.  Неподалеку  валялся  нож
Мин, клинок с одной стороны запачкан кровью. Найнив  и  Илэйн  нигде  не
было видно, и кобыла  Найнив  тоже  куда-то  подевалась.  Исчезли  также
несколько солдат и одна из пар женщин. Вторая пара была по-прежнему тут,
и теперь Эгвейн разглядела, что они связаны  серебристым  шнуром,  точно
таким же, что по-прежнему соединял ее со стоящей рядом женщиной.
   Та, присев возле Эгвейн, потирала щеку; вокруг левого глаза наливался
синяк. С длинными темными волосами и большими карими глазами,  она  была
миловидной и где-то лет на десять старше Найнив. - Вот тебе первый урок,
- сказала она многозначительно. Враждебности в голосе  не  слышалось,  а
только нечто похожее на дружелюбие. - На этот раз я не стану  наказывать
тебя больше, потому что я  должна  была  быть  настороже  с  только  что
пойманной датами. Впредь  запомни.  Ты  -  дамани,  Обузданная,  а  я  -
сул'дам. Вожатая Обузданной. Когда дамани и сул'дам соединены, какую  бы
боль ни испытала сул'дам, дамани почувствует ее вдвое. Вплоть до смерти.
Так что ты должна запомнить: никогда не стоит бить сул'дам и  ты  должна
защищать свою сул'дам пуще себя самой. Я - Ринна. Как зовут тебя?
   - Я не... не то, что вы сказали, -  пробормотала  Эгвейн.  Она  вновь
потянула за ошейник; он поддался не больше,  чем  раньше.  Она  подумала
было о том, чтобы сбить женщину с ног и попытаться сорвать браслет с  ее
запястья, но отбросила эту мысль. Даже если  солдаты  и  не  кинутся  на
выручку, а до сих пор они вроде бы не обращали  внимания  на  нее  и  на
Ринну, у девушки было очень неприятное предчувствие, что сказанное  этой
женщиной  -  правда.  Дотронувшись  до  левой  брови,  она   сморщилась;
припухлости не было, значит, синяка под глазом, как у Ринны,  не  будет,
но боль все равно чувствовалась. Ее левый глаз, и у  Ринны  левый  глаз.
Девушка повысила голос: - Лиандрин Седай? Почему вы  позволяете  им  это
делать?
   Лиандрин вытирала руки и в ее сторону даже не посмотрела.
   - Самое первое, что ты  должна  запомнить,  -  сказала  Ринна,  -  ты
обязана делать в точности то, что тебе велят, и без промедления.
   Эгвейн охнула. Внезапно кожу обожгло  и  закололо,  будто  она  стала
кататься в зарослях жгучей крапивы, - от  пальцев  ног  до  макушки,  до
корней волос. Жжение усилилось, и от боли девушка запрокинула голову.
   - Многие сул'дам, - продолжала Ринна тем же почти дружеским тоном,  -
полагают, что дамани не нужно иметь имен  или  же  пусть  они  носят  те
имена, что дают сами сул'дам. Но я тебя поймала и поэтому буду старшей в
твоем обучении, и я позволю тебе сохранить твое прежнее имя. Если ты  не
будешь огорчать меня. Сейчас ты меня немного расстроила. Ты в самом деле
хочешь, чтобы я рассердилась?
   Сотрясаясь всем телом, Эгвейн  стиснула  зубы.  Она  глубоко  вонзила
ногти в ладони, лишь бы  не  начать  бешено  расчесывать  зудящую  кожу.
Идиотка! Всего-навсего надо сказать, как тебя зовут.
   - Эгвейн, - едва сумела она выдавить. - Я - Эгвейн ал'Вир.
   В тот же миг жжение пропало. Девушка прерывисто, медленно выдохнула.
   - Эгвейн, - произнесла Ринна. - Хорошее имя.
   И, к ужасу  Эгвейн,  потрепала  девушку  по  голове,  будто  та  была
собакой.
   И тут Эгвейн поняла, что же такое она уловила  в  голосе  женщины,  -
некая доброжелательность по отношению к дрессируемой собаке, а вовсе  не
дружелюбие,  которое  может  быть  выказано  к   другому   человеческому
существу.
   Ринна хохотнула.
   - Теперь ты кипятишься пуще прежнего. Если ты вознамерилась вновь мне
врезать, то помни - не бей сильно, а то ведь тебе будет  вдвое  больнее,
чем мне. Не пытайся направлять; этого тебе никогда не удастся  без  моей
недвусмысленно выраженной команды.
   У Эгвейн задергалось веко. Она рывком поднялась на ноги и постаралась
не обращать внимания на Ринну, если только вообще возможно  игнорировать
того, кто держит в руке поводок, прикрепленный к ошейнику на твоей  шее.
Щеки девушки вспыхнули, когда та женщина опять хохотнула. Эгвейн  хотела
подойти к Мин, но слабины поводка, отпущенного Ринной, не хватило, чтобы
подойти близко. Она негромко окликнула подругу:
   - Мин, что с тобой? Все хорошо?
   Потихоньку сев на пятки. Мин кивнула, потом приложила руку к  голове,
явно пожалев, что пошевелила ею.
   Безоблачное небо расколола изломанная молния, мгновением позже ударив
среди деревьев в отдалении. Эгвейн вскинулась и  неожиданно  улыбнулась.
Найнив все еще на свободе, и Илэйн. Если кому и под силу вызволить ее  и
Мин, так это Найнив. Улыбка  исчезла,  обратившись  в  яростный  взгляд,
направленный на Лиандрин. Какова бы ни была причина, почему Айз Седай их
предала, расплата ее  не  минует.  Когда-нибудь.  Как-нибудь.  Сочтемся.
Вложенный во взгляд заряд ненависти пропал втуне; Лиандрин  не  отрывала
взора от паланкина.
   Носильщики опустились на колено, поставив паланкин  на  землю,  и  из
него  шагнула  Сюрот,  аккуратно  подобрав  подол   своего   наряда,   и
направилась к Лиандрин, осторожно ступая обутыми в мягкие туфли  ногами.
Обе женщины оказались сходного телосложения и одного роста. Карие  глаза
смотрели в черные вровень.
   - Ты должна была привести мне двоих, - сказала Сюрот. - Вместо  этого
у меня - одна, а две тем временем бегают на воле,  причем  одна  из  них
обладает такой невероятной мощью, что превышает все, в  чем  меня  можно
было бы убедить. Она привлечет к нам патрули на две лиги окрест.
   - Я привела тебе троих, - холодно отметила Лиандрин.  -  Если  ты  не
сумела схватить их, вероятно, наш господин отыщет среди вас другую,  кто
сумеет  послужить  ему.  А  ты  пугаешься  по  пустякам.  Если  появятся
патрульные, убей их.
   Не очень далеко вновь полыхнула молния, и чуть позже рядом с  местом,
куда она ударила, что-то громоподобно  взревело;  в  воздух  взметнулась
туча пыли. Ни Лиандрин, ни Сюрот и глазом не повели.
   - Я все-таки  могу  вернуться  в  Фалме  с  двумя  новыми  дамани,  -
произнесла Сюрот. - Меня печалит, что я позволю... э-э... Айз Седай, - в
ее устах  эти  слова  превратились  в  ругательство,  -  разгуливать  на
свободе.
   Лицо Лиандрин не изменилось, но Эгвейн увидела, как вокруг нее  вдруг
засветился нимб.
   - Верховная Леди, будьте осторожны! - крикнула Ринна. - Она наготове!
   По рядам солдат прошло оживление, они потянулись за мечами и  пиками,
но Сюрот лишь сложила пальцы "домиком", улыбаясь Лиандрин поверх длинных
ногтей.
   - Против меня, Лиандрин, ты и пальцем не пошевельнешь. Вряд  ли,  наш
господин одобрит твои  действия,  поскольку  я-то  нужна  здесь  намного
больше тебя, а его ты боишься больше,  чем  ты  боишься  превратиться  в
дамани.
   Лиандрин улыбнулась, хотя проступившие на щеках белые пятна  выдавали
ее гнев. - А ты, Сюрот, боишься его больше, чем ты боишься того,  что  я
испепелю тебя на месте.
   - Вот именно. Мы обе его боимся. Но даже  цели  нашего  господина  со
временем меняются. В конце концов все  марат'дамани  будут  посажены  на
привязь.  Повезет  -  и  я  собственноручно  надену  ошейник   на   твою
очаровательную шейку.
   - Все так, как ты и говоришь, Сюрот. Цели нашего господина  меняются.
Я напомню тебе об этих словах в тот день,  когда  ты  преклонишь  колени
предо мной.
   Высокий мирт где-то в миле от них внезапно обратился в ревущий факел.
   - Это становится утомительным, - заметила Сюрот. - Эльбар, отзови их.
   Крючконосый  достал  маленький  рожок,  не  больше  кулака  размером;
раздался пронзительно-визгливый, с хрипотцой клич.
   - Ты должна  отыскать  женщину  по  имени  Найнив,  -  резко  сказала
Лиандрин. - Илэйн важности не представляет, но  и  женщину,  и  эту  вот
девушку ты обязана забрать с собой, когда отплывешь со своими кораблями.
   - Я очень хорошо знаю, что было приказано, марат'дамани, хотя  многое
бы отдала, чтобы понять, почему приказ именно таков. -  Сколь  бы  много
тебе ни сказали, дитя, - усмехнулась Лиандрин,  -  именно  столько  тебе
положено знать. Не забывай, ты служишь и подчиняешься. Этих  двух  нужно
переправить на ту сторону Аритского Океана и держать там.
   Сюрот фыркнула:
   - Не стану я тут искать эту Найнив. Нашему хозяину не будет  от  меня
никакой пользы, если Турак  сдаст  меня  в  руки  Взыскующих  Истину.  -
Разгневанная Лиандрин открыла было рот, но Сюрот не позволила ей и слова
вымолвить. - Этой женщине недолго бегать на воле. И другой  тоже.  Когда
мы вновь поднимем паруса, с собой мы  заберем  с  этого  жалкого  клочка
земли всех женщин, способных направлять хоть крупицу Силы, в ошейниках и
обузданных. Если желаешь остаться тут и искать ее, пожалуйста. Скоро тут
будут патрули, готовые к  стычке  с  прячущимся  до  сих  пор  по  лесам
сбродом. Некоторые патрули берут с собой дамани, и им нет  дела,  какому
господину ты служишь. Если ты уцелеешь  в  схватке,  привязь  и  ошейник
научат тебя новой жизни, и я не думаю, чтобы наш  хозяин  утруждал  себя
освобождением тебя от ошейника, раз ты оказалась  настолько  тупой,  что
позволила себя захватить.
   -  Если  какая-нибудь  из  них  останется  здесь,  -  скупо  заметила
Лиандрин, - то наш хозяин позаботится о тебе, Сюрот. Забери обеих, иначе
жди расплаты.
   Она зашагала к Путевым Вратам, зло  мотая  уздечку  на  кулак.  Скоро
Врата за нею закрылись.
   Высланные за Найнив и Илэйн солдаты галопом вернулись обратно, вместе
с двумя женщинами, скованными шнуром, браслетом и  ошейником;  дамани  и
сул'дам скакали бок о бок. Трое мужчин вели  лошадей  с  телами  поперек
седел. В душе Эгвейн всколыхнулась надежда, когда она  рассмотрела,  что
на убитых доспехи. Они не поймали ни Найнив, ни Илэйн.
   Мин начала было подниматься, но крючконосый  поставил  свою  ногу  ей
между лопаток и толкнул лицом на  землю.  Хватая  ртом  воздух,  девушка
слабо копошилась.
   - Прошу разрешения сказать. Верховная Леди, - произнес он. Сюрот чуть
шевельнула рукой, и он  продолжил:  -  Эта  деревенщина  порезала  меня,
Верховная Леди. Если она не нужна Верховной Леди?..
   Сюрот вновь слегка двинула ладонью, уже отворачиваясь, и  крючконосый
потянулся за плечо к рукояти своего меча.
   - Нет! - закричала Эгвейн. Она услышала, как тихо выругалась Ринна, и
девушку вновь охватило жжение, кожа зудела сильнее прежнего, но боль  не
остановила ее. - Пожалуйста! Верховная Леди, пожалуйста! Она мой друг! -
Боль, подобной которой она никогда не испытывала, опаляла ее  и  ломала.
Каждый мускул скрутило судорогами;  девушка  уткнулась  лицом  в  землю,
хныча, но по-прежнему видела, как тяжелый, искривленный  клинок  Эльбара
покинул ножны, как он поднял его, держа  обеими  руками.  -  Пожалуйста!
О-о, Мин!
   Внезапно боль как рукой сняло;  осталось  лишь  воспоминание  о  ней.
Перед глазами Эгвейн появились голубые  бархатные  туфли  Сюрот,  теперь
испачканные  землей,  но  девушка  смотрела  только   на   Эльбара.   Он
выпрямился, подняв меч над головой и перенеся весь  свои  вес  на  ногу,
стоящую на спине Мин... и он не шевелился.
   - Эта крестьянка твоя подруга? - спросила  Сюрот.  Эгвейн  попыталась
встать, но, заметив удивленно изогнутую бровь Сюрот, осталась лежать где
была и лишь приподняла голову. Она  должна  спасти  Мин.  Если  придется
ползать в ногах... Эгвейн раздвинула губы,  надеясь,  что  стиснутые  до
скрежета зубы сойдут за улыбку.
   - Да, Верховная Леди.
   - И если я пощажу ее, если позволю иногда навещать  тебя,  ты  будешь
настойчиво трудиться и учиться тому, чему тебя станут обучать?
   - Буду, Верховная Леди. - Она была готова пообещать куда больше, лишь
бы не дать атому мечу раскроить череп Мин.  Я  даже  сдержу  слово,  зло
подумала она, пока будет нужно.
   - Посади девчонку на ее лошадь, Эльбар, - сказала Сюрот.  -  Привяжи,
если она плохо держится в седле. Если эта дамани  не  оправдает  надежд,
тогда, вероятно, я отдам тебе  голову  девчонки.  -  Она  уже  шагала  к
паланкину.
   Ринна грубо, поставила Эгвейн на ноги и толкнула к Беле, но Эгвейн не
сводила глаз с Мин. Эльбар обошелся с  нею  не  ласковей,  чем  Ринна  с
Эгвейн, но она решила, что с Мин все нормальное  Во  всяком  случае,  от
попытки Эльбара приторочить ее поперек седла Мин уклонилась и влезла  на
своего мерина почти без его помощи.
   Необычный отряд двинулся в  путь,  на  запад.  Впереди  ехала  Сюрот,
Эльбар  держался  несколько  позади  ее  паланкина,  готовый  немедленно
откликнуться на любой ее приказ. Ринна и Эгвейн ехали в хвосте, вместе с
Мин и  другими  сул'дам  и  дамани,  позади  солдат.  Женщина,  которой,
по-видимому, вменялось в задачу надеть  ошейник  на  Найнив,  перебирала
серебристую привязь и по-прежнему смотрела  на  всех  волком.  Невысокие
холмы покрывали редкие лески, и вскоре дым от горящего мирта  стал  лишь
размытой кляксой на небе позади отряда.
   - Ты удостоена высокой чести, - немного спустя заметила  Ринна,  -  с
тобой говорила Верховная Леди. В другое время я бы разрешила тебе в знак
такой чести носить  нашивку.  Но  поскольку  ты  привлекла  ее  внимание
самовольно...
   Эгвейн вскрикнула, когда по спине будто стегнули хлыстом, потом -  по
ноге, по руке. Удары приходились отовсюду; она понимала,  что  никак  от
них не уклонится, но не могла не взмахнуть руками, стараясь  заслониться
от невидимого бича. Сдерживая стоны, девушка кусала губы, но  слезы  все
равно  катились  по  щекам.  Заржала,  затанцевала   Бела,   но   Ринна,
ухватившись за серебристую привязь, не дала ей унести Эгвейн  прочь.  Ни
один из солдат и не оглянулся.
   - Что вы с ней делаете? - выкрикнула Мин. - Перестаньте!
   - Ты живешь лишь из милости... Мин, верно? - снисходительно  заметила
Ринна. - Пусть это послужит уроком и тебе. Пока  ты  лезешь  не  в  свое
дело, это не прекратится.
   Мин подняла кулак, потом уронила руку.
   - Я не буду вмешиваться.  Только,  пожалуйста,  перестаньте!  Извини,
Эгвейн.
   Незримый хлыст стегал еще несколько мгновений,  словно  демонстрируя,
что вмешательство Мин не возымело действия, потом  порка  кончилась,  но
Эгвейн продолжала  трястись.  На  этот  раз  боль  не  пропала.  Девушка
отвернула рукав платья, ожидая увидеть рубцы; кожа оказалась чистой,  но
ощущение рубцов по-прежнему осталось. Она сглотнула.
   - Ты ни в чем не виновата. Мин. -  Бела  вскинула  голову,  выкатывая
глаза, и Эгвейн похлопала косматую кобылу по шее. - И ты тоже.
   - В этом  виновата  ты,  -  сказала  Ринна.  Она  говорила  с  такой,
терпеливостью, так по-доброму обращаясь к тому, кто  слишком  туп  и  не
видит сам истины,  что  Эгвейн  кричать  хотелось.  -  Когда  наказывают
дамани, в этом всегда виновата она, даже если она и не понимает  почему.
Дамани обязана предугадывать желания своей сул'дам. Но на  этот  раз  ты
знаешь, почему наказана. Дамани все равно что  мебель  или  инструменты,
они всегда наготове, но никогда не лезут вперед, привлекая внимание. Тем
более внимания кого-то из Высокородных.
   Эгвейн прикусила губу, почувствовав вкус крови. Это какой-то  кошмар.
Это не может быть взаправду. Почему Лиандрин так поступила?  Почему  это
происходит?
   - Можно... можно мне спросить?
   - У меня - можно, - улыбнулась Ринна. -  В  предстоящие  годы  многие
сул'дам станут носить твой браслет - сул'дам всегда больше, чем  дамани,
- и кое-кто с тебя шкуру спустит, если ты  только  поднимешь  взгляд  от
пола или раскроешь рот без разрешения, но я не вижу оснований  запрещать
тебе говорить, пока ты внимательна к тому, что говоришь.
   Одна из сул'дам громко хмыкнула;  к  ней  была  прикована  миловидная
темноволосая женщина средних лет, которая не  отрывала  взора  от  своих
рук.
   - Лиандрин, - Эгвейн  опустила  почтительную  форму;  больше  она  не
станет к ней так обращаться, - и Верховная Леди  говорили  о  господине,
которому они обе служат. - В голову закралась мысль о  мужчине  с  почти
зажившими ожогами, обезобразившими его лицо, о тех  глазах  и  рте,  что
иногда  превращались  в  пламенники,  но  даже  если  он   всего-навсего
порождение ее кошмаров,  размышлять  об  этом  было  слишком  страшно  и
ужасно. - Кто он? Что ему нужно от меня и... и от Мин? -  Она  понимала:
глупо стараться не называть имени Найнив - сомнительно, чтобы кто-то  из
этих людей забудет ее,  если  не  произносить  ее  имени,  наверняка  не
забудет та голубоглазая сул'дам, что нервно поглаживает свою  оставшуюся
пустой привязь, - но сейчас это был единственный способ сопротивления.
   - Не мне интересоваться, - сказала Ринна, - делами Высокородных, и уж
точно не тебе. Если Верховной Леди будет угодно, чтобы я  что-то  знала,
она мне сообщит, а я скажу тебе то,  что  сочту  необходимым.  Ко  всему
прочему, что услышишь или увидишь, ты должна относиться так, будто этого
никогда не было сказано, никогда этого не происходило. Целее будешь, тем
паче это правило относится к дамани. Дамани  слишком  большая  ценность,
чтобы ее убивать не задумываясь, но ты  можешь  быть  не  только  сурово
наказана, но и лишиться языка, которым способна что-то  разболтать,  или
рук, которыми способна что-то написать. То, что требуется от дамани, они
могут делать и без рук.
   Эгвейн задрожала, хотя холодно и не было. Натягивая  на  плечи  плащ,
она коснулась поводка и судорожно отдернула руку.
   - Какая жуткая вещь! Как вы  можете  такое  с  кем-то  делать?  Какой
больной  разум  мог  измыслить  такое?  Голубоглазая  сул'дам  с  пустым
поводком прорычала:
   - Ринна, эта уже вполне могла  бы  обойтись  без  языка.  Ринна  лишь
терпеливо улыбнулась:
   - Разве это жутко? Разве мы позволяем кому-то, способному делать  то,
что могут дамани, разгуливать на воле? Порой рождаются мужчины, которые,
будь они женщинами, были бы марат'дамани, - как я слыхала, и  тут  такое
бывает, - и их, разумеется, необходимо убивать, но женщины-то с  ума  не
сходят. Лучше им стать  дамани,  чем  чинить  беспокойства,  стремясь  к
власти. А что до того, чей разум впервые помыслил об ай'дам, так это был
ум женщины, называвшей себя Айз Седай.
   Эгвейн знала, что скорей всего проступивший на лице румянец выдал  ее
недоверие, потому что Ринна не стесняясь рассмеялась.
   - Когда Лютейр  Пейндраг  Мондвин,  сын  Ястребиного  Крыла,  впервые
столкнулся с Воинством Ночи, то обнаружил среди них многих, кто  называл
себя Айз Седай. Они сражались  промеж  себя  за  власть  и  использовали
Единую Силу на поле брани. Одна такая, женщина по имени  Деайн,  решила,
что для нее лучше служить Императору - тогда, конечно,  он  еще  не  был
Императором, поскольку у него в войске не было Айз Седай, - и явилась  к
нему с изготовленным ею устройством, первым ай'дам, пристегнутым на  шее
у одной из своих сестер. Хотя эта женщина и не желала  служить  Лютейру,
ай'дам заставил ее служить. Деайн изготовила новые ай'дам, были  найдены
первые сул'дам, и взятые в плен женщины, что называли  себя  Айз  Седай,
открыли, что на самом-то деле они - всего-навсего марат'дамани, Те,  Кто
Должны Быть Обузданы. Говорят, когда саму Деайн посадили на привязь,  ее
вопли  сотрясли  Полуночные  Башни,  но,  разумеется,  она   тоже   была
марат'дамани, а  марат'дамани  нельзя  разрешать  свободно  разгуливать.
Может статься, ты окажешься одной из тех, кто обладает  способностями  к
созданию ай'дам. Если так, то, можешь быть уверена, ты  будешь  всячески
обласкана.
   Эгвейн с тоской взирала на местность, по которой ехал  отряд.  Вокруг
появились невысокие холмы, а куцые перелески выродились  в  разбросанные
там и сям заросли, но она была убеждена, что сумела бы спрятаться  среди
них.
   - И мне остается надеяться, что когда-то меня обласкают, как  любимую
собачку? - с горечью сказала она. - Провести жизнь на цепи,  прикованной
к мужчинам и женщинам, которые считают меня кем-то вроде животного?
   - Никаких мужчин, - усмехнулась Ринна. - Все сул'дам - женщины.  Если
этот браслет наденет мужчина, то в большинстве случаев это все равно что
повесить ай'дам на крючок в стене.
   - А иногда, - резко вмешалась голубоглазая сул'дам, -  ты  и  он  оба
умираете с дикими  воплями.  -  У  женщины  были  резкие  черты  лица  и
напряженный  тонкогубый  рот,  и  Эгвейн  поняла,  что   гнев,   видимо,
постоянное  выражение  этого  лица.  -  Время  от  времени   Императрица
забавляется с лордами, сковывая их с дамани. Тогда-то взмокшие  от  пота
лорды развлекают весь Двор Девяти Лун.  Пока  все  не  закончится,  лорд
никогда не знает, останется ли он жить или умрет, как того  не  знает  и
дамани. - Ее смех был злобным.
   - Лишь Императрица может позволить себе так расточительно  обращаться
с дамани, Алвин, - отрезала Ринна, - и я не  собираюсь  тренировать  эту
дамани для того, чтобы после попусту выкинуть.
   - Пока что я вообще не заметила никакого обучения, Ринна.  Одну  лишь
болтовню, будто ты и эта дамани подружки с детства.
   - Да, вероятно, пора взглянуть, на  что  ты  способна,  -  промолвила
Ринна, рассматривая Эгвейн. - У тебя хватит контроля,  чтобы  направлять
на таком расстоянии? - Она указала на высокий дуб,  одиноко  стоящий  на
вершине холма.
   Эгвейн сосредоточилась  на  дереве,  стоящем  где-то  в  полумиле  от
колонны солдат и паланкина Сюрот. Она никогда не пыталась воздействовать
на что-то далее чем на расстоянии вытянутой руки, но подумала, что может
получиться.
   - Не знаю, - сказала она.
   - Попробуй, - велела ей Ринна. - Почувствуй дерево.  Почувствуй  соки
дерева. Я хочу, чтобы оно у  тебя  стало  не  просто  горячим,  а  таким
горячим, чтобы каждая капля сока в каждой веточке в один миг испарилась.
Давай.
   Эгвейн потрясло, когда она ощутила порыв сделать  то,  что  приказала
Ринна. Два дня она не направляла, даже не касалась  саидар;  от  желания
наполнить себя Единой Силой она затрепетала.
   - Я... - мгновение, один удар сердца, она хотела сказать  "не  буду";
рубцы, которых не было, все еще горели и не позволяли быть такой глупой,
и вместо этого Эгвейн докончила: - не могу. Оно очень далеко, и я раньше
ничего такого не делала.
   Одна из сул'дам сипло рассмеялась, а Алвин заявила:
   - Она даже и не пыталась. Ринна почти грустно покачала головой.
   - Когда пробудешь сул'дам достаточно долго, - сказала она  Эгвейн,  -
сумеешь многое сказать о дамани даже и  без  браслета,  но  с  браслетом
всегда ясно, пыталась ли направлять дамани. Ты  никогда  не  должна  мне
врать, и никому из сул'дам, даже самую малость.
   Внезапно вернулись незримые плети, нещадно хлеща повсюду. Завопив  от
боли, девушка попыталась ударить Ринну,  но  сул'дам  как  бы  мимоходом
отбила ее кулак, и Эгвейн почудилось, будто ей по руке  врезали  палкой.
Она ударила пятками по ребрам Белы,  но  сул'дам  крепко  ухватилась  за
привязь, и рывок едва  не  сдернул  девушку  с  седла.  В  отчаянии  она
потянулась к саидар, предполагая причинить Ринне такую  боль,  чтобы  та
прекратила пытку, такую же боль, какую испытывала она  сама.  Сул'дам  с
кривой ухмылкой качнула головой; Эгвейн взвыла, когда ее будто ошпарили.
Только когда она полностью оторвалась от саидар, боль стала стихать,  но
невидимые удары продолжали сыпаться на нее, не ослабевая ничуть. Девушка
попыталась крикнуть, что попробует, если Ринна перестанет, но она  могла
лишь стонать и корчиться.
   Как через пелену, она видела,  как  яростно  кричащая  Мин  старается
подъехать к ней, как Алвин вырывает  уздечку  из  рук  Мин,  как  другая
сул'дам что-то отрывисто говорит своей дамани, которая смотрит на Мин. И
в следующее мгновение Мин тоже кричит, взмахивая руками,  будто  пытаясь
защититься от ударов или отогнать жалящих насекомых. На фоне собственной
боли страдания Мин казались какими-то далекими.
   Крики девушек заставили кое-кого  из  солдат  повернуться  в  седлах.
Бросив один взгляд, они засмеялись и отвернулись. Какое им дело до того,
как сул'дам обращаются с дамани!
   Эгвейн казалось, будто эта пытка  длится  вечно,  но  и  ей  все-таки
настал конец. С мокрыми от слез щеками, всхлипывая в гриву Белы, девушка
лежала  распростершись  на  луке  седла,  не   в   силах   пошевелиться.
Обеспокоенно ржала кобыла.
   - Это хорошо, что у тебя есть характер, - спокойно отметила Риина.  -
Лучшие дамани выходят из тех, кто имеет характер, который нужно лепить и
формировать.
   Эгвейн крепко зажмурила глаза. Ей хотелось и уши заткнуть, не слышать
голоса Ринны. Я должна убежать. Должна,  но  как?  Найнив,  помоги  мне!
Свет, помогите мне кто-нибудь!
   - Ты будешь одной из лучших, - заявила  Ринна  довольным  тоном.  Она
потрепала Эгвейн по голове - так хозяйка в знак  поощрения  гладит  свою
собаку.

***

   Найнив свесилась в седле, всматриваясь окрест из-за прикрытия куста с
колючими листьями. Взгляд встречал разбросанные тут и  там  деревья,  на
некоторых  уже  пожелтела  листва.  Пространства  травы  и  низкорослого
кустарника казались пустынными. Она не  видела  ничего  движущегося,  не
считая утончающегося столба дыма, дрожащего на ветерке.  Дым  вился  над
миртом.
   Догорающий  мирт  был  ее  работой,  как  и  молния,  сорвавшаяся   с
безоблачного неба, как и пара-тройка других штучек, о которых она  и  не
помышляла, пока те две женщины не вздумали испытать их  на  ней.  Найнив
предположила, что действуют они, должно быть, в чем-то заодно, хотя и не
уяснила, как они, связанные блестящим шнуром, относятся одна  к  другой.
Одна носила ошейник, но и вторая с нею точно скована. В  чем  Найнив  не
сомневалась, так в том, что одна либо обе они - Айз Седай. Ей не удалось
отчетливо увидеть вокруг них свечения при направлении, но сомневаться не
приходилось.
   С каким удовольствием я расскажу о них Шириам, невесело подумала она.
Айз Седай не используют Силу в качестве оружия, так значит?..
   Вот она точно использовала. Тем ударом молнии Найнив по меньшей  мере
сшибла наземь двух женщин, и она видела одного солдата  или  скорее  его
тело, обожженное  огненным  шаром,  который  она  создала  и  метнула  в
преследователей. Но уже довольно долго Найнив вообще не замечала никаких
чужаков. На лбу выступили бисеринки пота, и не только  из-за  владевшего
ею напряжения. Контакт с саидар был потерян, и  ей  никак  не  удавалось
нащупать его вновь. В первые мгновения ярости  от  осознания  того,  что
Лиандрин их предала, саидар была тут  как  тут,  и  едва  Найнив  поняла
случившееся. Единая Сила затопила ее. Казалось, она может сделать все. И
пока за ней гнались, ее питало  бешенство  оттого,  что  ее  травят  как
зверя. Теперь же от погони ни следа. Чем дольше  Найнив,  пробираясь  по
леску, не видела врага, по которому можно нанести удар,  тем  больше  ее
одолевала тревога, что они как-то втихомолку подкрадываются к  ней,  тем
больше у нее было времени для тревог, что же происходит сейчас с Эгвейн,
и с Илэйн, и с Мин. Пока она  вынужденно  признала,  что  испытывает  по
большей части страх. Страх за них, страх за  себя.  Ей  же  нужен  гнев.
Что-то шевельнулось за деревом.
   Дыхание перехватило, она принялась шарить в  поисках  саидар,  но  от
всех тех упражнений, которым ее обучали Шириам и другие,  от  всех  этих
бутонов, распускающихся в разуме, от всех этих воображаемых ручьев,  что
она удерживает в берегах, не было никакого толку. Она могла  чувствовать
ее, ощущать присутствие Источника, но коснуться не могла.
   Из-за  дерева,  настороженно  пригибаясь,  шагнула  Илэйн,  и  Найнив
облегченно обмякла. Платье Дочери-Наследницы было грязным и порванным, в
спутавшихся золотистых волосах застряли иголки и  листья,  зыркающие  по
сторонам глаза такие же большие, как у испуганного олешка-однолетка,  но
свой короткий кинжал девушка сжимала недрожащей рукой. Найнив  подобрала
поводья и выехала на открытое место.
   Илэйн конвульсивно дернулась, потом  ее  рука  рванулась  к  горлу  и
девушка глубоко вздохнула. Найнив спешилась, и  они  обе  кинулись  друг
другу в объятия, радуясь, что нашлись.
   - На мгновение, - произнесла Илэйн, когда они наконец отступили  друг
от друга, - я было подумала, что ты...  Ты  знаешь,  где  они?  За  мной
гнались двое мужчин. Еще несколько минут, и они  настигли  бы  меня,  но
протрубил рожок, и они развернули лошадей и галопом умчались прочь.  Они
видели меня, Найнив, и они просто взяли и ускакали.
   - Рожок я тоже слышала, и с тех пор никого не заметила. Ты не  видела
Эгвейн или Мин?
   Илэйн замотала головой, тяжело опустившись на землю.
   - Потом - нет... Тот мужчина ударил Мин, сбил с ног. А  одна  из  тех
женщин пыталась что-то накинуть на шею Эгвейн. Больше  я  не  видела,  я
убежала. По-моему, Найнив, им не удалось улизнуть. Я должна была  что-то
предпринять. Мин резанула по руке, которая держала меня, и  Эгвейн...  Я
же убежала, Найнив. Я поняла, что свободна,  и  побежала.  Матери  будет
лучше выйти замуж за Гарета Брина и как можно раньше родить другую дочь.
Для трона я не гожусь.
   - Не будь такой глупыхой, - оборвала Найнив. -  Не  забывай,  в  моих
травах есть пакетик с  корнем  овечьих  язычков.  -  Илэйн  как  сидела,
опустив голову на руки, так и сидела; насмешка у нее  даже  ворчания  не
вызвала. - Послушай меня, девочка. Ты видела, что я осталась сражаться с
двадцатью или тридцатью вооруженными мужчинами,  не  говоря  уж  об  Айз
Седай? Если б ты замешкалась, то, самое вероятное, к этому времени ты бы
тоже оказалась пленницей. Если б они попросту не убили тебя. По какой-то
причине они, как видно, интересовались Эгвейн и мною.
   А почему они интересовались Эгвейн  и  мною?  Почему  нами  особенно?
Почему Лиандрин это  сделала?  Почему?  Теперь  у  нее  было  не  больше
ответов, чем тогда, когда она впервые задала себе эти вопросы.
   - Если бы я погибла, пытаясь им помочь... - начала Илэйн.
   - ...то была бы мертвее некуда. И тогда от тебя было  бы  мало  толку
как для тебя самой, так и для них. А теперь вставай на  ноги  и  отряхни
платье. - Найнив порылась в седельных сумках, отыскав щетку для волос. -
И причесаться не забудь.
   Илэйн медленно встала, со смешком взяла щетку.
   - Ты говоришь совсем как Лини,  моя  старая  няня.  -  Она  принялась
водить щеткой по спутанным волосам, иногда морщась. - Но, Найнив, как мы
им поможем? Когда ты рассержена, ты, может, и сильна, как полная сестра,
но у них тоже есть женщины, способные направлять. Не  могу  думать,  что
они Айз Седай, но, может, так и  есть.  Нам  даже  неизвестно,  в  какую
сторону увели Эгвейн и Мин.
   - На запад, - сказала Найнив. - Та тварь Сюрот помянула Фалме, а  оно
на самом западе Мыса Томан, не ошибемся. Мы пойдем в Фалме.  Надеюсь,  и
Лиандрин там. Она у меня проклянет тот день, когда ее мать глаз положила
на ее отца. Но первым делом нам  лучше  раздобыть  какую-нибудь  местную
одежду. В Башне я видела тарабонок и доманиек,  и  то,  что  они  носят,
ничуть не похоже на то, что на нас сейчас. В Фалме сразу в нас  признают
чужаков. - От доманийского платья я не откажусь - хотя мамочку наверняка
хватит удар, если она когда-нибудь прознает, что я его надевала, и  Лини
никогда не позволит узнать, чем все кончится, - но даже если  мы  найдем
деревню, по средствам ли нам покупать  новые  платья?  Представления  не
имею, сколько у тебя с собой денег, но у меня всего десять золотых марок
и где-то вдвое больше серебром.  Недели  две-три  мы  протянем,  но  что
станем делать потом - ума не приложу.
   - Несколько месяцев провела  послушницей  в  Тар  Валоне,  -  смеясь,
сказала Найнив, - а все равно думаешь как наследница  трона.  У  меня  и
десятой части твоих денег нет, но этих  денег  в  сумме  нам  хватит  на
два-три месяца безбедной жизни. Даже больше, если будем  бережливыми.  У
меня и в мыслях не было покупать платья, и уж во всяком случае нам нужны
не новые. Неплохую службу сослужит мое серое шелковое платье,  со  всеми
этими жемчужинами и этим  золотым  шитьем.  Если  я  не  найду  женщину,
которая взамен этого платья даст каждой из нас две-три  смены,  я  отдам
тебе это кольцо и сама стану послушницей.
   Найнив одним махом запрыгнула в седло и, протянув руку, помогла Илэйн
сесть позади себя.
   - А что мы станем делать, когда доберемся до Фалме? - спросила Илэйн,
устраиваясь поудобнее на крупе кобылы.
   - Вот там и узнаем. - Найнив помолчала, удерживая лошадь на месте.  -
Ты уверена, что хочешь этого? Будет опасно.
   - Опаснее, чем для  Эгвейн  и  Мин?  Окажись  мы  на  их  месте,  они
отправились бы к нам на выручку; я это точно знаю.  Мы  тут  целый  день
стоять собрались?
   Илэйн ткнула каблуками, и кобыла двинулась вперед.  Найнив  повернула
лошадь, чтобы солнце, по-прежнему еще близкое к  зениту,  светило  им  в
спины.
   - Нам надо быть осторожными. Айз Седай, которых  мы  знаем,  опознают
женщину, способную направлять, лишь оказавшись от нее на вытянутую руку.
Эти Айз Седай,  коли  начнут  нас  разыскивать,  могут,  того  и  гляди,
отличить нас в толпе, и лучше бы предполагать худшее.
   Они явно искали Эгвейн и меня. Но зачем?
   - Да,  обязательно  осторожными.  Ты  и  раньше  была  права.  Ничего
хорошего у нас не выйдет, если мы позволим  им  схватить  нас.  -  Илэйн
немного помолчала. -  Найнив,  по-твоему,  это  все  было  ложью?  Когда
Лиандрин говорила нам, что Ранд в опасности? И другие  тоже?  Айз  Седай
ведь никогда не врут.
   Настал черед помолчать Найнив, припомнить, как Шириам говорила  ей  о
клятвах, которые дает женщина,  становящаяся  полной  сестрой,  клятвах,
которые произносятся в  тер'ангриале,  скрепляющем  клятвы  и  обязующем
сдерживать их. Не произносить ни слова неправды. Это с одной стороны, но
ведь всем известно, что правда, которую  говорят  Айз  Седай,  может  не
оказаться той правдой, которую ты, как думаешь, слышал.
   - Наверное, в эту минуту Ранд в Фал Дара, греет ноги у  камина  Лорда
Агельмара, - сказала Найнив. Нельзя сейчас мне и о  нем  тревожиться.  Я
должна думать об Эгвейн и Мин.
   - Надеюсь, что так, - со вздохом промолвила Илэйн.  Она  поерзала  на
крупе кобылы. - Найнив, если до Фалме очень далеко, я  надеюсь  половину
пути проехать в седле. Тут не очень-то удобно сидеть. И вообще до  Фалме
мы не доберемся, если разрешим этой лошадке всю дорогу топать  выбранным
ею шагом.
   Найнив пустила кобылу рысцой, Илэйн взвизгнула и вцепилась в ее плащ.
Найнив дала себе зарок, что, когда ей придет черед скакать  позади,  она
не станет жаловаться, даже если Илэйн погонит лошадь  галопом,  но  сама
пропускала мимо ушей охи и ахи девушки, которую подбрасывало позади нее.
Найнив была чересчур занята - лелея надежды, что к тому времени, как они
достигнут  Фалме,  она  перестанет  бояться   и   сумеет   как   следует
разозлиться.
   Ветерок посвежел, прохладный и бодрящий, намекая на скорые холода.

Глава 41
РАЗНОГЛАСИЯ

   По дневному свинцово-серому  небу  прогромыхал  гром.  Ранд  поглубже
натянул  капюшон  плаща,  надеясь  хоть  немного  укрыться  от  секущего
ледяного дождя. Рыжий упрямо ступал по грязи и  лужам.  Мокрый  насквозь
капюшон свисал с головы Ранда, же промокший плащ обнимал  плечи,  и  его
нарядная черная куртка была  холодной  и  такой  же  влажной.  Если  еще
немного  похолодает,  то  дождь  сменится  снежной  крупой  или   дождем
вперемежку со снегом. Снегопада,  наверное,  не  миновать:  в  деревнях,
через которые проезжал отряд, говорили, что в этом году снег шел уже два
раза. Дрожа, Ранд чуть ли не желал, чтобы повалил снег. По крайней  мере
тогда он не промокал бы до последней нитки.
   Колонна продиралась сквозь грязь  все  дальше,  солдаты  настороженно
поглядывали на холмы  вокруг.  Серая  Сова  Ингтара  тяжело  обвисла  на
древке, едва шевелясь даже при порывах ветра. Временами Хурин  отодвигал
немного капюшон и втягивал носом воздух; он говорил, что  ни  дождь,  ни
холод не влияют на след - на тот след, который он ищет, но  до  сих  пор
нюхач ничего не обнаружил. Позади  себя  Ранд  услышал,  как  вполголоса
выругался  Уно.  Лойал  то  и  дело  проверял  свои   седельные   сумки;
по-видимому, его не очень волновало, что он вымок сам, огир  непрестанно
беспокоился за свои книги. Вид у  всех  был  жалкий,  не  считая  Верин,
которая настолько углубилась в свои думы,  что  даже  не  замечала,  как
капюшон соскользнул на спину, подставив лицо под дождь.
   - А вы не можете что-нибудь с этим поделать?  -  обратился  к  ней  с
вопросом Ранд. Тихий голосок где-то в голове заметил  ему,  что  с  этой
задачей он и сам справится. Все, что нужно ему сделать, - соединиться  с
саидин. Столь притягателен зов саидин. Наполниться Единой  Силой,  стать
единым с этой грозой. Обратить небеса к солнечному  свету  или  оседлать
эту свирепствующую грозу, подстегнуть ее, довести до  бешенства,  смести
ее, вычистить Мыс Томан от моря  до  равнины.  Слиться  с  саидин.  Ранд
беспощадно подавил это желание.
   Айз Седай вздрогнула.
   - Что?  Ох,  да.  Наверное.  Немного.  Такую  сильную  грозу  мне  не
остановить, в одиночку  не  получится  -  слишком  большую  площадь  она
покрывает, но  ослабить  как-то  могу.  По  крайней  мере  там,  где  мы
находимся.
   Она отерла дождинки с  лица,  видимо  впервые  осознав,  что  капюшон
сполз, и рассеянно натянула его обратно.
   - Тогда почему не останавливаете? - сказал Мэт. Выглядывающее  из-под
капюшона вздрагивающее лицо походило на  стоящую  у  порога  смерть,  но
голос его был бодрым.
   - Потому что если я использую так много Единой Силы, любая Айз  Седай
ближе десяти миль определит, что  кто-то  направляет.  Не  хотим  же  мы
навести на нас Шончан с этими их дамани. - Она гневно сжала губы.
   В деревне под прозванием Атуанова Мельница о захватчиках  они  узнали
мало, да и большая часть услышанного вызывала куда больше вопросов,  чем
давала ответов. Люди лепетали, а потом разом захлопывали рты  и,  дрожа,
косились через плечо, испуганно озираясь. У них всех  тряслись  поджилки
от страха, что Шончан  с  их  чудовищами  и  дамани  вернутся.  Женщины,
которые могли бы быть Айз Седай, но вместо этого посажены на  цепь,  как
животные, напугали селян намного больше, чем необычные создания, которых
оседлали Шончан, чем те твари, которых люд из Атуановой Мельницы шепотом
описывал   как   чудовищ   из   ночных   кошмаров.   Что   хуже   всего,
предостережения, оставленные Шончан перед  уходом,  по-прежнему  холодом
пробирали жителей до мозга костей. Мертвых они  похоронили,  но  большое
обугленное пятно на деревенской площади  селяне  расчистить  боялись.  О
том, что здесь случилось, никто из них и слова  не  сказал,  но  Хурина,
едва отряд вступил в деревню, стошнило, и нюхач  ни  в  какую  не  хотел
приближаться к почерневшей прогалине.
   Атуанова Мельница наполовину обезлюдела. Некоторые  бежали  в  Фалме,
рассчитывая, что в городе, который Шончан крепко держат в  своих  руках,
они не будут столь же жестоки,  другие  отправились  на  восток.  Многие
поговаривали, что тоже думают бросить родные места. На Равнине Алмот шли
сражения. По слухам, тарабонцы бились с Домани, но сожженные там дома  и
амбары занялись пламенем от факелов  в  людских  руках.  Даже  с  войной
казалось легче сжиться, чем с тем, что сделали Шончан, с  тем,  что  они
способны сделать.
   - И чего это Фейн принес Рог сюда? - проворчал  Перрин.  Этот  вопрос
время от времени задавал себе каждый, но ответа не было ни у кого. - Тут
война, и Шончан, и эти их чудовища. Почему сюда-то?
   Ингтар, повернувшись  в  седле,  оглянулся  на  спутников.  Лицо  его
казалось таким же изможденным, как и у Мэта.
   - Всегда найдутся люди, которые в неразберихе войны ищут  собственную
выгоду. Фейн - из таковых. Нет сомнений, он рассчитывает  вновь  украсть
Рог, на сей раз у Темного, и воспользоваться им с пользой для себя.
   - Отец Лжи никогда не создает простых  планов,  -  сказала  Верин.  -
Может статься, по какой-то причине, ведомой лишь в Шайол Гул, ему нужно,
чтобы Фейн доставил Рог сюда.
   - Чудовища, - хмыкнул Мэт. Щеки у него теперь ввалились, глаза совсем
запали. Оттого что по голосу он казался здоровым, впечатление  было  еще
хуже. - Да видели они  небось  каких-то  троллоков  или  Исчезающего!  А
почему нет? Если на стороне Шончан сражаются Айз Седай, то почему  и  не
Исчезающие с троллоками? - Он поймал на себе взгляд  Верин  и  пошел  на
попятную. - Ну это ж они, на привязи или нет. Они направляют,  и  потому
они - Айз Седай. - Он глянул на  Ранда  и  скрипуче  рассмеялся.  -  Вот
потому и ты - Айз Седай, помоги нам всем Свет!
   Откуда-то  спереди,  из-за   пелены   монотонного   дождя,   галопом,
разбрызгивая грязь, прискакал Масима.
   - Милорд, впереди еще деревня! - сказал  он,  осаживая  лошадь  подле
Ингтара. Взор солдата лишь скользнул по Ранду, но глаза сузились,  и  на
него он больше не взглянул. - Она пуста, милорд. Ни жителей, ни  Шончан,
никого. Но дома с виду целые,  не  считая  двух  или  трех,  что...  ну,
короче, их больше нет, милорд.
   Ингтар поднял правую руку, давая сигнал перейти на рысь.
   Обнаруженная Масимой деревня располагалась на склонах холма, верхушку
которого занимала обнесенная кольцом каменных стен  вымощенная  площадь.
Дома были из камня, с  плоскими  крышами,  почти  все  одноэтажные.  Три
здания побольше, вытянувшиеся вдоль одной стороны площади, являли  собой
ныне лишь груды почерневших булыжников; на площади валялись  раскиданные
обломки камней и стропила. На порывистом ветру постукивали ставни.
   Перед единственным уцелевшим  большим  зданием  Ингтар  спешился.  На
поскрипывающей над дверью вывеске была  нарисована  жонглирующая  шарами
женщина, но названия не имелось.  С  углов  вывески  беспрестанно  капал
дождь. Верин поспешила внутрь, пока Ингтар отдавал распоряжения.
   - Уно, обыщи каждый дом. Если кто-то остался,  может,  они  объяснят,
что тут стряслось, и, если повезет, добавят что-нибудь об  этих  Шончан.
Если найдется какая еда, тоже давай сюда. И одеяла! - Уно кивнул,  начал
приказывать солдатам. Ингтар повернулся к Хурину: - Что ты  чуешь?  Фейн
проходил здесь?
   Хурин, потирая нос, помотал головой:
   - Ни его не чую, ни троллоков, милорд. Правда, кто бы ни сделал  это,
смрад от него остался. - Он указал на руины, некогда  бывшие  домами.  -
Это было убийство, милорд. Внутри были люди.
   - Шончан, - прорычал Ингтар. - Раган, найди лошадям что-нибудь  вроде
конюшни!
   Верин  тем  временем  развела  огонь  в  обоих   больших   очагах   в
противоположных концах общей залы и грела руки у пламени, сырой плащ она
расправила для просушки на одном из столов, расставленных по  выложенной
плиткой зале. Вдобавок она отыскала и свечи, что горели теперь на столе,
воткнутые в накапанный с них воск. К дрожащим мигающим  теням,  придавая
комнате облик какой-то пещеры, добавились пустота дома и тишина, изредка
нарушаемая ворчанием грома. Ранд сбросил на стол равно  насквозь  мокрые
плащ и куртку и подошел к Верин. Похоже, одного Лойала больше  волновали
его книги, осмотром которых он  немедленно  и  занялся,  а  остальных  -
возможность обогреться и обсушиться.
   - Так мы никогда не отыщем Рог Валир, - заявил Ингтар. - Три дня, как
мы... как мы прибыли сюда. - Он содрогнулся и провел рукой  по  волосам.
Ранд подумал, что же в своих других жизнях  видел  шайнарец?  -  Еще  не
меньше двух до Фалме, а от Фейна или Приспешников Тьмы мы и  волоска  не
обнаружили. На побережье деревень не пересчитать. Он мог уйти  в  любую,
давным-давно нанять корабль и уплыть куда угодно.  Если  он  вообще  был
здесь.
   - Он здесь, - спокойно сказала Верин, - и он отправился в Фалме.
   - И он все еще здесь, - произнес Ранд. Поджидает  меня.  Света  ради,
пусть он все еще ждет!
   - Хурин до сих пор ничего не унюхал, - сказал  Ингтар.  Нюхач,  будто
чувствуя себя виноватым за неудачу, пожал плечами. - Почему  обязательно
ему выбирать Фалме? Если верить этим селянам, Фалме захвачен  Шончан.  Я
бы свою лучшую гончую отдал,  чтобы  узнать,  кто  они  такие  и  откуда
взялись.
   - Кто они такие, для нас неважно. -  Верин  опустилась  на  колени  и
расстегнула свои переметные сумки,  доставая  сухую  одежду.  -  Хорошо,
нашлось местечко, где можно переодеться, хотя для нас в  этом  не  много
хорошего, если не переменится погода.  Ингтар,  очень  может  быть,  что
сказанное нам в деревнях - правда и что они - вернувшиеся потомки  армий
Артура Ястребиное Крыло. Важно то, что Фейн  ушел  в  Фалме.  Надписи  в
подземелье Фал Дара...
   - ...ни словом не поминают  Фейна.  Простите  меня,  Айз  Седай,  но,
вполне вероятно, эта надпись может быть так же  уловкой,  как  и  темным
пророчеством.  Не  поверю,  чтобы  даже  троллоки  оказались   настолько
безмозглы, чтобы выложить нам обо всем, что намерены  сделать,  до  того
как сделают.
   Верин, сидя на корточках, обернулась и посмотрела на него.
   - И что ты намерен делать, если не последуешь моему совету?
   - Я намерен получить Рог Валир, - твердо заявил  Ингтар.  -  Простите
меня, но я склонен больше полагаться на собственный рассудок,  а  не  на
какие-то слова, нацарапанные каким-то троллоком...
   - Наверняка Мурддраалом, - пробормотала Верин, но шайнарец даже паузы
не сделал.
   - ...или Приспешником Тьмы, который якобы невольно выдал свои  планы.
Я намерен рыскать повсюду, пока Хурин не  учует  след  или  пока  мы  не
найдем Фейна во плоти. Я должен заполучить Рог, Верин Седай! Должен!
   - Так неправильно, -  вполголоса  сказал  Хурин.  -  Нельзя  говорить
"должен"! Что будет, то и будет... Никто на него не оглянулся.
   - Мы все должны, - пробурчала Верин, опустив взор  в  свои  вьюки,  -
однако некоторые вещи могут оказаться  намного  важнее,  чем  наш  долг.
Большего она не сказала, но Ранд состроил гримасу.  Очень  ему  хотелось
убраться подальше и от нее самой, и от ее  нескончаемых  намеков.  Я  не
Возрожденный Дракон.  Свет,  но  как  мне  хочется  как-нибудь  насовсем
отделаться от Айз Седай!
   - Ингтар, я поскачу в Фалме. Фейн там - я уверен, что там, - и если я
вскоре не приду, он... он сделает что-то плохое Эмондову Лугу. - Об этом
обстоятельстве Ранд раньше не говорил.
   Все повернулись к нему. Мэт  и  Перрин  хмурились,  встревоженно,  но
задумчиво; Верин смотрела так, словно только сейчас увидела новый кусок,
добавленный в головоломку. Лойал выглядел  ошеломленным,  Хурин  казался
смущенным. Ингтар явно не верил Ранду.
   - Зачем бы ему это делать? - сказал шайнарец.
   - Не знаю, - солгал Ранд, -  но  это  была  часть  послания,  что  он
оставил с Бартанесом.
   - А Бартанес говорил, что Фейн собирался в Фалме? - спросил Ингтар. -
Нет! Да и сказал бы, какая разница! - Он горько рассмеялся. - Для Друзей
Темного лгать столь же естественно, что и дышать.
   - Ранд, - сказал Мэт, - если б я знал,  как  остановить  Фейна  и  не
позволить ему навредить Эмондову Лугу, я бы его остановил. Если б я  был
уверен, что он именно это задумал. Но мне  нужен  тот  кинжал,  Ранд,  и
отыскать его наилучшие шансы - у Хурина.
   - Ранд, я пойду с тобой, куда бы ты ни пошел, - сказал Лойал. Наконец
он удостоверился, что книги в сумках  сухие,  и  теперь  снимал  с  себя
промокшую куртку. - Но я не  понимаю,  как  теперь  еще  несколько  дней
изменят что-нибудь в ту или иную сторону.  Попробуй  один  раз  немножко
меньше торопиться.
   - Для меня неважно, пойдем мы в Фалме сейчас, попозже или никогда  не
пойдем, - пожав плечами, заметил Перрин, - но раз Фейн и  в  самом  деле
угрожает Эмондову Лугу... Что ж, Мэт прав. Наилучший способ отыскать его
- с помощью Хурина.
   - Я найду его, Лорд Ранд, - вставил Хурин.  -  Дайте  только  унюхать
его, и я приведу вас точнехонько к нему. Такой  след,  как  у  него,  не
оставит ничто другое.
   - Ты должен сделать свой собственный выбор, Ранд, - осторожно выбирая
слова, сказала Верин, - но не забывай, что Фалме - в руках  захватчиков,
о которых мы почти ничего не знаем. Если ты пойдешь в Фалме один, то сам
можешь оказаться в плену или того хуже, и никакого  толку  из  этого  не
будет. Я уверена: какое бы решение ты ни принял, оно будет верным.
   - Та'верен, - пророкотал Лойал.
   Ранд вскинул руки.
   С площади, отряхивая дождь с плаща, вошел Уно.
   - Ни единой растреклятой живой души, милорд! Сдается мне, они  бежали
как полосатые свиньи. Вся  домашняя  скотина  пропала,  да  и  ни  одной
проклятой телеги или фургона не осталось. В половине домов все  ободрано
до половиц. Готов жалованье за следующий месяц поставить в  заклад,  что
запросто  их  можно  выследить  по   проклятой   мебели,   которую   они
повыкидывают на обочины, когда до них допрет, что она только лишний груз
на их треклятых подводах!
   - Что с одеждой? - спросил Ингтар.
   Уно удивленно прищурил свой единственный глаз.
   - Всякий хлам, милорд, и все. Растреклятая заваль и рванье, то, что и
выкинуть не жаль.
   - Сойдет. Хурин, я хочу переодеть тебя и  еще  нескольких  -  сколько
получится - местными жителями, чтобы вы в глаза не  бросались.  Я  хочу,
чтобы вы прошли широкой дугой к северу и к  югу,  пока  не  нападете  на
след.
   Начали входить еще солдаты, и все собирались возле Ингтара и  Хурина,
выслушивая командира.
   Ранд оперся руками о полку над очагом и уставился в пламя. Языки огня
напомнили ему о глазах Ба'алзамона.
   - Времени не много, - произнес он. - Я  чувствую...  что-то...  тянет
меня в Фалме, и времени не много. - Он заметил,  что  Верин  смотрит  на
него, и резко добавил:  -  Не  это.  Мне  нужно  Фейна  найти.  Никакого
отношения он не имеет к... к этому.
   Верин кивнула:
   - Колесо плетет, как угодно Колесу, и все мы вплетены  в  Узор.  Фейн
оказался здесь за недели до нас, если не за месяцы. Несколько дней  мало
повлияют на то, что скоро случится.
   - Пойду немножко посплю, - пробормотал  Ранд,  подхватывая  седельные
вьюки. - Не унесли же они все кровати.
   Наверху он обнаружил кровати, но лишь  немногие  были  по-прежнему  с
матрасами, да и те такие бугристые,  что  юноша  всерьез  задумался,  не
удобнее ли будет спать на полу. Под конец  он  все-таки  выбрал  матрас,
просто промятый в середине, и, соответственно, кровать с ним.  Больше  в
этой комнате ничего не  было,  кроме  деревянного  стула  и  колченогого
стола.
   Ни простыней, ни одеял не было, поэтому Ранд  скинул  с  себя  мокрую
одежду, натянул сухие рубашку  и  штаны  и  потом  только,  прислонив  к
изголовью меч, улегся. Криво усмехнувшись  про  себя,  он  подумал,  что
единственная у  него  сухая  вещь,  которой  можно  укрыться,  это  стяг
Дракона;  знамя  по-прежнему  покоилось  в  сохранности  в   застегнутых
седельных сумках.
   По крыше барабанил дождь, где-то вверху рокотал гром, в окнах  иногда
вспыхивали молнии. Дрожа, Ранд ворочался  на  матрасе  с  боку  на  бок,
выискивая положение поудобней, гадая, не сгодится ли все-таки  знамя  на
одеяло, гадая, должен ли он отправиться в Фалме.
   Он перекатился на бок, а возле стула стоял Ба'алзамон, с ослепительно
белым полотнищем Драконова стяга в руках. В комнате как будто потемнело,
а Ба'алзамон стоял словно на краю облака маслянисто-черного дыма.  Почти
зажившие ожоги пересекали лицо, и, пока Ранд смотрел, черные  как  смоль
глаза на миг  исчезли,  сменившись  бездонными  кавернами  огня.  У  ног
Ба'алзамона валялись  Рандовы  переметные  сумы  -  пряжки  расстегнуты,
клапан кармана, где было спрятано знамя, откинут.
   - Время близится, Льюс Тэрин. Тысяча нитей затягиваются, и  скоро  ты
будешь связан и пленен, наставлен на путь, с  которого  тебе  не  сойти.
Безумие. Смерть. Не хочешь ли перед тем, как погибнуть,  еще  раз  убить
всех, кого любишь?
   Ранд глянул  на  дверь,  но  даже  не  двинулся  к  ней,  разве  что,
выпрямившись, сел  на  краю  кровати.  Что  проку  пытаться  убежать  от
Темного? В горле будто кто песка насыпал.
   - Я не Дракон, Отец Лжи! - прохрипел Ранд.  Тьма  позади  Ба'алзамона
всколыхнулась, и взревели горнила, когда он рассмеялся.
   - Какая честь для меня! И как принижаешься сам. Слишком хорошо я тебя
знаю. Тысячу раз встречался с тобой.  Тысячу  тысяч  раз.  Я  знаю  тебя
вплоть до твоей жалкой душонки, Льюс Тэрин Убийца Родичей.  -  Он  опять
засмеялся; Ранд заслонил лицо ладонью от жара пылающего рта.
   - Чего тебе надо? Тебе служить я не буду. Я не  буду  делать  ничего,
что ты хочешь. Лучше умру!
   - Ты умрешь, червь! Сколько раз на протяжении Эпох ты умирал, глупец,
и спасала ли тебя смерть? В могиле холодно и одиноко, там лишь черви.  А
сама могила принадлежит мне. На сей раз для тебя возрождения  не  будет.
На сей раз Колесо Времени будет сломано, а мир  переделан  по  образу  и
подобию Тени. На сей раз смерть твоя будет  навеки!  Что  ты  выбираешь?
Смерть навсегда? Или жизнь вечную - и власть!
   Ранд едва сознавал, что вскочил на ноги. Пустота  окружила  его,  там
был саидин, и Единая Сила втекала в него.  Последнее  чуть  не  нарушило
опустошенность разума. Это реальность? Это сон? Может ли  он  направлять
во сне? Но хлынувший в него поток смел сомнения прочь. Ранд метнул поток
в Ба'алзамона, швырнул чистую Единую  Силу,  ту  силу,  которая  вращает
Колесо Времени, ту силу, от которой горят моря и рушатся горы.
   Ба'алзамон отступил на  полшага,  держа  перед  собой  знамя,  крепко
стиснув его пальцами. Языки пламени вырвались из его глаз и рта, и  тьма
будто облекла его в тень. В  самую  Тень.  В  этом  черном  тумане  Сила
утонула и сгинула, впитавшись, точно вода в иссушенный песок.
   Ранд потянулся к саидин, зачерпывая еще больше, и еще  больше.  Плоть
казалась такой  холодной,  что  должна  была  разлететься  вдребезги  от
прикосновения; она горела, словно бы  вот-вот  должна  испариться.  Если
верить ощущениям,  кости  его  были  на  грани  того,  чтобы  хрустнуть,
рассыпаться холодными кристалликами пепла. Ему было безразлично; он  все
равно что пил самую жизнь.
   - Глупец! - заорал Ба'алзамон. - Ты уничтожишь себя!
   Мэт.  Эта  мысль  вплыла  откуда-то  из-за  пределов  всепоглощающего
потопа. Кинжал. Рог. Фейн. Эмондов Луг. Мне еще нельзя умирать.
   Ранд не был  уверен,  как  у  него  получилось,  но  неожиданно  Сила
пропала, пропали и саидин, и пустота. Неудержимо содрогаясь. Ранд пал на
колени подле кровати, обхватив себя руками, в тщетной попытке остановить
их судорожное подергивание.
   - Так-то лучше, Льюс Тэрин.  -  Ба'алзамон  бросил  знамя  на  пол  и
положил ладони на спинку стула; из-под пальцев  завились  струйки  дыма.
Тень более не окутывала его. - Это твое знамя, Убийца Родичей. В нем для
тебя больше смысла. Протянутые за тысячу лет тысяча нитей вытянули  тебя
сюда. Десять тысяч, вплетенные в Эпохи, обвязали  тебя,  будто  овцу  на
бойне. Само Колесо Эпоху за Эпохой держит тебя узником твоей судьбы.  Но
я могу дать тебе свободу. Ты, ежащаяся от страха дворняжка,  один  я  во
всем мире могу научить тебя владеть Силой. Один я могу остановить ее, не
дать убить тебя раньше, чем ты получишь шанс сойти с ума.  Один  я  могу
остановить твое безумие! Раньше ты служил мне.  Служи  мне  опять,  Льюс
Тэрин, или будешь уничтожен навсегда!
   - Мое имя, - протолкнул Ранд между клацающими зубами, - Ранд ал'Тор.
   Дрожь вынудила его зажмурить глаза, а когда он разлепил веки, он  был
в комнате один.
   Ба'алзамон пропал. Тень пропала. Седельные сумки стояли  прислоненные
к стулу, пряжки застегнуты, а один бок раздут  от  свертка  со  знаменем
Дракона, - все так, как он и оставил.  Но  над  спинкой  стула  все  еще
поднимались от обугленных отпечатков пальцев дымные усики.

Глава 42
ФАЛМЕ

   Найнив втолкнула Илэйн спиной вперед в узенький переулок между лавкой
торговца тканями и гончарной  мастерской,  когда  мимо,  направляясь  по
мощенной булыжником улице в сторону гавани Фалме,  прошла  пара  женщин,
соединенных  серебристым  шнуром.  Найнив  не  рискнула  подпустить  эту
парочку поближе. Перед ними народ на улице расступался еще быстрее,  чем
перед шончанскими солдатами или перед редким паланкином, которые теперь,
когда дни стали холоднее, были плотно занавешены. Даже уличные художники
не приставали к этим женщинам с  предложениями  нарисовать  их  цветными
мелками или карандашом, хотя всем прочим они надоедали.  Найнив,  поджав
губы, следила, как  через  толпу  идут  сул'дам  и  дамани.  Даже  после
нескольких недель,  проведенных  в  городе,  вид  их  вызывал  у  Найнив
тошноту. Теперь, наверное, на душе у нее становилось даже еще хуже.  Она
не в силах была думать о том, чтобы учинить такое с любой женщиной, даже
с Морейн или с Лиандрин.
   Ну, допустим, с Лиандрин - пусть ее, мрачно согласилась  она.  Иногда
по ночам в  тесной  вонючей  комнатушке,  снятой  подругами  над  рыбной
лавкой, она придумывала, что сделает с Лиандрин, когда доберется до нее.
Расправиться с Лиандрин хотелось больше, чем  с  Сюрот.  Не  раз  Найнив
поражалась  собственной  жестокости,  в  то  же  время   радуясь   своей
изобретательности.
   По-прежнему стараясь не упускать  парочку  из  виду,  она  скользнула
взглядом по костлявому мужчине, проходившему невдалеке по улице,  и  тут
сутолока толпы скрыла его с глаз. Найнив запомнился лишь большой нос  на
узком лице. Поверх своих одежд на нем было богатое облачение из  бархата
бронзового цвета, шончанского покроя, но ей показалось,  что  он  не  из
Шончан, хотя его и сопровождал по пятам  слуга,  причем  слуга  высокого
ранга, судя по выбритому виску. Местный люд шончанских одежд не нашивал,
тем более таких. Похож с виду на Подана Фейна, недоверчиво подумала она.
Быть не может! Не здесь!
   - Найнив, - тихо произнесла Илэйн, - может, мы  пойдем?  Тот  парень,
торгующий яблоками, смотрит на свой прилавок  так,  словно  думает,  что
пару мгновений назад у него яблок было больше, и мне не  хочется,  чтобы
он начал гадать, что у меня в карманах.
   Они обе носили длинные дубленки мехом наружу,  с  вышитыми  на  груди
ярко-красными спиралями. Это была деревенская одежда,  но  в  Фалме  она
оказалась вполне подходящей: в город стеклось много народу  с  окрестных
ферм и деревень. Среди стольких чужаков Найнив с Илэйн сумели затеряться
и остаться незамеченными. Косу свою Найнив расплела, а  золотое  кольцо,
змей, пожирающий собственный хвост, приютилось  у  нее  под  платьем  на
кожаном шнурке вокруг шеи, возле тяжелого кольца Лана.
   Объемистые карманы дубленки Илэйн подозрительно оттопыривались.
   - Ты  стянула  эти  яблоки?  -  прошипела  Найнив,  уволакивая  Илэйн
поглубже в уличную толпу. - Илэйн, нам нельзя воровать. По крайней мере,
пока еще.
   - Да? А много ли денег у нас осталось? В  последние  несколько  дней,
когда пора обедать или ужинать, ты слишком часто "не голодна"!
   - Ну, я не голодна, - проворчала сердито Найнив, стараясь не обращать
внимания на пустоту в животе. Все стоило  существенно  дороже,  чем  она
предполагала; не раз доводилось слышать сетования местных жителей на то,
как подскочили цены с тех пор, как появились Шончан. - Дай-ка мне одно.
   Яблоко, которое Илэйн выудила из своего  кармана,  было  маленькое  и
твердое, но с восхитительной сладостью хрустнуло, когда Найнив вонзила в
него зубы. Она слизнула сок с губ.
   - Как ты сумела... - Найнив  дернула  Илэйн  за  рукав,  останавливая
девушку, и впилась взглядом ей в лицо. - Неужели ты?..  Ты?..  -  Она  и
помыслить не смела произнести это слово в многолюдной толчее,  но  Илэйн
все поняла.
   - Совсем чуть-чуть. Я сделала так, чтобы горка  старых  побитых  дынь
раскатилась, а когда он стал укладывать их  обратно...  -  Под  взглядом
Найнив она даже  виду  не  подала,  что  ей  стыдно,  даже  смущения  не
напустила. Беззаботно откусывая яблоко, девушка пожала плечиками.  -  Не
нужно на меня волком глядеть. Я тщательно осмотрелась, и рядом  не  было
ни одной дамани, это точно. - Илэйн фыркнула. - Если  бы  меня  в  плену
держали, я бы не стала помогать тем, кто меня захватил, и искать  других
женщин, чтобы и их тоже поработили. Вот только, глядя на поведение  этих
фалмийцев, скажешь, будто они всю жизнь были слугами тем, кто, вообще-то
говоря, должен быть их заклятыми врагами. - Девушка посмотрела вокруг  с
нескрываемым подозрением и  явным  вызовом,  на  торопливо  идущих  мимо
людей. Не представляло труда проследить  путь  любого  из  Шончан,  даже
простых солдат, даже издали, по ряби сопровождавших их поклонов. - Им бы
сопротивляться. Им бы сражаться с ними.
   - Как? Против... такого.
   Как и все остальные, подруги отступили  к  домам,  когда  приблизился
патруль Шончан, поднимавшийся по улице со стороны гавани. Найнив  скрепя
сердце согнулась в поклоне, ладони на коленях, придав лицу  превосходную
безучастность;  Илэйн  замешкалась  и  поклонилась,  скривив   губы   от
отвращения.
   Патруль насчитывал двадцать облаченных в доспехи мужчин и женщин. Они
ехали верхом на лошадях, чему Найнив была рада. Ей  все  еще  в  новинку
было видеть людей, разъезжающих на тварях, что смахивали  на  бесхвостых
кошек с бронзовой  чешуей,  а  от  всадника,  оседлавшего  одну  из  тех
летающих бестий, ей становилось совсем дурно,  и  Найнив  радовало,  что
летучих тварюг у Шончан очень немного. Тем не менее рядом с  патрульными
рысили два других  создания,  похожих  на  бескрылых  птиц,  с  шершавой
кожистой шкурой. Их острые клювы качались над  брусчаткой  выше  кованых
шлемов солдат, которые вели их на поводках. Длинные мускулистые  ноги  с
заметными сухожилиями наводили на предположение, что эти "птицы"  бегают
быстрее всякой лошади.
   Шончан проскакали мимо, и Найнив  медленно  выпрямилась.  Кое-кто  из
кланявшихся патрульным едва  не  кинулся  наутек:  при  виде  шончанских
чудовищ не по  себе  становилось  всем,  не  считая,  разумеется,  самих
Шончан.
   - Илэйн, - тихо произнесла  Найнив,  когда  подруги  продолжили  идти
вверх по улице, - если нас поймают, то клянусь: перед тем  как  они  нас
убьют или что они там решат сделать, я на коленях  упрошу  их  разрешить
мне выпороть тебя от макушки до пят самой толстой розгой,  какую  отыщу!
Если до сих пор тебе не  удалось  научиться  осторожности,  верно,  пора
подумать о том, чтобы отослать тебя обратно в Тар Валон, или в  Кэймлин,
домой, или куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда!
   - Я-то осторожная. По крайней мере я проверила, чтобы рядом  не  было
дамани. А ты? Я заметила, как ты направляла, а одна из  них  торчала  на
виду.
   - Я убедилась, что они на меня не смотрят, - проворчала Найнив. Чтобы
справиться с  гневом,  обуревавшим  ее  при  виде  женщин,  будто  звери
посаженных на цепь, ей пришлось всю свою ярость скатать в комок. -  И  я
сделала это всего лишь раз. И это была всего-навсего струйка.
   - Струйка? Мы три дня просидели,  прячась  в  нашей  комнате  и  дыша
рыбой, пока они обшаривали город, разыскивая того, кто это сделал! И это
ты называешь быть осторожной?
   - Я хотела узнать, как разомкнуть эти ошейники.  -  Она  думала,  что
есть такой способ. Ей нужно проверить хотя бы еще один ошейник, и  тогда
все будет ясно, но  на  это  она  не  надеялась.  Как  и  Илэйн,  Найнив
полагала, что все дамани, должно быть, пленницы, ждущие  случая  бежать,
но тревогу подняла именно женщина с ошейником.
   Мимо прошел мужчина,  толкая  перед  собой  громыхающую  по  булыжной
мостовой тележку и зычным голосом предлагая точить ножи-ножницы.
   - Как-то они должны бороться, - пробурчала Илэйн. -  Они  ведут  себя
так, словно не видят ничего,  что  творится  вокруг  них,  если  в  этом
замешаны Шончан.
   Найнив лишь вздохнула.  Ничего  не  поделаешь,  даже  если  сама  она
думает, что Илэйн  права,  пусть  и  отчасти.  На  первых  порах  Найнив
полагала,  что  у  кого-то  из  фалмийцев  эта   покорность,   вероятно,
притворство, но она не обнаружила  никаких  признаков  борьбы.  Поначалу
Найнив искала, надеялась на помощь в освобождении Эгвейн и Мин,  но  при
малейшем намеке о выступлении против Шончан все пугались  до  смерти,  и
она прекратила расспросы, пока не привлекла к себе  ненужного  внимания.
По правде говоря, она так и не сумела придумать, как  можно  бороться  с
захватчиками. Чудовища и Айз Седай. Как сражаться-то с  чудовищами  и  с
Айз Седай?
   Впереди виднелись пять высоких каменных домов,  из  самых  больших  в
городе, вместе они занимали квартал. Не доходя до них одной улицы, возле
мастерской  портного  Найнив  обнаружила  переулок,  откуда  можно  было
держать под наблюдением по крайней мере  несколько  входов-выходов  этих
высоких домов. Сразу за всеми  дверями  не  уследишь  -  она  не  хотела
рисковать и отпускать Илэйн от  себя,  чтобы  девушка  присматривала  за
другими, - но ближе подходить неразумно. На следующей улице над  крышами
реял на ветру стяг  с  золотым  ястребом  -  штандарт  Верховного  Лорда
Турака.
   В эти дома входили и выходили одни женщины, и большинство из них были
сул'дам, они шли поодиночке или с дамани на поводке. Шончан  отвели  эти
здания для жительства дамани. Там где-то Эгвейн и скорей всего  Мин;  до
сих пор они не нашли никаких следов Мин, хотя вполне вероятно она, как и
они, пряталась в толпах беженцев. Найнив вдоволь наслушалась рассказов о
женщинах и девушках, схваченных на улицах  или  уведенных  из  деревень;
всех приводили в эти дома, и если их видели снова, то уже с ошейниками.
   Усевшись на ящик возле Илэйн, она запустила руку в карман ее дубленки
за пригоршней мелких яблок. Тут на улицах народу было поменьше.  Всякому
известно, что это за дома, и все сторонились  их,  как  и  конюшен,  где
Шончан держали своих  зверей.  Через  просветы  между  прохожими  совсем
нетрудно оказалось  следить  за  дверьми.  Просто  две  женщины  присели
перекусить; просто еще два человека, кому не по  средствам  пообедать  в
трактире. По ним лишь скользнешь взглядом и идешь своей дорогой - ничего
особенного в них нет.
   Механически жуя, Найнив в который раз  пыталась  придумать  план.  Ну
узнает она, как отомкнуть ошейник, - если сумеет,  ну  и  что?  Мало  от
этого знания проку, если она не сможет связаться с Эгвейн.
   Больше яблоки сладкими не казались.

***

   Из узенького оконца своей крохотной комнатушки  под  самой  крышей  -
этаж был разгорожен  на  каморки  неоштукатуренными  стенами,  -  Эгвейн
видела двор, где под надзором сул'дам гуляли дамани. Раньше  здесь  было
несколько садиков, потом, когда Шончан заняли большие дома и  отвели  их
под содержание дамани, они снесли разделявшие садики стены. Деревья, все
как одно, стояли облетевшие, но дамани  все  равно  выводили  на  свежий
воздух, хотят они того или нет. Эгвейн глядела в сад,  потому  что  там,
внизу, была Ринна, она разговаривала с другой сул'дам. Пока Эгвейн видит
Ринну, та не войдет незаметно и не застанет ее врасплох.
   Могла появиться и какая-нибудь другая сул'дам - сул'дам. было намного
больше, чем дамани, и каждая с нетерпением ждала  своей  очереди  надеть
браслет. Они называли это стать совершенной. Но ее обучением по-прежнему
руководила Ринна, и именно Ринна четыре раза из пяти носила ее  браслет.
Если кто-то придет, то ничто  не  воспрепятствует  войти.  На  дверях  в
клетушки дамани и в помине не было никаких  замков  и  запоров.  Скудную
обстановку комнаты Эгвейн составляли жесткая узкая  кровать,  умывальник
со щербатым кувшином и тазиком, один стул  и  маленький  столик,  а  для
большего и места не было. Дамани не  нужны  ни  уют,  ни  уединение,  ни
личные вещи.  Дамани  сами  были  вещью.  У  Мин  была  похожая  на  эту
комнатушка в другом доме, но Мин могла приходить и уходить когда хочется
или почти всегда,  когда  хочется.  Шончан  были  большими  сторонниками
всяких условностей; правил для всех и каждого у  них  оказалось  больше,
чем устанавливала для послушниц Белая Башня.
   Эгвейн  отступила  подальше  от  окошка.   Она   не   хотела,   чтобы
какая-нибудь из женщин, подняв глаза,  увидела  бы  свечение,  что,  она
знала, окружало ее, - девушка направляла Единую Силу, аккуратно ощупывая
свой ошейник и приходя в  отчаяние  от  тщетности  усилий.  Ей  даже  не
удалось определить, сплетена эта лента или сделана из звеньев,  -  порой
она казалась таковой, порой иначе, - но все время она казалась  цельной.
Всего крошечная струйка Силы, всего лишь капелька,  которую  она  смогла
представить, но это действие заставило сжаться желудок, и ее прошиб пот.
Таково было одно из свойств ай'дам: если дамани пыталась направлять  без
сул'дам, которая носила бы ее  браслет,  ей  становилось  плохо,  и  чем
больше Силы она направляла,  тем  хуже  приходилось.  Стоило  попытаться
зажечь свечу, стоящую в двух шагах от нее, и Эгвейн стошнило бы. Однажды
Ринна  приказала  пожонглировать  крохотными  светящимися  шариками,   а
браслет положила на стол. При воспоминании о том Эгвейн содрогалась.
   Теперь серебристый шнур привязи  змеей  протянулся  по  голому  полу,
потом вверх по некрашеной  деревянной  стене  к  браслету,  висящему  на
колышке. При виде  висящего  перед  глазами  браслета  Эгвейн  в  ярости
стиснула челюсти. Собака на  привязи,  оставленная  так  без  присмотра,
могла бы удрать. Если же дамани сдвинет браслет на фут  от  того  места,
где к нему в последний раз прикасалась сул'дам... Ринна заставила Эгвейн
проделать и это тоже - заставила ее пронести браслет через комнату.  Или
же  попытаться  это  сделать.  Эгвейн  была  уверена:  прошло  несколько
мгновений перед тем, как сул'дам  плотно  защелкнула  браслет  на  своем
запястье, но для Эгвейн вопли и судороги, когда она корчилась  на  полу,
продолжались часы.
   Кто-то постучал в дверь, Эгвейн дернулась, потом лишь сообразив,  что
вряд ли это  сул'дам.  Никто  из  них  не  стал  бы  стучаться.  Девушка
отпустила сайдар - все равно нужно; определенно она  начала  чувствовать
себя нехорошо.
   - Мин?
   - Вот и я, раз в неделю в гости, - объявила Мин,  проскользнув  через
порог и затворив дверь. Оживление ее  было  немного  напускным,  но  она
всегда стремилась как-то но возможности подбодрить Эгвейн.  -  Как  тебе
нравится это?
   Она покрутилась немного, демонстрируя  свое  шерстяное  темно-зеленое
платье шончанского покроя. С локтя свисал плотный плащ под стать платью.
Темные волосы были даже перехвачены зеленой лентой, хотя длины  их  едва
для этого хватало. Правда, нож по-прежнему висел в  ножнах  на  поясе  у
Мин. Эгвейн удивилась, когда впервые увидела Мин с ним, но,  как  видно,
Шончан доверяли всем. Пока те не нарушают правил.
   - Мило, - осторожно сказала Эгвейн. - Но почему?
   - Я не переметнулась к врагу, если ты об  этом  подумала.  Либо  так,
либо  искать  пристанище  вне  города  и,  может,  лишиться  возможности
навещать тебя. - Она собралась было сесть на стул верхом, будто  была  в
штанах, потом мотнула головой, развернула стул и села. - "У каждого свое
место в Узоре, - передразнила Мин, - и место каждого должно  быть  сразу
видно". Та старая карга Мулаен устала не  понимать  с  первого  взгляда,
каково мое место, и решила, что по рангу я среди прислуги. Она поставила
меня перед выбором. Тебе стоит взглянуть на некоторые наряды, что  носят
шончанские девушки, те, что прислуживают лордам. Могло бы быть  занятно,
но не раньше, чем я буду обручена или, что еще лучше, замужем. Ну ладно,
обратной дороги нет. Во всяком случае, пока.
   Мои куртку и штаны Мулаен сожгла. - Гримасой показав, что она об этом
думает, Мин взяла камешек из кучки на столе  и  принялась  перебрасывать
его с ладони на ладонь. - Не так уж и плохо, - со смехом заключила  она,
- не считая того, что я так давно не носила юбок и теперь в них путаюсь.
   Эгвейн тоже заставили смотреть, как сжигают ее одежду, в том числе  и
то красивое платье из зеленого шелка.  Она  даже  обрадовалась,  что  не
взяла с собой больше нарядов из тех, что ей подарила Леди Амалиса, пусть
даже ей никогда, может, не доведется увидеть их вновь, как и Тар  Валон.
Теперь она носила такое же, что и у всех дамани, темно-серое одеяние.  У
дамани нет своих вещей, объяснили ей. Платье, что  носит  дамани,  пища,
что она ест, кровать, где она спит, -  все  они  дар  ее  сул'дам.  Если
сул'дам решит, что вместо кровати дамани  будет  спать  на  полу  или  в
конюшне, в стойле, это  исключительно  на  усмотрение  сул'дам.  Мулаен,
ведавшая общежитием дамани, имела монотонно-гнусавый голос, но горе  той
дамани, которая не запомнила каждое слово ее нудных нотаций.
   - Не думаю, что для меня когда-нибудь откроется  обратная  дорога,  -
сказала, вздыхая, Эгвейн и упала на кровать. Жестом указала  на  лежащие
на столе камешки. - Вчера Ринна устроила мне проверку. Я  с  завязанными
глазами выбирала кусочек железной руды и медной руды всякий раз, как она
перемешивала камешки. Она оставила их тут в напоминание о  моем  успехе.
Верно, она считает, что это вроде поощрения, этакое напоминание.
   - Кажется, это  не  хуже  остального  -  совсем  не  так  плохо,  как
заставлять вещи взрываться, как фейерверки... А соврать  ты  не  можешь?
Сказала бы, что не знаешь, какой из них какой?
   - Ты все еще не понимаешь, на что  это  похоже.  -  Эгвейн  подергала
ошейник. От попыток разорвать его  толку  было  столько  же,  как  и  от
направления Силы. - Когда этот браслет на руке Ринны, ей  известно  все,
что я делаю с Силой и чего не делаю. Иногда кажется даже, что  известно,
когда  браслета  на  ней  нету;  она  говорит,  со  временем  у  сул'дам
развивается... сродство, как  она  выражается.  -  Эгвейн  вздохнула.  -
Раньше ни у кого и в мыслях не было проверять меня с этим. Земля -  одна
из Пяти Сил, что сильнее  всего  в  мужчинах.  Когда  я  повыбирала  эти
камешки, она  вывела  меня  за  город,  и  я  сумела  указать  точно  на
заброшенный железный рудник. Там все заросло и ничего не было видно,  но
не знаю как, но почувствовала в земле железную руду.  Ее  там  мало,  за
сотню лет рудник истощился, но я знала, она там есть. Я бы не смогла  ей
соврать. Мин. Она узнала, что я почувствовала  шахту,  узнала  в  то  же
мгновение. Она так обрадовалась  и  пообещала  мне  к  ужину  пудинг.  -
Девушка почувствовала, что щеки у нее горят, как  от  гнева,  так  и  от
смущения. - Видимо, - с горечью заметила она, - теперь я слишком  ценна,
чтобы попусту взрывать  всякие  вещи.  Это  под  силу  любой  дамани,  а
отыскивать в земле руды могут немногие. Свет, я ненавижу, когда  взрываю
что-нибудь, но как мне хочется, чтобы я могла только это!
   Румянец на щеках стал гуще.  Она  ненавидела  раскалывать  деревья  в
щепки и взрывать землю; все  подобное  предназначалось  для  битвы,  для
убийства, а она не хотела иметь с этим ничего общего.  Однако  все,  что
позволяли ей делать Шончан, давало ей еще возможность коснуться  саидар,
опять почувствовать текущую через нее Силу. Эгвейн  ненавидела  то,  что
заставляли ее делать Ринна и другие сул'дам, но была уверена, что теперь
ей под силу управлять намного большим потоком Силы, чем перед уходом  из
Тар Валона. Она точно знала, что способна с ее помощью на такое, что  ни
одна сестра в Башне и в  мыслях  не  предполагала;  им  и  в  голову  не
приходило раскалывать землю, чтобы убивать людей.
   - Может, тебе больше не придется  ни  о  чем  таком  беспокоиться,  -
сказала, улыбаясь. Мин. - Я нашла нам корабль,  Эгвейн.  Капитана  здесь
задержали Шончан, и он готов поднять паруса, получив разрешение отплыть.
Или даже не получив его.
   - Мин, если он тебя  возьмет,  плыви  с  ним,  -  бесцветным  голосом
сказала Эгвейн. -  Говорю  тебе,  теперь  я  очень  ценная  вещь.  Ринна
говорит, через несколько дней они отправляют в  Шончан  корабль.  Только
для того, чтобы  увезти  меня  Ухмылка  Мин  пропала,  и  девушки  долго
смотрели друг на друга. Вдруг Мин кинула камешек в общую кучку.  Камешки
рассыпались по столу.
   -  Должен  же  быть  способ  выбраться  отсюда.  Должен  быть  способ
избавиться от этой проклятой штуковины у тебя на шее!
   Эгвейн откинулась назад, опершись затылком о стену.
   - Ты же знаешь, Шончан собрали всех женщин,  каких  сумели  отыскать,
которые хоть чуточку способны направлять. Их свезли отовсюду, не  только
из Фалме, а из рыбачьих деревень, из городов и ферм  в  глубине  страны.
Тарабонки и доманийки, пассажирки с остановленных  Шончан  судов.  Среди
них есть две Айз Седай.
   - Айз Седай! - воскликнула Мин. По привычке она огляделась, проверяя,
не услышал ли кто из Шончан, что она произнесла  эти  слова.  -  Эгвейн,
если тут есть Айз Седай, они помогут нам! Дай я поговорю с ними, и...
   - Мин, они себе-то помочь не в силах! С одной я говорила -  ее  зовут
Рима. Сул'дам зовут ее не так, но это ее имя. Рима хотела, чтобы  я  его
не забыла. Она-то сказала мне, что есть и вторая.  Она  говорила,  то  и
дело заливаясь слезами. Она - Айз Седай, и она плачет. Мин! На шее у нее
ошейник, они заставляют ее отзываться на кличку Пура, и  она  ничего  не
может сделать, не больше моего.  Ее  захватили,  когда  пал  Фалме.  Она
плачет, потому что  вот-вот  сдастся,  прекратит  этому  сопротивляться,
потому что не выдержит, чтобы  ее  все  время  наказывали.  Она  плачет,
потому что хочет лишить себя жизни и не в силах  даже  это  сделать  без
разрешения. Свет, как я ее понимаю!
   Мин  встревоженно   зашевелилась,   разглаживая   платье   неожиданно
задрожавшими руками.
   - Эгвейн, ты же не надумала... Эгвейн, и думать не смей о том,  чтобы
с собой что-нибудь сделать! Как-нибудь я тебя вызволю. Обязательно!
   - Себя убивать я не собираюсь, - сухо сказала Эгвейн. - Даже если  бы
и могла. Дай мне твой нож. Давай, давай. Я не порежусь.  Просто  протяни
его мне.
   Мин помедлила, потом не спеша вытащила нож из ножен у себя на  поясе.
Осторожно  протянула  Эгвейн.  готовая  вскочить,  если  та  чего-нибудь
отчудит.
   Эгвейн глубоко вздохнула и протянула руку  к  рукояти.  Легкая  дрожь
пробежала по мускулам предплечья. Когда ладонь приблизилась  к  ножу  на
фут, судорогой вдруг свело  пальцы.  Глядя  неподвижным  взором  вперед,
девушка пыталась всеми силами придвинуть руку ближе.  Судороги  охватили
всю руку, в узлы заплетая мышцы плеча. Со стоном  Эгвейн  откинулась  на
спину, растирая руку и сосредоточивая все мысли  на  одном:  не  трогать
нож. Мало-помалу боль начала ослабевать.
   Мин не веря, смотрела на подругу.
   - Что?.. Я ничего не понимаю.
   - Дамани не позволено прикасаться к оружию. -  Она  подвигала  рукой,
ощущая, как отступает напряжение. - Нам даже мясо мелко режут. Я не хочу
с собой ничего сделать, но даже если б хотела, то  не  смогла.  Ни  одну
дамани никогда не оставляют одну там, где она может спрыгнуть с  высоты,
- это окно заколочено гвоздями, - или броситься в реку.
   - Ну, это хорошо. То есть я... Ой, не  знаю,  что  я  несу.  Если  ты
прыгнешь в реку, то можешь убежать.
   Эгвейн мрачно продолжала, словно подруга ничего не говорила:
   - Они дрессируют меня. Мин.. Сул'дам и ай'дам дрессируют меня. Мне не
удастся коснуться ничего, что я бы сочла  за  оружие.  Несколько  недель
назад я раздумывала, не ударить ли мне Ринну по голове тем  кувшином,  и
три дня я воды налить для умывания не могла. Подумав так о кувшине,  мне
пришлось не только перестать думать о том,  чтобы  ее  им  ударить,  мне
понадобилось убедить себя, что я никогда, ни при каких  обстоятельствах,
не ударю  ее  этим  кувшином,  только  после  этого  я  до  него  смогла
дотронуться. Ринна поняла, что случилось,  и  объяснила  мне,  что  надо
делать. Она не позволяла нигде умываться, кроме как в этом  тазике  и  с
этим кувшином. Тебе повезло, все случилось между твоими приходами. Ринна
позаботилась, чтобы эти дни я была мокрой от пота - с того момента,  как
проснусь, и до того времени, как  засыпала,  до  предела  измотанная.  Я
пыталась им сопротивляться,  но  они  дрессируют  меня  -  так  же,  как
дрессируют Пуру. - Эгвейн прижала ладонь к губам, застонав сквозь  зубы.
- Ее зовут Рима! Я должна помнить ее имя, а не ту  кличку,  что  они  ей
дали. Она - Рима, и она из Желтой Айя, и она сопротивляется им так долго
и так упорно, как может. Не ее вина, что для дальнейшей борьбы у нее  не
осталось сил. Жаль, я не знаю, кто та другая сестра, о которой  говорила
Рима. Хотела бы я узнать ее имя. Запомни оба наших имени, Мин. Рима,  из
Желтой Айя, и Эгвейн ал'Вир. Не Эгвейн дамани, нет -  Эгвейн  ал'Вир  из
Эмондова Луга! Запомнишь?
   - Прекрати! - оборвала ее Мин. - Прекрати это сей же миг!  Если  тебя
повезут на корабле в Шончан, я буду рядом с  тобой.  Но  не  думаю,  что
обернется так. Ты же знаешь, я читала по тебе, Эгвейн. Большая часть мне
непонятна - почти никогда мне не понять, - но я видела то, что, уверена,
связывает тебя с Рандом, с Перрином и с Мэтом и... да, даже  с  Галадом,
да поможет Свет такой дуре! Как что-нибудь такое случится,  если  Шончан
увезут тебя за океан?
   - Может, они весь мир завоюют. Мин. Если они захватят весь  мир,  что
помешает Ранду и Галаду кончить дни в Шончан?
   - Ты тупоголовая дура!
   - Я исхожу из реальности, -  отрезала  Эгвейн.  -  Пока  дышу,  я  не
откажусь от борьбы, но для меня нет никакой надежды, что когда-нибудь  я
избавлюсь от ай'дам на  своей  шее.  Также  я  не  надеюсь,  что  кто-то
остановит Шончан. Мин, если тот капитан возьмет тебя на корабль, уходи с
ним. Тогда хотя бы одна из нас будет  на  свободе.  Дверь  распахнулась,
через порог шагнула Ринна. Эгвейн вскочила на ноги и резко  согнулась  в
поклоне, как и Мин. В  крохотной  комнатушке  после  этого  сразу  стало
тесно, но Шончан ставили правила этикета выше удобств.  -  День  гостей,
да? - сказала Ринна. - Я и забыла. Что ж, обучению найдется  время  и  в
день, когда приходят гости.
   Эгвейн пристально смотрела за тем,  как  сул'дам  снимает  браслет  с
крючка, открывает его и застегивает вновь на своем запястье. Девушка  не
сумела разглядеть, как это делается. Если б можно было прощупать  Единой
Силой, то она раскрыла бы секрет, но о такой  попытке  Ринна  немедленно
узнает. Едва браслет сомкнулся на запястье Ринны, как  на  лице  сул'дам
появилось выражение, от которого сердце у Эгвейн упало.
   - Ты направляла. - Голос Ринны был обманчиво мягок; в  глазах  горели
гневные  искорки.  -  Тебе  известно,  это  разрешено  только  когда  мы
дополнены.  -  Эгвейн  облизнула  губы.  -  Верно,  я   была   чрезмерно
снисходительна к тебе. Верно, ты считаешь, что раз теперь стала  ценной,
то тебе разрешено злоупотреблять свободой. Думаю,  я  допустила  ошибку,
позволив тебе оставить прежнее имя. В детстве у  меня  была  кошечка  по
кличке Тули. Отныне твое имя - Тули. Можешь идти, Мин. Твой визит к Тули
кончен.
   Мин помедлила лишь для того, чтобы перед  уходом  бросить  на  Эгвейн
страдальческий взгляд. Что бы Мин ни сказала и ни  сделала,  могло  быть
только хуже, но Эгвейн не удержалась от  тоскливого  взгляда  на  дверь,
когда та закрылась за ее подругой.
   Ринна уселась на стул, пасмурно глядя на Эгвейн. - За этот  проступок
я обязана сурово наказать тебя. Нас обеих призовут ко Двору Девяти Лун -
тебя за то, что ты можешь делать, а меня как твою сул'дам и инструктора,
и я  не  позволю  тебе  опозорить  меня  перед  глазами  Императрицы.  Я
остановлюсь, когда ты скажешь мне, как безгранично  нравится  тебе  быть
дамани и какой послушной после этого будешь. И еще, Тули! Скажи это так,
чтобы я поверила каждому твоему слову.

Глава 43
ПЛАН

   При первом крике, донесшемся из комнаты, Мин, оказавшаяся в  коридоре
с низким потолком, вонзила ногти в ладони. Она шагнула  было  обратно  к
двери, но, опомнившись, остановилась, и слезы хлынули  из  глаз.  Помоги
мне Свет, что бы я ни сделала, будет еще хуже.  Эгвейн,  прости!  Прости
меня!
   Чувствуя себя никуда не годной, совершенно бессильной, она  подобрала
юбки и пустилась бежать, а крики Эгвейн преследовали ее.  Мин  не  могла
заставить себя остаться, и то, что она уходит, заставляло ее чувствовать
себя трусихой. Наполовину ослепшая от слез, она очутилась на улице,  что
поняла не сразу. Она хотела вернуться к себе в  комнату,  но  теперь  не
могла. Ей невыносима была мысль, что Эгвейн мучают, а она сидит в  тепле
и безопасности под крышей соседнего дома. Яростно вытирая слезы с  глаз,
она завернулась в плащ и зашагала вниз  по  улице.  Как  только  девушка
смахивала слезы, по щекам катились новые. Она  не  привыкла  плакать  на
глазах людей, но она и не привыкла чувствовать себя  такой  беспомощной,
такой ни к чему не способной. Она не знала,  куда  идет,  только  хотела
оказаться подальше от криков Эгвейн.
   - Мин!
   Приглушенный окрик, и девушка  замерла  на  месте.  Поначалу  она  не
разобрала, кто ее окликнул. Редкие прохожие шли по улице в  такой  близи
от домов, где квартировали дамани. Не считая одного мужчины, что пытался
уговорить двух шончанских солдат на портрет, который он с  них  нарисует
цветными мелками,  местные  жители,  как  один,  старались  пройти  мимо
быстрым шагом, с трудом сдерживаясь, чтобы не  сорваться  на  бег.  Пара
сулдам прошагали мимо, позади,  опустив  взгляды,  семенили  на  привязи
дамани; шончанки обсуждали, сколько еще  марат'дамани  они  рассчитывают
обнаружить до отплытия на родину. Взор Мин скользнул по двум женщинам  в
длинных  дубленках,  потом  изумленно  метнулся   обратно,   когда   они
направились к ней.
   - Найнив? Илэйн?
   - И никто иной. - Улыбалась Найнив через силу;  взгляд  у  обеих  был
напряжен, они словно гнали с лица тревожную нахмуренность. Мин подумала,
что никогда не видела зрелища удивительнее, чем появление подруг. - Этот
цвет тебе идет, - продолжала Найнив. - Тебе давно не  мешало  бы  платье
носить. Честно говоря, увидев тебя в штанах,  я  и  сама  о  них  начала
подумывать. - Когда она подошла ближе и увидела лицо Мин, голос ее  стал
резче. - В чем дело?
   - Ты плакала, - сказала Илэйн. - Что-то с Эгвейн стряслось?
   Мин вздрогнула и оглянулась через  плечо.  По  ступенькам  спустились
сул'дам и дамани и двинулись в  другую  сторону,  свернув  к  стойлам  и
конному двору. Наверху лестницы стояла еще одна женщина со  вставками  с
молниями на платье и разговаривала с кем-то внутри дома.
   Мин схватила подруг под руки и заторопилась с ними вниз по улице,  по
направлению к гавани.
   - Тут для вас обеих опасно. Свет, да вам и в Фалме находиться опасно!
Тут повсюду дамани, и если  они  вас  найдут...  Вы  знаете,  кто  такие
дамани? Ох, вы себе представить не можете, как я рада вас видеть!
   - Думаю, что вполовину того, как мы  рады  увидеть  тебя,  -  сказала
Найнив. - Ты знаешь, где Эгвейн? Она в одном из тех  домов?  С  ней  все
хорошо?
   Мин помедлила долю секунды, прежде чем сказать:
   - С ней все хорошо, насколько можно надеяться. - Мин  слишком  хорошо
представляла себе, что произойдет, если она прямо  сейчас  выложит,  что
творят с Эгвейн в эти мгновения. Не  исключено,  что  Найнив  немедленно
бурей устремится спасать Эгвейн. Свет, лишь бы уже это кончилось.  Свет,
ну пусть она еще раз склонит свою упрямую шею, не то они  ей  раньше  ее
свернут. - Но я не знаю, как ее вывести оттуда. Я нашла одного капитана,
который согласен забрать нас, если мы сумеем  добраться  с  нею  до  его
корабля. Он не станет помогать, пока нам не повезет ее освободить, и  не
скажу, что я виню его. Но ума не приложу, как довести Эгвейн до корабля.
   - Корабль, - задумчиво произнесла Найнив.  -  Я  предполагала  просто
поскакать на восток, но должна признать, такой вариант  беспокоил  меня.
Насколько могу судить, нам бы пришлось пересечь почти  весь  Мыс  Томан,
прежде чем патрули Шончан совсем отцепились бы от нас, а по  слухам,  на
Равнине Алмот что-то вроде войны. О корабле я не думала.  Лошади  у  нас
есть, а денег на оплату проезда нет. Сколько этот человек запросил?
   Мин пожала плечами:
   - Об этом речь пока не заходила. Да у нас денег вообще нет. Я думала,
ухитрюсь как-нибудь оттянуть оплату, пока не отплывем. А потом... ну, не
думаю, что он войдет в какой-нибудь порт, где будут Шончан. Где бы он ни
высадил нас, там всяко будет лучше, чем  здесь.  Вся  трудность  в  том,
чтобы убедить его вообще отплыть. Он хочет, но они высылают патрули и из
гавани, и никак не определить, есть дамани на их  кораблях  или  нет,  а
потом будет поздно. "Дайте мне дамани, чтоб стояла у меня на  палубе,  -
говорит он, - и я в тот  же  миг  подниму  паруса".  Потом  он  начинает
бубнить об осадке, о мелях, о подветренных берегах. Ничего из этого  мне
не понятно, но пока я улыбаюсь и киваю изредка, он все талдычит свое,  и
я думаю, если не буду перебивать его достаточно долго, то,  глядишь,  он
сам себя уговорит отплыть. - Мин со всхлипом втянула воздух; глаза вновь
защипало. - Только вот не думаю, что  есть  время,  чтобы  он  сам  себя
уговаривал. Найнив, они собираются отослать Эгвейн  в  Шончан,  и  очень
скоро. Илэйн охнула:
   - Но почему?
   - Она способна отыскивать руду, - с несчастным видом объяснила Мин. -
Несколько дней, говорит Эгвейн, а я не знаю, хватит ли нескольких  дней,
чтобы этот человек успел убедить себя отплыть.  Даже  если  у  него  это
получится, как мы с нее снимем этот ошейник, это порождение Тени? Как мы
выведем ее из того здания?
   - Жаль, что здесь нет Ранда.  -  Илэйн  вздохнула,  а  когда  подруги
повернулись к ней, вспыхнула и торопливо добавила: - Ну у него  же  есть
меч. Жаль, что у нас нет никого с  мечом,  хоть  одного.  Лучше  десяти.
Сотни.
   - Сейчас для нас главное не мечи и не мускулы, - заявила Найнив, -  а
голова. Мужчины обычно думают волосами на груди. - Она рассеянно провела
рукой по своей  груди,  как  будто  ощупывая  что-то  под  дубленкой.  -
Большинство.
   - Армия нам бы пригодилась, - сказала Мин. - И побольше. Шончан  было
не очень  много,  их  превосходили  числом,  когда  с  ними  столкнулись
тарабонцы и Домани, но, судя по тому, что я слышала, Шончан с  легкостью
одерживали победы во всех сражениях. - Она поспешно  оттащила  Найнив  и
Илэйн на противоположную сторону улицы, когда  по  другой  навстречу  им
показались дамани и сул'дам. Девушка испытала облегчение, обнаружив, что
подгонять подруг не надо; обе  следили  за  прошедшими  мимо  скованными
женщинами с не меньшей настороженностью, чем она. - Раз у нас нет армии,
нам втроем придется стать этой армией. Надеюсь, кто-то из  вас  надумает
что-нибудь такое, чего я не сумела. Я себе мозги вывихнула и  все  время
спотыкалась - все упирается в ай'дам, в эту привязь с ошейником. Сул'дам
никому не позволяют увидеть поближе, как они открывают  браслет.  Думаю,
если надо будет, я сумею вас внутрь  провести.  Одну  -  наверняка.  Они
считают меня прислугой, но у слуг могут быть гости, пока они остаются  в
комнатах слуг. Найнив задумчиво нахмурилась,  но  почти  сразу  лицо  ее
прояснилось, обретя целеустремленность.
   - Не беспокойся. Мин. У меня есть парочка идей. Я тут времени зря  не
теряла. Ты отведешь меня к  этому  человеку.  Если  договориться  с  ним
окажется труднее, чем с упрямцами в Деревенском Совете, я съем эту шубу.
   Илэйн, ухмыляясь, кивнула,  и  Мин  впервые  за  все  время  в  Фалме
почувствовала настоящую надежду. Какое-то мгновение  Мин  вдруг  увидела
ауры вокруг обеих женщин. Там  была  опасность,  но  этого  и  следовало
ожидать, - но было вдобавок и новое  среди  тех  образов,  что  она  уже
видела; порой так случалось. Над головой Найнив плавало  мужское  кольцо
тяжелого золота, и раскаленные докрасна железо и  топор  -  над  головой
Илэйн. Эти знаки предвещали беды. Мин  была  уверена,  но  казались  они
далекими, где-то в будущем. Всего на миг предстали взору Мин эти  знаки,
а потом она увидела лишь Илэйн и Найнив, выжидающе глядящих на нее.
   - Это внизу, у гавани, - сказала она.
   Чем ниже спускались  женщины  по  наклонной  улице,  тем  многолюднее
становилось. Уличные торговцы терлись возле купцов, что привели  фургоны
из глубины страны, из внутренних деревень;  они  уйдут  не  раньше,  чем
наступит и минет зима. Лоточники окликали прохожих, фалмийцы  в  вышитых
плащах обходили фермерские семейства в тяжелых дубленках и полушубках. В
город из деревень бежали многие, больше, чем с побережья. Мин не  видела
в этом никакого смысла  -  они  попадали  из  огня  в  полымя,  променяв
возможное  появление  Шончан  на  несомненный  факт  присутствия  Шончан
повсюду вокруг них. Но до нее  доходили  слухи,  как  поступали  Шончан,
впервые заявившись в деревню, и Мин  не  слишком-то  упрекала  селян  за
страх перед новым посещением. Когда по крутой  улице  шествовали  Шончан
или проносили мимо занавешенный паланкин, все кланялись.
   Мин была рада, увидев, что Найнив и Илэйн известно про то,  что  надо
кланяться. Обнаженные по  пояс  носильщики  обращали  на  сгибающихся  в
поклонах людей не больше внимания, чем надменные солдаты в доспехах,  но
неисполнение подобной формальности неминуемо навлекло бы  на  оплошавших
неприятности.
   Три подруги, идя по улице,  разговаривали  мало,  и  Мин  поразилась,
услышав, что Найнив и Илэйн в городе провели  всего  на  несколько  дней
меньше, чем она с Эгвейн. Но,  подумав  мгновение,  решила:  нет  ничего
удивительного, что их встреча не состоялась раньше, если не забывать про
столпотворение на улицах. Она не стремилась без необходимости  проводить
время вдалеке от Эгвейн; в душе всегда сидел страх, что вот придет она в
разрешенный день навестить  Эгвейн  и  обнаружит,  что  ее  нет.  Так  и
случится. Если только Найнив чего-нибудь не придумает.
   В воздухе повеяло солью, пахнуло дегтем, запах стал сильнее.  Кружась
над головой, кричали чайки. В толпе все чаще теперь попадались  матросы,
многие, несмотря на холод, по-прежнему босиком.
   На вывеске таверны, поспешно переименованной в  "Три  Цветка  Сливы",
из-под неряшливо, тяп-ляп намалеванного рисунка по-прежнему проглядывала
часть  слова  "Наблюдающий".  Несмотря  на  толпы  снаружи,  общая  зала
оказалась наполовину пуста; цены для многих были чрезмерно высоки, чтобы
позволить себе посидеть с кружечкой-другой эля. От пламени,  гудящего  в
очагах в обоих концах залы, растекалось приятное  тепло,  а  сам  хозяин
таверны, возившийся у стойки, был в рубашке. Набычась, он  обозрел  трех
женщин, и у Мин  мелькнула  мысль,  что  лишь  ее  шончанский  наряд  не
позволил ему выпроводить их вон. По виду Найнив и  Илэйн,  по  их  шубам
фермерских женщин, ни за  что  не  решишь,  что  у  них  водятся  лишние
деньжата.
   Мужчина, которого Мин высматривала, сидел один за столом в  углу,  на
своем обычном месте, и что-то бормотал в кружку с вином.
   - Капитан Домон, у вас найдется время поговорить? - спросила Мин.
   Он поднял взгляд, проводя ладонью по бороде, и заметил,  что  девушка
не одна. Ей же опять пришла в голову  мысль,  что  бритая  верхняя  губа
выглядит как-то чудно рядом с бородой.
   - Ага, ты привела  подружек  выпить  за  мой  счет,  а?  Ладно,  этот
шончанский лорд купил  мой  груз,  так  что  денежки  у  меня  найдутся.
Садитесь. - Илэйн вздрогнула, когда моряк зычно гаркнул:  -  Трактирщик!
Вина сюда!
   - Не бойся! - сказала ей Мин, садясь к столу на краешек скамьи. -  Он
только с виду и голосом медведь медведем.
   Илэйн уселась с другого края, всем обликом выражая свое сомнение.
   - Медведь, я-то? - засмеялся Домон. - Может, и медведь! Но ты-то как,
девочка?  Выкинула  из  головы  мысли  о  том,  чтобы  отчалить  отсюда?
Платье-то вроде как от Шончан.
   - Никогда! - вскинулась яростно Мин, но при появлении подавальщицы  с
дымящимся, пахнущим пряностями вином смолкла.
   Домон стерегся не меньше Мин. Он  обождал,  пока  девушка  не  уйдет,
получив с него несколько монет за вино, потом произнес:
   - Направь меня Удача, девочка, я не хотел тебя обидеть!  Люди  обычно
хотят просто жить, кто бы ни был у них лордами, Шончан или еще кто.
   Найнив оперлась руками о стол:
   - Мы тоже хотим жить по-своему, капитан, но без  всяких  Шончан.  Как
понимаю, вы намерены вскоре отплыть.
   - Если б мог, отплыл бы хоть сегодня,  -  сумрачно  сказал  Домон.  -
Каждые два-три дня Турак посылает за мной, а я обязан  рассказывать  ему
истории  о  всяких  древностях,  что  я  видел.  По-вашему,  как,  я  на
менестреля смахиваю? Я-то думал, состряпаю  ему  байку-другую  и  отбуду
восвояси, но теперь мне сдается, когда перестану его  забавлять,  равные
ставки будут на то, что он меня отпустит и что голову мне отрубит.  Этот
человек с виду мягок, но сам тверд как сталь и столь же бессердечен.
   - Ваш корабль сумеет уйти от шончанских? - спросила Найнив. - Направь
меня Удача, да сумей я выбраться из  гавани  без  того,  чтобы  какая-то
дамани разнесла "Ветку" в щепки, то без труда уйду. Как только я буду  в
море, никакой шончанский корабль  я  не  подпущу  к  себе.  Вдоль  этого
побережья уйма мелководий, а осадка у "Ветки" малая. Я уведу ее в  такие
воды, куда эти неуклюжие шончанские громадины сунуться не рискнут. В это
время года они должны остерегаться ветров в такой близи от берега, и как
только моя "Ветка"...
   Найнив перебила его:
   - Тогда мы отплываем с вами, капитан. Нас будет четверо, и надеюсь, у
вас все будет готово к отплытию, как только мы ступим на борт.
   Домон почесал верхнюю губу пальцем и уставился в вино:
   - Ну, раз об этом, то, видите ли, по-прежнему  остается  вопрос:  как
выйти из гавани. Эти дамани...
   - А что, если я скажу, что вы отплывете с чем-то лучшим, чем  дамани?
- тихо произнесла Найнив. Глаза Мин округлились, когда до нее  дошло,  к
чему клонит Найнив. Едва слышно Илэйн прошептала:
   - И ты еще твердишь мне быть осторожной.  Домон  не  сводил  взора  с
Найнив, и взгляд его был полон настороженности.
   - Это вы о чем? - прошептал он.
   Найнив расстегнула дубленку и пошарила сзади у шеи,  вытянув  наконец
кожаный шнурок, который  прятала  под  платьем.  На  шнурке  висели  два
золотых кольца. Увидев одно. Мин задохнулась: это самое тяжелое  мужское
кольцо она видела, когда на улице читала по Найнив, но  девушка  поняла,
что Домон вытаращил глаза на другое - изящное, сработанное  для  тонкого
женского пальца. Змей, вцепившийся в собственный хвост.
   - Вам известно, что оно  значит,  -  промолвила  Найнив,  начав  было
снимать кольцо со Змеем со шнурка, но Домон накрыл кольцо ладонью.
   - Спрячьте его! - Взгляд моряка  в  тревоге  заметался  по  сторонам.
Насколько могла судить Мин, на их столик никто  не  смотрел,  но  вид  у
Домона был такой, будто в зале каждый повернулся к ним и глядит  во  все
глаза. - Это кольцо опасно! Если его увидят...
   -  Чтобы  вы  вспомнили,  что  оно  значит,  -  сказала   Найнив   со
спокойствием, которому Мин осталось только позавидовать. Найнив вытянула
шнурок из ладони Домона и вновь завязала на шее.
   - Знаю я, знаю, - хрипло  проговорил  капитан.  -  Знаю  я,  что  оно
значит. Может, и будет шанс, если вы... Четверо, говорите? Эта  девушка,
которой, видно, нравится слушать, что там мелет мой язык,  как  понимаю,
одна из четырех. Потом вы, и... - Он кинул на  Илэйн  хмурый  взгляд.  -
Наверняка же этот ребенок не... не вроде вас.
   Илэйн сердито выпрямилась, но Найнив положила ладонь  ей  на  руку  и
успокаивающе улыбнулась Домону:
   - Она путешествует со мной, капитан. Вас бы удивило, узнай вы, на что
мы были способны еще до того, как заслужили право на  кольцо.  Когда  мы
отплывем, у вас на корабле будет три женщины, которые, если потребуется,
зададут жару любой дамани.
   - Три, - прошептал Домон. - Шансы-то есть. Может...  -  Лицо  его  на
мгновение посветлело, но, когда он посмотрел на собеседниц, вновь  стало
серьезным. - Я бы прямо сейчас забрал вас на "Ветку"  и  обрубил  концы,
но, направь меня Удача, я не могу не сказать вам, с чем вы  столкнетесь,
если останетесь тут, а может, даже если и отплывете со мной.  Послушайте
меня и зарубите  себе  на  носу.  -  Он  окинул  общую  залу  еще  одним
подозрительным взглядом и все  равно  понизил  голос  и  слова  подбирал
тщательно. - Видел я, как  Шончан  захватили...  э...  женщину,  которая
носила кольцо вроде вашего.  Миловидная,  стройная  женщина,  невысокого
роста. С ней был рослый Стр... мужчина, он, сразу видно, знал, как своим
мечом орудовать. Верно, кто-то из двоих оплошал, раз Шончан устроили  им
засаду. Здоровяк уложил шестерых-семерых солдат,  прежде  чем  сам  пал.
Э-э... женщина... Ее окружили шестью дамани, которые внезапно  выскочили
из переулков. Мне показалось, она хотела... что-то сделать - вы  знаете,
что я имею в виду, - но... В таких вещах я ни уха ни рыла. Но  мгновение
у нее был такой вид, что сейчас всех разом уничтожит, а  потом  на  лице
отразился ужас, и она закричала.
   - Они отсекли  ее  от  Истинного  Источника.  -  Илэйн  побелела  как
полотно.
   - Ничего, - спокойно отозвалась Найнив. - Учинить такое с нами мы  не
позволим.
   - Верю, может статься, будет так, как говорите.  Но  увиденное  я  до
самой смерти не забуду. "Рима, помоги мне!" Вот что она кричала. И  одна
из дамани с плачем упала наземь, а один из тех ошейников они  надели  на
шею... э... той женщине, а я... я убежал. - Он  поежился,  потер  нос  и
уставился в вино. - Я видел, как захватили трех женщин, и такое  зрелище
не для моих нервов. Чтобы уплыть отсюда, я бы свою  престарелую  бабушку
на пристани бросил, но я должен был вам рассказать.
   - Эгвейн говорила, у них есть две  пленницы,  -  медленно  промолвила
Мин. - Рима, Желтая, а кто другая, она  не  знает.  -  Найнив  ожгла  ее
взглядом, и она замолчала, вспыхнув. Судя  по  лицу  капитана,  вряд  ли
известие, что Шончан схватили двух Айз Седай, а не одну,  способствовало
убеждению Домона.
   Тем не менее он вдруг впился в Найнив взглядом и сделал долгий глоток
вина.
   - Вот, значит, зачем вы  здесь.  Чтобы  освободить...  тех  двух?  Вы
говорили, вас будет трое.
   - Вы знаете то, что вам надо знать, - отрезала Найнив.  -  Вы  должны
быть готовы  мгновенно  отплыть,  в  любое  время  в  течение  двух-трех
следующих дней. Согласны или  останетесь  тут  ждать,  отрубят  они  вам
голову под конец или нет? Есть и другие корабли, капитан, и  я  намерена
сегодня же договориться об отплытии на каком-нибудь из них.
   Мин затаила дыхание, крепко стиснула под столом сплетенные пальцы.
   В конце концов Домон кивнул:
   - Я буду готов. Когда подруги вышли на улицу. Мин изумилась,  увидев,
как Найнив, едва закрылась дверь, тяжело привалилась к стене таверны.
   - Найнив, ты  больна?  -  озабоченно  спросила  она.  Найнив  глубоко
вздохнула и выпрямилась, одергивая дубленку.
   - С некоторыми людьми, - заметила она, - нужно быть  уверенной.  Если
покажешь им хоть проблеск колебаний, они увлекут тебя куда-нибудь,  куда
тебе совсем не надо. Свет, как я боялась, что он скажет "нет"! Идем, нам
еще нужно обмозговать наши планы. Поразмыслить надо, остались  еще  одна
или две маленьких проблемы.
   - Надеюсь, Мин, ты ничего не имеешь против рыбы, - сказала Илэйн.
   Одна или две маленькие проблемы? - думала  Мин,  шагая  за  Найнив  и
Илэйн. Она очень надеялась, что Найнив не просто опять "была уверена".

Глава 44
ДАЛЬШЕ ПОСКАЧУТ ПЯТЕРО

   Перрин опасливо посматривал на селян, смущенно  поддергивая  чересчур
короткий плащ, вышитый на груди и даже с незалатанными прорехами, но  ни
один из местных жителей не взглянул на него дважды, невзирая на куда как
странное сочетание предметов одежды и топор у бедра. Хурин был облачен в
куртку с синими  спиралями  по  груди,  поверх  которой  был  надет  его
собственный плащ; Мэта вырядили в мешковатые  шаровары,  заправленные  в
сапоги и гармошкой собравшиеся у голенищ. Ничего  более  подходящего  не
удалось отыскать тогда  в  заброшенной  деревне.  Перрин  задумался,  не
окажется  ли  вскоре  покинутой  и  эта.  Половина  каменных  домов  уже
опустела, и перед гостиницей, дальше  по  немощеной  улице,  стояли  три
запряженные волами телеги,  неимоверно  нагруженные.  Громадные  курганы
скарба скрывались под стянутой веревками парусиной,  к  повозкам  жались
домочадцы.
   Перрин смотрел на них, сбившихся в кучки и прощающихся  с  теми,  кто
оставался, по крайней мере на время, и решил, что нельзя сказать,  будто
интерес к чужакам со стороны жителей деревни отсутствует; они  тщательно
избегали смотреть на Перрина и его  товарищей.  Эти  люди  научились  не
выказывать любопытства к чужакам, даже если те явно не  были  Шончан.  В
эти дни на Мысе Томан чужаки могут быть опасными. В других  деревнях  им
довелось столкнуться с тем же самым умышленным безразличием. В  пределах
нескольких лиг от побережья здесь было еще больше  городков,  каждый  из
которых считал себя независимым. Во всяком случае так  они  заявляли  до
прихода Шончан.
   - Говорю, пора на лошадей - и ходу, -  сказал  Мэт,  -  пока  они  не
решили порасспрашивать нас. Когда-нибудь должно  же  такое  случиться  в
первый раз.
   Хурин глядел на большой круг почерневшей земли,  изуродовавший  бурую
траву деревенской площади.  Вид  у  кострища  был  давнишний,  но  никто
пальцем о палец не ударил, чтобы вычистить это пятно.
   - Около шести-восьми месяцев, -  пробормотал  он,  -  а  до  сих  пор
воняет. Целиком Совет Деревни с семьями. Зачем им нужно такое делать?
   - Кто знает, зачем они это делают?  -  пробормотал  Мэт.  -  Судя  по
всему, чтоб людей убивать, Шончан  причин  не  надо.  Во  всяком  случае
таких, что я мог бы придумать.
   Перрин на обугленное пятно старался не смотреть.
   - Хурин, ты уверен насчет  Фейна?  Хурин?  -  Трудно  было  заставить
нюхача обратить внимание на что-нибудь иное, с тех пор как они въехали в
деревню. - Хурин!
   - А, что? Ох, Фейн. Да. - Ноздри Хурина раздулись,  и  он  тотчас  же
сморщил нос. - Ошибки нет, пусть даже след и стар. По  сравнению  с  ним
Мурддраал благоухает как роза. Точно, он прошел тут,  но,  по-моему,  он
был один. Во всяком случае без троллоков, и если с ним  шли  Приспешники
Темного, они немного отстали.
   У гостиницы возник  какой-то  переполох,  люди  кричали  и  указывали
куда-то. Не на Перрина и двух его товарищей, а на что-то, чего Перрин не
видел, в невысоких холмах к востоку от деревни.
   - Теперь-то мы к лошадям? - поинтересовался Мэт. -  Нарвемся  еще  на
Шончан.
   Перрин кивнул, и они побежали туда, где за брошенным домом  привязали
своих лошадей. Когда Мэт и Хурин исчезли за углом дома, Перрин обернулся
на гостиницу и замер в изумлении. В городок длинной колонной втягивались
Чада Света.
   Он устремился за друзьями:
   - Белоплащники!
   Они помедлили лишь мгновение, недоверчиво  глядя  на  Перрина,  потом
попрыгали в седла. Стараясь скакать так,  чтобы  между  ними  и  главной
улицей деревни были дома, три  всадника  галопом  вылетели  из  деревни,
держа на запад и поглядывая через плечо, нет ли погони.  Ингтар  наказал
разведчикам избегать всего, что могло бы замедлить  движение  отряда,  а
Белоплащники наверняка быстро их не отпустят,  начав  задавать  вопросы,
даже если и получат удовлетворяющие их ответы. Перрин оглядывался даже с
большей тревогой, чем его товарищи: у него имелись свои резоны не желать
встреч с Белоплащниками. Топор в моих руках. Свет, чего бы я  не  отдал,
лишь бы изменить это!
   Скоро деревню скрыли  холмы  с  редкими  лесками,  и  Перрину  начало
казаться, что, быть может, их ничто вообще  не  преследует.  Он  натянул
поводья и, подняв  руку,  попросил  спутников  остановиться.  Когда  они
подчинились, вопросительно глядя на него,  Перрин  прислушался.  Слух  у
него стал острее прежнего, но стука копыт он не слышал.
   Неохотно  он  мысленно  потянулся,  выискивая  волков.  Почти   сразу
обнаружил их, небольшую стаю, расположившуюся на дневку  в  холмах  выше
той деревни, которую только что покинули Перрин и его друзья.  Несколько
мгновений удивления, столь сильного, что Перрин почти решил  -  оно  его
собственное. Да, до этих волков доходили слухи, но по-настоящему они  не
верили, что есть двуногие, которые могут  говорить  с  их  племенем.  Он
взмок от пота за те  мгновения,  что  представлялся  волкам,  -  вопреки
своему нежеланию он передал образ Юного  Быка  и  прибавил  свой  запах,
согласно обычаю, принятому у волков. Первые встречи и  знакомства  волки
обставляли немалыми формальностями,  но  в  конце  концов  свою  просьбу
Перрин передать сумел. Вообще-то волков  не  интересовали  двуногие,  не
способные говорить с ними, но все-таки  они  незаметно  скользнули  вниз
взглянуть на деревню, не обнаруженные слабыми глазами двуногих.
   Очень скоро Перрину в ответ пришли образы - то,  что  увидели  волки.
Люди в белых плащах окружают дома, скачут  между  домов,  скачут  вокруг
деревни, но деревню никто не покидал. Тем более в западном  направлении.
Волки сказали, что на запад движутся - как они  вынюхали  -  только  сам
Юный Бык и двое других двуногих с тремя высокими твердоногими.
   С чувством благодарности и  облегчения  Перрин  разорвал  контакт.  И
заметил, что Мэт с Хурином во все глаза смотрят на него.
   - Они за нами не скачут, - сказал он.
   - С чего ты так уверен? - спросил у него Мэт.
   - Да вот уверен! - огрызнулся  Перрин,  потом  потише  и  помягче:  -
Просто уверен.
   Мэт открыл рот, закрыл, потом произнес:
   - Ладно, если они за нами не гонятся, то, по-моему, надо вернуться  к
Ингтару и пойти по Фейнову следу. До кинжала ближе не будет, если просто
стоять тут.
   - В такой близи от деревни мы следа взять потом не  сможем,  -  сказа
Хурин. - Без риска наскочить на Белоплащников. По-моему, вряд  ли  такой
сюрприз понравится Лорду Ингтару, да и Верин Седай тоже.
   Перрин кивнул:
   - Тогда мы пройдем по нему несколько миль. Но смотрите в оба.  Теперь
мы  совсем  недалеко  от  Фалме.  Ничего  хорошего  не  будет,  если  мы
ускользнем от Белоплащников и нарвемся на шончанский дозор.
   Когда трое всадников вновь пустились рысью, Перрин задумался, что  же
делают в той деревне Белоплащники?

***

   Легион прочесывал и окружал городок,  а  Джефрам  Борнхальд,  сидя  в
седле, смотрел Пристально на деревенскую улицу. Что-то было такое в  том
широкоплечем мужчине, исчезнувшем с глаз мгновение назад,  что-то  такое
копошилось в памяти. Да, разумеется! Тот парень, который выдавал себя за
кузнеца. Как же он назвался?
   Байар, приложив руку к сердцу, остановил коня перед ним:
   - Деревня занята, посты выставлены, милорд Капитан.
   Жители деревни в тяжелых тулупах взволнованно  суетились,  бестолково
метались туда-сюда, а солдаты в белых плащах сгоняли их к  перегруженным
телегам, в одну  кучу  перед  гостиницей.  Плачущие  дети  цеплялись  за
материнские юбки, но непокорства  никто  не  выказывал.  Потухшие  глаза
глядели с лиц взрослых, безучастно ожидающих того, что с  ними  будет  -
все  равно  что.  Последнему   обстоятельству   Борнхальд   был   только
благодарен. Он не испытывал  никакого  желания  наказывать  в  назидание
другим кого-нибудь из этих людей, да и времени зря терять не хотел.
   Спешившись, Борнхальд кинул уздечку одному из Детей:
   - Байар,  проследи,  чтобы  людей  накормили.  Загоните  пленников  в
гостиницу, пусть возьмут еды и воды сколько унесут, а после забейте  все
двери, закройте и заколотите ставни. Дайте им  понять,  что  я  оставляю
людей для охраны, ясно?
   Байар опять коснулся груди рукой  и,  резко  поворотив  лошадь,  стал
выкрикивать  приказания.  Селян  заново  принялись  загонять,  теперь  в
гостиницу с плоской крышей, другие Чада тем временем  начали  шарить  по
домам в поисках гвоздей и  молотков.  Глядя  в  угрюмые  лица,  цепочкой
проходившие мимо, Борнхальд думал, что минет два или три дня, прежде чем
в селянах пробудится достаточно смелости, чтобы вырваться из гостиницы и
понять, что никакой охраны нет. Два или три дня - вот  и  все,  что  ему
нужно, но  он  не  хотел  рисковать,  не  хотел,  чтобы,  обнаружив  его
присутствие, Шончан поднялись по тревоге.
   Оставив позади часть своих людей - чтобы Вопрошающие поверили,  будто
легион в полном составе рассредоточен по Равнине Алмот, он провел  более
чем тысячу Детей Света почти через весь Мыс Томан, не подняв,  насколько
он знал, тревоги. Три стычки с шончанскими дозорами закончились  быстро.
Шончан попривыкли  встречаться  с  разгромленными  толпами;  Чада  Света
оказались неприятным и неожиданным сюрпризом. Однако Шончан, как и  орды
Темного, знали, как воевать, и Борнхальд не  сдержал  внутренней  дрожи,
вспомнив ту  схватку,  что  стоила  ему  более  пятидесяти  человек.  Он
по-прежнему не был уверен, какая  из  двух  утыканных  стрелами  женщин,
которых он рассматривал после боя, была Айз Седай.
   - Байар! - Один из солдат Борнхальда подал ему воды в глиняной чашке,
взятой с одной из повозок; вода ледяным холодом ожгла горло.
   Узколицый мужчина склонился с седла:
   - Да, милорд Капитан?
   - Когда я вступлю в бой с врагами, Байар, - медленно, с расстановкой,
произнес Борнхальд, - ты в нем участия принимать не  будешь.  Ты  будешь
наблюдать за боем издали и о том, что случится, отвезешь сообщение моему
сыну.
   - Но, милорд Капитан!..
   - Таков мой приказ, чадо Байар! - рявкнул он. - Ты  подчинишься  ему,
да?
   Байар одеревенел спиной и уставился прямо перед собой.
   - Как прикажете, милорд Капитан.
   С минуту Борнхальд не сводил с подчиненного напряженного взора.  Этот
человек сделает так,  как  ему  скажут,  но  было  бы  лучше  подкрепить
поручение другой причиной, повесомее, чем  просто  сообщить  Дэйну,  как
умер его отец. Нельзя сказать, чтобы он не  обладал  сведениями,  крайне
необходимыми в Амадоре. После той стычки с Айз Седай - одна из них  была
ею или же обе? Тридцать шончанских солдат, хороших бойцов, и две женщины
стоили вдвое больших потерь! - после такой стычки  Борнхальд  больше  не
надеялся живым уйти с Мыса Томан. На тот маловероятный случай,  если  об
этом  не  позаботятся  Шончан.  то,  скорей  всего,  тогда   позаботятся
Допросники.
   - Когда ты найдешь моего сына - он  должен  быть  с  Лордом-Капитаном
Эамоном Валда у Тар Валона - и расскажешь ему обо всем, ты отправишься в
Амадор и доложишь Лорду Капитан-Командору. Лично Пейдрону  Найолу,  чадо
Байар. Ты расскажешь ему все, что мы узнали о  Шончан;  я  передам  тебе
письменное сообщение. Убедись, что он понял: более мы не можем  считать,
будто  тарвалонские  ведьмы   довольствуются   тем,   что   манипулируют
событиями, оставаясь сами в  стороне.  Если  они  открыто  сражаются  за
Шончан, то мы наверняка  столкнемся  с  ними  повсюду.  -  Он  помолчал.
Последнее было важнее всего.  Под  Куполом  Истины  должны  знать,  что,
несмотря на все их хваленые клятвы, Айз Седай  участвуют  в  битве.  При
мысли о мире, в котором Айз Седай применяют  Силу  в  сражении,  у  него
тягостно становилось на  душе.  Борнхальд  не  был  уверен,  что  станет
горевать, покидая такой мир. Но было еще одно послание, которое он хотел
передать в Амадор. - И еще, Байар... расскажи Пейдрону Найолу,  как  нас
использовали Вопрошающие.
   - Как  прикажете,  милорд  Капитан,  -  сказал  Байар,  но  Борнхальд
вздохнул, видя выражение его лица. Байар не понял. Для него  все  равно:
от кого бы ни исходили приказы, от Лорда-Капитана  или  от  Вопрошающих,
какими бы они ни были, он им подчинится.
   - Я также напишу тебе послание, которое ты вручишь Пейдрону Найолу, -
сказал Борнхальд.
   Он не чувствовал уверенности, будет  ли  какой  смысл  от  письма.  В
голову ему пришла одна мысль, и он нахмурился, глядя на  гостиницу,  где
его люди, громко стуча молотками, забивали гвозди в двери и ставни.
   - Перрин, - пробормотал Борнхальд. - Таково было его имя.  Перрин  из
Двуречья.
   - Друг Темного, милорд Капитан?
   - Вероятно, Байар. - Правда, сам  он  не  был  полностью  уверен,  но
наверняка человек, за которого, по-видимому, сражаются его волки,  никем
иным быть не может. Нет никаких сомнений, ведь этот Перрин убил двоих из
Детей. - По-моему,  я  его  видел,  когда  мы  въехали  сюда,  но  среди
пленников я не помню никого, кто обликом походил бы на кузнеца.
   - Их  кузнец  ушел  месяц  назад,  милорд  Капитан.  Кое-кто  из  них
жаловался, что они бы ушли еще до нашего появления, но им пришлось самим
чинить колеса от телег. Вы полагаете, милорд Капитан, что то был мужчина
по имени Перрин?
   - Кем бы он ни был, его не обезвредили, нет? И он  может  сообщить  о
нас Шончан.
   - Приспешник Тьмы наверняка так и поступит, милорд Капитан.
   Борнхальд одним глотком допил оставшуюся воду и отшвырнул чашку.
   - Байар, здесь привала для приема пищи не будет. Я  не  позволю  этим
Шончан застать меня врасплох, предупредит ли их Перрин из  Двуречья  или
кто-то другой. Чадо Байар, легиону - в седло!
   Высоко над их  головами,  незамеченная,  кружила  громадная  крылатая
фигура.

***

   На поляне среди зарослей на вершине холма, где отряд  разбил  лагерь.
Ранд отрабатывал стандартные связки и упражнения с мечом. Он старался не
думать. У него была возможность искать Фейнов след вместе с  Хурином;  у
всех были шансы найти  его.  По  двое,  по  трое,  чтобы  не  привлекать
внимания, они рыскали по округе и  до  сих  пор  ничего  не  обнаружили.
Теперь все ждали возвращения Мэта и Перрина с нюхачом; их тройка  должна
была появиться несколько часов назад.
   Лойал, конечно же, читал, и нельзя было определить, дергаются ли  его
уши  из-за  содержания  книги  или  же  из-за   того,   что   разведчики
запаздывают, но Уно и большая часть солдат сидели в  напряженных  позах,
смазывая мечи или же посматривая в  просветы  между  деревьев,  будто  в
любой момент ожидали появления Шончан. Одна Верин, как  казалось,  ни  о
чем не беспокоилась. Айз Седай  сидела  на  бревнышке  возле  маленького
костерка, бормоча под нос и длинной палкой рисуя что-то на земле;  то  и
дело она качала головой, стирала рисунок ногой и  начинала  заново.  Все
лошади - под седлом и готовы  к  выступлению,  животные  шайнарцев  были
привязаны к воткнутым в землю пикам.
   -  "Цапля,  Шагающая  в  Камышах",  -  произнес  Ингтар.  Он   сидел,
привалившись спиной к дереву, неторопливо водя по мечу точильным  камнем
и наблюдая за  Рандом.  -  Не  стоило  тебе  утруждаться  этим.  Так  ты
остаешься совершенно открытым.
   Несколько мгновений Ранд балансировал на кончиках пальцев левей ноги,
держа меч обеими руками над головой обратным хватом,  потом  медленно  и
плавно сменил ногу.
   - Лан говорит, это упражнение хорошо развивает чувство равновесия.
   Не так-то легко  оказалось  сохранять  равновесие.  В  пустоте  часто
казалось, что можно удерживать баланс стоя на катящемся валуне, но  Ранд
не осмеливался обращаться к пустоте. Слишком многого ему хотелось, чтобы
довериться себе.
   - То, что ты слишком часто практикуешь, используешь потом  не  думая.
Так ты вонзишь свой меч  в  противника,  если  будешь  проворен,  но  не
раньше, чем он воткнет свой в ребра тебе. В сущности, ты сам приглашаешь
его, подставляешься  под  удар.  Увидев  врага,  так  мне  открывшегося,
вонзить в него меч я наверняка смогу, даже зная, что при этом  он  может
проткнуть меня своим клинком.
   - Ингтар, это только для равновесия. - Ранд покачался на ноге, и  ему
пришлось опустить вторую, чтобы не упасть.  Он  шумно  вогнал  клинок  в
ножны  и  подобрал  серый  плащ,  который  служил  ему  для  маскировки.
Обтрепанный снизу плащ, хоть и поеденный молью, но  подбит  был  толстым
слоем овчинной шерсти, а поднявшийся с запада ветер оказался холодным. -
Когда же они вернутся?
   Как бы  в  ответ  на  его  пожелание,  будто  по  сигналу,  тихо,  но
настойчиво заговорил Уно:
   - Проклятье! Всадники, милорд, и приближаются. Раздался стук ножен  -
солдаты, кто еще не вытащил мечи, обнажили оружие. Некоторые вскочили  в
седло, подняв пики к бою.
   Напряжение, спало, когда на поляне рысцой во главе тройки разведчиков
появился Хурин, и вновь возросло, едва он заговорил:
   - Мы нашли след. Лорд Ингтар!
   - Мы прошли по следу почти до Фалме, - сказал Мэт, спрыгнув с лошади.
Румянец на бледных щеках казался  насмешкой  над  здоровьем;  кожа  туго
обтягивала череп. Шайнарцы собрались вокруг, возбужденные не меньше его.
- Это только Фейн, но больше ему некуда идти. Кинжал должен быть с ним.
   - А еще мы обнаружили Белоплащников, - спешившись, сказал  Перрин.  -
Их не одна сотня.
   - Белоплащники? - воскликнул Ингтар, нахмурившись. - Тут?  Ну  ладно,
если они не станут мешать нам, мы не будем беспокоить их. Наверное, если
Шончан будут заняты ими, то это поможет нам добраться  до  Рога.  -  Его
взгляд упал на Верин, по-прежнему сидящую у костра. - Думаю, Айз  Седай,
вы сейчас скажете, что мне стоило прислушиваться к  вашим  словам.  Этот
человек и в самом деле шел в Фалме.
   - Колесо плетет, как это угодно Колесу, - спокойно отозвалась  Верин.
- Раз рядом та'верен, то  случившемуся  суждено  было  случиться.  Может
статься, это Узору потребовались те дополнительные  дни.  Узор  помещает
все на точно  отведенное  место,  а  когда  мы  пытаемся  изменить  его,
особенно если в дело  замешан  та'верен,  то  плетение  подправляет  нас
обратно в Узор, как нам то и суждено. -  Наступило  тревожное  молчание,
которого она будто и не  замечала;  она  ленивыми  движениями  набросала
палочкой какой-то рисунок. - Теперь же, наверное, как бы  там  ни  было,
нам лучше разработать план. Узор в конце концов доставил  нас  в  Фалме.
Рог Валир унесен в Фалме.
   Ингтар присел на корточки перед костром напротив Айз Седай:
   - Когда столько народу твердит одно и то  же,  то  я  склонен  верить
этому, а местный люд говорит, что Шончан все равно,  кто  входит-выходит
из Фалме. Я возьму Хурина и еще нескольких человек  в  город.  Когда  он
приведет нас к Рогу по следу Фейна... ну, тогда и посмотрим. Ногой Верин
стерла нарисованное ею на земле колесо. Вместо него  она  начертила  две
короткие линии, соприкасающиеся с одного конца.
   - Ингтар и Хурин. И Мэт, поскольку он способен почувствовать  кинжал,
если подойдет достаточно близко. Ты хочешь идти, Мэт, или как?
   Мэта, казалось, раздирали противоречивые  чувства,  но  он  порывисто
кивнул:
   - Я же должен, разве нет? Мне нужно найти тот кинжал.
   Третий штрих, и получилась птичья  лапка.  Верин  искоса  глянула  на
Ранда.
   - Я пойду, - сказал  он.  -  За  тем-то  я  и  шел.  Странный  огонек
засверкал в глазах Айз Седай, блеск знания, от которого Ранду  стало  не
по себе.
   - Чтобы помочь Мэту найти кинжал, - резко сказал Ранд,  -  а  Ингтару
отыскать Рог. И Фейна, прибавил он про себя. Мне нужно найти Фейна, если
только уже не поздно.
   Верин черкнула  четвертую  линию,  превратив  след  птичьей  лапки  в
кривобокую звездочку.
   - А кто еще? - тихо промолвила она. Прут застыл в воздухе наготове.
   - Я, - сказал Перрин, на  волосок  опередив  Лойала,  вмешавшегося  в
разговор:
   - Думаю, я тоже пойду.
   И тут Уно и остальные шайнарцы заговорили наперебой, вызываясь идти в
Фалме.
   - Первым сказал Перрин, - промолвила Верин, словно  это  все  решало.
Она добавила пятую черту и  обвела  все  пять  линий  кружком.  У  Ранда
зашевелились волосы на затылке: это было то же  самое  колесо,  что  она
стерла вначале. - Дальше поскачут пятеро.
   - Я на самом деле хочу увидеть Фалме, - заявил Лойал.  -  Никогда  не
видел  Аритский  Океан.  Кроме  того,  я  могу  нести  ларец,  если  Рог
по-прежнему в Нем. - Милорд, вам лучше бы взять меня, -  сказал  Уно.  -
Вам и Лорду Ранду понадобится еще один меч за спиной, если эти проклятые
Шончан попытаются вас остановить.
   Ропот  солдат,  разделявших  его  чувства,  подтверждал  их   желание
следовать за командиром.
   - Не глупите, - отрубила  Верин.  Ее  пронзительный  взгляд  заставил
шайнарцев умолкнуть. - Всем идти нельзя. Как бы беспечны ни были  Шончан
к чужакам, вряд ли они не заметят двадцать солдат, а никем  иным  вы  не
выглядите, даже без доспехов. А один или двое еще  -  разница  невелика.
Пятерых хватит, чтобы, не привлекая  внимания,  проникнуть  в  город,  и
среди этих пятерых должны быть те три та'верен, которые есть среди  нас.
Нет, Лойал, ты тоже должен остаться. На Мысе Томан нет огир. Внимания ты
привлечешь не меньше, чем все остальные, вместе взятые.
   - А вы? - спросил Ранд. Верин покачала головой:
   - Ты забываешь про дамани. - При этом слове губы Айз Седай скривились
от отвращения. -  Единственный  способ,  каким  я  могу  вам  помочь,  -
направлять Силу, а никакой помощи не будет, если тем самым я  наведу  на
вас дамани. Даже если они не окажутся близко и не  увидят,  какая-нибудь
может почувствовать направляющую  женщину  -  или,  раз  речь  об  этом,
мужчину, - если из предосторожности не ограничиться малыми  количествами
Силы.
   На Ранда она не глядела; ему же показалось, что она нарочно этого  не
делает, а Мэта и Перрина вдруг разом заинтересовали собственные сапоги.
   - Мужчину, - фыркнул Ингтар. - Верин Седай, зачем придумывать  лишние
проблемы? У нас трудностей и без того предостаточно,  без  воображаемого
мужчины, способного направлять! Но было бы неплохо, если  б  вы  были  с
нами. Если вдруг вы будете нам...
   - Нет, вы должны идти впятером, и только.  -  Ее  ступня  мазнула  по
начерченному на земле колесу, отчасти стерев его. Айз  Седай  пристально
посмотрела на каждого из пятерых,  изучающе  и  нахмурившись.  -  Дальше
поскачут пятеро.
   На мгновение показалось, что Ингтар вновь попросит, но  он,  встретив
ее пристальный взгляд, пожал плечами и повернулся к Хурину:
   - Далеко до Фалме? Нюхач поскреб макушку:
   - Если выехать сейчас и скакать всю ночь, то  будем  там  к  утру,  к
завтрашнему восходу.
   - Тогда так и сделаем. Не буду более терять зря время. Все по  коням.
Уно, я хочу, чтобы ты вел остальных следом за нами, но  держался  не  на
виду и никому не позволил...
   Пока Ингтар продолжал давать наставления.  Ранд  глядел  на  набросок
колеса. Теперь это было сломанное колесо, всего с четырьмя  спицами.  По
какой-то причине от этой картинки его пробрала  дрожь.  До  Ранда  вдруг
дошло, что на него смотрит Верин, темные глаза  блестят  и  внимательны,
как у птицы. С усилием Ранд отвел взор от рисунка  и  принялся  собирать
свои вещи.
   Что-то ты своим фантазиям волю над  собой  даешь,  сердито  ругал  он
себя. Сделать она ничего не сможет. раз ее там не будет.

Глава 45
МАСТЕР КЛИНКА

   Восходящее солнце, показавшее  над  горизонтом  кармазинный  краешек,
отбрасывало длинные тени на брусчатку улиц Фалме, вытянувшихся к гавани.
Морской бриз клонил от океана поднимающийся из труб дым очагов - кое-где
уже готовили завтрак. За порог пока  вышли  лишь  "ранние  пташки",  чье
дыхание паром вилось в утреннем холодке. По сравнению с толпами, которые
через час запрудят улицы, город казался почти вымершим.
   Сидя на перевернутом бочонке перед все еще закрытой скобяной  лавкой,
Найнив грела ладони под мышками и  обозревала  свою  армию.  На  крыльце
напротив  сидела  Мин,  закутавшись  в  свой  шончанский  плащ,  и   ела
сморщенную сливу, а  Илэйн  в  дубленке  скорчилась  у  начала  переулка
кварталом ниже по улице.  Большой  мешок,  умыкнутый  с  причала,  лежал
аккуратно свернутый возле Мин. Моя армия,  мрачно  подумала  Найнив.  Но
больше никого нет.
   Она засекла поднимающихся по улице сул'дам и дамани  -  светловолосая
женщина с браслетом и смуглая в ошейнике, обе сонно позевывали. Немногие
фалмийцы, оказавшиеся на одной с ними улице, отводили в сторону глаза  и
обходили эту пару стороной. Насколько Найнив видела улицу в  направлении
гавани, Шончан там не было. В другую сторону Найнив головы не повернула.
Вместо этого она потянулась и поежилась, словно разминая затекшие плечи,
а потом расположилась как и раньше.
   Мин отбросила надкушенную сливу,  мимоходом  кинув  взгляд  вверх  по
улице, и оперлась спиной о дверной косяк. Там тоже чисто, иначе  бы  она
положила руки на колени. Мин принялась  взволнованно  потирать  руки,  и
Найнив поняла, что и Илэйн теперь переминается от нетерпения.
   Если они подведут  нас,  я  им  обеим  по  головам  настучу.  Но  она
понимала: если их затея откроется, то лишь Шончан сумеют сказать, что  с
ними тремя случится. Она слишком хорошо осознавала: у нее нет  абсолютно
никакого представления, сработает ли то, что она спланировала, или  нет.
С той же вероятностью провал их затеи будет ее виной.  В  очередной  раз
Найнив решила: если что-то пойдет не так, отвлечь внимание  на  себя,  а
Мин и Илэйн пусть спасаются. Она втолковала девочкам: если что-то пойдет
не так, они должны бежать, и убедила их, что тоже побежит. Что  же  сама
она будет тогда делать, Найнив не знала. Кроме  одного  -  живой  им  не
дамся. Пожалуйста, Свет, только не это!
   Сул'дам и дамани двигались по улице, пока не  оказались  между  тремя
поджидающими женщинами.  Поодаль  от  скованной  пары  шагали  с  дюжину
фалмийцев. Найнив собрала весь свой  гнев.  Обузданные  и  Вожатые.  Они
надели на шею Эгвейн свой мерзкий ошейник, и на нее бы тоже надели, и на
Илэйн, если б смогли. Она выпытала  у  Мин,  как  сул'дам  принуждают  к
повиновению. Найнив была уверена - кое-что, самое худшее. Мин утаила, но
и рассказанного  было  достаточно,  чтобы  разъярить  Найнив  до  белого
каления. В мгновение ока белый цветок на черной колючей  ветке  открылся
свету, открылась саидар, и Единая Сила наполнила Найнив. Она знала,  что
сейчас вокруг нее возникло  свечение,  видимое  тем,  кто  способен  его
увидеть. Бледнокожая сул'дам вздрогнула, смуглая дамани широко  раскрыла
рот, но Найнив не дала им  ни  малейшего  шанса.  Направляла  она  всего
струйку Силы, но хлестнула ею - бич выщелкнул из воздуха пылинку.
   Серебристый ошейник резко раскрылся и загремел по  брусчатке.  Найнив
испустила облегченный вздох, одновременно вскакивая на ноги.
   Сул'дам уставилась на упавший ошейник как на  ядовитую  змею.  Дамани
поднесла дрожащую  руку  к  своему  горлу,  но,  прежде  чем  женщина  в
отмеченном молниями платье успела пошевелиться, дамани повернулась и изо
всей силы кулаком врезала ей в лицо; колени у сул'дам подогнулись, и она
чуть не упала.
   - Так ее! - крикнула Илэйн. Она уже бежала, впрочем, как и Мин.
   Раньше, чем кто-то из них добежал до двух женщин, дамани  ошеломленно
оглянулась, потом пустилась бежать во все лопатки.
   - Постой! - окликнула беглянку Илэйн. - Мы - друзья!
   - Тихо! - прошипела Найнив. Выудила из кармана  ворох  тряпья  и  без
всякой жалости затолкала его в распахнутый рот по-прежнему шатающейся  и
еще не пришедшей в себя сул'дам. Мин торопливым взмахом,  подняв  облако
пыли, раскрыла мешок и надела его на голову сул'дам, тут же  натянув  до
пояса. - Мы и так уже переполоху наделали.
   Это была правда, и тем не  менее  не  совсем  правда.  Они  вчетвером
стояли на быстро  пустеющей  улице,  но  люди,  решившие  убраться  куда
подалее, избегали смотреть на происходящее. На  такое  отношение  Найнив
рассчитывала - обыватели самым лучшим почитали не обращать  внимания  на
все, так или иначе связанное с Шончан, - и рассчитывала выиграть на этом
какое-то время. В конце концов разговоры  пойдут,  шепотом,  и,  пока  о
случившемся дойдет до Шончан, глядишь, пройдет не один час.
   Завернутая  в  мешок  женщина   начала   сопротивляться,   из   мешка
послышались приглушенные кляпом крики, но  Найнив  с  Мин  обхватили  ее
руками и поволокли в ближайший переулок. Привязь и ошейник со  звяканьем
тянулись за ними по булыжной мостовой.
   - Подбери его, - бросила Найнив Илэйн. - Не укусит.
   Илэйн глубоко вздохнула, потом  робко  ухватила  серебристый  металл,
будто опасалась, что ошейник, может  быть,  и  укусит.  Найнив  пожалела
девушку, но совсем немного; все зависело от того, чтобы каждая выполняла
то, что запланировано.
   Сул'дам пиналась и старалась вырваться, но,  зажав  ее  между  собой,
Найнив и Мин тащили женщину дальше по переулку, потом в другой  -  узкий
проход за домами, в  еще  один  закоулок  и  наконец  в  сколоченный  из
горбылей сарай, в котором, судя по числу стойл,  когда-то  держали  двух
лошадей. После прихода Шончан не многие могли  позволить  себе  оставить
лошадей, и за день, что наблюдала за  конюшней  Найнив,  здесь  и  рядом
никто не  прошел.  Внутри  пыльно  пахло  затхлостью,  что  лучше  всего
свидетельствовало о заброшенности.  Едва  все  оказались  внутри,  Илэйн
бросила серебристую привязь и вытерла руку пучком соломы.
   Найнив направила еще одну струйку, и браслет упал  на  земляной  пол.
Сул'дам заверещала и затрепыхалась.
   - Готовы? - спросила Найнив. Девушки кивнули и сдернули мешковину  со
своей пленницы.
   Сул'дам сопела, синие  глаза  слезились  от  пыли,  но  красное  лицо
покраснело как от гнева, так и от душного мешка. Она рванулась к  двери,
но ее поймали на первом же шаге. Силой ее природа не обделила, но  их-то
было трое, и когда они закончили, сул'дам, раздетая до сорочки, лежала в
стойле, связанная по рукам и ногам крепкой веревкой,  еще  один  отрезок
шнура пресекал все ее поползновения выплюнуть кляп.
   Поглаживая припухшую губу. Мин разглядывала  платье  со  вставками  в
виде молний и мягкие башмаки, что лежали перед ними.
   - Найнив, тебе это как раз. Ни мне, ни Илэйн не подойдет.
   Илэйн вытаскивала из волос соломинки.
   - Вижу. По правде сказать, тебе все равно нельзя.  Тебя  они  слишком
хорошо знают. - Найнив торопливо принялась скидывать с себя одежду.  Она
кинула ее в сторонку и облачилась  в  платье  сул'дам.  Мин  помогла  ей
застегнуть пуговицы.
   Найнив пошевелила пальцами в  ботиках;  они  немного  жали.  В  груди
платье тоже оказалось тесно, а в остальных местах было  свободно.  Подол
болтался у самой земли, ниже, чем обычно у сул'дам, но на Мин или  Илэйн
платье сидело бы куда хуже. Подхватив браслет, Найнив глубоко  вздохнула
и замкнула его на левом запястье. Концы слились, и выглядел  он  цельным
куском. По ощущениям ничем не отличался от обыкновенного  браслета.  Она
же боялась, будет невесть что.
   - Доставай платье,  Илэйн,  -  сказала  Найнив.  Они  выкрасили  пару
платьев - одно ее, одно Илэйн - в серый цвет, как у  дамани,  или  же  в
такой похожий, в  какой  сумели,  и  спрятали  одежду  здесь.  Илэйн  не
шелохнулась, она просто стояла, глядя на  раскрытый  ошейник,  и  нервно
облизывала губы.
   - Илэйн, тебе придется его надеть.  Мин  нельзя,  ее  слишком  многие
видели. Я бы сама его надела, если б вот это платье тебе подошло.
   Самой Найнив  казалось,  что  она  свихнулась  бы,  если  б  пришлось
замкнуть этот ошейник на своем горле; вот потому она не могла  заставить
себя говорить с Илэйн порезче.
   - Знаю. - Илэйн вздохнула. - Просто хотелось бы знать побольше о том,
как он на тебя действует. -  Она  отбросила  в  сторону  золотисто-рыжие
волосы. - Мин, помоги мне, пожалуйста.
   Мин начала расстегивать сзади пуговицы на ее платье. Найнив заставила
себя без дрожи подобрать серебристый ошейник.
   - Есть один способ кое-что разузнать. - После  мгновенного  колебания
она наклонилась и замкнула серебристый обруч вокруг  шеи  сул'дам.  Если
кто его и заслуживает, так это она, твердо сказала себе Найнив. - Может,
она расскажет нам что-нибудь полезное.
   Синеглазая женщина посмотрела на привязь, идущую от ее шеи к запястью
Найнив, потом пронзила ту презрительным взглядом.
   - Так он не действует, - сказала Мин, но вряд ли Найнив услышала.
   Она... осознала...  другую  женщину,  узнала,  что  та  чувствует,  -
веревка, врезавшаяся в лодыжки и в запястья  вывернутых  за  спину  рук,
мерзкий вкус тухлой рыбы от тряпок во рту, солома, колющая сквозь тонкую
ткань сорочки. Это было совсем не так, будто она,  Найнив,  ощущает  все
это, - в голове  словно  появился  клубок  ощущений,  которые,  как  она
понимала, принадлежат сул'дам.
   Найнив сглотнула, стараясь игнорировать их - никуда они не денутся, -
и обратилась к связанной женщине:
   - Ничего плохого я тебе не сделаю, коли ты  честно  ответишь  на  мои
вопросы. Мы - не Шончан. Но если  ты  мне  соврешь...  -  Она  угрожающе
покачала привязью.
   Плечи пленницы затряслись, рот  вокруг  веревки-затычки  презрительно
искривился. Не сразу Найнив сообразила, что сул'дам смеется.
   Она поджала губы, но потом на ум пришла идея. Тот узел ощущений у нее
в голове, видимо, есть все то, что телесно чувствует  эта  женщина.  Для
пробы Найнив решила усугубить эти ощущения.
   Глаза сул'дам вдруг полезли из орбит, и она испустила вопль,  который
кляп заглушил лишь отчасти. Задергав за спиной руками, словно пытаясь от
чего-то отмахнуться или уберечься, она,  разметав  солому,  рванулась  в
тщетной попытке спастись.
   Найнив  обомлела  и  торопливо  оборвала  себя,  прекратив  добавлять
дополнительные ощущения. Рыдая, сул'дам обмякла.
   - Что... Что ты... с нею сделала? - слабым  голосом  спросила  Илэйн.
Мин лишь хлопала глазами, разинув рот.
   Найнив угрюмо ответила:
   - То же, что Шириам сделала с  тобой,  когда  ты  швырнула  чашкой  в
Марит.
   Свет, но что это за мерзкая штука! Илэйн громко сглотнула.
   - О-ой!
   - Но ведь считается, что ай'дам так не действует, -  сказала  Мин.  -
Они все время твердят, что он не действует на женщину, которая не  может
направлять.
   - Мне плевать, как, считается, он действует, лишь бы он действовал. -
Найнив схватила серебристо-металлическую привязь в месте ее соединения с
ошейником и дернула женщину  вверх,  заглядывая  ей  в  глаза.  Как  она
увидела, в насмерть перепуганные глаза. - Слушай  меня  хорошенько.  Мне
нужны ответы, и, если я их не получу, ты у меня подумаешь,  что  с  тебя
живьем шкуру снимают. - Безмерный ужас прокатился по лицу женщины,  и  у
Найнив внутри сжалось, когда она внезапно поняла, что сул'дам восприняла
ее слова буквально. Раз она считает, будто я могу такое сделать, то  это
потому, что она знает. Так вот зачем эти  привязи!  Найнив  собрала  всю
волю в кулак, чтобы не начать тут же сдирать браслет. Вместо  этого  она
напустила на себя жестокость. - Готова мне отвечать? Или  требуется  еще
чем-то убедить?
   Достаточным ответом стало то, как отчаянно сул'дам замотала  головой.
Найнив выдернула кляп, и женщина, раз сглотнув, сразу залепетала:
   - Я не скажу о вас. Клянусь! Только снимите это с моей  шеи!  У  меня
есть золото. Берите! Клянусь, я никогда никому не скажу!
   - Тихо, - цыкнула Найнив, и та тут же  захлопнула  рот.  -  Как  тебя
зовут?
   - Сита. Пожалуйста! Я на все отвечу, только пожалуйста: снимите  это!
Если кто-то увидит его на мне... - Сита завращала  глазами,  прослеживая
взглядом привязь, потом зажмурилась. - Пожалуйста... - прошептала она.
   Найнив кое-что поняла. Она никогда  не  позволит  Илэйн  надеть  этот
ошейник.
   - Лучше нам поторопиться, - решительно заявила Илэйн.  Теперь  и  она
тоже разделась до сорочки. - Сейчас, минуту, я надену платье и...
   - Надевай обратно свою одежду, - сказала Найнив. - Кто-то  же  должен
прикинуться дамани, -  промолвила  Илэйн,  -  иначе  до  Эгвейн  нам  не
добраться. То платье впору тебе, а Мин не может. Остаюсь я.
   - Я сказала: одевайся. У нас есть кое-кто для роли нашей  Обузданной.
- Найнив подергала за привязь, что удерживала  Ситу,  и  сул'дам  тяжело
задышала.
   - Нет! Нет, пожалуйста! Если кто-то увидит меня... - Она осеклась под
холодным взглядом Найнив. - Я скажу, что я думаю: ты хуже,  чем  убийца,
хуже, чем Приспешник Тьмы.  Хуже  мне  ничего  не  выдумать.  Мне  тошно
оттого, что пришлось нацепить эту штуку себе на запястье, хотя бы на час
оказаться на месте такой, как ты. Поэтому, если ты думаешь,  будто  меня
что-то остановит и не даст что-нибудь с тобой сделать,  подумай  дважды.
Не хочешь, чтобы тебя увидели? Хорошо. Мы тоже не  хотим.  Вообще-то  на
дамани никто по-настоящему не смотрит. Пока ты  идешь,  опустив  голову,
как положено  Обузданной,  никто  тебя  и  не  заметит.  Но  лучше  тебе
постараться, чтобы и остальных из нас не заметили. Если заметят нас,  то
тебя-то точно заметят, а если этого для тебя мало, то обещаю:  я  сделаю
так, чтобы ты прокляла первый поцелуй, которым твоя мать одарила  твоего
отца. Мы друг друга поняли?
   - Да, - слабо отозвалась  Сита.  -  Клянусь.  Найнив  пришлось  снять
браслет, чтобы просунуть привязь в выкрашенное  серым  платье  Илэйн,  а
потом они обрядили в него Ситу, натянув ей одежду через  голову.  Платье
сидело на ней не очень хорошо, свободно в груди и  тесно  в  бедрах,  но
платье Найнив оказалось бы ничуть не лучше, даже хуже - оно было слишком
коротко. Найнив надеялась, что никто и в самом деле не приглядывается  к
дамани. Без всякой охоты она вновь надела браслет.
   Илэйн собрала одежду Найнив, завернула в  оставшееся  серое  крашеное
платье, и получился узелок, узелок, который женщина в фермерской  одежде
несет за сул'дам и дамани.
   - Гавин умрет от зависти, когда узнает  об  этом,  -  сказала  она  и
рассмеялась. Смех прозвучал искусственно.
   Найнив в  упор  посмотрела  на  девушку,  потом  на  Мин.  Пора  было
приступать к самой опасной части.
   - Готовы?
   Улыбка Илэйн пропала.
   - Я готова.
   - Да, - коротко отозвалась Мин.
   - Куда вы... мы... собираемся? - выдавила Сита,  быстро  прибавив:  -
Если мне позволено спросить?
   - В логово льва, - сказала ей Илэйн.
   - Потанцевать с Темным, - сказала Мин. Найнив  вздохнула  и  покачала
головой:
   - Они хотят сказать тебе, что мы идем туда, где держат всех дамани. И
мы собираемся освободить одну из них.
   Ошеломленная  Сита,  когда  ее  вытолкали   из   сарая,   по-прежнему
продолжала в изумлении ловить ртом воздух.

***

   С палубы своего корабля Байл Домон наблюдал за восходящим солнцем. На
причалах уже началось копошение, хотя улицы,  поднимающиеся  от  гавани,
по-прежнему оставались в основном пустынными. Усевшаяся  на  сваю  чайка
уставилась на капитана. Ну почему у чаек такие безжалостные глаза?
   - Вы уверены, капитан? - спросил Ярин. - Если этим  Шончан  придет  в
голову задуматься, что мы все делаем на борту...
   - Ты просто проследи, чтобы рядом с каждым швартовым обязательно  был
топор, - оборвал Домон. - Кстати, Ярин! Взбредет кому  перерезать  канат
раньше, чем женщины будут на борту, я тому умнику лично башку оторву!
   - А если  они  не  придут,  капитан?  Что,  если  вместо  них  явятся
шончанские солдаты?
   - Что, кишка тонка? Если появятся солдаты, я прямиком рвану к  выходу
из гавани, и пусть смилостивится над всеми нами Свет! Но пока не  пришли
солдаты, я буду ждать этих женщин. А теперь, если тебе  нечем  заняться,
давай тоже смотри.
   Домон отвернулся и стал смотреть на город, в ту сторону, где  держали
дамани. Пальцы его выбивали на поручне дробь.

***

   Бриз с моря донес до носа Ранда запах дыма, из очагов,  где  готовили
завтрак.  Ветер  попытался  распахнуть  побитый  молью  плащ,  но  юноша
придержал его рукой. Рыжий  приближался  к  городу.  Среди  обнаруженной
отрядом одежды подходящей Ранду по росту куртки не нашлось, и он  решил,
что самое лучшее спрятать с глаз изящную серебряную отделку на рукавах и
вышитых на стоячем воротнике цапель под этим  плащом.  К  тому  же  хоть
Шончан  спокойно  смотрели  на  оружие  у  покоренного  ими  народа,   к
обладателям мечей, отмеченных знаком цапли, отношение могло быть  совсем
иным.
   Впереди юноши протянулись первые утренние тени. Он видел,  как  среди
фургонных дворов и лошадиных загонов  едет  верхом  Хурин.  Среди  рядов
купеческих фургонов расхаживали всего два-три человека, и  были  на  них
длинные фартуки тележников или кузнецов.  Ингтар,  первым  вступивший  в
город, уже скрылся из виду. Перрин  и  Мэт  двигались  за  Рандом  через
неравные  интервалы.  На  них  он  не  оглядывался.  Никто   не   должен
заподозрить, что они как-то связаны; пять  человек  входят  в  Фалме  на
заре, но не вместе.
   Вокруг потянулись лошадиные загоны,  лошади  теснились  у  ограды,  в
ожидании утренней дачи сена. Между двух конюшен высунулся Хурин,  увидел
Ранда и жестом позвал за собой, потом голова его исчезла. Ранд  повернул
гнедого жеребца туда.
   Хурин стоял, держа коня под уздцы. Вместо своей куртки он был выряжен
в длинный камзол и, несмотря на темный плащ, под которым прятал короткий
меч и мечелом, дрожал от холода.
   - Лорд Ингтар вон там, - сказал нюхач, кивая на узкий  проход.  -  Он
говорит, оставим лошадей тут  и  дальше  пойдем  пешими.  -  Когда  Ранд
спрыгнул с Рыжего, Хурин произнес: - Фейна  мы  найдем  дальше  по  этой
улице. Лорд Ранд. Я отсюда след чую.
   Ранд повел Рыжего туда, где за стойлами Ингтар привязал своего  коня.
В грязной, с дырами дубленке шайнарец не слишком  походил  на  лорда,  и
застегнутый поверх нее пояс с  мечом  смотрелся  весьма  странно.  Глаза
Ингтара лихорадочно блестели.
   Привязав Рыжего подле Ингтарова  жеребца.  Ранд  помедлил,  глядя  на
седельные сумки. Оставить знамя в отряде он не  решился.  Нет,  конечно,
навряд ли кто-то из солдат исчезнет, прихватив сумки, но того же  самого
не скажешь о Верин. Откуда знать заранее, как она поступит, найдя знамя?
Однако, имея его при себе, он чувствовал себя неуютно. Поразмыслив, Ранд
оставил седельные вьюки привязанными позади седла.
   К Хурину и Ранду присоединился Мэт, а через пару минут  Хурин  привел
Перрина. На Мэте были мешковатые шаровары, заправленные в сапоги,  а  на
Перрине - короткий для него плащ. Ранд подумал, что все они смахивают на
странных нищих, но в таком наряде их пятерка незамеченной  проскользнула
через несколько деревень.
   - Ну вот, - сказал Ингтар. - Посмотрим, что у нас тут.
   Они зашагали по утоптанной земляной улице,  словно  не  имея  никакой
особой  цели,  праздно  переговариваясь,  и  ленивой  походкой  миновали
фургонные дворы, выбравшись на  наклонные,  мощенные  булыжником  улицы.
Ранд бы и не вспомнил, какую чушь сам молол, впрочем, как и все  прочие.
План Ингтара основывался  на  том,  что  они  должны  выглядеть  обычной
компанией идущих вместе людей, но на улицах было слишком мало народу. На
этих холодных утренних улицах пять человек - целая толпа.
   Они шли тесной  кучкой,  но  вел  отряд  Хурин,  вынюхивая  воздух  и
поворачивая на ту или иную улицу. Остальные сворачивали  вслед  за  ним,
будто так им и надо.
   - Запах его тут повсюду, и так воняет... трудно  отличить  свежий  от
старого. Он весь город истоптал, - бурчал Хурин, морщась. -  По  крайней
мере, я могу сказать - он еще здесь. Некоторым  следам  всего  день-два,
уверен. Да, я уверен, - добавил нюхач с меньшим сомнением.
   Стало встречаться больше людей: там торговец фруктами раскладывал  на
прилавке свой товар, тут поспешал парень с большим  свитком  пергаментов
под мышкой и с планшетом, висящим на спине, точильщик возле своей  тачки
смазывал ось  точильного  колеса.  Мимо  прошли  две  женщины,  одна,  с
серебристым ошейником, шагала опустив глаза долу, вторая -  в  платье  с
отделкой в виде стрел  молний,  держала  свернутую  витками  серебристую
привязь.
   У Ранда  перехватило  дыхание;  усилием  воли  он  заставил  себя  не
оглядываться.
   - Это?.. - Широко раскрытые глаза Мэта глядели из впадин  глазниц.  -
Это была дамани?
   - Так их описывали, - коротко сказал Ингтар. - Хурин, мы что,  гулять
будем по всем улицам этого Тенью проклятого города?
   - Он побывал повсюду. Лорд Ингтар, - оправдывался Хурин. - Его  смрад
везде.
   Они вышли к  небольшой  площади,  на  которой  стояли  каменные  дома
высотой в три-четыре этажа, громадные, как гостиницы.
   Пятерка свернула за угол,  и  Ранда  застало  врасплох  зрелище  двух
десятков шончанских солдат, стоящих на  страже  перед  фасадом  большого
дома, и вид двух женщин в платьях с  нашитыми  молниями,  беседующих  на
крыльце дома через улицу напротив.  Над  домом,  что  охраняли  солдаты,
хлопало на ветру знамя - золотой ястреб сжимал  в  лапах  стрелы-молнии.
Для  чего  было  предназначено  здание,  возле  которого   разговаривали
женщины, угадать было трудно - на это указывало  разве  что  присутствие
самих женщин. Доспехи офицера сверкали золотым, красным и черным;  шлем,
напоминающий паучью голову,  был  разукрашен  и  вызолочен.  Потом  Ранд
увидел двух больших, с  кожистой  шкурой  животных,  свернувшихся  подле
солдат, и споткнулся.
   Гролм. Никакой ошибки: этакие клиновидные головы, с тремя глазами. Не
может быть! Наверное, он на самом деле спит, и снится ему кошмар. Может,
мы и не выступили еще к Фалме.
   Пятерка прошла  мимо  охраняемого  дома,  и  остальные  тоже  очумело
косились на чудовищ.
   - Во имя Света, это еще что? - спросил Мэт. У Хурина глаза стали  как
блюдца.
   - Лорд Ранд, они же... Те самые...
   - Неважно, - сказал Ранд. Помедлив, Хурин кивнул.
   - Нам здесь  нужен  Рог,  -  сказал  Ингтар,  -  нечего  пялиться  на
шончанских монстров. Сосредоточься, Хурин, ищи Рог. На пятерых  прохожих
солдаты едва взглянули. Улица вела прямо и вниз к округлой чаше  гавани.
Там Ранд видел суда  на  якоре:  высокие  коробки  кораблей  с  высокими
мачтами, совсем на таком расстоянии маленькие.
   - Тут он бывал очень  часто.  -  Хурин  потер  нос  тыльной  стороной
ладони. - Улица провоняла от  него  -  слой  на  слое  и  еще  на  слое.
По-моему, он был здесь самое позднее вчера. Лорд Ингтар. Может,  прошлой
ночью.
   Вдруг Мэт обеими руками вцепился в свою куртку.
   - Он тут, - прошептал он. Он развернулся и зашагал обратно, глядя  на
высокое здание со знаменем. - Кинжал - там. Раньше я и не замечал, из-за
этих... этих тварей, но я его чувствую.
   Перрин ткнул друга пальцем под ребра:
   - Ну-ка кончай, пока они не  задумались,  чего  ты  таращишь  на  них
глаза, словно дурень какой.
   Ранд покосился через плечо. Офицер глядел им вслед.  Мэт  с  сердитым
видом развернулся кругом:
   - А вы что, прогулку продолжите? Он там, говорю вам.
   - Рог, вот что нам нужно, -  прорычал  Ингтар.  -  Я  найду  Фейна  и
заставлю его сказать, где Рог. - Он и шага не сбавил.
   Мэт ничего не произнес, но на лице была написана мольба.
   Я должен найти и Фейна. подумал Ранд. Должен. Но,  поглядев  на  лицо
Мэта, сказал:
   - Ингтар, если кинжал - в том доме, вероятно, Фейн  тоже  там.  Я  не
видел, чтобы он выпускал из виду кинжал или Рог - ни то, ни другое.
   Ингтар остановился. Помедлив, сказал:
   - Может быть, но так мы никогда не узнаем.
   - Мы проследим, когда он выйдет, - предложил Ранд. - Если  он  выйдет
утром в такую рань, значит, он провел там ночь. И готов спорить  -  там,
где он спит, там же и Рог. Если он выйдет, можно вернуться  к  Верин  до
середины дня и до темноты составить план.
   - Я не намерен ждать Верин, - сказал Ингтар, - и ночи не стану ждать.
Слишком долго я уже ждал. Я намерен вернуть себе Рог до захода солнца.
   - Но мы не знаем...
   - Я знаю, что кинжал - там, - произнес Мэт.
   - И Хурин утверждает, что Фейн был  здесь  прошлой  ночью.  -  Ингтар
пресек попытки Хурина уточнить. - Впервые  ты  соизволил  сообщить,  что
следу не день и не два,  а  несколько  часов.  Мы  отберем  Рог  теперь.
Сейчас!
   - Как? - сказал Ранд. Офицер  более  на  них  не  смотрел,  но  перед
зданием по-прежнему было не меньше двух десятков солдат. И пара гролмов.
Это безумие! ЗДЕСЬ гролмов быть не может. Правда, от этой  мысли  бестии
никуда не исчезли.
   - Похоже, за всеми этими  домами  имеются  сады,  -  заметил  Ингтар,
задумчиво осматриваясь. - Если  один  из  тех  переулков  проходит  мимо
садовой ограды... Иногда люди так рьяно защищают фронт, что  забывают  о
тылах. Идем!
   Он направился прямиком в ближайший узкий проулок между двумя высокими
домами. Хурин и Мэт порысили за ним, отстав на шаг. Ранд переглянулся  с
Перрином - курчавый юноша покорно  пожал  плечами,  и  друзья  двинулись
следом.
   Переулок оказался  не  шире  плеч,  но  шел  он  мимо  высоких  стен,
огораживающих сад, пересекая после еще один переулок - пошире,  как  раз
проедет  ручная  тачка  или  небольшая  повозка.  Он  тоже  был  вымощен
булыжником, но выходили на него тылы зданий, каменные  стены  и  окна  в
ставнях, и над высокими задними стенами садов виднелись почти безлистные
ветви.
   Ингтар повел свой отряд по этому  переулку,  пока  они  не  оказались
напротив развевающегося знамени. Достав из-за  пазухи  окованные  сталью
боевые перчатки, шайнарец натянул их на руки и одним прыжком уцепился за
гребень стены, потом подтянулся и заглянул в сад. Приглушенным  голосом,
монотонно сообщил:
   - Деревья. Клумбы. Дорожки. Ни души... Стоп!  Охрана.  Один  человек.
Даже шлема не надел. Сосчитайте до пятидесяти, и за мной.
   Ингтар забросил ногу на стену и, перекатившись через гребень,  исчез,
Ранд и слова не успел сказать.
   Мэт принялся медленно считать.  Ранд  затаил  дыхание.  Перрин  водил
пальцами по топору, Хурин стиснул рукояти своего оружия.
   - ...пятьдесят.
   Хурин вскарабкался по стене и сиганул за нее  раньше,  чем  последнее
слово успело слететь с языка Мэта. Следом полез Перрин.
   Ранд подумал, что Мэту, верно, понадобится помощь - вид  у  него  был
такой бледный и вымотанный, - но, судя по проворству, с каким тот одолел
стену, помощь ему была не нужна. На  каменной  стене  с  лихвой  хватало
выступов для рук и ног, и чуть погодя  Ранд  уже  скорчился  под  стеной
вместе с Мэтом, Хурином и Перрином.
   Сад крепко держала в своих лапах поздняя осень, хватка  ее  виднелась
на опустевших клумбах, почти оголившихся  ветвях  деревьев,  послабление
дано было немногим вечнозеленым кустам. Ветер, волновавший знамя,  гонял
пыль по плитам дорожек. В первые мгновения  Ранд  не  заметил  шайнарца.
Потом он увидел его, распластавшегося у задней стены дома, зовущего их к
себе рукой с зажатым в ней мечом.
   Ранд  побежал,  пригибаясь  и  больше  волнуясь   об   окнах,   слепо
уставившихся в сад,  чем  о  торопящихся  за  ним  друзьях.  С  огромным
облегчением он прижался к стене рядом с Ингтаром.
   Мэт продолжал тихо-тихо бубнить:
   - Он - там. Я чувствую его.
   - Где стражник? - прошептал Ранд.
   - Мертв, - сказал Ингтар. - Он был слишком самонадеян.  Он  даже  шум
поднять не попытался. Я спрятал труп в кусты.
   Ранд уставился на него. Это ШОНЧАН был самонадеян? Единственное,  что
не позволило Ранду немедленно  вернуться,  -  страдальческое  бормотание
Мэта.
   - Мы почти на месте.: - Ингтар говорил тоже  будто  сам  с  собой.  -
Почти. Заходим!
   Ранд вытянул меч, когда они впятером двинулись по ступенькам  заднего
крыльца. Он слышал, как Хурин достает короткоклинковый  меч  и  зубчатый
мечелом, как Перрин неохотно вытаскивает из петли на поясе свой топор.
   Коридор внутри был узок. Из полуоткрытой  двери  справа  пахло  очень
похоже на кухню. В  той  комнате  ходили  несколько  человек;  доносился
неразборчивый  гомон  голосов  и  время  от  времени  громыхала   крышка
кастрюли.
   Ингтар жестом послал вперед Мэта,  а  после  и  все  прокрались  мимо
двери. Ранд следил за становящейся все уже щелью, пока они  не  свернули
за угол.
   Из двери впереди шагнула стройная  молодая  темноволосая  женщина,  в
руках она держала поднос с одной-единственной чашечкой. Все  застыли  на
месте. Не посмотрев в их сторону, женщина повернулась и пошла  в  другой
конец коридора. У Ранда округлились глаза. Ее длинное белое одеяние было
совсем прозрачным. За углом женщина скрылась с глаз.
   - Ты видел? - сипло спросил Мэт. - Все же видно через...
   Ингтар зажал ему рот ладонью и прошептал:
   - Не забывай, зачем мы здесь. Теперь  ищи!  Ищи  для  меня  Рог.  Мэт
указал на узкую винтовую лестницу. Они поднялись на один  пролет,  и  он
повел их в глубь здания, в сторону улицы. С обстановкой в коридорах было
негусто, и вся мебель, казалось, состояла из кривых линий. Тут и там  на
стенах висели гобелены  или  же  стояли  вдоль  стен  ширмы,  на  каждой
нарисовано несколько птиц на ветвях или один-два цветка. По другой ширме
текла река, но, кроме подернутой  рябью  воды  и  узких  полос  берегов,
больше на шелке ничего не было.
   Повсюду вокруг Ранд слышал,  как  где-то  ходят  люди,  шорох  мягких
туфель по половицам, негромкое бормотание. Он ничего не  видел,  но  без
труда мог представить себе: кто-то выходит в коридор и видит там пятерых
крадущихся людей, с оружием в руках, кричит, поднимается тревога...
   - Вон там, - прошептал  Мэт,  указывая  на  пару  больших  раздвижных
дверей впереди, единственным украшением  их  были  резные  ручки.  -  По
крайней мере, кинжал там.
   Ингтар глянул на Хурина; нюхач отодвинул  дверь,  и  Ингтар  с  мечом
наготове ворвался внутрь. Там никого не было. Ранд и остальные  поспешно
вошли в комнату, и Хурин быстро сдвинул за ними створки.
   Раскрашенные ширмы скрывали стены и двери и приглушали свет, льющийся
через окна, что выходили на улицу.  В  одном  конце  просторной  комнаты
стоял высокий округлый шкафчик. В другом был маленький  столик,  к  нему
повернуто одинокое кресло, стоящее  на  коврике.  Ранд  услышал  дыхание
Ингтара, но это, видимо, был вздох облегчения. На столе золотом  сверкал
на подставке витой Рог Валир. Под ним  кроваво-красно  вспыхивал  рубин,
вделанный в рукоять разукрашенного кинжала.
   Мэт рванулся к столу, схватил Рог и кинжал.
   - Мы нашли его, - возликовал он, потрясая зажатым в кулаке  кинжалом.
- Они оба у нас.
   - Не так ори-то, - поморщившись, заметил Перрин. - Мы еще  их  отсюда
не унесли. - Руки его были заняты рукоятью топора; казалось, им хотелось
держать что-то другое.
   - Рог Валир! - В голосе Ингтара звучало  безмерное  благоговение.  Он
нерешительно коснулся Рога, робко провел пальцем по серебряной  надписи,
инкрустированной вокруг раструба, и  одними  губами  перевел  ее,  потом
отдернул руку. Дрожа от возбуждения. - Это он... Светом клянусь, это он!
Я спасен!
   Хурин сдвигал ширмы, за которыми скрывались  окна.  Сложив  последнюю
створку, он выглянул на улицу.
   - Эти солдаты еще там, будто корни пустили. -  Он  содрогнулся.  -  И
эти... твари, тоже там.
   Ранд подошел к нему. Те  две  бестии  точно  гролмы;  отрицать  никак
нельзя.
   - Как они...
   Он поднял было взор от улицы, и слова замерли на языке. Ранд  смотрел
поверх стены в сад большого дома, что стоял через улицу. Он  видел,  где
были разобраны внутренние стены, после чего отдельные садики стали одним
большим садом. Там на скамейках сидели или ходили по  дорожкам  женщины,
все - попарно. Женщины были скованы: от шеи одной  из  пары  к  запястью
другой тянулась серебристая привязь. Одна из женщин в  ошейнике  подняла
голову. Ранд был слишком далеко и не различил отчетливо черты  лица,  но
на какое-то мгновение ему показалось, что он узнал ее. Кровь отхлынула у
него от лица.
   - Эгвейн, - прошептал он.
   - О чем ты? - сказал Мэт. - Эгвейн в Тар Валоне, в безопасности.  Как
бы я хотел там оказаться!
   - Она тут, - сказал Ранд. Две  женщины  повернулись,  направившись  к
одному из зданий на дальней стороне объединенного сада. - Она там, через
улицу. О Свет, да на ней этот ошейник!
   - Ты уверен? - спросил Перрин. Подойдя, он всмотрелся в окно. - Я  ее
не вижу. Ранд. А я... я бы узнал  ее,  если  б  увидел,  даже  с  такого
расстояния.
   - Уверен, - промолвил Ранд. Две женщины исчезли в одном из тех домов,
что выходили фасадом на соседнюю улицу. В животе вдруг скрутило. Она  же
должна быть в безопасности! Она должна быть сейчас в  Тар  Валоне!  -  Я
обязан вытащить ее. А вы...
   - Вот как!  -  Немного  невнятный  голос  был  тихим,  как  и  шелест
раздвигающихся дверей. - Не вас я ожидал.
   Какое-то краткое мгновение Ранд смотрел во  все  глаза.  Шагнувший  в
комнату  высокий  бритоголовый   мужчина   носил   просторное   длинное,
волочащееся за ним одеяние нежно-голубого  цвета,  а  ногти  были  такой
длины, что Ранд засомневался, сумеет ли вельможа что-нибудь  удержать  в
руках. Позади него застыли в  подобострастных  позах  двое  темноволосых
мужчин, с наполовину обритыми головами, оставленные волосы спускались на
правую щеку темной косицей. Один из них бережно держал  в  руках  меч  в
ножнах.
   Лишь мгновение Ранд смотрел на них, а потом ширмы опрокинулись,  и  в
противоположных концах комнаты открылись дверные проемы,  где  толпились
четыре-пять шончанских солдат, без шлемов, но в доспехах и  с  мечами  в
руках.
   - Вы - в  присутствии  Верховного  Лорда  Турака,  -  начал  мужчина,
который нес меч, гневно глядя на Ранда и  остальных,  но  едва  заметное
движение пальца с покрытым  голубым  лаком  ногтем  оборвало  его  речь.
Второй слуга с поклоном  шагнул  вперед  и  начал  расстегивать  одеяние
Турака.
   - Когда был обнаружен мертвым один из моих стражников,  -  безмятежно
заговорил бритоголовый, - я заподозрил человека, который  называет  себя
Фейн. Я подозревал его с тех пор, как столь загадочно умер Хуан, а  этот
Фейн всегда хотел заполучить кинжал. - Он  отвел  назад  руки,  и  слуга
освободил  его  от  голубого  облачения.  Вопреки  негромкому,  певучему
голосу, под чистой кожей обнаженной груди и на  руках  проступали  жгуты
крепких мышц; голубой кушак стягивал просторные белые шаровары,  которые
казались пошиты в сотни складок. Говорил он без всякого интереса  и  был
равнодушен к мечам в руках пришельцев. - А теперь я вижу незнакомцев  не
только с кинжалом, но и с Рогом.  Для  меня  будет  удовольствием  убить
одного или двух из вас за то, что потревожили  мое  утро.  Оставшиеся  в
живых расскажут мне, кто вы такие  и  зачем  явились.  -  Не  глядя,  он
протянул руку - мужчина с ножнами вложил ему в ладонь рукоять меча  -  и
вытянул тяжелый изогнутый клинок. - Я бы не хотел, чтобы Рог попортили.
   Никакого сигнала Турак не подал, но один из солдат вошел в комнату  и
протянул руку к Рогу. Ранд не знал,  смеяться  или  нет.  Солдат  был  в
доспехах, но на высокомерном лице ничто, как и у  Турака,  не  говорило,
что шончан замечает оружие в руках противников. Конец этому положил Мэт.
Когда солдат потянулся за Рогом, Мэт  полоснул  его  по  руке  кинжалом,
блеснул рубин в рукояти. С  проклятьем  солдат  отшатнулся,  на  лице  -
крайнее удивление. А потом он закричал. Крик мертвенным холодом пронесся
по комнате, все застыли на  месте  от  неожиданности  и  шока.  Дрожащая
ладонь, которую солдат поднес к лицу, почернела, чернота расползалась от
кровоточащей раны на ладони. Он широко распахнул рот  и  завыл,  яростно
терзая сначала руку, потом плечо. Лягаясь, дергаясь, солдат  опрокинулся
на пол, катаясь по шелковому коврику, вскрикивая и  визжа,  а  лицо  его
чернело, темные, вылезающие из орбит глаза напоминали перезрелые  сливы,
и очень скоро багрово-черный  распухший  язык  удавил  раненого.  Солдат
дернулся, всхлипнул, всхрипнул, заелозил пятками по  полу  и  больше  не
шевельнулся. Обнаженная плоть почернела, как перестоявший вонючий вар, и
кожа, казалось, была готова лопнуть при малейшем прикосновении.
   Мэт облизнул губы  и  глотнул,  нервно  перехватил  пальцами  рукоять
кинжала. Даже Турак стоял столбом, с отвисшей  челюстью,  и  смотрел  на
труп.
   - Как видите, - негромко заметил Ингтар, - мы добыча не такая легкая.
   Внезапно он перепрыгнул через тело к солдатам, по-прежнему  пялящимся
на то,  что  осталось  от  их  товарища,  только  пару  мгновений  назад
стоявшего с ними плечом к плечу.
   - Шинова! - закричал шайнарец. - За мной!
   За ним устремился Хурин, и солдаты подались назад, зазвенела сталь  о
сталь.
   Шончан в противоположном конце комнаты шагнули вперед,  когда  Ингтар
сорвался  с  места,  но  они  тоже  отшатнулись,  отступая   больше   от
выставленного  кинжала  Мэта,  чем   от   топора,   которым   размахивал
бессловесно рычащий Перрин.
   Один удар сердца, и Ранд стоял один на один с Тураком, который держал
клинок  прямо  перед  собой.  Мгновенное  потрясение  бритоголового  уже
прошло. Острый взгляд впился Ранду в лицо;  почерневшее  распухшее  тело
солдата для Турака не существовало. Как не существовало, видимо, и  двух
слуг, а только остались в мире Ранд и его меч. Не слышал он и шума  боя,
удаляющегося в комнаты по обе  стороны  в  глубину  дома  и  затихающего
понемногу. Едва Верховный Лорд взял  меч,  слуги  принялись  бесстрастно
складывать одеяние Турака и не подняли взора даже на предсмертные  крики
мертвого теперь солдата;  теперь  они  сели  на  колени  возле  двери  и
уставились перед собой безразличными глазами.
   - Я предполагал, что все может решиться между тобой и мной. - Турак с
легкостью крутанул мечом, описав круг в одну сторону,  потом  в  другую,
пальцы с длинными ногтями ловко и изящно  двигались  на  эфесе.  Похоже,
ногти нисколько не мешали ему. - Ты  молод.  Поглядим,  чего  требуется,
чтобы заслужить цаплю по эту сторону океана.
   И тогда Ранд увидел. Высоко на клинке Турака стояла цапля.  Со  своей
скудной подготовкой он  оказался  лицом  к  лицу  с  настоящим  мастером
клинка.  Торопливо  юноша  отбросил  в  сторону  подбитый  мехом   плащ,
избавляясь от лишней тяжести, которая сковывала бы его  движения.  Турак
ждал.
   Ранду до отчаяния хотелось окутаться пустотой. Совершенно  ясно,  ему
понадобится каждая толика сил и возможностей, которые он мог собрать,  и
даже тогда шансы вырваться из этой комнаты  живым  были  очень  и  очень
малы. А он должен остаться  в  живых!  Эгвейн  совсем  рядом,  крикни  -
услышит, и он должен как-то освободить ее. Но в пустоте ждал саидин. При
мысли о нем сердце из груди чуть не выскочило от нетерпения и желания, и
в то же время эта мысль перевернула все внутри него. Но так  же  близко,
как и Эгвейн, были те, другие женщины. Дамани. Если он коснется саидин и
если не удержится и направит, они  узнают  об  этом.  Так  говорила  ему
Верин. Узнают и заинтересуются. Так много  их,  так  близко.  Уцелеть  в
схватке с Тураком только для того, чтобы  погибнуть  от  дамани!  А  ему
нельзя умирать, он должен сначала освободить Эгвейн! Ранд поднял меч.
   Турак скользнул к нему, бесшумно и мягко. Клинок зазвенел  о  клинок,
словно молот о наковальню.
   С самого начала Ранду было ясно, что противник испытывает его, натиск
силен лишь настолько, чтобы проверить,  на  что  юноша  способен,  потом
Турак немного усиливает, потом нажимает еще немного. Не меньше умения  и
навыков спасали Ранда быстрые запястья и шустрые ноги.  Но  без  пустоты
юноша всегда опаздывал на полмгновения. Под  левым  глазом  Ранда  горел
порез, нанесенный кончиком тяжелого меча Турака. С плеча  свисал  лоскут
рукава куртки, от влаги ставший темнее.  Под  аккуратным  разрезом  ниже
правой руки - точным, как выкройка портного, - он ощущал, как по  ребрам
растекается влажное тепло.
   На  лице  Верховного  Лорда   появилось   разочарование.   С   жестом
недовольства и презрения он отшагнул назад.
   - Где  ты  нашел  этот  клинок,  мальчишка?  Или  они  в  самом  деле
вознаграждают цаплей тех, кто искусен не больше, чем ты? Впрочем,  какая
разница! Смирись. Пора умирать, Турак опять двинулся вперед.
   Пустота облекла Ранда.  К  нему,  сияя  обещанием  Единой  Силы,  тек
саидин, но он игнорировал его. Это оказалось ничуть не труднее,  чем  не
замечать   колючку,   вонзившуюся   в   плоть.   Ранд   отверг   соблазн
преисполниться  Силой,  стать  единым  с  мужской  половиной   Истинного
Источника. Он стал единым с мечом в своих руках, един с  половицами  под
ногами, един со стенами. Един с Тураком.
   Ранд узнал позиции и связки, которые использовал Верховный Лорд;  они
отличались от тех,  которым  обучали  его,  но  ненамного.  "Ласточка  в
Полете" парировалась  "Рассечением  Шелка".  "Луна  на  Воде"  встречала
"Танец Тетерева-Глухаря". "Лента на Ветру" отражала  "Падающие  с  Утеса
Камни". Бойцы двигались по комнате будто в  танце,  и  музыкой  им  была
сталь о сталь.
   Разочарование и презрение исчезли из темных глаз  Турака,  сменившись
изумлением, потом сосредоточенностью. Пот проступил на  лице  Верховного
Лорда, когда он стал активнее наступать на Ранда. "Трехзубцовая  Молния"
встретила "Лист на Ветерке".
   Мысли Ранда плавали вне пустоты, отделенные от  него  самого  и  едва
заметные. Этого было мало. Ему противостоял мастер клинка, и с  пустотой
и с каждой  крупицей  своего  умения  ему  с  большим  трудом  удавалось
защищаться. Едва удавалось. Нужно кончать с этим,  раньше  чем  покончит
Турак. Саидин? Нет! Иногда необходимо Вложить Меч в  Ножны  собственного
тела. Но это  не  поможет  Эгвейн,  ничем.  Ему  нужно  кончать  с  этим
немедленно. Сейчас.
   Глаза Турака расширились, когда Ранд мягко скользнул вперед.  До  сих
пор юноша только оборонялся; теперь он атаковал  изо  всех  сил.  "Вепрь
Несется с Горы". Каждое движение  клинка  юноши  было  попыткой  достать
Верховного Лорда. Теперь все,  что  мог  Турак,  -  только  отступать  и
обороняться, отступать через всю комнату, почти к самым дверям.
   И в одно мгновение, пока Турак по-прежнему пытался отразить  "Вепря",
Ранд атаковал. "Река Подмывает Берег". Он упал на колено, клинок рубанул
наискось. Чтобы понять все, ему не нужен был ни хрип Турака, ни  упругое
сопротивление удару. Ранд услышал два тяжких удара  и  повернул  голову,
зная, что увидит. Он проследил взглядом по длинному клинку,  влажному  и
красному, туда, где лежал Верховный Лорд: меч выкатился из  вялой  руки,
пачкая вытканных птиц, на коврике  под  его  телом  расплывалось  темное
мокрое пятно. Глаза Турака были по-прежнему открыты, но уже  подернулись
поволокой смерти.
   Пустота дрогнула. Ранду доводилось раньше сталкиваться с  троллоками,
сражаться с порождениями Тени. Но никогда прежде он не стоял с  мечом  в
руке против человека, разве что  на  тренировке  или  пытаясь  обмануть.
Только что  я  убил  ЧЕЛОВЕКА.  Пустота  дрогнула,  и  саидин  попытался
наполнить юношу.
   Отчаянным рывком Ранд высвободился, тяжело дыша  и  озираясь  вокруг.
Вздрогнув, заметил двух  слуг,  по-прежнему  замерших  коленопреклоненно
возле двери. О них  Ранд  совсем  позабыл,  а  теперь  и  не  знал,  как
поступить. Ни у одного из них оружия вроде не  было,  однако  стоило  им
лишь крикнуть...
   Они не посмотрели  ни  на  него,  ни  друг  на  друга.  Вместо  этого
безмолвно уставились на тело Верховного Лорда. Из складок своих  одеяний
они извлекли кинжалы, и Ранд покрепче сжал меч, но оба слуги  приставили
острия клинков к собственной груди.
   - От рождения до смерти, - нараспев произнесли они в унисон, -  служу
я Высокородным, - И вонзили кинжалы себе в сердце.  Почти  умиротворенно
они сложились вперед, головами к полу, словно бы низко  кланяясь  своему
господину.
   Ранд воззрился на них, не веря своим  глазам.  Безумцы,  подумал  он.
Может, я и сойду с ума, но эти-то точно уже спятили.
   Ранд, пошатываясь, с трудом поднялся  на  подгибающиеся  ноги.  Почти
тотчас же бегом вернулись Ингтар, Хурин и Мэт с Перрином.  У  всех  были
порезы и неглубокие раны; Ингтарова дубленка запятнана,  и  не  в  одном
месте. Мэт по-прежнему держал в руках Рог и кинжал, клинок которого  был
темнее, чем рубин в рукояти. Топор Перрина тоже был  красен,  а  лицо  у
него было такое, будто в любой момент его может стошнить.
   - Ты с ними разделался? - произнес Ингтар, окидывая взглядом тела.  -
Тогда у нас тут все, если не поднята тревога. Эти дурни даже подмогу  не
позвали, ни разу.
   - Посмотрю, не слышали  ли  что-нибудь  стражники,  -  сказал  Хурин,
метнувшись к окну. Мэт покачал головой:
   - Ранд, эти люди - сумасшедшие. Знаю, я и раньше  такое  говорил,  но
эти-то взаправду сумасшедшие! Эти слуги... - Ранд затаил дыхание, гадая,
уж не поубивали ли себя все слуги. Мэт сказал: - Где бы  они  ни  видели
нас сражающимися,  они  падали  на  колени,  утыкались  лицом  в  пол  и
обхватывали головы руками. Они не двигались и не  кричали.  Ни  разу  не
попытались ни солдатам помочь, ни тревогу поднять! Если не ошибаюсь, они
все еще там.
   - Я бы не стал надеяться, что они до сих пор стоят на коленях, - сухо
отметил Ингтар. - Мы немедленно уходим и бежим отсюда во все лопатки.
   - Вы идите, - сказал Ранд. - Эгвейн...
   - Ты, дурень! - взорвался Ингтар. - Мы получили то,  за  чем  пришли!
Рог Валир! Надежду на спасение. Что значит одна девушка, даже если ты ее
и любишь, по сравнению с Рогом? На что ты хочешь его променять?!
   - Да по мне, пускай Рог Темному достанется! Что значит отыскать  Рог,
если я брошу Эгвейн на произвол судьбы? Если я так поступлю, Рог меня не
спасет. И Создателю меня не спасти. Я сам прокляну себя.
   С непроницаемым лицом Ингтар смотрел на Ранда:
   - Ты именно это имеешь в виду, я не ошибаюсь?
   - Там что-то происходит, - вмешался Хурин. - Прибежал человек, и  они
все засуетились,  будто  рыбы  в  садке.  Погодите!  Офицер  приказывает
входить в дом!
   - Идем! - скомандовал Ингтар. Он попытался взять Рог у Мэта,  но  тот
уже бежал. Ранд замешкался, но Ингтар подхватил его под руку и вытащил в
коридор. Остальные цепочкой текли следом за Мэтом; Перрин  только  кинул
на Ранда полный боли взгляд и устремился по коридору. -  Ты  не  спасешь
девушку, если останешься тут и погибнешь!
   Ранд побежал со всеми. Какой-то частью своего "я" он  ненавидел  себя
за то, что бежит, но другая часть шептала ему: Я вернусь.  Как-нибудь  я
ее вызволю.
   Отряд спустился по узкой винтовой лестнице, и тут до слуха  Ранда  из
передней части дома донесся глубокий мужской голос,  яростно  требующий,
чтобы кто-то встал и говорил. У  подножия  лестницы  стояла  на  коленях
девушка-служанка в  почти  прозрачном  облачении,  а  у  двери  в  кухню
преклонила колени  седовласая  женщина,  в  белой  шерстяной  одежде,  в
длинном, обсыпанном мукой  переднике.  Обе  они,  как  Мэт  и  описывал,
уткнулись носом в пол и обхватили головы руками,  и  ни  на  волосок  не
пошевелились, когда Ранд и его друзья промчались мимо. Он с  облегчением
заметил, что женщины все-таки дышат.
   Не  чуя  под  собой  ног,  бойцы  пересекли  сад,  на  одном  дыхании
перемахнули через заднюю стену. Ингтар выругался, когда  Мэт  перебросил
Рог Валир за стену и потом сам перелез вслед  за  ним.  Спрыгнув  по  ту
сторону ограды,  он  опять  попытался  забрать  Рог,  но  Мэт  подхватил
драгоценную добычу, выпалив:
   - И ни царапинки. - И порысил по переулку.
   Из только что покинутого пятеркой  дома  раздались  крики.  Завизжала
женщина, и кто-то начал бить в гонг. Я вернусь за ней. Обязательно! Ранд
со всех ног припустил следом за друзьями.

Глава 46
ВЫРВАТЬСЯ ИЗ ТЕНИ

   Подходя к зданиям, где жили дамани, Найнив услышала отдаленные крики.
Людей на улице стало много больше, и в них была какая-то нервозность,  в
походке прибавилось спешки, тревоги во  взглядах,  что  они  бросали  на
Найнив, на платье со вставками-молниями, на женщину, которую она вела на
привязи.
   Нервно комкая узелок, Илэйн всматривалась вперед, стараясь разглядеть
источник криков, - это было одной  улицей  дальше,  где  трепало  ветром
золотого ястреба, сжимающего в когтях молнии.
   - Что происходит?
   - Нас это  не  касается,  -  твердо  сказала  Найнив.  -  Надейся,  -
прибавила Мин. - Я тоже буду надеяться. - Она увеличила шаг, поспешив по
ступеням вперед всех, и исчезла внутри высокого каменного здания.
   Найнив покороче перехватила привязь:
   - Не забывай, Сита, тебе не нужно никаких неприятностей, так  же  как
нам.
   - Да, - пылко подтвердила шончанка. Она опустила подбородок на грудь,
пряча лицо. - Клянусь, от меня вам помех не будет.
   Когда  они  повернули  на  ступени  серого  камня,  наверху  лестницы
появились сул'дам и дамани, они спускались, а Найнив  с  Ситой  и  Илэйн
поднимались. Бросив один взгляд на женщину в ошейнике и убедившись,  что
это не Эгвейн, Найнив больше на них не смотрела. Она при  помощи  ай'дам
держала Ситу вплотную  к  себе:  если  в  одной  из  них  дамани  ощутит
способность направлять, то пусть думает, что это - Сита.  Тем  не  менее
Найнив чувствовала, как по спине сбегают капельки пота, пока не  поняла,
что те уделяют ей не больше внимания, чем она им. Видели они лишь платье
с нашитыми молниями  и  серое  платье,  видели  женщин,  в  них  одетых,
соединенных  серебристым  шнуром  ай'дам.  Просто   другая   Вожатая   с
Обузданной,  и   местная   девушка   торопится   следом   со   свертком,
принадлежащим сул'дам.
   Найнив толчком распахнула дверь, и они вошли.
   Какая бы суматоха ни царила там, где развивалось знамя  Турака,  сюда
переполох еще не докатился. В прихожей были одни  женщины,  и  положение
каждой с легкостью определялось по одежде. Три дамани в сером с  сул'дам
при браслетах. Две женщины в платьях  со  вставками  с  зигзагообразными
молниями стояли и разговаривали, еще три шагали через прихожую.  Четыре,
одетые, как Мин, в простые темные шерстяные платья, торопились куда-то с
подносами.
   Когда вошла Найнив, Мин поджидала в глубине прихожей; она глянула раз
на вошедших, потом направилась дальше  в  дом.  Найнив  повела  Ситу  по
коридору за Мин, по пятам семенила Илэйн. Как показалось  Найнив,  никто
не взглянул на них дважды, но она чувствовала, что струйка пота, бегущая
по ее спине, скоро может обернуться рекой. Она  вела  Ситу  так  быстро,
чтобы никто не сумел присмотреться к ней - или,  что  еще  хуже,  задать
какой-нибудь вопрос. Глядящую себе под  ноги  Ситу  подгонять  нужды  не
было, и Найнив даже подумала, что бывшая сулдам бежала  бы,  если  б  не
короткая привязь.
   Чуть ли не в самом конце сквозного коридора  Мин  свернула  на  узкую
лестницу, спиралью уходящую наверх. Найнив подтолкнула  Ситу  следом  за
девушкой, и так они добрались до четвертого этажа. Потолки тут  нависали
низко, в коридорах пусто и тихо, не считая приглушенных рыданий. Плач  и
рыдание,  казалось,  были   неотъемлемой   частью   этих   неприветливых
коридоров. - Это место... - начала Илэйн, потом качнула головой. - Такое
ощущение...
   - Да, вот именно, - мрачно  согласилась  Найнив.  Она  посмотрела  на
Ситу, по-прежнему не отрывавшую взора от пола.  От  страха  и  без  того
бледнокожая шончанка побелела как полотно.
   Не говоря  ни  слова.  Мин  открыла  дверь  и  шагнула  через  порог,
остальные - за нею. Помещение за дверью грубо  сколоченными  деревянными
межстенками было разделено на комнатушки поменьше, с узеньким посередине
проходом, ведущим к окну. Найнив не отставала от Мин, а  девушка  быстро
прошла к последней двери справа и толкнула ее.
   За маленьким столиком,  опустив  голову  на  сложенные  руки,  сидела
стройная темноволосая девушка, но прежде, чем она успела  поднять  взор,
Найнив  узнала  Эгвейн.   Полоска   сверкающего   металла   уходила   от
серебристого кольца на шее Эгвейн к браслету, висящему на вбитом в стену
колышке. При виде вошедших Эгвейн распахнула глаза,  губы  ее  безмолвно
задвигались. Когда Илэйн закрыла дверь, Эгвейн  внезапно  захихикала  и,
чтобы сдержать смех, зажала себе рот ладонями. В крохотной каморке сразу
стало не повернуться от тесноты.
   - Я знаю, что не сплю, - промолвила  Эгвейн  срывающимся  голосом,  -
потому что если бы спала, то вы были бы  Рандом  и  Галадом  на  горячих
конях. Я и так уже спала наяву. Мне показалось, что я  видела  Ранда.  Я
его не разглядела, но мне показалось... - Она замолчала.
   - Если ты хочешь дожидаться их... - холодно сказала Мин.
   - О нет! Нет, вы все такие красивые, красивее зрелища я  в  жизни  не
видела! Откуда вы взялись? Как вам это удалось? Это  платье,  Найнив,  и
ай'дам, и кто это... - Она вдруг пискнула. - Это же Сита. Как?.. - Голос
девушки ожесточился, Найнив едва узнавала его. - С какой радостью  я  бы
ее сунула в котел с кипящей водой!
   Сита плотно зажмурила глаза, пальцы впились в складки юбок,  она  вся
мелко дрожала.
   - Что они с тобой сделали? -  воскликнула  Илэйн.  -  Что  они  могли
такого сделать, чтобы ты так разъярилась?
   Эгвейн не сводила глаз с лица шончанки.
   - Мне бы хотелось заставить ее все почувствовать! То, что она  делала
со мной, как она заставляла меня почувствовать, словно я по горло в... -
Ее передернуло. - Ты не знаешь, Илэйн, что значит носить эту  штуку!  Ты
не знаешь, что они способны с тобой сделать. Никак не могла решить,  кто
хуже - Сита или Ринна, но как же я их всех ненавижу!
   - А я, кажется, знаю, - тихо произнесла Найнив. Она  ощущала  пот  на
теле Ситы, холодную дрожь, сотрясавшую ее члены.  Желтоволосая  шончанка
была перепугана до смерти.  Найнив  могла  лишь  не  дать  страхам  Ситы
обернуться явью тут же и немедленно.
   - Можешь снять это с меня? - Эгвейн коснулась ошейника.  -  Наверное,
можешь, раз умудрилась надеть на...
   Найнив  направила  крошечную  струйку.  Ошейник,  стягивающий   горло
Эгвейн, в достаточной мере разозлил Найнив, а иначе хватило бы и  страха
Ситы, понимания того, насколько она  воистину  заслужила  кару  за  свои
дела, как хватило бы и желания самой  Найнив  сделать  с  этой  женщиной
что-то нехорошее, злое. Ошейник раскрылся  и  спал  с  горла  Эгвейн.  С
изумлением на лице девушка провела рукой по шее.
   - Надевай мое платье и дубленку,  -  сказала  ей  Найнив.  Илэйн  уже
раскатывала узелок с одеждой на кровати. - Мы выйдем отсюда, и никто нас
даже не заметит.
   Найнив поразмыслила, стоит ли сохранить контакт с саидар - сейчас она
была в меру разгневана, и ощущение было таким чудесным,  -  но,  хотя  и
очень неохотно, отпустила ее. Здесь  единственное  место  в  Фалме,  где
никогда не придут проверять, кто же тут направляет,  -  если  сул'дам  и
дамани  почувствуют  поток  Силы,  но  наверняка  их  заинтересует,  что
происходит, если  дамани  увидит  свечение,  признак  направления  Силы,
вокруг женщины, которую все считают сул'дам.
   - Не понимаю, почему ты до сих пор не ушла? Ты тут одна,  пусть  даже
не сообразила, как избавиться от этой штуковины, но ты могла  бы  просто
схватить ее и убежать.
   Пока Мин и Илэйн помогали подруге торопливо  переодеваться  в  старое
платье Найнив, Эгвейн объяснила, как становится плохо,  когда  сдвигаешь
браслет с того места,  где  его  оставила  сул'дам,  и  когда  пытаешься
направлять, если браслет не на руке сул'дам. Только  сегодня  утром  она
додумалась, как без помощи Силы открыть ошейник. А после обнаружила, что
от прикосновения к хитроумной застежке с намерением открыть  ее,  пальцы
сплело в  бесполезный  судорожный  узел.  Эгвейн  могла  сколько  угодно
трогать ошейник, пока не думала разомкнуть застежку,  но  самая  слабая,
мимолетная мысль об этом, и тогда...
   Найнив самой стало дурно. От браслета  на  запястье  стало  физически
плохо.  Это  было  слишком  ужасно.  Ей  захотелось  сорвать  браслет  с
запястья, пока она не узнала об ай'дам больше, пока она не узнала  нечто
такое, что заставило бы ее почувствовать себя испачканной навсегда.
   Разомкнув серебристый наруч, она высвободила руку, защелкнула браслет
и повесила на один из колышков. - Не вздумай, будто это означает, что ты
можешь теперь вопить о помощи. - Найнив сунула под  нос  Сите  кулак.  -
Открой только рот, и ты у меня пожалеешь, что на свет родилась, и мне не
понадобится эта проклятая... штуковина!
   - Вы... вы же не оставите меня так, - шепотом промолвила Сита. - Нет!
Свяжите меня! Засуньте кляп, чтобы я тревогу не могла поднять. Умоляю!
   Эгвейн безжалостно рассмеялась:
   - Оставь ошейник на ней. Даже без кляпа она  не  позовет  на  помощь.
Сита, лучше бы тебе надеяться,  что  тот,  кто  тебя  обнаружит,  снимет
ай'дам и сохранит твой маленький секрет. Твой грязный секрет, а?
   - О чем ты говоришь? - спросила Илэйн.
   - Немало я об этом думала, - сказала Эгвейн. -  Когда  они  оставляли
меня  тут  одну,  я  могла  лишь  размышлять.  Сул'дам  заявляют:  через
несколько лет у них развивается сродство. Большинство  из  них  способно
определить, когда женщина направляет, невзирая на то,  соединены  они  с
ней привязью или же нет. Я не была уверена, но Сита подтвердила догадку.
   - Какую? - спросила Илэйн, и тут же от внезапного озарения  глаза  ее
расширились, но Эгвейн продолжила:
   - Найнив, ай'дам действует на женщин, которые способны направлять. Не
понимаешь? Сул'дам могут направлять не хуже  дамани.  -  Сита  застонала
сквозь стиснутые зубы, мотая головой, отчаянно отрицая слова  Эгвейн.  -
Сул'дам скорее умрет, чем признает, что способна направлять,  даже  если
сама знает об этом. Они не развивают эту способность, поэтому ничего  не
могут сделать с Силой, но направлять они способны.
   - Я же говорила тебе, - сказала Мин. - Этот ошейник не должен был  на
нее подействовать. - Она застегнула последние пуговицы на спине  Эгвейн.
- Любая женщина, которая не может направлять, принялась бы лупить  тебя,
несмышленыша, пока ты пыталась бы  справиться  с  нею  при  помощи  этой
штуки.
   - Как так может быть? - сказала Найнив. - Я-то  считала,  что  Шончан
сажают на привязь всякую женщину, что в состоянии направлять.
   - Всех, кого они находят, - ответила ей Эгвейн. -  Но  те,  кого  они
могут найти, похожи на тебя, на меня, на  Илэйн.  Мы  родились  с  этим,
готовые направлять, неважно, научил нас кто или  нет.  Ну  а  шончанские
девочки, которые не обладают врожденным даром, но которых можно обучить?
Не всякая  женщина  становится...  Вожатой.  Ринне  казалось,  что  она,
рассказывая мне об этом, показывает свое хорошее отношение. В шончанских
деревнях, когда сул'дам  приходят  проверять  девушек,  судя  по  всему,
устраивается праздник. Они стремятся найти и посадить на привязь каждую,
похожую на тебя или меня. Но остальным  они  разрешают  надеть  браслет,
чтобы определить, почувствуют ли те, каково приходится бедной женщине  в
ошейнике. Способных воспринять эти ощущения  отбирают  для  обучения  на
сул'дам. Вот они-то и есть те самые женщины, которых можно научить.
   Сита едва слышно стонала.
   - Нет. Нет. Нет. - Она стонала и стонала, беспрестанно.
   - Я знаю, она гнусная баба, -  сказала  Илэйн,  -  но  у  меня  такое
чувство, будто мне хочется ей помочь. Она могла бы стать одной из  наших
сестер, только Шончан извратили все.
   Найнив открыла было рот, собираясь сказать, что для них самое  лучшее
поскорее помочь себе, и тут дверь распахнулась.
   - Что здесь происходит?  -  вопросила  Ринна,  шагнув  в  комнату.  -
Аудиенция? - Она уставилась на  Найнив,  уперев  ладони  в  бедра.  -  Я
никогда не давала разрешения, чтобы  кто-то  другой  соединялся  с  моей
малышкой, с Тули. Я даже не знаю, кто ты...
   Взгляд ее упал на Эгвейн - вместо серого платья дамани  на  ней  было
платье Найнив. И Эгвейн  была  без  ошейника!  Ринна  вытаращила  глаза,
ставшие как блюдца. Закричать ей так и не удалось.
   Прежде чем кто-то успел двинуться, Эгвейн  подхватила  с  умывальника
кувшин и со всей силы врезала им Ринне  в  солнечное  сплетение.  Кувшин
разлетелся вдребезги, а сул'дам булькнула, лишилась дыхания и  сложилась
вдвое. Когда она упала, Эгвейн  с  рычанием  кинулась  на  нее,  толкнув
плашмя  на  пол,  цапнула  по-прежнему  валявшийся  неподалеку  ошейник,
защелкнула вокруг шеи  женщины.  Одним  быстрым  рывком  за  серебристую
привязь она сдернула с колышка браслет и приспособила на свое  запястье.
Губы Эгвейн исказились, обнажив зубы, глаза с  чудовищной  концентрацией
смотрели только в лицо Ринне. Уперевшись коленями в плечи  сул'дам,  она
обеими руками крепко зажала женщине рот. Ринна содрогнулась в немыслимой
конвульсии,  глаза  полезли  из  орбит;  из  горла   вырывались   хрипы,
сдерживаемые ладонями Эгвейн; пятки замолотили по полу.
   - Прекрати, Эгвейн! - Найнив вцепилась девушке в плечи, оттаскивая ее
от Ринны. - Эгвейн, прекрати! Тебе не это надо!
   Ринна лежала, тяжело дыша, с серым лицом, диким взглядом вперившись в
потолок.
   Вдруг Эгвейн кинулась в объятия Найнив, судорожно всхлипывая у нее на
груди:
   - Она мучила меня, Найнив. Мучила меня! Все они мучили... Они  мучили
и издевались надо мной, пока я не делала, чего они  хотели.  Я  ненавижу
их! Ненавижу за то, что они мучили меня, и ненавижу за то, что не  могла
не делать того, чего они от меня хотели.
   - Знаю, - мягко сказала Найнив. Она пригладила волосы Эгвейн.  -  Все
правильно, Эгвейн, ты их ненавидишь. Все верно. Они  заслужили  это.  Но
совсем неправильно, что ты позволяешь им сделать себя похожей на них.
   Сита прижимала  ладони  к  лицу.  Ринна  дрожащей  рукой  недоверчиво
потрогала ошейник на своем  горле,  Эгвейн  выпрямилась,  быстро  утирая
слезы.
   - Я не такая! Я  не  похожа  на  них!  -  Она  чуть  не  оцарапалась,
стаскивая браслет с запястья, и отшвырнула его. - Нет, не такая! Но  мне
хочется их всех убить.
   - Они это заслужили. - Мин мрачно смотрела на двух сул'дам.
   - Ранд бы убил любого, кто сделал такое, - сказала  Илэйн.  Казалось,
она ожесточала себя. - Уверена в этом.
   - Наверное, они заслужили, - сказала Найнив, - и наверное,  убил  бы.
Но мужчины зачастую путают месть и убийство во имя справедливости. У них
редко хватает мужества для справедливости.
   Ей часто доводилось выступать в качестве судьи в Круге Женщин. Иногда
к ней приходили мужчины, считая, что женщины будут судить их дело лучше,
чем мужчины из Совета Деревни,  но  мужчины  всегда  думали,  что  могут
повлиять на решение красноречием или мольбами о милосердии. Круг  Женщин
выказывал  милосердие,  когда  его  заслуживали,   но   всегда   -   был
справедливым, и именно Мудрая выносила приговор. Найнив подняла браслет,
отброшенный Эгвейн, и закрыла его.
   - Если б могла, я освободила бы здесь всех женщин,  и  уничтожила  бы
эти штуки до последней. Но раз я не могу...  -  Она  аккуратно  повесила
браслет на тот же колышек, на котором болтался первый, потом повернулась
к сул'дам. Эти уже не Вожатые, сказала она  себе.  -  Может  быть,  если
станете вести себя тихо, то пробудете тут достаточно долго, чтобы суметь
снять ошейники. Колесо  плетет  так,  как  желает  Колесо,  и  вдруг  вы
совершили  столько  добра,  что  оно  перевесит  причиненное  вами  зло,
настолько, что вам позволено будет снять их. Если же нет,  то  рано  или
поздно вас найдут. И, думаю, кто бы ни нашел  вас,  вам  зададут  немало
вопросов, прежде чем снять эти ошейники. Думаю,  что  вы,  вероятно,  на
своей шкуре узнаете ту жизнь, на которую обрекаете других женщин. Такова
справедливость, - заключила она, обращаясь к своим подругам.
   В глазах Ринны плескался стылый ужас. Плечи Ситы тряслись, словно она
рыдала, закрывшись  ладонями.  Найнив  ожесточила  свое  сердце.  Такова
справедливость, сказала она себе. Именно такова. И Найнив вывела девушек
из комнатки.
   На выходящих женщин  внимания  обратили  не  больше,  чем  когда  они
входили. Найнив предположила, что благодарить следует платье сул'дам, но
сама дождаться не могла, когда найдется время переодеться. Прикосновение
к коже самой грязной тряпки - ощущение и то чище.
   Девушки, тесно идущие за Найнив,  хранили  молчание,  пока  вновь  не
оказались на мощенной булыжником улице. Найнив не знала, чем вызвано это
молчание: то ли тем, как поступила, то ли же опасением, что кто-то может
их остановить. Она нахмурилась. Интересно,  они  что,  почувствовали  бы
себя лучше, если б она заставила их потрудиться, велев перерезать  горло
этим двум женщинам?
   - Лошади, - сказала Эгвейн. - Нам нужны будут  лошади!  Я  знаю,  где
конюшня с Белой, но не думаю, что мы до нее доберемся.
   - Придется оставить Белу здесь, - сказала ей Найнив. -  Мы  отплываем
на корабле.
   - А где все-то? - спросила Мин, и до Найнив вдруг дошло, что на улице
пусто.
   Людские толпы исчезли, не оставив ни следа; лавочки и окна вдоль всей
улицы накрепко закрыты ставнями. Но вверх по улице, от гавани,  двигался
строем отряд  шончанских  солдат,  сотня,  а  то  и  больше,  сомкнутыми
шеренгами, во главе с офицером в раскрашенных доспехах.  Они  находились
на  полквартала  ниже  по  улице  от  женщин,  но  маршировали   солдаты
неумолимым, решительным  шагом,  и  Найнив  почудилось,  что  все  взоры
устремлены на нее. Да это же смешно и глупо! Они в шлемах,  как  я  могу
видеть их глаза? Да и вообще, если  б  кто-то  всполошился,  то  тревога
поднялась бы позади нас. Тем не менее Найнив остановилась.
   - За нами еще больше, - пробормотала Мин.  Теперь  и  Найнив  слышала
стук их сапог. - Не знаю, кто доберется до нас первым.
   Найнив глубоко вздохнула:
   - С нами это никак не связано. - Она  глядела  дальше  приближающихся
солдат, в гавань, забитую высокими неуклюжими кораблями  Шончан.  Найнив
не могла разглядеть "Ветку", Но молилась про себя, чтобы судно еще  было
там, было готово к отплытию. - Мы просто пройдем мимо. - Свет,  надеюсь,
мы сумеем пройти!
   - А что, если они захотят, чтобы мы пошли с ними? - спросила у Найнив
Илэйн. - На тебе это платье. Если они начнут задавать вопросы...
   - Я не вернусь, - мрачно заявила Эгвейн. - Лучше умру.  Сейчас  я  им
покажу, чему они меня научили.
   Девушку вдруг словно окружил золотой ореол,  так  это  выглядело  для
глаз Найнив. - Нет! - воскликнула Найнив, но было поздно.
   С громоподобным ревом улица под  первыми  рядами  Шончан  взорвалась,
землю, булыжники и закованных в латы людей разметало  в  стороны,  точно
брызги  от  фонтана,  По-прежнему  охваченная  сиянием,   Эгвейн   резко
развернулась лицом к другому концу  улицы,  и  повторно  проревел  гром.
Комья земли дождем осыпались на женщин. Шончанские солдаты с криками, но
сохраняя порядок, рассыпались по переулкам и укрылись  за  крыльцами.  В
мгновение ока они исчезли из виду, не считая тех, кто лежал вокруг  двух
огромных ям, обезобразивших улицу.
   Найнив вскинула руки, пытаясь смотреть сразу в обе стороны.
   - Дура! Мы хотели не привлекать внимания! - Теперь  на  такой  оборот
дел не было  никакой  надежды.  Оставалось  надеяться,  что  им  удастся
прорваться к гавани в обход солдат, переулками. Теперь и  дамами  должны
узнать. Не заметить такого они не могли.
   - Не хочу опять в этот ошейник! - в бешенстве крикнула Эгвейн.  -  Не
хочу!
   - Берегись! - заорала Мин.
   Ввысь над крышами с пронзительным воем взлетел по дуге  огненный  шар
величиной с добрую лошадь и начал падать. Прямо на четверку беглянок.
   - Бежим! - крикнула Найнив и  бросилась  прочь,  нырнув  в  ближайший
закоулок между двух наглухо запертых лавок.
   Приземлилась она неудачно, на живот, охнув и ненадолго сбив  дыхание,
и в этот миг оземь грянулся огненный шар. По узкому  проулку  прокатился
горячий ветер. Глотая воздух, Найнив перевернулась на спину и  взглянула
на улицу.
   Там, где они стояли, брусчатка мостовой была расколота, выворочена  и
почернела в круге поперечником в десять шагов. В  переулке  через  улицу
напротив затаилась Илэйн. От Мин и Эгвейн не осталось и. следа. В  ужасе
Найнив поднесла руку ко рту.
   Видимо, Илэйн поняла, о чем подумала старшая подруга. Дочь-Наследница
неистово замотала головой и показала вниз по улице. Они ушли туда.
   Найнив испустила облегченный вздох,  немедля  обернувшийся  рычанием.
Глупая девчонка! Мы б спокойно мимо них прошли! Но времени на упреки  не
было. Она подбежала к углу здания и осторожно выглянула оттуда на улицу.
   Вниз в ее сторону метнулся  огненный  шар  размером  с  голову.  Едва
Найнив отпрыгнула назад, как он врезался в угол  дома,  где  только  что
находилась ее голова, и взорвался, обдав ее потоком каменной крошки.
   Гнев затопил Найнив Единой Силой раньше, чем она осознала это. Молния
полыхнула с неба,  с  грохотом  ударив  где-то  выше  по  улице,  вблизи
источника огненного шара. Еще одна иззубренная стрела расколола небо,  а
потом Найнив побежала  по  переулку.  Позади,  у  перекрестка,  в  землю
вонзилась пика молнии.
   Если у Домона корабль не наготове, я... Свет, лишь бы мы все целыми и
невредимыми добрались до него!

***

   Дернувшись,   Байл   Домон   выпрямился,   когда   молния    рассекла
свинцово-серое небо, ударив где-то в  городе,  потом  тут  же  вспыхнула
вторая. Для такой грозы туч как-то маловато!
   В городе что-то  загрохотало,  и  шар  огня  врезался  в  крышу  дома
немногим выше причалов, раскидав окрест битую черепицу.  Вскоре  причалы
опустели, не считая нескольких Шончан; они теперь беспорядочно забегали,
крича и вытащив мечи. Из-за склада появился человек  с  гролмом.  Солдат
бежал, чтобы не отстать от двигающейся длинными прыжками бестии,  и  они
быстро исчезли на одной из улиц, ведущих вверх, от воды.
   Один из матросов Домона подскочил к борту, взял топор  и  размахнулся
им над причальным канатом.
   Два быстрых шага, и Домон одной рукой перехватил занесенный топор,  а
другой сдавил матросу горло.
   - "Ветка" будет стоять тут до тех пор,  пока  я  не  скажу  отчалить,
Аэдвин Коул!
   - Они совсем взбесились, капитан! - закричал Ярин.  Многократное  эхо
от взрыва раскатилось по гавани, пронзительно заорали  и  закружились  в
воздухе вспугнутые чайки, и вновь вспыхнула молния,  ударив  в  землю  в
Фалме. - Дамани нас всех перебьют! Давайте  отвалим,  пока  они  заняты,
пока друг друга убивают. Они и не заметят, как мы исчезнем!
   - Я дал слово, - сказал Домон. Он вывернул топор из руки  Коула  и  с
грохотом отбросил на палубу. - Я дал слово.
   Торопись, женщина, думал он. Айз Седай ты или нет. Поторопись же!

***

   Джефрам Борнхальд  посмотрел  на  вспыхивающие  над  Фалме  молнии  и
выбросил  их  из  головы.  Какое-то  громадное   крылатое   создание   -
несомненно, одно из шончанских чудовищ - дико металось, уворачиваясь  от
огненных стрел. Если там разыгралась гроза, для  Шончан  она  станет  не
меньшей помехой, чем для него. Холмы, почти напрочь лишенные деревьев, -
лишь  немногие  могли  похвастаться  чахлыми  кустами  на  макушках,   -
по-прежнему скрывали от Борнхальда город, а его отряд - от города.
   Тысяча воинов Борнхальда растянулась по обе стороны от  него  длинной
цепью верховых - по холмам и седловинам.  Холодный  ветер  трепал  белые
плащи и хлопал знаменем сбоку от Борнхальда: золотое солнце Детей  Света
с волнистыми лучами.
   - Теперь исполняй приказ, Байар, -  приказал  он.  Мужчина  с  худым,
вытянутым лицом замешкался, и Борнхальд добавил в голос  резкости:  -  Я
приказал тебе уходить, чадо Байар!
   Байар приложил руку к сердцу и поклонился:
   - Как прикажете, милорд Капитан.
   Он повернул прочь своего коня,  всем  своим  видом,  каждой  складкой
плаща показывая нежелание подчиниться.
   Борнхальд перестал думать о Байаре. Что  мог,  он  сделал.  Борнхальд
возвысил голос:
   - Легион наступает шагом!
   С поскрипыванием седел длинная цепь воинов в  белых  плащах  медленно
двинулась в Фалме.

***

   Ранд высунулся из-за угла и глянул на приближающихся Шончан, потом  с
недовольной гримасой нырнул обратно в узкий проулок между двух  конюшен.
Скоро они будут здесь. На щеке  запеклась  кровь.  Раны,  полученные  от
Турака, горели огнем, но с ними ничего сейчас не поделать. По небу вновь
полоснула молния; через подметки сапог Ранд ощутил дрожь от ее  тяжелого
удара. Во имя Света, что происходит?
   - Близко? - сказал Ингтар. - Ранд, нужно спасти Рог Валир.
   Невзирая на Шончан, невзирая на молнии  и  странные  взрывы  в  самом
городе, он  выглядел  всецело  поглощенным  только  своими  собственными
думами. Мэт с Перрином и Хурином на том конце переулка следили за другим
шончанским патрулем.  Место,  где  они  оставили  лошадей,  было  теперь
недалеко, вот только бы добраться до него.
   - Она в беде, - пробормотал Ранд. Эгвейн. Странное чувство поселилось
в душе, будто опасность грозит каким-то частям его жизни. Эгвейн -  одна
такая часть, одна нить, из которых сплетен шнур его  жизни,  но  были  и
другие, и он чувствовал, что они под угрозой. Именно  там,  в  Фалме.  И
если одна из этих нитей будет уничтожена, то его жизни никогда  не  быть
законченной - так, какой  она  должна  бы  быть.  Он  не  понимал  этого
чувства, но оно было несомненным и определенным.
   - Тут один человек сдержит пятьдесят, - сказал  Ингтар.  Две  конюшни
стояли тесно, между их стенами едва хватало места,  чтобы  двоим  встать
плечом к плечу. -  Один  воин  сдерживает  пятьдесят  в  узком  проходе.
Неплохой способ умереть! И о меньшем складывали песни.
   - Лучше бы не надо, - сказал Ранд. - Надеюсь, до этого не дойдет.
   В городе взрывом разнесло какую-то крышу. Как же я  вернусь  сюда?  Я
должен добраться до нее. Добраться до них?  Покачав  головой,  он  опять
высунулся за угол. Шончан по-прежнему приближались.
   - Я никогда не догадывался, что он замышляет, - тихо произнес Ингтар,
словно бы разговаривая сам с собой. Он достал меч и сейчас проверял  его
остроту  большим  пальцем.  -  Маленький,  невзрачный  бледный  человек,
которого скорей всего и не заметишь,  даже  когда  посмотришь  на  него.
Впустите его в Фал Дара, сказали мне, впустите в крепость. Я  не  хотел,
но обязан был это сделать. Ты понимаешь? Мне пришлось. Не  знал  я,  что
было у него на уме, пока он не выпустил ту стрелу. И  я  по-прежнему  не
знаю, предназначалась она Амерлин или же тебе.
   Ранд ощутил в душе холод. Он посмотрел на Ингтара.
   - О чем ты говоришь? - прошептал он. Ингтар рассматривал свой  клинок
и будто не слышал.
   -  Род  человеческий  изгоняется  отовсюду.  Государства  слабеют   и
исчезают. Повсюду Приспешники Тьмы, а никто из этих  южан  словно  и  не
замечает ничего, им  и  дела  до  этого  нет!  Мы  сражаемся,  удерживая
Пограничные Земли, оберегая их в своих домах, и с каждым годом,  вопреки
всем нашим усилиям. Запустение наступает. А эти южане троллоков  считают
мифом, Мурддраал для них - байка менестреля. -  Он  нахмурился,  покачал
головой. - Это казалось единственной возможностью. Мы были бы уничтожены
понапрасну, защищая людей, которые даже не знают ничего, не  подозревают
ни о чем. Все казалось логичным. Зачем нам погибать  за  них,  когда  мы
можем установить свой  мир?  Лучше  Тень,  думал  я,  чем  бессмысленное
забвение, как Каралейн, или Хардан,  или...  Тогда  это  казалось  таким
логичным.
   Ранд сгреб Ингтара за грудки.
   - Ты какую-то чушь несешь. - Не может он иметь в виду именно то,  что
говорит! Не может! - О чем бы ты ни говорил, скажи  яснее.  Ты  говоришь
как сумасшедший!
   Впервые Ингтар взглянул на  Ранда.  В  глазах  блестели  нескрываемые
слезы.
   - Ты лучше, чем я. Пастух или лорд, но  как  человек  ты  лучше.  Как
гласит пророчество: "Пусть  тот,  кто  вострубит  в  меня,  не  о  славе
помышляет, но только о спасении". О своем спасении, вот о чем думал я. Я
бы протрубил в Рог и повел героев из Эпох на Шайол Гул. Наверняка  этого
похода было бы достаточно, чтобы спасти меня. Ни один человек  не  может
идти в Тени так долго,  чтобы  он  не  мог  вновь  выйти  к  Свету.  Так
утверждают. Наверняка так я сумею смыть  позор  того,  чем  я  был,  что
наделал.
   - О-о Свет, Ингтар! - Ранд отпустил шайнарца  и  привалился  к  стене
конюшни. - Я думаю... думаю, что достаточно  самого  желания.  По-моему,
все, что тебе нужно сделать, это перестать быть... одним из них.
   Ингтар передернулся, будто Ранд произнес вслух. Приспешник Тьмы.
   - Ранд, когда Верин перенесла нас сюда с помощью  Портального  Камня,
я... я прожил другие жизни. Иногда Рог был  у  меня,  но  я  никогда  не
трубил в него. Я пытался избежать  того,  чем  я  стал,  но  никогда  не
удавалось. Всегда  от  меня  требовалось  что-то  другое,  всегда  нечто
худшее, чем смерть, пока я был... Ты готов был отказаться от него, чтобы
спасти друга! Не о славе помышляет... О Свет, помоги мне!
   Ранд не знал, что и сказать. Это... как будто Эгвейн сказала ему, что
она убивала детей. Не верится, настолько  все  ужасно!  Слишком  ужасно,
чтобы кто-нибудь признался в таком, если бы это не было правдой. Слишком
ужасно.
   Спустя какое-то время Ингтар вновь заговорил, решительно и твердо:
   - Нужно платить. Ранд. Всегда нужно платить. Наверное, я смогу отдать
долги здесь.
   - Ингтар, я...
   - Ранд, это право каждого человека - выбрать,  когда  Вложить  Меч  в
Ножны. Оно есть даже у такого, как я.
   Прежде чем Ранд успел ответить, по переулку прибежал Хурин.
   - Тот патруль свернул в сторону, -  выпалил  он,  -  вниз,  в  город.
Похоже, они там собираются. Мэт и Перрин ушли. - Он кинул быстрый взгляд
на улицу и отдернул голову. - Лорд  Ингтар,  Лорд  Ранд,  нам  бы  лучше
сделать то же самое. Эти жукоголовые Шончан вот-вот будут здесь.
   - Иди, Ранд, - сказал Ингтар.  Он  повернулся  лицом  к  улице  и  не
смотрел больше ни на Ранда, ни на Хурина. - Доставьте Рог куда  следует.
Я всегда знал, что Амерлин нужно было  поручить  командование  тебе.  Но
хотел я одного - сохранить Шайнар в целости, не дать смести нас  с  лица
земли, предать забвению!
   - Я знаю, Ингтар. - Ранд глубоко вздохнул. -  Да  осияет  тебя  Свет,
Лорд Ингтар из Дома Шинова, и пусть защитит тебя длань Создателя,  и  да
укроешься ты в Его ладони. - Он  коснулся  плеча  Ингтара.  -  Последнее
объятие матери принимает тебя к себе.
   Хурин сдавленно охнул.
   - Благодарю  тебя,  -  тихо  произнес  Ингтар.  Казалось,  напряжение
покинуло его. В первый раз со времени того ночного набега  троллоков  на
Фал Дара он стоял так, как  Ранд  впервые  увидел  его,  -  уверенный  и
расслабленный. Умиротворенный.
   Ранд повернулся и натолкнулся на взгляд Хурина,  который  смотрел  на
него, смотрел на него и на Ингтара.
   - Нам пора идти.
   - Но Лорд Ингтар...
   - ...поступает так, как должно, - резко сказал Ранд. - А мы идем.
   Хурин кивнул, и юноша поспешил за ним. Теперь Ранд  слышал  медленную
поступь Шончан. Он не стал оглядываться.

Глава 47
МОГИЛА НЕ ПРЕГРАДА ДЛЯ ЗОВА МОЕГО

   Мэт и Перрин уже сидели в седлах, когда Ранд и Хурин добежали до них.
Далеко позади Ранд услышал взлетевший ввысь голос Ингтара:
   - Свет и Шинова!
   К реву других голосов присоединился лязг стали.
   - Где Ингтар? - выкрикнул Мэт. - Что происходит-то?
   Рог Валир он приторочил к передней луке своего седла, будто  тот  был
обыкновенным рогом, но кинжал торчал за  поясом,  рукоять  с  рубином  в
головке оберегающе прикрыта бледной ладонью,  которая  казалась  костью,
обвитой сухожилиями.
   - Он погибает, - коротко отозвался Ранд, запрыгивая в седло.
   - Тогда надо ему помочь, - сказал Перрин. - Мэт может отвезти  Рог  и
кинжал к...
   - Он поступил так, чтобы мы все сумели уйти, - сказал  Ранд.  И  ради
этого тоже. - Мы все отвезем  Рог  к  Верин,  а  потом  вы  поможете  ей
доставить Рог туда, где, как она скажет, ему и надлежит быть.
   - Это ты к чему? - спросил Перрин. Ранд ударил гнедого  каблуками  по
ребрам, и Рыжий рванул вперед, к холмам за городом.
   - Свет и Шинова! - Клич Ингтара летел за  ним,  звеня  торжеством,  и
молния рвала небо в ответ ему.
   Ранд  хлестал   Рыжего   поводом,   потом,   когда   гнедой   понесся
стремительным галопом, с развевающимися гривой и  хвостом,  пригнулся  к
шее жеребца. Как ему хотелось избавиться от чувства, будто убегает он от
Ингтарова крика, убегает от того, что обязан был  сделать  сам.  Ингтар,
Друг Темного. Плевать. Он все  равно  был  моим  другом.  Бешеный  галоп
гнедого не мог унести Ранда от собственных мыслей. Смерть легче перышка,
долг тяжелее, чем гора. Так много должен. Эгвейн. Рог. Фейн. Мэт  и  его
кинжал. Почему все сразу, почему не по  очереди3!  А  мне  нужно  думать
сразу обо всем. О-о Свет, Эгвейн!
   Он так резко осадил Рыжего, что бедняга, встав  на  дыбы,  заскользил
задними ногами, прежде чем остановился. Жеребец стоял на  гребне  одного
из холмов, господствующих над Фалме, в чахлой рощице. Вокруг - деревья с
голыми ветвями. За Рандом галопом прискакали друзья.
   - Ты о чем говорил? - требовательно  спросил  Перрин.  -  Мы  поможем
Верин доставить Рог туда, куда нужно? А ты-то куда собрался?
   - Верно, он уже с ума сходит, -  сказал  Мэт.  -  Он  бы  не  захотел
оставаться с нами, если начал сходить с ума. Правда, Ранд?
   - Вы втроем отвезете Рог к Верин, - сказал Ранд.  Эгвейн.  Так  много
нитей, и так велика опасность для них. Так много  должен.  -  Я  вам  не
нужен.
   Мэт погладил рукоять кинжала.
   - Все это просто замечательно, но ты-то  как?  Чтоб  я  сгорел,  тебе
нельзя еще сходить с ума. Нельзя!
   Хурин таращился на трех друзей, хлопал  глазами,  и  половины  из  их
разговора не понимая.
   - Я хочу вернуться, - сказал Ранд. - Я бы ни за что не ушел. - Как-то
эта фраза прозвучала для его слуха не очень верно; и по ощущениям она не
была правильной. - Я должен  вернуться.  Немедленно.  -  Так  прозвучало
лучше. - Не забывай, Эгвейн по-прежнему там. А на шее у нее один из  тех
ошейников. - Ты уверен? - сказал Мэт. - Я ее так и не видел.  А-ах!  Раз
ты говоришь, что она там, значит, так и  есть.  Мы  все  отвезем  Рог  к
Верин, а затем все вернемся за ней. Ты же не думаешь, что я  оставил  бы
ее там, а?
   Ранд покачал головой. Путы. Долги. Он  чувствовал  себя  так,  словно
вот-вот взорвется точно фейерверк. Свет, да что со мной творится?
   - Мэт, Верин должна отвезти тебя и этот кинжал в Тар Валон, чтобы  ты
наконец от него освободился. Тебе не стоит терять время.
   - Спасти Эгвейн не значит терять  время!  -  Но  рука  Мэта  стиснула
кинжал до дрожи.
   - Никто из нас не вернется, - заметил Перрин. - Не сейчас. Глядите. -
Он указал в сторону Фалме.
   Фургонные дворы и загоны для лошадей  почернели  от  все  прибывающих
шончанских солдат. Их были тысячи. Шеренга за  шеренгой,  многочисленные
отряды кавалерии, латники верхом, как на чешуйчатых зверюгах, так  и  на
лошадях,  цветные  флажки  реяли  над  строем,  отмечая  местонахождение
офицеров. В рядах повсюду виднелись гролмы и другие  странные  создания,
похожие, но не совсем, на чудовищных птиц и ящериц,  и  огромные  твари,
описать которых у Ранда бы язык не повернулся, с серой морщинистой кожей
и громадными клыками-бивнями.  В  промежутках  между  полками  десятками
стояли сул'дам и дамани. Ранд встревожился, нет ли среди них  Эгвейн.  В
городе позади солдат там и тут продолжали взрываться крыши, и молнии все
так же полосовали небо. Две летающие твари, с кожистыми крыльями  спанов
двадцати от кончика до кончика, плыли высоко  над  войсками,  держась  в
отдалении от пляшущих ярких молний.
   - Это все за нами? - не поверил Мэт. - Да кем они нас считают?
   В голову Ранда закрался ответ, но он отбросил  его,  не  дав  тому  и
малейшего шанса оформиться полностью.
   - Лорд Ранд, в другую сторону нам  тоже  путь  отрезан,  -  промолвил
Хурин. - Белоплащники! Их тут сотни.
   Ранд развернул гнедого и посмотрел туда,  куда  показывал  нюхач.  По
направлению  к  четверке  по   холмам   медленно   надвигалась   длинная
белоплащная цепь.
   - Лорд Ранд, - пробормотал Хурин, - если та шайка углядит хоть  одним
глазом Рог Валир, мы никогда не довезем его до Айз Седай. Нас самих-то к
нему никогда не подпустят.
   - Может, потому Шончан и собираются? -  с  надеждой  заметил  Мэт.  -
Из-за Белоплащников. Вдруг с нами это никак не связано?
   - Так или нет, - сухо сказал Перрин, -  но  еще  несколько  минут,  и
здесь начнется сражение.
   - Нас одинаково убьют те и эти, - сказал Хурин, - даже если Рога  они
и не заметят. А коли заметят...
   Ни о Белоплащниках, ни о Шончан Ранд не мог заставить себя думать.  Я
должен вернуться. Должен. И вдруг понял, что глядит на  Рог  Валир.  Все
глядели. Витой, золотой Рог висел у Мэта на  луке  седла,  притягивая  к
себе взоры всех четверых.
   - Он должен быть здесь к Последней Битве. - Мэт облизал губы. - Нигде
не говорится, что его нельзя использовать до этого срока. - Он  выдернул
Рог из веревок и обвел товарищей тревожным взором. - Нигде не говорится,
что нельзя.
   Никто не произнес  ни  слова.  Ранд  подумал,  что  он  вообще  не  в
состоянии говорить; в голове настойчиво бились мысли, не оставляя  места
для речей. Должен вернуться. Должен вернуться. Чем дольше он  глядел  на
Рог, тем быстрее и настойчивей кружились мысли. Должен. Должен.
   Дрожащей рукой Мэт прижал Рог к губам.
   Прозвучала чистая нота,  золотая,  прекрасная,  как  был  красив  сам
золотой Рог. Деревья вокруг Мэта словно загудели в резонанс  ей,  как  и
земля под ногами, как зазвенело и небо над  головой.  Этот  единственный
долгий звук объял все и вся.
   Из  ниоткуда  начал  подниматься  туман.  В  воздухе  повисли  первые
полупрозрачные пряди, потом клубы погуще, накатили валы еще  плотнее,  и
вскоре туман укрыл всю землю облачной периной.

***

   Джефрам Борнхальд вскинулся в седле  и  застыл,  когда  трубный  звук
наполнил воздух, - такой приятный,  что  ему  хотелось  смеяться,  такой
печальный, что ему хотелось плакать. Он доносился словно отовсюду. Начал
наплывать туман, поднимаясь буквально у него на глазах.
   Шончан! Они что-то замыслили! Им известно, что мы здесь.
   Было еще слишком рано, город еще слишком далек, но Борнхальд  вытащил
меч - стук ножен побежал по шеренге его полулегиона - и воззвал:
   - Легион наступает рысью!
   Теперь туман покрывал все, но Борнхальд знал: Фалме никуда не  делся,
он там, впереди. Лошади набрали шаг; он не видел их, но слышал.
   Внезапно  земля  впереди  с  ревом  взметнулась  вверх,  осыпав   его
камешками и комьями. В белой завесе справа от себя Борнхальд услышал еще
рев, закричали люди, заржали лошади, потом то же самое - слева, и опять.
Снова. Гром и крики, вязнущие в тумане.
   - Легион атакует! - Лошадь рванулась вперед, когда  Борнхальд  вонзил
ей шпоры в бока, и тотчас  он  услышал  рев,  когда  легион  -  столько,
сколько еще осталось в живых, - устремился следом.
   Гром и вопли, окутанные белизной.
   Последней мыслью Борнхальда было сожаление. Его сыну Дэйну не суждено
узнать, как погиб отец. Байар не сможет рассказать о том, что случилось.
***

   Больше Ранд не видел  окружавшие  их  маленький  отряд  деревья.  Мэт
опустил Рог, в распахнутых глазах - благоговейный трепет, но трубный зов
по-прежнему звенел в ушах Ранда. Клубящийся волнами, белыми,  как  самая
лучшая отбеленная шерсть, туман скрыл все, но Ранд мог видеть. Он видел,
но зрелище перед глазами точно было сумасшедшее. Фалме плыл  где-то  под
ним, граница города обведена черной полосой шончанских войск, улицы  его
разрывали молнии. Фалме повис  над  головой.  Белоплащники  атаковали  и
гибли, под копытами их лошадей в огне отверзалась  земля.  В  гавани  по
палубам высоких громоздких кораблей бегали люди,  а  на  одном  корабле,
очень знакомом, ждали испуганные люди. Он даже узнал  капитана  в  лицо.
Байл Домон. Ранд сжал голову руками. Деревья исчезли, но он  по-прежнему
видел своих товарищей. Встревоженный Хурин. Бормочущий  испуганный  Мэт.
Перрин с таким видом, будто понимает,  что  здесь  к  чему.  Вокруг  них
бурлил туман.
   Хурин ахнул.
   - Лорд Ранд! - Но показывать ему было незачем.
   По туманным валам, будто по склону горы, скакали на лошадях  какие-то
фигуры. Сначала большего не позволял увидеть плотный туман, но  всадники
медленно приближались, и теперь настал черед ахнуть Ранду. Он узнал  их.
Мужчины, причем не все  в  доспехах,  и  женщины.  Их  одежды  и  оружие
принадлежали чуть ли не всем Эпохам, но Ранд узнал всех.
   Рогош Орлиный Глаз, царственный человек с  белыми  волосами  и  столь
пронзительно-острыми глазами, что сразу было ясно, чем заслужил он  свое
имя. Гайдал  Кейн,  смуглый  мужчина,  над  широкими  плечами  виднеются
рукояти двух его мечей. Золотоволосая Бергитте, с  блестящим  серебряным
луком и колчаном, ощетинившимся серебряными стрелами. Он знал  их  лица,
знал их имена. Но, глядя на каждое лицо,  он  слышал  сотни  имен,  иные
столь отличны, что он не воспринимал их как имена, хотя  знал,  что  это
именно имена. Майкл вместо Микел. Патрик вместо  Пайдриг.  Оскар  вместо
Отарин.
   И Ранд узнал мужчину, который  скакал  во  главе  всадников.  Рослый,
крючконосый,  с  темными,  глубоко  посаженными  глазами,  на   боку   -
прославленный меч Справедливость. Артур Ястребиное Крыло.
   Мэт тяжело задышал, когда всадники осадили лошадей перед  ним  и  его
друзьями.
   - Это?.. И это все вы?
   Как  заметил  Ранд,  всадников  оказалось  чуть  более  сотни,  и  он
сообразил, что откуда-то знает:  столько  их  и  будет.  Хурин  замер  с
раскрытым ртом, вытаращив и без того круглые глаза.
   - Потребна более чем смелость, дабы обязать мужчину служить  Рогу.  -
Голос Артура Ястребиное Крыло был глубок и подчинял своей власти, голос,
привыкший отдавать приказы.
   - Или женщину, - резко сказала Бергитте.
   - Или женщину, - согласился Ястребиное Крыло. - Лишь немногие связаны
с Колесом, возникая вновь и вновь, дабы исполнить волю  Колеса  в  Узоре
Эпох. Ты мог бы сказать ему, Льюс Тэрин, ты не  мог  не  вспомнить,  раз
облекся плотью. - Он смотрел на Ранда.
   Ранд  замотал  головой,  но  не  стал  тратить  понапрасну  время  на
возражения.
   - Явились захватчики, люди, которые называют себя  Шончан  и  которые
используют в битве закованных Айз Седай. Врагов нужно сбросить обратно в
море. И... и есть девушка. Эгвейн ал'Вир.  Послушница  из  Белой  Башни.
Шончан держат ее в плену. Вы должны помочь мне освободить ее.
   К его изумлению,  кое-кто  из  маленького  войска  за  спиной  Артура
Ястребиное   Крыло   заулыбался,   а   Бергитте,   проверявшая   тетиву,
рассмеялась:
   - Вечно ты выбираешь женщин, от которых тебе хлопот полон  рот,  Льюс
Тэрин.
   Слова прозвучали с нежной иронией, словно между закадычными друзьями.
   - Меня зовут Ранд ал'Тор, - огрызнулся он.  -  Вам  надо  торопиться.
Времени не много.
   - Времени? - произнесла, улыбаясь, Бергитте. - У нас все время мира.
   Гайдал Кейн уронил поводья, правя конем  коленями,  и  обеими  руками
вытащил  мечи.  Все  в  маленьком  отряде  героев  обнажали  свои  мечи,
доставали луки, готовили к бою копья и топоры.
   Зеркальным  блеском  засияла  в  перчатках  Артура  Ястребиное  Крыло
Справедливость.
   - В бесчисленных битвах сражался я с тобою рядом, Льюс  Тэрин,  и  не
меньше было битв, в коих противостоял я  тебе.  Колесо  нас  держит  для
своих целей, не для наших, - дабы служить Узору. Я знаю тебя, пусть ты и
не знаешь себя. Ради тебя мы изгоним этих захватчиков. - Его боевой конь
загарцевал и вздыбился, и он, нахмурясь, оглянулся вокруг. - Что-то  тут
не так. Что-то держит меня. - Вдруг он обратил  пронзительные  глаза  на
Ранда: - Ты - тут. У тебя есть  знамя?  По  рядам  позади  него  побежал
шепот.
   - Да. - Ранд, обрывая ремешки, открыл седельную сумку и вытащил  стяг
Дракона. Он стек с рук и свесился до самых колен  гнедого.  Шепот  среди
героев стал громче.
   - Узор оплетается удавками на наших шеях, - сказал  Артур  Ястребиное
Крыло. - Ты - тут. Знамя - тут. Сплетение свершилось. Мы явились на  зов
Рога, но мы должны следовать за знаменем. И за Драконом.
   Хурин издал слабый звук, словно у него перехватило горло.
   - Чтоб мне сгореть,  -  прошептал  Мэт.  -  Это  правда...  Чтоб  мне
сгореть!
   Перрин помешкал мгновение, потом спрыгнул с лошади  и  широким  шагом
исчез в тумане. Раздался стук топора,  и  юноша  вскоре  вернулся,  неся
обрубок молодого деревца со срезанными ветвями.
   - Дай его мне. Ранд, - сдержанно произнес он. - Если оно им  нужно...
Дай его мне.
   Поспешно Ранд помог привязать знамя к  древку.  Перрин  вновь  сел  в
седло, держа древко в руке. Поток воздуха рябью прокатился  по  бледному
полотнищу знамени, отчего змеевидный Дракон  словно  ожил,  зашевелился.
Ветер не затронул тяжелого тумана, только знамя.
   - Останься здесь, - сказал Ранд Хурину. - Когда все  кончится...  Тут
тебе ничего не угрожает.
   Хурин вытащил  свой  короткий  меч,  сжимая  оружие  так.  словно  от
короткого клинка будет толк при сшибке верхового с пешим.
   - Прошу прощения, Лорд Ранд, но - нет. Я и десятой  доли  услышанного
не понимаю... и увиденного. - Голос его  упал  до  шепота,  потом  нюхач
опять заговорил громко: - Но я прошел уже так  много.  Думаю,  пройду  и
оставшийся путь.
   Артур Ястребиное Крыло хлопнул нюхача по плечу:
   - Иногда, друг  мой.  Колесо  увеличивает  наше  число.  Быть  может,
однажды  ты  окажешься  среди  нас.  -  Хурин  приосанился,  будто   ему
предложили корону. Ястребиное Крыло  церемонно  поклонился  Ранду.  -  С
вашего разрешения... Лорд Ранд. Трубач, не подаришь ли нам музыку  Рога?
Уместно, чтобы Рог Валир провожал нас в битву своей  песней.  Знаменщик,
вперед!
   Мэт вновь протрубил в Рог. Долгая высокая нота, и туман зазвенел этим
кличем, а Перрин послал лошадь  вперед.  Ранд,  вытащив  меч  со  знаком
цапли, поскакал между друзьями.
   Он не видел ничего,  кроме  непроницаемых  белых  волн,  но  каким-то
образом видел и то, что предстало его взору раньше. Фалме, где на улицах
кто-то  применял  Силу,  и  гавань,  и  шончанское  войско,  и  гибнущих
Белоплащников, все - ниже его, все - висящее над ним,  все  точно  такое
же, как и было. Выглядело так, словно ни  мгновения  не  минуло  с  тоге
момента, как впервые протрубили в Рог, словно время  остановилось,  пока
герои отвечали на зов, и теперь вот оно вновь начало отсчет.
   В тумане эхом отзывались неистовые кличи, исторгаемые Мэтом из  Рога,
и дробь копыт - лошади ускоряли скачку. Ранд ворвался  в  дымку,  гадая,
знает ли сам, куда направляется.  Облака  уплотнялись,  скрывая  дальние
фланги шеренги героев, галопом несущихся по обе  стороны  от  него,  все
больше и больше затягивая их туманом, и скоро ему ясно видны были только
Мэт, Перрин  и  Хурин.  Нюхач,  пригнувшись  низко  в  седле,  с  широко
раскрытыми глазами погонял свою лошадь. Мэт  трубил  в  Рог  и  смеялся.
Желтые глаза Перрина горели,  позади  него  развевалось  знамя  Дракона.
Потом они тоже исчезли, и Ранд, как казалось, скакал вперед один.
   Но Ранд по-прежнему видел спутников, правда, теперь таким же образом,
как он видел и Фалме, и Шончан. Навряд ли он сумел бы сказать,  где  они
находятся или где очутился он  сам.  Юноша  крепче  сжал  меч,  глядя  в
клубящийся впереди туман. Он мчался один сквозь туман и каким-то образом
понимал: все было так, как и должно было быть.
   Вдруг перед  ним  в  клубах  тумана,  широко  раскинув  руки,  возник
Ба'алзамон.
   Рыжий вздыбился,  сбрасывая  Ранда  с  седла.  Слетев  с  лошади,  он
отчаянно уцепился за меч. Но удара о  землю  не  последовало.  На  самом
деле, как подумал он с удивлением, во многом походило на  то,  будто  он
приземлился на... вообще ни на что. Какое-то мгновение  он  плыл  сквозь
туман, а в следующее - уже нет.
   Когда Ранд поднялся  на  ноги,  лошадь  его  исчезла,  но  Ба'алзамон
по-прежнему  был  здесь  и  шагал  к  нему  широким  шагом,  с   длинным
угольно-черным посохом в руках.  Они  были  одни,  только  они  и  клубы
тумана. Позади Ба'алзамона была  тень.  За  ним  не  темнел  туман;  эта
чернота уничтожала белый туман.
   Ранд знал и о другом. Артур Ястребиное Крыло и другие герои встретили
Шончан в  густом  тумане.  Перрин,  скачущий  со  знаменем,  размахивает
топором больше для того, чтобы не подпустить тех, кто решит достать его,
чем стараясь поразить их. Мэт продолжает выдувать из Рога Валир  громкие
ноты. Хурин,  покинувший  седло,  бьется  коротким  мечом  и  мечеломом,
насколько хватает умения. Казалось,  что  массы  Шончан  в  одной  атаке
сомнут их, одолеют числом, однако отступали именно ряды темных  доспехов
Шончан.
   Ранд шагнул вперед, навстречу Ба'алзамону. Совсем не желая  того,  он
обратился к пустоте, потянулся  к  Истинному  Источнику,  наполнил  себя
Единой Силой. Другого выхода не было. Скорей  всего,  против  Темного  у
него нет никаких шансов, но, каковы бы ни были  его  шансы,  заключались
они в помощи Силы. Она пропитала его члены, словно наполнила все  вокруг
него, одежду, меч.  Ранд  чувствовал  себя  так,  словно  сияет  подобно
солнцу. Сила пронзала его, вызывая трепет; от нее его затошнило.
   - Прочь с дороги! - проскрежетал Ранд. - Я тут не из-за тебя!
   - Из-за девушки? - засмеялся Ба'алзамон. Рот его распахнулся огненным
зевом. Ожоги почти зажили,  от  них  осталось  всего  несколько  розовых
рубцов, уже начавших рассасываться. Красивый мужчина средних лет. Только
вот рот и глаза... - Какой, Льюс Тэрин? На этот раз с тобой нет  никого,
кто тебе поможет. Ты - мой, иначе ты мертв. А в этом случае ты все равно
мой!
   -  Лжец!  -  прорычал  Ранд.  Он  ударил  Ба'алзамона,  но  посох  из
обожженного дочерна дерева отклонил его клинок в россыпи  искр.  -  Отец
Лжи!
   - Дурак! Разве те, другие глупцы, что ты призвал,  не  сказали  тебе,
кто ты такой? - Огни Ба'алзамонова лица взревели хохотом.
   Ранда пронзило холодом. Солгали бы они? Я НЕ ХОЧУ  быть  Возрожденным
Драконом. Он стиснул рукоять меча. "Рассечение Шелка"...  Но  Ба'алзамон
отбивал каждый выпад; искры сыпались как будто из кузнечного  горна  или
под молотом кузнеца.
   - У меня есть дело в Фалме и никакого к тебе! К  тебе  -  никогда,  -
сказал Ранд.
   Я должен отвлечь его внимание, пока они не сумеют освободить  Эгвейн.
Тем же странным  образом  он  продолжал  видеть  битву,  кипевшую  среди
затянутых туманом тележных дворов и лошадиных  загонов.  -  Ты,  жалкий,
презренный червяк! Ты протрубил в Рог Валир. Теперь ты связан с ним.  Ты
полагаешь, эти черви из Белой Башни когда-нибудь освободят тебя? Теперь?
Они наденут тебе на шею цепи столь тяжелые, что ты никогда не избавишься
от них.
   Ранд был так удивлен, что это удивление проникло внутрь  пустоты.  Он
же не знает всего. Он не знает! Он был уверен, что удивление  проявилось
у него на лице. Чтобы  скрыть  свои  чувства,  он  кинулся  в  атаку  на
Ба'алзамона. "Колибри Целует Медвяную Розу". "Луна  на  Воде".  "Летящая
Ласточка". Молния дугой проскочила  между  мечом  и  посохом.  В  тумане
вспыхнули  сияющие  ливни.  Однако  Ба'алзамон  отступил,  глаза  пылали
беснующимися горнилами.
   На грани сознания Ранд отметил,  как  Шончан  откатываются  на  улицы
Фалме, яростно отбиваясь. Дамани взрывали землю Единой Силой, но она  не
задевала ни Артура Ястребиное Крыло, ни других героев Рога.
   - Хочешь остаться слизняком под камнем? - рявкнул Ба'алзамон. Тьма за
ним заклубилась и вскипела. - Ты убиваешь себя, пока мы стоим тут.  Сила
бурлит в тебе. Выжигает тебя. Она убивает тебя! Один я во всем мире могу
научить тебя управлять ею. Служи мне - и живи. Служи мне - или умри!
   - Никогда! -  Должен  задержать  его  подольше.  Быстрее,  Ястребиное
Крыло. Быстрее! Ранд опять бросился на Ба'алзамона. "Голубь Отправляется
в Полет". "Падающий Лист".
   На этот раз  отступил  Ранд.  Смутно  он  видел,  как  Шончан  отбили
конюшни. Ранд удвоил  усилия.  "Зимородок  Ловит  Среброспинку".  Шончан
подались перед атакой, Артур Ястребиное Крыло и Перрин плечом к плечу  в
авангарде. "Вязка Снопов". Ба'алзамон отбил удар в фонтане,  похожем  на
рой малиновых светляков, и Ранду пришлось отскочить прочь,  чтобы  посох
не пробил ему голову; от ветерка  у  него  зашевелились  волосы.  Шончан
хлынули  вперед.  "Высечь  Искру".  Градом  полетели  искры,  Ба'алзамон
отпрыгнул от выпада, и Шончан выдавило на мощеные улицы.
   Ранду захотелось взвыть в голос.  Сейчас  он  понял,  что  две  битвы
связаны друг с другом. Когда  наступает  он,  герои,  призванные  Рогом,
теснят Шончан; когда отступает Ранд, одолевают шончанские войска.
   - Они не спасут тебя, - сказал Ба'алзамон. -  Те,  кто  могут  спасти
тебя, будут переправлены далеко на ту  сторону  Аритского  Океана.  Если
тебе доведется  когда-либо  снова  увидеть  их,  они  будут  закованными
рабами, в ошейниках, и  уничтожат  тебя  по  воле  своих  новых  хозяев.
Эгвейн! Я не допущу, чтобы они. сделали с ней такое.
   Голос Ба'алзамона перекрыл мысли Ранда:
   - У тебя есть лишь одно спасение.  Ранд  ал'Тор,  Льюс  Тэрин  Убийца
Родичей. Я - твое единственное спасение. Служи мне, и я отдам тебе  мир.
Вздумаешь сопротивляться, и я уничтожу тебя, как делал  до  этого  столь
раз! Но на этот раз я уничтожу тебя вплоть до самой твоей души, уничтожу
тебя окончательно и навсегда...
   Я опять победил. Льюс Тэрин. Мысль возникла вне пределов пустоты,  но
отстраниться от нее потребовало усилий - не думать о  всех  тех  жизнях,
где он слышал эти слова. Он  двинул  мечом,  и  Ба'алзамон  изготовился,
подняв посох.
   Впервые  до  Ранда  дошло,  что  Ба'алзамон  действует  так,   словно
клейменный цаплей клинок может физически чем-то грозить  ему.  Сталь  не
может причинить вреда Темному. Но Ба'алзамон опасливо следил  за  мечом.
Ранд был един с мечом.  Он  чувствовал  каждую  его  частицу,  крохотные
частички,  в  тысячу  раз  мельче,  чем  способен  увидеть  глаз.  И  он
чувствовал, как наполняющая его Сила струится в меч, как она пронизывает
замысловатые матрицы, впечатанные  в  основу  клинка,  сработанного  Айз
Седай во времена Троллоковых Войн.
   И тогда Ранд услышал другой голос. Голос Лана. Приходит время,  когда
тебе необходимо что-то больше самой, жизни. Голос Ингтара. Право каждого
человека выбрать, когда Вложить Меч  в  Ножны.  Возник  образ  Эгвейн  в
ошейнике, влачащей жизнь дамани. Нити моей жизни  под  угрозой.  Эгвейн.
Если Ястребиное Крыло прорвется в Фалме, он ее спасет. Еще  не  осознав,
он принял первую позицию "Цапли,  Шагающей  в  Камышах",  балансируя  на
одной ноге, меч высоко поднят. Ранд стоял открытый и беззащитный. Смерть
легче перышка, долг тяжелее, чем гора.
   Ба'алзамон уставился на Ранда:
   - Глупец, чего ты скалишься как идиот? Ты не понимаешь,  что  я  могу
полностью уничтожить тебя?
   Ранд почувствовал спокойствие  -  спокойствие  превыше  безмятежности
пустоты.
   - Я никогда не стану служить  тебе.  Отец  Лжи.  В  тысяче  жизней  я
никогда не служил. Я знаю это. Я уверен в этом. Давай! Пора умирать.
   Глаза Ба'алзамона расширились; на миг они полыхнули пламенниками,  от
жара которого пот выступил на лице  у  Ранда.  Тьма  позади  Ба'алзамона
забурлила,  обтекая  его  фигуру,  и  лицо  у  него  стало   суровым   и
безжалостным.
   - Тогда умри, червь!
   И, как копьем, ударил посохом.
   Ранд  закричал,  почувствовав,  как   посох   пробил   бок,   обжигая
раскаленной добела кочергой. Пустота задрожала, но он из  последних  сил
удержал ее и вонзил  клейменный  цаплей  клинок  в  сердце  Ба'алзамону.
Ба'алзамон завопил, и позади него возопила тьма. Мир взорвался огнем.

Глава 48
ПРИТЯЗАНИЕ

   Мин пробиралась по мощеной улице, проталкиваясь сквозь толпы, -  люди
стояли с белыми лицами и вытаращенными глазами - те, кто не кричал и  не
бился  в  истерике.  Несколько  человек   бежали,   явно   без   всякого
представления, куда и зачем бегут, но  большинство  двигались  наподобие
марионеток в руках кукловода-неумехи, и  еще  больше,  чем  стоять,  они
страшились идти. Девушка всматривалась в лица, надеясь найти Эгвейн, или
Илэйн, или Найнив, но кругом были  одни  лишь  фалмийцы.  И  еще  что-то
тянуло ее, уверенно и неумолимо, словно бы за привязанную к ней веревку.
   Один раз Мин обернулась. В гавани горели шончанские  корабли,  и  еще
больше их, объятых пламенем, виднелось за выходом  из  гавани.  На  фоне
закатного солнца множество громоздких судов стали теперь маленькими, они
плыли на запад, так быстро, как дамани заставляли ветра гнать их, и  еще
один маленький корабль  шел  курсом  из  гавани,  накренившийся,  чтобы,
поймав ветер, идти вдоль побережья. "Ветка".  После  увиденного  Мин  не
винила Байла Домона за то, что тот не ждал дольше; просто чудо,  что  он
так долго оставался у причала.
   В гавани было единственное не горящее  шончанское  судно,  его  башни
почернели от уже потушенного огня. Когда этот высокий корабль  крался  к
выходу из гавани, из-за утесов, окаймлявших бухту, неожиданно  появилась
фигура верхом на лошади.  И  поскакала  прямо  по  воде.  Мин  изумленно
разинула рот. Блеснув серебром,  фигура  подняла  лук;  прочерк  серебра
устремился к коробкообразному кораблю, сверкающая линия соединила лук  и
корабль. С  ревом,  слышимым  даже  на  таком  расстоянии,  пламя  вновь
поглотило носовую башню-надстройку, и на палубе засуетились матросы.
   Мин зажмурилась и, посмотрев еще раз на утесы и корабль,  обнаружила,
что всадник исчез. Корабль по-прежнему медленно полз к  океану,  команда
боролась с  огНем.  Мин  стряхнула  с  себя  наваждение  и  снова  стала
подниматься по улице. За этот день она чего только  не  навидалась,  так
что некто, скачущий на лошади по глади воды, отвлек внимание  ненадолго.
Даже если это и впрямь была Бергитте со своим луком. И Артур  Ястребиное
Крыло. Я же видела его. Видела!
   Перед одним высоким каменным зданием девушка в сомнении остановилась,
не замечая, будто оглушенная,  задевающих  ее  прохожих.  Туда,  куда-то
внутрь, нужно ей идти. Она взбежала по  ступеням  и  толчком  распахнула
дверь.
   Никто не попытался остановить ее. Насколько могла судить Мин, в  доме
не было ни души. Чуть ли не весь Фалме высыпал на улицы, пытаясь решить,
не посходили ли все разом с ума.  Мин  прошла  через  весь  дом,  в  сад
позади, и там нашла его.
   Ранд лежал навзничь, распластавшись под дубом,  глаза  закрыты,  лицо
бледное,  левая  рука  сжимает  рукоять,  которая  оканчивалась  футовым
обломком клинка, словно бы оплавленным на конце. Грудь его поднималась и
опадала слишком медленно, не так, как бывает при нормальном дыхании.
   Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Мин подошла к юноше, посмотреть,
чем может ему помочь. Сначала надо  избавиться  от  обломанного  клинка;
Ранд может Поранить себя или ее, если начнет  метаться  в  беспамятстве.
Девушка с трудом вывернула рукоять из пальцев  Ранда,  поморщившись  при
виде прикипевшего к ладони металла. С  гримасой  она  отбросила  обломок
меча в сторону. Цапля на рукояти выжглась на руке  Ранда.  Но  Мин  было
ясно, что не из-за  этого  юноша  лежит  без  сознания.  Что  же  с  ним
случилось? Найнив потом смажет ожог бальзамом.
   Осмотрев Ранда на скорую  руку.  Мин  убедилась,  что  большая  часть
синяков и порезов давнишняя - по крайней мере кровь запеклась, а  синяки
успели пожелтеть по  краям,  но  слева  в  куртке  виднелась  обожженная
прореха. Расстегнув куртку, она закатала его  рубашку.  И  с  присвистом
выдохнула сквозь зубы. В боку была обгорелая рана, но  без  крови,  рана
выглядела как после прижигания.  Потрясло  же  девушку  прикосновение  к
телу. На ощупь оно было холодным как лед;  по  сравнению  с  ним  воздух
казался теплым.
   Подхватив Ранда под мышки. Мин потащила его к дому. Он висел  мешком,
мертвой тяжестью.
   - Вот вымахал, обормот, - ворчала она. - Не мог оказаться покороче да
полегче, а? Угораздило же тебя заиметь такие ноги  и  плечи.  Надо  было
оставить тебя лежать там.
   Мин втянула Ранда по ступенькам, стараясь не ушибить его лишний  раз,
и втащила внутрь. Оставив юношу сразу за порогом, она  потерла  поясницу
кулаками, бормоча что-то об Узоре, и наскоро  обыскала  дом.  В  глубине
дома обнаружилась маленькая спальня, - видимо, комната для прислуги.  На
кровати высилась стопка подушек и одеял, в камине уложены поленья. В две
минуты Мин откинула одеяла и разожгла огонь, заодно засветив и лампу  на
тумбочке. Потом она вернулась за Рандом.
   Втащить его в  комнату  и  уложить  на  кровать  оказалось  непростой
задачей, но она справилась и с этим, лишь немного запыхавшись, и  укрыла
юношу одеялами. Чуть  погодя  девушка  сунула  руку  под  одеяла,  потом
скривилась и покачала головой. Простыни были холодны как лед; одеяла  не
могли сохранить тепла, которого не было в теле. С обиженным вздохом  она
скользнула в постель рядом с Рандом. Потом положила его голову  себе  на
плечо. Глаза Ранда по-прежнему  были  закрыты,  дыхание  прерывисто,  но
девушка подумала, что если она отправится искать Найнив, то  ко  времени
ее возвращения он, не ровен час, умрет. Ему нужна  Айз  Седай,  подумала
она. А я могу сделать одно - попытаться немного согреть его.
   Какое-то время Мин рассматривала лицо  Ранда.  Видела  она  лишь  его
лицо; ей никогда не удавалось читать по тем, кто не был в сознании.
   - Мне нравятся мужчины постарше,  -  сказала  Ранду  девушка.  -  Мне
нравятся мужчины образованные, воспитанные, остроумные.  Мне  совсем  не
интересны  фермы,  овцы,  пастухи.  Тем  более  -  мальчишки-пастухи.  -
Вздохнув, она откинула его  волосы  с  лица;  волосы  у  него  оказались
шелковистые. - Но ведь ты - не  пастух,  верно?  Больше  нет.  Свет,  ну
почему Узор  поймал  меня,  завлек  к  тебе?  Почему  мне  не  досталось
что-нибудь  простенькое  и   безопасное,   например,   очутиться   после
кораблекрушения на острове  без  еды,  в  компании  с  дюжиной  голодных
айильцев?
   В коридоре раздался шум, и Мин подняла голову к открывшейся двери. На
пороге стояла Эгвейн, глядя в свете пламени и лампы на Мин и Ранда.
   - Ой, - вот и все, что она сказала.
   У Мин порозовели щеки. Почему я веду себя так, будто  сделала  что-то
нехорошее? Вот дура!
   - Я... я его грею. Он без памяти и холодный как ледышка.
   Эгвейн в комнату так и не вошла.
   - Я... чувствовала, как он тянет меня к себе. Что я нужна ему.  Илэйн
тоже это чувствовала. Я думала, это что-то,  должно  быть,  связанное  с
тем... с тем, кто он такой, но Найнив ничего  не  почувствовала.  -  Она
сделала вдох, глубокий и неровный. - Илэйн  и  Найнив  лошадей  достают.
Белу мы нашли. Своих лошадей Шончан бросили. Найнив говорит,  мы  уедем,
как только сможем, и... и... Мин, теперь ты знаешь, кто он, да?
   - Знаю. - Мин захотела убрать руку из-под головы Ранда, но  не  могла
заставить себя пошевелиться. - Во всяком случае, думаю, что знаю. Кем бы
он ни был, он ранен. Я ничего  не  могу  сделать  для  него,  кроме  как
согреть. Может, Найнив сумеет.
   - Мин, ты знаешь...  ты  же  знаешь,  он  не  может  жениться.  Он...
опасен... для любой из нас, Мин.
   - Говори за себя, - сказала Мин.  Она  прижала  лицо  Ранда  к  своей
груди. - Как говорила Илэйн? Ты отказалась от  него  ради  Белой  Башни.
Какое тебе дело, если я его подберу?
   Эгвейн смотрела на Мин чуть ли не целую вечность. Не на Ранда, отнюдь
не на него, а только на нее. Мин чувствовала, как лицо у нее пылает  все
горячей, и хотела отвести взгляд, но не могла.
   - Пойду приведу Найнив,  -  наконец  произнесла  Эгвейн  и  вышла  из
комнаты, выпрямив спину и высоко подняв голову.
   Мин хотела окликнуть  ее,  броситься  следом,  но  она  лежала  будто
примерзшая. Горечь слез жгла глаза. Так должно было случиться. Я знаю. Я
прочитала все это по ним, по всем. Свет, я не желаю быть частью этого!
   - Все ты виноват, - заявила она неподвижной фигуре Ранда. -  Нет,  не
так. Но думаю, ты за это поплатишься.  Мы  все  пойманы,  точно  мухи  в
паучьи сети. А если я  расскажу  ей,  что  появится  еще  одна  женщина,
которой она не знает даже? Ну, раз речь об этом,  что  скажешь  ты,  мой
прекрасный Лорд Пастух? Собой  ты,  вообще-то  говоря,  совсем  недурен,
но... Свет, я даже не знаю, меня ли ты выбрал. Я не знаю, хочу ли, чтобы
ты выбрал меня. Или попытаешься приголубить  всех  нас  троих?  Вина-то,
может, и не твоя. Ранд ал'Тор, но это несправедливо.
   - Не Ранд ал'Тор, - донесся от двери мелодичный голос. -  Льюс  Тэрин
Теламон. Дракон Возрожденный.
   Девушка подняла  взор.  Красивей  женщины  Мин  в  жизни  не  видела:
бледная, гладкая кожа, длинные черные волосы,  темные  как  ночь  глаза.
Подпоясанное серебром платье было белым, от этой белизны снег казался бы
тусклым и  грязным.  Все  украшения  незнакомки  были  серебряными.  Мин
почувствовала, что свирепеет.
   - Это вы о чем? Кто вы такая?
   Женщина подошла к кровати - движения ее были столь грациозны, что Мин
ощутила  укол  зависти,  хотя  никогда  прежде  ни  одной   женщине   не
завидовала. И незнакомка пригладила Ранду волосы, словно  бы  Мин  и  не
существовало.
   - Он еще не верит. Он знает, но не  верит.  Я  направляла  его  шаги,
подталкивала его, тянула его, заманивала его. Всегда он был упрямцем, но
на этот раз я слеплю его. Ишамаэль думает, будто он руководит событиями,
но на самом деле - я.
   Ее палец скользнул по лбу  Ранда,  словно  бы  рисуя  некий  знак.  С
волнением  Мин  подумала,  что  тот  смахивает  на  Клык  Дракона.  Ранд
зашевелился, забормотал - первые звуки и движение с  тех  пор,  как  Мин
нашла его.
   - Кто вы такая? - требовательно спросила Мин.  Женщина  поглядела  на
нее, только поглядела, но  ей  захотелось  вжаться  в  подушки.  Девушка
сильнее прижала к себе Ранда.
   - Меня зовут Ланфир, девочка.
   У Мин во рту враз пересохло - она бы слова не произнесла,  даже  если
бы от этого зависела ее жизнь. Одна из Отрекшихся! Нет! О Свет, нет!  Из
последних сил девушка замотала толовой.  В  ответ  на  ее  бесхитростное
отрицание Ланфир улыбнулась:
   -  Льюс  Тэрин  был  и  остается  моим,  девочка.  Ухаживай  за   ним
хорошенько, пока я за ним не вернусь. - И пропала.
   Мин обомлела. Мгновение - женщина  стояла  там,  потом  исчезла.  Мин
открылось, что она крепко сжимает в объятиях бесчувственное тело  Ранда.
Ей хотелось не чувствовать себя так, словно она желает, чтобы он защитил
ее.

***

   Байар мчался во весь опор. Худое лицо окостенело в мрачной решимости.
Солнце заходило позади всадника, и он ни разу не оглядывался.  Все,  что
ему требовалось, он видел - что разглядел в ненавистном  тумане.  Легион
погиб, Лорд-Капитан Джефрам Борнхальд погиб, и случившемуся есть  только
одно объяснение: их предали Приспешники  Тьмы,  вроде  того  Перрина  из
Двуречья. Это известие должен  он  донести  до  Дайна  Борнхальда,  сына
Лорда-Капитана, который с отрядом Детей Света следит за Тар Валоном.  Но
он должен доложить и много худшее, и  никому  иному,  кроме  как  самому
Пейдрону Найолу. Он должен рассказать о том, что видел в небе над Фалме.
Байар нещадно подстегивал лошадь поводьями и не оглядывался.

Глава 49
ЧЕМУ СУЖДЕНО БЫТЬ

   Ранд открыл глаза и увидел косые лучи  солнца,  пробивающиеся  сквозь
ветви болотного мирта, чьи широкие шершавые листья зеленели по-прежнему,
несмотря на близящуюся зиму. Ветер,  шуршащий  листвой,  нес  предвестие
снега, обещающего выпасть к ночи. Ранд  лежал  на  спине  и  под  руками
ощущал накрывавшие его одеяла. Куртка и  рубашка  куда-то  девались,  но
что-то перетягивало грудь, болел левый бок. Он повернул голову, и  рядом
на земле сидела Мин, она смотрела на него. Ранд едва признал ее,  одетую
теперь в юбки. Девушка неуверенно улыбнулась.
   - Мин! Это ты... Откуда ты? Где мы? - Память возвращалась проблесками
и обрывками. Давние  события  он  легко  мог  припомнить,  но  последние
несколько дней походили  на  осколки  разбитого  зеркала,  носившиеся  и
кружившиеся перед мысленным взором, показывая картины, что  исчезали  до
того, как он успевал ясно увидеть их.
   - Из Фалме, - сказала Мин. - Теперь мы уже в пяти днях пути к востоку
от него, и все это время ты спал.
   - Фалме. - Еще воспоминание. Мэт трубит в Рог Валир. - Эгвейн! Она?..
Они освободили ее? - Он затаил дыхание.
   - Не знаю, кого ты имеешь в виду, говоря "они", но она  свободна.  Мы
сами ее освободили.
   - Мы? Не понимаю. - Она свободна. Ну хотя бы она...
   - Найнив, и Илэйн, и я.
   - Найнив? Илэйн? Как? Вы все были  в  Фалме?  -  Он  попробовал  было
сесть, но она легонько толкнула его обратно и нежно придержала,  положив
ладони на плечи и пристально глядя ему в лицо. - Где она?
   - Ушла. - Щеки у Мин порозовели. - Они все ушли. Эгвейн, и Найнив,  и
Мэт, и Хурин, и Верин. Хурин вообще-то не желал тебя оставлять.  Они  на
пути в Тар Валон. Эгвейн и Найнив опять станут заниматься в Белой Башне,
а Мэт поехал туда, чтобы Айз Седай что-то такое сделали с тем  кинжалом.
Рог Валир они забрали с собой. Как-то и не верится, что я своими глазами
его видела.
   - Ушла, - произнес он тихо. - Не стала даже ждать, пока я очнусь.
   Мин покраснела еще больше и села обратно, опустив взор на колени.
   Ранд поднял руки, собираясь провести по лицу, и оцепенел,  потрясенно
уставившись на свои ладони. На левой ладони  теперь  тоже  была  выжжена
цапля, совершенно такая же, что и  на  правой,  -  все  линии  четкие  и
точные. Раз - цаплей, дабы на путь направить; Два - цаплей,  дабы  верно
назвать.
   - Нет!
   - Они ушли, - сказала девушка.  -  Как  ни  кричи  "нет",  ничего  не
переменится.
   Ранд затряс головой. Что-то подсказывало,  что  боль  в  боку  важна.
Никак не удавалось вспомнить, как он был ранен, но вспомнить было важно.
Он начал было поднимать одеяла, чтобы  взглянуть  на  рану,  но  девушка
легким шлепком по рукам пресекла его попытку.
   - Ничего хорошего из этого не будет. Все равно там еще не  зажило  до
конца. Верин пыталась Исцелять, но сказала, что не получится как надо. -
Мин помолчала, покусывая губу. - Морейн  говорит,  должно  быть,  Найнив
что-то сделала, иначе ты не дожил бы, пока мы несли  тебя  к  Верин,  но
Найнив твердит, что была так перепугана, что и свечу  зажечь  не  могла.
Что-то... что-то не так с твоей раной. Придется тебе подождать, пока она
заживет сама. - Вид у нее был встревоженный.
   - Морейн тут? - Он горько, лающе рассмеялся. - Когда ты сказала,  что
Верин ушла, я-то обрадовался, решив, что опять освободился от Айз Седай.
   - Я тут, - сказала Морейн. Она подошла и  встала  над  ним  -  вся  в
голубом и такая же  невозмутимая,  словно  стояла  в  Белой  Башне.  Мин
пасмурно глядела на Айз Седай. У Ранда возникло странное чувство,  будто
девушка намерена защищать его от Морейн.
   - Жаль, что вы тут, - сказал он Айз  Седай.  -  По  мне,  так  можете
вернуться туда, где вы - не знаю где  -  прятались.  Оставайтесь  там  и
дальше.
   - Я не пряталась, - с безмятежным спокойствием отозвалась Морейн. - Я
делала что могла здесь, на Мысе Томан, и  в  Фалме.  Мало,  конечно,  но
узнала я многое. Двух моих сестер мне освободить не  удалось,  и  Шончан
загнали их вместе с другими Обузданными на корабли, но делала я все, что
могла.
   - Что могли... Вы послали Верин пасти меня, но  я-то  ведь  не  овца,
Морейн! Вы сказали, я волен идти куда хочу, а хотел я туда, где вас нет.
   - Я не посылала Верин, - нахмурилась Морейн. - Она поступила  так  по
собственной инициативе. Тобою, Ранд, интересуются многие, очень  многие.
Фейн нашел тебя или ты его?
   Нежданно-негаданно смена темы застала Ранда врасплох.
   - Фейн?  Нет.  Замечательный  из  меня  герой  получился!  Я  пытался
вызволить Эгвейн, а Мин выручила ее  раньше  меня.  Фейн  Эмондову  Лугу
обещал всякие беды, если я не встречусь  с  ним,  а  я  его  даже  одним
глазком не видел. Он бежал вместе с Шончан?
   Морейн покачала головой:
   - Не знаю. Очень бы хотела знать. Но и хорошо, что ты не  нашел  его.
Ты ведь совсем не знал, кто он такой.
   - Он - Приспешник Темного.
   - Более того. Хуже того. Падан Фейн до самых глубин  своей  души  был
созданием Темного, но, полагаю, в Шадар Логоте он нарвался  на  Мордета,
который в борьбе с Тенью столь же низок и отвратителен, как  сама  Тень.
Мордет  попытался  поглотить   душу   Фейна,   чтобы   вновь   завладеть
человеческим телом, но обнаружил душу, на которую напрямую влиял Темный,
и что получилось в результате... В результате получилось то, что не было
ни Паданом Фейном, ни Мордетом, но чем-то намного более злобным,  смесью
обоих. Фейн  -  будем  называть  его  так  -  намного  опаснее,  чем  ты
предполагаешь. Подобной встречи ты мог бы  не  пережить,  а  если  бы  и
уцелел, то стал бы намного хуже, чем обращенный в Тень.
   - Если он жив, если не уплыл с Шончан, то мне нужно... - Ранд осекся,
когда она достала из-под своего плаща его клейменный цаплей меч.  Клинок
в  футе  от  рукояти  кончался,  как  будто  оплавленный.   Воспоминания
обрушились на него.
   - Я убил его, - тихо произнес он. - В этот раз я убил его.
   Морейн отложила испорченный меч, как бесполезную  вещь,  каковой  тот
был теперь, и потерла ладони друг о Друга.
   - Темного поразить не так-то просто. Простой  факт  его  появления  в
небе над Фалме не просто тревожит. Он не был бы в состоянии сделать это,
будь он заточен, как мы то  полагаем.  А  если  нет,  то  почему  он  не
уничтожил нас всех?
   Мин обеспокоенно пошевелилась.
   - В небе? - сказал в изумлении Ранд.
   - Вы оба, - ответила Морейн. - Картина вашей битвы предстала на небе,
целиком видимая каждому в Фалме. Вероятно, и в других городках  на  Мысе
Томан, если верить хотя бы половине того, что я слышала.
   - Мы... мы видели ее всю, - слабым голосом сказала Мин. Она  утешающе
положила ладонь на руку Ранду.
   Морейн вновь запустила руку под плащ и вытащила свернутый  пергамент,
такие большие листы использовали в Фалме уличные  художники.  Когда  она
развернула его, то меловые штрихи чуть  размазались,  но  сама  картинка
по-прежнему оставалась отчетлива. Среди  облаков,  где  плясали  молнии,
мужчина, чье лицо было сплошным пламенем, посохом бился против  другого,
с мечом, и позади них развевалось знамя Дракона.  У  второго  было  лицо
Ранда, узнать его не составляло труда.
   - Многие видели это? - спросил он. - Разорвите. Сожгите.
   Айз Седай отпустила край пергамента, и лист свернулся обратно.
   - В этом не будет никакого смысла, Ранд. Я купила этот свиток два дня
назад в деревне, через которую мы проходили. Их сотни, если не тысячи, и
к тому же повсюду рассказывают, как в небесах над Фалме Дракон  сражался
с Темным.
   Ранд посмотрел на Мин. Она через  силу  кивнула  и  сжала  его  руку.
Выглядела она  испуганной,  но  не  отстранилась.  Интересно  знать,  не
поэтому ли ушла Эгвейн? Что ж, она права, раз ушла.
   - Узор сплетается вокруг тебя еще туже, - сказала Морейн.  -  Я  тебе
нужна больше прежнего.
   - Вы мне не нужны, - резко ответил он, - и я не хочу, чтобы  вы  были
рядом со мной. С этим я не буду иметь ничего общего. - Он вспомнил,  как
его называли Льюсом Тэрином; не только Ба'алзамон, но и Артур Ястребиное
Крыло. - Не буду! Свет, да Дракон, как считается, опять  устроит  Разлом
Мира, разорвет все на части! Не буду я Драконом.
   - Ты тот, кто ты есть, - сказала Морейн. - Ты  уже  взбудоражил  мир.
Впервые за две тысячи лет Черные  Айя  обнаружили  себя.  Арад  Доман  и
Тарабон на грани войны, и будет еще хуже, когда до них дойдут  вести  из
Фалме. Гражданской войной охвачен Кайриэн.
   - В Кайриэне я ничего не делал, - возразил Ранд. - За это нечего меня
винить, я тут ни при чем!
   - Бездействие всегда было тактическим ходом  в  Великой  Игре,  -  со
вздохом сказала Морейн, - а особенно в той, что ведется  ныне.  Ты  стал
искрой,  и  Кайриэн  взорвался  точно  фейерверк   Иллюминаторов.   Что,
по-твоему, произойдет, когда известия из Фалме достигнут Арад  Домана  и
Тарабона? Там всегда были люди, готовые превознести любого, кто  объявит
себя Драконом, но у них никогда не бывало  таких  предзнаменований,  как
случившееся в Фалме. Есть и большее. Вот.
   Она кинула Ранду на грудь мешочек.
   Юноша чуть помедлил, потом открыл его. Внутри лежали осколки, которые
выглядели как черепки черно-белой глазурованной керамики. Похожие на них
Ранд уже видел раньше.
   - Еще одна печать на узилище Темного, - пробормотал он. Мин  ойкнула;
пальцы ее, сжимавшие руку Ранда, теперь  сами  искали  поддержку,  а  не
предлагали ее.
   - Две, - сказала Морейн. - Теперь сломаны три из семи. Одна, что была
у меня, и две, что я обнаружила в  Фалме,  в  жилище  Верховного  Лорда.
Когда сломаны будут все семь, если  не  раньше,  заплата,  которую  люди
наложили  на  просверленное  ими  отверстие  в  сотворенное   Создателем
узилище,  будет  напрочь  сорвана,  и  Темный  вновь  окажется  способен
просунуть свою руку в эту дыру и коснуться мира. И единственная  надежда
мира - чтобы там его встретил Возрожденный Дракон.
   Мин попыталась не дать Ранду откинуть одеяла, но он  мягко  отстранил
девушку.
   - Мне надо пройтись.
   Она помогла ему подняться, но со множеством вздохов и ворчанием,  что
эдак он растревожит свою рану. Ранд обнаружил, что грудь у него обмотана
повязками. Мин накинула ему на  плечи  одеяло,  получилось  нечто  вроде
плаща.
   Несколько мгновений Ранд стоял, глядя на меч со знаком цапли, который
лежал на земле, точнее на то, что от меча осталось. Меч Тэма. Меч  моего
отца. Неохотно, куда более неохотно,  чем  он  делал  что-либо  в  своей
жизни, он распрощался с надеждой, что когда-нибудь подтвердится, что Тэм
на самом деле его отец. Ранд чувствовал, как у него разрывается  сердце.
Но это нисколько не изменило  его  отношения,  его  чувства  к  Тэму,  и
Эмондов Луг был единственной родиной, которую он знал.  Самое  важное  -
Фейн. Я еще должен. Должен остановить его.
   Женщинам пришлось поддерживать  Ранда,  взяв  его  под  руки,  и  они
спустились к уже разведенным лагерным кострам, невдалеке  от  накатанной
грунтовой дороги. У костра расположился Лойал, он читал книгу "Уплыть за
Закат". Рядом  с  огир  смотрел  в  пламя  Перрин.  Шайнарцы  занимались
приготовлением  ужина.  Лан,  сидя  под  деревом,  острил   меч.   Страж
пронзительно посмотрел на Ранда, затем кивнул ему.
   Было и еще кое-что. В центре бивака трепетало на ветру знамя Дракона.
Взамен Перринова деревца где-то отыскали подходящее древко.
   Ранд спросил:
   - Что оно там делает? Любой проходящий мимо его увидит!
   - Слишком поздно прятаться. Ранд, - сказала Морейн. - Для тебя всегда
слишком поздно прятаться.
   - Вам не надо было вывешивать знак, кричащий: "Вот он я". Мне никогда
не найти Фейна, если кто-то убьет  меня  из-за  этого  знамени.  -  Ранд
повернулся к Лойалу и Перрину: - Я рад, что вы  остались.  Я  бы  понял,
если б вы ушли.
   - А почему мне не остаться? - сказал Лойал.  -  Верно,  ты  даже  еще
больший та'верен, чем я полагал, но ты по-прежнему мой друг. Надеюсь,  и
я все еще твой друг. - Уши у него неуверенно дрогнули.
   - Друг, - подтвердил Ранд. - До тех пор,  пока  тебе  безопасно  быть
около меня, и после того тоже. Улыбка почти надвое расщепила лицо огир.
   - Я тоже остаюсь, - сказал Перрин. В его голосе  проскользнула  нотка
покорности, смирения. - Колесо крепко вплетает нас в Узор, Ранд. Кто  бы
подумал о таком дома, в Эмондовом Луге?
   Вокруг начали собираться шайнарцы. Потом, к изумлению Ранда, они  все
опустились на колени. Ни один из них не сводил с него глаз.
   - Мы готовы присягнуть вам на верность, - сказал Уно. Другие, стоящие
рядом с ним на коленях, закивали.
   - Вы давали клятвы Ингтару, и Лорду Агельмару,  -  возразил  Ранд.  -
Ингтар хорошо погиб, Уно. Он погиб, чтобы остальные спаслись и сохранили
Рог. -  Об  остальном  незачем  рассказывать  им  или  кому-то  еще.  Он
надеялся, что Ингтар вновь обрел Свет. - Когда  вернетесь  в  Фал  Дара,
скажите об этом Лорду Агельмару.
   - Сказано, -  осторожно  произнес  одноглазый,  -  что  когда  Дракон
возродится, то освободит от всех  клятв,  разобьет  все  скрепы.  Отныне
ничто не держит нас. Мы готовы дать клятву вам.
   Он вытащил меч и положил перед собой,  рукоятью  к  Ранду.  Остальные
шайнарцы поступили так же.
   - Вы бились с Темным, - промолвил Масима. Масима,  который  ненавидел
Ранда. Масима, который сейчас смотрел на него  так,  словно  зрел  перед
собой воплощение Света. - Я видел вас,  Лорд  Дракон.  Видел.  Отныне  я
служу  вам,  до  самой   смерти.   -   Темные   глаза   солдата   горели
воодушевлением.
   - Ты должен выбрать. Ранд, - сказала Морейн. - Мир будет  сломан,  ты
его разломаешь или нет. Грядет Тармон Гай'дон, и одно это  разорвет  мир
на части. Будешь ли ты по-прежнему прятаться от того,  что  ты  есть,  и
перед лицом Последней Битвы бросишь мир незащищенным? Выбирай.
   Они все смотрели на него,  все  ждали.  Смерть  легче  перышка,  долг
тяжелее, чем гора.
   Он принял решение. Он сделал выбор.

Глава 50
ПОТОМ

   По воде и по  суше  разносились  истории  с  кораблем  и  с  лошадью,
купеческим фургоном и пешим странником,  рассказанные  и  пересказанные,
меняющиеся в подробностях, но всегда схожие в главном, до Арад Домана  и
Тарабона  и  далее,  из  уст  в  уста  передавали  вести  о   знаках   и
предзнаменованиях, о чуде в небе над Фалме. И мужчины провозглашали себя
Драконом, и другие мужчины поражали их, и в свою очередь были поражаемы.
   Расходились и другие слухи - о колонне, что скакала от захода  солнца
по Равнине Алмот. Сотня Пограничников, как говорят.  Нет,  тысяча.  Нет,
тысяча героев, восставших из могилы,  чтобы  откликнуться  на  зов  Рога
Валир. Десять тысяч. Они полностью уничтожили целый легион Детей  Света.
Они опрокинули в море вернувшиеся армии  Артура  Ястребиное  Крыло.  Они
сами были вернувшимися армиями Артура  Ястребиное  Крыло.  К  горам  они
скакали, к рассвету.
   Однако одно в каждом рассказе было неизменно. Во  главе  той  колонны
скакал человек, чье лицо видели в небе  над  Фалме,  и  реяло  над  теми
воинами знамя Возрожденного Дракона.

   И возопили люди к Создателю, говоря: О Свет Небес, Свет  Мира,  пусть
гора родит Обещанного, как о том говорят  Пророчества,  как  было  то  в
Эпохах прошедших и как будет то в  Эпохах  грядущих.  Пусть  Принц  Утра
споет земле, что зазеленеет трава и что юдоли заполнятся агнцами.  Пусть
длань  Повелителя  Рассвета  укроет  нас   от   Тьмы   и   великий   меч
справедливости  защитит  нас.  Пусть  вновь  несется  Дракон  на  ветрах
времени.
   Из Харал  Дрианаан  тэ  Каламон,  Цикл  Дракона,  Неизвестный  автор,
Четвертая Эпоха.



