натыкался на "развалины" замков, соборов, циклопических стен и
гигантских зданий, которых на самом деле не существовало.
Человеческому глазу трудно было разобраться в цветовых сочетаниях и
оттенках горной страны, слишком непривычны они были, неожиданны,
калейдоскопичны, хотя нет-нет да и пробивалась сквозь чувство
чужеродности чья-то успокаивающая воля: все нормально... все
знакомо... все хорошо...
Мелькнули последние алые отроги горной страны и в долине,
распахнувшейся под летящим, показалось зеленовато-серое, с серебристым
отливом озеро, на берегу которого выстроился город. Чужой город,
немного напоминающий скопление земных термитников, только величина
каждого здания-"термитника" намного превышала земные аналоги.
Город приблизился, одно из его зданий выросло в мрачный
"готический" собор, собранный из грубых столбообразных камней, грани
которых отбрасывали гранатовые блики. Миг - и казавшийся сплошным
частокол каменных уступов лопнул зигзагом щели, мелькнули толстые,
фосфоресцирующие фиолетово-синим светом стены, сомкнулись за спиной.
Движение оборвалось.
Шаламов оказался в маатанской "квартире", обстановка которой хоть
и не напоминала жилище человека, но была по-своему гармоничной и
законченно функциональной. К тому же все здесь казалось смутно
знакомым, почти родным, отвечало внутренним представлениям об уюте и
порядке. И все было живым, выращенным из стен здания с помощью
процессов направленной кристаллизации, диффузии и осмоса. Да и здание
в общем-то, с точки зрения маатанина, было единым живым организмом,
призванным беречь, кормить и охранять своих обитателей.
Шаламов облетел "гостиную", лавируя между предметами быта,
торчащими из стен, пола и потолка. Он ощущал какое-то нездоровое
возбуждение, необычное стеснение, дискомфорт, но дискомфорт, связанный
не с его обликом и несоответствием между чувствами человека и того
существа, в шкуре которого он находился, а с неким внешним
воздействием, которому не мог подыскать причину. И внезапно понял.
- Вершитель? - позвал он мысленно, по-маатански: огненные язычки
беззвучно сложились над головой - или в голове? - в иероглифы
маатанского пси-языка.
Мрак в углу комнаты вдруг загустел, стал плотным, как желе, потек
струей на середину помещения. Повеяло холодом, звездной пылью и
глубиной...
- Уходи, - раздался в теле Шаламова, в каждой его клеточке звучный
бархатный голос. - Уходи в инобытие, человек. Оставаться на Земле
опасно, сородичи не поймут тебя, и все, что ты там делаешь, - лишнее.
Ищи Вершителя, он - Единственное и Вечное Начало всему, что называется
бытием, он поможет тебе.
- А ты? Значит, ты - не Вершитель?
Вихрь мрака посреди комнаты взмахнул крылом, раздался тихий смех,
раскатистый, гулкий, но не обидный. Впрочем, смехом эту песнь
излучений и пляску полей мог назвать только маатанин.
- Я - Посланник, еще один богоид, если пользоваться твоей
терминологией. Уходи, пока не поздно. Твоя дорога не ведет на Землю,
жизнь которой хрупка и ранима.
- Но мне необходимо кое-что земное, я не могу без... некоторых...
вещей.
- Сможешь. - Тот же смех и следом стремительное падение в глубину
мрака... звезды... ветер в лицо... слезы, тоска... свет!
Смех и слезы все еще жили в его памяти, когда Шаламов открыл
глаза. Свои глаза, человеческие, способные видеть лишь в узкой полосе
электромагнитного спектра.
- Сон, - вслух проговорил Шаламов. - Это был сон. На этот раз фаза
"черного" длилась больше - около двух часов, и что делал маатанин -
Даниил не знал. В памяти его человеческой сохранилось лишь слабое эхо
чужого сознания, оперирующего потоками мыслей сразу на шести-семи
уровнях. Потоки наслаивались друг на друга, переплетались в
бессмысленный конгломерат неведомых письмен, от которого пухла голова.
