собственный отец. Они только не знали, на какие гнусные цели он
употребит полученные знания.
Издалека, с той стороны, где остановилась на ночлег машина
неожиданных гостей, ветерок донес бренчание банджо. Видно,
Вудстоку тоже не спалось. Достанется же бедному профессору Меро,
связавшемуся с таким попутчиком!
А может, он тоже из их шайки?
Я, кажется, начинаю подозревать всех и вся. Но ведь помянул
этот проклятый Вудсток про какие-то таинственные документы о
Хирене, якобы найденные его отцом при раскопках в Тель-аль-Амарне.
Ворочаясь на жесткой койке и невольно прислушиваясь к
отдаленным звукам банджо, я пытался вспомнить, что же писал о
Хирене покойный профессор Вудсток в своих отчетах. Кажется,
ничего особенно нового и примечательного. Жаль, что нет под рукой
его трудов и нельзя сейчас же полистать их, проверить. Возможно,
что после его смерти научным архивом завладел этот прохвост,
который теперь весьма своеобразно продолжает исследовательскую
деятельность отца.
И вдруг мысли мои приняли совсем иной оборот.
Если этот грабитель с научным дипломом решился так цинично и
откровенно сделать мне столь подлое предложение, значит он
опасается, будто я могу найти гробницу Хирена быстрее его! Иначе
бы он молчал. И, конечно, вовсе не случайно оказался он в пустыне
именно в этих местах. Гробница где-то неподалеку, он уверен в
этом, хотя и не знает, так же как и я, ее точного места.
Эта мысль заставила меня вскочить и сесть на койке. Все
вокруг спало. Затихли и звуки банджо вдали. Пустыня была залита
холодным, слабым светом бесчисленных звезд. В полной первозданной
тишине только слышался неумолчный слабый шорох. Это ночной ветер
катил песчинки, неутомимо продолжая заносить наши дневные следы,
заброшенные колодцы, древние могилы.
Вот так он заносит с каждым часом и потаенную гробницу
Хирена. Неужели ей так и суждено остаться ненайденной и навсегда
скрыться в волнах нового моря, которое скоро здесь разольется?
Нет, мы должны найти ее во что бы то ни стало! Надо
добиться, чтобы поиски гробницы включили в план наших
исследований, и тщательно обшарить все окрестности. Гробница
должна быть непременно спасена для науки!
С мыслями об этом я незаметно и уснул. И, кажется, тут же
проснулся, потому что кто-то осторожно, но настойчиво тянул с
меня одеяло.
Я приподнялся, протирая глаза. Было еще темно, только мягкий
пепельный свет разливался по пустыне от занявшейся на востоке
зари.
Передо мной стоял Вудсток. Лицо у него было усталое,
помятое, под глазами набухли темные мешки.
-- Что вам надо? -- грубо спросил я его, с досадой подумав,
что теперь, при таких "соседях", нелишне оставлять на ночь
дежурных для охраны лагеря. Пустыня стала вдруг тесной и полной
тревоги от появления в ней этой шайки.
-- Не сердитесь, -- мягко сказал он и замялся: ему очень
хотелось, видимо, назвать меня "коллегой", но он так и не
решился. -- Я не спал всю ночь. Поверьте, наш вчерашний разговор
так подействовал на меня... И особенно то, что вы помянули имя
отца... Я очень любил его...
Он помолчал, крепко зажмурился, потом снова открыл глаза и
посмотрел мне в лицо:
-- Это подло, я понимаю... Забудем об этом. А в знак
примирения, -- он судорожно достал чтото из кармана и протянул
мне. -- Вот, я прошу вас принять... Это память об отце.
На ладони Вудстока лежали старомодные часы с потертым
ремешком. Цифры были покрыты какой-то голубоватой эмалью, кое-где
она уже стерлась. По краю циферблата крошечными витиеватыми
буковками было написано по-английски: "Пока вы смотрите на часы,
время проходит".
-- Я не могу принять такой подарок, -- решительно сказал я.
И, видя, как он нахмурился, торопливо добавил: -- Пусть они
останутся у вас и почаще напоминают вам об отце. Он был большим
ученым, которого, поверьте, я очень уважаю. А в знак примирения...
