нужен...
Диего Вирт сжал ладонь Шелгунова и шагнул в дверь. От Земли его
отделяли только минуты подготовки аппаратуры. Сама ТФ-передача
осуществлялась практически мгновенно.
2
Поначалу Полину впускали к Грехову лишь на короткое время. Она
входила в помещение лечебных процедур и молчаливо усаживалась перед
прозрачной стеной. Грехов, неподвижный, утонувший в пеномассе, безучастно
смотрел на нее огромными, заполненными внутренней болью глазами. Он был
слаб и беспомощен, и слезы душили Полину: никогда еще она не видела
Габриэля столь не похожим на самого себя, и жалость к нему поднималась в
ней слепой волной, жалость и желание обнять, закрыть своим телом амбразуру
боли и горечи воспоминаний...
Потом он начал узнавать ее, улыбался странной улыбкой дважды
воскресшего человека, но иногда словно облачко набегало на его лицо: он
вдруг гасил улыбку, и Полина внутренне сжималась от тревожного
предчувствия, хотя не знала и не могла знать, откуда приходит к ней
ощущение угрозы ее и без того недолгому ущербному счастью.
Наконец через десять дней лечения стимуляционными излучениями врачи
разрешили Грехову покинуть медцентр, правда, пока не дальше Брянского
заповедника, в пределах которого действовала связь с медицинской
аппаратурой центра: автоматы продолжали следить за его состоянием через
датчики, что невольно напоминало ему санаторий на Чаре. Правда, земная
природа была ему во много раз дороже.
- Куда теперь? - спросил Грехов, оглядываясь по сторонам. Они стояли
на крыше здания, окруженного с трех сторон сосновым лесом. С четвертой
открывался вид на Десну, на пойменные луга правобережья. Желтый глиняный
обрыв, темная зелень бора, тишина, свежий ветер... И до самого горизонта
светлая прозелень лугов, полосы ивняка и ольхи... Простор... А с другой
стороны - мохнатая, темно-зеленая шкура хвойного леса, усеянная кое-где
драгоценными вкраплениями березовых, дубовых и кленовых вершин,
кристаллическими пирамидами зданий.
- Я родилась в Деснянске, - сказала тихо Полина. - Недалеко, полчаса
на быстролете. Можно также ТФ-коридором, если захочешь...
- Лучше быстролетом. Здесь ведь нет паутин...
Полина испуганно посмотрела на Габриэля, но он щурился на солнце и
улыбался, с удовольствием ощущал свое тело сильным и послушным, как и
прежде.
Что-то стояло между ними. То ли память долгой разлуки, то ли тяжесть
пережитого. Преграда, конечно, хрупкая, но оба не знали пока, как ее
переступить. Полину не покидало чувство неловкости, будто познакомились
они совсем недавно, и поэтому она смотрела на Грехова робко и с
недоверием. Ей все еще казалось чудом, что он жив, что он здесь, на Земле,
рядом, что опасность не угрожает ему и он не исчезнет в безвестности, как
это было уже не один раз.
Быстролет воспарил над лесом, и Грехов, впитывая наплывающие снизу
запахи и звуки, наслаждаясь покоем, древним покоем древней земли,
почувствовал на себе взгляд Полины, медленно повернул к ней голову и
увидел слезы, дрожащие в ее глазах.
- Полина... - сказал он вдруг пересохшими губами. - Серебряный свет
мой...
Светопанели медленно угасали, комната потеряла размеры и реальность,
мрак поглотил ее. Дождавшись, пока в толще стен погаснет последний огонек,
Габриэль изменил поляризацию части стены, и ему показалось, что он
заглянул в глубокий колодец, на дне которого засиял мягким светом лунный
диск.
- Не спугни, - прошептал он, отодвигаясь. Полина придвинулась ближе,
по лицу ее скользнул прозрачный лучик и отозвался в груди Габриэля
замирающей болью.