Конечно, если поднатужиться, Даниил смог бы проникнуть в сферу
сознания "черного человека", как делал это ради любопытства не раз, но
что-то останавливало его, какой-то непонятный духовный инстинкт,
последний предохранитель, еще удерживающий скатывание человеческого
"я" в пропасть чужой психики.
Шаламов начал было искать выход на инка справочной службы, чтобы
выяснить адрес яслей, где могла быть дочь Купавы, и в этот момент
память маатанина выдала ему один из результатов деятельности "черного"
в отсутствие хозяина. Это был адрес некоего Аристарха Железовского,
биоматематика из Института внеземных культур. Парень проник в дом
Шаламова и забрал "следы путешествий" - подарки, которые Даниил принес
Купаве.
Новость оказалась неожиданной, потому что в знакомых курьера
биоматематик с такой фамилией не числился, и непонятна была его связь
с Купавой. Он явно что-то знал, этот математик, раз так свободно вошел
в квартиру и забрал не принадлежащие ему игрушки. Следовало
познакомиться с ним поближе.
Сменив облик, Шаламов отправился на поиски незнакомца и отыскал
его дом на окраине Пушкина, когда уже стемнело. Чувство внешнего
наблюдения на этот раз было слабее, чем раньше, и Даниил отнес его в
разряд мнимых ощущений: знать, где он живет, не мог никто, узнать -
тоже, так как на Даниила Шаламова он теперь был совсем не похож.
Математик занимал довольно скромную четырехкомнатную квартиру:
спальня, гостиная, рабочий комп-кабинет, спортзал - на седьмом этаже
высотного "кипариса". Гостей он не ждал, но и растерянным не казался:
здоровенный парень с великолепным мускульным рельефом, которому
позавидовал бы и Вен Вайтнеггер, нынешний чемпион по бодибилдингу.
Пристально вглядевшись в рыхлого толстяка с красным широким лицом, он
наметил улыбку и проговорил гулким "протодьяковским" басом:
- Входите, "сын сумерек", покалякаем.
Шаламов вонзил взгляд в серые, с ироническими огоньками глаза
хозяина... и встретил хорошо подготовленный отпор. Пси-блок!
- Интрасенс... - проворчал он, проходя в гостиную, где уютно
горела свеча торшера в окружении трех огромных, под стать хозяину,
кресел.
- Моя беседка, - сделал жест Железовский. Было видно, что он
старается казаться бесстрастным и избегать мимики и лишних движений.
Усадив гостя, он сел сам, оперся локтем на валик кресла, утвердил
подбородок на сжатом кулаке и превратился в роденовского "Мыслителя".
- Верни мои вещи, - угрюмо сказал Шаламов, - и поговорим о твоем
отношении к моей семье.
Железовский выдержал еще один острый взгляд, совмещенный с
попыткой пси-зондирования. Бесед в манере инклюзив он не любил, но с
Даниилом не следовало разговаривать на повышенных тонах.
- Если речь идет о раритетах неземного происхождения, то я сдал их
на хранение в спецбункер УАСС. Они опасны, как и первые ваши... гм...
подарки.
- Чушь!
- Отнюдь. Один из раритетов вчера внезапно раскрылся и охладил
зону в радиусе километра до температуры вымерзания газов. Теперь там
образовался купол из твердых азота и кислорода, над которым бушует
пурга из снега замерзающего воздуха.
- Кондиционер, - проворчал Шаламов. - Наверное, это заработал
вакуум-преобразователь, я хотел сделать из него кондиционер,
практически вечный. Но остальные вещи неопасны, гарантию даю.
- Готов поверить, но безопасность не любит сюрпризов, ведущих к
человеческим жертвам. Думаю, там посмотрят на ваши вещи, оценят и
вернут, если они действительно безопасны. Откуда вы берете такие
объекты?
- Они - свидетели моих странствий, сувениры из разных миров,
умерших в большинстве случаев. Я хотел подарить их жене... - Шаламов
преодолел приступ острого неудовольствия, вспомнив, зачем пришел. - Не
беси меня вопросами, отвечай на мои, я имею на них право. Откуда ты
знаешь меня?
- От Мальгина, он мой друг.
- Откуда ты знаешь, что я был дома и принес подарки?
