Серебряные вазы на столах. Такой большой груди, как у Шарлотты,
я ни у кого больше не видел. Просидел с ней три свидания в
темноте кинотеатра и выпил три стакана ананасовой, прежде чем
решился к ней прикоснуться. После чего сразу почувствовал себя
гнусным мерзавцем.
Седоголовый отец Стена в одной рубашке с закатанными по
локоть рукавами. Поджаривает в камине булочку, насадив ее на
длинную вилку. Щипчиками извлекает из булькающей чаши дымящуюся
сосиску.
-- Вам как, с горчицей.
-- Да, пожалуйста. Спасибо.
-- Вы кто, сынок.
-- Пожалуй, я еще не настолько стар, но зовут меня
Корнелиусом Кристианом.
-- Во как. Ну, а я уже настолько стар, чтобы приходиться
Стену отцом. А ничего у вас язык подвешен. Всегда надеялся
поближе сойтись с друзьями Стена, да как-то возможности не
представлялось. А хочется почаще встречаться с молодыми людьми.
Когда молодежи не видишь, голова начинает работать на
стариковский манер. Э, да никак это ты, Шарлотта.
-- Здравствуйте, мистер Мотт.
-- Да брось ты своего мистера Мотта. Я тут как раз говорил
этому молодому человеку, что все не получается у меня почаще
встречаться с вами, ребятки. Слушай, а ты что ни день, то
хорошеешь. Совсем как твоя матушка. Чуть не женился на ее
матери когда-то. Самая красивая девушка была в те времена. Да
только она дала мне от ворот поворот.
Вечеринка в полном разгаре. Бухает музыка. Все больше
прибывает радостных физиономий. Скромницы-девушки ожидают того,
кто подберет ключик к замку их любви. Громко излагают
затасканные мысли. Взгляды устремлены на наряды. Ножки врозь,
сафьяновая обувь. И разная прочая. А мистер Мотт продолжает
очаровывать свою состоящую из двух человек аудиторию.
-- Как начинаешь забывать, когда в последний раз видел
хорошенькое личико, значит, считай, старость подкралась.
-- Вам просто хочется меня развеселить, мистер Мотт. Вы
уже познакомились с Корнелиусом, это мой старый друг. Он только
что вернулся из Европы, долго там жил.
-- Вот как. Я теперь нечасто бываю в Европе. Но женщины
там. В них определенно есть что-то такое. Господи, Париж.
Лондон. Какие женщины. Не знаю, что в них такое. Но, ей-ей,
что-то есть. Вы понимаете, о чем я, Корнелиус.
-- Полагаю, что да, сэр.
-- Мистер Мотт, Корнелиус был женат, но жена его умерла.
-- О, весьма соболезную, право. Вот и еще булочка
поджарилась, хотите, с сосиской. А как вы теперь проводите
время, Шарлотта. На лыжах в этом году катались.
-- Я же работаю, мистер Мотт. Послушать вас, так у меня
бог весть сколько свободного времени. А я работаю сорок девять
недель в году.
-- Ну что же, а я пятьдесят две. Мой доктор мне все
повторяет, сократись Джим, сократись, так больше нельзя.
Пришлось сократиться. Урезать восемнадцатичасовой рабочий день.
Аж до шестнадцати. Докторов надо слушаться. Приедешь в этом
году погостить к нам на озеро, Шарлотта.
-- Хотелось бы, мистер Мотт.
-- Вот умница-девочка. И друга своего привози. Я стараюсь
выбираться отсюда на несколько дней. С прошлого года, когда
начал вдруг видеть это чертово красное пятнышко. Как только
уезжаю туда, оно исчезает, а стоит вернуться, и оно
возвращается. Ба, да вот оно, черт бы его побрал. Торчит прямо
над углом камина. А попытаешься вглядеться в него, тут же
срывается с места и плывет через все поле зрения. Во, готово,
уже уехало. На другой конец комнаты. Каждый раз ускользает,
никак я его не ущучу. Но видит бог, всегда возвращается и все
начинается заново. И ни один врач, похоже, не знает, что это
такое, я уж всех шишек на восточном побережьи перебрал.
-- Но это же ужасно, мистер Мотт, может быть, вы
переутомились. Или еще что-нибудь такое.
