Флашингом, он разрывает тучи, обнажая синее небо. Ребенком я
думал, что это такой удивительный гигантский унитаз. В который
какают великаны.
Как темно здесь, между домами. Машины подкидывает на
выбоинах в асфальте. Толстые железные крышки люков лязгают,
вздрагивая под колесами. И из-под них вырываются небольшие
клубы пара. Пиджак остался без пуговицы. Для этого города --
верный признак, что ты покатился вниз. А для друзей повод
побыстрее найти себе новых знакомых.
Теперь вместо неоновой вывески, немного ниже нее,
бронзовая доска. На ней огромными буквами "Вайн". Над именем
слова помельче: "Погребальный Дом". Видать, дела у него идут
лучше некуда. И совсем высоко "Инкорпорейтед". Высота, с
которой он может отпустив трапецию, спланировать прямиком в
огромную груду долларов.
Кристиан протискивается в сверкающие стеклянные двери.
Красновато-желтый ковер. Под пальмой в горшке черная урна с
белым песком, чтобы гасить сигареты. Стучу в дверь Вайна,
главный декоративный мотив которой -- роскошь в современном ее
понимании. Зеленый свет, на прошлой неделе казавшийся теплым,
заметно похолодал.
-- Войдите. А, мистер Кристиан. Приятно видеть вас. Ну-ка,
позвольте ваше пальто. Присаживайтесь. На улице нынче холодно.
-- Холодно и ветрено.
-- Ну что, мистер Кристиан, обжились на новом месте.
-- Вроде бы да.
-- Рад. Все требует времени. Вы молоды. Понемногу события
жизни стирают самые мучительные из наших горестей. Будь это
иначе, город заполнили бы плачущие калеки. Однако, вы, я
полагаю, были бы не прочь обсудить ваше положение.
-- Да.
Вайн в своем вращающемся кресле. Свет сбоку падает ему на
лицо. Вайн клонит круглую голову набок. Встряхивает кистями
рук, выпрастывая манжеты рубашки, такие белые, тугие. С
искорками бриллиантов. Коротко остриженные волосы, чуть
тронутые сединой, стоят торчком. Опрятный, подобранный, с
мерцающими глазами, утопающий в кожаном кресле. Теребя пальцем
пару кожаных перчаток у себя на столе. Мир почти неприметно
оседает. На ковер, по которому ты беззвучно ступаешь, входя
сюда с грязной улицы.
-- Могу ли я задать вам всего один вопрос, Кристиан. Я
хочу спросить вас, как мужчина мужчину. Здесь для вас найдется
место. Говорю это совершенно серьезно. Жалование неплохое. Но
это было бы только началом. А существует еще и будущее. Могу
вас в этом заверить. Согласитесь ли вы работать у меня.
Кристиан склоняет голову. Поскольку вышедшие из-под
контроля глаза, уставились в потолок. Быстро верни их на
уровень горизонта. Рот заливают потоки слюны. Сглони и
постарайся не пожимать плечами.
-- Мистер Вайн, я пока не решил, чем собираюсь заняться.
Когда я в первый раз услышал, что вы будете рады меня увидеть,
я едва не выпалил, Господи, как хорошо, что есть кто-то, кто
хочет видеть меня. Со времени похорон мне почти не приходилось
разговаривать с кем бы то ни было.
-- Ну что же, в таком случае, я рад вас видеть, мистер
Кристиан.
-- Мистер Вайн, я не знаю, сколько я вам должен. Но все
мое достояние составляет сорок шесть долларов девяносто два
цента. Я не могу оплатить даже присланный мне счет за
перевозку, хранение и выгрузку моей жены с корабля. Так что мне
остается полагаться лишь на ваше милосердие.
-- Минутку, мистер Кристиан. Всего одну минутку, мой
мальчик. Вам вовсе не нужно полагаться на мое милосердие. Это
замечание мне не нравится.
-- Ну, может, не на ваше. Но в милосердии я нуждаюсь.
