скрывается. Совершенно ясная мысль: "вот скоро она обернется и
увидит, каким задумчивым, пристальным взглядом я на нее смотрю;
решит - должно быть, какая-нибудь мысль или чувство скрывается
за этим взглядом; может что из этого и выгорит". Ровным счетом
ничего из этого не выгорит. Ну, конечно, я вижу какой ты
красивый, испорченный и самодовольный ребенок. Кому-нибудь,
возможно, ты и нужен такой - красивый испорченный и
самодовольный. Но уж никак не мне."
Вера Андреевна вздохнула и, наконец, повернулась к нему.
- Ну, как дела? - спросила она.
- Нормально, - ответил Алексей, и, видимо, сходу
сообразив, что игра в солидные чувства не проходит, весело
прищурился. - Вчерашним вечером, Вера, с тобой ничего
необыкновенного не происходило?
- Нет, а что?
- Как что? Пятница, тринадцатое число, полнолуние - и все
вчера. У меня в квартире весь день творилась какая-то
чертовщина. Сначала соседский кот забрался в форточку и
опрокинул фикус на подоконнике. После обеда приснился покойный
дедушка - в матросской бескозырке и туркменском халате. А
Харитоша - так тот вообще с потусторонними силами вчера
общался. Не рассказывал он тебе? Ты спроси.
- Послушай, Алексей, - вдруг развеселилась и Вера
Андреевна. - Но ведь тебе же должно быть хоть немного неловко
после того, что ты говорил мне тогда, на танцах? Разве нет?
- Отчего же неловко? - удивился Алексей. - Совсем
наоборот. Неловко людям, когда между ними что-нибудь
недоговорено, не выяснено. А у нас с тобой все как раз и
договорено, и выяснено. Отчего же быть неловко? Не вижу
причины.
- В самом деле, не видишь?
- Не вижу, - покачал он головой. - И потом. Почему же ты
тогда на меня не дуешься? Согласись, всякая девушка "после
этого" непременно должна была бы на меня дуться. Разве нет?
Давай-ка лучше выпьем, - улыбаясь, взялся он за бутылку
шампанского. - Григол, Харитон! Отвлекитесь. Предлагаю тост за
Веру Андреевну.
- Поддерживаем, - с мягким акцентом ответил Григол. -
Передай-ка сюда коньяку, Харитоша... Ваше здоровье, Вера
Андреевна, - провозгласил он, поднимая стопку. - И за
процветание городского библиотечного дела!
За столом в это время сделалось еще более оживленно. На
огромном подносе горничная вынесла на террасу и аккуратно
поместила посреди стола цельно зажаренного поросенка с огромным
печеным яблоком во рту. Предоставив гостям возможность
несколько минут полюбоваться блюдом, она вооружилась огромной
вилкой о двух зубцах, длинным ножом и сноровисто принялась за
разделку.
- Он не вызывает у вас неприятных эмоций? - настороженно
разглядывая блюдо, ни у кого конкретно спросил Тигранян. - Я -
о поросенке. Конечно, я не ханжа, и раз уж по природе человек
плотояден, вовсе не призываю питаться травкой. Но это уж,
по-моему, прямо натурализм.
- Не нравится, не ешь, - отозвался Леонидов. - Ничего
особенного - суровая правда жизни: более организованные
существа пожирают менее организованных. Передай-ка туда поближе
мою тарелку.
- Алексей, можно тебя на минуту, - вдруг громко позвал его
Степан Ибрагимович.
- Ну вот, не вовремя, - огорчился Леонидов. - Сейчас иду!
Он допил шампанское и вылез из-за стола, на ходу утираясь
салфеткой.
- Вас ждет еще сегодня один сюрприз, - напоследок
таинственно сообщил он, приподняв указательный палец.
Перед чаем Степан Ибрагимович предложил всем желающим
подышать свежим воздухом. Гости поднимались из-за стола, громко
разговаривая и смеясь, выходили на улицу. Все были уже изрядно
выпивши, многие брали фужеры с собой. К ступенькам на крыльце
примеривались.
Вера Андреевна, встав из-за стола, встретилась глазами с
Пашей, но и он, и жена его остались сидеть. На крыльце Харитон
подал ей руку. После крепких напитков и хорошего ужина вечерняя
свежесть казалась упоительной.
