выросли сразу у всех мертвецов.
-- Миссис Соурпюсс, если вы остановитесь здесь, я смогу
сесть на поезд.
-- Разве вы не собирались остаться со мной.
-- Ну, я же не знаю, куда вы направляетесь. Да и у мистера
Вайна наверное есть для меня какое-нибудь занятие в городе.
-- Со жмуриками.
-- Это слово у нас не в ходу.
-- У нас. У кого это у нас.
-- Ну, у мистера Вайна. И видимо, у меня. Мы предпочитаем
использовать слово "усопший" вне студии и слово "тело" внутри.
-- И видимо, у меня. Как вы это сказали. Обожаю ваш
выговор. И видимо, у меня. Глотните-ка виски, Корнелиус. Я
просто подшучиваю над вами. У вас едва ли не самое
привлекательное и невинное лицо, какое я видела в жизни.
-- Я не столь уж невинен.
-- Ну давайте, глотните. Тут как раз на глоток и осталось.
Вам случается хоть изредка расслабиться, поразвлечься. Вы так
ужасно серьезны. Надо же и веселиться время от времени.
-- Видите ли, у меня очень много неприятностей.
-- Ради бога, да у кого же их нет. У всех свои
неприятности. Возьмите меня. У меня только что муж в ящик
сыграл. Что тут можно поделать. Приходится с этим мириться.
Ладно. Глен, тормози.
Останавливаемся на мосту. Под которым проходит поезд,
льется поток машин, и течет река Бронкс. Миссис Соурпюсс,
звякая бутылкой о край стакана, выливает последнюю каплю.
Остальное, должно быть, выдул сукин сын Глен. Дотянулся сквозь
сдвижное окошко и пару раз хлебанул. А теперь опять проезжается
по мне пакостным взглядом. Пока мы стоим. Запарковавшись
напротив станции. Из которой сквозь амбразуру доносится:
Нью-Йоркский Центральный. Южное направление. Снизу подлетают,
качаясь, крыши вагонов. Поезд мчит в Коннектикут. Возвращая
отцов к их маленьким семьям. Жалобно стонущим про все самое
лучшее. Что можно купить за деньги. Я пересек океан,
возвращаясь к этой глухой человечьей стене. И боюсь взглянуть
людям в глаза. Или высечь искру сочувствия из их замороженных
лиц. В ужасе перед кем-то, кто ткнет в меня пальцем и скажет,
виновен. Ибо думает. Что вся эта проклятая богом система до
краев налита дерьмом.
-- Вы же без пальто, Корнелиус. Замерзнете до смерти.
-- Там есть зал ожидания.
-- Так ведь метель.
-- Поезда ходят.
-- А посмотрите там, на холме симпатичная уютная
забегаловка. Пойдемте туда. Умираю, как хочется сандвича с
курицей. Позвоните оттуда мистеру Вайну. У вас же обед бывает.
-- Нет.
-- Да пойдемте. Должен, наверное, существовать профсоюз
похоронных служащих. Он вашего Вайна в тюрьму упечет, что это
такое, держать людей без обеденного перерыва.
-- Ну хорошо.
-- Глен, высади нас вон там, видишь, "Харчевня Рандеву".
Возьми себе чего-нибудь поесть и жди на стоянке.
Внутри тепло, за круглой стойкой бара позвякивает стекло.
Бар точно такой же, как и у прочих ворот кладбища. Чтобы
осиротевшим членам семьи было где упиваться своими печалями.
Органная музыка. Омывает клиентов. Медная подставка для ног.
Два окошка глядят в снегопад. Через боковую дверь вваливаются
еще посетители, из постоянных. Подружки невесты в розовых
платьях и темноволосая девушка со знакомым лицом, облаченная в
подвенечное платье. Устремляются к расположенным за баром
ресторанному и танцевальному залам. Куда и я сопровождаю миссис
Соурпюсс в ее резиновых ботиках. Сквозь неяркие огни,
вспыхивающие в темноте. Круглолицый официант склоняется,
забирая пустой стакан и опорожняя пепельницу. Зимний вечер. Мой
первый рабочий день в новом мире. Напротив, через скатерть,
светловолосая вдовушка в черном. Заказывает два многоэтажных
сандвича с курицей, бутылку пива, виски и содовую. Официант
кивает.