КОЛЕСО ВРЕМЕНИ
КНИГА ТРЕТЬЯ
"ВОЗРОЖДЕННЫЙ ДРАКОН"

Роберт ДЖОРДАН




ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
http://bestlibrary.org.ru


   Посвящается Джеймсу Оливеру Ригни-старшему (1920-1988)
   Он учил меня всегда следовать за мечтой,  а  настигнув  ее,  воплотить  в
жизнь

ПРОЛОГ
ЦИТАДЕЛЬ РЫЦАРЕЙ СВЕТА

   Взор усталого  Пейдрона  Найола  рассеянно  скользил,  будто  не  узнавая
знакомый зал для аудиенций, ибо в эти минуты  тягостные  размышления  лишили
зоркости  темные  глаза  Капитана-Командора.  Израненные  в   боях   знамена
побежденных врагов юного Найола теперь  свисали  по  стенам,  точно  обычные
драпировки. Они были тронуты старящим временем, как  потемневшие  деревянные
панели на каменных стенах, нерушимых здесь, в самом  сердце  обители  Света.
Единственный во всем помещении стул - столь весомо  сработанный  и  с  такой
тянущейся вверх спинкой, словно он старался превратиться в трон, - тоже  был
невидим для Найола, как и столы с  облупившейся  лакировкой,  что  завершали
скромную меблировку зала. Словно не замечал Найол и человека в белом  плаще,
хотя тот опустился перед ним на колени и  с  покорностью,  явно  выраженной,
однако вполне учтивой, замер в ожидании в центре громадного знака  солнечной
вспышки, выложенного на широких плахах  половиц.  Не  замечать  этого  воина
доселе удавалось немногим.
   Прежде чем ввести в зал аудиенций, Джарету Байару дали  время  возвратить
себе достойный вид, но и сейчас  шлем  рыцаря  и  кираса  у  него  на  груди
оставались тусклыми после тягостного пути и сохраняли вмятины, полученные  в
боевых схватках. На лице Байара  невозможно  было  найти  хоть  единственный
уголок, не тронутый ни шрамом, ни ссадиной, глаза его,  черные  и  глубокие,
полыхали неудержимым нетерпением. Сейчас воин не был опоясан ремнем с верным
мечом - перед лицом самого Найола никому не позволено  быть  при  оружии,  -
однако чудилось, будто Джарет Байар готов вот-вот  броситься  в  битву,  как
пес-охотник, только и ждущий, чтобы его спустили с поводка.
   Камину, устроенному в одной из стен важного зала, столь  же  трудолюбивым
пламенем отвечал второй камин, так же встроенный в стену  как  раз  напротив
первого, и холод поздней зимы быстро таял в сем славном чертоге. В сущности,
зал являл собой скромный солдатский приют, где все,  что  есть,  сделано  на
совесть, а единственная экстравагантная деталь убранства - эмблема  сияющего
солнца. Помпезный антураж явился в зал аудиенций  Лорда  Капитана-Командора,
Детей Света, с появлением Найола, который был в один из дней  удостоен  сего
возвышающего звания; горящее  солнце  из  чеканного  золота  было  изглажено
поколениями просителей, заменено на новое и опять истерто. Золота здесь было
довольно,  чтобы  приобрести  любое  имение  в   Амадиции,   выторговать   у
кого-нибудь свидетельство о высоком происхождении да и  махнуть  с  грамотою
под мышкой в добытое именьице. Но  вот  уже  десятилетия  подряд  ступал  по
золоту Найол и почти не задумывался о нем, как и о блеске эмблемы  солнечной
вспышки, сияющей золотым шитьем на груди его  белой  туники.  К  золоту  как
таковому у Пейдрона Найола влечения, пожалуй, не было совсем.
   Вдруг взгляд его вновь обратился на ворох  бумаг,  лежащих  на  ближайшем
столе: здесь пестрели рисунки, в беспорядке  топорщились  конверты  депеш  и
донесений. Поверх вороха бумаг валялись три чуть помятых  рисунка.  Один  из
рисунков Найол поднял  с  явной  брезгливостью.  Который  из  трех  рисунков
выбрать, Найолу было безразлично: все три художника изобразили одну и ту  же
сцену, хотя и каждый по-своему.
   Кожа Найола, тонкая, как лоскут пергамента, за долгие  прожитые  им  годы
словно бы все туже натягивалась на  его  тело,  составленное,  казалось,  из
одних костей да жил, вовсе, однако, не такое, как у людей  слабых.  Ни  один
человек не добивался столь высокого положения, которое занимал  ныне  Найол,
раньше чем в волосах у него забелела бы седина, и всех их,  из  той  длинной
череды владык, отличала  твердость  камня,  из  которого  сложен  был  Купол
Истины. И все же он вдруг почувствовал, что собственная рука  его,  держащая
рисунок, как будто вся стала тонкой и хрупкой, и понял,  что  надо  спешить.
Времени у него оставалось в обрез. Подходил к концу срок, назначенный именно
ему, Найолу. И все же оставленных ему дней и минут должно хватить на все. Он
обязан сам обратить оставшиеся ему мгновения в огромную глыбу времени.
   Найол заставил  себя  развернуть  толстый  пергаментный  свиток  хотя  бы
наполовину, ровно настолько, чтобы  свет  упал  на  изображенное  художником
человеческое лицо, весьма  небезынтересное  для  властителя.  Рисунки  долго
возили в седельных сумках, линии, нанесенные  мелом,  поистерлись,  впрочем,
портрет  оставался  отчетлив.  Портрет  юноши,  сероглазого,  с  рыжинкой  в
волосах. Похоже было, что юноша высок,  однако  утверждать  это  определенно
Найол не рискнул бы. Выглядел-то парень высоким, но отстаивать его  рослость
с пеной на губах не хотелось.  В  любом  из  городов  такой  удалец  мог  бы
проживать, не вызывая подозрений у граждан, когда бы им удалось не  обращать
особого внимания на шевелюру молодого человека и выражение его глаз.
   - И этот... Этот  мальчик  провозгласил  себя  Возрожденным  Драконом?  -
проговорил Найол.
   Дракон! Прозвище сие заставило Найола ощутить мороз  зимы  и  собственной
старости.
   Имя Дракон рождено было Льюсом Тэрином Теламоном, рождено в  те  времена,
когда он обрек на гибель всех мужчин Айз Седай, каждого мужчину,  способного
направлять Единую Силу, всех, живших тогда и рождавшихся впоследствии; обрек
он на сумасшествие и смерть и себя в том числе. Прошло три тысячи лет с  тех
пор, как гордыня Айз Седай и Война Тени привели к концу  Эпоху  Легенд.  Три
тысячи лет минуло с тех пор, многое позабылось, но люди помнили главное имя,
сохраненное в пророчествах и легендах. Льюс Тэрин Убийца  Родичей.  Мужчина,
который своей рукой начал Разлом Мира! Тогда  обезумевшие  мужчины,  могущие
черпать из той силы, что приводит в движение  Вселенную,  уничтожали  горные
хребты, а древние земли скрывались под толщей  насланных  на  них  океанских
вод. Лик земли исказился в те дни, а те, кто сумел выжить, метались,  словно
лесные звери, убегающие от пожара. Конец  всему  наступил  лишь  когда  умер
последний из мужчин Айз Седай, и пришла пора человеческой расе,  истерзанной
и  лишенной  надежд,  заново  выстраивать  дом  своей  жизни,  хотя  бы   из
непритязательного булыжника, - если тут и там остались целы безвинные камни.
Имя Дракона ожогом горело в памяти людской,  в  страшных  рассказах  матерей
передавалось оно детям. И пророчество гласит, что Дракон будет рожден вновь.
   Найол и сам не заметил, что задал  вопрос  Байару,  а  рыцарь  уже  давал
ответ:
   -  Да,  милорд  Капитан-Командор,  Дракон   вновь   ступает   по   земле.
Сумасбродство его гораздо страшнее, чем  любой  из  припадков  какого-нибудь
самозванца,  а  уж  о  тех-то  я  слышал  немало.  Тысячи  облапошенных  уже
провозгласили его своим господином. Тарабон и Арад Доман  теперь  переживают
ужасы гражданской войны, воюя при этом еще и друг с другом.  Война  идет  по
всей Равнине Алмот от края до края, а кроме того, распространяется по  всему
Мысу Томан. Тарабонцы сражаются против доманийцев и против  Друзей  Темного,
взывающих к Дракону, посему следует ожидать продолжения боев до самой  зимы,
которая равно охладит правых и  виноватых.  Милорд  Капитан-Командор,  я  не
видел ни разу, чтобы война разгоралась столь  стремительно.  Так  случается,
когда в амбар, набитый сеном, бросают  зажженный  факел.  Вспыхнувший  огонь
может завалить снег, но в ясный вешний день пламя снова взметнется - выше да
ярче, чем при поджоге...
   Чтобы прервать рыцаря, Найол взмахнул рукой с вытянутым пальцем.  Он  уже
вторично дозволил Байару распалить себя мрачными новостями и отлично слышал:
голос воина пышет ненавистью и гневом. Кое-что о  деяниях  Лжедракона  Найол
успел уже услышать от иных вестников, кое о чем Лорд Капитан-Командор  ведал
больше, нежели сам Байар, но стоило солнечному властелину вновь  услышать  о
кровожадных сражениях, гнев его заполыхал с новой силой.
   - Джефрам Борнхальд и вместе с ним тысяча наших питомцев пали  в  бою.  И
виной тому Айз Седай. Не гложут ли тебя сомнения, чадо Байар?
   - Мне не в чем сомневаться, милорд Капитан-Командор. На пути в Фалме,  не
успели мы  наголову  разбить  наскочивших  противников,  как  заметили  двух
колдуний из Тар Валона. Свидание с ними обошлось нам дороже, чем победа  над
пятью десятками супостатов,  однако  стрелами  своими  мы  начинили  врагинь
сплошь, сверху донизу.
   - Спрошу, не гневайся, точно ли ты знаешь, что колдуний послали  на  тебя
Айз Седай?
   - Под ногами у нас земля бурлила, как в горле  вулкана!  -  Голос  Байара
звучал твердо,  в  нем  звенела  уверенность.  Не  пристало  воину  страдать
избытком воображения, вот и Джарет Байар мыслил трезво; он  помнил:  смерть,
когда бы она к нему ни явилась, - просто часть жизни солдата. - Когда в наши
шеренги вдруг саданула молния, в небе не было ни одной тучки.  Кто  же  иной
мог послать двух воительниц-магинь против целого отряда воинов?
   Найол опустил голову понуро. Со времен Разлома Мира  никто  не  слышал  о
мужчинах Айз Седай, но и о женщинах,  заявлявших  о  праве  так  называться,
думать было малоприятно. Дамы  сии  не  уставали  кичиться  Тремя  Клятвами,
произносившимися каждой  из  них:  не  говорить  ни  одного  слова  лжи,  не
участвовать в трудах над  рождаемым  к  бою  клинком,  какому  бы  воину  ни
полагалось носить меч в ножнах, а потом убить им врага, а  третья  клятва  -
обращать Единую Силу как оружие только против  Друзей  Тьмы  или  Порождений
Тени. Теперь, впрочем, длинноязыкие чаровницы  собственным  делом  доказали,
что клятвы их  были  двоедушны.  Найол  знал  всегда:  не  дозволено  никому
стремиться к такому могуществу, которым обладали те, ибо зачем оно  им,  как
не бросить вызов самому Создателю, а пытаться стать вровень с  Создателем  -
значит, служить Темному.
   - И тебе ничего не известно о тех, кто взял  Фалме  и  умертвил  половину
посланного в этот город легиона?
   - Лорд-Капитан Борнхальд сказывал, что они называли себя  Шончан,  милорд
Капитан-Командор, - ответствовал Байар неохотно. -  Добавлю  лишь,  что  эти
Шончан - Друзья Тьмы. Отряд Лорда-Капитана Борнхальда разбил бы  их  даже  в
том случае, если бы он, командир отряда, был бы убит в бою.  -  Здесь  голос
Байара вновь обрел страстность. - Я повстречал множество беженцев-горожан. И
каждый из них в  разговоре  со  мной  рассказал,  кем  и  как  были  разбиты
иноземцы,  показавшие  спину  нашим  войскам.  Победу  одержал  Лорд-Капитан
Борнхальд.
   Найол невольно вздохнул. Почти теми же самыми словами, вот уже  в  третий
раз сообщал  Байар  о  подвигах  армии,  явившейся  словно  ниоткуда  и,  не
исключено, специально для взятия Фалме, повторял  Байар.  Джефрам  Борнхальд
был прав, думал Найол, хороший боец наш Байар, да не тот он человек,  привык
мерить все собственной мерой.
   - Милорд Капитан-Командор! - обратился вдруг Байар к Найолу. -  Самолично
Лорд-Капитан Борнхальд дал  мне  команду  держаться  в  сторонке  от  свиста
клинков. Он приказал мне не упустить ни одну из каверз  в  ходе  сраженья  и
затем доложить лично вам обо всем. И еще поведать сыну его, лорду Дэйну, как
погиб в бою он сам, капитан Борнхальд.
   - Да-да. - Найол нетерпеливо перебил Байара. На миг он бросил  взгляд  на
изможденное лицо Байара, затем проговорил: - В чести твоей и доблести  ни  у
кого из нас сомнений нет, Байар. Именно так и должен был действовать Джефрам
Борнхальд в битве, в которой могло погибнуть и все  его  войско.  -  Но  для
того, чтобы спокойно обдумать все, найти смысл и направленность столь важных
деяний, тебе, Байар, просто недостает воображения.
   И действительно, сей рыцарь не мог вымолвить более ни слова.
   - Подвиги твои незабываемы, чадо Байар!  Я  дозволяю  тебе  покинуть  зал
аудиенций, дабы поведать о гибели Джефрама Борнхальда сыну героя.  Насколько
мне известно, сейчас ты можешь найти  Дэйна  Борнхальда  неподалеку  от  Тар
Валона, он там вместе с Эамоном Валда ждет тебя. Отправляйся же к ним!
   - Благо да будет вам, милорд Капитан-Командор! Спасибо!  -  Поднявшись  с
колен, Байар отвесил низкий  поклон  Найолу.  При  этом  внутренне,  мучимый
сомнениями, он был натянут как лук.  -  Милорд  Капитан-Командор!  Было  еще
совершено  предательство!  -  Ненависть  прорезалась  в  его   голосе,   как
острозубая пила.
   - Вас предал тот самый Друг Тьмы, о коем ты  нам  уже  повторял  не  раз,
Байар, чадо мое? - Найол не  сумел  сдержаться,  голос  его  звенел.  Тысячи
погибших питомцев Света погребли под своими останками все  планы  властелина
на год вперед, а этот Байар все твердит единственное имя. - Ты ведь имеешь в
виду Перрина из Двуречья, кузнеца-молодца, ты ведь  его  всего  два  раза  и
видел-то...
   - О да, милорд Капитан-Командор! Не  знаю  точно,  что  он  сотворил,  но
виноват он. Даю слово воина!
   - Разберусь я, как быть нам с ним, Байар, чадо мое. - Байар вновь разинул
рот, но Найол уже поднял худую руку, не желая вновь его слушать. - Ступай, я
позволяю тебе уйти! - И мужчине с лицом мученика не оставалось ничего иного,
кроме как вновь отдать поклон и удалиться.
   Как только дверь за Байаром закрылась, Найол опустился в кресло с высокой
спинкой. Почему ненависть Байара  направлена  именно  на  этого  Перрина?  И
отчего их так много,  слишком  уж,  пожалуй,  много  Друзей  Тьмы,  желающих
понапрасну тратить свои силы на вражду к избранной ими жертве? Да,  слишком,
слишком их много, Приспешников Темного: они устроились и на высших  ступенях
власти, и на нижних приступках, они скрываются за собственной  говорливостью
и зубастыми улыбками. Прислужники Тьмы... Не повредит  все  же  приписать  к
перечню супостатов еще одно имя...
   Найол устроился на жестком кресле поудобнее, стараясь, чтобы  старые  его
кости могли отдохнуть. Не в первый уже раз в голове у  него  мелькнуло,  что
подушка, возможно, могла бы оказаться не столь уж грандиозной  роскошью.  Но
вновь он свое желание отбросил. Мир неудержимо стремился провалиться в хаос,
и у властителя уже не  оставалось  времени  идти  на  поводу  у  собственной
старости.
   Он позволил себе лишь помыслить о знаках,  которыми  жонглировала  в  его
сознании предсказанная катастрофа. Вот смертоубийство захватило уже  Тарабон
и Арад Доман, гражданская война разрывает Кайриэн, лихорадка бойни  заражает
Тир с Иллианом, которые исстари  остаются  врагами  друг  другу.  Войну  как
таковую нельзя, быть может, расценивать в  качестве  особого  знака  -  люди
всегда воюют, - но, как правило, до сих пор Лжедраконы появлялись по одному.
А теперь,  кроме  проказ  Лжедракона  на  Равнине  Алмот,  второй  Лжедракон
раздирал Салдэйю, а для Тира бедствием был третий. Сразу три! Они все должны
быть Лжедраконами! ДОЛЖНЫ ими быть!
   К этому главному знаку так и липли  пустяки-подлипалы,  иные  из  которых
были, конечно, выдуманы, но все вместе как-то сливалось в нечто  явное...  А
если приплюсовать сюда же сведения об айильцах, замеченных далеко на западе,
в Муранди и Кандоре? По двое-трое, но какая разница, один или  тысяча?  Айил
вышли из своей Пустыни за многие годы после Разлома лишь единожды. Только  в
Айильскую Войну покидали они  свою  бесплодную  глухомань.  Как  утверждали,
Ата'ан Миэйр, люди Морского Народа, забросили торговлю ради поисков знамений
и предвестий - каких именно, они не говорили никому - и отплывают  на  своих
кораблях, полупустых или вовсе без груза.
   Великую Охоту за Рогом, впервые  за  неполных  четыре  сотни  лет,  начал
Идлиан, послав охотников на поиски  легендарного  Рога  Валир,  того  самого
Рога, о коем в пророчестве сказано, что поднимет он  всех  погибших  героев,
выйдут они из своих могил и будут биться в Тармон Гай'дон, в Последней Битве
против Тьмы. Ходили слухи и о том, что в племени огир, настолько  укрывшемся
от людей, что для большинства смертных было оно легендой,  начались  встречи
между обитателями стеддингов, отдаленных один от другого...
   Но главной и самой значительной из новостей для Найола было то,  что  Айз
Седай, судя по всему, действуют ныне в открытую, ничуть не скрываясь. Ходили
слухи о том, что они, мол, уже послали неслабонервных сестренок  в  Салдэйю,
чтобы те дали отпор тамошнему Лжедракону  Мазриму  Тайму.  Таим,  что  среди
мужчин редкость, способен был направлять  Единую  Силу.  Это  само  по  себе
внушало страх и презрение, и вряд ли кто  предполагал,  будто  такого  бойца
возможно  одолеть  без  помощи  Айз  Седай.  Лучше  помощь  Айз  Седай,  чем
дожидаться  неотвратимых  кошмаров,  когда  тот  спятит,  а  это  произойдет
неизбежно. Но Тар Валон явно предпочел отправить других Айз Седай в  подмогу
другому Лжедракону в Фалме. Иного вывода факты сделать не позволяют.
   Прихотливые узоры истории до мозга костей пронзали Найола  морозом.  Хаос
бесновался; вновь и вновь вздымались события. Казалось,  что  взбаламученный
разум мира бурлит и вскипает. Все стало ясно Найолу. Близился час  Последней
Битвы.
   Планы, исполнение которых  могло  принести  бессмертие  его  имени  среди
питомцев Света на сотню  поколений  вперед,  были  разрушены  до  основания.
Впрочем, привыкнув обращать поражения свои в  победы,  Найол  определял  для
себя уже новые цели, строил новые планы. Суждено ли ему сохранить свою силу,
свою волю, дабы исполнить задуманное?  Позволь  мне  подольше  удержаться  в
жизни, о Свет!..
   Неожиданный стук в дверь отвлек Найола. - Входи! - резким  тоном  ответил
властелин. Пришельца сопровождал  с  поклоном  слуга  в  камзоле  и  бриджах
униформы "золото и белизна". Сохраняя стойку "очи долу", слуга возгласил: по
приказу  Лорда  Капитана-Командора  явился  перед  ним   Джайхим   Карридин,
Помазанник Света, Инквизитор Руки Света. Не дожидаясь слов Найола,  Карридин
прошел вперед. Кратким жестом Найол приказал слуге удалиться.
   Не успел слуга плотно закрыть за собой дверь зала аудиенций,  как  ловкий
Карридин уже взмахнул своим белоснежным  одеянием  и  преклонил  колено.  На
плаще его, позади сияющего солнца, виден  был  алый  пасторский  жезл  Длани
Света, - многие называли сих пастырей Вопрошающими, а то и Допросчиками,  но
редко в лицо.
   -  Вы  приказали  мне  прибыть,  милорд  Капитан-Командор,  -  проговорил
Карридин могучим голосом, - и я возвратился из Тарабона.
   Найол окинул пришельца  взглядом.  Карридин  был  высок  ростом,  уже  не
средних лет, а чуть постарше, но хотя волосы его были уже  тронуты  сединой,
служба была как раз впору твердому характеру воина.  Как  всегда,  в  глазах
его,   черных   и   серьезных,   светился   ум.   Под    изучающим    взором
Капитана-Командора Карридин не сморгнул.  Лишь  немногие  отважные  обладали
такой  стойкостью,  имея  чистую  совесть  либо  крепкие  нервы.   Карридин,
по-прежнему коленопреклоненный, ожидал слов Найола  бестрепетно,  словно  бы
исполняя привычную каждодневную работу; ему достаточно было получить краткий
приказ властелина, покинуть,  в  соответствии  с  ним,  свое  войско  и  без
промедления мчаться в Амадор - ему не было дела до причин приказания. Верно,
значит, поговаривали солдаты,  что  Джайхим  Карридин  терпеливей  и  тверже
валуна.
   - Встань, Карридин, чадо мое! - И когда достойный муж выпрямил свой стан,
Найол промолвил: - Мною получены тревожащие новости из города Фалме.
   Отвечая властелину, Карридин разглаживал складки своего плаща. Говорил он
с подобающим случаю почтением к  Найолу  -  так,  пожалуй,  разговаривают  с
равным по чину, а не с владыкой, которому Карридин поклялся  подчиняться  до
самой своей смерти.
   - Лорд Капитан-Командор имеет в виду новости, что принес ему чадо  Джарет
Байар, в недавнем прошлом помощник Лорда-Капитана Борнхальда...
   Найол ощутил знакомое предзнаменование гнева:  у  него  задергалось  веко
левого глаза.  По  предположениям  властелина,  лишь  трое  воинов  знали  о
прибытии Байара в Амадор, и никто, кроме  Найола,  не  ведал,  откуда  Байар
прибыл.
   - Излишняя  сообразительность  бывает  губительна,  Карридин!  Стремление
вызнать  все  неизведанное  может  когда-нибудь  заманить  тебя  под  власть
собственных твоих Вопрошающих.
   Карридин и ухом не повел, лишь гневно сжал губы, услышав о Вопрошающих.
   - Милорд Капитан-Командор! Длань ведет нас  путем  правды,  учит  служить
Свету!
   Служить Свету... Но не Детям Света!
   Да, все его питомцы служили Свету, что не мешало Пейдрону Найолу  нередко
раздумывать, на самом ли деле Вопрошающие были заодно с Чадами.
   - Какова же добытая тобой правда, Карридин, что там на  самом  деле,  кто
там, в Фалме?
   - Там Пособники Тьмы, милорд Капитан-Командор.
   - Пособники Тьмы? - Усмешка у Найола получилась безрадостная. - Я  помню,
ты доносил мне пару недель назад, что слугой Тьмы  стал  Джефрам  Борнхальд,
ибо он двинул свои отряды на Мыс Томан вопреки твоим  приказаниям.  -  Голос
Найола стал злобно медоточивым. - Не хочешь ли ты сегодня меня убедить,  что
Борнхальд заставил тысячу наших питомцев биться не на  жизнь,  а  на  смерть
против Приспешников Тьмы именно потому, что пособником Тьмы был он сам?
   - Был он или  не  был  воином  Тьмы,  мы  теперь  не  узнаем  никогда,  -
проговорил Карридин иронично, - но погиб наш Борнхальд немного  раньше,  чем
ответил бы нам на сей вопрос. Для тех,  кто  идет  во  Свете,  замыслы  Тени
сумасбродны, а порою кажутся безумными. Но Фалме захватили  они,  сторонники
Тьмы, тут сомневаться не в  чем.  На  город  грянули  самые  крепкие  Друзья
Темного, да с ними еще известные всем Айз Седай  -  воинство  Лжедракона.  С
ними была и Единая Сила, она-то  как  раз  и  разгромила  армию  Борнхальда,
милорд Капитан-Командор. Они же разбили армию  Тарабона  и  воинов  из  Арад
Домана, посланных против Друзей Тьмы, засевших в Фалме.
   - А мне все плетут басни, - прервал рыцаря  Найол,  -  будто  захватившие
Фалме солдаты пришли из-за Океана Арит...
   Карридин покачал головой:
   - Милорд Капитан-Командор! Люди питаются слухами. Некоторые  готовы  даже
поклясться, что на нас на сей раз обрушились войска Артура Ястребиное Крыло,
которые ушли в открытое море тысячу лет назад, а сегодня вернулись и заявили
свои права на нашу землю. Кое-кто дает  слово  чести,  что  лицезрел  самого
Артура Ястребиное Крыло на улицах Фалме. Да еще и встретил там же чуть ли не
добрую половину героев из легенды. От Тарабона до славной Салдэйи  по  всему
нашему западу слухами кипит сама земля, они так и пузырятся  по  дорогам,  и
всякий день любой из мрачных слухов яростней, чем  предыдущий.  Кстати,  так
называемые Шончан были на самом деле тоже скопищем обыкновенных лакеев Тьмы.
Они вступили в союз  с  Драконом-самозванцем,  но  в  этот  раз  их  открыто
поддерживали Айз Седай.
   - Чем ты можешь все это доказать? - Найол говорил так, словно и  в  самом
деле слова Карридина не вызывали у него доверия. - Ты взял пленных?
   - Нет, не взял, милорд Капитан-Командор. Чадо Байар имел полное  право  с
уверенностью объявить вам, что Борнхальд ухитрился настолько  расколошматить
врагов, что последние из них  разбежались.  Но  я  вам  скажу:  ни  один  из
супостатов, если бы мы  стали  его  допрашивать,  не  поверил  бы  нам,  что
сражается за самозванца. А если вам требуются доказательства... Они  у  меня
имеются. Если милорд Капитан-Командор позволит о них сообщить...
   Найол нетерпеливо пошевелил плечом.
   - Во-первых,  доказательства,  основанные  на  отрицательном  результате.
Некоторое число кораблей действительно отважились двинуться  через  Аритский
океан, но большая часть парусников не вернулась ни в один из портов.  У  тех
мореходов, что додумались возвратиться в родную гавань, просто  кончилась  в
плавании питьевая вода и оказался съеден весь провиант. Пересекать  Арит  не
отваживается даже Морской Народ: их суденышки ходят лишь  в  те  порты,  где
идет бойкая торговля, причем они заплывают и за крайние мысы  пустыни  Айил.
Поверьте, милорд Капитан-Командор: ежели уж и существуют какие-то  земли  по
ту сторону океана, они столь  далеки  от  нас,  что  добраться  до  них  нет
возможности. Океан слишком обширен. Переправить на другой берег армию -  это
такая же сказка, как полет над водой по воздуху.
   - Возможно, - сказал Найол задумчиво. - Доводы у тебя серьезные. А что же
во-вторых?
   - Да  будет  известно  вам,  милорд  Капитан-Командор,  что  многие  наши
собеседники утверждали, будто на стороне Друзей Тьмы  в  бой  выходят  некие
чудовища; люди эти продолжали твердить о чудовищах и  под  давлением  опроса
наиболее строгого. Кто же эти монстры, если они не троллоки и прочие Отродья
Тени, приведенные из Запустения? - В подтверждение  очевидной  якобы  истины
Карридин  развел  руками  удовлетворенно.   -   Большинство   невнимательных
слушателей полагают, что  троллоки  придуманы  сочинителями  специально  для
басен в час отдыха, что все это враки; другие  же,  и  их  немало,  уверены,
будто все троллоки были уничтожены в Троллоковых Войнах. Но как же и  нам  с
вами именовать троллока, если не чудовищем?
   - Да, - кивнул Найол. - Да,  Карридин,  ты,  возможно,  прав,  чадо  мое.
Повторяю:  ты,  возможно,  прав.  -  Властитель  не  имел  намерения  дарить
Карридину чувство довольства собой и блаженство единения с повелителем. Ни к
чему расхолаживать бодрого труженика. - Но что нам известно о сей персоне? -
Найол  указал  на  свернутые  портреты.  Насколько  он  знал  Карридина,   у
Инквизитора в собственном кабинете имелись копии портретов нового Дракона. -
Насколько опасен для всех нас Лжедракон? Уж не умеет ли он направлять Единую
Силу?
   Инквизитор лишь пожал плечами:
   - Он, может быть, обладает сим даром, но,  быть  может,  и  не  обладает.
Несомненно, Айз Седай, если захотят, без труда могут убедить людей, будто  и
кот  способен  направлять  Единую  Силу.  А  насчет  того,  опасен  ли   сам
Лжедракон... Любой Дракон-самозванец несет нам опасность только до тех  пор,
пока мы его не низвергнем, но тот, кто идет на мирных людей не таясь, да еще
и ведет под своим знаменем Тар Валон, опаснее вдесятеро. Через полгода, если
мы не раздавим самозванца в тайном его логове, он  станет  еще  кровожаднее.
Допрошенные мною лично пленники самого Лжедракона не видели ни разу и  никак
не  могут  предположить,  куда  он  подевался.  Полки,  верные  его  власти,
разобщены. Я не верю, что есть место, где собрано более двух сотен его вояк.
Если бы тарабонцы и доманийцы не завязли по уши в усобице между  собой,  они
бы давно разметали по кускам драконьи банды.
   - Даже бесчинства дракона-самозванца, - заметил Найол сухо,  -  не  стали
для них поводом забыть свару, что тянется вот уже четвертую сотню лет. Можно
подумать, что одна  из  этих  стран  в  силах  удержать  Равнину  Алмот  под
собственной властью!
   Тень беспокойства по лицу  Карридина  не  пробежала,  и  Найол  удивился,
насколько сей бравый рыцарь  способен  держать  себя  в  руках.  Ну  что  ж,
Вопрошающий, больше уж тебе не бывать столь каменным.
   - Тревожиться о междоусобицах не  стоит,  милорд  Капитан-Командор.  Зима
загонит все отряды в лагеря, выходить из бивуаков  солдаты  будут  лишь  для
усмирения редких стычек и несения караульной  службы.  А  вот  когда  погода
станет годной для передвижения солдатских колонн и  шеренг...  Борнхальд  не
сумел сохранить свое доблестное сердце из-за единственной причины: он привел
на Мыс Томан лишь половину своего легиона. Но вторая  половина  его  легиона
станет преследовать под моей командой нашего дорогого Лжедракона;  я  нагоню
его, я его уничтожу. Лишь мертвец не опасен для смертных!
   - А если тебе предстоит встреча с теми силами, что одолели, как  говорят,
Борнхальда? - Найол улыбался. - Ведь известные  тебе  Айз  Седай  направляли
Силу, дабы умертвлять воинов, а не миловать их!
   - Колдовские хитрости еще никого не защитили ни от стрел под солнцем,  ни
от ножа под луной. Колдуньи расстаются с жизнью так  же  запросто,  как  все
иные люди, - Карридин усмехнулся. - Обещаю вам, властелин мой,  еще  и  лето
прийти не поспеет, а победа уже будет за мной!
   Кивком Найол ответил на слова Карридина. Инквизитор говорил искренне, как
и полагалось в такую минуту. Но все проблемы, известные Найолу уже  сегодня,
скоро, он знал это, всплывут на поверхность. Следовало  бы  тебе,  Карридин.
знать, что в свое время я считался неплохим тактиком...
   -  Отчего,  -  поинтересовался  Найол  спокойно,  -  ты  не  привел  свои
собственные полки в Фалме? Раз на Мысе Томан - Друзья Тьмы,  а  их  воинство
заняло Фалме, то почему ты пытался  остановить  продвижение  сил  Борнхальда
навстречу врагу?
   Карридин не мог не сморгнуть; голос его,  впрочем,  не  утратил  каменной
твердости.
   - Поначалу были одни только слухи, милорд Капитан-Командор. Столь  дикие,
что никто в них и не верил. К тому часу,  когда  я  узнал  всю  подноготную,
Борнхальд уже вступил в битву. Он погиб, но Друзья Тьмы были сметены с  лица
земли. Я же должен был донести Свет на Равнину Алмот. У меня нет  полномочий
не подчиняться отданным мне приказам и доверять любым сплетням.
   - Ты называешь это "донести Свет"? - молвил Найол, поднимаясь из  кресла,
и голос его гремел все грознее. Несмотря на то что Карридин  был  на  голову
выше его ростом. Инквизитор отступил на шаг. - "Донести Свет"? Тебе попросту
приказали захватить Равнину Алмот. То есть всего-навсего  заполнить  войском
дрянное ведерко, удерживаемое  чьими-то  словами  и  угрозами.  Чтобы  вновь
появилось государство Алмот, управляемое Детьми Света, которым не нужно было
бы  лицемерно  поддерживать  болвана-короля!  Амадиция,  и  Алмот,  и  вечно
колобродящий Тарабон. Через пять лет мы бы правили и там  столь  же  твердо,
как и здесь, в Амадиции. А ты все отправил псу под хвост!
   Исчезла, наконец, с лица Карридина улыбка.
   - Милорд Капитан-Командор! - Инквизитор пошел на попятную. - Как же я мог
предвидеть случившееся? И еще второго Дракона-самозванца! А Тарабон  и  Арад
Доман? Они рычали друг на  друга  столько  лет,  что  никто  уже  не  ожидал
завязавшейся между ними войны. А милейшие Айз Седай? Обнаружили свой  волчий
норов после трех тысяч лет непрестанной лжи! Но и сегодня моя карта  еще  не
бита! Приспешники Лжедракона не успеют объединиться, как  я  сам  найду  его
логово и уничтожу самозванца. К  нашей  удаче,  тарабонцы  и  доманийцы  уже
поистрепали  друг  другу  воинскую  прыть,  я  могу  сбросить  их  отряды  с
Равнины...
   - Нет! - Глаза Найола сверкнули. - Конец твоим планам,  Карридин!  Вполне
вероятно, что уже в эту минуту я должен отдать тебя в руки собственных твоих
Вопрошающих. Верховный Инквизитор не стал бы мне возражать.  Он  так  жаждет
найти виновника несчастий, что я слышу скрежет его зубов.  Ему,  собственно,
не в чем тебя обвинить, но стоит мне назвать твое имя - юлить он не  станет.
Несколько дней сплошных допросов - и ты подпишешь  любое  признание.  Еще  и
умолять будешь, чтобы тебя называли Приспешником Тьмы. Не пройдет и  недели,
как тебя поведут к эшафоту.
   Опаловые бусинки пота блеснули на лбу Карридина.
   - Милорд Капитан-Командор... -  Он  запнулся,  перевел  дух.  -  Кажется,
милорд Капитан-Командор упоминал и об иной возможности. И ежели  ему  только
угодно высказаться о ней, то я клянусь подчиниться его решению...
   Найол же подумал: пора бросать кости. Его так и обдало волной мороза - до
мурашек на коже, - как в тот момент битвы, когда знаешь: на  сотню  шагов  в
любую сторону ты окружен врагами. Не пристало  властелину  отдавать  приказы
палачам, но не раз узнавали о  ком-то,  что  воин  сей  скончался  внезапно,
неожиданно и был наскоро оплакан да похоронен,  да  с  той  же  внезапностью
заменен на опустевшем посту кем-то, чьи идеи опасностью не грозили.
   - Чадо Карридин, - промолвил Найол тоном властелина, - ты мне дашь слово,
слово клятвенное, что Лжедракон останется жив.  И  лишь  если  появятся  Айз
Седай - не поддержать его, а противостоять ему, - тогда  ты  пустишь  в  ход
свои "ножи при луне".
   У Карридина отвисла челюсть. Но он тут же окинул Найола  известным  своим
оценивающим взглядом.
   - Пусть будет так, я исполню твой приказ. Резать Айз Седай  -  мой  долг,
но... Наблюдать, как упивается нашей кровью  раздраконившийся  паяц?  Это  -
предательство! Оплевать все святое!..
   Найол  тоскливо  вздохнул.  Сейчас  ему  следовало,   наверное,   почуять
воображением холод наемного ножа темноты. Но глупо страшиться, когда ты  уже
вышел из засады.
   - Исполнить то, что должно быть исполнено, - в  чем  здесь  измена?  Ради
достойного деяния можно стерпеть и святотатство. - Найол знал: сказанных  им
двух фраз уже довольно, чтобы он был зарезан. - Ты ведь  знаешь,  как  можно
взять людей под свою власть, чадо мое  Карридин,  а?  Избери  самый  простой
способ. Какой? Выпусти на городскую улицу бешеного льва. Горожане в  панике,
у них душа в пятки ушла. Вот тогда ты им спокойно сообщишь,  что  справишься
со львом голыми руками. А когда прикончишь зверя, прикажи подвесить его тушу
на видном месте, да пусть его вешают сами  горожане.  Они  станут  хвалиться
своим бесстрашием, а не обдумывать, что ты за птица, но любому новому твоему
приказу повинуются с радостью. Ты так и начнешь командовать всем городом,  а
он станет твоим рабом, потому что спасти молодцов от  чудовища  смог  только
ты, командир до мозга костей.
   - Так вы, значит, хотите, - Карридин понурил  голову,  -  вы  собираетесь
взять под свою власть все наши края, милорд Капитан-Командор? Не одну только
Равнину Алмот, но еще к тому же и Тарабон, и Арад Доман, да?
   - Замыслы мои известны лишь мне.  Твое  же  назначение  -  исполнять  мои
приказы, ибо ты дал присягу. Я желаю  уже  вечером  узнать,  что  в  сторону
Равнины помчались  на  самых  быстроногих  конях  наши  гонцы.  У  меня  нет
сомнений: Инквизитору известно, из  каких  слов  составить  приказ,  который
никто  не  заподозрит  в  неисполнимости.  Если  же  тебе  надо  на  кого-то
устраивать набеги, то пожалуйста, но  пусть  жертвой  станут  тарабонцы  или
Домани. Но нельзя, чтобы они убили моего льва. И ни в коем  случае,  во  имя
Света, мы не будем вынуждать их к миру.
   - Да исполнится воля милорда Капитана-Командора, - ответствовал  Карридин
бестрепетно. -  Мой  удел  -  выслушивать  его  приказы  и  приводить  их  в
исполнение.  -  Слишком,  слишком  бесстрастно  выговаривал   каждое   слово
Инквизитор.
   Холодно блеснула улыбка Найола.
   - Помни свой ответ  мне  и  тогда,  когда  не  хватит  у  тебя  твердости
исполнять клятву. Если этот Лжедракон умрет без моего  приказа,  обрекающего
его на смерть, или если его  захватят  тарвалонские  колдуньи,  то  в  таком
случае и тебя однажды утром найдут с кинжалом в  сердце.  Ты  не  переживешь
меня ни на месяц и в том случае, если со мной произойдет  несчастный  случаи
или я умру просто от старости.
   - Милорд Капитан-Командор! Я дал клятву повиноваться вам!
   - Ты поклялся, верно, - прервал рыцаря Найол. - Старайся же  не  забывать
свою клятву. А теперь ступай!
   - Да исполнится воля моего властелина! - Голос Карридина на сей раз вовсе
не напоминал камень.
   Инквизитор удалился. Когда дверь за ним была закрыта, Найол  потер  руки.
Его донимал холод. Игральные кости покатились по столу,  и  какое  очко  они
выкажут, едва закончат свой танец, никто предположить не в силах. И  впрямь,
похоже, приближается срок Последней Битвы.  Не  мифическая  Тармон  Гай'дон,
когда на волю вырвется Темный и против  него  встанет  Дракон  Возрожденный.
Нет, не она, Найол был уверен. Да, Айз Седай в Эпоху  Легенд  могли  пробить
дыру в узилище Темного у Шайол Гул, но Льюс Тэрин Убийца Родичей и его Сотня
Спутников запечатали ее заново.  Ответный  удар  навсегда  запятнал  мужскую
половину Истинного Источника и обратил мужчин  Айз  Седай  в  безумцев.  Так
начался Разлом Мира. Но тем древним Айз Седай каждому в  одиночку  по  силам
были деяния, на которые не способны сегодня вместе  и  десяток  тарвалонских
колдуний. Заплаты, запечатавшие  Темного,  которые  поставили  те,  древние,
держатся до сих пор.
   Оставаясь всегда верным  собственной  прохладной  логике,  Пейдрон  Найол
пытался сообразить, каким может  быть  в  действительности  Тармон  Гай'дон.
Властелин представлял себе, как катятся к югу неудержимые  орды  кровожадных
троллоков, вырвавшиеся из Великого Запустения, - как то было две тысячи  лет
назад. А во главе троллоков - Мурддраалы, Полулюди, и даже, вероятно,  новые
Повелители  Ужаса  в  человеческом  обличье,  сотворенные   из   пресловутых
Приспешников Тьмы. Под их напором  не  устоит  человечество,  расколотое  на
вечно грызущиеся друг с другом государства. Но он, Пейдрон Найол,  объединит
все человечество под знаменем Детей Света. Сложат новые легенды - о том, как
бился Пейдрон Найол в Тармон Гай'дон и как победил.
   - Первое: выпустить на городскую улицу взбесившегося льва, - повторил  он
собственные слова.
   - Взбесившегося льва?
   Вскочил Найол в мгновение ока, как только  из-под  знамени,  висящего  на
стене, выскользнул костлявенький мужчина с огромным клювом  на  месте  носа.
Позади него в стене задвинулась панель, и флаг, распрямляя свои складки, уже
болтался гардиной, как всегда.
   - Зачем я показал тебе тайный ход, Ордейт? - рявкнул Найол.  -  Чтобы  ты
мог явиться по моему приказу, не замеченный посторонними. Но  вовсе  не  для
подслушивания моих приватных бесед с рыцарями!
   Приближаясь к Найолу,  Ордейт  изобразил  церемоннейший  из  поклонов.  -
Позволь мне словечко вымолвить,  повелитель!  -  Голос  Ордейта  дрогнул.  -
Подслушивать твои речи мне бы и в голову не пришло! Но в эту  минуту  я  как
раз домчался до твоих покоев, а слова твои услышал невольно. Поверь  уж  мне
хоть разок!..
   К лицу Ордейта была приклеена вечная полуулыбка-усмешка, она не исчезла и
теперь, под взглядом Найола. Эта усмешка не покидала лицо  Ордейта  никогда,
даже в те минуты, когда его никто не видел.
   Необычный сей неловкий недомерок достиг  Амадиции  месяц  назад,  в  пору
беспробудной зимы, облаченный в непристойное тряпье и  едва  не  мертвый  от
холода. С помощью своего хитроумного  языка  Ордейт  пробил  все  караульные
заслоны  и  был  допущен  к  властелину  Пейдрону  Найолу.  Оказалось,   что
недоростку известны неоценимые подробности событий на Мысе Томан, о  которых
не спешил сообщать Карридин в своих  пространных  и  запутанных  донесениях,
забыл рассказать это и  Байар,  упустили  и  прочие  доклады  и  слухи.  Имя
коротыша было, разумеется, ненастоящим. Слово из Древнего  Наречия  "ордейт"
означает "полынь". Найол, ясное дело, не упустил случая допросить нежданного
наперсника о причине такой скрытности, но в ответ получил лишь вот что: "Кто
мы такие - люди давно запамятовали. Жизнь не  щадила  нас..."  Был,  однако,
Ордейт не глуп. Осознать смысл сплетаемых  временем  арабесок  помог  Найолу
именно он.
   Подсеменив к столу, Ордейт развернул один из  рисунков.  И  чем  шире  он
расправлял лист, тем более улыбка его походила на гримасу.
   Властитель по-прежнему пребывал в раздражении: зачем сюда явился незваный
коротышка?
   - Лжедракон забавляет тебя, Ордейт? -  съязвил  он.  -  Или  тебе  просто
страшно видеть его?
   - Лжедракон? - повторил Ордейт тихо. - Да. Ну, разумеется, это Лжедракон,
кто же еще! Кем же иначе ему быть!
   Ордейт рассыпался таким душераздирающим  смехом,  будто  залаяла  кусачая
собачонка, усугубляя нервозность Найола. Порой властелину становилось  ясно,
что Ордейт  -  сумасшедший,  быть  может,  наполовину.  Но,  помешанный  или
нормальный, сей грибок останется мудрецом.
   - Ты что имеешь в виду, Ордейт? - спросил Найол. - Похоже, что с  ним  ты
знаком лично.
   Ордейт как бы одернул себя. Он словно вспомнил, что перед  ним  сам  Лорд
Капитан-Командор.
   - Знаком с ним лично? О да, он мне известен. Имя его Ранд  ал'Тор.  Родом
он из Двуречья, из глуши Андора, и на пути Друга Тьмы он уже  так  близок  к
Тени, что сама душа твоя съежится от страха, едва узнав  о  малой  доле  его
падения.
   - Двуречье? - Найол порылся в памяти. -  Кто-то  уже  рассказывал  мне  о
другом юном Приспешнике Тьмы родом из Двуречья. Как-то странно: Друзья  Тьмы
вновь являются  к  нам  из  одного  и  того  же  места.  Впрочем,  везде  их
достаточно...
   - О другом. Великий Повелитель? - промолвил Ордейт. - Из Двуречья? Уж  не
Мэтрим ли Коутон это? Или Перрин Айбара? С тем они  одногодки  и  ничуть  не
отстают от него на пути зла.
   - Мне доносили, его звали Перрин, - Найол нахмурился. - Так ты  говоришь,
их трое? Из Двуречья - лишь табак да шерсть. Сомневаюсь, есть ли иной  край,
живущие в котором люди более оторваны от остального мира.
   - В городах Друзья Тьмы вынуждены  более-менее  маскироваться,  -  Ордейт
скривил усмешку. - Им нужно связываться с другими, через чужаков,  пришедших
из иных мест и уходящих в чужедальние края, оставлять весточки об увиденном.
Но есть еще удаленные от городов скромные деревеньки, чужаки  заглядывают  в
них редко... Где, как не там, держать оплот Друзьям Тьмы?
   - Как же ты разузнал имена тех троих? - прогремел  вопрос  властелина.  -
Сразу трое Друзей Тьмы из дальних закоулков, словно из небытия!  Не  слишком
ли  жадно  бережешь  ты  свои  секреты,  Древоточец?  Из  рукава  своего  ты
вытаскиваешь, как менестрель, все новые сюрпризы!
   - Никто на свете не сумеет рассказать тебе все, что есть  в  его  памяти,
мой Великий Повелитель, - без тревоги ответил Ордейт. - То, что не  сгодится
тебе  для  твоих  дел,  ты  назовешь  пустозвонством,  уж  позволь  мне   не
пустозвонствовать, о Великий! А что касается Ранда ал'Тора,  Дракона  этого,
так он в Двуречье буквально корнями врос.
   - Лжедракон он! - сказал Найол с яростью, и увертливый собеседник ответил
ему поклоном.
   - Разумеется, Великий Повелитель! Забудь мою оговорку.
   В тот же миг Найол заметил, что рисунок в руках Ордейта помят и надорван.
Лицо человека с клювом вместо носа оставалось бесстрастным - за  исключением
вечной сардонической усмешки Ордейта, - руки же  его  конвульсивно  теребили
пергамент.
   - Немедленно прекратить! -  скомандовал  Найол.  Он  выхватил  у  Ордейта
портрет и расправил его со тщанием. - Было бы у меня побольше портретиков, я
бы дал  тебе  один  из  них,  специально  чтобы  порвать.  -  Часть  рисунка
размазалась, по груди юноши прошла складка сгиба, но лицо  чудесным  образом
осталось не тронутым нервными пальцами.
   - Не гневайся на меня, Великий Повелитель! - Ордейт,  не  пригасив  своей
острой улыбки, снова поклонился Найолу. - Но я ненавижу Друзей Тьмы!
   Найол продолжал взирать на портрет, исполненный пастелью. Ранд ал'Тор  из
Двуречья.
   - Пожалуй, я должен  продумать  планы  касательно  Двуречья.  Сразу,  как
только сойдут снега. Да, пожалуй, так.
   - Да исполнится воля Великого Повелителя! - возгласил учтивый Ордейт.

***

   Карридин в это время  брел  по  залам  Цитадели,  и  выражение  его  лица
заставляло воинов за  милю  обходить  этого  человека,  хотя  лишь  немногие
предпочитали искать пристанища в чертогах  Вопрошающих,  если  уж  по  чести
сказать.  Слуги,  спешившие  исполнить  срочные  поручения   своих   господ,
старались схорониться от него за поворотом,  а  достойные  мужи,  чьи  белые
одеяния были украшены золотыми бантами, то есть знаками  их  высоких  чинов,
завидев лицо Карридина, сворачивали в боковые коридоры.
   Распахнув двери своих покоев и  захлопнув  их  за  собой,  Инквизитор  не
почувствовал обычного довольства. Не радовали  его  ни  роскошные  ковры  из
Тарабона и Тира, кипящие сочными красками орнаментов: кровавыми, солнечными,
голубыми, - ни фигурные зеркала из Иллиана, ни стол посреди зала, длинный, с
тяжелой резьбой, оправленный  золочеными  листами  аканта.  Прежде  Карридин
гордился уже тем, что мастер из Лугарда отдал  трудам  над  узорной  резьбой
целый год своей жизни. Но в ту минуту Инквизитор словно бы не  видел  своего
достояния.
   -  Шарбон!  -  Но  камердинер  Карридина  впервые  не  явился   на   зов.
Прибирается, видимо, в дальних комнатах. - Да спалит тебя Свет, Шарбон!  Где
ты?
   Искры  ярости   сверкали   во   взоре   Карридина,   ему   уже   хотелось
собственноручно, собственными проклятьями скрутить Шарбона в бараний рог. Но
ярость его угасла, свернувшись  пружиной,  когда  навстречу  ему  потянулся,
блистая лукавой грациозностью удава, Мурддраал.
   Сложением своим он походил на человека, только был  гораздо  выше  любого
рыцаря, но отличался от людей не только ростом. Мурддраал ходил так, что  ни
одеянья его, траурно  мрачные,  ни  плащ  не  вторили  его  движениям,  лишь
оттеняли бледность его кожи, прозрачной, как у червя. Глаз на  лице  его  не
было. И безглазый взгляд Мурддраала пронзил Карридина ужасом,  как  вверг  в
панику тысячи других воинов до него.
   -  Что  ты...  -  Карридин  запнулся  и  сглотнул,  стараясь   проглотить
собственный страх, вернуть своему голосу  утраченную  звучность.  -  Что  ты
здесь делаешь?
   В голосе его все еще потрескивал  надрыв.  Бескровные  губы  получеловека
вывернула улыбка.
   - Я прихожу лишь туда, где властвует тень. - Шорох его голоса напоминал о
гадюке,  проползающей  сквозь  палую  листву.  -  Обожаю  любоваться  своими
слугами!
   - Но я не слу...
   Тщания Карридина пропадали понапрасну. Ему едва удалось  оторвать  взгляд
от гладкого  куска  бледности,  от  лица-теста,  и  отвернуться.  Но  стоило
показать Мурддраалу спину - и дрожь пронзила Карридина до  самых  костей.  В
зеркале на стене он видел  все  с  остротой  стереоскопической.  Все,  кроме
фигуры Получеловека. Вместо Мурддраала в зеркале колебалось  смутное  пятно.
Но смотреть на  это  темно-бледное  пятно  было  легче,  чем  встретить  тот
безглазый взгляд. Голос Карридина звучал едва слышимо:
   - Но я служу... - Он умолк, внезапно осознав, где они находятся. В  самом
сердце Цитадели Света. Если бы он отважился хотя бы  и  неслышно  произнести
уже приготовленные им слова, Карридин тотчас же попал  бы  под  власть  Руки
Света. Услышав губительный для Инквизитора шепот, Карридина мог поразить  на
месте даже рядовой питомец Света. Карридин знал, что поблизости нет  никого,
кроме Мурддраала и запропастившегося Шарбона. Да куда же он делся, этот  раб
Шарбон? Проклятье! Хоть кого-нибудь чувствовать рядом с собой, чтобы не  так
впивался в тебя безглазый взор Получеловека,  -  потом  можно  будет  убрать
свидетеля, но сейчас так нужен  хоть  кто-нибудь!  И  все-таки  у  Карридина
хватило духу прошелестеть:
   - Я служу Великому Повелителю Тьмы, как и ты ему служишь, Мурддраал. Мы с
тобой заодно!
   - Как вам будет угодно, милорд! - Мурддраал рассмеялся так, что  кости  у
Карридина скрипнули. - Но мне угодно знать, отчего ты сейчас стоишь здесь, а
не на земле Равнины Алмот!
   - Я... Прибыть в Цитадель мне приказал Лорд Капитан-Командор...
   - Приказы твоего Лорда Капитана-Командора не  дороже  дерьма!  Приказываю
тебе найти человека, прозванного Ранд ал'Тор, и убить его.  Вот  что  должно
быть твоей задачей! Это сейчас главное! Как ты смеешь не подчиняться?!
   Карридин,  собравшись  с  силами,  заставил  себя   успокоиться.   Взгляд
Мурддраала вонзался в спину инквизитору, точно острие ножа.
   - Но ход дел... претерпел  изменения.  Над  некоторыми  событиями  я  уже
утратил контроль...
   Посередине стола Мурддраал  чертил  рисунок,  и  царапающий  звук  терзал
Карридину слух. Тонкими усиками  из-под  ногтей  Получеловека  выкручивались
стружки.
   - Ничего не изменилось. Ты поклялся  служить  Свету,  но  потом  произнес
абсолютно иные клятвы, им-то ты и останешься верен!
   Скользя взглядом вслед за царапинами на полированной столешнице, Карридин
сглатывал свой страх.
   - Мне тут не все ясно! - отважился он наконец. - Я полагал,  что  Великий
Повелитель Тьмы намерен как-то использовать Ранда ал'Тора. Почему  я  обязан
вдруг срочно убить его?
   - Опять устраиваешь мне допрос?! Давно пора повесить  тебя  на  твоем  же
языке, прихвостень Света! А не хочешь висеть - не утруждай меня вопросами. И
не мечтай понять наш замысел. Твой удел - повиноваться! Служить  мне  -  как
служит дрессированная шавка. Улавливаешь  смысл?  Так  что  ходи  на  задних
лапках и жди новых приказов, щенок!
   Гнев Карридина уже прогрыз себе путь сквозь заросли  ужаса,  и  рука  его
потянулась к рукояти меча. Но клинка под плащом не было: он  оставил  его  в
приемной, у дверей зала аудиенций, куда приказал ему явиться Пейдрон Найол.
   Мурддраал прянул на него молниеносно, точно гадюка. Карридин  задрожал  в
задохнувшемся своем вопле, ибо рука Мурддраала сжала  ему  запястье  мертвой
хваткой; кости у бедняги задребезжали, посылая вверх по руке  волны  смерти.
Но так и не вырвался у него вой; левой рукой Получеловек захлопнул ослушнику
рот. Сначала от пола оторвались  пятки  обезвреженного  Карридина,  затем  и
пальцы его ног. Славный воин, схваченный Мурддраалом,  болтался  в  воздухе,
как выдернутый клещами гвоздь; он мог лишь хрипеть и бурлить изнутри.
   - Слушай меня ушами, человечье отродье! - приговаривал ласково Мурддраал.
- Ты достанешь этого молодца, где бы он ни был, и прикончишь на месте! Да не
вздумай потом удрать от нас! Среди ваших чистеньких питомцев есть  и  такие,
что сразу же мне донесут, если ты свернешь с нашей дороги. Пусть  этот  урок
подбодрит тебя и добавит смелости. Но если в нынешнем месяце Ранд ал'Тор  не
будет лишен возраста, я возьму в заложники  кого-нибудь  из  твоей  семейки:
доченьку твою, или там сына,  сестру,  дядьку.  И  ты  не  узнаешь,  кого  я
приказал насадить на острие, пока мой избранник не сдохнет, воя  по-собачьи.
А в следующем месяце я проколю своей сталью еще одного из  ваших.  А  там  и
третьего, четвертого. Но если и после этого Ранд ал'Тор останется в живых, а
все твои родные уже будут заколоты, придется мне уже тебя самого залучить  -
забрать прямо в Шайол Гул! - Мурддраал улыбался. - И тогда ты будешь умирать
годы, а не миг, человечек! Теперь ты все усвоил?
   Подвешенный над полом Карридин едва сумел жалобно что-то простонать.  Ему
казалось, что его шея, изогнутая безликим чудовищем, вот-вот разорвется.
   Мурддраал швырнул Карридина через зал, и военачальник треснулся  о  самую
дальнюю стену и соскользнул на ковер почти без  чувств.  Он  простерся  ниц,
пытаясь вдохнуть воздух.
   - Ну, есть еще вопросы, человечек?
   - Я... слушаю тебя и повинуюсь! -  промямлил  Карридин  в  ковер.  Но  не
услышал ответа.
   Скривив лицо от боли у себя в шее, он огляделся. Кроме Карридина, в  зале
никого не было.  Древняя  пословица  вспомнилась  ему:  "Полулюди  на  тенях
скачут, как на лошадях, а свернут они с пути -  не  ищите:  не  найти!.."  И
вправду, никакая стена не была  для  Мурддраала  непроходимой  преградой.  В
груди Карридина зарождался  рев  ярости.  Осыпая  проклятиями  толчки  боли,
идущие от запястья, рыцарь поднялся на ноги.
   Дверь распахнулась, и в зал вкатил свое брюхо Шарбон с корзиной в  руках.
Он замер, уставившись на Карридина.
   - Заждались меня, хозяин мой, да? Уж вы простите мне отлучку,  хозяин,  я
ходил покупать фрукты для вас...
   Неповрежденной своею левой рукой Карридин выбил из  рук  Шарбона  нелепую
корзинку, пустив убогие зимние яблочки раскатываться по коврам  на  полу,  и
наотмашь, тыльной стороной  ладони,  отвесил  слуге  по  физиономии  звонкую
оплеуху.
   - Простите! Извините меня, хозяин! - шептал Шарбон.
   -  Подать  немедля  бумагу,  перо,   чернила!   -   рычал   Карридин.   -
Пошевеливайся, остолоп! Мне нужно написать новые приказы!
   Но какие приказы? Какие?
   Не чуя под собой ног, колобок Шарбон катался по залу, поспешая  исполнить
указания хозяина. Карридин же не мог оторвать взгляд от рубцов  и  линий  на
полированной столешнице, не в силах унять сковывающий его страх.

   И будет пред ним множество путей, и никому не дано  знать  его  имя,  ибо
рожден будет он среди нас многажды, во многих обличьях, как  был  он  рожден
прежде и как всегда будет, и так бесконечно. Пришествие  его  подобно  будет
лемеху плуга, взрезающего пашню, переворачивающему жизни наши, снимая нас  с
мест, где покоились мы в забвении и безмолвии. Разрушающий узы; кующий цепи.
Созидающий будущее; размывающий предначертанность рока.

   Из "Комментариев к Пророчествам о Драконе"
   Джурит Дорине, Правой Руки Королевы Алморен,
   742 г. П. Р., Третья Эпоха

Глава 1
ОЖИДАНИЕ

   Колесо Времени свершает свои круги,  наступает  новая  эпоха,  а  прежняя
уходит, оставляя в памяти людей свои деяния,  из  коих  расцветают  легенды.
Легенды упрощаются, их уже называют сказками, но и  сказки  давнего  времени
меняют свой лик, когда породившая их эпоха приходит в новых лицах.
   Пришел срок - и на арену жизни выступила  эпоха,  которую  одни  называли
Третьей, другие - давнишней, но возродившейся, - тогда-то в Горах  Тумана  и
разбушевался  вихрь.  Нельзя  именовать  эту  бурю  началом  чего-то   инако
живущего. Колесо Времени, замыкая круги, не ведает, где начало и  где  конец
одного круга. Но в ту пору и впрямь родилось новое.
   У подножия гор, на просторах долин, голубых в тумане утра, ветер пустился
в разгул. На долах, где шумели вечнозеленые леса, он блуждал  и  слабел,  но
другие пустоши, еще голые, лишь собирались  породить  зелень  трав  и  дикие
гвоздики. Долгим воем ветер оплакивал погребенные песками  руины,  памятники
неизвестно кому, забытые людьми так же,  как  их  творцы.  Буран  стонал  на
перевалах,  в  расщелинах  между  скалами,  убеленными  снегом,  не  таявшим
никогда. Плотные облака прилипали к вершинам гор, такие же белые, как  снег,
и сливались с возвышенностью.
   В предгорьях зима миновала или уже уходила, но  здесь,  на  высотах,  она
будто  вцепилась  в  каждый  камень,  обшивая  вершины   белыми   заплатами.
Вечнозеленые деревья и кустарники уже не боялись обнажить иголки,  листочки,
а у обычных деревьев-простаков ветви оставались голыми, они чернели на  фоне
скал и спящей почвы. И не было слышно  голосов  -  лишь  дуновение  ледяного
ветра над снегами и камнем. Вся  земля,  казалось,  чего-то  ожидает.  Чего?
Что-то должно взять ее за живое, вернуть к жизни...
   Перрин Айбара завел своего коня в чащу кустов болотного мирта и  сосен  и
привязал узду к стволу. Он повел  плечами  и  поплотнее  закутался  в  плащ,
подбитый изнутри мехом, - настолько уютно,  как  привык  устраиваться  воин,
таскающий на поясе топор с лезвием-полумесяцем, не выпуская из  рук  длинный
лук. В тот самый день, когда выковал мастер Лухан сей добрый топор  с  вечно
холодной сталью, Перрин ему качал мехи. А нынче в пути  ветер  вздувал  плащ
Перрина, отбрасывая с его головы  капюшон,  приглаживая  лохматые  кудри,  и
пронизывал воина насквозь, но Айбара только пошевеливал  пальцами,  согревая
ноги, да поеживался, не покидая седла, и раздумывал он вовсе не о погоде. Не
выпуская из виду пятерых своих спутников, он старался понять, донимает ли их
холод. Ибо послан отряд был не для ожидания, но для чего-то большего.
   Конь Перрина, по кличке  Ходок,  пофыркивал  и  задирал  голову.  Ходока,
жеребца мышастой масти, с едва заметным серебряным блеском на шерсти, Айбара
прозвал так за быстроногость, но в  те  минуты  на  дороге  конь  словно  бы
чувствовал раздраженность всадника, его нетерпение. Устал я от  бесконечного
ожидания. Морейн держит нас всех, будто клещами. Да спалит  тебя  Свет,  Айз
Седай! Ну когда же кончится это ожидание?!
   Перрин бездумно  потянул  в  себя  воздух.  Дорожный  дух  был  смешан  с
лошадиным ароматом, но еще  доносился  запах  людей,  острого  человеческого
пота. Кролик едва успел дать петлю меж двух берез, всего мгновение назад,  и
страх вновь его подгонял, так что лиса-охотница не сумела догнать добычу. Но
вдруг юноша сообразил, что делает, и одернул себя. На таком ветру лучше б  у
меня нос заложило. Очень бы ему хотелось сейчас заполучить насморк. И  я  бы
не позволил Морейн излечить меня от него.
   Вдруг у него словно защекотало что-то в затылке. Но верить  ощущениям  не
хотелось. И спутникам своим он ничего не сказал.
   С Перрином по дороге двигались  по-прежнему  пятеро  всадников,  короткие
луки их были наготове, и все пятеро строго взирали на небосклон да на склоны
гор, поросшие редким лесом. Думалось, будто эти пятеро не  чувствуют  ветра,
что раздувает их одежды, точно флаги. Над плечом каждого  из  них  виднелась
рукоять двуручного меча, продетого сквозь разрез в плаще. Глядя на их гладко
выбритые  головы  с  узлами  волос  на  макушках,  Перрину  становилось  еще
холодней. Но  для  них,  пятерых,  нынешняя  погода  казалась  обыкновенной,
весенней.  На  самой  прочной  наковальне  мира  из   них   выколотили   всю
чувствительность. Шайнарцы из Пограничных Земель славились  твердостью,  они
жили на  самом  пороге  Великого  Запустения,  где  набеги  троллоков  могли
повторяться чуть не каждую ночь, где даже купец или земледелец  по-солдатски
владели мечом и луком. Но пятеро всадников были  не  пахарями,  а  солдатами
чуть ли не с самого рождения.
   Нередко удивлялся Айбара тому, с  каким  уважением  все  пятеро  воителей
выслушивали его распоряжения, вполне признавая  его  командиром.  Будто  они
полагали, что ему дано особое право, некое знание, для  них  закрытое.  Или,
может быть, они - просто мои друзья? - спрашивал он себя не совсем искренне.
Ни один из пятерых не был столь высок ростом, как Перрин, и ни один  не  был
так же крепок сложением. Годы работы подмастерьем в кузнице  развили  в  нем
неуемную силу, развернули плечи, сделав Перрина чуть  ли  не  вдвое  крупней
всякого воина. Но шутки пятерых шайнарцев, проходившихся по поводу его юного
возраста,  заставили  Айбара  ежедневно  брить  себе  щеки,  чтобы  спутники
умолкли. Шутки друзей все же нередко насмешливы. Ему бы  очень  не  хотелось
вновь стать мишенью для шуточек, чего не миновать, коли  Перрин  упомянет  о
своем ощущении.
   Внезапно Перрин с растерянностью вспомнил, что  на  его  наблюдательность
спутники надеялись и  в  эту  секунду.  Он  проверил,  наготове  ли  стрела,
наложенная на его длинный  лук,  и  обратил  взгляд  вниз,  на  пространства
долины: она начиналась в западной стороне и,  медленно  распахиваясь  вширь,
исчезала из поля зрения. Земля ее была покрыта широкими  и  узкими  полосами
снега, последними следами зимы. Деревья там, внизу, истерзанные ветрами, все
еще тянулись к небу голыми, заледеневшими в мороз  ветвями,  но  высились  и
вечнозеленые сосны, болотный  мирт,  ели  и  остролист.  А  вдоль  предгорий
поднимались тенистые леса; на склонах гор, как и в оврагах долин, они  могли
дать  укрытие  любому,  кто  умел  им  воспользоваться.   Но   без   крайней
необходимости здесь в леса не ходили.  Рудники  были  разбросаны  в  дальних
южных краях, либо на севере края, еще дальше; местный же люд истово веровал,
что на Горах  Тумана  каждого  подстережет  неудача,  а  потому  не  следует
заходить  в  лес,  коли  возможно  того  избежать  Глаза  Перрина   сверкали
отполированным золотом.
   Зуд вонзился ему в затылок.
   Нет, ни за что!
   Он мог бы отсечь это зудящее ощущение, но сосущее ожидание все  равно  не
исчезло бы. Перрин будто балансировал  на  самом  краю  обрыва.  Словно  все
замерло на грани. Перрин гадал, нет ли чего нежеланного в окружающих  горах.
Наверное, есть способ проверить. В таких краях, где человек появляется раз в
сто лет, несомненно, раздолье волкам. Но прежде чем мысль  о  волках  успела
обрести форму, он безжалостно задавил ее.  Лучше  быть  в  неведении.  Лучше
гадать, чем так узнать. Как бы мало шайнарцев ни  было,  но  каждый  день  в
округе разъезжали разведчики. Если бы тут что-то было, дозорные заметили бы.
Моя кузница здесь, - сказал себе Перрин, - и здесь отбивать молотом  поковку
должен я. А они пускай раздувают пламя у собственных наковален.
   Дальнозоркий Перрин Айбара первым заметил силуэт всадника,  скачущего  из
Тарабона. Но и для него воин был разноцветным комком, который лошадь  несла,
петляя меж дерев, далеко-далеко, то  открыто,  то  незаметно.  А  лошадка-то
пегая! - сказал себе Перрин. - И явился всадник как раз в срок!
   Он уже собрался оповестить о  ней  своих  спутников  -  то  была,  верно,
женщина, как и все прежние встреченные на этой дороге,  -  но  Масима  вдруг
бросил хрипло:
   - Ворон!
   Точно проклятье выкрикнул.
   Перрин тут же окинул взглядом небо. Не более чем в сотне шагов справа над
вершинами деревьев кружила ширококрылая птица.  Такие  хищники  не  брезгуют
поднять с наста какую-нибудь дохлятину или слопать мышь; может, и эта просто
вылетела за пропитанием, но Перрин не имел  права  допустить  даже  малейшей
возможности, что их обнаружат. Похоже,  ворон  пока  не  заметил  отряд,  но
приближающийся всадник скоро окажется у птицы на виду.
   Едва Перрин увидел ворона, он вскинул  лук,  натянул  тетиву  -  оперение
стрелы к щеке, к уху, - и  отпустил,  все  одним  плавным  движением.  Юноша
ухватил слухом хлопанье тетивы справа, свист стрелы  слева,  но  следил,  но
отрываясь, за чернокрылым. Едва  стрела  Перрина  пронзила  ворона,  с  неба
обрушился густой дождь дегтярных перьев, а когда птица  упала  на  землю,  в
воздухе промчались еще две стрелы. Луки пятерых бритоголовых были уже  снова
натянуты, шайнарцы всматривались в небеса: не летел ли с вороном напарник?
   - Нес ли ворон кому-то сообщение, - проговорил  Перрин,  -  и  не  увидел
ли... тот... то же, что видел ворон?
   Говорил Перрин как бы сам с собой, но на сей раз Раган, самый молодой  из
шайнарцев, то есть старше Перрина лет на  десять,  неожиданно  ему  ответил,
накладывая другую стрелу на свой короткий лук:
   - Он все доносит. Обычно Получеловеку. - В Пограничных Землях за  воронов
полагалось вознаграждение, никто не  смотрел  на  ворона  как  на  заурядную
безобидную птицу. - Свет, мы все погибли бы, не добравшись до этих гор, если
бы Губитель Душ видел все, что видят вороны.
   Голос Рагана звучал с непредвзятой легкостью: шайнарец  говорил  о  делах
для него каждодневных, привычных.
   У Перрина свело плечи, и его пронзила дрожь - но не  от  холода,  -  а  в
затылке у него кто-то бросил вызов надвигающейся на Айбара смерти. Проклятие
Душ... В разных странах его именуют по-разному: Проклятие Душ или  Терзатель
Сердец, Повелитель Могилы или Владыка Сумерек, Отец Лжи или просто Темный, -
все для того, чтобы не назвать его истинным именем, не привлечь к  себе  его
внимания. Темному часто помогали вороны и вороны, а в городах  -  крысы.  Из
колчана за спиной Перрин вытянул еще  одну  стрелу;  острие  у  стрелы  было
широким, ужасающе широким.
   - Стрелка у тебя не короче, чем  дубинка,  -  сказал  Раган,  не  скрывая
восхищения. - Но не станешь же ты выпускать ее в полет? Не хотел бы я видеть
рыцаря, в которого она вонзится!
   У шайнарцев были легкие доспехи, обычно скрытые под простыми куртками. Но
перед сражением они облекали себя и своих коней в тяжелую броню.
   - Слишком длинна для стрельбы  с  лошади,  -  пробурчал  Масима.  Шрам  -
треугольник  на  темной  его   щеке,   искаженной   усмешкой,   -   усиливал
презрительный оскал его лица. - Добрый панцирь на груди  воина  остановит  и
стрелу с трехгранным острием, ежели не пустить  ее  с  пяти  шагов.  А  коли
первый твой выстрел не поразит его, враг намотает твои кишки себе на локоть!
   - Вот именно, Масима! - Раган уже немного расслабился, видя в  небе  лишь
пустоту. Ворон, уже убитый, был, видно, одиночкой. - Но с этим  двуреченским
луком, готов об заклад биться, тебе незачем так близко подходить.
   Масима открыл было рот, но...
   - А эти двое никак не устанут чесать погаными своими языками!  -  гаркнул
Уно. По левой стороне лица, где  глаз  был  вышиблен  в  бою,  сквозил  вниз
длинный шрам, и лицо Уно казалось свирепым даже на шайнарский вкус. На  пути
по горным оврагам в эти осенние дни он постоянно прикрывал  пустую  глазницу
шерстяной  повязкой.  Намалеванный  на  ней   хмурящийся   глаз,   свирепый,
огненно-красный, отбрасывал, как пушинку, простецкий взгляд  собеседника.  -
Если не под силу вам не отвлекаться на всякую ерунду,  то  поглядим,  может,
треклятая караульная служба сегодня вас охолонит маленько! - пригрозил Уно.
   Раган и Масима под взглядом его красного  глаза  потупились.  Он  отругал
обоих еще и авансом, но едва повернул коня к Перрину Айбара, голос его  стал
мягче:
   - И ты все еще никого не видишь?
   Говорил он не столь официально,  как  стал  бы  обращаться  к  командиру,
поставленному над Уно королем Шайнара или же Лордом Фал Дара, но все же умел
дать понять Перрину, что готов исполнить любое его приказание.
   Зная о зоркости Перрина, шайнарцы ее принимали просто как  данность,  как
цвет его глаз, волос, кожи. Не  зная  и  наполовину,  как  складывалась  его
судьба, они как должное принимали Перрина  Айбара  таким,  каким  он  к  ним
пришел. А вернее  -  таким,  каким  они  его  представляли.  Они,  вероятно,
одобряли все, что видели, и таким, как видели. Твердили, что  мир  постоянно
меняется. Что все подвержено вращению желаний и обновлению. Если же глаза  у
кого-то имеют некий невиданный прежде  цвет,  разве  может  сей  факт  иметь
собственный смысл?
   - Она все ближе к нам, - сказал Перрин. - Вы увидите ее вот-вот. Вон там,
левее...
   Он указал  направление  рукой,  и  Уно  тут  же  подался  вперед,  так  и
прицелившись прищуренным единственным глазом, а  через  минуту  с  сомнением
покачал головой:
   - Проклятье, там, внизу, что-то движется!
   Кто-то из пятерых согласился с ним и кивнул, бормоча что-то себе под нос.
Уно бросил на них взгляд своего одинокого  глаза,  и  они  принялись  заново
изучать горы да небеса.
   Перрин неожиданно догадался,  отчего  далекая  всадница  разряжена  столь
пестро. На ней ярко-зеленая юбка выглядывала из-под огненно-алого плаща.
   - Она из бродяг, из Народа Странников, - проговорил он обескураженно.
   Никто,  кроме  бродяг-Лудильщиков,  по  собственной  воле  не   стал   бы
облачаться в наряды столь  броских  расцветок,  а  уж  в  таком  причудливом
сочетании - только они.
   Очень разных женщин приходилось его отряду встречать на  пути,  а  иногда
сопровождать по горным тропам: нищенку в лохмотьях, что  пробивалась  пешком
сквозь снежную бурю; и довольную судьбой купчиху, которая  тянула  за  повод
лошадок, нагруженных товарами; и надменную леди в шелках  и  меховых  шубах,
поводья лошади которой были украшены красными кистями, а седло  поблескивало
золотым орнаментом. Проводив женщину-нищенку,  они  вручили  ей  наполненный
серебром кошелек, - да и многовато в него всыпали серебра,  подумал  Перрин,
но промолчал. Не мог он знать, что очень скоро гордая  леди  подарит  им  за
подмогу кошелек, набитый доверху уже не  серебром,  а  золотом.  Женщины  со
всевозможных ступеней общества, все поодиночке, из  Тарабона,  из  Гэалдана,
даже из Амадиции. Угораздило же теперь столкнуться с дамочкой из Туата'ан!
   - Это что же, распроклятая Лудильщица? -  проревел  Уно.  Не  смолчали  и
остальные, не в силах скрыть свое изумление.
   Раган покачал головой, и хохолок волос у него на макушке качнулся.
   - Не может быть,  чтоб  Лудильщица  тут  была  замешана.  То  ли  она  не
Лудильщица, то ли не та Лудильщица, которую нам должно встречать,  -  молвил
воитель Раган.
   - Опять Лудильщики! - пробурчал Масима. - Трусы они, и больше никто!
   Глаз Уно стал уже, чем дыра в наковальне. Учитывая второй  красный  глаз,
нарисованный на его зеленой повязке, он имел вид злодея из злодеев. - Трусы,
ты говоришь, Масима? - переспросил он вежливенько. - А если бы  сам  ты  был
бабой, осмелился б ты  прискакать  сюда  в  одиночку  и  невооруженный,  как
червяк?
   Что всадница безоружна, все уже знали, - веря, что она и впрямь из народа
Туата'ан. Масима презрительно молчал, но шрам на лице  у  него  распрямился,
как перед боем, и стал бледным.
   - Да спалит меня Свет, если я на такое отважусь - одному выйти на путь. -
Раган усмехнулся. - И пусть я сгорю, если бы у тебя на это хватило мужества,
Масима!
   Запахнув поплотнее свой плащ, Масима вглядывался в  небеса  с  притворным
усердием.
   - Свет ниспослал, чтоб проклятый пожиратель падали был тут всего один!  -
пробормотал Уно.
   Лохматая кобылка, пегая с белизной, медленно  приближалась  к  отряду  по
извилистой дороге, прокладывая  путь  между  обнаженной  землей  и  широкими
отвалами снега. Только раз  кричаще  разряженная  всадница  остановила  свою
лошадь и долго всматривалась во что-то, лежащее  на  земле,  затем  натянула
капюшон плаща поглубже на голову и, тронув свою кобылу пятками, пустила  его
медленной рысью.
   Хватит думать о вороне! - одернул себя Перрин. - Забудь про убитую  птицу
и скачи к нам поближе. дамочка! Ты, быть может, принесешь с собой те  слова,
которые  наконец  соизволят  отпустить  нас  отсюда.  Если  Морейн  намерена
отпустить нас до весны. Чтоб ей сгореть!..
   Вглядываясь в приближающуюся наездницу, он так и не мог  решить,  к  кому
относится последняя его мысль:  к  Айз  Седай  или  к  Лудильщице,  которая,
кажется, слишком уж возится.
   Если она не свернет, то минует укрытие Перрина, оставив его в добрых трех
десятках шагов в стороне. Женщина глядела постоянно на дорогу,  чтобы  пегая
лошадка не споткнулась о валун, и если  и  приметила  среди  деревьев  отряд
Перрина, то не подавала виду.
   Перрин пятками тронул бока своего жеребца, и буланый, серебрясь  шерстью,
грянул вперед, разбрасывая подковами снеговые пласты. Тогда Уно дал  команду
спокойным тоном:
   - Вперед!
   Женщина  еще  не  успела  осознать  присутствие  встречных  всадников,  а
жеребчик Ходок был уже на полпути к скачущей  женщине.  Вздрогнув,  всадница
дернула узду, пытаясь остановить свою кобылу. Она  ошарашенно  наблюдала  за
воинами, съезжавшимися вокруг нее. Расшитый голубыми узорами, что назывались
"тайренским лабиринтом", ее полыхающий плащ, ослепляя всех, казался сияющим.
Женщина давно уже не была молода, волосы ее, не покрытые  капюшоном,  дерзко
тронула седина, но морщины еще не тронули  ее  лицо.  Лишь  горькие  складки
появились у рта, ибо дама нахмурилась неодобрительно, пробежав  взглядом  по
оружию встречных мужчин. Быть может, она и  растревожилась,  столкнувшись  с
воинами, вооруженными до зубов, в диком закоулке горной стороны, но виду  не
подала. Руки ее спокойно опустились вдоль высокого и потертого,  однако  еще
крепкого седла. И страхом от нее не пахло.
   А ну, прекратить!  -  приказал  себе  Перрин.  И  снизил  свой  голос  до
куртуазной вежливости, дабы не дать женщине впасть в ужас:
   - Уважаемая госпожа,  позвольте  представиться  -  Перрин,  ваш  покорный
слуга! Если вам не нужна наша  помощь,  пусть  на  пути  вам  поможет  Свет.
Однако,  если  только  Туата'ан  не  изменили  своих  путей,  вы  далековато
оказались от своих фургонов!
   Прежде чем заговорить, она обвела взором  всех  шестерых  воинов.  Черные
глаза  ее  так  и  лучились  доброжелательством,  как   принято   у   женщин
Странствующего народа.
   - Мне нужно... Нужно разыскать одну женщину...
   Заминка была краткой, но она была. Искала всадница не какую-то женщину, а
Айз Седай.
   - Надеюсь, у нее есть имя? -  спросил  Перрин.  В  последние  месяцы  ему
слишком часто приходилось об этом спрашивать, и вряд ли ответ всадницы будет
иным, но коли железо не смазывать маслом и не протирать, то оно заржавеет.
   - Зовут ее... Нередко ее называют просто Морейн. А мое имя - Лея.
   Совершив учтивый поклон, Перрин продолжил речь:
   - Мы будем вашей стражей на пути к Морейн, госпожа Лея.  Развести  костер
мы уж как-нибудь сумеем, если,  конечно,  не  покинет  нас  удача,  так  что
трапеза ваша не останется холодной... - Он, однако, не тронул узду. - Но как
вам удалось нас найти?
   Подобные вопросы ему приходилось задавать встреченным на дороге и прежде,
так как Морейн изволила всякий раз сама называть ему  место  встречи  с  той
вестницей, что должна была явиться. Ответ одной женщины всякий  раз  походил
на отчет ее предшественницы, но учинять им легкий допросик Перрин был просто
обязан. Пожав плечами, Лея неуверенно отвечала:
   - Я не сомневалась... Я знала: погоню коня верной  дорогой  -  непременно
встречу того, кто доставит меня к Морейн. Я знала... Знала, в общем,  точно.
Мне нужно передать Морейн важные новости.
   О каких новостях шла речь, Перрин интересоваться не стал. Женщины обучены
были передавать свои сведения только Морейн.
   А Айз Седай говорит нам лишь то, что ей угодно сообщить. Он  поразмыслил,
поискал решение. Ни одна Айз Седай лгать не станет, но правда,  что  говорят
Айз Седай, частенько не та правда, которую считаешь правдой ты.  Поздновато,
однако, раздумывать, дружище! Или можно еще посомневаться.?..
   - Нам нужно подняться вон туда, госпожа  Лея!  -  он  указал  на  дальнюю
вершину.
   Возглавляемые Уно, шайнарцы вслед за Перрином и Леей стали подниматься по
склону горы. Бритоголовые из приграничья по-прежнему изучали небо  столь  же
пристально, как землю, а двое всадников, замыкающих отряд, старались,  чтобы
на дороге оставалось поменьше  следов.  Легкой  рысью  продвигались  путники
сквозь тишину, где цокот копыт был их провожатым, а иногда он превращался  в
шелест и треск, когда их кони топтали снежный каст, и  лишь  изредка  горная
тишь нарушалась рокотом и  громом,  когда  отряд  проскакивал  голые  полосы
заледенелой земли. Лея поглядывала искоса то на лицо Перрина, то на лук его,
то на боевой  топор,  но  не  проронила  ни  словечка.  Под  ее  испытующими
взглядами воин держался в седле непрочно, а  смотреть  на  женщину  избегал.
Насколько это ему удавалось, он старался, чтобы люди  незнакомые  не  видели
его глаз. Наконец Перрин вымолвил:
   - Я сразу же догадался, кто  вы,  но  увидеть  посланницу  Странствующего
Народа не ожидал...
   - Злу можно противостоять и не творя насилия! -  Слова  ее,  утверждающие
прописную истину, прозвучали легко, как на  уроке  чтения.  Перрин  смущенно
хмыкнул, но тут же забормотал, извиняясь:
   - Неплохо, если бы все в мире было так, как учат у вас, госпожа Лея!
   - Насилие, - проговорила Лея, не повышая голоса, - наносит вред не только
жертве, но и содеявшему его. Оттого-то мы  и  стремимся  избежать  встреч  с
теми, кто замыслил против нас зло, - продолжила  всадница,  -  чтобы  их  же
самих и уберечь от вреда, наносимого ими при этом себе самим.  Ну,  и  себя,
разумеется, уберечь. Если всякий раз обнажать  меч,  отвечая  на  зло  злом,
скоро забудешь, за какое же добро ты бьешься. С Тенью  можно  бороться  лишь
единственной силой - силой нашей веры!
   Перрину не удалось сдержать усмешку.
   - Надеюсь, госпожа, вам никогда не придется выступить против  кровожадных
троллоков с единственным оружием - вашей верой. Их  грубое  оружие  рассечет
вас пополам на том самом месте, где они вас настигнут.
   - Для нас лучше погибнуть, нежели...
   Но гнев Перрина вновь заставил  его  прервать  речь  достойной  спутницы.
Гнев, которого она просто-напросто не поймет. Тот самый гнев, из-за которого
Лея скорее умрет, чем нанесет вред кому-то живому, каким бы злодеем  не  был
ее враг. - Стоит вам отступить - и они устроят настоящую охоту, чтобы  убить
вас и сожрать ваше тело. А то еще могут и не ждать, пока  тело  ваше  станет
по-настоящему мертвым. Впрочем, умрете  вы  в  любом  случае,  и  тем  самым
принесете еще одну победу злу. И не только троллоки, бывает, что и  люди  не
менее жестоки. Всякие там Друзья Темного. И другие.  Причем  других  гораздо
больше, чем я предполагал всего год назад. Только дайте повод носящим  белые
плащи убедиться в том, что вы, Лудильщики,  неподвластны  их  Свету,  -  вот
тогда и увидите, скольким из вас поможет остаться в живых сила вашей веры.
   - Но при всей вашей воинственности, при этих мечах и стрелах, счастья вам
не дано!
   Как удалось ей  понять  главное?!  Перрин,  исполненный  куража,  вскинул
голову, так что буйные его кудри стали развеваться по ветру.
   - Мир сотворил Создатель, а не я! - выговорил он. - А  мне  указано  жить
как можно достойнее в таком мире, каков он есть...
   - Для человека молодого сказано слишком мрачно, -  молвила  она  тихо.  -
Откуда такая печаль?
   - Мне бы по сторонам смотреть, а не болтать! - сказал он с  резкостью.  -
Скажете спасибо, когда я вас заведу куда-нибудь не туда!
   Воин так ткнул Ходока  каблуками,  что  жеребец  скакнул  далеко  вперед,
прекратив разговор двух всадников. Но Перрин по-прежнему  чувствовал  взгляд
женщины спиной и затылком. Ах, у меня печаль?! Да это не печаль  вовсе,  это
всего лишь... О, Свет. что же со мною? Как понять? Есть, верно,  способ  для
этого, только вот как его узнать...
   И снова в затылке у него начался какой-то зуд, но Перрин заставил себя не
замечать его и постарался защититься от  взглядов  Леи,  вонзающихся  ему  в
спину.
   Всадники спускались по склону горы в лесистую долину,  где  кони  их,  по
колено в ледяной воде, перебрались через широкий ручей. Издали  было  видно,
что долина рассекает горный кряж надвое и  обе  его  половины  -  будто  две
высящиеся статуи. Как решил Перрин: статуи рыцаря и дамы его  сердца,  но  к
нынешнему дню ветер и снег смыли с лиц обоих и нежность,  и  непреклонность.
Но и сама Морейн не знала, чьи бы это могли быть статуи  и  когда  же  резец
касался этих гигантских глыб гранита.
   В прозрачной воде меж копыт лошадей серебрились живые лучи  -  колюшка  и
блесткая форель. С  недоумением  проводив  взглядом  поднявшуюся  из  потока
кавалькаду, выскочил из подлеска олень, запрокинул голову и полетел  в  чащу
леса, так что огромный горный  кот,  весь  в  серых  полосках  и  с  темными
метинами на боках, распластавшийся среди сухих стеблей, едва  не  прянул  за
ним вслед. Нет, он успел полоснуть рысьими глазками по крупам  коней,  а  уж
потом хлестнул хвостом и пустился за добычей. Но  мало  было  в  тот  час  в
горном краю видимых обитателей. Разгуливала на тонких  лапках  и  разгребала
листву на проталинах птичья семья.  Лишь  через  долгие  недели  вернется  к
отрогам скал полнокровная жизнь. Сегодня же и воронов в небе более не видно.
   Ближе к вечеру Перрин провел свой  маленький  отряд  меж  гор  с  крутыми
боками и заснеженными  пиками,  укутанными  в  облака,  и  направил  коня  к
ручейку, что с  плеском  бурлил  вниз  по  склону,  омывая  валуны  каскадом
водопадов. Где-то на ветвях липы призывно защебетала птица, другая  ответила
ей на родном языке. Перрин заулыбался. Сразу признал  голубых  зябликов,  их
любовные зовы.  Птицы  пограничья.  Никому  еще  не  удавалось  незамеченным
проскакать по этой дороге. Воин почесал себе  нос,  а  на  липу,  с  которой
чирикала первая "птичка", и не взглянул.
   Воины, и с ними Лея, пустили коней  сквозь  тернистые  заросли  болотного
мирта, изредка объезжая по сужающейся тропе узловатые стволы  горных  дубов.
Проезд вдоль протока, достаточно широкий, чтобы скакать по нему на коне,  не
становился уже, а сам поток  сделался  неширок  -  легко  перескочит  рослый
мужчина.
   За спиной у себя Перрин слышал невнятное бормотание Леи. Оглядываясь,  он
замечал, как взволнованно женщина озирала крутолобые скалы справа  и  слева.
Отдельные сосны и ели робко поднимались по  склонам  гор.  То,  что  они  не
падали, казалось чудом. Оставив настороженность позади, шайнарцы  ехали  как
на прогулке.
   Перед всадниками внезапно раскрылась меж гор глубокая овальная долина,  с
краями уже не столь отвесными, как в теснине прохода.  Чаша  гор  хранила  у
дальнего своего края источник плещущего ручья. Вдруг зоркий  Перрин  заметил
наверху, на ветвях дуба, человека с  шайнарским  чубом  на  макушке.  Перрин
знал: если бы вместо песни  зяблика  он  услышал  крик  краснокрылой  сойки,
дозорный на ветвях дуба был бы не одинок и войти в долину  оказалось  бы  ох
как непросто. Здесь горстка мужчин могла перекрыть дорогу целой армии! Пусть
явятся тучи врагов - всех отобьют несколько смельчаков. По краям долины, меж
купами вязов, виднелись бревенчатые избушки, совсем неприметные, поэтому те,
кто собрался  вокруг  костров  в  глубине  долинки,  поначалу  смахивали  на
бесприютных бродяг. На виду людей было не более дюжины. И, как  хорошо  знал
Перрин, их вообще было немногим больше. Расслышав поцокивание конских копыт,
обитатели чаши оглядывались, взмахивали руками. Теперь долина  словно  стала
наполняться духом людской жизни и запахом лошадей, аппетитным  запахом  еды,
разогреваемой над дымным очагом. На высоком древке безвольно  свисало  белое
знамя. Неподалеку некое чудо-юдо, ростом чуть  ли  не  вдвое  выше  обычного
человека, восседая на  бревнышке,  перелистывало  с  жадностью  книгу,  едва
заметную в широченных его ладонях. Великан не обратил внимания даже на  крик
своего соседа без хохолка на макушке: "Так вы нашли ее, да, нашли?! А  я  уж
было решила, что вас всю ночь не дождусь!" Голос должен был бы  принадлежать
женщине, но отчего же она облачилась в мужскую куртку  и  штаны,  да  еще  и
волосы себе коротко остригла?
   Ветер ворвался в лесистый уголок  ущелья  как  завоеватель;  он  заставил
затрепетать плащи воинов, а знамя развернул во всю длину. Многим  показалось
в тот миг, что зверь,  изображенный  на  знамени,  сумел  оседлать  ветер  и
полетел. Среди буйных древесных  крон  царил,  извиваясь,  змей  с  четырьмя
лапами, с пятью золотыми когтями на каждой, изукрашенный сверкающими золотом
и голубизной пластинами чешуи, гордящийся своей полыхающей  львиною  гривой.
Знамя из легенды. Увидев сей стяг, большинство людей не признало бы его,  но
их сковал бы неописуемый ужас, услышь они, чье это знамя.
   Направившись вниз в долинку, Перрин взмахнул рукой, будто  бы  обводя  ее
всю.
   - Добро пожаловать, любезная Лея, в лагерь Возрожденного Дракона!

Глава 2
САИДИН

   Пока плещущее в небе знамя не обвисло вновь, женщина из Туата'ан  следила
за флагом со вниманием, однако  безо  всякого  удивления.  Затем  она  стала
наблюдать за теми, кто собрался у огня. Особенно Лею занимала фигура  одного
из них, того самого, с книгой в руках, ибо он был вполовину  громадное,  чем
сам Перрин, и вдвое шире его в плечах.
   - С вами огир? Вот уж не ожидала! - Она покачала головой.  -  Но  где  же
Морейн Седай? Казалось, что знамя Дракона могло бы и не веять  по  ветру,  -
так мало внимания обратила на стяг Лея.
   Жестом Перрин указал ей дальнюю грубо слаженную избушку,  что  стояла  на
противоположном конце деревеньки, у другого края долины. Стены  и  крыша  из
необструганных бревен делали ее самой внушительной из всех хижин, хотя и  не
столь вместительной, как иные дома. Да, лишь немного  пошире  прочих,  но  и
сего факта было довольно, чтобы называть ее все-таки домом, а не лачугой.
   - Морейн живет вон в том доме, - проговорил Перрин. - Она и  Лан.  Лан  -
это Страж... А давайте-ка мы с вами подкрепимся чем-нибудь горяченьким!
   - Нет. Сначала мне нужно поговорить с Морейн.
   Удивлен Перрин не был.  Каждая  из  доставляемых  в  этот  лагерь  женщин
стремилась говорить с Морейн как можно скорее и непременно наедине. Несмотря
на искусство Морейн делить  с  другими  не  всегда  важнейшие  из  новостей,
дамы-посланницы рвались на встречу с ней как одержимые, - так охотник скачет
по холмам за убегающим кроликом, будто тот - последний из кроликов в мире, а
семья охотника изголодалась до полусмерти. Так же и та прихваченная морозцем
дама-нищенка, отвергнув и одеяло, и тарелку горячего мясного  супа,  босиком
ринулась к жилищу властной Морейн по свежевыпавшему  снежку.  Соскользнув  с
седла, Лея вручила Перрину поводья.
   - Ее накормят, я могу на вас положиться?  -  Лея  погладила  морду  своей
пегой кобылы. - Пиеза не привыкла таскать меня по такой глуши!
   - Корма для коней у нас в обрез, - отвечал Перрин, - но для вашей лошадки
принесут сколько смогут.
   Лея молча кивнула и поспешно двинулась вверх по склону, не проронив более
ни слова, церемонно поддерживая свои яркие зеленые юбки, предоставив покорно
полоскаться у нее за спиной красному плащу, расшитому голубыми узорами.
   Перрин спешился и  поговорил  с  воинами,  уже  расходившимися  в  разные
стороны от костра, чтобы позаботиться о своих конях. Командир отдал свой лук
тому ловкачу, что забрал уже Степпера. Нет, кроме этого ворона,  путники  не
заметили по дороге ничего - только  горы  да  женщину  из  Туата'ан.  Да,  с
вороном покончено. Нет, она не сказала нам ни слова о  событиях  за  горными
преградами. Нет, я не имею представления, скоро ли мы тронемся снова...
   И вообще двинемся мы ли когда-нибудь отсюда? - прибавил про себя  Перрин.
Морейн морозила воинов в долине всю зиму. Вряд ли шайнарцы ожидали  приказов
от нее, но Перрин знал твердо: Айз Седай всегда и во  что  бы  то  ни  стало
своего добивались. А уж тем паче своего всегда добивалась Морейн.
   Но вот уже коней разместили в бревенчатых конюшнях, слепленных  на  живую
нитку, и всадники отправились отогреваться. Перрин отбросил  полы  плаща  за
спину и протянул руки к пышущим углям. Объемистый котел, сработанный, видно,
в Байрлоне, источал аппетитные запахи, от  коих  у  Перрина  рот  наполнился
слюной. Но кто-то из поселковых славно нынче побродил по перелескам,  и  над
соседним котлом поднимался пряный  дух  нарезанных  корешков,  почти  такой,
точно поджаривают репу. Перрин  сморщил  нос  и  сосредоточился  на  вареве.
Сейчас больше чего бы то ни было хотелось ему мяса.
   Девушка, одетая по-мужски, не отрываясь смотрела на Лею, которая как  раз
входила в обиталище Морейн.
   - Ну, и что же ты увидела. Мин? - спросил Перрин.
   Женщина подошла к нему. В глазах ее темнела тревога. Перрин же  продолжал
недоумевать: с какой стати пристрастия девушки в выборе одежды склоняются  к
мужским нарядам, к штанам заместо юбок? Он-то знал ее хорошо, но  все  равно
не понимал, как кто-то умудрялся не разглядеть в чересчур  миловидном  юноше
очень симпатичную девушку.
   - Лудильщица скоро умрет,  -  проговорила  девушка  тихо,  поглядывая  на
боевую братию вокруг огня, но ни один из воинов не расслышал ее слов. Перрин
так и замер. Перед ним сияло поселившееся в его памяти лицо  Леи.  О,  свет!
Лудильщики никогда не делают зла  никому!  Одолевая  тепло  костра,  Перрина
сковывал лед. Да спалит меня Свет, угораздило  же  меня  спросить!  Даже  те
немногие Айз Седай, что ведали о даре Мин, не  понимали  сути  его.  Да,  ее
порой посещали некие видения, а иной раз Мин видела ауры, окружающие  людей,
а иногда даже знала, в чем смысл увиденного ею.
   Подошел к костру Масуто  и  помешал  томящееся  в  котле  варево  длинной
деревянной  ложкой.  Шайнарец  оглядел  юношу  и  девушку,  потом  отошел  в
сторонку, напоследок  почесав  пальцем  длинный  нос  и  одарив  их  широкой
ухмылкой.
   - Кровь и пепел! - пробормотала Мин. - Он, видно, думает, что мы с  тобой
- парочка влюбленных, что воркуют у костерка.
   - А ты в этом уверена? - спросил Перрин. У девушки взметнулись  брови,  и
он прибавил торопливо: - Насчет Леи.
   - Ах вот как ее зовут? Лучше бы я не знала! Когда знаешь имя, ты часто не
в силах... Перрин, я знаю, я видела, как собственное ее лицо  всплывает  над
плечами женщины,  залитое  кровью  лицо  и  невидящие  глаза.  Самое  верное
предзнаменование! - Чтобы унять свою дрожь, она сжала руки.  -  О,  Свет!  Я
хочу предчувствовать счастье людское,  а  не  горе!  Но,  по-моему,  утонуло
где-то все наше счастье или повесилось...
   Перрин  открыл  было  рот,  собираясь  предложить  предупредить   Лею   о
приближающейся к ней гибели, но промолчал. Ни разу еще Мин  не  дала  повода
сомневаться в добрых либо дурных своих предсказаниях.  Происходило  в  жизни
именно то, что посещало ее в мире видений.
   - Лицо, залитое кровью, - повторил он вполголоса слова Мин. - Значит,  ее
убьют? - Оттого, как запросто  у  него  сказались  мертвящие  слова,  Перрин
внутренне содрогнулся. Но чем я могу помочь ей спастись? Если я передам  Лее
слова Мин. да еще и заставлю как-то ее в эти слова поверить, это  ничего  не
изменит,  только  заставит  Лею  последние  свои  дни  прожить  под   гнетом
позорящего душу страха. Мин чуть заметно кивнула Перрину.  Если  ей  суждено
быть убитой, значит,  нам  следует  ожидать  нападения  на  лагерь.  Часовых
выставляют  день  и  ночь,  вдобавок  каждый   день   разведчики   обследуют
окрестность. Морейн постоянно держала свой лагерь под охраной;  ни  одно  из
созданий Темного не увидит лагерь, разве только набредет прямиком  на  него.
Перрин вспомнил о волках. Нет! Если кто-то или что-то попытается подкрасться
к бивуаку, разведчики непременно обнаружат врага.
   - Добираться ей до своих - неблизкий путь, - промолвил Перрин вполголоса.
- Дальше предгорий Лудильщики свои  фургоны  не  потащат.  На  обратом  пути
всякое может случиться.
   Мин печально склонила голову:
   - А нас и без того слишком мало, и одного ей в охрану дать не можем. Даже
если б от провожатого и был какой прок.
   Мин рассказала  ему  все,  что  могла  рассказать,  как  всегда  стараясь
предупредить людей о грозящей беде. Ей было всего-то  шесть  или  семь  лет,
когда Мин догадалась: то, что видела она порой в своих  снах  наяву,  больше
никто из людей узреть не умел. Но хотя ей нечего больше сообщить  Перрину  в
эту минуту, ему и так уже казалось, что чем истовей верить в ее  слова,  тем
хуже пойдут дела. Уверовать в пророческий дар Мин люди обычно не торопились,
но  когда  сама  жизнь  принималась  подтверждать  ее  предсказания  -  чего
следовало ожидать?
   - Когда? - только и спросил он, но и для него самого, как для Мин,  слово
показалось беспощадным, точно дамасский меч. Помочь Лее я ничем не могу.  но
если ты будешь откровенна, сумею, быть может, понять,  нападут  на  нас  или
нет.
   Слово "когда" словно  стегнуло  Мин,  она  вскинула  руки.  Но  голос  ее
оставался по-прежнему ровен:
   - Откуда же знать! Срок назначенной беды я не могу назвать никогда.  Знаю
одно: понятно мне что-нибудь о будущем или непонятно  -  уйти  от  грядущего
невозможно. Все вы не можете осознать самое главное:  видения  не  по  моему
зову являются, и узнать что-либо о будущем  я  не  могу.  Видения  и  знание
приходят ко мне сами, когда захотят. Тогда  я  узнаю  что-то.  Малую  толику
понимаю. Так все и происходит. - Мин жестом перебила Перрина,  попытавшегося
прервать ее речь утешительными словами. Сейчас  она  позволяла  выплеснуться
потоку, запрудить который нельзя. - Да, я в силах узнать будущее человека  в
один-единственный и  не  мною  назначенный  миг,  притом  где  это  со  мной
свершится, я заранее не ведаю. В другие дни и часы я не  вижу  вокруг  людей
ничего особого или опасного.  Только  Айз  Седай  окружены  хороводом  неких
знаков постоянно, и Стражи также, но прочесть значения этих знаков для  меня
почти непосильно... - Мин искоса и очень пытливо  взглянула  на  Перрина.  -
Кое-кто из прочих людей тоже окружен различными спутниками...
   - Не вздумай толковать то, что видишь у меня! -  бросил  он  ей  резко  и
остро, расправив свои неохватные плечи. Еще  ребенком  он  был  уже  крупнее
многих своих сверстников. Перрин очень рано узнал, как легко причинить боль,
даже невзначай, другим, когда превосходишь их в росте и силе. Что  заставило
его в то же время обучиться осторожности и  вести  себя  с  людьми  бережно,
сожалея о том, что не всегда ему удается взять собственный гнев в узду.
   - Прости меня. Мин! Не стоило мне срываться... Я не хотел тебя обидеть...
   - Ты  вовсе  меня  не  обидел!  -  возразила  она,  глядя  на  Перрина  с
непониманием. - Да пребудет удача с теми, кому хочется знать, что же я вижу.
Свет свидетель, я бы не захотела, если б кто другой,  обладая  таким  даром,
предложил мне истолковать увиденные им вокруг меня знаки...
   И снова была права Мин. Никто, даже  ни  одна  Айз  Седай,  и  слыхом  не
слыхивал о ком-то еще, обладающим талантом,  который  стал  проклятием  Мин.
"Дарование!" - вот как все именовали склонность ее к пророчествам, хотя сама
она называла все иначе.
   - Я просто надеялся как-то помочь Лее,  -  возразил  Перрин.  -  Знать  о
будущей беде и не уметь спасти обреченного - я  бы  не  смог  выдержать  это
столь спокойно, как ты, Мин!
   - Вот уж диковинка! - промолвила она равнодушно. - Как она тебя завлекла,
сия дамочка из Туата'ан! Они совершенно миролюбивы, а я то и дело  предрекаю
насилие, глядя на...
   Перрин отвернулся, и Мин тут же прикусила язычок.
   - Туата'ан?!  -  загромыхал  сверху  голос,  налетевший,  как  шмель,  из
любопытства пытающийся влететь вам в ухо. - А что такое про Туата'ан?!
   Заложив в книге прочитанную страницу пальцем, похожим на толстую сосиску,
Огир подошел погреться у костра. Над трубкой, которую  он  держал  в  другой
руке, волоском поднималась струйка табачного дыма. Огир разгуливал в  куртке
из темно-коричневой шерсти с горделиво поднятым  воротником.  До  самой  шеи
великана кафтан сей был застегнут на все пуговицы,  да  еще  широко  свисал,
будто юбка, до самых сапог, голенища которых были щегольски отогнуты  книзу.
Голова Перрина была едва на уровне груди огир.
   Физиономия Лойала испугала уже не одного встречного.  Нос  его  разросся,
казалось, до таких размеров, что мог бы работать как рыло у борова, под  ним
оставался едва заметен широченный рот. Глаза Лойала казались шире блюдец,  а
толстые брови его обвисли, точно усы, и почти достигали щек, при этом уши  с
кисточками на кончиках торчали  из  густой  шевелюры.  Те,  кому  доводилось
впервые в жизни встретить огир, тут же принимали его за троллока. Впрочем, и
огир, и троллоки были для многих одинаково сказочными тварями.
   Лишь только Лойал сообразил, что вмешался в чужой разговор, широчайшая из
улыбок расплылась на его лице и глазища  его  засверкали.  Перрина  поразило
изумление: неужели и вправду кто-то мог быть испуган такими огир  всерьез  и
надолго? Но что поделаешь, если некоторые из легенд живописуют сих чудищ  во
всей их свирепости, обвиняют их в безжалостности? Нет,  Перрин  легендам  не
доверял. Огир не умеют ни с кем враждовать!
   Рассказывая Лойалу о появлении в поселке Леи, про свое видение Мин ему не
сообщила. Как обычно, о своих видениях девушка предпочитала  молчать  -  тем
более, когда предрекала плохое.
   - Ты ведь понимаешь, Лойал, как я должна себя чувствовать, - сказала она.
- Будто я в сетях у Айз Седай и людей Двуречья.
   Лойал отозвался звуком, ни назвать, ни описать который невозможно, но Мин
как будто бы решила, что огир с ней согласен.
   - Да! - сказала она с вызовом. - Так все и было, жила я себе в  Байрлоне,
а потом меня ухватили за шиворот да и зашвырнули... один  Свет  знает,  куда
меня забросило! Ведь я могла бы остаться в родных местах... Нет, с того дня,
когда я повстречалась с Морейн, жизнь моя уже не была моей собственной.  Ее,
да еще этих парней-фермеров из Двуречья! - Мин скользнула взглядом  по  лицу
Перрина, и губы ее искривила усмешка. - И всего-то было у меня желаний: жить
по-своему, влюбиться в кого-то,  замуж  выйти...  -  Щеки  ее  вдруг  так  и
вспыхнули, она прокашлялась. - То есть, я хочу сказать: ну  что  же  в  этом
плохого - стремиться прожить свою жизнь безо всех этих напастей?
   - Та'верен. - начал Лойал, и Перрин тут же  грубым  жестом  приказал  ему
умолкнуть. Но если речь огира почти  невозможно  было  притормозить,  то  уж
заставить его совсем закрыт рот шансов имелось еще меньше, тем  более  когда
он входил в раж. И вообще, по мнению  подобных  ему  огир,  он  был  излишне
суетлив. Неторопливо уложив свою книгу в карман куртки, он поводил в воздухе
дымящей трубкой и продолжил  свое  выступление:  -  Все  мы  своими  жизнями
воздействуем на чужие судьбы. Мин. Колесо Времени втягивает нас в сплетаемый
им Узор, нить каждого натягивается,  как  струна,  и  сплетается  с  прочими
нитями. С та'верен то же самое, только в большей, гораздо  большей  степени.
Они определяют весь Узор - на время, по крайней мере, - заставляя  его  нити
обвиваться вкруг них. Чем ближе ты к ним, тем  больше  их  влияние  на  тебя
самого. Поговаривают, будто,  оказавшись  в  комнате  с  Артуром  Ястребиное
Крыло, можно было ощутить, как сам собой изменяется Узор. Не знаю, правда то
или байки, но я об этом читал. Но и это не все. Эти самые  та'верен  и  сами
вроде бы затканы, как пряжа, в тягу более крепкую, чем остальные нити узора,
то есть мы. Оттого у них и свободы вольготной нет...
   Перрин скорчил гримасу. Вот-вот, о какой свободе речь идет?
   - А вот мне бы хотелось знаешь чего? - Мин вскинула голову. - Чтобы их не
заставляли быть такими все время - такими растреклятыми та'верен.  А  у  нас
та'верен стягиваются на одну сторону узора жизни, а каждая Айз  Седай  лезет
не в свое дело на другой его стороне. И что тут способна сделать женщина?
   Лойал пожал плечами:
   - Полагаю, весьма мало, пока она близко от та'верен.
   - Как будто я могла поступить по-другому! - проворчала Мин.
   - А вдруг это и есть твое счастье? - Огир хмыкнул. - Или несчастье,  если
угодно смотреть на дело так. Надо же, не с одним, а с тремя  сразу  та'верен
рядом ходишь. Ранд, Мэт и Перрин! Я бы лично счел знакомство с ними  большим
счастьем, даже не будь они моими друзьями. Думаю, я бы даже... - Огир  обвел
лица неожиданно застенчивым взором, у него и уши задергались. -  Только  чур
не хохотать надо мной! Скажу прямо: я  уже  пишу  про  вас  книгу.  Наброски
сделал черновые.
   Мин  улыбнулась  огир  ободряюще,  и  уши  Лойала  замерли,  скрывая  его
волнение.
   - Молодчага ты, огир! - сказала Мин. - Но только, знаешь, кажется иногда,
будто нас заставляют плясать на веревочках, как марионеток. Они играют нами,
твои лихие та'верен.
   - Я не просил себе такой судьбы! - вспылил Перрин. - Не просил!
   - Не куклой ли вдруг почувствовал себя и ты, огир?  -  спросила  великана
Мин, не обратив внимания на вспышку Перрина. - Не оттого ли ты и  скитаешься
вместе с Морейн? Я ведь знаю,  что  огир  почти  никогда  не  покидают  свои
стеддинги. Не захлестнул ли тебя в свою судьбу некто из та'верен?
   - Просто я хотел увидеть рощи, что выращены огир,  -  пробормотал  Лойал,
занявшись вдруг тщательной прочисткой своей трубки. - Рощи - это всего  лишь
рощи, всегда и везде... - Он бросил взгляд на Перрина, будто ища  поддержки,
но Перрин молча усмехнулся.
   Ну, каково тебе оказаться на моем месте,  в  моей-то  шкуре?  Не  слишком
много зная об огир, уж в одном-то Перрин был уверен: Лойал - беглец. Ему уже
девяносто лет, но для огир и его соплеменников это еще мальчишеский возраст.
Покидать  стеддинг  дозволялось  лишь  зрелым  мужам   -   это   именовалось
выхождением за Пределы, - и разрешение огир  получали  от  Старейшин.  А  по
людским стандартам, огир прожил уже огромную жизнь.  Как-то  Лойал  говорил,
что Старейшины вряд ли встретят его с восторгом, окажись он снова  у  них  в
руках. Лично он намерен оттягивать сей радостный миг как можно дольше.
   Вдруг шайнарцы всполошились, воины повскакивали со своих  мест.  Из  дома
Морейн выступил Ранд.
   Издалека Перрин зорко взял его взглядом. У Ранда были рыжеватые волосы  и
серые глаза. Он и Перрин были ровесниками,  но  Ранд  был  выше  Перрина  на
полголовы и так же  широк  в  плечах,  но  при  этом  оставался  недосягаемо
грациозен. По рукавам его красной куртки с  высоким  воротом  сбегали  шитые
золоченые шипы, а на груди Ранда темный плащ был украшен вытканным чудовищем
- четырехпалым змеем с золотой гривой, точно таким же, как на флаге.  Перрин
и Ранд дружили с детства. Остались ли мы и сейчас друзьями? Неужели я  дожил
до того. что приходится в этом сомневаться? Момент не больно подходящий...
   Выпятив подбородки,  уложив  руки  на  коленки,  шайнарцы  единым  строем
застыли в поклоне.
   - Лорд Дракон! - воззвал к повелителю Уно. - Приказывайте! Служба у вас -
великая честь!
   Обычно не в силах хотя бы в одну из фраз не подпустить ругательство,  Уно
вещал в ту минуту голосом, в котором звенело глубочайшее уважение.  "Великая
честь!" - эхом грянули остальные бойцы.  Блеснул  слезой  Масима,  привыкший
видеть вокруг лишь дурные знаки.  Глаза  его  теперь  сияли  беспрекословным
почтением к Возрожденному Дракону. Проревел приветствие и Раган, и остальные
воители, замершие в ожидании боевого приказа, если угодно будет Ранду отдать
его. Сам же Ранд в тот миг взглянул на них, сбежал  со  склона  вниз,  да  и
скрылся в чаще кустарников, отвернувшись от своего воинства самым невежливым
образом.
   - Опять ругался с  Морейн,  -  повествовала  Мин,  точно  знакомую  книгу
перечитывая. - Только на сей раз на перебранку у него ушел весь день...
   Не удивляясь услышанному, Перрин был и на сей раз  все-таки  взбудоражен.
Спорить с Айз Седай? На Перрина нахлынули все сказки, слышанные  в  детстве.
Там прямо-таки царили Айз Седай, они сажали  на  троны  своих  королей  и  с
помощью тайных пружин управляли танцами народов. Те  самые  Айз  Седай,  чьи
подарки всегда имели незаметный для тебя крючок, а плату за свою помощь  они
просили намного меньше, чем можно было поверить, но оборачивалась  она  куда
большей, чем ты мог вообразить. Они могли своим гневом расколоть землю, были
обучены овладевать силой молний. Сегодня Перрин уже знал: многие рассказы  о
подвигах Айз Седай были  всего  лишь  легендами.  Но  и  легенды  раскрывали
подлинную мощь сего имени лишь наполовину.
   - Нужно бы мне пойти за ним, -  промолвил  наконец  Перрин.  -  Стоит  им
поцапаться - и ему тут же необходим слушатель, чтобы облегчить душу.
   Кроме Морейн и Лана, в поселке было лишь трое, кто  не  глазел  на  Ранда
снизу вверх, будто тот уже командовал делами всех королей мира. На равных  с
ним удавалось держаться только Мин, Лойалу и ему, Перрину. А из  этих  троих
знавал Ранда прежде лишь один Перрин.
   И Перрин Айбара двинулся вверх по склону, лишь разок умерив  шаги,  чтобы
взглянуть на запертую дверь обители Морейн. Сейчас у нее,  наверное.  Лея  и
Лан. Покидать свое место подле Айз Седай Страж позволял себе крайне редко.
   Домик Ранда был поменьше, чем дворец властительницы Морейн. Расположенный
на склоне горы гораздо  ниже,  чем  ее  палаты,  он  спрятался  за  стволами
деревьев, будто бы ускользнув от группы поселковых  построек.  Ранд  жил  бы
среди обитателей лагеря, но их собственный пиетет перед ним  как  бы  вознес
его над всеми. Ранд оказался наедине с самим собой. И оставался один на один
со своей персоной слишком долго, как казалось Перрину. Впрочем. Перрин знал,
что сейчас Ранд направился вовсе не в свою хижину.
   И Перрин пошел туда, где на краю долины-чаши высилась шагов на  пятьдесят
вверх скала, обнаженный камень которой украшал лишь жесткий кустарник, тут и
там цепко впившийся в гранит. Перрин хорошо знал, в каком месте в серо-буром
камне была расщелина, узкий проход, в который едва протискивались его плечи.
И вот уже над головой его полосой  струится  свет  позднего  вечера,  а  сам
Перрин как бы спускается в тоннель.
   Проведя юношу с полмили, расщелина распахнулась в горло долины,  узкой  и
недолгой, с милю длиной, дно которой было усыпано валунами, а крутые  склоны
гор справа и слева оккупировал болотный мирт, а  также  сосны  и  вездесущие
елки. Солнце, воцарившееся на самой высокой из горных вершин, расстилало  по
долу  длинные  тени.  Обороняющие  долинное  место  скалы  были  отлиты   из
беспорочного гранита, а  в  единственную  трещину  меж  камней  проскользнул
Перрин;  воитель  оценивал  теперь  крутизну   неприступных   стен,   словно
вырубленных гигантским топором, вонзившимся в  тело  земли  из  выси.  Здесь
хватило бы двоих рубак, чтобы отбросить целую армию  еще  надежнее,  чем  на
пороге горной чаши, откуда явился Перрин, но по  дну  не  сбегал  ручей,  не
звенел родник. Поэтому в долине бывал один только Ранд.  И,  поссорившись  с
Морейн, он пришел в это укромное место.
   Ранд стоял у входа в долину, опираясь спиной о ствол болотного мирта.  Он
молча разглядывал собственные ладони. И на каждой его ладони,  как  известно
Перрину, была выжжена цапля. Каблук Перрина царапнул о камень,  но  Ранд  не
повел и бровью. Однако в тот же миг, не отрывая взгляда от собственных  рук,
он стал вполголоса произносить:

   - Дважды и дважды он будет отмечен,
   Дважды - жить и дважды - умереть.
   Раз - цаплей, дабы на путь направить.
   Два - цаплей, дабы верно назвать.
   Раз - Дракон, за память утраченную.
   Два - Дракон, за цену, что заплатить обязан...

   Ранд содрогнулся и упрятал собственные драконьи меты на руках себе же под
мышки.
   - Но никаких Драконов, - проговорил он свирепо. - Пока еще их нет.
   Перрин вглядывался в лицо Ранда.  Мужчина,  способный  направлять  Единую
Силу. Мужчина, обреченный на безумие  из-за  испорченности  саидин,  мужской
половины Истинного Источника. В своем безумном буйстве он  уничтожит  все  и
вся вокруг себя. Человек - нет, существо! -  к  которому  с  детства  каждый
питает страх и отвращение, но вот только...  Только  как  же  вдруг  ощутить
врагом - того, с кем дружишь с детства?! Неужели  кому-то  известен  простой
способ оборвать искреннюю дружбу?  Ожидая,  что  скажет,  как  поступит  его
судьба, Перрин присел на плоский валун.
   Наконец Ранд к нему обернулся.
   - Здоров ли Мэт, как полагаешь, Перрин? Когда мы с ним виделись, от  него
остались кожа да кости!
   - Да уж поправился, верно... - Мэт уж, небось,  в  Тар  Валоне.  Там  его
исцелят. А Найнив с Эгвейн не дадут в беду угодить.
   Эгвейн и Найнив, а с ними еще Ранд, Мэт и Перрин. Все пятеро из  Эмондова
Луга, что в Двуречье.  Кроме  наезжавших  торговцев  да  ушлых  купцов,  что
закупали раз в году у трудяг добрый табак и шерсть, чужие в  Двуречье  почти
никогда не заходили. Да и отбывать с родины в дальние  страны  резону  ни  у
кого не имелось. Но повернулось Колесо, выбрало  себе  та'верен,  и  пятерым
деревенским крепышам пришлось покинуть милые сердцу долины.  Оставаться  там
они больше не могли И оставаться прежними тоже не могли...
   Выслушав Перрина, Ранд молча кивнул.
   - В последнее время, - молвил Перрин, - я ловлю себя на том, что лучше бы
я остался орудовать молотом в кузне. А ты?..  Не  хочется  по-прежнему  быть
пастухом?
   - Долг, - пробормотал Ранд. - Смерть легче  перышка,  долг  тяжелей,  чем
гора, - продолжал  он.  -  Так  говорят  в  Шайнаре...  Темный  зашевелился.
Близится час Последней Битвы. И долг Возрожденного  Дракона  -  в  Последней
Битве сразиться с Властелином Темных Сил, биться лицом к  лицу!  Иначе  весь
мир поглотит вечная темнота Тени. Колесо Времени  будет  сломано.  И  каждая
Эпоха будет перекроена по меркам Темного. И против этого - лишь  один  я!  -
Ранд смеялся без радости, плечи его  горестно  вздрагивали.  -  Долг  правит
мной, потому что кроме меня нет никого! Так, да?
   Отбрасывая нежданную тревогу,  Перрин  запахнул  свой  плащ.  Смех  Ранда
уязвил его, покрыл его кожу морозом.
   - Я так понял, ты снова разругался с Морейн? - проговорил он. - И все  по
тому же поводу?
   - Но не всякий ли раз мы спорим все об одном и том же, мы, люди?  -  Ранд
глубоко и шумно втянул в себя воздух. - Они там, внизу, заняли  всю  Равнину
Алмот, и один только Свет ведает, где они еще. Их сотни. Тысячи! Они взывают
к Возрожденному Дракону, потому  что  я  поднял  это  знамя.  Потому  что  я
позволил объявить себя Драконом. Потому что иного выбора я не видел.  И  они
гибнут.  Сражаются,  ищут,  взывают  к  тому,  кто  должен  бы  повести  их.
Погибают... А я сижу всю зиму здесь, в горном убежище! Я... Я обязан им...
   - Ты как будто уверен, что твой путь  мне  по  нраву,  -  Перрин  покачал
головой.
   - Ты тоже идешь у нее на поводу! - Ранд так и вспыхнул.  -  Ты  хоть  раз
воспротивился ей?
   - Много же ты выиграл, поступая строптиво!  -  усмехнулся  Перрин.  -  Ты
артачился, спорил, а мы проторчали тут, будто чурбаны, всю зиму!
   - А почему? Потому, что она права! -  И  снова  Ранд  рассыпал  стеклышки
колющего смеха. - Всегда Морейн права, да спалит меня Свет! Они распались на
мелкие шайки, рассыпались по равнине,  по  всему  Тарабону  и  Арад  Доману.
Возглавь я любую  -  Белоплащники,  доманийская  армия,  тарабонцы  попросту
раздавят их, как утка жучка.
   Смущенный Перрин в замешательстве чуть сам не рассмеялся.
   - Но ежели ты во всем соглашаешься с Морейн, объясни, пусть  нас  услышит
сам Свет, отчего вы с ней все цапаетесь, точно кошки?
   - Нужно же мне что-то делать! Иначе...  Иначе  я  лопну,  как  переспелая
дыня!
   - Что-то делать? Если бы ты прислушивался к тому, что она говорит...
   Ранд не дал Перрину и слова вымолвить о том, что, мол,  не  вечно  же  им
сиднем тут сидеть.
   - Морейн говорит! Морейн говорит! - Он рывком выпрямился, обхватил голову
руками. - У Морейн обо всем есть что сказать! Морейн говорит:  я  не  обязан
идти к тем, кто погибает с моим именем. Морейн говорит:  о  своем  следующем
шаге я узнаю - сам Узор вынудит меня к нему. Морейн говорит! Но она ни  разу
не сказала, как я узнаю о чем-то. Вот уж нет! Она этого  не  знает!  -  Руки
Ранда безвольно упали. Склонив голову, он обернулся к Перрину,  пронзил  его
острым взглядом. - Иногда мне  кажется,  что  Морейн  учит  меня  ходить  по
струнке, будто какого-то  особенного  тайренского  жеребца.  У  тебя  такого
чувства не бывает?
   - Я... - Перрин растерянно потер себе ладонью затылок. -  Я  знаю.  Ранд,
кто наш враг. И какая разница мне, кто и чему меня учит...
   - Ба'алзамон! - прошептал вдруг Ранд. Так звучало  древнее  имя  Темного.
Сердце Тьмы - вот что значит это слово в  языке  троллоков.  -  И  я  должен
встретиться с ним лицом к лицу, вот как, Перрин. - Глаза Ранда были закрыты,
лицо его исказила судорожная улыбка - такой гримасой  отвечают  на  боль.  -
Помоги мне Свет! То я хочу, чтоб это случилось немедля,  ибо  чем  скорее  я
встречусь с Темным, тем быстрей я покончу с ним, а то хочется мне... И много
ли раз мне удавалось... О Свет, это так меня тянет! А  если  я  не  сумею...
Что, если я...
   Вздрогнула почва, покатились камни с холма.
   - Ранд? - встревоженно окликнул  друга  Перрин.  В  холоде  вечера  перед
Перрином  дрожал  взмокший,  изнемогающий  от  жара  Ранд.  Глаза  его  были
по-прежнему закрыты.
   - О Свет! - простонал он. - Это так давит!.. Под ногами у  Перрина  земля
забурлила,  а  над  всею   долиной   прокатилось   эхо   дальнего   грохота,
неправдоподобно могучего. Подошва холма точно пыталась  выскользнуть  из-под
ног. Затем он уж и  не  мог  понять,  повалился  ли  сам  ничком  или  земля
поднялась ему навстречу. Долина содрогалась. Словно чья-то неимоверная  лапа
протянулась вниз с самого неба и выдергивает из  земли  мирные  долы.  Чтобы
земля не играла его телом, точно мячиком, Перрин прижался к  траве.  У  него
перед  самыми  глазами  подскакивали  и  вертелись  большие  камни,  а  пыль
поднималась волнами.
   - Ранд! - но мычание Перрина утонуло в рокочущем громе.
   Запрокинув  голову,  зажмурив  глаза,  Ранд  стоял  неподвижно.  Или   не
чувствовал он, как перемолачивала себя земля, заставляя тело его склоняться?
Ни один из толчков землетрясения  не  лишил  Ранда  равновесия,  как  бы  ни
взметали его удары. Перрин не был точно  уверен  -  слишком  его  мотало  по
земле, - но ему почудилась на лице Ранда печальная улыбка.
   Освобожденная мощь  размолачивала  деревья  -  болотный  мирт  раскололся
надвое, большая часть ствола рухнула шагах в трех  от  Ранда.  Тот  даже  не
вздрогнул. У Перрина же все силы уходили на то, чтобы вдохнуть полную  грудь
воздуха.
   - Ранд! - гаркнул он что было сил. - Во имя Света, Ранд! Прекрати!
   И все прекратилось столь же внезапно, как и началось. С  громким  треском
где-то наверху, в кроне низкорослого  дуба,  отломилась  гнилая  ветка  и  с
хрустом полетела вниз.
   Откашливаясь, Перрин медленно встал с земли. Воздух был пропитан пылью: в
лучах заходящего солнца искрились крошечные самоцветы. Но Ранд  не  мог  уже
замечать ни красоту, ни уродство. Грудь его  вздымалась  так,  будто  бы  он
пролетел рысью десяток миль.  Ни  разу  прежде  не  случалось  ничего,  даже
отдаленно напоминающего то, что стряслось сейчас.
   - Ранд, - осторожно вымолвил Перрин, - что... Но ему чудилось,  что  Ранд
смотрит вдаль, вдаль.
   - Он там, только там всегда, вечно, - прорычал он. - Тот, что зовет меня.
Он меня тянет к себе! Саидин. Мужская половина Истинного  Источника.  Иногда
мне не удается удержать себя, я тянусь к нему  сам.  -  Ранд  будто  схватил
нечто невидимое тут же, в пустом воздухе, и уставился на свой сжатый  кулак.
- И порчу я ощущаю прежде, чем коснусь его. Пятно Темного, подобное  тонкому
мерзкому  налету,  старающемуся  спрятаться   от   Света.   Меня   наизнанку
выворачивает, но удержать себя я не  в  силах.  Не  могу!  Только  иногда  я
дотягиваюсь  и  тогда  словно  воздух  пытаюсь  схватить.  -  Ладонь   Ранда
взметнулась и раскрылась. Она была пуста. Ранд горько рассмеялся. -  А  что,
если такое случится, когда грянет Последняя Битва? Если я потянусь и  ничего
не схвачу?..
   - Ну, тогда ты что-то да схватишь, - прохрипел Перрин. - А что вообще  ты
делал?
   Озирая мир вокруг себя, Ранд будто бы  узрел  жизнь  заново.  Разломанный
буйством недр мирт и обломленные древесные ветви. Но разрушений  представало
перед ним, как заметил Перрин, на удивление мало. Не  видно  ни  проломов  в
скалах, ни трещин-обрывов на земной поверхности. Древесная стена леса стояла
нерушимо.
   - Не по моей это воле, - Ранд усмехнулся. - Знаешь, бывает: хочешь  всего
лишь открыть кран пивной бочки, а вместо этого вырываешь его  с  корнем.  Но
это... переполняет меня! Я должен направить его куда-нибудь, иначе  он  меня
выжжет, но все вокруг... Я вовсе этого не хотел, поверь!..
   Перрин молча кивнул. Что толку снова твердить маленькому  Дракону,  чтобы
он больше так не играл? Он  виноват  в  своем  преступлении  не  более,  чем
виновен в содеянном я.
   - Хватает тех, кто хочет, чтоб ты был мертв - да и мы заодно сгибли.  Так
что незачем работать за них и на них.  -  Ранд  был  точно  глухой.  -  Пора
возвращаться в лагерь, - продолжал Перрин. - Скоро стемнеет, и не знаю,  как
ты, а я проголодался.
   - Что? А... Ступай, Перрин, ступай. Я тоже скоро уйду отсюда.  Но  сейчас
мне надо побыть здесь одному. Совсем недолго.
   Постояв с минуту, Перрин без удовольствия двинулся к  проходу  меж  скал.
Однако Ранд вновь начал говорить, и ему пришлось остановиться.
   - Тебе ночью что-нибудь снится? Хорошие сны видишь?
   - Случается, - отвечал Перрин сдержанно. - Но стоит  проснуться  -  и  от
снов не остается следов. Он не лгал: воин умел держать свои сны под стражей.
   - Сны своего места не покидают, - молвил  Ранд  едва  слышно,  но  Перрин
услышал. -  Может  статься,  они-то  и  говорят  нам  самое  главное.  И  не
обманывают нас. - Он умолк.
   - Ужин стынет, - проворчал Перрин, но Ранд  не  заметил.  Он  был  тих  и
задумчив. Решительно  повернувшись  к  нему  спиной,  Перрин  оставил  друга
одного.

Глава 3
СОБЫТИЯ НА РАВНИНЕ АЛМОТ

   От входа в расщелину до самого верха по скале простиралась тень, так  как
бурление глубин опрокинуло  одну  из  вершин.  Перин  решил  не  торопиться,
спускаясь по  тропе,  и  пристально  вгляделся  в  рожденную  землетрясением
черноту. Гранитный свод оставался нерушим. Но в тот же миг  снова,  сильнее,
чем раньше, в затылок ему вонзился зуд. Нет, только не  сейчас,  спали  меня
Свет! Нет! Зуденье ускользнуло.
   Проникнув сквозь трещину и очутившись над лагерем, Перрин увидел  долину,
покрытую странными закатными тенями. На юношу не отрываясь  глядела  Морейн,
словно ожидая его у порога своих хором. Перрин встал как вкопанный. Стройная
женщина, темноволосая и  как  раз  ему  по  плечо.  А  главное,  удивительно
миловидная. И как у всех Айз Седай, что время от времени обращались к Единой
Силе, возраст по ее облику  определить  было  нельзя.  Темные  глаза  Морейн
отливали мудростью уже не девичьей, но морщин на нежных щеках  ее  не  было.
Странным  казалось  измятое  и  пропыленное   платье   женщины,   шитое   из
темно-голубого шелка, а из прически  Морейн,  обычно  причудливо  уложенной,
выбивались пряди волос. Лицо Айз Седай украшало пятно грязи.
   Перрин смутился и опустил голову. Из всех в  лагере  лишь  Морейн  и  Лан
знали о тайне Перрина, и ему совсем не по душе было понимающее выражение  ее
лица, когда она глядела ему в глаза. В его желтые глаза. Когда-нибудь,  быть
может, он бы спросил ее, собравшись с  духом:  а  что  уж  такое  важное  вы
изволите знать обо мне, леди? Любая из Айз Седай должна  знать  куда  больше
сельского юноши. Но не время сейчас для любопытства! А  что,  если  час  для
расспросов так и не грянет?
   - Ранд не хотел... То есть он не бури добивался... Все как-то так  вышло,
само случилось...
   - Само случилось, - повторила Морейн свинцовым голоском, вскинула  голову
и вновь скрылась в своем дворце-скиту. Чуть громче захлопнув за собой дверь,
чем закрывала ее обычно.
   Перрин перевел дух  и  поспешил  вниз,  где  на  кострах  уже  кашеварили
солдаты. Про себя отметив, что уж завтра-то с самого утра, если не нынче  же
вечером. Ранд снова поцапается с Айз Седай.
   По склонам горной чаши лежало с полдюжины  древесных  стволов,  с  корнем
вырванных из земных глубин недавней напастью. Колея щебня,  перемешанного  с
рытой почвой,  тянулась  к  берегу  ручья,  где  теперь  разлегся  валунище,
скатившийся по краю  холма.  На  другом  берегу  потока  одна  из  хижин  от
подземных толчков развалилась,  и  сейчас  вокруг  нее  собрались  шайнарцы,
пытаясь восстановить жилище. Среди них Перрин заприметил Лойала.  Огир  шутя
вздымал себе на плечо бревнышко, нести которое по силам было  лишь  четверым
шайнарцам. Уно ругался так, что рев его оглушал всех в долине.
   Мин, чем-то расстроенная и недовольная, стоя у очага, домешивала ложкой в
котле. На щеке у нее алела ссадина, по воздуху плыл едва  уловимый  ароматец
подгорелого мяса.
   - Ненавижу всякую готовку!  -  объявила  девушка,  брезгливо  заглянув  в
котел. - И не кати на меня бочку, если еда не придется тебе по  вкусу!  Этой
выходкой Ранд выплеснул из моего котла добрую половину варева! И вообще, кто
дал ему право швырять нас всех из стороны в сторону, точно мы  мешки  из-под
риса? - Она тронула себя пониже талии и поморщилась  от  боли.  -  Пусть  он
только попадется мне в руки! Так залеплю - век не забудет! -  Мин  взмахнула
деревянной поварешкой у Перрина перед носом, как будто уже тренируясь  перед
главной битвой с Рандом.
   - Пострадал кто-нибудь? - спросил он ворчливо.
   - Попробуй-ка сосчитать все наши ссадины да синяки! - Мин усмехнулась.  -
Сначала-то все растерялись, как дети, когда  нас  разбросало  кого  куда.  А
потом, когда узрели, что на нору Ранда воззрилась наша дорогая Морейн, сразу
ясно стало: его баловство, чье же еще! Если уж Дракону  приспичило  сбросить
нам прямо на голову вершину скалы, значит, у него есть достойные причины для
этого, ибо он не кто попало, а самый что ни на  есть  Дракон.  Ему  можно  и
шкуры с  них  посдирать,  и  приказать  им  на  собственных  косточках  лихо
отплясывать - они Дракону только в пояс поклонятся и заплачут от радости,  а
не от боли. Да здравствует Дракон!  -  она  хмыкнула  и  брякнула  по  котлу
ложкой.
   Перрин же взглянул туда,  где  стояла  избушка  Морейн.  Если  бы  что-то
случилось с Леей, если бы она погибла, Айз Седай не смогла  бы  вернуться  в
дом горя так запросто. Помпезная хижина правительницы  оставалась  окутанной
чувством ожидания. Как ни крути, а такой беды не было!
   - А может, уйти тебе отсюда, Мин? С утра и пустилась бы  своим  путем.  Я
дам тебе немного серебра, а Морейн поможет пересечь горный перевал вместе  с
караваном купцов из Гэалдана. И опомниться не успеешь, как уже  возвратишься
в Байрлорн!..
   Она  взглянула  на  Перрина  столь   презрительно,   что   ему   пришлось
призадуматься, не хватил ли он через край.
   - Ты очень любезен, Перрин. Я не уйду.
   - А мне казалось, ты только об этом и мечтаешь! Тебе ведь в тягость  все,
что творится здесь, Мин!
   - Я знала когда-то  одну  старую  женщину,  в  Иллиане  она  родилась,  -
отвечала Мин неторопливо. - Лишь достигла она девичьей поры, мать выдала  ее
замуж за неизвестного, впервые встреченного мужчину.  Живет  еще  в  Иллиане
суровый обычай старины. Так вот, бедная старушка  рассказывала,  что  первые
пять лет она на своего нежданного супруга ярилась, а следующие  пять  годков
все мечтала сделать его судьбу несчастливой, да так, чтобы ему и в голову не
пришло обвинять в горестях  собственную  жену.  А  в  последние  годы  своей
семейной жизни она лишь твердила день за днем, что любит и любила всю  жизнь
мужа своего без памяти.
   - Но чем же ее история связана с нашей?
   Взгляд Мин бестрепетно сообщил Перрину, что он просто и не пытался понять
смысл ее рассказа. Но голос ее стал мягче:
   - А тем она схожа с нашей, что и для нее судьба избрала  не  тот  подвиг,
которого мы вечно ждем, а иной. Но почему нужно думать, что судьба ошиблась,
обидела нас, обманула? Пусть даже сам ты не выбрал бы столь мучительный путь
ни в нынешнем веке, ни через тысячу лет. "Десять лет любви стоят дороже, чем
долгие годы раскаяния!" - вот как сказала та женщина.
   - Уж это мне вовсе не ясно! - Перрин так и  вспыхнул.  -  Ты  ни  в  коем
случае не должна оставаться здесь, если это против твоей воли!
   Мин повесила ложку на высокую деревянную рогатку,  воткнутую  в  землю  у
очага, затем, к удивлению Перрина, поднялась на цыпочки лишь для того, чтобы
поцеловать воина в щеку.
   - Ты милый, чудный человек, Перрин Айбара! Даже когда совершенно меня  не
понимаешь!
   В растерянности Перрин вновь взглянул ей в глаза.  Жаль,  не  поймешь,  в
своем ли уме Ранд. Или лучше бы Мэта сюда.  С  девушками  Перрин  чувствовал
себя так, будто земля под ногами колеблется, а Ранд,  видно,  знает,  как  с
ними держаться. Да и Мэт в сем щекотливом деле дока. Дома, в Эмондовом Луге,
многие девицы потешались над Мэтом и  уверяли,  что  никогда  он  не  станет
взрослым, но при этом поладить с ними дружески по  силам  было  ему  одному,
Мэту.
   - А ты-то сам, Перрин? Неужели тебя никогда не тянет  обратно,  в  родные
места?
   - Все время тянет, - ответил он пылко. - Но я... Я не уверен, что  смогу,
сумею... Во всяком случае, если и уходить, - не сегодня! - Он взглянул в  ту
сторону, где таилась укромная долина Ранда. Мы  с  тобой  связаны  накрепко,
верно, Ранд? - А может, и никогда я не уйду.
   Он тут же подумал, что слова его прозвучали  слишком  тихо,  что  Мин  не
услышала их, но взгляд ее был исполнен сочувствия к  Перрину.  Сочувствия  и
согласия с ним.
   Слух его внезапно уловил едва доносившиеся шаги, воин обернулся и  увидел
обитель Морейн. Сквозь сгущающуюся  тьму  продирались  двое.  Первый  силуэт
принадлежал женщине, стройной  и  грациозной,  деликатно  выступала  она  по
рытвинам склона. Мужчина же, который следовал за ней, возвышаясь  плечами  и
головой над спутницей, повернул туда, где трудились шайнарцы.  Сей  муж  был
едва виден во  мраке  наступающей  ночи,  дальнозоркий  Перрин  и  тот  едва
улавливал очертания рук и ног незнакомца, то исчезавших вроде бы напрочь, то
зарождавшихся исподволь в темноте, в порывах ночного ветра. Плечистую фигуру
Лана делал еще тире меняющий цвета, сливающийся с фоном плащ Стража,  в  чем
сомнений не было, как и в том, что дамой была Морейн.
   На порядочном расстоянии вслед за этими двумя проскользнула меж древесных
стволов третья тень, уже почти незаметная.
   Это Ранд, решил Перрин, возвращается в свою крепость  из  бревнышек.  Вот
уже вторые сутки бедняга не может подкрепиться  нормально,  не  в  состоянии
есть при свидетелях.
   - Похоже, у тебя глаза и на затылке тоже,  -  проговорила,  нахмурившись.
Мин, заметив приближение дамы. - Да еще и самые чуткие на  свете  уши.  Что,
Морейн идет, да?
   Я неосторожен. Перрин успел привыкнуть к тому, что шайнарцы осведомлены о
его зорких глазах - при свете дня, правда, они не знали о том, что  и  ночью
он видит не хуже. Верно, поэтому Перрин  уже  стал  кое-что  упускать.  Меня
погубит, вероятно, неосмотрительность.
   - Как себя чувствует женщина из Туата'ан? Здорова?
   Вопрос Мин произносила все громче, по мере того как женщина подступала  к
огню.
   - Она отдыхает! - тихий голос Айз Седай был по-прежнему музыкален. Словно
речь ее высилась и уже  находилась  на  полпути  к  пению.  Наряд  Морейн  и
прическа блистали абсолютным порядком. Она принялась  растирать  ладони  над
огнем. Левую руку ее осеняло  золотое  кольцо:  змей,  кусающий  собственный
хвост. То был Великий Змей, еще более древний символ  Вечности,  чем  Колесо
Времени. Каждая прошедшая обучение в Тар Валоне женщина носила такое кольцо.
   На мгновение взгляд Морейн остановился на Перрине,  ему  почудилось,  что
глаза ее проницают его душу.
   - Она разбила себе голову, не удержалась на ногах, когда Ранд...
   Морейн гневно поджала губы, но уже  через  миг  лицо  ее  снова  выражало
спокойствие.
   - Я Исцелила ее, несчастную, а сейчас женщина спит. Вам  известно:  стоит
поранить голову лишь чуть-чуть, кровь так прямо и хлещет, а  на  самом  деле
это пустяк. А как видела ее будущее ты. Мин?
   - Я видела... - Мин, казалось, не могла решиться сказать  правду.  -  Мне
казалось, я вижу ее погибшей. С лицом в крови. Мне  почудилось,  ей  суждено
погибнуть, но если все обошлось пустяковой ссадиной...  Но  уверены  ли  вы,
Морейн, что наша гостья жива?
   Вопрос Мин сообщал волей-неволей, что молодая женщина  смущена.  Ведь  ей
было ведомо: Айз Седай, взявшись Исцелять, доводят дело до конца, если  раны
возможно Исцелить. А Талант Морейн в этой области отличался особой силой.
   Голос Мин прозвенел столь беспокойно, что  на  секунду  Перрин  изумился.
Чтоб успокоить себя самого, он тряхнул головой. Да, Мин совсем не  по  нраву
дело, навязанное ей судьбой, но оно уже превратилось в натуру  этой  молодой
женщины. Мин и переживала, и думала о нем как о части себя самой,  не  очень
понятной части. Ошибаться для нее - все равно что открыть для себя, будто не
умеет она как следует владеть своими руками.
   С выражением безбрежного покоя на  лице,  Морейн  бесстрастно  обдумывала
вопрос, заданный ей Мин.
   - Ты ни разу еще не ошиблась. Мин, повествуя мне о  будущем,  никогда  не
лгала, о чем бы я тебя ни спросила, - молвила Морейн милостиво. - Сегодня ты
первый раз дала маху.
   - Уж если я знаю, то говорю, что знаю! - шептала настырная Мин. -  Да,  я
знаю, помоги мне Свет!
   - Кто знает, сбыться может все что угодно. Женщине  предстоит  длительное
путешествие, возвращение к родным фургонам, ей придется скакать на лошади по
местам, никем не обжитым...
   Голос Айз Седай вел мелодию прохладной и  беззаботной  песенки.  Невольно
что-то дрогнуло у Перрина в горле. О Свет, да неужто и  я  так  спокойно  ко
всему отнесусь? Нет, не подпущу грозящую смерть к  нашей  гостье,  сколь  бы
мало от меня ни зависело!
   Может быть, он и вслух  произнес  эти  слова,  возгоревшиеся  у  воина  в
сердце. Морейн обратила на Перрина свой холодный взгляд.
   - Колесо Времени сплетает узор  по  собственному  вкусу,  мой  Перрин,  -
промолвила она. - Помнишь, давным-давно я тебе говорила, что  мы  все  -  на
войне. Из-за того, что кто-то из нас погибнет, мы не сложим  оружия.  Прежде
чем война кончится, любая из нас может погибнуть. Лея вооружена  иначе,  чем
ты, но, выходя на путь битвы, она об этом прекрасно знала.
   Перрин отвел взгляд. Быть может, вы в том правы, Айз Седай,  но  к  чужой
смерти я никогда не смогу относиться так спокойно.
   Вслед за Уно и Лойалом, обойдя пламя, к беседующим у костра подсел Лан. В
скрещенье волнующихся теней огонь огрублял лик Стража, и без того похожий на
каменный образ, вылепливал нос и лоб воина будто бы из гранитных  панелей  и
осколков. В пламени костра на плащ Лана тоже  смотреть  было  нелегко.  Лишь
изредка одеяние рубаки вновь обращалось в плащ темно-серого тона, .но черные
и пепельные тени вновь  пожирались  кровавыми  токами  жара.  Проходила  еще
минута - и могло почудиться вновь, что Лан проткнул дыру прямо  в  дегтярную
ночь и обвил всю ее тьму вокруг своих плеч. Совсем не уютно было глядеть  на
сей плащ, но при взгляде на того, на чьих плечах он висел, умиротворенней на
душе не становилось.
   Высоченный и осанистый, широкоплечий и голубоглазый,  точно  в  Очах  его
заледенели два горных озера, Лан не допускал лишних движений, так что меч  у
него на боку казался частью собственного его тела. При этом Страж  вовсе  не
казался простым орудием боя,  вестником  смерти.  Благородный  воин  укротил
дарованную ему долю верного телохранителя,  он  держал  свою  мощь  и  чужую
смерть на привязи, готовый впасть в экстаз,  разрывающий  ему  грудь  жаждой
битвы, но столь же способный принять боль и самую свою  смерть,  стоит  лишь
Морейн сказать слово. В присутствии Лана и Уно не выглядел столь уж свирепым
бойцом. И хотя длинные пряди волос Лана уже серебрила седина,  их  удерживал
на лбу воина плетеный кожаный ремешок, и воины молодых лет избегали поединка
с ветераном - на это ума у них хватало.
   - Госпожа Лея доставила нам с Равнины Алмот обычные новости,  -  объявила
Морейн. - Все сражаются со всеми. Деревни объяты пламенем. Народ разбегается
куда глаза глядят. А кроме того, на равнину  явились  Охотники,  они  желают
разыскать Рог Валир...
   Перрин выпрямился. На Равнине Алмот никакого Рога Охотники не найдут,  он
там, где, как надеялся  Перрин,  его  не  сыскать  ни  одному  Охотнику.  Не
позволяя ему раскрыть  рот,  Морейн  смерила  Перрина  ледяным  взором.  Она
терпеть не могла, чтобы кто-то из воинов позволял себе  заикнуться  о  Роге.
Разумеется, другое дело, коли она сама заговаривала на эту тему.
   - Принесла нам госпожа Лея и совсем другие новости. Выясняется, что  силы
Белоплащников на Равнине Алмот составляют около пяти тысяч человек...
   - Еще эти!.. - рыкнул Уно. - Уб... Извините, Айз Седай. Никогда прежде  в
одну страну они не вводили столь много сразу!
   - Тогда, значит, все сторонники Ранда на равнине уже убиты или разбросаны
по окраинам равнины, - проворчал Перрин. - А не рассеяны сегодня - так будут
рассеяны завтра. Правы вы были, Морейн!
   Не нравилось Перрину размышлять о Белоплащниках.  Не  любил  он  Питомцев
Света - и все тут!
   - Главное, что странно? - проговорила Морейн. - То, с чего я начала. Дети
Света заявляют, что пришли установить на Равнину мир, а это  уже  что-то  не
очень на них похоже. Но что уж вовсе необычно, слушайте: стараясь  вытеснить
тарабонцев и доманийцев, заставить их убраться  за  кордоны  их  собственных
земель,  Белоплащники  ни  разу  не  выступили  на  бой  против   тех,   кто
провозгласил Дракона!..
   Удивленно ахнув, Мин вопросила:
   - Но уверена ли она в их миролюбии? Белоплащники, как  я  слышала,  ведут
себя совсем по-другому!
   - На равнине вряд ли осталось очень много прок...  много  Лудильщиков,  -
высказался Уно. Голос его от напряжения  потрескивал  да  поскрипывал:  пред
ликом Айз Седай приходилось ему с умом выбирать  слова.  А  живой  его  глаз
сузился злее, чем нарисованное око. -  Не  нравится  им  там,  где  творятся
какие-то беды, а уж тем паче, где война и кровь. Наверняка их не так  много.
Всей картины событий не увидеть - слишком мало их.
   - Достаточно - для моих планов! - заявила Морейн с твердостью  неженской.
- Большинство Лудильщиков ушло, но кое-кто остался. Я их  попросила.  И  Лея
совершенно  уверена.  Да,  кое-кого  из   Преданных   Дракону   Белоплащники
захватили. Их было совсем немного. Но  хоть  Белоплащники  и  заявляют,  что
низвергнут и этого Лжедракона, хоть они  и  отрядили  целую  тысячу  воинов,
видимо, исключительно с целью выследить его, они всячески избегают стычек  с
любым отрядом  Преданных  Дракону,  даже  если  тех  всего  полсотни.  Не  в
открытую, понятно, но всегда Белоплащники дают  им  время,  или  что-то  еще
случается, и преследуемым удается ускользнуть.
   - Тогда что мешает Ранду  к  ним  спуститься,  раз  ему  охота?  -  Лойал
растерянно заморгал, глядя на Айз Седай.  Всем  в  лагере  известно  было  о
спорах ее с Рандом. - Колесо само сплетает путь для него.
   Уно и Лан одновременно раскрыли свои рты,  и  тут  же  шайнарец  уступил,
отвесив церемонный поклон.
   - Весьма похоже, - заметил  Страж,  -  что  мы  раскопали  новую  интригу
Белоплащников. Но спали меня Свет, если я  понимаю,  к  чему  она  сводится!
Всякий  раз  в  подарках  Белоплащников  я  разыскиваю  потаенную  иголку  с
отравленным острием.
   Уно угрюмо кивнул.
   - А кроме того,  -  добавил  Лан,  -  доманийцы  и  тарабонцы  уничтожают
Преданных Дракону столь же безжалостно, как они рубят друг друга.
   - Есть еще одна тонкость, - перебила  его  Морейн.  -  В  деревнях,  мимо
которых проезжали караваны госпожи Леи, умерли трое молодых людей...
   Перрин заметил внезапный прищур Лана. Для Стража то был  столь  же  яркий
знак удивления, как для другого человека - вскрик. Этих слов от  Морейн  Лан
явно не ожидал. Она же продолжила свою речь:
   - Один из юношей был отравлен кем-то, двое пали жертвой ножа. Ни в первом
случае, ни в двух прочих подкрасться незаметно к несчастным убийцы не могли.
- Морейн обратила взгляд на пляску пламени. - Интересно вот  что:  все  трое
убитых отличались более внушительным ростом, чем большинство молодых  людей,
и все трое - со светлыми  глазами.  Большая  редкость  на  Равнине  Алмот  -
светлые глаза. Но выходит, очень  некстати  сегодня  появляться  на  Равнине
высокому юноше с блещущими глазами.
   - Почему некстати? - спросил высокорослый Перрин. - Да и  как  могли  они
оказаться мертвы, если подступить к парням неприметно никто не мог?
   - У Темного всегда  под  рукой  такие  исполнители,  каких  вы  замечаете
слишком поздно, - пояснил Лан спокойно и тихо.
   - Бездушные! - проскрипел Уно, унимая мороз, резанувший  ему  лопатки.  -
Никогда не слыхал ни об одном к югу от Пограничных Земель.
   - Хватит болтовни! - приказала Морейн. Многое было непонятно Перрину.  Во
имя Света, да кто такие эти Бездушные? И на кого похожи они -  на  троллоков
или на Исчезающих? Но он не проронил ни слова.
   Когда милой Морейн угодно  решить,  что  тема  разговора  исчерпана,  она
больше не станет рассуждать том, что ясно, а что нет. И стоило ей сжать губы
- уже никому не под силу будет разговорить Лана, хоть  ломом  раздвигай  ему
челюсти,  толку  не  добиться.  Шайнарцы,  и  те  не  осмеливались  нарушить
учрежденный ею порядок. Никто не осмеливался сердить грозную Айз Седай.
   - Свет! - взмолилась вдруг Мин, вглядываясь в сгущающуюся вокруг  темень.
- Так их и не заметить? О Свет!
   - Значит, ничего не изменилось, - постановил Перрин с угрюмой мрачностью.
- На самом деле - ничего не изменилось. Спуститься на Равнину нам нельзя.  И
Темный желает предать смерти каждого из нас.
   - Жизнь не стоит на месте, - повелительно возразила ему Морейн. -  И  все
перемены вплетает в себя Узор. Нам должно оседлать сам Узор,  а  не  капризы
его арабесков! - И, оглядев их, каждого по отдельности, Морейн спросила: - А
ты уверен, Уно, что твои разведчики не упустили ничего подозрительного? Даже
самую малость?..
   - Новое рождение лорда  Дракона  сломало  скрепы  определенности,  Морейн
Седай, да и в схватке с Мурддраалом никогда не бывает уверенности в  исходе.
Но я готов жизнью своей поклясться в том, что разведчики в дозоре  ничем  не
хуже любого Стража!
   Ни разу до этого дня Перрину не пришлось услышать, чтобы  Уно  проговорил
такую длиннющую речугу - и не выругался ни разочка!  На  лбу  Уно  заблестел
трудовой пот.
   - Мы тоже готовы в сем поклясться, - промолвила Морейн. - Как  и  в  том,
что Ранду с тем же успехом можно было запалить на  вершине  горы  сигнальный
костер - для любого Мурддраала миль на десять окрест!
   - А не лучше ли, - с неуверенностью заговорила Мин,  -  расставить  ваших
стражей, тех, что не подпустят к лагерю врагов?
   Лан обратил  на  нее  тяжелый  взгляд.  Ему  нечасто  самому  приходилось
подвергать сомнению решения Морейн, но в таких редких случаях  он  старался,
чтобы его возражений  не  слышали  другие  уши.  Вопросы  же  от  прочих  он
нисколько не одобрял. В ответ Мин только сузила глаза и продолжила:
   - Я согласна, Мурддраал и троллоки - худшее зло в  мире,  но  их  я  могу
увидеть. А здесь мне не понравилось одно... То,  что  эти...  эти  Бездушные
могут прокрасться сюда и перерезать мне горло, а я и  не  замечу,  кто  меня
лишил жизни.
   - Те малые стражи, которых я выставлю,  -  промолвила  Морейн,  -  сумеют
укрыть нас и  от  Бездушных,  как  от  прочих  Отродий  Тени.  Отряду  столь
малочисленному, как наш, самое лучшее - схорониться  как  следует.  Если  же
здесь поблизости есть Получеловек,  так  близко,  чтобы...  Ну,  свыше  моих
способностей выставить таких стражей, чтобы они  убили  Полулюдей,  реши  те
проникнуть в лагерь. Если б и было мне подобное по силам, то такое охранение
только заперло бы нас тут. И раз невозможно устроить сразу два круга охраны,
то я положусь на разведчиков и, конечно, на Лана. Они нас защитят. И от моих
малых стражей будет какой-то толк.
   - Я обойду вокруг лагеря  и  все  сам  проверю,  -  сказал  Лан.  -  Если
разведчики что и проморгали, я этого не пропущу.
   Нет, Лан ничуть не хвастался, он просто говорил об этом как о факте.  Уно
даже согласно кивнул.
   Однако только Морейн отрицательно покачала головой.
   - Сегодня вечером, мой Гайдин, ты будешь нужен здесь,  в  лагере.  -  Она
обвела взглядом вершины окружающих долину гор. - Висит в воздухе угроза,  'я
чувствую...
   - Ожидание! - вырвалось у Перрина против воли. Морейн сверкнула взором, и
богатырю захотелось, чтобы выпорхнувшее словцо укрылось у него во рту.
   - Да! - произнесла Морейн грозно. - Ожидание! А  ты,  Уно,  позаботься  о
том, чтобы твои часовые ночью были особо настороже.
   Предлагать воинам быть каждую минуту при оружии не было  нужды:  шайнарцы
даже спали с мечами на поясе. "Спокойной ночи!" -  промолвила  лишь  Морейн,
как будто спокойная ночь была для кого-то  возможна.  С  этими  словами  Айз
Седай направилась к своей избушке. Лан остался возле огня совсем  ненадолго,
только чтобы успеть забросать ложкой себе в зубастый  рот  ровно  три  миски
варева, после чего бросился вслед за госпожой, и  его  растворила  во  мраке
ночь.
   Глядя в темень, поглотившую прожорливого Стража,  Перрин  не  видел,  что
собственные его глаза сияют золотом.
   - Спокойных всем снов, - пробормотал  он.  И  заметил  вдруг,  что  запах
тушеного мяса вызывает у него тошноту,  -  Уно,  у  меня  третья  стража?  -
Шайнарец кивнул. - Ну что ж, пойдем спать, как советовали. Попробую поспать.
   К огню подходили иные жители поселка, и,  поднимаясь  по  склону,  Перрин
слышал обрывки  их  разговоров.  Хижина,  скромный  бревенчатый  дом,  имела
достаточно высокий потолок, позволяющий Перрину распрямиться во  весь  рост.
Щели между бревен были промазаны глиной,  давно  просохшей.  Почти  половину
тесной избушки занимала  грубо  сколоченная  кровать,  под  одеялом  которой
уложены были сосновые лапы. Тот, кто  расседлал  коня  Перрина,  к  тому  же
принес и поставил у дверей лук. Повесив топор и  колчан  с  поясом  на  крюк
возле дверного косяка,  Перрин  разделся  и  поежился.  По-прежнему  холодны
оставались ночи в предгорьях, зато в холоде не заснешь замертво. А  глубокий
сон приносит видения, отбиться от которых невозможно.
   Кое-как прикрывшись одеялом, воин лег на кровать и, не  сдерживая  дрожь,
холодную  дрожь  своего  тела,  стал  пристально  рассматривать  бревенчатый
потолок. Наконец пришло забытье и принесло сны.

Глава 4
ТЕНИ, ВКРАДЫВАЮЩИЕСЯ В СНЫ

   Несмотря на трепет огня  в  каменном  очаге,  гостиную  постоялого  двора
заполнял холод. Потирая свои ладони  над  языками  пламени,  Перрин  не  мог
согреться. Холодящий воздух вокруг словно охранял воина, точно  щит.  Но  от
кого сей щит оборонял? Вдруг в  глубине  своего  сознания,  как  будто  ниже
затылка, Перрин почувствовал необычайный голос, процарапывающийся в душу:
   - Ты узнаешь, как просто отказаться от всего должного.  И  нет  на  свете
ничего веселей для тебя, увидишь! Входи же к нам!  Садись.  Давай  поболтаем
немного!..
   Желая  увидеть  говорящего,  Перрин  обернулся.  Расставленные  по  всему
помещению круглые  столы  не  были  заняты  никем.  Единственный  посетитель
гостиной таился в самом темном уголке. Дымкой тени была как будто  подернута
и вся гостиная, дымкой кажущейся, однако заметной краешком  глаза.  И  снова
Перрин взглянул на. пламя, теперь играющее в камине, сложенном из кирпичей.
   Отчего-то он не был обеспокоен происходящим. Он сознавал, что  происходит
нечто должное. Откуда такая бестрепетность?
   Незнакомец жестом пригласил его подойти ближе, и Перрин приблизился к его
столу. Стол был квадратным. Такими же стали и остальные столы в гостиной.
   В смущении Перрин протянул руку, желая коснуться столешницы,  однако  тут
же раздумал. Ни одна из ламп не светилась поблизости, и  хотя  свет  заливал
остальную часть помещения,  человек  за  квадратным  столом,  как  лазутчик,
покрыт был завесой тени.
   И почудилось богатырю, будто  он  давно  знает  сидящего  за  столом,  но
туманная догадка проскользнула по краю его памяти. Мужчина был уже в  годах,
импозантен и одет столь роскошно,  как  не  принято  наряжаться  постояльцам
сельских ночлежек и харчевен: глубокий бархат, отливающий вороновым  мраком,
и белое кружево -  манжеты  да  воротник.  Сидел  он  выпрямившись,  изредка
прижимая ладонь к груди, точно собственные движения доставляли ему сердечную
боль. Бархатные его очи, вонзившие взгляд в лицо Перрина, обведенные  тенью,
сверкали, как острия копий, нацелившиеся из мрака теней.
   - От чего же я должен отказаться? - спросил Перрин.
   - От этой штучки, конечно, - незнакомец указал воину на топор, висевший у
Перрина на поясе. Говорил он с некоторым  недовольством,  будто  разговор  с
воителем он вел давно и сейчас повторял уже не раз использованный аргумент.
   Но топора у себя на поясе Перрин не чувствовал. Ни самого оружия, ни хотя
бы его тяжелого веса. Однако топор был на своем боевом посту. Перрин  тронул
лезвие и провел  пальцем  по  острию.  Сталь  откликнулась  твердым  хладом.
Незатупляющийся булат! Куда более прочный,  чем  все  остальное  тут.  Более
прочный, верно, чем характер бойца.  Воин  обхватил  рукоять  топора,  чтобы
держаться хотя бы за что-то.
   - Подумывал я об этом, - пробурчал он себе под нос. - Да не смогу, видно.
Сегодня не смогу. - Не сможешь сегодня? Ему почудилось,  что  гостиная  чуть
замерцала, а в затылке у Перрина вновь зашебуршал чей-то шепот.  Нет!  Шепот
исчез.
   - Нет? - незнакомец холодно улыбнулся. -  Ты,  по-моему,  так  и  остался
кузнецом, мальчик мой, - продолжал он. - И кузнецом хорошим,  насколько  мне
известно. Руки твои  рождены  не  для  секиры,  а  для  кувалды!  Ты  обязан
созидать, а не дарить смерть. Возвращайся-ка в свою кузню, пока не поздно!
   Тут Перрин, к собственному своему изумлению, кивнул.
   - Пусть будет так! Но ведь я та'верен. Прежде он не произносил этих  слов
вслух ни разу. Но сей субъект знает уже все до капли. Перрин  был  уверен  в
этом, хотя и не знал, почему.
   Улыбка незнакомца на долю мгновения обратилась в  гримасу,  но  сразу  же
после этого он заулыбался еще шире.
   И еще холодней.
   - Ты ведь знаешь,  мальчик,  есть  способы  все  изменить.  Способы  даже
избежать судьбы. Садись, поболтаем об этом...
   Вокруг них двоих струились, сливались, сгущались тени. Чтобы  остаться  в
полосе света, Перрин отступил на шаг от стола. И молвил:
   - Я думаю иначе, чем вы.
   - Ну, хотя бы выпей со мной! За годы  прошлого  и  за  грядущие  времена!
Затем ты многое увидишь яснее, многое поймешь.  Вот!  -  Мгновение  назад  в
руках незнакомца не мерцал узором кубок,  который  теперь  был  протянут  им
Перрину. Серебро кубка посверкивало, словно дрожало,  а  в  кубке  пламенело
кроваво-алое вино, едва не выплескиваясь через край.
   Перрин отважился посмотреть незнакомцу  в  глаза.  Взор  воина  оставался
острым, но тени словно плащом  Стража  завесили  лицо  человека,  говорящего
странные слова. Мрак укрывал его лик, словно маска. Но в глазах  и  ресницах
неизвестного Перрин успел заметить нечто  знакомое,  о  чем  он  должен  был
знать. Он стал рыться у себя в памяти, но снова воткнулся  в  затылок  воину
шепот.
   - Нет! - сказал Перрин. Он сказал "нет" тихому голосу, звучащему у него в
голове, но в тот же миг Перрин заметил, как искривил гнев  губы  незнакомца,
как быстро тот подавил взрыв своей ярости. И  юноша  решил,  что  ответ  сей
будет ответом и на предложение незнакомца.
   - Благодарю, - молвил он. - Жажда меня не мучит.
   И повернулся  спиной  к  незнакомцу.  И  пошел  к  двери.  Очаг  предстал
сложенным из обкатанных речных камней. В комнате вытянулись длинные столы  с
приставленными к ним скамьями. Перрину хотелось как можно скорей  расстаться
с незнакомцем.
   - На удачу теперь не рассчитывай! -  твердым  голосом  проговорил  ему  в
спину недруг. - Три нити, вместе вплетенные в Узор, разделят  общую  судьбу.
Стоит перерезать одну из нитей - и две разорвутся одновременно с ней.  Ежели
не суждено тебе ничего худшего, то просто падешь жертвой рока...
   И тут Перрин вдруг ощутил всею спиной своей вздымающийся позади него жар,
угасший столь быстро, будто раскрылись и  тотчас  захлопнулись  позади  него
заслонки огромной плавильной печи. Ошеломленный, он повернулся. Комната была
пуста. Сон, и ничего, кроме сна! - подумал он,  вздрагивая  от  прохлады.  И
вмиг все вокруг изменилось.
   Перрин смотрел в зеркало, на собственное отражение. Перрин и  понимал,  и
не мог понять, что видят его глаза. Позолоченный шлем -  искусно  откованная
львиная голова с разинутой пастью - сидел на голове воителя так ловко, точно
славный Перрин и родился в этом шлеме. Витиевато  выкованная  кираса  повита
золотыми  листьями,  и  доспехи  на  руках  и  ногах  изукрашены  блистающей
чеканкой. Не утяжеленной узором осталась только его секира на поясе. И голос
- теперь уже не чужой, а его собственный, - шептал в сознании, что рукам его
нужно другое оружие, которое было в них тысячу раз. в сотне битв. Нет!  Воин
стремился избавиться от незнаемого шептуна, прогнать его.  Нет,  нельзя!  Но
прямо в ушах у него зазвучал голос, почти понятный, гораздо  более  громкий,
чем таящийся шепот:
   - Человек, судьбой назначенный для славы!
   Он из последних сил сумел все-таки оторвать  взгляд  от  обольстительного
зеркала. И осознал, что теперь воин  Перрин  рассматривает,  точно  картину,
самую прекраснейшую из дам,  каких  ему  когда-либо  приходилось  встречать.
Ничего и никого иного он в комнате не  замечал  и  не  желал  видеть.  Глаза
неповторимой леди втягивали его взгляд,  точно  ночные  озера.  Нежность  ее
бледно-кремовой кожи спорила своей изысканностью с  невесомым  и  прозрачным
шелком платья, благоуханного, как  заросли  жасмина  на  сельском  кладбище.
Стоило ей сделать шаг навстречу Перрину, как во рту у него стало сухо, точно
в пустыне. Он уже понял,  что  любая  из  женщин,  знакомых  ему  прежде,  в
сравнении с дамой в жасминном шелке  была  неуклюжей  и  грубой  простушкой.
Перрина все сильней била поражающая его дрожь.
   - Мужчине стоит свою судьбу держать обеими руками,  -  улыбаясь,  молвила
она.
   От улыбки ее к Перрину возвратилось тепло  жизни.  Она  была  высока:  на
ладонь всего выше - глаза ее вровень бы встречали взгляд Перрина. Кудри  ее,
роскошно вьющиеся, были черны до  синевы,  точно  вороново  крыло;  прическу
поддерживал серебряный гребень.  Талию,  которую  Перрин  мог  бы  обхватить
ладонями, безжалостно стягивал серебристый поясок.
   - О да! - прошептал он. Испуг его  пожирал  сам  себя,  желая  слиться  с
речами бесподобной в нежнейшем согласии. На самом деле к славе Перрин всегда
был равнодушен. Но лишь услышал слова темноокой - в нем  тотчас  возгорелось
паническое честолюбие. - То  есть...  -  Тут  снова  зашебуршало  у  него  в
затылке. - Нет! - Шепот пропал лишь на мгновение,  и  юноша  уже  согласился
было.  Почти  согласился.  Он  приложил  ладонь   ко   лбу,   наткнулся   на
златоукрашенный шлем. Снял его. - Я... Миледи, я, наверное, не ищу славы, не
хочу искать ее...
   - Не хочешь?! - Она рассмеялась. - Какой мужчина  с  горячим  сердцем  не
желает славы! Но ты будешь восславлен так, словно ты протрубил в Рог Валир!
   - Не хочу, - твердил простак Перрин, не обращая внимания на  тот  кусочек
себя самого, который не уставал повторять воину, что он лжет. Рог Валир! Рог
протрубил - и неистовство атаки! Смерть подле  его  плеча,  и  она  же  ждет
впереди. Его возлюбленная. Его разрушительница. - Нет! Я простой  кузнец!  -
выкрикнул Перрин.
   Нежнейшая из дам ответила ему жалостливой усмешкой.
   - Но не слишком ли это забавно - желать для себя такой ничтожной малости?
Не слушай того, кто мешает  тебе  исполнять  веления  судьбы!  Каждый  хочет
одного - унизить тебя, растоптать.  Уничтожить.  Но  борение  с  собственным
предназначением не приведет тебя к победе. Зачем вместо славы  ты  избираешь
боль? Разве тебе не по нраву, чтобы имя твое стояло наравне с именами героев
из легенд?
   - Я вовсе не герой...
   - Ты и половины о себе не ведаешь! О том, кем можешь стать. Подойди же ко
мне, мы разделим сей кубок, разделим судьбу и славу! - Ив руке у нее  явился
сияющий кубок, полный вина, алого, точно кровь. - Пей! Он  хмуро  взирал  на
чашу. Ему словно вспоминалось нечто забытое. В затылок ему стало  вгрызаться
кровожадное ворчание.
   - Нет! - Он бился с рокотом, не желая слушать. - Нет!
   - Выпей же! - Дама поднесла золотой край чаши к его губам.
   Но  почему  блеск  узора  ослепляет  золотом?  Он  должен  сверкать  иным
металлом... Каким? Вспомнить ему кто-то не давал. Рокот и ревностный  зов  в
затылке донимали Перрина, распинали его память.
   - Нет! - промолвил Перрин. - Нет!
   И бросил в сторону свой златокованый шлем.
   - Я и вправду кузнец, а не рубака! Я всего  лишь...  -  Голос  метался  в
сознании его, бился, чтобы Перрин его услышал. Но  воитель  обхватил  голову
руками, зажал себе уши. Зов  и  шепот  в  голове  Перрина  стали  невыносимо
гулкими. - Я - че-ло-век! - кричал он.
   Темнота  обвила  его  непроницаемой  пеленой,  а   голос   ее   продолжал
нашептывать Перрину:
   - Тут вечно ночь, и сны приходят ко всем людям. И к тебе, мой дикарь, тем
более. И всегда, всегда в твоих снах буду я...
   Наступила тишина.
   Перрин опустил руки. Вновь он был облачен в свои куртку и штаны,  прочные
и ладно скроенные, безо всяких  украшений.  Одежда  под  стать  кузнецу  или
другому селянину. Но не о наряде своем размышлял Перрин.
   Стоял он сейчас на каменных плитах моста с низкими перилами. Крутой аркой
мост соединял две широкие  башни  с  огороженными  вершинами.  Боевые  башни
поднимались из пропастей столь глубоких, что дна их не видел и  дальнозоркий
Перрин. Непонятно откуда струился слабый свет. Глядя направо и налево, вверх
и вниз, воин-кузнец видел все новые и новые  мосты,  шпили  и  неогражденные
переходы. Хитросплетенью строений будто бы и конца не  было.  И,  что  всего
хуже, некоторые скаты взлетали, взбирались ввысь к  тем  уплощенным  шпилям,
что царили прямо над теми, откуда эти самые переходы и брали начало. И будто
бы отовсюду одновременно раздавался звон капающей воды.  Перрин  чувствовал,
что продрог. Уловив краем глаза неясный сдвиг в отдалении, воин мигом  укрыл
себя за гранитными перилами. Показывать себя врагу опасно! Но откуда  же  он
знал, что в сем сплетении лабиринтов царствуют его  враги?  Да,  враги,  да,
ясно!
   Перрин чуть выглянул над перилами, пытаясь заметить, кто к  нему  спешит.
По кромке отдаленной стены проплывало мерцающее пятно  света.  Еще  не  зная
точно, он был уже уверен: это женщина. Дама  в  белом  наряде.  Она  кого-то
искала...
   На мосту, немного ниже того места, где таился  Перрин,  совсем  близко  к
переходу,  по  коему  бежала  женщина,  вдруг  появился  мужчина.   Высокий,
темноволосый, с осанкой воина. Серебро, блиставшее  в  черных  его  волосах,
придавало ему внушительности, как бы украшая весьма  кстати  и  кафтан  его,
темно-зеленый, густо обшитый золотою листвой. Пояс его и кошель на поясе так
же блистали золоченым узором, а ножны кинжала мерцали драгоценными  камнями,
к тому же голенища его сапог были обрамлены золотящейся  окантовкой.  Откуда
он взялся?
   Столь же внезапно на противоположную сторону  того  самого  моста  ступил
другой человек. По напыщенным рукавам его  красного  жакета  сбегали  черные
полоски, а воротник  и  манжеты  сверкали  белоснежными  кружевами.  Изящные
сапоги франта, роскошно  украшенные  серебром,  как  бы  желали  скрыть  под
узорами всю кожу. Щеголь был не столь высок ростом, как тот, с кем собирался
он повстречаться на мосту, но притом более коренаст, а  волосы  его,  плотно
собранные, светились еще белее, нежели кружева. Он уже не был юношей. И  шел
вперед, ступая с такой  же  надменной  мощью,  какой  обладал  муж  славный,
спешивший ему навстречу.
   Они приближались друг к другу с недоверчивой неторопливостью. Точно  двое
торговцев конями, каждый из которых догадывается, что другой мечтает всучить
ему кобылу хромую да иену заломить покруче, подумалось Перрину.
   Но вот они встретились и вступили в беседу. Навострив уши,  Перрин  сумел
расслышать лишь гортанный говор да всплески эха. Затем двое столкнувшихся на
мосту стали хмуро одаривать друг друга огневыми взорами.  Попахивало  уже  и
возможной потасовкой. Ни один из участников  свидания  другому  не  доверял.
Пожалуй, можно было  решить,  что  оба  питают  ненависть  к  противостоящей
стороне. Взглянув наверх, Перрин попытался разыскать своим  зорким  взглядом
белую даму. Ее нигде не было. А когда  он  снова  посмотрел  вниз,  на  мост
встречи, к двум спорщикам подходил  некто  третий,  как  будто  известный  и
памятный Перрину. Видный собой  господин,  уже  средних  лет,  облаченный  в
бархат угольно-черного цвета и белые кружева. Постоялый двор! -  вспомнилось
Перрину. И перед встречей нашей нечто... нечто такое... Воину чудилось,  что
память напоминает ему о чем-то весьма давнем.  Но  вдаваться  в  подробности
прошлого она не желала.
   В минуту сию, в присутствии вновь прибывшего,  двое  спорщиков  на  мосту
подступили один к другому, вступая, вероятно, в союз, ни для кого из них  не
желательный. Третий выкрикивал поучения и потрясал кулаками, а двое смущенно
отворачивались, чтобы не  встретиться  с  ним  взглядами.  Каждый  из  двоих
союзников ненавидел второго, но страх перед свидетелем их союза был  сильнее
всех чувств. Глаза, подумал Перрин. Что же такого странного в его глазах?..
   Высокорослый господин, весь темный,  вновь  повел  спор  с  двумя  своими
знакомыми. Вначале он вещал неспешно, достойно, но вскоре  начал  спешить  и
яриться. Вдруг к  доводам  его  присоединил  свой  голос  беловолосый,  явно
разрушая только что заключенный союз с  другом-врагом.  Все  трое  принялись
орать друг на друга что было мочи. Однако наконец господин в черном  бархате
руками своими как будто развел свару и выбросил злобу прочь. И всех троих  в
мгновение ока объял и спрятал в себе разрастающийся  шар  полыхающего  огня.
Обхватив свою недоумевающую голову руками, Перрин  схоронился  за  гранитной
стеной парапета, свернулся там. подвластный лишь ветру, что толкал его, рвал
одежду и был столь же горяч, как живое  пламя.  Зажмурившись,  воин  все  же
видел его, пламя, пожирающее весь мир, пронзающее бытие. Взбесившийся ураган
проникал сквозь все тело Перрина, воин-кузнец чуял в  себе  его  пламенеющий
гул, неземную тягу, звериную пустоту его голода и безумное устремленье сеять
повсюду лишь пепел. Перрин закричал, в крике пытаясь обрести опору  и  зная,
что ничего не добьется. Но  вот,  будто  бы  улучив  мгновение  меж  редкими
ударами сердца, буря сникла. На самом деле! Вздох назад самум рвался пожрать
строптивца, но воин вдохнул воздух - и жар охладел, настал покой.  Слышалось
лишь эхо водопада...
   Собираясь с силами, Перрин поднялся  и  оправил  куртку.  Одежда  его  не
хранила следов боя со шквалом, на коже не было ни ран, ни ожогов.  В  памяти
воина еще завывало и гремело пламя, и забыть о случившемся Перрин был  не  в
силах. Но помнила минувшие минуты только память, а не тело бойца.
   Он снова выглянул из-за перил.  От  моста,  на  котором  встретились  два
кичливых скандалиста, осталось лишь несколько  оплавленных  плит  справа  да
столько же камней слева. О присутствии союзников-врагов не  напомнило  более
ничто.
   Тут Перрину тронули затылок  какие-то  иголочки,  как  бы  заставляя  его
взглянуть повыше. Прямо над воином-кузнецом, только чуть правее,  на  мосту,
глядя на Перрина, внюхивался в воздух матерый волчина.
   - Нет! - И Перрин бросился вдоль перил моста. -  Прочь,  сон!  Ты  ночной
кошмар! Я желаю проснуться!
   Он бежал, не чуя ног, взор  затуманился.  Замельтешили  размытые  цветные
пятна. В ушах у него что-то  зажужжало,  потом  стихло,  умолкло  совсем,  и
пляска пятен прекратилась, перед глазами все стало устойчивым.
   Перрин знал, что находится во сне, несомненном  и  бесспорном,  с  самого
первого мига. Ему казалось,  что  сны  иные,  посещавшие  его  ранее,  также
хранятся в затененных углах его памяти, но уж нынешний сон ему  известен.  В
какие-то предыдущие ночи он уже ступал по этим камням и  хоть  ничего  и  не
понимал, но знал одно - все это сон. На сей  раз  осознание  того,  что  это
видение - сон, не изменило ровным счетом ничего.
   Над головой его, на высоте шагов в пятьдесят, куполом сводился потолок, а
вокруг богатыря  возвышались  гигантские  колонны,  вытесанные  из  красного
камня. Обхватить кроваво-красную колонну руками  Перрин  не  сумел  бы  даже
вместе с не менее рослым товарищем. Пол зала был  вымощен  широкими  плитами
бледно-серого камня, столь же нерушимо-твердого, как и  неохватные  колонны,
но вытертого до  блеска  бесчисленными  стопами,  поколения  за  поколениями
проходившими по серым плитам.
   Под куполом зала холодно-жарко блистала необоримая сила-причина, причина,
приводившая сюда тех, чьи стопы и отполировали плиты зала.  Меч,  парящий  в
воздухе стоя, обращенный вниз рукоятью, будто невесомый,  ожидал,  казалось,
того, кто легко дотянется до рукояти и возьмет его. Сияющий меч чуть заметно
поворачивался  вокруг  своей  оси,  словно  повинуясь  какому-то   дуновению
воздуха. Однако меч сей был не  совсем  мечом,  сработанный  из  стекла  или
хрусталя, ибо клинок его, рукоять и крестовина гарды впивали в свои  точеные
грани весь свет мира и тут же рассекали сияние на тысячи хладных огней.
   Приблизившись к манящему оружию, Перрин  протянул  к  нему  руку,  словно
тысячу раз его ладонь уже обнимала великолепную сию рукоять.  Она  горела  у
него перед глазами, руку лишь протянуть.  Но  в  футе  от  сверкающего  меча
пальцы наткнулись в пустом воздухе будто на камень. Перрин как  будто  этого
ожидал.  Юноша  сделал  вторую  попытку  -  с  тем  же  успехом  он  мог  бы
проталкиваться  сквозь  стену.  В  футе  от  Перрина   меч   совершал   свой
медлительный, свой блистательный вальс замороженного огня, но парил  он  все
равно что по ту сторону океана.
   Калландор. Прошептал ли сам Перрин - или слово вонзилось ему  в  затылок?
Настойчиво доносилось будто  отовсюду.  Калландор.  Кто  владеет  мною,  тот
повелевает судьбой! Возьми меня, и свершим последний путь!
   Перрин, ошарашенный, отступил  на  шаг.  Этот  шепот  никогда  не  звучал
прежде. В точности такое же видение являлось ему подряд уже четыре  раза  до
нынешней ночи - он помнил это даже сейчас, во сне! Но впервые сегодня  ночью
в нем прорезалась перемена.
   Испорченные идут!
   Донесся иной шепот. Перрин понял, откуда пришла весть, и вздрогнул, будто
Мурддраал схватил его за плечо. Из-за колонн выступил горный волк, лохматый,
серый с сединой, в холке его рост достигал человеческого сердца.
   Волк не отрываясь смотрел на человека глазами такими же золотистыми,  как
у Перрина. Искаженные идут!
   - Нет! - проскрипел Перрин. - Прочь! Не впущу вас! Ни за что!
   Из последних сил человек пробил себе тропу из видений сна в явь  жизни  и
вскочил с кровати, один в своей хижине, и все еще били его волны  страха,  и
дрожь от холода, и вспышки гнева.
   - Не впущу! - продолжали шептать его губы. Испорченные  идут!  Мысль  сия
ясно полыхала у него в голове, но мысль эта была не Перрина. Они уже близко,
брат!

Глава 5
ОЖИВШИЕ КОШМАРЫ

   Схватив боевую секиру, Перрин выбежал из дома босой, в одном  белье,  ибо
холод уже не был ему врагом. Луна окунала тучи в молочно-белое сиянье.  Взор
Перрина ясно, как днем, различал  скользящие  меж  дерев  тени,  обступающие
лагерь, ростом иные из них казались не менее чем Лойал, но уродливые их лица
давно обратились в звериные морды, украшенные клювами, а у  иных  оставались
полулюдские физиономии, рогатые, увенчанные пушистыми гребнями,  и  рядом  с
ними прокрадывались к человеческому жилью зверолюди с копытами  или  когтями
вместо сапог. Перрин хотел поднять тревогу,  но  вдруг  широко  распахнулась
дверь бревенчатого дворца леди Морейн и в ночь  вылетел,  сжимая  меч,  Лан,
крича во все горло:
   - Троллоки! Проснитесь! К оружию! Рубите троллоков!
   Выпрыгивая из своих избушек, на его призыв откликались  неодетые,  но  не
забывшие прихватить мечи бойцы.
   Яро ринувшись  в  драку,  троллоки  напоролись  на  сталь  и  оглохли  от
возгласов "Шайнар!" и "Дракон Возрожденный!".
   Перрин готов был побиться об заклад: Страж дежурил всю ночь, а  не  спал,
ибо облачен был сейчас по всей форме и уже размахивал мечом в жарком  сердце
боя столь бесстрашно, точно куртка на его груди была  прочней,  чем  кираса.
Чудилось, будто Лан не сражается, а пляшет, и там, где кружила  его  пляска,
визжащие троллоки падали замертво, ибо меч  просвистывал  их  насквозь,  как
ветер или дождь.
   Сменила свой сон на боевой танец  и  грозная  Морейн.  Оружием  владычица
лагеря-поселка избрала хлыст, но когда она стегала троллока, то по телу  его
шла полоса пламени. Вдобавок свободной рукой Морейн не уставала  изымать  из
глубины воздуха поражающие огнем ядра: их пламя приносило  воющим  троллокам
неотвратимую гибель. Вспыхнула вдруг целиком  -  от  корней  до  верхушки  -
мощная липа, за  ней  другая,  и  еще  вяз.  Опрокинутые  раскрытым  светом,
троллоки выли, но продолжали размахивать изостренными шипастыми  секирами  и
изогнутыми наподобие кос мечами.
   Внезапно Перрин заметил: из обители Морейн нетвердым шагом  выходит  Лея.
Все остальное, кроме  лица  женщины,  перед  его  взором  как  бы  померкло.
Посланница народа Туата'ан, прижав руку к груди, прислонилась к  бревенчатой
стене. В отблеске света Перрин видел на лице Леи боль, ужас и  отвращение  к
резне.
   - Спрячьтесь! - выкрикнул Перрин в сторону Леи. - Запритесь в доме!
   Рев битвы и стон  боли  волнами  поглощали  его  слова.  Воин  побежал  к
несчастной.
   - Спрячьтесь в доме, Лея! Спасайтесь! Спасайтесь же. Света ради!
   В двух шагах от Перрина уже ходил ходуном троллок с круто загнутым клювом
вместо рта и носа. Тело его от плеч  до  самых  колен  покрывала  украшенная
шипами черная  кольчуга,  троллок  подскакивал,  взрывая  землю  ястребиными
когтистыми ногами, и поводил кровожадно  изогнутой  саблей.  Пахло  от  него
грязью, потом и кровью. Перрин пригнулся под свист вражьей  сабли,  коротко,
бессловесно выкрикнув, достал троллока секирой. Вроде бы ему нужно  бояться,
но сейчас страх не брал юношу: у него была цель. Главное сейчас -  дойти  до
Леи, увести ее в убежище, а троллок, стало быть, - просто помеха делу.
   Но троллок уже ревел и брыкался, катаясь по земле, так что  Перрин  и  не
успел заметить,  ранил  он  врага  или  нанес  ему  удар  смертельный.  Воин
перепрыгнул через извивающуюся тварь и  стал  карабкаться  вверх  по  склону
холма.
   На всю узкую  долину  расстилались  зловещие  тени  деревьев,  освещенных
гигантскими кострами. Возле дома Морейн одна из  теней  вдруг  обратилась  в
троллока, рогатого и козломордого. В руках  он  сжимал  секиру  с  громадным
клювом-шипом, готовясь ринуться вниз, в гущу схватки, но увидел Лею.
   - Не смей! - воскликнул Перрин. - Только не Лею! О Свет, нет!
   Осыпи скатывались под босыми его ступнями; боли  он  уже  не  чувствовал.
Троллок взмахнул секирой. Перрин закричал:
   - Лея-а-а-а-а-а!
   Услышав человеческий голос,  троллок  развернулся,  и  блеск  его  оружия
сверкнул в глаза Перрину. Юноша кинулся наземь  и  вскрикнул,  когда  вражья
сталь чиркнула по спине. Отчаянный бросок - и Перрин пальцами  ухватился  за
козлиное копыто и дернул. Троллок  потерял  равновесие,  шумно  грохнулся  и
покатился вниз по склону, но успел зацепить Перрина ручищами, которые  вдвое
больше человеческих, и потянул его за собой. Сцепившись, два  бойца  кубарем
катились под гору. В ноздри Перрину ударили вонь  козлиной  шерсти  и  почти
человеческий запах троллочьего пота. Грудь воителя сдавливали  тяжелые  руки
врага, не давая дышать, круша Перрину ребра.  Секира  троллока  скатилась  в
ямину, но тупые козлиные зубы вцепились  Перрину  в  плечо,  человека  стали
жевать мощные челюсти. Боль поползла по левой его руке, и  воин  не  сдержал
стона. Грудь Перрина силилась вдохнуть воздух, но перед глазами у  него  уже
поплыли черные круги. Смутно он осознавал, что правая рука свободна, и в ней
- чудом не оброненный боевой топор. Перрин крепко сжал рукоять топора -  как
молот, шипом вперед. С ревом, на последнем дыхании, Перрин изловчился и вбил
шип в висок троллоку. Без звука тот содрогнулся в предсмертных  конвульсиях,
разбросал  в  стороны  руки  и  ноги  и  откатился  в  сторону.   Совершенно
инстинктивно Перрин сжал пальцами топорище, оружие освободилось, а  троллок,
все еще подергиваясь, заскользил вниз по склону.
   Какое-то время  Перрин  не  мог  вздохнуть.  Горела  в  спине  его  рана,
прорубленная саблей троллока, она сильно  кровоточила.  Он  все-таки  встал,
преодолев боль в спине и плече.
   - Лея!
   Она, как прежде, прижималась спиной к  стене  дома,  шагах  в  десяти  от
Перрина. И с прежним выражением лица следила за Перрином. Ему  в  глаза  она
старалась не глядеть.
   - Не надо меня жалеть! - успел он прокричать. - Не...
   Спрыгнув с крыши дома  Морейн,  медленно,  точно  птичье  перо,  к  земле
опускался Мурддраал. Сколь бы ни длился  неторопливый  прыжок  Получеловека,
черный его плащ мертво свисал с плеч, будто бы Исчезающий не летел  вниз,  а
стоял на твердой земле. Безглазый взгляд самой смерти избрал целью  Перрина.
От Получеловека стлался  зловещий  запах  смерти.  Под  безжизненным  взором
Мурддраала Перрина сковывал ледяной ужас.
   - Лея! - выговаривали его губы. - Лея! - Одно это сумел  сделать  Перрин:
прошептать имя, лишь бы только не бежать. - Лея! Спрячьтесь скорей, Лея!
   Получеловек наступал на Перрина, надеясь, что уже подавил его волю  страх
смерти. Извиваясь, как змей в любовной  пляске,  Мурддраал  выхватил  из-под
плаща свой меч, по-змеиному черный, освещаемый пламенем на ветвях  деревьев.
- Отрубим треноге ножку - вот она и обвалится! - услышал  Перрин.  Голос  не
гудел, а шуршал, как пересушенная кожа.
   Вдруг Лея бросилась на черного убийцу,  пытаясь  схватить  его  за  ноги.
Меч-змея будто сам  собой  нагнулся  назад,  Мурддраал  своего  удара  и  не
заметил, а женщина повалилась на каменистый склон.
   В уголках своих глаз Перрин почувствовал слезы. Я должен  был  прийти  на
помощь... спасти Лею... Обязан был защитить ее! Но под  взглядом  безглазого
Мурддраала не только действовать, думать тоже было почти невозможно.
   Вот и мы, брат! Мы пришли к тебе, Юный Бык!
   От слов, ударивших в глубине его мыслей, голова рыцаря  зазвенела,  будто
гонг после удара, отзвуки звона пронзили все тело. И в то же мгновение через
ход, пронзенный звенящими словами, в сознание Перрина вбежали десятки волков
- точно таких же, какие теперь ворвались в чашу долины. Волки гор, ростом по
пояс человеку. Серебристые, в густой седине, волки рысью вымахивали из ночи,
зная  об  изумлении  всех  двуногихибо  набросились   явившиеся   звери   на
Испорченных. А Перрин уже из последних сил заставлял себя не  забывать,  что
сам он - человек, а не волк, но волки, седые волки заполонили его  сознание.
Золотисто-желтый свет их глаз вливался в глаза воину.
   Наступавший на  Перрина  Получеловек  остановился,  словно  вмиг  утратив
наглость.
   - Исчезающий, - произнес хрипло Перрин. Но уже  иное  имя  пришло  в  его
память вместе с ворвавшимися в нее волками. Троллоки, Испорченные, созданные
в годы Войны Тени смешением  в  себе  людского  и  животного,  являли  собой
немалое зло и мерзость, но Мурддраал... -  Никогда-не-рожденный!  -  Молодой
Бык сплюнул. Рык искривил его человечьи губы - и воин напал на Мурддраала.
   Несущество извивалось вездесуще,  как  смерть,  меч  его  взлетал,  точно
черная молния. Но Перрин был теперь - Юный Бык, ибо такое имя  принесли  ему
седые волки гор. Юный Бык, сжимающий в каждой  руке  стальной  рог.  Он  был
теперь вместе с волками, заодно. Он и сам стал уже  волком.  А  каждый  волк
готов  умереть  вновь   и   вновь   ради   того,   чтобы   хоть   еще   один
Никогда-не-рожденный был повержен.
   Исчезающий пригнулся перед воином-кузнецом, перед новым волком, защищаясь
мечом от роковых ударов. Подколенное сухожилие и горло  -  вот  как  наносит
смертельный удар волк.  Отскочив  в  сторону.  Юный  Бык  преклонил  колено,
взмахнул секирой. Под коленку Получеловека резанул боевой топор. Побежденный
враг закричал - от вгрызающегося в  кости  вопля  в  иной  другой  момент  у
солдата могли вздыбиться волосы на  голове,  но  не  сейчас.  Мурддраал  пал
наземь, приподнялся на локте. Получеловек - Нерожденный - не выпустил из рук
свой меч, но не успел он взметнуть  оружие,  как  боевой  топор  Юного  Быка
поразил его.  Отваливаясь  от  шеи,  голова  Мурддраала  повисла  у  черного
существа за спиной. Но, опираясь  на  локоть.  Нерожденный  успел  полоснуть
мечом своим воздух. Такова судьба Никогда-не-рожденных - умирать долго.
   Ему повторяли об этом волки, да Юный Бык и сам видел, что сваленные с ног
троллоки катаются по земле и визжат, но ни люди, ни  волки  не  приходят  их
добивать.
   Эти троллоки,  видимо,  связаны  были  с  Мурдраалом  незримыми  узами  и
умирали, когда тот погиб, - если их не убили раньше.
   Юному Быку неудержимо хотелось поскорей спуститься со склона и,  примкнув
к своим сотоварищам,  сражаться  с  Испорченными  и  преследовать  уцелевших
Никогда-нерожденных. Но об этом раздумывала  не  та  частица  его  существа,
которая помнила человеческое, которая не до конца оказалась  похороненной  в
сознании, а брат волков. Наконец Перрину удалось снова стать человеком. Лея!
   Отбросив топор-секиру, он уложил женщину лицом вверх. Кровью залитый лоб,
недвижный взгляд наполненных смертью глаз. Обличающий, как  ему  показалось,
взор.
   - Я сделал все, что мог, - промолвил он. - Я  хотел  уберечь  вас.  -  Но
взгляд женщины не изменился. - А что мне еще было делать? Он  бы  вас  убил,
если б я не убил его!
   Вставай, Юный Бык! Идем убивать Испорченных!
   В разум ворвался, овладел им волк. Отпустив  Лею,  Перрин  поднял  топор.
Влажным пламенем блеснуло его острие. Блистая жаждущим боя  взором,  воитель
поспешил вниз по скалистому склону холма. Он был теперь Юным Быком.
   Чаша долины была там и тут освещена  полыхающими  кронами  лип,  и  сосна
палила небо, как высоченный факел, когда Юный Бык  вступил  в  общую  битву.
Ночной воздух отливал, как молния, водной голубизной. Это Лан сошелся в  бою
с другим Мурддраалом, сработанная древними Айз Седай  сталь  схлестнулась  с
черной, выкованной в кузницах Такан'дара под сенью горы Шайол Гул. Помахивая
бревнышком серьезного размера - этак примерно не короче заборной жердины,  -
Лойал так обработал вокруг себя родные просторы, что стоило троллоку ступить
на землю  битвы,  как  он  шлепался  навзничь.  Отважные  люди  сражались  с
пляшущими тенями в полную силу, как с людьми.
   И вдруг Юный Бык - Перрин - приметил как будто бы издалека,  что  слишком
многие из шайнарских двуногих ранены.
   По трое, по четверо братья и сестры бились  с  врагами,  увертывались  от
мечей-кос и шипастых топоров, бросались вниз  и  рвали  сухожилия,  а  после
перегрызали горло упавшей добыче. Не было чести в такой битве,  не  было  ни
славы, ни жалости. Волки пришли не ради битвы, они пришли  убивать.  В  одну
группку серых братьев влился и Юный Бык, и вместо клыков служила ему секира.
   О битве в целом он больше и не помышлял. Был лишь троллок, которого он  и
его братья-волки отсекали от прочих и валили наземь. Потом будет  следующий,
и еще один, и еще один, и еще, пока не останется никого из Испорченных. Ни в
долине-чаше, ни где бы то ни было еще. Перрин неожиданно  для  себя  ощутил,
что нужно отшвырнуть секиру и зубами, клыками сразиться с  врагами,  бежать,
как и его братья, на четырех лапах, вырваться за горные  перевалы.  Нестись,
догоняя оленя, утопая по брюхо в снегу. И пусть  ветер  зимы  пригладит  его
густую шерсть. Человек стал рычать по-волчьи, как его  братья,  и  троллоки,
скрещиваясь с ним взглядами, выли точно  безумцы,  страшась  золотого  взора
сильней, чем волчьего взгляда.
   Наконец воин узрел чудо: не осталось в чаше долины ни единого троллока, а
братья-волки догоняют последних врагов, воющих на бегу.  Но  в  темном  углу
долины у семерых была иная жертва. Один из Нерожденных решил бежать на своем
твердолапом четырехногом - на своем  коне,  мелькнула  в  голове  у  Перрина
далекая-далекая мысль, - и братья-волки погнались за ним, в носы им бил  его
запах, запах самой смерти. Сознанием своим Перрин оставался в мыслях каждого
из сотоварищей, видел долину их глазами. Когда Перриновы  собратья  настигли
беглеца, тот с ругательством обернулся, и черный  клинок  и  черное  одеяние
обратили Никогда-не-рожденного в часть самой ночи. Но ночью  -  простор  для
охоты волкам, братьям и сестрам.
   Пал один из  собратьев,  и  Юный  Бык  зарычал,  смертельная  боль  пикой
пронзила его, но другие волки подступили ближе. Погибли еще братья и сестры,
но волчьи челюсти стащили Нерожденного с седла. Тот отбивался, норовя зубами
вцепиться волкам в горло, полосуя шкуры и мышцы ногтями не тупее тех твердых
клыков, что были у двуногих.  Но  собратья,  даже  погибая,  рвали  и  рвали
Мурддраала. Но вот из  груды  тел,  скованных  объятием  последней  схватки,
выскользнула и повалилась на бок волчица-воин.  Утренняя  Тучка  -  вот  как
звали ее братья-волки. Кроме имени,  два  слова  несли  в  себе  голубоватую
небесную дымку, все морозное утро, налетающий кусачий снег и туман в долине,
уносимый ветром, в порывах которого чуялось  предвестие  доброй  охоты.  Она
оплакивала погибших в бою собратьев. Утренняя Тучка, волчица выла  от  горя,
обратив свою скорбь к луне.
   Вместе с волчицей Юный Бык, опечаленный участью  мертвых,  откинул  назад
свою голову и завыл.
   Но вот он услышал речь человека. Перед ним стояла Мин.
   - Что с тобой, Перрин? - спросила она. Рукав ее одежды  был  оторван,  на
щеке голубел синяк. На клинке ее кинжала и на палице,  которую  Мин  сжимала
другою рукой, темнела кровь и шерсть.
   Все уцелевшие в бою воины без единого слова взирали  на  Перрина.  Хлопал
ресницами Лойал, устало опирающийся на длиннющую боевую дубину. Рядом с  ним
остановились шайнарцы, спешившие доставить израненных  товарищей  к  костру,
где Морейн уже обихаживала одного из воителей, а рядом с ней высился Лан. Но
сейчас и сама леди Айз Седай всматривалась в  лицо  Перрина.  Подожженные  в
битве деревья обливали долину волнующимся светом. Освещали оставшихся там  и
тут сраженных троллоков. Рядом с их телами лежали шайнаранцы, и  погибших  в
сече воинов было много, и везде виднелись тела павших собратьев Юного  Быка.
Слишком много их было...
   И вновь возжелал воин Перрин завыть по-волчьи. Он в тот же  миг  заставил
себя забыть о волках-братьях.  Но  сквозь  барьер,  выстроенный  его  волей,
пробивались картины боя и чувство скорей. Наконец воину удалось укрыться  от
волков,  не  чувствовать  их  боль,  их  ярость,  их  желание   преследовать
Испорченных, бежать за... Перрин вздрогнул, повел  плечами.  Огнем  полыхала
рана на спине, плечо словно лежало на наковальне под ударами молота.  Гудели
от ссадин и ударов босые и поцарапанные  ноги  бойца.  Пахло  кровью.  Пахло
троллоками, пахло смертью.
   - Я... Я уцелел, Мин!
   - Ты славно бился, кузнец! - сказал Лан.
   Страж поднял  над  головой  свои  кровавый  меч  и  произнес:  -  Тай'шар
Манетерен! Тай'шар Андор! - Что значило:
   "Истинная кровь Манетерен. Истинная кровь Андора".
   Стоявшие поблизости шайнарцы - как мало  их  осталось!  -  вознесли  свои
блещущие мечи и повторили:
   - Тай'шар Манетерен! Тай'шар Андор!
   - Та'верен! - кивнув, добавил  важное  слово  Лойал.  Смутившись,  Перрин
опустил голову. Своими словами Лан спас воителя  от  вопросов,  отвечать  на
которые Перрину не хотелось, да  заодно  и  воздал  бойцу  почести,  хотя  и
незаслуженные. Никто из воинов не понял этого. Перрин же терялся в догадках,
что сказали бы шайнарцы, узнай они правду. Но к нему уже подошла Мин.
   - Лея погибла, - проговорил Перрин. - Я не смог... Так хотелось  защитить
ее!..
   - Ты не сумел бы ей помочь, - сказала Мин тихо. - Тебе уже было известно:
ее ждала смерть. - Через секунду  Мин  содрогнулась,  увидев  рану  в  спине
воина.
   - Морейн тебя Исцелит. Она сейчас Исцеляет тех, кому в силах помочь.
   Перин молча кивнул. Вдоль  позвонков  кровь  у  него  ссохлась  так,  что
превратилась в панцирь, но боль  он  не  хотел  замечать.  О  Свет,  я  едва
вернулся на этот раз! Но пусть больше никогда не повторится такое. Не  хочу!
И не захочу ни разу!
   Но когда он бился воедино с серо-седыми, все было совсем иначе. Ему  ведь
и в голову не приходило, будто кто-то  из  незнакомых  пугается  его  только
потому, что Перрин такой  рослый  и  сильный.  Никто  ведь  не  считает  его
тугодумом  только  из-за  того,  что  он  старался  быть  осторожным.  Волки
мгновенно узнавали своих, пусть и не встреченных прежде, и с ними Перрин был
волком среди волков. Ни за что! Руки Перрина сжали рукоять секиры.  Нет!  И,
услышав вдруг слова Масимы, человек-волк вздрогнул.
   - Нам дан знак, - вымолвил шайнарец, обращаясь ко всем воинам. Руки его и
мускулистая грудь - все было в крови, ибо сражался воитель  едва  одетым,  в
одних штанах, к тому же после  боя  он  сильно  прихрамывал,  но  глаза  его
светились небывалым блеском. Они просто-таки сияли. - Нам дано укрепиться  в
своей вере: сразиться за власть Дракона, рожденного вновь, в  союзе  с  нами
явились волки. В Последней Битве, под знаменем лорда Дракона, в одном ряду с
нами выйдут на бой звери леса!  Нам  ниспослан  знак  -  идти  вперед!  Лишь
Друзьям Тьмы не по пути с нами!
   Двое шайнарцев кивнули в знак согласия с  ним.  Но  Уно  лишь  фыркнул  и
приказал:
   - Закрой рот, Масима! - Похоже, его не коснулось оружие врагов,  но  ведь
опытный Уно бился с троллоками еще тогда, когда Перрин не успел родиться  на
свет. Однако теперь, не в силах  уже  бороться  со  своей  усталью,  ветеран
тяжело опирался на меч, горел,  полный  сил,  только  нарисованный  глаз  на
повязке. - Стоит лорду Дракону бросить боевой клич - мы пойдем вперед! Но не
раньше, чем услышим его команду! И вы, фермеры овцеголовые, растреклятые, не
смейте забывать сего! - Одноглазый горящим взором оглядел увеличившийся  ряд
солдат, раны которых стали предметом забот  Морейн:  не  многие  даже  после
Исцеления имели силы сидеть. Уно покачал головой: - По крайней мере,  у  нас
теперь найдется, чем согреть раненых - шкурами ярых волков!
   - Никогда! - Голос Перрина врезался в спор с такою страстью, что шайнарцы
удивились. - Волки сражались в союзе с нами, и мы  похороним  убитых  зверей
вместе с нашими павшими соратниками.
   Уно, нахмурившись, уже раскрыл рот, готовясь  возразить  Перрину,  однако
тот уставил в  лоб  бойцу-ветерану  свой  взгляд,  золотистый  и  прямой.  И
шайнарец опустил голову перед воителем.
   Перрин собрался возобновить протесты, но в  ту  же  минуту  Уно  приказал
шайнарцам принести всех погибших волков. Мин посматривала на Перрина искоса,
как обычно глядела, когда взору ее представали в других некие знаки.
   - Где Ранд? - спросил он у девушки.
   - Бродит там, где потемней, -  отвечала  она,  указав  на  дальний  склон
холма. - И не пробуй вызвать его на разговор. Ранд рычит на каждого,  кто  к
нему подходит.
   - Но уж со мной-то он поговорить соизволит, -  возразил  ей  Перрин.  Мин
продолжала удерживать воина от беседы с Рандом, уговаривая его показать свою
рану Морейн. Но что ей откроется, когда  Морейн  пронзит  меня  взглядом,  о
Свет!.. Нет, я не желаю об этом знать...
   Ранд сидел  на  валуне,  укрывшись  от  света  горящих  деревьев,  спиной
опираясь о ствол кряжистого дуба. Воззрившись в пустоту перед  собой,  сунув
ладони под красную куртку, он обхватил себя руками, как  будто  все  не  мог
согреться. Словно и не замечая, что кто-то к нему приближается. Мин  присела
рядом с Рандом, тронула его за локоть, но он и не  шелохнулся.  И  тут  тоже
Перрин почуял дух крови, крови не только его собственной.
   - Ранд! - начал он, однако Ранд его прервал.
   - Тебе ведь неизвестно, чем я занимался все  время  битвы?  -  Ранд,  как
прежде, взирал в пространство, будто разговаривая с  ночью.  -  Я  не  делал
ровно ничего! Ничего полезного для победы. Истинного Источника  поначалу,  я
как ни тянулся, достать не сумел, не мог ухватиться. Он все время ускользал.
Но все же он мне поддался! Сжечь всех троллоков, спалить дотла Исчезающих  -
вот какой план мне  явился.  А  что  в  итоге  получилось?  Я  поддел  огнем
несколько старых деревьев, вот и  все!  -  Он  засмеялся  над  собой,  молча
вздрагивая плечами, но на лицо Ранда  вернулись  складки  горечи.  -  Саидин
вливал в меня свою мощь с такой щедростью, что я уже готов  был  взорваться,
точно фейерверк. Мне нужно было  направить  ее  куда-нибудь,  пока  Сила  не
сожгла меня, и мне уже хотелось гору обрушить на троллоков. И я пустил  силу
в дело. Видел бы ты мой поединок! Не с врагом  -  со  мной  самим!  Я  бился
против своей же силы, чтобы гора всех нас не похоронила под собой...
   Мин взглянула на Перрина с болью, моля о помощи.
   - Мы... Мы сражались с врагами, Ранд, - проговорил Перрин. Вспоминая лица
и стоны раненых, он унимал холод своего  отчаяния.  Тогда  вспомнились  тела
убитых. Пусть они мертвы - но ведь нас гора не погребла. - Мы  справились  и
без тебя, Ранд!
   Ранд прислонился к дереву затылком, закрыл глаза.
   - Я чувствовал, как они подкрадывались, - сказал он едва слышно. - Только
я не знал, кто они. От каждого из них чувство, как от  пятна  на  саидин.  А
саидин всегда где-то недалеко, он призывает меня  к  себе,  голос  его  поет
сладко. Но когда я понял разницу, уже кричал Лан, предупреждая нас. Если б я
умел владеть Силой, я бы узнал  о  приближении  троллоков  куда  раньше.  Но
зачастую, когда мне в самом  деле  удается  коснуться  саидин,  я  вовсе  не
понимаю, что делаю. Поток его просто-таки смывает меня, несет с собой. Я  бы
мог хотя бы предупредить вас!
   Перрин с трудом распрямил свои израненные ноги.
   - Нас  и  так  предупредили  о  близящейся  опасности,  -  промолвил  он,
сознавая, что убедить в этом хочет прежде всего самого себя. Нужно мне  было
поговорить с волками пораньше, они бы меня  наверняка  предупредили.  Они-то
знали, что в горах появились троллоки и Исчезающие. Волки  спешили  сообщить
мне о грозящих врагах. В миг этой мысли Перрина постигла догадка: не  изгони
он волков из своего разума, он бы, верно, бежал вслед за стаей  серых-седых.
Как носился нередко вместе с волками славный воин Илайас  Мачира,  тот  тоже
понимал волков. Но сколько бы ни резвился Илайас в компании серых братьев, о
своей человеческой сути забыть он себе не давал. Как  удавался  Илайасу  сей
фокус, Перрин не ведал, да и не видел он человека-волка давненько.
   По скрипу и скрежету камней  под  подошвами  Перрин  догадался:  подходят
двое. Ветер донес их запах. Из осторожности воин  не  стал  называть  имена,
пока Лан с  Морейн  не  приблизились  настолько,  чтобы  их  увидел  обычный
человек, не столь зоркий, как Перрин.
   Верный Страж поддерживал славную леди Айз Седай под руку, столь деликатно
помогая ей удержаться на ногах, что дама как  бы  не  замечала  его  помощи.
Морейн,  полуприкрыв  свои  измученные  усталостью  глаза,  держала  в  руке
вырезанную из кости небольшую фигурку женщины. Как догадался уже Перрин,  то
был ангриал, дар Эпохи Легенд, он давал Айз Седай  возможность  направить  с
его помощью много больше Силы, чем могла она добыть без  талисмана.  Если  в
работе Исцеления ей пришлось пустить в дело ангриал, значит, устала она  уже
до изнеможения.
   Мин поднялась, встречая королеву поселка, однако Айз Седай остановила  ее
жестом.
   - Помочь нужно каждому, кто ранен, - проговорила Морейн, взглянув на Мин.
- Только после всех трудов можно будет отдыхать. - И, отойдя  от  Лана,  она
внимательно осмотрела рану Перрина и провела холодной рукой по кровоточащему
его плечу, затем вдоль ранения в его спине.  От  прикосновений  Морейн  кожа
Перрина ощутила  легкое  покалывание.  -  Ничего  страшного,  -  постановила
целительница. - Рана в плече глубока, но у нее ровные  края.  Ну-ка,  возьми
себя в руки, герой! Так уж больно тебе не будет, но все же...
   Никогда не лгал себе Перрин, будто  стоять  рядом  с  человеком,  имеющим
доступ к Единой Силе, легко и приятно, притом воин знал: когда  воздействуют
Силой на твое тело, выдерживать ее мощь вдвое, втрое трудней, чем биться  не
на жизнь, а на смерть. Однако уже пару-тройку раз ощущал он на себе действие
Силы и вроде бы представлял себе, каково  бывает,  когда  направляют  ее  на
тебя. Но опыт Перрина ограничивался лишь теми случаями, когда  Морейн  всего
лишь снимала с бойца усталость, уводя боль из натруженных мускулов.  Сегодня
Морейн творила над ним иное дело.
   Взглянув ей в лицо, Перрин мгновенно осознал, что Айз Седай смотрит в его
тайную  сердцевину,  зрит  его  тело  насквозь.  Пытаясь  вздохнуть,  он   в
полубеспамятстве едва не выпустил из рук секиру. Он  ощущал  и  почти  видел
наяву, как сдергивается с  его  спины  кожа,  как  вздергиваются,  сшиваются
израненные мышцы. Воин не сознавал, чья невидимая рука поводит  вперед  и  в
сторону его бугристое плечо, глаза его застилал туман. До мозга костей и еще
глубже прошиб  богатыря  мороз.  Перрин  словно  бы  летел  куда-то,  падал,
барахтался; не зная, что и как подхватывает его и  возносит,  он  чувствовал
себя вне времени и пространства. Прошла целая вечность, прежде чем мир перед
ним вновь стал явным. Едва удержавшись  на  ногах,  Морейн  с  помощью  Лана
отошла от Перрина.
   Изумленный случившимся с ним перерождением, Перрин заметил: рана в  плече
его  затянулась,  кожа  стала  белой,  прочь  убегала   боль.   Не   утратив
предусмотрительности, он не делал лишних движений, но за пролетевшие секунды
боль в спине тоже успела его  покинуть.  Ноги  воина  стояли  на  земле  так
крепко, словно не бывали ранены ни  разу.  И  ликовал,  урча,  его  голодный
живот.
   - Ступай,  поешь  как  следует,  -  приказала  Исцеленному  Морейн.  -  Я
заставила всю твою силу поработать до устали. Тебе надо восстановиться.
   Голод уже разворачивал перед мысленным взором  Перрина  роскошные  облики
яств. Сочился кровью бифштекс, ждала  его  пряная  оленина  и  нежное  седло
козы... Ему с большим трудом удалось победить мечтания желудка  о  мясе.  Не
лучше ли накопать под кустами съедобных корней да поджарить  их,  по  запаху
они ничуть не хуже репы? Но живот его снова  заворчал,  теперь  уже  в  знак
протеста.
   - На тебе даже шрамов не осталось, кузнец! - услышал Перрин голос Лана.
   - Израненные волки сами отступили в лес, - проговорила Морейн, поглаживая
свою поясницу и потягиваясь. - Но оставшихся на поле  зверей  я  постаралась
подлечить. - Она не обратила внимания на пронзающий  взгляд  Перрина,  будто
разговор шел о делах обыденных. - Не знаю, какие резоны заставили их явиться
сюда, - продолжала она. - Знаю одно: они спасли всех нас от гибели.
   Перрин молча повел  плечами,  опустил  голову.  Леди  Айз  Седай  тронула
ссадину на щеке Мин, но молодая женщина сделала шаг назад, промолвив:
   - Рана у меня пустяковая, а вы уже устали,  Морейн.  Вот  видели  бы  вы,
какие ссадины бывали, когда я просто падала!
   Улыбаясь, Морейн опустила руку. Лан поддержал владычицу под локоть.
   - Ну, ладно, - она улыбнулась. - А ты-то как, Ранд? Не ранен  ли?  Легкая
царапина, нанесенная мечом Мурддраала, может лишить человека жизни, да  и  у
многих троллоков сабли того же рода.
   Перрин заметил кое-что важное.
   - Ранд, у тебя куртка вся в  крови!  -  сказал  он.  Из-под  куртки  Ранд
выпростал правую руку, сплошь залитую кровью.
   - Нет, не Мурддраал поработал, - отвечал  он,  разглядывая  свою  раненую
руку с отсутствующим видом. - И не троллок, конечно. Просто открылась старая
рана, я получил ее в Фалме.
   Присвистнув от удивления, Морейн отошла от  Лана,  опустилась  на  колено
подле Ранда. Откинув полу его куртки, она  изучала  рану.  Перрин  видел  не
ранение Ранда, а затылок  склонившейся  Морейн,  но  гуще  становился  запах
крови.  Морейн  разводила  руками,  и  на  лице   Ранда   отражалась   боль.
Усмехнувшись, он молвил:
   - "Кровь Дракона Возрожденного на скалах Шайол Гул освободит человечество
от Тени!" Не так ли звучит то, что повторяется в пророчествах о  возвращении
Дракона?
   - Кто тебе сказал это? - требовательно спросила юношу Морейн.
   - Вам остается всего лишь доставить меня к Шайол Гул, - пробормотал Ранд,
и голос его звучал полусонно, - а помочь могут Путевые Врата или  Портальный
Камень. И тогда со всем этим будет покончено. Не будет  больше  смертей.  Не
будет больше снов. Больше не будет...
   - Будь дело настолько просто, - угрюмо промолвила Морейн, -  я  бы  давно
так и сделала, как-нибудь да сделала бы, но не все  в  "Кариатонском  Цикле"
следует воспринимать буквально. На одно, о чем говорится впрямую, приходится
десять фраз, истолковать которые можно по-разному, любое из сотни объяснений
выбирай. Но какой смысл в эти фразы  вложен?..  И  не  думай,  будто  что-то
знаешь из того,  что  должно  случиться,  пусть  кто-то  и  пересказал  тебе
Пророчества целиком. - Морейн вздохнула, набираясь сил.  Ангриал  она  сжала
покрепче, а правой рукой стала оглаживать тело Ранда спокойно, словно оно  и
не было залито кровью. - Потерпи!
   Ранд распахнул глаза, точно желая от ужаса поглотить ими  весь  мир.  Его
била дрожь. Перрин знал, что сейчас Ранд уверен: кошмару,  овладевшему  всем
его телом, не будет предела. Так  ощущал  свою  муку  и  Перрин,  когда  его
исцеляла Морейн. Лишь изредка целительница давала Ранду отдых, позволяя  ему
прислониться спиной к дубу.
   - Я совершила... Я сумела все, что в  моих  силах,  -  промолвила  царица
поселка, едва шевеля губами.  -  Все,  что  могла.  Но  будь  осторожен,  не
расслабляйся. Рана может раскрыться вновь, если ты...
   Голос ее умолк, Морейн повалилась на землю. Ранд пытался ее  удержать  на
ногах, но в мгновение ока к хозяйке своей метнулся Лан,  сумел  поднять  ее,
усадить. И вдруг на лице его засветилось неясное  новое  чувство.  Нежность?
Нежность у Лана - к Морейн? Вот уж каких чудес не ожидал Перрин!
   - Все силы свои отдала раненым, - проговорил Страж. - Она помогла каждому
из нас, но кто в силах помочь  ей?  Отнесу  ее  в  дом,  пусть  поспит  хоть
немного...
   - Ранд есть, он поможет ей, - молвила Мин. Но Страж покачал головой:
   - Лучше и не пытайся, пастух. Твоих знаний довольно  только  чтобы  убить
Морейн. Оказать ей помощь - работенка более заковыристая!
   - Это правда, - сказал Ранд с горечью. - Здесь мне доверять нельзя.  Всех
рядом с собой поразил Льюс Тэрин Убийца Родичей. Быть  может,  и  я  натворю
таких же бед, как он!
   - Не раскисай, пастух! - приказал ему Лан. - Твои крепкие плечи  -  опора
всему миру! Помни: ты - мужчина. Исполняй свой долг - вот и все!
   Ранд обратил на Стража пронзительный взор, но в  тот  же  миг  злоба  его
испарилась, как это ни странно.
   - Сделаю все, что смогу. Постараюсь сделать! - пообещал он. - Некому  это
сделать, кроме меня. Да, я буду биться, но мне не по душе то, кем я стал.  -
Глаза у него закрылись. Ранд словно уснул. - Да, я буду сражаться! Но сны...
   Внимательно всматриваясь в лицо Ранда, Лан кивнул. Затем скользнул взором
по лицу забывшейся Морейн, повернулся к Перрину и Мин:
   - Уложите его, чтоб отдохнул. Да и сами поспите. Нам еще нужно подумать о
будущем. Что ждет нас? Свет только знает...

Глава 6
ОХОТА НАЧИНАЕТСЯ

   Перрин не ожидал, что уснет как убитый. Сон прилетел, видимо, на зов  его
желудка, битком набитого тушеным  мясом,  ибо  аскетичное  стремление  бойца
насытиться съедобными корнями  было  прервано  запахом  ужина,  одурманившим
голодного, а наевшись мяса, он был сражен усталостью, доведшей его до  звона
в ушах. Он заснул крепко и снов не запомнил.
   Проснулся Перрин в ту минуту, когда верный Лан стал трясти его за  плечо.
На фоне рассвета, вливающегося  в  распахнутую  дверь,  Лан  был  как  тень,
окруженная венцом сияния.
   - Ранда нет! - сообщил мрачно Лан и быстро удалился. Впрочем,  двух  этих
слов было достаточно.
   Зевая, потягиваясь, Перрин вытащил себя из постели и  в  утреннем  холоде
набросил одежду. Неподалеку от его жилища  шайнарцы  волокли  лошадьми  тела
троллоков в лес, причем большинство воинов двигались  так,  что  становилось
ясно: место им сейчас в постели, лежать бы  и  набираться  сил.  Исцеленному
телу требуется время, чтобы восстановить крепость мускулов. Живот у  Перрина
снова урчал от голода. Воин внюхивался в потоки ветра, надеясь, что где-то в
лагере уже готовят завтрак. Теперь уже он, если нужно, поел бы  и  кореньев,
пускай даже сырых,  а  не  вареных.  Но  пахло  не  едой,  а  телами  убитых
Мурддраалов и троллоков, людьми, живыми и мертвыми,  пряным  духом  коней  и
деревьями. И погибшими волками.
   В другом конце долины-чаши, на склоне горы,  жилище  Морейн  возвышалось,
как боевой штаб. В дверь дома  властительницы  проскользнула  Мин,  а  через
несколько  минут  из  дома-штаба  вышли  Масима,  за  ним  Уно.   Одноглазый
воин-победитель вскоре скрылся в роще, поднимаясь  к  скале  с  остроголовой
вершиной, вздымающейся над поселком. По  другой  тропе  с  холма  спускался,
хромая, еще один шайнарец.
   Перрин направился к генеральскому приюту Морейн. Пересекая мелкий  ручей,
обдавший его восторгом плещущих волн, изморосью капель,  он  повстречался  с
Масимой. На усталом лице шайнарца по-особому ярко белел шрам  поперек  щеки,
глаза его тускло блистали из-под бровей. На середине бурного потока он вдруг
ухватил Перрина за рукав. - Ты с ним из одной деревни, - прохрипел Масима. -
Ты должен знать о нем все! За что лорд Дракон  покинул  нас?  Какой  на  нас
грех?
   - Грех? Что ты выдумал? Ранд может идти, куда ему должно, не осуждая тебя
и не восхищаясь твоими подвигами.
   Но слова Перрина не успокоили  Масиму;  он  продолжал  удерживать  воина,
вцепившись в край его одежды, заглядывая ему в глаза, будто  желая  прочесть
во взгляде соратника таимый ответ. Ледяная вода ручья уже залилась  в  левый
сапог Перрина.
   - Пойми же, Масима, - все дела лорда Дракона совершаются в соответствии с
планом. Лорд Дракон никогда нас с тобой не оставит!
   Или все же оставит он нас, бросит, мой обожаемый  Дракон?  А  я?  На  его
месте как бы мог поступить я? Бросить друзей, соратников?
   Поразмыслив над словами Перрина, Масима кивнул:
   - Да, теперь я все понял. Дракон  выступил  на  тропу  одиночества,  дабы
весть о его появлении громом грянула в дальних краях, куда он отправился. Мы
тоже должны рассказать всем о Драконе. Так! - И он двинулся поперек  потока,
прихрамывая, бормоча себе под нос какие-то заклинания.
   Хлюпая промоченным сапогом, Перрин  поднялся  по  тропе  к  штабу-избушке
Морейн и постучал в дверь. Никто не откликнулся.  Немного  повременив,  воин
переступил порог деревенского дворца.
   Прихожая, где почивал Лан,  убрана  была  скудно  и  просто,  как  хижина
Перрина. К стене приколочена грубо  сработанная  кровать,  на  стене  висела
полка, из углов торчали вешалки и крючки для одежды и оружия. Лишь  свет  из
дверного проема освещал помещение, да самодельные  лампы  на  полке,  и  еще
лучины из маслянистой смоленки, торчащие из трещин в расколотых  булыжниках.
Узкими струйками над лучинами поднимался дым и слоился под потолком.  Почуяв
запах угара, Перрин наморщил чуткий нос.
   Головой своей воин чуть-чуть не достигал потолка. А вот у Лойала  затылок
так и катался по нависающим доскам низкого свода, так что он  предпочел  как
бы уменьшить свой рост, усевшись на  кровать  Лана  и  неуклюже  согнувшись.
Вызывая явное неудовольствие своего хозяина, подергивались заросшие  пучками
волос уши огир. Рядом с дверью, что вела в личную комнату  Морейн,  скрестив
ноги, сидела на земляном полу Мин, сама же леди  Айз  Седай,  погруженная  в
размышления, прохаживалась вдоль бревенчатых стен.  Темные  мысли  не  могли
оставить ее. Три шага вперед - вот и  все  оружие  королевы  против  мрачных
догадок. Она поставила пространство  себе  на  службу,  но  с  каждым  шагом
изменялось ее лицо, покой покинул целительницу-королеву.
   - Сдается мне, Масима слегка тронулся, - сообщил Перрин всему  почтенному
обществу.
   - Чтобы с ума сойти, нужно сначала его иметь, - фыркнула Мин.  -  У  тебя
есть доказательства?
   К Перрину повернулась Морейн, губы ее были сжаты  в  ниточку,  заговорила
она тихо. Чересчур тихо.
   - Неужели сумасшествие Масимы - это главное,  о  чем  мыслишь  ты  в  это
превосходное утро, Перрин Айбара?
   - Да нет. Мне гораздо важнее знать, когда ускакал Ранд и почему он должен
был нас покинуть. Кто видел его последним? - Перрин заставил себя  встретить
взор Морейн столь же  спокойным  взглядом.  Далось  ему  это  нелегко.  Боец
возвышался над стройной дамой, но имя ее звучало:  Айз  Седай  -  Не  вы  ли
изволили  отослать  его  подальше,  Морейн?  Управляли  вы   им   с   этакой
жестокостью, что он утратил терпение и уже готов  был  сделать  что  угодно,
улететь в дальний край, но не держаться поближе к вашей юбке, верно?
   Лойал навострил ушки и  послал  исподтишка  юноше  тайный  знак  толстыми
пальцами своей руки. Сама же Морейн в  ту  минуту  изучала  Перрина,  слегка
склонив головку набок, а он из последних сил старался не опустить очи долу.
   - С чего ты взял, будто я его прогнала? - Она усмехнулась. -  Он  оседлал
жеребца ночью, я ничего не слышала. Я бы тоже желала узнать, когда именно  и
куда посмел удрать твой Ранд!
   Вздох облегчения  вышел  у  Лойала  столь  глубокий,  что  у  него  плечи
поднялись и опали, как волна. Сей тихий  для  огир  вздох  прогремел,  точно
шипенье воды, в коей закаливают меч.
   - Никогда не вводите во гнев Айз Седай! - прошептал он  будто  бы  самому
себе, но слова его услышал каждый. - Лучше объять  раскаленное  солнце,  чем
разгневать Айз Седай!
   Мин, оглянувшись, передала Перрину записку:
   - Вчера вечером, когда мы уложили Ранда на кровать, его  вскоре  навестил
Лойал, и Ранд попросил его принести перо, бумагу  и  чернила,  -  прошептала
она.
   Уши огир шевелились, он  обеспокоенно  переставлял  ступни  своих  ног  и
хмурился, так что длинные его брови повисли до самых щек.
   - Не знал я, что задумал Дракон. Не знал и не знаю!
   - Не волнуйся, - успокоила его Мин. - Никто тебя не обвиняет, Лойал.
   Заметив в руках кузнеца бумагу, Морейн сузила глаза, но помешать  Перрину
прочитать записку она не пыталась. По почерку письмо явно принадлежало  руке
Ранда:

***

   То,  что  мне  приходится  предпринять,  отменить  невозможно.  Он  вновь
преследует меня повсюду. Но на сей раз одному из  нас  должно  погибнуть,  я
знаю. Но соратники мои умереть не должны. Слишком многие из них отдали  свою
жизнь за меня. Я тоже умирать не желаю и во что бы то  ни  стало  постараюсь
уцелеть. Да, смерть - реальна, а сны частенько нам лгут, но и правды  в  них
хватает.

***

   Вот и все послание. Без подписи.  И  для  Перрина  вовсе  не  было  нужды
выяснять, кого имел в виду Ранд, именуя противника словом "он".  Для  Ранда,
как и для них всех, враг был один - Ба'алзамон.
   - Он подсунул записку под дверь, - сказала Мин, и голос ее дрожал.  -  Он
взял кое-что из одежды, старых курток, вывешенных шайнарцами на просушку, да
прихватил с собой флейту. И вскочил на жеребца. Вроде бы ничего больше он не
увез, только немного съестного. Во тьме его не заметил никто из  часовых,  а
ведь прошлой ночью они не упустили бы из виду и мышонка!
   - А стали бы часовые задерживать его? - Морейн глуховато засмеялась. -  У
кого из них хватило бы мужества преградить путь лорду Дракону? Окликнуть его
- и  то  невозможно!  Многие  из  воинов  рады  по  первому  его  приказанию
перерезать себе глотки! Как, например, Масима. -  Теперь  Перрин  бросил  на
Морейн пытливый взгляд.
   - Но в чем виновны солдаты, Морейн? - спросил он у властной дамы.  -  Они
принесли клятву верности своему господину! Ранд ни за  что  бы  не  назвался
Драконом, только из-за вас это случилось, Морейн, и вам  об  этом  известно,
как видит Свет! Чего же тогда ожидать от часовых, Морейн?  -  Властительница
не отвечала. Перрин понизил голос. - Морейн, вы в  самом  деле  верите,  что
Ранд и есть Дракон Возрожденный? Или вы рассчитываете  использовать  доброго
малого как вам заблагорассудится, пока Единая Сила не сведет беднягу с  ума,
не лишит его разума и самой жизни?
   - Ты бы выбирал  слова,  Перрин,  -  проворчал  Лойал.  -  Уж  больно  ты
раскипятился нынче!
   - Я-то успокоюсь, - возразил ему Перрин. - Но каков будет ответ? Мы ждем,
Морейн!
   - Он тот, кто он есть! - промолвила Морейн резко и холодно.
   - Помнится мне, что вы нам наобещали: настанет миг, когда Узор сам  собою
заставит Дракона выйти на верный путь. Может быть, ночью  так  и  случилось?
Или же добрый молодец решил просто-напросто от  вас  удрать?  -  Разумеется,
Перрин уже сомневался, не зашел ли он слишком далеко,  ибо  чернеющие  глаза
королевы поселка обливали его непроглядным гневом, - но если уж  биться,  то
ни шагу назад! - Итак, Морейн?
   Морейн вздохнула глубоко и беззащитно.
   - Вполне возможно, что все решил сам Узор. Уж я-то, во всяком случае,  не
советовала Дракону исчезать столь внезапно и в одиночку. Сила  его  огромна,
однако во многих делах наш Ранд, как дитя, наивен, он  не  знает  жизни,  не
знает людей. Направлять он способен, но даже если ему удается  обратиться  к
Единой Силе, он частенько не умеет  управлять  ее  потоком.  И  если  он  не
овладеет необходимым мастерством, то он не успеет сойти с ума - Сила  просто
прикончит его. А ему еще учиться и учиться. А Ранд стремится бежать  впереди
своего жеребца!
   - Морейн, вы способны рассечь волос,  проложить  ложные  следы-запахи,  -
хмыкнул Перрин. - Если наш Ранд и вправду Дракон, то вдруг  ему  лучше,  чем
тебе, ведомо, что делать дальше?
   - Он есть  то,  что  он  есть!  -  проговорила  Морейн  с  прежней  своей
твердостью. - Знать его планы я не обязана, у меня  задача  другая:  уберечь
Дракона от гибели. Мертвым ему не  исполнить  пророчеств,  и  даже  если  он
сумеет избежать Друзей Тьмы  и  Отродий  Тени,  то  найдется  тысяча  других
врагов, готовых в любой день и  час  пронзить  его  сталью.  Все,  о  чем  я
сказала, не есть вся правда о нем, а лишь намек на сотую часть всей  правды.
Но если бы все дело состояло  лишь  в  том,  что  вы  сейчас  узнали,  я  бы
волновалась за  него  в  сто  раз  меньше,  чем  сейчас.  Не  забывайте  про
Отрекшихся!
   Перрин вскинул голову; в углу Лойал пробормотал:
   "Темный и все Отрекшиеся заточены в  Шайол  Гул!"  Перрин  пустился  было
твердить про себя с детства врезавшиеся в память предреченья,  но  завершить
мысленное чтение ему не дала Морейн:
   - Иссякли запреты печатей, Перрин! Мир не знает об этом, но многие клейма
утратили силу. Отец Лжи пока еще в заточении. Но  печати  ломаются,  слабеют
все больше. И кто из Отрекшихся уже вырвался на свободу?  Ланфир?  Саммаэль?
Асмодиан, или Бе'лал, или Равин? Может быть,  Ишамаэль,  Предавший  Надежду?
Отрекшихся мы знаем всего тринадцать, Перрин, и скованы они лишь печатями, а
не стенами узилища, где заточен Темный. Тринадцать из  самых  могущественных
Айз Седай, неодолимых в Эпоху Легенд,  из  них  слабейшему  и  десять  самых
сильных ныне живущих Айз Седай не ровня - нынешним ведь ничего не ведомо  из
знания Эпохи Легенд! И все они, каждый  мужчина,  каждая  женщина,  отринули
Свет, предали свои души Тени. Быть может. Отрекшиеся от Света уже  вырвались
на свободу и где-то неподалеку от нашего лагеря подстерегают Ранда?  Нет,  я
не отдам его предателям на съеденье!
   От колкого холода, пронзившего рану в его спине, или от ледяной  стали  в
словах Морейн о тех, кто осмелился отречься от Света, Перрин  стиснул  зубы.
Отрекшиеся - это шеренга посланцев смерти! Когда воин-кузнец был мальчишкой,
мать пугала  его  их  именами.  Если  ты  будешь  мне  врать,  тебя  заберет
Ишамаэль!.. Засыпай скорее, а не то за тобой прилетит  Ланфир!..  И  сейчас,
когда он уже стал взрослым, знал об Отступниках правду, Перрин  не  в  силах
был побороть свой детский страх, зовущий его из прошлого. Оттого  и  стиснул
он зубы, представив безумных крушителей  освободившимися  от  всех  зароков.
"Они заточены в Шайол Гул!" -  все  повторял  он  шепотом,  желая  по-детски
верить в каждое слово легенды. И еще он вспомнил,  о  чем  сообщал  в  своей
записке Ранд: "Сны!.. И про сны он вчера толковал..."
   Подойдя к нему, Морейн впилась взглядом в лицо Перрина.
   - Сны? - спросила она.  В  домик  вошли  Лан  и  Уно,  но  Морейн  жестом
приказала им молчать.  В  маленькой  комнатушке  стало  совсем  тесно:  пять
человек, да еще и огир вдобавок. - А тебе, Перрин, что виделось в снах вчера
и позавчера? - Она как будто и не заметила, что отвечать ему не хотелось.  -
Рассказывай, мы слушаем, - настаивала Морейн. - Не приснились ли  тебе  чего
необычного? - Взглядом она  обхватила  Перрина,  точно  кузнечными  клешами,
вытягивая из его уст исповедь.
   Воин-кузнец обвел взором лица окруживших его соратников.  Каждый  из  них
вперился в него взглядом врага, даже Мин смотрела как волчица.  Поразмыслив,
Перрин поведал собравшимся, какой странный сон являлся ему  несколько  ночей
подряд. Сновидение с мечом, овладеть коим рыцарь не в силах. Но ни слова  не
проронил Перрин о том, какой сон, какого волка видел он минувшей ночью.
   - Калландор! - прошептал Лан, услышав рассказ Перрина.  По  лицу  Стража,
обыкновенно твердому, будто угол скалы, растекалась ошеломленность.
   - Так, - произнесла  Морейн.  -  Но  нужно  убедиться  досконально.  Лан,
поговори с остальными! - Лан поспешил к выходу, и властительница  обратилась
также к Уно: - А твои сны о чем? Тоже, я думаю, грезишь о блеске Калландора?
   Шайнарец переминался  с  ноги  на  ногу.  Красный  глаз,  украшающий  его
повязку, воззрился на  Морейн  с  преданностью  щенка,  живой  же  глаз  Уно
помаргивал и вращался.
   - Да, и мне тоже каждую ночь снятся сны о растрек... гм, клинках,  Морейн
Седай, - отвечал он напряженным голосом. - Ив последние ночи  мне,  наверно,
тоже снился меч. Помнить сны столь  подробно,  как  лорд  Перрин  запоминает
собственные сновидения, мне не дано.
   - А что нам желает порассказать Лойал? - спросила Морейн.
   - Сны у меня все одни и те  же,  Морейн  Седай.  Рощи,  Великое  Древо  и
стеддинг. Когда мы, огир, бродим в чужих краях, во  сне  мы  возвращаемся  в
стеддинг. И вновь повернулась к Перрину властная Айз Седай.
   - Сны - они сны и есть, - молвил воин. - И ничего больше.
   - Не верится что-то, -  усмехнулась  она.  -  Ты  живо  описал  нам  зал,
именуемый Сердцем Твердыни. А зал сей -  в  крепости,  называемой  Цитаделью
Тира. Описание таково, будто ты стоял в том зале. А сияющий меч - Калландор,
Меч-Который-Не-Меч, Меч-Которо-го-Нельзя-Коснуться!
   Лойал выпрямился и ударился головой в потолок. Этого он и не заметил.
   - Пророчества о явлении Дракона твердят одно: Тирская Твердыня не  падет,
ежели рука  Дракона  не  вооружится  мечом,  названным  Калландор.  Одно  из
вернейших предзнаменований Возрождения Дракона - падение  Тирской  Твердыни.
Весь мир людской признает его Драконом, если Ранд возьмет  под  свою  власть
Калландор!
   - Может быть, может быть, - слова холодноликой  Айз  Седай  покачивались,
точно льдинки на весенней воде.
   - Может быть? - спросил ее Перрин. - Всего лишь "может  быть"!  Я  верил,
будто меч в руке Дракона - это последний символ победного  исполнения  ваших
Пророчеств!
   - Да, это знак, но знак не первый и не последний, - проговорила Морейн. -
Калландор  знаменует  собой  лишь  исполнение  всего  одного  из  Пророчеств
"Кариатонского Цикла", точно так  же,  как  и  рождение  Дракона  на  склоне
Драконовой  горы  явилось  только  первым  знаком.  Дракону  еще   предстоит
расколоть государства или сокрушить мир, разбить вдребезги. Расшифровать все
предзнаменования, собранные в Пророчества, не успели даже и те ученые  мужи,
что посвятили сему труду всю свою жизнь. Каково значение следующего:  "Мечом
мира поразит он своих людей, уничтожит их листом"? Как понять,  что  "девять
лун обяжет он служить себе"? Однако в известном Цикле всему, о чем я  сейчас
рассказала вам,  придается  точно  такое  же  великое  значение,  как  мечу,
именуемому Калландор. Я не напомнила вам о  многом  еще,  столь  же  важном.
Например, что за "раны сумасшествия и надрезы надежды" ему  нужно  исцелить?
Какие цепи суждено ему разорвать? И  кого  заковали  в  цепи?  Некоторые  из
Пророчеств столь неясны и туманны, что он мог бы давно уже исполнить их,  но
сие  неведомо.  Нет,  конечно,  Калландор  -  совсем  еще  не  конец  череде
Пророчеств. Лишь краткие отрывки  и  отдельные  строки  из  Пророчеств  знал
Перрин, и еще меньше ему хотелось слышать о них с тех пор, как Ранд позволил
Морейн всучить себе в руки то знамя. Да нет, не по  душе  эти  строки  стали
Перрину еще раньше. С того мига,  как  путешествие  посредством  Портального
Камня убедило Перрина, что судьба неразрывно  связала  его  жизнь  с  жизнью
Ранда.
   - Если же ты, Лойал, сын  Арента,  сына  Халана,  считаешь,  будто  Ранду
достаточно просто руку протянуть, то ты глупец, впрочем, не больший, чем  он
сам, ежели и Ранд так считает, - продолжала Морейн. -  Даже  если  он  живым
доберется до Тира, в Твердыню ему путь заказан. К Единой  Силе  тайренцы  не
испытывают ни малейшей любви, и того  менее  им  понравится  любой  мужчина,
объявивший себя Драконом. Направлять Силу  строжайше  запрещено,  Айз  Седай
там, самое лучшее, лишь терпят, пока те не направляют Силу. Если же  в  Тире
кто-то имеет копию Пророчеств о Драконе, а тем паче вздумает оглашать их, то
нарушителя почти неминуемо возьмут под стражу и упекут в тюрьму.  В  Тирскую
же  Цитадель  не  войдет  ни  единый  человек,  не  имея  на  то  дозволения
Благородных Лордов. Ни единый, кроме самих Благородных Лордов, не вступает в
Сердце Твердыни. Ранд еще не готов для этого дела. Просто не  готов.  Перрин
негромко что-то пробормотал. Мысли  его  заработали  как  бунтари.  Твердыня
никогда не падет, пока Калландором не завладеет рука Возрожденного  Дракона.
Да как. Света ради. ему добраться-то до меча -  который  висит  внутри  этой
самой крепости! - раньше, чем крепость падет? Да они с ума все посходили!
   - Но мы-то почему здесь отсиживаемся?! - взорвалась Мин. - Ранд  помчался
в Тир. Нам надо спешить вслед за ним! Иначе его подстерегут враги, они убьют
Дракона или... или... Почему мы сидим как вкопанные?..
   - Потому, - отвечала Морейн, положив ладонь на голову Мин, - что я должна
быть уверена. Поверь мне: не слишком-то приятно, когда тебя избирает Колесо.
Нужно быть великим или хотя  бы  коснуться  подлинного  величия.  Избранники
Колеса могут лишь принимать то, что грядет.
   - Надоело мне принимать то, что грядет.  Устала,  -  Мин  прикрыла  глаза
ладонью, Перрину показалось, что в глазах ее сверкнули  слезы.  -  Мы  здесь
дожидаемся неизвестно чего, а Ранд уже, может быть, погибает один...
   Морейн погладила Мин по голове, и взгляд Леди Айз Седай на  сей  раз  был
как будто исполнен жалости к молодой женщине.
   Перрин присел на край кровати Лана, как раз напротив Лойала. В  помещении
скопился густой запах людей - аромат тревоги  и  страха,  только  от  Лойала
тянуло не столько беспокойством, сколько страницами  его  книг  и  древесной
листвой. Перрин чувствовал себя как  в  западне:  вокруг  сомкнулись  глухие
стены, они будто теснее и теснее охватывают всех. И  донимал  запах  тлеющих
сгоревших лучин.
   - Но разве может мой сон  рассказать,  куда  подевался  Ранд?  -  спросил
Перрин как бы у себя самого. - Мой сон, а не сон Ранда...
   - Те, кто способен направлять Единую Силу, - промолвила Морейн  негромко,
- те, у кого особенный дар во владении Духом,  иногда  посылают  собственные
сны другим людям. - Она тем временем продолжала утешать Мин. - Скорей всего,
чужие сны могут присниться тем, кто... восприимчив.  Вряд  ли  Ранд  нарочно
сумел бы  так  поступить.  Просто  дело  в  том,  что  сновидения  тех,  кто
прикасается к Истинному Источнику, бывают  чрезвычайно  сильные.  Сны  такой
силы, как у Ранда, способны охватить деревню, а то и целый  городок.  Самому
Ранду мало известно, на что он способен,  и  куда  меньше  ему  ведомо,  как
контролировать свои незаурядные способности.
   - Тогда почему вам, Морейн, не являлись сны Ранда? -  спросил  Перрин.  -
Или Лану?
   Уно вперился в пустоту перед собой и выглядел так, будто ему  чрезвычайно
требовалось тотчас же выскочить за дверь. У Лойала  сникли  уши.  Перрин  же
очень устал и был слишком голоден, и ему было все равно, с достойными ли  ее
почестями беседует он с Айз Седай. К тому же  он  не  мог  утихомирить  свой
гнев. - Так почему, Морейн? - спросил он вновь.
   - Айз Седай обучены заслонять свои сны экранами, - отвечала властительная
леди. - Мне о таких пустяках и думать не  требуется,  они  совершаются  сами
собой, а я  сплю  себе,  как  младенец.  У  Стражей  тоже  имеются  подобные
способности. Это результат существования уз. Гайдины не могли  бы  исполнять
свое предназначение, если бы Тень  вкрадывалась  в  их  сновидения.  Во  сне
каждый из нас по-своему уязвим, а Тень по ночам в самой силе...
   - Вечно мы от вас узнаем что-то новенькое, - проворчал Перрин.  -  Нельзя
ли заранее сказать нам, чего ждать, и не объяснять уже  случившееся?  -  При
звучных раскатах голоса кузнеца Уно снова стал похож на  узника,  тоскующего
по свободе. Но лишь искоса бросила взгляд на Перрина дама Морейн.
   - Ты хочешь,  чтобы  я  своими  знаниями,  обретенными  за  целую  жизнь,
поделилась с тобой всего за один вечер? Или же отдала этому год? Скажу  тебе
одно, Перрин Айбара: в собственных снах ты должен не терять бдительности!
   - Не терял ее и терять не намерен! - ответил Перрин.
   И тотчас же всех окутала тишина, да такая бескрайняя тишь, будто никто уж
не сможет ее прервать. Мин, поудобней усевшись, уложила свой  подбородок  на
ладонь, испытывая, очевидно, глубокое  и  полное  удовлетворение  от  одного
только присутствия здесь великой Морейн. Прислонившись спиной к  бревенчатой
стене, Уно вслушивался в беззвучие. Лойал настолько запамятовал  о  шалостях
времени и пространства, что вытащил из кармана книгу и попытался  продолжить
в тусклом свете из оконца свое ненасытное чтение.  Ожидание,  все  длившееся
минуту за минутой, выматывало из Перрина силы. Не Тени боюсь  я  во  сне,  а
волков. Не впущу их к себе! Ни на миг не впущу!
   В обитель поселковой владычицы возвратился Лан,  и  Морейн  обратилась  к
нему с немым вопросом.
   - Половина из всех, кого я расспрашивал, - проговорил  Лан,  -  отвечали,
что им действительно снились мечи,  причем  четыре  прошедшие  ночи  подряд.
Некоторые воины заявили, что помнят зал с огромными колоннами, а пятеро  мне
сообщили, что меч в их снах  казался  стеклянным  либо  хрустальным.  Масима
доложил мне, что в прошлую ночь он спал и видел, как этот меч держит в своей
руке Ранд.
   - Так и будет! - возгласила Морейн. Оживившись, она  потирала  руки,  как
будто была уже заново исполнена энергии.  -  Теперь  я  совершенно  уверена!
Хотелось бы, правда, узнать, как удалось Ранду от меня улизнуть.  Разве  что
раскрылся в нем некий Талант - дар Эпохи Легенд...
   Лан  повернулся  к  Уно,  и  одноглазый  боец   растерянно   поежился   и
пробормотал:
   - Побери меня прах, совсем позабыл я  за  этим  растреклятым  разговором,
что... - Он запнулся и, прокашлявшись, исподлобья уставился на  Морейн.  Она
отвечала ему выжидающим взглядом. - То есть не так... Я хотел  сказать...  В
общем, я прошел по следам лорда Дракона. Теперь в укромную долину есть  иной
путь. То... то землетрясение  опрокинуло  высокую  скалу.  Получился  крутой
перевал, однако мой конь его одолел. На крутизне я нашел еще больше  следов,
а вокруг горы там очень хороший спуск. - Договорив, Уно тяжело вздохнул.
   - Ну что ж, - проговорила Морейн. - Значит, Ранд не открыл,  как  летать,
или как становиться невидимкой, или еще что-то такое,  как  в  легендах.  За
ним, и немедля! Уно, я дам тебе золота, тебе и другим  хватит  добраться  до
Джеханнаха. У человека, имя которого я тебе назову, получите еще. К  чужакам
гэалданцы относятся настороженно, но если не будете лезть в их дела, вас  не
потревожат. Ждите там, я пришлю весточку... -  Но  мы  отправимся  вместе  с
вами, - возразил Уно. - Ведь мы поклялись следовать под флагом Возрожденного
Дракона все вместе! Правда, как может горстка моих соратников взять  штурмом
крепость, не побежденную никогда и никем? Но  с  помощью  Лорда  Дракона  мы
свершим предначертанное...
   - Ну вот и стали теперь мы Народом Дракона! - Перрин смеялся без малейшей
радости. - "Ибо Твердыня Тирская не падет до той поры, пока не возьмет ее  с
боя Народ Дракона". Морейн, вы дали нам новое имя, да?
   - Придержи-ка язык! - ожег холодом каменнолицый Лан.
   - Не сердись на судьбу, Уно! - молвила леди. - Чтобы  догнать  Ранда,  мы
должны тотчас покинуть лагерь. Двигаться нужно быстро,  а  из  шайнарцев  ты
один можешь выдержать долгую скачку. У нас нет ни дня, чтобы  твои  товарищи
оправились, поднабрали силенок. Как только смогу, я пошлю за вами.
   Уно натянул на лицо гримасу недовольства, однако поклонился владычице. По
ее слову он вновь развел богатырские плечи и  отправился  передавать  приказ
командирши всем прочим воинам.
   - Ну а я, что бы вы ни говорили, Морейн, - промолвила Мин, -  отправляюсь
в дорогу!
   - Верно, ты отправишься в Тар Валон, - подтвердила Морейн.
   - Ни за что!
   Но Айз Седай продолжила, будто девушка ничего и не говорила:
   - Трон Амерлин нужно известить обо всем случившемся здесь,  а  выискивать
иного вестника вместо тебя или доверяться почтовым голубям я не имею  права!
Если Амерлин вообще увидит послание, какое я отправлю с голубем. Путь до Тар
Валона долог и труден. Поверь, я не послала бы в Тар Валон  тебя  одну,  без
охраны, но у меня нет лишних солдат! Я дам тебе деньги и вручу  письма:  те,
кто получит мои послания, поможет тебе в пути. Не ленись, однако, пришпорить
свою лошадку лишний разок, а если загонишь ее насмерть, в тот  же  час  купи
себе другого коня, а если потребуется - укради. Главное, не медли!
   - Ваши письма передаст  кому  нужно  Уно,  он  вполне  с  этакой  службой
справится, - сказала Мин. - А мой путь - по следам Ранда!
   - Уно уже загружен работой,  любезная  Мин.  Не  надейся,  кстати,  будто
мужчина запросто может приблизиться к воротам  Белой  Башни  и  сразу  будет
допущен на аудиенцию к Престолу Амерлин. Даже  властелина  соседней  державы
охрана заставит не один день ожидать столь высокой  чести,  как  внимание  к
нему Престола Амерлин, если прибывший венценосец заранее не попросит  короля
об этой аудиенции. Боюсь,  простому  шайнарцу  придется  неделями,  если  не
вечно, обивать пороги Башни. Не упоминая уже о том, что столь  из  ряда  вон
выходящее событие еще до захода солнца станет известно в Тар Валоне  всем  и
каждому. А вот женщине, хоть  и  немногие  того  просят,  проще  попасть  на
аудиенцию к великой Амерлин, и особых пересудов подобные случаи не вызывают.
Но учти: никто не  должен  узнать  и  такой  малости,  что  Престол  Амерлин
получила от меня послание. От сохранения тайны зависит ее жизнь, да  и  наши
тоже. Поэтому, милая Мин, моим вестником должна  стать  именно  ты  и  никто
другой.
   Мин шевелила губами, подбирая, видимо, необходимые  аргументы  для  новых
возражений, но Морейн уже занялась разговором с другими людьми.
   - Лан, я крайне опасаюсь,  что  следов  ухода  Ранда  мы  обнаружим  куда
больше, чем мне того бы хотелось, но полагаюсь  на  тебя,  как  на  бывалого
следопыта, ты ничего не упустишь. - В ответ  ей  Страж  наклонил  голову.  -
Перрин! И ты, Лойал! Вы пойдете со мной по следам Ранда?
   Не сходя с места своего убежища у стены, Мин с негодованием вскрикнула, и
вскрикнула пронзительно, однако Айз Седай не обратила никакого  внимания  на
ее крик.
   - Я пойду, я готов!  -  выпалил  Лойал  поспешно.  -  Ранд  мой  друг!  И
признаюсь: я ничего не хочу пропустить. Ну, из-за моей книги.
   Перрин же с ответом не торопился. Как бы ни вел  себя  Ранд  после  своей
"перековки", он оставался его другом.
   И вряд ли есть сомнения, что судьба связала их обоих вместе, хотя Перрин,
если б мог, не прочь был отказаться от такого своего будущего.
   - Раз надо, значит, надо, - проговорил он, вскинув голову.  -  Так  ведь?
Значит, мне тоже следует выступить в поход.
   - Вот и славно! - Морейн снова потерла руки с облегчением, как бы  уладив
дело. - Поспешите, готовьтесь в дорогу!  Ранд  опережает  нас  на  считанные
часы. Еще до полудня мы обязаны выйти на его след.
   В  последних  словах   стройной   Айз   Седай   было   столько   воли   и
целеустремленности, что всех, кроме Лана, будто рукой подтолкнуло  к  двери.
Лойал все горбился, и выпрямился он лишь ступив  за  порог.  Перрину  на  ум
пришло сравнение: так хозяйка хворостиной загоняет на двор гусей.
   Едва выйдя за дверь, Мин на миг задержалась и поинтересовалась у  Лана  с
улыбочкой слаще сахара:
   - А от тебя никакого послания передать не надо? Ну, например, Найнив, а?
   Страж сморгнул в смущенье, как сбежавшая с поля битвы раненая лошадка.
   - Кто еще знает?.. - Но сразу же Лан обрел прежнее равновесие. - Если  ей
нужно будет узнать от меня что-то еще, я сам скажу  ей.  -  И  он  захлопнул
дверь перед лицом Мин.
   - Мужчины! - Мин усмехнулась. - Не видят того, что и валун узрит,  но  до
того при этом упрямы, ни о чем задуматься не хотят, вечно приказа ждут!
   Ноздрями Перрин втянул воздух. В  дуновения  дышащей  долины  по-прежнему
вплетались слабые запахи смерти, но еще  сильней  отравляла  его  теснота  в
груди. Как ни кинь - все клин!
   - Глотнуть бы чистого воздуха! - Лойал вздохнул. -  Совсем  замучил  меня
этот дым!
   Но вот они тронулись вниз по склону холма. Там, на берегу  ручья,  вокруг
Уно собрались шайнарцы, те, кто еще мог держаться на ногах. Судя по  бешеной
жестикуляции, одноглазый командир яростно сыпал ругательствами.
   - А за что вам с Перрином такие привилегии? - вдруг спросила у  Лойала  и
Перрина Мин. - Вас она почему-то  со  всею  любезностью  пригласила!  А  мне
реверансов никаких не отвесила, против воли моей распорядилась - и точка!
   - Сдается мне, - Лойал качнул головой, - она звала нас с собой, уже зная,
как мы ответим ей, Мин. Похоже, Морейн может прочесть и меня, и Перрина, как
раскрытую книгу,  она  предвидит  наши  поступки.  А  ты  для  нее  -  книга
закрытая...
   Ответ его лишь отчасти Мин успокоил. Она как бы заново  увидела  Перрина,
чьи плечи и голова возвышались над прочими воинами, и рядом  с  ним  Лойала,
еще более высокорослого.
   - Хороша же я нынче тут с вами!  -  Она  прикусила  губу.  -  Бреду,  как
покорная приживалка, куда госпожа указала,  тороплюсь  не  отстать  от  вас,
обреченных ягнят. А ведь сверкали денечки, когда все у тебя ладилось  иначе,
Перрин! Ты взирал на Морейн так, будто она осмелилась продать  тебе  дрянной
плащ, у которого швы расползаются.
   - С чего ты взяла, будто я шел поперек Морейн? Разве? - удивился  Перрин.
Лично он таких случаев не припоминал. -  Не  так  уж  все  плохо.  Я  думал,
обернется гораздо хуже.
   - Ты в рубашке родился! - прогрохотал Лойал  со  смехом.  -  Гневить  Айз
Седай - все равно что голову в осиное гнездо засунуть!
   - Лойал! - обратилась к нему Мин. - Мне бы с Перрином потолковать  нужно.
С глазу на глаз. Ты не против?
   - Да что ты, конечно, нет! - И он быстренько опередил их,  не  укорачивая
шага, доставая на ходу трубку и кисет с табаком.
   Перрин исподволь наблюдал за Мин. Она снова прикусывала  губы,  подбирая,
видно, нужные ей слова.
   - А о нем тебе ничего не виделось? - спросил он у нее, указывая на огир.
   - По-моему, у меня такое выходит  только  с  людьми,  -  призналась  Мин,
покачав головой. - Вот и в твоей судьбе я вижу кое-что, тебе лучше знать  об
этом, Перрин.
   - Я же говорил тебе...
   - Нечего прикидываться совсем уж тупицей, Перрин, - прервала его  Мин.  -
Появилось все сразу после того, как ты сказал, что  пойдешь.  Раньше  ничего
такого не было. Значит, эти знаки связаны с вашим  походом.  Ну,  или  же  с
твоим решением идти.
   Перрин помолчал, потом выдавил:
   - И что же ты видишь?
   - Я видела айильца в клетке, - промолвила она с достоинством. - Я  видела
Туата'ан с мечом в руке. Узрела я еще  сокола  да  ястреба,  и  сидели  они,
Перрин, как на насесте, на плечах твоих. Самка-сокол и самка-ястреб, так мне
увиделось. Ну, и еще многое видела, как обычно в таких случаях. Вокруг  тебя
бродит тьма, и ты...
   - Больше ни слова!  -  Убедившись,  что  девушка  замолчала,  он  почесал
голову, размышляя. Все сказанное Мин представилось ему бессмыслицей. - Но  к
чему бы все они вдруг пришли - новые твои видения? Что они означают?
   - Не знаю. Знаю только, что в них есть тайный смысл.  Все,  что  является
мне как сон наяву, всегда несет в себе предсказания. Знаки указывают: судьба
человека близка к повороту! - Мин взглянула  на  Перрина,  что-то  для  себя
решила. - И еще вот что скажу. - Она опустила голову. - Встретишь женщину  -
прекраснейшую из красавиц, каких ты когда-либо видел, - уноси ноги!
   - Ты видела красавицу? - Перрин пожал  плечами.  Но  с  какой  стати  мне
убегать от прекрасной дамы!
   А  совету  моему  ты  последовать  не  можешь?  -  поинтересовалась   Мин
язвительно. Поддев ногой камень, она следила,  как  булыжник  скатывался  по
склону холма.
   Спешить с выводами Перрин не любил  -  потому-то  и  считали  его  многие
тугодумом, - и складывал рядком все, что говорила Мин,  к  ошеломившему  его
заключению. Челюсти его стали выжевывать необходимые слова:
   - Уг... Мин, ты мне вообще-то нравишься, но... Это... сестренки у меня не
было, жаль, а вот если была бы... Я имею в виду, если ты  бы  была  бы...  -
Здесь поток его слов споткнулся, словно ударившись в  плотину,  ибо  женщина
подняла головку и посмотрела на богатыря, удивленно подняв брови. Улыбка Мин
едва касалась ее горьких уст.
   - Что ж, Перрин, ведь должен же ты знать наконец: я люблю тебя! - Рот его
то растягивался в неслышном смехе, то обескураженно сжимался. А  Мин  стояла
над ним и глядела на шевелящиеся губы воина-кузнеца.  Говорить  она  начала,
неторопливо и осторожно подбирая слова:
   - Люблю, но люблю как сестра любит брата,  деревянная  твоя  тыква-башка!
Все вы, мужланы, ну до того кичливы - я могла бы над  вами  всю  жизнь  свою
хохотать! Вечно они за все в  ответе,  вечно  все  бабы  должны  перед  ними
пластаться!
   - Да я никогда бы... Я и не хотел же вовсе!.. - Он ощутил жар, обливающий
его щеки. - Так что ты там усмотрела насчет этой женщины распрекрасной?
   - Тебе следует, Перрин, исполнить мой  совет,  вот  и  все!  -  известила
рыцаря Мин и поспешила вниз, к бурливому ручью. - Все остальное  выброси  из
головы, помни только мои слова!..
   Перрин  хмуро  смотрел  вслед  девушке:  впервые  мысли  его  сами  собой
разложились рядком, быстро-быстро сцепились вместе.  Потом  он  в  два  шага
нагнал Мин.
   - Ты имела в виду Ранда, верно?
   Посмотрев на  Перрина  искоса,  она  промолвила  непонятное  слово.  Мин,
однако, уже не так поспешала к ручью.
   - Ты, Перрин,  может  быть,  и  не  самый  упрямый  тупица  на  свете,  -
проговорила она. А потом добавила, как  будто  с  собой  разговаривая:  -  Я
срослась своей судьбой с его путем так же крепко, как  вколоченная  в  бочку
заклепка. Но не думаю, что сумею когда-нибудь Ранду  понравиться.  Да  и  не
одна я такая.
   - А Эгвейн знает? - спросил Перрин. Ранд и  Эгвейн  с  детства  считались
обрученной парой влюбленных друг в друга голубков. Между ними состоялись уже
все обычные взаимные уверения в верности, произошло все,  что  полагается  в
подобных  случаях,  кроме  одного:  они  еще  не  встали  на  колени   перед
деревенским Кругом Женщин, дающим благословение обрученным. Перрин не знал в
точности, насколько все далеко ушло, если что-то и изменилось с тех пор.
   - Знает обо всем и Эгвейн, - Мин усмехнулась. -  Столько  же,  сколько  и
любой из нас!
   - А Ранд? Ему тоже известно?
   - Безусловно, - промолвила Мин с горечью. - Я же сама и посвятила его  во
все тайны. Так и сказала: Ранд, я вижу твою судьбу, и моя доля в ней  -  это
любовь к тебе. Придется, конечно, делить тебя с другими женщинами, что вовсе
мне не по нраву, но противиться року я не должна... А ты, Перрин  Айбара,  и
вправду, выходит, чурбан  с  деревянной  башкой.  -  Мин  свирепо  полыхнула
глазами. - Была бы я с ним - помогла бы Ранду как смогла. Уж и не знаю,  как
и чем, но я бы вырвала Ранда из лап беды. Если  же  он  погибнет,  не  знаю,
хватит ли у меня сил вынести это горе... Свет!
   -  Послушай-ка,  Мин,  -  проговорил  Перрин,   пытаясь   побороть   свою
смущенность. - Все силы я приложу, но вызволю друга из переплета! -  Во  что
бы то ни стало! - Верь моему  слову.  А  для  тебя  сейчас  самое  лучшее  -
отправиться в Тар Валон. Там ты найдешь защиту.
   - Защиту? -  Мин  словно  пробовала  слово  на  вкус,  как  будто  слегка
удивляясь. - Ты думаешь, Тар Валон для меня не опасен?
   - Не найдешь защиту в Тар Валоне - нигде не найдешь!
   Мин едва сдержала громкий издевательский смех и вместе с  Перрином  пошла
готовиться к походу.

Глава 7
ВЫХОД ИЗ ГОР

   Спускаться с горных высот - не развлечение, а труд. Но чем  дольше  отряд
одолевал крутые спуски, тем реже Перрину требовалось обороняться  от  холода
своим плащом, подбитым мехом.  Час  за  часом  путники  гнали  своих  коней,
оставляя позади снега зимы, врываясь в наступающую  весну.  Вот  раздроблены
лошадиными копытами последние наледи на тропе; по высокогорным полянам,  где
держали путь всадники, уже проклевываются к свету травы и цветы - нежно-алые
или белолицые, как девичья краса. Потом  одинокие  деревья  ниже  по  склону
превратились  в  густолиственный  лес  с  песнями  жаворонков  и  малиновок,
укрывшихся в кронах. Были в лесу и волки. Под взгляды людей они не являлись,
даже Лай не заметил ни одного, но  Перрин  знал:  серые  где-то  близко.  Он
заслонил от них свой разум, и все же изредка чувствовал  где-то  в  затылке,
будто кто-то касается его ума  нежным  перышком:  не  забывай,  мы  рядом  с
тобой...
   Следы Ранда отыскивал Лан, проводивший  почти  все  время  за  разведкой.
Изредка  мелькал  впереди  его  вороной  боевой  конь  Мандарб,  а  спутники
следопыта  ориентировались  по  знакам,  что  оставлял  для  отряда   Страж.
Выложенная во мху стрелка из камушков, на развилке - еще  одна,  несколькими
легкими царапинами начерченная на валуне. Свернуть  сюда.  Через  седловину.
Вот этот поворот, затем - по  оленьей  тропе,  за  мной,  сквозь  перелесок,
дальше, вдоль узенького ручейка, хотя порой ничто не  указывало,  что  здесь
кто-то проходил раньше. Ни  единого  следа,  только  знаки  Лана.  Вырванный
корешок или пук диких трав, по-особому  перевязанный,  молвил:  за  обочиной
слева - медвежья берлога,  иной  символ  указывал,  что  зверя  можно  найти
справа, в буреломе. Согнутая ветка.  Горка  из  камней  означала  -  впереди
крутой подъем; два листа, наколотых на шип, - далее будет обрывистый  спуск.
Перрину подумалось: Стражу известен не один десяток условных знаков,  ведает
их все и Морейн. Лан возвращался к отряду лишь затем, чтобы  в  часы  общего
отдыха присесть рядом с  Морейн  где-нибудь  подальше  от  общего  костра  и
спокойно обсудить дела. За пару часов до рассвета он уже покидал лагерь.
   Розовое сиянье еще лишь начинало освещать восточный край небес, а  Морейн
уже восседала в седле, готовая скакать вслед за Ланом. Обычно Айз  Седай  не
спускалась на землю со своей белой кобылы, Алдиб, пока не наступали  сумерки
или даже позже, да и то только потому, что Лан отказывался  вести  по  следу
дальше, так как становилось совсем темно.
   В ответ на понукания Лан отвечал Морейн, что задержка выйдет куда дольше,
коли лошадь ногу сломает. Однако Морейн твердила свое:
   - Если ты не в силах двигаться побыстрей, мне придется отправить  тебя  к
Мирелле, не ожидая, пока ты состаришься. Ладно, с этим  можно  погодить,  но
быстрее нам надо, быстрее!..
   Слова  ее  могли  показаться  и  шуткой,  и  раздраженной  угрозой.   Да,
проскальзывала в них тень угрозы или же предостережения  Лану,  как  полагал
Перрин, наблюдая, как углубляются складки у губ  Стража,  когда  после  этих
слов Морейн улыбалась и похлопывала следопыта по плечу, подбадривая.
   - Кто же такая Мирелле? - спросил у Айз Седай Перрин, впервые услышал  ее
разговор с Ланом. Лойал в ту минуту покачал головой, бурча что-то  себе  под
нос насчет того, какие беды ожидают тех, кто сует свою носопыру в дела  рода
Айз Седай. Лошадь под огир, с мохнатыми щетками над копытами, была  огромная
и тяжеловесная, точно  жеребец  дхуранский,  однако  украшали  ее  длиннющие
ножищи Лойала, свисающие  вдоль  кобыльих  боков,  а  потому  гужевая  тварь
казалась росточком не выше, чем пони.
   - Мирелле - это Зеленая сестра, только и всего!  -  Морейн  напустила  на
свои губы колдовскую улыбочку. - Та самая, кому Лан  должен  в  определенный
день и час вручить на сохранение некую посылку.
   - Не скоро ударит сей час!  -  молвил  Лан  с  обнаженным,  ко  всеобщему
удивлению, гневом в голосе. - А если судьба  сыграет  мне  на  руку,  он  не
пробьет никогда! Ты переживешь меня надолго, Морейн Айз Седай!
   Что-то  многовато  у  дамы  секретов,  отметил  в  тот  миг  Перрин,   но
расспрашивать на эту тему, способную разбить в  прах  железный  самоконтроль
Стража, он не стал.
   К седлу леди Айз Седай был приторочен позади обмотанный одеялом сверток -
знамя Дракона. Из-за этого флага, постоянно и тайно осеняющего отряд, Перрин
ощущал смутное беспокойство, но Морейн мнения Перрина  не  спрашивала  и  не
вслушивалась в его советы.
   Однако вовсе не потому, что кто-то мог вызнать подлинную его суть; Перрин
надеялся, что Морейн с неменьшим умением станет хранить секрет и  от  других
людей, а не только от него.
   Начало пути для всех было весьма утомительным. Каждая из гор,  увенчанных
облаками, в точности походила на свою  соседку,  всякий  перевал  нимало  не
отличался от предыдущего. На ужин обычно жарили кролика, подбитого  Перрином
камнем из пращи. У парня в самом деле не было лишних стрел,  чтобы  стрелять
ими в кроликов. И Перрину на завтрак обыкновенно предлагали отведать  такого
же кролика, какой был на ужин, только остывшего за ночь, и на обед тоже,  но
обедать полагалось не вылезая из седел.
   Лишь изредка, когда лагерь разбивали у речки, а свет дня не  тускнел  еще
совсем, Перрин и Лойал, лежа на животах на берегу, запустив руки по локоть в
леденящую воду, принимались вылавливать горную  форель,  таившуюся  на  дне,
выманивая зеленоспинных рыбин из пещер в подводных скалах. И пальцы  Лойала,
оставаясь громадными, как всегда, в подводном труде оказывались расторопней,
чем руки Перрина.
   В третий день экспедиции к рыболовам  присоединилась  Морейн.  Подходя  к
ручью,  расспрашивая  двух  добытчиков  о   тонкостях   рыбалки,   она   уже
расстегивала жемчужные пуговицы  и  поднимала  рукава  платья.  А.  потом  и
растянулась подле ловцов. Перрин и Лойал обменялись  удивленными  взглядами.
Огир вдобавок пожал плечами.
   - Вообще-то дело нехитрое, - проговорил Перрин. -  Просто-напросто  нужно
подвести руку сверху и сзади, а пальцы снизу,  будто  хочешь  пощекотать  ей
брюшко. Хватайте ее и вытаскивайте. Половите  -  научитесь!  Хотя  поначалу,
Морейн, удачи не будет...
   - Прежде чем первую форелину вытянул, я целыми днями набивал себе руку, -
добавил Лойал. Он уже с  осторожностью  запускал  огромные  лапищи  в  воду,
стараясь не испугать рыбу своей тенью.
   - Но почему все у вас делается с таким трудом? - Морейн усмехнулась. Руки
ее скользнули в воду - и  через  мгновенье  шлепнул  всплеск:  в  пальцах  у
женщины выгибалась жирнющая форелина, хлопая хвостом по воде. Бросив  рыбищу
на бережок, Морейн засмеялась, страшно довольная.
   Перрин воззрился на громадную рыбину,  что  билась  в  траве  под  лучами
заходящего солнца. Веса в ней было фунтов примерно на пять.
   - Повезло же вам! - сказал он. - Такая крупная форель за маленьким камнем
упрятывается нечасто. Следовало бы  нам  пройти  немного  вверх  по  течению
ручья. Ждать, пока следующая добыча вновь запрячется за этот мелкий камешек,
нельзя: солнце скоро зайдет.
   - Ты думаешь? - спросила Морейн. -  Вы  с  Лойалом  идите  вперед.  А  я,
пожалуй, снова здесь же попытаю счастья.
   Перрин засомневался: действительно ли  он  должен  направиться  вверх  по
берегу ручья к другому рыбному месту. Морейн явно задумала  что-то,  но  что
именно? Неясность не давала ему покоя. Наклонившись над речкой, стараясь  не
накрыть рыбку собственной тенью, он с берега  всматривался  в  воду.  Слегка
покачивая плавниками, чтобы  удерживаться  на  одном  месте,  поддерживаемые
водой, как пушинки - воздухом, вдоль течения  парили  с  полдюжины  стройных
силуэтов. Если бы взвесить их  всех,  рыбинки  сии  вместе  не  потянули  бы
больше, чем форелина,  пойманная  Морейн,  и  Перрин  тяжко  вздохнул.  Тени
деревьев на другом берегу ручья уже притягивались к воде, но если  Лойалу  и
ему, Перрину, поможет удача, каждый из них еще успеет выхватить из потока по
паре хороших рыб. Да любая добыча была бы сейчас удачей!  А  кроме  того,  у
Лойала столь здоровый аппетит, что великан без труда заглотил бы  и  четырех
вновь пойманных рыбок, и добрую половину той самой крупной,  с  еще  большим
удовольствием. Тем временем руки Лойала, усмотревшего  знатную  рыбулю,  уже
погружались в лоно реки.
   Однако не  успел  Перрин  опустить  и  свои  руки  в  воду,  как  услышал
восклицание Морейн:
   - Трех рыб нам достаточно, я думаю!  Кстати,  последние  две  поувесистее
будут, чем первая!
   Перрин с удивлением посмотрел в глаза Лойалу:
   - Не могла она столько наловить!
   Огир выпрямился, махнув рукой вслед уплывшей своей славе.
   - Морейн - как-никак Айз Седай, - молвил он.
   Оба рыбаря приблизились к Морейн. Три солидные рыбищи вполне  убедительно
возлежали на берегу речки. Начинающая рыбачка уже застегивала свои рукава на
пуговицы из жемчуга.
   Перрин подумал, не  напомнить  ли  госпоже,  что  и  вычистить  рыбу  как
полагается обязан сам же ловец, но тут он  встретился  с  ней  взглядом.  На
гладком лице ее не являлось никакое выражение, но  темные  немигающие  глаза
Айз Седай уже узнали, о чем он хотел сказать ей, и выбили у кузнеца  из  рук
его  клинок.  Она  тотчас  же  от  него  отвернулась,  и  говорить  что-либо
язвительное он опоздал.
   Хмуро бурча себе  под  нос,  Перрин  вынул  из  ножен  свой  нож  и  стал
соскребать с рыб чешую и вспарывать им животы.
   - Она, наверно, забыла о том, что трудиться у нас обязан каждый! - ворчал
Перрин.. - Захочет, я думаю, чтобы  и  стряпней  занимались,  и  прибирались
после тоже мы...
   - Так она и устроит, не сомневайся, - не  переставая  возиться  с  рыбой,
отвечал ему Лойал. - Она же Айз Седай!
   - Вроде я где-то такое слышал! - Нож Перрина так яростно обдирал  рыбину,
что чешуя разлеталась во все стороны. - Шайнарцев, ладно, хлебом  не  корми,
им бы лишь ей что-нибудь подать-принести, но теперь-то  нас  всего  четверо!
Вот нам и придется пошустрее поворачиваться, крутиться белками в колесе. Все
по-честному, все справедливо!
   Хохот Лойала прогрохотал, точно тяжкий обод.
   - Не смеши меня, Перрин! - сказал он, утихомирившись. - Вряд ли  она  так
смотрит на это дело. Сначала она сносила, как Ранд вечно  с  ней  спорил,  а
теперь и ты готов строптивцем стать.  Но  вообще-то  Айз  Седай  никогда  не
любили спорщиков. Нет, Перрин, я уже чую: как ни крути, а не успеем еще и  с
гор спуститься, как вернется в нас верная привычка  -  слушаться  Морейн  да
исполнять ее приказы побыстрей.
   - Да! - проговорил Лан, отбросив полу плаща за плечо. - Хороших  привычек
не станем терять!
   Он словно бы возник из  ниоткуда,  облитый  тускнеющим  светом  закатного
солнца.
   От удивления Перрин утратил дар речи, а у Лойала уши встали  торчком.  Ни
один, ни другой не расслышал шагов Стража.
   - Отбросим другие привычки, - продолжал Лан, - но лучшую сбережем!
   И Страж пошел туда, где стояла Морейн.  Сапоги  его  даже  по  каменистой
почве ступали неслышно, а через несколько шагов облегающий  его  плащ  вновь
стал обманывать глаза, и казалось, будто от ручья отдаляются лишь  голова  и
руки, без тела.
   - Без нее нам Ранда не найти, - тихо проговорил Перрин, - но  властвовать
над моей жизнью я ей не дам! - И он принялся еще яростней чистить рыбу.
   Воин-кузнец  намеревался  во  что  бы  то   ни   стало   сохранить   свою
независимость от власти Морейн, но и на следующий день,  и  через  несколько
дней он и Лойал вследствие не совсем понятных причин продолжали возиться  со
стряпней,  уборкой,  да  еще  исполняли  тысячу  мелких  хозяйственных  дел,
изобретенных для них мудрой Морейн. Кроме того, Перрину  открылось,  что  он
сам, неясно почему, взял на себя труд присматривать за  лошадкой  по  кличке
Алдиб: каждый вечер он расседлывал кобылу, чистил ее, Морейн же в это  самое
время оставалась наедине со своими важными размышлениями.
   Лойал воспринимал свое поведение прислужника  как  нечто  неизбежное,  но
Перрин смиряться не желал.  Он  увиливал  от  навязанной  работы,  спорил  с
Морейн, но не знал, как отстоять себя, когда  попал  в  дурацкое  положение:
Морейн поручила ему новое дело, из которого сами собой  посыпались  новейшие
заботы. Затем из них как  бы  по  собственной  воле  на  плечи  Перрину  лег
дополнительный и постоянный труд. Само присутствие Морейн  подавляло  воина,
не допускало бунтов. Стоило Перрину раскрыть рот - взгляд  темных  глаз  Айз
Седай брал его на прицел. Морейн повела бровями - значит,  Перрин  осмелился
нагрубить ей; он протестует против  новой  просьбы,  хотя  она  для  него  и
несложна, - глаза у Морейн распахнутся от удивления, а то и вопьются  взором
в лицо воителю, ловя его взгляд темными очами, в которых вся сила Айз Седай;
уловки ее заставляли его терять  уверенность  в  собственных  силах,  а  кто
засомневался в себе самом - тот погиб! Нет,  не  погиб  Перрин,  он  обвинил
Морейн в том, что против него она наводит Единую Силу, хотя на самом деле он
не был в том уверен, тут-то леди и  посоветовала  своему  рыцарю  не  валять
дурака. Он вдруг ощутил себя тупым куском железа, уговаривающим  кузнеца  не
бить его, не выковывать косу...
   Туманные Горы, оставшиеся за спиной отряда, вдруг заменились предгорьями,
лесистыми холмами Гэалдана, земля будто бы шла здесь волнами - то вверх,  то
вниз, но не поднималась ввысь. Олени,  что  в  горах  зачастую  настороженно
следили за всадниками, будто впервые видя человека, теперь стремглав убегали
от людей тайными своими тропами;  едва  они  замечали  верховых,  как  сразу
мелькали вдали белые хвостики оленей. Зоркий Перрин очень  редко  вылавливал
зрением силуэты серых и полосатых горных барсов, исчезающих в мгновенье ока,
будто рассеявшийся дымок. Всадники приближались к земле, заселенной людьми.
   Лан уже не носил свой плащ, то и дело меняющий окраску, и в эти дни более
часто присоединялся к отряду, рассказывая спутникам, что ждет их на  дороге.
Нередко тропа выходила на порубки. Вскоре привычным для всадников, хотя и не
слишком частым зрелищем стали поля, окруженные стенами, грубо сложенными  из
камней, и фермеры, пашущие землю у подножия холмов,  и  рядами  шагающие  по
пашне  парни  и  женщины,  достающие  из  мешков  на  плечах  семена,  чтобы
разбрасывать их по свежей  пашне.  На  вершинах  холмов  и  по  гребням  гор
виднелись домики фермеров и амбары с серыми каменными стенами.
   Здесь уже волков не было. Людных мест волки всегда  избегают,  но  Перрин
по-прежнему ощущал волчий эскорт, невидимый  щит  серых,  окружавший  конный
отряд. Мучило воина-кузнеца нетерпение, огромная жажда поскорее добраться до
деревни или какого-нибудь городка, до любого места, где  многолюдье  вынудит
волков оставить Перрина в покое.
   Через сутки после того часа, когда всадники впервые выехали к вспаханному
полю, в миг победного солнечного заката у них за спиной отряд приблизился  к
деревне, именуемой Джарра, - она  была  расположена  в  нескольких  милях  к
северу от границы с Амадицией.

Глава 8
ДЖАРРА

   Над узкой речкой с низеньким  деревянным  мостиком  на  холм  поднимались
узкие улицы Джарры - прижавшиеся  друг  к  дружке  серокаменные  жилища  под
черепичными крышами. Не было уже  прохожих  на  грязных  улицах,  по-особому
пустой казалась и деревенская площадь, взбирающаяся на зеленый  склон,  лишь
какой-то достойный  муж  подметал  крыльцо  единственной  скромной  сельской
гостиницы, имеющей, кстати, и конюшню, однако выглядело селение так,  словно
жители  разошлись  совсем  недавно.  На  лужайке  торжественно   возвышались
составленные в широкий круг полдюжины арок, сплетенных из зеленеющих  ветвей
и разукрашенных всеми цветочками, какие можно было насобирать в  дни  ранней
весны. Травку на лужайке потоптали всего пару часов назад, имелись и  прочие
знаки миновавшего гулянья: у подножия одной из арок запутался между  ветвями
женский красненький шарфик, вблизи от него валялась детская вязаная шапочка,
чуть поодаль - повалившийся на бок кувшин и несколько ломтиков  недоеденного
угощенья.
   Над лужайкой, смешавшись с дымами из дюжин труб и духом вечерней стряпни,
блуждали ароматы сладчайшего вина и пряных  пирожных.  Нос  Перрина  на  миг
уловил и запах иной, определить источник зловония  никто  бы  не  сумел,  но
легчайшее его прикосновение заставило волосы на затылке воина встать торчком
- до того дух сей являл собой некую мерзость. Запах вскоре  пропал.  Перрин,
однако, успел догадаться: рядом с ним проскользнуло неизвестное зло.  Словно
бы желая освободиться от памяти о зловонном дуновении, Перрин провел ладонью
по носу. Нет, это не Ранд. Тебе ведь известно, о Свет, то не  мог  оказаться
Ранд, если б он даже сошел с ума! Или все-таки он?..
   Вывеска над дверью гостиницы  красовалась  такая:  на  одной  ноге  стоит
человек, держа высоко  над  головой  наименование  сего  заведения:  "Прыжок
Харилина". Подъезжая  к  крыльцу  каменного  пристанища,  всадники  натянули
поводья; подметальщик выпрямил свой стан и зевнул в безнадежной тоске.
   Он сразу же заметил взгляд Перрина и удивленно уставился ему в глаза,  но
собственные очи подметальщика дружно повылезали из орбит,  как  только  взор
его упал на Лойала. Он разметнул свой рот во всю ширь, скошенный  подбородок
его так отвис, что ни слова вымолвить человек был уже не в состоянии, а  сам
он обличьем своим точь-в-точь походил на лягушку. Перрин  ощутил  исходивший
от господина с распахнутым ротиком  застарелый  запах  перебродившего  вина.
Парнишка, ясное дело, участвовал в недавнем празднестве.
   Все-таки взяв себя в руки, добрый муж с метлой захлопнул рот  и  заставил
свое тело отвесить  гостям  поклон,  прижав  одну  руку  к  ряду  деревянных
пуговиц, сбегающих по его камзолу. Взгляд его  перепархивал  с  лица  одного
воина на лицо другого, но вновь и вновь возвращался к величественной  фигуре
Лойала.
   - Добро пожаловать, о прекрасная госпожа, да  осияет  Свет  ваш  путь!  -
замолол он языком. - Добро пожаловать к нам, люди добрые! Вам, верно,  нужны
сейчас уютные комнаты, добрый стол, но вначале - умыться, не так  ли?  Всеми
благами жизни порадует  вас  наш  "Прыжок"!  У  гостиницы  отличный  хозяин,
господин Харод. Если вам что-то понадобится, кликните Саймона, он  ради  вас
расшибется в лепешку! - Здесь он снова зевнул, в смущении  прикрывая  рот  и
стараясь поклоном упрятать зевок. - Я  прошу  вас  простить  меня,  любезная
госпожа! Издалека прибыли,  верно?  Весточек  о  Великой  Охоте  никаких  не
слыхали? Имею в виду Охоту за Рогом Валир.  Или  чего-нибудь  о  Лжедраконе?
Говорят, в Тарабоне завелся Лжедракон... Нет, я спутал, он  завелся  в  Арад
Домане!
   - Мы вовсе не из мест столь дальних прибыли, - молвил Лан,  спешиваясь  с
коня. - Обо всех новостях тебе, Саймон, известно больше, чем мне!
   - У вас в деревне, я вижу, сыграли свадьбу? - спросила Морейн у  любителя
зевать.
   - Вы сказали свадьбу, прекрасная госпожа? Да целую череду свадеб!  Просто
какое-то свадебное нашествие! За последние двое  суток  оно  нас  прямо-таки
одолело! Да во всей деревне, да на милю в округе ни одной женщины не сыщете,
которая по летам годится для помолвки и которая  осталась  незамужней!  Вот,
представьте, даже вдовушка Джорат, так вот, даже она  протянула  под  арками
старичка Банаса, и оба они дали клятву, что никогда более в брак не вступят.
Всех скрутил воедино будто какой-то смерч небывалый. А началось все с  того,
что Гилит, ткача деревенского дочка, приказала вдруг кузнецу Джону взять  на
ней и жениться, а тот уже старый, ему лучше ей в батюшки податься, а то и  в
деды. Но старый болван в ту минуту сбросил свой фартук. "Да!" - говорит. Тут
она и заказала  возвести  там  и  тут  ворота  в  свое  будущее  счастье.  О
приличествующем данному дельцу ожидании она и слушать не захотела, в чем все
прочие дамы ее, безусловно, поддержали. Ну и пошли у нас свадьбы  -  что  ни
день. что ни ночь! Спим только урывками.
   - Интересно весьма! - заметил Перрин, вклинившись в паузу,  когда  Саймон
снова зевал. - Но не случилось ли тебе здесь увидеть молодого...
   - Весьма, весьма занятно! - перебила его Морейн. - Я бы  выслушала  тебя,
Саймон, быть может, позднее. А сейчас мы бы хотели поселиться в гостинице  и
поужинать...
   Лан в это время показал Перрину рубящим жестом, что язык следует  держать
за зубами.
   - Разумеется, о прекрасная госпожа! - ворковал Саймон. - Яства для вас. И
комнаты! - Воззрясь снова на Лойала, Саймон смутился на миг, но продолжил: -
Нам,  видимо,  придется  поставить  сразу  две  кровати  в  номер  для...  -
Наклонившись поближе к Морейн, он  понизил  свой  голос:  -  Извините  меня,
великолепная леди, но... гм...  это  на  самом-то  деле...  он  самый?  Нет,
поймите, я не хотел бы его обидеть... - поспешил он добавить.
   Саймон вел речь недостаточно тихо, и уши Лойала раздраженно зашевелились.
   - Я огир! А по-твоему, я кто? Троллок?
   Услышав буханье его голоса, Саймон на шаг отступил.
   - Троллок, да, господин, гм, верно я понял? Но я ведь взрослый уже,  я  в
детские сказки не верю... Гм-гм, так вы говорите, что вы огир? Но огир - это
тоже детская... Я имел в виду... То есть вы... - В отчаянии он отвернулся  и
крикнул кому-то в  конюшню:  -  Нико!  Патрим!  Гости!  Позаботьтесь  об  их
лошадях!
   Мгновенье спустя из конюшни вывалились двое  мальчишек,  волосы  их  были
украшены сеном, оба они зевали и  протирали  глаза.  Они  взяли  лошадей  за
поводья.
   Саймон все кланялся дорогим  гостям  и  суетился  перед  ними,  а  Перрин
перебросил переметные сумы и тюк с одеялом через  плечо,  взял  свой  лук  и
вошел  вслед  за  Морейн  и  Ланом  в  гостиницу.  Лойалу  же,   входя   под
гостеприимные своды здания, пришлось наклониться пониже, однако все-таки  он
едва не касался затылком высокого потолка.  Великан  ворчал  себе  под  нос,
сердясь  на  людей,  которые  почти  совсем  забыли  про  огир.  Голос   его
погромыхивал, как дальний гром.  Половину  его  речей  не  понял  и  Перрин,
шагавший впереди Лойала.
   В гостинице стоял запах пива и вина, аромат сыра, горечь усталости, а  из
дальних кухонь долетал  дымок  поджариваемой  баранины.  В  обеденном  холле
несколько сидящих  за  столиками  господ  так  тяжело  нависали  над  своими
стаканами, будто мечтали об одном: улечься на скамью да заснуть.  В  уголке,
где стояли бочки, толстенькая служанка  наполняла  кружку  пивом.  В  другом
углу, прислонившись спиной к стене, восседал на высоком табурете сам  хозяин
гостиницы собственною персоною. Когда  новые  гости  ступили  на  порог,  он
поднял свою голову с затуманенным взглядом. Увидел Лойала - и челюсть у него
откинулась вниз.
   -  К  нам  гости,  мастер  Харод!  -  объявил  Саймон.  -  Желают  у  нас
расположиться. Эй, мастер Харод? Этот господин - огир, мастер Харод.
   Служанка взглянула на Лойала и уронила грохнувшую об пол кружку. Никто из
тружеников, отдыхающих над стаканами, грохота не услышал. Один из них уронил
свою голову на стол и захрапел.
   Лойал смущенно прядал ушами.
   Суетливо оправляя фартук, мастер Харод  медленно  сполз  с  табурета,  не
отрывая взгляда от Лойала.
   - Ну что ж, он, по крайней мере, не Белоплащник,  -  провозгласил  хозяин
гостиницы и в тот же миг застыдился собственных слов. - Я хотел сказать  вот
что: добро пожаловать, благородная леди! Рад видеть вас, господа!  Простите,
манеры у меня не очень. Жутко устал я, извините,  господа.  -  Затем,  вновь
охватив Лойала взором, мастер Харод спросил недоверчиво: - Неужели огир?
   - Ваш слуга сообщил вам чистую  правду,  -  произнесла  Морейн,  опережая
Лойала, уже раскрывшего вместительную пасть.  -  Как  вы  поняли,  уважаемый
хозяин, нам нужны комнаты на всю мою компанию, чтобы переночевать, и ужин.
   -  О,  разумеется,  милейшая  леди,  безусловно!  Саймон,  покажи  добрым
господам наилучшие комнаты. Там же вы сможете оставить свои вещи. А к вашему
возвращению, прекрасная госпожа, я прикажу выставить на стол  самые  изящные
кушанья. Великолепные яства!
   -  Не  угодно  ли  вам  последовать  за   мною,   благородная   леди?   -
услужливо-поклонился Саймон. - Рад вам  служить!  -  И  вторым  поклоном  он
указал, по которой из лестниц гостям подниматься наверх.
   Выходя из холла, гости слышали, как один из пьяниц, кемаривший на  столе,
воскликнул:
   - Во имя Света! Что оно такое?!
   И мастер Харод  стал  рассказывать  ему  об  огир,  болтая  о  них  столь
фривольно, точно и впрямь знавал их прежде. Все  слова  его,  насколько  мог
слышать, выходя из холла, воитель  Перрин,  рождались  наивной  выдумкой.  У
Лойала между тем уши шевелились не переставая.
   Усталые путники поднялись на второй этаж, и огир  стал  задевать  потолок
затылком. Здесь узкий и темный коридор был освещен лишь пламенеющим закатом,
светившим в оконце у самой далекой двери.
   - Вот свечи для вас, леди, - Саймон снова свершил поклон. - Раздобыл бы и
лампу, да болею, трещит голова после всех  ихних  свадеб.  Если  желаете,  я
пришлю к вам кого-нибудь, чтобы развести огонь в камине. А  коли  угодно,  и
водицу для умывания принес. А вот наша лучшая комната, добрая госпожа, -  он
распахнул дверь одного из номеров. - Странствующие господа  являются  к  нам
нечасто, так что извольте занять лучшую...
   - А я поселюсь в соседнем номере, - проговорил Лан. Он нес в руке сверток
с одеялом Морейн, а на плечах у него, кроме  собственных  вещей,  висели  ее
переметные сумы и свернутое знамя Дракона.
   - О, добрый лорд, сия комната недостаточно хороша для вас! Кровать  здесь
стоит такая узкая! Поломанная к тому же! Такой номерок, я думаю,  для  слуги
вполне подошел бы, хотя и не случалось еще  нам  привечать  гостей,  имеющих
слуг. Простите, конечно, любезная леди...
   - Как сказал, так и сделаю! - резко сказал Лан.
   - Скажи-ка, Саймон,  -  спросила  Морейн,  -  мастеру  Хароду  чем-то  не
нравятся Питомцы Света, да?
   - Так и есть, мудрая госпожа! Не по вкусу они ему, ох, до чего же  не  по
вкусу! Я понимаю, благоразумием тут не пахнет: так себя вести  -  находиться
почти на самой границе и не любить этих  Питомцев.  Через  Джарру  нашу  они
прямо валом валят, как будто здесь вообще нет никакой  границы.  Вчера  вот,
кстати, была у нас с ними неприятность. Да не единственная  неприятность,  а
целая куча их! А тут еще эти свадьбы одна за другой на нас так и прут,  сами
ведь понимаете...
   - Нет, все-таки что случилось вчера, Саймон? Перед тем как  ответить,  он
взглянул на Морейн так, будто хотел ее  просверлить.  Перрин  понял,  что  в
сумраке коридора лишь он один заметил пронзающий взор Саймона.
   - Пришли они позавчера, человек двадцать. Сначала все  шло  нормально,  и
вдруг вчера... Так вот, в общем, трое из них встали вдруг и  объявляют,  что
больше они не будут Детьми Света. Сняли они свои плащи и на  конях  ускакали
прочь.
   - Но ведь Белоплащники дают клятву на  всю  жизнь!  -  проворчал  Лан.  -
Командир-то их куда в это время смотрел?
   - Командир-то как раз и собирался что-то со всем  этим  сделать,  но  тут
вдруг ихний четвертый и говорит: пора, мол, мне ехать, отыскивать Рог Валир.
А пятый почему-то добавил, что следует,  дескать,  им  всем,  Белоплащникам,
Дракона выслеживать. А тот, кто уходил в это время, сказал, что отправляется
он на Равнину Алмот. Те ускакали,  а  остальные  стали  тогда  приставать  к
женщинам на улицах: подойдут, да и ляпнут что-то такое, чего порядочной бабе
и муж не скажет, да еще  ухватить  норовят  сами  знаете  за  что.  Женщины,
конечно, начали вопить во все горло, а  другие-то  Белоплащники  тоже  стали
вопить - на тех, которые к женщинам  клеились.  Я  такой  сумятицы  ни  разу
раньше не видел!
   - Но вы, местные жители, остановить наглецов пытались? - спросил Перрин.
   - Э-э, господин хороший, у тебя есть  секира,  и  размахивать  ею  ты,  я
думаю, умеешь ловко. Но как быть мне, если я сталкиваюсь в бою с рыцарем при
мече и всех этих штуках, а у меня в руках метелка либо  мотыга?  Конец  этой
истории положили сами же Белоплащники, те, которые не уехали, а  остались  в
деревне. Чуть было не дошло у них до мечей. Но не  это  самое  худшее.  Двое
ихних тоже сошли с ума, другие тоже, может, рехнулись, не знаю.  А  те  двое
просто впали в бред: полным-полно, мол, в нашей Джарре Пособников Тьмы!  Всю
нашу деревню они пытались спалить - так  и  сказали:  "Спалить  огнем!"  Для
начала подожгли наш "Прыжок". Я  потом  покажу  вам  следы  поджога.  Другие
Белоплащники старались этих двоих унять, ну и  пошло  у  них  сраженье!  Те,
другие, и пожар нам гасить помогали,  и  двоих  своих  ополоумевших  братцев
связали они крепко-накрепко, а потом ускакали отсюда по дороге  в  Амадицию.
Скатертью им дорожка, вот я как в таких случаях говорю, лишь  бы  обратно  к
нам не вернулись, только не больно я в такое счастье верю...
   - Не ожидал я  от  них  такой  грубости,  -  проговорил  Лан.  -  Хотя  и
Белоплащники они, не ожидал. В знак согласия с ним Саймон радостно закивал.
   - Верные ваши слова, господин хороший, - сказал он. - Раньше они так себя
не вели. Чванливые такие! Так на тебя иной раз поглядят,  точно  не  человек
ты, а грязь, а сами привыкли совать носы всюду, куда их никто  не  звал!  Но
безобразия прежде от них мы не терпели. Ужас какой-то!
   - Они уже убрались восвояси, - молвила Морейн. -  Ужас  убежал  вместе  с
ними. Ночь мы здесь проспим спокойно, я в этом уверена.
   Перрин держал свой рот на замке, но душа его не находила  покоя.  Хороши,
нечего сказать, все местные свадьбы и Белоплащники, но поскорей  бы  узнать,
останавливался ли в деревушке Ранд и какою дорогой он скрылся,  покинув  ее.
Тот запах не мог быть его запахом.
   Вслед за Саймоном воин-кузнец вместе с Лойалом  двинулся  по  коридору  и
прошел к другому номеру, где красовались  две  кровати  и  умывальник,  пара
табуреток и ничего более. Чтобы просунуть  в  комнату  свою  голову,  Лойалу
пришлось пригнуться. Сквозь узкие оконца в номер вливалось очень мало света.
Видно было, что кровати  очень  солидные,  с  постелями,  в  ногах  кроватей
сложены тонкие одеяла и стеганые перины, но только вот  матрасы  комковатые.
Саймон пошарил руками по каминной полке над очагом, нашел свечу и  ящичек  с
трутом, чтобы ее зажечь.
   - Сейчас я распоряжусь, чтобы кровати для вас сдвинули рядом,  уважаемый,
гм-гм, огир. Сейчас, одну минуточку...
   Не было, однако,  заметно,  чтобы  он  поторапливался,  хотя  Саймон  так
усердно трудился над свечкой, будто всю жизнь мечтал об  одном:  зажечь  ее.
Перрину показалось, будто тот чем-то встревожен.
   М-да, я бы, пожалуй, беспокоился не меньше его, если не больше, если б  в
Эмондовом Лугу Белоплащники вели себя так. как в Джарре...
   - А что, Саймон, не проезжал ли через вашу деревню сегодня или вчера  еще
один незнакомый тебе человек? - поинтересовался Перрин.  -  Молодой  парень,
высок ростом, глаза у него серые, а волосы рыжеватые. За стол или ночлег  он
порой и на флейте играет...
   - Как же, как же, помню этого парня, господин хороший, - ответствовал ему
Саймон, по-прежнему усердствуя над свечой. - Он прибыл к нам  вчера,  ранним
утром. Голодный приехал, точно волк. На своей флейте  он  играл  за  столами
всех наших свадеб. Как же, как же, достойный такой молодой господин. Вначале
поглядывали на  него  некоторые  из  наших  женщин,  но  потом...  -  Саймон
приостановил свой монолог, взглянув на Перрина искоса. - А  вам-то  он  кто,
господин хороший? Друг, что ли?
   - Я его знаю, - сказал Перрин. - А почему ты спрашиваешь?
   - Спрашиваю я вас просто так,  милорд,  -  проговорил  Саймон,  несколько
помедлив. - Дело в том, что парень он странный, я бы сказал. То сам с  собою
беседовать принимается, то захохочет вдруг ни с того ни с  сего.  А  прошлую
ночь или часть ночи он спал в этой вот самой комнатухе.  И  среди  ночи  нас
всех разбудил его крик. Ничего особенного, просто приснился ему дурной  сон,
но оставаться в гостинице парень больше уже не захотел. Да и  мастер  Харод,
скажу по секрету, после всего этого шума не  больно-то  уговаривал  паренька
оставаться. - Саймон помедлил вновь. - А когда уезжал, ваш знакомый  кое-что
странное сказал.
   - Что же?
   Голос у Перрина зазвенел.
   - Сказал, что кто-то его преследует. Он  говорил...  -  Сглотнув,  Саймон
продолжил уже неторопливо: - Говорил, что они убьют его, если он  не  сумеет
убежать. Вот какие были его слова: "Один из нас  должен  умереть.  Наверное,
это буду я..."
   - Он не от нас убегает, - проговорил Лойал ворчливо. - Друзья врагами  не
бывают!
   - Да-да, добрый человек - ой, что это я, - добрый огир!  Конечно,  парень
имел в виду вовсе не вас! Я... Гм... Я не хочу ничего сказать о вашем друге,
но я... Гм-гм... Мне показалось,  он  нездоров.  Голова  у  него  нездорова.
Понятно?
   - Мы должны о нем позаботиться, - сказал Перрин. - Для того мы за  ним  и
следуем, - чтобы помочь парню. Куда же он ускакал?
   - Так я и думал! - возгласил Саймон, подскочив на носках.  -  Как  только
увидел ее, сразу понял: она-то поможет! Куда он ускакал, вы спрашиваете?  На
восток, господин хороший. На восток он понесся во весь дух, будто сам Темный
спешил за ним по пятам. А мне она тоже пособит, как думаете? Моему брату,  я
хотел сказать. Ноам тяжело болен, а Матушка Рун сказала, что пользовать  его
не сможет...
   Безо всякого выражения на лице Перрин поставил в углу  свой  лук  и  стал
располагать на кровати прочие вещи: сверток с одеялом и переметные сумы одну
за другой, выигрывая минуту времени, дабы немного поразмыслить об услышанном
только что. Однако являвшиеся ему мысли делу помогать не желали. Взглянув на
Лойала, Перрин понял, что и тот ему не подмога: от  растерянности  уши  огир
опали, и длинные его брови свисали до щек.
   - А почему ты думаешь, что она может помочь твоему брату?
   Глупый я задал вопрос! На самом деле нужно было спросить, что  он  делать
намерен...
   - Да пришлось мне  как-то  отправиться  в  Джеханнах,  господин  хороший,
там-то я, значит, и увидал тех двух... Ну, двоих женщин, таких же, как  она.
Так что в ней я ошибиться никак не мог! Она совсем  как  те  две.  -  Саймон
опасливо снизил голос. - Они  и  мертвых,  бывает,  на  ноги  обратно  могут
поставить, люди добрые мне сказывали.
   - Кто еще знает о твоей догадке? - спросил его Перрин торопливо, а  Лойал
пробубнил:
   - Уж если братец твой умер, ему никто не поможет.  Человек  с  лягушачьим
ликом озабоченно поглядывал то на одного, то на другого своего  собеседника,
а слова его пузырились, точно капли дождя на воде:
   - Нет, никто не знает,  господин  хороший.  Нет,  добрый  огир,  Ноам  не
мертвый, а только больной. А я поклясться готов: кроме меня, никто другой не
смог бы ее распознать. Даже мастер Харод за всю  свою  жизнь  не  уезжал  из
Джарры далее, чем на двадцать миль. А братец  мой  плох.  Я  бы  и  сам  мог
просить ее попользовать Ноама, да боюсь, слишком громко от страху колени мои
заколотятся друг об дружку, не услышит она моих слов. Или вдруг за стук моих
косточек возьмет она да и озлится, да молнией  в  меня  шуранет!  А  если  я
ошибаюсь? Ляпнешь не то, да окажется, обвинишь  женщину  невесть  в  чем,  а
она-то... Дело-то какое... То есть... э-э... - И он воздел свои длани, не то
умоляя простить его, не то прося защиты.
   - Обещать тебе ничего не  могу,  -  проговорил  Перрин,  -  но  с  нею  я
побеседую. А тебе, Лойал, почему бы не составить компанию  Саймону,  пока  я
буду говорить с Морейн?
   - Да, я буду рад! - прогремел огир. Ручища Лойала легла на плечо Саймону,
и тот вздрогнул от навалившейся на него тяжести. - Саймон мне комнатенку мою
покажет, там мы с ним и поболтаем. Кстати, Саймон, ты, верно, много знаешь о
разных деревьях, да?
   - О де... О деревьях, добрый огир?
   Перрин же дожидаться древесных новостей не стал. Он торопливо возвратился
в темный коридор, постучал в  дверь  номера,  где  расположилась  Морейн,  и
недолго дожидался повеления: "Войдите!"
   Полдюжины горевших в номере свечей явственно показывали взору  вошедшего,
что "наилучшая" из комнат "Прыжка" была хороша, но не слишком, хотя и  висел
над кроватью балдахин на четырех высоких столбиках, да и матрас  на  ней  не
горбился, как его единокровный братец в покоях  Перрина.  На  полу  возлежал
шикарный половик, а вместо табуреток возвышались два кресла. Морейн  и  Лан,
стоя друг против друга рядом с холодным очагом, наверное, о чем-то  спорили,
ибо сейчас Айз Седай выглядела прерванной на полуслове и  недовольной.  Лицо
Стража оставалось непроницаемо, точно у статуи.
   - Ранд был здесь, сомнений нет! - начал свою речь Перрин. -  Этот  малый,
по имени Саймон, его запомнил!
   Морейн прошипела что-то скволь стиснутые зубы.
   - Тебе было приказано держать рот на замке! - прорычал Лан.
   Перрин повернулся лицом к Стражу. Глазеть на него  проще,  чем  встретить
взгляд Морейн.
   - Но как бы мы узнали, проезжал ли через Джарру наш Ранд, никого ни о чем
не спрашивая? - сказал Перрин Стражу. - Итак, если  вам  еще  интересно,  он
прошлой ночью покинул деревню и отправился на восток. Он боялся кого-то, кто
его преследует, желая погубить!
   - На восток! - Морейн кивнула. Но голос  ее  звучал  спокойно,  глаза  же
блеснули осуждением. - Хорошая весть! Впрочем, если Ранд направляется в Тир,
этого и следовало ожидать. Надо сказать, я была уверена, что Ранд был здесь,
еще до того, как услышала о Белоплащниках, и известие о них догадку обратило
в уверенность. Уж в одном Ранд действительно прав, Перрин. Я тоже  никак  не
могу поверить, что мы с вами -  единственные,  кто  стремится  его  догнать.
Поэтому если те, другие, узнают о наших целях, они попытаются перерезать нам
путь. У нас хватает проблем: нужно догнать Ранда и не ввязываться в  стычки.
Ты, Перрин, должен наконец научиться держать язык за зубами -  до  тех  пор,
пока я не позволю тебе говорить.
   - Белоплащники? - недоверчиво переспросил  ее  Перрин.  Держать  язык  за
зубами? Да спали меня Свет, если я до того унижусь! - Но почему  вы  сделали
такой  вывод  из  их  поведения?  Что,  Ранд  утратил  разум?   Но   неужели
сумасшествием можно кого-то заразить?
   - Да не о сумасшествии его я говорю, Перрин! - Морейн повела  бровями.  -
Ранд еще далек от того, что называется безумием. Перрин, пойми. Ранд намного
более сильный та'верен, чем кто-либо со времен Эпохи Легенд. Вчера на  земле
сей деревушки Узор... Узор сам собой сдвинулся с места и облепил Ранда,  как
глина облепляет изнутри предложенную  ей  форму.  Свадьбы  одна  за  другой,
появление Белоплащников, -  любой,  кому  известно,  о  чем  слушать,  сразу
догадается по этим приметам, что здесь появлялся Ранд.
   - И подобные же "приметы" будут сопровождать его на всем пути? -  спросил
Перрин, переводя дух. - Видит Свет, и прислужники тени  смогут  с  такой  же
легкостью выследить Ранда, как мы!
   - Быть может, ты прав, - Морейн пожала плечами. -  А  может  быть,  и  не
прав! Никто из нас практически ничего не знает о та'верен столь сильном, как
Ранд! - Неведение заставляло ее говорить с Перрином в раздраженном  тоне.  -
Из тех та'верен, записи о которых сохранились, самым сильным и известным был
Артур Ястребиное Крыло. Но и он, Ястребиное Крыло, не оказывал на всех и вся
такого влияния, как Ранд!
   - Говорят, - добавил Лан, - будто бывало, что люди,  оказавшись  в  одной
комнате с Артуром Ястребиное Крыло, вместо заготовленной ими лжи выкладывали
ему всю правду или принимали такие решения, о каких до того и не  помышляли.
Порой каждый  бросок  игральных  костей,  любой  пируэт  в  карточных  играх
раскладывал на столе  необходимый  Артуру  выигрыш.  Но  подобное  случалось
нечасто.
   - Иначе говоря, вы не знаете, - обращаясь к Морейн, молвил воин-кузнец. -
Да он может  на  всем  пути  до  Тира  оставить  след  -  сплошь  свадьбы  и
посходившие с ума Белоплащники!
   - Иначе говоря, я знаю столько,  сколько  нужно  знать,  -  оборвала  его
Морейн. Ее темноглазый взгляд хлестнул Перрина, точно кнут. - Узор  сплетает
вокруг та'верен тонкое кружево,  и  другие,  кому  известно,  на  что  нужно
смотреть, могут проследить сплетение этих  нитей.  Будь  осторожен,  Перрин,
чтоб язык твой не выболтал больше, чем известно тебе!
   Морейн словно наносила воину громящие его удары,  и  у  Перрина  невольно
опускались плечи.
   - Но на сей раз вам, Морейн, нужно радоваться тому, что я не  держу  язык
за зубами, - еле выговорил Перрин. - Саймон догадался: вы -  Айз  Седай!  Он
очень желает, чтобы вы Исцелили от какой-то болезни брата его,  Ноама.  Если
бы я не заставил его признаться в этом, Саймон не нашел бы в  себе  мужества
попросить о помощи, а то еще стал бы разглагольствовать о  вашей  персоне  в
кругу своих дружков. Лан обратил взгляд на Морейн, и они  смотрели  друг  на
друга долго и пристально. Страж был похож на волка, который вот-вот бросится
на добычу. Но вот Морейн наконец покачала головой.
   - Нет! - промолвила Айз Седай.
   - Как пожелаешь. Ты решаешь сама! - Голос Лана прозвучал так, будто Страж
полагал: решение Морейн  -  неверное.  Впрочем,  он  оставался  бестрепетен.
Перрин взирал на них обоих, выжидая.
   - Вы не о том думаете... - промолвил Перрин. - Саймон никому  не  скажет,
если будет мертв, так, да?
   - Если он умрет, то не я тому виной, - ответила Морейн. - Но я не могу  -
и не стану - ручаться, что такого исхода он избежит. Ранда мы  должны  найти
как можно скорей, и уж в этом деянии я не потерплю неудачи! Понятно тебе?  -
Перрин, пойманный ее взглядом вновь, ни  слова  сказать  не  сумел.  Она  же
кивнула   так,   будто   молчание   его   являлось   красноречивым   ответом
единомышленника. - А теперь - веди меня к Саймону!
   Дверь в номер Лойала была открыта, выпустив за  порог  в  коридор  лужицу
света от горящей свечи. Две кровати стояли сдвинутые в одно  ложе,  на  краю
коего посиживали себе Лойал да Саймон. Задрав голову и от удивления  разинув
рот, человек без подбородка не отрываясь смотрел на Лойала.
   - О да, великолепны стеддинги! - вещал Лойал. - О, такой покой под  сенью
Великих Дерев! Вы, человеки, затеваете войны, вечно ссоритесь друг с другом,
но стеддинги не беспокоит ничто! Живя в согласии, мы выращиваем дерева...  -
Вдруг он вскочил, лишь увидев Морейн, сопровождаемую  Ланом  и  Перрином,  и
Саймон встал, принялся кланяться, затем  попятился  и  наткнулся  спиной  на
стенку.
   - Э-э, добрая госпожа... Я...  Э-э...  Он  все  продолжал  вздрагивать  и
вертеться, точно марионетка.
   - Проводи меня к своему брату,  Саймон!  -  скомандовала  Морейн.  -  Чем
смогу, я помогу ему. Поскольку сей добрый малый обратился  к  тебе  первому,
Перрин, пойдешь со мной тоже. - Лан сверкнул  взором,  однако  она  покачала
головой. - Если мы двинемся к  нему  всем  отрядом,  то  привлечем  внимание
деревенских  жителей.  Потребуется  мне  защитник  -  один   Перрин   вполне
справится.
   Кивнув Морейн, Лан подчинился ей, затем окинул Перрина суровым взором.
   - Смотри, кузнец! - проворчал  Лан.  -  Если  с  ней  что  случится...  -
Предупреждение закончили обещанием его холодные, как нож, голубые глаза.
   Саймон подхватил одну из свечей и, суетливо  кланяясь,  повел  спасителей
своего братца к двери, а тени их на  стенах  танцевали  под  слабым  светом,
точно куклы.
   - Прошу вас, гм-гм,  госпожа  хорошая,  сюда  вот...  Они  миновали  весь
коридор, открыли дверь, спустились по лестнице и вышли из  здания  в  тесный
проход между гостиницей и конюшней. Сжав огонек мраком, ночь обратила  свечу
в мерцающую точку, булавочную головку света. На небе сверкал  острый  месяц,
светили звезды, и глазастый Перрин  все  видел  очень  ясно.  Он  удивлялся,
отчего Морейн не приказывает Саймону прекратить поклонную гимнастику, но она
молчала.
   Манерно поддернув свои юбки, дабы не испачкались они  грязью  земли,  Айз
Седай прошествовала впереди всех,  точно  королева,  скользящая  по  паркету
своего дворца, а не по темному коридору. На дворе уже было зябко:  ночи  еще
повиновались эху ушедшей зимы.
   - Сюда, господа! -  Через  задний  двор  гостиницы  Саймон  привел  отряд
спасателей в загончик позади конюшни и поспешно освободил дверь от запора. -
Вот здесь! - указал он на двери. - Тут, добрая госпожа. Тут мой  брат.  Брат
Ноам.
   Дальний  край  загона  был  кое-как,  с  грубой  торопливостью  отгорожен
деревянными кольями. Толстую дощатую дверь держал на запоре мощный  стальной
замок в петлях засова. Заслоненный от  мира  войском  нерушимых  преград,  в
конюшне,  на  полу,  застланном  соломой,  распластанный,  лежал  на  животе
человек. Босоногий. Рубашка его и штаны были разодраны, словно  он  сам,  не
зная, как от них освободиться, их порвал, сдирая с себя одежду. Почуяв запах
немытого тела, Перрин решил, что чувствуют сей дух и Саймон, и Морейн.
   Подняв голову, Ноам молча и безучастно смотрел на вошедших. Поверить, что
он действительно Саймону брат, черты его внешности не  помогали:  во-первых,
подбородок у больного выдавался вперед, к тому же мужчина он был  кряжистый,
имел широкие плечи; но ошеломило Перрина не это. Глаза человека.  Глаза  его
полыхали золотым огнем!
   - Почти целый год он вел себя  как  сумасшедший,  госпожа,  поверите  ли,
врал,  будто  может  разговаривать  с  волками,  понимать  их  язык!  Да  вы
посмотрите, какие глазищи у бедного! - Саймон быстро взглянул на Перрина.  -
Про волков он заводил  речь  всякий  раз,  как  напьется.  Все  мы  над  ним
смеялись. А с месяцок так, примерно, назад исчез Ноам из  деревни.  Пошел  я
его искать, да и нашел такого, как изволите видеть.
   Без особой охоты и с осторожностью  Перрин  стал  приближаться  к  Ноаму,
точно к волку. Бежать сквозь лес, чуя носом ледяной  ветер.  Щелкая  зубами,
молнией прыгнуть с  валуна.  Ощутить,  как  сладко  на  языке  кипит  кровь.
Убивать!
   Воин-кузнец  отпрянул  назад,  будто  спасаясь  от  огня,  заслонил  себя
защитой. Не мысли Ноама он прочел, но поток воспоминаний, полуясных желаний,
тоски. Но в больном ощущалось слишком  много  волчьего.  Чтобы  успокоиться,
Перрин прислонился к стене; колени у него дрожали. Помоги мне, о Свет!
   Морейн возложила длань на замок.
   - У мастера Харода есть ключи, госпожа моя, да вот не знаю, даст ли...
   Женщина потянула замок на себя, он щелкнул и открылся. Саймон не сводил с
нее глаз. Морейн вытащила замок из петли, и человек без подбородка обратился
к Перрину:
   - Но не натворим ли бед, добрый господин?  Ноам  -  брат  мой,  но  когда
матушка Рун пыталась ему  помочь,  он  укусил  ее...  и  он  загрыз  корову!
Собственными зубами, - Саймон шептал уже едва слышно.
   - Морейн! - проговорил Перрин. - Этот больной для вас опасен!
   - Все люди опасны, - она холодно усмехнулась. - Успокойся, дружок.
   Распахнув дверь, Морейн вступила за ограду загона. Перрин затаил дыхание.
   Айз Седай подходила к нему все ближе, и Ноам, оскалившись, стал рычать, и
рычал столь свирепо, что по телу его пошла дрожь. Морейн не обратила на  рык
ни малейшего внимания. Она по-прежнему приближалась к больному, а он,  рыча,
отползал по соломенной постели, пока не загнал себя  в  угол.  Или  она  его
загнала?
   Неторопливо и без страха Айз Седай опустилась на колени и  своими  руками
сжала Ноаму виски. Рев  его  переходил  в  ворчанье,  обратившееся  затем  в
хныканье столь быстро, что Перрин и ахнуть не  успел.  Долго,  долго  Морейн
обнимала  голову  Ноама,  наконец  освободила  больного  и  поднялась.   Она
обернулась к Ноаму спиной так доверчиво, что горло у Перрина сжалось,  -  но
целительница бестрепетно выходила из клетки человека-волка, провожаемая  его
палящим взором. Открыв дощатую дверь, Морейн  повесила  замок  на  место,  в
петли, закрывать же его не нашла нужным, - и Ноам кинулся,  рыча,  на  жерди
ограды. Он грыз их, налегал на прутья клетки плечами, старался просунуть меж
ними свою голову, продолжая рычать и щелкать зубами.
   Уверенным жестом, без радости и без страха на лице, Морейн  стряхнула  со
своего платья солому.
   - Вы так рисковали!  -  вырвалось  у  Перрина.  Она  посмотрела  на  него
глубоким взглядом человека, понимающего суть вещей, - и  он  опустил  глаза.
Желтые свои глаза!
   - Можете помочь Ноаму, леди? - хрипло спросил у нее  Саймон,  вглядываясь
своему брату в лицо.
   - Могу лишь выразить тебе свое сожаление, Саймон.
   - Но хоть что-нибудь сделайте с  ним,  госпожа  моя  добрая!  Ну,  что-то
такое, вы сами знаете, - голос его снова  стал  едва  слышен.  -  Айз  Седай
творят иногда столь волшебные дела...
   - Исцеление - дело непростое, Саймон, творят его и больной изнутри самого
себя, и целитель - вместе. В брате твоем не осталось ничего, что помнило  бы
его человеческую бытность. Нет таких карт, что наставили бы его на  обратный
путь, да и внутри у него нет того, кто мог бы идти назад. Нет больше  Ноама,
Саймон!
   - Но ведь он... Госпожа моя, Ноам любил шутить, стоило ему только  выпить
изрядно. Только он... - Саймон поднял руку к глазам и  заморгал.  -  Спасибо
вам, добрая леди! Я понял: вы бы ему чем-нибудь пособили, кабы могли...
   Морейн положила ладонь ему на плечо, тихонько сказала Саймону  ободряющие
слова и покинула загон.
   Обязанностью его, как Перрин помнил, было следовать  за  повелительницей,
однако человек в загородке - а вернее, тот, кто когда-то  был  человеком,  -
рычал на деревянные прутья своей клетки и как-то  удержал  его.  Воин-кузнец
шагнул к засову и, к собственному  удивлению,  сразу  его  отодвинул,  вынув
замок. Хороший замок, кузнецом знатным сработан.
   - Что задумали, господин хороший? - спросил Саймон.
   Разглядывая добрый замок, Перрин посматривал и на человека, упрятанного в
клетку. Ноам прекратил грызть дерево: он пугливо бросал взгляды на  Перрина,
дыша с трудом. Человек-волк  уже  сломал  себе  несколько  зубов.  -  Можешь
держать его здесь всю жизнь, - проговорил Перрин, - но лично  я  не  уверен,
что ему от этого будет лучше.
   - Если он вырвется отсюда, ему - смерть!
   - В клетке или на свободе - он все равно погибнет. А выпустишь на волю  -
он станет счастлив, пускай по-своему. Ноам  уже  больше  не  брат  тебе,  но
освободить его можешь только ты. Но можешь и  здесь  его  оставить,  а  люди
смотреть станут, как он грызет прутья своей клетки, пока бедняга не помрет с
тоски. Разве можно, посадив волка в клетку,  ожидать,  когда  же  он  станет
счастливым? Или он в силах просидеть за решеткой весь век?
   -  Ну  что  ж,  -  нетвердо  заговорил  Саймон.  -  Я  понимаю.   Да!   -
Посомневавшись, он все же кивнул и повернул голову к двери загона.
   Более твердого согласия Перрин не стал ждать. Он отворил толстую дверь  и
отошел в сторону.
   Ноам тотчас же посмотрел в сторону выхода. Через миг он уже выбросил себя
из клетки, мчась на четвереньках, но с удивительным проворством. Из  клетки,
пролетев через загон, - в ночь! Помоги нам обоим, о Свет! - подумал Перрин.
   - Думаю, свободным-то быть - это ему лучше! - Саймон расправил  плечи.  -
Но что теперь скажет мастер Харод? Дверь открыта, а Ноама на месте нет!
   Перрин захлопнул дверь клетки; огромный замок, водворенный воином на свое
прежнее место, закрываясь, прищелкнул.
   - Пусть господин Харод пошевелит мозгами: что же могло произойти?!
   Саймон закатился лающим смехом, но тут же умолк.
   - Уж он-то придумает,  как  ему  быть!  Они  все  тут  парни  не  промах!
Некоторые из них даже додумались врать, будто Ноам превратился  в  волка  до
конца - и шерсть, мол, на нем выросла, и хвост, - это они  наболтали  в  тот
день, когда Ноам покусал матушку Рун. Надо же такую неправду выдумать!
   Вздрогнув, Перрин прислонился головой к  двери  клетки.  Он  может  и  не
обрасти шерстью, но оставаться волком! Волк  уже  не  человек.  Помоги  мне.
Свет!
   - Не всегда мы его здесь держали, - заговорил опять Саймон. - Жил себе  в
доме матушки Рун, но когда явились к нам Белоплащники,  она  и  я  попросили
мастера Харода запереть Ноама здесь. У Белоплащников всегда с  собой  список
прислужников тьмы, их-то они, мол, и ищут повсюду. А  какие  глаза  у  моего
Ноама, вы видите сами. И в списке у Белоплащников  было  такое  имя:  Перрин
Айбара, кузнец. Они всем объясняли, что у него глаза желтые, что он, мол,  с
волками заедино. Так вы уж сами теперь понимаете, отчего  мне  не  хотелось,
чтобы они увидели Ноама...
   Чуть повернув голову, Перрин искоса поглядел на Саймона, спросил:
   - Так ты поверил им, будто Перрин Айбара - Приспешник Тьмы?
   - Друг Тьмы не повел бы и бровью, если  бы  братик  мой  погиб  здесь,  в
тюрьме. Думаю я, нашла тебя добрая леди вскоре  после  случившейся  с  тобой
напасти. Вовремя пришла тебе помощь!  Как  бы  мне  хотелось,  чтобы  добрая
госпожа пришла к нам в Джарру не нынче, а месяцев этак несколько назад...
   Перрину уже было стыдно за то, что он сравнивал сего мужа с лягушкой.
   - Я тоже хотел бы, чтобы она как-то выручила Ноама!
   Спали меня Свет. но я желаю, хочу всей душой,  чтобы  Морейн  сумела  ему
помочь!
   Внезапно в голову ему пришло вот что: о судьбе Ноама вся  деревня  должна
знать! Ведать должны о тайне его желтых глаз!..
   - Саймон, не принесешь ли ты ужин мне в номер?.. Кстати, и мистер  Харод,
и остальные из  местных  были,  верно,  настолько  захвачены  разглядыванием
великана Лойала, что на глаза Перрина внимания не обратили, но если он будет
обедать в общей зале, все заметят желтый взгляд!
   - Принесу, конечно. И завтрак тоже принесу. Не следует вам  спускаться  в
общую залу, пока не придет время оседлать коня и покинуть Джарру.
   - Добрый ты  парень,  Саймон!  Хороший  ты  человек...  По  лицу  Саймона
расплылось чистое удовлетворение, и Перрина вновь уколол стыд.