-- Возможно, вы в нем и нуждаетесь, однако на мое
милосердие вам полагаться совершенно не нужно. Вам не следует
даже мысли такой допускать. Я предлагаю вам возможность принять
на себя определенную роль в рамках нашего возвышенного
служения. Я сознаю, что людей заурядных это занятие не
привлекает. но я вам вот что скажу. Я хорошо разбираюсь в
людях. И я различаю в вас, Кристиан, творческие способности,
которые позволят вам посвятить жизнь выполнению этой
благородной миссии. Я убежден, что вы сможете добиться
выдающегося положения.
-- Вы хотите, чтобы я приходил сюда и возился здесь с
мертвецами. С людьми, которых я даже не знаю.
-- Если вы пожелаете посвятить себя этому священному
ремеслу, я буду только рад. Но я предпочел бы, чтобы вы были
как бы лицом нашего дома. Ну и возможно, внештатным помощником
в студии.
-- Внештатным помощником. Чтоб мне пропасть, мистер Вайн.
-- Вы, может быть, удивитесь, мистер Кристиан, но именно
эта часть моей работы наполняет меня величайшей гордостью, не
говоря уж, -- а большинству людей я бы этого и не сказал, -- об
удовольствии. Если вы найдете, что она лишает вас душевного
покоя, я ни на чем настаивать не буду. Истинная природа ваших
обязанностей здесь будет состоять в том, чтобы умерять горе
осиротевших членов семьи. Исполнять своего рода благодетельные
формальности, выказывая сочувствие, столь необходимое, когда
перед семьей разверзается смертная бездна. Я знаю, вы человек
искренний. Я знаю, что вам присуща культура и элегантность
манер. Всем этим вы обладаете, Кристиан.
-- Сколько я вам должен, мистер Вайн.
-- Вам нет необходимости задавать мне этот вопрос.
-- И все же, сколько.
-- Четыреста восемьдесят шесть долларов, сорок два цента.
Включая налоги.
-- Мама родная.
-- Мистер Кристиан, тут нет ничего страшного. Не надо так
пугаться.
-- А как вы хотите чтоб я пугался. Эти деньги вместе со
ста восемьюдесятью шестью долларами, которые я должен
пароходной компании, составляют почти семь сотен. Как я смогу
их выплатить.
-- Выслушайте меня, мистер Кристиан. Я уже говорил вам
прежде и скажу еще раз. Я ни из кого денег клещами не тяну. В
моем бизнесе большинство людей оплачивает свои счета. Назовите
это суеверием, но люди не любят делать долги на смерти дорогого
и близкого существа. А если существо близкое, но не так чтобы
очень дорогое, они с тем большей радостью платят за избавление
от него. Так что я не страдаю от недостатка средств и не требую
от вас немедленной уплаты. У вас есть время. Много времени.
-- Сколько.
-- Шесть месяцев. Если потребуется, то и больше. Без
процентов.
-- Восемьдесят шесть долларов в месяц.
-- Восемьдесят один, Кристиан, восемьдесят один доллар и
семь центов.
-- Да, но ко мне того и гляди заявится человек из
пароходной компании.
-- Вы можете без всяких затруднений получить аванс в счет
жалованья.
-- Я стану изгоем.
-- Я был бы менее чем чистосердечен, если бы не признал,
что люди не будут валиться один на другого, запинаясь о край
ковра в спешке пожать вам руку или познакомиться с вами. Даже
из друзей многие от вас отвернутся. Но вы бы удивились, если б
узнали, насколько более глубокие связи с людьми порой дает эта
профессия. Знаете, где я познакомился со своей женой. У
прилавка аптеки, в которой подыскивал губную помаду нужного мне
оттенка. Таковы факты. Я ходил тогда в учениках у владельца
похоронного бюро. Она спросила меня в тон каким волосам и
глазам я пытаюсь подобрать помаду. Перед этим я поднял
коробочку с бикарбонатом соды, которую она обронила. В
благодарность она указала мне нужный оттенок. Именно тот,
который я выбрал сам. Мы вместе вышли на улицу. Никогда я не
видел столь синих глаз и столь белой кожи. Я объяснил ей, зачем
мне нужна помада. Ее это немного смутило, но потом она все
поняла. Мы возвратились в аптеку и выпили по стакану содовой с
малиновым сиропом. До сих пор помню звук наших шагов, ее и
моих, на ступеньках аптеки. У нее были щиколотки, какие
встречаются разве только у ангелов. Через семь месяцев мы
поженились. И в смерти она остается мне столь же близкой.