-- Договорились, ребята.
Миссис Соурпюсс встает. Кладет ладони на тело прямо под
грудью и плотно проводит ими по одежде вдоль живота. Набирает
полные легкие воздуха. Выпячивает грудь. Приподнимает брови.
Берет сумочку. И, трепеща ресницами, улыбается мне сверху вниз.
-- Извините меня, Корнелиус, я пойду напудрю нос.
На столе остается книжка в черном кожаном переплете.
Страницы с золотым обрезом, замочек в виде золотого сердечка.
Рядом с ней сложенная газета. Все это миссис Соурпюсс принесла
новостей. Заголовок. В Бронксе бешеная собака нападает на
человека. И еще один. Врач прыгнул навстречу смерти. Рядом
колонка некрологов.
Гарри З. Соурпюсс, 67 лет, выходец из Болгарии, швейный
патент которого революционизировал в нашей стране производство
женского платья, скончался в четверг от сердечного приступа.
Прежде чем основать всеамериканскую империю, сделавшую его
миллионером, он был полунищим бродячим точильщиком. Возвел в
центральной части города небоскреб Соурпюсс, крыша которого
воспроизводит очертания храма Александра Невского в Софии.
Мистер Соурпюсс был также известен как основатель значительного
числа фондов и пожертвователь средств для различных болгарских
программ. Погребальная церемония состоится в понедельник в 11
часов утра в "Погребальном доме Вайна". Останки будут
перенесены в Зеленый Дол. Покойный оставил вдову, до замужества
Фанни Джексон, и двух братьев, Шелдона и Исаака.
Кристиан раскрывает другую сложенную страницу. "Уолл-стрит
Джорнал". Заголовок на три колонки. "Битва в Совете директоров.
Жена основателя корпорации "Соурпюсс" судится с мужем".
Господи-иисусе, закрой сию же минуту. У всех свои неприятности.
Даже у богатых. С такими мягкими, материнской складки губами.
Как ей судиться. Такие умные, всепонимающие глаза. Широкое
лицо, зачесанные назад волосы, веснушчатая кожа под слоем
пудры. Должно быть, внутри у нее бушует темные гнев,
вырывающийся наружу, растопырив тигриные когти. Пока она не
получит то, что ей нужно. И снова не расплывется в улыбке.
Официант составляет на столик сандвичи и бутылки. Кристиан
сует ему пять долларов из собственных чаевых. Хватило бы на
покупку кое-какого белья. Пяти пар новых носков. Трусы почти
истлели в паху. И на одном из носков, которые нынче на мне, две
дыры -- на пальцах и пятке. Сегодня утром в похоронной конторе
нарочно передвигался шаркающей походкой, чтобы крохотное солнце
плоти не проглянуло из-под штанины. Сообщая миру о прочей
укромно укрытой ветоши.
-- Убирайся вон, оставь меня в покое. Я здесь не одна.
Кристиан поднимает глаза. Великан со светлыми волосами,
выбивающимися из-под синей с золотом шапочки. В просторном
сером пальто с тающим на плечах снегом. Стоит за спиной миссис
Соурпюсс, которая едва достает ему до плеча.
-- Это с кем же ты. С этим. Ты кто такой, паренек.
-- Я здесь с миссис Соурпюсс.
-- Вон чего, а что ты скажешь, если я тебе в морду дам.
Потому как мне не нравится, что ты здесь с миссис Соурпюсс.
Кристиан медленно встает, отодвигая кресло. Поднимает
перед собой обе руки. Удивительно, до чего торопливо колотится
сердце. И горбятся плечи. Мгновенно создавая пусть и
недолговечный образ затаившейся в тени обезьяны. Вилли способен
держать на ладони вытянутой руки целую задницу. Та же модная в
этом сезоне глумливая гримаса, что и у Глена. А теперь губы его
разъезжаются в улыбке. Слабый вызывает у сильного замечательный
аппетит. Потребность вытрясти из него заживо душу.
-- Паренек, ты случаем не мастер джиу-джитсу или еще там
чего, ты, может, собираешься вышвырнуть меня отсюда.
-- Нет. Но если вы не оставите эту леди в покое, я
собираюсь сломать вас пополам.
-- Хе-хе-хе. Ну давай, сделай шажок, посмотрим, как ты
меня будешь ломать.