-- Что поделаешь, Шарлотта, связался я с этими свечами
зажигания, так уж надо и дальше их делать. Но в общем доктора
это самое и говорят. Я тут сходил к одному малому, который
уверяет, что выдумал особый способ лечения, надо, дескать,
просто лежать и петь, негромко. Закрывает он мне лицо маской. Я
говорю, ребята, надеюсь, вы хорошо понимаете, что делаете. Вот,
значит, напеваю я сквозь эту маску, а в глазах у меня
разноцветные огоньки играют. Потом колокольчики зазвенели. Я уж
было решил, что на небо попал. Только когда счет получил и
дошло, что я еще на земле. Однако, хватит вам ребятки торчать
тут и слушать старого чудака. Идите, веселитесь, мое дело
обслуга. Вас всю ночь буду обслуживать без очереди, так что
приходите за добавкой.
Смущенный профиль Шарлотты Грейвз. Выступающий из длинных
струистых волос. Мгновение она стоит, сложив на груди руки и
глядя в пол. Соседская девочка. Чистая и безмятежная. А я уже
сидел по горло в клоаке, курил и проповедовал греховную
философию. Тащился в школу, ледяной ветер задувал мне в
штанины. Однажды увидел как моя приемная мать с ее грязными
белесыми космами и белесыми валиками жира на боках, скачет
верхом на моем приемном отце у них в спальне. Шел мимо, а дверь
была чуть-чуть приоткрыта. До того распыхтелся, что пришлось
прикрывать рот ладонью, пока я на них таращился. Так хотелось
увидеть побольше, что не знал, куда и смотреть. Во всех
прочитанных мной гадких книжках говорилось, что таким образом
делают детей. Но у них уже был маленький сын, из которого я
однажды вытряс душу. За то, что он довел моего братишку до
слез. И приемные родители призвали меня на кухню. Я стоял, а
они сидели. Рассказывая, как они отправят меня в тюрьму. В
субботу приехал под вечер из Рокавэя мой дядя. Все настороженно
расселись в маленьком заднем саду. У дяди были большие сильные
руки, он вытащил из кармана потертого пиджака бумаги и выписал
им чек.
-- Ты знаешь, Корнелиус. Господи, я даже не знаю, как это
сказать, ну в общем я тобой вроде как горжусь. Мистер Мотт
столько всего тебе рассказал про себя. Как будто вы с ним
старые друзья.
-- Судя по этому дворцу, дышащему вульгарностью нувориша,
мистер Мотт в состоянии купить меня и продать.
-- Господи, Корнелиус, перестань, зачем ты так, еще
кто-нибудь услышит. Ты меня удивляешь. Пойдем, потанцуем.
Шарлотта тянет Кристиана за руку. Свет в ее волосах цвета
золотистой соломы. Через холл. Покидая его бессмысленное
убранство. У одного моего детского приятеля был дома лоток для
спуска белья. Из ванной комнаты прямо в подвал. Первое из
увиденных мной чудес света. Снова вниз по лестнице. В
продолговатую комнату. Лакированные сосновые полы, навощенные
для танцев. Большой музыкальный автомат с веером бегущих по
кругу красок. Фотографии бейсболистов и футболистов на стенах.
А на одной мистер Мотт стоит под пальмой посреди поля для
гольфа. Покачиваясь, кружась и клонясь, танцуют пары. И
замирают. Услышав громкий треск и увидев голубой электрический
посверк. Свет гаснет. Женский визг. Нервный смешок. Молчание.
Тишина. И голоса в темноте.
-- Что-то случилось с музыкой.
-- С домом что-то случилось.
-- Ради христа, давайте выбираться отсюда.
По лестнице спускается мерцающий свет. Загораются спички.
Мистер Мотт бесстрашно пытается выяснить. Что произошло. Малый
в двуцветных полуботинках и белых бумазейных носках с начесом.
Поворачивается к своей партнерше с высокомерно задранным
носиком и яркой светлой челкой.
-- Видала, какой мистер Мотт решительный. Враз овладел
ситуацией. И тут же ее оценил. Я к тому, что этот мужик с ходу
вникает в детали, не сойти мне с этого места. Важного человека
сразу видать, ты еще моргнуть не успел, а он уже решение
принял.
Мистер Мотт щелкает зажигалкой над музыкальным ящиком.
