мученикам науки, не сидится на месте. Но он просил меня передать
вам тысячу наилучших пожеланий...
Голубые глазки его все время оставались серьезны и даже
печальны, и я не понимал толком, издевается ли он надо мной или
просто у него такая манера разговаривать.
Решив ни о чем пока больше не спрашивать, я пригласил гостей
поужинать с нами, заранее извинившись, что не сможем их как
следует угостить.
-- У нас все попросту, по-походному. И к тому же, к
сожалению, "сухой закон".
-- Похвально, похвально! Вы большие пуритане, чем мы,
англичане, -- проговорил Вудсток и, подмигнув мне, вытащил из
кармана плоскую серебряную фляжку. -- Вас не буду неволить:
понимаю, начальник экспедиции должен подавать пример. Профессор
жалуется на почки. Но мне, вечному страннику и мученику науки,
надеюсь, можно?
Я пожал плечами и ничего не ответил. Вудсток и не ждал моего
разрешения. Усевшись по-восточному на поджатые ноги прямо на
песок у брезентовой скатерти, он уже, запрокинув голову, сделал
первый солидный глоток из своей фляги. Приходилось, видно,
принимать его таким, каким он был.
Он снова почти не закусывал, только прихлебывал из фляжки и
пил кофе чашку за чашкой. Профессор Меро съел салат, но от ужина
отказался, многозначительно похлопав себя по кругленькому животу.
Кажется, настало время перейти к расспросам.
Я начал задавать профессору вопросы, и он отвечал на них
очень охотно. Рассказал, что его отряд работает на раскопках
возле Акша -- это выше по течению, у вторых порогов. Средств им
отпущено маловато, так что они объединились в совместную
экспедицию с аргентинскими археологами.
-- О боже, даже аргентинцы теперь увлеклись египтологией! --
насмешливо вставил Вудсток и снова прихлебнул из своей фляжки.
-- Главным объектом исследований, -- продолжал, покосившись
на него, профессор Меро, -- служит небольшой храм, построенный
Рамзесом Вторым. В нем сохранился любопытный рельеф на стене,
изображающий двух пленных африканцев перед фараоном, и надписи --
довольно полный знаете ли, перечень племен, покоренных воинами
Рамзеса...
-- Этот храм, кажется, намечено перенести на новое место? --
поинтересовался Павлик.
-- Да. Мы как раз готовим соответствующую документацию. Но,
боже мой, как это скучно!
-- А в пустыне вам что-нибудь интересное посчастливилось
найти? -- спросил я.
Француз пожал плечами:
-- О, это была поездка из чистого любопытства. Мне давно
хотелось посмотреть своими глазами те места, где некогда брели
караваны с золотом для великого Рамзеса. Ведь здесь пролегала
тропа к рудникам, не так ли? И вот благодаря любезности мосье
Вудстока я получил такую возможность, -- он вежливо наклонил
голову в сторону своего спутника, но тут же не без горечи
добавил: -- Однако мы промчались по пустыне с поистине
космической скоростью, я даже не успел заметить никаких древних
памятников.
Вудсток засмеялся и спросил меня:
-- А вам, надеюсь, повезло больше?
-- Кое-что нашли.
Я попросил Павлика принести папку с эстампажами надписей и
рисунков, скопированных с останцев. Француз начал их с интересом
рассматривать. Вудсток лениво заглядывал через его плечо.
Я подсел к ним поближе и пояснял каждый рисунок. Как вдруг
Вудсток негромко спросил меня:
-- Ну, а гробницы Хирена вам не удалось отыскать?
Я посмотрел на него и пожал плечами. Но он продолжал
испытующе смотреть мне в глаза и чуть насмешливо улыбаться. Под
этим взглядом я почувствовал себя неловко: он словно не верил мне
и приписывал какие-то тайные коварные намерения. Это начинало
меня злить, и я ответил ему, может быть, несколько резковато:
-- Нет. А вы что: рыскаете по пустыне с космической
скоростью, именно чтобы отыскать ее?