Глава 9
ВОЛЧЬИ СНЫ

   Через черный ход проникнув в гостиницу, Перрин возвратился в свой  номер,
а вскоре в комнату вошел и Саймон, несущий ужин постояльцу. Даже салфетка на
широком  подносе  густо  пропиталась  запахом  жареной  баранины,  ароматами
сладкой фасоли, репы и свежевыпеченного хлеба, пока  Перрин,  безучастный  к
соблазнам чревоугодия, лежал на своей кровати, взирая в побеленный  потолок.
Вновь и вновь он вспоминал Ноама, Ноама, вгрызающегося в  древесину,  Ноама,
исчезающего во тьме. Перрин пытался помыслить о прочном  замке,  о  способах
закалки и ковки стали, но не получалось.
   Оставив без  внимания  заждавшиеся  его  яства,  воин-кузнец  поднялся  и
направился по коридору к номеру повелительницы. Услышав стук  в  дверь,  она
проговорила:
   "Входи, Перрин!" На мгновение в памяти его всколыхнулись  вновь  предания
об Айз Седай, но он вытолкал эти воспоминания из головы и открыл дверь.
   Морейн пребывала в одиночестве, за что Перрин возблагодарил судьбу, - она
сидела, устроив баночку с чернилами у себя на  колене,  и  что-то  писала  в
маленькой книжке с кожаным  переплетом.  Не  глядя  на  стоящего  перед  ней
Перрина, закупорила баночку и вытерла  стальной  наконечник  пера  маленьким
лоскутком пергамента. В очаге разгоралось пламя.
   - Давно тебя жду, - молвила Морейн. - Не говорила тебе  об  этом,  потому
что знала: ты не хотел бы их  услышать...  Но  после  всего,  что  произошло
сегодня вечером... Спрашивай.
   - Чего мне ожидать? - спросил он.  -  Все  закончится  для  меня  так  же
плохо?
   - Вполне возможно.
   Он ожидал более подробных разъяснении, но Морейн убрала перо и чернила  в
предназначенный для них полированный ящичек  розового  дерева  и  подула  на
исписанную страницу, подсушивая чернила.
   - И больше ни слова? Морейн, я не ждал ответа уклончивого, какой  принято
получать от Айз Седай. Если вам известно мое будущее,  скажите  мне  о  нем,
пожалуйста.
   - Известно мне лишь немногое, Перрин. Когда-то, надеясь найти  ответы  на
иные вопросы, я рылась в горах рукописей, собранных для  исследований  двумя
моими друзьями, и  нашла  несколько  переписанных  страниц  из  книги  Эпохи
Легенд. Было там сказано и о ситуациях... о  делах,  подобных  твоим  делам.
Может быть, во всем мире уже не найдешь этих страниц, но и из них  я  узнала
лишь немногое.
   - О чем же они вам сказали? Узнать хоть что-нибудь еще все  равно  лучше,
чем остаться при сегодняшнем полузнании. Да спалит меня Свет,  ну  почему  я
заботился о том, чтобы Ранд не потерял разум, но не догадался ни  разу,  что
побеспокоиться мне бы нужно и о самом себе?
   - Но и в Эпоху Легенд об  этом,  Перрин,  знали  очень  мало.  Кто  бы  о
подобных случаях ни писал, невозможно было понять, правда то или легенда.  Я
же читала лишь часть текста, не забывай. Там говорилось о некоторых из  тех,
кто вступал в общение с волками: люди  теряли  себя,  ибо  волки  словно  бы
пожирали в человеке все человеческое. Не в каждом, правда.  В  одном  ли  из
десяти, или из пяти, а может, из девяти, я не знаю.
   - Я могу отгораживаться от них. Не знаю, как получается,  но  я  могу  не
слушать их. Заставить себя не слышать их. Как по-вашему, это поможет мне?
   - Поможет, вероятно. - Глядя на Перрина  со  вниманием,  Морейн  выбирала
слова осторожно. - Говорилось в древней книге  в  большей  степени  о  снах.
Сновидения могут тебя привести к беде, Перрин!
   - Вы мне об этом уже говорили. Но что вы имеете в виду?
   - Если верить автору той книги, то она утверждает: волки живут частью и в
нашем мире, а частью и в мире снов. - Мир  снов?  -  неуверенно  переспросил
Перрин.
   Морейн бросила на него цепкий взгляд.
   - Я повторила слова, прочитанные мной в отрывке из книги. Волки  общаются
с тобой так, как беседуют и между собой, но все это связано  с  миром  снов.
Каким образом связано - не знаю. - Морейн помедлила, нахмурилась. - В трудах
Айз Седай, обладавших сновидческим талантом, я  прочла  вот  что.  Сновидицы
рассказывали порой, как они встречались во  сне  с  волками,  да  с  волками
такими, которые были их проводниками. Ежели ты вознамерился избегать  серых,
придется тебе, я боюсь, научить себя и во  сне  сохранять  столь  же  острую
бдительность, как  в  часы  бодрствования.  Если  у  тебя  хватит  решимости
отгородиться от волков, разумеется.
   - Хватит ли у меня решимости? Морейн, я не закончу  свой  путь  так,  как
Ноам. Не бывать этому!
   - Ты говоришь так, - она посматривала на  Перрина,  насмешливо  покачивая
головой. - будто любое решение способен  принять  самостоятельно.  Но  ты  -
та'верен, не забывай об этом, Перрин!
   Он повернулся к ней спиной и уставил взгляд в темные ночные окна,  однако
Морейн продолжала вещать:
   - Осознав, что представляет собой Ранд, та'верен в высшем  смысле  слова,
я, быть может, маловато обращала свое  внимание  на  двух  других  та'верен,
которых я обнаружила вместе с ним. Три та'верен из одной и той  же  деревни,
да еще родились чуть ли не  в  одну  и  ту  же  неделю!  Просто  неслыханное
событие! Нельзя исключить, однако, что  ты  и  Мэт  предназначены  Узором  к
исполнению более высоких его идей, чем предполагали ты или я.
   - Не желаю я оставаться лишь средством  для  исполнения  неких  целей!  -
пробубнил Перрин себе под нос. - Вообще никакой цели служить не смогу,  если
потеряю в себе человека. Неужели и вы мне не поможете, Морейн? - Нелегко ему
было произнести это. А если помощь ее сведется к. тому, что она должна будет
использовать на мне Единую Силу? Не лучше ли мне в таком случае забыть,  что
я - человек? - Помогите же мне не растерять в себе все человеческое!
   - Помогу, если хватит сил, если сумею  я  удержать  твой  разум  цельным.
Обещаю тебе, Перрин! Но ставить ради этого под удар мою борьбу с Темным я не
намерена! Помни и об этом.
   Едва прозвучали эти слова, Перрин повернулся, чтобы взглянуть ей в глаза,
но она встретила его взор не дрогнув. Но если борьба  ваша  с  Тенью  завтра
прикажет тебе уложить меня в могилу, вы и на это пойдете,  верно?  И  Перрин
весь заледенел, вдруг поняв, что Морейн так и поступит.
   - Что-то определенное вы мне все-таки скажете?
   - Не загадывай слишком надолго вперед, Перрин, - молвила она  холодно.  -
Не проси у меня большего, чем я могу тебе дать.
   - Но способны ли вы, - спросил он, помедлив, - сотворить и для  меня  то,
что вы сделали для Лана? То есть заслонить мои сны от зла?
   - Страж у меня уже есть! - Губы ее изогнулись, как бы улыбаясь. -  Одного
Стража, Лана, для меня довольно. Я ведь из Голубых Айя, не из Зеленых...
   - Вам же совершенно ясно, что я хочу сказать! Быть  Стражем  я  вовсе  не
желаю!
   Всю жизнь быть связанным с Айз Седай, о Свет? Не хуже ли это.  чем  связь
моя с волками?
   - То, что подходит Лану, тебе,  Перрин,  не  поможет.  Поставленная  мною
вокруг него защита действует против снов, являющихся извне. А в  твоих  снах
опасность исходит от тебя самого! - И Морейн вновь раскрыла  маленькую  свою
книжицу. - Вам всем пора  спать!  -  приказала  владычица,  желая  поставить
точку. - Берегись своих снов, но нельзя же вообще не спать! - Она  принялась
перелистывать страницы, и Перрин удалился.
   Возвратившись в свою комнату, воин-кузнец ослабил мертвую хватку, которой
держал себя, разговаривая с  Айз  Седай,  чуть-чуть  расслабился,  приоткрыл
щелочку в своих ощущениях. Он тут же почуял - волки  бродят  поблизости,  на
окраинах Джарры, взяв деревню в кольцо.  Перрин  тотчас  захлопнул  себя  на
жесткий самоконтроль. "Большой город - вот что мне сейчас нужно!"  -  сказал
он себе. Да, город встанет границей между воином и волками.  Но  не  раньше,
чем я разыщу Ранда! После того, как  я  сделаю  для  него  все,  что  обязан
сделать! Перрин не был уверен в искренности  собственного  желания  защитить
свои сны с помощью Морейн. Или волки, или Единая Сила  -  такого  выбора  не
пожелаешь никому.
   Перрин огонь в очаге разводить не стал, а распахнул оба окна.  В  комнату
ворвался ледяной ветер с гор. Сбросив постель и ватные  стеганые  одеяла  на
пол, Перрин, не раздеваясь, повалился на бугристый тюфяк и не пытался искать
местечко поудобней. Перед сном его осенила важная догадка: единственный, кто
заслонит богатыря от беспамятных снов и опасных видений, - комковатый старый
тюфяк...

***

   ...Воин-кузнец шел по  длинному  коридору,  где  камни  стен  и  высокого
потолка блестели от  сырости,  и  на  них  полосами  лежали  странные  тени.
Неровные, то проскальзывая вперед, то обрываясь,  тени  были  слишком  черны
рядом с бликами разделяющего их света. Откуда струился свет,  Перрин  понять
не мог. - Нет! - молвил воин, а затем повторил громче: -  Нет!  Я  снова  во
сне. Я должен сбросить сон!  Проснись!  Однако  коридор  не  исчез,  остался
прежним. Опасность! Перрин слабо уловил прилетевшую издалека волчью весть.
   - Я проснусь. Заставлю себя проснуться! - Перрин ударил в стену  кулаком.
Испытав боль, одолеть сон он все же не смог. Воину чудилось, будто  одна  из
теней на стене от удара его уклонилась.
   Беги, брат мой, беги!
   - Прыгун? - с удивлением спросил себя Перрин. Он был убежден:  волк,  чье
предупрежденье услышал воин, ему известен. Имя его  -  Прыгун,  он  когда-то
завидовал орлам.
   - Но Прыгун мертв!
   Беги!
   И воин-кузнец понесся  во  всю  прыть,  придерживая  рукой  секиру,  чтоб
рукоять ее не била его по ноге. Он не ведал,  куда  он  бежит  и  зачем,  но
нельзя было пропустить  мимо  ушей  молнию-весть,  посланную  ему  Прыгуном.
Прыгун мертв. - думал Перрин. - Он погиб. Но воин-кузнец бежал вперед.
   Коридор, по которому он проносился,  пересекался  с  другими  коридорами:
Перрин замечал, как одни уходили вверх, другие уводили вниз. Но  все  прочие
коридоры схожи были с тем, что увлекал воина вперед. Те же  каменные  стены,
нигде не пробитые дверьми, и полосы тьмы.
   Выскочив к одному из поперечных коридоров, Перрин замер на  месте,  будто
осаженный. Там, недоверчиво щурясь, стоял мужчина,  облаченный  в  странного
покроя кафтан и штаны. Полы кафтана будто юбка свисали с бедер, точно такого
же ярко-желтого цвета  были  и  расклешенные  штанины.  Сапоги  у  снящегося
господина были тоже желтого цвета, только чуточку бледней, чем одежда.
   - Это есть больше, чем я могу выдержать, - сказал человек самому себе,  а
не Перрину. У него в речи слышался странный, будто блестки, акцент. - Я вижу
во сне не просто крестьян, но  крестьян-иностранцев  в  чуждой  мне  одежде.
Убирайся сейчас из моих снов, дылда!
   - Но кто вы? - спросил его Перрин.  Брови  у  человека  вздернулись  так,
будто ему нанесли оскорбление.  Тень  вокруг  них  обоих  зашевелила  своими
полосками. Одна из черных полос, словно отлипнув  от  потолка,  стала  вдруг
дрейфовать вниз с явным намерением коснуться головы незнакомца.  И  вот  она
уже словно бы слилась с его волосами. Глаза у иностранца распахнулись во всю
ширь, и все дальнейшее разразилось в единый миг. Взлетая на свое  место,  на
потолок, тень вытягивала свою добычу вверх, футов на  десять.  Лицо  Перрина
обрызгало влажными каплями.
   Воздух дал трещину от крика ломаемых костей. Застыв, словно  обратился  в
лед, Перрин не отрываясь взирал  на  бьющуюся  об  пол  и  вопящую  кровавую
фигуру, облаченную в тот самый  ярко-желтый  наряд.  Затем  взгляд  невольно
поднялся к потолку, к чему-то бело-бледному, что  напоминало  пустой  мешок,
свисающий с высоты. Часть его  была  уже  поглощена  черной  полосой,  но  в
остатках  Перрин  без  труда  узнал  человеческую  кожу,  с  виду  целую   и
неповрежденную.
   Преследуемый затихающими криками страдальца, Перрин уже  бежал  снова,  а
вокруг него возбужденно приплясывали тени. Вслед за  ним  гнались  посланные
мраком отряды черных пятен.
   - Сгиньте! Чтоб вы сгорели! - кричал воин. - Я  знаю,  все  это  сон!  Да
спалит вас Свет! Пропадите!
   Между высокими золотыми канделябрами, что удерживали  по  дюжине  свечей,
бросающих сиянье на белые плиты пола и потолок,  где  блистали  нарисованные
облака и  летящие  причудливые  птицы,  вдоль  стен  зала  висели  цветастые
гобелены. По всему обширному помещению, простирающемуся  столь  далеко,  как
только мог видеть  Перрин,  и  в  стрельчатых  белокаменных  арках,  кое-где
нарушавших пространство стен,  не  двигалось  ничего,  кроме  подрагивающего
пламени свечей.
   Будь начеку! На сей раз сигнал тревоги слышался слабее,  чем  прежде.  Но
звучал как будто более настойчиво.
   Сжимая рукоять секиры, Перрин, спускаясь  по  лестнице,  с  осторожностью
покидал зал, бормоча: "Проснись! Пробудись, Перрин. Ты знаешь: это ведь сон,
сейчас все переменится, ты проснешься. Да приди ты в себя, спали тебя Свет!"
Но коридор, по которому он теперь шагал, казался Перрину реальным.
   Перрин поравнялся с  первой  из  белых  стрельчатых  арок.  Арка  вела  в
огромную комнату, лишенную окон, но уставленную богато  отделанной  мебелью,
точно дворцовые покои:  затейливая  резьба,  позолота,  инкрустация  костью.
Посреди комнаты стояла женщина, она хмуро рассматривала  лежавшую  на  столе
потрепанную рукопись. Да, черноволосая прелестная дама, черноглазая, в белом
с серебром наряде.
   Как только Перрин узнал сию леди, она подняла голову  и  послала  в  него
свой взгляд. От растерянности и гнева глаза ее засверкали.
   - Ты?! Но что ты здесь делаешь? Как ты... Ты разрушишь все то,  о  чем  и
представления иметь не способен!
   Внезапно окружавшее Перрина пространство  стало  как  бы  превращаться  в
плоскую картину.  Сжимаясь  в  сторону  своего  собственного  правого  края,
нарисованное изображение стало  превращаться  в  яркую  вертикальную  линию,
вонзенную в пасть тьмы. Линия вспыхнула белым  сияньем  и  пропала,  оставив
темноту более черную, чем мрак ночи.
   В тот же миг у самых ног Перрина каменные плиты пола стали  растворяться.
Затаив дыхание, воин наблюдал, как быстро чернели  их  белые  края  -  точно
смываемый водой песок. Перрин отпрянул от наступавшей на него тьмы.
   Беги!
   Перрин  обернулся:  перед  ним  стоял  Прыгун,  матерый  серый   волчище,
израненный, сплошные раны.
   - Ты же погиб, Прыгун! Я сам видел, как ты  умирал.  Видел  и  чувствовал
твою смерть.
   Но вновь в сознании Перрина ворвалось волчье послание. Сейчас же  убегай!
Не время быть тебе здесь! Тебе грозит опасность! Злая напасть.  Она  сильнее
всех Никогда-не-рожденных! Тебе нужно спасаться! Убирайся  немедля!  Сей  же
миг!
   - Как мне уйти?! - вскрикнул Перрин. - Я ушел бы, но как это сделать?
   Уходи! Прыгун оскалился. И бросился Перрину на горло...

***

   ...Перрин со сдавленным стоном вскочил на своей кровати, все еще заслоняя
руками горло, ток крови в горле, несущей его  жизнь.  Пальцы  его  коснулись
гладкой кожи.
   Приходя в себя, он судорожно сглотнул, и  тут  его  рука  дотронулась  до
пятна какой-то влаги.
   Спеша и барахтаясь, воин-кузнец браво скатился  с  кровати,  прохромал  к
умывальнику, схватил кувшин и выплеснул воду в таз, рассыпая повсюду брызги.
Он умывался, и вода в тазу становилась розовой.  Розовой  -  от  крови  того
странно одетого чужеземца.
   На куртке Перрина и на его штанах тоже красовались темные пятна. Содрав с
себя одежду, воин зашвырнул ее в дальний угол. Пусть  она  там  и  валяется.
Саймон потом сожжет испачканную одежку.
   В открытое окно ворвался ветер. Дрожа  от  холода,  в  одной  рубашке  да
нижнем белье, Перрин уселся на полу, прислонившись к кровати. Вот так  будет
неудобно, ни за что не заснешь! Ворочались у  него  в  уме  какие-то  кислые
мысли, нагоняли на воина страх и заботу. Но и определенность явилась во всей
красе. Я не отдам себя этой силе! Не желаю!
   Воитель еще не сумел унять свою дрожь,  когда  к  нему  явилось  забытье,
слабый полусон, перемежающийся с явью окружавшей Перрина комнаты и ощущением
холода. И захватившие его наконец дурные сны казались ему приветливыми -  не
то что те, иные...

***

   Свернувшись калачиком под сенью стерегущих полночь  кленов,  Ранд  искоса
наблюдал за черным широкогрудым псом, все ближе подступавшим к его  убежищу.
В боку ныла рана, не до конца Исцеленная чудодействием Морейн, но сейчас ему
было не боли. В слабом свете  луны  он  явственно  видел  пса,  достигающего
ростом человеку до пояса, пса с толстой шеей и массивной головою, с клыками,
сквозь ночь сверкавшими, точно начищенное серебро. Пес повел носом по  ветру
и стал подкрадываться к Ранду. Ближе! - подумал тот. Подскочи ближе ко  мне.
Твоего хозяина я на сей раз предупреждать ни о чем не стану.  Давай,  давай!
Так, песик, так... Пес был  уже  шагах  в  десяти  от  Ранда,  в  груди  его
заворочалось глухое рычание, и  он  внезапно  прыгнул  вперед.  Прямиком  на
юношу.
   Сила переполнила Ранда.  Он  выбросил  свои  руки  навстречу  черному,  и
что-то,  неведомое  ему  самому,  вырвалось  с  рук  Ранда.  В   нападавшего
устремилось острие белого света, твердое, точно сталь. Жидкий огонь! На миг,
очутившись в самой сердцевине этого "нечто", пес стал весь прозрачным и  тут
же исчез без следа.
   Белый свет погас, оставив перед взором Ранда  медленно  тускнеющий  след.
Прислонившись к стволу клена, юноша потерся  щекой  об  его  шершавую  кору.
Сознание своего  торжества  вырвалось  из  груди  Ранда  безмолвным  смехом.
Получилось! Спаси меня Свет,  на  этот  раз  оно  у  меня  получилось!  Сила
давалась ему не всегда. В эту ночь были и другие псы.
   Но сейчас Единая Сила так и билась в нем, кипела,  так  что  у  Ранда  от
пятна Темного на саидин  скрутило  желудок,  который  порывался  вывернуться
наизнанку. На лице, несмотря на охлаждающий ветер ночи,  бусинками  выступал
пот, а болезненный  привкус  ощущался  даже  во  рту.  Ранда  так  и  тянуло
повалиться наземь да и помереть. Но хотелось ему,  чтоб  Найнив  спасла  его
каким-нибудь снадобьем, или чтобы Морейн Исцелила его,  или...  Хоть  кто-то
пускай дал бы хоть что-нибудь, пусть исчезнет удушающее чувство тошноты.
   Однако саидин затоплял его и жизнью, через слой болезненности пробивалась
жизнь, энергия и осознание всего.  Жизнь  без  саидин  станет  лишь  бледной
копией настоящей жизни.  Без  нее  все  окружающее  обратится  в  бесцветную
имитацию существования.
   Если я  буду  задерживаться,  они  смогут  меня  выследить!  Выследить  и
изловить. Но мне необходимо во что бы то ни стало добраться до Тира!  Там  я
все узнаю. Если я и на самом деле Дракон, там придет  конец  всему.  А  если
нет... Если я купился на ложь. - все равно, в Тире  и  лжи,  и  всему  этому
будет коней! Либо мне, либо им всем придет конец!
   С огромной неохотой, как можно медленнее Дракон стал разрывать свою связь
с саидин, сбрасывая его объятия, словно лишаясь дыхания, дарящего ему жизнь.
Ночь стала теперь  серовато-бурой.  Тени  утратили  резкость  своих  границ,
размылись, сливаясь вместе.
   Где-то на западе, вдалеке, завыла собака - безмолвную  ночь  прорезал  ее
вопль, вызывающий у человека дрожь.
   Голова Ранда медленно поднималась. Он стал  вглядываться  в  ту  сторону,
откуда донесся собачий вой, как будто если бы он постарался, то увидел пса.
   Первой собаке ответила другая, к  ней  присоединила  свой  вопль  третья,
потом послышались  еще  два  собачьих  голоса  одновременно,  все  завыванья
доносились оттуда же, с западной стороны от Ранда.
   - Ищи меня! - прорычал Ранд. - Ищи, трави, коли хочешь! Но  я  добыча  не
легкая! Теперь уже нет!
   Ранд шагнул из-под древесной завесы, вошел в мелкий ручей с ледяною водой
и бодренькой рысью зашлепал на восток. Горела огнем рана в боку,  в  сапогах
хлюпала холодящая ноги вода, но ни на  то,  ни  на  другое  он  внимания  не
обращал. Ночь у него за спиной смыкалась в тишине и покое, но и это было ему
безразлично. Охоться за мной, охоться! Но  и  я  теперь  тоже  охотник!  Так
просто меня не возьмешь!

Глава 10
ТАЙНЫ

   Ненадолго обогнав своих спутников, Эгвейн ал'Вир привстала  в  стременах,
пытаясь разглядеть далекий еще Тар Валон, но  сумела  увидеть  лишь  смутное
белое сияние, отражающее свет утреннего  солнца.  Там,  на  острове,  должен
стоять город, ибо одинокая гора с расколотой вершиной, именуемая  Драконовой
горой, вздымающаяся над холмистой равниной,  появилась  на  горизонте  вчера
после полудня, а стояла она на том берегу реки Эринин, что был ближе  к  Тар
Валону. Известная вершина давала путникам  знак:  город  уже  близко,  да  и
трудно всаднику не заметить вдалеке  единственный  вздернутый  над  равниной
острый пик, легче легкого видимый за много миль, без труда  избегаемый  даже
теми, кто направляется в Тар Валон.
   В народе утверждали, будто там, где высится Драконова гора, принял смерть
Льюс   Тэрин   Теламон,   другие   легенды   несли   людям   пророчества   и
предостережения, связанные со зловещей  горой.  Достаточные  причины,  чтобы
держаться подальше от ее темных скатов.  Но  Эгвейн  ал'Вир  имела  солидные
причины не сворачивать со своего пути. Получить надежную подготовку,  крайне
необходимую, она могла только там, в Тар Валоне. И никто никогда  больше  не
посадит меня на цепь! Эгвейн прогнала незваную мысль, но та подкралась к ней
в ином обличье. Никогда больше  не  потеряю  свободы!  В  Тар  Валоне  Анайя
пожелает заново проверить сны Эгвейн.  Айз  Седай  наверняка  пожелает  этой
проверки, хотя прежде она и не нашла доказательств того, что Эгвейн являлась
Сновидицей, как казалось Анайе. Сны Эгвейн стали предрекать несчастья с  той
поры, когда она покинула Равнину  Алмот.  Не  только  Шончан  видела  она  в
сновидениях, из-за которых просыпалась в холодном поту, - и Ранда видела, он
снился ей все чаще. Виделся  Ранд  бегущим,  стремящимся  к  чему-то  -  или
убегающим от чего-то...
   Всадница во все глаза всматривалась в сторону Тар Валона. Наверняка Анайя
будет там. И Галад тоже может оказаться в Тар  Валоне.  Против  воли  Эгвейн
покраснела и окончательно изгнала Галада из собственной памяти. Размышляй  о
погоде сегодняшней. Думай о чем-то другом. Как сегодня тепло. Свет!
   Ныне, в самом начале года, когда зима миновала будто бы вчера, и память о
ней ушла в прошлое лишь сегодня, вершину Драконовой горы все еще  прикрывало
белое облако, но  здесь,  на  равнине,  снег  уже  растаял.  Сквозь  блеклый
коричневый слой прошлогодних трав пробивалась ранняя поросль, а там, где  на
пологий  склон  холма  всходили  вязы,  краснели  кое-где   первые   цветки.
По-особому радовали Эгвейн первые вести весны после проведенных  ею  в  пути
зимних месяцев, когда приходилось по несколько дней пережидать разыгравшийся
буран где-нибудь в деревеньке или в лагере, а иногда успевать между восходом
солнца и его закатом преодолеть лишь часть намеченного пути, то  и  дело  по
лошадиное брюхо увязая в снежных заносах и ни разу не проехав более половины
дня при доброй погоде.
   Но вот, откинув за плечи, чтоб не мешал, плотный шерстяной  плащ,  Эгвейн
позволила себе опуститься в седло и  нетерпеливым  жестом  оправила  одежду.
Отвращение к собственному платью  переполняло  девушку.  Эгвейн  щеголяла  в
наряде для верховой езды, перешитом собственными ее руками,  но  носила  она
его уже давно - однако другое (и последнее) платье всадницы имело еще  менее
опрятный  вид.  И  было  оно  того  же  самого  темно-серого  цвета,   цвета
Обузданных. В начале путешествия к Тар Валону, столько недель  назад,  выбор
одежды был небогат: либо балахон темно-серого  цвета,  либо  никакой  одежды
вообще.
   - Никогда больше я не напялю на себя ничего серого, Бела, клянусь тебе! -
проговорила Эгвейн, обращаясь к мохнатой своей  лошадке,  поглаживая  ее  по
гриве. Хотя и не могу сказать, что предложат мне выбрать платье на мой вкус,
когда  мы  возвратимся  в  Белую  Башню,  подумала  девушка.  В  Башне   все
ученицы-послушницы носили белые одеяния.
   - Снова болтаешь сама с собой? - спросила  девушку  ее  спутница  Найнив,
догоняя Эгвейн на своем гнедом жеребце. Всадницы были  одного  роста,  одеты
они были тоже одинаково, и лишь из-за разницы  в  росте  их  лошадей  бывшая
Мудрая Эмондова Луга казалась на голову выше своей компаньонки.  Покачиваясь
в седле, Найнив хмуро теребила и подергивала свою темную косу,  свисающую  у
нее с плеча, как привыкла делать в минуты беспокойства или после неудач,  да
еще  когда  упрямство  заставляло  ее  упорствовать  пуще  обычного.  Кольцо
Великого Змея, видневшееся у женщины на пальце, помогало узнать в  ней  одну
из Принятых. пока еще и не Айз  Седай,  но  на  целый  громадный  шаг  более
близкую к славному сему клану, чем Эгвейн.
   - Лучше держи ушки на макушке и смотри в оба!
   Эгвейн хотела уже возразить Найнив, однако речи о том, что она,  мол,  со
всей бдительностью высматривала впереди Тар Валон, девушка придержала у себя
на языке. Она, видимо, решила, будто я встала в стременах лишь  оттого,  что
мне седло мое неудобно! Найнив частенько словно бы забывала, что  ее  теперь
уже не называют Мудрой, что она больше не живет в Эмондовом Луге,  а  Эгвейн
уже не ребенок. Но она носит кольцо, а я до сих пор не  ношу,  потому  ей  и
кажется, будто меж нами ничего не изменилось!
   - Тебя, Найнив, не удивляет, как Морейн обходится  с  Ланом?  -  спросила
Эгвейн сладеньким голоском и насладилась, увидев, как сильно Найнив  дернула
себя за косу. Однако удовольствие ее быстро угасло. На  самом  деле  никакие
острые замечания у  Эгвейн  не  выходили  непринужденно,  да  и  знала  она,
насколько чувства Найнив к Лану подобны были моткам пряжи после того, как  в
корзинке с рукоделием поработал котенок. Но  Лан  -  не  котенок,  и  Найнив
должна бы уже хоть как-то разрешить свои  отношения  с  мужчиной,  пока  его
упрямое и тугодумное благородство не лишило  ее  ума  настолько,  чтобы  она
лишила его жизни...
   Всего в маленьком отряде их было шесть человек, все одеты скромно,  чтобы
не обращать на себя излишнего внимания в деревнях и  небольших  городках  по
дороге, но при этом они являли собой наиболее странную из всех  компаний,  в
последние времена пересекавших Каралейнскую Степь, ибо четверо из  них  были
женщины, а один из двух славных  мужей  полеживал  в  носилках,  укрепленных
между двумя лошадьми. Поэтому лошади, отягощенные носилками, несли на  своих
боках наиболее  легкие  свертки  и  упаковки  с  провиантом,  необходимым  в
длительных переходах между деревнями.
   Нас всего шестеро, подумала Эгвейн, но сколько тайн мы  храним?  Не  одну
тайну разделяли общим своим ведением все шестеро, и все их тайные знания и в
Белой Башне должны остаться известны лишь шестерым. Как  просто  жилось  мне
дома!
   - Найнив, а что теперь  с  Рандом,  как  думаешь?  -  спросила  Эгвейн  и
поторопилась добавить: - И  как  там  Перрин?  -  Девушка  не  могла  больше
позволить себе притворяться, будто настанет день - и  она  выйдет  замуж  за
Ранда. Собственные чувства  не  нравились  Эгвейн,  она  не  могла  с  собой
примириться, но о своем недовольстве знала.
   - Ты опять о своих сновидениях? Продолжают тебя тревожить? - Голос Найнив
прозвучал сочувственно, но Эгвейн не нуждалась в жалости. И свой голосок она
заставила прозвучать в столь обыденном тоне, какой только сумела изобразить:
   - По слухам, что доходят  до  нас,  я  судить  о  происходящем  не  могу.
Сплошные сплетни, в них все наврано, перепутано.
   - Все пошло наперекосяк с того дня, когда в наши судьбы вторглась Морейн,
- проговорила Найнив, не скрывая своего гнева. - А Перрин  и  Ранд...  -  По
лицу ее стало заметно: не знает, продолжать свою речь или сдержаться. Эгвейн
тем не менее уже знала: Найнив уверена, что  весь  путь  Ранда  -  результат
проделок,  учиненных  над  ним  Морейн.  -  Перрин  и  Ранд  сейчас   должны
позаботиться о себе сами. Я опасаюсь, что и нам всем придется беспокоиться о
себе. Что-то не так. Я это... предчувствую.
   - И тебе известно, какая беда нам грозит? - спросила Эгвейн.
   - Чувствую, будто какая-то буря надвигается! -  Но  темные  глаза  Найнив
отражали лишь утреннее небо, голубое и ясное, с разбросанными по нему белыми
облачками, однако вновь предсказательница покачала головой. - Да,  нас  ждет
буря.
   Чуть ли не с  детства  Найнив  имела  способность  предсказывать  погоду.
Слушать ветер - вот как называли ее талант,  и  люди  верили,  что  подобным
даром обладает Мудрая, живущая в любой деревне, хотя на самом деле  их  вера
нередко была безосновательна. Как бы то ни было, но с того дня, когда Найнив
покинула  Эмондов  Луг,  ее  блестящие   способности   лишь   возрастали   и
развивались. Однако бури, приближение коих ей удавалось чувствовать,  обычно
в большей мере несли опасность людям, чем природе.
   Задумавшись, Эгвейн прикусила губу. Сейчас, еще на порядочном  расстоянии
от Тар Валона, но уже преодолев почти весь путь к нему,  всадники  не  могли
позволить себе остановиться либо замедлить шаг -  нет,  ни  в  коем  случае!
Прежде всего отряд спешил ради спасения Мэта, но и  те  причины  торопиться,
которые подсказывал Эгвейн ее разум, были, возможно, для всех  более  важны,
чем жизнь одного деревенского парня, ее друга детства. Однако те поводы  для
спешки не заставляли столь  часто  биться  ее  сердце.  Она  оглядела  своих
спутников, стараясь понять, не заметил ли кто-то из них какой-то опасности.
   Скакавшая во главе отряда невысокая, полноватая Верин Седай, облаченная в
одежды  коричневых  оттенков,  столь  самозабвенно  отдавалась   собственным
мыслям, что позволила  лошади  выбирать  бег  по  своему  нраву,  а  глубоко
надвинутый капюшон плаща скрывал лицо,  точно  слепая  маска.  Как  одна  из
Коричневых Айя, Верин заботилась всегда лишь о том,  чтобы  овладеть  новыми
знаниями, остальное в ее жизни свершалось как бы само собой.
   Надо сказать, что Эгвейн вовсе не  надеялась  на  горячую  привязанность,
питаемую к ней Верин. Оказавшись заодно со своими спутницами,  Верин  и  так
уже по пояс увязла в делах мира.
   Вслед за Мэтом, без сознания лежавшим на носилках, скакала Илэйн, девушка
одного возраста с Эгвейн и тоже послушница, но не темноволосая, как  Эгвейн,
а голубоглазая и златоволосая. Одетая  в  такой  же  серый  наряд,  в  каком
красовались в седлах Эгвейн и Найнив, она с беспокойством поглядывала, как и
они,  на  лицо  Мэта.  Вот  уже  три  дня  Мэт   пролежал   не   поднимаясь.
Сопровождавший носилки с другой стороны худощавый мужчина с длинными прядями
волос  старался,  казалось,  все  видеть,  стремясь  при  сем,   чтобы   его
настороженности никто не замечал, а лицо его всеми своими  чертами  выдавало
глубокую сосредоточенность.
   - Подъедем к Хурину! - сказала Эгвейн, и Найнив кивнула ей в ответ. Чтобы
приблизиться к носилкам, обе всадницы смирили рысь  своих  лошадей.  Впереди
иноходью мерно бежала лошадка Верин.
   - Хурин, ты ничего не чуешь? - спросила Найнив, когда она и  ее  спутница
поравнялись с носилками. Илэйн оторвала взгляд от лица Мэта и посмотрела  на
Хурина вопросительно.
   Оказавшись под огнем трех взором разом, худощавый  мужчина  привстал  над
седлом и смущенно потер свой длинный нос.
   - Беда  какая-то,  -  проговорил  он  кратко  и  словно  бы  испытывая  к
собственным своим словам отвращение - По-моему... Будет.
   Ловец воров при короле Шайнара, Хурин, в отличие от  воинов  Шайнара,  не
щеголял воинским узлом  волос  на  бритой  голове,  однако  короткий  меч  и
зубчатый мечелом у него на  поясе  имели  весьма  бывалый  вид.  Обладал  он
пришедшим к нему с годами и опытом даром нюхом чуять злодеев, и  кровожадных
злыдней в особенности.
   Дважды за время их  пути  Хурин  рекомендовал  своим  спутникам  покинуть
деревню, в которой они и часа еще не пробыли.  В  первый  раз  от  подобного
совета все отказались, оправдываясь тем, что чересчур, мол, утомились, но не
успела еще по-настоящему наступить ночь, как владелец гостиницы  и  два  его
деревенских сподручника попытались прикончить гостей прямо  в  их  постелях.
Нападавшие были не Друзьями Тьмы, а обычным ворьем, жадным до чужих коней  и
всего, что упрятано в седельных сумках да тюках.  Да  и  остальные  сельчане
знали о делишках этой троицы и, по-видимому, сочли  чужаков  опавшими  после
жатвы колосками, что и подобрать не грех. Посему и пришлось путникам  бежать
от толпы, размахивающей топорищами и вилами. Услышав  предупреждение  Хурина
уже в другой деревне, Верин приказала всадникам  скакать  прочь  оттуда,  не
дослушав до конца речь предсказателя.
   Однако в беседах со своими спутниками ловкий  разоблачитель  преступников
обычно бывал осторожен в словах. Со всеми, кроме Мэта, пока тот  еще  был  в
силах  разговаривать  с  ним,  и  эти  двое,  если  рядом  не  было  женщин,
принимались играть в кости и подшучивать друг над другом.  И  теперь  Эгвейн
догадывалась, что Хурину, единственному мужчине на  весь  отряд,  не  так-то
просто уживаться при всех своих  нуждах  рядом  с  Айз  Седай  и  еще  тремя
послушницами, пока не возведенными в ранг  сестер.  Среди  многих  достойных
мужей бытовало мнение, что столкнуться в бою с врагом лицом к лицу приятней,
чем оказаться рядом с Айз Седай.
   - Какую же  нам  ждать  напасть?  -  спросила  Хурина  Илэйн.  Слова  она
произнесла с легкостью, но в них так  ясно  прозвучало  ожидание,  требующее
ответа тотчас же, и ответа точного, что Хурин мгновенно изготовился к речи.
   - Чувствую, - начал  он,  но  тут  же  себя  оборвал,  будто  застигнутый
врасплох, переводя удивленный взгляд с одной из девушек на другую. -  Просто
ощущение какое-то. Предчувствие нехорошее... -  пробормотал  он  наконец.  -
Вчера и сегодня я заметил кое-какие следы. Как  будто  целый  табун  лошадей
проскакал по нашей дороге. То ли двадцать коней  проскакало  здесь,  то  ли,
может, тридцать. Вот и стал я тереть  себе  тыкву.  Из-за  своего...  Своего
предчувствия. Говорю вам: ждет нас несчастье.
   Следы? Эгвейн не заметила ничего. Найнив отрывисто проговорила:
   - А я не нахожу в такой примете ничего сулящего зло. - Найнив с гордостью
считала себя следопытом не хуже любого мужчины. - Вмятины сии  оставлены  на
песке уж несколько дней назад. Почему ты решил, что следы принесут нам горе?
   - Да я всего лишь думаю так, - проговорил Хурин столь медлительно,  точно
хотел бы утаить нечто важное. Глубоко вздыхая и потирая себе нос, он опустил
глаза. - В последний раз мы проезжали  через  деревню  уже  очень  давно,  -
напомнил он даме. - Кто знает, какие  новости  из  Фалме  проскакали  здесь,
опережая нас? В следующей деревне нас могут  встретить  не  с  таким  добрым
приемом, какого мы ожидаем. К тому же проехавшие здесь  господа  могли  быть
разбойниками, убийцами. Думаю, стоит быть поосторожней. Был бы сейчас Мэт на
ногах, я бы сразу поскакал на разведку, но сейчас лучше, видно, не оставлять
вас одних. Брови у Найнив так и взлетели.
   - Считаете, что сами о себе позаботиться мы не можем?
   - Единая Сила не успеет помочь вам, если кто-то вас укокошит прежде,  чем
вы ею воспользуетесь, - промямлил Хурин, адресуясь прямиком к  высокой  луке
собственного седла. - Прошу простить меня, но я думаю... Думаю, поскачу-ка я
к Верин Седай ненадолго! - Он  дал  своему  коню  шпоры  и  прытко  рванулся
вперед, не давая дамам возразить ему.
   - Вот так сюрприз! - прокомментировала поведение Хурина Илэйн, в то время
как он уже смирял прыть коня, приблизившись к Коричневой  сестре.  Верин  не
подавала Хурину вида, что уделяет  ему  большее  внимание,  чем  какому-либо
иному из окружающих ее предметов, и ему так было вроде удобнее. - С тех  пор
как мы покинули Мыс Томан, от Верин он старался держаться как можно  дальше.
А глядит он на нее всегда так, словно боится каждого ее слова.
   - Его уважение к Айз Седай не означает того, что страха перед ними у него
нет, - сказала Найнив, а потом добавила с досадой: - Его уважение к нам...
   - Уж ежели он пророчит нам несчастье, нужно бы послать его на разведку, -
Эгвейн стала дышать глубже и взглянула на двух женщин  столь  уравновешенным
взором, какой изобразить было по силам лишь ей одной.  -  Возможно,  беда  и
грянет, но в таком случае мы-то с вами  сможем  себя  защитить  ловчее,  чем
Хурин с целой сотней помогающих ему рубак.
   - Но он не знает об этом. А рассказывать ему я не собираюсь. Ни  ему,  ни
кому-то другому! - проговорила Найнив с деланным равнодушием.
   - Воображаю себе, что скажет обо всей этой истории Верин, - не тая  своей
заинтересованности,  проговорила  Илэйн.  -   Хочу   иметь   хоть   малейшее
представление о том, сколько ей известно. Не знаю я, Эгвейн, сумеет  ли  моя
матушка помочь, если обо всем прознает Амерлин. От матери  мне  куда  меньше
помощи, чем от вас двоих. Не знаю даже, стала бы она  пытаться  оказать  мне
помощь или нет. - Все знали: мать Илэйн - королева Андора. - До  отъезда  из
Белой Башни она едва успела научиться обращаться с Силой, хоть и ведет  себя
так, словно ее возвели в ранг полной сестры.
   - Нельзя нам ни надеяться на Моргейз, ни полагаться  на  нес,  -  сказала
Найнив. - Она - в Кэймлине, а мы следуем в Тар Валон. Помощи нет. И  в  беду
достаточно серьезную мы можем угодить уже сейчас, хотя  бы  за  то,  что  мы
бежали, и кому будет дело до того, что мы вернулись. Лучше всего нам с  вами
держаться скромненько, вести себя смирно и не вытворять ничего  такого,  что
привлечет к нам внимание.
   В иной ситуации Эгвейн над подобной идеей могла бы  и  посмеяться:  чтобы
Найнив да и прикидывалась смирной покорной овечкой? С  такой  задачкой  даже
Илэйн справилась бы лучше. Но сейчас девушке было не до смеха.
   - Но если Хурин прав? - спросила она.  -  Что,  если  и  вправду  на  нас
нападут? Защитить нас от двух или трех десятков воинов он не сумеет, а  если
примемся дожидаться, что придумает Верин, нас попросту перебьют. Но  ведь  и
ты, Найнив, говорила, что нас ожидает буря.
   -  Да?  -  удивилась  Илэйн.   Она   вскинула   голову,   рассыпав   свои
золотисто-рыжие кудри. - Но Верин будет недовольна,  если  мы...  -  Девушка
замолчала. - Понравится это Верин или не понравится, а попытаться мы все  же
должны!
   - Я сделаю только то, чего не могу не сделать! - твердо заявила Найнив. -
То, что я сделать обязана. А  вы  двое,  коли  будет  в  том  необходимость,
спасетесь бегством. Пусть о  ваших  способностях  в  Белой  Башне  всем  уши
прожужжали, но не думайте, что вас обеих не усмирят,  если  Престол  Амерлин
или Зал Башни решат, что сие необходимо.
   - Может быть, они действительно  усмирят  нас,  -  проговорила  Илэйн,  с
трудом переводя дух, - но тогда и тебя они усмирят тоже.  Нам  следует  либо
всем бежать отсюда, либо действовать сообща. Хурин  уже  не  раз  оказывался
прав. Если мы хотим дожить до той беды, что ждет нас в  Башне,  значит,  нам
придется... Придется сделать то, что будет нужно!
   Эгвейн вздрогнула.  Быть  усмиренной.  Оказаться  отрезанной  от  сайдар,
женской половины Истинного Источника. На  немногих  Айз  Седай  обрушивалась
подобная кара, но все же  порой  они  совершали  деяния,  за  которые  Башня
требовала их усмирить. Одно из требований к послушницам:  знать  имена  всех
Айз  Седай,  когда-либо  наказанных  Башней  усмирением,  и  подробности  их
прегрешений.
   В любой из дней Эгвейн могла ощущать присутствие Источника, как и сейчас,
невидимого - будто был он полдневным солнцем, поднявшимся у нее  за  плечом.
Ее не смущало то, что не всегда попытка прикосновения к саидар позволяла  ей
ощутить ее влияние, тянуться к ней по-прежнему хотелось. И чем  чаще  Эгвейн
до нее дотягивалась, тем больше хотелось вновь ощутить единение с нею,  хотя
и помнила Эгвейн, как Шириам Седай, Наставница послушниц,  предупреждала  их
об опасностях, которые таятся в Единой Силе, угрожая тому,  кто  слишком  уж
восхищен ее близостью. Но быть от нее  отрезанной,  не  потеряв  способности
ощущать саидар и не имея возможности к ней прикоснуться?
   Никому из девушек на эту тему и говорить, как видно, не хотелось.
   Стараясь унять невольную дрожь, Эгвейн, не покидая седла, склонилась  над
мягко  качавшимися  на  ходу  носилками.  Одеяла,  прикрывавшие  Мэта,  были
беспорядочно скомканы, и виднелся сжимаемый им в руке кинжал, изогнутый и  в
золотых ножнах, украшенный на рукояти рубином величиной  с  голубиное  яйцо.
Осторожно, чтобы не прикоснуться к кинжалу, Эгвейн укрыла одеялом руки Мэта.
Он был старше ее всего на несколько лет, но его  неимоверно  старили  впалые
щеки и землистого цвета кожа. Дышал Мэт  хрипло,  грудь  его  поднималась  с
трудом. У ног юноши  лежал  кожаный  мешок,  чем-то  плотно  набитый.  Чтобы
закрыть и поклажу, Эгвейн натянула одеяло на мешок. Мы должны доставить Мэта
в Башню, подумала она. И его, и этот тюк.
   Найнив тоже наклонилась над Мэтом и потрогала его лоб.
   - Все сильнее его лихорадит! - Голос ее звучал озабоченно.  -  Хорошо  бы
сейчас достать корешков успокой-травы или жарогона...
   -  Может  быть,  для  Верин  как  раз  теперь  самое   время   продолжить
Целительство? - сказала Илэйн.
   Найнив покачала головой. Она откинула Мэту волосы со лба и  вздохнула,  а
потом выпрямилась, собираясь продолжить речь.
   - Верин утверждает, будто все возможное она уже делает, потому Мэт и  жив
до  сих  пор,  и  я  ей  верю.  Вчера  вечером  я  сама  пыталась   заняться
Целительством, но у меня ничего не получалось.
   - Шириам Седай говорит, - с поспешностью вступила в разговор Илэйн, - что
мы не должны пытаться кого-нибудь  Исцелять,  пока  не  научимся  этому  как
следует на своем опыте под руководством мастеров, а  учиться  нужно  шаг  за
шагом.
   - Ты могла бы убить его, а не вылечить, - гневно проговорила Эгвейн.
   Найнив громко фыркнула:
   - Я и раньше занималась Целительством, когда еще и не мечтала  попасть  в
Тар Валон, и не умела лечить как следует, а пыталась. Но сегодня я  понимаю:
чтобы прогнать недуг Мэта, мне нужны мои  лекарства.  Если  б  у  меня  было
немного листьев жарогона! По-моему, жить бедному осталось недолго. Не больше
нескольких часов. Эгвейн подумала, что голос  Найнив  звучит  в  эти  минуты
столь горестно как от жалости к самому Мэту,  так  и  от  знания  того,  что
произошло с юношей, и от того, каким  образом  явилось  к  ней  это  знание.
Девушка вновь терялась  в  догадках,  почему  Найнив  вообще  выбрала  стезю
обучения в Тар Валоне. Не ведая о том,  Найнив  научилась  направлять  Силу,
пусть даже не  всегда  ей  удавалось  контролировать  это  действие,  и  она
преодолела кризис, тот порог, на котором гибнет трое из четырех женщин,  без
надлежащего руководства со стороны Айз Седай сумевших научиться  направлять.
Найнив заявляла, что  должна  углубить  свои  познания,  но  порой  в  учебе
упрямилась как больной ребенок,  которого  поят  отваром  из  корня  овечьих
язычков. - Скоро уже мы доставим Мэта в Белую Башню, - проговорила Эгвейн. -
Амерлин о нем позаботится, а Исцелить Мэта они, разумеется, сумеют.  Амерлин
отдаст  необходимые  приказания.  -  Умолкнув,  она  взглянула  на   одеяло,
прикрывавшее ноги Мата. И его мешок. Спутницы ее  на  мешок  старательно  не
глядели. Были тайны, о которых они все предпочитали помалкивать.
   - Всадники! - вдруг вскрикнула Найнив, но Эгвейн  уже  их  заметила.  Над
невысоким скатом холма впереди появились две дюжины  воинов,  гнавших  своих
коней наперерез  путникам,  срезав  угол;  они  выбивали  из  лошадок  столь
яростный галоп, что белые плащи  за  плечами  воинов  хлопали,  точно  удары
ремня.
   - Дети Света! - Слова Илэйн прозвучали как проклятье.  -  Вот  она,  твоя
буря, Найнив, и та беда, что предсказана нам Хурином...
   Верин, приблизившись к нюхачу, придержала своей рукой  руку  Хурина,  уже
взявшуюся за меч. Эгвейн взяла за повод лошадку, везущую  носилки  с  Мэтом,
стараясь спрятать болящего как раз позади полненькой Айз Седай.
   - Разрешите все переговоры вести мне, дети мои! -  спокойно  сказала  Айз
Седай, откидывая назад свой капюшон, чтобы видна стала седина в ее  волосах.
Эгвейн не могла бы сказать, сколько лет прожила на свете Верин, но полагала,
что  та  уже  могла  бы  быть  бабушкой.  Седые  волосы  были   единственным
свидетельством возраста Айз Седай. - И как бы туго вам ни пришлось, помните:
не позволяйте им разозлить вас!
   Лицо Верин выражало столь же  бестрепетное  спокойствие,  как  и  тон  ее
голоса, но Эгвейн почувствовала, что Айз Седай прикидывает  в  уме,  сколько
миль осталось до Тар Валона. Путникам уже видны были и шпили  его  башен,  и
высокий  мост,  аркой  взлетающий  над  рекой  и  ведущий  на  остров,  мост
достаточно высокий, чтобы под ним могли проходить по реке торговые суда.
   Тар Валон уже достаточно близко,  настолько  рядом,  что  мы  его  видим,
подумала Эгвейн, но он еще так далек от нас, что не может помочь в беде.
   Сначала она решила, что Белоплащники собираются напасть на  них,  но  вот
предводитель отряда вскинул руку, и все воины разом натянули поводья шагах в
сорока от путников, столбом поднимая перед собой пыль  и  разбрасывая  комья
грязи.
   Найнив вполголоса злобно бормотала что-то себе под нос, а  Илэйн  в  этот
миг выпрямилась в седле и красовалась, исполненная гордости,  поглядывая  на
Белоплащников так, словно собиралась их выругать  за  дурные  манеры.  Хурин
по-прежнему  держался  за  рукоять  меча,  готовый  чуть  что  встать  между
Белоплащниками и женщинами, независимо от того, какие слова бросит им сейчас
Верин. Она в те мгновения рукой  отгоняла  пыль  от  своего  лица.  Меж  тем
всадники в белых плащах выстроили  свой  отряд  глубокой  дугой,  решительно
заблокировав путникам дорогу к городу.
   Кирасы воинов и их конические шлемы  были  отполированы  до  нестерпимого
сияния, и даже рукава кольчуг у них на руках блистали.  Каждый  воин  отряда
нес на груди полыхающее золотом  солнце.  Не  поднимая  луки,  но  держа  их
наготове, некоторые из стрелков уже наложили стрелы. И хотя командир  отряда
отличался весьма молодым возрастом, на  плаще  его,  чуть  ниже  светящегося
солнца, виднелись два золотящихся банта - знак его высокого ранга.
   - Две ведьмы из Тар Валона, если я не ошибаюсь, да? - спросил он, и  лицо
его, узкое и длинное, прорезала неискренняя улыбка. В  глазах  его  блеснула
надменность, точно он знал некую правду, постичь которую у других не хватало
ума. - Да еще две гниды и пара  комнатных  собачонок,  одна  из  них  мучима
болезнью, другая стара. - Хурин чуть не бросился  в  бой  с  ним,  но  Верин
удержала  его  своей  рукой.  -  Откуда  вы  прибыли?  -  потребовал  ответа
Белоплащник.
   - Мы следуем с запада, - миролюбиво  отвечала  ему  Верин.  -  Сойдите  с
дороги, дайте нам продолжить путь. В этих местах Чада Света не имеют власти.
   - Знай же ты, ведьма: Чада Света имеют власть всюду,  где  есть  Свет,  а
туда, где Света еще нет, мы приносим его сами. Отвечать на мои вопросы!  Или
доставить тебя в наш лагерь, а там с тобой пускай занимаются Вопрошающие?
   Эгвейн знала, что помощь от Белой Башни Мэт должен получить без отсрочек.
Но не это заставило ее сейчас содрогнуться, а мысль о том, что было  гораздо
важнее:  невозможно  допустить,  чтобы  содержимое  мешка  попало   в   руки
Белоплащников!
   - Я тебе уже ответила, - Верин говорила еще спокойнее, - и ответила более
вежливо, чем ты того заслуживаешь. Неужели ты  действительно  веришь,  будто
сможешь нас остановить? - Некоторые из Белоплащников уже подняли свои  луки,
точно она высказала им некую угрозу, но женщина продолжала  речь,  нисколько
не повышая голоса. - В некоторых землях вы можете удерживать свое господство
с помощью злобных слов, но не  здесь,  у  самых  стен  Тар  Валона.  Как  вы
ухитряетесь искренне надеяться, что здесь вам дадут одолеть Айз Седай?
   Главнокомандующий офицерик неловко  заерзал  в  седле,  сомневаясь,  быть
может, в собственной способности вернуть обратно свои же слова.  Но  вот  он
оглянулся назад, на своих воинов, - то ли желая напомнить себе, что он здесь
не один, то ли вспомнив о том, что отряд за ним следит  со  вниманием,  -  и
тотчас же взял себя в руки.
   - Всякие фокусы Друзей Тьмы, которые вам  по  душе  и  по  уму,  меня  не
пугают, знай, ведьма! Ответствуй мне, а не то придется тебе предстать  перед
Вопрошающими! - Но  голос  его  не  гремел  столь  угрожающе,  как  бедолаге
хотелось.
   Верин уже изготовилась продолжать светскую болтовню, но она не  успела  и
слова сказать, потому что Илэйн вмешалась в беседу, и голос у нее  зазвенел,
как у командира в бою:
   - Я Илэйн, Дочь-Наследница Андора! Если ты со своими стрелками тотчас  же
не уберешься отсюда, все вы будете отвечать за свои подвиги перед  Королевой
Моргейз! Слышишь, Белоплащник?
   Верин с досады зашипела.
   Спервоначалу  Белоплащник  стоял  совершенно   ошеломленный,   но   через
мгновение он уже смеялся.
   - Ты в этом уверена, да? Значит, для тебя будет приятной  такая  новость:
Моргейз, моя девочка, уже не  питает  столь  нежной  любви  к  ведьмам,  как
прежде. Если я вырву тебя из их ручек и возвращу мамочке, она  меня  тут  же
отблагодарит. С тобою,  Дочь-Наследница  Андора,  очень  не  против  был  бы
побеседовать Лорд-Капитан Эамон Валда!
   И он поднял руку. Что это? Просто  жест  или  сигнал  его  людям?  Эгвейн
разобрать не могла. Однако многие из Белоплащников подтянули  поводья  коней
по-боевому.
   Больше нет времени ждать, подумала Эгвейн, я не намерена снова  очутиться
закованной в цепи! И она открыла себя Единой Силе. Сейчас, после  длительной
тренировки, это действие получалось у нее без труда  и  происходило  намного
быстрее,  чем  при  первых  попытках.  Сознание  ее  освободилось  от  всего
ненужного, от всего, кроме одной-единственной вещи - бутона розы, плавающего
в пустоте. То она, Эгвейн, была бутоном цветка, раскрывающим себя  навстречу
свету, расцветающим под сенью саидар. женской половины Истинного  Источника.
Угрожая смести ее прочь, Эгвейн наполнила Сила. Девушка исполнилась  сияния,
соединилась со Светом, ее объяло чувство неземного восторга, экстаза. Одолев
переполняющий ее свет и исступление, Эгвейн сосредоточила свою силу ближе  к
земле, там, где восседал на коне командир отряда Белоплащников. Вот на  нем,
на крошечном пятачке  земли,  девушка  никого  не  желала  убивать.  Я  тебе
все-таки не по зубам, нет!
   Офицер, поднимавший руку, словно замер, остановив свой жест. Вдруг  земля
перед мордой его коня выбросила из своих глубин извергающийся фонтан грязи и
камней, взлетающих выше его головы. Заржав, конь отпрянул  назад,  и  офицер
скатился со своего седла, как бескостный мешок. Не успел  он  шарахнуться  о
землю, как Эгвейн переместила средоточие своей  силы  перед  самой  шеренгой
Белоплащников,  и  вновь  земля  выплюнула  взрыв  из  своих  глубин.  Бела,
пританцовывая, скакнула вправо, но девушка,  как  бы  и  не  заметив  этого,
подтянула  поводья  и  придержала  лошадь  коленями.  По-прежнему  обернутая
непроницаемой пустотой, она удивилась рождению третьего, а там и  четвертого
фонтана и извержения, учиненного уже помимо ее желания. Краем  сознания  она
понимала, чья это работа: Илэйн и  Найнив  потрудились  достойно,  обе  тоже
объятые сиянием Силы, то есть овладевшие уже саидар и  сами  охваченные  ею.
Аура свечения не может быть видна никому иному, кроме женщины, тоже  умеющей
прикасаться к Единой Силе, но результаты действия Силы заметны  для  всех  и
каждого. Взрывы тут и там настигали Белоплащников, обливая их грязью  с  ног
до головы, встряхивая их и пугая грохотом,  заставляя  их  лошадей  с  диким
ржанием нестись куда глаза глядят.
   Стараясь удержать на  месте  лошадей,  везущих  носилки  с  Мэтом,  Хурин
оглядывался по сторонам с открытым от удивления ртом,  такой  же,  очевидно,
испуганный, как Белоплащники. Глаза Верин распахнулись от гнева и удивления.
Губы ее трепетали от ярости, но все слова ее тонули в невообразимом  грохоте
взрывов. А затем Белоплащники попросту удрали прочь, некоторые  из  них  при
этом в панике  побросали  свои  луки  на  землю,  галопируя  так,  будто  не
кто-нибудь, а сам Темный угрожал расправиться с  ними.  Удирали  все,  кроме
молодого офицера, который едва сумел подняться с земли.  Сгорбив  плечи,  он
уставился на Верин выпученными глазами, сверкая белками  глаз.  Лицо  его  и
великолепный белый плащ были густо покрыты грязью, но он словно  не  замечал
этого.
   - Убей же меня, ведьма! - произнес он срывающимся голосом. -  Ну,  давай!
Прикончи меня, как ты лишила жизни моего отца!
   Айз Седай не обратила на него никакого внимания. Ее  сейчас  интересовали
спутники, их состояние. Белоплащники, видно, тоже забыли про своего офицера,
они исчезли, скрывшись за  тем  самым  холмом,  из-за  которого  выехали  на
дорогу. Все они остались в  живых,  но  на  командира  ни  один  из  них  не
оглянулся. И конь его ускакал вслед за ними.
   Под разъяренным взглядом Верин медленно и нехотя Эгвейн отпускала саидар.
Разрывать свою связь с нею девушке всегда было трудно. Но еще более медленно
угасало сияние вокруг Найнив. Она уже начала хмуро  взирать  на  худое  лицо
Белоплащника, стоявшего перед ними,  будто  он  был  еще  в  силах  выкинуть
какой-нибудь трюк. А Илэйн выглядела потрясенной тем, что она наделала.
   - То, что вы сделали, - начала Верин, но должна была остановиться,  чтобы
перевести дух. Взглядом она охватила трех молодых женщин разом. - То, что вы
сотворили, - все это отвратительно! Айз Седай  используют  Силу  как  оружие
только против Прислужников Тени, или в том крайнем случае, когда  нет  иного
способа обороняться от неминуемой гибели. Наши Три Клятвы...
   - Но они как раз и пытались нас погубить! - с жаром прервала ее Найнив. -
Хотели убить нас или подвергнуть пыткам. Их командир уже отдал приказ...
   - Но ведь мы... Мы вовсе не превращали Силу  в  оружие,  Верин  Седай!  -
Илэйн вскинула голову, но голос ее дрожал. - Мы не причинили вреда ни одному
из Белоплащников, а умертвить их и не имели намерения. Разумеется...
   - Не лови меня на словах! - Верин уже не могла сдержать свое негодование.
- Когда ты наконец станешь Айз Седай  -  если,  разумеется,  у  тебя  хватит
упорства добиться сего высокого титула, - то ты тоже,  как  все  Айз  Седай,
будешь обязана подчиняться  Трем  Клятвам,  однако  даже  от  послушниц  уже
ожидают, что и они всею страстью  души  своей  хранят  верность  драгоценным
клятвам в любой миг своего пути.
   - Но в таком случае что мы должны были делать  с  этим?  -  Найнив  рукой
указала на офицерика, все еще стоявшего перед  женщинами  и  обескураженного
всем происшедшим. Кожа на лице Найнив натянулась, точно на барабане, гнев ее
кипел, видно, еще круче, чем бурлило негодование рассвирепевшей Айз Седай. -
Он грозился взять нас в плен. Но промедление в пути грозило бы смертью Мэту,
его необходимо как можно скорее доставить в Белую Башню, его и...
   Эгвейн догадывалась, о чем Найнив не желает высказываться вслух. И мешок,
не должен оказаться в чужих руках, он должен  быть  отдан  самой  Амерлин  и
никому другому.
   Верин нехотя оглядывала Белоплащника.
   - Дитя мое, - молвила она, - он  всего  лишь  пытался  нас  запугать.  Он
великолепно понимал, что не заставит нас идти туда, куда нам не захочется, в
противном случае забот у него было бы выше головы, что ему вряд ли  пришлось
бы по вкусу. Тем более это ему было не больно-то выгодно здесь, в двух шагах
от Тар Валона. Поболтав с ним еще несколько мгновений, я обвела  бы  беднягу
вокруг пальца, проявив лишь терпение и упорство. Он бы с радостью попробовал
убить нас из засады и преуспеть в сем, но ни один из Белоплащников, пусть  у
него и мозг помельче козлиного, не вздумает нападать на Айз Седай,  коли  ей
известно, где он находится. Поймите теперь, что вы сегодня натворили!  Каких
небылиц наплетут про вас бежавшие воины, сколько  вреда  нам  от  этих  баек
будет!
   Услышав, как Верин упомянула о засаде,  Белоплащник  побагровел  и  лицом
своим, и шеей.
   - В том, что мы не нападаем на силы, что  учинили  Разлом  Мира,  никакой
трусости нет! - Слова выплескивались из него, как лава.  -  Вы  же,  ведьмы,
желаете снова перевернуть весь наш мир, мечтаете услужить Темному!
   Верин, уже не желая с ним спорить,  только  покачала  головой.  А  Эгвейн
вдруг захотелось одним махом исправить все допущенные ею ошибки.
   - Я очень сожалею обо всем,  что  здесь  произошло,  -  проговорила  она,
обращаясь к офицеру в перепачканном белом плаще. И поскольку  речь  ее  была
правдива лишь наполовину, Эгвейн радовалась тому, что она не связана еще  по
рукам и ногам клятвой, приказывающей не произносить ни одного слова лжи, как
были связаны все полноправные Айз Седай. - Все случилось не по моей воле,  и
я прошу вас меня извинить. Надеюсь, Верин Седай Исцелит все полученные  вами
ушибы. - Вояка при этих словах отскочил назад, будто она собиралась  содрать
с него живого кожу, и Верин громко хмыкнула. - Мы одолели нелегкий  путь,  -
продолжала Эгвейн, - мы выступили в путешествие от Мыса Томан, и не  будь  я
такой усталой сегодня, я бы не...
   - Прикуси язычок, голубка моя! - выкрикнула Верин, а Белоплащник зарычал,
точно разбуженный медведь:
   - Мыс Томан? Это же Фалме! Вы все были в Фалме! -  Отступив  еще  на  шаг
назад, он вдруг наполовину обнажил свой меч. Лицо у него так исказилось, что
Эгвейн не могла разобраться, собирается ли он атаковать путников заново  или
решил оборонить себя. Тем временем Хурин  направил  свою  лошадь  поближе  к
Белоплащнику, уже тронув рукой свой мечелом, но офицерик  с  узким  личиком,
впав в ярость, начал напыщенную речь, вместе со своей  яростью  выпуская  на
воздух и горячую слюну. - В Фалме погиб мой отец! Байар мне  все  рассказал!
Это вы, вы, ведьмы, погубили его ради вашего Лжедракона! За это вы умрете! Я
еще увижу, как вас испепелит!
   - Точно избалованный ребенок! - проговорила Верин, вздохнув. -  Ничем  не
лучше мальчишек, у которых язык без  костей,  им  бы  лишь  болтать  что  ни
попадя. Ступай со Светом, сын мой, - напутствовала она Белоплащника.
   И, не добавив более ни слова, Верин во  главе  своих  спутников  проехала
мимо человека, посылавшего вслед путникам угрозы:
   - Имя мое - Дэйн Борнхальд! Запомните его, Друзья Тьмы!  Я  заставлю  вас
вспоминать меня с ужасом! Запомните, как меня зовут!
   Как только крики Борнхальда у них  за  спиной  умолкли,  над  всадниками,
скачущими по дороге,  воцарилось  безмолвие.  Они  продолжали  свой  путь  в
молчании, пока Эгвейн не сказала, ни к кому как будто не обращаясь:
   - Но я ведь хотела сделать как лучше...
   - Лучше! - откликнулась Верин. -  Ты  должна  выучить  наизусть  одно  из
главных правил: есть время говорить правду, а другое  время  -  помалкивать,
обуздывать свой язык. Собираешься прожить долгую жизнь  и  с  честью  носить
шаль полноправной сестры - будь добра, усвой  со  тщанием  все  уроки,  даже
самые малые. Тебе не приходило в голову, что вести из Фалме  летят  быстрее,
чем мы, спешащие за ними вслед?
   - А почему Эгвейн должна догадываться об этом? - спросила  Найнив.  -  Ни
один человек из встреченных нами на пути ничего, кроме слухов, не  слыхивал,
а значит, мы в этом месяце обгоняем все сплетни и домыслы.
   - А разве  вести  идут  теми  дорогами,  которыми  скакали  мы?  -  Верин
улыбнулась. - Ехали мы довольно медленно, а слух вооружен крыльями и несется
вдоль сотен дорог и тропинок  одновременно.  Всегда  ожидай  наихудшего  для
себя, дитя мое, и тогда любой сюрприз принесет тебе лишь удовольствие.
   - Но что же все-таки он сказал о моей матери? - неожиданно вмешалась в их
разговор Илэйн. - Что ни сказал, все ложь! Она никогда не станет врагом  Тар
Валона!
   - С Тар Валоном королевы Андора всегда поддерживали  дружбу,  но  в  мире
меняется все, - лицо Верин оставалось по-прежнему спокойным, но в голосе  ее
слышалась тревога. Она повернулась в седле, оглядела  трех  молодых  женщин,
Хурина, Мэта, лежащего в носилках. - Мир -  странная  штука,  и  все  в  нем
меняется.
   Всадники поднимались на горный перевал, вот и деревня показалась впереди,
желтые  черепичные  крыши  теснились  вокруг  большого  моста,  который  вел
прямиком в Тар Валон.
   - А теперь вы и в самом деле должны быть  начеку!  -  наказала  спутницам
Верин. - Тут нас ожидает настоящая опасность.

Глава 11
ТАР ВАЛОН

   Маленькая деревушка Дайрейн, растянувшая свои  улицы  вдоль  берега  реки
Эринин, раскинулась в длину, как и город Тар Валон,  в  одиночку  занимающий
целый остров. Скромные кирпичные домишки, одни  красноватые,  другие  бурого
цвета, и лавчонки деревушки, ее  вымощенные  камнем  улицы  дарили  путникам
услаждающий дух постоянства, вечности, но в годы  Троллоковых  Войн  деревня
Дайрейн была сожжена, а когда Тар Валон  осадили  войска  Артура  Ястребиное
Крыло - разграблена. Не один раз была она разрушена  и  в  период  Столетней
Войны, да и Айильская Война, прогремевшая здесь лет  двадцать  назад,  вновь
обрекла Дайрейн на сожжение. Для заштатной  деревеньки  история  не  слишком
спокойная, разумеется, но уже само расположение Дайрейн возле въезда на один
из мостов, ведущих в Тар Валон, всякий раз с лихвой  обеспечивало  ей  новую
застройку горелых участков, сколько бы раз ни являлись на деревенскую  землю
пожары. И началось это чудо с той поры,  когда  выстроился  на  острове  Тар
Валон.
   Они въехали на деревенскую улицу, и  поначалу  Эгвейн  почудилось,  будто
Дайрейн вновь ожидает неприятельский огонь. По  мостовой  бодро  маршировало
каре пикейщиков - ряды и колонны, ощетинившиеся будто чесальный  гребень,  а
следом за  ними  выступали  ряды  и  целые  фаланги  воинов,  сопровождаемые
шеренгами лучников, блистающих невысокими шлемами, везущими у  бедра  полные
колчаны стрел, а на груди боевой лук. Повинуясь своему командиру,  подавшему
знак рукой, эскадрон конных латников, упрятавшихся  в  шеломы  со  стальными
прутьями на лице, уступили дорогу Верин и ее спутникам. Все воины носили  на
груди похожее на слезу, рожденную  растаявшей  снежинкой,  Белое  Пламя  Тар
Валона.
   Горожане, впрочем, занимались  своими  делами,  не  обращая  внимания  на
воинов, рыночная толпа обтекала солдат, обходя вооруженных мужей  как  некое
давно  привычное  препятствие.  Несколько  мужчин  и   женщин   сопровождали
солдатский  строй,  шагая  в  ногу  с  ратниками,  стараясь   заинтересовать
непобедимых  воителей  разложенными  на  подносах  фруктами,   полузасохшими
яблоками и грушами, извлеченными весной  из  погребов,  но,  кроме  немногих
торговцев и уличных разносчиков товара, никто не предлагал солдатам  сладкой
жизни. Верин как будто бы тоже не  стремилась  к  общению  с  военными,  она
спокойно вела за собой Эгвейн и других своих  спутников,  понемногу  проходя
деревню  насквозь  и  выводя  усталых  путешественников  к  широкому  мосту,
поднятому дугой над полумилей речных вод, точно кружево, сотканное из камня.
   У въезда на мост  караульную  службу  несли  дюжина  воинов  с  пиками  и
полдюжины лучников, они проверяли каждого, кто собирался пересечь знаменитый
мост. Командир караула, лысеющий мужчина, повесивший шлем на рукоять  своего
меча, озадаченно  почесывал  затылок,  как  бы  впервые  в  жизни  разглядев
приближающихся к подъему мужчин и женщин,  пеших  и  конных,  сопровождающих
влекомые быками тележки, возы, доставленные к мосту лошадьми. Очередь  перед
мостом вытянулась всего только на сотню шагов, но почти всякий раз, как один
человек  был  допущен  на  мост,  другой  человек  присоединялся  к   хвосту
ожидающих. Вновь и вновь лысеющий человек словно бы тратил время положенного
ему отдыха, убеждаясь в том, что каждый желающий попасть в Тар  Валон  имеет
полное право в сей град взойти.
   Верин решила провести свою группу сразу в голову очереди,  однако  офицер
тотчас же сердито ее окликнул,  но,  присмотревшись,  поспешил  нацепить  на
голову свой шлем. И ему тоже, как  многим  прочим,  не  требовалось  увидеть
блестящее у нее на пальце кольцо Великого Змея,  дабы  признать  в  ней  Айз
Седай. Приложив к сердцу длань, воитель низко ей поклонился и промолвил:
   - Доброе утро, Айз Седай! Счастливого  вам  денечка!  Не  угодно  ли  вам
взойти на мост?
   Верин подъехала к нему поближе.  Ожидающая  офицерского  "добро"  очередь
шепотом зароптала, но выступить с громогласным возражением не  отважился  ни
один человек.
   - Белоплащники беспокоят, стражник? - спросила Верин у командира караула.
   Но почему мы опять остановились?
   - Она что, забыла про Мэта? - Эгвейн еле  сдерживала  свое  недоумение  и
ярость.
   - Вы правы, но не совсем, Айз Седай, - сказал офицер. - Стычек с  ними  у
нас и не было. Белоплащники возжелали продвинуться прямо в Элдонский  Рынок,
это деревенька на той стороне реки,  но  мы  предложили  им  выбрать  другую
дорогу. Амерлин хочет быть уверена, что попытку свою они не повторят.
   - Верин  Седай,  -  заговорила  Эгвейн,  стараясь  проявлять  необходимую
учтивость, - я хотела напомнить вам, наш Мэт...
   - Сейчас,  сейчас,  дитя  мое,  -  отозвалась  Айз  Седай,  лишь  отчасти
рассеянно. - Я о нем не забыла. - Но внимание ее вновь принадлежало офицеру.
- Для близлежащих деревень они также, я думаю, опасны...
   - Мы не имеем возможности совсем не подпускать Белоплащников к  окраинам,
-  бравый  муж  пожимал  плечами,  явно  ощущая  смущение,  -  но,   заметив
приближение наших патрулей, они тут же  поворачивают  назад.  Возможно,  они
пытаются дразнить нас. - Верин дружелюбно ему кивнула  и  пустила  лошадь  в
сторону моста, однако  караульный  стратег  продолжал  свою  речь:  -  Прошу
прощения, Айз Седай, но я сразу  же  догадался:  вы  прибыли  издалека.  Что
новенького приключилось на белом свете?  С  каждым  торговым  судном  к  нам
прибывают сплетни и слухи о событиях ниже по реке. Поговаривают, к  примеру,
что где-то в западных землях появился новый Лжедракон. Кое-кто  осмеливается
болтать, будто у него уже под командой воскресшие  армии  Артура  Ястребиное
Крыло, они, мол, исполняют все его приказы, так что он  сумел  изрубить  уже
немало Белоплащников, да еще и город Фалме буквально стер с лица земли, это,
говорят, где-то там в Тарабоне вроде.
   - Я слышал, ему помогала  Айз  Седай!  -  взвился  над  очередью  мужской
голосина.
   Хурин задышал, как боевой конь, и заерзал в седле, уже  готовый  отразить
нападение.
   Эгвейн повела взглядом,  но  угадать,  кто  выкрикнул  обвинение,  ей  не
удалось. Все люди перед мостом смиренно как будто бы ожидали своей  очереди,
кто терпеливо, а кто и с нетерпением, об одном лишь  мечтая:  перейти  через
мост. Времена изменились, и не к лучшему. В день, когда Эгвейн покидала  Тар
Валон, любой горожанин, осмелившийся слово молвить поперек Айз Седай, был бы
неимоверно счастлив, когда бы ему удалось  удрать  от  негодующих  земляков,
получив лишь один удар по носу за свою  дерзость.  Офицер,  тоже  услышавший
обидные для дамы слова, покраснев всем лицом, цепко оглядывал очередь.
   - Слухи не часто несут правду, - успокоила его Верин. - Уже сегодня я вам
могу сообщить: Фалме по-прежнему возвышается на месте. И  стоит  сей  город,
кстати сказать, вовсе не в Тарабоне, стражник. Вы бы не слушали всякую чушь,
а служили Престолу Амерлин, Да озарит вас Свет! - Верин взялась за  поводья,
и офицер склонился в поклоне, провожая с  почтением  проезжавших  мимо  него
путников. Мост поразил воображение Эгвейн, как потрясали ее и  прочие  мосты
Тар Валона. Каменные кружева изукрашенных узорами  перил  красовались  столь
замысловато,  точно  их  сплела  на  своих  пяльцах  самая  зоркоглазая   из
рукодельниц. С трудом верилось, что резьба по  камню  может  быть  исполнена
кем-то столь тонко, при этом сама не разрушаясь  под  тяжестью  собственного
веса. Шагах в пятидесяти внизу, а то и ниже, несла свой неумолчный  бурлящий
шум река, а мост почти полмили  речной  ширины  одолевал,  летя  в  воздухе,
единым махом и без опор перекинутый через поток Эринин, прямо в Тар Валон.
   Удивительным для Эгвейн было посетившее вдруг ее чувство:  мост  ведет  к
двери родного дома. Чрезвычайно неожиданные и немного пугающие мысли! Но дом
мой в Эмондовом Луге! Нет, не в Эмондовом Луге, а в Тар Валоне научится  она
всему, чему научиться ей необходимо, дабы сохранить свою жизнь и не утратить
свободу. И в Тар Валоне она узнает - должна узнать! - почему так  мучительно
сны тревожили ее, а иногда ей казалось, что значение их  предупреждений  для
нее недоступно. И теперь жизнь Эгвейн стала связана с Тар Валоном еще  более
прочной нитью. Уж если она и возвратится когда-нибудь в Эмондов  Луг,  -  о,
как терзало ее это "если", но Эгвейн стремилась быть честной в  разговоре  с
собой, - да, если она возвратится в родные края, то лишь  ради  того,  чтобы
увидеть своих родителей. Нет, она уже более  не  имела  права  считать  себя
всего-навсего обыкновенной дочкой владельца гостиницы. И семейные узы теперь
не удержат ее  возле  домашнего  очага,  и  вовсе  не  потому,  что  девушка
тяготилась ими, но она уже переросла их, они стесняли ее.
   Мост же был только началом. Дальним своим концом  он  ложился  прямо  под
стены, окружавшие город со всех сторон,  высочайшие  стены,  выстроенные  из
камня белого в серебряных искрах, стены  с  башнями,  свысока  взиравшие  на
гордые изгибы мостов. Сторожевые  башни  из  камня  такой  же  ослепительной
белизны, встроенные в стены на равных расстояниях одна  от  другой,  омывали
блоки своих оснований быстрой водой Эринин. Но охваченные крепостною  стеной
и взметнувшиеся в небосклон еще выше стенных башен, плыли в  небесах  гордые
короны  истинных  башен  Тар  Валона,  башни  сказаний  и  легенд,  сверкали
наточенные шпили, манили в  свою  глубину  кружевные  проходы  и  лестничные
подъемы, соединенные тут и там прорезающими воздух мостами,  подвешенными  в
сотнях шагов над землею. Но все это великолепие было лишь началом.
   Возле городских ворот, одетых в бронзу,  не  было  никакой  стражи,  хотя
распахнуты они оставались так широко, что двадцать всадников могли въехать в
Тар Валон, выстроившись неохватной шеренгой, и  сразу  попасть  на  одну  из
самых широких улиц, пересекающих заостренный остров вдоль и  поперек.  Весна
вступала еще на самое начало своих путей, но  над  городом  уже  растекались
ароматы цветов и пряностей.
   От волнения у Эгвейн так перехватило дыхание, словно она видела Тар Валон
первый раз в жизни. На каждой площади города, на любом из  его  перекрестков
путники любовались игривым фонтаном или памятником, многие статуи увенчивали
громадные колонны, высотой своей не уступавшие башням Тар  Валона,  -  всему
этому великолепию гости города радовались, как дети. Дома, даже  незатейливо
выстроенные, казались украшенными орнаментом столь щедро,  что  и  сами  как
будто бы превратились  в  сплошной  орнамент,  а  их  упорядоченные  массивы
помогали узорам располагаться с  большим  достоинством.  Здания  огромные  и
скромные домики, выстроенные из камня всех возможных  расцветок,  напоминали
обликами то морскую раковину, то некое фантастическое существо,  быть  может
живущее где-нибудь на земле или рожденное фантазией художника. Жилые дома, и
гостиницы,  и  даже  конюшни  -  все  здания   в   городе,   включая   самые
непритязательные по виду, сооружались строителями во  имя  красоты.  Большую
часть   Тар   Валона   долгие    годы    возводили    огир,    прославленные
мастера-камнетесы,  сразу  же  после  Разлома  Мира,  и  до  сих  пор  город
поддерживал славу своих строителей-чудодеев. По  улицам  города  расхаживали
мужчины и женщины-красавицы из разных стран  мира.  Темнокожие  и  абсолютно
белолицые, и с кожей чуть ли не всех оттенков, одетые в наряды  самых  ярких
тонов, покрытые  роскошными  узорами,  а  если  и  мелькало  кое-где  платье
серовато-коричневого оттенка,  то  оно  несло  на  подоле  своем  и  рукавах
всевозможные украшения и сверкающие пуговицы, а рядом праздновали день своей
жизни обладатели одежд щедро распахнутых и  являющих  взору  прохожих  более
открытого тела, чем было прилично, по мнению Эгвейн, но там и тут  виднелись
незнакомцы и незнакомки в костюмах, оставляющих обнаженными  лишь  глаза  да
кончики  пальцев.  Паланкины  и   строго   прикрытые   покрывалами   носилки
продергивали сквозь толпу  паутинку  своего  пути,  и  носильщики,  влекущие
привычную тяжесть,  семеня  по  мостовой  мелкими  шажками,  покрикивали  на
проходящих без дела: "Эй! Дорогу! Дорогу!"  То  и  дело  пробивались  сквозь
людской водоворот надменно замкнутые кареты, и сидевшие на облучках кучера в
ливреях восклицали: "Хайя!" и "Хо!", будто надеялись достичь не  равного  со
всеми горожанами  неспешного  движения,  а  стремительного  галопа.  Уличные
музыканты  наигрывали  на  флейтах,  арфах  и  трубах,  аккомпанируя  иногда
жонглеру или акробату, положив у себя перед ногами шапку для звонких  монет.
Лавочники  призывали  гуляющих  посетить  свои  щедрые  закрома,  а  уличные
торговцы славили свой товар по  всем  стогнам  славного  града  Тар  Валона.
Дивное мелодичное жужжанье полнило город - песня жизни.
   Пряча свое лицо, Верин натянула капюшон на голову.  Эгвейн  же  подумала,
что в толпе на проезжающих гостей и так никто внимания не обратит. Не только
на дам, но и на Мэта, лежавшего в провозимых  лошадьми  носилках,  никто  не
взглядывал  более  одного  раза,  только  сторонились   его   некоторые   из
проходивших своей дорогой горожан. Все знали, что в  Белую  Башню  частенько
привозят больных, которым требуется Исцеление, однако никто не ведал,  какую
болезнь ухитрился подцепить незнакомец на носилках.
   Эгвейн подъехала к Верин, склонилась поближе к ней и спросила:
   - Вы, как прежде, ожидаете приближения беды? Но мы уже въехали в город. И
почти добрались до места.
   Уже и вправду видна была Белая Башня,  ее  высокие  стены  светились  над
коньками крыш.
   - Беды я ожидаю постоянно, - спокойно ответила ей  Верин,  -  и  ты  тоже
должна быть всегда готова к беде. Но  опасней  всего  нам  являться  в  саму
Башню. Все вы должны быть сейчас бдительны, как никогда прежде. Ваши... Ваши
выходки, - рот ее на мгновение поджался в ниточку, но  она  тут  же  вернула
себе спокойствие, - они напустили на Белоплащников страху,  но  в  Башне  за
свое поведение вы можете быть казнены или подвергнуты усмирению.
   - Но я вовсе не собиралась и в Башне вести себя так же, как вела  себя  с
Белоплащниками, - запротестовала Эгвейн.  -  Никто  из  нас  не  станет  так
поступать!
   Оставив Хурина следить за лошадьми, везущими носилки  с  Мэтом,  Илэйн  и
Найнив подъехали к Эгвейн. Соглашаясь с подругой, они обе кивнули,  Илэйн  с
горячим сочувствием к подруге, а Найнив так, как  будто  она  не  торопилась
сказать все, что думала.
   - Надеюсь, ты больше не повторишь свою  выходку,  дитя  мое.  Ни  в  коем
случае и никогда в жизни! - Верин из-под капюшона  обвела  взором  учениц  и
покачала головой. - Кроме того, я искренне  надеюсь,  вы  уже  научились  не
проявлять безрассудства и глупости, не болтать, когда следует держать язык в
узде. - При этих ее словах Илэйн покраснела, и Эгвейн почувствовала, как  ее
щеки тоже становятся горячими. - Как  только  мы  войдем  под  своды  Башни,
спрячьте язык за зубами и, что бы ни случилось, все воспринимайте  спокойно.
Повторяю: что бы ни случилось! О том, как встретят нас в Башне,  вам  ничего
не известно, а если бы вы и знали свое будущее, вам бы  подобное  знание  на
пользу не пошло. Поэтому молчите - и точка!
   - Буду вести себя так, как вы  приказываете,  Верин  Седай,  -  пообещала
Эгвейн, а за ней и Илэйн. Найнив насмешливо фыркнула. Айз Седай взглянула на
нее со вниманием, и она неохотно  кивнула  в  знак  согласия  с  приказанием
повелительницы.
   Улица вывела их на широкую площадь, расположенную в самом центре  города,
посередине площади  возвышалась  Белая  Башня,  сияя  в  солнечных  лучах  и
поднимаясь так  высоко  над  всеми  окружавшими  площадь  куполами  дворцов,
украшенными изящными шпилями, будто она пыталась коснуться облаков. Людей на
площади  было  удивительно  мало.  Эгвейн  припомнила  с  тревогою,  что  на
территорию, принадлежащую Башне, без особой надобности не забредал  ни  один
человек.
   Как только они выехали на площадь, Хурин на своем коне провел  лошадей  с
носилками вперед.
   - Сейчас я должен покинуть вас, Верин Седай, - проговорил  он.  На  Башню
Хурин разок взглянул, но больше старался не смотреть, хотя и  непросто  было
найти нечто иное для своего взгляда. Хурин был  родом  из  страны,  где  Айз
Седай пользовались всеобщим уважением, однако одно дело уважать кого-либо, а
другое - быть окруженным сими уважаемыми тобой людьми.
   - В путешествии ты был нам надежной опорой, Хурин, - сказала ему Верин, -
а путь наш был долог. Думаю, в Башне найдется местечко, чтобы тебе отдохнуть
перед тем, как отправиться в обратный путь.
   - Я не могу терять ни дня, Верин Седай! - ответствовал ей Хурин, в голосе
его прозвенела решимость. - Даже часа терять  не  имею  права.  Мне  следует
вернуться в Шайнар и тотчас же доложить королю Изару и лорду  Шай  Агельмару
всю правду о том, как все происходило в городе Фалме.  Нужно  рассказать  им
о... - Он резко оборвал свою речь. Никого  из  посторонних  сейчас  не  было
поблизости, так что подслушать его не мог никто, но  Хурин  все  же  понизил
голос. - Рассказать им о Ранде. О том, что Дракон Возродился. В порту должны
стоять торговые суда, направляющиеся вверх по реке, я намерен отправиться  в
Шайнар с первым же парусом...
   - Тогда ступай в Свете, Хурин из Шайнара! - молвила Верин.
   - Да озарит Свет вас всех!  -  отвечал  Хурин,  перебирая  уздечку  своей
лошади. Немного помолчав, он добавил: -  Потребуюсь  вам  снова  -  пришлите
весточку  в  Фал  Дара,  и  я  найду  способ  явиться  к  вам.  -   Смущенно
прокашливаясь, будто поступил как-то неловко, Хурин повернул свою  лошадь  и
пустил ее мелкой рысью куда-то прочь от Белой Башни, вниз по  узкой  улочке.
Вскоре всадник скрылся из виду.
   - О мужчины! - воскликнула Найнив и досадливо  покачала  головой.  -  Они
всегда просят послать за ними, когда они  нам  потребуются,  но  когда  тебе
действительно нужен хотя бы один из них, значит, нужен он немедленно!
   - Ни один мужчина не поможет нам там, куда мы сейчас направляемся, - сухо
сказала Верин. - Не забывайте об этом. Да и прекратите наконец болтать!
   Отъезд Хурина поселил в душе Эгвейн ощущение  потери.  Хотя  он  и  редко
разговаривал  с  кем-то  из  своих  спутников,  кроме  Мэта.  Да  и   права,
разумеется, Верин. Хурин - всего лишь мужчина, оттого он и стал беспомощным,
как ребенок, когда им пришлось ступить на территорию,  принадлежащую  Башне,
где ждать их могло неизвестно что. Тем не менее  исчезновение  бравого  мужа
сделало их отряд на одного человека меньше, и Эгвейн не могла удержаться  от
мысли, насколько кстати мог бы сегодня им прийтись вооруженный  мечом  воин.
Кроме того, Хурин был связующим звеном  между  ними  и  Рандом  с  Перрином.
Хватит, у меня и собственных забот полон рот! У Ранда с Перрином рядом  есть
Морейн, которая не спускает с них глаз.  А  Мин  обязательно  присмотрит  за
Рандом, подумала Эгвейн со вспышкой ревности, пытаясь ее в себе подавить.  В
чем и преуспела - почти что.
   Вздохнув, она взялась руководить лошадьми, везущими носилки.  Мэт  лежал,
укрытый одеялом до самого подбородка, и  дыхание  вырывалось  из  его  груди
сухим хрипом. Скоро, подумала она, ты будешь  Исцелен,  очень  скоро.  А  мы
узнаем, куда ведет нас судьба. Эгвейн хотелось, чтобы Верин прекратила  свои
попытки запугать учениц. Ей удобнее было бы не знать, что  нагонять  на  них
страх Верин имеет солидные причины.
   Между тем Верин провела своих  подопечных  вокруг  Башни  и  остановилась
перед небольшими боковыми воротами, где стояли два стражника, ибо  вход  был
распахнут. Помедлив, Айз Седай откинула свой капюшон и,  не  покидая  седла,
наклонилась, желая потихоньку поговорить с достойным воином. Подняв  на  нее
грозный взгляд,  он  сразу  побелел  от  страха,  затем  стал  с  удивлением
осматривать спутниц важной дамы. Торопливо пробормотав:
   "Как прикажете, Айз Седай!" - он  вприпрыжку  ринулся  в  сторону  Башни.
Верин, не вслушиваясь в его бормотание, уже  проезжала  через  ворота.  Свою
лошадь она вела так, словно путникам некуда было спешить.
   Следом за ней  продвигалась  к  известной  Башне  сопровождающая  носилки
Эгвейн, она поглядывала на  Илэйн  и  Найнив,  так  же  как  и  они  пытаясь
догадаться, какие слова прошептала Верин стражнику.
   Караульное помещение располагалось рядом с  воротами,  в  сером  каменном
доме, похожем на шестиконечную звезду, поставленную на бок. В дверях .здания
без дела толпились несколько стражников; завидев проезжавшую мимо них Верин,
они прекратили болтовню и склонились перед ней в глубоком поклоне.
   Двор Башни,  усаженный  деревьями  и  подстриженными  кустами  жимолости,
разлинованный широкими дорожками, усыпанными  гравием,  походил  на  парк  в
имении знатного лорда. Между раскидистыми  вязами  виднелись  здания  служб,
сама же Башня возвышалась над мирным пейзажем, точно древний замок.
   Проложенная между вязами и дубами оранжевая дорожка, на  которой  усталых
лошадей приняли подбежавшие к всадницам грумы в  кожаных  жилетках,  привела
женщин на конюшенный двор. По приказанию Айз Седай грумы освободили  носилки
с лежащим в них Мэтом и бережно поставили их на землю.  Как  только  лошадей
повели в конюшню, Верин взяла с носилок кожаный мешок  и  с  равнодушием  на
лице небрежно сунула его себе под мышку. Прекратив потирать затекшую  спину,
Найнив посмотрела на Айз Седай недовольно:
   - Вы говорили, что оказать помощь Мэту следует немедленно. Но сейчас  вы,
по-моему, не собираетесь...
   Верин взмахнула рукой, но пыталась ли она жестом утихомирить  Найнив  или
просто поскользнулась на гравии и поддержала равновесие,  Эгвейн  понять  не
удалось.
   Вскоре женщины узрели Шириам Седай, а за ней следовали три Принятые,  чьи
белые одежды по краю подола и на манжетах рукавов были украшены цветами всех
семи Айя - от голубого цвета до красного. Сопровождали же дам двое рослых  и
широкоплечих мужчин, одетых скромно, как принято среди  рабочих.  Наставница
послушниц была немного полновата, но у нее очень выделялись  высокие  скулы,
какие можно заметить у жительниц Салдэйи.  Но  на  самом  деле  неповторимой
внешность ее казалась из-за огненно-рыжего цвета волнистых волос  надо  лбом
ее и за плечами, а еще потому, что незабываемо блистали зеленоватые раскосые
глаза Айз Седай. Приезжих дама оглядывала с нарочитым спокойствием,  но  рот
ее был упрямо сжат.
   - Ты вернула наших троих беглянок, Верин. Учитывая все случившееся, я  уж
и не знаю, стоило ли так стараться...
   - Мы не... - начала  свою  речь  Эгвейн,  но  Верин  оборвала  ее  резким
возгласом:
   - Помолчи-ка!
   Долго и пристально всматривалась Верин в лица всех  трех  своих  питомиц,
будто ее накаленный взор мог заставить их молчать.
   Эгвейн была уверена: Верин поставила перед собой задачу вполне сообразную
своим силам. Прежде девушка никогда не видела  свою  наставницу  настроенной
столь свирепо. Найнив скрестила руки на груди и бубнила что-то себе под нос,
однако вслух высказаться не решилась. Три Принятые, выстроившиеся за  спиной
Шириам, разумеется, хранили молчание, но Эгвейн казалось, будто  она  видит,
как от напряженного внимания к каждому слову у них растягиваются уши.
   Удостоверившись, что убедила Эгвейн  и  остальных  своих  учениц  держать
язычок за зубами, Верин обернулась к Шириам и проговорила:
   - Паренька лучше унести отсюда поскорей куда-нибудь подальше ото всех. Он
болен, причем болен опасно. И болезнь его опасна для других не  меньше,  чем
для него самого.
   - Мне донесли, - промолвила Шириам, - что с собой вы везли носилки.
   С этими словами она поручила  двум  мужчинам  в  рабочей  одежде  поднять
носилки, одному из них сказала что-то  очень  негромко,  и  через  мгновение
после ее слов Мэта унесли прочь.
   Желая напомнить всем и каждому, что помощь Мату  необходимо  оказать  как
можно скорее, Эгвейн уже изготовилась к  очередному  своему  выступлению,  и
только  гневный  взгляд  Верин  был  в  силах  снова  ее  успокоить.  Найнив
подергивала свою косу с такой силой,  как  будто  пыталась  оторвать  ее  от
головы.
   - Я полагаю, - проговорила Верин, - сейчас уже всей Башне снизу и доверху
известно: мы возвратились.
   - А те, кто еще не знает об этом, узнают очень скоро, - сказала Шириам. -
У нас чьи-то приезды и чьи-нибудь отъезды - первейшая тема всех разговоров и
сплетен. И намного важнее событий в Фалме, и  куда  более  злободневны,  чем
война в Кайриэне. А вы надеялись сохранить свое появление в тайне?
   - Мне необходимо увидеть  Амерлин!  -  промолвила  Верин,  сжимая  обеими
руками кожаный мешок. - И немедленно!
   -  А  что  прикажешь  нам  сделать  с  этими  тремя?  Верин,   нахмурясь,
рассматривала Эгвейн и ее подруг. - Этих придется окружить надежной охраной,
- сказала Верин сухо. - И содержать так до  тех  пор,  пока  их  не  захочет
видеть Амерлин. Не знаю, впрочем, захочет ли она их  лицезреть.  Держать  их
под стражей - и не иначе! Пусть поживут в старых своих  комнатах,  я  думаю,
там им будет удобнее всего. Упрятывать их в камеры нет никаких оснований. Но
никому из посторонних - ни слова!
   Верин еще продолжала беседовать с Шириам, но Эгвейн уже не вслушивалась в
их  разговор,  так  как  поняла:  последние  услышанные   ею   слова   Верин
предназначались ей и еще  двум  девушкам  как  напоминание  о  необходимости
молчать и хранить бдительность. Найнив сейчас,  насупившись,  теребила  свою
косу  так,  точно  хотела  ею  кого-то  отхлестать.  Голубые   глаза   Илэйн
распахнулись так широко, что лицо ее стало бледней, чем было обычно. О  себе
же самой Эгвейн не могла бы сказать, какие  она  испытывала  чувства:  гнев,
страх или беспокойство. Наверное, всего понемногу, так ей казалось.
   В последний раз оглядев своих молодых  спутниц,  Верин  прижала  мешок  к
груди и поспешила  прочь,  плащ  ее  развевался  на  ходу.  Шириам  уперлась
кулаками в бока и принялась изучать Эгвейн и еще двух девушек. Эгвейн на миг
ощутила,  как  спала  долгая  напряженность.  Наставница  послушниц   всегда
поддерживала  в  себе  состояние  полного  спокойствия  и  сохраняла  весьма
располагающее  к  ней  чувство  юмора  даже  тогда,  когда  ей   приходилось
устраивать кому-то из  учениц  выговор  за  нарушение  башенных  правил  или
отправлять на грязные работы. Заговорила она, как ни  странно,  без  особого
недоброжелательства:
   - Верин Седай уже сказала вам, чтобы  вы  не  разбрасывались  словами,  и
здесь вы ни слова лишнего не скажете, ясно? Если кто-то из вас заговорит  по
собственному желанию, а не в ответ на вопрос,  заданный  вам  Айз  Седай,  я
заставлю вас мечтать о единственной вещи на свете - о порке,  о  том,  чтобы
вам было позволено хотя бы несколько часиков в день повыскабливать грязь  из
кухонных полов, не имея иных желаний. Ясно всем?
   - Да, Айз Седай! -  ответила  Эгвейн  и  тут  же  услышала,  как  две  ее
единомышленницы произнесли те же самые слова, причем у Найнив они прозвучали
скорее, как вызов, чем как обещание.
   Шириам произвела некий неодобрительный звук, напоминающий  звериный  рык.
Затем проговорила:
   - По сравнению с прошлыми временами все меньше девушек приходят к  нам  в
Башню, чтобы пройти обучение, однако поток учеников не иссяк. Большинство из
них отправляются восвояси, так  и  не  научившись  прикасаться  к  Истинному
Источнику, а  тех,  кто  овладевает  подобным  искусством,  намного  меньше.
Некоторые ко дню своего ухода  от  нас  овладевают  знаниями  в  достаточной
степени, чтобы не причинять вреда самим себе. Возвыситься до звания Принятой
может лишь малая часть послушниц, и еще  меньше  их  получают  право  носить
шаль. Жизнь у нас здесь довольно нелегкая, дисциплина царит весьма  строгая,
и все же каждая послушница все силы отдает тому,  чтобы  у  нас  удержаться,
добиться успеха и получить право носить кольцо и шаль.  Несмотря  на  тяготы
учебы и жуткий страх, заставляющий учениц бороться по  ночам  с  бессонницей
или плакать в подушку, они зубами держатся за свое место среди послушниц.  А
вы трое, одаренные при рождении гораздо более  великолепными  способностями,
чем я встречала в ком-то когда-либо в жизни своей, без  разрешения  покинули
Башню, ударились в бегство, не одолев  и  половины  положенных  вам  знаний,
точно не имеющие никакой ответственности  дети,  и  не  возвращались  долгие
месяцы. И вот вы явились к нам с таким видом, точно ничего  не  произошло  и
будто завтра же с утра вы имеете полное  право  продолжить  прерванное  вами
обучение! - Шириам вздохнула так глубоко, как будто иначе она взорвалась  бы
от захлестнувшего ее гнева. - Фаолайн!
   Три сопровождающие Шириам женщины разом отпрянули в разные стороны, точно
застали их за подслушиванием чьих-то тайных разговоров, но тотчас же одна из
них, кудрявая и смуглая, сделала  шаг  вперед.  Все  трое  были  молоды,  но
возрастом своим превосходили  Найнив.  Собственно  говоря,  скорое  Принятие
Найнив было явлением, выходящим за всякие обычные рамки.  Ради  того,  чтобы
заработать кольцо Великого Змея, послушницам приходилось трудиться несколько
лет,  да  потом  еще  долгие  годы  питаться  надеждой,  если  они   мечтали
возвыситься до титула признанной Айз Седай.
   - Проводи их до самых комнат, - приказала Шириам темноволосой Принятой, -
и держи их там в строгости. Все, на что они имеют  право,  -  хлеб,  бульон,
вода, - до тех пор, пока Престол Амерлин не распорядится по-иному.  Но  если
хотя бы  одна  из  них  осмелится  заговорить,  хоть  единственное  словечко
вымолвит, ты обязана отвести ее на кухню и приказать ей чистить котлы.
   Шириам отвернулась и  пошла  прочь,  при  этом  даже  спина  ее  выражала
неистовый гнев. Фаолайн оглядела Эгвейн и ее подруг  многообещающим  взором,
особенно пристально она воззрилась на Найнив, которая  ни  в  коей  мере  не
желала сбросить свою маску недовольства. Круглое лицо  Фаолайн  не  выражало
никакой любви к тем, кто нарушил правила столь неподобающим образом, но  еще
меньше ей нравились такие, как Найнив, - дичок, удостоившаяся  кольца,  даже
не пробыв почти послушницей, дичок,  направлявшая  Силу  еще  до  того,  как
ступила в пределы Тар Валона. Когда ей стало совершенно очевидно, что Найнив
держит свою ярость в узде, и крепко, Фаолайн пожала плечами и молвила:
   - Когда Амерлин пришлет за вами, то вас, скорей всего, усмирят!
   - Прекрати, Фаолайн! - обратилась к ней вторая из  посвященных.  Из  трех
женщин она была самой старшей, у нее была стройная шея и бронзовая  кожа,  а
походка чрезвычайно грациозная. - Я провожу тебя, - сказала  она  Найнив.  -
Меня зовут Теодрин, и я тоже дичок, как ты. По приказу Шириам Седай  я  буду
тебя охранять, но изводить не стану. Пойдем!
   Найнив обменялась  обеспокоенными  взглядами  с  Эгвейн  и  Илэйн,  затем
вздохнула и позволила Теодрин себя увести.
   - Дички! - прошипела  Фаолайн.  Слово  это  в  ее  устах  прозвучало  как
ругательство. Она перевела свой взгляд на Эгвейн.
   Третья из посвященных, хорошенькая  молодая  женщина  со  щечками,  точно
спелые яблочки, взяла на себя попечение об Илэйн. Уголки  ее  губ  постоянно
оставались приподняты, точно она не могла ни секунды прожить не улыбаясь, но
строгий взгляд, коим она смерила Илэйн, говорил о том, что сейчас ей  не  до
улыбочек.
   Эгвейн  спокойно  возвратила  Фаолайн  принятый  от  нее  огненный  взор.
Молчаливому презрению она научилась в пути у Илэйн, и Эгвейн надеялась,  что
это средство поможет ей обороняться против всех  высокомерных  дам.  Красная
Айя, подумала Эгвейн. Она несомненно изберет Красную. Однако ей трудно  было
позабыть о собственных проблемах. Как они собираются  поступить  с  нами,  о
Свет? Под словом "они" Эгвейн имела в виду всех Айз Седай, а также Башню, но
не этих женщин.
   -  Ну,  пошевеливайтесь!  -  сердито  проворчала  Фаолайн.  -  Достаточно
сомнительное удовольствие -  стоять  при  вас  на  страже,  я  не  собираюсь
караулить вас тут весь день! Пошли!
   Глубоко вздохнув, Эгвейн сжала Илэйн руку и последовала за Фаолайн.
   Помоги им Исцелить Мэта, о Свет!

Глава 12
ПРЕСТОЛ АМЕРЛИН

   Суан Санчей расхаживала  по  своему  большому  кабинету,  чтобы  взглядом
небесных глаз, заставляющим трепетать перед ней правителей  далеких  земель,
вновь осмотреть резной ларчик ночного  дерева,  стоявший  на  длинном  столе
посреди комнаты. Она не теряла надежды, что не придется ей пускать в дело ни
один из покоившихся  в  ящичке  документов,  написанных  идеальным  почерком
писаря. Бумаги сии  были  подготовлены  ее  собственной  рукой  и  скреплены
печатями в полной тайне  от  всех  на  случай  целой  дюжины  непредвиденных
обстоятельств. Ввиду секретности спрятанные указания Суан  Санчей  заслонила
от чужих глаз зароком: если какая-либо  иная  человеческая  рука,  кроме  ее
собственной руки, откроет резную крышку, документы мгновенно  сгорят  дотла,
да и сам ящик, вероятней всего, вспыхнет.
   - Да и как следует  обожжет  вороватую  птицу-рыболова,  кем  бы  она  ни
оказалась, и надеюсь, сего  урока  она  никогда  не  забудет,  -  прошептала
строгая дама. В сотый раз с той поры, когда ей сообщили о возвращении  Верин
в Башню, Суан Санчей заново, вновь по-иному окутала  свои  плечи  шалью,  не
замечая собственного беспокойства. Концы широкой, в семь полос  цветов  всех
Айя шали доставали до талии властительницы. Престол Амерлин была из всех Айя
и не из одной, независимо от того, к какой Айя она принадлежала прежде.
   Поскольку властительницы, носившие на своих плечах  шаль,  на  протяжении
многих поколений размещали свой кабинет в этой комнате, стены помещения были
щедро украшены изысканными  орнаментами.  Приподнятый  над  пологом  очаг  и
вместительный камин, сейчас холодный, были выточены из золотистого  мрамора,
привезенного из Кандора и удостоенного  тончайшей  резьбы,  а  ромбоидальные
плиты пола -  отполированный  до  зеркального  блеска  краснокамень  из  Гор
Тумана. Еще не успел родиться  славный  Артур  Ястребиное  Крыло,  когда  из
дальних земель за  пределами  Айильской  Пустыни  посланцы  Морского  Народа
привезли в здешние места панели, выпиленные из невиданного дерева, светлого,
исчерченного внутри полосами, обладающего твердостью самых прочных металлов.
Из него и соорудили плотники стены нарядной комнаты, а  резчики  пустили  по
древесине  тщательно  выточенные  картины:  резвящихся  волшебных  зверей  и
небывалых птиц  самых  невероятных  оперений.  Открытые  навстречу  весенним
зеленым  запахам  высокие  арочные  окна  кабинета   выходили   на   балкон,
расположенный над маленьким укромным садиком Суан Санчей, где слишком  редко
ей удавалось уединяться.
   Но все великолепие находилось в резком контрасте с мебельным  гарнитуром,
выбранным для кабинета властительницей. Гарнитур  состоял  из  единственного
стола и приставленного к нему стула, весьма массивного и так же,  как  стол,
абсолютно  свободного  от  резных  украшений,  отполированного  временем   и
натертого пчелиным воском, вместе со своим братцем-стульчиком, тоже стоявшим
в комнате. Брат первого стула, согласно со  своим  братцем,  был  установлен
рядом со столом, однако уже с противоположной стороны  стола,  с  тем  чтобы
можно было его выдвинуть и усадить посетителя-пришельца. Перед столом  лежал
маленький тайренский ковер, с простым  рисунком  из  голубых,  золотистых  и
коричневых  треугольников,  догоняющих  друг  друга.   Над   очагом   висела
единственная  на  все  просторное  помещение  картина:  крохотные   рыбацкие
суденышки, заблудшие в тростники. У стены возвышались полдюжины пюпитров, на
коих возлежали раскрытые книги.  Более  в  кабинете  никакого  убранства  не
имелось. Даже лампы были бы уместнее в доме фермера.
   Суан Санчей родилась в Тире, в семье бедняка, и в те годы, когда она и не
мечтала попасть в Тар Валон, она работала на  рыбачьей  лодке  своего  отца,
совершенно такой же,  как  бедные  кораблики,  изображенные  на  картине,  и
пытавшей судьбу  в  речной  дельте,  именуемой  Пальцами  Дракона.  Но  даже
последние десять лет ее жизни - с того дня, как ее возвели на Трон  Амерлин,
- не привили  ей  любви  к  удобствам  и  роскоши.  Ее  спальня  по-прежнему
оставалась бедной с виду.
   Десять лет я ношу этот палантин, подумала Суан Санчей. И  почти  двадцать
годков миновало с того дня, когда я отважилась пуститься в плавание по  этим
неведомым грозным водам. И если сейчас я уйду в сторону, я  пожалею  о  том,
что не осталась тянуть сети.
   Некий шорох заставил женщину вздрогнуть. В комнату проскользнула еще одна
Айз Седай, дама с медной кожей и коротко стриженными темными волосами.  Суан
Санчей мгновенно овладела собой, громко сказала лишь те  слова,  которых  от
нее ожидали:
   - Да, Лиане?
   Хранительница Летописей  поклонилась,  да  так  низко,  точно  поклон  ее
наблюдали еще какие-то посторонние свидетели. Эта  высокорослая  Айз  Седай,
столь же внушительная видом, как мужчина-воин, в Белой Башне была по  власти
и полномочиям второй, уступая лишь одной Амерлин. И хотя Суан знала ее еще в
те годы, когда обе  девушки  начинали  свой  ученический  путь,  настойчивая
рьяность Лиане в  стремлении  поддержать  престиж  Престола  Амерлин  иногда
настолько ее задевала, что порой Суан хотелось взорваться криком возмущения.
   - Мать, к нам прибыла Верин, она просит разрешить ей явиться  к  вам  для
разговора. Я уже ответила ей, что сейчас вы заняты, но она настаивает...
   - Я не столь увлечена делом, чтобы не принять Верин, - проговорила  Суан.
Слова слетели с уст ее слишком поспешно, она это знала, но  беспокоиться  не
спешила. - Так что скажи  ей:  пусть  войдет.  А  тебя,  Лиане,  я  не  имею
намерения задерживать. Разговаривать с ней я буду наедине.
   Брови Хранительницы дрогнули, то был единственный признак  ее  удивления.
Ни с кем из ее гостей, даже с королевой,  Амерлин  почти  никогда  не  имела
бесед, тайных для Хранительницы Летописей. Ну что ж, Амерлин всегда остается
Амерлин! Перед тем  как  исчезнуть  из  кабинета,  Лиане  поклонилась  своей
подруге, а через несколько мгновений ее место в комнате  уже  заняла  Верин,
опустившаяся на колени, чтобы поцеловать  кольцо  Великого  Змея  на  пальце
Суан.  Под  мышкой  у  Коричневой  сестры  уютно  устроился  кожаный   мешок
порядочных размеров. - Спасибо вам за то, что вы разрешили мне вас  увидеть,
мать, - промолвила Верин, встав на ноги. -  Я  привезла  из  Фалме  новости,
срочно требующие вашего внимания. А кроме них, еще кое-что. Не знаю даже,  с
какого дела начать.
   - Начинай, с чего начнется, - сказала Суан, улыбаясь ей.  -  Мои  комнаты
обороняются надежной охраной, поэтому детская  шалость  подслушивания  ни  у
кого не получится.  -  Брови  Верин  подпрыгнули  от  изумления,  и  Амерлин
добавила: - С тех пор как ты от нас уехала, многое здесь  стало  по-другому.
Итак, я слушаю!
   - Тогда я начну с самого главного: Ранд ал'Тор провозгласил себя Драконом
Возрожденным!
   - Я надеялась, что это он, - едва слышно  прошептала  Суан,  ощущая,  как
сладко растворяется напряженность, давившая ей на сердце много дней и ночей.
- Многие женщины докладывали мне о происходящем,  но  они  могли  рассказать
только то, о чем повествовали сплетни, целыми дюжинами привозимые на  каждом
торговом судне и в купеческом фургоне, поэтому я ни  в  чем  не  могла  быть
уверенной. - Она с трудом вобрала в грудь воздух. - И все-таки  я,  пожалуй,
могу назвать день, когда  все  это  началось.  Известно  ли  тебе,  что  два
Лжедракона более не тревожат мир?
   - Ничего не слышала об этом, матушка! Какие великолепные новости!
   - Да, Мазрим Таим находится в  руках  наших  сестер  в  Салдэйе,  а  тот,
второй, в Хаддонском Сумрачье, да сжалится Свет над его душой,  был  схвачен
тайренцами и на месте казнен. Видимо, имя его даже известно никому не  было.
Оба  были  захвачены  в  один  день  и,  говорят,  при  одних   и   тех   же
обстоятельствах. Каждый из них командовал войсками, вокруг кипела  битва,  и
оба Лжедракона были уже близки к победе, когда в небе  вдруг  воспламенилось
сияние, и на мгновение явилось видение. Есть не менее дюжины  вариантов  его
обличья, но каким бы видение ни появилось, результат его сошествия был  един
в  обоих  случаях.  Лошадь  Лжедракона  вскидывается  на  дыбы,   сбрасывает
всадника, и тот скатывается на землю. Самозванец лежит без сознания,  а  его
приспешники, вопя на весь свет о гибели своего предводителя,  бегут  с  поля
боя, а самого Лжедракона захватывают. Кое-кто докладывал мне  о  видениях  в
небе над Фалме. Я готова держать пари на золотую марку к недельному окуню из
дельты, что именно в минуту видения, поразившего двух  драконов-самозванцев,
Ранд ал'Тор провозгласил себя Возрожденным Драконом!
   - Ныне Возродился Дракон истинный, - сказала Верин словно себе самой, - а
значит, Узор больше не  оставляет  пробелов  для  появления  Лжедраконов.  И
выпустили Возрожденного Дракона в мир мы! Да смилостивится над нами Свет...
   - Мы свершили  лишь  то,  чему  надлежало  быть!  -  Амерлин  раздраженно
вскинула голову. Но стоит узнать  об  этом  какой-нибудь  послушнице,  вчера
переступившей порог Башни  -  и  ранее,  чем  возгорится  завтрашний  восход
солнца, я буду усмирена, если не разорвана к тому часу  в  клочья.  И  я,  и
Морейн, и Верин, и, наверное, любой, кого смогут обвинить в дружбе  с  нами.
Нелегко исполнять все нужное в заговоре, когда только трое посвящены в тайну
и когда даже самый задушевный друг выдаст заговорщицу, сочтя такой  поступок
своим долгом. О Свет! Я хотело бы верить, что они будут не  правы,  поступив
так!
   - По крайней мере, - продолжала она, -  Дракон  спрятан  надежно,  Морейн
удерживает его в своих руках. Она будет вести  его  своей  властью  к  тому,
чтобы он осуществил должное. О чем еще ты хотела мне поведать, дочь моя?
   Вместо ответа Верин положила на стол кожаный мешок и вынула из него витой
золотой рог с  инкрустированной  серебряной  надписью  вокруг  его  сияющего
раструба. Положив Рог  на  стол,  она  посмотрела  на  Амерлин,  не  скрывая
спокойного ожидания.
   Суан не нужно было приближаться к Рогу, чтобы прочесть обегающую  раструб
надпись и понять ее смысл. Тиа ми авен Моридин  исаинде  водим.  "Могила  не
преграда для зова моего".
   - Рог Валир? - Амерлин едва не лишилась  дыхания.  -  Весь  путь  до  Тар
Валона ты волокла его с собой, многие сотни лиг, по которым  рыщут  Охотники
за Рогом? Озари тебя Свет, о женщина, его нужно было оставить Ранду ал'Тору!
   - Об этом я знаю, мать, -  отвечала  Верин  бестрепетно.  -  Но  Охотники
уверены; искать сие сокровище нужно в какой-нибудь громокипящей заварухе,  а
не в  мешке,  провозимом  по  дороженьке  четырьмя  бабами,  сопровождающими
больного юношу. А для Ранда сейчас Рог был бы совершенно бесполезен!
   - В каком смысле? Ранд должен сражаться в Тармон Гайдон.  Миссия  Рога  -
поднять из могил спящих в них героев, дабы они все вышли на Последнюю Битву.
Неужели Морейн снова приняла к  исполнению  какой-то  новый  свой  план,  не
удосужившись посоветоваться со мной?
   - Ничего подобного Морейн не натворила, поверь,  мать.  Планы  составляем
мы, но Узор плетется Колесом, как  оно  того  хочет  само.  Не  Ранд  первым
протрубил в Рог. До него сей подвиг исполнил Мэтрим  Коутон.  А  сейчас  Мэт
простерт на одре болезни, он умирает, ибо угодил в тенета кинжала  из  Шадар
Логота. Он умирает и умрет, если не будет здесь Исцелен.
   Суан пронзил холод. Вновь она услышала про Шадар Логот, город  мертвый  и
столь зараженный смертью, что даже троллоки  небезосновательно  опасались  в
него заходить. Совершенно случайно кинжал из мертвого города  попал  в  руки
юного Мэта, извращая его и  заражая  злом,  давным-давно  убившим  город.  А
теперь убивающим и Мэта. По воле случая? Или. может быть. по желанию  Узора?
В конце концов, Мэт ведь  тоже  та'верен.  Но...  Мэт  вострубил  в  Рог!  А
значит...
   - Пока Мэт жив, - продолжала Верин, -  для  кого-то  иного  Рог  Валир  -
обыкновенный рог, не более того.  Если  же  Мэт  умрет,  тогда,  разумеется,
другой человек, протрубивший в Рог,  скует  себя  с  Рогом  Валир  нерушимым
звеном.
   В остром ее и тяжелом взгляде можно  было  прочесть  все,  о  чем  думала
Верин.
   - Погибнут еще многие, дочь моя, прежде чем мы совершим то, ради чего все
и начали! - Но кого же могу я вновь привести к Рогу и  позволить  трубить  в
него? В любом случае возвращать Рог Валир сейчас Морейн я не возьму на  себя
смелости... Может быть, рог сможет поднять один из Гайдинов?.. -  Узор  пока
еще не определил ясно его судьбу.
   - Да, мать, я понимаю. Но у нас Рог...
   - Подожди минуту! - проговорила наконец  Амерлин.  -  Мы  спрячем  Рог  в
месте, о котором никто, кроме нас с  тобой,  знать  не  будет.  И  я  должна
поразмыслить, какие действия мы после этого предпримем.
   - Как скажете, мать. - Верин наклонила  голову.  -  Я  понимаю,  пока  вы
примете решение, должно пройти несколько часов...
   - У тебя больше нет для меня  новостей?  -  спросила  ее  Суан  со  вновь
оживившимся интересом. - Если ты сказала уже все, мне  пора  заняться  тремя
нашими беглянками.
   - Все дело, мать, в Шончан.
   - А что такое с ними? Как мне докладывали, они будто бежали за океан  или
туда, откуда они заявились, уж и не знаю куда.
   - Все, похоже, так и обстоит, мать. Но  я  боюсь,  что  они  могут  снова
задать нам работку! - Верин вынула у себя из-за пояса  маленькую  книжицу  в
кожаном переплете и  принялась  ее  перелистывать.  -  Они  заявляли,  будто
являются Предвестниками, иначе  Теми,  Кто  Идет  Впереди,  они  говорили  о
Возвращении и о том, чтобы снова провозгласить землю сию своей  собственной.
Все услышанное о них я записывала в свою книжицу. Но я выслушивала лишь тех,
кто действительно видел пришельцев или имел с ними какие-нибудь дела.
   - Верин, ты беспокоишься о  рыбе-льве,  которая  плавает  где-то  в  Море
Штормов, в то время как здесь  и  сейчас  щука-серебрянка  жует  наши  сети,
мечтая разодрать их на лоскутки.
   - Очень ловко ты скроила метафору, мать:  Рыба-лев!  -  Верин  продолжала
перелистывать страницы. - Видела  я  однажды  огромную  акулу,  ее  рыба-лев
загнала на отмель, там акула и подохла. - Коричневая сестра ткнула пальцем в
одну из страничек. - Да. Вот самое худшее! Осмелюсь  сказать,  мать,  Шончан
используют Единую Силу для битвы. Они используют ее как оружие.
   Суан плотно уперла руки  в  бока.  Сообщения,  принесенные  ей  голубями,
говорили о том же. Большинство из  депеш  передавали  вести,  полученные  из
вторых рук, но несколько женщин уверяли, будто видели  все  своими  глазами.
Силу - использовать в качестве оружия! Когда бедные дамы писали об  этом  на
клочках бумаги, даже выведенные чернилами буквы впитывали  приступ  истерии,
мучивший их.
   - Подобные действия уже приносят  нам  горести,  Верин,  и  принесут  еще
большее несчастье, когда рассказы о случившемся распространятся по  земле  и
обрастут выдуманными подробностями. Но здесь уже я ничего сделать  не  могу.
Мне сказали, что эти люди ушли, дочь моя. У тебя есть доказательства иного?
   - Ну, пока нет, мать, однако...
   - До тех пор пока у тебя не будет подобных доказательств, давай-ка  лучше
займемся щукой-серебрянкой, вытащим ее из наших сетей, не дадим ей прогрызть
дыры заодно и в нашей лодке!
   - Как скажете, мать, -  проговорила  Верин,  неохотно  закрывая  записную
книжку и упаковывая ее обратно за  пояс.  -  Могу  ли  я  спросить,  что  вы
намерены делать с Найнив и двумя ее подругами?
   Амерлин медлила с ответом, она размышляла. - Прежде чем я займусь ими,  -
промолвила она неспешно, - им захочется выйти на  берег  реки  и  попытаться
продать самих себя как наживу для рыбной ловли. - Сказанные ею  обыкновенные
слова можно было понять множеством разных способов. - Погоди-ка. Садись  вот
сюда и расскажи мне подробно, как вели себя эти три бездельницы и о чем  они
болтали в те дни, когда были с тобой в пути. Излагай без утайки!.

Глава 13
НАКАЗАНИЯ

   Неуютно устроившись на своей узкой кровати, Эгвейн хмуро посматривала  на
мерцание теней, шевелящихся на потолке под  светом  единственной  в  комнате
лампы. Она пыталась наметить план каких-то необходимых действий или выяснить
хотя бы, что ждет ее впереди, но у нее не получалось ни то ни  другое.  Тени
были очерчены более ясно, чем собственные мысли девушки. Даже беспокойство о
состоянии Мэта давалось ей с  трудом,  но  стыд  не  слишком  мучил  Эгвейн,
стесненную недружелюбными стенами.
   Комнатка была оголенная, ни окон не было  в  стенах,  ни  обстановки  для
уюта, как в остальных кельях для послушниц. Маленькая квадратная комнатушка,
сплошь выбеленная, с крючками для одежды  на  одной  из  стен,  с  кроватью,
встроенной в другую стенку, на третьей же стене помещалась скромная полочка,
где когда-то Эгвейн держала несколько книг, полученных в  библиотеке  Башни.
Умывальник и трехногая табуретка завершали меблировку.
   Доски пола отскоблены до белизны. Каждый из прожитых здесь дней Эгвейн на
коленях и вручную исполняла  сей  труд  в  дополнение  к  другим  ежедневным
занятиям и урокам. Все послушницы проживали здесь в  равно  непритязательных
условиях, независимо от того, были они дочерьми владельцев гостиниц  или  же
являлись наследницами Андора.
   Эгвейн пришлось вновь облачиться в  белое  форменное  платье  послушницы,
надеть белый пояс, даже кошель на поясе был белым, но радости от расставания
с ненавистным уже серым костюмом она не ощущала. Слишком уж похожа стала  ее
комната на тюремную камеру. Неужели они намерены держать  меня  взаперти?  В
этой комнатушке! Будто бы в настоящей камере! Будто в ошейнике!..
   Она обратила взор на затененную дверь. Принятая,  наверное,  до  сих  пор
стоит  на  страже  там,  за  дверью,  Эгвейн  догадывалась  об   этом.   Она
перекатилась поближе к белой штукатуренной стене. Прямо над матрасом в стене
была узкая дырочка, различимая лишь тогда,  когда  уже  догадался,  в  каком
месте неплохо бы посмотреть, дырочка, просверленная кем-то из послушниц  уже
давным-давно, - как раз в соседнюю комнату-келью.
   - Илэйн! - позвала Эгвейн. приникнув  к  отверстию.  Ответа  не  было.  -
Илэйн! Спишь, что ли?
   - Да как же я могу спать! - услышала наконец девушка пронзительный  шепот
Илэйн, шипящей из дырочки. - Я рассчитывала попасть в неприятность, но не  в
такую же беду! Как они собираются поступить с нами, Эгвейн?
   Отвечать на сей вопрос Эгвейн не хотелось, ибо догадки ее  на  этот  счет
были не таковы, чтобы  делиться  ими  с  подругой.  Даже  думать  о  них  не
хотелось.
   - Честно говоря, Илэйн, я ожидала,  что  нас  с  тобой  возведут  в  ранг
героев. Во-первых, мы благополучно доставили в Башню Рог  Валир.  Во-вторых,
открыли, что Лиандрин - Черная Айя. - На этих словах голос Эгвейн затих. Айз
Седай категорически отрицали само существование Черных Айя, тех  самых  Айя,
которые  были  Приспешниками  Темного,  и  любой,   кто   предполагал   саму
возможность их существования, вызывал у них раздражение. Но мы-то знаем: они
действительно есть! - Илэйн, мы бы героинями должны быть!
   - Жаль, не строят нам мосты наши "если" и "кабы"!  -  отвечала  Илэйн.  -
Видит Свет, когда матушка моя повторяла мне эти слова, я ее  ненавидела,  но
теперь знаю: она вещала  истину.  Верин  предупреждала:  ни  о  Роге,  ни  о
Лиандрин мы не должны были говорить ни с кем, кроме нее и Престола  Амерлин.
Не думаю, будто исполнение  запрета  приведет  нас  к  неожиданным  для  нас
событиям. С их стороны это было бы несправедливо! Мы через столькое  прошли.
А тебе, Эгвейн, столько всего довелось пережить! Это просто несправедливо!
   - Верин любит поговорить. И  Морейн  поучить  нас  не  прочь.  Я  начинаю
понимать,  отчего  люди  полагают,  будто  Айз  Седай  водят   на   ниточках
марионеток. Я тоже уже почти чувствую подобные  веревочки-уздечки  на  своих
ручках и ножках.  Как  бы  наши  повелительницы  ни  решили  поступить,  они
объяснят свое решение необходимостью совершить доброе дело  на  благо  Белой
Башне, а не нам с тобой на пользу.
   - Но ты все еще мечтаешь стать Айз Седай, верно?
   Эгвейн колебалась недолго: она всегда могла ответить на самый неожиданный
для нее вопрос.
   - Да! - молвила она. - Мечтаю. Ибо сие звание - единственное,  что  может
нам обеспечить полную безопасность. Но я должна кое-что  добавить.  Усмирить
себя я не позволю никому! - Эта новая для нее мысль  прозвучала  тотчас  же,
едва явилась девушке, и Эгвейн поняла,  что  отрекаться  от  нее  не  хочет.
Отказаться от прикосновения к Источнику Истины?  Она  ощущала  его  здесь  и
сейчас, зрением видимое сияние, витающее над ее собственными плечами. Она  с
трудом  подавила  свой  порыв  прикоснуться  к  нему.  Лишиться  способности
наполняться Единой Силой, сознавать себя более живой,  чем  была  когда-либо
прежде? Не желаю! - И учти, Илэйн, без боя я не сдамся!
   - Но как ты надеешься не допустить сего?  -  после  длительного  молчания
послышался из-за стены голосок Илэйн. - Ладно, может, ты и не  слабее  любой
из них, но ни одна из нас не знает достаточно для того, чтобы  помешать  Айз
Седай отрезать нас от Источника, а Айз Седай тут - не сосчитать!
   - Но я нашла бы способ удрать! - заявила Эгвейн, немного подумав. - И  на
этот раз удрать по-настоящему!
   - Они устроят за нами погоню, Эгвейн. Целую свору ищеек пустят нам вслед.
Раз ты проявила свои способности, Айз Седай ни за что тебя не отпустят -  до
той минуты, в которую мы станем достаточно мудры, чтобы по крайней  мере  не
лишить себя жизни из-за необразованности.
   -  Я  давно  перестала  быть  юной  деревенской  простушкой.   -   Эгвейн
усмехнулась. - Кое-что повидала на своем веку. Захочу - и  сумею  увернуться
от рук Айз Седай, вот увидишь! - Она старалась успокоить не только Илэйн, но
и себя тоже. А вдруг мои знания еще слишком слабы? Может, я еще мало знаю  о
мире и еще меньше о  Силе?  Ведь  тогда  убить  меня  сможет  даже  неловкое
прикосновение к ней! Но размышлять  об  этом  ее  сознание  отказалось.  Мне
следует узнать еще очень многое, но все же я не позволю им пресечь мне путь!
   - Матушка моя могла  бы  нас  защитить,  -  проговорила  Илэйн,  -  ежели
сказанное тем  Белоплащником  -  правда.  Никогда  бы  я  не  подумала,  что
когда-нибудь буду питать надежду на подобную  правду!  Но  если  Белоплащник
солгал, то мать, вернее всего, закует нас обеих в цепи  и  отошлет  обратно.
Тогда научишь меня житью-бытью деревенского жителя?
   Эгвейн так и вонзилась взглядом в стену.
   - Ты не покинешь меня? Если все случится так, как я думаю...
   И вновь воцарилось длительное молчание, затем послышался тихий шепоток:
   - Не хочу я быть усмиренной, пойми, Эгвейн! И не дамся им! Не поддамся ни
на какую удочку!
   Дверь  распахнулась  так  широко,  что  стукнулась  об  стену,  и  Эгвейн
отпрянула от слухового отверстия, испуганная.  Она  услышала,  как  грохнула
дверь и по ту сторону стены.  Через  миг  в  ее  комнату  вошла  улыбающаяся
Фаолайн,  с  порога  воззревшаяся  на  крошечную   дырочку   под   кроватью.
Большинство из келий, где  проживали  послушницы,  соединялись  между  собой
подобными отверстиями, и о них ведала любая  женщина,  когда-либо  прошедшая
курс начального обучения.
   - Со своей подруженькой шепчешься, да? - с удивительной теплотой в голосе
поинтересовалась Принятая в кудряшках. - Да, я все понимаю, ожидать в полном
одиночестве,  как  решится  твоя  судьба,  довольно   несладко.   Славненько
поболтали, надеюсь?
   Эгвейн  хотела  ответить  ей,  но  спешно  замкнула  свой   рот.   Шириам
предупреждала ее, отвечать следует на вопросы Айз Седай. А не на чьи-то там.
Эгвейн равнодушно взирала на Принятую и ожидала развития событий.
   Подобно тому как с крыши весной стекает дождевая  вода,  с  лица  Фаолайн
слетело фальшивое сочувствие к Эгвейн.
   - Встать с кровати! Амерлин не станет ожидать  тебя!  Тебе  повезло  еще,
скажи спасибо, я не слышала вашей болтовни. Живей!
   По традиции послушницам  полагалось  исполнять  указания  Принятых  столь
быстро, будто те были уже настоящими Айз Седай, однако Эгвейн поднималась  с
койки неторопливо и оправляла свое платье, не экономя времени, но как  можно
медленнее. Она сделала перед Фаолайн бесстрастный реверанс и улыбнулась едва
заметно. По физиономии  Фаолайн  блуждали  столь  сочные  ругательства,  что
улыбочка Эгвейн росла и расширялась до тех пор, пока она не напомнила себе о
необходимости сдерживаться, дабы не доводить Принятую до крайности. Выпрямив
с достоинством свой стан и делая вид, будто у нее вовсе не  дрожат  коленки,
Эгвейн последовала за Фаолайн в коридор.
   Илэйн уже дожидалась  ее  у  двери,  явно  стараясь  иметь  вид  отчаянно
отважной героини, ее стерегла Принятая со щечками, точно  яблочки.  Каким-то
образом Илэйн удалось создавать у окружающих впечатление, будто Принятая  на
самом деле является ее горничной, отвечающей  за  чистоту  перчаток  строгой
госпожи. Эгвейн надеялась, что и у нее получается почти столь  же  блестящий
фарс.
   В отделении для послушниц галереи с перилами поднимались ярус  за  ярусом
вверх, в виде пустотелой колонны, и столь же торжественно ниспадали, ведя ко
двору послушниц. Никаких посторонних женщин Эгвейн в поле своего  зрения  не
замечала. Но даже если бы свое место в отделении занимала сейчас  каждая  из
послушниц, занятой оказалась бы всего четвертая часть  всех  комнат.  Четыре
молодые женщины в полной тишине проходили по пустынным галереям и спускались
вниз по спиральным пандусам. Однако никто не  вынес  бы  вдруг  прозвучавших
здесь голосов, которые лишь подчеркнули бы неизмеримость окружающей пустоты.
   Никогда прежде Эгвейн не бывала в  той  части  Башни,  где  располагались
помещения, занимаемые Амерлин. Коридоры здесь были достаточно широки,  чтобы
по ним мог проехать фургон, не задевая стен  своим  кузовом,  но  вверх  они
простирались  намного  свободнее,  чем  в  ширину.  По  стенам  висели  ярко
вытканные гобелены, представляющие дюжину разных стилей - от примитивных,  с
изображением растении и сцен охоты, до повествующих о героических свершениях
и несущих усложненные орнаменты, а некоторые из них  ввиду  своей  древности
выглядели так, будто готовы рассыпаться в прах от первого же прикосновения к
ним. Туфли женщин громко цокали  по  ромбовидным  плиткам  пола,  раскраской
повторяющих цвета всех семи Айя.
   Теперь неутомимым путникам уже стали встречаться  женщины  -  Айз  Седай,
проплывающие там и тут своей величавой походкой,  не  имея  ни  времени,  ни
желания обращать внимание на проходящих  мимо  них  Принятых  или  новичков.
Повстречались им также пять или  шесть  Принятых,  с  важностью  проходивших
скорым шагом, слеша исполнить задание начальства или на  занятия;  пробежали
мимо Эгвейн и Илэйн несколько молодых служанок, несущих куда-то  уставленные
яствами подносы, или пушистые швабры, или  стопки  простыней  да  полотенец,
пробежали несколько учениц, спешивших исполнить свой  долг  еще  ревностнее,
чем служанки.
   Затем к идущим присоединились  Найнив  и  сопровождающая  ее  Принятая  с
высокой шеей, Теодрин. Никто ни словом друг с другом  не  обменялся.  Найнив
оказалась теперь  облачена  в  платье  Принятой,  белое,  с  семью  цветными
полосками на подоле, но пояс и  сумка  у  нее  оставались  собственные.  Она
одобряюще улыбнулась Эгвейн и Илэйн и крепко  их  обняла.  Эгвейн  сразу  же
стало легче дышать: еще одно лицо благожелательного к ней человека, друга, и
она тоже обняла Найнив, замечая при этом, как ведет себя ее  подруга,  точно
утешающая детей  наставница.  Все,  однако,  продолжали  поспешно  одолевать
пространство, а Найнив уже по старой привычке то и дело подергивала себя  за
косу.
   В часть Башни, где была резиденция Амерлин, мужчины попадали  чрезвычайно
редко, и Эгвейн заметила лишь двоих: то были Стражи, идущие  рядом  рука  об
руку, разговаривая между собой, у одного из них на  поясе  висел  меч,  а  у
другого оружие было спрятано за спину. Страж помладше был невысок и  строен,
даже тонок, а старший почти столь же широкоплеч, как и высок, тем  не  менее
оба они двигались с кошачьей грацией. Больно стало бы любому,  кто  задержал
свой взгляд на плащах Стражей, переливающихся узорами разных тонов,  к  тому
же казалось иногда, будто края их  плащей  исчезают  в  камне  стен.  Эгвейн
видела, как Найнив пыталась смотреть на них не отрываясь, и качала  головой.
Ей нужно что-то решить с Ланом. Если после сегодняшних событий кто-то из нас
еще сохранит способность хоть что-то делать.
   Приемная комната перед кабинетом Престола Амерлин для любого дворца  была
бы достаточно великолепна, хотя и  непритязательно  выглядели  расставленные
здесь стулья для ожидающих приема, но Эгвейн  во  все  глаза  уставилась  на
Лиане Седай и ничего иного не замечала. Хранительница носила узкий палантин,
свидетельствующий о ее высоком посте, палантин был голубого цвета, дабы  все
знали: прежде она принадлежала к Голубой Айя. Лицо Лиане казалось вырезанным
из твердого коричневатого камня. Больше в приемной никого не было.
   - Они доставляли вам беспокойство?  -  Четкий  выговор  Хранительницы  ни
малейшим намеком не выдавал ни гнева ее, ни сочувствия.
   - Нет, Айз Седай! - Теодрин и яблочнощекая Принятая ответствовали в  один
голос.
   - Но вот эту следовало бы вести за  шиворот,  Айз  Седай!  -  проговорила
Фаолайн, указав на Эгвейн. Голос ее звенел негодованием.  -  Она  артачится,
будто запамятовала, какая строгая дисциплина утверждена в Белой Башне!
   - Руководить, - молвила Лиане, - не значит тащить  или  толкать.  Ступай,
Фаолайн, к Маррис Седай и спроси у нее  позволения  хорошенько  поразмыслить
над сказанным, пока тебе придется граблями подравнивать дорожки  в  Весеннем
Саду. - Лиане отправила на свободу не только Фаолайн, но  и  остальных  двух
Принятых, так что все трое присели перед ней в глубоком реверансе. При  этом
Фаолайн выстрелила  в  Эгвейн  взглядом,  вырвавшимся  из  самого  яростного
закоулка ее непогрешимой души.
   Но на Принятых, уже выходивших  из  комнаты.  Хранительница  не  обращала
никакого внимания. Всю свою заинтересованность она перенесла  на  оставшихся
молодых женщин. Глядя на них, она до тех пор пощелкивала себя  пальчиком  по
губам, пока Эгвейн не ощутила, до каких  тайных  глубин  она  и  ее  подруги
промерены дюйм за дюймом и взвешены с точностью до  унции.  У  Найнив  глаза
сверкнули негодованием, и она сжала кончик своей косы в кулаке.
   Но вот Лиане указала рукой на двери кабинета Амерлин.  На  темном  дереве
каждой створки кусал себя за хвост Великий Змей, имеющий шаг в поперечнике.
   - Входите! - приказала Лиане властным тоном.
   Выступив  вперед,  Найнив  открыла  дверь.  Для  Эгвейн  ее   жест   стал
побуждением к действиям. Илэйн крепко стискивала ладонь подруги, да  и  сама
Эгвейн сжимала с не меньшей силой руку Илэйн. Лиане ввела всех трех  девушек
в  кабинет  и  встала  у  стены,  как  раз  между  послушницами  и   столом,
возвышавшимся посреди комнаты.
   Престол Амерлин, сидя  за  столом,  просматривала  бумаги.  Взглянуть  на
посетительниц она не спешила. Найнив, не стерпев ее равнодушия, открыла было
рот, чтобы начать речь, но, заметив острый взор Хранительницы, плотно  сжала
губы. Три беглянки, выстроившись в шеренгу  перед  столом  Амерлин,  ожидали
мудрых слов власти. Все силы Эгвейн уходили на то, чтобы уговорить  себя  не
вертеться и не переминаться. Одна за  другой  тянулись  томительные  минуты,
казавшиеся девушкам часами,  пока  Амерлин  не  соизволила  поднять  голову,
однако под взглядом ее голубых глаз, заново пронзающих каждую из своевольниц
по очереди, Эгвейн почувствовала, что могла бы дожидаться интереса к себе  и
подольше. Взор Амерлин вонзался ей  прямо  в  сердце,  точно  две  сосульки,
пробуравившие девушке грудь. В помещении  было  довольно  прохладно,  но  по
спине Эгвейн потекла струйка пота.
   - Разлюбили сойки сайки! - промолвила  вдруг  Амерлин.  -  Надоела  нашим
беглянкам свободная охота!
   - Но  мы  вовсе  не  убегали,  мать!  -  Найнив  нескрываемо  боролась  с
собственным трепетом, желая  казаться  спокойной,  но  голос  ее  дрожал  от
чувств, переполнявших все существо женщины. И главным из ее переживаний, как
знала Эгвейн, был гнев. Сильная воля  Найнив  слишком  часто  сопровождалась
гневом. - Лиандрин сама нам сказала, чтобы мы следовали за ней, и мы... - Но
тут сильный треск заставил ее замолчать; Амерлин громко  хлопнула  рукой  по
столу.
   - Не ссылайся на имя Лиандрин, дитя! - тихо  проговорила  Амерлин.  Лиане
следила за происходящим с неколебимым спокойствием.
   - Мать, эта Лиандрин - Черная Айя! - не сдержала себя Илэйн.
   - Мне это известно, дитя мое. По меньшей мере, подозреваемая, и,  значит,
это общеизвестно. Несколько месяцев тому назад Лиандрин  покинула  Башню,  а
вместе с ней отправились  двенадцать  других  женщин.  С  тех  пор  их  след
затерялся. Перед своим исчезновением они пытались прорваться в сокровищницу,
где хранятся у нас ангриалы и са'ангриалы,  но  ухитрились  проникнуть  лишь
туда, где сложены меньшие тер'ангриалы. Несколько тер'ангриалов они  украли,
в том числе несколько таких, способы использования коих нам неизвестны.
   Найнив подняла на Амерлин полный ужаса взгляд, а Илэйн вдруг стала тереть
свои руки так, будто они замерзли.
   Эгвейн чувствовала, что и она тоже дрожит. Много раз девушка представляла
себе, каким торжеством насытится ее душа в день возвращения в  Башню,  когда
она встретится лицом к лицу с Лиандрин и предъявит  ей  обвинение,  а  потом
увидит сию гордячку приговоренной к страшному наказанию,  изобрести  которое
Эгвейн, к сожалению, не удавалось, ибо она не знала, какой удар  может  быть
заслуженным ответом на деяния этой Айз Седай с кукольным личиком. Иногда она
воображала,  как  ей  сообщат  о  побеге  Лиандрин  из  Башни,  в  ужасе  от
возвращения Эгвейн, естественно! Но ничего подобного  "подвигу"  Лиандрин  в
Башне Эгвейн не представляла себе никогда. Если Лиандрин  и  другие  -  сама
мысль, что есть и другие, крайне страшила Эгвейн  -  украли  реликвии  Эпохи
Легенд,  то  никто  не  возьмется  сказать,  какое  применение  они   найдут
похищенному. Благодарю тебя, о Свет,  ибо  преступницы  не  унесли  с  собой
никаких са'ангриалов, подумала она. Но и свершенное ими достаточно ужасно.
   Са'ангриалы могли служить почти так же, как ангриалы, помогая  Айз  Седай
направлять больше Силы, чем можно было в полной безопасности получить без их
содействия, но они давали возможность добиваться более мощного потока  Силы,
чем способны были ангриалы. Встречались же  са'ангриалы  чрезвычайно  редко.
Тер'ангриалы имели много важных отличий. Во-первых, они  имелись  в  большем
количестве, чем ангриалы или са'ангриалы. хотя и попадались, разумеется,  не
на каждом шагу, и они в большей мере  сами  использовали  Единую  Силу,  чем
способствовали направлять ее, и никто не понимал  в  полной  мере,  что  они
такое. Многие из них работали лишь  для  тех,  кто  мог  направлять,  требуя
подлинного обращения к Силе, в то время как другие тер'ангриалы готовы  были
работать на любого человека. При этом все ангриалы и са'ангриалы, о  которых
когда-либо слышала Эгвейн, отличались маленькими размерами,  а  тер'ангриалы
могли, видимо, встречаться и огромные.
   Каждый из тер'ангриалов был, вероятно, создан для исполнения определенной
задачи предшественниками нынешних Айз Седай три тысячи лет назад, но  с  тех
пор не одна  Айз  Седай  погибла,  стремясь  узнать,  каково  же  именно  их
позабытое  ныне  назначение.  Пытаясь  свершить  сие,  некоторые  Айз  Седай
лишились способности направлять Силу, у них ее выжгло будто каленым железом.
Не одна сестра из Коричневой Айя в течение всей  своей  жизни  изучала  один
тер'ангриал.
   Некоторые из тер'ангриалов пошли в употребление,  причем,  вероятно,  для
исполнения вовсе  не  тех  целей,  для  которых  они  были  созданы.  Весьма
упитанный с виду белый стержень, который Принятым полагалось держать в руках
в тот момент, когда они давали Три  Клятвы,  -  ритуал,  необходимейший  при
посвящении в Айз Седай, - тоже был из тех тер'ангриалов, он связывал  женщин
с произнесенными клятвами так, точно слова зароков  впитывались  в  мозг  их
костей.  Другой  тер'ангриал  использовался   наставниками   при   последнем
испытании послушниц перед их посвящением  в  Принятые.  Имелись  в  Башне  и
другие тер'ангриалы, среди них были такие, заставить которые работать не мог
никто,  и  иные,  не  годившиеся,  казалось,  ни  для  какого  практического
применения.
   Почему они унесли с собой предметы,  способов  использования  которых  не
ведает ни один из живущих, недоумевала Эгвейн. Или же Черные Айя знают,  как
с ними обращаться? Возможность подобного поворота дел заставляла ее  желудок
сжиматься. Ибо факт подобного знания страшнее, чем то, что са'ангриал угодил
в лапы Приспешника Тьмы.
   - Кража, - продолжала Амерлин тоном столь  же  хладным,  каковы  были  ее
глаза, - остается пока наименьшим злом из всего содеянного ими.  В  ночь  их
побега погибли три сестры,  это  кроме  двух  погубленных  Стражей,  семерых
стражников и девятерых слуг.  Убийства  совершены  с  единственным  умыслом:
сохранить в тайне и само воровство, и побег  воровок.  Разумеется,  все  это
можно не считать доказательством их принадлежности к Черной Айя, - последние
слова соскользнули с ее губ как-то брезгливо, - но по-иному понимают событие
лишь немногие. По правде сказать, я тоже в их числе, в числе  сомневающихся.
Вы увидели в воде рыбьи отгрызенные головы и кровь. Значит, чтобы  знать:  в
реке живет серебряная щука, - вам нет нужды ее увидеть.
   - Но в таком случае почему с нами обращаются  точно  с  преступницами?  -
потребовала ответа Найнив. - Нас обманула своим коварством женщина из Черной
Айя, разве этого не  достаточно,  чтобы  любое  наше  неправильное  действие
получило оправдание?
   Амерлин испустила столь невеселый смех,  что  похож  он  был  на  собачье
лаянье.
   - Ты в этом уверена, дитя мое, верно? Спасти тебя может лишь  то,  что  в
Башне никто, кроме Верин, Лиане и меня не подозревает тебя в некоем  сговоре
с Лиандрин. Но если о причастности  твоей  к  исчезновению  Лиандрин  станет
известно, причем намного меньше, чем об удали, тобой проявленной в стычке  с
Белоплащниками, когда ты нацепила себе на нос геройскую  гордость,  -  и  не
смотри на меня с таким удивлением, знай: Верин мне все рассказала. Так  вот,
если б стало известно, что ты ушла с Лиандрин, Собрание Башни  не  замедлило
бы весьма дружно проголосовать за то, чтобы усмирить вас, всех трех, - ты бы
и дух перевести не успела!
   - Какая несправедливость! - воскликнула Найнив. Лиане  встревожилась,  но
она продолжала: - Это неправильно! Это...
   Амерлин  встала.  Более  она  ничего  не  предприняла,  но   этого   было
достаточно, чтобы прервать речь Найнив. Эгвейн отметила, насколько умно  она
вела себя, сохраняя сдержанность. Она всегда верила, будто Найнив  столь  же
неодолима, как ее непререкаемая воля, такой и подобает ей  быть.  Верила  до
той поры, когда встретила женщину, носящую  на  плечах  полосатый  палантин.
Прошу тебя, Найнив, возьми себя в руки! Нам  ничего  не  стоит  притвориться
детьми, трепещущими перед любимой матушкой, но учти: мать  может  не  только
выдрать нас розгами, но и похлеще наказание изобрести!
   В словах Амерлин  видела  Эгвейн  выход  из  сложившегося  положения,  но
девушка не была уверена, верно ли это ее ощущение.
   - Мать! - проговорила девушка. - Простите меня за то, что  я  осмеливаюсь
заговорить первой, но я хочу спросить: как вы собираетесь поступить со всеми
нами?
   - Как обойдусь я  с  вами,  дитя?  Тебя  и  Илэйн  я  должна  подвергнуть
наказанию  за  самовольный  уход  из  Башни,  а   Найнив   заслуживает   мое
недовольство тем, что она без разрешения покинула город. Вначале  каждую  из
вас доставят в кабинет Шириам Седай, где она, как я ей  приказала,  примется
пороть вас и не прекратит сего урока до тех пор, пока  вы  не  поймете:  всю
следующую неделю сидеть вы сможете, лишь подкладывая  под  задницу  подушку.
Всем послушницам, а также Принятым приказание мое известно.
   От  удивления  Эгвейн  заморгала.  Илэйн  издала  далеко  слышимый  звук,
выражающий ее неудовольствие, гордо выпрямилась и  пробормотала  нечто  едва
слышное, так как дыхание у нее прерывалось. Найнив,  единственная  из  трех,
восприняла  начальственную  угрозу  без  потрясения.   Назначенное   девушке
наказание, предполагало ли оно наказуемой черную работу или же  нечто  иное,
всегда оставалось делом между Наставницей послушниц и тою, кого  вызывали  к
ней в кабинет. Наказывали, как правило, послушниц, но случалось и  Принятых,
которые переступили  дозволенные  границы.  Шириам  всегда  сохраняет  тайну
подобных дел между собой и тобой,  подумала  Эгвейн,  которой  было  ох  как
невесело.  Она  не  станет  рассказать  об  этом  всем  и  каждому.   Однако
придуманное Амерлин наказание лучше, чем тюремное  заключение.  И  куда  как
прекрасней, чем усмирение!
   - Вы понимаете, объявление о вашем наказании в Башне  уже  само  по  себе
является частью наказания, - продолжала Амерлин, как будто бы прочитав мысли
Эгвейн. - Я уже объявила для всех, что вы, все трое,  назначаетесь  работать
на кухне, где станете судомойками, до моего следующего  распоряжения.  Кроме
того, я позволила распространить слух о том, будто "следующего распоряжения"
вы вполне можете  ждать  до  конца  своей  жизни.  Кто-либо  из  вас  против
подобного наказания возражает?
   - Нет, мать! - поспешно ответила ей Эгвейн. Хотя и знала, как  неудержимо
станет  Найнив  ненавидеть  свою  обязанность  выскабливать  котлы,  гораздо
болезненнее, чем ее подруги. Все могло  кончиться  для  тебя  намного  хуже,
Найнив, пойми! О Свет, насколько  хуже  все  могло  приключиться!  Ноздри  у
Найнив яростно раздувались, но она коротко кивнула.
   - А ты что скажешь, Илэйн? - спросила Амерлин. -  Дочь-Наследница  Андора
привыкла к более нежному обхождению...
   - Я хочу стать Айз Седай, мать! - твердо ответствовала Илэйн.
   Амерлин своими тонкими пальцами взяла бумагу,  лежавшую  на  столе  прямо
перед нею, и долгое время всем казалось, будто она ее  внимательно  изучает.
Затем она подняла голову, и улыбка властительницы вовсе не была приятной.
   - Когда бы из вас хоть одна оказалась настолько глупа, чтобы ответить мне
по-другому, мне пришлось бы добавить на ваш счет еще несколько слов, которые
заставили бы вас навек предать проклятию своих  матерей,  позволивших  вашим
отцам добиться  от  них  первого  поцелуя.  Допустить,  чтоб  вас  выманили,
вытянули из Башни, будто безмозглых детишек! Даже малый ребенок  не  дал  бы
заманить себя в столь нехитрую западню. Либо я научу вас прежде думать, а уж
после этого кидаться сломя голову навстречу огню и мечу, либо  в  дополнение
ко всем наказаниям отправлю вас заделывать щели в воротах шлюзов!
   Эгвейн вдруг  обнаружила,  как  незаметным  для  себя  образом  молчаливо
благодарит властительницу. Амерлин продолжала свою речь, и по  коже  девушки
ударил дождь иголок.
   - Несколько слов о том, каким еще способом  я  собираюсь  вас  вразумить.
По-моему, с тех пор как вы покинули Башню, ваша способность направлять  Силу
значительно возросла. Да, научились вы многому! Овладели и такими  знаниями,
- добавила она, - что я предпочла бы видеть вас не обученными им вовсе!
   - Я знаю, мы совершали такое, чего нам не следовало  допускать,  мать,  -
проговорила вдруг Найнив, к удивлению Эгвейн. - Я уверяю вас: мы сделаем все
от нас зависящее, чтобы жить так, будто мы уже приняли Три Клятвы!
   Амерлин неодобрительно хмыкнула.
   - Следите за своими поступками! - сухо указала она. - Была бы на  то  моя
воля, я бы уже сегодня вечером вложила вам в руки Клятвенный  Жезл,  но  сия
ступень восхождения определена как символ вашего будущего вступления в строй
Айз Седай, а значит, до того дня я обязана доверять лишь вашему собственному
здравому смыслу - если он у вас есть - и принимать вас такими, каковы и есть
вы. А судя по вашим деяниям, ты,  Эгвейн,  и  ты,  Илэйн,  должны  уже  быть
посвящены в Принятые.
   От неожиданности Илэйн утратила дар речи, одна Эгвейн, тоже  не  помнящая
себя от потрясения, пробормотала, заикаясь:
   - Спа... Спасибо, мать!
   Лиане переступила с ноги на ногу. Эгвейн подумала, что  Хранительница  не
выглядит  очень  обрадованной.  Удивлена  Хранительница  не   была.   Лиане,
очевидно, знала, какое решение  Амерлин  приближалось  к  трем  беглянкам  в
минуты властного выговора, однако довольной она вовсе не была.
   - Не надо меня благодарить! -  продолжала  Амерлин.  -  Ваши  способности
завели вас слишком далеко, чтобы оставлять вас в числе послушниц.  Некоторые
будут против того, чтобы вам выдавать кольца, но вы многое теперь умеете, да
и возмущение их погасит то,  что  вы  будете  по  локоть  в  грязных  котлах
ковыряться. А не думать, будто сейчас я  объявила  вам  о  заслуженной  вами
награде, мы вам поможем:  первые  несколько  недель  новые  Принятые  обычно
выбирают тухлую рыбу из корзин с привезенным рыбаками уловом. По сравнению с
простейшим из занятий, ожидающих вас в следующие  недели,  худший  из  дней,
прожитый вами в послушничестве, покажется вам прелестней, чем самая  голубая
мечта. Предполагаю,  некоторые  из  сестер-наставниц  подвергнут  вас  более
суровым испытаниям, чем полагается, однако надеюсь, жаловаться на них вы  не
станете. Ну как?
   Я смогу узнать. Значит, выдержу  все.  подумала  Эгвейн.  Самой  избирать
предмет познания. Я ведь могу изучать сны, могу узнать, каким образом...
   Цепочку ее мыслей прервала улыбка  Амерлин.  Улыбка  говорила:  ничего  с
девушками не сумеют сделать сестры, хуже, чем полагается, не будет, в  живых
они  останутся.  На  лице  Найнив  отражалась  то   внезапная   симпатия   к
властительной даме, то неприятие жути, происходившей рядом с  ней  в  первые
недели, когда она была причислена к рангу Принятых. Сочетание сих пожирающих
друг друга настроений заставляло Эгвейн, глядя  на  лицо  Найнив,  судорожно
ловить ускользающее дыхание.
   - Нет, мать, - едва сумела сказать Эгвейн. - Жалоб не будет.
   Илэйн согласно отозвалась хриплым шепотом.
   - Тогда с этим покончено. Твоя мать, Илэйн, не проявила  особой  радости,
узнав о твоем исчезновении.
   - Она знает? - пропищала Илэйн. Лиане фыркнула, Амерлин же  лишь  подняла
бровь и молвила:
   - Мне чудом удалось скрыть от нее подробности. Ты разминулась с нею всего
на месяц, может, оно и к лучшему. Встречу с ней ты могла бы и  не  пережить.
Она от гнева настолько утратила разум, что могла  бы  перегрызть  толстенное
весло, готова была накинуться на тебя, на меня, на Белую Башню!
   - Могу себе это представить, мать, - прошептала Илэйн.
   - Не уверена я в этом, дитя  мое.  Ты  могла,  не  желая  этого,  пресечь
традицию, начавшуюся задолго до  того,  как  возник  Андор.  Традицию  более
властную, чем законы. Моргейз отказалась вновь принять  Элайду.  Впервые  за
все времена  королева  Андора  не  имеет  при  себе  Айз  Седай  в  качестве
советника. Кроме того, она потребовала: как только ее  дочь  будет  найдена,
немедленно отправить ее в Кэймлин. С большим трудом я убедила ее в том,  что
безопаснее для тебя было бы некоторое время продолжить курс своего  обучения
в Белой Башне. А  она  ведь  уже  имела  намерение  и  двух  твоих  братьев,
проходящих военную подготовку под руководством Стражей, тоже отозвать домой.
Они уже и сами поговаривали о скором своем отбытии. До сих пор  я  не  знаю,
как все сложится.
   Илэйн, казалось, не видела и не слышала ничего происходящего,вокруг  нее,
внутренним взором наблюдая разгневанную Моргейз. Девушку била дрожь.
   - Гавин брат мне, - проговорила она с абсолютно равнодушным  лицом,  -  а
Галад - нет.
   - Полно ребячиться! - одернула ее Амерлин - То,  что  отец  у  вас  один,
делает братом твоим и Галада, нравится тебе он или нет. Я  не  позволю  тебе
придуриваться, девочка!  Послушнице  мы  всегда  простим  некоторую  сносную
глупость, но для Принятой подобное поведение недопустимо!
   - Да, мать, - угрюмо подтвердила ее правоту Илэйн.
   - У Шириам хранится письмо, оставленное для  тебя  королевой.  Не  станем
осуждать  твою  матушку  за  злой  язычок,  важно   одно:   она,   вероятно,
подтверждает в письме свое намерение забрать тебя домой, как только подобная
перемена судьбы станет для тебя безопасной.  Она  уверена:  через  несколько
месяцев, это самое большее, ты будешь уже в состоянии  направлять  Силу  без
риска для своей жизни.
   - Но я хочу продолжить учение, мать! - В голосе Илэйн уже вновь забряцало
железо. - Я хочу стать Айз Седай!
   Улыбка Амерлин стала еще мрачнее, чем была прежде.
   - Ты понимаешь все правильно, дитя мое,  ибо  я  не  собираюсь  разрешить
Моргейз увезти тебя отсюда. У тебя есть все необходимые таланты, чтобы стать
более сильной, чем любая из Айз Седай за тысячу лет до твоего прихода к нам,
и я не позволю тебе покинуть нас до тех пор, пока ты не заслужишь не  только
кольцо, но и шаль! Иначе я скручу тебя в бараний рог! Но тебя я  не  отпущу!
Ясно?
   - Да, мать! - Голосок Илэйн вновь прозвучал неуверенно,  но  на  сей  раз
Эгвейн подругу не винила, Илэйн оказалась между Моргейз и  Белой  Башней,  -
будто полотенце, которое рвут друг у друга  два  пса,  ее  тянули  в  разные
стороны Королева Андора  и  Престол  Амерлин.  Если  прежде  не  раз  Эгвейн
завидовала своей подруге Илэйн из-за  ее  богатства  и  королевского  трона,
ожидающего девушку в будущем, то в эту минуту зависть ее исчезла.
   - Лиане, проводи Илэйн в кабинет Шириам, - проговорила Амерлин властно. -
А остальных приятельниц оставь здесь, я  должна  сказать  им  еще  несколько
слов. И не думаю, что слушать меня они будут с большим удовольствием.
   Эгвейн и Найнив обменялись друг с другом взглядами, выражающими внезапную
тревогу: на этот миг общая  озабоченность  разрешила  возникшую  было  между
девушками напряженность. Она хранила под замком нечто особенно важное, чтобы
сказать об этом лишь мне да Найнив, Эгвейн  недоумевала.  Но  что?  Впрочем,
никакая новость уже не изменит суть дела,  лишь  бы  она  не  запретила  мне
продолжать обучение! Но почему она отослала Илэйн?
   Услышав упоминание о кабинете Наставницы послушниц, Илэйн поморщилась, но
овладела собой, как только к ней подошла Лиане.
   - Да будет воля твоя, мать! - отвечала Илэйн на указание Амерлин согласно
этикету, при этом приседая в безукоризненном реверансе, широко  распластывая
свои юбки. - Я вам подчиняюсь.
   И она вышла вслед за Лиане, высоко подняв голову.

Глава 14
ШИПЫ ВОНЗАЮТСЯ

   Заговорила с девушками Престол Амерлин не сразу - сначала она  подошла  к
одному из высоких окон  в  арочном  проеме  и  выглянула  поверх  балкона  в
расположенный внизу сад, при этом руки она держала сжатыми у себя за спиной.
Минуты  шли  за  минутами,  но  она  молчала,  и  вот  наконец   заговорила,
по-прежнему спиной стоя к двум слушающим ее девушкам:
   - Самое худшее известие я держу в себе,  но  не  может  молчание  длиться
вечно, верно? Наши слуги не знают о краже тер'ангриалов, а происшедшие в  ту
ночь убийства они не связывают с именами Лиандрин и других женщин, ушедших с
ней вместе. Устроить это, при  всеобщей  любви  к  сплетням,  было  довольно
нелегко. Но многие и впрямь поверили, будто ошарашившие их убийства - работа
Приспешников Тьмы. Как оно и было на самом-то деле. Слухи о событиях в Башне
докатились и до города. Рассказывают в городе кратко: Друзья Тьмы проникли в
Башню, они  и  совершили  душегубство.  Вообще  пресечь  всякие  слухи  было
невозможно. Это не прибавляет  лавров  к  доброй  репутации  Башни,  но,  по
крайней мере, звучит гораздо удобней  для  нас,  чем  полная  правда.  Таким
образом, никто за стенами нашей Башни и лишь  очень  немногие  в  ней  самой
знают о том, что были убиты Айз Седай. Приспешники Тьмы в Белой Башне. Чушь!
Я  всю  жизнь  отрицала  подобное!  Не  позволю,  чтобы  существовало  такое
положение дел! Подвешу их на крюке! Выпотрошу и пусть сушатся на солнце!
   Найнив послала Эгвейн довольно-таки неопределенный взгляд, - впрочем,  не
столь уж и неясный, как показалось Эгвейн, - и,  набрав  для  речи  воздуху,
заговорила:
   - Вы желаете наказать нас двоих еще строже, мать? Сверх  того  приговора,
что вы уже вынесли нам?
   Амерлин взглянула на девушек, не поворачиваясь к ним,  через  плечо,  так
что взгляд ее оставался в тени:
   - Наказать еще строже? Можно сказать и  так!  Некоторые  станут  роптать:
Амерлин, мол, поднимая гордячек на ступень Принятых, вручает  им  тем  самым
незаслуженный дар! Но сказать вам двоим я собиралась не об этом.  Сейчас  вы
почувствуете, как вонзаются в тело шипы той розы!
   Она пролетела по комнате прямиком к своему  стулу,  уселась  за  стол,  и
девушкам показалось, будто Амерлин вновь утратила свой пыл.  Или  неясностью
своего поведения она старалась выиграть побольше времени.
   Эгвейн отчетливо видела неопределенное выражение лица Амерлин, и  желудок
у нее сжимался от мрачных догадок. Престол Амерлин всегда имела вид  женщины
уверенной  в  своих  силах,  целеустремленной  и  владеющей   всеми   своими
чувствами. По сути своей Амерлин являлась олицетворением силы. Ощущая, кроме
всех ее героических качеств, еще и  заметную  физическую  мощь,  женщина  по
другую сторону стола обычно быстро осознавала, насколько  глубоки  знания  и
велик опыт Амерлин, позволяющие ей при желании намотать свою собеседницу  на
катушку от ниток. Но вдруг увидеть ее колеблющейся, точно  девочка,  которая
должна нырнуть в пруд головой вниз и не имеет ни малейшего  представления  о
его глубине и о том, не подстерегают ли ее в глубине сваи и  валуны  или  на
дне тина, - видеть ее такой было мучительно для Эгвейн, сразу  же  ощутившей
мороз, пронзающий  ее  до  костей.  Но  что  она  имеет  в  виду,  говоря  о
вонзающихся шипах? Какое еще наказание для нас измыслила она, о Свет?
   Поглаживая ладонями резной ящичек темного дерева, стоящий  перед  ней  на
столе, Амерлин смотрела на него как на нечто очень далекое.
   - Кому я могу доверять - вот вопрос! - тихо проговорила она. - Ну,  Лиане
и Шириам я обязательно должна доверять. Что же мешает  мне?  Или  довериться
Верин? - Плечи ее задрожали от внезапного неслышного смеха. - Я уже доверила
Верин столь многое, что рискую не одной только своей жизнью, но и еще многим
иным, но могу ли я продолжать доверять ей?  Тогда,  может  быть,  Морейн?  -
Амерлин замолчала  ненадолго.  -  Я  всегда  полагала,  что  Морейн  я  могу
довериться!
   Эгвейн переступила с ноги на  ногу.  О  чем  успела  узнать  Амерлин?  Но
спрашивать об этом, разумеется, невозможно, а если и спрашивать, то не  саму
Амерлин. А знает ли она, что молодой парень из моей деревни,  этот  мужчина,
который, как я всегда считала, однажды  станет  мне  супругом,  является  на
самом деле Возрожденным Драконом? Известно ли  Амерлин,  что  постоянно  ему
помогают в его свершениях две твои Айз Седай? Пока что Эгвейн была  уверена:
Престол Амерлин не знает, каким ее ученица видела Ранда во сне прошлой ночью
- бегущим от Морейн! Ей самой очень хотелось  быть  уверенной  в  атом.  Она
молчала.
   - О чем вы говорите?  -  вновь  потребовала  от  Амерлин  ответа  горячая
Найнив. Та подняла на нее свой взор, и молодая  женщина  тотчас  же  сменила
тон, добавляя: - Простите меня, мать, но мы, видно, приговорены вами  к  еще
худшему наказанию, да? Ваш разговор о доверии неизвестно с кем - он не дошел
до моего сознания. Спросите меня, я отвечу: доверять Морейн вам не следует?
   - Ты отвечаешь за свои слова, не так ли? - спросила ее Амерлин.  -  Всего
год, как явилась к нам  из  деревни,  и  уже  думает,  будто  знает  о  мире
достаточно, чтобы решать, кому из Айз Седай можно доверять, а  кому  нельзя!
Всем матросам матрос - уже и парус поставить выучился!
   - Да она совсем не то имела в виду, мать! - вмешалась Эгвейн  в  светскую
беседу, уже зная: на самом деле Найнив хотела сказать как раз то самое,  что
и сказала. Она  пронзила  подругу  предупреждающим  об  опасности  взглядом.
Найнив резко дернула себя за косу, закрыв рот и сжав губы.
   - Хм, кто бы говорил! - размышляла вслух Амерлин. - Доверие - штука такая
же скользкая, какой бывает корзинка с угрями. Дело в том, что  придется  мне
работать вместе с вами, с двумя девчонками, которые могут служить  для  дела
опорой не более, чем пучок соломы!
   Губы Найнив побелели, но голос остался ровным:
   - Пучок соломы, так вы сказали, мать?
   Амерлин же продолжала свою речь с таким  видом,  будто  не  слышала  слов
Найнив:
   - Лиандрин попыталась затолкать вас головами вперед под плотину, и вполне
возможно, убралась она потому, что узнала: скоро вы возвращаетесь  и  можете
сорвать с нее маску. Поэтому мне придется поверить, что вы не входите в круг
Черных Айя. Приятней  было  бы  грызть  чешую  и  жевать  сырые  потроха,  -
пробормотала она, - но, видно, надо бы мне привыкнуть произносить это слово!
   От ужаса Эгвейн немо раскрыла рот: Черные Айя? Мы? О Свет! Но вместо  нее
Найнив воскликнула с жаром:
   - Ну нет! Мы - нет! Не они! Как вы смеете подозревать нас! Как вы  можете
даже предполагать такой ужас?!
   - Сомневаешься во мне, дитя, так продолжай! -  промолвила  Амерлин  тоном
приказа. - Изредка ты обладаешь мощью, сравнимой с могуществом Айз Седай, но
на самом деле никакая ты не Айз Седай, ты и на мили не подошла к ним  ближе!
Ну?!  Продолжай,  если  тебе  есть  что  сказать!  Обещаю:   тебе   придется
выплакивать у меня прощение! "Пучок  соломы"?  Я  сомну  тебя,  как  сминают
солому! Терпение мое лопнуло!
   Губы Найнив дрожали. Наконец заставив себя встряхнуться, она  успокаивала
свое сознание глубоким дыханием. Она заговорила вновь, и  в  голосе  ее  еще
позвякивала резкость, но уже резкость умеренная:
   - Простите меня, мать. Но вам бы не следовало... Мы не... Мы  никогда  не
опустились бы так низко!
   Амерлин с натянутой улыбкой откинулась на спинку стула.
   - Ну вот, стоит тебе захотеть - и ты вполне в состоянии себя  сдерживать.
В этом я и хотела убедиться. - При этих словах властительница Эгвейн  начала
размышлять на тему: насколько и впрямь разыгранная Амерлин сцена была  всего
лишь испытанием? Вокруг глаз Амерлин залегли морщины, которые давали понять:
терпение ее и в самом деле вот-вот  кончится.  -  Я  хочу  все  же  изыскать
возможность возвысить тебя до присвоения тебе шали, дочь  моя!  Если  верить
Верин, ты уже так же сильна, как любая женщина в Белой Башне.
   - Мне - шаль? - Голос Найнив от волнения  прерывался.  -  Я...  Я  -  Айз
Седай?
   Сделав рукой такое  движение,  будто  отбросила  в  сторону  нечто  вовсе
неважное, Амерлин, однако, вздохнула при этом с явным сожалением.
   - Зачем стремиться к тому. что может и не осуществиться?  Вряд  ли  бы  я
смогла возвысить тебя до звания полноправной сестры и в то же время отослать
сию сестру на кухню, выскабливать котлы до блеска. Учти,  Верин  утверждает,
будто ты по-прежнему способна осознанно направлять лишь в состоянии  крайней
ярости. Но я была бы готова отсечь тебя от Истинного Источника,  если  б  ты
хоть каплю  походила  на  тех,  кто  соблазнился  притягательностью  саидар.
Конечные испытания перед получением тобой  шали  проверяют  среди  прочих  и
умение твое направлять Силу, одновременно  сопротивляясь  давлению  извне  и
сохраняя внешнее и внутреннее спокойствие. Причем воздействие на тебя  будет
оказано сильнее некуда. Даже я  не  могу  своей  властью,  да  и  не  захочу
изменить установленные испытания.
   Найнив выглядела обескураженной. Она взирала во все глаза на Амерлин,  не
в силах захлопнуть раскрывшийся рот.
   - Я ничего не понимаю, мать, - заявила Эгвейн, подумав с минуту.
   - Наверное, пока и не должна. В Башне есть лишь  две  женщины,  в  ком  я
уверена: они не из Черной Айя. - При последних  словах  губы  Амерлин  снова
скривились. - Это ты и твоя подруга! Лиандрин  и  с  нею  двенадцать  женщин
покинули нас. Но все ли ее сообщницы ушли? Или они оставили  здесь  кое-кого
из своих товарок, и те скрываются  среди  нас,  точно  пни,  прячущиеся  под
весенней водой: не видишь их, пока они  тебе  лодку  не  продырявят?  Вполне
вероятно, я обнаружу их слишком поздно, но я  их  разоблачу,  я  не  позволю
Лиандрин и се помощницам уйти от  возмездия.  Главные  их  злодейства  -  не
воровство и не убийства. Погубив кого-то из моих людей, уйти  невредимым  не
удалось еще ни одному душегубу. И я не допущу того, что тринадцать прекрасно
подготовленных Айз Седай служат Тени! Я  найду  их,  вырою  из-под  земли  и
усмирю!
   - Не понимаю, какое  отношение  к  нам  имеют  эти  дела,  -  медлительно
проговорила сохраняющая спокойствие Найнив. Но по  выражению  ее  лица  было
ясно: собственные мысли ее не радуют.
   - Очень существенное отношение, дитя мое, - насмешливо пропела Амерлин. -
Вам с подругой предстоит стать моими ищейками, вы начнете выслеживать Черных
Айя.  Кто  станет  подозревать  в  столь  важной  службе   вас   -   парочку
недообученных Принятых, только что ославленных мною публично?
   - Какое безумие! - Еще в  ту  секунду,  когда  Амерлин  произнесла  слова
"Черные Айя", глаза у Найнив распахнулись во  всю  ширь,  и  она  так  сжала
кончик  своей  косы,  что  суставы  ее  пальцев  побелели.  Слова  свои  она
распластывала во всем их смысле и словно откусывала и сплевывала их:  -  Они
все уже настоящие Айз Седай, а Эгвейн еще не сделала и первых шагов на  пути
Принятой, обо мне же самой вы знаете: направлять  даже  столь  слабый  поток
Силы, чтобы хотя бы зажечь свечу, я не  могу  до  того  мгновения,  пока  не
разъярюсь, причем разъяриться по своей собственной воле я не могу. Как же мы
станем противодействовать им?
   В знак согласия со словами подруги Эгвейн кивнула. Язык ее прилип к небу.
Охотиться за Черными Айя? Я бы предпочла с хворостинкой в  руке  в  одиночку
выйти на медведя! Амерлин просто желает дополнительно наказать нас  страхом.
Вот что ей нужно! И  ежели  цель  Амерлин  была  действительно  такова,  она
достигнута.
   Амерлин тоже кивала речам Найнив. - Каждое произнесенное тобой слово есть
правда, дочь моя. Но в подлинной вашей мощи Лиандрин вам даже не ровня, хотя
она и наиболее сильная из тех тринадцати. Однако все они укрепили свою  мощь
тренировками, а вы - нет, и, кстати, ты, Найнив, до сих пор, как  и  прежде,
имеешь некие ограничения. Но, дитя мое, если нет весла, то,  чтобы  догрести
на лодке до берега, сгодится любая дощечка!
   - Но я в таком деле - ничто! - выпалила Эгвейн.  Голосок  ее  вонзился  в
воздух, как тонкий писк, но она не могла устыдиться своей слабости:  слишком
напугана была. Амерлин и вправду решила так поступить! Она стоит  на  своем,
ты видишь, о Свет! Лиандрин отдала меня в  лапы  Шончан,  а  сейчас  Амерлин
желает. чтобы я взяла след  тринадцати  злодеек,  каждая  из  коих  -  копия
Лиандрин? - Но как же будет с моими занятиями, мать, с  работой  на  кухнях?
Анайя Седай захочет, наверняка захочет вновь проверить меня, определить,  не
являюсь ли я Сновидицей. У меня едва хватит времени на сон и еду. Когда же я
успею охотиться за кем-то?
   - Ничего, время сама найдешь. - Амерлин снова была холодной и  спокойной,
будто выслеживать Черных Айя было не сложнее,  чем  подметать  пол.  -  Став
одной из Принятых, ты сама, в определенных  пределах,  выбираешь,  чем  тебе
интересно заниматься, и  время  для  своих  занятий  выбираешь  сама.  И  не
забывай: для Принятых установленные правила менее строги, чем для послушниц.
Чуть менее строги. Преступниц же необходимо найти, дитя мое!
   Эгвейн, ища поддержки своим возражениям, взглянула на Найнив. Но  та  уже
сама пререкалась с Амерлин:
   - Но почему тогда в  нашем  деле  не  участвует  Илэйн?  Неужели  по  той
причине, что  и  ее  вы  причислите  к  Черной  Айя?  Или  потому,  что  она
Дочь-Наследница Андора?
   - Всего один самый первый заброс, а твоя сеть уже полна рыбой, дитя  мое!
Я бы назначила Илэйн в помощь вам двоим, дитя мое, если  бы  мне  не  мешали
важные  обстоятельства:  в  данный  момент  Моргейз  сильно  осложняет  наше
положение возникшими из-за нее проблемами. Вот я причешу ее,  да  скребницей
почищу,  да  выведу  снова  на  верный  путь,  -  тогда,  надеюсь,   к   вам
присоединится Илэйн. Хотелось бы на это надеяться.
   - В таком  случае  освободите  от  сложного  задания  и  Эгвейн  тоже,  -
проговорила Найнив. - Она едва  ли  настолько  взрослая,  чтобы  считать  ее
женщиной. Твою часть труда в начинающейся охоте я беру на себя, Эгвейн!
   - Я - женщина! - начала было протестовать Эгвейн, но Амерлин перебила ее:
   - Я не делаю из тебя наживу для щуки, дитя мое, не насаживаю  на  крючок.
Имей я сотню таких, как ты, я все равно не  была  бы  преисполнена  счастья,
однако вас у меня лишь две, так что действовать будете вдвоем.
   - Найнив, - повела речь Эгвейн, -  я  тебя  не  понимаю!  Ты  хочешь  нас
убедить, будто предложенная работа тебе по душе?
   - Я вовсе не это хотела сказать, - проговорила Найнив устало. - Но  я  бы
предпочла охотиться на преступниц, нежели сидеть в углу и размышлять о  том,
не обернется ли Приспешником Тьмы обучающая меня Айз Седай. И какое бы новое
зло ни замыслили сотворить бежавшие враги, я не хочу  ждать,  пока  они  его
совершат на самом деле.
   Решение, найденное Эгвейн, вновь заставило ее желудок дрогнуть.
   - В таком случае я тоже буду участвовать в охоте! - вымолвила она.  -  Не
больше твоего хочу я сидеть, гадая и ожидая невесть чего! - Найнив  раскрыла
рот с готовой уже, конечно, речью,  но  Эгвейн  встряхнула  изнутри  вспышка
гнева, после страха злость принесла ей облегчение.  -  И  больше  не  дразни
меня: слишком, мол, я молода! Начнем с того, что направлять я могу  в  любое
время, стоит мне только  захотеть  этого!  Хоть  в  любую  минуту!  Запомни,
Найнив, я уже перестала быть девочкой-малышкой!
   Найнив оставалась на месте, подергивая себя за косу и не говоря ни слова.
Наконец оцепенение схлынуло с нее, точно вода при умывании.
   - Ах ты перестала уже быть девочкой, да? - спросила она насмешливо. - Да,
ты стала уже женщиной, эти слова я сказала сама, но учти, я в них  не  верю!
Послушай, девочка, я... Нет, женщина. Женщина, надеюсь,  ты  уже  поняла,  в
какой котел с маринадом ты угодила вместе со мной, и огонь под ним уже, быть
может, зажжен!
   - Мне это известно! - Эгвейн гордилась тем, что голос ее почти  вовсе  не
дрожал.
   Амерлин улыбалась, как будто она была и  в  самом  деле  довольна,  но  в
голубых ее глазах сквозило нечто, заставившее Эгвейн поверить в  новую  свою
догадку: властительница уже ведает, каковы были и будут  в  ближайшее  время
помыслы двух ее учениц. На миг Эгвейн почувствовала те  пресловутые  ниточки
кукловодов, вновь дергающих ее за руки и ноги.
   - Верин... - Амерлин чуть помедлила, затем  тихо  проговорила  словно  бы
себе самой: - Если уж доверять кому-то, тогда  лучше  всего  довериться  ей.
Только ей одной. Она уже знает обо всем этом деле столько же, сколько  знала
я, а быть может, и больше. - Голос ее усилился. - Верин сообщит вам все, что
известно о Лиандрин и ее сообщницах, а также покажет  список  тер'ангриалов,
которые были украдены, и расскажет об их действии. Я говорю о тех предметах,
назначение которых  нам  известно.  А  что  касается  Черных  Айя,  все  еще
остающихся в  Башне...  Слушайте,  смотрите,  а  вопросы  свои  задавайте  с
осторожностью. Станьте неуловимы, как мыши. Если у вас появится хотя бы тень
подозрения о чьем-то участии в преступных делах, сразу же говорите все  мне.
Сама я буду следить за вами постоянно. Зная, за что вас подвергли наказанию,
никто не обратит на это внимания.  Можете  передавать  мне  свои  сообщения,
когда я буду заходить к вам. И помните: перед тем как покинуть  нашу  Башню,
враги совершили несколько убийств. И могут продолжить свои злодейства.
   - Все это так, - промолвила Найнив, - но все же мы теперь будем  в  числе
Принятых,  а  выискивать  нам  предстоит  среди  Айз  Седай.  Значит,  любая
полноправная сестра может отправить нас заниматься своими  делами,  а  то  и
отослать нас на стирку ее белья, и мы вынуждены будем ей подчиниться.  Кроме
того, есть места, в  которых  Принятым  показываться  нежелательно,  и  есть
кое-что, чего Принятым делать не положено. Да видит Свет, если мы  убедимся,
что какая-то сестра - из Черной Айя, так она с полным  правом  может  отдать
приказ стражникам, и они запрут нас в  наших  собственных  комнатах,  где  и
будут держать под стражей. Нет сомнений, слово  Айз  Седай  для  них  станет
приказом повесомей, чем слово Принятой.
   -  Большую  часть  времени,  -   проговорила   Амерлин,   -   вы   должны
придерживаться тех рамок, в которых живут Принятые. Главное  -  чтобы  никто
вас не заподозрил. Но... - Она раскрыла черный ящичек, стоявший перед ней на
столе, но тут же заколебалась и взглянула на двух молодых женщин так,  будто
все еще не была уверена в собственном намерении, затем она вынула из  ящичка
несколько бумаг, твердых и сложенных пополам. Тщательно рассортировывая их и
раскладывая на  столе,  она  наконец  выбрала  две  из  них,  вновь  недолго
поколебавшись. Остальные  бумаги  Амерлин  снова  положила  в  ящик,  а  две
выбранные ею  вручила  Эгвейн  и  Найнив.  -  Спрячьте  их  как  следует!  -
проговорила она.  -  Используете  сии  документы  только  в  случае  крайней
необходимости.
   Эгвейн раскрыла свою жесткую грамоту. Аккуратным, округлым почерком в ней
было написано нечто чрезвычайно важное, скрепленное  в  нижней  части  листа
печатью с Белым Пламенем Тар Валона:

***

   Все деяния лица, владеющего сим документом. исполняются по моему  приказу
и личному повелению. Всякий, кто  прочтет  написанные  здесь  слова,  должен
сохранить их в секрете и подчиняться моему приказу.
   Суан Санчей Блюстительница Печатей Пламя Тар Валона Престол Амерлин ***

   - Но ведь,  имея  такую  грамоту,  я  могу  вытворить  что  угодно!  -  с
удивлением проговорила Найнив. -  Могу  повелеть  стражникам  отправиться  в
поход. Приказывать Стражам! - Она коротко рассмеялась. - С такой бумаженцией
я любого Стража заставлю танцевать вприпрыжку!
   - До тех пор, пока об этом не узнаю я, - сухо согласилась с нею  Амерлин.
- Если вы воспользуетесь  таким  документом,  не  имея  на  то  убедительных
причин, то вы у  меня  пожелаете  всей  душой,  чтобы  вас  снова  захватила
Лиандрин!
   - Я не намерена ничего такого делать, - торопливо проговорила  Найнив.  -
Все, что я хотела сказать:  с  такой  грамотой  наши  полномочия  возрастают
гораздо более, чем я могла ожидать!
   - Вам может потребоваться любой клочок этого  документа,  -  предупредила
Амерлин. - Дитя мое, запомни одно. Приспешник Тьмы  не  станет  обращать  на
грамоту внимания, и Белоплащник тоже! И тот и другой только за  то,  что  ты
располагаешь подписанным мною  приказом,  могут  тебя  умертвить.  Если  сия
бумажка - щит... но бумажные щиты - вещь непрочная, а на этом щите к тому же
четко выписана яркая мишень.
   - Да, мать! - хором отвечали Эгвейн и Найнив. Сложив полученную  грамоту,
Эгвейн упрятала ее в сумку на своем поясе, решив не доставать  ее  на  свет,
пока в этом действительно не появится необходимость. Но  как  я  узнаю,  что
необходимость уже появилась?
   - А что с Мэтом? - спросила Найнив. - Он  очень  болен,  мать,  и  лишним
временем он не располагает.
   - Я сообщу тебе о его состоянии, - кратко сказала Амерлин.
   - Но, мать...
   - Я все тебе сообщу! А теперь, дети мои, наш  разговор  окончен.  Будущее
Белой Башни теперь в ваших руках. Идите в свои комнаты,  отдохните  немного.
Не забывайте, вас ожидает еще  встреча  с  Шириам,  а  затем  -  свидание  с
котлами!

Глава 15
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК

   Выйдя из кабинета Престола Амерлин,  Эгвейн  и  Найнив  попали  в  пустые
коридоры, где лишь изредка  появлялись,  спеша  по  делам,  служанки,  бойко
перебиравшие ножками в мягких  домашних  туфлях.  Появление  служанок  очень
радовало Эгвейн. Ибо залы, оставшиеся у нее за спиной, становились отчего-то
все более похожи  на  пещеры,  несмотря  на  роскошь  гобеленов  и  мрамора,
покрытого изысканной резьбой. Пещеры, где царила беда. По-прежнему то и дело
подергивая себя за косу, Найнив, однако, устремилась вперед столь напористо,
что Эгвейн едва поспевала за ней следом. Остаться здесь в одиночестве ей  не
хотелось.
   - Я думаю, Найнив, что Черные Айя еще остались где-то здесь, и они  могут
догадаться  о  наших  с  тобой  действиях...  Надеюсь,  твои  речи  о  наших
намерениях не подразумевали, будто мы уже связаны  обетами  Трех  Клятв.  Не
позволю им сгубить себя,  никогда,  -  если  могу  воспрепятствовать  этому,
направляя Силу!
   - Но если кто-то из них на самом деле все еще здесь, как ты сказала,  то,
чтобы узнать о наших подвигах, им достаточно нас всего лишь узреть! -  Голос
Найнив выдавал ее тревогу. - А если они увидят в нас угрозу,  то  нам  тогда
все равно придется худо.
   - Но почему они могут заподозрить в нас с  тобой  угрозу  для  себя?  Как
может угрожать им тот, кто им же и подчиняется? Если ты  обязана  соскребать
грязь с котлов, да еще трижды в день поворачивать вертела, то  бояться  тебя
некому! Для того Амерлин и отправляет нас вкалывать  на  кухнях.  Для  этого
тоже, во всяком случае.
   -  А  может  быть,  Амерлин  продумала   свои   планы   с   недостаточной
дальновидностью, - проговорила Найнив с деланным равнодушием.  -  Но  нельзя
исключить, что продумала она все как следует, просто планирует  для  нас  не
то, что провозглашает своей целью. Пошевели мозгами, Эгвейн!  Пока  Лиандрин
не додумалась до того, будто мы для нее опасны, она не пыталась убрать нас с
дороги. Не могу я себе представить, каким образом и  из-за  чего,  но  я  не
пойму, как ситуация могла измениться. Так что если и есть здесь до  сих  пор
Черные Айя, то подозревают они о наших делах или нет, но  будут  они  к  нам
относиться так же, как она.
   - Вот об этом я не подумала, - призналась Эгвейн, вздохнув. - Сделай меня
невидимой, Свет! Знаешь, Найнив, уж ежели они до сих пор нас преследуют,  то
пусть меня усмирят, только бы не убили меня Друзья Тьмы, а  то  и  еще  чего
похуже учинят. И тебе, хоть я и слышала слова, сказанные тобой  Амерлин,  не
поверю, будто ты дашь им себя захватить.
   - Я сказала именно то, что хотела. -  Можно  было  подумать,  что  Найнив
отвлеклась от своих мыслей. Она замедлила  шаг.  Мимо  женщин  проскользнула
светловолосая послушница, несущая куда-то поднос.  -  Эгвейн,  я  ни  единым
словом не поступилась истиной, - продолжала Найнив, когда начинающая ученица
уже не смогла их слышать. - Есть и иные способы защитить себя. Не  зная  их,
Айз Седай, едва покинув Башню, тотчас же были бы  убиты.  И  мы  должны  как
следует подумать и  отыскать  все  пути  для  обороны,  и  тогда  сумеем  их
использовать.
   - Я уже овладела многими способами самозащиты, а тебе  они  все  известны
давно, Найнив. - Все они для нас небезопасны. -  И,  перебивая  Эгвейн,  уже
разинувшую рот, дабы возразить спутнице, что опасны-то те приемы не для них,
но для тех, кто вознамерится на женщин напасть, Найнив с жаром ее  убеждала:
- Может случиться так, что заученные приемы тебе понравятся, овладеют тобой.
Когда я нынешним утром выпустила весь свой гнев на Белоплащников... Да,  мне
это по вкусу пришлось. Вот что для всех нас опасно!  -  Сдерживая  волнение,
она вновь ускорила шаг, так  что  Эгвейн  пришлось  поторопиться,  чтобы  ее
догнать.
   - Ты повторяешь слова Шириам. Сама ты никогда  не  говорила  мне  такого.
Раньше тебя не сдерживали рамки, в которые тебя желали втиснуть.  Почему  же
тебе захотелось наложить на себя какие-то ограничения именно  сейчас,  когда
нам следует прорываться сквозь них, спасая свою жизнь?
   - Ну и что хорошего ждет тебя и меня, если нас с тобой попросту  выдворят
из Башни? Усмиренных или неусмиренных,  но  выгонят,  и  что  же?  -  Найнив
понизила голос и говорила теперь будто  с  собой.  -  Я  выдержу,  я  смогу!
Должна, если хочу остаться тут и выучиться всему, и я должна  узнать,  сумею
ли я... - Она словно вдруг поняла: речь ее  кто-то  слышит.  Найнив  бросила
тяжелый взгляд на Эгвейн, и голос у нее стал громче.  -  Дай  мне  подумать.
Прошу тебя, помолчи, мне нужно собраться с мыслями.
   Эгвейн тут же прикусила язычок, но она так и клокотала от своих вопросов,
не  заданных  Найнив.  Какая  есть  особенная  причина,  по  которой  Найнив
стремится узнать больше, чем в силах дать Белая Башня? Что у нее на уме?
   И почему она не посвящает Эгвейн в свои  секреты?  Секреты...  Войдя  под
своды Башни, мы научились все свои устремления держать в тайне. Амерлин тоже
таит от нас свои секреты. Но что она все-таки сделает с Мэтом, о Свет?
   Найнив не стала сворачивать в те коридоры, где располагались Принятые,  а
проводила  Эгвейн  до  келий,  где  жили  послушницы.   Галереи   оставались
по-прежнему безлюдны, и две женщины, поднимаясь  по  круговым  пандусам,  не
встретили ни одного человека.
   Но вот они подошли к двери  комнаты,  где  жила  Илэйн,  Найнив  единожды
стукнула кулачком в дверь, сразу же ее отворила и просунулась  в  помещение.
Через миг она позволила белой двери захлопнуться и направилась к уже  другой
двери, ведущей в комнату Эгвейн.
   - Ее еще нет, - объяснила Найнив. - А мне  бы  нужно  поговорить  с  вами
обеими.
   Эгвейн поймала ее за плечо и, резко потянув за руку, остановила подругу:
   - О чем...
   И в тот же миг что-то дернуло Эгвейн за волосы и ужалило  в  ухо.  Черное
пятно промелькнуло перед самыми ее глазами, спеша звонко удариться  о  стену
напротив, и в следующее мгновение Найнив сбила девушку с ног, рванула ее  на
пол галереи, за парапет.
   Растянувшись на полу, Эгвейн неотрывно вглядывалась расширенными  глазами
в нечто, лежавшее на камне перед ее дверью -  там,  где  оно  упало.  Оно  -
стрела,  пущенная  из   самострела.   Меж   четырьмя   закаленными   зубцами
наконечника, способного пронзить броню, виднелись запутанные пряди ее темных
волос. Желая прикрыть раненое ухо, Эгвейн подняла дрожащую  руку,  коснулась
крохотной ранки, мокрой от  источаемой  крови.  Если  бы  в  тот  миг  я  не
замерла... Если бы я... Да, стрела пробила бы ей  голову  и  заодно,  скорей
всего, убила бы и Найнив. - Кровь и пепел! - воскликнула она, едва  переводя
дыхание. - Кровь и проклятый пепел!
   - Следи за своими словами,  -  предостерегла  ее  Найнив,  но  больше  по
укоренившейся привычке. Сейчас ее внимание занимало совсем иное. Притаившись
за балюстрадой,  она  всматривалась  между  белыми  каменными  балясинами  в
дальние коридоры галерей. Взору Эгвейн  предстало  окружившее  спасительницу
сияние. Найнив открылся сайд ар.
   Торопясь, Эгвейн также пыталась дотянуться до Единой Силы, но собственная
спешка не шла ей на пользу. Ей мешала торопливость и облики, заграждающие от
нее вход в пустоту, роившиеся  в  сознании:  ее  голова,  расколотая,  точно
переспелая дыня, разбитая бронебойным арбалетным болтом,  продолжающим  свой
смертоносный полет в тело Найнив. Эгвейн принялась дышать глубже,  еще  один
вдох, и еще вдох, и наконец она узрела плавающую в пустоте розу, и открылась
Истинному Источнику, и Сила переполнила ее.
   Эгвейн перекатилась на живот, подползла к Найнив и принялась вместе с ней
вглядываться сквозь промежутки между столбами перил.
   - Ты что-нибудь видишь? - спросила она Найнив. - Видишь его? Сейчас я его
на молнию наколю! - Она уже чувствовала, как в ней  закипает  жидкий  огонь,
стесненный ее телом, желающий освободиться.  -  Это  же  мужчина,  верно?  -
Эгвейн не могла и представить себе, как мужчина проник в обитель  послушниц,
но женщина тем  более  не  могла  бы  пройти  через  все  коридоры  Башни  с
самострелом в руках - слишком невероятна подобная картина.
   - Не знаю! - В голосе Найнив звенел спокойный гнев; когда  она  старалась
заглушить свой гнев, то он бывал еще страшнее. - Кажется, я его вижу...  Да!
Он там!
   Эгвейн почуяла забурливший внутри  Найнив  пульс  Силы,  а  потом  Найнив
неспешно поднялась на ноги и стала отряхивать свое платье с таким выражением
лица, точно беспокоиться ей было более не о чем. Эгвейн так и уставилась  на
нее:
   - Что? Что сотворила ты над ним, Найнив?
   - "Многие полагают,  -  ответствовала  своей  подруге  Найнив  лекторским
тоном, при этом не скрывая усмешки, - будто из Пяти  Сил  Воздух,  именуемый
иногда Ветер, вовсе нам не нужен. Но они весьма далеки  от  истины!"  -  Она
разразилась натянутым смешком. - Я же тебе объясняла:  существует  множество
способов  защищаться.  Сейчас,  например,  я  использовала  Воздух,   просто
удержала врага с помощью воздуха.  Если  это,  конечно,  тот  самый,  я  как
следует рассмотреть не могла. Однажды подобный трюк исполнила на мне Амерлин
- не думаю, впрочем, что она ожидала от  меня  внимания  к  ее  действиям  и
умения у нее учиться. А ты что же - так и собираешься проваляться здесь весь
день?
   Поднявшись на ноги, Эгвейн поспешила вслед за Найнив  вверх  по  галерее.
Вскоре  они  действительно  увидели-таки  за  одним  из  поворотов  мужчину,
облаченного в самые дешевые коричневые штаны и куртку.  Он  стоял  спиной  к
ним, опираясь правой ногой на какой-то шар, а левой  воткнувшись  в  воздух,
как будто его на бегу сковала  неподвижность.  По  виду  его  было  понятно:
мужчина ощутил себя словно бы похороненным в вязком  желеобразном  веществе,
не догадавшись, что увяз в обычном воздухе, вокруг него уплотненном.  Эгвейн
тут же вспомнила,  как  этот  трюк  исполняла  Амерлин,  но  ей  подумалось:
повторить сие чудо мне  не  по  силам.  Но  Найнив,  чтобы  самой  научиться
вытворять над людьми подобные  фокусы,  потребовалось  всего  лишь  единожды
пронаблюдать, как производит такое  другая  женщина.  Однако  и  у  нее  все
получалось ладно лишь в том случае, если удавалось коснуться Единой Силы.
   Они подошли ближе к стрелку, и от  жуткого  впечатления  Эгвейн  утратила
свою связь с Силой.  Из  груди  незнакомца  торчала  рукоять  кинжала.  Лицо
мужчины уже заострилось, а его полузакрытые  глаза  затуманила  смерть.  Как
только Найнив ослабила стопор, державший его в  равновесии,  человек,  точно
ком, обрушился на пол галереи.
   Внешность  он  имел  незапоминающуюся:  был  среднего  роста  и  обычного
сложения, со столь стертыми чертами лица, что навряд ли  удалось  бы  Эгвейн
запомнить его, увидев однажды в группе из трех, скажем, человек. На  сей  же
раз она смотрела на него со вниманием, но лишь по одной простой причине: при
нем чего-то не хватало. А именно - самострела.
   Внезапно пронзенная дрожью, Эгвейн стала озираться по сторонам:
   - Здесь кто-то еще есть, Найнив! Тот, кто взял самострел. И  еще,  может,
тот, кто заколол беднягу. И сейчас  он,,  я  думаю,  снова  в  нас  с  тобой
целится!
   - Успокойся! - проговорила Найнив, взглянув, однако, направо и налево  по
галерее, подергивая себя за косу. - Тебе нужно всего лишь прийти в  себя,  и
мы сразу же узнаем все, что нужно...
   Слова ее оборвались при звуке  шагов  по  пандусу,  поднимавшемуся  к  их
ногам. Эгвейн же ощущала, как в горле у нее бьется  собственное  ее  сердце.
Неподвижная, со взглядом, прикованным к ведущему на их этаж скату,  она  изо
всех сил пыталась заново притронуться к саидар,  но  для  этого  требовалось
абсолютное  спокойствие,  от  ударов  же  сердца  спокойствие  то   и   дело
разбивалось вдребезги. На площадке перехода появилась  Шириам  Седай,  хмуро
взирающая на неожиданное для нее зрелище.
   - Что здесь случилось, во имя  Света?  -  Она  поспешила  приблизиться  к
ученицам, и ее равнодушие мгновенно исчезло.
   - Вот кого мы здесь нашли! - сказала Найнив, когда  Наставница  послушниц
наклонилась над мертвым телом.
   Шириам положила руку на грудь мужчины, но  тотчас  же,  сердито  зашипев,
отдернула ее в сторону. С трудом овладевая собой, женщина вновь  дотронулась
до убитого и на этот раз долго не убирала руку, выдерживая прикосновение.
   - Мертв! - пробурчала она. - Мертв, как все мертвецы, только еще мертвей.
- Выпрямившись, она достала из рукава носовой платок и вытерла пальцы. - Так
это вы его нашли? И здесь, именно здесь? В таком состоянии?
   Эгвейн кивнула головой, испытывая уверенность: если заговорит, то  Шириам
услышит в голосе ее ложь, и поэтому  она  продолжала  молчать,  дабы  та  не
заподозрила чего-то неладного.
   - Да, именно так, -  с  твердостью  молвила  Найнив.  -  Мужчина,  причем
мужчина мертвый, - и в таком месте? - Шириам укоризненно покачала головой. -
В отделении для послушниц это само  по  себе  уже  грандиозный  скандал,  но
этот!..
   - А что в нем такого особенного? - спросила Найнив. - И как может он быть
более чем мертвым?
   - Он - один из Бездушных! - Шириам перевела дыхание и окинула  каждую  из
молодых женщин пытливым взором. - Так называемый  Серый  Человек!  -  Она  с
отсутствующим видом  протирала  свои  пальцы  платком,  но  глаза  ее  вновь
возвращались к трупу. Во взгляде ее мелькал отблеск озабоченности.
   - Бездушный? - повторила Эгвейн с дрожью в голосе, и в одно дыхание с нею
проговорила Найнив:
   - Серый Человек?
   Кратким и проницательным взглядом ответила им Шириам. Потом сказала:
   - Сведения о подобных существах вы на уроках еще не получали, но в  своих
занятиях вы обе давно уже переступили обычные для других границы. А  сегодня
к тому же нашли этого... - Жестом она указала на труп. - Те,  кого  называют
Бездушными и Серыми Людьми,  отдают  свои  души,  желая  служить  Темному  в
качестве наемных убийц. После этого они становятся не совсем живыми.  Не  до
конца мертвыми они остаются, но и живыми в  полном  смысле  этого  слова  их
назвать нельзя. Кроме того, в числе Серых Людей есть и женщины.  Хотя  и  не
многие из них. Ибо среди Приспешников Тьмы есть всего лишь  горстка  женщин,
глупых настолько, чтобы принести  подобную  жертву  злым  силам.  На  Серого
Человека смотришь и не видишь, а когда заметишь, то будет уже поздно. Вот  и
этот жил на свете, ел, пил и спал, но был на самом деле  уже  мертвецом.  Но
сейчас лишь глаза мои пытаются мне солгать, будто  совсем  недавно  то,  что
здесь теперь лежит, вообще было живым. - И вновь Шириам посмотрела  на  двух
подруг долгим взглядом. - Знайте: со времени Троллоковых Войн в Тар Валон не
осмеливался вступить ни один Серый Человек.
   - Как вы намерены теперь  поступить?  -  спросила  Эгвейн.  Брови  Шириам
взлетели, и девушка поспешила добавить: - Если вы позволите спросить вас  об
этом, Шириам Седай...
   Айз Седай явно колебалась.
   - Поскольку именно вы имели несчастье  его  обнаружить,  я  думаю,  такой
вопрос уместен. Я доложу о случившемся Престолу Амерлин, но полагаю, узнав о
том, как все было, она пожелает, чтобы вся эта история оставалась в  секрете
как можно дольше. И так множество слухов переполняет Башню. Поэтому говорить
о случившемся вы можете либо со  мной,  либо  с  самой  Амерлин,  ежели  она
изволит этого пожелать.
   - Да, Айз Седай! -  пылко  воскликнула  Эгвейн.  Голос  Найнив  прозвучал
холодней.
   Шириам, по-видимому,  восприняла  их  послушание  как  нечто  само  собой
разумеющееся. Она даже ничем не выказала, что услышала ответы  девушек.  Все
внимание  женщины  по-прежнему  принадлежало  мертвецу.   Серому   Человеку.
Бездушному.
   - Не станем скрывать тот факт, что здесь был убит мужчина, -  проговорила
она наконец. Внезапно  сияние  Единой  Силы  окружило  Шириам,  и  столь  же
неожиданно для девушек тело на полу покрыл длинный и невысокий купол,  серый
с виду и почти непрозрачный, труп под ним увидеть было почти  невозможно.  -
Однако эта защита никому не позволит прикоснуться к телу, не даст тому,  кто
на это способен, обнаружить его  сущность.  Я  обязана  убрать  его  до  той
минуты, когда здесь появятся  наши  послушницы.  -  Раскосые  зеленые  глаза
Шириам рассматривали  подруг  так,  будто  только  сейчас  она  заметила  их
присутствие. - А вы обе уходите отсюда. Лучше всего вам отправиться  в  твою
комнату, Найнив.  Учитывая  то,  с  чем  вы  уже  столкнулись,  если  станет
известно, что вы как-то причастны к этому делу... Ступайте!
   Сделав реверанс Наставнице, Эгвейн потянула Найнив за  рукав,  но  Найнив
проговорила:
   - Почему вы пришли сюда, Шириам Седай?
   Мгновение Шириам казалась ученицам  изумленной,  но  сразу  справилась  с
собой и нахмурилась. Уставив сжатые кулаки  себе  в  бока,  она  осматривала
Найнив со всей твердостью учителя и с высоты своего положения.
   - Скажи мне. Принятая, должна ли отныне Наставница послушниц искать  себе
оправдание за то, что явилась туда, где живут  послушницы?  -  спросила  она
негромко. - Полагается ли отныне Принятым  допрашивать  Айз  Седай?  Амерлин
решила слепить нечто удивительное из вас обеих, но получится у нее  это  или
нет, а я уж буду продолжать, как обязана, учить вас хорошим манерам. Это  не
лишнее. А теперь идите, девочки, ступайте, пока  я  не  отвела  вас  в  свой
кабинет, и вовсе не в связи с тем делом, которое поручила вам Амерлин!
   Внезапно одна мысль пришла на ум Эгвейн.
   - Простите меня, Шириам Седай! - проговорила она торопливо. - Но я сбегаю
за своим плащом! Мне без него холодно! - И она бегом  бросилась  по  галерее
прочь от злополучного места, не дожидаясь, пока Айз Седай вымолвит  хотя  бы
слово.
   Найди Шириам ту стрелу, что лежит перед дверью ее комнаты, и от  вопросов
ее отбиться было бы невозможно.  Невозможно  стало  бы  притворяться,  будто
Эгвейн и Найнив совершенно случайно обнаружили убитого мужчину, никак нельзя
было бы тогда отрицать и связь между ним и Эгвейн. Но вот Эгвейн добежала до
двери своей комнаты и увидела: стрела  самострела  исчезла.  Лишь  ребристый
рубец на камне рядышком с дверью сохранял след выстрела.
   По коже Эгвейн пробежали мурашки. Как ухитрился некто неизвестный забрать
стрелу, не попавшись при этом нам на глаза? Еще один Серый Человек? Она, еще
не осознав своих действий, кинулась в объятия саидар и  лишь  сладкий  поток
Силы внутри подсказал девушке, что она делает. Но и  слившись  с  Силой,  ей
стоило громадного усилия - пожалуй, ничего тяжелее ей в жизни до сих пор  не
давалось - открыть дверь и войти в собственную келью. Впрочем, там никого не
было. Девушка сняла свой белый плащ с крючка и, не помня себя, выскочила вон
из помещения, и не отпускала саидар, пока не  оказалась  уже  на  полпути  к
оставленным ею женщинам.
   Пока Эгвейн с ними не было, между женщинами произошло еще что-то.  Найнив
пыталась во что  бы  то  ни  стало  выглядеть  как  воплощенная  кротость  и
настолько в этом усилии преуспела, что  вид  у  нее  был  такой,  будто  она
мучилась болью в животе. Шириам же стояла как прежде, уперев  руки  в  бока,
раздраженно притопывала ногой,  и  взгляд,  коим  она  пережевывала  Найнив,
напоминал мельничные  жернова  зеленого  цвета,  уже  приготовленные,  чтобы
перемалывать ячменные зерна в муку. И этот же взор тяжело придавил и Эгвейн.
   - Простите  меня,  Шириам  Седай!  -  проговорила  она  поспешно,  сделав
реверанс и расправляя на плечах свой плащ. - Это... Мы нашли вдруг  мертвого
человека, то есть... Серого Человека, потому мне и стало холодно.  А  теперь
нам можно идти?
   Получив в качестве ответа неохотный кивок Шириам, Найнив едва  присела  в
реверансе. Эгвейн, схватив ее за руку, оттеснила подругу в сторону.
   -  Опять  ты  пытаешься  раздобыть  для  нас  обеих   совершенно   лишние
неприятности! - сказала она  подруге,  когда  они  уже  были  на  порядочном
расстоянии от Шириам  Седай,  то  есть  спустились  на  два  этажа,  и,  как
надеялась Эгвейн, тут их Шириам не услышит. - Чем ты ее так раздосадовала? Я
видела ее взгляд!  Надеюсь,  вызнала  нечто  стоящее.  Иначе  чего  она  так
остервенилась на нас?
   - Она не хотела мне и словечка сказать, - отмахнулась Найнив. -  Но  если
мы намерены действовать, Эгвейн, нам необходимо задавать вопросы!  Шансов  у
нас будет очень  мало,  поэтому  каждый  мы  должны  использовать  насколько
возможно, иначе мы никогда ничего не разузнаем!
   - Но будь же хотя бы немного осторожнее! -  Эгвейн  вздохнула.  У  Найнив
было такое выражение лица, что не оставалось сомнений: покладисто она  вести
себя не станет и готова рисковать по-крупному.  И  снова  вздох  вырвался  у
Эгвейн. - Та арбалетная стрела исчезла, Найнив. Где-то поблизости скрывается
второй Серый Человек, он ее и прибрал.
   - Так вот почему ты... О Свет... - Насупив брови, Найнив с силой  дернула
себя за косу. Помедлив немного, Эгвейн продолжила:
   - Чем это она умудрилась накрыть... тело?
   Называть убитого Серым Человеком или думать о нем как о Бездушном  ей  не
хотелось. Ибо она не была в настроении лишний раз  напоминать  себе:  где-то
здесь есть другой такой же. И вообще, сейчас  ей  ни  о  чем  размышлять  не
хотелось.
   - Воздух, - отвечала ей Найнив. - Шириам использовала Воздух. Прием очень
несложный. Мне кажется, я догадываюсь, как с его помощью сделать  что-нибудь
небесполезное.
   Единая Сила состояла из пяти мощных стихий: Земля, Воздух, Огонь, Вода  и
Дух. Айз Седай, одаренные по-разному, использовали сии течения мощи в разных
их соотношениях.
   - До меня не доходит смысл некоторых методов  работы,  при  которых  надо
сочетать воедино какие-то из Пяти Сил. Возьмем, например. Исцеление.  Почему
при целительстве следует использовать силу Духа, я понять могу. Ясно, отчего
требуется и Воздух. Но с какой стати на помощь приходит и Вода?
   - О чем ты забеспокоилась? - остановила ее Найнив. -  Или  забыла,  каким
делом мы с тобой заняты? - Она огляделась. Девушки уже входили  в  отделение
для Принятых, галереи которого располагались ниже, чем галереи послушниц,  и
большинство из них были выстроены вокруг сада,  а  не  вдоль  двора.  Вокруг
никого не было, только на другом этаже спешила  куда-то  какая-то  Принятая,
однако Найнив понизила голос: - Ты, по-моему, забыла о Черных Айя?
   - Стараюсь забыть о них, - с яростью в  голосе  ответствовала  Эгвейн.  -
Хотя бы на минутку. К тому же  стараюсь  запамятовать,  что  мы  только  что
покинули убитого человека.  Мне  лучше  не  помнить,  как  он  пытался  меня
прикончить, что пришел он сюда не один, а с сообщником, который может теперь
продолжить черное дело. - Она тронула свое  ухо.  Капля  крови  на  нем  уже
высохла, но ссадина еще болела. - Нам страшно повезло: мы с тобой обе живы!
   Лицо Найнив смягчилось, но, когда она заговорила, в голосе  ее  зазвучали
те нотки, по которым можно было припомнить, что  была  она  когда-то  Мудрой
Эмондова Луга и похожим тоном  произносила  слова,  необходимые  тому,  кого
следовало поддержать в трудную минуту:
   - Помни о том  убитом,  Эгвейн!  Помни:  он  пытался  тебя  убить!  Хотел
уничтожить нас обеих. Не забывай о Черных Айя. Постоянно  напоминай  себе  о
них. Потому что если ты хотя бы на миг забудешь о них, в следующее мгновение
ты, быть может, уже будешь лежать мертвая.
   - Я знаю об этом. - Эгвейн опустила голову. -  Но  радости  мне  подобные
вещи не приносят.
   - А заметила ты, о чем умолчала Шириам?
   - Нет. О чем же?
   - О том, кто заколол того человека. Ни слова об  этом  не  сказала  и  не
спросила ни о чем. Ну, идем. Комната моя вон, внизу, там мы и поговорим, там
ты и отдохнешь.

Глава 16
ОХОТНИЦЫ

   Комната Найнив оказалась куда более просторной, чем те кельи,  в  которых
жили послушницы. У стены стояла настоящая кровать, а не встроенная  в  стену
лежанка, вместо табуреток по углам стояли два кресла  с  высокими  спинками,
украшенными резьбой, а одежду свою Найнив хранила в платяном  шкафу.  Мебель
была слажена просто, на манер тех скромных столов да стульев, что  красуются
в  домах  фермеров  среднего  достатка,  но  по  сравнению  с  житьем-бытьем
послушниц Принятые жили в роскоши. Покои Найнив, ко всему  прочему,  украшал
еще и небольшой коврик,  на  коем  по  синему  фону  устремлялись  вытканные
завиточки, где желтые, а в иных местах даже красного цвета. Эгвейн и  Найнив
вошли в комнату, в которой, однако, уже кто-то был.
   У камина, скрестив на груди руки, стояла  Илэйн,  глаза  у  девушки  были
покрасневшие - от гнева, вероятно. Двое высоких  молодцеватых  парней  уютно
взгромоздились  с  руками  и  ногами  на  кресла.  Один  из  них,  намеренно
распахнувший свою  темно-зеленую  куртку,  стремясь  похвастать  белоснежной
рубашкой, имел голубые, как у Илэйн, глаза и рыжевато-золотистые, то есть  в
точности как у нее, волосы, и усмешка на его лице сразу же  выдавала  в  нем
брата Илэйн. Другой молодец, примерно одного возраста  с  Найнив,  одетый  в
серый камзол, тщательно застегнутый на все пуговицы, был очень  строен,  при
этом темноволосый и темноглазый. Каждым своим движением являя уверенность  в
себе, он встал и повернулся к вошедшим в комнату Эгвейн  и  Найнив,  и  всем
стала заметна его мужественная грация. И не впервые Эгвейн  решила,  что  он
самый великолепный и красивый мужчина, кого она встречала в жизни. Звали  же
его Галад.
   - Как я рад снова вас видеть! - сказал он, взяв  ее  за  руку.  -  Я  так
волновался за вас! Мы сильно беспокоились.
   Сердце Эгвейн заколотилось слишком часто, и она деликатно освободила свою
руку из его ладони, пока Галад не успел заметить ее смущения.
   - Спасибо, Галад, - пробормотала она. О Свет, как он красив!  Она  тотчас
же приказала себе не  думать  подобным  образом.  Но  выполнить  собственный
приказ было не так-то просто. Эгвейн про себя отмечала, с каким  настроением
она оправляет свою одежду: ей хотелось предстать перед молодым  человеком  в
шелковом платье, а не в этой простой белой  робе  из  шерстяной  ткани,  она
мечтала предстать перед Галадом  в  одном  из  тех  доманийских  платьев,  о
красоте которых ей рассказывала Мин, в  платье,  плотно  облегающем  фигуру,
будто сшитом из материала столь  тонкого,  что  можно  подумать,  будто  сие
одеяние должно оставаться прозрачным, каким на самом  деле  вовсе  не  было.
Раскрасневшись от гнева, она изгнала из  своего  разума  подобные  мечтания,
заставила себя и с лица своего согнать тень волнения. Но девушке не  помогло
и то, что половина женщин в Башне, начиная от судомоек и до самих Айз Седай,
смотрели на молодого человека так будто и у них мысли были такие же,  как  у
нее.  Не  на  руку  Эгвейн  играла  и   улыбка   его,   которая,   казалось,
предназначалась ей одной. Наоборот, улыбка его лишь ухудшала  ее  положение.
Если бы он не знал, но хотя бы догадался, о чем я думаю,  я  бы  погибла,  о
Свет!
   Златоволосый  молодой  человек  откинулся  на  спинку  своего  кресла   и
соизволил произнести:
   - Главный вопрос вот каков: где это вы были?
   Илэйн так уклоняется от разговора со мной, будто у нее  в  кармане  полно
спелых фиг, но ни одну из них она не хочет мне преподнести!
   - Я уже объяснила тебе, Гавин, - с неохотой проговорила Илэйн, - тебя это
совершенно не касается! А сюда я пришла, - продолжала  она,  повернувшись  к
Найнив, - потому, что одной быть  мне  не  хотелось.  Они  меня  заметили  и
последовали за мной. Отделаться от такого хвоста не получилось бы.
   - Не получилось бы, - промолвила Найнив бесстрастно.
   - Но это  же  наше  общее  дело,  сестра!  -  проговорил  Галад.  -  Ваша
безопасность для нас - вовсе не чужое дело! - Он взглянул на Эгвейн,  и  она
почувствовала, как ее сердечко подпрыгнуло. - Целость и  сохранность  каждой
из вас имеет для меня огромное значение! Для всех нас!
   - Тебе я вовсе не сестра! - Илэйн сверкнула взором.
   - Ежели вам требуются  сопровождающие,  -  сказал  Гавин,  посылая  Илэйн
улыбку, - то мы ничем не хуже  любого  другого.  И  в  конце-то  концов,  мы
прорвались через испытания слишком многие, чтобы только  здесь  остаться,  а
значит, мы имеем право знать, где вы болтались! Я бы с большим удовольствием
позволил Галаду весь день колотить меня, как мешок, на  тренировочном  поле,
чем встретиться снова с матерью всего на одну минуту. Пусть бы лучше  Коулин
на меня разъярился. - Коулин был Наставником Оружия, и он в ежовых рукавицах
держал юношей, неуклонно блюдя суровую дисциплину среди тех, кто явился  для
обучения в Белую Башню, - какая разница, в Стражи они готовились или  просто
решили получить от них боевую выучку!
   - Если тебе так хочется, можешь отрицать наше родство,  -  заявил  Галад,
обращаясь к Илэйн, - но так или  иначе  мы  -  родные  друг  другу!  И  мать
возложила на нас ответственность за тебя!
   - Если с тобой, Илэйн, произойдет нечто ужасное, -  Гавин  скроил  жуткую
гримасу, - то она, не раздумывая, с нас шкуру сдерет! В разговоре с ней  нам
пришлось крепко стоять на своем, иначе она попросту уволокла  бы  нас  домой
вместе с собой. Ни разу я не  слышал,  чтобы  королева  послала  собственных
сыновей к палачу, но мать вещала очень прохладным голосом, и мы поняли:  для
нас она  готова  совершить  такое  исключение  из  правил,  если  только  мы
осмелимся не привести тебя домой невредимой.
   - Ваш убедительный разговор, я уверена, - проговорила Илэйн, -  произошел
из-за меня, ради моей безопасности. Вы вовсе не стремились остаться в  Башне
и продолжать заниматься тренировками вместе со Стражами.
   Гавин мгновенно покраснел.
   - Сохранить твою жизнь от несчастья - первая наша задача! - Голос  Галада
прозвучал так, будто каждое слово являлось правдой. Эгвейн и верила, что так
оно и было. - К счастью, нам удалось убедить мать: когда ты сюда  вернешься,
кто-то должен будет присматривать за тобой.
   - Присматривать за мной! - воскликнула Илэйн, но Галад  плавно  продолжал
свою речь:
   - Белая Башня теперь место очень опасное. Несколько человек здесь  умерли
- были убиты - без каких-либо известных причин, безо всяких предупреждений и
угроз.
   Здесь  не  принято  об  этом  рассказывать,  но  неизвестные  убили  даже
нескольких Айз Седай. Кроме того,  в  самой  Башне  до  меня  дошел  слух  о
существовании здесь неких Черных Айя. Согласно указанию  матери,  мы  должны
будем сопровождать тебя в Кэймлин - как только наступит  день,  когда  можно
будет прервать твое обучение без опасности для твоей персоны.
   Вместо ответа Илэйн гневно подняла голову и отвернулась  от  говорившего.
Гавин, совершенно расстроенный, принялся трепать свои густые волосы рукой.
   - Видит Свет, Найнив, ведь  Галад  и  я  вовсе  не  злодейского  племени.
Единственное, чего бы нам хотелось, - быть  вам  полезными.  Мы  бы  и  сами
считали эту задачу своим кровным долгом, но ее поставила перед нами мать, и,
значит, для тебя нет никакой возможности нас отговорить! - заявил Гавин.
   - Приказы, отдаваемые Моргейз, в Тар Валоне не имеют никакого веса,  -  с
великолепным  спокойствием  произнесла  Найнив.  -  А  что  касается  вашего
стремления  быть  полезными  для  нас,  я  буду  помнить  о  нем.  Если  нам
потребуется и вправду помощь, вы будете первыми,  кто  об  этом  узнает.  Но
сейчас я прошу вас оставить нас одних. - Жестом  Найнив  указала  на  дверь,
однако Гавин не обратил на сие пожелание никакого внимания.
   - Ты, разумеется, абсолютно права во всех  своих  утверждениях,  но  ведь
мать желает узнать, что Илэйн наконец-то возвратилась! Хочет узнать,  отчего
она убежала, не сказав никому ни словечка, и  чем  она  занималась  все  эти
месяцы. Да Света ради, Илэйн! В Башне  такой  переполох  был!  От  страха  и
тревоги мать едва не лишилась разума! Я видел: она готова была  срыть  Башню
прямо голыми руками! - Поскольку на лице Илэйн появилась  тень  вины,  Гавин
решил закрепить полученное им преимущество: - Да-да, Илэйн, ты в долгу перед
ней! И мне тоже кое-чем обязана... Чтоб мне  сгореть,  но  ведь  ты  упрямее
камня! Пропадала где-то целые месяцы, но все, что мне об этом  известно:  ты
не в ладах почему-то с Шириам! И единственное, из-за  чего  я  добиваюсь  от
тебя вразумительного ответа, - это почему ты плакала и ни за что не  желаешь
садиться.
   Негодующий взгляд Илэйн после этих его слов красноречиво напомнил Гавину,
что тот уже растратил свое минутное преимущество.
   - Довольно! - приказала Найнив. Галад и Гавин разом раскрыли рты. Девушка
повысила голос: - Я говорю вам: хватит! - Она не сводила с них глаз, пока не
убедилась: молчание их будет долгим. Затем продолжала речь: -  Илэйн  ничего
не должна ни одному из вас обоих. Вам следовало самим  догадаться  об  этом,
ибо она предпочитает не отвечать на ваши вопросы, а  помалкивать.  А  теперь
прошу вас припомнить: комната сия принадлежит лично мне, а не является общим
залом гостиницы, и мне бы хотелось, чтобы вы из нее убрались.
   - Но Илэйн... - начал заново Галад, в то время  как  Гавин  разом  с  ним
вымолвил:
   - Мы только хотим...
   Найнив стала говорить громче, настолько  громко,  чтобы  это  помогло  им
двоим выйти вон:
   - Кстати, спросили ли вы разрешения войти  на  половину,  отведенную  для
Принятых? Я в  этом  сомневаюсь!  -  И  два  молодца  уставились  на  нее  с
удивлением. - Думаю, вы и не  подумали  спросить  нас  о  наших  желаниях  и
возможностях. Итак, вы тотчас же удалитесь из моей комнаты, исчезнете с моих
глаз, пока я считаю до трех, иначе мне придется составить записку  обо  всем
этом для Наставника Оружия. Рука у Коулина Гайдин ничуть  не  легче,  чем  у
Шириам Седай, и вы можете быть уверены: я сама проверю, насколько  верно  он
понял мою докладную и чтобы он подобрал вам нужную работенку!
   - Но, Найнив, ведь ты не хочешь... - обеспокоенно начал Гавин,  но  Галад
дал ему знак замолчать и подошел к Найнив поближе.
   Лицо  ее   оставалось   по-прежнему   серьезным,   но   молодая   женщина
непроизвольно оправила свое платье, когда  он  ей  улыбнулся.  Заметив  жест
Найнив, Эгвейн не удивилась. Она чувствовала:  лишь  среди  Красных  Айя  ей
удалось бы найти женщину, которая встретит улыбку Галада без волнения.
   - Прошу прощения, Найнив, мы явились незваные и навязали свое общество, -
проговорил молодой человек спокойно. - Разумеется,  мы  уйдем.  Но  помните:
когда вам потребуется, мы будем здесь!  И  что  бы  ни  вынудило  вас  тогда
убежать, мы и в этом деле сумеем помочь.
   И тут Найнив ответила на его улыбку. И громко сказала:
   - Один!
   От неожиданности Галад сморгнул. Улыбчивость  его  испарилась.  Не  теряя
хладнокровия, он обернулся к Эгвейн. Гавин поднялся и направился к двери.
   - Эгвейн! - молвил Галад. - Знай: тебе  будет  проще,  чем  кому-либо,  в
любой день и час призвать меня и поручить любое дело. Надеюсь,  ты  об  этом
уже догадалась.
   - Два! - произнесла Найнив. Галад взглянул на нее раздраженно.
   - Мы с тобой еще поговорим,  -  пообещал  он  Эгвейн,  склоняясь  над  ее
протянутой рукой. Подарив  ей  последнюю  улыбку,  он  неспешно  двинулся  к
выходу.
   - Тр-р-р-р-р... - И Гавин стремглав вылетел за дверь,  и  грациозный  шаг
Галада заметно убыстрился. - ...ри! - закончила  слово  Найнив,  как  только
дверь захлопнулась за двоими выпровоженными гостями.
   Илэйн от удовольствия захлопала в ладоши.
   - О, как прекрасно  все  получилось!  -  воскликнула  она.  -  Прелестная
работа! А я и не знала, что мужчинам  запрещено  входить  в  помещения,  где
располагаются Принятые.
   - Вовсе и не запрещено! - сказала Найнив с безразличием в  голосе.  -  Но
сии неотесанные медведи об этом и не ведали.
   И вновь Илэйн захлопала в ладоши и засмеялась.
   - Нужно было, чтобы они ушли, и я бы их попросту  выставила,  -  добавила
Найнив, - а  Галад  все  время  чуть  не  представления  устраивает.  Но,  к
собственному счастью, у этого молодого человека весьма премилая мордашка.
   Услышав такие речи, Эгвейн едва сдержала смех. Раз уж речь зашла об этом,
то Галад был моложе Найнив на год, не меньше, а  та,  говоря  о  нем,  вновь
оправляла свое платье.
   - Подумаешь, Галад! - Илэйн фыркнула. - Он снова явится  беспокоить  нас,
но я не знаю, сработает ли твой трюк вторично! Он поступает так, как считает
нужным и правильным, и ему неважно, кто пострадает при этом, пускай даже  он
сам!
   - Тогда придумаю что-нибудь другое, - пообещала Найнив.  -  Мы  не  можем
допустить, чтобы их взгляды постоянно сверлили нам спины! Илэйн, если нужно,
я приготовлю специально для тебя мазь. Она утишит боль.
   В ответ ей Илэйн покачала головой. Потом она легла  на  кровать,  поперек
нее, положив подбородок на ладони.
   - Чует мое сердце: если узнает Шириам, нам обеим предстоят новые визиты к
ней в кабинет. А почему ты ни слова не проронила, Эгвейн? Может  быть,  твой
язычок кот утянул? - Лицо Илэйн стало мрачным. - Или не кот, а Галад?
   - Я просто-напросто не  нашла  нужным  пререкаться  с  ними!  -  отвечала
Эгвейн, покраснев, но стараясь  сохранять  достоинство  хотя  бы  настолько,
насколько оно у нее сохранялось и в самом деле.
   - Разумеется! - промолвила Илэйн ворчливо. - Я тоже готова признать,  что
Галад привлекателен, и весьма! Но как он при этом на самом  деле  ужасен!  И
всегда, всегда поступает правильно, причем так, как он  правильным  считает!
Знаю, ужасным это не звучит, но так оно и есть! Насколько мне  известно,  не
было еще случая, чтобы он не подчинился  матери,  пусть  даже  дело  идет  о
мелочах. И никогда, никогда он не скажет ни слова  лжи,  даже  самой  мелкой
неправды, и никогда не ослушается приказа. Но если Галаду  покажется,  будто
вы нарушили одно какое-то из правил,  то  он  не  проявит  в  отношении  вас
никакой неприязни, хотя будет весьма опечален  тем,  что  вам  не  по  силам
существовать согласно его привычным стандартам, - но отсутствие враждебности
ничуть не изменит того, что выдаст тебя.
   - Как-то от этих слов... неуютно,  -  проговорила  Эгвейн,  -  но  ничего
ужасного я не заметила. - Она с осторожностью осмотрела лица  подруг.  -  Не
могу даже представить себе Галада, вдруг творящего некое ужасное зло!
   Однако Илэйн лишь пожала плечами, очевидно не веря словам  Эгвейн,  будто
бы нашедшей чересчур трудным простое дельце: представить себе то,  что  сама
Илэйн понимала так ясно.
   - Если тебе угодно кого-то выделить всерьез - обрати взор свой на Гавина,
- произнесла она. - Он весьма мил - зачастую, и к тому же без ума от тебя.
   - Гавин! Да он на меня и не взглянул ни разочка! - Эгвейн вспыхнула.
   - Разумеется, ни разочка! А ты, как дурочка, все глазела на Галада,  пока
твои очи не приготовились спорхнуть с твоего личика прямо ему на шею!
   Щеки Эгвейн запылали жаром пуще прежнего, ибо она испугалась: а  вдруг  и
впрямь все было так, как обрисовала теперь Илэйн?
   - Гавин был еще совсем ребенком, когда Галад  спас  его  от  погибели,  -
продолжала свою речь Илэйн.  -  Поэтому  Гавин  никогда  не  проявит  своего
интереса к женщине, если ею уже заинтересовался Галад, но я слышала, как  он
о тебе отзывался, поэтому уж я-то знаю. Никогда ему  не  удавалось  от  меня
что-либо скрыть!
   - Очень приятно слышать! - проговорила Эгвейн,  но  тут  же  рассмеялась,
заметив одобрительную усмешку Илэйн. -  Думаю,  надо  дать  ему  возможность
сказать пару слов об этом, вместо того чтобы слушать твои россказни!
   - Знаешь, а ты могла  бы  выбрать  Зеленую  Айя.  Иногда  Зеленые  сестры
выходят замуж. Гавин от тебя и в самом деле без ума,  так  что  тебе  с  ним
будет ой как неплохо! Ко всему прочему, я не против,  конечно,  иметь  такую
сестренку, как ты!
   - Ну, закончили, надеюсь, свою девичью болтовню? - прервала их Найнив.  -
Надо обсудить дела и посерьезнее!
   - Да-да, например, то, что говорила вам Престол Амерлин, когда я ушла!  -
в тон подруге проговорила Илэйн.
   - Не хотелось бы мне распространяться  об  этом,  -  проговорила  Эгвейн,
ощущая неловкость. Не хотелось ей обманывать Илэйн. -  Она  не  сказала  нам
ничего приятного.
   Илэйн недоверчиво фыркнула:
   - Многие думают, будто мне легче избежать наказания, чем  другим,  потому
что я - Дочь-Наследница Андора. А правда в другом: случись  что-нибудь,  мне
тогда достается больше, чем прочим, именно потому, что я -  Дочь-Наследница.
Никто из вас не сотворил ничего такого, чего не делала  я  тоже,  и  если  у
Амерлин нашлись для вас очень строгие слова, то со мной  она  бы  беседовала
вдвое строже, чем с вами. А теперь давайте выкладывайте, что она говорила.
   - Об этом должны знать только мы трое, - предупредила подругу  Найнив.  -
Черные Айя...
   - Найнив! - воскликнула Эгвейн. -  Амерлин  ведь  сказала:  Илэйн  должна
остаться в стороне от всего этого!
   - Черные Айя! - Илэйн уже не  говорила,  а  выкрикивала  эти  два  слова,
вскочив на колени посредине  кровати.  -  После  того  как  я  узнала  самое
главное, вы не можете не сказать  мне  всего  остального!  В  стороне  я  не
останусь!
   - Но я вовсе не это имела в виду, - успокоила ее Найнив.  Эгвейн  хватило
лишь на то, чтобы смотреть на нее с изумлением. - Эгвейн, именно нас с тобой
Лиандрин считала для себя угрозой. Тебя и меня недавно чуть не убили...
   - Чуть не убили? - прошептала Илэйн.
   -  Вероятно,  потому,  -  продолжала  Найнив,  -   что   мы   по-прежнему
представляем для нее угрозу, и потому-то, вероятно, что они уже  знают,  как
долго Амерлин говорила с нами наедине, а может быть, слышали ее  слова.  Нам
нужен еще кто-то, кого они ни в чем не подозревают, и если эта девушка будет
неизвестна Амерлин, тем лучше для нас. Не уверена  я  в  том,  можем  ли  мы
доверять Амерлин больше, чем  Черным  Айя.  В  конце  концов,  она  намерена
использовать нас в исполнении своих собственных целей. Я могла бы  добавить:
она не собирается пускать в дело все  наши  с  тобой  способности.  Ты  меня
понимаешь, Эгвейн?
   Кивнула подруге Эгвейн довольно неохотно. Тем не менее она произнесла:
   - Для тебя это будет опасно, Илэйн, так же опасно,  как  все,  с  чем  мы
столкнулись в Фалме. А может, еще опасней. Не  нужно  бы  тебе  в  этот  раз
влезать в наши дела.
   - Об опасности мне известно, -  отвечала  Илэйн  без.  тени  страха.  Она
немного помедлила, затем продолжала: - Когда Андор вступает в войну,  Первый
Принц Меча командует нашей армией, но вместе с армией в поход отправляется и
королева. Семь сотен лет тому назад в битве при Куаллин Ден андорские войска
бились из последних сил на грани разгрома, но королева  Модреллейн,  одна  и
безо всякого оружия, помчалась верхом на коне, сжимая в руке знамя  Льва,  в
самую гущу тайренской армии. Андорцы сдвинули свои ряды и снова бросились  в
атаку, дабы спасти свою королеву, и они выиграли  битву!  Вот  какой  отваги
ждут от королевы Андора! Если я еще  не  научилась  командовать  собственным
страхом, то должна успеть овладеть сим искусством прежде,  чем  займу  место
своей матери на Львином Троне. - Внезапно  рассудительность  Илэйн  уступила
место неудержимому хихиканью: - А может быть, вы хотите,  чтобы  я  упустила
великолепные приключения, а вместо них скоблила в это время котлы на кухне?
   - Так или иначе, а управляться с котлами  тебе  придется,  -  сказала  ей
Найнив, - и надейся, чтобы все вокруг думали, будто, кроме уборки и  чистки,
забот у тебя нет. А теперь выслушай меня со вниманием.
   Илэйн  стала  слушать  подругу,  и  рот  ее   против   воли   открывался,
распахиваясь от  удивления  все  шире,  ибо  Найнив  разматывала  перед  ней
вереницу новостей, полученных девушками по воле Престола  Амерлин,  а  также
описывала суть задания, возложенного ею на Найнив и  Эгвейн,  и  подробности
совершенного на девушек покушения. Она еле  сдержала  дрожь  ужаса,  услышав
рассказ подруг о Сером Человеке, и с изумлением на лице прочитала  документ,
который Амерлин вручила Найнив. Возвратив лист исписанной  бумаги  подругам,
она проговорила:
   - При следующей встрече  с  матушкой  я  бы  хотела  показать  ей  что-то
похожее.
   К этому времени, хотя Найнив и закончила свое повествование,  лицо  Илэйн
вновь выражало крайнее негодование.
   - Ну-ну, - молвила она, - вот примерно такие слова и говорят,  перед  тем
как отправиться в горы на львов охотиться, только вот  неизвестно,  есть  ли
там львы, а если они там водятся, то они могут ведь и на тебя охоту  начать,
а могут и кустиками прикинуться. О, молю вас,  ежели  вдруг  вы  все  же  со
львами там встретитесь, то постарайтесь не быть  ими  проглоченными,  прежде
чем вы узнаете, что они и впрямь в горах водятся!
   - Если тебе страшно, - заметила Найнив, - то можешь отойти в сторонку. Но
коли отважишься вместе с нами начать новое  дело,  то  отступать  будет  уже
поздно!
   С гордостью вскинув голову, Илэйн взметнула кудрями:
   - Не стану скрывать,  мне  страшновато.  Я  ведь  не  дурочка!  Но  я  не
настолько испугана, чтобы удирать, даже еще не начав!
   - Мы тебе кое о чем еще не сказали, - промолвила Найнив.  -  Я  опасаюсь,
Амерлин может позволить Мэту умереть.
   - Но все уверены, будто Айз Седай всегда Исцеляют любого, кто их просит о
помощи! - Дочь-Наследница была словно  зажата  между  негодованием  своим  и
недоверием. - И почему это  она  даст  Мэту  умереть?  Не  могу  я  в  такое
поверить! И не верю!
   - И я не верю! - воскликнула Эгвейн, от волнения теряя дыхание. Ей бы и в
голову не пришло сотворить подобное! Амерлин ни за что  не  допустит,  чтобы
Мэт погиб! -  Всю  дорогу  сюда  Верин  каждый  день  нам  обещала:  Амерлин
проследит за тем, чтобы Мэт был Исцелен...
   Найнив только головой покачала:
   - Верин сказала лишь вот что: "Амерлин позаботится о нем". Не совсем одно
и то же, верно? И когда я задавала ей прямые вопросы, Амерлин  старалась  не
говорить мне ни "да", ни "нет". Думаю, она  еще  не  приняла  окончательного
решения.
   - Но почему? - спросила Илэйн.
   - Потому что Белая Башня все делает для исполнения собственных  целей,  -
сказала Найнив таким голосом, что Эгвейн вздрогнула. - А почему  так,  я  не
знаю. Помогут они Мэту выжить или дадут умереть, зависит от того, которое из
этих решений способствует исполнению их собственных задач. Ни одна  из  Трех
Клятв не содержит слов, обязующих Исцелить Мэта.  В  глазах  Амерлин  Мэт  -
всего лишь инструмент,  а  не  человек  в  полном  смысле  слова.  Такой  же
инструмент, как каждая из нас. Нас,  например,  она  сейчас  использует  для
охоты за Черными Айя, но когда я, например, ломаю  какой-либо  инструмент  и
его уже не исправишь, я не проливаю над ним слез. Тогда я просто беру другой
инструмент. Вам обеим, девушки, следует хорошенько над этим подумать.
   - Но чем мы-то можем ему помочь? - спросила Эгвейн. - Что мы  должны  для
него сделать?
   Найнив подошла к своему шкафу, открыла его и стала в нем рыться. Но вот у
нее в руках появилась полосатая матерчатая сумка с лечебными травами.
   - С моими собственными снадобьями, если мне повезет,  я  сама  сумею  его
Исцелить! - сказала Найнив. - Верин не смогла, - проговорила Илэйн. - Морейн
и Верин вдвоем ничего не могли поделать. А ведь у Морейн  есть  ангриал!  Не
забудь, Найнив, если ты зачерпнешь слишком много  Единой  Силы,  то  сожжешь
себя дотла. Или же, если повезет, умудришься усмирить себя. Хотя  навряд  ли
можно назвать это везением!
   Найнив пожала плечами:
   - Они постоянно твердят, будто у меня такой потенциал, какого достаточно,
чтобы быть самой могущественной Айз Седай из всех,  прошедших  по  земле  за
тысячу лет. Может быть, теперь как раз самое  времечко  выяснить,  насколько
правы наши наставницы! - И она дернула себя за косу.
   Однако сколь храбрые слова ни произносила Найнив, она явно страшилась. Но
даже в том случае, если спасение Мэта грозит ей гибелью,  она  не  даст  ему
умереть!
   - Они к тому же утверждают, - сказала Эгвейн, - будто мы, все  трое,  так
же сильны - или же будем, - что и подумать страшно! Может быть, если взяться
за дело вместе, мы сможем и поток разделить среди нас троих?
   - Мы никогда  не  пробовали  работать  вместе,  -  задумчиво  проговорила
Найнив. - Не уверена, знаю ли я, как сочетать наши способности. Наша попытка
может быть столь же опасной, как и слишком жадное вычерпывание Силы.
   - Ну уж если мы собрались поступить так, - проговорила Илэйн,  скатываясь
с кровати, - значит, к делу? Чем дольше мы обо всем предстоящем болтаем, тем
страшней мне становится. Мэт находится в комнатах для  гостей.  Не  знаю,  в
которой его разместили, но Шириам большего мне не говорила.
   Как будто лишь для того, чтобы поставить точку в речи Илэйн, дверь  шумно
распахнулась, и Айз Седай так свободно вошла в комнату, точно  она  была  ее
собственной, а ученицы вторглись в жилье наставницы без спросу.
   Чтобы скрыть растерянность, появившуюся у нее  на  лице,  Эгвейн  присела
перед Айз Седай в глубоком реверансе,

Глава 17
КРАСНАЯ СЕСТРА

   Скорее мужской, чем женской красотой отличалась Элайда, и  жесткие  черты
прибавляли зрелости ее лицу, лицу без возраста, лицу Айз Седай.  Старой  она
не выглядела, тем не менее Эгвейн никогда не могла представить себе Элайду в
юности. За исключением редких случаев,  когда  того  требовал  этикет,  свою
положенную  по  званию  шаль  носили  на  плечах  не  многие  Айз  Седай,  -
великолепную шаль,  с  вышитыми  на  ней  виноградными  лозами,  с  огромным
изображением Пламени Тар Валона, светящимся, точно  слеза  алмазного  света,
однако Элайда носила ее постоянно, и красная бахрома безошибочно  указывала,
к какой Айя принадлежит ее хозяйка. Она ворвалась в  комнату  Найнив,  точно
горячий ветер, и красный цвет полыхал  в  прорезях  ее  платья,  сшитого  из
кремового шелка, а из-под края ее  юбки  виднелись  багряные  туфли.  Темные
глаза Айз Седай разглядывали девушек примерно так, как  птица  рассматривает
червячков. - Ну вот, все вы собрались вместе, -  промолвила  она.  -  Должна
сказать, меня этот факт не больно-то удивляет. - Голос Элайды был  не  менее
претенциозен, чем то, что она носила шаль. Весь ее облик излучал властность,
и власть свою Элайда готова была употребить в любой  момент,  когда,  по  ее
мнению, это становилось необходимо, к тому же Элайда знала о многом  гораздо
больше, чем те, с кем она разговаривала. Причем ей было безразлично,  с  кем
она говорит, - послушница перед нею или королева.
   - Прошу  извинения,  Элайда  Седай,  -  сказала  Найнив,  приседая  перед
властительной дамой в реверансе, - но я  как  раз  собиралась  покинуть  сие
жилище. Мне нужно приналечь на занятия. Простите, если возможно...
   - Твои занятия никуда не убегут, - проговорила Элайда. - Они в  последние
месяцы и так слишком долго тебя дожидались. - Она выхватила  из  рук  Найнив
матерчатую сумку и развязала тесемки на  ней,  но,  лишь  разок  заглянув  в
сумку, бросила ее на пол. -  Целебные  травы.  Но  ты  давно  не  Мудрая  из
деревеньки,  дитя  мое!  Ты  цепляешься  за  свое  прошлое,  и  это   только
отбрасывает тебя далеко назад!
   - Элайда Седай! - обратилась к ней Илэйн. - Я хочу...
   - Помолчи, послушница! - Голос Элайды был холоден  и  мягок,  как  нежный
шелк, обвивающий отточенную сталь. -  Из-за  тебя  могла  оборваться  добрая
связь между Тар Валоном и Кэймлином, хотя она длится уже три тысячи лет.  Ты
будешь говорить лишь тогда, когда к тебе обратятся!
   Илэйн уставила взгляд в пол, перед носками  своих  туфель.  На  щеках  ее
выступили пунцовые пятна. Следы ее растерянности или гнева? Ответить на  сей
вопрос Эгвейн не смогла бы.
   Не  обращая  внимания  ни  на  одну  из  девушек,  Элайда  с   величайшей
тщательностью расправила свои юбки, уселась на один из  стульев.  Дать  знак
садиться всем остальным она забыла. Лицо Найнив  заострилось,  и  она  стала
резко и коротко дергать себя за косу. Эгвейн надеялась, что  ее  самолюбивая
подруга сдержит себя и не сядет без разрешения властной Айз Седай на  второй
стул.
   Усевшись поудобней, Элайда долго изучала девушек в полном молчании,  лицо
ее не выражало ровно ничего. Наконец она спросила всех присутствующих:
   - А известно ли вам, что среди нас объявились Черные Айя?
   Эгвейн обменялась испуганными взглядами с Найнив и Илэйн.
   - Нам об этом говорили, - сказала Найнив предельно  осторожным  тоном.  -
Элайда Седай, - добавила она после паузы.
   Элайда подняла бровь и молвила:
   - Да, так я и полагала, что вам сие известно. От тона Элайды,  в  котором
словно таилось куда большее, чем прозвучало в словах, Эгвейн  вздрогнула,  а
Найнив, осердясь, уже открыла было  свой  рот,  но  острый  взор  Айз  Седай
поукоротил всем девушкам язычки.
   - Вы двое, -  небрежным  тоном  продолжала  Элайда,  -  вдруг  исчезаете,
прихватив  с  собой   Дочь-Наследницу   Андора,   девушку,   которая   может
когда-нибудь стать Королевой Андора, если я не сдеру с нее кожу и не  продам
ее мастеру, выкраивающему перчатки, - итак, исчезаете  без  разрешения,  без
предупреждения и не оставляя никаких следов. -  Силой  меня  не  уводили!  -
полувозразила Элайде наследница Андора, уткнувшись взором в пол. - Я ушла по
своему собственному желанию!
   - Будешь ты меня слушать или нет, дитя мое?  -  Сияние  окружило  Элайду.
Взгляд Айз Седай охватывал Илэйн целиком. -  Или  я  должна  преподать  тебе
урок, прямо здесь и немедленно?!
   Илэйн подняла голову, и ни для кого не  осталось  тайной  все,  что  было
написано у нее на лице. Гнев. Долгое время она и Элайда не  сводили  друг  с
друга глаз, соединясь взглядами.
   Эгвейн сжала пальцы в кулаки, и ногти вонзились в ладони. Происходившее в
комнате просто-таки бесило ее. Ведь сама Эгвейн,  либо  Илэйн,  либо  Найнив
вполне могли бы уничтожить Элайду прямо там, где она находилась. По  крайней
мере, если застанут Элайду врасплох: она вообще-то не послушница-недоучка, а
прошла великолепную тренировку. И если мы что-нибудь предпримем, а не примем
покорно то, чем она желает нас попотчевать, тогда разом откажемся от  всего.
Илэйн, прошу тебя, не делай глупостей!
   Илэйн опустила голову.
   - Простите меня, Элайда Седай, - с величайшим трудом пробормотала  Илэйн.
- Я на время забылась...
   Свечение вокруг Элайды исчезло, и она громко фыркнула.
   - С того дня, как эти две своевольницы прибрали тебя к рукам, ты переняла
от них самые скверные привычки! - продолжала свой урок Айз Седай. - А  иметь
дурные привычки, дитя мое, ты не  вправе!  В  твоем  лице  Королевой  Андора
впервые станет Айз Седай. Впервые за тысячу лет Королева  взойдет  на  трон,
будучи Айз Седай! Ты станешь одной из самых сильных среди всех нас, из  всех
Айз Седай со времени Разлома Мира, и обретешь, возможно,  такое  могущество,
чтобы стать первой правительницей, которая  со  времен  Разлома  в  открытую
заявит миру, что она - Айз Седай! Не рискуй же своим будущим, дитя мое,  ибо
ты еще можешь все потерять. А я вложила в  тебя  столько  сил,  отдала  тебе
слишком много времени и не желаю такого исхода! Ты понимаешь меня?
   - Думаю, я вас понимаю, Элайда Седай,  -  отвечала  Илэйн.  Но  голос  ее
звучал так, будто она не понимала ничего. Не больше, чем Эгвейн.
   Элайда, однако, сменила тему беседы.
   - Ты, Илэйн, можешь подвергнуться вдруг смертельной  опасности.  Все  вы,
втроем, рискуете угодить в беду. Вы пропали из Башни неизвестно куда,  потом
вернулись,  а  во  время  вашего  отсутствия  Лиандрин  и  ее...   сообщницы
неожиданно исчезли ни с того ни с сего. И сами собой неминуемо напрашиваются
разные сравнения. Мы уверены в одном: Лиандрин и те, кто бежал с нею вместе,
- Пособники Тьмы, Черные Айя. Я не  желаю,  чтобы  подобное  обвинение  было
брошено и Илэйн, а чтобы защитить ее, я должна, вероятно, защищать вас всех.
Расскажите мне: почему вы покинули Башню и чем занимались последние  месяцы,
а уж я для вас совершу все, на что я способна, не сомневайтесь!  -  Взор  ее
впился в Эгвейн, точно  крючья  багров.  Эгвейн  вынуждена  была  выискивать
ответ, который устроил бы Айз Седай. Говорили, будто иногда Элайда  обладала
способностью различать ложь и правду в речи любого человека.
   - Причиной... Причиной всего был Мэт, - выговорила  Эгвейн.  -  Он  очень
болен. - Она старалась поосторожней выбирать  каждое  свое  слово,  чтобы  в
ответе  ее  не  проскользнула  ложь,  но  чтобы   от   речи   ее   сложилось
представление, весьма далекое от истинной картины. Айз Седай все время  так.
поступают! - Ну вот мы и отправились в дорогу... Ну  вот  мы  привезли  его,
чтобы Исцелить. Если бы мы не сделали этого, Мэт мог умереть.  Исцелить  его
собирается Амерлин.
   Я надеюсь. Эгвейн заставила себя не опускать взора под  взглядом  Красной
Айз Седай, изо всех сил стараясь  не  переминаться  перед  нею  с  виноватым
видом. Но по выражению лица Элайды невозможно было понять, верит ли она хоть
единому слову девушки.
   -  Довольно  об  этом,  Эгвейн!   -   прервала   подругу   Найнив.   Свой
проницательный взор Элайда перевела на нее, но Найнив не подала виду, что он
произвел на нее впечатление. Просто встретила  взор  Айз  Седай  не  моргнув
глазом. - Простите меня за вмешательство в ваш  разговор,  Элайда  Седай,  -
проговорила  она  бестрепетно,  -  но  Престол  Амерлин  предупреждала  нас:
проступки наши должны быть оставлены на нашей совести  и  позабыты.  Мы  как
будто начали заново, эта часть - в прошлом, даже упоминать о них не  должно.
Амерлин  посоветовала  нам:  все  должно  быть  так,  будто  ничего   и   не
происходило!
   - Именно так она и сказала? - По-прежнему ни одна тень в  голосе  или  на
лице Элайды не давала возможности понять,  верила  она  разглагольствованиям
девушек или нет. - Интересно. Вряд ли вы забудете совершенно, раз всей Башне
объявлено о вашем наказании. Кстати,  прецедента  не  имеющем.  Неслыханном!
Куда менее возможном, чем усмирение. Я могу понять, почему вы сами изо  всех
сил стараетесь  напрочь  позабыть  о  своих  проступках.  Ведь  насколько  я
понимаю, тебя, Илэйн, возведут на ступень Принятой. Тебя  и  Эгвейн.  Трудно
считать подобное наказанием!
   Илэйн послала Айз Седай такой взгляд, будто просила дать ей слово.
   - По словам Престола Амерлин, мы  уже  к  этому  готовы!  -  заявила  она
отважно. В голосе ее просквозила тень вызова. -  Я  уже  многому  выучилась,
Элайда Седай, и достаточно подросла! Она бы не избрала  именно  меня,  чтобы
поднять послушницу до звания Принятой, если бы я не была его достойна!
   - Выучилась? - проговорила Элайда задумчиво. - И  выросла?  Что  ж,  быть
может, ты и права...
   По тону ее невозможно было  осознать,  насколько  она  одобряет  решение,
принятое Амерлин. Ищущий  взгляд  Элайды  вновь  переключился  на  Эгвейн  и
Найнив. - Вы возвратились сюда вместе с Мэтом, юношей из вашей деревни.  Был
еще один ваш земляк, тоже молодой. Ранд ал'Тор.
   Эгвейн почуяла, будто ледяная рука вдруг вонзилась ей в живот.
   - Надеюсь, он здоров, - спокойным голосом проговорила Найнив, но рука ее,
схватившая кончик косы, сжалась в кулак. - Но мы его давненько не видели...
   - Интересный молодой мужчина, - проговорила Элайда, не сводя с лиц учениц
своего изучающего взгляда. - Всего однажды встречала я его,  но  у  меня  он
сразу вызвал... крайний интерес. Полагаю, он, по всей  видимости,  та'верен.
Да, именно так! Вероятно, он - ответы на многие вопросы. Должно  быть,  этот
Эмондов Луг - необыкновенное место, раз дал миру вас двоих. И Ранда ал'Тора.
   - Деревня как деревня, - заметила Найнив. - Простая деревня, точно такая,
как сотни других.
   - Да. Разумеется! - Элайда улыбнулась, и губы ее изогнулись так  холодно,
что желудок Эгвейн сжался. - Расскажите же мне о Ранд ал'Торе! Амерлин же не
приказывала вам умалчивать и о нем тоже? Верно я говорю?
   Найнив дернула себя за косу. Илэйн так воззрилась на ковер, будто под ним
было упрятано бесценное. А Эгвейн терзала свое сознание, отыскивая слова для
ответа. Говорят, Элайда умеет распознавать, в чем человек, солгал.  Но  если
она и в самом деле может расслышать в моей речи  ложь,  о  Свет!..  Молчание
тянулось сквозь время, пока Найнив не открыла было свой рот вновь.
   Но не успела она  и  слова  молвить,  как  вновь  распахнулась  дверь.  С
некоторым удивлением осматривала собравшихся в  комнате  стоящая  на  пороге
Шириам.
   - Как хорошо, я нашла тебя наконец, Илэйн! - воскликнула она. - Мне нужна
ты и обе твои подруги! А тебя, Элайда, я не ожидала здесь встретить...
   - Всех нас  разбирает  любопытство.  Всем  нам  хочется  узнать  об  этих
девушках, - проговорила Элайда, поднимаясь со стула и оправляя свою шаль.  -
Почему они все-таки убежали? Какие  приключения  испытали  во  время  своего
отсутствия? Они уверяют меня, будто мать приказала им не распространяться об
этом.
   - Именно так! -  одобрила  сдержанность  учениц  Шириам.  -  Они  понесут
достойное наказание, оно и положит  конец  всему.  Я  всегда  придерживалась
такого мнения: когда наказание уже осуществлено, вина, его вызвавшая, должна
быть стерта из памяти!
   Длительное время две Айз Седай стояли  друг  против  друга,  взирая  друг
другу в глаза, и гладкие лица  их  обеих  не  имели  никакого  определенного
выражения. Затем Элайда произнесла:
   - Разумеется! Придется мне, вероятно,  побеседовать  с  ними  в  какое-то
другое время. И на другие темы. - И  показалось  Эгвейн,  будто  ее  взгляд,
обращенный сразу всем трем  женщинам  в  белых  нарядах,  выражал  серьезное
предостережение, но Элайда уже проскользнула мимо Шириам прямо к двери.
   Придержав дверь открытой, Наставница  послушниц  проводила  взглядом  Айз
Седай,  спускавшуюся  с  галереи.   Лицо   Шириам   по-прежнему   оставалось
непроницаемым.
   С облегчением вздохнув, Эгвейн тут же услышала подобные  вздохи  Илэйн  и
Найнив. - Она мне угрожала, а? - произнесла Илэйн  с  некоторым  недоверием,
будто убеждая себя. - Она угрожала мне усмирением - в том случае, если я  не
перестану быть... своевольной!
   - Ты поняла ее неправильно! - возразила Шириам. - Если  бы  за  своеволие
наказывали усмирением, то в списке усмиренных было бы столько имен, что тебе
и не выучить! Среди женщин, добившихся получения шали и кольца, кротких было
не так много. Разумеется, последнее ни в коей мере не означает, что  вам  не
нужно научиться действовать кротостью  и  смирением  -  когда  такой  способ
поведения необходим.
   - Да, Шириам Седай! - ответствовали все  три  девушки  в  один  голос,  и
Шириам не смогла сдержать улыбку.
   - Ну, видите? По крайней мере внешнее смирение вы проявить уже можете.  И
прежде чем вы заработаете себе путь к возвращению доброго отношения к вам со
стороны  Амерлин,  вам  предоставится   достаточно   возможностей   в   этом
напрактиковаться. А там и я стану к вам милостивей.  Но  моего  расположения
вам добиться будет трудней!
   - Да, Шириам Седай! - отвечала  Эгвейн,  но  на  сей  раз  ее  поддержала
одновременно одна лишь Илэйн. А Найнив спросила:
   - Что с... телом, Шириам Седай? С этим... с Бездушным? Вы разузнали,  кто
убил его? Или хотя бы зачем он пробрался в Башню?
   Шириам строго поджала губы.
   - Ты делаешь всего один только шаг вперед, Найнив. и сразу же  отступаешь
на шаг, - сухо заметила  наставница.  -  Поскольку  Илэйн  твоим  словам  не
удивляется, то для меня очевидно: ты рассказала обо всем ей -  и  это  после
того, как я предупредила: никому ни слова о случившемся! Значит, в Башне уже
семь человек знают, что на половине послушниц сегодня был убит мужчина. И из
этих семи двое - слуги, которым более ничего не известно. Кроме того, что им
ведено держать язык за зубами. Что ж, ежели для тебя не имеет никакого  веса
приказание Наставницы послушниц -  а  коли  это  и  на  самом  деле  так,  я
постараюсь тебя вразумить! - может  быть,  ты  соизволишь  исполнять  приказ
Престола Амерлин? Ты не должна говорить об известном тебе случае ни  с  кем,
кроме матери и меня. Амерлин не потерпит больше  слухов!  Хватит  и  тех,  с
которыми приходится бороться сейчас. Ты уразумела, о чем я говорю?
   Вопрос ее, высказанный голосом весьма суровым, вызвал целый хор  ответов:
"О да, Шириам Седай!" Но Найнив продолжила:
   - Вы сказали, Шириам Седай, о случившемся  знают  семеро.  Прибавьте  еще
тех, кто убил покушавшегося на нас. И может, злодеям  помогли  проникнуть  в
Башню?
   - Это вас не касается! -  Спокойным  взглядом  Шириам  обняла  всех  трех
девушек. - Об этом человеке  я  буду  задавать  вопросы  всем,  кому  только
возможно. А вы забудете все, что знаете о мертвом мужчине. Если  я  обнаружу
какое-то иное поведение с вашей стороны... Знайте: есть  кое-что  и  похуже,
чем выскабливание котлов! И никаких оправданий я не  приму.  Еще  кто-нибудь
хочет о чем-то спросить?
   - Нет, Шириам Седай! - На этот раз к общему хору присоединилась и Найнив,
к облегчению Эгвейн. Но великой радости  девушка  не  испытывала.  Неусыпный
присмотр Шириам сделает поиски Черных Айя вдвое более тяжелыми. На мгновение
Эгвейн почувствовал себя так, будто ее бил истерический смех. Если не Черные
Айя нас поймают, то точно изловит сама Шириам! Нахлынувший было  смех  исчез
бесследно. А вдруг сама Шириам принадлежит к Черной  Айя?  Как  ни  пыталась
Эгвейн прогнать эту мысль, та продолжала ее мучить.
   - Очень хорошо! - проговорила Шириам, кивая. - Тогда ступайте со мной.
   - Куда? - спросила Найнив и тут же добавила: - Шириам Седай. - Но лишь за
миг до того, как у Шириам сузились глаза.
   - Но неужели же вы забыли, - с напряжением в голосе  спросила  Шириам,  -
что в Башне Исцеление всегда производится в присутствии тех, кто приводит  к
нам своих больных?
   Эгвейн догадывалась: запас терпения, предназначенный для трех  учениц,  у
Наставницы послушниц уже подходил к  концу,  но,  не  сумев  сдержать  себя,
девушка выпалила:
   - Так, значит, она собирается Исцелить Мэта!
   - О нем, среди прочих, позаботится и сама Престол Амерлин. - Лицо  Шириам
оставалось не более выразительным, чем ее голос. - Или у вас есть причина  в
этом сомневаться? - Эгвейн могла только молча покачать головой. -  Тогда  вы
напрасно подвергаете жизнь  своего  друга  опасности,  продолжая  оставаться
здесь, в комнате. Престол Амерлин нельзя заставлять ждать!
   И все же, несмотря на сказанные слова, у Эгвейн было такое  чувство,  что
Айз Седай вовсе не спешит.

Глава 18
ИСЦЕЛЕНИЕ

   Под Башней, глубоко в подземелье, куда привела своих  подопечных  Шириам,
коридоры освещались  лампами,  висящими  на  железных  крюках.  Женщины  шли
куда-то вперед и замечали, как мало комнат расположено вдоль коридора;  одни
двери были плотно закрыты, другие - заперты на замки, а  иные  из  входов  в
неведомые покои были устроены столь замысловато,  что  Эгвейн  замечала  их,
лишь подойдя к ним вплотную. Большинство коридоров на перекрестках  тоннелей
темнели сумрачными зевами, а в прочих девушка едва различала тусклые отсветы
редких далеких фонарей. Никого из людей она не видела. В эти  закоулки  даже
сами Айз Седай хаживали нечасто. Под  землей  было  ни  тепло,  ни  холодно,
однако все равно Эгвейн дрожала, и в то же время она ощущала, как  по  спине
ее узкой струйкой стекает пот.
   Здесь,  в  глубоких  подземельях  Белой  Башни,  послушницам   предстояло
пережить последнее испытание перед их возведением в ранг Принятых.  Тех  же,
кто не мог испытание выдержать, из Башни  тут  же  выдворяли.  В  сих  тайно
опасных глубях Принятые, коим удалось пройти последнюю  проверку,  принимали
Три Клятвы. Но никто, как вдруг сообразила Эгвейн, не рассказывал еще ей  об
этом, узнать она не могла ни у кого. Где-то в  этих  непроглядных  коридорах
скрывалась тайная комната, где хранились те немногие ангриалы и са'ангриалы,
коими владела Башня, и здесь же охранялись помещения, в  которых  находились
тер'ангриалы. В эти-то самые сокровищницы и проломились Черные Айя. А  вдруг
несколько Черных Айя устроили засаду в одном из  темных  боковых  коридоров,
вдруг Шириам ведет учениц не к Мэту, а в тот самый коридор-засаду?..
   Айз  Седай  внезапно  остановилась,  и  Эгвейн  вскрикнула,  но  тут   же
покраснела, заметив на себе удивленные взгляды подруг. - Я представила  себе
Черных Айя, - проговорила она едва слышно.
   - Выбрось из головы все мысли о них! - сказала ей Шириам,  и  впервые  за
долгое время голос ее звучал вновь как когда-то: строго, но с добротой. -  В
ближайшие годы вам не нужно тревожиться о Черных Айя. У вас будет  то,  чего
нет у  остальных  из  нас:  время.  Время,  прежде  чем  вам  суждено  будет
столкнуться с ними. До этой встречи  у  вас  еще  много  времени.  Когда  мы
войдем, встаньте к стене и храните  молчание.  Вам  разрешили  прийти  сюда,
оказав доверие, чтобы вы все видели, но не для того, чтобы вы отвлекали  нас
или мешали! - И Шириам отворила дверь, обитую серым  металлом,  обработанным
так затейливо,  что  он  был  точь-в-точь  серым  камНем.  Они  очутились  в
просторной квадратной  комнате  с  каменными  стенами,  голыми  и  бледными.
Единственным предметом мебели здесь  был  длинный  каменный  стол,  покрытый
белой материей, он стоял посреди комнаты. На столе лежал Мэт, одетый во  все
свои наряды, кроме разве что куртки и сапог, глаза  юноши  были  закрыты,  а
лицо выглядело столь изможденным, что Эгвейн сразу  же  захотелось  плакать.
Дыхание Мэта, с трудом, казалось, протискиваясь сквозь его  горло,  несло  с
собой хриплый свист. На поясе у молодого человека висел  вложенный  в  ножны
кинжал из Шадар Логота, и рубин, венчающий рукоять кинжала,  вбирал  в  себя
словно бы весь  свет,  сколько  его  было  вокруг,  -  так  нестерпимо  сиял
самоцвет, будто яростно горящий красный глаз, хотя и света  вокруг  всего  и
было что от дюжины ламп, отраженных светлыми  стенами  и  полом,  выложенным
белыми плитками.
   У изголовья Мэта стояла Престол Амерлин, а у ног его заняла место  Лиане.
Четыре Айз Седай стояли справа от длинного стола, а по  другую  его  сторону
возвышались еще три женщины, носящие  сей  славный  титул.  К  этим  трем  и
присоединилась Шириам. Одной из целительниц была Верин.  Эгвейн  узнала  еще
Серафелле, она тоже из Коричневых сестер, и Аланну Мосвани, из Зеленой  Айя,
да еще Анайю, принадлежавшую к Голубой Айя, из которой была и Морейн.
   Аланна, так же как и Анайя, совсем недавно давала  Эгвейн  уроки,  обучая
девушку раскрываться Истинному Источнику, передавая ей навыки того, как надо
поддаться саидар, чтобы ею управлять. С того дня, как Эгвейн прибыла в Белую
Башню, и до того часа, когда она покинула сие место  ученья,  Анайя,  должно
быть, раз пятьдесят всевозможными способами проверяла, является ли Эгвейн  в
самом деле Сновидицей. Девушка проходила  испытание  за  испытанием,  но  их
результаты не позволяли Анайе сделать  окончательный  вывод  о  наличии  или
отсутствии этих способностей у ее ученицы, однако добросердечная Анайя,  чья
теплая улыбка, освещавшая ее некрасивое лицо, была единственной ее красотой,
все продолжала и продолжала призывать Эгвейн для  новых  и  новых  проверок,
каждую  из  которых  одолеть  было  не  проще,  чем  обратить   к   миру   и
доброжелательству катящуюся с гор лавину.
   Остальных женщин Эгвейн не знала, кроме  одной,  имеющей  такие  холодные
глаза, что девушка решила, будто эта  особа  принадлежит  к  Белой  Айя.  На
плечах  Амерлин  и  сопровождающей  ее   Хранительницы   были,   разумеется,
положенные палантины, но ни у одной из прочих женщин не имелось ничего,  что
указывало на принадлежность их к определенной Айя, а о том, что все они  Айз
Седай, свидетельствовали только кольца Великого Змея и словно бы не  имеющие
никакого возраста лица. Ни одна из них ничем, кроме  внимательного  взгляда,
не отметила появление  Эгвейн  и  двух  ее  подруг.  Несмотря  на  кажущееся
спокойствие стоявших вокруг стола женщин, Эгвейн как  будто  заметила  в  их
внешности отражение некоей неопределенности положения. Жесткие складки у рта
Анайи. Хмурая сосредоточенность на красивом смуглом лице Аланны.  Женщина  с
холодным взглядом постоянно оправляла на бедрах свое бледно-голубое  платье,
и  казалось,  будто  она  вовсе  не   обращает   внимания   на   собственное
беспокойство.
   Одна из Айз Седай,  для  Эгвейн  пока  незнакомая,  установила  на  столе
неброский с виду полированный  деревянный  ящичек,  длинный  и  узенький,  и
тотчас открыла его. Из гнездышка, спрятанного меж складок  красной  шелковой
обивки, Амерлин достала белый желобчатый жезл - длиной он был с ее руку,  от
кисти до локтя. Жезл был, вероятно, из рога или из кости, а может быть, и ни
из того и ни из другого материала. Никто из живущих ныне не ведал, из  коего
вещества сотворен сей жезл.
   Важную эту вещь Эгвейн никогда прежде не видела воочию. Однако она узнала
жезл, вспомнив лекцию, прочитанную для послушниц  Анайей.  То  был  один  из
немногих са'ангриалов, которыми владела Белая Башня, и,  возможно,  наиболее
мощный  из  них.  Хотя  са'ангриалы  не  имели,  как  всем  было   известно,
собственной силы, а были просто устройствами для  фокусирования  и  усиления
того, что Айз Седай способны  были  направить.  Но  при  помощи  сего  жезла
сильная Айз Седай могла при желании раскрошить даже стены Тар Валона.
   Одной рукой Эгвейн схватила Найнив, а другой  -  сжала  ладонь  Илэйн.  О
Свет! Они не уверены, что смогут его Исцелить, но неужели и са'ангриал им не
поможет, такой мощный са'ангриал! Но тогда могли  ли  мы  сами  помочь  ему?
Скорее всего, мы бы его просто-напросто погубили, вот и все! Да и самих себя
мы убили бы тоже, о Свет!
   - Я буду объединять потоки! - промолвила Амерлин. - Прошу  вас  проявлять
осторожность! Для того чтобы сломать узы, связующие человека с  кинжалом,  и
Исцелить нанесенное его тлетворным воздействием повреждение, требуется Сила,
поток которой чрезвычайно близок к тому, что  способен  убить  его.  Начинаю
сосредотачивать потоки! Внимание! -  Амерлин  держала  жезл  обеими  руками,
протянув его вперед и склонив над лицом Мэта.  Оставаясь  без  сознания,  он
дернул головой и крепко сжал рукоять  кинжала,  бормоча  что-то  непонятное,
будто споря и сопротивляясь.
   Вокруг каждой Айз Седай явилось свечение, свет мягкий и белый, видеть его
могла лишь та женщина, которая способна направлять Силу. Сияния  целительниц
медленно усиливались, как бы разрастались вовне, сливаясь друг с другом, так
что во единое целое слились ореолы всех Айз Седай, стоявших вокруг больного.
Свечение стало общим и ярким, и в глазах Эгвейн рядом с ним потускнел и угас
свет ламп на стенах. Но внутри сего яркого  блистания  гнездился  еще  более
могучий свет. То был стержень белоснежного огня, сверкающего как  выбеленная
кость. Сияние са'ангриала!
   Эгвейн боролась с почти неодолимым  искушением  раскрыть  себя  саидар  и
слить поток своей силы с общим объединенным  свечением.  Ее  обуревал  столь
жаркий порыв, что она едва удерживалась на месте. Илэйн крепче сжимала  руку
Эгвейн. Найнив шагнула к столу, но тут  же  остановилась,  гневно  встряхнув
головой. Свет, подумала Эгвейн, я смогла бы совершить это! Но не знала  она,
о чем говорила ее мысль, что именно готовилась  она  совершить.  Какую  мощь
чувствую я, о Свет! Какое великолепие! Она ощущала, как дрожит рука Илэйн.
   Лежащий на столе Мэт, охваченный свечением со всех сторон, вдруг  забился
что было сил, выговаривая нечто невнятное. При этом он по-прежнему стискивал
рукоять кинжала,  а  глаза  его  оставались  закрыты.  Медленно,  мучительно
медленно он начал выгибать спину, напрягаясь всеми своими мышцами, пока  его
не начала бить дрожь. Он по-прежнему бился и противился чему-то неодолимому,
пока не выгнулся наконец, опираясь на стол только плечами и пятками.  Ладонь
его  на  рукояти  кинжала  резко  разжалась  и,  дергаясь,  будто  от  боли,
отделилась  от  страшного  оружия;  ее  оттягивало,   преодолевая   яростное
сопротивление, от рукояти. Вот вздернулись  губы  Мэта,  обнажая  его  зубы,
послышалось рычание, и лицо юноши исказила гримаса боли, а дыхание  его  все
гуще смешивалось с хрипом и рыком.
   - Они убивают его! - прошептала Эгвейн. - Амерлин лишает Мэта  жизни!  Мы
должны что-то сделать!
   - Но если мы остановим их, - ответила ей Найнив так  же  едва  слышно,  -
если  мы  сумеем  их  остановить,  он  погибнет!  Не  думаю,  что  с   моими
способностями можно справиться хотя бы с половиной собранной ими всеми Силы!
-  Она  помедлила  немного,  словно  осознавая  с  опозданием  смысл   своих
собственных слов: Найнив признала, что готова направить половину  той  мощи,
которую сдерживали с помощью  са'ангриала  десять  полноправных  Айз  Седай.
Затем голос Найнив прозвучал еще тише: - Помоги мне Свет, как  бы  мне  того
хотелось!
   Молодая женщина замолчала. Что означали ее слова? Желала  ли  она  помочь
Мэту или желала направить столь мощный поток Силы? Эгвейн  и  в  самой  себе
ощущала подобные стремления, они будоражили  ее,  точно  песня,  подгоняющая
девушку к танцу.
   - Мы обязаны им доверять, - сдержанным шепотом промолвила Найнив. -  Иным
способом спасти Мэта невозможно.
   Внезапно Мат прокричал во весь голос:
   - Муаддрин тиа дар алленде. кабадрин родим! - Изогнувшись дугой и воюя  с
некоей неведомой напастью, не размыкая  сжатых  век,  Мэт  гремящим  голосом
выбрасывал вверх отчетливо: - Лос Валдар Кьюбияри! Лос! Карай  ан  Калдазар!
Ал Калдазар!
   Эгвейн свела брови. В годы  своего  обучения  она  узнала  достаточно  из
Древнего  Наречия,  хоть  сейчас  поняла  всего  несколько  слов.  Карай  ан
Калдазар! Ал Калдазар! То есть - "За честь Красного Орла! За Красного Орла!"
Древние боевые кличи Манетерен, страны, исчезнувшей  в  пламени  Троллоковых
Войн. Той страны, что была некогда там, где ныне Двуречье. Вот  и  все,  что
она знала; но на миг ей показалось, будто и  остальное  ей  понятно:  словно
смысл сих слов только-только ускользнул, ей нужно лишь повернуть  голову,  и
все сразу станет понятным.
   С неистовым треском лопающейся  крепкой  кожи  кинжал  в  золотых  ножнах
сорвался с пояса Мэта, поднялся и повис в футе над  борющимся  телом  юноши.
Рубин сиял, разбрасывая вокруг себя рубиновые пурпурные искры, словно  желал
преградить Мэту путь к Исцелению.
   Глаза Мэта открылись, он посмотрел на стоявших вокруг него женщин.
   - Миа айенде, Айз Седай! Кабаллейн мизайн  йе!  Инде  муагде.  Айз  Седай
мизайн йе! Миа айенде! - Из груди его вырвался стон ярости, он все  нарастал
и нарастал до тех пор, пока Эгвейн не удивилась: как же у  Мэта  сохранилось
столь мощное дыхание, несущее этот рев?
   Анайя поспешно наклонилась, взяла стоявший под столом металлический  ящик
темного цвета и с трудом, будто его тяжесть оттягивала ей  руки,  установила
его на столе. Когда она разместила ящик рядом с Мэтом и открыла  крышку,  то
взорам предстало узкое пространство, стиснутое  меж  его  стенками  толщиной
дюйма в два. И вновь наклонилась Анайя, достав щипцы, похожие на  те,  какие
домовитая хозяйка могла бы использовать в кухонном и кулинарном искусстве, и
схватила их зубцами плавающий в воздухе кинжал столь осторожно и  аккуратно,
будто управлялась с ядовитой змеей.
   Крик Мэта перерос в неистово бешеный  вой.  Ярко  горел  рубин,  рассыпая
вокруг искры кровавого света.
   Айз Седай сунула кинжал в ящик и захлопнула над ним крышку,  одновременно
с металлическим щелчком испустив громкий вздох.
   - Ну и отвратительная штуковина! - заметила Анайя.
   В миг, когда был упрятан в ящик кинжал, вой Мэта оборвался, и  юноша  без
сил пал на стол, точно мускулы его и кости обратились в текучую воду.  Через
секунду свечение, окружавшее всех Айз Седай и стол  между  ними,  исчезло  с
легким мерцанием.
   - Все! - хрипло выдохнула Амерлин. -  Кончено!  Хорошо  видно  было,  как
осунулись лица некоторых Айз Седай, как над бровями их выступил  пот.  Анайя
вытащила из рукава простенький носовой платочек из льна и попросту утерла им
свое лицо. Холодноглазая  Белая,  стараясь,  чтобы  никто  не  видел  этого,
провела по своим щекам кружевным платком из Лугарда.
   - Невероятно! - проговорила Верин. - Чтобы в ком-то столь жарко билась  в
наши дни Древняя Кровь!
   - Но отчего он так кричал, мать? - спросила Илэйн,  но  тут  же  добавила
поспешно: - Если мне позволено будет спросить?
   - Он командовал воинами! -  Амерлин  взглянула  на  лежащего  больного  с
легким недоумением. С тех пор как силы оставили его, Мэт  лежал  неподвижно,
но Эгвейн  показалось,  будто  дыхание  его  уже  стало  глубже,  грудь  его
поднимается более ритмично. - Командовал в битве, происшедшей, я бы сказала,
две тысячи лет тому назад. Возвращается Древняя Кровь!
   - Не все его слова касались битвы! - промолвила Найнив. - Я  слышала,  он
произнес слова - Айз Седай. Битва тут ни при чем. - И запоздало добавила:  -
Мать.
   Какое-то время казалось, что Амерлин размышляла,  возможно,  о  том,  как
ответить  девушке,  либо,  возможно,  о  том,  стоит   ли   вообще   с   ней
разговаривать.
   - У него, я полагаю, - наконец сказала она, - на какое-то время прошлое и
настоящее смешались воедино. Он был в прошлом, но оставался здесь,  и  знал,
кто с ним рядом. Поэтому он  приказывал  нам  отпустить  его.  -  Она  снова
немного помедлила. - "Я - свободный человек, Айз Седай. А не добыча для  Айз
Седай!" Вот что говорил он.
   Лиане громко фыркнула, а иные из Айз Седай забормотали  что-то  гневно  и
полуслышно.
   - Но, мать, - произнесла Эгвейн, - не мог же он вкладывать в  свои  слова
такой смысл! Мантерен была союзником Тар Валона.
   - Дитя мое! - промолвила Амерлин. - Мантерен и  Тар  Валон  действительно
были союзниками, но кто может постигнуть сердце  мужчины?  Он  и  сам-то  не
может этого, я полагаю. Мужчина такое создание, что взять его на  поводок  -
проще простого, а вот удержать на привязи - труднее не бывает.  Даже  тогда,
когда он сам желает быть всю жизнь на цепи.
   - Уже поздно, мать, - сказала Шириам. - Повара, наверное,  уже  заждались
своих помощниц.
   - Но скажите, мать, - спросила Эгвейн озабоченно, - можем ли мы ухаживать
за Мэтом? Если ему и впрямь грозит смерть...
   Взгляд Амерлин был спокойным, лицо ее не выражало ничего.
   - У вас масса дел, дитя мое! - сказала она. Нет, не выскабливание  котлов
имела она в виду! Уж в этом-то Эгвейн была уверена абсолютно.
   - Да, мать! Как прикажете! - Она сделала реверанс, и  юбки  ее  коснулись
юбок Илэйн и Найнив, также опустившихся в реверансе. Эгвейн в последний  раз
взглянула на Мата и двинулась вслед за Шириам, выходившей  из  комнаты.  Мэт
все так же лежал без движения.