- Ты не сказал мне, что был на Чаре после... после того случая...
Изменился...
- Больше года меня не было... Я ведь тоже не знал, что этот год
прошел для меня в более глубоком сне, чем обычно. Если бы не врачи Чары...
- Я знаю, Диего рассказывал. И все же год - это очень долго, это
вечность, и теперь мне кажется, что я намного старше тебя. Неизвестность
хуже несчастья, я боюсь: за тебя боюсь, за себя боюсь. Но пока ты рядом -
ты мой...
Руки Полины обняли Габриэля за шею, и горячие губы прижались к его
губам...
По стене бежал серебристый зайчик, остановился, подмигнул и исчез. Он
был деликатен, словцо знал, как хрупко и изменчиво то, что люди называют
счастьем...
- Диего оставил для тебя письмо...
- Письмо? Разве он не на Земле?
- Он опять ушел к Тартару... железный человек...
- Не надо об этом, давай помолчим.
- Не хочу, Ри. Только что я просила тебя сама - помолчим, но не могу,
хочу говорить с тобой. Когда тебя вынес из модуля Свекольников, ты не
узнавал меня, и я подумала... Это было страшно, понимаешь?! А до этого,
когда Диего пригласил меня работать на Станции, он так странно
усмехался... И через три дня я вдруг увидела тебя и думала, что разорвется
сердце! И ты был как чужой, и ушел туда, на Тартар, и это было еще хуже...
Это постоянное ожидание нового несчастья... какие силы ада я призывала,
чтобы с тобой ничего не случилось!.. А потом Сташевский... и ты на руках у
Свекольникова... Я не плакала никогда, Ри, но сейчас мне хочется
плакать... Неужели я такая слабая? Но ты так много значишь, так много
значишь для меня!..
Габриэль глубоко вздохнул, закрывая глаза. Говорить он не мог. Только
много времени спустя, на исходе лунной ночи, он прочитал ей древние стихи:
В тебе одной -
Все женщины Земли,
В тебе одной -
Глаза их, слезы, губы,
И нежность,
И рождения...
и сны...
Утро выдалось прохладное и дождливое. Макропогодные установки
пригнали с запада громадный облачный вал, обложивший все небо над
Деснянском на многие десятки километров.
Габриэль поежился, открыл глаза, вспомнил, где находится, и легко
вскочил с кровати. Полина еще спала, губы ее были полуоткрыты, а лицо -
печально. Он не стал ее будить. Тихонько выбрался из спальни в зал, нашел
информационный видеом и, набрав нужный код, попросил робота сообщить все
сведения о событиях на Тартаре за последние полтора месяца.
Информация была скупая, но все же он узнал, что группе
специалистов-физиков удалось провести эксперимент по изъятию трансгала с
людьми с поверхности Тартара в околопланетное пространство. О трудностях в
сводке ничего не говорилось, но Габриэль представлял, с чем пришлось
столкнуться физикам на планете.... и ассам. Диего в том числе. Он жадно
продолжал слушать дальше и тут узнал поразительную новость: когда
"размотали" силовое поле вокруг корабля, оказалось, что все сорок шесть
человек злополучной экспедиции не только живы и здоровы, но даже и не
подозревают о той буре недоумения и тревоги, которую посеяло молчание их
корабля среди тысяч людей. Первое, что сказал Тенишев, начальник
исследовательской группы, ступив на порог командного зала Станции, было:
"Не вижу причины столь экстравагантного возвращения экспедиции". По его
словам, трансгал даже не успел произвести посадку, как вдруг оказался за
пределами атмосферы Тартара: по их часам с момента старта прошло всего
восемь минут, а не двадцать суток, взбудораживших чуть ли не все
Управление аварийно-спасательной службы. Простейший расчет показывал, что
время в корабле замедлило ход в три с лишним тысячи раз по сравнению с
независимым физическим временем Земли...
