на его языке, да и мыслил по-своему, используя чужой ассоциативный ряд, но
все же дал понять, что приказ исполнил: на миг Сухов ощутил себя
вмурованным в металлическую гору, не поддающуюся никаким воздействия ни
снаружи, ни изнутри.
- Ну? - заинтересованно поднял брови Такэда.
- Н-нормально, - ответил Никита. Но ответ этот инженер прочитал по
губам, голоса слышно не было.
- Ты чего?
- Я тебя не слышу.
- Как не слышишь?! А-а... Зипун, звук можно. А теперь?
- О'кей.
Друзья с некоторым усилием прервали-отдых и потопали в распадок, мимо
болота, к лесу. И через полчаса нарвались на засаду.
Сначала послышался свист, от которого у путешественников заложило
уши. Хорошо, что диморфанты уже приспособились к мировосприятию своих
хозяев и, выяснив пределы их выносливости и выдержки, вовремя
среагировали. Через несколько секунд свист как бы раздвоился: первая его.
тональность стала уходить в ультразвук, а вторая подняла рев и понижающий
вой, отчего завибрировала земля и все, что на ней росло и стояло.
Инфразвук был настолько мощен, что земля не выдерживала, трескалась, а
стволы сухих сосен лопались, как фарфоровые. Когда неведомая стихия
достигла ураганной силы, Такэда сообразил, в чем дело.
- Кажется, нас встречают братья-Соловьи, - прокричал он на ухо
Никите. - Дети Соловья-разбойника Инф и Ульт.
- Если бы засечь, где они расположились...
- Это просто. Видишь, рябь идет по траве и кустам? Как бы веером
расходится. А они где-то в углу веера, свистят в одном направлении.
- Теперь я вижу. - Никита одним усилием, хотя и с видимым
напряжением, вогнал себя в стресс. Голова его на мгновение оделась в
сетчатый ореол голубоватого свечения, которое как бы втянулось в глаза и
уши. А затем едва уловимым броском он послал оскеп - копье бабы Яги в
цель, находящуюся никак не меньше, чем в двухстах метрах.
Рев стих, как по волшебству, послышался слабый крик, после которого
прекратилась и ультразвуковая атака. Из кроны могучего дуба на взгорке
что-то вывалилось белое, затрещало валежником, из кустов раздался гнусавый
голос:
- Эй, витязь, не балуй, мы сдаемся!
Подойдя ближе, путники разглядели огромного косматого мужика с усами
и всклокоченной бородой, одетого в полосатую Длинную рубаху без пояса и
кожаные штаны с бахромой, из которых высовывались мосластые босые ноги
примерно пятидесятого размера. Руки у мужика были также мосластые, с
лопатообразными ладонями, в каждой из которых уместилась бы человеческая
голова.
Лицо мужика стоит описать особо. Широкое, корявое, как сосновая кора,
оно создавало впечатление катастрофы, постигшей этого человека в раннем
детстве. Глаз на нем почти невозможно было отыскать: были они величиной с
вишню и сидели так глубоко, словно для них специально сверлили дыры. Нос
был не просто уродлив, он состоял из множества бугров и походил на кап -
нарост на стволе дерева, - а губастый рот не могла спрятать даже густая
борода - настолько он был широк.
- Ты кто? - спросил мужик, ощерясь, показав великолепные, крупные,
белые зубы. - По платну виже - не рядович, а витязи сюда не захаживают без
надобности.
- Я вой, - сказал Никита коротко. - А это...
- Меченоша, - подсказал Такэда. - А вы Ульт? Может быть, Ульр?
Сверху, с дерева, раздался рык и хрип, дуб затрясся, с него
посыпались мелкие ветки. Мужик задрал голову, крикнул тонким колосом:
- Слезай, не охотник это.
- Пуффай оффеф фыфаффиф, - раздался мощный хрипящий бас, что
переводилось, как: "Пущай оскеп вытащит".
- Наколол ты его, вой, - с укоризной сказал бородатый Ульт. - Чо ж
сразу не признался? Сказал бы заветное слово, мы бы и свистеть перестали,
чай не враги себе.
