подверглась во время беседы с вами, имевшей целью уладить
конфликт к удовлетворению всех заинтересованных сторон. Мы
отказываемся понять ваше нежелание призвать вашего служащего к
порядку и потребовать, дабы он принес миссис Сильвер свои
извинения. Его произнесенное пугающим тоном заявление "я
накачаю тебя формалином" содержало в себе прямую угрозу
причинить моей клиентке невосполнимый телесный ущерб, изувечить
ее, уничтожить духовно м подвергнуть ее жизнь жестокой
опасности. Злонамеренное поношение, выразившееся в словах
"толкану разъездному музею уродов" и иных, слишком
оскорбительных, чтобы их здесь воспроизводить, с того самого
дня полностью лишило мою клиентку дееспособности, а причиненное
упомянутыми бородавками обезображивание вынудило ее затвориться
от внешнего мира.
Какой, черт возьми, еще, -- да, я счел возможным прибегнул
к слову "черт", -- какой еще разновидности мучений следует
по-вашему подвергать в наши дни ни в чем не повинного человека,
предающего вечному покою своего возлюбленного супруга. Мы
уверены, что вы предпочтете не доводить дело до суда с
сопутствующей таковому оглаской. В этом случае моя клиентка
готова рассмотреть вопрос об адекватном понесенному ущербу
возмещении причиненного ей острого и продолжительного
заболевания.
Ваши
Бородавер и Блиц.
-- Я кругом виноват, мистер Вайн. О боже ты мой. Меньше
всего я хотел повредить вашему бизнесу.
-- Я в этом уверен, Корнелиус. Я уверен. Но такое может
случиться со всяким. Вы положили душу и сердце, чтобы сделать
все наилучшим образом. Джордж говорил мне об этом. А вместо
благодарности услышали злобную ругань. Никто из нас не питает к
вам недобрых чувств.
Глаза Вайна. Они пронизывают вас. Сквозь все наслоения,
живые и мертвые. Проникая в каждую мысль, какая у вас
рождается. Смешную и печальную, серьезную или веселую.
-- И кстати, Корнелиус, не могли бы вы мне сказать. Как бы
мне к чертям собачьим отогнать от восточного филиала этого
малого с плакатами. Утверждает, будто он ваш друг и будет
ждать, пока вы не выйдете. И каждый проклятущий день у него
новый плакат. О'кей, я уже понял. Вы предпочли бы, чтобы его
оставили в покое.
-- Пожалуй, что так, мистер Вайн.
-- Ну, хорошо. Как-то так получается, что людей мягких и
любящих становится все меньше и меньше. Это как с формой уха.
Ухо прекрасной женщины. Вы знаете, оно понемногу исчезает. Я
желаю вам удачи, Корнелиус. У меня такое чувство, что
когда-нибудь ваше имя будет у всех у нас на устах. И надеюсь, я
смогу тогда без излишнего самообольщения сказать, что мы с вами
были друзьями. Я конечно не знаю, Кристиан. Но мысль об этом
представляется мне бесценной.
На всех
Темных путях
Где должно
Выжить отваге
Чтобы жизнь
Не постигла
Смерть
15
Корнелиус Кристиан задумчиво бредет по улице, удаляясь от
вест-сайдского отделения Вайна. Глядя на солнце, чьи лучи
заливают широкую, длинную, многолюдную авеню. Грузовики,
легковушки, автобусы, ждущие зеленого света. Стоит среди людей,
собирающихся на переходах. Легко выглядеть симпатичным в таком
море уродливых лиц.
Кристиан замедляет шаг. Большая картинка в окне банка,
улыбающийся мужчина, прикованный цепью к яйцу. Над которым веет
сине-бело-красный, в звездах и полосах флаг нашей страны.
Поверх снующих голов и лиц. По коим Вайн, как он уверяет,
способен прочесть всю жизнь человека. Когда проходит трупное
окоченение и наступает вторичная дряблость. А вот и
кафе-автомат. Выпей стакан молока и съешь кусок яблочного
пирога, пока тебя раздирает тревога. Насчет того, как теперь
отыскать работу.
Смуглая грязная ладонь ложится на руку Кристиана.
Потрепанный прохожий в наглухо застегнутом пиджаке. Синий с
белыми молниями заляпанный супом галстук свисает наружу. Мятые
в трещинах башмаки. Открывает рот, показывая темно-красные
десны и желтые зубы.
-- Друг, десятью центами не поделишься.
-- Извини, не поделюсь.
-- Всего-навсего десять. Что тебе, жалко что ли.
-- Самому нужны.
-- Ну ладно, хоть честно ответил. Но мне, правда, нужны
десять центов.
-- Зачем.
-- Чашку кофе купить.
-- Извини.
-- Друг, ну сделай доброе дело, почувствуешь себя хорошим
человеком.
-- Этого чувства мне итак хватает.
-- Друг, поверь, если бы я мог с тобой чем-нибудь
поделиться, я бы поделился.
-- Ладно. Поделись со мной историей твоей жизни.
-- Зачем.
-- Затем, что я за нее плачу.
-- А с чего ты взял, что я ее продаю.
-- Нужны тебе десять центов или не нужны.
-- За историю моей жизни я возьму двадцать.
-- О'кей, пусть будет двадцать.
-- Друг, на что тебе история моей жизни.
-- А на что тебе двадцать центов.
-- Чтобы купить чашку кофе и булочку.
-- Ну, а я хочу услышать историю твоей жизни, в надежде,
что у меня от нее волосы встанут дыбом.
-- Ты чего, приятель, извращенец что ли какой. Как хочешь,
но за такое я возьму доллар.
-- Получишь два четвертака.
-- Это что же, пятьдесят центов за всю мою жизнь. Да она,
может, целого состояния стоит.
-- Ладно, до свидания.
-- Эй, постой минутку, мистер, давай так, ты мне
четвертак, а я тебе скажу, где я родился.
-- Нет, мне нужна вся история твоей жизни.
-- У меня, может, на рассказ целый час уйдет.
-- Я подожду.
-- Да и народу здесь слишком много, чтобы стоять, пока я
тебе буду рассказывать.
-- О'кей. Давай зайдем в кафе. Куплю тебе чашку кофе.
-- Послушай, мистер, ты сам рассуди, если я пойду с тобой
пить кофе, я же не смогу сшибать десятицентовики у людей,
которых не интересует история моей жизни. Как насчет того,
чтобы оплатить мое время и вообще издержки.
-- Рискни, может, и оплачу.
-- Слушай, друг, при моей жизни еще и рисковать это все
равно, что прыгать в Большой Каньон с арканом на шее. А сам-то
ты кто. На фига тебе история моей жизни.
-- Пока не знаю. Но согласен рискнуть.
-- Приятель, давай договоримся. По честному. Сейчас ты
даешь мне десять центов. А завтра мы встречаемся здесь в это же
время.
Кристиан смотрит ему в глаза. Нужно лишь слегка пройтись
по лицу. Щеки сделать немного полнее. Вымыть шампунем и
расчесать волосы, чисто побрить, и он будет отлично смотреться
в гробу. Нанять скорбящих. И может быть, из его одежд выбежит
таракан. Вроде того, о котором рассказывал Джордж, удиравшего
по краю старого бальзамировочного стола и так разозлившего
Вайна, что он лупил по мраморной столешнице бутылками и все не
мог попасть по удиравшему насекомому и весь облился
бальзамировочной жидкостью.
-- Нет, ты только взгляни, видал, что делается. Пока я с
тобой толкую. Глянь, сколько подачек я может быть упустил. Куча
людей прошла, которые могли дать мне аж по четвертаку. А я
застрял тут, препираюсь с тобой и ничего еще не заработал. Так
недолго и по миру пойти.
-- А ты, выходит, по миру еще не пошел.
-- Нет, друг, ты погоди. Почему это я должен отчитываться
перед незнакомым человеком о состоянии моих финансов.
-- Почему бы и нет.
-- О черт, приятель, я уже дюжины две клиентов упустил.
Слушай, ради христа. Забудь, что я тебя о чем-то просил. Давай
так, я даю тебе десять центов и ты идешь своей дорогой, а я
своей, как насчет этого.
-- Годится.
-- Иисусе-христе, это ж с ума можно спятить, во что
превратился бы мир, если бы все были такими, как ты. На. Держи.
-- Спасибо.
-- О господи, приятель, не надо меня благодарить. Тебе
спасибо.
Кристиан опускает монетку в карман темного твидового
жилета. Проходит мимо овощного магазина, зеленые перчики,
пухлые красные и желтые помидоры, лиловые баклажаны, фрукты,
горками сложенные на тротуаре. Купи себе яблоко. За пять
центов. И еще за пять позвони.
Кристиан заходит в аптеку. Стеклянные шкапы, забитые
лекарствами от пола до потолка. Запахи мыла, зубных паст, пудр
пробиваются сквозь глянцевые упаковки. Усатый мужчина в белой
куртке. Улыбается из под очков. Счастлив за своей небольшой
конторкой, на которой он смешивает снадобья. Черпая из
хранилища накопленных им познаний. Являешься к нему с
пожелтелым лицом, он дает тебе синюю пилюлю, и ты уходишь
зеленый. Способствует усвоению солнечного света. Сейчас он
втолковывает рассматривающей зубную щетку женщине, что в
прошлом году дантисты говорили, будто чистить зубы следует
движениями вверх-вниз, а в этом году говорят -- взад-вперед,
так что наверное самое лучшее это совершать круговые движения,
пока они между собой не договорятся.
В телефонной будке Кристиан вверх-вниз водит пальцем по
именам. Записывает номер на обороте визитной карточки Вайна.
Вставляешь монетку в щель и слышишь, как она, звеня и звякая,
падает. Далеко за многоквартирными утесами Бронкса, там где в
лесах и в юной зелени проходит северная граница города, звонит
телефон. На другом конце многомильного провода. Алло. Алло.
-- Будьте добры, могу я поговорить с мисс Грейвз. С
Шарлоттой Грейвз.
-- Я слушаю.
-- Это Корнелиус Кристиан.
-- О, привет, как чудесно, что ты позвонил. Знаешь, просто
удивительно, я всего минуту назад о тебе вспоминала. Вернее, о
моем самом первом свидании. С тобой.
-- А не могли бы мы куда-то пойти. Еще раз. Сегодня.
-- Ой, я бы с радостью, но я сегодня в гости иду.
-- О.
-- Погоди, а может и ты со мной пойдешь.
-- Это было бы наглостью.
-- Да нет. Ничего подобного. Пожалуйста. Пойдем. Я могу
привести с собой, кого захочу.
-- О'кей.
-- Может быть, заглянешь ко мне. Это как раз по дороге.
Помнишь, где я живу.
-- Отлично помню. Когда.
-- В восемь. Ой, Корнелиус, мне прямо не терпится с тобой
повидаться, господи, я так рада, что ты позвонил, просто как с
неба свалился.
-- Ну хорошо. Значит, до вечера.
-- Да.
-- Всего доброго.
-- Всего доброго.
Таскайся теперь по улице. Пустое время. До восьми часов.
Отдай его Фанни. Она будет ждать. Что я возвращусь. Трепеща
страхом. Как затрепетал, когда она опять рассказала мне обо
всех этих солопах, одновременно засаженных ей в глотку. О том,
как она сверхъестественно содрогалась в приступе истерического
восторга. Ласковые белые струи, стекающие по рукам. Нежное
шевеление в горле, взад-вперед. Странно усталое выражение,
растекающееся по ее тонкому лицу. Два потемневших глаза словно
плывут по разгладившейся, умягченной семенем коже.
Корнелиус Кристиан пересекает улицу и входит в Центральный
Парк. Взгляни себе под ноги и увидишь множество вдавленных в
асфальт колпачков от бутылок. Чета толстых серых белок удирает
от собаки на дерево. Вся эта огромная страна. Один гигантский
возбудитель аппетита. Чудовищное оскорбление для чувствительной
души. Подойди к первой попавшейся благопристойной даме из тех,
что сидят по скамейкам. И спроси. С ужасающей вежливостью. Не
могу ли я воспользоваться вашим служебным входом, мадам. Для
доставки катастрофического пистона. От вашего местного
поставщика.
По извилистой тропке неторопливо взбираюсь на вершину
каменного холма. Сложив за спиною руки. Солнце греет лицо.
