делать дальше, если Шаламов так и не найдется, но старик пока не
решался заводить этот разговор, видя, как его железный сын,
человек-да, мучается и страдает, не придя сам ни к какому решению. Да
и руки у него были связаны, пока судьба Шаламова оставалась
неизвестной.
Последняя встреча с сыном заставила Макара действовать более
решительно. Вечером двадцать девятого сентября он собрал вещи Купавы,
оставшиеся от ее последнего пребывания на хуторе Мальгиных, подумал,
что предлог нашел не совсем удобный, но оттягивать визит не стоит. К
тому же его бы вряд ли одобрил Клим.
Метро, а затем такси за полчаса доставили Мальгина-старшего с его
хутора в Брянских лесах к дому Купавы, и Макар, набравшись духу,
показал себя дверному автомату. К его удивлению, дверь не открылась,
хотя было еще не поздно - шел девятый час вечера. Правда, в это время
года темнело уже в шесть.
Макар зачем-то помахал рукой, опомнившись, спросил:
- Хозяева дома?
Автомат не ответил, зато дверь через несколько секунд убралась
валиком в сторону. На Мальгина смотрел красивый молодой человек,
одетый в сетчатую майку и шорты, раздувающиеся на бедрах пузырчатыми
буфами. Был он широкоплеч, загорел, накачан, на лице с тонкими губами
застыло выражение скуки и ленивого превосходства. Этого парня Макар
уже видел в компании Купавы, звали его Марсель Гзаронваль.
- Вам кого? - спросил Гзаронваль, загораживая вход.
Потом в глазах его мигнули злые огоньки, и скука уступила место
выражению неприветливости. - Кажется, к нам пожаловал родитель
знаменитого хирурга? Зачем?
- Кто там, Марс? - раздался из глубины квартиры еще один мужской
голос, и за спиной Гзаронваля показался второй молодой человек в
чем-то, напоминающем балахон в павлиньих перьях. - Что ему нужно?
- Это предок Мальгина, - поигрывая мышцами живота, процедил
Гзаронваль.
Лицо второго парня мгновенно стало холодным и злым, глаза
сузились, ощупывая фигуру Макара с головы до ног.
- Какого... лешего ему здесь?.. Своего дома нет, что ли?
Макар растерялся. Всегда исповедовавший принцип взаимного
доброжелательства, готовый на компромисс ради установления добрых
отношений, он, встретившись с принципиальным неприятием его интересов,
на какое-то время потерял ощущение реальности.
- Позвольте... - пролепетал он, краснея. - Здесь живет моя
невестка, Купава, почему вы?..
- Бывшая, папаша, - буркнул Гзаронваль, - бывшая.
- Какое это имеет значение? Я хочу поговорить с ней. В чем дело?
Позовите ее, пожалуйста.
- А шел бы ты, предок, пока цел-здоров, - взорвался вдруг ни с
того ни с сего второй, в "павлиньем" одеянии. - Тебя еще только здесь
не хватало! Пошли, Марс!
Всякое бывало в жизни Мальгина-старшего, но так его не оскорбляли
ни разу. Ошарашенный выпадом, не зная, чем он вызван, но догадываясь,
что это как-то связано с Климом, Макар слепо двинулся на юных атлетов
и получил несильный, но резкий удар в переносицу - "павлин" нанес его
через руку Гзаронваля и ударил бы еще раз, если бы старик не упал,
услышав сквозь звон и боль в голове недовольный возглас Марселя:
- Осторожнее, Билл, какая муха тебя укусила?
Очнулся Макар через минуту. В голове гудело, из глаз лились слезы
и по губе текло что-то горячее и соленое. Он вяло дотронулся до лица -
это была кровь. Кулак "павлина" по имени Билл повредил переносицу.
- Черт возьми, за что?! - совершенно искренне удивился старик,
достал платок, промокнул кровь под носом и перевернулся на спину.
Затем расслабился, унял слезы, кровь и встал. Дверь была закрыта.
Купава так и не вышла. И вдруг на старика что-то нашло: сказалось все,
что накопилось на душе, плюс ничем не спровоцированное оскорбление и
унижение, которому не было никакого оправдания. Он толкнул дверь
рукой, а когда она не поддалась, ударил что есть силы ногой. Автомат
открыл ее на третьем ударе.
