Я был обескуражен. Я был убит, оживл°н и снова убит. Я не знал, что больше ноет - тело или душа - от желания обладать ею. Я в кои-то веки потерял сон. Я впервые влюбился с первого взгляда. Да, я впервые влюбился с первого взгляда. Эта хрупкая Алина поглотила меня. Я представлял, как буду нежно целовать е°, носить на руках, кормить с ложечки мороженым, останав- ливать машину, чтобы подарить ей цветы, ворчать, что она мешает мне смотреть телевизор, любить е°.
Я мечтал о чистой любви е°. Я снова стал романтиком. Я пе- рестал быть собой, забыв все правила игры между мужчиной и женщиной...
Я прекратил играть, сняв с себя мягкий защитный панцирь. Я раскрылся под удар бокс°ра, забыв, что бой, по большому сч°ту, ещ° и не начался... У меня начались белые ночи души.
Я бы никогда не носил в сво°м портмоне е° фотографию - я хотел бы скучать по ней. Я уверовал в здравый ум природы че- ловека и был разбит. Я не был побежд°н, но и не был победи- телем. Я был сломлен мечтой, которую придумал сам.
12
Мне снова казалось (на этот раз уже второй раз в жизни), что она необычна и, к сожалению, не понимает этого, а также то- го, что только со мной запо°т е° розовый, поднимающийся в прекрасно-голубом небе лучик.
И вс°-таки эта книга - о ней...
13
До десяти часов Жинолл должен был принять решение. Он сам установил себе эту временную грань, - иначе никогда ни на что не решился бы вообще. На часах старой башни светилось без пят- надцати десять. Он не знал, сколько ещ° будет действовать снот- ворное, - Паолло мог проснуться через полчаса, а мог проспать и до утра. Жинолл озирался по сторонам, не пытаясь что-либо уви- деть, думал, вспоминал. Наконец он понял, что от этого не уйти. Вскинул револьвер к собственному виску и выстрелил...
Когда Жинолл очнулся, на часах светилось без шестнадцати десять. Ещ° целых шестнадцать минут размышлений. Усталость медленно приглушала звук мысли. Жинолл л°г рядом со спящим Паолло, положил заряженный револьвер между ними и заснул...
К вечеру в Жинолле пробудилось сознание. Ему показалось, что прошла целая вечность. Часы показывали без семнадцати десять. Он по-прежнему склонялся над дремлющим Паолло. Нес- колько секунд Жинолл настраивался на выстрел и, наконец под- давшись внутреннему порыву, прислонил дуло револьвера ко лбу Паолло и выпустил все патроны...
Жинолл вскрикнул и проснулся. Какой кошмарный сон. Он взглянул на Паолло, спящего рядом, затем на револьвер. Потом посмотрел на часы. Со старой башни светилось без шестнадцати десять, но Жинолл знал, что уже очень давно часы торопятся, как минимум, на минуту.
14
Я не давал названий своим рассказам. Вс° это по той же при- чине, что и сам эклектический роман (то бишь первая часть), вроде как безымянный.
Мне видится, читатель мысленно сам подбер°т к каждому рас- сказу имя, - то имя, которое видит он, чувствует он.
Чувствует, чувствует, чувствует, чувствует - это вс°, что у нас есть - чувствовать. Чувствовать через понимание, чувствовать через боль, через опьянение, прикосновение, через одиночество, взгляд, предательство, отчуждение, через сл°зы и сл°зы радости, через осмысление мгновенное и осмысление временем и, наконец, чувствовать через чувства.
О, бедный, несчастный, терзаемый, преступный и счастливый Гумберт Гумберт, беспредельный и плачущий мистер Розуотер, заставляющий "начинать думать" патер Браун, так и не нашед- шая полной любви форсайтова Ирэн. О, люди! Вс° одно!
P.S. Я закончил писать рассказ о Жинолле, позвонил Ирине и тут же проч°л ей написанное. Я сказал ей, что, чем больше у че- ловека времени на раздумье, тем дальше он от мысли о самоказ- ни. Ирина же раскрыла другую, вторую, сторону: я-де отсчиты- ваю время до десяти и поэтому без семнадцати десять "больше", чем без пятнадцати. Но если вести отсч°т по времени текущему, то больше времени подумать было до без пятнадцати, а не до без семнадцати. И следовательно, изложенное приобретает обратный смысл.