-- Гробница Хирена -- достаточно лакомый кусочек, ради него
стоит отправиться даже в пекло, но не стоит из-за него ссориться,
-- сказал он и опять засмеялся. А потом встал и неожиданно
добавил: -- Одну минуточку, я сейчас что-то принесу...
Нетвердой походкой он пошел к своей машине, долго копался в
ней, браня за что-то шофера, а потом вернулся к нам, держа в
одной руке бутылку виски, а в другой -- банджо.
-- Давайте выпьем, коллега, -- проговорил он, тяжело
опускаясь на песок. -- Ну, хотя бы за упокой души этого хитреца
Хирена и за удачу того гробокопателя-счастливца, который отыщет,
наконец, его могилу. Не хотите?
-- Я уже сказал: "сухой закон" у нас в экспедиции
соблюдается строго.
Меро поспешно встал и начал прощаться.
-- Мы же еще увидимся утром, -- сказал я ему, но задерживать
гостей не стал.
И так уже мы засиделись, а завтра мне не хотелось терять ни
минуты рабочего времени. Ведь скоро придется возвращаться в
селение, а потом -- в Москву на время летней жары. А что ценного
мы нашли?
Когда я подал руку Вудстоку, он неожиданно взял меня за
локоть и потянул в сторону. Мы отошли шагов на десять от лагеря,
и тут, оглянувшись по сторонам, он вдруг тихо сказал мне:
-- Давайте работать вместе, а?
-- Что вы имеете в виду?
-- Давайте вместе искать эту проклятую гробницу... Пополам.
Пожав плечами, я начал было снова объяснять, что поиски
гробницы Хирена вовсе не входят в утвержденный план наших работ,
но он нетерпеливо перебил меня:
-- Не считайте меня уж таким дураком. Я прекрасно знаю, что
вас интересует именно гробница Хирена. Все остальное -- для
отвода глаз...
-- Если вы в самом деле так думаете... -- начал я.
Но Вудсток не дал договорить, снова цепко ухватив меня за
руку.
-- Я вношу в долю любопытные документы, найденные моим отцом
в Тель-аль-Амарне, -- зашептал он, обдавая меня перегаром. -- Мы
сделаем все тихо, снимем золотые сливки, а потом уже будем делить
славу. Хотя, -- добавил он с громким смешком, -- славу я уступлю
вам целиком.
Это было сказано так просто и деловито, что я даже не сразу
нашелся, что ответить на столь чудовищное предложение.
-- Вы что: предлагаете мне ограбить еще неоткрытую гробницу
Хирена?! -- наконец выпалил я.
Лицо его, белевшее в свете звезд, передернулось, как от
пощечины.
-- С вами трудно говорить, вы очень грубы, -- сказал он. --
Я просто предлагаю вам сохранить самые ценные вещи для музеев
Америки и Европы. Мы имеем широкие связи, так что вы можете не
опасаться, все будет обставлено вполне официально. Или продать
находки в частные коллекции. Очень богатые и могущественные люди
теперь увлекаются искусством. Они дадут хорошую цену...
-- Это что -- те же самые "меценаты", которые скупают
картины Гойи и Рафаэля, выкраденные из музеев?
Но он продолжал как ни в чем не бывало, словно стал вдруг
совершенно глухим:
-- А египтяне просто заберут все у вас, ограничившись
благодарностью, хотя бы и в письменном виде, на веленевой бумаге.
Мне очень хотелось ударить его в этот момент, и я с трудом
удержался.
-- Как же вы их собираетесь вывозить, эти украденные
ценности? Запрятав в кусок глины, как сделали ваши
коллеги-грабители с бюстом Нефертити?
-- Ну, можно придумать способы и поостроумней. -- Он все еще
держал меня за локоть.
-- Убирайтесь к черту, пока я не передал вас египетским
властям! -- взорвался я, вырываясь из его цепких пальцев. -- Тоже
мне, коллега! Теперь я вижу, какой вы археолог. Грабители,
укравшие бюст Нефертити, -- вот они, ваши "коллеги". Вам не
стыдно перед памятью вашего отца? Или это он дал вам первые уроки
ограбления могил? Что вы там бормотали о документах, которые он
скрыл от науки?
