Молодой человек этот, в разговоре с Михаилом Михайловичем
скромно потупившийся, и вправду являлся поэтом, в масштабах
района, можно сказать, настоящей знаменитостью. Звали его
Семеном Бубенко. Несмотря на молодость, трижды уже печатался он
в центральных журналах и без счета - в зольской газете
"Вперед!" В апрельском номере журнала "Знамя" как раз
опубликовано было последнее его произведение - поэма. О ней-то,
видимо, и заговорил теперь Михаил Михайлович. Поэма называлась
"Мы рождены, чтоб рваться в бой". Несколько строф из нее у всех
тогда были на слуху:
Мы рядовые мировых свершений,
Нас направляют пленумов решенья,
Нас по постам по боевым расставил
Великий мудрый вождь, товарищ Сталин.
Или вот еще:
Гуляя подмосковной стороной,
Я думаю о партии родной.
Ну, и в том же роде. Несколько журнальных разворотов, и
все совершенно в рифму. На удивление.
Недавно поэт женился на молоденькой учительнице литературы
- из той же неполной средней школы, в которой учился Игорь
Кузькин; нередко выступал теперь перед школьниками на разного
рода литературных встречах; повязывал шелковый платочек вокруг
шеи. Жена его стояла теперь несколько в отдалении от него, с
видимым благоговением наблюдая за разговором мужа с партийным
руководителем.
От наблюдений ее то и дело отвлекала, впрочем, назойливая
улыбка незнакомого ей юноши, сидевшего на выдвинутом из-за
стола стуле и уже несколько минут внимательно и беззастенчиво
разглядывающего хорошенькую учительницу. Юноша этот был никто
иной как Алексей Леонидов. Одет он был сегодня в легкий
песочного цвета костюм с клетчатым галстуком. Похоже, он был
самым молодым из собравшихся на террасе гостей.
Единственный из них, кстати говоря, был он знаком Вере
Андреевне. Познакомились они с месяц тому назад - в Доме
культуры консервного завода, на антипасхальном вечере, куда
Веру Андреевну пригласил Харитон.
Дом культуры этот был двухэтажное добротное здание на
набережной, доставшееся зольчанам от сбежавшего в революцию
графа Вигеля. Здание было хотя и большое, но поделенное внутри
на множество комнат. Даже в самой просторной из них,
оборудованной под актовый зал, было душно, тесно, и во все
протяжение лекции о классовой сущности пасхи, Вера Андреевна
чувствовала себя очень плохо. Накануне она простудилась, у нее
болела голова, горло, и Харитон в этот вечер своим деловитым
ухаживанием утомлял ее чрезвычайно. Тут-то рядом и оказался
Леонидов.
Он в общем даже понравился ей поначалу - симпатичный,
веселый, совсем еще мальчик. Харитон представил их друг другу в
перерыве перед танцами - похлопал его по плечу, сказал
покровительственно: "Это мой сотрудник". Но, должно быть, скоро
пожалел, что представил. Дело в том, что с Верой Андреевной, с
которой познакомились они в марте, как тогда, так и теперь были
они на "вы", Алексей же сразу и с совершенно будничным видом
стал говорить ей "ты".
Вера Андреевна на следующий день, хотя и расхворалась
окончательно, все равно не могла без улыбки вспомнить заметно
попостневшую физиономию Харитона. Теперь, как ни пытался он
сохранять уверенный вид, положение его скоро сделалось
безнадежно глупым. Алексей уже не отставал от них, о чем-то
болтал беспрерывно и через раз из-под носа у Харитона уводил ее
танцевать.
Кончилось однако тем, что во время танца он с тем же
беззаботным видом сделал ей настолько недвусмысленное
предложение, что она оставила его одного посреди зала, Харитону
сказала, что плохо себя чувствует, провожать ее не нужно, и
ушла домой. С тех пор они с Алексеем не виделись.
Заметив их теперь среди гостей, Леонидов замахал им
руками:
- Вера, Харитон, идите сюда.
Обрадовавшись уже тому, что встретила знакомое лицо в этой
чужой компании, Вера Андреевна сразу подошла к нему, приведя с
собой и Харитона.
