Дж.П.Данливи.
Волшебная сказка Нью-Йорка
Перевод с английского Сергея Ильина
1
Февраль, три часа дня. Высокое синее небо. Знамена и
флаги, и стайки людей между ними. Приветствия и печаль.
Большой черный ящик поднимается из глубокого трюма,
раскачиваясь высоко над бортом парохода. Несколько грузчиков
стягивают шапки и капюшоны. Вполголоса переговариваясь, мягко
опускают ящик на рельсовую тележку и, подталкивая ее, увозят в
эллинг.
Корнелиус Кристиан стоит под буквой последней буквой
названия города, глядя на приближающегося таможеника.
-- Мне очень жаль, сэр. Я понимаю, сейчас не время
приставать к вам с вопросами, но если вы сможете пройти со мной
в контору, я постараюсь покончить с этим как можно быстрее. Это
всего лишь формальность.
Проход по пирсу сквозь грохот тележек, дуновенья духов,
мимо мехов и твида, к теплому домику, где клекочут пишущие
машинки. Рослый смуглый таможеник, кулак с карандашом лежит на
листке бумаги.
-- Я так понимаю, это случилось на борту судна.
-- Да.
-- Вы американец, а ваша жена была иностранкой.
-- Да.
-- И вы хотите похоронить ее здесь.
-- Да.
-- Видите ли, мы обязаны уточнять такие вещи, а то потом
неприятностей не оберешься. Но обременять вас больше, чем
нужно, мы не хотим. Дети путешествовали с вами.
-- Только я и моя жена.
-- Понимаю. Также остальное ваше имущество, собственность,
личные принадлежности. Ни произведений искусства, ни
антиквариата. Вы ничего не ввозите.
-- Нет.
-- Распишитесь вот здесь. Ну все, и если у вас возникнут
какие-нибудь сложности, без колебаний обращайтесь прямо ко мне.
Тут написано мое имя, я все улажу. Просто найдите Стива Келли,
на таможне меня знают. Сюда только что звонили из Погребального
дома Вайна. Я ему сказал, что все в порядке, он говорит, вы
можете зайти к нему в офис или позвонить в любое время, днем
или вечером. Так что не волнуйтесь.
-- Большое спасибо.
Таможеник похлопывает Кристиана по плечу.
-- И вот еще что, мистер Кристиан, обратитесь к грузчику,
такой парень в меховой куртке. Скажите ему, Стив говорил, что
вы поможете мне с вещами. О'кей. Ни о чем не тревожьтесь.
-- Спасибо.
Снаружи скрежет лебедок, цокот высоких каблуков, кипы
пестрого багажа, цветные наклейки. Высоченный борт парохода. Мы
подгялись на него, когда он покачивался на волнах в гавани
Корка. Крепкое, холодное судно. Все зябко кутались, пока буксир
волок его по неспокойной воде. Оставляя на берегу розоватые
домики, из которых каждое утро винтом уходит в небо дым
горящего торфа. Черные клепки стального корпуса. Я шел за ней
следом. По трапу, качавшемуся над водой. А теперь сквозь толпу
людей, принимающих друг друга в объятия. Вот этот грузчик в
меховой куртке, крюк засунут под мышку. Бугристые челюсти.
-- Извините, Стив сказал, что вы поможете мне с вещами.
-- А, да, конечно. Об чем разговор. Много у вас.
-- Три небольших чемодана, две сумки.
-- О'кей. Вы давайте сейчас идите за мной. Я их сложу на
транспортер. А вы меня подождете у лестницы внизу. Такси.
-- Да, пожалуйста.
Под крышей на решетчатых фермах полно указателей. Денег не
взял. Траеспортер, громыхая, тащит вниз ящики и чемоданы.
Бестолковщина и толкотня. При таком обращении с багажом гроб
может треснуть и развалиться. Как орут эти таксисты.
Гранд-Сентрал, пять зеленых. Пенсильванский, три пятьдесят.
Лицо у грузчика в шрамах, руки упер в бока.
-- Мистер Кристиан, этот парень отвезет вас куда захотите.
Багаж погружен.
-- Вот.
-- Нет-нет. Денег не надо. За любезность я денег не беру.
Вы тоже кому-то поможете. Так оно и пойдет по свету.
-- Спасибо.
-- Не на чем.