Отшвырнув появившегося в проеме красавца "павлина",
Мальгин-старший прошел в гостиную, затем в спальню, не отвечая на
изумленные взгляды двух мужчин, одним из которых был Гзаронваль,
заглянул на кухню: Купавы нигде не было.
- Где она? - коротко спросил он, вернувшись в гостиную и так
глянув на ворвавшегося следом "павлина", что тот невольно отступил,
проглотив порцию ругательств.
- В лечебнице, - помедлив, ответил Гзаронваль, переглянувшись с
собеседником; его Макар не знал.
- В какой? Впрочем, это я выясню сам. - Старик направился к выходу
и уже из прихожей добавил: - Я не спрашиваю, что вы здесь делаете в
отсутствие хозяйки, но было бы лучше, если бы вы покинули этот дом. -
Мальгин-старший тоже умел быть твердым.
Дверь закрылась за ним, отрезав шипение "павлина" и красноречивое
молчание остальных.
Полюбовавшись панорамой Хельсинки с башни музея-крепости
Суоменлинна, Боянова вызвала такси и спустя четверть часа вышла из
пинасса на лужайку перед коттеджем Маттикайнена, расположенным в парке
под Свеаборгом. То, что председатель Всемирного координационного
совета Тойво Маттикайнен пригласил ее домой, а не в свой рабочий
кабинет в здании ВКС, расположенном на окраине рязанского парка
Победы, было не совсем обычным явлением, но комиссар безопасности не
привыкла анализировать ситуацию и делать выводы без достаточных
оснований, зная, что все в конце концов разъяснится.
Она почти не спала эту ночь (два часа сна маловато даже для
интрасенса), проведя ее с сестрой в Софии, где та жила и работала.
Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, Власта была точной
копией Забавы, и различить их могли только близкие люди, да и то с
трудом, особенно если смеха ради они выходили к гостям в одинаковых
нарядах. Но характер у Забавы был гораздо тверже, чем у Власты, хотя и
у той - не подарок, как она сама признавалась, и все же Забава Боянова
славилась той силой воли, упорством в достижении цели, привычкой
подчинять свои желания поставленной задаче, а также дисциплиной духа,
которые всегда отличают игрока-профессионала от любителя и бойца от
труса или просто слабого и нерешительного человека. Кроме того, Забава
была интрасенсом, что, в свою очередь, накладывало отпечаток на ее
личность. И вдруг она призналась сестре, что безнадежно влюблена в
человека почти на двадцать лет моложе ее самой!
Власта была потрясена. Не тем, что ее суровая сестра влюбилась
(ничто человеческое не чуждо и нам, интрасенсам, как горько пошутила
Забава), а тем, какая бездна чувств открылась вдруг в ее гордой и
неприступной сестре!
Они проговорили всю ночь, исчерпав до дна собственные запасы
жалости и нежности... и слез, осудили род мужской как таковой и
амнистировали его, потому что существовали мужчины, за которыми не
грех идти следом. А потом выяснилось, что мучителем Забавы был
Аристарх Железовский, интрасенс, биоматематик ксеноцентра Института
внеземных культур...
- Железовский, - задумчиво повторила про себя Власта, глядя, как
идет к ней по траве Тойво Маттикайнен. - Все-таки придется
разобраться, что ты из себя представляешь...
Председатель ВКС был высок, поджар, светлоголов, издали выглядел
юношей, но вблизи юноша исчезал, появлялся зрелый и умный человек, чей
возраст явно читался в глазах, о нем же говорили морщины на лбу и
энергичная складка губ.
- Вы точны, как комиссар, - с улыбкой сказал Маттикайнен, целуя
руку женщины и протягивая ей букетик поздних полевых цветов. - Едва
успел нарвать.
Легкая краска легла на щеки Бояновой, и, чтобы скрыть
замешательство, она зарылась в букет, вдыхая аромат цветов.
- Какое чудо! Благодарю, Тойво.