- Привет, привет, - сказал им Леонидов, добродушно
улыбаясь, даже не подумав привстать или хотя бы переменить
весьма свободную позу на стуле. - Занимайте здесь места
поскорее - будем вместе держаться, не то затеряемся в обществе
мэтров.
Вера Андреевна присела на соседний стул. Харитон,
по-видимому, не слишком охотно, тоже сел рядом.
- Кому из вас знакома эта смазливая барышня? - кивнул
Алексей в сторону жены Бубенко.
"Барышня" тут же заметно начала краснеть, хотя слова
Алексея она едва ли могла расслышать.
- Это жена поэта, - объяснил Харитон. - Ты, я вижу, уже в
боевой позиции.
- А я всю жизнь в этой позиции, - сообщил Леонидов.
- На этот раз ничего не выгорит, - заметил Харитон.
- Это почему же? Поэт что ли шибко знаменитый? - удивился
Алексей. - Постой, постой. Ты сказал - жена поэта. Это,
случаем, не Бубенки ли?
- Его самого.
- Ха! - усмехнулся Леонидов. - И ты говоришь - не выгорит.
Эх, Харитоша. Не владеешь ты, голубчик, оперативной
информацией. Три дня на то, чтобы окучить ее в лучшем виде.
Пари?
- Давайте, может быть, вы этот разговор без меня
продолжите,- предложила Вера Андреевна.
- Договорились, - легко согласился Алексей. - Давайте
поговорим о поэзии. Как ты думаешь, Вера, поэт с такой вот
постной физиономией может сочинить что-нибудь выдающееся?
На террасе ждали выхода именинника. До сих пор еще никто
из гостей не видел его. По указанию горничной подарки
складывались на отдельный стол, стоявший в углу террасы рядом с
пианино. Те, кто хотели выделить свой подарок, тут же писали к
нему поздравительную открытку, целая стопка которых
предусмотрительно лежала рядом.
Из двери, ведущей во внутренние покои дома, первой
появилась супруга Степана Ибрагимовича. Слегка располневшая,
только-только начавшая стареть женщина, была она неброской
внешности, однако достаточно миловидна, лет на вид около
сорока, с хорошей улыбкой, в крупных рыжеватых локонах, в
красно-розовом нарядном костюме. Терраса немедленно пришла в
волнение.
- Алевтина Ивановна! - сказали одновременно несколько
человек.
Посыпались поздравления.
Сквозь образовавшуюся давку протиснулся очень энергично
Михаил Михайлович, живо приложился к ручке, не отпуская ладонь,
откинулся туловищем назад, завел глаза, как бы пораженный в
своих эстетических чувствах, протянул:
- Ну-у, Алевтина Ивановна!.. Вы сегодня как фея из
волшебной сказки. Неотразимы, просто неотразимы.
- Как вам не стыдно, Михаил Михайлович. Вечно стараетесь
меня в краску вогнать, - покачала она головой, впрочем,
совершенно спокойно. - Здравствуйте, Марфа Петровна. Спасибо,
спасибо. Здравствуйте, Василий Сильвестрович, - постепенно
продвигаясь вперед, продолжала она здороваться налево и
направо.
Добравшись таким образом до пары стульев во главе стола,
она взялась руками за спинку одного из них и обратилась сразу
ко всей террасе:
- Степан Ибрагимович сию минуту выйдет, - сказала она. -
Немного сегодня прособирался. Каждую минуту, знаете ли, звонят
отовсюду, поздравляют. А я прошу вас, друзья, рассаживайтесь.
Публика не заставила себя долго упрашивать. Пришли в
движение стулья. С положенными в таких случаях шуточками
распределяли места. Через пару минут все уже были за столом.
Справа от Алексея сел Лаврентий Митрофанович Курош,
отодвинув прежде стул для строгой супруги своей. Слева от
Харитона оказался молодой черноволосый худощавый мужчина с
кавказскими чертами лица. Когда случайно Вера Андреевна
встретилась с ним глазами, мужчина улыбнулся ей и обратился к
Харитону.
- Ты бы уж, Харитоша, познакомил нас что ли, - сказал он с
чуть заметным акцентом. - А то, наслышать-то мы, конечно,
наслышаны...