-- Мистер Вайн.
-- Называйте меня Кларенсом, через "а". Приемные родители
дали мне имя Тобиас, но при крещении я был наречен Кларенсом.
Извините, я на минутку отвлекусь, забыл предупредить мисс
Мускус о произведенных мной изменениях в музыкальной программе.
Мисс Мускус, я счел, что семье Рикардо, четвертый покой,
подойдет нечто более энергичное, но, думается, сейчас, перед
закрытием гроба, музыку следует немного замедлить. О'кей.
Спасибо. Вот вам пример решения, требующего деликатности,
мистер Кристиан, и такие решения приходится принимать
постоянно. Я питаю уверенность, что на вас можно возложить
ответственность подобного рода.
-- Мистер Вайн, я бы не взялся решать, какая мелодия
пригодна для каких похорон.
-- Пожалуйста, называйте меня, если можете, Кларенсом. Мне
бы это было приятно.
-- Пока я не оплатил мой счет, мне было бы удобнее
называть вас мистером Вайном.
-- Что ж, если таковы ваши чувства, будь по-вашему.
Глаза Вайна мерцают в мягком желтоватом свете лампы. Палец
подталкивает вверх и вниз переключатель внутренней связи.
Трепет далекой торжественной музыки. Опрятный маленький узел
черного галстука плотно впаян в тугой воротничок. Сильная
красноватая шея, которую он поворачивает и скручивает. Я стал
бы лицом его заведения. Подпрыгивающим и хлопающим в ладоши на
холоде. Ободряя клиентов. Сюда, ребята. К мистеру Вайну. Знает
скорбь как свои пять пальцев. На пару выйдет дешевле. Его
губная помада пойдет вам куда больше той, которой вы мазались
до сих пор. Вы себе лежите в гробу, а муж прям оторваться от
ваших губ не может. Сюда, ребята, сюда. Со мной случилось то
же, что с Вайном, правда, я свою жену не бальзамировал и
повстречался с ней не в аптеке. Какие крохотные у него ступни.
Он выглядит куда более крупным, чем есть на самом деле.
Человеком, повелевающим армиями и кораблями. И побеждающим в
битвах. Глазея между тем на женские губы. Каковым манером он
теперь и достигает оргазма.
-- Вы что-то призадумались, мистер Кристиан.
-- Просто любуюсь вашими зелеными шторами.
-- Я никогда не впускаю сюда дневного света. Это
подталкивает мой разум к дальним скитаниям. Я ведь техасец,
скитания у меня в крови. Что за прекрасное слово, не правда ли.
Техасец.
-- Да.
-- Мир полон прекрасного. Сегодня ранним утром я пытался
заставить этих сукиных детей убрать машину с моей грузовой
площадки. И мимо прошли три девушки. Они направлялись в
привилегированную частную школу, расположенную чуть дальше в
этом же квартале. Молодые грациозные девушки. Что-то их
рассмешило. Это было прекрасное зрелище. Они не сознавали своей
грации. Девушки из хороших домов в верхней части Ист-Сайда, они
приезжают в этот район железной дорогой. А прямо в тени под ее
эстакадой лежат люди, потерпевшие крах. Мужчины, которые могли
быть такими же, как отцы этих девушек. Много зарабатывать,
нести груз огромной ответственности. А теперь они не
зарабатывают ничего. Я хоронил одного из них. Он все
попрошайничал на углу. Я иногда и сам приезжаю по железной
дороге. И я, бывало, подавал ему четвертак. Всего год назад он
был вице-президентом компании на Уолл-стрит. Но заглянув в
самую глубину его глаз, можно было увидеть, что он родом из
Мичигана -- просто несчастный ребенок, затерявшийся в огромном
городе. Его супруга с детишками и поныне живет в Форест-Хиллс,
в Куинсе, хороший просторный дом сельской архитектуры. И
знаете, никто из них не явился на похороны. Сказали, если
придется, они в состоянии доказать, что не знают, кто он такой.
Вот вам человеческая низость, омерзительная до тошноты. Но я
все еще не утратил веры в природу человека. Встречаются люди,
