фигуру, у него была поразительная внешность аскета и мыслителя
с великолепным лбом, густыми, почти сросшимися черными бровями
и пронзительными глазами в глубоких глазницах. У старика был
тонкий, с высокой переносицей нос, загнутый наподобие клюва
хищной птицы и узкие жесткие губы, а его массивная челюсть
выдавалась вперед, что говорило о жестком и решительном
характере. Он был невысок, даже распрямившись во весь рост, но
короткая толстая шея и массивные плечи указывали на таящуюся в
нем силу. Он действительно двигался медленно, с явным трудом и
опираясь на костыль -- я заметил, что одна нога у него была
неестественно подвернута и обута в ботинок наподобие
ортопедического.
Старик вопросительно посмотрел на меня и я сказал:
-- Доброе утро, мистер Старк и простите за беспокойство.
Меня зовут Майкл Стрэнг, я живу на другом конце улицы и
заглянул к вам, чтобы узнать, не попадался ли вам на днях
большой мальтийский кот.
Он впился в меня взглядом.
-- Вы уверены, что я могу что-то знать о вашем коте? --
спросил он низким по тембру голосом.
-- Вообще-то, не уверен, -- сознался я, чувствуя себя
довольно глупо. -- Это кот моей невесты, она ужасно переживает
о его пропаже. Поскольку вы ближайший ее сосед по эту сторону,
я предположил, что животное могло случайно попасться вам на
глаза.
-- Понимаю, -- вежливо улыбнулся старик. -- Нет, к
великому сожалению, я не могу помочь вам. Я отчетливо слышал
прошлой ночью "кошачий концерт" под деревьями, потому что меня
мучил очередной приступ бессонницы -- но не видел интересующего
вас кота. Мне жаль, что он пропал. Вы не войдете в дом?
Горя желанием узнать о соседе побольше, я принял
приглашение и он провел меня в пропахший табаком и кожаными
переплетами кабинет. Я с любопытством покосился на
выстроившиеся вдоль стен от пола до потолка книги, но у меня не
было возможности ознакомиться с названиями, поскольку хозяин
оказался на удивление разговорчив. Кажется, его обрадовало мое
посещение, а я знал, что гости у него бывали редко, если вообще
бывали. Я нашел его высоко культурным человеком, восхитительным
собеседником и любезнейшим из хозяев. Старик извлек из
старинного лакированного шкафчика, дверца которого, похоже,
представляла собой до блеска отполированную серебряную
пластину, виски и содовую, и мы наслаждались напитком,
углубившись в разговор на многие интересные темы. Узнав из
случайного замечания о моем глубоком интересе к
антропологическим исследованиям профессора Хендрика Брулера, он
некоторое время рассуждал о них и прояснил для меня несколько
совершенно недоступных моему разумению вопросов.
Завороженный блестящей эрудицией хозяина, я опомнился едва
не через час, охваченный глубоким чувством вины при мысли о
бедной Марджори, ожидающей новостей о пропавшем Бозо. я
распрощался, пообещав вскоре вернуться и отправился к выходу с
мыслью о том, что мне все же удалось узнать кое-что о хозяине.
Хотя он придерживался в разговоре не относящихся к цели моего
визита тем, и, по-видимому, ничем не мог нам помочь, пропажа
кота могла сыграть мне на руку. Несколько раз во время нашей
беседы я слышал наверху подозрительный шум, отнюдь не
характерный для грызунов. Он напоминал, скорее, стук маленьких
копыт -- будто по полу разгуливал козленок или ягненок.
Тщательные поиски по соседству не показали никаких следов
пропавшего Бозо, и я неохотно вернулся к Марджори, приведя с
собой, в качестве незначительного утешения ковыляющего
криволапого бульдога с физиономией гаргульи и самым преданным
из бьющихся в груди представителей собачьего рода сердцем.
Марджори поплакала над пропавшим котом и нарекла своего нового
вассала именем "Бозо" в память усопшего, после чего я оставил
ее забавляться с псом на лужайке, будто ей было десять, а не
двадцать лет.