Я протянул ему руку, хотя и не без некоторого внутреннего
колебания. Он молча пожал ее, сунул часы в карман и, круто
повернувшись, пошел прочь. Я долго смотрел ему вслед, пока
маленькая фигурка не растворилась среди серых песков.
-- Плохой человек, йа устаз, -- вдруг кто-то негромко сказал
за моей спиной. -- Или нассаб, или магнун...
Я обернулся. Возле меня стоял наш проводник Азиз.
-- Почему ты думаешь, что он или сумасшедший, или жулик?
-- Я сегодня не спал, как гафир [Гафир -- ночной сторож
(арабск.).]. Он словно подкрадывался к тебе, -- уклончиво ответил
бедуин таким тоном, что я сразу понял: он слышал и наш вчерашний
разговор.
Этого еще не хватало! Начинается какой-то детектив с ночными
подслушиваниями. Почему он следил за нами? Просто сказывается
вековое недоверие к чужеземцам или с какой-то целью?
В той стороне, куда ушел Вудсток, загудел, удаляясь, мотор.
Прислушиваясь, я снова повернулся к проводнику, чтобы
продолжить разговор, но его уже не было. Он исчез так же
бесшумно, как и подошел ко мне.
ГЛАВА VII. ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
В нашем распоряжении оставалась всего неделя. А там придется
сворачивать до осени все работы и возвращаться в Москву. И так
уже с каждым днем работать становилось труднее: даже сейчас, в
конце марта, температура к полудню поднималась нередко до сорока
градусов в тени. А тень существовала только для термометра, нам
же приходилось все время жариться на солнцепеке.
Поэтому уже на следующий день после визита Вудстока я решил
переменить план дальнейших разведок. Отметив на карте место, до
которого мы провели детальную разведку, наш маленький отряд, не
останавливаясь, чтобы "оторваться" от этих авантюристов, сделал
бросок в предгорья, где можно было рассчитывать найти тропу к
заброшенным древним каменоломням.
Меня немножко мучила совесть: вместо планомерной,
последовательной разведки мы как будто начинали рыскать наугад по
примеру авантюриста Вудстока. Но неожиданное открытие показало,
что я поступил правильно и сразу превратился в победителя,
которых, как известно, не судят.
Въехав после пяти часов непрерывного утомительного пути в
горную долинку между двух невысоких хребтов, мы остановились
передохнуть. Наскоро натянули тент и уселись под его защитой,
поджидая, пока закипит чайник. Я привалился спиной к горячей
скале и лениво посматривал вокруг.
Место было унылым и безотрадным. Серые скалы. под ногами
такой же серый, трухлявый щебень. Он с противным треском
рассыпался под ногами в серую пыль.
Спине стало жарко, и я отодвинулся от скалы, поводя плечами.
-- Стойте, не шевелитесь! -- вдруг вскрикнул сидевший
напротив Павлик и крепко схватил меня за руку.
Я замер, боясь оглянуться. Что там, за моей спиной, --
скорпион или кобра?
-- Это же надпись, честное слово! -- проговорил Павлик,
вскочив и заглядывая куда-то за мое плечо.
Я стремительно повернулся. В самом деле, на камне, возле
которого я сидел, явственно проступили ровные ряды иероглифов.
Как же я их раньше не заметил? Ах, вот в чем дело: их скрывала
густая пыль, а я стер ее своей пропотевшей рубашкой.
Сразу забыв о чае, мы намочили горячей водой губку и стали
стирать со скалы пыль. Надпись была довольно большая. Я начал
переводить ее:
-- "Меня послал мой господин -- да будет он здрав, жив и
невредим!" -- царь Верхнего и Нижнего Египта..."
Дальше следовало имя фараона Рамзеса II, но опять-таки оно
явно было вставлено в картуш позже, вместо другого, стертого
имени.
-- "...вечно живущий, в эту экспедицию..."
Но то, что я прочитал дальше, снова вселило в меня радостные
надежды:
-- "В нем явилось божественное намерение соорудить себе
вечный приют в этой стране".