Никита повел плечом, глянул на дуб, подумал и начал взбираться по
стволу вверх, услышав вопрос Такэды:
- А какое заветное слово надо было сказать?
- Будто не знаешь, - ответил Ульт. - Россич идет! Мы россичей не
трогаем, бьются они больно.
Никита достиг развилки и обнаружил на ней второго мужика, как две
капли воды похожего на первого, разве что в полтора раза крупнее. Рот у
него напоминал разверстую пасть бегемота.
Копье Ягойой, пущенное рукой танцора, попало ему в рот и пригвоздило
левую щеку к дубу, так что он не мог пошевельнуться, не то что
разговаривать или свистеть.
Никита выдернул копье, и братец Ульта мешком свалился вниз, взревев,
как самолетный двигатель на форсаже. Копье слегка серебрилось, теплое и
сухое, без следов крови, и Никита подумал, что это оружие также относится
к разряду самонаводящихся и очень опасных, как шиххиртх и вардзуни.
Спустившись с дуба, он отдал копье Такэде, глянул на братьев-Соловьев.
Оба, как по команде, перестали шипеть, реветь и плеваться и уставились на
танцора.
Инф держался за щеку, но уже было видно, что рана его затягивается
прямо на глазах.
- А ну, отвечайте, по чьему наущению вы тут нападаете на добрых
людей?! - грозно насупил брови Сухов.
Братья переглянулись. Инф сплюнул, а Ульт застенчиво прошепелявил:
- Да мы сйми по себе, под тиунами не сидим. Раньше здесь
торунь-дорога была, да заколодела, никто за Порубежье не ходит, даже
витязи Яросвета.
Теперь уже переглянулись путешественники.
- Мы как раз его и разыскиваем.
- Так чо его здесь-то искать? Он в Древлянске, в стольном граде
живет, за Огнь-рекой., далеко от Порубежья.
- Порубежье? - заинтересовался Такэда. - Между чем и чем рубеж-то?
Ульт, который был гораздо разговорчивей своего жуткого двухметрового
- что по росту, что в плечах - братца, озадачился:
- Так ить известно, меж чем - меж Мировой Язвой и Великой Руцией.
- Что еще за Мировая Язва?
Ульт озадачился еще больше, схватился за бороду, хотел что-то
добавить, как вдруг перед его носом из-под земли вырвалась тяжелая черная
стрела и с гудением ушла в небо.
Братья замерли, побелев, как полотно, и, ни слова не говоря, Дружно
бросились наутек, в лес, затрещали кустами. Исчезли.
- Видать, хорошо знакомы с этим подземным стрелком, - задумчиво
проговорил Такэда, - раз так реагируют на стрелы. Может быть, он их
предупредил, чтобы не болтали лишнего?
- Эта стрела предназначалась не для них, - нахмурился Никита,
поглядывая то в небо, то на дыру в земле. - Спасибо Зу-л-Кифлу за
предупреждение, если бы не он - стрелок не промахнулся бы.
- Почему?
- Потому что мы заэкранированы изнутри, и лоцировать нас стало
трудней. - Никита снова глянул в небо. Такэда проследил за его взглядом и
увидел в фиолетовом, с белесыми прожилками, небе плывущую кругами черную
точку.
- Орел, что ли?
Сухов не ответил, заторопился.
- Айда отсюда, предчувствие у меня... нехорошее. Дойти бы до
Огнь-реки.
Но дойти они не успели.
Сначала их задержало странное болото, накрытое слоем тумана
зелено-синего цвета. Издали оно казалось настоящим туманным морем,
заполненном таинственным движением и жизнью. Берега у него были не просто
топкие, но вообще полужидкие, непроходимые, хотя с виду и казались сухими,
и затягивали путников, как зыбучие пески, несмотря на плащи бабы Яги.
Пришлось обходить болото изрядным крюком, который вывел их прямехонько на
старую, некогда покрытую крупным булыжником, дорогу, идущую ниоткуда - из
болота, и уходящую в никуда - в такое же болото. А по дороге двигалась
навстречу необычная процессия: десятка три-четыре старцев, одетых в
холщовые серые плащи-рубища, ведомых согбенным горбатым стариком, заросшим
по брови седым волосом.
В руке старик держал отсвечивающий инеем посох, нащупывая им дорогу.