Глава 19
ПРОБУЖДЕНИЕ

   Медленно  открыв  глаза,  Мэт  уставился  недвижным  взором  на  потолок,
выбеленный недавней штукатуркой, не понимая, где он находится и как его сюда
занесло. Потолок был обрамлен  хитро  сплетенным  бордюром  из  позолоченной
листвы, а матрас под молодым человекам, упругий и мягкий, был  битком  набит
пухом. В богатый, стало быть, дом ты угодил, Мэт. Водятся, видно,  у  хозяев
деньжата. Но все эти вопросы - где я  да  как  сюда  залетел  -  не  надолго
задерживались в сознании Мэта, как и другие мысли.
   Он видел сны, и теперь в голове его метались клочки этих снов  вперемежку
с воспоминаниями. Он не мог отделить одно от другого. Немыслимые полеты  над
землей, неистовый гром сражений, странный  народ,  явившийся  из-за  океана.
Пути и Портальные Камни, обрывки иных жизней, создания и  предметы  прямиком
из сказаний менестрелей - все это наверняка сны. По крайней  мере,  так  ему
казалось. Но не был же его вымыслом Лойал, а он-то ведь -  огир!  Причудливо
сплетались перед внутренним слухом Мэта  и  кружили  в  голове  обрывки  его
разговоров с отцом, с друзьями, с Морейн, он видел красивую  женщину,  видел
капитана-корабельщика и того прилично одетого господина, который по-отечески
беседовал  с  Мэтом,  предлагая  здравые  советы.  Вот  это   представлялось
реальным. Но  все  рассыпалось  на  клочки  и  фрагменты.  Все  беспорядочно
кружилось и перемешивалось.
   - Муаддрин тиа дар алленде кабадрин родим, -  бормотал  Мат.  Слова  были
всего лишь набором звуков, однако меж ними сверкало нечто.
   Внизу, прямо под ним, на милю или больше по  обе  стороны,  выстраивались
плотные шеренги копьеносцев, там и тут виднелись вымпелы и знамена больших и
малых городов и меньших Домов. Слева фланг его войска защищала река,  справа
- болота и топи. С вершины холма он следил за  копьеносцами,  вступившими  в
бой с неисчислимым  полчищем  троллоков,  пытающихся  пробить  фронт.  Копья
пронзали черные кольчуги троллоков, но их секиры, точно  косы  выкашивали  в
рядах людей окрашенные кровью прокосы. Воздух наполняли крики и пронзал рев.
Над головой, посреди безоблачных небес, нещадно пылало солнце, и над  рядами
ратоборцев поднималось мерцание жары. Вражеские  стрелы  падали  дождем,  не
переставая ранить и поражать насмерть не только людей, но  и  троллоков.  Он
отозвал своих лучников, но Повелители Ужаса не обратили  внимания  на  новый
маневр,  стремясь  прорвать  линию  вражеской  обороны.  Позади,  за  горным
хребтом, ждала его  приказа  Ближняя  Гвардия,  и  кони  бойцов  нетерпеливо
переминались. В блеске сияющего дня броня на латниках  и  сталь,  защищающая
коней, посверкивали серебром. Ни люди, ни боевые кони  уже  не  могли  более
переносить ужасную духоту.
   Они должны победить или умереть! Он был  известен  как  отчаянный  игрок.
Теперь самое время бросить кости. Вскочив в седло, он отдал приказ  голосом,
перекрывающим рев всеобщею неистовства:
   - Пехотинцы! Пропустить кавалерию!
   Знаменосец скакал рядом, над головой  его  билось  и  трепетало  знамя  с
изображением. Красного Орла,  а  команда  войскам  предавалась  копьеносцами
вверх и вниз по линии.
   Внизу,  у  подножия  холма,  внезапно  изменили  свой  строй  копьеносцы:
выступая  ровными  рядами,  четко  исполняя  распоряжения  командиров,   они
перестраивались в узкие колонны, оставляя между отрядами широкие проходы.  В
сии намеренные интервалы стали потоками вливаться троллоки. издавая звериное
рычание, образуя массу, схожую с черным и воспаленным приливом смерти.
   Обнажив свой меч. он поднял его высоко над головой:
   - Ближняя Гвардия, вперед!
   Он вонзил каблуки в бока своего коня.  и  конь  полетел  вниз  по  склону
холма. Вслед за ним загремела копытами лихая конница. "Вперед! Вперед!.." Он
первым врубился в троллоков. Меч его мерно поднимался и падал, а  знаменосец
ни на шаг  не  отставал  от  военачальника.  "За  честь  Красного  Орла!"  -
раздавалось вокруг. Воины Ближней Гвардии хлынули  в  проходы  меж  отрядами
копьеносцев, сметая натиск троллоков и  отбрасывая  врагов  назад.  "Красный
Орел!" Рычали на  него  получеловеческие  лица,  причудливо  изогнутые  мечи
стремились достать его,  но  он  прорубался  все  глубже.  Победить  -  либо
погибнуть! "Манетерен!"
   Мэт поднес ко лбу дрожащую руку.
   - Лос Валдар Кьюбияри! - пробормотал он. Юноша был почти уверен: он знает
смысл этих слов! "Вперед, Ближняя Гвардия!" Или, быть может,  так:  "Ближняя
Гвардия - в атаку!" Несколько слов на Древнем Наречии, переведенные для него
Морейн, составляли все его знание старого  языка.  Остальные  же  слова  Мэт
понимал не лучше сорочьей трескотни.
   - Я схожу с ума! - грубо оборвал он сам себя. - Сдается мне, никакой  это
не Древний Язык! Тарабарщину какую-то бормочу... Та Айз Седай - сумасшедшая.
Это был всего-навсего сон...
   Айз Седай. Морейн. Он внезапно заметил свои руки и  увидел,  сколь  тонки
его запястья и какими костлявыми стали пальцы рук. Он был болен. Болезнь его
была как-то  связана  с  кинжалом.  Да-да,  кинжал  с  рукоятью,  украшенной
рубином, и город, давно  уже  мертвый,  запятнанный  злом,  именуемый  Шадар
Логот. Но все сознаваемое оставалось для  Мэта  туманным,  отдаленным  и  не
имело никакого реального смысла, хотя он и знал,  что  мыслит  не  о  сонных
видениях, о жизни. В Тар Валон, где  собирались  его  Исцелить,  Мэта  везли
Эгвейн и Найнив, он хорошо помнил их лица.
   Мэт попытался привстать на кровати, но тут же упал: он  был  слаб,  точно
едва  родившийся  ягненок.  Однако  он  с  большим  трудом  все-таки   сумел
подтянуться вверх и отбросить единственное укрывавшее его шерстяное  одеяло.
Одежда молодого человека куда-то исчезла, но не  лежит  ли  она  в  платяном
шкафу, украшенном тонкой резьбою с лозами винограда, - он стоит у стены. Мэт
уже как будто не беспокоился об одежде. Собрав все силы, он встал  на  ноги,
просеменил, пошатываясь, по узорчатому ковру, спеша ухватиться за  кресло  с
высокой спинкой, и принялся перебираться от стула к  столу  с  позолоченными
завитками на ножках и по краям столешницы.
   Комнату ярко освещали свечи из пчелиного воска, по  четыре  в  каждом  из
высоких подсвечников, отражаясь в небольших зеркалах позади  них.  На  стене
висело  зеркало  побольше,   укрепленное   над   бесподобно   отполированным
умывальником,  оно  отбрасывало  Мэту  в  лицо  собственное  его  отражение:
исхудавший - вернее, истощенный -  старец  со  впалыми  щеками  и  мрачными,
ввалившимися глазами, волосы его свалялись, они слиплись от пота. Сам же  он
согбен временем и стелется, точно травы пастбища, клонящиеся  под  ветерком.
Мэт заставил себя выпрямиться, но это не исправило положения.
   На столе, прямо у себя перед носом, он обнаружил накрытый поднос и уловил
запах пищи. Сдернув с подноса  салфетку,  Мэт  узрел  два  высоких  кувшина,
сработанных из серебра, и несколько блюд тончайшего  зеленого  фарфора.  Ему
приходилось слышать, будто торговцы из Морского Народа  за  подобный  фарфор
требуют платы серебром, причем равного весу с фарфором. Мэт  ожидал  увидеть
среди яств крепкий бульон и сладкие хлебцы, обычно  предлагаемые  инвалидам.
Вместо пищи больных на одной из тарелок  красовалась  горка  толстых  ломтей
жареной говядины, сдобренных душистой горчицей и хреном.  На  других  блюдах
лоснился жареный картофель, дымилась сладкая фасоль с луком,  соблазнительно
раскинулась капуста и маслянисто поблескивал  горох.  Рядышком  подразнивали
обоняние разносолы и ломоть золотистого сыра. Громоздились щедро  нарезанные
куски хлеба с румяной корочкой и блюдо сливочного масла.  Один  из  кувшинов
был наполнен молоком, охлажденным так крепко, что  капли  влаги  стекали  по
серебру, из другого сосуда исходил  манящий  аромат  пикантного  глинтвейна.
Наесться досыта за таким подносом могли бы четыре великана, не менее.  Живот
у Мэта заурчал вожделенно, а рот наполнился слюной.
   Но сначала следовало  бы  узнать,  где  я  нахожусь!  Однако  прежде  чем
оттолкнуть  себя  от   стола   и   направиться   к   трем   высоким   окнам,
выздоравливающий воин и победитель яств скрутил трубочкой ломтик говядины  и
макнул его в горчицу.
   Окна были прикрыты деревянными ставнями, украшенными резьбой,  но  сквозь
кружевные узоры Мэт увидел: за окнами стояла ночь. Свет других окон  точками
блестел в  темноте.  На  мгновение  Мэт  тяжело  оперся  на  белый  каменный
подоконник, но тут же взял себя в руки и начал размышлять.
   Как говаривал отец Мэта, стоит только пораскинуть мозгами, и самую худшую
напасть, на тебя свалившуюся, можно повернуть к своей  выгоде,  а  уж  Абелл
Коутон был, вне всяких сомнений, самым удачливым торговцем лошадьми  на  все
Двуречье. Когда порой представлялось, будто удача отвернулась от отца  Мэта,
то всегда оказывалось, что его конкуренты дружно садились в грязную лужу. Не
то чтобы  Абелл  Коутон  совершал  нечто  бесчестное,  но  провести  его  не
доводилось даже типам из Таренского Перевоза, а ведь всякому  известно:  эти
торгаши и пройдохи своего не упустят, на ходу подметки срежут. А все потому,
что Абелл Коутон старался обдумывать  всякое  дело  со  всех  сторон,  какие
только у него можно было узреть.
   Тар Валон. Должно быть, это - Тар Валон. Комната сия принадлежит к  числу
дворцовых покоев. Вот ковер с цветочными узорами, явно доманийский, а  стало
быть, один лишь этот ковер стоит столько же, сколько какая-нибудь порядочная
ферма. Более того, Мэт уже не считал себя больным и не вспоминал о причинах,
приведших его в Тар Валон, где он только  и  мог  исцелиться.  По-настоящему
больным он не ощущал себя никогда, даже и тогда, когда Верин - это имя вдруг
выплыло из тумана у него в голове - говорила кому-то, кто стоял рядом с ним,
что Мэт  умирает.  Сейчас  он  чувствовал  себя  слабым,  точно  ребенок,  и
голодным, как истосковавшийся по пище волк, но при этом  почему-то  Мэт  был
уверен: его Исцеление уже произведено. Я чувствую себя целым  и  невредимым,
как никогда. Значит,  я  Исцелен!  И  он  скорчил  гримасу,  повернувшись  к
закрытым ставням, будто они были живыми стражами.
   Исцелен! Сей факт означал, что над ним поколдовали с помощью Единой Силы.
Едва он вспомнил, что означает на самом деле это обстоятельство,  тело  Мэта
покрыла гусиная кожа. Впрочем, он знал заранее, как с ним поступят.
   - И все же так куда лучше, чем помереть,  -  пробормотал  он.  И  тут  на
память вернулись кое-какие истории про Айз Седай, слышанные когда-то.  -  Уж
лучше это, чем смерть. Даже Найнив боялась, как бы я в самом деле  не  умер.
Как бы то ни было, а дело сделано, значит, размышлять о  происшедшем  теперь
бесполезно.
   И тут Мэт сообразил, что успел слопать кусок говядины, а теперь слизывает
с пальцев сок.
   Обратно к столу он прошествовал довольно нетвердой походкой.  Под  столом
отыскалась табуретка, он вытащил ее и уселся. Не утруждая себя поисками ножа
и вилки, он снова  закрутил  кусочек  говядины  трубочкой.  Итак,  каким  же
образом все-таки обернуть пребывание в Тар Валоне - В самой Белой  Башне!  -
себе на пользу?
   Тар Валон... Иначе говоря, Айз  Седай.  Отсюда  вывод:  оставаться  здесь
лишний час - резону нет! Даже  наоборот!  Он  достаточно  времени  провел  с
Морейн, а затем в обществе Верин,  продолжать  подобное  времяпрепровождение
смысла нет! Он, впрочем,  не  помнил,  чтобы  кто-то  из  упомянутых  женщин
вытворял что-либо ужасное, но проведенное в их обществе время им по  большей
части забылось. Во всяком случае, на какое бы дело ни пускались  Айз  Седай,
действовали они всегда лишь в своих собственных интересах, у них всегда были
свои причины.
   - А они-то вовсе не те причины, каковыми их считаешь ты, - прошамкал Мат,
набив рот картошкой, потом проглотил, - Айз Седай никогда  не  лгут,  но  та
правда, которую говорит Айз Седай, не всегда  является  той  правдой,  какой
правда кажется тебе! Я никогда не должен забывать: надеяться на них  даже  в
тот  миг,  когда  ты  будто  бы  знаешь  их  намерения,  нельзя!  -   Данное
умозаключение назвать утешительным для себя Мэт  не  мог.  И  он  набил  рот
промасленным горохом.
   Размышления об Айз Седай заставили Мэта поподробнее вспомнить то, что  он
о них знал. Итак, семь Айя: Голубая, Красная, Коричневая,  Зеленая,  Желтая,
Белая и Серая. Худшими среди всех были Красные Айя.  За  исключением  Черных
Айя, которых, как они все твердят, вообще не существует. Но для Мэта Красные
Айя представлять угрозу не должны. Они интересовались лишь  теми  мужчинами,
которые умеют направлять Силу.
   Но Ранд! Как же я мог забыть о нем, да спалит меня Свет! Где  он  сейчас?
Не случилось ли с ним чего-то ужасного? Мэт вздохнул, опечаленный, и намазал
масло на хлеб, до сих пор еще теплый. И все же хотелось бы знать, успел Ранд
сойти с ума или еще нет?
   Но даже если бы на все свои вопросы Мэт знал ответы, помочь сейчас  Ранду
он ничем не мог. Да и не знал Мэт, захотел бы он оказать Ранду помощь,  если
бы имел такую возможность, или не захотел бы. Ранд способен был  направлять,
а Мэт вырос среди разговоров о мужчинах, которые направляют Силу,  а  такого
рода рассказами запугивали детей. Однако многие из тех  россказней  взрослых
тоже пугали, так как были чрезвычайно правдивы. Выяснять,  какие  деяния  по
силам Ранду, было столь же мучительно, как узнавать, скажем, что лучший твой
друг мучает маленьких животных и еще убивает детей.  Заставив  однажды  себя
поверить в такое, слишком сложно после  называть  подобного  человека  своим
другом.
   - Я должен о себе побеспокоиться!  -  заявил  сердито  Мэт.  Он  наклонил
кувшин с вином над своим серебряным  кубком  и  очень  удивился,  ибо  кубок
остался пуст. Тогда он наполнил кубок молоком. - При всем при том  Эгвейн  и
Найнив желают стать Айз Седай! - Но пока он не произнес этих слов вслух, Мэт
о данном обстоятельстве и не вспомнил. - Ранд  подчиняется  Морейн  во  всех
мелочах и себя именует Возрожденным Драконом. А что на уме у Перрина, одному
Свету ведомо! С тех  самых  пор,  как  с  глазами  у  него  что-то  странное
сотворилось, он ведет себя точно сумасшедший!  Нет,  я  должен  сам  о  себе
позаботиться!
   Да спалит меня Сеет, но я обязан  поступать  по-своему!  Из  всех  нас  я
единственный остаюсь до сих пор в здравом уме! Да, только я один и остался!
   Тар Валон! Сей город считался самым богатым в мире,  и  он  действительно
был центром торговли между Пограничными Землями и югом, был  центром  власти
Айз Седай. Мэт не думал, что стоит рисковать влезать в игру с Айз Седай. Или
же полагаться в такой игре на бросок костей или расклад карт.  Но  в  городе
обязательно должны быть купцы и другие люди с карманами,  полными  золота  и
серебра. Да и сам город будет, пожалуй, достоин нескольких дней  присутствия
в нем Мэта. Молодой человек знал, сколь далеко унесли его странствия  с  тех
пор, как он оставил Двуречье, но, кроме некоторых слабеньких воспоминаний  о
Кэймлине и Кайриэне, он  ни  о  каком  из  больших  городов  не  мог  ничего
припомнить.  А  Мэту  всегда  хотелось  побродить   по   обширному   городу,
познакомиться с его бытием.
   - Но не по такому, где на каждом шагу полно Айз Седай, -  пробормотал  он
кислым тоном, подбирая с тарелки последние горошины. Разом их проглотив, Мэт
снова занялся говядиной.
   Навряд ли, размышлял Мэт, Айз Седай позволят ему возвратить себе рубин  с
того кинжала из Шадар Логота. Он помнил кинжал лишь очень  смутно,  но  даже
туманные воспоминания обдавали его жаром, точно память о жуткой ране. У него
все внутри сжималось, и острая боль пронзала  все  его  члены,  впивалась  в
виски. И все же в памяти его по-прежнему ярко  возгорался  рубин,  столь  же
крупный, как ноготь на большом пальце его руки, темный, точно капля крови, и
сверкающий подобно пурпурному глазу. Вне всяких сомнений, Мэт имел  на  него
гораздо большие права, чем какие-то женщины, к тому же камень, видно,  стоил
так дорого, как добрая дюжина ферм на родине у Мэта.
   Они могут сказать, будто и камень поражен той же заразой.  И  Мэт  сказал
себе, что так оно, возможно, и есть. И все же он продолжал купаться в волнах
фантастической мечты о том, как он продаст рубин кому-нибудь из  Коплинов  в
обмен на лучшие их земли. Большая часть этого семейства еще с колыбели слыла
безобразниками и бузотерами, хотя младенцы еще не могли быть ни  ворами,  ни
врунами, но молва всех стригла под одну гребенку, без разбору. На  самом  же
деле Мэт не верил, что Айз Седай отдадут рубин ему обратно,  однако  это  не
останавливало его от надежд на сделку в столь дальнем  уголке  земли,  каким
был Эмондов Луг, - при наличии рубина, разумеется. Да и, по  чести  сказать,
мысли о владении самой большой в Двуречье фермой  не  волновали  так  сладко
душу,  как  когда-то.  Были  денечки,  когда  сие  предприятие  было   самой
сногсшибательной  из  его  деловых  надежд,  наряду  с   мечтой   сравниться
известностью  с  отцом,  непревзойденным  торговцем  лошадьми.  Сегодня   же
подобные желания представлялись  Мэту  какими-то  мелкими,  незначительными,
недостаточно великолепными. Зачем ограничивать свои мечты, когда за  стенами
ждет не дождется огромный мир.
   Итак, решил Мэт, прежде всего следует найти Эгвейн и Найнив. Может  быть,
они уже пришли в себя? И тогда, вполне возможно,  уже  отказались  от  своей
дурацкой затеи обратить себя в Айз Седай. Мэт не  был  уверен,  что  девушки
откажутся  от  своих  честолюбивых  мечтании,  но  уйти   из   узилища,   не
попрощавшись с девушками, он не мог. Ускользнуть-то отсюда он сумеет, в этом
он как раз был уверен. Он совершит визит к своим спасительницам, затем денек
посвятит знакомству с городом, поиграет, быть может, в кости, дабы заполнить
свой кошелек монетами, а там и отправится в такие края, где нет никаких  Айз
Седай. Но перед тем как вернуться домой  -  Когда-нибудь  я  вернусь  домой.
Придет день, и вернусь. Обязательно! - он был намерен повидать в  этом  мире
еще кое-что, в тех краях, где не найдешь  никаких  Айз  Седай,  заставляющих
человека плясать под их дудку!
   Изыскивая на пространствах подноса, чем еще он не успел полакомиться, Мэт
обнаружил, к своему изумлению, что ничего съестного уже не  осталось,  кроме
нескольких крошек хлеба и сыра да масляных пятен. Оба кувшина были наполнены
пустотой. Мэт  с  удивлением  глянул  вниз,  на  свой  собственный  животик.
Поглотив все, что  было  на  подносе,  он  должен  был  всем  телом  ощущать
переполняющую его сытость, но вместо этого Мэт чувствовал  себя  так,  будто
вовсе не ел ничего. Он собрал пальцами последние крохи сыра. На  полпути  ко
рту рука его окоченела.
   Я трубил в Рог Валир! Мэт тихонько насвистывал  часть  знакомой  мелодии,
затем оборвал ее, когда к нему вдруг явились слова:

   Я внизу, на самом дне колодца,
   Ночь стоит, а дождь стекает вниз.
   Стены узкие вот-вот меня задавят,
   А веревки для спасенья нет!
   Я внизу, на самом дне колодца...

   - Лучше бы уж нашлась там эта проклятая веревка, чтобы вылезти под  не6о!
- прошептал Мэт. Он позволил последним крошечкам сыра упасть на  поднос.  На
миг он вновь  почувствовал  себя  больным.  Он  старался  думать  отчетливо,
проникать сквозь туман, заполонивший его голову.
   Да, Верин спешила доставить в Тар Валон легендарный Рог,  но  теперь  Мэт
никак не мог вспомнить, знала ли Верин, что  именно  Мэт  протрубил  в  Рог.
Никаких слов, хотя бы намекающих, что ей об этом известно, Мэт не слыхал.  В
этом он был уверен. А может быть, только думал, что был уверен. А вдруг  она
все-таки обо всем знает? И если знают все они? Если только Верин не  сделала
с Рогом чего такого, о чем я не знаю, то Рог точно у них... Я же им вовсе не
нужен! Однако кто может знать, что на самом деле замышляют Айз Седай и в чем
они испытывают нужду?
   - Пусть попробуют у меня спросить, - проговорил Мэт мрачно, -  я  никогда
даже не прикасался к нему! Но если они все-таки знают... Если знают, я... Ну
вот когда беда свалится, тогда и разберусь я с ней.  Чтоб  мне  сгореть,  не
могут же они от меня чего-то потребовать! Не могут!
   Тихий стук в дверь заставил Мэта, уже готового бежать прочь,  покачнуться
на своих слабых ногах. О, если бы он знал, где укрыться, да  притом  мог  бы
сделать больше, чем шагнуть всего три шага! Но убежища не  было,  а  четырех
шагов зараз ему не одолеть.
   Дверь комнаты открылась.

Глава 20
ПОСЕЩЕНИЕ

   Вошедшая  в  комнату  женщина,  облаченная  в  белый  шелк  и  украшенная
серебром, закрыв за собой дверь, прислонилась  к  ней  и  обратила  на  Мэта
взгляд своих глаз, таких темных, какие он видел впервые в  жизни.  Она  была
столь прекрасна, что у  Мэта  прервалось  дыхание:  черные,  точно  полночь,
волосы ее удерживались тонко сплетенной серебрящейся диадемой, а  поза  дамы
была исполнена той грации, с какой иные красавицы  отдаются  танцу.  Подумав
вначале о возможности прежних встреч с ней, молодой человек тут же  отбросил
эту мысль. Ибо нельзя мужчине встретить сию прекраснолицую  незнакомку  хотя
бы раз в жизни и после этого не думать о ней постоянно и каждый миг.  -  При
условии усиленного, а не ленивого питания вы, полагаю, через несколько  дней
уже встанете на ноги, - проговорила незнакомка, - а  сейчас  вам,  возможно,
удобнее было бы надеть на себя еще какое-то платье...
   Мат все продолжал взирать на прекрасную незнакомку, но внезапно он понял:
он стоит пред ней нагой! Лицо его покрылось пунцовой краской, он метнулся  к
кровати, схватил одеяло, обернулся им, точно плащом, и скорее  упал,  нежели
уселся на постель.
   - Я прошу у вас прощения за свое... Я  имею  в  виду,  я...  То  есть  я,
конечно, не ожидал... Я... Я... - Наконец ему удалось вздохнуть. -  Я  прошу
извинения за то, что вы обнаружили меня в подобном виде!
   Он продолжал ощущать, как горят его щеки. Мэту на  мгновение  захотелось,
чтобы Ранд, кем бы он теперь ни был, или хотя бы Перрин  оказались  здесь  и
дали  ему  дельный  совет.  Юноше  они  всегда  представлялись   чрезвычайно
галантными кавалерами. Даже те девушки, которые знали,  что  Ранд  с  Эгвейн
сговорены, не могли от него глаз отвести, а медлительная любезность  Перрина
казалась им деликатной и привлекательной. Мат же, как  бы  он  ни  старался,
пред девушками всегда ухитрялся выставить себя дураком. Вот и теперь  то  же
самое!
   - Я бы не должна была посещать вас, Мэт, столь нежданно, ибо  я  нахожусь
в... в Белой Башне, - она улыбнулась, будто само название ее забавляло, -  с
абсолютно другой целью, но мне очень хотелось увидеть всех вас!  -  И  вновь
лицо  Мата  стало  красным,  он  еще  больше  закутался  в  плащ-одеяло,  но
незнакомка как будто совсем не собиралась дразнить  юношу.  С  грациозностью
более легкой, чем лебединая, она подплыла к столу. - Поднос опустошен, вы, я
вижу, голодны. Этого и следовало ожидать, зная, как они обычно действуют. Но
будьте уверены, вы с удовольствием съедите все, вновь для  вас  принесенное.
Вы удивитесь тому, как скоро вам удастся вернуть  свой  вес  и  восстановить
силы.
   - Простите, - заговорил Мат с робостью, - но я не помню, не был ли прежде
знаком с вами. Я  не  хотел  бы  обидеть  вас,  но  вид  у  вас...  какой-то
знакомый...
   Она вновь обратила на него свой взгляд и смотрела до тех пор, пока он  не
стал стеснительно ерзать. Разумеется, женщина с  подобной  внешностью  имеет
право быть уверенной: увидев ее лишь раз, запоминают навсегда.
   - Вполне вероятно, что вы меня видели  когда-то  прежде,  -  сказала  она
наконец. - Только вот где - не знаю. Вы можете называть меня  Селин.  -  Она
чуть склонила голову набок; по-видимому, она считала, что Мат должен  узнать
это имя.
   Он же в это время стал перелистывать страницы своей памяти. Ему казалось,
будто он и в самом деле должен был раньше слышать имя красавицы,  но  когда,
где?
   - Вы, Селин, наверное, Айз Седай, да?
   - О нет! - произнесла она негромким  голосом,  вкладывая  в  единственное
слово уйму чувств. Тогда  Мэт  наконец  пристальней  всмотрелся  в  женщину,
способный теперь узреть не только ее внешнюю красоту. Она оказалась стройной
и, как предположил он, наблюдая ее движения, исполненной  силы.  Он  не  мог
точно определить ее возраст - на год ли она старше его или на два года, а то
и на все десять лет? - но морщины по ее щекам не  сползали.  Ожерелье  дамы,
собранное из полированных белых камней  и  переплетенных  серебряных  нитей,
гармонировало с широким поясом ее наряда, но Мэт не заметил, чтобы на пальце
Селин блестело кольцо Великого  Змея.  Впрочем,  отсутствие  сего  знака  не
должно было его удивлять - ни одна из Айз Седай не отрицала бы  вслух  своей
причастности к пресловутому клану, - и все-таки  он  удивился.  Вблизи  этой
женщины невольно ощущались ее уверенность  в  себе,  обладание  могуществом,
равным, быть может, королевской власти,  а  кроме  того,  чувствовалось  еще
нечто - то, что для Мата прочно было связано с Айз Седай.
   - Но вы же вовсе не  послушница,  верно?  -  Он  слышал:  тем  полагается
облачаться в белое, но ничто не заставило бы Мэта поверить, будто она  носит
белый наряд в силу своей принадлежности к разряду послушниц. Да рядом с  нею
Илэйн выглядит замухрышкой! Илэйн! Еще одно имя всплыло в памяти.
   - Едва ли это так, - промолвила Седин, улыбаясь уголком  рта.  -  Давайте
лучше предположим, что я - это  некто,  чьи  интересы  сегодня  совпадают  с
вашими. Эти... Айз Седай намерены воспользоваться вами, однако вам, я думаю,
это не придется по вкусу. Я готова принять ваше отношение к сему  делу.  Нет
нужды убеждать вас, что слава вам не помешает!
   - Меня - использовать? - Едва Мэт задумался над сказанным, как  нахлынули
новые воспоминания - воспоминания о Ранде, так как не Мэта, а  именно  Ранда
собирались использовать в своих целях Айз Седай. Да будь я проклят,  но  они
использовать меня не смогут! Я верю, о Свет, они не  сумеют!  -  Но  что  вы
имеете в виду? - спросил он у Селин. - Я для них персона не слишком  важная,
и никому, кроме себя самого, я не нужен. И про какую славу вы говорили?
   - Я знала, это притянет вас. Вас, а не кого-то другого!
   При виде ее улыбки у Мэта закружилась голова. Он  взъерошил  себе  волосы
рукой. Одеяло соскользнуло с плеча, но он поймал его прежде, чем оно  успело
упасть на пол.
   - А теперь слушайте!  -  проговорил  он.  -  Они  во  мне  совершенно  не
нуждаются! - М-да, а если им понадобится, чтобы я в Рог трубил?  -  Я  всего
лишь скромный фермер! - Они, вернее всего, уверены,  будто  я  каким-то  там
манером связан с Рандом. Однако  Верин  говорила...  Нет,  не  было  у  него
уверенности в том, Верин произносила подобные слова  или  Морейн,  но  юноша
догадывался: большая часть Айз Седай о Ранде вообще ничего не ведает. И  Мэт
поставил перед собой задачу поддерживать их неведение по крайней мере до тех
пор, пока он не исчезнет из поля их  зрения.  -  Повторяю:  я  обыкновенный,
самый простой сельский труженик. Хочется  просто  кое-что  увидеть  на  этом
свете, ну и вернуться к папаше на ферму.
   Но что она имеет в виду, говоря мне о славе? Селин так покачала  головой,
будто она слышала его мысли.
   -  Вы  персона  гораздо  более  важная,  чем  тот,  кем  вы  являетесь  в
собственном мнении. И вы птица гораздо более высокого полета,  чем  надеются
так называемые Айз Седай. И если  вы  получите  достаточно  сведений,  чтобы
утратить доверие к этим дамам, вы сумеете достичь славы.
   - Ну уж вы-то как раз так и ведете свою речь, будто уже  утратили  к  ним
доверие! - Так называемые? Смутная мысль явилась  в  его  сознании,  но  Мэт
никак не мог заставить себя ее сформулировать. - А вы не... Вы?
   Нет, в подобном обвинять эту прекрасную даму нельзя.
   - Итак, я - Пособник Тьмы? - с ухмылкой договорила за него Селин. Саму ее
эти слова словно бы забавляли, а вовсе  не  сердили.  Но  вот  в  ее  голосе
зазвучало презрение. - То  есть  я  -  одна  из  тех  жалких  последователей
Ба'алзамона, каковые уверены, будто он даст им власть и бессмертие, да? Но я
ни за кем не пойду! И знаю лишь одного человека, с коим могу  стоять  рядом,
но никак не быть второй после него!
   - Конечно, нет, нет! - проговорил Мэт, нервозно засмеявшись.
   Кровь и пепел. Друг Тьмы не назовет себя  Другом  Тьмы!  Но  если  она  и
впрямь такова, то у нее где-то хранится  отравленный  нож!  Очень  смутно  в
памяти  его  явился  образ  женщины,  одетой  так,  как  принято  среди  дам
благородного круга, но при этом она была Приспешницей Темного, и  в  руке  у
нее блестел смертоносный кинжал - в хрупкой ее руке!
   Нет, вы меня неправильно поняли... Прекрасны точно как королева! Это я  и
хотел вам сказать. Вы действительно настоящая леди, да?
   - Мэт, вы должны во что бы то ни стало научиться  мне  доверять!  О,  вам
кажется, я тоже пытаюсь использовать вас, об этом твердит вам подозрительная
ваша натура, а началась ваша подозрительность еще в ту пору, когда вы носили
тот кинжал, и не  трудитесь  отрицать  это.  Но  вы  мне  необходимы,  а  вы
благодаря мне получите богатство, власть  и  славу!  Нет,  я  вас  вовсе  не
принуждаю. Я всегда верила: хочешь добиться чего-нибудь от мужчины - убеждай
его в своей правоте, но не принуждай! Эти пресловутые  Айз  Седай  на  самом
деле не понимают, какую ценность вы представляете собой,  а  он  постарается
отговорить вас или убить, я же могу предоставить вам  все,  чего  вы  только
изволите пожелать!
   - Он?! - резко переспросил Мэт. Убить меня? Свет, они же охотятся  не  за
мной, а за Рандом! Но как ей удалось прознать про кинжал? Да  и  вся  Башня,
наверное, знает... - Кто же хочет убить меня?
   Селин поджала губы, словно бы жалея, что сказала слишком многое.
   - Вам известно, чего вы хотите, Мэт, -  промолвила  Селин.  -  Но  каждая
самая малая частичка вашей мысли известна мне так же хорошо, как вам. Пришла
вам пора выбирать, кому вам лучше довериться,  чтобы  исполнились  все  ваши
желания. Я признаю, я хочу использовать вас. Славные Айз  Седай  никогда  не
признаются ни в чем подобном. А я приведу вас к богатству и  славе.  Они  же
станут держать вас на поводке,  до  самой  смерти  вы  чувствовали  бы  себя
привязанным, Мэт!
   - Вы сказали так много слов, - заметил Мэт, - но как мне узнать, какие из
них были правдой? Каким способом мне убедиться, что  больше  стоит  доверять
вам, а не им?
   - А вы внимательно слушайте - что они говорят и о чем не говорят. Сказали
они вам, что ваш отец приезжал в Тар Валон?
   - Папа был здесь?!
   - Да, здесь был мужчина по имени Абелл Коутон, а с ним и другой  мужчина,
звали его - Тэм ал'Тор. Оба они упорно добивались аудиенции и  всем  надоели
своими просьбами, а хотели всего лишь узнать, где находитесь вы и  где  ваши
друзья. Суан Санчей отправила их обратно в Двуречье с  пустыми  руками,  они
даже не получили весть о том, что вы живы. Расскажут  ли  вам  об  этом  Айз
Седай, если вы их не спросите прямо? Но и тогда,  быть  может,  они  вам  не
ответят, поскольку после  подобного  известия  вы,  разумеется,  попытаетесь
удрать домой сломя голову.
   - Мой па думает, будто я мертв? - медленно спросил Мэт.
   - Ему можно сообщить, что вы живы. Я могу этим заняться. Выбирайте,  кому
будете доверять, Мэт Коутон! Скажут ли вам сии любезные дамы, что в этот миг
Ранд ал'Тор пытается спастись бегством, а одна из них, именуемая Морейн,  за
ним охотится? Сообщат ли вам, что в их бесценной Белой  Башне  кишат  Черные
Айя? Признаются ли они вам в том, каким именно  образом  собираются  запрячь
вас в свою телегу?
   - Ранд пытается спастись бегством? Но он же... - Нет,  узнала  ли  она  о
том, что Ранд провозгласил себя Возрожденным Драконом, или еще  об  этом  не
ведает, но Мэт не проронит ни одного лишнего  слова.  Черные  Айя!  Кровь  и
распроклятый пепел! - Кто же вы все-таки, Селин? Если вы не  Айз  Седай,  то
кто вы?
   Она улыбнулась, пряча за улыбкой свою тайну.
   - Просто помните:  у  вас  есть  и  другой  выбор!  Вам  вовсе  не  нужно
оставаться марионеткой для властителей Белой  Башни  или  быть  добычей  для
Ба'алзамоновых Приспешников Тьмы. Мир более сложен,  чем  вам  это  кажется,
Мэт. Пока что вы можете поступать так, как требуют  от  вас  Айз  Седай,  но
помните, у вас есть иной выбор! Обещаете?
   - Что-то я не могу понять, о каком выборе речь, - сказал он  безрадостно.
- Но пообещать, наверное, могу.
   Взгляд Селин стал другим - острым. Нотки  дружественности  из  ее  голоса
исчезли - так змея сбрасывает старую шкуру.
   - Наверное? Не за таким ответом на свои предложения  я  пришла  к  вам  и
разговаривала с вами, Мэтрим Коутон! - И она протянула тонкую руку.
   В руке прекрасной дамы по-прежнему ничего  не  было,  сама  же  красавица
стояла далеко от него, но Мэт отпрянул прочь от ее длани,  словно  она  вмиг
очутилась вплотную к нему и с кинжалом в руке. Почему он так  поступил,  Мэт
не ведал, ибо не заметил  ничего  подозрительного,  кроме  промелькнувшей  в
глазах гостьи угрозы,  однако  он  знал:  угроза  нешуточная.  По  коже  его
скользнул ветер, и к Мэту вернулась головная боль.
   Но ощущение холода и боль внезапно его покинули, Селин же  стала  крутить
головой во все стороны, как будто прислушиваясь к каким-то звукам за стенами
комнаты. Лицо ее немного нахмурилось, и женщина опустила руку. Тень  исчезла
с ее лица.
   - Мы с вами еще побеседуем, Мэт. Я не сказала вам  еще  многого.  Помните
одно: вы всегда можете выбрать свой путь сами. И не  забывайте:  есть  много
рук, желающих убить вас! Лишь я одна гарантирую вам и  саму  жизнь  вашу,  и
все, к чему вы стремитесь, ежели вы поступите так, как я вам укажу!
   И она выскользнула за дверь так же  бесшумно,  столь  же  грациозно,  как
вошла.
   Мэт выдохнул из груди весь воздух. По лицу его струился пот. Кто же  она,
скажи мне, о Свет! Или она - Приспешник Тьмы? Если не учитывать того, что  и
о Ба'алзамоне она, говорила столь же презрительно, как и  об  Айз  Седай.  О
Ба'алзамоне Друзьям Тьмы полагалось говорить так, как прочим - о  Создателе.
К тому же она не просила его скрывать ее визит от Айз Седай...
   Хорошо! - подумал Мэт безрадостно. Простите меня, дорогие Айз  Седай.  но
эта красотка приходила меня навестить. Она не назвала себя  Айз  Седай,  но.
по-моему, она решила использовать на мне Единую Силу, хотя при всем при  том
заявила, будто бы не является Приспешником Тьмы, а  еще  намекнула,  что  вы
намерены мною воспользоваться для достижения ваших целей и что в Белой вашей
Башне полным-полно Черных  Айя.  О,  кстати,  она  меня  убеждала,  будто  я
представляю собой огромную ценность. Чем именно я так  важен,  она  сообщить
мне не изволила. Надеюсь, вы не возражаете, чтобы я вас покинул, нет?
   Итак, в эту минуту лучшим решением всех вопросов для  Мэта  представлялся
немедленный побег из Башни. Неуклюже соскользнув со своей кровати, он шаткой
походкой двинулся к платяному шкафу, все еще придерживая на весу  обмотанное
вокруг тела одеяло. На нижней полке шкафа стояли  его  сапоги,  а  с  крючка
свисал плащ и пояс с кошелем и ножом, вложенным в  ножны.  Это  был  простой
деревенский нож с закаленным лезвием,  но  он  был  ничуть  не  хуже  любого
кинжала, пускай даже самого  великолепного.  Остальная  одежда  Мэта  -  две
плотные шерстяные куртки, три пары  штанов,  полдюжины  льняных  рубашек  да
нижнее бельецо - все было тщательно выстирано  и  вычищено,  как  полагается
поступать с вещами, а теперь аккуратно сложено на  полках  в  левой  стороне
шкафа. Мэт пощупал висевший на ремне кошель, он  оказался  пуст.  Содержимое
кошеля было беспорядочно разложено на полке рядом с вещами, извлеченными  из
его карманов. Мэт отодвинул в сторонку перо краснокрылого  ястреба,  гладкий
полосатый камешек, расцветка которого приводила молодого человека в  детский
восторг, бритву и карманный ножичек с костяной ручкой и  освободил  замшевый
кисет-мешочек от нескольких  витков  запасной  тетивы  для  лука.  Расправив
горловину мешочка, Мэт обнаружил, что в  отношении  его  содержимого  память
владельца работала хорошо, но излишне точно.
   - Две серебряные марки да горсточка меди, - пробормотал он. - Недалеко же
я укачу на такие шиши!
   Когда-то содержимое собственного кошелька казалось Мэту скромным,  однако
вполне достойным состоянием, но было это еще до того дня, когда  он  покинул
Эмондов Луг. Молодой человек нагнулся, вновь заглядывая на полку. Но где  же
они? Мэт испугался: уже не выбросили ли их Айз Седай? Ведь так  и  мать  его
поступала, если ей приходилось их обнаружить. Где? Но  вот  он  почувствовал
прилив облегчения. В глубине  шкафа,  позади  ящичка  с  фитилем  и  клубком
бечевки для силков да еще нескольких нужных  вещиц,  виднелись  два  кожаных
стаканчика с игральными костями.
   Когда Мэт вытаскивал их из шкафа, кости внутри стаканчиков загремели,  но
он все равно открыл плотно сидящую крышку. Все было в полном  порядке!  Пять
костей с  вырезанными  на  них  символами,  для  "короны""  и  пять  костей,
маркированных  точечками.  Для  нескольких  видов  игры  требуются  кости  с
точками, но, по-видимому, намного больше людей предпочитают играть именно  в
"короны", и ни во что иное. Имея  такие  кости,  можно  и  с  двумя  марками
сколачивать состояние, вполне достаточное, чтобы унести Мэта подальше от Тар
Валона. Подальше от всех этих Айз Седой, от Селин - от всех и навсегда!
   Послышалось вежливое постукивание пальцем, и дверь тотчас же  отворилась.
Мэт обернулся. В комнату входили Престол Амерлин и Хранительница  Летописей.
Он бы узнал их в любом случае, даже если бы не увидел на плечах  Амерлин  ее
широкого полосатого палантина, а Хранительница не была окутана голубым своим
палантином, более узким. Хотя Мэт и видел их всего лишь  один  раз  и  очень
далеко от Тар Валона - не мог он забыть двух  самых  могущественных  из  Айз
Седай!
   При виде Мэта, застывшего со  своим  одеялом  на  плечах,  брови  Амерлин
выгнулись дугой, а взор ее  упал  на  кошелек  и  стаканчики  для  игральных
костей, которые сжимал в руках юноша.
   - Не думаю, что эти вещи понадобятся тебе очень скоро, сын мой, - сказала
Амерлин строгим тоном. - Спрячь все эти  штучки  на  место  да  ложись-ка  в
кровать! А то, смотри, ненароком грянешься на пол и разобьешь себе лицо!
   Мэт старался понять, как поступить, и спина его распрямилась, но колени в
тот же момент задрожали, а две Айз Седай на  него  взирали  в  упор,  взгляд
черных глаз был столь же прям, как взор голубых, и ему казалось,  будто  они
спокойно  прочитывают  его  строптивую  мысль  о   побеге.   Обеими   руками
придерживая одеяло вокруг себя, Мэт повиновался приказу. Он лег на  кровать,
выпрямившись, точно доска, и не понимая, что еще он обязан совершить.
   -  Как  твое  самочувствие?  -  оживленно  спросила  у   юноши   Амерлин,
одновременно положив  ладонь  ему  на  лоб.  Кожа  Мэта  покрылась  гусиными
пупырышками. Использовала она для этого  фокуса  Единую  Силу  или  то  было
простое прикосновение Айз Седай, от которого он ощутил веяние холода?
   - Чувствую себя прекрасно! - ответствовал Мэт. - Уже готов отправиться  в
путь. Позвольте мне только проститься с  Эгвейн  и  Найнив,  и  я  сразу  же
исчезну из города, будто меня ветром сдует. Я хотел сказать, я пойду... э-э,
мать! - Нет, Морейн и Верин вроде не очень-то строго относились к его манере
с ними разговаривать, но, в конце-то концов,  сейчас  перед  ним  была  сама
Престол Амерлин.
   - Чепуха! - проговорила Амерлин. Она пододвинула стул с  высокой  спинкой
поближе к кровати Мэта и села на него, затем обернулась в  сторону  Лиане  и
сказала: - Вечно мужчины стараются не признаваться, что больны, а потом  так
расхвораются, что женщинам приходится трудиться над ними вдвое больше. А  то
еще очень  скоро  добрые  мужи  бодро  заявляют,  будто  совсем  здоровы,  а
результат - тот же самый.
   Взглянув на Мэта, Хранительница кивнула. И произнесла:
   - Ты права, мать, но сей юный муж не имеет права объявлять себя здоровым,
ибо  пока  он  и  встать-то  может  лишь  с  огромным  трудом.  Кстати,   он
соблаговолил слопать все, что было на подносе!
   - Я  была  бы  удивлена,  когда  бы  он  оставил  столько  крошек,  чтобы
заинтересовать ими хотя бы зяблика. Но все же  обжора  голоден,  если  я  не
ошибаюсь. Верно?
   - Я бы могла, пожалуй, послать кого-то за пирогом для него, мать. Или  за
печеньем.
   - Нет, мне думается, он уже  вложил  в  себя  столько  всяческого  добра,
сколько может в себе удержать. Пока хватит. Иначе его просто вытошнит, и все
наша забота пропадет втуне.
   Мэт про себя выкрикнул ругательство. Ему казалось, будто  болезнь  делает
человека невидимым для женщин ровно до той  минуты,  когда  они  сами  вдруг
захотят его увидеть, заговорить с ним. И вдобавок ведут себя так, словно  ты
стал младше лет на десять, если не больше. Найнив, и  мать  Мэта,  и  сестры
его, и Престол Амерлин - все поступают совершенно одинаково.
   - Я вовсе не голоден!  -  провозгласил  он.  -  Я  чувствую  себя  просто
великолепно! Только позвольте мне натянуть на себя одежду, и я  вам  докажу,
насколько сногсшибательно я себя чувствую! Я удалюсь из здешних мест прежде,
чем вы успеете это заметить! - Обе женщины теперь воззрились на него во  все
глаза. Прочистив горло кашлем, Мэт продолжал свое выступление: - У... Угм...
Мать!
   -  Ты  пообедал  за  пятерых  добрых  воинов,  -   проговорила   Амерлин,
усмехнувшись, - и будешь каждый день есть столько  же  по  три-четыре  раза,
много дней подряд, а  иначе  ты  просто  умрешь  с  голоду.  Ты  только  что
Исцелился от связи своей со злом, которое убило всех  мужчин,  и  женщин,  и
малых детей в Аридоле, и зло это не ослабло нисколько за  почти  две  тысячи
лет ожидания, ожидания, когда ты подцепишь  эту  заразу.  И  ты  должен  был
погибнуть так же запросто и скоро, как погибли все. Исцелить  тебя  было  не
так просто, как можно выдернуть рыбью кость, вонзенную тебе в палец, мальчик
мой. Мы сами, стараясь спасти, едва не убили тебя.
   - Нет, я есть не хочу! - настаивал Мэт, будто ни слова не услышав.  Но  в
животе у него раздалось громкое урчание, словно нарочно уличая его во лжи.
   - Увидев твое лицо в первый раз, - проговорила  Амерлин,  -  я  сразу  же
вычислила твой характер. Тогда-то я и поняла: ты рванешься прочь, совсем как
перепуганный  пекан-рыболов,  стоит  только  у  тебя   появиться   малейшему
подозрению, что тебя хотят задержать насильно.  Поэтому  я  и  приняла  меры
предосторожности.
   Мэт посматривал на обеих женщин с опаской.
   - Какие такие меры? - переспросил Мэт. Женщины  ответили  на  его  взгляд
молчаливой невозмутимостью. Он чувствовал  такие  уколы,  будто  их  взгляды
пришпиливают его к постели невидимыми булавками.
   - Имя твое и описание внешности сообщены всем стражникам, несущим  караул
на мостах, - оповестила Мэта Амерлин. - Все начальники доков  тоже  в  курсе
дела. Силой удерживать тебя в стенах Башни я не стану, но Тар  Валон  ты  не
покинешь, пока не станешь здоров. Попытаешься укрыться где-нибудь в городе -
ну что ж, в конечном итоге голод возвратит тебя обратно, в Башню, но если  и
голод не заставит тебя вернуться, мы сами разыщем тебя прежде, чем ты умрешь
от недоедания.
   - Почему вы решили задержать меня здесь на таких жестких условиях? -  Мат
требовал ответа. Одновременно он как бы слышал голос Селин. Они  хотят  тебя
использовать. - И что вам за дело, в конце концов, если мне придется немного
поголодать? Я и сам в состоянии позаботиться о себе!
   Амерлин коротко рассмеялась, ситуация ее явно слегка забавляла.
   - Рассчитываешь прожить на две серебряные марки и горсточку медяшек,  сын
мой? Твои  игральные  косточки  в  таком  случае  обязаны  оказаться  самыми
удачливыми на свете, чтобы ты заработал себе хотя бы на несколько дней жизни
- при твоем-то аппетите! Мы Исцеляем людей вовсе  не  для  того,  чтобы  они
умирали, когда им еще требуются забота и уход. Зачем же нам  пускать  прахом
все наши труды?  Тебе  к  тому  же  Исцеление  может  понадобиться  вновь  в
ближайшие деньки...
   - Снова? Опять двадцать пять! Вы  же  только  что  сами  сказали:  я  уже
Исцелен! Зачем же опять это нужно?!
   - Сын мой! - с улыбкою вновь обратилась к нему Амерлин. - Известный  тебе
кинжал был при тебе долгие месяцы. Я верю, мы извлекли из тебя все следы его
до единого, но ежели мы пропустили самое крохотное пятнышко, оставленное  им
в тебе, оно все еще может оказаться для тебя  фатальным!  Кто  знает,  какое
влияние на тебя оказало долгое обладание кинжалом и как длительно будет  оно
продолжаться? Пройдет полгода с этого дня, а может быть, целый год - и  тебе
вдруг понадобится, чтоб  под  рукой  была  Айз  Седай,  готовая  тебя  вновь
Исцелить.
   - Так вы хотите запереть меня здесь на целый год? -  Свое  замешательство
Мэт поспешил выразить весьма громким голосом.
   Пристально глядя на него, Лиане стала переминаться с  ноги  на  ногу,  но
лицо Амерлин по-прежнему не утратило своего спокойствия.
   - Возможно, и не столь долго, сын мой.  Но  все  же  достаточно  надолго,
чтобы не осталось никаких сомнений. Вероятно, тебе самому того  же  хочется.
Неужели ты бы отплыл на  лодке,  не  будучи  уверен,  что  она  как  следует
проконопачена, а обшивку не проела гниль?
   - Не знаю я  этих  тонкостей,  с  лодками  я  дела  особого  не  имел,  -
пробормотал Мэт. Ему уже не совсем верилось в собственную правоту. С  другой
стороны, хотя Айз Седай и не лгали, а соблюдали обычай  правдивой  речи,  но
для него слишком часто в их пояснениях звучали слова "могло бы быть" и "быть
может". - Но я уже очень давно исчез из  дому,  мать!  Мой  папа  и  матушка
уверены, быть может, будто меня уже и на свете нет!
   - Хочешь написать им письмо? - спросила Амерлин. - Я прослежу, чтобы  оно
дошло до Эмондова Луга.
   Мэт подождал, но больше ничего не прозвучало.
   - Спасибо, мать. - Мэт выжал из себя слабый смешок. - Вообще-то я немного
удивлен: отчего это мой отец не приехал хотя бы взглянуть на меня? Уж  он-то
обязательно должен был приехать!  -  Мэт  не  стал  бы  убеждать  кого-то  в
точности своих наблюдений, но ему и впрямь показалось, будто Амерлин,  перед
тем как ему ответить, помедлила в некотором сомнении.
   - Он приезжал, - проговорила она. - С ним беседовала Лиане.
   - Тогда мы не знали, - немедленно вмешалась в разговор  Хранительница,  -
где ты находился, Мэт! Так я ему и сказала, вот он и  отбыл,  не  дожидаясь,
пока снег завалит пути.  А  чтобы  дорога  до  дома  оказалась  для  путника
полегче, я дала ему немного золота.
   - Без сомнения, - добавила Амерлин, - в этакой неувязке он будет  страшно
рад твоему письму, Мэт. И матушка твоя,  разумеется,  тоже  обрадуется.  Как
только напишешь письмо, отдай его мне, я сама побеспокоюсь о том, чтобы  оно
дошло до адресата.
   Ну что ж, и об отце его они сказали правду.  И  все  же  Мэту  оставалось
спросить их еще  кое  о  ком.  А  вот  про  отца  Ранда  они  ни  словом  не
обмолвились!  Может,  просто-напросто  не  догадались,  насколько  меня  это
интересует, а вернее всего, потому что... Нет, не знаю я почему,  да  спалит
меня Свет! С этими Айз Седай  -  кто  может  вызнать  хоть  что-то  во  всех
подробностях?
   - Но я путешествовал не  в  одиночестве,  мать,  а  с  другом.  С  Рандом
ал'Тором. Вы его, конечно же, помните. Вы мне, думаю, скажете, здоров ли он,
да? Держу пари, его па так же беспокоится о своем сыне, как и мой!
   - Насколько мне известно, - отвечала Амерлин  бестревожно,  -  твой  друг
здоров, но о каких подробностях его жизни могу я говорить? Видела я его лишь
единожды, тогда же, когда и с тобой впервые я встретилась. Было  это  в  Фал
Дара. - Она обратилась к  Хранительнице:  -  Думаю,  нашему  Исцеленному  не
повредит небольшой ломтик пирога, Лиане. И нужно чем-нибудь промочить горло,
если уж он завел все эти разговоры. Не побеспокоиться ли ты о том, чтобы все
это было ему принесено?
   И с бормотанием "Как прикажешь,  мать!"  -  высокая  Айз  Седай  покинула
комнату.
   Вновь повернувшись  к  Мэту,  Амерлин  уже  улыбалась,  однако  глаза  ее
источали голубой холод.
   - Существуют вещй, говорить о которых  для  тебя  опасно  даже  при  моей
Лиане. Язык, хлопающий, как  парус,  погубил  больше  людей,  чем  убили  их
внезапные шторма!
   - Неужели опасно, мать? - Он почувствовал, как неожиданно во рту  у  него
стало сухо, но желание облизать губы Мэт в себе подавил. Много  ли  о  Ранде
известно ей, о Свет? Было бы лучше,  если  б  Морейн  не  хранила  при  себе
столько всяких тайн! - Но мне не известно ничего,  что  может  быть  опасно,
мать! И вряд ли я могу вспомнить и половину того, что знаю.
   - Но про Рог ты помнишь?
   - Что за рог, мать?
   Амерлин уже поднялась во весь  свой  рост  и  склонилась  над  Матом  так
быстро, что он и заметить не успел ее движения.
   - Ты играешь со мной в детские игры, мальчик  мой,  но  я  заставлю  тебя
заплакать и позвать свою мамочку на помощь! Ни у меня, ни у тебя нет времени
размениваться на игрушки! Ну, я снова тебя спрашиваю: помнишь?
   Прежде чем дать ей ответ, Мэту пришлось поглубже спрятаться под одеяло  и
перевести дух. Наконец он вымолвил:
   - Да, мать, я помню...
   Ему показалось, будто она уже немного успокоилась, и Мэт  легонько  повел
плечами. Он чувствовал себя  так,  будто  ему  неожиданно  позволили  убрать
голову с плахи.
   - Хорошо. Это хорошо, Мэт! - Она опять медлительно присела, продолжая его
изучать. - Ты связан с Рогом, это тебе известно?
   Потрясенный, Мэт безмолвно, одними губами,  повторил  слово  "связан",  и
Амерлин кивнула.
   - Не думала я, что ты об этом извещен. Ты был первым, кто вострубил в Рог
Валир после того, как он был найден. Для тебя Рог подымет из  могилы  павших
героев! Но для любого другого  сей  Рог  останется  всего  лишь  бесполезной
дуделкой - до тех пор, пока ты жив...
   Мэт вдохнул воздух всей грудью.
   - Пока я жив, - повторил он голосом, лишенным всякого чувства, и  Амерлин
ему кивнула. - Но вы могли позволить мне умереть. - И вновь она  кивнула.  -
После чего Рог можно было передать любому  другому  человеку,  чтобы  он  по
вашей воле в него вострубил, то есть работал на вас.  -  И  снова  кивок.  -
Кровь и тлен! Так вы хотите, чтобы я  трубил  в  Рог  для  исполнения  ваших
целей! В час Последней Битвы я предназначен вами  призвать  из  могилы  всех
героев, и они станут на вашей стороне биться с  Темным!  Кровь  и  проклятый
тлен!
   Она оперлась локтем о ручку  кресла  и  положила  подбородок  на  ладонь.
Амерлин не сводила глаз с Мэта.
   - Ты, по-моему, готов  уже  предпочесть  обратное?  Мэт  нахмурил  брови,
силясь припомнить, каков смысл сего речения -  "предпочесть  обратное".  Так
если кто-то другой должен будет затрубить в Рог...
   - Так вы желаете, - спросил он, - чтобы в Рог  затрубил  я?  Да,  я  буду
трубить в этот Рог. Ведь я и не говорил, будто  не  стану  трубить  в  него,
верно?
   - Ты напоминаешь мне  моего  дядюшку  Хуана,  -  молвила  Амерлин,  вновь
вздохнув, но теперь уже очень раздраженно. - Дядюшку никто не мог прижать  к
стене и заставить что-то сделать. Он вроде тебя любил азартные игры и больше
предавался развлечениям, чем трудился. Но погиб он знаешь как? Выносил детей
из горящего дома - и погиб! Не хотел уходить из здания, пока там еще  кто-то
оставался. Похож ты на него, Мэт, или нет? Будешь ли ты рваться в  дом,  где
вовсю пылает огонь?
   Встретиться с ней взглядами Мэт не мог: он изучал собственные пальцы.
   - Я не герой! - выдохнул он. - Просто делаю то, что должен сделать, но  я
не герой...
   - Большинство из тех людей, коих мы именуем героями,  делали  только  то,
что  они  должны  были  делать.  Полагаю,  этого  будет  вполне  достаточно.
Покамест. Ты никому, кроме меня, не должен рассказывать ничего о  Роге,  сын
мой! О том, что ты с ним связан, тоже молчи, ни слова!
   Покамест, подумал он. Вот все, чего им не хватало, - получить то, чего им
до зарезу надо! Сейчас или чуть позже, неважно!
   - Проклятье, я не намерен говорить каждо... - Она подняла  бровь,  и  Мэт
заставил  собственный  голос  вновь  звучать  спокойно.  -  Не  хочу  никому
говорить! Хочу, чтобы никто ни о  чем  не  знал.  Но  по  какой  причине  вы
намерены держать это дело в полном секрете? Или вы не  доверяете  своим  Айз
Седай?
   Какое-то время Мэт был уверен, что зашел  слишком  далеко.  Лицо  Амерлин
стало подобно камню, а взглядом она могла бы перерубать топорища.
   - Когда бы в моей воле было сделать все  так,  чтобы  о  нашем  разговоре
знали лишь я и ты! - Голос ее звучал бесстрастно. - Поверь мне, я так  бы  и
поступила! Чем больше людей о чем-либо знают, тем шире распространяются  эти
сведения, пусть даже и с  добрыми  намерениями.  Большинство  людей  в  мире
считают, что Рог Валир - это только легенда, а те, кто  знает  чуть  больше,
пока еще ожидают, когда найдет  сей  Рог  кто-нибудь  из  участников  Охоты.
Однако в Шайол Гул знают, что Рог уже найден, а это значит,  что  о  находке
Рога  известно  по  крайней  мере  нескольким  Друзьям  Тьмы.  Впрочем,   им
неизвестно, где сейчас находится он, и, да озарит нас Свет, им неведомо, что
в него протрубил ты. Неужели ты сам желаешь, чтобы тебя преследовали  Друзья
Тьмы? Чтобы на тебя напали Полулюди или иные Отродья Тени? Им необходим Рог!
Знать об этом ты обязан. Рог  может  работать  для  Тени,  а  может  служить
сияющему Свету. Но чтобы Рог сработал на них, они должны  захватить  тебя  в
плен или погубить. Ты хочешь так рискнуть?
   Мэту вдруг страшно захотелось натянуть на себя еще одно одеяло  или,  еще
лучше, перину из гусиного пуха.  В  комнате  отчего-то  стало  необыкновенно
холодно.
   - Неужели Друзья Тьмы могут и сюда за мною прийти?  -  спросил  он.  -  Я
думал. Белая Башня не впускает Друзей Тьмы под свою крышу!  -  Мэт  вспомнил
слова Селин о Черных Айя и ожидал,  каким  образом  ответит  на  его  вопрос
Амерлин.
   - А разве это не весомая причина, чтобы остаться здесь? Как тебе кажется?
- Она поднялась, оправляя юбки. - Отдыхай, сын мой. Скоро  к  тебе  вернется
хорошее самочувствие. Отдыхай.
   И она тихо закрыла за собою дверь.
   Долгое время  Мэт  лежал  неподвижно,  уставившись  в  потолок.  Он  едва
заметил, как явилась служанка, которая принесла кусок пирога и второй кувшин
с молоком, как она забрала с собой поднос с опустошенными тарелками, как она
ушла. Раздраженный теплым запахом яблок и специй, живот его  урчал,  но  Мэт
вовсе не обращал на это внимания. Амерлин полагала, будто она  заперла  его,
точно овечку, в загон. И Селин... Кто же она  такая,  Света  ради?  Чего  ей
нужно? Селин относительно многих вещей  оказалась  права,  но  Амерлин  сама
призналась Мату, как она намерена использовать его и ради  каких  целен.  Не
слишком подробно, однако сказала. Во всем, что она сообщила,  зияли  крупные
дыры, их было слишком много, и сквозь них она в любой миг могла ускользнуть.
У Амерлин имелись свои намерения, а у Селин - ее собственные, а  Мэт  ощущал
себя канатом, который каждая из милых дам тянула к себе. Он уже  решил,  что
лучше ему было столкнуться с троллоками, чем очутиться меж двух этих женщин.
   Но должен же быть  какой-то  выход  из  Тар  Валона,  сквозь  который  он
вырвется из сдвоенных объятий! Стоит только ему оказаться  за  рекой,  и  он
сумеет ускользнуть из лап и всех Айз Седай, и Селин, и Друзей Тьмы.  В  этом
Мэт был уверен. Выход где-то существует! И единственно, что сейчас он должен
предпринять, - это обдумать свое положение со всех возможных для этого точек
зрения.
   Аппетитный пирог остывал на столе.

Глава 21
МИР СНОВ

   Спускаясь вниз по слабо освещенному коридору, Эгвейн продолжала  вытирать
руки полотенцем. Они все еще казались ей грязными, хотя вымыты были  дважды.
Прежде девушке и в голову не могло прийти, сколько кухонных горшков и котлов
развелось в мире. На сегодня к тому же назначили день большой  выпечки,  так
что бедным работницам предстояло выскабливать из печных труб золу и пепел  и
ведро за ведром вытаскивать сор прочь. А потом еще прочищать жерла печей  да
столы выскоблить с мелким песочком, чтоб они засверкали, точно выточенные из
кости,  а  полы  надлежало  довести  до  зеркального  блеска,  полируя   их,
нагнувшись над половицами и встав на колени. Пепел и грязь пометили  пятнами
белое платье Эгвейн. Спина у бедняжки разламывалась,  и  девушка  стремилась
поскорей очутиться в своей  постели,  однако  некстати  явившаяся  на  кухню
Верин, якобы решившая прихватить в свои  покои  немного  еды,  проскальзывая
мимо Эгвейн, шепотом пригласила ее пожаловать в свои апартаменты.
   Комнаты  Верин  располагались  как  раз  над  библиотекой,  в  одном   из
коридоров, где обычно появлялись лишь считанные из Коричневых сестер. Здесь,
в этих коридорах, воздух пропитался пылью, словно Айз Седай,  проживающим  в
комнатах справа и слева и занятым некими неотложными  делами,  некогда  было
побеспокоить своих служанок приказанием почаще протирать всюду  пыль.  Кроме
того, коридоры вели себя довольно странно, то становясь столь узкими,  будто
их кто-то безжалостно сжал, то вдруг резко сворачивая в сторону, устремляясь
вверх или вниз. Цветные узоры немногочисленных стенных гобеленов  здесь  так
поблекли, точно их приводили в порядок не чаще,  чем  все  остальное,  здесь
находившееся. Очень многие из ламп, висевших по  стенам,  не  были  зажжены,
отчего  большая  часть  коридора  оставалась  погруженной  во  мрак.  Эгвейн
казалось, будто она  тут  одна-одинешенька,  только  где-то  вдали  мелькало
что-то белое, - видимо, послушница или одна из служанок торопилась исполнить
некую службу. Туфли девушки,  постукивая  цокающими  каблуками  по  каменным
плитам пола, черным и белым, ничем не покрытым, пускали по залу долгое  эхо.
Не следовало, пожалуй, здесь продолжать неотвязные размышления о Черных  Айя
- неуютное местечко.
   Но вот  перед  Эгвейн  оказалось  то  самое,  о  чем  упомянула  в  своем
распоряжении Верин. Похоже, это была та самая  дверь,  -  она  располагалась
возле одной из высоких площадок, украшенная  темными  деревянными  панелями,
рядышком с пропыленным гобеленом, на  котором  восседающий  на  коне  король
принимал капитуляцию другого короля. Имена обоих властителей Верин  называла
- умерли они за сотни лет до того дня, когда родился Артур Ястребиное Крыло;
Верин, казалось, знала всю историю назубок.  Но  вот  имена  королей  Эгвейн
запомнить  не  сумела,  не  могла  она  произнести  и  названия  тех   давно
исчезнувших стран, которыми правили властители. Для нее от  всей  истории  в
данном случае сохранилось лишь то, что умещалось на гобелене, -  как  теперь
понимала девушка, описанном Верин очень точно.
   Зал, отвечавший эхом на звуки ее шагов, представлялся  Эгвейн  еще  более
пустым и угрожающим, чем минуту назад. Она постучала в дверь и  на  цыпочках
вошла в комнату, едва услышав рассеянно сказанное: "Кто там? Войдите!"
   Сделав пару шагов по комнате, Эгвейн в изумлении остановилась. По  стенам
тут  и  там  простирались  длиннющие  полки,  оставлявшие  голой   лишь   ту
перегородку, где была дверь во внутренние покои, да стеллаж, увешанный не  в
один слой картами ночного неба. Эгвейн припомнила наименования некоторых  из
узнанных ею созвездий: Пахарь и Воз-с-Сеном, Лучник и Семь Сестриц, но  иные
сонмы звезд не были ей знакомы. По всему помещению лежали, валялись, торчали
куда-то засунутые мимоходом книги, грамоты, свитки, повсюду  среди  россыпей
бумажных груд громоздились, наползая друг  на  друга,  самые  причудливые  и
непонятные предметы. По углам  виднелись  необычные  фигурки  из  металла  и
стекла, имеющие странную конфигурацию и неясное назначение, шары соединялись
с трубками, круги, помещенные внутри таинственных окружностей, соседствовали
с украшающими стол черепами и всевозможными костями,  которые  и  описать-то
словами было трудно. Нечто  напоминавшее  чучело  бурой  совы,  размером  не
больше ладони  Эгвейн,  восседало  на  предмете,  похожем  больше  всего  на
выцветший череп белой ящерицы, только таковым он быть не  мог  никак:  череп
оказался длиннее, чем рука Эгвейн от локтя до запястья, а торчащие изогнутые
зубы были с палец девушки. Подсвечники,  расставленные  по  чьей-то  вольной
прихоти безо всякого порядка, бросали свет на одни бумаги и оставляли в тени
другие, и становилось  страшно,  не  загорятся  ли  ценные  документы.  Сова
подмигнула девушке так внезапно, что Эгвейн отпрянула.
   - Ах да! - проговорила Верин. Она восседала за столом, на коем  царил  не
меньший беспорядок, удерживая  в  руке  с  осторожностью  некую  разорванную
страницу. - Вот наконец и ты! - Заметив, как Эгвейн украдкой  покосилась  на
сову, она добавила рассеянно: - Она держит в страхе здешних мышей.  Чтоб  не
жевали мои карты и  бумаги.  -  Жестом  обведя  всю  комнату,  переполненную
бумажными драгоценностями, она вспомнила о странице у себя в руке. -  А  вот
это, кстати, любопытная рукопись! Розел из Эссама  утверждала,  будто  после
Разлома сохранилось более сотни страниц, а кому было знать, как не ей,  ведь
писала она об этом спустя всего двести лет... Но до нашего времени  уцелела,
насколько мне известно, всего одна эта страничка. И  вероятно,  одна  только
эта копия! Розел писала, что рукопись  на  страницах  своих  несет  секреты,
знание которых не дало бы миру спать по ночам спокойно и сладко, потому  она
и  старалась  не  говорить  о  них  открыто.  И  вот,  пытаясь  расшифровать
упомянутые тайны, я перечитала сию страницу уже тысячу раз подряд...
   Некрупная сова вновь воззрилась на Эгвейн. Девушка старалась не  смотреть
на нее.
   - О чем же там говорится, Верин Седай? - спросила она учтиво.
   Верин сморгнула так же значительно и внезапно, как ее сова.
   - О чем говорится? Сей текст есть дословный перевод оригинала, учти  это,
но звучит он почти так, словно  бард  его  декламирует  Возвышенным  Слогом.
Слушай  же!  "Сердце  Мрака.  Ба'алзамон.  Имя,  что  таится  внутри  имени,
закутанного в покров имени. Тайна, что сокрыта внутри тайны, упрятанной  под
пологом тайны. Предавший Надежду. Ишамаэль предает всю надежду. Правда горит
и опаляет. Надежда рушится перед правдой. Ложь наш щит. Кто  может  выстоять
против Сердца Мрака? Кто может встать лицом к лицу с Предавшим Надежду? Душа
Тени, Душа Тени, он есть..." - Верин вздохнула и умолкла.  -  На  сем  текст
обрывается. Что ты думаешь обо всем этом?
   - Не знаю, - проговорила Эгвейн. - Но мне это не нравится!
   - Но почему это должно тебе нравиться, дитя мое? Любить слова ты должна -
либо понимать их? Почти сорок лет я положила на изучение бесценной страницы,
но до сих пор не могу ее разгадать! -  Верин  бережно  положила  страницу  в
папку из жесткой кожи с шелковой подкладкой, а папку  небрежно  запихнула  в
груду бумаг. - Но тебя я призвала не из-за этой страницы. - Она пошарила  по
столу, бормоча что-то себе под нос, то  и  дело  схватывая  груду  книг  или
рукописей, чтобы бумаги не просыпались на  пол.  Наконец  она  подступила  к
Эгвейн, тонкой рукой прижимая к своей  груди  стопку  страниц,  перевязанных
шнурком со множеством узелков. По страницам разбегались паутинно тонкие, еле
различимые письмена. - Вот, дитя мое! Здесь все известное нам о  Лиандрин  и
женщинах, с нею ушедших. Их имена, возраст, из каких они Айя, где  родились.
Все, что мне удалось разыскать в наших записях. Здесь указано  даже,  каковы
были их достижения при обучении и чему они уделяли большее  внимание.  Здесь
скоплено также все, что мы сегодня знаем о тер'ангриалах, ими  унесенных  из
Башни, но таких сведений очень немного. В основном их описания. Не знаю, все
ли собранное мною пригодится. Разбираясь в документах, я так  и  не  поняла,
могут ли хоть какие-то сведения принести нам пользу.
   - Быть может, в этом сумеет разобраться одна из нас, - сказала Эгвейн. Но
тут же девушку испугала внезапно поднявшаяся в груди волна подозрения. Но не
припрятала ли она какие-нибудь из  сокровенных  бумаг?  Ей  казалось,  будто
Амерлин доверяет Верин лишь потому, что обязана  ей  верить.  А  вдруг  сама
Верин - Черная Айя? Эгвейн заставила себя прогнать эту мысль  Весь  путь  от
самого Мыса Томан до Тар Валона девушка проделала вместе с Верин,  и  теперь
она отказывалась допускать,  будто  эта  толстенькая  ученая  дамочка  может
оказаться Пособником Тьмы. - Я доверяю вам, Верин Седай!
   Доверяю, но можно ли ей доверять?
   И вновь Айз Седай чуть удивленно заморгала, глядя на  Эгвейн,  но  затем,
вскинув голову, она отбросила от своего сознания те мысли, которые явились к
ней.
   - Перечень, который я тебе передаю, может оказаться для  нас  полезен,  а
может обернуться пустой тратой бумаги. Но разговор о нем -  не  единственная
причина, по которой я тебя пригласила. - Верин, передвигая  на  своем  столе
какие-то вещи, пристально воззрилась на Эгвейн,  одновременно  выстраивая  в
штабеля какие-то бумаги, дабы освободить место на столе. - От Анайи я  знаю:
ты можешь оказаться Сновидицей. Последней из  Сновидиц  четыреста  семьдесят
три года тому назад была Корианин Недеал, и  по  сохранившимся  с  той  поры
записям мне понятно: вряд ли ее можно было  по  праву  называть  Сновидицей.
Если у тебя имеется сей Талант, то это будет чрезвычайно интересно.
   - Анайя меня действительно проверяла, Верин Седай, но она так и не смогла
определить, предсказал ли хоть один из моих снов будущее.
   - Из того, что делает Сновидица, вещие сны, дитя мое, всего  лишь  часть.
Причем самая малая. Анайя же полагает, будто развивать  способности  девушек
нужно со всею возможною осторожностью, не  спеша,  а  я  считаю,  что  такой
подход излишне медлителен. Вот, смотри-ка! - Через  освобожденное  на  столе
пространство Верин  прочертила  пальцем  по  пыльному  пчелиному  воску  ряд
параллельных линий. - Представим себе: линии эти  представляют  собой  миры,
которые могли бы существовать в случае, когда в главных,  поворотных  точках
Узора были выбраны иные решения и события пошли бы по-другому.
   - Те  миры,  которых  можно  достичь  при  помощи  Портальных  Камней,  -
вспомнила Эгвейн, дабы показать, сколь внимательно она слушала лекции  Верин
по пути в Тар Валон от Мыса Томан. Но какое отношение имеет все это к  тому,
Сновидица она или нет?
   - Очень хорошо! - одобрила Верин. - Но Узор может представлять собой  еще
более сложный рисунок, чем этот,  дитя  мое.  Создавая  Узор  Эпохи,  Колесо
собирает в общую ткань наши жизни, но сами Эпохи тоже вплетаются  в  Кружево
Эпох, в Великий  Узор.  Кому  же  по  силам  постичь  все,  если  сейчас  мы
рассмотрели едва лишь десятую часть  всей  мировой  ткани?  В  Эпоху  Легенд
некоторые твердо верили, будто существуют еще и  другие  миры,  которых  нам
трудней достичь, чем добраться до миров  Портальных  Камней,  если  в  такое
возможно поверить, - миры, лежащие приблизительно так. - И Верин  прочертила
еще несколько линий, пересекая ими первоначальный узор. Некоторое время  она
внимательно разглядывала их. - Основа и уток ткани, - проговорила она. -  Но
Колесо  Времени  способно  соткать  и  еще  более  обширный  Узор  миров.  -
Выпрямляясь, Верин вытерла свои пальцы. - Вот это, как видишь, ни здесь,  ни
там! Во всех этих мирах, какими бы ни были те  или  иные  их  разновидности,
некоторые вещи остаются неизменными. Одна  из  них  такова:  во  всех  мирах
Темный заключен в узилище.
   Как бы против собственной воли, Эгвейн подошла  поближе  к  столу,  чтобы
взглянуть на линии, начерченные Верин.
   - Во всех мирах? - спросила она. - Но как так может быть? Вы утверждаете,
что Отец Лжи существует в каждом из миров? - Мысль о существовании множества
Темных заставила ее содрогнуться.
   - Нет, дитя мое! - отвечала Верин. - Во всех мирах в одно и то  же  время
пребывает лишь один Создатель. В то же время есть только один Темный,  также
существующий одновременно во всех мирах.  Если  же  он  освободится  из  той
тюрьмы, которую Создатель устроил в одном мире, то Темный  будет  освобожден
во всех мирах. До тех пор пока Темный в одном из миров остается узником,  он
остается узником и во всех иных мирах.
   - Но в этом, по-моему, нет никакого смысла! - запротестовала Эгвейн.
   - Это парадокс, дитя мое! Темный является воплощением парадокса и  хаоса,
разрушителем  разума  и  логики,  нарушителем  равновесия,  ниспровергателем
порядка.
   В этот миг сова вдруг взмахнула крыльями и бесшумно перелетела  на  полку
позади Айз Седай, на лысой макушке белого  черепа.  Мигая  то  и  дело,  она
сверху разглядывала двух женщин.  Едва  войдя  в  комнату,  Эгвейн  обратила
внимание на сей череп, на его вытянутое рыло и рога, изогнутые над сводом, и
смутно удивилась,  стараясь  припомнить,  какой  породы  баран  имеет  столь
огромную голову. Теперь девушка приметила округлость черепа  и  высоту  лба.
Это был не бараний череп. Это был череп троллока.
   И девушка с отвращением вздохнула.
   - Верин Седай, но какое же отношение имеет все это к  тому,  Сновидица  я
или нет? - спросила она. - Темный прочно связан с Шайол Гул, я  и  в  мыслях
допустить не могу, чтобы он вырвался!
   Однако печати на его  узилище  становятся  все  ненадежней.  Теперь  даже
послушницы об этом знают...
   - Какое отношение к тому, Сновидица ты или нет? - переспросила  Верин.  -
О, никакого отношения не имеет, дитя мое! За исключением того  момента,  что
все мы так или иначе обязаны противостоять Темному.  Сейчас  он  заключен  в
узилище, но Узор не привел бы в сей мир  без  всякого  предназначения  Ранда
ал'Тора. Возрожденный Дракон встанет лицом к лицу с  Повелителем  Могил,  уж
это известно нам точно. Неизвестно только, доживет ли Ранд до  сей  встречи.
Темный будет пытаться извратить, исказить Узор, если ему удастся. Кстати, мы
не ушли слишком далеко в сторону, нет?
   - Простите меня, Верин Седай, но если это... - Эгвейн указала  на  линии,
проведенные по запыленному воску. - Если это не имеет никакого  отношения  к
тому, быть или нет Сновидицей, то почему же вы рассказываете мне  именно  об
этом?
   Верин  воззрилась  на  девушку  так,  будто  та   нарочно   прикидывается
непроходимой тупицей.
   - Никакого отношения, ты сказала? О нет! Разумеется, все это имеет  самое
прямое отношение к нашему разговору! Дело в  том,  что,  кроме  Создателя  и
Темного, во всем деле присутствует еще третья константа.  Есть  совсем  иной
мир, он располагается внутри  каждого  из  имеющихся  миров  и  одновременно
внутри их всех. А некоторые считают, что этот еще один мир окружает все миры
разом.  В  Эпоху  Легенд  мыслители  дали  этому  миру  такое  наименование:
Тел'аран'риод, то есть "Невидимый Мир". Существует иной перевод: "Мир Снов",
и он, вероятно,  точнее.  Немало  было  трезвых  обывателей,  не  смеющих  и
помыслить о направлении  Силы,  но  иногда  мельком  видящих  в  своих  снах
Тел'аран'риод, а благодаря этому и знакомых с проблесками тех, других миров.
Подумай, припомни, что необычное видела ты в своих снах. Но знай, дитя, мое:
Сновидица; и Сновидица истинная, может войти в Тел'аран'риод по своей воле!
   Эгвейн пыталась перевести дыхание,  но  горло  ее  было  так  сжато,  что
вздохнуть она не могла. Войти?
   - Но я же... Верин Седай, я вовсе не  думаю,  будто  я  Сновидица!  Анайя
Седай меня проверяла...
   - ... и ничего не подтвердила и не опровергла! - прервала ее Верин.  -  И
Анайя до сих пор верит, ты вполне можешь оказаться Сновидицей!
   - Надеюсь, при случае я сама узнаю, могу я стать Сновидицей  или  нет,  -
пробормотала Эгвейн. О Свет!  Хочу  я  стать  Сновидицей  или  нет?  Я  хочу
научиться! Я хочу знать все!
   - У тебя уже не осталось  времени,  дитя  мое,  ждать  больше  нельзя!  -
промолвила Верин. - Амерлин доверила тебе и Найнив дело  огромной  важности.
Для его исполнения ты должна использовать  любой  инструмент,  какой  только
возможно. - Из-под свалки на  столе  Верин  высвободила  красный  деревянный
ящичек. В ящичек вполне уместилась бы пачка бумажных листов,  но  Айз  Седай
чуть приотворила крышку и выудила из него всего-навсего  кольцо,  выточенное
из камня, испещренное пятнышками и полосками голубого, и коричневого  цвета,
и красного, при этом слишком большое, чтобы носить его  на  пальце.  -  Вот,
дитя мое!
   Эгвейн отодвинула в сторону папки и грамоты, чтобы взять кольцо в руку, и
глаза ее распахнулись от удивления. Хотя кольцо и выглядело как каменное, на
ощупь оно казалось тверже, чем сталь, а весило тяжелее, нежели свинцовое.  К
тому же было кольцо каким-то перекрученным. И если бы Эгвейн провела пальцем
по краю кольца, то ее палец обошел бы вокруг кольца дважды, огладив его и по
внутренней   поверхности,   и   по   внешней,   ибо   имело   кольцо    лишь
один-единственный край. Желая в этом чуде убедиться,  Эгвейн  провела  вдоль
этого единственного края кольца два раза. Верин же промолвила:
   - Корианин Недеал большую часть своей жизни  владела  сим  тер'ангриалом.
Теперь он переходит в твое владение!
   При этих словах кольцо едва не выскользнуло из рук  Эгвейн.  Тер'ангриал?
Неужели я буду владеть тер'ангриалом?
   Верин как будто и не заметила, как потрясена девушка.
   - По имеющимся у нас сведениям, кольцо облегчает человеку проникновение в
Тел'аран'риод. Корианин утверждала, что  оно  будет  работать  на  тех,  кто
Талантом не обладает, так же как и на Айз Седай. Самое  главное  -  касаться
кольца  все  время,  пока  ты  спишь.  Все  это   небезопасно,   разумеется.
Тел'аран'риод не похож на другие сны.  Происходящее  там  с  тобой  является
настоящей реальностью. Ты не осматриваешь тот мир издали, а действительно  в
нем находишься. - Верин подняла рукав своего платья,  обнажая  старый  шрам,
идущий  от  кисти  по  всему  предплечью.  -  Несколько  лет  назад  я  сама
попробовала использовать кольцо. Как видишь, Исцеление Анайи не помогло  мне
столь же великолепно, как обычно помогало. Не забывай об этом шраме!  -  Айз
Седай опустила рукав платья.
   - Я буду осторожна, Верин Седай!
   Реальность? Но мои сны и  так.  достаточно  ужасают!  Видеть  сны,  после
которых остаются шрамы на теле, я не желаю! Кольцо  я  запрячу  в  мешок,  а
мешок уложу в темный уголок, да там его и оставлю. Потому что я... Но Эгвейн
желала постичь все тайны! Она хотела стать Айз Седай, а ни одна из сестер не
была Сновидицей вот уже около пяти столетий!
   - Да, я буду осторожна! - Она дала кольцу проскользнуть  в  свою  поясную
сумку и туго завязала тесемки, затем взяла исписанные бумаги,  которые  дала
ей Верин.
   - Помни, оно должно быть спрятано у  тебя  очень  надежно,  дитя  мое!  -
проговорила наставница. - Ни одна из послушниц и даже ни  одна  Принятая  не
должна распоряжаться подобной вещью! Но тебе она может  весьма  пригодиться.
Храни ее как следует!
   - Да, Верин Седай! - Помня про шрам на руке у  Верин,  Эгвейн  уже  почти
желала, чтобы прямо сейчас  явилась  какая-нибудь  Айз  Седай  и  немедленно
отобрала у нее это кольцо.
   - Ну хорошо, дитя мое. Мы обо всем договорились.  Уже  поздно,  а  завтра
тебе рано вставать, готовить завтрак. Доброй ночи!
   Дверь за Эгвейн закрылась, а Верин все еще сидела и  смотрела  на  темные
дверные панели. Позади нее тихонько ухнула сова. Придвинув  поближе  красный
ящик, Верин откинула крышку совсем и, нахмурившись, стала  разглядывать  его
содержимое.
   В нем одна страница  следовала  за  другой,  и  каждая  из  страниц  была
исписана аккуратным и четким почерком, но черные чернила  за  пять  столетий
ничуть не выцвели. То были записи  Корианин  Недеал,  все,  что  успела  она
познать, пятьдесят лет изучая сей необычайный  тер'ангриал.  Корианин  слыла
женщиной-тайной. Большую часть своих знаний она хранила при  себе,  подальше
от всех, доверяя их только  этим  страницам.  Добраться  до  тайных  записей
Корианин помог Верин лишь случай  да  привычка  неустанно  рыться  в  старых
рукописях,  коими  переполнена  библиотека  Башни.  Насколько  Верин  сумела
разузнать, из всех  Айз  Седай  ни  одна,  кроме  нее  самой,  не  ведала  о
существовании сего тер'ангриала; Корианин ухитрилась сделать так, что всякие
упоминания о нем исчезли из архивов. Верин еще раз обдумала, не сжечь ли  ей
лежащий в ящичке манускрипт, обдумала с той же обстоятельностью, как ранее и
возможность отдать эту рукопись Эгвейн. Но уничтожить знание,  знание  какое
бы то ни было, Верин для себя считала поступком кощунственным.  А  с  другой
стороны... Нет, лучше, гораздо лучше оставить пока все так, как оно есть.  А
там что будет, то и будет! И Верин захлопнула крышку ящичка. А  теперь  надо
вспомнить, куда же я засунула ту страницу?..
   Хмурясь, Верин принялась разыскивать кожаную  папку  в  штабелях  книг  и
рукописей. Разговор с Эгвейн уже вылетел у нее из головы.

Глава 22
ЦЕНА КОЛЬЦА

   Не успела Эгвейн отойти  от  двери  в  комнату  Верин,  как  нос  к  носу
столкнулась с Шириам. Наставница  послушниц  имела  чрезвычайно  озабоченное
выражение лица.
   - Если бы кому-то  не  пришло  на  память  весьма  кстати,  что  с  тобой
разговаривала Верин, я тебя и за год не нашла бы! -  заметила  Айз  Седай  с
явным раздражением. - Ступай за мною, дитя мое! Ты всех и вся  задерживаешь!
А что это за бумажки у тебя, а?
   Эгвейн  сжала  тайные  записки  покрепче.  Начав  отвечать  Шириам,   она
старалась придать своему голосу побольше уважительной покорности:
   - Верин Седай изволит полагать, мне пришла пора  изучить  сии  документы,
Айз Седай. - Но что делать, если вдруг Шириам возжелает  бросить  взгляд  на
записки? Придется  ей  отказать,  но  под  каким  же  предлогом?  Как  можно
обставить появление у нее в руках записей, в коих сообщается все известное о
тринадцати женщинах из Черной Айя и украденных ими тер'ангриалах?
   Но Шириам, впрочем, едва лишь спросив о бумагах в  руках  девушки,  будто
тотчас же о них позабыла.
   - Ладно, это неважно, - промолвила Шириам. - Ты нужна нам, все тебя ждут!
- Схватив Эгвейн за руку, она заставила свою питомицу зашагать быстрее.
   - Кому я нужна, Шириам Седай? И для чего?
   - Уже все позабыла! -  Шириам  досадливо  покачала  головой.  -  Тебя  же
собираются возвести в ранг Принятой! Завтра, явившись в мой кабинет, ты  уже
будешь носить на пальчике кольцо, хотя я не очень-то верю,  что  оно  станет
для тебя большим утешением...
   Эгвейн чуть не встала как вкопанная, но Айз Седай  продолжала  тащить  ее
все быстрее, спускаясь вниз по узеньким  винтовым  лестницам  и  вдоль  стен
библиотеки.
   - Неужели уже сегодня? Но я едва не засыпаю на ходу, Айз Седай, мне нужно
вымыться, и к тому же... Я думала, пройдет еще немало дней, прежде чем... Но
я должна подготовиться к этому! Обязана!
   - Время не ждет никого, - постановила Шириам. - Колесо  плетет  так,  как
желает Колесо и когда  Колесу  угодно!  И  скажи-ка  мне,  как  ты  намерена
подготовиться? Все необходимое для возведения в Принятые тебе уже  известно.
Знаний у тебя даже больше, чем у твоей любезной Найнив!
   Шириам подтолкнула Эгвейн, проводя ее через крошечную дверцу  у  подножия
лестницы, и потащила девушку через другой переход, на крутой пандус, витками
спускающийся все ниже и ниже.
   - Но хотя я и слушала лекции, и  помню  их,  все-таки,  -  запротестовала
вновь Эгвейн, - может быть, перед этим я могу хотя  бы  одну  ночь  проспать
спокойно? - Ей чудилось, будто закручивающаяся лента вообще не имеет конца.
   - Престол Амерлин полагает: откладывать нет причин! - Шириам едва заметно
улыбнулась.  -  В  точности  она  возвестила  нам  следующее:  "Если  уж  вы
собираетесь  выпотрошить  рыбину,  то  нет  нужды  дожидаться,   когда   она
протухнет!" Знай же: твоя подруга Илэйн  наверняка  уже  успела  пройти  под
арками, а тебя Амерлин намерена провести под ними  сегодня  же  вечером.  Не
скажу, будто вижу в подобной поспешности некий особый смысл, - добавила она,
словно бы для себя самой, - но когда Амерлин отдает распоряжение, мы  обычно
подчиняемся ей.
   В полном молчании Эгвейн позволила протащить себя по переходу, а в животе
у нее узелок  стягивался  все  туже.  Найнив  ни  словечком  не  обмолвилась
подруге, что с ней происходило,  когда  она  сама  проходила  Принятие.  Она
вообще не сказала ничего, произнесла лишь с гримасой:
   - Ненавижу всех Айз Седай!
   К тому моменту, когда наклонная  плоскость  завершилась  наконец  широким
коридором где-то глубоко под Башней, в скальном  основании  острова,  Эгвейн
дрожала всем телом.
   Открывшийся взору девушки коридор имел весьма строгое обличье, совершенно
лишенное украшений: повсюду лишь светлый камень, кое-где тронутый обработкой
с единственной целью - сделать его более схожим с поверхностью диких скал, в
конце же коридора располагались единственные двери темного дерева, столь  же
высокие и широкие, как крепостные  ворота,  и  такие  же  простые,  если  не
считать превосходно отполированных и крепко прилаженных планок. Огромные сии
двери были столь мастерски уравновешены, что Шириам достаточно было толкнуть
их почти без усилия - и они широко распахнулись, чтобы она тут же проволокла
Эгвейн за собой в просторный зал с куполообразным потолком.
   - Заставляете ждать! - пробурчала Элайда.  С  плеча  ее  свисала  шаль  с
красной оборкой, а на столе рядом с Айз Седай блистали серебром три  большие
чаши.
   Лампы, горящие на высоких подставках, освещали  и  сам  зал,  и  то,  что
находилось под куполом. Там излучали сияние три  округлые  серебряные  арки,
высокие ровно настолько, чтобы под ними мог пройти человек, поставленные  на
широкое серебряное кольцо и соприкасающиеся основами в тех местах,  где  они
соединялись с основой. Рядом с опущенными  на  кольцо  опорами  арок,  возле
каждой из них сидела на голом камне, скрестив ноги, Айз Седай. Все  три  Айз
Седай украсили себя шалями. Из Зеленой Айя была Аланна, но ни Желтую сестру,
ни Белую Эгвейн не знала.
   Окружив себя сиянием саидар, все три Айз Седай не  отрываясь  взирали  на
арки, и внутри  серебряного  строения  начинало  мерцать  и  расти  ответное
сияние. Эта конструкция представляла собой тер'ангриал, и для чего бы ни был
он создан в Эпоху Легенд, ныне послушницы  проходили  через  эту  светящуюся
структуру, чтобы стать Принятыми. Под арками Эгвейн  должна  была  оказаться
одна, лицом к лицу со всеми своими страхами. Трижды! Белый свет в арках  уже
не мерцал, он поднимался,  оставаясь  внутри  них,  словно  был  под  арками
заключен, однако, заполняя пространство,  он  делал  его  непроницаемым  для
взгляда.
   - Успокойся, Элайда! - спокойно проговорила Шириам. - Скоро  мы  со  всем
управимся. - Она повернулась к Эгвейн. - Послушницам обычно  предоставляется
три попытки. Дважды ты имеешь право отказаться  войти  под  арку,  но  ежели
откажешься в третий раз, ты будешь изгнана из Башни. Навсегда!  Это  обычное
условие, и ты имеешь право отказаться, однако не думаю, что Престол  Амерлин
одобрит подобное твое поведение.
   - Предоставлять ей возможность отказа  не  следует!  -  В  голосе  Элайды
прозвучали железные нотки, лицо ее едва ли излучало сейчас нежность. -  Меня
совершенно не интересует, каков ее потенциал!  Гнать  из  Башни  надо  таких
своевольных учениц! А если этого сделать нельзя, то надо послать ее  лет  на
десять выскабливать полы наравне с прислугой!
   Шириам посмотрела на Красную сестру пронзительно.
   - В отношении Илэйн ты почему-то не  проявляла  такой  непреклонности!  -
проговорила она. - Ты настояла  на  том,  чтобы  участвовать  в  этом  деле,
Элайда! Ради Илэйн, я думаю. Но теперь ты исполнишь свой  долг  в  отношении
этой девушки так же достойно, как положено, или же ты  удалишься,  а  замену
тебе я найду!
   Две Айз Седай воззрелись одна на другую неотрывно и очень надолго, но вот
Эгвейн, к удивлению своему,  заметила,  какое  яркое  свечение  Единой  Силы
окружило их обеих. В конце концов Элайда лишь вскинула голову и презрительно
хмыкнула.
   - Если уж ритуал должен быть пройден  ею,  -  сказала  она,  -  то  давай
приступим к делу! Дадим этой жалкой девчонке возможность отказаться  ступить
в арку, да и покончим на этом! Уже и так поздно.
   - Отказываться я  не  собираюсь!  -  Голос  Эгвейн  дрожал,  но  она  его
выровняла и высоко подняла голову. - Будем продолжать!
   - Хорошо! - промолвила Шириам. - Очень хорошо. А  сейчас  ты  услышишь  о
двух вещах - о них ни одна женщина не может узнать, пока не окажется на  том
месте, где стоишь сейчас ты. Начав, ты должна  идти  до  конца!  Стоит  тебе
отказаться от прохождения испытания - ты  тотчас  же  будешь  выставлена  из
Башни, будто отказалась уже при третьей попытке. Второе: искать, бороться  -
это значит познать опасность!
   Говорила Шириам таким тоном, будто слова эти произносить  ей  приходилось
не раз. Глаза ее светились сочувствием к Эгвейн, но лицо  Шириам  оставалось
почти таким же жестким, как у Элайды. Поэтому ее сочувствие испугало  Эгвейн
еще сильней, чем суровость. Шириам продолжала речь:
   - Некоторые женщины вошли под эти арки, но никогда более не вышли оттуда.
Потом, когда наконец тер'ангриалу дозволялось опять обрести покой, их -  там
- не было! И никогда, никто их больше  не  видел!  Если  хочешь  выжить,  ты
обязана быть стойкой и упорной. Дрогнешь, оступишься  -  и...  -  Шириам  не
договорила, но по лицу ясно читалось, что она  не  сказала.  Эгвейн  пронзил
холод. - Это твоя последняя возможность. Откажись войти под арки  -  и  твой
отказ будет считаться первым. После этого у тебя останется еще две  попытки.
Но если отважишься вступить под арки сейчас - возврата не будет! Поэтому нет
никакого стыда в твоем возможном отказе. Я, например, в первый раз совершить
первый шаг не смогла. Выбирай!
   Почему же они так  оттуда  и  не  появились?  Эгвейн  с  трудом  перевела
дыхание. Я хочу стать Айз Седай! Но сначала я должна стать Принятой!
   - Я решила!
   Шириам кивнула ей.
   - Тогда готовься, - молвила она.
   Эгвейн  вздохнула  и  тут  же  вспомнила  кое-о-чем.  Входить  под   арки
полагалось обнаженной. Она наклонилась, собираясь  положить  на  пол  стопку
бумаг, врученных ей Верин, -  и  заколебалась.  Оставить  записи  на  видном
месте? Но  потом,  когда  она  сама  окажется  внутри  тер'ангриала.  тайные
документы сможет посмотреть Шириам или Элайда, а то и кто-либо другой. Кроме
того, могут обнаружить и тот  маленький  тер'ангриал,  спрятанный  у  нее  в
сумке. Стоит ей отказаться продолжать ритуал - и  она  сможет  спрятать  все
тайные предметы либо передать их на время Найнив. Эгвейн затаила дыхание. Но
сейчас я не могу отказаться! Я уже приступила, к исполнению!
   - Ну что, ты решила все-таки отказаться,  дитя  мое?  -  спросила  у  нее
Шириам, нахмурив брови. - Отказаться, уже зная, каково будет значение твоего
отказа именно в эту минуту?
   - Нет, Айз Седай! - поспешно отвечала Эгвейн. Она быстренько разделась  и
аккуратно сложила свою одежду, затем  засунула  под  сложенное  платье  свою
сумку и стопку исписанных листов. Возможно, одежда укроет все ценное...
   Эгвейн была уже перед  самым  тер'ангриалом,  когда  внезапно  заговорила
Аланна:
   - Ощущаю нечто вроде... резонанса! - Она не сводила  взгляда  с  арок.  -
Какое-то эхо или что-то похожее на эхо. Не могу только  понять,  откуда  оно
взялось...
   - Есть какая-то трудность? - резко спросила у Аланны Шириам. Но голос  ее
звучал несколько удивленно. - Я не посылаю женщину туда, где что-то неясно!
   С тоской посмотрела Эгвейн на свою сложенную одежду. Пожалуйста, о  Сеет,
пусть у них появится какое-то затруднение!  Я  бы  успела  получше  спрятать
записи, не отказываясь войти под арки!
   - Нет, ничего, - проговорила Аланна. - Похоже на то,  будто  вокруг  тебя
летает и зудит мошка, а ты стараешься о  чем-то  размышлять.  Но,  вообще-то
говоря, мешать оно не мешает. Я бы и упоминать об этом не стала,  но  прежде
такое никогда не случалось, да и не слышала я  ни  о  чем  подобном.  -  Она
вскинула голову. - А сейчас все пропало, исчезло!
   - Очень может быть, - сухо сказала Элайда, - потому  и  подумали  другие,
что о таких пустяках и говорить нет смысла!
   - Продолжаем, внимание! - Голос Шириам вернул каждого к его обязанностям.
- Итак, приступим!
   Вновь оглянувшись на свое платье и  спрятанные  под  ним  бумаги,  Эгвейн
вслед за Шириам пошла к  аркам.  Каменный  пол,  касавшийся  босых  ее  ног,
казался девушке ледяным.
   - Кого ты привела с собой, сестра?  -  таким  вопросом  начала  церемонию
Элайда. Двигаясь размеренным шагом навстречу к ней, Шириам отвечала:
   - Ту, кто пришла кандидатом к Принятию, сестра!
   Ни одна из трех Айз Седай, сидящих по обе  стороны  от  тер'ангриала,  не
шевельнулась.
   - Готова ли она? - вопросила Элайда.
   - Она готова отринуть  все,  чем  была,  и,  пройдя  через  свои  страхи,
добиться Принятия!
   - Знает ли она свои страхи?
   - Она никогда с ними не сталкивалась, но  таково  ее  желание!  -  Шириам
смотрела прямо перед собой.
   - Так пусть она встретится с  тем,  чего  страшится.  -  И  сквозь  нотки
формальной   торжественности   в   голосе    Элайды    чувствовался    нотки
удовлетворенности.
   - Первый раз, - молвила Шириам, - за то, что было. Путь обратно появится,
но лишь единожды. Будь стойкой!
   Глубоко вдохнув, Эгвейн ступила вперед, под арку, в ясное свечение.  Свет
поглотил ее всю целиком.

***

   - Заглядывал к нам Джайм Даутри.  Довольно  странные  новости  принес  из
Байрлона торговец!
   Эгвейн оторвала взгляд от качаемой ею колыбели. В дверях стоял  Ранд.  На
мгновение голова ее закружилась. Женщина перевела свой взгляд с Ранда -  мой
муж - на лицо ребенка в колыбели - моя дочь - и вновь  изумленно  посмотрела
на Ранда.
   Вернуться назад можно только единожды. Будь стойкой!
   То не была собственная ее мысль, а бесплотный голос,  он  мог  звучать  в
голове у Эгвейн или извне, голос мог быть мужским или женским, но  при  всем
том  он  оставался  лишен  каких-либо  чувств  и  абсолютно  неузнаваем.  Но
почему-то он не представлялся женщине чуждым.
   Момент изумления у Эгвейн миновал, и теперь ее по-прежнему удивляло  лишь
то, почему это она размышляет о чем-то  непонятном  и  совершенно  ненужном.
Ранд и вправду был ее мужем, красивым и любящим, а Джойя была ее  дочерью  -
самая прекрасная, самая прелестная девчушка во всем  Двуречье.  Отец  Ранда,
Тэм, по-прежнему находился на дальних овечьих пастбищах, и,  соответственно,
Ранд мог сейчас работать в амбаре, и  действительно  у  него  было  побольше
времени возиться с Джойей. Сегодня вечером могли прибыть из деревни  мать  и
отец Эгвейн. А быть может, придет и Найнив, чтобы убедиться,  не  мешает  ли
материнство Эгвейн продолжать привычные свои занятия, ведь  ей  предстоит  в
один из дней заменить Найнив, приняв от нее пост деревенской Мудрой.
   - Какие же  новости?  -  спросила  Эгвейн.  Она  стала  снова  покачивать
колыбель, а Ранд подошел к ней и  наклонился  над  колыбелью,  пристраиваясь
погримасничать с  милой  крошкой,  завернутой  в  пеленки.  Эгвейн  неслышно
рассмеялась. Ранда так переполняла любовь к своей дочери, что  порой  он  не
слышал и половины того, что ему говорили.
   - Ранд, почему ты молчишь? Какие же новости, Ранд?
   - Что? - С лица его медленно сходила улыбка. - Странные новости,  Эгвейн.
Война! Какая-то большая война, она охватила чуть ли не весь мир, так говорил
Джайм. - Да, новости оказались странные; вести о войнах  достигали  Двуречья
лишь тогда, когда сами войны давным-давно заканчивались.  -  Джайм  говорит,
все армии воюют против одного какого-то народа, называется он то  ли  Шокин,
то ли Санчан, что-то в этом роде. Никогда я о таком народе не слышал!
   Эгвейн узнала... ей показалось, будто она  знает...  Какова  бы  ни  была
мелькнувшая мысль, она бесследно исчезла.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросил Ранд. - В  этих  краях  нас  с  тобой
ничто не потревожит, милая ты моя! Войны всегда обходят  Двуречье  стороной.
Мы находимся так далеко отовсюду, что некому нами интересоваться...
   - Я чувствую себя хорошо и ничем не расстроена, - проговорила Эгвейн. - А
еще что-нибудь Джайм рассказывал?
   - Рассказывал, но ты навряд ли поверишь в подобные новости.  Говорил  он,
точно  Коплин.  Наболтал,  будто  торговец  поведал  ему,  мол,  народ   тот
использует в сражениях Айз Седай, а потом еще  врал,  будто  Шокин  эти  или
Санчан предлагают по тысяче золотых марок любому, кто захватит и приведет  к
ним Айз Седай. А любого, кто пытается  укрыть  этих  самых  Айз  Седай,  они
убивают. Какой в этом смысл? Да и не затрагивают нас все  подобные  страсти.
От нас они слишком далеко...
   Айз Седай! Эгвейн сжала  себе  виски.  Путь  обратно  появится,  но  лишь
единожды. Будь стойкой!
   Она заметила: Ранд тоже приложил руку ко лбу.
   - Голова заболела? - спросила она.
   Он кивнул, в глазах его блеснул лихорадочный огонек.
   - Порошок,  который  дала  Найнив,  последние  несколько  дней  на  меня,
кажется, не действует...
   Эгвейн заволновалась. Беспокоили ее головные боли Ранда. С  каждым  разом
они набрасывались на него все безжалостней. И  самым  худшим  во  всем  было
"то", то самое, на что в самом начале она не обратила внимания,  "то",  чего
она уже хотела, почти что хотела  не  замечать.  Всякий  раз,  как  у  Ранда
творилось нечто с головой, вслед за этим почти сразу же происходили странные
вещи. То с ясного неба била вдруг молния, раскалывая в мелкие щепки огромный
дубовый пень, который целых два дня кряду Ранд пытался выкорчевать из земли,
в том месте, где будет расстилаться новое поле, расчищенное им и  Тэмом.  То
налетали неожиданные бури, приближения которых не чувствовала  даже  Найнив,
слушавшая ветер. А то и леса сами собой кое-где возгорались. И  чем  сильней
мучила Ранда  боль,  тем  худшие  творились  дела.  Никто  не  связывал  эти
внезапные происшествия с его именем, и даже Найнив молчала, чему Эгвейн была
рада несказанно. О смысле всего происходившего думать она не хотела.
   Все тут ясно само собой, глупо и тупо! -  убеждала  она  себя.  Я  должна
знать, если я хочу ему помочь, но тут и  знать  нечего!  К  тому  же  Эгвейн
носила в себе собственную свою тайну, тайну, пугающую ее даже  тогда,  когда
она пыталась разгадать ее причины. Найнив учила подругу  различать  целебные
травы, наставляя Эгвейн и готовя ее  в  нужный  день  принять  пост  Мудрой.
Лечение больных у Найнив получалось порой особенно удачно: раны заживали,  и
шрамов почти не оставалось, больные возвращались к жизни с края  могилы.  Но
вот уже и Эгвейн целых три раза вылечила кое-кого из тех больных, с которыми
и Найнив справиться не  могла,  считала  их  безнадежными.  Трижды  садилась
Эгвейн к постели болящего, чтобы в последний свой миг он мог держать  ее  за
руку,  и  видела  потом,  как  тот  поднимался  со  смертного  ложа.  Найнив
выпытывала у Эгвейн, как она вылечивала больных, какие  травы  применяла,  в
каких сочетаниях. Но ни разу Эгвейн не могла набраться мужества и признаться
Найнив, что не делала вообще ничего, люди поднимались сами. Но что-то  же  я
делала! Однажды все могло получиться случайно, но не может же случай явиться
трижды!.. Необходимо  разобраться  во  всем,  научиться  чему  следует.  Так
твердил ставший уже привычным голос в ее голове, создавая при этом как будто
эхо внутри черепа Эгвейн. Могла сделать кое-что для посторонних - значит,  и
мужу помочь сумею!
   - Дай я попробую. Ранд! - проговорила она. Эгвейн встала и в тот же миг в
открытую дверь увидела  перед  самым  своим  домом  серебряную  арку,  арку,
заполненную белым свечением. Путь обратно появится, но лишь  единожды.  Будь
стойкой!  Эгвейн  сделала  уже  два  шага  к  двери,   прежде   чем   смогла
остановиться.
   Она оглянулась на Джойю, гукающую в своей колыбели,  на  Ранда,  все  еще
потирающего рукой свою голову, глядя на жену свою и словно  удивляясь,  куда
это она направляется.
   - Нет, - проговорила Эгвейн. - Нет, не пойду!  Здесь  все  так,  как  мне
хотелось уже давным-давно. Я желала жить именно так! Почему  же  я  не  могу
иметь и это тоже?
   Но своих собственных слов она не понимала. Разумеется, здесь все было  ей
по нраву, этого она и хотела, это и есть ее жизнь!
   - Чего тебе хочется, Эгвейн? - спросил ее Ранд. - Если я могу достать для
тебя эту штуку, я ведь достану, ты знаешь! А не достану, так сам сделаю!
   Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой!
   Эгвейн сделала еще шаг вперед. Серебряная  арка  манила  к  себе.  Что-то
ожидало женщину за ней. То, чего она желала сильней, чем чего бы то ни  было
в мире. Нечто, предназначенное ей для деяния!
   - Эгвейн, я...
   Позади себя она услышала  некий  глухой  звук.  Повернув  голову,  Эгвейн
увидела: Ранд опустился на колени, согнулся, сжал руками виски. Боль никогда
раньше не донимала его так жестоко. Чем же все это кончится?
   - О Свет! - стонал Ранд. - Свет! Как больно! О Свет, никогда еще не  было
так больно! Эгвейн!..
   Будь стойкой!
   Нечто продолжало ждать Эгвейн. Нечто, требующее от нее решения. То, с чем
она должна была что-то совершить. Эгвейн шагнула вперед. Как тяжело ей дался
этот шаг! Ничто в жизни не давалось ей так тяжко. Вперед, за порог, к  арке!
За спиной у матери смеялась Джойя.
   - Эгвейн! - выкрикивал Ранд. - Эгвейн, я не могу терпеть... -  С  громким
стоном он оборвал свои слова.
   Будь стойкой!
   Выпрямившись, Эгвейн продолжала идти вперед, но слез своих  она  сдержать
не могла, они катились по ее щекам. Стоны Ранда выросли в нестерпимый  крик,
как бы поглотивший собою смех Джойи. Уголком глаза Эгвейн  успела  заметить:
уже явился Тэм, вбежал в дом со всех ног. Он не может помочь  Ранду,  думала
она, и слезы уже вызывали в ее груди рыдания, заполняющие  душу  горем.  Тэм
ничего не сумеет сделать, а я могла бы, могла бы! Могла!
   Эгвейн вступила в свет, и он бережно обнял ее со всех сторон.

***

   Содрогаясь от безудержных рыданий,  Эгвейн  выступила  из-под  той  самой
арки, в которую так недавно  вошла,  и  недавно  покинутая  действительность
вернулась к ней  знакомым  лицом  Шириам.  Элайда  медленно  опорожнила  над
головой девушки серебряную чашу, и холодная чистая вода смыла с лица  Эгвейн
слезы. Однако рыдания ее продолжались  столь  безудержно,  что  бедняжка  не
знала, когда они прекратятся.
   - Ты омыта от того греха, который могла свершить, - провозгласила Элайда,
- и от тех, что свершены против тебя. Ты явилась к нам омытая,  свободная  и
очищенная душой и сердцем.
   О Свет! думала Эгвейн, чувствуя, как по плечам  ее  стекает  вода,  пусть
будет что будет.  Но  сможет  ли  простая  вода  смыть  следы  того.  что  я
натворила?
   - Звали ее Джойей, - промолвила она Шириам между рыданиями. - Джойя - вот
ее имя. Я сейчас натворила такое... такое...
   - Чтобы стать Айз Седай, приходится заплатить достойную цену, -  отвечала
ей Шириам, и в глазах ее вновь блеснуло сочувствие, но  уже  более  горячее,
чем раньше. - Всегда есть цена.
   - Неужели все было на самом деле? Или я видела сон? - Продолжать  она  не
могла, рыдания вновь душили Эгвейн. Неужели я бросила его одного умирать.  И
ребенка своего бросила?
   Обняв девушку за плечи, Шириам повела ее вокруг таинственных арок.
   -  Ты  не  первая,  -  объясняла  она  Эгвейн,  -   каждая   из   женщин,
возвращавшихся из иного мира, задавала  подобный  вопрос.  Ответа  никто  не
знает. Принято считать, будто некоторые женщины, не возвратившиеся из своего
путешествия под арку, просто решили остаться в том мире,  который  показался
им более счастливым, чем наш с вами. - В голосе ее зазвенели стальные нотки.
- Однако если все происходящее  -  реально  и  они  по  собственному  выбору
остались в том мире, я надеюсь, что там они живут не столь уж  счастливо.  Я
не испытываю никакой симпатии  к  тем  мечтательницам,  которые  сбегают  от
ответственности. - Голос ее чуть смягчился.  -  Лично  я  полагаю,  что  все
происходит не на самом деле. Однако опасность - реальна. Помни  об  этом!  -
Шириам остановилась перед следующей аркой, сияющей изнутри странным  светом.
- Ты готова?
   Переминаясь с ноги на ногу от смущения, Эгвейн все же  кивнула,  и  тогда
Шириам крепко взяла ее за руку.
   - Второй раз -  за  то,  что  есть.  Путь  обратно  появится,  но  только
единожды. Будь стойкой.
   Эгвейн задрожала. Нет, какие бы ни ждали меня там события, они  не  могут
быть страшнее уже пережитых мною бед. Такое невозможно!  И  она  вступила  в
туманное сияние.

***

   Эгвейн удивленно рассматривала голубой  шелк  своего  платья,  украшенный
жемчужной вышивкой, пропыленную, изодранную материю. Девушка подняла  голову
- и выяснилось, что очутилась она среди руин великолепного когда-то  дворца.
То был Королевский Дворец Андора в Кэймлине.  Поняв  это,  девушка  едва  не
вскрикнула.
   Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
   Не таким хотела бы она видеть этот мир. Девушка и подумать не могла,  что
дворец можно превратить в развалины, от вида которых  на  глаза  сами  собой
наворачиваются слезы. Впрочем, слезы свои она выплакала давным-давно, мир же
оставался таким, каков был. Руины дворца - ничего иного  она  и  не  ожидала
увидеть.
   Не заботясь о том, чтобы не изодрать  свое  платье  еще  сильней,  однако
внимательно  вслушиваясь,  как  мышь,  в  любой  посторонний  звук,   Эгвейн
вскарабкалась  на  высокую  кучу  щебня,  откуда  видны  были  изгибы   улиц
Внутреннего  Города.  Насколько  хватало  взгляда,  там  и  тут  красовались
развалины, царило давнее запустение, руины домов выглядели так,  будто  были
нагромождены беснующимися  сумасшедшими,  над  кострами  поднимались  густые
клубы дыма. По улицам то здесь, то там  крадучись  пробирались  целые  банды
вооруженных мужчин, ищущих какую-то добычу. Появлялись и троллоки. При  виде
троллоков люди поднимали перед грудью щиты,  а  чудовища  рычали  на  них  и
громко гортанно хохотали. Но они знали друг  друга,  люди  и  троллоки  были
здесь заодно.
   По улице широко прошагал Мурддраал, и черный плащ его ничуть не колыхался
под  ветром,  чьи  порывы  взметали  пыль  и  сор.  Люди  и  троллоки  равно
вздрагивали, попав под безглазый пронзающий взгляд.
   - Ищите! - Голос Мурддраала звучал,  как  будто  осыпалось  что-то  давно
мертвое. - Не стойте столбами, прекратите дрожать от страха! Вы  должны  его
найти!
   Эгвейн беззвучно скользнула вниз по кучке  раздробленных  камешков.  Путь
обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
   Она остановилась, испуганная,  не  послышался  ли  вдруг  этот  шепот  от
Отродий Тени. Но почему-то она была уверена, что это совсем не так.  Заранее
испуганная неприятной возможностью вновь увидеть Мурддраала, она  оглянулась
и тут же поспешила к разрушенному дворцу, взбираясь  по  упавшим  стропилам,
протискиваясь между толстыми блоками изувеченной каменной кладки, украшенной
сложной резьбой. Один раз она даже  наступила  на  женскую  руку,  торчавшую
из-под кучи расколотой штукатурки и кирпичей, составлявших прежде внутреннюю
стену дворца - а быть может, пол верхнего этажа. Но и на  человеческую  руку
она обратила не более внимания, чем на кольцо Великого Змея, украшавшее один
из ее пальцев. Эгвейн приучила себя не замечать мертвых, погребенных в общей
свалке, которую натворили в Кэймлине троллоки и Пособники Тьмы. Для  мертвых
она ничего сделать уже не могла.
   С трудом  пробравшись  сквозь  узкую  расщелину,  образованную  рухнувшим
потолком, девушка очутилась в комнате, наполовину заваленной камнями второго
этажа. На полу лежал Ранд, придавленный поперек живота тяжелой балкой,  ноги
его были скрыты каменными обломками, завалившими большую часть комнаты. Лицо
Ранда было запорошено пылью, по нему стекал  пот.  Когда  Эгвейн  подошла  к
Ранду, тот открыл глаза.
   - Ты вернулась! - хриплыми звуками слова с трудом вырывались  у  него  из
горла. - Я боялся, что... А, неважно... Помоги же мне, помоги!
   Девушка без сил опустилась на пол.
   - Я бы без усилия подняла эту  балку  с  помощью  Воздуха,  но  стоит  ей
двинуться, на тебя повалятся остальные камни. Они  погребут  под  собой  нас
обоих. Мне одной не справиться с ними, Ранд.
   Его горький смех, исполненный боли, оборвался, едва начавшись.  Вновь  на
лице его заблестел пот. Ранд через силу заговорил:
   - Балку я смог бы сдвинуть и сам. Ты ведь это знаешь. Я бы и ее свалил, и
лежащие сверху камни - все разом! Но мне для этого нужно отпустить себя, а я
не могу доверять своей ярости. Не могу доверять... - Он умолк,  дыхание  его
прерывалось.
   - Что ты имеешь в виду? - спросила Эгвейн, не понимая смысла его слов.  -
Нужно отпустить себя? Чему ты не можешь доверять?
   Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой. Эгвейн  ладонями
энергично потерла виски.
   - Эгвейн, это - безумие. Я сдерживаю  собственное  безумие  из  последних
сил! - Его задыхающийся смех заставил девушку вздрогнуть  от  ужаса.  -  Эта
борьба забирает у меня все силы. Бели я  хоть  на  миг  перестану  бороться,
сумасшествие одолеет меня. И тогда уже неважно, что я умудрюсь натворить. Ты
должна мне помочь!
   - Ну как я могу это сделать. Ранд? Я уже сделала все, что сумела.  Научи,
как мне поступить.
   Рука воина опустилась, легла на пол, чуть-чуть не  дотянувшись,  рядом  с
кинжалом, валяющимся на пыльных камнях.
   - Кинжал! - прошептал Ранд. Рука его из последних сил потянулась обратно,
легла на грудь. - Вот сюда. В самое сердце. Убей меня!
   Девушка взглянула на Ранда и посмотрела на  обнаженный  кинжал  так,  как
будто и юноша, и его оружие были ядовитыми змеями.
   - Нет, Ранд, этого я не сделаю никогда! Просто не смогу.  Как  ты  можешь
просить у меня такое!
   Рука Ранда вновь поползла к кинжалу. Но пальцы его снова  не  достали  до
рукоятки оружия. Ранд собрал  все  силы,  потянулся  со  стоном  и  коснулся
кинжала кончиком пальца. Но, не  дожидаясь,  когда  он  попытается  схватить
смертельный клинок, Эгвейн ногой оттолкнула кинжал подальше. Ранд запрокинул
голову и зарыдал.
   - Зачем тебе это нужно? - спросила Эгвейн. - Почему ты  хочешь,  чтобы  я
тебя... убила? Я Исцелю тебя, постараюсь вытащить  тебя  отсюда,  но  лишить
жизни просто не могу, пойми же!
   - Ты пойми, Эгвейн: они могут сделать меня совсем другим! -  Дыхание  его
было столь прерывистым, что от сострадания Эгвейн очень хотелось плакать.  -
Если они схватят меня... Мурддраал...  Повелители  Ужаса...  то  они  сумеют
заставить меня пойти в услужение к  Тени.  И  если  безумие  овладеет  мной,
бороться с ними я не смогу. О том, что они замыслят, я узнаю слишком поздно.
Они сумеют исполнить задуманное, если хоть искорка жизни будет еще тлеть  во
мне, когда они сюда явятся. Я умоляю тебя, Эгвейн! Во  имя  любви  к  Свету!
Убей меня!
   - Не могу, не могу я, Ранд! Помоги мне Свет, но я не в силах!
   Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
   Девушка оглянулась и увидела серебряную арку,  сияющую  белым  свечением,
она занимала почти все пространство между кучами булыжников и щебенки.
   - Эгвейн, помоги мне!
   Будь стойкой.
   Девушка встала и сделала шаг в сторону арки. Вот  уже  она  подступила  к
серебряному сиянию. Осталось сделать всего один шаг!
   - Прошу тебя, Эгвейн! Помоги мне! Мне его не  достать!  Во  имя  любви  к
Свету, Эгвейн! Не покидай меня!
   - Не могу я убить тебя, - шептала она. - Не могу. Прости меня.
   Она шагнула вперед.
   - ПОМОГИ МНЕ, ЭГВЕЙН!
   Свет испепелил ее.
   Пошатываясь от усталости, Эгвейн выскользнула  из-под  арки,  не  замечая
своей наготы и не стыдясь ее. Стараясь унять дрожь,  она  прижала  кулаки  к
щекам.
   - Нет, Ранд, я не смогла бы, - шептала  Эгвейн.  -  Нет,  никогда!  Прошу
тебя, не вини меня.
   Да поможет ему Свет! Я молю тебя, Свет, помоги Ранду!
   По волосам ее стекала холодная вода.
   - Ты омыта от ложной гордости! - провозгласила  Элайда.  -  Ты  омыта  от
ложного честолюбия! Ты явилась к нам омытая, чистая душой и сердцем!
   Как только Красная сестра отвернулась, Шириам осторожно обняла Эгвейн  за
плечи и повела ее к последней арке.
   - Еще одно испытание, дитя мое. Ты войдешь в  последнюю  арку,  и  ритуал
будет исполнен.
   - Он говорил, будто они могут обратить его к Тени, - бормотала Эгвейн.  -
Он сказал, что Мурддраал и Повелители Ужаса могут его заставить.
   Шириам остановилась и  поспешно  огляделась.  Элайда  вновь  подходила  к
столу.  Все  Айз  Седай,  окружавшие  тер'ангриал.  взирали  на  него  столь
пристально, будто не видели ничего остального.
   - Крайне неприятная тема для  беседы,  дитя  мое,  -  наконец  промолвила
Шириам. - Ступай. Еще одна арка!
   - Неужели им все под силу? - продолжала вопрошать Эгвейн.
   - По обычаю, не принято говорить о том,  -  отвечала  ей  Шириам,  -  что
происходит внутри тер'ангриала. Страхи женщины касаются только ее, и  никого
более.
   - Неужели они могут?..
   Вздохнув, Шириам вновь обвела взглядом  лица  всех  Айз  Седай,  понизила
голос до шепота и заговорила быстро:
   - Кое о чем известно совсем немногим, дитя мое,  даже  и  в  Башне.  Тебе
знать этого и не нужно, да и лучше,  чтобы  подобное  знание  никогда  и  не
пригодилось бы, но я скажу тебе. В способности направлять кроется и...  своя
слабость. Когда мы открываемся Истинному Источнику, тогда мы  оказываемся...
открыты и для чего-то иного.
   Эгвейн содрогнулась.
   - Успокойся, дитя  мое.  Эта  задача  -  не  из  простых.  Насколько  мне
известно, такого не случалось со времен Троллоковых  Войн.  И  да  ниспошлет
Свет, дабы так оно было и впредь! Для сего черного  дела  необходимо,  чтобы
тринадцать Повелителей Ужаса, иначе говоря, тринадцать способных  направлять
Пособников Тьмы, сплетали  потоки  через  тринадцать  Мурддраалов.  Понятно?
Совсем нелегко это сделать. Ныне нет Повелителей Ужаса. В этом и заключается
тайна Башни, дитя мое. Если о ней станет известно, то нам не убедить  людей,
что им ничто  не  грозит.  Лишь  того,  кто  способен  направлять,  возможно
обратить на иную сторону. Таково уязвимое, слабое место  нашей  силы.  Любой
другой защищен так, словно  укрыт  в  неприступной  крепости;  и  только  их
собственные поступки и намерения могут обратить их в прислужников Тени.
   - Тринадцать, - повторила Эгвейн едва слышно. - Столько было и  беглецов,
покинувших Башню. Лиандрин и еще двенадцать с нею.
   У Шириам потемнели глаза.
   - Незачем тебе об этом думать. Выкинь их из  головы.  -  Голос  ее  вновь
приобрел свое обычное звучание. - Третий  раз  -  за  то,  что  будет.  Путь
обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
   Эгвейн не отрываясь смотрела  на  сияющую  арку,  устремляя  свой  взгляд
куда-то далеко за ее пределы. Лиандрин и еще двенадцать  женщин.  Тринадцать
Друзей Тьмы, способных направлять Силу. Помоги  всем  нам  Свет!  И  девушка
вступила в струящееся свечение. Сияние  целиком  охватило  ее.  Внутри  тоже
струился свет. Он прожигал ее до костей,  пронзал  до  самой  души.  Девушка
раскалялась в потоках сверкания. Помоги мне, о Свет! Не было ничего  вокруг,
кроме света. Кроме света и боли.

***

   Глядя в стоящее перед ней  зеркало,  Эгвейн  не  знала,  чем  она  больше
удивлена: гладкостью ли  собственного  отражающегося  в  нем  лица,  как  бы
лишенного возраста, или же полосатым палантином, который свисал с  ее  плеч.
То был палантин Престола Амерлин.
   Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
   Тринадцать!
   Она покачнулась, схватилась за край зеркала, чуть не опрокинув его и себя
вместе с ним на пол, выложенный голубой плиткой, на пол  своей  гардеробной.
Что-то здесь не так, подумала девушка. Непонятное  ощущение  либо  не  имело
никакого отношения к головокружению, настигшему Эгвейн одновременно с ним, а
быть может, происходило из другого источника. Да, это было нечто  иное.  Что
же именно?
   И сбоку от Эгвейн,  на  полшага  позади,  стояла  Айз  Седай,  женщина  с
высокими скулами,  как  у  Шириам,  однако  темноволосая  и  с  внимательным
взглядом карих глаз, с палантином, шириной в ладонь, какой полагается носить
Хранительнице. Нет, все-таки она не  Шириам.  Однако,  хотя  Эгвейн  никогда
прежде с ней не встречалась, девушка была уверена, что знает ее не хуже, чем
самое себя. С некоторой неуверенностью она  припомнила  имя  сей  женщины  -
Белдейн.
   - Вы нездоровы, мать? - спросила Белдейн.
   Палантин на плечах у нее - зеленого  тона.  А  значит,  она  принадлежала
прежде к Зеленой Айя. Хранительница всегда избирается из той же Айя, к какой
принадлежала Амерлин, которой она служит. Следовательно. если я Амерлин - но
каким образом? - то я была  избрана  из  Зеленой  Айя.  Эта  мысль  потрясла
Эгвейн. Поразило девушку не то, что она принадлежала к Зеленым  Айя,  а  сам
факт высокого избрания.
   Здесь снова что-то неясно, о Свет!
   Путь обратно появится, но только... Голос в ее сознании  умолк,  осталось
только жужжание.
   Тринадцать Приспешников Тьмы.
   - Спасибо, Белдейн, я вполне  здорова,  -  проговорила  Эгвейн.  Это  имя
как-то странно чувствовалось на языке; ощущение было такое, будто Эгвейн уже
многие годы произносила его. - Нам не нужно заставлять их ждать.
   Кого заставлять ждать?
   Она не знала.  Но  почему-то  ей  было  безгранично  печально,  что  тому
ожиданию пришел конец, чувствовала она беспредельное нежелание.
   - Ожидание  сделает  их  нетерпеливыми,  мать.  Голос  Белдейн  прозвучал
неуверенно,  она,  вероятно,  чувствовала  ту  же   неприязнь   к   каким-то
неизвестным, которая мучила Эгвейн, но по иной причине. Если  только  Эгвейн
не ошибалась, Белдейн, сохраняя внешнее спокойствие, на самом  деле  была  в
полном ужасе.
   - В таком случае лучше нам приступить к  делу  сразу  же,  -  проговорила
Эгвейн.
   Белдейн кивнула ей, глубоко вздохнув, прошла по ковру к двери, где стоял,
прислоненный к косяку, символ ее власти  -  жезл  с  навершием,  похожим  на
ослепительно белый подснежник, - капля Белого Пламени Тар Валона.
   - Ну что ж, мать, пора! -  Она  взяла  посох  и  распахнула  дверь  перед
Эгвейн,  затем  поспешно  прошла  вперед,  так  что  вдвоем  они   составили
торжественную  процессию  из  двух  высокопоставленных  особ:  Хранительница
Летописей сопровождает великолепную Престол Амерлин.
   Коридоры, по  которым  они  шагали,  Эгвейн  запомнила  плохо.  Она  была
сосредоточена на собственных переживаниях. Что со мной? Почему я  ничего  не
могу вспомнить? Отчего так много  набирается  того,  что  я  помню...  почти
помню, но вспоминаю неверно, не совсем правильно? Она тронула свой палантин,
украшенный семью полосами разных расцветок. Почему какой-то своей  частью  я
по-прежнему остаюсь послушницей?
   Путь обратно появится, но только... На сей раз фраза резко оборвалась  на
полуслове.
   Тринадцать Черных Айя.
   При этой мысли Эгвейн споткнулась. Сама по  себе  эта  мысль  пугала,  но
могильный хлад затопил ее до мозга костей,  выморозив  весь  страх.  От  нее
веяло  чем-то...  личным.  Ей,   однако,   хотелось   вскрикнуть,   убежать,
схорониться. Чувствовала она себя так, будто  за  ней  спешила  погоня.  Все
чепуха! Черные Айя уничтожены, они больше нам не страшны!  Но  и  эта  мысль
казалась ей какой-то странной. Часть ее сознания ведала о  чем-то  именуемом
Великим Очищением.  Другая  часть  ее  существа  была  уверена,  что  ничего
подобного никогда не происходило.
   Глядя вперед и только вперед,  Белдейн  не  заметила,  как  запнулась  ее
спутница. Эгвейн, чтобы поспеть за  ней,  прибавила  шагу.  Эта  женщина  до
кончиков ногтей пропитана страхом. К чему, Света ради, ведет она меня?
   Остановилась  Белдейн  перед  высокими  створчатыми  дверьми,  каждая  из
створок  которых   была   украшена   серебрящимся   Пламенем   Тар   Валона.
Хранительница вытерла руки о подол своего платья  так  смущенно,  будто  они
внезапно покрылись потом, затем распахнула двери и повела  Эгвейн  вверх  по
пандусу, выложенному таким же белым камнем  с  серебристыми  прожилками,  из
которого были возведены стены Тар  Валона.  Даже  здесь,  в  сумраке  камень
казался светящимся.
   Пандус привел двух женщин в  большую  круглую  комнату,  над  которой  на
высоте шагов в  тридцать  сходился  куполообразный  потолок.  По  кругу  зал
окаймляло возвышение, к которому вели ступени. Их не было только  там,  куда
на платформу выходили этот и еще два  пандуса,  разделявшие  кольцо  на  три
равных сектора. В центре же зала  блистало  выложенное  на  полу  Пламя  Тар
Валона, окруженное расширяющимися цветными спиралями  -  цветами  семи  Айя.
Напротив того места, куда выходил пандус, стояло кресло с  высокой  спинкой,
тяжелое с виду, украшенное вырезанными на нем  виноградными  лозами,  листья
которых были раскрашены цветами всех Айя.
   Белдейн резко стукнула жезлом об пол. С легкой дрожью прозвучал ее голос:
   - Она идет сюда! Блюститель Печатей. Пламя Тар Валона.  Престол  Амерлин.
Идет сюда, к нам.
   Шурша широкими юбками,  украшенные  шалями  женщины  поднялись  со  своих
кресел. Эгвейн насчитала двадцать одно кресло. Они стояли по  три  рядом,  и
каждая из триад была выкрашена и обита тем цветом, каким  светилась  бахрома
шалей Айз Седай, вставших навстречу властительницам.
   Это Зал Башни, подумала Эгвейн, направляясь к  предназначенному  для  нее
креслу. К Престолу Амерлин. Так оно и есть. Это Зал Башни и  Восседающие  от
каждой Айя. Я была здесь тысячу раз. Но  она  не  могла  вспомнить  хотя  бы
одного раза из этой тысячи. Но что делаю я в Зале Башни? О Свет, они  заживо
сдерут с меня кожу, если поймут... Она не знала на  самом  деле,  что  такое
особенное о ней могут понять  собравшиеся  здесь  сестры,  однако  молилась,
прося, чтобы этого не произошло.
   Путь обратно появится, но...
   Путь обратно...
   ...обратно...
   Черные Айя ждут. Эта фраза по крайней мере была  законченной.  Слова  сии
доносились отовсюду. Почему же никто, кроме нее, не слышит их?
   Опустившись на Трон Амерлин - на то самое кресло,  которое  и  называлось
Троном Амерлин, -  Эгвейн  поняла:  как  поступить  и  что  делать,  она  ни
малейшего представления не имеет. Когда она уселась поудобней, остальные Айз
Седай тоже сели в свои кресла - все, кроме Белдейн, которая стояла  рядом  с
Эгвейн, нервно стискивая пальцами жезл и с  трудом  переводя  дыхание.  Все,
казалось, ждали того, что скажет или сделает Эгвейн.
   - Начинайте! - проговорила она  наконец.  Этого,  вероятно,  было  вполне
достаточно. Одна из Красных сестер поднялась со своего  кресла.  Потрясенная
Эгвейн узнала в ней Элайду. Она тут же поняла: Элайда  являлась  главной  из
Восседающих от Красных и при этом - ее злейшим врагом. От  взгляда,  которым
Элайда пронизывала комнату, Эгвейн внутренне вся содрогнулась.  Лицо  Элайды
было твердым и холодным, и вдобавок светилось  победным  торжеством.  Взгляд
женщины сулил Эгвейн такое будущее, думать о котором не хотелось.
   - Введите его! - громко сказала Элайда. На одном из  прилегающих  к  залу
пандусов - не с того, откуда вошла  Эгвейн,  -  послышался  шорох  подошв  о
камень. Появились люди. Целая дюжина Айз Седай окружала трех мужчин, двое из
которых были дорожными стражниками, на груди у каждого из  них  сияла  белая
слеза Пламени Тар Валона. Оба тянули закованного в  цепи  третьего  мужчину,
который то и дело спотыкался, ошеломленно глядя по сторонам.
   Эгвейн в своем кресле так и  подалась  вперед.  Человеком,  закованным  в
цепи, был Ранд. Веки полуприкрыли его глаза, голова опущена, он  будто  спал
на ходу, двигаясь только туда, куда его тащили цепи.
   - Этот мужчина, - провозгласила  Элайда,  -  присвоил  себе  имя  Дракона
Возрожденного. - В  зале  поднялся  шум  осуждения,  но  чувствовалось,  что
присутствующих нисколько не удивляет происходящее, и они совсем бы не желали
слышать подобные слова. - Этот мужчина направлял  Единую  Силу!  -  Жужжание
голосов  стало  громче,  сквозь  неприязненный   гул   осуждения   слышались
испуганные восклицания. -  За  подобный  проступок  существует  единственное
наказание, известное и признаваемое любым государством, но объявляемое  лишь
здесь, в Тар Валоне, в Зале  Башни.  Я  призываю  Престол  Амерлин  объявить
преступнику приговор: укрощение!
   Элайда обратила свой взгляд на Эгвейн, глаза ее сверкали.  Ранд!  Что  же
мне делать? Что же мне делать, о Свет?
   - Отчего же ты медлишь?  -  торопила  властительницу  Элайда.  -  Порядок
подобного приговора существует уже три тысячи лет.  Почему  ты  колеблешься,
Эгвейн ал'Вир?
   Одна  из  Зеленых  Восседающих  вскочила  на  ноги,  сквозь  внешнее   ее
спокойствие  сверкал  гнев.  -  Стыдись,  Элайда!  Уважай  Престол  Амерлин!
Относись с почтением к нашей матери!
   - Уважение может быть и потеряно, - холодно отвечала Элайда,  -  так  же,
как оно может быть обретено. Мы ждем, Эгвейн!  Не  проявляешь  ли  ты  своей
слабости? Своей непригодности для такого поста? Не может ли  случиться  так,
что ты не вынесешь надлежащего приговора этому мужчине?
   Ранд попытался поднять голову, но это ему не удалось.
   Эгвейн с трудом поднялась и вскинула голову, заставляя себя помнить:  она
- Престол Амерлин, именно ей дана власть повелевать этими  женщинами.  Перед
глазами все плыло, но она старалась не обращать  внимания  на  послушницу  в
себе, кричащую, что она не имеет ко  всему  этому  никакого  отношения,  что
где-то кто-то все перепутал самым кошмарным образом.
   - Нет, - промолвила она тихо. - Нет, я не могу! Я не...
   - Она разоблачила себя! -  воскликнула  Элайда,  заглушая  голос  Эгвейн,
вновь попытавшийся заговорить. - Она обвинила и  осудила  себя  собственными
своими словами! Взять ее!
   Как только Эгвейн открыла рот,  чтобы  ответить,  позади  нее  прошуршала
своей юбкой Белдейн. Затем жезл Хранительницы ударил Эгвейн по голове.
   Темнота.
   Сначала она почувствовала боль в голове. Спиной она ощущала нечто твердое
и холодное. Затем послышались голоса. Кто-то говорил шепотом.
   - Она все еще без сознания? - Голос звучал так остро и  назойливо,  будто
перепиливали кости.
   - Не беспокойтесь,  -  откуда-то  издалека  отвечала  женщина.  Слова  ее
прозвучали  робко,  даже  испуганно,  она,   видно,   старалась   скрыть   и
неуверенность свою, и страх. - Прежде чем она поймет, что с ней  происходит,
с ней уже покончат. Она уже будет наша,  исполнит  все  наши  приказания.  А
может быть, мы отдадим ее вам для забавы.
   - Но перед этим вы сами используете ее как хотите?
   - Разумеется!
   Голоса затихли где-то вдали.
   Рука Эгвейн скользнула вдоль бедра, прикасаясь к обнаженному,  уже  будто
не своему телу. Она чуточку приоткрыла глаза.  Обнаженная,  вся  в  синяках,
девушка лежала на шершавом деревянном столе в помещении, напоминающем  собою
заброшенную  кладовую.  В  спину  ей  впивались   занозы.   Во   рту   стоял
металлический привкус крови.
   Справа от Эгвейн стояли  несколько  Айз  Седай,  говорившие  между  собой
приглушенными, однако оживленными голосами.  Боль  в  голове  мешала  Эгвейн
думать, но было необходимо сосчитать женщин. Их оказалось тринадцать!
   Рядом с Айз Седай стояла группа мужчин в черных плащах  с  капюшонами.  В
присутствии Айз Седай мужчин будто бы разрывало между  страхом  и  попытками
выглядеть хозяевами положения. Один из мужчин посмотрел  в  сторону  Эгвейн.
Мертвенно-белое лицо его под черным капюшоном было безглазым.
   Считать, сколько здесь было Мурддраалов, Эгвейн не собиралась.  Число  их
она знала наверняка.  Мурддраалов,  так  же  как  и  Айз  Седай,  было  тоже
тринадцать. Все мысли покинули ее сознание, и  девушка,  пораженная  ужасом,
закричала во весь голос. Но даже под властью своего страха, который старался
расщепить ее кости, она дотянулась до Истинного Источника, из последних  сил
ухватилась за саидар.
   - Она очнулась!
   - Не могла она прийти в себя! Не сейчас!
   - Заслоните  ее  экраном!  Да  побыстрей!  Не  медлите!  Отсеките  ее  от
Источника!
   - Уже слишком поздно! Она слишком сильна!
   - Хватайте же ее! Да поживей!
   К рукам ее и ногам потянулись чужие руки. Бледные, как штукатурка,  руки,
похожие на ютящихся под камнями слизняков,  и  управляли  этими  руками  умы
существ с бледными,  безглазыми  лицами.  Эгвейн  знала:  стоит  этим  рукам
прикоснуться к ее телу - она тут же сойдет с ума. Сила наполнила ее.
   Пламя полыхнуло по коже Мурддраала,  прорываясь  сквозь  черное  одеяние,
словно языки огня были кинжалами. Визжащие Полулюди корчились и возгорались,
точно промасленная бумага. От стен отрывались куски камня величиной с кулак,
они со свистом носились по комнате, вонзались в живые тела, исторгая визг  и
урчание. Воздух, завиваясь вихрем, уплотнялся, взвывал и обращался в смерч.
   Медленно, с трудом преодолевая боль, Эгвейн оторвала себя от стола. Ветер
растрепал ее волосы и заставил ощутить головокружение, но девушка продолжала
свивать вихри, пробираясь меж тем поближе к выходу. Вдруг перед  ней  встала
Айз Седай, лицо ее было покрыто синяками и кровоподтеками, но  женщина  была
окружена сиянием Силы. В темных ее глазах мерцала смерть.
   Память Эгвейн сама  собой  дала  этой  женщине  имя.  Гилдан!  Закадычная
подруга Элайды, вечно  они  шептались  в  уголках,  а  по  ночам  запирались
где-нибудь вдвоем. Эгвейн до боли сжала губы. Пренебрегая камнями и  ветром,
она сжала кулак и сильно ударила Гилдан  между  глаз,  сильно  и  как  можно
резче. Красная сестра - Черная сестра  -  рухнула  наземь,  будто  кости  ее
мгновенно расплавились.
   Потирая костяшки пальцев, Эгвейн проковыляла в коридор.  Благодарю  тебя,
Перрин, подумала она, ты показал мне, как это делается. Однако ты не говорил
мне. как больно бывает тому, кто бьет.
   Девушка  захлопнула  дверь.  Потом,  всем  телом  налегая   на   створку,
преодолевая сопротивление ветра, она направила Силу. Камни  вокруг  дверного
проема задрожали,  потрескались,  перекосились,  обжимая  деревянный  косяк.
Такой заслон удержит совсем ненадолго, но все, что хоть на  минуту  замедлит
преследователей, нужно сделать. Минуты промедления могли подарить ей  жизнь.
Собрав все свои силы, Эгвейн заставила  себя  пуститься  бегом.  Сначала  ее
бросало из стороны в сторону, но наконец бег стал ровней.
   Однако ей явно следовало одеться. Женщина одетая  всегда  выглядит  более
авторитетно, чем та же самая красавица в обнаженном виде,  а  сейчас  Эгвейн
необходимо удержать каждую крупицу своего авторитета. Она  знала:  в  первую
очередь они примутся искать ее в занимаемых ею  покоях,  но  в  ее  кабинете
хранилось запасное платье и были спрятаны туфли, там же ожидал своей  минуты
еще один палантин.
   Торопясь, мелкими шажками Эгвейн пробегала по пустым коридорам.  В  Белой
Башне в эти дни уже не было столь многочисленного населения,  как  когда-то,
но обычно кто-то из ее обитателей да встречался. Но сейчас в коридорах  лишь
негромко шлепали по плиткам пола ее голые ступни.
   Подгоняя себя, Эгвейн пересекла приемную перед своим кабинетом и проникла
во внутреннюю комнату, где наконец нашла кое-кого. Белдейн сидела  прямо  на
полу, обхватив голову руками. Она громко рыдала.
   Белдейн медленно подняла покрасневшее лицо, стараясь  заглянуть  в  глаза
Эгвейн, которая остановилась напротив  нее.  Вокруг  Хранительницы  не  было
заметно  сияния  саидар,  но  Эгвейн  по-прежнему  оставалась  настороже.  И
уверенной в себе и в своих силах. Собственного своего свечения Эгвейн видеть
не могла, но сила, через нее проникающая, - Единая Сила, - набирала мощь.  В
особенности в те мгновения, когда дело касалось ее тайны.
   Белдейн смахнула слезы со щек.
   - Мне пришлось это сделать против собственной  воли.  Вы  обязаны  понять
меня. Меня вынудили. Они... Это они... - Она вздохнула глубоко, со всхлипом.
Потом слова полились торопливым потоком. - Три ночи  тому  назад  они  взяли
меня совершенно сонную и  тут  же  усмирили.  -  Голос  ее  поднялся,  почти
превратился в крик. - Они усмирили меня! Я больше не могу направлять!
   - О Свет! - выдохнула Эгвейн.  Поток  саидар  защитил  ее  от  внезапного
удара. - Пусть поможет тебе Свет, дочь моя, пусть он утешит тебя. Но  почему
ты не рассказала обо всем мне? Я бы тотчас же... - Она позволила своей  речи
пресечься на полуслове, великолепно понимая, что помочь Белдейн она уже не в
силах.
   - Но как вы могли прийти мне на помощь? Как именно? Никак! Вы тоже  перед
этим бессильны. А они обещали, что вернут мне мои способности при  помощи...
При помощи могущества Темного. - Глаза Белдейн  сузились,  веки  опустились,
из-под них выкатились слезы.  -  Они  изувечили  меня,  они  такое  со  мной
сделали... Они сломали мне жизнь, о Свет! Разрубили меня  на  куски!  Элайда
пообещала, что они вновь сделают меня цельной, способной направлять Силу, но
только в одном случае: если я стану исполнять  их  волю.  Потому  я  и  была
вынуждена... Понимаете? Они мне приказали!
   - Значит, Элайда на самом деле Черная Айя, -  проговорила  Эгвейн  убитым
голосом. У стены стоял узкий платяной шкаф, в нем  висело  зеленое  шелковое
платье, приготовленное на тот случай, когда у нее не  хватало  времени  идти
переодеваться в гардеробную.  Рядом  с  платьем  висел  полосатый  палантин.
Эгвейн стала быстро одеваться. - А с Рандом  что  они  сотворили?  Куда  они
увели его? Отвечай мне, Белдейн! Где Ранд ал'Тор?
   Белдейн не знала, что ответить. Губы у нее дрожали, глаза смотрели как бы
внутрь ее существа. Но наконец она набралась сил и вымолвила:
   - На Двор Отступников его  увели,  мать.  Это  точно.  Потащили  на  Двор
Отступников. Дрожь пронзила все  тело  Эгвейн.  Дрожь  страха.  Стало  ясно,
Элайда не хочет пропустить ни часу времени. Двор  Отступников  использовался
лишь для трех целей:  для  казней,  для  усмирения  Айз  Седай  или  же  для
укрощения мужчины, который  способен  направлять  Силу.  Но  для  исполнения
любого из приговоров требовался приказ Престола Амерлин. Так  кто  же  тогда
возложил на свои плечи палантин? Эгвейн была уверена, что это Элайда. Но как
могла она заставить их так быстро принять ее власть, когда я еще не осуждена
и приговор мне покамест не вынесен? Пока меня не лишат  палантина  и  жезла,
другой  Амерлин  быть  не  может.  Они  сами  поймут,  как  нелегко  учинить
узурпацию. О Свет! Ранд! Эгвейн направилась к двери.
   - Но что ты, мать, в силах сделать? - спросила ее плачущая Белдейн. -  Но
что, что можешь ты предпринять?
   Эгвейн не совсем понимала, кого имела  в  виду  Белдейн:  саму  себя  или
Ранда?
   - Я могу сделать больше, чем  ты  думаешь,  -  проговорила  Эгвейн.  -  Я
никогда не держала в руках Жезл Клятвы, учти это, Белдейн.
   Выходя из комнаты, Эгвейн слышала громкие рыдания несчастной.
   Память Эгвейн по-прежнему играла с ней  в  прятки.  Она  знала:  ни  одна
женщина не могла получить шаль и кольцо, не повторив  Трех  Клятв,  держа  в
руках  Жезл  Клятвы,  сей  тер'ангриал,  обязующий   ее   всегда   исполнять
произнесенные и отныне скрепленные навечно клятвы  столь  верно,  точно  они
были выгравированы у нее прямо на костях в минуту ее рождения. Ни  одной  из
живущих в мире женщин не удалось бы получить титул Айз Седай, не связав себя
произнесенными клятвами. И все-таки она знала: каким-то образом с нею  такое
просто-напросто случилось. А  подробности  всего  этого  ей  нельзя  было  и
пытаться на свет вытаскивать.
   Эгвейн спешила вперед, слыша частый цокот своих каблуков. Ну что  ж,  она
узнала по крайней мере, отчего ни в одном из коридоров нет  людей.  Все  Айз
Седай, за  исключением,  быть  может,  лишь  тех,  которых  она  оставила  в
кладовой, а также каждая из Принятых, всякая послушница,  а  с  ними  и  все
слуги уже собрались, вероятно,  во  Дворе  Отступников,  как  полагается  по
традиции, с тем чтобы наблюдать, как претворяется в жизнь воля Тар Валона.
   Разумеется, сам судный двор охраняют от  всяких  случайностей  бдительные
Стражи, не дающие никому освободить  мужчину,  приговоренного  к  укрощению.
Остатки армий Гвайра Амаласана уже пытались как-то освободить схваченного  в
конце тех событий, что названы были Войной Второго  Дракона;  произошло  это
незадолго до того, как возвышение  Артура  Ястребиное  Крыло  заставило  Тар
Валона беспокоиться совсем о других вещах.  Нечто  похожее  случилось  и  за
много лет до того, при выступлении приспешников Раолина Проклятия Тьмы. Имел
ли Ранд каких-то сподвижников или нет, вспомнить Эгвейн не могла, но  Стражи
о подобных вещах всегда  извещены,  для  того  и  несут  они  караул,  чтобы
предотвратить нападение.
   Но если палантин Амерлин набросила себе на плечи Элайда или  какая-нибудь
другая Айз Седай,  Стражи  могут  просто-напросто  не  допустить  Эгвейн  на
судилище. Но Эгвейн знала: она-то уж сможет туда пробиться.  И  сделать  это
надлежит как можно быстрее, ибо нет уверенности в том, не будет ли Ранд  уже
укрощен в те минуты, когда она займется аккуратным обвертыванием  Стражей  в
сгущенный Воздух. Если она нашлет на них молнии да вдобавок  изольет  огонь,
не устоят даже самые крепкие Стражи, к тому же можно еще расколоть  землю  у
них под ногами. Огонь и молнии? Эгвейн изумлялась собственным мыслям. Но все
равно это будет совершенно бессмысленно,  если  для  освобождения  Ранда  ей
придется уничтожить всю мощь Тар Валона. Нужно сохранить и Ранда, и  славный
город.
   До Двора Отступников было совсем  недалеко,  и,  выбирая  короткий  путь,
Эгвейн свернула в сторону, стала карабкаться вверх по лестницам, взбегать по
пандусам, становившимся все более узкими и крутыми по  мере  того,  как  она
поднималась, и, наконец,  она  с  размаху  распахнула  люк  и  поднялась  на
наклонную верхушку Башни, на самую крышу, выложенную почти белой  черепицей.
Отсюда Эгвейн  видела  другие  крыши  и  Башни,  а  внизу  широкий  открытый
двор-колодец, судный Двор Отступников.  Двор  был  битком  набит  зрителями,
только в  середине  его  оставалось  специально  освобожденное  место.  Люди
выглядывали в окна, устраивались на балконах,  даже  на  крышах,  но  Эгвейн
хорошо видела покинутого всеми, одинокого человека,  который  отсюда  сверху
казался совсем маленьким; поставленный  в  центре  свободного  пространства,
закованный в цепи, он покачивался от слабости. Ранд!  Двенадцать  Айз  Седай
окружали его, и перед ним стояла еще  одна  -  которая,  как  знала  Эгвейн,
должна иметь на плечах палантин семи полос, хотя отсюда девушка и  не  могла
разглядеть этот символ власти. Элайда. В голове Эгвейн уже зазвучали  слова,
которые должна была произносить обвинительница.
   Сей мужчина, покинутый Светом, прикасался к саидин,  к  мужской  половине
Истинного Источника. Потому мы вынуждены были  его  схватить.  Этот  мужчина
злоумышленно направлял  Единую  Силу,  зная,  что  саидин  запятнан  Темным,
запятнан из-за мужской гордыни, запятнан из-за мужского греха. Потому  мы  и
заковали преступника в цепи.
   Эгвейн с большим усилием оборвала течение своих  мыслей.  Тринадцать  Айз
Седай. Двенадцать сестер и Амерлин.  они  составляют  известное  всем  число
обвинителей. По традиции, столько Айз Седай нужно для  укрощения.  И  то  же
число, тринадцать, необходимо и для... Она прогнала и эти свои мысли тоже. У
Эгвейн не оставалось времени ни для  чего,  кроме  намеченных  ею  действий.
Нужно только поскорей сообразить, как устроить все безошибочно.
   На таком расстоянии, прикидывала Эгвейн,  она  вполне  могла  бы  поднять
Ранда при помощи Воздуха. Выхватить его, окруженного двенадцатью Айз  Седай,
из их лап и перенести прямо сюда, на крышу. Вполне удобный способ. Но даже в
том случае, если у нее действительно хватило силы на это,  если  бы  она  не
уронила Ранда на полпути, тем обрекая его  на  смерть,  перенос  по  воздуху
занял бы довольно много времени и на эти минуты Ранд оказался бы беспомощной
мишенью для лучников, а сияние саидар указало бы всем с предельной точностью
место нахождения Эгвейн. Ее бы увидела любая Айз Седай. И если  уж  речь  об
этом, то и любой Мурддраал.
   - О Свет, - пробормотала она, - я не вижу  иного  выхода,  кроме  одного:
развязать войну в самой Белой Башне. И все равно я готова на это, я хочу его
спасти, спасти во что бы то ни стало.
   Эгвейн  собрала  всю  свою  силу,  разделила  сплетенные  нити,   придала
направление потокам энергии.
   Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
   Очень давно она слышала в последний раз эти слова,  Эгвейн  вздрогнула  и
скользнула по гладким черепицам, едва удержавшись на  краю  крыши.  В  сотне
шагов внизу находилась земля. Девушка оглянулась.
   Здесь, на самой вершине Башни, накренившись над  Эгвейн,  перпендикулярно
скату черепичной крыши, красовалась  серебряная  арка,  наполненная  сияющим
светом. Арка  мерцала  и  вибрировала;  сквозь  белое  свечение  пробивались
высверки разъяренного красного огня и желтого сияния.
   Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
   На глазах у Эгвейн арка истончилась до почти полной прозрачности и  вновь
стала твердой на вид.
   Эгвейн обратила неистовый взгляд в направлении Двора Отступников.  У  нее
еще оставалось немного времени. Во всяком случае должно было оставаться.  Ей
потребовалось несколько минут, может быть, всего десять, и немного удачи.
   В сознании  ее  назойливо  звучали  чужие  голоса,  но  не  бесплотные  и
непонятно чьи, предупреждающие ее о необходимости мужества,  голоса  женщин,
которых она как будто хорошо знала.
   - ...я не могу больше держать. Если она сейчас не выйдет...
   - Держи! Чтоб вам  сгореть,  держите,  или  я  выпотрошу  всех  вас,  как
осетров!
   - ...выходит из-под контроля, мать! Мы больше не можем...
   Голоса стали стихать, превращаясь в жужжание, жужжание утихало, выливаясь
в тишину, но вот опять заговорило нечто неизвестное:
   Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
   Есть цена за то, чтобы стать Айз Седай.
   Черные Айя ждут.
   С криком досады и  ярости,  уже  осознавая  свершающуюся  потерю,  Эгвейн
бросилась в сторону сияющей арки, из которой  навстречу  ей  мерцало  жаркое
марево света. Она почти что желала уже промахнуться,  сорваться  с  крыши  и
устремиться к своей смерти.
   Свет раздирал ее на  части,  разделял  на  отдельные  волокна,  распускал
волокна по волоску, расщеплял волоски, обращая  их  в  клочки  пустоты.  Все
сущее растекалось по свечению, удаляясь и уносясь вдаль. Навсегда.

Глава 23
СВЯЗАННАЯ ПЕЧАТЬЮ

   Свет разрывал Эгвейн, разделял на волокна, распускал волокна на  волоски,
отделяя волосок от волоска, которые, сгорая, уносились вдаль. Разлетались  и
сгорали навсегда. Навсегда!

***

   Из-под серебряной арки Эгвейн вышла вся холодная и заледенелая, скованная
гневом.  Гневная  замороженность  была  ей  необходима   для   того,   чтобы
противостоять ожогам своей памяти. Тело ее еще ощущало свое горение, но иные
воспоминания выжгли в ней куда более глубокий след,  продолжая  терзать  ее.
Над всем господствовал гнев, холодный, как смерть.
   -  Надеюсь,  теперь  для  меня  здесь  все  кончено?   -   спросила   она
требовательно. - Бросать его раз за  разом!  Предавать  его,  подводить  его
снова и снова? Неужели судьба моя навсегда такова?
   Вдруг она ощутила, что все происходит  не  так,  как  должно  было  идти.
Амерлин была здесь, как Эгвейн  и  объясняли,  как  и  полагалось,  согласно
церемонии. Были здесь и сестры в шалях, представлявшие каждую Айя, но все  с
тревогой смотрели на Эгвейн. На местах вокруг тер'ангриала сидело теперь  по
две Айз Седай, и по щекам их скатывался пот. Тер'ангриал  гудел,  словно  бы
вибрируя, и белый свет внутри арок взрывали  яростные  сполохи  разноцветных
высверков. Свечение саидар. коротко  вспыхнув,  окутало  Шириам,  когда  она
положила руку на голову Эгвейн, обдав девушку новым холодком.
   - Она жива  и  невредима.  -  В  голосе  Наставницы  послушниц  слышалось
облегчение. - Никаких повреждений не получила. - Шириам  словно  не  ожидала
столь удачного исхода.
   Казалось, и других Айз Седай, стоящих рядом  с  Эгвейн,  покинуло  долгое
напряжение.  Элайда  глубоко  вздохнула  и  поспешила  за  последней  чашей.
По-прежнему в  напряженных  позах  оставались  Айз  Седай,  сидевшие  вокруг
тер'ангриала. Гудение становилось тише, свет внутри него  начал  мерцать,  а
значит, тер'ангриал стремился к покою, однако Айз Седай выглядели так, будто
они сражались с ним как с врагом и отвоевывали у него дюйм за дюймом путь  к
его же успокоению.
   - Что... Что случилось? - спросила Эгвейн.
   - Помолчи, -  приказала  ей  Шириам,  но  приказала  ласково.  -  Сейчас,
пожалуйста, помолчи. С тобой все в порядке, а это главное, и значит,  пришла
пора завершить церемонию.
   В это время подошла, чуть  ли  не  бегом,  Элайда,  она  вручила  Амерлин
серебряную чашу торжественного финала.  Перед  тем  как  встать  на  колени.
Эгвейн несколько мгновений колебалась. Все-таки что же стряслось?
   Амерлин медленно наклонила чешу над головой Эгвейн,  произнося  слово  за
словом:
   - Ты омыта от той, что была Эгвейн ал'Вир из Эмондова Луга. Ты  омыта  от
всех уз, что связывали тебя с миром. Ты явилась к нам омытая, чистая сердцем
и душой. Отныне ты - Эгвейн ал'Вир, Принятая  в  Белую  Башню.  -  Последняя
капля влаги скатилась по волосам Эгвейн. - Отныне судьба твоя - быть с нами.
   Последние слова, как показалось девушке, имели особое  значение  для  нее
самой и для Амерлин. Амерлин передала чашу одной  из  Айз  Седай  и  достала
золотое кольцо в виде змея, кусающего себя  за  хвост.  Эгвейн  не  сдержала
дрожи, когда поднимала левую руку, и она  вздрогнула  снова,  когда  Амерлин
надевала на ее средний палец кольцо Великого  Змея.  Став  полноправной  Айз
Седай, Эгвейн сможет носить это кольцо на том пальце, на каком захочет,  или
же  вообще  не  носить  его,  если  возникнет  необходимость   скрыть   свою
принадлежность к Айз Седай. Принятые же носили кольцо на среднем пальце.
   Амерлин, не улыбаясь, помогла ей подняться.
   - Добро пожаловать, дочь моя, - сказала она, целуя Эгвейн в щеку. Девушка
была очень удивлена и взволнована. Не "дитя мое" обратилась к ней Амерлин, а
"дочь моя". Прежде Эгвейн всегда была "дитя". Амерлин поцеловала ее в другую
щеку. - Добро пожаловать!
   Отступив на шаг, Амерлин рассматривала Эгвейн критически,  но  заговорила
не с ней, а с Шириам:
   - Помоги ей осушить свое тело и одень Эгвейн, затем убедись  в  том,  что
она действительно здорова. Ты должна знать это наверняка,  тебе  ясен  смысл
моих слов. - Но я  в  этом  убеждена,  матушка!  -  Голос  Шириам  прозвучал
удивленно. - Вы сами видели, я проверила ее состояние.
   Амерлин заворчала, указывая взглядом на тер'ангриал:
   - Я хотела бы знать, что сегодня происходило не так. Амерлин  направилась
к тер'ангриалу, наряд ее развевался в такт решительным шагам. Остальные  Айз
Седай пошли за ней вслед и окружили тер'ангриал - теперь простую  серебряную
конструкцию из арок, расположенных на кольце.
   - Матушка обеспокоена твоим  состоянием,  -  проговорила  Шириам,  отведя
Эгвейн в сторону, где лежало толстое полотенце для  волос  и  второе  -  для
тела.
   - Какие причины заставили ее беспокоиться?  -  спросила  Эгвейн.  Амерлин
желает, чтобы с ее ищейкой ничего не случилось, пока не загнан олень.
   Шириам ей не ответила. Она  только  немного  нахмурилась  и  ждала,  пока
Эгвейн смахнет с себя влагу,  чтобы  вручить  ей  белое  платье,  по  подолу
которого шла семицветная кайма.
   Испытав легкое разочарование, Эгвейн нырнула в  это  платье.  Теперь  она
была настоящей Принятой,  на  пальце  ее  блестело  кольцо,  а  платье  было
украшено цветными полосами. Почему я не чувствую никакой разницы между собой
прежней и нынешней?
   К ней подошла Элайда, держа в руках платье и туфли  Эгвейн,  которые  она
носила, еще будучи послушницей, а кроме того, ее пояс и сумку-кошель. А  еще
- бумаги, которые Эгвейн получила от Верин. Да, те самые записи -  ив  руках
Элайды.
   Эгвейн заставила себя терпеливо обождать, пока Айз  Седай  не  вручит  ей
весь ворох вещей, хотя ее подмывало выхватить все самой.
   - Благодарю вас, Айз Седай! - Она пыталась украдкой осмотреть бумаги; она
не могла определить, прикасался ли к ним  кто-то  из  посторонних.  Страницы
было по-прежнему перевязаны бечевкой. Как смогу я узнать,  не  прочитала  ли
Элайда все тайные записи? Прижимая к себе поясную сумку,  прикрытую  платьем
послушницы, Эгвейн ощутила в ней то необыкновенное кольцо,  тер'ангриал.  По
крайней мере кольцо все еще на месте. О Свет, она могла забрать  его,  и  не
знаю, заметила бы я пропажу. Да нет, сумела бы заметить. Наверное,  заметила
бы.
   Лицо Элайды было таким же холодным, как и ее голос.
   - Я не хотела, чтобы сегодня тебя посвятили. Не потому, что  я  опасалась
того, что произошло, ибо никто не мог предвидеть  все  случившееся.  Мне  не
нравишься ты сама, какая ты есть. Дичок! - Эгвейн пыталась протестовать,  но
Элайда продолжала свою речь, надвигаясь на девушку неумолимо,  точно  горный
ледник. - О, я знаю, направлять  Силу  ты  научилась  под  руководством  Айз
Седай, но и при этом ты остаешься дичком. Ты  дика  по  своему  духу,  да  и
вообще ты дикарка. Потенциал твой огромен, иначе  ты  не  смогла  бы  выжить
сегодня, но потенциал ничего не решает окончательно.  Мне  не  верится,  что
когда-нибудь ты станешь частью Белой Башни, так, как все  остальные  из  нас
составляют целое, и для меня неважно,  на  каком  пальце  ты  будешь  носить
полученное сегодня кольцо. Для тебя самой было бы лучше, если бы ты задалась
целью  познать  достаточно  для  того,  чтобы  остаться   живой,   а   после
возвратилась в свою глухую  деревушку.  Намного  лучше!  -  Повернувшись  на
каблуках, Элайда продефилировала прочь из зала.
   Если она пока что и не стала Черной Айя, безрадостно раздумывала  Эгвейн,
то уже очень близка к этому. Вслух она сказала Шириам:
   - Скажите хоть что-нибудь. Вы ведь могли прийти мне на помощь.
   - Если бы ты была по-прежнему послушницей, дитя мое, я бы тебе помогла, -
спокойно отвечала ей Шириам, и Эгвейн вздрогнула.  Снова  она  услышала  уже
забытое обращение к ней: "дитя". - Когда это  требуется,  я  всегда  защищаю
послушниц, пока они не научатся защищаться сами. А ты теперь Принятая.  Тебе
бы пора знать, как защищаться самой.
   Эгвейн внимательно взглянула в глаза Шириам, размышляя о  том,  умышленно
ли она подчеркивала голосом отдельные слова в последней своей фразе. Шириам,
так же как и Элайда, вполне могла прочитать список имен в тайных  записях  и
решить, будто Эгвейн заодно с Черными Айя. О Свет! Какой  подозрительной  ты
становишься, Эгвейн, да вдобавок осмеливаешься каждого подозревать. Но лучше
быть  подозрительной,  чем  мертвой  или  же   оказаться   схваченной   теми
тринадцатью и... Она тут же прекратила течение своей мысли,  ибо  не  желала
занимать таким свой ум.
   - Шириам, что случилось сегодня? - спросила она. - Только, пожалуйста, не
отмахивайтесь от моего вопроса.
   У Шириам брови  подскочили  чуть  ли  не  до  самой  прически,  и  Эгвейн
поспешила исправить свой вопрос:
   - Ах, конечно - Шириам Седай! Простите меня, Шириам Седай.
   - Помни: ты пока еще не стала Айз Седай, дитя мое. - В голосе ее  звенела
сталь, но улыбка уже коснулась губ Шириам, коснулась и  пропала,  когда  она
продолжила свою речь. - Я не знаю, что именно сегодня случилось. Знаю  одно:
меня очень пугает то, что ты едва не погибла.
   - Кто ответит, что происходит с теми, кто не  вышел  из  тер'ангриала?  -
промолвила подошедшая к ним Аланна. Зеленая сестра была  хорошо  известна  в
Башне благодаря своему характеру и чувству юмора; поговаривали, что в беседе
она могла перескакивать с одного на другое и вновь возвращаться к первому до
того, как вы успеете моргнуть глазом, но  на  Эгвейн  она  сейчас  смотрела,
пожалуй, робко. - Будь у меня такая возможность, дитя мое, я  бы  прекратила
все, как только впервые заметила это... эхо. Но оно вновь появилось. Вот что
случилось  сегодня.  Тысячекратно  возвращалось  эхо.  Десять   тысяч   раз!
Тер'ангриал, казалось, уже почти готов был наглухо перекрыть поток  Силы  от
саидар или же проплавить пол. Сознавая всю недостаточность слов, я  все-таки
приношу тебе свои извинения. Слишком этого мало - за то, что  с  тобой  чуть
было не случилось. Да, я говорю так, и благодаря Первой Клятве тебе ясно:  я
говорю правду. Чтобы доказать тебе искренность своих чувств, я буду  просить
мать позволить мне трудиться вместе с тобой на кухнях. Да, и  еще  вместе  с
тобой ходить к Шириам... Если бы я совершила все, что должна  была  сделать,
жизнь твоя не подверглась бы опасности, и я должна теперь искупить свою вину
за собственную нерасторопность.
   Шириам расхохоталась так, точно хотела всех оскорбить.
   - Она никогда тебе не разрешит,  Аланна!  -  объявила  она.  -  Достойная
сестра трудится в кухне - ни больше и ни меньше! Просто неслыханно! И потому
невозможно. Ты поступила так, как считала нужным, никакой твоей вины в  этом
нет.
   - Вы действительно ни в чем не виноваты, Аланна Седай, - сказала Эгвейн.
   Почему Аланна именно так поступила? Для  того,  быть  может,  чтобы  меня
убедить: ни к чему неправильному. неверному она не имеет никакого отношения.
Или же оттого, что так она сумеет все время держать меня под надзором. Перед
ней возникла такая  картина:  гордая  Айз  Седай  трижды  в  день  по  локти
вымазывает свои руки, выскабливая грязь из печных горшков, и  все  это  ради
того, чтобы за кем-то в кухне внимательно следить, и это  убедило  Эгвейн  в
том, что она дала слишком много воли своему воображению. При этом  немыслимо
было представить себе, чтобы Аланна поступила так,  как  она  намерена  была
поступить. В любом случае Зеленая сестра определенно  не  имела  возможности
увидеть список смен в тайных записях, ибо была постоянно  занята  работой  с
тер'ангриалом. Однако, если Найнив все же  права.  Аланне  не  было  никакой
необходимости видеть указанные в списке имена,  уничтожить  меня  она  могла
возжелать и без этого, если она Черная Айя. Ладно, хватит думать об этом!  И
Эгвейн сказала:
   - И в самом деле, это не ваша вина.
   - Если бы  я  поступила  как  должно,  -  продолжала  Аланна,  -  никаких
неполадок случиться не могло бы. Единственный случай, когда я видела  что-то
похожее, произошел несколько лет назад,  когда  мы  пытались  в  этой  самой
комнате использовать один тер'ангриал одновременно с  другим  тер'ангриалом,
который, вероятно, каким-то образом имеет с этим  нечто  общее.  Чрезвычайно
редко встречаются два таких тер'ангриала, которые как-то связаны вместе. Да,
так вот та пара попросту расплавилась, причем каждая из сестер, находившихся
в пределах сотни шагов  от  них,  в  течение  недели  потом  мучилась  такой
головной болью, что была не в состоянии высечь при  помощи  Единой  Силы  ни
искорки... Что случилось, дитя мое?
   Рука Эгвейн стиснула ее сумку,  и  перекрученное  кольцо  сквозь  плотную
ткань вдавилось в ладонь. Холодным оставалось кольцо  или  стало  теплым?  О
Свет, я сама его нагрела!
   - Не беспокойтесь, Аланна Седай, - промолвила Эгвейн. - Айз Седай, вы  не
сделали ничего дурного. У вас нет причин  делить  со  мной  полученное  мною
наказание. Нет ни одной причины для этого. Ни единственной!
   - Слишком много чувств в твоих словах, - заметила Шириам, - но звучат они
правдиво. Аланна лишь покачала головой.
   - Айз Седай, - неторопливо проговорила Эгвейн, - что это означает -  быть
Зеленой Айя?
   Глаза Шириам от  изумления  распахнулись  еще  шире,  Аланна  же  открыто
усмехнулась.
   - Только что тебе надели на палец кольцо, - сказала Зеленая сестра,  -  а
ты уже стараешься решить, которую Айя избрать для  служения?  Во-первых,  ты
должна любить мужчин. Я не имею в виду, что ты  обязана  в  них  влюбляться,
нет, именно любить их. И любить не так, как любят их  Голубые  Айя,  которым
мужчины просто нравятся, до тех пор пока разделяют их стремления и не мешают
им в делах. И разумеется, относится к ним не так, как Красные  Айя,  которые
мужчин презирают так, будто каждый из них ответствен за  случившийся  Разлом
Мира. - Алвиарин, Белая сестра, которая пришла вместе  с  Амерлин,  обратила
холодный взгляд в сторону Эгвейн и проскользнула мимо нее. - И не  так,  как
принято среди Белых Айя, - улыбаясь, добавила Аланна, - у  которых  в  жизни
вообще нет места для каких-либо страстей.
   - Я имела в виду вовсе не это, Аланна  Седай.  Мне  бы  хотелось  узнать,
каково это на самом деле - являться Зеленой сестрой.
   Эгвейн не была уверена в том, поймет ли ее Аланна,  так  как  и  сама  не
совсем понимала, о чем хочет спросить у нее, но Аланна кивнула,  словно  все
ей было ясно.
   - Коричневые Айя ищут знания, -  молвила  она.  -  Голубые  ищут  причины
событий. Белые исследуют  проблемы  истины  посредством  неумолимой  логики.
Какую-то часть всех этих дел считаем своей обязанностью мы все,  разумеется.
Но быть Зеленой сестрой означает всегда оставаться начеку. - В голосе Аланны
прозвучала нота гордости. - Во времена Троллоковых Войн нас  часто  называли
Боевой Айя. Все Айз  Седай  помогали  войскам,  где  только  могли  и  когда
появлялась необходимость, но только  одни  Зеленые  Айя  сопровождали  армию
постоянно, всегда были с войсками в каждой битве. Мы бились  с  Повелителями
Ужаса. Боевые Айя. И сейчас мы остаемся наготове, ибо многие ждут, что на юг
снова устремятся троллоки - в Тармон Гай'дон, в час Последней  Битвы.  Мы  и
встанем на их пути. Это и означает быть Зеленой Айя.
   - Спасибо, Айз Седай, - сказала Эгвейн. Значит, такой была и я? Или стану
ею? О Свет, как мне хочется знать, было ли это на самом деле, связано ли все
с тем. что происходит здесь и сейчас!
   К беседующим приблизилась Амерлин, и они присели  перед  ней  в  глубоком
реверансе.
   - Как ты себя чувствуешь, дочь  моя?  -  спросила  Амерлин,  обращаясь  к
Эгвейн. Взгляд ее скользнул к  уголку  бумаг,  выглядывавших  из-под  платья
послушницы в руках девушки, и вновь обратился на лицо Эгвейн. - Я верю,  что
еще при жизни успею выяснить все "почему"  того  случая,  который  произошел
сегодня.
   Эгвейн покраснела всем лицом.
   - Чувствую я себя хорошо, матушка.
   Аланна удивила девушку тем, что в ту же минуту обратилась  к  Амерлин  со
своей странной просьбой.
   - О подобных желаниях наших сестер я никогда не  слышала,  -  проговорила
Амерлин рычащим голосом. - Капитан не станет мараться в иле вместе с трюмной
командой, снимая судно с отмели, даже если самолично загонит его туда! - Она
посмотрела на Эгвейн, и озабоченность просквозила в ее глазах. И еще гнев. -
Я разделяю твою обеспокоенность судьбой девушки, Аланна.  Каков  бы  ни  был
проступок бедняжки, подобного наказания она не заслужила. Ну что ж,  хорошо.
Если это поможет тебе успокоить свои чувства, ты можешь приходить к  Шириам.
Но только одна, без Эгвейн. Это дело касается строго только вас двоих,  тебя
и Шириам. Я не позволю, чтобы Айз Седай подвергались осмеянию, пусть даже  в
стенах самой Башни.
   Эгвейн открыла  рот,  желая  признаться  женщинам  во  всем,  что  с  ней
произошло, и отдать им кольцо, - мне не нужна эта проклятая  вещь,  в  самом
деле не нужна, - но ее опередила Аланна:
   - Я просила еще кое о чем, матушка.
   - Не смеши меня, дочь моя. - Амерлин  явно  сердилась,  голос  ее  звучал
раздраженно. - И дня не пройдет, как ты станешь посмешищем всей Башни -  для
всех, кроме тех, кто решит, будто ты спятила! И не надейся, что они  забудут
о  твоих  причудах.  Сплетни  о   подобных   поступках   имеют   обыкновение
распространяться. Всевозможные  истории  о  судомойке  Айз  Седай  ты  после
услышишь повсюду от Тира до Марадона. Что неминуемо отразится на всех  наших
сестрах. Ни в коем  случае!  Если  ты  хочешь  освободиться  от  какого-либо
чувства вины, но не  можешь  совершить  это  так,  как  полагается  взрослой
женщине, - что ж, хорошо. Я  уже  сказала  тебе:  ты  можешь  нанести  визит
Шириам. Сегодня вечером, когда мы уйдем  отсюда,  проводи  ее.  За  ночь  ты
поймешь, верный ли выход нашла. А  завтра  займешься  выяснением  того,  что
именно было здесь сегодня неправильно.
   - Спасибо, матушка!  -  В  голосе  Аланны,  казалось,  не  было  никакого
чувства.
   Желание покаяться у Эгвейн тут же умерло. Правда, хоть чувства  Аланны  и
проявились лишь на краткий миг, девушка все же успела заметить, как та  была
расстроена нежеланием Амерлин отправить  ее  помогать  Эгвейн  в  работе  на
кухнях. Оказаться под наказанием она  хочет  ничуть  не  больше,  чем  любой
здравомыслящий человек. Просто ей необходим  был  повод  оказаться  со  мной
вместе. О Свет, но ведь не могла же Аланна вызвать буйство тер'ангриала. Это
беду я сама натворила! Или все же Аланна - Черная Айя?
   Прислушиваясь к внутреннему голосу, Эгвейн в то же время слышала,  как  с
ней рядом кто-то прокашлялся и снова прочистил горло.  Она  подняла  взгляд.
Амерлин смотрела на нее, вернее в нее, и когда она заговорила, каждое  слово
свое властительная дама произносила с особым весом.
   - Если ты ухитряешься стоя уснуть, дитя мое, не лучше  ли  отправиться  к
себе и честно улечься в постель? - Взгляд Амерлин быстро и цепко метнулся  к
пачке бумаг, которую Эгвейн старалась руками укрыть от ее взора. - Завтра  и
все ближайшее время тебе предстоит много трудиться.
   Еще пару мгновений взор властительницы пронзал девушку, а  потом  Амерлин
наконец проследовала своей царственной походкой к выходу, не дожидаясь, пока
все успеют присесть в реверансе.
   Поняв, что Амерлин уже не услышит ее голос, Шириам тотчас же подскочила к
Аланне. Зеленая Айя слушала ее в молчании и только сверкала глазами.
   - Аланна, ты что, с ума сошла?! Думаешь, верно, что я с тобой буду  вечно
цацкаться, если мы с тобой в одно время были послушницами? Ну и  дурочка  же
ты после всего! Или, может, ты Драконом одержима, раз... - Тут Шириам  вдруг
обратила гневный взгляд на Эгвейн. - Это что же, мне  слух  изменяет  -  или
Престол Амерлин тебе и впрямь  отсыпаться  приказала  -  а,  Принятая?  Хоть
словечком мне сейчас огрызнешься - я  тебя  в  поле  в  землю  закопаю,  как
удобрение, ясно?! Завтра утром, когда колокол пробьет Первый Час, я жду тебя
в своем кабинете - и ни мигом позже! Марш отсюда!
   Еле сдерживая головокружение, Эгвейн отправилась восвояси. Есть ли  здесь
хоть один человек, которому я могу поверить? Амерлин? Но она послала  нас  в
погоню за тринадцатью Черными Айя,  да  при  этом  забыла  предупредить:  их
должно  быть  как  раз  ровно  тринадцать.  если  им  потребуется   обратить
какую-либо способную направлять женщину против ее воли к Тени! Кому  же  мне
верить?
   Оставаться одна Эгвейн не хотела, сама мысль об одиночестве ее мучила,  и
девушка поспешила к скромным кельям Принятых, уже решив  завтра  перебраться
туда поосновательней, с вещами. С этой мыслью она постучала в дверь  комнаты
Найнив и распахнула ее. Только Найнив она могла во  всем  довериться.  Ей  и
Илэйн.
   Но Найнив сидела на стуле, а в колени ей  уткнулась  лицом  всхлипывающая
Илэйн. Илэйн сотрясали те негромкие рыдания, которые остаются, когда  нет  у
человека сил ни на жалобу, ни на бунт, но обида в сердце еще горит. На щеках
Найнив тоже поблескивала влага. На  руке  ее,  гладившей  Илэйн  по  голове,
блистало такое же кольцо Великого Змея, как и на руке Илэйн, ухватившейся за
юбку подруги.
   Подняв покрасневшее и от  долгого  плача  опухшее  лицо,  Илэйн  заметила
Эгвейн, всхлипнула и проговорила сквозь слезы:
   - Быть столь ужасным существом я не могла, Эгвейн! Не могла!
   Странный случай с тер'ангриалом, грозивший Эгвейн гибелью, и ее опасения,
как бы кто-нибудь не прочитал бумаги, полученные ею  от  Верин,  собственные
подозрения девушки насчет каждой из женщин  в  том  зале,  -  все  это  было
кошмарно, но эти удары пусть грубо, беспощадно, но отвлекли мысли девушки от
всего, что произошло с нею тогда, когда она находилась внутри  тер'ангриала.
Мучили ее эти тревоги, но душу терзало и иное.  Слова  Илэйн  будто  содрали
смягчающую прокладку, и теперь Эгвейн чувствовала себя так,  словно  на  нее
обрушивается потолок. Муж ее Ранд и дитя ее Джойя. Ранд пригвожден и  просит
Эгвейн убить его. Ранд закован в цепи, ему предстоит укрощение!
   Не осознавая, что делает, Эгвейн повалилась на колени рядом  с  Илэйн,  и
все ее давно сдерживаемые слезы хлынули неудержимым потоком.
   - Не смогла я помочь ему, Найнив! - Грудь ее разрывалась от страдания.  -
Я оставила, бросила его там, там!
   Найнив вздрогнула всем телом, как будто получила неожиданный удар, но уже
через миг она оправилась, руки ее теперь  обнимали  Илэйн  и  Эгвейн,  обеих
девушек разом, и Найнив, успокаивая подруг, тихонько приговаривала  -  будто
пела:
   - Успокойтесь, Эгвейн, Илэйн, утешьтесь... Время  -  лучший  лекарь,  оно
вашу боль излечит. Тогда вам станет немного легче. Придет  еще  день,  и  мы
заставим их заплатить нашу цену.  Уймите  слезы,  Илэйн,  Эгвейн.  Не  надо.
Успокойтесь.

Глава 24
ОТКРЫТИЯ В РАЗВЕДКЕ

   Пробравшись сквозь щели в резных ставнях,  солнечный  свет  скользнул  по
кровати и  разбудил  Мэта.  Минутку-другую  Мэт  жмурился  и  просто  лежал,
блаженствуя. Перед сном он так и не смог выбрать самый надежный план  побега
из Тар Валона, но и сейчас  помнил  все  пришедшие  на  ум  варианты.  Очень
значительная  часть  его  памяти  была  и  сейчас  покрыта  туманом,  но  он
отступаться не желал.
   Две служаночки поспешно и суетливо внесли  уставленные  яствами  подносы,
тяжелые от множества тарелок и блюд, а вдобавок и кувшин  с  горячей  водой,
успевая при этом болтать о том, как замечательно  сегодня  выглядит  парень,
утверждать, смеясь, что он, конечно, вот-вот окончательно встанет на ноги  -
разумеется, если будет  выполнять  все  советы  мудрых  Айз  Седай.  Отвечая
девушкам немного грубовато, Мэт, однако, не  хотел  показаться  злым.  Пусть
думают, будто я и впрямь намерен исполнять все приказы! От  запахов  пищи  с
подноса у него началось урчание в животе.
   Когда болтушки ушли, Мэт отбросил одеяло и выпрыгнул из кровати,  правда,
успев перед этим запихнуть себе в рот основательный  кусище  ветчины,  чтобы
хватило сил вымыться как следует да побриться.  Уставившись  в  зеркало  над
умывальником, он задержал на миг  взгляд,  продолжая  намыливать  лицо.  Да,
пожалуй, выглядел он получше, чем вчера.
   Щеки у Мэта были ввалившиеся, но уже не такие впалые, как прежде. Уже  не
казалось, будто глаза его слишком глубоко запрятаны под лоб, и темные  круги
под ними исчезли. Чудилось даже, что  каждый  кусок  пищи,  проглоченный  им
вчера, обратился в мясо, наросшее на кости Мэта. Плечи его наливались силой.
   - Поправляясь так быстро, - пробормотал Мэт,  -  я  успею  отсюда  удрать
прежде, чем они меня заподозрят в желании бежать!  -  Но  все-таки  не  было
конца его изумлению, когда, усевшись  за  стол,  он  уплел  всю  ветчину  до
крошки, горы репы, да еще и горох, красовавшийся в блюде.
   Будучи твердо уверен, насколько точно его пленители  убеждены:  наевшись,
парень снова повалился в постель, - Мэт вместо этого быстро оделся. Всовывая
ноги в сапоги, Мэт осмотрел свою запасную одежду и решил ее пока  не  брать.
Для начала я  должен  понять,  как  поступить.  И  если  придется,  оставить
одежду... Чашечки с игральными костями Мэт засунул в сумку. С помощью костей
он всегда добудет любую необходимую одежду.
   Открыв дверь, Мэт выглянул наружу.  Множество  дверей,  покрытых  резными
панелями из золотистого и светлого дерева, красовались по коридору, а  между
ними висели красочные гобелены, по полу же бежала дорожка из голубого ковра,
пересекающая белые каменные плитки.  В  коридоре  не  было  ни  души.  Вовсе
никакой охраны! Закинув на плечо свой плащ,  Мэт  поспешил  вон.  Оставалось
только найти путь, ведущий к выходу.
   Спустившись по ступенькам вниз и поплутав немного по коридорам и открытым
дворикам, он наконец обнаружил дверь, выпускающую добрых людей  на  свободу,
но перед этим он успел встретить немало незнакомых людей: служанок, одетых в
белое послушниц, спешивших выполнить полученные задания,  которые  поспешали
вдвое быстрее служанок, да еще группу одетых в рабочие костюмы  слуг-мужчин,
волокущих огромные ящики и другие нелегкие  грузы,  Принятых,  облаченных  в
нарядные платья с полосами. Даже нескольких Айз Седай!
   Айз Седай, как ему казалось, вовсе Мэта не замечали, проплывая мимо него,
сосредоточенно раздумывая о чем-то своем, либо обращали на  него  мимолетный
взгляд. Одежда на нем была явно сельская, однако хорошо скроенная,  так  что
на бродяжку парень ничуть не походил, а судя по числу встреченных  им  слуг,
можно было понять, что мужчин в эту часть Башни допускают. Мэт  догадывался,
что, вероятно, Айз Седай принимают его за одного из слуг, и  это  устраивало
его вполне, впрочем, до тех пор, пока  от  него  не  требуют  носить  что-то
тяжелое.
   К его сожалению, ни одна из встреченных им женщин не оказалась ни  Эгвейн
или  Найнив,  ни  хотя  бы  Илэйн.  Она  хороша  собой,  даже  тогда,  когда
важно-преважно задирает свой носик. Уж она-то смогла бы мне рассказать,  где
найти Эгвейн и Мудрую. Не могу же я скрыться, с ними не  попрощавшись!  Ведь
ни одна из них, о Свет, не вознамерится вернуть меня обратно только  по  той
причине, что все они собираются стать Айз Седай! Лучше мне. дураку, сгореть,
если я не прав! Нет, они этого не совершат! Во всяком случае, мне явно стоит
рискнуть.
   Но очутившись на свежем воздухе, под  ярким  утренним  небом,  в  котором
проплывали редкие облака, Мэт выбросил на время из головы  всех  женщин.  Он
смотрел на широкий, вымощенный каменными плитами  двор  с  простым  каменным
фонтанчиком посередине его и казармой, построенной из серых  булыжников,  на
другой стороне. Казарма походила на громадный  валун,  красующийся  рядом  с
немногими  деревьями,  вырастающими  из  обложенных  камешками  отверстий  в
плитах. На скамейках перед длинным и низким зданием посиживали  стражники  в
одних рубашках, они приводили  в  порядок  свое  оружие,  доспехи  и  упряжь
лошадей. Они-то как раз и нужны были сейчас Мэту.
   И он стал прохаживаться по двору,  поглядывая  на  солдат  как  будто  от
нечего  делать.  Занимаясь  делом,   они   разговаривали   между   собой   и
посмеивались, как мужчины, вернувшиеся с поля в  урожайную  пору.  Время  от
времени кто-то из них поглядывал с любопытством на Мэта, но прогонять  парня
никто не стал. Он то и дело задавал кому-нибудь из солдат простые вопросы. И
наконец получил ответ, которого так ждал.
   - Стража на мосту? - переспросил коренастый темноволосый мужчина,  старше
Мэта от силы лет на пять. Говорил он с сильным иллианским акцентом. Несмотря
на молодость, левую его  щеку  уже  пересекал  тонкий  белый  шрам,  а  руки
солдата, точившие меч, двигались со знанием  дела.  Прежде  чем  возобновить
свою работу, он глянул на Мэта искоса. - Я сам  на  мосту  стою,  и  вечером
опять на пост заступаю. А ты с какой стати спрашиваешь?
   - Да вот, задумался вдруг, как поживают люди по ту сторону реки... - Да и
об этом тоже не помешает выяснить. - Как там с дорогами? Вряд ли там грязно,
если только дождей не было, хотя я их не припомню.
   - Это ты про которую сторону? - безмятежно спросил Мэта стражник.  Он  не
отрывал взгляда от промасленной тряпки, которой протирал теперь лезвие.
   - Я-то? Да про ту, про восточную. Ну да, восточная сторона...
   - Грязи там нет. Есть Белоплащники. -  Мужчина  наклонился  и  сплюнул  в
сторону, но голос его не изменился. - В каждую из деревень миль на десять  в
округе, за рекой, Белоплащники норовят сунуть свой нос.  Вреда  особого  они
пока никому не сделали, но само их присутствие заставляет людей  загрустить.
Пусть проколет меня мой рок, ежели я не думаю, что они хотят нас вынудить  к
драчке, они ведь и поглядывают так: могли бы,  мол,  так  напали  б  на  вас
сразу! Не завидую я тебе, если ты туда топать собрался.
   - А если на запад двинусь?
   - И там то же самое! - Стражник поднял взгляд на Мэта. - Но  ты,  парень,
не попадешь ни на восток, ни на запад. Либо имя твое  будет  Мэтрим  Коутон,
либо покинь меня удача! Прошлой ночью я тоже стоял в  карауле  на  мосту,  и
пришла к нам сестра, собственной персоной. Она каждому из  нас  до  тех  пор
вдалбливала описание твоей внешности, пока мы назубок его  не  выучили.  Она
так нам сказала: он -  гость,  вреда  ему  не  чините.  Но  из  города  тебя
выпускать  тоже  не  ведено,  а  попробуешь  скрыться  -  связать  тебя   по
рукам-ногам, чтобы и думать об этом бросил. - Глаза стражника сузились. - Ты
у них украл чего, что ли? - В голосе его слышалось сомнение. - Не  похож  ты
на тех господ, что бывают гостями сестер.
   - Да ничего я не воровал! - с негодованием воскликнул Мэт. Да спалит меня
Свет, даже такую малость мне не удалось сделать без  происшествий!  Все  они
меня знают в лицо. - Какой же из меня вор!
   - По лицу вижу: ясное дело, не вор. Другое у тебя на  лице.  Но  на  того
парня, который три дня назад хотел мне продать Рог Валир,  ты  чем-то  очень
похож. Тот все клялся-божился: настоящий, мол, Рог, самый что ни на есть! Ты
тоже, может. Рог хочешь мне втюхать? Или мечом Дракона торгуешь?
   Услышав о Роге, Мэт вздрогнул, но ухитрился говорить спокойным голосом.
   - Три дня назад  я  был  совсем  больной.  -  Он  заметил:  на  него  уже
воззрились прочие стражники. О Свет, и каждый из них  извещен:  уходить  мне
запрещено! Он из последних сил заставил себя  рассмеяться  и  проговорил:  -
Меня Исцелили сестры! - При этих  словах  некоторые  стражники  нахмурились.
Может быть, они считали, что человек посторонний должен называть  Айз  Седай
не сестрами, а более уважительно? - Наверное,  Айз  Седай  желают,  чтобы  я
никуда не уходил, пока мои силы не восстановятся окончательно. - Он  пытался
каждого из глядевших на него солдат  убедить,  что  слова  его  правдивы.  Я
сказал только одно: просто я был Исцелен ими.  Больше  ничего.  Нет  никакой
особенной причины из-за меня больше волноваться.
   - По лицу вижу: ты и вправду болел. - Иллианец  кивнул  Мэту.  -  Потому,
может,  тебя  и  хотят  здесь  оставить.  Но  я  чего-то  не  помню,   чтобы
когда-нибудь одного какого-то там больного в городе удержать так  старались,
всеми силами.
   - Потому и стараются, что я больной, ты же сам говоришь, - твердо  заявил
Мэт. Но они продолжали смотреть на него в упор. - Но ходить  мне  надо.  Они
сами сказали: мне необходимы прогулки. Как можно больше гулять, да подольше.
Чтобы восстановить силы. Сами понимаете.
   Уходя от стражников, он  чувствовал,  как  их  глаза  продолжают  за  ним
следить, и нахмурил брови. Нет, ничего лишнего он не сказал, просто старался
выяснить, многие ли могли опознать его. Если приметы его известны были  лишь
офицерам из стражи на мостах, то можно было бы попытаться проскользнуть мимо
стражников. Он частенько ухитрялся проскальзывать  незамеченным  туда,  куда
ему было надо. И обратно тоже. Подобный талант развивается лишь у того,  чья
мать постоянно убеждена, будто он снова по уши влез в какую-то новую беду  и
у  кого  четыре  родных  сестрицы  так  и  норовят  лишний  раз  на  братика
наябедничать. Но только что я убедился: узнать меня может,  пожалуй,  каждый
второй из стражников в этой казарме. Кровь и проклятый пепел!
   На обширных угодьях, которыми владела Башня, располагались сады и  парки,
где росли болотный мирт, и берестянка, и вязы, и вскоре Мэт  обнаружил,  что
ноги его топают по широкой петляющей дорожке, посыпанной гравием. Если бы не
верхушки башен в отдалении, хорошо видимые  отсюда  между  купами  деревьев,
можно было бы подумать, будто  ты  попал  в  сельский  лес.  А  позади  Мэта
высилась, как бы придавливая его своей белой массой, сама  Башня.  Здесь-то,
наверное, и следовало искать дороги, которые выводят с территории Башни и за
которыми не следит стража. Если такие пути и тропки вообще имелись.
   На дорожке впереди Мэта появилась девушка в белом наряде послушницы,  она
бодро шествовала навстречу  беглецу.  Но  вначале,  увлеченная  собственными
мыслями, она юношу не увидела. Но вот она подошла к нему так близко, что  он
уже рассмотрел как следует ее большие темные глаза и то,  как  уложены  косы
девушки, и вдруг усмехнулся. Он знает ее - так подсказало Мэту всплывшее  из
глубин памяти воспоминание, - но встретить ее здесь Мэт никак не ожидал.  Он
вообще считал, что никогда не увидит эту  девушку.  И  снова  Мэт  незаметно
улыбнулся. Везение - как бы в награду за недавнюю неудачу. Насколько Мэт мог
помнить, сия красотка молодых людей замечала  всегда  и  везде  -  так  было
раньше.
   - Эльз! позвал он ее. - Эльз Гринвелл! Ты ведь помнишь  меня,  правда?  Я
Мэт Коутон. Помнишь, я был с одним другом на ферме у твоего отца? Ты, гляжу,
решила стать Айз Седай, а?
   Остановившись как вкопанная, девушка уставилась на него во все глаза.
   - А ты почему слоняешься здесь туда-сюда? - спросила она холодно.
   - Тебе, значит, все известно, да? -  Он  подошел  к  ней  ближе,  но  она
отступила  назад,  соблюдая  дистанцию.  Мэт  остановился.  -  Болезнь   моя
незаразна. Я был Исцелен, Эльз. - Ее большие темные  глаза  казались  теперь
Мэту более мудрыми, чем те ее глаза, которые он помнил, и совсем  не  такими
теплыми, как когда-то, но Мэт догадывался:  это  может  быть  следствием  ее
обучения на Айз Седай. - Что с тобой, Эльз? Ты глядишь так, будто  вовсе  не
знаешь меня!
   - Я знаю тебя, - сказала  она.  Манеры  у  нее  тоже  стали  другие.  Мэт
подумал: сейчас она уже, пожалуй, может давать уроки Илэйн.  -  Я  должна...
кое-что сделать!
   Он криво улыбнулся. По этой широкой  дорожке  могли  бы,  не  мешая  друг
другу, пройти человек шесть в ряд.
   - Но я же объяснил: от меня невозможно заразиться!
   - Пропусти!
   Бормоча себе под нос нечто  невразумительное,  Мэт  отступил  на  краешек
посыпанной гравием дорожки. Девушка прошла  мимо  юноши  по  другой  стороне
дорожки, не переставая следить за тем, чтобы он и на  фут  к  ней  ближе  не
оказался. Проскользнув мимо Мэта, она ускорила шаги и, пока не  скрылась  из
виду, все оборачивалась и глядела на Мэта через плечо.
   Хотела убедиться, что я ее не преследую, подумал  он  с  кислой  улыбкой.
Вначале невезуха со  стражниками,  теперь  -  с  Эльз.  Удача  сегодня  меня
покинула.
   Мэт двинулся вперед  и  вскоре  услышал  где-то  впереди,  в  стороне  от
дорожки, ожесточенный стук: будто дюжина палок  разом  колотила  по  дереву.
Заинтересованный, он направился на эти звуки.
   Тропа привела Мэта к широкой площадке голой земли,  крепко  утрамбованной
шагов на сотню вперед и на пятьдесят  шагов  поперек.  Вокруг  площадки,  на
равном расстоянии один от другого, стояли деревянные стенды  с  укрепленными
на них боевыми посохами - шестами, окованными на концах железом, - и учебные
мечи, сработанные из деревянных пластин, свободно связанных вместе, а  кроме
них, здесь красовались несколько боевых мечей, секир, топоров и копий.
   На открытой площадке обнаженные по  пояс  мужчины,  разбившись  на  пары,
молотили друг друга учебными мечами. Некоторые  из  бойцов  двигались  столь
плавно, будто танцевали друг с другом, изящно переходя из стойки  в  стойку,
от удара к парированию, и  все  единым  движением.  Ничто,  кроме  воинского
искусства, не отличало этих фехтовальщиков от  прочих,  но  Мэт  был  твердо
уверен: он наблюдает за тренировкой Стражей.
   Те рубаки, что не умели передвигаться с красивой плавностью, были моложе,
и каждая пара вела бой под постоянным внимательным  взором  воина  постарше;
даже стоя неподвижно, он, казалось, излучал опасную для врага грацию. Стражи
и ученики, решил Мэт.
   Юноша оказался здесь не единственным зрителем. Шагах  в  десяти  от  него
стояло полдюжины женщин с лишенными возраста лицами Айз Седай, а еще  больше
здесь было Принятых, в белых платьях с цветными полосами по  подолу,  -  все
они следили за парой  обнаженных  до  пояса  учеников,  скользких  от  пота,
бьющихся друг с другом под руководством Стража, внешностью своей походившего
на каменную глыбу. В руке у Стража была трубка с коротким чубуком, ею  он  и
направлял действия своих подопечных, и вокруг него  таяли  шлейфы  табачного
дыма.
   Усевшись скрестив ноги под мирт, Мэт от нечего делать выковырял из  земли
три солидных камешка и принялся ими жонглировать. Слабым он  себя  вовсе  не
чувствовал, но посидеть было приятно. Он верил: выбраться с территории Башни
он сумеет, но перед этим не помешает немного отдохнуть.
   И пяти минут не прошло, а Мэт уже знал,  на  кого  глазели  Айз  Седай  и
Принятые. Один из учеников коренастого Стража  -  высокий,  гибкий  юноша  -
двигался точно кошка. Он, кстати, почти по-девичьи хорош собою, подумал  Мэт
насмешливо. С этого высокого парня не сводила сверкающих  глаз  ни  одна  из
женщин, даже Айз Седай любовались им.
   Высокий парень владел своим учебным мечом почти столь же великолепно, как
Стражи, то  и  дело  удостаиваясь  от  своего  учителя  заслуженных  похвал,
произнесенных скрипучим голосом. Нельзя  было  утверждать,  будто  противник
высокого  роста,  юноша  немного  постарше  Мэта,   с   рыжевато-золотистыми
волосами, искусством боя не обладал. Наоборот, он  бился  как  лев,  так  по
крайней мере казалось Мэту, не обладавшему серьезными знаниями об  искусстве
боя на мечах. Любую из молниеносных атак партнера, готового нанести ему удар
мечом из скрепленных пластин, золотоволосый отражал заранее  и  успевал  сам
переходить  в  контратаку.  Но  его  противник-красавец  предотвращал  напор
золотоволосого и единым движением мгновенно отвечал своей новой атакой.
   Переложив камни в одну руку, Мэт продолжал подбрасывать их в  воздух.  Не
хотелось бы ему когда-либо оказаться нос к носу в бою с одним из этих рубак.
А тем более с вооруженным мечом стальным, а не деревянным, как сейчас.
   - Прервать бой! - Голос Стража прогремел,  точно  вывалившиеся  из  ведра
валуны. Тяжело дыша, бойцы опустили учебные мечи. Волосы  их,  промокшие  от
пота, тускло блестели. - Отдохните, пока я докуриваю свою  трубочку.  Только
побыстрей отдыхайте, у меня в трубке табачку с ноготок!
   Теперь, когда молодые парни прекратили свой боевой танец друг  с  другом,
Мэт мог внимательно разглядеть юношу с рыже-золотистыми  волосами,  и  вдруг
выронил из руки камни. Чтоб мне сгореть, но держу пари на весь свой кошелек:
он - брат Илэйн! А другой парень - Галад,  а  коли  нет,  то  я  собственные
сапоги сглодаю! Мэту казалось, что половину времени, пока добирались от Мыса
Томан, Илэйн вела разговоры почти об одном и  том  же:  то  о  достоинствах,
коими обладал ее братец Гавин, то о пороках  Галада.  Если  послушать  Илэйн
внимательно, не составляло труда догадаться: о, Гавин тоже имел свои пороки,
но, по мнению Илэйн, они у него были вполне допустимые, небольшие.  Мэту  же
было ясно: лишь сестра может считать пороками нормальные мужские качества. А
что до Галада, то, коли верить Илэйн, которая  каждым  словом  клеймила  его
всячески, выходило, будто он и впрямь был таким,  каким  каждая  мать  хочет
видеть своего сыночка. Честно сказать, самому Мэту не хотелось набиваться  в
компанию к Галаду.  Эгвейн  же  краснела  всякий  раз,  стоило  ей  услышать
упоминание о Галаде, но была уверена, будто никто этого не замечает.
   Когда Гавин и Галад прекратили поединок, по группке наблюдающих  за  ними
женщин как будто волна пробежала, и  восхищенных  зрительниц  так  и  тянуло
приблизиться к искусным бойцам. Но в этот миг Гавин заметил в толпе зрителей
Мэта, негромко сказал что-то Галаду, и  юноши  направились  к  нему,  обходя
женщин стороной. Все Айз Седай и Принятые,  следя  за  проходящими  парнями,
провожали их взглядами. Гавин и Галад приближались к  молодому  человеку,  и
Мэт вскочил на ноги.
   - Мэт Коутон, не так ли? - спросил его Гавин, широко улыбаясь.  -  Я  был
уверен: Эгвейн столь подробно тебя описала, что не узнать  нет  возможности.
Илэйн тоже рассказывала о тебе. Но ты ведь был болен, кажется? Или тебе  уже
стало лучше, Мэт?
   - Чувствую себя - лучше не надо! - заявил Мэт. Он соображал, нужно ли ему
именовать Гавина милордом или еще как-то  в  том  же  роде.  Называть  Илэйн
"миледи" он не пожелал, но вообще-то она и не требовала подобного обращения,
вот и с братом ее Мэт решил вести таким же образом, как с ней.
   - На тренировочную площадку ты явился поучиться владению мечом? - спросил
Мэта Галад. Но Мэт покачал головой и проговорил:
   - Просто гулял здесь, неподалеку. Да и про мечи  я  мало  чего  знаю.  Но
добрый лук или увесистый посох мне более по душе. Как с ними  обращаться,  я
знаю получше.
   - Если приходится много времени быть в обществе Найнив, - сказал Галад, -
то лук, дубина или меч тебе волей-неволей понадобятся - чтобы себя защитить.
Не знаю, правда, хватит ли всего этого оружия!
   Гавин взглянул на Галада с интересом и молвил:
   - А ведь ты, Галад, почти что пошутил наконец-то!
   - Не беспокойся, Гавин, чувства юмора мне пока  хватает,  -  отвечал  ему
Галад, нахмурившись. - Но над людьми я смеяться не  люблю  -  вот  потому-то
тебе и кажется, будто его у меня нет.
   Пожав плечами, Гавин снова повернулся к Мату:
   - А тебе, Мэт, все же не лишним было бы узнать побольше  о  такой  острой
штуке, как меч. В наши дни подобные навыки могут очень и  очень  пригодиться
каждому. Кстати, друг твой, Ранд ал'Тор, носил меч прямо-таки  удивительный.
Ты о Ранде никаких вестей не слышал?
   - Давненько я Ранда не видел, - отмахнулся от вопроса Мэт.  Но  во  взоре
Гавина, когда он упомянул имя Ранда,  вспыхнул  заинтересованный  огонек.  О
Свет, что он-то успел вызнать о Ранде? Нет, ему ничего не известно!  Если  б
знал, то объявил меня Приспешником Тьмы лишь за то, что я - друг  Ранда.  Но
кое-что Гавин, по-моему, пронюхал. И Мэт продолжил: -  Но  вы  ведь  и  сами
знаете: мечи - в жизни еще не все и вся. А с любым из  вас  я  бы  отважился
сразиться, если бы противник пошел на меня с мечом, а у меня в руках был мой
верный посох!
   Гавин так деланно закашлялся, что не  было  никаких  сомнений:  он  всеми
силами старался скрыть смех. Затем он проговорил с подчеркнутой вежливостью:
   - Я уверен: этим ты владеешь очень  ловко!  На  лице  Галада  можно  было
прочесть полнейшее неверие словам брата.
   Наверное,  дело  было  в  том,  что   оба   бойца   явно   считали:   Мэт
просто-напросто расхвастался. Или, наверное, в том, что сам  Мэт  дал  маху,
когда расспрашивал стражников. Не исключено, что все дело тут было  в  Эльз,
которая на парней раньше заглядывалась вовсю, но теперь  не  желала  с  ними
совсем знаться. К тому же в ту минуту женщины-зрительницы взирали на  Галада
не отрываясь, в точности как кошка любуется на кувшин со сливками. Все они -
и Принятые, и даже Айз Седай - оставались прежде всего женщинами,  женщинами
до мозга костей. Все сии объяснения мгновенно пробежали в сознании Мэта,  но
он их гневно отверг, в особенности последнее. Он сказал себе, что хочет  так
поступить просто-напросто потому, что не худо  бы  немного  повеселиться.  К
тому же на этом деле можно и кое-каких  деньжат  заработать.  Не  станет  же
удача все время спиной к нему поворачиваться!
   - Смело ставлю две серебряные марки!  -  заявил  он.  -  Против  двух  от
каждого из вас. На тех условиях, о которых я вам уже сказал,  могу  победить
вас обоих разом - спорим?! Ну что, все по-честному? Ставки  равные,  а?  Вас
двое, а я один против вас, так что  два  против  одного  -  справедливей  не
бывает!
   И он едва удержал  смех,  увидев,  с  каким  изумлением  вытянулись  лица
юношей.
   - Мэт! - обратился к нему  Гавин.  -  Пожалуй,  заключать  пари  нам  нет
смысла. Совсем недавно ты был тяжело болен. Вот выздоровеешь окончательно  -
тогда, может, и потягаемся.
   - Ты нам предлагаешь несправедливые условия, - сказал Галад.  -  И  я  не
приму твоего пари - ни сейчас, ни потом. Ты ведь из той  же  самой  деревни,
где выросла Эгвейн, верно? И я не хотел бы ее... ее сердить.
   - Да она-то тут при чем?! Стукните меня одной  из  своих  деревяшек  -  и
каждому из вас я вручу по серебряной марке! Но если я  успею  шарахнуть  вас
раньше, то по две марки мне даст каждый из вас. Или вы сомневаетесь в  своем
искусстве?
   - Твое предложение - нелепо и смехотворно! - сказал Галад. - У тебя  и  с
одним-то обученным мечником справиться никаких шансов нет, не  говоря  уж  о
двоих. Я не стану злоупотреблять таким преимуществом со своей стороны!
   -  Ты  уверен  в  своем  превосходстве?  -  проскрежетал  неожиданно  для
спорщиков скрипучий  голос.  К  трем  юношам  подошел  кряжистый  Страж,  он
недовольно хмурил густые черные брови. - А вы уверены, что  управляетесь  со
своими мечами достаточно шустро и победить мальчишку  с  палкой  вам  вдвоем
ничего не стоит?
   - Но это было бы нечестно, Хаммар Гайдин! - отвечал Галад.
   - Он был болен, - добавил Гавин. - Да и незачем совсем эта схватка!
   - По местам! - проскрежетал Хаммар и  кивнул  через  плечо  на  площадку.
Галад и Гавин,  покосившись  на  Мэта  с  сочувствием,  повиновались  своему
наставнику. Он между тем продолжал  недоверчиво  рассматривать  Мэта.  -  Ты
уверен, что готов к схватке, парень? Поглядев получше,  я  ясно  вижу:  тебе
самое место в постели!
   - С кровати я давно поднялся! - возразил ему Мэт. - И к бою вполне готов!
Теперь-то никуда не денешься, придется драться. Потерять свои последние  две
марки я не хочу!
   - Ты по-прежнему горишь страстью выиграть спор, парень? - спросил Хаммар,
и его тяжелые брови взметнулись удивленно.
   - Просто мне деньги нужны! - Мэт засмеялся. Смех его внезапно  оборвался,
когда юноша взглянул на ближайшую стойку, где красовались шесты, а колени  у
него подогнулись. Он быстро оправился, надеясь, что со стороны все выглядело
так, будто на секунду он споткнулся. Подойдя  к  стойке,  Мэт  тянул  время,
неторопливо выбирал себе шест, облюбовав тот, что был толщиной дюйма в  два,
а длиной превосходил рост самого Мэта на целый фут. Я должен их победить  во
что бы то ни стало! Разинул свой дурацкий рот - и  отвечай  теперь  за  свои
слова! Не терять же мне, в самом деле, две марки! Лишусь  их  -  и  навсегда
тю-тю возможность выиграть нужные мне позарез денежки!
   Обеими  руками  держа  перед  собой  выбранный  посох,  Мэт  обернулся  к
поджидающим его противникам. Победить их во что бы то ни стало!
   - Да поможет мне удача! - прошептал Мэт. - Пора бросать кости!
   - Ты вроде на Древнем Наречии говоришь? - Хаммар  взглянул  на  Мэта,  не
скрывая своего удивления.
   В ответ Мэт лишь пристально посмотрел на Стража,  но  не  сказал  ему  ни
слова. Он чувствовал, как холод пробирает его до костей.  Мэт  еле  заставил
себя шагнуть на тренировочную площадку.
   - Не забывайте про ставки! - произнес он  громко.  -  По  две  серебряные
марки от каждого из вас - против двух моих.
   Понемногу начиная понимать, что происходит у них перед глазами,  Принятые
стали переговариваться  между  собой  взволнованно.  Айз  Седай  в  молчании
смотрели на площадку. Гавин и Галад разошлись в стороны от Мэта, держась  от
него в нескольких шагах. Ни один из них не поднял  еще  свой  меч  в  боевую
позицию.
   - Никаких ставок! - заявил Гавин. - Никакого пари!
   - В таком бою я выигрывать твои монеты не желаю! - сказал Галад.
   - Ну а я ваши денежки выигрывать очень не прочь! - молвил Мат.
   - Ладно! - прорычал Хаммар. - Если у мальчиков не  хватает  духу  принять
твои ставки, парень, то я сам с тобой рассчитаюсь!
   - Пусть будет так, - откликнулся Гавин. - Раз ты настаиваешь  -  принято.
Будь по-твоему!
   Галад, поколебавшись мгновение, тоже промолвил:
   - Ладно, согласен. Принимаю! Давайте положим этому фарсу конец!
   Мату нужно было лишь уловить первое движение. Как только Галад устремился
на него, Мэт сдвинул хват на шесте и  развернулся  на  месте,  ткнув  концом
оружия  высокому  бойцу  под  ребра,  тот  глухо  охнул  и  споткнулся.   Не
останавливаясь,  Мэт  продолжил  разворот  и,  едва  Гавин  приблизился   на
расстояние удара, взмахнул своим оружием. Шест двинулся вниз, нырнул под меч
Гавина и подсек тому ногу. Гавин рухнул как  подкошенный,  а  Мэт,  довершая
разворот, с размаху врезал снизу по  правому  запястью  Галада.  Поднятый  к
атаке меч вылетел у него из руки. Но, словно не чувствуя боли, Галад текучим
движением прыгнул к своему оружию, перекувырнулся и тут же вскочил на  ноги,
обеими руками сжимая меч.
   На  пару  мгновений  оставив  его  без  внимания,  Мэт  чуть  повернулся,
перехватывая шест у самого конца, и на всю длину хлестнул им  наотмашь  себе
за спину. Гавин, только-только начавший подниматься, получил  другим  концом
шеста сбоку по голове; удар лишь чуточку смягчила  прядь  золотистых  волос.
Неудачливый поединщик тут же ткнулся носом в землю.
   Краем глаза Мэт заметил, как из группы зрительниц выбежала проворная  Айз
Седай, поспешившая прийти на помощь брату  Илэйн.  Надеюсь,  он  цел.  Да  и
ничего особенного не стряслось! Бывало, мне и крепче доставалось. а это-то -
все равно что с забора наземь шмякнуться. Теперь Мэту оставалось  управиться
лишь с Галадом. Но по тому, как настороженно и мягко Галад  совершает  шаги,
как выверенно он поднял меч, можно  было  догадаться:  Мэта  он  воспринимал
теперь всерьез.
   И тут ноги у Мэта предательски задрожали. О Свет,  не  дай  мне  в  самый
неподходящий момент потерять силы! Но внутри у Мэта вдруг стало  так  пусто,
словно он голодал уже много дней, -  такая  вновь  накатила  слабость.  Если
стану ждать, когда он нанесет удар, то  свалюсь  тут  ничком.  У  него  едва
хватило сил выпрямить колени и шагнуть вперед. Не оставь меня, удача!
   И первый же нанесенный им удар врагу дал Мэту понять:  удача  ли,  умение
или еще что-то иное его не покинули. Резким маневром  меча  Галад  ухитрился
отразить удар шеста, меч его громко клацнул, отразил он и  следующий  натиск
Мэта, и третий, и еще один, но напряжение боя уже заострило черты его  лица.
Этот ловкий воин, в искусстве владения мечом мало чем  уступавший  обучавшим
его Стражам, каждую унцию своего мастерства пускал в  дело,  чтобы  отбивать
удары тяжелого посоха. Атаковать он не мог - только защищался.  Стараясь  не
отступать перед Мэтом, Галад постоянно уходил в  сторону,  но  Мэт  усиливал
натиск, шест так и летал в его руках. И Галад отступал вновь  и  вновь,  уже
чувствуя: деревянный клинок против боевого посоха - слишком слабая защита.
   Непонятный голод терзал Мэта столь остро, будто внутри  у  него  завелась
жадная кусачая ласка, а то и не одна. Пот катился ему в глаза, у Мэта  стала
увядать сила, словно вытекавшая вместе с  солеными  каплями.  Нет,  нет!  Не
падать, держаться на ногах! Я должен выиграть бой! Вот прямо  сейчас!  Издав
боевой рев, он бросил последние резервы своей силы в атаку, будто слив их  в
одну мощную волну, накрывающую врага с головой.
   Отбив в сторону меч Галада,  шест  Мэта  стремительно  ударил  Галада  по
колену, потом по запястью и по ребрам, а под конец  вонзился,  точно  копье,
ему в живот. Стараясь не упасть, Галад со стоном  согнулся.  Посох  в  руках
Мэта задрожал, готовый нанести последний, сокрушительный удар-тычок в горло.
Галад медленно осел наземь.
   Поняв, что едва не совершил сейчас, Мэт чуть не выронил  шест.  Я  должен
выиграть, а не убивать! О Свет, что на меня нашло? Машинально юноша  опустил
конец шеста и вынужден был опереться на свое  оружие,  чтобы  не  упасть  от
усталости. Голод чистил его изнутри - точно поварской нож, выскабливающий из
его костей мозг. Внезапно Мэт понял, что за его  схваткой  с  двумя  бойцами
следили не только Принятые и Айз Седай. Все  тренировки,  все  занятия  были
прерваны. Стражи и их ученики стояли неподалеку и смотрели на Мэта.
   Хаммар подошел к Галаду,  все  еще  стонавшему  на  земле  и  силившемуся
подняться. Страж возвысил голос и едва ли не прокричал:
   - Кто был самым искусным мастером клинка среди всех людей всех времен?
   - Джеаром Гайдин! - дружно проревел ему в ответ дюжий хор учеников. - Да!
- вновь прогремел Хаммар, поворачиваясь и проверяя, все ли его слышат. -  За
свою долгую жизнь Джеаром бился более десяти тысяч  раз,  в  сражениях  и  в
поединках один на  один!  И  всего  лишь  в  одной-единственной  схватке  он
потерпел поражение. Победил его вооруженный посохом фермер! Помните об этом!
И запомните то, что вы сегодня видели своими глазами! - Он опустил взгляд на
Галада и понизил голос: - Если тебе, мой мальчик, до сих пор не подняться на
ноги, то все кончено!
   Он поднял руку, Айз Седай вместе с Принятыми подбежали к Галаду, окружили
его.
   Мэт, держась за посох, опустился на колени. Ни одна из Айз  Седай  в  его
сторону даже не взглянула. Посмотрела  на  Мэта  только  одна  из  Принятых,
полненькая девушка, какую он, может, пригласил бы охотно на  танец,  если  б
она не собиралась стать Айз Седай. Девушка хмуро  осмотрела  Мэта,  фыркнула
недовольно и, повернувшись к нему спиной, стала  следить  за  тем,  как  Айз
Седай хлопочут вокруг Галада.
   Мэт с облегчением заметил, что Гавин был на ногах.  Когда  Гавин  к  нему
приблизился, Мэт поднялся с земли. Они ничего  не  должны  знать!  Если  они
решат, что за мной нужен уход от восхода солнца до восхода, то я не выберусь
отсюда никогда. Золотисто-рыжие волосы Гавина на виске от  крови  потемнели,
но ни царапины, ни ссадины у него на голове Мэт не увидел. Гавин сунул  Мэту
в руку две серебряные марки и проговорил сухо:
   - В следующий раз буду умнее. И внимательней! - Он заметил взгляд Мэта  и
прикоснулся  к  своей  голове.  -  Меня  Исцелили,  но  вообще-то  ерундовая
царапина. От Илэйн мне не раз доставалось больше. А этой  палкой  ты  хорошо
работаешь!
   - Да не так хорошо, как мой папочка. Сколько я себя помню, он каждый  год
на Бэл Тайн побеждал в поединках на посохах, только раз или два выигрывал не
он, а отец Ранда. - Взгляд у Гавина снова стал заинтересованный, и Мэт решил
больше не упоминать Тэма ал'Тора. Вокруг  Галада  продолжали  тесниться  Айз
Седай и Принятые. - Я, кажется... кажется, ему от меня сильно досталось.  Но
поранить Галада я не хотел.
   Гавин повернулся, но Галада заслоняли  спины  женщин.  Принятые  в  белых
платьях кольцом обступили согнувшихся над Галадом Айз Седай, заглядывали  им
через плечо и посмеивались.
   - Ты не убил его, - успокоил Мэта Гавин. - Я слышал: он стонал. Ему давно
уж пора бы подняться на ноги, но Айз Седай не желают упустить своего  шанса,
раз он попал к ним в руки. О Свет, четверо из них - Зеленые Айя!
   Мэт взглянул на Гавина смущенно. Зеленые Айя?  Ну  и  что?  Они-то  какое
отношение к этому имеют?
   Гавин покачал головой:
   - Ладно, неважно. Просто остальные уверены: самое последнее, о чем  нужно
беспокоиться Галаду, так это  о  том,  чтобы  оказаться  вдруг  Стражем  при
Зеленой Айз Седай, пока в голове у него еще не  прояснилось.  А  его  голова
сейчас работает не слишком ясно! - Он засмеялся. - Нет, похоже,  ничего  эти
дамы ему не сделают. Но я готов держать пари на те две  мои  марки,  что  ты
сжимаешь в руке: некоторые из них не прочь бы такое сотворить!
   - Марки уже не твои! - сказал Мэт, пряча деньги в карман своей куртки.  -
А вовсе даже мои!
   Объяснения Гавина не слишком  разъяснили  Мэту  смысл  происшедшего.  Он,
однако, твердо знал главное: Галад жив. Суть взаимоотношений между  Стражами
и Айз Седай была понятна ему недостаточно, лишь обрывочно он помнил о чем-то
вроде союза между Морейн и Ланом, в котором не было ничего  такого,  на  что
намекал, казалось, Гавин.
   - Интересно, как они отнесутся, если я потребую у Галада его проигрыш?  -
спросил Мэт.
   - Скорее всего, будут недовольны, - сдержанно ответил ему подошедший в ту
минуту Хаммар. - Некоторым  из  этих  Айз  Седай  ты  сейчас  не  слишком-то
нравишься. - Хаммар хмыкнул. - Знал бы ты о них больше, так понял  бы:  даже
Зеленые Айя лучше  иных  девушек,  вырвавшихся  наконец  из-под  материнской
опеки. Но Галад не из тех красавчиков, что им по нраву.
   - Да, он не из тех, - согласился Мэт. Гавин с ухмылкой смотрел  на  обоих
говоривших, но под взглядом Хаммара отвернулся в сторону.
   - Вот, бери! - Страж вложил Мэту в  ладонь  еще  две  серебряные  монеты.
Галад мне потом отдаст. А ты сам-то откуда, парень?
   - Из Манетерен! - И Мэта обдал мороз, ибо он услышал выскочившее  у  него
слово. - То есть я хотел сказать - из Двуречья! Видно, слишком много  старых
преданий я наслушался! - Но Страж и его ученик смотрели на него и ничего  не
говорили. - Я... Я, пожалуй, пойду, мне надо поесть, подкрепиться.
   И они оба кивнули ему, словно понимая, что Мэту давно  пора  как  следует
поесть, хотя колокол еще не пробил Середину Утра.
   Прихватив шест, положить который на место ему никто  не  приказывал,  Мэт
медленно пошел в сторону от учебной площадки и вскоре скрылся за  деревьями.
Как только он понял, что никто его не видит, Мэт стал  опираться  на  посох,
ибо продолжать путь без посторонней опоры он был уже не в силах.
   Мэту казалось: стоит ему распахнуть куртку - и в том месте  своего  тела,
где должен находиться  его  желудок,  он  увидит  разрастающуюся  дыру,  уже
готовую утянуть в пустоту всего юношу целиком.  Но  вовсе  не  о  голоде  он
думал. В сознании его  продолжали  звучать  голоса.  Ты,  парень,  вроде  на
Древнем Наречии говоришь?.. Манетерен!.. Эти слова заставили его  задрожать.
О Свет,  помоги  мне,  я  себя  сам  зарываю!  Я  должен  немедленно  отсюда
выбраться. Но как мне уйти, как? Мэт  двинулся  обратно,  в  сторону  Башни,
ковыляя, точно дряхлый старик. Как мне удрать, о Свет?

Глава 25
ВОПРОСЫ

   Эгвейн лежала на кровати, подперев руками  подбородок,  и  смотрела,  как
Найнив, раздумывая, ходит по комнате  взад  и  вперед.  Илэйн  расположилась
перед очагом, все еще полным пепла от огня, горевшего в нем  вчера  вечером.
Вновь и вновь вчитываясь в каждое слово, она изучала список имен, переданный
ей вчера Верин. Другой список, перечень наименований тер'ангриалов, лежал на
столе. Прочитав его и один раз обменявшись своими соображениями, потрясенные
девушки больше этот список не обсуждали, хотя обо  всем  прочем  говорили  и
говорили. И беспрестанно спорили.
   Эгвейн подавила зевок. Уже давно наступило утро, и ни одной из подруг так
и не удалось как следует выспаться. Вставать все равно пришлось рано -  идти
на кухню, потом готовить завтрак, а после была еще масса иных дел, о которых
девушке даже думать не хотелось. В  минувшую  ночь,  когда  Эгвейн  все-таки
довелось отдохнуть от дневных трудов,  краткий  сон  ее  был  все  же  полон
неприятных сновидений. Растолковать сны, те, что нужно бы понять, мне  могла
бы помочь Анайя, но... Ну а если она - Черная Айя?
   Вчера весь вечер Эгвейн так и ощупывала взором каждую женщину в том зале,
теряясь в догадках, какая из них - Черная Айя.  И  после  пришла  к  выводу:
теперь ей трудно доверять кому-либо, кроме двух своих подруг, кроме Илэйн  и
Найнив. Но ей очень хотелось, чтобы хоть как-то могла она объяснить для себя
те сны. Понятны были кошмары, вызванные тем, что случилось минувшим  вечером
в  тер'ангриале,  хотя  от  них  Эгвейн  не  раз  просыпалась  в  слезах.  В
сновидениях ей являлись Шончан и женщины, одетые в платья  с  вытканными  на
груди рисунками в виде молний. Эти дамы вели на ошейниках  длинную  вереницу
других женщин, у каждой из которых на пальце блестело кольцо Великого  Змея,
и они заставляли пленниц насылать  молнии  на  Белую  Башню.  От  этих  снов
просыпалась Эгвейн вся в холодном поту. Но  все-таки  это  был  лишь  ночной
кошмар. В другом ее сне Белоплащники связывали руки ее отцу. Такой сон  мог,
вероятно, быть рожден тоской девушки по родному дому. А вот другие сны...
   Эгвейн снова взглянула на подруг. Илэйн продолжала перечитывать список, а
Найнив неустанно расхаживала по комнате.
   Девушка вспомнила еще один из своих снов: Ранд протягивает руку  к  мечу,
выкованному будто из  кристалла,  и  не  замечает,  как  на  него  падает  и
опутывает его тонкая сеть. И еще один сон: зал, в центре которого  стоит  на
коленях Ранд, порывы иссушающего ветра  гонят  по  полу  пыль,  а  существа,
весьма похожие на тех, что красуются на знамени  Дракона,  только  поменьше,
помельче, парят в горячем воздухе и вгрызаются Ранду под  кожу.  Еще  Эгвейн
снилось, как Ранд спускается в громадную пещеру в черной горе,  под  сводами
подземелья мерцают красноватые отблески огромного огня,  полыхающего  где-то
внизу. Это сновидение прервалось другим, в нем Ранд противостоял Шончан.
   Но последний сон не так тревожил Эгвейн, как другие. Именно в тех, других
снах она чувствовала какую-то важную  тайну.  Когда  Эгвейн  могла  доверять
Анайе - прежде, когда еще не сомневалась в  ней,  не  покинула  Башню  и  не
уверилась в действительном существовании Черных  Айя,  девушка  понемногу  и
осторожно расспрашивала Айз Седай. Но задавала Эгвейн  свои  вопросы  крайне
осмотрительно,  и  Анайя  не  заподозрила  в   пытливости   девушки   ничего
особенного: схожее любопытство  Эгвейн  выказывала  и  к  другим  темам.  Но
девушка выведала, что сны Сновидицы о та'верен почти  всегда  были  важны  и
значимы и чем  больше  влиял  на  мир  та'верен,  тем  чаще  "почти  всегда"
превращалось в "постоянно".
   Но Мэт и Перрин тоже были та'верен, и их  также  Эгвейн  видела  в  своих
снах. То были странные сны, понимать их было еще труднее, чем сны  о  Ранде.
Например, Перрина она видела то с соколом на плече, то с ястребом. При  этом
самка ястреба держала  ремешок  в  своих  когтях  -  Эгвейн  была  почему-то
уверена, что прилетевшие в ее сон птицы были самками, -  и  пыталась  обвить
ремешок вокруг шеи Перрина. Вспоминая об этом виденье, Эгвейн  содрогнулась.
Ей вовсе не нравились сны, в которых появлялись привязи и  ошейники.  А  как
понимать другое сновидение? В нем Эгвейн видела Перрина - подумать только, с
бородой! - который вел за собою огромную стаю  волков,  которая  растянулась
насколько хватало глаз. Сновидения же о Мэте были  еще  отвратительней.  Мэт
кладет на чашечку весов свой левый глаз. Или же  Мэт,  повешенный  на  суку,
петля туго стянула шею. Еще она видела сон,  в  котором  ей  снились  Мэт  и
Шончан, и тот сон ей хотелось забыть, как самый жуткий кошмар. Да, такой сон
может оказаться всего лишь кошмаром, ничем другим он быть не должен!  Как  и
тот сон, в котором Мэт говорил на Древнем  Наречии,  и  причиной  этого  сна
было, вероятно, то, что Эгвейн услышала во время Исцеления Мэта.
   Она вздохнула, и вздох ее превратился в еще один подавленный зевок.
   После завтрака Эгвейн и ее подруги отправились в комнату Мэта, желая  его
проведать, но Мэта там уже не было.
   Может быть, он уже настолько поправился, что побежал на  танцы?  О  Свет!
Теперь, наверное, во сне я увижу, как он танцует с Шончан! Но Эгвейн тут  же
приструнила себя очень решительно: Хватит, достаточно мне  этих  сновидений!
Сейчас не время. О  смысле  снов  буду  размышлять,  когда  отдохну.  Я  так
устала... И она принялась раздумывать о своей  работе  на  кухне:  обед  уже
близился, а потом нужно будет готовить ужин и  завтрак  на  следующий  день.
Горшки, чистка, выскабливание котлов - ежедневно, до бесконечности. О,  если
бы я научилась никогда не уставать!
   Чуть повернувшись на кровати, Эгвейн снова взглянула на подруг. Илэйн все
так же не сводила глаз с читаемого ею списка. Найнив расхаживала по  комнате
немного медленнее. Но она в любой момент может вновь заговорить о главном. В
любой миг. Найнив остановилась, глядя на Илэйн.
   - Отложи списки подальше, - сказала она. - Их мы читали двадцать раз,  но
не нашли в них ни единого слова, что могло бы нам  помочь.  Верин  подсунула
нам какую-то чепуху! Сейчас вопрос о том, отдала ли она нам все, что  имела,
или же подсунула эту ерунду нарочно.
   Как я и предполагала. Пройдет полчасика, и она снова заговорит о  том  же
самом. Эгвейн хмуро осмотрела свои руки и обрадовалась тому, что ее  усталые
глаза не могли их видеть ясно. Кольцо  Великого  Змея  выглядело  совершенно
неуместно на ее руке, распаренной горячей мыльной водой, а кожа  на  пальцах
потрескалась и погрубела.
   - Но знание  этих  имен  может  нам  пригодиться,  -  проговорила  Илэйн,
продолжая читать список. - И знать, как они выглядят, тоже небесполезно.
   - Ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду!  -  раздраженно  отрезала
Найнив. Эгвейн вздохнула и опустила усталую голову на свои  сложенные  руки.
Утром, когда она выходила из кабинета Шириам, на небе еще не  проглянуло  ни
лучика солнца. Найнив ожидала в холодном и темном коридоре с горящей  свечой
в руке. Лицо ее Эгвейн разглядеть не успела, но почувствовала: Найнив готова
грызть камни. Причем Найнив знала: даже сгрызи она все  камни,  что  есть  в
мире, сие  деяние  ничуть  не  изменит  того,  что  произойдет  в  следующие
несколько  минут.  Потому-то  и  овладело  Найнив  раздражение.  Когда  дело
касается ее самолюбия, она становится столь же чувствительной, как мужчины с
их гордостью! Но мы-то с Илэйн тут ни при чем, незачем на нас зло  вымещать!
О Свет, если выносить все повороты нашей судьбы может даже Илэйн, Найнив тем
более они должны быть по силам. Она ведь уже давно не Мудрая деревни!..
   Илэйн будто и не  замечала,  в  сколь  возбужденном  состоянии  находится
Найнив, она лишь хмурилась глубокомысленно.
   - Лиандрин была среди них единственной из Красных, - проговорила  она.  -
Другие Айя потеряли по две каждая.
   - О, лучше ничего не говори, дитя мое! - заметила Найнив.  Илэйн  подняла
левую руку, пошевелила пальцем, демонстрируя подруге кольцо  Великого  Змея,
многозначительно посмотрела на Найнив и продолжала:
   - И нет среди них двух, родившихся в одном городе. И  не  больше  двух  -
родом из одной и той же страны. Алико Нагойин была самой молодой среди  них,
она всего лишь на четыре года  старше  меня  и  Эгвейн.  А  Джойя  Байир  по
возрасту годилась бы нам в бабушки.
   Эгвейн не понравилось, что одну из Черных Айя зовут  так  же,  как  и  ее
дочь. Глупышка! Люди часто имеют одинаковые имена, а у  тебя  никогда  и  не
было дочери. Все, что ты видела там, за гранью, было невзаправду!
   - О чем это нам говорит? - Голос у Найнив был  чересчур  спокойный.  Она,
видимо, готова была взорваться, будто  целый  фургон  фейерверков.  -  Какие
тайны ты вдруг разгадала, Илэйн? Наверное, те, которых я не заметила. Да,  я
становлюсь уже слепой, совсем постарела!
   - О чем говорит? О том, что все сработано  у  них  слишком  аккуратно,  -
отвечала ей Илэйн спокойно. - Какова случайность, что тринадцать этих женщин
выбраны исключительно потому, что они и раньше были Приспешниками Тьмы?  Все
было устроено крайне  продуманно.  Случайно  ли  вышло  так,  что  они  всех
возрастов, родом из разных стран, принадлежат к различным Айя? Почему бы  не
оказаться трем Красным? Или почему бы четырем не быть уроженкам Кайриэна? Да
и просто - двум одинаковых лет? Если все  -  случайно,  то  почему  делу  не
обстоять именно так? Значит, было из кого выбирать, существовал некий  план,
иначе такой выбор сделать наудачу - вещь невероятная. Значит,  в  Башне  еще
есть Черные Айя или где-то в другом месте, нам неизвестном. Вот что все  это
значит.
   - О Свет! - Найнив ожесточенно дернула себя за косу. - Мне кажется, ты  и
впрямь раскрыла  те  тайны,  на  которые  я  не  обратила  внимания.  Я  так
надеялась, что все Черные ушли с Лиандрин!
   - Нам даже неизвестно, она ли - их предводитель, - продолжила Илэйн. - Ей
вполне могли приказать... избавиться от нас! - Она скривила губы.  -  Боюсь,
что я могу выдумать лишь одну причину, раз они приложили массу усилий, чтобы
все стало так широко известно, раз действовали вроде бы без плана,  всячески
подчеркивая его  отсутствие.  Вероятно,  вывод  такой:  у  Черных  Айя  есть
какой-то определенный план.
   - Если подобный общий план существует, - сказала Найнив  уверенно,  -  мы
его обязательно раскроем! Илэйн, похоже, твои наблюдения за  тем,  как  твоя
матушка управляет своим двором, действительно научили тебя соображать,  и  я
рада, что ты смотрела на все внимательно!
   Илэйн улыбнулась в ответ подруге, и на щеках ее появились ямочки.
   Эгвейн пристально посмотрела  на  старшую  из  своих  подруг.  Ей  теперь
хотелось  верить,  будто  Найнив   перестала   походить   на   медведицу   с
разболевшимся зубом. Подняв голову, Эгвейн проговорила:
   - Если, конечно, они не пытаются намеренно внушить нам, будто уговорились
скрывать какой-то общий план.  Рассчитывая  на  то,  что,  охотясь  за  этой
придуманной уткой, мы потратим уйму времени впустую, а на самом  деле  плана
может у них и не быть! Я не утверждаю, что такого плана нет. Я говорю:  есть
он или его нет - этого мы наверняка не знаем. Давайте приступим  к  поискам,
но сначала нужно и кое-что другое проверить, верно?
   - Поздравляю, проснулась наконец! - заметила Найнив. - Я  уж  думала,  ты
спишь мертвым сном! Но при этих словах Найнив улыбалась.
   - Эгвейн права, - молвила Илэйн безрадостно. - А я  построила  мостик  из
соломы. Даже хуже, чем соломенный! Мост из собственных  желаний.  Но  вполне
возможно, что и ты, Найнив, права. Какая нам польза от этих бумажек? - Илэйн
взяла из лежавшей перед ней стопки один листок, почитала:  -  "Рианна  имеет
волосы черные, над  левым  ухом  седая  прядь".  Мне  нисколько  не  хочется
оказаться к ней так близко, чтобы разглядеть эту седую прядь!  -  Она  взяла
другую страницу: - "Чесмал Эмри  -  одна  из  самых  одаренных  Целительниц,
известных  в  последнее  время".  О  Свет,  можно  ли  представить  в   роли
Целительницы какую-нибудь Черную Айя! - Третий листок: - "Мариллин  Гемалфин
до самозабвения любит кошек и как может ухаживает за пораненными животными".
Кошечки! Ну и ну! - И она собрала все листки в кучу, комкая их в кулачках: -
Вот это - бесполезная ерунда!
   Найнив встала на колени рядом с Илэйн и мягко высвободила бумаги  из  рук
девушки.
   -  Кое-что  для  нас  полезное  ты  в  них  все-таки  нашла.  Если  будем
понастойчивей, найдем, возможно, еще что-то. К тому же есть и другой список.
- И тщательно разгладила странички у себя на груди.
   Найнив и Илэйн, обе подруги обратили взгляды на  Эгвейн.  Карие  глаза  и
глаза голубые взирали на нее озабоченно. Эгвейн  старалась  не  смотреть  на
стол, где лежал второй список. Она не хотела думать о  его  содержании,  но,
никуда не деться, мысли не оставляли ее.  Список  тер'ангриалов  буравил  ей
сознание.
   Предмет. Стержень из кристалла совершенно прозрачного, абсолютно гладкий,
длиною в один фут и один дюйм в диаметре. Назначение - неизвестно. Последнее
исследование произведено  Корианин  Недеал.  Предмет.  Алебастровая  фигурка
обнаженной  женщины,  в  одну  ладонь  высотой.  Назначение  -   неизвестно.
Последнее  исследование  произведено   Корианин   Недеал.   Предмет.   Диск,
сделанный, вероятно, из обычного железа, однако не тронутый  ржавчиной,  три
дюйма в диаметре, с обеих сторон имеет тонко исполненную гравировку. Рисунок
изображает туго  скрученную  спираль.  Назначение  -  неизвестно.  Последнее
исследование произведено Корианин Недеал. Следующий предмет... Слишком много
предметов, и более половины из тех, назначение которых  неведомо,  последний
раз изучала Корианин Недеал. Если говорить точно,  число  терангриалов,  что
она исследовала, составляет тринадцать.
   Эгвейн почувствовала дрожь. Ну вот, дошло уже до того, что  и  вспоминать
число "тринадцать" тошно.
   Предметов с известными свойствами  и  действием  в  списке  было  указано
меньше, но и среди поименованных встречались и такие,  употребление  которых
не представлялось совершенно реальным и очевидным. Например,  вырезанный  из
дерева еж длиною с фалангу большого пальца человека.  Простая  и,  очевидно,
совершенно  безобидная  вещь.  Но  любая  женщина,  пытающаяся  через   него
направить Силу, тут  же  засыпает.  Засыпает  на  полдня,  мирный  сон,  без
сновидений. Но у Эгвейн при мысли об этом тер'ангриале мурашки  бегали.  Еще
три указанных в списке предмета были так или иначе связаны со снами. Поэтому
Эгвейн чуть ли не с облегчением прочитала, что выточенный из  черного  камня
желобчатый стержень длиной в целый человеческий шаг производит огонь,  всего
лишь огонь. Рядом с описанием стержня имелась помета рукой Верин: "Опасен  и
почти неконтролируем". Слова эти были выведены столь энергично, что бумага в
двух местах прорвалась. У Эгвейн было крайне смутное  представление,  в  чем
природа этого огня, но, хотя надпись в списке и звучала  достаточно  грозно,
сей предмет никак не был связан ни с Корианин Недеал, ни со снами.
   Найнив  отнесла  разглаженные  страницы  на  стол.  Она  положила  их  и,
помедлив, стала раскладывать остальные страницы. Провела  задумчиво  пальцем
по одному из листов, потом по другому.
   - Смотрите-ка, я нашла кое-что как  раз  для  Мэта,  ему  бы  это  весьма
понравилось! -  вдруг  сказала  она  неожиданно  легкомысленным  голосом.  -
Предмет. Гроздь шести  резных  игральных  костей,  соединенных  уголками,  с
точками на гранях, менее двух дюймов в поперечнике.  Назначение  неизвестно,
только указано, что при направлении через него  Единой  Силы,  очевидно,  не
действуют или искажаются законы вероятностей. - Взяв в руки  листок,  Найнив
стала читать вслух: - "Подброшенные монеты всякий раз падают одной и той  же
стороной вверх, а при одном тесте встали  на  ребро  сто  раз  подряд.  Одна
тысяча бросков костей - и комбинация "пять корон" выпадает одну тысячу раз".
- Найнив невесело рассмеялась и сказала: - Да, это как раз для Мэта!
   Вздохнув, Эгвейн поднялась  с  кровати  и  решительным  шагом  подошла  к
камину. Илэйн встала на ноги и  следила  за  ней  так  же  внимательно,  как
Найнив. Засучив рукава  своего  платья  почти  до  плеча,  Эгвейн  осторожно
просунула руку в дымоход. Пальцы ее нащупали на  дымовой  заслонке  какую-то
материю, и она вытащила на свет стеганый чулок,  с  подпалинами  и  в  саже,
чувствуя в носке чулка что-то твердое. Девушка стерла со  своей  руки  сажу,
поднесла чулок к столу и вытряхнула его содержимое: Перекрученное кольцо  из
пятнистого и полосатого камня прокатилось по столешнице и упало как  раз  на
страницу со списком тер'ангриалов. Несколько мгновений  девушки  не  сводили
глаз с кольца.
   - Я думаю, - наконец вымолвила Найнив, - Верин попросту не  сочла  важным
тот факт, что именно Корианин последней исследовала эти предметы.  -  Но  по
голосу Найнив чувствовала, что сама она не больно-то верит  в  сказанные  ею
слова.
   Илэйн кивнула с сомнением подруге и промолвила:
   - Однажды, увидев, как мокнет вышедшая под дождь  Верин,  я  принесла  ей
плащ. Она была настолько глубоко погружена в свои  мысли,  что,  пока  я  не
накинула ей плащ на  плечи,  дождя  она  как  будто  не  замечала.  Так  что
пропустить мимо внимания то, о чем ей сообщил список, она тоже, я думаю,  не
могла.
   - Вполне вероятно, - согласилась Эгвейн.  -  Но  если  она  была  все  же
внимательна, то не могла не догадаться, что я, прочитав список,  обязательно
кое-что замечу. Не знаю! Иногда мне кажется, что сама Верин замечает гораздо
больше, чем показывает. Но я в этом не убеждена.
   - Ну что ж, теперь можно подозревать и Верин, - сказала Илэйн,  вздохнув.
- Если она - Черная Айя, то они точно знают, какое дело мы делаем. И  Аланну
тоже придется подозревать.  -  Илэйн  взглянула  на  Эгвейн  искоса,  весьма
неопределенно и подозрительно.
   Тогда Эгвейн рассказала подругам все. Не сообщила  им  лишь  о  том,  что
произошло внутри тер'ангриала, когда она  проходила  испытание.  Говорить  о
случившемся с нею себя заставить она не могла, к тому же и Найнив с Илэйн не
делились с подругой подробностями своего испытания. Но,  обойдя  эти  детали
молчанием, Эгвейн рассказала обо  всем,  что  случилось  в  зале  испытаний,
рассказала и о том, что  поведала  Шириам,  о  слабости,  знание  о  которой
поселило  в  ее  душе  холодок  страха,  -  оборотной  стороне   способности
направлять, о каждом слове Верин,  важном  или  же  таковым  не  казавшемся.
Единственное, в чем сошлись во мнениях, хоть и не без колебаний, и Найнив, и
Илэйн, касалось Аланны: Айз Седай такого просто не делают. Да и ни  одна  из
женщин в здравом уме не стала бы так поступать, а уж Айз  Седай  -  в  самую
последнюю очередь.
   Эгвейн сверкала на подруг взглядом, чуть ли не слыша наяву эти их слова.
   - Считается, что Айз Седай не лгут, но то, что говорили друг другу  Верин
и мать, по-видимому, очень похоже  на  то,  что  они  говорили  нам.  Тогда,
получается, они - не Черные Айя.
   - А вот мне Аланна нравится! - заявила Найнив,  дернув  себя  за  косу  и
пожав плечами. - Хотя я и согласна: она вела себя довольно странно.
   - Благодарю тебя! - Эгвейн хмыкнула, а Найнив лишь удовлетворенно кивнула
подруге, словно не уловив ее сарказма.
   - Я считаю, - проговорила Найнив, - Престол  Амерлин  знает  обо  всем  и
может контролировать Аланну с большим успехом, чем это сделали бы мы.
   - А что ты думаешь об Элайде и Шириам? - спросила Эгвейн.
   - Элайду я никогда не любила! - поспешно вставила Илэйн. -  Но  поверить,
будто она Черная Айя, не могу. А Шириам? Нет, это решительно невозможно!
   -  Да,  такое  должно  быть  невозможно  для  любой  из  них!  -   Найнив
усмехнулась. - Но когда мы встретимся с Черными Айя, совсем  не  обязательно
мы узнаем среди них тех, кого никогда не любили. Я не имею в виду, что  надо
подозревать  -  подозревать  в  таком!   -   каждую   женщину.   Мы   должны
просто-напросто исполнять свой долг, искать Черных Айя, но  так,  чтобы  они
этого не заметили. - Эгвейн и Илэйн почти одновременно кивнули, соглашаясь с
Найнив. Она продолжала: - Обо всем этом мы расскажем  Амерлин  и  не  станем
придавать  сему  большего  веса,  чем  оно  того   заслуживает.   Если   она
когда-нибудь соизволит заглянуть к нам, как упоминала.  И  если,  когда  она
придет, ты, Илэйн, будешь с нами, помни: ты об этом деле ничего не знаешь!
   - Уж об этом-то не забуду! - с жаром  ответила  Илэйн.  -  Но  нам  нужно
придумать какой-нибудь способ дать ей знать, что нам есть о чем ей  сказать.
Вот мамочка - она бы организовала все куда лучше, я уверена.
   - Нет, - возразила ей Найнив, - не лучше, если бы она не могла  полностью
доверять своим посланцам. А нам придется ждать. Или вы,  девочки,  считаете,
что кому-то из нас лучше переговорить с Верин? Вряд ли эта идея  из  разряда
выдающихся!
   Илэйн задумалась, затем, что-то для  себя,  видимо,  решив,  еле  заметно
кивнула. Эгвейн пришла к выводу быстрее и  закивала  энергичней.  Рассеянная
или нет, но Верин все же упускала из виду слишком многое, чтобы на нее можно
было полагаться во всем.
   - Хорошо! - Найнив явно была чрезвычайно довольна. - Наверное,  это  и  к
лучшему, что мы не можем когда заблагорассудится беседовать с Амерлин.  Сами
примем решение и станем действовать по собственному  усмотрению,  когда  нам
надо, а ей незачем руководить нами на каждом шагу.
   Как будто заново пробегая взглядом текст, Найнив пролистала страницы, где
были перечислены украденные тер'ангриалы,  потом  накрыла  ладонью  каменное
кольцо. Она промолвила:
   - И первым делом надо решить, что делать с этим кольцом. Первая найденная
нами вещь, которая действительно имеет отношение к Лиандрин и ее сподручным.
- Найнив посмотрела на кольцо, как бы  примериваясь  к  нему,  вздохнула.  -
Пожалуй, я возьму его с собой в постель сегодня ночью, когда  буду  ложиться
спать.
   Эгвейн нисколько не колебалась и тотчас забрала кольцо из рук Найнив.  Ей
хотелось замереть,  не  спешить.  Ей  хотелось  держать  руки  по  швам.  Но
поступила она по-иному и была этому рада.
   - Наставницы считают, что Сновидицей могу быть только  я,  -  проговорила
она с твердостью. - Не знаю, дает ли мне это какие-то преимущества. Но Верин
предупреждала меня: использовать это кольцо очень опасно. Кто бы из  нас  ни
воспользовался им, ей нужна  любая  кроха  преимущества,  какую  она  сумеет
сыскать.
   Дернув  себя  за  косу,  Найнив   уже   открыла   рот,   желая,   видимо,
запротестовать. Но сдержалась, только спросила вкрадчиво:
   - А ты уверена, Эгвейн? Мы ведь на самом деле даже не знаем, являешься ли
ты Сновидицей настоящей, а направляю Силу я гораздо лучше,  чем  ты.  И  все
равно я считаю, что...
   Эгвейн перебила ее:
   - Ты, Найнив,  направляешь  поток  сильнее,  лишь  когда  рассержена.  Ты
уверена, что во сне сумеешь разъяриться? Успеешь ли  разгневаться  до  того,
как нужно будет обратиться к Силе? О Свет, нам даже неведомо,  можно  ли  во
сне направлять! Да, ты права: это кольцо  -  единственная  ниточка,  что  мы
имеем. И если кому-то из нас нужно кольцом воспользоваться,  то  это  должна
быть я.
   Несмотря на то что ей явно  хотелось  продолжать  спор,  Найнив  все-таки
уступила подруге. Неохотно. И сказала:
   - Ладно уж. Но Илэйн и я  тоже  будем  здесь.  Не  знаю,  что  мы  сумеем
сделать, если  все  пойдет  как-то  не  так,  но  догадаемся  хотя  бы  тебя
разбудить. В общем, мы будем здесь!
   Соглашаясь с нею, Илэйн кивнула.
   Теперь, когда Эгвейн заручилась согласием подруг, она вдруг почувствовала
слабость в желудке. Я сама их  во  все  втянула.  Как  бы  мне  хотелось  не
мучиться от желания. чтобы они  отговаривали  меня  от  задуманного.  И  тут
Эгвейн заметила: в дверях кто-то стоит. То  была  девушка  в  белом  платье,
послушница, волосы ее были заплетены в длинные косы.
   - Неужели тебе не объяснили, Эльз, - спросила ее Найнив,  -  что  сначала
нужно постучать в дверь, а лишь потом заходить в комнату?
   Эгвейн, пряча в ладони каменное  кольцо,  сжала  кулак.  У  нее  возникло
крайне странное чувство, что Эльз во все глаза смотрела на кольцо.
   - У меня есть для вас послание, - отвечала Эльз спокойно. Взгляд  ее  был
обращен на заваленный бумагами стол, затем она перевела взор на трех  женщин
у стола. - От Амерлин!
   Эгвейн обменялась удивленными взглядами с Найнив и Илэйн.
   - О чем же ты должна нам сообщить? - холодно  спросила  Найнив.  -  Вещи,
оставленные Лиандрин и ее сообщницами, - сказала Эльз,  -  лежат  в  третьей
кладовой, от главной лестницы направо, во втором подвале, под библиотекой.
   Вновь взглянув на стол и покрытые записями листы, Эльз не торопясь, но  и
без излишней медлительности удалилась.
   Эгвейн показалось, что дыхание у нее  остановилось.  Мы  боимся  хоть  на
кого-то положиться, а из всех женщин Престол Амерлин решила довериться  Эльз
Гринвелл?
   - Этой глупой  девчонке  доверять  нельзя,  она  разболтает  все  первому
встречному, готовому ее слушать!.. -  воскликнула  Найнив  и  устремилась  к
двери.
   Эгвейн, подхватив свои юбки, бросилась вперед, обгоняя подругу. Туфли  ее
коварно скользили по плитам, устилавшим пол галереи, но девушка спешила,  не
выпуская из виду белую фигурку, уходившую вниз по спуску и  готовую  вот-вот
исчезнуть. Чтобы оказаться так далеко впереди, Эльз тоже должна была бежать.
Но почему? Белое платье уже исчезало, оно уходило вниз по  другому  пандусу.
Эгвейн последовала за беглянкой.
   Фигурка в белом достигла конца спуска, преследуемая женщина  повернулась,
и Эгвейн в замешательстве  остановилась.  Перед  ней  была  вовсе  не  Эльз.
Женщина, облаченная в белый шелк и серебро, вызвала у Эгвейн такие  чувства,
которых она никогда раньше не ведала. Она была выше Эгвейн  ростом,  намного
красивее, а взгляд черных  глаз  дамы  заставил  Эгвейн  почувствовать  себя
маленькой,  незначительной  и  какой-то  не  совсем  чистой.   Эта   женщина
определенно может направлять гораздо больше Единой Силы, чем я. О  Свет,  да
вдобавок ко всему она в тысячу раз умнее, чем все мы трое  вместе  взятые  -
Найнив, Илэйн и я! Не слишком-то справедливо,  чтобы  одна  женщина  обла...
Внезапно осознав ход собственных мыслей, Эгвейн устыдилась их,  щеки  у  нее
покраснели, и девушка вздрогнула. Никогда прежде Эгвейн не чувствовала,  что
какая-то женщина в чем-то на голову превосходит ее, и поддаваться внушенному
этой особой чувству она вовсе не собиралась.
   - Смелая, - проговорила женщина. - Просто отважная!  Бросилась  бежать  в
одиночку, зная, как часто здесь случаются убийства. -  Незнакомка  была  как
будто весьма довольна.
   Эгвейн  выпрямилась  и  поспешно  поправила  свое  платье,  надеясь,  что
незнакомка этого не заметит. Но  женщина  замечала  каждое  ее  движение,  и
Эгвейн ощущала это. О, как бы хотелось ей,  чтобы  красавица  не  видела  ее
минуту назад, бегущую по галерее, точно несмышленый ребенок.  Нет,  прекрати
так думать! Ну!
   - Простите, - проговорила Эгвейн,  -  но  я  ищу  послушницу,  она  здесь
проходила совсем недавно. У  нее  темные  большие  глаза,  а  темные  волосы
заплетены в косы. Сама такая полненькая и довольно миловидная. Вы не видели,
куда она пошла?
   Высокая женщина с интересом осмотрела Эгвейн с  головы  до  ног.  Девушке
показалось,  будто  взгляд  незнакомки  на  миг  задержался  на   ее   руке,
по-прежнему сжимавшей каменное кольцо в кулаке.
   - Не думаю, что вам удастся ее догнать, - отвечала женщина. -  Я  видела:
бежала она очень быстро. Сейчас она, верно, уже далеко отсюда.
   - Айз Седай... - начала было Эгвейн, но  ей  не  удалось  спросить,  куда
убежала Эльз. В черных глазах женщины полыхнули то ли гнев, то ли досада.
   - Я уже уделила вам достаточно времени! А  сейчас  я  тороплюсь,  у  меня
срочные дела, более важные. Ступайте!
   И с этими словами женщина указала  ей  в  ту  сторону,  откуда  прибежала
Эгвейн. Приказ  был  отдан  незнакомкой  столь  твердо,  что  Эгвейн  тотчас
повернулась и одолела уже три шага вверх, когда поняла, что она делает.  Уже
готовая к словесному поединку, она обернулась, вся ощетинившись,  точно  еж.
Айз Седай она там или нет, но я...
   На галерее никого не было.
   Нахмурившись,  Эгвейн  отбросила  пришедшую  на  ум  мысль  проверить  за
ближайшими дверями - в этих комнатах не жил никто, исключая разве что мышей.
Девушка побежала вниз по пандусу,  с  изумлением  оглядываясь  по  сторонам,
проследила взором всю окружность галереи. Она даже  заглянула  через  перила
вниз, в маленький Сад Принятых. Осмотрела внимательно прочие галереи, выше и
ниже. Но заметила встревоженная Эгвейн только двух Принятых, одетых в платья
с полосами по краю подола, и это оказались Фаолайн и еще  одна  знакомая  ей
женщина, которую девушка знала лишь в лицо, но не по имени. Но нигде не было
женщины в белом с серебром одеянии.

Глава 26
ЗА ЗАМКОМ

   Эгвейн, качая головой, вернулась к дверям, которым  не  уделила  внимания
немногим  раньше.  Куда-то  же  она  подевалась.  Мебель  за  первой  дверью
напоминала бесформенную груду, укрытую  пыльным  чехлом,  и  воздух  казался
затхлым, как будто комнату долгое время не проветривали. Эгвейн поморщилась:
на запыленном полу виднелись мышиные следы. И больше никаких.  То  же  самое
оказалось и за двумя другими дверями, поспешно открытыми ею. Впрочем, это  и
неудивительно. В галереях для Принятых было больше пустых комнат, чем жилых.
   Осмотрев третью комнату, Эгвейн оглянулась: Найнив и  Илэйн  двигалась  к
ней без особой спешки.
   - Она прячется? - удивленно спросила Найнив. - Где же?
   - Я потеряла ее, - ответила Эгвейн, повторно оглядывая оба конца уходящей
за поворот галереи. Куда же она пошла? Эгвейн имела в виду отнюдь не Эльз.
   - Если бы я могла подумать, что Эльз опередит тебя, - улыбнулась Илэйн, -
то тоже погналась бы за ней, она всегда казалась такой неповоротливой.
   Но улыбка ее была все же озабоченной.
   - Нужно обязательно потом найти ее, - сказала Найнив, - и убедиться,  что
она будет держать язык за зубами. Как Амерлин могла доверять этой девчонке?
   - Мне казалось, что я уже почти догнала ее, - медленно произнесла Эгвейн,
- но это оказалась другая женщина. Найнив, я оглянулась на мгновение. А  она
исчезла. Нет, не Эльз, а женщина, которую я никогда раньше не  видела,  хотя
вначале приняла ее за Эльз. Она просто... пропала, и я не понимаю куда...
   - Одна из Бездушных? - прошептала Илэйн,  затаив  дыхание.  Она  поспешно
оглянулась, но галерея по-прежнему была пуста - никого, кроме них.
   - Нет, не она, - твердо сказала  Эгвейн.  -  Она...  -  Я  не  собиралась
рассказывать им, что  она  заставила  меня  почувствовать  себя  шестилетней
девчонкой, в разорванном платье, с грязным лицом и сопливым носом... - Она -
не Серый человек. Это высокая, яркая, поразительная женщина, черноволосая  и
черноглазая. Вы бы обратили на нее  внимание  и  в  многотысячной  толпе.  Я
никогда не видела ее раньше, но думаю, что она  Айз  Седай.  Она  точно  Айз
Седай.
   Некоторое время Найнив как будто ждала продолжения, а  потом  нетерпеливо
проговорила:
   - Увидишь ее снова - обязательно покажи  и  мне,  если  будет  подходящий
случай.  У  нас  времени  нет  здесь   разглагольствовать.   Я   намереваюсь
посмотреть, что там в той  кладовой,  до  того  как  Эльз  брякнет  об  этом
кому-нибудь не тому. Вдруг они были неосторожны, в чем-то  сплоховали.  Если
так, то не позволим им исправить их оплошность.
   Шагая между Найнив  и  Илэйн,  Эгвейн  вдруг  осознала,  что  по-прежнему
сжимает в кулаке каменное  кольцо  -  тер'ангриал  Корианин  Недеал!  Она  с
отвращением затолкала его в свою сумку и накрепко стянула  завязки.  До  тех
пор пока я не лягу спать с этой гадостью... Но ведь это  именно  то,  что  я
планирую, разве нет?
   Но сие мероприятие планировалось  лишь  на  сегодняшний  вечер,  так  что
беспокоиться об этом сейчас было бесполезно. По мере продвижения через Башню
Эгвейн зорко высматривала  женщину  в  белом  и  серебряном.  Она  почему-то
чувствовала облегчение оттого, что не находит ее. Благодарю вас, но я вполне
взрослая и самостоятельная женщина. Но все же она была очень рада, что никто
из тех, кого они встретили, даже отдаленно не походил на искомую особу.  Чем
больше она думала об этой женщине, тем явственнее ощущала,  что  вокруг  той
сгущается что-то злое. Свет, я начинаю искать Черных Айя  даже  у  себя  под
кроватью. Но может быть. они и действительно там?
   Библиотека находилась  немного  в  стороне  от  высокой  толстой  колонны
собственно Белой Башни. Бледный камень, из которого сложена библиотека,  был
густо испещрен голубыми прожилками, отчего  здание  смахивало  на  застывшие
разбивающиеся  волны,  замершие  на  излете.  В  утреннем  свете  эти  волны
нависающей  громадой  напоминали  дворец,  и  Эгвейн  знала,  что  комнат  в
голубоватом валу не меньше, чем в каких-либо чертогах. Но все  эти  комнаты,
располагавшиеся  ниже  тех  запутанных  коридоров,   в   лабиринте   которых
находились апартаменты Верин, были заставлены  стеллажами,  которые  в  свою
очередь  были  заполнены  книгами,  рукописями,   манускриптами,   свитками,
картами, рисунками, которые собирали сюда со всех стран мира  на  протяжении
более чем трех тысяч лет. Даже огромные библиотеки  в  Тире  и  Кайриэне  не
владели столь впечатляющими фондами.
   Библиотекари - все Коричневые сестры -  оберегали  бумажные  сокровища  и
ведущие в библиотеку двери  настолько  бдительно,  .что  никто  не  смог  бы
вынести ни клочка, не объяснив, что взял и зачем. Но столь  строгая  система
охраны не распространялась на те входы, к одному из которых Найнив и  повела
Эгвейн и Илэйн.
   В стене библиотеки, подножие которой скрывалось в тени  высоких  деревьев
ореха-пекана, существовали и другие, большие и малые, двери. Работники часто
нуждались в доступе к нижним кладовым, а  библиотекарям  не  нравилось,  что
потные мужчины шляются через их хранилище. Найнив  потянула  на  себя  ручку
небольшой дверцы-люка, не шире двери в фермерском доме, и  жестом  направила
подруг вниз по крутой лестнице, уходящей в темноту. Когда Найнив,  пропустив
Эгвейн и Илэйн, спустилась на  несколько  ступеней  и  закрыла  над  головой
створку, мрак вокруг сгустился.
   Эгвейн  открыла  себя  саидар,  причем  проделала  это  столь   легко   и
непринужденно, что едва осознала свои действия. И тут же  девушка  направила
струйку Силы, которая потоком шла через нее. На какое-то мгновение простое и
сильное ощущение этого потока, вздымающегося внутри нее, казалось,  поглотит
все. прочие ощущения. Небольшой шар голубовато-белого цвета вспыхнул во тьме
и повис в  воздухе  над  рукой  Эгвейн.  Девушка  сделала  глубокий  вдох  и
напомнила себе, почему  она  идет  столь  оцепенело.  Светящийся  шарик  был
связующим звеном с остальным миром. Вернулось  ощущение  одежды,  касающейся
кожи, ощущение  шерстяных  чулок,  платья.  С  некоторым  сожалением  Эгвейн
подавила желание поддаться потоку, позволить саидар поглотить себя.
   У руки Илэйн также засияла светящаяся сфера, которая вкупе с шаром Эгвейн
давала больше света, чем два фонаря.
   - Какое прекрасное ощущение, правда? - пробормотала Илэйн.
   - Будь осторожна, - ответила Эгвейн.
   - Да, я осторожна, - Илэйн вздохнула, - но просто такое чувство... Я буду
осторожной...
   - Сюда, - коротко заметила Найнив и слегка задела их, проходя мимо вперед
подруг, и повела девушек вниз. Она  не  отходила  от  них  далеко,  так  как
рассержена не была и вынуждена была пользоваться  светом,  который  излучали
шары Эгвейн и Илэйн.
   Пыльный боковой коридорчик, в который они вошли, встретил девушек чередой
деревянных дверей,  протянувшихся  вдоль  серых  каменных  стен.  Длиной  он
оказался шагов в сто и привел в широкий основной коридор, тянущийся по всему
пространству  под  библиотечным  помещением.  Яркий  свет  вырывал  из  тьмы
затоптанные отпечатки подошв,  большей  частью  грубых  сапог,  какие  носят
мужчины, следы временами терялись в пыли. Потолок здесь был  выше,  и  двери
размером напоминали амбарные. В конце коридора находились большие  лестницы,
шириной в полкоридора, по ним сносили в  подвал  громоздкие  вещи.  Рядом  с
этими лестницами виднелся еще один пролет, что вел дальше, вниз. Найнив,  не
замедляя шага, начала спускаться.
   Эгвейн торопливо последовала за  ней.  Освещаемое  голубоватым  свечением
лицо Илэйн казалось бледнее, чем было на самом деле. Здесь мы можем кричать,
пока не охрипнем, а никто не услышит даже шепота.
   Неожиданно Эгвейн почувствовала, как  внутри  нее  концентрируется  заряд
молнии, или по крайней мере потенциал для нее, и чуть  не  споткнулась.  Она
еще ни разу до того не направляла  двух  потоков  сразу;  задача  показалась
совсем не сложной.
   Основной коридор второго подвала напоминал во многом  предыдущий  коридор
первого подвального этажа - такой же широкий и пыльный, - но с более  низким
потолком. Найнив поспешила к третьей двери справа и остановилась возле нее.
   Дверь не казалась очень большой, но грубые деревянные планки, покрывающие
ее, каким-то образом создавали впечатление основательности. Круглый железный
замок замыкал длинную тяжелую цепь, туго продернутую в  две  толстые  скобы,
одна скоба торчала из двери, а другая оказалась вцементирована  в  стену.  И
замок, и цепь выглядели новыми: на них почти не было пыли.
   - Замок! - Найнив резко дернула его, но ни замок, ни цепь не поддались. -
Кто-либо из вас видел тут где-нибудь еще замки? - Она оттянула замок на себя
и с силой грохнула его о дверь. Замок  оставил  на  дереве  царапину,  но  и
только. Лязг металла откликнулся эхом по коридору.
   - Я не видела тут ни одной запертой двери! - Найнив  ударила  кулаком  по
шершавому дереву. - Ни одной!
   - Успокойся, - произнесла Илэйн, - нет никакой  нужды  выплескивать  свой
гнев. Я смогла бы открыть замок, если бы узнала, как он устроен  внутри.  Мы
как-нибудь его откроем.
   - Я не собираюсь успокаиваться!  -  взорвалась  Найнив.  -  Я  хочу  быть
яростной!!! Хочу!..
   Оставив без внимания остальную часть  тирады,  Эгвейн  шагнула  вперед  и
тронула цепь. С тех пор как она покинула Тар Валон, она научилась не  только
молнии вызывать. С тех пор она развила в  себе  сродство  к  металлам.  Этим
дарованием она обязана была Земле, одной из Пяти Сил, которой, как и  Огнем,
в полной мере владели очень немногие женщины. Владея  Землей,  Эгвейн  могла
ощутить  цепь,  ощутить  себя  внутри  самой  цепи,  чувствовать  мельчайшие
частички холодного металла, узоры, в которые они сплетаются. Сила внутри нее
дрожала в такт вибрациям этих  узоров.  -  Не  мешай  мне,  Эгвейн.  Девушка
оглянулась и увидела Найнив, окутанную сиянием саидар, в  руках  у  нее  был
ломик, он испускал такое пронзительно  бело-голубое  свечение,  что  казался
почти невидимым. Найнив,  нахмурившись,  посмотрела  на  цепь,  пробормотала
что-то об усилии рычага, и ломик внезапно стал вдвое длиннее.
   - Отойди, Эгвейн.
   Эгвейн отошла.
   Продев ломик через цепь, Найнив уперла его конец в  стену  и  налегла  на
стержень со всей силой.  Цепь  порвалась,  как  ниточка.  Найнив,  судорожно
вздохнув, отшатнулась,  ломик  загремел  по  полу.  Выпрямившись,  Найнив  с
изумлением смотрела то на ломик, то на цепь. В это время ломик  благополучно
исчез.
   - Мне кажется, я  что-то  сделала  с  цепью,  -  пробормотала  Эгвейн.  И
хотелось бы мне. знать, что же именно.
   - Могла бы и предупредить, - вздохнула Найнив. Она сняла остатки  цепи  с
крюков и распахнула дверь. - Ну? Долго вы еще будете здесь стоять?
   Запыленная комната оказалась небольшой, что-то около десяти шагов в длину
и в ширину, но в  ней  была  груда  объемистых  мешков,  сшитых  из  плотной
коричневой ткани, все они  были  доверху  набиты,  снабжены  соответствующим
ярлыком и запечатаны Пламенем Тар Валона. Эгвейн и  пересчитывать  мешки  не
стала, она и так знала: их ровно тринадцать.
   Она пододвинула светящийся шар к стене и  укрепила  его  там,  не  вполне
понимая, как ей это удалось, но, после того как рука была  убрана,  свет  не
погас. Умению что-то делать я обучаюсь, но  не  понимаю  того,  как,  я  это
делаю, обеспокоилась Эгвейн.
   Илэйн задумчиво посмотрела на нее, будто  о  чем-то  размышляя,  а  затем
также повесила свой светильник на стену. Наблюдая за ней, Эгвейн решила, что
теперь поняла, в чем суть только что проделанного ею фокуса. Илэйн научилась
этому у меня, а я - у нее. Эгвейн ощутила внутреннюю дрожь.
   Найнив сразу же принялась разбирать мешки и читать ярлыки:
   - Рианна. Джойя Байир. Вот за чем мы сюда пришли. - Она осмотрела печать,
затем разломила воск и распустила завязки. - По крайней мере мы  знаем,  что
до нас здесь никто не был!
   Эгвейн выбрала себе мешок и сломала печать, не читая имени на ярлыке. Она
не хотела знать, в чьих пожитках роется.  Высыпанные  на  пыльный  пол  веши
оказались старой одеждой и изношенной обувью,  среди  этого  хлама  валялось
несколько рваных измятых бумажек, самое место которым где-нибудь под  шкафом
женщины, которая не слишком беспокоится об опрятности своих комнат.
   - Я не нахожу здесь ничего полезного: плащ, который  и  на  тряпки-то  не
годится, оторванная половина  карты  какого-то  города.  Тира,  если  верить
надписи  в  углу.  Три  чулка,  требующих  основательной  штопки.  -  Эгвейн
подхватила бархатный шлепанец, пару которому так и не  удалось  отыскать,  и
помахала им перед носом подруг, красноречиво просунув палец в дыру на носке.
- Сие не является ключом к разгадке беспокоящей нас тайны.
   - Амико тоже не оставила ничего интересного,  -  мрачно  отметила  Илэйн,
обеими руками отбрасывая в сторону одежду из доставшегося ей  мешка.  -  Это
тоже годится только на тряпки. Подождите, здесь какая-то книга.  Кто  бы  ни
набросал тут все это, он, должно быть, очень спешил, раз забыл здесь  книгу.
"Обычаи и этикет Тайренского двора". Обложка оторвана, но библиотекари  были
бы рады получить любую книгу в каком угодно виде.
   Библиотекари и в самом деле радовались даже одной страничке, поэтому книг
никто не выбрасывал, в каком бы состоянии те ни были.
   - Тир... - задумчиво промолвила Найнив.  Стоя  на  коленях  среди  хлама,
вываленного из мешка, который она обыскивала, Найнив снова  подняла  обрывок
бумаги, отброшенной ранее. -  Вот  перечень  торговых  судов,  плавающих  по
Эринин, с датами отправления из Тар Валона и предполагаемого прибытия в Тир.
   - Это может быть простым совпадением, - медленно произнесла Эгвейн.
   - Может быть, - ответила Найнив. Она сложила бумагу вчетверо  и  засунула
ее себе в рукав, после чего сломала печать на другом мешке.
   Каждый мешок был обыскан дважды, и когда девушки наконец закончили, то по
углам комнаты громоздились целые горы  всякой  всячины.  Эгвейн  уселась  на
груду выпотрошенных мешков и погрузилась в раздумья, не  замечая  бившей  ее
дрожи.  Подтянув  колени  к  груди,  ока  еще  раз  окинула  взглядом  кучку
отобранных ими из хлама находок.
   - Здесь слишком много всего, - сказала Илэйн.
   - Слишком много, - согласилась Найнив. Среди прочего барахла обнаружилась
еще одна рваная книга в кожаном переплете.  Том  назывался  "Наблюдения  при
посещении Тира", примерно половина страниц  в  нем  отсутствовала.  В  мешке
Чесмал Эмри был найден и другой список торговых судов, листок  завалился  за
подкладку сильно изодранного  плаща,  куда  он  вполне  мог  выпасть  сквозь
приличных размеров прореху в кармане. В новом списке были перечислены только
названия судов, но, согласно первому списку, все они  отплыли  ранним  утром
после той злополучной ночи, когда Лиандрин и ее  сообщницы  покинули  Башню.
Добычей девушек стал и бегло набросанный план какого-то большого здания, где
одна комната была едва различимо помечена  названием  "Сердце  Твердыни";  и
страница с наименованиями пяти гостиниц, слово "Тир" в начале страницы  было
замарано, но, хоть и с трудом, вполне читалось.
   - У каждой что-то да нашлось, - пробормотала Эгвейн. - Все оставили нечто
указывающее на поездку в Тир. Как это осталось незамеченным,  если  их  вещи
осмотрели? Почему Амерлин ничего не сказала об этом?
   - У Амерлин свое на уме, - горько сказала Найнив, - и какое дело до того,
что это нам крайне нужно! - Она глубоко вздохнула и неожиданно чихнула  -  в
ходе обыска их троица подняла тучи пыли. - Но меня очень беспокоит одно: все
это может оказаться приманкой.
   - Приманкой? - удивилась Эгвейн, но тут же поняла мысль  подруги.  Найнив
кивнула:
   - Приманкой. Ловушкой.  Или,  может  быть,  ложным  следом.  Это  же  так
очевидно. Но кто должен в ловушку попасть?
   - Если только им  не  безразлично,  увидит  нашедший  эту  приготовленную
западню или нет. - В голосе Илэйн явственно слышалось сомнение. - Или,  быть
может, они нарочно устроили ловушку столь очевидно. Тогда  след,  ведущий  в
Тир, отпал бы сразу.
   Эгвейн не хотелось верить в то,  что  Черные  Айя  могут  быть  настолько
уверены в себе. Она вдруг поняла, что судорожно схватилась за  свою  поясную
сумку и большим пальцем водит по округлости перекрученного каменного кольца,
что лежит в ней.
   - Может, они хотели посмеяться над тем, кто найдет комнату, - сказала она
тихо, - может, они думали, что нашедший все это сломя голову погонится вслед
за ними в гневе и гордости.
   А если они знали, что именно мы найдем все это? Неужели  предвидели  наши
такие действия?
   - Чтоб мне сгореть! - прорычала Найнив. Видимо,  это  был  шок:  подобные
выражения никогда не слетали у нее с языка.
   Еще какое-то время они молча смотрели на свои трофеи.
   - Что же мы будем делать? - спросила наконец Илэйн.
   Эгвейн  стиснула  в   кулаке   кольцо.   Сновидение   тесно   связано   с
Предсказанием, и будущее, и события, происходящие в  других  местах,  -  все
могло появиться в снах Сновидицы.
   - Может быть, мы узнаем после сегодняшней ночи, - сказала Эгвейн.
   Найнив посмотрела на нее молча, лицо ее как  будто  ничего  не  выражало,
потом она выбрала темную юбку, которая  казалась  менее  дырявой,  и  начала
укладывать в нее находки.
   - Сейчас, - сказала она, - мы отнесем это в мою комнату и спрячем. Думаю,
у нас еще есть время, не то мы на кухню рискуем опоздать.
   Поздно, подумала Эгвейн. Чем дольше она сжимала сквозь кошель кольцо, тем
яснее чувствовала, что времени нет. Мы уже отстали на шаг, но вдруг  еще  не
сильно опоздали.

Глава 27
ТЕЛ'АРАН'РИОД

   Комната, в которую поселили Эгвейн, располагалась на той же галерее,  где
комнаты Найнив и Илэйн. Но от кельи  Найнив  она  отличалась  лишь  немного.
Кровать у Эгвейн оказалась чуть шире, а стол в ее комнате был меньше и  уже,
чем у подруги. К тому же маленький коврик на полу здесь был выткан  цветами,
а не завитками. Вот, пожалуй, и все различия.  Но  и  такая,  как  была,  по
сравнению с каморками послушниц эта комната представлялась дворцовым покоем.
Когда же  здесь  поздно  ночью  собрались  все  три  подруги,  Эгвейн  вдруг
захотелось вернуться в конурки на галереи  послушниц,  не  иметь  на  пальце
своем кольца, а на платье - полос. Она чувствовала, что две ее подруги  тоже
неспокойны.
   Весь день они сегодня трудились на кухнях, помогая готовить обед и  ужин,
а в минуты  отдыха  пытались  расшифровать  смысл  вещей,  найденных  ими  в
кладовой. Подстроенная ли ловушка этот след, или попытка увести в сторону их
поиски?  Знала  ли  в  самом  деле  Амерлин,  какие  именно  вещи  оставлены
преступницами в Башне? А если знала, то  почему  не  предупредила  обо  всем
Найнив и Эгвейн? Обсуждая эти  проблемы,  девушки  не  пришли  ни  к  какому
выводу. А пока не появилась  сама  Амерлин,  спросить  ее  о  чем-либо  было
невозможно.
   Верин приходила в кухни в середине дня, когда обед был уже завершен,  она
рассеянно смотрела по сторонам, будто не понимая, с  чего  бы  это  она  тут
очутилась. Увидев  Эгвейн  и  ее  подруг,  стоя  на  коленях  посреди  кухни
выскребающих  до  блеска  котлы  и  кастрюли,  Верин  словно  бы  удивилась,
помедлила немного, затем сделала пару шагов и спросила столь громко, что все
могли ее услышать:
   - Нашли там что-нибудь, а?
   Илэйн, голова которой и плечи в этот момент  как  раз  находились  внутри
огромного котла для супа, ударилась головой о сию посудину, вылезла вон.  Ее
голубые глаза округлились так, будто готовы были поглотить весь мир.
   - Ничего я там не  нашла,  кроме  грязи  да  моего  пота,  Айз  Седай!  -
проговорила Найнив, слегка потянув себя за косу, отчего на ее темных волосах
застыли грязные хлопья мыльной пены. Девушка поморщилась.
   Верин кивнула ей, как будто бы это был как раз тот ответ, за которым  она
и явилась в кухню.
   - Ну, тогда продолжайте искать! - Она  с  кислым  видом  обозрела  кухню,
будучи явно  недовольна  своим  появлением  в  столь  грязном  месте,  потом
удалилась.
   Аланна тоже заходила в кухню, уже после полудня. Она набрала целую  миску
крупного зеленого крыжовника, налила кувшин  вина  и  ушла.  Потом  заходила
Элайда, затем Шириам, которая появилась после ужина, как и Анайя.
   Аланна спросила Эгвейн, не хочет ли она узнать о  Зеленых  Айя  некоторые
подробности. Узнавала и о том,  когда  девушки  собираются  продолжить  свои
занятия. Принятые имели право сами выбирать темы своих занятий и  определять
ритм работы, но это вовсе не означало, что они могут бездельничать. Особенно
трудными для них окажутся первые несколько недель, однако направление своего
обучения девушки должны определить сами, иначе это за них сделают другие.
   Элайда же просто постояла какое-то время с каменным лицом, уперев  ладони
в бедра. Шириам вела себя точно так же, как она, и  даже  стояла  совершенно
как Красная сестра. Анайя тоже приняла ту же позу, однако взгляд ее сохранял
интерес к девушкам, пока  она  не  заметила,  что  они  за  ней  внимательно
наблюдают. Тогда и ее лицо окаменело, тем самым уподобившись лицам Элайды  и
Шириам.
   Эгвейн понимала, что ни один из этих визитов ничего не значил для  нее  и
ее  подруг.  Наставница  послушниц  должна  была  наблюдать  за  работой   и
поведением  всех  своих  подопечных,  контролируя   каждую   из   послушниц,
трудившихся  на  кухнях,  и  Элайда  имела  право  не   упускать   из   виду
Дочь-Наследницу Андора. Об интересе Айз Седай к судьбе и делам Ранда  Эгвейн
старалась не думать.  А  что  касается  Аланны,  то  она,  кстати,  была  не
единственной Айз Седай, являвшейся  в  кухню,  чтобы  унести  в  свои  покои
поднос, уставленный блюдами с едой. Так было  принято.  Большинство  сестер,
живших в Башне, слишком заняты делами, им некогда тратить время,  разыскивая
служанок специально за тем, чтобы послать их в  кухню.  Но  зачем  приходила
сюда Анайя?..  Разумеется,  Анайя  могла  очень  интересоваться  Эгвейн  как
возможной Сновидицей.  Но  смягчать  наказание,  назначенное  девушке  самой
Амерлин, она, безусловно, не намерена. То есть интерес Анайи к  сновидческим
способностям Эгвейн мог быть единственной причиной ее появления в кухне.
   Вешая платье в шкаф, Эгвейн вновь и вновь повторяла  себе,  что  оговорка
Верин могла быть  совершенно  заурядным  случаем.  Коричневая  сестра  слыла
человеком рассеянным, и ее рассеянность частенько давала о себе знать.  Если
бы только это была просто оговорка!  Сидя  на  краю  своей  кровати,  Эгвейн
надела сорочку и  стала  спускать  чулки.  Она  чувствовала  себя  на  грани
ненависти к белой материи - так она в недавнее  время  успела  возненавидеть
серый цвет!
   Найнив, стоя у очага, держала сумку Эгвейн, а  другой  рукой  подергивала
себя за косу. Илэйн сидела  у  стола,  делая  вслух  кое-какие  замечания  и
заметно нервничая.
   - Да, Зеленые  Айя,  -  проговорила  златокудрая.  Эгвейн  отметила,  что
сегодня эти слова были сказаны ею раз уже, наверное, двадцать. - Я могла  бы
выбрать именно Зеленую Айя, Эгвейн.  Тогда  у  меня  будет  три  или  четыре
Стража, и  за  одного  из  них  можно  выйти  замуж.  Кто  же  будет  лучшим
Принцем-Консортом Андора, как не хороший Страж? Если, конечно, не...  -  Она
умолкла на полуслове, но лицо ее покрылось румянцем.
   Эгвейн очень остро ощутила муки ревности. А она-то думала,  что  подобные
приступы у нее давным-давно прошли и больше не  возвратятся.  Но  вот  опять
вернулась эта боль, а вместе с нею - сочувствие. Свет, как я смею ревновать,
если сама не могу смотреть на Галада  без  дрожи  и  в  то  же  время  будто
расплавляясь в огне? Прежде Ранд был моим, а теперь он больше не мой, вот  и
все. Мне так хотелось бы отдать его тебе, Илэйн, но я уверена: ни для  одной
из нас он не предназначен. Может быть, это вполне нормально и  позволительно
для Дочери-Наследницы - выйти замуж за незнатного человека, лишь бы  он  был
андорец, но совершенно невозможно  выйти  замуж  за  Возрожденного  Дракона!
Сказав себе, что сегодня у нее хватает более важных забот, нежели  забота  о
собственной аккуратности, она небрежно бросила свои чулки на пол и сказала:
   - Найнив, я готова!
   Найнив вручила ей сумку, дала длинную тонкую полоску кожи и проговорила:
   - Не исключено, что сработает оно не только для тебя одной, а и для двоих
сразу. Я могла бы... пойти с тобой вместе.
   Вытряхнув кольцо на ладонь, Эгвейн пропустила через него кожаный ремешок,
потом повязала ремешок себе на шею. На фоне ее белой ночной рубашки прожилки
и пятнышки голубого, коричневого, красного цветов в камне будто ожили.
   - Ты хочешь, чтобы Илэйн за нами в одиночку присматривала? Когда про нас,
может статься, пронюхали Черные Айя?
   - У меня хватит сил! - уверенно проговорила  Илэйн.  -  Или  разреши  мне
отправиться с  тобой,  а  на  страже  останется  Найнив.  Рассердившись  как
следует, она сразу же станет самой сильной из нас троих, и, если потребуется
нас защитить, она со своей задачей справится, будь уверена!
   - А что, если этот тер'ангриал не сработает для двоих? - Эгвейн  покачала
головой. - Что, если мы обе, сколько  бы  ни  старались,  вообще  не  сумеем
заставить его заработать? Мы ничего и не узнаем, пока не  проснемся,  а  это
значит, что мы зря целую ночь потеряем. Но нельзя ни  одной  ночи  потратить
впустую, иначе мы не успеем наверстать упущенное. Мы и так уже очень отстали
от своих противников!  -  Эти  веские  доводы  обе  ее  подруги  приняли  во
внимание. Но Эгвейн беспокоило еще нечто близкое ее сердцу. - Кроме того,  я
буду чувствовать себя спокойнее, зная, что вы вдвоем  следите  за  мной,  на
случай...
   Она не хотела называть вещи своими именами. На случай, если кто-то явится
в то время, когда она будет спать. Серый Человек или Черные Айя. Или  кто-то
иной, превративший Белую Башню,  когда-то  совершенно  безопасное  место,  в
дремучий лес, полный ямин и ловушек. Да, кто-то может войти в комнату,  пока
она будет лежать на кровати совершенно беззащитная. Лица ее подруг  выразили
полное понимание.
   Взбив пуховую подушку, Эгвейн стала располагаться на кровати поудобней, а
Илэйн поставила стулья с обеих сторон ее ложа.  Найнив,  потушив  в  комнате
свечи, в полной темноте уселась на один из стульев. Илэйн села на другой.
   Закрыв глаза,  Эгвейн  старалась  уснуть,  успокаивая  себя.  Но  это  не
удавалось: на грудь ей, пробуждая тревожные мысли, давило  каменное  кольцо.
Само его  присутствие  донимало  девушку  сильней,  чем  та  боль,  что  она
испытывала после посещения кабинета Шириам. Каменное колечко теперь казалось
ей тяжелей кирпича. Мысли ее о доме, об укромных прудах с тихой  водой,  обо
всех  тех  вещах,  что  были  связаны  с  ее  детством,  из-за   постоянного
беспокойства ускользали из ее сознания.  Тел'аран'риод.  Незримый  Мир.  Мир
Снов. Мир, что ждал за порогом сна.
   Найнив начала тихонько напевать. Безымянную песню, песню без слов. Эгвейн
узнала этот мотив - эту же колыбельную напевала ей мать,  убаюкивая  Эгвейн,
когда та была совсем крошкой. В те времена  она  лежала  в  своей  маленькой
кроватке, под головкой - взбитая подушка, а сама  девочка,  укрытая  теплыми
одеялами, вдыхала запахи розового масла, свежего хлеба. И еще...
   Ранд, ну как ты? А ты, Перрин? Кто же она была такая?
   Девушка погружалась в сон.

***

   И вот Эгвейн стоит среди пологих холмов, тут и там расцвеченных  полевыми
цветами. Небольшие перелески, состоящие из лиственных  деревьев,  разбросаны
по лощинам, иные из них взбираются на вершины холмов. Над яркими  соцветиями
порхают бабочки, их крылышки переливаются желтым, голубым и зеленым.  Где-то
поблизости перекликаются между собой два  жаворонка.  В  небесной  голубизне
плывут в меру пушистые,  очень  белые  кучевые  облачка,  и  легкий  ветерок
неуловимо сочетает в воздухе  приятную  прохладу  и  ласковое  тепло.  Такая
чудная погода бывает в редкие, особенные весенние дни.  Такой  день  слишком
хорош, просто-таки чудесен, он может быть лишь сном.
   Взглянув на свое платье, Эгвейн рассмеялась от восторга. Ну как  нарочно!
Самый любимый ею оттенок небесно-голубого шелка, отделанные белым в разрезах
юбки. Но стоило девушке нахмуриться, как платье тут же  переменило  цвет  на
зеленый.  По  рукавам  и  на  груди  платье  было  вышито  рядами  крохотных
жемчужинок.  Вытянув  ногу,  девушка  взглянула  на  носок  своей  бархатной
туфельки. Наряд был прекрасен!
   Единственным, что противоречило всей этой  гармонии,  было  перекрученное
кольцо из многоцветного камня, свисающее с ее шеи на кожаном шнурке.
   Вздохнув, Эгвейн взяла кольцо на ладонь. Оно почему-то стало легким,  как
перышко. Девушка была уверена:  подбрось  сейчас  кольцо  в  воздух,  и  оно
поплывет, как пушинка чертополоха. Больше она  его  не  боялась.  Не  желая,
чтобы оно постоянно попадалось ей на глаза, Эгвейн засунула кольцо под вырез
своего платья.
   - Вот он. Тел'аран'риод, о котором говорила Верин! - промолвила Эгвейн. -
Мир Снов, мир Корианин Недеал. Он не кажется мне опасным.
   Но Верин сказала, что он опасен. Из Черной она Айя  или  нет,  но  Эгвейн
знала: в любом случае лгать Айз Седай никогда не  станут.  Может  быть,  она
ошиблась? Но Эгвейн не верила, что Верин ошибалась.
   Эгвейн решила  убедиться,  что  и  здесь,  в  Тел'аран'риоде,  она  может
раскрыть себя Единой Силе. И даже тут саидар  отозвалась.  Эгвейн  направила
тоненький поток, на  редкость  легко  и  деликатно  обратила  его  в  теплый
ветерок, пустив бабочек по  трепещущим  спиралям,  соединила  их  кругами  и
собрала в общую стайку.
   И немедля отпрянула от  саидар.  Бабочки  запорхали,  как  и  прежде,  не
обратив никакого внимания  на  свое  краткое  приключение.  Но  Мурддраал  и
некоторые из Отродий Тени способны учуять, что кто-то здесь направляет Силу.
Осматриваясь, девушка отказывалась верить, что в такой  идиллии  могут  быть
этакие злобные твари, но это вовсе не означало, будто здесь  нет  врагов.  А
Черные Айя захватили все те тер'ангриалы, что изучала Корианин  Недеал.  Это
неприятно напомнило Эгвейн о причинах, заставивших ее оказаться здесь.
   - Ничего, я уже знаю: и здесь тоже я способна направлять Силу, -  сказала
она сама себе. -  Но  коли  буду  стоять  на  месте,  то  ничего  не  узнаю,
ничегошеньки! Но может, если я посмотрю вокруг... - Она шагнула вперед...
   ...и оказалась в сыром темном коридоре гостиницы.  Эгвейн  знала:  она  -
дочь хозяина гостиницы, да, это была именно гостиница.  Не  было  слышно  ни
звука,  все  выходящие  в  коридор  двери  были  плотно  притворены   Эгвейн
задумалась, кто бы мог жить за обыкновенной деревянной дверью в  двух  шагах
от нее, и в этот миг дверь Нешумно распахнулась.
   Комната оказалась пустой, и холодный ветер стонал  в  ней,  прорываясь  в
открытые окна и шевеля в камине потухший пепел. На полу лежала, свернувшись,
большая собака, и ее хвост, покрытый густой шерстью, закрывал ей нос. Собака
расположилась между дверью и толстым столбом  из  грубо  отесанного  черного
камня. Столб как будто вырастал прямо из пола в центре  комнаты.  У  столба,
опершись  на  него  спиной,  сидел  широкоплечий  парень,  волосы  его  были
взлохмачены. Одет он был в нижнее белье, а голова его свесилась  так,  точно
он спал. Массивная черная цепь обегала столб и пересекала грудь юноши. Концы
ее он крепко сжимал в руках. Спал он или не спал, но мускулы его напрягались
так, чтобы цепь постоянно оставалась натянутой - он будто сам привязал  себя
к столбу.
   - Перрин?! - входя в комнату, воскликнула Эгвейн. - Перрин, что случилось
с тобой? Перрин?
   Собака подняла голову,  встала.  То  была  не  собака,  а  матерый  волк,
черно-серый,  сверкнул  белый  оскал  клыков.  Желтые  глаза  волка  изучали
девушку, точно мышь. Мышь, предназначенную для съедения.
   Эгвейн невольно отступила назад, в коридор.
   - Перрин,  проснись!  Здесь  волк!  -  Верин  рассказывала  ей,  что  все
происходящее  с  нею  в  Тел'аран'риоде  происходит  на  самом  деле,  и   в
доказательство правдивости своих слов показывала девушке шрам. Зубы у  волка
сверкали огромные, точно ножи! - Перрин, проснись! Скажи  ему,  что  я  твой
друг! - Эгвейн тронула саидар. Волк подступил к ней ближе.
   Перрин поднял голову,  сонные  глаза  его  открылись.  На  Эгвейн  теперь
уставились  сразу  две  пары  желтых  глаз.  Волк  изготовился   к   прыжку,
подобрался.
   - Прыгун, нет! - выкрикнул Перрин. - Эгвейн! Дверь качнулась и  закрылась
перед самым лицом Эгвейн. Девушку окутала полная тьма.
   Она ничего не видела, но чувствовала, как на  лбу  ее  выступили  крупные
капли пота. Нет, не от жары. О Свет, где же я? Мне не  нравится  это  место!
Как мне хочется проснуться!
   Послышался какой-то стрекот. Эгвейн вздрогнула, но тут же поняла, что это
сверчок. Басовито проквакала лягушка, и ей  из  темноты  ответил  целый  хор
лягух. Как только глаза девушки привыкли к  тьме,  Эгвейн  различила  вокруг
себя деревья. Звезды были скрыты  облаками,  а  луна  в  небе  висела  узким
серебряным серпиком.
   Справа от девушки между деревьями что-то  светилось  и  мерцало.  Костер,
кем-то разожженный в час привала.
   Она немного поразмыслила, потом двинулась на этот свет. Чтобы унестись из
Тел'аран'риода. одного желания мало, и к тому же Эгвейн не  торопилась,  ибо
ничего нужного пока узнать не успела. Кроме того, она была цела и невредима.
Пока еще  цела  и  невредима,  с  дрожью  подумала  она.  Девушка  не  имела
представления, кто или что ожидает ее у огня. Там  может  сидеть  Мурддраал.
Вдобавок я одета не так, чтобы бегать по лесу. Но это была последняя  из  ее
осторожных мыслей. Эгвейн решила действовать. Она была горда тем, что знает,
как избежать глупых поступков. Вдохнув поглубже, она подобрала свои шелковые
юбки и стала тихо продвигаться вперед. Лес она  знала  не  так  хорошо,  как
Найнив, но вполне достаточно, чтобы не наступать на сухие сучья. И  вот  уже
она, выглядывая из-за ствола старого дуба, смотрит на огонь.
   У огня она увидела всего одного человека. Высокий юноша сидел на земле  и
глядел на огонь. Ранд. Этот огонь не сжигал  дрова.  Он  ничего  не  сжигал.
Пламя плясало на голом земляном пятачке. Эгвейн чувствовала: этот огонь даже
не опалил почву!
   Девушка  и  пошевелиться  не  успела,  как  Ранд  поднял  голову.  Эгвейн
удивилась, увидев, что он курит  трубку;  тонкая  ленточка  табачного  дымка
вилась над юношей. Вид у Ранда был усталый, совершенно измотанный.
   - Кто здесь?! - громко окликнул Ранд. - Вы так шуршите листвой,  что  все
мертвые уже проснулись! Покажитесь мне!
   От обиды у Эгвейн поджались губы, но она смело выступила вперед. И  вовсе
я не шуршала!
   - Ранд, это я! Не бойся. Это сон. Должно быть, я - в твоих сновидениях.
   Он вскочил на ноги так неожиданно, что  она  застыла  как  мертвая.  Ранд
казался ей выше ростом, шире в  плечах,  чем  она  его  помнила.  И  немного
опаснее. Наверное, даже куда более, чем немного. Его голубовато-серые  глаза
обжигали, точно замороженное пламя.
   - А ты думаешь, я не знаю,  что  это  сон?  -  Он  усмехнулся.  -  И  мне
известно: он не менее реален! - Он рассеянно всматривался в  темноту,  будто
кого-то искал. - Долго ты еще будешь стараться?! - крикнул Ранд  в  ночь.  -
Скольких ты еще пошлешь ко мне? В каких обличьях? Вначале - мать мою послал,
потом - отца, теперь - Эгвейн! Хорошенькие девушки  не  сумеют  выпросить  у
меня поцелуй, даже если я их уже знаю! У тебя нет надо мной воли. Отец  Лжи!
Я тебя отвергаю!
   - Ранд! - неуверенно позвала девушка. - Это же я, Эгвейн!
   Внезапно в его  руках  непонятно  откуда  явился  меч.  Клинок  -  слегка
изогнутый сполох пламени, а на клинке выгравировано изображение цапли.
   - Мать дала мне медовый пряник, - сказал он надтреснутым голосом, - но от
пряника пахло ядом. А у отца моего в руке был нож, он хотел всадить его  мне
между ребер. А она... она предложила мне и поцелуи, и все, что я  захочу.  -
Пот разгладил его лицо, взгляд его буквально опалял девушку.  -  А  ты?  Что
принесла мне ты?!
   - Выслушай меня. Ранд ал'Тор! Не то сейчас я собью с тебя спесь!
   Эгвейн тронула саидар, направила  потоки  так,  чтобы  спряденный  воздух
удерживал Ранда в сети.
   Меч  взвился  в  его  руках,  вертелся  волчком,  гудя,  как  распахнутая
огнедышащая печь.
   Девушка  охнула  и  пошатнулась,  ощущение  было  такое,  будто   лопнула
натянутая слишком туго веревка и ударила ее.
   Ранд рассмеялся.
   - Ты видишь: я учусь! - крикнул он. - Когда у меня это получается. - Лицо
его исказилось, он стал наступать на Эгвейн. - Не могу  видеть  ее  лицо!  -
выкрикнул он. - Только не ее лицо, чтоб тебе сгореть!..
   Меч сверкнул в воздухе.
   Эгвейн бросилась бежать.
   Она не ведала, как это вышло, но  она  нашла  себя  вновь  среди  покатых
холмов, под солнечным небом, где перекликались  жаворонки,  играли  бабочки.
Она глубоко вздохнула, сбрасывая с себя страх.
   Я наконец  что-то  узнала...  Но  что  же?  Что  Темный,  как  и  прежде,
преследует Ранда? Я и раньше об этом знала. Но может  быть.  Темный  намерен
убить его? Это уже другое. А вдруг Ранд уже сошел с ума и не  понимает,  что
говорит? О Свет. а почему я не в силах помочь ему? Бедный Ранд, о Свет!..
   Торопясь успокоиться, она снова вздохнула поглубже.
   - Единственный способ помочь Ранду - укротить его! - прошептала Эгвейн. -
Или выйти ему навстречу и убить его.  -  Желудок  у  нее  стал  сжиматься  и
скручиваться узлом. - Нет, я не сделаю этого! Никогда!
   У ног Эгвейн на  кустик  морошки  села  малиновка,  и  гребешок  у  птицы
поднялся, когда она наклонила  голову,  с  опаской  поглядывая  на  девушку.
Эгвейн стала разговаривать с птицей:
   - Ну хорошо, я все равно ничего не узнаю и никому не  помогу,  если  буду
тут стоять и сама с собой разговаривать. Или мне с тобой потолковать?
   Эгвейн сделала шаг к кусту, и малиновка тотчас  улетела  в  заросли.  Еще
один шаг, вспышка пурпура, и птица исчезла в  ветвях.  Эгвейн  тем  временем
сделала третий шаг вперед.
   Остановившись, она  за  ремешок  вытянула  колечко  из-за  выреза  своего
платья. Почему оно-то не изменилось? Все вокруг до сих пор изменялось  столь
стремительно, что она и дыхание перевести не успевала. Почему теперь  ничего
не происходит? Может, где-то тут кроется  некий  ответ?  Девушка  неуверенно
огляделась. Полевые цветы над ней явно насмехались,  а  жаворонок  со  своей
песней как будто заливался смехом. Эгвейн показалось, что все вокруг создано
ее собственным воображением. Тогда,  задумав  новое  желание,  она  сжала  в
ладонях тер'ангриал и сказала:
   - Перенеси меня туда, где я должна сейчас быть! -  Она  закрыла  глаза  и
сконцентрировалась на кольце. Все-таки  оно  из  камня,  Земля  должна  дать
девушке почувствовать кольцо. - Ну сделай же это! Перенеси меня туда, где  я
необходима! - Она опять обняла  саидар,  проводя  в  кольцо  тонкую  струйку
Единой Силы. Эгвейн знала: для работы кольцу поток Силы  не  нужен,  поэтому
она не больно-то и старалась его усиливать. Немного Силы - вполне  довольно.
- Отправь же меня туда, где я могу найти ответ! Мне нужно узнать, чего хотят
Черные Айя. Перенеси меня туда, где мне будет ответ!
   - Наконец ты нашла свой путь, дитя мое! Здесь ты найдешь  ответы  на  все
свои вопросы!
   Глаза Эгвейн открылись и узрели весь мир. Она стояла в огромном зале, его
высокий куполообразный потолок поддерживал целый  лес  массивных  колонн  из
красного камня. В воздухе висел, сияя,  исполненный  из  кристалла  меч,  он
медленно вращался, рассыпая искристые  отблески.  Эгвейн  решила,  что  это,
наверное, тот самый меч, к которому тянулся Ранд в том ее  сне.  Да,  в  том
самом сне! Все вокруг было таким  реальным,  и  девушке  пришлось  напомнить
себе, что это тоже сон.
   Из тени между колоннами выступила навстречу  ей  старуха,  безобразная  и
согнутая в три погибели, она прихрамывала, опираясь на палку.  Подбородок  у
нее был острый, костлявый, но еще более костист и остер был  у  нее  нос,  и
казалось, что все ее лицо состоит из поросших волосами бородавок.
   - Кто вы? - спросила ее Эгвейн. В  Тел'аран'риоде  она  всегда  встречала
только знакомых ей людей, но эту женщину, как  ни  силилась,  припомнить  не
могла.
   - Я - бедная  старая  Сильви,  моя  леди,  -  прокудахтала  старуха.  Она
ухитрилась изогнуться так, будто делала  реверанс  и  желала  доказать  свою
преданность Эгвейн. -  Ты  узнаешь  бедную  старую  Сильви,  моя  леди?  Все
прошедшие годы я верно служила вашему роду. Неужели мое старое лицо  до  сих
пор пугает тебя? Не допускай этого, моя леди. Когда  требуется,  оно  служит
мне не хуже, чем кому-то самое расхорошенькое личико!
   - Да, разумеется, - проговорила Эгвейн.  -  Выразительное  лицо.  Хорошее
лицо!
   Эгвейн надеялась, что женщина ей поверила. Кто бы  ни  была  эта  Сильви,
Эгвейн была уверена: старуха знает ее. Может быть, она подскажет и ответы на
мучающие ее вопросы?
   - Сильви, ты говорила, что здесь я найду все ответы.
   - О, ты пришла за ответами именно  туда,  куда  следовало,  моя  леди!  В
Сердце Твердыни сплошь одни ответы. И  тайны.  Но  Благородные  Лорды  будут
недовольны, если увидят здесь нас  с  тобой,  моя  леди.  Очень  недовольны.
Никто, кроме Благородных Лордов, сюда не входит. И кроме  слуг,  конечно.  -
Она издала хитрый, зловещий смех. - Ведь Благородные Лорды не подметают и не
работают тряпкой. А слуга - кто его заметит?
   - А какие тут тайны?
   Но Сильви ей не ответила, она заковыляла прямиком к сияющему мечу.
   - Заговоры! - пробурчала она себе под нос. - Все они заявляют, что служат
Великому Повелителю, а сами все интригуют, хотят  возвратить  потерянное.  И
каждый и каждая надеются, что, кроме  него  или  нее,  никто  не  вынашивает
собственных планов. Ишамаэль - дурак!
   - Что?! - недовольно воскликнула Эгвейн. - Что ты сказала об Ишамаэле?
   Старуха обернулась. На лице ее красовалась кривая улыбка, она явно искала
расположения Эгвейн.
   - Я повторила то, что говорят бедняки,  моя  леди.  Называешь  Отрекшихся
дураками, и это отвращает от тебя их силу. А ты после чувствуешь себя лучше,
вне опасности. Даже Тень не может тебя одолеть, если  ее  дурацкой  назовут!
Попробуй сама, моя леди, не сомневайся. Ну скажи-ка: "Ба'алзамон - дурак!"
   Губы Эгвейн тронула кривая улыбка. И она произнесла:
   - Ба'алзамон - дурак! А ты права, Сильви! Посмеявшись над Темным, девушка
и впрямь почувствовала себя прекрасно. Старуха хихикнула. Как раз у  нее  за
плечом в воздухе вращался меч.
   - Сильви, что это такое?
   -  Калландор,  моя  леди!  Ты  ведь  о  нем   кое-что   слышала,   верно?
Меч-Которого-Нельзя-Коснуться! - Она вдруг махнула своей  палкой  за  спину.
Фута не достав до меча,  палка  с  туповатым  кваканьем  отскочила  обратно.
Сильви улыбнулась еще шире. - Меч-Который-Вовсе-не-Меч, хотя  лишь  немногие
избранные ведают, что он такое. Но прикоснуться к сему  оружию  сможет  лишь
единственный человек на свете. Те, кто определил мечу  место  именно  здесь,
позаботились об этом. Настанет день, когда рукоять Калландора сожмет в своей
руке Дракон Возрожденный и этим свершением докажет всему миру: он и  вправду
Дракон.  Таково  первое   доказательство   его   подлинности.   Льюс   Тэрин
возвращается для того, чтобы весь мир признал его и перед  ним  преклонился.
Но Благородным Лордам не  по  нраву,  что  этот  меч  находится  здесь.  Они
предпочитают не иметь никакого отношения к Силе. Будь это в их  власти,  они
бы с радостью от него избавились. Если б могли. Я полагаю, кое-кому  другому
тоже хотелось бы овладеть мечом, да вот не могут - и  все  тут.  Что  бы  ни
отдал один из Отрекшихся за то, чтобы взять в руку Калландор!
   Эгвейн рассматривала сверкающий меч все пристальней. Если  Пророчества  о
пришествии Дракона не лгут, если Ранд и вправду  Дракон,  как  провозгласила
Морейн, он действительно в должный день овладеет мечом, но как может сбыться
остальная известная  ей  часть  Пророчеств,  касающаяся  Калландора.  Эгвейн
представить себе не могла, ибо осуществиться  подобному  невозможно.  Однако
ежели существует способ взять его, вдруг Черные Айя знают, как это  сделать.
Но если известно им сумею узнать и я!
   Она  осторожно  потянулась  к  Силе,  попыталась  проверить,  что  именно
удерживает меч на месте, защищает его. Ее щуп ощутил нечто - и  остановился.
Да, она распознала, которая из Пяти Сил здесь пущена в  дело.  Почувствовала
Воздух, Огонь и Дух. Она сумела прочесть сложный узор, созданный посредством
саидар, запечатленный с такой силой, которая изумила ее. В этом переплетении
имелись бреши, разрывы, в которые можно было просунуть невидимый  свой  щуп.
Когда Эгвейн так и поступила, то ощущение было такое, словно она пытается  в
лоб преодолеть самую плотную часть плетения. Она решила прорваться напролом,
но ее ударило, отбросило, и девушке  пришлось  отвести  щуп.  Одна  половина
оберегающего меч барьера была сплетена с использованием саидар, другая,  та,
которую она не могла ни ощутить, ни прикоснуться к ней, была  сотворена  при
посредстве саидин. Нельзя было сказать в  точности,  что  сей  барьер  являл
собой цельную монолитную стену, но сравнение  было  очень  близко.  Каменная
стена остановит слепую женщину с тем же успехом,  как  и  ту,  которая  ясно
видит ее!
   Вдалеке послышалось эхо чьих-то шагов. Стук сапог.  Эгвейн  не  могла  бы
сказать, сколько человек приближалось к ней и с какой стороны они шли, а вот
Сильви встрепенулась и стала вглядываться в просвет между колоннами.
   - Снова идет любоваться на меч! -  пробормотала  она.  -  Бодрствует  или
спит, но всегда, постоянно он хочет... - Тут  она  как  бы  сызнова  увидела
Эгвейн и надела на свое лицо озабоченную улыбку. - А сейчас тебе пора отсюда
уйти, моя леди. Нельзя, чтобы он видел тебя здесь, он даже знать не  должен,
что ты тут была!
   Послушав  ее  совета,  Эгвейн  уже   спешила   прочь,   скрываясь   между
краснокаменными колоннами, и Сильви следовала за нею, то и дело  всплескивая
руками и постукивая своей палкой.
   - Я ухожу, Сильви, ухожу, - проговорила Эгвейн. - Но я  должна  вспомнить
как. - Она нащупала каменное кольцо: -  Унеси  меня  обратно,  на  холмы!  -
Ничего не происходило. Тогда Эгвейн направила тонкую, как волосок, струйку в
кольцо. - Перенеси же меня обратно, на холмы!
   Но по-прежнему окружали ее со всех сторон колонны из красного камня. Стук
сапог становился все ближе и вот  уже  приблизился  настолько,  что  его  не
поглощало собственное эхо.
   - Обратный путь тебе неизвестен, - спокойно заметила  Сильви.  Затем  она
продолжила свою речь чуть ли не шепотом, раболепствуя перед Эгвейн и в то же
время насмехаясь над нею, старая служанка, наконец-то позволившая себе вести
беседу вольно: - О  моя  леди,  это  местечко  слишком  опасно,  не  следует
забираться сюда, не ведая  обратного  пути.  Идите  же  за  мной,  дозвольте
старенькой Сильви  вывести  вас  вон!  Старая  бедняжка  Сильви  как  нельзя
надежней упрячет вас в постельку, моя леди. - И  служанка  обвила  обе  руки
руки вокруг талии Эгвейн, спеша увести девушку подальше от меча. Хотя  самой
Эгвейн и не казалось необходимой  подобная  поспешность.  Сапоги  больше  не
грохали об пол, не скрипели; незнакомец - кто бы он ни  был  -  разглядывал,
вероятно, меч Калландор.
   - Ты только обратный путь мне покажи! - прошептала Эгвейн в ответ Сильви.
- Или расскажи, как выбраться.  Выволакивать  меня  отсюда  силой  вовсе  не
нужно. - Однако пальцы старухи каким-то образом  сплелись  вокруг  каменного
кольца в руке Эгвейн. - Не смей прикасаться к нему, Сильви!
   -  Благополучно  в  свою  постельку!..  Боль  расколола  мир  на  миллион
осколков, уничтожила его.