Сойдя с крыльца, они обогнули кусты шиповника и пошли по
широкой освещенной луной лужайке, дальним концом своим
подходящей к подножию огромных елей. Уже совсем стемнело. Гости
в разных направлениях разбредались по усадьбе. Слышны были
разговоры и смех.
- Харитон, - позвал вдруг кто-то позади них.
Они обернулись.
На скамейке за кустами шиповника сидели Степан Ибрагимович
и капитан Мумриков вместе с женами. Они подошли к ним.
- Познакомь уж нас, пожалуйста, - вставая, улыбнулся
Степан Ибрагимович,
- Знакомьтесь, - сказал Харитон. - Это Степан Ибрагимович
Баев - начальник Зольского РО НКВД. Это Василий Сильвестрович
Мумриков, - Василий Сильвестрович также поднялся, - зам.
начальника РО НКВД. Это Вера Андреевна Горностаева - заведующая
городской публичной библиотеки No 1.
- Рад познакомиться, - сказал Степан Ибрагимович, пожимая
ей руку.
- Рад познакомиться, - повторил Василий Сильвестрович.
- Очень приятно, - снизу вверх, улыбаясь, протянули ей
руки жены.
- Давно хотел увидеться с вами, - улыбался Степан
Ибрагимович. - Много слышал о вас от Харитона, да и от других
тоже. Ну, как вам здесь? Не скучаете?
- Нет, что вы, - сказала Вера Андреевна. - Все очень
хорошо.
- У вас там, я видел, молодежная компания подобралась.
Нравятся вам наши сотрудники? Григол, Алексей? Вы ведь не были
знакомы.
- Не со всеми.
- Ну да, - улыбнулся Степан Ибрагимович, - Литературой
они, похоже, не очень интересуются. В библиотеку к вам,
наверное, кроме Харитона никто и не заходит. Не самый
начитанный у нас народ, а, Василий Сильвестрович? Но вы не
обижайтесь, их можно пока извинить - работы нынче невпроворот.
Вот будет время поспокойнее, станут и к вам ходить. Кстати,
никогда не мог понять, почему это у нас библиотека - No 1?
Разве есть в Зольске другие библиотеки?
- Ни одной, - сказал Василий Сильвестрович.
- Странный он человек - этот Вольф, - покачал головой
Степан Ибрагимович. - Единственной в городе библиотеке не мог
придумать хорошего имени. Библиотека - это ведь не овощной
склад. Была бы у нас, скажем, библиотека имени Чехова. Что вы о
нем думаете, Вера?
- О Чехове?
- Да нет, о Вольфе. Вам он никогда не казался странным?
Вера Андреевна не успела ответить.
В эту секунду над усадьбой раздался громкий треск, потом
как будто пальба, и над противоположной стороной лужайки забило
несколько огненных фонтанов. Между фонтанами, веером рассыпая
искры, завертелась мельница. Начался фейерверк.
Гости, бродившие по лужайке, остановились кто где, многие
зааплодировали, послышались крики "ура!", а к скамейке подбежал
сияющий Леонидов.
- Ну, что скажете, Степан Ибрагимович? По-моему, неплохо
вышло. Полдня сегодня возился, - сообщил он Вере Андреевне. - Я
ведь в Москве в пиротехнический кружок ходил при Доме пионеров;
однажды чуть квартиру не спалил, было дело. Здесь инструментов
не найти, но все равно, по-моему... Нет, правда, как вам?
- Смотри, тут тоже чего-нибудь не спали, - посоветовал
Харитон.
Атмосфера на лужайке очень оживилась. Сделалось шумно. В
довершение к фейерверку кто-то хлопнул пробкой шампанского и
те, кто был с бокалами, затеснились вокруг.
Среди радостных восклицаний и смеха никто не услышал
голоса колокольчика над калиткой. А между тем он прозвенел,
калитка открылась, и в темноте у начала кирпичной дорожки
возникли одна за другой несколько черных фигур.
Кто-то первый заметил их, разговоры, смех начали стихать,
гости оборачивались, а от загадочных посетителей поплыли по
усадьбе чуть слышные пока, едва различимые звуки.
- А-а, ну, вот они, - сказал Степан Ибрагимович. -
Включи-ка свет, Алексей.