Хотя и без особого энтузиазма Харитон представил их друг
другу. Мужчину звали Григол Тигранян, он оказался начальником
отдела контрразведки Зольского РО НКВД.
- Прекрасная у вас работа, Вера Андреевна, - сказал он,
улыбаясь. - И столько я о вас слышал от разных людей. Я в
юности тоже, знаете, в литературный мечтал пойти, стихи писал.
Не получилось.
На другой стороне стола, напротив Григола, расположился
поэт Бубенко с женой, научившейся уже, кажется, не замечать
вызывающих взглядов Леонидова. Выражение лица у поэта было
по-прежнему отсутствующим.
И словно только бы и ждал того, чтобы гости расселись, на
террасу вышел Степан Ибрагимович Баев. Обернувшись вместе со
всеми, Вера Андреевна увидела невысокого, упитанного,
ухоженного мужчину с округлым спокойным лицом и ясным взглядом.
На имениннике был отличный черный костюм с вишневым галстуком.
Быстро подойдя к столу, он обеими руками как бы попытался
удержать гостей на своих местах, но ничего из этого не вышло.
Кто первым, кто вослед, все за столом поднялись, и даже,
начатые очень энергично Василием Сильвестровичем, прозвучали
аплодисменты. Укоризненным выражением лица Степан Ибрагимович в
продолжение их ясно давал понять, что все это совершенно
лишнее.
Он обменялся рукопожатиями с теми, до кого мог без труда
дотянуться, и быстро сел на место, кивками отвечая на
поздравления прочих.
Застолье постепенно начало приходить в движение.
Откупоривались пробки, звенели бокалы.
- Марфуша Петровна, - во всеуслышанье обратился к супруге
Свист, наливая ей шампанского. - Вы уж того, держите себя в
руках, не перепейте, пожалуйста. Домой сегодня придется двести
метров пешком идти. Машину я специально для вас вызывать не
буду.
- Что тебе налить, Верочка? - опередил Харитона Леонидов.
- Белое, красное, шампанское?
Все уже ждали первого оратора. Из-за стола поднялся
Василий Сильвестрович Мумриков.
- Внимание, товарищи! - объявил он и облокотился
подбородком о грудь.
Скоро сделалось совсем тихо, но Василий Сильвестрович еще
немного помолчал.
- Внимание, товарищи! - повторил он уже без нужды.
Всем было ясно, что с первым бокалом придется повременить.
Глава 8. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Паша и Надя подошли к усадьбе Степана Ибрагимовича в
двадцать минут девятого. Войдя в калитку, они молча прошли по
кирпичной дорожке. Оба были празднично одеты, Надя несла в руке
большой букет роз.
Сегодня днем, вернувшись с Игорем домой, Паша сел в кресло
в гостиной, взял все ту же утреннюю газету, и долго сидел,
глядя в нее, по несколько раз пробегая глазами одни и те же
статьи, ничего в них не понимая и думая только о Глебе.
В последний раз виделись они с Глебом полгода тому назад.
Да, под Новый год Глеб приезжал в Ростов. Последний раз
получили они от него письмо месяц назад, в апреле. И вот теперь
его взяли.
"Елей и лавры" - минут пятнадцать Паша сидел, глядя сквозь
странный заголовок статьи. В конце-концов как будто очнулся и
принялся читать.
"Делегатам партийной конференции в Ухтомском районе
(Московская область) раздавались специальные номера двух газет.
Первая газета - "Ухтомский рабочий", орган райкома партии.
Вторая - "Теребилка", орган партийного комитета Люберецкого
завода сельскохозяйственных машин..."
Каким-то мрачновато-двусмысленным тоном анонимная статья
рассказывала о хвалебной передовой, помещенной в "Теребилке" в
адрес секретаря райкома Корнеева, не очень внятно и зло
иронизировала по поводу взаимных похвал секретаря и редактора
многотиражки. Паша внимательно прочитал статью, пытаясь угадать
очевидно скрытую под ней районную интригу. Он знаком был уже с
ухтомским прокурором, и о Корнееве слышал - единственный из