- Не стоит благодарности. Идемте в солярий, чай готов, с
шиповником, жасмином, чабрецом и селимом. Или вы предпочитаете кофе,
какао, солинт, испли, сбитень?
Власта улыбнулась.
- Ийе [Ийе - нет (яп.).], Тойво-сан, предпочитаю чай.
Они уселись в удобные плетеные кресла под поляроидной крышей
солярия на втором этаже коттеджа, где был накрыт стол, и Маттикайнен
подал гостье пиалу с селемом - лунным медом, изумрудным и текучим, как
вода. Чайный сервиз был невероятно красив, и хозяин пояснил с ноткой
гордости:
- Дятьковский фарфор. Этому сервизу четыреста пятьдесят лет, мой
прапрадед привез его из России в середине девятнадцатого века.
Он щелкнул ногтем по светящейся белизной чашке, почти прозрачной,
с цветным орнаментом на боках - персонажами русских былин, и по
веранде поплыл нежный тонкий звон.
Время от времени Маттикайнен на мгновение замирал, словно
вслушивался в себя, и Власта, заметив под волосами за ухом хозяина
спиральку пси-рации, поняла, что, как и она сама - в свой круг, он
"впаян" в контур "спрута", соединявшего высших работников совета и
банки их оперативной информации.
Мед был необычайно вкусен, и Боянова не преминула отметить это
вслух.
Впервые земных пчел на лунные оранжереи завезли в две тысячи
двадцать первом году. Как и растения, не сразу привыкшие к уменьшенной
в шесть раз силе тяжести, пчелы тоже адаптировались долго, мутировали
и стали давать очень своеобразный мед, названный селемом: жидкий,
зеленоватый, с запахом земляники и цитрусовых, с великолепной вкусовой
гаммой. В нормальных условиях, то есть в поле тяготения, равном
земному, селем сохранялся недолго, и пили его обычно свежим.
- Не удивляйтесь, что я пригласил вас сюда, - сказал вдруг
Маттикайнен, проницательно глядя на комиссара поверх своей пиалы с
медом. - В последнее время в Совете имеет место утечка
конфиденциальной информации, и кое-какие совещания я провожу здесь.
Солярий имеет электронную и пси-защиту.
- Оппозиция?
- Вне всяких сомнений. Проявляются странные негативные тенденции к
досрочной смене верхней палаты парламента, а социологи рекомендаций
не... впрочем, извините, Власта, это наши внутренние проблемы, мои
проблемы.
- По-моему, это наши общие проблемы. Конечно, безопасность -
последняя инстанция, пожарная, если можно так сказать, впереди нее
идут инспекции правонарушений, морали и так далее, но и у нас есть
сектор прогноза, который уже бьет тревогу: не все благополучно в нашем
королевстве, надвигается волна сдвига нравственности, пора заняться
этим на уровне СЭКОНа, Совета безопасности и ВКС.
Маттикайнен кивнул.
- Именно это я и хотел от вас услышать. Вы случайно не интрасенс,
Власта? Может быть, наши машины хранят не все данные о вас?
- Нет, к сожалению, - покачала головой Боянова. - Сестра у меня -
да, интрасенс, а я нет, не удалась.
- Ну, вам жаловаться грех, - прищурился Маттикайнен. - В двадцать
семь стать комиссаром безопасности удается далеко не каждому, а точнее
- вы первая. Пейте чай, надеюсь, он тоже понравится: финский, со льдом
и северными травами.
Молча они выпили по чашке чая.
- Еще? - Маттикайнен взял чайник с заваркой.
- Нет, спасибо. Дефицит времени остается самым острым дефицитом по
сей день, особенно для тревожных служб.
- Вы правы, у меня его тоже нет. Вы очень хорошо сформулировали:
волна сдвига нравственности, моральных критериев, наработанных
человечеством в целом. Труд стал намного легче, возможности для отдыха
и развлечений неизмеримо выросли, но соответственно увеличилась и
степень деградации слабых личностей. Все это не может меня не
тревожить, но я рад, что наши оценки совпадают. В ближайшее время я
выйду в Совет с просьбой образовать комиссию по анализу положения, и
мне понадобится ваша помощь.