Леонидов бросился к террасе, и через несколько секунд
между деревьями вдоль лужайки зажглись четыре электрические
гирлянды. Стало очень светло.
Это были цыгане: двое мужчин с гитарами, один со скрипкой,
женщины в пестрых платьях. Степан Ибрагимович пошел им
навстречу. И уже слышен был мотив, родившийся из первых неясных
звуков. И уже слышно было - нельзя ошибиться - нарочито
медленная, тягуче-томительная мелодия неминуемо и скоро должна
распуститься в неистовый, безудержный цыганский танец.
Подойдя, Степан Ибрагимович взял за руку шедшую первой
молоденькую и стройную - совсем еще девочку - цыганку,
развернувшись вполоборота к ней, ступая боком, улыбаясь, прямо
смотря ей в глаза, подвел цыган к притихшим гостям, провел их
по лужайке; вдруг - хлопнул в ладони и, подняв над головою
руки, прогибаясь грудью, улыбаясь, улыбаясь, медленно пошел
перед ними, каждым движением своим предвещая и готовя бешеную
пляску.
Первой - взявшись за концы тонкой шерстяной шали, пошла
вслед за ним Марфа Петровна. Следом - с глазами, выпученными от
восторга - Михаил Михайлович. Мелодия начала расти, пошла в
разгон, с трудом уже сдерживая сама себя. Четверть минуты
прошло, и она взорвалась - безумная, всепоглощающая,
живем-однова цыганская удаль захлестнула лужайку. Пошло
веселье.
С дюжину хмельных гостей, сбросив с себя минутное
оцепенение, с хохотом бросились в круг, подпевая и крича
что-то, смешались с цыганами, принялись заламывать руки,
отчаянно топать ногами.
- Чавелла! - кричал Бубенко, всем телом выделывая
удивительнейшие движения.
Жена его мелко семенила ногами и конфузливо улыбалась.
- Машенька, Сашенька, зачем сгубила молодца меня?! -
высоким сильным голосом выводил парнишка цыган. - Ай-ла-лай!
Усатый гитарист в шелковой оранжевой рубахе, в черном
жилете, двое девушек с распу щенными волосами, окружили Степана
Ибрагимовича. Толстый пожилой цыган, подпоясанный широким
красным поясом, не отпуская гитары, с удивительной ловкостью
отплясывал возле Марфы Петровны. Григол Тигранян с лихим криком
бросился на колени перед молодой цыганкой, бил себя ладонями по
пиджаку и хохотал. Девушка ослепительно улыбалась ему,
изгибалась назад, дрожала плечами и грудью. Лаврентий
Митрофанович Курош наяривал почему-то гопака.
И Василий Сильвестрович, и супруга его, и Алевтина
Ивановна - все направились к цыганам.
- Вам нравится, Вера? - спросил Харитон. - Не хотите
потанцевать?
- Пойдем, пойдем! - тянул их обоих за руки Леонидов.
- Вы идите, я здесь посижу, - покачала она головой. - Я
что-то уже устала.
- Ну и ладно, - легко отступил Алексей. - Пойдем, Харитон.
Когда еще с цыганками спляшешь?
Харитону явно не хотелось идти без Веры Андреевны, но,
должно быть, он побоялся показаться навязчивым, и вдвоем с
Леонидовым они направились к беснующейся толпе.
Глава 9. ОТЧАЯННАЯ ИСТОРИЯ
Вера Андреевна присела на скамейку. Она, и вправду, устала
слегка. Обманчивая хмельная веселость быстро исчезала. Цыгане
не поразили ее, и музыка почти не трогала. Она смотрела то на
толпу, то на раскачивающиеся легко верхушки огромных елей,
которые чернее казались самой вселенной, то на небо, где взгляд
ее приковывала к себе полная луна. Было в этом сочетании
безумного празднества людей с полночной строгостью природы
что-то пугающее своим несоответствием. Так величаво-равнодушно
к тому, что творилось у их подножий, покачивались вековые ели,
так нереальна казалась эта пляска под бледною слепою луной.
Она подумала о Паше. С тех пор как за столом снова
показалось ей, что что-то неладно с ним, всякий раз, случайно
взглянув, замечала она, как в самом деле не похож он на самого