Давайте попробуем влезть в шкуру Жинолла... Да не думал он ни о ч°м! Не мог думать! Ему тогда что минута, что час. Не мог он думать - НИ-О-ЧРМ! Решение уже сидело в н°м - в его голо- ве и теле. То решение, к которому он ш°л, созревая, как плод, который видел и дождь, и солнце, и грозу, и ветер, и небо, и вс° вокруг - и стал, каким стал. Наш Жинолл (уже наш, а не мой) - всего лишь оружие. Просто Боливар, как известно, выносит только одного. Такая, видите ли, привычка...
Позвольте мне смелость посвятить строки о Жинолле арестан- ту, которого незаконно обвинили в пропаже денег из кассы бан- ка, а также автору "Дорог, которые мы выбираем". Интересно, он и вправду не брал денег из той злополучной (а может, и нет) кассы?
15
- Данечка, мне двадцать пять. Я хочу замуж, хочу детей, дом, спокойствие.
Я хочу, чтоб во мне потихонечку светился огон°к.
Понимаешь?! Потихонечку... Огон°к, а не пламя, которое взрывается, а потом гаснет. А потом надо вновь разводить кост°р.
- А как насч°т жить? - спросил я.
- А я хочу так жить...
16
Сейчас пишу книгу - книгу моих чувств. Мне двадцать пять. Как хорошо, что была юность. Я так счастлив, что была юность! Она и сейчас ещ° немножко есть. Она всегда немножко будет.
У человека должны быть воспоминания. Это, когда откидыва- ешься в кресле и закрываешь глаза. А ещ° должны быть воспоми- нания, когда едешь один в машине и ничего вокруг, кроме тишины да тебя самого. Надо следить за дорогой, - поэтому особо не размечтаться, и тогда приходит фон воспоминаний. Хочется верить, что меня сейчас понимают,- пусть каждый на свой лад (как же может быть иначе?!). Давайте простим себе вс° плохое и хорошее. Мне двадцать пять... Хорошо, что была юность.
*****
Легче всего сказать: "Бог".
Труднее - вс° сделать и сказать: "Бог".
Труднее всего - вс° сделать и не сказать ничего.
Легче всего - сказать.
Труднее - не сказать.
Труднее всего - думать "..." и не говорить.
Легче всего.
Труднее.
Труднее всего.
*****
Двенадцать часов ночи. Маленькая улочка, на которой я живу, убегает от широкой магистрали, забирая у не° последние капли тишины. Мой первый этаж. Балкон. Меня притянул еле слыши- мый звук трубы. Какая-то джазовая мелодия, нарочно сбиваю- щаяся и продолжающая плавно литься. Только труба... Интерес- но, можно ли нарисовать джаз?..
Два тр°хэтажных дома, смотрящих друг на друга балконами. Жарко и влажно - поэтому все окна и двери балконов, а также жалюзи открыты. У кого-то напротив, на третьем этаже, уста-
17
новлен мотор кондиционера, с которого через равные полсе- кунды капает вода. Эти капли бьются о жесть, которая встре- тилась им на пути, на сво° и окружающих жильцов горе. Где-то включили телевизор - передают новости, которые пытаются заглушить джаз (уже подключились фортепиано и ударные). Новости громче, а джаз лучше. Слышно и то, и это... Капли продолжают свою работу; кто умр°т раньше - жесть или мотор? Ставлю на жесть... Передумал. Ни на кого не ставлю.
Обшарпанные стены домов не огрызаются, но мягко, по-стар- чески, улыбаются - чего уж там. Маленькая аллейка между зданиями, шириной в несколько метров, кажется частью домов, как единого ансамбля. То там, то здесь реш°тки на окнах. Старые дома... Кое-где висит стираное бель°. А фасад - как будто только построили.
