В тот миг, когда веки ее смыкались, когда всякое чувство угасало в
ней, она смутно ощутила на своих устах огненное прикосновение, поцелуй,
более жгучий, чем каленое железо палача.
Когда она очнулась, ее окружали солдаты ночного дозора; капитана, за-
литого кровью, куда-то уносили, священник исчез, выходившее на реку окно
в глубине комнаты было открыто настежь, около него подняли плащ, принад-
лежавший, как предполагали, офицеру. Она слышала, как вокруг нее говори-
ли:
- Колдунья заколола кинжалом капитана.
КНИГА ВОСЬМАЯ
I. Экю, превратившееся в сухой лист
Гренгуар и весь Двор чудес были в страшной тревоге. Уже больше месяца
никто не знал, что случилось с Эсмеральдой и куда девалась ее козочка.
Исчезновение Эсмеральды очень огорчало герцога, египетского и его дру-
зей-бродяг; исчезновение козочки удваивало скорбь Гренгуара. Однажды ве-
чером цыганка пропала, и с тех пор она как в воду канула. Все поиски бы-
ли напрасны. Несколько задир-эпилептиков поддразнивали Гренгуара, уве-
ряя, что встретили ее в тот вечер близ моста Сен-Мишель вместе с ка-
ким-то офицером; но этот муж, обвенчанный по цыганскому обряду, был пос-
ледователем скептической философии, и к тому же он лучше, чем кто бы то
ни было, знал, насколько целомудренна была его жена. По собственному
опыту он мог судить о той неодолимой стыдливости, которая являлась
следствием сочетания свойств амулета и добродетели цыганки, и с матема-
тической точностью рассчитал степень сопротивления этого возведенного в
квадрат целомудрия. Итак, в этом отношении он был спокоен.
Следовательно, объяснить себе исчезновение Эсмеральды он не мог. От
этого он очень страдал. Он даже похудел бы, если бы только это было воз-
можно. Он все забросил, вплоть до своих литературных занятий, даже свое
обширное сочинение De figuris regularibus et ir regularibus [122], кото-
рое он собирался напечатать на первые же заработанные деньги. (Он просто
бредил книгопечатанием с тех пор, как увидел книгу Гуго де Сен-Виктора
Didascalon [123], напечатанную знаменитым шрифтом Винделена Спирского.)
Однажды, когда он в унынии проходил мимо башни, где находилась судеб-
ная палата по уголовным делам, он заметил группу людей, толпившихся у
одного из входов во Дворец правосудия.
- Что там случилось? - спросил он у выходившего оттуда молодого чело-
века.
- Не знаю, сударь, - ответил молодой человек. - Болтают, будто судят
какую-то женщину, убившую военного. Кажется, здесь не обошлось без кол-
довства; епископ и духовный суд вмешались в это дело, и мой брат, ар-
хидьякон Жозасский, не выходит оттуда. Я хотел было потолковать с ним,
но никак не мог к нему пробраться, такая там толпа. Это очень досадно,
потому что мне нужны деньги.
- Увы, сударь, - отвечал Гренгуар, - я охотно одолжил бы вам денег,
но если карманы моих штанов и прорваны, то отнюдь не от тяжести монет.
Он не осмелился сказать молодому человеку, что знаком с его братом
архидьяконом, к которому после встречи в соборе он так и не заглядывал;
эта небрежность смущала его.
Школяр пошел своим путем, а Гренгуар последовал за толпой, поднимав-
шейся по лестнице в залу суда. Он был того мнения, что ничто так хорошо
не разгоняет печали, как зрелище уголовного судопроизводства, - нас-
только потешна глупость, обычно проявляемая судьями. Толпа, к которой
присоединился Гренгуар, несмотря на сутолоку, продвигалась вперед, соб-
людая тишину. После долгого и нудного пути по длинному сумрачному кори-
дору, извивавшемуся по дворцу, словно пищеварительный канал этого ста-
ринного здания, он добрался наконец до низенькой двери, ведущей в залу,
которую он благодаря своему высокому росту мог рассмотреть поверх голов
волновавшейся толпы.
