сужалась: видно, рабочие, пробивавшие ее, к этому времени
особенно устали или у Красовского не хватило денег подкормить их
как следует и поднять энтузиазм. Так что пробираться по этому
лазу было не очень удобно.
Довольно быстро и без всяких приключений я добрался до конца
штольни, где она, к радости Красовского, наконец, пересекла
первый коридор. Древние строители прокладывали его капитально, не
торопясь, по всем правилам; и тут я смог, наконец, с
удовольствием разогнуть спину и встать на ноги, хоть и
пригнувшись. Вероятно, это так и было задумано строителями
пирамиды: даже в покои мертвого фараона следовало входить,
склонив порабски голову.
Но теперь надо быть особенно внимательным и осторожным,
чтобы не забрести в тупик или не угодить в ловушку. Я часто
останавливался и сверялся с планом.
И все-таки в одном месте зазевался и сбился с пути. Коридор
тут разветвлялся на два совершенно одинаковых прохода. Один вел
куда-то вверх, а другой постепенно понижался. Естественно, было
пойти именно по этому коридору, он-то и должен, казалось, вести к
погребальной камере. Я машинально так и поступил, и, лишь пройдя
по нему метров восемь и взглянув снова на план, сообразил, что
коридор уводит меня далеко в сторону и закончится тупиком.
Заметил я это вовремя, потому что, сделав еще несколько
шагов, непременно угодил бы в ловушку, помеченную на плане
Красовского жирным красным крестиком.
Из любопытства я решил проверить, действует ли она до сих
пор.
Придерживаясь за стену рукой и поминутно постукивая перед
собой по полу коридора захваченной длинной палкой с металлическим
наконечником, я сделал один шаг, другой, третий... Теперь я был
где-то у самой ловушки. Но даже присев на корточки и внимательно
осмотрев пыльный пол при ярком свете фонаря, я не мог заметить
никаких признаков опасности.
Но стоило мне только ткнуть палкой в пол чуть дальше и
посильнее, как часть его с легким шорохом провалилась куда-то
вниз. Из приоткрывшейся на миг глубокой черной ямы на меня
пахнуло могильной сыростью. Едва не потеряв равновесие, я
отшатнулся назад, а плита почти бесшумно встала на место. И снова
ее невозможно было отличить от других.
Хотя прошло тридцать три века, ловушка продолжала
действовать безотказно. Один неверный шаг -- и я бы провалился в
каменный мешок и погиб бы в нем, как глупая мышь.
Признаться, мне стало немного не по себе. А ведь я знал о
ловушке заранее, был подготовлен к тому, что меня ждет. Каково же
приходилось тем древним грабителям, пробиравшимся по этим
коридорам наугад и, наверное, в кромешной тьме? И все-таки они
упрямо лезли, ползли по темным коридорам, ощупывая каждый камень.
И, конечно, многие из них проваливались вот в такие каменные
мешки и погибали, но уцелевшие не оставляли пирамиду в покое,
пока не добирались до заветного золота.
Именно для защиты от грабителей и придумывались все эти
хитрые ловушки -- и все равно ни одна пирамида не сохранилась до
нашего времени в неприкосновенности. Все они были разграблены еще
в древности -- порой через несколько месяцев или даже дней после
похорон.
Сохранился любопытный документ -- протокол допроса,
сделанного три тысячи лет назад. Он велся наспех, скорописью --
видимо, писец торопился. Восемь смельчаков -- среди них камнерез
Хапи, крестьянин Аменемхеб и раб-нубиец Ахенофер -- проникли в
царскую гробницу. Их поймали, пытали, и писец торопливо записывал
признания несчастных :
"Саркофаг находился в камере и покрыт был каменной крышкой.