***

   С криком, от которого  у  нее  свело  горло,  Эгвейн  очнулась  в  полной
темноте, приподнялась на локтях, села, по лицу ее катился пот. Сейчас она не
имела никакого представления о том, где находится, но это ее  совершенно  не
обеспокоило.
   - О Свет! - стонала она. - До чего же мне больно! Как мне больно, о Свет!
   Ощупывая себя, она была  уверена,  что  кожа  ее  иссечена,  исполосована
порезами - такую острую боль она ощущала каждую  секунду,  -  но  ни  единой
царапины на своем теле Эгвейн не нашла.
   - Мы с тобой! - прозвучал в темноте голос Найнив. - Мы здесь, Эгвейн!
   Эгвейн вскочила на ноги и бросилась в темноту, на голос. Обвив руками шею
Найнив, она наконец успокоилась:
   - О Свет, я вернусь! Я возвратилась оттуда, о Свет!
   - Илэйн! - окликнула  третью  подругу  Найнив.  Через  пару  мгновений  в
комнате уже загорелась одна  из  свечей.  Перед  Эгвейн  стояла  Илэйн,  она
держала в руке подсвечник с горящей свечой, в другой - лучину, зажженную  ею
с помощью кремния и кресала. Илэйн улыбнулась - и каждая  свечка  в  комнате
вспыхнула ярким пламенем.  Она  подошла  к  умывальнику  и  принесла  Эгвейн
полотенце, смоченное холодной водой, чтобы девушка освежила себе лицо.
   - Ну что, тяжело тебе пришлось? - спросила она сочувственно. - Во сне  ты
ни разу не шелохнулась, ни словечка не прошептала. Мы не  знали,  пора  тебя
будить или еще нет.
   Эгвейн поспешно нащупала рукой кожаный шнур у себя на шее, висящее на нем
каменное кольцо, сорвала его и забросила в угол комнаты.
   - В следующий раз, - она  едва  переводила  дыхание,  -  мы  условимся  о
времени, когда нужно будет меня разбудить. Даже если для этого вам  придется
макнуть меня  головой  в  таз  с  холодной  водой,  все  равно  -  разбудите
обязательно!
   Говоря эти слова, Эгвейн не осознавала, что уже  решила  для  себя:  этот
следующий раз будет и достаточно скоро.  Интересно,  а  вы  бы  сунули  свои
головы в пасть медведю  с  единственной  целью:  показать,  что  вы  его  не
боитесь? Отважились бы вы повторить то же самое лишь потому,  что  в  первый
раз остались в живых, не погибли?
   Но все же дело было явно не столько в том, чтобы доказать самой себе, что
она не боится. Ведь на самом деле она боялась и великолепно об  этом  знала.
Но поскольку Черные Айя  унесли  с  собой  те  самые  тер'ангриалы,  которые
изучала Корианин, значит, Эгвейн нужно продолжать попытки подобного опасного
сновидчества. Эгвейн была  уверена:  ответ  на  вопрос,  почему  Черные  Айя
забрали именно эти тер'ангриалы, она сумеет найти в Тер'аран'риоде. Если там
возможно отыскать какие-то сведения о Черных Айя - вероятно, и другие ответы
тоже, если хотя бы половина рассказанного ей о Сновидении  правда,  -  тогда
она обязана туда вернуться.
   - Только не сегодня ночью, - сказала Эгвейн тихонько. - Потом.
   - Что произошло? - спросила у нее Найнив. - Что  ты  увидела,  там...  во
сне?
   Эгвейн снова улеглась на кровать и рассказала  подругам  все.  Перечисляя
подробности своих сновидений, она пропустила, то есть  утаила  один  момент:
что Перин говорил с волком. О волке она тоже умолчала. Из-за того, что у нее
появились секреты  от  Илэйн  и  Найнив,  Эгвейн  чувствовала  себя  немного
виноватой, но хозяином этих  тайн  был  сам  Перрин,  и  ему  решать,  когда
настанет время рассказать о них кому-то. Все остальное, что случилось  в  ее
сне,  Эгвейн  в  точности   изложила   подругам.   Закончив   рассказ,   она
почувствовала себя опустошенной.
   - Ты говоришь, он устал? - спросила Илэйн. - Но не был ли он ранен? С ним
все было в порядке. Не могу поверить,  чтобы  он  когда-либо  причинил  тебе
боль, Эгвейн! Не может он совершить такое!
   - С некоторых пор, - холодно заметила Найнив, - Ранд сам отвечает за свои
поступки. - Илэйн покраснела, и стала, как всегда в моменты своего смущения,
очень хороша собой. Эгвейн вдруг поняла,  что  хорошенькой  Илэйн  выглядела
постоянно, даже когда она плакала и выскребала грязь из кухонных  котлов.  -
Калландор, - продолжала Найнив, - и Сердце Твердыни. Последнее было помечено
в плане. Я думаю, мы уже знаем, где находятся Черные Айя.
   Илэйн вновь обрела душевное равновесие.
   - Это не означает, что надо позабыть о возможной ловушке,  -  проговорила
она. - Если это не ложный  след,  чтобы  отвлечь  нас,  то  тогда  нас  ждет
западня.
   - Самый лучший способ поймать в западню поставившего ее ловца,  -  Найнив
невесело улыбнулась, - это захлопнуть этот капкан самому и дождаться,  когда
он придет проверять ловушку. Или она. Что в наших обстоятельствах вероятнее.
   - Ты намерена отправиться в Тир? - спросила  Эгвейн,  и  Найнив  кивнула.
Затем произнесла:
   - На мой  взгляд,  Амерлин  предоставила  нам  полную  свободу  в  выборе
средств. Значит, мы должны принимать  решения  сами.  По  крайней  мере,  мы
знаем: Черные Айя находятся в Тире, нам известно, кого там искать. Здесь  же
нам одно остается: сидеть и вариться в котле  наших  собственных  подозрений
относительно каждого обитателя Башни, гадать, не таится ли за углом еще один
Серый Человек. Лично я предпочитаю быть гончей, а не кроликом!
   - Нужно бы мне своей матери написать, - проговорила Илэйн. Когда она  тут
же  увидела  обращенные  на  нее   взгляды   подруг,   голос   ее   приобрел
оборонительные нотки. - Однажды я уже исчезла, не предупредив мать,  куда  я
подевалась. Если я вновь поступлю так же...  Вы  не  знаете,  какой  у  моей
матери  характер.  Она  может  послать  на  Тар  Валон   целую   армию   под
командованием Гарета Брина. Или отправит ее выслеживать нас.
   - Но ты могла бы остаться здесь, - посоветовала подруге Эгвейн.
   - Нет, я не допущу, чтобы вы отправились в путь  вдвоем.  И  не  останусь
здесь теряться в догадках: не является ли Другом Тьмы сестра,  которая  меня
обучает,  или  когда  за  мной  явится  очередной  Серый  Человек?   -   Она
усмехнулась. -  Не  стану  я  до  пота  трудиться  на  кухнях,  раз  вы  обе
отправляетесь навстречу приключениям! Но я обязана оповестить свою мать, что
за  пределы  Башни  я  отправлюсь  по  приказанию  Амерлин,  чтобы  она   не
разъярилась, если до нее дойдут какие-нибудь слухи. А сообщать  ей,  куда  и
почему мы направляемся, я не стану.
   - Нет, Илэйн, делать этого тебе не следует. - Найнив покачала головой.  -
Очень вероятно, что, узнав о Черных Айя, она отправится тебя разыскивать. Ты
можешь предположить, через сколько рук пройдет твое письмо, прежде  чем  оно
попадет к ней, чьи глаза перед этим успеют его перечитать.  Самое  лучшее  -
сохранить наше решение в тайне вообще ото всех.
   - Есть еще один нюанс. - Илэйн вздохнула. - Амерлин не знает, что я  тоже
одна из вас. Мне нужно найти такой способ отправить письмо матери,  чтобы  о
содержании его не узнала Амерлин.
   - Что-нибудь придумаем. - У Найнив между бровей залегли глубокие морщины.
- Пожалуй, лучше отправить  его  с  дороги.  Нужно  будет  отослать  его  из
Арингилла,  это  ниже  по  реке.  Быть  может,  выкроим  время   найти   там
кого-нибудь, кто направляется  в  Кэймлин.  Для  этого  достаточно  показать
человеку документ, полученный нами от Амерлин. Надо  надеяться,  эта  бумага
подействует на капитанов судов тоже. Если, конечно,  у  кого-то  из  вас  не
завалялось больше монет, чем у меня?
   Илэйн печально покачала головой. Эгвейн даже не шевельнулась. Все деньги,
которые у них были, ушли на путь от Мыса Томан до Тар Валона,  у  каждой  из
девушек осталось только по горсточке медяков. - Когда... -  Эгвейн  пришлось
прокашляться. - Когда же мы отправляемся? Сегодня ночью?
   Глядя на нее, Найнив некоторое время как будто размышляла, потом покачала
головой.
   - Тебе нужно поспать, обязательно  поспать  после...  -  произнесла  она,
указав на каменное кольцо, лежавшее у стены, куда его  отбросила  Эгвейн.  -
Ладно, мы дадим Амерлин еще возможность навестить нас. Когда мы  закончим  с
завтраком, вы обе соберете в дорогу все, что хотите с собой взять, -  только
не нагружайтесь, прошу вас. Нам нужно покинуть Башню так, чтобы  не  заметил
никто, не  забывайте.  Если  Амерлин  до  середины  следующего  дня  нас  не
хватится, то, я уверена, не пробьет и Первого Часа Утра, а я буду стоять  на
палубе судна и, коли понадобится, эту бумагу запихаю капитану в  глотку,  но
отплыву во что бы то ни стало! Как вам, неплохо звучит?
   - Просто великолепно! - с уверенностью одобрила, подругу Илэйн. А  Эгвейн
сказала:
   - Сегодня или завтра, но чем быстрее, тем лучше, вы уж  мне  поверьте!  -
Она хотела, чтобы речь ее прозвучала столь  же  убедительно,  как  замечание
Илэйн.
   - Тогда нам лучше всего немного поспать, - сказала Найнив. - Найнив, я не
хотела бы... - тихим голосом  проговорила  Эгвейн.  -  Не  хотела  бы  ночью
оказаться  одна.  -  Высказать  это  признание  в  своей  слабости  ей  было
мучительно.
   - И я не хочу быть одна ночью! - сказала Илэйн.  -  Все  время  в  голове
крутятся мысли о Бездушных. Подобные существа почему-то пугают меня  гораздо
сильнее, чем Черные Айя.
   - Что-то и я тоже, - проговорила Найнив, - не хочу в эту ночь  оставаться
одна. - Она взглянула на кровать, на  которой  лежала  Эгвейн.  -  Это  ложе
вместит в себя как раз нас троих, оно очень широкое. А  локти  свои  мы  все
подожмем...
   Позже, когда они как можно удобнее разместились на единственной  кровати,
стараясь друг дружке не мешать, Найнив внезапно рассмеялась.
   - Щекотно, да? - спросила подругу Эгвейн. - Но ты  ведь  и  не  такая  уж
чувствительная вроде.
   - Просто я  вспомнила  кое  о  ком,  кто  был  бы  страшно  рад  передать
написанное Илэйн письмецо по адресу. Покинуть  Тар  Валон  он  тоже  был  бы
ужасно рад. Готова держать пари.

Глава 28
СПАСЕНИЕ

   Одетый только в штаны, Мэт заканчивал свой легкий перекус после завтрака:
чуть-чуть ветчины, три  яблока,  хлеб  и  сливочное  масло,  -  когда  дверь
открылась и Найнив, Эгвейн и Илэйн вошли в его  комнату.  Все  три  радостно
улыбались ему. Он встал, чтобы надеть рубашку, однако сел снова.  Они  могли
бы по крайней мере постучать. Тем не менее он был рад видеть их  лица,  хотя
бы только и в первый момент.
   - Ну, выглядишь ты лучше, - сказала Эгвейн.
   - Вид у тебя такой, как будто бы целый месяц хорошо ел и только  отдыхал,
- сказала Илэйн.
   Найнив прижала руку ко лбу. Мэт отстранился, а потом  уже  вспомнил,  что
она всегда так делала там, дома, почти что в течение  пяти  лет.  Тогда  она
была всего лишь Мудрая, подумал он. Она не носила этого кольца.
   Найнив заметила, что он вздрогнул, улыбнулась ему, но ее улыбка  казалась
деланной.
   - А по-моему, ты совсем уже выздоровел. Кстати, тебе  не  надоело  сидеть
взаперти? Ты, я помню, и двух дней дома усидеть не  мог.  Мэт  посмотрел  на
огрызок яблока так, как будто ему помешали его съесть, затем бросил  его  на
тарелку. Он уже начал облизывать пальцы, но под пристальными взглядами  всех
трех быстро прекратил. Они же продолжали улыбаться. Мэт поймал себя на  том,
что размышляет, которая из девушек  самая  хорошенькая,  и  никак  не  может
сделать выбор. Были бы они кем-то другим, а не теми, кем ныне стали,  любую,
если не всех троих, он бы с радостью пригласил на танец - джигу там или рил.
Он часто танцевал с Эгвейн дома и даже  один  раз  с  Найнив,  но  все  это,
казалось, было так давно.
   - "Одна хорошенькая женщина - с удовольствием потанцуешь. Две хорошенькие
женщины - жди бед в доме. Три хорошенькие женщины - впору в горы бежать".  -
Он улыбнулся Найнив еще более деланно, чем она  ему.  -  Мой  папаша  обычно
говаривал так. Неспроста вы пришли. Что-то ты затеяла, Найнив. Вы  все  трое
улыбаетесь, как кошки, вознамерившиеся слопать зяблика, которого изловили  в
колючем кустарнике, и сдается мне, я тот зяблик и есть.
   Улыбки сверкнули и исчезли. Он посмотрел на их руки  и  изумился:  ладони
выглядели так, словно девушки постоянно мыли  посуду.  Он  был  уверен,  что
Дочь-Наследница Андора за всю свою жизнь  не  вымыла  ни  одной  тарелки,  и
представить Найнив за этим занятием ему было очень, очень трудно, даже зная,
что она вела хозяйство дома, в Эмондовом Лугу. Теперь все три носили  кольцо
Великого Змея. Это уже что-то новое. И сюрприз не из приятных. Свет, да  это
должно было случиться в свое время. Это меня совершенно не  касается,  и  за
этим они сюда стремились. И это не мое дело. Не мое.
   Эгвейн покачала головой, но казалось, что  она  это  делала  и  для  двух
женщин, не только для него.
   - Я говорила вам, что с ним нужно говорить прямо, без околичностей. Когда
ему надо, он и мула переупрямит, и вдобавок он хитер и проказлив,  как  кот.
Ты именно такой, Мэт. Тебе  лучше  всех  об  этом  известно,  поэтому  брось
хмуриться.
   Он мгновенно напустил на себя свою обычную ухмылку.
   - Осторожней, Эгвейн, - сказала Найнив. - Мэт, если мы  хотим,  чтобы  ты
сделал нам одолжение, это совсем не значит, что нас не  интересует,  как  ты
себя чувствуешь. Нас это интересует, и ты знаешь об этом, если,  конечно,  в
голове твоей шерсти не стало больше обычного. Ты поправился? Определенно  ты
выглядишь много лучше по сравнению с тем, каким я тебя  видела  в  последний
раз. На самом деле кажется, что прошел целый месяц, а не два дня.
   - Я готов пробежать десять миль и танцевать  джигу  после  этого.  -  Его
живот урчал, напоминая ему, как долго еще  до  обеда,  но  Мэт  старался  не
обращать внимания на этот зов и надеялся, что и девушки ничего не  заметили.
Он на самом деле чувствовал  себя  так,  как  будто  он  месяц  отъедался  и
отдыхал. И еще так, как будто вчера ел всего раз.  -  Что  за  одолжение?  -
спросил он подозрительно. Насколько Мэт помнил, об одолжениях Найнив никогда
не просила. Найнив указывала людям, что им следует делать,  и  ждала,  когда
они выполнят требуемое.
   - Я хочу, чтобы ты доставил мое  письмо,  -  сказала  Илэйн,  прежде  чем
заговорила Найнив. - Моей матери, в Кэймлин. - Она улыбалась, и от улыбки на
ее щеках появились  ямочки.  -  Я  буду  тебе  очень  признательна,  Мэт.  -
Казалось, что весь свет этого утра, струящийся через окна, вспыхивал  на  ее
волосах.
   Интересно, любит ли она танцевать? Он сразу  же  вытолкал  эту  мысль  из
головы. А сам заметил:
   - Если вам верить,  это  будет  не  очень  трудно,  но  ведь  путешествие
предстоит долгое. И кстати, что я буду от этого иметь? - Он  не  думал,  что
ямочки на ее щеках очень часто подводили девушку.
   Илэйн выпрямилась, тонкая и гордая, и ему почудилось,  что  видит  позади
нее трон.
   - Ты же верен Андору! Неужели ты не хочешь сослужить службу Трону Льва  и
Дочери-Наследнице?
   Мэт тихо заржал.
   - Я говорила тебе, что это не сработает, -  сказала  Эгвейн.  -  На  него
такое не действует.
   Илэйн упрямо скривила ротик.
   - Я думала - может, стоит попытаться. Обычно на гвардейцев в Кэймлине это
действует. Ты сказала, если я улыбнусь... - Она резко  оборвала  свою  речь,
нарочито не глядя на Мэта.
   Что же ты сказала. Эгвейн? Мэт совсем разъярился. Что я  совсем  дурак  и
все сделаю для любой  девушки,  которая  мне  только  улыбнется?  Внешне  он
старался держаться спокойно, и ему удалось удержать свою обычную усмешку.
   - Я хотела бы, чтобы одной просьбы  самой  по  себе  было  достаточно,  -
сказала Эгвейн, - но ты ведь никаких одолжений не делаешь. Так, Мэт? Ты хоть
раз сделал что-либо, без того, чтобы тебя не задабривали, не  улещивали  или
не запугивали?
   Он только улыбнулся ей в ответ.
   - Я готов танцевать с вами  обеими,  Эгвейн,  но  я  не  буду  у  вас  на
посылках. - На какой-то миг он  подумал,  что  она  примется  дразнить  его,
высунув язык.
   - Ладно, начнем все сначала. Так, как мы и планировали  перво-наперво,  -
сказала Найнив подозрительно спокойным голосом. Две другие девушки  кивнули,
и она обратила свой взор всецело на Мэта. Теперь Найнив выглядела как Мудрая
в те давние времена. Ясно было, что ее  взгляд  может  пригвоздить  к  месту
любого и при всех обстоятельствах, и казалось, что ее коса  вот-вот  заходит
ходуном из стороны в сторону, как кошачий хвост.
   - А ты стал еще грубее, чем был, Мэтрим Коутон. Мы так долго  возились  с
тобой, когда ты болел, - Илэйн, Эгвейн и я, заботились о тебе, как о  малыше
в пеленках, - я чуть было не забыла обо всем этом. И я думаю,  тебе  следует
испытывать хоть каплю благодарности. Ты говорил, что хочешь посмотреть  мир,
посмотреть на большие города. Ну и какой город лучше, чем Кэймлин? Делай что
хочешь, а заодно и прояви свою благодарность и помоги кое-кому,  и  все  это
одновременно.
   Из внутреннего кармана своего плаща  она  вынула  сложенный  пергамент  и
положила его на  стол.  Мэт  увидел  печать:  на  желто-золотом  воске  была
оттиснута лилия.
   - Ты не можешь просить большего, чем это. Он осмотрел бумагу со скучающим
видом. Мэт с превеликим трудом припомнил,  как  некогда  он  проходил  через
Кэймлин, вместе с Рандом. Хоть и было бы  постыдным  делом  отказать  сейчас
девушкам, он все же обдумал все получше. Если хочется насладиться джигой, то
рано или поздно нужно заплатить арфисту. А метод, каким действовала  Найнив,
явно говорил о том, что  чем  дольше  оттягивать  с  расплатой,  тем  больше
придется платить.
   - Найнив, я не могу.
   - Что значит "не могу"? Ты муха на стене  или  мужчина?  Случай  услужить
Дочери-Наследнице Андора, увидеть Кэймлин, встретиться, по всей вероятности,
с Королевой Моргейз, и мямлишь: "не могу"? Я, право, не знаю, чего еще  тебе
нужно. И на сей раз не смей вилять, точно сало на сковородке, Мэтрим Коутон!
Или душа у тебя так переродилась, что тебе нравится видеть  все  это  вокруг
себя? - Она помахала перед лицом у Мэта левой рукой, чуть не  задев  его  по
носу кольцом Великого Змея.
   - Пожалуйста, Мэт? - промолвила Илэйн, а Эгвейн  пристально  смотрела  на
юношу, смотрела в упор, как будто у него выросли рога, как у троллока.
   Мэт заерзал на стуле.
   - Я не сказал, что не хочу. Я не могу! Амерлин устроила  так,  что  я  не
могу уйти с прок... с острова. Измените это положение, и тогда, Илэйн,  я  в
зубах понесу твое письмо.
   Девушки переглянулись. Иногда  Мэт  раздумывал,  не  могут  ли,  случаем,
женщины читать мысли друг друга. Ему казалось, что его-то мысли они на самом
деле читают, особенно в те минуты, когда он менее всего этого хотел.  Но  на
сей раз, к какому бы решению в результате безмолвного обмена  взглядами  они
ни пришли, его мыслей они не узнали.
   - Объясни мне все это толком, - потребовала Найнив. - Зачем  понадобилось
Амерлин удерживать тебя здесь?
   Мэт пожал плечами, посмотрел ей прямо в глаза и выдал свою лучшую ухмылку
сожаления.
   - Потому, что я был болен. Потому, что болезнь  продолжалась  так  долго.
Она сказала, что не отпустит меня, пока не будет  уверена,  что  я  не  уйду
куда-нибудь и не умру там. Хотя вообще-то я  и  не  собираюсь.  В  смысле  -
умирать.
   Найнив нахмурилась и дернула себя за косу, а  потом  неожиданно  взяла  в
свои руки его голову и зажала ее. Его пронзил холодок. Свет, это ж Сила!  До
того, как юноша успел додумать, женщина отпустила его.
   - Что?.. Что ты сделала со мной, Найнив?
   - Я не сделала и десятой части того, что ты заслуживаешь, - сказала  она.
- Ты здоров как бык. Слабее, чем ты выглядишь, но ты здоров. - Я сказал вам:
я не могу. - Говорил Мэт с тревогой и всеми  силами  старался  вернуть  свою
обычную усмешку. - Найнив, она вела себя  совсем  как  ты.  Я  про  Амерлин.
Ухитрилась выглядеть на целый фут выше, чем есть, да еще и запугивала...
   Брови Найнив в изумлении поползли вверх, а он  решил,  что  дальше  вести
свои речи по такой дорожке ему, пожалуй, не  стоит.  Если,  конечно,  он  не
хочет выложить им всю подноготную о Роге. Мэт не ведал совершенно,  известна
ли им хоть малая часть тех событий.
   - В любом случае, я думаю, меня хотят держать здесь из-за  того  кинжала.
Наверное, до тех пор, пока не выяснят точно, какой именно силой он  обладает
и каков источник этой силы. Вы же сами знаете, что представляют из себя  Айз
Седай.
   Он хихикнул.
   Все три неотрывно смотрели на него. Может быть. мне не следовало  бы  так
говорить. Чтоб мне сгореть! Они-то ведь хотят стать этими распроклятыми  Айз
Седай! Ясное пламя, что-то я чересчур разболтался. Как бы мне хотелось, чтоб
Найнив прекратила таращиться на меня вот так. Ладно, давай-ка покороче!
   - Амерлин распорядилась так, что я не могу пересечь ни  один  мост  и  не
могу взойти ни на один корабль. Понимаете? Это вовсе не  значит,  что  я  не
хочу вам помочь. Я просто не могу.
   - Но ты нам поможешь, если мы выведем тебя  из  Тар  Валона?  -  спросила
Найнив с настойчивостью в голосе.
   - Если вы вызволите меня из Тар Валона, то не только  письмо,  я  и  саму
Илэйн отнесу ее матери у себя на закорках.
   Теперь уже брови Илэйн начали подниматься вверх от  изумления,  а  Эгвейн
только покачала головой, беззвучно произнеся его имя и пронзительно глядя на
Мэта. У женщин порой чувство юмора начисто пропадает!
   Найнив знаком велела двум подругам следовать за собой к окнам, и  девушки
повернулись к юноше спиной. Они говорили так тихо,  что  он  мог  расслышать
только слабое бормотание. Мэт, кажется, уловил что-то о необходимости только
в одном, - об этом говорила  Эгвейн,  -  чтобы  они  держались  все  вместе.
Наблюдая за девушками, Мэт размышлял, действительно  ли  они  сумеют  обойти
приказ Амерлин. Если они смогут сделать это, я доставлю их проклятое письмо.
Я в самом деле его в зубах понесу.
   Уже ни о чем не думая, Мэт подцепил с тарелки яблочный огрызок и принялся
его жевать. Один жевок - и он поспешно выплюнул горькие семена на тарелку.
   Когда же девушки вернулись к столу, Эгвейн вручила юноше плотно сложенную
бумагу. Прежде чем развернуть, Мэт осмотрел ее подозрительно. И по мере того
как знакомился с содержанием бумаги, невольно,  сам  не  замечая,  он  начал
насвистывать веселенький мотивчик.
   Вот что там было написано:

   Все деяния лица, владеющего сим документом, исполняются по моему  приказу
и личному повелению. Всякий, кто  прочтет  написанные  здесь  слова.  должен
сохранить их в секрете и подчиняться моему приказу.
   Суан Санчей
   Блюстительница Печатей
   Пламя Тар Валона
   Престол Амерлин

   Ниже текста подлинность документа скрепляла печать -  Пламя  Тар  Валона.
Печать была поставлена в кружке белого воска, твердого, как камень.
   Наконец Мэт вдруг сам услышал, что насвистывает  песенку  "Полный  золота
карман", и сразу же оборвал мотивчик.
   - И это - настоящее? Вы не?.. Откуда вы это взяли?
   - Найнив его не подделывала, не сомневайся, - сказала Илэйн.
   - И не забивай себе голову вопросами,  как  мы  получили  эту  бумагу,  -
сказала Найнив. - Грамота - настоящая. И это все для тебя. Будь я  на  твоем
месте, я бы не показывала ее всем и  каждому,  в  противном  случае  Амерлин
отберет бумагу, а документ дает тебе возможность пройти мимо стражи и  сесть
на судно. Ты сказал, что возьмешь письмо, если  мы  дадим  тебе  возможность
уйти из Тар Валона?
   - Считайте, что письмо уже в руках Моргейз. - Мэт горел желанием еще  раз
сто перечитать драгоценную бумагу, но пересилил  себя  и  неторопливо  снова
сложил ее и положил на письмо Илэйн. - А вдобавок к этому не найдется  ли  у
вас немного монет? Немного серебра? Золотая марка, лучше две? У  меня  почти
что хватит на проезд, но я слышал,  что  ниже  по  реке  все  стоит  гораздо
дороже.
   Найнив покачала головой:
   - Разве у тебя нет денег? Ты играл с Хурином почти что каждый вечер, пока
не стал совсем уже немощным, так что в руках даже игральные  кости  удержать
сил не было. Да и почему ниже по реке все должно дорожать?
   - Найнив, мы с Хурином играли на медяки, а потом Хурин вовсе  отказывался
играть, даже и на эти деньги. Но  это  ничего,  управлюсь.  А  вы  разве  не
слышите, о чем люди толкуют? В Кайриэне идет гражданская война; по слухам, и
в Тире тоже неладно. Я слышал, в Арингилле комната в гостинице стоит больше,
чем добрая лошадь у нас дома.
   -  Мы  были  очень  заняты,  -  резко  заметила   Найнив   и   обменялась
встревоженным взглядом с Эгвейн и Илэйн, и эти переглядывания  опять  навели
Мэта на размышления.
   - Ничего, я управлюсь.
   Наверняка в гостиницах у доков играют в кости. Ночь с игральными  костями
- и рано утром он уже на борту судна с полным кошельком.
   - Только вручи это письмо Королеве Моргейз, Мэт,, - сказала Найнив, -  да
так, чтобы никто не узнал, что оно у тебя есть.
   - Я доставлю письмо Королеве. Я сказал, что доставлю, не так  ли?  У  вас
нет оснований думать, что я не держу  своих  обещаний.  -  Найнив  и  Эгвейн
посмотрели на него так, что он вспомнил о тех своих  обещаниях,  которые  он
все же не сдержал. - Я сделаю это. Кровь и... я сделаю это!
   Девушки остались еще на какое-то время и поговорили с ним, в  основном  о
доме. Эгвейн и Илэйн сидели на кровати,  а  Найнив  в  кресле,  сам  Мэт  на
табуретке. Разговор об Эмондовом Луге вызвал у Мэта тоску по дому, казалось,
он опечалил и Найнив, и Эгвейн - как  будто  они  говорили  о  чем-то,  чего
никогда больше не увидят. Юноша был уверен, что глаза у них  повлажнели,  но
когда он попытался сменить тему, то они возвращались к ней  снова  и  снова.
Говорили о людях, которых знали, о праздниках - Бэл Тайне и  Дне  Солнца,  о
танцах после сбора урожая и о вечеринках в пору стрижки овец.
   Илэйн рассказывала Мэту о  Кэймлине,  о  том,  как  нужно  себя  вести  в
Королевском Дворце и к кому  нужно  обращаться,  немножко  о  самом  городе.
Иногда девушка держала себя так, что он  уже  видел  корону  на  ее  голове.
Мужчине нужно быть полным  идиотом,  чтобы  позволить  себе  увлечься  такой
женщиной.
   Когда гостьи поднялись, собираясь уходить, Мэт искренне пожалел об  этом.
Он встал, вдруг почувствовав себя жутко неловко.
   - Послушайте, вы мне оказали огромную услугу. - Он дотронулся  до  бумаги
Амерлин на столе. - Огромную услугу. Я знаю, что вы  все  собираетесь  стать
Айз Седай, - он запнулся немного на  этом  слове,  -  а  ты,  Илэйн,  будешь
королевой в один прекрасный  день,  но  если  вам  когда-нибудь  понадобится
помощь, если возникнет что-либо, что я могу сделать,  я  явлюсь.  Вы  можете
вполне положиться на меня. Эй, я сказал что-нибудь забавное?
   Илэйн зажимала ладонью рот, а Эгвейн явно душил смех.
   - Нет, Мэт, - спокойно и серьезно  сказала  Найнив,  хотя  ее  губы  тоже
подрагивали от сдерживаемого смеха. - Только лишь то, что я  обычно  замечаю
за мужчинами.
   - Тебе нужно быть женщиной, чтобы это понять, - заметила Илэйн.
   - Счастливого пути и безопасного, - сказала Эгвейн,  -  и  запомни:  если
женщине нужен герой, он нужен ей сейчас, а не завтра.
   Смех так и рвался из нее.
   Мэт долгим взглядом смотрел на закрывшуюся за девушками  дверь.  Женщины,
подумал он по крайней мере в сотый раз, странный народ.
   Затем взгляд Мэта упал  на  письмо  Илэйн  и  сложенную  бумагу  на  нем.
Благословенная, малопонятная, но желанная, как огонь зимой, бумага  Амерлин.
Он пустился в пляс  на  середине  вытканного  цветами  ковра,  отколол  пару
коленец. Увидеть Кэймлин, встретиться с королевой!  Твои  собственные  слова
освободят меня от тебя, Амерлин. И уведут меня и от Селин подальше.
   - Никогда вам меня не поймать, - засмеялся он, имея в виду  их  обеих.  -
Никогда вам не поймать Мэта Коутона!

Глава 29
ЗАХЛОПНУТЬ ЛОВУШКУ

   В углу кухни, отдыхая, развалился пес. Крутить вертел вообще-то было  его
обязанностью. Поглядывая на собаку, Найнив  утирала  рукой  пот  со  лба  и,
преклонив спину, исполняла работу, от которой уклонился пес.  Это  же  надо!
Вот взбредет им в голову, и засунут меня  в  то  плетеное  колесо!  Так  что
радуйся, раз позволили крутить эту Светом проклятую ручку! Айз  Седай!  Чтоб
им сгореть всем! Употребление подобных гадких выражений,  пускай  даже  и  в
мыслях, говорило о том,  насколько  она  расстроена.  Другим  свидетельством
огорчения было то, что Найнив не замечала сейчас того, что. вовсю  бранится.
Она не думала, что языки пламени будут обжигать больнее, даже заползи она  в
этот  длинный,  серого  камня,  вместительный  очаг.  Найнив  была  уверена:
пятнистый пес ехидно на нее скалится.
   Длинной деревянной ложкой Илэйн снимала вытопившийся жир с  противня  под
вертелом, а Эгвейн тем временем такой же ложкой зачерпывала соус и  поливала
жаркое.
   Огромная кухня погромыхивала и клокотала,  в  обычной  своей  устоявшейся
суете в середине дня. Даже послушницы попривыкли видеть тут Принятых и  вряд
ли поглядывали лишний  раз  на  трех  девушек.  Да  и  повара  не  позволяли
послушницам отлынивать от дела и таращиться  по  сторонам.  Работа  закаляет
характер, говаривали Айз Седай, и повара  прилагали  все  силы,  дабы  у  их
подопечных создавался стойкий нрав. Да и не  помешает  укрепить  характер  и
трем Принятым.
   Проверить готовность жаркого явилась самолично Ларас, Госпожа  Кухонь,  -
вообще-то она была главным  поваром,  но  к  этому  званию  за  долгие  годы
привыкли столь многие, что оно  вполне  превратилось  в  ее  титул.  Женщины
вокруг принялись трудиться с еще большим рвением.  С  гордостью  пронося  по
кухне  три  свои  подбородка  над  мощным  корпусом,  охваченным  безупречно
белопенным фартуком,  которого  вполне  хватило  бы  на  три  послушнических
платья, Ларас была преисполнена чувства собственного достоинства. Деревянная
ложка с длиннющей ручкой у нее в руке походила на скипетр. О, не размешивать
суп  суждено  было  сему  орудию!  Скипетром  так  удобно  наставлять  своих
подопечных и хорошим шлепком находить общий язык с теми, кому до сих пор  не
удалось укрепить свой характер до той степени, которая  вполне  удовлетворит
Госпожу Кухонь. Обозрев всесторонне жаркое, Ларас пренебрежительно  засопела
и перевела хмурый взгляд на лица трех Принятых.
   Продолжая поворачивать вертел, Найнив ответила ей  смиренным  взором,  но
Ларас глядела на нее по-прежнему. Найнив попыталась улыбнуться, но выражение
лица у Ларас ничуть не изменилось. Но даже на минутку бросить работу, чтобы,
пускай и вполне любезно, заговорить с нею,  -  означает  катастрофу.  Хватит
взбучек и нагоняев от Айз Седай. Нужно смириться, как бы жестоко ни  терзала
и ни жгла обида, нужно терпеть, если Найнив надо научиться использовать свои
способности. Нельзя сказать, чтобы ей нравилось то,  на  что  она  способна.
Одно дело - знать, что Айз Седай хотя и  направляют  Силу,  но  не  являются
Приспешниками Тьмы. Совсем иное - с точностью  знать,  что  ты  сама  можешь
направлять. Но ей необходимо учиться, если она хочет сполна  расплатиться  с
Морейн. Едва ли не единственным, что не позволяло Найнив опустить руки, была
ненависть к Морейн - за все сделанное той с Эгвейн и  ребятами  из  Эмондова
Луга, за то, что она расплела их жизни, распустила их нити и  манипулировала
всеми ими в своих целях, целях Айз Седай.  Но  чтобы  выносить  обращение  с
собой, будто с ленивым недоумком!.. Чтобы Ларас  помыкала  ею!..  Вынужденно
кланяться Ларас, лебезить  перед  женщиной,  которую  несколькими  хлесткими
словечками Найнив быстренько бы поставила на  место...  От  подкатывающей  к
горлу ярости Найнив скрежетала зубами, совсем как при мысли о Морейн.  Может
быть, я могу отвести глаза и не смотреть на нее?.. Нет!  Чтоб  мне  сгореть,
если свой взгляд опущу перед этой... этой коровой!
   Ларас  фыркнула  еще  громче  и  прошествовала  мимо  Найнив.  Ступая  по
свежевымытым серым плитам пола, она удалилась,  по-утиному  переваливаясь  с
боку на бок.
   По-прежнему орудуя ложкой и придерживая горшок с салом,  Илэйн  сверкнула
ей вслед горящим взором.
   - Если эта женщина снова подымет на  меня  руку,  я  пошлю  Гарета  Брина
арестовать ее и...
   - Тихо ты, - прошептала Эгвейн. Не  прекращая  поливать  жаркое,  она  на
Илэйн и не смотрела. - Ведь уши у нее как у...
   Ларас тотчас же обернулась, будто и вправду услышала их разговор; лицо ее
стало еще сумрачней, а рот уже раскрылся для сердитых слов.  Но  прежде  чем
первый звук слетел у нее с языка, в кухню  влетела,  точно  ураган,  Престол
Амерлин. Даже палантин в полоску, овевающий  ее  плечи,  словно  ощетинился.
Через секунду Ларас и след простыл.
   Наконец-то! - подумала Найнив без радости. - Могла бы и пораньше явиться!
   Но в ее сторону Амерлин и не обернулась. Она не промолвила ни слова. Лишь
провела рукой по столу, выскобленному перед ее визитом в кухню  до  костяной
белизны, бросила взгляд на  пальцы  свои  и  поморщилась,  будто  они  стали
грязны. И сразу же рядом с  ней  оказалась  Ларас,  как  бы  вся  светящаяся
миллионом  улыбок,  однако  недовольный  взор  Амерлин  принудил  ее   молча
проглотить свою восхищенность.
   Амерлин прошла вдоль плит и котлов.  Задержалась  у  стола,  где  женщины
разрезали овсяный пирог. Осмотрела, тщательно ли почистили овощи.  Заглянула
и  в  котлы  с  варившимся  супом,  посоветовала  что-то  возившимся   здесь
поварихам. Те принялись  обсуждать  цвет  бульона.  Лицо  Амерлин  не  сияло
счастьем, и это заставило девушек, доставлявших тарелки и блюда в  обеденный
зал, поторопиться. Под сверкающим ее взором послушницы разлетались по  углам
кухни, точно мышата, завидевшие кота. Амерлин обошла уже добрую часть кухни,
одним своим взором заставляя  тружениц  вдвое  ускорить  работу.  Когда  она
завершила свой обход, поднять на нее взгляд осмеливалась одна только Ларас.
   Встав перед вертелом с жарким, Амерлин уперла руки  в  бока,  а  взглядом
пронзила навылет Ларас. Глядела она безо всякого выражения, голубые глаза ее
оставались ледяными.
   Огромная Ларас суетливо оправляла свой фартук, судорожно сглатывая  слезы
и колебля свои подбородки. Амерлин смотрела на главную повариху, по-прежнему
не мигая. Потупив взор, Ларас с трудом перевалилась с ноги на ногу.
   - Если Мать изволит меня простить, - промолвила она едва  слышно.  И  тут
же, изобразив своим телом нечто напоминающее реверанс, она  умчалась  прочь,
да забылась настолько, что по  старой  привычке  примкнула,  как  равная,  к
поварихам, колдующим  над  супом,  и  принялась  помешивать  в  котле  своим
деревянным скипетром.
   Наклонив голову, пряча лицо, Найнив не смогла сдержать улыбку.  Эгвейн  и
Илэйн, продолжая свой кухонный труд,  не  сводили  глаз  со  спины  Амерлин,
стоявшей в двух шагах от них.
   Не сходя с места, Амерлин оглядывала кухню.
   - Если этих так легко запугать, - проговорила  она  тихонько,  -  то,  не
исключено, тем слишком долго и слишком многое сходило с рук.
   И вправду, привести их в  трепет  труда  не  составит,  подумала  Найнив.
Жалкое оправдание для женщин. А ведь Амерлин довольно было лишь взглянуть на
них!.. Обведя взором плечо  свое,  окутанное  палантином,  Амерлин  на  лету
уловила взгляд Найнив.  И  вдруг  Найнив  ощутила,  что  в  тот  же  миг  ее
собственная рука стала сильней налегать на рукоятку вертела. Она сразу  себя
успокоила: нужно же сделать вид, будто и я такая же запуганная служанка, как
остальные поварихи.
   Затем Амерлин уставила свой ледяной взор в Илэйн  и  заговорила,  да  так
громко, что задребезжали развешанные вдоль стен медные горшки и сковородки:
   - Есть слова, кои я не потерплю на языке молодой женщины, Илэйн  из  Дома
Траканд. Если они вдруг окажутся во рту у тебя,  то  я  прослежу,  чтобы  их
оттуда с мылом и щеткой выскребли!
   Все в кухне вздрогнули. Илэйн явно чувствовала  себя  сконфуженно,  а  по
лицу Эгвейн уже проплывало негодование.
   Найнив покачала головой - мотнула едва заметно, но яростно. Нет, девочка!
Попридержи-ка язычок! Разве ты не понимаешь, что Амерлин делает!
   Однако Эгвейн  все  же  решилась  открыть  рот  и  произнесла  с  должным
повиновением и учтиво:
   - О Мать, она не хотела...
   -  Молчать!  -  Рев  Амерлин  пустил  по  кухне  новую  судорогу  женских
подергиваний и подскоков. - Ларас! Ты  ведь  Госпожа  Кухонь?  Так  будь  же
любезна, обучи двух девчонок,  чтоб  знали  они,  когда  и  как  следует  им
говорить, а когда надо молчать! Или тебе сие не по силам?!
   Шустро бросившись к Илэйн и Эгвейн, Ларас переваливалась с  боку  на  бок
раз в  сто  быстрее,  чем  доводилось  когда-либо  наблюдать  Найнив.  Ларас
схватила за уши сразу обеих девушек, бубня при этом:
   - Да-да, матушка моя! Сейчас, Мать, сейчас я их!.. Твой  приказ  -  смысл
моей жизни!
   Уворачиваясь от леденящего взгляда владычицы, Ларас выпроводила из  кухни
двух молодых женщин.
   Хоть Амерлин и стояла теперь совсем рядом с Найнив, буквально в шаге, она
продолжала обводить взглядом кухню. Вот молоденькая повариха, помешивая соус
в соуснице, случайно встретила льдистый  взор  Амерлин.  Тут  же  взвизгнув,
повариха бросилась прочь.
   - Мне вовсе не хотелось, чтобы  в  этот  переплет  угодила  и  Эгвейн.  -
Амерлин едва шевелила губами. Будто сама с собой  разговаривала,  а  завидев
выражение властного лица, никому в кухне и слышать не хотелось, что она  там
говорит. Найнив с превеликим трудом разобрала слова Амерлин. - Но, вероятно,
сегодняшний случай научит Эгвейн сначала подумать, а потом промолвить слово.
   Найнив, потупив взор, старательно поворачивала вертел, стараясь выглядеть
со стороны так, будто и она тоже бормочет что-то самой себе.
   - Мне думалось, вы станете неусыпно за нами присматривать... Мать.  Чтобы
мы сумели доложить, что отыскали.
   - Если я начну ежедневно являться на кухню ради того, чтоб таращиться  на
вас, кое у кого, несомненно,  зародятся  подозрения.  -  Между  тем  Амерлин
продолжала исследовать кухню. Из страха перед ее гневом все женщины избегали
даже поворачиваться в сторону ее пронзительного  взора.  -  После  обеда,  в
середине дня, я намеревалась вызвать вас в свой  кабинет.  Как  я  намекнула
Лиане, дабы как следует отчитать вас за то, что вы еще не избрали,  в  каком
направлении  продолжать   обучение.   Но   последние   новости   не   терпят
отлагательств. Шириам нашла еще одного Серого  Человека.  Женщину!  Мертвую,
точно рыба недельной свежести, но нет на ее теле ни единой  раны.  Мертвячка
была уложена кем-то  на  ложе  самой  Шириам,  будто  отдыхает.  Не  слишком
приятный подарочек для Шириам?
   Найнив невольно замерла, и вертел на миг прекратил вращаться, но  тут  же
девушка вновь продолжила свою работу.
   - У Шириам была возможность просмотреть списки, которые  Эгвейн  получила
от Верин, - проговорила Найнив. - Как и у Элайды.  Я  не  хочу  обвинять  ни
одну, ни другую, но обе они могли при желании... К тому же Эгвейн  говорила,
что Аланна... вела себя... как-то странно...
   - Эгвейн сама рассказала об этом, верно я поняла? Аланна - из Арафелла...
В Арафелле бытуют довольно странные представления о чести и чувстве долга. -
Амерлин пожала плечами, как бы не желая обсуждать более сию тему, но все  же
промолвила: - Надеюсь, проследить за ней для меня не составит труда. Но  ты,
вероятно, сумела узнать еще что-то важное, дитя мое?
   - Разузнала кое-что, - туманно  сообщила  Найнив.  Но  как  понять  слова
Амерлин? За Шириам приглядывать не  надо?  Может,  она  Серого  Человека  не
только обнаружила, но и сама-то его и...  Вообще-то  говоря,  Амерлин  и  за
Элайдой  не  худо  бы  присмотреть.  Значит,  Аланна  и  в  самом  деле  так
поступила... - Мне непонятно, почему вы доверяете Эльз Гринвелл, однако ваше
послание оказалось для нас полезным.
   Найнив рассказала властительнице  коротко  о  том,  какие  предметы  были
найдены в кладовке под  библиотекой,  представив  Амерлин  дело  так,  будто
участвовали в поисках  лишь  она  да  Эгвейн,  а  затем  добавила,  к  каким
заключениям и выводам о сути  сих  находок  они  пришли  вдвоем.  Найнив  не
рассказала, что видела Эгвейн в своем сне  -  или  как-то  иначе  должно  бы
именоваться подобное состояние, тем более что Эгвейн  утверждала:  все,  что
она увидела, случилось на  самом  деле,  в  этом  самом  Тел'аран'риоде.  Не
упомянула Найнив и о тер'ангриале, который Эгвейн получила от Верин.  Что-то
не позволяло Найнив  безоглядно  доверять  женщине,  украсившей  свои  плечи
палантином с семью полосами. Да и любой Другой женщине, какую бы шаль та  ни
носила на плечах, Найнив тоже не доверяла. Кроме того, она считала, что куда
разумней не выставлять свои козыри на обозрение.
   Выслушав свою  питомицу,  Амерлин  задумалась  так  надолго,  что  Найнив
засомневалась, внимала  ли  власть  ее  речам.  И  собралась  повторить  все
сказанное немного громче, но Амерлин наконец  заговорила,  по-прежнему  едва
шевеля губами:
   - Дочь моя,  я  не  посылала  никаких  сообщений!  Предметы,  оставленные
Лиандрин и ее товарками, были осмотрены,  но,  не  обнаружив  в  них  ничего
ценного, их предали огню. То, что оставлено Черными Айя, никому не пойдет на
пользу. А что касается Эльз Гринвелл... Девицу сию я помню. Если  бы  у  нее
было рвение к знаниям,  Эльз  могла  бы  добиться  успехов,  но  бездельница
предпочитала улыбаться мужчинам и строить глазки на тренировочном дворе  для
Стражей. Десять дней тому назад Эльз  Гринвелл  была  посажена  на  торговый
корабль и отправилась домой, в объятия своей милой матушки.
   Найнив старалась незаметно проглотить вставший вдруг в горле комок. Слова
Амерлин навели Найнив на мысли о великовозрастных задирах, издевающихся  над
малышами. Обидчики всегда с  презрением  относятся  к  ребятишкам  помладше,
считая, что у тех ум короток и что они ничего не понимают в происходящем,  а
посему злодеи эти прилагают мало усилий, чтобы замаскировать  свои  ловушки.
От высокомерного презрения Черных Айя в  жилах  Найнив  вскипела  от  ярости
кровь. А подстроенная ими мышеловка заполнила сердце ее льдом.  Свет,  ежели
Эльз отослана домой, то... О Свет, любая, с кем  я  говорю,  того  и  гляди,
может обернуться Лиандрин или кем-то из ее сообщниц!..
   Вертел над огнем замер. И Найнив принялась вновь его поворачивать. Хорошо
хоть, никто из поварих не заметил ее оплошности: все они готовы были вылезти
вон из кожи, только бы не встретиться взглядом с горящими глазами Амерлин.
   - И что, по-твоему, делать с этой... настолько  явной  западней?  -  тихо
спросила Амерлин, по-прежнему разглядывая кухонную утварь  и  не  смотря  на
Найнив. - Вам и в нее тоже хочется угодить?
   Найнив покраснела.
   - Я понимаю, что эта ловушка - именно ловушка и есть...  Мать.  А  лучший
способ поймать охотника прост: захлопнуть западню и дождаться, пока он - или
она - явится проверять ловушку.
   Сейчас, после всего  сказанного  Амерлин,  сей  довод  прозвучал  слабее,
произнесенный не столь уверенным  тоном,  каким  Найнив  убеждала  Эгвейн  и
Илэйн, но своего мнения Найнив ничуть не изменила.
   - Вполне возможно, что ты права, дитя мое, -  проговорила  Амерлин,  едва
разлепляя губы. - Можно обнаружить врага и так. А если появившиеся  охотники
найдут тебя запутавшейся в их силках?.. - Она досадливо вздохнула. - Хорошо,
в своей келье ты найдешь золото на дорогу. А я пущу слух, будто отослала вас
на ферму, мотыжить капустные грядки. Илэйн тоже отправится с вами?
   На сей раз Найнив забылась настолько, что очумело уставилась на  Амерлин,
не отрывая очей. Потом опомнилась и опустила взор к своим рукам и к вертелу.
Суставы ее пальцев на ручке вертела побелели, как снег. - Все по-старому, вы
все интригуете... К чему тогда притворство,  раз  вам  все  известно?  Из-за
ваших хитроумных планов нам приходится изворачиваться почти как Черным  Айя.
Зачем все это? - Она видела: лик Амерлин потвердел, посему Найнив через силу
перешла на более уважительный тон в разговоре с властительницей. - Если  мне
позволено спросить вас, о Мать?
   Амерлин хмыкнула.
   - Наставить Моргейз на верный путь, причем, быть может, и против ее воли,
будет и без того делом тяжким, а если она еще  вдобавок  помыслит,  будто  я
отослала ее дочку в штормящее море на протекающем ялике... А  так  я  вправе
заявить: я тут совершенно ни при чем. С Илэйн потом,  когда  она  предстанет
перед  лицом  своей  родительницы,  обойдутся,  наверно,  немного   построже
обычного, но я теперь оказалась при трех ищейках, а  обладала  двумя.  Но  я
говорила тебе: если б только я могла, то  обзавелась  бы  сотней  гончих!  -
Амерлин оправила на своих плечах полосатый палантин. - Ладно, чересчур долго
я тут стою. И чересчур близко, это могут  заметить.  Ну  не  хочешь  ли  еще
что-то добавить? Или спросить меня о чем-нибудь? Только поторапливайся, дочь
моя!
   - Что такое Калландор, матушка?  -  спросила  Найнив.  На  сей  раз  сама
Амерлин настолько утеряла самообладание, что  обернулась  к  Найнив  и  лишь
мигом позже отвернулась от девушки.
   - Они ни в коем случае не должны завладеть им. - Шепот властительницы был
едва слышен, словно он назначался  лишь  собственным  ее  ушам.  -  По  всей
вероятности, они не могут  взять  его,  но...  -  Амерлин  перевела  дух,  и
негромкие ее речи стали достаточно отчетливы, Найнив слышала каждое слово: -
В Башне не наберется  и  дюжины  женщин,  которые  ведают,  что  есть  такое
Калландор, да и за стенами Башни знающих о нем не больше дюжины.  Знают  про
Калландор и Благородные Лорды Тира, но они никогда не произносят вслух  слов
о нем. Упоминают они о нем, только когда объявляют о посвящении нового Лорда
Страны. Калландор, то есть Меч-Которого-Нельзя-Коснуться, - это  са'ангриал,
девочка  моя.  Некогда  было  изготовлено  всего  два  более  могущественных
са'ангриала,  и  хвала  Свету,  ни  одним  из  них  не  воспользовались.   С
Калландором в своих руках, дитя мое, даже ты, Найнив, сумеешь  одним  ударом
смести с лица земли город. И если ты, Найнив, и  Эгвейн,  и  Илэйн,  вы  все
втроем, ценой жизни убережете  Калландор  от  грязных  рук  Черных  Айя,  то
подвигом сим сослужите  всему  миру  великую  службу,  причем  заплатите  за
избавление от грозной беды всего ничего.
   - Но как Черные Айя завладеют Калландором? - воскликнула Найнив. - До сих
пор  я  была  убеждена:  тронуть  Калландор  может  один  лишь  Возрожденный
Дракон...
   Взглянув  на  нее  искоса  своим  острым  взором,  способным,   казалось,
распластовать жарящееся на вертеле мясо, Амерлин произнесла:
   - Черные Айя могут  разыскивать  и  еще  что-то.  Они  уже  похитили  тут
тер'ангриалы. А  сегодня  в  Тирской  Твердыне  хранится  почти  столько  же
тер'ангриалов, как и в Башне!
   - А  я  была  уверена,  что  Благородные  Лорды  яростно  ненавидят  все,
связанное хоть чуточку с Единой Силой, - прошептала Найнив недоверчиво.
   - О дитя мое, все верно, Лорды эти и впрямь Единую  Силу  просто-напросто
ненавидят. Да, ненавидят  ее  и  страшатся.  И  если  им  удается  приметить
тайренскую девушку, одаренную мало-мальской способностью  направлять  Единую
Силу, они в тот же день, еще до наступления вечера, спроваживают ее с первым
же судном, уходящим в Тар Валон.  У  бедняжки  порой  едва  хватает  времени
попрощаться с родными. - Амерлин явно терзали воспоминания - столько  горечи
чувствовалось в интонациях ее тихого голоса. - Но при всем  том  Благородные
Лорды упрятали  в  стенах  своей  драгоценной  Твердыни  чуть  ли  не  самый
могущественный из предметов - средоточии Силы, который когда-либо видел мир.
Лично я убеждена:  они  собрали  за  многие  годы  у  себя  такое  множество
тер'ангриалов, да и всего прочего, имеющего хоть самое  слабое  отношение  к
Силе,  потому,  что,  поступая  так,  они  могут  преуменьшить,   ограничить
существование того, отринуть что, избавиться от чего не в их  власти;  того,
что всякий раз, как они появляются под сводами Сердца  Твердыни,  напоминает
им о собственной обреченности. Им ведом  знак,  который  подтвердит  жителям
всех стран, что  Дракон  -  Возродился.  Знак  сей  -  падение  неприступной
крепости, о стены коей бессильно  разбились  сотни  штурмовавших  ее  армий.
Причем знамение сие не единственное, а  одно  из  ряда  многих.  Для  гордых
лордов чересчур беспощадная рана. Их  собственное  падение  не  станет  даже
одним из знамений о перерождении мира. Они бессильны позабыть об этом,  даже
пребывая вне Сердца Твердыни. Ведь именно там Лордов Страны возводят в  ранг
Благородного Лорда, и именно там четырежды в год Благородные Лорды  свершают
так называемый Ритуал Караула. Так они якобы оберегают весь мир, не позволяя
Дракону  завладеть  Калландором.  Так  что  знание  о  неотвратимом  падении
Твердыни язвит их души - они будто по горло  наглотались  живых  серебристых
щук, чего они вполне достойны. - Амерлин  вздрогнула  и  умолкла,  сознавая,
что, возможно, наговорила намного больше, чем хотела сказать. - Более ты  ни
о чем не желаешь спросить, дитя мое?
   - О нет, матушка! - пробормотала Найнив. Свет, о чем ни толкуй, все концы
ведут снова к нему, к Ранду! Опять все возвращается к Возрожденному Дракону!
Она все еще не желала представлять себе Ранда иначе, чем  привыкла.  -  Нет,
больше ни о чем!
   Хмуро поглядывая на бешеную суету, поднятую в кухне  поварихами,  Амерлин
величавым жестом оправила свой палантин.
   - Нужно будет угомонить тут эту суматоху, - заметила Амерлин. - Мне  надо
было безотлагательно побеседовать с вами, но Ларас - славная  женщина  и  на
своем месте она управляется с кухнями и кладовыми лучше некуда!
   Фыркнув и вновь налегая ладонями на рукоять вертела, Найнив под нос  себе
пробубнила: "Да-да, Ларас -  кусок  старого  сала,  и  с  ложкой  своей  она
управляется куда как ловко!" Девушка полагала,  что  ее  ворчание  останется
лишь ее достоянием, но Амерлин, услышав сию эпиграмму,  криво  улыбнулась  и
сказала:
   - Ты неплохой знаток характеров человеческих, дитя мое! В родной деревне,
верно, ты была хорошей Мудрой. Так знай же, что Ларас по собственному почину
явилась к Шириам за указанием: сколько же можно держать вас, трех  подружек,
на  самой  тяжкой  и  нечистой  работе  и  даже  послаблений  не  давать  от
непосильных трудов? А еще  она  заявила,  что  по  моему  приказу  не  будет
подрывать ни здоровья, ни духа молодых девушек. Да-а, хорошо же ты судишь  о
людях, дитя мое!
   В ту минуту Ларас уже топталась с ноги  на  ногу  у  двери  в  кухню,  не
решаясь вступить на территорию собственных своих владений. Амерлин поспешила
ей навстречу, сменив строгие  взоры  из-под  нахмуренных  бровей  на  улыбку
доброй матушки.
   Мне все  нравится  у  тебя  на  кухне,  Ларас!  -  произнесла  Амерлин  с
намеренной громкостью, чтобы слышать ее речи могла всякая живая  душа.  -  У
тебя здесь все как полагается. Давно следует  тебя  вознаградить.  Наверное,
мне нужно будет придать званию Госпожа Кухонь официальный статус.
   Лицо толстухи задрожало от неожиданного потрясения, потом вся  она  стала
просто-таки лучиться удовольствием. Пока Амерлин не убралась из  кухни  вон,
Ларас продолжала сиять улыбками, как  медный  таз.  Но  лишь  только  власть
изволила удалиться, Ларас полыхнула яростным взглядом на своих работниц. Вся
кухня носилась кувырком, как белка в колесе. Взгляд свой Ларас остановила на
Найнив. Вновь вращая вертел, Найнив пыталась улыбнуться толстухе.
   Хмурясь все больше,  Ларас  пошлепывала  себя  ложкой  по  бедру,  совсем
позабыв, что только  что  употребила  ее  по  прямому  назначению,  оставляя
сальные пятна на белизне своего фартука.
   Буду улыбаться ей,  даже  если  она  меня  убивать  вознамерится,  думала
Найнив, уже сцепив зубы в костяной оскал, В дверях появились Эгвейн и Илэйн.
Они страдальчески морщились и  вытирали  рты  рукавами.  Ярым  взором  Ларас
отправила их обеих к вертелу продолжать прерванные труды.
   - Мыло, - прошипела Илэйн едва разборчиво, - на вкус ужасная гадость!
   От отвращения Эгвейн передернуло.
   - Найнив, если ты сейчас  скажешь  мне,  -  прошептала  девушка,  поливая
жаркое соусом со сковородки, - если ты скажешь вдруг, что Амерлин  приказала
нам всем оставаться здесь и работать, я просто взвою! Ведь я уже  и  вправду
готова удрать!..
   - Как только покончим с мытьем посуды, мы втроем сразу же отправляемся  в
путь, - промолвила Найнив, - да нужно сматываться пошустрей, заберем  только
свои пожитки из комнат...
   Найнив пожелала вдруг разделить  с  подругами  возгоревшееся  в  их  очах
нетерпение. Да ниспошлет Свет, чтобы мы не угодили в ловушку,  высвободиться
из коей не сумеем! Да ниспошлет Свет, чтобы такого не случилось!

Глава 30
ПЕРВЫЙ БРОСОК

   И вот Найнив, а с ней и все остальные покинули его жилище, и до конца дня
Мэт был в одиночестве, совершив, правда, одну короткую  вылазку.  Он  строил
планы. Он обедал. Мэт слопал все, что принесли ему служанки, и  заявил,  что
по-прежнему голоден. Сердобольные  подавальщицы  были  более  чем  счастливы
услужить ему. На стол явились хлеб и сыр, и гора заказанных  им  фруктов,  и
Мэт без устали прятал сморщившиеся от хранения в погребе яблоки и  груши,  а
заодно и ломти сыра и буханки хлеба в платяной  шкаф,  оставляя  подносчицам
провизии опустошенные подносы.
   В середине дня Мэт не без труда перенес явившуюся к нему  с  визитом  Айз
Седай, которую, как, ему удалось вспомнить, именовали Анайей. Возложив  руки
на голову Мэта, она изволила  пропустить  сквозь  его  тело  волны  ледяного
озноба. Юноша решил, что это из-за Единой Силы, а иначе чего ради Айз  Седай
станет попусту к нему прикасаться. Невозмутимая и гладколицая, как  все  Айз
Седай, Анайя оказалась в общем-то обыкновенной женщиной.
   - Сегодня ты выглядишь намного лучше, - отметила она, чаруя его  улыбкой.
Ее улыбка заставила Мэта вспомнить, как улыбалась мама. - И аппетит  у  тебя
как у голодного волка, вот уж не ожидала! Мне сообщили, ты как будто намерен
подчистую объесть кладовые. Уж поверь, мы позаботимся,  чтобы  тебя  кормили
как следует. Не волнуйся, голодать мы тебе не позволим, ни обеда,  ни  ужина
не пропустишь.
   Мэт улыбнулся, как  приучил  себя  улыбаться  матери,  желая  внушить  ей
доверие:
   - Не сомневаюсь в вашей заботе! Но я и в самом деле чувствую  себя  более
здоровым. Знаете, о чем я сейчас мечтаю? Отправиться после полудня в  город,
поглазеть по сторонам ради удовольствия. Вы не против? Может, зайду вечерком
в гостиницу. Ничто  так  не  поднимает  настроение,  как  добрая  беседа  за
кружечкой пива.
   Он тотчас заметил, что губы Айз Седай без труда растянули вдвое шире свою
ободряющую улыбку.
   - Запирать тебя в комнате никто не собирается, Мэт, - пообещала Анайя.  -
Но не пытайся выйти из города. Твое  излишнее  свободолюбие  ужасно  огорчит
стражников, и сюда тебе придется возвращаться с эскортом.
   -  Нет,  у  меня  не  было  таких  планов,  Айз  Седай.  Престол  Амерлин
предупредила меня - попытаюсь уйти, так просто умру  от  голода  через  пару
деньков...
   Анайя кивнула, но Мэт понимал: ни единому его слову она не верит.
   - Разумеется, так и будет! - сказала Айз Седай  и  отвернулась  от  Мэта.
Взгляд ее упал на шест в углу, который юноша принес с тренировочного  плаца.
- Задумал защищаться, Мэт? Но у нас ты в такой же безопасности, какую мог бы
найти в любом другом месте. Только охраняем мы тебя получше.
   - Уж это мне известно, Айз Седай, очень хорошо известно!
   Анайя ушла. А Мэт хмуро глядел на дверь: удалось ли  ему  хоть  в  чем-то
убедить Айз Седай?
   Уже наступил вечер, когда Мэт вышел из своей комнаты.  В  надежде  больше
никогда туда не  возвращаться.  Небо  окрашивалось  пурпуром,  а  на  западе
солнце, склоняясь к закату, расцвечивало облака  всеми  оттенками  красного.
Мэт повесил на плечо найденную во время одной  из  прежних  вылазок  большую
кожаную суму,  битком  набитую  хлебом,  сыром  и  фруктами,  которые  успел
припасти, и накинул плащ. Глянул в зеркало и понял: скрыть то, что он хотел,
не получится. Взяв со своей кровати одеяло, он  связал  остальную  одежду  в
узелок и вскинул его на плечо. Шест сойдет за дорожный посох. Никаких  своих
вещей Мэт в комнате не оставил. Мелкие вещи разместились и карманах  куртки,
а самое важное он уложил в поясной кошель. В нем хранились  грамота  Престол
Амерлин, письмо Илэйн и его стаканчики с игральными костями.
   Выбираясь из  лабиринтов  Башни,  он  заметил  нескольких  Айз  Седай,  а
некоторые из них и его заприметили, но  только  повели  бровью  или  глянули
вслед, заговорить с ним никто не заговорил. Одной из увидевших его Айз Седай
была Анайя. Она лукаво улыбнулась ему, удрученно покачивая головой. В  ответ
Мэт пожал плечами и слабо улыбнулся, напустив на себя самый  виноватый  вид,
какой только сумел, и она прошла мимо него молча, продолжая качать  головой.
Стражники, стоявшие на посту у ворот Башни, молча проводили Мэта  скучающими
взглядами.
   Но лишь в ту минуту,  когда  он  пересек  широкую  площадь  и  ступил  на
брусчатку городской улицы, в груди Мэта стало наконец  вздохами  подниматься
чувство радости. Да,  радости  и  торжества.  Если  не  можешь  скрыть  свои
намерения от врагов, поступай так, чтобы тебя  считали  дураком.  Тогда  они
будут стоять вокруг и ждать, когда же  ты  наконец,  брякнешься  в  грязь  и
расквасишь себе физиономию... Видевшие  меня  Айз  Седай  сейчас  ждут,  что
обратно меня приволокут стражники. Но я не возвращусь и к завтрашнему  утру,
вот тогда они и бросятся  на  поиски.  Поначалу  искать  будут  не  особенно
ревностно, думая, будто я схоронился в городе, залег в какую-то нору. До них
не скоро дойдет то, что я улизнул  из  города,  кролик  к  тому  дню  успеет
сплавиться далеко-далеко вниз по реке...
   С ощущением светлой легкости на сердце, которой он, как ему казалось,  не
испытывал несколько лет, Мэт зашагал  к  гавани,  откуда  суда  отплывали  в
сторону Тира и городков  по  берегам  реки  Эринин.  Мэт  бодренько  напевал
песенку "Мы  снова  за  границей".  Но  плыть  так  далеко,  до  Тира,  ему,
разумеется, не надо. Арингилл, город, где  Мэт  собирался  сойти  на  берег,
чтобы продолжить путь до Кэймлина, стоял в среднем течении реки.
   Я доставлю ваше проклятое письмецо куда надо. И вообще, как она смеет так
думать! Считать, будто я, сказав, что довезу письмо, не исполню  обещанного!
Я доставлю это проклятое письмо - даже ценой своей жизни!
   Сумерки уже опускались на Тар Валон, но света было  еще  довольно,  чтобы
украсить волшебными бликами фантастические городские  строения  и  необычные
силуэты башен, соединенных мостами на высоте в сотню  шагов.  Люди  все  еще
разгуливали по улицам, и одежды горожан были столь  разнообразны,  что  Мэту
почудилось, будто в Тар Валоне собрались представители всех государств мира.
Фонарщики со своими подручными поднимались по лестницам к верхушкам фонарных
столбов, и над центральными улицами города восходил свет фонарей. Но  в  той
части  Тар  Валона,  куда  направлялся  Мэт,  светились  лишь  окна   домов.
Великолепные дворцы и величественные башни города  возвели  огир,  новые  же
улицы и переулки выросли благодаря человеческому труду. Правда, слово  новые
иной раз относилось к зданию двухтысячелетнего возраста. На окраинах,  ближе
к Южной Гавани, строители-люди пытались  если  не  повторить  фантастическое
искусство огир, то хотя бы подражать легендарным зодчим. Здесь фасады таверн
и прочих злачных мест, где кутили моряки, были  украшены  такой  же  изящной
резьбой по камню, как особняки и дворцы. В нишах и на куполах  зданий  сияли
мраморные статуи, карнизы там и  тут  сплошь  покрывали  гипсовые  узоры,  а
вырубленные из мягкого минерала фризы затейливо  украшали  витрины  портовых
лавок и купеческие палаты. Мосты и в новых кварталах арками  изгибались  над
мостовой, но здешние улицы оказались вымощены булыжником, а не  базальтовыми
плитами, да и многие  мосты  были  сработаны  из  дерева,  не  из  камня,  и
вздымались  обыкновенно  не  выше  второго  этажа  ближних  домов,  а   выше
четвертого не взлетали никогда.
   Но и на более темных новых улицах жизнь бурлила так  же  неуемно,  как  в
центре Тар Валона. Все таверны и  уютные  зальчики  гостиниц  так  и  кишели
сошедшими  с  судов   торговцами,   спорившими   с   будущими   покупателями
первоклассных  товаров  о  наличности  и  процентах;  в  беседы  вмешивались
путешественники, приплывшие по реке  Эринин,  рыбаки  и  грузчики,  а  также
одержимые жаждой денег типы, готовые  добывать  золото  и  правой  рукой,  и
левой. Музыкальные инструменты: биттерны, способные возопить  жалобней,  чем
выпь, и флейты, и аристократки-арфы, и даже послушные молоточкам  цимбалы  -
переполняли улицы громокипящей музыкой радости. В первой таверне, куда зашел
Мэт, вовсю шла игра. Три кучки мужчин, расположившихся на корточках у  стены
общего зала, громкими возгласами встречали  каждый  бросок,  каждый  кувырок
костей, приносящие кому-то из них выигрыш, и смеялись над чужими неудачами.
   Вообще-то говоря, Мэт  намеревался  поиграть  только  с  часок,  а  потом
отправиться на поиски подходящего судна. Юноша решил немного пометать кости,
чтобы пополнить свой кошелек несколькими монетами, но сразу сорвал куш.  Мэт
всегда чаще выигрывал, чем проигрывал, в играх между ним и Хурином, да  и  в
Шайнаре случалось так, что шесть или  восемь  бросков  кряду  приносили  ему
выигрыши. Но в нынешний вечер каждый его бросок вел к удаче. Каждый!
   Заметив, как прицельно следят за  ним  соперники,  Мэт  порадовался,  что
весьма кстати оставил в кошеле собственные игральные  кости.  Однако  те  же
острые, озлобленные взгляды побудили удачливого игрока удалиться из  таверны
от греха подальше. Мэт обнаружил с удивлением: в кошельке у него побрякивало
уже три десятка серебряных марок, у каждого из партнеров он выиграл столько,
что никто из них больше не желал его видеть.
   Кроме одного - смуглолицего матроса с шапкой курчавых жестких  волос.  Он
оказался из Морского Народа, как услышал Мэт, сразу удивившийся этому факту,
- что делает человек из Ата'ан Миэйр в такой  дали  от  моря?  Однако  моряк
последовал за выходившим из гостиницы  Мэтом  и  дальше,  по  темной  улице,
настойчиво прося дать ему  возможность  отыграться.  Мэт  собирался  двинуть
прямиком к  пристани,  ведь  тридцать  серебряных  марок  составляли  вполне
приличную сумму, но  смуглолицый  продолжал  канючить,  а  у  разбогатевшего
любителя свободы оставалось еще с полчасика свободного времени, поэтому  Мэт
уступил и вошел вместе с парнем в первую подвернувшуюся по пути таверну.
   И снова Мэт выигрывал, причем все происходило как-то само собой, будто во
сне. Юношу словно лихорадка охватила. Мэт переходил из таверны в  общий  зал
постоялого двора, потом в харчевню, опять в таверну и нигде не  задерживался
так надолго, чтобы успеть вызвать у жертв своей удачи озлобление и ярость. У
менялы юноша обратил свое серебро в золото. Мэт играл в "короны", он резался
в "пятерки", вступал в игру "девичий  позор".  Он  метал  на  стол  то  пять
костей, то четыре, а то и три или всего две. Мэт  соглашался  участвовать  в
играх, в которых ровно ничего не смыслил, узнавая их правила  в  ту  минуту,
когда приседал на корточки в кругу игроков или  занимал  место  у  стола.  И
вновь побеждал! Далеко за полночь  смуглолицый  моряк,  назвавшийся  Раабом,
пошатываясь от усталости, удалился, обессиленный, опустошенный, но с  полным
кошельком монет, возвращенных не  в  игре  против  Мэта,  а  через  заведомо
выигрышные пари, в которых он уверенно делал ставки на своего  победителя  и
спасителя. И снова Мэт завернул к какому-то меняле, а может, и не один  раз.
Угар победы будто затмил его сознание - точно так  же  совсем  недавно  были
затянуты облаками его воспоминания о прошлом; но помутившая разум  лихорадка
азарта вела Мэта к новой игре. И к очередному выигрышу!
   А когда Мэт пришел в себя, он уже не знал, сколько часов или лет минуло с
той минуты, как он начал играть. Очнулся он от игорного дурмана  в  таверне,
которая вроде называлась  "Тремалкинский  сплесень",  повсюду  слоями  висел
табачный дым, и Мэт смотрел на пять костей. И  на  обращенных  вверх  гранях
каждой - глубоко вырезанная корона! Большая часть посетителей  пила  вино  и
джин, пока из ушей не потечет, но в этот миг постукивание костяшек о стол  и
возгласы сражающихся за счастье игроков из другой компании,  приютившейся  в
дальнем углу, были без труда заглушены голосом красотки, бодренько  запевшей
под ритмичное поскакиванье молоточков по цимбалам:

   Потанцуем, девушка с карими глазами!
   Или ты, красавица, глазки-васильки!
   Спляшем с той, которую вы мне показали, -
   Где ж ты, ясноглазая? Ты, моя Кики!
   Поцелую девушку в черненьких кудряшках!
   И тебя, красавица, кудри точно рожь!
   О, тебя лобзаю я, рыжая бедняжка!
   А моя Кики теперь - где ее возьмешь?

   Певунья назвала свою песенку "Вот что он мне говорил". Но Мэт великолепно
помнил, что эта мелодия имела другое название - "Потанцуй со мной", а  слова
были совершенно изменены, но сейчас  все  его  внимание  занимали  игральные
кости.
   - И откуда это король снова вылупился?! - пробормотал  один  из  игроков,
сидевших на корточках рядом с Мэтом. Король являлся из  ладони  Мэта  уже  в
пятый раз подряд.
   Сейчас Мэт выиграл поставленную против него золотую марку, и в эту минуту
его совершенно не беспокоило то обстоятельство, что его собственная  монета,
чеканенная в Андоре, по весу была солидней иллианской,  выложенной  на  спор
его противником. Победитель  просто  сгреб  костяшки  в  кожаный  стаканчик,
хорошенько перемешал их, и метнул вновь. Пять корон! Но этого быть не может,
о Свет! Никогда нигде никто не выбрасывал фигуру "король" шесть  раз  кряду.
Никто!
   - Ну, такую  удачу  подстроить  мог  только  Темный!  -  проворчал  некий
достойный  человек.  Был  он  мужиковат  и  грузен,  с   черными   волосами,
завязанными на затылке черной же лентой, плечи тяжелые, лицо в шрамах, а нос
не раз пострадал в честной драке.
   Не помня себя от гнева, Мэт вскочил, отважно рванул  грузного  острослова
за ворот и вздернул на ноги. Потом толкнул болтуна к стене таверны.
   - Не смей говорить такие слова! - прорычал Мат.  -  Никогда  в  жизни  не
говори!
   Мужчина смотрел на него сверху вниз, весьма  удивленный  -  острослов  на
целую голову возвышался над вспетушившимся Мэтом.
   - Да это же просто присловье! - проговорил кто-то у  Мэта  за  спиной.  -
Свет, это всего лишь обыкновенная поговорка!
   Выпустив из кулака воротник шрамолицего, Мэт отступил на шаг. - Я... я...
мне не по душе, - начал он,  запинаясь,  -  когда  обо  мне  несут  подобную
гадость! Я вовсе не Приспешник Темного!
   Чтоб мне сгореть, неужели моя удача и впрямь везенье Темного? Нет, только
не это! Неужели проклятый кинжал в самом деле наделал мне бед, о Свет?
   - Да никто и не врал, будто вы Пособник Темного, - заверил его мужчина со
сломанным носом. Видимо,  он  уже  превозмог  удивление  и  пытался  решить,
разозлиться ему на Мэта или остыть.
   Собрав свой походный  скарб,  Мэт  покинул  таверну,  оставив  выигранные
монеты там, где они лежали. Но двигал им вовсе не страх перед верзилой.  Мэт
уже забыл и о нем, и о деньгах. Единственное, чего ему хотелось, - оказаться
за дверью таверны, вдохнуть чистого воздуха, поразмыслить.
   Впитывая всей грудью ночную прохладу,  он  прислонился  к  стене  таверны
неподалеку от входа. Сейчас мрачные улицы Южной  Гавани  были  безлюдны.  Из
окон гостиниц и распивочных еще выплывала музыка, слышался смех, но мало кто
ходил по ночным улицам. Обеими руками сжимая стоящий  перед  ним  шест,  Мэт
оперся лбом на кулаки и пытался обдумать загадку своих удач.
   Он знал, что родился удачливым. Удача  сопутствовала  ему  постоянно,  во
всем. Но почему же тогда воспоминания о годах, прожитых в  местечке  Эмондов
Луг, не предъявляют образцы удач, которых ему и  не  выпадало,  пока  он  не
покинул родные места? Конечно, Мэт счастливо выходил из многих переделок, но
не забывались и те проказы, которые, как он считал, сойдут ему с  рук  и  на
которых его ловили с поличным и  ему  доставалось  сполна.  Мать,  например,
всегда могла предсказать,  когда  он  замышлял  новое  озорство.  Часто  ему
казалось, что Найнив видит его насквозь, несмотря  на  все  воздвигнутые  им
барьеры. Однако удача пришла к Мэту вовсе не с того дня,  когда  он  оставил
Двуречье. Удача явилась в тот  миг,  когда  он  заполучил  кинжал  из  Шадар
Логота. Мэт вспомнил, как дома он играл в кости с заезжим чужаком,  худющим,
что  лучина,  мужчиной  с  пронзительным  взглядом.  Тот  служил  у   купца,
приехавшего  из  Байрлона  закупить  партию  табака.  Не  забыл  Мэт  и  тот
прискорбный факт, что в награду за никчемное и расточительное метание костей
отец закатил ему генеральную порку - для приобретения  противоположных  игре
склонностей. Долг Мэта остроглазому хитрецу  составлял  серебряную  марку  и
четыре пенса.
   - Но ведь я уже свободен от этого чертового кинжала! - промямлил  Мэт.  -
Айз Седай, не к ночи бы помянутые, сами заявили, что я от него свободен!
   Углубясь в размышления, он  решил  заодно  проверить,  сколько  же  нынче
выиграл.
   Пошарив  в  карманах  куртки.  Мат  обнаружил,  что  все  они   наполнены
гладенькими монетами, кронами и марками, и серебряными, и  золотыми.  Стоило
вытащить горсть монет, как они заблистали в свете из окон. Отыскал Мэт и два
битком набитых кошелька. Развязав их, он увидел: содержимое кожаных мешочков
составляли  почти  сплошь  золотые  красавцы-кроны.   Еще   больше   деньжищ
оттягивало кошель у него на его поясе, монеты засыпали Мэтовы  стаканчики  с
игральными костями, помяли и письмо Илэйн, и послание Амерлин. Он  вспомнил,
как нравилось ему подкинуть серебряный пенни-другой служаночкам - в  награду
за их милые улыбки, за симпатичные глазки и стройные лодыжки, а еще  потому,
что серебряные пенсы не больно-то достойны болтаться в его кармане.
   Пенсы недостойны болтаться в моем кармане? Что ж,  может,  и  недостойны.
Свет, да я богат! Чтоб мне сгореть на месте, я невероятно разбогател!  Хотя,
кто знает, может, тут не обошлось без  Айз  Седай?  Вдруг  они,  когда  меня
Исцеляли, что-то этакое сотворили? Случайно, наверное. Скорей всего, так оно
и было. Лучше считать именно так и никак иначе! Должно быть,  все  это  дело
рук проклятых Айз Седай!..
   Рослый мужчина вынес свою персону из таверны, но разглядеть его лица  Мэт
не успел, ибо дверь поспешила захлопнуться, скрыв поток света.
   Поплотнее прижавшись спиной к стене,  Мэт  затолкал  вновь  приобретенные
кошельки обратно в карманы куртки, крепче стиснул посох. Благодаря какому бы
везению ни явилось в эту ночь к нему золото, у него не было охоты жертвовать
добычу грабителям!
   Мужчина повернул в сторону Мэта, пригляделся и вздрогнул.
   -  Х-холодная  ночка!  -  пьяным  голосом  промолвил  он.  Когда   крепыш
приблизился, Мэт разглядел: тело дылды состояло большей  частью  из  сала  и
бекона. - Я должен... Мне нужно... - твердил толстяк, спотыкаясь по улице  в
сторону городского центра и бессвязно уговаривая себя самого.
   - Вот дурак! - ругнулся Мэт, не уверенный, имеет ли он  в  виду  толстяка
или самого себя. - Давно пора договориться с капитаном какой-нибудь посудины
да и убираться отсюда поскорей. - Всматриваясь в черноту  неба,  он  пытался
понять, долго ли до рассвета. Часа два-три, пожалуй. - Давно пора! - Желудок
его зарычал от голода, и Мэт припомнил,  что  успел  перекусить  в  каких-то
гостиницах и харчевнях, но какую еду ему подавали, сейчас  сказать  не  смог
бы. Лихорадка игры цепко держала его тогда за горло. Сунув руку в  заплечную
суму, юноша нашарил лишь хлебные крошки. - М-да, давным-давно  пора!  Не  то
еще явится одна из них, подцепит меня своими  пальчиками  да  сунет  в  свой
кошель...
   Оттолкнувшись от стены, Мэт зашагал в  сторону  гавани,  где  у  причалов
стояли суда.
   Тихие звуки у себя за спиной он поначалу принял за эхо собственных шагов.
Но вскоре понял, что кто-то преследует его. И  изо  всех  сил  старается  не
стучать сапогами  по  булыжнику.  Та-ак,  а  вот  это,  будь  уверен,  точно
разбойнички!
   Ухватив шест поудобнее, Мэт подумал было, не повернуть ли ему  самому  на
лиходеев. Однако в полной темноте, слыша лишь приглушенные шаги  позади,  он
не мог определить, велико ли число настигающих его злодеев. Как бы  лихо  ты
ни махал шестом в поединке с Гавином и Голодом, победа  над  ними  вовсе  не
превратила тебя в героя сказаний.
   Свернув за угол, Мэт  двинулся  по  узенькой  и  кривой  боковой  улочке,
стараясь поторапливаться, но не стучать каблуками, а  семенить  на  пальцах.
Окна здесь не сияли светом, а во многих домах они  были  прикрыты  ставнями.
Мэт был уже в конце улочки, когда заметил впереди две тени, -  два  каких-то
типа заглядывали за угол, явно подкарауливая кого-то у перекрестка. И  снова
юноша услышал  мягко  крадущиеся  позади  медленные  шаги,  едва  различимое
поскрипывание подметок по булыжнику.
   В мгновение ока Мэт нырнул в  темный  угол,  спрятавшись  за  выступающим
фасадом особняка. А что ему оставалось делать?  Нервно  перехватывая  посох,
Мэт замер в ожидании.
   Вскоре показался преследователь, он медленно крался по обочине,  стараясь
ступать потише. За ним шел второй. У каждого из крутой парочки поблескивал в
руке нож.
   Мэт напрягся. Если они не увидят его, спрятавшегося  за  углом,  в  тени,
если пройдут, не заметив, еще несколько шагов своей  кошачьей  походкой,  он
сумеет первым нанести им ошеломляющий удар. Вот только б еще живот  перестал
урчать! Ножи убийц были короче мечей для обучения бою, однако  стальные,  не
из дерева!
   Один из ночных  живодеров  вгляделся  в  дальний  конец  улочки  и  вдруг
выпрямился, крикнув:
   - Эй, он что, разве не в вашу сторону пошел?
   - Ничего я не видел, тени одни! - донесся оттуда произнесенный с  ужасным
выговором ответ. - И не  по  мне  как-то  тут!  Этой  ночью  здесь  какие-то
странные твари шастают!
   Шагах в четырех от Мэта ночные дружки, переглянувшись, спрятали свои ножи
и рысцой устремились обратно - туда, откуда пришли.
   Мэт наконец перевел дух. Снова удача! Чтоб мне  сгореть,  но  везет  мне,
видно, не только в  кости!  Разбойники  скрылись  с  узкой  улочки,  ушли  в
переулок. На перекрестке Мэт больше никого не видел,  но  знал,  что  убийцы
по-прежнему где-то там, у следующей улицы. А позади, с другой стороны, рыщут
еще одни головорезы.
   Один из ближайших домов был низеньким, всего в один этаж, и крыша на  нем
была вроде как плоская.  Белокаменный  фриз,  вырезанный  в  виде  громадных
виноградных лоз, соединял два соседних здания.
   Протянув руку вверх, Мэт  нашарил  концом  шеста  край  крыши  и  сильным
толчком закинул свое оружие на крышу. Посох сухо  клацнул  по  черепице.  Не
думая о том, слышат ли  его  обитатели  жилища,  Мэт  взобрался  по  резному
фасаду, что было нетрудно - широкие виноградные листья  позволяли  подняться
как по надежной лестнице, даже в сапогах. Через секунду шест уже вновь был у
него в руках, и Мэт побежал по крыше, не разбирая дороги и полагаясь на свою
удачу.
   Еще трижды пришлось ему взбираться вверх, всякий раз одолевая один  этаж.
Дальше черепичные крыши с пологими скатами вели Мэта все вперед и  вперед  и
пока на одном уровне; на этой высоте  уже  прогуливался  ветер,  приглаживая
своим холодком волосы юноши и не давая ему забыть  о  возможной  погоне.  Да
успокойся ты, дурень! Они уже кварталах в трех от тебя, высматривают кого-то
другого с толстым кошельком, чтоб им в  жизни  удачи  не  видать  как  своих
ушей...
   Подошвы скользили на черепичных плитках,  и  Мэт  одобрил  явившуюся  ему
вдруг мысль спуститься с крыш на мостовую. Он осторожно подвинулся к  самому
краю крыши и глянул вниз. Футах в сорока внизу тянулась пустая улица.  Слева
Мэт приметил неподалеку три таверны  и  гостиницу,  из  их  окон  лились  на
булыжную  мостовую  свет  и  музыка.  А  справа  виднелся   каменный   мост,
проложенный от верхнего этажа здания, на крыше которого стоял Мэт,  к  дому,
возвышавшемуся на противоположной стороне улицы.
   Мост показался путнику  ужасно  узким,  он  пролегал  через  темноту,  не
тронутый огнями таверн, на страшной высоте изгибаясь над булыжником,  однако
Мэт сбросил вниз  свой  шест  и,  не  вдаваясь  в  раздумья,  заставил  себя
последовать за ним. Глухо стукнули по мосту сапоги, и Мэт покатился по камню
- еще пацаном он наловчился прыгать с  деревьев.  Так  Мэт  и  докатился  до
ограды моста, оказавшейся ему по пояс.
   - Рано или поздно, но за дурные наклонности приходится расплачиваться,  -
попенял он себе, поднимаясь на ноги и подхватывая боевой посох.
   Окно дома на другом конце моста,  плотно  закрытое  ставнями,  светом  не
манило. Мэт не рассчитывал, что хозяевам темного оконца придет в  голову  от
души приветствовать незнакомца, заявившегося к ним  среди  ночи.  Украшавшую
здание богатую резьбу по камню Мэт разглядеть сумел, -  тьма  ночи  скрывала
своим пологом все и вся, даже если на фасаде и была  хоть  какая-то  зацепка
для пальцев. Ну вот, знают меня там или не знают, а в дом я вломлюсь!
   Повернувшись  от  перил,  Мэт  вдруг  обнаружил  на  мосту   еще   одного
полуночника. В руке у незнакомца был кинжал.
   Оружие не успело полоснуть Мэта по горлу  -  он  схватил  нападающего  за
руку. Но едва он сжал запястье врага, его собственный посох будто  подставил
ему подножку, и Мэт повалился спиной на перила и свесился вниз,  потянув  за
собой налетчика. С трудом удерживая напрягшейся спиной равновесие, Мэт видел
перед своим лицом оскаленную пасть злыдня  и  вполне  отчетливо  представлял
себе долгое падение с высокого моста,  как  ясно  видел  лунный  отблеск  на
лезвии, нацеленном ему в горло. Пальцы его, сжимавшие запястье  убийцы,  уже
слабели, а другую руку прижало стиснутым меж  борющимися  телами  шестом.  С
того момента, когда перед  ним  явился  кровопийца  с  ножом,  прошло  всего
несколько секунд, и столько же, пожалуй,  оставалось  до  смерти  удачливого
игрока от ножа незнакомца, всаженного беглецу в горло.
   - Пора метнуть кости! - произнес вдруг Мэт.
   Ему почудилось, будто слова его на миг смутили, остановили незнакомца,  а
как раз мгновение и нужно было, и вот оно, вот!  Рывком  вскинув  ноги,  Мэт
перебросил себя и своего противника в пустоту.
   Несколько мгновений он не чувствовал собственной тяжести. Ветер свистел в
ушах, приглаживал и развевал его волосы. Мэт слышал, как его противник то ли
орал, то ли пытался заорать во всю мочь.  Вышибив  из  легких  весь  воздух,
нежданный удар бросил в глаза Мэту пригоршню  серебряно-черных  пятен.  Они,
точно живые, заплясали у него перед носом.
   Но вскоре Мэт уже снова мог дышать и видеть. Он тотчас осознал, что лежит
не на камнях, а на теле атаковавшего его убийцы, словно на подушке.
   - Удача! - прошептал Мэт. Он с трудом поднялся с  недвижного  незнакомца,
на все лады кляня кровоподтек, оставленный поперек ребер его  верным  боевым
посохом.
   Мастер игры в кости считал, что злодей мертв, - мало кому удается выжить,
брякнувшись о булыжную мостовую  с  тридцатифутовой  высоты,  да  еще  когда
прихлопнут сверху живым весом. Но Мэт  увидел  то,  чего  никак  не  ожидал:
кинжал неудачливого летуна по самую рукоять вонзился в сердце  кровожадного.
Убить его хотел  какой-то  совершенно  невзрачный  тип.  Человека  со  столь
тусклой, заурядной внешностью в толпе и не заметишь.
   - Не повезло тебе, приятель, - посочувствовал Мэт трупу.
   И внезапно перед  ним  чередой  пронеслись  все  последние  события.  Два
грабителя в узком кривоколенном переулке. Переползание  с  крыши  на  крышу.
Нападение оскалившегося убийцы. Падение с моста, наконец! Мэт поднял голову,
прикидывая высоту моста, и его пробила  холодная  дрожь.  Похоже,  я  совсем
спятил. Маленькое приключеньице - это  одно  дело,  но  на  этакое  и  Рогош
Орлиный Глаз не стал бы напрашиваться!
   Мэт осознал, что, стоя над  трупом,  из  груди  которого  торчит  рукоять
кинжала, он будто смиренно ждет, когда же наконец  кто-нибудь  пройдет  мимо
сей милой парочки добрых друзей, увидит мертвеца,  бросится  прочь,  вопя  с
перепугу на весь город и призывая стражников с Пламенем Тар Валона на груди.
Спасти Мэта от стражников могла бы бумага, подписанная Амерлин,  но  это  не
факт. Если Амерлин обо всем узнает, дело, скорей всего,  кончится  тем,  что
Мэта вернут в Белую  Башню,  причем  без  охранной  грамоты,  и  впредь  ему
наверняка и шагу ступить не дадут за порог Башни.
   Знал Мэт, знал, что в эту минуту надо бежать в гавань да поскорее отплыть
на первом же судне, покидающем Тар Валон, пусть даже  на  старом  прогнившем
корыте, набитом протухшей рыбой, но его колени еще  слишком  сильно  дрожали
после всего случившегося, так что шел он с большим  трудом.  И  сейчас  Мэту
мучительно хотелось хоть на минутку присесть. Всего на одну  минутку,  чтобы
перестали дрожать колени, а потом он и отправится к пристани.
   Таверны были совсем недалеко, но Мэт добрел до гостиницы. Здесь, в  общем
зале, в обстановке  всеобщего  дружелюбия,  любой  путник  мог  как  следует
отдохнуть, не опасаясь, что  к  нему  подкрадется  убийца.  Из  окон  лилось
достаточно света, и Мэт сумел разглядеть вывеску. Красавица с заплетенными в
косы волосами держала в руках то, что было,  как  догадался  Мэт,  оливковой
ветвью. Мэт прочитал вывеску: "Женщина из Танчико".

Глава 31
"ЖЕНЩИНА ИЗ ТАНЧИКО"

   В ярко освещенном общем зале в столь поздний  час  была  занята  от  силы
четверть всех столиков. Несколько служанок в белых фартуках разносили кружки
с пивом и вином. Приглушенный шепот разговоров струился под бренчание  арфы.
Судя по хорошо сшитой одежде и тонкой шерсти кафтанов, здесь коротали  вечер
офицеры с судов и младшие купцы из торговых домов помельче. Об их  небольшом
достатке говорило отсутствие серебряных галунов и вышивки, которой  щеголяли
купцы побогаче. И впервые не слышалось клацанья и  стука  игральных  костей.
Лишь одна пара склонилась над доской для игры в камни. В просторных каминах,
вделанных в торцевые стены, сверкало пламя, но  даже  без  огня  и  вьющихся
кое-где над трубками и головами гостей  дымков  вошедшего  сразу  охватывало
теплое чувство.
   На столе, декламируя "Мара и три глупых короля" и  тихонько  аккомпанируя
себе, стоял арфист. Его инструмент, отделанный золотом и серебром, не вызвал
бы нареканий и во дворце. Мэт знал этого человека.  Когда-то  он  спас  Мэту
жизнь.
   Худого арфиста можно было бы назвать высоким, если бы  он  не  сутулился,
кроме того, он заметно прихрамывал. Даже в жарко натопленном зале он не снял
своего плаща, пестрящего многоцветными заплатами. Ему всегда хотелось, чтобы
все знали, что он менестрель. Белоснежные длинные  усы  и  кустистые  брови,
густые волосы,  такие  же  белые,  как  помнил  Мэт,  но  в  голубых  глазах
декламирующего менестреля он увидел затаенную боль и скорбь. Этот взгляд был
не меньшей неожиданностью, чем сама встреча тут с этим человеком. Скорби  на
лице Тома Меррилина Мэт не видел никогда.
   Мэт уселся за столик, положил свои вещи на пол возле табурета  и  заказал
две кружки. Хорошенькая служанка удивленно  округлила  и  без  того  большие
карие глаза:
   - Две, молодой господин? А по вам  не  скажешь,  что  вы  такой  любитель
выпить. - В ее голосе слышалось почти нескрываемое озорство.
   Пошарив в кармане, Мэт выудил оттуда два серебряных пенни. За вино  более
чем достаточно одного, но он подтолкнул к милой девушке и  второй  -  за  ее
славные глаза.
   - Ко мне сейчас друг подойдет.
   Мэт знал, что Том его заметил. Когда Мэт вошел, старый менестрель чуть не
умолк на полуслове. Это тоже было ново. Немногое так поражало Тома, чтобы он
выказал удивление,  и,  насколько  знал  Мэт,  ничто,  кроме  троллоков,  не
заставило бы менестреля оборвать рассказ на середине. Когда девушка принесла
вино и медь на сдачу, Мэт  отодвинул  оловянные  кружки  в  сторону  и  стал
слушать историю и слушал ее до самого конца.
   - "Именно так, как  мы  и  говорили,  -  сказал  король  Мадель,  пытаясь
выпутать рыбину  из  длинной  бороды".  -  Голос  Тома  звучал  будто  не  в
обыкновенном общем зале, а под куполом необъятного чертога. Громко  смеялась
арфа над последней глупостью трех королей. - "Да, так, как мы и сказали",  -
провозгласил Орандер. И, скользя ногами, он с  немалым  всплеском  уселся  в
грязь. "Так, как и должно было быть", - заявил Кадар, а  сам,  по  локоть  в
воде, искал в реке свою корону. - "Женщина совсем не знает, о  чем  говорит.
Она дура!" - громко согласились с ним Мадель и Орандер. И  при  этих  словах
Мара решила, что с нее довольно. "Я им предоставила  все  возможности,  коих
они заслуживают, и даже больше", - пробормотала она. Сунув корону  Кадара  к
себе в сумку, к первым двум, Мара  забралась  в  свою  повозку,  причмокнула
кобыле и поехала прямиком в свою деревню. И с тех пор  как  Мара  рассказала
там о случившемся, у жителей Хипа вообще нет никакого короля.
   Струны Томовой арфы вновь проиграли основную тему  королевской  глупости,
на сей раз возвысившись до крещендо, что куда больше  прежнего  походило  на
смех. Потом Том поклонился, широко взмахнув рукой, и  едва  не  свалился  со
стола.
   Слушатели смеялись и довольно стучали  ногами;  весьма  вероятно,  каждый
слышал эту историю много раз и раньше, но сейчас они хотели еще. Сказку  про
Мару всегда и все принимали очень  хорошо,  единственным  исключением  были,
пожалуй, короли.
   Слезая со стола, Том  опять  чуть  не  упал  и,  двинувшись  к  сидевшему
неподалеку Мэту, пошатывался сильнее, чем можно объяснить негнущейся  ногой.
Небрежно положив арфу на стол. Том шлепнулся  на  табурет  рядом  со  второй
кружкой и окинул Мэта тусклым взглядом. Глаза, всегда зоркие,  как  у  совы,
теперь казались замутненными горем.
   - Обыкновенный, - пробормотал Том. Его голос еще не утратил  глубины,  но
уже не отражался от высокого свода. - В сто раз лучше звучит при декламации,
а возвышенным слогом - в тысячу! Но им подавай обыкновенный стиль!.. - И, не
сказав больше ни слова, он припал к вину.
   Мэт не припоминал, чтобы Том хотя бы раз, окончив игру,  не  уложил  арфу
немедленно в твердый кожаный футляр. Он глазам своим не  верил,  глядя,  как
Том с жадностью выпивохи схватил кружку. Юноша с облегчением услышал  жалобы
менестреля на слушателей: Том всегда считал, что  их  уровень  не  настолько
высок, как его собственное понимание мастерства. По крайней мере,  в  чем-то
Том не изменился.
   Тут вернулась девушка, в глазах - ни намека на смешинку.
   - О Том, - промолвила она нежно и повернулась к Мэту: - Знай я, что он  и
есть тот самый друг, которого вы ждете, я бы даже за сто серебряных пенни не
принесла вам вина для него.
   - Я не знал, что он стал пить! - запротестовал Мэт. Но  внимание  девушки
снова обратилось на Тома, в голосе снова зазвучала нежность:
   -  Том,  тебе  нужно  отдохнуть.  Дай  им  волю,  и  они  заставят   тебя
рассказывать истории день и ночь напролет.
   С другой стороны к Тому, снимая через  голову  передник,  подошла  вторая
женщина. Она была старше первой, но такая же миловидная. Вероятно, они  были
сестрами.
   - Да, Том, красивая история, я всегда так считала.  И  исполняешь  ты  ее
красиво! Идем, я тебе постель согрела, и еще  ты  обещал  рассказать  мне  о
королевском дворе Кэймлина.
   Том заглянул в кружку, будто удивившись, что она опустела, затем распушил
свои длинные усы и принялся рассматривать то одну женщину, то другую.
   - Хорошенькая Мада. Хорошенькая Сааль. Говорил ли я вам когда-нибудь, что
меня в жизни любили две  прекрасные  женщины?  О  таком  большинству  мужчин
остается лишь мечтать.
   - Том, все  это  ты  нам  рассказывал,  -  печально  проговорила  женщина
постарше. Молодая осуждающе воззрилась  на  Мата,  как  будто  во  всем  был
виноват он.
   - Две, - пробормотал Том. - У Моргейз был крутой нрав, но  я  думал,  что
сумею совладать с ее характером... И кончилось все тем,  что  ей  захотелось
убить меня. А Дена... Ее убил я. Можно сказать и так. Разницы почти никакой.
Два шанса у меня было, другим-то и одного не выпало, а я... а я оба упустил.
   - Я о нем позабочусь, - сказал Мэт. Мада  и  Сааль  теперь  рассматривали
юношу. Он одарил их лучшей из своих обаятельных улыбок, но она не сработала.
В животе у Мэта громко заурчало. - Там случайно не жареным цыпленком пахнет?
Принесите  мне  трех  или  четырех.  -   Женщины   заморгали   и   удивленно
переглянулись, когда Мэт добавил: - А ты, Том, поесть не хочешь?
   - Мне бы лучше  этого  великолепного  андорского  вина!  -  Менестрель  с
надеждой поднял свою кружку.
   - Сегодня,  Том,  вина  достаточно.  -  Старшая  женщина  отобрала  бы  у
менестреля кружку, если б ей он позволил.
   Почти разом с сестрой та, что помоложе, сказала:
   -  Том,  ну  съешь  цыпленка.  Он  очень  вкусный.  -  Голос  ее  выражал
одновременно и твердость, и мольбу.
   Ни одна из женщин не отошла  от  столика,  пока  менестрель  не  поддался
уговорам и не согласился поесть. Уходя, обе одарили Мэта такими взглядами  и
фырканьем, что ему оставалось лишь головой покачать. Чтоб мне сгореть, можно
подумать, я его пить упрашивал! Ох уж эти женщины! Но у этой  парочки  такие
красивые глаза.
   - Ранд говорил, что ты жив, - сказал Мэт Тому, когда Мада и Сааль  отошли
подальше и не могли их слышать. - Морейн всегда твердила, что ты жив.  Но  я
слышал, что ты в Кайриэне и собирался в Тир.
   - Значит, с Рандом все в  порядке?  -  Глаза  Тома  обрели  почти  те  же
пронзительность и цепкость, какие помнил Мэт. - Я не ожидал такого  оборота.
Морейн по-прежнему с ним? Да? Красивая женщина... Великолепная  женщина,  не
будь она Айз Седай. Свяжись только с ними, сунься в их  дела,  и  не  только
пальцы обожжешь...
   - А почему ты думал, что с Рандом что-то случилось? -  осторожно  спросил
Мэт. - Ты что-нибудь знаешь? Ему что-то угрожает?
   - Знаю? Ничего я не знаю, парень! У меня полно  подозрений,  опасных  для
меня самого, но я ровным счетом ничего не знаю.
   Мэт решил не продолжать разговор на эту  тему.  Незачем  подкреплять  его
подозрения. Не надо, чтобы он знал, что мне известно больше,  чем  для  меня
самого безопасно.
   Тут вернулась старшая из женщин - та, которую Том звал Мадой. Она окинула
беловолосого озабоченным взором, а на Мэта бросила предостерегающий  взгляд.
Поставила на стол три тарелки с цыплятами и ушла. Цыплята были аппетитные, с
хрустящей коричневой корочкой, Мэт отодрал ножку  и  занялся  ею,  продолжая
говорить с набитым ртом. Том хмурился  в  свою  кружку  и  на  еду  даже  не
взглянул.
   - Том, а что ты делаешь здесь, в Тар Валоне? Зная, как  ты  относишься  к
Айз Седай, я тебя тут никак не ожидал встретить. Я  слышал,  ты  в  Кайриэне
деньгу зашибал.
   - Кайриэн, -  пробормотал  старый  менестрель,  взор  его  вновь  утратил
остроту.  -  Так  неприятно  и  непросто  убить  человека,  пусть  даже   он
заслуживает, чтоб его убили. - Он взмахнул рукой, и в  руке  тотчас  блеснул
нож. У Тома всегда имелись при себе спрятанные ножи. Каким бы пьяным  он  ни
казался, клинок он держал твердо и уверенно. - Убить человека, которого надо
убить, а платят за это порой другие. Весь вопрос в том, стоит ли вообще  это
делать? Знаешь, всегда существует некое равновесие.  Добро  и  Зло.  Свет  и
Тень. Мы бы не были людьми, не будь этого равновесия.
   - Хватит таких разговоров, - проворчал Мэт с полным ртом.  -  Не  хочется
мне говорить про убийства. - Свет, да тот парень все  еще  лежит  на  улице.
Чтоб мне сгореть, я давно должен быть на каком-нибудь судне. - Я ведь только
спросил, почему ты в Тар Валоне. Если  тебе  пришлось  удрать  из  Кайриэна,
потому что ты кого-то убил, я и знать об этом не желаю! Кровь и пепел,  если
у тебя  мозги  совсем  вином  пропитались  и  ты  не  в  состоянии  говорить
нормально, я ухожу!
   Кисло взглянув на нож. Том спрятал оружие.
   - Почему я в Тар Валоне? А потому,  что  хуже  для  меня  места  нет,  не
считая, быть может, Кэймлина. Этого-то я и заслуживаю,  парень.  Кое-кто  из
Красных Айя еще помнит меня. На днях я  видел  на  улице  Элайду.  Стань  ей
известно, что я здесь, она бы с меня шкуру полосками содрала, и то  вряд  ли
осталась бы довольна.
   - Никогда бы не сказал, что ты станешь жалеть  себя,  -  произнес  Мэт  с
разочарованием. - Ты решил утопиться в вине?
   - Да что ты понимаешь, мальчишка? - прорычал Том. - Поживи с  мое,  узнай
жизнь, полюби женщину или двух, вот тогда, быть может,  что-нибудь  поймешь.
Если у тебя хватит ума чему-то научиться. А-а-ах! Тебе хочется знать, почему
я в Тар Валоне? А ты почему в  Тар  Валоне?  Помню,  как  ты  дрожал,  когда
обнаружилось, что милая Морейн - Айз Седай. Всякий раз, как кто-нибудь  хотя
бы упоминал о Силе, у тебя медвежья болезнь начиналась! Что ты делаешь в Тар
Валоне, где повсюду Айз Седай?
   - Я ухожу из Тар Валона, вот  что  я  делаю.  Ухожу!  -  Мэт  поморщился.
Менестрель спас ему жизнь, наверное,  больше,  чем  жизнь.  Тогда  за  Мэтом
гнался Исчезающий. Потому-то теперь правая нога у Тома  и  сгибалась  плохо.
Авось на судне не будет вина, чтобы он пил, не переставая.
   - Я отправляюсь в Кэймлин, Том.  Если  тебе  по  какой-то  причине  охота
рисковать жизнью, почему бы тебе не отправиться со мной?
   - В Кэймлин? - задумчиво протянул Том.
   - Да, Том, в  Кэймлин.  По  всей  вероятности,  Элайда  рано  или  поздно
вернется туда, тогда и будешь о ней беспокоиться. И, насколько я помню, если
ты угодишь в руки Моргейз, то пожалеешь, что Элайда ее не опередила.
   - Кэймлин... Да, Кэймлин мне по нраву, как перчатка по руке. - Менестрель
посмотрел на деревянную тарелку с цыплятами и вздрогнул: - Парень, что ты  с
ними сделал? Сунул себе в рукав?
   От трех птиц остались кости да шеи с редкими мясными жилками.
   - Иногда меня одолевает голод, - пробормотал Мэт. Он с трудом  удержался,
чтобы не облизать пальцы. - Ты идешь со мной или нет?
   - Да, парень, я иду с тобой. - Том встал и теперь как  будто  покачивался
куда меньше прежнего. - Ты подожди здесь да постарайся не слопать стол, а  я
пока соберу вещички и кое с кем попрощаюсь. - Менестрель заковылял прочь, ни
разу не споткнувшись.
   Мэт отпил вина из кружки и ободрал с цыплячьих остовов  оставшиеся  лохмы
мяса, раздумывая, не успеет ли он заказать еще одну порцию, но Том  вернулся
очень скоро. На спине, рядом со свернутым одеялом, висели в  темных  кожаных
футлярах арфа и флейта.  Опирался  менестрель  на  обычный  дорожный  посох,
правда, был тот с него высотой. Слева и справа от Тома шагали обе  служанки.
Мэт решил, что они точно сестры. Одинаково большие карие глаза  смотрели  на
менестреля снизу вверх с одинаковым  выражением.  Том  направился  к  двери,
кивком позвав за собой Мэта. По дороге Том поцеловал  вначале  Сааль,  затем
Маду, потрепал их по щекам. Пока Мэт собрал пожитки и подхватил  собственный
посох, Том уже вышел на улицу.
   Младшая из женщин, Сааль, остановила Мэта на пороге:
   - Что бы ты ему ни сказал, пусть даже твои слова позвали его в дорогу, за
вино я тебя прощаю. Он буквально ожил, я его таким много недель не видывала.
   Сааль что-то вложила в руку  юноши.  Посмотрев  на  ладонь,  он  смущенно
захлопал ресницами. Она дала ему серебряную тарвалонскую марку.
   - Это за твои слова, те, что ты ему сказал. Кроме того, у  тебя  красивые
глаза, хоть и кормят тебя, прямо сказать,  неважнецки.  -  Она  рассмеялась,
глядя на оторопевшего Мэта.
   Выйдя на улицу, Мэт тоже, хоть  и  не  столь  весело,  рассмеялся,  вертя
серебряную монету между пальцев. Так  у  меня  красивые  глаза,  да?  Но  за
порогом гостиницы смех его разом оборвался, будто последняя капля из  винной
бочки: Том там был, но на булыжной мостовой не было трупа. Света,  льющегося
из окон таверн дальше по улице,  хватало,  и  никаких  сомнений  у  Мэта  не
оставалось. Городская стража  не  убрала  бы  мертвеца,  не  начав  задавать
вопросы во всех близлежащих тавернах и в "Женщине из Танчико" в том числе.
   - Что ты там высматриваешь, парень? - спросил Том. - Троллоки там в  тени
не прячутся.
   - Грабители, - пробормотал Мэт. - Я подумал о грабителях.
   - В Тар Валоне, парень, нет ни уличных  воришек,  ни  разбойников.  Когда
стражники  задерживают  грабителя,  причем,  если  верить  молве,   немногие
решаются играть здесь в эти игры, но когда стражники задерживают злодея, они
волокут его в Башню, и, что бы с ним Айз Седай ни  делали,  назавтра  парень
убирается прочь из Тар Валона, с распяленными глазами,  как  у  перепуганной
девчонки. Насколько я понимаю, с пойманными воровками обходятся еще  жестче.
Нет, здесь, чтобы отнять у тебя деньги, разве что кто всучит тебе начищенную
бронзу вместо золота. Или кинет в  игре  обточенные  кости.  В  этом  городе
грабителей нет.
   Мэт повернулся на пятках и  зашагал  мимо  Тома,  направляясь  в  сторону
доков. Посох стучал о булыжную мостовую - юноша старался идти быстрее.
   - Сядем на первое же отплывающее судно, каким бы оно ни было.  На  любое,
Том.
   Палка Тома зачастила вслед за Мэтом.
   - Потише, парень. Что за спешка? Тут полно судов, они отчаливают и  днем,
и ночью. Чуть помедленней. Нет здесь никаких грабителей.
   - Проклятье, Том, мы сядем на первое же попавшееся судно! Даже  если  оно
идет ко дну!
   Если они не грабители, то кто же? Они должны быть ворами. Кем же еще  они
могут быть?

Глава 32
ПЕРВОЕ СУДНО

   Громадная чаша Южной  Гавани,  огромного  порта,  сооруженного  огирскими
зодчими, была окружена  высоченными  стенами  из  того  же  белого  камня  с
серебристыми прожилками, что и  остальные  сооружения  Тар  Валона.  Длинный
причал, большую часть которого оберегал  от  непогоды  козырек,  обегал  всю
гавань, а доступ к реке открывали широкие водные ворота, сейчас распахнутые.
Искусственную бухту заполняли суда всех  размеров,  большая  часть  их  была
пришвартована кормой к причалу, и, несмотря на поздний час, докеры в  грубых
безрукавках занимались разгрузкой-погрузкой всяких тюков и ящиков,  плетеных
корзин и бочек.  Скрипели  веревки  и  тали,  блоки  и  стрелы  подъемников,
покрикивали и кряхтели грузчики, волокущие на своем горбу мешки  и  сундуки.
Свисающие с балок козырька фонари  освещали  причал  и  полосой  желтоватого
света  окаймляли  черную  водную  гладь  бухты.  Небольшие  открытые   лодки
стремительно пролетали сквозь темноту, а квадратные фонари  на  оконечностях
ахтерштевней  напоминали  проносящихся  над  водой  через  гавань  большущих
светляков. Маленькими шлюпки выглядели только  рядом  с  судами:  по  бортам
некоторых размеренно опускались и поднимались шесть пар длинных весел.
   Мэт провел продолжавшего ворчать Тома под аркой из полированного красного
камня и по широким ступеням вниз, на пристань, и там сразу увидел - не далее
чем в двадцати шагах на одном трехмачтовике команда уже  отвязывала  канаты.
Таких больших судов Мэт, пожалуй, и не видел: пятнадцать-двадцать спанов  от
острого носа до квадратной кормы, плоская огороженная палуба почти вровень с
пристанью. Но важнее  всего  было  то,  что  корабль  отчаливал.  Первое  же
отплывающее судно.
   На пристани появился седоволосый мужчина. Нашитая в три  ряда  на  рукава
темной  куртки  пеньковая  веревка  свидетельствовала  о  его  должности   -
начальник гавани. Широкие плечи наводили на мысль, что с пеньковыми канатами
он познакомился, скорей всего, еще простым докером, когда тянул за  веревку,
а не носил ее на рукаве. Он рассеянно глянул в сторону Мэта  и  остановился.
На его дубленом лице читалось удивление.
   - По твоим узлам сразу ясно, что ты задумал, парень, но лучше  забудь  об
этом. Сестра показала мне твой портрет. В Южной Гавани,  парень,  ты  ни  на
одно судно не сядешь. Возвращайся-ка лучше сам по тем ступеням,  не  то  мне
придется кого-нибудь выделить тебе в провожатые.
   - Что, во имя Света? - пробурчал Том.
   - Все изменилось, -  уверенно  заявил  Мэт.  От  причального  кнехта  уже
начинали отвязывать последний швартов. Свернутые треугольные паруса все  еще
лежали толстыми бледными скатками на длинных наклонных гиках, но матросы уже
готовили весла. Мэт вытащил из поясной сумки бумагу Амерлин и сунул  ее  под
нос начальнику гавани. - Вот, убедитесь, я по делу Башни, по приказу Престол
Амерлин. И мне нужно отплыть на этом самом судне.
   Седоволосый начальник прочитал бумагу, затем перечел снова.
   - В жизни подобного не видывал! С чего  это  Башня  объявляет,  что  тебе
нельзя отплывать, а затем тебе дают...
   - Спросите у Амерлин, если хочется, - усталым голосом сказал Мэт, по тону
его было ясно, что вряд ли найдется такой болван, что осмелится на  подобные
вопросы. - Но если я не отплыву на этом судне, она шкуру с меня спустит,  да
и с вас тоже.
   - На этом судне? Сомневаюсь, - сказал начальник гавани, но сам уже поднес
ко рту сложенные рупором ладони: - Эй, на "Серой чайке"! Стоп! Испепели  вас
Свет, стойте!
   Стоящий на румпеле парень без рубахи оглянулся, затем заговорил с высоким
спутником в темном  кафтане  с  очень  широкими  рукавами.  Высокий  мужчина
неотрывно наблюдал за командой, только что спустившей на воду длинные весла.
   - Весла на воду! - приказал он, и  у  лопастей  длинных  весел  забурлила
пена.
   - А вот не сомневайтесь, - прорычал Мэт.  Первое  же  отплывающее  судно,
сказал я, значит, на первое же! - Давай, Том! За мной!
   И, не оглянувшись на менестреля, Мэт помчался по  пристани,  уворачиваясь
от людей и тележек с грузами. Щель меж  кормой  "Серой  чайки"  и  пристанью
расширялась по мере того,  как  весла  погружались  все  глубже.  Перехватив
посох, Мэт метнул его, будто копье, в сторону судна, сделал еще один  шаг  и
прыгнул, вложив в толчок всю силу.
   Темная вода, промелькнувшая под ногами, выглядела ледяной, но  один  удар
сердца - и Мэт перемахнул через релинг и покатился по палубе.  Не  успел  он
вскочить на ноги, как услышал за спиной рычание и ругань.
   Еще ругательство, и,  подтянувшись  на  руках,  через  борт  перелез  Том
Меррилин. Утвердившись на палубе, он пробурчал:
   - Я потерял  свою  палку.  Мне  нужна  другая.  -  Потирая  правую  ногу,
менестрель посмотрел на все расширяющуюся за кормой  полосу  черной  воды  и
передернулся. - Ванну я сегодня уже принимал.
   Щеголявший без рубашки рулевой переводил выпученные глаза с Тома на  Мэта
и обратно, крепко сжимая румпель и будто раздумывая, не оборонить ли себя от
этих сумасшедших хорошей дубиной.
   Высокий  мужчина  был,  видимо,  потрясен   не   меньше.   Он   вытаращил
бледно-голубые  глаза  и,  не  соображая,  что  сказать,  двигал   челюстью.
Казалось, подрезанная клинышком темная борода  трясется  от  ярости,  как  в
лихорадке, узкое лицо побагровело.
   - Клянусь Твердыней! - взревел он наконец. - Что все это значит?! На этом
судне даже для кота места нет! Да и будь у меня свободные места, не взял  бы
я каких-то бродяг, которые прыгают на  палубу.  Санор!  Васа!  За  борт  эту
рвань!
   Двое огромных матросов, полуголых и босых, оторвались  от  бухты  каната,
выпрямились и зашлепали на корму.  Гребцы  за  длинными  веслами  продолжали
работать: наклонялись, поднимая  лопасти  из  воды,  делали  по  палубе  три
больших шага, затем выпрямлялись  и  пятились;  а  судно  с  каждым  гребком
набирало ход.
   Сообразив, что бородач, скорей всего, и есть капитан,  Мэт  повернулся  к
нему и замахал грамотой Амерлин, а другой рукой  выудил  из  кошеля  золотую
крону. Но как бы торопливо  ни  действовал,  он  постарался,  чтобы  бородач
заметил: в кошеле еще немало  золота.  Кинув  капитану  тяжелую  монету,  он
быстро заговорил, продолжая размахивать бумагой:
   - Это за тот необычный способ, капитан, каким мы оказались  на  борту  За
проезд мы заплатим  отдельно.  По  распоряжению  Белой  Башни.  Персональный
приказ Престол Амерлин. Нам нужно  отплыть  незамедлительно  по  неотложному
делу. В Арингилл, что в Андоре. Дело крайне важное и срочное.  Благословение
Белой Башни всем, кто нам поможет, и проклятие Башни на  любого,  кто  будет
препятствовать.
   Решив, что капитан уже успел разглядеть печать с Пламенем Тар Валона - и,
как надеялся Мэт, ничего сверх того, - юноша вновь сложил бумагу и убрал  ее
с глаз долой. С неспокойным сердцем косясь на верзил, что  встали  по  бокам
капитана, Мэт пожалел, что под рукой нет его доброго боевого шеста.  Чтоб  я
сгорел, у них обоих ручищи как у Перрина! Мэт видел,  что  его  посох  лежит
неподалеку на палубе - там. Куда и упал.  Новоявленный  посланец  постарался
напустить на себя уверенности и значительности, чтобы выглядеть человеком, с
которым лучше не связываться, человеком, за которым  стоит  Белая  Башня.  И
лучше, чтоб стояла от меня как можно дальше. Очень на то надеюсь.
   Капитан посмотрел на Мэта с сомнением, с еще большим сомнением - на Тома,
в плаще менестреля и не совсем твердо держащегося на ногах, но знаком  велел
Санору и Васе оставаться на месте.
   - Башню я бы не гневил. Пока из-за речной торговли, сгори моя  душа,  мне
приходится плавать из Тира в логово этих... М-да, слишком часто  я  сержу...
м-м... всех. - На его лице появилась натянутая улыбка. - Но я сказал правду!
Правду, Твердыней клянусь! Для пассажиров у меня шесть кают, и  все  заняты.
Можете спать и столоваться с командой, и за это - еще одна золотая крона.  С
каждого.
   - Что за вздор! - вскинулся Том. - Мне нет дела, что наделала война  ниже
по реке, но это просто нелепо!
   Два здоровенных матроса переступили с ноги на ногу.
   - Такова цена, - твердо сказал капитан. - Никого не хочу сердить, но я бы
охотно избавился от дела, из-за которого вы очутились на борту моего  судна.
Впутаться в такое дело!.. Да это все равно что самому заплатить,  чтоб  тебя
обмазали горячим дегтем! Или платите, или отправляйтесь за борт, и пусть вас
сушит сама Престол Амерлин. А это я оставлю  себе  -  за  доставленное  вами
беспокойство! Спасибо. - И бородач засунул золотую крону, которую ему  кинул
Мэт, в карман своего кафтана с пышными рукавами.
   - Сколько стоит каюта? - спросил Мэт. - Только для нас?  А  того,  кто  в
ней, можете куда-нибудь переселить. - Ой как  не  хотелось  Мэту  спать  без
крыши над головой холодной ночью. Если не одолеть  такого  вот  ловкача,  он
снимет с тебя последние штаны, да еще и скажет, что делает тебе одолжение. В
животе у Мэта громко заурчало. - И столоваться мы  будем  с  вами,  а  не  с
командой. И чтоб всего было вдоволь!
   - Мэт, - сказал Том, - напиваться тут вроде как я один должен был.  -  Он
повернулся  к  капитану,  взмахнул  лоскутным  плащом,  насколько  позволяли
висящие на плече скатанное одеяло и футляры с инструментами. -  Как  вы  уже
заметили, капитан, я - менестрель. - Даже  на  открытом  воздухе  голос  его
внезапно будто раскатился эхом, как в просторном зале. - В качестве платы за
проезд я буду более чем рад развлечь ваших пассажиров и команду...
   - Команда на борту должна работать,  менестрель,  а  не  развлекаться!  -
Капитан погладил свою остроконечную бородку; его  блеклые  глаза  оценивающе
обшарили простую куртку Мэта, и бородач явно решил, что такую  обнову  и  за
медяк торговать дорого. - Значит, вам отдельную каюту подавай?  -  Он  лающе
рассмеялся. - И обед с моего стола? Ну, пожалуйста - забирайте мою  каюту  и
мою еду. За  пять  золотых  крон  с  каждого!  Андорским  весом!  -  Тяжелее
андорских крон не чеканили нигде. Капитана одолел такой приступ хохота,  что
он прохрипел слова с величайшим трудом. Высившиеся по бокам от него Санор  и
Васа ухмылялись шире некуда. - За десять крон моя каюта и мой стол - ваши! А
я приткнусь к пассажирам и буду харчеваться с командой. Сгори моя душа,  так
и будет! Клянусь Твердыней! За десять-то золотых крон...  -  Он  захлебнулся
хохотом, и прочих слов не услышал никто.
   Когда Мэт вытащил один из двух своих кошелей, капитан еще  хохотал,  ловя
ртом воздух и утирая слезы с  глаз,  но  хохот  вмиг  оборвался,  когда  Мэт
отсчитал себе на ладонь пять крон. Не веря представшему перед  ним  зрелищу,
капитан усиленно пялил глаза. Обоих дюжих молодцев будто молотом по  головам
огрели.
   - Андорским весом, говорите?  -  осведомился  Мэт.  Без  весов  точно  не
определить, но Мэт прибавил к  кучке  еще  семь  блеснувших  кругляшей.  Две
монеты андорские, остальные пять  -  для  полновесия.  Ладно,  хватит  этому
хапуге. Чуть подумав, Мэт добавил еще две золотые тайренские  кроны.  -  Это
тем, кого выставите из каюты, за которую они заплатили. -  Вряд  ли  кто  из
пассажиров увидит хотя бы  медный  грош,  но  иногда  платят  за  то,  чтобы
выглядеть великодушным. - Вы ведь не собирались с ними поделиться?  Конечно,
нет. Но нужно же чем-то возместить людям неудобства, раз им придется плыть в
тесноте. Да и вам, капитан, незачем есть с командой. Приглашаю вас на нашу с
Томом трапезу, в вашей каюте.
   Так же неотрывно, как и все окружающие, на Мэта глядел Том.
   - Вы?.. - Голос бородача сорвался на хриплый шепот. - Вы... случаем... не
переодетый молодой лорд?
   - Никакой я не лорд, - засмеялся Мэт.
   Было над чем посмеяться и чему порадоваться. "Серая  чайка"  была  уже  в
сумраке гавани, пристань превратилась  в  полоску  света,  недалеко  впереди
виднелся черный  провал,  где  в  створе  ворот  открывался  выход  в  реку.
Расстояние между судном и воротами быстро сокращалось - гребцы не переставая
ворочали  длинными   веслами.   Готовясь   ставить   паруса,   матросы   уже
разворачивали длинные наклонные гики. И капитан, сжавший золото  в  горстях,
уже не собирался никого выбрасывать за борт.
   - Вы не против, капитан, показать  нам  нашу  каюту?  То  есть,  я  хотел
сказать, вашу каюту. Уже поздно, и мне хотелось бы соснуть пару часиков. - В
беседу громко вмешался желудок Мэта. - И поужинать бы неплохо!
   Едва судно окунуло нос в черноту ночи, бородач самолично провел нежданных
пассажиров вниз по трапу, по короткому, узкому коридору, в, который выходили
расположенные близко друг к другу  двери.  Капитанская  каюта  занимала  всю
ширину кормы, кровать и вся мебель в ней,  за  исключением  двух  стульев  и
нескольких сундуков, были прикреплены к  переборкам.  Пока  бородач  забирал
свои вещи и устраивал в каюте свалившуюся ему на  голову  странную  парочку,
Мэт многое узнал из его речей. Ну, для начала  он  уразумел  тот  факт,  что
никого из пассажиров выселять из занимаемых  ими  кают  капитан  не  станет.
Поступить так ему не позволит слишком  большое  уважение  если  не  к  самим
пассажирам, то к деньгам, которые те заплатили. Скорей всего, капитан займет
каюту первого помощника,  тот  отберет  кровать  у  второго,  и  так  далее,
согласно рангу офицеров, и, в  конце  концов,  палубному  старшине  придется
отправиться на нос в кубрик и спать вместе с командой.
   Хоть Мэт и не думал, что эти сведения  пригодятся,  он  слушал  все,  что
говорил бородач. Всегда лучше знать не только, куда ты отправился,  но  и  с
кем имеешь дело, не то запросто разденут,  разуют,  и  пошлепаешь  в  ливень
домой бос и гол.
   Капитана звали Хуан Маллия - на тайренский лад, и, раз уж дельце с  Мэтом
и Томом решилось к его удовольствию, он не отказал себе в маленькой  радости
поговорить, причем с изрядной словоохотливостью. Благородством происхождения
сам он похвастать не может, сказал бородач, но думать о себе как о дураке не
позволит никому. Молодой человек, у которого  при  себе  столько  золота!  В
такие  лета  подобное  богатство  праведными  трудами  не  наживешь.   Можно
подумать, что он вор, но ведь каждому известно - из  Тар  Валона  ни  одному
вору не  удавалось  уйти  с  добычей.  Молодой  человек,  который  одет  как
фермерский мальчишка, но сразу внушает к себе уважение и держится как  лорд,
хотя и отрицает, что он лорд, - "клянусь Твердыней, я не буду говорить,  что
вы лорд, раз вы сказали, что вы не  лорд".  При  этом  Маллия  подмигивал  и
причмокивал, подергивая за острый  кончик  своей  бороды.  Молодой  человек,
который везет бумагу с печатью Престол Амерлин, - и направляется он в Андор.
Не секрет, что Королева Моргейз посещала Тар Валон,  но  причина  ее  визита
остается в тайне.  Нетрудно  догадаться,  вещал  Маллия,  что-то  затевается
промеж Кэймлином и Тар Валоном. А Мэт и  Том  -  гонцы,  как  он  думает,  к
Моргейз, что понятно по выговору Мэта. Он, Маллия. с  удовольствием  сделает
все, чтобы помочь в таком великом деле, но никоим образом не намерен  совать
свой нос, куда не просят.
   Мэт  удивленно  переглядывался  с  Томом,  который  укладывал  футляры  с
инструментами под стол у  стены.  В  бортах  были  проделаны  два  маленьких
оконца, и каюту освещала пара висящих на скобах ламп.
   - Чепуха, - промолвил Мэт.
   - Разумеется, - откликнулся Маллия. Он выпрямился с ворохом вытащенной из
рундука в изножье кровати одежды и улыбнулся. - Конечно. - В стенном  шкафу,
видимо, хранились необходимые  капитану  карты  реки.  -  Больше  ничего  не
говорю.
   Но он все-таки порывался сунуть нос не  в  свое  дело,  хоть  и  старался
скрыть  стремление  побольше  вызнать.   Пытаясь   докопаться   до   истины,
разговорчивый капитан перескакивал с темы на тему. Мэт слушал, а на  вопросы
отзывался неопределенным ворчанием, пожатием плеч или  одним-двумя  словами.
Том отвечал и того меньше. Менестрель, снимая с плеч вьюки и  рассовывая  их
по каюте, все качал головой.
   Маллия, хоть мечтал  о  море,  всю  жизнь  провел  на  реке.  О  странах,
граничащих с Тиром, он отзывался не иначе  как  с  презрением;  единственным
исключением,  страной,  избежавшей  подобного  отношения,  стал  Андор.   Но
похвала, на которую бородач под конец расщедрился, была скупа и, вопреки его
потугам, прозвучала завистливо:
   - В Андоре, я слыхал, хорошие лошади. Неплохие.  Не  такие  хорошие,  как
тайренская порода, но вполне сносные. Сталь у вас добрую куют, и изделия  из
железа, бронзы и меди недурны - часто мне  доводилось  за  них  торговаться,
хоть и даешь вам немалую цену... Но у вас-то ведь в Горах Тумана шахты есть.
Да еще и золотые копи. А нам в Тире свое золото зарабатывать приходится.
   Наибольшее презрение у него заслужил Майен.
   - Его и страной-то назвать трудно, Муранди и то больше. А у этих...  Один
город  да  несколько  лиг  земли.  Они  сбивают  цены  на  масло  из   наших
замечательных тайренских оливок  только  потому,  что  их  суда  знают,  где
сыскать отмели, на которых гуляют косяки масличных рыб.  И  вообще,  страной
быть они права не имеют!
   Иллиан Маллия ненавидел до скрежета зубовного.
   - Придет день, и мы разграбим Иллиан, обдерем всех до нитки,  все  города
по кирпичикам разнесем, а деревни по бревнышку раскатаем. Их  вонючую  землю
засыплем солью! - Борода Маллии ощетинилась в ярости на  мерзкий  иллианский
край. - У них даже оливки гнилые! Придет еще день, и мы  самую  распоследнюю
иллианскую свинью в цепях уведем! Так говорит Благородный Лорд Самой.
   В  голову  Мэту  пришла  мысль,  которая  вроде  бы  никогда  не  озаряла
собеседника. Что же Тир станет делать со всеми этими людьми, если тайренцы и
впрямь осуществят свой план? Иллианцев нужно будет кормить, а в  цепях  они,
несомненно, работать не станут. Весь этот  замысел  казался  ему  совершенно
бессмысленным, но, когда Маллия расписывал радужное будущее, глаза  тайренца
сияли.
   Лишь дураки допускают, чтобы ими управлял один человек,  будь  он  король
или королева.
   - За исключением Королевы Моргейз, конечно, - вставил он поспешно. -  Она
великолепная женщина, как я слышал. И красивая, мне сказывали.
   Все те дураки кланяются одному дураку, другому. А вот  Благородные  Лорды
управляют Тиром сообща, решая все совместно, так  и  должны  делаться  дела.
Благородным Лордам известно, что правильно, и что хорошо, и что  истинно.  В
особенности Благородному Лорду Самону. Никто не  собьется  с  верного  пути,
если он  послушно  исполняет  указания  Благородных  Лордов.  В  особенности
Благородного Лорда Самона.
   Но ненависть еще большая, чем к королям и королевам, чем даже к  Иллиану,
снедала капитана "Серой чайки". Маллия старался скрыть ее, но он  так  много
говорил, пытаясь вызнать, что же  известно  его  пассажирам,  а  собственный
голос уносил его в такие дали и выси, что с языка слетало много больше,  чем
он хотел.
   Да-а, наверно, они, служа такой  великой  королеве,  как  Моргейз,  много
путешествовали. Должно быть, много стран повидали. Вот  он  мечтал  о  море,
потому что тогда мог бы увидеть страны, о которых только  слышал,  узнал  бы
про майенские отмели с масличными  рыбами,  смог  бы  переторговать  Морской
Народ и вонючих иллианцев. И в море далеко до Тар Валона. Да,  они  понимают
его, раз сами вынуждены путешествовать в  чужие  края,  проводить  в  дороге
месяцы среди странных людей, и вряд ли они перетерпели  бы,  вынесли  такое,
если б не служили Королеве Моргейз.
   - Мне всегда не нравилось там причаливать... Никогда не знаешь,  кто  там
может использовать Силу. - Маллия почти сплюнул последнее слово. Вот-вот,  с
тех самых пор, как он услышал, что говорит Благородный Лорд Самой.  -  Сгори
моя  душа,  теперь  у  меня  всякий  раз  такое  чувство,  будто   в   брюхе
червяки-древоточцы копошатся, стоит только глянуть на эту их Белую  Башню...
Теперь-то известно, что они замышляют.
   Благородный Лорд Самон сказал, что Айз Седай вознамерились править  целым
миром. Самон говорит, что они хотят до основания сокрушить все  государства,
всем мужчинам наступить на горло. Самон говорит, что  Тир  больше  не  может
удерживать Силу за пределами своих собственных земель и считать, что  этого,
мол,  достаточно.  Благородный  Лорд  Самон  возвестил,  что  близится  день
грядущей славы Тира, но на пути Тира к торжеству его славы стоит Тар Валон.
   - Но пусть даже не надеются! Рано или поздно за  ними  начнется  охота  и
всех убьют, всех Айз Седай, до последней! Благородный  Лорд  Самон  говорит,
что кого-то еще можно спасти, ну, молоденьких,  послушниц  там.  Принятых...
если их удастся привести в Твердыню, но остальных надо истребить! Так сказал
Благородный Лорд Самон. А Белая Башня должна быть разрушена.
   На миг Маллия замер посреди  каюты  -  в  руках  одежда,  связки  книг  и
свернутые карты, вскинутая голова чуть не касается палубных  бимсов,  взгляд
бледно-голубых глаз устремлен  в  никуда;  похоже,  перед  мысленным  взором
шкипера обращалась в руины  Белая  Башня.  Затем  капитан  вздрогнул,  будто
поняв, что он брякнул. Клинышек бороды неуверенно качнулся.
   - То есть... это он так говорит. Я... я...  по-моему,  это  уж  чересчур.
Благородный Лорд Самон... говорить умеет, увлекает человека своими речами за
пределы разумения... К такому, чему и сам  не  поверишь.  Ну,  если  Кэймлин
заключает договоры с Башней, что ж, так и  Тир  поступить  может.  -  Маллия
поежился, явно не веря в свои слова. - Вот о чем я...
   - Раз вы об этом, - заметил Мэт, чувствуя, как его  безудержно  распирает
озорство.  -  Думаю,  капитан,  ваше  предложение  вернее  некуда.  Но  чего
останавливаться на нескольких Принятых! Попросите, чтобы пришли с дюжину Айз
Седай, а то и две дюжины. Только подумайте, на  что  станет  похожа  Тирская
Твердыня, когда там засядут две дюжины Айз Седай!
   Маллия содрогнулся.
   - За своим денежным сундучком я кого-нибудь пришлю, - напряженно произнес
он и вышел деревянной походкой.
   Мэт хмуро глянул на закрывшуюся дверь:
   - Наверное, не стоило этого говорить.
   - Да отчего же? Почему бы и не сказать, - сухо заметил Том. - В следующий
раз предложи Лорду Капитан-Командору Белоплащников жениться  на  Амерлин.  -
Брови менестреля, будто белые гусеницы, поползли вниз.  -  Благородный  Лорд
Самон... Никогда не слыхал ни о каком Благородном Лорде Самоне.
   Настал черед Мэта выказать холодность.
   - Ну вот, Том, даже ты не знаешь всего  обо  всех  королях,  королевах  и
прочей знати! Одного-двух из благородного сословия из виду-то и упустил!
   - Я знаю имена королей и королев, парень, и имена всех Благородных Лордов
Тира. Вероятно, они возвысили какого-то Лорда Страны, но я не мог не слышать
о смерти прежнего Благородного Лорда. Если  б  ты  уладил  дело  так,  чтобы
выставить каких-то бедолаг из их каюты, а не позарился на капитанскую каюту,
то у каждого из нас была бы кровать, пусть узкая и жесткая. А теперь одна на
двоих - кровать Маллия, Надеюсь, парень, ты  не  храпишь.  Терпеть  не  могу
храпа.
   Мэт скрипнул зубами. Насколько он помнил, привычку храпеть  имел  Том,  и
храп его напоминал рашпиль, скребущий по наросту на дубовом суке. Как только
он об этом забыл!
   За окованным железом капитанским денежным сундучком явился один из рослой
парочки - Санор или Васа, он не назвался.  Дюжий  удалец,  не  произнеся  ни
единого слова, лишь выделывая нечто вроде поклонов, выволок сундучок  из-под
кровати. Потом, думая, что Том с Мэтом не замечают, мрачно покосился на  них
и ушел.
   Мэт принялся размышлять,  не  покинула  ли  его  в  конце  концов  удача,
сопутствовавшая ему весь вечер. Да, придется смириться  с  храпом  Тома,  и,
сказать по правде, может не самая  большая  удача  прыгнуть  именно  на  это
судно, размахивая бумагой, подписанной Престол Амерлин и скрепленной печатью
с Пламенем Тар Валона.  Движимый  каким-то  неясным  чувством,  Мэт  вытащил
кожаный  цилиндрик,  стаканчик  с  игральными  костями,   отщелкнул   плотно
пригнанную крышку и выбросил кости на стол.
   Кости замерли - и пятерка, пять черных пятнышек смотрели на юношу.  Глаза
Темного, так эта комбинация называется в некоторых  играх.  Причем  в  одних
этот бросок был проигрышным, в других приносил выигрыш. А в какую игру играю
я? Мэт сгреб кости в горсть, метнул  их  снова.  Пять  черных  глазков.  Еще
бросок - и вновь ему подмигнули Глаза Темного.
   - Если все свое золото ты выиграл с помощью этих костей, - тихо  произнес
Том, - нечего удивляться, что тебе захотелось убраться первым же кораблем. -
Он уже разделся до рубашки и, говоря с  Мэтом,  стягивал  ее  через  голову.
Свету открылись узловатые колени и ноги, состоявшие, казалось, из одних  жил
и жгутов-мускулов. Правая нога была слегка усохшей.  -  Девчушка  двенадцати
годков вырезала бы сердце из твоей груди, парень, узнай она, что ты  вздумал
с ней играть такими костями!
   - Это не кости, - пробормотал Мэт. - Так, просто  везет.  -  Везение  Айз
Седой? Или везение Темного? Мэт упрятал кости обратно в стаканчик  и  закрыл
крышечку.
   - Полагаю, - сказал Том, залезая в постель, - ты не собираешься  поведать
мне, откуда взялось все это золото.
   - Я его выиграл. Сегодня. Их костями.
   - Угу. И полагаю, ты не собираешься объяснять, что это за приказ, которым
ты так размахивал... Парень, я не слепой  и  печать  видел!  И  что  это  за
разглагольствования, мол, "по делу  Белой  Башни"?  И  почему  у  начальника
гавани оказалось описание твоей внешности, которое он получил от Айз Седай?
   - Том, я везу от Илэйн письмо для  Моргейз.  -  Мэт  говорил  куда  более
терпеливо, чем мог. - Бумагу мне дала Найнив. Откуда  она  ее  взяла,  я  не
знаю.
   - Ну, если не хочешь говорить, то  я  на  боковую.  Будь  любезен,  задуй
лампы. - Том повернулся на бок и сунул голову под подушку.
   Даже после того, как Мэт разделся до белья и залез под одеяло - не  забыв
задуть лампы, - уснуть ему не удавалось, хотя Маллия явно не отказывал  себе
в удобствах и обзавелся славным перовым матрасом. Насчет  Томова  храпа  Мэт
оказался прав, и вряд ли подушка могла  заглушить  рулады,  которые  выдавал
менестрель. Звук ближе всего напоминал скрежет  ржавой  пилы  по  свилеватой
доске. И Мату никак не удавалось  стряхнуть  назойливые  мысли.  Как,  каким
образом Найнив с Эгвейн и Илэйн  вообще  ухитрились  заполучить  от  Престол
Амерлин подобную бумагу? Наверняка  дело  не  обошлось  без  самой  Амерлин,
наверняка девушек впутали в  какой-то  заговор,  в  какую-то  махинацию,  на
которые  горазда  Белая  Башня.  Но  чем  дольше  он  обдумывал  сложившуюся
ситуацию, тем сильнее  подозревал,  что  и  эта  троица  кое-что  утаила  от
Амерлин.
   - "Пожалуйста, Мэт, отвези письмо моей матери", - тихонько проговорил  он
тонким голоском, передразнивая девушку.  -  Вот  дурень!  Амерлин  бы  любое
письмо от Дочери-Наследницы к королеве отослала со Стражем, а  не  с  тобой.
Слепой дурень, тебе так захотелось убраться из Башни, что ничего такого и не
увидел!
   Фанфарный всхрап Тома будто согласился с Мэтом.
   Но больше всего юноша размышлял о везении и о грабителях.
   Первого удара о корму Мэт почти не заметил, просто отметил его про  себя.
Стуку и шарканью на палубе, как и шагам  обутых  в  сапоги  ног,  не  придал
внимания. На корабле всегда хватает  всяких  своих  звуков,  и,  несомненно,
кто-то же должен стоять на вахте, чтобы вести судно вниз по  реке.  Но  едва
слышные шаги - кто-то крался по коридору, ведущему к  капитанской  каюте,  -
вырвали Мэта из плена дум о грабителях, и он навострил уши.
   Мэт ткнул Тома локтем в ребра.
   - Просыпайся, - тихо произнес юноша. - В коридоре кто-то есть.
   Сам он уже соскользнул с постели  и  встал,  надеясь,  что  пол  каюты  -
Палуба, пол, проклятье, какая разница, как это называется!  -  не  заскрипит
под ногами. Том хрюкнул, почмокал губами и захрапел дальше.
   Беспокоиться о Томе не оставалось времени. Шаги зашуршали у самой  двери.
Подхватив свой бойцовский посох, Мэт занял позицию перед дверью  и  замер  в
ожидании.
   Дверь медленно отворилась настежь, и тусклый лунный свет, льющийся  через
люк на верху трапа, неясно обрисовал спустившихся по ступеням двоих мужчин в
плащах. Они ступали друг за другом, на обнаженных  клинках  смутно  блеснула
луна. Оба непрошеных гостя оторопели - они явно не ожидали, что им  уготован
такой прием.
   Мэт нанес удар, со всей  силы  ткнув  концом  посоха  первого  мужчину  в
подвздох. Будто наяву он услышал голос своего отца: Это  убийственный  удар,
Мэт. Никогда, слышишь, никогда не используй этот прием, если только речь  не
идет о твоей жизни. Но нет никаких сомнений,  эти  ножи  алчут  крови  Мэта,
готовы отнять у Мэта жизнь, а размахивать шестом в тесной  каюте  просто  не
было места.
   Захлебнувшись  охом,  неудачливый  убийца  скорчился  на  палубе,  тщетно
пытаясь вздохнуть, а Мэт уже шагнул вперед и вбил  посох  в  горло  второму.
Раздался хруст. И  второй  пришелец,  выронив  нож,  схватился  за  горло  и
завалился на своего сотоварища. Оба скребли сапогами по палубе, предсмертный
хрип обоих уже рвал им горло.
   Застыв на месте, Мэт уставился  на  них:  Два  человека.  Нет,  чтоб  мне
сгореть, три! Прежде мне и в голову не приходило, что я нарочно причиню боль
другому человеческому существу, а теперь я за. одну ночь убил троих! О Свет!
   Темный коридор затопила тишина, и Мэт услышал над головой стук  сапог  по
палубе. А команда вся как один ходила босиком...
   Стараясь не думать о том, что он делает, Мэт содрал  с  мертвеца  плащ  и
накинул себе на плечи,  пряча  бледный  лен  нательного  белья  под  тяжелой
тканью. Он босиком прокрался по коридорчику, неслышно поднялся по ступеням и
очень осторожно, едва высунув голову, выглянул из люка.
   Туго натянутые паруса отражали лунное сияние, но  все  равно  на  верхней
палубе хватало теней. Не слышалось никаких звуков, кроме журчания  убегающей
вдоль бортов воды. Похоже, на палубе был только один  человек.  Он  стоял  у
румпеля, низко надвинув от ночной прохлады капюшон плаща. Человек переступил
с ноги на ногу, и по палубному настилу шаркнула кожаная подметка сапога.
   Держа посох пониже и надеясь, что его оружия  не  заметят,  Мэт  выбрался
наверх.
   - Он мертв, - низким шепотом проговорил он, подпустив в голос хрипоты.
   - Надеюсь, он визжал, когда ты перерезал ему глотку. - Мэт припомнил, что
в  Тар  Валоне  этот,  с  густым  акцентом,  голос  откликался  из-за   угла
кривоколенной улочки. - Ну и доставил же этот пацаненок нам хлопот.  Погодь!
А ты кто?
   Мэт со всего маху двинул  посохом.  Толстая  дубина  врезала  громиле  по
голове, и капюшон его плаща лишь отчасти заглушил раздавшийся звук: с  таким
хрустом раскалывается об пол арбуз.
   Мужчина  рухнул  на   румпель,   тяжелая   рукоять   повернулась,   судно
накренилось, и Мэт чуть было не упал на палубу. Краем глаза он уловил в тени
у планширя какое-то движение и мерцание клинка и понял, что никак не  успеет
защититься посохом прежде, чем его ударит убийственная сталь. И тут  в  ночи
сверкнуло что-то и слилось с неясной фигурой. Тупой звук,  выпад  перешел  в
падение, и почти у самых ног Мэта растянулся человек.
   Румпель сдвинулся  под  весом  повисшего  на  нем  мужчины,  судно  опять
рыскнуло; внизу, на нижней палубе, начал нарастать гомон.
   Из люка, облаченный в белье и плащ,  прихрамывая,  вылез  Том.  Отодвинув
заслонку фонаря "бычий глаз", он промолвил:
   - Тебе здорово повезло, парень. У одного из тех, внизу, был этот  фонарь.
Валяйся он там, то и всему кораблю недолго сгореть. - Свет выхватил  рукоять
ножа, торчащую из груди мужчины с остекленевшими мертвыми  глазами.  Никогда
прежде Мэт его не встречал; лицо, так обильно исполосованное  шрамами,  вряд
ли забудешь. Том пинком выбил  кинжал  из  вытянутой  руки  мертвеца,  затем
наклонился и, выдернув собственный нож, вытер клинок  о  плащ  незадачливого
убийцы. - Тебе здорово повезло. парень. Тебе в  самом  деле  очень  и  очень
повезло.
   К кормовому ограждению была привязана веревка. Том перешагнул через  нее,
посветил вниз, и Мэт подошел к нему. На другом конце веревки оказалась  одна
из небольших лодок из Южной Гавани с потушенным  квадратным  фонарем.  Весла
были втянуты в лодку, в которой к тому же стояли два человека.
   - Забери меня Великий Повелитель, это же он! - сдавленно сказал  один  из
них. Второй кинулся к веревке и принялся лихорадочно развязывать узел.
   - Ты и этих двоих хочешь  убить?  -  спросил  Том;  голос  его  отдавался
звучным эхом, как бывало, когда он выступал перед публикой.
   - Нет, Том, - тихо произнес Мэт. - Нет.
   В лодке наверняка услышали вопрос менестреля, но  не  ответ,  потому  что
злоумышленники бросили попытки отвязать лодку и с громкими плеском попрыгали
за борт.
   Как они барахтались в воде, шлепая по ней руками и ногами,  было  слышно,
наверно, по всей реке.
   - Вот дурни, - пробурчал Том. - За Тар Валоном река,  конечно,  сужается,
но здесь-то она еще шириной с полмили, а то и больше. В темноте им ни за что
не добраться до берега.
   - Клянусь Твердыней! - раздалось со стороны люка. - Что тут происходит? В
коридоре мертвые! Чего это Васа на румпеле разлегся? Да  мы  из-за  него  на
мель сядем или в тине увязнем! - Маллия, в  одних  полотняных  подштанниках,
ринулся к румпелю, грубо сдернул с него мертвеца и  потянул  длинный  рычаг,
выправляя судно на курс. - Да это не Васа! Сгори моя душа, кто  же  все  эти
мертвецы?
   За капитаном на палубу  уже  высыпали  и  остальные  -  босые  матросы  и
перепуганные пассажиры, кутающиеся в плащи и одеяла.
   Повернувшись к капитану боком и заслонив так свою руку. Том сунул нож под
веревку и одним коротким  движением  перерубил  ее.  Лодку  сразу  поглотила
темнота.
   - Речные разбойники, капитан, - сказал Том. - Мы с молодым Мэтом уберегли
ваше судно от речных разбойников. Если б  не  мы,  они  бы  тут  всем  горло
перерезали. Может, вам стоит пересмотреть оплату за наш проезд.
   - Разбойники! - воскликнул Маллия. - Ниже по  реке,  возле  Кайриэна,  их
полно, но я никогда не слыхал, чтоб они нападали здесь, так далеко к северу!
   Сбившиеся  тесной  кучкой  пассажиры   заохали-заахали,   забормотали   о
разбойниках и о перерезанных глотках.
   Мэт, как деревянный, зашагал к люку. Он  слышал,  как  за  спиной  бубнит
Маллия:
   - Вот хладнокровие... Никогда не слыхал, чтоб Андор  нанимал  убийц,  но,
сгори моя душа, хладнокровный же он...
   Едва не споткнувшись, Мэт спустился по  лестнице,  перешагнул  через  два
тела в коридоре и захлопнул за собой  дверь  капитанской  каюты.  Юноша  уже
одолел полпути к кровати, когда силы  оставили  его;  его  затрясло,  как  в
ознобе. Мэт, дрожа, упал на колени. Свет, в какую  игру  я  ввязался?  Нужно
выиграть, а правил-то я и не знаю! Свет, что это за игра?

***

   Тихонько наигрывая на флейте "Утреннюю розу", Ранд глядел в костерок, над
огнем  которого  жарился  насаженный  на  палку  кролик.  От  ночного  ветра
мигало-подрагивало  пламя.  Запаха  кролика  Ранд  почти  не  замечал,  хотя
все-таки явилась беспризорная мысль, что в следующей деревушке  или  городке
нужно запастись солью. "Утренняя роза"... Эту мелодию, и не только ее,  Ранд
играл на тех свадьбах.
   Сколько дней назад это было? Их и в самом деле было так  много,  или  мне
только показалось? Все женщины деревни решили немедля,  прямо  сейчас  выйти
замуж? Как называлась та деревня? Я что, с ума схожу?
   На лице у него выступили бисеринки пота, но он продолжал  играть,  совсем
тихо, только для себя, и пристально смотреть на огонь. Морейн  сказала  ему,
что он та'верен. Все твердили, что он та'верен. Может, он  действительно  им
был. Такие люди... изменяли...  все  вокруг  себя.  Та'верен  мог  бы  своим
присутствием вызвать все эти свадьбы. Но такая мысль была слишком  близка  к
чему-то, о чем Ранду совсем не хотелось думать.
   Говорят еще, что я - Возрожденный Дракон. Все так говорят.  И  живые  это
повторяют, и мертвые. Но только поэтому правдой эти слова не становятся! Мне
пришлось позволить им провозгласить меня. Долг... У меня не было выбора,  но
больше правды в этом не стало.
   А Ранд все играл и играл эту одну-единственную мелодию. Она наводила  его
на мысли об Эгвейн. Когда-то он думал, что женится на Эгвейн. Казалось,  это
было так давно. А теперь с этим покончено. И тем не менее она явилась в  сны
Ранду. Это могла быть она. Ее лицо. Это было ее лицо.
   Только вот там было столько лиц - знакомых ему лиц. Тэм, и мама, и Мэт, и
Перрин. И все пытались его убить. На самом деле, конечно, это были  не  они.
Только их лица - на Отродьях Тени. Он считал, что на самом-то  деле  это  не
они. Даже во сне казалось, что это бродят Исчадия Тени. А были ли они  всего
лишь снами? Ранд знал: некоторые сны - реальность. А другие  -  только  сны,
дарящие мучительные кошмары или надежды.  Но  в  чем  разница?  Как  узнать?
Однажды ночью в его сны явилась Мин - и попыталась всадить ему в спину  нож.
Эта попытка причинила Ранду такую боль, что он  до  сих  пор  не  переставал
удивляться.  Он  оказался  беспечен,  подпустил  ее  так   близко,   ослабил
бдительность. Рядом с Мин он так долго не испытывал необходимости  держаться
настороже, несмотря на все то, что понимала девушка, глядя  на  него.  Когда
она была рядом, на его раны будто проливался целительный бальзам,  умеряющий
и успокаивающий боль.
   И она пыталась меня убить! Музыка сорвалась на резкий противный визг,  но
юноша обуздал свои чувства  и  опять  чуть  слышно  заиграл.  Нет,  не  она.
Выродок. Тени с ее лицом. Мин меньше всех желала бы мне  зла.  Ранд  не  мог
понять, почему он так думает, но был уверен - это правда.
   Так много лиц возникало в снах. Являлась Селин,  холодная,  загадочная  и
такая прекрасная, что у Ранда во рту вмиг пересыхало при одной лишь мысли  о
ней. Когда-то - теперь казалось, давным-давно - Селин искушала  его  славой,
но сейчас она говорила, что Ранд должен принять меч. И с мечом прийти к ней.
Калландор. Этот меч всегда был в его снах. Всегда.  И  зло  смеющиеся  лица.
Руки, толкающие Эгвейн, и Найнив, и Илэйн  в  клетки,  ловящие  их  в  сети,
причиняющие им боль и мучения. Почему он должен больше терзаться  и  плакать
из-за Илэйн, чем из-за двух других?
   У Ранда кружилась голова. Сильно ныло сердце, не меньше болел бок, и  пот
катился по лицу, а он тихонько играл "Утреннюю розу". Играл всю ночь,  боясь
уснуть. Боясь увидеть сны.

Глава 33
В ПЛЕТЕНИИ

   Сидя в седле, Перрин хмуро взирал на плоский камень у дороги,  наполовину
скрытый травой. Дорога, укатанная и натоптанная, которая  теперь  называлась
Лугардской Дорогой и по которой отряд приближался к реке Манетерендрелле и к
границе Лугарда, некогда, в незапамятные времена,  была  вымощена  каменными
плитами. Так два дня назад сказала Морейн. Кое-где на  белый  свет  все  еще
проглядывали остатки дорожного покрытия. Но  на  этом  камне  были  странные
отметины. Если б собаки могли оставлять на камне отпечатки своих лап, Перрин
бы сказал, что это след крупной гончей.  Но  на  голой  земле  он  не  видел
отпечатков собачьих лап, хотя на мягкой  почве  обочины  следы  должны  были
остаться, и не чуял запаха пробежавшей собаки. В воздухе витал только слабый
намек  на  запах  гари,  почти  что  серный  запах,  какой  остается   после
фейерверков. Впереди, там, где дорога пересекала реку, находился городок,  -
может, местные ребятишки играли тут,  ухитрившись  стянуть  у  Иллюминаторов
какой-нибудь огненный припас.
   Только вот ребятишкам далековато сюда что-то таскать. Но Перрин  видел  в
округе и фермы. Это могли бы оказаться и мальчишки с окрестных ферм. Что  бы
это ни было, но никак не связано с отметинами на плите. Лошади не летают,  и
собаки не оставляют следов на камнях. Я так устал, что и думать нормально не
могу.
   Зевнув, Перрин ткнул Ходока пятками в ребра, и мышастый галопом  поскакал
вслед за другими лошадьми. С тех пор как отряд покинул Джарру, Морейн упорно
подгоняла всех, и никого, кто останавливался хоть на миг,  не  ждали.  Когда
Айз Седай задавалась  какой-то  целью,  то  она  делалась  тверже  холодного
кованого железа. Шесть дней назад Лойал перестал читать  на  скаку  -  после
того как поднял взор от книги и обнаружил, что отстал на целую милю,  а  его
спутники почти скрылись из виду за холмом.
   Подле  здоровенной  лошади  огир,  позади  белой  кобылы  Морейн,  Перрин
придержал Ходока и опять зевнул. Лан ускакал вперед, на разведку. Еще час, и
солнце за спинами путников закроют вершины деревьев, но Страж заявил, что до
наступления темноты они доберутся до городка под названием Ремен, на  берегу
Манетерендрелле. Что ждало их там, Перрин ведать не ведал. Он даже не  знал,
что их может ждать, но дни, минувшие после отъезда из Джарры. заставляли его
быть настороже.
   - Мне не понять, почему тебе не спится, - сказал юноше  Лойал.  -  Я  так
выматываюсь к тому времени, когда она разрешает остановиться  на  ночь,  что
засыпаю. не успев лечь.
   Перрин  только  головой  качал.  Ну  как  объяснить  Лойалу,  что  он  не
осмеливается спать крепко, что даже сон вполглаза полон  тревожных  видений.
Подобных  тому  странному  сну  с  Эгвейн  и   Прыгуном.   Что   ж,   ничего
удивительного, что она мне снится. Свет, знать  бы,  как  она,  что  с  ней.
Сейчас, наверное, в безопасности, в Башне, учится на Айз Седай. Верин за ней
присмотрит. И  за  Мэтом.  Перрину  и  в  голову  не  приходило,  что  нужно
присмотреть за Найнив. Сам-то он полагал, что в присмотре нуждаются те,  кто
рядом с Найнив. Думать  о  Прыгуне  Перрину  не  хотелось.  Ему  удалось  не
впускать в свои мысли живых  волков,  хотя  он  и  заплатил  за  достигнутое
ощущением, будто его торопливой рукой  то  молотом  плющат,  то  протягивают
через волоку. А уж думать, что в его  мысли  пробрался  мертвый  волк...  Он
мотал головой и заставлял себя держать глаза широко открытыми. Даже  Прыгуна
он не впустит в свой разум.
   Кроме дурных снов, хорошо спать мешало и  другое.  Отряду  встречались  и
прочие знаки, указывающие на то, что здесь  прошел  Ранд.  Между  Джаррой  и
рекой Эльдар о Ранде ничего не напоминало, по крайней мере Перрин не заметил
никаких следов. Но когда путники пересекли Эльдар по каменному мосту,  дугой
перекинутому с одного пятидесятифутового утеса на другой, позади них остался
обращенный в пепел городок. Он назывался Сидон, и все  дома  в  нем  пожрало
пламя. Только остатки каменных стен и редкие печные  трубы  все  еще  стояли
среди руин.
   Всклокоченные и закопченные  горожане  говорили,  что  пожар  занялся  от
упавшего в амбаре фонаря,  а  потом  огонь  будто  взбесился,  и  все  пошло
наперекосяк. Половина ведер, что сумели сыскать, оказались дырявыми. Объятые
пламенем стены падали наружу, а не внутрь, и огонь перекидывался на соседние
дома.  Горящие  бревна  постоялого  двора,  обрушившись,  каким-то   образом
докатились до колодца на площади, а ведь из него черпали воду для  борьбы  с
огнем, и к колодцу стало не подступиться. И на крыши  трех  других  колодцев
завалились  стоящие  рядом  дома.  Казалось,   сам   ветер   кружил,   менял
направление, раздувая пламя и гоня его во все стороны.
   Спрашивать у Морейн, не появление ли  Ранда  стало  причиной  пожара,  не
приходилось - ответом было ее лицо, похожее на  холодное  железо.  Сам  Узор
обретает форму вокруг Ранда, и сплелось все  в  дикий,  будто  взбесившийся,
клубок.
   После Сидона маленький отряд проскакал  еще  через  четыре  городка,  где
только мастерство Лана-следопыта подсказывало, что Ранд по-прежнему впереди.
Теперь Ранд шел пешком, причем уже довольно давно. За Джаррой преследователи
нашли  его  лошадь,  дохлую;  выглядела  она  будто  ее  терзали  волки  или
взбесившиеся собаки. Перрин с трудом сдержался и не обратился с  вопросом  к
братьям-волкам, особенно туго ему пришлось,  когда  Морейн  перевела  хмурый
взор с лошади на него. К  счастью,  Лан  обнаружил  отпечатки  сапог  Ранда,
убегающих от мертвой лошади. След Ранда ни с каким другим не  спутать  -  на
каблуке сапога была треугольная вмятина от  острого  камня.  Но,  пеший  или
верхом, он, как казалось, все время оставался впереди.
   В четырех деревеньках за Сидоном наибольшое волнение вызывал въезжающий в
поселение  Лойал,  тамошним  жителям  западало  в  память,  что  перед  ними
представал настоящий огир. Их настолько захватывало  это  зрелище,  что  они
почти не обращали внимания на глаза Перрина, а если и  подмечали...  Что  ж,
коли огир были реальностью, почему бы не ходить по  свету  людям  с  глазами
какого угодно цвета.
   Но после тех деревень путникам встретился небольшой поселок под названием
Виллар, и там был праздник. На общинной земле снова забил  родник.  До  того
целый год воду приходилось таскать из ручья за милю, а все попытки  выкопать
колодец ничего не дали, поэтому половина жителей ушла из поселка. Но теперь,
обретя  источник,  Виллар  не  умрет.  Потом,  за  один  день,  мимо  отряда
промелькнули еще три не затронутые необычными происшествиями деревни,  затем
была Самаха, где за ночь пересохли все колодцы, и люди бормотали  о  Темном.
Затем - Таллан, где накануне утром все  старые  споры  и  свары,  когда-либо
вспыхивавшие  в  деревне,  выперли   наружу   зловонными   пузырями,   будто
переполненные  выгребные  ямы,  и  только  три  убийства  как-то  образумили
потрясенных обывателей и остудили страсти. И наконец,  Файолл,  где  озимые,
похоже, дали самый скудный урожай на памяти селян, но мэр,  копавший  позади
дома новый нужник, нашел сгнившие кожаные мешки, набитые  золотом,  так  что
голодать никто не будет. В Файолле никому не были знакомы толстые монеты - с
женским ликом на одной стороне и орлом на другой. Морейн сказала, что  такие
чеканили в Манетерене.
   Наконец однажды вечером, когда они сидели возле лагерного костра,  Перрин
решился порасспросить Морейн:
   - После Джарры мне казалось...  Они  все  были  так  счастливы,  с  этими
свадьбами. Даже Белоплащники походили на шутов. В Файолле все понятно:  Ранд
никак не мог ничего сделать с их урожаем, колос набирал силу,  когда  его  и
близко  не  было,  а  то  золото  им  наверняка  пригодится,  раз  все   так
обернулось... Но все остальное... Тот сгоревший городок, и высохшие колодцы,
и... Это - зло, Морейн. А я не верю, что  Ранд  -  зло.  Пусть  вокруг  него
оплетается Узор, но разве Узор может быть таким злом? В  этом  нет  никакого
смысла, а все имеет какой-то смысл! Если делаешь инструмент, у которого  нет
назначения,  работа  бессмысленна,  а  этот  инструмент  -  напрасная  трата
металла. А зачем Узору такая расточительность?
   Лан искоса глянул на Перрина и исчез  в  темноте,  отправляясь  в  обход.
Лойал, уже растянувшийся на своих одеялах, поднял голову. Настороженные  уши
дрогнули.
   Морейн помолчала, отогревая руки. Наконец она заговорила, глядя в огонь:
   - Создатель есть добро, Перрин. Отец Лжи есть зло. Узор  же  Эпохи,  само
Кружево Эпохи, - ни то, ни другое. Узор является тем, что  он  есть.  Колесо
Времени вплетает в Узор все жизни, все поступки. Узор, что состоит  лишь  из
одного цвета, не назовешь узором. Для  Узора  Эпохи  добро  и  зло  являются
основой и утком.
   Даже  три  дня  спустя,  под  жарким  послеполуденным   солнцем,   Перрин
чувствовал холодок, который он впервые ощутил,  услышав  эти  слова  из  уст
Морейн. Ему хотелось верить, что Узор добр. Хотелось верить, что, когда люди
творят  зло,  они  идут  наперекор  Узору,  искажают   его.   Перрину   Узор
представлялся великолепным и тонким произведением, работой  мастера-кузнеца.
От мысли, что в таком великолепии с хорошей сталью смешан чугун  с  медью  и
свинцом, а то и что похуже, и никому нет до этого дела, веяло равнодушием  и
холодом.
   - А мне есть до этого дело, - тихо бормотал он. -  О  Свет,  мне  не  все
равно, вот я и тревожусь.
   Морейн оглянулась на его бормотание, и Перрин умолк. Он не знал,  о  чем,
кроме Ранда, беспокоилась Айз Седай.
   Пролетело несколько минут, и впереди показался Лан. Страж  приблизился  к
отряду и развернул своего вороного подле кобылы Морейн.
   - За следующим холмом лежит Ремен, - сообщил Лан. -  Похоже,  день-другой
событий у них было хоть отбавляй.
   Уши Лойала задергались:
   - Ранд?
   Страж покачал головой:
   - Не знаю. Может, Морейн, когда сама взглянет, сумеет сказать.
   Айз Седай посмотрела на него  пытливым  взглядом  и  ускорила  шаг  белой
кобылы.
   Путники поднялись на гребень холма, и внизу перед  ними  открылся  Ремен,
протянувшийся вдоль реки.  Тут  Манетерендрелле  разливалась  более  чем  на
полмили в ширину, и мостов не было. Но через  реку  медленно  скользили  два
парома, полные народа. Паромы эти походили на баржи с выставленными по бокам
длинными веслами. Еще один, почти пустой, возвращался с того берега. Чуть  в
стороне виднелись три длинных каменных причала, у которых выстроилось  около
дюжины речных торговых  судов,  однои  двухмачтовых.  Внушительных  размеров
склады из  серого  камня  отделяли  пристань  от  города,  дома  которого  в
большинстве своем казались  сложенными  из  того  же  камня;  правда,  крыши
щеголяли  черепицей  всевозможных  цветов,  от  желтого  до  красного,  даже
лилового, и улицы разбегались во всех направлениях от центральной площади.
   Прежде чем двинуться по холму к  городу,  Морейн,  пряча  лицо,  сдвинула
пониже глубокий капюшон своего плаща.
   Как обычно, народ на улицах таращился на Лойала, но на сей раз  до  слуха
Перрина долетал благоговейный и восторженный шепот:  "Огир!  Смотри,  огир!"
Лойал сидел в седле прямее  обычного,  уши  его  стояли  торчком,  и  уголки
широкого рта приподнимала улыбка. Лойал явно старался не показать радости  и
самодовольства, но вид у него был как у кота, которого чешут за ухо.
   Для Перрина Ремен ничем не отличался от любого из дюжины других городков:
повсюду пахнет людьми, полно всяких запахов человеческого жилья  и  ремесел,
и, разумеется, сильный запах реки. Юноша все удивлялся, что же имел  в  виду
Лан, но тут у него волосы на загривке  зашевелились  -  он  учуял  что-то...
неправильное. Едва его нос  принюхался,  как  запах  исчез,  словно  конский
волос, упавший на горячие угли, но Перрин помнил его. Он чуял его в  Джарре,
и  тогда  этот  запах   так   же   пропал.   Это   не   Испорченный   и   не
Никогда-не-рожденный  -  Троллок,  чтоб  мне  сгореть,  а  не   Испорченный!
Никогда-не-рожденный, нет! Мурддраал, Исчезающий, Получеловек.  что  угодно,
но не Никогда-не-рожденный! - не троллок и не Исчезающий, и все же  зловоние
било в нос, при малейшем вдохе резко несло смрадом, все в этой вони  кричало
о мерзости. Но, что бы ни издавало столь отвратительный запах, казалось, оно
не оставило за собой устойчивого следа.
   Отряд выехал на городскую площадь.  На  месте  вывороченной  из  мостовой
большой плиты точно посередине площади была поставлена виселица. На вбитом в
грунт толстенном бревне держалась расчаленная поперечина, с которой  свисала
железная клетка. Дно ее висело в четырех шагах  от  земли.  В  клетке  сидел
высокий мужчина, облаченный в серо-коричневое одеяние.  Он  сидел,  подтянув
колени к  подбородку  -  сидеть  иначе  не  позволяла  тесная  клетка.  Трое
мальчишек бросали в него камнями. Мужчина  смотрел  прямо  перед  собой,  не
уклоняясь от пролетающих между прутьями камней. По лицу его сбегала  уже  не
одна струйка крови. Спешащие мимо горожане обращали на мальчишек  не  больше
внимания, чем сам мужчина, хотя почти каждый прохожий поглядывал на клетку -
большинство с одобрением, кое-кто со страхом.
   Морейн издала горловой звук, который  можно  было  принять  за  выражение
отвращения.
   - И того хуже, - сказал Лан. -  Едем.  Я  уже  распорядился  в  гостинице
насчет комнат. Я решил, что вам это будет интересно.
   Проезжая мимо виселицы следом за Ланом и Морейн, Перрин  оглянулся  через
плечо на мужчину в клетке. Что-то знакомое  в  этом  человеке  зацепило  его
взгляд, но он не мог понять, что именно.
   - Зря они так. - Громыхание Лойала прозвучало почти как рычание. -  Дети,
я имею в виду. Взрослым надо бы остановить их.
   - Да, наверно, надо бы, - согласился Перрин почти  мимоходом.  Почему  он
кажется таким знакомым?
   Лан свернул ближе к реке и вскоре привел отряд к гостинице,  вывеска  над
ее дверью гласила: "Кузница странников", что Перрин счел добрым знаком, хотя
окрест ничего не  напоминало  о  кузнице,  кроме  намалеванного  на  вывеске
мужчины в кожаном фартуке и с молотком. Гостиница была  большим  трехэтажным
зданием из серого обтесанного  и  отшлифованного  камня,  под  темно-красной
черепичной крышей, с широкими окнами  и  резной,  завитушками,  дверью.  Вид
гостиницы свидетельствовал о процветании. К прибывшим бегом явились  конюхи,
подхватили под уздцы лошадей, а после  того  как  Лан  оделил  их  монетами,
принялись кланяться еще ниже.
   Переступив порог, Перрин принялся внимательно  рассматривать  людей.  Как
ему показалось, все, и  мужчины,  и  женщины  за  столами,  были  празднично
разодеты. Такого обилия украшенных вышивкой  кафтанов,  разнообразия  тонких
кружев на платьях, разноцветия лент и шарфов  с  бахромой  он  давненько  не
видывал. Лишь четверо мужчин, сидевших  за  одним  столом,  были  в  простых
куртках, и только они не подняли выжидающего взора на  вошедшего  Перрина  и
его спутников. Эта четверка продолжала тихий разговор. Перрин уловил  из  их
беседы немногое: о преимуществах в качестве груза ледяных перцев над  мехами
и о том, как могут повлиять на цены беспорядки в Салдэйе. Капитаны  торговых
судов, решил Перрин. Остальные, видимо, местный люд. Даже служанки,  похоже,
красовались в своих лучших нарядах, их длинные фартуки  были  надеты  поверх
вышитых платьев с полосками кружев у ворота.
   На кухне кипела работа - Перрин уловил запах баранины, телятины, цыплят и
говядины, учуял и кое-что из овощей. И  ароматный  пирог,  от  пряного  духа
которого на мгновение забыл о мясе.
   Гостей встретил у порога сам хозяин - полный  лысый  мужчина  с  сияющими
карими глазами на гладком розовом лице. Он беспрестанно кланялся  и  потирал
руки. Не подойди толстяк к ним, Перрин  ни  за  что  не  признал  бы  в  нем
хозяина, поскольку вместо ожидаемого белого передника на том, как и на  всех
остальных,  была  куртка  -  из  плотной  синей  шерсти,  щедро   украшенная
бело-зеленой вышивкой. Мужчине было жарко в теплой куртке, и он потел.
   Почему они все вырядились, как на праздник? - удивлялся Перрин.
   - А-а, мастер Андра, - сказал хозяин гостиницы, обращаясь  к  Лану.  -  И
огир, как вы и сказали. Нет, конечно, я не сомневался. Сомневаться  в  ваших
словах, господин? Никогда! Да еще после всего, что произошло. Почему  бы  не
огир? Ах, друг огир, ваше присутствие в доме для меня такое удовольствие, вы
представить себе не можете! Это просто прекрасно, такой конец  всему  венец!
Ага, и госпожа... - Его цепкий  взгляд  скользнул  по  темно-голубому  шелку
платья Морейн и по дорогой шерсти плаща, хоть и пыльного с дороги, но тонкой
выделки и прекрасного. - Простите меня,  пожалуйста,  леди.  -  Он  согнулся
подковой  в  поклоне.  -  Мастер  Андра,  леди,  не   сказал,   что   вы   -
высокопоставленная дама. Я вовсе не хотел  проявить  неуважение.  Вы,  леди,
здесь гость не менее желанный, чем друг огир. Пожалуйста, не  обижайтесь  на
косноязычные речи Гайнора Фурлана.
   - Я не обижаюсь. - Судя по голосу, Морейн спокойно приняла титул, который
присвоил ей Фурлан. Айз Седай не впервые принимала другое имя и  не  впервые
выступала под маской. И не в первый раз Перрин слышал, как Лан называет себя
Андра. Глубокий капюшон по-прежнему скрывал гладкое лицо Морейн  Айз  Седай,
одной рукой она, будто кутаясь от холода, придерживала полы плаща. Но не той
рукой, на которой носила кольцо Великого Змея.
   - Насколько я понимаю, хозяин, у вас в городе случились какие-то странные
происшествия. Полагаю, ничего такого, что могло бы обеспокоить  путников.  -
Ах, леди, их и  в  самом  деле  можно  назвать  странными.  Ваше  лучезарное
присутствие само по себе немалая честь для этого скромного дома, леди,  а  с
вами еще и огир... Но у нас в Ремене есть и Охотники. Прямо тут, в  "Кузнице
странников", да-да. Охотники за Рогом Валир, которые отправились из  Иллиана
на поиски приключений. И приключение они нашли у нас здесь, в Ремене,  всего
в  паре  миль  выше  по  реке  -  сразились  с  дикими  айильцами,  во  как!
Представляете, айильские дикари, с этими  черными  вуалями  -  да  еще  и  в
Алтаре, а, леди?
   Айил. Теперь Перрин понял,  что  показалось  ему  знакомым  в  мужчине  в
клетке. Однажды он видел айильца, одного из этих свирепых, почти легендарных
обитателей сурового края, прозванного Пустыней. Тот очень походил на Ранда -
выше большинства людей, с серыми глазами и рыжеватыми волосами,  и  одет  он
был так же, как человек в клетке - серо-коричневые одежды, незаметные  среди
скал и кустарника, зашнурованная до колен мягкая обувка. Перрин почти  наяву
услышал голос Мин. Айилец в клетке. Поворотный пункт твоей жизни, или  нечто
важное. чему суждено случиться.
   - Почему вы?.. - Перрин остановился, чтобы  прочистить  горло,  а  то  уж
больно хрипло он заговорил. - Как так вышло, что у вас в клетке на городской
площади оказался айилец?
   - Ах, молодой господин, это целая история...  Фурлан  умолк,  разглядывая
юношу с головы до пят, ощупывая взором простую деревенскую  одежду,  длинный
лук в руках, остановившись на топоре за поясом возле колчана. Когда пытливый
взгляд толстяка добрался до лица Перрина, хозяин  гостиницы  вздрогнул,  как
будто только сейчас заметив желтые глаза Перрина.
   - Он, видимо, ваш слуга, мастер Андра? - спросил он осторожно.
   - Ответьте ему, - только и молвил Лан.
   - Угу. Ну конечно, мастер Андра. Но один человек тут может рассказать все
лучше меня. Вот он. Лорд  Орбан,  собственной  персоной!  Его-то  мы  все  и
собрались послушать.
   По лестнице в глубине общего  зала  спускался  на  костылях  темноволосый
моложавый мужчина в красном кафтане, с перевязанной головой,  левая  штанина
отрезана до колена, и икра  до  лодыжки  толсто  обмотана  бинтом.  Горожане
принялись перешептываться, словно узрев нечто  невероятное.  Капитаны  судов
продолжали свою негромкую беседу; разговор их вновь  вернулся  к  обсуждению
мехов. Может, Фурлан и считал,  что  человек  в  красном  кафтане  расскажет
историю лучше, но заговорил он сам:
   - С двадцатью дикими айильцами встретились лицом к лицу Лорд Орбан и Лорд
Ганн, а было с ними всего десять слуг. Ну и яростный был же бой  и  тяжелый,
множество ран получено и множество нанесено. Пали шесть славных слуг, и  все
воины были ранены, а серьезнее прочих - Лорд  Орбан  и  Лорд  Ганн,  но  они
поразили всех айильцев, кроме тех, кто спасся бегством,  а  одного  взяли  в
плен. Того, которого можно видеть  на  площади,  где  он  больше  не  станет
беспокоить честных селян своими дикарскими выходками, как не станут  учинять
беспорядков и мертвые дикари.
   - Вас в здешних краях беспокоили айильцы? - поинтересовалась Морейн.
   Над тем же размышлял и Перрин, и с немалым испугом. Если обыватели  порой
по-прежнему и говаривали "айил в  черной  повязке",  имея  в  виду  человека
ожесточенного  и  вспыльчивого,  то   это   свидетельствовало   о   глубоком
впечатлении, что оставила Айильская Война, но она уже  двадцать  лет  как  в
прошлом, и до нее и после айильцы ни разу не выходили из Пустыни. Но я видел
одного по эту сторону Хребта Мира. а теперь видел уже двух. Хозяин гостиницы
потер лысину:
   - Угу. Ах нет, леди, не совсем так. Но хлопот у нас было бы выше  головы,
будьте уверены! Чего бы натворили эти двадцать дикарей, дай  им  волю.  Вот,
каждый помнит, как  они  убивали,  грабили,  жгли,  пройдя  так  через  весь
Кайриэн! Из этой самой деревни мужчины ушли на Битву у Сияющих  Стен,  когда
все государства объединили силы, чтобы отбить нашествие дикарей. Я  бы  тоже
пошел, да только тогда спину себе потянул, но  хорошо  помню,  и  другие  не
забыли. Как эти двадцать пробрались сюда, в такую даль  от  своих  краев,  и
зачем, мне неведомо, но спасли нас от них Лорд Орбан и Лорд Ганн.
   По празднично принаряженному люду побежал согласный гул.
   Тут собственной персоной, хромая, через общую залу прошел Орбан,  который
будто и не замечал никого, кроме хозяина гостиницы.  Запах  прокисшего  вина
Перрин учуял еще за пять шагов. - Куда  провалилась  та  старуха  со  своими
травами? - грубо спросил Орбан. - Ганн страдает от  ран,  и  у  меня  голова
раскалывается!
   Фурлан склонился чуть не до пола:
   - Ах, Лорд Орбан,  матушка  Лейх  вернется  утром.  Роды,  лорд!  Но  она
сказала, что зашила ваши раны и припарки поставила, и вам,  и  Лорду  Ганну,
так что не стоит волноваться. Ах, Лорд Орбан, уверен, завтра, как  вернется,
она первым делом явится к вам!
   Перебинтованный лорд что-то пробурчал себе под нос - неслышно  для  всех,
но не для ушей Перрина: мол, фермерская женка нашла время пороситься, а  его
якобы зашили, как мешок с провизией. Лорд  Орбан  поднял  угрюмые,  сердитые
глаза и будто только сейчас узрел вновь прибывших. На Перрина  он  почти  не
обратил  внимания,  что  того  ничуть  не  удивило.  Глаза   Орбана   слегка
расширились, когда он взглянул  на  Лойала.  Он  встречал  огир,  -  подумал
Перрин, - но не ожидал увидеть его здесь. Орбан бросил взор на Лана, и глаза
его сузились. Бойца в Лане он признал с первого взгляда, и ему не  по  нраву
видеть настоящего воина. Когда же Лорд Орбан наклонился,  пытаясь  заглянуть
под капюшон Морейн, глаза его загорелись, хотя издалека он вряд ли увидел ее
лицо.
   Раз дело касается Айз Седай, Перрин решил, что лучше вообще ни о  чем  не
думать, и надеялся,  что  ни  Морейн,  ни  Лан  тоже  не  станут  задаваться
вопросами. Однако огонек в глазах Стража подсказал Перрину, что  по  крайней
мере Лан ничего не упустил.
   - Вас было двенадцать против двадцати айильцев? - спросил Лан равнодушным
тоном.
   Орбан, морщась, выпрямился. Притворно небрежным тоном промолвил:
   - Именно. Когда ищешь Рог Валир, надо  быть  готовым  к  таким  встречам.
Подобная схватка и для Ганна, и для меня не первая и не последняя.  Будут  и
другие сражения, пока мы не найдем Рог. Если озарит нас Свет. - Он  произнес
эти слова так, будто у Света нет других забот. -  Разумеется,  не  все  наши
битвы были с айил, но всегда находятся те, кто хочет  остановить  Охотников.
Пусть попробуют! Ганна и меня - нас так легко не остановишь!
   Одобрительный шепоток всколыхнул горожан. Орбан еще больше приосанился.
   - Вы потеряли шестерых и одного взяли в плен. - По бесстрашному тону Лана
нельзя было понять, стоит ли гордиться таким  исходом  или  же  его  следует
стыдиться.
   - Именно, - сказал Орбан. - Остальных мы перебили.  Ну,  кроме  тех,  кто
убежал. Несомненно, сейчас они прячут своих мертвецов - я  слышал,  они  так
делают. Белоплащники их ищут, но им никогда не найти этих айильцев. -  Здесь
есть Белоплащники? - перебил Перрин. Орбан глянул  на  него  как  на  пустое
место и отвернулся, вновь обратив свою речь к Лану:
   - Вечно Белоплащники суют свой нос куда не  надо  и  куда  их  не  звали.
Невежественные хамы. Да, они целыми днями прочесывают  верхами  окрестности,
но не сомневаюсь, что не найдут ничего, кроме собственной тени.
   - Полагаю, не найдут, - заметил  Лан.  Перебинтованный  лорд  нахмурился,
будто не уверенный, что же хотел сказать Лан, и опять повернулся  к  хозяину
гостиницы:
   - Отыщи ту старуху, слышишь! У меня голова раскалывается!
   Бросив напоследок взгляд на  Лана,  он  заковылял  прочь,  карабкаясь  по
лестнице с трудом, одолевая ее по ступеньке. И провожал его гул восхищения -
как же, Охотник за Рогом, победивший в бою айильцев!
   - Какой богатый событиями город! - Глубокий голос Лойала приковал к  огир
все взоры. Только  капитаны  не  обернулись  и  теперь  увлеченно  обсуждали
канаты, насколько уловил из их разговора Перрин. - Везде, где я побывал, вы,
люди, что-то делаете, что-то совершаете, торопитесь,  суетитесь,  и  с  вами
случаются всякие происшествия. Как вы выдерживаете такое возбуждение?
   - Ах, друг огир, - сказал Фурлан, - так уж мы, люди, и живем, нам  только
возбуждение и подавай. Как я жалел, что не смог тогда отправиться к  Сияющим
Стенам. Ну, позвольте мне рассказать вам...
   - Наши комнаты. - Морейн не повысила голоса, но ее  слова  обрезали  речи
хозяина, будто острым ножом. - Андра договорился с вами о комнатах? Верно?
   - Ах,  леди,  простите  меня.  Да-да,  мастер  Андра  действительно  снял
комнаты. Простите меня, пожалуйста! От этого всеобщего возбуждения у меня из
головы все повылетало. Пожалуйста, простите меня, леди. Сюда, прошу. Если вы
соблаговолите следовать за мной.
   Беспрестанно кланяясь и расшаркиваясь, рассыпаясь в извинениях  и  болтая
без передыху, Фурлан повел гостей вверх по лестнице.
   Наверху Перрин остановился и  оглянулся.  Он  слышал  доносившейся  снизу
шепоток: "леди и огир", ощущал все взоры, но ему казалось, что еще одну пару
глаз он чувствует особо. Кто-то пристально смотрел не  на  Морейн  и  не  на
Лойала, а на него.
   Тут же, одним взглядом, Перрин выделил ее из толпы. Во-первых, она стояла
в стороне от остальных, а во-вторых,  была  единственной  женщиной  в  зале,
одежды которой не украсила даже узкая полоска кружев. Ее темно-серое,  почти
черное, платье было простым и незатейливым, чем походило на одежду капитанов
судов, - широкие рукава, узкая юбка и ни одной  оборки,  рюши  или  хотя  бы
стежка цветной вышивки. Когда  девушка  сделала  шаг,  Перрин  заметил,  что
платье предназначено для верховой езды, а обута незнакомка в мягкие сапожки,
выглядывавшие из-под подола. Она была молода -  наверно,  не  старше  самого
Перрина - и для женщины высока ростом. Черные волосы до плеч. Нос,  который,
будь он чуть побольше,  выглядел  бы  слишком  нахальным.  Благородный  рот.
Высокие скулы. И темные, слегка раскосые глаза. Перрин так и не смог решить,
красива она или нет.
   Когда Перрин поглядел вниз, девушка отвернулась к  одной  из  служанок  и
больше в сторону лестницы не смотрела, но юноша был уверен, что  не  ошибся.
Незнакомка рассматривала именно его.

Глава 34
ИНОЙ ТАНЕЦ

   Показывая постояльцам комнаты, Фурлан не переставая болтал,  хотя  Перрин
его вообще-то не слушал. Его мучили  невеселые  раздумья  о  том,  знает  ли
черноволосая девушка, что означают желтые глаза. Чтоб мне сгореть, она же на
меня смотрела! Затем Перрин услыхал, как хозяин гостиницы произнес слова  "в
Гэалдане провозгласили Дракона", и ему почудилось, будто уши у  него  сейчас
станут такими же остроконечными, как у Лойала.
   Морейн как вкопанная остановилась в дверях своей комнаты.
   - Еще один Лжедракон? В Гэалдане? - Голос ее дрогнул.
   Капюшон плаща по-прежнему скрывал ее лицо, но он не мог скрыть,  что  Айз
Седай потрясена до глубины души.  Даже  услышав  ответ  Фурлана,  Перрин  не
удержался и внимательно посмотрел на Морейн:  он  почуял  нечто  похожее  на
страх.
   - Ах, леди, не пугайтесь, не надо! До Гэалдана  сотни  лиг,  и  никто  не
потревожит вас здесь, ведь с вами мастер Андра,  а  рядом  и  Лорд  Орбан  с
Лордом Ганном. Да и...
   - Отвечай! - рубанул Лан. - В Гэалдане объявился Лжедракон?
   - Ах! Ах нет, мастер Андра, не совсем так! Я сказал, что какой-то мужчина
в Гэалдане провозглашал о Драконе. Так  мы  слышали  несколько  дней  назад.
Проповедует, можно сказать,  о  его  пришествии.  Говорит  о  том  парне  из
Тарабона, о котором мы слышали. Хотя некоторые твердят про Арад Доман, а  не
Тарабон. Во всяком случае от нас далеко. Того и гляди, скоро только об  этом
и будем говорить, больше ни о чем, ну, окромя, может быть, диких россказней,
будто армия Ястребиного Крыла возвращается... - Холодный взор Лана  стальным
клинком впился в Фурлана, и тот с трудом сглотнул  и  принялся  еще  быстрее
потирать руки. - Я-то знаю только понаслышке,  мастер  Андра.  Поговаривают,
парень может взглядом пригвоздить к месту. И  он  несет  всю  эту  чепуху  о
Драконе... Мол, Дракон явился спасти нас, и все должны следовать за  ним,  и
якобы даже звери будут сражаться за Дракона. Не знаю, арестовали его или еще
нет. Это ведь весьма вероятно -  гэалданцы  не  будут  долго  терпеть  такую
болтовню.
   Масима, недоумевающе подумал Перрин. Это проклятый Масима.
   - Ты прав, хозяин, - сказал Лан. - Весьма вероятно, этот горлопан нас  не
побеспокоит. Знавал я одного парня,  которому  нравилось  произносить  дикие
речи. Вы помните его, леди Элис? Масима, кажется?
   Морейн вздрогнула.
   - Масима. Да. Конечно. Я его и из головы-то выкинула.  -  Ее  голос  стал
тверже. - Когда в следующий раз увижу Масиму, ему захочется,  чтобы  с  него
содрали шкуру и сшили из нее сапоги. - Она с такой силой захлопнула за собой
дверь, что грохот эхом прокатился по коридору.
   - Да потише  там!  -  раздался  приглушенный  выкрик  из  дальнего  конца
коридора. - У меня и так голова раскалывается!
   - Ах! - Фурлан принялся нервно потирать руки. - Ах! Простите меня, мастер
Андра, но, видно, леди Элис женщина свирепая и беспощадная.
   - Только с теми, кто ей не нравится, - успокоил бедного  хозяина  Лан.  -
Кусает она намного страшнее, чем лает.
   - Ах! Ах-ах! Вон там ваши комнаты. Ах,  друг  огир,  когда  мастер  Андра
сообщил мне, что у меня  будет  такой  гость,  я  притащил  старую  огирскую
кровать с чердака, где она собирала пыль все эти триста лет, а то и  больше.
Вот ведь как...
   Перрин позволил речам хозяина плавно течь мимо, прислушиваясь  к  ним  не
больше, чем речные скалы  к  бегущему  потоку.  Его  тревожила  черноволосая
молодая женщина. И посаженный в клетку айилец.
   Комната, отведенная Перрину, оказалась маленькой,  где-то  на  задворках,
так как  Лан  ничего  не  предпринял,  чтобы  рассеять  заблуждение  хозяина
гостиницы, будто Перрин не более чем  слуга.  Юноша,  по-прежнему  окутанный
пеленой беспокойных дум, двигался механически. Он снял тетиву со своего лука
и поставил его в угол - если держать  тетиву  натянутой  слишком  долго,  не
будет ничего хорошего ни для самой тетивы, ни  для  лука.  Потом  он  уложил
скатку одеяла и переметные сумы возле умывальника и бросил поверх свой плащ.
Повесив ремень с колчаном и пояс с  топором  на  прибитые  к  стене  крючки,
Перрин совсем было собрался растянуться на кровати, как широкий зевок  своим
хрустом напомнил ему, какая опасность может его подстерегать.  Кровать  была
узкая, матрас - сплошные бугры, но постель манила, как ни одна перина. И все
же Перрин не поддался соблазну, а сел на трехногую табуретку и задумался. Он
привык всегда все тщательно обдумывать.
   Вскоре в дверь постучались и в комнатку  сунул  голову  Лойал.  Уши  огир
прямо-таки трепетали от возбуждения, а  ухмылка  чуть  ли  не  рассекла  его
широкое лицо надвое.
   - Перрин, ты не поверишь! Моя кровать -  из  воспетого  дерева!  Подумать
только, ей, должно быть, намного больше тысячи лет. По крайней мере,  с  тех
пор ни один Древопевец не сумел воспеть такой огромный предмет. И я  сам  бы
не взялся, а у меня-то дар куда сильнее, чем у большинства. Ну,  сказать  по
правде, вообще-то нас - тех, у кого есть этот дар, - не так уж и много. Но я
лучший из всех, кто может работать с воспетым деревом.
   - Очень интересно, - заметил Перрин. Айилец, в клетке. Так  сказала  Мин.
Почему та девушка так пристально смотрела на меня?
   - По-моему, тоже интересно. - Лойал казался немного подавленным, наверное
потому, что Перрин  не  разделил  его  радостного  возбуждения,  но  Перрину
хотелось подумать. - Перрин, внизу ждет  ужин.  Они  приготовили  все  самое
лучшее на случай, если Охотники чего-нибудь закажут,  вот  и  нам  перепадет
вкусненького.
   - Ты иди, Лойал. А я не голоден. - Ароматы жарящегося мяса,  плывущие  из
кухни, не заинтересовали Перрина. Он даже и не заметил, как ушел Лойал.
   Положив руки на колени, то и дело зевая, юноша ломал голову над  мучившей
его загадкой. Задачка походила на одну из тех головоломок, что делал  мастер
Лухан: металлические детальки сложены так запутанно, что разъять их казалось
невозможно. Но если известен некий прием, всегда можно разъединить  железные
петли и спирали, и значит, здесь тоже должно быть так. Девушка  смотрела  на
него. Такой интерес можно было бы объяснить необычным цветом  глаз  Перрина,
но ведь хозяин гостиницы не обратил на них внимания, и  все  остальные.  Все
пялились на огир, да еще и Охотники за Рогом тут, и визит леди, а на площади
- айилец в клетке. Эка невидаль, цвет глаз какого-то незнакомца! К  тому  же
по всему ясно, тот  всего-навсего  слуга,  куда  этой  диковине  тягаться  с
прочим! Тогда почему же она именно на меня смотрела так пристально?
   И айилец в клетке. Все, что открывалось Мин в ее  видениях,  всегда  было
важно. Но каким образом? Что  Перрину-то  делать?  Я  мог  бы  прогнать  тех
мальчишек. чтоб не бросали  камни.  Надо  было.  Что  толку  убеждать  себя:
взрослые, мол, не преминули бы заявить, чтоб Перрин не лез не в  свое  дело,
он-де в Ремене чужой и айилец -  не  его  забота.  Нет,  все  же  надо  было
вмешаться!
   Но никакой ответ не шел на ум, и  юноша  опять  возвращался  к  началу  и
терпеливо обдумывал все еще раз, потом  снова  и  снова.  Однако  ничего  не
обнаруживалось, кроме сожалений о несделанном.
   Вскоре до него дошло, что  уже  наступила  ночь.  Комната  погрузилась  в
сумрак, только в одинокое  оконце  заглядывала  луна.  Перрин  покосился  на
сальную свечу на ящичке с трутом, что  он  приметил  на  полочке  над  узким
очагом, но его глазам света вполне хватало.  Надо  что-то  предпринять,  или
пусть все идет как идет?
   Перрин застегнул на талии пояс с топором и замер.  Он  опоясался  ремнем,
совершенно не задумавшись, - носить боевой топор стало  для  него  столь  же
естественно,  как  дышать.  И  эта  приобретенная  привычка  ему  ничуть  не
нравилась. Но снимать пояс он не стал и с топором у бедра вышел в коридор.
   После сумрака комнаты коридор казался чуть ли не залитым светом  от  ламп
на лестнице. Из общего зала плыли смех и  гомон,  а  из  кухни  -  щекочущие
ноздри запахи еды. Перрин прошагал по коридору  к  комнате  Морейн,  стукнул
разок в дверь и вошел. И с горящим лицом замер на пороге.
   Морейн куталась в бледно-голубой плед, который широкими складками  свисал
с ее плеч.
   - Тебе что-нибудь нужно? - холодно  спросила  она.  В  руке  у  нее  была
окантованная серебром щетка, Морейн расчесывала волосы,  блестящими  темными
волнами рассыпавшиеся по  спине.  Ее  комната  была  намного  лучше  каморки
Перрина: полированные  деревянные  панели  на  стенах,  отделанные  серебром
лампы, в широком кирпичном камине пылал жаркий,  приветливый  огонь.  Воздух
благоухал ароматом розового мыла.
   - Я... я думал, Лан тут, - ухитрился  вывернуться  Перрин.  -  Вы  всегда
вместе, всегда рядом, я и подумал. что он, наверное... Я думал...
   - Что тебе нужно, Перрин?
   Он глубоко вдохнул:
   - Ведь это все не Ранд натворил? Я знаю,  проследил  его  досюда,  и  все
выглядит тут очень странно  -  Охотники  эти,  айилец...  Но  разве  он  это
сделал?
   - Нет, я так не думаю. Когда Лан расскажет  мне,  что  разузнает  сегодня
вечером, я смогу сказать больше. Если повезет, то, что он обнаружит, поможет
мне сделать выбор.
   - Выбор?
   - Ранд мог переправиться через реку и напрямик отправиться в Тир. Или  же
сел на судно, идущее вниз по реке в Иллиан, решив там пересесть  на  другое,
направляющееся в Тир. Последнее на много лиг длиннее, но по времени  на  дни
быстрее.
   - По-моему, Морейн,  нам  его  не  нагнать.  Не  знаю,  как  это  у  него
получается, но, даже пеший, он все  время  впереди.  По-прежнему  на  полдня
опережает нас, если Лан не ошибается.
   -  У  меня  начинает  закрадываться  подозрение,  не   научился   ли   он
Перемещаться,  -  слегка  нахмурясь,  заметила  Морейн,  -  правда,  если  б
действительно научился, то отправился бы прямо в Тир. Нет, в нем течет кровь
неутомимых ходоков и выносливых бегунов. Но через реку нам все  равно  нужно
перебраться. Если я его не нагоню, то буду в Тире  вскоре  после  него.  Или
буду там его дожидаться.
   Перрин смущенно переступил с ноги на ногу. В голосе Айз  Седай  слышалась
уверенность - как сказано, так и будет.
   -  Вы  сказали  мне  однажды,  что   можете   почувствовать   присутствие
Приспешника Тьмы, по крайней мере такого, который глубоко пал в Тень. И  Лан
тоже может. Ничего похожего вы здесь не почувствовали?
   Громко  хмыкнув,  Морейн  отвернулась  к  высокому  зеркалу  на   ножках,
затейливо отделанному серебром. Придерживая рукой плед, она водила щеткой по
волосам.
   - Перрин, очень немногие люди так далеко ушли по  пути  зла,  даже  среди
самых отъявленных Приспешников Тьмы. - Щетка чуть задержалась на проборе.  -
А почему ты спрашиваешь?
   - Внизу, в общем зале, была девушка. Она смотрела на меня. Не на вас и не
на Лойала, как все вокруг. На меня.
   Щетка возобновила  свое  движение,  и  мимолетная  улыбка  коснулась  губ
Морейн.
   - Перрин, ты порой забываешь, что ты симпатичный молодой человек. Бывает,
девушки тают от одного взгляда на широкие плечи. - Он неопределенно  хрюкнул
и шаркнул ногой. - Тебя еще что-то беспокоит, Перрин?
   - Уг-м... нет.
   Все равно с теми видениями, что являлись  Мин,  Морейн  ничего  не  может
поделать, только сказать, что они очень важны. А это он знал и без нее. И не
хотелось Перрину говорить,  что  именно  видела  Мин.  И,  если  честно,  не
хотелось даже говорить о том, что Мин вообще что-то видела.
   Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, Перрин  прислонился  к  стене  и
немного постоял так. Свет, вот так. ввалиться к ней, и она...  Она  красивая
женщина. И вероятно, по летам вполне могла бы быть мне матерью, а может, она
и старше. У Перрина мелькнула мысль, что  Мэт,  наверное,  пригласил  бы  ее
потанцевать в общем зале. Да нет, вряд ли. Даже Мэт не такой  дурень,  чтобы
очаровывать Айз Седай. А танцевать Морейн танцевала. Он сам с  ней  танцевал
один раз. И ноги у него  заплетались  на  каждом  шагу,  цеплялись  одна  за
другую. Хватит думать о ней как о деревенской девушке только потому, что  ты
видел... Вот проклятая Айз Седай! Лучше думай о том  айильце.  Юноша  мотнул
головой, встряхнулся и начал спускаться по лестнице.
   Общий зал был набит под завязку, все стулья заняты, откуда  только  можно
натащили табуретов и скамеек, а те,  кому  негде  было  сидеть,  выстроились
вдоль стен. Черноволосую девушку Перрин не  увидел,  и  на  него,  торопливо
миновавшего зал, никто не взглянул дважды.
   За одним из столов расположился Орбан, его перевязанная нога покоилась на
стуле с подложенной подушечкой, на ноге красовалась мягкая комнатная  туфля.
В руке Орбан сжимал серебряный кубок, в который служанки то и дело подливали
вина.
   - Да, - вещал он на весь зал, - мы знали айильцев  как  свирепых  бойцов,
Ганн и я, но времени на колебания не было. Выхватил  я  свой  добрый  меч  и
пришпорил своего Льва...
   Перрин вздрогнул, не сразу поняв, что рассказчик говорил о своем коне  по
кличке Лев. Надо же, поверить, будто он на льве верхом  разъезжает!  Перрину
стало немного стыдно: хоть не нравится ему  этот  человек,  это  не  причина
считать,  будто  Охотник  дойдет  до  такого  откровенного  бахвальства.  Не
оглядываясь, Перрин поспешил за порог. Народу на улице перед гостиницей было
никак не меньше, чем в самой гостинице, - те, кому не досталось  местечка  в
общем зале, заглядывали в окна, и чуть ли не  вдвое  больше  любопытствующих
толпилось около дверей, жадно ловя каждое слово Орбана. На Перрина никто  не
оглянулся, хотя до его слуха донеслось недовольное бормотание и жалобы  тех,
кому пришлось, пропуская юношу, отступить от двери.
   Похоже, у гостиницы собрались чуть ли не все, кто вышел этим  вечером  на
улицу, поскольку Перрин,  шагая  к  площади,  никого  не  заметил.  Порой  в
освещенном окне мелькала чья-то тень, но больше никого.  Правда,  у  Перрина
было такое чувство, будто за ним следят, поэтому он беспокойно  оглядывался.
Ничего,  только  затянутые  пологом  ночи   улицы,   испещренные   точечками
светящихся окон. Но окна, выходящие на площадь, были темны, кроме  трех  или
четырех - на верхних этажах.
   Виселица стояла так, как он помнил, человек - айилец - по-прежнему  сидел
в  клетке,  которая  висела  выше,  чем  мог  дотянуться   Перрин.   Айилец,
по-видимому, не спал: по крайней мере, сидел с поднятой головой, но ни  разу
не опустил взор на  Перрина.  Камни,  которыми  в  него  бросали  мальчишки,
валялись под клеткой.
   Клетка висела на толстой  веревке,  привязанной  к  кольцу  на  одной  из
верхних перекладин клетки. Затем веревка через тяжелый  шкив  на  поперечине
была протянута вниз и обмотана вокруг пары штырей,  вбитых  по  обе  стороны
опоры футах в трех от земли. Свободный  конец  веревки  валялся  у  подножия
виселицы, небрежно брошенный и кое-как свернутый.
   Перрин вновь оглянулся, осматривая погруженную во тьму площадь.  Чувство,
что за ним следят,  не  оставляло  его,  но  он  ничего  не  заметил.  Потом
прислушался - и ничего не услышал. Он чуял дымки каминных труб, запахи кухни
из домов, а от мужчины в клетке - запах человеческого пота и засохшей крови.
Страхом от человека не пахло.
   Его вес, да еще и клетка, думал Перрин, приближаясь  к  виселице.  Он  не
знал, когда решил сделать это, да и вообще решил ли что-то, но понимал,  что
он намеревался сделать.
   Упершись ногой в массивный опорный столб, Перрин всем своим  весом  налег
на веревку и немного приподнял клетку. Появилась небольшая слабина. Судя  по
тому, как дернулась веревка, человек в  клетке  наконец-то  зашевелился,  но
юноша слишком спешил, чтоб  бросать  задуманное  на  полдороге  и  объяснять
узнику, что делает. Слабина позволила размотать  закрученную  вокруг  штырей
веревку. По-прежнему упираясь в  столб,  Перрин,  перебирая  руками,  быстро
опустил клетку на плиты мостовой.
   Теперь айилец смотрел на него молча  и  изучающе.  Перрин  же  ничего  не
говорил. Как следует разглядев клетку,  он  стиснул  зубы.  Если  уж  что-то
делаешь, пусть даже такую клетку, надо делать на  совесть.  Передняя  стенка
клетки целиком представляла собой  висящую  на  грубых,  сработанных  наспех
петлях дверцу, удерживала ее цепь, замкнутая  здоровенным  железным  замком.
Цепь была выкована с той  же  неряшливостью,  с  какой  изготовлена  и  сама
клетка. Перрин ощупал цепь, отыскал слабое звено и всунул в него толстый шип
своего топора. Резким движением  запястья  кузнец  сломал  плохо  склепанное
звено. Две секунды - и разомкнутая цепь со звоном упала в сторону, и  Перрин
распахнул клетку.
   Айилец по-прежнему сидел  в  клетке,  подтянув  колени  к  подбородку,  и
смотрел на освободителя.
   - Ну? - хрипло прошептал Перрин. - Я ее открыл, но будь я  проклят,  если
стану тебя оттуда вытаскивать! - Юноша торопливо окинул  взглядом  затянутую
ночным мраком площадь. По-прежнему ничто  не  двигалось,  но  он  все  равно
чувствовал на себе следящие глаза.
   - Ты силен, мокроземец. - Айилец не шевельнулся, разве что повел плечами.
- Чтобы поднять меня туда, понадобилось  три  человека.  А  теперь  ты  меня
спустил. Почему?
   - Мне не нравится, когда людей сажают в клетку, - прошептал  Перрин.  Ему
хотелось уйти. Клетка открыта, и непрестанно следят те глаза. Но  айилец  не
двигался с места. Если начал дело, делай его хорошо и  доводи  до  конца.  -
Может, вылезешь, пока кто-нибудь не появился?
   Айилец  протянул  руку  вверх,  обхватил   верхнюю,   дальнюю   от   себя
перекладину. Одно движение - и он выбрался из клетки  и  поднялся  на  ноги,
тяжело опираясь на железный прут решетки. Если б он выпрямился, то был бы на
голову выше Перрина. Он посмотрел Перрину в глаза -  Перрин  знал,  как  они
сияют в лунном свете полированным золотом, но айилец не обратил внимания  на
их необычный цвет.
   - Я просидел тут со вчерашнего дня, мокроземец. - Говорил  айилец  совсем
как Лан. Нет, голос его не походил на голос Лана, и выговор был другой, но у
айильца была та же невозмутимая холодность, та же спокойная  уверенность.  -
Нужно немного времени, мокроземец, а то ноги у меня затекли. Я  -  Гаул,  из
септа Имран, из Шаарад Айил. Я - Шаеен М'таал.  Каменный  Пес.  Моя  вода  -
твоя.
   - Ага, а я - Перрин Айбара. Из Двуречья. Я кузнец.
   Из клетки он его вытащил; теперь айилец свободен. Только бы  здесь  никто
не появился, пока  Гаул  не  обретет  способность  ходить,  иначе  он  опять
окажется в клетке, или же его просто убьют. И в том, и в другом случае труды
Перрина пошли бы прахом.
   - Надо было мне принести фляжку с водой или бурдюк. А почему ты называешь
меня мокроземцем?
   Гаул указал рукой на реку.  В  лунном  свете  даже  глаза  Перрина  могли
обмануться, но ему показалось, что айилец впервые выглядел встревоженным.
   - Три дня назад я наблюдал за девушкой, она резвилась в громадном  пруду!
Там было столько воды! В поперечнике озеро было,  наверно,  шагов  двадцати.
Она... переплыла его. - Он неуклюже двинул рукой, его жест слегка  напоминал
гребок. - Храбрая девушка. Переправы  через  эти...  реки...  чуть  было  не
лишили меня мужества. Не думал, что где-то может быть  столько  воды  сразу,
никогда не предполагал, что в вашем мире, в мокрых землях, так много воды!
   Перрин покачал головой. О Пустыне и айильцах он знал немного, о том,  что
в Айильской Пустыне мало воды, Перрину было известно, но он не  предполагал,
что ее так мало, чтобы Гаула настолько потрясла река.
   - Ты далеко от родных мест, Гаул. Почему ты здесь?
   -   Мы   ищем,   -   медленно   промолвил   Гаул.   -   Мы    разыскиваем
Того-Кто-Приходит-с-Рассветом.
   Перрину уже доводилось слышать это имя,  и  тогдашние  обстоятельства  не
оставили сомнений, о ком идет речь. Свет, вечно дело возвращается к.  Ранду!
Я накрепко привязан к нему. так норовистую лошадь связывают перед ковкой.
   - Ты не там ищешь, Гаул. Я тоже его ищу, а он на пути в Тир.
   - В Тир? - Айилец был явно удивлен.  -  Почему?..  Но  так  должно  быть.
Пророчество  гласит:  когда  падет  Тирская  Твердыня,  мы  наконец  покинем
Трехкратную Землю. - Так айильцы называли Пустыню. - В пророчестве  сказано:
мы изменимся и вновь обретем то, чем владели и что было потеряно.
   - Может, и так.  Ваших  пророчеств,  Гаул,  я  не  ведаю.  Ты  уходить-то
собираешься? В любую минуту может кто-нибудь появиться.
   - Бежать  слишком  поздно,  -  заметил  Гаул,  и  кто-то  низким  голосом
закричал:
   - Дикарь на свободе!
   С десяток или с дюжину мужчин в белых  плащах,  выхватывая  мечи,  бежали
через площадь, конические шлемы сияли в лунном свете. Чада Света.
   Будто имея в запасе все  время  в  мире,  Гаул  преспокойно  снял  темную
материю со своих плеч и обмотал ее вокруг головы, довершив боевое  облачение
плотной  черной  вуалью,  которая  скрыла  его  лицо.  Над  черной  повязкой
сверкнули глаза.
   - Ты любишь танцевать, Перрин Айбара? - спросил айилец. И с этими словами
бросился прочь от клетки. Прямо на наступающих Белоплащников.  На  мгновение
те оказались застигнуты врасплох, но это мгновение, очевидно, и  нужно  было
айильцу. Из руки того, кто оказался к нему ближе всех, Гаул ногой выбил меч,
затем его твердая рука, словно  кинжал,  ударила  по  горлу  Белоплащника  и
айилец ловко скользнул мимо падающего солдата. Рука следующего  хрустнула  с
громким треском - Гаул сломал ее. Этого вояку он толкнул под ноги третьему и
ногой ударил в лицо четвертого. Это и в самом деле походило на  танец  -  от
одного к другому, не останавливаясь и не замедляясь, хотя сбитый с ног  воин
пытался вновь встать, а тот, у кого была сломана рука, перехватил меч левой.
Гаул танцевал в  самой  гуще  врагов.  Изумляться  Перрину  пришлось  совсем
недолго, поскольку не все Белоплащники накинулись на айильца.
   Обеими руками Перрин сжал рукоять своего топора, и вовремя -  он  тут  же
отбил выпад меча, размахнулся... и ему захотелось закричать, когда лезвие  в
форме полумесяца разорвало  горло  противнику.  Но  ни  для  крика,  ни  для
сожалений времени не оставалось: едва рухнул первый, как за ним набежало еще
больше Белоплащников. Перрину ненавистны были глубокие зияющие раны, которые
наносила его секира, он ненавидел то, как она  прорубала  кольчугу,  кромсая
под ней человеческую плоть, как почти с равной легкостью раскалывала шлемы и
черепа. Перрин ненавидел это всей душой. Но умирать ему не хотелось.
   Казалось, время и  сжималось,  и  растягивалось.  Тело  Перрина  налилось
усталостью, будто сражался он уже долгие часы,  шершавый  воздух  при  вдохе
обдирал горло. Люди словно плавали в вязком  желе  и  одновременно  будто  в
мгновение ока переносились с того места, откуда начинали движение, туда, где
падали наземь. Пот градом катился по лицу, но юноша чувствовал такой  холод,
будто его окатывало ледяной водой из лохани для закалки подков. Перрин бился
за свою жизнь и вряд ли мог сказать, длится сражение секунды или всю ночь.
   Когда же он, ошеломленный, тяжело дыша, остановился наконец и недоверчиво
уставился на дюжину солдат  в  белых  плащах,  распростершихся  на  каменных
плитах  площади,  луна,  казалось,  не  сдвинулась  с  места.   Кое-кто   из
Белоплащников стонал; другие лежали недвижные и  безмолвные.  Посреди  белых
плащей возвышался Гаул, - лицо по-прежнему скрыто вуалью,  руки  по-прежнему
пусты. Большинство поверженных пало от его рук.  Перрину  вдруг  захотелось,
чтобы все они были сражены одним Гаулом, но при этой мысли  он  почувствовал
жгучий стыд. Остро и горько пахло кровью и смертью.
   - Ты неплохо танцуешь с копьями, Перрин Айбара.
   Голова кружилась, но Перрин сумел пробормотать:
   - Не понимаю, как двенадцать человек  сражались  против  вас  двадцати  и
победили, пусть даже двое из них Охотники.
   - Они, значит, так говорят? - тихонько рассмеялся Гаул. - Мы, Сариен и я,
стали беспечны, так долго пробыв в этой мягкой и приятной  стране,  и  ветер
дул не с той стороны, поэтому мы ничего  не  учуяли.  Вот  и  сообразить  не
успели, как наткнулись прямиком на них. Ладно, Сариен  мертв,  а  меня,  как
последнего дурака, засадили в  клетку,  так  что  расплатились  мы,  похоже,
сполна. А теперь пора бежать, мокроземец. Значит, Тир. Хорошо, я запомню.  -
Айилец наконец спустил с лица черную вуаль. - Да найдешь ты  всегда  воду  и
прохладу, Перрин Айбара. - Гаул повернулся и побежал в ночь.
   Перрин тоже побежал было, но сообразил, что в руках у него  окровавленный
топор. Он поспешно вытер изогнутое лезвие о плащ мертвеца.  Он  мертв,  чтоб
мне сгореть, и плащ уже в крови. Перрин заставил себя продеть рукоять топора
обратно в петлю на поясе и только после этого торопливой рысцой  двинулся  с
поля битвы.
   На краю площади юноша заметил ее - тонкая фигурка в  темной  узкой  юбке.
Она повернулась и побежала - он увидел,  что  это  юбка-штаны  для  верховой
езды. Девушка юркнула в переулок и исчезла.
   Перрин еще не добрался до места, где она стояла, как его встретил Лан.  С
одного взгляда Страж уяснил все: пустая клетка под виселицей, среди теней  -
белые холмики, на которых отсвечивало лунное сияние. Вскинув  голову,  будто
вот-вот взорвется от ярости, он таким же натянутым и жестким, как новый обод
колеса, голосом произнес:
   - Твоя работа, кузнец? Чтоб мне сгореть! Тебя никто не  видел?  Никто  не
свяжет с тобой случившееся?
   - Девушка, - промолвил Перрин. - По-моему, она видела. Только не делай ей
ничего плохого, Лан! Еще куча народу могла меня  видеть.  Вон  сколько  окон
вокруг светится!
   Страж  сграбастал  Перрина  за  рукав  куртки  и  подтолкнул  в   сторону
гостиницы.
   - Я заметил, как пробежала девушка, но подумал...  Неважно.  Хоть  из-под
земли откопай огир и тащи его  в  конюшню.  Потом  надо  как  можно  быстрей
добраться с нашими лошадьми до пристани. Одному Свету  ведомо,  найдется  ли
судно, которое отплывает сегодня ночью. А если нет,  то  и  Свету  неведомо,
сколько мне придется заплатить, чтобы его нанять. И  без  вопросов,  кузнец!
Давай, действуй! Беги!

Глава 35
СОКОЛ

   Длинные шаги Стража были  не  чета  Перриновым,  и  когда  юноша  наконец
протолкался через толпу у дверей гостиницы, Лан уже поднимался  по  лестнице
на второй этаж, никак не выказывая спешки. Перрин заставил себя шагать столь
же неторопливо. Позади, у дверей, недовольно шушукались и бурчали о  всяких,
что лезут вперед приличных людей.
   - Снова? - переспрашивал Орбан, приподняв свой  серебряный  кубок,  чтобы
тот не забывали наполнять. - Будь по-вашему, ладно. Они засели  в  кустах  у
самой дороги, по которой мы ехали, и так близко от Ремена мы никак не  ждали
засады. С дикими воплями ринулись они на нас из густых зарослей.  Не  успели
мы и глазом моргнуть, как  они,  выставив  свои  копья,  врезались  в  самую
середину нашего отряда. Сразу поразили двух моих лучших воинов и  одного  из
людей Ганна. И вот, едва увидев нападавших, я сразу узнал айильцев и...
   Перрин заторопился вверх по лестнице. Ладно, теперь Орбан будет их знать.
   Из-за двери  комнаты  Морейн  доносился  гул  голосов.  Юноше  совсем  не
хотелось слышать, что она скажет обо всем  случившемся  на  площади.  Перрин
протрусил мимо и сунул голову в комнату Лойала.
   Перрину сразу бросилась в глаза кровать огир - низкая и массивная,  вдвое
длиннее и раза в два шире любой человеческой кровати. Ничего похожего Перрин
прежде не видывал. Кровать занимала  большую  часть  комнаты,  просторной  и
великолепной,  ничем  не  уступавшей  апартаментам  Морейн.  Перрин   смутно
припомнил, как Лойал говорил, что кровать изготовлена из воспетого дерева, и
в другое  время,  скорей  всего,  задержался  бы  полюбоваться  ее  плавными
изгибами.  При  виде  текучих  линий,  словно  созданных   самой   природой,
складывалось впечатление, будто кровать просто выросла там, где  стоит.  Да,
некогда в прошлом в Ремене несомненно останавливались огир, иначе где хозяин
гостиницы раздобыл бы деревянное кресло по росту Лойалу. На лежащих в кресле
подушках и расположился со всеми удобствами  огир  -  в  рубашке  и  штанах,
лениво почесывая голую лодыжку большим пальцем другой  ноги  и  одновременно
делая пометки в большой книге в матерчатом переплете, которую  пристроил  на
подлокотнике кресла.
   - Мы уходим! - сказал Перрин. Лойал вздрогнул,  чуть  было  не  опрокинув
пузырек с чернилами и не уронив книгу.
   - Уходим? Как так? Мы же только что приехали! - пророкотал он.
   - Уходим, именно так. Встречаемся  на  конюшне,  давай-ка  поторопись.  И
чтобы никто не видел, как ты уходишь. По-моему, здесь есть черная  лестница,
рядом с кухней. По ней и спустимся.
   В том конце коридора, где отвели комнату  Перрину,  сильно  пахло  всякой
жаркой-готовкой, и наверняка запах поднимался по черному ходу.
   Полным сожаления взором огир окинул кровать, затем начал натягивать  свои
высокие сапоги.
   - Но почему мы уходим?
   - Белоплащники, - ответил Перрин. - Подробней расскажу попозже. - И, пока
Лойал не успел спросить еще чего-нибудь, поспешно выскочил в коридор.
   А своих сумок Перрин даже  не  расстегивал.  Всего  и  надо  было  ему  -
повесить на пояс колчан, накинуть плащ, забросить на плечо скатку  одеяла  и
переметные сумы, подобрать лук, и  ничто  не  выдавало,  что  он  когда-либо
переступал порог комнаты. Ни единой морщинки на сложенных одеялах в  изножье
кровати, ни следов брызг на щербатом  тазике  на  умывальнике.  Даже  фитиль
сальной свечи, вдруг дошло  до  Перрина,  остался  нетронутым.  Наверное,  я
догадывался, что не придется здесь остановиться. Похоже, в последнее время я
не оставляю за собой следов. Как он и предполагал, узкая лестница в  дальнем
конце выходила в коридор, что вел мимо кухни. Перрин со  всей  осторожностью
заглянул в кухню. В большом плетеном колесе споро перебирала лапами  собака,
вращая длинный вертел с нанизанными на него задней ногой  барашка,  огромным
куском говядины, полудесятком цыплят и целым гусем. Над вторым очагом  висел
на крепком крюке котел с супом, от котла вился густой поток ароматов. Но  не
было видно ни одного повара, ни единой живой души, если не  считать  собаки.
Поблагодарив про себя Орбана с его несусветными лживыми россказнями,  Перрин
торопливо выскользнул в ночь.
   Просторная конюшня была сооружена из того же камня, что и гостиница, хотя
обтесанными оказались лишь каменные  блоки  вокруг  больших  дверей.  Тускло
светил одинокий фонарь, свисавший со столба. В стойлах возле  дверей  Перрин
обнаружил Ходока и коней своих спутников. Огромной  верховой  лошади  Лойала
явно было тесно в ее стойле. Знакомый запах сена и лошадиный дух действовали
успокаивающе. Судя по всему, до конюшни Перрин добрался первым.
   Порядок тут блюл всего один конюх, узколицый мужчина в грязной рубахе,  с
прямыми седыми волосами. Въедливому конюху потребовалось узнать, кто  вообще
такой Перрин, раз ему вздумалось приказывать седлать сразу четырех  лошадей,
и кто его хозяин, и что он делает здесь среди ночи, весь  увешанный  узлами,
будто собрался в дорогу, и известно ли мастеру Фурлану, что некий  постоялец
решил потихоньку улизнуть, и, кстати, что  прячет  Перрин  в  тех  седельных
сумках, да и с глазами у него что-то неладно, уж не болен ли он?
   Из-за спины Перрина, блеснув в свете  фонаря  золотом,  вылетела  монета.
Конюх тут же сграбастал ее цепкой рукой и попробовал на зуб.
   - Седлай, - сказал Лан. Голос его был мягок, - таким  мягким  может  быть
холодное железо, и конюх коротко кивнул и засуетился,  торопясь  приготовить
лошадей.
   Когда в конюшню спустились Морейн  и  Лойал,  им  не  пришлось  ждать  ни
минуты, они сразу взяли своих лошадей под уздцы, и вскоре отряд уже  шел  за
Ланом прочь от гостиницы, по улице, что пролегла за конюшней в сторону реки.
Приглушенный цокот копыт по брусчатке привлек внимание лишь  облезлого  пса,
ребра которого напоминали штакетник забора, да и этот свидетель разок мрачно
гавкнул на отряд и шмыгнул в сторону от греха подальше, когда  Лан  оказался
шагах в двух от него.
   - Это тебе ничего не напоминает, а, Перрин? - тихо, чтобы услышал  только
юноша, спросил Лойал.
   - Да потише ты, - прошептал Перрин. - А что это должно напоминать?
   - Ну, совсем как в старые времена. - Огир  как  мог  постарался  понизить
голос - теперь гудел шмель с собаку, а не с лошадь, как раньше. -  Крадучись
уходим в ночь, а позади - враги, и, может статься, впереди тоже,  в  воздухе
веет опасностью, и холодный привкус приключения.
   Перрин хмуро воззрился на Лойала поверх седла Ходока.  Сделать  это  было
проще простого: голова, плечи и грудь Лойала высились над седлом.
   - О чем ты говоришь? Тебе что, начинает нравится опасность?  Поверить  не
могу! Лойал, ты, должно быть, с ума сошел!
   - Я только отмечаю для памяти свое общее  настроение,  -  произнес  Лойал
натянуто. Или, быть может, оправдываясь. - Это нужно для моей книги.  Я  все
обязан в нее заносить. И, по-моему, мне начинает  нравиться.  Участвовать  в
приключениях. Да, нравится! - Его уши дважды яростно  дернулись.  -  Если  я
хочу писать о приключениях, то должен их полюбить.
   Перрин только головой покачал.
   У каменных причалов приткнулись на  ночь  паромы,  очень  смахивавшие  на
баржи, и были они недвижны и темны, как и большая часть судов. Правда, возле
одного двухмачтового судна суетились на  причале,  да  и  на  палубе,  люди,
качались отсветы фонарей. Пахло у  реки  в  основном  смолой  и  пенькой,  с
сильным рыбным духом, хотя  от  ближайшего  склада  ветерок  доносил  острые
пряные ароматы, на фоне которых прочие составляющие  ночного  букета  словно
блекли и выцветали.
   Лан отыскал капитана, низкорослого, худощавого мужчину,  который,  слушая
собеседника, странно клонил набок голову. Переговоры шли недолго,  по  рукам
ударили быстро, и вот уже с корабля выставили гики с лямками - чтобы поднять
на борт лошадей. Перрин приглядывал за  лошадьми,  успокаивал  их  ласковыми
словами: лошади вообще-то не отличаются способностью терпеливо  сносить  все
непривычное, например, болтаться в воздухе без опоры под копытами,  но  даже
на жеребца Стража как будто возымели действие тихие увещевания Перрина.
   Лан вручил золото капитану  и  выдал  серебро  двум  босоногим  матросам,
которые сбегали на склад за мешками с овсом. Тем временем несколько матросов
привязали лошадей между мачтами, соорудив из веревок нечто вроде  небольшого
загона, ворча о грязи, которую им придется потом убирать. Вряд ли кто из них
думал, что их услышат, но уши Перрина уловили недовольное бурчание. Эти люди
просто не привыкли к лошадям.
   Без излишних проволочек "Снежный гусь" был приготовлен к отплытию немного
раньше того срока, когда капитан - звали  его  Джайм  Адарра  -  намеревался
отчалить. Едва отдали швартовы, Лан  повел  Морейн  вниз;  следом  за  ними,
зевая, прошествовал Лойал. Перрин остался на носу у релинга, хотя при каждом
зевке огир юношу тоже тянуло зевать. А размышлял Перрин  о  том,  сумеет  ли
"Снежный гусь", идя вниз по  реке,  опередить  волков,  опередить  его  сны.
Забегала команда, загрохотали длинные весла -  судно  готовилось  отойти  от
причала.
   Едва на берег был брошен и подхвачен там последний швартовый  канат,  как
из тени между двумя складами выскочила девушка - узкая юбка-штаны, узелок  в
руках и развевающийся за спиной темный плащ. Она прыгнула на  палубу  в  тот
самый миг, когда матросы взялись за длинные весла и сделали первый гребок.
   Со своего места у румпеля к ней устремился Адарра,  но  девушка  спокойно
опустила на палубу свой узелок и быстро заявила:
   - Проезд вниз по реке я оплачу... э-э...  скажем,  до  того  места,  куда
плывет он. - Она кивком указала на Перрина, не взглянув  на  него.  -  Я  не
против ночевать на палубе. Холод и сырость мне нипочем.
   Несколько минут девушка и капитан торговались - и готово. Девушка  отдала
три серебряные марки, хмуро посмотрела на медяки, полученные на сдачу, затем
ссыпала их в свой кошель, прошла вперед и встала рядом с Перрином.
   От нее исходил травяной запах - легкий, свежий и чистый. Темные  раскосые
глаза над высокими скулами недолго рассматривали Перрина  -  девушка  отвела
взор, оглянувшись на берег. Как решил Перрин, девушка была одних лет с  ним,
вот только не мог он сообразить: подходит такой нос к ее  лицу  или  слишком
велик для него. Ну и дурак же ты, Перрин  Айбара!  Какая  разница,  как  она
выглядит?
   Теперь полоса воды между судном и пристанью была  шириной  уже  с  добрых
двадцать шагов; длинные весла погружались в волны, прорезая в  черной  глади
белопенные борозды. На мгновение в  голову  Перрину  залетела  мысль:  а  не
бросить ли ее за борт?
   - М-да, - промолвила вскоре девушка, - никогда не предполагала,  что  мои
путешествия так скоро снова приведут меня в Иллиан. - Голос ее был звонким и
высоким, говорила  она  решительным  тоном,  но  манера  разговора  не  была
неприятной. - Вы ведь и в самом деле направляетесь в Иллиан? -  Перрин  сжал
челюсти. - Не стоит дуться, - заметила она. - Там такая грязь осталась после
вас, после вас и того айильца. Когда я уходила, большого шума еще не  успели
поднять.
   - Вы им не сказали? - изумился Перрин.
   - Городской люд считает, будто айилец перегрыз цепь, а то и  разорвал  ее
голыми руками. Когда я уходила, они еще спорили, что именно он сделал. - Она
издала звук, подозрительно  похожий  на  смешок.  -  Орбан  во  всеуслышание
выражал сожаление, что раны не позволяют ему лично  броситься  в  погоню  за
айильцем.
   Перрин фыркнул:
   - Ха, да если он  еще  когда-нибудь  встретит  айильца,  то  наверняка  с
перепугу в штаны наложит. - Он откашлялся и пробормотал: - Извините.
   - Насчет этого ничего не могу сказать, - промолвила девушка так, будто  в
его замечании не было ничего из ряда вон выходящего. - Зимой я видела его  в
Джеханнахе. Он сражался сразу с четырьмя противниками, двоих убил,  а  двоих
заставил сдаться. Конечно, стычку он сам затеял, ничего не попишешь, но  они
тоже понимали, что делают. Тех, кто не мог защититься, он на бой не вызывал.
И все же он дурак. Бродят у него в голове какие-то чудные  мысли  о  Великом
Чернолесье. Некоторые его называют еще Лесом Теней. Не слыхали о таком?
   Перрин покосился на девушку. Она говорила о сражениях и смертях таким  же
спокойным тоном, как другая женщина рассуждала бы о выпечке. Никогда  прежде
не слышал он ни о каком Великом Чернолесье, однако Лес Теней лежал к югу  от
Двуречья, на самой его границе.
   - Вы что, выслеживаете меня? Рассматривали меня в  гостинице.  Почему?  И
почему не рассказали там о том, что видели?
   - Огир, - сказала она, пристально глядя на реку, - как ни крути,  огир  и
есть, поэтому определить других труда не составило. Я сумела  заглянуть  под
капюшон леди Элис, а Орбану это не удалось. А разглядев ее, несложно  понять
- этот каменнолицый приятель не кто иной, как Страж. Испепели меня Свет,  не
хотела бы я рассердить его! Он всегда так выглядит или просто на обед  скалу
съел? Так или иначе, но оставались только вы. А мне не нравится то,  чему  я
не могу найти объяснения.
   И снова Перрин подумал, не швырнуть ли ее за борт. Причем на сей раз - на
полном серьезе. Но Ремен превратился теперь в растекшееся в  темноте  позади
пятно света, и было не определить, далеко ли до берега.
   Девушка же, видимо, поняла его молчание по-своему и уверенно продолжила:
   - Итак, имеются, - она оглянулась вокруг и  понизила  голос,  хотя  ближе
матроса, который в десяти футах от них орудовал длинным  веслом,  вокруг  не
было никого из команды, - Айз Седай, Страж, огир... и вы. На первый  взгляд,
сельский житель. - Девушка подняла раскосые  глаза  на  Перрина,  пристально
всмотрелась в его желтые зрачки - он не отвел взора - и  улыбнулась.  -  Вот
только вы вызволяете  из  клетки  айильца,  долго  с  ним  беседуете,  потом
помогаете ему изрубить в капусту дюжину Белоплащников. Готова допустить, что
подобное вам не впервой: у вас явно был такой вид, как  будто  для  вас  это
заурядное, рутинное дело, чуть ли  не  каждодневное  занятие.  Чую  я  нечто
необычное в такой группе путников, как вы, и чую необычные  следы.  Такие-то
следы Охотники и ищут.
   Перрин заморгал - в том, как она подчеркнула последние слова, ошибки быть
не могло.
   - Охотник? Вы? Вы не можете быть Охотником. Вы же девушка!
   Ее улыбка стала такой  невинной  и  наивной,  что  Перрин  чуть  было  не
попятился. Девушка отступила на шаг, взмахнула руками и через мгновение  уже
держала два ножа. Ловкости ей было не занимать - лучше не получилось бы и  у
старины Тома Меррилина. Один из гребцов сдавленно  охнул,  булькнув  горлом,
еще двое запнулись; длинные  весла  хлопнули  по  воде,  стукнулись  одно  о
другое, сбились с ритма, и "Снежный гусь" слегка накренился, но  капитанский
окрик быстро восстановил порядок. К этому моменту ножи из рук у черноволосой
девушки, словно по волшебству, исчезли.
   - Проворные пальцы и шустрые мозги дают побольше преимущества, чем меч  и
мускулы. Острый глаз - тоже неплохо, но, к счастью, и это у меня есть.
   - И скромности хоть отбавляй, - пробормотал Перрин.
   Девушка будто и не заметила его колкого замечания:
   - Я дала клятву и получила благословение в Иллиане,  на  Великой  Площади
Таммаз. Быть может, я и была самой юной, но в той толпе, с ревущими трубами,
грохочущими  барабанами,  звенящими   тарелками,   криками...   Какой-нибудь
шестилетка дал бы обет, никто и не заметил бы. Нас там было больше тысячи, а
может, и две, и у каждого - свои представления, где искать Рог Валир. У меня
на этот счет есть собственная идея, и она по-прежнему кажется мне верной, но
ни один Охотник не позволит  себе  пройти  мимо  необычного  следа.  Никаких
сомнений: к Рогу должен вести необычный след, а мне ни  разу  не  встречался
более  странный  след,  чем  тот,  что  оставляет  ваша  четверка.  Куда  вы
направляетесь? В Иллиан? Или еще куда?
   - А насчет чего твоя идея? - спросил Перрин. - Насчет того, где находится
Рог? - Надеюсь, в Тар Валоне, где ему ничто не грозит, и да ниспошлет  Свет.
чтобы я никогда впредь его не видел! - По-твоему, он где-то в Гэалдане?
   Девушка нахмурилась - у него появилось чувство, будто она ни  за  что  не
сойдет со следа, на который ее однажды вывел нюх, но он готов был предложить
ей столько боковых следов-ответвлений, сколько она примет. Она сказала:
   - Ты никогда не слышал о Манетерене?
   Перрин чуть не поперхнулся.
   - Слышал, - осторожно промолвил он.
   - Все королевы Манетерена были Айз Седай, а короли - Стражами, связанными
с ними узами. Вообразить не могу такого  места,  но  именно  так  утверждают
книги. Это была огромная страна - большая часть Андора и  Гэалдана,  и  куда
больше за их пределами, но столица, сам тот город, была в Горах Тумана.  Вот
там-то, я полагаю, и находится Рог. Пока вы  четверо  не  приведете  меня  к
нему.
   От гнева у Перрина  волоски  на  загривке  встопорщились.  Ей  вздумалось
читать ему нотации, будто он какой деревенский невежда-оболтус!
   - Не найти тебе ни Рога, ни Манетерена.  В  Троллоковы  Войны  город  был
разрушен; тогда последняя королева зачерпнула чересчур  много  Единой  Силы,
стремясь уничтожить Повелителей Ужаса,  которые  убили  ее  мужа.  -  Морейн
называла имена и того короля, и той королевы, но Перрин их не помнил.
   - Не в Манетерене, конечно, фермерский сынок, - холодно сказала  девушка,
- хотя в такой стране очень удобно что-нибудь прятать.  Но  в  Горах  Тумана
существовали  и  другие  города,  оставшиеся  от  других  государств,  таких
древних, что даже Айз Седай о них не помнят.  И  поразмысли  обо  всех  этих
россказнях, будто забредать в горы - к несчастью. Где еще сокрыть  Рог,  как
не в одном из тех позабытых городов? Лучше места не вообразить!
   - Слыхивал я, мол, спрятано что-то в горах. - Поверит ли она  ему?  Врать
без зазрения совести у Перрина обычно не очень-то получалось. -  Что  именно
там спрятано, в этих историях не говорится, но вроде  как  считается,  будто
сокровище из сокровищ, в мире больше него и нет. Так что,  может  быть,  это
Рог и есть. Но Горы Тумана тянутся на сотни лиг. Если ты хочешь  найти  Рог,
незачем попусту терять время с нами. Тебе нельзя терять ни часа, если хочешь
отыскать Рог прежде Орбана и Ганна.
   - Я же говорила тебе - у этой пары престранные представления,  будто  Рог
якобы спрятан в Великом Чернолесье. -  Она  улыбнулась  Перрину.  Когда  она
улыбалась, рот ее совсем не казался большим. -  И  еще  я  говорила  тебе  -
Охотник должен идти по необычным следам. Вам еще повезло, что Орбан  и  Ганн
были ранены в схватке  с  теми  айильцами,  не  то  они  тоже  вполне  могли
оказаться тут, на судне. Я-то, по крайней мере, не встану вам поперек дороги
и надувать вас не буду пытаться, как и не стану искать повода  сразиться  со
Стражем.
   Перрин раздраженно пробурчал:
   - Мы всего лишь путники, девушка, и направляемся в Иллиан.  Как,  кстати,
тебя зовут? Нам предстоит плыть вместе на этом судне не один день, и не могу
же я все время называть тебя просто девушкой.
   - Я себя называю Мандарб.
   Перрин не удержался и по-дурацки  загоготал.  Раскосые  глаза  ожгли  его
бешенством и презрением.
   - Придется тебя кое-чему  научить,  фермерский  сынок.  -  Голос  девушки
оставался ровен и спокоен. Правда, на самой  грани.  -  На  Древнем  Наречии
"Мандарб" означает "клинок". Имя, достойное Охотника за Рогом!
   Перрину наконец удалось справиться со смехом,  и,  всхлипнув  и  переведя
дыхание, он указал на канатный загон между мачтами:
   - Видишь того вороного жеребца? Его кличут Мандарб.
   Яростный жар погас в глазах девушки, и алые пятна расцвели на ее щеках.
   - Ох! По рождению я Заринэ Башир, но Заринэ - не  имя  для  Охотника.  Во
всех преданиях у Охотников  такие  звучные  имена...  Вот,  например,  Рогош
Орлиный Глаз.
   Вид у Заринэ был такой удрученный, что Перрин поторопился сказать:
   - А мне нравится имя Заринэ. Оно идет тебе.  -  В  глазах  девушки  вновь
сверкнули огоньки, и на мгновение ему показалось, что сейчас у  нее  в  руке
опять возникнет один из ее ножей. - Поздно уже, Заринэ. Я не  прочь  немного
поспать.
   Перрин повернулся к Заринэ спиной, шагнул к люку, который вел  на  нижнюю
палубу. По плечам у него разбежались мурашки. Команда по-прежнему шлепала по
палубе туда-сюда, ворочая длинные весла. Дурень! Не ткнет же девчонка в меня
ножом. Вокруг столько народу, не при них же! Или все-таки ткнет? Едва Перрин
дошел до люка, как девушка окликнула его:
   - Эй, селянин! Буду-ка я звать себя Фэйли. Когда я  была  маленькой,  так
обычно называл меня отец. Это слово означает "сокол".
   Перрин весь одеревенел, оступился на первой  ступеньке  и  чуть  было  не
загремел по лестнице.  Совпадение.  Он  заставил  себя  не  оглядываться  на
девушку и спустился по ступеням. Просто совпадение! Ничего  больше.  Коридор
был темен, но сквозь люк за спиной просачивалось достаточно  лунного  света,
чтобы различить, куда ступаешь. В одной из кают кто-то  громко  храпел.  Эх,
Мин, ну почему тебе выпало видеть все это в людях?

Глава 36
ДОЧЬ НОЧИ

   Чтобы узнать, какая из кают предназначалась  ему,  пришлось  заглянуть  в
некоторые из  них.  Но  там  было  темно.  В  каждой  каюте  спали  по  двое
пассажиров,  на  узких  кроватях,  пристроенных  к  стенам,  в  каждой,   за
исключением той, в которой находился Лойал. Он сидел  на  полу  между  двумя
кроватями, которые вряд ли годились  ему,  и  при  свете  подвесного  фонаря
что-то писал в своей записной книжке  в  матерчатом  переплете.  Огир  хотел
поговорить о событиях  прошедшего  дня,  но  Перрин,  едва  сдерживая  хруст
челюсти от  усилия  скрыть  зевоту,  полагал,  что  судно  к  этому  времени
пробежало достаточно далеко вниз по реке, чтобы  уснуть  в  безопасности.  И
спокойно видеть сны. Даже если волки  и  попытаются,  они  не  смогут  долго
бежать вровень с судном, подгоняемым длинными веслами и течением.
   Наконец он нашел каюту, которую и решил занять, - вполне по нему,  в  ней
никого; впрочем, не было и окна. Перрину хотелось побыть одному.  Совпадение
имен, только и всего, - думал он, зажигая фонарь, встроенный в стену. -  Как
бы то ни было, ее настоящее имя  Заринэ.  Но  скуластая  девушка  с  темными
раскосыми глазами недолго владела его мыслями. Он положил лук и прочий скарб
на узкую кровать, набросил на них плащ и уселся на другую кровать, собираясь
стащить сапоги.
   Илайас Мачира сумел остаться человеком, пусть и связанным  с  волками,  и
при этом не сошел с ума. Обдумав все сначала, Перрин пришел  к  выводу,  что
Илайас жил так годами и вряд ли часто встречал людей. Он хочет так. жить, во
всяком случае он принял такую жизнь. Но это не решало проблемы. Перрин-то не
мог так жить, не хотел с этим мириться. Но когда у тебя есть кусок  металла,
из которого нужно сделать нож, ты берешь его и делаешь нож. даже  если  тебе
больше нравится топор для рубки леса. Нет! Моя жизнь больше куска железа, из
которого можно выковать что угодно!
   Очень осторожно Перрин дотянулся сознанием до  волков,  ощущая  их  своим
мозгом, и ничего не почувствовал. Да, было  слабое  ощущение  волков  где-то
вдалеке, но оно исчезло, когда он потянулся к ним. Впервые за  столь  долгое
время он был один. Благословенно один.
   Задув фонарь, Перрин впервые за многие дни лег. Как же, Света ради, Ломал
ухитрится на такой  улечься?  Все  бессонные  ночи  накатились  на  Перрина,
истощение сделало его мускулы вялыми. У  Перрина  мелькнула  мысль,  что  он
все-таки ухитрился выбросить из  головы  айильца.  И  Белоплащников.  Светом
покинутый топор! Пусть я сгорю, но никогда не хотел бы видеть его - было его
последней мыслью перед тем, как он провалился в сон.

***

   Его окружал плотный белый туман,  настолько  плотный,  что  он  не  видел
собственных сапог, и такой тяжелый, обступивший со всех сторон,  что  он  не
мог ничего различить в десяти шагах. Ближе точно ничего не было. А в  тумане
могло таиться что угодно. Туман был каким-то  неестественным  -  он  не  был
влажным. Перрин положил руку на пояс, утешая себя тем, что  сможет  постоять
за себя, и вздрогнул. Топора там не было.
   Что-то двигалось в тумане, образуя серое завихрение. Что-то  приближалось
к нему.
   Юноша напрягся, размышляя, бежать или остаться на месте, сражаясь  голыми
руками, и гадая - с кем или с чем сражаться?
   Вздымающаяся борозда, прорезав туман, разрешилась  волком,  его  мохнатый
силуэт почти сливался со мглой.
   Прыгун?
   Волк помедлил, затем подошел и встал рядом с ним. Это был Прыгун - Перрин
был уверен, но что-то в осанке волка, в  желтых  глазах,  коротко  глянувших
юноше в глаза, требовало подчинить душу и тело тишине. Эти глаза  требовали,
чтобы человек следовал за волком.
   Перрин положил руку на спину волка, и, как только он это  сделал,  Прыгун
устремился вперед. Перин позволил волку вести себя. Мех под  его  рукой  был
плотным и пушистым. На ощупь он был как настоящий.
   Туман начал сгущаться. И вскоре только  рука  подсказывала  Перрину,  что
Прыгун все еще рядом. Но, посмотрев вниз,  он  не  увидел  даже  собственной
груди. Только серый туман. Если бы его завернули в только  что  состриженную
шерсть, и то он видел бы больше. Его  поразило  и  то,,  что  он  ничего  не
слышит. Даже собственных шагов. Он пошевелил  пальцами  ног  и  почувствовал
облегчение, ощутив ими свои сапоги.
   Мгла стала темнеть, и они с волком шли уже  сквозь  черную,  как  деготь,
тьму. Перрин прикоснулся  к  носу,  но  руки  своей  не  увидел.  Закрыв  на
мгновение глаза, юноша не смог уловить никакой разницы.  Он  по-прежнему  не
слышал никаких звуков. Его рука ощущала жесткую шерсть Прыгуна, но Перрин не
был уверен, чувствует ли он что-нибудь под ногами.
   Внезапно  Прыгун  застыл  на  месте,  заставив  остановиться  и  его.  Он
оглянулся... и тут же зажмурился,  сразу  ощутив  разницу.  Он  почувствовал
тошноту, сжавшую его желудок, но  все  же  заставил  себя  открыть  глаза  и
посмотреть вниз.
   Того, что он увидел, не могло быть: они находились в воздухе.  Перрин  не
видел ни себя, ни волка, будто ни один из них не  имел  тела,  -  эта  мысль
узлом связала его желудок. Но под  ними,  будто  освещенные  тысячами  ламп,
простирались длинные ряды зеркал. Казалось, эти ряды висели во мраке, но они
были такие ровные, словно стояли на бескрайнем полу. Зеркала простирались во
все стороны насколько хватало глаз, но прямо под ногами юноши было свободное
пространство. И там люди. Он вдруг услышал их голоса так хорошо, будто стоял
среди них.
   - Великий Повелитель, - пробормотал  один  из  мужчин,  -  где  я?  -  Он
огляделся,  вздрагивая  при  виде  своего  тысячекратного  отражения,  потом
уставился перед собой. Остальные, еще  более  напуганные,  теснились  вокруг
него. - О Великий Повелитель, я же спал в Тар Валоне. Я все еще сплю  в  Тар
Валоне! Где же я? Я сошел с ума?
   Некоторые из  окруживших  его  мужчин  носили  богато  украшенные  шитьем
одежды, другие - более простые одеяния, а некоторые, казалось,  были  голыми
или только в белье.
   - Я тоже сплю, - почти выкрикнул голый мужчина. - В Тире.  Я  помню,  как
лег спать с женой!
   - И я на самом деле сплю в Иллиане, - сказал мужчина в красном с золотом,
выглядевший потрясенным. - Я знаю, что на самом деле сплю, но этого не может
быть. Я знаю, что действительно вижу сон, но это невозможно. Что же все-таки
происходит. Великий Повелитель? Вы вправду явились ко мне?
   Темноволосый человек, представший перед ними, был  облачен  в  черное,  с
серебряными кружевами вокруг шеи и запястий. Время от времени он прикладывал
руку к груди, будто она у него болела. Снизу идущий из ниоткуда бил свет, но
этот человек, казалось, был окутан  тенью.  Тьма  клубилась  вокруг,  словно
ласкала его.
   - Молчать! - Человек в черном говорил негромко, в ином нужды и не было. С
этим словом, будто освобождая для него место, он поднял голову; его глаза  и
рот представляли собой дыры, просверленные в горящую яростным огнем кузницу,
из них рвались пламя и огненное сияние.
   И тогда Перрин узнал его.  Ба'алзамон.  Он  пристально  смотрел  вниз  на
самого Ба'алзамона! Страх,  подобно  острым  пикам,  пронзил  его.  Хотелось
убежать,  но  он  не  чувствовал  ног.  Прыгун  придвинулся  ближе.   Перрин
почувствовал под своей рукой плотный мех и сильно ухватился  за  пего.  Хоть
что-то было реальным. Как Перрин надеялся, более реальным, чем  то,  что  он
видел. Но он знал - и то и другое реально.
   Мужчины, теснившиеся друг к другу, съежились.
   - Вам были даны задания, - сказал  Ба'алзамон,  -  некоторые  из  них  вы
выполнили. А при исполнении других потерпели неудачу. - То и дело его  глаза
и рот исчезали в пламени, и зеркала полыхали отраженным  огнем.  -  Те,  кто
обречен на смерть, - должны  умереть.  Те,  кого  предназначено  поймать,  -
должны поклониться мне. Неисполнение воли Великого Повелителя Тьмы не  может
быть прощено. - Огонь вырывался из его глаз,  и  тьма  вокруг  колыхалась  и
закручивалась. - Ты! - указал он  пальцем  на  мужчину,  говорившего  о  Тар
Валоне.  Тот  был  одет  как  купец,  в  одежды  простого  покроя,   но   из
великолепнейшей тончайшей ткани. Все отпрянули  от  него,  как  от  больного
черной лихорадкой, оставляя беднягу в одиночестве. - Ты  позволил  мальчишке
удрать из Тар Валона!
   Человек закричал и мелко затрясся, как ударенная о  наковальню  пила.  Он
будто становился все более прозрачным, и его вопль истончался вместе с ним.
   - Все вы видите сон, - сказал Ба'алзамон, - но все, происходящее во  сне,
- реально!
   Кричащий был уже лишь сгустком тумана, имеющего очертания  человека,  его
крик звучал все более отдаленно, а затем исчез и туман.
   - Боюсь, он никогда не проснется. - Ба'алзамон засмеялся, его  рот  ревел
пламенем. - Остальные больше не  подведут  меня.  Убирайтесь!  Проснитесь  и
будьте послушны!
   Теперь пропали и остальные.
   Какое-то время Ба'алзамон стоял один, затем внезапно  появилась  женщина,
облаченная в белое с серебром.
   Перрин был потрясен. Он не мог бы забыть такую красивую женщину. Это была
женщина из его сна. Та самая, которая побуждала его добиваться славы.
   Позади женщины появился резной серебряный трон,  и  она  села,  аккуратно
расправив шелковые юбки.
   - Ты свободно пользуешься тем, что принадлежит мне, - сказала она.
   - Тем, что принадлежит тебе? - сказал Ба'алзамон. - Значит, ты объявляешь
это своей собственностью? Ты разве больше  не  служишь  Великому  Повелителю
Тьмы?
   Тьма, окружавшая его, мгновенно сгустилась и, казалось, вот-вот закипит.
   - Служу, - быстро сказала она. - Я долго служила Повелителю Сумерек. И за
свою службу долго была в заточении, в бесконечном сне без сновидений. Только
Серым Людям и Мурддраалам отказано в сновидениях. Даже троллоки  видят  сны.
Сны всегда были моими. Я пользовалась ими и ходила в них.  Наконец  я  снова
свободна, и я буду пользоваться тем, что принадлежит мне.
   - Тем, что принадлежит тебе, -  сказал  Ба'алзамон.  Чернота,  вихрящаяся
вокруг него, как будто смеялась. - Ты всегда считала себя более великой, чем
была на самом деле, Ланфир.
   Это имя резануло слух Перрина остро отточенным ножом. Одна из  Отрекшихся
появлялась в его снах. Морейн была права:  некоторые  из  них  оказались  на
свободе.
   Женщина в белом уже стояла, трон исчез.
   - Я такая великая, какая есть. К чему привели  твои  планы?  Больше  трех
тысяч лет нашептывания в уши и дергания за веревочки марионеток  на  тронах?
Точно так же, как Айз Седай! - Она  голосом  вложила  в  это  имя  все  свое
презрение. - Три тысячи лет - и все же Льюс Тэрин снова разгуливает по миру,
а эти Айз Седай едва не посадили его на привязь.  Ты  можешь  контролировать
его? Можешь ли ты направлять его поступки? Он был моим задолго до того,  как
та соломенноволосая девчонка, Илиена, увидела его! И он будет моим снова!
   - Теперь ты служишь самой себе, Ланфир? - Голос Ба'алзамона был  тих,  но
пламя непрерывно бесновалось в его глазах и во рту. - Ты отреклась от  своих
клятв Великому Повелителю Тьмы? - На мгновение  тьма  почти  поглотила  его,
сквозь нее просматривались  только  сверкающие  огни.  -  Их  не  так  легко
нарушить, как клятвы Свету, который ты покинула, провозгласив о своем  новом
хозяине в самом Зале Слуг. Твой хозяин будет владеть тобой  всегда,  Ланфир.
Так будешь служить или  выбираешь  бесконечную  боль,  вечное  умирание  без
освобождения?
   - Я служу. - Несмотря на сказанные слова, она стояла гордо и вызывающе. -
Я служу Великому Повелителю Тьмы и никому больше. Вечно!
   Длинные ряды зеркал начали исчезать, будто  черные  волны  перекатывались
через них, подбираясь все ближе к центру. Темный прилив затопил  Ба'алзамона
и Ланфир. Затем все покрыла чернота.
   Перрин почувствовал, как Прыгун зашевелился, и был рад следовать за  ним,
по-прежнему чувствуя под рукой мех. До тех пор пока  Перрин  не  двинулся  с
места, он не сознавал, что может это сделать. Он попытался понять, разгадать
все, что видел, но не мог. Ба'алзамон и Ланфир. Его язык прилип к  небу.  По
какой-то причине Ланфир пугала  его  больше,  чем  Ба'алзамон.  Может  быть,
потому, что она возникла в его снах, когда он был в горах. О Свет!  Одна  из
Отрекшихся в моих снах! О Свет!  И  если  он  ничего  не  упустил  из  этого
разговора, она в открытую не повиновалась Темному. Его учили,  что  Тень  не
имеет власти над тобой, если ты ее отвергаешь. Но как могла Друг Тьмы - и не
просто Друг Тьмы, а одна из Отрекшихся! - столь вызывающе вести  себя  перед
Тенью? Я, должно быть, сошел с ума, как брат Саймона. Эти сны свели  меня  с
ума.
   Постепенно тьма снова стала  туманом,  и  к  тому  времени,  когда  туман
рассеялся,  они  с  Прыгуном  вышли  на  травянистый  склон  холма,  залитый
солнечным светом. В чаще у подножия холма запели  птицы.  Перрин  оглянулся.
Холмистая равнина, кое-где  усеянная  группками  деревьев,  простиралась  до
самого горизонта. Нигде не было видно и признаков тумана. Большой серый волк
стоял рядом, наблюдая за юношей.
   - Что это было? - спросил Перрин,  постаравшись  преобразовать  вопрос  в
мысль, понятную волку. - Почему ты мне это показал? Что же это было?
   Эмоции и образы заполнили его мысли, и разум судорожно пытался  подобрать
к ним слова. То, что ты должен был увидеть. Будь осторожен.  Юный  Бык.  Это
опасное место Будь осторожен, как щенок, охотящийся за дикобразом. Последний
образ возник как Маленькая Спина в Колючках, но  его  мозг  назвал  животное
так, как называют его люди. Ты слишком молод, слишком неопытен.
   - Было ли это реальным?
   Все, что можно увидеть, и даже то, чего увидеть нельзя, - реально. И  это
было все, что сказал Прыгун.
   - Прыгун, как ты здесь  очутился?  Я  видел,  как  ты  умирал,  и  я  это
чувствовал.
   Здесь все. Все братья и сестры, которые есть, все, кто был и кто будет.
   Перрин знал, что волки не умеют улыбаться, во  всяком  случае,  так,  как
человек, но ему показалось, что Прыгун усмехнулся.
   Здесь я могу  парить,  как  орел.  Волк  напрягся  и  прыгнул  вверх.  Он
поднимался выше и выше, пока не  превратился  в  маленькую  точку  на  небе.
Последней мыслью волка, вспыхнувшей в мозгу Перрина, было одно слово:
   "Парить!.."
   Перрин, открыв рот, следил за волком. Он действительно взлетел!  Внезапно
глаза у него защипало, юноша прочистил горло и поскреб нос. Еще немного, и я
расплачусь, как девчонка. Без всякой задней мысли он огляделся, не видит  ли
кто его, и все вокруг изменилось.
   Перрин стоял на возвышении, окруженный затененными, неясными  склонами  и
буграми. В отдалении они, казалось, очень скоро исчезали. Внизу стоял  Ранд.
Мужчины, и женщины, и  Мурддраалы  образовали  вокруг  него  неровный  круг.
Взгляд Перрина скользнул вправо. Вдали выли собаки, и Перрин понял, что  они
за кем-то охотятся. Запах Мурддраалов и вонь жженой серы  наполняли  воздух.
Волосы на затылке Перрина встопорщились.
   Кольцо из Мурддраалов и людей смыкалось вокруг Ранда, они  шли  будто  во
сне. И Ранд начал убивать их. Огненные шары вылетели из его рук и уничтожили
двоих.
   Сверкнувшая  сверху  молния  испепелила  еще  нескольких.  Потоки  света,
подобные раскаленной добела стали, вылетали  из  его  кулаков.  Но  те,  кто
уцелел, продолжали медленно приближаться к Ранду,  будто  никто  из  них  не
видел, что происходит. Они умирали один за другим, пока не осталось никого.
   Тяжело дыша, Ранд упал на колени.  Перрин  не  понимал,  смеется  он  или
плачет, похоже было и на то и на другое.
   За косогором появились силуэты. Люди и Мурддраалы неумолимо  приближались
к Ранду.
   Перрин сложил руки рупором:
   -  Ранд!  Ранд,  их  еще  больше  подходит!  Стоящий  на  коленях   Ранд,
оскалившись, вывернул шею и посмотрел на него. Пот  каплями  стекал  по  его
лицу.
   - Ранд, они!..
   - Да чтоб ты сгорел!  -  взвыл  Ранд.  Свет  обжег,  ослепил  Перрина,  и
чудовищная боль пронзила его.

***

   Постанывая, он свернулся клубком на узкой кровати, свет все еще горел под
его веками. Болела грудь, юноша прикоснулся  к  ней  и  сморщился  от  боли,
нащупав под рубашкой ожог. Пятно было не больше серебряного пенни.
   Снова и снова  он  заставлял  напрягаться  сведенные  судорогой  мышцы  и
наконец выпрямил ноги и растянулся в темной каюте.
   Морейн! На этот раз я  должен  ей  сказать.  Но  сначала  подожду,  когда
уймется боль.
   Но как только боль стала стихать,  им  овладела  слабость.  Перрин  почти
убедил себя, что надо встать, и тут сон вновь утянул его в свою пучину.
   Когда юноша открыл глаза, он лежал,  уставившись  в  балки  над  головой.
Свет, пробивающийся в щели над дверью и под  ней,  подсказал  ему,  что  уже
наступило утро. Он приложил руку к груди, чтобы убедиться, что все пережитое
выдумка, как вымысел  и  то,  что  он  почувствовал  ночью,  и  что  ожог  -
всего-навсего ночной кошмар...
   Его пальцы нащупали ожог. Я ничего не  придумал.  В  его  голове  всплыли
туманные воспоминания о нескольких других снах, исчезающих,  как  только  он
пытался представить их отчетливо. Обыкновенные сны. Он даже чувствовал  себя
как после хорошего, чудесного сна.
   И мог бы прямо сейчас поспать еще пару-тройку часов. Это означало, что он
мог спать. Во всяком случае, пока рядом не будет волков. Перрин  вспомнил  о
решении, которое принял во время короткого пробуждения после сна с Прыгуном,
и пришел к выводу, что оно было верным.
   Он постучал в пять дверей - дважды был обруган, а обитатели  двух  других
кают вышли на палубу - и  только  в  пятой  каюте  нашел  Морейн.  Она  была
полностью одета и, скрестив ноги, сидела на одной из узких кроватей,  что-то
читая в своей записной книжке  при  свете  фонаря.  Книжка  была  открыта  в
начале, и он увидел заметки, которые, должно быть, были сделаны  ею  еще  до
того, как она пришла  в  Эмондов  Луг.  На  другой  кровати  были  аккуратно
разложены вещи Лана.
   - Я видел сон, - сказал он и принялся рассказывать. Полностью  пересказав
сновидения, он даже задрал рубашку, чтобы показать ей маленький кружочек  на
своей груди, красный, с волнистыми яркими линиями, будто лучами,  отходящими
от него. Он и раньше кое-что скрывал от Морейн и, наверно, будет скрывать  и
в будущем, но именно это может оказаться  слишком  важным,  чтобы  утаивать.
Гвоздик - самая маленькая деталь ножниц, и его проще всего сделать,  но  без
него ножницы не смогут резать. Кончив рассказ, он  остался  стоять,  ожидая,
что же будет дальше.
   Женщина следила за ним без всякого выражения, только темные  глаза  будто
рассматривали каждое слово, исходящее из его уст,  взвешивая  его,  измеряя,
оценивая, поднося  к  свету.  Она  сидела  в  той  же  позе,  только  теперь
рассматривала его, так же  взвешивая,  обмеривая  и  поднося  к  свету,  как
недавно слова.
   - Это на самом деле важно? - наконец потребовал ответа Перрин. - Я думаю,
это был один из тех волчьих  снов,  о  которых  вы  мне  рассказывали,  даже
уверен, что один из тех, это должно быть так! Но это вовсе не означает,  что
все увиденное случилось в действительности. Только,  помните,  вы  говорили,
некоторые из Отрекшихся на свободе, а он называл ее Ланфир и...  Это  важно,
или я стою здесь как дурак?
   - Есть женщины, - медленно произнесла она, - которые сделали  бы  все  от
них зависящее, чтобы укротить тебя, если  бы  слышали  то,  что  только  что
услышала я.
   Ему показалось, что его легкие заледенели, он не мог вздохнуть.
   - Я не обвиняю тебя в том, что ты якобы способен направлять, - продолжала
она, и лед у него внутри растаял, - или даже в возможности научиться  этому.
Попытка укрощения  не  принесет  тебе  вреда,  не  считая,  правда,  грубого
обращения, неизбежного от Красных Айя, а свою ошибку они  поняли  бы  только
потом. Такие мужчины так редки, что даже Красные со всеми своими поисками за
последние десять лет не нашли больше троих. По крайней мере, до наплыва всех
этих Лжедраконов. Я хочу, чтобы ты понял: я не думаю, что ты  вдруг  овладел
Силой. Тебе это не грозит, не бойся.
   - Большое спасибо, - сказал он с горечью. - Вам  незачем  было  приводить
меня в смертельный ужас, чтобы сказать: мне нечего бояться.
   - Но у тебя есть причина бояться. Или, по крайней мере, быть  осторожным,
как и говорил тебе волк. Красные сестры или кто-нибудь  другой  могут  убить
тебя до того, как обнаружат, что  в  тебе  нет  ничего  такого,  из-за  чего
следовало бы тебя укрощать.
   - О Свет! Свет, сожги меня! - Он смотрел на нее, хмурясь. - Вы  пытаетесь
водить меня за нос, Морейн, но я не теленок, и у меня  нет  кольца  в  носу.
Красные Айя или кто-нибудь другой не  будут  помышлять  об  укрощении,  если
только в том, что мне снится, нет чего-то реального. Означает  ли  это,  что
Отрекшиеся вырвались на свободу?
   - Я еще раньше тебе говорила, что так может случиться. Некоторые из них -
наверное. В твоих... снах, Перрин, нет ничего,  что  я  могла  предположить.
Сновидицы писали о волках, но именно такого я не ожидала.
   - А я думаю, что все случившееся было на самом деле. Я видел  нечто,  что
произошло взаправду, нечто, чему стал нежеланным свидетелем. - То, что ты  и
должен был увидеть. - По-моему, самое меньшее  -  Ланфир  на  воле.  Что  вы
теперь будете делать?
   - Я еду в Иллиан. А потом отправлюсь  в  Тир  и  надеюсь  добраться  туда
раньше Ранда. Нам пришлось слишком поспешно покинуть Ремен, и Лан  не  сумел
определить, пересек ли он реку или  двинулся  вниз  по  течению.  Мы  должны
узнать его путь до прибытия в Иллиан. Если он пошел этим  путем,  мы  найдем
какое-нибудь подтверждение этому. -  Она  бросила  взгляд  на  свою  книжку,
словно собираясь продолжить чтение.
   - И это все, что вы собираетесь делать? Ланфир на свободе, и один  только
Свет знает, сколько еще других освободилось!
   - Не задавай мне вопросов, - холодно сказала она. - Ты не  знаешь,  какие
вопросы следует задавать, и если я захочу тебе на них ответить,  ты  поймешь
меньше половины. А отвечать я не стану.
   Он заерзал под ее взглядом, и ему стало ясно, что она  больше  ничего  не
скажет по этому поводу.
   Рубашка касалась ожога на груди, причиняя боль. Ожог  казался  небольшим.
Не от удара молнии, не от этого. Но как он  получил  его,  было  уже  другое
дело.
   - Гм... Не исцелите ли вы это? - обратился он к Морейн.
   - А тебя больше не тревожит, что к  тебе  будет  применена  Единая  Сила,
Перрин? Нет, я не собираюсь это  исцелять.  Ожог  несерьезный,  и  пусть  он
напоминает тебе о необходимости быть осторожным.
   Он понял - быть осторожным, чтобы не выводить Морейн из себя, а  равно  и
насчет его снов - чтобы скрывать их от других.
   - Тебе больше не о чем меня спросить, Перрин?
   Он шагнул было к двери, потом вспомнил:
   - Есть еще одна вещь. Если женщину зовут Заринэ, то что,  по-вашему,  это
имя говорит о ней?
   - Света ради, почему ты спрашиваешь об этом?
   - Девушка, - неуверенно сказал он.  -  Молодая  женщина.  Я  встретил  ее
прошлым вечером. Она одна из пассажиров...
   Пусть Морейн сама узнает - Заринэ известно, что она  Айз  Седай.  И,  как
кажется, девушка думает, что, следуя за ними, доберется к Рогу Валир. Он  не
собирался утаивать ничего из того, что считал важным, но если  Морейн  могла
быть скрытной, то и он мог держаться замкнуто.
   - Заринэ. Это салдэйское имя. Ни одна женщина не назовет так  свою  дочь,
если  не  уверена,  что  девочка   станет   необыкновенной   красавицей.   И
покорительницей сердец. Из тех, кто будет возлежать на диванных подушках  во
дворцах в окружении слуг и поклонников.  -  Она  мимолетно,  но  не  скрывая
веселья, улыбнулась: - Может быть,  у  тебя,  Перрин,  есть  другая  причина
осторожничать, раз на судне вместе с нами плывет Заринэ?
   - Я буду очень осторожен, - сказал он. Во всяком случае он понял,  почему
Заринэ не нравилось ее имя. Едва ли оно подходило для Охотника за Рогом. Так
оно и было, пока она не назвала себя "Соколом".
   Выйдя на палубу, Перрин увидел Лана. Тот стоял и поглядывал на  Мандарба.
И Заринэ сидела на бухте канатов, около релинга, она точила  один  из  своих
ножей и следила за Перрином. Большие треугольные паруса  были  поставлены  и
туго натянуты, и "Снежный гусь" летел вниз по реке.
   Глаза Заринэ следили за Перрином. А он прошел мимо нее и встал  на  носу.
Вода  расходилась  по  обе   стороны   "Снежного   гуся",   подобно   земле,
отворачиваемой хорошим плугом. Он размышлял о снах и об айильцах, о видениях
Мин и о соколах. Грудь по-прежнему болела. Никогда еще жизнь не  была  такой
запутанной, как сейчас.

***

   Пробудившись от изнуряющего сна. Ранд  сел,  хватая  ртом  воздух;  плащ,
которым он укрывался вместо  одеяла,  соскользнул.  Ныл  бок.  Старая  рана,
полученная под Фалме, сильно болела. Костерок прогорел до  углей,  иногда  в
нем вспыхивали редкие язычки пламени, но  и  этого  было  достаточно,  чтобы
заставить двигаться тени. Это был Перрин. Он! Это был он, и вовсе не во сне.
Но каким образом? Я чуть было не убил его! О Свет, надо быть осторожным!
   Весь дрожа. Ранд подобрал длинную дубовую ветку и  принялся  ворошить  ею
уголья. На этих  мурандийских  холмах,  совсем  близко  от  Манетерендрелле,
деревья встречались редко, однако он собрал достаточно валежника для костра,
сучья вполне просохшие, но не  трухлявые.  Перед  тем  как  сунуть  ветку  в
костер. Ранд замер и поднял голову. Он увидел десяток  или  дюжину  медленно
идущих лошадей.
   Надо быть осторожным, я больше не могу совершать ошибки.
   Лошади  повернули  к  его  угасающему  костру,  вошли  в  круг  света   и
остановились.  Тени  скрывали  их  всадников,   но   большинство   из   них,
по-видимому, были мужчинами, с  грубоватыми,  жесткими  лицами.  Они  носили
круглые шлемы и длинные кожаные куртки  с  нашитыми  на  них  металлическими
бляхами, отчего те походили на рыбью чешую. Среди них была  одна  женщина  с
седеющими волосами и совсем неглупым взглядом.  Ее  темное  платье  было  из
простой шерсти, но великолепно сшито и украшено серебряной  брошью  в  форме
льва. Женщина показалась ему купцом; он уже видел похожих женщин среди  тех,
кто приезжал в Двуречье покупать табак и шерсть. Купчиха и ее охрана.
   Надо быть осторожным, подумал он поднимаясь. Никаких ошибок.
   - Вы выбрали хорошее  место  для  привала,  молодой  человек,  -  сказала
женщина. - Я часто здесь останавливаюсь на пути  в  Ремен.  Поблизости  есть
небольшой источник. Полагаю, вы не возражаете, если я разделю  это  место  с
вами?
   Ее охранники уже  спешивались,  подтягивая  пояса  с  мечами  и  ослабляя
седельные подпруги.
   - Нет, - сказал Ранд.
   Осторожно! Двух шагов оказалось достаточно  -  он  подпрыгнул  в  воздух,
крутанувшись волчком - "Пух чертополоха в смерче". Отмеченный цаплей клинок,
сотворенный из пламени, возник в его руке и снес незнакомке  голову  раньше,
чем на ее лице успело появиться удивление. Она была наиболее опасна.
   На землю Ранд опустился в тот же миг, когда голова женщины  покатилась  с
лошадиного крупа. Охранники завопили и схватились за мечи, с ужасом понимая,
что клинок его был горящим. Он танцевал среди них, как его  учил  Лан,  и  с
уверенностью осознавал, что убил бы всех десятерых даже обыкновенной сталью.
Но клинок, которым он обладал, был частью его самого. Последний воин упал, а
все происшедшее так напомнило Ранду практический урок, что он  уже  собрался
было начать ритуал вкладывания меча в ножны, который назывался  "Складывание
веера", но сообразил, что нет у него ножен, а  его  клинок  превратил  бы  в
пепел любые ножны одним прикосновением.
   Позволив  мечу  исчезнуть,  он  обернулся,  чтобы  рассмотреть   лошадей.
Большинство из них разбежались, но некоторые были еще  недалеко,  а  высокий
мерин, принадлежавший женщине, стоял, вращая от страха глазами, и беспокойно
ржал. Обезглавленное тело, лежащее на земле мертвой хваткой держало  поводья
и не давало животному поднять голову.
   Ранд высвободил поводья, помедлив только,  чтобы  собрать  свои  немногие
вещи, и прыгнул в седло. Надо быть осторожным, думал он,  окидывая  взглядом
мертвецов. Никаких ошибок.
   Сила все еще наполняла его, поток саидин, что слаще меда  и  одновременно
тухлый, как гнилое мясо. Внезапно он направил Силу -  еще  не  понимая,  для
чего и как это делает, но в тот момент  ему  это  показалось  правильным.  И
получилось - тела поднялись. Ранд выстроил  мертвецов  в  шеренгу,  повернув
всех лицами к себе. У кого остались лица. И все - на коленях перед ним.
   - Если я Возрожденный Дракон, - сказал он им, - то так и должно быть,  не
правда ли?
   Оторваться от саидин было трудно, но он все-таки сделал это. Если я  буду
удерживать ее слишком долго, то как я смогу сопротивляться сумасшествию? Как
мне не сойти с ума? Он горько рассмеялся. Или уже слишком поздно?
   Хмурясь,  он  обвел  взглядом  выстроенный  им  ряд.  Ему  казалось,  что
охранников было только  десять,  но  сейчас  в  шеренге  стояло  одиннадцать
человек, и один был безоружен, только рука его по-прежнему сжимала кинжал.
   - Ты выбрал не ту компанию, - сказал Ранд этому человеку.
   Повернув коня, он ударил его каблуками и бешеным галопом понесся в  ночь.
До Тира было еще очень далеко, но он намеревался добраться  туда  кратчайшим
путем, даже если ему придется загнать всех лошадей или красть их.
   Я положу всему этому конец. Всем этим  насмешкам.  Расставленным  повсюду
силкам. Я покончу с этим! И Калландор. Меч взывал к нему.

Глава 37
КАЙРИЭН В ОГНЕ

   Отвечая на почтительный поклон одного из членов команды, Эгвейн грациозно
кивнула. Матрос, мягко ступая босыми ногами, прошел мимо нее к  и  без  того
натянутому канату, который удерживал  большой  квадратный  парус,  и  слегка
подправил его.
   Мелкими  шажками  возвращаясь  на  корму,  где  рядом  с  рулевым   стоял
круглолицый  капитан,  матрос  поклонился  девушке  еще  раз,  и  она  снова
рассеянно кивнула, неотрывно глядя на лесистый кайриэнский берег, отделенный
от "Голубого журавля" менее чем двадцатью спанами воды.
   Деревня, или то, что когда-то было деревней,  проплывала  мимо.  Половина
домов селения превратилась в дымящиеся руины, из которых  сиротливо  торчали
уцелевшие печные трубы. Двери сохранившихся домов хлопали на ветру. Какая-то
мебель, обрывки одежды и домашняя утварь были разбросаны по грязной улице, и
казалось, что их все время кто-то крутит и подбрасывает.
   В деревне не было заметно ни  единого  живого  существа,  за  исключением
голодного пса, который не обратил ни малейшего внимания на проходящее судно,
потом и он исчез  за  разрушенными  стенами  здания,  бывшего,  по-видимому,
когда-то гостиницей. Это зрелище вызывало  слабость  в  желудке,  но  Эгвейн
подавляла свои эмоции и старалась быть спокойной, такой спокойной, какой, по
ее мнению, могла быть Айз Седай. Но оставаться равнодушной не удавалось.  За
деревней поднимался плотный веер дыма. По прикидке Эгвейн, он  находился  на
расстоянии трех-четырех миль отсюда.
   Это был не первый веер дыма, который видела Эгвейн с тех  пор,  как  река
Эринин несла свои воды вдоль границы Кайриэна, и разоренная деревня была  не
первой. В этой, по крайней мере, хоть не было видно трупов. Капитан  Эллизор
иногда был вынужден подводить  судно  близко  к  кайриэнскому  берегу  из-за
отмелей и наносов тины - он утверждал, что в этой части реки мели все  время
в движении, - но как бы они ни приближались к берегу, Эгвейн не замечала  ни
одной живой души.
   Деревня и веер  дыма  проскользнули  мимо,  но  впереди  появился  другой
дымовой столб, чуть дальше от реки. Лес  поредел.  Ясень,  болотный  мирт  и
черная бузина уступили место иве, ветле, черному  дубу  и  другим  деревьям,
определить которые Эгвейн не смогла.
   Ветер  трепал  ее  плащ,  но  девушка  не  запахнула  его  плотнее,   она
наслаждалась  холодной  чистотой  воздуха  и   свободой.   Свободой   носить
коричневый наряд вместо  любого  белого  одеяния,  хотя  она  и  не  считала
коричневое лучшим выбором для себя. И все же платье и плащ были из  отличной
шерсти, ладно скроены и хорошо сшиты.
   Второй матрос протрусил мимо нее и тоже ей поклонился.  Эгвейн  поклялась
себе присмотреться к их работе  и  хоть  что-то  в  ней  понять  -  ощущение
собственного невежества угнетало ее. Поскольку капитан и большинство  членов
команды были уроженцами Тар Валона, не удивительно, что они часто  кланялись
Эгвейн, которая носила на правой руке кольцо Великого Змея.
   Эгвейн тогда переспорила Найнив, хотя сама  Найнив  была  уверена,  будто
только она, единственная из троих,  обладает  достаточной  зрелостью,  чтобы
окружающие принимали ее за Айз Седай. Но Найнив ошибалась.
   Эгвейн вполне осознавала, что тем вечером в Южной Гавани на них обеих - и
на нее, и на Илэйн - поглядывали с немалым изумлением почти  все  моряки  на
борту "Голубого журавля". Брови появившегося перед тремя девушками  Эллизора
полезли вверх, чуть ли не туда, где  росли  бы  волосы,  будь  они  у  него.
Капитан весь состоял из улыбок и поклонов:
   - Какая честь, Айз Седай! Три Айз Седай на  моем  судне?!  Для  меня  это
высокая честь, клянусь! Обещаю доставить вас, куда захотите,  в  максимально
короткий срок. И прошу не беспокоиться из-за  слухов  о  кайриэнских  речных
разбойниках. Я больше не буду приближаться к тому берегу реки. Пока вы этого
не пожелаете, конечно, Айз Седай.  Вообще-то  андорские  солдаты  удерживают
несколько городков на кайриэнском берегу. Честь имею, Айз Седай!
   Брови капитана снова подскочили вверх, когда они попросили на всех  всего
одну каюту, - даже Найнив не хотела оставаться одна среди ночи, если  в  том
не было  крайней  необходимости.  Каждой,  как  убеждал  капитан,  он  готов
предоставить  отдельную  каюту,  даже  без  дополнительной   платы.   Других
пассажиров на корабле не имелось, груз был уже на борту, и если у Айз  Седай
срочное дело ниже по реке, то - заверял капитан - он и часа не  будет  ждать
возможных пассажиров. Женщины снова повторили, что  одной  каюты  им  вполне
достаточно.
   Капитан был ошеломлен, его  лицо  выражало  полное  непонимание,  но  Чин
Эллизор, рожденный и воспитанный в Тар Валоне, был не из тех,  кто  стал  бы
задавать Айз Седай вопросы после того, как один раз ясно они  сказали,  чего
хотят. Ну а то, что две из них казались ему очень юными... Что ж, среди  Айз
Седай встречаются молодые женщины.
   Покинутые руины исчезли вдалеке. Столб дыма стал ближе,  и  где-то  очень
далеко от берега виднелся еще один серый шлейф. Лес  превратился  в  низкие,
поросшие травой холмы, на которых  то  там,  то  здесь  зелеными  островками
стояли группы деревьев. Деревья,  цветущие  весной,  и  сейчас  были  усеяны
крошечными белыми соцветиями -  это  был  снежноягодник.  А  красные  цветки
украшали ветви сахарноя-годника.
   Одно дерево, названия которого Эгвейн не  знала,  было  усыпано  круглыми
белыми цветами величиной с две ее  ладони  каждый.  Сквозь  ветки  в  густой
зеленой  листве  с  нежными  рыжеватыми  побегами  молодой  поросли  кое-где
прорастала ползучая дикая роза, радуя взгляд то белым, то желтым бутоном.
   Картина расцвета природы казалась слишком яркой по сравнению с руинами  и
пеплом пожарищ и поэтому производила не столь радостное  впечатление,  какое
могло бы явиться в других обстоятельствах.
   Эгвейн очень хотела, чтобы сейчас рядом с ней  находилась  настоящая  Айз
Седай, такая, которой можно было  бы  безраздельно  доверять  и  не  бояться
задавать вопросы.
   Легонько проведя рукой по сумке у себя на поясе, девушка  убедилась,  что
перекрученное кольцо-тер'ангриал  на  месте.  Она  пробовала  применять  его
каждую ночь, кроме двух, после отплытия из Тар Валона, но кольцо каждый  раз
работало по-разному. О, Эгвейн всегда находила  себя  в  Тел'аран'риоде.  Но
единственным из увиденного ею там, что заслуживало упоминания,  было  Сердце
Твердыни, Сильви же там ни разу не оказалось, а ведь она могла бы рассказать
Эгвейн много интересного. И о Черных Айя девушка тоже ничего не узнала.
   Ее собственные сны, без тер'ангриала, были  наполнены  образами,  которые
казались во многом отблесками Незримого Мира.
   В одном из ее ночных видений Ранд держал меч, сияющий подобно  солнцу.  И
поэтому Эгвейн с трудом понимала, что это был и впрямь меч, и Ранда она тоже
едва узнала. Он угрожал кому-то не более реальному.
   В другом ее сновидении Ранд оказался на огромной доске для игры в камни и
пытался увернуться от чудовищных рук, которые передвигали огромные черные  и
белые валуны и словно пытались раздавить ими Ранда. Этот сон  мог  что-то  и
означать. Весьма вероятно, он предупреждал об опасности, грозящей  Ранду  со
стороны одного или двух его врагов. Это казалось очевидным,  но  сверх  того
Эгвейн просто ничего не могла понять.
   Я не могу помочь ему сейчас. У меня свое поручение, своя задача.  Я  даже
не знаю, где он сейчас, разве что где-то за пять сотен лиг отсюда.
   Эгвейн видела во сне Перрина с волком, а еще с ястребом и  с  соколом,  и
птицы сражались друг  с  другом.  Видела  Перрина,  убегающего  от  какой-то
смертельной опасности, и Перрина, стоящего на высокой скале и делающего  шаг
в пропасть, при этом он произнес такие слова:
   "Нужно так сделать. Я должен научиться летать, прежде чем достигну дна!"
   Еще был сон с айильцем, и Эгвейн казалось, что он тоже имеет отношение  к
Перрину, но она не была в этом уверена. Помнила девушка и сновидение о  Мин,
попавшей в стальной капкан, но оставшейся невредимой и  миновавшей  ловушку,
даже не заметив ее. Эгвейн видела также сны о Мэте.  В  одном  из  них  Мата
окружали катящиеся игральные кости - девушка знала почти  наверняка,  откуда
взялся этот сон.
   В другом ее ночном видении Мэта преследовал мужчина - которого  не  было.
Девушка этого никак не могла понять. Был преследователь, или, может, их было
несколько - но каким-то образом ни одного из них не было.
   Еще ей приснилось, что Мэт отчаянным галопом несется к чему-то невидимому
вдали - к чему он всей душой стремится.
   Как-то ночью она увидела во  сне  Мэта  с  женщиной,  которая,  казалось,
разбрасывала во  все  стороны  огни  фейерверка.  Эгвейн  предположила,  что
женщина - Иллюминатор. По крайней мере, себе она их представляла такими.  Но
в этом сновидении не чувствовалось никакого скрытого смысла.
   Эгвейн стала видеть слишком много сновидений, она перестала верить в  то,
что они могли быть вещими. Происходило это  скорее  всего  потому,  что  она
часто использовала тер'ангриал, но, может быть, причиной являлось всего лишь
то, что девушка постоянно носила его при себе?
   Может  быть,  Эгвейн  наконец-то  поняла,  что  происходит  с   подлинной
Сновидицей. Неистовые сны, лихорадочные сны. Мужчины и женщины, вырывающиеся
из клетки и возлагающие после этого на свои головы короны. Женщина, играющая
с марионетками. А в другую ночь веревочки были  привязаны  к  рукам  больших
марионеток, а нити от них тянулись  к  еще  большим  марионеткам,  и  далее,
далее, до тех пор, пока последние веревочки не исчезали в немыслимой высоте.
Ей  снились  умирающие  короли,  рыдающие   королевы,   яростные   сражения.
Белоплащники, опустошающие Двуречье. Вновь Эгвейн увидела во сне  Шончан,  и
не один раз. Эти сновидения Эгвейн загоняла в самый дальний, темный уголок -
она не позволит себе о них думать. И каждую ночь снились мать и отец.
   Девушка была уверена в том, что значат эти сны. По крайней мере,  думала,
что уверена. Это значит, что я на охоте за  Черными  Айя,  но  не  знаю  как
растолковать свои сны и как заставить дурацкий тер'ангриал делать то, что он
должен делать. И еще мне страшно и... я хочу домой.  На  какое-то  мгновение
девушке захотелось почувствовать материнскую заботу,  чтобы  к  ней  подошла
мама, заставила ее лечь в постель и выспаться. Как  хорошо  быть  уверенной,
что утром все в жизни решится само собой! Только мама теперь не может решить
за меня все мои проблемы, и отец  не  прогонит  чудовищ  и  не  убедит  меня
поверить, что их больше нет. Теперь я должна делать все сама.
   Как давно все это было: детство, ее близкие. Эгвейн не хотела, чтобы  оно
возвратилось, но вспоминала о нем с нежностью как  о  прекрасном  и  далеком
прошлом. Было бы чудесно снова увидеть родителей, услышать их родные голоса.
Если я ношу это кольцо, значит, имею право выбирать сама.
   В конце концов Эгвейн разрешила и Найнив, и Илэйн  одну  ночь  поспать  с
каменным кольцом на руке.
   Девушку удивило, с какой неохотой она  выпускала  кольцо  из  собственных
рук. После пробуждения подруги рассказывали ей, что они  видели  во  сне,  и
это, конечно, было Тел'аран'риодом, но им так и не  удалось  увидеть  ничего
более значимого, чем ненадолго явившийся образ Сердца Твердыни, ничего,  что
оказалось бы хоть сколько-нибудь полезным.
   Плотный столб дыма поднимался теперь вровень  с  "Голубым  журавлем",  по
мнению Эгвейн, на расстоянии пяти-шести миль от реки.  Другой  темный  шлейф
вырастал к небу размытым пятном где-то у самого горизонта. Его вполне  можно
было принять за тучу, но Эгвейн знала, что это не так. Вдоль берега  кое-где
росли небольшие густые рощи, а между ними зеленая трава подступала  к  самой
воде. Иногда берег становился обрывистым и выглядел как подрезанный.
   Илэйн вышла на палубу и подошла к  Эгвейн.  Сильный  ветер  накинулся  на
шерстяной плащ Илэйн, такой же, как у ее подруги. Вот в том споре верх взяла
Найнив - в выборе одежды. Эгвейн утверждала,  что  Айз  Седай  всегда  носят
самое лучшее, даже во  время  путешествий.  При  этом  девушка  вспомнила  о
шелках, которые носила в Тел'аран'риоде,  но  Найнив  убеждала  подруг  быть
бережливее, хотя Амерлин и оставила  им  толстый  кошелек  в  уголке  своего
гардероба, ведь они до сих пор не  имели  ни  малейшего  представления,  что
сколько стоит в городах ниже по реке. Как явствовало из слов  прислуги,  Мэт
был совершенно прав, говоря о гражданской войне в Кайриэне и о том, что  она
натворила с ценами; Эгвейн удивилась, когда Илэйн  заявила,  что  Коричневые
сестры носили шерстяную одежду чаще, чем шелк. Очевидно, Илэйн так  хотелось
поскорее выбраться из кухни, что она готова была нарядиться даже в тряпье.
   Меня тревожит, что там с Мэтом. Не сомневаюсь, что он играет  в  кости  с
капитаном, на каком бы судне ни путешествовал.
   - Ужасно, - пробормотала Илэйн. - Это просто ужасно!
   - Что ужасно? - рассеянно спросила Эгвейн. Надеюсь, он не  тычет  всем  в
нос ту бумагу, которую мы ему дали.
   Илэйн озадаченно посмотрела на Эгвейн и нахмурилась.
   - Посмотри-ка! - Она показала рукой  на  отдаленный  дым.  -  Неужели  ты
ничего не видишь?
   - Да вижу я, но не хочу думать об этом ужасе, потому что ничего не могу с
ним поделать. И еще вот почему: нам нужно быстрее добраться до Тира,  потому
что те, кого мы выслеживаем,  -  в  Тире.  -  Эгвейн  удивилась  собственной
горячности. Я ничего не могу с этим поделать, а Черные Айя находятся в Тире.
   Чем больше она думала об этом, тем  глубже  становилась  уверенность:  им
нужно найти путь в Сердце Твердыни. Пусть никто,  кроме  Благородных  Лордов
Тира, не имеет туда доступа, но Эгвейн была убеждена: только попав в  Сердце
Твердыни, можно найти ключ к ловушке Черных Айя и расстроить их планы.
   - Я тебя понимаю, Эгвейн,  но  не  могу  не  сожалеть  о  происходящем  в
Кайриэне.
   - Я слышала лекции о войнах,  которые  Андор  вел  с  Кайриэном,  -  сухо
ответила Эгвейн. - Бенней Седай сказала нам, что Кайриэн воевал с ним  чаще,
чем бились между собой два  любых  других  государства,  не  считая  Тира  и
Иллиана.
   Подруга искоса посмотрела на нее. Илэйн так и не  привыкла  к  тому,  что
Эгвейн отказывалась признавать себя подданной Андора. По крайней мере, линии
на карте указывали, что Двуречье является  частью  Андора,  а  Илэйн  верила
картам.
   - Мы воевали с ними, Эгвейн, но, с тех пор как они пострадали в Айильской
Войне, Андор продавал туда  почти  столько  же  зерна,  что  и  Тир.  Теперь
торговля прекратилась. Теперь, когда  каждый  кайриэнский  Дом  сражается  с
другим Домом за Трон Солнца, кто станет покупать зерно или заботиться о том,
чтобы раздавать его жителям? Если сражения  так  страшны,  как  те,  что  мы
видели на берегу... Нельзя  кормить  людей  в  течение  двадцати  лет  и  не
переживать за них, когда они вынуждены голодать.
   - Серый Человек, - сказала Эгвейн, и Илэйн вздрогнула, стараясь  смотреть
сразу во все стороны:
   - Где? - Сияние саидар окружило ее.
   Эгвейн медленно оглянулась и проверила, нет ли рядом кого-нибудь, кто мог
бы их подслушивать. Капитан Эллизор  по-прежнему  стоял  на  корме  рядом  с
мужчиной без рубашки, который держал длинный  румпель.  Еще  один  стоял  на
самом носу корабля,  он  внимательно  всматривался  в  реку  впереди,  чтобы
вовремя обнаружить признаки  скрытых  водой  илевых  банок,  а  двое  других
шлепали по палубе, то и дело подправляя  парусные  канаты.  Остальная  часть
команды оставалась на нижней палубе. Один  из  двоих  матросов  остановился,
проверяя крепление гребной шлюпки, принайтовленной  вверх  дном  на  палубе.
Эгвейн подождала, пока он отойдет, и лишь потом заговорила.
   - Дура! - тихо пробормотала она. - Я, Илэйн, вовсе не ты, поэтому не надо
так сверкать глазами на меня. - Совсем тихим шепотом она продолжала: - Серый
Человек преследует Мэта, Илэйн. Тот сон означает именно это, а я до сих  пор
не понимала. Нет, я и в самом деле круглая дура!
   Сияние вокруг Илэйн исчезло.
   - Не будь такой требовательной к себе, - ответила Илэйн так  же  тихо.  -
Может, все так и есть, но я не видела этого, и  Найнив  тоже  не  видела.  -
Девушка ненадолго замолчала. Золотисто-рыжие локоны взбились  волной,  когда
Илэйн тряхнула головой. - Но  какой  в  этом  смысл,  Эгвейн?  Зачем  Серому
Человеку преследовать Мэта? В моем письме к матери нет  ничего  такого,  что
могло бы нам хоть чем-нибудь повредить.
   - Я не знаю, зачем. - Эгвейн нахмурилась. - Но причина есть.  Я  уверена:
тот сон не может означать ничего другого.
   - Даже если ты и права, Эгвейн, поделать ты ничего не можешь.
   - Я это знаю, - горько усмехнулась Эгвейн в ответ подруге.  Она  даже  не
знала, опередил их Мэт или задержался. По ее предположению, он  должен  быть
впереди, из Тар Валона он должен был уехать немедленно.
   - С другой стороны, - пробормотала она совсем тихо, - в этом  нет  ничего
хорошего. Я в конце концов поняла, что означает один из моих снов, но  проку
от этого ни на ломаный грош!
   - Но если ты растолковала один сон, - мягко возразила  ей  Илэйн,  -  то,
может быть, теперь ты поймешь и другие свои сны. Когда мы  сядем  и  обсудим
их, то, возможно...
   Вдруг "Голубой журавль" так накренился,  что  Илэйн  бросило  на  палубу,
Эгвейн упала на нее сверху.
   Когда девушка с трудом поднялась на ноги, береговая линия больше не плыла
мимо.  Судно  застряло,  нос  его  заметно  приподнялся,  а  палуба   сильно
накренилась. Паруса корабля шумно хлопали на ветру.
   Чин  Эллизор  вскочил  на  ноги  и  помчался  на  нос,  бросив   рулевого
подниматься своими силами.
   - Ты, слепой червь фермерский!  -  заорал  капитан  на  впередсмотрящего.
Матрос держался за релинг, чтобы не  плюхнуться  в  воду.  -  Ты,  шелудивое
отродье козла, что, первый день на реке? Ослеп, не видишь,  как  вода  рябит
над отмелью?
   Капитан схватил матроса за плечи и выдернул бедолагу на палубу,  но  лишь
для того, чтобы убрать его с дороги и заглянуть за борт.
   - Если ты продырявил мое судно, то я заделаю пробоину твоими кишками!
   Теперь и другие матросы, попадавшие на палубу, кряхтя и охая, поднимались
на ноги, с нижней палубы карабкались остальные члены команды. Все сгрудились
вокруг капитана.
   Найнив появилась на лестнице, ведущей вниз, к  пассажирским  каютам,  она
все еще расправляла свои юбки.
   Резко дернув себя за косу, она хмуро взглянула на группу людей в  носовой
части судна и направилась к своим подругам.
   - Он на что-то напоролся? И это после всех  разговоров,  будто  он  знает
реку, как свою жену! Бедная женщина, скорее всего,  ей  от  него  ничего  не
достается, кроме улыбки!
   Найнив снова дернула свою  толстую  косу,  подошла  к  матросам  и  стала
проталкиваться между ними, чтобы добраться до капитана. Все мужчины смотрели
вниз, на воду.
   Никакой охоты присоединиться к Найнив у девушек не было.
   Он  быстрее  снимет  нас  с  мели,  если  предоставить  ему  самому  этим
заниматься. А Найнив, вероятно, объясняла  ему,  что  нужно  делать.  Илэйн,
по-видимому, испытывала схожие чувства, об этом можно  было  судить,  глядя,
как она печально потряхивает головой, наблюдая за капитаном и командой.  Все
внимательно слушали Найнив и почтительно смотрели на нее, а не  на  то,  что
творилось под килем.
   Волна возбуждения  пробежала  по  толпе  матросов,  она  становилась  все
сильнее. На мгновение над головами показались руки капитана - он протестующе
замахал ими. Найнив зашагала, и люди кланялись, уступая ей  дорогу.  Капитан
Эллизор семенил рядом с ней,  вытирая  свое  круглое  лицо  большим  красным
платком. Его озабоченный голос звучал все ближе:
   - ...До ближайшей деревни на андорском берегу добрых пятнадцать миль, Айз
Седай, и по крайней мере пять или шесть миль вниз  по  реке  до  поселка  на
кайриэнском. Андорские солдаты удерживают тот поселок, это  правда,  но  они
лишь там, их нет на мили окрест! - Он вытер лицо, будто с него капал пот.
   - На дне затонувшее судно, -  сказала  Найнив  двум  другим  женщинам.  -
Работа речных разбойников, как думает капитан.  Он  хочет  попытаться  сдать
назад с помощью длинных весел, но не уверен, что получится.
   - Когда произошло столкновение, мы шли на всех парусах, Айз Седай.  Судно
летело на полной скорости, специально для вас.  -  Эллизор  потер  лицо  еще
сильнее. Как поняла Эгвейн, он боялся, что Айз Седай будут им недовольны.  -
Мы сели прочно, но я уверен: течи нет, Айз Седай. Не стоит беспокоиться.  Мы
дождемся какого-нибудь судна. Две команды на веслах наверняка  вытащат  нас.
Вам нет никакой нужды сходить на берег, Айз Седай. Клянусь Светом!
   - Ты предлагаешь покинуть судно? - тревожно спросила Эгвейн. - По-твоему,
это разумно?
   - Конечно, это... - Найнив  замолчала  и  хмуро  посмотрела  на  девушку.
Эгвейн ответила ей спокойным  взглядом.  Найнив  продолжала  говорить  более
уравновешенным тоном, но голос ее звучал напряженно: - Капитан говорит,  что
другое судно может появиться через час. Нам нужно такое  судно,  на  котором
будет достаточно длинных весел. А прождать его мы можем день. А то и два. Не
думаю, что мы можем позволить  себе  потратить  день  или  два  на  ожидание
помощи. Мы будем в той деревне... как вы назвали ее,  капитан?  Джурене?  Мы
доберемся до Джурене за два часа или  даже  быстрее.  Если  капитан  Эллизор
освободит свое судно так скоро, как надеется, мы сможем снова  подняться  на
борт. Он заверяет, что специально остановится там и проверит, не ждем ли  мы
его. Если же у капитана ничего не получится, мы  сядем  на  проходящее  мимо
судно в Джурене. Мы даже можем попасть на судно, ожидающее пассажиров в этой
деревне. Капитан говорит, что торговые суда часто останавливаются там  из-за
андорских солдат. -  Найнив  глубоко  вздохнула,  но  ее  голос  звучал  все
напряженнее. - Достаточно ли я привела аргументов? Или вам нужно больше?
   - Мне все ясно, - быстро проговорила Илэйн,  опередив  Эгвейн.  -  Найнив
предлагает хороший выход из положения. Как  ты  думаешь,  Эгвейн,  это  ведь
хорошая мысль?
   Эгвейн кивнула, проворчав:
   - Я полагаю, что да.
   - Но, Айз Седай!.. - запротестовал  Эллизор.  -  Высадитесь,  по  крайней
мере, на андорский берег! Война, Айз Седай!  Речные  разбойники,  и  негодяи
всех мастей, и солдаты, которые ничуть не лучше. Затопленное  судно,  что  у
нас под днищем, уже показывает, какого сорта все эти люди.
   - Мы не видели на кайриэнском берегу ни одной живой души, - ответила  ему
Найнив. - И в любом случае мы вовсе не беззащитны, капитан. И я не собираюсь
идти пятнадцать миль, если можно пройти всего шесть.
   - Конечно, Айз Седай! - Теперь Эллизор потел  по-настоящему.  -  Я  и  не
думал предполагать... Конечно, вы не беззащитны, Айз Седай.  Я  и  в  мыслях
такого не имел. - Он лихорадочно вытер лицо, но оно все так же блестело.
   Найнив открыла рот, но посмотрела на Эгвейн и, казалось, сказала  не  то,
что хотела:
   - Я иду за своими вещами! - Ее слова были обращены в  пространство  между
Эгвейн и Илэйн. Затем Найнив повернулась к Эллизору и  небрежно  бросила:  -
Капитан, подготовьте вашу лодку!
   Он поклонился и поспешил прочь раньше, чем  она  повернулась  к  люку  на
нижнюю палубу. Все распоряжения были отданы  им  еще  до  того,  как  Найнив
спустилась вниз.
   Илэйн ворчливо заметила:
   - Если одна из вас говорит "вверх", другая говорит  "вниз".  Если  вы  не
прекратите, мы до Тира не доберемся!
   - Мы доберемся до Тира, - возразила ей Эгвейн. - И быстрее,  если  Найнив
поймет, что она больше не Мудрая. Мы все... -  она  не  сказала  "Принятые";
вокруг было слишком много снующих взад и вперед людей, - мы  все  теперь  на
одинаковом уровне.
   Илэйн вздохнула.
   Шлюпка быстро перевезла их на берег, и  женщины  стояли,  держа  в  руках
дорожные посохи; за спиной у каждой висел узелок, кое-что из вещей  пришлось
рассовать по заплечным сумам и кошелям. А вокруг простиралась волнующаяся от
ветра травяная страна, где то там, то здесь виднелись редкие купы  деревьев.
Но в нескольких милях от реки поднимались лесистые холмы. Длинные  весла  на
"Голубом журавле", погружаясь в воду, только поднимали пену, но не  могли  и
пошевелить застрявшее судно.
   Эгвейн повернулась и, не глядя по сторонам, решительно  зашагала  на  юг.
Раньше, чем Найнив успела дать указания или просто пойти впереди.
   Когда две другие женщины догнали Эгвейн, Илэйн посмотрела  на  девушку  с
упреком. Найнив  шагала,  глядя  только  вперед.  Илэйн  пересказала  Найнив
рассказ Эгвейн о Мэте и Сером Человеке, но  старшая  подруга  внимала  ей  в
полном молчании, лишь заметила, не останавливаясь:
   - Он должен сам за собой присматривать.
   Через некоторое время Дочь-Наследница отказалась от попыток втянуть своих
подруг в разговор, и они шли в полном молчании.
   Вскоре "Голубой журавль" скрылся за густыми прибрежными зарослями черного
дуба и ивы. Девушки брели, обходя рощицы, в которых, сколь малы они ни были,
под сенью ветвей их могло поджидать что угодно.  Недалеко  от  реки  кое-где
между чащами попадался низкорослый кустарник,  но  он  был  слишком  редкий,
чтобы  спрятать  среди  ветвей  хотя  бы  ребенка,  а  еще  маловероятней  -
разбойника.
   Наконец Эгвейн произнесла:
   - Если мы  встретим  разбойников,  я  сама  буду  защищаться!  Здесь  нет
Амерлин, которая поглядывает за нами из-за плеча.
   Найнив поджала губы.
   - Если в этом будет необходимость, - сказала она воздуху перед  собой,  -
мы  можем  прогнать  любых  разбойников  точно  так  же,  как  прогнали  тех
Белоплащников. Если другого выхода не будет.
   - Я хочу, чтобы вы перестали говорить о разбойниках, - поморщилась Илэйн.
- Хотелось бы добраться до этой деревни без...
   Из-за куста в трех-четырех шагах  впереди  внезапно  поднялась  фигура  в
коричневом и сером.