-- Прошу вас, Корнелиус, я позову управляющего. О господи,
не надо.
Кристиан обходит вокруг стола. Приближается к Вилли.
Улыбка которого становится еще шире, когда руки Кристиана
протягиваются к его лацканам. Вилли выставляет вперед
здоровенные лапы. Неожиданно Корнелиус хватает его за пальцы,
быстрым движением выкручивает их, переворачивая ладони, и
отгибает книзу, к запястьям, так что Вилли, вякнув от боли,
привстает на носки.
-- А теперь, неотесанный олух, ты пообещаешь оставить эту
леди в покое.
-- Ах ты маленький... эй, полегче, ты же мне пальцы
сломаешь.
-- Заткнись.
-- Мальчик, если мне только удастся вырваться, я тебя до
смерти зашибу.
-- Я сказал, заткнись. Еще раз откроешь хлебало, я
переломлю тебе запястья, как одуванчики. На колени.
-- Не могу, пальцы отвалятся.
-- Давай-давай, опускайся.
-- Да опускаюсь я, опускаюсь, ради иисуса, ты же их
отломаешь.
-- Теперь голову назад. Подальше.
-- Что ты хочешь со мной сделать, ради иисуса, я же тебе
ничего не сделал.
-- Ты показался мне на глаза без моего на то разрешения.
-- Так ты все-таки мастер джиу-джитсу.
-- Я всего лишь храбр и силен. В следующий раз я сверну
тебе шею, завяжу на ней ноги бантиком и отправлю тебя в подарок
городскому управлению по уборке мусора.
-- О'кей, ты меня сделал.
-- Когда я тебя отпущу, сложи ладони и помолись.
Попробуешь встать, сломаю пополам.
Кристиан выпускает Виллины пальцы. Ладони у того свисают,
обмякая в запястьях, подрагивая. Вилли смотрит в пол. Затем
поднимает глаза на Кристиана, который, широко расставив ноги
все в той же обезьяньей стойке, отвечает ему грозным взглядом.
В дверях собралась небольшая толпа зрителей. Один рассказывает,
что я беру десять долларов, то есть если потом вызывают
доктора. Через чье-то плечо внутрь заглядывает Глен, и
заглянув, вынимает изо рта сигару. Управляющий проталкивается
сквозь толпу.
-- Эй, что здесь происходит. Прекратите.
Кристиан, поддерживая под локоток, уводит безмолвную
миссис Соурпюсс. Снова они протискиваются между свадебными
гостями. Назад, в круглый бар, к гардеробной, где Фанни
оставила шубку. И боковой дверью наружу, мимо торгового
автомата. Фанни опускает монетку, получает пачку сигарет. На
свежем морозном воздухе я укрываюсь за какими-то жалкими
кустиками и со свирепым наслаждением мочусь. Затем мы
пересекаем заснеженную автостоянку. Фанни старается укрыть меня
своими мехами. Сзади трусит Глен.
-- Это был Вилли, миссис Соурпюсс, неужто это был Вилли.
-- Да, это был Вилли.
-- Господи, вот не думал, что доживу до этого дня.
Пожалуйста, в эту сторону, мистер Кристиан. Я тут снежок
утоптал. Ничего, дверцу я для вас сам открою.
Миссис Соурпюсс головою вперед ныряет в лимузин, серый, с
иллюминаторами. Меня не отпускает нечестивое желание влезть
рукою под складки хлипких модных одежд, какие там есть у нее
под норкой. И добравшись до места, хапнуть полную жменю ее
трепетной задницы. Глен придерживает дверь. Я вступаю в машину.
Под громко произносимое: да, сэр, мистер Кристиан, конечно,
сэр. В такие минуты начинаешь думать, что
Счастье
Это
Большая кошка
С мышкой
На квадратной миле
Линолеума
7
Стою на пышном, темно-бордовом ковре Фанни Соурпюсс. В ее
квартире на двенадцатом этаже, в восточной части города,
неустанно звонит телефон. В руках у меня высокий стакан со
скотчем, налитым поверх пляшущих кубиков льда и сдобренным
пузырящейся содовой. В этих просторных апартаментах
полным-полно мраморных столиков и икон. Глядящих на серую,
прометенную ветром шиферную крышу посольства, чей флаг
развевается среди снега и тьмы.
