- Значит тебе я обязан своей жизнью?
- Не говори об этом! Впрочем, мы теперь квиты... Разве не из-за меня
тебя выгнали из купола? Простишь ли ты меня за это когда-нибудь, Надир?
- Я так надеялся, что какое-нибудь событие нарушит мое монотонное
существование... и это случилось! Так что, верь моему слову, тебе не в чем
себя упрекнуть!
- Ага! Ты уже привык к нашему "ты"! О! Надир, да ты совсем скоро
приспособишься к нашим порядкам.
- А что такое "Надир"?
- Это имя, которое я выбрала для тебя. Так звали одного нашего
родственника, моего прадеда, который...
- Цила, - строго оборвала ее Хан.
Девушка со смехом закончила:
- Объясню тебе в другой раз...
Новый кочевник был достаточно здоров от природы, и потому силы его
восстанавливались довольно быстро. Несколько дней спустя он уже расхаживал
по лагерю от человека к человеку: участвовал в делах, изучал жизнь
кочевников. Все принимали его доброжелательно, ибо считали его даром
богов, посланным небом взамен пропавшего Ксуана. Племя снова могло
воспользоваться знаниями обитателей куполов. Сейчас Надир учился: учился
просыпаться в шуме человеческих голосов, жить среди скрипа, грохота и
топота животных, наслаждаться простой грубой пищей, ездить на коне и
понимать его, - коня ему торжественно подарила Цила, - учился спать в
шатающейся от порывов ветра кибитке, упражнял свои глаза, слух, учился
понимать пустыню, носить грубую одежду и понимать дружелюбие...
Вечером, увидев, как Цила любовно терла, скребла и гладила Сукаму, он
посмотрел на ее руки и удивился, что эти сильные и ласковые ладони
казались ему грязными... Только одно смущало его всерьез - когда девушка
прятала свои роскошные волосы под изукрашенный варварский шлем, а вслед за
тем вскакивала на громкий галоп, оглашая окрестности дикими возгласами. Он
оставался на месте, любуясь горизонтом, тревожным и гневным одновременно.
Проходило порой несколько часов, прежде чем она возвращалась - запыленная,
усталая, с блестящими от возбуждения глазами.
Со временем он свыкся со странными обычаями номадов и воспользовался
отсутствием девушки, чтобы подробно и серьезно поговорить с Хан. Иногда
молодые люди, одолеваемые желанием соревнования, догоняли ее в пустыне и
составляли ей компанию в безумной гонке. Тогда Надир весь клокотал от
гнева: подобная забава Цилы казалась ему откровенным дезертирством. В этих
случаях он становился молчалив, опускал глаза долу, чтобы не видеть
насмешливой улыбки Хан. Впоследствии он несколько изменил отношение к
"дезертирству": ему стало казаться, что это лишь наиболее полное
воплощение динамизма и прекрасной свободы Цилы. С этого времени он принял
ее, такой, какая она есть, безоглядно...
Но однажды...
Это было какое-то особенно прекрасное утро: со свежим воздухом и
блистающим солнцем. Караван передвигался с привычной медлительностью по
огромной котловине, которой, казалось, нет и не будет конца. Руки Цилы
были объяты жгучим нетерпением, которое научился распознавать Надир, когда
она надевала шлем, готовясь к очередной прогулке. Вихрем выскочила она из
кибитки. Огромный Сукама, нетерпеливо роющий землю копытом - ожидал ее...
Вдруг Надир почувствовал неудержимое желание последовать за ней и в
свою очередь нестись галопом. Через мгновение он оказался в седле.
Прекрасное чувство легкости и радости охватило его, и, откинув голову
назад, он закричал изо всех сил:
- Й-а-а-а-а!
Все племя со смехом и удовольствием заорало ему вслед, а копыта его
коня, разрывая землю несли его следом за прекрасной наездницей.
Та живо обернулась. Когда она его узнала, на лице ее появилось
выражение неописуемой радости и счастья, она сорвала шлем и встряхнула
головой. Волосы ее распустились аж до самого крупа, и восхищенный Надир
подумал, что более прекрасного зрелища он не видел ни разу в жизни. Сменив
аллюр, они устремились прямо к горизонту.