Воспоминание о беседе с мистером Старком не давало мне
покоя, и я вновь посетил его на следующей неделе. И снова меня
поразили его глубокие и всесторонние знания. Я намеренно
касался в разговоре самых разных тем и каждый раз он показывал
себя специалистом, углубляющимся в предмет чуть более любого из
моих прежних собеседников. Наука, искусство, экономика,
философия -- везде он чувствовал себя одинаково вольготно.
Зачарованный его ходом мысли, я все же прислушивался к странным
звукам над головой и был вознагражден. На этот раз стук казался
более громким и я решил, что его таинственный домашний любимец
немного подрос. Я предположил, что он держит его в доме,
опасаясь, что животное может постичь участь пропавших кошек, а
поскольку я знал, что в доме нет подвала или погреба, с его
стороны было естественно прятать животное в одной из чердачных
комнат. Вполне возможно, что одинокий и лишенный друзей старик
почувствовал глубокую привязанность к какому бы то ни было
животному.
Мы проговорили до глубокой ночи и, по сути, я заставил
себя откланяться, когда ночь уже близилась к рассвету. Старик
извинился, что не может отплатить мне тем же, поскольку, по его
словам, инвалидность позволяет ему лишь обходить, хромая, свое
имение ранним утром до того, как начнет припекать жаркое летнее
солнце.
Я пообещал вскоре навестить его снова, но, несмотря на
желание сдержать обещание, дела воспрепятствовали этому на
несколько недель, а тем временем я узнал о новых таинственных
происшествиях, столь интригующих жизнь в замкнутых сельских
общинах и обычно забывающихся, оставаясь необъяснимыми
навсегда. Дело было в том, что отныне пришла пора исчезать
собакам, которых ранее не трогал неизвестный ненавистник кошек,
и это постоянно приводило в ярость владельцев собак.
Марджори подсадила меня в свой маленький "роудстер", когда
я возвращался из города и я сразу понял, что она чем-то
расстроена. Ее постоянный спутник Бозо осклабился мне
по-крокодильи и радостно лизнул в лицо длинным влажным языком.
-- Прошлой ночью кто-то пытался похитить Бозо, Майкл, --
пожаловалась девушка и ее темные глаза затуманились
беспокойством и негодованием. -- Держу пари, это все тот же
ужасный зверь, охотящийся за домашними животными.
Она поделилась со мной подробностями: вышло так, что Бозо
оказался для таинственного негодяя слишком крепким орешком.
Поздно ночью семья Эш услышала внезапный шум свирепой возни,
перемежающейся озверелым рычанием огромного пса. Все кинулись
из дома и прибежали к конуре Бозо, но слишком поздно, чтобы
задержать незнакомца, звук убегающих шагов которого они
явственно расслышали. Собака рвалась с цепи, ее глаза горели,
шерсть стояла дыбом, а из глотки вырывалось утробное рычание.
Но от нападающего не осталось и следа; по-видимому, он вырвался
и сбежал через высокую садовую стену.
Кажется, этот случай внушил Бозо подозрительность к
чужакам, потому что уже на следующее утро я вынужден был
спасать от него Старка.
Как я уже упоминал, дом Старка был последним по его
стороне улицы, а мой -- последний по моей стороне. Фактически,
последний дом на улице, расположенный в трех сотнях ярдов от
ближайшего угла широкой, обсаженной деревьями лужайки Старка.
На другом углу, выходящем на улицу и граничащем с улицей
неподалеку от дома Эша находилась небольшая роща маленьких
деревьев, отделяющая имение Старка от имения Эш. Проходя через
эту рощицу к дому Марджори, я вдруг услышал вопли человека,
призывающего на помощь и разъяренное рычание собаки.