"Счастливое известие, - подумал Габриэль. - Но за него отдали жизни
Сташевский и пилоты спасательного модуля... А люди Тенишева живы и
здоровы... Но кто мог знать?"
Произошли изменения и в сфере обслуживания научного центра над
Тартаром. Появилась вторая Станция. Сложил с себя полномочия
ответственного за безопасность исследований Тартара Кротас, его место
занял руководитель третьего сектора УАСС Свекольников. Молчанов стал
ведущим коммуникатором по Тартару. В связи с тем, что специалисты наконец
разгадали секрет Т-поля, окутывающего всю планету отталкивающим слоем,
решено было создать координационный центр по изучению жизни планеты при
помощи кибернетических комплексов. Молчанов назначен его руководителем.
"Силен старикан! Двужильный он, что ли? Столько потрясений, ударов,
неудач, а он все равно не отступает!.."
- Какова структура координационного центра? - прервал Габриэль
информатора. Тот на несколько секунд замолчал, потом тем же ровным голосом
продолжал:
- На планете выделяются области исследования, то есть регионы, в
центре которых располагаются десантные корабли. Подвижные
исследовательские лаборатории на базе танков "Мастифф", снабженные
дополнительной защитой, начинают планомерные исследования. Радиус региона
выбирается в зависимости от условий работы либо из соображений
безопасности...
Габриэль выключил информатор и долго сидел на корточках, не обращая
внимания на то, что ветер задувает в комнату холодные брызги дождя. Потом
краем глаза уловил сзади движение и стремительно встал. В проеме двери
стояла Полина, прямая и бледная, и смотрела на него, закусив губу.
- Серебряный свет, - тихонько проговорил Габриэль, ступая ей
навстречу. Чувствовал он себя скверно, будто утаил что-то от Полины или
собирался утаить.
- Серебряный свет, сегодня мы летим к твоим родителям, ты не против?
А потом махнем вокруг шарика, мне так много хочется увидеть.
Полина улыбнулась, пряча страх в глубине глаз. Габриэль подхватил ее
на руки и закружил по комнате...
Потом они включили линию доставки и, поглядывая друг на друга,
бессознательно ухаживая друг за другом, так, что руки их часто
сталкивались над столом, позавтракали вдвоем под шелест дождя за
распахнутыми окнами, под свист и щелканье упрямо не умолкающих птиц. И
Габриэль вдруг понял, что он действительно спокоен, что теперь он знает,
уверен, что его будут ждать и сегодня, и завтра, и ныне, и присно, и во
веки веков, и это знание наполнило его такой силой и желанием сделать
что-то необычайное, что он готов был взорваться и только усилием воли не
позволял себе прыгать, петь или того хуже - читать вслух стихи. А она
видела все, все понимала, и глаза ее сияли и манили, и в конце концов они
забыли обо всем, что творилось вокруг, в том числе и о далекой планете
Тартар, на которую уже пошли новые десанты...
Три дня Грехов "колесил" по Земле, радуясь, как ребенок, новым
впечатлениям и встречам. В секториате УАСС он побывал в первую очередь,
пробыл там недолго, и Полина не заметила особой перемены в его настроении.
Несколько раз его вызывал Брянский медцентр, напоминая об обязанностях
подопечного Службы Здоровья. Габриэль смеялся, отшучивался, - Полина
никогда еще не видела его таким веселым, - и они снова мчались от
сибирской тайги к Курилам, от Камчатки к островам Зеленого Мыса, от Кубы
снова на север, к побережью почти полностью чистого ото льда Северного
Ледовитого океана... Словно пытаясь забыться, раствориться в суете земной
жизни... Словно в предчувствии близкого расставания с материнским ласковым
ликом планеты.
А утром четвертого дня, стоя над чинком - двухсотметровым обрывом в
сердце Заунгузских Каракумов, с вершины которого открывался вид на
бесконечную зелень обработанных земель, Габриэль вдруг сказал:
