мало ли что за незнакомец.
Возникло темное пятнышко - лошадь и всадник; острые глаза подсказали
Перрину задолго до того, как кто-либо еще сумел различить всадника, что
это женщина. Пятнышко быстро приближалось. Подъезжая к отряду, всадница
перевела лошадь с галопа на рысь. Полная седеющая женщина, плащ ее
приторочен сзади к седлу, она обмахивалась и отсутствующе щурилась на
солдат.
- Это одна из Айз Седан, - разочарованно сказал Мэт. - Я ее узнал.
Верин.
- Верин Седай, - с нажимом поправил Ингтар, затем поклонился ей, не
сходя с коня.
- Меня послала Морейн Седай, Лорд Ингтар, - заявила Верин с довольной
улыбкой. - Она подумала, что я вам понадоблюсь. Ну и скачка, скажу я
вам! Мне казалось, я вас до Кайриэна не нагоню. Ту деревню, вы,
разумеется, видели? О, как там было отвратительно! И тот Мурддралл. На
всех крышах вороны и вороны, но к нему ни одна тварь не приближается,
хоть тот и мертв. Правда, чтобы увидеть, что там такое, мне пришлось
согнать столько мух, будто они на зов Темного слетелись. Крайне жаль,
что у меня не было времени спешиться и вплотную заняться им. Никогда не
выпадало случая изучить... - Вдруг глаза Верин сузились, и отсутствующий
вид как ветром сдуло. - Где Ранд ал'Тор?
Ингтар скривился:
- Пропал, Верин Седай. Исчез прошлой ночью, бесследно. Он, огир и
Хурин, один из моих людей.
- Огир, Лорд Ингтар? И с ним же ваш нюхач? Что может быть общего у
этих двоих с...? - Ингтар воззрился на нее, открыв рот, и она фыркнула.
- Неужели вы рассчитывали нечто такое сохранить в тайне? - Она вновь
фыркнула. - Нюхач! Исчезли, говорите?
- Да, Верин Седай. - Голос Ингтара был расстроенным. Нелегко
смириться, что Айз Седай известны тайны, которые пытаешься от них
скрыть; Перрин надеялся, что о нем Морейн никому не говорила. - Но у
меня есть... у меня есть новый нюхач. - Шайнарец жестом указал на
Перрина. - Видимо, у этого человека также есть похожий дар. Я отыщу Рог
Валир, как и поклялся, не тревожьтесь за это. Если решите отправиться с
нами, мы будем рады вам, Айз Седай. - К удивлению Перрина, тон Ингтара
был не таким, будто он имел в виду именно это.
Верин взглянула на Перрина, и тот беспокойно заерзал.
- Новый нюхач, когда вы только что лишились прежнего. Какое...
счастливое обстоятельство. Вы не нашли никаких следов? Нет, конечно,
нет. Вы сказали, бесследно, Странно. Прошлой ночью.
Она повернулась в седле, оглянувшись на север, и на миг Перрин решил,
что она намерена поскакать обратно, повторив в другом направлении
проделанный ею путь.
Ингтар, нахмурившись, смотрел на Верин:
- По-вашему, их исчезновение как-то связано с Рогом, Айз Седай?
Верин села прямо:
- С Рогом? Нет. Нет... думаю, нет. Но это странно. Очень странно. Мне
не нравятся странности, которые я не понимаю.
- Верин Седай, я могу выделить двух человек проводить вас до места,
где они исчезли. Они без хлопот доставят вас прямо туда.
- Нет. Если вы утверждаете, что они исчезли бесследно... - Долгое
мгновение она с непроницаемым лицом изучала Ингтара. - Я отправляюсь с
вами. Наверное, мы найдем их, или они нас найдут. Лорд Ингтар,
расскажете мне все на ходу. Расскажите мне все, что сможете, об этом
юноше. Все, что он сделал, все, что сказал.
Позвякивая сбруей и доспехами, отряд двинулся дальше. Верин скакала
бок о бок с Ингтаром и дотошно его расспрашивала, но настолько тихо, что
не слышал никто. Когда Перрин попытался занять свое прежнее место, она
лишь глянула на юношу, и он отстал.
- За Рандом она заявилась, - пробормотал Мэт, - а не за Рогом.
Перрин кивнул. Куда бы ты. Ранд, ни подевался, там и оставайся. Там
ты целее будешь.
Глава 15
УБИЙЦА РОДИЧЕЙ
От того, как эти выцветшие далекие холмы будто скользили к нему,
когда Ранд оборачивался к ним, голова у него кружилась, если только он
не закутывался в кокон пустоты. Порой пузырь ничто подкрадывался
незаметно для юноши и обволакивал его разум, но Ранд шарахался от него
как от смерти. Лучше пусть кружится голова, чем пустота и тот
беспокойный свет. Лучше пока смотреть на этот поблекший край. Тем не
менее Ранд старался не смотреть ни на что слишком далекое, если только
это не оказывалось прямо впереди маленького отряда.
Лицо Хурина застыло неподвижной маской, он словно пытался отрешиться
от местности, через которую вел след, след, что он сосредоточенно
вынюхивал. Когда нюхач замечал окружающее, то вздрагивал и вытирал руки
о куртку, затем, будто гончая, вытягивал нос вперед, глаза стекленели и
не видели больше ничего. Лойал ехал рядом, осев в седле будто мешок, и
хмурился, едва глядя по сторонам, уши беспокойно дергались, и огир
что-то бурчал.
Вновь они пересекли почерневший и выгоревший участок где даже почва
хрустела под лошадиными копытами, словно опаленная или иссушенная.
Полосы выгоревшей травы иногда в милю шириной, иногда всего в несколько
сот шагов протянулись по прямой на восток и на запад, устремившись вдаль
в обе стороны. Дважды Ранд видел конец опалины: один раз, когда они
проскакали прямо по ней, другой - когда миновали пал совсем рядом; на
концах выжженные участки сходились острым кончиком. По крайней мере так
оканчивались увиденные Рандом выгоревшие полосы; однако он подозревал,
что они все такие.
Как-то Ранд наблюдал, как дома, в Эмондовом Лугу, Уотли Элдин
раскрашивал ко Дню Солнца повозку: яркими цветами Уот нарисовал картинки
и окружил их причудливым орнаментом в виде завитков. Проводя кайму по
границе, Уот касался кончиком кисти повозки, нанося тонкую линию,
которая становилась толще, когда он прижимал кисть сильнее, и тоньше
опять, когда ослаблял нажим. У этой местности был такой вид, словно по
ней кто-то прочертил полосы исполинской огненной кистью.
На гари не росло ничего, хотя вид у выжженных участков, по крайней
мере у некоторых, был довольно давний. И намека не осталось в воздухе на
копоть, даже на дымок - Ранд нагнулся с седла, отломал черный прутик и
понюхал. Старый, но ничто не пробило новых ростков на этой земле. Черное
расступалось перед зеленым, зеленое уступало черному, между ними - будто
бритвой проведенные границы.
Да и сама по себе местность вокруг лежала мертвая, как и опалины,
хоть трава и устилала землю ковром, а деревья стояли в лиственном
наряде. У всего был увядший, поблекший вид, какой приобретает одежда от
частых стирок или выгоревшая на солнце. Не было ни птиц, ни зверей -
Ранд их не видел и не слышал. В небе не кружили ястребы, не тявкала
охотящаяся лиса, не пели птицы. Ничто не шуршало в траве, не сидело на
ветках деревьев. Ни пчел, ни бабочек. Несколько раз путники
переправлялись через мелкие речушки, хотя порой поток вгрызался в
глубокий овраг с крутыми склонами, и лошади с трудом спускались и
карабкались по осыпающимся песку и глине. Вода в этих ручьях была
чистой, хоть копыта лошадей взбаламучивали ил, но ни разу из поднятой
мути не вылетел стремглав ни пескарь, ни головастик, даже водяной паук
не пробежал, танцуя, по воде, и не кружилась над потоком суетливая
златоглазка.
Эту воду пить было можно - пришлось проверить, поскольку воды во
фляжках все равно надолго не хватило бы. Ранд попробовал ее первым и
заставил Лойала с Хурином обождать и посмотреть, не случится ли с ним
чего худого, и лишь потом разрешил им пить. Ему пришлось долго убеждать
спутников в том, что проверять должен он; это была его обязанность. Вода
оказалась холодной и мокрой - но лучшего о ней сказать было нечего. Она
была выдохшейся, будто прокипяченной. Глотнув, Лойал скорчил гримасу,
лошадям вода тоже пришлась не по вкусу - они мотали головами и пили
неохотно.
Был один признак жизни - по крайней мере, таковым его считал Ранд.
Дважды он замечал лохматую полоску, ползущую по небу, - будто
начерченная облаком линия. С виду черточки казались неестественными -
очень уж ровными и прямыми они были, но юноша представить себе не мог,
откуда они взялись. Своим товарищам он об облачных линиях не обмолвился.
Скорей всего, и не заметили: Хурин всецело отдался следу, а Лойал совсем
погрузился в свои мысли. Во всяком случае, об этих полосах они ничего не
сказали.
Трое всадников скакали все дальше, разгорался блеклый день. И тут
Лойал вдруг, ни слова не произнеся, одним махом соскочил со своей
большой лошади и зашагал к купе гигантского метельника. Стволы деревьев,
в шаге над землей, расходились множеством толстых сучьев, прямых и
негибких. На верхушке каждый сук разделялся опять, превращаясь в
лиственную метелку, от которой и пошло их название.
Ранд остановил Рыжего и собрался спросить, что огир делает, но что-то
в походке Лойала - тот словно в чем-то был неуверен - удержало язык
Ранда. Пристально посмотрев на дерево, Лойал положил руки на ствол и
запел глубоким тихим голосом.
Однажды Ранд уже слышал огирскую древопеснь, тогда Лойал пел над
умирающим деревом и вернул его к жизни, и Ранд слышал о воспетой
древесине - предметах, которые изготовляют из дерева с помощью
древопесни. Как говорил Лойал, Дар постепенно исчезает; он - один из
немногих, у кого имеется ныне этот талант; последнее-то и делало
воспетое дерево еще более редким и высоко ценимым. Когда Лойал пел
прежде, песнь его звучала так, будто пела сама земля, теперь же огир
бормотал свою песнь почти застенчиво, и этот странный край вторил ему
шепотом.
Это казалось чистой песней, музыкой без слов - слух Ранда, по крайней
мере, ни одного не разобрал; если слова и были, то они растворились в
музыке, исчезли в ней, как струйки воды сливаются в поток. Хурин смотрел
на огир разинув рот.
Ранд не был уверен, что же такое делает Лойал или как делает;
негромкая песнь гипнотически обволокла его, заполняя разум почти так же,
как и пустота. Лойал провел большими руками по стволу, напевая, лаская
голосом, как и пальцами. Теперь ствол казался как-то ровнее, будто
поглаживания придавали ему форму. Ранд заморгал. Он был уверен, что сук,
над которым работал Лойал, имел на своей верхушке ветви, как и
остальные, но теперь он заканчивался закруглением прямо над головой
огир. Ранд открыл было рот, но песня погасила его порыв. Она казалась
столь знакомой, эта песня, он будто знал ее.
Вдруг голос Лойала вознесся до высшей точки - почти благодарственный
гимн, так все прозвучало, - и песнь кончилась, затихая, как замирает
легкий ветерок.
- Чтоб мне сгореть, - прошептал Хурин. Он выглядел ошеломленным. -
Чтоб мне сгореть, никогда не слыхал ничего похожего... Чтоб мне
сгореть...
В руках Лойал держал гладкий и ровный посох высотой в свой рост и
толщиной с руку Ранда. Там, где этот сук раньше отходил от ствола
гигантского метельника, проклюнулся черенок новой поросли.
Ранд сделал глубокий вдох. Всегда что-то новое, всегда что-то такое,
чего я не ожидаю, и порой совсем не ужасное.
Ранд смотрел, как Лойал влезал, в седло, укладывал посох впереди себя
поперек седла, и гадал, зачем этот посох вообще понадобился огир, они же
верхом. Затем он по-иному поглядел на этот толстый стержень - не такой
большой по сравнению с огир, увидел, как его держит Лойал.
- Боевой посох, - заметил Ранд удивленно. - Лойал, я не знал, что
огир носят оружие.
- Обычно не носим, - ответил огир отрывисто, почти грубо. - Обычно.
Цена всегда была чересчур высока. - Он взвесил на руке громадный боевой
посох и с отвращением сморщил широкий нос. - Несомненно, Старейшина
Хаман сказал бы, что я приделываю к своему топору длинное топорище, но,