Ринувшись через заросли, я увидел огромного пса, неустанно
пытающегося прыжками достичь человека, повисшего на одной из
нижних ветвей дерева. Пес был Бозо, а человек -- Старк,
ухитрившийся, несмотря на свое увечье, влезть на дерево на
безопасную высоту. Устрашенный и пораженный этим зрелищем, я
бросился на помощь и с немалым усилием оттащил Бозо от
возможной намеченной жертвы и отправил разочарованного пса
домой. Затем я помог Старку слезть с дерева и он обессиленно
рухнул на землю, едва коснувшись ее ногой.
Впрочем, я не обнаружил на нем видимых ран и вскоре он
обратился ко мне, с трудом переводя дух и заверил, что он
вполне цел, не считая потрясения от испуга и изнеможения. Он
рассказал, что утомившись после долгой прогулки вокруг имения
решил отдохнуть в тени рощи, как вдруг появился этот пес и
набросился на него. Я принес ему все мыслимые извинения за
Бозо, пообещал старику, что этого более не случится и помог ему
добраться до кабинета, где он удобно устроился полулежа на
диване, смакуя мелкими глотками виски с содовой, которые я
приготовил ему из содержимого лакированного шкафчика. Старк
отнесся к случившемуся весьма терпимо, заверил меня, что не
потерпел какого-либо ущерба и приписал нападение пса тому
факту, что он был для него чужим.
Пока старик говорил, я вдруг снова услышал наверху топот
копыт и был напуган тем, что звук казался гораздо более
тяжелым, нежели прежде, хотя и приглушенным. Теперь он
напоминал прогулку годовалого животного по устланному ковровой
дорожкой полу. Мое любопытство было настолько подогрето, что я
еле удержался от вопроса хозяину по поводу источника шума, но
сочтя это бестактностью и чувствуя, что Старк нуждается в
отдыхе и покое, поспешил распрощаться.
Почти через неделю случилось первое из новой серии
леденящих кровь происшествий. Это было опять исчезновение,
только на этот раз не кошки или собаки. Исчез трехлетний малыш,
которого видели играющим возле своего дворика как раз перед
заходом солнца, и после этого его уже не видел никто на свете.
Излишне говорить, что город всполошился. Кое-кто усмотрел некий
злой умысел в исчезновении животных, ну а теперь это бесспорно
указывало на тайные происки некой зловещей шайки преступников.
Прочесав город и пригороды, полиция не обнаружила никаких
следов пропавшего ребенка, но менее, чем за две недели после
этого в разных районах города исчезли еще четыре малыша. Их
семьи не получили ни писем с требованием выкупа, ни каких-либо
подтверждений того, что то был акт мести со стороны тайного
врага. Молчание просто-напросто поглотило своим гигантским
зевом жертвы и осталось ненарушенным. Люди лихорадочно взывали
к гражданским властям, но безрезультатно, поскольку те сделали
все, что могли, оказавшись беспомощными наравне с
общественностью.
Поговаривали о том, чтобы попросить губернатора отрядить
солдат для патрулирования города, мужчины начали ходить
вооруженными и спешить по домам к семьям задолго до наступления
ночи. Среди жителей пошли темные слухи о действии каких-то
сверхъестественных сил, люди с опаской рассуждали о том, что ни
один смертный не мог похищать детей, оставаясь при этом
неизвестным и вне подозрений. Но в этих происшествиях не было
какой-либо таинственной подоплеки: невозможно патрулировать
каждый дюйм в большом городе и приглядывать за каждым ребенком.
Дети продолжали играть в пустынных парках, бродили после
наступления темноты, несмотря на предупреждения и уговоры, и
бежали по домам в сгустившихся сумерках. Неизвестному
похитителю не составляло особого труда вытянуть из-за темного
дерева или из кустарника в парке руку и схватить ребенка,
отставшего от товарищей по играм. Это можно было повторить и на
пустых улицах или в полутемных переулках. Ужас заключался не в
способах похищений, а в самом факте, что они происходят.
Похоже, в этих происшествиях отсутствовали как повод, так и
здравый смысл. Атмосфера страха пеленой окутала город и его