Мы разрушили все это и нашли покоившихся там царя и царицу. Мы
нашли божественную мумию царя и рядом его меч, талисманы, золотые
украшения на его шее. Голова его была покрыта золотом. Вся
священная мумия была покрыта золотом и серебром и усыпана
драгоценными камнями. Мы взяли золото, которое мы нашли на мумии,
талисманы и украшения с шеи и золото гробов. Мы взяли также все,
что нашли на теле царицы. Затем мы сожгли их погребальные ящики и
унесли все, что можно было унести, и разделили честно на восемь
частей".
Какой приговор вынес грабителям фараон, мы не знаем. Но на
смену им спешили другие...
Все ухищрения строителей пирамиды оказывались тщетными перед
наследственным искусством грабителей. Так что каждый раз, когда
обнаруживаешь уже опустошенную гробницу, право, не знаешь, то ли
проклинать опередивших тебя грабителей, то ли восхищаться их
мужеством и находчивостью.
Поиски и ограбление гробниц, в самом деле, стали
своеобразным "искусством", передававшимся из поколения в
поколение. Египтологам известна одна деревня, жители которой
занимались грабительским промыслом по крайней мере с XIII века, и
только в конце XIX их удалось, наконец, поймать с поличным!
Все началось с того, что один археолог заметил, что на
базаре часто попадаются уникальные статуэтки и другие ценные
предметы из захоронений, явно подлинные и очень древнего
происхождения. Удалось проследить, что продают их каждый раз
люди, так или иначе связанные с многочисленной семьей одного
местного жителя, Абд-аль-Расула.
Но это еще не могло стать уликой. Когда Абд-аль-Расулу
предъявили обвинение в том, будто он разыскал какое-то потайное
погребение и потихоньку грабит его, тот, конечно, стал все
отрицать. За него горой встали жители селения, и дело пришлось
замять.
Однако археологи, превратившиеся и сыщиковлюбителей, не
прекращали тайного наблюдения за подозрительным семейством. И все
же уличить ловких грабителей никак не удавалось. Выяснить правду
помогла ссора, внезапно разгоревшаяся в семье Абд-аль-Расула.
Один из его родственников повздорил с ним из-за дележа добычи и в
отместку пришел в полицию с повинной.
Оказалось, что шесть лет назад Абд-аль-Расулу
посчастливилось обнаружить совершенно уникальный тайник в скалах
-- в нем еще за тридцать веков до этого были перепрятаны от
других, древних грабителей мумии сорока фараонов и царских
родичей!
Богатство, свалившееся на семейство Абд-аль-Расула,
оказалось так велико, что его нельзя было сразу вынести и
превратить в деньги. Тогда на семейном совете решили сохранить
все в полной тайне. И шесть лет эти ловкачи, когда возникала
нужда в деньгах, отправлялись в тайник, чтобы выбрать несколько
подходящих вещиц для продажи -- совсем как бизнесмены ходят в
банк!
Но дорого доставалось это золото.
Правда, в данном случае, как установил Красовский,
грабители, видимо, обладали планом пирамиды Хирена, хотя и не
знали главного: что она пуста, иначе бы они в нее просто не
полезли. Но все равно -- забираться в этот лабиринт опасных
ловушек было весьма рискованным предприятием, я чуть не убедился
в этом на собственной шкуре...
Теперь мне предстояло вернуться обратно к развилке коридоров
и найти правильный путь. Я так и сделал.
Тот, кто ни разу не ползал в полном одиночестве по
безмолвным подземным переходам, где царит кромешная тьма,
все-таки никогда не сумеет по-настоящему представить, какие
тревожные и странные ощущения охватывают иной раз человека в этих
мрачных местах.
То и дело приходится ползти на четвереньках или вовсе на
животе. Свет лампы порой словно искры высекает из стен, отражаясь
в крошечных кристаллах, а впереди непроглядный мрак. Тени скачут
вокруг тебя и убегают во тьму. Огибая углы, ощупываешь руками
пол: не угодить бы в ловушку. И все время чувствуешь: ты один,
над тобой громада скалы. Вот-вот она придавит тебя, ты застрянешь
в какой-нибудь щели-ловушке -- и когда-то найдут твои кости? Ведь
уже тридцать веков не звучали здесь человеческие голоса...