А в большой красной кибитке старая Хан утерла одинокую слезу.
Надир полюбил оставаться вечерами у костров и разговаривать с
мужчинами пустынь. Восхищенный уверенностью их суждений, той невероятной
легкостью, с которой они усваивали все, что он им рассказывал, он все же
более всего удивлялся не этому. Несмотря на их развитое воображение,
пробелы в знаниях по истории их собственного народа были просто
потрясающими, и юноша недоумевал, почему отец Цилы не восполнил эти
пробелы. Хотя, может быть, у них были более важные проблемы?
Однажды вечером Зорги попросил Надира:
- Расскажи нам о куполах. Для нас, кочевников, которые живут на таком
просторе, тот мир крайне интересен!
- Ты кое-что забываешь, Зорги. Этот мир не так уж вам чужд: кочевники
тоже происходят из куполов!
- Мы считаем как раз наоборот. Откуда у тебя такие сведения?
- В городе есть машины, в памяти которых фиксировали всю историю
человечества. Я изучил ее вполне достаточно, чтобы с полной уверенностью
заявить, что кочевники тоже некогда жили под куполами...
- Так расскажи нам!
- Купола эти были построены в темные времена, когда господствовал
великий страх перед атомной войной. Все население земного шара нашло там
убежище. Человек достиг всех планет солнечной системы и воздвигнул города
везде и всюду. Спустя много-много лет, столетий, когда стало ясно, что
великий страх был безоснователен, земля уже успела превратиться в пустыню,
поскольку гигантские города исчерпали все ее ресурсы. Человек отчаялся:
великая его мечта исследовать Вселенную, открыть другие миры, населенные
существами, подобными человеку, которые, согласно закону больших чисел,
должны все же были встретиться, эта мечта на глазах превращалась в труху.
Целые поколения исследователей напрасно бились над этими проблемами.
Межзвездные путешествия были уже неосуществимы! Уязвленное в самом
откровенном своем желании, человечество получило печальную уверенность:
врата вселенной никогда не откроются для него, познание окружающего мира
приостановится... Подрезанные его крылья и ноги, налитые точно свинцом,
неотвратимо привязали его к Земле и немногим планетам Солнечной системы.
- Погоди, Надир! Это нам так или иначе известно. Но какое отношение
все это имеет к кочевникам?
- Дойдет дело и до вас! Это произошло спустя несколько веков
отчаяния: взяв с собой по одному образцу представителей животного мира,
мужчины и женщины бежали подальше от городов, осознавая, что все эти
города, со всем их техническим совершенством стали гробницей для целой
расы без всякого шанса на спасение. Такова история первых кочевников,
которые с невероятным ожесточением цеплялись за жизнь на почти стерильной
поверхности Земли, открывая давно забытые добродетели и истоки жизни.
И Надир закончил:
- Там всюду зло, скука и пресыщение!
- Я уверен, что наши деды страдали из-за того, что не могут достичь
неба, - мечтательно произнес Зорги. - Но теперь с рождения до самой смерти
номаду, вечно занятому бегством от безымянных и всегда поглощенному
заботами о пропитании, совсем некогда подумать о чем-нибудь подобном...
Какая-то женщина прервала его возгласом:
- Да ты вообрази себе, Зорги! - Вся планета с зелеными пастбищами, с
морями - наша! К черту безымянных! Где нам бы найти такую?
Вождь номадов ответил с легкой горечью:
- Если такая планета и существует, то нам она не достанется! Номады
чересчур невежественны, чтобы найти ключ к достижению звезд.
После этого разговора Надир был несколько озадачен: люди из куполов
топчутся на месте и деградируют, номады полны свободы и энтузиазма, но
трудности их жизни отрубают всякую возможность для эволюции. Но есть ли
третий вариант для того, чтобы найти необходимый выход, совершить реальный
скачок к прогрессу?
ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Проснувшись, Надир заметил, что уже вполне светло, чтобы разглядеть
очертания предметов. Обе женщины еще спали на двуспальном ложе в глубине
кибитки. Насмешливая улыбка заиграла на его лице: это было первое утро,
когда он проснулся без вопроса: "Где это я? Куда я попал?". Теперь он стал
кочевником, простым кочевником.
Надир вскочил на ноги и быстро надел свои вещи. Они были холодными,
пропитаны ночной влагой. Движения его легонько раскачивали кибитку. Этого
было достаточно, чтобы Хан - старуха - проснулась. Надир радостно и сильно
закричал:
- Добрый день, мамаша! Растрясите эту мерзавку Цилу - пора собираться
в дорогу! Я пойду за лошадьми...
Откинув полог кибитки, он вышел из спального отделения, в два шага
пересек ванную, схватил на кухне пару кусков жаркого, оставшегося от
вчерашнего ужина, и, пренебрегая небольшой лестницей, соскочил на землю,
легко и бесшумно. Направился за конями. Сукама, шумно пыхтя,
сопротивлялся. Молодой мужчина повесил на шею каждой третьей лошади торбу
с пищей и начал взнуздывать Сукаму. Когда он вычесывал коню шерсть, из-под
кибитки вылез Вульф, потянулся во всю длину и потерся об ноги. Жеребец
начал нервно прядать ушами. Надир похлопал его по спине, слегка пнул
Вульфа:
- Спокойно, Сукама! Пшел!.. Катись отсюда, Вульф, не дразни Сукаму!
Пес, закрутив хвост колечком, двинулся бродить по лагерю.
Мрак еще окружал повозки сплошным кольцом. Тут и там обхаживали овец:
серые силуэты, бесшумно занимавшихся делом. Несколько юношей с опухшими
глазами, неуверенно двигались после сна, смазывали колеса и передки
кибиток...
- Доброе утро! - воскликнула Цила, - однако, прохладно нынче!
- Да... и гляжу, мы совсем потонули в тумане!
- Это нормально - рядом ведь сплошные болота. А ведь за ними, близко
море!
- Думаешь, доберемся к следующему вечеру?
- Если все будет готово вовремя, то обязательно.
Они умолкли. Надир занялся одной лошадью, - Цила другой.
Когда он покончил со всеми необходимыми делами и собрался было пойти
выпить стаканчик горяченького, приготовленного старой Хан, кони вдруг
тревожно затоптались. Дрожь пробежала по их блестящей шкуре, со
вздыбленными ушами они принялись ржать, беспокойно вытягивая шеи... Почти
в то же время... со всех сторон раздался собачий лай!
Развеселая началась картина: блеяние, ржание, писк детей, крики
мужчин, хриплые вопли - лагерь будто разом сошел с ума. Кочевники метались
влево и вправо, ловили вспугнутых лошадей, успокаивали собак и, наконец,
порядок был водворен.
Тогда в наступившей тишине издалека послышался отчетливый топот
тяжелой конницы. Спустя некоторое время топот усилился, послышался совсем
рядом... а потом стал стихать. Конники не заметили лагеря.
Зорги коротко скомандовал:
- Быстро! Догоните их!
Несколько человек вскочили на коней. Цила вместе с ними устремилась к
Мукаме.
- Надир, помоги мне!
Тот сделал ей знак рукой:
- Я мигом! Подожди меня!
- Давай-давай! Но у тебя нет времени сделать коня, - с радостным
смехом отозвалась Цила.
Сказав это, она пришпорила жеребца и поскакала следом за умчавшими
вперед номадами.
Надир вывел одну из лучших лошадей и с большим усилием вскочил ей на
спину. И в свою очередь выехал за пределы круга, образованного кибитками.
Не потребовалось много времени, чтобы Надир понял, что его ноги не
настолько еще сильны, а спина еще на настолько окрепла, чтобы разъезжать
без седла. Испугавшись позорного падения на землю, он усмирил ход коня и
пустил его ровной рысью. Услышав в отдалении топот приближающейся
кавалькады, он повернул в лагерь...
Когда конники приблизились, все племя устремилось им навстречу.