"Сорок калик со каликою", - вспомнилось Никите "Слово о полку Игореве".
Монахи, что ли? Не похоже. Монахи здешней Руси-Руции - язычники - в стаи
не собирались. Паломники? Кающиеся? Собор старейшин?
Он отступил в сторону, собираясь пропустить процессию, и не сразу
среагировал на маневр старцев, начавших обходить их с обеих сторон.
- Черная рука! - приглушенно воскликнул Такэда, заметив движение
посоха первого странника. Тогда и Сухов сообразил, что их настиг отряд,
завербованный "чекистами" или "эсэсовцами".
Тральщики ЦРУ, всплыл в памяти чей-то чужой термин, подсказанный
Вестью. Хорошо хоть не сами ликвидаторы! Но как точно они нас вычисляют!
Или просто обложили берлогу темпорала со всех сторон, так чтобы белка не
проскочила, вот мы и натыкаемся на оцепление.
Друзья стали спина к спине, и Никита, надеясь на защиту диморфантов,
все-таки решил попытаться обойтись без драки. Скафандры экранировали
теперь и магиполе, поэтому со стороны заподозрить в них чужаков было
трудно, тем более, что и одеты они были по моде здешних мест.
- В чем дело, уважаемые? - тихо спросил Никита, чтобы голос лингвера
был слышнее. - Не ошиблись, часом? Мы не холопы беглые, не иноверцы, не
тати - мирные странники. Али похожи на кого?
Старец-ведущий молча поднял посох, с острия которого сорвалась
фиолетовая молния и вонзилась в грудь Сухова. Диморфант разряд этот
парализующий выдержал, хотя слабое его эхо отозвалось в теле танцора
болезненным передергиванием мышц. Молния послужила сигналом к атаке для
остальных старцев, двигавшихся неспешно, с грацией ослабевших от голода
заключенных, но неумолимо и бесстрашно. В руках у каждого оказались посохи
с острыми кромками и шипами, в умелых руках способные стать грозным
оружием, но стрелять молниями они к счастью, не могли.
Путники встретили атаку как надо: Никита отбил три выпада с трех
сторон, используя копье бабы Яги в качестве палки, не решаясь применять
его по прямому назначению, а Такэда выбил у одного из нападавших посох и
успешно отразил им наскоки еще троих.
- Такое впечатление, - пропыхтел он, - что это зомби, ожившие
мертвецы.
Старцы остановились, не зная, как подступиться к противнику,
владеющему столь изощренными способами защиты. Их предводитель снова
поднял свой стреляющий посох, и на сей раз разряд был гораздо мощней - с
острия посоха сорвался целый ручей фиолетово-сиреневого огня, ударил в
плечо Сухова.
Часть разряда отразилась в землю, отчего трава на ней сразу пожухла и
съежилась, часть собралась в шарик, отскочивший в сторону старца с
посохом, заставив его отшатнуться, но часть все же пробила защиту
диморфанта, едва не парализовав Сухова.
На ногах он удержался, хотя слабость в руках и ногах прошла не сразу,
но отбиваться с прежним успехом уже не мог. Надо было или убивать или
бежать, что едва ли удалось бы, пока в руках у предводителя оставался его
грозный посох.
Никита попытался дробиться к вожаку отряда, не обращая внимания на
сыплющиеся удары, моля в душе, чтобы диморфант выдержал, однако стоило ему
приблизиться, как старик в третий раз поднял посох. Никита понял, что на
конце посоха затаилась его смерть, и отчаянным броском, не целясь, послал
копье в серую фигуру.
Посох метнул поток фиолетово-розового огня с ярким белым просверком
по оси, но за мгновение до этого копье бабы Яги вошло точно в переносицу
старца, пробив голову насквозь, вспыхнуло ядовито-зеленым светом и
рассыпалось в пепел. Старец остался стоять с дырой в голове, однако рука
его дрогнула, и разряд миновал того, кому предназначался, повергнув наземь
несколько нападавших. Никита ждал еще одного выстрела, голова была звонкой
и пустой, и жило в ней лишь одно желание: быстрей бы это кончилось! Рука
вожака, опустившаяся было, снова стала поднимать посох.