В обширной зале стоял полумрак, отчего она казалась еще обширнее. Ве-
черело; высокие стрельчатые окна пропускали слабый луч света, который
гас прежде чем достигал свода, представлявшего собой громадную решетку
из резных балок, покрытых тысячью украшений, которые, казалось, шевели-
лись во тьме. Кое-где на столах уже были зажжены свечи, озарявшие низко
склоненные над бумагами головы протоколистов. Переднюю часть залы запол-
няла толпа; направо и налево за столами сидели судейские чины, а в глу-
бине, на возвышении, с неподвижными и зловещими лицами; множество судей,
последние ряды которых терялись во мраке. Стены были усеяны бесчисленны-
ми изображениями королевских лилий. Над головами судей можно было разли-
чить большое распятие, а всюду в зале - копья и алебарды, на остриях ко-
торых пламя свечей зажигало огненные точки.
- Сударь! - спросил у одного из своих соседей Гренгуар. - Кто эти
господа, расположившиеся там, словно прелаты на церковном соборе?
- Направо - советники судебной палаты, - ответил тот, - а налево -
советники следственной камеры; низшие чины - в черном, высшие - в крас-
ном.
- А кто это сидит выше всех, вон тот красный толстяк, что обливается
потом?
- Это сам председатель.
- А те бараны позади него? - продолжал спрашивать Гренгуар, который,
как мы уже упоминали, недолюбливал судейское сословие. Быть может, это
объяснялось той злобой, какую он питал к Дворцу правосудия со времени
постигшей его неудачи на драматическом поприще.
- А это все докладчики королевской палаты.
- А впереди него, вот этот кабан?
- Это протоколист королевского суда.
- А направо, этот крокодил?
- Филипп Лелье - чрезвычайный королевский прокурор.
- А налево, вон тот черный жирный кот?
- Жак Шармолю, королевский прокурор духовного суда, и члены этого су-
да.
- Еще один вопрос, сударь, - сказал Гренгуар. - Что же делают здесь
все эти почтенные господа?
- Судят.
- Судят? Но кого же? Я не вижу подсудимого.
- Сударь, это женщина. Вы не можете ее видеть. Она сидит к нам спи-
ной, и толпа заслоняет ее. Глядите, она вот там, где стража с бердышами.
- Кто же эта женщина? Вы не знаете, как ее зовут?
- Нет, сударь. Я сам только что пришел. Думаю, что дело идет о кол-
довстве, потому что здесь присутствуют члены духовного суда.
- Итак, - сказал наш философ, - мы сейчас увидим, как все эти судейс-
кие мантии будут пожирать человечье мясо. Что ж, это зрелище не хуже
всякого другого!
- А вы не находите, сударь, - спросил сосед, - что у Жака Шармолю
весьма кроткий вид?
- Гм! Я не доверяю кротости, у которой вдавленные ноздри и тонкие гу-
бы, - ответил Гренгуар.
Окружающие заставили собеседников умолкнуть. Давалось важное свиде-
тельское показание.
- Государи мои! - повествовала, стоя посреди залы, старуха, на кото-
рой было накручено столько тряпья, что вся она казалась ходячим ворохом
лохмотьев - Государи мои! Все, что я расскажу, так же верно, как верно
то, что я зовусь Фалурдель, что сорок лет я живу в доме на мосту Сен-Ми-
шель, против Тасен-Кайяра, красильщика, дом которого стоит против тече-
ния реки, и что я аккуратно плачу пошлины, подати и налоги. Теперь я
жалкая старуха, а когда-то была красавицейдевкой, государи мои! Так вот,
давненько уж мне люди говорили: "Фалурдель, не крути допоздна прялку по
вечерам, дьявол любит расчесывать своими рогами кудель у старух. Извест-
но, что монах-привидение, который в прошлом году показался возле Тампля,
бродит нынче по Сите. Берегись, Фалурдель, как бы он не постучался в
твою дверь". И вот как-то вечером я пряду, вдруг кто-то стучит в мою
дверь. "Кто там?" - спрашиваю. Ругаются. Я отпираю. Входят два человека.
Один черный такой, а с ним красавец-офицер. У черного только и видать,
что глаза, - горят как уголья, а все остальное закрыто плащом да шляпой.