Кажется, теперь он хотел меня ударить, даже вроде бы уже
замахнулся. Но, скрипнув зубами, только махнул рукой, выругался
и, резко повернувшись, торопливо пошел к своей машине.
Не успел я дойти до лагеря, как машина гостей взревела и
рванулась с места. Но далеко она не уехала, да и куда они могли
мчаться в кромешной тьме?
Отъехав от нашего лагеря с полкилометра, как можно было
определить по звуку, гости тоже. видимо, остановились на ночлег.
Я предпочел бы, чтобы они убрались подальше.
Павлик обеспокоенно спросил меня:
-- Чего это вы там кричали?
Но я только отмахнулся от него и поскорее улегся, хотя знал,
что уснуть мне удастся не скоро.
Меня душила злоба, и мысли вертелись в голове, как
пришпоренные. За кого он меня принял, этот проходимец? Коллега! А
я уже думал, подобные типы перевелись. Хотя, впрочем, разве не
были такими же "просвещенными грабителями" и некие археологи,
позорно укравшие бюст Нефертити, -- недаром этот случай
вспомнился мне в разговоре с Вудстоком.
Скульптурный портрет жены фараона Эхнатона царицы Нефертити,
с поразительным мастерством изваянный из раскрашенного
известняка, по праву считают одним из величайших произведений
мирового искусства. Она действительно прекрасна -- маленькая
головка, слегка откинутая назад под тяжестью царской короны, на
тонкой и гибкой, словно стебель цветка, шее. Лицо задумчиво,
прямой, точеный нос, продолговатые глаза под тонкими бровями
полны затаенной печали.
Раскрашена скульптура так естественно, что начинает
казаться, будто перед тобой не камень, а живое человеческое лицо,
по какому-то волшебству вдруг окаменевшее на века.
Ее нашли совершенно случайно при раскопках в
Тель-аль-Амарне, на месте давно разрушенного и занесенного
песками Ахетатона. По установленному порядку каждый раз в конце
работы любой иностранной экспедиции проводится так называемый
партаж -- правительственные чиновники проверяют, какие находки
археологи собираются вывезти в свои музеи. Естественно, что самые
редкие и ценные находки должны остаться в Египте, они ему
принадлежат по праву.
Но эти археологи, найдя бюст Нефертити, поступили, как самые
обычные грабители. Они обмазали статуэтку глиной и скрыли от
чиновников, проводивших осмотр. А потом уникальное произведение
древнего искусства вдруг появилось во всей своей красе в одном из
европейских музеев. Скандал получился всемирный.
Я-то думал, будто эта позорная история редкий, вопиющий
случай. Конечно, среди рабочих, из года в год нанимающихся на
раскопки и в большинстве своем малограмотных, и до сих пор
попадаются такие, что не прочь утаить какую-нибудь найденную
ценную вещь и потом перепродать ее тайком богатому туристу. Может
быть, даже уцелели и отдельные ловкачи, сделавшие разграбление
древних могил своей профессией, вроде топ печально знаменитой
семьи Абд-аль-Расула. Страсть к наживе живуча. Однако я все-таки
не ожидал, что этим позорным промыслом могут заниматься и люди,
выдающие себя за ученых и прикрывающиеся дипломами знаменитых
университетов.
Теперь вся эта "экспедиция", с самого начала показавшаяся
мне подозрительной, предстала передо мной в настоящем свете.
Усатый "папа Афанасопуло", как нежно величал его Вудсток, был,
видимо, просто-напросто вожаком этой шайки и, вероятно,
финансистом. А сам Вудсток -- своего рода "научным консультантом".
От них всего следовало ожидать. Если раньше, находя
ограбленные могильники, мы все-таки надеялись, что, не имея
специального археологического образования, грабители могли в них
оставить хоть какие-то предметы, не представлявшие на их взгляд
особой ценности, то под "научным руководством" такого прохвоста,
как Вудсток, все будет разграблено подчистую! Он безошибочно
определит ценность каждого найденного предмета, недаром его
старательно учили крупнейшие археологи Европы, в том числе и