18
Я очень давно решил написать книгу, ещ° не было сегодняш- него меня, не было того окружения, что есть сегодня, и для меня, зависящего более от того, каким я сам его вижу, не было сегодняшнего понимания, ощущения. Брызнул какой-то блик в сознании, какой-то сигнал, ещ° не понятый мною самим. Потом, позже, этот сигнал, но уже как-то по-другому, вновь напомнил мне о ч°м-то внутреннем, о ч°м-то таком, что способен услы- шать только я. А потом снова и снова эти з°рна падали, но не вырастали; наверное, не созрела тогда ещ° сама земля для этих з°рен. Тогда ещ° не было Кристины, тогда я не осознавал, не мог пока увидеть таких тем, произведений, чувств, которые нельзя, невозможно ни с кем обсудить, не обязательно связанных с лю- бовью, разлукой, лирикой, смертью, но просто тем, чувственных тем, состоящих из слов, красок, кинопл°нок, нот, молчания... Или, может быть, да, - можно было обсудить? Но был, появ- лялся, я это прекрасно помню, тот блик.
Я и сам внутренне успокоился. Или, может быть, просто открыл для себя новые чувства: мне хорошо и спокойно; мне хорошо, потому что спокойно; я не бегу; время остановилось; мы просто сидим и болтаем и можем сидеть так вечно, - нет, я не сош°л с ума, я про чувства... И, наконец, книга. И тоже уже что-то другое: не сейчас, не десять страниц в день, а пусть само, пусть полный, зрелый плод, удовлетворение от того, что ты пишешь и как ты пишешь.
То время оголило меня. Роман с Кристиной. Мы оба студенты. Жив°м в общежитии, у каждого своя комната, и вес°лое, без- заботное время, если не считать трудный старт, разные хара- ктеры и бессонные ночи, связанные с этими самыми характе- рами. Потом тяж°лый разлад, трещина в отношениях, расцве- тающая как раз, когда у меня начинают появляться деньги, мы оба работаем в летние каникулы, снимаем двухэтажный кот- тедж... Я потом ещ° ездил посмотреть на этот коттедж: дом, рассчитанный лишь на двоих. Первый этаж - только салон, кухня и ванна, а наверху - огромная спальня. Интересно, я припоминаю свои чувства - я ни о ч°м не думал, не анализи- ровал, не сожалел, не вспоминал, - а так... просто приехал
19
посмотреть на этот первый и последний наш общий дом. Он находился на самом краю огромного земельного участка с такими же домами как наш, и утром можно было увидеть нежный, цветной, неземной туман, его светло-голубую про- хладу.
В первое наше утро в том доме я проснулся первым. Я стоял совершенно голый у окна. Красота тумана настолько оглушила меня, что я не услышал, как поднялась с кровати Кристина. Она обняла меня и тихо сказала: "Я почувствовала, что тебя нет рядом со мной, - и добавила, - какая красота!"
Да, та пропасть имела сво° начало именно в этом прекрасном, сказочном доме.
Домашние заботы? - нет, я мог этого вынести, тем более что большую часть работы по дому несла на себе она. Проблема была глубже: Кристина впервые предпочла провести отдых отдельно, работать где-то в другом месте, рядышком со сво- ими родителями, иногда мне звонить, видеться раз в пару недель (если вообще) и... вернуться к нашей совместной жизни к началу нового учебного года. Первый раз наши синусоиды серь°зно не совпали, но мой эгоизм победил - она приехала, изменив планы, и была со мной. Кстати, до сих пор не жалею об этом. Понимаю, что эгоистично... да, понимаю, что, может, было бы потом лучше, но нет, не отдал бы те дни... Я нуждался в ней, я не мог быть без не°, мне не спалось без Кристины, моей Кристины. Я получил то, что по праву, простите, принадлежало мне. В конце концов! - уже кричу я,- женщина ради своего мужчины меняет свои планы!.. Ничего, к чертям, это не изменило бы в будущем, не созданы мы друг для друга! И мне плевать, как называется то, что я брал от жизни вс°, что мог, и смотрит ли на меня сейчас Бог. Да, да, плевать, мать твою божью!
Та пропасть, которая становилась временами то больше, то меньше, но никогда, никогда не смыкались противоположные края.
Бизнес, мой успешный бизнес, приносящий большие, даже по сегодняшним меркам, деньги, явил собой в итоге катализатор окончательного разлада. У нас вс° было как-то по-другому, не