Глава 38
ДЕВЫ КОПЬЯ

   Эгвейн окунулась в саидар и только потом закричала. В то же мгновение она
увидела сияние вокруг Илэйн. На секунду  девушка  понадеялась,  что  Эллизор
услышит их крики и пошлет кого-нибудь им на помощь. "Голубой журавль" не мог
быть дальше чем на милю вверх по реке. Затем, выкинув из головы всякую мысль
о помощи, Эгвейн уже сплетала потоки Воздуха и Огня в  молнию.  Девушка  уже
почти слышала крики врагов. Найнив с непроницаемым видом просто стояла рядом
с Эгвейн, скрестив руки на груди. То  ли  потому,  что  она  не  разозлилась
достаточно, чтобы прикоснуться к Истинному  Источнику,  то  ли  потому,  что
Найнив первая увидела то, что Эгвейн заметила лишь теперь.
   Персоной, возникшей перед ними, была женщина,  не  старше  самой  Эгвейн,
только, может быть, выше ростом. Девушка не отпустила саидар. Только мужчины
иногда  оказываются  достаточно  глупы,  чтобы  надеяться,   будто   женщина
безобидна уже только потому, что она женщина.
   Эгвейн не питала подобных иллюзий. Она почувствовала, что  сияние  вокруг
Илэйн исчезло. Дочь-Наследница все еще оставалась тихой гаванью для дурацких
заблуждений. Она никогда не была пленницей Шончан.
   Эгвейн не думала, что найдется  много  настолько  тупых  мужчин,  которые
сочтут женщину, вдруг выросшую перед тремя  подругами,  неопасной,  пусть  в
руках ее нет никакого видимого оружия. У незнакомки были  голубовато-зеленые
глаза и рыжеватые волосы,  она  была  коротко  подстрижена,  но  оставленный
тонкий хвостик свисал до плеч, мягкая шнурованная  обувка  почти  до  колен,
туго облегающая фигуру куртка и штаны  -  всех  мыслимых  оттенков  земли  и
камня. О подобной расцветке и одежде Эгвейн  уже  однажды  слышала.  Женщина
явно была из айил.
   Глядя на незнакомку, Эгвейн внезапно почувствовала  странную  симпатию  к
ней. Что же было причиной ее  нежданного  доброжелательства  к  айилке?  Она
выглядит как кузина Ранда, вот почему.
   Но даже это - почти родственное - не могло подавить  тревожного  интереса
Эгвейн к встречной.
   О Свет, что тут делают айильцы? Ведь они  никогда  не  покидают  Пустыню;
никогда не уходят оттуда со времен Айильской Войны!
   Девушка всю свою жизнь слышала, как смертельно опасны айил - и  эти  Девы
Копья не меньше, чем бойцы из  мужских  воинских  сообществ.  Но  Эгвейн  не
чувствовала никакого  особенного  страха,  ее  только  раздражало,  что  она
все-таки немного опасалась этой женщины. После того как она овладела саидар,
направляющим в нее Единую Силу, у Эгвейн не было нужды бояться кого бы то ни
было. За исключением, может быть, полностью обученной  сестры.  В  этом  она
себе все-таки признавалась. Но, разумеется, никакой другой женщины, даже  из
айил.
   - Меня зовут Авиенда, - сказала наконец женщина. -  Я  из  септа  Горькая
Вода,  из  клана  Таардад  Айил.  -  Ее  лицо  было  таким  же  спокойным  и
бесстрастным, как и голос. - Я - Фар Дарайс Мей. Дева Копья. -  Она  сделала
минутную паузу, оглядывая трех женщин. - По вашим  лицам  нельзя  ни  о  чем
судить, но мы видели ваши кольца.  В  ваших  странах  есть  женщины,  сильно
похожие на наших Хранительниц Мудрости, женщины, которых называют Айз Седай.
Вы тоже из Белой Башни или нет?
   На мгновение Эгвейн все-таки ощутила беспокойство. Мы? Девушка  осторожно
посмотрела вокруг, но никого не увидела, за кустами никто не прятался.
   Если где-то рядом и был кто-то еще, его скрывала густая чаща - в двухстах
шагах впереди. Или в той рощице, вдвое дальше?  Слишком  велико  расстояние,
чтобы оттуда кому-то угрожать. А если у них есть луки? Тогда эти люди должны
хорошо владеть ими. В Двуречье на соревнованиях в Бэл Тайн и на День  Солнца
только самые лучшие лучники посылали стрелы дальше чем на две  сотни  шагов.
Но лучше уж знать, что можешь пустить молнию  в  любого,  кто  попытался  бы
совершить столь дальний выстрел.
   - Да, мы женщины из Белой  Башни,  -  спокойно  сказала  Найнив.  Она  не
озиралась и не высматривала в отдалении  других  айильцев,  хотя  не  только
Эгвейн, но даже Илэйн была настороже. -  А  сочтете  ли  вы  каждую  из  нас
мудрой, это уже другое дело, - продолжала Найнив. - Что вам нужно от нас?
   Авиенда улыбнулась. Она действительно очень симпатичная, подумала Эгвейн.
А суровое выражение лица было только маскировкой.
   - Вы говорите так, как говорят наши Мудрые. Самую суть и без снисхождения
к глупости. - Авиенда перестала улыбаться, но голос ее не дрогнул: - Одна из
нас очень тяжело ранена, вероятно, она умирает. Хранительницы Мудрости часто
исцеляют безнадежно больных людей, и я слышала, Айз Седай способны  даже  на
большее. Вы ей поможете?
   В замешательстве  Эгвейн  чуть  было  не  покачала  головой.  Ее  подруга
умирает? Авиенда говорит так робко, будто просит одолжить ей миску  ячменной
муки!
   Поразмыслив, Найнив ответила:
   - Я помогу ей, если  смогу.  Не  стану  давать  обещаний,  Авиенда.  Ваша
подруга может все-таки умереть, несмотря на все мои старания.
   - Смерть приходит ко всем нам, - грустно  ответила  айилка.  -  Мы  можем
выбрать только одно: как ее встретить. Я провожу вас к раненой.
   В десяти шагах от них появились две женщины в айильской одежде, одна - из
небольшой рытвины в земле, в которой, как показалось Эгвейн, не укрылась  бы
даже собака, вторая - из  травы,  достающей  ей  лишь  до  середины  голени.
Поднявшись, незнакомки опустили свои черные вуали, и это потрясло Эгвейн еще
больше. Илэйн говорила как-то, что айил  прятали  свои  лица  только  тогда,
когда намеревались убивать. Появившиеся словно из-под земли женщины откинули
на плечи ткань, которой обернули головы. У одной из  женщин  были  такие  же
рыжеватые волосы, как у Авиенды, и серые глаза. Другая оказалась синеглазой,
а волосы ее сияли огнем. Обе были одного  возраста  с  Эгвейн  и  Илэйн,  не
старше, и воинственно сжимали в руках  короткие  копья,  словно  готовясь  к
нападению.
   Женщина с огненно-рыжими волосами вручила Авиенде оружие: длинный тяжелый
нож та повесила сбоку на пояс, а ощетинившийся стрелами колчан -  на  другую
сторону. Темный изогнутый лук, судя по тусклому блеску,  явно  изготовленный
из рога, Авиенда убрала в чехол за спиной. Последними  в  ее  арсенале  были
четыре коротких копья с длинными наконечниками, она взяла их в  левую  руку,
как и  небольшой  круглый  кожаный  щит.  Все  это  Авиенда  носила  так  же
естественно,  как  всякая  женщина  в  Эмондовом  Лугу  шарфик.   Столь   же
непринужденно обращались с оружием и ее спутницы.
   -  Пойдемте,  -  сказала  Авиенда   и   направилась   в   чащу,   которую
путешественницы уже миновали.
   Эгвейн наконец отпустила саидар. Она  подозревала,  что  все  три  айилки
давно  могли  бы  пустить  в  ход  свои  копья,  если  действительно  хотели
расправиться с девушками, еще до того,  как  она  успела  бы  применить  для
самообороны Силу. Хотя айилки были настороже, Эгвейн сомневалась, что таковы
были сейчас их намерения. А что если Найнив не сможет исцелить  их  подругу?
Нужно, чтобы она вес выяснила, прежде  чем  взялась  за  дело.  Ведь  от  ее
решения зависит и наша судьба!
   На всем пути до рощи айилки  пристально  осматривали  окрестности,  будто
ожидали, что голый ландшафт прячет врагов, способных  маскироваться  так  же
искусно, как они сами.
   Авиенда вышагивала впереди, Найнив не отставала от нее.
   -  Я  -  Илэйн  из  Дома  Траканд,  -  сказала  подруга  Эгвейн,  пытаясь
разговорить своих спутниц, - Дочь-Наследница Моргейз, Королевы Андора.
   Эгвейн споткнулась. Свет, она что, с ума сошла? Ведь Андор воевал с  ними
в Айильскую Войну! Это было лет  двадцать  назад,  однако  говорят,  у  айил
долгая память.
   Но пламенноволосая айилка, что шла рядом с ней, только и сказала:
   - Я - Байн, из септа Черная Скала, из Шаарад Айил.
   - А я - Чиад, - заговорила женщина с более светлыми волосами, что была не
так высока ростом и шагала с другой стороны от Илэйн, -  из  септа  Каменная
Река, из Гошиен Айил.
   Байн и Чиад вопросительно взглянули на  Эгвейн,  выражение  их  лиц  было
прежним, но Эгвейн показалось, что они сомневаются в ее хороших манерах.
   - Я Эгвейн ал'Вир, - ответила она на их взгляды.  Казалось,  ее  спутницы
ожидали большего, поэтому она добавила: - Дочь  Марин  ал'Вир,  из  Эмондова
Луга, что в Двуречье.
   Ее слова как будто удовлетворили женщин, но Эгвейн  готова  была  держать
пари, что айилки поняли больше, чем поняла она сама обо  всех  их  септах  и
кланах. Это должно означать принадлежность к той или иной семье.
   - Вы первые сестры? - спросила Байн, подразумевая, вероятно, всех троих.
   Эгвейн подумала, что они, должно быть, имеют в виду "сестры", как  у  Айз
Седай принято называть друг друга,  и  ответила:  "Да".  Одновременно  Илэйн
возразила:
   "Нет".
   Чиад и Байн быстро переглянулись, - похоже, они решили,  что  беседуют  с
девушками, которые немного не в своем уме.
   - Первые сестры, - обратилась Илэйн к своей подруге, как будто читала  ей
лекцию, - это женщины, у которых общая мать. Вторые сестры  -  это  женщины,
матери которых - сестры друг другу. - Илэйн повернулась к айилкам: - Мы мало
знаем о вашем народе. Я прошу вас извинить  наше  невежество.  Об  Эгвейн  я
иногда думаю как о первой сестре, но по крови мы с ней не родные.
   - Тогда почему вы не  обращаетесь  к  вашим  Хранительницам  Мудрости?  -
спросила Чиад с удивлением. - Байн и я стали родными сестрами.
   Эгвейн заморгала:
   - Как можно стать родными сестрами?  Либо  у  вас  общая  мать,  либо  вы
рождены разными женщинами. Поверьте, оскорбить вас я вовсе не хочу.  Большую
часть того, что я знаю о Девах Копья,  рассказала  мне  Илэйн.  Я  знаю:  вы
способны сражаться и не интересуетесь  мужчинами,  но  на  этом  мои  знания
кончаются.
   Илэйн  кивком  подтвердила  слова  подруги.  По  рассказу  Илэйн   Эгвейн
представляла себе Дев Копья как  нечто  среднее  между  Стражами  в  женском
обличье и Красными Айя. В  ответ  на  слова  Эгвейн  айильские  девушки  так
посмотрели на собеседниц, будто засомневались, осталась ли у тех хоть  капля
здравого смысла.
   - Мы не интересуемся мужчинами? - озадаченно переспросила Чиад.
   Байн, размышляя, подняла брови:
   - То, что вы знаете, и близко  к  правде,  и  далеко  от  нее.  Когда  мы
венчаемся с копьем, то даем клятву не связывать себя ни с одним мужчиной  на
свете и ни с одним ребенком. Правда, некоторые из нас  расстаются  с  копьем
из-за какого-нибудь мужчины или ради рождения ребенка.  -  Байн  говорила  с
таким видом, словно никак не могла понять такого поступка. - Но, отказавшись
однажды от копья, вернуть его нельзя.
   - А еще  когда  женщина  избрана  идти  в  Руидин,  -  вставила  Чиад.  -
Хранительница Мудрости не может быть повенчана с копьем.
   Байн посмотрела на Чиад так,  будто  та  вдруг  провозгласила,  что  небо
голубое или что дождь льется с облаков. Взгляд, которым она окинула Эгвейн и
Илэйн, свидетельствовал, что она подозревает о незнании  ими  таких  простых
вещей.
   - Да, это правда.  Хотя  некоторые  пытаются  изменить  этот  порядок,  -
проговорила Байн.
   - Да, пытаются. - Чиад проговорила это столь  недовольно,  словно  они  с
Байн что-то не поделили.
   - Но я отвлеклась от главного, - продолжала Байн. -  Девы  не  танцуют  с
копьями одна с другой даже тогда, когда наши кланы не ладят между собой,  но
Шаарад Айил и Гошиен Айил - кровные враги уже свыше четырехсот лет.  Поэтому
мы с Чиад поняли, что нашего взаимного зарока будет недостаточно. Мы  решили
поговорить с Хранительницами Мудрости наших кланов, ибо Чиад  рискует  своей
жизнью в моей крепости, а я в опасности - в ее. Вот мы  и  попросили,  чтобы
они связали нас узами, как первых сестер. Как это принято у  первых  сестер,
если они Девы, мы оберегаем спину друг друга, и ни одна из нас  не  позволит
мужчине подойти к себе, если второй нет рядом. Однако я бы не  сказала,  что
мы пренебрегаем мужчинами. - Чиад кивнула с чуть заметной улыбкой.  -  Стала
ли правда яснее, Эгвейн?
   - Да, - промолвила девушка едва слышно. Она посмотрела на Илэйн и поймала
смущенный взгляд ее голубых глаз. Должно быть, сама Эгвейн выглядела  сбитой
с толку не меньше.
   Нет, не Красные Айя. Скорее  уж  -  Зеленые.  Среднее  между  Стражами  и
Зелеными Айя, ноя в этом кое-чего не понимаю.
   - Теперь мне стало все ясно, Байн. Спасибо, - проговорила Эгвейн.
   - Если вы обе чувствуете, что вы - первые сестры, - сказала Чиад,  -  вам
следует пойти к вашим Хранительницам Мудрости и сказать им.  Но  вы  сами  -
Хранительницы Мудрости, хотя и молодые. Я не знаю,  как  поступать  в  таких
случаях.
   Эгвейн не знала, смеяться ей или краснеть. Она представила  себе,  что  у
них с Илэйн один мужчина на двоих. Нет,  это  возможно  только  для  сестер,
которые - Девы Копья. Ведь правда? По лицу  Илэйн  пошли  красные  пятна,  и
Эгвейн была уверена, что ее подруга думает о Ранде.  Но  мы  не  делим  его,
Илэйн. Мы не можем, ни одна из нас не может быть с ним.
   Илэйн закашлялась, прочищая горло.
   - Я не уверена, что в этом есть нужда, Чиад, - сказала она. - Мы с Эгвейн
уже оберегаем спины друг другу.
   - Разве такое возможно? - недоверчиво проговорила Чиад. - Вы не повенчаны
с копьем. И вы Хранительницы Мудрости. Кто  осмелится  поднять  руку  против
Хранительницы Мудрости? Это меня смущает. Какая  вам  нужда  оберегать  друг
другу спину?
   Эгвейн, к счастью, не пришлось ей отвечать, потому что они уже  подходили
к рощице. В чаще под деревьями,  почти  у  самой  воды,  появились  еще  две
айилки. Джолиен, из септа Соляная Залежь, из Накай Айил,  была  голубоглазой
женщиной с рыже-золотистыми кудрями почти одного  цвета  с  волосами  Илэйн.
Джолиен тревожно смотрела на Дайлин, девушку из септа и клана Авиенды Волосы
Дайлин слиплись от пота и стали темно-рыжими, она только  один  раз  открыла
свои серые глаза, когда женщины подошли к ней, и снова опустила веки. Куртка
и рубашка раненой лежали рядом; бинты, обмотанные вокруг  тела,  намокли  от
крови.
   - Ее пронзили мечом,  -  сказала  Авиенда.  -  Какие-то  глупцы,  которых
клятвопреступники-древоубийцы называют солдатами,  приняли  нас  за  горстку
бандитов, какими кишит  эта  земля.  Пришлось  их  убить,  чтобы  убедить  в
обратном, но Дайлин... Можешь ли ты исцелить ее, Айз Седай?
   Найнив опустилась на колени рядом с умирающей и сдвинула  повязки,  чтобы
взглянуть на рану. Найнив содрогнулась от того, что увидела, - Вы не трогали
Дайлин с тех пор, как ее ранили? На теле есть струп, но, похоже, он содран.
   - Она хотела умереть около воды, - ответила Авиенда и быстро  глянула  на
реку. Эгвейн показалось, что она с трудом сдержала дрожь.
   - Дуры! - Найнив стала копаться в своей сумке, отыскивая целебные  травы.
- Вы ее чуть не убили, перетаскивая с таким  ранением!  Она  хотела  умереть
около воды! - повторила Найнив с  отвращением.  -  Если  вы  носите  оружие,
подобно мужчинам, это совсем не означает, что и думать вы должны точь-в-точь
как они. - Она вытащила из сумки глубокую деревянную миску и толкнула  ее  к
Чиад: - Принеси воды, мне нужно перемешать травы, чтобы она могла их выпить.
   Чиад и Байн вместе спустились к  реке  и  вскоре  возвратились.  Их  лица
нисколько не изменились, но, очевидно, девушки ожидали, что, как только  они
подойдут к воде, она сразу поглотит их. Так показалось Эгвейн.
   - Если бы мы не принесли Дайлин  сюда  к...  реке,  Айз  Седай,  -  робко
возразила Авиенда, - мы бы никогда не встретили вас, и тогда  бы  она  точно
умерла.
   Найнив фыркнула и стала сыпать толченые травы в миску  с  водой,  бормоча
себе под нос:
   -  Корень  сердечника  восстанавливает  кровь,  собачий  лист   сращивает
волокна, и, разумеется, трава-здоровик...  -  Бормотание  перешло  в  шепот,
слишком тихий, чтобы можно было расслышать.
   Глядя на нее, Авиенда нахмурилась.
   - Хранительницы Мудрости используют травы, - проговорила она. - Но  я  не
слышала, что Айз Седай тоже используют их.
   - Я беру себе в помощь то, что у меня под рукой! -  рассердилась  Найнив,
продолжая сортировать свои порошки и что-то шептать себе под нос.
   - Она на самом  деле  говорит  как  Хранительница  Мудрости,  -  негромко
заметила Чиад, и Байн напряженно кивнула.
   Дайлин, единственная  среди  своих  подруг,  оставалась  без  оружия,  но
остальные женщины, без сомнения, были готовы пустить в ход весь свой арсенал
в один миг. Найнив никого не обнадеживает и не успокаивает, подумала Эгвейн.
Надо сделать так. чтобы они разговорились. О чем угодно. Напряжение  спадет,
если они заговорят о чем-нибудь мирном.
   - Не обижайтесь, - осторожно сказала Эгвейн, - но я  заметила,  что  река
вас тревожит. Она не опасна, пока нет бури. Если хотите,  можете  поплавать.
Правда, течение вдали от берега довольно сильное.
   Илэйн покачала головой.
   Айилки смотрели безучастно. Наконец Авиенда подала голос:
   - Однажды я видела мужчину... шайнарца... который это делал... плавал.
   - Я не совсем понимаю, - откликнулась Эгвейн. - Известно, что  в  Пустыне
мало воды, но,  по  твоим  словам,  ты  из  септа  Каменная  Река,  Джолиен.
Наверное, ты плавала в Каменной Реке?
   Илэйн посмотрела на подругу как на безумную.
   - Плавать, - неуклюже проговорила Джолиен, - это значит... войти в  воду?
В ту воду? Где не за что держаться? Не на что опереться? - Она задрожала.  -
Айз Седай, до того, как я перешла Стену Дракона, я никогда не видела текущей
воды.  которую  не  могла  бы  перешагнуть.   Каменная   Река...   Некоторые
утверждают, что в ней когда-то была вода, но это только похвальба. Там  одни
камни. Самые старые записи Мудрых и вождя клана свидетельствуют, что в  реке
никогда ничего не было, кроме камней, с первого дня, когда наш род отделился
от септа Высокого Плоскогорья и назвал ту землю своей.  Плавать?!  -  Айилка
стиснула копье так, будто собиралась сразиться с самим этим словом.
   Чиад и Байн еще на шаг отошли от берега. Эгвейн вздохнула  и  покраснела,
встретившись глазами с Илэйн. Ну, я не Дочь-Наследница, чтобы знать все  эти
тонкости. Но обязательно узнаю. Окинув взглядом всех этих айильских  женщин,
Эгвейн поняла, что не только не успокоила их,  но  еще  больше  насторожила.
Если они попытаются что-нибудь сделать, я удержу их с помощью  Воздуха.  Она
не имела ни малейшего представления,  сможет  ли  схватить  четырех  человек
сразу, но  раскрыла  себя  саидар,  сплела  потоки  Воздуха  и  оставила  их
наготове. Сила пульсировала в девушке с нетерпением,  готовая  прорваться  в
любую минуту. Вокруг Илэйн не было никакого сияния, и  Эгвейн  удивлялась  -
почему? Илэйн посмотрела ей прямо в глаза и опять покачала головой.
   - Я никогда не причиню зла Айз Седай, - внезапно  сказала  Авиенда.  -  Я
хочу, чтобы вы это знали. Выживет Дайлин или умрет, в этом отношении  ничего
не изменится. Я бы никогда не воспользовалась этим,  -  она  слегка  подняла
короткое копье, - против женщины. А вы к тому же - Айз Седай.
   Эгвейн вдруг почувствовала, что Авиенда сама пытается их успокоить.
   - Я знаю об этом, - сказала Илэйн, как будто  обращалась  к  Авиенде,  но
глазами дала знать подруге, что произнесенные  ею  слова  предназначались  в
первую очередь Эгвейн. - Мы мало знаем о ваших  обычаях,  но  мне  известно:
айил никогда не нанесут вреда женщинам, если  те  как  вы  это  назвали:  не
повенчаны с копьем.
   Байн возразила, потому как ей показалось, что Илэйн вновь не сумела  ясно
увидеть истину.
   - Не совсем так, Илэйн. Если неповенчанная с копьем женщина придет ко мне
с оружием, я отлуплю ее,  чтобы  она  поняла  все  как  следует.  Мужчина...
Мужчина же может думать, что если женщина вашей страны носит оружие, то  она
уже повенчана с копьем. Ну что ж, мужчины иногда бывают странными.
   - Конечно, - согласилась Илэйн. - Но до тех пор, пока мы  не  нападем  на
вас с оружием, вы нам ничего плохого не сделаете.
   Все четыре айилки, казалось,  были  потрясены,  и  Илэйн  быстро,  но  со
значением взглянула на Эгвейн.
   А та продолжала, тем не менее, удерживать саидар. Хотя бы только  потому,
что знания Илэйн могли быть не всегда верными, даже если айилки говорили  то
же самое. И саидар... так хорошо чувствовать в себе.
   Найнив приподняла  Дайлин  голову  и  попыталась  влить  ей  в  рот  свою
микстуру.
   - Пей! - приказала она. - Я знаю, у лекарства не слишком  приятный  вкус,
но выпей все до капли.
   Дайлин глотнула, поперхнулась и снова сделала глоток.
   - И даже тогда - нет, Айз Седай, - уточнила Авиенда познания  Илэйн.  Она
не отрываясь глядела на Дайлин и Найнив. - Говорят, когда-то, перед Разломом
Мира, мы служили Айз Седай, хотя ни  в  одном  предании  не  сказано,  каким
образом. Мы сплоховали в этом служении. Может быть, это и есть тот грех,  за
который мм попали в Трехкратную Землю.  Не  знаю.  Никто  не  знает,  в  чем
состоял тот грех, кроме разве что Хранительниц Мудрости или  вождей  кланов,
но они ничего не рассказывают. Существует  поверье:  если  мы  подведем  Айз
Седай вновь, они уничтожат нас.
   - Пей все до капли! - ворчала Найнив. -  Одни  мечи  в  голове!  Мечи  да
мускулы, и никаких мозгов!
   - Мы не собираемся убивать вас! - решительно  заявила  Илэйн,  и  Авиенда
кивнула:
   - Как скажете, Айз Седай. Но все древние легенды напоминают нам об одном.
Мы никогда не должны сражаться с Айз Седай! Если вы  пошлете  на  меня  ваши
молнии да еще погибельный огонь в придачу, я стану танцевать с ними,  но  не
причиню вам вреда.
   - Какие мерзавки! - возмущалась Найнив. Она опустила голову Дайлин пониже
и положила руку ей на лоб. Глаза раненой  снова  закрылись.  -  Да,  мерзкие
женщины!
   Авиенда переступила с ноги на ногу и снова нахмурилась. Ее соратницы были
в таком же настроении.
   - Погибельный огонь, - задумчиво повторила Эгвейн. - Авиенда, а  что  это
такое - погибельный огонь? Айильская женщина угрюмо посмотрела на нее:
   - А вы и вправду не знаете, Айз Седай? В старых  преданиях  сказано,  что
Айз Седай владели им. Легенды описывают его как  нечто  очень  страшное,  но
большего я не знаю. Говорят, мы забыли многое, что когда-то знали.
   - Возможно, Белая Башня тоже многое забыла, - грустно проговорила Эгвейн.
Я узнала об этом в том... сне... или видении. Это было так. же реально,  как
Тел'аран'риод. Я бы поспорила об этом. с Мэтом на что угодно.
   - Как они посмели! - восклицала  Найнив.  -  Никто  не  имеет  права  так
варварски кромсать живое тело! Это никому не позволено!
   - Она сердится? - спросила Авиенда  с  тревогой.  Чиад,  Байн  и  Джолиен
озабоченно переглянулись.
   - Все в порядке, - успокоила их Илэйн.
   - Даже просто отлично, - добавила Эгвейн. -  Она  сердится,  значит,  все
много лучше, чем хорошо.
   Сияние саидар внезапно окружило Найнив, Эгвейн качнулась вперед, стараясь
увидеть все. Илэйн сделала то же самое. И Дайлин, широко  раскрыв  глаза,  с
криком приподнялась. Найнив поддерживала ее спину  несколько  секунд,  потом
сияние исчезло. Глаза Дайлин снова закрылись, и  она  опустилась  на  землю,
тяжело дыша.
   Я поняла, подумала Эгвейн. По-моему... я  кое-что  поняла.  Она  не  была
уверена, сумела ли определить, каким способом Найнив  соединила  все  потоки
энергии, и еще меньше могла различить каждый из множества потоков.  То,  что
Найнив сделала за  прошедшие  несколько  мгновений,  напоминало  плетение  с
завязанными глазами одновременно четырех ковров. Найнив  протерла  кровавыми
бинтами живот Дайлин,  убирая  свежую  ярко-красную  кровь  и  черные  корки
засохшей. Там не было больше ни раны, ни даже шрама, белела здоровая кожа  -
значительно бледнее, чем лицо Дайлин.
   Найнив с гримасой поднялась на ноги  и  бросила  окровавленное  тряпье  в
реку.
   - Вымойте ее, - сказала она,  -  и  оденьте  потеплее.  Она  замерзла.  И
накормите свою подругу. Она почувствует сильный голод.
   Найнив присела у воды и принялась отмывать руки.

Глава 39
НИТИ В УЗОРЕ

   Неуверенно притронувшись рукой к тому месту,  где  у  Дайлин  была  рана,
Джолиен от удивления утратила дар  речи,  ибо  пальцы  ее  ощутили  не  след
опасного удара, а гладкую кожу. Найнив выпрямилась, принялась вытирать  руки
о край плаща. Эгвейн пришлось признать: ворсистая шерсть впитывает влагу  не
хуже, чем шелк или бархат.
   - Я же сказала: вымыть ее и хоть как-нибудь одеть! - проговорила Найнив с
явным недовольством.
   - Да, Мудрая, разумеется! - тотчас откликнулась Джолиен и вместе с Чиад и
Байн бросилась исполнять распоряжение.
   Из груди Авиенды вырвался короткий смешок, словно смешанный со слезами.
   - Говорят, на такое способна Хранительница Мудрости из септа  Зазубренное
Копье и еще одна, из септа Четыре Лаза, но прежде я  считала  эти  россказни
пустой  похвальбой.  -  Она   глубоко   вздохнула,   стараясь   восстановить
спокойствие. - Я теперь ваша должница, Айз Седай! Моя вода -  ваша,  и  тень
приюта моего септа всегда примет вас. Дайлин приходится мне второй  сестрой.
- Заметив непонимающий взгляд Найнив, она пояснила: - Она дочь  сестры  моей
матери. Кровный родич, Айз Седай. Отныне  я  обязана  вам  и  готова  кровью
вернуть долг. - Если мне когда-нибудь вздумается  пролить  чью-то  кровь,  я
сама этим займусь, - сдержанно ответила Найнив. - А хочешь вернуть мне долг,
так скажи, стоит ли в Джурене у пристани судно? В той деревне, к югу отсюда?
   - Вы говорите о той деревне, где стоят солдаты со знаменем Белого Льва? -
спросила Авиенда. - Вчера, сходив туда на разведку,  я  приметила  судно.  В
старых сказаньях о судах упоминают, но вдруг увидеть одно из  них  было  для
меня дивом.
   - Если так угодно Свету, надеюсь, оно еще там, это судно. - Найнив начала
прибирать свои пакеты с травяными порошками. - Для девушки  я  сделала  все,
что было  в  моих  силах,  Авиенда,  а  теперь  нам  пора  продолжить  путь.
Выздоравливающей  необходимы  сейчас  хорошая  пища  и   долгий   отдых.   И
расстарайся, уж будь добра, чтобы в нее не совали мечи!
   - Судьба сама судьбу творит, Айз Седай! - ответила айилка.
   - Скажите мне, Авиенда, - спросила Эгвейн, - если вы так опасаетесь  рек,
как вам удается их преодолевать? Я твердо уверена: между здешними местами  и
Пустыней вам встретилась по крайней мере  одна  река,  столь  же  широкая  и
полноводная, как Эринин.
   - Алгуэнья, - уточнила Илэйн. - Если, конечно, вы не шли в обход.
   - В ваших краях рек немало, однако на многих из них есть  так  называемые
мосты, - там, где люди привыкли переходить на другой  берег,  а  если  моста
нет, реку можно и вброд перейти. Есть и другой способ. -  Авиенда  похлопала
по стволу высокого дерева с белой корой. - Такое высоченное и толстое дерево
плавает так же легко, как мелкая веточка. Мы нашли упавшие деревья и сделали
сами... судно, что ли... ну да, маленькое судно из двух или  трех  связанных
стволов. На нем и одолели большую реку.  -  Она  говорила  словно  о  чем-то
прозаическом.
   Эгвейн с удивлением уставилась на Авиенду.  Интересно,  а  если  бы  она,
Эгвейн, опасалась чего-то так, как айильцы, видно, боялись рек, по силам  бы
ей было заставить себя встретить то, что ее пугает, с тем же  хладнокровием,
как, например, Авиенда? Особой уверенности она не чувствовала. Но внутренний
голос спросил: А как быть с Черными Айя? Ты перестала  их  бояться?  Девушка
ответила: Это совсем другое. В этом никакой особой храбрости нет.  Я  должна
либо охотиться за ними, либо сидеть, как кролик, ожидающий,  когда  на  него
бросится ястреб. И повторила самой  себе  старинную  поговорку:  Лучше  быть
молотком, чем гвоздем.
   - Продолжить путь - лучшее, что мы можем сейчас  сделать,  -  проговорила
Найнив. - Я вот что еще хотела сказать, -  промолвила  Илэйн.  -  Расскажите
нам, Авиенда, что заставило вас пройти  весь  этот  путь,  испытать  столько
трудностей?
   - Да не такой дальний путь  мы  и  прошли-то.  -  Авиенда  неодобрительно
покачала головой. -  В  дорогу  мы  вышли  почти  последними.  Хранительницы
Мудрости  прямо   наперебой   спешили   со   своими   колкими   замечаниями,
набрасывались на меня, как одичавшие собаки,  загнавшие  теленка,  убеждали,
будто у меня совсем другие обязанности. -  Махнув  рукой  в  сторону  других
айилок, она вдруг усмехнулась: - А эти отстали,  чтобы,  как  они  говорили,
посмеяться над моим жалким положением.  Впрочем,  я  уверена:  не  будь  их.
Хранительницы не отпустили бы меня вовсе.
   - Мы разыскиваем того, чье появление предсказано, -  сообщила  Байн.  Она
приподнимала спящую Дайлин, помогая Чиад натянуть на нее коричневую  льняную
рубашку. - Ищем Того-Кто-Приходит-с-Рассветом.
   - Он выведет нас из Трехкратной Земли, -  добавила  Чиад.  -  Пророчества
утверждают: он был рожден Фар Дарайс Мей!
   - Как же так?! - Илэйн была поражена. - Ведь  ты  говорила,  Девам  Копья
детей иметь не дозволено! Мне это же говорили, когда я училась...
   Байн и Чиад опять обменялись взглядами, словно утверждавшими,  что  Илэйн
послала стрелу совсем близко к правде, но в цель все же не попала - вновь не
сумела.
   - Если Дева  все  же  родит  дитя,  -  тщательно  подбирая  слова,  стала
объяснять девушке Авиенда, -  она  отдает  ребенка  Хранительницам  Мудрости
своего септа, а те втайне передают малыша другой женщине, чтобы никто  и  не
ведал, чей это ребенок на самом деле. - Голос  ее  звучал  так  бесстрастно,
словно она сообщала: камень - твердый. - И такого  ребенка  никакая  женщина
воспитать не откажется, ибо будет надеяться, что именно ей суждено вырастить
Того-Кто-Приходит-с-Рассветом.
   - Либо сама мать ребенка  может  отказаться  от  копья  и  повенчаться  с
мужчиной, - сказала Чиад.
   А Байн добавила:
   - Иногда бывают причины отказаться от копья.
   Авиенда посмотрела на них ничего не выражающим взглядом,  но  продолжила,
будто они ничего не сказали:
   - При этом Хранительницы говорят, что найден он будет  здесь,  за  Стеной
Дракона. "Кровь от нашей крови, смешанная со старой кровью, вызванная кровью
еще более древней, но не нашей".  Мне  этого  не  понять,  но  Хранительницы
Мудрости говорят это таким тоном, что сомнений не остается.  -  Она  сделала
паузу, очевидно, обдумывая, как продолжить свою  речь.  -  Вы  задали  много
вопросов, Айз Седай, я же хочу задать лишь один.  Вы  уже  поняли:  мы  ищем
предзнаменования и знаки. Почему Айз Седай, три Айз Седай  вместе,  идут  по
земле, где нож не блещет лишь в той руке, которая слишком ослабела от голода
и не в силах сжать рукоять? Куда вы направляетесь?
   - В Тир! - проговорила Найнив, мгновенно оживившись. - Если только мы  не
будем стоять тут и болтать, дожидаючись, пока Сердце Твердыни само в прах не
рассыплется!
   Илэйн потуже затянула ремешком связку своих  вещей,  готовясь  в  дорогу,
Эгвейн поступила так же.
   Айилки начали переглядываться, а Джолиен, которая  натягивала  на  Дайлин
серо-коричневое одеянье, замерла.
   - В Тир? - заинтересованно переспросила Авиенда. - Три Айз Седай шествуют
по растревоженной стране прямиком в Тир. В этом есть нечто странное.  Почему
вы держите путь в Тир, Айз Седай?
   Эгвейн посмотрела на Найнив. О Свет, минуту назад они улыбались, а теперь
напряглись, будто скованные по рукам и ногам невидимой силой!
   - Мы должны настигнуть довольно злобных женщин. - Найнив выбирала слова с
осторожностью. - Охотимся за Друзьями Тьмы.
   - Исчадия Тени, - добавила Джолиен, скривив рот, точно она гнилое  яблоко
надкусила.
   - Исчадия Тени в Тире, - проговорила Байн, и, словно продолжая все ту  же
фразу, Чиад дополнила:
   - А три Айз Седай разыскивают Сердце Твердыни.
   - Я вовсе не утверждала, будто  мы  направляемся  в  Сердце  Твердыни!  -
оборвала ее Найнив. - Просто заметила, что не хочу дожидаться  здесь,  когда
оно рассыплется в прах. Эгвейн, Илэйн, вы уже собрались или  нет?  -  И  она
двинулась сквозь кусты, прочь из зарослей, не ожидая ответа спутниц, пронзая
землю дорожным посохом, широким шагом устремившись на юг. Прежде чем за  ней
последовать, Эгвейн и Илэйн поспешно распрощались. Четыре  айилки  стояли  и
наблюдали за ними.
   -  Когда  ты  назвала  себя,  у  меня  чуть  сердце  не  остановилось!  -
проговорила Эгвейн, когда они с Илэйн подальше отошли от айилок и тех уже не
было видно за деревьями. - Ты не боялась, что они  тебя  убьют  или  в  плен
возьмут? Айильская Война кончилась не так уж давно,  и  сколько  бы  они  ни
убеждали нас, будто никогда не воюют с женщинами, у которых нет  копий,  мне
сдается, они готовы были насадить на острия кого угодно!
   - Теперь-то я поняла, сколь многого не знаю об айил.  -  Илэйн  огорченно
покачала головой. - Но  меня  убеждали,  что  для  айил  то,  что  мы  зовем
Айильской Войной, вовсе не было войной. И судя по тому, как  они  относились
ко мне, это, пожалуй, правда. Или они решили, что я - Айз  Седай,  потому  и
вели себя так доброжелательно?
   - На мой взгляд, айил - народ довольно странный, но можно ли назвать  три
года сплошных сражений иным словом, кроме как "война"? Меня не интересуют их
междоусобицы, но война есть война!
   - Но для них все было совсем не так! - возразила  подруге  Илэйн.  -  Да,
тысячи айильцев пересекли Хребет Мира, но в  те  дни  они  считали  себя  не
воинами, а скорее ловцами воров или  палачами,  явившимися  наказать  короля
Ламана Кайриэнского за преступление - за то, что  он  срубил  Авендоралдеру.
Они не войну творили, айильцы, они вершили казнь, так они полагали.
   Как повествовала в  одной  из  своих  лекций  Верин,  Авендоралдера  была
ростком самого Древа Жизни, и около четырех сотен лет  назад  айил  принесли
его в Кайриэн как беспрецедентное предложение вечного мира; одновременно они
предоставляли  кайриэнцам  право  пересекать  Пустыню.  До  того  право  это
принадлежало лишь торговцам, менестрелям и Туата'ан. Свое богатство  Кайриэн
скопил благодаря  торговле  драгоценной  отделочной  костью,  парфюмерией  и
специями, но главным образом  шелком  из  стран,  находящихся  за  пределами
Пустыни. Но даже Верин не имела ни  малейшего  представления  о  том,  каким
образом деревце Авендесора попало к айил; с  одной  стороны,  древние  книги
недвусмысленно говорили о том, что это деревце семян  не  давало,  с  другой
стороны,  никто  не  ведал,  где  именно  находится  Древо  Жизни,  об  этом
рассказывали лишь несколько  маловероятных  историй;  при  всем  при  том  к
айильцам Древо Жизни никакого отношения не имело. Непонятно  было  и  почему
айильцы именовали кайриэнцев Дольщиками Воды, и почему  айильцы  настаивали,
чтобы купеческие фургоны из Кай-риэна обязательно  увенчивали  себя  флагом,
несущим трилистник Авендесоры.
   Эгвейн нехотя высказала предположение, что она может понять,  из-за  чего
айильцы начали войну - даже если и не считали ее  войной.  Из-за  того,  что
король Ламан срубил преподнесенный ими дар - дабы создать трон, ни на  какой
в мире не похожий. Ламанов  Грех  -  вот  как  назвали  люди  его  поступок.
Согласно мнению Верин, война не только положила конец торговле кайриэнцев со
странами,  находящимися  по  ту  сторону  Пустыни,  но  и  сами   кайриэнцы,
отважившиеся двинуться через Пустыню, теперь  пропадали.  Верин  утверждала,
что эти несчастные  были  проданы,  "как  скоты",  в  странах  за  пределами
Пустыни, но и она не понимала,  как  можно  продавать  живого  мужчину  либо
женщину.
   - Эгвейн, а ты знаешь, кто должен  быть  Тем-Кто-Приходит-с-Рассветом?  -
спросила Илэйн. - Кто это может быть?
   Взглянув на спину Найнив, по-прежнему опережавшей подруг,  Эгвейн  только
головой покачала. Она что, решила нас гнать в Джурене, точно на  скачках?  А
потом резко сбавила шаг и встала как вкопанная:
   - Ты имеешь в виду?..
   Илэйн кивнула:
   - Да, мне так кажется. Я не слишком хорошо знаю Пророчества о Драконе, но
несколько строк оттуда помню. Вот одна из них: "На склонах  Драконовой  горы
он будет рожден, произведен на свет девой, с мужчиной не венчанной!" Но ведь
ты знаешь, Эгвейн, Ранд вовсе не похож на айильца! Пожалуй, он немного похож
на те портреты Тигрейн, что я видела, но она исчезла еще до того,  как  Ранд
появился на свет, да и не могла она, я думаю, быть его матерью.  Догадываюсь
я: матерью Ранда была Дева Копья!
   Ускорив шаг, Эгвейн погрузилась в раздумья, вспоминая все, что она  знала
о рождении Ранда. Кари ал'Тор  умерла,  и  Ранда  взрастил  в  одиночку  Там
ал'Тор, но, если Морейн говорила правду, Кари и Тэм не могли быть настоящими
родителями Ранда.  Иногда  Эгвейн  казалось,  будто  Найнив  известен  некий
секрет, связанный с рождением Ранда. Но, готова держать пари, из Найнив  его
и вилкой не выковырнуть!
   Они догнали Найнив. Эгвейн была мрачнее тучи, мучаясь тревожными мыслями,
Найнив, ничего не замечая, неотрывно глядела вперед,  в  сторону  Джурене  и
того судна, к которому они спешили, а Илэйн хмуро взирала на своих  спутниц,
будто они, точно две девчонки, дулись друг на друга, не поделив лучший кусок
праздничного пирога.
   Некоторое время шли молча, потом Илэйн проговорила:
   - Прекрасно у тебя все получилось сегодня, Найнив.  И  исцеление,  и  все
остальное. Они, по-моему, и не усомнились, настоящая ли ты Айз Седай.  А  по
твоему поведению они и нас с Эгвейн к ним причислили!
   - Да, работу ты исполнила сложную,  -  сказала  через  минуту  Эгвейн.  -
Первый раз в жизни я так подробно  наблюдала  за  исцелением.  Когда  видишь
такое, всякие игры с  созданием  молний  кажутся  не  сложней  приготовления
пудинга из овсяной муки.
   - Спасибо,  -  пробормотала  Найнив,  удивленно  улыбаясь,  и  потянулась
потрепать Эгвейн по волосам, как привыкла  ласкать  ее,  когда  Эгвейн  была
девчонкой.
   Нет, я уже не маленькая девчушка!
   Время мало-помалу стремилось вперед, и девушки  продолжали  свой  путь  в
молчании. Только Илэйн разок громко вздохнула.
   Следующую милю, а то и  больше,  они  одолели  довольно  быстро,  хотя  и
пришлось свернуть от реки и обойти стороной густые заросли на берегу. Найнив
постоянно предупреждала спутниц:  слишком  близко  к  рощицам  подходить  не
следует. Эгвейн считала, что предполагать, будто за каждым  деревцем  мирных
путешественниц  подстерегает  кровожадный   айилец,   несколько   глуповато.
впрочем, их маневры не особенно удлиняли дорогу, так как заросли  кустарника
были не так уж обширны.
   Тем не менее Илэйн то и дело поглядывала на рощицы и приречные заросли.
   - Смотрите! - вдруг воскликнула она. Завертев  головой,  Эгвейн  увидела,
как из-за деревьев появляются мужчины, крутя  над  головами  пращи.  Девушка
потянулась к саидар, но в тот же миг что-то  ударило  ее  в  голову,  и  она
провалилась во тьму.

***

   Эгвейн почувствовала, как что-то покачивает ее лежащее тело, движется под
ней. Голова была переполнена болью.  Она  попыталась  потрогать  голову,  но
что-то врезалось в запястья, и она не смогла шевельнуть рукой.
   - ...это лучше, чем валяться тут весь день, до самой темноты, -  услышала
девушка грубый мужской голос. - Кто знает, когда к  берегу  подойдет  другое
судно? А лодка та ненадежная. Она протекает.
   - Самое лучшее сейчас - надеяться,  что  Адден  поверит  тебе,  когда  ты
расскажешь ему, какие  кольца  увидел  перед  тем,  как  принял  решение,  -
проговорил другой человек. - Сдается мне, ему куда нужнее богатые  грузы,  а
не всякие красавицы!
   А первый мужчина добавил вполголоса несколько слов,  довольно  грубых,  о
том, как Адден может поступить с дырявой лодкой, да и с грузами заодно.
   Веки Эгвейн приподнялись. Сияющие серебром пятнышки плясали у  нее  перед
глазами, будто плавая а небе, и девушка  решила,  что  вот-вот  свалится  на
землю и покатится кувырком. Она оказалась привязанной  к  лошадиному  крупу,
запястья были связаны с лодыжками веревкой, пролегающей под  брюхом  лошади;
волосы девушки свешивались чуть не до земли.
   Было еще по-дневному светло. Чтобы осмотреться, Эгвейн повернула  голову.
Вокруг качались в седлах бедно одетые  всадники,  и  она  не  могла  понять,
захвачены ли в плен вместе с ней и  Найнив  с  Илэйн.  На  некоторых  воинах
красовалась плохонькая броня  -  ржавенький  шлем,  помятая  кираса  или  же
короткая куртка, обшитая стальными бляхами, но  большинство  всадников  были
облачены лишь в куртки, верно, уже полгода не чищенные, да  и  не  известно,
следил ли вообще кто-то за этой  убогой  одеждой.  Всадники  издавали  столь
едкий запах, что сразу же становилось ясно: они много месяцев не мылись  как
следует. У каждого на поясе либо за спиной красовался меч.
   Ярость забурлила в Эгвейн, перерастая в раскаленный добела гнев. Не  хочу
быть пленницей,  и  связанной  быть  не  желаю!  Не  бывать  по-вашему!  Она
дотянулась до саидар, и тотчас же боль едва не взорвала ей голову. Эгвейн  с
трудом сумела подавить стон.
   Лошадь остановилась, раздались скрип несмазанных петель, крики,  животное
двинулось  вперед,  и  вскоре   мужчины   стали   спешиваться.   Когда   они
расступились,  Эгвейн  смогла  хоть  немного   осмотреться.   Остановившихся
путников  окружал  бревенчатый  палисад,  выстроенный  на  вершине  большого
круглого  кургана,  а  на  деревянном  настиле  стояли  лучники,   оглядывая
окрестности поверх грубо обтесанных зубцов. Низенькое  бревенчатое  строение
без  окон  было  словно  воткнуто  в  насыпанную  под  стеной  землю.   Иных
сооружений,  кроме  нескольких  односкатных  навесов,  поблизости  не  было.
Поодаль от въехавших в палисад всадников огороженное  пространство  оживляли
огни костров, на которых готовили пищу, тут и там стояли стреноженные  кони,
ходили грязные люди. Воинов было около сотни. Запертые в клетках козы,  а  с
ними вместе и поросята,  и  цыплята  оглашали  воздух  блеянием,  хрюканьем,
писком и квохтаньем - все эти  звуки  смешивались  с  гортанными  криками  и
смехом, создавая грубый гул, клокотавший в голове у Эгвейн.
   Она увидела:  Найнив  и  Илэйн  лежат  на  спинах  расседланных  лошадей,
привязанные к ним так же, как Эгвейн. Обе были как будто неподвижны; длинная
коса Найнив ползла по грязи, волочилась за идущей лошадью. Слабая надежда на
то, что хоть одна из девушек остается на свободе, а значит, поможет спастись
из плена и остальным, исчезла. О Свет, не могу я вновь  оказаться  в  плену/
Все что угодно, только не плен опять! Эгвейн вновь  осторожно  потянулась  к
саидар. На этот раз боль в голове вспыхнула уже не с такой силой - как будто
в голову просто угодил брошенный кем-то  камешек,  но  из-за  этого  пустота
оказалась разбита прежде, чем девушка успела представить себе розу.
   - Одна очухалась! - закричал чей-то испуганный голос.
   Эгвейн постаралась изобразить бессилие, чтобы никто ее не опасался. Видит
Свет, как я вообще могу выглядеть опасной, я вся перевязана, точно  мешок  с
провизией! Чтоб мне сгореть,  но  мне  нужно  еще  немного  времени.  Совсем
немножко!
   - Ничего худого я вам не сделаю, - сказала она подбежавшему к ней парню с
потным лицом. Во всяком случае, пыталась сказать. Получилось у нее  это  или
нет, Эгвейн не знала, что-то вновь стукнуло ее по голове, и темнота  влилась
в нее, топя и подминая ее волю.

***

   На сей раз прийти в себя было легче. Голова у Эгвейн снова болела, но уже
не так остро, как в прошлый раз, хотя ее  и  донимала  круговерть  тревожных
мыслей. Зато на этот раз мой желудок не... О Свет, лучше не думать об этом.
   Во рту появился вкус  кислого  вина  и  горечь.  Сквозь  щели  в  кое-как
сколоченной стене пробивался свет лампы, но здесь было темно. Эгвейн  лежала
на спине. Судя по ощущениям, на земле. Дверь в  стене  тоже  была  подогнана
неплотно, однако казалась весьма прочной.
   Приподнявшись и упершись руками в пол за спиной, Эгвейн удивилась: она не
была  связана.  Стены,  кроме  одной,  сложенной  из  неоструганных  бревен,
оказались из нетесаного камня. Лившийся в стенные щели свет позволил  Эгвейн
увидеть  Найнив  и  Илэйн,  лежащих  рядом  с  ней   на   земле.   На   лице
Дочери-Наследницы виднелась кровавая ссадина. Ни та  ни  другая  девушки  не
двигались, однако были живы и дышали очень глубоко. Попробовать привести  их
в сознание или сначала рассмотреть в щель, что  там,  за  стеной?  Я  только
разок взгляну, сказала она себе. Перед тем как заняться подругами, я  должна
понять, кто нас пленил и держит в заточенье.
   Эгвейн быстренько убедила себя, что  вовсе  не  боится,  будто  разбудить
подруг, быть может раненых, ей не удастся.  Приникнув  к  трещине  в  стене,
возле самой двери, она не  могла  забыть  кровавый  след  на  лице  Илэйн  и
старалась точно вспомнить, как Найнив удалось исцелить Дайлин.
   За стеной располагалась большая  комната,  вернее,  вся  остальная  часть
бревенчатого дома, она была без окон, но ярко освещена пламенем, льющимся из
золотых и серебряных ламп, висящих на крюках, вбитых в  стены  и  в  высокий
потолок, тоже бревенчатый. Очага в помещении не оказалось. На  утрамбованном
земляном полу стояли столы и стулья, какие обычно украшают собой  фермерские
жилища, да еще сундуки, покрытые  позолоченной  резьбой  и  инкрустированные
костью. Рядом с украшенной позолоченными резными столбиками высокой кроватью
с балдахином, застеленной грязными одеялами и  покрывалами,  лежал  ковер  с
вытканными на нем павлинами.
   Дюжина мужчин стояли и сидели на стульях, пристально  глядя  на  высокого
светловолосого воина, которого можно было бы назвать красивым,  если  бы  он
мылся почаще. Держа одну руку на  рукояти  меча,  он  стоял  возле  стола  с
позолоченными резными ножками, глядя на столешницу  и  другой  рукой  что-то
передвигая по ней кругами.
   Когда открылась входная дверь, Эгвейн увидела, что  за  стенами  ночь;  в
помещение вошел долговязый мужчина, без левого уха.
   - Он еще не появлялся! - хрипло сообщил безухий. Двух  пальцев  на  левой
руке у вошедшего тоже не было. - Невесело с этим родом дела иметь.
   Не  обратив  на  него  никакого  внимания,  высокий  светловолосый   воин
продолжал передвигать что-то по столу.
   - Три Айз Седай! - пробормотал он и засмеялся.  -  Айз  Седай  сегодня  в
цене, если, конечно, кишка не тонка нужного  покупателя  найти.  Если  готов
рискнуть тем, что у тебя потроха через глотку выдернут, то попробуй  всучить
ему поросенка в мешке. Правда, это  не  так  безопасно,  как  резать  глотки
матросам с торгового судна, а, Коук? Да и не так просто, как ты думаешь, а?
   Остальные мужчины  возбужденно  задвигались,  а  тот,  к  кому  белокурый
обратился, - коренастый мужчина с бегающими глазами - весь подался вперед.
   - Они и вправду Айз Седай, Адден! -  Эгвейн  узнала  голос  -  тот  самый
мужчина, что недавно при ней ругался. - По всему виду Айз Седай. И кольца  у
них - вот доказательство, говорю же тебе!
   Адден поднял со стола что-то блеснувшее золотом в  свете  ламп.  То  было
кольцо.
   Эгвейн охнула и ощупала пальцы. Они забрали мое кольцо!
   - Не нравится мне все это, - пробубнил долговязый и безухий. - Айз Седай!
Любая из них может в одиночку перебить нас всех. Чтоб мне удачи  не  видать!
Ты, Коук, просто  вырубленный  из  скалы  болван!  Давно  пора  тебе  глотку
вырвать! А вдруг одна из них очухается раньше, чем придет он?
   - Они много часов будут без  памяти.  -  Это  сказал  толстяк  с  хриплым
голосом и редкозубой ухмылкой. - Дрянь, которой мы их  опоили,  приготовлена
по рецепту моей бабули. Уж до восхода солнца они точно проспят, а тот,  кого
мы ждем, будет здесь гораздо раньше.
   Эгвейн вновь ощутила во рту горечь и вкус кислого вина.  Что  бы  это  ни
было, твоя бабуля соврала тебе, боров. Но лучше бы она  тебя  новорожденного
задушила! Задолго до того, как явится тот самый "он", она поставит Найнив  и
Илэйн на ноги. Гораздо раньше, чем  придет  тот  человек,  который  считает,
будто можно купить Айз Седай. Совсем как проклятые Шончан! Эгвейн  подползла
к Найнив. Насколько могла определить  Эгвейн,  Найнив  как  будто  спала,  и
девушка стала попросту трясти ее за плечо. К  ее  удивлению,  Найнив  тотчас
раскрыла глаза:
   - Что слу...
   Эгвейн прикрыла рот Найнив ладонью, чтобы не встревожить  врагов.  -  Нас
захватили в плен, - прошептала Эгвейн. - За стеной с дюжину  разбойников,  а
во дворе еще больше. Целая прорва. Они дали нам снотворное,  да  не  слишком
крепкое, как видишь. Ты что-нибудь помнишь?
   - Помню! - ответила Найнив, отбросив руку Эгвейн со своего лица. Голос ее
был негромок и звучал мрачно.  Найнив  сморщилась,  скривила  губы  и  вдруг
беззвучно засмеялась: - Корень "спи покрепче"! Эти бараны напоили нас корнем
"спи покрепче", смешав его с вином. Причем, судя  по  мерзкому  вкусу,  вино
давно обратилось в уксус. Ну-ка, вспоминай поскорей, чему я тебя учила!  Как
действует корешок "спи покрепче"?
   - Он избавляет человека от головной боли и помогает уснуть, -  заговорила
Эгвейн так же тихо, как подруга. И почти так же безрадостно, пока не  начала
понимать смысл своих слов. - Этот корень только  делает  человека  чуть-чуть
сонным! Да-а, видно, толстяк за стеной в свое время не  слишком  внимательно
слушал свою бабулю-травницу.  -  Выходит,  они  очень  вовремя  помогли  нам
избавиться от головной боли после их же ударов!
   - Верно сказано! - одобрила Найнив. - Вот мы сейчас разбудим Илэйн и  так
отблагодарим их за все добрые дела, что они нас век  не  забудут!  -  Найнив
бесшумно поднялась и подсела к золотоволосой подруге.
   - Пока нас вносили сюда, я успела заметить,  что  их  около  сотни,  этих
вояк, - прошептала вслед ей Эгвейн. - Я думаю, на  этот  раз  ты  не  будешь
мешать применить против них Силу. Кстати, по-моему,  нас  кто-то  собирается
купить. Его они и ждут. С ним я такое сделаю, чтоб до самой смерти  в  Свете
ходил! - Найнив по-прежнему молчала, склонившись над Илэйн. - Что случилось,
Найнив?
   - Илэйн тяжело ранена. Она едва дышит, у нее, кажется, пробит череп.  Она
умирает, Эгвейн, умирает, как недавно умирала Дайлин!
   - Ты можешь помочь ей,  Найнив?  -  Эгвейн  попыталась  вспомнить,  какие
потоки сплетала Найнив, исцеляя айилку, но сумела восстановить в памяти лишь
треть сплетавшихся нитей. - Помоги же ей, Найнив!
   - Но они украли у меня все травы! - яростно проговорила Найнив,  и  голос
ее дрожал. - Я не сумею! Без трав не смогу! - Эгвейн  с  удивлением  поняла,
что Найнив вот-вот заплачет. - Чтоб  им  всем  сгореть,  не  могу  я  ничего
сделать без!.. - Она внезапно  схватила  Илэйн  за  плечи,  будто  собираясь
поднять лежащую без сознания женщину и встряхнуть ее.  -  Будь  ты  неладна,
девчонка! - проворчала она. - Не затем я увела тебя с собой,  чтобы  ты  тут
умерла! Лучше бы ты осталась скрести кухонные горшки! Надо было сунуть  тебя
в мешок и отдать Мэту, чтобы он отвез тебя к твоей дорогой матушке! Я не дам
тебе умереть у меня на глазах! Слышишь? Я этого не позволю!
   Внезапно вокруг Найнив засияло свечение саидар, а Илэйн распахнула глаза,
и губы у нее дрогнули.
   Эгвейн как раз вовремя, как ей показалось, прикрыла  ладонью  рот  Илэйн,
чтобы та не выдала их всех неосторожным словом  или  криком,  но  стоило  ей
прикоснуться к подруге, как она попала в вихрь  исцеляющей  силы,  посланный
Найнив на помощь Илэйн. Эгвейн почувствовала себя  втягиваемой  в  водоворот
соломинкой. Ее до костей пронзил холод, столкнувшийся с устремившимся наружу
опаляющим жаром, будто решившим иссушить и сделать  хрупким  ее  тело.  Весь
мир, казалось, начал рассыпаться, метаться  из  стороны  в  сторону,  падал,
взлетал и кружился.
   Когда могучий  водоворот  Силы  отпустил  ее  тело,  Эгвейн,  едва  дыша,
пристально посмотрела на Илэйн, по-прежнему сверкавшую на  нее  глазами  над
ладонью Эгвейн, закрывающей ей рот. Последние следы головной боли  у  Эгвейн
исчезли. Даже отголоска целительной волны, посланной Найнив, было достаточно
для ее исцеления тоже. Гул голосов в соседней комнате не стал  громче;  если
Илэйн и нарушила тишину, Адден и его сообщники этого не заметили.
   Найнив стояла на четвереньках, безвольно опустив голову.
   - О Свет, - выговорила она. - Когда делаешь такое, это как  будто...  Как
будто с тебя заживо кожу сдирают... О Свет! -  Она  обратила  свой  взор  на
Илэйн: - Ну как ты, девочка?
   Эгвейн отняла руку от рта Илэйн.
   - Устала очень, - проговорила Илэйн едва слышно. - И очень хочу есть. Где
мы? Я видела каких-то людей с пращами...
   Эгвейн поспешно  рассказала  ей  обо  всем.  Задолго  до  того,  как  она
закончила свой рассказ, лицо Илэйн покрыла тень печали.
   - А сейчас, - добавила Найнив голосом, в котором  звучало  железо,  -  мы
покажем этим увальням, что значит связаться  с  нами!  -  Вокруг  нее  вновь
засиял свет саидар.
   Илэйн поднималась на ноги очень неуверенно,  но  и  ее  окружало  сияние.
Эгвейн, сдерживая ликование, потянулась к Истинному Источнику.
   Девушки снова приникли к щелям в стене, чтобы точно разузнать, с  кем  им
придется иметь дело. И их глазам предстали три Мурддраала.
   Облаченные в мертвенно-черные одеяния, висящие на  них  с  неестественной
неподвижностью, они стояли у стола, и все присутствующие  отступили  от  них
как можно дальше. Их не опасался лишь Адден,  остальные  рвались  спинами  в
стены и уставились в земляной пол. Стоя у другого конца стола,  Адден  прямо
встречал безглазый взгляд чудовищ, лишь пот промывал узкие  дорожки  на  его
немытом лице.
   Исчезающий взял со стола кольцо. Эгвейн видела: это золотое  кольцо  было
намного больше, чем кольца Великого Змея.
   Прижавшись лицом к стене, Найнив тяжело задышала  от  гнева  и  принялась
нащупывать что-то за воротом своего платья.
   - Три Айз Седой! - прошипел Получеловек, удивленный голос будто  осыпался
мертвой пылью. - И  одна  имела  при  себе  вот  это.  -  Кольцо,  брошенное
Мурддраалом, с глухим стуком упало обратно на стол.
   - Их-то я и ищу! - продребезжал другой  Мурддраал.  -  Ты  будешь  хорошо
вознагражден, человече.
   - Мы должны напасть внезапно! - тихо сказала Найнив. - Что там  за  замок
на этой двери?
   Эгвейн легко смогла увидеть замок по ту сторону двери -  на  цепи  висела
тяжелая железная штуковина, такая и разъяренного быка удержит.
   - Приготовьтесь! - сказала она.
   Надеясь, что Полулюди не заметят столь тонкого прикосновения к Силе,  она
вытянула струйку Земли не толще волоска и  вплела  ее  в  железную  цепь,  в
каждое звено, в каждую частичку металла.
   Тут один из Мурддраалов поднял, голову. Другой наклонился  над  столом  к
Аддену и проскрипел:
   - Меня что-то беспокоит, человече. Ты уверен, что они спят?
   Адден с трудом сглотнул и кивнул.
   Третий Мурддраал, повернувшись, уставился на дверь -  в  комнате  за  ней
притаились Эгвейн и ее подруги.
   Порванная цепь брякнулась на пол, глядевший на нее Мурддраал  издал  рык,
но тут распахнулась ведущая во двор  дверь,  и  через  нее  из  ночи  втекла
прикрытая черной вуалью смерть.
   Комната извергала визг и крики, разбойники схватились за  мечи,  стремясь
отразить разящие копья айильцев. Мурддраалы тоже обнажили клинки, еще  более
черные, чем их одеяния, и стали биться, спасая свою  жизнь.  Однажды  Эгвейн
наблюдала, как шестеро котов  дрались  в  общей  свалкекаждый  против  всех.
Сейчас перед ее взором творилось то же самое,  только  увеличенное  в  сотню
раз. Но через несколько секунд наступила тишина. Почти тишина.
   Все люди, кроме тех, кто носил черные вуали, были мертвы, они  лежали  на
полу, пронзенные всаженными в них копьями. Одно из копий пригвоздило к стене
Аддена. Среди беспорядочно перевернутой мебели и мертвых тел недвижно лежали
два айильца. В центре комнаты, спиной к спине, стояли три Мурддраала, сжимая
в руках черные клинки. Один из Полулюдей держался за бок, точно  был  ранен,
но более никаких признаков  ранения  он  не  выказывал.  У  другого  поперек
бледного лица сверху вниз шел длинный порез, но  он  не  кровоточил.  Вокруг
Мурддраалов,  пригнувшись,  двигались  пятеро  айильцев  в  вуалях.  Снаружи
доносились крики и звон металла - во тьме ночи продолжали биться  со  своими
врагами айильцы, но в доме шум боя звучал совсем глухо.
   Совершая боевой круг, айильцы стучали копьями о  свои  небольшие  кожаные
щиты.  Трам-трам-ТРАМ-трам...  трам-трам-ТРАМ-трам...   трам-трам-ТРАМ-трам.
Мурддраалы поворачивались, глядя на айильцев, и их безглазые  лица  казались
неуверенными, неспокойными - страх, каким ударял каждый их  взгляд  в  любое
человеческое сердце, похоже, вовсе не затрагивал их нынешних противников.  -
Потанцуй со мной, Человек Тени! - вдруг насмешливо окликнул Мурддраала  один
из айильцев. Голос был совсем юный.
   - Потанцуй со мной, Безглазый! - Это сказала женщина.
   - Потанцуй со мной!
   - Со мной!..
   - Кажется, - проговорила Найнив, выпрямляясь, - сейчас самое время!
   Она распахнула дверь, и в прибежище  Мурддраалов  вступили  три  девушки,
сияющие свечением саидар.
   Казалось, для Мурддраалов более не существовали айильцы, а  для  айильцев
здесь не было больше Мурддраалов. Айильцы уставились поверх своих вуалей  на
Эгвейн и ее подруг, словно не веря собственным  глазам;  она  услышала,  как
одна женщина с трудом втянула в себя воздух. Безглазые взгляды стали  теперь
иными. Эгвейн казалось, что в брошенных  на  нее  взорах  таилось  осознание
собственной  смерти,  ибо  Полулюди  всегда   узнавали   женщин,   способных
прикасаться к Истинному Источнику, стоило им  увидеть  их.  И  девушка  была
уверена, что чувствовала в них и жажду ее  смерти.  Они  готовы  были  своею
гибелью заплатить за ее смерть. И еще - больше всего Полулюди хотели вырвать
из ее тела душу и  сделать  плоть  Эгвейн  и  ее  дух  игрушками  Тени.  Они
хотели...
   Она только переступила порог комнаты, но у нее было такое чувство,  будто
взгляды ненавистников пронзают ее уже не первый час.
   - Дольше я это не выдержу! - проворчала она и дала волю потоку Огня.
   Пламя поглотило всех трех Мурддраалов, пронзая их насквозь, так что  тела
их затрещали, точно пропускаемые  через  мясорубку  кости.  В  то  мгновение
Эгвейн забыла, что она здесь не одна, а  вместе  с  Илэйн  и  Найнив.  Когда
огненный сполох охватил  Полулюдей,  девушке  показалось,  что  сам  воздух,
оторвав врагов от земли, толкает их в середину  огненного  вихря,  сливая  в
сплошной шар огня и  мрака.  Шар  становился  все  меньше  и  меньше.  Вопли
обреченных будто вонзились Эгвейн в хребет, но  в  этот  миг  с  рук  Найнив
сорвалось нечто: тонкий стержень белого света,  перед  которым  померкло  бы
полуденное солнце, а расплавленный металл рядом с огненным стержнем  казался
бы холодным.  И  это  нечто  на  долю  секунды  соединило  ладони  Найнив  с
Мурддраалами. И Полулюди исчезла - словно  их  никогда  и  не  было.  Найнив
вздрогнула от потрясения, и окружавшее ее сияние угасло.
   - Что... Что это было? - спросила Илэйн.  Найнив  покачала  головой.  Она
была так же ошеломлена, как Илэйн.
   - Не знаю, - призналась она. - Я была так разозлена,  так  напугана  тем,
что они хотели сделать... Не понимаю, как все произошло.
   Огонь разящий, подумала  Эгвейн.  Она  не  ведала,  отчего  была  в  этом
уверена. Нехотя девушка  заставила  себя  отпустить  саидар,  заставила  его
освободить себя. Непонятно, что далось ей с большим трудом. И  я  так  и  не
поняла, как она все это проделала!
   Теперь айильцы сняли свои черные покровы. Причем, как показалось  Эгвейн,
несколько поспешно, словно желая продемонстрировать ей и ее  двум  подругам,
что они прекращают бой. Трое из айильцев оказались мужчинами,  один  из  них
был старше других,  седина  успела  заметно  тронуть  его  темные  рыжеватые
волосы. Все трое айильцев были высокого роста и вне зависимости от  возраста
обладали спокойной уверенностью, светящейся в глазах,  а  движения  их  были
полны той угрожающей грации, что отличает Стражей. За  плечами  у  них  была
смерть, и они знали об этом и не  испытывали  перед  ней  страха.  Одной  из
женщин была Авиенда. Крики и шум за стенами затихли.
   Найнив направилась к лежащим айильцам.
   - Не нужно, Айз  Седай,  им  уже  не  помочь,  -  проговорил  старший  из
айильцев. - Каждого из них пронзила сталь Человека Тени.
   Однако Найнив наклонялась над каждым  из  сраженных,  отбрасывала  с  лиц
вуали, чтобы поднять людям веки и проверить, не бьется ли на шее  у  кого-то
пульс жизни. Склонившись над поверженной женщиной, Найнив побледнела.  Перед
ней лежала Дайлин.
   - Чтоб тебе сгореть! Чтоб тебе сгореть! - Неясно было, ругала ли она саму
Дайлин, или мужчину с седой головой, или Авиенду, а может быть, и каждого из
айильцев. - Я не для того исцелила эту женщину, чтобы она нашла такой конец!
   - Ко всем нам приходит смерть, - заговорила Авиенда, но  тотчас  умолкла,
едва Найнив повернулась к ней.
   Айильцы обменивались взглядами, словно не уверенные, не учинит ли  Найнив
с ними то же, что с Мурддраалами. Но не страх, а настороженность сквозила  в
их взглядах.
   - Своей сталью Человек Тени не ранит врага,  -  сказала  Авиенда.  -  Его
клинок убивает сразу.
   Старший из воинов взглянул на говорившую с некоторым удивлением во взоре.
Эгвейн решила, что для него, как и для  Лана,  такое  подрагивание  век  все
равно  что  для  любого  другого  человека  неприкрытое  изумление.  Авиенда
ответила на его взгляд:
   - Им кое-что известно, Руарк.
   - Прошу извинить нас, - громко сказала Илэйн. - Мы прервали ваш... танец.
Нам, быть может, не следовало вмешиваться.
   Удивленно взглянув на подругу, Эгвейн по ее глазам сразу поняла,  что  та
делает. Успокоить их и дать Найнив возможность остыть.
   - Вы действовали своим оружием  очень  умело,  -  проговорила  Эгвейн.  -
Надеюсь, мы не обидели вас тем, что сунулись.
   Седеющий человек, тот самый Руарк, сдавленно хмыкнул.
   - Айз Седай, я рад всему... всему, что вы делаете. - Он был как будто  не
слишком уверен в собственных словах, но уже через миг  приободрился.  Улыбка
сияла на его широком лице с квадратным подбородком,  он  был  красив  и  еще
вовсе не стар. - Мы сумели бы одолеть врагов, но вот троих Людей Тени... Они
бы убили двоих-троих из нас. а то и  всех  разом,  и  не  поручусь,  что  мы
все-таки изловчились бы прикончить всех троих. Для молодых смерть - враг,  с
которым они готовы помериться силой. Для тех же из нас,  кто  постарше,  она
старый друг, бывшая любовница, встречаться с которыми хочется пореже.
   Речь воина как будто успокаивала Найнив, словно встреча  с  айильцем,  не
торопящимся в объятия смерти, вытравила из нее все напряжение.
   - Мне, наверное, нужно поблагодарить вас, - сказала она  ему,  -  поэтому
примите мою благодарность. Я, признаюсь, удивлена и  обрадована  сегодняшней
встречей с вами. Авиенда, вы предполагали, что найдете нас здесь? Но почему?
   - Я за вами следила. - Айилка вовсе не чувствовала смущения. -  Старалась
узнать, как вы поступите дальше. Я видела, как вас захватили, но помочь  вам
не могла - была слишком далеко. Я ведь была уверена: стоит мне подобраться к
вам ближе, и вы меня сразу заметите, поэтому я держалась  шагов  за  сто  от
вас. Но когда поняла, что помочь себе вы уже не можете, отважиться на это  в
одиночку было слишком поздно.
   - Знаю, ты сделала все, что могла, - тихо ответила  Эгвейн.  Неужели  она
следовала за нами всего в ста шагах? Слава Свету, разбойники ее не заметили!
   Авиенда решила, что Эгвейн просит ее продолжить рассказ.
   - Я знала, где должен был быть Корам, где были  Даэль  и  Луайне,  а  они
знали... - Она замедлила речь и взглянула на старшего воина нахмурившись.  -
Среди пришедших я не  надеялась  встретить  вождя  клана,  тем  более  моего
собственного. Руарк, кто тогда во главе Таардад Айил?
   Руарк пожал  плечами,  будто  ответ  на  этот  вопрос  не  имел  никакого
значения.
   - Придет время, - проговорил он, - я умру, и  вожди  септов  сменят  один
другого и постараются решить, на самом ли  деле  они  желают  отправиться  в
Руидин. Я бы не пришел сюда по доброй воле, но Эмис, и  Бэйр,  и  Мелэйн,  и
Сеана погнали меня, точно  горные  барсы,  преследующие  дикого  козла.  Сны
сказали: мне надо идти. Они  не  верили,  что  я  хочу  умереть  в  постели,
больным, толстым стариком.
   Авиенда засмеялась, будто услышала добрую шутку:
   - Говорят, всякий мужчина, против которого  ополчились,  сговорились  его
собственная жена и Хранительница Мудрости, предпочел бы  сразиться  сразу  с
дюжиной своих старинных врагов. А мужчина, на которого вместе с женой насели
сразу три Хранительницы, да еще собственная жена  -  Хранительница,  подобен
тому, кто пытается сразить Лишающего Зрения!
   - Мне в голову пришла одна мысль, - сказал  старый  воин,  глядя  куда-то
вниз, и Эгвейн вдруг увидела на полу  три  кольца  Великого  Змея  и  кольцо
потяжелее, золотое, как раз на мужской палец. - И она не оставляет меня. Все
должно меняться. Но если я отойду в сторону, частью перемен к новому мне  не
стать. Три Айз Седай, направляющиеся в Тир.
   Остальные айил обменялись взглядами, стараясь, чтобы это  ускользнуло  от
внимания Эгвейн и ее подруг. - Вы говорили о снах, - молвила Эгвейн. -  Ваши
Мудрые умеют понимать, о чем им рассказывают сны?
   - Некоторые умеют. Но если вы хотите знать  больше,  поговорите  с  ними.
Думаю, перед Айз Седай они раскроют свои тайны. А вот мужчинам Хранительницы
Мудрости говорят о вещих снах только тогда, когда в них есть  указания,  как
мы должны действовать. - Голос его вдруг стал тихим, усталым. - А это обычно
как раз то, чего очень хотелось бы избежать, да нельзя.
   Руарк умолк, наклонился и поднял с пола мужское кольцо. На кольце блестел
взлетающий над копьем и короной журавль, Эгвейн тотчас  его  узнала.  Раньше
она не раз видела это кольцо висящим у Найнив на  шее,  на  кожаном  шнурке.
Наступив на другие кольца, Найнив шагнула вперед  и  выхватила  перстень  из
руки айильца. На лице ее Эгвейн  видела  гнев  и  еще  столько  разноречивых
чувств, разобраться в которых не могла. Руарк и пальцем не пошевелил,  чтобы
вернуть кольцо, и продолжил усталым голосом:
   - И у одной из них кольцо, о котором я слышал, когда еще был  мальчишкой.
Перстень королей Малкири. Когда  отец  мой  был  молод,  малкирцы  вместе  с
шайнарцами выступили против айильцев.  В  танце  копий  они  понимали  толк!
Однако Малкир пала перед Запустением. Говорят, что  выжил  только  маленький
мальчик-король, и ныне он обхаживает смерть, отнявшую  у  него  страну,  как
иной ищет расположения красивых женщин. Поистине все это очень странно,  Айз
Седай. Пожалуй, самое странное из всех необычных знамений, что я  повидал  с
тех пор, как Мелэйн выгнала меня из собственного моего становища и отправила
за Стену Дракона. Вы поставили меня на тропу, на которую я  и  в  мыслях  не
ступал.
   - Я не выбирала, какой дорогой вам идти, - резко ответила ему  Найнив.  -
Единственное, чего я хочу, - продолжить свой путь. У этих  разбойников  были
лошади. Мы возьмем трех лошадей и двинемся в путь.
   - Ночью? - спросил Руарк. - Неужели у вас  такие  срочные  дела,  что  вы
должны спешить по этим опасным краям во мраке ночи?
   Найнив, после видимой внутренней борьбы, сказала:
   - Нет. - И уже потверже добавила: - Но с восходом я двинусь в путь.
   Айильцы вынесли всех убитых за палисад, но ни Эгвейн, ни ее  спутницы  не
хотели ночевать в кровати Аддена, сохранившей тяжелый запах.  Подобрав  свои
кольца, они устроились под открытым небом, завернувшись в  плащи  и  одеяла,
которые дали им айильцы.
   Но вот рассвет украсил жемчугом  небо  на  востоке;  айильцы  достали  на
завтрак жесткое сушеное мясо - Эгвейн  долго  разглядывала  предложенный  ей
кусок, пока Авиенда не сообщила ей, что то была козлятина, - и к нему подали
жесткий хлеб, разжевать его было так же трудно, как и волокнистое мясо.  Еще
появился белый сыр с голубыми прожилками, он был терпким и кислым на вкус, а
твердость его заставила Илэйн пробормотать, что айильцам уже,  должно  быть,
по силам пережевывать камни.  Однако  Дочь-Наследница  одна  умяла  столько,
сколько съели Найнив и Эгвейн вместе. Выбрав трех самых лучших  лошадей  для
Эгвейн и ее подруг, айильцы от остальных коней отступили, ибо, как объяснила
Авиенда, верхом они ездят только в случае крайней нужды. Причем говорила она
об этом так, словно со сбитыми ногами все равно побежит быстрее, чем  скачут
кони. Выбранные для девушек лошади были высокими и почти такими же крупными,
как боевые  кони,  с  гордо  выгнутыми  шеями  и  свирепыми  глазами.  Илэйн
досталась чалая кобыла, Эгвейн - серая, а Найнив - черный жеребец.
   Свою серую лошадку Эгвейн  назвала  Туманной,  надеясь,  что  нежное  имя
успокоит нрав кобылы. И действительно,  пока  девушки  направлялись  на  юг.
Туманная скакала легко, будто радуясь красному  солнцу,  поднимающемуся  над
горизонтом.
   Уцелевшие в битве айильцы сопровождали всадниц пешком. Кроме  двух  айил,
убитых Мурддраалами, погибло еще  трое.  Теперь  айильцев  оставалось  всего
девятнадцать. Все  они  бежали,  не  отставая  от  всадниц.  Вначале  Эгвейн
старалась сдерживать свою лошадь, но это очень смешило айильцев. - Я  готова
бежать наперегонки с твоей лошадью хоть десять миль, - сказала ей Авиенда, -
и мы еще посмотрим, кто придет первым - она или я!
   - А я готов пробежать с тобой двадцать! - смеясь, отозвался Руарк.
   Эгвейн быстро поняла, что айильцы говорили вполне  серьезно,  ибо,  когда
она и ее спутницы перестали сдерживать прыть своих  лошадей,  айильцы  и  не
думали отставать.
   Но вот впереди показались соломенные крыши Джурене, и Руарк сказал:
   - Прощайте, Айз Седай! И да найдете вы везде воду и прохладу! Может быть,
мы вновь с вами встретимся еще до того, как придут перемены!
   Голос его звучал глухо. Айильцы повернули к югу, и Авиенда, Чиад  и  Байн
обернулись к девушкам, подняв каждая на прощание руку. Теперь, когда не надо
было держаться вровень с лошадьми, айильцы не  только  не  замедлили  своего
бега, а, наоборот, побежали заметно быстрее. Эгвейн  догадывалась,  что  они
намерены   продолжать   свой   бег,   пока   не   достигнут   того    самого
что-бы-это-ни-было, куда направляются.
   - Что он этим хотел сказать? - спросила она подруг.  -  "Может  быть,  мы
вновь с вами встретимся еще до того, как придут перемены"?
   Илэйн покачала головой.
   - Какая разница, что он имел в виду, - проговорила Найнив. - Я рада,  что
они вдруг появились вчера, но не меньше рада и тому, что  теперь  они  ушли.
Надеюсь, нам здесь удастся сесть на судно.
   Джурене была небольшой деревушкой, застроенной  одноэтажными  деревянными
домиками, а над самым высоким зданием на высоком  древке  развевалось  знамя
Белого  Льва  Андора.  В  деревушке  было  пятьдесят  гвардейцев   королевы,
облаченных в красные мундиры с остроугольными белыми воротниками,  а  поверх
них сияли кирасы. Как  заметил  командир  отряда,  гвардейцев  разместили  в
Джурене, чтобы создать безопасное пристанище для беженцев, направляющихся  в
Андор, но с каждым днем все меньшее число путников проходило через андорскую
заставу. Теперь большинство беженцев спасалось от беды в  деревнях  ниже  по
реке, ближе к Арингиллу.  Прибытие  в  Джурене  трех  женщин  для  командира
гвардейцев было большой радостью, ибо он уже ожидал  приказа  о  возвращении
всех  его  воинов  в  Андор,  чтобы  они  не  бездельничали  в   деревеньке.
Немногочисленным обитателям Джурене предстояло,  вероятно,  уйти  из  родных
мест вместе с андорцами, оставляя  свое  добро  разбойникам  и  кай-риэнским
солдатам  враждующих  Домов.  Илэйн  постоянно  прикрывала   лицо   глубоким
капюшоном своего плотного шерстяного плаща, но никто  из  солдат,  глядя  на
девушку с  золотисто-рыжими  волосами,  не  узнавал  в  ней  Дочь-Наследницу
Андора. Некоторые из воинов даже предлагали Илэйн остаться здесь, с ними,  и
Эгвейн  не  могла  понять,  раздосадована  или  довольна  была  ее  спутница
подобными предложениями. Сама  же  она  мужчинам,  приглашавшим  ее  в  свою
компанию, отвечала, что не имеет времени на это. В  каком-то  отношении  эти
приглашения были приятны  и  лестны;  по  правде  говоря,  Эгвейн  вовсе  не
хотелось  броситься  на  шею  кому-то  из  лихих  воинов,  но  их  внимание,
обращенное к ней столь же  горячо,  как  к  ее  подруге,  радовало  девушку,
напоминая, что кое-кто из мужчин и ее считает столь же  неотразимой,  как  и
красавицу Илэйн. Найнив одного из своих рьяных  ухажеров  ударила  по  лицу.
Эгвейн при этом едва удержалась от смеха,  а  Илэйн  насмешливо  улыбнулась;
Эгвейн догадалась, что бедняга осмелился ущипнуть Найнив, но, бросая на него
испепеляющие взоры, та явно была довольна произведенным ею впечатлением.
   Кольца с пальцев девушки сняли. Найнив довольно быстро  убедила  спутниц,
что город Тир - не то место, где нужно выдавать себя за Айз Седай,  особенно
если именно там скрываются Черные Айя. Эгвейн спрятала свое кольцо в поясной
кошель-сумку, туда, где хранился каменный тер'ангриал, и  к  ним  обоим  она
прикасалась довольно часто, это придавало ей сил. Найнив носила свое  кольцо
на груди, нанизав на шнурок рядом с тяжелым кольцом Лана.
   В Джурене, у единственного каменного причала, выдающегося в реку  Эринин,
девушки нашли пришвартованное судно. Не тот корабль, который видела Авиенда,
но все же судно как судно. Однако,  увидев  его,  Эгвейн  очень  огорчилась.
"Змеешейка" оказалась вдвое шире "Голубого журавля",  а  ее  нос,  такой  же
округлый, как капитан судна, совсем не соответствовал названию.
   Сей достойный муж, когда Найнив спросила, достаточно ли  быстроходно  его
суденышко, искоса глянул на женщину и почесал ухо.
   - Быстроходно ли?  Я  доверху  набил  трюмы  шайнарским  деревом  высшего
качества и коврами из Кандора. С таким-то грузом -  куда  мне  спешить?  Чем
медленнее поплывем, тем выше подскочат цены на  мой  груз.  Вслед  за  нашим
сюда, к Джурене, подойдут и  более  быстроходные  суда,  но  останавливаться
здесь они не станут. Я бы и сам не  застопорил  ход,  если  б  на  судне  не
испортилось мясо. Вот ведь дурацкая мысль - что можно нынче  купить  мясо  в
Кайриэне. "Голубой журавль", говорите? О да, видел я Эллизора сегодня утром.
Он застрял там, выше по течению. Нескоро  его  снимут,  я  думаю.  Вот  вам,
пожалуйста, эти быстроходные суда!
   Найнив заплатила ему за проезд да вдвое больше  за  провоз  лошадей,  при
этом у нее  был  такой  взгляд,  что  ни  Эгвейн,  ни  Илэйн  еще  долго  не
отваживались с ней заговорить, хотя "Змеешейка" уже поползла  вперевалку  от
деревеньки Джурене.

Глава 40
НОЧНОЙ ГЕРОЙ

   Облокотившись на релинг,  Мэт  наблюдал  за  приближением  стен  и  башен
Арингилла, в то время как "Серая чайка", мерно взмахивая  длинными  веслами,
двигалась к длинным причалам, деревянные балки которых были промазаны дегтем
и смолой.  И  сама  пристань,  защищенная  полукружиями  вдающегося  в  реку
высокого каменного мола, и пришвартованные к ней суда всевозможных  размеров
кишели людьми. Одни толкали перед собой тачки или тянули волокуши и тачки  с
высокими колесами, доверху груженные различной мебелью и сундуками,  другие,
их было большинство, носили грузы на спине.  Однако  суеты  не  наблюдалось.
Кучка людей, мужчин и женщин, неуверенно топталась на месте, дети  с  плачем
жались к ногам взрослых. Солдаты в красных  мундирах  и  сверкающих  кирасах
пытались заставить их двигаться  к  городу,  но  люди  продолжали  испуганно
толпиться, видимо, не решаясь тронуться с места.
   Мэт отвернулся и из-под руки посмотрел на  реку,  которую  они  покидали.
Здесь Эринин была оживленнее, чем к югу  от  Тар  Валона.  На  всем  видимом
пространстве реки  можно  было  заметить  почти  дюжину  судов,  от  длинной
остроносой лодочки, легко скользящей против течения под  двумя  треугольными
парусами,  до  широкого  тупорылого  корабля  с  квадратными  парусами,  чьи
очертания виднелись далеко к северу.
   Но почти половина судов, попавших в поле зрения Мэта, пожалуй,  не  имела
никакого отношения к речной  торговле.  Две  широкие  баржи,  загромождавшие
середину реки, двигались порожняком к небольшому городу на дальнем берегу, в
то время как три другие,  до  отказа  заполненные  людьми,  теснившимися  на
палубе, как сельди в ладных дубовых бочках, шли им навстречу  в  направлении
Арингилла.  Вечернее  солнце  потихоньку  скатывалось  к  линии   горизонта,
постепенно удлиняя тень от знамени, развевающегося над дальним городом.  Тот
берег был кайриэнским, но Мату не было нужды вглядываться в  рисунок  стяга,
он и так знал, что это Белый Лев  Андора.  Об  этом  много  говорили  в  тех
андорских деревнях, где ненадолго останавливалась "Серая чайка".
   Мэт покачал головой. Политика не очень-то интересовала его.  Пока  им  не
втемяшится в башку вновь убеждать меня в том, что я  андорец,  и  все  из-за
какой-то карты. Чтоб мне сгореть, чего  доброго,  они  попытаются  заставить
меня сражаться в их  проклятой  армии,  если  дела  с  Кайриэном  затянутся.
Приказам подчиняться! О Свет! Мэта  передернуло,  и  он  снова  посмотрел  в
сторону Арингилла.  Босые  матросы  "Серой  чайки"  уже  готовились  бросить
швартовы на причал.
   Капитан Маллия  следил  за  Мэтом,  стоя  на  корме  возле  румпеля.  Он,
очевидно, все не оставлял надежды  снискать  расположение  своих  загадочных
пассажиров, все пытался выведать, в  чем  суть  возложенной  на  них  важной
миссии. В конце концов Мат показал ему запечатанное письмо  и  сообщил,  что
везет его от Дочери-Наследницы к Королеве. Всего  лишь  личное  послание  от
дочери к матери, не более. Но Маллия, похоже, услышал только слова "Королева
Моргейз".
   Мат усмехнулся про себя. Глубокий карман его  куртки  приятно  отягощался
двумя кошельками, вес которых значительно  увеличился  с  тех  пор,  как  он
взошел на корабль, а монет у него хватило бы еще и на  то,  чтобы  заполнить
пару других кошелей. Везло ему все же меньше, чем в ту  первую,  невероятную
ночь, когда и кости, и все  вокруг  будто  с  ума  посходило,  но  удача  не
оставила юношу. На третье утро Маллия отказался от попыток сдружиться с этой
парой необычных пассажиров, участвуя в игре,  но  его  денежный  сундучок  к
этому времени уже значительно облегчился. А  после  Арингилла  он,  по  всей
вероятности, и вовсе полегчает, так как  у  Маллии  и  провизии  в  кладовых
изрядно поуменьшилось. А когда Мэт поглядел на людские толпы на причалах, то
подумал, что тут  у  бедного  капитана  вряд  ли  будет  много  возможностей
пополнить запасы.
   Мысли Мэта вновь вернулись к письму,  и  усмешка  на  ею  лице  сменилась
задумчивостью. Несколько движений раскаленным в огне  ножом  -  и  печать  с
изображением золотой лилии аккуратно поддета. В письме не содержалось ничего
интересного: Илэйн сообщала, что упорно занимается, делает  успехи  и  горит
желанием продолжать обучение. Она помнит свой дочерний  долг  и,  поскольку,
наказывая ее  за  побег.  Престол  Амерлин  рекомендовала  не  вспоминать  о
случившемся, более не намерена касаться этой темы. Кроме того, Илэйн писала,
что удостоена звания Принятой и что  свершилось  это  замечательное  событие
скорее, нежели она могла предполагать, и теперь ей доверены дела куда  более
важные, чем раньше, и в  связи  с  поручением  самой  Амерлин  ей,  наверно,
придется покинуть Тар Валон, впрочем, лишь на короткий срок. Так что  матери
не следует беспокоиться.
   Илэйн было легко призывать Моргейз не беспокоиться. Конечно,  Илэйн  ведь
Мэта усадила на горячую сковородку. Скорей всего, это глупое письмо  и  было
причиной слежки за ним, но даже Том ничего в этом письме не понял, не  сумел
выжать из него ничего вразумительного. Он только пожимал  плечами  да  порой
ворчал о тайнописи, шифрах, кодах и Игре Домов. Сейчас,  когда  печать  была
поставлена на место и само письмо  находилось  в  полнейшей  недосягаемости,
зашитое в подкладку куртки, Мэт готов был биться об заклад, что  о  послании
никто не знает. Если кому-то позарез понадобится письмо, настолько,  что  он
решит из-за него убить Мэта, то пусть попробует! Раз уж  я,  Найнив,  взялся
отвезти это письмо, то будь все проклято, но  я  его  доставлю,  кто  бы  ни
пытался меня остановить. Если  же  он  снова  встретит  тех  трех  несносных
женщин, они явно не обрадуются, услышав слова, что он им  выскажет.  Если  я
когда-нибудь их встречу... О Свет, о таком обороте дел я и не задумывался!
   Когда швартовы были обмотаны вокруг кнехтов, на  палубе  появился  Том  с
инструментами за спиной и узлом в руке. Невзирая на  хромоту,  он  с  гордым
видом подошел к поручням, старательно следя  за  тем,  чтобы  ветер  должным
образом развевал полы  его  плаща,  играя  цветными  лоскутами  декоративных
заплат, и с важным видом теребя свои длинные белые усы.
   - Никто и не смотрит, Том,  -  произнес  Мэт.  -  По-моему,  они  заметят
менестреля, только если в руках у него будет окорок.
   Том окинул пристань внимательным взглядом:
   - О Свет! Я слышал, что дела тут плохи,  но  не  ожидал,  что  настолько.
Бедные простаки. Похоже, половина из них просто голодает. Так что если ты  и
дальше намерен жить в соответствии  со  своими  запросами,  то  второй  твой
кошелек мы отдадим за еду. Первый пойдет в  уплату  за  комнату.  Смотрю  на
тебя, и мне скоро плохо станет. Если ты и здесь будешь налегать на еду,  как
взял ныне в привычку, то недолго ждать, что оголодавший люд за  этакое  тебе
мозги вышибет.
   В ответ Мэт лишь улыбнулся.
   Тяжело ступая, мимо прошел  Маллия,  подергивая  кончик  своей  бороды  и
отдавая последние указания, - "Серую чайку"  подтягивали  к  пирсу.  Матросы
установили сходни, и Санор, скрестив на груди могучие руки, встал на  страже
возле них - на случай, если толпа на причале попытается проникнуть на судно.
Но никто так и не попытался.
   - Значит, здесь вы все же покидаете нас, - улыбнулся  Маллия,  но  улыбка
его была не столь радушной и предупредительной, какой могла бы  быть.  -  Вы
уверены, что я никак не могу  помочь  вам  в  дальнейшем?  Сгори  моя  душа,
никогда еще я не видел  подобного  столпотворения.  Солдатам  не  мешало  бы
очистить пристань - если понадобится, то и мечом! Иначе приличному купцу  на
берег не сойти, не то что торговать. По-моему, лишь  Санор  сможет  провести
вас к гостинице через весь этот сброд.
   Ну да, конечно, чтоб ты сразу узнал, где мы остановились?! Нет уж, дудки!
   - Я хотел было подкрепиться перед тем, как сойти на берег, и, может быть,
сыграть в кости, чтобы скоротать время...  -  Бедный  Маллия  побледнел  как
полотно. - Но, пожалуй, подобными делами удобнее  заниматься  там,  где  пол
устойчив и не ходит под ногами, как желе на блюдце. Так что мы покидаем вас,
капитан. И благодарим за восхитительное плавание.
   На лице капитана отразилось явное облегчение. Мэт же  поднял  свои  вещи,
взял в руку боевой шест, используя его как дорожный посох, и вместе с  Томом
направился к сходням. Маллия дошел с ними до трапа, провожая бормотанием,  в
котором смешались и неподдельная досада, и неискреннее сожаление,  -  и  все
потому, что такие пассажиры покидают его  судно.  Но  Мэт  был  уверен,  что
капитана  сильно   расстраивает   упущенный   шанс   снискать   расположение
Благородного Лорда Самона путем передачи последнему подробностей  соглашения
между Андором и Тар Валоном.
   Пока Мэт с менестрелем протискивался сквозь толпу, Том недовольно ворчал:
   - Я понимаю, что Маллия отнюдь не  симпатичен,  но  стоило  ли  постоянно
поддразнивать его? Насмехаться над ним? Тебе мало  того,  что  ты  уничтожил
едва ли не все запасы провизии? Он ведь рассчитывал, что ему  их  хватит  до
самого Тира.
   - К твоему сведению,: - проговорил Мэт, - я в последние два дня съедал не
все. - К великому облегчению Мэта, однажды утром чувство  голода  совершенно
пропало. Будто Тар Валон оборвал последнюю нить, которой  удерживал  его.  -
Большую часть еды я выбрасывал за борт, хотя  улучить  момент,  чтобы  никто
этого не видел, было очень трудно.
   Правда, теперь забавного в этом казалось мало - Мэта окружали измотанные,
голодные лица, причем среди них было немало детских.
   - Маллия заслужил подобное к себе отношение, - добавил он. - Вспомни хотя
бы судно, которое мы встретили вчера! Оно село  на  мель  или  что-то  вроде
того, а он не то что не остановился помочь, даже близко не подошел,  сколько
ему ни кричали.
   Навстречу друзьям попалась женщина с длинными темными волосами, она могла
бы показаться хорошенькой, если бы не  крайняя  степень  истощения.  Женщина
заглядывала в лицо каждому встречному, будто искала кого-то в толпе. Мальчик
ростом чуть выше ее пояса и две девочки поменьше с плачем цеплялись за  юбку
женщины.
   - А еще он тогда завел разговор о речных бандитах и  ловушках.  По-моему,
тот корабль на ловушку совсем не походил, - продолжал объяснять Мат.
   Том с трудом увернулся от возка на высоких  колесах,  к  которому  поверх
груды скарба, укрытой брезентом, была привязана  клетка  с  двумя  визжащими
поросятами. При этом менестрель едва не  перелетел  через  тележку,  которую
тянули мужчина и женщина.
   - А ты готов свернуть со своего пути, чтобы прийти на помощь  людям,  да?
Странно, как это я сразу не догадался.
   - Я помогу любому, кто заплатит, - твердо сказал Мэт. - Только в  сказках
дураки что-то делают за просто так.
   Две девочки горько рыдали в юбку  матери,  мальчик  тоже  едва  сдерживал
слезы. Глубоко запавшие глаза женщины ненадолго остановились на Мэте, изучая
его лицо. Потом взгляд ее  обратился  на  других.  Женщина,  казалось,  тоже
готова была разрыдаться. Под влиянием внезапного Побуждения  Мэт  нашарил  в
кармане деньги и высыпал женщине в руку пригоршню монет, даже не заботясь об
их достоинстве. Она вздрогнула, недоверчиво разглядывая золото и серебро, на
лице ее застыло непонимание, которое, впрочем,  быстро  сменилось  радостной
улыбкой, и слезы благодарности засветились в ее глазах.
   - Купи им что-нибудь поесть. - Мэт кивнул  в  сторону  детей  и  поспешил
удалиться, прежде чем женщина обретет дар речи. И  тут  он  поймал  на  себе
пристальный взгляд Тома. - Ну, что ты смотришь? Монеты приходят легко,  пока
есть кому играть со мной в кости.
   Том медленно кивнул, но Мэт не  был  уверен,  что  менестрель  понял  его
правильно. Проклятие, детский плач действовал мне на нервы, только и  всего.
А глупый менестрель, верно, думает, что я  стану  раздавать  золото  каждому
нищему, который мне повстречается. Вот дурак! Тут Мэт совсем запутался,  так
как подозревал, что последнее слово относилось не к Тому, а к нему самому.
   Взяв себя в руки, он решил не вглядываться в лица встречных, пока наконец
не заметил в конце причала того, кто интересовал его в данный момент  больше
всего. Лицо это принадлежало солдату, который направлял людей  в  город.  На
нем были красный мундир и кираса, но шлема он не носил. У солдата был  облик
много повидавшего седого ветерана,  который  красноречиво  свидетельствовал,
что он - опытный рубака, младший командир, военачальник десятка подчиненных,
вряд ли больше. Сей воин напомнил Мэту Уно, хотя у него оба  глаза  были  на
месте. Судя по его утомленному виду, воин  устал  не  меньше  тех,  кого  он
понукал.
   - Проходи! - кричал солдат хриплым голосом. - Проклятье! Здесь стоить  не
положено! Пошевеливайтесь! В город идите, кому говорю!
   Мэт остановился прямо перед солдатом и надел на лицо вежливую улыбку:
   - Прошу прощения, капитан, вы не укажете,  где  я  могу  найти  приличную
гостиницу? И конюшню, где можно купить лошадей получше? Завтра нам предстоит
долгий путь.
   Солдат осмотрел собеседника  сверху  донизу,  оглядел  Тома  и  его  плащ
менестреля, после чего вновь окинул тяжелым взглядом Мэта:
   - Капитан, говоришь? Ну, парень, тебе повезет почище самого Темного, если
ухитришься сыскать себе местечко на ночь. Где-нибудь в сарае. Большая  часть
этой толпы спит под забором. А если отыщешь лошадь, которую еще не забили  и
не съели, то тебе уж точно придется торговать ее с боем, потому что ни  один
хозяин не захочет продать свою клячу.
   - Есть лошадей? - с отвращением пробормотал Том. - Неужто на этом  берегу
и впрямь так плохо дело? Королева что, не присылает еды?
   - Совсем плохо дело, менестрель. -  Солдату  явно  хотелось  сплюнуть.  -
Беженцы пересекают реку быстрее, чем мельницы  перемалывают  зерно  в  муку,
быстрее,  чем  фургоны  подвозят  продукты  с  ферм.  Ладно,  долго  это  не
продлится. Все, пришел приказ. Завтра мы прекратим переправу. А тех, кто все
равно попытается, отправим обратно.
   Он снова напустился на людей, толпившихся на пристани, словно они и  были
виновниками всех проблем. Потом его  тяжелый  взгляд  вновь  остановился  на
Мэте.
   - Ты занимаешь место, путник. Проходи. - Голос солдата сорвался  в  крик,
предназначавшийся каждому, кто мог слышать.  -  Пошевеливайтесь!  Проклятье!
Здесь нельзя стоять! Двигайтесь! Давайте!
   Мэт и Том присоединились к тонкому ручейку людей, телег и тачек, текущему
к воротам в городской стене, в Арингилл.
   Главные улицы города оказались запружены такими толпами, что  под  ногами
невозможно было разглядеть  плоские  серые  плиты,  которыми  были  выложены
мостовые. Казалось, людям некуда идти и они шагают в толчее безо всякой цели
или удрученно стоят по обеим сторонам улицы. Немногие счастливчики, успевшие
что-то сохранить от прежнего достатка, держали в  опущенных  руках  нехитрые
пожитки или отчаянно прижимали к груди самые дорогие сердцу вещи.  На  глаза
Мэту попались трое мужчин, баюкающих в руках часы, и с дюжину или больше - с
серебряными блюдами  или  кубками.  Но  женщины  прижимали  к  груди  детей.
Стоголосый ропот наполнял воздух, создавая многозвучный тревожный фон заботы
и беспокойства. Мэт проталкивался сквозь толпу, нахмурившись и выискивая  по
сторонам вывеску гостиницы или хотя бы намек на нее. Застройка  города  была
беспорядочна - чередование дерева, камня, кирпича; бок о  бок  стояли  дома,
крытые черепицей, шифером, соломой.
   - Это не похоже на Моргейз, - пробурчал Том себе под  нос  после  долгого
молчания, его кустистые брови устало опустились вниз, подобно белым стрелам,
лохматыми остриями к носу.
   - Что не похоже? - рассеянно спросил Мэт.
   - Прекратить переправу. Отослать людей восвояси. Характер у нее,  правда,
резкий,  как  молния,  но  сердце  мягкое   и   сочувствующее   голодным   и
обездоленным, - отозвался Том, недоуменно качая головой.
   И тут Мэт увидел вывеску, она гласила -  "Речник",  а  под  надписью  был
нарисован босой парень без рубашки, вытанцовывающий  джигу.  Туда-то  Мэт  и
направился, наискось пересекая улицу и раздвигая  толпу  при  помощи  своего
посоха.
   - Ну а кому бы это быть, как не ей? Она, кто ж еще! Ладно, Том, забудь  о
Моргейз. До Кэймлина еще далеко. Давай-ка вначале посмотрим, сколько  золота
с нас запросят за кровать на одну ночь.
   Большой зал "Речника" оказался так же забит людьми, как и улица.  Услышав
требования Мэта, хозяин гостиницы принялся хохотать так, что затряслись  его
многочисленные подбородки:
   - Да мы всей семьей ютимся вчетвером на одной кровати.  Если  бы  ко  мне
пришла родная мать, я и то не смог бы дать ей одеяло и место у огня.
   - Как вы могли заметить, я - менестрель. - Голос Тома вызвал эхо  даже  в
переполненном помещении. - Вне всяких сомнений, у вас найдется хотя бы  пара
соломенных тюфяков где-нибудь в углу в качестве платы  за  то,  что  я  буду
развлекать ваших постояльцев занимательными рассказами, фокусами,  глотанием
огня и жонглированием.
   Хозяин расхохотался ему в лицо.
   Когда Мэт выволакивал менестреля обратно на улицу,  Том  проворчал  своим
обычным тоном:
   - Ты не дал мне даже заикнуться о конюшне. А я наверняка сумел бы  выбить
нам место хотя бы на сеновале.
   - На сеновалах и в амбарах я уже наспался с тех пор, как покинул  Эмондов
Луг, - буркнул Мэт. - И  под  кустами,  кстати,  тоже.  Я  хочу  ночевать  в
кровати.
   Но в следующих четырех гостиницах, которые попались им на  пути,  хозяева
отказывали так же, как и в первой. Из последних двух их  едва  не  вытолкали
взашей, когда Мэт предложил хозяевам сыграть в кости  на  постель.  И  когда
хозяин пятой, между прочим, именуемой "Славная королева", заявил им, что  не
в состоянии дать соломенный тюфяк и самой королеве, Мэт вздохнул и спросил:
   - А как насчет конюшни? Мы вполне могли бы устроиться на сеновале  за  ту
же плату.
   - Моя конюшня для лошадей, - ответил круглолицый хозяин. - А не  для  той
прорвы народу, что шатается по городу.
   До появления Мэта и Тома владелец гостиницы занимался тем, что  заботливо
протирал столовое серебро. Теперь он полюбовался только  что  отполированным
серебряным кубком и, открыв дверцу,  убрал  его  во  чрево  буфета  рядом  с
другими,  явно  принадлежавшими  разным  сервизам.  Верхняя   часть   буфета
опиралась на широкую столешницу, и на ней, за буфетной дверцей, Мэт  заметил
стаканчик из тисненой кожи. Стаканчик для игры в кости.
   - Я не пускаю ночевать в конюшню, чтобы лошади не пугались,  -  продолжал
тем временем хозяин. - А то пустишь кого, а он, чего доброго, удерет  вместе
с ними. Проезжие хорошо платят мне за  конюшню,  рассчитывая  на  заботливое
обращение с животными и их сохранность, к  тому  же  у  меня  самого  там  в
стойлах две кобылы. И в моей конюшне кроватей для вас нет.
   Мэт же задумчиво глядел на стаканчик для костей. Потом достал из  кармана
золотую андорскую крону и положил ее  на  комод.  Чуть  погодя  рядом  легла
серебряная  марка  Тар  Валона,  потом  золотая,  а  замкнула  ряд   золотая
тайренская  крона.  При  виде  монет  хозяин  гостиницы   облизал   внезапно
пересохшие губы. Мэт добавил  две  иллианские  серебряные  марки,  еще  одну
андорскую крону и  посмотрел  на  трактирщика,  на  округлом  лице  которого
отразилось мучительное колебание. Мэт потянулся  сгрести  деньги  обратно  в
карман. Но ладонь хозяина дотянулась до монет первой.
   - Пожалуй, вы двое не очень обеспокоите лошадей.
   Мэт улыбнулся:
   - Кстати, о лошадях. Сколько стоит пара ваших? Оседланных  и  с  упряжью,
конечно.
   - Я не собираюсь продавать своих лошадей, - ответил  хозяин,  подхватывая
монеты с комода.
   Мэт взял стаканчик и выразительно потряс. Застучали кости.
   - Ставлю вдвое больше против лошадей, седел и уздечек. - Теперь он слегка
потряс  карман,  чтобы   красноречивый   звон   монет   убедил   хозяина   в
платежеспособности постояльца и обеспеченности его ставки. - Один мой бросок
против лучшего из двух ваших!
   Он готов был рассмеяться, увидев алчный блеск в глазах хозяина.
   Переступив порог конюшни, Мэт первым делом заглянул в полдюжину  стойл  с
лошадьми и отыскал пару гнедых меринов. Были они  не  ахти,  но  главное  их
достоинство заключалось в том, что принадлежали они теперь Мэту. Нечищеные и
неухоженные создания выглядели тем  не  менее  неплохо,  учитывая,  что  все
конюхи,  за  исключением  одного,  от  хозяина  сбежали.  Сам  трактирщик  о
сбежавших отозвался с явным негодованием, как и об их необоснованных жалобах
на то, что они-де не могут прожить на те деньги, что хозяин им платит.  Ушат
презрения достался и единственному  оставшемуся  конюху,  этот  бессовестный
имел наглость заявить, что уходит домой спать, потому  что  он,  видите  ли,
устал работать за троих.
   - Пять шестерок! - пробормотал Том за спиной у Мэта.
   Менестрель скептически оглядывал  конюшню,  видимо,  сожалея,  что  мысль
переночевать в обществе лошадей пришла на ум именно ему, и находя  эту  идею
не столь привлекательной, как представлялось в  первой  гостинице.  В  лучах
заходящего солнца, врывающихся в большие двери, кружились пылинки.  Веревки,
на которых поднимали кипы сена, сейчас свисали с блоков на  балках,  подобно
увядшему плющу. Сеновал наверху заволокло сумраком.
   - Когда он выбросил четыре шестерки  и  пятерку  со  второго  броска,  то
посчитал, что ты наверняка проиграл. Точно так же, признаться, подумал и  я,
-  продолжал  Том.  -  Ведь  в  последнее  время  ты  не  на  каждом  броске
выигрываешь!
   - Я выигрываю достаточно.
   Мэт как будто был  даже  доволен,  что  не  каждый  его  бросок  приносил
выигрыш. Везение оно, конечно, везением, но при  воспоминании  о  вечере  по
спине все еще пробегал мороз. В те минуты,  когда  он  тряс  стаканчик,  Мэт
отнюдь не был уверен, как лягут кости, сколько очков выпадет. Юноша забросил
свой посох наверх, на сеновал,  и  тут  ударил  гром.  Мэт  вскарабкался  на
сеновал по шаткой лесенке и окликнул Тома:
   - Это была хорошая мысль! Мне кажется, сегодня ночью  лучше  иметь  крышу
над головой, а не мокнуть под ливНем. Большая часть сена была сложена кипами
вдоль стен конюшни, но места вполне хватало для того, чтобы расстелить плащ.
Пока Том влезал на  сеновал,  Мэт  достал  из  торбы  два  каравая  хлеба  и
треугольный кусок сыра с зелеными прожилками. Хозяин гостиницы, имя которого
было Джерал Флорри, расстался с этим богатством, лишь получив столько денег,
сколько во времена поспокойнее стоила бы одна из его лошадей.  Когда  Том  с
Мэтом приступили к трапезе, запивая еду водой из своих  дорожных  фляжек,  -
вина у Флорри не было ни за какие деньги,  -  по  крыше  забарабанил  дождь.
Покончив с ужином. Том достал  трутницу,  набил  табаком  трубку  с  длинным
чубуком и со всеми удобствами расположился покурить.
   Мэт лежал на спине, уставившись в сумрак под крышей и  размышляя  о  том,
кончится ли дождь  к  утру,  -  очень  уж  ему  хотелось  как  можно  скорей
избавиться от письма. И вдруг в конюшне раздался резкий  скрип  несмазанного
колеса. Мгновенно подкатившись к краю сеновала, Мэт посмотрел вниз.  Сумерки
хоть и сгустились, но в сумраке еще многое можно было разглядеть.
   Стройная женщина, только что вошедшая из-под дождя  в  конюшню,  опустила
наземь оглобли своей тележки с большими колесами и устало  разогнула  спину.
Снимая с плеч плащ и стряхивая с него капли дождя, она что-то  бурчала  себе
под нос. Волосы ее были заплетены во множество тоненьких  косичек,  шелковое
платье - Мат почему-то решил, что оно бледно-зеленого цвета, - было на груди
щедро украшено причудливой вышивкой. Когда-то это платье было  великолепным,
теперь же оно обтрепалось и запачкалось. Женщина потерла кулаками  поясницу,
снова произнеся что-то низким голосом, потом быстро подошла к дверям конюшни
и пристально вгляделась в дождевую завесу.  Так  же  поспешно  она  потянула
створки на себя и плотно затворила двери, отчего все  помещение  погрузилось
во мрак. В темноте послышались отчетливое шуршание, позвякивание,  хлюпанье,
и внезапно в фонаре, который женщина держала в руках, вспыхнул яркий  язычок
пламени. Она огляделась, заметила в стене крюк, повесила на него  фонарь,  а
потом стала копаться под парусиной, покрывавшей тележку.
   - Быстро она управилась, - тихо произнес Том,  не  разжимая  зубов  и  не
вынимая изо рта трубки. - В этакой темноте, высекая огонь кресалом,  недолго
и конюшню спалить.
   Пришелица вновь появилась в круге света с краюхой  хлеба,  которая  была,
скорее всего, черствой, так как женщина  ела  медленно,  несмотря  на  явный
голод.
   - У нас сыра не осталось? - прошептал Мэт.
   Том в ответ лишь покачал головой.
   Женщина вдруг начала принюхиваться, видимо, почувствовав запах  табачного
дыма. Мэт уже готов был встать и обнаружить себя, но  тут  одна  из  дверных
створок вновь отворилась.
   Женщина пригнулась, готовая бежать, но из-под дождя навстречу ей  шагнули
четверо мужчин, на  ходу  сбрасывая  мокрые  плащи.  Под  плащами  оказались
светлые куртки с широкими рукавами и вышивкой  на  груди,  мешковатые  штаны
также были богато расшиты сверху донизу. Одежда могла бы показаться смешной,
если бы не плотно сбитые фигуры и мрачные лица самих мужчин.
   - Ну что, Алудра, - проговорил один, в желтой куртке, - похоже, бежала ты
не так быстро, как тебе хотелось, а?
   Мэт отметил про себя, что у незнакомца в желтом весьма необычный выговор.
   - Таммуз, - женщина произнесла это имя так, будто оно было ругательством,
- тебе что, мало? Ты добился, чтобы меня вышвырнули из гильдии, хотя  именно
из-за тебя все не ладилось! Хоть и вымахал с быка, а мозги  куриные,  вот  и
напортачил. А теперь еще меня  преследуешь.  -  У  нее  был  тот  же  чудной
выговор, что и у мужчины. - Или ты думаешь, что я рада тебя видеть?
   Тот, кого назвали Таммузом, засмеялся:
   - Дура ты, Алудра, и я это всегда знал. Если бы  ты  просто  исчезла,  то
могла бы еще долго прожить где-нибудь в глуши. Но ты ведь не могла  позабыть
наших  секретов,  а?  Надеялась,  что  мы  ничего  не  узнаем?  Ты  пыталась
зарабатывать на жизнь тем, на что имеет право  только  гильдия,  только  она
одна. - Внезапно в его руке сверкнул нож.  -  С  каким  же  удовольствием  я
перережу тебе горло, Алудра!
   Мэт понял, что делает, только в тот миг, когда, уже поднявшись  с  места,
крепко ухватился за одну из свисающих с потолка двойных веревок и прыгнул  с
сеновала вниз. Чтоб мне сгореть, дураку распроклятому!  -  только  и  успело
промелькнуть у него в голове.
   В следующее  мгновение  он  врезался  в  разодетую  четверку,  и  мужчины
попадали наземь, точно кегли после удачного броска увесистого шара.  Веревка
выскользнула из рук  Мэта,  и  он  покатился  по  устланному  соломой  полу,
рассыпая вокруг монеты из карманов и под конец въехав в стенку стойла. Когда
юноша поднялся, все четверо незнакомцев были уже на ногах. И в руках у  всех
четверых сверкали ножи. Вот же ослепленный Светом дурак! Чтоб  мне  сгореть!
Нет, чтоб мне сгореть!
   - Мэт!
   Он поднял голову, и Том кинул ему  посох.  Мэт  на  лету  поймал  его,  и
вовремя - в следующий миг нож Таммуза отлетел в сторону, а  сам  он  получил
концом шеста в висок. Таммуз рухнул. Но остальные трое уже наседали на Мэта,
и юноша вовсю завертел шестом, отбиваясь от хищной стали, рассыпая  хлесткие
удары по коленям, лодыжкам, ребрам и выбирая  момент,  чтобы  довершить  все
ударом по голове. Все слилось в лихорадочно краткий миг. Когда последний  из
нападавших свалился наземь, Мэт застыл на пару секунд, потом  поднял  взгляд
на женщину:
   - Вы нарочно выбрали именно эту конюшню, чтобы вас тут убивали?
   Она сунула кинжал с тонким лезвием обратно в ножны,  висевшие  у  нее  на
поясе:
   - Я хотела тебе помочь, но побоялась, что ты примешь меня в  суматохе  за
одного из этих шутов-переростков, если я сделаю к тебе хоть шаг с клинком  в
руке. А выбрала я эту конюшню потому, что дождь, как известно, мокрый, как и
я, а ее никто не сторожил.
   Она была старше, чем показалось Мэту,  лет  на  десять-пятнадцать  старше
его, но все равно  хорошенькая,  с  большими  темными  глазами  и  маленьким
ротиком,  до  того  пухлым,  будто  его  обладательница  надула  губки.  Или
изготовилась к поцелую. Мэт хохотнул и оперся на свой шест:
   - Ну, что сделано, то сделано. Наверное, вы вовсе не пытались вывалить на
наши головы мешок злосчастья.
   С неловкостью, из-за больной ноги, по лестнице спустился  Том,  и  Алудра
смотрела теперь то на него, то на Мэта. Менестрель  снова  надел  плащ,  без
которого он редко позволял любоваться собой, особенно при знакомстве.
   - Как будто в сказаниях, - промолвила женщина. - Я спасена менестрелем  и
юным  героем  от  этих...  -  Она  нахмурилась  и   поглядела   на   громил,
распростертых на  земляном  полу.  -  От  этих  ублюдков,  чьи  матери  были
свиньями!
   - Почему они хотели убить вас? - спросил Мэт.  -  Он  что-то  о  каких-то
секретах говорил.
   - Секреты, - в голосе Тома послышались раскатистые  артистические  нотки,
как на представлении, - тайны об устройстве фейерверков, если я не ошибаюсь,
Вы - Иллюминатор, верно? - Он галантно поклонился, церемонно взмахнув полами
плаща. - Я - Том Меррилин, менестрель, как вы изволите видеть.  -  И,  точно
вспомнив что-то  малозначительное,  но  все  же  достойное  упоминания,  Том
добавил: - А этого молодого человека,  обладающего  дарованием  находить  на
свою голову неприятности, зовут Мэт.
   - Я была Иллюминатором, - холодно, с некоторым  ожесточением,  произнесла
Алудра. - Но эта свинья Таммуз испортил представление для короля Кайриэна  и
к тому же чуть не разнес весь квартал гильдии, весь поселок нашего  цеха!  А
поскольку тамошней старейшиной цеха была я, то именно меня гильдия  и  сочла
виновной в происшествии. - В голосе ее послышались оборонительные  нотки.  -
Что бы ни болтал Таммуз, секретов гильдии я не раскрываю. Но и голодать я не
намерена, раз умею  устраивать  фейерверки.  А  поскольку  из  гильдии  меня
исключили, то ее законы на меня не распространяются.
   - Галдриан, - произнес Том, и в тоне его было то же напряжение, что  и  в
голосе Алудры. - Он теперь мертвый король и фейерверков  никогда  больше  не
увидит.
   - Гильдия. - Женщина устало вздохнула. - Они все обвиняют меня, будто это
из-за меня разгорелась война в Кайриэне, будто та бедственная  ночь,  только
она одна привела к смерти Галдриана.
   Том скривился, а Алудра продолжила:
   - Наверное, мне здесь больше нельзя оставаться. Таммуз  и  остальные  эти
буйволы скоро очнутся. Скорее всего, на этот раз они заявят солдатам, что  я
украла то, что на самом деле изготовила сама.
   Она испытующе посмотрела сперва на Тома, потом на Мэта, сдвинула брови и,
видимо, приняв решение, произнесла:
   - Я должна отблагодарить вас, но денег у меня нет.  Однако  у  меня  есть
нечто не менее ценное, чем золото. Может быть, даже лучше золота. Посмотрим,
что вы скажете.
   И когда она принялась рыться под парусиной в тележке, Мэт переглянулся  с
Томом. Я помогу любому, кто заплатит. Ему показалось, что в  голубых  глазах
Тома мелькнуло понимание.
   Алудра выбрала из нескольких одинаковых узлов один  -  короткий  рулон  в
плотной промасленной материи.  Сверток  был  чуть  больше  фута  в  обхвате.
Опустив его на солому, она развязала стягивающие сверток шнуры  и  раскатала
рулон по  полу.  По  всей  длине  тянулись  четыре  ряда  карманов,  верхние
карманчики были маленькие, во втором ряду - побольше, а в четвертом -  самые
большие. Во всех  лежали  покрытые  воском  бумажные  цилиндры.  Над  срезом
кармана торчали их утолщенные концы, от которых тянулись темные шнуры.
   - Фейерверки, - сказал Том. - Я так и знал. Алудра, мы не  примем  такого
подарка! Вы  можете  продать  только  это,  и  вам  хватит  на  десять  дней
проживания в хорошей гостинице, превосходно питаясь каждый день. Правда,  не
здесь, не в Арингилле.
   Опустившаяся на колени возле длинного  куска  промасленной  ткани  Алудра
лишь фыркнула в ответ на его слова.
   - Успокойся, ты, старый. - Голос ее звучал совсем не обидно. - Разве  мне
нельзя отблагодарить вас? Выказать свою признательность? По-твоему, я отдала
бы это, если  б  у  меня  не  имелось  запаса  для  продажи?  Слушайте  меня
внимательно.
   Мэт смотрел как зачарованный. Фейерверки  за  всю  свою  жизнь  он  видел
только дважды. В Эмондов Луг их привозили торговцы, к вящим расходам  совета
деревни. Будучи десятилетним мальчиком, он  вознамерился  распотрошить  один
фейерверк, чтобы посмотреть, что там  внутри,  но  поднялся  такой  шум-гам!
Такой переполох! Сам мэр, Бран ал'Вир,  задал  Мэту  знатную  трепку;  Дорал
Барран, бывшая тогда Мудрой, как следует высекла  его;  а  отец,  когда  Мэт
явился домой, еще добавил - ремнем. Целый месяц с ним  никто  в  деревне  не
разговаривал, за исключением Ранда и Перрина,  которые  наперебой  объясняли
ему, какой он остолоп. Мэт потянулся было потрогать один  из  цилиндров,  но
Алудра шлепнула парня по руке:
   -  Сначала  выслушай!  Ясно?  Вот  эти,  самые  маленькие,  лишь   громко
взрываются. - Указанные  цилиндры  были  не  больше  мизинца  Мэта.  -  Эти,
следующие, громко взрываются и при этом ярко вспыхивают.  Другие,  вот  эти,
оглушительно хлопают, яркая вспышка, и еще они испускают столб искр.  А  вот
те, последние, - эти цилиндрики  оказались  толще  его  большого  пальца,  -
делают то же самое, но искры они дают разных цветов. Очень похоже на  ночной
цветок, только в небе.
   Ночной цветок? - подумал Мэт.
   - С ними нужно быть очень  осторожным.  Вот,  смотри,  запальный  фитиль.
Самый длинный. - Поймав озадаченный взгляд Мэта, она помахала у  него  перед
носом одним из длинных темных шнуров. - Да, этот вот!
   - Это там, где нужно поджигать, - пробормотал Мэт. - Это я знаю.
   Том булькнул горлом и принялся поглаживать усы костяшками пальцев,  будто
пряча улыбку. Алудра хмыкнула:
   - М-да. Это там, где нужно поджигать. Да, так. Рядом с ними не стой.  Тем
более рядом с самыми большими. Как подпалил фитиль, так и отбегай  подальше.
Понял меня? - Она ловко свернула материю. -  Можешь  сам  ими  позабавиться,
можешь, если пожелаешь, продать. Но  помни:  никогда  не  клади  их  слишком
близко к огню. От огня они взрываются. А  если  они  взорвутся  все  вместе,
разом, то могут и дом разрушить. - Алудра завязала шнурочки, поколебалась  и
добавила: - И последнее, хотя это ты, скорее всего, знаешь. Не вскрывай  их,
как поступают иные дураки, желая узнать, что там внутри.  Иногда  содержимое
взрывается от соприкосновения с воздухом - и огня  никакого  не  надо.  Тебе
может пальцы оторвать; а то и руку.
   - Я слышал об этом, - сухо произнес Мэт. Алудра, нахмурившись,  взглянула
на него, будто подозревая в намерении вскрыть фейерверк, но  потом  все-таки
подтолкнула связку к Мэту.
   - Вот. А теперь мне надо идти, пока не очухались эти  отродья  козлов.  -
Глянув сквозь приоткрытую дверь на шумящий в ночи дождь, Алудра вздохнула: -
Может, найду где-нибудь местечко  посуше.  А  завтра  отправлюсь  в  сторону
Лугарда. Эти свиньи, скорее всего, решат, что я двинулась в Кэймлин. А?
   Мэт внезапно вспомнил о черствой краюхе, которую ела Алудра,  а  также  о
том, что до Лугарда намного дальше, чем до Кэймлина. А Алудра говорила,  что
денег у нее нет. Но на фейерверки еды не купишь, нужно  еще  найти  кого-то,
кто может позволить  себе  роскошь  их  приобрести.  На  золото  и  серебро,
вывалившееся у Мэта из карманов во время схватки,  она  даже  не  взглянула,
хотя в свете фонаря монеты ярко вспыхивали на соломе,  как  бы  напоминая  о
себе. О Свет! Нельзя же, чтобы она ушла голодной. Как же мне  это  сразу  не
пришло в голову?
   Мэт торопливо зачерпнул из кармана сколько мог монет.
   - Э... Алудра... У меня, как видите, их много. Я думал, может  быть...  -
Он протянул ей деньги. - Я всегда смогу выиграть еще больше.
   На мгновение Алудра замерла, успев набросить плащ только на  одно  плечо,
потом обернулась к Тому и улыбнулась. Надев плащ и закутавшись в  него,  она
сказала:
   - Он ведь еще совсем юн, а?..
   - Он молод, - согласился Том. - И совсем не так плох, как сам считает. По
крайней мере, иногда не так уж плох.
   Мэт зыркнул на обоих и опустил руку.
   Алудра взялась за оглобли тележки и направилась к двери, от души пнув под
ребра попавшегося ей по пути Таммуза. Тот лишь слабо застонал.
   - Алудра, мне бы хотелось кое о чем спросить, - вдруг сказал Том.  -  Как
вам удалось так быстро зажечь фонарь в полной темноте?
   Женщина остановилась в дверях и улыбнулась, взглянув на Тома через плечо:
   - Хочешь, чтобы я раскрыла все свои секреты? Конечно, я  благодарна  вам,
но любовью не воспылала. Этот секрет к тому же даже гильдии неизвестен,  так
как я открыла его сама. Больше не  скажу  ни  слова.  Когда  я  доведу  свое
изобретение до ума, когда мои палочки  будут  работать  как  мне  надо,  они
принесут мне целое состояние. - Алудра налегла на оглобли, выкатила  тележку
под дождь, и ночь поглотила ее.
   - Палочки? - промолвил Мэт, недоумевая, уж не тронулась ли Алудра чуточку
умом. Таммуз снова застонал.
   - Парень, нам тоже лучше последовать ее примеру, - заметил Том.  -  Иначе
выбор у нас будет небогат. Или перерезать  четыре  глотки  -  или  следующие
несколько дней объясняться с Гвардией Королевы.  А  гвардейцев  эти  молодцы
наверняка на нас натравят, хотя бы от злости. А причин  злобствовать  у  них
хоть отбавляй.
   По  телу  одного  из  сотоварищей  Таммуза  пробежала  судорога,   и   он
пробормотал что-то невнятное, похоже, приходя в сознание.
   К тому времени, как Мэт с Томом оседлали лошадей  и  собрали  свои  вещи,
Таммуз уже стоял на четвереньках, с  безвольно  мотающейся  головой,  другие
тоже застонали и зашевелились.
   Прыгнув в седло, Мэт посмотрел в дверной проем на ливень, который хлестал
теперь с удвоенной силой.
   - Герой хренов, - пробормотал  он.  -  Том,  если  мне  вновь  вздумается
корчить из себя героя, пни меня посильнее.
   - Можно подумать, ты поступил бы иначе!
   Мэт глянул на менестреля исподлобья, натянул поглубже капюшон и  поправил
плащ, полами которого прикрыл драгоценный сверток, привязанный к задней луке
седла Хоть ткань и промаслена, укрыть фейерверки  от  дождя,  рассудил  Мэт,
будет не лишним.
   - Том, просто пни меня!
   Ударив лошадь каблуками по ребрам, Мэт  галопом  погнал  ее  в  дождливую
ночь.

Глава 41
КЛЯТВА ОХОТНИКА

   "Снежный гусь" подходил к длинным каменным причалам Иллиана, паруса  были
свернуты, и судно шло на веслах. Перрин  стоял  на  корме,  следя  за  стаей
длинноногих птиц, вышагивавших в высокой  болотной  траве,  заросли  которой
опоясывали огромную  гавань.  Небольших  белых  журавлей  юноша  узнал,  как
опознал и их родичей, больших голубых журавлей. Но многие из хохлатых  птиц,
с гребнями красных и розовых  перьев,  а  то  и  с  плоскими,  шире  утиных,
клювами, были ему неизвестны. Над акваторией гавани парили  чайки,  какая-то
черная птица скользила над самой поверхностью воды, вспарывая нижней  частью
длинного острого клюва волны и  оставляя  узкий  след.  Суда  втрое-вчетверо
длиннее "Снежного гуся" стояли на  якоре,  занимая  почти  все  пространство
гавани; одни ожидали, когда освободится место у причалов, другие -  прилива,
который позволил бы им выйти за волнорез, ограничивающий  акваторию  гавани.
Маленькие  рыбачьи  лодки  сновали  у  кромки  травы,  иногда  забравшись  в
извилистые протоки, на каждой было по три-четыре человека, люди  возились  с
сетями, которые свешивались со специальных шестов на бортах.
   Просоленный ветер слегка ослаблял жару.  Солнце  клонилось  к  горизонту,
пройдя половину пути до заката, но было жарко, как в полдень. Воздух казался
Перрину отсыревшим, и только так он мог о нем думать. Отсыревший. В нос  бил
непередаваемый запах свежей рыбы с лодок, дух гниющей рыбы и ила с болота  и
кислое зловоние со стороны большой дубильни, расположенной на голом островке
- проплешине в болотной траве.
   Капитан Адарра что-то громко пробормотал  за  спиной  Перрина,  заскрипел
румпель, и "Снежный гусь" чуть изменил курс. Босые матросы работали длинными
веслами, беззвучно наклоняясь назад и вперед. Перрин  мельком  посмотрел  на
них.
   Взгляд его остановился на дубильне, где одни работники скребли растянутые
на рамах шкуры, а другие длинными кольями доставали сырье из глубоких чанов.
Потом шкуры на тачках отвозили в длинный низкий сарай, расположенный на краю
двора. Некоторые из них снова отправляли в чаны, в которые потом  заливалось
что-то из больших глиняных сосудов. Одна такая мастерская выделывала в  день
больше кож, чем обрабатывалось во всем Эмондовом Лугу за несколько  месяцев.
На другом островке, чуть подальше, тоже виднелась дубильня.
   На самом деле Перрину были безразличны и корабли,  и  рыбацкие  лодки,  и
кожевенные мастерские, птицы его тоже не очень интересовали - хотя любопытно
было, как те светло-розовые ловят рыбу своими плоскими клювами, а  некоторые
выглядели вполне  съедобными,  -  но  рассматривать  окрестности  было  куда
приятнее, чем следить за тем, что происходило на палубе "Снежного  гуся".  В
случае чего и секира, висевшая у  него  на  поясе,  была  бы  бесполезна.  И
каменная стена не могла бы меня защитить, - подумал он.
   Казалось, Морейн осталась абсолютно равнодушна к тому, что Заринэ  (Я  не
буду звать ее ни Фэйли, ни как-нибудь еще. Мало ли чего ей хочется.  Она  не
сокол.) - было известно, что она Айз Седай, хотя то, что Перрин скрыл это от
нее, не  могло  не  расстроить  Морейн.  Немного  расстроилась.  Всего  лишь
обозвала дураком. Тогда Морейн, казалось, не беспокоило и то, что  Заринэ  -
Охотник  за  Рогом.  Но  Заринэ  оказалась,  по  мнению  Перрина,   чересчур
общительной, и из ее разговоров Морейн узнала о многом - о том, что  девушка
полагает, будто они приведут ее к Рогу Валир, стало ей известно и о том, что
Перрин знал об этом, но ничего ей не сообщил. Вот тогда в  холодном  взгляде
голубых глаз Морейн что-то изменилось, и юноша теперь чувствовал  себя  так,
будто его в трескучий мороз с головой окунули в сугроб. Айз Седай ничего  не
сказала, но смотрела на парня слишком  часто  и  сурово,  что  не  приносило
успокоения.
   Перрин украдкой оглянулся и вновь углубился в  созерцание  побережья.  На
палубе, неподалеку от лошадей, привязанных  между  мачтами,  сидела  Заринэ,
узелок и темный плащ лежали подле  нее.  Узкая,  с  разрезом  юбка  ее  была
аккуратно выглажена. Девушка  с  деланным  интересом  разглядывала  верхушки
башен и крыши домов приближающегося города. Морейн тоже изучала Иллиан, стоя
рядом с гребцами, ворочающими длинными веслами. Но она то и дело бросала  на
Заринэ тяжелые взгляды из-под глубокого капюшона, сшитого  из  мягкой  серой
ткани. Неужели ей не  жарко  в  шерстяном  плаще?  -  удивился  Перрин.  Его
собственная куртка была расстегнута, а рубашка у горла расшнурована.
   Заринэ встречала взгляды Айз Седай с улыбкой, но каждый раз, когда Морейн
отворачивалась, непроизвольно сглатывала и вытирала лоб.
   Перрину только оставалось восхищаться тем, как она улыбалась под взглядом
Морейн. Сам он не осмелился бы так себя вести. Он никогда  не  видел,  чтобы
Айз Седай потеряла самообладание, уж лучше бы она кричала,  впав  в  ярость,
только б не смотрела так пристально. Он был согласен на что угодно. О  Свет!
Может, и не на что угодно!  Может,  проще  все-таки  безропотно  сносить  ее
взгляды!
   Лан сидел еще ближе к носу судна, чем Морейн. Его меняющий цвета плащ был
упакован в дорожную сумку, лежащую у  его  ног.  Якобы  всецело  поглощенный
изучением лезвия своего меча, он, похоже, не очень-то скрывал, как забавляет
его все происходящее на корабле. Иногда даже казалось,  что  на  губах  Лана
появляется тень улыбки. Впрочем, в последнем  Перрин  не  был  уверен.  Если
хотеть, тень улыбки  можно  отыскать  даже  на  кувалде.  Обе  женщины,  без
сомнения, принимали эти усмешки на свой счет, но, казалось, Страж  оставался
равнодушен к презрительным взглядам, которые  они  бросали  на  него  из-под
нахмуренных бровей.
   Несколькими днями  раньше  Перрин  слышал,  как  Морейн  ледяным  голосом
спрашивала у Лана, что смешного он видит.
   - Я никогда не посмею  смеяться  над  тобой,  Морейн  Седай,  -  спокойно
ответил тот. - Но если ты на самом деле собираешься отослать меня к Мирелле,
я должен привыкать улыбаться. Говорят, что Мирелле любит  шутить  со  своими
Стражами. Гайдин должен уметь смеяться над остротами тех, с  кем  он  связан
узами. Ведь и ты часто отпускаешь язвительные замечания, над которыми  можно
посмеяться. Надеюсь, ты будешь шутить  чаще,  если  я  все-таки  останусь  с
тобой.
   Казалось, взгляд Морейн  пригвоздит  Лана  к  мачте,  но  Страж  даже  не
моргнул. Рядом с Ланом холодная сталь показалась бы мятой жестью.
   Команда наблюдала за Морейн и Заринэ в полном молчании, не отвлекаясь  от
работы. Капитан Адарра то и дело  склонял  голову  набок,  будто  становился
свидетелем того, чего не должен видеть. Теперь он не кричал, как вначале,  а
все распоряжения отдавал шепотом. Все знали, что Морейн  -  Айз  Седай,  все
видели: она в дурном настроении. Перрин  винил  себя  в  том,  что  позволил
девушке втянуть себя в яростный спор; и он не был уверен, что именно Заринэ,
а не он первый произнес слова "Айз Седай", и  то,  что  это  стало  известно
команде, очень его беспокоило. Проклятая женщина! Он не знал,  кого  имел  в
виду, Заринэ или Морейн. Если она сокол, кто же тогда ястреб? Что получится,
если мне на голову свалятся две такие особы? О Свет! Нет! Она  не  сокол,  и
кончено.
   Единственным приятным следствием всего этого было то, что  в  присутствии
рассерженной Айз Седай никто  из  матросов  не  смотрел  лишний  раз  в  его
сторону.
   Лойала нигде не было видно. Когда Морейн и Заринэ поднимались  вместе  на
верхнюю палубу, он оставался в душной каюте и работал над  своими  записями.
Так он утверждал. Лишь ночью огир выходил на палубу  покурить  свою  трубку.
Перрин не понимал, как тот переносит жару у себя в каюте, и полагал, что  уж
лучше общество Заринэ и Морейн, чем спертый воздух внизу.
   Вздохнув, Перрин вновь  посмотрел  на  Иллиан.  Этот  город,  к  которому
приближалось судно, был  таким  же  большим,  как  Кайриэн  или  Кэймлин,  -
собственно, других больших городов Перрин  и  не  видел;  Иллиан  постепенно
вырастал из  огромного,  простирающегося  на  мили  болота,  подобного  морю
волнующейся травы. У Иллиана не было стен, и весь он, казалось,  состоял  из
дворцов и  башен.  Здания,  сложенные  из  светлого  камня,  различались  по
оттенкам: сероватые, красноватые,  даже  зеленоватые;  некоторые  дома  были
покрыты белой штукатуркой. Скаты крыш,  выложенные  разноцветной  черепицей,
сверкали на солнце.  Возле  длинных  причалов  стояло  множество  судов,  по
сравнению с которыми "Снежный гусь" казался карликом. Суда жались к причалам
в ожидании разгрузки или погрузки.  В  дальнем  конце  города  расположились
верфи, где можно было различить несколько больших кораблей,  находящихся  на
разной стадии постройки - от остовов с толстыми деревянными ребрами до почти
законченных, готовых к спуску на воду.
   Наверное, Иллиан достаточно  большой  город,  чтобы  удержать  волков  на
почтительном расстоянии. Да и вряд ли они будут охотиться на  этих  болотах.
"Снежный гусь" значительно обогнал волков, следовавших за ним по  берегу  от
самых гор. Теперь, как ни тянулся мысленно Перрин, он ничего не  чувствовал.
Необычное чувство опустошения, давшее ему то,  чего  он  желал.  После  той,
первой, ночи сны Перрина были его собственными - по  большей  части.  Иногда
Морейн холодным тоном справлялась о них, и Перрин говорил правду. Дважды  он
оказывался в том причудливом волчьем сне, и  оба  раза  появлялся  Прыгун  и
прогонял его прочь, говоря, что он  еще  слишком  молод,  слишком  неопытен.
Перрин не понимал, что ценное для себя Морейн извлекает из его слов,  -  она
ничего не объясняла, но несколько раз говорила, чтобы он был осторожен.
   - Как будто я и сам не знаю, - ворчал Перрин. Он уже почти привык к тому,
что погибший Прыгун вроде бы и не мертв - по крайней мере, в  волчьих  снах.
За спиной у Перрина вновь послышались шарканье сапог капитана Адарра  и  его
тихое бормотание, - капитан не решался заговорить громко.
   Канаты, раскручиваясь, полетели с судна  на  берег.  Пока  их  обматывали
вокруг каменных кнехтов, стоящих вдоль причала,  хрупкого  сложения  капитан
бегал по палубе, яростно шепча приказания. Судно было  оснащено  специальным
механизмом для спуска лошадей на причал, который был установлен по  прибытии
так же быстро, как и основные сходни.  Боевой  конь  Лана  неожиданно  начал
лягаться, чуть было не  сломав  стрелу,  которой  его  поднимали.  Огромному
лохматому жеребцу Лойала потребовались две грузовые стрелы.
   - Честь... - зашептал, поклонившись,  Адарра,  когда  Морейн  ступила  на
широкие сходни, - большая честь для меня услужить вам, Айз Седай.
   Она закрыла лицо своим глубоким капюшоном и прошествовала на берег,  даже
не взглянув на капитана.
   Лойал не вышел из каюты, пока  все,  включая  лошадей,  не  оказались  на
причале. Огир, неуклюже ступая по доскам сходней, двинулся на  пристань,  на
ходу пытаясь надеть свою длинную куртку, несмотря на то что  руки  его  были
заняты огромными седельными вьюками и свернутым в скатку полосатым  одеялом,
да и на локте у него висел плащ.
   - Я не заметил, как мы прибыли, - громыхнул его  голос,  впрочем,  слегка
приглушенно. - Я перечитывал свою... - Тут он, взглянув на Морейн, умолк.
   Та, казалось, была всецело поглощена наблюдением за тем, как Лан  седлает
Алдиб, но уши у огир нервно задергались, совсем как у кота.
   Его записи, подумал Перрин. Надо будет как-нибудь посмотреть, что  же  он
там обо всем этом написал.
   Вдруг что-то защекотало ему шею сзади, и Перрин подскочил чуть ли  не  на
фут, только потом учуяв, что сквозь запах дегтя и  зловоние  доков  до  него
донесся свежий аромат травы.
   Заринэ с улыбкой пошевелила пальцами:
   - Видишь, фермерский сынок, что  я  могу  сделать  лишь  одним  движением
пальцев? Представляешь, как высоко ты подпрыгнешь, если я...
   Он уже  устал  ловить  взгляды  этих  темных,  чуть  раскосых  глаз.  Она
прехорошенькая, но смотрит на меня так, как я смотрел бы на не известный мне
инструмент, стараясь сообразить, каким образом он  сделан  и  для  чего  его
можно приспособить.
   - Заринэ. - Голос Морейн звучал как всегда холодно и невозмутимо.
   - Меня зовут Фэйли, - твердо ответила Заринэ и на  какое-то  время  своим
длинным носом действительно напомнила сокола.
   - Заринэ, - спокойно повторила Морейн, - теперь наши  дороги  расходятся.
Свою Охоту тебе лучше вести не с нами. Так, кстати, будет и безопаснее.
   - А я считаю, что нет. - Заринэ тоже не изменила тона. -  Охотник  должен
идти по следу. А след, который  оставляете  вы  четверо,  слишком  заманчив,
чтобы оставить его. И меня зовут Фэйли. -  Она  произнесла  это  не  слишком
внятно, слегка испортив тираду, но не моргнув выдержала взгляд Морейн.
   - Ты уверена, - тихо произнесла та, - ты уверена,  что  не  раскаешься  в
своем выборе... Сокол?
   - Уверена. И ни вы, ни ваш  каменнолицый  Страж  не  остановите  меня.  -
Немного поколебавшись, Заринэ добавила, будто выложила на стол карты:  -  По
крайней мере, вы никак не сможете остановить меня. Об Айз  Седай  я  кое-что
знаю. Из рассказов я уяснила, что есть вещи, которые вы не делаете. И  я  не
верю, что этот  каменнолицый  предпримет  действия,  которые  заставят  меня
отказаться от задуманного.
   - Ты вполне уверена, чтобы так рисковать? - не моргнув, спокойно  спросил
Лан, и Заринэ непроизвольно сглотнула.
   - Нет никакой  необходимости  угрожать  ей,  Лан,  -  проговорил  Перрин,
удивляясь, что осмелился поднять глаза на Стража.
   Морейн взглядом заставила их обоих замолчать.
   - Ты твердо веришь в то, что Айз Седай так не поступают? - Эти слова  она
произнесла еще более мягко, но улыбка ее не сулила ничего хорошего.  -  Если
хочешь идти с нами, то вот что должна сделать...
   Веки Лана дрогнули от удивления. Вид двух женщин напоминал встречу сокола
с мышью. Но соколом теперь казалась вовсе не Заринэ.
   - Ты должна дать клятву Охотника исполнять все,  что  я  скажу,  во  всем
слушаться меня и не покидать нас. Когда ты узнаешь о наших делах больше  чем
следует, я уже не смогу допустить, чтобы ты попалась в лапы  кому  не  надо.
Так что хорошенько это запомни, девочка. Ты клянешься поступать  как  каждый
из нас  и  не  предпринимать  действий,  которые  поставили  бы  под  угрозу
достижение нашей цели? Ты не станешь задавать никаких вопросов насчет  того,
куда мы идем, что и почему делаем, но будешь  довольствоваться  тем,  что  я
сочту нужным тебе сообщить. Ты поклянешься или останешься здесь, в  Иллиане.
Но в атом случае ты не сможешь покинуть здешнее болото, пока на то не  будет
моей воли, пусть даже ожидание займет  весь  остаток  твоей  жизни.  В  этом
клянусь уже я!
   Заринэ осторожно повернула голову, как бы следя за Морейн краешком глаза:
   - Если я поклянусь, то смогу сопровождать вас? Айз Седай кивнула.
   - Я буду одной из вас, такой же, как Лойал или каменнолицый, но не  смогу
задавать вопросы. А им-то спрашивать позволено?
   Морейн, судя  по  выражению  ее  лица,  начала  терять  терпение.  Заринэ
выпрямилась, высоко вздернув голову:
   - Хорошо. Я клянусь - той клятвой, которую давала  как  Охотник.  Если  я
нарушу одну из своих клятв, то тем самым нарушу обе. Клянусь!
   - Да будет так! - сказала Морейн, касаясь лба девушки. Заринэ вздрогнула.
- Поскольку ты привел ее к нам, Перрин, ты за нее отвечаешь.
   - Я?! - взвизгнул Перрин.
   - За меня никто не отвечает, кроме меня! - почти прокричала Заринэ.
   Айз Седай продолжила, будто и не слышала их:
   - Кажется, та'верен, ты нашел сокола, о котором говорила Мин. Я  пыталась
отговорить ее, но, похоже, она сядет тебе на плечо, что  бы  я  ни  сделала.
По-видимому, Узор плетет для тебя будущее. Однако запомни вот что. Если  мне
понадобится, я обрежу эту нить.  Если  девчонка  станет  угрозой  тому,  что
должно быть, ты разделишь ее судьбу.
   - Я не просил ее идти с нами! -  запротестовал  Перрин.  Морейн  спокойно
села в седло Алдиб, расправив плащ. - Я не просил!
   Лойал пожал плечами и молча зашевелил губами. Видимо, не советуя  гневить
Айз Седай.
   - Ты та'верен? - недоверчиво спросила  Заринэ.  Ее  взгляд  скользнул  по
простой деревенской одежде Перрина и остановился на его  желтых  зрачках.  -
Хорошо. Может быть. Кто бы ты ни был, она угрожала тебе так же, как  и  мне.
Кто такая эта Мин? Что она имеет в виду, говоря, что я сяду на твое плечо? -
Лицо девушки напряглось. - Если ты попытаешься взять меня под свое крыло,  я
тебе уши отрежу. Понял?
   Скривившись, Перрин сунул свой ненатянутый  лук  под  седельную  подпругу
Ходока и вскарабкался на конягу. Отдохнувший за несколько дней  бездействия,
проведенных на корабле, мышастый радостно взбрыкнул при звуке своего  имени,
так что Перрину пришлось успокаивать его, натянув вожжи и поглаживая по шее.
   - Это даже ответа не заслуживает,  -  проворчал  он.  Проклятие,  Мин  ей
сказала! Чтоб тебе сгореть. Мин! И тебе тоже, Морейн! И Заринэ!
   Он не мог представить, чтобы Ранда или Мэта стращали женщины. Да он и сам
был таким же до того, как покинул Эмондов Луг. Правда, Найнив могла  внушить
почтение. И госпожа Лухан, конечно. Она же помыкала и им, и мастером Луханом
везде, кроме кузницы. Правда, и Эгвейн порой вела себя точь-в-точь как  она,
хотя по большей части с одним лишь Рандом. Да и миссис ал'Вир, мать  Эгвейн,
всегда улыбалась, но все поворачивалось именно так, как  она  хотела.  А  уж
Круг Женщин... Да они каждому мужчине через плечо заглядывали!
   Ворча про себя, он нагнулся вниз, взял  Заринэ  за  руку,  так  что  она,
вскрикнув, едва не выронила  свой  узелок,  и  посадил  ее  себе  за  спину.
Юбка-штаны позволили ей с легкостью сидеть верхом на Ходоке.
   - Морейн должна купить тебе лошадь, - пробормотал Перрин. -  Пешим  ходом
тебе весь путь не осилить.
   - Ты силен, кузнец, - сказала девушка, потирая  руку.  -  Но  я  тебе  не
какая-нибудь железяка. - Она чуть сдвинулась и приткнула  перед  собой  свой
узел и плащ. - Я и сама могу купить себе лошадь, если понадобится. А куда мы
едем?
   Лан уже двинулся от пристани к. городу, Морейн и Лойал следовали за  ним.
Огир оглянулся на Перрина.
   - Никаких вопросов. Забыла? И зовут  меня  Перрин.  Понятно,  Заринэ?  Не
"большой мужчина", и не  "кузнец",  и  не  как-нибудь  еще.  Перрин.  Перрин
Айбара.
   - А меня - Фэйли. Понял, лохматый?
   Издав звук, похожий на рычание, он погнал  Ходока  вслед  за  остальными.
Заринэ обхватила его сзади за талию, чтобы не  слететь  с  крупа  мышастого.
Перрину показалось, что девушка смеется.

Глава 42
В "БАРСУКЕ"

   Смех Заринэ - если это был  смех  -  утонул  в  городском  гаме,  который
показался Перрину значительно более громким, чем в Кэймлине и Кайриэне.  Гул
Иллиана и в самом деле был иным, звуки протяжные, иной высоты, но  источники
их были Перрину знакомы - шарканье шагов, рокот  колес,  металлический  стук
подков по неровным грубым плитам мостовой,  скрип  осей  экипажей  и  телег,
плывущие из раскрытых дверей и окон гостиниц и таверн музыка,  пение,  смех.
Голоса. Жужжание голосов казалось  Перрину  таким  густым,  будто  он  сунул
голову в улей. Огромный город жил своей привычной жизнью.
   Из боковой улицы до его ушей донеслись гулкие удары молота о  наковальню,
и плечи кузнеца сами собой задвигались им в такт. Его  руки  соскучились  по
молоту, по кузнечным клещам, сжимающим кусок раскаленного добела металла, от
которого при каждом ударе летят искры. Звон кузницы стих  позади,  утонув  в
рокоте телег и фургонов, болтовне лавочников и уличных  зевак.  В  привычных
запахах лошадей и людей, стряпни, свежей  выпечки  и  многого  другого,  что
составляло особый дух городов, Перрин уловил аромат болота и соленой воды.
   Когда путники подъехали к мосту в черте города - низкой каменной арке над
водной гладью канала, имевшего не более  тридцати  шагов  в  ширину,  Перрин
сначала удивился, но, миновав третий, понял, что  каналов,  которыми  Иллиан
оказался изрезан вдоль и поперек,  здесь  не  меньше,  чем  улиц,  а  людей,
сплавляющих  с  помощью  шестов  груженые  баржи,  не  меньше,  чем  возниц,
взмахивающих кнутами, пытаясь  сдвинуть  с  места  тяжелые  фургоны.  Иногда
сквозь толпу проплывали паланкины и сверкающие лаком коляски богатых  купцов
или знати с геральдическим нашлемником или гербом Дома, крупно выведенным на
дверцах. Многие мужчины носили необычные бороды с  выбритой  верхней  губой.
Женщины щеголяли в шляпах с широкими полями, к шляпам были привязаны длинные
шарфы, другой конец которых обматывался вокруг шеи.
   Потом путники пересекли  огромную  площадь,  величиной  во  много  гайдов
земли, окруженную по  периметру  громадными  колоннами  из  белого  мрамора,
каждая по меньшей мере пятнадцати спанов в высоту и двух спанов  в  толщину.
Колонны ничего не  поддерживали,  за  исключением  оливковых  венков,  также
высеченных из мрамора.  На  площади,  друг  против  друга,  стояли  огромные
белоснежные дворцы  с  пурпурными  крышами;  каждый,  казалось,  состоял  из
прогулочных галерей с  портиками,  ажурных  балконов  и  хрупких,  воздушных
башенок. На первый взгляд они точь-в-точь походили  один  на  другой,  будто
отраженные в зеркале, но  вскоре  Перрин  понял,  что  одно  здание  всем  -
размером, декором, украшениями - чуть-чуть скромнее, а  все  его  башенки  -
фута на три ниже.
   - Королевский Дворец, - объявила из-за спины юноши Заринэ,  -  и  Большой
Зал Совета. Говорят, первый король  Иллиана  постановил,  что  Совет  Девяти
может построить себе любой дворец, какой угодно, но он ни в коем  случае  не
должен  быть  больше  королевского.  Тогда  Совет  в   точности   скопировал
королевский дворец, уменьшив каждое измерение на два фунта. С тех пор так  в
Иллиане и повелось: король и Совет  Девяти  соперничают  друг  с  другом,  а
Ассамблея противостоит им обоим; а пока  они  заняты  выяснением  отношений,
простые люди в большинстве своем коротают век как хотят, и в их  дела  никто
носа не сует. Это очень неплохая система для  тех,  кто  постоянно  живет  в
городе. Полагаю, кузнец, ты должен знать, что это  и  есть  Площадь  Таммуз,
именно здесь я приняла Клятву Охотника. И на  первый  раз  довольно  с  тебя
сведений, здесь не обратят внимания на такого деревенщину, как ты.
   Перрин еле  сдержался,  но  решил  впредь  не  глазеть  по  сторонам  так
откровенно.
   Казалось, никто не воспринимает Лойала как  нечто  необыкновенное.  Огир,
видимо, были  известны  в  Иллиане,  и  лишь  несколько  прохожих  пару  раз
оглянулись на него, да маленькие дети недолго бежали за Лойалом, а  потом  и
они умчались прочь. И никто из жителей будто не  замечал  ни  влажности,  ни
жары.
   Лойал был явно раздосадован столь прохладным приемом со стороны  горожан.
Его длинные брови повисли, касаясь щек, уши тоже поникли.  Впрочем,  подумал
Перрин, это могло быть следствием жары. Его собственная рубашка  прилипла  к
телу, капли на лице казались смесью пота и влажных испарений.
   - Ты боишься встретить  здесь  других  огир,  Лойал?  -  спросил  он,  но
почувствовал, как Заринэ шевельнулась у  него  за  спиной,  и  проклял  свой
длинный язык. Он не хотел, чтобы девушка знала даже то,  что  ей  собиралась
доверить Морейн, Так, думалось ему, девушке скорее надоест,  и  она  покинет
их. Если, конечно, Морейн позволит ей теперь  уйти.  Чтоб  мне  сгореть,  не
нужна мне соколица на плече, даже такая хорошенькая.
   - Наши каменщики иногда приходят сюда, - кивнул Лойал. Он говорил шепотом
- шепотом не только по огирским, но и по всем людским  меркам.  Даже  Перрин
едва услышал его. - Из Стеддинга Шангтай, я имею в  виду.  Именно  каменщики
нашего  Стеддинга  построили  часть  зданий  Иллиана  -   например.   Дворец
Ассамблеи, и Большой Зал Совета,  и  другие  дворцы,  -  и  за  нами  всегда
посылают, когда нужно произвести  какой-нибудь  ремонт.  Понимаешь,  Перрин,
если здесь есть другие огир, они заставят меня  вернуться  а  стеддинг.  Мне
надо было подумать об этом раньше. Мне здесь неспокойно, Перрин. - И его уши
нервно задвигались.
   Перрин заставил Ходока приблизиться к  коню  огир  и  ободряюще  потрепал
Лойала по плечу. Сделать это было непросто из-за огромного  роста  великана.
Помня о том, что  за  его  спиной  сидит  Заринэ,  Перрин  теперь  тщательно
взвешивал каждое слово:
   - Лойал, я думаю, Морейн не позволит им увести  тебя.  Ты  слишком  долго
странствуешь с нами, и, кажется, она и  далее  рассчитывает  на  тебя.  Нет,
Морейн не даст тебя увести.
   Почему нет? - внезапно подумал он. Меня она держит, так как считает,  что
я могу пригодиться Ранду, а может  быть,  просто  опасается,  как  бы  я  не
рассказал кому-нибудь то, что мне известно. Может, поэтому она хочет,  чтобы
и он остался.
   - Конечно, не  позволит,  -  приободрившись,  сказал  Лойал,  и  уши  его
поднялись.  -  Я,  в  конце  концов,  очень  полезен.  Если  снова  придется
путешествовать по Путям, то без меня ей не обойтись.
   Заринэ заерзала за спиной Перрина, но тот лишь покачал головой  и  поднял
взор, в надежде поймать взгляд огир. Лойал на него не смотрел. Он как  будто
только  сейчас  осознал,  что  сказал,  и  кисточки  на  его   ушах   слегка
надломились.
   - Надеюсь, ничего такого не случится. - Огир осмотрелся, и его уши совсем
опустились. - Не нравится мне здесь, Перрин.
   Морейн подскакала к Лану и что-то тихо произнесла,  но  Перрин  ухитрился
услышать обрывок фразы:
   - Что-то в этом городе неладно...
   Страж кивнул.
   Перрин почувствовал зуд между лопатками. Голос Айз  Седай  был  тревожен.
Вначале Лойал, затем она. Почему же я  ничего  подозрительного  не  замечаю?
Солнце жарко светило, ярко сверкая на черепице крыш,  отражаясь  от  светлых
каменных стен. Но  дома  выглядели  так,  словно  внутри  хранили  блаженную
прохладу. Здания смотрелись чистыми и яркими, такими  же  казались  и  люди.
Люди!
   Сначала Перрин не заметил в них ничего необычного. Мужчины и женщины  шли
по своим делам, но как-то медленно, не так,  как  двигаются  на  севере.  Он
думал: во всем,  должно  быть,  виноваты  жара  и  яркое  солнце.  Потом  им
встретился подмастерье булочника, который шел мелкими шажками,  утвердив  на
своей голове поднос со свежим хлебом,  но  на  лице  парня  застыла  злобная
гримаса. Женщина, стоящая возле лавки  ткача,  смотрела  так,  точно  готова
укусить хозяина, демонстрирующего ей отрезы яркой ткани. Жонглер, работавший
на перекрестке, оскалив зубы, чуть ли не  с  ненавистью  косился  на  людей,
бросавших монеты в его шапку. Не все прохожие были раздражены,  но  примерно
пятая часть замеченных Перрином юношеских лиц, как ему  виделось,  несла  на
себе отпечаток ненависти и гнева. Ему пришло в голову, что горожане даже  не
осознавали этого.
   - В чем дело? - спросила Заринэ. - Ты  так  напрягся,  что  мне  кажется,
будто я за скалу цепляюсь.
   - Что-то здесь не в порядке, - ответил он. -  Не  знаю,  что  именно,  но
что-то явно не так.
   Лойал печально кивнул и вновь начал жаловаться, что его  могут  заставить
вернуться в стеддинг. По мере того как они, пересекая мосты,  углублялись  в
город, все дальше от реки, облик зданий  менялся.  Некоторые  дома  не  были
облицованы светлым камнем, а если и были, то камень для этого  использовался
неполированный. Башни и дворцы  исчезли,  навстречу  попадались  все  больше
гостиницы  и  склады.  Многие  мужчины  и   женщины   выделялись   необычной
раскачивающейся походкой и  шагали  подобно  матросам,  босиком.  В  воздухе
носились запахи пеньки и дегтя, но особенно выделялся аромат древесины - как
хорошо выделанных досок, так и только что срубленных стволов, - смешанный  с
кислой вонью грязи. Когда  всадники  приблизились  к  очередному  каналу,  в
ноздри им ударил такой  дух,  что  хотелось  заткнуть  нос.  Ночные  горшки,
подумал Перрин. Помои и  ночные  горшки.  При  этой  мысли  он  почувствовал
тошноту.
   - Мост Цветов, - объявил Лан, когда они пересекали  следующий  маленький,
неказистый мостик. Потом глубоко вдохнул:  -  А  теперь  мы  в  Благоухающем
Квартале. Как видите, иллианцы - люди поэтичные.
   Заринэ за спиной Перрина закашлялась смехом.
   Будто назло размеренному ритму жизни Иллиана, Страж стремительно  пересек
улицу и провел путников в гостиницу, представлявшую собой двухэтажный дом из
грубого камня с зелеными прожилками и зеленоватой черепичной крышей.
   Надвигался вечер, и лучи клонящегося к закату солнца  стали  мягче.  Жара
немного спала. Дежурившие на ступенях гостиницы мальчишки вскочили на ноги и
приняли у путников лошадей. Черноволосый паренек лет десяти спросил  Лойала,
не огир ли он, и когда Лойал ответил утвердительно,  самодовольно  кивнул  и
сказал:
   - Я так и думал.
   Паренек увел огромную лошадь Лойала, подбрасывая на ходу  медную  монету,
которую ему вручил огир, и ловко подхватывая ее в воздухе.
   Перрин хмуро посмотрел на вывеску, прежде чем вслед за другими переступил
порог гостиницы. Барсук с белыми полосами на спине танцевал на задних  лапах
вместе с мужчиной, держащим в руках подобие серебряного  черпака.  "Ублажить
барсука" - гласила надпись. Это, должно быть, какая-то сказка, которой я  не
знаю.
   Пол в общем зале был посыпан опилками, а воздух клубился табачным  дымом.
Кроме того, в помещении стоял душный цветочный аромат и  одновременно  пахло
готовившейся на кухне рыбой и вином. Вырисовывающиеся сквозь дым  деревянные
балки высокого потолка были грубо обтесаны и потемнели от старости. В  столь
ранний час лишь четверть табуретов и скамей в зале была занята  посетителями
в простых куртках или рабочих безрукавках,  кое-кто  из  них  босыми  ногами
напомнил Перрину матросов. Они тесно, как только  могли,  сгрудились  вокруг
стола, где под бренчание двенадцатиструнного биттерна пела и плясала,  кружа
юбками, темноглазая девица,  от  которой  шел  аромат  духов.  На  ней  была
свободная белая блузка с исключительно глубоким вырезом.  Перрин  без  труда
узнал песенку "Танцующая возлюбленная", но слова сильно отличались  от  тех,
которые он слышал:

   Чаровница из Лугарда. ты пришла в портовый город,
   Ты хотела все увидеть, ты хотела все узнать.
   Белой ножкой манила тех, кто был горяч и молод.
   Сколько их теперь с тобою? Раз, два, три, четыре, пять!
   К маякам очей бездонных в жарких бурях женской ласки
   Подходили капитаны, отдавали якоря,
   Из зубов не вынув трубки, погружаясь без опаски
   В эти розовые волны с черной пеной по краям.

   Когда девушка перешла к следующему куплету, Перрин стал  догадываться,  о
чем она поет, и его лицо залилось краской. А он-то думал, что его уже  ничто
не сможет шокировать после того, как он видел  танцующих  девушек-Лудильщиц,
но в их танцах содержался только намек на подобное. Эта же девушка пела  обо
всем совершенно открыто.
   Заринэ кивала в такт музыке и улыбалась. Когда она посмотрела на Перрина,
ее усмешка перешла в смех:
   - Ну, фермерский сынок,  не  думала,  что  когда-нибудь  встречу  мужчину
твоего возраста, который все еще краснеет, как мальчик.
   Он сердито поглядел на нее и последним усилием сдержал готовые  сорваться
с языка слова, понимая,  что  все  сказанное  все  равно  будет  глупо.  Эта
проклятая женщина довела меня до того,  что  я  вздрагиваю,  даже  не  успев
подумать. Свет! Держу пари. она решила, что я никогда  девушек  не  целовал.
Перрин старался больше не слушать того, что пела девица на  столе.  Если  не
согнать с лица краску смущения, Заринэ, чего доброго,  приведет  его  в  еще
большее замешательство.
   Когда они вошли, на лице хозяйки гостиницы отразилась вспышка  изумления.
Это была крупная полная женщина с волосами, забранными  в  большой  узел  на
затылке, распространявшая вокруг сильный аромат мыла.  Она  почти  мгновенно
справилась со своим удивлением и поспешила к Морейн:
   - Госпожа Мари! Никак не ожидала увидеть вас здесь сегодня, - сказала она
и помедлила, оглядывая Перрина, Заринэ и Лойала, но во взгляде  ее  не  было
недоверия. Впрочем, при виде огир ее взгляд несколько изменился, но основное
внимание хозяйки было приковано к "госпоже  Мари".  Понизив  голос,  хозяйка
добавила: - Надеюсь, мои голуби прибыли благополучно?
   Лана она, казалось, воспринимала как часть Морейн.
   - Я уверена, Ниеда, что благополучно, - сказала  Айз  Седай.  -  Меня  не
было, но уверена, Адине записала все, что вы сообщили.
   Она оглянулась на девушку, поющую на столе, без заметного  неудовольствия
- на ее лице вообще ничего не отразилось.
   - Когда я была здесь  в  последний  раз,  "Барсук"  выглядел  значительно
спокойнее.
   - Именно, госпожа Мари! Так все и было. Но эти оболтусы будто еще от зимы
не очнулись. У меня в "Барсуке" десять лет не было  драк,  но  вот  в  конце
нынешней зимы...
   Она кивнула в сторону парня, который стоял у стены отдельно  от  компании
ценителей музыки, скрестив на  груди  тяжелые  руки  и  притоптывая  в  такт
мелодии. Парень был куда крупнее Перрина.
   - Даже Били пришлось нелегко, чтобы держать в узде всю эту свору, и тогда
я наняла девушку, чтобы им не взбрело в башку устраивать у  меня  потасовки.
Она откуда-то из Алтары. - Хозяйка склонила голову  набок,  некоторое  время
прислушивалась, потом произнесла: - Чистый, красивый голос. Но в ее возрасте
я пела лучше, да, точно! И плясала, кстати, тоже лучше.
   Перрин разинул рот от изумления, представив,  как  эта  огромная  женщина
прыгает по столу и поет песенку вроде той, что доносилась из зала.
   "Как тесна моя одежда, как ее хочу я сбросить..."
   Но тут Заринэ так ткнула его кулаком под ребро, что он поперхнулся.
   Ниеда посмотрела на него и сказала:
   - А для твоего горла, парень, надо приготовить снадобье. Это просто  -  в
мед добавляется немного серы. Иначе будешь хворать, пока у нас  не  наступит
теплая погода. А болеть, когда у тебя на руках такая милая девушка, нельзя.
   Морейн взглядом приказала Перрину не отвлекать хозяйку от беседы с ней.
   - Странно, что у тебя в гостинице дерутся, - произнесла она. -  Я  хорошо
помню, как твой племянник пресекает подобные выходки.  Неужели  люди  теперь
стали раздражительнее? Что-то случилось?
   Чуть подумав, Ниеда ответила:
   - Может быть. Хотя трудно сказать. Сынки лордов всегда приходили в  порт,
всегда волочились за женщинами, развратничали, кутили и не спешили  убраться
к себе, хоть там и воздух свежей. Пожалуй, теперь они появляются у нас чаще,
после тяжелой зимы. Наверное, так. Да и  местные  норовят  чаще  огрызнуться
друг на друга. Это из-за суровой зимы. И мужчины стали злее, и женщины.  Как
вспомню все  эти  дожди  и  холода...  Два  раза  даже  вода  в  умывальнике
замерзала. Конечно, прошлая зима была не чета этой, да  ведь  такая  тяжелая
зима, как та, бывает раз в тысячу лет. После  всего  случившегося  я  готова
поверить даже в россказни путешественников о том,  будто  замерзшая  вода  с
неба может падать. - Она хихикнула, чтобы показать, что совсем  не  верит  в
это. Странно было слышать столь тонкий звук от такой толстой женщины.
   Перрин удивленно качнул головой. Она не верит в снег? Впрочем,  если  она
нынешнюю погоду считает холодной, чего же еще от нее можно ожидать?
   Морейн задумалась, склонив голову, и капюшон совсем закрыл ее лицо.
   Девушка, танцующая на столе, начала новый  куплет,  и  Перрин  неожиданно
поймал себя на том, что невольно вслушивается в слова. Он понятия  не  имел,
что женщина может вести себя так, как  пелось  в  песне,  поэтому  ему  было
любопытно. Перрин видел, что Заринэ внимательно следит за ним, и сделал вид,
будто песенка ему неинтересна.
   - Что необычного  случилось  в  Иллиане  в  последнее  время?  -  наконец
спросила Морейн.
   - Необычным можно  назвать  разве  что  возвышение  Лорда  Бренда  и  его
вхождение в Совет Девяти, - ответила Ниеда. - Направь меня удача, но до зимы
я даже имени его не слыхала. Тогда-то  он  и  явился  в  город,  по  слухам,
откуда-то из мест на границе с  Муранди,  и  возвысился  в  течение  недели.
Поговаривают, он самый влиятельный в Совете  и  все  советники  следуют  его
указаниям, хоть он самый малоизвестный из них и недолго еще пробыл на посту.
Говорят, Лорд Бренд хороший человек, но иногда я  вижу  его  во  снах  таким
странным...
   Морейн открыла рот, Перрин был уверен  -  чтобы  поинтересоваться,  не  в
последние ли несколько дней Ниеде видятся такие сны. Но, поколебавшись,  Айз
Седай спросила:
   - Что за странные сны, Ниеда?
   - Да глупости, госпожа Мари, одни глупости. Вам на самом деле  интересно?
Лорд Бренд виделся мне в каких-то незнакомых местах, какие-то мосты, висящие
в воздухе. Все сны будто в каком тумане, но  снится  мне  это  почти  каждую
ночь. Вы когда-нибудь слышали о  чем-то  подобном?  Глупости,  наставь  меня
удача! И все-таки странно... Вот Били говорит, что видит такие же  сны.  Мне
кажется, он слышит о моих видениях, поэтому они посещают и его. Вообще,  он,
по-моему, не очень умен.
   - А по-моему, ты к нему несправедлива, - вздохнула Морейн.
   Перрин  с  изумлением  уставился  на  ее  капюшон.  Сейчас  в  ее  голосе
прозвучало потрясение даже большее, чем тогда, когда ей показалось, будто  в
Гэалдане восстал новый Лжедракон. Запаха страха юноша не  почуял,  но...  Но
Морейн была испугана. То, что Морейн боится, ужаснуло Перрина  куда  больше,
чем ее гнев. Юноша мог представить ее себе разъяренной, но он просто не  мог
вообразить Айз Седай испуганной.
   - Ладно, что я тут болтаю попусту, - сказала  Ниеда,  теребя  узел  своих
волос на затылке. - Разве кому-то интересны мои  глупые  сны?  -  Она  снова
хихикнула, но этот быстрый смешок уже  не  казался  таким  глупым,  как  при
упоминании о снеге. - У вас усталый вид, госпожа Мари. Я провожу вас в  ваши
комнаты. А отведав недавно выловленного краснополосатика,  вы  вернете  себе
доброе расположение духа.
   Краснополосатик? Перрин подумал: это, должно быть, такая рыба - тем более
что запах жарящейся рыбы доносился из кухни.
   - В комнаты? - сказала Морейн. - В комнаты  проводите.  А  с  едой  можно
подождать. Да, вот еще! Ниеда, какие суда  отплывают  в  Тир?  Завтра,  рано
утром. Сегодня вечером мне кое-что нужно сделать.
   Лан, нахмурившись, смотрел на Морейн.
   - В Тир, госпожа Мари? - Ниеда рассмеялась. - В Тир  никто  не  поплывет.
Совет Девяти с месяц назад запретил всем туда плавать, и ни одному судну  из
Тира не позволено заходить в наш порт, хотя, я думаю, что Морскому Народу на
это распоряжение наплевать. Правда, сейчас  в  порту  нет  ни  одного  судна
Морского Народа. А это очень странно. Я имею в виду решение Девяти...  Да  и
король отчего-то молчит, тогда как обычно подымает шум, если Совет хоть  шаг
ступит без его ведома. Но может, дело вовсе и  не  в  этом.  Все  толкуют  о
предстоящей войне с Тиром, но лодочники  и  возчики,  доставляющие  в  армию
провизию и прочие припасы, утверждают, что солдаты поглядывают на  север,  в
сторону Муранди.
   - Пути Тени запутаны, - с напряжением  в  голосе  проговорила  Морейн.  -
Будем делать то, что должны. Так что,  Ниеда,  сейчас  -  комнаты,  а  затем
обещанная еда.
   Комната Перрина  оказалась  комфортабельнее,  чем  он  мог  предположить,
увидев иные помещения "Барсука". В наличии имелись широкая кровать и  мягкий
матрас. Дверь была обита рейками, а когда Перрин отворил окно,  в  лицо  ему
повеял бриз, принося с собой запах  гавани.  Аромат  каналов,  правда,  тоже
чувствовался, но более всего  юноша  обрадовался  прохладе.  Он  повесил  на
деревянный крючок свой плащ вместе с колчаном и топором, а  лук  поставил  в
угол. Из седельных сумок Перрин ничего доставать не стал, одеяло тоже  решил
не расстилать. Может быть, ночью отдыхать и не придется.
   Если раньше в голосе Морейн ему просто послышался  испуг,  то  когда  она
сказала, что  вечером  ей  нужно  кое-что  сделать,  запах  страха  какое-то
мгновение будто истекал от нее темным потоком, - она  походила  на  женщину,
решившуюся сунуть голую руку в осиное гнездо и передавить всех ос  пальцами.
Что, во имя Света, она задумала? Если Морейн напугана, то я должен  попросту
обезуметь от страха!
   На самом деле ничего такого Перрин не чувствовал. Он  не  был  испуган  и
даже ничуть не боялся. Он чувствовал какое-то... возбуждение. Он был готов к
тому, что должно произойти, даже ждал этого. Был полон  решимости.  Ощущения
эти показались ему знакомыми. Они были  схожи  с  теми,  которые  испытывали
волки непосредственно перед битвой. Чтоб мне сгореть, уж лучше б я боялся!
   Не считая Лойала, Перрин первым  спустился  в  общий  зал.  Ниеда  велела
поставить для них большой стол, вместо простых скамей распорядилась принести
стулья, спинки которых скреплялись  несколькими  поперечными  планками.  Для
Лойала хозяйка даже отыскала стул под стать огир.  Девушка  в  другом  конце
зала пела песню о богатом купце, который, каким-то неправдоподобным  образом
лишившись упряжки лошадей, почему-то решил тащить свой  экипаж  сам.  Толпа,
собравшаяся вокруг нее, ревела от хохота.  В  окнах  уже  было  темно,  мрак
опускался быстрее, чем Перрин ожидал, в воздухе ощущалось приближение дождя.
   - В этой гостинице есть комната для огир, - сообщил Лойал,  когда  Перрин
уселся рядом с ним. - Такие комнаты есть, по-видимому,  во  всех  иллианских
гостиницах.  Все  надеются  заполучить  постояльца-огир,   когда   каменщики
приходят в город. Ниеда говорит, что  огир  в  доме  -  хорошая  примета,  к
счастью! Не думаю,  что  приходит  много  огир.  Каменщики  всегда  держатся
вместе, когда работают во Внешнем Мире. Люди - слишком беспокойные существа,
и Сгарейшины все время опасаются, что кто-нибудь  из  нас  рассердится  и  в
припадке ярости, забывшись, приделает к топору слишком длинное топорище.
   Лойал посмотрел в сторону мужчин, окруживших певицу, будто подозревал  их
в намерении разозлить его. Его уши снова сникли.
   Богатый купец по милости девушки  безвозвратно  терял  коляску  к  пущему
веселью слушателей.
   - Ты узнал, есть ли в Иллиане огир из Стеддинга Шангтай?
   - Были, но Ниеда сказала, что зимой они ушли. Еще она сообщила, что  свою
работу они не закончили. Вот этого я не  понимаю.  Каменщики  могут  бросить
дело только в том случае, если им не платят, а Ниеда говорит, что здесь  все
было совсем иначе. Однажды утром они исчезли, хотя  кто-то  видел,  как  они
уходили ночью по Дамбе Маредо. Перрин, мне не нравится этот город.  Не  знаю
почему, но мне здесь очень... неспокойно.
   - Огир, - произнесла подошедшая Морейн, - очень чувствительны к некоторым
вещам.
   Свое лицо она так и не показывала, но плащ на ней был другой, легкий,  из
темно-голубой льняной ткани; видимо, Ниеда уже успела  послать  слуг  купить
его. Запах страха, исходивший  от  Морейн,  исчез,  но  осталось  внутреннее
напряжение, проскальзывающее в голосе. Лан пододвинул ей  стул,  взгляд  его
выдавал крайнюю озабоченность.
   Заринэ спустилась в зал последней, на ходу укладывая только  что  вымытые
волосы. Травяной аромат вокруг нее сейчас чувствовался сильнее, чем  раньше.
Она пристально посмотрела на деревянное блюдо, которое  Ниеда  поставила  на
стол, и недовольно пробормотала:
   - Ненавижу рыбу.
   Полная хозяйка привезла на небольшой тележке с несколькими полочками  еду
для постояльцев, на колесах тележки  сохранились  следы  пыли,  видимо,  она
долго стояла в кладовой и была сегодня поспешно  извлечена  оттуда  в  честь
Морейн. Тарелки, хоть и с отбитыми кое-где краями, были из фарфора  Морского
Народа.
   - Ешь, - сказала Морейн, в упор глядя на Заринэ. - И  помни,  что  каждая
трапеза может стать для тебя последней. Ты сама выбрала этот  путь,  поэтому
сегодня поужинаешь рыбой. Может быть, завтра тебя ждет смерть.
   Поданная гостям почти круглая белая, с  красными  полосами  рыба  Перрину
была незнакома, но пахла хорошо. Специальной большой вилкой он переложил две
рыбины себе на тарелку и усмехнулся Заринэ набитым  ртом.  И  на  вкус  рыба
оказалась хороша, к ней явно были добавлены специи. Придется тебе, соколица,
отведать нелюбимой тобой рыбки, подумал Перрин. Заринэ глянула на юношу так,
словно готова была растерзать его.
   - Если желаете, госпожа Мари, я могу приказать девушке не петь, - сказала
Ниеда, кивнув на певицу, и поставила на стол  миски  с  горохом  и  какой-то
густой желтоватой кашей, - и вы поужинаете в тишине.
   Морейн внимательно смотрела в тарелку и, казалось, не слышала ее.
   Лан, прислушавшись к песенке -  купец  последовательно  лишился  коляски,
плаща, сапог, золота, всей оставшейся одежды и опустился до  того,  что  был
вынужден драться со свиньей за ее обед, - качнул головой:
   - Она нам не мешает.
   Мимолетная тень усмешки пробежала по лицу Стража, потом  он  взглянул  на
Морейн. И тотчас же в глазах Лана застыло беспокойство.
   - Что случилось? - спросила Заринэ. Рыбу  она  игнорировала.  -  Я  вижу,
что-то случилось. С тех пор как мы встретились, каменнолицый,  я  не  видела
тебя таким взволнованным.
   - Никаких вопросов! - резким тоном напомнила Морейн. -  Ты  будешь  знать
лишь то, что я сама захочу тебе сказать. И не больше!
   - Ну так что же вы мне хотите сказать? - с вызовом спросила  Заринэ.  Айз
Седай улыбнулась:
   - Ешь свою рыбу.
   После этого разговора ужин протекал в  тишине,  которая  нарушалась  лишь
песнями, доносившимися из другого конца зала. Одна  песенка  повествовала  о
богаче, которого жена и дочери постоянно  оставляли  в  дураках,  ничуть  не
поколебав в нем сознания собственного величия. Другая описывала  приключения
молодой женщины, решившей прогуляться неглиже. В следующей пелось о кузнеце,
который ухитрился вместо  лошади  подковать  самого  себя.  Заринэ  чуть  не
задохнулась, хохоча над последней,  и  настолько  забылась,  что  машинально
откусила кусок рыбы. Тут на ее лице изобразилась такая гримаса, будто рот ей
набили грязью.
   Как бы глупо она ни выглядела, смеяться над ней я не  буду,  сказал  себе
Перрин. Только преподам ей урок хороших манер.
   - Эта рыба просто восхитительна на вкус, правда? - произнес он.
   Заринэ метнула на него бешеный  взгляд,  а  Морейн  нахмурилась:  видимо,
слова Перрина сбили ее с какой-то мысли. Вот и вся беседа за столом.
   Ниеда убирала грязную посуду,  одновременно  подавая  на  стол  различные
сорта сыра, когда Перрин неожиданно ощутил мерзкое зловоние, от  которого  у
него волосы на затылке зашевелились. Запах принадлежал тому,  чего  быть  не
должно, но раньше он уже дважды ощущал эту вонь. Перрин  в  тревоге  оглядел
общий зал.
   Девушка все еще пела в кругу своих почитателей, несколько мужчин  шли  от
двери к столу. Били, прислонясь к стене, все так же притоптывал ногой в такт
мелодии биттерна. Ниеда, поправляя  узел  волос,  быстрым  взглядом  окинула
комнату и повернулась, собираясь увезти тележку с грязной посудой.
   Перрин посмотрел на своих  спутников.  Лойал  -  что  и  неудивительно  -
вытащил из кармана куртки книгу и, углубившись в чтение,  будто  забыл,  где
находится. Заринэ с отсутствующим видом скатывала  в  шарик  кусочек  белого
скра, попеременно поглядывая то на Перрина, то на Морейн и старательно делая
вид, что не смотрит на них. Но внимание Перрина приковывали  Лан  и  Морейн.
Они могли почувствовать приближение Мурддраала, троллока или кого-нибудь еще
из Отродий Тени до того, как последние  окажутся  на  расстоянии  нескольких
сотен шагов, но Айз Седай отрешенно смотрела на стол перед  собой,  а  Страж
нарезал кусочками желтый сыр, поглядывая на лицо Айз Седай. И все-таки запах
чего-то отвратного явно присутствовал, как когда-то в Джарре или на  окраине
Ремена, но на этот  раз  он  не  исчезал.  И  источник  этого  запаха  будто
находился где-то в общем зале.
   Перрин еще раз внимательно оглядел комнату. Привалившийся к  стене  Били,
несколько человек, идущих через зал, девушка,  поющая  на  столе,  хохочущая
публика вокруг нее. Мужчины, что идут через  зал?  Он  присмотрелся  к  ним.
Шестеро с ничем не  примечательными  лицами  направлялись  туда,  где  сидел
Перрин. Очень обыкновенные были у них лица. Юноша  перевел  было  испытующий
взгляд на ценителей вокала, как вдруг ясно осознал, что запах  накатывал  от
тех шестерых. Те внезапно, как будто  поняв,  что  их  обнаружили,  обнажили
кинжалы.
   - У них ножи! - крикнул Перрин и метнул в нападавших деревянное  блюдо  с
сыром.
   Общий зал взорвался смятением: мужчины орали, певица визжала, хотя ее еще
не резали, Ниеда звала на помощь Били - все  это  происходило  одновременно.
Лан вскочил, огненный шар стрелой вылетел из руки Морейн, Лойал вскинул стул
как дубину, а Заринэ, ругаясь, отскочила в сторону. В ее руке тоже был зажат
нож, но Перрину было не до разглядывания окружающей обстановки. Те  шестеро,
казалось, смотрели прямо на него, а его топор остался  на  крюке  в  комнате
наверху.
   Схватив стул, Перрин  выломал  ножку  потолще,  переходившую  в  рейчатую
спинку, и, вооружившись этой длинной дубинкой, запустил тем, что осталось от
стула, в атакующих.  Они  пытались  во  что  бы  то  ни  стало  достать  его
кинжалами, а Лан и прочие были для них просто препятствием на пути. Это была
прямо-таки яростная свалка, и в тесноте  Перрин  мог  только  отбиваться  от
кинжалов, а его дикие взмахи дубинкой угрожали  Лану,  Лойалу  и  Заринэ  не
меньше, чем противникам. Краем глаза  он  увидел,  что  Морейн  отступила  в
сторону и на лице ее написано отчаяние: все настолько перемешалось, что  она
ничего не могла сделать без риска навредить другу так же,  как  и  врагу.  А
шестеро с ножами даже не взглянули на нее - ведь Морейн не  пыталась  встать
между ними и их целью, Перрином.
   Тяжело дыша, он все же изловчился ударить  одного  из  нападающих  в  его
слишком заурядное лицо, да так сильно, что услышал хруст кости,  и  внезапно
сообразил,  что  все  противники  лежат,  поверженные,  на   полу.   Перрину
показалось, что схватка длилась не менее четверти часа, но тут  он  заметил,
как Били только  сейчас  расправил  свои  широченные  плечи  и  остановился,
разглядывая  шестерых  мужчин,  замертво  распростершихся   на   полу.   Все
закончилось так быстро, он даже не успел вступить в битву!
   Лицо  Лана  стало  еще  мрачнее  обычного.  Он  начал  обыскивать   тела,
тщательно, но с поспешностью, которая свидетельствовала об отвращении. Лойал
по-прежнему размахивал над головой стулом, потом вздрогнул и опустил  его  с
неуверенной усмешкой. Морейн пристально смотрела на Перрина, как, впрочем, и
Заринэ, которая только что выдернула свой нож  из  груди  мертвеца.  Мерзкая
вонь неправильности исчезла, как будто смерть постигла и этот запах.
   - Серые Люди, - в упор глядя на Перрина, тихо  сказала  Айз  Седай,  -  и
явились они за тобой.
   - Серые Люди? - Ниеда рассмеялась громко и как-то нервно. - Госпожа Мари,
вы еще скажите, что впрямь верите во всякие там страшилки, в чудищ, в  буку,
в Призраков и в Древнего Врага, скачущего в Дикой Охоте  со  своими  черными
псами.
   Кое-кто из слушателей песенок тоже рассмеялся, но на Морейн и на  мертвых
убийц бросали одинаково тревожные взгляды. Певица  тоже  взирала  на  Морейн
округлившимися глазами. Перрин вспомнил о том огненном шаре, который вылетел
из руки Морейн перед тем, как все смешалось в общей свалке.  Один  из  Серых
Людей был как будто  слегка  обуглен  и  распространял  приторно-сладковатый
запах гари.
   Морейн отвернулась от Перрина и спокойно сообщила полной хозяйке:
   - Человек может ходить в Тени, и не будучи Отродьем Тени.
   - Ну конечно! Друзья Тьмы! - Ниеда  уперлась  руками  в  пышные  бедра  и
нахмурилась, разглядывая трупы. Лан закончил обыск, посмотрел  на  Морейн  и
качнул головой, видимо, и не ожидая обнаружить ничего  интересного.  -  Куда
более вероятно, что это грабители, хотя я  никогда  не  слышала  о  бандитах
столь наглых, чтобы орудовать прямо в гостинице. У меня в "Барсуке"  еще  не
было ни одного убийства. Эй, Били! Сбрось  этих  в  канал  и  насыпь  свежих
опилок. И не забудь, через заднюю дверь. Я не хочу, чтобы Стража совала свой
длинный нос в мою гостиницу.
   Били поспешно кивнул, видимо, горя желанием быть полезным хотя  бы  после
того, как вопреки своим обязанностям не сумел помочь раньше. Он взял  каждой
рукой по покойнику, ухватив их за поясные ремни, и  поволок  через  кухню  к
черному ходу.
   - Айз Седай? - промолвила темноглазая певица. - Я не хотела оскорбить ваш
слух своими простонародными песнями...  -  Она  попыталась  прикрыть  руками
глубокий вырез, открывавший большую часть груди. - Я могу петь совсем другие
песни, если вам будет угодно их слушать.
   - Пой что пожелаешь, - ответила Морейн. - Белая Башня  вовсе  не  так  уж
изолирована от остального мира. как  ты,  видимо,  думаешь.  Мне  доводилось
слышать песни и погрубее тех, что пела ты.
   Морейн была очень недовольна: теперь обывателям  известно,  что  она  Айз
Седай. Посмотрев на Лана, она завернулась в свой льняной плащ и  направилась
к двери.
   Быстрым шагом Страж нагнал Айз Седай  у  выхода,  и  они  принялись  тихо
шептаться, но Перрин слышал  их  слова  так  же  хорошо,  как  если  бы  они
беседовали рядом с ним.
   - Ты намерена идти без меня? - спросил Лан.  -  Но  я  обязался  охранять
тебя, Морейн, с тех пор как принял твои узы.
   - Тебе всегда было известно: есть некоторые опасности, к  которым  ты  не
подготовлен и справиться с которыми тебе не под силу, мой Гайдин.  Я  должна
идти одна.
   - Морейн...
   Но она оборвала его:
   - Слушай меня внимательно, Лан. Если меня постигнет неудача,  ты  узнаешь
об этом и будешь вынужден вернуться в Белую  Башню.  Этого  я  не  стала  бы
менять, даже будь у меня больше времени. И я  не  хочу,  чтобы  ты  погиб  в
напрасной попытке отомстить  за  меня.  Перрина  возьми  с  собой.  Кажется,
подобное внимание к нему Тени дало мне понять, пусть и не вполне  ясно,  его
значимость для Узора. Я была глупа и не замечала очевидного.  Ранд  оказался
чрезвычайно сильным та'верен, и я не обратила внимания на то,  что  рядом  с
ним всегда были двое других. Важность этого  обстоятельства  я  упустила  из
виду. С Перрином и Мэтом  Амерлин  еще  будет  в  состоянии  влиять  на  ход
событий. Нет, даже просто обязана, раз Ранд на воле. Расскажи ей  обо  всем,
что случилось, мой Гайдин.
   - Ты говоришь так, будто уже погибла, - резко произнес Лан.
   - Колесо плетет, как того желает Колесо. Тень наползает  на  мир.  Слушай
меня, Лан, и подчиняйся, ибо ты давал клятву.
   С этими словами Морейн ушла.

Aeaaa 43
БРАТЬЯ ТЕНИ

   Темноволосая певица снова вскарабкалась на  свой  стол  и  запела  слегка
дрожащим голосом. Перрин узнал  мелодию  "Петуха  госпожи  Айноры",  правда,
слова опять оказались другими, и на этот раз, к его  разочарованию  -  а  от
этого чувства юноша сам смутился, - они действительно касались петуха.  Сама
госпожа Лухан не  обнаружила  бы  в  песенке  ничего  крамольного.  Свет,  я
становлюсь похожим на Мэта!..
   Протеста со стороны публики не последовало, кое-кто выглядел  удрученным,
но, видимо, слушатели принимали во внимание возможное неудовольствие Морейн,
как и сама певица. Присутствующие опасались оскорбить Айз Седай  даже  в  ее
отсутствие. Вернулся Били, поднял и унес  еще  двоих  мертвых  Серых  Людей,
некоторые из слушающих поглядывали на трупы и качали головами. Один  из  них
даже сплюнул на опилки. Лан подошел к Перрину.
   - Как ты узнал о них, кузнец? - спросил он тихо. - Пятно зла  на  них  не
настолько сильно и явственно, чтобы я или Морейн могли  его  ощутить.  Серые
Люди пройдут незамеченными мимо сотен охранников, даже если среди тех  будут
Стражи.
   Ощущая на себе внимательный взгляд Заринэ, Перрин ответил как  мог  тихо,
даже тише, чем говорил Лан:
   - Я... я учуял их по запаху. Еще в Джарре и Ремене я  учуял  их,  но  там
запах всегда исчезал. Оба раза Серые Люди уходили до нашего появления.
   Перрин не знал, удалось Заринэ подслушать или  нет.  Девушка  наклонилась
вперед, пытаясь уловить обрывки его слов, но одновременно всем  своим  видом
старалась показать, что беседа Лана и Перрина ей глубоко безразлична.
   - Тогда - преследуя Ранда. Теперь -  тебя,  кузнец.  -  Внешне  Страж  не
выказал удивления. Потом он произнес уже  обычным  голосом:  -  Я  хотел  бы
обследовать окрестности. Твои глаза способны  заметить  то,  что  я  могу  и
пропустить.
   Перрин кивнул. Просьба Лана о помощи говорила о том, насколько встревожен
Страж. Лан добавил:
   - Огир, твой  народ  видит  значительно  лучше,  чем  большинство  других
существ. - О да, - откликнулся Лойал, - я думаю, что  тоже  смогу  быть  вам
полезен. - Он скосил большие круглые глаза на тела двух Серых Людей, все еще
лежащие на полу. -  Я  бы  сказал,  что  снаружи  никого  из  них  нет.  Как
по-вашему?
   - Что мы ищем, каменнолицый? - спросила Заринэ.
   Лан некоторое время смотрел на нее, потом покачал головой, словно решив о
чем-то умолчать. Наконец он произнес:
   - Все, что найдем, девочка. Я узнаю необходимое, когда увижу.
   Перрин подумал, не сходить ли за своей секирой, но Страж уже направился к
двери, и меча при нем не было. Да он вряд ли в нем нуждается, подумал Перрин
угрюмо. Страж и без меча опасен не меньше, чем с мечом. Перрин последовал за
Ланом, все еще сжимая в руке ножку стула. Он с  облегчением  увидел,  что  и
Заринэ не убрала свой нож.
   Плотные темные облака клубились  над  их  головами.  Улица  была  окутана
сумраком, как будто наступил  поздний  вечер,  людей  тоже  не  было  видно,
очевидно, горожане не стремились вымокнуть под  надвигающимся  дождем.  Лишь
один парень бежал через мост дальше по улице, это был единственный  человек,
которого заметил Перрин, оглядываясь вокруг. Подул ветер, погоняя по  камням
мостовой мусор; тихо хлопнул на  ветру  зацепившийся  за  ступеньку  обрывок
ткани. За тучами ворчал и перекатывался гром.
   Перрин сморщил  нос  -  в  ветре  ощущался  запах  фейерверков.  Нет,  не
фейерверков, точно. А как будто запах жженой серы. Или очень похожий.
   Заринэ легонько стукнула своим ножом по ножке  стула,  которую  сжимал  в
руке Перрин:
   - Ты и в самом деле силен, здоровяк. Стул  ты  разломал  без  труда,  как
будто он сделан из прутьев!
   Перрин хмыкнул в ответ. Он осознал, что стоит прямо, расправив  плечи,  и
нарочно ссутулился. Дурная девчонка! Внезапно Заринэ тихо засмеялась,  и  он
не понимал, то ли ему снова выпрямиться, то ли так и оставаться сгорбленным.
Дурак! На этот раз он имел в виду себя. От тебя хотят, чтобы ты искал.  Что?
Он не видел ничего, кроме пустынной улицы, и не чуял  ничего,  кроме  запаха
вроде как горелой серы. Ну и, конечно, Заринэ.
   Казалось, Лойал тоже не понимает, где и как  искать.  Он  почесал  ухо  с
кисточкой, поглядел в один конец улицы,  перевел  взор  на  другой,  почесал
другое ухо. Затем уставился вверх на крышу гостиницы.
   Лан вышел из переулка возле гостиницы и направился дальше по улице, зорко
вглядываясь в тени у домов. - Может, он что-то пропустил  и  не  заметил?  -
пробормотал Перрин, не особенно, впрочем, в это веря, но все-таки двинулся к
переулку. Раз считается, что я должен смотреть, то смотреть  и  буду.  Вдруг
Лан все-таки что-то пропустил.
   Лан, пройдя немного вперед, остановился,  внимательно  разглядывая  плиты
мостовой у себя под ногами. Потом Страж быстро вернулся к  гостинице,  глядя
перед собой и как будто следуя за чем-то. Что бы это ни  было,  оно  вело  к
каменному блоку цоколя, возле самого порога гостиницы. Возле дверей Страж  и
остановился, разглядывая серую каменную плиту.
   Перрин бросил поиски в переулке, где вообще-то воняло так же,  как  и  от
всех каналов в этой части Иллиана, и поспешил к Стражу. И сразу  же  увидел,
на что смотрел Лан. На верхней грани блока виднелись два глубоких отпечатка,
как будто огромная собака оставила здесь следы передних лап. Запах,  похожий
на жженую серу. ощущался в этом месте сильнее  всего.  Собаки  не  оставляют
отпечатков своих лап на камне. Свет! Не оставляют! Теперь и Перрин  различил
след, по которому прошел Лан. Собака пробежала мелкими шажками по  улице  до
каменного блока, затем повернула обратно и удалилась той же дорогой,  что  и
пришла. Оставляя в мостовой четкую цепочку  следов,  будто  не  по  каменным
плитам протрусила, а по вспаханному полю  Но  ведь  такие  следы  собаки  не
оставляют...
   - Гончая Тьмы, - произнес Лан.
   Заринэ вздрогнула, а Лойал издал тихий - для огир - стон. Лан продолжал:
   - Гончая Тьмы не оставляет следов на земле, кузнец,  даже  на  грязи,  но
камень - совсем другое дело. Но Гончих Тьмы не видали к югу от Гор  Рока  со
времени Троллоковых Войн. Эта, как я предполагаю,  охотилась  за  кем-то.  И
теперь, выследив цель, она отправилась донести об этом хозяину.
   За мной? - подумал Перрин. Серые Люди и Гончие Тьмы охотятся на меня? Это
безумие!
   - Вы хотите сказать, что Ниеда была права? - спросила  дрожащим  голоском
Заринэ. - Древний Враг в самом деле скачет со своей Дикой Охотой?!  Свет!  Я
всегда думала, что это лишь сказки!
   - Не будь законченной дурочкой, девочка, - резко ответил Лан. -  Если  бы
Темный освободился, мы все  сейчас  позавидовали  бы  мертвым.  -  Он  снова
посмотрел на следы, уходящие по улице. - Но Гончие  Тьмы  вполне  реальны  и
почти так же опасны, как Мурддраал, а убить их еще труднее.
   - Сейчас вы приплетете сюда и Призраков, - пробормотала Заринэ.  -  Серые
Люди. Призраки. Гончие Тьмы... Лучше бы ты, фермерский сынок, привел меня  к
Рогу Валир! Какие еще сюрпризы ожидают нас впереди?
   - Никаких вопросов, - оборвал ее Лан. - Ты знаешь еще очень мало, так что
Морейн освободит тебя от данной клятвы, если на этот раз  ты  пообещаешь  не
следовать за нами. Я сам приму эту твою клятву, и  потом  ты  сможешь  сразу
идти на все четыре стороны.  По-моему,  дав  такое  обещание,  ты  поступишь
вполне разумно.
   - Тебе не удастся отпугнуть меня! Я  не  уйду,  каменнолицый,  -  сказала
Заринэ. - Меня не так-то легко испугать. - Но голос ее дрожал от  страха.  И
пахло от нее тоже страхом.
   - У меня вопрос, - подал голос Перрин,  -  и  мне  хотелось  бы  получить
ответ. Лан, ты не почувствовал этой Гончей Тьмы, и Морейн тоже. Почему?
   Страж некоторое время хранил молчание.
   - Ответ на этот вопрос, кузнец, - наконец мрачно произнес  Лан,  -  может
стоить нам всем слишком  дорого.  Надеюсь,  мы  не  заплатим  жизнью,  чтобы
получить  его.  Вы  втроем  сейчас  постараетесь  заснуть,   если   сможете.
Сомневаюсь, что мы задержимся в Иллиане на всю ночь, и  боюсь,  впереди  нас
ожидает тяжелый путь.
   - Что ты собираешься делать? - спросил Перрин.
   - Догоню Морейн и расскажу ей о Гончей Тьмы. Вряд ли она на меня  за  это
рассердится. Морейн обязательно должна знать о появлении этой твари, пока та
не перегрызла ей горло.
   Первые крупные капли дождя разбились о камни мостовой, и троица вернулась
в гостиницу. Били уже вынес  последнего  Серого  Человека  и  теперь  сметал
испачканные кровью опилки. Темноглазая девушка исполняла печальную  песню  о
юноше, расстающемся со своей возлюбленной. Госпожа Лухан явно одобрила бы ее
содержание.
   Лан побежал вперед, пересек общую  залу  и  скрылся  на  лестнице;  когда
Перрин достиг второго этажа, Страж уже спускался обратно, на ходу  поправляя
пряжку широкого ремня,  на  котором  висел  меч.  Меняющий  цвета  плащ  был
перекинут через руку Стража, который, казалось, почти  не  беспокоился,  что
его плащ увидят.
   - Если Лан наденет его в городе, то... - Лохматые  волосы  Лойала  слегка
почистили потолок, когда огир покачал головой.  -  Не  уверен,  смогу  ли  я
спать, но, впрочем, попытаюсь. Видеть сны все же приятней, чем бодрствовать.
   Не всегда, Лойал, - подумал Перрин, когда огир пошел к себе.
   Казалось, Заринэ хочет остаться с юношей, но Перрин сказал, чтобы она шла
спать, и громко захлопнул перед ее носом обитую рейками дверь.  Он  разделся
до белья и с опаской поглядел на кровать.
   - Мне нужно узнать, - вздохнул он,  залезая  в  постель.  Снаружи  стучал
дождь, громыхал гром. Ветер приносил к  его  кровати  влажную  прохладу,  но
одеяла, лежащие на  матрасе  в  ногах,  так  и  остались  невостребованными.
Последняя мысль, мелькнувшая в мозгу Перрина перед тем, как юношей завладели
сны, была о свече, которую он опять забыл зажечь, хотя в комнате было темно.
Неосторожность. Нельзя быть таким неосторожным. Малейшая промашка  -  и  все
насмарку.

***

   Сны перемешались в его голове. Гончие Тьмы преследовали его, он не мог их
разглядеть, лишь слышал вой. Исчезающие. Серые Люди. Снова  и  снова  в  сны
Перрина вторгался высокий стройный человек в богато  расшитом  кафтане  и  в
сапогах с золотой оторочкой. Почти  каждый  раз  он  держал  в  руках  нечто
казавшееся сияющим, как солнце, мечом и торжествующе  смеялся.  Иногда  этот
человек виделся Перрину сидящим на троне, а  короли  и  королевы  заискивали
перед ним. Странное было ощущение, будто  эти  сны  вовсе  не  являлись  его
снами.
   Потом пришли другие сновидения. И Перрин понял:  он  в  волчьих  снах,  в
снах, которые он и искал. На сей раз он хотел их найти.
   Он стоял на высокой, плоско срезанной каменной скале, ветер,  развевающий
его волосы, доносил множество запахов сухости и слабый намек на притаившуюся
где-то в отдалении воду. В какой-то момент ему показалось, будто  он  принял
обличье волка, и тогда он ощупал свое тело, чтобы убедиться, что  он  -  это
он. На нем были его собственные куртка, штаны и сапоги, на  боку  висел  его
колчан, в руках он держал свой лук. Секиры, правда, не было.
   - Прыгун! Прыгун, где ты? - Волк не приходил. Вокруг Перрина громоздились
другие  горные  пики  и  горбатые  хребты,  разделенные  сухими  ущельями  и
безводными низинами,  горизонт  заслоняли  неровная  линия  горной  гряды  и
широкое   плато   с   обрывистыми   краями.   Кое-где   виднелись   островки
растительности, но флору этого края нельзя  было  назвать  сочной.  Жесткая,
короткая трава. Кусты как проволока, все в колючках, даже их плотные толстые
листья будто усыпаны шипами. Редкие, так и не набравшие роста  деревья  были
согнуты и перекручены ветром. Но волки находят добычу даже в таких краях.
   Пока Перрин обозревал эту унылую землю, внезапно сгустился круг  мрака  и
закрыл от него часть горного хребта.  Юноша  не  мог  определить,  висит  ли
темное пятно прямо перед его лицом или клубится на полпути к горам,  но  ему
казалось, что он видит сквозь него  неизмеримо  далеко.  Вот  Мэт,  гремящий
стаканчиком с игральными костями. Противник Мэта не сводил с  него  огненных
глаз. Казалось, Мэт не видит этого человека, но Перрин узнал его сразу.
   - Мэт! - закричал он. - Это же Ба'алзамон! О  Свет,  Мэт,  ты  играешь  в
кости с Ба'алзамоном!
   Мэт сделал бросок, и, как только  кости  закружились  по  столу,  видение
исчезло и мрак рассеялся, открыв уже знакомый горный пейзаж.
   - Прыгун! - Перрин внимательно всматривался, поворачиваясь то в ту, то  в
другую сторону. Он даже на небо посмотрел. Ведь теперь он может летать...  А
в облаках накапливался дождь. Расстилающаяся у подножия горных  пиков  земля
впитает дождь мгновенно, едва тот прольется из туч.
   - Прыгун!
   На этот раз мгла закрыла облака, образовав в них другой  глазок.  Эгвейн,
Найнив и Илэйн стояли перед огромной металлической  клеткой,  дверь  которой
была поднята и удерживалась  тяжелой  пружиной.  Они  вошли  внутрь,  стопор
освободился, пружина сработала, и зарешеченная дверь захлопнулась  за  ними.
Женщина, волосы которой были заплетены во множество  косичек,  смеялась  над
пленницами, а другая, одетая во все белое,  смеялась  над  первой  женщиной.
Дыра в небе затянулась, остались только облака.
   - Прыгун, где ты? - снова позвал Перрин. - Ты мне нужен, Прыгун!
   И, будто спрыгнув откуда-то сверху, на горной вершине возник седой волк.
   Это опасно! Ты был предупрежден, Юный Бык. Ты слишком молод. Слишком  еще
неопытен.
   - Мне нужно знать. Прыгун. Ты говорил, есть вещи. которые  я  должен  был
увидеть. Мне надо увидеть больше, больше узнать. - Он поколебался, подумав о
Мэте, Эгвейн, Найнив и Илэйн. - Я видел сейчас здесь кое-что  странное.  Это
реально?
   Ответ Прыгуна последовал не  сразу,  будто  волк  не  понимал,  стоит  ли
объяснять столь простые вещи или как это лучше сделать.  Наконец  ответ  был
дан.
   То, что реально, - нереально. То, что нереально, -  реально.  Плоть  есть
сон, и сны часто имеют плоть.
   - Это ни о чем мне не говорит. Прыгун. Я не понимаю.
   Волк посмотрел на Перрина так, будто тот признался, что не имеет  понятия
о том, насколько вода мокрая.
   - Ты утверждал: я должен что-то увидеть. Потом показал мне Ба'алзамона  и
Ланфир. - Клык-для-Душ, Лунная Охотница. - Почему ты показал их мне, Прыгун?
Почему я должен был их увидеть?
   Настает Последняя Охота. В послании  волка  ощущались  печаль  и  чувство
неизбежности. Что должно случиться, то случится.
   - Я не понимаю! Последняя Охота? Что за Последняя Охота? Прыгун,  сегодня
вечером Серые Люди пытались меня убить.
   За тобой охотятся Неумершие?
   - Да! Серые Люди! За мной! И Гончая Тьмы крутилась у порога гостиницы.  Я
хочу знать, почему они за мной охотятся!
   Это Братья Тени! Прыгун весь подобрался,  поглядывая  то  в  одну,  то  в
другую сторону, будто в ожидании нападения. Много времени прошло с тех  пор,
как мы видели Братьев Тени. Ты должен уходить, Юный Бык.  Опасность  велика.
Берегись Братьев Тени!
   - Почему они преследуют меня. Прыгун? Ты ведь  знаешь!  Я  же  вижу,  что
знаешь!
   Беги. Юный Бык! Волк подпрыгнул, ударив юношу передними лапами  в  грудь.
Перрин сорвался с каменной площадки в пустоту. Беги от Братьев Тени!
   Перрин падал, и ветер свистел у него в ушах.  Прыгун  и  вершина  горного
пика стремительно удалялись.
   - Почему, Прыгун? - выкрикнул Перрин. - Я должен знать почему!
   Настает Последняя Охота!
   Перрин думал, что разобьется. Он знал это. Земля неслась ему навстречу, и
он напрягся, приготовившись встретить последний удар, который...

***

   Перрин вздрогнул, проснулся и уставился на свечу,  стоящую  на  маленьком
столике рядом с кроватью. За окном сверкали вспышки молний, грохотал гром.
   - Что он имел в виду под Последней Охотой? - пробормотал Перрин.  Я  ведь
не зажигал свечи!
   - Ты метался во сне и разговаривал сам с собой. Он подскочил на кровати и
выругал себя за то, что не обратил внимания на витающий в  комнате  травяной
аромат. Заринэ сидела на табурете  по  другую  сторону  столика  со  свечой,
опершись локтем о колено и положив подбородок на кулак, и следила за ним.
   - Ты - та'верен. - Она произнесла это слово так, словно делала  для  себя
зарубку на память. - Каменнолицый считает, что твои необычные глаза способны
видеть то, что он сам заметить не может. Серые Люди  хотят  убить  тебя.  Ты
путешествуешь с Айз Седай, со Стражем и с огир. Ты  освобождаешь  из  клетки
айильца  и  убиваешь  Белоплащников.  Кто  ты,  фермерский  сынок?   Уж   не
Возрожденный ли ты Дракон? - Она произнесла последние слова как распоследнюю
нелепицу, которую только могла выдумать, но Перрин беспокойно заерзал. -  Но
кто бы ты ни был, здоровяк, волос у тебя на груди могло бы быть и поменьше.
   Ругаясь, он извернулся и натянул до подбородка одно из одеял. Свет, из-за
нее я скоро запрыгаю, как лягушка на сковородке! Свечка слабо освещала  лицо
Заринэ. В тени Перрин не мог ясно разглядеть выражение ее лица, и лишь когда
за окном сверкала  молния  и  резкая  голубоватая  вспышка  на  миг  озаряла
комнату, он различал широкие скулы Заринэ и  ее  длинный  нос.  Внезапно  он
вспомнил, что Мин велела ему опасаться  красивой  женщины.  Когда  Перрин  в
одном из волчьих снов увидел Ланфир. он решил, что Мин имела в  виду  именно
ее - да и трудно было женщине превзойти Ланфир красотой, - но та  появлялась
лишь в снах. Заринэ же находилась здесь, в комнате, пристально глядя на него
своими темными раскосыми глазами и что-то, видимо, взвешивая в уме, о чем-то
размышляя.
   - Что ты здесь делаешь? - спросил наконец Перрин. - Что тебе  нужно?  Кто
ты?
   Она запрокинула голову и засмеялась:
   - Я Фэйли, фермерский сынок, Охотник за  Рогом.  А  ты  решил,  что  я  -
женщина твоих грез? Чего ты так дергаешься? Можно подумать, я тебя ущипнула.
   Прежде чем  он  успел  подобрать  слова  для  ответа,  дверь  с  грохотом
распахнулась и на пороге возникла Морейн, мрачная и бледная, как смерть.
   - Твои волчьи сны, Перрин, столь же истинны, как у  Сновидиц.  Отрекшиеся
действительно на свободе, и один из них правит в Иллиане.

Глава 44
ГОНИМЫЕ

   Перрин выбрался из постели и принялся  одеваться,  не  особенно  смущаясь
присутствием Заринэ. Он и так понимал, что нужно делать, но все  же  спросил
Морейн:
   - Мы уходим?
   - Если ты не захочешь поближе познакомиться с Саммаэлем, - сухо  ответила
она.
   И, будто ставя точку ее словам,  громыхнул  гром,  вспыхнула  молния.  На
Заринэ Айз Седай и не взглянула.
   Заправляя рубашку в штаны, Перрин пожалел, что не успел надеть  куртку  и
плащ. Когда было произнесено имя Отрекшегося, в комнате, казалось, мгновенно
похолодало. Ба'алзамон - это совсем плохо, а теперь  у  нас  имеется  еще  и
Отрекшийся на свободе. Свет, какая теперь разница, найдем ли  мы  Ранда?  Не
слишком ли поздно? Размышляя так, Перрин натягивал сапоги. Опоздали или нет,
он был родом из  Двуречья,  а  люди  Двуречья  известны  своим  упорством  и
сдаваться не привыкли.
   - Саммаэль? - слабым  голосом  спросила  Заринэ.  -  Один  из  Отрекшихся
правит... О Свет!
   - Ты еще не передумала и  собираешься  ехать  с  нами?  -  тихо  спросила
Морейн. - Здесь я тебя не оставлю, сейчас  -  ни  за  что,  но  я  даю  тебе
последнюю возможность - ты можешь дать клятву, что наши пути разойдутся.
   Заринэ колебалась, и Перрин замер, так и не надев куртку. Ну  кто  же  по
доброй воле согласится странствовать  с  людьми,  навлекшими  на  себя  гнев
одного из Отрекшихся. И сейчас она знала, чему они противостоят, пусть и  не
до конца. Если только у нее нет веской причины оставаться  с  нами.  Каждый,
кто услышал бы о вырвавшемся на волю Отрекшемся,  вне  всяких  сомнений,  не
стал бы рассиживать и раздумывать, а тут же опрометью бросился  бы  в  порт,
сел на первое же судно, принадлежащее Морскому  Народу,  и  умолил  капитана
отвезти его на ту сторону Айильской Пустыни.
   - Нет, - наконец вымолвила Заринэ, и Перрин с  облегчением  почувствовал,
как гора свалилась с его плеч. - Нет, я не буду давать  клятву  идти  другой
дорогой. И мне все равно, приведете вы меня к Рогу Валир или нет. Даже  тот,
кто на самом деле отыщет Рог, не удостоится сказаний, как вы. Я  думаю,  Айз
Седай, что легенды о вас будут рассказывать веками, и  я  хочу  быть  частью
этих легенд.
   - Нет! - воскликнул Перрин. - В  этом  нет  никакого  смысла!  Чего  тебе
надо?
   - У меня нет времени слушать перебранки, - прервала их Морейн. - В  любой
момент Лорд Бренд может узнать, что одна из Гончих Тьмы мертва. Можете  быть
уверены, он  сразу  поймет,  что  без  Стража  тут  не  обошлось,  и  начнет
разыскивать Гайдина вместе с его Айз Седай. Вы намерены сидеть здесь до  тех
пор,  пока  он  вас  не  обнаружил?  Пошевеливайтесь,   вы,   глупые   дети!
Поторапливайтесь!
   И не успел Перрин и рта раскрыть, как она исчезла в коридоре.
   Заринэ немедля выбежала из комнаты, забыв о своей свече. Перрин  поспешно
собрал свои вещи и ринулся вниз по черной лестнице, на ходу застегивая  пояс
с топором. На лестнице он столкнулся с Лойалом.  Огир  одновременно  пытался
воткнуть в седельную сумку книгу в  деревянном  переплете  и  натянуть  свой
плащ. Перрин помог ему одеться, у дверей к ним присоединилась  сбежавшая  по
лестнице Заринэ, и они втроем выкатились под потоки дождя.
   Ссутулившись под ливнем, Перрин побежал через  темный  двор  на  конюшню,
даже не позаботившись накинуть капюшон.  У  нее  должна  быть  еще  какая-то
причина.  Только  сумасшедшая  полезет  невесть  куда.  лишь  бы  попасть  в
сказания! До того как он влетел  в  конюшню,  дождь  пропитал  его  лохматую
шевелюру, превратив ее в гладкую шапочку, облепившую ему голову.
   Морейн была уже там, ее плащ весь покрылся каплями дождя.  Ниеда  держала
фонарь, в неярком свете  которого  Лан  заканчивал  седлать  лошадей,  среди
которых оказался и незнакомый гнедой мерин, с еще более длинным носом, чем у
Заринэ.
   - Я  буду  посылать  голубей  каждый  день,  -  говорила  полная  хозяйка
гостиницы. - Направь меня удача, никто не заподозрит меня! Даже Белоплащники
отзываются обо мне с почтением.
   - Слушай меня, женщина! - сердито перебила ее Морейн.  -  Тот,  о  ком  я
говорю, - не Белоплащник и не Приспешник Тьмы! Ты  должна  бежать  из  этого
города, и каждый, кто тебе дорог, должен уйти с  тобой.  Ты  слушалась  меня
двенадцать лет. Подчинись и сейчас!
   Ниеда как-то неуверенно кивнула, чем вызвала бурю недовольства со стороны
Морейн.
   - Гнедой твой, девочка, - сказал Заринэ Лан. - Залезай ему на спину. Если
не умеешь ездить верхом, придется научиться по ходу дела. В противном случае
- мое предложение все еще в силе.
   - Я уже ездила как-то на  лошади,  каменнолицый,  так  что  справлюсь.  -
Опершись рукой на высокую луку, она легко  вскочила  в  седло  и  принялась,
обернувшись, приторачивать сзади свой узелок.
   - Что вы намерены делать, Морейн? - спросил  Перрин,  перебрасывая  через
спину Ходока седельные сумы. - Вы сказали, что он найдет меня. Но ведь он  и
так знает. Одни Серые Люди чего стоят...
   Ниеда рассмеялась, и он, поборов раздражение, стал гадать, как много  она
знает, хотя и утверждает, будто ни во что не верит.
   - Саммаэль не подсылал Серых Людей. - Морейн  уселась  на  Алдиб,  полная
достоинства, с прямой спиной. Будто и не было никакой спешки.  -  Но  Гончая
Тьмы была от него. Я думаю, что шла она по моему следу. Он вряд ли послал за
нами и то и другое. Кто-то хочет избавиться от тебя, но  я  думаю,  Саммаэль
даже не догадывается о твоем существовании. Пока что.
   Перрин так и застыл с одной ногой в стремени, глядя на Айз Седай, но  та,
казалось, была занята своей лошадью, которую ласково похлопывала по выгнутой
холке, и, похоже, вовсе не собиралась рассеивать недоумение юноши.
   - Хорошо, что я пошел за тобой,  -  сказал  Лан,  на  что  Морейн  громко
фыркнула:
   - Я жалею, что ты не женщина, Гайдин. Тогда бы я  послала  тебя  в  Белую
Башню послушницей, чтобы тебя там научили подчиняться.
   Лан приподнял бровь и дотронулся до  рукояти  своего  меча,  потом  мягко
прыгнул в седло. Айз Седай вздохнула:
   - Может статься, это и неплохо, что ты не всегда слушаешься. Иногда  даже
хорошо. Кроме того, не думаю, что Шириам и Суан Санчей, даже вместе,  смогли
бы научить тебя послушанию.
   - Я не понимаю, - сказал Перрин. Сколько всего наговорили, голова  кругом
идет. А я хочу получить ясные и понятные мне ответы на свои вопросы.
   Юноша в конце концов сел в седло, чтобы Морейн не смотрела на него сверху
вниз - у нее и так достаточно преимуществ. - Если не Саммаэль  послал  Серых
Людей, то кто же? Если Мурддраал или другой Отрекшийся... - Тут он  чуть  не
задохнулся от волнения. ДРУГОЙ Отрекшийся! О Свет! - В  общем,  если  кто-то
послал их, то почему не сообщили ему?  Они  ведь  все  Приспешники  Тьмы?  И
почему они охотятся за мной?  Ведь  это  Ранд  этот  проклятый  Возрожденный
Дракон!
   Перрин вдруг услышал, как охнули Заринэ и Ниеда, и  только  тогда  понял,
что сорвалось у него с языка. Взор Морейн был подобен самой острой стали  и,
казалось, сейчас заживо снимет с него кожу. Мой проклятый вечно  торопящийся
язык! Надо же хоть иногда подумать, перед тем как говорить. Ему  показалось,
что впервые он потерял над  собой  контроль  тогда,  когда  ощутил  на  себе
изучающий взгляд Заринэ. Она и сейчас следила за ним, открыв рот.
   -  Отныне  ты  связана  с  нами  раз  и   навсегда,   -   повернулась   к
девушке-Охотнику Морейн. - Пути назад для тебя больше нет. И не будет.
   Заринэ, казалось, хотела что-то сказать, но боялась, однако Айз Седай уже
отвернулась от нее:
   - Ниеда! Беги из Иллиана сегодня же вечером. Прямо сейчас! И  держи  язык
за зубами, как не держала все эти годы.  Иначе  за  все,  что  ты  могла  бы
сказать, тебе его отрежут, и сделают это так быстро, что  я  даже  не  успею
тебя разыскать.
   Суровый  тон  Айз  Седай  не  оставлял  сомнения  в  реальности  грозящей
опасности, и Ниеда кивнула, на этот раз уверенно и торопливо, явно  опасаясь
и того, что ей отрежут язык, и того, что ее потом отыщет Морейн.
   - А что касается тебя, Перрин... - Белая кобыла Айз Седай приблизилась  к
нему, и он отпрянул насколько мог. - Узор ткется разными нитями, и некоторые
из них так же черны, как  сама  Тень.  Поберегись,  чтобы  одна  из  них  не
задушила тебя. - Ее каблуки уперлись в  бока  Алдиб,  и  кобыла  ринулась  в
дождь. Мандарб последовал за ней.
   Чтоб ты сгорела, Морейн! - подумал Перрин, скача за  ними.  Иногда  я  не
понимаю, на чьей ты стороне. И он посмотрел на Заринэ,  которая  скакала  на
своей лошади рядом с ним так легко,  будто  родилась  в  седле.  А  на  чьей
стороне ты?
   Завеса дождя, обрушившаяся на улицы  и  каналы,  поглотила  путников,  и,
похоже, за ливнем никто не заметил, как уходил  маленький  отряд.  Но  из-за
дождя лошади спотыкались во мгле о выбоины мостовой. К тому  времени,  когда
всадники достигли Дамбы Маредо -  широкой  утрамбованной  глинистой  дороги,
ведущей сквозь болото на север, - ливень начал  ослабевать.  Гром  продолжал
ворочаться в небе, но молнии сверкали далеко позади, где-то над морем.
   Перрин подумал, что удача  слегка  улыбается  им:  продолжительный  дождь
надежно прикрыл их отъезд, а ночь, похоже, будет  ясной,  благоприятствующей
быстрой скачке. Едва он высказал  эту  мысль  вслух,  как  Лан  с  сомнением
покачал головой:
   - Гончие Тьмы как раз и предпочитают ясные лунные  ночи,  а  дождь  любят
меньше всего. Хорошая гроза может вовсе сбить их со следа.
   Страж оказался провидцем: дождь перестал, превратившись в мелкую  морось.
Перрин услышал позади стоны Лойала.
   Дамба и болото кончились одновременно милях в двух от города,  но  дорога
вела дальше, плавно забирая к востоку. Темный от туч вечер перешел  в  ночь,
продолжал моросить дождь. Лошади Лана и Морейн уверенным шагом отмеряли мили
дороги. Копыта разбрызгивали лужи на твердо утрамбованной земле. Луна  сияла
сквозь разрывы в облаках. Низкие поначалу холмы все более подымались по мере
продвижения отряда,  все  чаще.  попадались  деревья.  Перрин  подумал,  что
впереди, видимо, лес, но так и не решил, хорошо это или плохо. Лес укроет от
погони, но и преследователям позволит незаметно подобраться вплотную к ним.
   Где-то далеко позади послышался слабый вой. Сначала Перрин решил, что это
волк. Он даже удивился тому, что чуть не потянулся мысленно к волку, но  тут
же пресек свою попытку. Вой повторился, и Перрин понял, что волки тут ни при
чем. В нескольких милях позади на зов ответили другие твари, это были жуткие
вопли, напоминавшие о ночных кошмарах, кровь и смерть слышались в них. К его
удивлению, Морейн и Лан замедлили бег своих лошадей. Айз  Седай  внимательно
изучала окружающие их холмы.
   - Они далеко, - сказал Перрин. - Нас они не догонят,  если  мы  продолжим
скакать как скакали.
   - Это Гончие Тьмы? - пробормотала Заринэ. - Те самые Гончие  Тьмы?  А  вы
уверены, что это не Дикая Охота, Айз Седай?
   - Она самая, - ответила Морейн. - Это она и есть.
   - Ты никогда не убежишь от Гончих Тьмы, кузнец, - сказал Лан, -  даже  на
самом быстром скакуне. Есть только один способ - встретиться с ними лицом  к
лицу и одолеть их, иначе они тебя настигнут.
   - Знаете, - произнес Лойал, - останься я в стеддинге, моя мать уже женила
бы меня, и жил бы я среди книг, и это, поверьте, было бы неплохо.  Не  нужно
было мне уходить во Внешний Мир.
   - Туда, - сказала Морейн, указывая  на  достаточно  отдаленный  безлесный
высокий холм. Насколько видел Перрин, вокруг холма деревьев не было шагов на
двести и дальше они росли редко. - Мы должны видеть, как они подходят. Тогда
у нас будет шанс.
   Ужасные кличи Гончих Тьмы постепенно приближались, но время еще было.
   Теперь, когда Морейн выбрала место боя, Лан  пришпорил  Мандарба.  Лошади
карабкались вверх, подковы то стучали  по  утопленным  в  глине  камням,  то
скользили в грязи. Перрину показалось, что многие камни  слишком  правильной
формы, чтобы быть естественного происхождения. На вершине путники  спешились
и расположились возле низкого округлого валуна. Из-за туч  вновь  проглянула
луна, и глазам Перрина предстало отшлифованное непогодой каменное лицо около
двух шагов в ширину. Судя по длинным волосам, лицо  было  женским,  а  из-за
дождя казалось, что женщина плачет.
   Морейн тоже спешилась и теперь всматривалась в ту сторону,  откуда  то  и
дело доносился вой. Она походила на статую,  окутанную  тенью  и  капюшоном,
капли прошедшего дождя, отражая лунный свет, скатывались по ее дождевику.
   Лойал подвел свою лошадь к камню, осмотрел маску и  ощупал,  наклонившись
ближе, ее черты.
   - Я думаю, что эта женщина - огир, -  сказал  он.  -  Но  это  не  старый
стеддинг, я почувствовал бы его. Да и вы тоже. И там бы мы были  спасены  от
Отродий Тени.
   - На что вы там оба  таращитесь?  -  спросила  Заринэ,  скосив  глаза  на
камень. - Что это? Кто она?
   -  Со  времени  Разлома  возвысилось  и  пало  много  государств,  -   не
оборачиваясь, заметила  Морейн.  -  Некоторые  оставили  после  себя  только
названия на пожелтевшей странице или линии на  обрывке  карты.  Что  оставим
после себя мы?
   Леденящие кровь завывания раздались вновь, еще ближе. Перрин, прикинув  в
уме их скорость, подумал, что Лан был прав:  лошадей  Гончие  Тьмы  в  конце
концов догнали бы. Ждать оставалось недолго.
   - Огир, - сказал Лан, - вы с девушкой держите лошадей. - Заринэ  пыталась
было протестовать, но Страж уже бросил ей повод: - Твои ножи, девочка, здесь
почти бесполезны. Даже это, - обнаженный клинок его меча сверкнул  в  лунном
свете, - последняя надежда. Судя по голосам, их там не меньше десятка.  Ваша
задача - удерживать лошадей, чтобы они не разбежались, почуяв  Гончих  Тьмы.
Даже Мандарбу не нравится этот запах.
   Если меч Стража бесполезен, стало  быть,  от  топора  Перрина  тоже  мало
толку. При мысли об этом Перрин почувствовал некоторое облегчение: пусть это
и Отродья Тени, ему не придется брать в  руки  топор.  Юноша  вытащил  из-за
подпруги Ходока свой лук без тетивы:
   - Может, это пригодится?
   - Попробуй, если хочешь, кузнец, - сказал Лан.  -  Легко  Гончие  Тьмы  с
жизнью не расстаются. Может, одну и убьешь.
   Перрин вытащил из поясной сумки новую тетиву,  стараясь  прикрыть  ее  от
несильного дождичка. Покрытие из пчелиного воска было тонким, оно  не  могло
защитить от длительного воздействия влаги. Уперев лук в землю между ног,  он
легко согнул его и закрепил петли тетивы  в  зазубринах  на  роговых  концах
лука. Выпрямившись, Перрин увидел Гончих Тьмы.
   Они мчались, быстротой бега не уступая скачущей галопом лошади, а завидев
холм, прибавили еще. Десять огромных теней неслись в ночи,  перелетая  через
поваленные деревья. Перрин вытянул из колчана стрелу с широким наконечником,
наложил ее на тетиву, но лука не натянул. В Эмондовом Лугу он был далеко  не
лучшим стрелком, хотя среди молодежи уступал только Ранду.
   Он решил стрелять, когда до Гончих Тьмы останется примерно триста  шагов.
Болван! В лучшие времена ты с такого  расстояния  поражал  лишь  неподвижную
цель. Но ждать некогда, слишком уж быстро они бегут...
   Шагнув ближе к Морейн, Перрин поднял свой лук.  Нужно  лишь  представить,
что та бегущая тень - большая собака. Он натянул тетиву  так,  что  оперение
стрелы - гусиное перо - почти коснулось уха, и отпустил. Он был уверен,  что
стрела вонзилась в  ближайшую  тень,  но  результатом  попадания  было  лишь
злобное рычание. Не получится. Они приближаются слишком быстро!  А  сам  уже
натягивал лук для следующего  выстрела.  Почему  ты  бездействуешь,  Морейн?
Перрин  уже  различал  сверкание  серебристых  глаз   Гончих   Тьмы   и   их
поблескивающие  зубы,  будто  выкованные  из  закаленной  стали.  Ростом   с
небольшого пони, черные, как сама ночь, они неслись к  Перрину,  не  издавая
теперь ни единого звука, жаждущие  только  одного  -  убивать.  Ветер  донес
запах, похожий на вонь жженой серы, лошади, даже боевой конь Лана, испуганно
заржали. Чтоб тебе сгореть, Айз Седай! Да сделай же что-нибудь! Перрин снова
выпустил стрелу. Ближайшая Гончая Тьмы споткнулась, но продолжила  бег.  Они
смертны! Он выстрелил  еще  раз,  и  вожак  стаи  полетел  кувырком,  встал,
пошатываясь, на ноги, снова упал, но когда он  окончательно  замер,  Перрина
охватило отчаяние. Одна убита, но остальные девять уже  успели  покрыть  две
трети расстояния до обороняющихся. Казалось, они бежали  даже  быстрее,  чем
раньше, подобно теням, плывущим над землей.  Еще  одну  стрелу,  пожалуй,  я
успею выпустить, а потом придется работать топором. Ну же, Айз  Седай!  Чтоб
ты сгорела! Перрин снова натянул лук.
   - Пора, - произнесла  Морейн,  когда  его  стрела,  свистнув,  исчезла  в
темноте. Воздух между руками  Айз  Седай  вспыхнул  и  устремился  навстречу
Гончим Тьмы, раздвигая мрак. Лошади ржали, пытаясь вырвать поводья из рук.
   Перрин прикрыл глаза ладонью, стараясь уберечь их от нестерпимого света и
такого жара, будто распахнулся  кузнечный  горн.  Нежданный  полдень  озарил
мрак, и тут же свет исчез. Когда Перрин оторвал ладонь от  лица,  перед  его
глазами, куда бы он ни посмотрел, дрожали цветные пятна и висел  серебристый
отблеск огненной черты. Там, где еще недавно мчались Гончие Тьмы,  клубилась
над  землей  ночная  мгла  да  накрапывал  мелкий  дождь,  движущиеся   тени
отбрасывали лишь облака, временами застилавшие луну.
   - Что это было? - хрипло спросил Перрин. Я думал, она обдаст их  пламенем
или вызовет молнию, но такое...
   Морейн  опять  смотрела  в  сторону  Иллиана,  будто   старалась   что-то
разглядеть сквозь разделяющие ее и город мили и ночь.
   - Может быть, он не видел, - сказала она сама себе.  -  Город  далеко,  и
если он не следил специально, то мог и не заметить.
   - Кто? Саммаэль? - спросила Заринэ; ее  голос  слегка  дрожал.  -  Но  вы
говорили, что он в Иллиане! Так как он мог видеть то, что происходило здесь?
И что вы сделали?
   - Нечто запрещенное, - холодно ответила Морейн. -  Запрещенное  зароками,
такими же важными, как Три Клятвы. - Она взяла поводья Алдиб из рук  девушки
и потрепала кобылу по шее, успокаивая ее. - Нечто не использовавшееся  почти
две тысячи лет. Нечто такое, за одно лишь знание чего  меня  могут  наказать
усмирением.
   - Может быть... - приглушенно громыхнул голос Лойала, - может  быть,  нам
лучше уйти? Вдруг они тут еще есть?
   - Нет, не думаю, - сказала Айз Седай, садясь на лошадь. - Он не  стал  бы
выпускать сразу две стаи, даже будь они у него: собаки передрались бы  между
собой вместо того, чтобы преследовать  добычу.  И  по-моему,  не  мы  -  его
главная дичь, иначе он бы пришел сам. Мы лишь... досадная  помеха.  Так  мне
кажется. - Морейн говорила спокойно, но было ясно,  что  ей  неприятно,  что
кто-то настолько не считается с ней. -  Так,  мелочь,  мимоходом  сунутая  в
ягдташ, если попутная  добыча  не  станет  трепыхаться.  Но  оставаться  тут
действительно нет смысла, мы находимся к нему ближе, чем надо бы.
   - Ранд? - вдруг осенило Перрина. Он почувствовал, что  Заринэ  потянулась
вперед, чтобы лучше слышать. - Раз он охотится  не  за  нами,  значит  -  за
Рандом?
   - Может быть, - сказала Морейн. - А может, и за Мэтом. Не  забывай  -  он
тоже та'верен, и именно он трубил в Рог Валир.
   Заринэ чуть не задохнулась:
   - Он трубил в него? Кто-то его уже нашел?
   Айз Седай не обратила на девушку никакого внимания, наклонившись в седле,
она взглянула на Перрина, прямо в темный блеск его золотых глаз:
   - Опять я не поспеваю за событиями. И мне это не  нравится.  И  тебе  это
должно не нравиться. Если события опережают меня, то  они  могут  растоптать
вас, а вместе с вами и весь остальной мир.
   - До Тира еще  много  лиг,  -  сказал  Лан.  Он  уже  сидел  в  седле.  -
Предложение огир весьма дельное.
   Морейн выпрямилась и каблуками легко тронула бока кобылы. Айз  Седай  уже
была на середине откоса холма, когда  Перрин  наконец  сообразил,  что  пора
разобрать лук и взяться за поводья Ходока, которые терпеливо  держал  Лойал.
Чтоб тебе сгореть, Морейн! Я и без тебя найду кое-какие ответы.

***

   Откинувшись на поваленное дерево, Мэт всем телом впитывал приятное  тепло
походного костра. Три дня назад дожди сдвинулись  к  югу,  но  даже  сейчас,
когда пламя весело танцевало перед ним, он чувствовал сырость в воздухе. Мэт
с интересом разглядывал маленький залитый воском цилиндрик, который держал в
руке. Том был поглощен настройкой своей арфы, бурча под нос о  сырости  и  о
погоде, и на Мэта не смотрел. Вокруг в  темных  зарослях  верещали  сверчки.
Застигнутые заходом солнца в пути, на приличном  расстоянии  от  жилья,  они
выбрали для ночлега эту рощицу в стороне  от  дороги.  Дважды  в  предыдущие
вечера Том с Мэтом пытались снять на ночь  комнату,  и  дважды  эти  попытки
оборачивались тем, что фермеры спускали на путников собак.
   Мэт вынул из ножен на поясе  нож  и  замер  в  нерешительности.  Немножко
удачи. Она говорила, что фейерверк взрывается не всегда,  а  только  иногда.
Вдруг повезет. Осторожно, как только мог, он взрезал трубочку вдоль по  всей
длине. Как он и предполагал, это была именно  трубка,  причем  из  бумаги  -
дома, когда запускали фейерверки, Мэт  с  ребятами  находил  потом  бумажные
обрывки. Точно, трубка из многих слоев бумаги, а то, что находилось  внутри,
выглядело как сухая земля или раскрошенная глина, вернее, это были крошечные
серо-черные зернышки или камешки, вкрапленные в нечто  вроде  очень  мелкого
песка. Мэт переложил все это к себе на ладонь и осторожно потрогал  пальцем.
Интересно, как эти зернышки могут взрываться?
   - Испепели меня Свет! - заорал вдруг Том, засовывая арфу в футляр,  будто
пытаясь уберечь ее от того, что лежало на ладони у Мэта. - Считаешь, что  мы
зажились на этом свете? Ведь эти штуки, как ты слышал, от воздуха взрываются
в десять раз сильнее, чем от огня! С фейерверками шутки  плохи!  Они  где-то
сродни тому, что делают Айз Седай, парень!
   - Может быть, - ответил Мэт. - Но Алудра не показалась мне похожей на Айз
Седай. Раньше я думал, что часы мастера ал'Вира - тоже дело рук Айз Седай. А
потом увидел однажды их крышку  открытой,  а  внутри  -  уйма  металлических
деталек. - Припомнив тот случай, Мэт поежился. Первой застигла его на  месте
преступления госпожа ал'Вир, а следом за ней сразу явились Мудрая, его  отец
и мэр, и все они отказывались верить, что он хотел всего лишь одним  глазком
посмотреть, что там внутри. А я легко мог  бы  сложить  все  обратно  -  Мне
кажется,  даже  Перрин  способен  был  их  смастерить,  выковав  всякие  там
колесики, пружинки и прочее, чего я не знаю.
   - Что было бы, парень, весьма удивительно, - сухо произнес Том. -  Любой,
даже плохой часовщик - человек весьма богатый. И зарабатывает своим  трудом.
Но часы обычно не взрываются прямо тебе в лицо!
   - И он не взорвется!  Теперь  это  бесполезный  мусор!  -  И  Мэт  бросил
распотрошенный фейерверк в костер, невзирая на  крик  ужаса,  который  издал
Том. Зернышки сверкнули крохотными вспышками, испустив едкий дым.
   - Нет, ты и впрямь решил нас в  гроб  вогнать!  -  Нетвердый  голос  Тома
крепчал и звенел по мере продолжения реплики. - Если я решу, что мне надоела
жизнь, то по прибытии в Кэймлин отправлюсь в  Королевский  Дворец  и  ущипну
Моргейз! - Длинные усы менестреля подрагивали. - И впредь не смей больше так
делать!
   - Но оно же не взорвалось.  -  Мэт,  нахмурившись,  глядел  в  огонь.  Он
запустил руку в сверток промасленной материи, который лежал  за  стволом,  и
вытянул оттуда следующий фейерверк, размером побольше. - Интересно, а почему
не бабахнуло?
   - Плевать мне, почему не бабахнуло! Не вздумай еще раз так сделать!
   Мэт посмотрел на Тома и рассмеялся:
   - Кончай трястись, Том. Ничего страшного нет. Не бойся.  Я  теперь  знаю,
что у них внутри. По крайней мере, знаю, на что оно похоже, но... Ладно,  не
кричи. Я больше не буду резать фейерверки, Том. Можно  придумать  и  кое-что
поинтереснее.
   - Я и не боюсь, ясно тебе, свинопас  ты  грязноногий!  -  с  подчеркнутым
достоинством произнес Том. - Меня трясет от ярости, поскольку мне приходится
путешествовать с остолопом,  у  которого  козлиные  мозги  и  который  готов
укокошить нас обоих только потому, что не думает  ни  о  чем,  кроме  своего
собственного...
   - Ха! Костер!
   Мэт с Томом переглянулись, так как только теперь услышали  приближающийся
стук лошадиных копыт. Для  обычного  честного  путника  время  было  слишком
позднее. Впрочем, Гвардия Королевы хорошо охраняла дороги  вблизи  Кэймлина,
да и четверо всадников, выехавших в свет костра, не походили на  грабителей.
Среди них была женщина. Мужчины в длинных плащах, очевидно, были ее слугами,
а сама она была миловидна  и  голубоглаза.  Мэт  успел  рассмотреть  золотое
колье, серое шелковое платье с просторным капюшоном. Мужчины спешились. Один
принял поводья лошади, на которой ехала женщина, другой придержал ей стремя.
Направившись к костру и снимая перчатки, женщина улыбнулась Мэту:
   - Боюсь, нас застигла в пути ночь, молодой господин, - сказала она, - и я
решилась побеспокоить вас,  чтобы  узнать,  как  нам  доехать  до  ближайшей
гостиницы, если вы можете указать ее.
   Мэт заулыбался и начал подниматься. Но не успел он  выпрямить  ноги,  как
услышал бормотание одного из мужчин и увидел, что другой вытаскивает  из-под
плаща взведенный арбалет, заряженный тяжелым болтом.
   - Убей его, болван! - закричала женщина, и Мэт швырнул фейерверк в  пламя
и метнулся к своему посоху. Последовали яркая вспышка и громкий хлопок.
   - Айз Седай! - завопил мужчина.
   - Это фейерверк, придурок! - крикнула женщина.
   А Мэт перекатился по земле и вскочил на ноги уже с посохом в руке; он еще
успел увидеть арбалетный болт, торчащий из бревна почти в том месте, где  он
сидел, и падающего стрелка, из груди которого  торчала  рукоятка  одного  из
ножей Тома.
   Больше он ничего разглядеть не успел, так как двое мужчин бросились  мимо
костерка к нему, на бегу вытаскивая мечи. Один тут же споткнулся и,  выронив
меч, начал  оседать  на  камни  лицом  вниз,  пытаясь  дотянуться  рукой  до
торчащего из спины ножа.  Другой  не  заметил,  как  свалился  сотоварищ,  и
продолжил нападение, видимо, рассчитывая, что противнику придется иметь дело
с двумя атакующими. И сделал выпад мечом, целя Мэту в живот. Чувствуя  почти
что презрение к нападавшему, Мэт одним концом посоха ударил его по запястью,
выбив меч, а другим с размаху врезал ему по лбу. Глаза мечника закатились, и
он мешком рухнул на землю.
   Краешком глаза Мэт заметил, что женщина тоже двинулась к нему, и наставил
на нее палец, как будто это был кинжал:
   - Для воровки ты слишком хорошо одеваешься, женщина! Сядь и сиди, пока  я
не решу, что с тобой делать, иначе я...
   Женщину не меньше, чем Мэта, удивил нож, вдруг блеснувший  из  темноты  и
вонзившийся ей в горло. Расцветающим красным цветком полилась  кровь.  Юноша
шагнул было вперед, словно  собирался  подхватить  падающее  тело,  понимая,
впрочем, что это бесполезно. Взвился длинный плащ,  укрыв  все,  кроме  лица
женщины и рукояти Томова ножа.
   - Чтоб тебе  сгореть,  -  пробормотал  Мэт.  -  Чтоб  тебе  сгореть,  Том
Меррилин! Зачем женщину? Мы могли бы связать ее и сдать  завтра  в  Кэймлине
Королевской Гвардии. Свет! Да пусть бы она ушла! Без  троих  громил  она  бы
никого не ограбила, а тот единственный, что остался в живых,  не  один  день
потратит на то, чтобы научиться  смотреть  прямо,  и  несколько  месяцев  не
сможет взяться за меч! Чтоб ты сгорел, Том! Не было  никакой  нужды  убивать
ее!
   Менестрель, прихрамывая, подошел к лежащей женщине и  ногой  отбросил  ее
плащ. Возле ее руки сверкнул кинжал шириной с большой палец Мэта и длиной  в
две ее ладони.
   - Было бы лучше, парень, чтобы я подождал, когда она сунет тебе под ребро
вот это? - Том выдернул свой нож и вытер лезвие о плащ покойницы.
   Мэт поймал себя на том, что нервно напевает песенку  "Она  носила  маску,
лицо под нею пряча", и оборвал себя. Юноша наклонился  и  надвинул  на  лицо
женщины капюшон ее же плаща.
   - Нам лучше отправиться  дальше,  -  сказал  он  тихо.  -  Я  не  намерен
объясняться с гвардейцами Королевы, случись тут поблизости патруль.
   - Разве это ее одежда? - промолвил Том. -  По-моему,  нет!  Должно  быть,
ограбили какую-нибудь купчиху или карету знатной дамы.  -  Голос  Тома  стал
чуть мягче: - Если мы отправляемся, парень, тебе пора седлать свою лошадь.
   Мэт вздрогнул и отвел глаза от мертвого тела.
   - Да, так, наверное, будет лучше.
   Больше он на нее не взглянул.
   Насчет мужчин он был спокоен - никаких угрызений совести. По его  мнению,
мужчина, вставший на путь убийства  и  грабежа,  вполне  заслуживал  смерти,
когда его карта оказывалась бита. Он не всматривался в лица бандитов,  но  и
не отводил глаза, если взгляд случайно падал на них. Но когда  Мэт,  оседлав
коня и приторочив сзади к  седлу  свои  пожитки,  ногой  нагребал  землю  на
костер,  взгляд  его  случайно  остановился  на  грабителе,  стрелявшем   из
арбалета. Было что-то знакомое в  чертах  его  лица,  на  которое  последние
язычки пламени отбрасывали дрожащие тени. Удача, сказал Мэт про себя. Всегда
везет.
   - Том, а арбалетчик был хорошим пловцом, - сказал  он,  вскарабкавшись  в
седло.
   - Что за чушь ты несешь? - Менестрель уже сидел на  лошади  и  был  более
озабочен тем, каково придется в дороге его инструментам,  чем  достоинствами
мертвеца. - Откуда ты знаешь? Может, он вообще плавать не умел?
   - Он доплыл до берега, спрыгнув с маленькой  лодочки.  С  самой  середины
Эринин. Ну, той ночью. Тогда-то его удаче и пришел конец.
   Мэт еще раз проверил завязки на узле с  фейерверками.  Если  этот  болван
решил, что кто-то из нас с Томом - Айз Седай,  то  представляю,  что  бы  он
подумал. взорвись фейерверки все разом.
   - Ты уверен, парень? Невероятно, чтобы это был тот  же  самый  человек...
Пожалуй, даже ты не поставил бы на такую ставку!
   - Уверен, Том. - Ну, держись,  Илэйн.  Я  тебе  шею  сверну,  как  только
доберусь до тебя. И Эгвейн с Найнив - тоже.  -  А  это  проклятое  письмо  я
сбагрю с рук не позже чем через час после того, как мы прибудем в Кэймлин.
   - Скажу тебе, парень, ничего в этом письме нет. Я играл в Даэсс  Дей'мар,
когда был моложе, чем ты сейчас, так что опознаю любой шифр  или  код,  даже
если и не смогу прочесть послания.
   - Ну а я, Том, никогда не играл в твою Великую  Игру,  в  твою  проклятую
Игру Домов, но знаю: меня  преследуют  и  преследуют  не  из-за  денег.  Так
настырно не охотятся даже за тем, кто везет  с  собой  сундук  золота,  а  у
меня-то оно лишь в карманах! Значит, из-за письма. - Чтоб  мне  сгореть,  но
все мои беды от хорошеньких девушек! - Как тебе будет сегодня спаться, после
всего этого?
   - Засну сном невинного младенца, парень, но если ты собираешься  скакать,
то поскакали.
   Лицо женщины с кинжалом в горле вновь встало перед мысленным взором Мата.
Тебе не повезло, красотка!
   - Поскакали! - яростно выкрикнул он.

Глава 45
КЭЙМЛИН

   Воспоминания о Кэймлине у  Мэта  были  смутные,  и,  когда  они  с  Томом
приблизились к городу, юноше показалось, что он никогда раньше здесь не был.
Пустынная дорога с рассветом ожила: теперь их  окружали  другие  всадники  и
пеший люд, а позади путников тянулись караваны  купеческих  фургонов  -  все
направлялись в огромный город.
   Построенный на высоких холмах, Кэймлин казался таким же большим, как  Тар
Валон. Огромные крепостные стены - высотой пятьдесят футов, -  сложенные  из
сероватого камня со сверкающими на солнце белыми и серебристыми  прожилками,
были увенчаны высокими круглыми  башнями,  на  которых  развевались  красные
знамена с белым львом Андора. А  перед  этими  суровыми  стенами  раскинулся
будто еще один город, кольцом обступивший стены, весь из красного кирпича  и
серого камня. Гостиницы вклинивались  в  ряды  трехи  четырехэтажных  домов,
которые были так  великолепны,  что  наверняка  принадлежали  очень  богатым
купцам. Возле лавок,  под  навесами,  красовался  разложенный  на  прилавках
товар, разнообразный и пестрый. Теснились обширные склады без окон. Открытые
рынки под красными и пурпурными черепичными крышами надвигались на дорогу  с
обеих сторон, мужчины и женщины громко кричали, зазывая покупателей; телята,
овцы, козы, свиньи, загнанные в загоны, блеяли  и  мычали,  утки  и  куры  в
клетках и  корзинах  кудахтали,  еще  больше  усиливая  всеобщий  гвалт.  И,
вслушиваясь в этот разноголосый гомон слишком шумного города, Мэт  вспомнил,
что был здесь раньше. Сейчас  Кэймлин  звучал  как  гигантское  пульсирующее
сердце, перекачивающее богатство.
   Дорога  упиралась  в  изогнутые  аркой  ворота  двадцати  футов  высотой,
открытые, но охраняемые гвардейцами королевы в красных мундирах и сверкающих
кирасах. Они посмотрели на Тома и Мэта не более внимательно, чем на  других.
Даже посох, лежащий у  Мэта  поперек  седла,  не  привлек  внимания  стражи.
Гвардейцев беспокоило, казалось, лишь одно: чтобы люди проходили поскорее.
   И вот путники очутились наконец в  черте  города.  Стройные  башни  здесь
поднимались еще выше, чем на стенах при въезде в город,  их  сияющие  купола
сверкали белизной и  золотом  над  запруженными  людьми  улицами.  Сразу  за
воротами дорога раздваивалась на  параллельные  улицы,  разделенные  широким
бульваром. Городские холмы поднимались, как ступени, к  вершине,  окруженной
еще одной крепостной стеной, которая сияла подобно белой стене Тар Валона, с
еще более высокими куполами и башнями за ней. Это  был,  как  вспомнил  Мэт,
внутренний город, и на вершинах этих самых высоких холмов стоял  Королевский
дворец.
   - Ни одной лишней минуты ожидания, - пообещал Мэт своему  спутнику.  -  Я
сейчас же передам письмо по назначению. - Он взглянул на портшезы и экипажи,
двигающиеся среди толпы, на лавки с изобилием выставленных товаров, вздохнул
и проговорил: - В этом городе, Том, человек может заработать немного золота,
если найдет место, где играют в кости или в карты.
   В картах Мэту не так везло, но в любом случае карточные  игры  оставались
уделом немногих благородных или богачей. Надо бы найти, с кем сыграть.
   В ответ на его слова менестрель зевнул и завернулся в свой плащ, будто  в
одеяло.
   - Мы скакали всю ночь, парень, - сказал он. -  Давай,  по  крайней  мере,
сначала где-нибудь перекусим. В "Благословении королевы" недурно  кормят.  -
Он снова зевнул. - И кровати там мягкие.
   - Я помню об этом, - неторопливо ответил  Мэт.  Да,  кое-что  он  помнил.
Хозяин гостиницы был толстяком с седеющей головой, звали  его  мастер  Гилл.
Здесь-то  Морейн  и  нагнала  его  и  Ранда,  когда  они  уже  думали,   что
окончательно от нее освободились. Она и теперь где-то рыщет, продолжая  свою
игру с Рандом. Но это не имеет  ко  мне  никакого  отношения.  Меня  это  не
касается!
   - Вот там, Том, мы с тобой и встретимся.  Я  говорил,  что  избавлюсь  от
этого письма через час после приезда, и намерен так и поступить. А  ты  пока
располагайся.
   Том кивнул, повернул свою лошадь и, зевая, бросил через плечо:
   - Не заблудись, парень! Кэймлин - город большой, И богатый. Мэт пнул коня
пятками и двинулся  по  запруженной  народом  улице.  Заблудиться!  Я  сумею
отыскать дорогу, будь она проклята. Болезнь Мэта  словно  стерла  часть  его
памяти. Он вспомнил гостиницу, взглянув на нее, - верхние ее этажи виднелись
издалека. Помнил он и вывеску,  поскрипывающую  на  ветру.  Но  какую-нибудь
другую  знакомую  деталь,  которую  можно  увидеть  с  этого  места,   юноше
припомнить не удавалось.
   Сто шагов, пройденных по улице, внезапно оживляли ее в памяти, в то время
Как события, происшедшие раньше или позднее его давней прогулки,  оставались
загадкой, скрытой от него, точно игральные  кости,  еще  не  выброшенные  из
стаканчика на стол.
   Но даже со своей дырявой памятью Мэт был уверен, что никогда не бывал  во
Внутреннем Городе или в Королевском дворце. Такого я бы не забыл! И  все  же
ему незачем было вспоминать дорогу туда. Улицы Нового Города - это  название
внезапно подсказала память, - той части, что существовала менее  двух  тысяч
лет,  разбегались  во  всех  направлениях,  но  главные  бульвары  вели   во
внутренний город. Гвардейцы у ворот никого не останавливали.
   За белой стеной стояли здания, которые были бы уместны и  в  Тар  Валоне.
Плавно изгибающиеся улицы взбирались на холмы, где высились стройные  башни;
их стены, отделанные плитками, вспыхивали под солнцем  множеством  цветов  и
оттенков. С улиц открывался вид на сады и парки, разбитые так  искусно,  что
сверху  они  казались  гигантским  причудливым  рисунком,  или   же   глазам
представала панорама всего города и даже холмистых равнин и лесов далеко  за
городской  чертой.  Не  имело  никакого  значения,  по  какой  улице  путник
намеревался ехать. Они все закручивались спиралью к тому, что  он  искал,  -
Королевскому дворцу Андора.
   И очень скоро Мэт уже пересекал огромную овальную площадь  перед  Дворцом
Андора, направляясь к его высоким вызолоченным воротам.  Белоснежный  Дворец
Андора наверняка оказался бы как нельзя к месту в Тар Валоне и  дополнил  бы
прочие его чудеса, столь великолепны были тонкие  башни  и  золотые  купола,
сверкающие на солнце, высокие балконы с ажурной  каменной  резьбой.  Золотой
лист на одном таком куполе мог бы обеспечить Мэту шикарную жизнь  в  течение
целого года.
   На площади было немноголюдно, как будто она  предназначалась  только  для
великих событий. Дюжина гвардейцев стояла перед закрытыми воротами,  у  всех
поперек сверкающих кирас висели луки. Лица солдат скрывали стальные  решетки
начищенных шлемов. Плотный офицер в красном плаще, откинутом с одного плеча,
чтобы все видели узел золотого галуна, прохаживался туда-сюда вдоль строя  и
разглядывал  каждого  солдата,  словно  отыскивая  на  форме  малейший  след
ржавчины или пыли.
   Мэт натянул повод и нацепил на лицо улыбку:
   - Доброго вам утра, капитан.
   Офицер повернулся и уставился на него  сквозь  решетку  забрала.  Глубоко
посаженные глаза смотрели на Мэта не мигая, капитан напомнил ему толстенькую
крысу в клетке.
   Мужчина оказался старше,  чем  ожидал  юноша,  -  пожалуй,  уже  в  таком
возрасте, чтобы иметь не один-единственный узел ранга, -  и  скорее  жирный,
чем плотный.
   - Чего тебе, фермер? - грубо отозвался офицер на приветствие.
   Мэт вздохнул глубже. Сделай все как  следует.  Произведи  впечатление  на
этого дурака, чтобы он не заставил тебя ждать весь день. Я  не  хочу  махать
бумагой Амерлин везде и всюду, чтобы меня не гнали прочь пинками.
   - Я из Тар Валона, из Белой Башни, я доставил письмо от...
   - Ты из Тар Валона, фермер? - Брюхо жирного офицера  заколыхалось,  когда
он захохотал, затем смех оборвался, как отрезанный ножом, и гвардеец  зверем
поглядел на Мэта: - Нам ни к чему письма из Тар Валона, если такая гадость у
тебя, злодея, и имеется! Наша добрая королева - да  осияет  ее  Свет!  -  не
желает слышать никаких известий из Тар Валона до тех  пор,  пока  к  ней  не
вернется Дочь-Наследница. Я в жизни не слыхал про гонца  из  Белой  Башни  в
одежке, как у сельского жителя. Ясно, что  ты  замыслил  какую-то  хитрость.
Может, надеешься, что тебе дадут несколько монет, если ты придешь и объявишь
о каком-то письме. Но считай себя счастливчиком, если не кончишь в  тюремной
камере. А если ты из Тар Валона, то отправляйся  обратно  и  передай  Башне,
чтобы она вернула Дочь-Наследницу до того, как мы придем и  заберем  ее.  Но
если ты, мошенник, охотишься за серебром, то убирайся с глаз долой,  пока  я
не отколотил тебя так, что будешь помнить до конца своих дней!  Убирайся  на
все четыре стороны, полудурок! Прочь отсюда!
   С самого начала Мэт пытался вставить хоть слово в этот злобный  поток.  И
теперь юноша быстро проговорил - Письмо от нее, офицер. Оно от...
   Но толстяк опять заорал:
   - Я что, не велел тебе убираться вон, негодяй? -  Его  лицо  стало  почти
таким же красным, как мундир. - Проваливай с  глаз  долой,  ты,  подонок  из
сточной канавы! Если не уберешься, пока я считаю до десяти, я  арестую  тебя
за то, что ты оскверняешь площадь перед  дворцом  своим  присутствием!  Раз!
Два!..
   - А ты до скольки считать-то умеешь, жирный дурак? -  огрызнулся  Мэт.  -
Говорю тебе, письмо послала Илэйн...
   - Стража! - Лицо офицера стало багровым. - Взять  этого  человека,  он  -
Приспешник Тьмы!
   Несколько мгновений Мэт колебался, уверенный, что никто не воспримет  это
обвинение всерьез, но гвардейцы в красных  мундирах  ринулись  к  нему,  все
двенадцать в кирасах и шлемах, и Мэт, вонзив каблуки в  бока  своей  лошади,
галопом помчался прочь, преследуемый криками толстого офицера.
   Мерин был далеко не рысак, но пеших он оставил позади  достаточно  легко.
Прохожие отпрыгивали с пути и жались к стенам домов на изгибающихся  улицах,
потрясая кулаками и  выкрикивая  вдогонку  Мэту  не  меньше  проклятий,  чем
офицер-гвардеец.
   Дурак, подумал юноша, имея в виду толстяка-офицера,  затем  повторил  это
слово, только о самом себе. Все, что надо было сделать,  -  это  назвать  ее
проклятое имя с самого начала. "Илэйн, Дочь-Наследница Андора. посылает  это
письмо своей матери, Королеве Моргейз". Свет, кому бы в голову  пришло,  что
они так думают нынче о  Тар  Валоне.  По  прошлому  посещению  Кэймлина  Мат
запомнил, что  в  глазах  гвардии  Белая  Башня  и  Айз  Седай  стояли  лишь
ступенькой ниже Королевы Моргейз. Чтоб ей сгореть, Илэйн  могла  бы  сказать
мне, раз отношение изменилось. И нехотя добавил: Вообще-то я и сам мог кое о
чем ее спросить.
   Подъезжая к изогнутой арке ворот, ведущих в Новый Город, всадник  перешел
на шаг. Он был совершенно уверен, что гвардейцы, охранявшие  дворец,  больше
не преследуют его, поэтому не стоит привлекать  к  себе  внимание  тех,  кто
сторожит эти ворота, пронесшись мимо них  галопом,  тем  более  что  солдаты
смотрели на него так же безучастно, как в первый раз.
   Проезжая под сводом широкой арки, Мэт улыбнулся и чуть было  не  повернул
обратно. Он вдруг вспомнил кое-что, и у него появилась идея,  которая  очень
ему понравилась, гораздо  больше,  чем  первоначальное  решение  попасть  во
дворец через ворота. А если охранять их  будет  этот  жирный  солдафон,  тем
лучше.
   Разыскивая "Благословение королевы", юноша дважды  заблудился,  но  нашел
наконец вывеску; на ней был изображен  мужчина,  преклонивший  колени  перед
возложившей руку ему на голову женщиной  с  золотисто-рыжими  волосами  и  в
короне из золотых роз. Мэт обогнул широкое трехэтажное каменное  строение  с
высокими окнами даже под самой красночерепичной  крышей  и  въехал  во  двор
конюшни, где парень с лошадиным лицом и  в  кожаной  жилетке,  которая  была
немногим  грубее  его  собственной  кожи,  принял  у  него  поводья.   Юноше
показалось, что он вспомнил этого парня. Да, это Рами.
   - Давненько не виделись, Рами, - сказал  он  и  бросил  парню  серебряную
марку. - Ты ведь помнишь меня, а?
   - Не могу сказать, как я... - начал было  Рами,  но  тут  заметил  вместо
привычной ему меди серебряный блеск Он кашлянул. -  Да,  конечно,  я  помню,
молодой  господин.  Простите  меня!  Вылетело  из  головы.  Людей  я   плохо
запоминаю.  А  вот  лошадей  много  лучше.  Лошадей  я  знаю  очень  хорошо.
Прекрасное животное, молодой господин! Я позабочусь о нем, будьте уверены. -
Он пробормотал все это быстро, без пауз, и Мэт не смог ввернуть  ни  единого
слова; потом Рами так поспешно увел мерина в конюшню,  что  юноша  не  успел
напомнить ему свое имя.
   С кислой миной Мэт сунул  под  мышку  толстую  связку  с  фейерверками  и
взвалил на плечи остальные свои пожитки. Да этот малый не  отличит  меня  от
ногтя  Ястребиного  Крыла.   Коренастый   мускулистый   мужчина   сидел   на
перевернутом бочонке  рядом  с  дверью  кухни,  ласково  почесывая  за  ухом
черно-белого кота, свернувшегося у него  на  коленях.  Не  прекращая  ни  на
секунду своего занятия, мужчина изучал Мата, глядя на  него  из-под  тяжелых
век, особенно внимательно он ощупал взором боевой посох на его  плече.  Мэту
казалось, что он помнит этого человека, но вот имя его напрочь забыл.  Юноша
ничего  не  сказал,  открывая  дверь,   мужчина   тоже   промолчал.   Совсем
необязательно, чтобы меня помнили. Может, эти  проклятые  Айз  Седай  каждый
день являются сюда и уводят постояльцев. На кухне два помощника повара и три
судомойки носились между печами и вертелами, руководимые пухлой женщиной; ее
волосы были собраны в пучок, а деревянная ложка в ее руке служила  указующим
перстом.
   Мэт помнил эту полную женщину. Колин -  что  за  имя  для  такой  крупной
женщины! - но все звали ее просто поварихой.
   - Ну, повариха, - объявил он, - и года не прошло, как я вернулся.
   Она недолго разглядывала его, затем кивнула:
   - Я помню тебя. - Мэт ухмыльнулся. - Ты ведь был с тем молодым принцем? -
Помолчав, она продолжала: - Он был так похож на Тигрейн, да осияет  Свет  се
память! Ты у него служишь, наверное? Значит, он возвращается,  этот  молодой
принц?
   - Нет! - кратко ответил он. Принц! О Свет! - По-моему, вряд ли  он  скоро
тут появится, и не уверен, что вам понравилось бы его возвращение.
   Она  запротестовала,  причитая,  какой  великолепный,  красивый   молодой
человек этот принц. Чтоб мне сгореть,  если  найдется  женщина,  которая  не
сходила бы с ума по Ранду и не смотрела телячьими глазами при упоминании его
проклятого имени! Она бы дико завизжала, узнав, кто он такой!
   Но Мэт прервал восторженные воспоминания толстухи:
   - А мастер Гилл здесь? А Том Меррилин?
   - В библиотеке оба, - ответила она,  насмешливо  фыркнув.  -  Ты  передай
Базелу Гиллу, когда его увидишь, что надо бы прочистить водостоки. И сегодня
же, пусть имеет в виду! - Она  заметила,  что  одна  из  ее  помощниц  жарит
говядину, и, переваливаясь, направилась к ней: - Не так много  аррата,  дитя
мое! Мясо будет слишком сладким,  если  ты  положишь  эту  приправу  слишком
щедро. - Про Мэта она уже будто совсем забыла.
   Он  покачал  головой  и  пошел  искать  библиотеку,  потому  что  не  мог
вспомнить, где она находилась. Молодой человек не мог вспомнить также,  была
ли Колин замужем за мастером Гиллом, но если учесть, что хорошая жена всегда
дает  указания  своему  мужу,  то  дело  обстояло  именно  так.  Хорошенькая
служаночка с большими глазами хихикнула и указала юноше на коридор  рядом  с
общим залом.
   Переступив порог библиотеки, Мэт замер на месте  и  вытаращил  глаза.  На
полках, встроенных в стены, находилось  по  меньшей  мере  сотни  три  книг,
множество книжек лежало и на столах.  Он  никогда  раньше  не  видел  такого
количества томов, собранных в одном месте.  На  маленьком  столике  рядом  с
дверью Мэт заметил экземпляр "Странствий Джейина Далекоходившего" в  кожаном
переплете. Он давно хотел прочитать эту  книжку.  Ранд  и  Перрин  частенько
что-нибудь из нее рассказывали, но Мату отчего-то никак не удавалось взяться
за те книги, которые он намеревался прочитать.
   Розовощекий Базел Гилл и Том Меррилин сидели друг против друга  за  одним
из столиков над доской для игры в камни и покуривали трубки, пуская голубыми
клубами табачный дым. Пестрая кошка  сидела  на  столе  рядом  с  деревянным
стаканчиком для костей и следила за игрой.
   Мэт сообразил, что его приятель уже получил комнату, судя  по  тому,  что
его плаща нигде не было видно.
   - А ты провернул все быстрее, чем я ожидал, - сказал Том сквозь зубы,  не
выпуская мундштука своей  трубки.  Он  покручивал  свой  длинный  белый  ус,
размышляя, где поставить следующий камень на пересекающихся линиях доски.  -
Базел, ты помнишь Мэта Коутона?
   - Помню, - отозвался тучный хозяин гостиницы, не отрывая взора от  доски.
- Помню, он был болен, когда последний раз гостил у нас.  Надеюсь,  вьюноша,
теперь тебе лучше?
   - Да, мне лучше, - ответил Мэт. - И это все, что вы запомнили? Что я  был
болен - и все?
   Том сделал очередной ход, и мастер  Гилл  досадливо  поморщился.  Вытащив
трубку изо рта, он ответил Мэту:
   - Если ты им об этом сказал, - промолвил Гилл, - то считай, тебе повезло,
что удрал оттуда целым и невредимым, ведь наверняка там был кое-кто из новых
людей. Гейбрил заменил половину  гвардейцев  в  Кэймлине  людьми  по  своему
выбору, и, судя по всему, он ловкач, принимая во внимание,  как  недолго  он
здесь пробыл. Поговаривают, что Моргейз может выйти за него замуж. -  Мастер
Гилл положил камень на доску, но,  покачав  головой,  взял  его  обратно.  -
Времена меняются. Люди меняются. По мне так слишком много перемен. Наверное,
я старею.
   - Тебе не кажется, что мы оба состаримся раньше, чем ты камень поставишь?
- пробурчал Том. Кошка потянулась и,  крадучись,  подошла  к  нему,  требуя,
чтобы ей погладили спинку. - Станешь весь день болтать,  так  хорошего  хода
вовсе не найдешь. Почему ты не соглашаешься признать свое поражение, Базел?
   - Я никогда не признаю поражений, - солидно ответил Гилл. - Я  еще  побью
тебя, Том! - Он поставил белый камень  на  пересечение  двух  линий.  -  Вот
увидишь!
   Том фыркнул.
   Взглянув на доску, Мэт решил, что шансов у Гилла немного.
   - Мне надо не попасться гвардейцам и вручить письмо Илэйн  прямо  в  руки
Моргейз, - сказал себе вслух Мэт.
   Да, держаться от них подальше. Особенно если они похожи на  того  жирного
дурака. Свет, подумать только, он сказал им, что я  Друг  Темного!  Или  мне
послышалось?
   - Так ты до сих пор не отдал письма? - рявкнул Том. -  Мне  казалось,  ты
хотел поскорей от него избавиться!
   - У тебя письмо от Дочери-Наследницы? - воскликнул Гилл. - Том, почему ты
мне об этом не сказал?
   - Извини, Базел, - пробормотал менестрель.  Он  сердито  глянул  на  Мэта
из-под густых бровей и дунул в усы. - Парень  думает,  будто  кто-то  так  и
рыщет вокруг него и хочет убить его из-за  этого  письма,  поэтому  я  решил
позволить ему говорить то, что он хочет, и не больше. По-моему,  теперь  ему
уже все равно.
   - А что за письмо? - спросил Гилл. - Она возвращается домой? И с ней Лорд
Гавин? Надеюсь, оба они возвращаются. Я в  самом  деле  слышал  разговоры  о
войне с Тар Валоном, но сыщется ли где такой дурак, чтобы идти войной на Айз
Седай? Ходят безумные слухи, дескать,  Айз  Седай  поддерживают  Лжедракона,
появившегося где-то на западе, и используют Силу в  качестве  оружия.  Но  я
сомневаюсь, что кого-то можно заставить воевать с ними, нет уж, увольте!
   - Вы женились на Колин? - спросил его Мэт, и мастер Гилл опять вздрогнул:
   - Да упаси меня Свет! Будь она моей женой, ты бы подумал,  что  гостиница
принадлежит  теперь  ей!..  А   какое   это   имеет   отношение   к   письму
Дочери-Наследницы?
   - Никакого, - ответил Мэт, - но вы  так  долго  разглагольствовали,  что,
по-моему, забыли о собственных делах.  -  Гилл  поперхнулся,  а  Том  громко
хохотнул. До  того  как  хозяин  гостиницы  смог  заговорить,  Мэт  поспешил
добавить: - Письмо запечатано. О чем оно,  Илэйн  мне  не  сообщала.  -  Том
искоса поглядывал на  Мэта  и  поглаживал  усы.  Не  думает  же  он.  что  я
признаюсь, что мы вскрывали письмо? - Но я не думаю, что она  решила  сейчас
вернуться. Она намерена стать Айз Седай. Так я считаю.
   Мэт рассказал Гиллу и  Тому  о  своей  попытке  вручить  письмо,  опустив
некоторые подробности, о которых им не нужно  было  знать,  и  сгладив  пару
острых моментов. - Новые люди, - определил Гилл. - Офицер, по крайней  мере.
Готов биться об заклад. Они не лучше разбойников, я имею в виду  большинство
из них, кроме некоторых, с  вороватыми  глазами.  Ты,  вьюноша,  подожди  до
вечера,  когда  сменятся  гвардейцы  на  воротах.  Сразу  же  скажи  им  имя
Дочери-Наследницы,  и  если  новый  офицер  тоже  окажется  одним  из  людей
Гейбрила, немного наклони голову. Треснут тебя по лбу, только и всего,  зато
у тебя не будет больше неприятностей.
   - Чтоб мне сгореть, если я так сделаю! Не стану глаза отводить  или  деру
давать! Даже ради  самой  Моргейз!  На  этот  раз  я  вообще  не  подойду  к
гвардейцам и на полет стрелы.
   По крайней мере пока не узнаю точно, что наговорил про  меня  тот  жирный
индюк!
   Игроки уставились на него, будто Мэт у них на глазах помешался.
   - Как, Света ради, - спросил  мастер  Гилл,  -  ты  собираешься  войти  в
Королевский дворец, минуя гвардейцев? - Его  глаза  расширились,  словно  он
что-то  припомнил.  -  Свет,  уж  не  собираешься  ли  ты...  Вьюноша,  тебе
понадобится везение самого Темного, чтобы жизни не лишиться!
   - Базел, о чем ты говоришь? Мэт, какую еще глупость ты удумал?
   - Я везучий, мастер Гилл, - сказал Мэт. - Приготовьте хорошую еду к моему
возвращению.
   Поднявшись, он взял стаканчик и, крутанув, выбросил кости рядом с  доской
с расставленными камнями - на удачу.  Пестрая  кошка  спрыгнула  на  пол  и,
выгнув спину, зашипела на Мэта. Пять костей остановились, каждая  показывала
по одному очку. Глаза Темного.
   - Это либо самый лучший бросок, либо самый худший, - заметил Гилл. -  Все
зависит от игры, в которую играешь, вот так-то. Вьюноша, думаю, ты  ввязался
в опасную игру. Почему бы тебе не взять этот стаканчик с костями в общий зал
и не потерять немного меди? Сдается мне, ты не прочь поиграть. А я  прослежу
за тем, чтобы письмо дошло до дворца благополучно.
   - Колин  сказала,  чтобы  вы  прочистили  водостоки,  -  вспомнил  Мэт  и
повернулся к Тому, в то время как хозяин все еще хлопал глазами  и  бормотал
что-то себе под нос. Менестрелю Мэт сказал: - Похоже, ставки равные,  получу
ли я стрелу в бок, пытаясь  вручить  письмо,  или  нож  в  спину,  ожидая  и
бездействуя. Шесть  за  выигрыш  и  полдюжины  за  проигрыш.  Главное,  Том,
позаботься, чтобы меня ждал обед.  -  Юноша  бросил  на  стол  перед  Гиллом
золотую марку. - Мастер Гилл, пусть мои вещи отнесут в нашу комнату. Если за
нее надо заплатить больше,  вы  получите  деньги.  Будьте  осторожны  с  тем
большим рулоном, он почему-то страшно пугает Тома.
   Когда Мэт, приосанившись, выходил из библиотеки, он расслышал, как мастер
Гилл заметил Тому:
   - Я всегда думал, что этот паренек  -  большой  шалопай.  Откуда  у  него
золото?
   Я всегда выигрывал, вот откуда, подумал  Мэт  мрачно.  Сейчас  мне  нужно
выиграть еще раз, и с поручением Илэйн - покончено. Это будет последнее, что
от меня получит Белая Башня. Еще раз выиграть, и все.

Глава 46
ПОСЛАНИЕ ИЗ ТЕНИ

   Даже возвращаясь пешком  во  Внутренний  Город,  Мэт  совершенно  не  был
уверен, что его план сработает. Он должен сработать, если то, что узнал Мэт,
было правдой. Но на истинность всего услышанного юноша положиться  никак  не
мог. Он не пошел прямиком через овальную площадь  перед  дворцом,  а  бродил
вокруг этого огромного сооружения по улицам, плавно огибавшим холмы. Золотые
купола дворца, высокие и недоступные, сверкали на солнце,  будто  насмехаясь
над юношей. Он обошел почти весь Внутренний Город и  возвратился  обратно  к
площади,  когда  вдруг  увидел  искомое.  Крутой  склон,   густо   пестрящий
низкорослыми цветами, поднимался от мостовой к белой стене из грубого камня.
Несколько ветвей лиственного дерева высовывались из-за гребня стены,  и  Мэт
видел за ними кроны других деревьев в саду Королевского дворца.
   Стену построили так, чтобы она выглядела как  скала,  подумал  он,  а  по
другую сторону - сад. Может быть, Ранд и не врал.
   Быстро взглянув по сторонам, Мэт  понял,  что  сейчас  он  один  на  этом
участке изгибающейся улицы. Плавные повороты  не  позволяли  видеть  всю  ее
протяженность, поэтому надо было  торопиться  -  какой-нибудь  прохожий  мог
появиться в любой  момент.  Мэт  полез  вверх  по  склону  на  всех  четырех
конечностях, не обращая внимания на то, что его сапоги мяли и ломали красные
и  белые  соцветия.  Неотесанная,   шероховатая   поверхность   стены   была
превосходной опорой, и Мэт легко  продвигался  вверх,  цепляясь  за  впадины
между камнями руками и уверенно ставя на выступы даже обутые в сапоги ноги.
   Беспечно с их стороны строить такие стены, подумал он, карабкаясь  вверх.
На мгновение это занятие вернуло его мысли к дому, к  той  вылазке,  которую
они с Рандом и Перрином  предприняли  за  Песчаные  Холмы,  к  подножию  Гор
Тумана. После возвращения в Эмондов Луг каждый, кто только мог, выдал им  по
первое число, а Мэту досталось больше всех, потому как  все  были  убеждены,
что это его идея. Но в течение целых трех дней друзья карабкались по скалам,
спали под открытым небом и питались яйцами, разоряя  гнезда  краснохохликов,
да толстыми серокрылыми куропатками, подбитыми стрелой или камнем из  пращи.
Да еще кроликами, которых ловили  силками.  Как  же  там  было  весело!  Они
смеялись, что нисколько не боятся, что запросто могли бы  отыскать  в  горах
сокровища. Из той экспедиции Мэт принес домой необычный  камень,  в  который
был каким-то образом вдавлен череп рыбы приличных размеров; и еще длинное, с
белой опушкой перо снежного орла, и кусок белого камня величиной  с  ладонь,
причем камень был будто вырезан в виде  человеческого  уха.  Ранд  и  Перрин
такого сходства не находили, но Тэм ал'Тор согласился с Мэтом и сказал,  что
сходство есть.
   Пальцы Мэта выскользнули из мелкой канавки, он потерял равновесие,  левая
нога, сорвавшись с опоры, повисла  в  воздухе.  Тяжело  выдохнув,  он  сумел
зацепиться за гребень стены и подтянулся. Потом полежал на  стене,  переводя
дыхание. Если бы  он  упал,  то  летел  бы  недолго,  но  голову  разбил  бы
наверняка. Дурак, вознесся умом в облака и чуть не угробился об  эти  камни.
Все, о чем ты вспоминал, было очень давно. Скорее всего, мать уже  выбросила
все его находки. Оглядевшись напоследок  и  убедившись,  что  его  никто  не
заметил, - изгиб улицы  внизу  был  все  еще  пустынен,  -  Мэт  спрыгнул  в
дворцовые владения.
   Это  был  большой  сад  с  вьющимися  меж  газонов  дорожками,  мощенными
каменными плитами, с множеством деревьев и виноградных лоз, густо оплетающих
зеленые беседки и  арки  над  дорожками.  И  везде  цветы.  Белые  цветочки,
усыпавшие персиковые деревья, белые  и  розовые  -  на  яблонях.  Розы  всех
мыслимых цветов и оттенков и ярко-золотые лики солнечника, пурпурные головки
"Эмондовой славы" и множество других неведомых Мэту  цветов.  Были  и  такие
цветы, каких, как думал юноша, вообще не существовало на  свете.  Эти  цветы
полыхали странными алыми и золотыми лепестками и походили на чудесных  птиц.
Другие ничем не отличались от подсолнухов, только их желтые головки имели  в
поперечнике фута два и более и стояли на подпорках, таких  же  высоких,  как
великан-огир.
   По плитам зашуршали сапоги, и Мэту пришлось скорчиться  за  кустом  возле
стены,  а  мимо  него  прошагали  два  гвардейца,  мелькая  длинными  белыми
воротниками, уложенными поверх кирас. Они даже не посмотрели в его  сторону,
и юноша усмехнулся про себя. Везение. Мне бы еще совсем  немножко  удачи,  и
они не увидят меня до тех пор, пока я не вручу это проклятое письмо Моргейз.
   Юноша пробирался через сад, точно тень. Заслышав шорох сапог, застывал за
кустом или плотно прижимался к  стволу  -  так  он  обычно  подкрадывался  к
кролику. Мимо по дорожкам прошло еще две пары солдат, причем последняя - так
близко от Мата, что он, сделав два шага в их сторону,  мог  выскочить  прямо
перед ними.
   Когда стражники исчезли среди цветов и деревьев, Мэт сорвал темно-красный
звездоцвет с волнистыми лепестками  и,  ухмыляясь,  воткнул  цветок  себе  в
волосы. Это было так же весело, как таскать яблочные пироги в  День  Солнца,
но забава эта много проще. Женщины всегда зорко следят за своей выпечкой,  а
глупые солдаты ни разу не оторвали глаз от каменных плит дорожки.
   Вскоре  Мэт  уперся  в  белую  стену  дворца  и,  отыскивая  дверь,  стал
пробираться вдоль живой изгороди из цветных  роз,  укрепленной  на  рамах  с
перекладинами. Он скользил мимо широких арочных окон, возвышавшихся над  его
головой, но решил не забираться во  дворец  через  окно,  потому  что,  если
поймают, объяснить этот поступок будет труднее, чем в том случае,  если  его
застигнут в коридоре. Появились еще два  солдата,  они  должны  были  пройти
совсем рядом, почти в трех шагах от него, и Мэт словно окаменел. Из окна над
его головой донеслись голоса  -  громко  разговаривали  двое  мужчин.  И  он
расслышал слова:
   - ...на их пути в Тир, великий господин. - Голос мужчины был испуганным и
заискивающим.
   - Пусть они разрушат его планы, если смогут. - Этот голос звучал  сильнее
и глубже, голос принадлежал человеку, который привык командовать. - Так  ему
и надо, если три неопытные девчонки сумели обвести  его  вокруг  пальца.  Он
всегда был дураком,  так  дураком  и  остался.  О  юноше  есть  какие-нибудь
известия? Он единственный, кто способен погубить всех нас.
   - Нет, великий господин. Он пропал. Но, великий господин, одна из девушек
- отродье Моргейз.
   Мэт повернул было на голоса, но тут же заставил  себя  замереть.  Солдаты
подходили все ближе, и вряд ли они станут безучастно взирать, как он ломится
через густые заросли розовых кустов. Да пошевеливайтесь же, дурачье!  Валите
отсюда, чтоб мне разглядеть, кто же этот проклятый человек!  Какую-то  часть
разговора Мэт пропустил.
   - ...был слишком нетерпелив, вновь обретя свободу, -  говорил  обладатель
глубокого  голоса.  -  Он  никогда  не  понимал  одного:   чтобы   обдумать,
разработать самые лучшие планы, наконец,  чтобы  реализовать  их,  требуется
время. А он желает в один день получить весь мир и Калландор в  придачу.  Да
побери его Великий Повелитель!  Он  может  схватить  девчонку  и  попытаться
как-нибудь использовать ее. А это повредит моим замыслам.
   - Как скажете, великий господин. Должен ли  я  отдать  приказ,  чтобы  ее
доставили из Тира?
   - Нет. Этот дурак воспримет все как ход против него, если узнает об этом.
А кто может сказать, что ему еще взбредет в голову, за чем  он  еще  следит,
кроме меча? Позаботься, чтобы она умерла по-тихому, Комар. Пусть  ее  смерть
не привлечет никакого внимания. - Говорящий громко  засмеялся.  -  Для  этих
невежественных нерях из Башни наступят не лучшие  времена,  если  они  после
исчезновения девушки не сумеют ее предъявить. Все складывается очень хорошо.
Пусть это будет сделано быстро. Прежде чем он опередит нас и схватит ее сам.
   Пара солдат уже поравнялась с Мэтом. Он мысленно попытался  заставить  их
пошустрее переставлять ноги.
   - Мне кажется, великий господин, - неуверенно проговорил другой  мужчина,
- все не так просто. Могут возникнуть затруднения... Мы знаем: она на пути в
Тир; судно, на котором она находилась, было обнаружено у Арингилла,  но  все
три женщины покинули его. Нам неизвестно, перебралась ли она на другое судно
или же направилась на  юг  верхом.  Уж  коли  она  достигнет  Тира,  великий
господин, ее будет нелегко найти. Может быть, если вы...
   - Неужели в  мире  остались  одни  идиоты?  -  резко  оборвал  говорящего
властный голос. - Ты думаешь, я могу двинуться в Тир, чтобы об этом сразу же
не узнал он? Я не намерен сражаться с ним -  пока  еще  нет,  слишком  рано.
Принеси мне голову девушки, Комар. Принеси  мне  головы  всех  троих  -  или
станешь молить, чтобы я принял в расплату твою!
   - Да, великий господин. Все будет так, как вы скажете. Да. Да!
   Солдаты протопали мимо  Мэта,  ни  разу  не  взглянув  по  сторонам.  Мэт
терпеливо ждал, когда исчезнут их спины, потом ухватился за широкий каменный
подоконник, подтянулся немного и заглянул в окно.
   Юноша только скользнул взглядом по роскошному - за него наверняка дали бы
толстый  кошель  серебра  -  обрамленному  бахромой   ковру   из   Тарабона,
расстеленному на полу. Он успел заметить,  как  закрылась  одна  из  широких
резных дверей. Высокий  широкоплечий  мужчина  с  мощной  грудью,  обтянутой
зеленым шелком богато  украшенного  серебряным  шитьем  кафтана,  пристально
смотрел на дверь  темно-синими  глазами.  Его  черная  борода  была  коротко
подстрижена, над подбородком  поблескивала  седина.  Облик  мужчины  выдавал
человека безжалостного, привыкшего отдавать приказы.
   - Да, великий господин, - произнес он неожиданно,  и  Мэт  чуть  было  не
разжал пальцы. Юноша подумал уже, что это и  есть  тот  человек  с  глубоким
голосом, но голос именно этого мужчины немногим  ранее  звучал  испуганно  и
раболепно. Сейчас он говорил совсем другим тоном, и все же это  был  тот  же
голос. - Все будет так, как вы скажете, великий господин, - горько  повторил
он. -  Я  собственноручно  отрежу  головы  трем  девчонкам!  Как  только  их
настигну!
   Он решительным шагом вышел из  комнаты,  и  Мэт  осторожно  опустился  на
землю.
   Несколько мгновений юноша сидел, скорчившись  за  рамой,  увитой  розами.
Кто-то во дворце хотел смерти Илэйн, а заодно обрек на  гибель  и  Найнив  с
Эгвейн. Да зачем, во имя Света, они отправились в Тир? Он не хотел  бы  быть
сейчас на их месте.
   Юноша извлек письмо Дочери-Наследницы из-под  подкладки  своей  куртки  и
хмуро посмотрел на него. Может быть, имей он в руках  это  письмо,  королева
ему поверит? Мэт хорошо запомнил внешность одного из говоривших. Но  времени
отсиживаться в кустах не было. Нужно немедленно добиться встречи с  Моргейз,
тем более что бородатый может отправиться  в  Тир  раньше,  чем  Мэт  отыщет
Моргейз. Но даже если она все узнает,  нет  никакой  гарантии,  что  удастся
остановить злоумышленника.
   Глубоко  вздохнув,  Мэт  ужом  пробрался  между  двух   розовых   кустов,
поплатившись за это только несколькими занозами  и  ссадинами  от  шипов,  и
двинулся по каменным плитам вслед за солдатами. Он держал  письмо  Илэйн  на
виду, прямо перед собой, чтобы была ясно различима печать золотой  лилии,  и
думал о том, что надо будет сказать в первую  очередь.  Когда  он  крался  к
дворцу, то и дело, как грибы после дождя, появлялись  гвардейцы,  но  сейчас
Мэт прошагал почти через  весь  сад  и  не  увидел  ни  одного.  Он  миновал
несколько дверей. Не очень-то осмотрительно было бы входить без разрешения -
гвардейцы вполне могли  сначала  прескверно  с  ним  обойтись,  а  уж  потом
выслушали бы. Но только Мэт начал подумывать, не открыть ли следующую дверь,
как она распахнулась и появился молодой офицер без шлема и с  одним  золотым
бантом на плече.
   Рука офицера молниеносно легла на рукоятку меча и обнажила сталь на целый
фут, прежде чем Мэт успел сунуть ему под нос письмо.
   - Капитан, Илэйн, Дочь-Наследница,  посылает  это  письмо  своей  матери,
Королеве Моргейз! - Юноша держал послание так, чтобы лилия была хорошо видна
офицеру.
   Темноглазый  гвардеец  быстро  глянул  по  сторонам,  словно  остерегался
кого-то, но при этом ни на миг не выпускал Мэта из виду.
   - Как ты проник сюда? - Офицер не обнажил меч целиком, но и не вложил его
обратно в ножны. - Элбер на посту у главных ворот. Он дурак,  но  никому  не
позволит шататься по саду.
   - Это тот жирный балбес с крысиными глазками? - Мэт проклял свой язык, но
офицер  коротко  кивнул,  почти  с  улыбкой,  однако   ничуть   не   утратил
бдительности и подозрительности. - Он так рассвирепел, когда узнал, что я  -
из Тар Валона, что не  дал  мне  даже  показать  письмо  или  упомянуть  имя
Дочери-Наследницы. Да пригрозил, что  арестует  меня,  если  я  не  уберусь,
поэтому пришлось влезть  по  стене.  Я  обещал,  что  вручу  послание  самой
Королеве Моргейз, понимаете, капитан? Я обещал, а  свои  обещания  я  всегда
выполняю. Видите печать?
   - Опять это проклятая стена, -  пробормотал  офицер.  -  Ее  должны  были
выстроить раза в три выше! - Он разглядывал Мэта. - Лейтенант гвардии, а  не
капитан.  Я   лейтенант   гвардейцев   Талланвор.   Да,   я   узнаю   печать
Дочери-Наследницы. - Его меч наконец скользнул обратно  в  ножны.  Лейтенант
протянул руку: - Дай мне письмо, и я передам его  королеве.  После  этого  я
покажу  тебе,  как  отсюда  выбраться.  Кое-кто  будет  не  очень-то  учтив,
обнаружив тебя тут свободно разгуливающим.
   - Я обещал передать письмо из рук в руки, - ответил Мэт. Свет, никогда не
думал, что мне не позволят вручить письмо королеве. - Я дал  обещание  самой
ДочериНаследнице!
   Рука Талланвора - юноша и заметить не успел -  выхватила  меч,  и  клинок
коснулся шеи Мэта.
   - Я проведу тебя к королеве, селянин, - тихо сказал офицер. - Но знай:  я
снесу тебе голову, ты и моргнуть не успеешь, если осмелишься даже  замыслить
зло!
   Мэт нацепил на лицо свою лучшую усмешку. Слегка  изогнутый  клинок  остро
отточенным острием холодил шею.
   - Я законопослушный андорец, - ответил он, - и верный поданный  королевы,
да осияет ее Свет. Что ж, если б я  пробыл  здесь  эту  зиму,  то  наверняка
отправился бы вслед за лордом Гейбрилом.
   Талланвор посмотрел на Мэта, плотно сжав губы, и  в  конце  концов  убрал
меч. Юноша судорожно сглотнул, и ему захотелось ощупать  свое  горло,  чтобы
убедиться: пореза на коже нет.
   - Вынь цветок из волос, - усмехнулся Талланвор, вкладывая меч в ножны.  -
Ты что, явился сюда за женщинами ухаживать?
   Мэт вытащил звездоцвет из волос и последовал за офицером. Ну и  дурак  же
я, воткнул цветок в волосы. Пора прекратить валять дурака.
   Нельзя было сказать, что он шел следом за Талланвором, поскольку  тот  не
сводил с Мэта глаз,  даже  когда  шагал  впереди.  В  результате  получилась
довольно странная процессия: офицер шел сбоку и впереди,  но  вполоборота  к
Мэту на случай, если тот попытается что-либо предпринять. Со своей  стороны,
Мэт старался выглядеть невинным, как дитя, плещущееся в ванне.
   Ткачи по праву получили серебро за вытканные ими  многоцветные  гобелены,
украшавшие стены; так же великолепны были и ковры, устилавшие полы из  белой
плитки даже в  дворцовых  коридорах.  Золото  и  серебро  сверкали  повсюду,
поблескивали узорами тарелки и блюда, чаши и кубки,  стоявшие  на  ларцах  и
низких комодах из полированного дерева, которые были сделаны так же искусно,
как и те, что Мэт видел в Белой Башне. Везде сновали слуги в красных ливреях
с белыми воротниками и манжетами, и на груди у каждого красовался Белый  Лев
Андора. Мэт поймал себя на мысли о том, играет ли Королева Моргейз в кости.
   Идея, рожденная в голове, набитой шерстью! Королевы не бросают кости.  Но
когда я отдам ей письмо и сообщу, что кое-кто у  нее  во  дворце  собирается
убить Илэйн, то, держу пари, она подарит мне толстый кошелек!
   Мэт позволил себе чуток помечтать, как хорошо  быть  лордом;  безусловно,
человек, раскрывший заговор злодеев, замышляющих  погубить  Дочь-Наследницу,
может рассчитывать на такую награду.
   Талланвор вел юношу по бесконечным коридорам и через множество внутренних
дворов, и Мэт  уже  засомневался,  что  сумеет  найти  обратную  дорогу  без
посторонней помощи, когда вдруг в одном из двориков увидел  кроме  слуг  еще
кое-кого. Прогулочная дорожка, обрамленная колоннами, огибала двор,  посреди
которого голубел овальный пруд с белыми и желтыми рыбками, плавающими  среди
стеблей и листьев белоснежных лилий и кувшинок.  Мужчины  в  ярких  одеждах,
вышитых серебром и золотом, и женщины в широких платьях,  сшитых  еще  более
искусно, прислуживали даме с золотисто-рыжими волосами,  которая  сидела  на
невысоком парапете, опоясывающем пруд,  водя  по  воде  тонкими  пальцами  и
печально глядя на рыбок, поднимавшихся к ее руке в  надежде  получить  корм.
Кольцо Великого Змея украшало средний палец ее левой руки.  Высокий  смуглый
мужчина стоял у нее за спиной,  и  красный  шелк  был  почти  не  виден  под
золотыми листьями и  завитками,  вышитыми  на  его  камзоле,  но  взор  Мэта
притягивала именно эта женщина.
   Ему не требовался ни венок из великолепно выкованных золотых роз на челе,
ни вышитый по всей длине Львами  Андора  палантин  поверх  белого  платья  с
красными разрезами, чтобы понять: перед ним Моргейз, Милостью Света Королева
Андора,  Протектор  Королевства,  Защитница  Народа,  Верховная  Опора  Дома
Траканд. Она была  похожа  на  Илэйн  и  так  же  красива,  но  такой  будет
повзрослевшая Илэйн в расцвете своего  великолепия.  Само  присутствие  этой
подлинной королевы словно отодвигало любую другую женщину на задний план.
   Я бы станцевал с ней джигу и сорвал поцелуй при лунном свете, невзирая на
возраст! Но Мэт осадил себя. Не забывай, кто она!
   Талланвор склонился перед владычицей на одно колено и  оперся  кулаком  о
белый камень дворика:
   - Моя королева, я привел посланника,  у  которого  есть  письмо  от  леди
Илэйн.
   Мэт оглядел  коленопреклоненного  офицера,  но  сам  удовлетворился  лишь
глубоким поклоном:
   - От Дочери-Наследницы...  гм...  моя  королева!  Кланяясь,  он  протянул
письмо королеве так, чтобы желто-золотой воск печати был  ей  хорошо  виден.
Когда она прочтет письмо и узнает, что с Илэйн все в порядке,  я  выложу  ей
все. Моргейз посмотрела на Мэта своими синими-синими глазами. О Свет, только
бы она оказалась в хорошем настроении!
   - Ты принес письмо от моей проказницы? - Ее голос был  холоден,  но  таил
отзвуки гнева, готового вот-вот излиться.  -  Это  означает,  что  Илэйн  по
крайней мере жива. Где же она?
   - В Тар Валоне, моя королева, - схитрил Мэт.  Свет,  хотел  бы  я  видеть
поединок между ее взглядом и взором Амерлин! Подумав  немного,  он  все-таки
решил, что скорее не хотел бы стать тому свидетелем. - Во всяком случае, она
была там, когда я уезжал.
   Моргейз нетерпеливо махнула рукой,  и  Талланвор  поднялся,  чтобы  взять
письмо у Мэта и передать его королеве. Секунду она смотрела из-под сдвинутых
бровей на печать с лилией и тут  же  резким  движением  сломала  ее.  Что-то
бормоча про себя, она читала письмо, качая головой над каждой строчкой.
   - Неужели она не могла написать больше. Ладно, посмотрим,  так  ли  Илэйн
придерживается этого... - Внезапно лицо ее просветлело. - Гейбрил,  она  уже
поднялась до Принятой! Менее года в Башне, и  уже  на  этой  ступени!  -  Но
улыбка исчезла так же внезапно, как и появилась, королева  поджала  губы:  -
Когда я доберусь до  этого  непутевого  ребенка,  она  захочет  снова  стать
послушницей...
   О Свет, подумал Мэт, неужели ее настроения ничто не  улучшит?  Он  решил,
что придется прямо сейчас высказать все королеве, но все-таки побаивался  ее
взгляда, такого, будто Моргейз собирается отрубить кому-то голову.
   - Моя королева, случайно я подслушал...
   - Помолчи, юноша, - спокойно произнес смуглый мужчина в расшитой  золотом
одежде. Он был красив - почти так же привлекателен, как Галад, почти так  же
молодо выглядел, несмотря на седину на висках.  Но  сложением  был  крупнее,
ростом с Ранда, при этом так же широкоплеч, как Перрин. - Мы выслушаем  тебя
чуть позже.
   Он протянул руку  над  плечом  Моргейз  и  взял  письмо  из  ее  пальцев.
Обернувшись, она посмотрела на мужчину - юноша заметил,  что  королева  была
готова вспылить, - но смуглый мужчина положил свою мощную длань на ее плечо,
не отрывая взора от письма, и гнев Моргейз растаял.
   - Кажется, Илэйн снова покинула  Башню,  -  сказал  он.  -  По  поручению
Престол Амерлин. Моргейз, эта женщина опять переступает все границы!
   Мэт уже не думал о том, что надо держать язык за зубами.  Удача.  Он  был
нем как рыба. Язык присох к небу. Но кажется, иногда и не понять, хорошо это
или плохо! Смуглый мужчина оказался обладателем  недавно  услышанного  Мэтом
властного голоса, это был тот самый  "великий  господин",  который  требовал
принести ему голову Илэйн. Она назвала его Гейбрил. Ее  советник  собирается
убить Илэйн? О Свет! И Моргейз смотрела на него, как  преданная  собака,  на
холке которой лежит хозяйская рука!
   Гейбрил повернулся и посмотрел темными, почти черными глазами на Мэта.  У
него был преисполненный силы, всезнающий взгляд.
   - Что ты еще можешь сказать нам, юноша?
   - Ничего... гм... милорд. - Мэт  кашлянул,  прочищая  горло;  пристальный
взор мужчины был еще пронзительней взгляда Амерлин. -  Я  отправился  в  Тар
Валон навестить свою  сестру.  Она  -  послушница.  Эльзе  Гринвелл.  Я  Том
Гринвелл, милорд. Леди Илэйн узнала, что я собираюсь посмотреть  Кэймлин  на
обратном пути. Сам я родом из Комфри,  милорд,  это  маленькая  деревушка  к
северу от Байрлона. До того, как отправиться в Тар Валон, я не видел  ничего
большего, чем Байрлон. Вот. И она - леди Илэйн, я имею в виду,  -  дала  мне
это письмо для передачи... - Мэту показалось,  что  Моргейз  как-то  странно
посмотрела на него, когда он упомянул, что он родом  из  мест  к  северу  от
Байрлона, но юноша точно знал, что там есть деревушка, называемая Комфри. Он
помнил, как ее упоминали.
   Гейбрил кивнул, но спросил:
   - А ты знаешь, куда собралась Илэйн, юноша? Или же по какому делу? Говори
правду, и тебе нечего бояться. Если же солжешь, тебя подвергнут допросу.
   Мэту не нужно было притворяться озабоченным и хмурым:
   - Милорд, я только раз видел Дочь-Наследницу. Она дала  мне  письмо  -  и
золотую марку! - и приказала доставить послание королеве. Я знаю  не  больше
того, что услышал здесь.
   Гейбрил, казалось, что-то обдумывал, и по  выражению  его  смуглого  лица
нельзя было судить, доверяет он рассказу юноши или сомневается в каждом  его
слове.
   - Нет, Гейбрил, - внезапно заговорила  Моргейз.  -  Слишком  многие  были
отправлены на  допрос!  Я  могу  понять  необходимость  дознания,  когда  ты
докажешь мне это, но не сейчас. Не в случае с этим мальчиком, который только
и сделал, что доставил мне письмо, не зная о его содержании.
   - Как моя королева прикажет, так и будет! - почтительно  ответил  смуглый
мужчина, но так прикоснулся к ее щеке,  что  лицо  королевы  порозовело  еще
больше, а ее губы приоткрылись, словно в ожидании поцелуя.
   Моргейз прерывисто вздохнула:
   - Скажи мне. Том Гринвелл, хорошо ли выглядела моя дочь, когда  ты  видел
ее?
   - Да, моя королева. Она улыбалась, даже смеялась, и была весьма дерзка  и
остра на язык - я имею в виду...
   Моргейз тихо рассмеялась, глядя в лицо Мэта.
   - Не бойся, юноша. У Илэйн действительно дерзкий и  острый  язык,  причем
очень часто это ей не на пользу! Но я счастлива, что у  нее  все  хорошо.  -
Синие глаза Моргейз зорко изучали Мэта.  -  Молодые  люди,  покинувшие  свою
маленькую деревушку, часто не спешат вернуться  обратно.  Я  думаю,  ты  еще
долго будешь странствовать, прежде чем снова увидишь  Комфри.  Возможно,  ты
даже вернешься в Тар Валон. Если так  случится,  если  ты  повстречаешь  мою
дочь, передай ей, что сказанное в гневе часто влечет за собой  сожаление.  Я
не отзову ее из Белой Башни раньше времени.  Скажи  ей,  что  я  сама  часто
вспоминаю ту пору, когда пребывала там, и скучаю о тихих разговорах с Шириам
в ее кабинете. Скажи ей все, о чем я говорила здесь, Том Гринвелл.
   Мэт сконфуженно пожал плечами:
   - Да, моя королева. Но... гм... я не собираюсь возвращаться в Тар  Валон.
Побывать там раз в жизни - вполне достаточно. Мне нужно моему  па  на  ферме
помогать. А то сестрам теперь, пока меня нет,  приходится,  наверное,  самим
коров доить.
   Гейбрил раскатисто захохотал, от души развлекаясь.
   - Выходит, у тебя на уме одна забота - коров доить, юноша?!  Может  быть,
тебе стоит увидеть кое-что другое в этом мире, пока он не изменился.  Держи!
- Он вытащил кошелек и бросил его Мэту.  Поймав  кошелек,  тот  почувствовал
через замшу кругляши монет. - Если Илэйн дала тебе одну золотую марку за то,
чтобы ты передал письмо королеве,  я  дам  тебе  десять  за  столь  успешную
доставку. Посмотри мир, прежде чем вернешься к своим коровам!
   - Да, милорд. - Взвесив на ладони кошелек, Мэт  выдавил  из  себя  слабую
ухмылку: - Благодарю вас, милорд!
   Но Гейбрил уже махнул рукой, отпуская Мэта, и, приосанившись,  повернулся
к Моргейз:
   - Я думаю, Моргейз, пришло время вскрыть гнойный нарыв на границе Андора.
Выйдя замуж за Тарингейла Дамодреда, ты обрела право  претендовать  на  Трон
Солнца. Гвардия Королевы подкрепит твое право на него, и право  твое  станет
не менее обоснованным, чем  притязания  прочих.  Возможно,  даже  я  немного
помогу кое в чем. Слушай меня...
   Талланвор тронул Мэта за локоть, и  они,  кланяясь,  попятились.  Их  уже
никто не замечал. Гейбрил же говорил и говорил, и  все  эти  лорды  и  леди,
казалось, на лету ловили каждое его слово. Моргейз слушала  и  хмурилась,  и
все же она кивала в ответ на его слова так же часто, как и остальные.