Они и говорят мне: "Комнату святой Марты". А это моя верхняя комната,
государи мои, самая чистая из всех. Суют мне экю. Я прячу экю в ящик, а
сама думаю: "На эту монетку завтра куплю себе требухи на Глориетской
бойне" Подымаемся наверх. Когда мы пришли в верхнюю комнату, я отверну-
лась, смотрю - черный человек исчез. Я удивилась. А красивый офицер, ви-
дать, знатный барин, сошел со мною вниз и вышел. Не успела я напрясть
четверть мотка, как он идет назад с хорошенькой девушкой, прямо кукол-
кой, которая была бы краше солнышка, будь она понарядней. С нею козел,
большущий козел, не то белый, не то черный, этого я не упомню. Он-то и
навел на меня сомнение. Ну, девушка - это не мое дело, а вот козел! Не
люблю я козлов за их бороду да за рога Ни дать ни взять - мужчина. И
кроме того, от них так и разит шабашем. Однако я помалкиваю. Я ведь по-
лучила свое экю. Правильно я говорю, господин судья? Проводила я офицера
с девушкой наверх и оставила их наедине, то есть с козлом. А сама спус-
тилась вниз и опять села прясть. Надо вам сказать, что дом у меня двухэ-
тажный, задней стороной он выходит к реке, как и все дома на мосту, и
окна в первом и во втором этаже выходят на реку Вот, значит, я пряду. Не
знаю, почему, но в мыслях у меня все монах-привидение, - должно быть,
козел мне напомнил про него, да и красавица была не по-людски одета.
Вдруг слышу - наверху крик, что-то грохнулось о пол, распахнулось окно.
Я подбежала к своему окну в нижнем этаже и вижу - пролетает мимо меня
что-то темное и бултых в воду. Вроде как привидение в рясе священника.
Ночь была лунная. Я очень хорошо его разглядела. Оно поплыло в сторону
Сите Вся дрожа от страха, я кликнула ночную охрану. Господа дозорные
вошли ко мне, и так как они были выпивши, то, не разобрав, в чем дело,
прежде всего поколотили меня. Я объяснила им, что случилось. Мы подня-
лись наверх - и что же мы увидели? Бедная моя комната вся залита кровью,
капитан с кинжалом в горле лежит, растянувшись на полу, девушка прикину-
лась мертвой, а козел мечется от страха. "Здорово, - сказала я себе, -
хватит мне теперь мытья на добрых две недели! Придется скоблить пол, вот
напасть!" Офицера унесли, - бедный молодой человек! И девушку тоже, поч-
ти совсем раздетую. Но это еще не все. Худшее еще впереди На другой день
я хотела взять экю, чтобы купить требухи, и что же? Вместо него я нашла
сухой лист.
Старуха умолкла. Ропот ужаса пробежал по толпе.
- Привидение, козел - все это попахивает колдовством, - заметил один
из соседей Гренгуара.
- А сухой лист! - подхватил другой.
- Несомненно, - добавил третий, - колдунья стакнулась с монахом-при-
видением, чтобы грабить военных.
Даже Гренгуар склонен был признать всю эту страшную историю правдопо-
добной.
- Женщина по имени Фалурдель! - с величественным видом - спросил
председатель. - Имеете вы еще что-нибудь сообщить правосудию?
- Нет, государь мой, - ответила старуха, - разве только то, что в
протоколе мой дом назвали покосившейся вонючей лачугой, а это обидно.
Все дома на мосту не бог весть как приглядны, потому что они битком на-
биты бедным людом, однако в них проживают мясники, а это люди зажиточ-
ные, и жены у них красавицы и чистюли.
Судебный чин, напоминавший Гренгуару крокодила, встал со своего мес-
та.
- Довольно! - сказал он. - Прошу господ судей не упускать из виду,
что на обвиняемой найден был кинжал. Женщина, именуемая Фалурдель! Вы
принесли с собой сухой лист, в который превратилось экю, данное вам
дьяволом?
- Да, государь мой, - ответила она, - я отыскала его. Вот он.
Судебный пристав передал сухой лист крокодилу, - тот, зловеще покачав
головой, передал его председателю, а тот - королевскому прокурору цер-
ковного суда. Таким образом лист обошел всю залу.
- Это березовый лист, - сказал Жак Шармолю. - Вот новое доказа-
тельство колдовства.
Один из советников попросил слова.
- Свидетельница! Два человека поднялись к вам вместе: человек в чер-
ном, который на ваших глазах сначала исчез, а потом в одежде священника
переплывал реку, и офицер. Который же из них дал вам экю?