Встав на колени, заглядывает умолкшему монстру за спину. Еще
одна вспышка. Одновременно с которой мистер Мотт спиной
отлетает по воздуху и приземляется в центре комнаты.
Постанывая, лежит на полу. Но малый в двуцветных полуботинках
тянет свое.
-- Ну ты смотри. Где тут ближайшее бомбоубежище, не
знаешь. Электричество, прямо как живое, так по стене и полезло.
Своими глазами видел.
Несколько фигур вокруг мистера Мотта. Рука его медленно
поднимается, чтобы тылом ладони вытереть лоб. Девицы в панике
удирают по лестнице. Визжа и толкаясь. И кто-то бухает в двери
лифта.
-- Лучше не торчать тут внизу, целее будешь.
-- Не паникуй.
-- Слыхали его, не паникуй. Ты вот давай спустись и здесь
это скажи.
Загорается свет. Стен рядом с распростертым отцом.
Несколько человек возвращаются и медленно разбредаются по
комнате кто куда. Окружают мистера Мотта. Стен отстраняет их,
вытянув руку.
-- Отойдите все назад, отойдите, он в порядке. Ну ты
даешь, пап, что случилось.
-- Все хорошо, помоги мне подняться. Бренди мне принесите.
Хорошего, из кладовки. Что за чертовщина с этим проклятым
ящиком. Уберите его отсюда, пока он никого не убил. Все в
порядке, ребята, я в норме. На волос бы в сторону и каюк. Один
из тех случаев, когда проверяется твоя способность действовать
в критической обстановке. Но вроде обошлось.
-- Да уж, мистер Мотт.
-- В такие минуты вся жизнь так и пролетает перед глазами.
Как ты купался, как рыбу ловил, как тебя били, чтобы не лез с
советами в чужую игру. Вы, парни, небось, знаете, как это
бывает.
-- Мистер Мотт, я думаю, это вроде как на фронте. Когда
подорвешься на мине.
-- Терри, мальчик, это ты точно сказал. Вот почему нашим
парням, если дело дойдет до бойни, лучше иметь опыт по этой
части. У меня есть магнитофонная пленка с записью звуков боя.
Хорошо бы вам, парни, ее как-нибудь послушать. Будь у меня
побольше времени, я бы только ее и слушал. Ладно, парни, вы
меня извините, со мной все в порядке. Но я лучше пойду прилягу.
Хотя наверное что-то все же не так, красное пятно куда-то
запропастилось.
Мистеру Мотту помогают добраться до раздвижной двери в
стене. Оборачивается, чтобы всем помахать на прощание, пожелать
доброй ночи. Дверь разъезжается. С жужжаньем, щелчками и
лязгом. Мистер Мот уезжает. Наверх. В собственном лифте.
Мальчик Терри, потирает ладони. Стен открывает банку с
пивом.
-- Давайте, ребята, неприятно, конечно, что так вышло с
папой, но мы же повеселиться собрались.
-- А он у тебя храбрец, Стен. Так все хладнокровно
воспринял.
-- Да, Терри, я тоже так думаю.
-- И соображает быстро. Как он нас всех успокаивать начал.
-- Да уж, а народ-то как по лестнице дернул.
-- Знаешь, Стен, тут ведь могла начаться настоящая паника.
-- Ну, ведь не началась же.
-- Вот тут ты прав, Стен, тут ты прав. Но ты должен
признать, что это твоему отцу надо спасибо сказать, его
выдержке. Хотел бы я иметь такого отца.
-- Да, Терри. Да, я знаю.
-- Во всяком случае, Стен, меня поразило, как он с ходу
овладел ситуацией.
-- Как медведь слонихой.
Стен резко разворачивается, шаря глазами по лицам.
-- Кто это сказал.
Это был
Я
Толпа
Остолопов
17
Свет ранней зари. Угол Пятой и Пятьдесят Седьмой улицы.
Корнелиус Кристиан сидит на сдвоенном медном патрубке пожарного
гидранта, торчащем из каменной стены под надписью "Здание
Производственного Треста". В квартале от него прогулочным шагом
передвигается одинокая фигура. Грузовик управления по уборке
мусора, серая, похожая на неуклюжее насекомое машина, едет,
поливая сточную канаву водой и продирая ее вращающейся щеткой.