Глава 47
ПЕРЕГНАТЬ ТЕНЬ

   Из маленького дворика с плавающими  в  голубом  пруду  рыбками  Талланвор
быстро вывел Мэта  к  большому  двору  перед  фасадом  дворца,  за  высокими
позолоченными  воротами,  блистающими  на  солнце.  Близился  полдень.   Мэт
чувствовал, что надо  поскорее  убираться.  Было  трудно  не  спешить,  идти
вровень  с  молодым  офицером.  Кто-нибудь,  возможно,  удивится,  если  Мэт
пустится бежать. Но может быть, вполне может  быть,  положение  его  таково,
каким оно сейчас кажется. Возможно, Гейбрил  действительно  не  подозревает,
что Мэту что-то известно. Может быть. Юноша хорошо  запомнил  темные,  почти
черные глаза, запомнил, как этот взор ухватил и впился в него, словно  зубья
острых вил пронзили голову. О Свет, может быть! Мэт заставил себя идти  так,
будто никуда не торопился. Вот сельский увалень с куриными  мозгами  пялится
на ковры и золото,  неуклюже  переступая  ногами,  которые  привыкли  месить
навоз. Этому лопуху и в голову не придет, что кто-то  может  вонзить  ему  в
спину нож.
   Так твердил себе Мэт, пока Талланвор не  пропустил  его  через  небольшую
дверцу в створке ворот, последовав за ним.
   Толстый офицер с крысиными глазами все еще стоял вместе с  гвардейцами  в
карауле, и когда он увидел юношу, лицо его опять покраснело. Прежде  чем  он
успел открыть рот, Талланвор сказал:
   - Молодой человек привез письмо королеве от  Дочери-Наследницы.  Радуйся,
Элбер, что ни Моргейз, ни Гейбрил не знают, как ты пытался его не  впустить.
Лорд Гейбрил больше всех был заинтересован знать, что  написано  в  послании
леди Илэйн.
   Лицо Элбера из пунцового сделалось белым, как его воротник.  Он  взглянул
на Мэта и возвратился к своим гвардейцам, выстроенным в безупречную шеренгу,
его глазки-бусинки высматривали за решетчатыми забралами среди солдат  того,
кто осмелился заметить испуг своего начальника.
   - Спасибо,  -  сказал  Талланвору  юноша,  и  он  действительно  был  ему
благодарен. Мэт совсем забыл о жирном офицере и вспомнил о нем, лишь  увидев
его вновь. - Прощайте, Талланвор!
   И Мэт двинулся через овальную площадь, стараясь не торопиться. Как же  он
удивился, когда Талланвор последовал за ним. О Свет,  он  человек  Гейбрила?
Или служит Моргейз? Юноша почувствовал уже зуд между  лопатками,  как  будто
нож вот-вот войдет в спину. Он  не  знает,  чтоб  мне  сгореть!  Гейбрил  не
подозревает, что мне что-то известно! Молодой офицер наконец заговорил:
   - Ты долго пробыл в Тар Валоне? В Белой Башне? Успел что-нибудь узнать  о
ней?
   - Я был там только три дня, - с осторожностью ответил Мэт. Он  бы  назвал
еще меньший срок, жалея, что не  мог  передать  письмо,  не  признавая,  что
вообще был в Тар Валоне. Он бы  сказал  "один  день",  но  этому  просто  не
поверят! Невероятно - проделать такой дальний путь, чтобы навестить  сестру,
и уехать в тот же день. Чего ему от меня, о Свет, надо? - Я узнал только то,
что повидал за эти три дня. Ничего особенного. Они  же  не  водили  меня  по
городу и не посвящали в свои дела. Я был там только для того, чтобы повидать
Эльзе.
   - Ты должен был что-то да услышать, парень. Кто такая Шириам? Разговор  в
ее кабинете означает что-либо особенное?
   Мэт энергично  замотал  головой,  чтобы  его  лицо  не  выдало,  случаем,
облегчения.
   - Я не знаю, кто она, - совершенно искренне ответил Мэт. Возможно,  он  и
вправду слышал, как Эгвейн или Найнив упоминали ее имя. Может быть, она  Айз
Седай? - А почему это должно что-то означать?
   - Я не знаю, - тихо проговорил Талланвор. - Я слишком  многого  не  знаю.
Иногда мне кажется, будто она пытается что-то сказать... -  Он  пронзительно
взглянул на юношу: - Ты в самом деле законопослушный андорец, Том Гринвелл?
   - Ну конечно! - Свет, если я буду часто  это  повторять,  то  сам  в  это
поверю. - А ты? Верно служишь Моргейз и Гейбрилу?
   Талланвор окинул Мэта  взглядом  жестким,  как  неумолимая  беспощадность
игральных костей.
   - Я служу Моргейз, Том Гринвелл, ей и только ей, до самой смерти. Прощай!
- Он повернулся и зашагал назад к  дворцу,  крепко  стиснув  рукоять  своего
меча.
   Глядя вслед Талланвору, Мэт пробормотал себе под нос:
   - Держу пари вот на это, - он хлопнул по замшевому кошелю Гейбрила, - что
Гейбрил наверняка говорит то же самое!
   В какие бы игры они ни играли у себя  во  дворце,  Мэт  не  хотел  больше
участвовать ни в одной из них.
   И ему хотелось бы верить, что Эгвейн со своими подругами тоже  далека  от
этих интриг. Глупые женщины! Я должен не пережарить их  бекон,  вместо  того
чтобы следить за своим собственным. Бегом  он  пустился  лишь  тогда,  когда
стены Королевского дворца скрылись за поворотом улицы.
   Влетев в  гостиницу,  Мэт  заметил,  что  в  библиотеке  почти  ничто  не
изменилось. Том и хозяин "Благословения  королевы"  по-прежнему  сидели  над
доской - они играли уже в  другую  игру,  это  Мэт  заметил  по  расстановке
камней, но положение дел у Гилла оставалось неважным. Пестрая  кошка  сидела
на том же месте, умывая лапой мордочку.  Поднос  с  погашенными  трубками  и
остатками трапезы на двоих стоял рядом с  кошкой,  а  вещи  Мэта  из  кресла
исчезли. На доске, возле локтя каждого игрока, стояло по бокалу вина.
   - Я покидаю вас, мастер Гилл, - быстро проговорил Мэт.  -  Оставьте  себе
монету и принесите мне поесть. Я только перекушу и отправлюсь в Тир.
   - Что за спешка, парень? - Казалось, Том больше смотрит на кошку, чем  на
доску. - Мы же только что приехали!
   - Выходит, ты отдал  письмо  от  леди  Илэйн?  -  поинтересовался  хозяин
гостиницы. - И кажется, голова у тебя цела. Ты на самом деле  перелез  через
стену, как тот смельчак? Нет, это неважно. Письмо успокоило Моргейз? Нам все
еще надо ходить на цыпочках по яйцам, или как? А, вьюноша?
   - Я полагаю, королеву письмо успокоило, - наконец ответил Мэт.  -  Да,  я
думаю, успокоило.  -  Он  секунду  колебался,  подбросив  на  ладони  кошель
Гейбрила. В кошеле звякнуло. Мэт еще не заглядывал в него, чтобы  убедиться,
действительно ли там десять золотых марок,  но  приятная  тяжесть  замшевого
мешочка убедила его в этом. - Мастер Гилл, что вы можете сказать о Гейбриле?
Не говоря о том факте, что он не любит Айз  Седай.  Вы  упоминали,  что  его
долго не было в Кэймлине.
   - Почему ты о нем спрашиваешь? - поинтересовался Том. - Базел, ты  будешь
камень ставить или нет?
   Толстяк вздохнул и положил на доску черный камень, а Том покачал головой.
   - Знаешь, вьюноша, тут особо сказать нечего, - пожал плечами Гилл.  -  Он
этой зимой пришел с запада. Я думаю, откуда-то  из  твоих  мест.  Может,  из
Двуречья. Я слышал про какие-то горы.
   - У нас в Двуречье нет лордов! - удивился  Мэт.  -  Если  только  они  не
водятся где-нибудь возле Байрлона. Точно я не знаю.
   - Возможно, и так, вьюноша, - проговорил Гилл. - Я никогда  не  слыхал  о
нем раньше, но вообще-то я с сельскими  лордами  не  на  короткой  ноге.  Он
появился, когда Моргейз еще была в Тар Валоне.  Тогда  полгорода  опасалось,
что Башня устроит исчезновение и  ей  тоже.  А  другая  половина  не  хотела
возвращения Моргейз. Снова начались беспорядки, как  и  в  прошлом  году,  в
конце зимы...
   Мэт покачал головой:
   - Меня не интересует политика, мастер Гилл, меня интересует Гейбрил.
   Том хмуро взглянул на Мэта и стал вычищать соломинкой табачные крошки  из
своей трубки с длинным чубуком.
   - Я тебе о нем и говорю, вьюноша, - ответил Гилл. -  Во  время  смуты  он
выдвинулся в лидеры той части города, которая поддерживала  Моргейз.  Как  я
слышал, был ранен в стычке. А к тому времени, когда она  вернулась,  он  уже
подавил мятеж. Гарету Брину пришлись не по душе методы Гейбрила - тот  может
быть крайне жестоким, - но Моргейз оказалась  так  довольна  восстановленным
порядком, что назначила Гейбрила на пост, который обычно занимала Элайда.
   Хозяин гостиницы умолк. Мэт ждал продолжения рассказа,  но  Гилл  молчал.
Том уминал большим пальцем табак в трубке. Потом менестрель отошел к камину,
взял бумажный жгутик  и  зажег  его  от  маленькой  лампы,  которую  держали
специально для этой цели на каминной полочке.
   - А что еще? - не утерпел Мэт. - У человека должна быть какая-то причина,
если он что-то делает.  Если  Гейбрил  женится  на  Моргейз,  станет  ли  он
королем, когда она умрет? Ну, если и Илэйн тоже будет мертва.
   Том, раскуривавший трубку, подавился дымом, а Гилл рассмеялся.
   - Андором правит королева, вьюноша, - сказал он. - Если Моргейз  и  Илэйн
обе умрут - Свет да  ниспошлет  совсем  другое!  -  тогда  на  трон  взойдет
ближайшая родственница Моргейз по женской линии.  По  крайней  мере,  сейчас
вопрос, кто именно это будет в таком случае, совершенно ясен. Это ее кузина,
леди Дайлин. Не будет ничего подобного Войне  за  Наследование,  как  тогда,
когда исчезла Тигрейн. Тогда минул целый  год,  прежде  чем  Моргейз  заняла
Львиный Трон. Дайлин может оставить Гейбрила в  качестве  советника  или  же
выйти за него замуж,  чтобы  укрепить  династию.  Последнего  она,  по  всей
вероятности, сделать не захочет, если только у  Моргейз  не  будет  от  него
ребенка. Но даже тогда лорд Гейбрил будет  только  принцем-консортом.  И  не
больше. Благодарение Свету, Моргейз еще молодая женщина. И Илэйн здорова.  О
Свет! В письме ведь не сказано, что она больна?
   - С ней все хорошо. - По крайней мере, так было до сих пор. - Больше вы о
нем ничего не знаете? По-моему, Гейбрил вам не нравится. Почему?
   Хозяин гостиницы задумчиво нахмурил брови,  поскреб  подбородок,  покачал
головой.
   - Думаю, мне бы не понравилось, если бы он женился на Моргейз,  но  я  на
самом деле не понимаю почему. - Он пожал плечами. - Говорят,  он  прекрасный
человек; вся знать очарована им. Но мне не нравятся те,  кого  он  привел  в
Гвардию. Очень многое изменилось после его появления, но я не могу всю  вину
валить на него одного. С тех пор как появился Гейбрил, у нас  слишком  много
стали шептаться по углам. Можно подумать,  что  все  мы  в  одночасье  стали
кайриэнцами, какими они были до этой гражданской войны, - все интригуем, так
и выискиваем свою выгоду. С тех пор как явился Гейбрил,  я  все  время  вижу
плохие сны, и не я один.  Конечно,  глупо  волноваться  из-за  снов.  Скорее
всего, это лишь беспокойство об Илэйн и о  намерениях  Моргейз  относительно
Белой Башни, и еще тревога из-за людей, действующих  подобно  кайриэнцам.  Я
просто ничего толком не понимаю. Почему ты задаешь все эти вопросы  о  лорде
Гейбриле?
   - Потому, что он хочет убить Илэйн, - ответил Мэт, - а вместе с ней  -  и
Эгвейн, и Найнив. Юноша не узнал от Гилла ничего полезного для себя. Чтоб  я
сгорел, но мне незачем знать, почему он хочет их всех убить! Мне просто надо
остановить убийц.
   Оба приятеля обалдело уставились на Мата.  Как  будто  он  сошел  с  ума.
Снова.
   - Тебе опять нездоровится? - подозрительно спросил его мастер Гилл.  -  Я
помню, как ты тогда смотрел на каждого волком. Тебя  снова  повело,  или  ты
задумал какое озорство? Мне всегда казалось, что ты  тот  еще  проказник!  И
если это твоя шуточка, то уж больно она гнусная!
   Мэт скорчил жуткую гримасу:
   - Проклятье, никакая это не шутка! Я случайно  подслушал,  как  он  давал
приказ какому-то человеку, по имени Комар, отрезать Илэйн голову. А заодно -
и Эгвейн, и Найнив! Высокому такому мужчине, с полосой седины в бороде.
   - По описанию похоже на лорда Комара, - медленно проговорил  Гилл.  -  Он
был отличным солдатом, но, говорят, покинул гвардию  из-за  какой-то  темной
истории. Что-то связанное с утяжеленными костями. Правда, никто  не  говорил
ему этого в лицо - Комар был одним из лучших мечей в гвардии.  Ты  уверен  в
том, что сказал?
   - Я думаю, что это так, Базел, - тихо сказал  Том.  -  Так  оно  и  есть,
убежден.
   - Свет да озарит нас! - воскликнул Гилл. - А что сказала Моргейз? Ведь ты
сообщил ей, правда? Свет да испепелит тебя, ей ведь ты рассказал?!
   - Да уж, рассказал, - горько усмехнулся  Мэт.  -  Расскажешь  тут!  Когда
рядом стоит Гейбрил, а она смотрит на него, как влюбленная собачонка! Я  так
им и заявил: "Может быть, я и деревенщина, но вот перелез через вашу стену с
полчаса назад, и уж так получилось, узнал вот, что ваш доверенный  советник,
в которого вы, кажись, по уши втрескались,  намерен  убить  вашу  доченьку".
Свет, она бы тогда отрубила голову мне!
   - Да, она бы могла.  -  Том  разглядывал  замысловатую  резьбу  на  своей
трубке, подергивая свой ус. - Ее характер всегда был подобен молнии -  такой
же быстрый, но вдвойне более опасный.
   - И тебе. Том, это известно лучше, чем кому бы то ни  было,  -  рассеянно
заметил Гилл. Ни на кого не глядя, он  взъерошил  свои  седеющие  волосы.  -
Кое-что я могу все-таки  сделать.  Меча  я  в  руках  не  держал  со  времен
Айильской Войны, но... Нет, это абсолютно бесполезно. Меня убьют, и от  моей
смерти не будет никакого толку. Но я должен что-нибудь сделать!
   - Слух! - Том потер пальцем переносицу; казалось, он изучает расположение
камней на доске и разговаривает сам с собой. - Никто не в состоянии удержать
слухи, чтобы они не дошли до ушей Моргейз, и  если  она  узнает,  что  молва
упорно твердит об одном и том же, то начнет задумываться. Слух -  это  голос
народа, и глас народный часто говорит правду. Моргейз это отлично  известно.
Среди ныне живущих не найдется никого, кто мог бы в Игре соперничать с  ней.
Любовь или не любовь, но если уж Моргейз начнет присматриваться к  Гейбрилу,
то он не утаит от нее даже своих детских  шрамов,  не  говоря  уж  о  чем-то
большем. А если она узнает о его намерении причинить  вред  Илэйн...  -  Том
поставил камень на доску. На первый взгляд этот ход казался странным, но Мэт
увидел, что через три следующих хода треть камней Гилла будет окружена. -  У
лорда Гейбрила будут роскошнейшие похороны!
   - Ох уж эта твоя Игра Домов! - проворчал толстяк.  -  И  все  же  в  этом
что-то есть... - Внезапная улыбка осветила его лицо.  -  Я  даже  знаю,  кто
закрутит все дело, кому обронить нужное  словцо.  Мне  нужно  лишь  вскользь
упомянуть при Гилде, будто я видел нечто во сне, и не пройдет и  трех  дней,
как она растрезвонит об этом всем служанкам половины  Нового  Города  как  о
свершившемся факте. А это уже кое-что. Гилда величайшая  сплетница  из  всех
когда-либо сотворенных Создателем.
   - Только сделай так, Базел, чтобы до тебя не докопались.
   - Будь спокоен. Том. Неделю назад  один  человек  рассказал  мне  мой  же
собственный кошмар, как будто он от кого-то его услышал, а тот узнал еще  от
кого-то. Должно быть, Гилда подслушала мой разговор с  Колин,  но,  когда  я
стал допытываться, тот выдал мне целую цепочку  имен,  которая  увела  через
весь Кэймлин и затерялась где-то на той стороне города. И вот я,  просто  из
любопытства, решил проверить, через сколько ушей и ртов пролетел этот  слух.
Я пошел по этой цепочке и нашел самого последнего человека. И он клялся, что
все приснилось ему самому. Так что нечего бояться, Том.
   Мэту было совершенно безразлично, какие слухи они собирались  распускать,
- никакие слухи не помогут Эгвейн и ее  подругам,  но  одно  ставило  его  в
тупик.
   - Том, ты так  спокойно  все  это  воспринимаешь...  А  я-то  думал,  что
когда-то ты больше жизни любил. Моргейз.
   Менестрель снова уставился в чашечку своей трубки.
   - Мэт, одна очень мудрая женщина как-то сказала мне,  что  время  залечит
мои раны, что время изгладит все, - промолвил он. - Я тогда не  поверил  ей.
Но она оказалась права.
   - Ты хочешь сказать, что больше не любишь Моргейз?
   - Парень, прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как я бежал  из  Кэймлина,
увернувшись от топора палача, когда чернила подписи  Моргейз  на  указе  еще
высохнуть не успели. Сидя здесь и слушая,  как  Базел  сплетничает,  -  Гилл
завозмущался, а Том повысил голос: - Да, именно так, сплетничает о Моргейз и
Гейбриле, обсуждает их возможный  брак,  я  понял,  что  моя  страсть  давно
умерла. О, без сомнения, я по-прежнему испытываю к ней симпатию, может быть,
даже люблю ее чуть-чуть, но это уже не то огромное чувство.
   - А я-то подумал, что ты сейчас же кинешься во дворец ее предупредить!  -
Мэт рассмеялся и удивился, когда Том засмеялся вместе с ним.
   - Я не такой дурак, парень, - сказал менестрель. -  Даже  осел  понимает,
что мужчины и женщины временами думают по-разному, а самая  большая  разница
между ними в одном. Мужчины забывают, но  никогда  не  прощают;  женщины  же
прощают, но никогда не забывают. Скорей всего, Моргейз поцелует меня в щеку,
угостит бокалом вина и скажет, что она по мне скучала.  А  потом  она  может
позволить гвардейцам схватить меня и увести в темницу, а  там  и  до  палача
недалеко. Нет уж. Моргейз одна из самых умных женщин, которых  я  когда-либо
знал, и это о чем-то да говорит. Гейбрила  я  могу  только  пожалеть,  когда
Моргейз узнает, что он замышляет. Ты говоришь - в Тир? А нельзя ли подождать
до утра? Мне надо поспать хотя бы одну ночь.
   - К ночи я намерен оказаться как можно ближе к Тиру!  -  И  Мэт  захлопал
глазами: - А ты хочешь идти со мной? Я думал, ты здесь остаешься.
   - Ты что, не слышал? Я же сказал, что не желаю лишиться головы.  Тир  для
меня место более безопасное, чем Кэймлин, и вдруг там  окажется  не  так  уж
плохо. Кроме того, мне эти девушки нравятся. - Внезапно в его руке  появился
нож и столь же быстро исчез. - Не  хотелось  бы,  чтобы  с  ними  что-нибудь
случилось. И раз ты намерен поскорее добраться до Тира, нужно отправиться  в
Арингилл. Быстроходное судно доставит нас в Тир на  несколько  дней  раньше,
нежели лошади, даже если мы загоним их до смерти. Я уже не говорю о том, что
у меня от седла на заднице сплошная мозоль.
   - Тогда в Арингилл, - сказал Мэт. - Раз так быстрее.
   - Что ж, - заметил Гилл, - я полагаю, что, если ты уезжаешь, вьюноша, мне
надо распорядиться насчет обеда. - Он резко отодвинул стул  и  направился  к
двери.
   - Мастер Гилл, сохраните это для меня! -  сказал  Мэт  и  бросил  хозяину
гостиницы замшевый кошель.
   - Что это, вьюноша? Деньги?
   - Ставка. Гейбрил не знает, но мы с ним побились об заклад.
   Кошка спрыгнула на пол, когда Мэт взял деревянный стаканчик с  игральными
костями и выбросил кости на стол. Пять шестерок.
   - И я всегда выигрываю!

Глава 48
СЛЕДУЯ РЕМЕСЛУ

   Пока "Змеешейка" медленно приближалась к причалам Тира, что  на  западном
берегу реки Эринин, Эгвейн, склонившись через борт,  пристально  смотрела  в
воду, катящуюся вдоль прочного корпуса судна. Длинное весло  приближалось  и
снова отдалялось, оставляя на воде белые гребни. Ей было  муторно  от  этого
мерного движения весла, но она  знала,  что  стоит  поднять  голову,  и  она
почувствует себя еще хуже. Если смотреть на берег, медленное,  винтообразное
движение носа "Змеешейки" из-за качки будет более заметным.
   Судно переваливалось с боку на бок и с носа на корму  от  самой  Джурене.
Эгвейн не интересовало, какой ход был у судна раньше, но она поймала себя на
мысли, что было бы даже хорошо, если бы "Змеешейка" затонула,  не  достигнув
Джурене. И надо было заставить капитана зайти в Арингилл, чтобы покинуть это
и найти другое судно. Девушка прокляла все корабли и тот день, когда  они  с
Найнив и Илэйн ступили на палубу.  Она  думала  о  множестве  других,  самых
разнообразных вещей, лишь бы отвлечься от происходящего.
   Сейчас, когда судно шло на длинных веслах, качка  была  меньше,  чем  под
парусами.  Но  качка  длилась  несколько  дней  подряд,  и  Эгвейн  уже   не
чувствовала никакой разницы. Ей  казалось,  что  желудок  болтается  внутри,
подобно молоку в глиняном кувшине. Эгвейн сглотнула и  постаралась  прогнать
этот образ.
   Ни она, ни Илэйн, ни Найнив,  еще  будучи  на  "Змеешейке",  не  обдумали
дальнейшего плана действий. Не проходило и десяти  минут,  чтобы  Найнив  не
рвало, а при виде этого в желудке Эгвейн тоже не задерживалось то,  что  она
умудрялась проглотить. По мере того как они продвигались вниз по реке,  жара
усиливалась. И от этого становилось еще хуже. Найнив сейчас,  без  сомнения,
была внизу с Илэйн, которая снова держала ей тазик.
   О Свет, нет! Не думай об этом! Зеленые поля. Лужайки. О Свет, лужайки  не
мотает вот так, вверх-вниз! Щебечущие колибри. Нет, лучше жаворонки!  Поющие
жаворонки.
   - Госпожа Джозлин? Госпожа Джозлин! - Прошло несколько мгновений,  прежде
чем она поняла, что эти слова обращены к  ней.  Этим  именем  она  назвалась
капитану Канину, голос которого сейчас и услышала. Девушка медленно  подняла
голову и остановила взгляд на его удлиненном лице. - Мы причаливаем, госпожа
Джозлин. Вы все время говорили, что жаждете  ступить  на  берег.  Вот  мы  и
прибыли.
   Его голос не скрывал нетерпения избавиться от  трех  пассажирок,  две  из
которых все время, как он говаривал, "травили" и стонали ночи напролет.
   Босые, обнаженные по  пояс  матросы  бросали  канаты  людям  на  каменной
пристани, которая выдавалась в реку. Портовые рабочие вместо рубашек  носили
длинные кожаные жилеты.  Весла  были  убраны,  за  исключением  одной  пары,
которая подправляла движение и оберегала судно от слишком сильного  удара  о
причал. Плоские камни пристани  были  мокрыми,  в  воздухе  висело  ощущение
недавно прошедшего дождя. И  это  немного  успокаивало.  Выматывающая  качка
прекратилась, но желудок Эгвейн  все  еще  помнил  ее.  Солнце  клонилось  к
закату. Об ужине Эгвейн старалась не думать.
   - Очень хорошо, капитан Канин, - сказала она, пытаясь вложить в эти слова
все достоинство, какое ей удалось сохранить.
   У него был бы совсем другой тон, если б меня стошнило ему на  сапоги.  От
картины, которую услужливо подсказало воображение, Эгвейн передернуло.
   Кольцо Великого Змея и кольцо-тер'ангриал висели теперь на кожаном шнурке
у нее на шее. Девушка кожей чувствовала прохладу каменного кольца,  и  этого
было достаточно, чтобы  противостоять  влажному  теплу  воздуха.  Но  Эгвейн
понимала, что  чем  чаще  она  пользовалась  тер'ангриалом,  тем  больше  ей
хотелось прикасаться  к  нему,  хотелось,  чтобы  ни  ткань,  ни  кошель  не
разделяли камень и ее тело.
   Тел'аран'риод все еще показывал слишком мало и не мог помочь  ей.  Иногда
возникали образы Ранда, или Мэта, или Перрина, и все же чаще они  появлялись
в  тех  ее  снах,  когда  она  не  использовала  тер'ангриал,   но   уловить
какой-нибудь смысл в увиденном она не могла. Шончан - о них  она  не  желала
думать. Ночные кошмары с Белоплащником, который сажал мастера Лухана в центр
огромного зубастого капкана вместо наживки. Почему у Перрина на плече  сокол
и почему важно, что он  выберет:  топор,  с  которым  он  ходил,  или  молот
кузнеца? Что значит игра Мэта с Темным в кости? И он все  время  кричал:  "Я
иду!" Почему? И почему во сне казалось, что он кричит ей? И Ранд. Он  крался
сквозь кромешную тьму к Калландору, а вокруг него двигались фигуры  шестерых
мужчин и пяти женщин. Некоторые из них охотились за ним, другие не  замечали
его, третьи пытались направить его к мечу из сияющего кристалла,  а  кое-кто
пытался помешать ему достичь меча. Но кажется, никто из них не знал, где  он
находится, или они могли видеть его только в кратких вспышках.  В  глазах  у
одного из мужчин горело пламя, и он очень желал, чтобы Ранд был  мертв.  Его
страстное желание смерти Ранда  было  настолько  сильно,  что  Эгвейн  почти
чувствовала его на вкус. Ей показалось, что она знает  его.  Ба'алзамон!  Но
кто остальные? И снова Ранд -  в  той  сухой  пыльной  комнате,  облепленный
маленькими существами, которые впивались ему под кожу. Ранд - противостоящий
целому полчищу Шончан; Ранд - противостоящий ей и женщинам вместе с  нею,  а
среди них - шончанка. Все это смущало Эгвейн,  приводило  в  замешательство.
Хватит думать о Ранде и о  других,  надо  попытаться  понять,  что  ее  ждет
впереди. Что замыслили Черные Айя? Почему во сне я не  вижу  ничего  о  них?
Свет, почему я не могу узнать, как мне добиться того, чего я хочу?
   - Спустите лошадей на берег, капитан, - сказала она Канину.  -  Я  сообщу
госпоже Мариим и госпоже Кариле о прибытии. - Найнив была Мариим, а Илэйн  -
Карилой.
   - Я уже послал человека оповестить их, госпожа  Джозлин.  А  ваши  лошади
будут ждать вас  на  причале,  как  только  моим  людям  удастся  установить
грузовую стрелу.
   Капитану очень хотелось избавиться от них. Эгвейн уже подумывала  сказать
ему, что не надо спешить, но тут же отказалась от этой мысли. Хоть качка  на
"Змеешейке" и прекратилась, девушке хотелось как  можно  скорее  ступить  на
твердую землю. И без  проволочек.  И  все  же  она  остановилась,  погладила
Туманную по носу и позволила серой кобыле потереться носом о ее ладонь.  Она
сделала это, чтобы убедить капитана Канина, что нисколько не торопится.
   На лестнице, ведущей из  кают,  появились  Найнив  и  Илэйн,  нагруженные
узлами и седельными сумками. Увидев,  что  Эгвейн  смотрит  на  нее,  Найнив
отодвинулась  от  Дочери-Наследницы  и  остальную  часть  пути  прошла   без
посторонней помощи. Команда устанавливала узкие сходни,  еще  пара  матросов
прилаживала широкий парусиновый пояс под брюхо  Туманной.  Эгвейн  поспешила
вниз за своими вещами. Когда она вернулась, ее кобыла была уже на  пристани,
а чалая лошадь Илэйн висела на парусиновом поясе на полпути к берегу.
   Первым ощущением  Эгвейн  после  прикосновения  к  камням  пристани  было
облегчение: ничего уже не будет качаться и ходить ходуном  под  ногами.  Она
стала разглядывать  город,  достичь  которого  им  стоило  стольких  трудов.
Каменные склады  огораживали  длинные  причалы,  вдоль  которых  выстроилось
множество судов, больших и малых. Еще суда стояли на якоре рядом, в реке. От
них Эгвейн поспешно отвернулась. Тир  был  выстроен  на  совершенно  плоской
равнине. Дальше, за складами,  где  пролегали  грязные  улочки,  ей  удалось
разглядеть каменные и деревянные дома, гостиницы и таверны. Крыши были крыты
черепицей и имели причудливые угловатые очертания, а  некоторые  возвышались
тонкими, острыми шпилями. За  всем  этим  виднелась  внушительная  стена  из
серого камня, за которой торчали высокие башни с балконами и дворцы с белыми
куполами. Вершины  башен  были  заострены,  а  очертания  дворцовых  куполов
казались квадратными. Тир предстал таким же большим городом, как Кэймлин или
Тар Валон, и, хотя он не считался таким  же  красивым,  по  праву  назывался
одним из великих городов мира. И все-таки, кроме Тирской Твердыни,  смотреть
было не на что.
   Эгвейн слышала о ней много сказаний  и  преданий,  которые  гласили,  что
Тирская Твердыня - величайшая крепость в мире, и к тому  же  самая  древняя,
возведенная первой  после  Разлома  Мира.  Но  все  эти  рассказы  никак  не
подготовили девушку к тому, что она увидела. Сначала  Эгвейн  подумала,  что
это огромный серый холм или маленькая  бесплодная  гора,  простирающаяся  на
запад от Эринин через стену в  сам  город  и  занимающая  сотни  гайдов.  На
огромной высоте развевалось знамя - три белых  полумесяца  по  диагонали  на
красно-золотом поле. И даже когда девушка увидела стяг, хлопающий над  рекой
на высоте не менее трехсот шагов, но достаточно  большой,  чтобы  его  можно
было разглядеть, даже когда она оглядела зубчатые стены и башни, -  ей  было
трудно поверить, что Тирская Твердыня построена - нет, скорее высечена  -  в
бывшей тут горе.
   - Тут не обошлось без Силы, - пробормотала Илэйн. Она  тоже  смотрела  на
Твердыню. - Сплетенными потоками Земли  вытянули  камни  из  земных  глубин,
потоками Воздуха перенесли их из всех уголков мира, а потоки  Земли  и  Огня
использовали, чтобы сплавить все это в монолит, в единое  целое,  без  швов,
без скрепляющего раствора. Атуан Седай  говорит,  что  Башня  не  смогла  бы
повторить это сегодня.  Странно,  если  принять  во  внимание,  каково  ныне
отношение Благородных Лордов к Силе.
   - Я думаю, - тихо сказала Найнив, следя за снующими  вокруг  рабочими,  -
если принять во внимание именно это, то есть вещи, о которых нам не  следует
говорить во всеуслышание.
   По лицу  Илэйн  было  ясно,  что  ее  одолевают  противоречивые  чувства:
негодование - ведь говорила она совсем тихо - и признание правоты Найнив.  В
последнее время Дочь-Наследница часто соглашалась с Найнив - слишком часто и
с готовностью, что редко устраивало Эгвейн Только тогда, когда Найнив права,
ворчливо заметила про себя Эгвейн.
   Здесь за женщиной, которая носит кольцо или даже  просто  связана  с  Тар
Валоном, обязательно будут  следить.  Босые  докеры  в  кожаных  жилетах  не
обращали на них никакого внимания. Они суетились, таская  на  спинах  ящики,
корзины и тюки или катя тачки. В воздухе висел крепкий  запах  рыбы.  Вокруг
трех соседних причалов сгрудились дюжины маленьких рыбацких  лодочек,  очень
похожих на те, что изображены на картине в кабинете Амерлин.  Обнаженные  по
пояс мужчины и босые женщины доставали из лодок  корзины  с  рыбой  -  груды
живого серебра, бронзы и зелени; были там и рыбины  такой  окраски,  которой
Эгвейн никогда не видела: ярко-красные и  бирюзовые,  бриллиантово-желтые  и
даже с полосками или пятнами белого и прочих цветов. Эгвейн  понизила  голос
настолько, чтобы его слышала только Илэйн:
   - Она права, Карила. И не забывай, почему тебя зовут Карилой.
   Она не хотела, чтобы Найнив слышала подобное  признание.  Выражение  лица
Илэйн  не  изменилось,  но  Эгвейн  поняла,  что  той  оказалось  достаточно
услышанных слов, - от ушей коротко полыхнуло жаром, как от печки.
   Черного жеребца Найнив уже спускали с судна,  матросы  принесли  сбрую  и
просто кинули ее на мокрые камни причала. Найнив  посмотрела  на  лошадей  и
открыла было рот,  чтобы  приказать  оседлать  животных,  но  сжала  губы  и
тряхнула головой, что потребовало  немалых  усилий.  Найнив  лишь  пару  раз
дернула себя за косу. Как только ее лошадь была освобождена  от  строп,  она
накинула попону в синюю полоску на черную  спину  и  положила  поверх,  свое
седло с высокой лукой. На спутниц Найнив не глядела.
   Эгвейн не хотелось ехать верхом, чтобы вновь не подвергать испытанию свой
желудок, который еще помнил  качку  на  "Змеешейке",  но  вид  грязных  улиц
все-таки убедил ее выбрать меньшее зло. Девушке очень  не  хотелось  очищать
грязь со своих туфель и постоянно приподнимать юбки  во  время  ходьбы.  Она
быстро оседлала Туманную и вскарабкалась на ее спину, принявшись  поправлять
юбки, - и проделала все раньше, чем успела подумать,  что  грязь  -  это,  в
конце концов, не так уж и плохо. На "Змеешейке", во  время  плавания,  Илэйн
пришлось заняться небольшим рукоделием.  Дочь-Наследница  шила  аккуратными,
мелкими стежками, и она приспособила все платья девушек для верховой езды.
   Найнив вскочила в седло и на несколько мгновений побледнела - ее  жеребец
неожиданно взбрыкнул. Держалась всадница с завидным  самообладанием,  но  ей
пришлось крепко сжать губы и так же крепко  -  поводья.  Вскоре  ей  удалось
усмирить своего жеребца.
   Когда всадницы медленно двигались мимо складов, Найнив уже пришла в  себя
и была в состоянии говорить:
   - Мы должны отыскать, где находятся Лиандрин  и  другие,  но  так,  чтобы
никто не узнал, что кто-то об этом спрашивал. Им наверняка известно, что  мы
отправились за ними следом, но мне бы не хотелось, чтобы они узнали о  нашем
здесь пребывании, пока для них не  станет  слишком  поздно.  -  Она  глубоко
вздохнула. - Признаюсь, я пока  не  придумала,  как  это  сделать.  Пока  не
придумала. Кто может что предложить?
   - Ловец воров, - без колебаний сказала Илэйн. Найнив нахмурилась.
   - Ты имеешь в виду - кто-то вроде Хурина? - спросила Эгвейн.  -  Но  ведь
Хурин был на службе у короля. Разве ловцы воров тут  не  служат  Благородным
Лордам?
   Илэйн  кивнула,  и  на  мгновение  Эгвейн   даже   позавидовала   желудку
Дочери-Наследницы.
   - Да, служат, - сказала Илэйн. - Но ловцы воров не похожи  на  гвардейцев
королевы или на тайренских Защитников Твердыни. Да, они  служат  правителям,
но иногда обворованные платят им, чтобы те вернули украденное. И иногда  они
за деньги берутся отыскать нужного человека. По крайней мере, так они делают
в Кэймлине. Вряд ли, по-моему, в Тире происходит как-то иначе, - Значит,  мы
поселимся в гостинице, - сказала Эгвейн, -  и  попросим  хозяина  найти  нам
ловца воров. - Только не гостиница, - сказала Найнив с такой же  твердостью,
с которой она управилась с жеребцом.  Казалось,  она  никогда  не  позволяла
своему скакуну выйти  из-под  контроля.  Но  скоро  ее  голос  смягчился:  -
Лиандрин уж точно нас знает, и мы должны допустить, что  другие  нас  узнают
тоже. Они наверняка следят за всеми гостиницами, поджидая тех, кто придет по
их следу. Я хочу захлопнуть западню у них перед носом, но так, чтобы  нас  в
ней не оказалось. Вот поэтому мы не остановимся в гостинице.
   Эгвейн знала, что Найнив будет ждать возражений, и потому  молчала  -  не
желая потакать ей в этом.
   - Тогда где же? - хмуро спросила Илэйн. - Если б я могла рассказать,  кто
я, и в это бы поверили - то даже в такой одежде и без эскорта нас приняли бы
в большинстве благородных Домов и, скорее всего, в  самой  Твердыне,  потому
что между Кэймлином и Тиром установлены дружественные  отношения.  Но  тогда
невозможно будет утаить наше появление, и еще до наступления  ночи  об  этом
будет знать весь город. Найнив, ничего, кроме гостиницы, я  придумать  не  в
состоянии. Если ты решила отправиться на какую-нибудь ферму за  городом,  то
оттуда мы никогда не найдем их.
   Найнив посмотрела на Эгвейн:
   - Я решу, где мы остановимся. Только дайте мне оглядеться.
   Недовольный взгляд Илэйн переметнулся с Найнив на Эгвейн и обратно.
   - "Не стоит отрезать себе уши, если не нравятся серьги",  -  пробормотала
она.
   Эгвейн присматривалась к улице, по которой они ехали. Если я  позволю  ей
подумать, что у меня есть какие-то  догадки,  то  пусть  меня  испепелит  на
месте.
   Людей встречалось немного,  не  то  что  в  Тар  Валоне.  Вероятно,  всех
отпугивало обилие грязи на улицах. Мимо девушек проезжали телеги и  фургоны.
Их тянули круторогие быки, а рядом шли  возчики  с  длинными  стрекалами  из
какого-то светлого ребристого дерева. Не было ни экипажей, ни  портшезов.  В
воздухе тоже пахло рыбой, мимо спешили люди, несшие корзины с уловом.  Лавки
не выглядели  процветающими,  перед  ними  не  было  лотков  с  разложенными
товарами, и Эгвейн редко видела, чтобы в лавки кто-то заходил.  Над  входами
висели вывески: портновская иголка и рулон ткани,  нож  и  ножницы,  ткацкий
станок и тому подобное, - но краска на большей части уже облезла.  Несколько
попавшихся на .пути гостиниц были в таком же  плачевном  состоянии,  как  их
вывески, и выглядели не слишком оживленными. Убогие домишки теснились  между
гостиницами и лавками, часть черепицы или слюды пооблетала с крыш. Эта часть
Тира явно была очень бедной.  И,  видя  лица  прохожих,  Эгвейн  все  больше
убеждалась, что никто  уже  не  пытался  что-либо  изменить.  Некоторые  еще
работали и что-то делали,  но  большинство  на  все  махнули  рукой.  Только
немногие поднимали головы, чтобы посмотреть на трех всадниц,  хотя  верховые
были редкими гостями там, где все передвигались пешком.
   Мужчины носили мешковатые брюки, завязанные  на  лодыжках.  Только  очень
немногие были облачены в куртки необычного покроя - длинные, темные,  плотно
облегающие  грудь  и  руки  и  расширяющиеся  ниже  талии.  Людей,   носящих
неглубокие туфли, было больше, чем тех, кто ходил в сапогах,  а  большинство
шлепали по грязи босиком. Многие вообще не носили ни курток, ни  рубашек,  и
потому у них были  видны  поддерживающие  шаровары  широкие  кушаки,  иногда
цветные и часто грязные. Кое-кто ходил в конусообразных соломенных шляпах, и
только совсем немногие носили матерчатые береты,  сдвинутые  набок.  Женские
платья закрывали шею, доходя до подбородка,  а  подолы  касались  щиколоток.
Многие носили фартучки бледных тонов, подчас  даже  два-три,  каждый  меньше
предыдущего. Соломенные шляпы женщин мало отличались  от  мужских,  но  были
окрашены в тон  передников.  Эгвейн  поняла,  как  местным  жителям  удается
уберечь туфли от грязи, присмотревшись к одной из прохожих. К туфлям женщины
были привязаны небольшие деревянные платформы, на  которых  она  возвышалась
над грязью на две ладони. Причем создавалось впечатление, что женщина шагает
так,  будто  ступает  по  твердой  земле.  Мужчины  тоже  носили  платформы.
Некоторые женщины ходили босиком, но все же босых мужчин было больше.
   Эгвейн уже принялась было  размышлять,  в  какой  лавке  продаются  такие
платформы, как вдруг  Найнив  направила  своего  жеребца  в  переулок  между
длинным узким трехэтажным домом и каменной стеной  гончарной  лавки.  Эгвейн
обменялась взглядом с Илэйн, Дочь-Наследница недоуменно  пожала  плечами,  и
они последовали за Найнив. Эгвейн не могла понять, куда и зачем направляется
Найнив, и охотно обсудила бы  с  ней  это,  но  и  отставать  от  подруг  не
хотелось.
   Переулок привел их в маленький задний дворик, окруженный  домами.  Найнив
уже спешилась и привязывала  поводья  к  смоковнице,  чтобы  ее  жеребец  не
дотянулся до зелени, растущей в занимающем полдвора огородике.
   К задней двери была проложена дорожка из камней. Найнив подошла к двери и
постучала.
   - Что это  тут?  -  невольно  вырвалось  у  Эгвейн.  -  Почему  мы  здесь
остановились?
   - А ты не заметила в окнах пучки сухих трав? - Найнив вновь  затарабанила
по двери.
   - Трав? - недоуменно спросила Илэйн.
   - Мудрая! - подсказала Эгвейн, слезая с седла и привязывая Туманную рядом
с черным жеребцом Найнив. Гайдин -  не  слишком  подходящее  имя  для  коня.
Неужели она думает, что мне невдомек, кого она имеет в виду? Найнив отыскала
Мудрую, или Ищущую, или как их здесь еще называют.
   Женщина приоткрыла дверь ровно настолько,  чтобы  бросить  подозрительный
взгляд. Сначала Эгвейн показалось, что она  коренастая  и  толстая,  однако,
когда женщина широко раскрыла дверь, оказалось,  что  хоть  она  и  плотного
сложения, но у нее превосходные мышцы. Она выглядела такой же сильной, как и
госпожа Лухан, а в Эмондовом Лугу некоторые  утверждали,  что  Элсбет  Лухан
силой не уступит своему мужу. Может быть, это было и не  совсем  так,  но  и
недалеко от правды.
   - Чем я могу вам помочь? - спросила женщина. Ее  говор  сильно  напоминал
акцент Амерлин. Седые волосы толстыми локонами  были  уложены  по  бокам  ее
головы. Три передника женщины были разных оттенков зеленого,  каждый  темнее
следующего, но самый верхний все равно был бледного цвета. - Кому из  вас  я
нужна?
   - Мне, - сказала Найнив. - Мне бы  что-нибудь  от  тошноты.  И  возможно,
одной из моих спутниц необходимо то же самое. Если  только  мы  попали  куда
нужно.
   - Вы не тайренки, - сказала женщина. - Можно было догадаться об  этом  по
вашей одежде еще до того, как вы  заговорили.  Меня  зовут  матушка  Гуенна,
также меня прозывают Мудрой,  но  я  уже  достаточно  стара,  чтобы  мне  не
доверяли конопатить швы. Вы пришли, и я постараюсь вам помочь.
   Кухонька была опрятная, хотя и не очень большая. На стенах висели  медные
кастрюли, с потолка свешивались сушеные травы и колбасы.  Несколько  высоких
буфетов были сделаны из светлого дерева, на дверцах виднелась резьба в  виде
каких-то трав. Стол  выскоблен  почти  до  белизны,  а  на  спинках  стульев
вырезаны цветы. На каменной плите булькала кастрюля с супом, судя по запаху,
рыбным. Из носика  закипающего  чайника  струился  пар.  Эгвейн  с  радостью
заметила, что в каменном очаге не горел огонь, потому что плита и так давала
слишком много жара. Но матушка Гуенна, казалось, совсем  не  замечала  жары.
Тарелки стояли в ряд на каминной полке, а другие были составлены на полках в
аккуратные стопки по обеим сторонам очага. Пол был чисто выметен.
   Матушка Гуенна закрыла за вошедшими  дверь,  и,  когда  она  подходила  к
буфетам, Найнив спросила:
   - Какой чай вы мне заварите? Из цепного листа? Или из синего корня?
   - Будь они у меня, то непременно бы заварила. - Матушка  Гуенна  порылась
на полках и достала глиняный кувшин. - Так как в последнее время у меня  нет
возможности собирать травы, то я предложу вам настой листьев белоболотника.
   - Я никогда не слышала о таком средстве, - удивленно произнесла Найнив. -
Оно действует так же хорошо, как цепной  лист,  только  у  него  горьковатый
вкус, впрочем, некоторые не обращают  на  это  внимания.  -  Матушка  Гуенна
засыпала высушенные измельченные листья в голубой  чайник  и  направилась  к
плите, чтобы залить  их  кипятком.  -  Значит,  вы  тоже  следуете  ремеслу?
Садитесь. - Она жестом указала девушкам  на  стол  и  сняла  с  полочки  две
глазурованные голубые чашечки. - Давайте присядем и поговорим.  У  кого  еще
нелады с желудком?
   - Я в полном порядке, - небрежно бросила Эгвейн, берясь за спинку  стула.
- Карила, а тебя не тошнит?
   Дочь-Наследница с легким раздражением мотнула головой.
   -  Неважно.  -  Седовласая  женщина  налила  в  чашку  темную   жидкость,
пододвинула чашку Найнив и села напротив нее. - Тут хватит на двоих,  листья
белоболотника хранятся дольше, чем соленая рыба. Он действует тем лучше, чем
дольше настаивается, но, правда, при этом становится и более горьким.  Пейте
столько, сколько нужно, чтобы успокоить желудок, и столько, сколько выдержит
язык. Пей, девочка! - Секунду спустя она наполнила вторую чашку  и  глотнула
сама. - Видишь? Это не смертельно.
   Глотнув разок, Найнив недовольно фыркнула.  Однако,  опустив  чашку,  она
была спокойна.
   - Немного горьковато. Скажите, матушка Гуенна, долго ли нам  еще  терпеть
этот дождь и грязь?
   Старая женщина нахмурилась, недовольно  оглядывая  всех  троих,  пока  ее
взгляд не остановился на Найнив. - Девушка,  я  ведь  не  Ищущая  Ветров  из
Морского Народа, - негромко сказала она. - Если  бы  я  умела  предсказывать
погоду, то скорее запустила бы себе под платье  живую  щуку-серебрянку,  чем
призналась в таком. Защитники считают, что от этого умения  до  делишек  Айз
Седай - один шаг. Ну, так ты следуешь ремеслу или нет? У  вас  усталый  вид,
как после долгой дороги. Что применяют для восстановления  сил?  -  внезапно
резко спросила она.
   - Чай из плосколиста, - спокойно ответила  Найнив,  -  или  же  из  корня
андилея. Поскольку вы  решили  задавать  вопросы,  то  скажите,  что  бы  вы
сделали, чтобы облегчить роды?
   Матушка Гуенна фыркнула:
   - Наложу теплые полотенца, дитя мое, а если это очень тяжелые  роды,  дам
немного белого фенхеля. Кроме этого, женщине нужна разве  что  успокаивающая
рука. Неужели не можешь придумать  вопроса,  на  который  не  ответит  любая
фермерская женка? Что ты дашь  при  болях  в  сердце,  если  это  смертельно
опасный случай?
   - Истертые в порошок соцветия геандина на язык, - твердо ответила Найнив.
- А что вы будете делать, если у женщины острые боли  в  животе  и  ее  рвет
кровью?
   Они испытующе  уставились  друг  на  друга,  перебрасываясь  вопросами  и
ответами все быстрее и  быстрее.  Иногда  словесный  поединок  на  мгновение
прекращался, когда одна из  целительниц  заговаривала  о  растении,  которое
другая знала под иным названием. Но потом разговор снова  набирал  скорость.
Они спорили о достоинствах микстур по сравнению с отварами,  целебных  мазей
по сравнению с припарками и о том, в каком случае лучше применять одно, а не
другое. Постепенно разговор перешел на травы и коренья, которые одна  знала,
а другая нет, и они делились друг с другом знаниями. Эгвейн это уже начинало
раздражать.
   - И после того как ты ему дала костовяз, -  говорила  матушка  Гуенна,  -
оборачиваешь  сломанную  часть  руки  или  ноги   несколькими   полотенцами,
пропитанными отваром голубых козлятников - только запомни, именно голубых! -
Найнив нетерпеливо кивнула. - И таким горячим, какой только можно выдержать.
Не меньше одной части голубых  козлятников  на  десять  частей  воды.  Меняй
полотенца, как только они начнут остывать, и делай это в течение целого дня.
Тогда кость срастется вдвое быстрее и вдвое крепче, чем если бы ты применяла
только костовяз.
   - Я запомню это, - сказала Найнив. - Вы сказали, что  используете  корень
овечьих язычков от болей в глазах. Я об этом никогда не слышала...
   Эгвейн не могла больше это выносить.
   - Мариим, - прервала она их, - ты правда  полагаешь,  что  тебе  все  эти
знания когда-нибудь понадобятся? Ты уже не Мудрая, разве ты об этом забыла?
   - Я ничего не забыла, - резко ответила Найнив. - Было время, когда  и  вы
стремились узнавать все новые и новые вещи.
   - Матушка Гуенна, - вежливо осведомилась Илэйн, - что  бы  вы  сделали  с
двумя  женщинами,  которые  не  могут  опомниться  и  перестать  спорить   и
ссориться?
   Седовласая женщина поджала губы и хмуро уставилась на стол:
   - Обычно, неважно, мужчина то или женщина, я  предлагаю  им  разойтись  и
держаться подальше друг от друга. Это лучше и проще всего.
   - Обычно? - удивилась Илэйн. - А что, если есть причина, по  которой  они
не могут жить отдельно? Скажем, если они сестры.
   - Тогда у меня все равно есть  способ  заставить  спорщиц  опомниться,  -
медленно проговорила женщина. -  Я  никогда  не  заставляю  делать  это,  но
некоторые ко мне приходят, я должна им помочь. - Эгвейн  показалось,  что  в
уголках рта матушки Гуенны промелькнула улыбка. -  Я  запрашиваю  от  каждой
женщины по серебряной марке. От мужчин - две, так как с ними гораздо  больше
нервотрепки. Некоторые готовы платить за лишние хлопоты, если их  устраивает
плата.
   - Но какое же лечение вы применяете? - спросила Илэйн.
   - Я прошу их привести ко мне вторую спорщицу. Каждая  из  сторон  думает,
что я обуздаю язык соперницы.
   Помимо своего желания Эгвейн слушала. Она заметила,  что  и  Найнив  тоже
слушает матушку Гуенну очень внимательно.
   - После того как они заплатят, - продолжала та, сжимая и разжимая тяжелую
руку, - я вывожу их во двор, сую головами в бочку  с  дождевой  водой  и  не
выпускаю до тех пор, пока они не согласятся на примирение. С мужчинами точно
так же.
   Илэйн захохотала.
   - Думаю, что нечто вроде этого могла бы сделать  и  я,  -  чересчур  живо
заметила Найнив. Эгвейн надеялась, что у нее самой не такое выражение  лица,
как у Найнив. - Я не удивлюсь, если ты так  и  сделаешь.  -  Матушка  Гуенна
теперь в открытую улыбалась. - Обычно  я  предупреждаю,  что  если  еще  раз
услышу, как они спорят, то сделаю с ними то же самое бесплатно,  но  страсти
охлаждать буду уже в реке. Надо отметить,  что  такое  лечение  очень  часто
помогает, особенно мужчинам. И все это весьма  способствует  упрочению  моей
репутации. Так как мои "больные" никому не рассказывают о способе исцеления,
то ко мне раз в два-три месяца кто-то да  обращается.  Если  ты  была  такой
дурой, что вдоволь наглоталась ильных рыбок, то не станешь об  этом  кричать
на каждом углу. Я думаю, что ни у одной из  вас  нет  желания  потратить  на
примирение серебряную марку.
   - Думаю, что нет, - сказала Эгвейн и бросила сердитый  взгляд  на  Илэйн,
которая опять залилась смехом.
   - Вот и хорошо, - сказала седовласая женщина. - Те, кого я  излечиваю  от
склок, начинают меня избегать, будто набившихся в сети жгучих водорослей,  -
до тех пор, пока не заболевают чем-нибудь всерьез. Но я  не  хочу,  чтобы  с
вами вышло так же: ваше общество доставляет мне удовольствие. Большинство из
тех, кто обращается ко мне  в  последнее  время,  просят  средство,  которое
избавило бы их от страшных снов, и огорчаются, когда я не могу им помочь.  -
Она нахмурилась ненадолго, потирая виски. - Приятно видеть хоть три лица, на
которых не написана  такая  безысходность,  будто  нет  у  человека  другого
выхода, кроме как броситься в реку да потонуть. Если вы надолго остановитесь
в Тире, навестите меня.  Девушка  называла  тебя  Мариим?  Я  -  Айлгуин.  В
следующий раз мы обсудим один замечательный чай, который использует  Морской
Народ вместо чего-то такого, что жжет язык. Свет,  как  я  ненавижу  чай  из
белоболотника! Ильная рыба и та слаще! Если у вас сейчас найдется время,  то
я заварю тремалкинского черного. Все равно скоро пора ужинать.  Есть  только
суп, хлеб и сыр, и если вы не брезгуете, то добро пожаловать.
   - Это было бы просто замечательно, Айлгуин, - сказала Найнив. - Правда...
Айлгуин, если у вас в доме есть свободная спальня, мне бы хотелось ее  снять
для всех нас.
   Матушка Гуенна обвела девушек взглядом, но ничего не сказала. Она встала,
убрала настой белоболотника в шкафчик с травами, потом  достала  из  другого
шкафчика красный чайник и пакетик. Был  заварен  тремалкинский  черный  чай,
появились чашки, миска с медовыми сотами и оловянные ложки, и матушка Гуенна
заняла свое место и наконец заговорила:
   - Теперь, когда мои дочери вышли замуж, у меня освободились три  спальни.
Мой муж, да снизойдет на него Свет, сгинул во время шторма в Пальцах Дракона
почти двадцать лет назад. И можете не думать  об  оплате,  уж  если  я  решу
позволить вам здесь жить. Только если я на самом деле так  решу,  Мариим.  -
Размешивая мед в чае, она изучала девушек внимательным взглядом.
   - Что может убедить  вас  принять  такое  решение?  -  спокойно  спросила
Найнив. Айлгуин продолжала механически помешивать чай.
   - Три молодые женщины, приехавшие на великолепных лошадях.  О  лошадях  я
знаю мало, но сдается мне, на таких, как у вас, разъезжают  только  лорды  и
леди. Ты, Мариим, так много знаешь о ремесле, что тебе уже пора  вывесить  в
своем окне травы или решить, где осесть для этого дела. Никогда не  слышала,
чтобы женщина занималась ремеслом далеко от мест, где родилась, но по  вашей
речи чувствуется, что вы издалека. - Она посмотрела на Илэйн: - Люди с таким
цветом волос встречаются нечасто. Судя по вашей речи, вы из  Андора.  Глупые
мужчины только и мечтают найти себе желтоволосую андорскую девушку. Все, что
я хочу знать, это - почему вы здесь?  Вы  от  чего-то  убегаете  или  что-то
ищете? Но на воровок вы не похожи. И я никогда не слышала, чтобы три женщины
вместе гонялись за одним мужчиной. Объясните  мне  все,  и  если  ваш  ответ
придется мне по сердцу, то комнаты ваши. Если же вы захотите мне  что-нибудь
заплатить,  то  лучше  прикупайте  иногда  немного  мяса.  С  тех  пор   как
прекратилась торговля с Кайриэном, мясо стоит очень  дорого.  Но  сначала  -
ответ на мой вопрос, Мариим.
   - Мы кое-что ищем, Айлгуин, - сказала Найнив. - Точнее, кое-кого.
   Эгвейн старалась казаться спокойной и надеялась, что ей это  удается  так
же хорошо, как Илэйн, которая прихлебывала чай с таким видом, будто  слушала
разговор о нарядах. Эгвейн не верилось, что глаза  Айлгуин  Гуенны  оставили
что-то без внимания.
   - Они кое-что украли, - продолжала Найнив.  -  У  моей  матери.  И  убили
нескольких человек. Мы здесь для того, чтобы свершить правосудие.
   - Сгори моя душа! - воскликнула женщина. - У вас что, нет мужчин? Мужчины
мало на что годятся, они только и умеют, что путаться  под  ногами,  тяжести
носить, ну... целоваться там и тому подобное,  но  если  где-то  разгорается
сражение или нужно поймать вора - этим  пусть  занимаются  только  они.  Мне
кажется, что Андор - страна не  менее  цивилизованная,  чем  Тир,  а  вы  не
айилки, чтобы заниматься подобным делом.
   - Кроме нас, некому заняться розыском, - сказала Найнив. - Те, кому могли
поручить такое, убиты.
   Три убитые Айз Седай, подумала Эгвейн. Они не могли быть Черными Айя.  Но
если бы они остались живы, Амерлин не стала бы им доверять. Найнив староется
выполнять проклятые Три Клятвы, но ступает по самому краю.
   - Ах! - печально вздохнула Айлгуин. - Они убили  ваших  мужчин?  Братьев,
мужей или отцов? - Щеки Найнив загорелись,  но  старая  женщина  поняла  это
неправильно. - Можешь не отвечать мне, девочка. Я не  хочу  бередить  старое
горе. Пусть оно лежит на дне, пока не рассеется. Ну-ну, успокойся.
   Эгвейн сделала усилие над собой, стараясь не заворчать недовольно.
   - Я должна вам сказать, -  продолжала  Найнив  с  напряжением  в  голосе;
румянец все еще горел на ее щеках. - Эти воры и  убийцы  -  Друзья  Темного.
Айлгуин, это женщины, но они так же опасны, как  мужчины  с  мечами.  Именно
поэтому мы не можем остановиться в гостинице. Они, скорей всего, знают,  что
мы их преследуем, и поэтому могут следить за гостиницами.
   Айлгуин фыркнула, замахав руками:
   - Из четырех самых опасных людей, которых я знаю, двое - женщины, которые
с собой даже ножа не носят, и только один из двух мужчин  владеет  мечом.  А
что касается Приспешников Тьмы... Мариим, когда ты станешь такой же  старой,
как я, то узнаешь, что опасны Лжедраконы, опасны рыбы-львы, опасны  акулы  и
внезапные шторма с юга, но Друзья Темного - дураки. Злобные  и  мерзкие,  но
все же дураки. Темный заключен там, куда поместил его Создатель,  и  никакие
Призраки или клыкастые рыбы, которыми пугают детей, не вызволят его  оттуда.
Я не боюсь дураков, пока они не стоят у руля лодки, в  которой  я  плыву.  Я
правильно понимаю, что у вас нет  доказательств,  с  которыми  вы  могли  бы
обратиться к Защитникам Твердыни? Просто ваше слово против их слова?
   Что такое "Призраки"? размышляла Эгвейн. И, кстати, что это за  клыкастые
рыбы?
   - У нас появятся доказательства,  когда  мы  найдем  воровок,  -  сказала
Найнив. - У них найдут вещи, которые ими украдены, а мы сможем  их  описать.
Эти старинные вещи не имеют никакой ценности ни для кого, только  для  наших
друзей и для нас.
   - Быть может, вас это удивит, но иногда древние вещи стоят очень  дорого,
- сухо сказала Айлгуин. - В прошлом году в  Пальцах  Дракона  старый  Леуеза
Мулан поймал в свои сети три чаши из камня мужества и кубок. И теперь он уже
не ловит рыбную мелочь, а владеет  судном,  которое  торгует  с  городами  в
верховьях реки. Старый дурень и не догадался бы, чем владеет, если бы я  ему
об этом не сказала. Вероятно, там, где его порадовал  этакий  улов,  есть  и
больше, однако Леуеза не мог даже точно  вспомнить  место  своей  удачи.  Не
знаю, как он вообще рыбу ухитрялся  ловить.  Половина  рыбацких  лодок  Тира
торчала в  Пальцах  Дракона  следующие  несколько  месяцев,  желая  вытянуть
квейндияр, а вовсе не камбалу и не рыб-ворчунов. А на  некоторых  были  даже
лорды, те говорили, где закидывать сети. Вот  чего  могут  стоить  старинные
вещи, если они достаточно  древние.  Я  решила:  вам  нужен  мужчина,  чтобы
довести до конца ваше дело, и я знаю, кто вам нужен.
   - Кто? - быстро спросила Найнив. - Если вы имеете  в  виду  какого-нибудь
лорда,  одного  из  Благородных  Лордов,  то  помните,   что   у   нас   нет
доказательств, пока мы не разыщем воровок.
   Айлгуин хохотала до тех пор, пока не стала всхлипывать.
   - Девушка, в Мауле никто не знаком с Благородными Лордами, да и вообще  с
любыми лордами. Ильная рыба не водится рядом с серебрянобокой. Я приведу вам
самого опасного человека, которого  знаю.  Это  тот  из  двоих,  который  не
владеет мечом, но из них двоих самый опасный - он. Джуилин  Сандар  -  ловец
воров, причем самый лучший. Не знаю, как  в  Андоре,  а  здесь  ловец  воров
берется  работать  на  кого  угодно,  но  для  меня  или  вас  -  с  большей
готовностью, чем для лорда или купца. При этом с  нас  он  запросит  меньше.
Если этих женщин .можно найти, то Джуилин найдет их и вернет вам украденное.
А вам даже приближаться не нужно будет к этим Друзьям Тьмы.
   Найнив согласилась с матушкой Гуенной,  хоть  вроде  и  не  до  конца,  и
Айлгуин приладила к туфлям платформы,  которые  она  называла  колодками,  и
поспешно вышла. Эгвейн следила за ней через окно, пока та не пересекла  двор
и не скрылась из виду.
   - Ты учишься быть Айз Седай, Мариим, - сказала она, отвернувшись от окна.
- Людьми ты вертишь не хуже Морейн.
   Лицо Найнив побелело.
   Илэйн пересекла комнату и, подойдя к Эгвейн,  закатила  ей  пощечину.  Та
была так потрясена, что не могла вымолвить ни слова.
   - Это заходит слишком далеко, - резко сказала  золотоволосая  девушка.  -
Чересчур далеко. Нам предстоит или вместе жить, или вместе умереть! Разве ты
назвала Айлгуин свое настоящее имя? Вот и Найнив сказала ей только  то,  что
можно. И то говорить, что мы ищем Друзей Тьмы, было весьма рискованно -  это
связывает нас с ними. Найнив сказала ей, что они - опасны, что они - убийцы.
Или ты бы хотела, чтобы Найнив сказала, что они - Черные Айя? И  что  они  в
Тире? Ты хотела бы всем рискнуть, надеясь, что  Айлгуин  будет  хранить  эту
тайну?
   Эгвейн раздраженно потерла щеку. У Илэйн была тяжелая рука.
   - Просто мне не нравится так поступать, - вздохнула Эгвейн.
   - Я знаю, - сказала Илэйн. - Мне тоже не нравится. Но  нам  пришлось  так
поступить.
   Эгвейн отвернулась и взглянула в окно на лошадей. Да,  нам  пришлось  так
поступить. Но мне это все равно не нравится.

Глава 49
ГРОЗА В ТИРЕ

   Эгвейн вернулась к столу. Она считала, что Илэйн, возможно, права  и  она
действительно зашла слишком  далеко,  но  заставить  себя  извиниться  перед
подругой девушка не могла, и они сидели втроем в молчании.
   Скоро возвратилась Айлгуин в сопровождении  долговязого  мужчины  средних
лет. Он был словно вырезан из хорошо выдержанной древесины. У дверей Джуилин
Сандар  снял  колодки  и  водрузил  свою  коническую  соломенную  шляпу   на
деревянный колок. На поясе его коричневой куртки висел мечелом,  похожий  на
оружие Хурина, но с короткими зубцами  по  обеим  сторонам  длинного.  Кроме
того, вошедший был вооружен длинным, в его рост, шестом, причем он  оказался
немногим толще большого пальца его руки. Шест  был  изготовлен  из  того  же
светлого ребристого дерева,  из  которого  здесь,  похоже,  вытачивали  свои
стрекала погонщики быков. Коротко остриженные черные волосы мужчины слиплись
от дождя, а быстрые темные глаза стремились  осмотреть  и  запомнить  каждую
деталь комнаты. И лица всех присутствующих. Эгвейн могла держать  пари,  что
Найнив он внимательно осмотрел по крайней мере  дважды.  По  мнению  Эгвейн,
Найнив делала вид, будто не замечает изучающих взглядов, но  притворство  ее
было очевидно.
   Айлгуин жестом пригласила своего провожатого  к  столу.  Отогнув  манжеты
рукавов куртки, Джуилин Сан-дар вежливо поклонился каждой из девушек и  сел,
поставив  рядом  свой  посох.  Он  молчал,  глядя,  как  седовласая  женщина
заваривает свежий чай  и  разливает  его  по  чашкам.  Молчал  и  когда  все
принялись потягивать горячий напиток.
   - Матушка Гуенна рассказала мне, что у вас произошло, -  негромко  сказал
он, поставив  свою  чашку  на  стол.  -  Рад  помочь  вам,  если  сумею,  но
Благородные Лорды вскоре могут послать меня исполнить свое новое поручение.
   - Джуилин, с каких это пор ты торгуешься, точно лавочник, желая  получить
за свой лен цену, какую платят за шелк? - усмехнулась пожилая женщина. -  Не
говори, будто знаешь, когда Благородные  Лорды  призовут  тебя  для  важного
дела, пока они не пошлют за тобой!
   - Я вовсе не говорил, что знаю! - отвечал ей Сандар,  улыбаясь.  -  Но  в
самом деле я видел ночью, как  по  крышам  крались  какие-то  люди.  Заметил
краешком глаза. Прячутся они так же ловко, как морская игла  в  камышах,  но
движение я приметил. О кражах еще не заявляли, но воры в стенах  города  уже
появились. Уж поверьте мне. И попомните мои слова! Не пройдет и недели,  как
меня призовут в Твердыню, потому как воровские шайки заберутся в дома купцов
и даже в особняки и усадьбы  лордов.  Защитники  Твердыни  хорошо  исполняют
одно-единственное дело - охраняют наши улицы, но если нужно выследить воров,
тут уж не обойтись без таких людей,  как  я.  А  за  мной  пошлют  в  первую
очередь. Я не набиваю себе цену, но, что бы я ни сделал для этих красоток, я
должен поскорее закончить с их поручением.
   - По-моему, Джуилин говорит правду, -  неохотно  подтвердила  Айлгуин.  -
Если ему захочется заработать  ваш  поцелуй,  этот  честный  малый  запросто
заявит, будто луна зеленая, а вода -  белая,  но  во  всем  прочем  он  лжет
гораздо меньше остальных мужчин. Я бы даже  сказала,  что  Джуилин  -  самый
честный мужчина из всех родившихся в Мауле.
   Чтобы скрыть  улыбку,  Илэйн  заслонила  ладонью  рог.  Эгвейн  с  трудом
удавалось не расхохотаться. Одна Найнив  сохраняла  спокойствие,  хотя  явно
сгорала от нетерпения.
   Когда Айлгуин умолкла, Сандар недовольно поморщился, но, видно, решил  не
обращать внимания на ее слова и лишь улыбнулся  Найнив.  -  Признаюсь,  меня
мучает любопытство, и я хотел бы узнать об этих ворах побольше, -  промолвил
он. - Я слыхивал о воровских бандах и о женщинах-воровках. но  никогда  -  о
целой шайке воровок. Кроме всего прочего, мне хочется оказать услугу матушке
Гуенне. - Он не сводил глаз с Найнив. -  А  сколько  вы  запросите  за  свою
работу? - спросила Найнив без обиняков. - За  возврат  украденных  вещей,  -
сказал он, оживляясь, -  я  прошу  десятую  часть  их  стоимости;  когда  же
подряжаюсь кого-то найти,  то  за  каждого  найденного  мной  человека  беру
серебряную марку. Матушка Гуенна сказала  мне,  что  похищенное  имеет  цену
только для вас, госпожа, поэтому предлагаю вам самой выбирать.  -  Он  вновь
улыбнулся, блеснув белоснежными зубами. - Я бы и вовсе не брал с вас  денег,
но тогда на меня станут  коситься  товарищи  по  ремеслу,  поэтому  плату  я
возьму, но весьма скромную. Не больше одной-двух медных монет.
   - Знаю я одного ловца воров, -  заявила  Илэйн  Сандару.  -  Из  Шайнара.
Черезвычайно почтенный человек. Кроме мечелома он вооружен  и  мечом.  А  вы
почему меча не носите?
   Сандар от неожиданности изумился, потом немного расстроился  оттого,  что
выказал удивление. Он то ли не понял намека Илэйн, то  ли  решил  пропустить
его мимо ушей.
   - А вы не тайренцы! А про Шайнар я много чего наслушался, госпожа, всякие
истории про троллоков и про то, что там каждый мужчина - отменный боец! - По
его улыбке было понятно, что подобные россказни он  считает  сказочками  для
детишек.
   -  Все  эти  истории  правдивы,  -  сказала  Эгвейн.  -  Или  правдивы  в
значительной мере. Я бывала в Шайнаре.
   Сандар моргнул пару раз, глядя на девушку, потом продолжил:
   - А я не лорд, не купец-богатей и даже не солдат. Защитники  Твердыни  не
станут особо докучать вниманием чужестранцам, которые носят меч. Разумеется,
если те не собираются задержаться у нас надолго. Меня же за подобное упрячут
в темницу под Твердыней. Таков закон, госпожа! - Рука его  как  бы  случайно
огладила  боевой  посох.  -  Со  своей  работенкой  я  и  без  меча  неплохо
справляюсь. - Затем Сандар обратил свою улыбку вновь к Найнив: -  А  теперь,
быть может, вы мне опишете, что именно у вас...
   Джуилин осекся на полуслове, ибо Найнив брякнула на край стола кошелек  и
отсчитала тринадцать серебряных марок. Эгвейн заметила, что Найнив  выбирает
монетки полегче, в  основном  тайренские,  лишь  одна  оказалась  андорской.
Подруги получили от Амерлин достаточно золота, но  ничто  не  длится  вечно.
Перед тем как затянуть шнурки, Найнив задумчиво заглянула в  кошелек,  потом
уложила его наконец обратно в поясную сумку.
   - Вы должны найти тринадцать женщин,  мастер  Сандар,  и  когда  вам  это
удастся, вы тотчас получите еще столько же серебра. Найти их  -  вот  и  вся
ваша работа, а как вернуть свои вещи - это наша забота, - промолвила она.
   - Я и за меньшую плату справлюсь с таким делом, - запротестовал Сандар. -
И дополнительной награды не надо. Плату за свой труд я назначаю  сам.  И  не
опасайтесь, что меня могут подкупить, дать взятку, нет!
   - Насчет его порядочности не сомневайтесь, - поддакнула Айлгуин. -  Я  же
предупреждала вас: Джуилин - человек честнейший! Ему нельзя  верить  лишь  в
одном случае: когда он станет клясться вам в любви.
   Сандар метнул на нее сердитый взгляд.
   - Деньги плачу вам я, мастер Сандар, - сказала  Найнив  с  твердостью.  -
Поэтому покупку я тоже выбираю сама. Вы отыщете  этих  женщин,  и  не  более
того. - Дождавшись, когда Сандар неохотно  кивнет,  она  продолжала:  -  Они
могут держаться вместе, могут разойтись. Первая родом  из  Тарабона.  Ростом
она чуть повыше меня. У нее темные глаза, а волосы светлые,  почти  медового
цвета, они заплетены по тарабонской моде - во множество  маленьких  косичек.
Однако ей нет никакого дела  до  того,  что  некоторым  мужчинам  она  очень
нравится. У нее злое, неулыбчивое лицо, вечно капризно надутые губы.  Вторая
родом из Кандора. У нее длинные  черные  волосы,  а  над  левым  ухом  седая
прядь...
   Найнив не называла имен описываемых ею женщин, да Сандар ее об этом и  не
просил, он знал: имя легко изменить. Но усмешка исчезла с его лица -  теперь
речь шла о деле. Он внимательно выслушал все, что Найнив сказала о каждой из
тринадцати разыскиваемых женщин, и Эгвейн была уверена: приметы любой из них
он теперь сможет повторить слово в слово.
   - Матушка Гуенна, быть может,  уже  говорила  вам,  -  завершая  рассказ,
добавила Найнив, - но я повторю. Эти  женщины  гораздо  опаснее,  чем  может
показаться на первый взгляд. Мне известно, что более двенадцати человек  уже
погибли от их рук, но я не удивлюсь, если это лишь капля в море пролитой ими
крови. - При этих словах Сандар и Айлгуин подняли головы.  -  Джуилин,  если
они пронюхают, что вы ими интересуетесь, вас ждет гибель. Если же вы угодите
им в лапы, они заставят вас сказать,  где  мы  находимся,  и  тогда,  скорее
всего, вместе с нами умрет и матушка Гуенна. - Тут седая женщина недоверчиво
покачала головой. - Да поверьте же мне! - Найнив опалила их взором. -  А  не
верите, так верните  серебро,  я  найду  кого-то,  у  кого  голова  работает
получше!
   - Когда я был еще молодым, - глухо сказал Сан-дар, - воровка, срезавшая у
людей кошельки, вогнала мне нож под ребра. И все оттого,  что  я  не  верил:
неужели эта милая красотка  может  орудовать  ножом  шустрей,  чем  мужчина?
Больше я таких ошибок не делаю. С теми тринадцатью  я  буду  так  осторожен,
будто все они Айз Седай или Черные Айя! - При этих словах  Эгвейн  испуганно
встрепенулась, и он  печально  улыбнулся  ей,  перекладывая  деньги  в  свой
кошелек и засовывая его под кушак. - Испугать вас я не хотел.  Айз  Седай  в
Тире нет. Чтобы найти нужных вам женщин,  мне  понадобится  несколько  дней.
Если они держатся вместе. Компанию из тринадцати  женщин  обнаружить  легко.
Если они разбежались по одной - задача потруднее. Но так или иначе, а  найти
их я найду. И не спугну, и вы обязательно узнаете, где они таятся.
   Сандар водрузил на голову свою соломенную шляпу, обулся в колодки и вышел
через черный ход. Дверь закрылась за ним, и Илэйн  тотчас  же  обратилась  к
Айлгуин:
   - Хотелось бы верить, что Джуилин не слишком самонадеян.  Я  слышала  его
заверения, но... Понял ли он, насколько опасны те тринадцать?
   - Поглупеть он способен лишь из-за пары прелестных глазок или хорошенькой
ножки, - отвечала седовласая женщина. - Но  от  этого  теряет  голову  любой
мужчина. Сандар - лучший в Тире ловец  воров.  Не  тревожьтесь!  Этих  ваших
Приспешниц Темного он отыщет в два счета.
   - Сегодня ночью хлынет дождь. - Найнив била дрожь, хотя  в  комнате  было
тепло. - Чувствую: будет гроза!
   Айлгуин лишь покачала головой в ответ и  принялась  разливать  по  мискам
рыбный суп.
   После ужина сразу убрали со стола, и Айлгуин с Найнив начали рассказывать
друг другу о свойствах целебных трав и приемах лечения.  Илэйн  вышивала  на
плече своего плаща голубые и белые цветы, чем  она  занималась  в  последнее
время. Потом она почитала томик "Очерков Виллима из Манечеса", найденный  ею
на книжной полочке Айлгуин. Эгвейн тоже пыталась читать, но  ни  очерки,  ни
"Странствия Джейина Далекоходившего", ни смешные рассказы Алерии  Элффин  не
могли увлечь ее внимания больше чем на пару  страниц.  Сквозь  ткань  своего
платья она ощущала каменный тер'ангриал на груди. Где они,  эти  тринадцать?
Зачем им нужно попасть в Сердце Твердыни? Никто, кроме Дракона -  Ранда,  не
может коснуться Калландора! Так чего же они хотят добиться? Чего же? Чего?
   Когда за окном стемнело, Айлгуин  показала  путешественницам  спальни  на
втором этаже. Но как только она удалилась в свою комнату, девушки  собрались
в  спальне  Эгвейн,  освещаемой  единственной  лампой.  Эгвейн   уже   почти
разделась; на груди у нее висели на шнурке два кольца. Кольцо из  полосатого
камня казалось намного тяжелее золотого. Девушки собирались сделать то,  чем
занимались по ночам всякий раз, с тех пор  как  покинули  Тар  Валон,  -  за
исключением той ночи, когда они столкнулись с айильцами.
   - Разбудите меня через час, - проговорила Эгвейн.
   Илэйн нахмурилась:
   - Почему вдруг на этот раз так недолго?
   - Тебя что-то тревожит, Эгвейн? - забеспокоилась Найнив.  -  Может  быть,
нельзя так часто использовать это кольцо?
   - Если бы я не пускала его в дело, сидели бы мы до сих пор в Тар  Валоне,
скребли котлы и надеялись обнаружить Черную  сестру  раньше,  чем  всех  нас
возьмет в оборот Серый Человек, - резко ответила подруге  Эгвейн.  Но  Илэйн
права, видит Свет.  я  огрызаюсь,  точно  капризная,  непослушная  девчонка.
Девушка глубоко вздохнула.  -  Видно,  я  и  в  самом  деле  стала  какой-то
издерганной. Потому, быть может, что  сейчас  мы  в  двух  шагах  от  Сердца
Твердыни. Совсем близко от Калландора. То есть на пороге ловушки.
   - Поосторожнее! - промолвила Илэйн, и Найнив тихо попросила подругу:
   - Пожалуйста, Эгвейн, действуй осмотрительно! -  Она  нервно  подергивала
свою косу.
   Эгвейн расположилась на низкой кровати поудобнее, а  девушки  уселись  на
табуретах рядом с ней - справа и слева. По небу прокатились  раскаты  грома.
Очень медленно Эгвейн погрузилась в сон.

***

   Как и в первый раз, перед ее взором  потянулась  гряда  холмов,  пестрели
цветы и порхали в лучах весеннего солнца бабочки, налетал нежный  ветерок  и
звучало пение птиц. На этот раз девушка была в  зеленом  шелковом  платье  с
вышитыми на груди золотыми птицами и в зеленых бархатных туфлях. Тер'ангриал
был столь легким, что, казалось, мог выскользнуть из выреза ее платья,  если
бы его не удерживало на месте кольцо Великого Змея.
   Методом  проб  и  ошибок  Эгвейн   понемногу   знакомилась   с   законами
Тел'аран'риода: даже этот Незримый Мир, Мир Снов, имел твердые законы, пусть
порой и весьма странные. Однако девушка была уверена: она не знает и десятой
их части, по сути она знала лишь один способ  попасть  в  нужное  ей  место.
Закрыв глаза, Эгвейн постаралась опустошить свой разум,  как  в  те  минуты,
когда прикасалась к саидар. Это далось ей не просто. Бутон  розы  уже  готов
был обрести свою  форму,  она  по-прежнему  ощущала  Истинный  Источник,  ее
одолевало мучительное желание отдаться саидар, но ей  нужно  было  наполнить
пустоту иным. Она представила себе Сердце Твердыни - каким видела  этот  зал
во снах, затем довела до совершенства каждую  деталь.  Огромные  колонны  из
полированного краснокамня. Стертые подошвами  за  века  плиты  пола.  Купол,
раскинувшийся в вышине над головой. В воздухе перед  ней  неспешно  вращался
висящий рукоятью вниз кристальный меч, к которому нельзя прикоснуться. Когда
картина перед ее взором стала столь реальной, что Эгвейн  показалось:  стоит
протянуть руку - и  можно  притронуться  к  мечу,  она  открыла  глаза  -  и
очутилась в Сердце Твердыни. Или в том Сердце Твердыни, которое существовало
в Тел'аран'риоде.
   Вокруг Эгвейн возвышались колонны, в воздухе блистал Калландор. И  вокруг
искрящегося меча, похожие на расплывчатые тени,  сидели  на  полу,  скрестив
ноги, тринадцать женщин - и  смотрели  на  медленно  вращающийся  сверкающий
Калландор. Медоволосая Лиандрин обернулась, посмотрела Эгвейн в лицо  своими
огромными темными глазами. И губы ее, похожие на бутон розы,  растянулись  в
улыбке...

***

   Не в силах вздохнуть, Эгвейн так резко  села  на  кровати,  что  чуть  не
упала.
   - Что с тобой? - с нетерпением спросила ее Илэйн. - Что стряслось? Отчего
ты так испугалась?
   - Ты только закрыла глаза, - добавила Найнив вполголоса. - В  первый  раз
ты вернулась из сна без нашей помощи. Впервые за все это время  мы  тебя  не
будили. Что-то случилось? - Она с силой дернула себя  за  косу.  -  Как  ты,
Эгвейн?
   Но как мне удалось вернуться? - подумала Эгвейн удивленно. О Свет, я не в
силах припомнить, что я для этого  сделала...  Девушка  понимала:  она  лишь
пытается оттянуть момент, когда придется сказать  правду.  Развязав  шнурок,
она положила на ладонь кольцо Великого Змея и кольцо побольше, перекрученное
кольцо-тер'ангриал.
   - Они ждут нас, - промолвила наконец Эгвейн. Кто "они", говорить не  было
нужды. - И по-моему, им известно: мы - в Тире.
   Над городом уже разразилась гроза.

***

   По палубе над головой  барабанил  дождь.  Пристально  глядя  на  доску  с
фишками-камнями, что лежала на столе между ним и Томом,  Мэт  никак  не  мог
сосредоточиться на игре, несмотря  на  то  что  на  кону  стояла  серебряная
андорская марка. Громыхнул гром,  и  в  маленькие  оконца  ударили  отблески
молний. Капитанскую каюту "Быстрого" освещали четыре лампы.
   Хотя это проклятое  суденышко  и  ухоженное,  точно  птица,  тащится  оно
еле-еле, подумал Мэт. Судно чуть качнулось, дернулось; ход его изменился. Не
вогнать бы ему нас на растреклятую мель или в мерзкий ил. Если он не  выжмет
из этой лохани с жиром самой большой скорости, на какую она способна, я  все
золото в глотку ему затолкаю! Отчаянно зевая, ибо со дня бегства из Кэймлина
ему ни разу не удалось выспаться, он поставил белый  камень  на  пересечение
двух линий. Мэт намеревался в три хода захватить почти  пятую  часть  черных
камней Тома.
   - А из тебя, парень, вышел бы неплохой  игрок,  -  промолвил  менестрель,
вынимая изо рта трубку и выкладывая  очередной  камень.  -  Только  привыкай
относиться к игре серьезно. - Дым его табака отдавал листвой и орехами.
   Мэт взял из кучки у своего локтя еще один камень, моргнул и  оставил  его
лежать на месте. В три хода камни Тома окружат треть камней Мэта.  Юноша  не
заметил этого раньше и теперь не видел никакого выхода.
   - Ты когда-нибудь проигрываешь? - спросил он Тома. - Хотя  бы  одну  игру
кому-нибудь проиграл?
   Том вынул изо рта трубку и погладил согнутым пальцем усы:
   - Давненько такого не бывало. А вот Моргейз у меня обычно половину партий
выигрывала. Говорят, хорошие военачальники и те, кто искусен в Великой Игре,
в камни сражаются очень хорошо. Вот Моргейз как раз  такая,  и  у  меня  нет
сомнений: в битве она тоже была бы генералом не из последних!
   - Может, лучше еще разок сыграем в кости? - предложил Мэт. -  На  игру  в
камни надо слишком много времени.
   - Возможность выиграть нравится мне больше, чем выбрасывать  девятку  или
десятку, - сухо отвечал седоволосый менестрель.
   Когда дверь открылась, впуская в каюту  капитана  Дерна,  Мэт  вскочил  с
места. Добрый мореплаватель с квадратной  челюстью  сдернул  с  плеча  плащ,
стряхнул с него капли дождя, забормотал себе под нос проклятия:
   - Пусть Свет иссушит мои кости, если я знаю, почему разрешил  вам  нанять
"Быстрого"! Вам, которые, вот проклятье, требуют гнать и гнать  его  в  ночь
темнее некуда под хлещущие струи яростного ливня! Еще быстрее!  Побери  всех
прах, вечно одно - быстрее и быстрее! В такой круговерти да на таком ходу мы
уже тысячу раз могли влететь на мель!
   - Но вы хотели золота, - резко ответил Мэт. - Вы сами нам сказали.  Дерн,
что эта груда старых досок способна мчаться стремительно. Когда мы  прибудем
в Тир?
   Капитан натянуто улыбнулся:
   - Как раз сейчас мы швартуемся у причалов Тира. И чтоб мне  сгореть,  как
проклятому фермеру, коли меня еще когда уговорят хоть что-то везти в  этакой
спешке! А теперь гоните остаток золота, что вы мне обещали.
   Подойдя к  маленькому  оконцу,  Мэт  выглянул  наружу.  В  режущих  глаза
отсветах молний он разглядел мокро блестящий каменный причал. Мат выудил  из
кармана второй кошелек с золотом и бросил его Дерну.
   - Давно пора, - пробурчал он. Кто слышал о речнике, который не  играет  в
кости? Да ниспошлет Свет, чтобы я не слишком опоздал!
   Мэт собрал свою одежду и одеяла в кожаную сумку, повесил ее на  плечо,  а
сверток с фейерверками, за стягивающий его  шнур,  -  на  другое.  Затем  он
накинул на себя плащ, который укрыл все его вещи, а спереди оставил прореху.
Лишь бы фейерверки остались сухими, а сам Мэт промокнуть  не  боялся.  Он-то
обсохнет и будет как новенький, а вот фейерверки  влаги  не  выносят  -  уже
проверено в ведре с водой. Видно, прав был па Ранда! А Мэт-то всегда  думал:
Совет Деревни не запускает фейерверки  в  дождь  просто  потому,  что  ясным
вечером зрелище должно быть куда более впечатляющим.
   - А не хочешь ты продать все это имущество? - спросил его Том, набрасывая
на плечи свой многоцветный и многолоскутный плащ. Под ним  нашли  убежище  и
арфа в кожаном футляре, и флейта, а вот узел с одеждой и одеялами  свисал  с
плеча менестреля неприкрытый.
   - Нет, Том, не продам, покуда не узнаю, как  они  действуют.  Да  ты  сам
подумай, какая будет потеха, когда я запущу их все разом!
   Менестрель вздрогнул:
   - Ни в коем случае - все разом, парень! И не смей за ужином бросать их  в
камин! Знал бы я, как ты удумаешь  с  ними  обходиться,  ни  за  что  бы  не
допустил тебе такого подарка! Повезло тебе, парень, что капитан не вышвырнул
нас с судна два дня назад.
   - Не сделал бы он этого!  -  Мэт  засмеялся.  -  Сначала  ему  надо  было
получить второй кошелек. Верно я говорю. Дерн?
   Дерн подбросил кошелек на ладони:
   - Раньше я не спрашивал,  но  золото  ты  мне  отдал  и  обратно  его  не
получишь! Чего ради ты устроил такую гонку? Будь оно проклято, но  зачем  мы
так спешили?
   - Да просто я поспорил. - Мэт, зевнув, подхватил  свой  посох,  собираясь
уходить. - Просто пари.
   - Пари?! - Дерн уставился на тяжелый кошелек. Второй такой же был  заперт
у него в денежном сундучке. - Должно быть, на кону стоит целое королевство!
   - Не-а. Гораздо больше, - ответил Мэт. Дождь хлестал  по  палубе  как  из
ведра, даже сходней не было видно, найти их  Мэту  помогла  вспыхнувшая  над
городом молния. Шум ливня заглушал мысли Мэта. Но от  самого  берега  наверх
вела освещенная фонарями улица. На  ней  наверняка  отыщется  гостиница.  Ни
капитан, ни матросы не  вышли  под  дождь  проводить  пассажиров.  В  полном
одиночестве Том и Мэт прошествовали до причала.
   Когда сапоги его увязли в грязи, Мэт принялся ругаться,  но  делать  было
нечего, он вынужден был на каждом шагу бороться с раскисшей землей, чавкая в
жиже сапогами и помогая себе посохом. В воздухе пахло дождем и рыбой.
   - Сначала гостиницу найдем! - прокричал Мэт Тому. -  А  потом  я  осмотрю
город.
   - В такую-то погоду? - крикнул в ответ Том. Дождь стекал по его лицу,  но
гораздо больше его беспокоили арфа и флейта.
   - Думаю, Комар покинул Кэймлин раньше нас, - сказал Мэт. -  Если  у  него
хорошая лошадь, а не такие приманки для ворон, как у  нас  с  тобой,  то  он
опередил нас и на день раньше отплыл из Арингилла вниз  по  реке.  Не  знаю,
помог ли нам этот болван Дерн хоть немного наверстать время.
   -  Мы  оказались  здесь  очень  скоро!  -  проговорил  Том.  -  "Быстрый"
заслуживает своего названия.
   - Какой бы дождь ни поливал. Том, я должен найти Комара  раньше,  чем  он
разыщет Эгвейн, Найнив и Илэйн.
   - Не дергайся, парень, несколько часов никакой роли не  играют.  В  таком
городе, как Тир, гостиниц, думаю, не меньше сотни, да  еще  сотни  постоялых
дворов за стенами, причем некоторые - невзрачные домишки с  дюжиной  комнат,
они так скромны с виду, что с первого взгляда и не  заметишь.  -  Менестрель
надвинул поглубже капюшон плаща, продолжая ворчать себе  под  нос.  -  Чтобы
обыскать все гостиницы, понадобится несколько недель. Но и Комар потратит не
меньше времени. Так что эту-то ночь мы с тобой можем провести под крышей,  а
не мокнуть под дождем. Можешь поставить любую из оставшихся  у  тебя  монет,
что Комар под дождем рыскать не станет.
   Мэт покачал головой. Крохотная гостиница с дюжиной  комнат!  Пока  он  не
покинул Эмондов Луг, самым большим зданием, которое он видел, была гостиница
"У винного ручья". Он вспомнил, что у Брана ал'Вира постояльцам  сдавали  не
больше дюжины комнат. Эгвейн со своими сестрами и родителями жила  в  другой
половине второго этажа. Чтоб мне сгореть, иногда мне кажется. что  лучше  бы
никто из нас не покидал Эмондов Луг! Но  Ранду  пришлось  отбыть  из  родных
краев, и если бы Эгвейн не отправилась  в  Тар  Валон,  она,  скорей  всего,
погибла бы. А теперь именно из-за того,  что  Эгвейн  туда  отправилась,  ей
грозит гибель! Мэт понимал, что вряд ли теперь осядет где-то в  деревне  или
на ферме, ведь ни коровы, ни овцы в кости играть не умеют. А вот у  Перрина,
пожалуй, был шанс  возвратиться  домой.  Поспеши  к  родному  дому,  Перрин.
подумалось ему. Возвращайся. пока не поздно! Мэт расправил плечи. Дурак  ты.
Мэт! С какой стати Перрину возвращаться? Мысль об уютной кровати  прокралась
в мысли Мэта. Нет, не сейчас, потом!
   Три огненных зигзага, прорезав небо,  бросили  ослепительный  отблеск  на
маленький домик со связками трав в окнах и на запертую лавку, судя по всему,
горшечную - на ее вывеске красовались горшки, тарелки и миски.  Зевнув,  Мэт
поежился, сгорбился под дождем и постарался быстрее передвигать ноги.
   - В этой части города искать девушек, думаю, не стоит, - крикнул он Тому.
- Грязища тут непролазная,  да  еще  рыбой  несет  отовсюду.  Не  могу  себе
представить, чтобы Найнив, Илэйн и Эгвейн поселились  где-то  тут.  Женщины,
Том, любят, когда все чисто и опрятно, да еще и приятно пахнет.
   - Может быть, - пробурчал Том и закашлялся. - Но ты бы диву дался, узнав,
как умеют себя ограничивать женщины. Хотя, может, ты и прав. - Пойдем,  Том!
- Мэт прикрыл плащом фейерверки и ускорил шаг. - Сегодня же вечером я обязан
найти либо Комара, либо девушек.
   То и дело покашливая, Том хромал за ним.
   Они миновали широкие городские ворота, где не  было  видно  стражи  -  не
желала она мокнуть, пряталась от дождя. Мэт с облегчением  почувствовал  под
ногами камни мостовой. На этой улице, в пятидесяти шагах от путников, стояла
гостиница. Окна общего зала ярко светились в ночи, из них доносилась музыка.
Последние пятьдесят шагов под  нещадным  дождем  даже  Том,  как  ни  мешала
хромота, одолел довольно резво.
   Хозяин "Белого полумесяца" был облачен в долгополый синий кафтан, который
в плечах и ниже талии  был  подогнан  по  фигуре,  выгодно  отличая  его  от
остальных, сидевших вокруг столов на стульях с низкими спинками. Однако  Мэт
отметил про себя: в мешковатые  штаны  владельца  гостиницы,  завязанные  на
лодыжках  над  низкими  туфлями,  можно  засунуть   двух   человек   средней
упитанности, по одному в каждую штанину. Служанки  были  наряжены  в  темные
глухие платья с короткими белыми передниками. Меж двух каменных очагов сидел
играющий колотушками на цимбалах парень. Осмотрев его весьма критически. Том
покачал головой.
   Округлого хозяина звали Каван Лопар. Он с радостью  предоставил  путникам
комнату. Правда, с недовольством покосился на их грязные сапоги, но  серебро
из кармана Мэта - золото у него кончалось -  и  лоскутный  менестрелев  плащ
Тома заставили Лопара снисходительнее отнестись к друзьям, и хмурые  морщины
на его лбу разгладились. Когда же Том объявил, что готов за небольшую  плату
устраивать представления, подбородки Лопара заколыхались от удовольствия. Но
ни о мужчине с белой прядью в бороде, ни о женщинах, обрисованных Мэтом,  он
ничего не ведал. В предложенную ему комнату  Мэт  заглянул  лишь  на  миг  -
убедиться, что там его  ждет  кровать,  улечься  на  которую  он  пока  себе
запрещал, и оставить все, кроме плаща и посоха; потом юноша проглотил  щедро
сдобренное специями рыбное варево и заторопился под дождь. К его  удивлению,
Том пошел следом за ним.
   - Мне казалось, Том, ты хотел остаться там, где сухо  Менестрель  любовно
похлопал по футляру с флейтой, который по-прежнему висел у него под  плащом.
Остальные вещи он оставил в своей комнате.
   - Люди любят поговорить с менестрелем, парень, -  сказал  он.  -  Я  могу
узнать от них что-то такое, чего не узнаешь ты. Я хочу помочь этим  девушкам
не меньше тебя.
   В  сотне  шагов  дальше  по  иссеченной  дождем  улице  стояла  еще  одна
гостиница, через двести шагов от нее - другая, за ней - третья. В них друзья
задерживались ненадолго, пока Том, артистически взмахнув плащом, рассказывал
какую-нибудь историю, а потом позволял кому-то  из  постояльцев  налить  ему
бокал вина; Мэт тем временем расспрашивал о высоком человеке с белой  прядью
в коротко остриженной черной бороде  и  о  трех  женщинах.  Между  делом  он
выиграл в кости несколько монет. Но ни он, ни Том так ничего и не  выведали.
К радости Мэта, в каждой из гостиниц менестрель  делал  всего  по  несколько
глотков вина. Хотя во время плавания Том от выпивки  воздерживался,  Мэт  не
был уверен, что в Тире менестрель не окунется с головой в винный дурман.  Но
вот спутники посетили уже две  дюжины  гостиниц,  и  веки  у  Мэта  налились
свинцом. Дождь лил уже не так щедро, но конца ему видно не было. Ветер между
тем крепчал. Предрассветное небо стало темно-серым.
   - Эй, парень,  -  пробормотал  Том,  -  если  мы  не  вернемся  в  "Белый
полумесяц",  я  улягусь  прямо  здесь,  под  дождем!  -  Он  остановился   и
закашлялся. - Ты заметил, мы уже три гостиницы пропустили? Видит Свет, я так
устал, что у меня сил нет думать! Если у тебя есть план, куда идти, поделись
им со мной!
   Мэт проводил замутненным  взглядом  высокого  мужчину  в  плаще,  который
свернул за угол. Свет, я тоже устал. Ранд где-то в пяти сотнях  лиг  отсюда,
корчит из себя проклятого Дракона...
   - Э... что ты сказал? Три гостиницы? - Они как раз стояли перед одной  из
них. На вывеске, скрипевшей на ветру, значилось: "Золотая чаша". Изображение
под словами мало походило  на  чашу  с  игральными  костями,  но  Мэт  решил
попытать тут счастья. - Давай зайдем. Том! Если никого не найдем, вернемся и
ляжем спать.
   Кровать сейчас соблазняла его гораздо больше, чем игра в кости  на  сотню
золотых марок, но Мэт заставил себя войти в гостиницу.
   Ступив два шага, Мэт увидел его. Внушительный мужчина был одет в  зеленую
куртку с голубыми полосками на рукавах с буфами. Но Мэт не обознался,  перед
ним  действительно  был  Комар  -  белая  полоса  над  подбородком,  коротко
подстриженная черная борода. Он  расположился  за  столом  в  дальнем  углу,
откинувшись на необычно низкую спинку стула, гремел  кожаным  стаканчиком  с
игральными костями и улыбался сидящему напротив него мужчине.  На  том  были
длинная куртка и мешковатые штаны, и ему было явно не до смеха.  Он  смотрел
на лежавшие перед ним монеты так, точно хотел  вернуть  их  обратно.  Второй
стаканчик с костями стоял возле локтя Комара.
   Комар перевернул стаканчик вверх дном и начал смеяться раньше, чем  кости
перестали вертеться.
   - Кто следующий? - зычно крикнул он, сгребая к  себе  выигранную  ставку.
Перед  ним  уже  возвышалась  внушительная  гора  серебра.  Собрав  кости  в
стаканчик, он потряс им. - Кто-нибудь хочет испытать удачу?
   Похоже, никто больше не отваживался бросить ему  вызов,  а  он  продолжал
трясти стаканчик и хохотать. Владельцы тирских гостиниц белых передников  не
носили, но узнать хозяина "Золотой чаши" можно было запросто  -  по  кафтану
темно-синего цвета, какой отличал всех хозяев гостиниц, с которыми беседовал
сегодня Мэт. Этот тоже был пузат, но и вполовину не сравнялся бы в обхвате с
Лопаром, да и подбородков у него было куда меньше. Он сидел за столом один и
яростно надраивал оловянную кружку, изредка, когда игрок не замечал,  бросая
быстрый и злой взгляд на Комара. Другие тоже посматривали на бородача из-под
нахмуренных бровей. И тоже так, чтобы тот не заметил.
   У Мэта появилось огромное желание подбежать к Комару,  шарахнуть  его  по
башке посохом и потребовать ответа, где Эгвейн и ее подруги. Но  он  подавил
свой горячий порыв.  Что-то  здесь  было  не  так.  Комар,  единственный  из
встреченных им в этом городе мужчин, носил меч, но во  взглядах  сидевших  в
зале мужчин отражалось нечто иное, чем страх перед вооруженным воином.  Даже
служанка, которая принесла ему очередной кубок вина, в благодарность за  что
он ее и ущипнул, лишь нервно рассмеялась.
   Надо обмозговать  все  хорошенько,  устало  подумал  Мэт.  Половина  всех
неприятностей, в которые я влипаю. происходит от бездумья. Надо помозговать.
Но от усталости в голову будто шерсти набилось, и мысли увязали  в  ней.  Он
знаком подозвал Тома, и, подойдя, они вдвоем подсели к  столу  подозрительно
смотревшего на них хозяина гостиницы.
   - Кто этот человек с сединой в бороде? - спросил Мэт.
   - А вы, парни, нездешние, верно?  -  сказал  хозяин.  -  Вот  и  он  тоже
чужестранец. До сегодняшнего вечера я никогда его не видел,  но  уже  понял,
что он собой представляет. Один из тех чужаков, что являются к нам и  делают
себе состояние на торговле. Купец, но достаточно богатый, чтобы носить  меч.
Но и это не дает ему права вести себя с нами таким неподобающим образом.
   - Если раньше вы его не видели, почему решили, что перед  вами  купец?  -
спросил Мэт.
   - Взгляни на его одежду, на меч!  -  Хозяин  посмотрел  на  Мэта  как  на
полного идиота. - Он нездешний, а  значит,  не  может  быть  ни  лордом,  ни
солдатом, только богатым купцом. - Он  покачал  головой,  удивляясь  тупости
чужестранцев. - Приезжают сюда, смотрят на нас сверху вниз, суют  нос  не  в
свое дело, забавляются с нашими девушками прямо у нас на  глазах!  Но  мы-то
его не звали! Поехал бы я в Мауле - так не стал бы обдирать тамошнего рыбака
до последнего грошика. А если бы приехал в Тавар, не стал  бы  выигрывать  в
кости у фермеров урожай, что они привезли продавать! -  Он  тер  кружку  все
яростнее. - Однако и удача же  у  этого  человека!  Может  быть,  так  он  и
сколотил свое богатство, все благодаря везению.
   - И что же, он все время выигрывает? - Мэт,  зевнув,  уже  подумывал,  не
сразиться ли с удачливым игроком.
   - Иногда проигрывает, - пробормотал хозяин гостиницы.  -  Если  ставка  -
всего несколько серебряных пенни... Но когда ставка возрастает до серебряной
марки... Сегодня я дюжину раз или больше видел, как он выигрывал в "Короны":
три короны выбрасывает и две розы. А в "Верхушку" раза в полтора больше - по
три шестерки с двумя пятерками. При игре в "Тройку" чуть ли  не  каждый  раз
выбрасывает шестерки, а при игре в "Компас" всякий бросок приносит  ему  три
шестерки и пятерку! Если уж он такой везучий, то я бы сказал: да осияет  его
Свет, все чудесно, но пусть бы он свою удачу не с нами пытал, а с купчинами,
как и пристало. Диву даюсь, как может простой смертный быть таким везучим?
   - Кости у него утяжеленные, - оповестил хозяина Том и зашелся в кашле.  -
Желая  выиграть  наверняка,  он  использует  кости,  падающие  всегда  одной
стороной. При этом он достаточно умен, чтобы  самую  крупную  комбинацию  не
выбрасывать: люди всегда готовы заподозрить неладное, если всякий раз  будет
выпадать "король". - Приподняв бровь, Том взглянул на Мэта: - Ему достаточно
такого броска, который невозможно побить, но кости у  него  всегда  выпадают
одинаково, теми же самыми гранями, с этим он ничего не может сделать.
   - Что-то подобное я уже слышал, - неохотно проговорил хозяин гостиницы. -
Говорят, такие штуки  проделывают  иллианцы.  Те  именно  такими  костями  и
играют. - Он покачал головой: - Но ведь оба игрока используют одни и  те  же
кости и игральный стаканчик. Значит, быть такого не может!
   - Принесите два игральных стаканчика,  -  сказал  Том.  -  И  два  набора
костей,  с  коронами  или  с  очками,  неважно,  главное,  чтобы  они   были
одинаковыми.
   Хозяин  нахмурился,  но  отошел,  предусмотрительно  прихватив  с   собой
оловянную кружку, и вскоре принес два кожаных стаканчика. Том  вытряхнул  на
стол перед Мэтом пять  костяных  кубиков.  Наборы  костей,  известные  Мэту,
всегда - неважно, с точечками-очками или с символами - были деревянными либо
костяными. На этих были точечки. Взяв кубики в руку, Мэт хмуро  взглянул  на
Тома:
   - По-твоему, я должен что-то  заметить?  Том  высыпал  кости  из  другого
стаканчика себе на ладонь, затем пересыпал их обратно так  быстро,  что  это
едва можно было заметить. Потом  резким  движением  опрокинул  стаканчик  на
стол, не дав костям выкатиться. И продолжал придерживать стаканчик рукой.
   - На каждую кость,  парень,  поставь  метку.  Небольшую,  но  обязательно
такую, чтобы ты ее узнал.
   Мэт и хозяин  гостиницы  обменялись  недоуменными  взглядами.  Затем  оба
посмотрели на перевернутый  стаканчик  под  ладонью  Тома.  Мэт  понял:  Том
собирается  показать  какой-то  трюк,  ведь  менестрели   всегда   совершают
невозможное: огонь глотают или достают из воздуха шелковые платки, но  юноша
не понимал, как Тому удастся проделать что-нибудь незаметно,  когда  за  ним
так внимательно наблюдают. Вытащив поясной нож, Мэт по каждой  кости  провел
короткую царапину - поперек кружка из шести черных точек.
   - Готово! - Он высыпал кости на стол. - А теперь, Том,  покажи  нам  свой
фокус!
   Том протянул руку, взял кости и снова положил их на стол,  на  расстоянии
фута от себя.
   - А теперь, парень, поищи-ка на костях свои метки! Мэт  нахмурился.  Рука
Тома все еще  покоилась  на  перевернутом  вверх  дном  кожаном  стаканчике.
Менестрель ее не сдвигал, а кости Мата ни секунды не находились с ней рядом.
Он взял в руку кости и... вздрогнул. Ни на одной из них царапин не  было.  У
хозяина гостиницы пресеклось дыхание.
   Том раскрыл ладонь. На ней лежало пять костей.
   - Вот на этих твои  метки!  Так  же  поступает  и  Комар.  Трюк  детский,
донельзя простой, но я не предполагал, что у него настолько ловкие пальцы.
   - У меня, пожалуй, отшибло охоту играть с тобой в кости, - промолвил  Мэт
задумчиво. Хозяин гостиницы взирал на кости, явно не зная, что делать.
   - Кликните Стражу, или как это у вас называют, - сказал ему Мэт. -  Пусть
его арестуют!
   В тюремной камере  он  никого  не  убьет!  А  если  они  уже  мертвы?  Он
отмахнулся от этой мысли, но она упорно возвращалась. Тогда я жизнь  положу,
чтобы умерли и он. и Гейбрил! Нет, девушки живы. чтоб мне сгореть! Не  могли
они погибнуть!
   Хозяин гостиницы мотал головой:
   - Я? Чтобы я обвинил купца перед Защитниками? Да они даже  проверять  его
игральные кости не станут.
   А вот ему стоит слово сказать - и меня закуют в цепи и отправят углублять
каналы в Пальцах Дракона. Этот седобородый может меня на части  изрубить,  а
Защитники подтвердят, что  я  это  заслужил.  Может,  он  скоро  сам  отсюда
уберется.
   - Но если его уличу я? Тогда вы призовете  Стражу,  или  Защитников,  или
кого там еще? - спросил Мэт, едва сдерживая  гнев.  -  Ты  не  понимаешь,  -
покачал головой тот. - Ты простой чужеземец.  А  он,  даже  если  нездешний,
человек богатый, значительный.
   - Жди меня здесь, - сказал Мэт Тому. - Чего бы мне это ни  стоило,  я  не
позволю ему добраться до Эгвейн! - Мэт зевнул и,  поднимаясь,  со  скрежетом
отодвинул стул.
   - Стой, парень! - тихо, но очень настойчиво окликнул Мэта  менестрель.  -
Чтоб ты сгорел, ты не соображаешь, куда лезешь!
   Мэт знаком попросил Тома остаться за столом и двинулся к Комару.  До  сих
пор не находилось смельчака принять вызов, и пока  Мэт,  прислонив  к  столу
свой шест, усаживался, бородач с  нескрываемым  интересом  разглядывал  его.
Присмотревшись к одежде Мэта, Комар гадко усмехнулся.
   - Решил сыграть на свои медяки, фермер? Но я не люблю тратить время на...
- Он осекся, ибо Мэт, без стеснения зевая, выложил на стол золотую андорскую
крону. - А ты неразговорчив, фермер, и хотя  твои  манеры  оставляют  желать
лучшего, золото говорит само за себя, а чтобы им обладать, хороших манер  не
нужно. - Комар потряс в руке кожаный стаканчик и выбросил кости.  Не  успели
они остановиться, а он уже усмехался. Кости замерли, показав  три  короны  и
две розы. - Тебе не перебить такого, фермер! А может,  у  тебя  под  тряпьем
припрятано еще золотишко, которое тебе не терпится проиграть? Откуда  оно  у
тебя? Хозяина своего ограбил?
   Комар вновь потянулся к костям, но Мэт опередил его и сгреб кубики. Кинув
на Мэта озлобленный взгляд, Комар все же позволил ему взять стаканчик.  Если
у обоих выпадут равные по силе комбинации,  то  им  придется  бросать  кости
снова, пока один из них не победит. Потряхивая кости, Мэт  улыбался.  Нельзя
было давать Комару шанса подменить кости. Если кости выпадут  одинаково  три
или четыре раза подряд, причем каждый раз точь-в-точь повторяя сочетание, то
даже пресловутые Защитники вынуждены будут обратить  на  это  внимание.  Все
свидетели в общем зале могли бы тогда подтвердить слова Мэта.
   И Мэт бросил кости. Покатились они  как-то  странно.  Он  почувствовал...
нечто... какое-то смещение.  Мэту  казалось,  что  на  этот  раз  его  удача
перехлестнула все границы, что она повела себя дико, невероятно. Зал  вокруг
него словно перекрутило, переплело, кости будто дергали невидимые нити.  Ему
хотелось оглянуться на дверь, но он не отводил взгляда  от  костей.  Наконец
кости перестали вертеться. Пять корон.  Глаза  Комара  чуть  не  вылезли  из
орбит.
   -  Ты  проиграл,  -  негромко  сказал  Мэт.  Но   раз   удача   настолько
сопутствовала ему, может, стоило  ее  чуток  подтолкнуть.  Внутренний  голос
советовал Мэту хорошенько обдумать свои действия, но он слишком устал, чтобы
прислушиваться к советам. - Видимо, изменила тебе удача. Комар.  А  если  ты
причинил какое-то зло тем девушкам, то она и вовсе тебя покинула.
   - Да я даже не нашел... - начал Комар, потрясенно уставившись  на  кости,
затем вскинул голову. Он побледнел. - Откуда ты знаешь мое имя?
   Итак, он их еще не нашел! Удача, дорогуша, только не оставь меня!
   - Отправляйся, Комар, обратно в Кэймлин. Сообщи Гейбрилу, что не сумел их
найти. Или скажи ему, что они уже мертвы. Придумай сам  что  угодно,  только
сегодня же вечером убирайся из Тира! Увижу тебя еще раз - убью!
   - Кто ты такой? - неуверенно спросил рослый мужчина. - Кто?.. -  И  через
мгновение он вскочил на ноги, уже обнажив меч.
   Мат толкнул на него, переворачивая, стол и схватился за посох. Он  забыл,
что Комар весьма нехилого, сложения и роста. Бородач отбросил стол  обратно,
на Мэта. Еле успев подхватить посох, Мэт упал на  спину,  а  Комар  отпихнул
стол и кинулся на Мэта. Чтобы отразить натиск, Мэт согнутыми ногами с  силой
уперся Комару в живот и неловко взмахнул посохом, едва отбив меч в  сторону.
Но удар меча был столь силен, что оружие Мэта вырвалось из руки, и Мэт  едва
успел схватить Комара за запястье, задержав клинок его  меча  на  расстоянии
ладони от  своего  лица.  Зарычав  от  натуги,  Мэт  резко  распрямил  ноги,
перекатываясь на лопатки и изо  всех  сил  отталкивая  противника.  Глаза  у
Комара распахнулись от удивления, когда он перелетел через Мэта и  грохнулся
спиной на стол. Мэт уже шарил в  поисках  своего  шеста,  но  когда  он  его
схватил, Комар не двигался.
   Высокий мужчина  лежал,  разбросав  ноги  поперек  столешницы,  тело  его
свисало  вниз,  голова  касалась  пола.  Сидевшие  за   столами   посетители
повскакали с мест и теперь, испуганно  переглядываясь,  столпились  в  самом
дальнем углу. Комнату наполняли не возмущенные или восхищенные  крики,  чего
ожидал Мэт, а глуховатый встревоженный шепот.
   Комар вполне  дотянулся  бы  до  своего  меча,  но  здоровенный  воин  не
шевелился. Он смотрел на Мэта не мигая, а тот отбросил ногой меч и опустился
возле него на колено. О Свет! По-моему, я сломал ему хребет!
   - Я же сказал тебе, Комар: убирайся отсюда! Удача от тебя отвернулась!
   - Дурак! - прошептал  поверженный.  -  Думаешь...  я  единственный...  за
ними... охотился? Они... не доживут до... - Глаза его остановились на  Мэте,
рот приоткрылся, но Комар ничего не сказал. И больше никогда уже не скажет.
   Желая своей волей вытянуть из мертвеца еще хоть что-то, Мэт вглядывался в
стекленеющие глаза врага. Кто еще, чтоб им сгореть?! Кто?! Где их разыскать?
Моя  удача...  Чтоб  мне  сгореть,  куда   подевалось   мое   везение?   Мат
почувствовал, как хозяин гостиницы отчаянно дергает его за рукав:
   - Уходи! Тебе надо уходить! Пока не пришли Защитники. А я им  покажу  его
игральные кости. Скажу им так: какой-то  чужеземец,  очень  высокий,  волосы
рыжеватые, глаза серые. И все останутся целы. Этого человека я прошлой ночью
видел во сне. Его взаправду-то и не существует. И никто меня не опровергнет,
потому что он здесь всех обобрал, своими-то  костями.  Но  ты  должен  уйти.
Сейчас же!
   В общем зале царила напряженность, мужчины старательно отворачивались  от
Мата.
   Он позволил оттащить себя от мертвеца и вытолкнуть на улицу. Том уже ждал
под дождем. Менестрель схватил спотыкающегося Мата  за  руку  и  поволок  за
собой. Капюшон за спиной у Мэта болтался, дождь лил ему на голову,  пропитал
волосы, стекал по лицу и за шиворот, но он этого не замечал.  Том  постоянно
оглядывался, шаря взглядом по улице за спиной Мэта.
   - Ты что, уснул, парень? А в  гостинице  ты  вовсе  не  выглядел  сонным!
Поторопись! Давай,  парень!  Защитники  арестуют  всех  чужеземцев,  которых
обнаружат в двух кварталах от гостиницы, какие бы приметы им ни дал хозяин.
   - Это везение! - выговорил Мэт. - Я все понял! Игральные кости! Мне везет
больше всего тогда, когда все... случайно, когда все от случая зависит!  Как
в игре в кости. В картах удача помогает меньше. И совсем плохо  выходит  при
игре в камни. Там все слишком сложно. А здесь главное - случай. И  даже  моя
встреча с Комаром. Я ведь заходил не в каждую гостиницу. А в ту, где был он,
мы зашли совершенно случайно! Том,  я  понял:  чтобы  найти  Эгвейн  и  всех
остальных, я должен искать их без всякого плана!
   - О чем ты, Мэт! Он ведь уже мертв! Если он успел их убить...  Ну,  тогда
ты отомстил за них. А если они живы, значит, ты их спас. Но теперь шагай  же
быстрей,  проклятие!  Защитники  медлить  не  станут,   и   они   не   столь
обходительны, как Гвардейцы Королевы.
   Мэт высвободил руку и побрел сам, нетвердым шагом, волоча за собой посох.
   - Он случайно проговорился, что еще не нашел их, - сообщил Мэт. -  А  еще
он сказал, что охотился не в одиночку. Я  ему  верю.  Том.  Я  в  глаза  ему
смотрел, он говорил правду. Но  как  мне  нужно  найти  их.  Том!  А  теперь
вдобавок я не знаю, кто еще их преследует. Но я обязан разыскать их!
   - Только не сегодня, парень!  -  Прикрыв  ладонью  протяжный  зевок.  Том
натянул на голову капюшон. - Мне нужно отоспаться. Да и тебе тоже.
   Мокро. Это с волос капли стекают мне на лицо. У Мэта туманилось сознание.
Через мгновение он понял - из-за недосыпа. И еще  Мэт  понял,  насколько  он
устал, если ему приходится напрягать все  извилины,  чтобы  просто  осознать
свое состояние.
   - Будь по-твоему, Том. Но как только рассветет, я продолжу поиски.
   Том кивнул и закашлялся, и они с Мэтом  под  дождем  вернулись  в  "Белый
полумесяц".
   Солнце еще не встало, а Мэт уже был на ногах. Они с Томом решили обыскать
все гостиницы  внутри  городских  стен.  Мэт  брел  туда,  куда  влекло  его
настроение или очередной поворот улицы, а когда натыкался на гостиницу,  то,
чтобы решить, входить ему туда или нет, подбрасывал монету. Так промелькнуло
три дня и три ночи, и все три дня и три ночи дождь лил не переставая. Иногда
грохотал гром, в другие часы дождь шел бесшумно, но все дни как из ведра.
   Том, мучимый кашлем, расхворался еще сильнее и вынужден был отказаться от
игры на флейте и забавных рассказов, а арфу в такую погоду он  из  гостиницы
выносить не хотел. Тем не менее менестрель участвовал в поисках, и люди были
с ним по-прежнему словоохотливы.  С  тех  пор  как  Мэт  начал  беспорядочно
блуждать по городу, ему стало еще больше везти в игре,  но  в  гостиницах  и
тавернах он задерживался так ненадолго, что выигрыш его не составлял  больше
нескольких монет. Однако Том и Мэт не сумели  ничего  разузнать.  По  городу
ходили слухи. Слухи о войне с Иллианом. Слухи о вторжении в Майен.  Слухи  о
нападении со стороны Андора, о том, что Морской Народ  прекращает  торговлю,
об армиях Артура Ястребиное Крыло, восставших из мертвых. Слухи о пришествии
Дракона. Люди, с которыми играл Мэт, были  настроены  хмуро  и  угрюмо,  они
словно выискивали самые страшные, самые  мрачные  слухи,  веря  в  них  лишь
наполовину. Но даже шепотка не просочилось такого, который помог бы  Мэту  и
привел к Эгвейн. Ни один из хозяев гостиниц не встречал женщин, обрисованных
Мэтом.
   Еще юноша стал видеть дурные сны, несомненно, вызванные тревогой о судьбе
девушек. Эгвейн, Найнив, Илэйн -  но  с  ними  какой-то  мужчина  с  коротко
стриженными белыми  волосами,  в  камзоле,  точно  у  Комара,  с  полосатыми
рукавами-буф. Он,  посмеиваясь,  плел  вокруг  девушек  сеть.  Порой  вместо
девушек беловолосый плел силки для Морейн, а иногда в руках у  того  мужчины
появлялся меч,  будто  хрустальный,  который,  стоило  тому  прикоснуться  к
рукояти, начинал сверкать, точно солнце. Случалось, этот меч держал  в  руке
Ранд.
   Мэт был уверен: тяжелые сны одолевают его из-за того, что он  недосыпает,
из-за того, что частенько забывает о еде, перехватывая что  придется,  когда
случается вспомнить о необходимости обеда или ужина. Но  прекращать  розыски
он не собирался. Я поставил на выигрыш, говорил Мэт самому себе,  и  намерен
выиграть это пари, эту ставку, пусть даже заплатить  в  этой  игре  придется
жизнью.

Глава 50
МОЛОТ

   Послеполуденное солнце заливало жаркими лучами пристань Тира,  к  которой
причаливал паром. На каменных плитах пристани тут и там блестели  лужи,  над
которыми поднимался пар, и воздух казался Перрину таким же  влажным,  как  в
Иллиане. Пахло дегтем, и деревом, и канатами  -  к  югу  от  реки  виднелись
далекие верфи. Запахи специй и железа, ячменя, парфюмерии и вин  смешивались
с сотнями других ароматов,  но  в  этой  невероятной  смеси  Перрин  не  мог
вычленить знакомые запахи из множества других, большей частью доносящихся из
складов за причалами. Когда откуда-то  с  севера  неожиданно  налетел  порыв
ветра, юноша уловил в нем рыбные запахи, которые тотчас исчезли, как  только
ветер подул в другую сторону. Не было никаких притягательных ароматов  того,
за чем следовало  бы  охотиться.  Разум  Перрина  инстинктивно  потянулся  в
поисках волков еще до того, как он понял, что делает, а поняв, тут же загнал
себя в оберегающие рамки.  Последнее  время  юноша  слишком  часто  ослаблял
бдительность и самоконтроль. Конечно же, волков здесь нет и быть не может. В
таком городе - невозможно. Но Перрину не хотелось чувствовать себя  таким...
одиноким.
   Как только с баржи на  причал  опустились  сходни,  он  повел  Ходока  по
причалу, за Морейн и Ланом.  Гигантские  очертания  Твердыни  Тира  высились
слева от них, а сама крепость, скрытая тенью, была похожа на  большую  гору,
несмотря на огромное знамя на  самой  высокой  ее  башне.  Перрин  не  хотел
смотреть на Твердыню, но казалось невозможным глянуть на город и не  увидеть
ее. Он все еще здесь? Свет, если он попытался попасть туда, то, может  быть,
сейчас уже мертв. И тогда все было напрасным.
   - Что мы здесь ищем? - спросила Заринэ у него за спиной. Она не перестала
задавать вопросы; она просто не задавала их Айз Седай и Стражу. - В  Иллиане
нам довелось повидать Серых Людей и Дикую Охоту. Что же такого таит  в  себе
Тир? Иначе почему кому-то так хочется держать вас подальше от него?
   Перрин огляделся: казалось, ни один из  рабочих,  возившихся  с  грузами,
ничего не услышал. Юноша был уверен, что учуял  бы  их  страх,  если  б  они
услышали хоть словечко. Перрин удержался от резкого замечания,  вертевшегося
у него на языке. У девушки язык был еще острее, да и бойчее вдобавок.
   - Я бы хотел, чтобы ты попридержала свое нетерпение, - прогрохотал Лойал.
- Кажется, Фэйли, ты надеешься, что здесь все пройдет так же  легко,  как  в
Иллиане.
   - Легко? - пробормотала Заринэ. - Легко! Лойал, нас пытались убить дважды
за один вечер. Происшедшее в Иллиане само по себе вполне подходит для  песни
об Охотнике. О какой легкости ты говоришь?
   Перрин страдальчески поморщился. Он не хотел, чтобы Лойал называл  Заринэ
именем,  которое  она  сама  для  себя  выбрала;  это  было  как  постоянное
напоминание Морейн, что девушка - тот самый сокол Мин. И  это  нисколько  не
влияло на размышления Перрина о том, не была ли она той красивой женщиной, о
которой Мин тоже его предупреждала. По крайней мере, я еще не  наткнулся  на
ястреба. Или на Туата'ан с мечом! Картинки необычнее вовек не выдумать,  или
же я купец, торгующий шерстью.
   - Прекрати свои бесконечные расспросы, Заринэ, -  сказал  он,  прыгнув  в
седло Ходока. - Ты поймешь, почему мы  здесь,  когда  Морейн  найдет  нужным
сказать тебе об этом.
   Он старался не смотреть на Твердыню. Девушка поглядела  на  него  темными
раскосыми глазами:
   - Я не думаю, что ты в это твердо веришь, Перрин. Именно поэтому  ты  мне
ничего не  говоришь,  тебе  сказать  нечего.  Уж  лучше  бы  честно  в  этом
признался, фермерский сынок.
   Молча вздохнув, Перрин поскакал вперед, удаляясь  от  причалов  вслед  за
Морейн и Ланом. Даже со своей настырной напористостью Заринэ не могла ничего
выведать у Лойала, когда тот отказывался  отвечать  на  ее  вопросы.  Перрин
подумал, что девушка обязательно примется теперь изводить его, чтобы он тоже
называл ее взятым ею именем. Но даже тогда он ей не поддастся.
   Морейн пристроила на спину лошади  свой  дождевик,  привязав  его  поверх
торчащего горбом позади седла  безобидного  вида  узла,  в  котором  таилось
свернутое знамя Дракона. Несмотря на жару, она надела голубой  льняной  плащ
из Иллиана. Широкий капюшон скрывал лицо женщины,  а  кольцо  Великого  Змея
висело на шнурке у нее на груди. Тир, сказала Морейн, не запрещал появляться
в городе Айз Седай, объявив вне закона лишь направление Силы,  но  Защитники
Твердыни зорко следили за любой женщиной, носящей такое кольцо. Морейн же не
хотела, чтобы в этот раз за ней следили.
   Лан сунул свой меняющий цвета плащ в седельную сумку еще два  дня  назад,
когда стало ясно,  кто  послал  Гончих  Тьмы.  Саммаэль,  подумал  Перрин  с
содроганием и постарался не произносить этого страшного имени даже в мыслях.
Но кто бы их ни послал, других преследователей  не  было.  Страж  не  сделал
никакого замечания о духоте в Иллиане, как не высказался и о меньшей жаре  в
Тире. Его серовато-зеленая куртка была все время наглухо застегнута.
   Сам же Перрин наполовину расстегнул куртку и расшнуровал ворот рубашки. В
Тире могло быть немного прохладнее, чем в Иллиане, но  все-таки  здесь  было
так же жарко, как летом в Двуречье. И парило,  как  обычно  после  дождя,  и
влажный воздух делал зной еще невыносимее.
   Топор свисал на ремне с высокой луки седла. Там он был всегда под  рукой,
если понадобится, но Перрин чувствовал, что его лучше не носить.
   Юноша удивился,  увидев  грязь  на  улицах,  по  которым  они  ехали.  По
представлениям Перрина, только деревни и небольшие  городки  имели  земляные
улицы, а Тир был одним из самых больших городов. Но путникам  казалось,  что
люди здесь не обращали никакого внимания на грязь.  многие  ходили  босиком.
Внимание Перрина ненадолго привлекла женщина, шедшая на небольших деревянных
платформах, и он удивился, почему все эти люди  не  носят  такую  же  обувь.
Мешковатые штаны на здешних мужчинах выглядели  так,  будто  защищали  своих
хозяев от жары надежней, чем пригнанные по фигуре, какие носил  он  сам,  но
Перрин почувствовал бы себя дураком, даже если бы только  примерил  огромные
штаны. Он вообразил себя в этих дурацких  портках  и  в  круглой  соломенной
шляпе и тихонько посмеялся над этой картиной.
   - Над чем ты смеешься, Перрин? - спросил его Лойал, озабоченно  глядя  на
проходящий мимо  народ.  Уши  его  совсем  поникли,  кисточки  затерялись  в
шевелюре. - У этого люда вид... как у побежденных, Перрин. Когда я был здесь
последний раз, они были совершенно  не  такими...  Даже  тот,  кто  позволил
вырубить свою рощу, не заслуживает того, чтобы так выглядеть.
   Перрин, вместо того чтобы привычно смотреть вперед, начал вглядываться  в
лица  прохожих,  и  у  него  крепло  убеждение,  что  Лойал  прав.   Чего-то
недоставало во многих из этих лиц. Надежды,  наверное.  И  еще  любопытства.
Прохожие равнодушно смотрели на проезжающих мимо всадников, беспокоясь  лишь
о том, чтобы не оказаться  на  пути  лошадей,  а  то  и  вовсе  не  замечали
верховых. Огир, сидевший на лошади, которая могла сойти за большую  ломовую,
для них, видимо, ничем не отличался от Перрина или Лана.
   Когда путники миновали высокую серую городскую стену,  улицы  изменились,
появились широкие каменные мостовые. У  ворот  всадников  проводили  жесткие
темные глаза стражи.  На  солдатах  были  блестящие  кирасы  поверх  красных
мундиров с широкими рукавами  и  узкими  белыми  манжетами.  Голову  каждого
защищал круглый шлем, украшенный гребнем. Вместо мешковатых шаровар, которые
носили  другие  горожане,  на  стражниках  были  плотно  облегающие   штаны,
заправленные в сапоги до колен. Солдаты хмуро посмотрели на меч Лана и сжали
рукояти своих мечей, заметив к  тому  же  секиру  Перрина  и  его  лук.  Но,
несмотря  на  косые,  острые  взгляды,  в  их  лицах  тоже   была   какая-то
пришибленность, будто не  существовало  для  них  больше  ничего  достойного
служения и приложения каких бы то ни было усилий.
   За городской стеной здания были больше и выше, хотя большая часть  их  не
отличалась от построек на окраине. Очертания крыш поразили Перрина, особенно
остроконечные кровли; но он уже насмотрелся на такую уйму их  разновидностей
с тех пор, как покинул дом, что только задавался вопросом,  какими  гвоздями
крепились черепичные плитки. В некоторых местах черепичные  крыши  настилали
вообще без гвоздей.
   Дворцы и огромные особняки возвышались среди небольших неприметных домов,
и  казалось,  что  все  они  строились  беспорядочно.  Напротив  массивного,
состоящего сплошь из башен и белых  прямоугольных  куполов,  окруженного  со
всех сторон  широкими  улицами  здания  могли  тесниться  лавки,  гостиницы,
невзрачные домишки.
   Гигантский чертог с фасадом, украшенным гранеными  мраморными  колоннами,
каждая грань шириной в  четыре  шага,  с  пятьюдесятью  ступенями,  ведущими
вверх, к бронзовым дверям в пять  спанов  высотой,  имел  соседями  по  одну
сторону пекарню, а по другую - портняжную мастерскую.
   Стали чаще попадаться мужчины в куртках и штанах наподобие солдатских, но
более ярких цветов и без доспехов, и у некоторых из  них  были  мечи.  Никто
здесь не ходил босиком, обуты были даже  те,  кто  носил  мешковатые  штаны.
Женщины носили чаще всего длинные платья, с вырезом  ниже  обнаженных  плеч,
открывающим порой и верхнюю часть груди. Женская одежда была  сшита  как  из
шерсти, так и из шелка. Морской Народ вел в Тире оживленную торговлю шелком.
По улицам двигались портшезы и экипажи, запряженные лошадьми, не меньше было
и запряженных быками телег и фургонов. И все-таки слишком многие лица вокруг
выражали тоску и отрешенность.
   Гостиница  "Звезда",  которую  выбрал  Лан,   соседствовала   с   ткацкой
мастерской и с кузницей; от самой  гостиницы  их  отделяли  узкие  переулки.
Кузница  была  сложена  из  нетесаного  серого  камня,  мастерская  ткача  и
гостиница  были  деревянными,  хотя  "Звезда"  оказалась  четырехэтажной,  а
маленькие оконца виднелись еще и на скатах крыши. Трескотню ткацких  станков
заглушал порой звон металла под кузнечным молотом.
   Путники отдали своих лошадей конюхам, которые повели  лошадей  на  задний
двор, и вошли в здание. По всей гостинице из кухни разносились запахи  рыбы,
выпечки и, возможно,  чего-то  тушеного,  а  еще  аромат  жареной  баранины.
Мужчины в общем зале, как на  подбор,  были  в  туго  облегающих  куртках  и
свободных штанах. Перрин подумал, что эти люди не были богачами, хотя по его
понятиям  мужчины  в  цветных  одеждах  с  широкими  рукавами  и  женщины  с
обнаженными плечами, в ярких шелках должны были быть или состоятельными, или
знатными. Но и те, и другие вряд ли стали бы терпеть такой шум. Может  быть,
поэтому Лан и выбрал эту гостиницу.
   - Как мы уснем в таком грохоте? - пробубнила Заринэ.
   - Никаких вопросов? - улыбнулся ей Перрин. Он бы не удивился, если бы она
в ответ показала язык.
   Хозяин оказался круглолицым, лысеющим  человеком  в  длинном  темно-синем
кафтане и обычных здесь свободных штанах.  Он  поклонился  приезжим,  сложив
руки на своем солидном животе. На его  лице  застыло  все  то  же  выражение
усталой отрешенности и покорности судьбе.
   - Свет да озарит вас, госпожа, и добро пожаловать, - вздохнул он. -  Свет
да осияет вас, господа, и добро  пожаловать,  -  повторил  хозяин,  кланяясь
мужчинам.  Встретившись  взглядом  с  желтыми  глазами  Перрина,  он  слегка
вздрогнул и устало перевел взор на Лойала: - Свет да осияет вас, друг  огир,
и добро пожаловать. Больше года прошло с тех пор,  как  я  встречал  в  Тире
кого-то из вашего рода. Какие-то работы в  Твердыне.  Конечно,  они  жили  в
Твердыне, но я видел их однажды на улице. - Он замолчал  и  снова  вздохнул;
казалось, этот человек был не в состоянии даже полюбопытствовать, почему еще
один огир появился в Тире и с какой вообще целью  кто-то  из  этой  компании
прибыл в город.
   Лысеющий хозяин, чье имя было Джураг Харет, самолично проводил  гостей  в
комнаты. Очевидно, шелковое платье Морейн и то, что она прятала свое лицо, в
совокупности с жестким ликом Лана и его мечом произвели на хозяина гостиницы
впечатление, какое производит знатная леди, сопровождаемая телохранителем, и
поэтому  они  были  достойны  его  персонального  внимания.  Перрина  же  он
воспринимал, скорее всего, как слугу, а Заринэ явно не замечал - к ее явному
неудовольствию. А Лойал был для Харета, в конце  концов,  всего  лишь  огир.
Позвав прислугу, чтобы сдвинуть кровати для Лойала, хозяин предложил  Морейн
отдельную комнату, где можно обедать и ужинать, если она  того  пожелает,  и
женщина с достоинством приняла его предложение. Все  они  держались  вместе,
небольшой процессией вышагивая по верхним коридорам. Потом Харет,  продолжая
вздыхать, удалился,  оставив  своих  постояльцев  у  комнаты  Морейн.  Стены
коридора были покрыты белой штукатуркой,  а  голова  Лойала  почти  касалась
потолка.
   - Отвратительный субъект, - пробормотала Заринэ, яростно отряхивая обеими
руками пыль со своих узких юбок. - Полагаю, он принял меня за вашу служанку,
Айз Седай. Уж на это я не согласна!
   - Попридержи язык, - тихо сказал ей Лан. - Если ты  произнесешь  эти  два
слова там, где их могут услышать, ты горько пожалеешь об  этом,  девочка.  -
Она посмотрела на Лана так, будто  собралась  пререкаться,  но  его  ледяные
голубые глаза на этот раз подморозили ее язычок, хотя и не охладили огонек в
глазах.
   Морейн  как  будто  ничего  не  слышала.  Пристально  глядя   куда-то   в
пространство, она мяла свой плащ,  словно  вытирая  руки.  И  совершенно  не
сознавала, что делает, - как показалось Перрину.
   - Как мы спланируем дальнейшие поиски Ранда? - спросил он,  но  она  его,
видимо, не слышала. - Что скажете, Морейн?
   - От гостиницы не отходите, - через некоторое время ответила она. - Тир -
опасный город для тех, кто не знает местных обычаев. Здесь Узор  может  быть
разорван. - Последние слова Морейн произнесла тихо, словно  лишь  для  себя.
Немного повысив голос, она продолжила: - Лан, давай посмотрим, что мы  можем
обнаружить,  не  привлекая  внимания.  А  вы,  остальные,  не  отходите   от
гостиницы!
   - Не отходите от гостиницы! - передразнила Заринэ, но Айз Седай и Лан уже
спускались по лестнице. Однако Заринэ сказала это так тихо, чтобы ни  Страж,
ни Айз Седай не услышали. Потом она  промолвила:  -  Этот  Ранд...  Это  тот
самый, которого ты назвал... - Если она сейчас и напоминала сокола,  то  это
был встревоженный сокол. - И мы в Тире, где в Сердце Твердыни находится... И
Пророчество гласит... Да спалит меня Свет, та'верен, в такое ли сказание мне
хочется попасть?
   -  Это  не  сказание,  Заринэ.  -  На  мгновение  Перрин  ощутил  ту   же
безнадежность,  которая  сквозила  в  облике  хозяина  гостиницы.  -  Колесо
вплетает нас в Узор. Ты сама выбрала и сплела свою нить с нашими. Теперь уже
слишком поздно извлекать ее обратно.
   - О Свет! - опять заворчала Заринэ. - Теперь ты заговорил почти как она!
   Перрин оставил Заринэ с Лойалом и пошел отнести вещи в свою комнату.  Там
стояла низкая кровать, удобная, но маленькая, вполне пригодная, как  считали
горожане, для слуги; еще умывальник  и  табуретка;  и  несколько  деревянных
колышков торчали из потрескавшейся штукатурки стены. Когда Перрин  вышел  из
комнаты, в коридоре уже никого не было.  Звон  молота  о  наковальню  позвал
юношу к себе.
   Так многое в Тире казалось странным, что  для  Перрина  было  облегчением
войти в кузницу. Первый ее этаж представлял собой одно большое помещение,  а
вместо задней стены были две широкие створки, открытые во двор,  где  обычно
подковывали лошадей и быков, ремень для которых висел тут же. Молоты  стояли
на своих подставках, щипцы всех видов и размеров висели на прибитых к стенам
брусах, заготовки и ножи для подрезания копыт, а  также  другие  инструменты
были  аккуратно  разложены  на  деревянных  верстаках  вместе  с   долотами,
зубилами, всевозможными  наковальнями  с  рогом,  прессовочными  штампами  и
прочими приспособлениями  кузнечного  ремесла.  В  деревянных  ларях  лежали
болванки из железа и стали различной толщины. Пять  точильных  колес  разной
степени шероховатости стояли на плотно утрамбованном полу,  в  кузнице  было
шесть наковален и три кузнечных горна с каменными стенками, при каждом  свои
меха, хотя только в одном из них виднелись горящие угли. Бочки  для  закалки
стояли под рукой, наготове и наполненные.
   Кузнец  стучал  своим  молотом  по  раскаленному  до   желтизны   железу,
прихваченному тяжелыми щипцами. У  кузнеца  были  светло-голубые  глаза,  он
носил мешковатые штаны, но длинный кожаный жилет на голой груди и фартук  не
очень отличались от тех, которые  Перрин  и  мастер  Лухан  носили  дома,  в
Эмондовом Лугу, а толстые руки и мощные плечи выдавали многие годы работы  с
металлом. В его темных волосах было так же много седины,  как  и  у  мастера
Лухана, - насколько Перрин помнил. Несколько жилетов и  фартуков  висело  на
стене, наверно, у кузнеца были ученики или подмастерья, но сейчас их не было
видно. От огня горна пахло домом. От горячего железа тоже пахло домом.
   Кузнец повернулся и сунул кусок железа, который он обрабатывал, в угли, и
Перрин, шагнув вперед, принялся качать мехи. Мастер посмотрел  на  него,  но
ничего не сказал. Перрин тянул  рукоятку  мехов  вверх  и  вниз  медленными,
уверенными, ровными движениями, поддерживая в горне необходимый жар.  Кузнец
вернулся к работе  с  горячим  железом,  на  этот  раз  -  на  круглом  роге
наковальни. Перрин подумал, что, должно быть, он делает скребок  для  бочки.
Молот звенел четкими, частыми ударами.
   Мужчина заговорил, не отрываясь от работы.
   - Ученик? - это было единственное, что он произнес.
   - Да, - ответил Перрин так же просто. Кузнец продолжал работать. Он  и  в
самом деле ковал скребок для зачистки внутренности деревянных  бочек.  Время
от времени светлоглазый поглядывал на Перрина. Опустив на мгновение молоток,
кузнец подобрал короткую, толстую прямоугольную заготовку  и  толкнул  ее  в
руку юноши, затем опять поднял молоток и возобновил работу.
   - Погляди, что из этого можно сделать, - сказал он Перрину.
   Даже не раздумывая, Перрин шагнул к наковальне по другую сторону горна  и
постучал заготовкой по ее краю. Раздался тонкий звон. Эту сталь  не  держали
долго в вагранке для медленного обжига, и она не набрала большого количества
углерода из угля. Перрин кинул заготовку на горячие угли почти во всю длину,
попробовал воду  из  двух  бочек,  чтобы  проверить,  в  какой  из  них  она
подсолена, третья бочка была с оливковым маслом. Затем юноша снял  куртку  и
рубашку, выбрал подходящий по размеру кожаный  жилет.  По  сравнению  с  ним
большинство этих тайренских парней были мелковаты, но Перрин все же  отыскал
жилет по своим плечам. Найти фартук оказалось проще.
   Переодевшись, он повернулся и посмотрел  на  кузнеца,  который  продолжал
колдовать над своей работой, кивая и улыбаясь самому себе. Но одно лишь  то,
что Перрин знал, что и как делать в кузнице, еще не свидетельствовало о  его
умении. Он  понимал:  ему  надо  еще  доказать  мастеру  владение  кузнечным
ремеслом.
   Когда Перрин подошел к  наковальне  с  двумя  молотами,  набором  плоских
клещей с длинными ручками  и  с  остроконечным  зубилом,  стальной  стержень
раскалился до  темно-красного  цвета,  за  исключением  торчащего  из  углей
краешка. Юноша заработал мехами, следя за тем, как светлеет металл, пока  он
не стал светло-желтым, почти белым. Затем клещами вытянул из огня заготовку,
положил ее на наковальню и взял тот из двух молотов, который был  потяжелее.
Весом он был, по прикидке Перрина, около десяти фунтов и с большей рукоятью,
чем считают необходимым те, кто несведущ в работе с металлом.
   Перрин держал рукоять молота почти за самый конец  -  раскаленный  металл
временами сыплет в отместку за удар искрами, и юноша видел  шрамы  на  руках
кузнеца из Круглохолмья, малого весьма беспечного.
   Перрин не  хотел  делать  что-то  сложное  и  причудливое.  Простая  вещь
представлялась наиболее уместной. Он начал с того,  что  сплющил,  закруглил
концы стержня, затем выковал середину  в  широкое  лезвие,  почти  такое  же
толстое, как и сам оригинал, лежащий у бочонка, но  подлиннее  -  в  полторы
ладони. Когда требовалось, юноша прикладывал металл к углям, поддерживая его
бледно-желтый цвет, и вскоре поменял молот на другой, легче первого  раза  в
два. Часть за лезвием Перрин  утончил,  потом  согнул  этот  кусок  на  роге
наковальни. В полученное кольцо к готовому инструменту прикрепят  деревянную
ручку. Установив в отверстие наковальни широкое зубило,  Перрин  положил  на
него сверху сияющий металл. Один резкий удар молота отрубил готовое изделие.
Или почти готовое. Из  него  получится  бондарный  струг  для  подрезания  и
зачистки верха бочарных клепок после того, как  их  собьют  в  бочку.  Когда
юноша его доделает. Скребок для бочки, над которым работал кузнец, натолкнул
Перрина на эту мысль.
   Обрубив  по  горячему,  юноша  бросил  раскаленный  металл  в   бочку   с
подсоленной водой - для закалки. Неподсоленная  вода  давала  более  сильную
закалку, для  более  твердого  металла;  масло  предназначалось  для  самого
мягкого закаливания, это - для хороших  ножей.  И  для  мечей.  О  последнем
Перрин слышал,  но  сам  никогда  не  участвовал  в  изготовлении  чего-либо
подобного.
   Когда металл достаточно остыл - до тускло-серого цвета,  -  Перрин  вынул
его из воды и понес к точильным кругам. Неторопливая  и  недолгая  работа  с
педальными колесами отточила острие до блеска. Юноша снова осторожно  нагрел
режущую  кромку.  На  этот  раз  металл  стал  темнее  -  соломенно-палевый,
бронзовый. Когда бронзовый тон волнами побежал  по  лезвию,  Перрин  отложил
свое изделие в сторону - охладиться.  Потом  можно  будет  заточить  режущую
кромку. Повторное охлаждение в воде разрушило бы закалку, сделанную Перрином
только что.
   - Очень аккуратно работаешь, -  похвалил  кузнец.  -  Ни  одного  лишнего
движения. Ты ищешь работу? Мои подмастерья бросили учебу,  все  трое  сразу,
недоумки бестолковые, а у меня много работы, ты мог бы мне помочь.
   - Я не знаю, долго ли пробуду в Тире, - покачал головой Перрин.  -  Я  бы
поработал еще немного, если вы не возражаете. Давно уже не работал в кузнице
и скучаю по этому делу. Может быть, я успею докончить кое-что из  того,  что
не доделали ваши ученики.
   Кузнец громко фыркнул:
   - Ты умеешь больше любого из этих увальней; только и могут, что толкаться
да глаза таращить, бормоча о своих ночных кошмарах. Как  будто  у  людей  не
бывает иногда ночных кошмаров. Да, можешь работать здесь  сколько  захочешь.
Да озарит нас Свет, у меня заказы  на  дюжину  тесел,  и  на  три  бондарных
струга,  и  соседу-плотнику  необходимо  долото...  И   вообще   перечислять
устанешь. Начни с тесел, посмотрим, сколько успеем сделать до темноты.
   Перрин окунулся в работу, на время забыв обо всем,  кроме  жара  металла,
звона молота и запаха горна. Но наступил момент, когда он  поднял  голову  и
увидел кузнеца - тот сказал, что его зовут Дермид Аджала, -  снимающим  свой
жилет, а двор кузницы уже погруженным в темноту. Весь свет исходил от  горна
и пары ламп. А на наковальне у одного из холодных  горнов  сидела  Заринэ  и
наблюдала за Перрином.
   - Так ты, кузнец, и вправду кузнец, - сказала она.
   - Именно так, госпожа, - одобрительно  вставил  Аджала.  -  Говорит,  что
подмастерье, но работа, которую он проделал сегодня, не всякому  мастеру  по
плечу, вот мое мнение. Прекрасные удары и более чем уверенные и ровные.
   Слушая эти похвалы, Перрин переминался с ноги на ногу, и кузнец подбодрил
его усмешкой. Заринэ смотрела на обоих с непонимающим видом.
   Перрин пошел повесить жилет и фартук на место, но,  снимая  их,  внезапно
почувствовал спиной взгляд Заринэ. У него было такое  ощущение,  словно  она
прикасалась к нему; на мгновение  исходящий  от  нее  травяной  запах  обдал
Перрина волной. Он быстро натянул через голову рубашку,  торопливо,  кое-как
заправил в штаны и рывком надел куртку. Обернувшись, он поймал взглядом одну
из тех загадочных улыбок, которые всегда заставляли его нервничать.
   - И этим ты собираешься теперь заниматься? - спросила она. - Ты  проделал
весь этот путь, чтобы снова стать кузнецом?
   Аджала помедлил, закрывая двери во двор, и прислушался.
   Юноша подобрал тяжелый молот, которым  работал.  Боек  инструмента  весил
фунтов десять, а ручка была длиной с предплечье Перрина.  Минуту  он  держал
этот молот в руках, и его рукам было очень хорошо. В них молот был на  своем
месте. Кузнец глянул один раз в глаза своего помощника и больше  не  обращал
на них внимания. Какая разница, какого цвета глаза, главное - работа, умение
обращаться с металлом, мастерство.
   - Нет, - печально проговорил Перрин. - Когда-нибудь,  я  надеюсь,  придет
день. Но еще рано. - Он собрался повесить молот в предназначенное  для  него
гнездо на стене.
   - Возьми его себе, - сказал Аджала,  кашлянув.  -  Не  в  обычае  у  меня
раздавать хорошие молоты, но... Сегодня ты переделал работу,  которая  стоит
намного  больше,  чем  этот  молот,  и,  может   быть,   он   поможет   тебе
"когда-нибудь". Знаешь,  парень,  если  я  и  видел  кого,  кто  рожден  для
кузнечного молота в руках, так это ты. Так бери его. Бери, он твой!
   Перрин сжал ручку молота.  В  руке  инструмент  чувствовался  как  нельзя
лучше.
   - Спасибо, - сказал он. - Я даже не могу выразить, как много это для меня
значит!
   - Только не забывай про свое "когда-нибудь", парень. Помни об этом.
   Когда они вдвоем  вышли  из  кузницы.  Заринэ  посмотрела  на  Перрина  и
спросила:
   - Кузнец, а ты представляешь, какие все вы, мужчины, странные? Нет,  я  и
не надеялась, что ты это понимаешь. -  Она  бросилась  вперед,  оставив  его
почесывать затылок одной рукой и сжимать молот - другой.
   Никто в общем зале гостиницы не  обратил  особого  внимания  на  парня  с
золотистыми глазами, который нес в руке кузнечный молот. Перрин  поднялся  в
свою комнату, напомнив себе обязательно зажечь сальную свечу. Его  колчан  и
топор висели на том же деревянном колышке, вбитом  в  оштукатуренную  стену.
Юноша взвесил топор в одной руке и молот - в другой. По весу топор с лезвием
в виде полумесяца и толстым шипом был фунтов на пять-шесть легче молота,  но
Перрину казалось, что он в десять раз тяжелее. Переложив  топор  в  петлю  у
себя на поясе, он поставил молот на пол под деревянным  колышком,  прислонив
его ручку к стене. Рукоять топора и ручка молота почти соприкасались  -  два
куска дерева одинаковой толщины.  Два  куска  металла,  почти  одного  веса.
Перрин долго сидел на табуретке, пристально глядя на  них.  Он  все  еще  не
отрывал взгляда от молота и секиры, когда в дверь просунул голову Лан:
   - Идем, кузнец! Надо кое-что обсудить.
   - Я и есть кузнец, - ответил Перрин, и Страж нахмурился:
   - Что, тоже зима на мозги подействовала? Нечего косо  смотреть  на  меня,
кузнец. Если ты не в силах больше нести свою ношу,  то  рискуешь  стянуть  с
горы всех нас.
   - Я в силах нести все, что надо, - проворчал Перрин. - Все, что нужно,  я
сделаю. Чего тебе нужно?
   - Ты, кузнец. Ты мне нужен. Разве не слышал? Пойдем, фермерский сынок.
   Прозвище, которым так часто называла его Заринэ, заставило  юношу  сейчас
же сердито вскочить с места, но Лан уже отвернулся. Перрин выскочил за ним в
коридор и быстро пошел в ту часть здания, которая выходила окнами на  улицу.
Он намеревался заявить Стражу, что уже вдосталь наслушался  и  "кузнеца",  и
"фермерского сынка" и что его имя - Перрин Айбара. Страж нырнул в отдельную,
единственную в гостинице столовую. Окна этой небольшой комнаты  смотрели  на
улицу. Перрин поспешил за ним.
   - А теперь слушай, Страж, я...
   - Слушать будешь ты, Перрин, - прервала его Морейн. - Помолчи и слушай. -
Лицо женщины было спокойным, но ее глаза казались такими же мрачными, как  и
голос.
   Перрин сразу и не заметил, что в комнате были и другие, кроме него самого
и Стража, который  теперь  стоял,  опершись  рукой  о  полку  неразожженного
камина. Посреди комнаты за столом из цельного черного дуба сидела Морейн. Ни
один из стульев с высокими резными спинками не был  занят.  В  другом  конце
комнаты, напротив Лана, с угрюмым видом прислонилась к стене Заринэ, а Лойал
просто уселся на полу, поскольку ни один из стульев ему не подходил.
   - Я рада,  что  ты  решил  присоединиться  к  нам,  фермерский  сынок,  -
саркастически заметила Заринэ. - Морейн ничего не хотела говорить,  пока  ты
не придешь. Только смотрит на нас, будто решает, кому из нас вскоре придется
умереть. Я...
   - Замолчи,  -  резко  сказала  Морейн.  -  Один  из  Отрекшихся  в  Тире.
Благородный Лорд Самон - это Бе'лал.
   Перрин задрожал. Лойал зажмурился и простонал:
   - Я мог бы оставаться в стеддинге. Наверное, я был  бы  вполне  счастлив.
Женат, кого бы мать для меня ни выбрала. Она прекрасная женщина, моя мать, и
плохой жены для меня не нашла бы! - Казалось, уши совсем  потерялись  в  его
лохматой шевелюре.
   - Ты можешь вернуться в Стеддинг Шангтай, -  ответила  Лойалу  Морейн.  -
Сейчас же уезжай, если хочешь. Задерживать тебя я не стану.
   Лойал открыл один глаз.
   - Я могу ехать?
   - Если желаешь, - подтвердила она.
   - О! - Он открыл второй глаз и почесал щеку толстыми  пальцами,  похожими
на колбаски. - Я полагаю... полагаю... если у меня есть выбор... я  останусь
со всеми вами. Я уже сделал очень много записей,  но  не  достаточно,  чтобы
закончить мою книгу, и я не хочу покидать Перрина и Ранда...
   Морейн прервала его холодным тоном:
   - Хорошо, Лойал. Я рада, что ты  остаешься  с  нами.  Я  с  удовольствием
воспользуюсь любыми  знаниями,  которыми  ты  обладаешь.  Но  пока  дело  не
сделано, у меня нет времени выслушивать твои жалобы!
   - Я так понимаю, -  неуверенно  произнесла  Заринэ,  -  что  у  меня  нет
возможности покинуть вас? - Она взглянула на Морейн и вздохнула:  -  Видимо,
нет. Кузнец, если я пройду через все это и останусь  жива,  ты  мне  за  все
заплатишь.
   Перрин ошалело уставился на нее. Я?! Эта глупая женщина  думает,  что  во
всем виноват я? Я, что ли, просил ее идти?
   Он открыл было рот, но поймал взгляд Морейн и  прикусил  язык.  Помолчав,
юноша спросил:
   - Это он преследует Ранда? Чтобы остановить его или убить?
   - Я полагаю, что нет, - тихо ответила Морейн. Ее голос напоминал холодную
сталь. - Боюсь, что он хочет позволить Ранду войти в Сердце Твердыни и взять
Калландор, а  потом  отнять  меч  у  Ранда.  Боюсь,  что  он  намерен  убить
Возрожденного Дракона тем оружием, которое предназначено возвестить о Нем. -
Мы опять должны бежать? - спросила Заринэ. - Как из Иллиана?  Я  никогда  не
думала о том, чтобы то и дело пускаться в бегство, но когда я давала  клятву
Охотника, то думать не думала найти Отрекшегося.
   - На этот раз, - сказала Морейн, - бежать нам нельзя. Мы не  имеем  права
бежать. Миры и время держатся на Ранде, на Возрожденном Драконе. На этот раз
мы будем сражаться.
   Перрин с тяжелым чувством уселся на стул.
   - Морейн, вы сейчас говорите столько всего такого, - сказал он, -  о  чем
раньше и думать запрещали, не то  что  вслух  промолвить.  Вы  защитили  эту
комнату, чтобы никто не услышал, о чем в ней говорят? Да?
   Когда Морейн покачала головой, он так впился пальцами в край  столешницы,
что черный дуб затрещал.
   - Я даже о Мурддраале говорить не буду, Перрин.  Никому  не  ведома  сила
Отрекшегося, кроме того, что Ишамаэль и Ланфир были самыми сильными; но даже
слабейший из них за милю, а то и больше, почувствует любую защиту, которую я
могла бы поставить, И разорвет  всех  нас  в  клочья  за  несколько  секунд.
Возможно, даже не сходя с места.
   - Вы говорите, он может вязать из вас узлы? - пробормотал Перрин. - Свет!
Что же вы предлагаете делать? Как мы вообще можем что-либо предпринимать?
   - Даже Отрекшемуся не устоять против разящего огня,  -  ответила  Морейн.
Перрин подумал, не упомянутым ли огнем она истребила Гончих Тьмы.
   Тот эпизод, которому он был свидетелем, и сказанные  тогда  Морейн  слова
по-прежнему вызывали в нем беспокойство.
   - В прошлом году, Перрин, я узнала очень многое. И я... более опасна, чем
тогда, когда пришла в Эмондов Луг. Если я сумею подойти достаточно близко  к
Бе'лалу, то смогу поразить его. Но если он первым заметит меня, то уничтожит
нас всех задолго до того, как у меня появится возможность нанести ему  удар.
- Она взглянула на Лойала: - А что ты можешь сказать о Бе'лале?
   Перрин в замешательстве заморгал. Лойал?
   - Почему вы его спрашиваете? - гневно взорвалась  Заринэ.  -  Сначала  вы
говорите кузнецу, что намерены втянуть нас в битву с одним из Отрекшихся!  С
Отрекшимся, который способен убить всех нас до того, как мы даже подумать  о
чем-нибудь успеем! И тут же спрашиваете о нем у Лойала? -  Огир  нетерпеливо
забормотал имя, которое взяла для себя Заринэ: "Фэйли! Фэйли!", но она  даже
не прервала свою речь. - Я была уверена, что Айз Седай знают все. О Свет, по
крайней мере, я-то достаточно умна, чтобы не заикаться о сражении с кем-либо
до тех пор, пока не узнаю о нем все, что могу узнать! Вы... -  Под  взглядом
Морейн она прервала свою пламенную речь, продолжая что-то бормотать.
   - Огир, - холодно промолвила Айз Седай, - о многом  помнят,  девочка.  Со
времен Разлома у людей сменилось намного больше ста поколений, но у  огир  -
меньше тридцати. То, что нам неизвестно, можно  узнать  из  их  рассказов  и
преданий. А теперь рассказывай, Лойал. Все,  что  ты  знаешь  о  Бе'лале.  И
желательно короче. Мне нужна твоя долгая память, а не долгое предисловие.
   Лойал откашлялся, прочищая горло, - этот звук сильно напоминал громыхание
дров, катящихся вниз по крутому желобу.
   - Бе'лал! - Его уши выскочили  из  шевелюры  подобно  крылышкам  колибри,
потом снова спрятались. - Я не знаю, что не известное вам может быть в наших
преданиях. О нем не часто упоминают, рассказывают только о  разрушении  Зала
Слуг, как раз перед тем, как Льюис Тэрин  Убийца  Родичей  и  Сто  Спутников
заточили его вместе с Темным. Джаланда, сын Ариеда, сына Койама, писал,  что
его прозвали Завистливым, что он покинул Свет,  поскольку  завидовал  Льюису
Тэрину, и что он завидовал Ишамаэлю, и еще  Ланфир.  В  "Исследовании  Войны
Тени" Мойлин, дочь Хамады, дочери Джуендан, назвала Бе'лала  Плетущим  Сети,
но почему, я не знаю. Она  упомянула,  что  он,  играя  в  камни  с  Льюисом
Тэрином, выигрывал, чем всегда хвастался. -  Лойал  посмотрел  на  Морейн  и
опять загрохотал: - Я стараюсь быть кратким, Но я не знаю о нем ничего особо
важного. Несколько писателей говорят, что Бе'лал  и  Саммаэль  оба  были  во
главе битвы против Темного до того,  как  покинули  Свет,  и  оба  мастерски
владели мечом. Честно, это все, что я знаю.  Возможно,  о  нем  говорится  в
других книгах, других преданиях, но я их не читал и не слышал. О Бе'лале  не
часто упоминают. Мне жаль, что я не смог сообщить вам ничего полезного.
   - А может быть, и сообщил, - задумчиво сказала Морейн. - Я не знала этого
имени - Плетущий Сети. Или того, что он завидовал  Дракону  так  же,  как  и
своим сотоварищам в Тени. Это подтверждает  мои  подозрения,  что  он  хочет
овладеть Калландором. Вот, должно быть, причина, по которой  он  выбрал  для
себя роль Благородного Лорда Тира. А кличка Плетущий Сети... она выдает  его
как интригана, методичного и терпеливого  хитреца.  Ты  хорошо  сделал,  что
рассказал об этом, Лойал.
   На мгновение губы Лойала растянулись в довольной улыбке, затем уголки его
рта опять уныло опустились.
   - Я не стану притворяться, что не боюсь, - неожиданно вмешалась Заринэ. -
Только дурак не стал бы бояться Отрекшегося. Но  я  поклялась,  что  буду  с
вами. И отступать не намерена. Вот и все, что я хотела сказать.
   Перрин с сомнением покачал головой. Она точно сумасшедшая. Вот  я  бы  не
хотел попасть в эту компанию. Мне бы лучше снова оказаться дома и работать в
кузнице мастера Лухана. Но вслух он произнес:
   - Если он внутри Твердыни, если он ждет там Ранда, мы  должны  пробраться
туда, раз хотим  приблизиться  к  нему.  Как  мы  попадем  в  Твердыню?  Все
беспрестанно повторяют, что никто  не  войдет  в  Твердыню  без  соизволения
Благородных Лордов. А глядя на крепость, я не представляю  себе,  как  можно
проникнуть туда иначе, чем через ворота.
   - Ты туда и не пойдешь, - сказал Лан. - Пойдем только  я  и  Морейн.  Чем
больше народу, тем труднее туда попасть. Какой  бы  путь  в  Твердыню  я  ни
выбрал, уверен, что он будет легким даже для двоих.
   - Гайдин, - решительно заговорила Морейн, но Страж прервал  ее  не  менее
уверенным голосом:
   - Мы идем вместе, Морейн. В этот раз я не намерен стоять в стороне.
   Спустя мгновение она кивнула, соглашаясь.  Перрину  показалось,  что  Лан
сразу расслабился.
   - А всем остальным лучше бы выспаться, - продолжал  Страж.  -  Мне  нужно
изучить Твердыню снаружи. - Он немного  помолчал.  -  Есть  еще  одна  вещь,
которую я вспомнил, слушая ваши  разговоры.  Так,  мелочь,  Морейн,  но  она
должна означать что-то, чего я не понимаю. В Тире появились айил.
   - Айил! - воскликнул Лойал. - Невозможно! Весь город  был  бы  в  панике,
если бы хоть один айилец прошел в ворота.
   - Я не сказал, что они расхаживают  по  улицам,  огир.  На  крышах  среди
каминных труб города прятаться не труднее, чем в Пустыне. Я видел не  меньше
троих, хотя никто больше в Тире их, кажется, не  заметил.  А  если  я  видел
троих, будьте уверены, что тех, кого я не видел, во много раз больше.
   - Для меня это ничего не  означает,  -  медленно  проговорила  Морейн.  -
Перрин, почему ты так хмуришься?
   А  Перрин  и  не  знал,  что  хмурится,  и  этот  вопрос  был  для   него
неожиданностью.
   - Я думал об этом айильце в Ремене, - признался  Перрин.  -  Он  говорил,
что, когда Твердыня падет,  айильцы  покинут  Трехкратную  Землю.  Это  ведь
Пустыня, да? Он сказал, что это такое пророчество.
   - Я изучила каждое слово Пророчества о Драконе, - тихо произнесла Морейн,
- во всех имеющихся переводах. И там нет ни единого упоминания об  айил.  Мы
неуверенно и вслепую делаем шаг  к  нашей  цели,  пока  Бе'лал  плетет  свои
тенета, а Колесо сплетает Узор вокруг нас.  Но  кто  тогда  айил  -  паутина
Бе'лала или плетение Колеса?  Лан,  ты  должен  отыскать  для  меня  путь  в
Твердыню! И быстро. Да, для нас. Быстро отыщи путь для нас.
   - Как прикажете, Айз  Седай,  -  ответил  он  тоном  скорее  теплым,  чем
официальным.
   И Страж исчез за дверью. Морейн хмуро смотрела на стол, взор ее  туманили
раздумья.
   Заринэ подошла к Перрину и, склонив голову набок, спросила:
   - А что собираешься делать ты, кузнец? Кажется, нас оставляют здесь ждать
неизвестно чего и следить в щелку, пока они  пускаются  в  авантюру.  Ты  не
думай, я не жалуюсь.
   Как раз в последнем-то Перрин и сомневался.
   - Сначала, - ответил юноша, - я собираюсь немного подкрепиться.  А  потом
намерен подумать о молоте.
   И постараюсь понять, как я к тебе отношусь, Соколица.

Глава 51
НАЖИВКА ДЛЯ СЕТИ

   Краем глаза Найнив заметила высокого мужчину  с  рыжеватыми  волосами,  в
развевающемся коричневом плаще. Ей показалось, что  тот  неподалеку,  позади
нее, на залитой солнцем улице, но как только Найнив повернулась и  взглянула
туда из-под широких полей голубой соломенной шляпы, которую дала ей Айлгуин,
между ней и рыжеволосым вклинился запряженный быками фургон. Когда же фургон
прогромыхал мимо, мужчины  уже  нигде  не  было  видно.  Найнив  была  почти
уверена, что у него за спиной висел деревянный футляр с  флейтой,  а  одежда
этого человека совершенно отличалась от местной, тайренской. Не  может  того
быть, что это Ранд. Если  я  постоянно  вижу  его  во  сне,  это  совсем  не
означает, что он собирается пройти весь долгий путь сюда от  Равнины  Алмот.
Один из торопившихся мимо нее  босоногих,  за  спиной  которого  из  корзины
торчала дюжина больших серпообразных рыбьих хвостов, внезапно  споткнулся  и
упал, а вся серебристо-чешуйчатая рыба полетела через его голову.
   Он шлепнулся на четвереньки прямо в грязь и вылупился на  выпавшую  рыбу.
Возле бедняги образовался аккуратный кружок из воткнувшихся головами в грязь
рыбин, длинных, с  узкими  телами.  Даже  кое-кто  из  прохожих  ошеломленно
воззрился на невиданное чудо. Бедолага медленно поднялся на ноги, не обращая
внимания на то, что весь в глине. Спустив с плеч корзину, он стал  торопливо
собирать рыбу, качая головой к бормоча что-то себе под нос.
   Найнив несколько мгновений с изумлением наблюдала все это, но  надо  было
заканчивать дело с этим разбойником,  у  которого  было  совершенно  коровье
лицо. Он стоял перед ней в дверях своей лавки, и за его спиной во  множестве
свисали с железных крючьев кровавые куски мяса. Найнив дернула свою косу и в
упор поглядела на парня.
   - Очень хорошо! - сказала она резко. - Я это возьму, но если в том куске,
что ты мне сторговал, окажется мало мяса, я с тобой никаких дел больше иметь
не буду!
   Торговец равнодушно пожал плечами, взял ее монеты и завернул жирный кусок
баранины в салфетку, которую она вытащила  из  корзины.  Опуская  завернутое
мясо на дно корзины, Найнив сердито смотрела на мясника, но это не произвело
на него никакого впечатления.
   Найнив стремительно повернулась, намереваясь уйти, - и чуть не упала. Она
никак не могла привыкнуть к колодкам  на  ногах,  они  постоянно  увязали  в
уличном месиве, и она то и дело спотыкалась. Найнив не могла понять, как все
эти люди с ними управляются. Она надеялась: солнце в конце  концов  подсушит
землю, но у нее было такое ощущение, что грязь в Мауле - явление постоянное.
   Осторожно ступая, Найнив пошла обратно, к дому Айлгуин, что-то вполголоса
приговаривая. Цены бешено росли, качество товара  просто  ужасное,  и  почти
никто не обращал на это  внимания,  это  не  волновало  ни  покупателей,  ни
продавцов. Проходя мимо, Найнив  с  облегчением  заметила  женщину,  которая
орала на лавочника и махала подгнившим красновато-желтым фруктом, - названия
его Найнив не знала; здесь продавали очень много фруктов я овощей, о которых
она и не слышала. Разгневанная особа призывала  всех  и  каждого  взглянуть,
какую дрянь всучил ей торговец, но тот лишь устало смотрел на нее,  даже  не
давая себе труда огрызнуться.
   Найнив знала, что имелось некоторое оправдание такой  дороговизны.  Илэйн
разъяснила ситуацию относительно  зерна,  которое  съели  крысы  в  амбарах,
потому что никто в Кайриэне не мог  его  купить,  она  также  обрисовала  ту
значимость, которую со времен Айильской Войны приобрела  для  Тира  торговля
зерном с Кайриэном. Но ничто  не  оправдывало  ту  повальную  анемию,  когда
буквально  каждый  готов  был  лечь  и  умереть.  Найнив   довелось   видеть
уничтоженные ураганом посевы в Двуречье, и она помнила, как саранча  поедала
их под  корень,  и  как  болезнь-черноязычница  косила  стада  овец,  и  как
пятнистая ржа губила табак, так что было нечего продавать,  когда  приходили
купцы из Байрлона. Она помнила, как два года подряд было совсем туго с едой,
только старый ячмень и  жидкий  суп  из  репы,  и  охотники  были  счастливы
принести домой хотя бы тощего кролика, но народ Двуречья не падал  духом  от
всех этих напастей, а возвращался к работе. А здешний люд пережил всего один
плохой год, к тому же рыбный промысел и прочая торговля процветали.
   Нет, у Найнив не хватало на них терпения. Но беда заключалась в том,  что
она понимала - нужно потерпеть. Да, они - странный народ,  со  странной  для
нее  жизнью  и  обычаями,  а  поведение,  которое  Найнив  воспринимала  как
раболепие, они считали само  собой  разумеющимся,  даже  Айлгуин  и  Сандар.
Найнив же просто нужно набраться терпения.
   Если уж быть терпеливой с ними, то почему и не с  Эгвейн?  Найнив  решила
пока об этом не думать.  Девчонка  вела  себя  никудышно,  фыркала  даже  на
разумные предложения, возражала в ответ даже на самые очевидные  вещи.  Даже
когда было совершенно ясно, что  нужно  делать,  Эгвейн  требовала  доказать
необходимость каждого поступка. Найнив не привыкла убеждать людей,  особенно
тех, кому в свое время меняла пеленки. А то, что она была старше  Эгвейн  на
семь лет, в расчет не принималось.
   Все из-за тех дурных снов, говорила себе Найнив. Не могу понять, что  они
означают, а теперь мы с Илэйн тоже их видим, и я все равно не понимаю смысла
этих сновидений, и Сандар не хочет ничего говорить, кроме того, что он ищет,
а я так измучена, что... готова уже плюнуть на все это!
   Она дернула себя за косу так сильно, что  ей  стало  больно.  По  крайней
мере, Найнив сумела убедить Эгвейн не использовать вновь тер'ангриал, убрать
кольцо  в  сумку,  а  не  носить  на  теле.   Если   Черные   Айя   были   в
Тел'аран'риоде... Она не хотела думать о такой  возможности.  Мы  непременно
найдем их!
   - Я им покажу! - пробормотала Найнив. - Пытаться продать меня, как  овцу!
Охотиться за мной, как за зверем! На этот раз я охотник, а  не  кролик!  Эта
Морейн! Если бы она не пришла в Эмондов Луг, я бы научила Эгвейн всему, чему
надо. И Ранд... Я бы... Я бы что-нибудь сделала.
   Найнив понимала, что все это было неправдой и ничего уже не  изменить,  и
злилась еще больше. Она ненавидела Морейн  почти  так  же,  как  Лиандрин  и
Черных Айя, возможно, так же сильно, как она ненавидела Шончан.
   Женщина завернула за  угол,  и  Джуилин  Сандар  еле  успел  отскочить  в
сторону, не то она сшибла бы его с ног. Он чуть было не оступился  на  своих
колодках, хотя уже давно к ним привык и ходил на них весьма ловко, и  только
посох  спас  его  от  падения  лицом  в  грязь.  Как  узнала   Найнив,   это
бледно-желтое узловатое дерево у него  в  руках  называлось  бамбук  и  было
прочнее, чем казалось на первый взгляд.
   - Госпожа...  э-э...  госпожа  Мариим,  -  растерянно  промолвил  Сандар,
восстанавливая равновесие. - Я... искал вас. - На его лице вспыхнула нервная
улыбка. - Вы сердитесь? Почему вы так хмуро на меня смотрите?
   - Я не на вас сердилась, мастер Сандар. - И она согнала  мрачные  морщины
со лба. - Мясник... Впрочем, не имеет значения. Так почему вы меня ищете?  -
Найнив затаила дыхание. - Вы их нашли?
   Он осмотрелся, будто подозревал, что прохожие могут подслушать.
   - Да, - заговорил он. - Да, вы должны пойти со мной. Остальные уже  ждут.
Они и матушка Гуенна.
   - Почему  вы  так  нервничаете?  Те  женщины  не  прознали,  что  вы  ими
интересовались? - резко спросила она. - Что вас так напугало?
   - Нет! Нет, госпожа! Я... Я не раскрыл себя. - Его глаза снова стрельнули
по сторонам, он шагнул к ней поближе, и его  голос  упал  до  задыхающегося,
нетерпеливого шепота: - Эти женщины,  которых  вы  ищете,  они  в  Твердыне!
Гостьи Благородного Лорда! Благородного Лорда Самона! Почему вы  назвали  их
воровками? Это же Благородный Лорд Самой! - почти завизжал Сандар. Его  лицо
покрылось потом.
   В Твердыне? С Благородным Лордом! Свет, как же  мы  теперь  доберемся  до
них? Найнив с усилием подавила свое нетерпение.
   - Не волнуйтесь, - сказала  она,  успокаивая  его.  -  Не  нервничайте  и
расслабьтесь, мастер Сандар. Мы все вам объясним.
   Надеюсь, что мы сумеем все объяснить. Свет, а если он побежит в  Твердыню
и скажет этому Благородному Лорду, что мы их ищем...
   - Пойдемте со мной в дом матушки Гуенны. Джозлин, Карила  и  я  расскажем
вам всю правду. Идемте!
   Сандар кротко и беспокойно кивнул и  пошел  рядом,  укоротив  шаг,  давая
возможность женщине управляться со своими колодками.  У  Сандара  был  такой
вид, словно он хочет сбежать.
   Подойдя к дому Мудрой,  Найнив  направилась  к  задней  двери.  Никто  не
пользовался парадным входом, как успела заметить Найнив, даже  сама  матушка
Гуенна. Лошади были привязаны  к  бамбуковой  ограде  -  подальше  от  смокв
Айлгуин и от ее овощных грядок. Седла и уздечки хранились в доме.  В  первый
раз Найнив не остановилась погладить нос Гайдина и не сказала  ему,  что  он
хороший парень - и более понятливый, чем  его  тезка.  Сандар  замешкался  у
двери и принялся соскабливать  грязь  с  колодок  концом  своего  посоха,  а
женщина поспешила в дом.
   На одном из стульев с высокой спинкой сидела Айлгуин Гуенна, руки ее были
плотно прижаты к бокам. Глаза седовласой женщины почти вылезли из  орбит  от
гнева и страха, она яростно боролась с чем-то,  но  ни  один  ее  мускул  не
шевелился.  Чтобы  понять  происходящее,   Найнив   не   понадобилось   вмиг
обострившимися чувствами уловить еле различимое плетение  Воздуха.  О  Свет,
они нас нашли! Чтоб тебе сгореть. Сандар!
   Ярость переполнила ее и снесла внутренний барьер,  что  обычно  удерживал
Найнив от Силы; и пока корзина падала из ее рук, Найнив стала белым  цветком
на кусте терновника, раскрываясь, чтобы слиться с саидар,  раскрываясь...  И
вдруг - ощущение, будто она с разбегу налетела на  другую  стену,  стену  из
прозрачного стекла: Найнив могла чувствовать  Истинный  Источник,  но  стена
преграждала доступ всему, кроме боли от невозможности наполнить себя  Единой
Силой.
   Корзина, ударившись об пол, подпрыгнула, а дверь позади Найнив открылась,
и вошла Лиандрин, сопровождаемая черноволосой женщиной с  седой  прядью  над
левым ухом. Они были в длинных ярких шелковых платьях, обнажающих  плечи,  и
сияние саидар окружало их.
   Лиандрин оправила  свое  красное  платье  и  улыбнулась  пухлым  ротиком,
похожим на розовый бутон. Ее кукольное личико излучало удовольствие.
   - Ну что, дичок, - заговорила она, - ты видишь, у тебя нет...
   Найнив изо всех сил ударила ее по губам. О Свет, нужно убираться  отсюда.
И тут же наотмашь тыльной стороной ладони врезала Рианне так, что брюнетка с
рычанием шмякнулась на свой обтянутый зеленым шелком огузок.  Они  наверняка
привели и других, но если я выскочу за дверь, если сумею отбежать достаточно
далеко, чтобы им не удалось отсечь меня от Источника, то я смогу  что-нибудь
сделать. Найнив со всей силы  толкнула  Лиандрин,  отпихивая  ее  от  двери.
Только бы не дать отрезать себя от Источника, тогда я...
   Удары невидимых кулаков и палок посыпались на  нее  со  всех  сторон.  Ни
Лиандрин с разбитым в  кровь  ртом,  теперь  угрюмо  сжатым,  ни  Рианна,  с
растрепанными волосами и  таким  же  беспорядком  в  одежде,  даже  руки  не
поднимали. Найнив чувствовала токи сплетенного вокруг нее  Воздуха  так  же,
как она ощущала обрушивающиеся на нее удары. Она все еще боролась,  стараясь
прорваться к двери, но поняла, что уже упала на колени, а невидимые удары не
прекращались, невидимые палки и кулаки колотили ее по спине, по  животу,  по
голове и бедрам, по плечам, по груди, по рукам и ногам.  Застонав  от  боли,
Найнив свалилась на бок и свернулась калачиком, стараясь хоть  так  защитить
себя. О Свет, я пыталась, Эгвейн! Илэйн! Я боролась! Я дралась,  как  могла!
Они не услышат моих криков! Чтоб вам сгореть, забейте меня до смерти,  но  я
не закричу!
   Удары прекратились, но Найнив не могла унять дрожь. Она чувствовала  себя
избитой с головы до ног, все ее  тело,  казалось,  превратилось  в  сплошной
синяк.
   Лиандрин, шурша шелками,  подошла  и  нагнулась  к  поверженной  женщине,
обхватившей руками колени. Она вытерла  кровь  с  губ,  и  ее  темные  глаза
смотрели жестко, но сейчас она уже не светилась от удовольствия.
   - Ты, видимо, слишком тупа, чтобы осознать, что тебя одолели,  дичок.  Ты
дралась так же дико, как и другая  глупая  девчонка,  эта  Эгвейн.  Она  так
рассвирепела, будто с ума сошла. Вы все должны научиться подчиняться. И  вас
научат подчиняться!
   Найнив дрожала, но снова потянулась к  саидар.  У  нее  не  было  никакой
надежды, но должна же была она что-то делать. Превозмогая боль, она напрягла
все свои силы... и натолкнулась  на  невидимый  щит.  Глаза  Лиандрин  опять
сверкнули  мрачным  весельем,  она  торжествовала,  как   мерзкий   ребенок,
отрывающий крылья у бабочек.
   - Нам нет никакой пользы, по  крайней  мере,  вот  от  этой,  -  заметила
Рианна, стоя рядом с Айлгуин. - Я остановлю ей сердце.
   Глаза старой женщины от ужаса почти вылезли из орбит.
   - Нет! - Короткие, цвета меда,  косички  Лиандрин  мотнулись,  когда  она
резко  повернула  голову.  -  Всегда   ты   убиваешь   слишком   быстро,   а
воспользоваться мертвыми может только Великий Повелитель. -  Она  улыбнулась
Айлгуин, удерживаемой на стуле  невидимыми  путами.  -  Старуха,  ты  видела
солдат, которые пришли вместе с нами. Ты знаешь, кто ждет  нас  в  Твердыне,
Благородный Лорд Самон! Он будет недоволен, если ты станешь болтать  о  том,
что сегодня произошло в твоем доме. Если же будешь держать язык  за  зубами,
то не умрешь и, может быть, даже  снова  когда-нибудь  послужишь  ему.  Если
проговоришься, то будешь служить Великому Повелителю Тьмы, но уже только  из
могилы. Что ты выбираешь?
   Айлгуин качнула головой. Она тряхнула своими седыми  локонами  и  открыла
рот.
   - Я... я буду молчать, - покорно сказала она и посмотрела  на  Найнив  со
смущением  и  стыдом.  -  Что  хорошего  будет  от  того,  что  я  заговорю?
Благородному Лорду стоит лишь бровь приподнять, чтобы я осталась без головы.
Что хорошего будет от этого для тебя, девочка? Что толку?
   - Все верно, - устало ответила Найнив. Да и кому она может сказать?  Все,
что она в состоянии сделать, - это умереть. - Я знаю, вы бы помогли, если  б
могли.
   Рианна  рассмеялась,  запрокинув  голову.   Айлгуин,   освобожденная   от
невидимого плена, тяжело осела на стуле и сидела неподвижно, уставившись  на
свои руки, лежащие на коленях.
   Взяв Найнив под руки, Лиандрин и Рианна подняли ее на ноги и  подтолкнули
к выходу.
   - Столько беспокойства от тебя, - процедила черноволосая злым голосом,  -
и я заставлю вылезти из кожи и танцевать все твои кости.
   Найнив чуть не рассмеялась. Какое от меня беспокойство? Она была отрезана
от Истинного Источника. Ушибы так болели, что бедняжка даже стоять не могла.
Что бы она ни предприняла, эта парочка пресечет все, будто  детский  каприз.
Но мои синяки заживут, чтоб вам всем сгореть, а рано или поздно вы на чем-то
да поскользнетесь! И вот тогда-то...
   В передней был еще кое-кто. Два здоровенных солдата в круглых,  окованных
по краю шлемах с гребнями и в сияющих  кирасах  поверх  красных  мундиров  с
рукавами-буф. Лица мужчин покрылись потом, а их темные глаза блуждали, будто
они были испуганы не  меньше  самой  Найнив.  Рядом  стояла  Амико  Нагойин,
стройная и хорошенькая, с лебединой шеей и матовой кожей, с  невинным  видом
девочки, собирающей цветы. И Джойя Байир,  с  очень  дружелюбным  выражением
лица; несмотря на гладкие щеки и непоколебимое спокойствие женщины,  которая
долго работала  с  Силой,  ее  лицо  было  очень  похоже  на  лицо  бабушки,
приветливо встречающей любимых внуков, но возраст не отозвался сединой в  ее
темных волосах и не покрыл  морщинами  кожу.  А  серые  глаза  этой  женщины
напоминали глаза мачехи из сказки, в которой злодейка убивает  детей  своего
мужа от первой жены. Обе женщины, и Амико, и Джойя, сияли Силой.
   Между двумя Черными сестрами  стояла  Илэйн  -  синяк  под  глазом,  щека
опухла, рассеченная губа кровоточит, один рукав платья наполовину оторван.
   - Прости меня, Найнив, - глухо сказала она, еле двигая челюстью. - Мы  их
заметили только тогда, когда стало слишком поздно.
   Эгвейн неподвижной грудой лежала на полу, ее лицо, все в синяках,  опухло
и стало неузнаваемым. Когда вошли Найнив и  сопровождающие  ее  Черные  Айя,
один из солдат поднял Эгвейн и закинул себе на плечо. Она безвольно повисла,
как полупустой мешок с ячмеНем. - Что вы с ней сделали? - вскрикнула  Найнив
с негодованием. - Сгореть вам, что... - Что-то невидимое сильно  ударило  ее
по губам, и на мгновение в глазах у нее потемнело.
   - Так-так, - сказала Джойя Байир с улыбкой, но  смотрела  она  холодно  и
зло. - Я не терплю ни вопросов, ни ругательств. - Говорила она точно  добрая
бабушка. - Ты будешь говорить только тогда, когда к тебе обратятся.
   - Я уже упоминала об этой драчливой девчонке?  -  прошипела  Лиандрин.  -
Пусть это послужит тебе уроком.  Если  вздумаешь  причинить  еще  какое-либо
беспокойство, с тобой обойдутся так же нежно!
   Найнив до  боли  хотелось  хоть  чем-нибудь  помочь  Эгвейн,  но  ее  уже
выталкивали на улицу. Она вынудила Черных  сестер  толкать  себя;  это  была
бесполезная уловка, попытка сопротивления, какой-никакой отказ идти у них на
поводу, и все это Найнив могла сейчас выразить только таким способом.
   На грязной улице  было  немноголюдно,  как  будто  горожане  предпочитали
отсиживаться по домам или еще где-нибудь, а редкие прохожие суетливо спешили
по другой стороне  улицы,  не  глядя  на  сверкающую  черным  лаком  карету,
запряженную шестеркой белых, как на подбор, лошадей с высокими  белоснежными
плюмажами на сбруе. Кучер, одетый как и солдаты, но  без  доспехов  и  меча,
сидел на облучке, а второй кучер открыл дверцу, как только солдаты и женщины
вышли из дома. На дверце кареты Найнив успела разглядеть нарисованный  герб.
Рука в серебряной латной рукавице, сжимающая в кулаке зигзаги  символических
молний.
   Девушка решила, что это, наверное, герб  Благородного  Лорда  Самона.  Он
должен быть Другом Тьмы, раз имеет дело с Черными Айя. Испепели его Свет! Но
еще больше заинтересовал Найнив мужчина, упавший на  колени  в  грязь  перед
дверью дома.
   - Чтоб ты сгорел, Сандар, почему?..  -  Найнив  дернулась,  когда  что-то
словно деревянной палкой ударило ее по спине.
   Джойя Байир укоряюще улыбнулась и погрозила Найнив пальчиком:
   - Ты должна вести себя уважительно, дитя. Не то лишишься языка.
   Лиандрин рассмеялась. Запустив руку в черные волосы  Сандара,  она  резко
запрокинула ему голову. А он вытаращился на нее глазами верного  пса  -  или
шавки, ожидающей пинка.
   - Не будь слишком сурова к этому мужчине.  -  Она  даже  слово  "мужчина"
произнесла как "собака". - Его пришлось... убедить... служить нам. Но я умею
убеждать, верно? - Лиандрин снова засмеялась.
   Сандар смущенно взглянул на Найнив и произнес:
   - Я был обязан сделать это, госпожа Мариим. Меня... заставили. - Лиандрин
дернула его за волосы, и он опять  уставился  на  нее  беспокойным  собачьим
взглядом.
   О Свет! - подумала Найнив. Что они с  ним  сделали?  Что  они  собираются
сделать с нами?
   Ее и Илэйн грубо втиснули в карету,  Эгвейн  мешком  кинули  между  ними,
голова девушки безвольно болталась.  Лиандрин  и  Рианна  влезли  следом  за
пленницами и расположились на  заднем  сиденье.  Сияние  саидар  по-прежнему
окружало их.  Куда  делись  остальные,  Найнив  в  тот  момент  не  очень-то
беспокоило. Она хотела помочь  Эгвейн,  дотронуться  до  нее,  облегчить  ее
страдания, но не могла пошевелить ни одним мускулом ниже шеи,  чтобы  ее  не
пронзила боль. Потоки Воздуха запеленали трех девушек, подобно туго стянутым
одеялам. Карета тронулась, на грязной улице ее мотало из стороны в  сторону,
несмотря на кожаные рессоры.
   - Если вы с ней что-то сделали... - Свет, я вижу. что они с ней  сделали.
Почему я не могу сказать, что хочу? Но Найнив было так же трудно выдавливать
из себя слова, как и приподнять руку. - Если вы ее убили,  я  не  успокоюсь,
пока вас всех не переловят, как бешеных собак!
   Рианна сердито посмотрела на нее, а Лиандрин только фыркнула:
   - Не будь круглой дурой, дикарка! Вы нам нужны живыми. На дохлую  наживку
никого не поймаешь. Наживка? Для чего? Для кого?
   - Ты сама дура, Лиандрин! Ты что, думаешь, мы тут  одни?  Что  нас  здесь
только трое, тех, которые даже не Айз Седай? Мы - приманка, Лиандрин.  А  вы
угодили в ловушку, точно жирные куропатки!
   - Не говори ей! - встряла Илэйн; Найнив моргнула и лишь потом поняла, что
Илэйн ей подыгрывает. - Если позволишь гневу овладеть собой, ты  выдашь  то,
чего им нельзя знать! А  они  должны  доставить  нас  внутрь  Твердыни.  Они
должны...
   - Молчи! - перебила ее  Найнив.  -  Теперь  уже  ты  болтаешь  лишнее!  -
Несмотря на свои синяки, Илэйн ухитрилась  изобразить  смущение.  Пусть  они
чуток поломают голову, подумала Найнив. Но Лиандрин только улыбнулась.
   - Поскольку ваша роль в качестве приманки кончилась, - сказала она, -  вы
расскажете нам все. Вы сами захотите все рассказать.  Говорят,  когда-нибудь
вы станете очень сильными, но  я  сделаю  так,  что  вы  всегда  будете  мне
подчиняться. Это будет сделано даже до того,  как  великий  господин  Бе'лал
осуществит свои планы относительно вас.  Он  посылает  за  Мурддраалами.  За
тринадцатью Мурддраалами. - Губы, похожие на бутон розы, смеялись, произнося
последние слова.
   Найнив почувствовала, как сжимается ее желудок. Один  из  Отрекшихся!  Ее
мозг оцепенел от потрясения. Темный и все Отрекшиеся заключены в Шайол  Гул,
заключены Создателем в самый миг Творения. Но  катехизис  не  помог;  Найнив
слишком хорошо знала, сколь многое в нем не соответствует истине. И  тут  до
нее дошел и смысл всего остального.  Тринадцать  Мурддраалов.  И  тринадцать
Черных сестер. Как закричала Илэйн, Найнив услышала еще до того, как поняла,
что вопит сама, тщетно дергаясь в невидимых путах  Воздуха.  И  нельзя  было
понять, что громче - их крик отчаяния или смех Лиандрин и Рианны.

Глава 52
В ПОИСКАХ ЛЕКАРСТВА

   Шлепнувшись на табурет в комнате менестреля, Мэт  поморщился,  когда  Том
снова  закашлял.  Проклятье,  как  мы  продолжим  поиски,   когда   он   так
расхворался. что ходить не может?
   Как только Мэт об этом подумал, ему стало стыдно. Том принимал участие  в
поисках так же рьяно, как и он сам, заставлял себя выходить на улицу и днем,
и ночью, хотя уже понимал, что болен. Охота целиком  поглотила  Мэта,  и  он
слишком поздно обратил внимание на кашель своего друга. Перемена  погоды  от
непрерывного дождя к парящей жаре не помогла Тому.
   - Ладно, Том, идем, - сказал Мэт. - Лопар  говорит,  что  тут  неподалеку
живет Мудрая Женщина. Так они здесь называют Мудрую - Мудрая Женщина! Найнив
бы это точно не понравилось!
   - Незачем мне... чтобы меня пичкали... гадкой бурдой... Ясно, парень? - В
напрасной попытке остановить кашель Том прижал кулак к усам. - Ты  иди  пока
на поиски один. Только дай мне... несколько часов... отлежаться... А потом я
присоединюсь к тебе. - Жестокий надрывный кашель усилился, и Том  скрючился,
склонив голову почти до колен.
   - Выходит, я буду один всю работу делать, а  ты  отдыхать  завалишься?  -
легкомысленно съязвил Мэт. - Как  я  могу  что-нибудь  без  тебя  найти?  Ты
добываешь большую часть сведений!
   Это было не совсем верно. За игрой в кости горожане чесали языками так же
свободно, как и тогда, когда  они  угощали  кружкой  вина  менестреля.  Даже
свободнее, чем при разговоре с менестрелем, так заходящимся в кашле, что они
боялись подцепить от него заразу. Но Мэт начал склоняться к мысли, что хворь
Тома сама собой не пройдет. Если старый козел умрет у меня на руках,  с  кем
же я буду играть в камни? - грубо оборвал он себя. А вслух сказал:
   - Во всяком случае, от  твоего  проклятого  кашля  мне  даже  в  соседней
комнате не заснуть!
   Игнорируя протесты своего беловолосого друга, Мэт поднял  Тома  на  ноги.
Мэта не на шутку удивило, каким тяжелым  оказался  менестрель.  Несмотря  на
влажную жару. Том настоял на том, чтобы захватить свой лоскутный  плащ.  Мэт
расстегнул нараспашку свою куртку и развязал все три завязки на рубашке,  но
все-таки позволил "старому козлу" поступить по-своему. Никто  в  общем  зале
даже не поднял головы, когда он почти  на  руках  выносил  Тома  на  грязную
послеполуденную улицу.
   Хозяин гостиницы объяснил все четко и просто, но когда два друга  подошли
к воротам и увидели грязищу Мауле, Мэт чуть  было  не  повернул  обратно,  с
намерением спросить о другой Мудрой  Женщине.  Наверняка  в  таком  огромном
городе была и другая.  Но  хриплое  дыхание  Тома  остановило  его.  И  Мэт,
морщась, шагнул в липкое месиво, почти взвалив себе на плечи менестреля.
   Мэт шел, следуя разъяснениям хозяина гостиницы, и ему казалось, что они с
Томом вроде бы уже проходили дом Мудрой Женщины - когда направлялись в город
тем первым вечером,  а  увидев  длинный,  узкий,  прилегающий  к  мастерской
гончара дом, дом, в окнах которого висели связки сушеных трав, Мэт  вспомнил
его. Лопар вроде говорил, что входить надо через заднюю дверь, но юноша  уже
по горло намесил грязи.
   И запаха рыбы наглотался досыта, подумал он, хмуро глядя на босых мужчин,
хлюпающих мимо него с корзинами на плечах.  На  улице  виднелись  еще  следы
лошадей, уже затоптанные кое-где ногами людей и воловьими упряжками.  И  эти
лошади везли фургон или, может быть, карету. В Тире Мэт не  видел  ни  одной
упряжной лошади, одних быков, тянущих телеги и фургоны. Знать и  купцы  Тира
так гордились своей великолепной породой лошадей, что никогда  не  позволяли
использовать животных даже для чего-то похожего на работу, и  Мэт  не  видел
никаких карет с тех пор, как покинул окруженный стеной город.
   Выбросив из головы лошадей и следы колес, он  подтащил  Тома  к  парадной
двери и постучал в нее. Немного погодя постучал снова. Потом еще.
   Мэт уже готов был  плюнуть  на  все  и  вернуться  в  "Белый  полумесяц",
несмотря на нещадно кашляющего рядом Тома, когда услышал  в  доме  шаркающие
шаги.
   Дверь чуть приоткрылась, и в  узкую  щель  выглянула  плотная  седовласая
женщина.
   - Что вам нужно? - спросила она усталым голосом.
   Мэт натянул на лицо свою лучшую улыбку. О Свет, я сам  скоро  заболею  от
этих людей, которые поголовно говорят так, будто у них уже  никакой  надежды
не осталось.
   - Матушка Гуенна? Меня зовут Мэт Коутон. Каван Лопар сказал мне,  что  вы
можете вылечить моего друга Я готов хорошо заплатить.
   Женщина разглядывала их некоторое время  и,  казалось,  прислушивалась  к
тяжелому дыханию менестреля, потом вздохнула:
   - Наверное, я еще в силах что-то сделать. Ты тоже заходи.
   Она распахнула дверь и тяжелыми шагами двинулась в  глубь  дома;  и  лишь
тогда опомнившийся Мэт переступил порог. Ее выговор так  походил  на  акцент
Амерлин, что его пробирала дрожь, но он наконец пошел за  ней,  чуть  ли  не
таща за собой Тома.
   -  Мне  не...  Мне  это  не  нужно,  -  хрипел  менестрель.  -  Проклятые
микстуры... всегда у них такой вкус, как у... навоза!
   - Заткнись, Том!
   Проведя их в кухню,  плотная  женщина  стала  рыться  в  одном  из  своих
шкафчиков, вытаскивая  оттуда  маленькие  глиняные  горшочки  и  пакетики  с
травами и что-то беспрестанно бормоча.
   Мэт усадил Тома на один  из  стульев  с  высокой  спинкой  и  выглянул  в
ближайшее окно. Он увидел трех  хороших  лошадей,  привязанных  к  ограде  в
глубине двора; его удивило, что у Мудрой Женщины не одна лошадь, а три, да и
странно, что у нее вообще есть лошадь. В Тире Мэт не видывал, чтобы  кто-то,
кроме знати и богачей, ездил верхом на лошади, да и  те  животные  выглядели
так, будто стоили владельцам немало серебра. Снова лошади...  Да  какое  мне
сейчас дело до проклятых лошадей!
   Матушка Гуенна приготовила какой-то крепкий отвар с противным  запахом  и
силой влила его в горло Тому, зажав ему нос, когда  он  попробовал  роптать.
Мэт решил, что она не такая толстая, как ему сперва показалось,  потому  что
она ловко  и  твердо  придерживала  голову  Тома  локтем,  когда  вливала  в
менестреля черную жидкость, невзирая  на  все  его  попытки  остановить  это
действо.
   Когда старая женщина убрала чашку. Том закашлялся и с силой вытер рот.
   - Га-а-а-х! Женщина... Я не знаю...  ты  хочешь...  утопить  меня...  или
убить...  таким  отвратительным  зельем!  Тебе...  в   самый   раз...   быть
проклятым... коновалом!
   - Будешь принимать то же самое дважды в день до тех пор, пока не  пройдет
твой кашель, - твердо проговорила она. - И еще у меня  есть  целебная  мазь,
которую ты будешь втирать в грудь каждый вечер. - После борьбы со строптивым
больным ее голос стал не таким усталым, и, упершись кулаками в широкие бока,
она сказала: - Запах у этой мази такой отвратительный, как и вкус у  отвара,
но ты будешь ее втирать - тщательно! -  или  я  потащу  тебя  наверх,  будто
тощего карпа в неводе, и привяжу к постели вот этим твоим плащом! Ко мне еще
ни разу не забредал менестрель, и я не позволю  первому,  который  появился,
помереть от кашля!
   Том ответил сердитым взглядом и  дунул,  вместе  с  кашлем,  в  усы,  но,
кажется, угрозу воспринял всерьез. По крайней мере,  он  ничего  не  сказал,
только глядел исподлобья так, словно собирался швырнуть в женщину и отвар, и
мазь.
   Чем больше матушка Гуенна  говорила,  тем  сильнее  она  напоминала  Мэту
Амерлин. Глядя на кислую гримасу Тома и на ее лицо,  имевшее  решительное  и
волевое выражение, Мэт подумал, что лучше сгладить острые углы  раньше,  чем
менестрель откажется взять лекарства. А ведь она твердо решила заставить его
взять их.
   - Я знавал женщину, которая разговаривала так же, как вы, - сказал Мэт. -
Говорила всякое такое про рыбу,  сети,  да  и  вообще...  Очень  похоже  она
говорила, как-то по-вашему. Тот же самый акцент, я имею  в  виду.  Наверное,
она тайренка.
   - Может быть, - сказала седая женщина  с  прежней  усталостью,  продолжая
пристально смотреть в пол. - Я тоже знала девушек с выговором совсем  как  у
тебя. Во всяком случае, две из них говорили так же. - Она тяжело вздохнула.
   Мэт почувствовал, что у него будто волосы на голове зашевелились.  Такого
везения не бывает! Но он не поставил  бы  даже  медяка  на  то,  что  в  Тир
случайно занесло двух других женщин с двуреченским выговором.
   - Три девушки? Молодые женщины? По имени Эгвейн,  Найнив  и  Илэйн?  И  у
одной из них волосы как солнце и голубые глаза?
   Матушка Гуенна хмуро посмотрела на Мэта.
   - Они назвались другими именами, - произнесла она медленно,  -  однако  я
подозревала, что они не сказали мне свои настоящие имена. Но  я  догадалась,
что у них на то были свои причины. Одна из девушек -  очень  хорошенькая,  с
живыми голубыми глазами и золотисто-рыжими волосами до плеч. - Потом женщина
описала Найнив с ее косой до талии и Эгвейн с ее большими, темными глазами и
готовой вспыхнуть в любой момент улыбкой. Три  хорошенькие  женщины,  и  так
друг на друга не похожие. - Вижу, это именно те, кого ты знаешь, - закончила
она. - Мне очень жаль, мальчик.
   - О чем вы жалеете? Я столько дней их искал! Свет! Я  прошел  тем  первым
вечером как раз мимо этого дома! Как раз мимо них! Я  полагался  на  случай.
Что может быть случайнее, чем пристать к берегу в дождливую ночь и поглядеть
в окно во время вспышки проклятой молнии? Чтоб мне сгореть! Сгореть дотла!
   - Скажите мне, где они, матушка Гуенна, - попросил Мат.
   Седая женщина устало смотрела  на  плиту,  где  пыхтел  паром  из  носика
чайник. Ее губы шевелились, но она молчала.
   - Где они? - Мэт уже требовал ответа. - Эта очень важно!  Если  я  их  не
найду - им грозит страшная опасность!
   - Ты не понимаешь,  -  тихо  произнесла  она.  -  Ты  из  другой  страны.
Благородные Лорды...
   - Мне  наплевать  на  любого...  -  Мэт  моргнул  и  посмотрел  на  Тома.
Менестрель вроде бы помрачнел, но было не понять, хмурится он или морщится в
приступе кашля. - Какое отношение имеют Благородные Лорды к моим друзьям?
   - Ты не...
   - Не говорите мне, что я  не  понимаю!  Я  готов  вам  заплатить,  только
скажите!
   Матушка Гуенна угрюмо взглянула на него.
   - Я не возьму денег за... - Лицо ее перекосилось. - Ты просишь рассказать
то, о чем мне  запретили  говорить,  Знаешь,  что  со  мной  будет,  если  я
проговорюсь, а ты выдашь мое имя? Для начала я лишусь языка.  Потом  потеряю
другие части тела, до того как Благородные Лорды подвесят все, что  от  меня
останется, чтобы  я  кричала  последние  часы  моей  жизни,  напоминая  всем
остальным, что надо  повиноваться.  И  это  ничем  не  поможет  тем  молодым
женщинам - ни то, что я расскажу, ни моя смерть!
   - Я обещаю, что никому ни за что не скажу вашего имени. Клянусь!  -  И  я
сдержу свою  клятву,  почтенная  женщина,  только  скажите,  где,  будь  все
проклято, они находятся! - Пожалуйста! Они в опасности!
   Женщина очень долго изучала его, и у Мэта возникло ощущение,  что  она  в
конце концов узнала о нем все, каждую мелочь.
   - Ну, раз ты так клянешься... Я тебе скажу... Я... мне они нравились.  Но
ты ничего не сможешь поделать. Ты опоздал, ты слишком опоздал,  Мэт  Коутон.
Опоздал почти что на три часа. Их увезли в Твердыню. Благородный Лорд  Самон
послал за ними. - Она озабоченно покачала головой, явно чего-то не  понимая.
- Он послал... женщин, которые... могут направлять Силу. Сама  я  ничего  не
имею против Айз Седай, но это не по закону! Это  наперекор  закону,  который
установили сами Благородные Лорды! Ладно, они нарушают все прочие законы, но
этот закон они никогда бы не нарушили. Почему  один  из  Благородных  Лордов
послал со своим поручением Айз Седай? Почему вообще ему  вдруг  понадобились
эти девушки?
   Мэт чуть было не рассмеялся:
   - Айз Седай? О матушка Гуенна, у меня чуть сердце из груди не  выскочило,
а в печенку будто нож всадили! Уф! Если за ними пришли Айз Седай,  то  не  о
чем и беспокоиться! Они, все трое, сами собираются стать Айз Седай. Мне  это
не очень-то по душе, но ведь они...
   Его ухмылка пропала  после  того,  как  старая  женщина  тяжело  покачала
головой:
   - Юноша, эти девушки  сражались  подобно  попавшим  в  сети  рыбам-львам.
Собираются они стать Айз Седай  или  нет,  а  только  те,  что  их  забрали,
обращались с ними как с распоследней трюмной  швалью.  Друзья  не  оставляют
синяков, какие наставили девушкам они.
   Мэт почувствовал, как вытягивается его  лицо.  Айз  Седай  их  били?  Что
делается в Свете? Проклятая Твердыня! По сравнению с ней авантюра во  дворце
в Кэймлине выглядит прогулкой на скотный двор! Чтоб  мне  сгореть!  Я  стоял
прямо перед этим домом под дождем и смотрел на него! Чтоб мне сгореть за то,
что я проклятый, ослепленный Светом дурак!
   - Если ты сломаешь себе руку, - услышал он  голос  матушки  Гуенны,  -  я
наложу на нее шину и сделаю припарку, но если ты пробьешь мою стену, я сдеру
с тебя шкуру, как с морского окуня!
   Мэт заморгал, тряхнул головой и посмотрел на свой  кулак,  на  ободранные
костяшки пальцев. Он даже не помнил, как ударил кулаком в стену.
   Полная женщина крепко схватила его  за  руку,  но  пальцы,  которыми  она
ощупывала кости, были удивительно нежными.
   - Все цело. - проворчала она через несколько мгновений. Ее  глаза,  когда
она  изучала  лицо  Мэта,  тоже  светились  нежностью.  -  Мне  кажется,  ты
беспокоишься о них. По крайней мере, об одной из них. Так, по-моему. Я очень
сожалею, Мэт Коутон.
   - Не надо, - ответил он. - По крайней мере, теперь я знаю, где они.  Все,
что мне нужно сделать, - это вызволить их оттуда. - Он достал две  последние
свои андорские золотые кроны и положил  их  в  руку  старой  женщине:  -  За
лечение Тома и за то, что вы рассказали  мне  о  девушках.  -  Он  порывисто
поцеловал матушку Гуенну в щеку и улыбнулся: - А это за меня!
   Изумленная, она прикоснулась к своей  щеке  и,  казалось,  не  знала,  на
монеты смотреть или на него самого.
   - Вызволить их, говоришь? Вот так! Из Твердыни! - Внезапно она ткнула его
пальцем под ребро так сильно, будто дубовым суком. -  Ты  напоминаешь  моего
мужа, Мэт Коутон. Он был  таким  же  безрассудным  дураком  и  мог  отплыть,
хохоча, прямо в пасть урагану. Еще немного, и я  поверю,  что  тебе  удастся
твоя затея.  -  Матушка  Гуенна  вдруг  взглянула  на  его  грязные  сапоги,
очевидно, в первый раз. - Шесть месяцев я учила его не таскать грязь  в  мой
дом. Если ты  спасешь  этих  девушек,  той,  на  которую  ты  глаз  положил,
предстоит тяжеленькая работенка: научить тебя всему, чтоб в  дом  не  стыдно
было впустить!
   - Вы единственная женщина, которая сможет это сделать, -  ответил  Мэт  с
доброй усмешкой, которая превратилась под  ее  взглядом  в  широкую  улыбку.
Вызволить их! Вот что мне нужно сделать. Вытащить их из самой Твердыни этого
проклятого Тира! Том снова закашлялся. В таком состоянии он до  Твердыни  не
доковыляет. Только как мне его остановить? - Матушка Гуенна, могу я оставить
у вас моего друга? Думаю, он слишком болен, чтобы возвращаться в гостиницу.
   - Что? - сердито взвился Том. Он изо всех сил старался встать  со  стула,
при этом так кашляя, что едва  мог  говорить.  -  Я  не  настолько...  плох,
парень! Думаешь... отправиться в Твердыню... все равно что... прогуляться на
кухню твоей матери? Думаешь, ты... сумеешь... хотя бы до ворот  добраться...
без меня? - Он повис на спинке стула, хрипы в груди и  кашель  не  позволяли
ему даже привстать.
   Матушка Гуенна положила руку на плечо менестрелю и усадила его обратно на
стул - легко, как ребенка. Менестрель удивленно посмотрел на нее.
   - Я позабочусь о нем, Мэт Коутон, - успокоила она юношу.
   - Нет! - вскрикнул Том. - Ты не можешь... так со  мной  обойтись!  Ты  не
можешь... бросить меня... с этой старой... - Только рука седовласой  женщины
на его плече не позволила менестрелю согнуться в три погибели.
   Мэт ухмыльнулся другу:
   - Я был очень рад знакомству с тобой, Том! Поспешно  выскочив  на  улицу,
Мэт сам удивился только что сказанным словам. Он ведь не умрет. Эта  женщина
убережет его от смерти. Она вернет Тома  к  жизни,  даже  если  ей  придется
вытаскивать его из могилы за усы! И ведь вытащит, как бы тот ни вопил  и  ни
брыкался! М-да, но кто убережет от смерти меня?
   Впереди него над  городом  темной  громадой  нависала  Тирская  Твердыня,
неприступная крепость, которую осаждали сотни раз, твердый орешек, о который
обломали зубы сотни армий. И Мэту нужно было каким-то образом попасть в нее.
И вызволить оттуда трех женщин. Но как?!
   Со смешком, который заставил унылых прохожих даже оглянуться на него, Мэт
направился обратно в "Белый полумесяц", уже не обращая внимания ни на грязь,
ни на влажную жару. Он будто  чувствовал,  как  катались  у  него  в  голове
игральные кости.

Глава 53
ПОТОК ДУХА

   Возвращаясь обратно к "Звезде"  уже  в  сумеречных  тенях,  Перрин  повел
плечами под облегающей  курткой.  Руки  его  от  ладоней  до  плеч  налились
приятной  усталостью:  кроме  обычной  работы  мастер  Аджала  поручил   ему
изготовить  часть  орнамента  -  причудливые  завитки  и   изгибы,   которым
предстояло украсить собою новые ворота у дома какого-то здешнего  поместного
лорда. Исполнение украшений доставило Перрину огромное удовольствие.
   - Я думала, - сказала Заринэ, - у него глаза на лоб  вылезут,  когда  ты,
кузнец, заявил, что не возьмешься работать над  этой  штуковиной,  если  она
предназначена для радости Благородного Лорда.
   Он искоса взглянул на Заринэ, шагавшую рядом с ним, но лицо  ее  скрывали
тени. И хотя Перрин сохранял зоркость даже  в  темноте,  сквозь  ату  завесу
взгляд его проникнуть не смог.  Тени  подчеркивали  высокие  скулы  девушки,
смягчали абрис носа. Перрин по-прежнему не мог понять, как  он  относится  к
Заринэ. Морейн и Лан требовали, чтобы Перрин и Заринэ не  отлучались  далеко
от гостиницы, но юноша хотел, чтобы его спутница нашла себе другое занятие и
не  наблюдала  постоянно  за  его  работой.  Когда  раскосые  глаза   Заринэ
останавливались на нем,  Перрин  почему-то  ощущал  себя  ужасно  неуклюжим.
Вызывая удивленные взгляды мастера Аджалы, он не раз бил мимо по  наковальне
или ронял кувалду. Перрин  знал  свою  слабость:  под  взглядом  улыбающейся
девушки его движения сразу становились неловкими, однако Заринэ как  раз  не
улыбалась. Просто смотрела на него, и все. Он в который уж раз задумался, не
она ли и есть та красавица, от которой предостерегала его Мин. Лучше бы  она
и впрямь была соколом! Эта мысль так удивила его, что Перрин едва не выронил
молот.
   - Не  хочу,  чтобы  плоды  моего  труда  оказались  в  руках  кого-то  из
Отрекшихся! - Глаза юноши засияли золотом, когда он бросил взгляд на Заринэ.
- А раз эта вещь нужна Благородному Лорду, откуда мне знать, к  кому  именно
она попадет? - Девушка задрожала. - Я не хотел тебя пугать, Фа... Заринэ.
   Считая, что Перрин этого не увидит, она улыбнулась во весь рот:
   - Однако еще немного - и готово, фермерский сынок! Ты бороду отрастить не
подумывал?
   Какая досада, она продолжает насмехаться надо мной. А часто я  ее  просто
не понимаю.
   Когда они приблизились к парадному входу в гостиницу, с другой стороны  к
дверям подошли Лан и Морейн. Айз Седай была в льняном плаще, лицо ее скрывал
широкий и глубокий капюшон. Из окон общего зала на  камни  мостовой  желтыми
пятнами ложился свет. Улица была почти пуста, на  ней  господствовали  тени,
лишь несколько повозок прогрохотало по каменным плитам, да дюжина  пешеходов
торопились домой ужинать. Дверь мастерской ткача была плотно закрыта. Тишина
накрывала улицу.
   - Ранд в Тире. - Холодный голос Айз Седай исходил  из  глубины  капюшона,
точно из пещеры.
   - Вы уверены? - спросил  ее  Перрин.  -  Ничего  странного  в  городе  не
происходило, я не слышал. Никаких там свадеб или высохших колодцев. У Заринэ
был крайне озадаченный вид. Морейн с ней вообще не разговаривала, ничего  не
рассказывала, впрочем, Перрин тоже. Правда, заставить Лойала держать язык на
привязи было куда труднее.
   - А ты слухов никаких не слышал, кузнец? - спросил  Перрина  Страж.  -  В
последние четыре дня свадеб здесь сыграли столько, сколько прежде  случалось
за полгода. А убийств хватило бы на целый год. Сегодня с  балкона  на  башне
выпала девочка. Пролетела сотню шагов, внизу - каменная  мостовая.  А  потом
она тут же поднялась на ноги и побежала к матери без единого синяка.  Первая
Майена, которая с начала зимы  "гостья"  в  Твердыне,  нынче  объявила,  что
подчинится воле Благородных Лордов. А лишь вчера она  говорила,  что  скорее
увидит, как сгорят Майен и все  майенские  корабли,  чем  нога  хоть  одного
тайренского поместного лорда ступит в ее город. Они не решились  подвергнуть
ее пыткам, но у этой молодой женщины стальная воля. Поэтому скажи  мне  сам:
как, по-твоему, не из-за Ранда ли все это? Оглядись, кузнец.  Весь  Тир,  от
подвалов до крыш, клокочет, точно кипящий котел!
   - Рассказывать мне обо всем атом  не  было  необходимости,  -  произнесла
Морейн. - Перрин, прошлой ночью ты видел во сне Ранда?
   - Да, - признался Перрин. - Он был в самом Сердце Твердыни, сжимал в руке
тот меч. - Перрин почувствовал,  как  Заринэ  заволновалась.  -  Однако  нет
ничего  удивительного  в  таких  моих  снах:  я  и  наяву  столько  об  этом
раздумывал. В последнее время мне то и дело снятся кошмары.
   - Мужчина был высокий? - спросила  Заринэ.  -  С  рыжеватыми  волосами  и
сероглазый, да? А в руках он держал что-то сияющее так,  что  глазам  больно
смотреть на этот блеск. И все это происходило  среди  высоченных  колонн  из
краснокамня, да? Такой сон ты узрел, кузнец?
   - Вот видишь? - промолвила Морейн. - Сегодня я уже сотню раз слышала, как
люди рассказывали друг другу этот сон. Кроме того, о  ночных  кошмарах  тоже
говорят все как один. Бе'лал, я думаю, нисколько не заботится о  том,  чтобы
экранировать свои сны, особенно этот. - Она неожиданно засмеялась,  звук  ее
смеха напоминал холодный и низкий гул колокола. - Люди все время  повторяют,
что он - Возрожденный Дракон, и утверждают, что он  вот-вот  явится  в  мир.
Сами по углам шепчутся о своих страхах, но ведь говорят об этом.
   - А как же Бе'лал? - спросил Перрин.
   - Сегодня вечером я встречусь с Бе'лалом! - Голос Морейн прозвенел, точно
обнаженный меч. Страхом от нее не пахло.
   - Мы вместе сегодня вечером с ним встретимся, - уточнил Лан.
   - Да, мой Гайдин. Мы с ним разберемся.
   - А нам-то что делать? - спросил Перрин. - Сидеть здесь и  ждать?  Вечное
ожидание мне еще в горах надоело!
   - Ты, Лойал, и Заринэ тоже, отправитесь в Тар Валон, - сказала Морейн.  -
Пока все не кончится. Там для вас самое безопасное место.
   - А где огир? - спросил Лан. - Хотелось  бы,  что  вы  втроем  как  можно
скорей отправились в путь, на север.
   - Лойал, наверное, наверху, - ответил Перрин. - В своей комнате, а может,
в столовой. В окнах наверху я видел свет. Лойал обычно трудится  над  своими
записями.
   Представляю, что он о нас напишет  в  книге:  мы  только  и  делаем,  что
куда-то от кого-то бежим.
   Сам Перрин был удивлен прозвучавшей в его голосе  горечью.  О  Свет,  вот
дурень! Ты что, решил встать против одного из Отрекшихся?  Нет!  Нет,  но  я
устал убегать. Помню ведь, как однажды мы остановились в пути и  вступили  в
бой. Я сражался, бился, и это было лучше,  чем  отступление!  Даже  когда  я
думал, что погибну, это было в тысячу раз лучше!
   -  Я  отыщу  Лойала,  -  объявила  Заринэ.  -  Мне  нисколько  не  стыдно
признаться: я рада бежать от этого сражения.  Мужчины  сражаются,  когда  им
стоит бежать, но лишь дураки сражаются, когда лучше отступить!  И  дважды  я
эти слова повторять не собираюсь! - И она широким  шагом  двинулась  впереди
своих спутников в гостиницу, шурша узкими юбками с длинным разрезом.
   Проходя через общий  зал  к  дальней  лестнице,  Перрин  окинул  взглядом
помещение. Народу за столиками было меньше,  чем  он  ожидал.  Некоторые  из
постояльцев гостиницы сидели поодиночке с мутными глазами, но там, где людей
собралось больше двух, они испуганно шептались, и даже уши Перрина мало  что
слышали. Но все равно Перрин раза три уловил - "Дракон".
   Поднявшись на верхнюю площадку  лестницы,  юноша  услышал  глухой  мягкий
стук, будто в обеденной комнате что-то упало на пол. Он пошел по коридору на
этот звук.
   - Заринэ?
   Ответа не  последовало.  Перрин  почувствовал,  как  у  него  на  затылке
зашевелились волосы, и, осторожно ступая, двинулся дальше.
   - Заринэ! - Он толкнул дверь. - Фэйли! Она лежала на полу около стола. Он
хотел уже вбежать в комнату, но его остановил грозный окрик Морейн:
   - Стой, глупец, не то погибнешь!
   Айз Седай медленно шагала по коридору, повернув голову, словно к  чему-то
прислушиваясь или кого-то разыскивая.  Следом  за  ней,  опустив  ладонь  на
рукоять меча, шел Лан, но взгляд его будто говорил: сталь здесь не  поможет.
Айз Седай поравнялась с дверью и сказала:
   - Отойди, Перрин! Отойди!
   Он, точно безумный, не мог оторвать взгляда от Заринэ. От Фэйли.  Девушка
не подавала признаков жизни.  Наконец  Перрин  заставил  себя  отступить  от
двери, но встал так, чтобы видеть Заринэ. Она лежала точно  мертвая.  Он  не
видел, чтобы она дышала. Перрину хотелось завыть. В отчаянии сдвинув  брови,
он сжимал и разжимал кулак той руки, которой толкнул дверь. Руку покалывало,
будто он ударился локтем.
   - Вы что-нибудь сделаете, Морейн? - спросил он. - Если  вы  ничем  ей  не
поможете, то пропустите меня к ней!
   - Стой на месте, иначе тебе больше вообще не придется  никуда  ходить,  -
спокойно произнесла Морейн. - Что это там возле ее правой  руки?  Как  будто
она, падая, что-то выронила. Что это такое - не вижу.
   Перрин взглянул на Морейн, потом обратил взор на комнату.
   - Это еж, - сказал он. - Такая штука,  похожая  на  ежа,  вырезанного  из
дерева. Но скажите, Морейн, что случилось?! Что здесь происходит?  Объясните
мне!
   - Еж,  -  тихо  промолвила  Морейн.  -  Еж.  Помолчи,  Перрин.  Я  должна
сосредоточиться. Я  почувствовала,  как  это  сработало.  Я  ощущаю  остатки
сплетенных потоков, которые  образовали  это.  Дух.  Чистый  Дух,  и  ничего
больше. Чистые потоки Духа почти ни для чего не применяются. Почему же  этот
еж заставил меня подумать о Духе?
   - Морейн, вы почувствовали,  как  что-то  сработало?  А  что  здесь  было
установлено? Какая-то ловушка?
   -  Да,  ловушка.  -  По  ее  ледяному  спокойствию   пробежали   трещинки
раздражения. - Ловушка, предназначенная для меня. Если бы Заринэ не ринулась
вперед, то первой в эту комнату вошла бы я.  Мы  с  Ланом  собирались  здесь
поговорить о наших делах, дожидаясь ужина.  Но  теперь  ужин  отменяется.  И
помолчи, если хочешь, чтобы я помогла девушке!  Лан!  Приведи  сюда  хозяина
гостиницы!
   Страж ринулся вниз.
   Морейн прохаживалась  взад-вперед  по  коридору,  иногда  останавливалась
возле двери и заглядывала в комнату, заслоняясь  своим  глубоким  капюшоном.
Никаких признаков жизни на лице Заринэ  Перрин  по-прежнему  не  видел.  Она
словно совсем не дышала. Юноша пытался услышать биение ее  сердца,  но  даже
его слух был бессилен.
   Ухватив за шиворот  и  подталкивая  впереди  себя  перепуганного  Джурага
Харета, вернулся Лан. Айз Седай внимательно посмотрела на лысеющего  хозяина
гостиницы.
   - Мастер Харет, вы обещали, что эта столовая,  -  сказала  она,  -  будет
оставлена за мной и никто не зайдет сюда. - Ее голос был безжалостен,  точно
остро отточенный скорняжный нож. - Даже служанка не должна была делать здесь
уборку в мое отсутствие. Кому вы  позволили  войти  в  эту  комнату,  мастер
Харет? Отвечайте!
   Харет дрожал, как студень в миске:
   - Т-т-толь-к-к-ко д-д-двум леди, госпожа. Он-ни  х-х-хотели  ос-с-ставить
для  вас  с-с-с-сюрприз.  Я  к-к-к-клянусь!  Они  пока-ка-казали  его   мне:
м-м-маленький  ежик.  Он-н-ни  сказали,   что   вы   б-б-будете   прямо-таки
ошеломлены.
   - Я и вправду ошеломлена, хозяин,  -  тихо  сказала  Морейн.  -  Ступайте
прочь! И если вы хоть раз заикнетесь обо всем этом, пусть  даже  во  сне,  я
снесу с лица земли вашу гостиницу, только дыра от нее останется!
   - Д-д-да, г-г-госпожа! Клянусь! - прошептал Харет. - Клянусь вам!
   - Иди!
   Хозяин так торопился к лестнице, что по пути упал  на  колени.  Когда  он
спускался по ступеням, то по раздававшемуся несколько раз грохоту было ясно,
что от ужаса его не держали ноги.
   - Он знает, что я здесь, - сказала Морейн Стражу, - и он  послал  кого-то
из Черных Айя установить эту ловушку. Теперь он, вероятно, полагает,  что  в
нее попала я. Это была крохотная вспышка Силы, но он достаточно чуток, чтобы
уловить ее.
   - Тогда он не готов к тому, что  мы  перед  ним  предстанем,  -  негромко
проговорил Лан. Кажется, Страж был доволен.
   Перрин смотрел на них оскалившись.
   - А с ней - что?! - крикнул он. - Что они  сделали  с  ней,  Морейн?  Она
жива? По-моему, она не дышит!
   - Она жива, - произнесла Морейн неторопливо.  -  Сейчас  я  не  могу,  не
осмеливаюсь подойти к ней ближе, чтобы  определить  большее.  Но  она  жива.
Заринэ... можно сказать, спит. Как  медведь  зимой.  Сердце  ее  бьется  так
медленно, что между ударами проходит больше минуты. И  дыхание  у  нее  тоже
медленное. Она спит. - Перрин почувствовал на себе взгляд Морейн  из  глубин
капюшона. - Только боюсь я, Перрин, что ее нет здесь. Ее  больше  нет  в  ее
теле.
   - Что значит: ее нет в ее теле? Свет! Вы... Вы хотите сказать, что они...
забрали ее душу? Как у Серых Людей? - Морейн отрицательно покачала  головой,
и он облегченно вздохнул. В груди у Перрина кололо, будто  с  того  момента,
как Морейн произнесла последние слова, он не дышал.  -  Тогда  где  же  она,
Морейн?
   - Не знаю, - ответила Айз Седай. - Точно не знаю, только подозреваю.
   - Подозрение, предположение, намек - да что угодно. Чтоб мне сгореть! Где
она? - Лан от резкости в голосе юноши чуть шевельнулся, но Перрину казалось,
что он  в  силах  разбить  Стража,  как  болванку  о  наковальню,  реши  тот
остановить его. - Где Заринэ?!
   - Я знаю очень немногое, Перрин. -  Голос  Морейн  походил  на  холодную,
бесчувственную музыку. - Я вспомнила ту. малость, что  знаю  о  связи  между
резным ежом и Духом. Этот еж - тер'ангриал, и последней его изучала Корианин
Недеал, последняя Сновидица Башни. Талант, именуемый Сновидением, - по  сути
своей связан  с  Духом,  Перрин.  Я  этим  никогда  не  занималась.  У  меня
способности совсем другие. Думаю, Заринэ теперь поймана в сон.  Может  даже,
оказалась в Мире Снов, в Тел'аран'риоде. Все, что  составляет  "я"  девушки,
попало в какое-то сновидение. Вся ее сущность. Вся она.  Но  даже  Сновидица
посылает туда лишь часть себя И если Заринэ не  вернется  оттуда  как  можно
скорее, тело ее умрет. Может быть, она продолжит жизнь в снах. Не знаю.
   - Слишком многого вы не знаете, - пробурчал Перрин. Заглядывая в комнату,
он едва сдерживал слезы:
   Заринэ лежала такая маленькая, беспомощная. Фэйли. Клянусь, я буду всегда
звать тебя только Фэйли. - Да сделайте же что-нибудь, Морейн!
   - Капкан один раз захлопнулся, Перрин, но он  все  еще  способен  поймать
любого, кто переступит порог этой комнаты. Поэтому я и не хочу туда заходить
- я могу не дойти до девушки, как сама окажусь в ловушке. А сегодня  вечером
мне необходимо заняться важным делом.
   - Да чтоб тебе сгореть, Айз Седай! Пусть сгорят все твои дела! А этот Мир
Снов? Каков он? Он похож на волчьи сны? Вы говорили мне,  что  эти  самые...
Сновидицы иногда видели волков. - Я сказала тебе все, что могла, -  ответила
она резко. - Тебе пора ехать. Мы с Ланом должны быть уже на пути к Твердыне.
Больше ждать нельзя.
   - Нет. - Перрин промолвил это тихо, но когда Морейн открыла было рот,  он
повысил голос: - Нет! Я не брошу ее!
   Айз Седай глубоко вздохнула.
   - Очень хорошо, Перрин. -  Голос  ее  был  как  лед  -  твердый,  ровный,
холодный. - Если желаешь, оставайся. Может, тебе и  посчастливится  пережить
эту ночь. Лан!
   Морейн со Стражем прошли через  коридор,  скрылись  в  своих  комнатах  и
спустя минуту вернулись. Лан был облачен в  свой  меняющий  цвета  плащ.  Не
сказав Перрину ни слова, оба спустились по лестнице и исчезли.
   Перрин стоял и смотрел  в  открытую  дверь  на  Фэйли.  Я  должен  что-то
сделать. Если оно похоже на волчьи сны...
   - Перрин! - громыхнул глубокий голос Лойала. - Что это с Фэйли? - Огир  в
одной  рубашке  шагал  по  коридору,  сжимая  перо  измазанными  в  чернилах
пальцами. - Лан сказал, что мне нужно уезжать отсюда, и прибавил пару  слов,
будто Фэйли в ловушку угодила. Что с ней?
   С пятого на десятое Перрин пересказал Лойалу все, что услышал от  Морейн.
Может, и получится. Может. Нет.  должно  получиться!  Он  удивился,  услышав
ворчание Лойала:
   - Нет, Перрин, так  не  годится!  Фэйли  была  такой  свободной.  Нельзя,
неправильно было ловить ее!
   Перрин поглядел Лойалу в  лицо  и  вдруг  припомнил  старые  предания,  в
которых огир были показаны беспощадными  врагами.  Уши  Лойала  прижались  к
голове, а лицо его стало твердым, как наковальня.
   - Лойал, я попытаюсь помочь Фэйли, но один я не справлюсь. Прикроешь меня
со спины?
   Лойал воздел свои  огромные  ручищи,  умевшие  так  нежно  прикасаться  к
книгам, и его толстые пальцы сжались, как будто кроша камни.
   - Никто не пройдет мимо меня, пока я жив: ни Мурддраал, ни сам Темный.  -
Он произнес это просто. как не подлежащий сомнению факт.
   Перрин кивнул ему и посмотрел через порог. Должно получиться. И  мне  все
равно, о ней или нет меня предупреждала Мин! Зарычав, оскалив  зубы,  Перрин
прыгнул в комнату, протянув руку к Фэйли. Перед тем как все вокруг  исчезло,
ему показалось, что он коснулся девичьей лодыжки.

***

   Был ли этот сон-западня Тел'аран'риодом или нет, Перрин не ведал,  но  он
понял: это тот самый волчий сон. Его окружали склоны поросших травой холмов,
кое-где виднелся кустарник. Перрин увидел оленя,  ощипывающего  листочки  на
опушке леса, через поле бежало стадо  каких-то  незнакомых  ему  животных  -
похожих на оленей, но с коричневыми полосами на  шкуре  и  длинными  прямыми
рогами. Ветер  донес  запахи,  которые  подсказали  ему,  что  эти  животные
съедобны, а другие запахи говорили, что вокруг много хорошей добычи. Да, это
был волчий сон.
   Перрин понял, что на нем длинная кожаная безрукавка  кузнеца,  а  руки  у
него обнажены. Какая-то тяжесть висела у него на  поясе.  Он  тронул  ремень
там, где была петля для топора, но в ней оказался  не  топор.  Пальцы  юноши
легли на головку кузнечного молота. Да, молот, и он явно был на месте.
   Перед Перрином появился Прыгун.
   Опять ты  пришел,  словно  какой  болван!  Это  послание  предназначалось
волчонку, который, сунув нос  в  дупло,  принялся  лизать  мед,  не  обращая
внимания на то, что злобные пчелы жалят его в морду  и  в  глаза.  Опасность
велика как никогда, Юный Бык. По снам бродят злые  твари.  Братья  и  сестры
избегают тех гор камня,  которые  нагромоздили  двуногие.  И  они  страшатся
сниться друг другу. Ты должен уйти!
   - Нет! - ответил Перрин. - Где-то здесь Фэйли, она попала  в  западню.  Я
должен найти ее. Прыгун! Обязан!
   И он почувствовал, как смещается что-то внутри него, что-то меняется.  Он
опустил взор и увидел свои ноги, покрытые густой шерстью, свои большие лапы.
Он был волком, и куда крупнее Прыгуна!
   Твое присутствие здесь слишком сильно! Каждое  новое  послание  повергало
Перрина в недоумение. Ты погибнешь, Юный Бык!
   Если я не смогу освободить сокола, то мне, брат, будет все равно!
   Тогда - на охоту, брат.
   Держа носы по ветру, два волка пустились  бежать  по  долине,  разыскивая
сокола.

Глава 54
В ТВЕРДЫНЕ

   Здравомыслящий человек не станет  шататься  по  крышам  Тира,  тем  более
ночью. Так решил для себя Мэт, вглядываясь в лунные тени. Просторная  улица,
или, может, узкая  площадь,  немногим  больше  пятидесяти  шагов  в  ширину,
отделяла Твердыню от черепичной крыши, где на высоте  четвертого  этажа  над
плитами мостовой стоял юноша. Эй, а когда  это  я  стал  здравомыслящим?  Те
благоразумные люди. что мне когда-либо встречались, были так скучны, что  от
одного взгляда на них в сон клонило. Было ли это улицей или площадью, но  за
вечер Мэт сделал по ней целый круг, обходя Твердыню. Не дошел он  только  до
одного места, до берега реки, где Эринин текла у самого подножия крепости  и
где ничто не преграждало ей путь,  за  исключением  городской  стены.  Стена
проходила всего через два дома от Мэта, по правую руку от него. Насколько он
мог судить, гребень стены представлялся лучшим путем к Твердыне, но никак не
тем, от которого душа Мэта переполнилась бы радостью.
   Подобрав свой шест и маленькую, стянутую проволочкой жестяную  коробочку,
юноша осторожно двинулся к кирпичной трубе,  ближе  к  городской  стене.  На
спине качнулась связка фейерверков - то, что было фейерверками, пока  он  не
поколдовал чуток у  себя  в  комнате.  Как  плотно  Мэт  ни  упаковывал,  ни
увязывал, узел все равно был слишком велик, чтобы бегать с ним  на  горбу  в
темноте по крышам. Немногим ранее из-за этой  неудобной  ноши  ему  пришлось
пуститься наутек: из-под ноги выскользнула черепичная плитка и  загремела  с
крыши, а спавший в комнате внизу мужчина проснулся и тут же завопил:  "Вор!"
Мэт машинально поправил узел за спиной  и  вполз  в  тень  трубы.  Мгновение
спустя он опустил жестянку; проволочная ручка стала неприятно теплой.
   Из тени рассматривать Твердыню  было  немного  спокойнее,  но  особенного
счастья Мэт не ощущал. Городская стена оказалась не такой толстой, какие  он
видел в других местах, в Кэймлине или в Тар Валоне, всего в шаг  шириной,  с
огромными контрфорсами, сейчас окутанными покровом мрака Шага в ширину  было
вполне достаточно, идти совсем нетрудно, если, конечно, не считать того, что
в любую сторону падать на целых  десять  спанов.  Лететь  в  темноте,  и  на
неласковую мостовую, готовящую отнюдь не мягкий прием. Но некоторые  из  тех
треклятых домов вплотную примыкают к стене, оттуда я  запросто  заберусь  на
гребень, а проклятая стена идет прямиком к растреклятой Твердыне!
   Оно, конечно,  так,  но  это  обстоятельство  служило  слабым  утешением.
Вознесшаяся  ввысь  Твердыня  напоминала  скалистый  утес.  Вновь  и   вновь
прикидывая высоту, Мэт твердил себе, что сумеет туда вскарабкаться. Конечно,
смогу. Совсем как на те скалы в Горах  Тумана.  Вверху,  в  сотне  с  лишним
шагов, виднелись зубцы парапета. Ниже  наверняка  должны  быть  бойницы  для
лучников, но ночью Мэт не  мог  их  разглядеть.  И  протиснуться  через  эти
амбразуры он все равно не в состоянии. Сотня проклятых шагов. Ну, может, сто
двадцать. Чтоб мне сгореть, но даже Ранд не решился бы  лезть  сюда!  Однако
это был единственный способ проникнуть в Твердыню, иного пути Мат не  нашел.
Все ворота, которые он видел, были плотно  закрыты  и  выглядели  достаточно
крепкими - остановят и целое стадо быков. А если вспомнить еще  и  о  дюжине
солдат, в шлемах и кирасах, с мечами у пояса,  бдительно  охраняющих  каждые
ворота...
   Мэт сморгнул и покосился на  стену  Твердыни.  По  ней  и  в  самом  деле
карабкался  какой-то  дурень,  едва  видимый  в  лунном  свете  как  смутная
движущаяся тень. Эта тень уже  преодолела  полпути  вверх,  от  мостовой  ее
отделял полет-падение в семьдесят шагов. Дурень, да? Ну, я  дурак,  наверно,
не меньший, раз тоже собрался туда лезть. Чтоб мне сгореть,  да  он,  скорей
всего, там всех переполошит,  а  поймают  меня!  Теперь  Мэт  уже  не  видел
лазутчика. Да кто, о Свет. он такой? А  вообще-то,  какая  разница,  кто  он
такой. Чтоб я сгорел, но это ужасный способ сорвать куш!  От  всех  троих  я
потребую поцелуя, даже от Найнив!
   Юноша чуть подвинулся вперед, получше разглядывая стену  и  выбирая,  где
легче подняться,  и  вдруг  холодная  сталь  легла  ему  поперек  горла.  Ни
мгновения не раздумывая, он отбил ее в сторону и широким  сметающим  взмахом
своего посоха подсек ноги нападавшего. Противник упал. Но тут кто-то  другой
сбил Мэта с ног, и юноша рухнул на того, которого  свалил  сам.  Раскручивая
посох, Мэт покатился по черепицам, обронив узел  с  фейерверками.  Если  они
упадут на улицу, я им шеи посворачиваю! Он ощутил, как оружие  его  уперлось
во что-то мягкое, потом еще раз, услышал сдавленный стон. И тут в горло  ему
уперлись два стальных острия.
   Юноша замер, разбросав  руки  в  стороны.  Тусклые  наконечники  коротких
копий, от которых  почти  не  отражалось  сияние  луны,  надавили  на  кожу,
чуть-чуть сильнее - и побежит струйка крови. Мэт поднял  взгляд  по  древкам
вверх, к лицам тех, кто держал копья, но их головы были замотаны  тканью,  а
лица скрыты черными вуалями. Глаза над черными повязками остро  смотрели  на
Мэта. Чтоб я сгорел, надо же, нарвался на настоящих воров!  Куда  подевалась
моя удача?
   Он расплылся в улыбке, оскалившись как можно шире, чтобы в  лунном  свете
видна была его улыбка.
   - Я не буду мешать вам в вашем деле, если  вы  отпустите  меня  восвояси.
Разойдемся мирно: я - своей дорогой, вы - своей, и я никому ничего не скажу.
- Люди в вуалях не двинулись, не шелохнулись и их копья.  -  Мне  не  больше
вашего нужно крик поднимать! А вас я не выдам.
   Они стояли будто статуи, глядя на него сверху вниз. Чтоб я сгорел,  но  у
меня времени нет на уговоры! Пора кидать кости. Несколько пугающих мгновений
мысли в голове Мэта ему самому казались странными и чуждыми. Он крепче  сжал
пальцы на посохе, лежавшем сбоку от него, - и чуть не заорал,  когда  кто-то
тяжело наступил ему на запястье.
   Он скосил глаза вбок, посмотреть, кто еще тут появился. Вот дурак, совсем
забыл про того, на которого свалился. Но, разглядев за стоящим на  его  руке
вторую фигуру, Мэт решил: может, и не так уж плохо, что не получилось у него
пустить в ход боевой шест.
   На его запястье стоял необычный мягкий сапожок, зашнурованный до  колена.
Что-то шевельнулось в памяти Мэта. Что-то о человеке, встреченном  в  горах.
Он присмотрелся к затянутой ночным сумраком фигуре, стараясь уяснить  покрой
и цвета одежды - все  казалось  тенью,  оттенки  лучше  некуда  сливались  с
темнотой, не позволяя различить и очертаний человека. Мэт ощупал взором  нож
с длинным лезвием, висящий у пояса парня, скользнул взглядом вверх к  темной
повязке на лице. Лицо под черной повязкой. Черная вуаль!
   Айилец! Чтоб мне сгореть, а что растреклятые айильцы тут делают? Внутри у
него все куда-то ухнуло - он припомнил слышанные как-то  слова,  что  черные
повязки-вуали на лица айильцы натягивали, когда готовились убивать.
   - Да, - сказал мужской голос, -  мы  -  айил.  Мэт  вздрогнул.  Он  и  не
заметил, как произнес вслух свою догадку.
   - Для того, кого застали врасплох, ты танцуешь хорошо, - раздался молодой
женский голос. Мэту показалось, что принадлежит голос тому из айильцев,  кто
стоял на его руке. - Может, выдастся день, и я  найду  время  потанцевать  с
тобой как следует.
   Мэт собрался было улыбнуться - Если она желает потанцевать,  то  вряд  ли
меня убьют прямо сейчас! -  а  потом  нахмурился:  у  него  мелькнуло  некое
смутное воспоминание, что порой айильцы, говоря о танце, имеют в виду  нечто
совсем другое.
   Копья убрали, несколько рук рывком  поставили  Мэта  на  ноги.  Он  повел
плечами, высвободился и отряхнулся, как будто  стоял  в  общем  зале,  а  не
посреди ночи на крыше в компании с  четырьмя  айильцами.  Всегда  окупается,
если дашь понять, что у тебя крепкие  нервы.  Рядом  с  ножами  на  поясе  у
айильцев Мэт заметил и колчаны, а за спинами у них вместе с луками в  чехлах
торчало еще больше дротиков, длинные  наконечники  копий  хищно  выглядывали
из-за плеч. Он поймал себя на том, что принялся тихо напевать "Я упал на дно
колодца", и тут же оборвал мотив. - Что ты здесь делаешь? - спросил мужчина.
Из-за этих вуалей Мэт не был до  конца  уверен,  кто  из  четверых  говорит.
Решительный, привыкший командовать голос явно принадлежал человеку в  годах,
много повидавшему. Мэту показалось, что женщину, по крайней мере,  он  сумел
определить - она одна была ниже его  ростом,  правда,  ненамного.  Остальные
были на голову, а то и больше, выше юноши. Вот  проклятые  айильцы,  подумал
он.
   - Мы следили за тобой, - продолжил мужчина постарше. -  Следили,  как  ты
рассматривал Твердыню. Ты ее со всех сторон разглядывал. Зачем?
   - О том же я хотел бы спросить вас всех, - раздался другой голос.
   Мэт единственный вздрогнул, когда из темноты шагнул мужчина в  мешковатых
штанах. Судя по всему, незнакомец, дабы увереннее ступать по черепице  крыш,
ходил босиком.
   - Я предполагал найти воров, а не айильцев, - продолжил мужчина, - но  не
думайте, что, раз вас так много, я испугаюсь. -  Он  крутанул  тонкий  шест,
длиной с человеческий рост, и тот с тихим шорохом образовал в  ночи  светлое
пятно. - Мое имя Джуилин Сандар. Я - ловец воров, и я хотел бы знать, что вы
делаете на крышах, разглядывая Твердыню?
   Мэт замотал головой. Проклятье, да сколько же  сегодня  ночью  народу  на
крыши повылазило? Не хватало только  одного  -  чтобы  тут  появился  Том  и
заиграл на арфе, а то еще какой-нибудь  праздношатающийся  гуляка,  вывернув
из-за трубы, поинтересуется, не укажет ли ему почтенное  общество  гостиницу
или таверну поприличней. Вот проклятый охотник на воров! И еще Мэта удивило,
что айильцы стоят как стояли, даже не пошевелились.
   - Для горожанина красться ты  умеешь  неплохо,  -  снова  раздался  голос
мужчины постарше. - Но почему ты нас выслеживаешь? Мы ничего  не  украли.  И
почему сегодня ночью ты сам так часто посматриваешь на Твердыню?
   Даже в лунном свете было очевидно удивление того, кто назвался  Сандаром.
Он вздрогнул, открыл рот - и закрыл его снова,  когда  из  мглы  у  него  за
спиной появились еще четыре айильца. Вздохнув, он оперся на тонкий посох.
   - Похоже, меня самого поймали, - пробормотал он. -  Видно,  придется  мне
отвечать на ваши вопросы. - Сандар глянул в сторону Твердыни, затем  покачал
головой. - Сегодня... я сделал одну вещь, которая... не дает мне покоя. - Он
говорил будто сам с собой, пытаясь понять что-то свое. - Одна  моя  половина
говорит, что все сделанное мною правильно, что я должен был подчиниться. Да,
конечно, когда я это делал,  оно  казалось  правильным.  Но  какой-то  голос
твердит мне, что я... предал кое-что. Я уверен, этот голос ошибается, к тому
же он очень слаб, но он все донимает меня. - И Сандар, качая головой, умолк.
   Один из айильцев кивнул и заговорил. Этот голос Мэт уже слышал.
   - Я - Руарк, из септа Девять Долин, из Таардад Айил. Когда-то я был Аэтан
Дор, Красным Щитом. Красные Щиты порой занимаются тем же, что и  ваши  ловцы
воров. Я говорю это, чтобы ты понял: мне известно, каково твое ремесло и что
ты за человек. Я не желаю зла ни тебе, Джуилин Сандар, ловец воров, ни людям
твоего города, но крикнуть  тревогу  тебе  не  позволят.  Будешь  молчать  -
останешься в живых, иначе - нет.
   - Ты говоришь, что не желаешь причинять зла городу, - медленно проговорил
Сандар. - Тогда почему вы здесь?
   - Твердыня. - По тону Руарка стало совершенно ясно: он  сказал  все,  что
намеревался, и только, ни словом больше.
   Помедлив, Сандар кивнул и пробормотал:
   - Мне остается только желать, чтобы у вас,  Руарк,  была  сила  повредить
Твердыне. Я буду держать язык за зубами.
   Руарк повернул лицо в вуали к Мэту:
   - А ты, безымянный юноша? Не скажешь ли мне,  почему  ты  так  пристально
наблюдал за Твердыней?
   - Мне просто вздумалось прогуляться при луне, - беспечно произнес Мэт.
   Молодая женщина вновь приставила острие своего копья ему к  горлу,  и  он
постарался не сглотнуть. Ну, наверное, можно им кое о  чем  сказать.  Нельзя
показывать,  как  он  ошеломлен:  если  позволить  другому  узнать  о  твоем
состоянии, то, считай, ты потерял все преимущество, которое мог бы получить.
Очень аккуратно, двумя пальцами, Мэт отвел  в  сторону  стальной  наконечник
дротика. Ему показалось, что женщина тихо рассмеялась.
   - Мои друзья - в Твердыне, -  сказал  Мэт,  стараясь  говорить  небрежным
тоном. - Как пленники. Я собираюсь их вызволить.
   - В одиночку, безымянный? - спросил Руарк.
   - А что, тут еще кто-то есть? - сухо осведомился Мэт. - Вы  же,  конечно,
мне помочь не захотите? Кажется, вас  самих  Твердыня  интересует.  Если  вы
хотите туда проникнуть, может, пойдем вместе?  С  какой  стороны  ни  глянь,
бросок трудный, но удача меня не подводит!  -  Во  всяком  случае,  пока  не
подводила. Наткнулся на айильцев  в  черных  вуалях,  а  горло  мне  они  не
перерезали. Грех на  удачу  жаловаться!  Чтоб  мне  сгореть,  а  неплохо  бы
заполучить в компанию пару-другую айильцев.  Вот  бы  их  со  мной  туда!  -
Положиться на мою удачу - не худшее, что вы могли бы сделать.
   - Мы пришли не пленников освобождать, игрок, - произнес Руарк.
   - Пора, Руарк.
   Мэт не взялся бы сказать, который из айильцев обронил эти слова, но Руарк
кивнул.
   - Да, Гаул. - Руарк перевел взор с Мэта на Сандара, потом вновь на юношу:
- Не вздумайте  крикнуть  тревогу.  -  Он  повернулся,  сделал  три  шага  и
растворился в ночи.
   Мэт вздрогнул. Другие айильцы тоже исчезли, оставив его наедине с  ловцом
воров. Если они не оставили кого-то следить  за  нами.  Чтоб  я  сгорел,  но
откуда мне знать, так оно или нет?
   - Надеюсь, ты тоже не станешь меня останавливать, - сказал  Мэт  Сандару,
закидывая связку фейерверков за спину и подхватывая свой посох.  -  Так  или
иначе, будешь ты мне мешать или нет, но я туда пройду.
   Мэт подошел к каминной трубе и подобрал жестяную  коробочку;  проволочная
ручка стала ощутимо теплее.
   - Эти твои друзья... - проговорил Сандар. - Это три женщины?
   Мэт хмуро уставился на него и пожалел, что лунное сияние не позволяет как
следует рассмотреть лицо мужчины. Но голос ловца воров звучал странно.
   - А что тебе о них известно?
   - Я знаю, что они где-то в Твердыне. И еще я  знаю:  у  самой  реки  есть
маленькая калитка, куда ловец воров может войти с  арестантом,  которого  он
должен отвести в тюрьму. В тюрьму, где должны быть и  они.  Если  доверишься
мне, игрок, я  готов  провести  тебя  туда.  А  дальше  -  будь  что  будет.
Посмотрим, может, твоя удача и позволит нам выбраться оттуда живыми.
   - Мне всегда везет, - сказал  Мэт.  Ну  как,  чувствуешь  себя  настолько
удачливым, чтобы ему довериться? Юноше не очень-то по  душе  пришлась  мысль
прикинуться  арестантом,  -  слишком  легко  и   просто   маскировка   могла
превратиться в реальность. Но такой способ казался не более рискованным, чем
трехсотфутовый, если не выше, подъем в темноте по утесу Твердыни.
   Мэт повернулся к городской стене и пристально всмотрелся в темноту. Вдоль
стены перетекали  тени,  короткими  перебежками  двигались  смутные  фигуры.
Айильцы, нет никаких сомнений.  Их  там,  должно  быть,  больше  сотни.  Они
исчезли, но Мэт сумел различить,  что  по  скальному  подъему,  по  отвесной
крутизне Тирской  Твердыни  движутся  тени.  Так  высоко.  А  тот  одиночка,
которого Мэт приметил еще раньше, наверняка уже пробрался внутрь и при  этом
не поднял переполоха,  -  как  говорил  Руарк,  тревогу  не  кричали,  -  но
проникшая в Твердыню сотня, а то и больше, айильцев ничем не  хуже  набатных
колоколов. С другой стороны, они отвлекут на себя все внимание. Если айильцы
поднимут бучу наверху, в самой Твердыне, тем, кто сторожит камеры, не  будет
дела до ловца воров, который ведет в узилище пойманного воришку.
   А к тому смятению я тоже мог бы кое-что добавить. Не зря же я столько над
этим мучился.
   - Ладно, охотник на воров. Только не реши в последнюю  минуту,  что  я  и
впрямь настоящий пленник. Я чуток разворошу муравейник,  и  пойдем  к  твоей
калитке. - Мэту показалось, будто Сандар  нахмурился,  но  он  не  собирался
сообщать больше, чем сказал.
   Сандар последовал за Мэтом, взбираясь по скатам и гребням крыш с  той  же
легкостью и проворством,  что  и  его  спутник.  Последняя  крыша  оказалась
немногим ниже гребня стены и упиралась прямиком в нее. Чтобы  залезть  туда,
даже карабкаться не пришлось, достаточно было просто подтянуться на руках.
   - Что ты делаешь? - прошептал Сандар.
   - Жди меня здесь.
   Мэт глубоко вздохнул и с жестяной коробочкой, болтающейся на  проволочной
петле у него на запястье, держа шест двумя руками горизонтально перед собой,
двинулся по стене к Твердыне. Он старался не думать,  далеко  ли  падать  до
мостовой. Свет, да у тебя под  ногами  проклятая  стена  в  целых  три  фута
шириной! Проклятье, да по ней я  вслепую  пройду,  даже  во  сне!  Три  фута
шириной, в темноте, и самое меньшее пятьдесят футов  до  булыжной  мостовой.
Мэт старался не думать и о том, что будет, если, вернувшись, он не  застанет
Сандара. Нужно быть круглым дураком, чтобы клюнуть на такую идиотскую  идею:
выдать себя за пойманного ловцом воришку! Скорей всего, вернувшись на крышу,
Мэт обнаружит, что Сандара - в лучшем случае - и след простыл!  Хорошо  еще,
если тот не приведет солдат, чтобы  воплотить  в  жизнь  свою  идею,  только
арестантом Мэт будет уже не мнимым, а самым настоящим!  Не  думай  об  этом!
Просто делай то, что надо делать именно сейчас. По крайней мере,  наконец-то
увижу, на что это все похоже.
   Как Мэт и предполагал, в утесе Твердыни, как раз у конца  стены,  имелась
бойница - расширяющийся кнаружи глубокий клин, вырубленный в скале, с  узкой
высокой амбразурой для лучника. Иначе и быть  не  могло.  Если  на  Твердыню
нападут, как-то же надо отразить попытку штурмующих прорваться в крепость по
этой тропинке. Амбразура была  темна.  Похоже,  в  ней  сейчас  никого  нет.
Кстати, Мэт постарался выбросить  из  головы  даже  мысль  о  возможном  тут
часовом.
   Мэт быстро опустил жестянку на гребень стены  возле  своих  ног,  положил
посох поперек стены, у самой Твердыни, и скинул со спины узел. Он  торопливо
затолкал его в амбразуру, заклинил в бойнице, изо всех  сил  вбил  поглубже:
ему надо было поднять побольше шума  в  Твердыне,  как  можно  больше  шума.
Откинутый в сторону уголок промасленной ткани явил связанные воедино фитили.
Еще у себя в  комнате  Мэт,  недолго  поразмыслив,  обрезал  длинные  фитили
вровень с короткими, а  оставшимися  кусочками  связал  все  фитили  вместе.
Наверное, тогда фейерверки взорвутся все одновременно, и на  получившиеся  в
результате вспышку и гром сбегутся все, кто еще не окончательно оглох.
   Крышка жестянки была уже настолько горячей, что Мэту пришлось дважды дуть
на обожженные пальцы, прежде чем он сумел ее снять. В эту  минуту  он  очень
пожалел, что не знает того хитрого трюка Алудры, при помощи которого  она  с
такой легкостью зажгла тогда фонарь. В  коробочке  у  Мата  оказался  темный
кусочек древесного угля, покоящийся на  ложе  из  песка.  Проволочная  ручка
превратилась в импровизированные щипцы, Мэт раза три-четыре дунул на уголек,
и вот тот уже затлел красным глазком. Мэт  ткнул  разгоревшимся  угольком  в
связку фитилей, а когда те зашипели, занялись пламенем, кинул щипцы и уголек
за стену, схватил свой посох и стремглав понесся по гребню стены подальше от
Твердыни.
   Это безумие, успел подумать  на  бегу  Мэт.  Какая  мне  разница,  громко
шарахнет или не очень! Я свою дурацкую шею могу свер...
   Ничего громче ударившего в уши рева Мэт в  жизни  не  слышал;  чудовищным
кулаком его двинуло в спину, вышибив из легких весь воздух еще до того,  как
сбило с ног. Мэт  шмякнулся  на  живот,  едва  удержав  свой  посох,  -  тот
вознамерился вырваться из рук и улететь  за  стену.  Некоторое  время  юноша
полежал на гребне, заставляя легкие вновь заработать и стараясь  не  думать,
не ушла ли на сей раз вся его удача на то, чтобы он не свалился со стены.  В
ушах будто звенели хором все колокола Тар Валона.
   Осторожно поднявшись на ноги,  он  оглянулся  на  Твердыню.  Облако  дыма
клубилось у бойницы. За дымной завесой очертания  затененной  амбразуры  как
будто изменились. Она стала больше. Мэт не понимал, как  и  почему,  но  она
казалась много шире прежнего.
   Мэт раздумывал только мгновение. На том конце стены ждал Сандар,  который
собирался провести Мэта в Твердыню под видом выловленного  вора,  -  или  он
торопился обратно вместе с солдатами. А на другом конце мог открыться проход
внутрь, и там у Сандара  нет  возможности  предать  его.  Мэт  повернулся  и
помчался назад, откуда бежал,  больше  не  тревожась  ни  о  темноте,  ни  о
возможности упасть со стены.
   Бойница и в самом деле была теперь больше, участок  обточенного  камня  в
середине попросту исчез, оставив рваную дыру - ее будто  пробивали  кувалдой
не один час. Дыра казалась достаточно большой, чтобы в нее  пролез  человек.
Во имя Света, как? Но удивляться не было времени.
   Кашляя в едком дыму Мэт протиснулся сквозь ощерившееся сколами  отверстие
и спрыгнул на пол уже в  Твердыне.  Не  пробежал  он  и  дюжины  шагов,  как
появились Защитники Твердыни. Их было не  меньше  десятка,  и  они  смятенно
перекрикивались. Почта все были только в рубашках, ни  на  ком  не  блестели
шлем или кираса. У  нескольких  были  фонами.  В  руках  некоторых  сверкали
обнаженные мечи.
   Дурак! - мысленно заорал он на себя. Ты ведь как раз для этого и  взорвал
те проклятые штуковины! Ослепленный Светом дурак!
   Времени отступать назад на стену не  оставалось.  Раскручивая  шест,  Мэт
бросился на солдат, пока они, увидев его, еще не пришли в себя, он  врезался
в гущу противников, наотмашь нанося удары по  головам,  мечам,  коленям,  по
всему, до чего достаивал, но понимал, что их слишком много, в  одиночку  ему
не справиться, понимал, что его дурацкий бросок дорого  обойдется  Эгвейн  и
остальным.
   А какая была возможность!
   Вдруг рядом с ним возник  Сандар.  В  свете  фонарей,  которые  побросали
схватившиеся за мечи солдаты, его тонкий посох описывал  дуги  и  круги  еще
быстрее,  чем  оружие  Мэта.  Застигнутые  врасплох,  зажатые  между   двумя
нападающими, вооруженными боевыми  шестами,  солдаты  падали,  точно  вбитые
шарами кегли.
   Сандар разглядывал упавших воинов, недоверчиво качая головой.
   - Защитники Твердыни! Я напал на Защитников!.. С меня  голову  снимут  за
такое!.. Эй, игрок, а что ты там устроил? Та вспышка, и грохот еще, разбитый
камень. Ты что, молнию призвал? - Голос его упал до шепота. - Я  связался  с
мужчиной, который способен направлять?
   - Это фейерверки, - ограничился коротким ответом Мэт. В ушах  по-прежнему
звенело, но сквозь тонкий звон он слышал, как вдалеке глухо топочут по камню
тяжелые сапоги. - Камеры! Покажи дорогу к  камерам,  Сандар,  пока  сюда  не
заявилось еще больше этих!
   Сандар встрепенулся.
   - Сюда! - Он  нырнул  в  боковой  коридорчик,  прочь  от  приближающегося
топота. - Надо поторопиться! Если нас найдут - убьют!
   Где-то  вверху  загремели  набатные  гонги,  их  тревожное   эхо   громом
раскатилось по всей Твердыне.
   Я иду, думал Мэт на бегу, стараясь не отстать от ловца воров.  Я  вызволю
вас или умру! Обещаю!

***

   Тревожные гонги сметающим  все  эхом  разнеслись  по  Твердыне,  но  Ранд
обратил на них столько же внимания, сколько  и  на  звук,  который  раздался
немногим ранее, - рев, приглушенным громом пробившийся откуда-то снизу.  Бок
болел, горела старая рана,  готовая  вновь  открыться  от  напряжения  после
нелегкого подъема по крепостной стене. Но  на  боль  Ранд  тоже  не  обращал
внимания. Кривая улыбка сковала  его  черты  -  страшная  улыбка  ненависти,
которую он, как ни хотел, все не мог содрать с лица. Теперь уже близко.  То,
что он видел во сне. Калландор.
   Наконец-то я с этим покончу. Так или иначе, этому придет конец,. Со снами
будет кончено. Погоня, злые насмешки, выслеживание, травля. Со всем  этим  я
покончу!
   Мрачно смеясь про себя, Ранд  поспешил  по  сумрачным  коридорам  Тирской
Твердыни.

***

   Морщась от боли, Эгвейн приложила к  лицу  ладонь.  Во  рту  был  горький
привкус, и ее мучила жажда. Ранд? Что? Почему я опять видела во сне Мэта,  а
потом еще и Ранда... И Мэт кричал, что он идет? Что это значит?
   Девушка открыла глаза, обвела взглядом серые Каменные стены,  на  которые
бросал трепещущие тени единственный чадящий факел из тростника, и,  вспомнив
все, закричала:
   - Нет! Никогда я не буду на цепи! Не хочу в ошейник! Нет!
   Рядом с ней тут же оказались Найнив и Илэйн, но, как они ни успокаивали и
ни утешали Эгвейн, поверить их словам было  трудно  -  слишком  озабочены  и
испуганы были их избитые лица. Но одно то, что их трое, уняло крики девушки.
Она была не одна. Пленница, но не одна. И не в ошейнике.
   Эгвейн попыталась сесть, и подруги помогли ей. Им пришлось ей помочь, - у
нее болел каждый мускул. Она помнила каждый невидимый удар, обрушившийся  на
нее, когда ее одолел приступ бешенства; этот приступ едва не свел ее с  ума,
когда она поняла... Нет, не буду думать об этом. Я должна думать о том,  как
нам спастись.  Эгвейн  откинулась  назад,  оперлась  спиной  о  стену.  Боль
сражалась в ней  с  усталостью;  она  отказывалась  сдаться,  и  эта  борьба
забирала у нее последние крупицы силы, и казалось,  что  синяки  саднят  еще
больше.
   Камера была совершенно пуста, в ней были  только  три  девушки  и  факел.
Голый, холодный и жесткий пол. Серую шершавость стен нарушала только  дверь,
крепко сколоченная из грубых досок, вся в царапинах  и  расщепах,  будто  ее
скребли бесчисленные отчаявшиеся пальцы. Камень испещряли  надписи,  большая
часть которых была сделана нетвердой, обессилевшей рукой. Одно  из  посланий
молило: "Да смилостивится надо мной Свет и  позволит  мне  умереть".  Эгвейн
прогнала эти слова из своих мыслей.
   - Нас по-прежнему отгораживают? - невнятно проговорила она. Даже говорить
было больно. Еще до того, как Илэйн кивнула, Эгвейн поняла,  что  спрашивать
незачем было. Распухшая щека золотоволосой женщины, ее  рассеченная  губа  и
подбитый  глаз  были  достаточным  ответом,  даже  если  б  сама  Эгвейн  не
чувствовала своих ссадин и ушибов.  Сумей  Найнив  дотянуться  до  Истинного
Источника, они бы уже были исцелены.
   - Я пыталась, - с отчаянием в голосе произнесла  Найнив.  -  Я  пыталась,
потом еще раз, и снова. - Она резко дернула свою косу, в голосе ее, несмотря
на страх и безнадежность, прорезался гнев. -  Одна  из  них  сидит  снаружи.
Амико, та девчонка с молочно-белым личиком, если они не сменились с тех пор,
как бросили нас сюда. Думаю, раз защита уже сплетена, то, чтобы поддерживать
барьер, достаточно  всего  одной.  -  Она  горько  рассмеялась.  -  Они  так
старались схватить нас, а мы ведь тоже не лыком шиты и легко  не  дались!  А
теперь можно подумать, что мы им даром не нужны. Не час и не два минуло, как
они захлопнули за нами эту дверь, а никто не пришел ни вопроса  нам  задать,
ни взглянуть на нас, даже капли воды не принесли!  Может  быть,  они  решили
держать нас здесь, пока мы не умрем от жажды.
   - Наживка. - Голос Илэйн дрогнул, хотя она явно  старалась  говорить  без
страха. - Лиандрин сказала, что мы - наживка.
   - Наживка? На что? - срывающимся голосом  спросила  Найнив.  -  Для  кого
наживка? Если я наживка, то я готова сама им в глотки залезть,  только  чтоб
они мною подавились!
   - Ранд. - Эгвейн прекратила  попытки  сглотнуть;  даже  капля  воды  была
желанной. - Мне снился Ранд и Калландор. Мне кажется, он  идет  сюда.  -  Но
почему мне Мэт снился? И Перрин? Это был волк, но я уверена, это он и  никто
иной.  -  Не  стоит  так  бояться,  -  произнесла  она,  стараясь   говорить
убедительно. - Как-нибудь убежим от них. Если уж мы Шончан  сумели  одолеть,
то и с Лиандрин справимся.
   Найнив и Илэйн переглянулись. И Найнив сказала;
   - Эгвейн, скоро явятся тринадцать Мурддраалов. Так сказала Лиандрин.
   Эгвейн поймала себя на том, что опять смотрит на стену, на выцарапанную в
шершавом камне надпись: "Да смилостивится надо  мной  Свет  и  позволит  мне
умереть". Пальцы сами  собой  сжались  в  кулаки.  Она  до  хруста  стиснула
челюсти, лишь бы не сорвались  криком  с  обметанных  губ  те  слова.  Лучше
умереть. Лучше смерть, чем дать обратить себя к Тени, чем  служить  Темному!
Вдруг девушка ощутила под рукой свой поясной кошель.  Пальцы  сомкнулись  на
нем и нащупали внутри два кольца - маленькое кольцо Великого Змея и  второе,
побольше, перекрученное каменное кольцо.
   - Они не забрали тер'ангриал! - удивленно промолвила Эгвейн. Она вытянула
его из кошеля. Кольцо  тяжело  легло  ей  на  ладонь,  кольцо  в  бессчетных
прожилках и пятнышках всевозможных цветов. - Мы настолько  никчемны,  что  и
обыска не заслуживаем. - Илэйн вздохнула. - Эгвейн,  ты  уверена,  что  сюда
идет Ранд? Лучше бы я сама освободилась, а не ждала освобождения от него, но
если кто и может поразить Лиандрин и остальных, то только он.  Возрожденному
Дракону суждено завладеть Калландором. Он должен их поразить.
   - Нет, он не сможет - если мы затянем его в клетку  следом  за  собой,  -
проворчала Найнив. - Нет, если они расставили западню, которой он не увидит.
Эгвейн, что ты уставилась на это кольцо? Сейчас Тел'аран'риод нам  никак  не
поможет. Если, конечно, ты во сне не узнаешь, как выбраться отсюда.
   - Может, и смогу, - медленно произнесла Эгвейн. - В Тел'аран'риоде я могу
направлять. Там их барьер меня не остановит. Мне же только  спать  надо,  не
направлять. А я так устала, что усну без труда.
   Илэйн нахмурилась, кривясь от боли и ноющих ссадин:
   - Нужно воспользоваться любым  шансом,  но  как  ты  сумеешь  направлять,
пускай во сне? Ведь ты отрезана от Истинного Источника? А если во сне у тебя
это получится, то какой от того толк тут нам?
   - Не знаю, Илэйн. Но то, что я отрезана здесь, не означает,  что  в  Мире
Снов я тоже отсечена от Истинного Источника.  По  крайней  мере,  попытаться
стоит.
   - Наверное, стоит, - с беспокойством заметила Найнив.  -  Согласна,  надо
испробовать любую возможность, но... Но в последний раз, когда  пользовалась
кольцом, ты видела и Лиандрин, и ее сообщниц. Ты еще сказала, что и они тебя
видели. А если они снова там?
   - Надеюсь, что они там, - мрачно заявила Эгвейн. - Очень на это надеюсь.
   Сжав в руке тер'ангриал, девушка смежила веки. Она чувствовала, как Илэйн
гладит ее волосы, слышала, как  та  тихонько  что-то  приговаривает.  Найнив
начала негромко напевать знакомую с детства мелодию - колыбельную без  слов.
В голосе Найнив Эгвейн не ощущала никакого  гнева.  Нежные  звуки  и  мягкие
прикосновения успокоили Эгвейн, позволили  уступить  усталости,  привели  за
собой сон.

***

   На этот раз шелк на ней был голубой,  и  вряд  ли  она  заметила  большее
различие. Ласковый ветерок нежно овевал лицо без единого  следа  синяков,  в
теплом токе  воздуха  порхали  над  полевыми  цветами  легкокрылые  бабочки.
Чувство жажды пропало, всякая боль  исчезла.  Эгвейн  потянулась  в  объятия
саидар, и ее наполнила Единая Сила. Даже чувство восторга, которое  испытала
при этом девушка, было ничтожно мало по сравнению  с  триумфально  хлынувшим
сквозь нее потоком Силы.
   С усилием, неохотно она заставила  себя  освободиться  от  этого  потока,
смежила веки и воссоздала в пустоте совершенное подобие Сердца Твердыни.  Не
считая узилища, это было единственное  место  Твердыни,  которое  она  могла
вызвать перед своим мысленным  взором,  да  и  как  отличить  одну  безликую
комнатушку от другой, точно такой же? Когда Эгвейн открыла  глаза,  она  уже
стояла там. Но она была не одна.
   Перед  Калландором   стояла   Джойя   Байир,   фигура   ее   была   столь
зыбко-бестелесной, что сквозь нее  просвечивало  исторгаемое  мечом  сияние.
Кристальный  меч  теперь  не  просто  сиял  в  отраженном   свете.   В   нем
пульсировало, разгораясь и затухая, собственное, внутреннее свечение - будто
невообразимый фонарь в его глубине то закрывали, то вновь являли миру, потом
опять заслоняли, и  он  вновь  вспыхивал  в  присущем  лишь  ему  ритме.  От
неожиданности Черная сестра вздрогнула и резко повернулась к Эгвейн:
   - Как?! Ты же отсечена! Твоим Сновидениям конец!
   Слова еще не успели слететь с уст женщины, как Эгвейн вновь дотянулась до
саидар,  сплела  сложный  поток  Духа  -  такой   же,   вспомнила   девушка,
использовали против нее самой - и отрезала Джойю Байир от  Источника.  Глаза
Приспешницы  Тьмы  расширились  -  жестокие  глаза,  такие   неправдоподобно
безжалостные на красивом, добром лице, но Эгвейн уже сплетала Воздух.
   Очертания фигуры второй женщины расплывались подобно туману,  но  крепкие
узы не отпускали ее. Эгвейн  казалось,  что  не  составляет  никакого  труда
одновременно ввести в плетение оба потока, соединить их и  удержать  вместе.
Когда Эгвейн подошла ближе, на лбу у Джойи Байир выступил пот.
   - У тебя есть тер'ангриал! - Страх явственно читался на лице женщины,  но
голос боролся с ним, стараясь скрыть охвативший ее ужас. - Должно быть, так.
тер'ангриал,  которого  мы  не  отыскали,  такой,  с  которым  не  требуется
направлять. Ты думаешь, девочка, он тебе хоть как-то поможет? Что бы  ты  ни
сделала тут, твои действия ничуть  не  повлияют  на  то,  что  происходит  в
реальном мире. Тел'аран'риод - просто сон! Когда проснусь, я сама  отберу  у
тебя тер'ангриал! Будь поосмотрительней, не то, когда я приду в твою камеру,
у меня будет причина сердиться.
   Эгвейн нехорошо улыбнулась ей.
   -  А  ты  уверена,  что  проснешься,  Приспешница  Тьмы?  Если  с   твоим
тер'ангриалом нужно направлять, чего же  ты  не  проснулась,  как  только  я
отгородила тебя? Возможно, ты не  проснешься,  пока  отрезана  от  Источника
здесь. - Улыбка исчезла с лица Эгвейн - улыбаться этой женщине было свыше ее
сил. - Одна женщина как-то показывала мне шрам, который она получила однажды
в Тел'аран'риоде. То, что случится здесь, Приспешница Тьмы, будет  реальным,
когда ты проснешься.
   Теперь пот ручьями стекал по гладкому, лишенному печати прожитых лет лицу
Черной сестры. Эгвейн подумала, не  считает  ли  та,  что  стоит  на  пороге
смерти. Самой Эгвейн хотелось бы, чтобы у нее  нашлось  достаточно  душевных
сил для жестокости. Больше всех над девушкой измывалась именно эта  женщина,
для тех немилосердных ударов невидимыми кулаками не  было  никакой  причины,
кроме той, что жертва старалась уклониться от них, уползти, не было  никакой
причины, кроме той, что девушка не сдавалась, не уступала мучительницам.
   - Женщина, способная без жалости избивать других, - сказала Эгвейн, -  не
смеет возражать, если и ей воздается так же.  -  Она  быстро  сплела  другой
поток Воздуха. Когда первый удар хлестнул ее  по  бедрам,  Джойя  Байир,  не
веря, вытаращила глаза. Эгвейн поняла, как подправить  плетение,  чтобы  оно
поддерживало себя само. -  Ты  запомнишь  этот  урок,  а  когда  проснешься,
почувствуешь все на своей шкуре. Когда я позволю тебе проснуться. И об  этом
тоже не забывай! Если ты еще когда-нибудь попытаешься меня ударить, я  верну
тебя сюда и оставлю здесь до конца жизни!
   Глаза Черной сестры сверкали ненавистью, но в них блестели и предвестницы
рыданий.
   На миг Эгвейн почувствовала стыд. И не из-за своего обращения  с  Джойей:
та заслужила каждый удар, если и не за избиение беззащитных девушек,  то  за
убийства в Башне - без сомнения. Вовсе не  потому  стало  стыдно  Эгвейн,  а
потому, что она потратила драгоценные минуты на сведение личных  счетов,  на
свою месть, в то время как Найнив и Илэйн сидят в камере, отчаянно  надеясь,
что Эгвейн сможет спасти их, освободить из заточения.
   Все еще не понимая, что и как делает, она скрепила и определила потоки  в
своих плетениях, потом остановилась  и  изучила  сделанное.  Три  раздельных
переплетения, и сохранять в действии одновременно все  три  ей  было  совсем
нетрудно, к тому же она что-то такое сделала, и они теперь сами поддерживают
себя. Эгвейн подумала,  что,  если  понадобится,  она  вспомнит,  как  этого
достичь. Наверняка в будущем этот прием пригодится.
   Немного подождав, Эгвейн распустила одно из плетений, и Приспешница  Тьмы
начала всхлипывать - как от боли, так и от облегчения.
   - Я - не ты, - проговорила Эгвейн. -  Второй  раз  мне  пришлось  сделать
нечто подобное, и мне это совсем не нравится!  Лучше  бы  вместо  этого  мне
научиться глотки перерезать.
   Лицо Черной сестры исказилось. Ее явно посетила мысль, уж  не  с  нее  ли
собралась Эгвейн начинать обучение этому делу.
   С отвращением фыркнув, Эгвейн оставила ее  стоять,  пойманную  в  сети  и
отсеченную от Источника, а сама  поспешила  в  лес  полированных  колонн  из
краснокамня. Где-то в их чаще должен быть ход вниз, к темницам.

***

   Тишина пала на каменный коридор, когда смолк последний предсмертный крик,
оборванный челюстями Юного  Быка,  сомкнувшимися  на  горле  двуногого  и  с
хрустом смявшими его. Горька была кровь на его языке.
   Он знал, что это - Тирская Твердыня, хотя и не понимал, откуда  знает  об
этом. Вокруг лежали двуногие, один еще дергал ногами, а в горло  ему  впился
клыками Прыгун. От сражавшихся с волками отвратительно воняло  страхом.  Еще
от них пахло замешательством. Он не думал, что они понимают, где  оказались,
- определенно они не принадлежали миру волчьих снов, но  они  не  подпускали
его к той высокой двери с железным замком, что виднелась впереди. По крайней
мере, эти двуногие ее охраняли. Увидеть волков они  никак  не  ожидали.  Как
показалось Юному Быку, их до глубины души поразило  то,  что  они  сами  там
очутились.
   Он утер  рот  и  непонимающе  уставился  на  свою  руку.  Он  снова  стал
человеком. Он был Перрином. Вернулся в свое тело, вновь в рабочей безрукавке
кузнеца, с тяжелым молотом на боку.
   Мы должны спешить. Юный Бык. Здесь рядом какое-то зло.
   Шагая к двери, Перрин потянул из-за пояса молот:
   - Должно быть, Фэйли тут.
   Один резкий удар, и замок разлетелся  вдребезги.  Перрин  пинком  отворил
дверь.
   Комната была пуста, но в центре ее вытянулся длинный  каменный  блок.  На
этой глыбе лежала и как будто спала Фэйли.  Черные  волосы  широко,  веером,
разметались по камню, тело так обмотано цепями, что он не  сразу  сообразил,
что на девушке нет одежды. Каждую цепь скрепляли  с  камнем  вбитые  в  него
толстые болты.
   Он не заметил, как пересек отделявшее его от девушки пространство,  понял
это только в ту секунду, когда прикоснулся к ее лицу. Провел пальцем  по  ее
скуле.
   Девушка открыла глаза и улыбнулась ему:
   - Я вижу сон, что ты пришел, кузнец.
   - Я мигом освобожу тебя, Фэйли. Перрин поднял молот и ударил по одному из
болтов. Тот сломался, будто деревянный.
   - Я не сомневалась в этом, Перрин.
   Едва его имя слетело с ее языка, как девушка исчезла, будто растворилась.
На камень, где она лежала, упали, звякнув, опустевшие оковы.
   - Нет! - закричал он. - Я же нашел ее!
   Сон не похож на мир плоти. Юный Бык. Здесь  одна  и  та  же  охота  может
окончиться по-разному, и исходов - великое множество.
   На Прыгуна он не обернулся. Он знал, что скалит зубы в яростном  рыке.  И
вновь Перрин взметнул молот  и  со  всей  силы  обрушил  его  на  цепи,  что
опутывали Фэйли. От невиданного удара каменная глыба раскололась надвое; сам
камень Твердыни гулко зазвенел, точно надтреснутый колокол.
   - Тогда я начну охоту снова, - прорычал Перрин.
   Сжимая молот в руке, Перрин широким шагом вышел из комнаты. Рядом  с  ним
бежал Прыгун. Твердыня - это для людей. А люди, как он знал,  охотники  куда
более жестокие, чем волки, и жалости порой не ведают.

***

   Где-то наверху тревожные гонги рассылали по коридору громкие, будоражащие
звоны. Несмолкающий набат не  заглушал  лязга  металла  о  металл  и  криков
сражающихся людей, причем шум боя приближался. Как предположил Мэт, то  были
айильцы и Защитники. Вдоль  коридора,  в  котором  находился  Мэт,  тянулась
шеренга высоких золотых подставок, каждая о четырех золотых лампах, шелковые
гобелены с изображением батальных сцен прикрывали полированный камень  стен.
Даже на полу были шелковые коврики, на  темно-синем  -  темно-красные  узоры
"тайренского лабиринта". Но впервые Мэт был  слишком  занят,  чтобы  оценить
хотя бы одну столь редкую вещицу.
   А этот проклятый парень  неплохой  боец,  подумал  юноша,  отбивая  выпад
вооруженного мечом противника. Но другим концом  шеста,  которым  Мэт  целил
тому в голову, он вынужден был вновь парировать этот  стремительный  клинок.
Интересно, он случаем не один из тех проклятых Благородных Лордов?  Мэт  уже
сподобился было увесисто врезать нападавшему по колену,  но  тот  отпрыгнул,
вскинув в защитную позицию свой прямой клинок.
   На голубоглазом мужчине был  желтый,  со  златоткаными  полосами  камзол,
рукава которого отличало обилие буфов, но  камзол  был  расстегнут,  рубашка
впопыхах  наполовину  заткнута  в  штаны.  Вдобавок  он  был  бос.   Коротко
подстриженные темные волосы мужчины были взъерошены, будто  его  только  что
подняли с постели, однако сражался он совсем не как со сна. Пять минут назад
он, сжимая в руке обнаженный меч, выскочил из-за  одной  из  высоких  резных
дверей, целый ряд которых  выходил  в  коридор,  и  Мэту  оставалось  только
благодарить судьбу за то, что голубоглазый появился перед ними, а не  у  них
за спинами. Мэту уже попадались одетые кое-как солдаты, и  этот  вооруженный
мечом боец был далеко не первым, но, никаких сомнений, он был самым лучшим.
   - Можешь пройти мимо меня, ловец воров? - окликнул Мэт, не сводя  глаз  с
противника,  который  замер  в  ожидании,  подняв  меч  для  удара.   Сандар
настаивал, что он "ловец воров", а не "охотник на воров", хотя Мэт не  видел
особой разницы.
   - Не могу, - отозвался из-за его спины Сандар. - Если ты двинешься  вбок,
чтобы меня пропустить, то  не  сумеешь  размахнуться  этим  веслом,  который
называешь боевым посохом. А он тебя насадит на меч, как хряка на вертел.
   Как кого?
   - Так придумай что-нибудь, тайренец!  Этот  оборванец  мне  хуже  горькой
редьки надоел!
   Мужчина в камзоле в золотую полоску презрительно усмехнулся.
   - Жалкий крестьянин, ты  удостоишься  великой  чести  умереть  от  клинка
Благородного Лорда Дарлина, если мне это будет угодно. - Впервые он снизошел
до того, чтобы заговорить. - Но, пожалуй, пусть лучше вашу парочку  подвесят
за пятки, а я полюбуюсь, как с вас полосками сдирают кожу.
   - Вряд ли мне это понравится, - заметил  Мэт.  От  негодования,  что  его
прервали. Благородный Лорд побагровел, но Мэт  не  оставил  ему  времени  на
возмущенные речи. Закрутив боевой  шест  в  приеме  "узкая  двойная  петля",
причем так быстро, что за его концами,  превратившимися  в  размытые  пятна,
уследить стало невозможно, Мэт устремился вперед. Дарлину оставалось  только
рычать, уворачиваясь от оружия Мэта. Но Мэт знал, что сам  он  долго  такого
темпа не выдержит и, если ему повезет, все опять вернется к обмену ударами и
к взаимному парированию. И то только если ему повезет. Но на этот раз он  не
собирался полагаться  на  удачу.  Едва  Благородный  Лорд  улучил  момент  и
утвердился в оборонительной стойке, Мэт в полуобороте изменил рисунок  своей
атаки. Дарлин готов был отразить удар, направленный в голову, но вопреки его
ожиданиям конец шеста со всего маху нырнул вниз и сбил лорда с ног. А  когда
он падал, другой  конец  посоха  все-таки  угодил  ему  в  голову.  Раздался
отчетливый противный звук, и глаза Дарлина закатились.
   Тяжело дыша, Мэт оперся на  посох  над  потерявшим  сознание  Благородным
Лордом. Чтоб мне сгореть, еще одна-две такие стычки, и я попросту свалюсь от
усталости! Проклятье, в сказаниях ни слова не  говорится  о  том,  что  быть
героем - такая тяжкая работенка! Вот ведь  Найнив  -  хочешь  не  хочешь,  а
всегда сумеет заставить меня поработать!
   К  Мэту  подошел  Сандар  и  встал  рядом,  хмуро  взирая  на  сраженного
Благородного Лорда.
   - А когда  так  лежит,  особенно  могучим  и  не  выглядит,  -  удивленно
проговорил он. - И почтения внушает маловато, и ростом не выше меня.
   Мэт  вздрогнул  и  пристально  всмотрелся  в  полумрак  впереди,  где  на
пересечении коридоров только что промелькнул человек. Чтоб мне  сгореть,  но
не будь это полнейшим безумием, я бы поклялся, что там Ранд пробежал!
   - Сандар, ты не нашел... - начал Мэт, широким движением  закидывая  посох
на плечо, но оборвал свой вопрос, когда шест ощутимо на что-то натолкнулся.
   Подскочив как ужаленный, юноша развернулся и оказался нос к  носу  с  еще
одним полуодетым Благородным Лордом. Меч валялся на полу, лорд  покачивался,
колени его подгибались, обеими руками он обхватил голову,  разбитую  посохом
Мэта. Мэт поспешно ткнул  лорда  концом  шеста  в  живот,  тот  инстинктивно
опустил руки, и Мэт еще разок аккуратно, но сильно двинул Благородного Лорда
посохом по голове и уложил нежданного  противника  поверх  его  собственного
меча.
   - Вот так повезло, Сандар, - пробормотал он. - Против удачи не попрешь. А
теперь почему бы  тебе  не  найти  тот  проклятый  особый  переход,  которым
Благородные Лорды спускаются в тюрьму?
   Сандар настойчиво твердил своему спутнику, что  есть  такая  лестница  и,
если идти по ней, не придется обегать чуть ли не всю Твердыню. Мэт  подумал,
что ему  вряд  ли  понравятся  люди,  готовые  без  промедления  отправиться
допрашивать пленников  и  с  этой  целью,  чтобы  не  терять  лишних  минут,
соорудившие особый переход из своих апартаментов прямиком в темницу.
   - Вот и радуйся, что тебе так  повезло,  -  нетвердым  голосом  отозвался
Сандар, - не то этот убил бы нас обоих раньше, чем мы его заметили. Я  знаю,
что дверь где-то здесь. Ну, ты идешь? Или будешь ждать, пока не появится еще
один Благородный Лорд?
   - Веди. - Мэт перешагнул через лежащего без сознания Благородного  Лорда.
- Вот еще, что я, герой какой-то?
   Он легкой рысцой потрусил вслед за ловцом воров, который все  косился  на
высокие двери, мимо которых они пробегали, и все бормотал,  что  помнит  он:
здесь где-то та дверь,

Глава 55
ЧТО ГЛАСИТ ПРОРОЧЕСТВО

   Ранд медленно ступил в зал, шагая среди огромных колонн из  полированного
краснокамня, среди колонн, что он помнил по снам. Тени набухали  безмолвием,
и все же что-то звало его.  И  что-то  мигало  впереди  -  краткие  вспышки,
отбрасывающие тени прочь, некий сигнальный костер.  Ранд  шагнул  под  своды
огромного купола и увидел то, что искал. Висящий в воздухе острием вверх меч
- Калландор. Ждущий  одной  руки,  и  больше  ничьей,  ждущий  лишь  десницы
Возрожденного Дракона.  Калландор  медленно  вращался,  искристыми  занозами
преломляя и отражая тусклый свет зала и время от  времени  вспыхивая  словно
своим внутренним сиянием. Призывая Ранда. Ожидая его.
   Если я Возрожденный Дракон. Если только я  не  какой-то  полусумасшедший,
пораженный проклятием - способностью направлять, не марионетка, пляшущая  на
веревочках по воле Морейн и Белой Башни.
   - Возьми его, Льюс Тэрин! Возьми его, Убийца Родичей!
   Ранд повернулся на голос. Из теней, пролегших между колонн, вышел высокий
мужчина с коротко стриженными белыми волосами. Облик его был  знаком  Ранду,
хотя юноша не знал и даже не догадывался, кто на самом  деле  этот  человек,
мужчина в красном шелковом камзоле с черными полосами на широких  рукавах  с
буфами и в черных панталонах, заправленных  в  искусно  отделанные  серебром
сапоги. Этого мужчину Ранд не знал, но видел в своих снах.
   - Ты посадил их в клетку, - произнес Ранд. - Эгвейн, и Найнив, и Илэйн. В
моих снах. Ты все время сажал в клетку и мучил их!
   Человек пренебрежительно отмахнулся.
   - Они меньше, чем ничто. Может быть, когда-нибудь, когда будут достаточно
обучены, но не сейчас. Признаться, я  удивлен,  что  тебя  в  такой  степени
беспокоит, чтобы от  них  был  толк.  Но  ты  всегда  был  глупцом,  готовым
следовать вначале велениям сердца, и лишь потом  -  стремлению  к  власти  и
могуществу. Ты слишком рано явился, Льюс Тэрин. А теперь ты  должен  сделать
то, к чему еще не готов, в противном случае ты  умрешь.  Умрешь,  зная,  что
женщин, за которых волнуешься, оставляешь в моих руках. - Казалось, он  ждал
- то ли ответа, то ли еще чего-то. - Я их использую, Убийца Родичей, я найду
им  очень  хорошее  применение.  Они  станут  служить  мне,  служить   моему
могуществу и власти. И это служение причинит им намного больше мук, чем  все
те страдания, что они перенесли раньше.
   Позади Ранда полыхнул Калландор, послав ему в спину теплую волну.
   - Кто ты?
   - Так ты не помнишь меня? - Беловолосый внезапно рассмеялся.  -  Да  и  я
тоже не помню тебя, в таком-то обличье!  Деревенский  парень,  за  спиной  -
футляр с флейтой. Неужели Ишамаэль говорил правду? Он ведь всегда лгал, если
ложь давала ему преимущество хоть в дюйм или в секунду. Разве ты  ничего  не
помнишь, Льюс Тэрин?
   - Имя! - требовательно крикнул Ранд. - Назови свое имя!
   - Называй меня Бе'лал.  -  Отрекшийся  помрачнел,  когда  Ранд  никак  не
отреагировал на это имя. - Возьми  его!  -  рявкнул  Бе'лал,  выбросив  руку
вперед и указывая на меч позади Ранда. - Когда-то мы бок о  бок  скакали  на
войну, и  ради  этого  я  дарую  тебе  шанс.  Ничтожный  шанс  спасти  себя,
возможность спасти тех трех, которых я намерен  превратить  в  своих  ручных
зверушек. Возьми меч, деревенщина! Может, этого хватит,  чтобы  помочь  тебе
выжить.
   Ранд рассмеялся:
   - Думаешь, меня так легко испугать. Отрекшийся? Сам  Ба'алзамон  на  меня
охотился.  И  по-твоему,  теперь  я  перед  тобой  струшу?  Унизиться  перед
Отрекшимся, когда отказался встать на колени перед Темным? Открыто, в  лицо,
отвергнув его?
   - Значит, ты так думаешь? - тихо произнес Бе'лал. - Тогда  ты  и  вправду
ничего не знаешь. - Внезапно в его руке  возник  меч  -  меч  с  клинком  из
черного огня.
   - Возьми его! Возьми  Калландор!  Три  тысячи  лет,  пока  я  пребывал  в
заточении, он ждал здесь. Ждал тебя. Один из наиболее  мощных  са'ангриалов,
какие мы когда-либо изготовили. Возьми его и защищайся, если сумеешь!
   Бе'лал двинулся к Ранду, словно намереваясь погнать юношу  к  Калландору,
но Ранд поднял руки. Его наполнила  саидин  -  сладкий  бурный  поток  Силы,
тошнотворная мерзость пятна порчи. И через миг Ранд держал  в  руке  меч  из
красного пламени, меч со знаком  в  виде  цапли  на  огненном  клинке.  Ранд
двигался так, как его учил Лан, будто танцуя, в едином ритме сменяя  стойки.
"Рассечение шелка". "Поток сбегает с холма". "Ветер и дождь". Рассыпая вихри
искр  и   оглушительно   взревев,   будто   раскаленным   добела   металлом,
черноогненный клинок столкнулся с клинком красного пламени.
   Ранд  плавно  отступил  в  защитную  стойку,  стараясь  не  выдать  вдруг
охватившей  его  неуверенности.  На  черном  клинке   тоже   стояла   цапля,
птица-клеймо была совсем темной, почти невидимой  на  черном  фоне.  Однажды
Ранд уже бился с человеком, на стальном клинке  которого  был  знак  в  виде
цапли, и в той схватке юноша едва остался жив. Он знал,  что  сам  не  имеет
никакого права на эмблему мастера, изготовившего клинок.  Просто  этот  знак
был на мече, который дал ему отец, и, думая об оружии  у  себя  в  руке,  он
думал именно о том мече. Однажды Ранд уже принимал объятия смерти - как учил
Страж, но сейчас он понимал: на этот раз  его  смерть  будет  окончательной.
Бе'лал владел мечом куда лучше. Он был сильнее.  Быстрее.  Подлинный  мастер
клинка.
   Забавляющийся  Отрекшийся  смеялся,  издевался,  стремительными  взмахами
рассекая воздух по бокам от Ранда. Черное пламя ревело, словно свист  клинка
прибавлял ему мощи.
   - А когда-то ты был несравненным фехтовальщиком, Льюс Тэрин, - насмешливо
заметил Бе'лал. - Помнишь, как нам попались эти занятные  штуки,  называемые
мечами, и ради потехи мы учились ими убивать?  Ведь  так  поступали  некогда
люди? И об этом писано в древних манускриптах. Ты не помнишь ни одной из тех
отчаянных битв? Ни одного из наших страшных поражений? Нет,  разумеется,  не
помнишь! Ты ничего не помнишь, верно? На этот раз ты мало выучился. На  этот
раз, Льюс Тэрин, я тебя убью. - Насмешка в голосе Бе'лала  стала  еще  более
ядовитой. - Может, если возьмешь Калландор, сумеешь ненадолго продлить  свою
жизнь! Очень ненадолго.
   Бе'лал наступал медленно, словно давая Ранду время на одно: повернуться и
броситься к  Калландору,  схватить  его,  Меч-Которого-Нельзя-Коснуться.  Но
сомнение, вцепившись мертвой хваткой, продолжало глодать Ранда. К Калландору
может прикоснуться лишь Возрожденный  Дракон.  Ранд  позволил  провозгласить
себя Драконом, на то имелась тысяча причин, ему не оставили тогда выбора. Но
был ли он воистину Возрожденным Драконом? Если он  устремится  к  Калландору
наяву, а не во сне, не наткнется ли его рука  на  невидимую  преграду  и  не
поразит ли Бе'лал в тот же миг его в спину?
   Ранд встретил Отрекшегося тем  мечом,  который  он  знал,  -  с  огненным
клинком,  сотворенным  саидин.  И  он  отступал.  "Падающий  лист"  упал  на
"Промокший шелк". "Кот, танцующий на стене" встретился с "Кабаном, несущимся
с холма". На "Реке, что подмывает берег" Ранд едва  не  поплатился  головой,
ему пришлось совсем неизящно упасть на бок,  и  черное  пламя  облизало  его
волосы. Ранд в последний миг успел перекатиться на ноги, и на него обрушился
"Камнепад с горы". Методично и неумолимо Бе'лал оттеснял Ранда  по  спирали,
которая неуклонно свивалась к Калландору.
   Среди колонн метались крики, стоны, лязг стали, но  слуха  Ранда  они  не
затрагивали. Однако Ранд с Бе'лалом были уже не одни в Сердце Твердыни. Люди
в кирасах и шлемах с кованым околышем мечами оборонялись против  смахивающих
на тени  фигур  со  скрытыми  за  вуалями  лицами,  эти  бойцы  стремительно
передвигались среди колонн, нанося удары короткими  копьями.  Группа  солдат
сплотилась в сомкнутый  строй;  вылетающие  из  темноты  стрелы  били  им  в
открытые горла, в незащищенные лица, и они гибли, оставляя бреши в  шеренге.
Ранд едва ли замечал кипевшее вокруг сражение,  даже  когда  бойцы  замертво
падали  в  двух  шагах  от  него.  Его  собственная  битва  была  отчаянной,
безнадежной и требовала от него  всего  внимания,  всех  сил.  Бок  сделался
тепло-влажным. Открылась старая рана.
   Внезапно Ранд споткнулся,  заметив  мертвеца  у  ног,  только  когда  уже
растянулся на каменном полу, и упал спиной на свой футляр с флейтой.
   Осклабившись, Бе'лал воздел свой черноогненный меч:
   - Возьми его! Возьми Калландор и защищайся! Возьми его, не то  я  зарублю
тебя прямо сейчас! Если откажешься его взять, я тебя убью!
   - Нет!
   Даже Бе'лал  вздрогнул  от  повелительного  женского  голоса.  Отрекшийся
отступил от огненной дуги Рандова меча  и  повернул  голову,  смерив  хмурым
взглядом появившуюся Морейн. Она быстрым шагом миновала  побоище,  неотрывно
глядя на Бе'лала и словно не слыша, как вопиет вокруг смерть.
   - Я считал, женщина, что с тобой давно  разделались.  Неважно.  Ты  всего
лишь досадная помеха. Надоедливая муха. Мошка-кусименя. Ладно, посажу тебя в
клетку вместе с прочими и научу служить Тени всеми твоими хилыми  силенками,
- закончил он с презрительным смешком и поднял левую руку.
   Пока он говорил, Морейн не остановилась и даже  не  замедлила  шага.  Айз
Седай отделяло от Отрекшегося не  более  тридцати  шагов,  когда  он  двинул
рукой, но и она подняла обе руки.
   По лицу  Отрекшегося  промелькнуло  секундное  удивление,  он  успел  еще
вскрикнуть:
   - Нет!
   А затем с ладоней Айз  Седай,  пылая  горячее  солнца,  сорвалась  стрела
белого огня - ослепительный хлыст, разметавший окружающие  тени.  Но  прежде
Бе'лал превратился в сгусток мерцающих пылинок,  они  оттанцевали  в  сиянии
краткий, короче удара сердца, миг, и еще не стих его вопль,  как  тускнеющие
крапинки испарились.
   В зале, едва  пропала  световая  стрела,  воцарилось  безмолвие,  тишина,
нарушаемая лишь стонами раненых. Сражение вмиг оборвалось, бойцы в вуалях  и
воины в кирасах застыли на месте, замерли, будто оглушенные.
   - Но в одном он был  совершенно  прав,  -  произнесла  Морейн  холодно  и
невозмутимо, словно стояла на тихом лугу. - Ты должен взять Калландор.  Ради
него он собирался убить тебя, но это твое неотъемлемое право. Было бы  много
лучше, если б ты знал больше, прежде чем твоя рука ляжет на рукоять,  однако
случилось так, что явился ты сейчас. Времени  на  учение  нет.  Возьми  его.
Ранд.
   Кнут из черных молний обвился вокруг  нее.  Морейн  закричала,  а  темная
плеть приподняла ее и отшвырнула в сторону. Женщина, точно мешок, скользнула
по полу и неподвижно застыла у подножия колонны.
   Ранд поднял взгляд - туда, откуда пала молния. Верхушки колонн объяла еще
более глубокая тень, там  сгустился  мрак,  от  которого  прочие  тени  зала
казались летним полднем, и оттуда на Ранда  тяжело  и  недобро  взирали  два
огненных глаза.
   Медленно  опускаясь,  тень  обретала  облик  Ба'алзамона,  облаченного  в
мертвенно-черное одеяние, напоминавшее черный плащ Мурддраала. Но эта фигура
не была столь мрачной,  столь  ужасающе  темной,  как  облепившая  ее  тень.
Ба'алзамон висел в двух спанах над полом, обжигая Ранда взглядом, в  котором
полыхали ярость и ненависть.
   - Дважды в этой жизни я предлагал тебе возможность служить мне  живым.  -
Во рту у него дергались и прыгали языки пламени, и каждое слово он изрыгал с
ревом плавильной печи. - Дважды ты отказывался и один  раз  ранил  меня.  Но
отныне ты будешь служить Повелителю Могил после  смерти.  Умри,  Льюс  Тэрин
Убийца Родичей. Умри, Ранд ал'Тор. Пора тебе умереть! Я забираю твою душу!
   Ба'алзамон вытянул вперед руку, и Ранд вскочил на ноги и отчаянным рывком
бросил себя к Калландору, все так же  сверкающему  и  полыхающему  в  центре
зала. Он не знал, сумеет ли дотянуться до меча, а если достанет,  то  сможет
ли коснуться его, но был уверен: этот меч -  его  единственный  и  последний
шанс.
   Удар Ба'алзамона настиг Ранда в прыжке, обрушившись на юношу  изнутри,  -
раскалывающий, проминающий, рвущий, старающийся выдрать частицу его  самого.
Ранд закричал. Ему казалось, что он бессильно обвисает,  как  пустой  мешок,
его словно наизнанку выворачивало.  Дикая  боль  в  боку,  пронзившая  рану,
которую он получил у Фалме, стала желанной, стала чуть  ли  не  избавлением,
чем-то, на что можно опереться,  вцепиться,  удержать  сознание.  Боль  была
единственным напоминанием  о  жизни.  Пальцы  его  конвульсивно  сомкнулись.
Сомкнулись на рукояти Калландора.
   Потоком столь могучим, что Ранд не поверил, Единая  Сила  хлынула  сквозь
него, устремилась из саидин в меч. Кристальный  клинок  воссиял  много  ярче
огненной стрелы Морейн. На него теперь невозможно было  смотреть,  немыслимо
было представить, что чистейший свет, ослепительно пылающий в руке,  секунду
назад был мечом. Ранд боролся с бурным  потоком,  противостоял  неукротимому
приливу, угрожавшему смести его, унести за собой, увлечь его  сущность,  его
человеческую суть, вместе с бешеным валом. Мгновение,  что  вобрало  в  себя
столетия, Ранд словно висел, уцепившись за травинку, балансируя на грани, за
которой его смыло бы, подобно песчинке в весеннее половодье. Он удержался  и
выстоял. И  все  равно  чувствовал  себя  так,  будто  стоит  над  бездонной
пропастью босиком на лезвии бритвы, но что-то подсказало ему: лучшего  он  и
ожидать не смел. И чтобы направить столь невероятный поток Силы,  он  должен
будет на этом лезвии танцевать - так, как он выполнял связки и перемещения с
мечом.
   Ранд повернулся лицом к Ба'алзамону. Едва юноша притронулся к Калландору.
бешеные когти, рвущие его изнутри, тотчас исчезли. Минуло лишь мгновение, но
казалось, оно длилось вечность.
   - Ты не заберешь мою душу! - выкрикнул он. - На  этот  раз  я  покончу  с
тобой навсегда! И покончу сейчас же!
   И Ба'алзамон сгинул - и человек, и  тень  исчезли.  На  миг  Ранд  замер,
нахмурясь. После того как Ба'алзамон пропал, осталось  какое-то  ощущение...
то ли сложилось что-то, то  ли  свернулось.  Ощущение  некоего  скручивания,
будто Ба'алзамон каким-то образом искривил, перекосил  ткань  существования.
Не обращая внимания на воззрившихся  на  него  людей,  позабыв  про  Морейн,
смятым комочком застывшую у подножия колонны,  Ранд  потянулся  -  потянулся
через Калландор -  и  вывернул  реальность,  создав  дверь  куда-то  в  иное
пространство. Он понятия не имел, куда она ведет,  знал  только  одно:  туда
бежал Ба'алзамон.
   - Теперь охотник я! - произнес он и шагнул в открывшийся портал.

***

   Каменная  твердь  под   ногами   Эгвейн   содрогнулась.   Сама   Твердыня
содрогнулась,  зазвенев,  точно  гонг.   Девушка   удержала   равновесие   и
остановилась, прислушавшись. Больше никаких звуков не раздалось,  сотрясение
не повторилось. Что бы ни случилось, это кончилось.
   Девушка заспешила дальше. Путь  преградила  дверь  из  железных  прутьев,
замкнутая висячим замком больше ее головы. Еще не доходя до решетки,  Эгвейн
направила Землю, и, когда  она  толкнула  дверь,  замок  слетел,  распавшись
надвое.
   Комнату за этой дверью девушка постаралась  миновать  побыстрее,  избегая
смотреть на предметы, развешанные  на  стенах.  Самыми  невинными  выглядели
плетки и железные щипцы. С легкой дрожью Эгвейн толкнула небольшую  железную
створку и вышла в коридор, вдоль которого тянулись грубые деревянные  двери.
Меж ними чадили факелы, вставленные в железные  скобы-держатели.  У  девушки
точно камень с души свалился - и  от  того,  что  те  жуткие  вещи  остались
позади, и от того, что она нашла искомое. Но какая камера?
   Деревянные двери открывались легко.  Некоторые  были  не  заперты,  а  на
других  запоры  сопротивлялись  не  дольше  того  внушительного  замка,  что
встретился ей раньше. Но все камеры  были  пусты.  Ну  разумеется.  Кому  же
хочется увидеть себя  во  сне  в  этаком-то  месте!  Любой  узник,  которому
довелось оказаться в Тел'аран'риоде, захочет, чтобы ему  снилось  что-нибудь
поприятнее.
   На минуту Эгвейн почувствовала, что близка  к  отчаянию.  Ну  найдет  она
нужную камеру,  а  какая  разница?  Что  дальше?  Если  вообще  возможно  ее
отыскать. Коридор тянулся все дальше и дальше, к нему примыкали Другие.
   Вдруг Эгвейн заметила, как впереди что-то мерцает.  Обрисовалась  фигура,
еще менее вещественная, чем Джойя Байир. Однако  это  была  женщина.  Эгвейн
была совершенно уверена. Возле одной из камер, рядом  с  дверью,  сидела  на
скамейке женщина. Очертания ее заколебались, фигура мигнула, исчезла,  вновь
появилась, пропала. Никакой  ошибки!  Эта  тонкая,  стройная  шея,  бледное,
невинное с виду личико. А веки подрагивают. Амико Нагойин хотелось спать,  у
нее слипались глаза. Охраняющую пленниц женщину тянет в сон! И очевидно, она
при этом дремотно, не отдавая себе отчета, поигрывает  одним  из  украденных
тер'ангриалов. Эту тягу Эгвейн вполне могла понять - ей самой стоило больших
усилий хотя бы два-три дня не использовать свой, тот, который ей дала Верин.
   Эгвейн знала: отрезать женщину от Истинного Источника,  даже  если  та  в
объятиях саидар, возможно, но рассечь  уже  установленное  плетение  намного
труднее и сложнее, чем преградить еще  не  сформировавшийся  поток.  Девушка
определила рисунок для своего плетения, подготовила  основу,  укрепила  нити
Духа, на этот раз сделав их  толще  и  тяжелее.  В  итоге  получилось  более
плотное переплетение с режущей кромкой, как у наточенного ножа.
   Подрагивающая фигура Приспешницы Тьмы появилась вновь, и  Эгвейн  ударила
потоками  Духа  и  Воздуха.  Мгновение  что-то,   казалось,   сопротивляется
переплетению Духа, и девушка влила в него всю доступную ей мощь.
   Амико Нагойин закричала. Вопль прозвучал тонко,  едва  слышно,  такой  же
слабый, как и колеблющиеся очертания ее самой, - фигура казалась  бесплотной
тенью по сравнению с тем, чем была Джойя Байир. И тем не менее сплетенные из
Воздуха путы надежно удержали ее,  Амико  не  исчезла  снова.  Ужас  исказил
красивое  личико  Приспешницы  Тьмы;  она  что-то  лепетала,   но   как   ни
напрягалась, крики ее были шепотом, тихим и невнятным, и Эгвейн не понимала,
что та мямлит.
   Стягивая свое плетение вокруг Черной сестры, укрепляя  и  усиливая  нити,
Эгвейн уделила внимание и двери камеры. Нетерпеливым  порывом  она  впустила
поток Земли в железный замок.  Тот  рассыпался  черной  пылью,  заклубившись
туманом, который  бесследно  растаял,  не  успев  достигнуть  пола.  Девушка
распахнула дверь и нисколько  не  удивилась,  обнаружив  за  порогом  пустую
камеру, там лишь горел единственный факел из тростника.
   Но Амико в путах, и дверь открыта.
   На минуту девушка задумалась, что  делать  дальше.  А  потом  шагнула  из
сна...