Соорудить себе вечный приют в этой стране! Мы с Павликом
переглянулись.
-- "...Он меня избрал для этого и приказал мне выступить к
этой горной стране.
Воины, бывшие со мной, были самые избранные со всей страны.
Были и рудокопы, и каменотесы, и полировщики, и скульпторы, и
пишущие надписи и вырезывающие слова, и плавильщики, и чиновники
фараона. Мой господин и повелитель сам указал мне, где следовало
выбрать укромное место и найти прекрасную глыбу драгоценного
камня, такую, подобно какой не имел никто со времени бога. Место
это оказалось столь тайным, что даже опытный проводник не мог
сразу найти путь к нему. Проведя восемь дней в поисках этой
богом Хем, богиней Маат, богиней Урт-Хекау и всеми богами этой
местности и принес им жертвы..."
Тут текст почему-то обрывался, но ясно, что посланец фараона
нашел заветное место, иначе он не стал бы оставлять
благодарственной надписи.
И, видимо, место это находилось где-то поблизости! Ведь не
стал бы неведомый чиновник оставлять надпись вдали от
таинственной каменоломни, которую так долго искал. Нет, он,
конечно, приказал выбить на скале эту надпись с радости и тем
самым невольно выдал секрет, хотя и туманно, подсказывал нам
дорогу к заветной долине!
Но какой фараон послал его сюда? Судя по тексту, Хирен:
"соорудить себе вечный приют в этой стране" -- конечно, речь идет
о гробнице. Это его имя стояло в" картуше прежде.
Я торопливо достал блокнот и стал сличать эту надпись с
теми, что мы нашли раньше. Похоже, что ее высекала та же рука,
что и нижнюю часть надписи на плите под изображением молящегося
человека. Или это мне только кажется?
Я решил остаться здесь на несколько дней и тщательно
обшарить все окрестности. Но наши планы рухнули в первую же ночь.
Среди ночи меня разбудил вдруг неистовый крик Ханусси:
-- Ганеш! Ганеш!
Змея! Я вскочил, словно был внезапно ужален сам, и в одних
трусах выскочил из палатки.
И едва не сбил с ног Павлика. Он стоял передо мной тоже в
одних трусах, держа на весу правую руку, как будто вывихнул ее, и
смущенно улыбался. А рядом с ним приплясывал от волнения старый
Ханусси и, размахивая фонарем, продолжал кричать:
-- Ганеш! Ганеш!
-- Где змея? Кто укушен? -- спросил я.
-- Я, -- все так же улыбаясь, ответил Павлик и протянул мне
осторожно руку.
Выхватив фонарь у старика, я склонился над ней. У самого
запястья краснели две крошечные ранки.
-- Понимаете, полез под подушку за часами, а она меня и
ужалила, -- словно оправдываясь, пробормотал Павлик.
Вокруг нас собрались уже все, разбуженные неистовым криком
повара.
-- Сыворотку быстро! Она в моей палатке! -- приказал я.
И Женя сразу бросился с фонарем на поиски. Все мы знали, что
с египетской коброй шутить нельзя.
Я быстро стянул Павлику руку шнурком и сделал несколько
надрезов бритвой в месте укуса. Павлик охнул и закряхтел.
-- Сколько прошло времени после укуса?
-- Минуты три, не больше. Я сразу вскочил, а тут Ханусси
закричал...
-- Аллах разбудил меня вовремя, я увидел, как ганеш
выползает из палатки, и убил его, -- начал объяснять старик, но я
не слушал его.
Прошло уже три мунуты, а может быть, и больше. Сколько их
осталось в нашем распоряжении? Через пять минут после укуса кобры
человек теряет сознание так внезапно, что даже не успевает
вскрикнуть, голосовые связки его парализует змеиный яд. А через
десять минут наступает смерть...
Минутная стрелка на моих часах, казалось, мчалась как
бешеная.
Подскочивший Женя сунул мне в руки шприц и пузырек с
сывороткой. Какое счастье, что я держал ее наготове и так быстро
нашли!
Но ведь змеи редки в этих краях, они чаще встречаются в