Когда я был уже у самого развилка, мне послышался впереди
какой-то слабый шум, словно от падения камня, покатившегося под
чьей-то ногой. Я остановился и прислушался. Все тихо.
Дальше идти следовало по тому коридору, который обманчиво
поднимался вверх. Он выводил к лестнице, спускавшейся довольно
круто сразу метров на шесть. Две из ее ступенек на плане
Красовского были помечены все теми же тревожными красными
крестиками. К счастью, аккуратные участники последней экспедиции
Кокрофта предусмотрительно оставили здесь длинную и крепкую
доску. С ее помощью я смог довольно легко перебраться через
предательские ступеньки.
Лестница привела меня в маленькую я совершенно пустую
комнатку с низким потолком. Чтобы пройти из нее дальше, следовало
ползком протиснуться в узкую щель, зиявшую в углу. Это тоже, по
словам Красовского, была ловушка : при неосторожном движении
каменная глыба должна опуститься, намертво придавив нарушителя
вечного покоя пирамиды. Но еще сам Красовский обезопасил ее,
забив по обеим сторонам щели прочные клинья.
Правда, щель из-за этого стала совсем узкой и протиснуться в
нее оказалось нелегко. Чувство, с которым я полз, было далеко не
из приятных: кто знает, может клинья давно истлели и как раз в
этот миг треснут под тяжестью глыбы?
И опять, снова очутившись на время в их "шкуре", я подумал о
грабителях: не могли же они лезть в эту каменную. смертоносную
пасть, не разузнав предварительно ее секрета? Хотя в общем
опыта-то у них в таких предприятиях было, конечно, побольше, чем
у меня. А Красовский как на это решился?..
По ту сторону щели меня ожидал снова широкий коридор. Пройдя
по нему метра четыре, я увидел черную дыру, зиявшую посреди пола.
Сердце у меня дрогнуло. Это и был вход в погребальную
камеру, пробитый некогда грабителями.
В стене торчал крюк, забитый еще Красовским: археолог
прикреплял к нему веревочную лестницу и спускался по ней в
гробницу. У меня лестницы не было, только прочная веревка с
узлами. Один конец ее я привязал к крюку, а другой спустил в
темный зев отверстия.
Фонарь болтался у меня на шее, так что вокруг со всех сторон
плясали тени, мешая мне рассмотреть, далеко ли до пола. Из-за
этого я угодил прямо в раскрытый саркофаг!
Выбравшись из него, я поднял над головой лампу и осмотрелся.
Саркофаг стоял точно в центре комнаты, и возле него лежала
гранитная крышка -- все было так, как увидел впервые Красовский.
Я медленно обошел всю комнату, рассматривая стены. Это был
не асуанский гранит с его теплым розоватым оттенком, а какой-то
иной, со зловещими пятнами густого бархатисто-черного цвета, с
ветвистыми зеленовато-бурыми прожилками. Свет лампы как бы
выделял, подчеркивал его мрачность.
Я невольно передернул плечами, вспомнив, что в этом каменном
мешке Красовский провел много дней в добровольном заточении. На
потолке от лампы или факела, которым он пользовался, осталось
большое пятно жирной копоти.
Черные стены, нависший потолок -- я почти физически ощущал
его тяжесть, хотя пробыл здесь всего несколько минут. И эта
полная, абсолютная тишина, от которой звенело в ушах... Не
мудрено, что несчастный Красовский свихнулся, стал суеверным и
нелюдимым, пожив в этом склепе.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я снова стал внимательно
осматривать стены. Это было пустым занятием -- каждую щелочку
между плитами до меня обследовал Красовский.
Он нашел лишь одну надпись на стене и рисунок на крышке
саркофага: шакал над девятью пленниками, стоящими на коленях. Но
такие рисунки обычны в древних египетских гробницах. Они служили
как бы предостережением грабителям, угрожая им вездесущей местью
покойного фараона.
Мне повезло, конечно, не больше, чем Красовскому. И все-таки