Корнелиус Кристиан, открывает дверцу поблескивающей
машины. Со все[ сторон сигналят. Водитель в зеленой фуражке
оборачивается.
-- Куда едем, приятель.
-- Не знаю. Пока не придумал.
-- Послушайте, у меня нет целого дня в запасе. Мне еще
одно судно встречать.
-- Вы не знаете, где бы я мог снять комнату.
-- Я же не справочник, приятель.
-- Любое место.
-- Тут целая куча отелей.
-- Может быть, вам известно какое-нибудь место, где можно
снять комнату.
-- Для людей вроде вас пансион -- самое милое дело. Знаю я
тут несколько дыр. Только искать, это ж время уйдет. Если
каждому искать комнату, ноги протянешь с голодухи. Такими
делами шиш чего заработаешь. О'кей. Есть одно местечко в
Вест-Сайде, рядом с музеем.
Такси разворачивается. Другие люди с улыбками, с пальто в
руках, рассаживаются по машинам. Путешествие окончено. Многие
подружились. А мы ползем вверх по холму, к ревущему шоссе.
-- Не мое дело, конечно, но как это парень вроде вас
отмахал такой конец, а податься ему некуда. По разговору вы не
из тех, у кого не бывает друзей, да и по виду тоже. Ну да
ладно. Все люди разные. Только и знаю, что твержу это жене, а
она все равно не верит. Думает, все вроде нее. А далеко вас
носило.
-- Я там учился в университете.
-- Там хорошее образование. Плохо, небось, одному.
-- Нет, я люблю одиночество.
-- Ну и правильно. Хотите чувствовать себя одиноким, ваше
полное право. Да только посмотрите вокруг, какое уж тут
одиночество. Вид у всех такой, будто вот-вот все взорвется. А у
меня и вовсе образина, как у макаки. Знаете почему. Потому что
у меня был зоомагазин, пока один мой родственничек не
додумался, как огрести уйму денег. Я и вылетел в трубу, в
результате. Теперь вот баранку кручу. Здесь все, как
вздрюченные, и все норовят деньгу с лету урвать. Что за жизнь.
Вертишься, вертишься, а потом уж и остановиться не можешь.
Кристиан складывает на коленях руки в белых перчатках.
Автомобили текут по шоссе. Вой проносящейся мимо полицейской
машины.
-- Слыхали, малый один за десять центов мать родную
угрохал. Люди, вроде меня, хочешь не хочешь, а вынуждены целый
день дуть молоко, чисто младенцы. Говорю вам, это преступление.
Из самого себя кишки выматывать. Жуть какая-то. В этом богом
проклятом городе от иностранцев не продохнешь. Думаешь, чего их
сюда навалило, в Европе им не сидится. Вы иностранец.
-- Нет.
-- А сошли бы за иностранца. По мне-то, мистер, все едино,
иностранец вы или нет. Моя мама сюда из Минска приехала.
Облака сереют, уходя на восток. Внизу вдоль берега
намерзает лед. Дымное красное слабое солнце.
Такси сворачивает с шоссе. Между опорами идущей поверху
улицы. Вон там можно выпить пива. Табуретки у стойки, опилки.
Грузчики с крюками. Как говорится, помалкивай, целее будешь. В
толпе безопасно. Протолкаться, орудуя локтями, туда, где вокруг
одни рукава и ладони, чтобы их пожимать и трясти.
-- О'кей, мистер, приехали. С вас пять зеленых.
Красновато-серый камень, его называют песчаником. Железная
ограда. За которой много лет назад жил богатей. Высокие
ступеньки. Первые пять долларов.
-- Вы позвоните хозяйке, мистер, а я затащу ваши чемоданы,
так не разбогатеешь, но уж больно вид у вас одинокий. Миссис
Гроц о вас позаботится. Она с приветом, да кто теперь без него.
Миссис Гроц, косоглазая, завернувшись в черное пальто с
воротником из черно-бурой лисицы, стоит в дверях.
-- Что вам здесь нужно, мистер.
-- Он в порядке, ма, только что из Европы, учился в
университете. У него просто нет друзей.
-- Друзья должны быть у всякого.
-- Откуда ты знаешь, может, он в них не нуждается.
-- Оттуда, чокнутый ты таксист, что дружба -- это все.
-- Вот и жена считает меня чокнутым, а детишки думают,
будто я господь бог.
-- Отправляйся домой, чокнутый таксист. Идите за мной,
мистер, у меня есть хорошая комната.
Волоку чемоданы вслед за крупной кормой, всползающей вверх
по лестнице. В луковое зловоние. И запах пыли.
-- Для меня, мистер, на лестницу влезть это труд. Все
приходится делать самой. После мужа. Упал и помер, как был, в
одних подштанниках. Прямо у меня на глазах. Такое потрясение.
Пошел свет выключать да ничком и рухнул. Я с тех пор нервная,
вся трясусь. Вот как мужья-то иногда мрут. А то думают, будто
они такие воспитанные, что тихо помирают в больнице.
Комната с высоко поднятыми красными шторами. Двойная
кровать вроде той, что я видел однажды в Вирджинии, когда вышел
гулять на улицу и забрался в стоявший под жарким солнцем
фургон. Всегда хотелось уметь запасаться на зиму теплом.
-- Четыре доллара пятьдесят за ночь или двадцать в неделю.
Видите, у меня тут радио, полки, газовая плита, горячая вода.
Радио громко не включайте.
-- Я вам дня через два скажу, надолго ли я задержусь.
-- Будем считать, до пятницы, а там уж решайте. Забавный у
вас говор, английский. В университете так выучились говорить.
-- Выучился немного.
-- Или может вы с таким выговором и родились.
-- Не знаю.
-- Давайте четыре доллара пятьдесят центов.
Вот ты
И купил себе
Бруклинский
Мост
2
Новый мир. Открываю, положив на постель, чемоданы. Включаю
обогреватель. Мимо еще одной мрачно окрашенной двери выхожу в
прихожую. Темным-темно. Только машины проплывают по улице,
словно лодки с цветными фонариками.
В ванной комнате, нахожу выключатель. На полу скомканное
зеленое полотенце. Поднимаю сиденье. Убедительная просьба ко
всем джентльменам. В детстве ты никогда сиденья не поднимал, и
мама говорила тебе: поднимай сиденье. Подбери полотенце.
Возвращаюсь. А на этой двери табличка под целлофаном. Все, что
мне остается теперь, это ждать, ждать и ждать. Должно пройти.
Ей никогда не приходилось укладываться и в чемодане у нее
полная каша. Я называл ее неряхой, почему ты не складываешь
одежду. Придется идти туда. В похоронное бюро. Умойся хотя бы.
И побыть-то с ней рядом некому. А я и сам переполнен смертью.
Надеюсь, мне удастся спустя столько лет найти туда дорогу. Во
сколько это мне обойдется. Вот так под конец оказаться в земле
среди множества посторонних людей.
Кристиан спускается по ступенькам на улицу. Серый твид
согревает спину. Белые перчатки на руках. Улица полна теней. И
запаркованных темных машин. А впереди по ходу старые стылые
пальцы деревьев. После такого обилия океана. Не знаю я, что мне
сказать этому человеку. Он, наверное, будет в черном. Дать ему,
что ли, на чай или сигару. Он может подумать, что я
недостаточно переживаю или не способен сосредоточиться на
мыслях о смерти.
Высокие серые окна музея. Вот и спуск в подземку. Все
вокруг жуют резинку. Турникет совсем как на скачках. Как
аккуратно входит монетка. Дзынь и там. Мог бы спуститься прямо
под поезд. Позволить ему с громом промчаться по мне. До чего
тут надо дотронуться, чтобы током убило. А как они догадаются,
что меня следует отвезти туда и положить рядом с Элен. Напиши
на чем-нибудь и сунь в бумажник. В случае моей смерти доставьте
меня в Погребальный дом Вайна и похороните вместе с Элен. До
того искромсало, что оставшиеся куски можно запихать в тот же
гроб. Просто я не смог свыкнуться с мыслью, что ты будешь
мерзнуть, а последние твои слова были о том, чтобы тебя
похоронили в земле. И ты всегда накладывала вокруг глаз зеленые
тени. Приближалась ко мне, шелестя шелковым платьем и по звуку
казалось, будто внутри у тебя пустота. Прислушивалась глазами.
А в первый день на море я не позволил тебе потратить два
доллара на шезлонг. Теперь-то я бы позволил. Теперь я бы все