- Вы уже приносили подобные подарки, их забрал Лондон, предупредив
об опасности. О вас я знаю все, и не только от Клима. Считаю...
- Мне чихать, что ты там считаешь. Где Купава?
Железовский остался невозмутим, он был готов к любому повороту
беседы.
- По-видимому, ее прячут. От всех. В том числе и от вас. Кто
конкретно - не знаю, кто-то из лидеров ее бывшей компании.
- Какой еще компании?
- К сожалению, она попала под влияние наслажденцев из "эскадрона
жизни", а прячут ее молодцы из сопутствующего клуба острых
приключений, брейкеры. Думаю, в скором времени выйду я на конкретных
исполнителей.
- Значит, ты не математик? Работаешь на безопасность?
- Математик, но работаю над проблемами, которые меня интересуют.
- Может быть, ты знаешь и тех, кто следит за мной? Наверняка это
твои приятели-безопасники.
- За вами охотятся не только безопасники, и цели у них далеко не
благовидные. Почему бы вам не явиться к Власте и не выяснить с ней все
отношения?
- Кто это?
- Власта Боянова, комиссар безопасности. Толковая женщина, хотя и
не интрасенс.
- Я хочу делать то, что мне хочется, сэр, а с твоей комиссаршей
мне говорить не о чем. Я никого не трогаю, пусть не трогают и меня.
Железовский вдруг увидел на месте Шаламова фигуру, состоящую из
многих взаимопроникающих фигур людей и животных, причем некоторые явно
были неземными существами. Одно из них, похожее на динозавра в
пупырчатой броне, раскрыло пасть и проскрипело:
- Нигде от вас покоя нет.
Видение держалось несколько мгновений и пропало - это на
пси-уровне проявилась внутренняя сущность Шаламова, его раздвоенность,
вернее "размноженность", хотя сам он этого, наверное, и не заметил.
- Встретишь Мальгина, - с усилием заговорил Шаламов после паузы, -
предупреди его: пусть не становится у меня на пути.
- Разве он становится? - добродушно осведомился Железовский. -
Каким образом?
- Я имею в виду Купаву. Потерял - значит потерял. Пусть не ищет с
ней встреч и не вмешивается в ее жизнь.
- А вот тут позвольте возразить. - Хозяин выпрямился, сдвинув
брови. - Вы что же, считаете, что Купава принадлежит вам как вещь? А
разве это не вы бросили ее ради... своих странствий? И не от этого ли
она ищет утешения в наркомузыке, которой ее снабжают недоразвитые
"суперы" из "эскадронов жизни"?
Глаза Шаламова угрожающе вспыхнули, и, несмотря на всю защиту и
готовность к пси-атаке, Железовскому показалось, будто по затылку
прошлась жесткая лапа гиппопотама. Качнулись стены, к горлу подступила
дурнота. Кто-то пытался пролезть в мозг, запустив туда холодные гибкие
щупальца. Математик напрягся, пытаясь вести борьбу на уровне внушения,
и это ему удалось: голова прояснилась, ощущение чужих щупалец прошло.
- Будзюцу [Будзюцу - мастер боевых искусств (яп.).], что ли? - с
долей разочарования и уважения произнес Шаламов, подавив приступ
гнева. - Извини, не хотел.
- Вам нужен нейропсихолог, - ровным голосом ответил Железовский,
обнаружив, что сидит весь в поту. - Слишком легко возбуждаетесь и
гневаетесь, тратите нервную энергию по пустякам. Клим скоро вернется,
поговорите с ним, он единственный из всех специалистов, кто может
помочь. Кроме разве что Вершителей.
- Где он?
- Там же, где были вы. Он, Джума Хан и Ромашин. И пошли они ради
вас.
Шаламов недоверчиво покачал головой, чувствуя приближение
очередной фазы "черного человека". Он уже начинал терять нить
разговора и с трудом ловил ее. Пора было уходить, однако останавливало
некое смутное чувство: что-то он забыл выяснить, но что именно -
вспомнить уже не мог.
В кабинете хозяина что-то прозвенело - тонко, нежно, печально,
будто живые лесные колокольчики.