***

   ...и проснулась - мучимая жаждой, с ноющими синяками  и  ссадинами,  а  в
спину давит стена камеры, и глаза устремлены на  плотно  затворенную  дверь.
Конечно. То, что случается там  с  живыми  существами,  при  их  пробуждении
оказывается реальным. Но, что бы я ни  делала  во  сне  с  камнем,  железом,
деревом, ни на что в мире яви не влияет.
   Найнив и Илэйн по-прежнему стояли  на  коленях  рядом  с  Эгвейн.  Найнив
сказала:
   - Там за дверью только что кто-то кричал, но больше ничего не  случилось.
Ты узнала, как нам выбраться?
   - Выйти мы должны суметь, - сказала Эгвейн. - Помогите мне  встать,  и  я
разделаюсь с замком. Амико нам не помешает. Это она кричала.
   Илэйн покачала головой:
   - Как только ты ушла, я постоянно  пыталась  достать  до  саидар.  Теперь
что-то изменилось, но я по-прежнему отрезана.
   Эгвейн  сформировала  внутри  пустоту,  превратилась  в  розовый   бутон,
раскрывающийся саидар. Невидимая стена по-прежнему  не  пускала  ее.  Сейчас
стена мерцала, по ней пробегали волны. В какие-то моменты девушке  казалось,
что она почти ощущает, как Истинный Источник начинает  наполнять  ее  Силой.
Почти. Экран судорожными рывками  то  возникал  в  реальности,  то  исчезал.
Слишком быстро, и ей не под силу было заметить частоту его биений. С тем  же
успехом он мог оставаться непоколебимо  тверд.  Эгвейн  посмотрела  на  двух
других женщин:
   - Я опутала ее. Отсекла. Она же живое существо, не мертвое железо. Она  и
сейчас должна быть отгорожена.
   - С барьером, которым нас отсекли, что-то случилось, - заметила Илэйн,  -
но Амико все еще как-то ухитряется его удерживать.
   Эгвейн устало оперлась затылком о стену:
   - Мне нужно попытаться еще раз.
   - А у тебя хватит сил? - поморщилась Илэйн. - Сказать откровенно, голос у
тебя слабее, чем раньше. Эгвейн, тебе и первая-то попытка тяжело далась.
   - Там у меня сил  хватит.  -  Она  чувствовала  себя  совсем  измотанной,
обессиленной, но у них  был  один-единственный  шанс.  Другого  выхода  нет.
Больше слов не понадобилось, лица подруг сказали Эгвейн, что девушки  с  ней
согласны, хоть это решение им и не нравилось.
   - Ты сумеешь опять заснуть? - наконец спросила  Найнив.  -  Спой  мне.  -
Эгвейн с трудом улыбнулась. - Как  ты  мне  пела,  когда  я  была  маленькой
девочкой. Споешь?
   Сжимая в руке ладонь Найнив,  зажав  в  другой  каменное  кольцо,  Эгвейн
закрыла глаза и постаралась  обрести  дорогу  в  сон,  ведомая  бессловесным
напевом.

***

   Широкая дверь  из  железных  прутьев  была  распахнута,  комната  за  ней
казалась совсем безжизненной, но Мэт переступил ее порог с  опаской.  Сандар
оставался в коридоре,  пытаясь  наблюдать  одновременно  за  обоими  концами
перехода. Его не отпускала тревожная уверенность, что в любой момент, откуда
ни возьмись, появится Благородный Лорд, а то и  сотня  Защитников.  Людей  в
комнате не было. Судя по брошенным на длинном столе ложкам, по  недоеденному
ужину, они поспешно  убежали,  без  сомнения,  из-за  гремящей  и  топочущей
наверху битвы. А при виде  предметов,  развешанных  на  стенах,  Мэт  только
порадовался, что ему посчастливилось с  ними  не  встретиться.  Всевозможные
хлысты, плетки разной длины, с каким угодно числом  хвостов  любой  толщины.
Клещи и щипцы, зажимы и тиски, кандалы, колодки, цепи. Предметы, похожие  на
металлические сапоги, рукавицы, шлемы с торчащими во все  стороны  огромными
винтами, которыми, видимо, их затягивали. О назначении многих приспособлений
Мэту не хотелось даже строить догадки. Повстречай он тех, кто использует эти
страшные вещи, то,  скорей  всего,  дальше  пошел  бы,  только  окончательно
удостоверившись, что они мертвы, все до единого.
   - Сандар! - шипящим шепотом позвал Мэт. - Ты там  что,  вознамерился  всю
эту проклятую ночь проторчать?
   А сам поспешил к внутренней двери - тоже с решеткой,  как  и  первая,  но
поменьше - и, не дожидаясь ответа, вошел.
   В длинный коридор, освещаемый такими же, как в  той  комнате,  камышовыми
факелами, выходила череда грубо отесанных деревянных дверей. Возле одной  из
них, не далее чем в двадцати шагах от Мэта, на скамейке, опершись  спиной  о
стену, сидела женщина. Причем застыла  она  в  совершенно  немыслимой  позе.
Услышав шорох сапог  по  камню,  она  медленно  повернула  голову  на  звук.
Симпатичная молодая женщина. Мэта удивило, что она  почти  не  пошевелилась,
только голову повернула, да и двигалась будто спящая.
   Она пленница? И просто сидит в коридоре? Но ведь человек, с  таким  лицом
не может использовать штуки, что висят там на стенах. Женщина и в самом деле
выглядела спящей, глаза ее были полуприкрыты. И страдание на  этом  красивом
лице со всей определенностью относило ее к мученицам, а не к мучителям.
   - Стой! - крикнул за спиной Мэта Сандар. - Она - Айз Седай! Она вместе  с
другими схватила тех женщин, которых ты ищешь!
   Мэт замер на месте, уставившись на женщину. Он хорошо помнил, как  Морейн
швыряла огненные шары. М-да, а удалось бы ему отразить  такой  огненный  шар
своим посохом? Знать бы еще, достанет ли его удачи на то,  чтобы  удрать  от
Айз Седай.
   - Помогите мне, - едва слышно промолвила она. Хотя глаза  ее  по-прежнему
застилала поволока сна, мольба  в  голосе  говорила  о  страдании  наяву.  -
Помогите мне. Пожалуйста!
   Мат заморгал. От шеи и ниже у нее до сих пор не дрогнул ни единый мускул.
Юноша осторожно подступил  ближе,  взмахом  руки  велев  Савдару  прекратить
стенать о том, что женщина -  Айз  Седай.  Женщина,  следя  за  Мэтом,  чуть
повернула голову. Но и только.
   На поясе у нее висел огромный железный ключ. С полминуты Мэт  пребывал  в
нерешительности. Сандар сказал, она - Айз Седай. Тогда почему она с места не
двинется? С замиранием сердца юноша высвободил ключ - с такой осторожностью,
будто вынимал кусок мяса из волчьей пасти. Она  выкатила  глаза,  косясь  на
дверь у себя за спиной, и издала сдавленный  звук  -  таким  шипением  кошка
встречает огромную собаку, которая с рычанием входит к  ней  в  комнату,  не
имеющую другого выхода.
   Мэт ничего не понимал, но пока она не мешает открывать дверь,  какое  ему
дело, пусть себе сидит, будто пугало набитое. А с другой стороны, он  гадал,
что там, за дверью, и впрямь ли этого нужно бояться. Если она  из  тех,  кто
пленил Эгвейн и остальных, то вполне объяснимо и резонно, что  она  сторожит
узниц. Из глаз женщины текли слезы. Только у нее такой вид, точно там заперт
распроклятый  Получеловек.  Однако  есть  лишь  один  способ  все  выяснить.
Прислонив свой посох к стене,  Мэт  повернул  в  замочной  скважине  ключ  и
распахнул  дверь,  готовый  тут   же   кинуться   наутек,   если   возникнет
необходимость.
   Найнив и Илэйн стояли на коленях,  между  ними  лежала  на  полу  Эгвейн,
которая, по  всей  вероятности,  спала.  Увидев  опухшее  лицо  Эгвейн,  Мэт
задохнулся от жалости, и ему уже не казалось, что  девушка  спит.  Найнив  и
Илэйн обернулись к открывшейся двери, обе молодые женщины  были  избиты  так
же, как и Эгвейн, - в голове у Мэта крутилось только одно: Чтоб мне сгореть!
Чтоб мне сгореть! Они смотрели на него, не веря  своим  глазам,  раскрыв  от
изумления рты.
   - Мэтрим Коутон, - проговорила Найнив с немалым потрясением,  -  что,  во
имя Света, ты-то здесь делаешь?
   - Проклятье, я вас освободить пришел, - ответил  он.  -  Сгореть  мне  на
месте, но встречают меня так, будто я явился пирог спереть! Такого приема  я
никак не ждал! Потом, если захочешь, расскажешь, отчего у вас  видок,  точно
вы с медведями дрались. Если Эгвейн не может идти, я ее на закорках  понесу.
По всей Твердыне, да и окрест нее, полно  айильцев.  И  то  ли  они  убивают
проклятых Защитников, то ли Защитники их убивают, но, в  общем,  как  бы  ни
обстояло дело, нам лучше убраться отсюда подобру-поздорову, пока можем! Если
еще можем! Не то эти распро...
   - Попридержи язык, - оборвала его Найнив, а Илэйн одарила юношу одним  из
тех осуждающих взглядов, которыми дано умело пользоваться  только  женщинам.
Но большего внимания Мэт, похоже, не удостоился.
   Девушки принялись трясти и теребить Эгвейн, словно ее лицо не было сейчас
чуть ли не сплошным синяком. Мэт в  жизни  не  видывал,  чтобы  кого-то  так
жестоко избивали.
   Веки Эгвейн дрогнули, тяжело поднялись. Девушка застонала.
   - Почему вы разбудили меня? Мне нужно понять. Если ослабить на ней  путы,
она проснется и заново я ее не поймаю. Но если я не отпущу силки,  не  может
же она все время оставаться во сне и...  -  Взор  ее  упал  на  Мэта,  глаза
девушки округлились. -  Мэтрим  Коутон,  что,  во  имя  Света,  ты-то  здесь
делаешь?
   - Сама ей скажи, - обратился Мэт к Найнив. - А то я слишком  занят  вашим
спасением и недосуг мне за языком следить...
   Женщины смотрели ему за спину, так сверкая глазами,  словно  жалели,  что
под рукой нет ножа поострее.
   Мэт стремительно развернулся  на  каблуках,  но  увидел  только  Джуилина
Сандара - вид у того был такой, будто он проглотил гнилую сливу.
   - У них есть на то причина, - сказал он Мэту. - Я... я их предал. Но  мне
пришлось. - Это он говорил  уже  не  Мэту,  а  женщинам,  которые  жгли  его
гневными взглядами. - Со мной говорила одна, та,  у  которой  много  косичек
цвета меда... Вот я и... Я вынужден был так сделать...
   Долго-долго все трое неотрывно смотрели на него.
   - Лиандрин мастерица на всякие гнусные и подлые штучки, мастер Сандар,  -
наконец промолвила Найнив. - Наверное, не во всем виноваты  вы  один.  Потом
будем искать, кого за что корить и осуждать.
   - Если с этим все прояснилось, - вмешался Мэт, - может,  все-таки  двинем
отсюда?
   Предмет беседы для него был ясен как  темный  лес  в  густом  тумане,  но
больше всего ему хотелось отсюда убраться.
   Три девушки неловко проковыляли за ним в  коридор  и  остановились  возле
сидевшей на скамейке женщины. Она бешено завращала  глазами,  покосилась  на
бывших узниц и захныкала:
   - Пожалуйста! Я вернусь к Свету. Поклянусь повиноваться вам! С Клятвенным
Жезлом в руках поклянусь. Пожалуйста, не...
   Мэт вздрогнул, когда  Найнив  вдруг  шагнула  назад  и  наотмашь  ударила
женщину кулаком, сбив ее со скамейки. Та так и  осталась  лежать,  глаза  ее
закрылись, она лежала на боку, как оледеневшая,  в  той  же  позе,  в  какой
сидела на скамейке.
   -  Пропало,  -  взволнованно  произнесла  Илэйн.  Эгвейн  наклонилась   к
потерявшей сознание женщине, порылась у нее в поясном  кошеле  и  переложила
оттуда что-то в свой. Что именно это было, Мэт не разглядел.
   - Да! Чувство просто чудесное! Когда ты ее ударила, Найнив, в ней  что-то
изменилось. Не знаю точно что, но я это ощутила.
   Илэйн кивнула:
   - Я тоже это почувствовала.
   - Как бы мне хотелось изменить в ней  все,  до  самого  конца,  -  мрачно
заметила Найнив.  Она  обхватила  ладонями  голову  Эгвейн;  та  вскинулась,
привстала на цыпочки, глотая воздух. Когда Найнив отпустила  девушку,  чтобы
возложить руки на Илэйн, синяки у Эгвейн исчезли. И  ссадины  Илэйн  пропали
так же быстро.
   - Проклятье! Кровь и распроклятый пепел! - воскликнул Мэт. - С  чего  это
ты ударила женщину, которая просто сидела  тут?  Она  и  пошевелиться-то  не
могла!
   Все три женщины повернулись к своему спасителю и взглянули на него, а тот
придушенно всхлипнул, потому что  воздух  вокруг  него  словно  сгустился  в
вязкое желе. Юношу на добрых три фута приподняло над полом, сапоги болтались
в воздухе. О, чтоб мне сгореть, это Сила! Вот  тебе  на!  Я-то  боялся,  что
проклятую Силу на мне зачнут использовать Айз Седай,  а  получилось,  что  с
этой Силой за меня взялись те проклятые женщины, которых я  спасаю!  Чтоб  я
сгорел!
   - Ничего ты не понимаешь, Мэтрим Коутон, совсем ничего, - сказала  Эгвейн
с холодком в голосе.
   - А пока не поймешь, -  прибавила  Найнив  еще  более  суровым  тоном,  -
предлагаю тебе держать свое мнение при себе.
   Илэйн же ограничилась  взглядом,  который  напомнил  Мэту,  как  на  него
посматривала мать, отправляясь срезать прут подлиннее и погибче с намерением
задать неслуху-сыну розог. Не пойми почему он ухмыльнулся девушкам  -  такой
улыбкой он обычно после хорошей порки тем самым прутом наделял матерь.  Чтоб
мне сгореть, но если им этакое  по  силам,  то  не  понимаю,  каким  образом
кому-то вообще удалось запереть их в камере!
   - Одно я понимаю: я вытащил вас из какой-то  передряги,  из  которой  вам
самим было не выбраться, а благодарности у вашей  троицы  как  у  проклятого
сквалыги из Таренского Перевоза, которому больные зубы житья не дают!
   - Ты прав, - сказала Найнив, и сапоги Мэта неожиданно впечатались в  пол,
да так, что у него зубы клацнули, едва не уполовинив язык. Но он вновь обрел
способность двигаться. - Как ни больно мне это признавать, я скажу: ты прав.
Мэта  так  и  подмывало  ответить  какой-нибудь  колкостью,  но  он  поборол
искушение съязвить, хотя голос Найнив можно было  счесть  виноватым  лишь  с
большой натяжкой, - Ладно, но теперь-то мы можем уйти? Сандар полагает, что,
пока там сражаются, мы с ним сумеем вывести вас через  маленькую  калитку  у
реки.
   - Я еще не ухожу, Мэт, - сказала Найнив. - Лично я хочу найти Лиандрин  и
спустить с нее шкуру, - проговорила Эгвейн.  Судя  по  голосу,  именно  так,
буквально, она и намеревалась поступить.
   - А я бы, - поделилась своим желанием Илэйн, - лупила Джойю Байир до  тех
пор, пока она не заверещит, но, если попадется  другая,  особо  горевать  не
стану.
   - Вы что, оглохли? - зарычал Мэт. -  Там  сражение  идет!  Я  пришел  вас
спасти, и я вас спасу!
   Эгвейн, проходя мимо, ласково потрепала юношу по щеке.  То  же  проделала
Илэйн. Найнив только фыркнула. Мэт, раззявив рот, уставился им вслед.
   - Почему ты ничего не сказал? - опомнившись, накинулся он на ловца воров.
- Я видел, к чему привели твои  речи,  -  без  всяких  околичностей  ответил
Сандар. - Я же не дурак.
   - Хорошо, но я не  полезу  в  самую  гущу  битвы!  -  крикнул  Мэт  вслед
женщинам. А те уже выходили через маленькую зарешеченную дверь. -  Я  ухожу,
слышите?
   Они даже не обернулись. Вот сунутся ненароком куда-нибудь, а их и  убьют!
Оглянуться не успеют, как мечом проткнут! Ворча себе под  нос,  Мэт  закинул
свой боевой посох на плечо и двинулся за девушками.
   - А ты так и будешь тут стоять? - окликнул он ловца воров. - Не для  того
я столько одолел, чтоб теперь позволить им погибнуть!
   Сандар нагнал Мэта  в  комнате  с  кнутами.  Трех  женщин  здесь  уже  не
оказалось, но у Мэта было чувство, что отыскать их  будет  нетрудно.  Только
примечай, где мужчины в воздухе висят! Проклятые женщины! Он ускорял  шаг  и
дальше бежал легкой рысцой.

***

   Перрин с мрачным видом шел по переходам Твердыни,  настойчиво  разыскивая
хоть какой-то след Фэйли. Он вызволял ее еще дважды.  Один  раз  -  сокрушив
железную клетку, очень смахивавшую на ту, в какой в Ремене держали  айильца.
Другой - взломав стальной сундук, на стенке которого был выгравирован сокол.
В обоих случаях девушка растаяла в воздухе, едва произнеся его имя.  У  ноги
Перрина, принюхиваясь, трусил Прыгун. Каким бы  чувствительным  ни  был  нос
Перрина, чутье волка было еще острее - именно Прыгун привел к сундуку.
   Перрин терялся в догадках, удастся ли ему вообще освободить девушку. Чуть
ли не целую вечность не было вовсе ничего, даже намека  на  след.  В  пустых
переходах Твердыни горели лампы,  висели  гобелены  и  оружие,  но  не  было
никакого движения. Но если только мне не почудилось, я  видел  Ранда.  Всего
лишь мелькнула фигура - бегущий человек, словно преследующий кого-то. Это не
мог быть Ранд, но мне кажется, это был он.
   Прыгун неожиданно ускорил бег, направляясь к  другим  дверям  -  высоким,
обитым бронзой. Перрин старался не отстать от  волка,  запнулся  и  упал  на
колени, едва успев выставить перед собой руку,  оберегая  лицо  от  удара  о
каменный пол. Волной накатила слабость, будто все мышцы превратились в воду.
Даже когда это ощущение покинуло его, оно унесло с собой какую-то часть сил.
С большим трудом, борясь с самим  собой,  юноша  поднялся  на  ноги.  Прыгун
повернулся и посмотрел на Перрина.
   Ты слишком  сильно  сюда  прорвался.  Юный  Бык.  Плоть  слабеет.  Ты  не
заботишься о том. чтобы в должной мере держаться за нее. Скоро  и  плоть,  и
сон погибнут вместе.
   - Найди ее, - сказал Перрин. - Больше я ничего не прошу. Отыщи Фэйли.
   Желтые глаза смотрели в желтые глаза. Волк развернулся и  мягкой  трусцой
подбежал к дверям. Вот за ними, Юный Бык.
   Перрин добрел до дверей и толкнул створки. Они  не  поддались.  Казалось,
открыть  их  нет  никакой  возможности  -  нет  никаких  ручек,  не  за  что
ухватиться. Металл был испещрен узором, таким мелким и тончайшим,  что  глаз
почти не различал его. Соколы. Тысячи крошечных  соколов.  Она  должна  быть
здесь. По-моему, долго я не продержусь. С громким возгласом Перрин с размаху
вбил молот в бронзу. Металл отозвался, зазвенел,  точно  громадный  гонг.  И
кузнец ударил снова, и звон раздался громче и продолжительнее. Третий удар -
и бронзовые створки разлетелись под молотом, как стеклянные.
   Внутри, в сотне шагов от разбитых дверей, в круге света сидел прикованный
к насесту сокол. Остальная часть просторной комнаты была затоплена мраком  -
тьма и слабый шелест словно многих сотен крыльев. Перрин шагнул в комнату, и
из темноты камнем упал сокол,  когтями  прочертив  по  лицу  юноши  кровавые
отметины. Перрин вскинул руку к глазам, заслонился - когти стали  рвать  ему
предплечье - и, шатаясь, двинулся к насесту. Птицы все кидались  и  кидались
на него, налетали соколы, били крыльями, рвали  когтями  и  хищно  загнутыми
клювами, но Перрин упорно ковылял дальше. Кровь текла по рукам и  плечам,  а
он оберегал рукой глаза, которые неотрывно смотрели на  сокола  на  насесте.
Молот он потерял. Где он его выронил, Перрин не помнил,  но  знал:  если  бы
повернул назад и стал искать молот, то погиб бы прежде, чем нашел его.
   Перрин добрался до насеста, и в этот миг полосующие тело  когти  швырнули
его на колени. Он посмотрел из-под  руки  на  соколицу  на  насесте,  и  она
ответила ему темным немигающим взглядом. Цепь, которой  была  скована  лапка
птицы, крепилась к насесту при помощи  крохотного  замочка,  сработанного  в
виде ежа. Не обращая внимания на  прочих  соколов,  что  закружились  теперь
вокруг него смерчем бритвенно острых когтей, Перрин  обеими  руками  схватил
цепь и из последних сил разорвал ее. Боль и соколы принесли темноту.

***

   Перрин открыл глаза. В лицо, руки и плечи словно вонзилась тысяча  ножей,
мучительно больно кромсающих плоть. Но все это  было  совершенно  неважно  -
возле юноши  стояла  на  коленях  Фэйли,  темные,  раскосые  глаза  ее  были
переполнены тревогой. Девушка  вытирала  ему  лицо  тряпицей,  уже  насквозь
пропитанной кровью, - Мой бедный Перрин, - негромко и нежно произнесла  она.
- Мой бедный кузнец. Ты так жестоко изранен.
   С усилием, от которого боль ударила еще сильнее, юноша  повернул  голову.
Они находились в гостинице "Звезда", в отдельной  столовой,  а  около  ножки
стола валялся вырезанный из дерева еж. Он был разломан пополам.
   - Фэйли, - прошептал Перрин. - Моя соколица.

***

   Ранд по-прежнему был в Сердце Твердыни, но все вокруг изменилось. Исчезли
сражающиеся, пропали мертвые тела, не было вообще никого,  только  он  один.
Вдруг  по  всей  Твердыне  прогремел  звон  громадного  гонга,  затем   звон
повторился, и самые камни под  ногами  откликнулись  дрожью.  В  третий  раз
разнесся звучный раскат и внезапно оборвался,  словно  гонг  не  выдержал  и
раскололся. Вокруг воцарились тишина и недвижность.
   Что это за место? - подумал Ранд. Но еще важнее: где Ба'алзамон?
   И будто в ответ ему, из теней среди колонн,  нацеленная  в  грудь  Ранду,
ударила ослепительная стрела, подобная той, которую выпустила  Морейн.  Ранд
инстинктивно повернул запястье;  каким-то  внутренним  чутьем,  а  может,  и
благодаря чему-то другому, он  впустил  освобожденные  потоки  из  саидин  в
Калландор. От потока Силы меч засиял много ярче того стержня,  что  несся  в
юношу. Шаткое равновесие между бытием и небытием заколебалось. Наверняка  та
лавина поглотит его.
   Светящаяся стрела ударила в клинок Калландора  -  и  расщепилась  на  его
лезвии, поток двумя рукавами растекся по сторонам клинка. Ранд почувствовал,
как опалило  куртку  близко  пролетевшим  пламенем,  как  запахло  затлевшей
шерстью. За спиной Ранда врезались в огромные  колонны  из  краснокамня  два
зубца замороженного огня, два зубца жидкого света. Там,  куда  они  ударили,
камень исчез, как и не было  его,  и  пылающие  стержни  пробуравили  другие
колонны, мгновенно пропавшие точно так же. Сердце Твердыни содрогнулось  под
падающими колоннами, которые разлетались брызгами каменного крошева,  тучами
красной пыли. Но то, что падало в сияние, попросту... Ничего этого больше не
было.
   Из темноты раздался гневный рык, и сверкающий  стержень  чистейше  белого
жара исчез.
   Ранд  взмахнул  Калландором,  словно  перерубая   что-то   перед   собой.
Просвечивающее сквозь клинок белое сияние вытянулось, удлинилось,  сверкнуло
вперед и, как серпом, подрезало краснокаменную колонну, за  которой  таилось
рычание. Полированный камень  рассекся,  точно  шелк.  Подрубленная  колонна
задрожала, верхушка ее обломилась у потолка, и она  рухнула,  разбившись  об
пол. За стихающим грохотом рассыпавшихся иззубренных громад  Ранд  расслышал
стук сапог по камню. Кто-то убегал.
   С Калландором. наизготовку Ранд бросился за Ба'алзамоном.
   Когда  юноша  достиг  высокой  арки,  ведущей  из  Сердца  Твердыни,   та
обвалилась. Рухнувший каменный свод, зло клубясь  пылью,  будто  намеревался
похоронить его под собой, но Ранд бросил на преградившую путь стену Силу,  и
завал сделался всего лишь плавающей в воздухе пылью. А он продолжал  бежать.
Он не помнил, как и что сделал, но времени на размышления у  него  не  было.
Ранд бежал следом за Ба'алзамоном, удаляющиеся шаги которого эхом  шелестели
в переходах Твердыни.
   Из истончившегося воздуха выскакивали Мурддраалы и  троллоки,  чудовищные
звериные обличья и безглазые  лица,  перекошенные  яростью,  злобой,  жаждой
убивать. Их были сотни, они запрудили черными фигурами весь коридор  впереди
Ранда и позади него, алкали крови мечи-косы и клинки мертвенно-черной стали.
Сам не понимая как, Ранд обратил их всех в пар, тот расступился перед ним...
и исчез. Воздух вокруг внезапно стал удушливой сажей,  заползшей  в  ноздри,
забившейся в рот, стеснившей  дыхание,  но  юноша  вновь  сделал  ее  свежим
воздухом, прохладным туманом. Из пола у него под  ногами  выпрыгнуло  пламя,
вырвалось из стен, обрушилось  с  потолка,  яростные  струи  хрупким  пеплом
сдували гобелены и ковры, дотла сжигали столы и сундуки,  сбивали  узорчатые
шандалы и лампы, проливая их дождинками расплавленного, пламенеющего золота.
Ранд утихомирил огненные языки, прихлопнул беснующееся пламя, превратив  его
в красную глазурь на камне.
   Каменная твердь вокруг него  исчезала,  как  развеивающийся  туман;  сама
Твердыня  исчезала.  Реальность  содрогалась;  Ранд  чувствовал,   как   она
расползается,  распадается,  чувствовал,  как  разрывается   он   сам.   Его
выталкивало, выдавливало куда-то туда, где не существовало ничего. Калландор
солнцем сверкал в его руке, пока ему не начало  казаться,  что  меч  вот-вот
расплавится. Ранду казалось, что и сам он вот-вот  расплавится  от  выбросов
Единой Силы, пульсирующей через него, от чудовищного ее потока,  который  он
как-то направлял на то, чтобы запечатать дыру, что отверзлась рядом  с  ним,
на то, чтобы удержать себя  по  эту  сторону  бытия.  Твердыня  вновь  стала
прочной и плотной.
   Ранд не смел даже вообразить, что такое он  делал.  Единая  Сила  бурлила
неукротимо,  юноша  едва  осознавал  себя,  едва  был  самим   собой,   едва
существовало  то  нечто,  которое  было  им,  его  сутью.  Это  сомнительное
равновесие подрагивало, он из последних сил балансировал на тонкой грани.  А
по обе стороны зияла бездонная пропасть, в которой все, что есть  он,  будет
уничтожено, стерто Силой, бурно текущей через него  в  меч.  Нужно  идти  по
самому лезвию бритвы, бесконечно тонкому и бесконечно острому, лишь  в  этом
залог хоть какой-то, пусть непрочной, безопасности. Калландор сиял в руке, и
вскоре Ранду показалось, что он несет солнце. Где-то внутри, дрожа и  мигая,
как огонек свечи в бурю, зародилось  смутное  чувство  -  уверенность,  что,
обладая Калландором, он может сделать все. Все.
   Ступая по лезвию бритвы, Ранд  бежал  по  бесконечной  череде  коридоров,
преследуя того, кто стремился убить его, того, кого должен убить  он.  Иного
исхода не будет. На этот раз один из них  должен  умереть!  Было  совершенно
ясно, что Ба'алзамону это известно не  хуже.  Ба'алзамон  бежал,  все  время
оставаясь впереди, оставаясь невидимым, и только звуки бегства вели  за  ним
Ранда. Но даже убегая, Ба'алзамон обратил против Ранда эту Тирскую Твердыню,
что не была Тирской Твердыней, и тот отбивался, отбивался наугад, наобум, на
авось; он сражался и бежал по острию ножа,  в  совершеннейшем  равновесии  с
Силой  -  инструментом  и  оружием,  готовым  уничтожить  его  полностью   и
окончательно, допусти он малейшую оплошность, малейшую заминку.
   Переходы сверху донизу затопила  вода,  плотная  и  черная,  как  на  дне
морском. Захлебываясь, он вновь превратил ее в воздух, опять не понимая как,
и продолжал бежать, а воздух внезапно обрел  вес,  и  на  каждый  дюйм  тела
навалилось по горе, сдавливая со всех  сторон.  За  миг  до  того,  как  его
расплющило бы в ничто. Ранд выбрал из несущегося сквозь  него  прилива  Силы
отдельные потоки, и давление пропало. Но Ранд  не  понимал,  почему,  как  и
какие именно токи он выбрал, - слишком быстро все  произошло,  он  не  успел
ничего ни осознать, ни понять. Он гнался за  Ба'алзамоном,  и  воздух  вдруг
затвердел  несокрушимой   скалой,   замуровав   его,   потом   воздух   стал
расплавленным базальтом, а затем превратился вообще в  ничто,  не  способное
заполнить его легкие. Земля под сапогами  притянула  Ранда  к  себе,  словно
каждый фунт тела внезапно стал весить тысячу, потом  вес  исчез  совсем,  и,
шагнув, он завертелся в воздухе. Разверзлись невидимые  утробы,  стремящиеся
отделить его разум от тела, вырвать из него душу. Он  перепрыгивал  ловушки,
преодолевал  западни  и  продолжал  бежать.  То,  что  Ба'алзамон   искажал,
извращал, чтобы уничтожить Ранда, он  восстанавливал,  возвращал  в  прежнее
состояние, даже не осознавая как. Он смутно понимал,  что  каким-то  образом
приводит все в естественное равновесие, в соответствие  с  сутью,  заставлял
предметы  и  явления  строго   следовать   линии   своего   танца   по   той
неправдоподобно  тонкой  грани  между  бытием  и  небытием,  но  знание  это
представлялось далеким-далеким. Все его сознание, вся сущность  были  отданы
преследованию, охоте, смерти, которая станет концом всего этого.
   А потом Ранд снова очутился в Сердце Твердыни,  шагнув  через  заваленную
щебнем брешь в стене. Некоторые колонны теперь висели обломанными зубьями. И
от него пятился  Ба'алзамон,  глаза  его  полыхали,  тень  плащом  окутывала
фигуру. От  Ба'алзамона  будто  исходили  черные  шнуры,  подобнее  стальным
тросам,  они  убегали  во  тьму,  что  сгустилась  за  ним,  и  исчезали   в
невообразимых высотах и в немыслимой дали, где-то в глубинах этого мрака.
   - Меня не уничтожить! - вскричал Ба'алзамон. Его рот был огнем; крик эхом
забился среди колонн.  -  Меня  нельзя  победить!  Помоги  мне!  -  И  часть
окутывающей его тьмы втекла ему в руки, свернулась в шар, такой черный,  что
он будто  впитывал  в  себя  даже  сияние  Калландора.  Внезапное  торжество
засверкало в пламени глаз Ба'алзамона.
   - Ты убит! - крикнул  Ранд.  Калландор  закрутился  в  его  руке.  Сияние
взболтало  мрак,  рассекло  черные,  как  вороненая  сталь,   шнуры   вокруг
Ба'алзамона, и Ба'алзамон конвульсивно дернулся. И  он  будто  раздваивался,
одновременно и уменьшаясь, и вырастая. - Ты уничтожен! - Ранд вонзил сияющий
клинок Ба'алзамону в грудь.
   Ба'алзамон закричал, и дико запылали огни его взбешенного лица.
   - Дурак! - выл он - Никогда не одолеть Великого Повелителя Тьмы!
   Тело Ба'алзамона обмякло и начало оседать вниз, тень  вокруг  него  стала
рассеиваться, и Ранд выдернул клинок Калландора.
   И внезапно Ранд очутился совсем в ином Сердце  Твердыни:  как  и  раньше,
высились целые колонны, сражались люди, они кричали  и  умирали  -  бойцы  в
повязках-вуалях и солдаты в кирасах и  шлемах.  У  основания  краснокаменной
колонны все так же лежала, скорчившись, Морейн. А у ног  Ранда  распростерся
мертвый мужчина, он лежал на спине, в груди чернела выжженная дыра.  Мужчина
был средних лет, и его можно было бы назвать красивым, если бы вместо глаз и
рта не темнели провалы, от которых поднимались струйки черного дыма.
   Я сумел, подумал Ранд. Я убил  Ба'алзамона,  убил  Шайи'тана!  Я  выиграл
Последнюю  Битву  О  Свет  я  и  вправду  Возрожденный  Дракон!  Разрушитель
государств, тот, кто Разломал Мир! Нет! Я покончу  с  разрушением,  прекращу
убийства! Я с этим ПОКОНЧУ!
   Ранд вскинул вверх руку, Калландор сверкнул над его  головой.  Серебряная
молния с треском соскочила с острия клинка, ее зубцы, шипя, выгнулись ввысь,
под свод громадного купола.
   - Хватит! - крикнул он.
   Сражение затихло; на него изумленно  смотрели  со  всех  сторон  -  глаза
сверкали над черными вуалями, из-под кованых околышей круглых шлемов. - Я  -
Ранд ал'Тор! - провозгласил он, голос его зазвенел по  всему  залу.  -  Я  -
Возрожденный Дракон!
   Калландор сиял в его воздетой руке.
   Один за другим люди, и в  вуалях,  и  в  шлемах,  опускались  на  колени,
восклицая:
   - Дракон возродился! Дракон возродился!

Глава 56
НАРОД ДРАКОНА

   С рассветом в городе Тире проснулись люди, и говорили  все  об  одном:  о
снах, которые видели.  Всем  снилось,  как  в  Сердце  Твердыни  сражался  с
Ба'алзамоном Дракон, а когда горожане подняли взоры к огромной  цитадели,  к
несокрушимой Твердыне,  то  глазам  их  предстало  развевающееся  над  самой
высокой ее башней  знамя.  По  белому  полю  протянул  изгибы  своего  тела,
блистающего ало-золотой чешуей, громадный змей с золотой  львиной  гривой  и
четырьмя лапами, вооруженными каждая пятью золотыми  когтями.  От  Твердыни,
испуганные и  ошеломленные,  шли  солдаты  и  вполголоса  рассказывали,  что
случилось ночью. И очень скоро на улицы высыпали толпы,  мужчины  и  женщины
плакали, оглашая город криками об исполнении Пророчества.
   - Дракон! - кричали они. - Ал'Тор! Дракон! Ал'Тор!

***

   Мэт смотрел в бойницу, пробитую высоко в стене Твердыни, и только головой
качал, слыша хор голосов, волнами поднимающийся из города. Ладно, может, это
он. Может, так оно и есть. У него вряд ли было время поразмыслить  над  тем,
что Ранд и в самом деле оказался тут.
   По-видимому, в Твердыне все были согласны с горожанами на улицах, а  если
кто и не верил, то благоразумно  воздерживался  от  скептических  замечаний.
После минувшей ночи Мэт видел Ранда всего раз - тот  широким  шагом  шел  по
коридору с Калландором в руке, окруженный дюжиной айильцев в  вуалях,  вслед
за ним увивался шлейф тайренцев, горстка Защитников Твердыни и  чуть  ли  не
все из немногих уцелевших Благородных  Лордов.  Благородные  Лорды,  видимо,
полагали, что они понадобятся Ранду, чтобы помочь ему править миром. Айильцы
никого не подпускали близко, для этого им  хватало  пронзительных  взглядов,
хотя, если нужно,  они  готовы  были  пустить  в  дело  и  копья.  Вот  они,
несомненно,  верили,  что  Ранд  и  есть  Дракон,   правда,   называли   его
Тот-Кто-Приходит-с-Рассветом. В Твердыне оказалось почти две сотни айильцев.
Они потеряли в сражении треть своего отряда, но  убили  или  пленили  раз  в
десять больше Защитников. Мэт отвернулся от бойницы, скользнул  взглядом  по
Руарку. В одном конце зала находилась необычная подставка с книгами:  резные
полированные колеса из какой-то бледной,  с  темными  прожилками  древесины,
между ними были свободно подвешены полки - так, что при вращении  колес  все
они оставались горизонтальными. На полках лежали книги большого  формата,  в
окованных золотом переплетах, изукрашенных сверкающими самоцветами. Одну  из
книг айилец уже успел открыть и сейчас читал. Как показалось Мэту, это  были
то ли какие-то очерки, то ли путевые заметки. Кто бы  подумал,  что  айильцы
читают книги? Проклятье,  ну  кто  бы  поверил,  что  айильцы  вообще  умеют
читать?
   Руарк посмотрел в сторону Мата - голубые,  совершенно  холодные  глаза  и
уравновешенный взгляд. Мэт поспешно отвернулся, пока айилец не прочитал  его
мысли по лицу. Хвала Свету, хорошо хоть, он не в своей вуали! Чтоб я сгорел,
эта Авиенда чуть голову мне не оторвала, когда я спросил, не  знает  ли  она
какого танца без копий! С Байн и Чиад закавыка  была  в  другом.  Были  они,
несомненно, симпатичными  и  очень  даже  дружелюбными,  но  Мэту  никак  не
удавалось переговорить с одной из них так, чтобы рядом не оказалась  вторая.
Похоже, упорные попытки Мэта застать кого-то из этой парочки  в  одиночестве
изрядно веселили мужчин-айильцев и, говоря начистоту,  забавляли  и  Байн  с
Чиад. Женщины - народ странный, но  после  айильских  женщин  они  покажутся
простыми и понятными!
   Внушительный  стол  в  центре  зала,  украшенный  резным  орнаментом,   с
позолотой по краям столешницы и  на  массивных  ножках,  предназначался  для
заседаний совета Благородных Лордов. В одном из смахивающих на троны  кресел
сидела Морейн. На его высокой спинке была инкрустация  -  Знамя  полумесяцев
Тира, выложенное полированным сердоликом и перламутром и вызолоченное. Рядом
с Морейн расположились Эгвейн, Найнив и Илэйн.
   - Никак не поверю, что Перрин здесь, в  Тире,  -  сказала  Найнив.  -  Вы
уверены, что с ним все в порядке?
   Мэт покачал головой. Как ни странно, прошлой ночью Перрина в Твердыне  не
было, но Мэт ничуть  не  удивился  бы,  встретив  его  там:  хотя  кузнец  и
отличался здравомыслием и осмотрительностью, храбрости ему было не занижать.
   - Когда я уходила, с ним все было хорошо. -  Голос  Морейн  был  ровен  и
спокоен. - А как  он  сейчас,  я  не  знаю.  Его...  спутнице  грозит  некая
опасность, и немалая, и, весьма вероятно, он сам тоже мог влезть в это дело.
   - Его спутнице? - резко произнесла Эгвейн. - Что... И кто же эта спутница
Перрина?
   - Что еще за опасность? - требовательно спросила Найнив. - Ничего такого,
что должно тебя беспокоить, - безмятежно промолвила Айз Седай. - Вскоре, как
только смогу, я навещу ее. Я задержалась лишь для того,  чтобы  кое-что  вам
показать. Вот что я нашла среди  тер'ангриалов  и  иных  предметов,  имеющих
отношение к Силе, которые Благородные Лорды собирали годами. -  Она  достала
что-то из поясного кошеля и положила на стол перед собой. Это оказался  диск
величиной с человеческую ладонь, по-видимому, составленный  из  двух  плотно
сопряженных слезинок - одна черная, как деготь, другая белая, как снег.  Мэт
вроде как вспомнил, что видел и другие диски, похожие на этот. Древние,  как
и эта находка, но разломанные, а этот был целым. Три  диска  видел  Мэт,  не
едиными - горстью осколков. Но этого  не  могло  быть,  -  Мэт  помнил,  что
изготовлены они из квейндияра. разбить который  не  способна  никакая  сила,
который не сокрушить даже Единой Силой.
   - Одна из семи печатей, которые Льюс Тэрин Убийца Родичей и Сто Спутников
наложили на узилище Темного, когда вновь запечатали его,  -  кивнула  Илэйн,
будто подтверждая правильность своих воспоминаний.
   - Если точнее, - сказала Морейн, - фокусирующая точка одной печати. Но по
существу  сказанное  тобой  верно.  В   период   Разлома   Мира   они   были
рассредоточены и спрятаны для пущей сохранности. Но  со  времен  Троллоковых
Войн они оказались утеряны. - Она  хмыкнула:  -  Похоже,  я  стала  говорить
совсем как Верин.
   Эгвейн покачала головой:
   - Наверное, мне следовало ожидать, что он будет найден здесь. Дважды Ранд
сражался с Ба'алзамоном, и оба раза  обнаруживалась  по  меньшей  мере  одна
печать.
   - А на этот раз несломанная, -  заметила  Найнив.  -  Впервые  печать  не
сломана. Будто сейчас это важно.
   - А ты думаешь, нет? - Голос Морейн был опасно негромок, и другие женщины
нахмурились и повернулись к ней.
   Мэт возвел очи горе. Говорят и  говорят  о  всякой  ерунде,  ни  слова  о
важном. Ему совсем не нравилось стоять всего  в  двадцати  футах  от  диска,
особенно зная, что тот собой представляет, даже  если  не  забывать,  какова
ценность квейндияра, но...
   - Э-э, можно мне?.. - произнес он.
   Все женщины повернулись к Мэту и воззрились на него с таким видом, словно
невежа прервал чрезвычайно важную беседу. Чтоб мне сгореть! Вызволил  их  из
тюремной камеры, до исхода ночи с полдюжину  раз  спасал  им  жизнь,  а  они
буравят меня сердитыми взглядами, совсем как проклятые  Айз  Седай!  Кстати,
поблагодарить меня они тоже как-то не удосужились! Можно подумать, я совался
куда не следует! А мне-то казалось, я мешал проклятым  Защитникам  проткнуть
мечами эту троицу. Но вслух он кротко сказал:
   - Вы не против, если я кое о чем спрошу? Вы тут обсуждали всякие дела Айз
Седай... и никто не побеспокоился хоть что-то рассказать мне.
   - Мэт... - предостерегающе начала было Найнив, подергивая свою  косу,  но
Морейн спросила спокойно, с еле заметной ноткой нетерпения:
   - И что же ты хочешь знать?
   - Я хочу знать: как все это могло произойти.  -  Мэт  собирался  говорить
тихо, но вопреки  намерению  голос  его  Становился  все  громче,  когда  он
продолжил: - Тирская Твердыня пала! В Пророчествах  утверждалось:  этого  не
случится, пока не явится  Народ  Дракона.  Что,  выходит,  мы  и  есть  этот
разнесчастный  Народ  Дракона?  Вы,  я,  Лан,  несколько   сотен   проклятых
айильцев?
   Во время ночных событий  Мэт  видел  Стража;  между  Ланом  и  айильцами,
похоже, не было большой разницы в  том,  кто  более  смертоносен.  Поскольку
Руарк выпрямился и  уперся  в  юношу  потяжелевшим  взглядом,  Мэт  поспешно
прибавил:
   - Э-э... прости, Руарк, С языка сорвалось.
   - Наверное, - медленно проговорила Морейн. -  Я  пришла,  чтобы  помешать
Бе'лалу убить Ранда. Я вовсе не ожидала увидеть  падение  Тирской  Твердыни.
Может быть, мы и  есть  Народ  Дракона.  Пророчества  исполняются  так,  как
предначертано, а вовсе не в соответствии с нашими предположениями.
   Бе'лал. Мата передернуло. Прошедшей ночью он слышал это имя, и при  свете
дня оно понравилось ему не больше. Знай он, что один из Отрекшихся  вырвался
на волю, да вдобавок оказался в стенах Твердыни,  Мэт  к  ней  и  близко  не
подошел бы. Он глянул на Эгвейн, на Найнив, на Илэйн. Ладно, все равно я  бы
проник туда, как распроклятая мышь, а не ломился с шумом-гамом, дубася людей
налево и направо! С рассветом Сандар поспешил улизнуть из Твердыни.  Как  он
заявил, сообщить свежие новости матушке Гуенне, но Мэт заподозрил,  что  это
отговорка и на самом деле ловец воров хотел  убежать  от  взглядов,  которые
кидала на него эта троица. Судя по этим  взглядам,  женщины  еще  не  решили
окончательно, как поступить с беднягой.
   Руарк прочистил горло.
   - Когда мужчина хочет встать во главе  клана,  он  должен  отправиться  в
Руидин, что в землях Дженн Айил - клана, которого нет. - Он произносил слова
медленно, то  и  дело  хмуро  поглядывая  на  отороченный  красной  бахромой
шелковый ковер под своей мягкой  обувкой.  Он  говорил,  стараясь  объяснить
нечто такое, чего вовсе не желал объяснять. - Женщины, которые  хотят  стать
Хранительницами Мудрости, тоже держат путь туда. Но их  мета,  если  они  на
самом деле отмечены, держится среди них  в  тайне.  Мужчины,  на  которых  в
Руидине пал выбор, те, кто остается в живых, возвращаются со знаком на левой
руке. Вот таким. - Он приподнял рукав куртки и рукав рубашки и показал левое
предплечье, кожа на котором была намного бледнее, чем на лице и кистях  рук.
Словно неизгладимо втравленная в кожу, ставшая ее частью, обвившись  дважды,
там стояла точно  такая  же  ало-золотая  фигура,  как  и  на  знамени,  что
развевалось над Твердыней. Вздохнув,  айилец  опустил  рукав.  -  Есть  имя,
которое не говорят вслух,  его  позволено  произносить  между  собой  только
вождям кланов и Хранительницам Мудрости. Мы именуемся... -  Он  в  очередной
раз прочистил горло, не в силах промолвить тут потаенные слова.
   - Айил - Народ Дракона,  -  тихо  проговорила  Морейн,  но  в  ее  голосе
прозвучало нечто очень близкое к удивлению, чего Мэт никогда прежде  за  ней
не замечал. - Этого я не знала.
   - Тогда и вправду все так, как гласят Пророчества, - сказал Мэт. - Теперь
можно уйти восвояси, ведь волноваться больше не о чем!
   И отныне я совсем не нужен  Амерлин.  мне  не  надо  трубить  для  нее  в
проклятый Рог!
   - Как ты  можешь  так  говорить?  -  воскликнула  Эгвейн.  -  Неужели  не
понимаешь, что Отрекшиеся высвободились?
   - Не говоря уже о  Черных  Айя,  -  мрачно  присовокупила  Найнив.  -  Мы
захватили только Амико и Джойю. Одиннадцать сбежали - хотела бы я знать, как
это им удалось! И одному Свету ведомо, много ли их еще, тех, о  которых  нам
неизвестно.
   - Да, - сказала Илэйн голосом не менее твердым и  решительным.  -  В  мои
планы вовсе не входит схватка с кем-то из Отрекшихся, но  шкуру  Лиандрин  я
намерена разодрать в клочья!
   - Конечно, - спокойно согласился Мэт. - Разумеется. - Они что, все с  ума
спрыгнули? Загорелись мыслью гоняться за Черными  Айя  и  Отрекшимися?  -  Я
только хотел сказать, что самое трудное позади. Твердыня пала перед  Народом
Дракона, Ранд заполучил Калландор, а Шайи'тан мертв. Взгляд Морейн  оказался
так суров и тяжел, что ему почудилось, будто Твердыня  на  миг  пошатнулась.
Голос Айз Седай резанул словно нож:
   - Помолчи-ка, дурень! Тебе что, очень хочется привлечь  к  себе  внимание
Темного, раз ты его имя поминаешь?
   - Но он же мертв! - возразил Мэт. - Ранд ведь его убил! Я видел тело!
   Ну и смердело же оно! Никогда не видел, чтобы что-то гнило так быстро.
   - Видел "тело"! - произнесла Морейн, кривя губы. - Тело человека, Мэт.  А
вовсе не Темного.
   Он посмотрел на Эгвейн и двух других девушек  -  они  были  потрясены  не
меньше. У  Руарка  вид  был  несколько  пришибленный  -  как  у  полководца,
узнавшего, что битвы, в которой он одержал победу, вообще не было.
   - Тогда  кто  это  был?  -  спросил  Мэт.  -  Морейн,  у  меня  в  памяти
полным-полно дыр, куда влезет фургон с упряжкой,  но  я  помню  Ба'алзамона,
являвшегося мне в снах. Я же помню! Чтоб мне сгореть, но этого  я  никак  не
позабуду! И я узнал его! По тому, что осталось от лица.
   - Ты узнал Ба'алзамона, -  произнесла  Морейн.  -  Или,  вернее  сказать,
человека, который называл себя Ба'алзамоном. Темный по-прежнему  существует,
заточенный в Шайол Гуле, и Тень по-прежнему лежит на Узоре.
   - Да осияет и обережет нас Свет, - слабым голоском пробормотала Илэйн.  -
А я считала... я думала, самым страшным,  самым  плохим,  о  чем  нам  нужно
теперь тревожиться, будут Отрекшиеся.
   - А вы уверены, Морейн? - спросила Найнив. - Ранд был убежден,  что  убил
Темного! Да он и сейчас в этом не сомневается. А вы говорите, что Ба'алзамон
- это вообще не Темный! Не понимаю! Почему вы так  уверены?  И  если  он  не
Темный, то кто он такой?
   - В основе моей  уверенности  -  самые  простые  причины,  Найнив.  Сколь
быстротечным ни  было  разложение,  сгнило  человеческое  тело.  Неужели  ты
поверишь, что, будь Темный убит, от него осталось бы человеческое тело? Тот,
кого убил Ранд, был  человеком.  Скорей  всего,  первым  из  вырвавшихся  на
свободу Отрекшихся. Или же он тот, кто не был совершенно отгорожен  от  мира
сдерживающими узами. Мы можем никогда этого не узнать.
   - Я... наверно, я знаю, кто он  такой.  -  Эгвейн  замолчала,  неуверенно
морща лоб. - По крайней мере, некий намек у меня есть. Верин показывала  мне
страницу из древней книги. Там упоминались вместе Ба'алзамон и Ишамаэль.  По
стилю  отрывок  очень  походил  на  возвышенный  слог   и   был   совершенно
невразумительный, но  кое-что  я  помню.  Что-то  вроде  "имя,  сокрытое  за
именем". Может, Ба'алзамоном был Ишамаэль.
   - По всей вероятности, - сказала Морейн. - Вероятно, то был Ишамаэль.  Но
коли так, то по крайней мере девять из тринадцати все еще  живы.  Ланфир,  и
Саммаэль, и Равин, и... Бр-р! Даже знание того, что  некоторые,  по  крайней
мере, из тех девяти высвободились, все же не самое важное  для  нас.  -  Она
прикрыла ладонью черно-белый диск на столе. -  Три  печати  сломаны.  Только
четыре еще держатся. Только те четыре печати стоят между Темным и  миром.  И
может статься, несмотря на четыре еще целых  печати,  он  способен  каким-то
образом касаться мира. Но в какой бы битве - в битве или  же  в  пограничной
стычке - мы тут ни победили, это сражение далеко не последнее.
   Девушки - и Эгвейн, и Найнив, и Илэйн - посуровели, на их лицах медленно,
не без колебаний, но непреклонно проступала решимость. Мат смотрел на них  и
качал головой. И кто их разберет! Вот ведь женщины! Все равно не отступят от
задуманного, готовы продолжать охоту за Черными Айя, пытаться  противостоять
Отрекшимся, бороться с проклятым Темным. Ладно, только им  надо  бы  понять,
что я не намерен опять вытаскивать их из кипящего котла! Пусть просто уяснят
себе это и все!
   Пока Мэт подыскивал слова, собираясь высказать свои  мысли,  распахнулась
створка высокой двойной двери, и в  зал  вошла  высокая  молодая  женщина  с
царственной осанкой. На голове она гордо несла небольшую корону-диадему, над
челом  сверкал  золотом  парящий  ястреб.  Черные  волосы   рассыпались   по
матово-бледным плечам,  которые  ее  платье  из  тончайшего  красного  шелка
оставляло открытыми, как  не  скрывало  оно  во  многом  и  то,  что  Мэт  с
восхищением отметил как великолепную грудь.  Некоторое  время  незнакомка  с
интересом рассматривала Руарка; потом она обратила свои большие темные глаза
на сидящих у стола женщин. Взор у нее был  самоуверенный  и  властный.  Мэта
гордая незнакомка, по-видимому, проигнорировала начисто.
   - Я не привыкла к тому, чтобы мне поручали передавать послания, - заявила
она, помахивая сложенным пергаментом, который держала в тонкой руке.
   -  Кто  ты,  дитя  мое?  -  спросила  Морейн.  Молодая  женщина  надменно
выпрямилась еще больше, что  Мэт,  не  будь  он  тому  свидетелем,  счел  бы
невозможным.
   - Я - Берелейн,  Первенствующая  в  Майене.  -  Высокомерным  жестом  она
бросила пергамент на стол перед Морейн и повернулась обратно к дверям.
   - Минуточку, дитя мое, - остановила ее Морейн, разворачивая пергамент.  -
Кто тебе вручил это послание? И почему ты принесла  его,  если  не  привыкла
быть гонцом?
   - Я... не знаю. - Берелейн стояла лицом к дверям; судя по голосу,  она  и
сама была немало озадачена. - Она была  весьма...  убедительна.  -  Берелейн
вздрогнула и словно вспомнила о том, кто она такая. С минуту  она  с  легкой
улыбкой рассматривала Руарка:  -  Ты  глава  этих  айильцев?  Ваше  сражение
потревожило мой сон. Может быть, я приглашу тебя отобедать со  мной.  Думаю,
очень скоро. - Она оглянулась через плечо на Морейн:  -  Мне  сообщили,  что
Возрожденный  Дракон  захватил  Твердыню.  Оповестите  Лорда  Дракона,   что
Первенствующая сегодня вечером обедает с ним.
   И она величественной походкой соблаговолила покинуть  зал  совета.  Иными
словами Мэт не сумел бы описать это высокомерное, преисполненное достоинства
и превосходства шествие.
   - Я бы ей показала, окажись она в Башне послушницей! -  воскликнули  чуть
ли не хором Эгвейн с Илэйн и натянуто улыбнулись друг дружке.
   - Послушайте вот это, - сказала Морейн. - "Льюс Тэрин был моим всегда, он
остается моим, и он вечно  будет  моим.  Препоручаю  его  вашему  попечению,
берегите его для меня, пока я не явлюсь". Подписано: "Ланфир". -  Айз  Седай
обратила свой морозный взгляд на Мэта: - А ты полагал,  все  кончено?  Ты  -
та'верен, Мэт, и твоя нить для Узора решает много больше, чем  остальные,  и
именно ты протрубил в Рог Валир. Для тебя еще ничего не кончено.
   Все смотрели на него. Найнив - опечаленно, Эгвейн - так,  словно  никогда
раньше не видела. Илэйн будто ожидала, что он вот-вот превратится в  кого-то
другого. В глазах Руарка появилось некоторое уважение, хотя, если хорошенько
подумать, Мэт с радостью обошелся бы и без почтения айильца.
   - Ну да, конечно, - ответил Мат сразу всем. Чтоб я сгорел! -  Понимаю.  -
Знать бы только, скоро ли Том сможет отправиться в  дорогу.  Пора  сматывать
удочки. Может, и Перрин нам компанию составит. А вслух докончил: - Можете на
меня положиться.
   А из города, все нарастая и нарастая, гремел приветственный клич:
   - Дракон! Ал'Тор! Дракон! Ал'Тор! Дракон! Ал'Тор! Дракон!

   И как записано было: ничья рука, кроме его десницы,  не  смеет  завладеть
Мечом, что хранится в Твердыне, но он явил его в своей руке, подобно огню, и
славой его опалило мир. Так все началось. Так воспеваем мы его  Возрождение.
Так воспеваем мы начало.

   Из Дойн Толдара тэ,
   Песен Последней Эпохи,
   Часть Девятая: "Легенда о Драконе",
   Сочиненная Боанне, Госпожой Песенницей в
   Таралане, Четвертая Эпоха



КОЛЕСО ВРЕМЕНИ
"НОВАЯ ВЕСНА"

Роберт ДЖОРДАН




ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
http://bestlibrary.org.ru


   Настоящая повесть  начинается  до  событий  первой  книги  цикла  "Колесо
Времени". Последующие тома нужно читать по порядку.

   В воздухе Кандора ощутимо пахло новой весной, и Лан возвращался на север,
туда, где ему - он  всегда  знал  это  -  суждено  умереть.  Ветви  деревьев
обметало рыжими хлопьями набухших, готовых вот-вот лопнуть почек, и там, где
снежные заплаты уползли в тень, в бурой прошлогодней траве виднелись  редкие
луговые цветы. Но солнце грело слабо, совсем не так, как на  юге,  а  резкие
порывы ветра пробирались под куртку, и серые  облака  предвещали  отнюдь  не
дождь. "Почти дома", - подумал Лан. Почти.
   За сотни поколений широкую дорогу  утоптали  до  каменной  твердости,  не
уступавшей окрестным скалам, и пыли почти не было, хотя к Канлууму  двигался
целый поток запряженных быками телег - это фермеры спешили с утра на  рынки.
К высоким городским стенам медленно стекались и  купеческие  обозы;  высокие
фургоны окружали  конные  охранники  в  стальных  шапках  и  в  разрозненных
доспехах. Кое-где глаз замечал цепочки на  груди  -  знак  принадлежности  к
гильдии кандорских купцов, а их собратьев по  ремеслу  из  Арафела  отличали
маленькие колокольчики. Там сверкнул красовавшийся в ухе  у  мужчины  рубин,
здесь тускло блеснула жемчужная брошь на груди у женщины, но  в  большинстве
своем одежда торговцев была столь же неброска,  как  их  сдержанные  манеры.
Купцу, склонному к роскоши, не видать выгодных сделок, а значит, и  барышей.
Фермерский же люд, направлявшийся в город, напротив, свой достаток выставлял
напоказ.  Мешковатые  штаны  размашисто  шагавших  селян  украшала   богатая
вышивка, ничем не уступая в этом женским нарядам;  хлопали  на  ветру  яркие
плащи. Можно  было  подумать,  что  все  они  принарядились  к  праздничному
застолью и танцам близкого уже Бэл  Тайн.  Однако  деревенские  косились  на
чужаков с той же настороженностью, что и купеческие охранники; те  мимоходом
кидали взгляды исподлобья  да  перехватывали  поудобнее  копья  или  топоры.
Тревожно ныне в Кандоре, да и во всех  Пограничных  Землях.  Разбойников  за
минувший  год  развелось  не  меньше,  чем  сорняков,  и  Запустение  хлопот
доставляло не в пример обычному. Ходили даже слухи, будто появился  мужчина,
способный направлять Единую Силу. Чего-чего, а таких слухов всегда хватало.
   Лан вел своего коня в поводу  и,  шагая  в  сторону  Канлуума,  почти  не
обращал внимания на взгляды, какими  путники  окидывали  его  самого  и  его
товарища, и на хмурый вид и недовольное бурчание Букамы.  Букама  воспитывал
Лана с колыбели - Букама и еще другие, кого теперь уже нет в живых, - и  Лан
не помнил на  его  обветренном  лице  иного  выражения.  Даже  когда  Букама
произносил слова похвалы, лицо его оставалось хмурым. На сей раз  ворчал  он
потому, что лошадь сбила камнем копыто и ему пришлось идти пешком. Ну,  если
бы не копыто, сыскалось бы что другое.
   Неудивительно, что на них оглядывались -  двое  очень  высоких  мужчин  в
изрядно поношенной простой  одежде,  припорошенной  дорожной  пылью,  шагали
рядом с верховыми лошадьми, ведя в поводу еще и вьючную,  с  парой  видавших
виды плетеных корзин. Однако об упряжи и  своем  оружии  их  владельцы  явно
заботились. Один в летах, второй - помоложе, у обоих  -  волосы  до  плеч  и
прихвачены  плетеным  кожаным  шнуром.  Именно  хадори  притягивало   взоры.
Особенно здесь, в Пограничных Землях, где кое-кто еще не забыл,  что  значит
эта кожаная лента на голове.
   - Вот дурни, - пробурчал Букама. - Неужели принимают нас за  разбойников?
Думают, мы их всех ограбим тут, на проезжей дороге, средь бела дня?
   Он глянул по сторонам и поправил у бедра меч, отчего несколько охранников
немедленно уставились на Букаму. Коренастый фермер  отвел  свою  запряженную
волами телегу подальше от греха и от двух чужеземцев. Лан промолчал. За теми
Малкири,  кто  все  еще  носил  хадори,  укрепилась  репутация  чуть  ли  не
разбойников, однако напоминание об этом наверняка заставит Букаму  с  черным
юмором отозваться о нынешних временах. Он и так-то ворчит о том,  каковы  их
шансы сегодня вечером улечься в приличную кровать, и при этом не  на  пустой
желудок. Букама редко жаловался, хотя подчас и впрямь  приходилось  ночевать
под открытым небом или без еды;  обычно  он  лишь  сокрушался  об  упущенных
возможностях да сетовал по мелочам. Он мало чего ожидал от жизни, а надеялся
и на того меньшее.
   Мысли Лана занимали совсем не еда  и  не  ночлег,  хотя  дорога  выдалась
длинной. То и дело он поворачивал голову и смотрел на север.  И  еще  он  не
пропускал ни одной подробности, ни одного человека, особенно тех, кто глядел
на него больше одного раза; он слышал звон  упряжи  и  поскрипывание  седел,
стук копыт и хлопанье болтающихся на ветру  парусиновых  покрышек  фургонов.
Обращай внимание на любой необычный звук, услышанный на дороге, - таков  был
первый урок, который Букама с товарищами вбили Лану еще в детстве:  даже  во
сне ты обязан знать все, что  происходит  вокруг.  Лишь  мертвому  дозволено
забытье. Лан так и поступал, тем более что на  севере  лежало  Запустение  -
там, за холмами, в милях пути отсюда, и он чувствовал его, ощущал его порчу.
   Пусть  то  было  лишь  в  воображении  Лана,  какая  разница!  Запустение
напоминало о себе, когда Лан был на юге, в Кайриэне и в Андоре, даже в Тире,
почти в пяти сотнях лиг от него. Два года проведены вдали  от  Запустения  -
тогда он отложил свою личную войну ради другой, и с каждым днем незримый тяж
становился крепче. Для большинства людей Запустение означало гибель.  Смерть
и Тень, гниющая земля, испоганенная дыханием Темного, где убивает  все.  Где
все меняется, стоит лишь отойти на несколько шагов. Запустение  напирало  на
рубежи четырех стран, но свою войну Лан вел по всей границе  с  Запустением,
протянувшейся от Океана Арит  до  Хребта  Мира.  И  не  все  ли  равно,  где
встретить смерть? Он уже почти дома. На пути в  Запустение.  Стену  Канлуума
обегал ров - шириной в пятьдесят шагов и глубиной в  десять;  через  него  в
город вели пять широких  каменных  мостов  со  сторожевыми  башнями  по  обе
стороны рва, и высотой эти башни не уступали тем,  что  оберегали  городскую
стену.  Троллоки  и  Мурддраалы  в  своих  набегах  из  Запустения  зачастую
проникали в Кандор куда дальше Канлуума, но за эти стены еще не прорвался ни
один. Над всеми башнями развевался стяг с изображением  Алого  Оленя.  А  он
заносчив, этот лорд Вэран,  Верховная  Опора  Дома  Маркасив,  -  над  самим
Чачином королева Этениелле не поднимает столько своих знамен.
   У внешних башен стояли стражники в шлемах с гребнями в виде рогов,  какие
носили  все  солдаты  Вэрана,  и  с  эмблемой  Алого  Оленя  на  груди;  они
заглядывали внутрь фургонов и лишь затем  пропускали  их  на  мост.  Изредка
стражники знаком просили кого-нибудь из проходивших сдвинуть капюшон с лица.
Хватало одного лишь жеста - во всех городах и селах Пограничных Земель закон
запрещал скрывать лицо, и вряд ли кому-нибудь захотелось бы,  чтобы  его  по
ошибке приняли за Безглазого, вознамерившегося пробраться в город. Пока  Лан
и Букама шли по мосту, стража провожала их суровыми взглядами. Лиц эти  двое
не скрывали. Как не прятали и свои хадори.  Тем  не  менее  в  настороженных
глазах стражников не промелькнуло и тени того, что они узнали Лана и Букаму.
Для Пограничья два года - долгий срок. За два  года  могли  погибнуть  очень
многие.
   Лан заметил, что Букама умолк - недобрый знак,  -  и  потому  предостерег
своего спутника.
   - Из-за меня неприятностей не будет, - огрызнулся Букама, но  пальцы  его
по-прежнему поглаживали рукоять меча.
   На  стене  над  распахнутыми  воротами,  обитыми  железом,  прохаживались
часовые; они, как и солдаты на мосту,  из  доспехов  носили  лишь  кирасы  и
панцири, но бдительны были не меньше, особенно к двум Малкири с подвязанными
волосами. Букама с каждым шагом все больше поджимал губы.
   - Ал'Лан Мандрагоран! Храни вас  Свет,  мы  слышали,  что  вы  погибли  в
сражении с Айил у Сияющих Стен! - воскликнул молодой стражник, тот, что  был
выше остальных; ростом он ненамного уступал Лану.  Да  и  возрастом  он  был
всего на год или  два  младше  Лана,  однако  этот  срок  казался  пропастью
размером в десятилетие. Если не в целую жизнь.  Стражник  низко  поклонился,
положив левую ладонь на колено. - Тай'шар Малкир - Истинная кровь Малкир.  -
Я готов, ваше величество.
   - Я не король, - тихо произнес Лан. Малкир давно погибла. Осталась только
война. Для него - по крайней мере. Букама же заговорил во весь голос.
   - Ты готов, мальчик? А к чему? - Тыльной стороной ладони  Букама  хлопнул
стражника по груди, чуть выше Алого Оленя на кирасе, отчего юноша выпрямился
и отступил на шаг. - А что  у  тебя  с  волосами?  Вон  как  коротко  ты  их
подрезал! - Каждое слово Букама будто выплевывал. - Ты присягнул кандорскому
лорду! По какому праву ты смеешь называть себя Малкири?
   Молодой стражник  краснел,  тщетно  пытаясь  ответить.  Другие  стражники
двинулись было к этой паре, но остановились,  когда  Лан  выпустил  из  руки
звякнувшую уздечку. Большего им было не нужно, его имя они уже знали и  так.
Стражники смотрели на гнедого жеребца, который, глядя  на  солдат  столь  же
настороженно, как они на него, стоял неподвижно позади хозяина. Боевой  конь
- оружие грозное, и откуда им знать, что Дикий Кот обучен  в  лучшем  случае
наполовину.
   Впереди, за воротами, образовался  свободный  пятачок  -  люди  торопливо
отходили подальше и только потом  оборачивались  на  шум,  а  на  мосту  уже
скопилась небольшая толпа. С обеих  сторон  раздавались  крики:  кому-то  не
терпелось узнать, что там мешает проходу. Букама и бровью не  повел,  он  не
сводил сурового взора с покрасневшего как рак  молодого  стражника.  В  руке
Букама по-прежнему сжимал уздечки  вьючной  лошади  и  своего  светло-чалого
мерина.
   Из каменной караулки за воротами показался  офицер,  шлем  с  гребнем  он
держал под мышкой, но рука в латной перчатке лежала на эфесе меча.  Этого  с
виду грубовато-добродушного седеющего мужчину с двумя  белесыми  шрамами  на
лице звали Алин Сероку, и за плечами у него были сорок лет армейской  службы
на границе с Запустением, но и  у  старого  солдата  при  виде  Лана  слегка
округлились глаза. Судя по всему, до него тоже доходили слухи о смерти Лана.
   - Да осияет вас Свет, лорд Мандрагоран.  Мы  всегда  рады  приветствовать
сына эл'Ленны и ал'Акира, да благословит Свет их  память!  -  Букаму  офицер
окинул коротким взглядом, и отнюдь не приветливым.
   Сероку остановился в воротах. По обе стороны  вполне  могли  проехать  по
пять всадников, но он, как того и добивался,  преградил  путь.  Ни  один  из
стражников не двинулся с места, но у всех как по  команде  ладони  легли  на
рукояти мечей. У всех - кроме молодого стражника,  тот  горящим  взглядом  в
упор смотрел на рассерженного Букаму.
   - Повеление лорда Маркасива - всем  соблюдать  спокойствие,  -  продолжал
Алин Сероку, отчасти извиняющимся тоном. - Город едва не  бурлит.  Мало  нам
слухов о мужчине, способном направлять Силу, так в прошлом месяце на  улицах
уже людей стали убивать. Да еще средь бела дня!  Не  говоря  уж  о  странных
несчастных случаях. Люди шепчутся, будто по городу разгуливают Отродья Тени.
   Лан чуть заметно кивнул. Запустение совсем рядом, а  потому  люди  всегда
вспоминают об Отродьях Тени, когда не могут  чему-то  подыскать  объяснения,
будь то внезапная смерть или неурожай. Тем не менее поводьев Дикого  Кота  в
руку не взял.
   - Мы хотим отдохнуть здесь несколько дней, а потом двинемся на север.
   На миг ему показалось, что Сероку изумлен.  Неужели  он  ожидал  обещаний
соблюдать мир? Или извинений за поведение Букамы? И то, и другое теперь лишь
опозорило бы Букаму. Жаль, если его война кончится здесь. Лану  не  хотелось
погибнуть,  убивая  кандорцев.  Его  старый  друг  отвернулся  от   молодого
стражника, который стоял, дрожа и прижав стиснутые кулаки к бокам.
   - Во всем лишь моя вина, - бесстрастным голосом заявил в никуда Букама. -
Я был неправ. Клянусь именем своей матери, что буду блюсти спокойствие лорда
Маркасива. Именем моей матери клянусь, я не обнажу меча в стенах Канлуума.
   У  Сероку  отвисла  челюсть,  и  Лану  самому  с  трудом  удалось  скрыть
потрясение.
   Помешкав секунду, шрамолицый офицер  шагнул  в  сторону,  поклонившись  и
коснувшись сперва рукояти меча, затем левой стороны груди.
   - Здесь всегда рады приветствовать Лана Мандрагорана Дай Шан, - церемонно
промолвил он. -  И  Букаму  Маренеллина,  героя  Салмарны.  Да  обретете  вы
когда-нибудь оба покой.
   - Покой  -  лишь  в  последнем  объятии  матери,  -  столь  же  церемонно
откликнулся Лан, в свою очередь коснувшись пальцами рукояти меча и груди.
   - Да примет она  нас  когда-нибудь,  -  закончил  формальное  приветствие
Сероку. Конечно, никто не стремится  в  могилу,  но  могила  -  единственное
место, где в Пограничных Землях можно обрести покой.
   С лицом, выражавшим не больше, чем железная чушка, Букама зашагал вперед,
потянув за собой Солнечного  Луча  и  вьючную  лошадь.  Не  дожидаясь  Лана.
Недобрый знак.
   Канлуум являл собой город из  камня  и  кирпича,  вокруг  высоких  холмов
вились мощеные улицы. Айильское вторжение не затронуло  Пограничных  Земель,
но отголоски войн всегда далеко раскатываются от  полей  сражений,  сокращая
торговлю, и теперь, когда окончились и битвы, и зима, в  городе  было  полно
народу чуть ли не из всех стран. Хотя Запустение притаилось едва ли  не  под
самыми городскими стенами, Канлуум процветал - в окрестных  холмах  рудокопы
добывали  самоцветы.  И  благодаря  еще,  как  ни  странно,  лучшим  в  мире
часовщикам.  Даже  поодаль  от  рыночных  площадей  гомон  толпы   прорезали
пронзительно-зазывные  крики  уличных  торговцев  и  лавочников.  На  каждом
перекрестке выступали ярко разодетые музыканты, жонглеры, акробаты. В  массе
людей, фургонов, повозок и тележек с  трудом  продвигалось  несколько  -  по
пальцам можно счесть  -  лакированных  экипажей;  сквозь  толпу  пробирались
лошади, сверкая отделанными золотом и серебром седлами и уздечками, а одежды
всадников, украшенные с  пышностью  не  меньшей,  чем  конская  сбруя,  были
оторочены мехом лисы, куницы или горностая. Столпотворение такое, что яблоку
негде упасть. Лан даже приметил нескольких Айз Седай -  женщин  с  суровыми,
безвозрастными лицами. Прохожие узнавали их и по виду, и по тому смятению, с
каким им  давали  дорогу.  Перед  ними  расступались  кто  из  уважения  или
осторожности, кто из благоговения или страха, но даже король или королева не
сочли бы зазорным отступить в сторону с дороги Айз Седай.  Когда-то  даже  в
Пограничных  Землях  можно  было  год-два  не  встречать  сестру  из   этого
своеобразного ордена, но вот уже несколько месяцев, с тех пор как умерла  их
прежняя глава, занимавшая Престол Амерлин, Айз  Седай  появились  как  будто
повсюду. Возможно, причиной тому слухи о способном направлять Силу  мужчине,
и если слухи не врут, то  долго  ему  на  свободе  не  бывать  -  сестры  не
позволят. Лан старательно отводил взор от Айз Седай. Если  какая  из  сестер
подыскивает себе Стража, то хадори вполне может привлечь ее внимание.
   Как ни странно, но лица многих женщин скрывали кружевные вуали. Тонкие  -
через них видны были их глаза, да и о Мурддраале женского пола еще  никто  и
никогда не слыхал, однако Лан и предположить не мог,  что  закон  пойдет  на
уступки веяниям моды. Того и гляди тут еще  удумают  погасить  фонари  вдоль
улиц, чтобы ночью стало  темно.  Больше  всего  потрясло  Лана,  что  Букама
смотрит на этих женщин и... молчит. И рта  не  раскрывает!  Букама  даже  не
моргнул, когда мимо него прошел Назар Кьюренин. Тот юный  стражник  у  ворот
наверняка появился на свет после того, как Запустение поглотило  Малкир,  но
Кьюренин был вдвое старше Лана. И волосы у него были  коротко  стрижены,  он
носил раздвоенную бородку, хотя годы и не стерли  совсем  следов  хадори  со
лба. Кьюренин был не один такой, и, увидев его, Букама должен был взорваться
от гнева. Лан встревоженно посматривал на своего старого друга.
   Двигались они к центру города, и улицы вели их к самому  высокому  холму,
носящему название  Олений,  на  вершине  которого  располагался  похожий  на
крепость дворец лорда Маркасива, а  на  террасах  ниже  виднелись  дворцы  и
особняки  лордов  и  леди  помельче.  На  пороге  любого  из   них   ал'Лана
Мандрагорана ожидает  теплый  прием,  балы  и  выезды  на  охоту,  и  всякий
благородный, кто живет по меньшей мере в пятидесяти милях от города,  сочтет
за честь пригласить его в гости. Нет  сомнений,  не  будет  недостатка  и  в
приглашениях из Арафела. Люди  с  жадным  блеском  в  глазах  будут  слушать
рассказы  о  его  "приключениях".  Молодежь  вызовется  сопровождать  его  в
вылазках в  Запустение,  а  старики  примутся  сравнивать  рассказы  Лана  с
событиями своего боевого прошлого. Женщины готовы разделить ложе с мужчиной,
которого - как утверждают глупые слухи - не может  убить  Запустение.  Порой
Кандор и Арафел так же невыносимы, как южные края, к тому же кое-кто из этих
женщин наверняка замужем. И наверняка встретятся  мужчины  вроде  Кьюренина,
которые стараются загнать подальше в глубину памяти воспоминания о  погибшей
Малкир, и женщины, которые больше не украшают свой лоб ки'сайн - как принято
было  скреплять  клятву,  что  их  сыновья  до   последнего   вздоха   будут
противостоять Тени. Лан мог не  замечать  их  фальшивых  улыбок,  когда  они
именовали его ал'Лан Дай Шан, увенчанным  диадемой  битвы  и  некоронованным
королем страны,  что  пала  из-за  предательства,  когда  Лан  еще  лежал  в
колыбели. Букама же, в своем нынешнем настроении, мог запросто и убить.  Или
же случится нечто похуже, памятуя клятву, данную им у ворот. Он мог сдержать
свое слово ценой жизни.
   - Вэран Маркасив со всеми этими церемониями задержит нас не меньше чем на
неделю, - заметил Лан, сворачивая на улицу поуже.  Вела  она  в  сторону  от
Оленьего Холма. - Мы здесь столько уже  наслышались  о  разбойниках  и  тому
подобном, что он будет просто счастлив, если я не  стану  надоедать  ему  со
своими поклонами.
   Что ж, в этом была  доля  правды.  Лану  однажды,  несколько  лет  назад,
довелось встречаться с Верховной Опорой Дома Маркасив, но он помнил его  как
человека всецело поглощенного своими обязанностями.
   Букама последовал за Ланом, не проронив  ни  единого  слова  сожаления  о
ночлеге во дворце или пиршественных яствах. Очень тревожный признак.
   В нижней части города у северной стены дворцов не было и в  помине,  лишь
лавки и таверны, гостиницы, конюшни и фургонные дворы. Возле длинных складов
царила суматоха, но на колясках тут не ездили, да и на большинстве улиц едва
удалось бы развернуть телегу. Однако народу здесь оказалось не  меньше,  чем
на широких центральных улицах, и так же оглушал шум. Местные уличные артисты
ветошь своих нарядов старались  возместить  лужеными  глотками,  от  них  не
отставали и покупатели с продавцами - эти орали во всю мочь,  будто  хотели,
чтобы их услыхали на следующем  перекрестке.  В  этакой  толкотне  наверняка
шастает уйма карманников и других охотников на чужие кошельки - кто  из  них
уже завершил свои дела в верхнем городе, а кто только снарядился на  дневной
промысел. Удивительнее было бы обратное -  ведь  в  городе,  куда  съехалось
столько купцов и торговцев, раздолье для всякой  воровской  шатии.  Когда  в
толчее невидимые пальцы во второй раз легонько  скользнули  по  куртке,  Лан
засунул свой кошель  под  рубашку.  Любой  банкир  ссудит  его  суммой  куда
большей, под залог шайнарского  имения  -  его  владельцем  Лан  стал  после
совершеннолетия, - но лишиться сейчас наличности означало бы,  что  придется
воспользоваться гостеприимством Оленьего Холма.
   В первых трех гостиницах - крытые  шифером  серокаменные  кубы  с  яркими
вывесками над дверями - хозяева не могли предложить путникам даже чуланчика.
До самых чердаков в них набились купеческие  охранники  и  мелкие  торговцы.
Букама начал бурчать, что можно устроиться на ночлег и на  сеновале,  но  ни
словом не обмолвился о пуховых матрасах и свежих простынях, какие  ждали  бы
их на Оленьем Холме. Полный решимости найти какой-никакой ночлег, пусть даже
на поиски  у  него  уйдет  весь  оставшийся  день,  Лан  вошел  в  четвертую
гостиницу, "Синяя роза", оставив лошадей под присмотром конюха.
   В переполненной гостинице, где в  гомоне  и  смехе  почти  тонула  песня,
которую, аккомпанируя себе на цитре, пела стройная девушка, в центре  общего
зала  царственно  возвышалась  хозяйка  -  седая  красивая  женщина.  Вокруг
потолочных балок вился табачный дым, из кухни вкусно пахло жареным барашком.
Увидев Лана и Букаму, хозяйка  гостиницы  одернула  свой  передник  в  синюю
полоску и решительно зашагала к ним. Ее темные глаза сверкали.
   Лан не успел и рта раскрыть,  как  она  схватила  его  товарища  за  уши,
потянула его голову вниз  и  крепко  поцеловала  Букаму.  Кандорских  женщин
застенчивыми не назовешь, но поцелуй тем не менее вышел на славу, к тому  же
на глазах у стольких людей. По столикам пробежала волна смешков и улыбок.
   - Я тоже рад тебя  видеть,  Раселле,  -  со  слабой  улыбкой  пробормотал
Букама, когда та наконец отпустила его. - Не  знал,  что  у  тебя  тут  есть
гостиница. Как ты  думаешь...  -  Он  опустил  взгляд,  чтобы,  как  требует
вежливость, не смотреть ей прямо в глаза. Это оказалось ошибкой. Раселле  от
души врезала ему в челюсть - Букама аж пошатнулся, мотнув головой.
   - Шесть лет - и ни весточки, - рявкнула Раселле. - Шесть лет!
   Вновь схватив Букаму за уши, она еще раз поцеловала его и на этот раз  не
отпускала  подольше.  И  держала  крепко,  пресекая   все   попытки   Букамы
высвободиться, так что ему пришлось сдаться и позволить  Раселле  поступать,
как ей вздумается. Ладно, раз она  его  целует,  значит,  нож  в  сердце  не
вонзит. По крайней мере пока.
   - По-моему, для Букамы у госпожи Аровни комната найдется, -  раздался  за
спиной Лана знакомый мужской голос. - И для тебя, пожалуй, тоже.
   Повернувшись, Лан пожал руку мужчине, единственному в общем  зале  ростом
под стать ему и Букаме. Это был Рин Венамар, старейший его друг,  не  считая
Букамы. Хозяйка все еще разбиралась с Букамой, и Рин повел Лана к маленькому
столику в углу. Рин, пятью годами старше Лана,  тоже  происходил  из  народа
Малкири, но волосы его были  заплетены  в  две  длинные  косицы,  украшенные
колокольчиками.  Такие  же  серебряные  колокольчики  тихонько  звенели   на
отворотах его сапог и на рукавах желтой куртки. Нельзя сказать,  что  Букама
недолюбливал Рина, но сейчас еще больше испортить настроение Букаме мог лишь
вид Назара Кьюренина.
   Лан с Рином уселись на скамьи, и служанка в полосатом переднике тотчас же
принесла горячего вина с пряностями. По-видимому, Рин успел заказать  питье,
едва заметив Лана. Темноглазая девушка с пухлыми  губками,  поставив  кружку
перед Ланом, откровенно оглядела его с головы до пят. Потом шепнула  ему  на
ухо: "Меня  зовут  Лайра",  и  пригласила  провести  вместе  ночь,  если  он
остановится  в  гостинице.  Лану  хотелось  только  одного  -  как   следует
выспаться, поэтому он, потупив взор, начал бормотать, что она оказывает  ему
слишком большую честь. Лайра не дала ему договорить. С хриплым  смешком  она
склонилась к Лану  и  укусила  за  ухо,  а  потом  громко  заявила,  что  до
завтрашнего восхода ему такую честь окажет, что он  на  ногах  держаться  не
будет. За столиками рядом раздались взрывы хохота.
   Рин не дал Лану даже слова вымолвить - он швырнул девушке толстую  монету
и увесистым шлепком  пониже  спины  отправил  красотку  восвояси.  Засовывая
монету в вырез платья, Лайра расплылась в улыбке, отчего  на  щечках  у  нее
появились ямочки, но, уходя, она то и дело кидала на  Лана  томные  взгляды.
Тому оставалось лишь вздохнуть. Вздумай он сейчас сказать "нет", на подобное
оскорбление с нее вполне станется ответить ударом ножа.
   - А с женщинами тебе  везет  по-прежнему.  -  В  смехе  Рина  послышались
раздраженные нотки. Возможно, у него самого имелись на Лайру виды.  -  Свету
ведомо, не считают же они тебя красавцем - с каждым годом ты все  уродливей.
Наверно, мне  стоит  прикинуться  скромником,  пусть  меня  женщины  за  нос
поводят!
   Лан открыл было рот, но  вместо  ответа  отхлебнул  вина.  Объяснений  не
требовалось, ведь отец Рина увез  сына  в  Арафел  в  тот  год,  когда  Лану
исполнилось десять. Рин носил единственный меч у бедра, а не два за  спиной,
но до кончиков ногтей был  арафелцем.  Он  и  в  самом  деле  заговаривал  с
женщинами первым. Лана же воспитали в Шайнаре Букама и его товарищи,  и  его
окружало очень мало тех, кто придерживался малкирских  обычаев.  Кое-кто  из
сидящих в общем зале поглядывал на столик  Лана  и  Рина  -  искоса,  поверх
кубков и кружек. Пухленькая меднокожая женщина,  в  платье  несколько  более
плотном, чем обычно носят доманийки, ничуть  не  скрывала  своего  интереса,
возбужденно  переговариваясь  с  типом  с  закрученными  усами   и   крупной
жемчужиной  в  ухе.  Вероятно,  пыталась  угадать,  будут  ли  из-за   Лайры
неприятности. Или гадала, правда ли, что мужчина с хадори на голове способен
убить за оброненную булавку.
   - Не ожидал встретить тебя в Канлууме, - промолвил Лан, поставив на  стол
кружку с вином. - Купеческий караван охраняешь?
   Букамы и хозяйки гостиницы нигде не было видно.
   Рин поежился.
   - Да, из Шол Арбелы. Говорят, самый удачливый торговец в Арафеле. Точнее,
говорили. Вот и договорились. Мы прибыли  вчера,  и  прошлой  ночью  в  двух
кварталах отсюда грабители перерезали ему горло.  Так  что  за  эту  поездку
денег мне не видать. - Он мрачно улыбнулся, сделал большой глоток  из  своей
кружки, возможно, в память о купце, а возможно, жалея, что не получит вторую
половину платы. - Чтоб мне сгореть, если я думал свидеться тут с тобой.
   - Не слишком верь слухам, Рин. С тех пор как я отправился  на  юг,  меня,
можно сказать, и не ранили. - Если для них отыщется  комната,  тогда,  решил
Лан, нужно обязательно поинтересоваться у Букамы,  заплатил  ли  уже  тот  и
каким образом. Глядишь, от негодования забудет про свою угрюмость.
   - Айил, - фыркнул Рин. - По-моему, им ты не по  зубам.  -  Разумеется,  с
Айил Рину сталкиваться не доводилось. - Я думал, ты вместе  с  Эдейн  Аррел.
Слышал, сейчас она в Чачине.
   Едва прозвучало это имя, как Лан резко повернулся к Рину.
   - А почему я должен  быть  возле  леди  Аррел?  -  негромко  спросил  он.
Негромко, но особо выделив ее титул.
   - Ну-ну, полегче, - произнес Рин. - Я вовсе не хотел... - С  его  стороны
было благоразумно оставить прежний тон.  -  Чтоб  мне  сгореть,  неужели  ты
ничего не слышал? Она подняла  знамя  с  Золотым  Журавлем.  Разумеется,  от
твоего имени. Едва год начался, как она отбыла из Фал Морана  в  Марадон,  а
теперь возвращается. -  Рин  покачал  головой,  колокольчики,  вплетенные  в
косицы, тихонько звякнули. -  Здесь,  в  Канлууме,  нашлось  сотни  две-три,
готовых последовать за нею. То есть за тобой. Назвать некоторых, так  ты  не
поверишь. Старый Кьюренин заплакал, когда услышал  ее  речи.  И  все  готовы
вырвать Малкир из лап Запустения.
   - Что погибло в Запустении, того больше нет, - устало  промолвил  Лан.  В
душе он ощущал ледяной холод. Теперь удивление Сероку, услышавшего, что  Лан
собирается  отправиться  на  север,  внезапно  обрело  новый  смысл,  как  и
нежданное заявление юного стражника. Даже взгляды, которыми Лана окидывали в
общем зале, показались ему иными. И со всем этим связана Эдейн.  Она  всегда
любила бури и грозы. - Пойду за лошадью своей присмотрю, - сказал Лан  Рину,
со скрипом отодвигая скамью.
   Рин что-то сказал  вслед,  мол,  неплохо  бы  вечерком  прошвырнуться  по
окрестным тавернам, но Лан  его  не  слушал.  Он  торопливо  миновал  кухню,
окунувшись в горячий от раскаленных железных жаровен, пышущих жаром каменных
печей и открытых очагов воздух, и вышел в прохладу  конюшенного  двора,  где
смешались запахи лошадей, сена  и  дыма.  На  крыше  конюшни  щебетал  серый
жаворонок. Весной серые жаворонки прилетают раньше малиновок.  Тогда  в  Фал
Моране, когда Эдейн впервые обожгла его ухо жарким шепотом, тоже пели  серые
жаворонки.
   Лошадей уже завели в стойла, на дверцах стойл висели попоны,  поверх  них
лежали уздечки и седла. Вьючных корзин Лан  не  заметил.  Очевидно,  госпожа
Аровни дала знать конюхам, что Букама и  Лан  останутся  ночевать  у  нее  в
гостинице.
   В сумрачной конюшне он увидел всего одного конюха  -  худощавая  сурового
вида женщина сгребала навоз. Не превращая своего занятия, она молча смотрела
на Лана, он похлопал Дикого Кота по шее, проведал и двух других лошадей. Так
же не проронив ни слова, женщина  смотрела,  как  Лан  принялся  расхаживать
туда-сюда по конюшне.  Меряя  шагами  усыпанный  соломой  земляной  пол,  он
пытался размышлять, но в голове крутилось лишь  имя  Эдейн.  Лицо  Эдейн,  в
обрамлении черных шелковистых волос, что спускались ниже  талии,  прекрасное
лицо  с  огромными  темными  глазами,  из-за  которых,  пусть  даже   полных
властности, иссохнет душа любого мужчины.
   Вскоре женщина-конюх, коснувшись пальцами губ и лба, что-то  пробормотала
в его сторону и поспешно вывезла из конюшни полупустую тележку. Косясь через
плечо на Лана, женщина чуть задержалась, затворяя дверь, и Лан остался один.
Сумрак прорезали косые солнечные лучи, что пробивались  в  щели  приоткрытых
люков, ведущих на сеновал. В бледно-золотых полосах света плясали пылинки.
   Лан поморщился. Неужели  она  испугалась  мужчины  с  хадори  на  голове?
Решила, что в том, как он ходит тут, таится угроза? Вдруг Лан поймал себя на
том, что его пальцы пробегают по длинной рукояти меча, на том, как напряжено
лицо. А как он ходит? Да нет, он не просто ходит, а  повторяет  шаги  боевой
связки под названием "Леопард в высокой траве", которую используют, когда со
всех сторон тебя окружают враги. Ему нужно успокоиться.
   Лан уселся, скрестив ноги, на охапку  соломы,  мысленно  представил  себе
язычок пламени и отправил туда все свои эмоции,  ненависть,  страх,  все  до
последней крупицы, пока в конце концов  не  окружил  себя  коконом  пустоты.
После многолетней практики для  достижения  ко'ди,  единения,  потребовалось
совсем мало времени - лишь один удар сердца. Мысли и даже  собственное  тело
казались чем-то далеким, но в этом состоянии Лан воспринимал все  окружающее
лучше обычного, он стал един с охапкой соломы, на которой сидел, с конюшней,
с мечом в ножнах позади себя. Лан "чувствовал" лошадей, жующих сено в  своих
кормушках, и мух, жужжащих в углах. Они все были частью  его,  он  слился  с
ними. Особенно с мечом. Впрочем, именно такой  бесстрастности  он  сейчас  и
искал.
   Из кошеля на поясе Лан достал тяжелое золотое кольцо-печатку с вырезанным
на нем летящим журавлем и принялся вертеть его  в  пальцах.  Кольцо  королей
Малкири, его носили мужчины, которые сдерживали Тень более девяти сотен лет.
Неизвестно, сколько раз кольцо  перековывали,  когда  металл  истирался,  но
всякий раз  старое  кольцо  расплавляли,  чтобы  оно  стало  частью  нового.
Наверняка что-то в этом кольце помнило  еще  и  руки  правителей  Рамдашара,
существовавшего  до  Малкир,  и  властителей  Арамелле,  что   была   прежде
Рамдашара. Этот кусочек металла олицетворял собой более чем трехтысячелетнюю
битву с Запустением. Кольцом Лан  владел  всю  свою  жизнь,  но  никогда  не
надевал его. Обычно даже прикоснуться к кольцу  он  не  мог  без  внутренней
борьбы, но каждый день заставлял  себя  вновь  и  вновь  смотреть  на  него,
относясь к этому как  к  своеобразному  упражнению  воли.  Сегодня  же,  без
погружения в пустоту, он вряд ли сумел бы сделать  это.  Только  пребывая  в
ко'ди, где мысль плавает свободно, а  всякое  чувство  -  далеко,  на  самом
горизонте.
   Еще в колыбели Лан получил четыре дара. Кольцо на руку  и  медальон,  что
сейчас висел у него на шее, меч у бедра и клятву, данную от его имени. Самым
ценным из даров был медальон, самым тяжелым - клятва. "Стоять  против  Тени,
пока крепко железо и тверд камень. Защищать народ Малкир до последней  капли
крови.  Отомстить  за  то,  что  нельзя  защитить".  И  тогда  его  помазали
благовонным маслом и нарекли Дай Шан, назвали  следующим  королем  Малкир  и
вывезли из страны, обреченной на  гибель.  Двадцать  человек  отправились  в
опасный путь; до Шайнара добрались пятеро.
   Защищать уже было нечего, оставалось только мстить за  родную  страну,  и
Лана готовили к этому с первых его шагов. С  подарком  матери  на  груди,  с
отцовским мечом в руках, с кольцом, обжигавшим ему душу, он мстил за  Малкир
с шестнадцати лет. Но никогда он не вел никого с собой в Запустение.  Да,  с
ним отправлялся Букама и другие, но Лан не вел  их.  Его  война  -  война  в
одиночку. Мертвого не оживить, а тем  более  не  вернуть  к  жизни  погибшую
страну. А именно это пыталась теперь сделать Эдейн Аррел.
   Ее имя  эхом  зазвучало  в  окружавшей  Лана  пустоте.  На  краю  пустоты
холодными предрассветными горами проступили разнообразные  чувства,  но  Лан
отправил их в пламя, чтобы все вновь обрело  прежнее  спокойствие.  И  вновь
сердце его стало биться медленно, будто вторя  копытам  стоявших  в  стойлах
лошадей, и биение  мушиных  крылышек  зазвучало  контрапунктом  размеренному
дыханию Лана. Эдейн была его карнейрой, первой женщиной в его жизни. Об этом
едва ли не кричали тысячи лет обычаев, как бы он  ни  окружал  себя  коконом
пустоты.
   Ему исполнилось пятнадцать, а Эдейн была более чем  вдвое  старше,  когда
она запустила руки в его волосы,  все  еще  вольно  свисавшие  до  пояса,  и
шепотом заявила ему о своих  намерениях.  Тогда  женщины  еще  называли  его
красивым и довольно смеялись, увидев, как он смущенно  краснеет,  и  полгода
она находила удовольствие в том, чтобы ходить с ним под  ручку  и  завлекать
его в свою постель. Так было, пока Букама и другие  воины  не  вручили  Лану
хадори. Когда на десятый день рождения  ему  дали  в  руки  меч,  по  обычаю
Пограничья он стал считаться мужчиной, хоть и был еще слишком мал для  меча.
Но у Малкири плетеная кожаная лента имела огромное  значение,  ведь  с  того
мига, как мужчина впервые повязывал  ее  себе  на  голову,  он  один  вправе
решать, куда он идет, когда  и  зачем.  И  мрачная  песнь  Запустения  стала
стоном,  заглушившим  все  прочие  звуки.  Негромко  произнесенная   клятва,
запечатленная в сердце Лана, направила его шаги.
   Минуло почти десять лет с той поры, как Лан верхом покинул  Фал  Моран  и
Эдейн смотрела ему вслед. А когда он вернулся, ее уже не было. Но  Лан  ясно
помнил ее лицо - куда  лучше,  чем  лица  тех  женщин,  которым  с  тех  пор
случалось делить с ним ложе. Больше он не мальчик, чтобы думать,  будто  она
любит его просто потому, что решила стать  его  первой  женщиной,  однако  у
малкирских мужчин бытовало присловье: "Твоя карнейра навсегда уносит с собой
частицу твоей души и носит ее точно ленту в волосах". И обычаи порой требуют
от человека большего, чем закон.
   Скрипнула открывающаяся дверь, и на пороге конюшни появился Букама -  без
куртки, рубаха будто второпях заправлена в штаны. Без меча он казался голым.
Словно бы в нерешительности, он осторожно распахнул  обе  створки  и  только
потом вошел внутрь.
   - Ну, что ты собираешься делать? - в конце концов спросил он.  -  Раселле
рассказала мне о... о Золотом Журавле.
   Лан спрятал кольцо, высвободился из объятий пустоты. Эдейн будто смотрела
на него со всех сторон, но ускользая от его взгляда.
   - Рин мне сказал, что даже Назар Кьюренин  готов  выступить  в  поход,  -
оживленно отозвался Лан. - Не хочешь полюбоваться на этакое зрелище? - Целая
армия может погибнуть, пытаясь одолеть  Запустение.  И  не  одна  армия  уже
погибла в подобных бесплодных попытках. Но память о Малкир уже  исчезает.  И
скоро сама страна превратится  в  воспоминания,  как  это  уже  случилось  с
захваченной Запустением землей. - Тот мальчик  у  ворот  отпустит  волосы  и
попросит у отца хадори. - Люди уже  забывают  о  Малкир,  стараются  забыть.
Когда не станет последнего мужчины, который перевязывает  волосы,  когда  не
станет последней женщины, которая наносит  на  лоб  цветную  точку,  неужели
тогда в самом деле исчезнет и Малкир? - Глядишь, и Рин  избавится  от  своих
косиц. - Из голоса Лана пропала всякая тень веселья, когда он добавил: -  Но
такой ценой? Хотя кое-кто считает, что оно того стоит.
   Букама хмыкнул, но не сразу. Возможно, он-то как раз так и считал.
   Подойдя к стойлу с Солнечным Лучом, он принялся перебирать упряжь  своего
чалого, словно забыв, что собирался сделать.
   - Для всего есть цена. Всегда, - произнес Букама, не поднимая глаз. -  Но
есть цена и цена. Леди  Эдейн...  -  Он  коротко  взглянул  на  Лана,  потом
повернулся к нему. - Она всегда была такой -  заявляла  о  всех  правах,  на
которые могла претендовать, и требовала  исполнения  малейших  обязательств.
Обычай связал тебя с ней, и, что бы ты ни решил, она станет направлять тебя,
как коня - поводьями. Если, конечно, ты как-то не вывернешься.
   Медленно Лан заткнул большие пальцы за  ремень,  на  котором  висел  меч.
Букама вывез Лана из Малкир, посадив за спину и привязав к  себе.  Последний
из тех пятерых. Букама вправе свободно говорить с ним, пусть даже речь  идет
о карнейре Лана.
   - И как, по-твоему, я могу уклониться от своих обязательств и не  навлечь
на себя позора? - спросил Лан куда резче, чем хотел.  Глубоко  вздохнув,  он
продолжил тоном поспокойней: - Ладно, не будем об этом. Кстати, в общем зале
пахнет лучше, чем тут. Рин предлагал вечером прошвырнуться по кабакам.  Если
только госпожа Аровни  тебя  отпустит.  Кстати,  в  какую  цену  нам  встали
комнаты? Они хорошие? Надеюсь, не слишком дорогие.
   Заливаясь краской, Букама двинулся вместе с Ланом к дверям.
   - Нет, не очень дорого, - торопливо сказал он. - Тебе достался соломенный
тюфяк на чердаке, а я... э-э... А я буду в комнате у Раселле. Я бы  пошел  с
вами, но, кажется, Раселле... Я не к тому, что она меня не отпус... Я...  Ах
ты, щенок! - прорычал Букама. -  Ничего,  тут  есть  одна  служанка-милашка,
Лайра. Вот и посмотрим, удастся ли тебе сегодня поспать на том тюфяке. Да  и
даст ли она тебе вообще поспать! Так что не думай, будто...
   Букама умолк, когда они с Ланом вышли на солнечный  свет,  слишком  яркий
после сумрака конюшни. Серый жаворонок  по-прежнему  выводил  свою  весеннюю
песню.
   Шестеро  мужчин  шагали   через   опустевший   конюшенный   двор.   Шесть
обыкновенных мужчин с мечами на поясе, ничем не  отличающиеся  от  людей  на
городских улицах. Но Лан все понял еще до того, как двинулись  их  руки,  до
того, как их взгляды устремились на него, а шаги ускорились. Он  не  мог  не
понять - слишком часто он встречался с теми, кто хотел его  убить.  И  рядом
был Букама - связанный клятвой, не позволявшей ему взяться за меч, даже будь
при нем оружие. Если Лан с  Букамой  попытаются  спрятаться  в  конюшне,  те
шестеро доберутся до них раньше,  чем  они  успеют  затворить  двери.  Время
замедлилось, потекло как застывший мед.
   - В конюшню! И заложи двери! - бросил Лан, а рука его метнулась к  эфесу.
- Исполняй приказ, солдат!
   Ни разу в жизни Лан не приказывал Букаме, и тот на миг замешкался,  потом
церемонно поклонился и хрипло произнес:
   - Моя жизнь  -  твоя,  Дай  Шан.  Будет  исполнено.  Когда  Лан  двинулся
навстречу нападающим, то услышал, как в конюшне с  глухим  стуком  опустился
засов. Чувство облегчения было далеким-далеким. Он пребывал в ко'ди  един  с
мечом, плавно выскользнувшим из ножен. Един с бросившейся к нему  шестеркой.
По утрамбованной земле глухо топали сапоги, блеснула обнажаемая сталь.
   Вперед вырвался один, худой как цапля, и Лан сделал первый шаг  в  боевой
стойке. Время точно застывший мед. Пел серый жаворонок,  и  худой  закричал,
когда "Рассечением облаков" ему отрубило правую  кисть  у  запястья,  и  Лан
продолжал движение, чтобы  остальные  не  набросились  на  него  все  разом.
"Дождик на закате" до кости рассек толстяку лицо и  лишил  левого  глаза,  а
рыжеволосый юнец полоснул Лана  по  ребрам  "Черными  камушками  на  снегу".
Только в сказаниях герой выходил  из  схватки  против  шестерых  без  единой
царапины. "Распускающаяся роза" отсекла лысому левую руку, а рыжий  кончиком
меча нанес Лану рану у глаза. Только в сказаниях можно в одиночку  сразиться
с шестерыми и остаться в живых. Лан знал об этом с самого начала. Долг - как
гора, а смерть - перышко, и долгом Лана был Букама, который вывез ребенка  у
себя на спине. Но ради этого мига Лан  жил,  ради  этого  сражался  -  пиная
рыжего в голову, кружась юлой и получая раны, истекая  кровью  и  ступая  по
лезвию бритвы, - в танце между жизнью и смертью. Время точно застывший  мед,
и Лан менял позиции и приемы, но  конец  мог  быть  лишь  один.  Мысли  были
далеко. Смерть - лишь перышко.  "Одуванчик  на  ветру"  раскроил  горло  уже
потерявшему глаз толстяку - страшная рана на лице остановила того  всего  на
несколько мгновений, - и малый  с  раздвоенной  бородкой,  плечистый,  точно
кузнец, удивленно охнул, когда "Поцелуем гадюки"  клинок  Лана  пронзил  ему
сердце.
   И вдруг Лан понял, что стоит он один, а по  всему  двору  валяются  шесть
тел. Рыжеволосый судорожно вздохнул, в последний раз,  взрыв  землю,  дернул
ногами, и вот из семерых людей здесь живым остался только Лан.  Он  стряхнул
кровь с клинка, наклонился  и  обтер  последние  красные  капли  о  чересчур
дорогую куртку "кузнеца", потом четким движением, будто на уроке  у  Букамы,
вложил меч в ножны.
   Внезапно из гостиницы высыпали люди - повара, конюхи, служанки, народ  из
общего зала. Все кричали, пытаясь  понять,  что  тут  за  шум,  и  изумленно
таращась на распростертых на земле мертвецов. Самым первым, с мечом в руках,
выбежал Рин. Побледневший, он подошел к Лану.
   - Шестеро, - пробормотал Рин, разглядывая тела. -  Проклятие,  у  тебя  и
впрямь везение самого Темного.
   Подбежавший Букама и опередившая его на считанные  мгновения  темноглазая
Лайра занялись ранами Лана. Они стали осматривать его,  осторожно  раздвигая
окровавленные края разрезов в одежде. Девушка то и дело слегка  вздрагивала,
но голос у нее был на удивление спокойный, совсем как у  Букамы,  когда  она
посоветовала  послать  лучше  за  Айз  Седай,  чтобы  та  исцелила  его,   и
посетовала, что придется столько швов  накладывать.  Потом  заявила,  что  с
иголкой и ниткой справится и сама, отогнав  Букаму,  порывавшегося  заняться
тем же. Появилась и госпожа Аровни; она, приподняв юбки,  обходила  кровавые
лужицы, сердито оглядываясь на трупы, замусорившие двор ее конюшни, во  весь
голос ругая стражников: разбойники, видать, совсем распоясались, и злодеи не
посмели бы шляться по городу средь бела дня, если б стража баклуши не  била.
С ней громко согласилась доманийка - та самая, которая разглядывала  Лана  в
общем зале. И доманийке-то, к ее неудовольствию, трактирщица велела  сбегать
за  стражниками,  заодно  и  поторопив  тычком.  Последнее  в  полной   мере
свидетельствовало о потрясении госпожи  Аровни  -  в  противном  случае  она
никогда  не  стала  бы  так  обращаться  со  своими  клиентами.  А  о  шоке,
испытываемом  всеми,  говорило  то,  что  доманийка  без  всяких  возражений
кинулась исполнять поручение.  Хозяйка,  ворча  на  обнаглевших  грабителей,
принялась распоряжаться, чтобы мертвецов убрали с глаз долой.
   Рин переводил непонимающий  взгляд  с  Букамы  на  конюшню  и  обратно  -
впрочем, он действительно ничего не понимал.
   - Вряд ли это грабители. - Он указал на малого, походившего на кузнеца. -
Вот этот слушал речь Эдейн Аррел, когда та была тут, и ее слова ему явно  по
душе пришлись. Кажется, с ним был  и  еще  кто-то  из  этих.  -  Рин  качнул
головой, тихо звякнули колокольчики. - Очень странно. Впервые о  том,  чтобы
поднять знамя с Золотым Журавлем, она заговорила тогда,  когда  дошел  слух,
что ты убит под Сияющими Стенами. Твое  имя  привлечет  людей,  но,  раз  ты
погиб, она могла бы стать эл'Эдейн. - В ответ на взгляды Лана и  Букамы  Рин
только развел руками и торопливо добавил: - Я никого ни в чем не обвиняю.  И
никогда бы  я  не  посмел  обвинить  в  подобном  леди  Эдейн.  Уверен,  она
преисполнена женского сострадания и самых благих намерений.
   Госпожа Аровни крякнула, точно от  удара  кулаком,  а  Лайра  еле  слышно
пробормотала, что этот красавчик из Арафела мало что смыслит в женщинах.
   Лан покачал головой. Эдейн, если это отвечает ее намерениям, могла решить
убить его, могла приказать действовать, коли слухи  окажутся  неверными,  но
даже это не причина вслух связывать  ее  имя  с  происшествием,  особенно  в
окружении стольких чужаков. Пальцы Букамы замерли, раздвинув края разреза на
рукаве Лана.
   - Куда мы направимся? - тихо спросил он.
   - В Чачин, - ответил Лан после секундного раздумья.  Выбор  есть  всегда.
Другое дело, что иногда сам  выбор  не  радует.  -  Придется  тебе  оставить
Солнечного Луча. В путь отправимся с первым светом. -  На  нового  коня  для
Букамы золота хватит.
   - Шестерых, это надо же! - пробормотал Рин, с силой  вгоняя  свой  меч  в
ножны. - Пожалуй, поеду-ка я с вами. Возвращаться в Шол Арбелу мне лучше  не
спешить. Неровен час, Сейлин Нореман станет  винить  меня  в  смерти  своего
мужа. Пусть все уляжется. Да и хорошо бы увидеть, как вновь развевается стяг
с Золотым Журавлем.
   Лан кивнул. Взять знамя в свои руки и забыть обещания, данные самому себе
столько лет назад. Или,  если  получится,  остановить  ее.  Так  или  иначе,
предстоит встреча с Эдейн. Хотя Лан предпочел бы встретиться с Запустением.

***

   Не прошло и месяца, как Морейн  решила,  что  в  поисках,  в  которые  ее
вовлекло пророчество, очень мало приключений, а вот натертых  седлом  ссадин
куда больше. И еще разочарований. От данных ею Трех Клятв кожу  до  сих  пор
будто стягивало. Ветер ударил ставнями, и она поерзала на жестком деревянном
стуле;  потом,  скрывая  свое  нетерпение,  отпила  неподслащенного  чая.  В
Кандоре, в доме,  где  соблюдают  траур,  об  уюте  и  удобствах  пекутся  в
последнюю очередь. Морейн не удивилась бы, увидев иней на резной мебели  или
изморозь на металлических часах над погасшим камином.
   - Это все было так странно, миледи,  -  вздохнула  госпожа  Надзима  и  в
десятый раз прижала к себе дочерей. Звали их Колар и Эзелле, и лет им  было,
наверное, тринадцать-четырнадцать. Девочки стояли  вплотную  к  сидевшей  на
стуле матери, и у них, как и у нее, были длинные  черные  волосы  и  большие
голубые глаза, в которых еще не угасла боль потери.  Глаза  их  матери  тоже
казались большими на осунувшемся от горя лице, а простое серое платье висело
на госпоже Надзиме мешком. - Джосеф всегда осторожно обращался в  конюшне  с
фонарями, - продолжала она, - и никогда не зажигал  открытого  огня.  Должно
быть, мальчики принесли Джерида, посмотреть, как работает отец, и...  -  Еще
один тяжелый вздох. - И все оказались в ловушке. Как могло случиться,  чтобы
огонь так быстро охватил всю конюшню...
   - Многое вообще трудно понять, - успокаивающе промолвила Морейн, поставив
чашку на столик сбоку. Она  сочувствовала  собеседнице,  но  та  уже  начала
повторяться. - Нам не всегда очевидны объяснения, но мы можем утешиться  тем
знанием, что объяснение есть. Колесо Времени вплетает нас в Узор  по  своему
усмотрению, но Узор есть творение Света.
   Слушая себя, Морейн с трудом сдержалась, чтобы  не  поморщиться.  Эти  бы
слова да подкрепить авторитетностью и величественным видом,  которых  им  не
могла придать ее молодость. Если бы время шло  быстрее!  Хотя  бы  следующие
пять лет. Пять лет  -  и  она  обретет  полную  силу,  и  вид  у  нее  будет
соответствующий ее званию. Ей всегда недоставало  значительности.  Но  тогда
печать безвозрастности, какую накладывает многолетняя работа с Единой Силой,
сделала бы ее нынешнюю задачу гораздо сложнее. Менее  всего  Морейн  желала,
чтобы кто-нибудь углядел связь между ее визитами и Айз Седай.
   - Как скажете, миледи,  -  вежливо  пробормотала  госпожа  Надзима,  хотя
неосмотрительно брошенный на Морейн взгляд светлых глаз выдал ее мысли.  Эта
чужестранка - глупое  дитя.  Скромный  голубой  камень  кесайры,  на  тонкой
цепочке висевший на лбу Морейн, и ее темно-зеленое  платье  всего  с  шестью
цветными полосами на груди - хотя по титулу она вправе носить гораздо больше
их число - заставили госпожу  Надзиму  считать  ее  обыкновенной  кайриэнкой
благородного  происхождения,  одной  из  многих,  кого  айильцы,  разорившие
Кайриэн, вынудили покинуть  родной  кров.  Особа  пусть  и  знатная,  но  из
какого-то захудалого Дома, носящая имя Элис, а  вовсе  не  Морейн,  вызывала
сочувствие - ведь она скорбит по своему королю,  убитому  дикими  айильцами.
Придерживаться этой выдумки труда не  составляло,  хотя  о  дяде  Морейн  ни
капельки не горевала.
   Вероятно, почувствовав, что чем-то выдала свое отношение  к  чужестранке,
госпожа Надзима вновь зачастила:
   - Просто Джосефу всегда так везло, миледи. Все об этом твердили. Дескать,
если Джосеф Надзима свалится в яму, то на дне уж точно опалы  найдет.  Когда
он по  призыву  леди  Карейл  отправился  сражаться  с  айильцами,  я  очень
тревожилась, но он ни царапинки не получил. Лагерной лихоманкой не захворали
ни дети, ни мы с ним. Без труда он добился расположения леди  Карейл.  Тогда
казалось, будто сам Свет  осиял  нас.  Благополучно  родился  Джерид,  война
кончилась, все шло хорошо, а когда мы вернулись в Канлуум, миледи за  верную
службу наградила Джосефа, подарила ему конюшню, и... и...  -  Она  с  трудом
сдержала рыдания. Колар заплакала, и мать крепче прижала ее к себе,  шепотом
утешая девочку.
   Морейн встала. Опять все снова. Здесь ей больше  нечего  делать.  Джуринэ
тоже встала - не самая высокая женщина, но  все  же  выше  Морейн  почти  на
ладонь. И обе девочки могли бы, не поднимая головы, смотреть Морейн в глаза.
Покинув родной Кайриэн, Морейн  уже  свыклась  с  подобным  обстоятельством.
Заставив себя не торопиться, она тихо проговорила  слова  соболезнования  и,
пока девочки ходили за ее перчатками и  подбитым  мехом  плащом,  попыталась
сунуть в  руки  госпожи  Надзимы  замшевый  кошель.  Маленький  кошелек.  За
наличными деньгами нужно обращаться к банкирам, а это - явный след. Дело  не
в том, что после набега айильцев еще несколько  лет  доходы  с  ее  поместий
будут не слишком-то велики. И не в том, что кто-то ищет  ее.  Тем  не  менее
следов лучше не оставлять - если ее раскроют, хорошего в этом будет мало.
   Гордо  выпрямившись,  кандорка   отказалась   от   кошелька,   и   Морейн
рассердилась. Впрочем, Морейн понимала, в чем причина  ее  гнева.  Она  сама
знала, что такое гордость, и, кроме того, леди Карейл позаботилась о  верных
ей людях. Настоящей  причиной  гнева  Морейн  было  ее  собственное  желание
поскорее уйти. В одночасье, в огне пожара, Джуринэ Надзима потеряла  мужа  и
троих сыновей, но ее Джерид родился  милях  в  двадцати  от  нужного  места.
Поиски продолжаются. Морейн не  нравилось,  что  из-за  смерти  ребенка  она
испытывает чувство облегчения. Но это было именно так.
   Выйдя за порог, под серое небо,  Морейн  закуталась  в  плащ.  Она  давно
научилась простому приему, позволявшему не замечать холода, но всякий,  кому
вздумается расхаживать по улицам Канлуума  в  плаще  нараспашку,  непременно
окажется в центре внимания. Во всяком случае, любой чужестранец, если это не
явно Айз Седай. Кроме того, не позволить себе мерзнуть еще не значит  забыть
о холоде. А местный люд говорит "снова пришла весна", и без тени насмешки!
   Хотя по крышам стелился пронизывающий до костей  ветер,  на  изгибавшихся
дугой улицах было полно народу, и Морейн с  трудом  пробиралась  в  сутолоке
людей, повозок, фургонов. Будто весь  мир  собрался  в  Канлууме.  Торопливо
промолвив извинение, мимо протолкнулся тарабонец с густыми усами, темнокожая
уроженка  Алтары  покосилась  на  Морейн,  потом  встретился  иллианец  -  с
бородкой, но с выбритой  верхней  губой.  Можно  сказать,  красавчик,  и  не
слишком высок.
   В другой день, в другом городе она с удовольствием поглазела бы на  этого
парня. Сейчас же она едва заметила его. Сейчас ее больше волновали женщины -
Морейн кидала на них настороженные взгляды, особенно на тех, кто был  хорошо
одет - в шелк или тонкую шерсть. Плохо, что тут  столько  женщин  в  вуалях.
Дважды в толпе она замечала уверенно шагавших Айз Седай - ни ту,  ни  другую
Морейн прежде не встречала. Ни одна не взглянула в сторону Морейн,  но  она,
пригнув голову, держалась противоположной стороны улицы. Надо было бы надеть
вуаль. Мимо прошла коренастая женщина, черты ее лица скрадывали кружева.  Да
в такой вуали и с десяти шагов саму Сайрин Вайю не узнаешь!
   При этой мысли, сколь бы нелепой она ни казалась, Морейн вздрогнула. Если
новая Амерлин пронюхает,  что  у  нее  на  уме...  Влезть  в  тайные  планы,
непрошенно и втихомолку, - такое безнаказанным не останется. И не важно, что
Амерлин, начавшая их осуществлять, умерла во сне, а ныне на Престоле Амерлин
восседает другая. Самое меньшее - Морейн сошлют в уединение на  какую-нибудь
ферму до тех пор, пока поиски не будут завершены.
   Это  несправедливо.  Морейн  вместе  со  своей  подругой  Суан   помогали
составлять список женщин, которые  родили  ребенка  в  те  дни,  когда  Айил
подступили к самому Тар Валону. Они вдвоем, скрывая  свою  принадлежность  к
Айз Седай, предлагали этим женщинам свою помощь. Из всех, кому было поручено
собирать эти сведения, лишь Морейн да Суан  знали,  какова  подлинная  цель.
Именно они, вычеркнув ненужные имена, вручили Тамре получившийся список.  На
самом деле интерес представляли лишь дети, родившиеся  вне  городских  стен,
хотя, разумеется, обещанную помощь получили все найденные матери. Но главное
в ведущихся поисках - мальчики, родившиеся на западном берегу  реки  Эринин,
мальчики, которые могли родиться на склонах Драконовой горы.
   За спиной Морейн раздался пронзительно-злой женский крик, и она отскочила
в сторону, лишь потом сообразив, в  чем  дело.  Возница,  размахивая  бичом,
отгоняла  прочь  не  слишком  поворотливого   торговца   мясными   пирогами,
загромоздившего ей проезд своей тележкой. О Свет! Нет, самое меньшее, на что
она смеет рассчитывать, это ферма в глуши!
   Несколько мужчин хрипло засмеялись над  столь  явным  испугом  Морейн,  а
один, смуглолицый тайренец в полосатом плаще,  отпустил  грубую  шутку,  что
холодный ветер, мол, у  нее  под  юбками  шарит.  Остальные  засмеялись  еще
громче.
   Морейн, с пылающим лицом и одеревенелой спиной, зашагала  дальше,  пальцы
стиснули серебряную рукоять поясного ножа. Неосознанно она  обняла  Истинный
Источник, и Единая Сила хлынула в нее  дарящим  жизнь  потоком.  Ей  хватило
одного короткого взгляда через плечо: ее наполнял  саидар,  и  запахи  стали
намного явственнее, а краски ярче. Тайренец хохотал вовсю, откинув за  спину
плащ - Морейн могла бы пересчитать нити основы в тяжелой  ткани  плаща.  Она
направила крохотные струйки Силы - тонкие жилы Воздуха, и вдруг узлы завязок
распустились и мешковатые штаны  весельчака  свалились  на  отвороты  сапог.
Взревев как бык, он запахнулся в плащ,  а  хохот  вокруг  вспыхнул  с  новой
силой. Пусть на своей шкуре испытает холодный ветер и грубые шуточки!
   Но стоило отпустить Источник, и удовольствия как не бывало. Морейн всегда
подводили вспыльчивый характер и несдержанность. Любая способная  направлять
женщина, окажись она неподалеку, могла бы заметить плетение Морейн, могла бы
увидеть окружившее ее сияние саидар. Даже эти мизерные потоки самая слабая в
Башне сестра почувствовала бы в тридцати шагах. И это называется скрытность!
   Ускорив шаг, Морейн заторопилась прочь  от  места  происшествия.  Слишком
поздно спешить, но  большего  она  сделать  не  могла.  Она  дотронулась  до
маленькой книжечки в  поясном  кошеле,  стараясь  сосредоточиться  на  своей
задаче.  Но,  как  выяснилось,  одной  рукой  придерживать  обе  полы  плаща
невозможно - плащ забился  на  ветру,  и,  мгновение  поколебавшись,  Морейн
открыла себя пронизывающему холоду. Глупы те сестры, которые на каждом  шагу
сами казнят себя за оплошности, но порой наказание  может  сослужить  добрую
службу. Например, напомнит о том, о чем забывать нельзя. Если  не  проявлять
осторожности, то проще теперь же вернуться в  Белую  Башню  и  приняться  за
прополку грядок с репой.
   Мысленно Морейн зачеркнула имя Джуринэ Надзима. Многие имена  в  книжечке
уже были зачеркнуты чернилами.
   Матери пятерых мальчиков, родившихся в ином месте. Матери  трех  девочек.
Айильцам у Сияющих Стен противостояла почти двухсоттысячная армия, но Морейн
до сих пор поражало, сколько за солдатами шло женщин, сколько  из  них  было
беременных. У сестры постарше нашлось бы  объяснение  этому  явлению.  Война
была долгой, и мужчины, знавшие, что завтра могут погибнуть, хотели оставить
что-то после себя. Женщины, которые  знали,  что  их  мужчины  завтра  могут
погибнуть, хотели что-то сохранить после них.
   В интересующие ее десять дней от бремени разрешились сотни  женщин,  а  в
том войске, где оказались солдаты чуть ли не из  всех  земель,  очень  редко
знали о точном месте или времени рождения ребенка. А когда война окончилась,
Коалиция распалась, а армия разошлась по домам, тогда лишь  по  слухам  было
известно, откуда были родители  ребенка,  Слишком  много  оказалось  записей
вроде этой: "Сэйра Деосин. Муж - Эйдвин. Из Муранди. Сын?" Всего пара  имен,
а для поисков - целая страна, и никакой уверенности,  что  родился  мальчик.
Или, например, такая: "Кари ал'Тор. Из Андора? Муж - Тэмлин, Второй  Капитан
иллианских Спутников, ушел в отставку".  Эта  пара  могла  уйти  куда  глаза
глядят - ищи по всему миру! К тому же есть сомнения, был ли у  нее  ребенок.
Подчас в список попадало лишь  имя  матери,  вдобавок  -  шесть  или  восемь
вариантов названия ее родной деревни, а в какой стране - непонятно,  выбирай
из двух или трех. Список тех, кого можно найти без труда, сокращался быстро.
   Но найти ребенка необходимо. Того младенца, который, выросши и  возмужав,
способен будет владеть запятнанной мужской  половиной  Истинного  Источника.
Вот потому-то поиски ведутся в такой тайне, потому-то Тамра постаралась  как
можно дольше держать в стороне Морейн и Суан, которые, еще будучи Принятыми,
случайно узнали о рождении ребенка.  Такое  дело  не  для  Принятых,  а  для
искушенных сестер. Но кому она  могла  довериться,  получив  Предсказание  о
рождении Дракона Возрожденного, и более того, зная, что тот где-то уже сосет
материнскую грудь? Снились ли ей те же кошмары, от каких Морейн и Суан часто
просыпались в холодном поту? Но этот мальчик, став мужчиной,  должен  спасти
мир - ибо так гласят Пророчества  о  Драконе.  Если  только  его  не  отыщет
Красная сестра - ведь  Красная  Айя  в  первую  очередь  обязана  выискивать
мужчин, способных направлять, и Морей н нисколько не сомневалась, что  Тамра
ни одной из них  не  доверяла,  пусть  даже  речь  идет  о  ребенке.  Нельзя
полагаться на Красных - они могут забыть, что в нем  спасение  человечества,
но легко вспомнят, кто он такой. От последней мысли Морейн прошиб озноб.
   Комнатку Морейн снимала в гостинице под названием "Небесные врата", самой
лучшей и самой большой гостинице Канлуума. Широкое каменное здание в  четыре
этажа под зеленой  крышей  окружали  лавки,  а  позади  виднелись  на  холме
особняки знати. Морейн ни за что не остановилась бы тут, но во  всем  городе
она не сумела отыскать свободной комнаты. Глубоко вздохнув,  она  решительно
шагнула внутрь. Ее сгорбленные плечи не распрямили ни охватившее разом тепло
от огня, жарко пылавшего в четырех больших каминах, ни доносящиеся  с  кухни
дразнящие ароматы.
   Все  столики  в  просторной  общей  зале  с  выкрашенными  в  алый   цвет
потолочными балками были заняты. В основном просто  одетыми  купцами,  среди
которых богатой вышивкой  ярких  блуз  и  платьев  выделялись  состоятельные
ремесленники.  Их  Морейн  едва  удостоила  взглядом.  В  "Небесных  вратах"
поселились не меньше пяти Айз Седай, и все они сейчас сидели в общей зале. У
хозяина гостиницы, мастера Хэлвина, всегда найдется комната для  Айз  Седай,
даже  если  для  этого  понадобится  потеснить  прочих  постояльцев.  Сестры
держались на особицу, почти не глядя друг на  дружку,  и  даже  те,  кто  по
облику не сразу  признавал  в  них  Айз  Седай,  ясно  понимали,  что  лучше
держаться от них подальше. Мест за столиками не  хватало,  но  рядом  с  Айз
Седай если кто и  сидел,  так  только  ее  Страж,  который  со  стороны  мог
показаться обычным человеком, но  достаточно  было  одного  взгляда  суровых
глаз, чтобы понять свою ошибку. Одна из сидевших в одиночестве  сестер  была
из Красной Айя - Стражей у Красных не было.
   Заткнув перчатки за пояс и перекинув плащ через руку, Морейн двинулась  к
каменной лестнице в дальнем конце залы. Не спеша,  но  и  не  мешкая.  Глядя
прямо перед собой. Ей незачем  было  видеть  безвозрастные  лица  или  блеск
золотого кольца в виде змея, глотающего собственный хвост.
   Каждый раз, проходя рядом с другой сестрой,  она  чувствовала  в  женщине
способность направлять Силу, ощущала ее мощь. Здесь  никто  не  сравнится  с
ней. Морейн могла чувствовать их способность, но и они  могли  почувствовать
ее. Они провожали ее взглядами, а Морейн казалось,  будто  они  касаются  ее
пальцами. Никто ее не остановил. Никто не заговорил с нею.
   Но стоило Морейн дойти до лестницы, как позади раздался женский голос:
   - Ну и ну! Вот так сюрприз!
   Быстро повернувшись, Морейн с трудом сохранила на лице спокойствие и  тут
же  присела  в  реверансе  -  как  и  положено  не  слишком  родовитой  даме
приветствовать Айз Седай. Точнее, двух Айз Седай. Встреча с  любой  из  этих
одетых в неяркие шелка женщин в намерения Морейн никак не входила. А  тут  -
что за невезение - наткнулась разом на двух!
   Белые пряди в длинных волосах меднокожей Ларелле Тарси  придавали  особую
строгость ее элегантному облику. Морейн хорошо ее помнила - Ларелле  не  раз
занималась с нею, и когда Морейн ходила в послушницах,  и  когда  уже  стала
Принятой. И еще Ларелле славилась  умением  задать  такой  вопрос,  услышать
который тебе хотелось менее всего. Еще хуже - толстуха  Мериан  Редхилл,  ее
седеющие волосы были собраны  в  узел  на  затылке,  и  безвозрастные  черты
скрадывало  по-матерински  строгое  выражение  лица.  При  Тамре  она   была
Наставницей Послушниц и, если надо было,  всегда  узнавала  то,  что  больше
всего хотелось утаить. Ларелле по  сравнению  с  ней  показалась  бы  просто
слепой. Обе красовались в вышитых виноградными лозами шалях, и  шаль  Мериан
была украшена голубой бахромой. Морейн тоже принадлежала к Голубой Айя.  Это
могло иметь значение. А могло и не иметь  никакого  значения.  Странно  было
видеть их вместе - у Морейн сложилось впечатление, что друг  дружку  они  не
особенно любят.
   К несчастью, по Силе обе Айз Седай превосходили Морейн, хотя со  временем
она и станет сильнее их, но из-за существующей разницы ей придется если и не
подчиниться им, то считаться с ними.  Впрочем,  они  не  вправе  ставить  ей
препоны - что бы она ни делала. В этом отношении  обычай  соблюдали  строго.
Если только они не участвуют в поисках, начатых Тамрой, и та  не  рассказала
им о Морейн. Приказы Амерлин должны исполняться прежде  всего,  они  превыше
всех неписаных правил. Но стоит прозвучать здесь неверному слову, как  среди
сидящих в зале  сестер  разойдется  весть,  что  Морейн  Дамодред  почему-то
путешествует под чужим именем,  и  слух  как  пить  дать  быстро  дойдет  до
ненужных ушей, и уж наверняка яду в этих шепотках  будет  предостаточно.  Уж
таков  мир.  А  потом  -  и  очень  скоро  -  Морейн  получит   распоряжение
возвратиться в Тар Валон. Она  открыла  рот,  решив  опередить  события,  но
кто-то заговорил раньше нее.
   - Ни к чему ее проверять, -  обернувшись  к  двум  Айз  Седай,  скрипучим
голосом произнесла сестра, сидевшая за столиком одна.  Стройную  русоволосую
сестру из Коричневой Айя звали Фелана Бевайн, именно она  приметила  Морейн,
едва та появилась в гостинице, и затеяла разговор. - Говорит, ей не  хочется
отправляться в Башню. Упрямая, хоть кол на голове теши. Да и скрытная к тому
же. Можно подумать,  всем  известно  о  каком-то  дичке,  вдруг  выросшем  в
захолустном кайриэнском Доме! Но это дитя ни с кем не желает делиться  своей
тайной.
   Ларелле с Мериан посмотрели на Морейн: Ларелле - выгнув задумчиво  тонкую
бровь, а Мериан явно пряча улыбку. Большинство сестер недолюбливали  дичков,
или дикарок, - женщин, которые самостоятельно, без  помощи  в  Белой  Башне,
научились направлять Силу и остались при этом в живых.
   - Истинно  так,  Айз  Седай,  -  осторожно  промолвила  Морейн,  чувствуя
облегчение от того, что кто-то другой начал разговор. - У меня нет  никакого
желания становиться послушницей.
   Фелана не мигая уставилась на Морейн, но вновь обратилась к двум сестрам:
   - Говорит, будто ей  двадцать  два,  но  бывало,  это  правило  обходили.
Женщина говорит, что ей восемнадцать, и тогда ее берут на обучение. Конечно,
если возраст не слишком явно бросается в глаза, а эта девочка...
   - Наши правила лучше не нарушать, - отрезала Ларелле, а  Мериан  добавила
напряженным тоном:
   - По-моему, эта молодая женщина не станет врать о своем возрасте. Она  не
хочет становиться послушницей; Фелана. Пусть идет своей дорогой.
   Морейн едва не испустила вздох облегчения. Хотя Фелана и была слабее двух
других Айз Седай, она явно не желала  смириться  с  тем,  что  ее  перебили.
Очевидно, Фелана намеревалась продолжить спор и привстала  было,  но,  когда
она взглянула на лестницу позади Морейн, глаза ее расширились  и  Коричневая
сестра вдруг уселась обратно, уставясь в свою тарелку  с  черным  горохом  и
луком с таким видом, будто больше ничего в жизни ее не интересовало.  Мериан
и Ларелле подтянули шали, по серой и голубой бахроме пробежала рябь.  Вид  у
обеих был такой, словно им очень  хотелось  оказаться  где-нибудь  в  другом
месте, а самих в то же время будто гвоздями к полу прибили.
   - Значит, эта девочка не желает быть послушницей, - раздался на  лестнице
женский голос. Его Морейн слышала  лишь  однажды,  два  года  назад,  но  не
забудет никогда. Считанные женщины были сильнее обладательницы этого голоса,
но ныне сравниться с нею в Силе могла в лучшем случае одна. Невольно  Морейн
кинула взгляд через плечо.
   Чуть ли не  все  считали,  что  Кадсуане  Мелайдрин,  удалясь  на  покой,
давным-давно умерла, но она появилась с началом Айильской Войны, и, наверно,
немало сестер пожалели, что та и в самом деле не упокоилась в тихой  могиле.
Кадсуане была особой легендарной, а очень  неуютно  чувствуешь  себя,  когда
рядом стоит живая легенда и смотрит на тебя. Ее деяния, по слухам,  казались
совершенно невероятными, а остальные были и того хлеще, хотя многому имелись
подтверждения. Однажды король Тарабона, когда  открылось,  что  он  способен
направлять Силу, попросту исчез из дворца и был  вывезен  в  Тар  Валон  для
укрощения, а по пятам гналась армия, которая  не  поверила  такому  о  своем
правителе и жаждала вызволить его. Король Арад Домана и королева  Салдэйи  -
оба были  похищены  и  тайно  увезены,  и  когда  Кадсуане  в  конце  концов
освободила  их,  неминуемая,  казалось  бы,  война   сама   собой   затухла.
Поговаривали, что закон Башни ей не указ, на обычаи она плевала,  шла  своим
путем и подчас тащила за собой других.
   - Благодарю Айз Седай за заботу обо мне, - начала было Морейн, но умолкла
под взглядом Кадсуане. Ее взгляд был не  просто  суровым.  Безжалостным.  По
слухам,  многие  годы  даже  восседавшие  на  Престоле  Амерлин  с   опаской
относились к Кадсуане. Шептались, будто однажды она  накинулась  на  Амерлин
чуть ли не с  кулаками.  Что,  разумеется,  невозможно  -  ее  бы  наверняка
казнили! Морейн сглотнула комок в горле и попыталась  заговорить  снова,  но
опять не смогла вымолвить ни слова.
   Спускаясь по лестнице, Кадсуане сказала Ларелле и Мериан:
   - Приведите девушку.
   Не оглядываясь, она двинулась через общий зал. Купцы и мастеровые, кто  в
открытую, кто искоса, посматривали на нее,  как  и  Стражи,  но  все  сестры
сидели, не поднимая глаз от столешниц.
   Лицо у Мериан вытянулось, Ларелле  шумно  вздохнула,  но  обе  Айз  Седай
подтолкнули Морейн вслед за покачивающимися золотыми украшениями в  прическе
Кадсуане. Делать нечего, нужно подчиниться. Хорошо хоть, Кадсуане не из тех,
кому давала поручение Тамра: после того памятного появления в  начале  войны
она в Тар Валон не возвращалась.
   Кадсуане провела всех  в  одну  из  отдельных  гостиных,  где  в  камине,
выложенном черным камнем, пылал огонь,  а  на  стенах,  отделанных  красными
панелями, висели серебряные лампы. Возле камина грелся высокий кувшин, и  на
лакированном  подносе,  стоявшем  на  маленьком  резном  столике,   блестели
серебряные кубки. Мериан с Ларелле  устроились  в  обитых  цветастой  тканью
креслах, но, когда Морейн, положив  плащ  на  стул,  собралась  было  сесть,
Кадсуане остановила ее.
   - Встань сюда, перед сестрами, дитя мое, - велела она.  Еле  удержавшись,
чтобы не вцепиться  пальцами  в  юбку,  Морейн  встала,  как  было  сказано.
Подчиняться кому бы то ни  было  она  никогда  не  умела.  До  того,  как  в
шестнадцать лет попасть в Башню, Морейн мало кому  повиновалась.  Почти  все
повиновалось ей.
   Кадсуане принялась медленно ходить, обошла трех женщин  по  кругу,  потом
сделала второй круг. Мериан и Ларелле  удивленно  переглянулись,  и  Ларелле
открыла было рот, но, бросив взгляд на Кадсуане, так ни слова и не  сказала.
Обе Айз Седай  напустили  на  себя  бесстрастно-спокойный  вид  -  глядя  со
стороны, можно было подумать, что им совершенно ясно,  что  тут  происходит.
Иногда Кадсуане посматривала на них, но в основном она смотрела на Морейн.
   - Большинство  новоиспеченных  сестер,  -  вдруг  заговорила  легендарная
сестра, - шали почти не снимают, разве что когда спать ложатся или  в  ванну
залезают. А ты здесь без шали и без кольца, да еще в таком опасном  месте  -
опаснее лишь в самом Запустении. Почему?
   Морейн заморгала. Вопрос задан без обиняков, в лоб. Кадсуане  и  в  самом
деле наплевать на условности и обычаи, когда они ее  не  устраивают.  Морейн
постаралась придать голосу живости.
   - Новоиспеченные сестры еще и Стража себе ищут. - Почему Кадсуане  так  с
ней обращается? - А у меня Стража еще  нет.  Мне  говорили,  что  из  мужчин
Пограничья получаются превосходные Стражи.
   Зеленая сестра одарила ее таким  пронзительным  взглядом,  что  у  Морейн
мелькнула мысль, не чересчур ли легкомысленно она говорила.
   Остановившись за спиной Ларелле, Кадсуане положила ладонь на плечо  Серой
сестры.
   - Что тебе известно об этой девочке?
   Каждая из учениц Ларелле считала ее образцом сестры,  и  каждую  страшила
эта холодность. Все они боялись ее, и все хотели походить на нее.
   - Морейн была прилежной ученицей, все схватывала  на  лету,  -  задумчиво
произнесла Ларелле. - Быстрее всего в Башне учились она да Суан  Санчей.  Но
вам это наверняка известно. Ну, что еще... На язык невоздержанна и  чересчур
вспыльчива была, пока  мы  ее  не  уняли  -  насколько  нам  удалось.  Их  с
подружкой, той самой  Суан,  вечно  на  проделки  тянуло.  Но  испытание  на
Принятую обе прошли с первого раза и шаль получили  сразу.  Ей,  разумеется,
необходима выдержка, закалка, но со временем из нее может  получиться  нечто
толковое.
   Кадсуане встала позади Мериан и задала тот же вопрос, прибавив:
   - Ларелле сказала, ее вечно тянуло... на проделки. Трудный ребенок?
   Мериан с улыбкой покачала головой. Никто из девочек не хотел быть Мериан,
но все знали, к кому идти, чтобы выплакаться  или  чтобы  попросить  совета,
когда нельзя и лучшей подруге довериться. Многие девочки бывали у Мериан  по
своей воле и не в пример чаще, чем их отправляли к ней для наказания.
   - Нельзя сказать, что трудный, - сказала Мериан. - Скорее неугомонный. Ни
одна из учиненных Морейн проказ не была злой, но было  их  предостаточно.  И
послушницей, и Принятой ее отправляли ко мне в кабинет много чаще, чем любых
трех девочек вместе. Не  считая  разве  что  ее  закадычной  подружки  Суан.
Разумеется, очень часто бывает, что подруги в чем-то замешаны вместе, но эту
парочку одну без другой ко мне не присылали. Последний раз это случилось тем
самым вечером, когда они прошли испытание на право  носить  шаль.  -  Улыбку
Мериан сменила нахмуренность, которую Морейн помнила по тому вечеру. Она  не
сердилась, скорей не верила, что молодые женщины  способны  выкинуть  эдакий
номер. И еще на лице ее тогда читалась еле  заметная  заинтересованность.  -
Вместо того чтобы провести вечер в раздумьях  и  медитации,  они  попытались
подложить мышей в постель одной сестры, Элайды а'Ройхан. Вот за  этим  их  и
поймали. По-моему, не было еще женщины, которая получила звание Айз Седай  и
которой после последнего посещения Наставницы  Послушниц  приходилось  бы  с
опаской  садиться.  С  неделю,  пока  в  них  закреплялись  Три  Клятвы,  им
требовалось подушечку подкладывать.
   Морейн удалось сохранить непроницаемое выражение лица, усилием  воли  она
удержала пальцы, готовые сжаться в кулаки, но ничего не  сумела  поделать  с
заполыхавшими щеками. И  эта  печально-заинтересованная  нахмуренность,  как
будто Морейн все еще Принятая. Значит,  ей  нужна  выдержка?  Ну,  наверное,
немного выдержки не  помешает,  но  все-таки...  И  распространяться  о  той
дружбе!
   - По-моему, вы знаете обо мне все, что нужно знать, - напряженным голосом
заявила Морейн Кадсуане. Никого  не  касается,  как  тесно  дружили  Суан  и
Морейн, только их двоих. Ни к чему рассказывать о наказаниях,  да  еще  и  в
подробностях. Ученицы Элайду не любили -  она,  когда  бы  ни  появлялась  в
Башне, всегда придиралась, требовала, чтобы все ее задания  выполнялись  без
сучка и задоринки. - Мне пора. Я уезжаю в Чачин.
   Морейн едва  не  застонала  и  прикусила  язык,  сообразив,  что  с  него
сорвалось. Ну вот опять! Стоит гневу взять над  нею  верх,  как  язык  мелет
невесть что. Если Ларелле и Мериан участвуют в поисках, то у  них  наверняка
имеется хотя бы часть списка из записной книжечки  Морейн.  В  том  числе  и
Джуринэ Надзима, и леди Инее Демайн  из  Чачина,  и  Авинэ  Сахира,  которая
"живет в деревне на  проезжей  дороге  между  Чачином  и  Канлуумом".  Чтобы
укрепить  подозрения,  остается  еще  сказать,  что  после  она   собирается
ненадолго  посетить  Арафел,  а  потом  -  и  Шайнар.   Кадсуане   неприятно
улыбнулась.
   - Ты уедешь, дитя мое, когда  я  разрешу.  И  помалкивай,  пока  тебя  не
спросят. Вон там в кувшине вино с пряностями. Налей-ка нам.
   Морейн задрожала. "Дитя мое"! Она давно не послушница. Кадсуане не вправе
приказывать ей уходить-приходить. Как и  помалкивать.  Но  Морейн  не  стала
протестовать. Она подошла к камину - впрочем, несколько деревянной походкой,
- и взяла длинногорлый серебряный кувшин.
   -  Кажется,  Кадсуане,  тебя  заинтересовала  эта  молодая   женщина,   -
промолвила Мериан, чуть повернувшись и глядя, как Морейн разливает  вино.  -
Нам о ней ничего знать не нужно?
   Ларелле улыбнулась с еле заметной издевкой -  или  скорее  всего  лишь  с
намеком на насмешку, ведь рядом стояла Кадсуане, - и заметила:
   - Неужели у кого-то было Предсказание, будто в один прекрасный  день  она
станет Амерлин? Лично я ничего такого не замечаю, но вообще-то  у  меня  нет
таланта к Предсказанию.
   - Я могу прожить еще лет тридцать, - сказала Кадсуане, протянув  руку  за
предложенным Морейн кубком. - Или же три года. Кто возьмется сказать?
   Глаза Морейн округлились, и она пролила горячее вино  себе  на  запястье.
Мериан тихо охнула, а у Ларелле был  такой  вид,  точно  ей  в  лоб  заехали
булыжником. Всякая Айз Седай скорей плюнет на стол,  чем  упомянет  о  своем
возрасте или о возрасте кого-либо из сестер. Но Кадсуане - это не всякая Айз
Седай.
   - В следующий раз, дитя мое, будь чуточку поосторожнее,  когда  наливаешь
вино, - невозмутимо, как ни в чем не  бывало,  промолвила  Кадсуане.  Морейн
отошла к камину, не сводя с нее глаз, а Кадсуане продолжила: -  Мейлин  куда
старше. Когда меня и ее не станет, тогда самой сильной останется  Кирене.  -
Ларелле вздрогнула. - Тебя что-то беспокоит? - Заботливый тон Кадсуане  вряд
ли кого-нибудь ввел в заблуждение, и она продолжала, не дожидаясь ответа:  -
Если мы умалчиваем о возрасте, это еще не значит, что людям неведомо, что мы
живем дольше них. Ха! А после Кирене - резкое падение к следующим пяти. Пять
- если это дитя и та девочка Санчей разовьют свой потенциал. К тому же одной
из пятерых столько же лет, сколько и мне, и она уже подумывает, не  пора  ли
ей на покой.
   - Какой в этом  смысл?  -  спросила  Мериан  слабым,  точно  от  дурноты,
голосом.
   Ларелле прижимала  ладони  к  животу,  лицо  у  нее  посерело.  Они  едва
взглянули на предложенное Морейн вино и  знаком  отказались,  и  она  так  и
держала кубок в руке, хотя вряд ли сумела бы сделать хоть глоток.
   Кадсуане нахмурилась - зрелище не из тех, что радуют сердце.
   - За тысячу лет в Башню не пришла ни одна, кто сравнился бы со  мною.  За
почти шестьсот лет - никого, сравнимого с  Мейлин  или  Керене.  Тысячу  лет
назад нашлось бы по меньшей мере пятьдесят сестер, кто по силе стоял бы выше
этой девочки. А глядишь, через сотню лет она  сама  будет  в  числе  первых.
Возможно, конечно, что к тому времени отыщется кто-то посильнее, но вовсе не
пятьдесят. Скорей всего вообще никого. Мы вырождаемся.
   - Ничего не понимаю, - отрывисто сказала  Ларелле.  Судя  по  всему,  она
взяла себя в руки и злилась на себя за выказанную слабость. -  Нам  всем  об
этом известно, но при чем тут Морейн? По-твоему, ей суждено привести в Башню
много девушек, и вдобавок с большим потенциалом?  -  Громким  хмыканьем  она
ясно дала понять, что думает о подобной перспективе.
   - Будет жаль, если впустую пропадет такой талант, причем раньше, чем сама
она поймет,  что  к  чему.  Башня  не  имеет  права  потерять  ее  из-за  ее
собственного неведения. Взгляните на нее. Хорошенькая  куколка,  благородная
малышка-кайриэнка. - Кадсуане  указательным  пальцем  приподняла  подбородок
Морейн. - Если хочешь подыскать себе Стража, то скорей  найдешь  разбойника,
которому захочется пошарить в твоем кошеле. Вот он и пустит  стрелу  тебе  в
сердце. Или громила, который при одном  только  виде  спящей  сестры  млеет,
проломит тебе черепушку, и очнешься ты в  каком-нибудь  закоулке,  лишившись
золота и, возможно, еще кое-чего. Сдается мне, Стража ты будешь  выбирать  с
той же придирчивостью, как и своего первого мужчину.
   Морейн отшатнулась, кипя от возмущения и сбивчиво что-то бормоча. Сначала
говорили о ней и Суан, а теперь  еще  об  этом!  Есть  же  вещи,  о  которых
говорить можно и о которых говорить совершенно не стоит!
   На ее вспышку Кадсуане  не  обратила  ровным  счетом  никакого  внимания.
Спокойно прихлебывая вино, она вновь повернулась к Ларелле и Мериан:
   - Пока она не найдет себе Стража, который будет оберегать ее спину, лучше
будет оберечь ее от собственной восторженности. Если не ошибаюсь, вы  вдвоем
собирались в Чачин. Вот с вами она и поедет.  Надеюсь,  из  виду  ее  вы  не
упустите.
   Морейн наконец обрела дар речи, но толку ее заявления возымели не больше,
чем ее негодование. Ларелле с Мериан тоже принялись шумно возражать. За  Айз
Седай, пусть даже вчера получившей звание полноправной  сестры,  ни  к  чему
"присматривать". У них и своих дел по горло. Что  это  за  дела,  Ларелле  с
Мериан не распространялись - да и мало  какая  сестра  о  том  вслух  станет
говорить, - но ясно было, что попутчиц им и даром не надо.  Кадсуане  же  не
слышала того, чего слышать не желала, и настаивала,  что  Мериан  с  Ларелле
должны поступать так, как угодно ей, а стоило им дать слабину, сразу же этим
воспользовалась. Очень скоро парочка ерзала на  сиденьях  и  отговаривалась,
что повстречались они лишь вчера и вряд ли им по дороге. Так или  иначе,  но
обе намеревались пробыть в Канлууме дня два-три, а Морейн собиралась  уехать
сегодня же.
   - Девочка останется тут до вашего отъезда, - решительно заявила Кадсуане.
- Ладно, тогда с этим все. Уверена, вы обе хотите заняться  тем  делом,  что
привело вас в Канлуум. Не буду вас задерживать.
   Кадсуане столь бесцеремонно указала  Айз  Седай  на  дверь,  что  Ларелле
недовольно поддернула шаль, потом направилась к выходу,  ворча,  что  Морейн
горько пожалеет, если будет путаться под ногами или хоть на час задержит  ее
на пути в  Чачин.  Мериан  восприняла  все  куда  проще  даже  сказала,  что
присмотрит за Морейн как за родной дочерью. Правда, приятного ее  улыбка  не
обещала.
   Когда Ларелле с Мериан ушли, Морейн, не веря своим  глазам,  смотрела  на
Кадсуане. Ничего подобного она раньше не видывала.  За  исключением  лавины.
Теперь Морейн оставалось одно - держаться тише  воды  ниже  травы,  пока  не
подвернется случай улизнуть незаметно для Кадсуане и остальных. Разумней  не
придумаешь.
   - Я ни с чем не согласна, - холодно промолвила Морейн. Очень  холодно.  -
Что, если у меня есть в Чачине неотложные дела? Что, если я не  стану  ждать
здесь два или три дня? - Пожалуй, Морейн и в  самом  деле  стоит  подучиться
держать свой язык на привязи.
   Кадсуане задумчиво рассматривала дверь, закрывшуюся за Ларелле и  Мериан,
но сразу повернулась и устремила пронзительный взор на Морейн.
   - Ты носишь шаль всего пять месяцев, и у тебя уже есть  неотложные  дела?
Ха! Ты до сих пор не усвоила первого урока: получение шали означает, что  ты
готова по-настоящему учиться. Второй урок - осторожность. Я  слишком  хорошо
знаю, каково оно, когда ты молода, саидар наготове, а весь мир у твоих  ног.
Как тебе кажется. - Морейн пыталась вставить хоть слово,  но  это  было  все
равно что оказаться на пути лавины. - В  жизни  тебе  еще  не  раз  придется
многим рисковать - если проживешь достаточно  долго.  Ты  и  так  уже  очень
рискуешь, не подозревая о том. Слушай меня внимательно. И делай так,  как  я
скажу. Вечером я проверю твою кровать, и если она  окажется  пуста,  я  тебя
отыщу и ты горько пожалеешь о тех  мышах.  А  потом  сможешь  утереть  слезы
шалью, которая, по-твоему, делает тебя непобедимой. В этом ты заблуждаешься.
   Уставясь на закрывшуюся за Кадсуане дверь, Морейн вдруг сообразила, что в
руке у нее кубок с вином, и залпом выпила  его  до  дна.  Нет,  эта  женщина
просто... устрашающая! Обычаями не позволено применять физическое насилие  к
другой сестре, но Кадсуане ни на волос не  отступала  от  своих  угроз.  Она
сказала об этом напрямую, значит, согласно Трем Клятвам, именно это и  имела
в виду. Невероятно. Совпадение ли, что она упомянула Мейлин Арганья и Керене
Нагаши? Они были среди тех, кому поручила розыски Тамра. А  может,  Кадсуане
тоже из их числа? Так или иначе, она приостановила поиски Морейн  не  меньше
чем на неделю. Если и в самом деле придется отправиться вместе с  Ларелле  и
Мериан. Но почему всего лишь на  неделю?  Если  Кадсуане  сама  участвует  в
поисках... Если Кадсуане узнала о ней и Суан... Если... Что толку стоять тут
и вертеть в руках пустой кубок! Морейн подхватила свой плащ.
   Несколько человек оглянулись на нее, когда она спустилась в общий зал,  -
кое-кто с сочувствием. Несомненно, пытались представить  себе,  на  что  это
похоже - оказаться в центре внимания трех Айз Седай, и не  сомневались,  что
ничего приятного подобное не сулит. Ни у  одной  из  сестер  сострадания  на
лицах и в помине не было. Фелана довольно улыбалась  -  верно,  предвкушала,
как имя леди Элис вписывают в книгу послушниц. Ни Кадсуане, ни  двух  других
Айз Седай нигде видно не было.
   Потрясенная, Морейн пробиралась между столиками. Столько вопросов - и  ни
единого ответа! Ей захотелось, чтобы рядом была Суан: та головоломки щелкала
точно орешки и не растерялась бы ни перед какой загадкой.
   В дверь с улицы заглянула молодая женщина,  сразу  исчезнув  из  виду,  и
Морейн чуть не споткнулась. Если чего-то очень хочется, того и жди, что  оно
тебе почудится. Женщина заглянула вновь, капюшон плаща откинут на узелок  за
спиной, и это в самом деле была Суан,  решительная  и  красивая,  в  простом
синем платье со следами долгого пути. На этот раз она заметила Морейн, но не
кинулась радостно навстречу, а кивком указала на улицу и снова исчезла.
   С сердцем,  стучавшим  у  самого  горла,  Морейн  запахнулась  в  плащ  и
выскочила из гостиницы. Суан уже шла в уличной  толчее,  оборачиваясь  через
каждые два шага. Морейн заторопилась следом, тревога ее росла.
   Суан должна была находиться за  сотню  миль  отсюда,  в  Тар  Валоне.  Ее
оставила при себе помощницей Сеталия Деларме, возглавлявшая сеть соглядатаев
Голубой Айя. Об этой тайне Суан, сетуя  на  свою  судьбу,  как-то  ненароком
обмолвилась.  Когда  подруги  были  послушницами  и   Принятыми,   Суан   не
переставала делиться мечтами о том, как отправится в мир, поглядит на  него,
но в тот день, когда девушкам вручили шали, Сеталия отвела Суан в  сторонку,
и с того вечера новоиспеченная Айз Седай стала разбирать приходящие изо всех
стран послания мужчин и женщин. Там, где другие  не  замечали  ничего,  Суан
благодаря складу своего  ума  видела  связь  событий  и  нащупывала  скрытые
пружины. По Силе Сеталия не  уступала  Мериан,  и  должно  пройти  еще  года
три-четыре, прежде чем Суан посмеет  сказать  Сеталии,  что  оставляет  свой
пост. Скорей в День Солнца снег пойдет, чем Сеталия  отпустит  Суан  на  год
раньше. И в Канлууме Суан могла оказаться только по одной причине...  Морейн
глухо застонала, и лопоухий парень, продававший вразнос булавки,  окинул  ее
озабоченным взглядом; Морейн ответила ему таким яростным взором, что бедняга
аж попятился.
   Похоже, что Сайрин послала Суан вернуть  Морейн  и  что  на  долгом  пути
тревога ни на минуту не оставляла  Суан.  Сайрин  отличалась  суровостью,  и
жалости у нее не было ни на унцию. В день избрания от новой Амерлин ожидают,
что она дарует прощения и смягчит наказания; Сайрин  же  приказала  выпороть
двух сестер, а еще трех - на год изгнать из Башни. И с нее станется  сказать
Суан,  какому   наказанию   она   решила   подвергнуть   виновницу.   Морейн
содрогнулась. Весьма вероятно,  Сайрин  сумеет  придумать  сочетание  Труда,
Бедности, Умерщвления Плоти и вдобавок - Смирения Духа.
   В сотне шагов от гостиницы Суан опять обернулась, обождала немного, чтобы
подруга наверняка ее увидела, а потом юркнула в  переулок.  Морейн  ускорила
шаг и последовала за ней.
   Рослая  Суан  расхаживала  между  незажженными  масляными  фонарями,  что
цепочкой протянулись вдоль всего узкого пыльного закоулка.  Ничто  не  могло
испугать Суан Санчей, дочь рыбака из самых опасных кварталов Тира, но сейчас
в ее острых голубых глазах читался страх. Морейн  открыла  было  рот,  чтобы
спросить, не подтвердились ли ее собственные страхи  о  Сайрин,  но  подруга
заговорила первой.
   - Морейн, скажи мне, что ты нашла его! Скажи, что это мальчик Надзимы! Мы
передадим его Башне под присмотр сотни сестер, и на этом - все.
   Сотня сестер?
   - Нет, Суан, - ответила Морейн. Откуда  в  голосе  подруги  такая  дрожь?
Совсем непохоже на Суан. - А что случилось?
   Суан заплакала. Суан, у которой сердце льва, которая позволяла  скатиться
слезинке, лишь выйдя из кабинета Мериан. Обхватив Морейн руками, Суан крепко
обняла ее. Она вся дрожала.
   - Они все мертвы, - пробормотала Суан. - Айша и Керене, Валира, и  Людис,
и Мейлин. Сказали, что Айшу со Стражем убили в Муранди  разбойники.  Керене,
по слухам, во время бури упала с корабля в Аргуэнью и утонула.  А  Мейлин...
Мейлин...
   Морейн обняла подругу,  что-то  успокаивающе  шепча.  И  оцепенело  глядя
поверх плеча Суан. Они узнали о пяти женщинах,  которых  Тамра  отрядила  на
поиски, и все пять мертвы.
   - Мейлин была... очень немолода, - медленно  промолвила  Морейн.  Она  не
была уверена, что сумела бы вообще произнести подобные слова, если бы на эту
тему в открытую не заговорила Кадсуане. Суан испуганно вздрогнула, и  Морейн
через силу продолжила: - Да и остальные, особенно Керене... - Даже  для  Айз
Седай возраст под двести лет не назовешь молодостью. - И  несчастные  случаи
бывают. И разбойники попадаются. И бури случаются.
   Она и сама с трудом верила своим словам. Все сразу?
   Суан отстранилась.
   - Ты не понимаешь! Мейлин... - Морщась,  она  яростно  вытерла  глаза.  -
Рыбий потрох! Попробую пояснее.  Возьми  себя  в  руки,  дура  проклятая!  -
Последние слова она прорычала себе самой.  Мериан,  да  и  другим,  пришлось
немало постараться, чтобы обуздать склонный к ругательствам  язык  Суан,  но
едва шаль оказалась на ее плечах, как все вернулось снова. Подведя Морейн  к
перевернутой бочке, она усадила подругу. - Присядь-ка лучше, а то  на  ногах
не устоишь, когда услышишь, что я тебе скажу. Будь я проклята, меня  и  саму
ноги бы не держали.
   Подтащив поближе разбитый ящик, Суан устроилась на нем. Она  разглаживала
юбки, всматривалась  в  створ  улицы,  ворча  на  заглядывавших  в  переулок
прохожих. Ее явное нежелание говорить ничуть  не  успокаивало  Морейн.  Как,
впрочем, и саму Суан. Когда она заговорила снова, то ей пришлось  сглотнуть,
точно ее мутило.
   - Мейлин вернулась в Башню почти месяц назад.  Почему,  я  не  знаю.  Она
ничего не сказала, ни  где  была,  ни  куда  собирается.  Просто  собиралась
остаться на несколько месяцев. Я... О Керене  я  услышала  утром  того  дня,
когда вернулась Мейлин, а о других еще раньше. Поэтому я решилась поговорить
с Мейлин. И не смотри так на меня! Я знаю, что значит быть осторожной! -  Уж
что-что, а слово "осторожная" в понимании Морейн никак не было  приложимо  к
Суан. - Я пробралась тайком в ее апартаменты и спряталась  под  кроватью.  И
слуги не увидели меня, когда перестилали постель. - Суан горестно  хмыкнула.
- Там я и уснула. Меня разбудило солнце, но постель была не смята.  Тогда  я
выскользнула за дверь и спустилась на завтрак, ко второй смене. И вот  ем  я
овсянку, и появляется Чесмал Эмри и... Она... Она сказала, что ночью  Мейлин
умерла в своей постели, - торопливо докончила Суан и тяжело вздохнула, глядя
на Морейн.
   Морейн порадовалась тому, что  сидит,  иначе  колени  у  нее  обязательно
подломились бы. Она выросла в центре Даэсс  Дей'мар,  Великой  Игры,  -  так
называли интриги и заговоры, которые насквозь  пронизывали  жизнь  Кайриэна,
когда в каждом слове искали скрытый смысл, а в каждом поступке видели  часть
хитроумного плана. Но  сейчас  было  не  до  смысловых  оттенков.  Произошло
убийство.
   - Красная Айя? - в конце концов предположила Морейн. Красные Айя могли бы
убить женщину, заподозренную ими в  защите  мужчины,  способного  направлять
Силу.
   Суан фыркнула.
   - На теле Мейлин не было ни царапинки, а Чесмал наверняка  обнаружила  бы
яд, или удушение, или... А это, Морейн, означает только одно - Силу.  Пойдут
ли даже Красные на это? - В голосе Суан звучала ярость, но  она  скинула  со
спины мешок, положила на колени и  прижала  к  себе.  Казалось,  она  что-то
прячет за ним. Однако, судя по сердитому  лицу,  гнева  в  ней  теперь  было
больше, чем страха. - Пораскинь мозгами, Морейн. Считается, что  Тамра  тоже
умерла во сне. Только мы знаем, что в случае с Мейлин дело нечисто, и  какая
разница, где ее нашли. Сначала Тамра, а потом умирают остальные. Вот  в  чем
смысл: кто-то заметил, как она вызывает к себе сестер, и решил узнать, в чем
причина. Причем захотел настолько, что  рискнул  допрашивать  саму  Амерлин.
Значит, им есть что скрывать, раз они пошли на такое. И они  рискнули  всем,
лишь бы их тайна оставалась нераскрытой. Они убили ее, скрыв ее смертью, что
они наделали, а потом решили убить остальных. А это  означает,  что  они  не
хотят, чтобы мальчика нашли, нашли живым. Им не  нужен  Дракон  Возрожденный
для Последней Битвы. Вот так, как ни крути. Иные объяснения - все равно  что
выплеснуть против ветра ведро с помоями и надеяться себя не обрызгать.
   Не осознавая, Морейн всматривалась в конец переулка. Мало кто из прохожих
хотя бы раз оглядывался на двух сидящих  женщин.  Никто  не  останавливался.
Никому не было до них никакого дела. О некоторых вещах проще говорить, когда
ничем не выделяешься. "Амерлин" была допрошена; "она" была убита. Не Тамра -
это имя вызвало бы в памяти  знакомое,  преисполненное  решительности  лицо.
"Кто-то" убил  ее.  "Они"  не  хотят,  чтобы  нашли  Дракона  Возрожденного.
Убийство посредством Силы, несомненно, означает нарушение Трех  Клятв,  даже
для... для тех, чье имя Морейн хотелось произносить не больше, чем Суан.
   Усилием воли придав лицу бесстрастное выражение, а голосу -  спокойствие,
Морейн с трудом вымолвила:
   - Черные Айя.
   Суан дернулась, потом, зло сверкнув исподлобья глазами, кивнула.
   Любая  сестра  неминуемо  разгневалась  бы,  услышав  предположение,  что
существует  тайная  Айя,  скрытая  среди  остальных  и  всецело  предавшаяся
служению Темному. Большинство сестер попросту отказались бы  слушать.  Белая
Башня стоит на стороне Света более трех тысяч лет. Но были  сестры,  которые
не отметали с порога существование Черных Айя.  Некоторые  полагали,  что  в
этом есть доля правды. Считанные единицы,  в  разговоре  с  другой  сестрой,
признали бы существование Черной Айя, однако Морейн не хотелось признаваться
в этом даже себе.
   Суан потеребила завязки своего мешка и бодро заговорила:
   - Вряд ли им известны наши имена: Тамра не считала, что  мы  участвуем  в
этих поисках. Иначе со мной тоже произошел  бы  "несчастный  случай".  Перед
уходом я подсунула под дверь Сайрин записку со своими подозрениями. Только я
не знаю, насколько можно ей доверять. И  кому  -  Амерлин!  Я  писала  левой
рукой, но так дрожала, что никто не признал бы моего почерка, даже если бы я
писала правой. Чтоб у меня печенка сгорела! Даже знай мы, кому  доверять,  у
нас не доказательства, а какая-то трюмная водичка.
   - Мне и этого достаточно. Если им все известно, имена всех, кого  выбрала
Тамра,  то,  наверно,  никого  и  не  осталось,   только   мы.   Нам   нужно
пошевеливаться, у нас еще есть надежда первыми отыскать мальчика.  -  Морейн
тоже старалась говорить энергичным тоном. Хорошо, что Суан ограничилась лишь
кивком. Сколько бы Суан ни твердила, что  вся  дрожит,  она  ни  за  что  не
отступит. И ей даже в голову не придет, что Морейн способна сдаться.  И  это
радовало больше всего. - Может, они узнают о нас, а может, и нет. Или решили
двух молоденьких сестер оставить напоследок. Так или  иначе,  полагаться  мы
можем лишь на самих себя. - Кровь отхлынула от лица Морейн.  -  О  Свет!  Ты
знаешь, Суан, с кем я встретилась в гостинице?
   Морейн попыталась припомнить каждое слово, каждый нюанс встречи,  с  того
самого момента, как заговорила Мериан. Суан слушала, устремив взгляд куда-то
вдаль, взвешивая все и раскладывая по полочкам.
   - Да, Тамра могла поручить Кадсуане поиски ребенка, -  согласилась  Суан,
когда Морейн закончила рассказ. - А может, Кадсуане - из Черной  Айя.  -  На
этих страшных словах она даже не запнулась. - А может, она  просто  пытается
убрать тебя с дороги, а потом избавится от тебя,  не  возбуждая  подозрений.
Вся беда в том, что все может оказаться и так, и этак. -  Подавшись  вперед,
Суан положила ладонь на колено Морейн. - Сумеешь незаметно вывести лошадь из
конюшни? У меня лошадь хорошая, но я не уверена, свезет ли  она  нас  обеих.
Нужно побыстрей сматывать удочки. Когда через несколько часов нас  хватятся,
мы будем уже далеко.
   Морейн невольно улыбнулась. Она  очень  сомневалась,  что  лошадь  вообще
хороша. Лошадей ее подруга умела выбирать не лучше, чем сидеть  в  седле,  а
бывало, Суан падала  наземь,  когда  животное  и  с  места-то  двинуться  не
успевало. Поездка на север оказалась для нее сущим мучением. Да и страху она
немало натерпелась.
   - Суан, никто не знает, что ты здесь, - сказала Морейн. - Лучше,  если  и
не узнают. Твоя записная книжка при себе? Хорошо. Если я останусь  до  утра,
то в запасе у меня будет целый день, а не несколько часов. Ты же отправляйся
в Чачин сейчас. Вот, возьми немного денег. - Судя по платью  Суан,  в  конце
пути ей приходилось ночевать под кустом.  А  у  дочери  рыбака  нет  имений,
откуда присылают золото. - И сразу начинай искать леди Инее. В Чачине я тебя
нагоню.
   Конечно, убедить Суан оказалось непросто - упрямства в ней было как  воды
в широкой Эринин. Не говоря уж о том, что и послушницей,  и  Принятой  в  их
паре  верховодила  всегда  дочь  рыбака,  а  не   племянница   короля;   это
обстоятельство порой изумляло Морейн, пока  в  конце  концов  это  не  стало
иногда казаться ей совершенно естественным. Суан на роду написано руководить
другими.
   - Да у меня самой хватит, - заворчала Суан, но  Морейн  поделила  пополам
содержимое своего кошеля и все-таки настояла на своем,  напомнив  подруге  о
клятве, данной еще в первые месяцы в  Тар  Валоне:  что  принадлежит  одной,
принадлежит и другой. Суан на это пробурчала: - Мы еще обещали,  что  найдем
прекрасных юных принцев и свяжем их узами, а потом и выйдем  замуж.  Девочки
вечно чушь всякую порют. Ладно, ты сама  будь  поосторожнее.  Оставишь  меня
одну все расхлебывать, я тебе шею сверну.
   Обнявшись на прощание, Морейн почувствовала, как тяжело ей расставаться с
подругой. Час назад она тревожилась, не отправят ли ее  на  ферму,  а  самым
страшным наказанием казались розги. А теперь... Черные Айя. Морейн замутило.
Как бы ей хотелось быть такой же отважной, как Суан. Глядя на Суан, шагающую
по переулку и поправляющую узел за спиной, Морейн пожалела, что  не  выбрала
Зеленую Айя. Только Зеленые связывали себя узами с несколькими  Стражами,  и
Морейн очень бы не помешало,  чтоб  ее  прямо  сейчас  оберегали  не  меньше
трех-четырех Стражей.
   Шагая по улице, Морейн не переставая косилась на прохожих, на мужчин и на
женщин. Если в дело замешаны Черные Айя - при этой мысли у  нее  всякий  раз
все  внутри  сжималось,  -  то  наверняка  не  обойдется  и  без   заурядных
Приспешников Темного.  Никто  не  говорил,  что  их  нет,  и  в  надежде  на
вожделенную награду те, кто уверовал,  что  Темный  одарит  их  бессмертием,
готовы были не только на убийство, но и на любое злодейство.  А  коли  любая
сестра могла обернуться Черной, то всякий встречный вполне  мог  на  поверку
оказаться Приспешником Темного. Оставалось лишь надеяться, что и Суан  этого
не забывает.
   Когда Морейн подходила к "Небесным вратам", в дверях гостиницы показалась
сестра. Во всяком случае, Морейн разглядела руку и бахромчатую шаль.  Только
что вышедший из гостиницы высокий  мужчина  с  заплетенными  в  две  косички
волосами повернулся к Айз Седай и что-то коротко  сказал,  но,  подчинившись
властному жесту руки с шалью, с хмурым видом двинулся прочь  и  прошел  мимо
Морейн. Она не обратила бы на происшедшее особого внимания, но  в  голове  у
нее вертелись мысли о Черной Айя и о  Приспешниках  Темного.  Хотя  что  тут
такого - Свету ведомо, Айз Седай разговаривает с мужчиной, некоторые  сестры
с ними не только разговаривают. Но думала-то Морейн о Приспешниках  Темного.
И о Черных сестрах.  Жаль,  не  сумела  разглядеть  цвет  бахромы.  Морща  в
раздумье лоб, она торопливо прошла последние тридцать с лишком шагов.  Возле
двери, отдельно от прочих, сидели вместе Мериан и  Ларелле,  на  обеих  были
шали. Немногие сестры носили шали, разве что напоказ или же  на  официальных
церемониях. Обе женщины смотрели на Кадсуане. Та  направлялась  в  отдельную
гостиную, следом за ней шагала пара седоволосых мужчин, обликом напоминавших
многолетние дубы. На плечах Кадсуане тоже красовалась шаль -  белая  эмблема
Пламени Тар Валона сияла на спине. Кто  из  троих?  Это  могла  быть  любая.
Кадсуане могла искать себе еще  одного  Стража  -  кажется,  Зеленые  всегда
высматривают себе новых Стражей. Морейн не знала, есть ли Стражи у Мериан  и
у Ларелле. Насупленный же вид  незнакомца  можно  объяснить:  например,  ему
сказали, что он не подходит  в  Стражи.  Найдется  сотня  возможных  причин,
потому Морейн выбросила мужчину из головы. И без того опасностей хватает,  к
чему выдумывать новые?
   Не успела Морейн пройти и трех шагов  по  общему  залу,  как  появившийся
будто из-под земли мастер Хэлвин - смахивающий на бочонок  лысый  толстяк  в
фартуке в зеленую полоску - преподнес еще один неприятный сюрприз. У него  в
гостинице остановились еще три Айз Седай, и  потому  он  вынужден  потеснить
своих постояльцев. Несомненно, в таких обстоятельствах леди  Эмис  не  будет
возражать против соседки? Госпожа Палан весьма приятная женщина.
   В голосе Хэйзел Палан, торговки коврами из  Муранди,  явственно  слышался
говор Лугарда. И когда  Морейн  переступила  порог  комнатушки,  что  совсем
недавно принадлежала ей одной, то через пару минут она поняла, что  госпожой
Палан она сыта по горло. Одежда Морейн перекочевала из  шкафа  на  настенные
крючки, а на умывальнике вместо ее гребешка и щетки лежали гребень  и  щетка
госпожи Палан. Эта толстушка могла бы робеть перед "леди Эмис", но  с  какой
стати тушеваться  перед  дичком,  о  которой  все  говорят,  что  утром  она
отказалась стать послушницей в  Белой  Башне.  Она  прочитала  Морейн  целую
лекцию об обязанностях послушниц - причем все переврала.  До  обеда  она  не
отходила от Морейн ни на шаг, а потом собрала вокруг стола знакомых  купчих,
и каждая горела желанием поведать той все, что им известно  о  Белой  Башне.
Хотя ни одна не знала ровным счетом ничего, это  не  мешало  товаркам  Палан
делиться уймой подробностей. Морейн надеялась отделаться от  обременительной
компании, пораньше отправившись спать, однако едва она успела снять  платье,
как появилась госпожа Палан, и болтала она, пока не заснула.
   Ночь выдалась неспокойная. Кровать была узкой, а  локти  Хэйзел  Палан  -
острыми и ноги - холодными, хоть одеяла были толстыми и под кроватью  стояла
маленькая печка. Собиравшаяся весь день гроза наконец-то разразилась ливнем,
и ветер, под аккомпанемент грома, несколько часов громыхал ставнями.  Морейн
сомневалась, что вообще сумеет уснуть - сон отгоняли  мысли  о  Приспешниках
Темного и Черных Айя. Ее мысленному взору представали  картины,  как  спящую
Тамру стаскивают с кровати и куда-то волокут по полу, как женщины, владеющие
Силой, подвергают ее пыткам. Иногда в лицах этих  женщин  угадывались  черты
Мериан, Кадсуане, Ларелле, иногда - других известных Морейн сестер. А иногда
вместо лица Тамры она видела свое лицо.
   Когда в серых утренних сумерках со  скрипом  медленно  отворилась  дверь,
Морейн мгновенно обняла Источник. Ее наполнил саидар - до того  порога,  где
радость и восторг переходят в боль. Не очень много  Силы  -  через  год  она
заметно прибавит, а через пять будет намного сильнее,  но  зачерпни  еще  на
волосок больше, и либо ее способность  направлять  будет  выжжена  навсегда,
либо она просто погибнет. Первое ничем не лучше второго, но Морейн  хотелось
зачерпнуть еще, и вовсе не  потому,  что  Сила  всегда  пробуждала  подобное
желание.
   Кадсуане просунула голову в комнату.  Морейн  совсем  позабыла  и  об  ее
обещании, и об ее угрозе. Несомненно, Кадсуане заметила свечение и  ощутила,
сколько Силы зачерпнула Морейн. Но, обронив лишь:  "Глупая  девчонка!",  Айз
Седай сразу ушла.
   Медленно Морейн сосчитала до ста, потом выпростала ноги из-под  одеял.  К
чему тянуть, можно и сейчас. Госпожа Палан перевернулась на бок и захрапела.
Направив Огонь, Морейн зажгла лампу и торопливо оделась. На сей раз - платье
для верховой езды. Без всякого желания она решила оставить седельные сумки и
все те вещи, без которых  могла  обойтись.  Любой,  кто  ее  увидит,  ничего
особенного не подумает, хоть и час еще ранний,  но  коли  она  попадется  на
глаза с седельными сумками на плече... А  много  ли  уложишь  во  внутренние
карманы плаща? Ну, сорочку на смену, пару  запасных  чулок...  Когда  Морейн
затворила за собой дверь, госпожа Палан продолжала похрапывать.
   Небо только начало сереть, и тощий ночной  конюх  вздрогнул  и  изумленно
уставился на Морейн,  но  серебряный  пенни  заставил  его  встрепенуться  и
кинуться седлать гнедую кобылу постоялицы. Морейн  было  жаль  бросать  свою
вьючную лошадку,  но  даже  "взбалмошной  леди"  -  она  краем  уха  уловила
бормотание конюха - не взбредет в голову брать на утреннюю прогулку  вьючную
лошадь. Взобравшись в седло Стрелы,  Морейн  вместо  второго  пенни  одарила
парня холодной улыбкой и медленно выехала  на  промозглые  пустынные  улицы.
Просто на прогулку, пусть и на  раннюю.  День  обещал  быть  погожим.  Дождь
кончился, а легкий ветерок уже разгонял тучи.
   На улицах и в переулках ярко горели фонари, но среди слабых  теней  людей
почти не было, только мерно вышагивали патрули Ночной Стражи  и  вооруженные
Фонарщики совершали обход, проверяя, не погасли ли где лампы.  Поразительно,
как люди живут в такой близи Запустения, что Мурддраал способен  шагнуть  из
любой густой тени? Но в Пограничных Землях люди по ночам из домов  стараются
не выходить.
   Потому-то Морейн и удивилась, обнаружив, что она  не  первая  у  западных
ворот. Трое очень высоких мужчин, с вьючной лошадью, привязанной позади трех
верховых. Придержав поводья Стрелы, Морейн остановилась поодаль от них.  Эта
троица то и дело поглядывала  на  запертые  ворота,  перебрасываясь  изредка
словечком-другим со стражниками. На Морейн они лишь раз посмотрели. В  свете
фонарей она отчетливо видела их лица.  Седой  мужчина  в  летах  и  юноша  с
суровым лицом носили на голове плетеные кожаные ленты. Малкири? Морейн вроде
бы  помнила,  что  означает  эта  повязка.  Третьим  оказался   арафелец   с
колокольчиками в  косичках  -  тот  самый,  кого  она  видела  выходящим  из
"Небесных врат".
   К тому времени, когда ярко вспыхнул краешек восходящего солнца и  створки
наконец распахнулись, у ворот уже выстроилось несколько  купеческих  обозов.
Первыми из города выехали те трое мужчин, но Морейн  пропустила  караван  из
дюжины запряженных восьмерками лошадей фургонов и лишь вслед за громыхающими
колымагами миновала мост и двинулась по дороге меж холмов. Тем не  менее  из
виду ту троицу она не теряла - в конце концов,  направлялись  они  в  ту  же
сторону, что и сама Морейн.
   Ехали они быстро - видно, всадники были опытные и почти  не  пользовались
поводьями, но этот темп устраивал Морейн. Чем дальше от Кадсуане, тем лучше.
Купеческие фургоны  давно  исчезли  из  виду,  когда  незадолго  до  полудня
показалась первая деревня - крохотную гостиницу  на  лесистом  склоне  холма
обступал десяток каменных домов с черепичными  крышами.  Морейн  задержалась
здесь ненадолго, расспросила,  не  знает  ли  кто  женщину  по  имени  Авинэ
Са-хира. Никто о ней не слыхал, и она галопом  поскакала  дальше,  придержав
кобылу, лишь когда  впереди  на  дороге  заметила  трех  всадников,  ехавших
прежним размеренным аллюром. Возможно, кроме имени сестры, с которой говорил
арафелец, они ничего не знают, но Морейн пригодится любая мелочь, касающаяся
Кадсуане или двух других Айз Седай.
   Как бы получше обратиться к ним? Поразмыслив немного, Морейн отвергла все
придуманные планы. От троих мужчин,  встретивших  на  глухой  лесной  дороге
одинокую молодую женщину, можно всего ожидать, особенно если они именно  те,
кого боялась Морейн.. Если дело обернется совсем худо, то справиться с  ними
труда не  составит,  но  она  хотела  избежать  такого  оборота.  На  лесных
прогалинах  появлялись  редкие  фермы  -  и  снова  прятались   за   густыми
перелесками. Паривший в выси  орел  превратился  в  неясное  пятно  на  фоне
клонящегося к закату солнца.
   В конце концов, когда на дорогу впереди легла  ее  длинная  тень,  Морейн
решила на время забыть о  всадниках  и  поискать  место  для  ночлега.  Если
повезет, вскоре встретится какая-нибудь ферма, а за  пару  серебряных  монет
если и не на перину уложат, то на сеновал пустят.
   Всадники впереди остановились,  коротко  посовещались,  потом  один  взял
повод вьючной лошади и свернул в лес.  Оставшиеся,  пришпорив  своих  коней,
погнали их галопом.
   Морейн проводила их взглядом. Одним из ускакавших  был  арафелец,  но  он
вполне мог сказать спутнику о своей встрече с Айз Седай. А если  действовать
осмотрительно, то с одним мужчиной хлопот будет явно меньше,  чем  с  тремя.
Подъехав туда,  где  всадник  и  вьючная  лошадь  скрылись  в  лесу,  Морейн
спешилась.
   Обычно на охоте добычу для леди выслеживают егеря  и  ловчие,  но  Морейн
заинтересовалась следопытством еще в те годы, когда ей  одинаково  интересно
было и лазать по деревьям, и заявляться домой перемазанной с головы до пят в
земле и глине. Обломанные веточки и  взбитая  прошлогодняя  листва  оставили
след, который без труда отыскал бы и младенец. Сотня шагов в лес,  и  сквозь
деревья она разглядела в низинке пруд. Тот малый уже расседлал  и  стреножил
гнедого коня - кстати, прекрасное животное, -  и  вьючное  седло  лежало  на
земле. Это оказался младший из Малкири. Вблизи он казался еще  внушительней.
Сняв пояс с мечом, он сел лицом к пруду, положив  меч  перед  собой,  ладони
опустил на колени. Он глядел как будто куда-то вдаль, поверх воды, мерцавшей
между вечерними тенями. Он не шевелился, словно замерев. Морейн  задумалась.
Очевидно, его оставили разбить лагерь. Спутники его скоро вернутся. Но долго
ли задать пару вопросов? А если его чуток вывести из себя  -  скажем,  прямо
перед собой он вдруг увидит женщину, - то он ответит, не успев и задуматься.
Намотав уздечку Стрелы на низкую ветку, Морейн подобрала плащ и юбки  и  как
можно тише двинулась вперед. Она  взошла  на  кстати  подвернувшийся  позади
мужчины небольшой бугорок - прибавить немного росту не помешает. Он-то очень
высокий. И неплохо, если она предстанет перед ним с ножом в  одной  руке,  а
его меч будет у нее в другой. Направив Силу, Морейн потянула к себе ножны  с
мечом. Чтобы как можно больше потрясти его воображение...
   Он действовал  стремительно,  такого  она  не  ожидала.  Едва  ее  пальцы
сомкнулись на ножнах, как он  вскочил  на  ноги,  развернулся,  одной  рукой
схватил ножны, а другой - сгреб  в  горсть  перед  ее  платья.  Морейн  даже
подумать не успела о том, чтобы направить Силу, как ноги  ее  оторвались  от
земли и она куда-то полетела. Ей еще хватило времени увидеть  приближающуюся
гладь пруда, нечленораздельно что-то  закричать,  и  крик  разом  оборвался,
когда, подняв  тучу  брызг,  Морейн  шумно  шлепнулась  в  воду.  Вода  была
обжигающе холодна! От потрясения она отпустила саидар.
   Отплевываясь, Морейн кое-как встала на ноги - по  пояс  в  ледяной  воде,
влажные  волосы  залепили  лицо,  мокрый  плащ  тяжело  обвис   на   плечах.
Обуреваемая гневом, она резко повернулась лицом к обидчику, в  ярости  вновь
обняла  Источник.  Испытание  на  шаль  требовало  от  претендентки   умения
направлять Силу, сохраняя абсолютное спокойствие в самых  сложных  условиях,
не чета этому нежданному купанию. Она повернулась, готовая уложить нахала на
землю и отколошматить, пока тот не заверещит!
   Он стоял и качал головой, рассматривая бугор, на котором  совсем  недавно
стояла Морейн - в добром шаге от того места, где сидел  несколько  мгновений
назад. Когда же он наконец соизволил заметить  ее,  то  подошел  и  протянул
Морейн руку.
   - Не очень мудро с вашей стороны пытаться отнять у мужчины меч, -  сказал
он и, коротко глянув на цветные полосы на ее платье, добавил: - Миледи.
   На извинение эти слова походили мало, и он старательно отводил в  сторону
свои поразительно голубые глаза. Если ему вздумалось смеяться!..
   Ворча под нос, Морейн неуклюже прошлепала к нему, взялась  обеими  руками
за его протянутую руку... и со всей силы дернула на себя. Крайне  трудно  не
замечать текущую по спине ледяную воду, и коль она  промокла,  не  худо  бы,
чтобы и ему тоже досталось, и для этого не обязательно воспользоваться...
   Он выпрямился и одним движением вытянул из  воды  повисшую  на  его  руке
Морейн. Она в немом изумлении смотрела на него, пока ее  ноги  не  коснулись
земли и он не сделал пару шагов назад.
   - Я разведу  костер  и  повешу  одеяла,  чтобы  вы  могли  обсушиться,  -
промолвил он, по-прежнему стараясь не встречаться с ней взглядом.
   Слова с делом у него не разошлись, и к  возвращению  двух  его  спутников
Морейн  стояла  возле  небольшого  костерка,  со  всех  сторон   завешанного
извлеченными из седельных вьюков одеялами. Ей, разумеется, все это было ни к
чему. Надлежащим плетением Воды она до последней капли высушила и волосы,  и
одежду. Хорошо, что он этого  не  видел.  А  тепло  от  костра  ей  тоже  не
помешает. Так или иначе, Морейн намеревалась оставаться за одеялами -  пусть
он думает, что огонь ей нужен, чтобы обсохнуть. И, разумеется, саидар она не
отпускала.
   Из-за деревьев появились двое  других  мужчин,  их  интересовало  одно  -
свернула ли "она" в лес следом за ними. Откуда они узнали? В  такие  времена
люди остерегаются разбойников - возможно, и эти заметили одинокую женщину  и
решили, что она следит за ними? Это подозрительно.
   - Кайриэнка, да, Лан? Думаю, кайриэнок в чем мама родила ты повидал! А  я
- нет.
   Эта фраза зацепила ухо Морейн, и до слуха ее, обостренного Силой, донесся
и другой звук. Шорох стали по коже. Так меч  выходит  из  ножен.  Приготовив
несколько плетений, которыми можно остановить всех троих, Морейн выглянула в
щелку между одеялами.
   К ее изумлению, мужчина, искупавший ее - надо полагать, упомянутый Лан, -
стоял спиной к висящим на ветвях  одеялах.  Именно  в  его  руках  был  меч.
Арафелец, что стоял напротив него, выглядел удивленным.
   - Ты не забыл, как выглядит Тысяча Озер, Рин, - холодно произнес  Лан.  -
Неужели нужно оберегать женщину от твоего нескромного взора?
   На мгновение ей показалось, что Рина не остановит обнаженный меч  в  руке
Лана, но мужчина постарше, седой и явно многое в  жизни  испытавший,  уладил
дело. Он отвел обоих в сторонку, говоря что-то о какой-то игре под названием
"семерки". Судя по всему, весьма необычная игра.  Лан  с  Рином  повернулись
лицом друг к другу и сели на  землю  скрестив  ноги,  оружие  обоих  было  в
ножнах; потом, без  всякого  предупреждения,  мелькнули  обнаженные  клинки,
застыв на волосок от горла противника. Старший мужчина указал  на  Рина,  те
двое опять спрятали мечи в ножны,  и  все  повторилось  вновь.  Пока  Морейн
смотрела, так и продолжалось. Возможно, Рин  был  не  настолько  самоуверен,
каким казался.
   Выжидая за одеялами, она припомнила, что ей известно о стране с названием
Малкир. За исключением истории, известно  было  немного.  Рину  напомнили  о
Тысяче Озер, значит, он тоже из народа Малкири. И  еще  что-то  о  том,  что
недостойно докучать женщинам. Ну, раз она уже с ними,  ничто  не  мешает  ей
оставаться с ними и выведать все, что нужно.
   Когда Морейн вышла из-за одеял, она уже решила, как себя держать.
   - Я объявляю о своем праве одинокой женщины, - церемонно  обратилась  она
ко всем троим. - Я направляюсь в Чачин и прошу защиты ваших мечей. - С этими
словами Морейн вложила каждому в ладонь по серебряной монете. Она не была до
конца уверена в  этом  нелепом  "праве  женщины",  но  серебро  отвлечет  их
внимание. - И еще по две я заплачу в Чачине.
   Отреагировали мужчины не совсем так, как  ожидала  Морейн.  Рин  принялся
вертеть в руке и разглядывать монету. Лан, бросив короткий взгляд  на  свою,
хмыкнул и засунул ее в карман. И тут до Морейн дошло, что она дала им три из
немногих оставшихся у нее тарвалонских марок, но ведь серебро,  отчеканенное
в Тар Валоне, ходит по всему миру, как и монеты любой другой страны.
   Седой мужчина, которого звали Букама,  поклонился  Морейн,  левую  ладонь
положив на колено.
   - Честь служить вам, миледи, - сказал он. - До Чачина - мой меч  в  вашей
власти.
   Глаза у него тоже  были  голубые,  и  он  тоже  старался  не  встречаться
взглядом с Морейн. Она понадеялась, что он не Приспешник Темного.
   Вызнать же  что-нибудь  оказалось  нелегко.  Просто  невозможно.  Сначала
мужчины разбивали лагерь,  потом  возились  с  лошадьми,  разжигали  большой
костер. Видимо, им не хотелось без  хорошего  костра  встречать  ночь  новой
весны. За скромным ужином Букама с Ланом едва  перемолвились  словом-другим.
Морейн же набросилась на дорожный хлеб и вяленое мясо, стараясь скрыть  свой
волчий голод, - ведь за весь день у нее во рту и крошки  не  было.  Рин  был
даже мил, а когда улыбался, на щеках у него появлялись ямочки, но болтал  он
без умолку, и Морейн не подвернулось возможности упомянуть  ни  о  "Небесных
вратах", ни об Айз Седай. Когда же она наконец ухитрилась хотя бы  спросить,
зачем он едет в Чачин, Рин погрустнел.
   - Где-то же суждено человеку умереть, - тихо произнес он и,  забрав  свои
одеяла, ушел устраиваться на ночлег. Первым караулить взялся Лан. Он уселся,
скрестив ноги, рядом с Рином, и когда Букама, потушив костер, расстелил свои
одеяла возле Лана, Морейн сплела вокруг каждого из троих  малого  стража  из
Духа, Потоки Духа она могла удерживать  и  во  сне,  и  если  кто-то  из  ее
спутников ночью двинется с места, малый страж разбудит ее незаметно для них.
Это означало, она будет просыпаться всякий раз, как они будут  сменяться  на
часах, но тут уж ничего не попишешь. Одеяла Морейн лежали в стороне, и когда
она укладывалась, Букама что-то проворчал. Его слов Морейн  не  слышала,  но
ответ Лана долетел до ее ушей.
   - Я скорей Айз Седай доверюсь, Букама. Спи и не тревожься.
   Пламя гнева, которое Морейн старательно гасила в себе,  вспыхнуло  вновь.
Он швырнул ее в ледяной пруд и не извинился! И он еще... Она направила Силу,
сплетя вместе Воздух и Воду, прибавив и  чуток  Земли.  Толстый  столб  воды
поднялся над прудом, вытягиваясь вверх и сверкая в лунном  сиянии,  выгнулся
аркой. И обрушился на глупца, посмевшего распустить свой язык!
   Букама и Рин, кляня  все  на  свете,  вскочили  на  ноги,  но  Морейн  не
успокоилась, пока не досчитала до десяти, и  лишь  тогда  остановила  поток.
Высвобожденная вода расплескалась по лагерю. Морейн ожидала увидеть мокрого,
полузамерзшего мужчину, которому требуется преподать урок. Действительно, он
промок до нитки, рядом на земле бились рыбки. Но он стоял на ногах. И в руке
его сверкал обнаженный меч.
   - Исчадья Тени? - не веря своим словам,  воскликнул  Рин,  а  Лан  громко
ответил:
   - Возможно! Защищай женщину, Рин! Букама, возьми запад, восток - мой!
   - Нет, это не Исчадия Тени! - остановила  Морейн  мужчин.  Они  изумленно
уставились на нее. Жаль, что в лунном свете ей плохо видно выражение их лиц,
но неверные тени облаков в подспорье - прибавят  ей  таинственности.  Морейн
постаралась придать своему голосу как можно больше холодного спокойствия Айз
Седай. - Мастер Лан, крайне неразумно выказывать к Айз Седай нечто иное, чем
уважение.
   - Айз Седай? - прошептал Рин.  Несмотря  на  сумрак,  на  его  лице  ясно
читалось благоговение. Или же то был страх?
   Больше никто не промолвил ни слова, лишь Букама с ворчанием перенес  свою
постель подальше от размокшей земли. Рин с четверть часа молча  перетаскивал
свои одеяла, мелко кланяясь всякий раз, стоило Морейн повернуть голову в его
сторону. Лан, тот и не пытался обсохнуть. Он  начал  было  подыскивать  себе
другое место, но потом сел там же, где и сидел прежде, прямо в грязную лужу.
Морейн сочла бы это знаком покорности, если бы не взгляд Лана, брошенный  на
нее, - на сей раз он почти встретился с ней  глазами.  Если  это  называется
покорностью, то людей смиреннее королей на земле не сыщешь.
   Морейн не забыла вновь сплести вокруг мужчин малых стражей.  Что,  вообще
говоря, после раскрытия своего звания было просто необходимо. Но уснула  она
не сразу - нужно было о многом подумать.  Первое  -  ни  один  из  троих  не
поинтересовался, почему она ехала за ними.  И  он  успел  встать!  Когда  же
Морейн сморил сон, размышляла она, как ни странно, о  Рине.  Какая  жалость,
что Рин ее боится. Он обаятелен, и она ничего против него не имеет. Лишь  бы
другим не болтал о своем желании увидеть ее без одежды.

***

   Лан понимал, что эта поездка в Чачин будет из тех, которые ни за  что  не
забудешь, и подозрения оправдались. Дважды налетала  гроза,  холодные  струи
хлестали вперемешку с ледяной крупой, и это еще было не самое худшее. Букама
сердился, потому что Лан отказался дать положенную  клятву  этой  коротышке,
объявившей себя Айз Седай, но Букама понимал, в чем причина, и не настаивал.
Просто ворчал всякий раз, когда Лан оказывался поблизости:  мол,  Айз  Седай
она или нет, приличный человек должен вести себя подобающим  образом.  Можно
подумать, он не разделял соображений Лана. Рин сидел как на иголках, смотрел
на нее  круглыми  глазами,  то  суетился,  то  принимался  шутить  и  сыпать
комплиментами вроде "кожа как белоснежный шелк" и "глубокие омуты ее глаз" -
словно льстивый придворный, увивающийся за дамой. В  общем,  вел  себя  так,
будто не мог решить, то ли он очарован, то ли испуган, вот и  метался  между
двумя крайностями, что не укрылось от ее глаз. Ничего  хорошего  в  этом  не
было, но Рин прав: кайриэнок Лан  повидал  и  в  одежде,  и  без,  и  каждая
пыталась втянуть его в какую-нибудь интригу, вовлечь в заговор, а то и не  в
один. Как-то он провел десять особенно незабываемых дней на юге Кайриэна,  и
его тогда раз шесть едва не убили и  дважды  чуть  не  женили.  Кайриэнка  и
впридачу Айз Седай! Хуже не придумаешь!
   Назвалась она Элис, и в том, что имя это  настоящее,  Лан  сомневался  не
меньше, чем в кольце Великого Змея, которое она продемонстрировала, тем паче
что потом вновь запрятала кольцо в свой поясной кошель со словами, что никто
не должен знать, что она Айз Седай. И  характер  у  этой  особы  еще  тот...
Обычно Лану было все равно, вспыльчив человек или, наоборот, холоден с  ним,
будь то мужчина или женщина. Но у этой  Элис  сердце  точно  кусок  льда.  В
первую ночь он сел в лужу в знак того, что осознает свою  вину.  Раз  уж  им
продолжать путь вместе, лучше все раздоры закончить сейчас же  и  с  честью.
Пусть видит, что он готов примириться. Только вот она об этом  и  думать  не
желала.
   Ехали они быстро, в деревнях надолго не задерживались и  ночевали  больше
под звездами - заплатить за ночлег в гостинице никто из путников не мог, тем
более за четверых, да еще с лошадьми. Лан спал, когда получалось,  да  и  то
урывками. Всю вторую ночь она сама не сомкнула глаз до  рассвета  и  ему  не
дала. Стоило Лану клюнуть носом,  как  на  него  обрушивались  резкие  удары
розог. На третью ночь в его одежду и в  сапоги  каким-то  неведомым  образом
густо набился песок. Что сумел, Лан вытряс,  но  потом  весь  день  песчинки
скрипели на зубах и царапали кожу. А на четвертую ночь... Он  никак  не  мог
понять, как она сумела напустить ему под белье муравьев  и  как  ей  удалось
заставить их всех кусать его разом. Нет сомнений, все это ее рук дело. Когда
он открыл глаза, она стояла  над  ним  и,  кажется,  удивилась,  что  он  не
закричал. Понятно, она ожидала от него чего-то, какой-то реакции, но  он  не
понимал, чего именно. Наверняка не обещания  защиты.  Хватило  бы  и  клятвы
Букамы, да и кроме того, она дала им денег. Она,  видно,  не  понимала,  что
предложение заплатить все равно что оскорбление.
   Когда они впервые заметили ее  позади  своего  маленького  отряда  -  она
обогнала купеческий  караван,  сопровождаемый  охраной,  -  Букама  высказал
предположение, с какой стати одинокая женщина едет за тремя мужчинами.  Если
шестеро вооруженных мужчин днем не сумели убить одного, то, наверное, на это
способна одна женщина под  покровом  ночного  мрака.  Разумеется,  об  Эдейн
Букама и словом не  обмолвился.  По  правде  говоря,  его  предположение  не
оправдалось, потому что тогда Лан был бы мертвым, а не мокрым или искусанным
муравьями; но Элис не удосужилась объяснить погоню, сколько Букама  ни  ждал
от нее объяснений. Эдейн могла подослать женщину  с  поручением  следить  за
Ланом, решив, что с ней он будет более беспечен. Поэтому Лан не спускал глаз
с Элис. Но ничего подозрительного Лан за ней не замечал, разве что одно,  да
и то с натяжкой: когда их отряд проезжал через деревни, Элис  принималась  о
чем-то расспрашивать местных жителей, причем держалась подальше  от  Лана  и
его товарищей и умолкала, когда они оказывались поблизости. Впрочем, в  двух
днях пути от Чачина она прекратила расспросы. Возможно, узнала, что  хотела,
на рынке в деревне под названием Равинда, но даже если  и  так,  то  радости
Элис не испытывала. Вечером  того  дня  она  обнаружила  возле  лагеря  куст
волдырника, и Лан, к своему стыду, едва не потерял терпение.
   Если Канлуум именовали порой  городом  в  холмах,  то  Чачин  можно  было
назвать городом в горах. Три самых высоких, пусть и со срезанными вершинами,
пика возносились почти на милю,  и  в  лучах  солнца  сверкали  многоцветные
черепичные крыши и выложенные изразцами стены дворцов. А  на  самом  высоком
пике выше всех зданий красовался  Дворец  Айздайшар,  и  над  самым  большим
куполом над ало-зелеными стенами гордо реял стяг со вставшим на дыбы Красным
Конем. Город окружали три кольцевых вала, перед каждым - ров шириной в сотню
шагов, переброшенную через рвы  дюжину  мостов  сторожили  массивные  башни.
Движение по мостам было не в пример Канлууму оживленнее, в ворота и из ворот
текли людские потоки и тянулись вереницы  повозок,  и  поскольку  Запустение
отстояло от города гораздо дальше, то стражники в  плащах  с  Красным  Конем
оказались куда менее придирчивыми, чем в Канлуу-ме. Однако прошло еще немало
времени, пока четверо путников пересекли Мост Восхода.
   Едва миновав городские ворота, Лан сразу же потянул поводья.
   - Вот мы и в стенах Чачина, - сказал он спутнице. -  Обещание  исполнено.
Деньги оставьте себе, - прибавил Лан, когда она потянулась за кошелем.
   Рин тут же напустился на него, мол, негоже так разговаривать с Айз Седай,
начал с виноватой улыбкой извиняться перед ней, а Букама глухо заворчал, что
у некоторых людей манеры просто-таки свинские. Женщина воззрилась на Лана  с
ничего не выражающим лицом; может, она и в  самом  деле  та,  за  кого  себя
выдает? Если такое заявление - неправда,  то  она  многим  рискует.  А  если
правда, то...
   Развернув Дикого Кота, Лан галопом поскакал  по  улице,  взбирающейся  на
гору; испуганные прохожие, как и кое-кто из верховых, шарахались в  стороны.
Букама и Рин нагнали Лана, когда он  одолел  уже  полпути  к  Айздайшарскому
дворцу. Если Эдейн в Чачине, то она там. Букама и  Рин  хранили  молчание  -
весьма мудро с их стороны.
   На  плоской  вершине,  полностью  заняв  площадь  гайдов   в   пятьдесят,
раскинулась сверкающая  громада  куполов,  галерей  и  переходов,  напоминая
небольшой городок. Украшенные  эмблемой  Красного  Коня  огромные  бронзовые
ворота под красной аркой были распахнуты, и когда  Лан  назвал  себя  -  Лан
Мандрагоран, а не ал'Лан, - стоявшие в  суровой  неподвижности  стражники  с
улыбками поклонились. Прибежали  слуги  в  красно-зеленых  ливреях,  приняли
поводья лошадей  и  проводили  каждого  гостя  в  подобающие  его  положению
апартаменты. Букаме и Рину предоставили  по  небольшой  комнате  на  верхнем
этаже одной из казарм. Лану же отвели три комнаты, стены которых были  обиты
шелком и украшены гобеленами; окна спальни выходили во внутренний  дворцовый
садик. В распоряжении Лана  также  оказались  две  широколицых  горничных  и
долговязый паренек на посылках.
   Несколько ненавязчивых вопросов слугам, и ситуация прояснилась.  Королева
Этениелле  совершала  поездку  в  глубь  страны,  но  Брис,   Принц-Консорт,
находился в резиденции. Как  и  леди  Эдейн  Аррел.  Упомянув  о  последней,
женщины улыбнулись: они знали, каким будет его первое желание.
   Умылся Лан сам, но одели его горничные. Незачем обижать  их  из-за  того,
что они слуги. У Лана была с собой одна белая шелковая рубашка,  с  виду  не
очень ношеная, и вполне приличная черная  шелковая  куртка;  на  ее  рукавах
золотилась  вышивка  -  розы-кровавки,   окруженные   крючковатыми   шипами.
Розы-кровавки - в напоминание об  утрате.  Потом  Лан  выпроводил  женщин  в
коридор сторожить его дверь, а сам уселся и стал ждать. С  Эдейн  он  должен
встретиться на людях, причем чем больше их будет рядом, тем лучше.
   Она посылала за ним, звала к себе в апартаменты. На  приглашение  Лан  не
ответил. Учтивое обхождение с гостем требовало дать ему  время  отдохнуть  с
дороги, но, как показалось Лану,  прошло  немало  времени,  прежде  чем  его
позвал Брис. С приглашением явилась шатайян, седая,  величественная,  словно
королева, женщина - она  распоряжалась  всеми  дворцовыми  слугами,  и  Лану
оказывали честь, поручив ей лично проводить его. К тому же  без  провожатого
любой  гость  мог  запросто  заблудиться  во  дворце.  Меч  Лан  оставил  на
лакированной стойке возле двери. От оружия не будет  никакого  толку,  кроме
того, он нанесет оскорбление Брису, появившись перед ним с мечом.
   Лан предполагал, что предстоящая встреча с Брисом  будет  носить  частный
характер, однако шатайян ввела гостя в колонный зал, полный людей.  В  толпе
неслышно сновали слуги, разносившие вино с пряностями. Они предлагали  кубки
кандорским лордам и  леди,  красовавшимся  в  шелковых  одеждах  с  вышитыми
эмблемами Домов, и выборным  от  наиболее  влиятельных  гильдий  -  судя  по
цеховым эмблемам на их одеждах из тонко выделанной шерсти. Впрочем, были тут
и другие. Лан заметил нескольких мужчин с хадори, которые они не надевали по
меньшей мере лет десять - это Лан знал наверняка. У женщин с  коротко  -  до
плеч и выше - подрезанными волосами Лан разглядел нанесенные на лоб  круглые
пятнышки ки'сайн.  Завидев  Лана,  они  склонялись  в  поклонах  и  глубоких
реверансах - все эти мужчины и женщины, которые решили вспомнить о Малкир.
   Взглянув на  принца  Бриса,  коренастого,  словно  вытесанного  из  скалы
мужчину средних лет, можно было сказать, что доспехи смотрелись  бы  на  нем
естественней, чем шелковые зеленые одежды, однако принц  был  привычен  и  к
тому, и к другому. Брис носил титул Носящего  Меч  при  королеве  Этениелле,
командовал ее армией и был ее консортом. Принц приобнял Лана  за  плечи,  не
дав ему поклониться.
   - Нет-нет, Лан! Человек, дважды спасавший  мне  жизнь  в  Запустении,  не
должен кланяться, - засмеялся Брис. - Кроме того, ты, по-видимому, поделился
своим везением с Дайриком. Этим утром он свалился с балкона,  а  это  добрых
пятьдесят футов, и ухитрился ничего не сломать.  -  Принц  коротко  взмахнул
рукой, и вперед выступил его второй сын, красивый  темноглазый  мальчик  лет
восьми, в такой же куртке, как у отца. Сбоку  на  голове  мальчика  виднелся
крупный кровоподтек, и двигался Дайрик немного скованно - явно сказывались и
другие ушибы, - но он  учтиво  поклонился,  чуточку  подпортив  церемонность
широкой ухмылкой.
   - Ему бы сейчас уроки учить, - сообщил Брис, - но он так  хотел  с  тобой
встретиться, что совсем позабыл о своих занятиях.  Даже  о  собственный  меч
порезался.
   Насупившись, Дайрик стал возражать, что такого с ним никогда не бывало.
   На приветствие мальчика Лан ответил с не меньшей учтивостью, а затем  ему
пришлось выстоять под целым водопадом вопросов. Да, он сражался с айильцами,
на юге и на шайнарских рубежах, но они такие  же  люди,  хоть  и  смертельно
опасны, и никак не десяти футов росту. И вуалями они лица  закрывают,  перед
тем как устремиться на врага, но своих мертвых они не едят. Нет, Белая Башня
высотой вовсе не с гору, хотя и выше  любого  здания,  возведенного  людьми,
какие доводилось видеть Лану, выше даже Тирской Твердыни. Дай пареньку волю,
он не отстал бы от Лана, пока не выспросил бы все и об Айил, и о  чудесах  и
диковинах огромных городов на юге, таких как Тар Валон и Фар  Мэддинг.  Судя
по всему, ему не  верилось,  что  по  размерам  Чачин  им  обоим  ничуть  не
уступает.
   - Попозже Лорд Мандрагоран расскажет тебе  обо  всем,  что  пожелаешь,  -
сказал Брис сыну. - Ему здесь еще кое с  кем  нужно  встретиться.  Ступай  к
госпоже Тувал и садись за книги.
   Эдейн была такой же, какой ее помнил Лан. Пусть старше на десять  лет,  с
поседевшими прядями на висках и новыми морщинками у  глаз,  но  эти  большие
темные глаза захватили его.  Ее  ки'сайн  по-прежнему  был  белого  вдовьего
цвета, и ее волосы черными волнами ниспадали ниже талии. Эдейн облачилась  в
красное шелковое платье в доманийском стиле, облегающее и почти  прозрачное.
Она была прекрасна - и даже не пыталась этого скрывать.
   Какое-то мгновение Эдейн просто смотрела на кланяющегося ей Лана, холодно
и оценивающе.
   - Было бы... проще, если бы ты пришел ко мне, - тихо произнесла  она.  Ее
будто не волновало, что эти слова  слышал  Брис.  А  потом  Эдейн  грациозно
опустилась на колени перед потрясенным Ланом и взяла его ладони  в  свои.  -
Именем Света, - громким  чистым  голосом  заговорила  она,  -  я,  Эдейн  ти
Гемаллен Аррел, клянусь в верности ал'Лану Мандрагорану. Лорду  Семи  Башен,
Лорду Озерному, истинному Клинку Малкир. Да рассечет он Тень!
   Даже Брис выглядел ошеломленным. В оглушительной тишине Эдейн  поцеловала
пальцы Лана, затем со всех сторон раздались  приветственные  кличи.  Кричали
"Золотой Журавль!" и даже "Кандор вместе с Малкир!".
   От криков Лан очнулся, высвободил руки и поднял Эдейн на ноги.
   - Миледи... - начал он срывающимся голосом.
   - Пусть свершится то, что должно, - промолвила она, приложив ладонь ему к
губам. А затем растворилась  среди  тех,  кто  радостно  кинулся  к  Лану  с
поздравлениями - тех, кто, позволь им Лан, готов был немедленно принести ему
клятву верности.
   Лана выручил Брис. Взяв его за  локоть,  принц  увлек  Лана  на  длинную,
обрамленную  каменными  перилами  галерею.  Внизу,  сотнях  в  двух   футов,
виднелись городские  крыши.  На  эту  галерею  Брис  удалялся,  когда  хотел
уединиться или побеседовать  с  кем-то  с  глазу  на  глаз,  всем  это  было
известно, и  поэтому  никто  не  осмелился  идти  следом.  На  галерею  вела
одна-единственная дверь, окна сюда не выходили, и из дворца не доносилось ни
звука.
   - Что ты будешь делать? - без околичностей спросил Брис.
   - Не знаю, - ответил Лан. Она выиграла поединок, но  легкость  одержанной
ею победы оглушила  его.  Грозный  противник  -  женщина,  которая  носит  в
прическе частицу твоей души.
   Потом Брис с Ланом негромко поговорили об охоте, о  разбойниках,  о  том,
скоро ли сменится затишьем прошлогодняя вспышка активности Запустения.  Брис
высказал сожаление, что вынужден был отвести свою армию и потому  не  принял
участие в войне с Айил, но  другого  выхода  не  было.  Они  обсудили  также
расплодившиеся слухи о том, что появился некий мужчина, способный направлять
Силу, причем, где именно он находится, рассказывали разное. Брис считал, что
все это - досужие басни, еще один болотный огонек, и Лан с  ним  согласился.
Еще молва твердила, что ныне повсюду  встречаются  Айз  Седай,  а  что  тому
причиной, никто не знает. В своем письме Брису  Этениелле  сообщила,  что  в
одной деревне, которую она  миновала  на  своем  пути,  две  сестры  поймали
женщину, выдававшую себя за Айз Седай. Она могла направлять, но  ничего  это
ей не дало. Две настоящие Айз Седай плетками прогнали ее через всю  деревню,
заставив  признаться  в  своем  преступлении  всем  жившим  там  мужчинам  и
женщинам. Потом одна из сестер увезла обманщицу в Тар Валон, где ее  и  ждет
настоящее наказание - что  бы  последнее  ни  значило.  Если  Элис  соврала,
назвавшись Айз Седай, то ей придется несладко.
   Лан еще тешил себя надеждой,  что  до  конца  дня  ему  удастся  избегать
встречи с леди Эдейн, но, когда гостя проводили в его апартаменты,  она  уже
была там - сидела на позолоченном стуле, устало откинувшись на спинку.  Слуг
Лан не заметил.
   - Боюсь, сладкий мой, красавцем тебя  уже  не  назовешь,  -  сказала  она
вошедшему Лану. - Думаю, с годами ты станешь даже уродливей. Но больше,  чем
твое лицо, мне всегда нравились твои глаза. И твои руки.
   Лан стоял у порога, так и не отпустив дверную ручку.
   - Миледи, и двух часов не прошло, как вы клялись... Она перебила его.
   - И я послушна моему королю. Но и король - не король,  оставшись  наедине
со своей карнейрой. Я принесла твой даори. Подай его мне.
   Невольно он посмотрел, куда она указала, - на столике возле двери  стояла
плоская лакированная шкатулка. Крышку он приподнял так, будто весила  она  с
добрый  булыжник.  Внутри,  свернутый  кольцами,  лежал  плетеный  волосяной
шнурок. Лан до мельчайших подробностей помнил утро  после  их  первой  ночи,
когда она привела его на женскую половину Королевского дворца в Фал Моране и
на глазах придворных дам и служанок обрезала его волосы по плечи.  Она  даже
объяснила всем, что сие означает. Все женщины были заинтригованы и принялись
шутить, когда он сел у ног Эдейн и начал плести для  нее  даори.  Да,  Эдейн
блюла древние обычаи, но на свой манер.  Волосы  на  ощупь  были  мягкими  и
гладкими, должно быть, она каждый день смазывала их бальзамом.
   Медленно подойдя к Эдейн, Лан опустился перед  ней  на  колени  и,  держа
даори двумя руками, протянул ей.
   - В знак того, чем я обязан тебе, Эдейн, всегда и навеки. -  Если  в  его
голосе и не слышалось трепета того первого утра, она вряд ли удивится.
   Она не приняла шнур. Вместо этого принялась рассматривать Лана.
   - Я знала, что даже за столь  долгое  отсутствие  ты  не  забудешь  наших
обычаев, - наконец промолвила Эдейн. - Идем.
   Поднявшись, она схватила его за запястье и увлекла за собой к окнам. Окна
отстояли от земли локтей на двадцать и выходили в сад.  Двое  слуг  поливали
сад водой из ведер; по дорожке из  сланцевых  плит  шла  молодая  женщина  в
голубом платье, таком же ярком, что и  ранние  цветы,  распустившиеся  возле
деревьев. - Это моя дочь, Изелле. - На  миг  голосу  Эдейн  придали  теплоту
материнская гордость и любовь. - Помнишь ее? Теперь ей семнадцать. И она еще
не нашла себе карнейру. - Молодых мужчин выбирали  их  будущие  карнейры,  и
таким же правом обладали и молодые женщины. - Но,  по-моему,  ей  все  равно
пора замуж.
   Лан смутно  припомнил  ребенка-непоседу,  за  которым  было  не  угнаться
слугам, отраду материнского сердца, но мысли его в те  времена  были  заняты
лишь одной Эдейн.
   - Красотой она похожа на мать, -  вежливо  заметил  Лан,  вертя  в  руках
даори. Пока этот волосяной шнурок у него, преимущество на ее стороне, но она
должна забрать у него даори. - Эдейн, нам нужно поговорить.
   Она не обратила на его слова никакого внимания.
   - Да и тебе, сладкий мой,  пора  жениться.  И  раз  уж  никого  из  твоих
родственниц нет в живых, значит, этим придется заняться мне.
   Лан от удивления открыл рот, поняв, к чему клонит Эдейн. Поначалу  он  не
поверил своей догадке.
   - Изелле? - охрипшим голосом произнес он. - Твоя дочь?  -  Она  держалась
обычаев по-своему, но это  предложение  было  просто  вызывающе.  -  Никакой
уздой, Эдейн, меня не втянуть в это постыдное дело. Никому, и тебе  тоже!  И
это вот не поможет!
   Он  потряс  перед  ней  даори,  но  Эдейн  лишь  взглянула  на  шнурок  и
улыбнулась.
   - Конечно, сладкий мой, никто тебя ни во что не втянет. Ты ведь  мужчина,
а не мальчик. Однако ты блюдешь обычаи, - проворковала она, проведя  пальцем
по волосяному шнурку, дрожащему в руках Лана. - Наверное, нам и в самом деле
нужно поговорить.
   Но увлекла она его лишь в постель.

***

   Большую часть  дня  Морейн  провела,  обходя  с  осторожными  расспросами
гостиницы в пользующихся  самой  дурной  славой  кварталах  Чачина,  где  ее
шелковое дорожное платье притягивало взгляды как завсегдатаев таверн, так  и
самих трактирщиков. Какой-то жилистый малый, на  чьем  лице  будто  навсегда
застыло плотоядное выражение, сказал ей, что его заведение  не  для  нее,  и
предложил проводить в местечко поприличней. Круглолицая  косоглазая  женщина
прокашляла, что "ночные работнички" этакую юную красотку без  соли  слопают,
если она поскорей не уберется отсюда.  Один  добродушный  с  виду  старик  с
румяными щеками и веселой улыбкой порывался угостить ее вином с пряностями -
но Морейн не поручилась бы, что он туда чего-нибудь не подсыпал.  Оставалось
лишь стиснуть зубы и продолжать поиски. В подобные места  любила  захаживать
Суан, когда подруг-Принятых изредка отпускали гулять  по  Тар  Валону,  -  в
дешевые заведения, куда почти не заходили Айз Седай, но ни в одном из них не
останавливалась голубоглазая тайренка.  Холодный  день  клонился  к  закату,
грозя смениться еще одной ледяной ночью.
   Тени стновились длиннее. Морейн вела Стрелу шагом, с  подозрением  косясь
на шевелящиеся в переулке тени, и  раздумывала,  не  хватит  ли  на  сегодня
расспросов, и тут к ней сзади подбежала Суан.
   - Так и думала, что ты где-то здесь искать станешь, - сказала Суан,  взяв
подругу за локоть, и заставила ее ускорить шаг. - Идем, пока  мы  совсем  не
замерзли. - Она тоже бросила взор на тени в переулке и машинально  потрогала
висящий на поясе нож, как будто с помощью Силы не справилась бы  с  десятком
злодеев. Правда, тогда пришлось бы обнаружить себя. Наверно, и в самом  деле
лучше поторопиться. - Эти кварталы не для тебя, Морейн. Проклятие, тут такой
народец! Съедят тебя и не подавятся, а ты и  не  сообразишь,  что  тебя  уже
потрошат. Ты что, смеешься или кашляешь?
   Как оказалось, Суан остановилась в самой  респектабельной  гостинице  под
названием "Вечерняя звезда"; ее облюбовали купцы средней руки, особенно  она
пришлась по вкусу женщинам, которые не желали,  чтобы  их  тревожили  шум  в
общем зале или какая-нибудь драка. Парочка широкоплечих парней  ясно  давала
понять, что ничего подобного здесь не потерпят. Комнатка Суан  оказалась  не
слишком-то просторной, зато в ней было тепло, и худощавая хозяйка гостиницы,
которая всем своим видом показывала, что  шутить  она  не  любит,  не  стала
возражать против того, чтобы Морейн подселилась к Суан. Лишь бы  платили  за
двоих.
   Пока Морейн  вешала  плащ  на  крючок,  Суан  уселась  скрестив  ноги  на
неширокую кровать. После Канлуума в нее будто  новые  силы  вдохнули.  Когда
Суан имела перед собой цель, она всегда горела энтузиазмом.
   - Ну и поездка была, Морейн. Эта дурацкая лошадь меня  чуть  не  уморила,
пока я сюда добиралась. Людям Создателем предназначено ходить пешком или  на
лодках плавать, а не трястись невесть на чем.  Судя  по  тебе,  та  женщина,
Сахира,  -  пустой  номер,  не  то  ты  носилась   бы   точно   нерестящаяся
краснохвостка. Инее Демайн я нашла почти сразу, но мне до нее не  добраться.
Она недавно овдовела, но сын у нее точно есть. Назвала  его  Рахиен,  потому
что видела тогда встающую над Драконовой горой зарю. Так  молва  утверждает.
Все говорят, что глупей причины дать ребенку такое имя не слыхали.
   - Сын Авинэ Сахиры родился  на  неделю  раньше  и  в  тридцати  милях  от
Драконовой горы, - промолвила  Морейн,  когда  Суан  остановилась  перевести
дыхание. На мгновение Морейн охватила дрожь. Увидеть зарю над горой вовсе не
значит, что ребенок родился на горе. В комнате не было ни стула, ни табурета
- для них просто не нашлось бы  места,  -  поэтому  Морейн  села  в  изножье
кровати.
   - Суан, если ты  нашла  Инее  и  ее  сына,  то  почему  тебе  до  них  не
добраться?
   Выяснилось, что леди Инее живет во  Дворце  Айздайшар,  куда  Суан  может
попасть только как Айз Седай, а иначе - лишь нанявшись во дворец служанкой.
   Дворец Айздайшар.
   - Об этом подумаем утром, - вздохнула Морейн. Придется пойти на риск,  но
расспросить леди Инее надо обязательно. Ни одна из найденных  Морейн  женщин
при рождении ребенка даже не видела Драконову гору. - А... Черные Айя  ничем
не проявляли себя? - Похоже, придется привыкнуть произносить это название.
   Суан отвечать не спешила. Она уставилась на колени, провела  пальцами  по
юбке.
   - Морейн, это странный город, - в конце концов промолвила она.  -  Фонари
на улицах, женщины дерутся на дуэлях, даже если все  это  отрицают.  Сплетен
столько, сколько не услышишь  от  десятка  упившихся  элем  мужчин.  Есть  и
интересные слухи. - Она подалась вперед и положила ладонь на колено  Морейн.
- Все толкуют о молодом  кузнеце.  Две  ночи  назад  его  нашли  мертвым,  с
переломанным хребтом. С месяц тому назад он, чего от  него  никто  не  ждал,
вдруг заделался оратором.  Убедил  свою  гильдию  собрать  деньги  в  помощь
бежавшим в город от разбойников беднякам. Хотел помочь тем, кто не связан ни
с цехами, ни со знатными Домами.
   - Суан, Света ради, о чем...
   - Погоди, послушай, Морейн. Он  сам  собрал  немало  серебра.  Когда  его
убили, шел он, судя по всему, в гильдию, хотел сдать  то  ли  шесть,  то  ли
восемь мешков с деньгами. Глупец сам серебро понес. Но дело в том,  Морейн,.
что ни одной монетки не тронули.  И  на  теле  не  было  ни  царапины,  лишь
позвоночник сломан.
   Женщины молча уставились друг на друга. Потом Морейн покачала головой.
   - Не пойму, как это увязать с Мейлин либо с Тамрой. При чем  тут  кузнец?
Суан, мы спятим, если везде будем видеть Черных сестер.
   - А если не будем о них думать, то погибнем, - ответила Суан. - Ну ладно.
Может, им в сети попадут вовсе не ленивые караси, а щуки-серебрянки.  Только
не забывай, что на рыбном рынке и щук-серебрянок продают.  Как  нам  быть  с
леди Инее? Что ты придумала?
   Морейн рассказала подруге свой план. Суан он не  очень-то  понравился,  и
немалую часть ночи ее пришлось убеждать. По правде говоря, Морейн была бы не
против, если б Суан уговорила ее попробовать что-нибудь другое. Но леди Инее
видела зарю над Драконовой горой. Хорошо  хоть,  Айз  Седай,  советница  при
Этениелле, отправилась в поездку с королевой.
   Утро выдалось суматошное и малоприятное. Морейн добилась, чего хотела, но
на горло собственной песне ей  пришлось  наступить.  Суан  на  нее  ворчала.
Заспорила было по-новой с Морейн, как будто  не  доспорила  вчера.  Суан  не
нравилось, когда кто-то брал над ней верх в  споре.  Ей  не  нравилось,  что
рисковать во всем придется Морейн. Медведь с больным зубом,  и  то  компания
приятнее! Даже тот малый, Лан!
   За золотом Морейн с Суан с утра пораньше заявились в банкирскую  контору.
Но деньги они получили лишь после того, как сурового вида женщина придирчиво
прочитала вексель и тщательно изучила через лупу печать кайриэнского банкира
внизу листа. Через лупу! Подумаешь, чернила немного расплылись из-за купания
в том злосчастном пруду! Госпожа Ноаллин, не  скрывая  удивления,  смотрела,
как пришедшие к ней две  женщины  стали  рассовывать  кошели  по  внутренним
карманам дорожных плащей.
   - Неужели в Чачине нет закона? И двух женщин могут  ограбить  средь  бела
дня? - вежливо поинтересовалась у нее Морейн. -  Думаю,  с  нашим  делом  мы
закончили. Пусть ваш человек проводит нас к выходу. - При каждом шаге они  с
Суан тихонько позвякивали.
   Выйдя за порог особняка банкирши, Суан пробормотала,  что  ее  навьючили,
будто мула, и что даже тот кузнец  споткнулся  бы  под  такой  тяжестью.  Но
сломать себе хребет он и в этом случае не сумел бы. Так что без  Черных  Айя
не обошлось. Неясно, правда, зачем им сдался  кузнец?  Уловив  такие  слова,
какая-то  представительная  женщина,  чью  прическу   украшали   гребни   из
драгоценной поделочной кости, вздрогнула, а потом подхватила юбки до колен и
так припустила бегом, что двум ее  оторопевшим  слугам  пришлось  вприпрыжку
догонять хозяйку. Суан вспыхнула, но держалась как ни в чем не бывало.
   Худощавая заносчивая белошвейка сообщила Морейн, что без  труда  исполнит
ее заказ. Наверное, к концу месяца. Очень многие леди желают  заказать  себе
новые наряды. Ведь Айздайшарский дворец посетил король. Король Малкир!
   - Госпожа Дорелмин, последний король Малкир умер двадцать пять лет назад,
- сказала Морейн, кинув на конторку тридцать золотых крон.  Силенэ  Дорелмин
алчным взглядом ласкала тяжелые монеты, и  глаза  ее  засверкали  еще  пуще,
когда ей сказали, что она получит еще столько же, когда платья будут готовы.
- Но из тех тридцати за каждый день просрочки я удержу по шесть монет.
   И вдруг выяснилось, что платья скорей всего будут готовы  раньше,  чем  к
концу месяца. Гораздо раньше.
   - Ты видела, как одета эта костлявая шлюха? - спросила Суан, едва  они  с
Морейн вышли за порог мастерской. - Платье с нее  вот-вот  свалится.  Вот  и
заказала бы себе такие  же.  Может,  тебе  понравится,  как  на  тебя  будут
пялиться мужчины, когда ты свою глупую голову на плаху понесешь.
   Морейн заставила себя выполнить упражнение, какому обучают  послушниц,  -
представила себе бутон розы, распускающийся навстречу  солнцу.  Как  всегда,
после этого она успокоилась. Неровен  час  еще  зуб  себе  сломала  бы,  так
челюсти стискивала.
   - Другого выхода  нет,  Суан.  Как  по-твоему,  не  одолжит  нам  хозяйка
гостиницы своего вышибалу? - Ишь ты, король Малкир. О Свет,  эта  белошвейка
ее, видно, круглой дурой считает!
   Утром на третий день, как Морейн  приехала  в  Чачин,  сверкающая  желтым
лаком карета, которой правил кучер с широкими как у быка плечами,  подкатила
к Айздайшарско-му дворцу. Позади кареты были привязаны две лошади - гнедая с
высокой  шеей  и  длинноногая  мышастая.  Леди  Морейн  Дамодред,  на   чьем
темно-голубом платье горизонтальные цветные  полосы  спускались  от  глухого
ворота до колен, приняли со всем подобающим ее высокому званию почетом. Если
не имя Морейн, то Дом Дамодред был известен, и поскольку  короля  Ламана  не
было в живых, то на Солнечный Трон мог взойти любой из рода Дамодред.  Если,
конечно, какой-нибудь другой Дом не  захватит  трон  раньше.  Гостье  отвели
соответствующие апартаменты - окна трех комнат смотрели  на  северные  пики,
увенчанные снежными шапками, а внизу виднелись городские  улицы.  Присланные
служанки кинулись распаковывать окованные медью дорожные сундуки,  принесели
горячую цветочную воду, чтобы леди освежилась с дороги.  На  горничную  леди
Морейн, Зуки, кроме служанок, никто и не взглянул.
   - Ну хорошо, ты права, - промолвила Суан, когда служанки наконец  ушли  и
оставили ее с Морейн вдвоем в гостиной. - В этом наряде  я  и  впрямь  стала
невидимкой. - Ее простое темно-серое платье, сшитое из тонкой  шерсти,  было
украшено лишь по вороту и манжетам цветами Дома Дамодред. -  А  ты  в  глаза
бросаешься, точно Благородный Лорд Тира с веслом в руках.  О  Свет,  я  чуть
язык не проглотила, когда ты спросила, есть ли во дворце Айз  Седай.  Я  так
нервничаю, что даже голова кружится. И дыхание спирает.
   - Это все из-за высоты, - объяснила подруге Морейн. - Ничего, привыкнешь.
Все гости обычно спрашивают про  Айз  Седай,  и  слуг  этим  не  удивишь.  -
Впрочем, сама она дыхание затаила, пока не услышала ответа на  свой  вопрос.
Окажись во дворце хоть одна сестра, все сразу бы изменилось. -  И  почему  я
тебе должна все время повторять одно и то же?  Запомни,  королевский  дворец
это тебе не гостиница. Здесь никого не устроит: "Зовите меня леди Элис". Это
не мое мнение, а просто факт.  Я  должна  быть  сама  собой.  -  Три  Клятвы
позволяли говорить то, что сестра считает правдой, даже если не может  этого
подтвердить, точно так же, как позволяли ходить вокруг да  около  истины;  с
языка не могли сорваться лишь заведомо лживые слова. - Будем надеяться,  что
с помощью своей невидимости ты разузнаешь о леди  Инее.  Мне  очень  хочется
убраться отсюда как можно быстрее.
   Лучше всего - завтра,  это  никого  не  оскорбит  и  не  вызовет  досужих
разговоров. Суан права. Во дворце во все глаза будут смотреть  на  чужеземку
благородного звания из Дома, который развязал  Айильскую  Войну.  Любая  Айз
Седай, едва появившись в Айздайшарском дворце,  сразу  о  ней  узнает.  Суан
права: Морейн будто бы взобралась на пьедестал, превратившись в видимую всем
цель, притягивая стрелы и ни сном ни духом не ведая, где таится лучник.  Да,
лучше всего покинуть дворец завтра, пораньше с утра.
   Суан выскользнула за дверь, но очень скоро вернулась, и с худыми вестями.
Леди Инее в уединении оплакивает своего мужа.
   - Он умер за завтраком  десять  дней  назад.  Упал  лицом  в  тарелку,  -
сообщила Суан, плюхнувшись на стул в гостиной  и  закинув  руку  на  спинку.
Получив шаль, она частенько  забывала  о  хороших  манерах.  -  Мужчина  уже
пожилой, но она, как видно, любила его. В южной части дворца ей предоставили
десять комнат и садик. Ведь ее муж был близким другом принца Бриса.
   Инее намеревалась  носить  траур  месяц  и  не  видеться  ни  с  кем,  за
исключением ближайших родственников. Служанки же  покидали  отведенные  леди
Инее покои лишь при самой крайней необходимости.
   - Айз Седай она во встрече не откажет, - вздохнула Морейн. Даже скорбящая
по любимому мужу женщина примет сестру.
   Суан вскочила с места.
   - Ты что, спятила? И так уже все на леди  Морейн  Дамодред  оглядываются!
Морейн Дамодред Айз Седай - все равно что глашатаев разослать! Я  уж  думаю,
не улизнуть ли нам из дворца раньше, чем кто-нибудь за его  стенами  узнает,
что мы вообще тут были!
   В этот  миг  вошла  служанка  с  известием,  что  прибыла  шатайян,  дабы
проводить Морейн к принцу Брису, и оторопело захлопала глазами, увидев,  как
Зуки, сурово стоя над госпожой, чуть ли не тыкает в нее пальцем.
   - Передай шатайян, что я сейчас буду, - спокойно велела Морейн изумленной
служанке. Та присела в реверансе и,  пятясь,  удалилась.  Морейн  поднялась,
чтобы не смотреть на рослую Суан  снизу  вверх.  -  А  что  ты  предлагаешь?
Остаться тут на две недели, дожидаясь, пока она выйдет из своих комнат?  Это
ничуть не лучше. И со служанками ее тебе дружбы не свести, раз они  тоже  не
выходят.
   - Их  могут  послать  с  каким-нибудь  поручением.  А  потом,  Морейн,  я
напрошусь к ним в гости.
   Морейн завела было речь, что одно случится  не  раньше,  чем  другое,  но
Суан,  крепко  взяв  ее  за  плечи,  повернула  подругу  кругом,  критически
разглядывая с головы  до  ног.  -  Как  полагается,  горничная  леди  должна
удостовериться, что ее хозяйка одета надлежащим образом, - сказала  Суан,  а
потом подтолкнула Морейн к двери.  -  Ступай.  Тебя  ждет  шатайян.  И  если
повезет, Зуки будет ждать молодой лакей по имени Кэл.
   Шатайян и впрямь ждала. Это была красивая статная женщина, преисполненная
холода и достоинства - поскольку ее заставили ждать. Взгляд ее орехово-карих
глаз мог заморозить вино. С шатайян не станет ссориться даже королева,  если
она не дура, поэтому Морейн держалась с почтительной любезностью. Дорогой ей
вроде бы удалось слегка растопить ледок отчужденности, но полностью на  этом
Морейн сосредоточиться не могла. Что за молодой лакей? Она не знала, был  ли
у Суан когда-нибудь мужчина,  но  чтобы  таким  образом  добраться  до  слуг
Инее!.. Только не лакей!
   Вдоль  увешанных  гобеленами   коридоров   выстроились   статуи,   причем
большинство из них Морейн не ожидала увидеть  в  Пограничных  Землях.  К  ее
удивлению, высеченные из мрамора фигуры  изображали  женщин  с  цветами  или
играющих детей, а на  шелковых  полотнищах  были  вытканы  цветущие  луга  и
живописные  сады.  Среди  гобеленов  Морейн  заметила   лишь   несколько   с
изображениями охотничьих сценок и ни одного - с картиной  сражений.  Арочные
окна выходили в  сады,  которых  оказалось  куда  больше,  чем  предполагала
Морейн, и на мощеные дворики,  где  иногда  журчали  в  мраморных  бассейнах
фонтаны. Бросив взгляд в  одно  из  окон,  она  увидела  то,  что  сразу  же
отодвинуло на задний план мысли о Суан и лакее.
   В неприметном дворике, без фонтана или галереи с колоннами, вдоль  ограды
выстроились ряды мужчин. Они смотрели на двух  обнаженных  по  пояс  бойцов,
которые бились друг с другом учебными мечами. Рин и Букама. Хоть и  учебный,
но то был настоящий бой - она явственно слышала удары оружия  по  телу.  Все
удары доставались Рину. Ей нужно будет держаться в стороне от этих двоих,  и
от Лана тоже, если он тоже тут. Он нисколько не скрывал своих сомнений, и  с
него станется спросить о том, чего Морейн боялась услышать. Кто она,  Морейн
или Элис? Или того хуже: она Айз Седай или прикинувшаяся ею дикарка? Об этом
уже через день начнут судачить на улицах, слухи дойдут до ушей  какой-нибудь
сестры, и ту скорей всего заинтересуют странные события. К счастью, вряд  ли
Морейн встретится во дворце с кем-то из этих трех бродячих солдат.
   В просторной комнате, отделанной алыми  и  золотистыми  панелями,  Морейн
радушно  приветствовал  принц  Брис,  крепкий   зеленоглазый   мужчина.   Ей
представили двух замужних сестер принца и их мужей, потом - сестру Этениелле
с мужем; мужчины были облачены  в  шелковые  одежды  приглушенных  тонов,  а
женщины носили яркие цветные наряды с  поясом  под  самой  грудью.  Слуги  в
ливреях подали засахаренные фрукты и орехи. Морейн подумала, что у нее скоро
заноет шея: самая низкорослая  из  женщин  оказалась  выше  Суан,  и  Морейн
приходилось высоко держать голову. Свои  гордые  шеи  они  -  и  мужчины,  и
женщины - немного склонили перед Айз Седай, но леди Морейн они считали  себе
ровней.
   Беседа текла неспешно, говорили то о музыке и о самых искусных музыкантах
из придворных, то о трудностях путешествия, потом о том, верны  ли  слухи  о
появлении способного направлять мужчины, и о том, отчего так  много  ныне  в
мире появилось Айз Седай, и  Морейн  обнаружила,  что  ей  не  так-то  легко
поддерживать  непринужденно-остроумный  разговор.  Тяги  к  музыке  она   не
испытывала, тем более ее не интересовали музыканты - в Кайриэне их нанимали,
а назавтра  о  них  забывали.  Всем  известно,  что  в  дороге  подстерегают
трудности, когда не знаешь, ждет ли тебя вечером  постель  и  приличная  еда
после двадцати-тридцати миль пути,  да  и  то  если  стоит  погожая  погода.
Очевидно, кто-то из сестер  намеревается  проверить  слухи  о  том  мужчине,
другие, похоже, решили напомнить тронам и Домам об их  обязательствах  перед
Башней, подзабытых было за Айильскую Войну. Напомнить как  прилюдно,  так  и
наедине. Если Айз Седай еще не прибыли в Айздайшарский дворец, то  подобного
визита нужно в скором времени ждать. Морейн  старалась  гнать  от  себя  эту
мысль, мешавшую вести беззаботную болтовню. И еще ей не давало покоя  другое
- причина, почему столько  сестер  покинули  Башню.  Мужчины  как  будто  не
заметили ее скованности, однако Морейн показалось, что женщины сочли ее если
не тупоголовой, то наверняка скучной собеседницей.
   При появлении детей Бриса Морейн испытала громадное  облегчение.  Раз  их
собираются ей представить, значит, она принята в число домочадцев  и  гостей
принца, кроме того, это означало окончание аудиенции. Старший сын, наследник
престола Антол, отправился на юг вместе с  Этениелле,  и  за  него  осталась
миленькая зеленоглазая девчушка  двенадцати  лет  по  имени  Джарен.  Она  и
представила сестру и  четырех  братьев,  как  и  предписывал  этикет,  -  по
старшинству. Впрочем, по правде говоря, двое младших едва вышли из пеленок и
их принесли няньки. Горя от нетерпения  узнать,  что  же  удалось  разнюхать
Суан, Морейн похвалила поведение детей, пожелала успехов в занятиях.  Должно
быть, они, как и взрослые, сочли ее туповатой. Вовсе не интересной гостьей.
   - И как, милорд Дайрик, вы заслужили эти синяки? -  спросила  она,  краем
уха вслушиваясь в неторопливый рассказ мальчугана. Пока...
   - Миледи, отец сказал, что раз я не убился, то мне  везет,  как  Лану,  -
сказал Дайрик, сбившись с  формально-рассудительного  тона  на  свойственный
мальчику его лет. - Лан - это король Малкир и самый везучий человек в  мире.
И лучше всех мечом владеет. Не считая моего отца, конечно.
   - Король Малкир? - удивленно заморгала Морейн. Дайрик энергично закивал и
принялся взахлеб рассказывать о  подвигах  Лана  в  Запустении,  о  Малкири,
собравшихся в Айздайшарском дворце и готовых последовать  за  ним.  Но  отец
знаком велел ему замолчать.
   - Лан - король, если он того  захочет,  миледи,  -  заметил  Брис.  Очень
странные слова, и прозвучали они тем более странно, что были сказаны  тоном,
полным сомнения. - Он нечасто покидает свои апартаменты, - это, похоже, тоже
волновало Бриса, - но вы с ним встретитесь, до того  как...  Миледи,  что  с
вами? Вам плохо?
   - Нет, ничего, - ответила ему Морейн. Она надеялась на  встречу  с  Ланом
Мандрагораном, готовилась к ней, планировала, но не здесь же! Внутри  у  нее
все сжалось. - Прошу прощения, но, возможно, я и сама несколько дней проведу
в своей комнате.
   Разумеется, Брис не стал возражать, и все с сожалением заметили,  что  ее
общества им будет не хватать, посочувствовали,  что  на  ней  так  сказалась
тяжесть путешествия. Впрочем, Морейн уловила, как одна из женщин  проворчала
об изнеженности южан.
   В коридоре Морейн ожидала молодая  светловолосая  женщина  в  ало-зеленом
платье, звали ее Элиза и ей поручили проводить гостью обратно в ее  комнаты.
Всякий раз, обращаясь к Морейн, Элиза  склонялась  в  реверансе,  но  языком
молола без умолку. Ей уже сказали о "слабости"  Морейн,  и  каждые  двадцать
шагов она спрашивала,  не  желает  ли  Морейн  присесть  и  передохнуть,  не
распорядиться ли принести смоченные холодной водой полотенца в  ее  комнаты,
не нужны ли нагретые  кирпичи  под  ноги,  или  нюхательные  соли,  или  еще
какое-нибудь верное средство от  "головокружений".  В  конце  концов  Морейн
просто велела Элизе  замолчать.  Глупая  девчонка  надулась,  но  дальше  по
коридору шла молча.
   Морейн нисколько не волновало, обиделась та или нет. Ей  сейчас  хотелось
одного - чтобы Суан явилась с добрыми вестями. А  лучше  всего  -  держа  на
руках ребенка,  родившегося  на  Драконовой  горе,  и  с  его  матерью,  уже
снаряженной в путь. Но больше  всего  ей  хотелось  исчезнуть  из  дворцовых
переходов, пока она не нарвалась на Лана Мандрагорана.
   Обеспокоенная этим, Морейн свернула за угол следом за служанкой и  нос  к
носу столкнулась с Мериан. Ее шаль с голубой  бахромой  свободно  висела  на
плечах. Сопровождала Мериан сама шатайян, а позади сестры вился целых  шлейф
служанок. Одна несла красные перчатки для верховой езды, другая  -  подбитый
мехом плащ Айз Седай, третья - ее темную бархатную шляпку. Вьюки и  плетеные
корзины, на которые хватило бы и по одному носильщику, тащили по двое  слуг,
другие держали большие охапки цветов. Айз Седай  принимают  с  куда  большим
почетом, чем обыкновенную леди, сколь бы знатен ни был ее Дом.
   Завидев Морейн, Мериан прищурила глаза.
   - Вот так сюрприз! И ты здесь, -  медленно  произнесла  она.  -  Судя  по
наряду, ты отказалась от своей маскировки? Но  нет  -  кольцо-то  так  и  не
надела.
   Морейн была  так  изумлена  внезапным  появлением  Мериан,  что  едва  ли
расслышала ее слова.
   - Ты одна? - вырвалось у Морейн.
   На миг глаза Мериан превратились в щелочки.
   - Ларелле решила отправиться своей дорогой.  Если  не  ошибаюсь,  на  юг.
Большего я не знаю.
   - Я имела в виду Кадсуане,  -  сказала  Морейн,  удивленно  моргнув.  Чем
больше она думала о Кадсуане, тем большую чувствовала  уверенность,  что  та
должна быть Черной Айя. Удивила же ее  Ларелле.  Судя  по  всему,  настроена
Ларелле была самым решительным образом и намеревалась добраться в  Чачин  не
мешкая. Бывает, планы меняются,  но  Морейн  вдруг  поняла  очевидную  вещь.
Черные сестры могут лгать. Это невозможно - Клятвы нельзя нарушить! - однако
иначе быть не могло.
   Мериан двинулась к Морейн, а когда та отступила на шаг, вновь  шагнула  к
ней. Морейн держалась прямо, но все равно была ей по подбородок.
   - Тебе так не терпится свидеться с Кадсуане? - спросила Мериан, глядя  на
Морейн  сверху  вниз.  Голос  у  нее  был   ласковый,   на   лице   написана
доброжелательность,  но  в  глазах  сверкало  холодное  железо.   Неожиданно
оглянувшись на слуг, Мериан, видимо, сообразила, что они с Морейн  не  одни.
Сверкание железа в ее взоре приугасло, но не исчезло. - Знаешь,  а  Кадсуане
была права. Молодая  женщина,  которая  думает,  будто  много  знает,  может
угодить в очень большую беду. Мой тебе совет:  держись  тихо  и  помалкивай,
пока мы с тобой не поговорим. Властным жестом она велела шатайян  продолжать
путь,  и  величественная  женщина   беспрекословно   подчинилась.   Подобная
безапелляционность со стороны короля или королевы надолго  испортили  бы  их
отношения с шатайян, но только не с Айз Седай.
   Морейн долго глядела вслед Мериан, пока  та  не  свернула  за  угол.  Все
только что сказанное Мериан могла сказать и посланница Тамры. Черные  сестры
способны лгать. Неужели Ларелле передумала и не  поехала  в  Чачин?  Или  же
погибла, как Тамра и другие? Неожиданно Морейн  поймала  себя  на  том,  что
разглаживает юбки. Прекратить нервные движения оказалось  легче,  чем  унять
охватившую ее мелкую дрожь.
   Элиза с раскрытым ртом и округлившимися глазами смотрела на Морейн.
   - Так вы тоже Айз Седай! - пропищала служанка, потом вздрогнула, заметив,
как поморщилась Морейн. - Я никому и словечка не скажу, Айз Седай! -  горячо
зашептала Элиза. - Светом клянусь и могилой отца! - Как будто сопровождавшие
Мериан служанки не слышали того, что услышала она. Вот они-то не станут язык
за зубами держать.
   - Веди меня в комнату Лана Мандрагорана, - велела  служанке  Морейн.  Что
было  правдой  на  восходе,  неузнаваемо  изменится  к  полудню,  и  значит,
необходимо действовать. Она вытащила из поясного кошеля кольцо Великого Змея
и надела на правую руку. Иногда приходится рисковать.
   После долгой прогулки по дворцовым коридорам - к счастью, в  молчании,  -
Элиза постучала в красную дверь и  заявила  открывшей  на  стук  седоволосой
женщине, что леди Морейн  Дамодред  Айз  Седай  желает  говорить  с  королем
ал'Ланом Мандрагораном. Кое-что к сказанному ей Морейн  Элиза  прибавила  от
себя. Надо же, король! Ответ был  потрясающим:  лорд  Мандрагоран  не  имеет
желания беседовать ни с  одной  Айз  Седай.  Седоволосая  женщина  выглядела
шокированной, но тем не менее решительно захлопнула дверь.
   Элиза большими глазами взирала на Морейн.
   - Теперь я могу проводить миледи Айз Седай в ее апартаменты, - неуверенно
промолвила служанка, -  если...  -  Она  испуганно  пискнула,  когда  Морейн
толкнула дверь и шагнула через  порог.  Седоволосая  служанка  и  еще  одна,
немногим моложе, сидевшие за штопкой, вскочили с мест. Расположившийся подле
камина худой парень неуклюже поднялся на ноги и поглядывал на женщин, ожидая
от них распоряжений. А те просто смотрели на Морейн, пока она не  приподняла
вопросительно бровь. Потом седоволосая  указала  на  одну  из  двух  дверей,
ведущих во внутренние покои.
   Эта дверь вела в гостиную, мало чем отличающуюся от гостиной  Морейн,  но
здесь все позолоченные стулья были придвинуты к стенам, а ковер  с  цветными
узорами скатан. И посреди комнаты Лан,  обнаженный  по  пояс,  упражнялся  с
мечом. На шее при каждом движении покачивался  небольшой  золотой  медальон,
клинок слился в размытый круг. Пот струился по телу, на котором было столько
шрамов, что Морейн едва поверила глазам: ведь он очень молод! Хватало  и  не
до конца заживших ран, зашитых  темными  нитками.  Прервав  упражнение,  Лан
ловко развернулся к Морейн лицом, уперев меч кончиком в плитки пола. Он, как
и прежде, избегал взгляда Морейн - что это  у  них  с  Букамой  за  странная
манера? Влажные пряди волос, хоть их и удерживала кожаная лента, свисали  на
лицо, но дыхание Лана не было сбито.
   - Ты, - прорычал он. - Значит, сегодня ты Айз Седай, а в  придачу  еще  и
Дамодред. У меня нет времени для твоих игр, кайриэнка.  Я  жду  кое-кого.  -
Холодный взор голубых глаз двинулся к двери за спиной  Морейн.  Но  странно,
посмотрел  он,  кажется,  на  плетеный  волосяной  шнурок,   сложным   узлом
повязанный на ручку двери. - Ей не понравится, если она увидит здесь  другую
женщину.
   - Твоей даме сердца  не  стоит  меня  опасаться,  -  язвительно  заметила
Морейн. - С одной стороны, ты слишком высок, а  с  другой  -  я  предпочитаю
мужчин хотя бы чуточку красивых. И  с  хорошими  манерами.  Мне  нужна  твоя
помощь. С Войны Ста Лет  держат  данную  некогда  клятву,  что  все  Малкири
откликнутся на призыв Белой Башни. Я -Айз Седай, и я призываю тебя!
   - Ты ведаешь, сколь высоки холмы, но не то, как они лежат, -  пробормотал
он, будто бы цитируя какую-ту малкирскую поговорку. Пройдя  в  дальний  угол
комнаты, Лан поднял ножны и с силой вогнал в них меч. - Я помогу тебе,  если
ты ответишь на один вопрос. Я много лет задавал его Айз Седай, но они  точно
гадюки ускользали от ответа. Если ты Айз Седай, ответь мне.
   - Отвечу, если ответ мне известен. - Она вновь не сказала  ему,  кто  она
такая, но обняла саидар и  выдвинула  один  из  золоченых  стульев  в  центр
комнаты. Она не сумела бы поднять такую тяжесть, но стул легко  скользил  на
потоках Воздуха, даже будь он вдвое тяжелее. Усевшись, Морейн закинула  ногу
на ногу и сцепила руки на колене, чтобы  выставить  напоказ  золотое  кольцо
Змея,  блестевшее  на  пальце.  Тот,  кто  выше,  имеет  преимущество,  если
собеседники стоят, но если один сидит, а  другой  стоит,  то  первый  должен
чувствовать себя так, будто его судят, особенно если сидит Айз Седай.
   Но он вообще не чувствовал никакой неловкости. Впервые  с  того  момента,
как они встретились, он прямо смотрел ей в глаза. И во взгляде его был холод
голубого льда.
   - Когда Малкир погибла, - тихо, но со  стальными  нотками  сказал  он,  -
Шайнар и Арафел прислали  людей.  Им  не  под  силу  было  остановить  поток
троллоков и Мурддраалов, но они пришли. Были отряды из  Кандора  и  даже  из
Салдэйи. Они опоздали, но они пришли. -  Голубой  лед  обратился  в  голубое
пламя. Голос его не изменился, но пальцы, сжимавшие меч, побелели. -  Девять
сотен лет мы откликались на призыв Белой Башни, но  где  была  Башня,  когда
погибала Малкир? Если ты Айз Седай, ответь мне!
   Морейн заколебалась. Он  задал  вопрос,  ответ  на  который  был  тайной,
Запечатанной Башней, - об этих событиях Принятые узнавали на уроках истории,
но другим о них запрещалось говорить. Но что значит наказание в сравнении  с
тем, что она должна сделать?
   - Больше сотни сестер былы отправлены  в  Малкир,  -  сказала  Морейн  со
спокойствием, дававшимся ей с трудом. Уже за одни эти слова она должна  сама
попросить о наказании - так ее учили много лет. - Но даже Айз Седай не умеют
летать. Они пришли слишком поздно. - Когда явилась первая,  то  бесчисленные
орды Отродий Тени разгромили армии Малкир, а оставшиеся в живых люди бежали.
Гибель Малкир была жестокой и кровавой - и быстрой. - Это произошло  еще  до
моего рождения, но мне очень жаль, что так случилось. И я сожалею, что Башня
решила сохранить свои усилия в тайне. - Лучше, чтобы думали, будто  Башня  и
пальцем не пошевелила, чем позволить узнать, что Айз Седай попытались что-то
сделать и потерпели неудачу.  Неудача  -  удар  по  престижу  Айз  Седай,  а
загадочность - броня, в которой нуждалась Башня. У Айз  Седай  свои  причины
поступать так или иначе или не делать ничего, и эти причины ведомы лишь  Айз
Седай. - Большего ответа я дать не могу. Я и так сказала больше, чем  могла.
Большего, думаю, не говорила ни одна из сестер. Этого достаточно?
   Какое-то время он просто смотрел на нее, огонь в глазах медленно  угасал,
превращаясь снова в лед. Лан опустил взгляд.
   - Я почти поверил, - в конце концов пробормотал он,  не  сказав,  во  что
именно он почти поверил. Потом горько рассмеялся. - Как я могу помочь тебе?
   Морейн  нахмурилась.  Надо  побольше  времени  провести  наедине  с  этим
мужчиной, чтобы подчинить его, но с этим можно обождать.
   - Во дворце есть еще одна сестра. Мериан Редхилл. Мне нужно  знать,  куда
она ходит, что делает, с кем встречается.
   Лан моргнул, но не  стал  задавать  напрашивающихся  вопросов.  Возможно,
понимал, что ответов не получит, но молчание было хорошим знаком.
   - Последние несколько дней я провел у себя в комнатах, - сказал он, опять
взглянув на дверь. - Не знаю, много ли я сумею узнать.
   Не желая того, Морейн фыркнула. Пообещал ей помощь, а потом  заволновался
о своей даме. Может, он не тот человек, каким она его считала. Но другого  у
нее нет.
   - Не ты, - сказала Лану Морейн. Вскоре о ее визите узнают во всем дворце,
коли эта весть уже не облетела Айздайшар, и если заметят, что он шпионит  за
Мериан... Это будет катастрофой,  даже  если  та  невинна  как  младенец.  -
Полагаю, лучше, чтобы ты  попросил  кого-нибудь  из  Малкири.  Из  тех,  кто
собрался здесь, откликнувшись на твой призыв. Кого-нибудь с зорким глазом  и
неболтливым языком. Все нужно сделать в абсолютной тайне.
   - Я никого не звал, - резко сказал Лан,  вновь  кинув  взгляд  на  дверь.
Вдруг он показался крайне усталым. Нет, плечи  у  него  не  поникли,  но  он
подошел к камину и поставил рядом меч  с  осторожностью  усталого  человека.
Стоя спиной к Морейн, Лан произнес: - Я попрошу Букаму и Рина  последить  за
ней, но обещать за них не берусь. Вот и все, что я могу для тебя сделать.
   Морейн подавила досадливый вздох. Мог он сделать большее или нет,  у  нее
не было никакого рычага, чтобы воздействовать на него.
   - Букаму, - сказала она. - Только его. - Судя по тому, как себя вел Рин с
Морейн, он будет хлопать глазами на Мериан и вряд ли что-нибудь  увидит  или
услышит. И то, если во всем  не  признается  в  тот  же  миг,  когда  Мериан
взглянет на него. - И не говори ему зачем.
   Лан резко обернулся к Морейн, но чуть погодя согласно кивнул. И вновь  он
ни о чем не спросил, хотя большинство людей на его месте обязательно  начали
бы задавать вопросы. Потом Морейн объяснила,  что  связаться  с  ней  можно,
передав записку ее камеристке, Зуки. Теперь Морейн оставалось надеяться, что
она не допустила роковой ошибки.
   Вернувшись в свои  апартаменты,  Морейн  убедилась,  как  быстро  новости
облетают Айздайшарский дворец. В гостиной ее глазам предстала такая картина:
Суан, держа в руках блюдо со сластями,  склонилась  возле  высокой  девушки,
одетой в  светло-зеленый  шелк.  Волосы  пухлогубой  незнакомки,  еще  почти
девочки, были цвета воронова крыла и ниспадали ниже талии; на лбу, там,  где
у  Морейн  висел  голубой  камешек  кесайры,  был  нанесен  голубой  краской
маленький кружок. Лицо Суан оставалось непроницаемым, но в голосе, когда она
представила гостью как леди Изелле, послышалось  напряжение.  Почему,  очень
скоро стало понятно.
   - Во дворце все говорят, что вы - Айз Седай, - с  недоверием  разглядывая
Морейн,  сказала  девушка.  Она  даже  не  соизволила  встать,  хотя  бы  из
вежливости, не говоря уж о том, чтобы приветствовать Айз Седай реверансом. -
Если так, то вы должны мне помочь. Я хочу отправиться в Белую Башню. А  мать
хочет выдать меня замуж. Я не против, чтобы Лан стал моим  карнейрой,  если,
конечно, мать сама не выбрала его. Но когда я женюсь, он будет одним их моих
Стражей. Я выберу Зеленую Айя. - Она слегка нахмурилась, посмотрев на  Суан.
- Не вертись тут, девочка. Отойди-ка в сторонку, пока тебя не позовут.
   Суан послушно отошла к камину. Но настоящая служанка никогда в  жизни  не
встала бы, как она: выпрямившись и сложив руки  на  груди,  и  не  стала  бы
хмуриться, как она. Однако Изелле больше не обращала на нее внимания.
   - Присаживайтесь, Морейн, - продолжила девушка с улыбкой. -  И  я  скажу,
что мне от вас нужно. Если, конечно, вы - Айз Седай.
   Морейн изумленно смотрела на Изелле. Предлагать сесть  в  ее  собственной
гостиной! Эта глупая девчонка высокомерием  не  уступит  Лану.  Вот  уж  два
сапога пара!  Ее  карнейра  На  Древнем  Языке  это  означает  "первый"  или
"первая", а здесь, несомненно, есть и еще какой-то смысл. Или  она  имеет  в
виду?.. Быть не может! Уж на что чудны эти Малкири, но не это же!..
   Усевшись на стул, Морейн сухо заметила:
   - С выбором Айя лучше подождать. Мне нужно хотя  бы  проверить,  есть  ли
вообще смысл посылать тебя в Башню. Несколько минут, и будет ясно,  способна
ли ты научиться направлять Силу. Заодно узнаем, каков твой потен...
   Девчонка беспечно перебила Морейн:
   - Ой, да меня уже проверяли! Несколько лет назад. Айз Седай сказала,  что
я буду очень сильной. Я сказала, что  мне  пятнадцать  лет,  но  она  узнала
правду. Не понимаю, почему мне нельзя было отправиться в Башню в  двенадцать
лет, когда мне этого захотелось. Мать в ярость пришла.  Вечно  она  твердит,
что когда-нибудь я стану королевой Малкир. Но  ведь  тогда  я  должна  выйти
замуж за Лана, а я не хочу. Пусть даже матушка и не была бы  его  карнейрой.
Когда вы скажете ей, что забираете меня в Башню, ей придется уступить.  Ведь
всем известно, что Айз Седай могут забрать  на  обучение  любую  девушку,  и
никто не станет ее останавливать. - Она пожевала пухлыми губками. - Вы  ведь
Айз Седай, да?
   Морейн выполнила упражнение с бутоном розы. Потом сказала:
   - Если хочешь отправиться в Тар Валон, скатертью дорога. Лично у меня нет
времени сопровождать тебя. В  Тар  Валоне  ты  наверняка  встретишь  сестер,
которые, несомненно, будут Айз Седай. Зуки, будь добра, проводи леди Изелле.
Она собралась в дорогу, и я уверена, что она не хочет медлить. А то  как  бы
матушка ее не поймала.
   Девчонка, разумеется, была возмущена до глубины души,  но  Морейн  желала
лишь одного - как можно скорее увидеть спину  Изелле,  и  Суан  чуть  ли  не
вытолкала несносную девчонку в коридор.
   - Эта девица, -  заметила  Суан,  возвращаясь  и  отряхивая  руки,  -  не
продержится и месяца, пусть  даже  она  и  ровня  Кадсуане.  -  Башня  точно
железными тисками готова была ухватиться за женщину, если есть  самый  малый
шанс, что она получит шаль. Но те, кто не мог или не  желал  учиться,  очень
скоро оказывались за воротами Башни, а умение направлять  Силу  -  не  самое
главное в обучении послушниц и Принятых.
   - Да пусть Сайрин самолично скинет ее с верхушки  Башни,  мне-то  что?  -
огрызнулась Морейн. - Ты что-нибудь узнала?
   По-видимому, узнала Суан, что юный  лакей  умеет  целоваться  -  подобное
откровение даже не заставило ее покраснеть! - а кроме этого,  больше  ничего
существенного. Как ни удивительно, но Суан больше обеспокоило  не  появление
во дворце Мериан, а то, что Морейн обратилась за помощью к Лану.
   - Сдерите с меня шкуру и засолите, но  что  за  идиотский  риск,  Морейн!
Девять раз дурень тот, кто претендует на трон погибшей страны. Да он  в  эту
минуту языком треплет направо-налево! Проклятие! Если Мериан узнает, что  ты
наладила за ней слежку... Чтоб мне сгореть!
   - Может, он и не девять раз дурень, Суан, но, по-моему, он не из тех, кто
"языком треплет направо-налево". И  кто,  как  не  ты,  вечно  твердила  мне
присловье своего отца:  "Ничего  не  выиграешь,  коли  хотя  бы  медяком  не
рискнешь"? Иного выбора нет, надо рисковать. А раз тут Мериан, то времени  у
нас почти не осталось. Как можно скорее ты должна добраться до леди Инее.
   - Сделаю, что смогу, - пробурчала  Суан  и  вышла  за  дверь,  расправляя
плечи, словно борец для схватки, и в то же время нервно разглаживая юбки  на
бедрах.
   Уже давно минули сумерки и стояла ночь,  и  Морейн  пыталась  читать  при
свете лампы, когда Суан вернулась. Морейн отложила книгу; она чуть ли не час
смотрела на одну и ту же страницу. На  сей  раз  Суан  пришла  с  новостями,
которыми тут же не преминула  поделиться,  копаясь  в  платьях  и  сорочках,
сшитых госпожой Дорелмин.
   Сначала Суан поворчала, что ее на  обратном  пути  в  апартаменты  Морейн
поймала "какая-то старая грымза", поинтересовавшаяся, не ее ли  зовут  Зуки.
Потом Суан сказала Морейн, что Мериан чуть ли не весь день провела с принцем
Брисом, а вечером отправилась отдыхать в свои покои.  Никакой  ниточки.  Что
более важно, Суан сумела как бы невзначай упомянуть имя Райхиена в разговоре
с Кэлом. Когда родился мальчик, лакея при леди Инее не было, но он  знал,  в
какой день это случилось - на следующий день, как Айил начали отступление от
Тар Валона. При этом известии Морейн и Суан обменялись долгими взглядами. На
следующий день,  как  Гайтара  Моросо  Предсказала  Возрождение  Дракона  и,
потрясенная своими словами,  упала  замертво.  Рассвет  над  горой,  и  срок
вписывается в те десять дней до внезапной оттепели, когда растаял весь снег.
Гайтара особо упоминала снег. - Все равно,  -  продолжала  Суан,  принявшись
укладывать в узел белье и чулки, - я  убедила  Кэла,  что  меня  выгнали  со
службы. Мол, я пролила вино на твое платье. И он предложил мне  переночевать
вместе со слугами леди Инее. Он даже собирался добиться для меня  места  при
своей госпоже. -  Суан  хмыкнула,  потом,  поймав  взгляд  Морейн,  еще  раз
хмыкнула, но уже погрубее. - Морейн, он же мне не свою постель предлагал.  А
даже если и свою - он очень  обходительный,  и  у  него  премиленькие  карие
глаза. Ты таких в жизни не видела.  Вот  наступит  скоро  день,  ты  и  сама
решишься на что-то большее, чем мечты о мужчине. Надеюсь, мимо меня  это  не
пройдет!
   - Не мели ерунды! - сказала ей Морейн.  Перед  ними  стоит  такая  важная
задача, куда уж тут подружкам о мужчинах болтать. Тем паче не о том, к  чему
клонит Суан. Значит, Мериан весь день провела с Брисом? И шагу не сделала  к
комнатам леди Инее? Для  избранницы  Тамры  или  Черной  сестры  это  лишено
смысла, но Морейн была твердо убеждена, что Мериан - либо та,  либо  другая.
Морейн с тревогой чувствовала: что-то она упустила. Чего-то она не знает,  и
это незнание может погубить ее. И что страшнее  всего,  это  незнание  может
погубить Возрожденного Дракона еще в колыбели.

***

   Лан скользил по коридорам Айздайшарского дворца, применяя все те  умения,
которым его научило Запустение. Лишь бы не попасть кому-нибудь  случайно  на
глаза. Теперь его служанки сначала выполняли  распоряжения  Эдейн  и  только
потом слушались его. Видно, считали это одним из обычаев Малкири.  Наверное,
она им так сказала. Лан опасался, что любой в Айздайшаре, кто носит  ливрею,
непременно сообщит Эдейн, где его найти. Ему казалось,  что  он  знает,  где
очутился. Хотя  Лан  и  бывал  во  дворце,  без  проводника  он  уже  дважды
заблудился. С мечом на боку он чувствовал себя круглым дураком. В этой битве
стальной клинок - не помощник.
   Вдруг он уловил какое-то движение и тут же вжался в стену позади статуи -
женщина, окутанная облаками, и в руках у нее охапка цветов.  И  вовремя.  Из
поперечного коридора впереди вышли две  женщины  и  остановились,  о  чем-то
тихонько разговаривая. Изелле и та Айз Седай, Мериан. Лан замер  неподвижно,
как камень, за которым он прятался.
   Ему не очень-то нравилось прятаться, но до того, как Эдейн развязала узел
на его даори, которым на два дня буквально посадила его под замок, она  ясно
дала понять, что намерена объявить о скором  его  бракосочетании  с  Изелле.
Букама оказался прав. Эдейн воспользовалась его даори, точно уздой, и Лан не
сомневался, она вряд ли угомонится лишь потому, что он женился на ее дочери.
Когда сталкиваешься с  противником,  одолеть  которого  тебе  не  под  силу,
единственный выход - бегство. И Лану очень хотелось так поступить.
   Мериан резко взмахнула рукой, Изелле энергично закивала и скрылась в  том
коридоре, откуда  они  пришли.  Какое-то  время  Мериан  глядела  ей  вслед,
спокойное лицо Айз Седай оставалось непроницаемым. Потом,  как  ни  странно,
она тоже двинулась в ту  же  сторону,  двигаясь  с  грациозностью,  рядом  с
которой походка Изелле показалась бы неуклюжей.
   Лан не стал терять время и размышлять,  что  у  Мериан  на  уме,  как  не
озадачивался тем, почему за ней хотела  следить  Морейн.  Простому  человеку
недолго и с ума сойти, пытаясь разгадать головоломки Айз Седай. В  том,  что
Морейн - Айз Седай, нет сомнений, иначе  Мериан  уже  давно  гоняла  бы  ее,
ревущую и причитающую, по  дворцовым  коридорам.  Выждав  достаточно,  чтобы
парочка ушла подальше и его не заметили, Лан бесшумно двинулся к пересечению
коридоров и заглянул за угол. Ни Изелле, ни Мериан  он  не  увидел,  поэтому
поспешно двинулся дальше.  Сегодня  Айз  Седай  не  его  забота.  Ему  нужно
поговорить с Букамой.
   Бегство из дворца означало бы конец всей затеи Эдейн  с  женитьбой.  Если
удастся подольше не попадаться Эдейн, со временем  она  подыщет  для  Изелле
другого  мужа.  Бегство  означало  бы   конец   всем   мечтаниям   Эдейн   о
восстановлении Малкир: когда узнают,  что  Лана  нет,  ее  никто  не  станет
поддерживать, все исчезнет, точно туман под полуденным солнцем.  Бегство  из
дворца означало бы конец очень многим  мечтаниям.  Но  у  человека,  который
вывез на своей спине ребенка, есть право на мечту. Долг - как гора,  но  Лан
должен нести эту ношу.
   Впереди тянулся длинный широкий пролет  лестницы,  огражденной  каменными
перилами. Лан повернулся, чтобы спуститься, и вдруг понял,  что  падает.  Он
едва успел выставить вперед руку, как кубарем  покатился  по  ступеням  и  в
конце концов растянулся у подножия лестницы на мозаичном полу. От  удара  из
легких выбило весь воздух. Перед глазами плыли круги. Лан силился вздохнуть,
силился встать.
   Отовсюду появились слуги, с охами и ахами помогли Лану подняться на ноги;
раздавались удивленные восклицания, как ему повезло не убиться насмерть  при
таком падении, спрашивали, не послать ли за Айз Седай  для  Исцеления.  Лана
шатало, он, нахмурившись, смотрел на лестницу, бормотал  что-то  в  ответ  -
лишь бы окружившие его доброхоты убрались восвояси. Он подумал, что  синяков
и ссадин насажал, как никогда в жизни, но царапины и ушибы заживут, а сейчас
ему менее всего хотелось встречаться с Айз Седай.  Большинство  людей  после
такого падения могли бы назвать себя счастливчиками, если бы им  повезло  не
свернуть себе шею, а лишь переломать  все  кости.  Что-то  дернуло  Лана  за
лодыжки. Что-то толкнуло в  спину.  Это  могло  быть  лишь  одно,  сколь  бы
невероятным оно ни было. Его пыталась убить Айз Седай.
   - Лорд Мандрагоран! - Подбежавший коренастый мужчина в полосатом  камзоле
дворцовой стражи едва не упал, пытаясь разом и остановиться, и  поклониться.
- Мы вас повсюду ищем, милорд!  -  тяжело  дыша,  произнес  он.  -  Там  ваш
человек, Букама! Идемте скорей, милорд! Может, он еще жив!
   Выругавшись, Лан побежал следом за стражником, поторапливая его. Но  было
уже поздно. Поздно для того, кто вывез на своей спине младенца.  Поздно  для
мечтаний.
   Узкий проход вел на небольшой  дворик,  где  обычно  занимались  солдаты.
Сгрудившиеся у входа стражники расступились, пропуская  Лана.  Букама  лежал
ничком, хлынувшая изо рта кровь  растеклась  лужицей,  а  из  спины  торчала
простая деревянная рукоять кинжала. Ткань вокруг кинжала потемнела от крови.
В невидящих глазах  застыло  удивление.  Лан  опустился  на  колени,  закрыл
старому другу глаза и пробормотал молитву.  Пусть  примет  Букаму  последнее
объятие земли.
   - Кто его нашел? - спросил Лан, но едва ли  слышал  нестройные  ответы  о
том, кто, когда и где. Он надеялся, что Букама возродится в мире, где реет в
поднебесье Золотой Журавль и несокрушимо высятся Семь Башен, а  Тысяча  Озер
сверкают в лучах яркого солнца драгоценным ожерельем. Как Букама подпустил к
себе кого-то так близко? Букама же чувствовал сталь рядом с собой, даже если
она пряталась в ножнах. Но одно Лан знал наверняка: Букама погиб потому, что
Лан впутал его в интриги Айз Седай.
   Встав, Лан бросился бежать. Но не наугад, лишь бы уйти отсюда.  Он  знал,
куда бежит. И Лана уже не волновало, кто его увидит.

***

   Приглушенный стук  распахнутой  двери  в  переднюю  и  возмущенные  крики
служанок заставили Морейн  встать  -  она  в  ожидании  сидела  на  стуле  в
гостиной. Ждала чего угодно, но не этого. Обняв саидар, Морейн  двинулась  к
двери, но успела сделать лишь два  шага.  Дверь  распахнулась  настежь.  Лан
стряхнул с рук вцепившихся в него служанок, захлопнул дверь перед их носом и
привалился к ней спиной, глядя на удивленную Морейн в упор, прямо  в  глаза.
На его лице наливались пурпуром кровоподтеки, и двигался он так, словно  ему
крепко досталось в драке. За  дверью  все  затихло.  Чтобы  он  ни  задумал,
служанки были уверены: Морейн с этим справится.
   Как ни странно, Морейн поймала себя  на  том,  что  пальцы  ее  обхватили
рукоять ножа на поясе. На ее стороне была Сила, и с Ланом, сколь бы рослым и
мощным он ни был, она справится с той же легкостью, что и с ребенком, и  все
же... Его глаза больше не сверкали былым огнем. Морейн едва  не  отшатнулась
от него. Не огонь, но смерть выжгла их мертвенным холодом.  И  в  самый  раз
сейчас была ему эта черная куртка с  вышитыми  на  ней  жестокими  шипами  и
холодно-золотыми цветками.
   - Букама мертв. Его убили ножом в сердце, - бесстрастно произнес Лан. - И
не прошло еще и часа, как кто-то пытался убить меня Единой Силой. Сначала  я
решил, что это Мериан, но когда я видел ее  в  последний  раз,  она  шла  за
Изелле. Даже если она заметила меня и захотела проучить, у нее не хватило бы
времени. Мало кто сумеет заметить меня, когда я этого не хочу, и вряд ли она
меня видела. Значит, остаешься ты.
   Морейн поморщилась, и причиной этого  была  не  только  звучавшая  в  его
голосе убежденность. Вот что она упустила: глупая девчонка и  в  самом  деле
отправилась прямиком к Мериан.
   - Ты удивился бы, узнав, сколь мало на свете вещей, которые можно  скрыть
от Айз Седай, - сказала Морейн Лану. Особенно  от  той  из  сестер,  которая
преисполнена саидар. - Наверное, не стоило мне просить, чтобы Букама  следил
за Мериан. Она очень опасна. - Мериан из  Черной  Айя;  теперь  Морейн  была
убеждена в этом. Сестры могут очень сурово наказать тех, кто вздумает совать
нос в их дела, но убивать... На такое не пошла бы ни одна из них. Ну  и  что
теперь делать? Уверенность - не доказательство, тем более - перед  Престолом
Амерлин. А если еще и сама Сайрин - Черная... Чего  волноваться,  все  равно
тут ничего не поделать. Но с чего бы это Мериан понапрасну  теряет  время  с
Изелле? - Если ты тревожишься о девушке, мой тебе совет: отыщи ее поскорее и
уведи подальше от Мериан.
   Лан хмыкнул.
   - Все Айз Седай опасны. А Изелле сейчас ничего не грозит. Я видел  ее  по
пути сюда, она спешила куда-то вместе с  Брисом  и  Дайриком.  Почему  погиб
Букама? Ответь мне, Айз Седай. Во что я его впутал из-за тебя?
   Морейн коротким взмахом руки велела ему помолчать и где-то в глубине души
изумилась, когда он подчинился. Но мысли ее неслись яростным галопом. Мериан
с Изелле. Изелле с Брисом и Дайриком. Мериан пыталась убить  Лана.  Внезапно
кусочки головоломки сложились в цельную картину, в узор, совершенный во всех
своих линиях. Хотя все это было  немыслимо,  невероятно,  Морейн  ничуть  не
сомневалась в верности своей догадки.
   - Дайрик сказал мне, что ты - самый везучий человек в мире, -  промолвила
она, подавшись к Лану, - и ради самого Дайрика я надеюсь, что он прав.  Куда
обычно уходит Брис, чтобы побыть наедине с собой? Такое место, где ему никто
не мешает?
   - На западной стороне дворца есть галерея, - медленно произнес Лан, потом
заговорил быстрее. - Если Брису грозит опасность, я должен вызвать стражу.
   Он уже повернулся, рука легла на ручку двери.
   - Нет! - остановила его Морейн.  Она  по-прежнему  не  отпускала  Силу  и
готова была удержать Лана при помощи плетения Воздуха. - Вдруг окажется, что
Мериан просто разговаривает с принцем Брисом? Вряд ли ему  понравится,  если
во время их беседы к ним ворвутся стражники.
   - А если окажется, что она не просто разговаривает? - спросил Лан.
   - У нас нет против нее никаких доказательств, Лан.  Подозрения  -  против
слова Айз Седай. - Лан сердито вскинул  голову  и  прорычал  что-то  об  Айз
Седай, что Морейн предпочла пропустить мимо ушей.  -  Проведи  меня  на  эту
галерею, Лан.  Предоставь  Айз  Седай  разобраться  с  Айз  Седай.  И  лучше
поторопиться. - Если Мериан и станет тратить время на слова, то  разговор  у
нее, как подозревала Морейн, надолго не затянется.
   Лан мешкать не стал,  его  длинные  ноги  так  и  мелькали.  Морейн  лишь
оставалось подобрать юбки повыше и припустить за ним, не обращая внимания на
изумленные взгляды и ворчание слуг и прочего  люда  в  коридорах  и  вознося
хвалу Свету, что Лан не обгоняет ее. На бегу она открыла себя  потоку  Силы,
пока сладость и удовольствие не подобрались вплотную к грани боли.  Еще  она
старалась прикинуть, как поступит,  что  вообще  она  может  сделать  против
женщины, существенно превосходящей ее потенциалом,  женщины,  которая  стала
Айз Седай за столетия до рождения прабабушки Морейн. Ей  очень  не  хотелось
чувствовать себя такой испуганной. И еще она пожалела, что рядом нет Суан.
   Сумасшедшая погоня вела Морейн  через  сверкающие  величественные  покои,
через высокие коридоры, мимо рядов мраморных статуй,  и  внезапно  дворцовый
шум стих позади, и Морейн, вслед за Ланом, оказалась на  длинном  просторном
балконе двадцати  шагов  шириной,  откуда  открывался  незабываемый  вид  на
городские кварталы. За каменными перилами,  далеко  внизу,  виднелись  крыши
домов. Грозовыми порывами налетал холодный ветер. И здесь  была  Мериан,  ее
окружало свечение саидар. И здесь же были Брис с Дайриком - они стояли возле
парапета, тщетно стараясь освободиться от пут и кляпов, сотканных из потоков
Воздуха. Изелле, нахмурясь, смотрела на Бриса и его сына, и, как ни странно,
поодаль стоял Рин, зло сверкавший глазами.
   - ...И как бы мне удалось привести  к  вам  лорда  Дайрика  без  отца,  -
капризным тоном говорила Изелле.  -  Конечно,  больше  никто  не  знает,  но
зачем?..
   Сплетя щит из Духа, Морейн обрушила его на Мериан, вложив  в  бросок  всю
свою Силу, что сумела собрать, в отчаянной попытке отсечь ее  от  Источника.
Щит ударил и... раскололся. Мериан оказалась  слишком  сильна,  и  Силы  она
зачерпнула почти до пределов своих возможностей.
   Голубая - нет, Черная, - сестра и бровью не повела.
   - Это хорошо, Рин, что ты  убил  шпиона,  -  безмятежно  промолвила  она,
одновременно заткнув Изелле  рот  сплетенным  из  Воздуха  кляпом  и  стянув
девушку невидимыми путами. Та даже пошевелиться  не  могла  и  лишь  вращала
выпученными глазами. - Посмотрим, справишься ли ты на этот раз с  юнцом.  Не
ты ли говорил, что твой меч - лучший?
   Все случилось будто в одно мгновение.  Ощерившись,  Рин  кинулся  вперед,
колокольчики в его косицах тихонько тренькнули. Лан едва успел обнажить свой
меч, встречая атаку. И еще сталь не зазвенела о сталь,  как  Мериан  ударила
Морейн тем же плетением, которое использовала та, но куда  более  мощным.  С
ужасом Морейн поняла, что у Мериан достаточно сил, чтобы отсечь ее, хотя она
и зачерпнула столько  саидар,  сколько  сумела.  Лихорадочно  она  принялась
рубить Воздухом и Огнем, и Мериан  охнула,  когда  отбитые  потоки,  отлетев
обратно, задели ее. Воспользовавшись кратким мгновением,  Морейн  попыталась
рассечь потоки, которыми были связаны Дайрик, Брис и Изелле, но прежде,  чем
ее плетение коснулось плетения Мериан, Черная сестра  сама  резанула  потоки
противницы. И на сей раз край щита Мериан коснулся Морейн  раньше,  чем  она
успела отбить его. Желудок у Морейн будто в узлы затянулся.
   - Что-то, Морейн, ты зачастила к нам, - промолвила Мериан, словно бы  они
вели пустую болтовню. Да и вид у Черной сестры был такой же - безмятежный  и
по-матерински спокойный; казалось,  она  ничуть  не  взволнована.  -  Боюсь,
придется спросить тебя, почему и зачем. - Морейн  только-только  исхитрилась
рассечь плетение Огня, которое иначе спалило бы на ней  одежду  и  наверняка
обожгло бы все тело. Мериан улыбнулась - так мать лукаво  улыбается  дочери,
когда той случается влипнуть в какую-нибудь историю. - Не  беспокойся,  дитя
мое. Я исцелю тебя, чтобы ты ответила на мои вопросы.
   Если у Морейн и оставались сомнения в том,  что  Мериан  из  Черной  Айя,
последнее плетение из Огня начисто уничтожило их. В следующие мгновения  она
получила и другие подтверждения - от новых плетений Мериан по платью  Морейн
забегали искры, а волосы ее встали  дыбом;  очередная  атака  Черной  сестры
заставила Морейн судорожно глотать вдруг исчезнувший воздух. Иных Морейн  не
могла распознать, но эти плетения, доберись они до нее, наверняка переломали
бы ей кости или пустили кровь, не сумей она рассечь их...
   Когда удавалось, Морейн раз за разом пыталась перерезать узы на Дайрике и
других, пыталась отсечь Мериан от Источника, даже старалась оглушить ее. Она
ясно понимала, что сражается за свою жизнь: если верх возьмет Мериан, то  ее
неминуемо ждет смерть - либо сейчас, либо после допроса  Черной  сестрой.  И
хотя Клятвы уже  не  ограничивали  Морейн,  она  не  могла  действовать  без
оглядки. У нее самой найдется, о  чем  спросить  Мериан,  и  от  ее  ответов
зависит судьба всего мира. К несчастью, Морейн могла лишь защищаться,  да  и
то с превеликим трудом. Внутри у нее  все  скрутило  еще  больше.  Удерживая
связанными трех человек, Мериан тем не менее на равных  боролась  с  ней,  а
может, даже была сильнее. Если бы только Лану удалось отвлечь ее...
   Кинув быстрый взгляд в его сторону, Морейн поняла, насколько тщетны  были
ее надежды. Лан и Рин танцевали один вокруг другого, вихрем кружились  мечи,
но если у кого и было на волосок преимущество,  то  у  Рина.  По  щеке  Лана
струилась кровь.
   С мрачной решимостью Морейн продолжала свои усилия, собрав всю свою  волю
до крупицы, всю себя в один кулак. Дрожа, она ударила Мериан,  защитилась  и
вновь ударила, парировала и снова ударила. Если получится измотать ее или...
   - Что-то это затягивается. Как по-твоему, дитя  мое?  -  сказала  Мериан.
Дайрик взмыл в воздух  и  медленно  поплыл  к  парапету,  напрасно  стараясь
высвободиться из невидимых пут. Брис изогнул шею, следя взглядом  за  сыном;
губы его яростно скривились за невидимым кляпом.
   - Нет! -  крикнула  Морейн.  В  отчаянном  порыве  она  выбросила  потоки
Воздуха, чтобы подхватить мальчика. Мериан рубанула по ним в тот самый  миг,
как освободила его от своих пут. Дайрик упал с громким воплем,  и  в  голове
Морейн будто взорвалась ослепительная молния.
   Она открыла глаза, стихающий крик мальчика эхом отдавался у нее в ушах, а
сознание будто окутывал какой-то туман.  Она  лежала  навзничь  на  каменном
балконе, голова кружилась. Пока в голове не прояснится, у Морейн столько  же
шансов обнять саидар, сколько у кошки запеть. Да теперь нет никакой разницы.
Она видела тот щит, которым ее отгородила от Источника  Мериан:  такой  щит,
когда он поставлен, по силам удержать  даже  самой  слабой  женщине.  Морейн
попыталась встать, не смогла и упала, потом приподнялась на локте.
   Прошли считанные мгновения. Лан и Рин под звон стали все так же двигались
в смертельном танце. Брис застыл в своих путах,  глядя  на  Мериан  с  такой
неукротимой ненавистью, что казалось  -  еще  немного,  и  сила  его  ярости
освободит его. Изелле била крупная дрожь, по щекам текли слезы, она  шмыгала
носом и круглыми от ужаса глазами смотрела, куда  упал  мальчик.  Куда  упал
Дайрик.  Морейн  заставила  себя  вспомнить  имя  мальчика,  вздрогнула  при
воспоминании, какая радостная была у него улыбка. Но всего на мгновение.
   - Думаю, с тобой мы закончим чуть позже, - заметила Мериан, отворачиваясь
от Морейн. Брис взмыл в воздух. На лице коренастого мужчины  не  дрогнул  ни
единый мускул, он не отрывал полыхающего ненавистью взора от Мериан.
   Морейн, пошатываясь, встала на четвереньки. Направлять она  не  могла.  У
нее не осталось ни храбрости, ни сил.  Только  решимость.  Брис  поплыл  над
парапетом. Морейн сумела встать,  хотя  колени  подгибались,  и  ее  шатало.
Решимость. Не издав ни звука, с лицом,  горящим  ненавистью,  Брис  упал  за
парапет. Это нужно остановить. В воздух поднялась Изелле. Девушка  судорожно
извивалась, горло дергалось в тщетной попытке протолкнуть крик  через  кляп.
Нужно остановить! Споткнувшись, Морейн вонзила  свой  поясной  нож  в  спину
Мериан; горячая кровь брызнула на руки.
   Они обе упали на каменные плиты.  Мериан  умерла,  окружавшее  ее  сияние
погасло, и щит, отсекший Источник от Морейн, пропал. Закричала Изелле - путы
Мериан исчезли, и теперь девушка  едва  удерживала  равновесие  на  каменном
парапете, судорожно  размахивая  руками,  чтобы  не  сорваться.  Привстав  и
заставив себя двигаться, Морейн  перелезла  через  труп  Мериан  и  схватила
Изелле за руку в тот момент, когда туфли девушки соскользнули с опоры.
   От сильного рывка Морейн швырнуло животом  на  камень  парапета.  Девушка
висела над темной бездной, а Морейн скользкими от крови руками  вцепилась  в
ее запястье. Могла она одно - изо всех сил стараться не разжать  руки.  Если
она попробует втащить девушку на балкон, то они  обе  свалятся  в  пропасть.
Лицо  Изелле  исказилось,  застыло  в  маске  ужаса.  Рука   ее   потихоньку
выскальзывала из хватки Морейн. Заставив себя успокоиться, Морейн потянулась
к Истинному Источнику, и... у нее ничего не  вышло.  При  взгляде  на  крыши
домов далеко внизу вновь  закружилась  голова.  Она  еще  раз  потянулась  к
Источнику, но это было все равно что черпать воду растопыренной пятерней. Но
надо спасти хоть одну из  троих,  пусть  и  толку  от  нее  чуть.  Борясь  с
дурнотой, Морейн упрямо потянулась к саидар. И тут рука Изелле  выскользнула
из окровавленных пальцев Морейн. Ей оставалось  лишь  смотреть,  как  падает
девушка. Рука ее была вытянута, словно она надеялась,  что  кто-то  все-таки
спасет ее. Чья-то рука оторвала Морейн от парапета.
   - Не надо видеть чужую смерть, - сказал Лан, поставив Морейн на ноги.
   Его правая рука висела  плетью,  разорванный  рукав  насквозь  пропитался
кровью. Кроме этой раны, были и другие, по лицу стекала струйка  крови  -  у
Лана была рассечена кожа на голове. Рин лежал  навзничь  в  десяти  шагах  в
стороне, с навеки застывшим в глазах удивлением уставясь в небо.
   - Черный день, - пробормотал Лан. - Чернее я не видел.
   - Подожди немного, - сказала ему Морейн. Голос ее прерывался. - Я  далеко
не уйду, очень голова кружится.
   На подламывающихся ногах она подошла к телу Мериан. Да,  никаких  ответов
ей уже не дождаться. Черная Айя, как и прежде, останется под покровом тайны.
Нагнувшись, Морейн выдернула свой нож и вытерла клинок юбками предательницы.
   - Ты безжалостна, Айз Седай, - бесстрастно заметил Лан.
   - Я безжалостна, насколько должна,  -  ответила  она  ему.  Крик  Дайрика
по-прежнему звучал у нее в ушах. А перед глазами падала Изелле, запрокинув к
ней лицо. - Похоже, Рин,  хоть  и  Приспешник  Темного,  сильно  ошибся.  Ты
оказался лучше него.
   Лан слегка качнул головой.
   - Нет, он был лучше. Но он думал, что со мной все кончено, раз я ранен  и
рукой двинуть не могу. Он никогда не понимал, что  раньше  смерти  сдаваться
нельзя.
   Морейн кивнула. Раньше смерти сдаваться нельзя. Да, это верно.
   Прошло немного времени, в голове у нее прояснилось, и  она  сумела  вновь
обнять Источник. Лана больше тревожило, что нужно сообщить шатайян о  гибели
Бриса и Дайрика, пока ее  не  известили  о  страшной  находке  на  городских
крышах. Судя по всему, Лану не слишком-то хотелось являться к леди  Эдейн  с
известием о гибели дочери. Что вполне понятно. Морейн  тоже  тревожило,  что
время летит очень быстро, хотя причина ее беспокойства была иной. Как только
Айз Седай сумела обнять саидар, она сразу же исцелила  Лана.  Он  потрясенно
охнул, когда сложное плетение Духа,  Воздуха  и  Воды  соединило  края  ран,
срастило их, разгладив кожу и не оставив даже намека на шрам. Как  и  всякий
после исцеления, он испытывал  слабость,  ему  даже  пришлось  опереться  на
парапет и отдышаться. Какой уж из него в эту минуту гонец.
   Морейн аккуратно приподняла тело Мериан, завела его за парапет,  опустила
поближе к голому горному склону. Потом сплела потоки Огня, и  Черную  сестру
объяло пламя, столь жаркое, что горело оно без дыма,  лишь  слышалось  тихое
потрескивание и иногда приглушенно лопался от жара камень.
   - Что ты?.. - промолвил было Лан, но потом спросил по-другому: - Почему?
   Морейн заставила себя ощутить волны жаркого пламени - точно она стояла  у
разверстого горнила.
   - Нет никаких доказательств, что она из Черной Айя. Только одно - она Айз
Седай. - Белой Башне вновь понадобится покров тайны, куда более плотный, чем
после гибели Малкир, но Морейн не имела права говорить об  этом  Лану.  Пока
еще рано. - Я не могу солгать о том, что здесь произошло, но я  могу  ничего
не говорить. Ты будешь молчать или сделаешь за Тень ее работу?
   - Ты очень жестокая женщина, - в конце  концов  произнес  Лан.  Больше  в
ответ он не сказал ничего, но и этого было достаточно.
   - Я жестока настолько, насколько должна, - сказала она ему. Крик Дайрика.
Лицо Изелле. Еще надо избавиться от тела Рина и от кровавых следов. Жестока,
насколько должна.

***

   Следующее утро было в Айздайшаре утром скорби. На всех шпилях  колыхались
белые стяги, все слуги выше локтя повязали длинные белые  ленты.  По  городу
уже расползались слухи о дурных знамениях, возвещающих о смертях, о  кометах
в ночи, об огнях в небесах. Таково людское обыкновение - во всем  они  видят
то, что им известно, то,  во  что  они  хотят  поверить.  Во  всеобщем  горе
осталось незамеченным исчезновение Айз Седай,  не  говоря  уже  о  пропавшем
простом солдате.
   Морейн возвращалась из покоев Мериан, где она уничтожила все ее имущество
- после тщательного обыска, так и не давшего  ни  единой  ниточки  к  другим
Черным сестрам, - когда ей встретилась Эдейн  Аррел.  Айз  Седай  шагнула  в
сторону, пропуская медленно идущую  по  коридору  женщину  в  белом  длинном
одеянии, с неровно обрезанными волосами. По слухам,  леди  Эдейн  собиралась
удалиться от мира, и Морейн решила, что это уже произошло. Глаза  ввалились,
взгляд казался разом постаревшим и чем-то очень напоминал Айз  Седай  взгляд
Изелле.
   Увидев вошедшую в комнату  Морейн,  Суан  вскочила  со  стула.  Казалось,
минула не одна неделя, как Морейн виделась с подругой.
   - У тебя такой вид, будто ты  сунула  руку  за  наживкой,  а  тебя  вдруг
цапнула клык-рыба, - проворчала Суан. - Ничего удивительного. Мне и самой не
нравятся дни траура. Впрочем, нам тут делать нечего. Мы можем  уезжать,  как
только ты будешь готова. Райхиен родился на ферме, что почти в двух милях от
Драконовой горы. Из-за  траура  Мериан  к  нему  не  попадет.  А  имея  лишь
подозрения, она, будь даже и Черной, зла ему не причинит.
   Не тот. Что ж, подобного Морейн ожидала.
   - Мериан  больше  никому  зла  не  причинит.  А  сейчас,  Суан,  давай-ка
разберемся с этой головоломкой. - Усевшись на стул, Морейн начала рассказ  с
конца и по-быстрому изложила подруге события минувшей ночи, невзирая  на  ее
удивленные  восклицания  и  требования  подробностей.  Морейн  будто  заново
пережила ту ночь. Немного легче ей стало, когда она заговорила  о  том,  что
привело к ночному противостоянию. - Суан, больше  всего  она  желала  смерти
Дайрика - и его она убила первым. И она пыталась убить Лана. А  общее  между
ними - везение. Дайрик отделался  ушибами  и  царапинами,  хотя  должен  был
разбиться насмерть. И все вокруг твердят, что Лан - самый  везучий  из  ныне
живущих людей, иначе Запустение убило бы его несколько лет  назад.  Все  это
складывается в некий узор, но я никак не могу  его  осознать.  Просто  мозги
набекрень! Может, и тот твой кузнец - часть  этого  узора.  И  сдается  мне,
Джосеф Надзима из Канлуума - тоже. Он ведь тоже слыл везучим. Если  сумеешь,
Суан, разгадай эту задачку. Я чувствую, здесь кроется нечто важное,  но  мне
не уловить что.
   Суан принялась расхаживать по комнате туда-сюда,  подбивая  ногами  юбки,
теребя подбородок, бормоча  то  "везунчики,  значит",  то  "вдруг  откуда-то
кузнец", то еще что-то, чего Морейн не  разобрала.  Вдруг  Суан  застыла  на
месте как громом пораженная и промолвила:
   - Морейн, она ни сном ни духом не знала о Рахиене. Черным  Айя  известно,
что Дракон Возродился, но будь я проклята, им же не известно  когда!  Может,
Тамра не выдала этого, может, они переусердствовали и она умерла раньше, чем
они сумели все выпытать. Должно быть, именно так! - Внезапно  ее  горячность
обернулась ужасом. - О Свет! Они  решили  убить  всех  мужчин  и  мальчиков,
которые могут иметь способность направлять Силу! Чтоб мне  сгореть,  Морейн,
но ведь тогда погибнут тысячи. Десятки тысяч!
   Каким бы жутким и ужасающим ни был  вывод  Суан,  но  смысл  в  нем  был.
Мужчины, способные направлять Силу,  редко  понимали,  что  они  делают,  по
крайней  мере  вначале.  На  первых  порах  им  как  будто   просто   везло.
Благоприятно складывались события,  и  очень  часто,  как  тот  кузнец,  они
нежданно-негаданно обретали  известность.  Суан  права.  Черные  Айя  решили
устроить бойню.
   - Но им неизвестно, что искать надо младенца, - заметила Морейн.  Твердо,
как и должна. - В маленьких мальчиках этот дар ничем себя  не  проявляет.  -
Самое раннее - в шестнадцать лет.  Раньше,  судя  по  архивным  записям,  не
начинал направлять Силу ни один мужчина, и очень немногие  -  спустя  десять
лет после этого срока. - У нас больше времени, чем мы полагали.  Но  это  не
повод для беспечности. Любая сестра может оказаться  Черной.  Как  Кадсуане,
по-моему. Им известно, что поиски ведут и другие. Если кто-то  из  выбранных
Тамрой отыщет мальчика, а Черные Айя найдут их обоих,  или  если  они  решат
сначала ее допросить, а не убить сразу, как  подвернется  случай...  -  Суан
молча смотрела на подругу. - Нам нужно продолжать, - сказала ей Морейн.
   -  Понимаю,  -  медленно  произнесла  Суан.  -  Просто   я   никогда   не
задумывалась... Ладно, коли надо работать, так пора тянуть сети и  потрошить
рыбу. - Но словам ее недоставало прежней напористости. - До полудня  мы  уже
будем на пути в Арафел.
   - Ты возвращаешься в Тар Валон, - сказала Морейн. Вдвоем они будут  вести
поиски не быстрее, чем Морейн в одиночку, а коли им  нужно  разделиться,  то
для Суан не придумать лучшего места, чем помощница при  Сеталии  Деларме,  в
чьи обязанности входит просматривать сообщения всех "глаз  и  ушей"  Голубой
Айя. Голубая была маленькой Айя,  но  поговаривали,  что  у  каждой  Голубой
сестры сеть соглядатаев куда больше, чем у любой из прочих. Пока Морейн ищет
мальчика, Суан будет в курсе происходящего во  всех  странах  и,  зная,  что
искать, сумеет обнаружить любые следы Черной Айя или Дракона  Возрожденного.
Обычно Суан прислушивалась к голосу разума,  нужно  было  лишь  предоставить
неопровержимые доводы, однако на сей раз Морейн  пришлось  потратить  немало
сил и времени, чтобы ее убедить, и с  подругой  Суан  согласилась  с  весьма
кислой миной.
   - Сеталия мной дырки начнет затыкать за то, что я убежала без  спросу,  -
ворчала Суан. - Чтоб мне сгореть! Да она меня  в  Башне  вывесит  коптиться!
Морейн, политика эта такая штука, что с тебя в трескучий  мороз  семь  потов
сойдет! Как я ее ненавижу! -  Но  сама  уже  принялась  рыться  в  сундуках,
прикидывая, что возьмет с собой в дорогу до  Тар  Валона.  -  Думаю,  ты  не
забыла предупредить того парня,  Лана.  Мне  кажется,  предостеречь  его  не
помешает, а уж поможет ли это... Слышала, он уехал с час назад, отправился в
Запустение. Ну, коли он там не погибнет... Куда это ты?
   - Мне с ним еще надо одно  дельце  закончить,  -  только  и  ответила  ей
Морейн. В первый же день, как познакомилась с ним,  она  приняла  решение  и
теперь твердо собиралась исполнить задуманное.
   В конюшне, где оставалась Стрела, Морейн швыряла серебряные  марки  точно
пенни, и в два счета кобыла была оседлана и  взнуздана.  Морейн  вскочила  в
седло, ничуть не беспокоясь, что юбки задрались выше  колен.  Ударив  лошадь
каблуками, Айз Седай галопом  вылетела  из  ворот  Айздайшарского  дворца  и
поскакала через город на север. Испуганные прохожие кидались  врассыпную,  а
когда какой-то возница, замешкавшись, не успел  убраться  с  дороги,  Морейн
послала Стрелу вперед, и та лихо перескочила  через  пустую  телегу.  Позади
раздавались суматошные крики, кое-кто грозил кулаком вслед лихой всаднице.
   На дороге, ведущей на север, она, придержав лошадь,  расспросила  ехавших
навстречу возчиков, не видели ли они мужчину,  с  виду  Малкири,  на  гнедом
жеребце. Услышав  первое  "да",  Морейн  почувствовала  нечто  большее,  чем
облегчение. Миновав мост через ров, Лан мог отправиться куда угодно, в любую
сторону. И обогнав ее на целый час... Она нагонит его во что бы то ни стало,
даже если ей придется отправиться в Запустение!
   - Малкири? - Костлявый купец в темно-синем плаще был явно озадачен. -  Ну
да, охранники говорили, что видели его вон там. - Повернувшись на козлах, он
указал на травянистый холм в сотне  шагов  от  дороги.  На  самом  виду,  на
гребне, стояли две лошади, одна - вьючная, и на утреннем ветерке вился дымок
от костра.
   Когда Морейн спешилась, Лан едва поднял на нее взгляд. Стоя  на  коленях,
он длинной веткой ворошил пепел погасшего костерка. Странно,  но  в  воздухе
явственно ощущался запах сгоревших волос.
   - Я надеялся, мы с тобой больше не увидимся, - сказал Лан.
   - И напрасно, - ответила ему Морейн.  -  Сжигаешь  свое  будущее?  Многие
станут горевать, если ты сгинешь в Запустении.
   - Сжигаю свое прошлое, -  сказал  он,  вставая.  -  Сжигаю  воспоминания.
Страну. Золотой Журавль больше не взлетит. -  Лан  принялся  ногой  засыпать
пепел, потом помедлил, наклонился,  сгреб  полные  горсти  влажной  земли  и
медленно, почти церемонно,  высыпал  ее  на  кострище.  -  Никто  не  станет
горевать обо мне, когда я умру, потому что те, кто мог, уже мертвы.  К  тому
же все смертны.
   - Лишь  глупцы  хотят  умереть  раньше  срока.  Я  хочу,  чтобы  ты,  Лан
Мандрагоран, стал моим Стражем.
   Он не мигая уставился на нее, потом покачал головой.
   - Как я сам не догадался, что дойдет до этого. У  меня  своя  война,  Айз
Седай, и у меня нет желания  помогать  тебе  опутывать  мир  тенетами  Белой
Башни. Поищи кого другого.
   - Я сражаюсь в той же войне, что и ты, - в войне  с  Тенью.  Мериан  была
Черной Айя. - И она рассказала  ему  все,  начиная  с  Предсказания  Гайтары
Моросо, которое услышали Амерлин и две Принятые, и кончая теми  выводами,  к
каким пришли они вдвоем с Суан. Для кого другого Морейн многое  бы  оставила
недоговоренным, но между Стражем и Айз Седай почти не бывает тайн. Для  кого
другого Морейн смягчила бы  суровую  правду,  но  она  не  верила,  что  его
испугают скрывающиеся в неизвестности враги, пускай они даже и Айз Седай.  -
Так говоришь, ты сжег свое прошлое. Оставим былому пепел прошлого. Это та же
война, Лан. Даже самая важная  битва  в  этой  войне.  И  в  ней  ты  можешь
победить.
   Несколько долгих минут он стоял и  молча  смотрел  на  север,  в  сторону
Запустения. Морейн сама не знала,  как  ей  быть,  если  он  откажется.  Она
рассказала ему многое - столько она могла сказать только своему Стражу.
   Вдруг Лан повернулся к ней, сверкнул меч, и на миг Морейн показалось, что
он хочет напасть на нее. Вместо этого он как подрубленный пал перед  ней  на
колени, обнаженный меч лежал у него на ладонях.
   - Именем моей матери клянусь - я обнажу его, когда ты скажешь "обнажи", и
спрячу в ножны, когда ты скажешь "спрячь". Именем моей матери  клянусь  -  я
приду, когда ты скажешь "приди", и уйду, когда ты  скажешь  "уходи".  -  Лан
поцеловал клинок и выжидающе посмотрел на нее. Он стоял на коленях, но любой
король на троне показался бы рядом с ним образчиком смирения.  Ради  его  же
блага ей придется обучить его покорности. Иначе обмелеет немало прудов. -  И
кое-что еще, - сказала она, возлагая руки ему на голову.
   Плетение Духа было одним из  самых  сложных,  известных  Айз  Седай.  Оно
окружило  Лана,  опутало  его,  слилось  с  ним  и  исчезло.  И  сразу   она
почувствовала его - как чувствуют своих Стражей Айз Седай. Его эмоции  будто
свернулись маленьким клубочком где-то в глубине ее сознания  -  твердая  как
сталь решимость, отточенная будто клинок меча. Она осознавала  притупившуюся
боль его старых ран. Если понадобится, она  может  почерпнуть  у  него  сил,
может отыскать его, сколь бы далеко он  ни  находился.  Отныне  они  связаны
узами.
   Лан медленно,  плавным  движением  поднялся,  вкладывая  меч  в  ножны  и
рассматривая ее.
   - Те, кого там не было, называют ее Битвой у Сияющих Стен,  -  неожиданно
промолвил он. - Те же, кто был там, называют ее Кровавым Снегом. И все.  Они
знают, что это за битва. Утром первого дня я вел за собой почти  пять  сотен
воинов. Кандорцев, салдэйцев, доманийцев. К  вечеру  третьего  дня  половина
либо погибла, либо была ранена. Прими я какие-то другие  решения,  некоторые
из погибших были бы живы. Но где-то в другом месте  погибли  бы  другие.  На
войне ты молишься за погибших и скачешь дальше,  потому  что  за  горизонтом
всегда ждет новое сражение. Помолись за погибших, Морейн Айз Седай, и едем.
   Ошеломленная, она чуть  рот  не  раскрыла  от  изумления.  У  нее  совсем
вылетело из головы, что узы действуют в обе стороны. Он тоже  чувствовал  ее
состояние и, видимо, разобрался в ее чувствах куда лучше, чем она -  в  его.
Мгновение спустя она кивнула, хотя и не ведала, сколько нужно молитв,  чтобы
забыть о прошлом.
   Протянув Морейн уздечку Стрелы, Лан сказал:
   - Куда мы отправимся сначала?
   - Обратно в Чачин, - промолвила Морейн. - Потом в Арафел, и... - Осталось
так мало имен тех, кого легко разыскать. - А дальше, если надо, -  по  всему
миру. Либо мы победим в этой битве, либо погибнет мир.
   Бок о бок всадники спустились с холма и направились на юг. Позади них под
рокот грома наливалось свинцовым  мраком  небо  -  еще  одна  поздняя  гроза
накатывалась из Запустения.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: